Бесплатный фрагмент - Гроссланд: Октагон

Grossland: Октагон. Глава 1: Переступая черту

— Где Джонатан и Сугроб?

— Мертвы. — Леонид «Зуб» Максимилианов слегка вздрагивает от накативших воспоминаний. — Прикрыли меня. Отстреливались. Думал, догонят. Потом, судя по звукам, повстанцы их гранатами закидали. Вот два короба с лентами для гранатомёта.

— Хреново. Всё равно, пойдём на прорыв как планировали. Ты с Егором на гранатомёте, — Жандарм Егор Белобородов мрачно кивает: он всегда готов поддержать любой мой план. — А мы, попрём напролом. Готовьте свой аппарат.

На данный момент «мы», это я, и два последних выживших бойца из Тайного сыска: здоровяк Мадсен Притчард Петрович, и Жак «Скоба» Сальников. Оба измотаны двумя сутками без сна.

Два дня и две ночи ожесточённых перестрелок со значительно превосходящим противником сократили наш сводный секретный отряд с тридцати, до пяти человек.

Это были лучшие люди Кржнестова — относительно небольшого провинциального города с приблизительным населением в 60 миллионов человек.

Лучшие из тех, кого смогли отобрать Тайный Сыск и Жандармерия среди своих оперативников: Черных Черепов и Гросс Гвардии, по приказу Секретной полиции Гроссланда.

Я возглавил этих людей, и выжал из них все соки, неумолимо приближая нашу неизбежную победу. Я не жалуюсь на профессионализм провинциальных отрядов спецназа, сейчас главное то, что мы уже близко.

Мы почти прорвались в штаб повстанцев, расположившийся на границе Грацъовской Губернии, в старом заброшенном посёлке, максимально эффективно использовав преимущество неожиданности, и Споровую бурю, заглушившую всю радиосвязь на сотни километров вокруг.

Осталось лишь слегка поднажать, и документы у нас в кармане.

Главное логово повстанцев расположилось в здании бывшей ратуши, наша группа сидит напротив — в развалинах какого-то административного здания с маленькими глубокими окнами.

Вернее, до Великой Мировой Войны это была ратуша. Как её использовали люди, заново заселившие это место — вопрос открытый. Посёлок вновь опустел, когда начал наступать Споровый лес. Шли годы, здания ветшали, теряя последние крохи уюта и красоты.

Природа увяла и погибла, уступив место под бессильным небом мёртвому песку пустыни. Изрезанные ветром стволы деревьев в местных скверах и парках постепенно растеряли кору и ветви, белея теперь в сумраке споровой бури укоризненными скелетами, жутко стоящими среди таких же опустошённых временем домов.

Время грозно шло, прибыли повстанцы, и первая споровая буря, а ратуша с парком так и остались стоять в пространстве без надежд и будущего, постепенно уходя в историю.

Итак, штаб охраняется очень хорошо: нас разделяет небольшая площадь с высохшим фонтаном, две пулемётные точки, спрятанные за мешками с песком, и десяток сопляков, пожелавших свободы и равенства. Скоро к ним подойдут разведчики, преследовавшие группу Зуба. Они расскажут дружкам о том, как уничтожили двух наглых имперских «черепных» собак, загнав их в угол, как затравленных зверей. Мы подождём, удобного момента — это будет последний отдых перед победным рывком.

Время прошло быстро, — фактически, мы лишь установили гранатомёт, да снарядили его лентой.

Разведчики радостно галдят, бахвалятся трофеями — срезанными нашивками моих товарищей, и их оружием — штуцерами ГБ-8 без боезапаса.

Мы в самом сердце базы, но нас не ждут. Аномальная споровая буря туманит разум, и портит видимость — без биовизора человек не видит дальше десяти шагов. Но у нас есть биовизоры. А ещё у нас есть станковый гранатомёт и код от сейфа главного мятежника. И мы знаем, где спрятан сейф.

— Ну, братцы, за Бога, Царя и Отчество. Вперёд.

Бойцы кивают, мы начинаем штурм.

Первая гранатомётная очередь ложится на крыльцо ратуши, аккурат между двумя пулемётными точками. Серия взрывов превращает всех, кто праздновал победу над палачами кровавого режима в безобразный фарш.

Пулемётчики кидаются к своим боевым позициям, но мы срезаем их короткими очередями автоматических штуцеров ГБ-8 калибра №2. Такой не встретишь в инфантерии ВСВГ, рядовая пехота пользуется третьим калибром — унитарный гросс-патрон 10х60мм, для залповой стрельбы по споровым мутантам из винтовки Черепного.

Официально, в Гроссланде нет гражданской войны, и линейные армейские части снабжаются оружием для охоты на монстров, но мы действуем не официально.

Наши винтовки короткие, лёгкие, с большими отъёмными магазинами, и стреляют длинными очередями, благодаря патронам 6х40мм. Потому что созданы для убийства людей.

Бегло оцениваю убитых. Дети — им всем нет и двадцати лет.

Гранатомёт работает по окнам второго этажа.

Мы врываемся внутрь первого сквозь массивные двустворчатые двери из тёмного металла, украшенные тиснением в виде сложного растительного узора. Пускаем впереди себя две гранаты — первая без чеки, вторая, после взрыва, но с чекой.

Внутри — четыре трупа.

Один изменник ещё жив. Он удивлённо смотрит на свои, казавшиеся некогда неотъемлемыми внутренности. Теперь они безобразно вывалились на грязный кафельный пол, разделив его бесславную жизнь на «до» и «после».

Второй тоже жив. Он чудом пережил взрыв, контужен, и уже сообразил, что мятеж только что кончился. Встал на колени, и смиренно поднял руки над головой, заворожённо уставившись на подло невзорвавшуюся гранату.

Притчард, ветеран армейского спецназа «ГРОб», ныне служащий в Тайном Сыске, проворно добивает обоих — он устал. Мы все устали, и нам следует поторопиться.

Зачищаем первый этаж. Дверь за дверью, коридор за коридором. У нас есть хорошая археотехника, мы знаем, в каких комнатах прячутся обитатели ратуши.

Граната-взрыв-граната-выстрелы.

Труп за трупом. Предатели в панике. Почти никто не оказывает сопротивления. Некоторые выбегают в коридор, но тут же гибнут. Иные, пытаются отстреливаться даже после предупредительных гранат. Стреляют, как правило, наугад, из неповоротливых длинных пехотных болтовых винтовок — тех самых, что украшают флаг Гроссланда, аккурат под Черепом Ветерана. Но им нас не остановить. Спустя двое суток ада и естественного отбора выжили только лучшие из лучших.

Здание небольшое, мы справились с первым ярусом быстрее, чем Зуб и Егор расстреляли последний. Сейчас, по плану, они минируют гранатомёт, минируют фонтан и оставляют пару растяжек на площади. Затем организовывают пулемётную точку внутри дома на первом этаже, в глубине комнаты. Потому что скоро придут гости, и мы обязаны оказать им достойный приём.

Поднимаемся на второй жилой уровень. Мы не боимся обрушения — довоенные здания легко переживут подобный обстрел.

