Бесплатный фрагмент - Hannibal ad Portas — 2 — Возвращения будущего не предвидится

Hannibal ad Portas -2 — Возвращения будущего — не предвидится

Эпиграф

Письмо — это машина Энигма Алана Тьюринга

Глава 1

Всё было также, как и раньше, но у кафе в парке не было крыши, хотя какой-то чудак готовил отбивные для жарки на электрогриле, а спрашивается:

— Откуда электричество?

Ответ:

— Нет, не костер, как было До Было, а для После Было — это динамо-машина импортного производства, работающая на бензине или керосине.

Медиум:

— Включите, пожалуйста, другую музыку.

— Почему? — спрашивается.

— При этой я хочу не того, кого хотела раньше.

— Спасибо, буду.

— — — — — — — — — —

— Сядем? — спросила Маркиза.

— С кем?

— Придет кто-нибудь, надеюсь.

— Если не придет, нам будет нечем платить, — сказала Малина.

— У тебя были деньги.

— Да.

— Ты их потеряла?

— Нет. Выбросила. И знаешь почему? Я не хочу, чтобы меня за неуплату — в данном случае завтрака — заставили отрабатывать на кухне.

— Почему?

— Не люблю.

— Я тоже.

Они сели на лавочку и закурили. Точнее, хотели закурить, но сигарет не было.

— Ты не покупала?

— Нет, ты тоже забыла?

— Я не курю.

— Зачем же просишь?

— Хотела попробовать, может быть, есть не так важно будет.

Сигарет из табака здесь не было вообще. Но были палочки из какого-то дерева или даже бамбука, которые курили, ибо были они с разным вкусом. Начиная с индийского противного и до махорки военного времени. Какого военного времени?

Была война, но пока что ее никто не помнил. В том смысле, что: с чего началась и чем кончилась. Как говорится:

— Умер Макси, и мы всё забыли.

Да и какой смысл вспоминать, если война для того и бывает, чтобы всё забыли, и начали с красной строки, а если красных строк нет, как здесь, то с:

— Двойного интервала, — что значит:

— Он был, а второй тоже предположительно существовал, иначе мы могли его запомнить.

Один интервал, следовательно, событие, а второй, скорее всего, только:

— Пустота. — Долгая пустота, как для Наполеона пустыня, где он учил сражаться мамелюков.

— Кто такой наполеон?

— Может быть слон, я точно не знаю.

— Да, если пришел на поле он, то значит это был или слон, или тигр.

— Знаешь, я вполне допускаю, что в этом парке уже могут водиться — иногда, имеется в виду — тигры.

Подошел парень и сел на противоположную скамейку.

— Чего? — сказала Малина.

— Я только хотел спросить.

— Деньги есть — спрашивай.

— Только ползолотого.

— Везде осталось только половинка?

— Остальное в уме, — поддержала подругу Малина.

— Если ты уже трахался в этом месяце — зачем тебе еще? — спросила Маркиза.

— Хорошо, говори, — сказала Малина, — если нам понравится твой ответ, купишь на эти половинки по половинке батончика с бамбуком.

— С бамбуком?

— Ну-у, едят же они здесь что-то очень вкусное.

— Говори теперь свой вопрос, — сказала Маркиза.

— Забыл, что ли, что хотел?

— Думаю, он хотел узнать, есть ли у нас здесь бог, — сказала Маркиза.

— Да, был, Вова, но он пропал без вести.

— Его звали Вова?

— Ну, как-то же его звали.

Они сели за стол, где предположительно, должна быть тень. И заказали половину Флорентийского стейка на троих.

— Нам хватит? — только и успела спросить Малина. Как услышала уже ответ:

— Отвал Семеныч с этого места.

— Рипит ит, плииз, мил херц? — почему-то в виде вопроса ответила Малина.

— В тени всегда стоит наш стол, — ответил высокий с рожей горбуна собора его парижской богоматери, а тоже носатый лапатый, но ниже ростом и намного.

— Я это, — сказал спутник Малины и Маркизы, попавшийся им на этом перепутье. И добавил:

— Не могу с вами согласиться, валите.

— Что значит, валите? — несильно толкнул его высокий. И добавил: — Вы должны уйти.

— Я, это, — опять сказал парень, — я бессмертный — не могу.

— Давай, давай, через не могу, как-нибудь справишься.

— Может быть, мы посадим их вместе с нами? — спросил парень Малину и Маркизу.

— А смысл?

— Я тоже так думаю, — ответила Малина. — Но с условием, что деньги у них есть немалые. — И кстати потянула одного за карман. — Баблецо-то покажи.

— Ах, вон оно, — что почти обрадовались ребята, — тебя прислал Менакер.

— Не знаю такого, — ответил парень.

— Ну, этот, как его?

— Да, он, он. — поддержал партнера высокий.

Они приставили к их столу стулья, и:

— Блэк Джек?

— Ноу, сенкью, — ответил парень, — только покер.

— Ну, начинается! — пропели девицы, — ты опять всё проиграешь, Вова.

— Вова? Кто сказал, что он Вова?

— Не я.

— Я, но тоже нечаянно, еще не вся дурь прошлогоднего праздника из меня выветрилась.

Ребята встали и пошли совещаться в туалет. Потом в другой, ибо этот оказался женским, но и другой был такой же белый-белый, как известка, его облившая с ног до головы, и на нем тоже было нарисовано, что он женский. Реципиенты заспорили, было ли на первом тоже самое, или только показалось от волнения.

— У меня не было волнения, — сказал один.

— Логично, значит у меня было, — ответил другой.

— Пока они мечутся между туалетами, нам лучше уйти, — сказал Вова.

— Ты уже заплатил за заказ?

— Нет.

— Тогда сиди.

— Но Маркиза предложила взять Стейк по-Флорентийски с собой.

И они ушли, не заплатив.

— Не пойму, почему за нами никто не гонится, — сказал Вова.

— И знаешь, почему, — ответила Малина, — я заплатила.

— Ты богатая девушка, у тебя были деньги?

— Да, мои деньги всегда в твоем кармане, милый.

Вова проверил свои шмотки — ползолотого, как ни бывало.

— Я не понимаю, на что мы теперь будем жить?! — ужаснулся Вова.

— Ты всё равно хотел их заплатить, — сказала Маркиза.

Вова ничего не ответил, сел на лавку в беседке Парка Пушкина, и попросил закурить.

— Ты не куришь, — ответила Маркиза.

— Да, милый, тем более, у нас всего две палочки, одну мы пососем сейчас в виде исключения, сразу с двух сторон, а другую я одна потом.

— Почему не вместе? — хотел спросить Вова, но обернулся — когда вышел из беседки, чтобы пару раз присесть, но!

Чуть не упал в воду, как аист, понявший всю катастрофичность ситуации:

— Летать он забыл, как, а стоять всю жизнь на одной ноге тоже не фонтан.

Настоящий фонтан был перед ним.

— О! — подтвердила его прозрение Малина, — вода.

И высунувшаяся из глубины беседки Маркиза не сразу догадалась спросить:

— Как мы прошли сюда, если до всего парка стоит вода?

— Возможно, произошел разлив реки? — спросил Вова.

— Ты у меня спрашиваешь? Я, извини не успела заметить, — промямлила Малина.

Маркиза пробралась за угол и посмотрела на реку.

— На месте?

— Да, — и сделала логичный вывод: — Значит это была не репка.

— Что?

— А разница? Что репка, что река — разница не велика.

— Нет, вот этого я не понимаю! — махнула рукой Маркиза.

— Почему?

— Тебе всё равно, что вода, что невода?

— Да.

— Хорошо, докажи.

— Вова сейчас подумает и докажет.

— Зачем? — спросил парень, не согласившись, однако, чтобы его ни с того, ни сего называли Вова, — зовите лучше:

— Как? — спросила Малина.

— Орел девятого легиона.

— Это длинно, я не выговорю, особенно после удачной ночи, когда я заработаю тысячу долларов.

— Именно долларов? — спросил парень, Орел девятого легиона.

— Что, много?

— Нет, но я думал, ты не так стара, как мне показалось с утра.

— Хорошо, с тебя я возьму только то, что ты заработаешь сегодня, деленное на два.

— Почему не на три?

— Да, я, что, по-твоему, должна голодать, как последняя Прокламация? — возразила Малина.

— Хорошо, я буду работать одна за троих, но и назвать Вову, Орлом девятого легиона тоже не согласна.

— Называй, как хочешь,

— Как хочу, спасибо, и тогда это будет: Найденный на лавке около кафе после шторма.

— Лучше просто, — согласился Вова: — Найденный.

— Вообще, чтобы не мучиться Най, — сказала со смехом Малина.

— Тогда уж, как я привык в прошлой жизни, — провозгласил Вова: — Ной.

— Ной?

— Мне нравится, похоже на — нет, нет, не на Тупой, конечно, но на Герой смахивает.

— Вот Герой, да, это намного лучше, а для своих Гер.

— Ты уж сразу определись, Вова, что был масон по имени Германн.

— Так-то бы, да, но лучше просто Герм.

— Значит, дело обстоит еще хуже, ты сам Гермес, а мы, значит так далеко, что ни один Макар сюда не то, что телят, а и обычных телок, таких, как мы больше не пригонит, то называй нас тоже просто:

— Клеопатра и царица Савская.

Чертог сиял. Гремели хором

Певцы под звуки флейт и лир.

Царица голосом и взором

Свой пышный оживляла пир.

Продолжила Маркиза:

Сердца неслись к ее престолу.

— Нет, пусть поклоняются нам обеим, — возмутилась Малина. — Я не хочу с самого утра быть в твоем услужении.

— Ладно, ладно, будешь моей фрейлиной.

— Дорогие мои друзья, — решил просветить обеих мелодрам Гермес. — Но его прервали.

— Хочешь занять очередь первым, уже сейчас? Но у тебя нет денег.

— У вас нет на уме ничего приличного, кроме публичного дома? — спросил Герм. — Вы царицы!

— Для этого надо иметь свой замок, как минимум Моррисвилль.

— Польские и чешские замки слишком страшные, нам бы что-нибудь из Парижа, если уж здесь нет Беверли Хиллз.

Вода подошла вплотную к беседке, и Маркиза сказала:

— Куда поплывем, к ресторану, или через реку на остров.

— На реке теперь такая глубина, что встать точно не на что будет, поэтому чапаем в кабак, авось что-нибудь высокое попадется на дне.

Оказалось, она увидела дорожку, идущую в обратном направлении, но уже отсюда казалось, что она точно загнется в обратную сторону.

— Там мель? — спросил Герм, что-то не просветившись до конца от страха воды на далеком расстоянии от берега.

Но тут Малина, залезшая каким-то образом на беседку, закричала, как будто увидела Летучий Голландец:

— Лодка!

— Я ничего не вижу, — сказала Маркиза, и добавила: — Она шутит.

— Так громко не шутят, — заметил Герм. Он уже двинулся по воде, но опасливо обернулся назад. Не надо было, ибо водная дорога впереди после этого показалась еще более коварной. — Нам нужна лодка.

— Что? — не поняла Маркиза. — Я в пиратов играть не буду.

— Я знаете, чего не понимаю, — крикнула с мачты — как уже показалось Маркизе — Малина, — почему она не едет к нам?

Но тут это прояснилось: из тумана, про который они думали, что это простой дым из проходящих недалеко мимо станции поездов, выплыл катер больше первого.

— Смотрите, он приближается к первому! — крикнула информатор на вышке Малина. — Сейчас, я думаю, произойдет захват.

— Зачем? — не поняла Маркиза.

— Думаю, им нечего есть, и кто-то кого-то рано или поздно определит в съедобные зайцы.

Маленький катер был опрокинут, но ко дну не пошел, а поплыл рядом, как пустая ракушка.

— Они едут сюда? — спросил Герм.

Малина плюнула на палец, подула на него, и определила:

— Нам надо спрятаться. Они едут сюда, и если не жарить пойманных окуней, то примутся за нас.

— Зря мы не ушли, как я говорил, — пояснил будущие события Герм.

Они нашли немного земли на подветренной стороне беседки, откуда обычно наблюдают, как с галерки маленькие глашатаи чужой беспечности, и заняли эти пока еще свободные места системы ценностей Маркиза де Сада, но, разумеется, в надежде, что до смертельных случаев сегодня не дойдет.

И они высадились туда, куда их, можно сказать, и приглашали. Четыре бугаеметра и три совсем не чудовищных красавицы с одним оулд мэном.

Это были Нина и Лина, плюс их предводитель дворянства Ник Сер, а из четверых пока не узнали никого, ибо, ибо:

— Это были не луди, а так только: их прохиндиады, потому что ребята были уже с хвостами.

— А ведут себя так, как будто так и надо, — сказала Малина.

— Думают, что с хвостом лучше, — похвалили ее за разумность разгадки иерархии этого мира: — Считать породу начали с другой стороны.

— И, более того, — добавил Вова, — опять, кажется.

Никто не мог понять, кто у них третья, и Малина не утерпела спросила:

— У нее, кажется есть хвост?

— Это вопрос? — спросила Маркиза, — а то я не знаю, отвечать или нет?

— Напрасно вы разговариваете, — сказал я, — они могут услышать.

— Здесь не так много дыр, чтобы им хватило ушей для понимания, — сказала Маркиза.

— Вот ду ю сей? — спросил я.

— Они воспринимают нас, как шум воды, — сказала Малина.

— Да, — согласилась Маркиза, — не более.

— Вы думаете, что они глухие?! — удивленно воскликнул я.

— Зря ты заорал, мил херц, один точно повернул сюда свою ушастую голову.

И точно, эти ребята только наличием хвостов отличались от героев фильма Милы Йовович, Брюса Виллиса и их ушастых противников с томагавками.

Но вывод оказался преждевременным, здесь дело зашло еще дальше, ибо один из томагавков, прежде чем повалить на лавку третью прохиндиаду — представляете — отстегнул свой хвост, как ящерица.

— Это ящерица! — закричала Малина, и так громко, что бежать было уже поздно, если бы со страху мы не сели в их катер, и он, практически сам собой отвалил куда подальше.

— Мы сейчас врежемся в песчаную косу, которую я видела, — прошептала Малина.

— И заметь, — сказала Маркиза, что за рулем в это время стояла именно ты.

— Я? А! Тогда просто, я поверну назад.

Катер пошел в обратном направлении, как торпеда, заявленная еще в прошлом, а, следовательно, как ее остановить можно узнать только:

— Вспомнив всё! — ну, или, по крайней мере, недавнее прошлое.

Далее, они видят уже накрытый стол в ресторане на четыре персоны, где две рыбы и два блюда с трюфелями.

— Это Версаль?

Герм хотел ответить резко, но решил смягчить свой ответ до:

— Если нет туалетов — значит Версаль.

И удивительно, на торте, который стоял на отдельном столике, куда пришлось пробираться почти по колено в воде, коричневым по кремовому и розовому было написано — почти на русском языке:

— Вер-Сал.

— Это ничего страшного? — спросила Малина, — ибо мягкости нет.

— Давайте поспорим на что-нибудь, что я смогу первой попробовать на кусаемость этот торт, — сказала — что удивительно — Маркиза.

— Ты не ела горячее с трюфелями, как любит Пелевин, — сказал кто-то.

— Ху из ху? — спросила Малина, — я боюсь.

— Думала, что рыбу в духовом шкафу с веточкой то ли тимьяна, то ли розмарина травить никто не будет?

— В меня был черный трюфель с быком, — сказала Малина.

— У меня белый с фазаном.

— У меня, значит, рыба с розмарином и тимьяном вместе взятыми. Но все равно, я точно знаю, что не отравился.

— А мы?! — ужаснулись прохиндиады

— Думаю, что этот торт является противоядием, — сказал прихожанин.

Они его не видели, но кто-то явно шевелился неподалеку.

— Застрял в междометье, — захохотала Малина.

— Засрал всё подземелье? — не поняла Маркиза.

К счастью, это был не какой-нибудь призрак замка Моррисвилль, а Веня.

— Он сказал, что не может выбраться из-под завала времени, — сказала Маркиза.

— Ты хочешь его спасти?

— Да, пусть пока носит за мной плащ.

— У нас нет плащей, — сказала Малина.

— Тогда плащ-палатку.

— Я нахожусь на складе под лестницей, — сказало привидение.

— Серьезно? — удивился Герм.

— А так не подумаешь, — сказала Маркиза, — кажется, что спрятался у стены за столом.

— Верно, — был ответ, — отодвиньте четвертый, или нет, пятый стол от входа, и я выйду.

Малина и Маркиза, стоя уже по колено во воде, подошли, но решили, что надо подумать, так как.

— Что?

— Мы забыли, с какой стороны надо вести отсчет.

— Чего отсчет, — не понял Герм, — конца света?

— Где конец, мы не знаем.

— Переспросите его опять.

— Он уже ничего не слышит.

— Скорее всего, вода дошла ему до подбородка.

— Я думаю, он сказал, от барабанов.

— Я думаю от туалета.

— Кинем жребий? Вова, кинь жребий на кофеварку, куда нам идти, на право, или налево?

— Кинь жребий на кофеварку, — повторил Герм, — я не понимаю пока что, как это сделать. И более того, я не Вова — жизнь, так сказать, не так хороша, как это сначала надеялось.

И Вова кинул, трехцветный, прекрасный, как маска Хелло-уина торт Маскарпоне, или что у них есть еще там, может быть Тирамиссу, несмотря на то, что в этом ресторане всегда был только один торт: бисквитный с цветами. И ничего не зависит от того, что это:

— Весна, Лето или Друг Мой Колька, — одна полька, ведущая к неизбежному диабету.

И он разделился, как пушкинский Макферсон: везде по три полосы коричневого, розового и бежевого цветов.

— Я не знаю, как определить искомую величину.

— Догадайся с трех раз, — сказала Маркиза.

— Лучше с двух! — крикнула Малина, — я устала держать.

— Я не понимаю, что он держит? — спросил Герм.

— Я тоже не знаю, — ответила Маркиза. — Но стол точно — нет.

— Значит, она уже зацепила его, и теперь — если что — два уйдут под воду, как минный тральщик, уже не нужный на берегу.

— Тяните к двери, — сказал Герм, — нет, лучше наоборот, к сцене с музыкальными инструментами.

— Почему?

— Потому что дверь для него — это лево, а если он еще хомо сапиенс, то всегда, как Левша, а точнее, его просветитель академик Панченко, выберет правую сторону.

— Ты нас запутал, Вова!

— Я вам не Вова. И да, значит, наоборот, туда, — он помахал так в сторону двери, как будто кого-то провожал, практически, навсегда.

И послышался крик, как свист паровоза на станции Ленин-штрассе, 3:

— Нашелся второй паровоз, и теперь нам:

— Такие гонки обеспечены, что не только баня сгорит вместе с её пришельцами разного пола, но и грохнут такую метаморфозу, что жалеть будете всю жизнь только за то, что вас там не было, когда она была еще жива. Как говорится:

— Соси их, соси. — А вот так спросить зачем? Ибо:

— Контузия пройдет? — Вряд ли. Что и тут же последовало: вырвался такой дух испражнений, что одно из двух:

— Домового Ли хоронят, ведьму Ль — замуж выдают. — Нет, нет, на этот раз чуть проще:

— Джин, — а я, так сказать, — почти с перепугу глянулся ему Вова — хотя никакого Вовы тут не было, по его, собственно, словам:

— Вина хочу.

— Да дай ты ему, пусть отвяжется! — крикнула Малина.

— Так вина здесь нет, и даже в этом случае я не вижу, кому наливать.

— Сейчас явится, — сказал — сказала — что только поблюет и умоется.

— Идете сюда.

— Зачем?

— Что значит, зачем? Кинем жребий, мужчина это или женщина.

— Они дернулись, но так и остались стоять на месте.

— Что?

— Не получае-цца! Милорд.

И пришел тот, кото чуть не выгнали: Веня — что, пожалуй, даже, из Алупки.

— Но почему? — очень удивился Веня.

— Где твой пароль? — спросили его дамы.

— Вам мало того, что вы свободы? — он указал на Малину и Маркизу, усаживающихся за стойку.

— Так в баре всё равно ничего нет.

— Сейчас меня найдет моя метаморфоза, и при нашем воссоединении вино появится. Даже кофе.

И она прискакала причесанная и умытая, только что не накрашенная.

И.

И Веня упал с высокого барного стула, так как — этеньшен — увидел свою жену, и не из Алупки, как он надеялся, увидит, свою Венецию, как Бродский — меланхоличку Малышку на Миллион, а, тоже свою, но, увы, только:

— Законную, — которая искала его — сбилась с ног — еще со времени до произошедшей метаморфозы, однако, со:

— Всем миром.

— Это не я, — сказал Веня.

Но после легкого апперкота по затылку, сделал поправку:

— Ах! это ты? И знаешь что, я звал тебя, и рад, что вижу.

— Я не рада. И знаешь, почему?

— Да, тебе нужен подарок, я сейчас пойду — здесь недалече — Бриллиант, Рубин, или, что у них есть еще там, магазин для Новобрачных, и принесу тебе обручальное кольцо.

