Бесплатный фрагмент - Грюндеры

«Во всех областях природы господствует определенная закономерность, независимая от существования мыслящего человека»

Планк.

ДО

Решение:

Где-то во Вселенной принято решение к действию.

Действие:

Планета Земля. Видимо, происходит вторжение, но здесь некому этого осознать.

Возможно, ведется диалог, но скорее всего его попросту нет.

Когда? Давно, несколько миллиардов лет тому назад…

ЗАТЕМ

Суета

Англия, Лондон:

— Джон, мы начинаем.

— Отлично, держите меня в курсе дела.

Объединенная Германия, Бавария:

— Привет Фред! Жив?

— Изнываю от жары.

— Скоро будет еще жарче. У нас кое-что назревает, потребуется твоя помощь.

— Понял. Используй меня по своему усмотрению, Джон.

Китай, Тибетское нагорье:

— Здравствуй, учитель. Хотел попросить…

— Вижу: скоро у тебя появится приемник. Согласен, пришли его ко мне.

Румыния, Будапешт:

— Друзья, у нас может появиться шанс!

— Началось?

— Да. Наша помощь сейчас нужна как никогда.

Где-то:

— Они приступили к выполнению своего плана.

— В срочном порядке запускайте наш!

Россия, Москва, Лубянка:

— Началось! Разрешите задействовать план «Друг»?

— Без промедления!

Савелий

Савелию снится сон. В банном халате и шлепанцах бежит он по пустынным улицам города, неуклюже увертываясь от разрывных пуль. Затравленно оглядывается и отстреливается в ответ из крошечного пистолетика, неизвестно как оказавшегося у него в руках… Отчего-то ядовито-оранжевого цвета.

Ватные ноги вязнут во времени и не хотят бежать так быстро, как им приказывает его мозг, охрипший уже от команд и давно сделавший вывод о безвыходности их ситуации.

Пистолетик, наконец, перестает трещать, исчерпав свой большой, но безобидный для врагов боевой запас.

Конец, его почти догнали и сейчас, вероятно, наступит развязка!

Неожиданно сон прерывается. Кем-то и весьма бесцеремонно. В совершенно безнадежной для Савелия ситуации.

Он нервно вздрагивает. Так, что скомканное во сне одеяло, пулей летит в угол спальни.

«Звонка нет»! — подсознание мгновенно реагирует на пробуждение тела. Указательный палец при этом все еще продолжает судорожно нажимать на виртуальный курок.

— Что за черт! — Савелий повторно вздрагивает, испытав при этом сильнейшее нервное потрясение, так как фраза была произнесена кем-то посторонним. Вслух, с какими-то петушиными обертонами в голосе.

«Этот посторонний — ты сам и есть», — терпеливо проясняет текущую ситуацию подсознание.

В его еще мутном ото сна мозгу понемногу уходила на задний план погоня. Указательный палец правой руки перестал, наконец, дергаться. Машинально он взглянул на часы. Часы, встроенные в мобильный телефон показывали без семи минут девять. Савелий потер ладонью лоб. В голове стояла давящая на мозг муть. Расслабленное тело говорило о том, что он или очень сильно пил накануне, или тяжело болел.

Обычно Савелий просыпался в восемь часов девятнадцать минут, буквально за минуту до запланированного сигнала будильника. Он не без основания гордился тем, что контролирует поток времени, догадываясь в полусне, когда нужно вставать с уютной, мягкой постели, не дожидаясь опостылевшей мелодии будильника, встроенного в мобильник. Мелодии, которую он до сих пор так и не удосужился поменять на минорный, приятный слуху звук. Но каждый раз проснувшись, он тут же забывал об этой позитивной идее, буквально через пару секунд.

«Это все мое подсознание», — размышлял он о своих неестественных пробуждениях.

Подсознание в ответ терпеливо и нудно разъясняло ему о существующем порядке вещей. Оно доходчиво доводило до его сознания, что чудесные пробуждения не более чем весьма заурядный, заждавшийся своей очереди процесс отправления утренних потребностей.

Но как это часто бывает у мужчин, сознание и подсознание у них практически никогда в реальной жизни не встречаются. В связи с этим, никаких серьёзных конфликтов у них пока не наблюдалось.

Это может быть и так, но встать с постели самостоятельно проснувшись — это намного лучше, чем от нежданного телефонного звонка в утреннее время. Звонка, который, как известно, ничего доброго в это время суток не предвещает. Утром все нормальные люди спят и никому не звонят как минимум до десяти утра. Кроме, естественно, кредиторов, бандитов и банкиров, что на самом деле одно и то же.

Обычно проснувшись, Савелий начинал в полудреме упрямо боролся с ленью, генетически унаследованной им от многочисленных предков своей нации. Однако этот недуг он когда-то успешно поборол, из-за чего, собственно, и взлетел на то место, которое его сейчас стабильно кормит. Встать в зарождающийся знойный день очень не хотелось. Прошло несколько долгих минут борьбы и, наконец, победила ответственность. Савелий встал с постели.

Надо отдать ему должное, был Савелий очень ответственным человеком. Пробуждение — это еще что, а его характер! Характер состоявшегося человека с наложенным на него чувством ответственности. Что это такое он прекрасно понимал и никогда не отходил от тех пунктов должностного контракта, который когда-то подписал.

Коллеги по работе звали его уважительно Савелием Михайловичем, поскольку являлся он самым, что ни на есть, главным начальником не так давно созданного Департамента, ответственного за все перевозки в стране. Как-то: старые железные дороги, проложенные еще российскими императорами, затем Сталиным, немного позже Брежневым. Гражданская авиация, автотранспорт и флот. В общем, все то, что может теоритически двигаться по земле, воздуху и воде, находилось в непосредственном подчинении ему — Савелию Михайловичу. И было ему при этом всего лишь немного за сорок.

— Что за черт! — повторная проба голоса прошла успешнее, голосовые связки слушались его, придя в норму.

«И это хорошо», — он машинально посмотрел на часы.

Через несколько долгих, очень долгих секунд, потребовавшихся для доставки информации от нервных глазных окончаний до еще не окончательно проснувшегося мозга, был сделан предварительный вывод о том, что он проспал.

Настенные часы показывали без пяти минут десять. Савелий слегка запаниковал.

Тем временем тупая муть в голове, почувствовав мимолетную слабину, возобновила свою разрушительную работу. Появилась пульсирующая боль в висках, замелькали обрывки воспоминаний.

Окончательно осознав, что проспал, Савелий протянул руку к электронному партнеру и неконтролируемыми сознанием движениями пальцев набрал городской номер своей приемной. Как не странно, но телефон ответил ему прямо в мозг громким и жирным сигналом вызова. Ровно через три гудка в нем возник приятный женский голос его секретаря:

— Приемная министра Департамента движения. Здравствуйте. Меня зовут Елена. Чем я могу вам помочь?

— Здравствуйте, Леночка. Это я. Немного задержусь, предупредите об этом всех, пожалуйста.

— Савелий Михайлович, здравствуйте! Не переживайте, у нас все спокойно, вчера вы меня сами предупредили, что сегодня отдохнете. С самого утра вам звонили те, которые сверху. Поздравляли наш департамент с подписанием и намекали на скорое ваше повышение. Через меня советовали вам съездить в отпуск.

— Да, да, конечно, Леночка. Все помню, так и сделаю. До свидания.

— До свидания Савелий Михайлович.

«Хрень какая-то! Не помнит он ничего! Какое подписание?!»

Мысли всплывали хаотично и болезненно. Неуклюже подпрыгивали, вызывая мучительную головную боль, пинали друг друга, громко ругались, топали и бессмысленно суетились.

Савелий попытался сосредоточиться. С трудом отфильтровав поток взбесившихся мыслей, к нему вернулась фундаментальная, степенная память, хладнокровно проинформировав, что идет девяносто восьмой год. Одна тысяча девятьсот девяносто восьмой. А также то, что живет он в России.

— Великой Матушке! — мгновенно подсуетилась молоденькая, еще не доведенная до полного забвения мысль.

— В столице, а если быть окончательно точным, то на Тверской улице, — добавила другая, бывалая, немного шальная и совсем уже не молодая.

— «I can do mind control», — вальяжно всплыла уверенная в своей непогрешимости иностранная мысль, в ту же секунду грубо посланная хором местных неизвестно куда.

«Жена вместе с дочкой на отдыхе за рубежом… Все еще не могут привыкнуть к тому, что на мою зарплату им оттуда можно просто не вылезать. Будут только через две недели».

Память ступенчато восстанавливалась.

«Ага! Дальше…»

Вчерашнее утро и намеченное совещание. Вспомнилось, что ближе к его началу он почувствовал смутное беспокойство и какую-то мимолетную слабость, от которой неприятно задрожали его мышцы, тренированные в элитных клубах Москвы.

«Это, наверное, от нервов», — подумал он тогда. — Вспомнил!!! Наконец-то я все вспомнил! Точно, было и Совещание, и Подписание. Вот это да!!! Ну, я и орел! Так! Надо срочно что-то предпринять, тем более что с головой до сих пор творится что-то непонятное. Обед.… Надо срочно пообедать. Хороший обед, по мнению современных докторов, вылечивает абсолютно все недуги, особенно мужские».

Савелий схватил телефон и повторно позвонил на работу.

— Леночка, извините, что мы намечали на сегодняшний день?

— На сегодня у вас была запланирована только одна встреча: с господином Шульцем из Германии. Соединить вас с ним?

— Нет. Пожалуйста, сделайте это сами и договоритесь о встрече. Только не на нашей территории. Как я понимаю, он хочет от меня приватной беседы.

— Хорошо, Савелий Михайлович, я все организую.

Он собрался, через двадцать минут сел в служебную Волгу и окунулся в действительность.

***

Разговаривали по-немецки. О жизни, о политике и вообще. Пили дорогой французский коньяк.

Господин Шульц Савелию сразу не понравился. Не только тем, что часто намекал на материальную сторону вопроса и подсовывал ему какие-то документы на английском языке, которого Савелий никогда толком не знал, так как в школе и институте изучал исключительно немецкий. Сильно напрягали действия собеседника, сопряженные с постоянным мельканием рук, вызывающих приступы головной боли и тошноты. И еще своими пронзительными глазами, которыми тот буквально его сверлил. Савелию иногда даже чудилось, что глаза эти светятся пронзительным оранжевым цветом. Хотя, все это ему могло привидеться под благотворным воздействием дорогого коньяка и от соответствующего освещения в ресторане.

Иностранный гражданин оказался на поверку типичным просителем российских благ. От назойливого собеседника Савелий отделался только через час, пообещав ему всяческих успехов в начинаниях и отослав со всеми документами к своим заместителям.

«Мои заместители, — подумал он, — это акулы юриспруденции, которые кого хочешь живьем съедят, если потенциальный партнер по бизнесу не подтвердит безопасность сделки для его государства».

«Да, именно для моего государства», — подумал он и снова посмотрел на часы.

Часы в ресторане показывали около двух.

Савелий уже подумывал о возвращении домой, но под воздействием выпитого, слегка разлаженного в связи с этим механизма ответственности и притупившегося чувства перспективы, неожиданно вспомнил о своем обещании, висевшим на его совести уже полгода: встретиться со школьным другом и где-нибудь с ним посидеть, вспоминая минувшее.

Вспомнил и полез за телефоном в боковой карман дорогого пиджака, купленного по случаю во время одной из недавних служебных командировок в Италию. Кажется, в самом дорогом дизайнерском бутике Рима. С гигантской скидкой, выторгованной супругой.

Однако телефон со всеми своими заповедными номерами ответил ему гробовым молчанием. Очевидно, окончательно разрядился аккумулятор. Попросив разрешения воспользоваться телефоном ресторана, Савелий принялся звонить своему школьному другу Сергею.

Возникла проблема, так как заветный номер находился в электронной записной книжке телефона, а тот ему сейчас помочь был не в состоянии. Вот одна из многих проблем современности! Тогда он начал его вспоминать с помощью студенческих подсказок, касающихся сколько-то там купленных бутылок портвейна по немыслимой на сегодняшний день цене за бутылку по ноль семь. Окончательно измучив неуместными вопросами щепетильных официантов дорогого заведения, после очередного набранного телефонного номера, он услышал на другом конце провода грубый ответ:

— Какого?

— Это он?

— Он! Это ты, дебил?

— Я. Давай встретимся. Щас.

— Давай. На Рязанке. Сам знаешь где. Через час.

Сергей

«Рязанка!» — на Савелия накатила волна воспоминаний, и приятно заныло в груди.

Родина! Малая. Родная и близкая. Прожито здесь с небольшими перерывами лет двадцать. По существу, здесь прошла вся его школьная и студенческая жизнь. Но не с самого рождения.

Первые годы своей жизни он помнил смутно. Знал только, что родился на Проспекте Мира. До определенного момента его преследовала навязчивая мысль: Мира — это без войны, или Мира — в смысле центра Земли? И только с появлением интернета он, наконец, узнал, что называлась она раньше 1-я Мещанская, переименованная в честь фестиваля молодежи в 1957 году в проспект этого самого мира. В смысле без войны, а может быть и центра всего Мира. Ничего это не прояснило.

Как всякому ребенку, родившемуся в Советском Союзе, ему делали массу всевозможных прививок. Не так давно одной очень секретной организации неожиданно понадобилась история его детских болезней и прививок. И тут выяснилось, что его детская поликлиника благополучно сгорела вместе со всем архивом лет так за двадцать до потуг Савелия эти сведения разыскать. Родители же по этому поводу постоянно путались.

Но все это не по делу, просто досужие воспоминания. Надо же было до Рязанки время скоротать, чтобы вы не скучали. Хотя все равно, странно это.

***

Из Центра до Рязанского проспекта Савелий добрался на машине почти вовремя, то есть ровно через два часа, практически без пробок, часам к четырем.