На втором этаже хаос, на третьем тоже. Всюду груды битой плитки, кирпича с межкомнатных перегородок, — мусор перемешан с колотым стеклом, бетоном и мятежниками, побелка удушливой взвесью застыла в воздухе вместе с ворвавшимися внутрь здания спорами, разбитая в щепки мебель, и мясо, вперемешку с обрывками одежды…

Мы находим всех, кто выжил. Тех, кто пытается разобрать завалы, чтобы спасти людей, попавших в западню. Они задыхаются и ничего не видят. Наше снаряжение позволяет компенсировать столь досадное несовершенство человеческого организма.

Удивляют те, кто даже после полного разгрома своего штаба продолжают сопротивляться неотвратимому, хрипло воя от тоски и непереносимой боли, вслепую разряжают боезапас в умирающее пространство, некогда бывшее изящным центром безвестного городка. Порою они попадают друг в друга.

У одного бунтаря винтовка взорвалась в руках. Второй примкнул штык, и выпрыгнул на меня из-за стены. Рука привычно хватает цевьё вражеского оружия, и грозная винтовка с длинным игольчатым штыком превращается в незамысловатый рычаг. Противник с колоссальной силой ударяется лицом о стену, и, мгновенно обмякнув, падает замертво.

Напарники вновь испуганно смотрят на меня — они так не умеют. Верно, такому не учат ни армейский спецназ, ни оперативников Тайного Сыска, ни уж, тем более, Гросс Гвардию Жандармерии. Но они тоже умеют многое. Замешательство быстро проходит, наш отряд идёт дальше. Мы убиваем всех. Быстро и точно.

Последний рывок — мы у цели. Четвёртый этаж встречает нас ожидаемой картиной апокалипсиса, сжавшегося до размеров небольшого здания.

— Притчард. — Я показываю напарнику на окно.

— Иду.

Широкоплечий, почти двухметровый, бывший ГРОбовец занимает позицию для наблюдения за площадью.

Мы с Жаком смотрим на последнюю дверь.

Все комнаты уничтожены. Биовизионный сканер не регистрирует признаков жизни нигде, кроме единственного уцелевшего помещения в центре этажа.

Четыре человека. Они знают, что загнаны в угол в чудом сохранившейся комнате. Они готовы очень дорого продать свои жизни. Повстанцы заняли наиболее выгодные позиции. Мы с Жаком можем лишь гадать — какие предметы служат им укрытием. Наши приборы видят только зыбкие силуэты.

— Они идут!! — Сообщает Мадсен.

Силуэты явно слышали его возглас — за дверью послышались радостные, негромкие переговоры.

— Бери это. — Я протягиваю Скобе моток липкой взрывчатки. — Повторяй за мной.

Петрович, Зуб и Егор открывают огонь практически одновременно. В завывании споровой бури слышен низкий, давящий на расшатанную логическим полем психику рокот длинных нескромных очередей пулемёта, и отрывистый, высокий лай двух автоматических штуцеров.

Ответом им служат истошные вопли и визги людей, тонущих в захлебнувшейся атаке, и, конечно, беспорядочная басовитая пальба пехотных винтовок. Раздаются два хлопка — сработали мины, и один мощный взрыв — повстанцы нашли гранатомёт, и тут же лишились его.

Мы с Жаком закончили подготовку. Он немного нервничает, но я в него верю. Мы взрываем стену одновременно, — справа и слева от двери. Врываемся внутрь через дыры.

Стремительная перестрелка — я скашиваю двоих. Сальников убивает третьего, но четвёртый успевает оборвать жизнь оперативника Тайного Сыска удачным попаданием из пистолета.

Жак «Скоба» Сальников, роняет ГБ-8. Автомат неудачно падает на пол, и выдаёт короткую очередь — прощальный салют своему хозяину. Боец хватается за пробитое насквозь горло обеими руками. Он падает на колени и отчаянно булькает, пытаясь что-то сказать.

Я калечу последнего стрелка метким попаданием в позвоночник. Повстанец грузно опадает, словно мешок с консервами, но, к своему несчастью, не умирает.

Сейф оказывается там, где должен — в центре до безобразия роскошного книжного шкафа во всю стену. Шкаф виртуозно сработан из узловатого рельефного красного дерева. Его повреждённые взрывом и перестрелкой полки заставлены книгами. Хотелось бы верить, что довоенными, но это, всё же, очень маловероятно.

Удовольствие от грамотно спланированной операции и радость от встречи с произведением искусства сменяется напряжённой тревогой — пароль от сейфа сменили. Благоразумно предвидев подобный исход, мы с ныне остывающим Жаком стреляли по противникам с целью покалечить, а не убить.

Я подхожу к едва живому бунтовщику, неуклюже распластавшемуся у резных ножек богатого стола собранного, очевидно, в качестве дополнения к шкафу. Это бывший офицер — лидер повстанцев.

Его форма говорит о том, что он был аристократом. Нашивки Имперской армии и гербы его рода спороты. Вместо них красуется дурацкий подводный символ, вдохновивший этих людей на небольшую революцию. Выходит, они даже не сектанты?

Человек знатного рода, предавший всё то немногое хорошее, что было в нём до знакомства с подводными культами, теперь не чувствует нижнюю половину тела после выстрела, и лишь беспомощно смотрит на меня выпученными от ужаса глазами. Он жадно, как выброшенная на берег рыба, хватает ртом ядовитый от пыли и спор воздух, ворвавшийся внутрь кабинета вместе с наказанием.

— Какой пароль? — Мой голос звучит грозно и неестественно благодаря дыхательной маске.

— Я…Т-т-т-ы из Об-бервардена?

Иногда дела продуктивнее слов. Сустав его пальца с мокрым хрустом лопается, сдавленный моей умелой беспощадной рукой.

— Говори пароль.

— А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!

— Дальше будет страшнее.

— П-пошёл ты, тварь!!! — Предатель не скупится на слова, вдохновенно вспоминая просторечия, выстраивая сложные и очень грязные оскорбительные конструкции.

Я извлекаю узкий трёхгранный штык из ножен. С силой вгоняю его в локтевое соединение костей бывшего офицера, и начинаю медленно прокручивать, ощущая через металл, как лопаются хрящевые ткани и сухожилия.

— А-А-А-А-А-Й-Ъ! — Голос пленника срывается, превращая крик боли в истошный звериный вой.

— Мне нужен пароль. — Я подкрепляю требование крепким отрезвляющим ударом в челюсть.

— Будь ты проклят! Код 715!!!

Код подходит. Штык, экономя патрон, стабилизирует никчёмную, но, в каком-то смысле, яркую жизнь изменника.

Тяжёлая толстая дверца сейфа бесшумно открывается. Внутри услужливо вспыхивает лампочка, проливая жёлтый свет на небольшой складной переносной терминал.

Осталось убраться отсюда, сохранив драгоценную технику — реликвию ушедшей эпохи научных чудес. Слышу звук шагов, оборачиваюсь. В комнате стоит Притчард. Он осматривает тело мёртвого напарника.

— Бедняга Жак. Мы с ним с академии вместе служили… У него жена и дочь в Кржнестове остались… Нашёл?