— Этого мало. Ты обещал мне кольцо пятнадцать лет назад, и теперь, даже если не считать проценты, как у капиталистов и предпринимателей — выйдет раз в сто дороже.

Герм посчитал на калькуляторе:

— Пятьдесят три тысячи, — и добавил, — как раз столько стоит золотое кольцо с ониксом.

— Ты поедешь за ним в Америку, милый?

— Я видел такое, — сказал Герм.

— Я тоже, — сказала Маркиза, — но без того, чтобы что-то было, ибо это был Коряга.

— Мне всё ясно, — сказал Герм.

— Да, милый, расскажи нам своим подданным.

— Я не могу так, мне надо обязательно кого-то избить, — и посмотрел на Веню.

— Нет, нет, у него и так болезненный вид, проверь на мне своё интеллектообразие. — И чтобы Вова прекратил умствовать в дальнейших поисках истины, прямо через стойку ударила в подбородок. И мало того, когда он поднялся, держась слабеющей рукой за бутылку Хеннесси, мало удивившись ее — в общем-то — обещанному появлению, перепрыгнула через стойку в бар, а Вене предварительно дала по мордам, как коварному изменщику.

Она решила добить Вову, — как она настоятельно его разоблачала:

— Это никакой не Герм, — и так далее, а Вова, решившись опять превратить это богоугодное заведение в прокламацию — прошу прощенья, — Прохиндиаду своих энергетических потребностей.

Она вырвала из его слабеющей лапы бутылку Хеннесси, и ударила бы ей ему по барометру, но две его телохранительницы, Малина и Маркиза уже шмыгнули через дверь, и пленили беркерсиершу.

Правда, одной она успела почти сломать руку, а другой подбила глаз. И тем не менее, обратилась к закону седьмому:

— Я имею право на три боя, с тобой, с тобой и с вами, сэр, — автоматически, по запарке признала она Вову идентификатором.

— Простите, ребята, что я к вам навязываюсь в неурочное время, — выползла-выплыла из около кухонного пространства зачуханная толстушка, — но там стучатся в заднюю дверь.

— Что будем делать? — спросила Малина.

— Скорее всего, это начался штурм нашей полузатонувшей крепости, — сказала толстушка, представившись солидно:

— Бывшая зав производством этого ресторана, — что даже Малина, которая здесь почти не бывала, завыла:

— Кто здесь только не правил во время Приама, а теперь — посмотрите, какое запустение, даже Одиссея, и то:

— Днем и в голом виде, а найти невозможно, — закончила за нее Маркиза.

— Да, трахнут тебя, трахнут, не беспокойся, дождешься! — и было ясно, что с такой определенностью здесь выражалась только Ириска, как называл ее последний Андрей, из свиты прохиндиады И Гро. Но прошли через нее, как вспомнил Герм, многие, если не все, ибо:

— Если уж не скучать, то и сожалеть не надо, чтобы потом было больно за некоторые упущенные моменты бытия, и особенно его сознания.

— Вову мы тебе не отдадим, — крякнула Малина, даже не присмотревшись как следует к Ларе — Ириске.

— Давайте так, если уж больше никого нет, кроме опять Вовы, и вот Вени — придурка, то или составьте график, или я тоже запишусь в очередь в этот Гум, на зиккурате которого будем все драться до смерти.

— Вы имеете виду, что это всё будет, и будет именно тогда, когда мы отразим натиск — более того — начавшийся в зад? — спросила Малина.

И продолжила:

— Этого не будет, потому что сам этот тонущий Титаник, так и рвется, так и лезет сам на рожон, чтобы его перегрузили хоть какие-то создания — будь то люди, или создания на них похожие, но с хвостами. Кстати, Веня, проверь, есть ли у нее хвост?

— Он теперь проверяет только у меня, — сказала вассал-ка прежнего мира, в виде жены Вени.

— Теперь так давно уже не бывает, — заткнула ей рот, выползшая откуда-то ласковая ко всем — раньше, до Вени — прихожанка Малышка на Миллион, что даже Лариска изумилась:

— Как ты смогла открыть мою заднюю дверь?

— Это мой ресторан, и у меня, следовательно, есть любые ключи от его дверей.

— Тварь! — негромко тявкнула Лари, но почти тут же, неожиданно, преподала урок, и как оказалось: самой себе:

— Ударила ребром ладони по горлу соперницы, как учил ее, отработавший этот прием в Литовских походах Андрей из свиты И Гро, и частенько заменявший его в походах в качестве главнокомандующего, и не только. И знаете, честно:

— Даже жена И Гро не узнавала точно, кто это: тот, И Гро, или этот, Андрей, хотя сама, сука, мечтала всё равно только о Федоре, и очень просила его, этого Федьку — Федечку как-нибудь по случаю, привести к ней оглоеда Малика.

— Зачем, милая, ты даже не знаешь, что таких наглых дураков, как он очень мало.

— Да?

— Да.

— Ну, не знаю, что и сказать тебе, Федя, если ты так и не догадался: хочу, чтобы на его месте был ты.

— Я — карателем?! Нет.

— Нет, не карателем, а только исполнителем моих желаний.

И в ответ на это Малышка на Миллион устало ответила:

— Не найдешь ты здесь себе исполнителей твоих неподобострастных желаний. — И вежливо попросила Веню с его законной утробой, имени которой никто не знал, или забыли совсем, так и не узнав — что, в общем-то, одно и тоже:

— Выйти вон к задней двери.

— Зачем? — не понял Веня.

А его жена добавила:

— И я не понимаю.

— Будете слушать стук, и, если он усилится — мне докладывать.

— Мне, — рявкнул Лариска.

— Тебе, да, если ты меня победишь, — ответила Малышка на Миллион.

И вышла на середину, где вода уже почти отошла в сторону входа, и только чуть-чуть хлюпала под ее голыми пятками.

Лариска сказала:

— Ну, чё ты прыгаешь, как коза некормленая. Я сейчас привяжу тебя к колышку, будешь охранять моё мясо.

— Она намекает на связь личную, не мимолетную, — сказала Маркиза, и добавила: — Я бы не пошла в ручные кролики.

— Так-то бы, да, может быть, но, увы, ты, моя красавица, уже моя наложница.

Глава 2

И рванувшая с со своего барного стула Лари, упала, зацепившись чем-то уже, оказывается, привязанным Малышкой, к этому стулу.

Веня бывший поблизости не только упал с высокого, железного, красного барного стула, но его даже вырвало. Ибо хвост, длинный, как у обезьяны хвост, слегка облезлый местами, и, наоборот, пушащийся, как пакля в других местах, вызвал в нем именно такое чувство:

— Очень большого страха! — Эта трахнет — уши зашевелятся. Да так, что при случае, можно вообще:

— Улететь с ней хоть в ее логово, — еще огнедышащее после сотворения мира, как будто это было только вчера. Или даже сегодня будет вечером.

И вышло, что злоба Лари немного приземлилась, она только мяукнула:

— Ты! — сегодня будешь со мной.

И отвязав — так за пару-тройку минут — свой хвост, надела его на шевельнувшуюся жену Лота, как Лариска назвала Веню, пролаяв ей:

— Иди, и не оглядывайся, а то этот хвост последует за тобой даже дальше, чем ты думаешь, более того: — Срать, сука, будешь ходить на поводке!

— Спасибо, леди, что вы дали мне, наконец, имя, а то я была в этом мире только, как найденная, неизвестно чья, вещь. А теперь я:

— Жена Лот-та.

— Почти Лолита, если разделить тебя на две-две с половиной, три части.

Даже Герм, повнимательнее присмотревшись — Лолиту не увидел.

Лариска посмотрела на часы и сказала:

— Начался штурм.

— Вы уверены? — спросила примирительно Жена Лота.

— Я не знаю, кто здесь, что думает, но если это не Троянский Конь без яиц, то я не самая красивая леди на этом корабле, — сказала Малышка на Миллион.

Она так и стояла на середине зала, и только чашка кофе, пахнущего именно кофе, плавала в ее руке, качаясь в такт волнам. Именно так подумал Герм, удивляясь, что сам он кофе не пьет. И по одной простой причине:

— Где ты взяла кофе?

— В ящике.

— Их здесь много.

— Ближе к левому борту, и под нижней полкой. Вспомни, если ты Вова, куда прятал излишки и левый товар в виде шоколада перед ревизией.

— Я тебе этого не рассказывал. — Но все же поискал и нашел кофе, но не успел даже его зарядить в кофеварку, как Малышка упала, не успев, кажется, допить кофе.

Она и сама не поняла, и даже сказала, вставая вся мокрая:

— Как и не жила. — И добавила: — В том смысле, что, как и не пила, а оно было между прочим, с коньяком.

Герм решил, что Малышка никуда и не уходила отсюда, а только сделала вид, что пришла с заднего хода. Неужели столько лет она играла здесь одна сама с собой?!

Было ясно, что ударила Малышку бывшая зав производством, Лариса, а не Ириска, чтобы не путать, так как Ириска — это была самая ходовая и захапистая официантка, по ползала, бывало, и не очень редко, обслуживала одна.

Лариски нигде не было, но зная ее пристрастие и близкую связь с компанией И Гро, можно предположить, что исподтишка ударила Малышку, и ушла — как исчезла — в банкетный зал, залитый водой. И до такой степени, что Малышка сказала:

— Зовите ее Русалкой, ползающей по дну, но только до тех пор, пока я ее не убила. — И добавила:

— Ты не обижайся, Вова, но я здесь много лет жила одна, поэтому — пожалуйста — не претендуй на роль капитана, окей?

— Он не против, — сказала Малина, и добавила: — И знаешь почему?

— Почему?

— Капитан — это тот, кто может, а другие — нет. Он, — замахала лапами на Вову, — понимает, что мы в подводной лодке, и, следовательно, выхода отсюда нет.

— Спасибо, — сказала Малышка, — всем спасибо, и более того, спасибо, что я, к счастью, этого не понимаю.

Герм сказал:

— Ты должна доказать своё право капитана в бою.

— Охотно, я понимаю, что ты имеешь в виду прохиндейку Виру.

— Виру? Не знал, что ее так зовут. Хотя, кажется, что-то такое припоминаю.

— Она не выйдет, — сказала Жена Лота, а сам изменщик коварный, заставивший ее повернуться к себе задом, а к избушке, наоборот, передом, добавил:

— За рога выведут.

— У нее есть рога? Этого не может быть, потому что не может быть никогда, так как столько рогов ни на чьей голове не уместиться — если, разумеется, иметь в виду, что рога дают за победу не обманутым мужьям, а наоборот:

— Их собирает сама обманщица.

— Я ее вытащу за ее облезлый хвост, — дала прямой ответ Малышка. И набрав в легкие побольше воздуху, устремила свой шаг в длинных брюках на босу ногу к глубине водоема — того болота, где обитала Вира.

Она уперлась одной ногой в стену, а лапами — точнее — лапками вцепилась в ручку, как будто это была жена Адама, и ни за что не хотела отпускать его одного на неизвестно пригодную ли для жилья, Землю.

И дверь приоткрылась. Малышка без боязни проперла в щель маленькую ножку, что не только Лариска — Пушкин и то выбежал ей навстречу!

— Это не Пушкин, — сказал Веня.

— Кто, ты думаешь?

— Это я.

— Этого не может быть — ты сидишь здесь, за стойкой бара.

— Нет, нет, точно я.

— Ну, ладно, как скажешь, — слегка улыбнулась Маркиза. — К тому же: у тебя деньги есть?

— Сколько?

— От стольника и до более высоких сумм.

— Сумм?

— Тебя смущает это провинциальное слово?

— Только если немного. Ну, это не та сумка, куда предлагают что-нибудь сунуть, чтобы никогда не высунуть?

— Именно та. Тебе жаль денег?

— Да.

— Почему? Именно для меня жаль?

— Нет, нет, конечно, вообще всегда очень жаль.

— Ты такой неласково-жадный?

— Да. И знаешь почему?

— У тебя их никогда нет! Впрочем, я это очень даже знала. Так что не надейся, без подзатыльника не обойдешься. Иди и найди!

— Но где, мэм?! — хотел охотно спросить Веня, но уже понял, что боится, а чего — неясно. Скорее всего, не ее, а именно предстоящего путешествия.

— Ты хочешь сказать, я найду золото в банкетном?

— Никаких банкетных, пусть они там без тебя перегрызут друг другу глотки.

И Веня пошел. Дошел до эстрады и задумался.

— Куда здесь переться дальше?

И решил:

— Вопрос, заданный Маркизой, был напрасно отнесен им к самому себе, ибо там были еще люди, Вова, например, называющий себя для большей честности Герм.

Но Герм — это герметизация. Следовательно, что больше всего сейчас закрыто — туда и надо идти. И, в задумчивости, пройдя мимо раздачи, остановился перед буфетом.

— Не постучать ли?

Смысла нет, ибо люди бы там чавкали, пели или даже — в лучшем случае — пили. Но рука сама тронула, так сказать, струну. Что-то упало за фанерной амбразурой этой клавиатуры сознания, которое надо — очень надо — вправить, но обратного ответа не последовало.

— Что ж, — сказал он довольно громко, — если дамы хотят обойтись без настоящего мужчины — это их, разумеется, дело, но:

— Не совсем, — ибо так не делается, потому что мне одному — подчеркиваю, что Малышка на Миллион бросила меня ради драки с другой бабой, и ладно бы из-за меня, а ведь просто так, только ради самолюбия.

А, спрашивается, зачем оно ей, самолюбие-то хорошее? Хочет стать лидером клана? Бесполезно, ибо тут их столько уже наштамповано, что хоть покойников выноси. И отправляй попутным транспортом опять на Альфу Центавра. Отсюда вывод:

— Я лично ей влюблен не настолько, чтобы забыть своего Вову, хотя — не надо скрывать, несмотря на — другие у нее тоже были, были, были, о чем еще на заре ее человечества поведала ее бабушка, с ее же слов, очень простых и, в общем-то, не обидных, даже одного слова:

— Проститутка! — Кое слово можно назвать уменьшительно-ласкательным по той печальной причине, что они все, к сожалению, такие безграмотные дуры, и кроме, как трахаться, на ум — хотя и полученный еще на дереве от древнего дракона — не идет им абсолютно.

Следовательно:

— Где моя Мария Кюри?! — заорал он, как будто действительно только что узнал на своей химической лесопилке:

— А вы знаете, сэр, только что подвезли клей. — А точно-то еще неизвестно:

— Его можно пить?

— Если только, как текилу: замешать сначала с солью.

— Лишнее?

— Выбросить.

— Жаль, что даже у химического производства, а отходов хоть отбавляй.

И, можно сказать, заслонка чуть не открылась, но видимо, Лиза — начальник технологических процессов всего комплекса ресторанов местного архипелага — придержала руку буфетчицы, но вряд ли это была Галя, скорее всего, Марта, или что у них есть еще там, Тамара, Лида, Женя? Нет, скорее всего, это Лида. Выпить-ь — любит. Но вот, жаль, не курит, а так тоже можно бы, ибо курить на этой лесопилке — даже оставить:

— Не всегда допросишься. — Обычный ответ в шутку:

— Кури свои, — или хуже:

— Соси так. — А что, собственно, здесь сосать, кору от осины, что ли? Или вообще полено.

— Сам соси его, дубина сие протяженная. Вот если бы я встретил раньше Лео Иля на своей беговой дорожке, вокруг Московского Университета, а он летел на Роллс-Ройсе через дорогу этого Университетского проспекта, чтобы взять чебуреков в местной Чебуречной, где их без обмана делает машина до полной готовности, — остановил бы, а он остановился бы, и дал, как минимум:

— Пару-тройку сигарет Новости, да свово собственно посада-самосада, вдох, а выдох, когда-а-а еще будет-т, иногда и просто, как продовольственная программа:

— Это была шутка, — в том смысле, что плагиат конфигурации этого масонского мира:

— Тройку, семерку и туза, мил хренц хомо сапиенс, еще поискать надо. — Как говорится:

— Посмотри вокруг себя, авось найдешь тот задний проход, о котором говорил Вилли Шекспи:

— Найти труднее, чем было евреям найти переход через Красное море, или что у них есть еще там.

Точнее, это написал Пушкин Александр Сергеевич, а Шекспи мало чего говорил, больше делал, что теперь даже по его голосу, понять что-либо путное трудно, трудно. Хотя решение есть, а как? Где тот голос, по которому гадать можно? Даже Пушкин, и то не пробивает его видимый логичный результат, как-то:

— Ты зачем, мил человек, грохнул Джульетту, как будто на самом деле?

Нет, нет, так не делается, пусть бы, как жена того барона, который смотрел — не видел сквозь пальцы, как его жена трахается с ее бывшим первым рыцарем любовником — Тристаном.

Здесь для этого есть свой Меркуцию — фон барон, но:

— Как бы не наоборот-т! — Вот в чем вопрос, скорее всего, она не хотела записывать Ромео в мужья, чтобы почти открыто иметь связь с Меркуцию.

Или даже:

— Так как Меркуцио уже нет, то и звезда Ромео, однако:

— Погасла.

Ромео не смог, как король Марк, разрешить Меркуцио — Тристану, развлекаться с его женой. — А почему, спрашивается, так сильна эта связь души тела? — Ибо даже преумный Сократ говорил:

— Не надо к ней так близко подходить, как Персей к Туманности Андромеды — нет, нет, не Андромеды, конечно, а Медузе Горгоне, гляди на нее просто:

— Только через зеркало, как делала Старуха Изергиль, — это тоже неправильно, так как на ее месте была Графиня Пушкина, жена Привратника масонской ложи, и смотрела на все его похождения в сельскую местность в виде Ивана Петровича Белкина, только сквозь Магический Кристалл, микрокосм и макрокосм, чтобы не испытывать большого сожаления, как Ева к Адаму, который:

— Уже пробовал, пробовал, да не получилось, это дело с непослушной Лилит, главой местных амазонок.

Так вот и я говорю:

— Моя Малышка на Миллион — это и есть на самом деле Лилит, а, следовательно, сейчас отделает, а точнее, уже отделывает толстуху Лариску на отбивные, несмотря на то, что в банкетном, где она спряталась, авось и до сих пор живет ее прародитель, точнее:

— Пробудитель сексуальных потребностей, мохнатый И Гро, — из прошлого, однако, созвездия.

И знаете, если победит Лариска, она будет таскать ему на потребу не только молодых козочек, но и таких коров, как вы, которые не открыли мне не то, что дверь, а и заслонку в трубу, как даже черту разрешил залезть в его Прохиндиаду небезызвестный ХГохгль-ь.

Тишина.

— Простите, добропорядочные леди, что напугал вас на сон грядущий. А точнее:

— Перед смертью, — и не заморачиваясь, что эти мистериады уже упали в обморок, двинулся — пройдя предыдущую дверь, и с поворотом налево, потом направо и наверх:

— В просторные залы, — для других давно закрытые.

Здесь было пустынно, как бывает на затонувшем без признаков жизни корабле, а спрашивается, что в этом хорошего? Что не будет больше контроля за воровством недовложенной в паштет печенки? Слишком скучно, печаль запустения, угасшей жизни проверок и плановых и нет мероприятий по выезду в лес для получения недостачи официантами, снаряженными в этому дорогу без права недовеса. Скучно, имеется в виду сейчас, а не тогда-могда, когда ходили деревянные рубли и почти что кожаные полтинники, больше похожие на золотые пятерки, которые скупали цыгане, хотя сегодня можно думать, что:

— Они их и делали, — не получается, несмотря на то, что непонятно, откуда они брались в таком изобилии. — И знаете почему:

— Золото воруют в таком изобилии, что не знают даже, куда его девать. — Так бывает?

Вот, при Горби было. — А разве это не достижение, когда:

— Вот мне только на золото еще денег не хватает, — и как хорошо:

— Ничего нет, а денег — хотя немного, но навалом. — Да и Хонк-Конг недалеко, почти рядом пасется, то и дело выкладывают на стойку очень красивые часы, и практически мешками. Что еще надо человеку, чтобы никогда больше не встретить старость?

— Надо подумать. — Но лозунг Горби:

— Остановись мгновенье, так как ты очень даже неплохо устроено — прекрасно. — Ибо:

— Раньше ключи, например, воровали, а теперь их — офи-ци-аль-но можно делать самостоятельно, и за это уже не никаких укоров совести, что наглость:

— Иметь-ь, — у вас даже на лице написана, и обхсс, больше ничего не напишет вам на лбу, как-то:

— Колбаса тк — есть? Кофе растворимый? — И:

— Вы, что, не знаете Лариску?

— А-а! Ми думаль, он заболел. — И ему строго:

— Она никогда не болеет.

— Бивают зе луды, всё есть, только ресторан этот почему-то еще не сгорел.

— И вот, пожалуйста, — сказал Веня, ложась на мраморный, кажется, пол, сгорел, а мы, химики, ничего нового почти не приобрели.

Даже последняя Жена Лота, кажется, намылилась больше никогда не возвращаться. Кстати, мы как простились?

— На вы? — не думаю, ибо у кого из нас московская прописка — забыл. Вот даже чья мать живет в своей квартире, где мы прописаны — не помню, моя или ее? Загадка НФИ.