Здесь он не появлялся лет девять. Малая Родина встретила его, немного осовевшего от коньяка, закрытым пивным баром около станции метро. На месте любимого с детства заведения, на которое он возлагал свои надежды, располагался мебельный магазин, более востребованный женской частью населения столицы.

Сергея он увидел сразу, еще издали.

Тот стоял, облаченный в модную джинсу, четко посередине между входными и выходными дверьми метро.

Как скала.

Здоровенная, внушительная по высоте мускулистая скала, весом не менее ста килограммов пышущего здоровьем тела. Скалу эту со всех сторон осторожно огибал поток вечно озабоченных постоянным отсутствием времени москвичей, стремящихся обязательно попасть в метро первыми. Рядом с ним как под импровизированной защитой сидели на деревянных ящичках благообразные бабушки-одуванчики, торгующие своим незамысловатым подмосковным товаром: помидорами, почерневшими от жары грибами и солеными, аппетитно пахнувшими огурчиками.

Еще раз напомню: шел август, конец очень жаркого лета. Обычное лето очередного года Перестройки политической и экономической системы СССР, провозглашенной более десяти лет назад генеральным секретарем ЦК КПСС Михаилом Горбачевым. С последующими забастовками, денежной реформе, сокращением золотого запаса, девальвацией, вымыванием товаров из магазинов, отмирающими коммунальными службами, мусором, едкой пылью и сопутствующими всему этому вонизмами. Очень жаркий такой августовский день.

Недовольство Сергея в связи с опознанием Савелия более чем на час на лице предпоследнего не прочел бы даже самый главный следователь по особо важным делам самого серьёзного ведомства страны.

Встретились, обнялись и потопали. До этого Сергей по-рыцарски попрощался с бабушками, перекрестившими его напоследок и пожелавшими на дорогу всяческих благ. Огурчиков своих они, однако, не дали.

Абориген Сергей прекрасно разбирался в исковерканном реформами архитектурном ландшафте, окружающим их сейчас. И тут же, как говорится, взял быка за рога. Сориентировавшись по легкому запаху дорогого коньяка, окружающего как облако Савелия и по-юношески задорному блеску в его глазах, он мгновенно принял оптимальное решение.

Для Сергея Рязанка была его первой и последней, по его словам Родиной, в которой, как говорится, известен каждый колосок. Учитывая этот факт, через пару минут они очутились в полуподвальной кафешке, гремящей попсовой музыкой и практически полупустой от клиентов.

Не успев сесть за столик, Сергей сходу заказал у мающегося от жары официанта ледяную бутылку водки и маринованных маслин.

Савелию неожиданно вспомнились аппетитные соленые огурчики бабушек около метро. Он даже на мгновение почувствовал их манящий аромат и открыл, было, рот.

— Соленых огурцов нет, — сказал, как отрезал официант-телепат.

«Вот и все, — лениво сверкнула, и тут же начала тускнеть мысль, руководящая его ответственностью, окончательно сдаваясь. — На работу я завтра точно не попаду!»

Другая же группировка мыслей, из каких-то провокационных побуждений, быстро прокрутила в его мозгу черно-белые фрагменты о том, как умел заводиться Сергей и чем это заканчивалось.

«Видимо этой бутылкой дело не закончится», — таким был их окончательный вердикт.

Вслух же человек Савелий сказал, выпив первую рюмку водки:

— Давай, рассказывай.

— Что рассказывать, старичок, все нормалек. Тружусь, воспитываю потомство и супругу. Издалека, ты же знаешь, что я развелся три года назад. Вижу иногда наших, школьных, но многие их них разбрелись в последнее время по своим подмосковным и заграничным дачам, коттеджам, фазендам и особнякам.

Он на секунду замолчал, опорожнив содержимое своей рюмки.

— Если возникнет желание, расскажу о них позже. Информации много, поскольку наблюдаю иногда за своими друзьями со стороны, за их карьерой, особенно твоей, дружище. Так что рассказывать сначала начнешь ты, а я потом. Договорились? Затем все тебе объясню. Хорошо?

Содержимое третьей за последние две минуты рюмки оглушительно ухнуло в горло Савелия и застряло где-то на полпути к желудку, разлив свое тепло по организму. Он почувствовал, что расслабился уже настолько, что может говорить сейчас практически обо всем.

— Что рассказывать? Всегда на виду, живу, как под рентгеном. Туда пойти не могу, сюда, везде узнают… Все этот телек, морда то у меня заметная, примелькался в новостях! Стал ко всему подозрительным, мысли приходят странные… Чувствую часто, что не мои они! Не могут они быть моими… Только не подумай, что я шизофреник, проверялся, — Савелий удрученно задумался. Он уже ощутимо осоловел.

— Это древняя проблема, дружок, — заполнил возникшую паузу Сергей. — Я имею в виду: как рождается мысль. Многие философы глубокой древности и современности, а также ученые и мистики до сих пор не могут прийти к единому мнению. Одно ясно, что они не возникают сами по себе, а являются следствием накопленных тобою знаний и опыта. Или толчком извне. Не начнешь же ты спонтанно мыслить о том, как устроен, например, подъемный кран. А увидев его, ты начинаешь думать, ведь у тебя есть определенные знания о нем. Даже устрашающий плакат вспомнишь: «Не стой под стрелой!» Понял?

— Понял. Хватит умничать, я не закончил! Как только начинают мне в голову эти странные мысли приходить, я заболеваю. Странно так, кратковременно. Приму после этого навеянное ими решение и все проходит. Чушь какая-то, мистика.

— А надо почаще встречаться, дружок! Друзья для этого и существуют: и первую психологическую помощь окажут, и профилактическую промывку мозгов проведут.

— Я, конечно, не утверждаю, что от всех чиновников моего ведомства пахнет с утра духами и одеколонами, но…

«Сослуживцам на мои запахи наплевать, — подумал он, — они своих-то не чувствуют. Однако ко мне постоянно приходят люди от руководства, смежники, корреспонденты. Им только дай повод, тут же раструбят, что их визави в департаменте — пропойца, перегаром от него несет за километр. Как только таких людей берут на ответственную работу!»

— Да, сложно вам чиновникам живется. Как будто не знаешь, что в ложке меда не обязательно находится лишь мед, можно случайно съесть и солидный кусочек говна. Слушай, старичок, ты меня сильно заинтриговал своим рассказом о болезни. Может тебе завязать с этой работой? А то так можно и в ящик сыграть.

— Забей. Скорее всего, это нервы, маразмы и глюки. Прости, непроизвольно вырвалось после вчерашнего.

— А что у тебя вчера случилось? Запой?

— Вчера, Сергуля, я подписал самый неправдоподобный документ.

Савелий затушил в пепельнице сигарету, не заметив, что это было блюдечко с маслинами. Или оливками. Он их никогда толком не различал.

— Человек в здравом уме такие бумаги не подписывает, — продолжил он. — Нормальный человек даже об этом не думает, тем более не готовит документы на утверждение. Я же все придумал, написал, а потом еще и подписал!

— Ты сейчас, кажется, стихами заговорил! Что за фигня (литер)!

Прим.: «литер» — сокращение от слова «литературный». Приличными словами или оборотами речи не являются, чему свидетель — В.И.Даль — русский писатель, этнограф и лексикограф. Далее по тексту — нецензурное слово или выражение. Тем не менее, наши герои только так и привыкли выражать свои мысли и чувства. Автору хочется, чтобы читатели поняли, что его герои вовсе не ангелы, а вполне нормальные живые люди. Как то так. Извините меня, но я, изредка, буду вставлять в текст это «литер», а иногда, как сложится.

Сергей, как потомственный интеллигент в третьем поколении, умел весьма доходчиво преподносить собеседникам свои мысли. И в ответ требовал от них таких же четких формулировок.

Это было связано с тем, что родной его дедушка, отец, мать, тетка и вся прочая родня трудились в советское время руководителями, ответственными за трудовые достижения социалистических коллективов. Вот от них-то он и получил эти наследные навыки: четко выражать свои мысли, то есть — матом.

«Так, — говорил он, — более доходчиво воспринимается».

От своих собеседников Сергей всегда желал слышать только четкую и правдивую информацию, иначе просто уходил. Это в лучшем случае. В худшем — зависело от текущей ситуации.

— Что за фигня (литер)? — повторил он. — Можешь все то, что ты мне до этого рассказал, донести до моего мозга более доходчиво?

— Хорошо, тогда давай выпьем, чтобы слова мои полились в твой мозг как чистый горный поток.

— Давай! Помнишь народную цитату из известного фильма: «Заметь, это было не мое предложение».

Сергей оглушительно захохотал.

— Халдей! — заревел он, и маленькое кафе со всем своим убогим содержимым заметно вздрогнуло.

В результате сильнейшего акустического удара, возле их столика всплыл официант.

— Мухой сгоняй к метро и возьми у тети Маши все соленые огурцы, — прогудел он. — Вот тебе деньга. Только не перепутай: у тети Маши! Отдашь ей все! Если узнаю, что уворовал — накажу непременно. Скажешь ей, что это Сережа тебя прислал. Все понял? Молодец. Мчись!

«Видимо, авторитет у него здесь непререкаемый», — подумал Савелий.

— Гулял я здесь как-то с сослуживцами. Круто было, — словно уловив мысль друга, сказал Сергей. — По моей личной просьбе хозяин не сменил после этого обслугу и до сих пор помнит свое обещание, чебурек. Не виноваты же, черт возьми, простые работяги за наши причуды!

Савелий изобразил на лице вымученную улыбку, поняв, что вся его пресловутая ответственность, которой он так гордился, летит сейчас ко всем чертям.

«Ну и пусть себе летит, — сказал он сам себе. — Имею же я право когда-нибудь расслабиться?! Не попаду я завтра на работу, да и гори оно все огнем!»

— Так вот, — продолжил он тихо, — предыдущее озарение пришло ко мне совершенно неожиданно. Идея принадлежала мне, то есть я так думал, что мне.

Он замолчал, подбирая нужные слова.

— Возникла она совершенно неожиданно. Два месяца назад я очень сильно заболел, и пришла она ко мне как в бреду. Взял, да и оформил ее запиской наверх… Совершенно автоматически.

Сергей дипломатично помалкивал.

— И что ты думаешь? Через день болезнь мою как рукой сняло. Выхожу на службу, а меня чуть ли не от самых дверей министерства начинают поздравлять. Не все конечно, только высшие. Приглашают к себе, руки жмут. А в глазах их я вижу — тоска. Мелкие бегают, им все до фени, лишь бы зарплата капала. Однако косые взгляды их ловлю, понимая, что за моей спиной они пальцем у виска крутят… Вчера со мной приключилось то же самое… Вот так!

— Не хрена не понял! Что ты как жопа, все вокруг да около! Какая тема? Что ты предложил? Конкретнее можешь? Вот закури сигаретку, успокойся. И не мычи как больной слон.

— Куда еще конкретнее и так лишнего наговорил. Ну да хрен (литер) с ним!

Сергей молчал, понимая, что друг его сейчас сильно переживает. Помолчали.

Музыка надрывалась, как будто кто-то решил вытеснить из мозгов зачатки пока еще даже не сформировавшихся мыслей. Слушай и ни о чем не задумывайся. Вредно это! Можешь чего-нибудь лишнего надумать, дебил.

Савелий затушил в пепельнице опротивевшую сигарету и продолжил:

— В общем, третьего дня произошло у меня очередное помутнение сознания… Или озарение. Не знаю. Окончательное решение принимал не я, а там — наверху. Моим было только предложение, представленное даже без предварительного экономического анализа.

Возникла длительная пауза. Сергей терпеливо ожидал анонсированного другом продолжения.

— Короче говоря, предложил я построить трансконтинентальную дорогу. Магистраль Европа — Америка. От Берегов Ламанша через Европу, Сибирь и Аляску до Канады и далее через Соединенные Штаты до Мексики. Понял?!

— Щас, дай секунды две. Ух, понял теперь! Ну, ты блин даешь! Правда, что ли?! Гы!!! Это такой старый анекдот есть: про человека, который боялся летать на самолетах. А в деньгах, сколько это потянет, считал?

— Прикинул. Понимаешь, люди, которые обязаны были мне эти деньги не дать, согласились с проектом в рекордно короткие сроки, а Дума на внеочередном заседании их решение утвердила. Без дополнительных слушаний, подавляющим большинством голосов!

Он замолчал ровно на то время, которое потребовалось друзьям, чтобы опрокинуть очередную стопку.

— Немыслимо! — продолжил он. — Никто даже не торговался и не выставлял встречных требований. За исключением небольшой группы депутатов, отмечавших накануне юбилей своей фракции. Видимо, просто лобанулись и выступили на хмельных парах, чтобы рейтинг партии поддержать.

Савелий резко выдохнул, так как произнес свой монолог на одном дыхании, даже избегая этих, так называемых «литер».

— Дай секундочку… Извини, но предложение твое не оригинально. Оно было озвучено до тебя, я помню…

Сергей напряг мозги, основательно затуманенные алкоголем.

— Точно! Существовал проект такого масштаба в начале двадцатого века. Кажется, до первой мировой. Назывался он, если не ошибаюсь: «Париж — Нью-Йорк». Но не пошло. Деньги, видимо, не собрали или политика вмешалась. В царское время построили Транссибирскую железнодорожную магистраль. Очень, кстати, неудачный для нас проект, так как она частично проходила по территории Китая. Затем — Байкало-Амурская магистраль, но это, как тебе известно, замутили уже при советской власти.

Сергей о чем-то задумался, затем продолжил:

— Вчера вечером я телек не смотрел. То-се, спать хотел как черт, а сегодня утром краем уха услышал, что какая-то хрень в стране началась. Бабки у подъезда шушукались. Бормочут, что бред какой-то у нас творится, но сути не уловил. Пропустил, понимаешь, основной анонс их дебатов, не уловил сути. И как только эти корреспонденты так быстро информацию добывают?… Надо бы с этим разобраться.

Сергей уважительно посмотрел на друга.

— Ну, ты даешь, старичок!!!