— Нашёл. Нужно проверить.

— Проверяй. Я посмотрю документы, которые они тут хранили. — Петрович устало, но деловито и со знанием дела оглядывает комнату.

— Как будет угодно Тайному Сыску. — Фраза прозвучала слишком равнодушно, но это уже не важно. — У тебя четыре минуты.

Притчард кивает, и приступает к осмотру того, что осталось от комнаты. Я работаю с компьютером. Замечаю краем глаза, как напарник ворошит папки, перебирает листы. Большинство он отбрасывает сразу, но один документ привлекает его внимание. Тот, что он нашёл под трупом офицера. Небольшой планшет, с десятком испачканных кровью листов.

Нужная информация на терминале. Впервые за три месяца я по-настоящему доволен.

— Вперёд, пора домой. Пошли, забираем мужиков, и… — Оперативник не реагирует. Он слишком увлечён находкой. — Притчард!

— А! Да, идём.

Мы спустились к нашим пулемётчикам.

— Всё готово? — Спрашивает распалённый интенсивной пулемётной стрельбой Зуб.

— Готово. Уходим.

— Сейчас, оставим им подарок на прощание. У меня как раз последняя мина. Надоело таскать её на горбу.

Я молча киваю.

— А где Скоба? — Спрашивает Егор.

— Погиб. — Отвечаю я. Притчард молчит. Он стоит в стороне, и будто бы, не веря своим глазам раз за разом просматривает найденный документ.

— Жаль. Хороший был человек. Хотел бы с ним поработать ещё. — Зуб привычным жестом чешет макушку, стараясь скрыть волнение.

— Хреново вышло, — соглашается Егор, сглатывая подступивший к горлу ком.

Егор Белобородов — единственный выживший жандарм из двадцати двух отобранных для операции. К тому же, он самый молодой из нас. Оперативники Тайного Сыска, должно быть, пугают его не меньше, чем я. И если уж гибнут профессионалы такого уровня, то, должно быть, его шансы на выживание просто смехотворны. — Как будем выбираться отсюда? Черт! Они идут!

— Не успеем убежать. — Выдыхаю я. Нужно их отогнать. Вы к окнам, Зуб — на пулемёт.

Напарники молчаливо занимают позиции. Пулемёт они поставили в глубине коридора, гостеприимно распахнув парадные двери.

— Не стрелять… Подпустите их поближе.

Небо начинает искриться коронами пурпурных молний — Споровая буря усиливается, штурмуя стены нашего укрытия порывами ветра с мелкодисперсной абразивной сыпухой. Мысли едва заметно тормозятся, рот заполняется навязчивым сухим металлическим привкусом то ли песка, то ли пыли. Притчард бормочет Тезисы Пути Комбатанта. Его право.

Я беру в прицел самого деятельного из мятежников. Он суетится, машет пистолетом, пинает подчинённых. После чего решает занять позицию в фонтане. Раздаётся взрыв, лидер штурмового отряда исчезает в огненной вспышке. Я открываю огонь короткими очередями в два-три патрона. Каждая серия выстрелов забирает чью-то жизнь, или сильно калечит, превращая молодых бойцов в инвалидов, на недолгий на остаток жизни. Оперативники не жалеют боеприпасы. А зря. Патронов у нас осталось совсем немного.

Атака мгновенно захлёбывается в шквале непреодолимой завесы огня на дистанции до трёх сотен метров. Мятежники вяло и невпопад отстреливаются. Они прижались к мостовой, и не знают, что делать без лидера. Большая часть личного состава уже погибла в свинцовом урагане. Но из-за тумана повстанцы не могут толком оценить положение своих дел. Кроме того, они практически не видят здание ратуши.

Петрович стреляет винтовочной гранатой из наствольного гранатомёта. Это для сектантов уже слишком — они в панике разбегаются в разные стороны.

— Давайте, братцы, за мной! — Я бросаюсь к длинной лестнице в подвал. Уверен, мои коллеги в смятении, но за время нашего знакомства они поняли, что лучше не задавать лишних вопросов.

Подземелье центрального здания города заставлено ящиками самых разнообразных форм и размеров до потолка. Судя по маркировке, в них хранятся амуниция и продовольствие.

Мы направляемся к дальней стене. Что ж, нам не повезло — вдоль неё стоит тяжеленный стеллаж, заставленный разнообразным хламом. А скрытая за ним, впечатляющих размеров, бункерная дверь открывается внутрь склада. К тому же, она занавешена большим потёртым гобеленом с Большой медведицей.

— Ну и зачем мы сюда припёрлись? — Не выдерживает Зуб.

— Там дверь. Через неё мы покинем посёлок.

— Чего?

— Помоги разобрать стеллаж. Нет времени для болтовни. Скоро всё увидите. Егор — покарауль вход.

Разгрузка стеллажей занимает десять долгих бесценных минут. Раскидываем, в основном, тушёнку и пищевые концентраты. Часть найденной еды, приятной тяжестью, оседает в наших вещмешках — нам предстоит долгий путь.

Наконец, полки свободны, и мы втроём можем поднять здоровенную конструкцию из металла, чтобы освободить гермодверь. Я достаю ключ, и активирую панель управления. Ключ срабатывает, дверь медленно начинает оживать.

Ко мне подбегает Притчард, сменивший жандарма на входе.

— Они пришли.

Ошибка. Дверь не хочет открываться — внутренний механизм не включается, а внешний, то есть, тот, что с нашей стороны — обесточен.

— Всем по местам! Выключите свет, приготовьте фонари, не шумите, и надейтесь на то, что у них нет гранат!

Я бегу к электрощиту. Он там, где должен быть. Административные довоенные здания, к счастью, весьма предсказуемы. Включаю рубильник, и дверь с инфернальным скрежетом начинает открываться.

Первыми в подвал осторожно спускаются трое дрожащих от страха солдат. Они судорожно ищут выключатель. Тот, кто находит — получает удар током и громко ругается. Егор разбил выключатель прикладом.

Дверь уже почти открылась — скоро в проём сможет протиснуться взрослый мужчина. Но нужно ещё подождать.

Подвал начинает медленно наполняться любопытствующими мятежниками. Они притащили фонари, и начинают медленно идти внутрь комнаты.

— У-Р-Р-Р-А-А-А-А-А!!!

Наш триумфальный крик, разом включённые фонари, и шквальный огонь застают повстанцев врасплох. Лишь двое успевают нажать на спусковые крючки винтовок. Один даже стреляет в нашем направлении. Пятеро мгновенно падают замертво, оставшиеся в живых, побросав болтовки и расталкивая друг друга, устремляются к выходу.

Дверь, наконец, открыта даже больше, чем надо. Я готов отступать, но мои спутники смотрят на подземный туннель с большой опаской и глубоким сомнением.

— Чего встали? За мной!

Мне удаётся растормошить оперативников. Консоль управления дверью продублирована с другой стороны, и после ввода протокольной команды примитивному терминалу я могу быть уверен в том, что за нами не будет погони — дверь надёжно закроется за нашими спинами. Мы заходим внутрь широкого пустого коридора. Света в нём почему-то нет.