Веня, еще муж Жены Лота, которым он не решался называть себя, так как вести за собой народы, на одном только страхе пожара Перестройки — не мог:

— Этим воспользовались все, но только не он.

— Мне бы, так сказать. Да, надо подумать, ибо чего я могу удержать, чтобы не отняли — пока знаю. — Он встал, подошел к бумажному пыльному мешку с обломками штукатурки и толкнул его ногой. Мешок не упал, так как был прислонен к стене.

— Их бин, — почему-то подумал он и еще раз толкнув мешок, пошел к выходу.

Но его окликнули:

— Мил херц!

— Я не понял, что вы сказали? — спросил Веня, полуобернувшись. Он посмотрел на потолок. Но там не было даже самого простого ответа в виде росписи Микеланджело, что, мол, и бог может подать вам руку, несмотря на то, что вы это просили Его сделать еще с самого-самого детства.

Но Веня всё еще ничего не понимал, ибо понимал: выдумывать себе можно, конечно, даже:

— Былое и его думали о безвозвратном прошлом, — а то, что произойдет, всё равно будет похоже на прошлое только, как война Булата Окуджавы на его песни, которые чистое золото, тем не менее, его времени. Как это может быть? — И Веня вернулся и сел на мешок с камнями.

— Ну, чё ты расселся, как рыба на воде? — опять узнал он знакомый вопрос.

И она появилась, а он только на пару-тройку секунд отвернулся к стене.

— А! Это ты?

— Ты меня не знаешь.

— Ну, как же, мэм, ты Жена Лота.

— Если ты знаешь Лота — знаешь и меня.

— Я Лотт.

— Тот другой.

— Чем они отличаются?

— Во-первых встань, сукин сын, когда с тобой разговаривает леди, а во-вторых еще раз сядешь, дам тебе на выбор только три выбора:

— Прости, прости, можно я сам угадаю? — спросил Веня, но не встал со своего каменного сиденья, как будто оно таило в себе неизъяснимы наслажденья, бессмертья, может быть, залог, но мысль, что это может быть на самом деле золото — так и не доползла до него, однако, в зипе сохранилась.

Первая казнь, милая, это не спать с тобой, а драться.

— Если у тебя такие благородные намерения — про остальные наказанья можешь не вспоминать. Ибо воспоминания о прошлом готовят жертву к худшему, а уж наслажденья от жертвоприношенья:

— Нам тогда уж не узнать-ь, — почти пропел за нее Веня. Но к удивлению Жены Лота, этот Лотт, с двумя Т, как он претендовал — встал сначала на карачки, а потом и пополз к ней, как змея.

Ее удивило одно только:

— Но, — дама испугалась! Но тут же молвила почти русский языком: — Ты не Тифон.

— Это вопрос?

— Никаких вопросов, я тебе не верю.

— Ты была моей женой, следовательно, своей не-верой совершила измену.

— Ты хочешь всё решить в бою? Давай решим.

И едва Веня подполз к ней поближе — уже, стоя на двух только ногах — провела подсечку в падении. Он лежал — она стояла, и сказала ему:

— Теперь зови меня только Лилит, ибо я уже никогда не была на тебе жената.

Веня встал, мысленно вправляя себе еще уцелевшие кости, и пошел на нее не как бык Минотавр, а по кругу, как показал ему еще почти запрещенный Жан-Клод Ван Дамм.

— Дубина ты, сие протяженная, — только усмехнулась Жена Лота, — ибо ты тощ, как корова, которую еще ни разу не доили, какие приемы через бедро с захватом, какие Гот Дэмет — ноги держи, чтобы не подкосились!

На этот раз Веня не упал, но она так укусила ему ухо, что отступил, разжав объятья на несколько шагов, что споткнулся о мешок у стены — явно на что-то напрашивающийся.

Веня опять пошел на эту Горгону, и когда она хотела под него подвернуться, чтобы бросить на стену — сам перешел на удержание ее в положении:

— Сзади, — а потом и поднял на обратную Мельницу.

Дама летела к стене, ожидая страшного удара о нее, но случилось непредвиденное — точнее два непредвиденных случая:

— Проломила эту фанерно-картонную стену, свалилась в шахту лифта, который забыли построить, так как и все это здание имело только два, максимум три этажа, — раз, и два:

— Мешок у стены треснул, высыпав прямо под ноги Вене свои землисто-бетонные камни.

— Я так надеялся, что это золото, — сказал Веня, как Агамемнон, когда ничего не нашел в Трое, кроме уже заранее отрубленной золотой головы Аполлона.

Да и зачем ему золото здесь, если его хватает дома.

— Здесь нужна победа над богами, — как промямлила ему Брисеида.

— Что значит: золото дома? — спросил Веня, а у кого, спрашивается. И уже хотел покинуть это бесприютное место, в котором его смогли найти — нет, не люди, конечно, но его жена была, была здесь, кажется.

Почти бегом Веня двинулся к выходу, ибо боялся не только прошлого, но и будущего, которое могло устроить такой провал прошлому, что и он не сможет вернуться назад. Уже повернув за выходной провал, услышал он негромкий, но явно предупредительный треск, как будто Земля должна разверзнуться, но не сейчас, и это было только предупреждение. Но как-то нелогично, и Веня сделал шаг назад, чтобы обернуться и увидеть в проем без двери это явное противоречие, видимое, однако, только душой. И.

Побежал назад, дальше. Но только в мыслях, ибо ноги его прилипли к полу, как ноги человека, испытавшего ужас при виде Каменного Гостя, что и оставалось только промямлить ему:

— Я звал, кажется, вас, мил херц, но всё равно рад, что, наконец, вижу.

И золото блеснуло ему в ответ присвоением звания Царя, однако, далеко не Гороха, а:

— Настоящего полковника, — ибо и как:

— Во многих странах даже не местного архипелага полковника вполне хватает, чтобы командовать генералами и даже маршалами.

И еще не взяв его, а только в походе за ним, решил:

— Сразу возьму себе психолога.

Нет, не для того, чтобы учил, как надо поступать, а натурально так вправлял мозги, что уж:

— Иначе, извините, поступить не могу.

И побежал с ним вниз, уложив, даже не проверив не треснувшие куски мрамора — как теперь твердо решил он — ибо может ли золото быть укрыто простой штукатуркой, сделанной из поклепов на бетонщика, что песку зачем так много сыпешь, или руки еще не отваливаются от работы лопатой, как некоторые работают только авторучкой, но у них-то, конечно, в роду только одни алкоголики. Прошу прощенья, наоборот:

— Как на подбор номенклатура! — Не путать с комендатура, как некоторые насмехаются, что даже наган из кармана брюк — и то высунуть никак не может.

Все равно никто не поверит, что этим делом — сунуть-высунуть-бежать — мало тренировались заниматься.

И Веня не стал притворяться, что не понимает:

— Не всё то золото, что блестит, — а точнее, как раз наоборот: если мешок целый, то одного золотого куска достаточно, чтобы понять: мы с тобой одно целое.

Имеется в виду, что все заляпанные мрамором части золота, думают, как один открывший перед ним свою доверчивую душу:

— Человека, однако, давно, давно не бывшего богатым.

— Стестяюцца! — он улыбнулся не так, как обычно, когда ему дают коктейльчик взаймы без отдачи, а как человек, способный налить не только некоторым, но всем, всем, почти всем!

Как будто услышав звон этого колокольчика:

— Издалека, навстречу выбежала из буфета, куда прошлый раз он так и не достучался, можно сказать, что уже тоже, Прохиндиада, Лиза Сергевна, как будто не все колера успела проверить у котлет, однако, вчерашних-х.

Поэтому Веня, конечно, поперхнулся, но с умыслом, что силы есть, есть проскочить этот белый снег, который уже издалека слышит звон наших бубенцов, и поэтому раскинулся так широко, что, да:

— Беги вперед.

И что удивительно, Вене показалось он только это подумал, а она уже автоматически побежала вперед. Он даже пожалел, шагая следом:

— Только бы не на самом деле на проверку котлет, уже готовых отдать своё колерное счастье за рубль, рубль двадцать, максимум, всем окружающим прихожанкам, ибо:

— Мужики на обед в ресторан почему не ходят? — И потому, что дома жена с вечера уже почти тоже самое заворачивает, ибо:

— От утреннего обеда до вечернего завтрака утром следующего дня может оказаться, ох как близко, близко! — И самое главное уже с другой, с который намедни только обедал. Случайно.

— У нас случайностей не бывает, ибо знаем мы всю эту Прохиндиаду наизусть. Но и толку от этого знания тоже:

— Очень мало.

За стойкой никого не было, но и вода не прибывала, как можно было ожидать по синтезатору, чтобы уж, если плохо, то пусть будет плохо всё.

— Я сейчас туда зайду и налью тебе и себе что-то очень, очень полезное, — сказала, как на штурм крепости Лиза.

— Я ждал тебя, и рад, что вижу, — просто ответил Веня.

Дверь была заперта, и Лиза, Лиза Сергеевна, смело перелезла через стойку, там, где небольшой, меньше метра, палаццо-дарм для загрузки барматы или пива прямо с тыла:

— Ящиками сороковыми.

— Я не толще ящика с Белой Лошадью, — просто улыбнулась она, уже разливая ее, эту Лошадь из чистой самогонки, как мы уже с ужасом абсолютного непонимания, пробовали. Ибо:

— Если мы ее уже пили даже на катке среди приюта ее контролеров — ее, имеется в виду, проходной — и ничего не было, кроме пола, который вышел на палубу, а:

— Иё уже нэма, — клонится, как рябина на ветру, то вниз, то вверх.

Но всё равно приятно:

— Гляди, наливают, и более того: не сажают в мотоколяску, а скорее всего, сегодня будет постеля в Залете Социализма, или как это теперь называется.

Веня так и наммекнул:

— Я далеко от города не поеду.

— Что так, боишься заблудиться?

— Дак, естественно, — ответил он, не успев после уже небольшой, но, тем не менее 43-градусной Лошади, забыть про счастье-то, ему привалившее. — А.

А бежавший от гроссе бандитов в Парке Пушкина Ник Сер с Линой и Ниной, уже спешили ему на подмогу, не понимая ни бельмеса, ни гугу вопроса:

— Как, мистер и вы иво производные, могли сюда пролезть?

Медиум

— Ты что там делала? — спросил даже Герм Малышку на Миллион, когда увидел в обнимочку с Ларисой.

— Она меня любит, — жалобно ответила Лара.

— Это так больно? — спросил Ник Сер.

— Да, старичок, тебе такого счастья — быть хоть кому-то полезным — уже не испытать.

И почти всеми было принято единогласное решение:

— Она её бьёт-т.

— — — — — — — — — — —

— Кто, так сказать, у нас живет на кухне? — спросил смело Веня.

— Малышка на Миллион с кем-то и Лариса, — сказала Малина.

— Тоже с кем-то? — спросила Маркиза, жалея, видимо, что не только никто ее не купил, но только иногда, разумеется, а так-то роль Всадника Без Головы даже с утра не мутила ей голову, как кажется некоторым:

— Ну, почему это у нее нет башки, а у нас:

— Руби, пожалуйста?

— Это вопрос или его восклицание? — спросил кто-то, ибо ни Герма, ни Малины, ни Маркизы здесь и сейчас — уже не было.

— Вот из ит?

— Да хрен с ними, — сказала Лина, усаживаясь — как следует на крайнее место рядом с кофеваркой, ибо, как добавила ее подруга Нина:

— Разве Максим — это единственное имя в нашем архипелаге?

— — — — — — — — — — — —

После падения одной из них, девушки так разозлились, что взяли свои 43-х градусные Шотландские Лошади и сели подальше, за стол через два прохода, у самого окна, за которым, между прочим, ничего не было видно, как будто и не небо даже.

— И пока ты с ней не разберешься сам, — сказала Нина, — ни я, ни Лина не будет таскать за тобой твою гнилую плащаницу.

— А так? — спокойно спросил Ник Сер, как будто его никогда раньше не били и теперь он забыл:

— Смогу ли разогнать это бардальеро, скопившее у его ворот, как Одиссей, смогу получить более достойную человека благородного осанку?

— Все могут, а ты ничем не хуже их! — напомнили ему Лина и Нина.

Почему?

И знаешь, почему, мы тоже не всегда на помойке жили, и слушали всего Пинк Флойд, Битлз и другие производные в виде.

— Какие? — спросил сторож.

— Ну, если они бы, значит какие-то были, Вилли Токарев, например.

— Не будем спорить, что это, — сказала Лиза, понимая, наконец, какая стрессуха почти часто бывает в баре, а точнее, вообще всегда.

Но Веня сам догадался, что как Царь, именно он должен навести порядок. И попросил Нину и Лину тут же написать отчет, как:

— Да, сэр? — вопросом продолжила Нина.

— Опишите подробно путь, каким вы проникли в закрытый на ремонт ресторан.

— Охотно, мистер, — ответила Нина, — мы не знаем.

— Да?

— Она не знает, а я все помню.

— А именно?

— Как Шварценеггер — алл би бэк! — и оторвав ножку у стула, кинула.

Да, кинула именно в Ника Сера, хотя с опоздавшим чуть сообщением:

— Прости, Ники, я не успела передумать!

Но Ник Сер упал, как дерево, предназначенное для сжигания на поминках Патрокла. И до такой степени, что самого себя стало жальчее, чем Патрокла.

— Вы убили его, дуры, — просто решила этот факт Лиза. Но из-за стойки продекламировала:

— Убей их, милый.

— Так он не может, и более того, кажется, умер, — Веня показал на Ника, распростершего на полу, как натуральный лосось, пойманный далеко не намедни.

— Ты сам не можешь постоять за меня?

— Конечно, могу, но я царь, а значит, делаю все по поручению кому-нибудь или кому-либа.

— Хорошо, скажи этим лоботраскам, что повеселили меня и избили одна другую.

— Пожалуйста. — И сказал:

— Кто хочет попасть на мою шхуну, вот-вот уходящую на острова далеко не близлежащего архипелага, тот должен показать свою готовность меня понимать, и еще раз предложил:

— Пажалста!

Девушки вышли, начали махать руками, но всё мимо.

— У меня на нее рука не поднимается, — сказала одна. Другая тоже самое:

— Мы бы рады, но к сожалению, не различаем себя друг от друга.

— Бейте себя, — сказала Лиза.

Веня даже не стал подтверждать это ее решение. Получалось, что так и надо, ибо:

— Мы скоро поженимся.

Тут проснулся Ник Сер, недавно умерший, как посчитали, и прокашлял:

— Не затягивайте, пожалуйста, с этим делом, ибо потоп близок, близок. — И добавил: — Я раньше протирал в церкви полы, могу округлить.

— Ок-руглить? — ошпаренно спросила Лиза. — У нас союз меча и орла.

И вынула из нагрудного кармана, едва умещавшегося между ее двух лимонов арбузной величины мешочек с камнем, наполовину, состоящим из рубина, а на еще одну половину из изумруда.

— Она имеет право, — сказал Веня.

— На что? — спросили Лина и Нина.

— Всё, что скажет — сбудется, как.

— Что значит, как? Как в твоем отражении?

— Именно.

— Ты слишком немногословен, Веня.

— Зачем мне говорить, если всё сбывается — пусть и не сразу — всегда ясно:

— Я об этом думал. И если не помню, когда, то это уже не глава будущего, а только его подглавка.

И вообще, я должен сказать — так сказать — напомнить, что люди бегут друг от друга, как будто за ними гонится кто-то невидимый.

— Это значит, милый, что мы их с собой не берем, — сказала Лиза.

— Почему?

— Потому что они к нам липнут слишком подозрительно.

— Дело в том, — ответила Нина, — что наш Ник Сер первый царь в этой Прохиндиаде взаимных умствований, и без него все остальные цари — только вассалы своей приверженности.

— Хорошо, он вроде шевелится, давай спросим о будущем: есть оно и какое.

— Если нет? — спросил Веня, как будто сам — как царь не знал, куда бежать.

Все же спросили и был сакральные ответ:

— Дранк нах Троя.

— Вот видите, он не соображает, — посоветовала удовлетворенная Лиза.

— Это скорее всего, название корабля — Троя — в переводе с древнегреческого:

— Я твоя.

— Как-с?

Глава 3

— Была такая надпись на груди Пенелопы, что, несмотря на то, что ты уезжаешь надолго — я всегда с тобой.

— В каком смысле, — не понял Веня, — вручную, что ли?

— Это не на груди было у нее выколото, балдометр, на открывающемся медальоне, какой был и у Одиссея, хотя и благородного, но не настолько, чтобы не понимать ее утверждения буквально.

— В каком смысле?

— Возил ее с собой, в табакерке, как Дюймовочку.

— Так не бывает.

— Почему?

— Поэтому самому.

— Вы на счет секса? Этим можно заниматься и во сне.

— Да, можно-то — можно, да только нельзя. И знаете почему? Страшно!

— Да, на то и дана человеку жизнь, что во сне ему слишком страшно.

— Мне нет, — сказал, входя какой-то Прохи.

В ужасе многие забегали вокруг слов и стульев.

Но в зал совершенно спокойная вышла Лари, и молвила чистым русским языком, которого никто не понял:

— Пройди в кабинет.

— Кто?

И все в ужасе наблюдали, как в коробку пролез Коряга, ибо.

Ибо сами себе они все здесь показались только мышами, которых бросил нанятый намедни кот, про которого думали, что сам им даст, а он — как оказалось — не только ничего не имеет, но в вообще:

— Смылся, — ибо все в эту минуту подумали о Вове, которого даже случайно никто не мог обнаружить, но и даже его Малины и Маркизы — не нашли.

Разумное слово сказал Веня:

— Я как царь предлагаю бежать.

— Ми соглазны, — почти завыли все, ибо не заплакали только по одной причине:

— Все были уверены, что их торпедоносец под названием:

— Приют всех охламонов, не нашедших своего настоящего места в жизни, — был им всё-таки дорог, дорог, дорог.

— Какие песни будем петь на прощание? — спросила, неизвестно откуда появившаяся Гимнастка — и что удивительно, всё в том же, что в первой серии трико, как будто и Ромео с Джульеттой ходили весь спектакль в одном и том же.

И вплоть до водолазного костюма, как предположил им всем понадобится, чтобы выбраться отсюда. Ибо время качки — раскачки уже давно сдвинулось с места.

— Я думаю, лучше всего уходить на моторной лодке до вокзала, ибо и авось: там еще ходят поезда на Дальний Восток.

— Ты откуда приехал, чтобы городить такие околесицы? — мягко спросила Гимнастка, так как во Времена Прошлые вообще — я, например, не слышал, — не разговаривала, и что ей, собственно надо, можно только догадываться, но не всем, не всем, ибо некоторые, подумав, подумав, что такое самое интересное ей было надо:

— Всё равно предлагали тоже самое: отдельный кабинет в складе под лестницей. — И что удивительно:

— Она всегда соглашалась. — Мне бы так-то-о! А то доходит только после чьего-либо примера.

И Ник Сер, оказавшийся не только не спящим никогда на работе в ресторане в ночную смену, никогда ни от чего ни отказывающимся, но — вот теперь уже почти окончательно стало ясно, и:

— Не умирающим, — молвил на непонятном наречии, но по старой привычке простили, и поняли:

— Надувная лодка в Зеленом Домике у ворот, — есть.

— Есть-то, может, и есть, но все двери заперты, а кто прошел сюда незаметно не возьмет нас с собой, — сказала немного присмиревшая Лиза. — А если и возьмет, то это Коряга, а по мне так лучше утонуть, чем пройти через челюстно-образные грабли.

— Я не за этим сюда пришел, чтобы спасать вас, скотобаза, а деньги, прежде чем утонуть — сдать придется.

— Можно я сдам первая? — сладко и почти незаметно, как Мона Лиза, улыбнулась Гимнастка.

— Ну-у, если больше никто не хочет, подходи ты — получишь по самые помидоры.

Ибо знал, что у нее, не только никогда не было денег, но скорее всего, она и вообще ничего не знала о их существовании.

Но Гимнастка всех обнадежила, потому что без дальнейших предисловий, прыгнула ему — нет, не на руку для проведения болевого из стойки, а сразу на шею.

— Похоже на удушение хвостом, как это обычно делает Медуза Горгона.

Все молча кивнули, так как боялись сглазить — вдруг выдержит. Ибо помочь — боялись. Да и кто бы стал вмешиваться в бой Кинг-Конга с огромным ящером, — тем более, что и прибыли вы сюда-мосюда только за этим самым Кингом. Вот оно самое печальное известие самого правдивого человека на свете, мистера Хлестакова:

— Победителя будем выставлять в цирке! — И это еще хорошо — некоторые рукокрылые красавицы вообще подпадают в стеклянную витрину универмага, и спасаются только благодаря заезжему индейцу с лицом благородного Микки Рур.

Как говорится:

— Зато он был в шляпе. — За что, за то?