— А то, знай наших! Не все мы французский суп лаптем хлебаем… А с чем нужно разобраться-то?

— Это я так, к слову. Так это же круто! Такой проект, такие карманные деньги для вашего брата чиновника, откаты! Чего скис? Радуйся, гордись! Это — слава!

— Прекрати ерничать. Понимаешь, не мое все это.

— Как так? Ты же только что говорил…

— Да, писал записку и говорил слова я, но сама идея мне не принадлежит.

— Писал, говорил… Что за фигня (литер)?! — Сергей выругался. — Уволок идею у меньшенького, начальничек?

— Ничего я ни у кого не уволакивал. Я же тебе говорил: заболел я, и пришла мне эта мысль… Да, видимо, тогда… Не разбираюсь я в том, как приходят идеи! Но такого я не смог бы придумать даже в горячечном бреду, не мог я себе позволить разбазаривание и без того скудного бюджета своей страны.

Он взглянул на друга, умоляя о помощи.

«Взгляд как у бездомного щенка», — с жалостью подумал Сергей.

— Только утром я более-менее осознал, что натворил. Кстати, у меня сегодня на эту тему камрады серьёзные подряды просили. Не перестаю удивляться неестественной осведомленности наших СМИ!

— Вот, вот, я о том же, — пробормотал Сергей себе под нос.

Савелий начал по памяти воссоздавать беседу со своим немецким собеседником.

— Погоди, погоди! — Сергей прервал его рассказ. — Зачем ты мне все это говоришь? Я тебе что, мать Тереза? Топай в ФСБ и сдай его, еще и премию за это получишь.

— Козел же ты, Серега! Я же тебе это как другу своему рассказал, поделиться хотел.

— Сам такой и не лечишься. Не сердись, съешь вот маслинку. Слушай, дружище, а что ты мне до этого бубнил? Какая-то там мистика о том, что ты подписываешь разные судьбоносные бумажки в полубредовом состоянии?

— Ну да, накануне принятия решения со мной происходят странные вещи: мимолетная лихорадка в момент подготовки к подписанию документа. Всех случаев я, конечно, не упомню, но три или четыре помню достоверно.

— Так! Я все понял. Мафия в вашем министерстве сидит и ты у нее на заклании как невинный агнец. Используют тебя, Савелий! Сыпят тебе психотропные средства в винегрет, чай и щи. Травят тебя, Сава.

— Все твои шутки — дурацкие! Кто травит? Может быть, секретарь Ленка? Так я ее за собой лет десять по разным учреждениям таскаю, своя в доску! Дочку ее недавно крестил. Ты что, умом сдвинулся? Водочка играет?

— У тебя самого, старого козла, чего-то там играет… Ерунда какая-то вокруг тебя творится, — Сергей задумался.

«Черт! Чувствую в этом что-то важное, но толком понять не могу. Дьявол! Видимо, шефы мои намудрили», — размышлял бывший разведчик под вопросительным взглядом друга.

— О чем думаю? Не спрашивай пока ничего, потом объясню. А давай поступим с тобой так же, как сделал когда-то я. Помнишь?

Савелий хорошо об этом помнил, было дело! Ушел тогда Сергей со своей работы с большим скандалом. Должность он занимал заметную, так что наблюдали за ним пристально разные ведомства: отечественные и зарубежные. Скандал этот долго и с большим энтузиазмом мусолили в СМИ. Ругали одни, хвалили другие. В общем-то, как всегда. Связано это было с принятием в отсутствие Сергея решения, от которого зависела безопасность страны. Подробности громкого дела сейчас благополучно замяты и забыты. А что Сергей? Появился немного погодя на службе, разругался со всеми, обозвал сослуживцев полными идиотами и ушел, громко хлопнув дверью. Ушел и запил.

Пил он долго, примерно с год. Потом резко и неожиданно для окружающих его относительно трезвых людей вышел из запоя. И что интересно, организм его приобрел очень странное свойство: болезни перестали его брать и не беспокоят Сергея вот уже лет пять.

Коллеги после его ухода шутили, что потребленное Сергеем спиртное полностью вытеснило из его организма испорченную на службе кровь. И теперь он, как добропорядочный гражданин, просто обязан выбросить в мусорное ведро свое донорское свидетельство и стать донором, например, небольшого ликероводочного завода или открыть собственное дело. Жена, не выдержав беспробудного пьянства супруга, уехала с сыном к матери и подала на развод.

Характер Сергей имел сложный, своевольный, но не это были самые главные его черты. Существовал еще целый клубок эмоций, которые делали его сложно контролируемым. Например, упорство и настойчивость, помноженные на беспредельный авантюризм. Качества, способные проломить лбом стенку, а не обойти её. Общий диагноз в сочетании с доброжелательностью и умением сопереживать, говорили о том, что лидером ему никогда не стать: слишком благороден и не идет на компромисс.

Из запоя он вышел, но пить не перестал. Однако уже цивилизованно и не каждый день. То есть, во-первых, не в одиночку, а во-вторых, не более литра единовременно. Неважно чего.

Сергей прищурился, опрокинул в бездонную глотку рюмку водки, с брызгами закусил соленым огурцом и абсолютно трезвым голосом произнес:

— Все! Хватит трещать впустую! Я более или менее разобрался с ситуацией. Выходит так, что должны мы с тобой немедленно идти к Тимофею. Одному мне с твоими проблемами не справиться, Сава. Не моя это стихия — психи. А он на этом деле собаку съел. Всяческие там мистические связи, психология, летающие тарелки. Тем более, он будет очень рад тебя видеть. Все, решено! Двинули. Даже не возражай!

Тимофей

Тимофей приходился им общим школьным другом.

Веселый и общительный парень, который никогда не был против того, чтобы уничтожить купленный в общаг портвейн трехзначного наименования. Однажды, будучи отличником факультета психологии МГУ, неожиданно для своих друзей, он ушел из него. Обозвав своих друзей разговаривающими куклами, Тимофей устроился разнорабочим в какой-то «ящик» (закрытый, секретный завод на старо-советском языке).

Смысл его работы заключался в том, что маленькой деревянной палочкой он корректировал процесс поступательного движения цилиндрических ферримагнитных деталей, бегущих друг за другом по крошечному конвейеру. Зачем? Лишние вопросы были в то время не в чести. Доверена тебе ответственная работа на секретном заводе, выполняй.

У себя же в квартире он затеял научные исследования. Существовало у него такое хобби — микробиология. С точки зрения друзей — чистый бред. Своими рассуждениями он часто доводил их до умственного отупения.

Савелия перспектива встречи с Тимофеем не очень радовала. Не то, чтобы он не хотел увидеть друга, нет.

«Надо будет опять пить», — безнадежно подумал он.

Как бы в подтверждение его мыслей Сергей, расплачиваясь с официантом, деловито засовывал в целлофановый пакет несколько предметов булькающего содержания.

Тимофей жил здесь же, на Рязанке. Неподалеку. До него приятели дошли молча, куря по дороге.

Дверь им открыл взлохмаченный, обросший трехдневной щетиной человек. В потертых джинсах и футболке с нечитаемой на ней надписью на английском языке. Босой.

Только через пару секунд Савелий уловил в нем сходство со своим школьным другом — Тимофеем и тут же получил подтверждение этому в виде объятий и дружеского похлопывания ладонью по спине.

— Савелий! Лет десять тебя не видел.

— Девять. Девять лет и два месяца, — тот отлично помнил момент расставания с привычным укладом жизни.

Напряженность от предстоящей встречи с Тимофеем у Савелия мгновенно улетучилась.

«Будь что будет», — подумал он, расслабившись.

— Проходите, чего вы в прихожей топчитесь как не родные!

Квартира у Тимофея была большой даже по нынешним временам, поскольку родители его в советские времена были не простыми людьми.

— Ты один? А где все твои?

— На даче. Где еще, по-твоему, могут проводить свой летний досуг интеллигентные люди при отсутствии денежных средств, необходимых для реализации несбыточных фантазий? Картошку и всякую зелень растят.

— А ты?

— Не люблю я комаров и прочих жужжащих тварей.

— Понятно, — Сергей неодобрительно покосился на нечесаные волосы друга и его щетину.

«Хотя, это ему идет, — подумал он. — Похож на голливудскую „звезду“, имени которой он сейчас никак не мог вспомнить. Мышцы немного подкачать, тогда точно будет похож».

— Совсем одичал, холостяк? — сказал он вслух. — Давай стаканы, штрафную пить будешь. Мы уже с Савой немного расслабились.

Тесная кухня Тимофея, квадратуру которой ученые архитекторы эпохи развитого социализма научно обосновали как оптимально-комфортную для советского человека, с мебелью до перестроечного дизайна, состоящую из ламинированного кухонного стола, ламинированных табуреток и ламинированных навесных шкафов неестественного зеленого цвета, на время встречи друзей стала им уютным и желанным прибежищем на этот вечер.

Тем временем вечер подходил к концу, не сулив друзьям на рассвете безболезненных ощущений. Однако никто из них так далеко в будущее не заглядывал. Они не собирались расставаться, ведь только-только подошли к главному, посмаковав яркие школьные воспоминания и допив последнюю бутылку водки.

Топор, подвешенный под потолком кухоньки посредством выпущенного друзьями дыма с помощью трёх пачек сигарет, тщательно замаскированных российскими производителями под бренд «Мальборо», зримо раскачивался над их головами. Раскачивался, угрожая крупным черным шрифтом на пачках сигарет преждевременным уходом из жизни курильщику, а также всем невольным свидетелям этого его аморального поступка. В смысле — пассивным курильщикам.

Прим.: в очередной раз прошу у читателей прощения, поскольку слегка забежал вперед. Это о страшных надписях на сигаретных пачках, так как случится эта акция много позже, когда кривые и острые, отравленные трупным ядом клыки западной демократии уже основательно впились в нежное, слабо защищенное законами тело российского обывателя. Грызя, тихо похрюкивая, российскую экономику. Извините за небольшой сбой в повествовании. Обидно же, черт возьми! А топор все же висел.

— Тимофей, — обратился Сергей к другу, посмотрев на него пристальным взглядом, — как ты, наверное, догадался, пришли мы к тебе не только для того, чтобы пить ночью водку и вспоминать всуе минувшее.

Сказано это было голосом абсолютно трезвого человека.

— У нашего с тобой друга проблема и, по-моему, очень серьезная. Мне кажется, что она по твоей части. Выслушай его, пожалуйста, и сделай свои выводы. Ты же у нас психолог, хотя немного недоразвитый. Я имею в виду образование.

— Понял я. Давно уже все понял, глядя на Саву. Давай, ущербный, излагай. И поподробнее.

Савелий рассказывал, а двое его закадычных друга слушали. Когда он закончил, за окном занималась заря очередного знойного дня и до дна выскоблена жестяная банка с растворимым порошком «Кофе московский».

— Вот как?! Понятно, — Тимофей прошелся по тесной кухне. — Вы мои друзья и с вами я могу разговаривать обо всех вещах, даже о тех, рассуждая о которых с другими, я угодил бы прямиком в дурку.

Тимофей задумался, видимо, принимая какое-то важное решение. Его же друзья пока ничего не понимали.

«Прямо как тогда, когда он нам заявил, что хочет жениться, а имя своей суженой долго не называл, боясь чего-то. Быть может, наших неуклюжих шуток в свой или ее адрес?» — Савелий был терпим к другу и не торопил его с ответом.

Сергей тоже не спешил с комментариями. Его, казалось бы, бесшабашная дружеская шутка чуть было не расстроила эту свадьбу и не разбросала всех их в разные стороны. Троих неразлучных друзей.

— Савелий, у тебя действительно большая проблема, но она не только твоя, поверь. Это наша общая проблема, всего ныне существующего человечества.

Тимофей сделал паузу.

— И она не из области психологии, — добавил он.

— Не понял! — Сергей мгновенно пододвинулся к столу и внимательно посмотрел ему в глаза. — У меня, как я уловил, тоже похожая проблема?

— У тебя и у меня, и у этого ответственного дурака, которого ты ко мне приволок.

— Объясни, пожалуйста, а то мы сирые так ничего пока не поняли. Одно ясно, что Савелий у нас, по-видимому, не псих и это радует. Глаголь.

Тимофей устало опустился на скрипнувшую под ним табуретку, жалостливо посмотрел на друзей и снова погрузился в мысли:

«Сказать им, что ли?! А в то же время кому еще, если не им, друзьям своим. Жена ни черта не понимает. Ругается, говорит, чтобы руки мыл чаще. Единомышленников нет, да и откуда им взяться у человека с электронным микроскопом в муниципальной квартире без какого-либо высшего образования. Псих — вот его имя. Научное!»

Тимофей решился, встал и торжественно произнес:

— Вы готовы к той правде, которую собираетесь услышать? Готовы вы к тому, что знакомый вам мир перевернется кверху ногами? То, что казалось вам высшей степенью надежности, окажется шатким мостиком над бездонной пропастью? Готовы вы к этому?

— Не тяни парниша, хватит с нас высокопарных фраз и научных бредней. Говори проще, если есть что сказать. Мы тут не девицы нервные, порох нюхали. Савелий у нас вообще боевой офицер. Старший лейтенант запаса, а это тебе не хрен собачий.

— Шутить изволите? Хорошо, пойдем в кабинет, кое-что вам покажу.

Еще в школьные годы, всеми правдами и неправдами, он «выбил» эту комнату у своих родителей. Отдельное помещение, свою комнату в просторной квартире. Кабинет — так он его нежно назвал, любя. Работал в нем, жил и спал.

Сейчас его любимая комната походила на свалку. Повсюду валялись груды научных книг и журналов с цветными картинками.

«Как говорят ученые — творческий беспорядок», — оценил Савелий житие холостяка.

Кроме журналов он заметил еще кое-что: упаковки всевозможных лекарств усиливали ощущение сюрреализма, сна и реальности. Можно было подумать, что владелец комнаты — или мелкая фармацевтическая компания, или очень больной человек, страдающий не менее чем от сорока различных недугов, причем от всех одновременно.