Глава 2: Ужас в слепой бездне

— И куда теперь? — С неподдельным страхом спрашивает Зуб.

Я могу его понять. Даже мне не по себе в Подземном Гроссланде.

— Всё просто, господа. Найдём лифт, спустимся вниз на три-четыре уровня, а там либо на метро, либо пешком — сорок километров на запад.

— Ты, мать их, хочешь сказать, что эти коммуникации уходят на сорок километров на запад? — Изумлению оперативников нет предела.

— Разве вы не слышали о Подземном Гроссланде? — Скромно интересуюсь я.

— Все про него слышали, но одно дело слушать байки про довоенные чудеса… — Притчард крутит головой во все стороны, хотя смотреть в этом пустом туннеле совершенно не на что. Туннель, в свою очередь, полого уходит вниз. Мы уже различаем его конец широкую площадку диагонального грузового лифта.

— Да, — вступает Егор, — про Подземный Гроссланд много чего рассказывают. Например, про то, что Лес отсюдова вырос. И про то, что тут зомби с мутантами водятся.

Все переглянулись, и уставились на меня.

— А я-то что могу сказать? Лес вообще везде может пролезть. Может и отсюда вылез. А может и нет. В подземельях бесовщины и без Леса хватает. Но, в целом, там, где я успел побывать, я не встречал ничего, кроме безжизненной пустоты.

— А тут ты бывал? — Настороженно спросил Петрович.

— Нет. Тут я впервые. Так что будем настороже.

Диагональный лифт услужливо оживает, стоило лишь познакомить его панель управления с моей картой доступа.

— Чудеса… Этот лифт, возможно, старше нас вместе взятых. А вон, видишь, как — не сломался…. Оберварден много довоенных секретов собрал. — Зуб во все глаза таращится на «волшебный» кусок пластика, который я заботливо прячу во внутреннем кармане под бронежилетом.

— Не то, что б это секрет. Пользоваться подобной техникой, и строить её — несколько разные понятия. Никогда карт что ли не видел? Такого добра и сейчас делают вагонами. — Я стараюсь звучать обезоруживающе-позитивно. Дыхательная маска не позволяет пользоваться мимикой. Приходится брать красноречием.

Лифт начинает медленно спускаться в недра Гроссланда.

Егор и Притчард странно молчат. Леонид Максимилианов уже явно расслабился, и немного пообвыкся в новой, пусть и жутковатой обстановке. Он продолжает:

— Я такого в Тайном Сыске повидал — глазам, не поверишь. Но ты, друг, бьёшь все пределы чудаковатости.

— Такое уж у нас дело выдалось — обыкновенный человек не справился бы.

— Это точно. — Рассмеялся Леонид. — Теперь-то всё кончено? Я имею в виду, что мятеж мы подавили — главного заводилу отправили на Суд к Создателю.

— Да, всё кончено. Через пару дней мы выйдем на поверхность в условленной точке, где нас подберёт биотяг Фюрштандисов. И разбежимся по своим ведомствам. Жаль только, что ребят много полегло.

— Да, жалко парней. Но, с другой стороны, если так подумать, то, армия таких дел наворотила бы тут — мама не горюй. И сколько рядовых солдат в цинках вернулись бы по домам — черт его знает… — Он безнадёжно махнул рукой. — В Кржнестове так-то даже ни одного полка теперь нету, и всё благодаря нашему миролюбивому мэру…

Лучше и не скажешь. Неловкое молчание затянулось на десять долгих минут. Нам всем грустно. Даже мне.

Лифт равнодушно спускает нас всё глубже и глубже. Старые механизмы мерно гудят, медленно успокаивая нервы.

Жандарм поднимает фонарь наверх. Входа уже не видно — луч растворяется в непроглядной вечной темноте рукотворного пространства.

— Хм… Чувствуете? Голова светлеет! И привкус этот гадкий пыльно-плесневелый изо рта пропал. — Радостно вздыхает Зуб.

— Логическое поле снизилось до 139л. ед/ч. — Уточнил Егор, сверившись с детектором. — Кстати, довольно быстро падают показания. Уже 134. 132… 127…

— Действительно… И дышится как-то легче, хотя, пожалуй, это я загнул… — Протягивает Притчард, непринуждённо меняя фильтр дыхательной маски, и все как-то расслабленно и добродушно смеются.

Мы уже достаточно глубоко, и ни сводящая с ума буря, ни обезглавленные анархисты нам больше не страшны. А что будет дальше в этом жутком подземелье? Кто ж его знает — что тут могло выжить, без солнца еды и воды? Прорвёмся.

Лифт останавливается на третьем этаже, и дальше идти не хочет. На панели управления нет четвёртого уровня. Но ведь должен быть!

— Ты вроде говорил, что нам нужно ещё глубже залезть? — уточняет Притчард.

— Да… — Я разминаю уставшую от шлема шею рукой. — Нужно поискать путь вниз.

— Может просто так пойдём?

— Может и так. Вот только то, что будет на четвёртом уровне я знаю. А что ждёт нас на других — не имею понятия. И лишний раз рисковать не хочу.

— «Кто знает, — тот понимает!» — Зуб важно и даже несколько напыщенно тычет указательным пальцем в «небо», декламируя знаменитый девиз Обервардена.

Петрович выдаёт неприятный скрипучий смешок. Но делать нечего.

— Пойдём на запад. Если найдём безопасную комнату — отдохнём. Если найдём путь вниз — спустимся вниз. Вперёд.

Лифт привёз нас на широкую площадку, со сводчатым потолком. Нас окружает сама древность: пол и стены из полимерного протеина выложены кирпичом и местами оштукатурены. Стены помещения пронизаны разнообразными дверями и люками.

В подобных местах, обычно, можно легко обнаружить разнообразные довоенные ценности и диковинки — старинную технику, электронику, оружие, книги и прочее, но не в нашем случае. В нашем случае в Карго-хабе пусто. Сиротливые стеллажи сонливо смотрят на нас пустыми глазницами полок. Они ни о чём не спрашивают потомков своих создателей. Им просто грустно и одиноко. Нам тоже грустно. И, пожалуй, страшно.

Мы подходим к запертой двери, ведущей ровно на запад. Она не поддаётся — нужен ключ. Я пробую взломать замок отмычкой, но быстро понимаю, что замок не сувальдный, а соленоидный.

Что ж, попробуем ту, что пошире, она напоминает полукруглую воротину и ведёт на северо-запад. На наше счастье, она не заперта.

За дверью хищно притаился сводчатый коридор с множеством ответвлений вправо. Пара сотен шагов, и мы упираемся в дверь.

— Глядите, тут надпись — «Атмос».

Зуб прав. Надпись есть.

— Не уверен, что туда следует ломиться без допуска.

— У тебя же есть допуск?

— У меня карго-допуск, а тут нужен либо допуск одного из глав, либо сотрудника Атмоса, либо ещё кого. Иначе можем разбудить системы безопасности. Атмос — это один из самых важных узлов в этих коммуникациях.

— Тогда обойдём? На северо-восток?