За то именно, она его и очень полюбила, как каторжника, но добровольного, а и научил ее крылья махать летая, ибо сам нашел тот небоскреб, откуда и спустился, чтобы показать ей пример:

— Прыгнул, но без крыльев, — ибо и если:

— Мы одна, так сказать, плодотворная личность, то и не расстанемся даже ты в воздухе, а я на земле, — это она так думала, ибо стояла и немножко думала, пока он к ней приближался и приближался, как ангел, но, увы:

— Падающий! — И она поблагодарила бога за то, что хотя бы не просто падший, — и в полет за ним, как кукурузный початок за Ники Сэром.

— Догнал?

— Это уже не важно.

— Что же важно, что добавили?

— Да, сэр, вы правы, — один Неизвестный добавил, памятник на могилу.

— Не нам, к счастью, — сказал Ник Сер.

— Что-то ты стал слишком разговорчивым, старый пень, пернул Коряга, ибо был еще не до конца придушен Гимнасткой, но понимал уже, что она отпустит его раньше — воды уже было по пояс.

Тем не менее, она его напугала сильно, когда смогла молвить, хотя и по-русски, но сквозь сжатые зубы:

— Мы умрем вместе, нелюбимый.

Коряга дернулся, но голова его уже плохо думала, если вообще хоть когда-то думала — это были так только инстинкты, загнанного в жизненные обстоятельства полу-сапиенса, с склонностью к природе дикой обезьяны, живущей, однако, в одной комнате с отцом, сестрой и еще одним братом — благо для этого дела не только ума, даже жилплощади:

— Нам ни за что не надо, так как и так всё равно не дадут. — И знаете почему?

— Не положено.

Ник Сер наконец опять вспомнил, что пора готовить резиновую лодку, которую, на самом деле, забыл один богатый рыболов-охотник, который забыл ее взять у Ника Сера с сохранения на время:

— Продолжения банкета после 23-х, — но каждый раз так напивался, что не мог, хотя, да, всегда опять за ней приходил.

И дело дошло до того, что долг этого настаящего полковника превысил его недопустимые расходы, и все, как он жаловался:

— Из-за Горби, — не перешедшего по наследству в Эла, выпустившего из клеток — как до этого Берри — весь не только прошлый, не только настоящий, но и будущий бандитизм, как именно вот то:

— Наше всё, — о чем поют в песнях, как о достижении, — но достижения именно:

— Власти.

Ник Сер так и сказал, уплывая на этой колымаге япона-матери производства, ибо ростом для всего коллек-тифа — была чуть-чуть мала, одному человеку пришлось даже плыть просто так:

— Держа зубами его борт.

Кто это был? Честно, никто так в запарке боя — Гимнастки с Циклопом Корягой — установить не успел, только спросили дети местной Привокзальной Площади:

— Гимнастка с нами не поедет?

— Догонит, — запальчиво молвила Лиза Сергевна, впрочем, объявившая, что в новой местности и она согласна похудеть. Прошу прощенья, не похудеть, а наоборот:

— Обойдусь без отчества, — и так хороша не только для некоторых, а вообще:

— Не откажусь, не откажусь. — И знаете, почему? Сексу полно, как золота на Аляске Джека Лондона, и что самое главное, не так далеко оно закопано, чтобы не порадоваться:

— Она ушла к другому? Дак ишшо вернется-я.

Между тем, для охраны лодки и тем более, темно-зеленого благородного цвета, были выделены два человека — Нина и Лина — ибо:

— Никого не было, а теперь:

— Так и прут, так и прут изо всех щелей, как недострелянные куропатки, олени, даже тигры, — как настояла на своем избитая до неузнаваемости Гимнастка, догнавшая экипаж уже на:

— Подстанции, — ибо и глубина здесь уже была:

— Выше крыши.

— Кто-то должен уступить ей место, — спросила без знака вопроса Лиз Сер — не путать с Ники Сэром, несмотря на то, что в предлагаемых обстоятельствах пол, и даже потолок, да, имеют значение, но, к счастью:

— Уже не для всех.

Кого-то выбросили, а он даже не всплыл обратно, и это оказался Герм, которого одни не узнали, ибо:

— Да где ж ты был-то, когда мы здесь боролись — чуть не напоролись?

А другие наоборот:

— Ну, ты чё, в натуре, не спас нас, как тебе положено, от динозавра, забредшего на нашу территорию.

— Это вопрос? — впрочем, не важно, так как ответа всё равно не последовало, а если и был, то его никто не услышал из-за вопля одной из регенераторш:

— Почему мы тонем?

И ответ Ника Сера:

— Нас слишком много — часть должны утонуть.

— Ми нэ зналы, — прожурчало одно создание.

— И, действительно, — поддержало другое, — если мы не взяли в спешке купальники, то и выбрасывать нас за борт не надо.

— Я не против, — прокукарекал Ник Сер, — лодка сама тонет.

— Скорее всего, ее прогрыз Коряга на прощанье, — прохрипела Гимнастка, обрадовавшая всех тем, что жива, ибо иначе, кто нас теперь защищать будет?

Тем не менее, кто-то увидел — правда далековато — бело-голубой корабль, и было даже высказано мнение, что это всплыл бывший вокзал, но вышло, что не только это ошибка, но и даже ресторан — чем-то тоже похожий на здание вокзала — тоже здесь, увы:

— Не плавал.

— Всё, как обычно, — резюмировали все, — что тонет — то и не плавает.

— Я хочу, — простонала Гимнастка.

— Желание умирающей — закон, — констатировал капитан Лиза, но ее строго перебил Ник Сер, — я те, дорогая передал руль только на время мирного время, а сейчас, извини, может дойти до того, что даже ты, а можешь выпрыгнуть за борт на корм акулам в качестве рыбы меч или молот.

— Я тебе сейчас покажу серп, старый мерин! — немного разозлилась леди Лиза, — ибо имела в виду на самом деле — по крайней мере, на первое время по-прежнему Веню, который, как обычно, незаметно молчал.

— Хорошо, спроси, чего она хочет, так как уже недалеко то время, когда мы пойдем ко дну.

— Первое, — простонала Гимнастка, — пусть меня повысят до должности хотя бы боцмана, так как юнгой я уже дала всем, кто даже не очень-то и просил.

— Ладно, — ответил Ник Сер, — плывем спокойно дальше, так как больше торопиться некуда, наш лайнер пускает последние пузыри, а бело-голубой корабль оказался только простым Летучим Голландцем — его больше не видно даже на горизонте.

— Второе желание хочу, — простонала Гимнастка.

— Говори, — сказал Ник Сер.

— Уверена, она хочет, чтобы ее трахнули перед смертью, — сказала Лиза.

— Нет, добрая леди, — хочу в последний раз сходить в Парк Пушкина, попрощаться.

— С молодостью?

— Да, именно так, добрая леди, ибо вы-то, надеюсь, попрощались?

— Двумя голосами против одного решено было править назад, забыв обо всем на свете, и даже о том, что в этой лодке могли голосовать другие, но они молча молчали, как рыба — если она здесь водится — а Нина и Лина привыкли, чтобы им давали указание. Веня — обиделся. А на обиженных, как известно:

— Не обижаются.

Когда добрались до беседки в Парке Пушкина вспомнили, что там может еще оставаться зараза в виде сообщников Коряги — Енот, Бузила и еще какой-то хрен редьки не слаще, ибо и на самом деле:

— Не Фишер-Абель же этот четвертый?

— Ну, что, теперь твоя душенька довольна? — спросил Ник Сер Гимнастку. — Рулю к берегу?

— Ты не знаешь, где берег, — обиженно простонала Нина.

— Ты нас завел в лес, как Ива Сус, — тоже почти заплакала Лина.

— Бог Троицу любит, — опять изобразила страдание Гимнастка.

— Вот теперь ясно, — обрадовался Ник Сер, ибо, если дело дошло до секса при всех, практически, значит:

— Жить будем-м!

Но с кем, если Веня с Лизкой?!

И для смеха Ник Сер даже заглянул за борт: не приглянулся ли кто? Зацепившись, за наш рассеянный траур.

И ей принесли, можно сказать, утопленника, который плавал в соседней беседке.

— Простите, но я сама умираю, как Мария Магдалина почти, поэтому.

— Извините, леди, можно я угадаю вашу личную просьбу, как Агата Кристи следующего покойника? — спросила Нина, желая выбраться, наконец, из той ямы, куда ее забросила судьба после независимого от нее желания бросить Московский Университет.

— Да, да, пожалуйста, предскажите.

— Для вашего выздоровления необходимо, чтобы кто-то другой — но за вас — его трахнул.

— Божественно, точнее, почти по Ахерону.

— Я не буду.

— Я тоже.

— Никто вас и не просит, — сказала Лиза Серг.

— Почему? — спросила Маркиза, оказавшаяся на борту, но и то бы всё равно не сбросили, так как подвернувшийся сейчас случай был уже запланирован именно для нее. И тем более, ее подруги Малины не было, ибо без конкуренции, а только для души, что значит:

— Ты только не души его, ибо так ничего не почувствует, как жаба об лед.

— Зачем вы сказали мне про жабу, я ее, и даже их, очень боюсь, ибо: вдруг взасос целоваться придется?

— Хорошо, — давно понял все ее мысли Ник Сер, — будут там деньги двадцать процентов — твои.

— Сто.

— Хорошо, сорок пять, больше не могу — я глава клана, который уже в скором времени будет требовать от меня пропитания, одежду и даже секс на викенд.

И так как лодка боялась причалить к беседке с покойником, то и Маркиза поплыла, и даже не по собачьи, а кролем, стилем высоких домов.

— Ставлю пари, что это Нерон, дождался — достукался, что его заказали, — сказала Гимнастка.

— Кто такой Нерон? — спросила Лиза.

— Во! — резюмировал Лина, — значит и до тебя, милка, он добрался, когда еще был живым, несмотря на то, что вы, миссис, привыкли жить одна, как Цирцея на необитаемом острове.

— Бросьте, бросьте ваши варварские шутки, — махнула лапкой Лиза. — И добавила: — Хотите я сама пойду?

— Не надо, — мягко придержал ее Ник Сер, чувствуя, что Веня не верит — или забыл — в своё счастье:

— Уже быть избранным царем наверху.

— Да, да?

— Вы, достойнейшая будете в резерве.

— А! так — я соглазна, — оговорилась она, намекая навязчивому своей царственной одиозностью, что:

— Небось, небось, а Вова — Герм:

— Скоро вернется.

— Будем ждать, — так же молча ответил Ник Сер. Если кто не забыл, раньше: всегда почти пьяный сторож ресторана, выходцы из которого считали себя привилегированными созданиями, ибо люди с Альфы Центавра, Сириуса и других — для них — близлежащих систем — причащались в их сервинариуме чаще, чем в других места, и более того:

— В инопланетян больше-то никто и не верил.

И удивительно, после этих простых слов Лиза почувствовала себя проституткой. И до такой степени, что даже задала себе логичный вопрос:

— Было ли у меня еще с кем-то, кроме? — И, к счастью, пока еще не помнила.

Она улыбнулась своему счастию, что когда-то, возможно, где-то почти на необитаемом острове, может стать мамочкой большого публичного дома, и тогда уж, извините, я по штату даже не обязана помнить сегодня, кто здесь ошивался вчера. Впрочем, скидки за актуально-регулярную посещаемость:

— Будут, будут, будут, — несмотря на то, что на сегодняшний день не ясно:

— Зачем дешевить. — Ибо и да:

— Все же ж будут очень богаты.

— Что там? — крикнула Лиза Маркизе, которая уже заплыла в дальнюю беседку.

— Плавает! — ответила Маркиза.

— И всё? — спросил Ник Сер Лизу, как переговорщицу, и как царь, который сам, напрямую ни кем разговаривать за бесплатно не будет. И добавил кстати:

— Шкуру сними.

— Вот ду ю сей?

— Я, кажется, ясно сказал: разденься.

— Здесь люди, я не могу.

На что Ники просто заметил:

— Ладно, я это запомню. — А, как говорится, что такой старый пердень может запомнить, если это не вчерашнее обещание:

— Опять налить ему немного той барматы, которая нас радует уже тем, что на ней нет слов, а только клинопись в виде 777, — и чтобы это, так сказать, значило, не могу не узнать, хотя ведь помнил еще почти в детстве:

— Дэфицит-т. — В том смысле, если денег нет или, как обычно, мало, а так-то только свиней поить, чтобы потом не закусывать, чем придется, как-то:

— Луком с грядки, ибо огурчики еще малолетнике, ты их не трожь, зараза, оболтус, во вчерашнего еще не способный выйти в люди и протрезветь, наконец, хоть раз в году.

Но ответ-вопрос логичный:

— Зачем, мэм?

И, действительно, незачем, так-то только, чтобы помечтать, помечтать о том, что могло бы быть, да не сбылось.

— Значит ты, хрен собачий, мечтать, как надо — не умеешь!

— Дак, учусь, милая.

— Смотри так и проучишься до старости лет, как меч Короля Артура, который тебе никогда не найти.

— Мне и искать его не надо, ибо он — всегда со мной.

— Так-то так, но он так крепко сидит в камне, что вынуть его тебе уже не под силу.

— Да, берегу к старости, как уйду в дальнее плаванье — так содержать буду, как древний Кук — целое племя, и заметь одних молодых и глупых, как подручные телки учителя Билла, которого, в конце концов, грохнула Девица Роз Мари, по древнему прозвищу:

— Черная Мамба.

— Зря ты ее вспомнил, — сказала Нина, — сейчас эта прохиндиада Маркиза вернется, и точно, после того, как напьется мертвой крови, забеременеет каким-нибудь вулканизатором наподобие вот того Коряги, которого мы намедни сняли с хвоста.

Однако, Маркиза выплыла из беседки и помахала рукой.

— Что ей надо? — спросила Лина.

— Сплавай, узнай, — сказала Лиза Серг.

— Да, что-то не то, — молвил русским языком Веня, про которого думали, что не помнит: при нем был мешок камней, который сбросили за борт, чтобы утонул.

Веня как раз это именно и понял, и более того, только сейчас, из-за чего всю дорогу по этому морю не понимал, куда делась его молодецкая удаль, химика, превратившегося не наугад, а именно:

— Ненароком, — в победителя такой Медузы Горгоны, которую давно знал, а это труднее, чем грохнуть незнакомую ведьму, мешающую спать в ночном лесу.

— В каком смысле, еще страшнее?

— Нет, сэр, еще — и более того, намного — труднее.

Далее, кого нашла Маркиза?

— Вы можете погрести поближе?! — опять зазвенела Маркиза. И добавила: — Это большой сундук, и, кажется, он не совсем пустой.

— В нем покойник? — Ник Сер попросил кого-нибудь повторить за ним этот вопрос.

Нина и Лиза грациозно ответили, что пока не настроены играть роль андроидных громкоговорителей.

— Почему?

— Когда будет премия?

— У Вени было золото — не у меня.

— Вени нет.

— Куда он делся? — спросил Ник Сер, не поворачиваясь на эту заморочку, так как боялся пропустить тот фрагмент своего жизнеописания, которого не будет — почему-то решил — если Маркиза уйдет одна.

Имеется в виду:

— Значит там есть что-то очень ценное. — Просто так она не побежит, куда никто еще не плавал.

— Скорее всего, на Земле уже не осталось городов, — сказал Веня.

— Лучше будет, если ты помолчишь, — обозвала его мысленно Лиза, так как и не надеялась никогда с ним причандалить.

Веня попросил:

— Лучше всего больше не мешкать.

— Почему? — спросил Ник Сер, продолжая пристально вглядываться в дальнюю беседку.

— Уверен, должна появиться Жена Лотта, а я себя с ним уже не идентифицирую.

— Ты, что же, думаешь, она теперь возьмет меня в оборот?

— Мы не позволим Ники, не бойся, — пропели его девицы, тоже не отрываясь — хотя и по очереди — наблюдать за происходящим в беседке, но по забывчевости:

— В ближней. — Спросонья так бывает, особенно, если мы еще и не спали вообще.

— Мы давно не спали? — спросила Гимнастка, просыпаясь.

— Ник, ты что ей не ответишь? — спросила Лиза. И добавила: — Напрасно ты так уставился на дальнюю беседку.

— Почему?

— Потому что Ларисы здесь тоже нет.

— И Малышки на Миллион, — завелся Веня, не замечая, что Лиза посмотрела на весло, оценивая его на прочность, если им кого-то бить, и скорее всего, кого-то придется.

— Но не меня? — обернулся к ней Веня.

— Он читает мысли, — сказала Лиза, приоткрыв один глаз Гимнастке, чтобы попытаться определить, сколько она еще протянет, или уже сейчас можно выбросить, тем более, если Маркиза кого-то уже нашла, мэй би очень нужного.

Маркиза помахала рукой, к несчастью, это был Черный.

— Что с ним делать? — спросила Нина, — он живой?

— Не в этом дело! — крикнула Маркиза, — он говорит, что был с Гусем, а его пока нигде нет.

— Он уже говорит? — спросила Лина.

— Нам эти Гуси не нужны, — попросила Лиза.

— Нет, я сама догадалась, что Гусь был, так этот гусь пусть, как прошлогодний веник, спрятанный, где мы забыли.

— Что она лепечет?

— Имеет в виду, что уже обыскала и — ничего!

— Так у них у обоих никогда ничего не бывает, — сказала Гимнастка, хотя никто не знал, что даже раньше, умела говорить.

— Достань второго и уходим, — сказал Веня.

— У нас нет места для этих прохиндеев, — не забыла ответить Лиза Серг.

Тем не менее, сама Лиза Сер ныряла за Гусем, и нашла его, но он был вообще почти безо всего, так только:

— Кажется дышит.

Им сделали площадку из обломков ближней беседки, и ребята успокоились, благо есть всё равно было нечего.

— Мы так и будем таскать их за собой? — спросила Лина.

— Да, и мне эти два гуся че-то не нравятся, — сказала Нина.

Было принято решение подняться вверх по предполагаемому течению, ибо, как сказала Маркиза:

— Должно быть, — а ей уже верили больше, чем Лизе, и даже Вене, а Ник Сер заснул, так как выловил фляжку трехзвездочного коньяка, приплывшую, как он всем обрадованно смог объявить:

— Это мне, мне.

А чему, действительно, радоваться, если больше нечему?

Хотя обрадовались, что, как первая опомнилась Лиза:

— Катер идет хорошо, — а Веня добавил:

— Значит кого-то оставили на тонущем берегу.

Все рассмеялись, Ник Сер, нечаянно проснувшийся, чтобы глотнуть, так как помню точно, что:

— Осталось, осталось, — тем не менее, по старой привычке царя настоящего, рассмеялся.

— Ты чё, царь не батюшка, без закуски тошно, так у меня есть котлеты с хорошим колером, несмотря на то, что вчерашние.

— Это ты, Лиза? — спросил, не оборачиваясь Ник Сер.

— Но тебе я все равно не дам.

— Дашь, и знаешь почему?

— Почему?

— Тебя завели, и ты уже не можешь остановиться.

— Хочешь быть следующим?

— У меня телохранители, они не позволят.

— Кого-то из них я уже бил.

— Это было спортивное недоразумение.

— А теперь?

— Будут драться не за место у барной стойки, а за место под новым фиолетовым солнцем.

— Мы будем видеть его фиолетовым?

— Пока я еще не принял окончательного решения.

И никто не засмеялся, потому что уж начало преобладать мнение:

— Кто хоть на немного был И Гро — никогда не теряет своих царских возможностей полностью. И про Ника Сера точно знали, что был, но и чуть ли не мгновенно. Но его — мимолетного времени — может хватить на некоторые важные процедуры в краеугольном пространстве.

И ахнули, когда поняли, наконец, что Ник Сер рассказал про Маркизу, которую, действительно, нигде не нашли.

— Не надо очень уж печалиться, — сказал Веня, попросив заодно положить голову на колени.

— Кому? — спросила искренне удивленная Лиза, как будто только что — а может, действительно, уже в другой жизни — облизывала Веня с головы до ног, хотя и мысленно, а это, если кто не понимает, значит, что уже совсем:

— По-настоящему! — И:

— Согласилась.

Лиза поняла, и озвучила для всех.

— Герм нашелся заодно с Малиной, и теперь только во власти Маркизы простить ему или нет эту измену, так как произошла она без нее.

— Стоит вернуться.

— Вот ду ю сей?

— Я тоже не понял, кто это сказал.

Хотя при желании можно было догадаться: резюмировала ситуацию Гимнастка.

— Я не поняла, как? — Лиза.

— Это такая же интуитивная связь, — сказала Гимнастка почти что во сне или в коме, — как придумала новый бизнес одна достойная леди в начале Перестройки: узнавать, где по всей Москве продают самые дешевые глазированные сырки, и продавать эту инфомейшэн другим хомо сапиенсам.

— Какой смысл, если это будут копейки? — спросила Лиза.

— Так вот именно, мэм, что даже больше, чем никакого. Если не считать, что на радостях, что теперь не только всё, наконец-то, будет по-честному, но и вообще:

— Всё будет! — у этой Фёклы поехала крыша — можно сказать:

— Леди вообще потеряла голову, — а это уже ремиссия, что значит:

— Свято место пусто не бывает, еще кто-то её, этот башкан, точно больше никогда не найдет у себя, как и:

— Произошло з Берлиозом!