В углу кабинета стоял диван. Старый, потертый кожаный диван, который являлся особой гордостью хозяина. О нем все в школе знали и про себя тихо завидовали его владельцу. Нередкие школьные и институтские оргии, которые друзья мутили в этой квартире, никоим образом не отразились на нем. По истечению долгих лет он выглядел таким же старым и потертым, как и в те давние времена.

Новым в кабинете был только один предмет — огромный аппарат, занимающий чуть ли не всю свободную от дивана площадь. С множеством блестящих деталей, которые так и хотелось потрогать пальцами, покрутить и даже полизать.

С наслаждением устроившись на уютном диване, который после жестких кухонных табуреток казался еще более уютным, чем в их далеком детстве, когда компания сиживала на нем с очень привлекательными особами противоположного пола, Сергей и Савелий приготовились внимательно слушать.

— Давай профессор! Рассказывай нам, как космические корабли бороздят просторы Большого театра.

Тимофей устроился в кресле напротив друзей и начал:

— Я, как вы знаете, обижаться не умею и не хочу. Особенно на вас. Обижаются только дураки и ученые. Я, к сожалению, не ученый, а за дурака могу и в морду дать. Я вам сейчас просто расскажу все то, о чем знаю, а выводы делайте сами. Согласны?

— Да-а-а!

— Да.

— Итак, вы помните, что ушел я с третьего курса психфака. Кстати, я не корю вас за то, что вы даже не поинтересовались о причинах моего ухода. Ну да, понимаю, дело прошлое, молодое.

Тимофей пристально взглянул в глаза своих друзей.

— Короче, ушел я и все, не будем больше об этом. Вы помните о моем давнишнем пристрастии к микробиологии? Я его не забросил и по сей день.

Он сделал широкий жест в сторону диковинного аппарата.

— Вы сейчас видите перед собой мою любимую игрушку!

— Это чудо твое? — аккуратно спросил Савелий.

— Мое. Из-за него я продал все более-менее ценное, даже коллекцию марок. Ты помнишь, наверное, знаменитый коллекционный «Маврикий» отца? Потом у меня появился спонсор. Но об этом потом.

Он на секунду замолчал.

— Так вот, продал все ненужное и купил этого электронного зверя в одном из разорившихся институтов. Это — электронный микроскоп.

Он сделал многозначительную паузу.

— Вы что, дебилы, что ли, конченные? Где аплодисменты и крики восторга?! Вы вообще-то знаете, что такое электронный микроскоп?

— Мы ошарашены, мы восхищены, это просто чудо! Другими словами это не назовешь. Да, Сергей?

— Да! Ты очень точно озвучил мою мысль, Савелий. Лучше и не скажешь. Я в восхищении! А можно я покручу что-нибудь, — Сергей приготовился встать с дивана.

— Нет, категорически нет, не думайте даже об этом. Это слишком чувствительная вещь, не для мужицких рук. Ладно уж, принимаю ваши неуклюжие извинения, экс-дебилы.

Тимофей слегка успокоился.

— С помощью этого зверя я продолжил свои исследования, но уже на более высоком уровне. Суть исследований, если вы помните, заключалась в определении адекватности термина: «живая клетка».

— Я сейчас уже всего не припомню, извини. Ты так мельтешил со своими стеклышками с супом, доказывая нам, что он живой, так импульсивно это обосновывал, что мозги дыбом вставали.

— Прекрати, Сергей, дай ему договорить.

— Скажу коротко, одной фразой.

Тимофей перевел дух:

— Все мы с вами — зомби. Все ныне живущие. Звери и люди!

В кабинете повисла зловещая тишина. Диван под Сергеем жалобно скрипнул.

— Ну! Я думал, будет серьёзный доклад, даже приготовился немного поспать, а тут сразу зомби и все. Я не согласен! Я доклада хочу, основательного, — сказал Сергей, в глазах которого замелькали веселые искорки — верный признак того, что тема ему интересна.

— Хорошо. Будет тебе доклад. Основательный, но не очень научный. Сам понимаешь, что если бы до этого дошло, то сейчас его сейчас было бы некому. Либо все в одночасье стали шизофрениками и укокошили друг друга, или, что более вероятно, спились.

— Савелий! Ты-то что молчишь? Урезонь ученого!

— Пусть говорит, Серега, я начинаю о чем-то смутно догадываться.

— Хорошо, но будь добр, Тимофей, придерживайся регламента. Вон, за окном уже шесть утра, а мы все вокруг да около. Зомби — это контроль? Я правильно формулирую?

— И да, и нет.

— Разъясни. Все! Обещаю, что мешать больше не буду. Клянусь памятью тещи!

— Верю, хотя у меня ее никогда не было. Представьте себе огромный океан. Это в прошлом наша с вами Земля. И на этой планете живут несколько тысяч, пусть даже сотен тысяч маленьких беззащитных существ. Это — бактерии.

Он смешно сдвинул надбровные дуги. Как в раннем детстве, когда хотел сосредоточиться над решением сложной теоремы.

— В их жизни существовало две возможности: выжить или погибнуть. Другой альтернативы нет. Но для того, чтобы выжить, необходимо общаться с себе подобными с целью обмена и сохранения накопленной информации. А для того чтобы общаться, следует, как минимум, перемещаться. А если вас триллионы, но вы такие маленькие, что общение друг с другом может занять у вас годы? Что остается делать для достижения цели? Правильно! Укрупняться.

Укрупняться самим для этих существ было невозможно, а может, они этого просто не хотели. Поэтому они избрали иной путь, их путь и принялись укрупнять окружающих, не теряя при этом своей сущности. Оставаясь всегда самими собой, они работали, строго контролируя процесс. Начав с биологического строительства высокоорганизованных органических структур, они создавали для них все более изощренные схемы пищевых цепочек, кормили, охраняли и оберегали себя. Свою цивилизацию.

Несколько первых попыток укрупнения оказались тупиковыми. Видимо, дело было не только в объеме, но и в мобильности, способности созданных моделей автономно ориентироваться на местности и принимать адекватные решения в условиях постоянно изменяющейся ситуации. Принимать решения и делать самостоятельные выводы.

Это привело к вымиранию крупных форм и в первую очередь динозавров с их огромными объемами, невозможностью быстро двигаться и весьма ограниченными умственными способностями, необходимыми для того, чтобы осознать, что хотят от них создатели. Итак, они уничтожили динозавров.

Тимофей на секунду остановился и почесал нос.

— Это мой личный вывод. Вы можете сказать: жестоко. Согласен, но такова жизнь.

Для выполнения этих целей они создали карательный орган, ответственный за то, чтобы эксперименты не выходили из-под их контроля. Уничтожать, так сразу. Это были вирусы, вызывающие летальный исход в случае провала того, или иного опыта. Я, наверное, слишком однобоко об этом сужу, ведь научные споры о предназначении вирусов еще продолжаются.

Много времени спустя они поймали удачу за хвост: очередной эксперимент закончился появлением человека с его автономным умственным аппаратом.

Человек. Пока еще тупой, способный лишь на то, чтобы заостренной палочкой выковырять гусеницу из дупла, но процесс пошел и очень быстро. Вы предсказуемо спросите меня: а как же Дарвин? Хорошо, но на нашей недалекой десятитысячелетный памяти еще не один примат не стал человеком. Немного поумнел и только.

Когда у них стартовал проект «Человек», все было тщательно отрегулировано, однако человек быстро вышел из-под контроля, начав выполнять свои, а не их, создателей, цели. Почему они сразу не остановили этот проект? На то существовала веская причина: способность объекта решать нестандартные задачи нестандартными методами.

Чтобы как-то «воспитать» своего первенца, за дело взялись репрессивные органы, которые они создали для этой цели… и в то время еще контролировали.

Болезни и эпидемии должны были разъяснять человеку: что делать можно, а чего нельзя. Защищая-угрожая человеку, они, тем самым формировали и защищали среду своего обитания, самое идеальное транспортное средство — Человека.

Тимофей закончил свой монолог словами:

— Человек на сегодня их окончательный и универсальный биологический носитель. Если бы они могли, они бы даже гордились им! Ведь на этот эксперимент ушел не один миллион лет.

Тимофей облегченно вздохнул, видимо снимая давно лежащий на душе груз, не разделенный ни с кем, и нервно закурил, тупо уставившись в угол кабинета.

— У.. ё!

— Да! Докладом это не назовешь. Это открытие… Страшное, — Савелий смотрел на друга широко раскрытыми глазами, как бы заново знакомясь с ним.

— Постой, и ты живешь с этим пять лет?! Я бы, наверное, уже свихнулся или застрелился. Для чего, мать твою, в этом мире существуют друзья?! Почему ты нам не звонил, не сказал ничего? На кой черт, наконец, у нас существуют соответствующие организации?!

Тимофей улыбнулся во всю ширь своего лица, заросшего щетиной.

— А как ты сам думаешь, Серега? Смог бы я все это выложить, предположим, на ученом совете Российской академии наук?

Он вопросительно посмотрел на друга.

— Молчишь? В том-то и дело. Я рискнул рассказать об этом своим уже изрядно выпившим друзьям, но никак не академикам с их сложной нравственно-подсидельческой структурой. Они бы меня живьем съели. Молча, с большим аппетитом хрустя моими сладенькими косточками и без голосования, отправили бы прямиком в психушку.

Сергей, вальяжно развалившийся на диване в начале рассказа Тимофея, сидел сейчас на нем с прямой спиной как суслик на дозоре в степях бескрайнего Казахстана.

— Ребята, я начинаю заново переосмысливать мировую историю, — от умственного напряжения лицо его побагровело. — Пытаюсь вспомнить факты, полученные еще в школе. Трудно, конечно, мозг кипит. Что же это получается? Все великие завоевания, я имею в виду: Чингисхана, Александра Македонского, Великую Римскую империю или, предположим, Гитлера — это их происки?

Он посмотрел на Тимофея.

— Похоже, что так, — коротко ответил тот.

— Это значит, что именно они хотели объединить государства, разрушая их границы. Разрушить, чтобы упростить миграцию людей на Земле? — продолжил свою мысль Сергей.

— Мыслишь как матерый ученый! На степень не хочешь?

— Иди ты Сава в баню!

— Ты прав, Сергей, — Тимофей оживился. — Неплохо будоражит мозг? Я тоже анализировал многие факты и пришел к аналогичному выводу. Да! Это, очевидно, Они и великие человеческие цивилизации — их эксперименты. Внезапно возникали, тихо исчезали. Ключевой идеей наших создателей являлась борьба за территориальное господство. Величайшие империи в истории человечества. Где они сейчас?

— Конкретнее можно?

— Можно, Сава. До наших дней дошло не так уж много информации. Шумеров трогать не будем: слишком темная история, мало фактов. Так вот! Первая — Персидская империя, примерно за 400 лет до нашей эры. Император Кир, при нем завоевали Мидию. Тебе это о чем-то говорит?… Понятно. Затем Армения и Парфия, Каппадокия и Лидийское царство. После этого — Вавилон. То, что находилось от Эгейского моря до Средней Азии. Затем люди все это разрушили… Слушай, какого черта! Не хрена было в школе уроки прогуливать, дебил!

— Критику воспринял позитивно, не волнуйся. Продолжай. А Древний Рим был уже потом?

— Да, потом, двоечник! И он смог собрать под своей властью практически четверть всего населения планеты. Заложил фундаментальные знания по государственному устройству, праву, военному делу, экономике, строительству и искусству. Тогда же христианская религия начала свое хождение по миру.

— Слушай, Тимон. Извини, конечно, но я немного не догоняю. Императоры и все такое. Смотрел я в детстве один фильм, не помню, как называется и там правил не император, а басилевс.

— Это уже Византия, наша эра. Затем Монгольская и Османская империи, Арабский Халифат. Не забывайте и о Британской империи с ее экспансивными завоеваниями и множеством колоний по всему миру. Наконец, Российская империя, лишь немного уступающая по площади и количеству подданных Монгольской и Британской.

— Я только пока не пойму, как это вяжется с эпидемиями? — Сергей заметно завелся.

— Это не так сложно, дорогой. Ослабляя эпидемиями власть нескольких раздробленных держав, всегда существует возможность, что менее ослабленная возьмет вверх и объединит другие. Время — не помеха. Мы видим сейчас Европейский союз. Чем не успех всех предыдущих экспериментов?

— Знаете, о чем я сейчас подумал? — подал голос Савелий. — Мировые религии могли также являться попыткой объединить наш разрозненный мир. Вспомните Будду, историю создания Ватикана, чем не объединяющая идея? Бедные священники! Если они поймут, кому на самом деле служат, в одночасье станут материалистами.

— Я думаю, что самые посвященные из них об этом давно знают. Или догадываются. Хотя, здесь не все так прямолинейно.

Сергей продолжил развивать свою идею:

— Может нам стоит рассматривать чумные и прочие эпидемии как контакт между нашими цивилизациями? Вроде игры: вопрос-ответ. Жестоко, но очень реалистично.

— На эту тему можно фантазировать бесконечно. Я пытался размышлять в этом направлении, но каждый раз убеждаюсь в том, что не обладаю необходимыми знаниями.

Тимофей пристально посмотрел на друзей и понял, что основательно их заинтриговал.

— Добавлю еще одну интересную деталь: их организм комплексный, если хотите ульевый, колониявидный.

Он немного сбавил темп, подобравшись к главному.

— В Вашингтоне живет мой партнер, зовут его Джеймс. Четыре прошедших года мы с ним разрабатываем вариант контакта с Ними. Определенные достижения есть, и он давно зовет меня к себе.

— Как это? Ты нашел связь с микробом?! — Сергей вытаращил глаза.