— Не знаю, Зуб. В Атмосе точно будет выход на запад. Это такой же узел, как и Карго-хаб. Наверное, предполагалось, что в него должен был быть доступ отовсюду.

— И что будем делать?

— Можно рискнуть.

— Я — за. — Подаёт голос Егор.

— Я — тоже за, — кивает Леонид. — Тут лет двести не бывала нога человека. Если в подземелье и есть какие-нибудь системы охраны, то они давным-давно заржавели бы и рассыпались.

— Мы справились с оравой повстанцев. Теперь нам сам чёрт не брат. — Неуверенно протягивает Притчард.

— Тогда рискнём.

Терминал двери включился, но отказался принимать мою карту доступа. Петрович облегчённо вздохнул, но Зуб решил пнуть дверь. И она открылась. А над ней загорелся красный проблесковый маячок, обрамлённый стальной клеткой.

Мы переглянулись, и молча вошли внутрь.

Атмос впечатлял своими размерами: необъятная комната раздавалась влево и вправо гораздо дальше света наших фонарей. Потолок также был совершенно невидим. Всё обозримое пространство занимало фантасмагорическое переплетение труб, патрубков, лестниц, переходов, вентиляционных коробов, проводов и кабелей, щедро удобренных разнообразными в своих назначениях и калибрах датчиков и счётчиков. Атмос дышал своею непонятной механической жизнью: его нутро тихо гудело, щёлкало, урчало и шелестело.

— Я видел такое в пилонах, и межуровневых фундаментах Кржнестова… Это восхитительно! — Словоохотливый Леонид «Зуб» Максимилианов решил поделиться с нами искренним, практически детским, азартным восторгом.

— Не стоит нам тут задерживаться, ох не стоит. — Пропыхтел Притчард.

— Вперёд. Движемся направо, до первой двери. И смотрите в оба глаза, во все стороны!

Задерживаться, действительно, не следовало. Если система охраны исправна, то искать нас будут именно здесь.

Два километра. Мы протопали по Атмосу — генератору атмосферы, целых два километра, прежде чем нам встретилась открытая, пусть и изодранная в клочья какими-то когтями, и, видимо, оплавленная кислотой дверь.

Зуб удивлённо свистнул. Петрович очень грязно выругался. Егор промолчал.

— И что, мы пойдём туда? — Леонид скрывает первобытный страх за излишне саркастичным тоном.

— Лучше придерживаться плана настолько, насколько это возможно.

— Какого к чёрту плана, командир?! Мы хотя бы назад дорогу найти сможем?! А??!

— А зачем нам назад? Обратно в лапы к повстанцам? Покамест, я не вижу серьёзных препятствий. Что бы не разворотило эту дверь — оно очень хотело сбежать из Атмоса.

— Зуб прав, командир, лучше давайте поищем ещё один выход?

— А ты что думаешь, Егор? — Мой вопрос звучит в меру участливо, в меру равнодушно.

— Решай сам. До сих пор твои планы работали. — Сказано очень неуверенно.

— Это Подземный Гроссланд, братцы. Ладно, пройдём чуть дальше. Рядом с этим проходом нам точно не получится нормально…

Я замолчал на полуслове, и приказал жестом напарникам сделать то же самое. В привычном шуме Атмоса появился новый звук. Мерно цокающий, маскирующийся под такты большого реле, что висит над нами, и хлопанье вентиляционной переборки в стене справа. Умно.

Мы медленно начинаем пятиться вперёд. Напарники всё ещё смотрят в сторону двери, в чёрную, как сам страх, глубину Атмоса, под ноги и вверх, но не слышат цоканье — не их диапазон частот. Но слышу я. Этого достаточно.

Цоканье приближается. Шаги становятся уверенными и более чем целенаправленными. Маленькие индукционные копытца для перемещения по любым магнитным поверхностям.

— В ДВЕРЬ, ЖИВО!!!

Я стреляю вверх, в темноту, в источник звука. Фонарь на штуцере на мгновение выхватывает из темноты неописуемо уродливое механическое существо. Сочленения его жутких конечностей одновременно козлоподобны, антропоморфны и, к тому же, напоминают насекомое. Безобразная механоидная обрубленная морда отсылает к чему-то неправильному, давно забытому человеческой культурой. И потому, до оторопи, жуткому.

Бойцы ныряют в зев безобразной двери. Я захожу последним. Тварь бросается в погоню, но несколько метких выстрелов охлаждают её пыл.

— Что происходит?!

— Нас нашёл сторож. Бежим!

Новый коридор, начавшийся после жёванной двери, выглядит плохо — кирпичная кладка отсырела. Краска и побелка местами полопались, местами вздулись и облупились. В стенах обнажился арматурный каркас, кабели электропроводки, и водопроводные коммуникации. И всё это безобразно проржавело. Всюду грязь и местами встречается разбросанный то тут, то там хлам, ветошь, какие-то обломки мебели и инструментов. Зато он идёт ровно на запад.

Мы бежим, пока ребята не начинают выдыхаться. У Притчарда начинают заплетаться ноги. Оперативники не спят уже третьи сутки. Нам очень нужен отдых.

Спустя несколько десятков шагов мы находим очередной поворот, коих в данном туннеле в избытке. Но этот поворот ведёт в широкую комнату, заставленную столами и стульями.

— Похоже на столовую… — Подмечает Зуб.

— Отдохнём здесь. Дверь баррикадировать не будем, я не хочу, чтобы эта тварь нас тут замуровала. У нас есть несколько часов — контроматон попытается подкрасться к нам незаметно, поэтому будет медлить. Я дежурю первый, а вы отдыхайте.

Все молча соглашаются.

Удостоверившись, что радиационный фон в норме, бойцы раздвигают столы по краям комнаты, и устраиваются на полу, раскатав надувные спальные коврики из тонкого, но очень прочного самонадувающегося фибрина.

Перед сном мы решаем поужинать. Чтобы не привлекать сторожа запахом, еду разогревать не стали. На трапезу ушли последние кржнестовские консервы с микологической питательной массой. Их оставили напоследок, из-за неприятного тряпичного вкуса. Но более привлекательные мясные, гречневые и пшеничные консервированные каши, а также банки с грибным хлебом, найденные в подвале ратуши, единодушно решили открыть в следующий раз.

С едой покончено. Уставшие солдаты мгновенно засыпают, доверяя свои жизни бдительному мне. Лишь бывший член спецназа ГРОб, — Притчард долго ворочается, но, наконец, пусть и с трудом проваливается в беспокойный сон.

Я вслушиваюсь в тишину — тихо. Мертвецки тихо.

Спустя два часа приходит Зуб. Он предлагает сменить меня. Мне не привыкать к работе в условиях бессонницы, но я соглашаюсь. Ложусь на место Леонида — оно ещё тёплое. Надувной коврик превосходно защищает уставшее тело от холодного, чуть влажного бетонного пола.

Взвесив все «за» и «против», незаметно достаю мощный соленоидный пистолет. На всякий случай.

Спать не решаюсь. Минуты ожидания тянутся медленно. В оглушительной тишине, полной темноте и тревожном предчувствии нависшей над нами опасности они ползут ещё дольше.