— Значит теперь вместо слова дурак, или дура, мы будет читать этого Гегеля — Фельдфебеля, что и:

— Ты уже закупила сырки, глазированные натуральным шоколадом в достаточном количестве, чтобы начать строить дом где-то между Рижским и Рублевским шоссе? Нет? Тогда сходи в кино под названием Прерванная Жизнь, или на Милоша Формана:

— Как удачнее пролететь — бросить камень в сороку, чтобы нечаянно не убить ее?

— Я всё поняла, — только и молвила одна почти спящая Гимнастка. — А.

Не она ли и закупила эти глазированные сырки уже, и что для нас сегодня очень важно:

— Не целую ли тонну?

— До берега хватит.

— Так-то и я могу, — сказал очухавшийся на плоту Черный, — сам спросил, сам ответил. — На что его друг Гусь — правда и как обычно: тоже очухавшийся, но не до конца — просветил:

— Только так и бывает всегда.

На это Ник Сер констатировал:

— Надо посчитать, чтобы на каждого было поровну.

И все — после метода Фёклы — Аннушки, разработанному во время закупки глазированных сырков в полуоптовых количествах, поняли:

— Надо срочно искать себе пару, ибо Одиссей — прошу прощенья, не Одиссей, конечно, а Ной, конечно, вот-вот явится, а теперь нам известно — по этому пролитому на трамвайной остановке маслу, или, что тоже самое, во время закупки очередной партии просроченных сырков:

— Пропускать он будет только Пар-Ных. — И, значится, так и записывайтесь, кто за Пар, а кто за Ных — в русской транскрипции:

— Них.

— Постройтесь, пожалуйста, — молвила Гимнастка.

— Она так и будет нами командовать? — крякнул Гусь.

— Вами, да.

А Лиза Сер добавила:

— Без моего разрешения: никуда!

— Она нас выбрала! — мяукнул Черный.

— Подождите, подождите, надо еще посчитать, на всех ли хватит, если некоторые уже начали хапать по два сырка в одни лапы, — сказала Нина, не очень давно намекавшая, что она тоже:

— Не всегда жила на вокзале, — тем более такого местного значения, как эта хирургия.

— Мне одна Нина с Линой, Лиза с Веней, кто еще с ним будет?

— На одну Лизу? Мы.

— Мычать будете в другом месте, — рявкнула, правда негромко Лиза Серг.

— Мечтать? — переспросил Гусь.

— На меня они пусть в любом случае не рассчитывают, — ласково мяукнула Гимнастка.

Они повернули налево, чтобы разобраться:

— Что с рекой? — Но. Моста не было.

— Это точно мост? — спросила Гимнастка, к которой уже привыкли, как местной Кассандре. — Перила видны?

— Нет, — не поленилась ответить даже Лиза. — Впрочем, подождите, двое стоят на воде.

— Значит там перила, — резюмировала Гимнастка. — И знаете почему?

— Почему?

— Разрыв не виден, как целое.

— Ты что же, милая, хочешь сказать, эти жёлуди стоят на других людях?!

— Которых мы не видим, — поддержал Гимнастку Ник Сер.

— Прежде, чем решать, — ответила Лиза, — мы должны увидеть, кто там.

— Лучше не испытывать судьбу, — сказал Черный с плота, — они только и ждут, чтобы напасть на проходящую мимо шхуну.

Далее, это Нерон и Коряга и стоят они на Ларе и ММ — Малышке на Миллион?

Да, Коряга на время вынужден был объединиться с Нероном, ибо они оба — во время потопа — оказались и, более того, в связанном состоянии, в трюме контрабандистов, как это случилось и с Жаном-Клодом Ван Дамом в одном из его приключений. И более того именно Коряга спас Нерона, прикованного к семидюймовой трубе отопления в Зеленом Домике. Впрочем, не просто так, а за обещание:

— Ты спасешь меня дважды. Готов?

— Да, какие ваши более конкретные условия?

— Лишь моё личное согласие, что этот именно тот случай, когда я в смертельной опасности.

— Не понимаю, почему ты так трепещешь за свою жизнь, как будто был скрещен с духом инопланетянина И Гро, и имеешь на теле материальные доказательства этого?

— Они должны быть? — опешил Коряга.

— Ты не знал?

— Так только: чувствовал.

— Разденься, посмотрим, и то, может, это я должен служить тебе, как их интерпретатору, а не ты быть очередным козлом отпущения при мне.

— Какие ваши доказательства, мистер?

Глава 4

— Знак Пятого Элемента.

— Ха-ха, такой у меня есть, но я сам попросил сделать эту наколку, после выигрыша в трынку у одного бывшего зека, работающего сварщиком в местном пригороде, и получающего много — двести, а когда и триста рублей в день, но живущего на хате у одного своего сослуживца по пятнадцатилетним зонам дальнего, а в последнее время:

— Совсем ближнего зарубежья.

— Давай его спросим, и он тебе разъяснит, что такие наколки делают только бывшие колдуны или черные маги, знающие:

— Что сбудется в жизни с тобою.

— Не получится.

— Уехал на родину?

— Да, похоже, что да, по твоим словам, ибо его грохнул за пятнашку на танцплощадках зоны его же домовладелец.

— За что?

— За того, что не захотел поделиться своей — хотя и не законной — женой. Говорит, ничего не чувствую с другими — мне нужна твоя согляда-тайка.

— Ну и?

— Да, ну и дали не семь-восемь, как положено: из-за ревности, а пятнадцать — ударов косарем, который хозяин дома нашел под прилавком после падения от скороды, опущенной сослуживцем с ним по одной зоне, ему по балде от очень большого непонимания:

— Почему, друг, кушаем мы вместе, а трахаешь ты ее только один, а по законам военного времени, которым они считали любое время, проведенное на воле:

— Всё общее.

В общем, говорит, надо было остановиться на одном ударе, когда этот сварщик и так, и так был готов, как загарпуненный кит:

— Всё равно сдохнет, пусть не щас, а через пару-тройку часов.

— Он мог ожить? — спросил Нерон.

— Ты меня спрашиваешь? Но сие не в моей компетенции.

— Хорошо, мне не веришь, поедем на Зону, там у меня товарищ, поговорим с тем зеком, который его убил.

— Что у него спрашивать? — не понял Коряга.

— Так, спросим, правда ли?

— Он знает? — засмеялся Коряга.

— Если этот настоящий колдун, то точно хоть пару раз, но приходил к нему, как Эма.

— Эма?

— Эманация, — как говорил Вова, пока не пропал в неизвестности.

— Я согласен, потому что не хочу тебе верить просто так, ибо прикинешься оруженосцем, как говорил Вова:

— Дон Кихотом Санчо Панса, — а под моё зазнайство утащишь в последний момент грамоту на свой, пусть и одичалый остров.

— Наоборот.

— Даже наоборот, как Лас Вегас, весь в Казино Рояль, на бывших индейских землях.

— Я говорю, что Санчо Панса служил Дон Кихоту, а не наоборот.

— Вот и я говорю, что может оказаться как раз наоборот.

Но ребята попали под наводнение, когда ловили около моста через реку попутку до местной зоны, куда уже был переведен:

— Мля-Мля, — на последний десяток своей отсидки.

— Они стоят на людях, — мля-млякнула Гимнастка.

Лиза возмутилась, и нарочно высказалась также:

— Да, они перестали тонуть.

— У меня есть мнение, — крякнул для разбега дыхания Веня.

— Ты можешь высказывать без чьего-либо разрешения, — поддержал его Ник Сер, ибо готов был защитить и своё превосходство, которое нашел нечаянно, став едва ли не первым царем имени И Гро.

— Да, спасибо, конечно, я понимаю то, что вы мне предложили быть вашим, мистер, заместителем, — выдохнул еще раз Веня, но говорю я:

— Они стоят раком!

— Как? — переспросила Лиза, может быть, решив уже последний раз, прикинуться простушкой, и постепенно начать доказательство, что царицы имеют место быть, и даже более того:

— Существовать вообще постоянно.

— Габариты, мэм, у вас есть, это да, я и сам мог, но вы, когда будете царицей, возьмете ли меня царем? — И сам ответил: — Вижу, что только не более, чем Петром Третьим, предназначенным быть, но быть только жертвоприношением.

— Даже жизнь временная при мне осчастливит тебя на всю, оставшуюся после смерти жизнь. — И добила: — Ты возьмешь меня с собой в прошлую жизнь, добрый молодец?

И многие раскрыли рты, ибо Лиза высказала то, на что надеялись в глубине души многие:

— Мы идем, да, но к счастью, не в будущее, а в прошлое. Но хорошо ли там, если вот-вот только сообщили, что даже в далеком 47-м году дети были так несчастливы, что бросали песок в глаза обезьянкам в зоопарке, чтобы они ослепли.

И альтернативу высказал Гусь, еще не окрепшим после алкогольного голодания голосом:

— Я за будущее.

И Лиза прямо возразила, ибо возразила логично:

— О будущем мы ничего не знает, поэтому будущее — это не что иное, как повторение прошлого — зачем опять двадцать пять с него начинать?

— И многие разделились даже в себе: хочется нового, а оно только в повторении известного, нам это надо, если очень не хочется? — Так сказать, два ответа и два вопроса, и все четыре, как сказала Гимнастка:

— Нас не устраивают.

— Эта Офелия так и будет портить нам всю ахинею? — подумал кто-то из них, и до такой степени, что любой побоялся приписать эту мысль себе.

Ибо так удачно всегда блеять, как Гимнастка, простая дура — проститутка, если и может, то только по чьему-то наущению, а если не по потустороннему, то, значит, она и есть та Пифия, которая не боялась даже древних греков, как-то:

— Жрица храма Аполлона Брисеида.

— Я не верю, — сказал Черный, и было ясно: бьет к ней если не клинья, то хотя бы подаяние. А какое, спрашивается?

— Дайте ему, — сказала Гимнастка. И удивительно, именно Лиза сделала логичный — для кого только? — перевод:

— Пусть он спасет.

— Кого? — не поняли почти все, девушек под водой, или этих крохоборов Корягу и Нерона?

Чем, собственно, от них отличается Рот Фронт в переводе на старонемецкий Роки Фель, которым мечтал стать Енот, хотя, конечно, не по уму, а по древнему его завету:

— Богатые должны быть, но не все — я обязан! — Вот так, через не могу. Не зря Коряга от него сбежал, но на время, на время, ибо, где еще взять денег, если не у Енота, способного их выманить у любого почти честной, на вид, презентацией. А с Нероном, он, конечно, расстанется, этот контакт продлится не дольше первого мордобоя.

Кто выиграл, никто так и не понял, ибо оказалось, что номинантки на победу, Малышка на Миллион и Лариса, всплыли сразу после того, как Ник Сер, поняв, что коньяк у него кончился, направил его прямо на Нерона и Корягу. И так, как толку от них добиться было невозможно, то и было принято решение:

— Дамы дышали с обратной стороны Земли, оказавшейся в этом месте — на этот раз — достаточно для этого — близко.

— Очень близко, — усмехнулся Черный, вспомнив, что был близок с Лизой, и если она это не помнит — тем лучше, ибо, если было с Малышкой на Миллион, то было и с ней, так как обе не мыслили себя иначе, как заведующими этой столовой, похожей чем-то на ресторан.

Но сейчас решили пойти не стратегическим, а тактическим путем:

— Попросили именно Лизу Серг бросить жребий, чья из них чья будет:

— Его или Гуся.

— А этим? — неумело возразила Лиза.

И, между прочим, эти архангелы плыли прямо на них.

— Бросим им спасательный круг, и покатим дальше, — сказал Веня.

Имел ли он уже в виду, что у них нет спасательного круга, или, наоборот, Ник Сер поманил Гуся и Черного на верхнюю палубу. И чтобы не раздумывали долго — отстегнул плот. Гусь чуть не утонул, ибо, да, умел, конечно, плавать, но от ужаса, что кругом только вода и больше ничего:

— Забыл, — ибо лежал, как он думал ненавязчиво: в больничной палате.

Черный тоже испугался, и тоже довольно сильно, что забыл даже подать напарнику руку, уже находясь в пределах недосягаемости воды.

Гуся, как подарок судьбы вытянула Лиза. А Черный простил ему за это, что последний раз, обыграв Енота на все деньги его знакомых, сел опять за стол под обручальное кольцо его сожительницы, выданное ей мужем, который был, конечно, когда-то, но кто — пока она не хотела говорить. Скорее всего, не хотела признаваться, что забыла до самых седых волос.

— Вы дышали через низ? — сразу спросили у Ларисы и Малышки на Миллион.

— Вот ду ю сей? — это одна молвила, хотя и русским языком, но не задумываясь о последствиях. Другая подтвердила их подозрения:

— Мы видели новый мир.

— Да? — почти не удивилась Нина.

— И как там? — спросила Лина.

Девушки — раньше их считали дамами — замялись, а Гимнастка в ответ на чьи-то еще претензии даже рявкнула:

— Мы туда не должны подниматься!

— Почему, подниматься? — удивился Черный. А Гусь мяукнул:

— Это Зона.

— Тут удивляться нечему, кругом Зоны, — то ли подтвердил, то ли согласился Ник Сер. А на что, собственно:

— Непонятно.

— Это был именно вход в Зону, — простонала Гимнастка. На что ей прислали сразу два возражения. Одно:

— Не похоже, — другое:

— Не может быть! — и третье, самое логичное, на первый взгляд:

— Теперь нам этот подводный мир уже не грозит.

— Это кто сказал? — спросил Ник Сер, — потому что именно его я сейчас и выброшу за борт.

— Почему? — спросила одна из новоприбывших, и пояснила, что она, или даже, они:

— Знают правильный ответ.

— Мы под водой, — сказала Гимнастка, но в первые пятьдесят секунд ее даже не удостоили ответом, хотя знали, что она просто от безумия — ничего не говорит.

Произошло самое ужасное, что можно было предусмотреть, но не предусмотрели именно потому, что знали:

— Это правда, — а в правду кто верит? — Ответ:

— Есть такие, но им никто не верит — вот в чем вопрос.

Река, точнее вода вынесла их на берег, и ладно бы, к чему-то, но в том-то и дело, что уже прямо:

— Туда!

— Мы где? — спросил Ник Сер, не в силах поверить в возможное, но маловероятное.

— Зона, — хотела рявкнуть лежащая еще в состоянии покоя Гимнастка, как обычно, только кивнула головой, но не вниз-вверх, а в разные стороны, что должно было означать:

— Надо бежать, куда глаза глядят!

Но глаза уже не глядели, а только бегали туда-сюда, как крысиные норы, которые надо было срочно искать, пока их самих не нашли раньше.

Далее, им носит еду Мля-Мля, которого искали Нерон и Коряга.

— Вы должны заплатить за подъем в Зону, — сказал Мля-Мля таким языком, что понять его можно только в двух случаях: или научиться до первой бани, или уже быть до такой степени замороженным, что и до этого ничего не понимала, следовательно, это мля-мля — почти тоже самое, что инакомыслие Гимнастки, которому она подергала проходимое сюда пространство всю череду ее беспроигрышных высказываний.

Мля-Мля, который — если кто не забыл — завалил, легендарного сварщика, невзлюбившего всех телогреек, кроме сожительницы Мля-Мля, заломил однако большую цену за приют, куда не заглядывают даже прапора, самое больше:

— Принесет чай сержант Валера, — а так спите спокойно, трахайтесь, можете даже рожать детей, но это уже за отдельную плату.

— Мы так долго здесь не останемся, — крякнула Гимнастка, хотя было видно, что здесь она если и не ожила еще до конца, то точно:

— Оживилась.

И когда она съездила по морде Мля-Мля, то ничего не поняли, ибо думали на нем и хочет жениться на первое время, а так:

— На ком же?

— Зря вы надеетесь охмурить здесь кума или воспитателя, не говоря уже на начальнике Зоны, который здесь бывал самое больше раз в неделю.

— А прапоров? — спросил Гусь.

— Дак тоже не гоже, — ответил Мля.

Люди пожали плечами:

— Почему нельзя их купить, если у нас есть бабки?

Мля-Мля хотя и сообщал этой гвардии, что не только обычные бабки, но и золото:

— Здесь не катит.

— Почему? Бесполезно?

— Да, дети, не катит, — ответил Мля-Мля. — Без этих слов — правда, на другую букву — ибо:

— Мля-Мля через слово, максимум через два — не брякал ничего.

— Здесь что, вообще, добывают? — спросил его Черный, так как тоже сидел когда-то, лет сто тому назад, и всё забыл, о чем его так и пропедалировал Мля-Мля:

— Этого здесь давно уже не делают.

— Как в Одессе? — спросил Черный.

— Мля-Мля?

— У нас в Одессе это не едят?

М-М помотал башкой и прорезонировал:

— Да, друг, ты прав, не едет, и более того, даже не кушают.

— Да?

— Да, но зато жрут так, что даже костей не чувствуют.

— Ты вообще, давно здесь сидишь? — спросил Лариса, наконец не выдержавшая долгого отсутствия вкуса к жизни.

— Дак у меня пятнашка, а это, считай, пожизненно.

— Почему так?

— Забывают не только, сколько еще осталось, но и даже, сколько уже отсидел, а у них такой закон:

— Пока всю свою подноготную не расскажешь — никуда не уйдешь. И более того, вы знаете, почему меня до сих пор и еще не съели?

— Нет. Еды и так навалом, наверное?

— Навалом-то навалом, естественно, но только она тоже бегает, как заяц, а все обленились.

— Вы, сэр, хотите сказать, — наконец догадалась Лариса, что они не совсем люди, людоеды, что ли?

— Да, мисс, вы правы, хотя, кто они, собственно, никто не знает, ибо — увидел, — сливай воду, они найдут вас самое большое за неделю именно по памяти о них в вашей голове. Хорошо придумано?

— Да, — согласилась Лариса, — но кем?

— Дак, они Игровцы.

Сходили к Пифии, как уже здесь называли Гимнастку, и она рассказала:

— Их кто-то завел сюда, так мы, дураки, и здесь нашли этих.

— Скорее всего, их дезинтегрировал сюда Кошка, — сказала Нина. Но ей никто не поверил:

— Кто это, Кошка? — Ибо, да, слышала, что-то раньше, но никогда же не видели!

— Мы здесь не выживем, — тяжело вздохнула Малышка на Миллион, уже привыкшая к домашнему уюту ресторана больше даже, чем его постоянная обитательница — теперь ее подруга — Лариса.

— Я не могу описать, как они выглядят, — ответил Мля-Мля на даже не заданный ему вопрос, почему им невозможно сопротивляться. — Но так-то, есть мля-мля, слух, что тех, кто им сопротивляется:

— Они боятся, — почти угадала Лариса.

— Если они столкнуться с теми, кто их не боится, то, считай, всё — сожрут свои.

— Да, сказки всё это, не проверенная до конца информация, — сказал Гусь.

Но его друг Черный — говорят, несмотря на — тоже трахал Ларису и самое главное:

— Без просьбы к другу Гусю, помочь в этом деле посредничества.

Зная эту способность Черного, ему несвойственную, решили дать ему решающее слово прежде, чем прорываться через границу этой Зоны, ибо:

— Не может быть, чтобы ее не было совсем.

И значится:

— Вы, Мля-Мля, знаете таких людей?

— Одного знаю, — ответил Мля-Мля к удивлению даже Лизы, которая формально уже руководила этим кланом, но только как главный технолог, кем и работала раньше в пищеварительном бизнесе.

Но можно было даже не оглядываться, чтобы понять:

— Лариска будет против. — И она сказала:

— Разделимся на две группы, одна пойдет к тому, на кого укажет Мля-Мля, а другая со мной будет прорываться на север.

— Простите, мэм, на севере мёдом намазано? — Но его даже не удостоили ответом.

За забором, на промзоне, где делали пружинные матрасы для домов отдыха, еще не превращенных, как Залет Социализма Лизы в:

— Пожалуй, никто не знает — из известных нам производных — что там было, если не считать того, что один раз был Клондайк, где — еще точно тоже неизвестно:

— Нашли ли золото, — но то, что его там потеряли — это:

— Почти точно.

Это был Вова. Он лежал, как король, ничего не делая на складе брака, под видом:

— Одного из них, — как пошутил Черный, который был рад, что интуиция бывшего зэка не подвела его, и всё здесь не только Так, но хоть немного, но:

— Эдак.

— Они его боятся? — спросила Гимнастка, которая уже начала понемногу ходить, и сейчас приложила руку к холодному лбу Вовы, которого больше никто не узнал, он не был пострижен под лысого, а они уже привыкли наблюдать местность, как место именно их существования.

Никто не поверил, конечно, что это Вова.

— Может быть, Герм — это еще туда-сюда, — прорезонировала одна неизвестная личность, но на нее всё равно обратили внимание, ибо:

— Ну, чё ты лезешь, чё ты лезешь, как будто можешь войти в контакт с этим Эдемом, а мы нет?!