— Пока нет, но мы с коллегой на полпути к успеху. Стоим с ним сейчас как бы у приоткрытой двери. Кстати, не с микробом, а с их ульем. Если сказать точнее, то с их мозговым коллегиальным центром. Между прочим, в какой-то мере микроб — понятие собирательное, объединяющее бактерии, вирусы, грибы, простейшие микроорганизмы. По приблизительным расчетам, общая их масса превосходит все живое на Земле. Иными словами, микробы — это основа нашей биосферы.

— Если так, то считай меня первым рекрутом объединенных человеческих сил. Ты как, Савелий, идешь со мной? — Сергей посмотрел на обалдевшего от полученной информации друга.

Савелий вскочил, забегал по кабинету. Зачем-то покрутил ручки на микроскопе, за что получил подзатыльник от Тимофея. Наконец он успокоился и заявил:

— Бросаю к черту свою работу и иду к тебе, Тимофей, в подсобные рабочие!

— Вот оно, вот оно! Что чиновник-то наш делает! Он уже почувствовал, что жареным запахло, кто на самом деле в доме хозяин и уже хочет на него работать. Между прочим, никаких денег тебе от них получать не светит.

— Дурак ты Серега. Был дураком, дураком и помрешь. Я же помочь хочу. Помочь своим опытом, который невозможно пропить даже в такой компании.

Тем временем, Сергей продолжил фантазировать:

— Слушай, Тимон, а вот, например, партии. Они тоже механизм объединения?

— Если Коммунистическая партия Советского Союза, то да. Местную задачу она выполнила, но не более того. Не пустили ее ни в Европу, ни в Америку. Это ведь была идея очередной религии.

Он замолчал, видимо, аккуратно фильтруя слова.

«Здорово его, однако, запугали мои коллеги», — подумал Сергей.

— Они быстро все организовали, почти мгновенно по их меркам проведя эксперимент, — продолжил Тимофей. — На все про все им потребовалось каких-то семьдесят лет. Затем поняли — тупик, самозакукливание системы свободного перемещения. «Железный занавес» и тому подобное. Поэтому, наверное, развалили великий Союз… и убили его вождей.

— Ребята, мне страшно! Мы тут рассуждаем о религиях, государствах, общественном строе… Здесь, сейчас, сидя в тесной московской квартире биолога-самоучки. Рассуждаем о силе, способной мгновенно уничтожить нас, государство, всех его жителей.

— Не паникуй, Савелий, успокойся. Идеи диких экспериментов у них давно закончились: войны, эпидемии и прочие. Сегодня они получили то, к чему так долго стремились. И это — мы с тобой. Они не хотят больше менять своего биологического носителя — Человека. Пока! — он оглядел ошарашенных друзей.

— Да, да. Нас. Во всяком случае, на ближайшую тысячу лет.

Он сделал торжественную паузу.

— И они, кажется, хотят об этом с нами ПОГОВОРИТЬ!

Возникшая в квартире тишина была такая, что было слышно, как пока еще русские работники коммунальных служб пытаются тихо греметь за окном контейнерами с мусором. Шепотом, как им казалось, переругиваясь матом. Прокуренными, басистыми голосами. В предрассветной тишине.

Три неразлучных друга застыли в долгом молчании. Двое их них переваривали невероятную информацию, третий же, не выдержав напряженной паузы, продолжил:

— Ребята, если вы мне безоговорочно верите, перейдем к действиям. Последнюю неделю меня настойчиво приглашает к себе Джеймс. Он запатентовал мое изобретение, и я получил за это неплохие деньги. Готовы вы со мной поехать? Пора, японцы уже материализовали мои идеи в железе, и он меня просит помочь с испытаниями. Вы готовы? Еще раз повторяю для дебилов: халява для вас полная! Ну?

— Стоп, стоп! А как мне-то быть? Из-за чего, собственно, мы здесь собрались. Что мне-то делать?

— Твоя ситуация, тупой ты наш друг — это элементарный процесс коррекции поведения определенного ответственного работника в пределах его компетенции и полномочий с целью выполнения наложенной на него функциональной обязанности… Микробом!

Сергей дико расхохотался, разбудив при этом как минимум трех соседей в смежных квартирах.

Тимофей, готовый было погрузиться в свои мысли, неожиданно встрепенулся, посмотрел внимательно на своих друзей и снова спросил:

— Так вы готовы ехать или нет?

— Я готов, Тимон, ты же знаешь: меня в Москве ничего не удерживает, но вот с Савой проблема. Его могут не отпустить, у него должность, требующая ежедневного поддержания своей полезности путем просиживания штанов в удобном министерском кресле и подписания судьбоносных бумаг.

— Да пошел ты! Я подумаю. Для начала у меня есть два неиспользованных отпуска. Имею я на них право или нет?! А там видно будет.

— Тогда давайте сориентируемся. Конец августа подошел бы для всех идеально, да и погодка в Штатах в это время неплохая. Решено?

— Да!

— Хорошо, я согласен.

Подготовка

Североамериканский континент встретил уставшую после длительного перелета троицу самой, что ни на есть, отвратительной погодой. В отель они ехали на очень дорогом автомобиле американского приятеля их друга. Молчали. За окнами моросил мелкий, нескончаемый дождь.

«Почему-то я считал, что здесь всегда светит солнце», — подумал Савелий, но вслух этого не сказал, чтобы не показаться недоумком.

До этого момента он ни разу не был в Америке и знал о ней только из литературы, экскурсионных и деловых справочников, а также авторских телепередач Дмитрия Крылова «Непутевые заметки», похожих на глянцевую рекламную брошюру.

Стало нестерпимо скучно, и он решил прервать затянувшееся молчание:

— Ну и погодка! У нас, на Рублевке все наоборот, — произнес он, заполняя тишину. — Дождя нет уже больше месяца. Все сохнет, а поливать некогда и некому. То меня нет на даче, то жены. Сажаем цветы и деревца, а они засыхают, не успев порадовать глаз.

«Ни своих, ни чужих», — продолжил он про себя, вспомнив о многочисленных подругах супруги.

— Ты, Савелий, садовника найми, — ленивым голосом заметил Сергей. — Он и цветы твои польет, и еще чего-нибудь сделает по хозяйству. Ну, там, где ты не успеваешь.

— Скотина ты бездушная, Серега! Все о твоих речах супруге расскажу. Будешь потом сам отдуваться!

— Ошалел, что ли! — Сергей даже подскочил на заднем сиденье. — Шуток не понимаешь?! Шучу я, шучу. Попробуй только Ирке все это передать, зараза!

— Хорошо, тогда с тебя коньяк. Да! За твой, блин (литер), длинный язык.

Джеймс оказался тщедушным субъектом, не вызывающим никакого доверия. Встретив московских гостей в аэропорту Даллес, он вызвался довести их до гостиницы. Про себя друзья нарекли его Джимом.

Однако первое впечатление о нем немного развеялось после того, как Джим пригласил их отобедать. Как он сказал: «в весьма неплохом ресторане».

К обещанной еде они ехали около сорока минут, голодными взглядами разглядывая через полуоткрытые окна машины сначала ухоженные пригороды Вашингтона, затем внушительные памятники, музеи искусств, широкие бульвары, роскошные парки, старинные дома с архаичной архитектурой.

Чтобы скоротать время поездки и заглушить урчанье в животе, Джим принялся заучено-занудным голосом экскурсовода рассказывать на ломаном русском историю возникновения города-столицы Штатов.

Савелий и так знал, что город этот, как знак примирения Севера и Юга, заложил в 18-м веке первый президент Джордж Вашингтон, а спроектировал французский архитектор и инженер Пьер Ланфан. В центре города возвышается резиденция президента — Белый дом. Там же находится Капитолий. Знал, но лениво помалкивал. Справочник по городу, купленный им в киоске Шереметьево, он от бессонницы перечитал в полете пару раз.

— А вы знаете, откуда появилось это название — Белый Дом? — не унимался Джим.

Вопрос Джима послужил кодовой фразой, которая вывела Савелия из ступора, связанного с одиннадцатичасовым перелетом и вызвала всплеск интеллектуальных способностей:

— Естественно! Возникло оно у вас в начале девятнадцатого века, когда закопченный пожаром дом Президента выкрасили белой краской, — выпалил он на английском языке с добавлением русских эмоциональных вставок, в смысле — «литер», американскому гражданину непонятных.

Извергнув эту информацию, Савелий безмерно обрадовался, поскольку хранить ее в мозгу, да еще на английском языке, было для него сплошным мучением. Улыбнулся и перевел взгляд на Сергея, приглашая того продолжить кошмарить Джима. Тот принял эстафету и заметил на ломанном английском языке:

— В вашем городе нет мэра, а все вокруг — сплошное гнилое болото. Очень старое.

Удивленный столь высокой осведомленностью гостей из дикой России, Джим замолчал и оставшийся путь до ресторана, вальяжно расположившегося на берегу реки Потомак, компания доехала молча.

Ресторан и правда, оказался неплохим. Им подавали: односолодовый виски, с кровью поджаренный стейк, массу вкусных закусок из морепродуктов, салаты. Немного посидели, поели и буквально через три часа оказались в своей гостинице. За все платил, конечно, Джим.

Гостиница располагалась недалеко от того места, где они скромно поужинали, почти в самом центре Вашингтона, всего в двух кварталах от Белого Дома и в нескольких шагах от всевозможных музеев, магазинов, памятников, местных развлечений, ресторанов, других достопримечательностей. Называлась она «Джефферсон» в честь главного автора Декларации независимости всех соединенных штатов.

Лишь мельком взглянув на паспорта русских, администратор пятизвездочного отеля мгновенно разместила их по номерам. Савелий заранее позаботился об этом. В «халяву» Тимофея он особо не верил, поэтому самостоятельно выбрал место их временного проживания. Здесь платил он. На счетах банков, названия которых он зрительно срисовал по дороге из аэропорта, у него лежали солидные депозиты, так что материальная сторона экспедиции находилась в надежных руках.

Автор предупреждал, что его герои не ангелы и ничто человеческое им не чуждо. Тем более что с волками жить…

Английский язык, то есть американский в московской компании знали двое: Сергей и Тимофей, однако, разговаривали на нем весьма посредственно. Савелий со своим немецким вообще не улавливал смысл разговоров, хотя и старался говорить, совершенно не заботясь о том, понимает ли кто-нибудь его бессвязный набор слов и сочетаний или нет.

Утром следующего дня Джим устроил приятелям деловую экскурсию: свозил к своим японским коллегам-технарям. На поверку они оказались американцами в третьем поколении. Договорились с ними относительно предстоящей работы быстро. Несколько уточнений со стороны московских гостей не сильно изменили общий график работы: организационный и технический. В житейском плане японские парни были простецкими ребятами, и пили как типичные технари: крепко. И саке, и виски. От водки, привезенной Сергеем из Москвы, тоже не отказались. В общем, свои в доску, хотя заметно косые. Время до исполнения ими заказа у российской компании образовалось вполне достаточно: целая неделя.

По законам гостеприимства, Джим порекомендовал им посетить Нью-Йорк, но предложение его мягко отклонили. Москвичи ограничились лишь экскурсией в Белый Дом, да и то посмотрели на него только снаружи, так как всю неделю он оказался недоступен для посетителей.

Немного устав друг от друга, гости взяли в оборот Джима. Непривычный к долгим разговорам под «чай», американец поначалу ошалел, но потом втянулся, оказавшись неплохим собеседником. Помимо технической стороны будущего эксперимента, в «теплой компании» обсуждались общечеловеческие темы. Четыре года, проведенные Джимом в контакте с Тимофеем, оставили свой след настолько, что русская речь частенько восполняла пробелы английского наречия.

Американец был бы не американцем, если бы не имел собственных суждений, чисто западных с их ценностями и ориентирами. Рассуждал он обо всем, кроме проблем в своем государстве. Например, он считал, что Ленин и Сталин стремились сознательно ликвидировать крестьянство в России. Они искренне полагали, говорил он, что крестьянство — это основной оплот контрреволюции и тормоз в развитии промышленности.

Тимофей же доказывал ему иное. Придерживаясь своей теории, он утверждал, что основной причиной было то, что они тогда действовали как марионетки в интересах третьих сил, хотя чьих не уточнил. Причина — чрезмерная оседлость населения огромной страны. Джим знал эволюционную теорию Тимофея, но не всегда с ней соглашался. Часто мнения у них не совпадали, из-за чего долгие дискуссии друзей проходили весьма шумно.

Одной из тем для споров выступал алкоголь. Джим считал, что он раскрепощает человека, полностью снимая эффект зависимости от чужого мнения. Не весь, конечно, не водка, не граппа, не текила, а чистый американский виски. Российская часть компании утвердительно кивала головами, поддакивая. И время текло быстро. Под виски.

Неделя пролетела незаметно. С алкоголем в конце ее полностью завязали. Табу! Наступили дни интенсивной работы, правда, пока что не у всех. Японцы не подвели и уложились точно в срок. Теперь требовалось настроить изготовленное ими оборудование, такое мудреное, что его никаким образом невозможно было изготовить в отдельно взятом специализированном институте или производстве.

Джим пояснил:

— Принцип работы устройств понимают только четыре человека, вернее три. Один из них тот, который все придумал.

Пожилой японец привстал и традиционно поклонился собравшимся.

— Другой дал ему жизнь, насытив гайками, трубками и микросхемами.

Второй японец, абсолютно не отличимый от первого, сделал поклон.

— Третий научил его работать.

Процедура, аналогичная предыдущим.

— И, наконец, четвертый. Тот, который беззастенчиво тратил чужие деньги, чтобы работа предыдущих трех не остановилась. Спасибо за внимание, это — я, — Джим сделал реверанс совсем не по-японски.

Работа закипела.

Савелию с Сергеем отвели в предстоящем эксперименте самую почетную роль: они должны были выступать в роли подопытных кроликов. По какой причине оказались выбраны именно они, оставалось загадкой.