Спустя два часа Зуба сменяет совершенно не выспавшийся Притчард. А ещё через два часа Притчарда сменяет Егор.

Меня обволакивает яркое ощущение неотвратимой беды. Образ чудовищного зловещего рока, засевший под кожей. Я слишком поздно различаю в тишине инфернальное поскрипывание, служащее леденящим кровь аккомпанементом знакомому цоканью. Шанс ещё есть. Нужно резко вскочить, и вырвать товарища из цепких когтей смерти.

Попытка почти увенчалась успехом, но мне не хватило нескольких долей секунды. Я начал тащить невезучего жандарма вглубь комнаты, но острый, как бритва длиннющий серповидный коготь, дотянувшись оконечностью лезвия, вспорол его туловище от плеча до пояса с противоестественной лёгкостью. Тварь пыталась перерубить жандарма пополам.

Истошный вопль раненного оперативника будит остальных. Ребята хватаются за оружие, и стреляют в дверной проём. Сторож уже не скрываясь ползёт по потолку. Он планирует покончить с Притчардом и Зубом спрыгнув на них. Они его не видят.

Мой пистолет делался до Великой Мировой Войны. Он должен с лёгкостью пробивать легкобронированную технику, и все средства индивидуальной защиты. В том числе, супер ионисторный патрон невероятно эффективен против контроматонов, которых толком не берёт даже единый калибр №2 наших штуцерных автоматов ГБ-8.

Соленоидный выстрел приходится в туловище чудовища. Зуб правильно оценивает ситуацию, и отпрыгивает назад, утаскивая за собою Петровича. Страж возмущённо визжит, зловеще сверкая левым окуляром, и молниеносно приземляется на пол, громко лязгнув сочленениями металлического скелета.

Оперативники успевают разрядить в него остатки магазинов, когда довоенное существо, встав на две козлиные ноги бросается к ним во всю прыть.

Я тоже довольно быстр — моё разогнанное тело сбивает робота с намеченного курса, но его лезвие успевает серьёзно задеть правую руку Притчарда, уничтожив, до кучи, его автомат.

Начинается неравная схватка. Существо, — гуманоидный двухметровый худощавый Страж Атмоса, напоминающий скелет, жутко визжит, и щёлкает своими педипальпами у основания кос. Оно сжимается в подобие пружины, и наносит удар в прыжке. Я перехватываю лезвие, и швыряю монстра в кучу столов, грамотно используя векторы приложения силы, центр тяжести робота и его инерцию. В последний момент, контроматон пытается поранить мою руку, резко сжав свою конечность, но, увы, он слишком предсказуем из-за старинного протокола рукопашной схватки для механоидов.

Куча столов превращается в груду обломков. Я поднимаю пистолет, который уронил, спасая товарищей, но не успеваю прицелиться — противник чрезмерно проворен. Тварь делает выпад, и внезапно получает пулю в туловище — Зуб приходит на помощь. Увернувшись, я контратаковал существо стулом. Благодаря Леониду, мне хватает мгновения, чтобы закончить прицеливание, и добить смертоносного стража выстрелом в туловище. В область за грудной бронеплитой, где располагается центральный процессор.

Всё кончено — стабилизированный страж Подземного Гроссланда, опадает на пол, словно марионетка с обрезанными ниточками.

— Какого дьявола тут происходит?! — Почти кричит Притчард, держась за изувеченную руку.

Зуб достаёт пакет для первой помощи, я снова бегу к Егору.

Он распластался на полу, лёжа лицом вниз. Жандарм потерял много крови, но его ещё можно спасти. Мои медикаменты немного отличаются от медикаментов в аптечках моих спутников. Вскоре, первый укол останавливает кровь, второй снимает боль.

Товарищи не верят своим глазам и не находят слов. Они лишь удивлённо светят фонарями на обезображенного Егора, который внезапно, к всеобщему облегчению, открывает глаза, и жадно, подобно рыбе, выброшенной на берег, глотает воздух.

— Притчард, Леонид… — Трясущаяся рука обвинительно показывает на меня. — Он не из Обервардена.

— Зуб, доставай физраствор — он потерял много крови.

— Уже.

Егор хватает запястье Петровича, и тянет его к себе. Его глаза полны слёз.

— Скажите моей маме, что я люблю её. Он всех нас погубил!

— Тише, тише… — Машинально бормочет Зуб. — Всё будет хорошо…

Я заканчиваю реанимацию. Зелёный гель на время восстановит повреждённые ткани. Но лишь на два-три дня.

— Он всех нас убьёт! Меня завербовал Оберварден, чтобы я следил за этим самозванцем!

— Всё. Держи таблетки. Ешь по одной каждые пять часов, в течении трёх дней, иначе Зелёный гель расползётся.

— Что? Ты о чём? — Жандарм невидящим взглядом смотрит на своё тело, на затвердевший гель, и отказывается верить своим глазам. — У меня же была дыра на всё туловище!

— Она вернётся, если не дойдём до биотяга Фюрштандисов.

— Я умирал!

— Поживёшь ещё. — Я дружелюбно похлопал его по плечу, и начал осматривать руку Притчарда.

Молчание затягивается. Напряжение растёт. Мои спутники боятся и нервничают. После откровения жандарма, любой вопрос будет неправильным, и каждый ответ станет неверным.

— Так Егор прав? — Леонид беспощадно смотрит на меня своим прямым и честным взглядом. Он знает ответ — уже давно решил всё для самого себя. — Кто ты такой? Ты сектант? Шпион Гранд Концерна?

— Егор прав. — Мрачно отвечает Петрович. — Он явно не из Обервардена. Я нашёл это в штабе мятежников.

Он достаёт планшет из-за пазухи.

— Это стенограмма допроса. Видимо, их штабной радист оказался кротом. Его застали за передачей в эфир кода от сейфа. Парня долго пытали. Вот, смотрите, на этой странице он называет имя «Октагон». Звучит знакомо, не правда ли? Он пытался свалить всё на Оберварден. Но ему не поверили.

«Октагон» — мой оперативный позывной на время этого мероприятия. Не повезло радисту, мир его праху.

— Почему? — Скромно интересуюсь я.

— Потому что его пытал мутант-логик. Он вскрыл его сознание, и контролировал допрос. Ему показались странными воспоминания о вербовке. Было много мути и пробелов. Как после редакции памяти. И они решили, что бедняга работал на Тайный Сыск.

Всё верно решили, как и было запланировано.

— Я не сектант. Я служу Гроссланду.

— Тогда кто, merde-scheisse, ты такой?! — Вспылил Зуб.

Все они чувствуют себя обманутыми. Цинично обманутыми, страшно испуганными и бесконечно уставшими.

Тайный Сыск и Оберварден — самые властные организации Гроссланда. Нет в стране более уполномоченных, и в то же время, секретных структур. Так думали мои спутники до того момента. Так думают все граждане Единого Гроссланда. И так оно и есть, официально.

— Я тот, кто подчищает за вами ваши упущения, промахи и недоработки. Я делаю так, чтобы «Падений Розенбургского Дирижабля» случалось поменьше.