Веня, который, естественно, был здесь, и которого, еще естественней:

— Никто не замечал, — и даже до такой степени, что он сам не на шутку растерялся, так как забыл, с какой прохиндиадой прибыл на эту дачу, которой счастливо избежал в прошлой — теперь уже почти — жизни, и это бы еще ничего, так как известно:

— Это была Лиза, — осознавшая своё будущее с уже готовым нефтяным магнатом Веней, не человеком, а натюрлих, мешком золота, а теперь:

— Забыла, но не нарочно, а по простой очень логике: у тя нет золота, а у меня нет знания, что с таким оболтусом я могла потратить часть своей драгоценной жизни. — И что, ужасно — в этой новой жизни, и до такой степени, что теперь ясно:

— И раньше было всё тоже самое, — а именно:

— У нас же ж ничего не было! — а радости никакой — значит:

— Будет!

Лиза посмотрела на Веню и ее даже передернуло от возникшего предсказания:

— Этой же ночью он растерзает ее, как в первую новобрачную ночь. — Ну и мир, ну и мир! Ибо:

— Всё, да, правильно, но через чур ужасно.

И логика нашлась почти тут же у костра, разведенного у одра Вовы — Герма:

— Здрассте — спасибо! — У некоторых сердце упало, у других сбежало вообще, ибо это был еще не сам начальник лагеря, и даже не его кум, а прапор, — нет, если бы:

— Федор, — а именно Ферда, во внутреннем обличии узнанная и то только со второго раза недобитая на втором-третьем этаже бывшая жена Вени.

— Никто же ж всё равно не поверит! — И.

И сделал шаг навстречу Лизе.

— Вы представитель местных Эри-ганоф-ф?

— Дак, естественно, — ответила Жена Лотта, — если кто не забыл ее девичье имя.

Лиза обернулась, но не как Жена Лот-та, чтобы остаться в этом храме ужаса навсегда, а наоборот:

— Если я умру, — запишите, чтобы узнать в будущем, что значит это слово: Эри.

— Как говорят у нас на Сириусе — это значит, что у вас началась новая эра Эри-ганоф-ф, — ответил уже пьяный — скорее всего, только от предчувствия пьянки — Гусь.

— Одну минуточку, — сказала бывшая официанта, бывшего паркового ресторана третьей категории города Москвы, — я поясню жестами, что это значит некоторым любопытным, — и прошагав до Гуся, как нечаянная Паутина, ударила по яйцам, на что он всё же ответил достойно:

— И главное, не выше, и не ниже, — но смог, как обычно он делал, из последних сил представить себя столбом, как делал в подобных же ситуациях Влад Высоц, чтобы начать разговаривать со столбом, иначе, как теперь добавил Гусь:

— Мы друга друг не совсем поймем, — и провел прием, которыму его научил боксер Валера за время совместного проживания на кухне ресторана — теперь вот уже стало ясно — он и назывался именно Эри-Дан, что значит:

— Вы дали — мы взяли, — и что самое хорошее в этом, нам обе-обо-им завтра не работу, ибо вас еще не выгнали, мы еще не начинали. И всем смешно.

И до такой степени, что до некоторых пор смешно логично:

— Вот что ни делайте, а всё будет в ту степь, и даже более того, никто не помнит, что уже было наоборот, а значит — значит, дальше лучше не договаривать.

Все закричали, и Веня, и Гусь, и Валера, не испугалась так сильно только Жена Лот-та, которую поэтому пока больше и не нашли. И Лиза так похвалила всех, что приказала выдать всем по целой селедке, а Вене, Гусю и Валере боксеру, явившемуся не запылившемуся из небытия короткого времени, — тоже.

Причем Черному две. И только для того, чтобы все задумались по старой привычке:

— Почему ему так много, — пока он будет проводить время с Веней, несмотря на то, что даже неизвестно точно:

— Справится ли.

— Они ушли? — спросила Нина.

— Еще не пришли, — ответила Лина.

Остальные пока молча ели селедку, забыв о древней заповеди, никогда этого не делать, несмотря на то, что вода есть, ибо:

— Вина может не оказаться, — а воду пить нельзя: в ней живут посторонние личности.

— Пусть кто-то и трахается, — сказала Лариса, — а мы должны уходить.

— Вы знаете, почему убежала эта Ферда? — ответила, спросила Нина.

— Нет.

— Как же, нет, если уже известно: среди нас есть тот, кто их не боится.

— Это я, — ответил Гусь.

— Мы должны его оставить, — выдала ужасную весь Гимнастка, и в прямое доказательство того, что она права, легла и сама у его ног.

— Зачем ты, Нинка? — спросил Ник Сер, уже двинувшись вперед, как Лотт. И добавил, чтобы обосновать свою ошибку, ибо обернулся, да, но — авось и в истории так было — сам.

— Ники! — ужаснулась Нина, а ее подруга Лина села на еще не всю выжженную здесь траву и заплакала. Но именно, она должна была стать по древнему — сделанному еще в ресторане Залет, или я не так что-нибудь сказал? Может быть, это было слишком давно. Почему, если предположить, что наводнение только вот-вот, почти намедни и было? Ответ дал Веня, так как тоже никуда не уходил, ибо считал:

— Если что — то давно уже Лотт, если у меня даже одна из жен, та, что в прошлом, носит имя жена Лот-та, а сейчас вы сами видели, уже работает здесь фельдфебелем, то бишь главным разводящим, непосредственно работающим с зэками:

— Прапорщица, — и это, заметьте, на мужской зоне, хотя, конечно, не исключено, здесь, как в будущем:

— Общак-к. — Что это значит, было еще не совсем понятно, ибо:

— И администрация в доле с Ы-ми?

— Веня, не входи со мной в конкуренцию, — попросил его Ники.

— Лучше тебе не противиться мне, Ник Сер, — ответил Веня, ибо моя жена предала меня раньше, чем твои собираются только изобразить это.

— Мы вынуждены взять на себя этот грех, Ник Сер, — сказала и Нина, — грех соблюсти правду, ибо ты обернулся, ты и будешь здесь прикован, как пулеметчик-смертник. И если ты, Веня, хочешь остаться с ним, то объясни хоть каким-нибудь языком древнего Химика:

— Как?! — если оба вы, не владеете единоборствами, не владеете, как Мак-Лаут, мечом и шпагой, как Дартаньян.

— Они воспользуются силой самих местных, уже озверевших Абори-Генов. — Это сказала Гимнастка, оказывается, она ходила за кофе в зернах и за кофемолкой, поняв интуитивно просьбу Вовы-Герма, что вот именно сейчас он хочет не победы, даже, над этим концлагерем, а просто:

— Коф-фе-е, — как Андрей Миронов.

И Герм, отойдя немного от предварительных блужданий по бездорожью потустороннего пространства, чтобы все уходили, он один, имеется в виду:

— Вместе с такой же легко-поступной Гимнасткой, — будет прикрывать отход основных сил.

— Вова, — так не делается, — замяукали некоторые, а Ник Сер даже разозлился:

— Мне, что, тоже можно остаться?!

— Да, Ники, если уж ты оглянулся на горящие развалины Бухенвальда, то изволь, и ты можешь взять в лапы, опускающийся уже меч Мак-Лаута.

И Ник Сер попросил — еще своих сотрудниц — Нину и Лину — объяснить ему:

— Как с ним обращаться?

— Мы не знаем, но, несмотря на, Ники, что ты нас чуть не бросил здесь в качестве прикрытия, — сказала Нина, а Лина добавила:

— Твоими оруженосцами, как были оруженосцы у Аякса.

Нина, не думая, сделала предположение, что драться придется:

— Чисто в натуре.

— Вот из ит?

— Чисто в натуре? Лапами. И знаете, почему? — приподнялась на локте Гимнастка.

— Нет.

— Похоже, мы стремительно уходим в прошлое.

— Не очень понимаю, как мы будем оборонять фронт, если предположить, что фронт — это все четыре стороны его света.

— Они бояться света, а мы будем обороняться при луне, — сказал свои первые слова Герм, опять явившись на этот свет, как человек разумный.

Но многие не поверили, что Луна:

— Луна, — может светить не на всех одинаково.

Тем не менее, все ушли в засаду, а к пулеметам пошли Герм и Ник Сер, Веня тоже хотел остаться или, по крайней мере, показать, что готов к растерзанию, как все, но его отравили взад именно по этой причине:

— Умереть надо не просто так, а — как выразился Ник Сер:

— З достоинством.

— Да, — ответил Веня, — спасибо, что предупредили, а то я как будто не знал, что это значит. — И спрятался недалеко в дубовой роще, как кавалерия.

— Отойди подальше! — крикнул ему Ник Сер.

— Почему?

— И знаешь почему, ты уже изображаешь наше поражение.

— Да?

— Да.

— Не бойтесь, если вас грохнут, а не брошусь на амбразуру, а уйду, не оглядываясь, как истинный Лотт.

— Зачем ты остался? — спросил Вова. — Праздновать победу на наших поминках?

— Я как Василий Иванович выйду из засады, когда у вас кончатся патроны.

— У нас никогда не кончатся патроны.

— Я имею в виду, когда вы обоссытесь, чтобы перекурить.

— Вова, ты на самом деле умеешь управлять Луной?

— Да, но не до такой степени, чтобы самим не спалиться. — И добавил: — К тому же ты не знаешь главного.

— Да, сэр, а именно? Ибо: если вы имеете в виду, что они не пойдут, а полетят, то, да, я этому верю. — И продолжил: — Конечно, не настолько, чтобы понимать. И да, надеюсь, у них не будет десанта.

— Это разведывательная операция, — ответил Ник Сер.

— Т-так, — начал даже заикаться Веня, — я один пойду в атаку после этого авианалета?!

— Я надеюсь, что Гимнастка вернется, — сказал Герм.

— Мои причандалы — тоже, — умилился своему счастию Ник Сер. Ибо думал: — Он-то к тому времени уже будет праздновать своё возвращение в царстве мертвых.

Вова тоже это знал, но промолчал. Ибо и авось, и оно уже к нам приблизилось настолько, что ходить далеко, как Вергилию с Данте:

— Не придется.

— Летят?

— Что? Не думаю. Скорее всего, это тебе только послышалось.

— Вы думаете, сэр, что мы сначала их увидим, а услышим только потом?

— Да.

— Так бывает?

— По крайнее мере, один раз было. С Апостолом Павлом.

— Так-то бы, да, но какой в этом смысл, если кроме него его видения больше никто не заметил?

— Очевидно, что смысл был именно для него.

— Ну, ты слышал уже что-нибудь?

— Нет.

— Видел?

— Нет.

— Тогда, мэй би, позвать Веню?

— Зачем?

— У него остался термос с Амбассадром.

— Не надо, они скорее всего, именно этого и ждут. А с другой стороны, за Веней уже проследили.

— Надо было кого-нибудь оставить в никому неизвестной засаде, — сказал Ник Сер.

— Никому неизвестная засада — она или есть, или нет.

— Ты думаешь, что кто-то, кроме нас до этого додумался?

— Узнать непросто, ибо: многие достойны.

И они появились, неслышно паря на высоте ста метров.

— Мы не можем бить наугад, — сказал Вова и добавил: — Я подготовлю Луну, а ты попробуй узнай кого-нибудь.

— Бинокль есть?

— В темноте он не поможет, просто включи свой прибор.

— Прибор? — не понял Ник Сер, и хотел даже пошутить, что уже отдал его на прощанье Нине и Лине, хотя и во временное пользование.

— Что?

— А, теперь я понял, что его надо в подходящий момент заменить на видение разумом.

— Боюсь, без первого прибора второй работать не будет, или будет, но не очень эффективно, — сказал Вова.

Один Лай-Нер пошел на снижение, и через несколько секунд Ник Сер сообщил его координаты в системе, нет, не СИ, и не еще какой-нибудь земной, а именно в:

— Лунной.

— Это Малик.

— Малик? Что за Малик, быстрее сообщи его морфологию — анатомию я и сам почувствую! — громко зашептал Вова-Герм.

— Это. Это. Это, — наконец нашел Ник связь между своей землей и их небом:

— Валера боксер? — спросил Вова.

— Да ты что, Вова, разгерметизируйся, наконец, а то мы сейчас сдохнем!

— Наоборот, Ники, я должен закрыть свою земную сущность наполовину, чтобы ее понять.

— Это Бузила.

— Бузила — Малик?! — ужаснулся Вова, можно сказать, вместо обозначения слов приема:

— Вас понял, можете больше не повторять.

И Луна по его просьбе появилась, хотя и так-то ей деваться некуда было, ибо туч не было. По крайней мере, их никто не замечал раньше в этой экватории последние полчаса. Хотя и было давно известно, тучи могут появляться, как из небытия, совершенно неожиданно, как будто раньше их здесь никто не видел в такой безнадежности.

Бузила замахал крыльями и в знак признательности обосрался, что его сделали опять человеком. Некоторые — особо умные хомо сапиенсы могли даже разглядеть на его лице-роже улыбку восхищения своей судьбой получеловека, способного даже после падения с высоты радиовышки:

— Еще некоторое время поползать в роли гроссе бандита.

— Рипит ит, плииз! — рявкнул Вова. — Говори быстрее, нас окружают.

— Ты просто не отошел от гипербологического сна, мил херц, и слегка преувеличиваешь, они прилетели только для атаки сверху.

И действительно, сразу две особи проявились на видеозаписи их мозга, ибо:

— Если он есть — значит и раньше был.

— У них билатеральный способ прицеливания! — крикнул Вова, а Ник ответил:

— Вас не понял, прошу повторить на языке местных Незнаю! И да:

— Побыстрее, пожалуйста. Но тут же рассказал правду: это Енот и Коряга!

— Они пошли в решающую атаку основными силами! — удивился Герм.

— Да, эти черти где-то скрывались до сих пор, а здесь решили размяться, — конституировал и Ник Сер.

Вова навел Луну, но они уже заранее направили оба свои пулемета именно на нее, а не на траншеи земного противника.

Глава 5

— Это Война Миров? — спросил сам себя Веня из-за забора дерев, боясь даже шелохнуться для проявления своего здесь временного пребывания-проживания. Но именно эта мысль подсказала ему, что пора начинать.

И, к счастью, вспомнив, наконец, что и он уже один раз был царем, то и значит, совсем не обязательно лезть рожей в пекло, а вполне — знаете ли — можно работать только одной головой. И, значится:

— Забегал по неосвещенному полю в надежде, что его сразу не найдут, успокаивая себя тем, что на самом деле, человека всегда и ищут по страху, догнавшему его первым.

И до такой степени, что Веня тут же и решил, что он, как все в его команде:

— Гениальный-й.

И Луна не скрылась, как предполагал Вова, а направила свою отраженную поверхность прямо на Веню. Если чего меньше всего ждали эти сверходиозные личности, Енот и Коряга, то именно этого:

— Пусть заслужит, — сказал Енот. А Коряга понял:

— Заслужил, коз-лина!

И тем отрылись — именно своим перекрестным огнем — Герму-Вове. И даже не взявшись за руки, как друзья, но тем не менее, чинно и благородно, что значит:

— Даже не взявшись за лапы друг друга, полетели, но, однако, обратно.

Вова попытался навести Луну дальше по зиккурату, но не вышло, они, как мыши, ускользали от ее разумного внимания.

— Нам нужен свой человек в их обра-хараме, — сказал Ник Сер.

— Зачем? — не понял Вова.

— Но вы видите, сэр, их даже ваш обер-болоид не решается кастрировать.

— Кастрировать именно?

— Аннигилировать, — если, вы, сэр, желаете знать все сегодняшние новости в их научном расположении вариантов.

Далее, где ушедшая вперед армия, ее пленили?

— Скорее всего, сэр.

И действительно, ушедшая вперед Гимнастка и две реципиентки Ника Сера, Нина и Лина вернулись назад, чтобы Веня далеко не бегал, как заяц от Линии Фронта.

— Что?

— Как?

— Нэту.

— Как испарились, — сказала Гимнастка, протягивая к костру свои длинные, особенно в стопах — жили-были, как ласты — нож-ки, — это уже добавила она сама, — ласково поглаживая их, как будто обращалась к Ибн Саламандру.

— Она бегала, — успокоил своих донорш — в отличие от Гимнастки, что он только всё хапает и хапает, однако:

— Вражеские силы, направляемые на ее друга-товарища Вову-Герма.

А что такое Герм, никто уже и не помнил, ибо силы Сириуса, или, что у них есть еще там, Альфы и их Центавры, для нас иногда, есть, но порой кажется:

— Нарочь отсутствуют.

— Лишь бы они их чувствовали, — сказал Вова, кивая назад, где по их координатам, должна располагаться администрация Зоны.

— Если из Зоны можно вырваться, то только в два места, — сказала Нина, как будто сама там не только была, не только жила, но и, как не постеснялся укорить ее Ники:

— Наблюдала.

— Почему нет? — спросила Нина.

— Она не такая, — ответила Лина и похлопала подругу по спине, мол, не боись, я с тобой не пойду в глушь этой Туманности Андромеды.

— Думаю, их захватили Варвары, — мяукнул Веня.

И все решили, что может знать, так как здесь собрались — из мужского народонаселения — только цари, не только много знающие, но и способные оценить правду — или нет — другого царя.

Последыши Альфы Центавра.

Все обернулись, но решили, что обознались.

— Показалось, — призналась даже Гимнастка.

— Хотя всё равно кто-то подглядывает, — согласился Вова. И добавил:

— Мы должны принять только одно решение:

— Где их законсервировали:

— В безлюдной степи, лесу или:

— В цивилизации пивного бара на Рязанке, — прориторичили по очереди прислужницы богов:

— Лина, Нина и Гимнастка.

— Давайте кинем жребий, кто из вас:

— Жена Лотта, — улыбнулась почти диким смехом Гимнастка, вспомнив прошлое, в котором она не участвовала, но знала:

— Было, — и более того, было, было.

— Нет, нет, — сказал Вова, перебрасывая горячую, немного обугленную картофелину из одной ладони в другую, но расположенную сзади, — мы должны вернуться.

— Что ты говоришь! — ахнул даже Ник Сер. — Прошлого больше нет.

— Это не значит, что его нельзя найти.

— Даже если его нет?! — удивились и Нина с Линой.

Вову никто не поддержал, но он всё равно ответил:

— Прошлое можно создать, как будущее.

— Я думаю, они ушли, но так и остались здесь, — сказал Веня.

— Всё равно мы не сможем найти это место, где их собрались эксплуатировать, — ответил Вова.

— Мы тоже думаем, что надо найти Прошлое.

Но все надеялись только на известное: ресторан Центральный, еще один ресторан, турбаза Забег Соцреализма, или Пивной Бар на Рязанке.

— Я должен подумать до утра, — сказал Вова.

И предложил под самое утро пройти на:

— Жилую Зону.

— Там вахта, — как само собой разумеющееся ответила Гимнастка.

Все молча поперлись к этой вахте, как будто она там была на самом деле. Веня даже нашел в себе, абсолютно не выспавшемся, силы предсказать:

— Будем надеяться, что построили. — А Нина добавила:

— Если, чё — ми подождем.

И ужаснулись правде, как констатировала опять Нина:

— Веня, ты это сам придумал?!

— За недорого, — спокойно ответил Веня, — уже почти веря в этот натюрлих.

— Сколько вас? — только и спросил невыспавшийся вахтер в форме сержанта, и до такой степени, что не только Веня, не только прозорливая не в меньшей степени Нина, но все подумали:

— Это прапорщик-ца Жена Лотта!

Но Гермес смог отогнать эту Маску Ужаса:

— Это сержант Валера, — на что никто даже не стал заморачиваться, кого он на самом деле изображает, хотя и так было ясно:

— Или Манай, или Холодильник сдался в плен.

Очень хотелось застать спящими предводителей этой организации Енота, там, Корягу, авось и сбитого, но еще не до конца Бузилу, но решили не рисковать, и вышли на волю, где стоял даже пивной ларек неподалеку.

— С пивом, воблой, ну, в общем, со всем, с чем положено.

Но только Лина оглянулась, как будто была чем-то проклятой, но зато услышала вслед вздох облегчения. Она хотела повернуться еще раз, но ее окликнула Нина:

— Зря ты оборачиваешься.

— Почему? — автоматически ответила Лина.

— Можешь узнать не то, что надо раньше времени, — был ответ.

И действительно, им вслед был направлен взгляд Лизы Серг из окна главного кума, а, впрочем, это было даже окно хозяина Зоны:

— На втором этаже.

Их поселили в подвале, мыть который пришла совершенно неизвестная тунеядка.

— Ты не местная? — спросила ее Лина.

— А это так вот просто с первого взгляда не видно? — ответила муторница в синем халате.

— Нет, я имею, имею, так сказать в виду:

— На воле, что ли, арбайтен нет? — завершила эту словесную комбинацию Нина.

— На воде всё залило водой. — И добавила: — И это вполне естественно.

— Ты не можешь ответить еще на один вопрос? — спросила Нина.

— Да, пожалуйста, делегируйте.

— Что? Впрочем, ваш ответ?

— Да, если иметь в виду, что вы говорите размышлениями с собой, так это:

— Тихо сам с собою, тихо сам с собою, — я веду беседу-у, — пропела она, и можно даже подумать, в ожидании аккомпанемента.

— Там нет работы, что вы таскаетесь сюда?