Поскольку аппаратуру еще не отладили, у друзей оставалось масса свободного времени. До начала опытов они оставались жить в гостинице и от скуки долго прогуливались вечерами по улицам американской столицы, самому не американскому городу из всех американских городов. Все потому, что небоскребов здесь попросту не было, строить выше монумента первому президенту страны Джорджу Вашингтону строго запрещалось.

Сергей, слабо разбираясь в местном менталитете, попробовал однажды пристать в своей манере к каким-то симпатичным особам, но Джим его быстро осадил. Он разъяснил любвеобильному русскому медведю, что ждет человека в Штатах даже за безобидные домогательства к лицам противоположного пола. «Харрассмент» — размытое понятие, под которое могут легко подпасть даже случайно брошенный взгляд или улыбка. В итоге — судебное разбирательство, приличный штраф или тюрьма.

После этого инцидента они просто гуляли, разговаривали по-русски, спорили, обсуждая достопримечательности столицы. Странная парочка вызывала своим поведением и эмоциональными жестикуляциями нездоровый интерес у определенной части местных аборигенов, встречающихся им по пути, и вот однажды у них возник инцидент, то есть, конфликт. А может быть покушение?

Ученые мужи безвылазно трудились над техническими вопросами в лаборатории, приходя домой только для того, чтобы упасть в кровать и тут же заснуть. Сергея с Савелием пока не задействовали и они, по обыкновению, в очередной раз бесцельно шлялись по вечерним улицам города. Проходя по Висконсин авеню, решили зайти в кафедральный собор, открытый для посетителей до позднего вечера. Желание их было подкреплено неистребимым еще с детства чувством халявы, поскольку концерт анонсировался бесплатным.

Внезапно от плохо освещенной стены противоположного здания отделилась фигура человека, одетая в темную куртку с капюшоном. Лица человека в сгущающихся сумерках не было видно. Дойдя до середины неширокой улицы, человек остановился, раздался негромкий хлопок и руку Савелия что-то обожгло.

Практически одновременно с выстрелом, из-за ближайшего переулка выскользнула стремительная тень, и человек как подкошенный рухнул на дорогу.

Друзья подбежали. Посередине улицы лежало обезглавленное тело, по асфальту медленно растекалось темное пятно… Голова в капюшоне валялась рядом.

Сергей кинул быстрый взгляд на Савелия. На рукаве шикарной белой куртки друга с изображением статуи Свободы расплывалась багровая клякса.

— Сава! У тебя, прости за пошлость, кровь из руки хлещет!

Что было сил, они рванули к гостинице, звоня на бегу по мобильнику. К счастью, рана у Савелия оказалась несерьезной, просто царапина.

В гостинице Сергей быстро добыл йод и бинт у насмерть перепуганной девушки на ресепшене, твердившей как автомат при виде раны Савелия: «Русские, русские. Полиция, быстрее». Или как-то так, поскольку по-английски. А вообще-то, могли бы уже давно русский язык выучить, сгодится навык. И мы бы их тогда понимали.

Успокоив девушку, Сергей профессионально обработал рану. Поднялись в номер и, тихо переговариваясь, стали дожидаться приезда друзей.

— Ты еще легко отделался, старик!

Тот нервно вздохнул, сердце его до сих пор бешено отбивало ритм в стиле хард-рока.

— Да уж! Ты видел его, Серега, второго? Черт! Буквально за секунду до выстрела я почувствовал, что мне угрожает опасность. И непроизвольно рванулся в сторону. Туда, куда мне было велено.

— Кем велено? И кого я должен был видеть?

— Не знаю,… мимолетное движение. Отчетливо помню только предупредительный крик. Услышал и рванулся в сторону. Все.

— Извини, но я был с тобой все время рядом, однако никакого крика не слышал!

— И никого не видел?

— Нет… Хотя, погоди. Да, что-то очень стремительное на мгновение заслонило свет уличного фонаря. А может, все это мне привиделось, не каждый день стреляют в твоих друзей.

— Однако от чего-то наш стрелок должен был откинуть копыта? К тому моменту почему-то без оружия.

— И без головы!

Друзья замолчали. В дверь закрытого на ключ номера скреблись. Дверная ручка пару раз дернулась. Затем тихо постучали.

Сергей бесшумно рванулся к двери, схватив с комода по пути тяжеленную настольную лампу, сделанную из оникса. Оказавшись в два прыжка возле двери, он прижался всем телом к стене. В результате его молниеносного рывка, электрический шнур, соединяющий лампу с розеткой, выскочил и просвистел как пуля возле самого уха Савелия. Голосом постояльца дорогого отеля, которому основательно опостылел назойливый сервис, он лениво спросил по-русски:

— Кто?

— Конь в пальто! Открывай, придурок!

В номер ввалились Тимофей и Джим. За ними не спеша вошел третий: чопорный пожилой джентльмен в строгом черном костюме, черных дорогих ботинках и, соответственно, черном галстуке, контрастно оттеняющим белоснежную рубашку.

Незнакомец тщательно осмотрел номер, заглянул в шкафы, ванную, за занавески на окнах, которые после этого плотно задвинул. При совершении своих действий, он внимательно следил за лампой в руке Сергея. Забыв поставить ее на место, тот оживленно размахивал ею, рассказывая в деталях об их с Савелием вечерней прогулке.

Внимательно выслушав увлекательный рассказ Сергея, он обратился к нему с предложением, сильно смахивающим на приказ:

— Я рекомендую, чтобы вы, как можно быстрее, переехали в более спокойное место. Главный проинформирован о случившимся и сожалеет. Он просит, если вас это не затруднит, прислушаться к его совету.

Он еще раз пристально посмотрел на Сергея и продолжил:

— Со всей любезностью готов вас немедленно туда сопроводить.

Сергей лучезарно улыбнулся.

— В спокойное место?! Я и мои друзья полагали, что приехали в эпицентр мировой демократии, а здесь… Чего вы так на меня все смотрите?! Я что-то не то сказал, или чего-то не догоняю? И вот сейчас вы мне в этом оплоте всемирного небескокойства предлагаете спокойное место?!

— Серега, прекращай цирк! Сам прекрасно знаешь, откуда ветер дует, — Тимофей устало вздохнул и принялся собирать вещи.

— Шучу я, шучу, друзья. Мы готовы, — Сергей церемонно поклонился человеку в черном.

Спустились в вестибюль гостиницы, где их новый знакомый что-то шепнул администратору. Одно лишь слово, после которого она, расплывшись в подобострастной улыбке, совершила ряд доступных лишь людям ее профессии заклинаний с бумагами и телефоном, в результате которых буквально через минуту к входу в гостиницу подкатила машина… Естественно, черного цвета.

Внедорожник домчал их до места практически мгновенно, пассажиры даже не успели прикурить сигары, любезно предложенные незнакомцем.

— Никак не могу понять, почему наши личности так опекают.

Савелий внимательно наблюдал за сложными манипуляциями провожатого, отпирающего входную дверь в здание, построенного, похоже, задолго до основания этих самых соединенных штатов с их белым домом.

— Это они не нас опекают, Сава. Они, кажется, оберегают сейчас исключительно тебя. И джип у нас бронированный по полной программе, — Сергей сдержанно вздохнул.

Сопровождающий, впустив их в просторный холл и незаметно исчез, сказав напоследок фразу, которая поначалу их озадачила:

— Жить и работать теперь будете здесь. С полицией я разобрался. Извините за беспокойство. О вас позаботятся Они, но не мы.

«Спокойное место» оказалось вовсе не тем местом, где живут. Более всего оно походило на место, где работают, а судя по американским боевикам, сильно смахивало на подпольную лабораторию по производству наркотиков.

Первая мысль друзей оказалась ошибочной.

Это была не лаборатория, а типичная крепость, знакомая всем из легенд о средневековых рыцарях. С подъемными мостами, рвом, воротами, окованными железом, башнями с пушками и…

Шутка, конечно. На самом деле здание походило на халабуду конца семнадцатого века, которую давно не реставрировали снаружи, чего нельзя было сказать о ее внутреннем содержании. Чего стоили только входные двери, сделанные из титана двадцати сантиметровой толщины, хитроумные замки, сложный контроль на входе, могучие наружные стены. Таких стен друзья не видели с момента их совместного посещения в школьные годы Новгородского детинца. Всевозможные средства контроля только для того, чтобы попасть в очередное помещение. Автоматика делала свое дело, об остальном заботилась охрана. Если кинематограф достоверно доносит до нас факты, то это были настоящие ниндзя: неуловимые движения спортивного вида людей, не говорящих ни слова.

— Тебе они не показались странными, Сережа? Те, что из охраны?

— Показались, и об этом я спросил Джима. Знаешь, что он мне ответил? «Не на все ваши вопросы вы сейчас вправе получить ответы. Не волнуйтесь, вам ничего не угрожает. Потом сами все поймете». Круто, да? Многие его ответы мне очень даже не нравятся. Бог с ними, поработаем, а там видно будет.

Огромная лаборатория занимала весь третий этаж большого, очень старинного здания. Помещений было много и практически все они оказались доверху забиты электронной аппаратурой. Складывалось впечатление, что это нечто среднее между студией грамзаписи и химической лабораторией, так как в воздухе постоянно висел, как в больнице, запах лекарств. Эти странности подметил Сергей и поделился своими наблюдениями с Савелием. Поинтересовались у Тимофея, но диалог с ним не заладился: тот просто послал мающихся от безделья друзей ко всем чертям.

***

Время пришло, началась работа и у них. Собственно, для Савелия и Сергея она сводилась к тому, что их ежедневно усаживали в оригинальные кресла. Огромные, немного похожие на массажные, но явно такими не являющимися. Скорее всего, они походили на кресла космонавтов, отправляющихся в дальний перелет. Например, на Марс.

Приветливо улыбаясь, симпатичные лаборантки опутывали их утром с ног до головы километрами разноцветных проводов, монтировали сотни датчиков и капиллярных трубок. На голову водружали специальный шлем, подключая его с помощью хитроумных приспособлений к еще более хитроумным аппаратам.

Никто, кроме особо посвящённых, во всех тонкостях происходящего не разбирался. Друзья не входили в их число. В любое время суток в лаборатории суетились знакомые вроде бы японцы, лица которых поразительно походили друг на друга. При встрече с остальным персоналом, они непременно кланялись и вежливо улыбались. Странные люди. Сергей с Савелием не пили уже давно, им это было строго-настрого запрещено, да особо сейчас не хотелось.

Несколько раз Савелию звонила жена. Она уже вернулась из Турции и очень волновалась за него, так как не могла понять цели его столь длительной командировки. В ее голосе проскакивали обиженные нотки, поскольку она ни разу не была в Америке. Савелий же каждый раз уклончиво уходил от прямого ответа, и это волновало ее еще больше.

Тимофея друзья видели редко. Тот днями и ночами пропадал в какой-то совсем секретной секции. Друзья как-то попытались туда проникнуть, но получили от охраны вежливый отказ.

Вот кто совсем не скучал, так это Сергей. Он рассматривал суету вокруг как очередное занимательное приключение. Тем более что уже успел познакомиться с одной ослепительно красивой лаборанткой по имени Джил.

Друзья давно заметили, что весь персонал так называемой лаборатории весьма необычен. Каждый из них имел как минимум по два-три высших образования, а также массу всевозможных навыков и умений, не связанных с исполняемыми ими служебными обязанностями.

Так вот, о Сергее и его знакомой. Несмотря на юные годы, Джил ухитрилась получить несколько высших образований. Основным же ее коньком являлась нетрадиционная медицина: травы, настойки и тому подобное, о чем Сергей знал только из сказок.

Эксперименты затянулись на долгих два месяца. Испытуемым вводили всевозможные препараты, подключали к датчикам, анализировали результаты. Бесконечные тесты, диаграммы и графики. Деньги, по всей видимости, текли рекой, и когда уже стало казаться, что вся их затея — полный отстой и конкретный научный тупик, прозвучал долгожданный сигнал.

На самом деле это был даже не сигнал, а слабенький пик на диаграмме одного из второстепенных приборов. Его никто бы не заметил, если бы сидевший в тот момент на своем рабочем месте Савелий после введения очередной дозы препаратов, вдруг не дернулся и тихо не застонал.

Помещение, в котором он «работал», мгновением позже заполнилось огромным количеством незнакомых ему людей. Он даже не подозревал, что их здесь так много.

Сигнал, если его так можно назвать, выглядел очень слабым и неустойчивым. Но это, несомненно, был он! Посвященные в тему мгновенно во всем разобрались, на скорую руку проверив полученные данные.

На уставших от изнурительной работы лицах начали расплываться счастливые улыбки, послышались веселые возгласы, кто-то дружески похлопал Савелия по спине. Лаборатория ликовала. Свершилось!

Джим сиял. Зазвонил телефон, проводной, особый. Звонок предназначался ему, Джиму. Не снимая с лица счастливой улыбки, он снял трубку. Немногие в зале видели, как улыбка постепенно сползает с его лица. Он быстро вышел, но через пять минут вернулся и пригласил русских друзей в свой кабинет.

Кабинет выглядел на редкость уютным, хотя немного мелковатый для такого человечища, коим являлся их друг Джимми. Усевшись в удобные кресла вокруг небольшого круглого столика, на котором откуда-то появились четыре бокала и бутылка очень дорогого бурбона, россияне вопросительно уставились на американца.

Все, кроме хозяина кабинета, улыбались. Только теперь друзья заметили, что с Джимом за несколько последних минут произошла странная метаморфоза. В смысле — перерождение. Теперь в его облике уже ничего не напоминало того простодушного парня, который встретил их несколько месяцев назад в аэропорту Даллес. Они слегка оторопели.

Сейчас на них смотрел персонаж из черно-белых американских кинохроник пятидесятых годов, участник процесса против коммунистических идей в США, запущенного в то время президентом Джефферсоном. Процесса, уже давно подзабытого в России, находящейся в эйфории от побед псевдо-демократии. Лицо Джима как две капли воды походило сейчас на лицо того человека, который провозгласил крестовый поход против страны Советов. Человека, загрузившего, сам того не ведая, холодную войну двух сверхдержав.