Мой ответ честен и прост, потому, его очень неприятно слышать. Впереди нас ждёт биотяг «Фюршатндисов», набитый агентами моего Бюро и первоклассными редакторами памяти. Если мои спутники узнают немного правды об истинном положении дел в стране — это снизит возникшее напряжение в отряде с минимальными рисками. В конце концов, это психически устойчивые взрослые профессионалы из отрядов специального назначения: Гросс Гвардеец жандармерии, Черный Череп Тайного сыска и бывший разведчик из армейского спецназа ГРОб. Пожалуй, они переживут небольшой срыв покровов.

Проклятые бюрократы… Зачем было документировать допрос, если ты уже вышел из системы? Разве не в этом смысл организации анархических сект?

— Ни Тайный Сыск, ни Оберварден, ни уж, тем более, — жандармерия, не справляются с проблемами Гроссланда. — Товарищи молчат. Зуб отвёл глаза, жандарм медленно, маленькими глотками, пьёт воду, которую нам лучше бы экономить. Но ему можно. Притчард задумчиво поглаживает остатки геля, что заполнили его рану. — Споровый Лес пожирает весь Гроссланд. Если его нет в Грацъовской губернии, это не значит, что его нет в других местах. Сектант — для вас это лишь броское слово, чтобы сажать и расстреливать неудобных людей. Но я знаю ваши личные дела наизусть — ни один из вас не видел живого мутанта, и о сектантах вы наслышаны лишь по жутким новостям, которые приходят из даже не с периферии соседних городов-крепостей, а вообще пёс-знает-откуда. Хотели правды? Вот это правда. Гроссланд огромен, но не бесконечен. И в нём уже стало тесно, даже без Споровых новообразований. И наша вылазка — бойня, которую мы устроили сосункам с пограничья. Этого Гроссланд даже не заметит. Ублюдки перестреляли бы друг друга, если не в эту Споровую бурю, так в следующую.

— Тогда зачем погибли наши товарищи?!! — Закричал Леонид. — Мы были уверены, что сражались за нашу страну!

— Вы и сражались, разве нет? И я сражался вместе с вами за моё отечество. И я готов умереть за него так же, как каждый из вас.

— Так ты, значит, за нас? — С издёвкой уточнил Зуб.

— Я за вас, за, Господа, Царя-Императора, и наше Отечество.

— Но на кого ты работаешь?

— Если мы выберемся отсюда — я скажу вам. Даю слово. Как ни крути, у вас нет выхода, братцы. Вам придётся снова довериться мне, если хотите спастись из этого подземелья, и вернуться в Кржнестов.

Снова неловкое молчание. Каждого посещают мысли о чём-то личном. О последних прожитых днях. Об удручающем настоящем и мрачном будущем. Они не верят мне. Может быть, даже не верят друг другу. Трудно вообразить, что в Гроссланде может найтись организация, стоящая выше всеведущего Обервардена, и всемогущего Тайного Сыска. Это совершенно бессмысленно, но каждый постепенно начинает осознавать, что их лидер — Октагон, действительно куда опаснее лучших специалистов Сыска и Обервардена. Каждый успел не раз лично убедиться в этом за время похода.

— Спасибо, что спас мне жизнь. — Нарушил тишину Егор.

— Пожалуйста — всегда рад помочь. — Просто ответил я.

Глава 3: Память и скорбь

Торопливые сборы, небольшой перекус и долгий, очень долгий путь по заброшенному подземелью.

Шли молча.

Фильтры противогазов защищают тела от большинства известных губительных загрязнений воздуха, но они не способны спасти души от затхлого дремучего привкуса вековой тоски, что пропитала здешнюю застоявшийся атмосферу.

Порою мы встречали источники воды — ответвления местного водопровода, но пополнять из них собственные запасы пока что не решались. Впрочем, у нас есть необходимые очистительные приспособления и сканеры на случай, если всё же удастся преодолеть внутренний безотчётный страх.

Вероятно, эти коммуникации должны были спасать жизни сотен миллионов граждан в период печально известных ковровых ядерных бомбардировок и массированных химическо-биологических атак. Великая Мировая Война за восемьдесят лет изменила старый мир до неузнаваемости, отшвырнула науку на столетия назад, и истребила значительную часть жителей планеты.

Сердце обливалось кровью при мысли о том, насколько много усилий, времени, труда и средств наши праотцы угробили на постройку этого скорбного титанического памятника былого величия нашего государства.

Может кто-то и смог найти спасение среди этих медленно ветшающих хитросплетений комнат, залов, складов, туннелей, труб и проводов. Но явно не здесь. На наше счастье, за два десятка пройдённых километров мы не встретили признаков жизни.

Земля медленно брала свои, данные человеку во временное пользование, богатства назад. Давление грунта, вода и беспокойные глыбы камней, переваливаясь с боку на бок, медленно перемалывали наследие наших прадедов в пыль.

После четырёх часов блужданий, мне удалось найти требуемый, относительно знакомый путь, что несказанно обрадовало спутников.

Но даже он оказался недостаточно надёжным. Часто дорогу преграждали завалы. Пара нужных спусков оказались затоплены. Но обходных путей всегда хватало в избытке, будто мудрые зодчие прошлого предвидели все беды, с которыми столкнутся в мрачном будущем их потомки.

Спустившись на два уровня вниз с помощью канализационного коллектора и обесточенного грузового конвейера, мы неожиданно вышли к станции метро.

Своды транспортного узла богато украшала вязь из мраморных лиан. Каменные узоры филигранно опутали высокие стройные рельефные колонны из такого же ослепительно белоснежного камня. На колоннах покоились арки, плавно уходя в потолок.

Стены были украшены ионическим орнаментом и барельефами с группами людей на природе. Незнакомые, абсурдно просто одетые люди на каменных картинах с благородной тоской в красивых лицах смотрели в пустоту пространства, не обращая внимания ни на животных у своих ног, ни на вековые реликтовые деревья, что раскинули над ними узловатые ветви с почти живыми дубовыми и берёзовыми листьями. И даже жутко выглядящие потомки, с оружием в руках, не произвели на них никакого впечатления.

Потолок мерцал люстрами с хрустальным убранством, разбрасывая всюду тысячи преломлённых радужных отсветов от наших фонарей.

В глубине станции приветливо стоял поезд.

Наша радость вспыхнула бракованным фальшфейером, быстро сменившись горьким разочарованием — каждый шаг к долгожданному средству перемещения сопровождался ростом радиационного фона.

Интенсивность ионизирующего излучения увеличивалась по экспоненте, потому мы немедленно отступили.

Вернувшись на два уровня вверх, мы шли без отдыха уже более десяти часов. Поднимаясь и опускаясь, часто возвращаясь, упёршись в очередную запертую дверь, или завал. Это выматывало физически и морально.

Наконец, жандарм, полностью исчерпав запас внутренних сил, сначала отстаёт, а потом грузно и безмолвно падает на пол позади нас, распластавшись посреди широкого коридора.

Я объявляю привал.

— Дружище, ты как? — Зуб помогает Егору подняться.