— Там кругом вода.

— Серьезно? — со смехом почти переспросила одна из Лин и Нин.

— Чему вы удивляетесь?

— Удивляемся, зачем вы Туда ходите, — сказала Лина.

— Ну, если там кругом вода, что там делать?

— Ждать.

— Чего, ждать-ь?

— Время, когда надо идти на работу.

— Подскажите, пожалуйста, как узнать, где вы спите до работы?

— Времени до работы не бывает.

— Прекратите скрывать от нас правду.

— А то, что? Не дадите тушеных капустных листьев, как награду за мое усердие в уборке.

— Мы можем сами убрать.

— Нет.

— Почему?

— И знаете почему? Это говно лежит здесь со времени Геракла, убрать даже то, что здесь появляется за одну ночь, вы не сможете и все вместе. Я одна и то едва успеваю.

— Так может ты дочь Геракла, и сама того не знаешь? — сказала Нина.

— Естественно.

— Что значит, естественно?

— Чему вы удивляетесь? — Леди выжала огромную тряпку в большое конское ведро, которое таскала за собой легко, как живое.

И сама же ответила:

— Вы думаете, что наводнение произошло недавно, в ближайшие десятилетия, даже годы — нет, оно произошло намного, намного раньше.

— Всё завит от отсчета времени, — сказал Вова, входя в эту бывшую пидараску.

— Спасибо за понимание, сэр, но боюсь, и вы не понимаете, что происходит.

И действительно, Герм даже потер лоб для верности: так ли настроено подсознание, что сознание может принять его сегодня еще до обеда, но не почувствовал никакой адекватности. Всё было закрыто понимаем только одной строки послания:

— Я ничего не знаю.

— Ну, Вова, ты что-нибудь понял? — спросил, спускаясь в это подземелье Ник Сер вместе с Веней.

— Только то, что знал и раньше.

— А именно?

— Надо создать будущее, как прошлое.

— Значит, это будет разведка боем. — И уже хотел потащить эту мойщицу к телеграфу, чтобы взять его первым, забыв от радости, что есть хоть кто-то, кто его в будущем сможет понять, объяснить присутствующим, что:

— Просто так, без насилия, она, Цирцея, ничего на скажет. — Но.

Но получил тряпкой по мордасам.

Веня отошел и молвил:

— Она хочет чё-то сказать, но не может.

И добавил:

— Скорее всего так прикидываться дурой не может даже Жена Лотта.

— Значит, она настоящая, — сказал Герм Вова.

— Ее надо пытать, — сказал Веня, — иначе ничего не скажет.

— Нет, — ответил Вова, — здесь, думаю, смысл в то, что.

— Да, сэр, расскажите, пожалуйста поподробнее.

Уборщица молча стояла в углу, как амазонка, готовая, как Пенелопа защитить свои ценности перед будущими людьми, нет, конечно, нет, не:

— Я не могла иначе, — а:

— Так и должно быть.

— Ты имеешь в виду секс на расстоянии, милый? — спросила, спускаясь к ним по крутой лестнице Гимнастка.

— Да, — со смехом поддержал ее Веня, — посредством мимикрирующего настоящего.

— Они ее перекупили! — схватилась за щеки Лина.

— Не думаю, — ответила ее подруга Нина, — она такой замкнутой была и раньше.

— Ты зачем пришла? — спросил Ник Сер.

— Она забыла включить подъемник уровня воды, — процитировала Лина. А Нина добавила:

— Не думаю, здесь всё автоматизировано, просто она хочет, чтобы мы запомнили ее получше перед приземлением.

— Вы думаете, коллеги, — нарочито продолжил дискуссию Веня, чтобы иметь время разозлить Гимнастку, — она хочет, чтобы мы теперь видели ее в каждом столбе, всплывшем на поверхность.

— Догадливый-й, — Гимнастка изобразила свою знаменитую полуулыбку и сделала Вене саечку за подбородок. И неожиданно накинув ему на шею ремень, попрощалась:

— Он пойдет со мной.

— Нет! — вякнула одна из причудниц Ника Сера.

— Если окажете сопротивление — побежит за моей машиной на этом ремне. — И все застыли, как Прометеи, прикованные к скале неведомой им силой.

— Скорей всего, силой гравитации, — предположил Вова, когда она ушла.

— Ты так думаешь? — спросила Нина.

— Проверь на всякий случай, есть ли возможность подняться по лестнице.

Но ближе стояла Лина, она и попробовала:

— Нет, подняться невозможно, меня тянет опять в эту трубу.

— Трубу? — переспросил Ник Сер, чтобы лучше осознать, и передать потом Герму действительно происходящие события.

— Спасибо за информацию, — ответил Герм, — значит надо искать другой выход. Думаю, он ведет в кабинет Кума.

— Кто у них Кум?

— Это уже не имеет значения — уверен, там уже никого нет.

— Вы думаете, они ушли и оставили задний выход невредимым? — спросила Нина.

— Его невозможно взорвать, — ответил Вова.

— Почему?

— Он проложен людьми, уже давно истлевшими в могиле. — Добавил для тех, кто поймет: — Он проложен людьми в перьях, когда они уходили из спальни Графини, похожие на:

— Королевских Птиц, — услышали они ответ в темноте хлюпающего жидкой грязью прохода по заброшенному вещевому складу Зоны.

Раздался щелчок, и дверь неспешно, но со скрипом пошла по радиусу. Комната осветилась, на столе еще дымилась сигара из посылки Фиделя, тройка, семерка, дама лежали на одной стороне стола, на другой:

— Тройка, Семерка, Туз.

— Кто выиграл, они, видимо, не успели определиться, — сказала Ника. А Лина сообщила из глубины:

— У этого было три туза, а у него, — она кивнула напротив, наоборот, три шестерки.

И Вова от ужаса чуть не забыл, что видел только совсем другие комбинации.

Они вышли через парадный ход. Прямо у подъезда стоял джип.

— На всех места не хватит, — сказала Лина. И посчитала:

— Кого-то не хватает.

— Не хватает сторожа на воротах, — сказал Герм, — его придется взять с собой, иначе не пропустит.

— Он будет лишним.

— Кому-то придется ехать в багажнике.

Но оказалось, дело обстоит еще хуже, хотя и легче. Сторож на воротах их пропустил, но без обозначения своей личности, а просто нагло сел за руль того джипа, который стоял за воротами.

— А этот? — ахнул даже Вова.

— Выбрось.

Ибо, да, чудес до конца ожидать не приходилось:

— У ворот без тени деревьев и других ив, — стоял, нет, не табун подкованных лошадей, а:

— Почти, — тоже мощный, как джип, катер с буквами на борту НЛ.

— Не Летучий Голландец, — как перевели Лина.

А кругом, как в прошлом, которое уже казалось далеким, только:

— Вода.

— Зря, что у нас не осталось ключа от этой мышеловки, — оглянулся на Зону Ник Сер. И почти тут же попросил в виде категорического императива:

— Я остаюсь.

— Дак, естественно, — чуть не сказал Вова. И сам чуть не обернулся.

— Пойдем, Ники, — наперебой затрещали его причандалы. Но он ответил грустно:

— Дак я сторож.

— Неужели Цербер подземного мира, — пошутил Веня, сам чуть там же не остался, ибо, как он пропедалировал:

— Потянуло, как в омут.

— Крутите педали, — махнул рукой Ник Сер, — я если что прикрою.

— Как Заградотряд? — спросил Веня.

— Как мама, которая предупреждала, что после двенадцати домой:

— Не пущу.

Сержант повел катер вперед, но города на этом пути они не встретили.

— Здесь есть каюта, — сказала Лина, и принесла всем по холодному коктейлю из Мартини и Белой Лошади — это два, а два из опять же Мартини, но уже белого этого вермута и Рижского Бальзама.

— Твой бар, Вова, похоже, полностью переместили в этот катер.

И только тут заметила, что Валера за рулем уже пятый, а не четвертый, поэтому должен остаться безо всего.

— Я сегодня не пью, — сказала Лина, возьмите мой, ибо, думаю, вам всё равно чей пить: свой или мой, так как вы же ж покойник с того кладбища, откуда мы только что сбежали, надеюсь?

Водила молча взял ее стакан, обернутый холодным полотенцем и выплеснул за борт. Потом также спокойно, не говоря ни слова, налил в него из своей фляжки, пахнувшей далеко не лучшим вином, а скорее всего, опять всё той же Шотландской Лошадью, настоянной на местном самогоне.

Сержант выпил свою смесь и выпрыгнул за борт.

— Ты думаешь, куда мы едем?

— Туда же, откуда приехали.

— Ты уверена?

— Если подумать — то не знаю, а так-то, да.

— Не знаю, что и делать, — хотел ответить Вова, но передумал, а ответил, как обычно:

— Я знаю, что надо делать?

— Я тоже?

— Хорошо, тогда спустимся вниз?

— Нет, лучше прямо здесь, Ники-то все равно нет.

— Он остался в лагере?

— Ты сам видел.

— Видел ли я? — засомневался Вова. — Не знаю, скорее всего, он остался в вас.

— Ну-у, это всегда происходит, — пропедалировала Лина, которая и начала разводить этот костер больших желаний, которые — по ее мнению — могут дать Вове возможность снова стать царем.

К счастью, Нина нечаянно толкнула подругу своим пара-лельным плечом. Бац, и катер пошел зигзагообразной молнией, как торпеда электрическо-импульсного наведения на цель.

Но все поняли только первое отделение программы, а именно оно показалось оставшемуся на борту экипажу не:

— Веселым.

Вова прыгнул за руль, но он оказался заклиненным.

— Так просто рули не заклинивает, где-то должен быть ключ, — сказала Нина.

— Ничего не вижу.

— Ты сам подумай, как было в кино: один движется только задом, а капитан всегда, и даже выпивши:

— Только по заданному курсу.

— Я не Мэрилин Монро.

— Зато я Грета Гарбо.

— Я думал ты Марлен Дитрих.

— Ты посмотри, какие у меня плечи!

— Да, почти, косая сажень. Ты не Елена Арзамасская?

— Да, может быть, но мне почему-то кажется, я вообще не отсюда.

— Сейчас не одна ты имеешь эту надежду: быть Елкой.

— Нет, я не Елка, а:

— Кошка? — первый спросил Вова.

— Кобыла.

— Да, похожа, — посчитал Вова лучшим сказать правду, чем иметь в виду ложь, ибо в виду показался Парк Пушкина.

— Этот тот же самый? — только спросила Нина.

— Да-а, — чуть задумался Владимир, — ибо не думаю, что разница тут имеет значение.

— В том смысле, что мы погибнем?

— Прыгнем за несколько метров до столкновения с голубой беседкой.

— Ты не думал, о том, что этот парк должно было затопить?

— Скорее всего, это самая высокая точка города.

— Тем не менее потоп должен был подняться выше.

— Вот ду ю сей?

Но их быстрый тет-а-тет был прерван катером, который повернул к другой, зеленой беседке.

— Я не думаю, что это случайность.

— Кто в той беседке оставался?

— Давным-давно, давным-давно?

— Мне кажется это было недавно.

Мы прыгнем, а потом поплывем к той беседке, которая останется после взрыва.

— Как бы этот катер не начал гоняться за нами, — проинтуичила Нина. Но на самом деле ли?

Тем не менее, они подождали, чтобы катер уже не мог вернуться назад, и прыгнули.

— Кстати, — спросила Нина, когда они зацепились за борт зеленой беседки, — ты видел, как Сержант с ворот Зоны спрыгнул за борт?

— Нет, — ответил Вова, но удивительно, — добавил он: — Думал, что видел.

— Я тоже. Получается — по крайней мере, так можно подумать — эта программа уже записана в нас.

— Но я уверен, что это не тот город.

— Город, где мы жили счастливо? — сказала Нина.

— Город, где появились Они.

— Пришельцы? — решила уточнить Нина.

— Думаю, это наши предки.

— Выходит, мы их сюда и позвали?!

— Да, иначе они не могли найти нашу Землю.

— Кто мог это сделать?

— Их позвать?

— Ты точно этого не делал?

— У меня нет такого передатчика.

— Но он существует?

— Возможно, но я не имею к нему доступа. Кто-то имеет, — со вздохом добавил Вова.

— Впрочем, ты, скорее всего, не за того меня принимаешь, я только хотел найти этот Код Жизни, но не только не нашел, но и не уверен.

— Не уверен, что он вообще существует? — спросила Нина, разливая по хрустальным стаканам кислоту, ибо боялась сахара.

— Брют?

— Кажется.

— Кажется, или точно кажется?

— Это у нас такой пароль теперь будет?

— Чтобы победить этих завоевателей, мы должны найти тот путь, по которому уходили отсюда воскресшие святые.

— Ты сказал, Завоевателей, но, похоже, им не нужна голая Земля.

— Да, им нужны люди, которые их позовут, как Предков.

— Так выходит — это не мы должны идти к ним на зов, а они к нам?!

— Да, кто-то им посылает, и посылает отсюда этот сигнал.

— Сигнал под названием?

— Я — Кинг-Конг.

— Серьезно? Я думала, это вой волков, как у Джека Лондона.

— Волки выли сообщением об ошибочности той цивилизации, которая есть. Здесь, я думаю, всё наоборот. Они хотят ее уничтожения.

— Какой в этом смысл? — спросила Нина.

Мы их не звали, а они уже пришли, — как сказал Владимир Высоцкий.

К этому времени уже стало ясно, что эти беседки представляют собой плавающие коробки, но без видимой возможности ими управления.

— Неужели всё меняется, теряя управление?! — ахнула Нина.

— Управление есть, — сказал Вова, — но без руля.

И перешел на сторону дамы — беседка, служившая многим поколениям людей бесплатным сексодромом, пошла в противоположную сторону.

Они даже не обернулись, пока не заметили впереди заросли.

Вова спросил для проверки своего удостоверения реальности:

— Какого они цвета?

— Дабл.

— Шутишь?

Вова, наконец, понял, что не заросли дабл — двойного цвета — а беседки получили возможность поучить человека конкретизации:

— Одна была синей снизу, а сверху зеленой, — другая наоборот. Зеленой снизу, а сверху, как небо — голубая.

— Скорее всего, одна из них перевернулась, — сказала Нина.

— Какая, не знаешь?

— Если предположить, что реален только голубой верх — надо выбирать зеленый.

— Почему?

— Я в реальность происходящего не верю.

Они выбрали зеленый и посмотрели на небо. Оно было зеленое.

— Ура, мы выиграли! — обрадовалась Нина так, что даже подпрыгнула.

Вова так забеспокоился, что так сильно захотел посмотреть на небо не в беседке, а на небо:

— Из беседки, — что перешагнул благородную леди, и посмотрел.

— Какое? — не поднимаясь спросила девушка.

— Так интересно?

— Ты чем-то недоволен?

— Да, потому что не могу сказать.

— Хорошо, дай я сама угадаю, оно тоже дабл.

— Ты имеешь в виду, что не кажется, а на самом деле?

— Да, милый, ибо поняла: сам мир, в который мы попали — это и есть галлюцинация.

— Думаю, он был таким, только мы не замечали.

— Это очень хороший ответ, ибо нам тогда ничего нового и не надо, чтобы быть людьми.

— Это очень хорошая мысль, — сказал Вова, — но доступная ли нам в полном объеме — вот в чем вопрос.

— Происходят такие чудеса, что определить реальность затруднительно, — сказала Нина, и добавила: — Надо где-то остановиться.

— Это очень верно, потому что надо развести огонь.

— Развести огонь на что? — не поняла леди.

— В виде костра, ибо тут одно из двух, либо они его бояться, либо он им нужен — в любом случает будет понятно, что мы им еще нужны.

— Да, надо найти уголь.

— Ты уверен, что деревья рубить нельзя?

— Конечно. Я это чувствую всем сердцем, всей душой и вообще:

— Да, и вообще всем разумением своим.

— Что?

— Я грю, похоже из всего десанта на этот аналог Земли, мы остались только двое, а это значит.

— Да, очевидно, что мы Адам, и эта, как его?

— Почему его, кого — наоборот, она, Эва.

— Э-ва, как в последнем Апокалипсисе? Но она косоглазая!

— Сделаешь мне перед ужином макияж, и я пойму, да или пока еще ты ничего не понял.

— Боюсь, я так устал, что настроения перед ночным трахтенбергом у меня не будет наблюдаться даже с высоты птичьего полета. Кстати, почему нет птиц?

— Думаю, в птицу должна превратиться ты, — не задумываясь определил ее роль Вова.

— Может быть, ты лучше превратишься в орла?!

— Ты так говоришь, как будто можно подумать, настаиваешь.

— Я могу попробовать, но не уверен, что птицы были раньше человека.

— Скорей всего.

— Здесь нет гор, с которых надо и можно прыгать с риском для жизни. Да и не хочется. Если бы так взлететь.

— Как так-к? Нечаянно? Да, это будет неплохо, если и я тоже полечу.

— Да и намного легче.

— Почему? Ты думаешь, яйца нести проще?

— По другой системе, — сказал Герм-Вова.

— А именно?

— Я тебя съем. Нет, не бойся, не разжевывая, а так, что будешь, как у Христа за пазухой.

— Вместе с киндером?

— Естественно.

— Честно говоря, я даже не представляю себе. Нет, не того, когда ты меня, наконец, трахнешь, ибо по абсолюту, когда-нибудь, да, это случится, но где тот притвор, в котором ты меня поселишь, как в самом себе? Ты хоть примерно знаешь, как его найти?

— Нет.

— Ну, вот, пажалста, ты не готов к личной жизни почти полностью, даже абсолютно.

— Думаю, мы здесь затем, чтобы найти его.

— Неужели это можно? Найти самого себя, идентифицировать себя, как часть мира:

— Да, уже существующую, — тонко заметил Вова.

Они удивлялись еще раз, потом два, три, и решили — Нина:

— Мы будем спать без ужина?

— До ужина еще далеко, — ответил Герм.

— Давай поспорим, что сейчас вечер? — улыбнулась Нина.

— Вечер, — повторил Владимир с некоторой расстановкой, — нет, не может быть.

— Почему?

— И знаешь, почему? Я тоже так думаю, а два одинаковых мнения не могут занимать одно и тоже место.

— Я думаю наоборот.

— Да, но тогда это должны быть люди одинаковые, а мы разные.

— Хорошо, ты оставайся, а я схожу, узнаю, что там продают.

— У тебя есть деньги?

— Нет, но они и не нужны, так как там, — она махнула лапой на восход солнца, — всё равно ничего нет.

— Да, тогда логично, надо сходить посмотреть. И да, ты пока ходишь я посплю немного, а потом посмотрю, что во второй беседке.

— Надо было давно это сделать, — сказала Нина. — Подозрительно, что она плавает за нами, как привязанная.

Вова двинулся вперед, раздвигая деревья. И только забыв, как сошел из беседки на берег, обернулся. Но уже ничего нельзя было разглядеть.

— Или деревьев слишком много, или стало еще темней, — сказал он, как профессор Нэш, понимая, что не мы выигрываем у Разума, а он у:

— Вас.

— Но впереди был уже просвет между деревьями и Герм двинулся туда.

Он обрадовался, что сейчас увидит Гастроном с сидящими около него продавцами цветов, но улыбка его пропала, так как не было абсолютно никого. Вова хотел зайти в сам магазин, убедиться, что и там нет ничего, по крайней мере, ничего, кроме шоколада и Каберне, но желание подойти к девушке, которая махала ему лапой со стороны противоположного тротуара, было:

— Больше.

Да, конечно, спасибо, он вспомнил, что видел ее совсем недавно. Но, как звать?

— Забыл.

— Сегодня праздник, — сказала она.

— Да, спасибо, что напомнила, какой?

— Народу на улице много — значит, всегда какой-то праздник.

— Самогон будешь?

— Пью.

— И самогонку тоже?

— Если ты ее пьешь, я тоже, как говорится:

— Обязательно буду!

Они шли полчаса, может быть, немного больше. Герм оглянулся. Удивительно, парень, которого он узнал еще там, у Гастронома, но забыл пока что, как звать, и который шел за ними — исчез.

— Его нет, — сказал он.

— Кого его? — улыбнулась почти красавица, по крайней мере, никого другого он не хотел.

Когда они выпили все втроем, Вова попросил парня:

— Понаблюдать со стороны.

— Я лягу вон там, между дерев.

— Это будет естественно, — чуть не простонал от радости Вова.

Но она сказала, что любит другого.

— Уже? — не понял он.

— Мы давно любим друг друга, — сказал ему и парень.

— Когда-могда это могло произойти?! — изумился Вова, — если мы только что второй раз с ней увиделись у гастронома.

— Я просто вспомнила будущее, — ответила телка.

— Я тоже, — сказал и друг из Питера, как оказалось.

Глава 6

— Приходится сделать вывод, — сказал Герм сам себе, — вставки не только из прошлого, но и из будущего — это реальность, а не только Прекрасный Разум Джона Нэша.

Он, не задумываясь, прошел полсада, но теперь испугался:

— Если я заблудился, то уже никогда не найду дорогу в то время, с которым был связан, как с ключевой точкой пространства.