— Господа! — троица приготовилась внимательно слушать.

Глупые улыбки, однако, со своих лиц они убрали.

— Я обязан вас проинформировать о том, что вы оказались посвящены в государственную тайну Соединенных Штатов Америки и в связи с этим должны неукоснительно следовать тем регламентам, которые накладывает на Вас эта ситуация.

У троицы слегка вытянулись лица.

— Джимми! Ты чего, не понял я ни хрена! Что накладывает? — Тимофей нервно вздрогнул в кресле.

Сергей же тихо задумался. Не как всегда: мыча и подпевая себе под нос старые советские песни, которые уже основательно всем окружающим надоели в этой его «думательной тишине». Тем более что многих слов из них он не помнил, добавляя от себя что-то совсем несуразное. Сейчас он думал абсолютно тихо, приоткрыв по привычке рот. Рот, в который по причине отсутствия какой-либо наживы, еще ни разу не запускал свою загребущую лапу ни один московский стоматолог.

Савелий тоже думал:

«Вот тебе раз, еще одна тайна! Смешно!»

С тайнами на его Родине давно привыкли обходиться играючи. Продавали тайны практически все. Большие и маленькие чиновники; ученые и инженеры, обиженные властью и еле сводившие концы с концами. Да что там говорить, даже простые люди, вплоть до самого бесперспективного жэковского пропойцы-сантехника, готовы были их продавать, нашелся бы только соответствующий покупатель. Как водится, абсолютно никто эти тайны бывшей страны Советов не покупал, но сам процесс продажи будоражил и затягивал. Помнится…»

Джим бесцеремонно прервал воспоминания российских дилеров, брокеров и посредников:

— Вы поняли, что я вам только что сказал, или нет?!

— Джимми, дорогой! Если честно, то я не понял ничего! Если ты так шутишь, то поверь, это совсем не смешно. Если говоришь серьезно, то изволь объясниться, а если не желаешь этого делать, то все мы незамедлительно обращаемся к послу России в США и на х…. (крутой литер) уе… м (крутой литер) все в Москву! — Тимофей буквально закипел от возмущения.

Прим.: всё-таки преждевременно автор убрал сноску «литер». Оказывается, что не все эмоции можно передать словом «блин». Русский язык слишком сложен с точки зрения эмоциональной нагрузки, тем более, применительно к текущей ситуации. Возвращаю ее с глубочайшими к вам извинениями.

Сергей с Савелием опешили, так как их друг при них еще ни разу, со времен своего неудачного превращения из пионера в комсомольца, таким изощренным матом не выражался. Это был именно тот самый момент, который можно описать так: «даже Тимофей не понимает, что происходит!»

— Извините, что вышло так грубо и глупо, но я же не дипломат, черт возьми! Извините. Без каких-либо личных мотивов. Все вы мне крайне симпатичны и если мне будет позволено, я продолжил бы и дальше называть вас своими друзьями. Меня просто страшно завело начальство, — Джим тяжело вздохнул, виноватым взглядом посмотрел на своих русских друзей и еще раз вздохнул.

— Хорош друг, темницу нам прочит! — Тимофей бросил гневный взгляд на американца. — Ну и как твое начальство нас заказало?

— Я получил от них указание… Короче, они просят вас оставаться на месте до прибытия специальной группы из Центра, чтобы согласовать с ними план дальнейших действий.

— Что значит из Центра? — Тимофей наморщил лоб.

«Ему это идет, — подумал Сергей. — Становится похож на ежика. Бородатого, но очень умного».

— Из центра Галактики или Вселенной? — Савелий попробовал неуклюже пошутить. Получилось глупо и совсем не смешно.

— Из Центра. Можете называть его АНБ или, если вам так больше нравится, ЦРУ.

После последних слов Джима, Сергей, наконец, захлопнул свой рот. Все обдумав, он принял решение, обретя при этом свойственный ему тяжелый юмор.

— Я требую уточнения: кому я продаюсь? — жестко спросил он. — Объяснитесь, пожалуйста, Джеймс.

— Серж! Лично вам я все расскажу позже. И только при условии получения мною соответствующих инструкций от Центра!

— Да ладно, Джеймс, чего там! Мы же никому ничего не разболтаем. Вы же знаете, что мы не страдаем слабоумием. Будем держать язык за зубами, в отличие от некоторых известных американских государственных деятелей. Разве что Савелий! Совсем о нем забыл… Но он нам, поверьте, не помеха. Мы его, если сболтнет чего лишнего, просто уберем. Например, на какой-нибудь необитаемый остров. Да никто в это и не поверит, если нам удастся спастись, кроме оголтелых фанатиков, приверженцев теории всемирных заговоров.

Помолчали. Джим сидел перед русскими друзьями с опущенной головой.

— Будь, по-вашему, — он решительно вскинул голову, — расскажу вам то, о чем знаю сам. Не расстреляют же меня за это, как вы думаете? Детальной информацией, понятно, владеют только руководители Центра — грюндеры, ведь исходное положение Центра — абсолютная секретность. Если вы сейчас не предпримете попыток сбежать, то буквально через два часа сможете начать ее получать в полном объеме. Черт возьми, Сергей, ты и мертвого раскрутишь на откровенность!… Хорошо, вас хотят попросить продлить здесь пребывание, а затем, быть может, предложить крайне перспективную работу. Возможно, длиною в жизнь. Вы вправе от всего этого отказаться и к вам не применят никаких репрессивных мер, поверьте мне на слово.

Джим медленно превращался в глазах друзей в того самого бесшабашного парня, которого они знали с самого первого своего дня пребывания в Америке.

— Готов ли я разъяснить вам текущую ситуацию, рассказать о наших загадочных экспериментах, зачем и кому они нужны? Готов, но сразу предупреждаю, что многих подробностей я просто не знаю, лишь опосредованно.

Он на несколько секунд задумался, тяжело вздохнул и продолжил:

— Вы готовы меня выслушать… друзья?… Хорошо. Что бы вы мне ответили, если бы я сообщил вам о том, что отправная точка наших с вами сегодняшних исследований лежит в глубине веков,… задолго до рождества Христова?

В комнате ощутимо запахло виски, заменившем давно опорожненную бутылку бурбона.

Сергей и Савелий закурили. Топор, подвешенный над их головами…

Стоп, стоп. Это уже было. Хотя, удачные иносказательные выражения могут иногда повторяться (автор).

Так, или иначе, но топор опять завис!

Джим, поняв, что его внимательно слушают, продолжил:

— Тимофей! Обращаюсь к тебе первому. Мы с тобой знакомы давно. Не знаю как ты, но я привык считать тебя своим другом… и сейчас я хочу попросить у своего друга прощения. У тебя, Тимофей. Прошу, прости меня! Прости за то, что более четырех лет эксплуатируя нашу с тобой дружбу, используя тебя как дешевый, но самый надежный источник информации. Это я по просьбе Центра финансировал твои изобретения. Твой патент на изобретение — полная липа. Не могли мы опубликовать твои исследования, поскольку вся информация на эту тему строго засекречена.

— Тимофей! Да ты у нас оказывается шпион, казачок засланный! Так вот откуда взялась эта показательная нищета! Деньги еще у меня брал в долг!

Голос Сергея, как хорошо отточенный клинок, хотя и сильно зазубренный в многочисленных битвах, со свистом резал хрупкую тишину комнаты.

Неожиданно для всех, как он это умел делать в горячо любимых им компаниях, он оглушительно заржал, снимая предыдущее напряжение, которое сам же до этого создал. Незримый клинок мгновением позже бесследно растаял.

В глазах смеющегося друга Тимофей уловил неуловимые следы застарелой тоски. Он хорошо его знал и явственно почувствовал, что Сергей знает что-то очень важное, но не может пока этого сказать даже им, своим верным друзьям.

«Надо было раньше ему все рассказать, поделиться своими мыслями и переживаниями», — запоздало подумал Тимофей и поморщился.

Он тонко чувствовал юмор, особенно если этот юмор исходил от Сергея. Шутка того была натянута на действительность ровно настолько, насколько он должен был сейчас оправдываться. Но в чем?! И не перед ним же! Мысли, промелькнув, ушли, оставив место словам:

— Джим, не понимаю о чем речь! Какие исследования? Те, которые мы провели здесь? Каким образом я продал свою Родину? Сергей, ты-то чего молчишь? Джим, я желаю услышать подробности, хотя бы в дозволенных тебе рамках!

Три не совсем трезвых лица уставились на одно, заметно побледневшее.

— Хелло, Джимми. Заснул?

— Да, да, конечно. Как вы уже, наверное, догадались, наши эксперименты — это не прихоть свихнувшихся миллиардеров, не знающих, куда им девать свои деньги, непосильным трудом заработанные. Нет. Это давно запланированная операция группы людей, которым не безразлична судьба человечества. Не могу вам сказать, какими мотивами они руководствовались, но знаю, что они благородны.

Он передохнул. Никто его не торопил.

— Фундамент нашей организации с ее нынешним названием «Центр» был заложен в Испании в период борьбы Католической церкви с ересью. Наверняка вы знакомы с общим названием учреждений, предназначенных для этой цели — Святая Инквизиция.

Джеймс сделал паузу, надеясь услышать удивленные восклицания слушателей, но их не последовало. Тогда он продолжил:

— По вашим лицам я вижу, что вы немного слышали о ней. Святой отдел расследований еретической греховности негласно объединил под своим крылом наиболее прогрессивные на тот момент научные силы Европы. Да, у них произошло много ошибок, достаточно грубых и жестоких, однако в те времена иначе было просто нельзя. Определенные лица, имена которых я вам назову позже, учредили вместе с ними Центр, а чуть позже в наиболее политически и экономически перспективных странах его филиалы. Вот, вкратце, как-то так. Более подробно историю создания нашей организации смогут рассказать вам только ее основатели и руководители — Грюндеры.

Рассказывая все это, Джим ни разу не опустил голову, глядя своим слушателям прямо в глаза.

— Один из основателей, а также бессменный руководитель Центра, имеет честь принимать вас сейчас здесь, в США, — добавил он.

— Постой! Ты нам сказал, что Центр основан задолго до возникновения христианства. Сколько же лет его руководителю, если он бессменный?! — Савелий явно не поверил словам Джима.

— В свое время вы все узнаете, — уклонился тот от прямого ответа и повернулся к Сергею. — Филиал Центра в свое время создали и в России, однако, ваши бесконечные революции надолго прервали с ним связь. Не возьмись за дело КГБ, или, как его сейчас называют — ФСБ, контакт с вашим филиалом мог быть потерян навсегда. Я прав, Сергей Иванович?

Джим посмотрел Сергею прямо в глаза.

Тимофей нервно дернулся, а Савелий открыл было рот, но их опередил Сергей, не дав своим друзьям сказать ни единого злого слова, оберегая их крепкую дружбу от сгоряча вырвавшейся фразы.

— Вы не находите, что все прошло успешно? — ни на секунду не задумавшись, поинтересовался он. — И один и второй находятся в полном распоряжении Центра.

Сергей посмотрел на своих друзей и виновато улыбнулся.

— Да, ребята, это все тот же я, ваш друг Серега. Так вот сложилось, что меня к вам прикрепили! Приставили, назначили, черт возьми! Ради вашей же безопасности! Не скрою, это именно я проявил инициативу, поняв, что кто кроме меня должен оберегать своих друзей. Это я отстаивал ее с пеной у рта перед своим руководством. Какого черта! Можете меня материть, но я не мог поступить иначе и сделал бы все это неоднократно, если понадобилось.

Сергей нервно выдохнул.

— Мой уход из конторы был грамотно разыгранным спектаклем, необходимым для дела. А теперь давайте, начинайте материться. Вижу по вашим лицам, что я этого заслужил, — глаза его слегка увлажнились.

— Наверное, Серега, ты у нас типичный му… к (литер). Как ты думаешь, Тимон? У него и раньше прогрессировала эта болезнь, ответственная за мышление. Вроде той, что у Рональда Рейгана была.

— Сифилис?

— С ума, что ли сошел! Разжижением мозгов это называется. Фильтруй свои слова, пожалуйста. Смотри, как Джима заколбасило.

Сергей, успевший справиться с охватившими его эмоциями, подал свой голос:

— Сам му… к (литер). Между прочим, тебя Сава в должности двигало мое ведомство, которое ты регулярно ругал бранными словами. А официальный мой уход из конторы понадобился для тотальной зачистки хвостов. К сожалению, ничего этого я вам раньше не имел права рассказать, и теперь вы сами догадываетесь почему. Вы себе не представляете, как я сейчас рад, что вы, наконец, об этом узнали! Нет ничего хуже, чем хранить тайны от своих друзей.

Закончив свою исповедь, Сергей обратился к Джиму на чистейшем английском языке. Чувствовалось, что он сбросил со своих плеч тяжеленный груз:

— Рад вас приветствовать, коллега. Если российские спецслужбы не ошибаются, то вы — Джеймс Грин, оперативный работник Агентства национальной безопасности США и по совместительству сотрудник Центра. Я об этом догадывался, а недавно относительно вас мне позвонили. Извините за мой спектакль. Теперь, как я понимаю, все грани стерты, преграды разрушены, и мы можем говорить обо всем спокойно и честно. Тем более что мое начальство дало на этот счет свое добро. Продолжайте, пожалуйста.

— Признаться, я не ожидал, что вы и есть тот самый эмиссар из российского филиала, так как информация о нем в вашей организации полностью засекречена. Мне сообщили, что из России должен прибыть человек, но никаких письменных, а тем более визуальных материалов не было. Чистой воды интуиция. Даже наша организация не смогла вас вычислить. Полагаю, что послужной список у вас тот еще! Так или иначе, очень рад нашей встрече, полковник.

Коллеги крепко пожали друг другу руки.

— Теперь, когда все прояснилось, могу достаточно популярно и коротко поставить всех вас в курс дела. Всех, как я понимаю, кроме Сергея.

Первоначальное напряжение спало. Лишь Савелий с Тимофеем бросали, изредка, гневные взгляды в сторону Сергея.

«Тяжелый у меня сегодня будет вечер, — печально подумал он. — Но, как говорится, что бог не делает, делает к лучшему. Уж лучше поздно, чем никогда!»

Савелий первым отошел от шока, вызванного откровениями Сергея, и приготовился внимательно слушать Джима. Настроение его заметно улучшилось. На своего друга он совсем не обиделся. Он давно подозревал, что крутое его продвижение по служебной лестнице происходит неспроста, а поскольку причиной этому явился Серега со своей таинственной организацией, окончательно его успокоило.

«Вот и получил я ответ на вопрос, который давно меня гложет. Но я ему все равно врежу! — подумал он. — И Тимон мне в этом поможет».

Джим напряженно стоял посреди русской компании, настроенной к нему пока еще не очень дружелюбно. Правда, немного успокоился, полагая, что бить его сегодня не будут. Сильно, как во всех голливудских фильмах с участием русских.

— Разрешите мне продолжить? — неуверенным голосом спросил он.

— Валяй, но больше не ври. Договорились?! — Сергей сделал строгое лицо и поиграл мускулами.

— Хорошо. Дело в том, что несколько лет назад американские ученые сделали потрясающее открытие: бактерии способны к обмену сообщениями, причем «собеседниками» могут выступать представители разных их видов. По горячим следам наша организация сделала первую попытку установить с ними связь… Тим! Ты что, ничего не рассказал своим друзьям?

— Не спрашивай меня сейчас ни о чем, Джимми. Дай немного прийти в себя.

Не зная, что им рассказывал Тимофей, Джим решил прочесть присутствующим небольшую лекцию:

— Как вы знаете, бактерии представляют собой простые микроорганизмы с чрезвычайной способностью к размножению и делают они это не половым путем, как люди, а поперечным делением, то есть клеточное содержимое их делится на равные части. Лавинообразно, в геометрической прогрессии.

— Джеймс, будьте так добры, объясните, что представляет собой бактерия. Так сказать в фас и профиль. Я не более чем чиновник и не очень разбираюсь в научной стороне вопроса.

— С радостью, Савелий. Как я полагаю, эта лекция предназначается исключительно вам и Сергею.

Поймав очередной гневный взгляд Тимофея, он поспешил продолжить:

— Так вот, каждая бактерия, то есть бактериальная клетка состоит из клеточной стенки или внешней защитной оболочки, цитоплазматической мембраны, цитоплазмы, образованной из рибосом и вакуолей с включениями и нуклеиновой кислоты, образованной одной кольцевой цепью ДНК. Вы все поняли, господа?

— Частично, а вы можете рассказывать чуть попроще? — попросил Савелий. Про себя же он подумал:

«Надо было учить в школе биологию не для положительной оценки в дневнике, а чтобы еще и в голове что-то на всякий случай осталось».

Учтя замечание с мест, лектор продолжил:

— На одну клетку нашего организма приходится более десяти микробных клеток, постоянно проживающих с каждым из нас. С нами постоянно сосуществуют до четырехсот разнородных их видов.

Бактерий много в почве, на дне озер и океанов — повсюду, где накапливается органическое вещество. Они живут и в холоде, когда столбик термометра чуть превышает нулевую отметку, и в горячих кислотных источниках с температурой выше девяноста градусов. Некоторые из них переносят очень высокую соленость среды. В атмосфере они присутствуют в каплях воды, причем над городами содержится гораздо больше бактерий, чем в сельской местности.

Живут они и в нас — в кишечнике, в дыхательных путях, на коже. Кстати, они далеко не всегда болезнетворны. Более того, выполняют большое количество весьма полезных для здоровья функций — активируют иммунную систему, синтезируют витамины и ферменты, выполняют дезоксидацию, способствуют пищеварению. Однако наряду с этими полезными функциями, микробы причиняют огромный ущерб здоровью, унося миллионы человеческих жизней.

Джим сделал паузу и оглядел свою аудиторию. По сосредоточенным лицам он понял, что его внимательно слушают.

— Символически, биомассу бактерий человека можно представить себе в виде своеобразного органа, защищающего нас от патогенных микробов и по мере сил старающихся «чужаков» в свою среду не пускать.

— Я что-то запутался, погоди. Начинаю потихоньку тупеть от твоей лекции. Бактерии, микробы. А что в таком случае вирусы? Чем они отличаются от остальных? — Сергей усердно тер лоб, активизируя мозг, слегка затуманенный принятым алкоголем.

— Многие научные умы считают, что Вирусы, в отличие от бактерий — неживые существа. Представьте себе настолько маленькие микроорганизмы, что их можно рассмотреть лишь с помощью электронного микроскопа! Вы видели, как они выглядят?

Джим бросил быстрый взгляд на Тимофея.

— Если будет время, то спросите об этом у вашего друга: он знает массу их повадок. Кстати, он создал классную библиотеку их видов, которой мы давно уже пользуемся… Без его спроса. Своеобразные двадцатигранники, капсулевидныеобразования, фаги, винтообразные виды. Весь их внешний вид говорит нам о том, что это совсем не природные образования. Явно искусственный вид, тем более что вне живых клеток они полностью лишены всяческой активности. Однако когда они внедряются в клетку, то начинают размножаться, вызывая в ней массу неприятностей.

В дверь деликатно постучали.

Вошел известный компании господин в похоронном облачении. Тот, кто доставил их сюда из отеля. Обменявшись рукопожатиями с присутствующими, он изложил доверенную ему руководством информацию: «Центр получил сообщение от мистера Грина о первых результатах. Центр поздравляет и надеется на скорейшее завершение эксперимента, по результатам которого будет проведен Съезд».

Напоследок дружелюбно улыбнувшись, джентльмен исчез за дверью.

Джим снял очки и начал нервно тереть переносицу.

— По-моему, Центр слегка спешит, — наконец произнес он озабочено. — Съезд — это очень серьёзно. Если мне не изменяет память, предыдущее мероприятие такого масштаба проходило в начале века. Как раз накануне первой мировой войны. Здорово мы всех зацепили своим открытием! И на нас, видимо, очень надеются.

— Странный господин. У меня аж мурашки по спине побежали. И голова… Джеймс, ничего не хочешь мне сказать по этому поводу? — Сергей интенсивно массировал рукой правую височную пластину своего массивного черепа.

Савелий детально представил последствия своего месячного отсутствия в осиротевшем без него департаменте и приготовился возражать, но Сергей, прервав на секунду свои странные манипуляции, опередил его:

— Не дергайся, Сава, я обо всем позаботился еще неделю тому назад. И велено тебе свыше отдыхать и лечиться не менее двух месяцев. Типа, от глюков.

— Зараза! Все с тобой понятно, интриган! — Савелий, несмотря на неожиданность новости, облегченно вздохнул.

«Все-таки замечательно, когда о тебе заботятся», — подумал он, мысленно поблагодарив за это Сергея.

Джим просиял, поняв, что напряжение снято. Однако его тут же охватило невообразимое беспокойство, готовое в любую секунду перерасти в панику.

— Мы ведь только-только приблизились к результату! У нас нет однозначного ответа, что полученный сигнал разумен!

Тимофей ехидно посмотрел на коллегу.

— А какой ты хотел увидеть результат, паразит американский?! В моей методике нет изъяна! Забыл, что мы ее вместе с тобой корректировали и применили самый, что ни на есть эффективный метод: «да» — «нет».

— Кончайте лаяться, ученые! Лучше объясните нам текущую ситуацию. Нам вот с Савелием ничего не понятно. Разъясните нам на двух мозолистых пальцах: что мы сегодня доказали и что это за хрень такая: «да» — «нет»?

Тимофей с Джимом на мгновение оцепенели от риторики Сергея. Выйдя из ступора и заметно оживившись, они начали наперебой учить двух своих тупых друзей очевидным, как им казалось, истинам… Напрочь забыв при этом взаимные обиды. Как раз этого и добивался Сергей, переключив их агрессивный пыл на себя. Сделав дело, он надел на себя маску крайне заинтересованного лица и принялся терпеливо слушать.

— Введение в наши организмы определенных химических веществ приводит к ответным реакциям с его стороны. Это понятно? Хорошо.

Тимофей глубоко вздохнул, как будто вынырнул с десятиметровой глубины и продолжил:

— Смысл заключается в фиксировании этих реакций. Они проявляются в виде электромагнитных полей, которые генерирует в ответ ваше тело. Мы попеременно вводили вам как нейтральные компоненты, так и дозы всех известных медицине антибиотиков, сульфаниламидов и других лекарственных средств. Зная, какой непоправимый вред могут нанести некоторые препараты, вводили их вам в минимальных дозах. Жалели вашу печень, почки и сосуды. Поэтому, видимо, и результат получили не сразу.

— Спасибо, дорогой, а то я все ломал себе голову: почему у меня так плохо пошел сегодняшний виски!

— Реакция, конечно, была с самого начала, но мы долго не могли понять, что есть «да», а что «нет». Подключился весь отдел по физико-химическому анализу, — продолжил мысль коллеги Джим, не обращая внимания на ехидный выпад Сергея.

— Вскоре мы разобрались, что реакция на жесткие химические препараты — «нет», на нейтральные и плацебо — «да», на слабые — нечто среднее. Что-то вроде двоичного кода. Но самое главное — мы определили электромагнитные частоты, на которых, предположительно будет вестись будущий диалог! — подхватил разговор Тимофей.

Тимофей и Джим постоянно перебивали друг друга. Схожие в своей одержимости и неоднократно повторяя одни и те же мысли, они наперебой старались донести до Сергея и Савелия свои идеи, принимая их за полных придурков.

— Однако мы пока не можем создать, или если хотите, описать универсального предмета ценностей, который ляжет в основу этого диалога. Что это может быть? Идея, предмет, действие? Общего с ними алфавита у нас пока нет.

Ученые замолчали, очевидно, усиленно думали. Устав наблюдать за страданиями братьев по разуму, Савелий решил разрядить обстановку:

— А что, если это будет «идея жизни»! — предложил он, полный энтузиазма. — Недаром же говорят, что идеи правят миром!

— Да, говорят, — устало сказал Тимофей. — Давайте работать уже, что ли. У нас и так осталось его немного, времени этого, а хотелось бы успеть подготовить соответствующие материалы для всеобщего сбора. Тем более нашим подопытным пора прекращать пить.

***

Прошло две недели с памятных событий, связанных с Открытием.

Работа в лаборатории кипела. Из Центра прибыло несколько человек. «Супер спецы», как охарактеризовал их Джим. Все они чем-то смахивали на знакомого им джентльмена в черном. Пожилые люди, но их глаза! В них прямо светился разум, но не просто интеллект, а снисходительный ум очень старого человека, который смотрит на тебя как на ребенка, который шалит, но не мешает ему, понимая, что детство его очень скоро пройдет. Иногда они отвечали на некоторые вопросы Сергея, на другие не отвечали, вежливо улыбаясь.

Савелий и Сергей ничего не понимали в тех практических действиях, которые совершали их ученые коллеги, однако по их довольному виду догадывались, что все идет нормально. С лекарствами закончили, и обколотые вены на руках перестали болеть по вечерам. Проводов же с датчиками явно прибавилось.

Сергея в качестве подопытного кролика больше не использовали. Его утилизировали как объект, совершенно бесполезный для дальнейших экспериментов.

— Слабоват материал, мало внушаемый, — вынесли ученые безапелляционный вердикт.

И теперь этот утилизированный объект слонялся по всем отделениям лаборатории, мешая своими разговорами слаженной, как дорогие швейцарские часы команде выполнять возложенные на нее обязанности.

Однажды Сергей заметил, что его друг чем-то явно озабочен.

— В чем дело, Савелий?

— Думы меня одолевают… разные. Например, почему для эксперимента выбрали именно нас. Очевидно, что кандидатов на эту, с позволения сказать «работу», хоть пруд пруди.

— Я тоже размышлял об этом. Твои мнимые болезни не могли быть случайными, они явно вызваны внешним или внутренним вмешательством в психику. Мне кажется, что будущие события тщательно готовилось великими комбинаторами, а наиболее прозорливые из них увидели твои потенциальные возможности значительно раньше остальных и сделали организационные распоряжения. Я пробовал задавать вопросы об этом, сам знаешь кому. Своим и этим. Ответы получил уклончивые: «узнаешь в свое время». Так что с тобой все более-менее понятно, в моем же случае легко читается явная связь с тобой, как подконтрольным объектом. Мое начальство, видимо, настояло. А то, что все мы оказались вместе, включая Тимофея и Джима — это закономерное стечение обстоятельств случайного характера, хотя в случайности я не особо верю. Как-то так.

Кролик Савелий успокоился и продолжил работать, не отвлекаясь больше по пустякам. Работа его сводилась к тому, что он просыпался с рассветом, завтракал по тщательно составленному меню и усаживался в уже опостылевшее ему кресло. Молчаливые лаборанты опутывали его разноцветными проводами и уходили, оставив одного в пустом помещении. Разрешалось, правда, читать книги нейтрального содержания. В таком полулежащем положении он оставался до обеда. Один. Затем приносили обед. Он ел. Полчаса сна. Затем процедура с проводами повторялась до ужина. Два часа личного времени на чтение книг. После чего он ложился в кровать. Опять провода. Сон. Рассвет. Завтрак. Приход молчаливых лаборантов, опутывающих его проводами… И так каждый день. Один и ни капли алкоголя!

На двадцатый день заключения в его камеру просочились вместе с лаборантами Сергей и Джил. Увидев их, Савелий не выдержал и тихо заскулил.

— Потерпи, Савушка, потерпи еще недельку, заканчиваем уже. Совсем немного осталось для пополнения словарного запаса, — Сергей ободряюще улыбнулся. Улыбнулась вместе с ним и Джил.