Они вместе добрели до обшарпанной бетонной стены, с облупившейся краской непонятного цвета и ржавыми прожилками отсыревшей арматуры.

Леонид Максимилианов усадил жандарма на пол и осмотрел его рану. Гель уплотнился и твёрдостью своею стал неотличим от человеческой плоти.

— Хреново. Мутит, и голова кружится.

Гель не даёт подобных побочных эффектов. Это всё от нервов и усталости. Мог бы сказать я Егору. Но стоит ли?

— Выпей воды. — Я помог ему открыть флягу.

Скептически оценив место нашей нынешней стоянки, посреди большого коридора с низким потолком и разбитыми плафонами ламп, я, всё же, решил разбить полноценный лагерь.

Однако, в процессе организации примитивного быта меня вдруг посетило навязчивое и отчётливое тревожное предчувствие. Последовав внутреннему мироощущению, к удивлению спутников, я, сняв утомивший шею шлем, припал ухом к полу.

Кррррррак… Кррррррак… Кррррррак…

Моё сердце будто бы пропустило удар, на краткое мгновение попытавшись поддаться сумасбродному дикому ужасу, охватившему моё сознание. Я уже слышал этот шум раньше. Он идёт с верхних уровней. Это корни Спорового Леса грызут фундаменты между этажами Подземного Гроссланда. Нам придётся спуститься намного глубже запланированного, если не планируем встретиться с мутантами.

— Паршивая новость, шеф. — Зуб грустно выдохнул.

— Обойти не получится? — Спросил Притчард.

— Если мы слышим, как оно грызёт фундамент, то не получится. Уверен, скоро встретимся с разведчиками. Если только не спустимся вниз уровней на шесть-восемь.

Я ещё раз изучил придирчивым взглядом Егора. Его лицо вновь скрыто дыхательной маской, но, всё же, чувствовалось, что он измотан до предела.

— Отдохнём пару часов. Потом в путь. Время ужина, господа.

Туннель, в котором мы расположились, поражал бесконечной длиной, — наши фонари не доставали ни до его начала, что осталось в двух тысячах шагов позади, ни до конца.

Прямой и широкий низкий потолок венчали и овальные аскетичные лампы, в кожухах из ржавой проволоки, источавшие до омерзения слабое ничего не освещающее бледно-красноватое мерцание, напоминая тем самым мерзких тучных споровых гусениц. Вокруг них тьма подземелья казалась особенно густой.

В молчании мы долго сидели, и ждали, когда наши мышцы вновь напитаются силой для продолжения пути.

На первый взгляд мёртвое пространство подземелья, всё же жило своей странной, скрытой от наших глаз, жизнью. Периодически настороженный слух внимательно улавливал в тишине вечного сумрака то воду, капающую, будто бы, в большой полупустой резервуар, то тихий металлический скрежет, похожий на стон умирающего животного. Со временем ухо и без бетонного проводника начало различать каменный хруст растущего Спорового Леса.

Порою, оживала ржавая вентиляция, старательно продувая тоннель сырым, холодным, пробирающим до костного мозга воздухом. В такие моменты свет ламп становился совсем слабым, некоторые даже гасли, а налетавший из конца подземной дороги искусственный ветер, разочаровавшись от встречи с жалкими потомками своих создателей, невыносимо тоскливо завывал в воздуховодах, скрываясь где-то в начале туннеля.

Когда, наконец, вновь пришло время выходить, Егор вдруг спросил:

— Как ты попал в Тайный Сыск, Леонид?

— С детства мечтал стать полицейским. Всегда знал, что это моё призвание. — Сухим голосом пробормотал Зуб собирая пожитки. — Даже и не думал, что попаду в Тайный Сыск.

— Не понравилось у нас? — Спросил Петрович.

— И да, и нет… Трудно сказать. Я рад, что могу делать что-то большее для Гроссланда. Не просто патрулировать улицы, а защищать людей от более страшных вещей. Но то, во что всё это вылилось, — Леонид покачал головой, — мне кажется, что я был не готов. Есть в этом какое-то противоречие. Не для того я вступал в Черные Черепа… — Он горько рассмеялся.

— Выше нос, Зуб. Ты отлично справляешься. В этом ведь и смысл и Черепов, и ГРОба — нанести неподготовленному противнику такой урон, от которого он уже не оправится.

Зуб оценивающе смерил всё моё бытие непонимающим взглядом.

— Их полк и в боях-то не участвовал… Это же практически дети были… Почему настолько молодые люди занимаются столь омерзительными делами… Эх, да ну тебя… — Он махнул рукой, после чего окончательно ушёл в себя.

Психология мне всегда давалась плохо. Как и руководство коллективом. Надеюсь, больше подобных заданий не будет. Проще одному, наедине с собой и оперативной задачей.

Разговор угас, не успев разгореться. Вновь наступило тягостное молчание.

Свернув лагерь, мы вновь упрямо шли вперёд. Притчард многозначительно рассматривал каждую лампу. Самочувствие Егора после короткого сна на привале и лёгкого перекуса улучшилось. Зуб настороженно замыкал нашу колонну, периодически поглядывая назад.

Скоро мы обнаружили лестницу, и спустились сразу на три уровня.

Мрачные переходы, ржавые прутья арматурных скелетов, протекающие трубы, облупившаяся краска и разваливающаяся плитка сливались в сознании в единообразную гнетущую серую кашу.

Нельзя не признать, что иногда в разум закрадывалась мысль, что из этого хтоничного хитросплетения гниющих техногенных внутренностей нет выхода.

Будто бы и не существовало никогда ни яркого счастливого солнца, ни меланхоличных белоснежных облаков, ни бездонного синего неба. Словно все эти маленькие радости человеческой жизни отныне навсегда канули в бесконечный безжизненный гробовой мрак нагромождения пришедших в негодность коммуникаций.

Так, спускаясь в недра отечества, зарываясь глубже и глубже под толщи грунта, воды и железобетона, спотыкаясь в паутине обесточенных кабелей и проводов, и ползая внутри тесных воздуховодов вентиляционной системы, мы скорбно уносили с собой в царство мрака и смерти запретное знание о жизни.

Той самой жизни, что медленно и неотвратимо увядала на поверхности подлунного мира после величественной Восьмидесятилетней Войны. Впрочем, среди знающих людей, порою, проскакивали слухи, что мёртвые пустоши начали появляться ещё задолго до этих колоссальных катастрофических событий…

Наш, и без того уставший отряд, изматывало непрерывное ожидание опасности, что могла притаиться за каждым новым поворотом, гермодверью, или в сырой темноте комнаты.

Со временем, Лес перестал прослушиваться даже через стетоскоп, и моим спутникам стало спокойнее. Мутанты всё не появлялись. Контроматоны тоже. Тупиков, завалов, и закрытых дверей становилось всё больше. Наконец, мы встретили лифт, и с относительным комфортом спустились ещё на 2 этажа.

Спуск оказался на удивление долгим. Но ожидание, успевшее постепенно перерасти в лёгкую, приправленную боязнью замкнутых пространств, панику, окупилось сполна — нашим единодушно изумлённым взорам открылся вид на жилой блок.