— Марти не взрослеет, она не может быть настоящей! — заорал он, когда увидел, что Нины нет в зеленой беседке, но она была в голубой — имеется в виду, снизу — но вместе с Линой.

— Я вам не верю, — сказал Герм.

— Почему, милый?

— Вы не существуете без Ника Сера!

— Вова, — ответила Лина, — прекрати беситься.

— Почему?

— И знаешь, почему? Даже если ты прав — ты всё равно попался.

Вова огляделся по сторонам и молвил, практически, русским языком:

— Я посылаю подальше, и не только вас!

Он ушел в ночной город, но пошел на этот раз не налево, к гастроному, а направо, в Парк. Сел там на скамейку, и стал ждать, когда заиграет духовой оркестр.

— Это хорошая мысль, — сказал он. Но никто не откликнулся. Следовательно:

— Можно, — создать мир из этого заброшенного во времени — а возможно и пространстве вселенной — города.

Я буду его мэром, пэром, и этим, как его?

— Бухгалтером? — и я согласна.

Ясно, что здесь кто-то есть, но оглядываться — а уж тем более — оглядываться кругом с испугом:

— Не хотелось.

— Я могу поговорить, если вы хотите, но встречаться с вами в видимом его спектре, — не буду.

— Кого его?

— Такие вопросы напоминают мне прошлое, а значит:

— Его уже не будет, — закончили за меня.

— Теперь с сожалением вижу: так и будет продолжаться по колесу, нами же придуманной истории.

— Сводите меня в ресторан.

— Здесь нет ресторанов.

— В глубине парка есть пивная.

— Чешское?

— Да, в винтовых бутылках правда только.

— Прошу вас, не надо оговорок, говорите так, как это есть, а, следовательно:

— И должно быть, — добавил голос существа. И добавила:

— Докажите, мне, пожалуйста, правоту этого, э-э, Шестого Постулата.

— Вы имеете в виду, постулат Высоцкого?

— Да, под названием: Обязательно Буду.

— Ну, представьте себе, ну, кого бы? хоть себя, но в маске Сальери, можете?

— Абсолютно! — И да: я могу подумать, прежде чем продолжить, в какую сторону это абсолютно направлено:

— Сальери в маске Моцарта, или, почти наоборот, Моцарта, как Сальери.

— Я сейчас закажу столик на полдевятого, рублей на полтораста в новых, которых еще никто не видел, а вы дайте мне денег.

— Зачем? Я потом расплачусь, в конце, так скать, пути.

— Если вы, прожив столько лет, еще не поняли, что и в будущем всё равно надо давать на чай и, более того, не только официанту, но чебурашке на входе — тоже:

— Думаю, с вами будет не просто непросто, а, скорее всего, очень трудно даже прожить одну ночь и плюс одно утро, если бабла хватит.

Впрочем, не заморачивайтесь, утро бесплатно.

— Для человека этого Аборигенстана вы не очень безразличны к деньгам.

— Так-то бы, да, но откуда вам известно, если не только из вашего собственного неадекватного сознания обратной реальности? Неоткуда. Следовательно:

— Прошу повторить своими словами.

— Что?

— Тоже самое.

— Сейчас. И да, не торопите меня под руку. Еще немного, сейчас, сейчас, а!

— Да, вы не человек.

— Вер-на-а.

— Но, надеюсь, вы явитесь передо мной не в виде простого заказанного столика с рубленым бифштексом и жареной картошкой?

— Я буду тем, что вам нужно.

— Спасибо, и я тоже буду, как вам захочется, самим собой.

— Посмотрим, что представляет из себя ваш натюрлих.

Я долго не вытерпел и пошел на усиливающийся шум через полчаса.

— Как ваша фамилия? — спросили меня на входе.

— Дак-к?

— Что-с? Повторите еще раз, пока вас не отправили красить туалет новой побелкой в честь прибытия Маргариты.

От предчувствия, я могу, точнее, уже попадаю в некрасивую с точки зрения критериев периметра, переплётум — если называть вещи своими именами — ситуэйшэн:

— Пришлось сделать два шага назад.

— Не надо пугаться? — прохрипел проверяющий, — ибо и если даже, вы Кот Абармот — милости просим, назовите только номер вашего стола-уса.

— Уса-то здесь при чем? — сладко зевнул я.

И очевидно, что я его тоже запутал, ибо контролер приложил лапку ко лбу и вежливо тявкнул:

— Ну, пройдите, пройдите, посмотрим, если не туда, то и понятно будет, почему вас начнут бить не в то время, когда запланировано.

— Да, бросьте, мил херц, пугать меня, не на самом деле, а только понарошку.

— Да иди, иди! — и показалось — или только из-за разгоряченного воображения — что симметричный субъект хотел ускорить мой проход через границу путем рычага своей задней ноги.

Я провел переднюю подсечку в падении.

Сзади ничего не звякнуло, даже урна не упала.

— Ты уже сделала заказ? — удивился Вова. И добавил: — Я мог лучше.

— Что?

— Частицу Не иногда вставляй, когда думаешь, что я не прав.

— Ты уже две вставил.

— Ну и что?

— Так легко запутаться.

— Хорошо, давай договоримся, сегодня ее вообще не применять.

— Ты уже применил.

— Запиши в кредит.

— Ладно, буду помнить, что я могу.

— Что?!

— Не беспокойся, только один раз.

И были для начала раки с пивом.

— Чешское?

— Пилзнер.

— Почему, э-э, холодное? Специально, что ли, как я люблю?

— Ты два раза пропустил?

— Да.

— Тогда, э-э, могу ответить просто: местная скотобаза держит лед.

— Ты сколько раз пропустила, тоже два?

— Надо посчитать. И вообще, при таких условиях жизни лучше вообще, э-э, поменьше болтать.

— Так ты местная?

— Такими вопросами ты ничего, — прошу прощенья, — мало что можешь узнать.

— Тогда, может, возьмем всё с собой, и отвалим из этого, э-э, богоугодного заведения.

Они собрали всё со стола, кроме раковой чешуи и их благородных, но не устоявших перед насилием бронированных панцирей.

— Заплатить надо, — остановили их на выходе.

— Я заплатила заранее, — ответила девушка, и попыталась отстранить лапу охранника от своей груди.

— Дай, я полапаю, — сказал второй, и, скорее всего, это была женщина.

— Послушайте внимательно, — сказала спутница Вовы, — я обещала сегодня говорить только Да, поэтому предлагаю пропустить нас.

— Это просто предложение, или вообще, предложение сдаться? — почти улыбнулась охранница.

— Они не понимают, — хотел сказать Вова, имея в виду, что в уме они не договаривались отрицать нарушенный порядок вещей. Но только предложил:

— Это мирное предложение, если иметь в виду его противоположность.

— Расшифруй своё преимущество, клоун! — рявкнул мужик.

— Только не волнуйтесь, пожалуйста, — добавила дама-охранник, и кивнула ему, своему скотообразному напарнику: — Они не в курсе, что сегодня день нечетный.

— Постный день? — спросила Вовина Стрекоза.

— Да, сегодня такой день, когда все бабки остаются здесь, — и приостановила полное открытие рта своим напарником, — я закончу разъяснение, а ты, если понадобится, продолжишь дело делом рук своих.

Он опустил руку, но ответил:

— И ног, не забудь-те, тоже.

— Да ты можешь хоть головой лезть в топку её паровоза, — сказала Вовина Стрекоза, но предлагаю вам в последний раз: подеритесь между собой, а мы посмотрим снаружи.

— К-как снаружи? — даже заикнулась леди охраны.

— В щелочку, наверное, она имеет в виду, — взял себя в руки охранник, и было ясно, что они не просто так, для смеху или вообще, от избытка сил своих, но:

— По заданию.

Вова так и шепнул Своей Стрекозе:

— Их специально на нас натравили! — со знаком восклицания, но тихо.

— Вы что там шепчетесь, птенчики? — на этот раз охрана толкнула Вову в плечо, потому что он увернулся, а хотела, тварь, схватить за нос умелыми пальцами.

Герм понял, что это что-то знакомое, но пока не мог выйти на исходную. Второй был далеко не Керенский, пробежала мышь, как давно знакомая мысль, которую в кои-то веки, и очень давно, давно, он специально не добил, так как любил даже мышей:

— Они высоко прыгают, почти до верха урны могут долететь, если дать им еще пару недель подрасти. И убегут, куда глаза глядят, правда, недалеко.

И связь с Керенским поддалась расшифровке:

— Одна из этих тварей Енот! — но она, скорее всего, не поняла, так как ударила по яйцам весчь противоположную.

Оказалось, что и она тоже мужского рода, а, следовательно, это Коряга.

— Недалеко же они отползли от своего, нет, не прошлого, а уже теперь:

— Позапрошлого времени.

— Куда стартуете? — протекционисты.

Так и улыбнулся Вова. И это удивление отвлекло его Стрекозу: они попытались ее связать. Вова так испугался их хищнических ртов, что непроизвольно сделал два шага назад.

— Что здесь происходит? — попробовал выдохнуть он.

— Я тебя выручу! — крикнул Герм.

— Как? — хотела обернуться Стрекоза, но ей не дали даже пошевелить головой.

И действительно, они начали пробовать отрывать ей голову уже здесь, в зале.

А ему сказала какая-то гидра с последнего стола в этой, передней части летнего чапка, имеющего, видимо, не только ресторанное оборудование, но и поставки, точно:

— Не только из этой части Не нашего Света.

— Ты, эта, лучше не болтайся здесь дольше, чем надо.

— Я не понимаю, как уйти, — сказал Вова, — эти прохиндеи устроили завал в средней части дверей.

— Ты не знаешь, как уходить?

— Через окно?

— Через дверь.

— Заднюю?

— Я могу показать.

— Да, но я только что познакомился с другой Стрекозой.

— Со мной тоже буквально недолго.

— С ней намного раньше. Я уже пишу ее имя с большой буквы.

— Заметь, только в уме. Впрочем, изволь, я только скажу своим друзьям, что сегодня не приду вовремя, и помогу тебе.

— Мне ждать тебя?

— Как только увидишь, что меня долго нет — скажи: я ждал ее и рад, что не явилась.

Когда Вова с помощью ее напутствия добрался до черного хода, то понял, что ждать бесполезно, и бегом направился к парадному входу. Там было тихо и он понял, что опоздал.

— Покрути пальцы, куда бежать, — сказала пославшая его, и хорошо, что пока не далеко.

— Я думаю, ее спрятали внутри, но сначала лучше проверить обратную сторону медали: не к забору ли?

— Почему не внутри?

— Если внутри, то тебя в первую грохнуть надо.

— За что? Я показала тебе правильный путь, включающий в себя не только направление движения, но и:

— Время, — сказал Вова.

— Время, да, но главное сейчас — это траектория движения.

Хорошо, иди к забору, а я пока всех пересчитаю в зале.

— Да, мэм, туда вам и дорога, что лучше бы вообще не появлялись.

— Ладно, если что-нибудь еще понадобится, зайдешь опять и спросишь Маргариту.

Герм легким шагом приблизился к забору, и только тут услышал слабый стон:

— Помогите, пожалуйста! — Ибо это, действительно, звучало, как призыв то ли страстный, то ли жалобный.

А надо заметить, что эта приставучая зараза уже была рядом, ибо ее голос прогремел — хотя и почти неслышно:

— В таких случаях никогда не откликаются на призыв, хотя он и страстный. Потому что это подстава.

— На живца?

— Да, на живого пока что — ненадолго — человека.

— Настоящего хомо сапиенса?

— Да, но всё равно он скоро умрет.

— Я спасу.

— Это невозможно.

— Почему? Кровь из него выпили, что ли уже?

— Нет, конечно, нет, ибо кровь здесь у всех выпили даже не намедни, а намного раньше.

— Прошу не запугивать меня, что это не этот свет, а какой-то другой.

— Хорошо, я тебя предупредила, теперь иди и умри, как она. Ибо сказано:

— Маргарита должна умереть.

— Вот ду ю сей? Ты сказала, что ты Маргарита!

— Да? Да это так, но она никогда не была со мной согласна. И более того, ты выполнил роль киллера, ибо послужил поводом, чтобы ее грохнуть.

Не перебивай, пожалуйста, здесь такое правило.

— Как называется? — всё-таки перебил Герм.

— Чтобы всё было по-честному. Поэтому без вынужденного воздействия никого нельзя аннигилировать.

— И я причина?

— Да.

— Почему?

— Здесь поспорили, что ее никто не снимем из-за худобы ее мяса, а тебе понравилась и такая. Ибо, да, не перебивай, здесь обязательно жену продают потом на мясо, если она умирает.

— Почему?

— Это большие деньги, можно купить место полицейского в Майами, или просто так жить много лет у моря, и только изредка совершать ограбления по-местному. Что значит:

— По девяностопятипроцентной успешности проводимой на заказ операции, как-то:

— Выставочные бриллианты, изумруды, и рубины в оправе, сделанной на заказ у тех, кто раньше учился у Фаберже.

— Неужели ее хотят убить из-за денег?!

— Зря ты удивляешься, ибо, да, деньги стоят, но не так много, как энергия, выделяемая при коде доступа, что значит, в переводе на язык древних Незнаю, которые здесь жили когда-то:

— Это ограбление, господа, руки-ноги на стол, я, так сказать, хотя и не Котовский, но тоже:

— Могем, могем, могем, — ибо Ленька Пантелеев, здрассте-е.

— Уходи, и если уходишь, то уходи навсегда, а я пойду и спасу ее, ибо не думаю, что она лежит просто так, улыбается, как Кит, призывая Иону вместе пообедать, а как говорится:

— О размерах, простите, речи не было!

Я тоже не знал, что ты маленький-й.

— Хорошо, я пойду с тобой, но в случае победы ты должен обязаться взять нас в Майами. — И не давая оправдаться добавила: — Ты должен найти способ.

Владимир заглянул за куст, а потом отодвинул его, чтобы лучше видеть то, чему не слегка удивился. Именно та незнакомка, которая встретила его недалеко от входа в Парк, как будто знала, что он обязательно зайдет за чем-нибудь в кусты — на месте преступления отсутствовала. И только обглоданные скелеты двух чемурудников — что было видно по застывшим на костистых скулах улыбкам дружелюбного внимания, тем не менее, испускающего вот эти трубные звуки о помощи, достигающие реальности Парка КЗ — скорее всего, имеется в виду короткое замыкание:

— В виде очень жалобного писка.

— Теперь ты понял, чего добился?! — в виде ужасного сомнения прошептала вторая, тоже скорее всего, окажется, что Маргарита, отдающая — до сих пор! — свои долги злым хомо без сапиенсов.

— Нет, — скромно ответил Вова, — эти-то мне зачем?

— Они без мяса?

— Да.

— Но разговаривать умеют?

— Нет, кроме того призывного писка жертвы принесения, который тебе известен.

— Ты должен их спасти.

— Их?! Но я не вижу смысла. Пусть так и ходят, зачем им мясо на костях, ибо ясно, что, да, немного больше без одёжи, но:

— Жить-то можно, — всегда будут как те индейцы, которых только-только освежевали, но они еще не успели умереть. Для чего-то же снимали с живых кожу, ибо имели в виду:

— Жить-то можно, можно! — А то, что недолго — так это даже лучше: меньше надоедать будут, что операция прошла не зов-сем удачно.

— Более того, — Вова попросил прикурить ему стодолларовую сигару а ля Черчеллино, потом отказался:

— Кури сама, — я чуть не забыл от ужаса, что намедни, хотя и очень давно:

— Бросил, — с шестьдесят пятой попытки.

И знаешь, вот с самого детства хочется чего-то такого хорошего, как-то:

— Вот хорошо быть таким, что вино пить мне нельзя, курить — тоже.

— Если все желания сбываются — ты будешь когда-нибудь кроликом, они не пьют и не курят.

— Поздно, мои желания уже почти сбылись, — если не считать того, что иногда пытаются вернуться, как друзья Джона Нэша, заказавшего при поступлении в Принстон или Гарвард — не записал — но уже только находятся в зоне видимости, а так, чтобы натюрлих приставать:

— Почти нет, — Бьютэфул Разумеум.

— Ты будешь звать меня, как называл девушек легендарный Алан Тьюринг:

— Энигма, — ибо вот так просто, от простого первого рождения, я, да, могу всё понять, но объяснить потом другому, в частности, своему второму я:

— Бесполезно.

— Почему?

— Дак, никто не поверит в правду-то. Ибо она есть, но не существует, как:

— Доступ всегда разрешен, — а, значит, если и является критерием истины, то далеко не всегда, как сказал Сократ, прежде чем умереть, ибо, как сказал Иосиф Бродский:

— И пока мне рот не забили крепко-накрепко, — из него будут петь только радио того века, когда на катке я первый раз научился пить водку из пол-литровой банки — и несмотря на то, что по чуть-чуть:

— Наклон земной оси, предсказанной еще Михаилом Булгаковым:

— Чувствовал на всю ее длину:

— Ее, мою желанную, не зря зовут, — как?

Спросите у тех футболистов, кто не только играл на снегу, но и кого хоронили — практически всю команду — под:

— Другими именами.

— Поэтому и ты мне признайся, как тебя звали до того, как заставили шпионить за мной?

— Мата Хари.

— Ерунда, ее никто не знает.

Они их разбили на части по отдельным костям, совершенно не пахнущим свеже-протухающим мясом людей, почти себе подобных, сложили в бумажные пакеты повышенной прочности и понесли — как было объяснено Вове:

— Для ее реанимации, — ибо вот эта Маргарита, которая была первой прелестницей, встретившей его в кустах у входа — похоже именно этим и промышляла:

— Заманивала путников, как царица Савская, затмевая их сознание своим мнимым существованием, а потом уже под именем местной знаменитости, Маргариты, имела вид эманации их костей, ей же, предположительно обглоданных.

— Зачем она звала нас? — спросил Герм вторую девушку. — Ибо ясно, заманивала, но не как тех первых Корягу и Енота, чтобы ободрать, как липку, но не как они надеялись, в карты, а буквально.

— В этом процессе она до того утомляется, что становится беспомощной, ее надо нести.

— Вы понимаете, мэм, эта работа может и хорошо оплачивается, но она не для меня! — взмолился Вова.

— Нет, всё бесплатно.

— Тем более, бесплатно. Я дальше не пойду. И знаете почему? Я и так уже понял, что теперь надо эти кости захоронить, а что из них вырастет — абсолютно:

— Неизвестно!

— Тоже самое, — просто ответила ми-леди.

— А?

— Да, мы, как и вы тоже думали, надеемся на лучшее.

— Но зачем, я не понимаю?!

— Дело в том, что вашего человека, хомо с Земли, практически невозможно прикончить, поэтому мы только стараемся, чтобы он, по крайней мере, становился всё тупее и тупее.

— Могу даже поспорить, что с этими у вас ничего не получится, зря она жертвовала своей жизнью — хотя и на время.

— Они останутся такими же? — улыбнулась эта Ми. И вполне возможно без каких-либо намеков на Леди.

— Да.

— Вот это мы и хотели узнать от вас точно, как у последнего прибывшего с Земли Хоми Сапи! Ибо нам тоже немного смысла тратить время на бессмысленные усовершенствования человека. Поэтому теперь, надеюсь, после вашего выступления в Конгрессе Перемен места и времени в их векторальном ракурсе, мы прекратим улучшать людей, а оставим их в том, приличном для них существовании, как они были до прибытия сюда, в созвездие Большого Пса.

— А именно, мэм? Они будут пасти свиней?

— Нет, ибо — как вы удачно применили это уменьшительно-ласкательное наклонение их раком — они и есть свинь-и-и.

Вова задумался. Значит я попал опять туда, где уже был, но нечаянно надеялся, что во сне.

— Я не могу вам ничем помочь, — тяжело вздохнул он, — и знаете почему?

— Нет.

— Мне эти ваши жертвоприношения, сдирания с человека иво природной шкуры — вот уже где! — он чиркнул себя ладонью по шее, как замечал в детстве, делали некоторые, когда проигрывали в домино или в козла, а партнер, оказывается, до сих пор мечтал, что:

— Играет мизера, — но у меня же ж:

— Гора три тыщи двести!

— Хорошо, мы вас отправим в лагерь для передержки, — ответила эта не Маргарита, конечно, а какая-то очередная Махи-нация.

— И вам меня не жаль?

— Нет.

— Почему?

— И знаете, почему? Я пойду с вами!

— Так они здесь не делятся на мужские и женские начала?! — очень удивился Вова.

— А смысл? Ибо.

— Ибо?

— Мы не имеем возможности — в нашем пространстве — выделить еще одно пространство для содержанцев.

— Со-дэ, — простите, я имел в виду.

— Нет, нет, вы всё логично проинтуичили. Мы именно содержим вас, как псов войны.

— И я могу заказывать в ресторане всё, что захочу?!

— Без сомнения.

— Но директором ресторана я быть не могу?

— Так еще не надоело на Земле? Вы так и не поняли, что.

— Всё равно ничего не получится? Окей, понял, конечно, я просто так спросил, ибо:

— Можете ли заказать в ресторане всё, что вам захочется, если иметь в виду, что его в наличии: