Бесплатный фрагмент - Грибники

Глава 1. Улица Заречная

Ведьма с четвертого этажа умерла в пятницу. В тот день, когда Кристинин отец был уже слегка подшофе и уговаривал себя, что принял он вовсе не на правах безработного, а после трудового дня на престижной и высокооплачиваемой службе.

— Я с тобой разззговариваю, — тянул он, завидев Кристину, — общаюсь… с уважением… а ты что? Молчишь? Ты с родным отцом словом перемолвиться не хочешь, да? А я…

— Да хватит уже! — взвилась мать. Надрываясь в двух учреждениях, чтобы прокормить Кристину и Лешку, она уставала до потребности в полной тишине, но где взять дома тишину? — Ишь, бельма залил и нудит…

Нудил батя примерно через день, иногда чаще. После нудежки становился агрессивным, обижался, что с ним никто не желает «говорить по душам», грозил всеми казнями египетскими, проклинал, шантажировал собственной кончиной, а иногда и распускал руки. Израсходовав все свои пьяные силы, падал на диван и раскатисто храпел до средины ночи, пока на него не нападал сушняк.

«Вот бы ты ему вломила сковородкой», — пыталась Кристина мысленно внушить матери. — «Вдруг подействует? Ведь если не можешь добиться результата одним путем — меняй тактику!».

Но мать ее, Арина, была интеллигентной женщиной, и, хотя в браке ценить это было некому, продолжала ею оставаться.

В тот день напряжение росло, и пятничный конфликт готов уже был покатиться по привычной схеме, но в этот момент позвонили в дверь. Звонок у Косенковых был старый, оставшийся ещё с тех времен, когда выбор мелодий не превышал трех вариантов: «зззззззз», «пум-пум» и — «плюмс», как будто что-то упало и утонуло. Поэтому даже на рыбалке, во время закидывания наживки, Кристине часто и казалось, что сейчас кто-нибудь войдет, хотя входить было неоткуда.

— Мы тут всем подъездом собираем деньги на похороны, — сказала соседка, тетя Зухра. В сумраке лестничной клетки ее черный платок казался языком тьмы, обернутым вокруг смуглого лица, а голос эхом разносился по лестничной клетке. — Розочка-то наша одна жила, нет у нее родственников. Хоть и екстрасенска, а все ж, живая душа…

Мать, как положено, всплеснула руками, запричитала и вынесла пятьсот рублей. Отец, прислушавшись к разговору, налил себе «за помин души». Лешка, сидя за компьютером, загуглил стоимость похоронных услуг.

— Вот спасибо, вам Аллах воздаст, — заулыбалась тетя Зухра. — Ты, Кристиночка, книжки же любишь? Спустилась бы в ее квартиру, присмотрела себе чего, а то ведь все на помойку пойдет, жалко.

Расценив предложение Зухры как повод на некоторое время покинуть поле ежевечерней битвы, Крис обрадованно — насколько позволяла скорбная ситуация — кивнула. Взяв с вешалки холщовую сумку, известную ныне под дурацким названием «шопер», она удалилась с тетей Зухрой.

Дверь в квартиру покойницы стояла отворенной, на площадке курили мужики и вполголоса сплетничали бабы с кое-как прикрытыми волосами. «А я без кепки», — подумала Кристина. Хотя волос у нее с сентября было немного, стриглась до плеч. Длинные мешали бы работать. «Зато с шопером», — утешила она себя.

— Заходи, заходи, деточка, — тут же засуетились соседки. — Только увезли ее… Три дня пролежала, хорошо, что не лето сейчас, а то б на третий этаж протекла…

Кристина давно заметила, что, оглашая разные физиологические подробности, люди бестактные сразу впиваются в собеседника глазами — а вдруг того передернет? Зачем это им надо, Кристина не понимала, но книжки говорили, что это повод ощутить пусть ничтожную, но власть. С Кристиной, правда, таким особам ничего не светило — два месяца назад она получила диплом ветеринара и теперь работала в ветклинике фельдшером, зашивая котов, скармливая собакам таблетки и вводя вакцины миннипигам, а также регулярно убирая экскременты и отмывая операционный стол после особо кровавых манипуляций. Хотелось даже остаться в этой клинике, но тут вдруг один из врачей проникся к ней неприязнью и начал изводить во время каждой своей смены. За что, Кристина не поняла, но теперь на всякий случай приглядывала другое место работы. Правда, с местами нынче было сложно.

В сумрачном коридоре девушка прошла мимо большой комнаты дальше, к стеллажам с книгами, опасливо косясь на большой безворсовый ковер в гостиной. Тот был кустарно изрисован символами, знакомыми по фильмам ужасов. Краска, которой рисовали, настолько напоминала кровь, что ковер хотелось отмыть, как операционный стол.

— Вот тут ее и нашли, — сказал кто-то у Кристины за спиной. — Распласталась лицом вверх, глаза закатила… а на глазах куски ваты… в руке книга, самая обычная, типа «Грибы России» или что-то в этом роде. И улыбается. Так потом, когда ее в труповозку грузить начали, вата на глазах почернела и рассыпалась черным пеплом…

Добрая тетя Зухра куда-то делась, и теперь Кристину окружали малознакомые бабки. Они непрерывно крестились и несли стандартную бытовую чушь — про «не замужем», «ритуалы какие-то», «что-то стучало», «тянуло дымом», «кто-то ходил» — однако глубже в квартиру проникать боялись, поэтому перед черным стеллажом, уставленными разнородными книжными томами, Кристина оказалась одна. Страшно не было — мозг занес квартиру из-под колдуньи туда же, куда складировал клетки от умерших животных, их лотки и переноски.

Это был, убеждала врачебная привычка, ведьмин вольер. С кормушкой, лотком и игрушками, просто игрушек было много, так как человек — животное с переразвитым мозгом, который требует себя занять, иначе испортит себе же психику.

Странное дело, но из игрушек для психики на полках стояла в основном русская и зарубежная классика: Пушкин в трех вариантах, томик Жуковского, полное собрание сочинений Толстого, письма Чехова, Льюис Кэррол… И только две нижних полки содержали нечто, что еще можно было тематически отнести к «сумрачным» темам: сочинения Изидора Дюкаса, жизнеописание Алистера Кроули, что-то там про Мерлина, истории о Стоменове, безвестные старинные журналы под названием «Кромка бытия», издания на немецком языке и на иврите, подпольное евангелие от кого-то с нечитаемым именем и масса неведомых непосвященным жизнеописаний. Одно из них привлекло внимание Кристины исключительно красотой обложки: потемневшие бронзовые уголки, мятые бронзовые же кромки, а с краю — встроенный замочек для миниатюрного ключа. Буквы на кожаной обложке тоже когда-то были из бронзового порошка, но частью потемнели, частью осыпались, поэтому прочитать название не представлялось возможным. Оглядев кабинет, Кристина уже отчаялась было отпереть этот источник ненужных ей знаний, однако в щели между полками что-то блеснуло тонким желтоватым полукругом. Воспользовавшись счетом за электричество, Кристина пошарила в щели и уронила себе в ладонь украшенный завитушками ключик, по размерам вполне подходящий к скважине.

Отпиралась обложка с одного поворота. Тут бы Кристине насторожиться, конечно. Надо сказать, она и занервничала — снова осмотрелась, ощутила некоторый холодок, прислушалась. Из углов ничего не выскочило, и она, заинтригованная, открыла книгу.

Страницы, хоть и не новые на вид, были напечатаны явно не в позапрошлом, а скорее в прошлом, только что закончившемся веке, в основном русскими буквами, а заглавие на титульном листе гласило: «Некоторые магические затеи графа Виђена Гнедиčа» — и дальше, мелким шрифтом — «и их результаты, изложенные писарем Иммануилом Шнайдером, с его, писаря, комментариями».

Вот только комментариев зануды-писаря не хватало, подумала Крис и закрыла книгу.

Заперев ее и пробежав еще раз глазами ряды русских и зарубежных классиков, Кристина открыла шопер и начала складывать туда все, что приглянулось. Кое-что из «сумрачного» раздела тоже частично взяла — вдруг там есть что-нибудь, чтобы нейтрализовать злого ветврача Влада? Может, ему книжку про Дракулу подарить? Тезка вроде.

С лестничной площадки уже давно не доносились голоса соседок, и когда Кристина выходила, то увидела, что на площадке она совсем одна.

Когда они все успели исчезнуть? И кто теперь запрет квартиру?

Вдруг, когда в сумку легла первая колдуньина книга, ее занесло в какой-то странный мир? Все-таки следовало что-то отшептать, наверно.

Вернувшись в комнаты, Кристина остановилась перед входом в «ритуальную», где лежал испещренный знаками ковер, и сказала:

— Роза Авдеевна… я прошу разрешения взять некоторые ваши книги, чтобы спасти их от помойки. Я буду обращаться с ними бережно, батю к ним не подпущу, ну если только Лешке дам почитать… вы позволите?

Никаких порывов ветра или упавших с полок предметов не последовало, поэтому Кристина, осторожно пятясь, снова вышла в коридор. Плечо под тяжелой сумкой начинало ныть.

— Ну вот, — встретила ее на лестничной клетке тетя Зухра, — вышла, наконец-то… набрала книжек-то? А то тут ещё желающие были. Но я выгнала, пусть сначала наш подъезд. Мы эту, да простит меня Аллах, ведьму, двадцать лет терпели.

— Угу. Спасибо, тетя Зухра.

— Давай, теперь я квартиру закрою. Сама донесешь?

— Угу. Спокойной ночи, тетя Зухра.

…По возвращении отец уже во всю храпел, а мать на кухне заваривала себе чай.

— Много чтива-то? — спросила она устало. — Куда ставить будем?

— Так, было кое-что… пойду, разберу.

Мать кивнула.

*

Субботним утром спится хорошо, и Кристина пробудилась только часам к одиннадцати. Отец был тих, бледен и вежлив, мать, как всегда, хлопотала на кухне.

«Никогда не выйду замуж», — в который уже раз решила Кристина. Потому что если за бедного — то вот так всю жизнь хлопотать, а если за богатого — то он наверняка капризный и злой, как ветврач Влад.

При мысли о богатых внезапно прояснилось то, что с момента пробуждения присутствовало в Кристининой голове. Сон! — вспомнила она. Ей же приснился этот странный, запертый за бронзовый замок граф Яков Виджен Гнедич (кажется, так читалась его странная фамилия)!

Снилось, что шла она по черному полю с высокой травой, в небе были одновременно Луна и Солнце, и их было плохо видно из-за серого тумана, а впереди, на горе, стоял замок этого графа. От замка можно было рассмотреть только ворота и часть стены.

— У него все просят неисполнимого, — говорил кто-то рядом голосом тети Зухры, — например, вылечить больного ребенка или вернуть умерших. И он все может исполнить. Только в обмен назначает срок служения, и человек должен служить ему столько, сколько он назначит. Если человек умирает раньше срока, то служит графу положенные годы еще и после своей смерти. В день граф принимает только одного человека и только до пяти часов. Потом ворота закрываются.

Откуда-то Кристина знала, что уже без пяти пять, и ей нужно успеть. Возможно, как это бывает в снах, прямо над воротами висели услужливые часы с черным циферблатом и полированными золотыми цифрами.

«Как Золушке вернуться с бала, пока замок не превратился в тыкву?» — спросила она себя.

И побежала. Но, как это тоже часто бывает в снах, сколько бы она не рвалась вперед, ворота замка, украшенные теми же символами, что у колдуньи на ковре, не приближались, а воздух становился все более вязким и отбрасывал назад, словно резинка. Переступая через его упругие, невидимые тяжи, Кристина упрямо рвалась вперед — терять-то нечего! — и думала, ни на миг не забывала о воротах. Помнилось, что это сон, и если во сне забыть о предмете, он непременно исчезнет.

А ей позарез надо было кое-что попросить у графа.

Золотые стрелки над головой отсчитывали последние секунды; ворота скрежетали, закрываясь; с громким криком живого человеческого протеста Кристина прыгнула вперед, в щель между черными створками, за которой все так же клубился серый туман и едва просматривались вожделенные стены.

И — благословенно пространство снов, отметающее ненужные скучный путь меж пунктом А и Б! — сразу оказалась в большом зале с лестницами.

Никто ее не встретил, и куда идти, она не знала.

— Можно никуда не идти, — сказал голос из мутного небытия, и туманная завеса раздвинулась, как занавес в театре.

Граф Гнедич стоял перед ней на одном из квадратов черно-белого, как шахматная доска, пола; Кристина только не запомнила, на белом или на черном.

— Здравствуйте… э… ваше сиятельство, — пробормотала она, припомнив, как принято обращаться к графам.

Вопреки ее опасениям, граф был совсем не толстый, пустоглазый и противный, как ветеринарный врач Влад, а очень даже пристойной комплекции. И одет он был, как полагается графу — в черные бриджи, белые чулки с красивыми туфлями, обшитую кружевом рубашку, элегантный черный жилет и серый завитой парик, выглядящий слишком громоздким для его фигуры. Лицо Кристина не рассмотрела; оно было отчасти скрыто тенью, а отчасти… может, его и не было. Но во сне это выглядело органично. Зачем человеку лицо, если ты знаком с его книгой?

— Я, наверно, должен поразить тебя своей эксцентричностью или завести разговор о чем-то, интересном мне одному, — продолжил граф, склоняясь над ее рукой (боковые части парика свесились почти до пола), — но уже пять часов, и мирозданию в моем лице немножко некогда капризничать, даже из вежливости! Поэтому буду признателен, если ты прямо сейчас изложишь свою просьбу.

— Надо вылечить моего отца от пьянства и найти ему работу! — выпалила Кристина. — А то жизни от него никакой… Лешке надо учиться, а он замкнулся в себе — он вообще аутист — и не обращает внимания на людей, мама надрывается, на ней дом и работа, у меня с работой тоже не все гладко, я почти разочаровалась в профессии… из-за людей… этот дебил Влад, урод косорылый…

Кристина жаловалась, а граф слушал, и лицо его, и без того не особо различимое, все более затенялось.

— Пять лет, — сказал он, когда она выдохлась. — Пять лет ты будешь работать на меня. Запомни адрес: улица Речная, дом 12, квартира 7.

— Улица Речная, дом 12, квартира 7, — повторила Кристина вслух и в этот момент вспомнила, что на самом деле стоит у себя на кухне и грезит наяву.

— Это тебе зачем? — без интереса спросила мать. — У нас разве есть такая? Не припомню. Яичницу будешь?

*

Проживая на окраине, Кристина часто гуляла там, где кончались дома и начинались маленькие кирпичные заброшки, украшенные граффити и следами неудачных поджогов. Естественно, никакой улицы Речной там сроду не водилось, да и быть не могло; не было такой улицы и во всем городе. В посёлках разве что. Но в каком именно посёлке, граф не сказал, поэтому Кристина, поломав голову над содержанием сна ровно до тех пор, пока не съела завтрак, переключилась на другое.

Сегодня они с подругой договорились идти в кафе. Имя подруге досталось мифологическое, обязывающее к некоторым шагам за грань приличий, поэтому Кристина решила, что в ее компании обсудить ведьмину книгу будет уместно.

Подругу звали Даная, или просто Дана.

— А ты сама-то это читала? — спросила Дана, когда Крис выложила ей историю смерти Розы Авдеевны и пополнения своей оккультной библиотеки. Хотя строго говоря, пополнением это не было, скорее, основанием, потому что до этого книг о загадках бытия у Кристины была ровно одна, которая называлась «Сонник».

— Да, — кивнула Кристина, — просмотрела несколько страниц. — Знаешь, очень затягивает. Граф такой… ну, как в старину писали, так и он пишет. Что-то вроде вот такого: «Что же до странствующих разбойников или, как их сейчас называют, рыцарей, то благородством их наделяют разве что досужие измышления тоскующих незамужних девиц или дам, которым не повезло с супругами. Интересно действует на этих проходимцев, рыцарей, самый обычный сахар. Подозреваю, что здесь магия использует принцип подобия, так как наделение людей несвойственными им приятными качествами придает им в глазах общества необоснованную „сладость“. Если долго варить сахар вместе с листьями бузины, а потом добавить в отвар квасцы и опару, раствор разделится на две фракции, из которых жидкую лучше вылить на землю. Затем переложить куски застывшей патоки в медный котёл и закопать заднем дворе. Замечено, что любой странствующий рыцарь, ступив на такое место, становится стяжателем».

Данка засмеялась.

Кристина тоже развеселилась было, но тут же поперхнулась, побледнела и стушевалась, осознав, что, цитируя подруге труды графа, она, сама того не ожидая, привела кусок из текста слово в слово. Строчки всплывали в памяти так охотно, словно она до сих пор держала страницу перед глазами. Получилось даже прочитать продолжение, хотя после слова «стяжатели» Кристина точно закрыла книгу — уж больно впечатлили ее рыцари на заднем дворе.

— Ну какой странствующий рыцарь будет проситься на задний двор? — говорила она Данке. — «Достопочтенная леди, будьте любезны, пустите на задний двор по нужде… а то в лесу как-то неприлично — зайцы, белки… у каждого зверя по два глаза, и это беспокоит».

Данка вдруг посерьезнела и сказала:

— У тебя сейчас вместо лица был бессмысленный провал.

— А… Ну сама сходи книжки покойницы собирать, у тебя тоже… постэффекты начнутся.

— У меня сейчас другие постэффекты, — махнула рукой Дана.

У Данаи были совсем не мифологические, а весьма банальные семейные обстоятельства, немного сходные с обстоятельствами Кристины. Только у Кристины отец, а у Данки — сестра. Отец бухал, а сестра наркоманила. Три года безуспешной борьбы с «обстоятельствами» утомили Данкину семью. Вся зарплата Данки уходила на лекарства и врачей. Кристина уже приготовилась слушать про очередную нехватку чего-нибудь, но Данка начала про личную жизнь.

— Целый день вчера мне, прямо на работу, Ростик названивал, — пожаловалась она. — Никак не мог взять в толк, что оказался «мальчиком на один раз». Он думал, я замуж захочу, носки ему стирать побегу, а он кобениться начнет и меня унижать. А куда мне замуж, у меня… сама знаешь. Ну скажи, зачем это им?

— Не знаю, — пожала плечами Кристина. В отличие от Данки она сходилась с парнями долго и осторожно, изучала каждого по полгода, потом, как правило, отказывалась от близкого общения, и только один раз решилась на роман. Роман продолжался два года, и закончился бесславно, хоть и принес Кристине бесценный личный опыт.

— Вот и я не знаю, — вздохнула Данка. — Короче, достал, придурок. И работа достала. В вашей клинике делопроизводитель или бухгалтер не нужен?

На секунду представив, как Данка виртуозно «прокатит» противного Влада, Кристина вдохновилась было, но потом покачала головой.

— Я узнавала. Говорят, нет вакансий.

— Ну и зачем, спрашивается, я с тобой встречалась? — изобразила Дана капризную стерву. — Вакансий нет у тебя, книжку почитать не принесла…

— Принесу, — улыбнулась Кристина.

— Да я шучу, — отмахнулась Дана.

— Нет-нет, я хочу, чтоб ты ее прочитала. Мне интересно, будут ли постэффекты.

— Какие?

— Не скажу. Надо соблюсти чистоту эксперимента.

— Ладно, — заинтересовалась Данка, — тащи своего графа с его помойными рыцарями. Хочу увидеть странное.

*

В воскресенье и в понедельник, вернувшись с работы, Кристина внезапно застала батю трезвым.

— Я даже говорить боюсь, — зашептала мать и замахала руками, — даже говорить…

Пожав плечами, Кристина ушла к себе. Может, не давать Данке книгу, подумала она тревожно. И даже утешила себя — показалось, и что батя завтра забухает снова.

Однако и на третий день отец был сказочно, нереально трезв, а Кристина с Лешкой, наученные матерью, делали вид, что ничего удивительного не происходит.

Даже более того, отец взялся помогать матери готовить. Он сходил в магазин и купил продуктов, больше всего — муки; вымыл стол и сам замесил тесто. Жена и дети, никогда не замечавшие у главы семьи пристрастия к кулинарным экспериментам, очень удивились спросили его как можно осторожнее:

— А что ты хочешь приготовить?

— Грибной пирог, — с блаженной улыбкой ответил отец. — Давно я не ел грибного пирога. Бабушка мне в детстве готовила, очень было вкусно.

— А грибы где? — спросил Лешка. Это была его первая фраза за последние два дня, и она свидетельствовала о том, что даже он шокирован странным поведением отца.

— Я и грибы купил, — сообщил отец, кивнув на еще не до конца распакованную сумку.

За осторожным, недоверчивым поеданием грибного пирога и последующим его нахваливанием прошли выходные.

А в понедельник, ближе к полудню, Кристининому начальнику Владу поступил вызов: мол, собака рожает, никак не разродится, приезжайте, а то не довезем. Влад был занят отчетами.

— Давай на вызов, — велел он Кристине. — Угробишь — с тебя стоимость собаки. Ну, по-хорошему там дел-то на пять минут, но ты наверняка накосячишь, так что готовься…

За вызов полагался куда более высокий процент, чем за сидение на приеме в клинике, и Кристина, собрав чемоданчик, быстро выскочила за дверь, напутствуемая угрозами.

«И что я сделала этому козлу?» — задавала она себе привычный вопрос, и уже в который раз не находила ответа. Возможно, он в какой-то момент подкатывал, а она не заметила, и он обиделся. А может, ее образ мыслей ему не понравился. Или просто кого-то напомнила, кто его в детстве в угол ставил.

От объяснений стало легче; Кристина вылезла из такси и осмотрелась. Клиентка жила на улице Заречной, в доме 10. Убедившись, что это нужные дом и подъезд, Кристина на всякий случай осмотрела ближайшую местность и даже сверилась с названием улицы у соседнего дома. Потому что наступал вечер, и выходить, как она понимала, от клиентки придется уже в темноте.

На соседнем доме значился номер 12, значит, все в порядке. Только таблички на этих домах были старыми, и конкретно эта не сохранила первые буквы названия улицы Заречной.

«Бред какой-то» — вздрогнула Кристина и быстро отвернулась к домофону, чтобы набрать код.

*

— Ну вот и все, — вытирая руки, фельдшер продолжала инструктировать хозяйку собачки. — Сейчас дождемся последа и можно… а, вот он… ну, отлично…

Собака, метис пекинеса, родила семерых щенков, из которых только один, самый первый, родился мертвым.

Напутствуемая благодарностями хозяйки, Кристина вышла на сумрачную улицу и позвонила Владу.

— Все нормально, — отрапортовала она. — Собака…

— Что значит «нормально»!? — разозлился тот. — Надо отвечать: «вызов отработан». Если будешь отвечать не по форме…

«Чтоб ты сдох вместе со своей формой, урод вонючий».

— Собака родила, — чуть не плача пояснила усталая Кристина. — Шестерых. Седьмой был мертвый.

— А почему таким тоном? Так и скажи! А то мямлит что-то… Все, езжай домой, завтра как обычно.

Нажав отбой, Кристина перевела дух и осторожно покосилась на дом 12.

Квартира семь, рассудила она, это первый подъезд. Второй, по всей видимости, этаж.

Если считать, что сны — то, что сгенерировано нашим собственным мозгом из известных ему вещей, то откуда мозг Кристины мог знать, что на улице Заречной повреждена вывеска на доме 12? Раньше Кристина никогда здесь не была.

Был только один способ узнать, что же произошло, но Кристина слишком устала, чтобы экспериментировать. Развернувшись, она пошла было прочь, но тут на левом краю поля зрения что-то мелькнуло. Что-то белое. Обернувшись, Кристина, вгляделась в сумерки, но ничего не увидела.

И тут мелькнуло справа.

Да ну вас, подумала Кристина. Переработала.

И поняла, что ничего не видит. Мир перед глазами исчез.

Кристина повертела головой — нет, вот же он дом, сзади.

Повернулась обратно — все было белым, как в компьютерной игре, потерявшей текстуры.

Вспотев от страха, Кристина побежала к дому.

*

Дверь первого подъезда в доме 12 оказалась незапертой и даже заблокированной бетонным блоком в открытом состоянии — так делают жители подъездов с домофонами, когда, например, переезжают и выносят мебель. Однако мебель никто не выносил. Кристина осторожно шагнула в пропахший пылью и сыростью сумрак.

Надо прийти в себя, думала она. Отдохнуть минут пятнадцать. А пока можно и квартиру посмотреть.

Интригующая квартира семь действительно оказалась на втором этаже. Обычная дверь, обитая бордовым кожзаменителем, потускневшие бронзовые кнопочки. Пластиковая табличка с цифрой, бронзовая нажимная ручка.

Позвонить?

Кристина старалась в деталях припомнить свой сон, однако либо граф не оставил никаких инструкций по проникновению, либо она их забыла.

Но не забыла же она текст в книге?

Погрузившись в размышления, Кристина снова воспроизвела в памяти прочитанные страницы.

«Особого внимания заслуживают колдуны, поднимающие мертвецов, а именно некроманты. Женщины из деревни смогли избавиться от одного такого, использовав обычный любовный приворот. Я объясняю это тем, что любое магическое воздействие на некроманта нарушает баланс его пребывания между мирами и окончательно обрушивает несчастного в мир мёртвых. Я объяснял челяди — если вы берете человека за руку и ведёте в чащу…»

Громкий щелчок выдернул Кристину из двухмерных воспоминаний. Внизу хлопнула дверь подъезда, и кто-то слегка одышливый начал подниматься по лестнице.

Явно сюда, рассудила Кристина. Потому что ни один толстый человек при наличии лифта не станет подниматься пешком дальше второго этажа.

Через несколько секунд человек показался.

— Фух, — сказал он, преодолев последнюю ступеньку. — Вы не меня ждете?

— Я жду жильца квартиры семь, — осторожно сказала Кристина.

«Мне дали ваш адрес во сне».

— Я там живу, — без особого удивления отметил человек. Он действительно был немного грузен, однако, в отличие от Влада, выглядел располагающе. На нем был серый офисный костюм, в левой руке кейс, а вот в правой… в правой он держал за уши маленького белого кролика.

— Задолбал сматываться, — объяснил молодой человек. — Вы не подержите?

— Давайте, — кивнула Кристина и свободной рукой перехватила зверька под брюхо.

— Хотел клетку ему купить… но ехал поздно, уже все закрыто… меня Саша зовут…

— А меня Крис. Кристина Валерьевна, но все зовут просто Крис.

— Забавно, — Саша пытался наощупь вставить ключ в замок. — А меня вот предпочитают звать по фамилии. У меня знаменитая на весь мир фамилия. Эстерхази. А поскольку я еще и тортики люблю, людям проще запомнить именно это… Саша Эстерхази. Странно так. Но если не задумываться — нормально. Вы ведь по поводу работы помощником ветеринара?

— Э…

Кристина не знала, что отвечать. Но раз это целевая квартира…

— Ну… да…

— Ага, ну и отлично. Я извиняюсь, что сегодня без связи — телефон сел с утра, почту, как следствие, я не смотрел… но хорошо, что я догадался вставить в объявление адрес, и вы приехали… Мне скоро возвращаться в поселок, а кандидатов немного. А то у нас одних коров тридцать голов, а Единоверыч уже старик, он скотину-то удержит, а вот шприц куда надо воткнуть уже плохо видит…

— Едино… кто? — Кристина не могла сдержать смешок.

— Фамилия такая, — улыбнулся в темноте Саша Эстерхази. — С инициалами. Е.Д.Иноверцев. Еремей Данилович.

— А…

В «целевую» квартиру Кристина заходила уже без страха. Ужас перед белым — тем, что что случилось с ее глазами на улице — перевесил. Граф что-то внушил ей во сне? О таких случаях он не знала.

А вот Эстерхази, рассудила она, мог об этом что-то знать. К тому же он не выглядел опасным. Такие придурки, рассудила она, не могут быть маньяками. Расчетливый злодей не способен придумать столько милой несуразицы.

*

— Наша компания занимается сбором целебных природных ресурсов, — объяснял Саша за чаем. — Есть места, где этих ресурсов довольно много, ну и мы, чтоб далеко не ходить, организовали поблизости от месторождения нечто вроде вахтового поселка. Работникам обеспечено проживание, питание, медицинское обслуживание и очень неплохая зарплата. Мы не публиковали ее на сайте, сами понимаете, но для тех, кто до нас доходит, мы озвучиваем цифру…

И Эстерхази произнес цифру.

Кристина знала цену деньгам. Хорошо помнила, как это — каждый месяц не укладываться в бюджет, выбирать из списка необходимого самое необходимое, покупать дешевые продукты вместо приличных и переносить квартплату на следующий месяц, потому что в этом месяце о ней думать страшно. Потому что платить нечем. Режим строгой экономии занимал в ее мозгу много места, а бороться с ним приходилось лишь мечтами. Цифра «сколько нам нужно денег» получалась довольно большой. А Эстерхази назвал в пять раз больше.

Проморгавшись, Кристина сипло выговорила.

— Понятно. А… ну, это довольно… прилично. И за что… надбавки?

— За вредность, — пожал плечами Эстерхази. — Работа ведь с проживанием. Поселок обеспечен на самом высоком уровне, но вот угодья… угодья у нас специфические. Даже немного опасные. Заблудиться в лесу можно, нарваться на диких зверей… но конкретно вы будете в полной безопасности, если не вздумаете ходить за реку.

— За реку?

«Улица Заречная… Речная… не ходить за реку» — выстроилось у Кристины в голове.

— Вам будет прочитан инструктаж по технике безопасности.

— А… сколько там надо жить?

— Сезон работаете, плюс часть весны и осени, зимой отпуск. Трудоустройство по книжке, зарплата белая. Правда… есть часть так называемая сдельная…

— Это если я природный ресурс наберу?

— Схватываете на лету, — улыбнулся Эстерхази, поднимая указательный палец. — Всегда можно получить больше. Но это опаснее. Так-то вот.

— Простите… а кролик вам зачем?

— Это мой домашний питомец, — снова улыбнулся Эстерхази. — Я возьму его с собой. Сейчас я в отпуске; последняя неделя.

— Хотелось бы все же узнать больше…

— Не вопрос. Я пришлю вам материалы и фотографии! Место пока за вами, три дня на подумать. Если согласитесь, поедем вместе. Видите ли…

— Да?

— Люди в поселке живут довольно-таки изолировано. Большое значение имеет психологическая совместимость. Я должен подбирать кандидатов еще и по этому признаку. Я поговорил с вами и решил, что вы нам подходите. Осталось вам решить, подходим ли мы вам. И согласны ли ваши близкие не видеть вас большую часть года. Ещё тортика?

Глава 2. Сны

О встрече с Эстерхази Кристина никому не рассказала. Но на следующий же день принесла книгу графа Гнедича прямо Данке на работу.

— Читай, — велела она. — Сегодня же.

— Прямо сегодня? — удивилась Данка.

— Да.

— Почему?

— Скоро поймешь. Читай!

По голосу подруги Данка поняла, что дело серьезно. Кивнув, она сунула книгу под мышку, распрощалась и убежала обратно, к себе на этаж.

И только вечером Кристина вспомнила, что не отдала подруге ключ от книги.

Пытаясь до нее дозвониться, она провисела на телефоне примерно час, однако ответа не было. Выходило, что Данка с мемуарами графа так и не захотела ознакомиться, ведь если бы хотела, позвонила бы и потребовала ключ.

В расстроенных чувствах Кристина легла спать.

*

— Это что у тебя?

— Это книжка, Марин.

— Я не дура, сама вижу, что книжка. А на ней замочек. Он открывается?

— Похоже, мне ключа не дали…

Марина обрадовалась; она любила быть полезной.

— Я могу тебе помочь, у меня шпилька есть.

Дана посмотрела на нее с недоверием.

— А ты умеешь?

— Ну да…

Увлеченные совместным вскрытием книги на заваленном бумагами офисном столе девушки, несмотря на объединившее их общее дело, смотрелись контрастно. Худая, гибкая, как проволока, черноволосая Дана, и неуклюжая, необъятных размеров круглолицая шатенка Марина, которая только добыв из своей прически шпильку, уже начинала потеть и задыхаться.

Зато пальцы у Марины были ловкие; пару раз крутанув загнутой шпилькой в замке, что-то зацепив, она выдохнула и ткнула пальцем в бронзовый угол:

— Готово. Красивая. В антикварной лавке купила?

— Взяла почитать у подруги. Марин, ты уверена, что тебе это будет интересно?

— Ой, конечно! Можно я тоже посмотрю?

Будучи человеком одиноким и неприкаянным, Марина исповедовала навязчивость как норму общения.

Обычно Данка ее посылала, но тут сжалилась и пожала плечами. Хочет читать воспоминания графа — пусть читает. В конце концов, граф — фигура виртуальная, и Марина не станет его ревновать к Дане, как еще совсем недавно ревновала к ней нового сотрудника Ростислава Пуговкина. В итоге Пуговкин достался Дане, но оказался скучным прагматиком, не видящим дальше собственного носа.

Начали девушки, как воспитанные люди, с первой страницы.

«Уважаемый читатель! Мы с тобой живем в эпоху утраты таких понятий, как честь, дружба, благородство и самопожертвование. Мы видим, как…».

— Да граф у нас моралист, — хмыкнула Дана, однако Марина на ее иронию не отреагировала. Она увлеклась текстом, а уже через полчаса хлюпала носом вытирала глаза.

— Вот ведь люди раньше умели, а? — вздыхала она. — До мурашек…

— Чебурашек, — передразнила ее Дана.

Текст читался легко, и она вдруг пожалела, что делит его с кем-то.

*

Той ночью во сне Марина, что называется, первый раз в жизни почувствовала не только мурашки, но и саму себя мужиком. Некоторые реальные особи мужского пола и за всю жизнь не разу им не бывают, а у Марины, вот, получилось — зажиточным деревенским мужиком, обремененным двумя сыновьями и взрослой красавицей-дочерью, работниками и приживалкой.

Сон начался с горницы, где за столом за столом собралась семья, перед большим казаном картошки. У каждого в руке была деревянная ложка с вырезанным на ней именем. От ложки Марина узнала, что ее зовут Касатон, жену — Марья, сыновей — Архип и Матвей. Что же до дочкиной ложки, то лежала она на столе надписью вниз.

Откуда-то Касатон знал, что никто не станет есть, пока он первый не протянет руку к казану.

Касатон крякнул, подцепил из казана, откусил, заел луковицей. Занавеси в горнице отчего-то были задернуты, хотя на дворе стоял день.

— Ты б сходила прогулялась, Анфиса, — шептала мать, — Тешка на кухне занята, воды принести некому.

Тешкой, знал Касатон, звали их бабку-приживалку, непонятно кому непонятно кем приходившуюся, но полезную в хозяйстве, хоть и жутко трепливую.

— Не могу я, матушка, — отвечала Анфиса.

Теперь Касатон вспомнил, что дочь его, бледная, слабая, уже третью неделю сидела в светелке и вышивала красные цветы.

— Слушай меня, — как-то раз приживалка потянула Марину-мужика за руку и взволнованно зашептала:

— Если девка в немочи и красные цветы вышивает, старики говорили, упырь к ней ходит…

— Да ты рехнулась, Тешка? — рявкнул Касатон. — Какой упырь?

— Точно говорю — упырь! — вращая светло-карими буркалами, шептала приживалка. — Его найти надо и кол осиновый в грудь ему забить.

Тогда Касатон, конечно, не поверил, а сейчас, беспокоясь о дочери, всерьез задумался, а не сходить ли, не поискать ли ему упыря. Не набить ли ему лицо в конце концов. Касатон был человеком действия, пусть бы даже и противоправного.

Вспоминая об этом, Касатон вгляделся в щелястые узоры на отшлифованных временем бревенчатых стенах родной хаты, на рамы с пыльными стеклами, на занавески — расшитые крестами, льняные — и тяжело задумался, словно бы прося благословения у пяти поколений своих предков, живших и почивших в бозе некогда в этом огромном, еще во тьме веков возведенном срубе.

Анфиса не только не гуляла, но и не ела. Ее лицо при тусклом полуденном свете выглядело зеленоватым, и казалось, что она с трудом держится на скамье.

Картофель в казане, еще минуту назад казавшийся таким аппетитным, перестал привлекать Касатона. Бросив семье краткое «Ешьте» и жестом остановив поднявшуюся было Марью Савельичну, глава тяжело поднялся из-за стола (габариты Марины никуда не делись), с грохотом отодвинул (на полу бы доски перестелить, давно пора) стул, стянул в сенях с вешалки свой зипун и направился в сарай.

— Никому не ходить за мной, — бросил он домашним через полчаса, закрывая калитку. — Вернусь к вечеру.

Так деревня узнала, что Касатон ищет упыря.

Анфиса тем временем становилась все слабее и прозрачнее, и теперь почти не выходила из светлицы.

— Окстись, — говорила ему Марья, — Тешка напридумывала, а ты и поверил.

— А ты никак можешь иным образом объяснить эту немочь? — окоротил Касатон супругу. — Вот то-то и оно, — вздохнул он, когда она пожала плечами и перекрестилась.

На третий день Касатон, к тому времени поистине одержимый поисками мистического обидчика, составил карту местности и поделил доступные ему земли на четыре части — северную, южную, западную и восточную. Три из них были уже осмотрены, оставалась южная, где были самый бурелом и овраги, которые в деревне называли «балками». В поисках грибов и ягод деревенские дети могли дойти пятой-шестой балки, самым большим героизмом среди них считалось дойти до десятой — путь занимал пять часов — а самые сильные и упорные, согласно деревенским легендам, доходили до двенадцатой балки.

За оной, по словам односельчан, располагались заброшенные каменные постройки и старый погост с почти утонувшей в болоте часовней.

Касатон выдвинулся с утра, и, когда солнце зацепилось за кромку леса, был уже за двенадцатой балкой. Не пропуская ни одного укрытия, где, по его мнению, и по словам знающих людей мог бы прятаться страшный ходячий мертвец — брошенные шалаши, амбары, склепы старых могил, Касатон нашел человеческий череп без нижней челюсти, а уже миновав балку, набрел на старую, но жилую деревню, в которой не был с юности. Насколько он помнил, называлась она Железково, и парнями они стояли против железковских в кулачных боях.

С тех пор деревня изменилась — домов стало меньше, а те, которые помнил Касатон, состарились и осели. Зато дорога, некогда заросшая травой, почти лишилась ее, стала шире и ровнее.

Присев на камень возле околицы, Касатон развернул было узелок с едой, разложил куски хлеба, но внезапный шум за поворотом отвлек его.

На дороге, как и в старые времена, дрались. Правда, всего двое. У одного был топор, у второго — коса. Суть своего конфликта оппоненты, видимо, оба прочувствовали еще прежде, поэтому ныне дрались без слов, только покрикивали друг на друга иногда, да крякали от усилий.

Касатон засмотрелся так, что и про голод забыл.

— Приветствую вас, — произнес кто-то сбоку. — Вот же ж озверели, черти.

Касатон оглянулся. Рядом и чуть позади стоял человек в черных бриджах и белой рубашке, холеный аристократ. Его короткие черные волосы были в беспорядке прижаты к черепу, словно он только что снял шапку или парик, однако в руках ничего из этого не было, только книга, заложенная пальцем, да теплый еще свечной огарок.

— Думал почитать в тишине и покое, — пожаловался человек. — А тут сеча случилась.

Голос у человека был странный — вроде бы приятный, богатый, и речь уважительная, но какой-то двойной, словно кто-то рядом говорил за него, или он за кого-то.

— Мир вам, — осторожно сказал Касатон. — Я здесь не живу, из-за балок пришел, и кто эти люди — не знаю. Меня Касатон зовут.

— Рад познакомиться, — кивнул аристократ. — Я Виджен, граф Гнедич.

— Не тот ли молодой наследник Гнедичей, которого в соседнем от нас поместье ждут вот уже третий год? — сощурился Касатон. — Слухи разные про вас, ваше сиятельство, ходят. То ли погибли вы, то ли выжили.

Граф коротко рассмеялся.

— Да я и сам не знаю. А ты, видать, тот Касатон, что упыря ищет? До меня, видишь ли, тоже слухи доходят.

Касатон вздохнул.

— Я это. Я ищу. Совсем девица захирела.

— Слушай меня, Касатон, — аристократ перешел на доверительное обращение, — скажу тебе, что в деревне слышал: ни при чем здесь упырь.

Касатон почувствовал нехорошее. Хотя что может быть хуже упыря?

— А в чем же дело, ваше сиятельство? — выдавил он сипло. — Нешто…

— В тягости она, — прошептал граф. — А кто виновник, неизвестно. Но я знаю.

Зашатался Касатон, покосился на драку; та стихала уже.

Захотел отнять косу и порешить того, на кого граф укажет.

— Кто же это? — прохрипел Касатон. — Кто посмел…

— А кто в деревне у вас самый сладкоголосый?

— Петр Савушкин…

— Вот он и напел Анфисе твоей такой мотив, что не устояла она, заслушалась.

— Убью! — прорычал Касатон, оглядываясь во гневе. Помнил он, что если разозлится, разум теряет. Вот и теперь накрыло: потемнело в глазах, точки фиолетовые замелькали.

— Не надо, — торопливо прервал его граф, чей двойной голос доносился словно сквозь вату. — Я знаю, как помочь вам. — Он схватил Касатона за плечо. — Тем более, Анфиса не виновата. Она когда поняла, что Петр задумал, уйти хотела, но он ее сонным зельем обкурил.

— Кто об этом знает?! — прорычал Касатон.

— Теперь уже только я, — успокоил его граф. — Петька в этой деревне тоже не ко двору пришелся…

Касатон прислушался.

Драка закончилась, где-то голосили бабы.

— Косой его, — объяснил граф. — Лезвием по шее. Только что. Теперь дознание будет. Но нас это не касается.

— А что, — Касатон шумно дышал, — что нас касается?

— Нас касается вот что, — граф поднял свечной огарок, уже еле различимый в темноте. — Нужна мне хозяйка в замок. Ты человек не последний, дочь у тебя красавица. Я на ней женюсь; ребенка признаю своим, образование ему дам. От тебя только одно требуется…

— Ваше сиятельство, — оторопел Касатон, — неужели…

— Да, — кивнул граф. — Вы, Касатон Гордеич, должны молчать. До самой смерти. А после нее… после можете просить, что хотите.

«Что мне нужно… Я не знаю… я вообще не он… я — Марина!»

— Хочу похудеть! — крикнул Касатон, внезапно осознав себя Мариной, чье главное желание было сильнее морока увлекательного сна.

Граф улыбнулся.

— Пять лет служить мне будешь, — сказал он. — Найди на окраинах стену, где написано «Тахрир» — свобода. Дальше все ясно будет. Ну и сны у тебя, Марина.

…Марина сначала вскочила на кровати, а только уже потом проснулась. Все было так реально: деревня, битва, граф этот… даже запах утоптанной травы до сих пор мерещился.

— Надеюсь, с Анфисой все в порядке, — прошептала она, вытирая потный лоб. — Ну и сны у меня, да.

*

За вечерней чисткой зубов Дана почему-то вспомнила, как в четыре года, в далекой стране, она и ее друзья, соседские дети, придумывали мороженое своей мечты. Дана придумала радужное. Слой вишни, слой апельсина, слой лимона, затем киви, голубика, слива, черника. И вот она рассказывала детям, что мечтает такое попробовать. А дети уважительно молчали.

В последовавшем за тем воспоминанием сне Дана снова была четырехлетней девочкой с радужным мороженым в руке. Она стояла посреди площади, обросшей по периметру бурьяном и злаками, розовыми цветами мальв и разноцветными — космеи.

Вокруг свистели и рвались снаряды. Над головой был слышен гул самолетов, а Дана совсем не знала, куда идти, и понимала, что через пару секунд ее убьют, и она проснется. Проснется, так и не попробовав радужное мороженое, потому что война была ценой за исполнение детской мечты.

Рядом просвистел осколок, и щеку обдало жаром.

Не сон? Слишком логично.

Дана огляделась.

— Девочка, — шептал кто-то, укладываясь в паузы между выстрелами. — Девочка, падай! Падай на землю!!!

Голос шел из подвала ближайшего дома, и, хотя дом был далеко, звук долетал хорошо.

Дана упала на локти. Рядом взметнулась земля, поднятая разрывной пулей. Очередь с самолета. Пригнув голову, Дана ползла на локтях к окну подвала.

Одна пуля зацепила ее толстое драповое пальтишко, обожгла бедро. Другая тронула волосы.

Дана ползла и плакала. Мороженое не дадут сьесть. Чего устроили, лишь бы не позволить.

Но вот и окно.

Чьи-то белые руки взметнулись навстречу, потащили вниз.

— И хорошо… отлично, — говорил кто-то, неумело отряхивая маленькую Дану, так и не выпустившую из руки мороженое. Теперь оно было в песке и пыли.

Спасший Дану мужчина был тонок, черноволос и одет в некое подобие старинной военной формы: синий мундир, лосины и шпага на боку. К этой войне он никак не подходил.

Обернувшись к едва видимому в темноте буфету, он вытащил оттуда блюдце, кивнул Дане — клади, мол, свою еду — и, когда она положила, клинком шпаги счистил с него пыль, песок и копоть.

— Надеюсь, тут еще осталось немного съедобного, — улыбнулся он. — А ты упряма. Ишь, не выпустила.

— Это моя мечта, — объяснила Дана, которая теперь уже была собой. — Мечту нельзя выпускать.

Спаситель протянул ей серебряную ложку с монограммой на ручке.

— Что это означает? — спросила Дана.

— Граф Гнедич, — ответил человек. — Это я. Еще какие-нибудь мечты у тебя есть?

Дана ела мороженое. Оно было ровно таким, каким она его себе представляла.

— Не знаю, — сказала она.

А потом вспомнила.

— У меня сестра — наркоманка, — сказала она. — Хочу, чтобы очистилась и стала здоровой.

Граф пожал плечами.

— Если согласна работать на меня пять лет, исполню твое желание.

— Интересно, — кивнула Дана, соображая, насколько неловко при графе будет облизать блюдечко.

— У меня все просят неисполнимого, — пояснял граф, — например, вылечить больного ребенка или вернуть умерших близких. И я все могу исполнить. Только в обмен назначаю срок служения, и человек должен служить мне столько, сколько я назначу. Если должник умирает раньше, чем закончится этот срок, то служит мне положенные годы еще и после своей смерти.

— А что за работа? — спросила Дана.

— Грибы собирать, — усмехнулся граф. — Ну или помогать тем, кто их собирает.

— Всего-то? Я согласна.

— Ищи торговый ларек под названием «Сторн».

…Выходя из подвала, она увидела Марину, только это была никакая не Марина уже, а огромный мужик в белой рубахе, стоявший в задумчивости, оперевшись на большую лопату с выглаженным до блеска черенком…

В округе больше ничто не напоминало о войне.

Утром Дана с привычным чувством безнадежности присматривалась к Наташе. Хотелось верить в сны, но такого, чтобы они влияли на реальность, Дана еще не наблюдала. Разве что настроение создадут. А Наташа встала с постели села с ними пить чай. Допив, внезапно сказала:

— Сегодня такой хороший день! Я хочу приготовить грибной пирог. У нас есть грибы?

*

На работе Марина первым делом подсела к Данке и сообщила:

— Мне такой сон был…

Данка насторожилась.

— Я прям так ему поверила, что есть не хочу с утра. Зато испекла пирог с грибами. Принесла вот вам…

— С грибами?!

Дану будто окатили кипятком изнутри. Некоторое она время не могла подобрать слова, а потом заметила, со свойственным ей практицизмом:

— Что ж, тащи свой пирог. Сравню вкусы. Мне с утра Наташка тоже испекла. Мне тоже странный сон снился. Про войну. И про этого графа.

Марина захлопала глазами.

— А мне про деревню… И потом граф тоже пришел. Ты тоже… и ты думаешь… она видела тот же сон? Но тогда…

— Мне в итоге велели найти какой-то ларек, — сказала практичная Дана. — Какое-то тупое название… Сторн.

От сочетания этих букв Марину почему-то пробрало потусторонним, сырым холодом.

— А мне, — вспомнила Марина, — он сказали найти в заброшках стену, где написано «Тахрир». Это типа «Свобода». А я по арабски не читаю…

— Найдешь любую арабскую надпись, если она вообще есть, — пробормотала Дана. — Делов-то.

И потянулась за мобильником. Надо было срочно поговорить с Кристиной.

*

Обзвонив всех знакомых на предмет возможных знаний о ларьке, который Кристина велела найти непременно — «если хочешь, чтоб Наташка вылечилась» — Дана выяснила, что поблизости существует такой только один, и до него нужно ехать на автобусе.

Нашла его, когда стало уже почти темно. Зато не заблудилась: белая надпись «Сторн» горела ярко и была видна еще из автобуса.

Несмотря на горящую надпись, ларек оказался закрыт, и давно, потому что объявление: «требуется продавец» даже в сумерках выглядело совсем не вчерашним.

Дана подошла и подождала.

Ничего не происходило. Разве что поодаль, возле лавочки, маячил мужик с пачкой бумаг. Он был среднего роста и в очках, венчавших длинное, совершенно невыразительное лицо, изукрашенное неоновыми бликами от горящей надписи. Угадывались синие джинсы, серый свитер, явно много раз стиранный и последний раз как раз сегодня — от мужика тянуло дешевым стиральным порошком, ядреным, как жидкость для дезинфекции сортиров.

— Вы не могли бы мне помочь? — произнес человек бесцветным, надтреснутым голосом, о помощи просить явно не привыкшим. — Листы разлетелись.

— Хорошо.

Наклонившись, Дана собирала и подавала ему листы, испытывая больше разочарование, чем интерес, а чем же кончится дело.

Мужик оказался душным занудой.

— Вот это сюда… нет, не так… сейчас… порядок должен быть, — человек поправил на носу очки с чувством собственного превосходства посмотрел на Дану. — Да, это сюда, здесь у меня таблицы…

Дана пожала плечами и покорно подержала двумя руками пять разных пачек листов. У них в офисе такая многорукость входила в «умение работать с документацией».

— Вы, если не секрет, кем работаете? — спросил странный мужик, когда листы были аккуратно разложены по своим пачкам, что в темноте представляло из себя нетривиальную задачу.

— В бухгалтерии, — вздохнула Дана. — Но вообще у меня более широкое образование. — Я финансист.

— Удивительно! — то ли огорчился, то ли обрадовался человек. — Тут — он указал на одну из пачек — как раз вариант контракта с делопроизводителем небольшого предприя… небольшой организации. Меня попросили найти такового, но пока мои поиски не увенчались успехом. Мало кто хочет уезжать из дома, поэтому на объявление пока что мало откликов. А те, кто откликается, нас не устраивают. Абсолютно профессионально непригодны.

Он снова поправил очки и свысока посмотрел на девушку.

— Вы бы нам, наверно, подошли. Не желаете? Официальное оформление, с трудовой книжкой. Только с проживанием.

— Не бордель? — хмыкнула Дана.

Человек явно обиделся.

— Не бордель. Если не верите, можете с полицией приехать. Или с родственниками. У нас в поселке не то, что борделя нет, даже служебные романы… того… не приветствуются. Так как противоречат корпоративной этике. Но есть, конечно.

Дана заинтересовалась. Никаких других событий возле сияющего ларька явно не намечалось, а тут вдруг такие перспективы. Романов нет, надо же.

— А что зарплата большая? — спросила она.

…Прошло минут сорок, а Дана с Альбертом Поршаковым — так он представился — все вникали в условия, контракты и обговаривали поправки в договорах. Рекрутер Даны, как она и предполагала, был буквоедом. Он зачитывал пункты контракта, путался, указывал на сноски и непрерывно поправлял очки, съезжающие с потного носа.

Утомившись, Дана обещала подумать, а Альберт распрощался, переслав ей на мобильный телефон номер еще одного рекрутера.

Глава 3. База «Солнечное»

Распечатав ориентир на листе А4, Марина пробиралась по заброшкам и читала надписи, светя фонариком на стены гаражей.

Чего там только не было!

Общество «Сторож», вступайте в наши ряды. Стелс. Ястис. Алекс. Телефоны и адреса каналов наркодиллеров. Надписи про кто кого любит. Неприличные рисунки. Приличные, и даже весьма приличные с художественной точки зрения рисунки. Милый котенок. Лиса в кепке. Неведомые персонажи. Арматура, торчащая из земли. Битый кирпич, поросший полынью. Двуногий стол, увенчанный банкой с окурками. Граненый стакан целый, в том смысле, что не разбитый. Ветер, шевелящий бурьян. Влекомая графическим сюжетом с мухоморами, продолжавшимся на две стены, Марина завернула угол и некоторое время, неудобно стоя на шатающемся куске силикатного кирпича, рассматривала, чем там у грибов дело кончилось. А кончилось оно какими-то буквами. Сравнила с листком. Не то.

Вздохнув, огляделась и заметила у стены напротив, между семейкой синих поганок и масонским символом словно бы торчала тонкая бетонная свая. Пригляделась; не свая. Выходило, что в нескольких шагах от нее неподвижно, словно неживой, стоял высокий военный во всем белом. Белые брюки, белый военный китель, белая фуражка. Китель сидел неплохо, но явно некогда был с чужого плеча; хотя до нынешнего дня его, судя по виду, носили долго.

Оценив и обдумав эти подробности, Марина всмотрелась лицо мужика. Лицо было смуглое, нерусского происхождения.

Но все-таки не араб, мысленно разочаровалась Марина. Кто-то другой. Охваченная азартом охоты на тахрир, она даже забыла испугаться такого явления, как незнакомый мужик вечером на пустыре.

Мужик, как она поняла, наблюдал за ней вот уже пару минут, как только она вышла из-за угла. Теперь, словно в чем-то убедившись и приняв, в соответствии с этим, некое решение, он чуть приподнял фуражку в знак приветствия. Лицо его являло контраст с жестами и приветливым отнюдь не было.

— Вы опоздали на полчаса, — укорил он, приблизившись. — Я был против того, чтобы они брали неподготовленных людей, но к сожалению, кадровую политику определяю не я.

— Неподготовленных? — опешила Марина. — Опоздала? Но… я вообще не собиралась сюда идти! Я здесь случайно! Я искала надпись, а не вас.

— Я не осведомлен о цели ваших поисков, — сказал смуглый мужик, добавив в голос звучности, — но я заключил, что человек вашей комплекции едва ли станет случайно гулять по пересеченной местности. Следовательно, вы что-то искали.

— И вы, конечно, не могли не упомянуть мою комплекцию, — обиделась Марина. — Это фэтшейминг.

— Я его практикую довольно часто, — в тоне военного было то, что она назвала бы «непримиримым согласием». — Приятно бывает кого-нибудь унизить.

— Тогда я ухожу, — обиделась Марина, отворачиваясь обратно к поганкам. — И вообще я… Я вообще не ожидала кого-то тут найти… Я искала надпись на арабском. Не каждый человек пойдет по буеракам искать надпись, которую ему продиктовали во сне!

— Не каждый, конечно. Только тот, кто отчаялся.

Марина обернулась.

— Я ведь и вломить могу, — пригрозила она, неубедительно размахивая листочком.

— Я тоже, — ответил мужик с несвойственным его касте отвращением к насилию. — У нас с вами идеальная психологическая совместимость.

— Я не буду с вами разговаривать, — она снова повернулась, чтобы уйти, но забыла, что под опорной ногой — нетвердо лежащий осколок кирпича. В итоге пошатнулась и упала бы, если б военный не подставил руку. Он схватил ее за локоть и отпускать не спешил.

— Меня зовут Джафар, — решил он, наконец-то, представиться. — Джафар Ингра. По специальности я летчик и авиамеханик. Но поскольку у нас мало людей, именно мне выпало сомнительное удовольствие ознакомить вас со спецификой предлагаемой вам работы. Далее вы вольны либо выбрать ее, либо отказаться.

— Так это все правда? Это… этот… сон?

— Сны меня не интересуют, — отрекся от мистики Джафар. — Я нахожусь здесь по просьбе Александра Эстерхази с целью предложить вам работу. В дальнейшем вы будете разговаривать именно с ним. Моя задача — обрисовать вам специфику предлагаемой должности и ее перспективы. По моим сведениям, ваша специальность — разработка моделей и пошив одежды.

— Это призвание, — с обидой возразила Марина. — Я правда хорошо шью. Вот, например, ваша форма… ее шили не на вас. Но на заказ. Для другого человека.

Джафар некоторое время молчал, а его глаза изучали лицо девушки, словно она была боксером, с которым он сошелся на ринге.

Даже локоть отпустил.

— Это правда, — нехотя признал он. — Этой форме лет десять, и тогда… тогда я был другим человеком. Вы профессионал. Но насколько мне известно, в данный момент вы работаете в офисе.

— Не нашла работу по специальности, — вздохнула Марина. — Молодых женщин без детей берут очень неохотно. Работодатель не хочет оплачивать декрет. А я даже не замужем… И родители не чают меня куда-нибудь сбагрить…

— Вряд ли я смогу оказать вам психотерапевтическую помощь, — вернулся Ингра к прежнему тону. — Вот визитка Александра Эстерхази. Завтра он собирает всех рекрутов на инструктаж. Надеюсь, вы не опоздаете… И еще вот что. Я не знаю, зачем они так делают, но это лишь самая безобидная из их странностей.

Вынув из кармана белых брюк блестящий светодиодный фонарик, он включил его и посветил на дальнюю стену, возле которой все это время стоял. Под правой поганкой высветилось непонятное и похоже, арабское слово сделанное явно ультрафиолетовой краской. Тахрир? Ни за что бы не нашла.

— Это ведь то, что вы искали? — уточнил он. — Это означает «освобождение». Тогда до встречи.

— Подождите… кто «они»?

— Они — это мы, — серьезно сказал Джафар. — Вы поймете.

Сунув ей в руку карточку, он развернулся, сошел с булыжника, на котором до этого балансировал, и исчез за самой разрушенной из окружающих стен.

И в этот момент Марина ощутила некую обреченность. Почти как Дана от слова «Сторн», которое было непонятно на каком языке и непонятно что значило.

*

— Значит так, — Эстерхази аккуратно разрезал торт, — у нас нашлись: один ветеринар, один бухгалтер и один дизайнер одежды. Рабочей и прочей.

Марина захлопала было в ладоши, но потом ощутила боль в руке, схваченной два дня назад господином Ингрой, поморщилась и успокоилась.

— И вас всех отпускают? — тревожно спросил Саша. — Родственники не против?

— Родственники только за, — мрачно сказала Дана.

Не далее как вчера она осознала, что Наташка, хоть ее и ломает, потихоньку поправляется, а следовательно, сон это или не сон, но услугу нужно отработать. Ее отец, работавший в МВД, уже проверил и фирму их нанимателей, и сайт, и всю доступную документацию.

— Там все легально, — сказал он. — Лекарственное сырье. Дорогое. Не наркотики. И объявление о найме уже месяц на сайте висит. Могли бы уже набрать людей…

— Да ладно, пап, — махнула рукой Дана. — Не начинай. Твои что сказали? Все там тип-топ? Ну и вот. Мало ли у людей какие проекты.

— Да и правда, мало ли… Только вот фирму основала некая Августина Клемански, и она до сих пор ее собственник. А у нас в базе она числится то ли пропавшей, то ли — скорее всего! — умершей несколько лет назад.

— Люди смертны, папа!

*

В разговоре с Сашей девушки пытались намекнуть на другие странности, сопровождающие их найм, и волнующие их больше, чем кончина некоей Августины, но ни веселый Саша, ни занудный Альберт, ни тем более отстраненный Джафар, на протяжении всей беседы молча смотревший в окно, ничего не знали ни о книге, ни о снах, ни о графе Гнедиче, ни, тем более, о колдунье тете Розе. Хотя историю внимательно выслушали.

— Видимо, она просто направила наши судьбы с помощью книги, — сказала Марина.

— Это совпадение, — пожала плечами Данка.

— Судьба всегда выглядит, как совпадение, — улыбнулась Кристина. Батя не прикасался к спиртному уже вторую неделю, а мать была совершенно не против отправить дочку на стажировку. Только настояла, чтобы та оттуда писала каждый день.

И вот, тортик был съеден, день отъезда назначен, контракты подписаны, и первичный инструктаж проведен.

— Блин, — вспомнила вдруг Кристина, — мне надо свое оборудование забрать из клиники, когда уволюсь. А там этот Влад…

— А что Влад? — по обыкновению участливо спросил Эстерхази. — Не отдаст?

— Он ее ненавидит, — бесцеремонно поделилась Дана, хотя вопрос был обращен не к ней. — Абьюзер хренов.

— Могут возникнуть проблемы, — смутившись, призналась Кристина. — А там такие вещи… оставлять жалко. Могут пригодиться на новом месте. Вдруг у этого вашего Единоверыча их нет…

— Да, — кивнул Альберт. — Их у него вполне может не быть. Он очень трудно переходит на новые методы работы, и я неоднократно отражал это в докладных. Даже прилагал ведомости, где значатся вещи архаичные, как египетские пирамиды.

— Отлично! — непонятно чему обрадовался Эстерхази, вытирая салфеткой липкие от крема пальцы. — Яша, заедешь за Кристиной в клинику? Ну, чтоб ее не задержали? Поговори там.

Джафар молча кивнул.

Кристина так и осталась в сомнениях насчет способности третьего рекрутера вообще разговаривать.

*

— То есть, как увольняешься? А работать кто будет?

Влад вращал выпуклыми глазами, словно камбала, шлепнутая на сушу. Хотелось на него наступить.

— Так и увольняюсь, — упрямо сказала Кристина, собравшая уже примерно половину сумки.

Самое печальное, что книгу графа Гнедича Данка вернула только вчера. Открытую, потому что одно дело — отомкнуть замок шпилькой, и совсем другое — не забыть закрыть его обратно. Собрав к тому времени часть своих рабочих вещей, Кристина решила не тащить книгу с собой до дома, а забрать ее на следующий день, с остальной частью.

И конечно, когда она пришла, Влад уже любопытствовал, стоя с книжкой у окна.

«От заезжих ученых я слыхал, что многие египтяне, имеющие коренное происхождение, сильно отличались по врожденному своему характеру от прочих народов; некоторое даже настаивали на происхождении их вовсе не от Адама и Евы, а от иных, более древних божественных экспериментов. Если принимать во внимание теории последователей идеи множественности миров, то возможно они вовсе не были…»

— Я увольняюсь, Влад. Заведующий только что подписал мое заявление. И книгу мне отдай, пожалуйста.

— Что значит «увольняюсь»? — Влад оторвался от воспоминаний графа, заложил их пальцем и спрятал за спиной. — Это что ты тут насобирала? — он кивнул на сумку. — Выложи обратно. Ты хочешь, чтобы я подтвердил, что ты это украла, да?

— Это мое.

— Свое надо дома держать, — сказал Влад холодно. — А с тех пор, как ты, девочка, принесла оборудование в учреждение, оно считается собственностью учреждения, ясно?!

— Я сказала — отдай мои вещи! — крикнула девушка.

— Что? — наступал на нее Влад. — Что ты сказала? Твои? Точно твои? Ничего твоего здесь нет! Ты контракт подписывала!

«За что мне вот это все?»

Изловчившись, она схватила книгу и дернула к себе; Влад, не желая уступать, с силой сомкнул пальцы; уголок страницы остался у него в руке.

Кристина отскочила и быстро присоединила пострадавшую книгу к прочим вещам.

Влад смотрел на нее, нехорошо усмехаясь; на его лице выступил пот, и ворот белой футболки, которую он носил под халатом, прилип к шее. Даже кожа головы, стриженная ежиком, мокро светилась сквозь волосы в свете люминесцентных ламп.

«Я наверно выгляжу не лучше», — подумала Кристина.

И тут входная дверь, за которой обычно ждали клиенты, приоткрылась.

— Выйдите! — жестко, вполголоса скомандовал Влад, не глядя за спину. — Мы тут с фельдшером не закончили совещание.

— Закончили, — упрямо сказала Кристина, пытаясь застегнуть молнию на сумке. Голос срывался. Главное — не разрыдаться, а то этот гад обрадуется. Однако реальность расплывалась; вот уже и орущий начальник превратился в овальное бело пятно.

— Конфликтуете? — спросил от двери баритон, принадлежащий, как поняла Кристина, пятну серому, длинному и только что вошедшему.

— Не ваше дело, — огрызнулся Влад. — Закройте дверь с той стороны.

— Насколько мне известно, — сказало серое пятно, вплотную приближаясь к белому, — неумение скудоумных начальников управлять персоналом приводит к разрушению бизнеса и прочим несчастьям. Любители конфликтов обречены пировать на обочине жизни, проклиная несуществующих врагов.

— Вам виднее, — язвительно ответил Влад, однако в его голосе появилась неуверенность. Белое пятно сделало шаг назад.

— Как показывает опыт, рано или поздно начальник, лишенный самоконтроля и не умеющий взаимовыгодно решать проблемы с персоналом, оказывается в луже дерьма, — лениво продолжал голос серого пятна. Иногда у гостя проявлялся странный акцент, непохожий ни на один из до сих пор известных Кристине. — Сядьте. Вы ведь Владислав?

Диалог пятен продолжался меньше десяти секунд; Кристина проморгалась. Влад, прижимаемый за плечо, сидел на стуле; над ним нависал обещанный Сашей Джафар, только теперь — в сером холщовом тренче и без фуражки. Кристина видела его бритый затылок, длинную челку, свисающую почти до кончика носа, шею, обмотанную черной банданой с белыми черепами и два стальных браслета на свободно висящей правой руке — левой он прижимал Влада к стулу — позвякивающие о надетый на пальцы стальной кастет.

— Я сейчас вызову охрану, — неуверенно пригрозил Влад. Руку с кастетом он тоже видел очень хорошо.

— Охрана ушла курить, — сказал Джафар почти ласково. — Впрочем, можете не представляться, потому что я не имею желания продолжать наше малоприятное знакомство. Тем не менее вам будет полезно узнать, что я — новый работодатель Кристины, Джафар Ингра, лейтенант авиации в отставке. А теперь, — от отпустил плечо Влада, — пока ваши клиенты окончательно не разочаровались в вас, молча возьмите сумку Кристины и несите за нами. И скажите спасибо, что великодушная девочка не взыскала с вас за причиненный ей моральный ущерб.

— Да она…

Джафар обернулся и остановил его взглядом.

— Э… Слушаюсь.

С трудом поднявшись со стула, Влад, не глядя на Кристину, действительно взял ее сумку. И понес.

Кристина налегке шла следом и не знала, чего в ней больше — страха или удивления.

— Спасибо, — робко сказала она, когда они выезжали со стоянки. — Вы не боитесь ходить с… оружием?

— В наше время опасно ходить без оружия, — сказал Джафар. — Но в таких ситуациях оно и не требуется.

Кристина глянула на его правую руку, лежащую на руле. На узком загорелом запястье остались только два браслета — широкие, украшенные четырехгранными пирамидками, похожими на сточившиеся ромбовидные шипы. А в машине, в ямке, возле рычага переключения передач, лежало четыре колечка от пивных крышек.

Неожиданно вспомнилось слово «ассасин».

— У нас в полку таких владов звали падалью, — благодушно пояснил Джафар, не отрывая взгляд от дороги. — Они не умеют общаться на равных. Либо пытаются доминировать, либо подчиняются. Лучше их подчинять.

— Но здесь не армия, он бы мог…

— Не мог.

Кристина задумалась.

— То есть… вы вообще не верите, что люди равны? Есть унтерменши, которых непременно нужно подавлять?

— Я ускорил ваши сборы вовсе не для того, чтобы в дороге решать мировоззренческие вопросы.

— Мне казалось, — обиженно заметила Кристина, — с любым человеком можно договориться…

— Тем не менее, у вас не получилось.

— Просто я не знала, как.

— Зато знаю я.

— Но это… неправильно как-то. Это смахивает на шовинизм.

— Я его практикую довольно часто.

*

Некоторое время Влад стряхивал морок, наведенный лейтенантом в отставке. Выглянул в пустой коридор; действительно, клиенты, напуганные разговором на повышенных тонах, решили отнести своих «кровиночек» к более спокойным конкурентам.

На сером кафельном полу прилип треугольник желтоватой бумаги; подняв его, чтобы выбросить, Влад невольно прочитал:

«…что же до стычек… … их есть такие двери… порча только… усугубляет наказание… в этом случае выхода не будет».

Он протер глаза и наклонился второй раз, чтобы поднять лежащий рядом, как ему показалось, кусок ваты; однако, стоило коснуться белого ошметка пальцами, как тот слипся во влажный катышек и размазался по пальцам.

— Что за хрень, — пробормотал Влад, брезгливо относя оскверненную руку к раковине.

*

— Итак, — Регина, главный инструктор в клубе, включила проектор и достала лазерную указку. — Как только наши места не именовали! Шиматово-Горное, Чертов Ручей, Прилесье. В середине позапрошлого века некий аристократ, собственник, назвал его Эйзенвилль — так он записан в новых и очень старых, еще позапрошлого века документах. Мы называем его база «Солнечное»… Вы находитесь вот здесь.

Зрители покрутили головами. Убедившись, что они действительно находятся здесь, никуда не переместились, продолжили внимать экрану. С него в зал смотрела вполне приличного качества спутниковая карта, позволившая Кристине легко опознать их улицу, маленький сборный домик, домик соседей, ратушу, гараж и коровники.

— У каждого будет такая схема, — продолжала Регина, — поэтому подробно на объектах я останавливаться не буду. В буклетах все подписано. Саша очень подробно изложил вам инфраструктуру поселка, а я только хочу обратить ваше внимание на технику безопасности. За девятой линией — вот она — простираются луга. Недолго, но простираются. Луга, как видно на карте, заканчиваются обрывом, на дне которого течет неглубокий ручей. Если вы туда ходили, то уже наверняка его видели. Там мы не купаемся. Мы туда просто не влезем, ручей мелкий. За ручьем — ближний лес. В нем можно ходить долго и безопасно, он поделен на участки, на которых наши рейдеры иногда тоже что-то находят, и вы можете попытать счастья. Лекарственные травы мы тоже собираем там, поэтому мимо тропинок — не ходить! Лес не топтать, костры не жечь. Штрафуем баллами.

За ближним лесом снова река, уже более глубокая, она не параллельна ручью, а идет немного под углом, но до угла все равно далеко на юг. Через реку перекинут мост, сваренный из нержавейки. То есть, вы идете, обязательно держитесь за перила, а под ногами у вас ступеньки из тех же стальных труб. Если упадете, постарайтесь выбраться на ближний берег, потому что как только вы окажетесь на дальнем, мы перестанем отвечать за последствия.

— Там водятся дикие звери? — спросил кто-то, вызвав смех в зале.

Регина не улыбнулась.

— В том числе. В конце моста выставлено несколько легких проволочных клеток. Они призваны защитить вас от того, что водится в лесу ночью. Оно боится металла.

Внешность Регины соответствовала определению «почтенная дама». Такую легко было представить на приеме, в вечернем платье и с бокалом вина, однако в поселке Регина предпочитала камуфляж и ходила широким, размашистым шагом, напрочь исключающим высокие каблуки.

— А если мы просто возьмем с собой металлическую трость, мы отобьемся? — поинтересовался тот же голос.

— Господин…

— Чекава.

— Господин Чекава, — улыбнулась Регина, — отбиться можно, пока вы в здравом уме. Но если он вас покинет, вас спасет только клетка.

— Меня никогда не покидает здравый ум! — похвастался обозначенный. Он был среднего роста, русоволосый и подвижный. Такие люди готовы улыбнуться или пошутить по любому поводу.

— Очень за вас рада, — кивнула инструкторша. — Но боюсь, если Артур ударит вас по голове палкой, ваш разум на некоторое время вас покинет…

— Не бей меня, Артур, — воскликнул Чекава в притворном ужасе. Все засмеялись, и Кристина вдруг почувствовала симпатию к человеку, взявшему на себя труд развлечь сбитых с толку новых рекрутов.

— Не буду, — мирным тоном пообещал черноволосый юноша с невыразительным лицом, управляющий проектором.

— А это — то, что, собственно, ищут наши рейдеры, и ради чего мы все здесь построились. Внимание на экран.

На экране появился ствол огромного дерева, затянутый толстыми белыми тяжами, похожими на нити молочного стекла; на нитях висели шарики — маленькие были белыми, побольше — оранжевыми, а самые большие — черными с синим отливом.

— Это плодовые тела на нитях. Сначала гриб относили к роду Трихиевых… это Миксомицеты… но потом выделили в отдельный род… даже порядок… теперь он называется Threaderis segmani, или черный висельник. Как видите, он не всегда черный. Нас интересуют те его плодовые тела, которые уже вошли в фазу потемнения, но еще не готовы распространять споры. Вот так это выглядит…

Кадры сменяли друг друга.

— Вы как хотите, — пробормотала Марина, — а я этот ужас искать не буду. Мне уже швейный цех показали. Лучше спецуху делать. У нас четыре швеи, один комп, правда, софт устаревший, но Альберт обещал через неделю новый подогнать.

— …Вот это место, — указала Регина, — несколько домов на отшибе, называется «кичман». Как явствует из названия, там обитают бывшие зеки, оставшиеся еще с тех времен, когда здесь был поселок при зоне. Они мирные, но обмануть могут. На ночь они не выходят из своего периметра благодаря электронным браслетам. Да, таковы были условия УДО. Днем мы отключаем браслеты. С зеками лучше не общаться — ничего у них не брать, не покупать, не знакомиться. У них вполне хватает контактов с администрацией. Дальше. Администрация. Меня вы знаете, я главный техник. Вокруг меня есть еще четыре техника поменьше, у них вы будете получать экипировку — ножи и перчатки… Артур!

Артур вывел на экран четыре фотографии — двух парней и двух девиц, скорчивших рожи.

— А можно и меня в техники? — выкрикнул Чекава. — Я тоже хочу ходить с таким лицом.

— Меня и ваше лицо, — вежливо ответила ему Регина, — в достаточной мере пугает. Особенно когда вы меня перебиваете.

— А будешь еще перебивать, — сосед Чекавы хлопнул его по плечу, — отправят жить к зекам.

Марина невольно засмотрелась на соседа.

— Это Рэнни, — шепотом поделилась всевидящая Дана. — Домик рядом с нами. Ничего такой, только неухоженный. У него еще Андрюха сосед и Славик. Они вместе ходят. Рэнни отдельно.

— А почему такое имя?

— Без понятия.

Лекция продолжалась.

— А жениться здесь можно? — не унимался Чекава.

— Не желательно, — ответила Регина. — В администрацию входят несколько служащих, имеющих семьи и даже детей — всего в поселке двенадцать детей от шести до семнадцати лет — но если вы рейдер и решили размножиться, контракт с вами разрывается.

— А если я не рейдер?

— Тогда продолжение вашей деятельности выносится на обсуждение.

— А школа есть?

— Школа есть. И даже детский сад. Они в одном здании. Но мы не планируем их увеличивать… Дальше. Вы наверняка видели четыре маленьких технических домика по краям поселения. Там находится оборудование во-первых, с сейсмодатчиками, во-вторых…

— Лучше бы они рассказали про маленький белый дворец высоко в горах, который отсюда видно, — прошептала Марина Кристине. — Это какой-то памятник или чья-то дача?

— Это жилье нынешнего собственника Эйзенвилля, — ответила Дана.

*

Единоверыч оказался крепким, веселым старичком. Проживал он сразу за ратушей, и до работы ему получалось идти недалеко.

— Значит, выучилась? — уточнял он, пока обходили владения. — И сразу к нам?

— На стажировку, — сказала Кристина. — А в клинике… конкуренция и все такое.

Рассказала про злобного Влада.

— Вот урод, так урод, — посочувствовал Единоверыч. — Значит, смотри. У нас тут полноценная ферма. Овечек штук сорок. Коров сейчас голов двадцать. Доярки есть… там вон телятник. Вон то здание — клиника для котов и собак. Куры выгульные, вакцинируем по графику. Восемь пород. Кроссов специально не держим, только если сами получаются. Как-то взяли «доминанта» тридцать голов, хорошая птица, но быстро сгорела в наших условиях. А вот дикари вроде мохноножек — живы-здоровы… В июне здесь уже тепло, хотя с востока ветра дуют. Вы ведь долго сюда ехали?

— Двое суток. Потом еще на самолете летели.

— На самолете быстро. Я всегда боялся летать, но Яшка у нас хороший пилот, что угодно водит. Он ведь в летном полку шесть лет служил… Так что свой самолет у нас есть, если какой срочный случай, отсюда час до городской больницы. Но у нас и своя хорошая. Танька, главврач, умная тетка, пациентов насквозь читает. Талант у нее. И два доктора есть, профессора… А что это у нас с Машенькой?

— Мееее, — ответила белая коза с огромным выменем.

— Опять в репьи залезла, — укорил ее Единоверыч. — Эх, дура ты дура…

Кристина оглядывалась и вдыхала чистый, сладкий горный воздух. Пять лет здесь — это же прекрасно! Это то, чего она всегда желала. Правда, семью здесь заводить нельзя, с детьми сразу домой оформляют. Но ведь пять лет вполне можно и подождать.

— У нас тут интернационал, — хвастался меж тем Единоверыч. — Чукчи есть, китайцы, буряты, узбеки… три мордоворота из ЮАР… финны, норвеги… даже австралиец один… им за грибы их правительства платят. Квоты нет, сколько найдут, все иха будет. Эстерхази вообще хранцуз клятый, правда, по происхождению только.

Про человеческое население Единоверыч вещал тем же тоном, что и про коров.

Интересно, подумала Кристина неожиданно для себя, а из каких областей приехал Чекава? Хотелось узнать, где он живет.

Глава 4. Дружба с флиртом

Первый сон Владислава.

— Ты должна мне полностью доверять. Свое тело. Свою душу. Все. Только я сейчас могу спасти тебя и… еще многих людей.

— Многих людей?

Анфиса сидела на краю огромной брачной постели, готовая повиноваться новообретенному мужу, графу Виджену Гнедичу.

Тот выглядел беспокойным и хмурым.

— Да, Анфиса Касатоновна, многих людей. Расскажи про Петра. Не бойся, не приревную.

Анфиса подавила вздох, вытерла слезы.

— Мы гуляли, — еле слышно начала она. — У Матюши, помню, именины были… там все собрались, парни, девки… Феклуша яблок принесла, а Петька говорил, настойку на самогоне сделал… я не стала, но потом как-то… попробовала, она горячая, сладкая… и вот мы пошли, а у меня, чувствую, ноги отнимаются. Присели на опушке, а Петька и говорит: давай, мол, ноги тебе разотру, чтобы чувствительность вернуть… я села…

— Ну и что, вернул? — насмешливо спросил граф.

— Как будто вернул, будь он неладен. Я очнулась, луна уже высоко поднялась. На бревне сидим. Ничего не помню. Голова как ушат с помоями. Петька говорит, пойдем, поздно уже. Домой пришла, странно мне, но думала, от настойки. И так еще несколько вечеров… каждый раз уламывал. А потом слегла я. Отказалась уже ходить с ним, ну а потом Тешка мне и говорит… не нравишься ты мне, мол, Анфиска, уж не в тягости ли ты. И рассказала мне все про это. Три дня я не знала, куда себя деть, как спрятаться. А Тешка говорит, мол, не горюй, плод вытравим, отцу не скажем. Я стала ждать. А есть не могу… а потом отец стал упыря искать. Если б не вы, не знаю, что бы со мной стало. А последние ночи так и вовсе рассудок теряю…

— Расскажи подробно.

Анфиса помяла в руках платок, потеребила пуговку от платья.

— Уже четыре ночи снится мне, что меня зовут Влад, я работаю в какой-то серой, холодной комнате, где животных лечат. Там собаки без шерсти были, а коты обычные. С мной еще девица была, Кристина, я на нее гневаюсь сильно, так она три дня как ушла, а я…

— Да не реви ты, — поморщился граф. — Настойка, говоришь.

Он поднялся с кровати.

— Ладно, спи.

— Ваше сиятельство…

— Виджен.

— Да… Виджен.

— Вы супружеским долгом брезгуете? Как будто я…

Граф посмотрел на нее с укором.

— Ни в коем случае. Долг готов исполнить, но мне кажется, что забоишься ты.

— Не забоюсь. Обидно мне, — пояснила Анфиса, — вроде как была со мной любовь-то, а я ни беса не помню. Дальше уже большая буду, неудобно, наверно…

Граф рассмеялся.

— Мне завсегда удобно. Что ж, если ты благосклонна, то обставим все в лучшем виде. Я велел бочку налить, сейчас вымоемся, а дальше как пойдет.

*

…Влад подскочил с кровати именно в том месте своего сна, где граф Гнедич, мускулистый и слегка золотой в свете оплывающих канделябров, ласкал его грудь. Грудь на тот момент у Влада была женская, но даже это не так уж сильно тревожило на фоне того, что ветврач ощущал себя беременным. И если в момент пробуждения груди и прочее женское у него исчезли, то чувство незапланированной беременности преследовало его весь следующий день.

Граф Гнедич, размышлял он. Где-то он видел это имя. Это ж с книги! Там еще про египтян что-то было, но сон явно мимо. В клинике даже угол страницы остался, в помойке лежит.

Сон, размышлял Влад, скорее всего был следствием его долгого воздержания и одиночества. Расставшись со своей последней пассией полгода назад, он подыскивал новую, и в некий момент даже решил, что это его подчиненная, Кристина — симпатичная блондинка с третьим размером. Но девица была уж больно строптивой, и для начала ее следовало «воспитать». Эта тактика у Влада работала безотказно: сначала делать вид, что недоволен девушкой, ну а потом, конечно, когда она переставала артачиться и признавала его власть, он рассказывал, как мучился от их взаимного непонимания, извинялся и всякое такое. На это они обычно клевали.

Все, кроме Кристины. Эта дура сопротивлялась до последнего. И когда он уже думал, что «додавил» ее, она решила уволиться, и за ней — что полная засада — приперся этот непонятный лейтенант, воспоминание о чьем взгляде до сих пор вызывало у Влада озноб унылой обреченности. Против таких людей у Влада никаких стратегий не было, а если б он какую и опробовал, то сразу получил бы в морду. Так уже неоднократно бывало, и вспоминать об этом было обидно.

Явившись на работу, Влад на всякий случай заглянул в помойное ведро, перечитал оторванный уголок и спрятал его в бумажник. Однако следующей ночью сон с графом продолжился ровно с того места, на котором прервался.

*

Домик 17, выделенный девушкам для проживания, считался типовым для Эйзенвилля: участок три сотки, обнесенный металлическим штакетником, небольшая клумба у крыльца, лавочка, входная дверь. За дверью прихожая, санузел и коридор, по одну сторону которого находилась кухня, она же гостиная, а по другую — три маленьких спальни, с отдельным входом каждая. В каждую спальню влезала одна кровать, шкаф и стол со стулом.

— В таком доме я бы провела старость, — сказала Дана, распаковывая рюкзак. — Ни тебе родственников, ни вредных бабулек…

— Это ты пока сама не бабулька, — отозвалась Марина. — А в старости все вреднеют. Еще неизвестно, какой ты станешь.

— Я стану мудрая, — ответила Дана. — И добрая.

— Блин! — огорчилась Марина, наблюдавшая за процессом распаковки. — У тебя такая же зубная щетка, как и у меня! Синяя с белой щетиной. Как мы их различать будем?

— Ниткой перемотайте, да и все, — буркнула Кристина.

— Тебе хорошо, у тебя оранжевая.

— Девочки, у кого какой шампунь?

Шампуни оказались разными.

— У меня полотенце красное, с розовыми сердечками, — заявила Марина. — Не брать!

— Очень нужно, — ответила Кристина, пытаясь вытащить свое со дна рюкзака. — У меня зеленое.

— Итак, девки, — Дана вернулась из ванной, расставив там свои аксессуары, и была в настроении подвести итоги, — мы здесь по милости твоей колдунской книжки. Я спрашивала у Сашки, как они нашли прочих, он сказал, что нормально, через сайт, только нас как-то странно. Ты, кстати, книжку взяла? — обратилась она к Кристине.

— Нет. Заперла и дома оставила.

— А ключ?

— Спрятала. Мама знает место.

— Хорошо. Лешка не найдет?

— Не должен. Только вот…

Кристина замешкалась, не зная, посвящать девиц в возможные проблемы или нет, но в итоге продолжила:

— Ты мне ее в последний день отдала, так?

— Ну.

— Я ее на работе оставила. Прихожу увольняться, а ее Влад читает…

Марина вскрикнула и прижала ладонь к щеке.

— Его нам тут только не хватало!

— Его не возьмут, — покачала головой Дана. — Альберт говорит, вакансий больше нет. Ни наших, ни рейдерских. Ну, есть, конечно, два техника, типа Джафару в помощь, но вы сами понимаете…

Девушки понимали. Джафару, как и им, полагалась ровно одна комната в типовом доме, где должны были бы проживать еще два техника, но механик предпочитал комнату в гараже, построенном недалеко от взлетной полосы. Никакие техники ему были не нужны, а поскольку он прекрасно справлялся, то и дом номер три, находившийся как раз возле фермы, пустовал полностью. Единоверыч ночевал в нем, если состояние какого-либо из животных на ферме требовало его ночного присутствия. Саша сказал, что в те редкие моменты, когда Джафару требовалась помощь, он предпочитал ставить зеков за токарные станки и результаты их труда оценивал очень придирчиво. Если зеки плохо справлялись с заданием, он лишал их возможности ходить в сельпо, пока не доделают. С вольными техниками такое не прокатило бы.

— С Владом немного иначе получилось, — продолжала Кристина. — Он не хотел отдавать мне графа. И во время борьбы за книгу оторвал уголок одной страницы.

— Он теперь умрет? — кровожадно поинтересовалась Дана.

— А я почем знаю, — ответила Кристина. — Но видите, тут его пока нет, и никто не планирует за ним ехать.

— Если приедет, надо его к зекам определить, — убежденно сказала Марина. — На воспитание. Козла такого.

— Тогда уж на ферму, к овцам. Пусть проведет там молодость.

— Кстати, — лукаво заметила Марина, — сосед наш, Рэнни, говорит, что изначально техники-то были, и даже жили в доме номер три. Но в один прекрасный день собрались и уехали. Будто напугало их что.

— Единоверыча ничего не пугало.

— Твой Единоверыч сам еще та нечисть. Ты сама говорила, что он с козами, как с людьми разговаривает!

— Иногда лучше с козами поговорить, чем с Владом, например…

— Рэнни твой вечно что-то курит, знаешь. И это ни фига не табак.

*

— Ты кровь-то у коровы брать умеешь?

Солнечные лучи растягивали прямоугольники окон, роняя на пол четкие, косые отсветы, деловые воробьи тенями сновали в коровник и обратно, прыгали по кормушкам и навозным желобам. Еремей Данилович Иноверцев, одетый в камуфляжные штаны и брезентовую куртку давно уже непонятного цвета щурился от блеска разложенных на подносе пробирок.

— Умею.

Кристина вспомнила, что ее этому учили.

— Вот и славненько, сказал он. — А Дима? Что будет делать Дима? Дима у нас будет держать животных… Смотри, орел, приобретешь хорошую профессию — еще мне спасибо скажешь. Электроника-то ваша — сегодня есть, завтра нет, а корова, она как кормила людев тысячелетиями, так и будет кормить.

Животные посматривали на Дмитрия Чекаву, увязавшегося за Кристиной самого утра, неодобрительно.

— Ну, тысячелетия я вряд ли проживу, — пошутил Дима.

Он немного нервничал: посматривал то на солнце, то на коров, то на воробьев и постоянно поправлял воротник свитера. Лучи солнца отражались от его глаз странным неживым цветом, похожим на старый асфальт.

Сейчас его свитер навозом провоняет, подумала Кристина. Если целый день тут ходить.

— Сколько ты проживешь, никто не знает, — назидательно сказал Единоверыч. — Это сейчас ты этакий живчик, но в жизни бывает всякое. Может, и тыщу лет, а может, помрешь завтра. Главное — здесь и сейчас. А здесь и сейчас надо держать корову.

— Да не вопрос, — храбрился Дима. — Я обычно твердо стою на ногах. Даже если пол навозный.

— Пол сегодня мыли, желоба чистили. Кристина, видишь иглы? Теперь смотри: протыкаешь яремную вену наискось снизу — помнишь, где яремная вена? — нацеливаешь в пробирку. На ней написан номер коровы и бирочка коровья. Та, что на ухе. Цифры читать умеешь?

— Если что, я ей помогу, — Чекава подмигнул Кристине. — Меня электроника научила.

— Обижаете, — солидно сказала Кристина, рассматривая иглу. У входа почудился призрак Влада, она вздрогнула, но потом решительно прогнала его в архив памяти.

Путь от дома до фермы, даже если не спешить, занимал минут пятнадцать. За это время Кристина успевала проснуться и ощутить интерес к жизни, чего не происходило в городе, где на работу было ехать час. Многое, весьма многое зависело от дороги. Ну и солнце в коровнике, конечно. Какое сегодня в нем было чудесное солнце!

*

Соседками справа от Кристины были: Лена — продавщица в сельпо, Алевтина — работник администрации и молчаливая улыбчивая азиатка по имени Схен, работавшая в поликлинике.

Возвращаясь домой, Кристина часто заставала окружение за какой-нибудь философской беседой. То ли люди старались казаться лучше, чем были, то ли их действительно волновали подобные вопросы. Кристине понравился обрывок разговора Алевтины и Рэнни — соседей с противоположных от их домика сторон — беседующими на «нейтральной полосе», как раз перед их калиткой.

— …на мой взгляд прагматизм, — говорил Рэнни, — довольно близорукая стратегия.

— Но то, что ему противопоставляют, вообще стратегией назвать трудно, — тянула Алевтина. — Это выжидание.

— Не совсем, — вдохновился Рэнни. — Скорее, спектр внутренних состояний.

Кристина поздоровалась, обошла их, потом оглянулась. Алевтина — стройная женщина лет тридцати пяти, в модных золотых очках, в красном офисном костюме и даже на некоторых каблуках, с дорого прокрашенными в серебристый оттенок короткими волосами, аккуратно уложенными в агрессивный порядок — и парень сходного возраста, чье лицо в некоторых ракурсах просилось на икону, одетый в старый джинсовый костюм, прикрытый длинными космами, избегавшими рук парикмахера.

О чем эти двое могли спорить? Логично, что о мировоззрении, потому что каждый из них выглядел камнем на пути другого.

Кристина ощутила гордость от того, что они с Чекавой всю обратную дорогу от коровника говорили об одном и том же мире. Они нарочно удлинили обратный путь, чтобы пройти через луга, где в золотом вечернем свете покачивались цветы зверобоя и луговой герани, и где можно было вдоволь наслушаться птиц.

Правда, Чекава, как ей показалось, в основном соглашался с ней и подлаживался, а собственное мнение то ли придерживал, то ли вообще его не имел. С одной стороны это льстило, с другой — настораживало.

По профессии Чекава был компьютерщик — поддерживал программное обеспечение на складах, но в основном, конечно, планировал реализоваться как рейдер.

— За мной закреплен, — хвастался он, — участок 68. Это на пути к кичману, в распадке.

Многие рейдеры имели в Ближнем лесу так называемые «собственные» участки. Такой участок при свете дня мог с целью сбора грибов обходить только сам рейдер. Другие, конечно, могли по этим местам гулять, но умыкание тридерисов сегмани — черных висельников — с чужой территории считалось воровством и наказывалось сначала штрафами, а при рецидивах — изгнанием. Однако право собственности терялось с одиннадцати часов вечера до четырех утра, потому что грибы, дозревшие и собранные в этот час, относились к особой категории. В их оболочках, по словам Регины, разрушались вещества, защищающие их от воздействия ультрафиолета, и таким образом их плодовые тела приобретали повышенную лекарственную ценность. Поэтому рейдер, не поленившийся в этот опасный час выйти в лес, мог, в случае удачи, рассчитывать на двойную оплату.

Грибы принимались круглосуточно в приемном пункте, или Шпыньке, стоящем недалеко от складов. Когда бы Кристина не проходила мимо этого приемного пункта, похожего на старинную каменную башню, в его окошке всегда маячил унылый Артур, хотя по логике у него должно было быть как минимум два сменщика. Впрочем, Кристина проходила там редко.

— И что там выросло что-нибудь? — спросила Кристина.

— Вчера не было. А сегодня, когда на складах электричество сдохло, у меня выдался свободный день, и я пришел к вам в коровник. Рассчитывал найти там тебя.

— Почему именно меня?

— А почему нет? Надо же мне с кем-то общаться, а ты умная и красивая.

— Ты хочешь нарушить правила и завести роман? — засмеялась Кристина.

— Никаких правил нет, — Дима смущенно склонил голову и пнул камень на дороге. — Просто админам это не нравится. Это типа мешает работе. Но у них самих-то семьи есть. У Регины и Альберта — прямо здесь. У Эстерхази двое детей и бывшая, как он говорит, жена, которым он отсюда звонит почти ежедневно. Только Джафар холостой и, как мне сказали, сексу предпочитает копание в запчастях.

— Может быть он и прав? — подколола его Кристина.

— Не, — мотнул головой Дима. — Люди лучше. Они живые, они сейчас.

«Странная фраза. Как будто он ее выучил».

— А у нас, — вдохновенно добавил он, — может, будет не роман, а дружба с флиртом. Такие отношения очень прибавляют сил, не правда ли? Ты ведь свободна?

— Сейчас да…

Кристина согласилась. В конце концов любого парня всегда можно послать.

Однако вышло, что первые две недели она действительно приходила домой с прибавленными силами. Марина во время ужина смотрела на нее с некоторой завистью и со свойственным ей простодушным лукавством иногда подкалывала и допытывалась подробностей. Марине нравилась ее дизайнерская работа, и коллектив попался хороший, но он состоял из одних женщин и Коленьки, которого никто из женщин как мужчину не воспринимал. Коленька, правда, не претендовал и вполне довольствовался ролью «странного мальчика, возможно, гея».

А вот Дана личной жизнью подруги не особенно интересовалась и зачастую сидела с мрачным и очень задумчивым видом, размышляя о каких-то лишь ей ведомых проблемах.

*

В один из выходных, когда они ужинали вместе с Кристиной, Даная поделилась своей тревогой.

— Ты Маринке, наверно, не говори, — начала она. — Ну, пока не говори… может, у меня бзик просто… но тут все как-то странно.

— Поселок, который основан для того, чтобы собирать синие круглые грибы — это вообще странно, — согласилась веселая Кристина. — В принципе. Изначально.

И откусила от бутерброда.

— Ты не понимаешь, — расстроилась Дана. — Хрен бы с ними, с грибами и прочими дарами природы. Альберт говорит, что сейчас рейдеры сдают от силы по два-три двадцатиграмовых шарика в неделю. Не считая трав, их много, конечно, но если так проходит большая часть лета, то как наш поселок окупается?

— Мы не знаем, сколько стоит гриб после обработки. И какие бонусы к здоровью он дает.

— Саша говорил, обновляет человека полностью. Какой-то там раствор или на себе держать. Даже онкологических больных лечит. Хотя если поздно начать, то это очень больно, и они могут умереть. Но меня другое волнует. Вот смотри…

— Ну? — Кристина жевала бутерброд и совсем не хотела думать о подозрительном.

— Семьи тут моветон, так? Но у некоторых, кто админы, они есть. У Бориса Юрьевича, председателя правления, есть. Жена с детьми. У Эстерхази есть бывшая жена. У Альберта здесь семья. Только Джафар женат на самолетиках. Еще есть пятеро сотрудников, с которыми мы пока не знакомы, у которых семьи тут или там.

— Ну?

— Так вот. Я за эти две недели опросила десятка два рекрутов, с марта и до нас. Все здесь первый год. И все ведомости тоже только за этот год, начиная с января.

— И что?

— А где второгодники? — со значением спросила Дана. — Где те, кто работал в прошлом году и остался в этом? Граф во сне сколько от нас хотел? Пяти лет? Но тогда почему здесь никто пять лет не работает, кроме наших админов? Сашка говорил, что он тут пять лет, Альберт — тоже пять, Джафар — три. Регина — восемь. А вот твой Чекава, например, он первый раз?

— Ну да.

При упоминании Чекавы Кристина с недовольством отметила, что краснеет. Ужас, как быстро какой-нибудь малознакомый парень начинает занимать все твои мысли, если с ним есть, о чем поговорить…

— Вот и мы — первый! — тем временем волновалась Дана. — И ребята слева от нас — Славик и Андрей — первый. И женщины — Лена, которая продавщица в сельпо, Алевтина и Схен — тоже первый. Куда на исходе года деваются все наемные работники?

Кристина спросила себя, волнует ли ее этот вопрос. Определенно не волновал. Мало ли, какую следующую работу находит человек.

— Учитывая, сколько здесь платят, они, наверно, предпочитают годика три отдохнуть, — рассмеялась она. — Не парься. Просто ты не всех опросила еще. Единоверыч тут четыре года, он сам говорил. Правда, с перерывами.

— Надеюсь, — ответила Дана хмуро.

— Коровы здесь тоже не все молодые, — продолжала успокаивать подругу Кристина. — И лошадь есть аж двадцати лет. Еще у нас штук пять собак, одна прямо очень старая. Не говоря уж о котиках.

Дана осторожно улыбнулась.

— Ну ладно, — сказала она. — Лошадь — это аргумент.

*

И надо ж было случиться такому, что именно после этих выходных встревожилась и Кристина, правда, по другому поводу. Вечером Дима не появился в коровнике, а когда она заглянула к нему на работу по дороге домой, то увидела, как весь коллектив на складах что-то празднует, и Дима так этим праздником увлечен, что ему не до нее. Извинившись, она ушла домой.

Сотовой связи в поселке не было, был только спутниковый интернет, подведенный к нескольким компьютерам и тем планшетам, которые жители догадались с собой захватить. Работал он по два часа в день, с трех до пяти. На дворе было уже шесть, поэтому позвонить и спросить Диме, как он добрался, Кристина не могла.

Она надеялась встретить его на следующий день, но и на следующий день он не появился.

На работу к нему Кристина заходить не стала. Дружба так дружба. Она, как друг, должна понять.

На третий день Дима случайно попался ей в магазине.

— Привет, — сказала она. — Чего не заходишь?

— Ой, — сказал он. — Извини, тут с делами закрутился. Я потом забегу.

В середине дня Кристина увидела его в конце улицы, развлекающим компанию из пятерых девчат, и свернула в переулок.

Она была очень сильно озадачена.

— Забей, — за ужином сказала Дана. — Это не лечится.

— Я не пойму, — сказала Кристина, — я что-то не так сделала? Я потом спросила, может, обидела его чем, он только по плечу меня похлопал, не бери, говорит, в голову, просто настроения нет. Не то что бы он мне был сильно дорог, после двух-то недель гуляний под ручку, но странно…

— Вы целовались? — с жадным интересом спросила Марина.

— Ну… могли бы, наверно. Но мы договорились, что у нас не роман.

— Ну вот он просто ищет «не романа» еще где-нибудь, — сказала Дана. — Выкинь из головы. Есть такие мужики, которые любят набивать себе цену, исчезая.

— Хорошо, что я никому не нужна, — протянула Марина. — Хотя если я начну терять по килограмму в неделю…

— То скоро Чекава приударит и за тобой, — угрожающе сказала Дана.

— И тебя ждут непростые испытания, — страшным голосом подтвердила Кристина.

Глава 5. Кичман

Наступил июль.

Девушки работали на книжного графа уже три недели, и теперь, с наступлением жары, эта работа все больше клонилась в сторону отдыха. Урожай трав и грибов, еще довольно приличный в начале лета, к середине пошел на спад, поэтому девушки все чаще выбирались на берег местного озера и лениво лежали там на берегу. Компанию им составляли Рэнни и Андрей, работавшие сортировщиками на базе, где в эти дни сортировать было особо нечего.

Верная выбранному курсу, Дана осторожно выспрашивала, как они сюда попали.

Андрей, как и прочие, нашел объявление на сайте, а вот жизненный путь Рэнни получился куда интереснее.

— Однажды у меня не осталось денег, — рассказывал он мягким, немного глуховатым голосом, — вот, совсем… Я музыкант, а это не всегда прибыльно. Какое-то время шабашил в ларьке, но там… в общем, нехорошая история вышла. Хозяин ларька решил, что мне есть дело до его дочки. А мне не было, просто она со мной кокетничала иногда… от скуки. Ну он увидел, выгнал меня. Потом выяснилось, что дочка мутила с менеджером, а меня использовала для прикрытия. Ну, я тогда уже собрался… а в то утро я шел вдоль железной дороги и думал… ну, не то что бы самовыпилиться, но мысли похожие были, мрачные. Даже записку оставил, мол не ищите. И все, что написал тогда, тоже решил уничтожить. И вот поезд идет, я остановился и смотрю, завороженно так, словно момента жду. Я сам перед собой это изображал. Может быть, чтобы испугаться и не сделать. Людей не замечаю. И вдруг меня кто-то хватает за руку и оттаскивает от полотна. Я покорно отошел, спрашиваю, мол, кто ты, зачем хватаешь.

Оказался молодой крендель такой… Как сейчас помню, в бежевом плаще. Мне он вообще белым показался. Как ангел. И еще волосы отросшие, светлые, морда, конечно, другая, но тоже, как у меня, потусторонняя на вид. Впервые, говорит, вижу самоубийцу. Подожди, говорит, я не могу на такое смотреть без подготовки.

Я перед этим напряжен был… а тут смеяться стал.

Он тоже.

А потом вдруг мне и говорит: раз твоя жизнь для тебя больше ничего не значит, подари ее мне. Я тебе денег дам. Я и согласился. Но это давно было. Мы потом познакомились, и он оказался…

Рэнни как будто еще что-то хотел сказать, но не стал.

— Кем? — спросила Кристина.

Дана промолчала, только нахмурилась.

— Ну, это Эйзен, — немного вымученно рассмеялся Рэнни. — Собственник всего предприятия. Просто потом я… его лучше узнал.

— Это главный здесь, — пояснила Дана. — Говорят, хороший человек, но… странный. Наследник и владелец земли. Герцог, короче. На него дядя Боря работает и Регина. А мы уже на них. Я не думала, что он лично людей набирает.

— Он грибы эти ест? — спросила Кристина.

— Нет… Но продает, — улыбнулся Рэнни. — У него есть забавная теория: мол, если человечество погубили яблоки, обеспечив изгнание из рая, то спасти его от тяжести первородного греха может только полная противоположность яблок. Грибы, значит. Я их пробовал. Обычные грибы на вкус, нечто среднее между трюфелем и дождевиком. Возвращения обратно в рай не заметил.

— А ты здесь давно? — осторожно спросила Данка.

— Да. Я ведь сначала…

— Что?

— Да нет. Ничего. Несколько лет я здесь. Не считал.

Данка раздраженно вздохнула. Рэнни в ее теорию во-первых не укладывался, а во-вторых явно о чем-то умалчивал.

*

В среду, возвращаясь домой, Кристина услышала за спиной шаги а потом — шепот:

— Крис…

Обернулась.

Дима, с букетом полевых цветов, радостно улыбался.

— Ну, привет, — мрачно сказала Кристина, — верный друг.

Чекава состроил жалобное лицо.

— Прости меня, — сказал он. — Я испугался.

— Меня?

Дима вздохнул.

— Понимаешь, — начал он, — я хреновый в отношениях… но надо как-то бороться с собой, вот я и начал. Просто, для галочки как бы… ну, а ты оказалась… не для галочки. Я понял, что проваливаюсь в отношения с тобой и сейчас умру. И никогда не выберусь. Стало страшно, конечно. Я же все хотел… ну, как и многие, наверно… свободы, свободы, кричало во мне все.

— Вот и гуляй, — сказала Кристина и, развернувшись, пошла дальше. — Надо осознавать свои желания, а не напрягать людей импульсами. Мне говно в проруби не нужно.

— Крис, подожди, — Чекава довольно быстро обогнал ее и оказался спереди. — Возьми букет. И я уйду.

— В жопу себе засунь.

— Не влезет, — Дима критическим взглядом осмотрел букет. — Он достоин только вазы. Пожалуйста.

— Да ну тебя…

Кристина снова двинулась вперед, однако Чекава сдаваться не собирался.

— Крис подожди…

Он снова стоял перед ней.

— Ну хочешь, ударь меня, — голос его вдруг сорвался. — Я знаю, что заслужил. Я больше не приду. Просто ударь один раз. А цветы я у себя дома поставлю, буду любоваться на них и вспоминать, что ты меня отвергла.

— Дим, ты вообще нормальный? — грубо спросила Кристина. Она почувствовала, что сама сейчас то ли расплачется, то ли рассмеется.

— Нет, — с готовностью ответил Дима, всем своим видом выражая решимость следовать за девушкой, куда бы она не пошла.

Кристина вздохнула.

За поворотом улицы стоял их дом, а приводить на их улицу Диму с букетом и тем самым давать Марине повод для сплетен очень не хотелось.

Пришлось выбрать длинный путь — свернуть на улицу, что начиналась раньше, дойти до ее конца, а потом и вовсе начать обходить поселок.

Дима покорно топал следом.

Когда они вступили на аллею, ведущую к вертолетной площадке, Кристине уже без всяких шуток хотелось плакать. Потому что Дима, игнорировавший ее так тщательно, всю неделю стоял у нее перед глазами и вызывал нечеловеческую тоску.

*

Кто-то, стоящий под большим деревом, помахал ей рукой.

— А? — вскинулась Кристина. — Ну да, привет.

Рэнни. Стоял под деревом и что-то строгал из ветки.

— Дай цветы, — обернулась Кристина к Диме.

Настороженно глянув на нее, Дима протянул букет.

Вручив букет Рэнни, Кристина решительно пошла дальше. Рэнни приподнял бровь, недоумевающе поморгал, а потом улыбнулся и начал рассматривать зеленую бронзовку, сидящую на стебле луговой герани.

Дима догнал Кристину у гаража.

Осмотревшись и убедившись, что они одни, Кристина решила все-таки поговорить.

— Ну что? — обернулась она. — Честно говоря, мне эти «дружеские» отношения, в которые ты якобы провалился, ни с какой стороны не уперлись. Я в такие игры давно не играю. Хочешь общаться — веди себя нормально, предупреждай о своих исчезновениях и объясняй их, не хочешь — катись.

Дима сложил руки в молитвенном жесте.

— Прости еще раз… не важно, нужен я тебе или нет, но хотя бы прости. И — я уйду.

— Прощаю, — выдохнула Кристина. — Иди.

Дима исполнил глубокий поклон, попятился и исчез за поворотом аллеи.

Кристина замерла, задумавшись, потом улыбнулась. Какой-то детский маразм, говорила она себе. Дима этот.

На севере ночи в этот период года были почти белыми, а южнее, где они сейчас работали, уже в десять часов опускались сумерки. И темнело довольно быстро. Правда, в отличие от севера, вечерами никто не мерз, и можно было до двух ночи бегать в джинсах и футболке. Значит, подумала Кристина, если завтра Дима появится вновь… надо будет как-то обновить прическу. Челку, что ли постричь?

Схватив упомянутую, она проверила, дотягивается ли та до кончика носа. Дотягивалась. Стричь еще рано, но можно…

— Кристина?

Голос, сильно ниже Диминого, прозвучал сзади.

— Да?

Вздрогнув и выпустив челку, Кристина обернулась.

— Я смотрю, вы — роковая женщина, — произнес Джафар, с подчеркнутой вежливостью наклонив голову. Он явно застал не только манипуляции с челкой, но часть предыдущего разговора. — Однако хочется верить, что мне больше не придется никого вытаскивать из петли.

Вопреки испытанной ею напряженной и даже злобной досаде, Кристина со всей возможной беспечностью дернула плечом.

— Если он только прямо сейчас не повесится, — с нарочитой, сварливой беззаботностью сказала она. — А вы подслушивали, да?

Джафар обошел ее и положил руку на свою калитку.

— Видите ли, я тут живу, — сказал он с ироничным смущением. — К тому же участники навязанной мне сцены повышали голос, как герои дешевых сериалов. А что до петли, то я не о Чекаве; этого фигляра я бы вытаскивать не стал.

— Он не фигляр, — обиделась Кристина. — Просто эмоциональный.

Джафар недоверчиво приподнял бровь, затем молча кивнул — мол, убедили — отворил калитку и прошел внутрь.

Кристина разозлилась.

— А что, это ваша обязанность, — крикнула она вслед Джафару, — всех из петли вытаскивать?! Больше некому?

Механик остановился.

— Да, я это часто практикую, — безо всякого раздражения поделился он. — Как наименее цивилизованный из здешних обитателей.

*

Вот уже второй час, Данка, изнывая от жары, билась с огромной таблицей по закупкам медпринадлежностей. Аптека в поселке была одна, но хорошая, в ней было даже то, чему в стране никак быть не полагалось. Например, противомалярийные препараты. И это не могло не настораживать уже и без того настороженную Данку.

Где, спрашивала она себя, хоть какие-то файлы за прошлые годы? Расходы, доходы, закупки, утилизация — ничего нет! Все подтерто. А зачем подтирать? Все бумажные документы тоже с первого января этого года.

Когда она спросила Альберта, почему они не оставляют хотя бы формы таблиц от предыдущих лет — ведь это так удобно! — он ответил в том смысле, что, мол, формы каждый год меняются. А готовые документы в бумажном виде сдаются в архив, и если в архиве вдруг что-то становится надо, то можно оформить разрешение, принести его библиотекарше Зое Ивановне и затребовать нужные документы.

Дана ощутила глубокую досаду. То, что могла бы принести Зоя Ивановна, вряд ли раскрыло бы ей тайны Эйзенвилля. А тайны, как она подозревала, у поселка есть. И лучше бы быть готовыми к ним заранее.

Однажды в разговоре с Сашей Эстерхази она выразила недовольство отсутствием старых документов. Тот, по своему обыкновению, рассмеялся.

— Наш дорогой Альберт, — объяснил он шепотом, оглядываясь на дверь, — очень не любит завалы на столах и в шкафах. Так и живем, как гладиаторы — без прошлого.

— Главное, — пробормотала недовольная Дана, — чтобы не без будущего.

— Будущее неведомо никому, — просто сказал Эстерхази. — Но у меня тоже много поводов быть недовольным. Например, тот же Альберт вот уже два года игнорирует мою просьбу сделать у нас хлебопекарном цеху вакансию кондитера.

— Так это ж придется столько всего закупать, — мстительно заметила Дана. — Скоропортящегося. А есть это будут не все…

— Регина и дети Регины, — Эстерхази воздел палец. — И даже, между прочим, мой кролик. Он постоянно сжирает то, что ему не положено.

— Зоозащитников на вас нет, — пробурчала Дана.

— Вот на них вакансий точно не выделят, — рассмеялся Эстерхази.

*

Дана вытерла вспотевший лоб. Чертова жара, чертов поселок, чертов Альберт. И Наташка. Из-за нее она здесь сидит, из-за наркоманки паршивой. Вот если бы ей еще тогда, в детстве, сказали: ты можешь упарываться по препаратам, но помни, что из-за этого твоя сестра должна будет работать с бумагами в странном поселке, обслуживающем лечебные грибы (чтоб им пусто было)? Что сделала бы Наташка?

Внезапно ее посетила странная мысль: а если в эти пять лет Наташка умрет, нужно будет отрабатывать прочие годы, или нет? Зря все-таки Кристинка не взяла с собой книжку. Спросили бы у графа. Вдруг можно.

Задумавшись, она потеряла счет времени и очнулась только тогда, когда от пребывания в одной и той же позе заболела спина.

Закрыв таблицу, Дана вышла в коридор и прислушалась. Из комнат долетали короткие диалоги. Был слышен голос Альберта.

Подойдя к его комнате, Дана прислушалась. Альберт разговаривал с Региной.

— Четыре смены не решат вопрос, — говорила она. — Ворота все равно придется чинить, так что жду сметы от инженеров.

— Инженер у нас один, — ответил Альберт. — Даже половина инженера, потому что полставки. На остальные полставки он рейдер.

— А разве не две ставки было?

— Если и да, то не при мне.

— Альберт! Что за самовольное сокращение персонала! — повысила голос Регина. — Инженеров всегда было два! И, кстати, вы еще неделю назад обещали мне дубликат ключа от архива.

— Он у Ингры, — буркнул Альберт. — Зайдите к нему и возьмите любой из четырех, они у него в коробке на стеллаже. На бирке написано «лодки».

— Остроумно, — отрезала Регина, и Дана поняла, что администраторша собирается покинуть кабинет.

Шмыгнув за угол, Дана затаилась, пережидая стук каблуков.

Значит, «лодки». Очень смешно.

*

— Ты простила меня? — Чекава снова догонял Кристину. — Я тут решил подарить тебе то, что ты не сможешь передарить Рэнни.

— Если это какие-нибудь розовые трусы, — съязвила Кристина, притормаживая, — то ты ошибаешься. Они не относятся к вещам, которые нельзя передарить Рэнни. Он прибьет их на стену и станет всем рассказывать, что отнял их у богини Кали… или кто там еще может ходить в розовых трусах.

— Я долго думал, — сказал Чекава, — и в итоге придумал.

Кристина остановилась. Ей льстило, что о ней долго думали.

Дима, ухмыльнувшись, вытащил из барсетки маленькую открытку. На внешней стороне было изображено что-то из путешествий: голубое небо, фреска типа египетской, пальма.

Внутри Кристина увидела написанное от руки стихотворение:

Как в кубок воли не налить вины,

Не развернуть к весне средину лета,

Нельзя убавить громкость тишины,

Потерянной, как мелкая монета.

Из всех теней, отмеченных скорбя,

В аскезе неумелой, емкой фальши,

Нет ближе никого, кроме тебя,

И сообразно, никого нет дальше.

Ты — альфа и омега долгих зим

Унылая струна полночных бдений.

Безэмоциональный псевдоним

Оброненный книгой сновидений.

Те люди, которые как с тобой,

Они на самом-то деле с ними.

Как только здесь протрубят отбой

Там — только туже затянут лини.

Из рук их брать нельзя ничего.

Их краски в рисунках шевелятся ночью

С ними захочется одного —

Быть тем, кто уже ничего не хочет.

Таись и жди, пока морок тает

Остави, в памяти не храня!

Ты увидишь, что это тебя спасает

И тогда

Ничего.

Не бери.

У меня.

Прочитав, Кристина некоторое время всматривалась в лицо Димы. Тот смотрел, не моргая.

— Ты определенно психопат, — выдавила она наконец. — И да, ты прав. Такое я не решусь подарить Рэнни.

— Я ничего плохого не имел в виду, — прошептал Дима. — Просто я хотел сказать, что душа человека… она как бы двулика. И когда я говорю с тобой, это… это меня исцеляет, понимаешь? Я только что осознал. Ты словно свет, на который я не имею никакого права, но который вижу…

— Подожди, — Кристина подняла ладонь и осмотрелась. Они были одни, и опять в тени аллеи, ведущей к гаражу. Только вот Рэнни у дерева теперь не было.

Чекава покорно замолчал. Зрачки его серых глаз были огромны, и он не моргал. И даже, кажется, не дышал.

— Хочешь, — тихо спросила Кристина, — я тебя поцелую?

Он сглотнул и сделал движение навстречу.

…Ничего подобного у меня еще не было, думала Кристина, обнимая свитер, так и не пропахший навозом достаточно сильно для того, чтобы в него не хотелось вонзить ногти.

В этот вечер она ощущала себя больно, неоправданно счастливой. Смущало лишь одно: когда все последующие дни она думала о Диме, он казался тусклым и непонятным. Не выглядел, как предмет, который можно безнаказанно идеализировать.

Но Кристина старалась.

*

— Ключ от архива прошлых лет находится Джафара, — убежденно сказала Дана.

— Попросить?

Дана нахмурилась.

— Попросить-то можно. Только вот после этой просьбы лететь мы будем далеко и долго.

— Тогда я не знаю. И, если хочешь знать мое мнение — у тебя паранойя.

Дана не обратила на слова подруги никакого внимания.

— Может, — вдохновенно подняла она вверх указательный палец, — его соблазнить?

Кристина закатила глаза.

— Его? Да ты что? Проще Альберта.

— Он женат. Хотя любого мужика можно совратить. Ща… где-то было…

Дана нырнула в свой еще не полностью распакованный чемодан.

Покопавшись в нем минуты две извлекла блестящий черный комбинезон и комплект черного кружевного белья.

— Ну как? — спросила она, приложив все это к себе наобум.

— Демоничненько, — вздохнула Кристина. Она всегда завидовала умению Данки превращаться в роковую женщину. Хотя в настоящий момент она подозревала, что планы подруги отчасти продиктованы завистью к тому, что Кристина находится в отношениях, пусть и утомительных.

— Помаду у тебя возьму, — продолжала Данка. — Красную. Она тебе все равно не идет.

— Она и не моя, — напомнила Кристина. — Я ей на заборах рисовала.

— Вот и классно!

Вдохновленная, Дана выставила ее за дверь.

Следующие дни были жаркими, ленивыми, и ничем не напоминали об этом эпизоде, достойном шпионского романа, и Кристина понадеялась, что Данка оставила эту затею, осознав всю ее нереальность.

Дима теперь часто посещал их дом, вел себя примерно, и Кристина заподозрила, что как-нибудь он захочет остаться на ночь. Или пригласит ее куда-нибудь? Как вообще в поселке это делается?

— А ты у него спроси, — лениво подначивала ее Дана. — Мне кажется, он сам не знает, чего хочет.

Данка-то точно знала, чего хотела. Она хотела ключ. Но если ключ у Джафара, и если тот знает, что происходит с людьми в поселке, то не исключено, что его как раз и следует бояться больше всех. Он военный. И он наверняка умеет убивать.

*

В следующий вечер, гуляя с Димой по вечерним окрестностям, Кристина стала замечать в нем раздражение. Закономерно решив, что происходит оно из-за отсутствия мест для уединения, Кристина бросила пробный шар:

— А знаешь, ведь у нас на ферме сеновал есть.

— Сеновал? — не понял Дима.

— Я к тому, что мы туда можем зайти, посидеть. Чтоб не попадаться так уж всем на глаза.

— Слушай, — тревожно сказал Дима, — я как раз подумал… мы как-то слишком загулялись. Давай прервемся на пару вечеров?

— Прервемся?

— Ну да.

Кристина остановилась. Итак, она прямым текстом предложила парню интим. И только что была отвергнута.

Такого с ней еще не было. И это уже второе «не было».

— Что ж, — сказала она, из последних сил стараясь не сорваться. — Прерывайся. Пока.

— Пока, — сказал Дима, отступая.

«Он правда думает, что я начну его ловить?»

Помахав рукой, он быстро ушел, почти бегом.

*

Теперь Кристина ощущала себя дерьмовее некуда. Вот надо же было на все это повестись. Уж лучше Данка с ее шпионскими романами и бредом о добыче ключа.

Жалея себя, Кристина спустилась по тропинке к ручью, потом пошла вдоль него, к развилке. Идти домой она была не в силах и свернула в лес. Ой, думала она, лышенько. Кто ж тебе звал.

Устраивались спать птички. Попадались чьи-то участки, но без грибов. Да и какие грибы вдоль тропинки, разве что сыроежки. Вот сейчас наберу что найду, думала она. После одиннадцати. Однако постепенно темнело, а в темноте не только грибы, но и тропинка различалась с трудом.

Где-то шумела река, и Кристина двинулась туда, решив, что двум смертям все равно не бывать.

Вот впереди заблестел металлическими трубами железный мост.

Осторожно ступив на нижние, скользкие планки, она пошла над водой, вглядываясь в переплетение черных ветвей на том берегу.

Уже почти в самом конце моста ее остановил непонятно откуда взявшийся ужас. Там было… холодно. Холоднее, чем над рекой. И еще там что-то мерцало — так мерцает, если нажать на глаз.

Проморгавшись, Кристина вгляделась в чащу, изо всех сил вцепившись пальцами в ледяные, сырые от вечерней росы перила.

Там, в лесу, двигалось что-то белое. Было оно размером с человека, только чуть шире и как-то размытее. И вот именно от него тянуло сыростью и холодом.

— Отче наш, — заплетающимся языком прошептала Кристина, — иже если на небеси… да святится имя Твое… да приидет царствие…

Белое остановилось и теперь смотрело прямо на нее. Чем смотрело, Кристина не поняла, потому чтобелое было недифференцированным. Только внутри оно казалось темным.

*

…Убегала она от реки минут двадцать, не думая, куда бежит. Помнила, что для того, чтобы вернуться в поселок, надо идти вверх, но в итоге сильно забрала вправо и вышла на кичман.

За сетчатой оградой, на поляне между домиков горел костер. Две тени сидели возле него и почти не шевелились.

— Кто там ныкается, — сказал один; лениво, так и не оглянувшись. — Иди к нам.

— У нас хавка есть, — сиплым голосом добавил второй.

Рассудив, что сегодня хуже уже не будет, Кристина зашла в ворота. Все равно найти обратную дорогу она была не в силах, а белое… оно могло подстерегать где угодно. А здесь какие-никакие, но все же люди.

Глава 6. Сплетня про себя

— Ты хорошая девчонка, — говорил Толик по кличке «Егерь», подливая ей коньяка. — И голос у тебя ангельский. Как будто сам господь послал тебя, чтобы смыть все мои грехи. Если холодно будет — проси, не стесняйся, телагу дам.

— Да нет, спасибо, — отвечала Кристина. — Мне пока коньяка хватит.

Она сидела здесь уже час.

— Ты — посланница небес, — пьяно продолжал Егерь. — Правда, Весло?

— Угу, — бурчал в кусок хлеба тощий поселенец. — Как есть ангел. И за что нам такая радость.

Эта фраза, точнее, тон, каким она была сказана, Кристине не понравились. Но ведь я, думала она, просто могу сейчас встать и уйти. Если идти от кичмана налево — выйдешь к поселку. Правда, темно…

И она сидела.

Ей казалось, что весь этот псевдорелигиозный нарратив был ответом мироздания на спонтанную молитву, которую она вспомнила, увидев белое. Мироздание словно бы ответило: не поможет. Вот, посмотри, что за люди используют те же самые образы и формулы.

Правда, возражала она мирозданию, они тут давно живут, и возможно именно эти образы и формулы спасают их от белого. Кто знает.

…Через полчаса Егерь все же накинул на нее телогрейку и все порывался обнять. Подтянулись еще двое сонных поселенцев, представились Серегой и Левой.

А вот теперь я уже не могу встать, думала Кристина, с усилием заставляя работать свой одурманенный страхом, обидой и алкоголем мозг. И все же она попыталась.

— Сиди, — пришлепнул ее Егерь, — слушай мою исповедь… грешен я…

«Твою мать». Кристина посмотрела на свои руки. Руки дрожали.

*

Где-то далеко кричала сова, стрекотали кузнечики, а дым от догорающего костра поднимался ровно в небо, знаменуя штиль.

— Водички нет? — попросила Кристина.

— Весло, принеси даме водички, — сказал Егерь. — В закрытой, мать твою, бутылке. А то дама пить не станет. Ну, я б на ее месте не стал.

Поселенцы подобострастно хмыкнули.

Весло поднялся с чурбака, хекнул, удалился в темноту, где просматривалась улочка, образованная построенными из горбыля домами. Когда Весло открывал бутылку, Кристина видела, как отлетело фабричное колечко.

Кристина сделала глоток. Вода показалась странной.

Когда бывшие зеки в очередной раз заржали, он поднялась и сделала шаг, однако ощутила такое сильное головокружение, что вынуждена была снова сесть.

— Я, пожалуй, пойду, — сказала она, осипнув.

— Да посиди с нами, ты чего, — забубнил Весло, глядя себе под ноги. Егерь поощрительно улыбнулся, и Кристина заметила, что зубов у него примерно два.

— А что ты зубы не вставишь? — спросила она.

— Это надо в город ехать, — объяснил за Егеря Весло. — Здесь зубрих нет. А в городе нас никто не ждет…

— Ждут, но не те, — заметил Дворник.

Сергей подбросил дров в костер.

— Уже полдвенадцатого, — жалобно сказал он. — Пора, что ли…

Все посмотрели на Кристину. И совсем не так, как на гостя, которому пора уходить.

Влипла, обреченно подумала та. Надо первой схватить нож. Хотя лучше не хватать, если не умеешь пользоваться.

*

Несмотря на неумение, она все же отметила местоположение ножа, которым резали хлеб, и начала лихорадочно придумывать план Б, понимая, что он будет провальным. Подступала паника.

А хозяева никуда не торопились.

И когда Кристина уже мысленно попрощалась сама с собой, за костром зашуршало, ворота звякнули, и на поляну вышел еще один человек. Костер высвечивал старые джинсы и футболку. Пришедший остановился на краю поляны и снова чем-то звякнул, по звуку значительно более мелким, чем сетчатая ограда, но тоже металлическим.

— Вечер в хату, — произнес он тихо.

Кристина почувствовала, как развеивается хмель. Вот уж кто точно… а может, они для него все и делали…

— Вечерочка, начальник.

Егерь поднялся.

— За крестовинами пришел? Мы только три спилили.

Егерь нервно щурился, потел и суетливо потирал руки. Весь его облик выдавал неожиданный, резкий испуг, Кристине непонятный.

— Я просил четыре, — сказал Джафар, выступая на свет. — Кто у вас тут?

Весло как-то поджался и отодвинулся в тень.

— Барышня зашла передохнуть, — просипел он.

Суетливо поднявшись, Весло развел руками. — Мы уж предлагали до вас проводить, но видно девка крутую обиду на кого-то кинула. С вами, говорит, сидеть буду…

Как они проницательны, с горечью подумала Кристина. У меня ведь наверняка все на лице написано.

Сделав несколько быстрых шагов, Джафар обогнул костер, наклонился, грубо схватил ее, вонзив пальцы под ключицу, и поднял на ноги. Что-то странное случилось с его лицом. И без того рельефное, оно стало гротескно резким, бледным, и как будто нарисованным на страшной картинке.

— Тащите заказ, — бросил он через плечо. — А вы, Кристина, идите вон туда, — он кивком указал сторону, — и ждите меня там.

— Угу, — сказала Кристина, ощущая, как футболка прилипает к спине от холодного пота.

Он меня спас, подумала она. Он… в каком-то странном состоянии меня спас. Или это я слишком пьяна.

*

Некоторое время они шли торопливо и молча. Джафар держался сзади, и Кристина слышала, как стукаются друг об друга неведомые детали — «крестовины» — в его холщовом рюкзаке.

— Надеюсь, — тихо сказал, наконец, Джафар, уже совершенно нормальным, слегка усталым голосом, — что вы не обижены на меня. За то, что в третий раз не позволил вам уже окончательно стать жертвой.

— В третий?

— Сначала ваш начальник; потом… я слышал, как вы еще в самолете рассказывали про вашего отца, страдающего алкоголизмом.

— Вы же были в наушниках.

— В салоне есть микрофоны.

— Черт… а дальше?

— Сегодняшний вечер.

— Да ладно. Они же давно… ну, отсидели, исправились.

— То-то вы были полупрозрачной от страха.

— Это правда. Я как-то не заметила, что меня занесло на кичман. Они не давали мне уйти.

— Неудивительно, — ответил Джафар. Потом помолчал, словно бы на что-то решаясь, и продолжил речь вопросом: — Отсидели… А знаете, за что сидел Егерь?

— За что?

— Убивал туристов в лесу. А если среди них были дети, он оставлял их… с трупами их родителей.

— Господи…

Кристина остановилась. Джафар остановился тоже.

— Серега по кличке «Десятка» — людоед, — безжалостно продолжал он. — Только уже в городе. Он отловил десяток девушек и сварил из них…

— Джафар! — жалобно выкрикнула Кристина. — Меня и так сейчас вывернет.

Кристина прислонилась плечом к стволу дерева и пыталась отдышаться.

— Такое чувство, — прошептала она, — что у меня… разводятся пальцы… будто каждый в железном чехле…

— Стоять.

Механик словно бы ожидал чего-то такого; быстро подойдя к ней, включил фонарик и посветил в лицо. Потом обхватил пальцами углы нижней челюсти и повертел ее голову.

Кристина ощутила внезапные спазмы и начала задыхаться.

— Тебя отравили, — выдохнул он. — Идем.

— Куда?

— За мной, быстро.

Схватив девушку за руку, он потащил ее вниз — туда, где шумела река.

*

Достигнув покрытого травой покатого берега Кристина пошатнулась и рухнула на колени. Джафар тоже сел на траву, но, по ее мнению, более изящно. Не как мешок с природными ресурсами.

— Ты способна набрать в руки воды? — спросил он. — Я не мог предвидеть все события и не прихватил стакан.

— Пальцы не смыкаются, — прохрипела Кристина. По ее ощущениям рука стала металлической, как у робота.

Сбросив рюкзак, Джафар наклонился и зачерпнул воду в собственные ладони.

— Придется так, — сказал он. — Пей, сколько сможешь.

И она пила. Объема горстей хватало глотка на два-три, но черпал он часто, поэтому выпила она много. Время от времени она отползала, и ее рвало в кусты, но потом он снова тащил ее к реке и снова заставлял пить.

Она ужасно боялась разбить губы о его браслеты, вечно съезжающие к ладони. Руки его, хоть и выглядели достаточно ухоженными, пахли соляркой.

В какой-то момент он догадался, что сейчас вышибет ей зубы, снял браслеты и сунул в карман.

Еще какое-то время Кристина пила, а когда в голове окончательно прояснилось, выдохнула:

— Мне… легче… пальцы разморозились.

— Наконец-то.

Умывшись и отряхнув от воды совершенно окоченевшие руки, Джафар, там же, где и сидел, откинулся на траву и закрыл глаза. Звезды освещали его лицо, мокрое и все ещё бледное.

— Простите, Джафар, — искренне покаялась Кристина. — Я идиотка… Я причиняю невероятно много хлопот.

— Не то слово, — вздохнул он и закрыл глаза. — Но было бы куда труднее назавтра выкапывать тебя по частям из лесной подстилки.

— Вык-капывать труднее, — стуча зубами, согласилась Кристина. — К тому же придется как-то объяснять мою безв-временную кончину.

— Дикие звери, — умиротворенно сказал Джафар. — Так объяснил бы Егерь.

— Ст-трашный человек.

Теперь Кристина дрожала целиком.

Джафар сунул руку в карман, затем снова вздернул ее, звякнув браслетами.

— Нет, он обычный… А вот с Чекавой связываться не советую. Это человек смерти.

— Человек смерти?

— Как и я, — кивнул Джафар. — Только я связавшихся со мной веду прочь от нее, а он — прямо к ней.

*

Пытаясь подняться, Кристина прислушалась к собственным ощущениям и заявила:

— А теперь у меня что-то с ногами.

— Зато будет, что вспомнить, — утешил Джафар, и казалось, что скорее себя, чем ее.

— Я не о сочувствии прошу, — сказала Кристина. — Просто иди медленней.

…Некоторое время она плелась, едва переставляя онемевшие ноги за темным силуэтом механика, а точнее, просто ориентируясь на звук бренчащих железок. Потом устала.

— Я могу купить себе жизнь, рассказав тебе сплетню про себя? — спросила она.

Джафар остановился. Было видно, что в таком тоне с ним не разговаривали уже давно, а может быть и совсем никогда, поэтому он не знал, что отвечать.

— Это низкопробный товар, — ответил он наконец, — но так и быть. Я даже попробую примкнуть к осуждающим.

— Чекава написал мне стихи, — сказала она. — А когда я согласилась пойти с ним на сеновал, позорно смылся.

Джафар немного помолчал, обдумывая ответ. Сплетничать он явно был не силен.

— Какой аморальный поступок, — осудил он наконец, как обещал. — Я б не стал отказываться.

— Это было сказано для моей самооценки? — злобно сказала Кристина, садясь на траву.

— Это было сказано искренне, — поправил Джафар. — Я тут уже четвертый год, но мне никто сеновала не предлагал… Кого нужно осудить на этот раз?

— Меня, я не могу идти.

— Нечего было бухать с зеками, как последняя шалава, — сказал Джафар, явно вживаясь в роль сплетника. — А то бегают по лесам полуголые, а потом жалуются.

— Прямо как настоящая бабка! — похвалила Кристина.

— Это было сказано для моей самооценки?

— Это было сказано искренне, — отзеркалила девушка. — Мне вот уже двадцать пять, а я еще ни на шаг не приблизилась к образу бабки.

— Это потому что ты в принципе ни шагу сделать не можешь, — сказал Джафар, поднимая ее на руки.

Кристина удивилась и безвольно затихла.

*

— Мы дошли до участка 68, — сказал он в некий момент, поставив Кристину на землю. — Смотри…

Луч фонаря отразился от белых тяжей, легких, словно перья. На самых толстых созревали белые, оранжевые и блестящие синеватые шарики.

— Это участок Чекавы! — воскликнула Кристина и тут же закашлялась.

— Верно. И этот фигляр давно здесь не был. Так что непонимание своего счастья присутствует у него на всех фронтах, не только на личном. К тому же на дворе полпервого. Так что можешь все забрать.

Кристина, успевшая проникнуться азартом сбора, потянула было руки к заветным шарикам, но потом отдернула.

— Нет, — покачала она головой. — То, что он — ничтожество, не значит, что я должна быть такой же.

Джафар посмотрел на нее с явным уважением. Которое, впрочем, тут же сменилось насмешкой.

— Уверена? Или тоже хочешь казаться лучше, чем ты есть?

Кристина отвернулась, опустив руки.

— Уверена.

Джафар выключил фонарь и подошел ближе.

— Теперь сама дойдешь, или помочь? Мне нужно заглянуть за реку.

Она обернулась, внезапно вспомнив.

— Нет! Нет, пожалуйста!

Чуть помолчав и устыдившись своего порыва, она осторожно добавила, не сильно надеясь, что ей поверят:

— Там это… белое. Оно ходило.

Она была убеждена, что видела белое только потому, что ее путь сюда начался от ведьминой книги. И что никто из живущих здесь не видел ничего подобного.

Однако Джафар не стал издеваться. Он нахмурился, потом вздохнул и посмотрел в темноту.

— Белое? — переспросил он.

— Да. Белое. Большое. Смотрит. Я тогда еще трезвая была. Это из-за него к зекам вышла. Оно… не знаю, чем оно смотрит, но явно всем собой, а глаз нет.

— Сторн, — объяснил Джафар.

— Сторн? Что это?

— Белое — это сторн. Ты в методичке список опасностей открывала? Вот все вы так, дочитываете только до гадюк… Никто толком не знает, что это. Какое-то лесное существо. Оно не может пройти сюда, потому что боится железа. Но для человека он опасен.

— Это гриб?

— Ты проницательна. Знаешь, пожалуй, я не пойду за реку. Лучше донесу тебя до дома.

Обхватив Джафара за шею, Кристина постоянно боялась, что он где-то там, внизу, поломается под ее тяжестью.

— Хорошо, что я не Марина, — сказала она, утешая скорее сама себя, чем его.

— Плохо, — ледяным тоном отозвался механик. — Марина дома спит, а не с зеками бухает.

— А тебе не кажется, что я, обремененная чувством вины, куда тяжелее, чем без него?

— Кажется. Но мне помогает справиться с этой ношей чувство справедливости.

— Яш, может, правда, не надо…

— Помолчите, Кристина.

…Донеся до калитки, он поставил Кристину на землю и вытер вспотевший лоб.

— И вот еще что, — сказал он чуть слышно, но жестко. — За такие прогулки с вас возьмут штраф. С меня — тоже. За то, что допустил. Поэтому вы приходите домой и рассказываете, как оплакивали свою несчастную любовь под кустом в парке. Можно рассказать про взгляд за реку и про сторна. Я все равно поставлю администрацию в известность о том, что они появились. Ясно?

— Да.

— Рад, — сказал Джафар, повернувшись уходить, — что мы друг друга поняли.

Они, подумала Кристина. Они. Их много. Ничего себе.

*

Саша Эстерхази собирался на пляж основательно. В комплект необходимых вещей входила подстилка, надувной матрас, пара холодных коктейлей, пакет чипсов и шноркель. Еще полотенце и что-нибудь на голову, чтобы не напекло.

На берегу озера он долго выбирал место, стелился и некоторое время нырял, чтобы вернувшись, обнаружить на своей подстилке Джафара, расположившегося, словно пантера на краю обрыва.

Джафар никогда ничего лишнего с собой на пляж не брал. Пользовался чужим.

— Опять здесь эта наглая задница, — ворчал Эстерхази, взывая к небесам. — Почему римляне, а затем и галлы не уничтожили вас, проклятых потомков царя Рамзеса?

— Не клевещи на мою задницу, — сонно отвечал Джафар. — Она такая же наглая, как и твоя. И царя Рамзеса не упоминай всуе. Нам только ходячих мумий здесь не хватало.

Надо сказать, что именно предвидя появление нахлебника, Эстерхази и прихватывал с собой два коктейля. Потому что если взять один, то Джафар выпьет его раньше.

— Вчера за рекой видели сторна, — сказал Джафар.

— Но ведь еще не сентябрь?

— Тем не менее.

— Вот черт.

*

Эстерхази снова ушел купаться, а Джафар думал. Барометр его настроения склонялся к тревожному.

Вчера на поляне получилось неожиданно. Джафар даже на пару секунд потерял над собой контроль, а это очень, очень плохо. Девица этого не заметила, ей было не до того. А вот Егерь заметил. И от того испугался.

Егерь догадывался, что для того, чтобы превратить троих-четверых из них в мясную нарезку, Джафару потребуется минут пять. Раньше, когда он больше нагружал себя тренировками, потребовалось бы две. Но принципиальная разница небольшая.

Егерь многое умел читать по лицу. Это когда-то помогло ему выжить. Он не знал, что Джафар служил на Севере, не знал той истории, после которой Джафара, утомленного судами, оправданного, но совершенно психически разбитого, Эстерхази приволок в поселок. Мол, тут спокойно. Еще полгода психотерапии, и ты будешь как новенький. Джафар тогда боялся прикасаться к холодным предметам и вздрагивал от любого стука в дверь. Несмотря на огромные дозы таблеток, ему снились кошмары, от которых спасала только бессонница.

Теперь, конечно, он восстановился. Он сильный и живучий. Но иногда, напоровшись на триггер, он терял себя. Например, как вчера.

Самое обидное, что девица эта, Кристина, значила для Джафара куда меньше, чем тот же Егерь, например, или Весло. Если б она пропала сама по себе, он получил бы взыскание, но не переживал бы. А тут… так совпало, будь оно неладно.

Он убил бы их. А если бы он это сделал, у него сорвало бы все щиты, наросшие за эти годы. И это совершенно не то зрелище, которое стоит показывать наемным рабочим.

Обведя взглядом пляж, Джафар заметил Регину, Альберта, Дану с парнями и неподалеку от них Кристину. Она была бледна и вяла после вчерашнего, однако улыбалась так, словно в ее жизни случилось нечто очень хорошее, и она еще это не пережила.

И это было странно, потому что ее возлюбленный, Чекава, валялся на самой дальней подстилке в компании складских и старательно ее игнорировал.

А она радовалась.

Хотя, объяснил себе Джафар, если бы меня спасли от смерти, я б тоже был немного счастлив. Может быть не так сильно, конечно, ибо ощущениям свойственно приедаться.

Глава 7. Кости в лесу

Субботним утром Кристина долго не могла пробудиться. Невежливо было покидать снившегося ей графа, который стоял на своей шахматной доске и смеялся, указывая на Димочку.

— Я бы удивился, — говорил он, — если бы этого человека не было там, где много сторнов! Он же рыжий!

— Вовсе нет, — попыталась возразить Кристина, — у него русые волосы.

Однако посмотрев на Димочку, она заметила, что на самом деле на его голове торчит рыжая щетина, которую он тщетно старается пригладить и закрасить кисточкой, макая ее в закрытую бутылку с водой.

Проснувшись, она услышала за окном голос Андрея, спорившего с Алевтиной:

— На мой взгляд, — говорил Андрей, — либерализма не существует. Есть только отдельные, спонтанные симулякры, быстро вырождающиеся в сектантскую нетерпимость.

— Я смотрю, вы любите человечество, — иронично заметила Алевтина.

Кристина перевернулась на другой бок.

После завтрака, выгрузив себя на пляжную подстилку, она некоторое время пыталась принимать участие в разговоре Даны и Марины о еде в местной столовой, но слушать о том, что в горло не лезет, оказалось нелегко.

Оставив их, она сошла в воду.

Озеро в Эйзенвилле, если смотреть с воздуха, походило на восьмерку. Точнее, это были два озера, сообщавшиеся между собой коротким перешейком. Правая сторона, являвшаяся большей частью, почти по всему периметру обрамлялась пляжем и имела удобное и пологое песчаное дно. Меньшая же часть, наполовину уходившая в рощу, заросла по берегам камышом и имела всего три удобных подхода к воде, которые использовали, в основном, рыбаки. Например, Единоверыч очень любил укреплять там донки, а председатель дядя Боря — закидывать вершу. Поговаривали и о ловле сетями, но дядя Боря не верил в такую вероятность, только смеялся, словно знал нечто об участи браконьеров, неизвестное прочим.

*

Кристина радовалась, что успела написать родителям еще вчера, и что они не знают о ее ночных приключениях. Даже память о встрече со сторном при свете дня уже не казалась такой пугающей. За завтраком они с Данкой и Мариной решили, что здесь странная фауна, и сторны могут быть вполне обычным ее представителем, только очень диким. Правда, оставалось неясным, где у них голова, и чем они смотрят. Но ведь у некоторых пород собак тоже не сильно ясно, где голова, а абрис тела вычисляется только в движении.

Еще сторн может быть атмосферным явлением, например, сгустком тумана.

Правда, заметила Дана, все эти объяснения валидны лишь в том случае, если Джафар не врет насчет нечеткости знаний администрации о природе сторнов. Эти чудовища и впрямь упоминались в методичках, розданных Региной, в качестве редкого, но опасного явления, которое нельзя убить. Там же было написано, что некоторые и вовсе считают их легендой.

— Хватит во всем подозревать администрацию! — возмутилась Марина. — Они тоже люди и живут здесь наравне с нами. И тоже опасаются. И если вдруг горы сомкнутся над нами, чтобы нас прожевать, то они точно так же прожуют и их!

— Не факт, — упрямо возразила Дана. — У начальства может быть убежище. Кроме того, не обязательно, что горы прожуют всех.

В этот момент Кристина вспомнила про пыльные бури. На инструктаже Регина говорила, что мол, все дома оборудованы ставнями, потому что если вдруг пыльная буря или ураган, жителей оповещают, и ставни с дверями следует задраивать. А если речь идет не о пыльной буре?

— Но если бы, — заметила она тогда, — на протяжении десяти лет полторы сотни человек ежегодно исчезали, то это быстро заметили бы журналисты, разве нет?

Дана скептически поджала губы.

— Не уверена. Они и так исчезают.

— Но не из одного поселка, нанятые туда на сезон!

— Это да. Но в чем тогда странность поселка?

Марина почесала кончик носа.

— Может, ни в чем?

— А сторны? — уныло ухватилась Дана за последнюю мистическую составляющую.

— Какие-то эндемики, как и грибы, — предположила Кристина.

— Скучно с вами, девки, — укорила их Дана, накинула плечо розовое полотенце и лениво двинулась по пляжу вниз — купаться.

Обрадовавшись обилию места, Кристина растянулась на подстилке. Справа, шагах в пятидесяти, отдыхали складские. Общение у них практически не шло, но Чекава упорно сидел якобы в обществе, хотя, насколько Кристина знала, молчание было для него серьезным испытанием.

Слева, шагах в пятнадцати, размещался сложный кемпинг Эстерхази — подстилка с матрасом — без самого Эстерхази, но зато с Джафаром, который, нимало не опасаясь ни ожогов, ни солнечного удара, сидя в позе мыслителя, собирал что-то сложное из проволоки.

Возвращаясь, Дана остановилась напротив и что-то ему сказала. Ветер дул в другую сторону, поэтому Кристина не расслышала, что именно.

Джафар поднял голову и некоторое время смотрел на нее снизу вверх. Потом пожал плечами и протянул получившийся проволочный предмет.

Дана, которая до этого вежливо улыбалась, внезапно посерьезнела, попрощалась, вернула предмет и возвратилась к подругам.

— Что ты у него брала? — не замедлила поинтересоваться Марина.

Дана отмахнулась.

— Ну скажи, — заныла Марина. — Нам интересно.

Дана еще некоторое время помолчала, потом сказала:

— Он сделал из проволоки ключ.

*

Искупавшись, Кристина отправилась на следующий сеанс связи с родителями. Надо было убедиться, что она не зря здесь рискует и шляется по лесам. После обмена стандартными фразами, мать с некоторой неловкостью в голосе сказала:

— А у нас папа заболел… нет-нет, ничего страшного, просто немного простудился… давно еще…

— Летом простудился?

— Нет, еще весной… у него было долгое воспаление, и теперь открылся свищ в межкостном пространстве. В верхней челюсти. Мы записались на операцию, но надо еще месяц ждать. Он пьет антибиотики…

— А почему месяц? — встревожилась Кристина. — Надо сейчас чистить!

Вот так. Стоит уехать и оставить их одних, как непременно что-нибудь случается.

— Потому что места в клинике есть только через месяц. Можно, конечно, сделать за деньги, но мы пока не располагаем нужной суммой…

— А сколько надо денег?

Названная матерью цифра в мозгу Кристины автоматически конвертировалась в грибы.

— Я попробую достать, — сказала она.

— Ой, не надо, — попыталась отнекиваться мать, — мы займем…

Если б вы могли занять, злобно подумала Кристина, давно бы заняли. Проблема в том, что не у кого. И тех денег, что она на прошлой неделе отправляла домой, хватило только на частичное покрытие долгов.

— Подожди занимать, я кое-что придумала, — обнадежила она мать и попрощалась.

Вот дура, думала она, надо было взять Чекавские грибы.

*

— И в каком составе мы туда отправимся? — нахмурилась Дана.

Желтая кухонная скатерть, освещенная розоватыми закатными лучами отбрасывала на ее черные волосы отсвет, напоминавший непогасшие угли.

— Ну, ты и я… и вон, еще Алевтина хочет. Мы днем пойдем. Не заблудимся. Там как раз три клетки стоят. Но днем можно и без них, туман этот, или сторны, они только ночью.

— Заодно и выяснишь, что там страшное в лесу, — Марина откусила морковку. Она говорила, что теперь к ней чуть ли не каждую ночь является многоглазый демон и выкладывает рацион на следующий день. И если она ест что-то другое, ее тошнит.

— Конечно, — съязвила Кристина, — это точно не так опасно, как воровать ключи у Джафара.

— Да ладно, — буркнула Дана. — Не убьет же он меня.

— Будешь соблюдать заповедь «не укради» — он будет соблюдать заповедь «не убий», — пробормотала Кристина, вспомнила сильно перепуганного, суетливого Егеря и пожалела, что не может рассказать о вчерашнем своем позорном походе на кичман.

— Не убьет, — кивнула Марина. — Просто выгонит. Будешь свои долги графу отрабатывать где-нибудь на рудниках. А нас там не будет, потому что мы ключи ни у кого не тырили.

*

За грибами выдвинулись на следующий день рано утром. По пути к Ближнему лесу ни одного рейдера не попалось — в воскресенье в такое время даже самые предприимчивые люди еще спали. Ближний лес выглядел прекрасным, благословенным местом: широкие тропинки, минимум подлеска, масса редкой и интересной лесной флоры. Собственно, флора их и тормозила. Рэнни, напросившийся в состав экспедиции в последний момент, постоянно сверялся с позаимствованным у кого-то определителем и определил уже штук пятнадцать неизвестных прежде растений, когда грибники наконец дошли до моста.

— Тебе клетки не хватит, — сказала Алевтина.

— Днем сторнов нет, — пожал плечами Рэнни. — А до вечера мы вернемся. Если не заблудимся.

— Куда пойдем? — огляделась Дана.

— Вот на этом месте я его и видела, — пробормотала Кристина, оглядывая наслоения прошлогодних листьев и валежника поблизости от первой опоры стального моста.

Дана тоже посмотрела.

— Такое ощущение, — сказала она, — что здесь долго что-то гнило. Даже палки, и те все трухлявые.

Наклонившись, Рэнни поднял одну ветку и легко растер ее тонкими, сильными пальцами.

— Странно, — сказал он. — На вид ветка свежая, без эрозии снаружи, как будто только что отломили. Но такая гнилая внутри, словно года три здесь пролежала.

— Так может, она года три и лежала? — предположила Алевтина.

— Не. Тогда с нее облезла бы кора. От дождей, насекомых и прочих факторов. А кора целая. Как будто свежая ветка сгнила за пять минут. В природе так не бывает.

— Хорошо, что сейчас день, — сказала Кристина.

Они углубились в Дальний лес.

Прилично экипирована для таких походов была лишь Алевтина, одетая в закрытый легкий комбинезон и берцы. Остальные были просто в кроссовках и джинсах, заправленных в носки, чтобы клещи не заползли под штанину.

— А вот сыроежка, — радовался время от времени Рэнни. — И свинушка.

— Не берем, — жестко отзывалась Дана. — Черные висельники, значит, черные висельники.

— По карте дальше будет спуск с холма, там может быть земляника.

— Потом. Не до земляники сейчас. Тем более, лучше не ходить туда, где нет деревьев.

— Мы должны, — сказала Кристина, — свернуть с общей дороги. Вон, направо, я вижу можно спуститься вниз. Неудобно, но как раз там может что-то расти.

— А как туда попасть? — огорчилась Алевтина. Прогулка в лесу переставала быть комфортной. — Разве что на попе съехать… но коряги.

— Уберем коряги, — сказала Кристина, ощутившая запах сырости, поднимавшийся из заросшего крапивой и хилым сосняком распадка. Выстроившись колонной, экспедиция начала путь в неизвестное.

Первой оцарапала ногу Дана, затем Рэнни получил крапивой по лицу и долго смеялся над собственной неловкостью.

Алевтина смотрела на него с осуждением. Тут прилетел поползень. Городские жители некоторое время следили за его перемещениями и вспоминали, как называется эта птица, которая может по стволу верх ногами, но не дятел. Рэнни, привлеченный непонятными ягодами, забрал немного вправо, Кристина — влево.

Тут-то она и нашла эту поляну.

Метров десять в диаметре, усыпанная прелой хвоей и окруженная со всех сторон старыми соснами и нездоровым подлеском, поляна манила ее знакомыми, вызывающими азарт цветовыми пятнами.

Вот и белые тяжи, распластавшиеся на мертвом пятиметровом стволе, вывороченном с корнем. Вот и белые, оранжевые и черные… черно-синие шарики. Восемь штук. Восемь зрелых висельников! Жаль, что дневных. Но ночью, даже ради папы… если только в клетке… но в клетке не спустишься в распадок.

Аккуратно, дрожащими от счастья руками срезав все восемь упругих, черно-синих висельников, Кристина заметила в центре поляны еще пучок белых нитей. Сколько там их, тридерисов? Сердце колотилось так, что казалось, что находится оно не в грудной клетке, а где-то в районе верхнего нёба.

*

Аккуратно переступив через бревно, Кристина присмотрелась.

И вздрогнула от внезапно открывшейся картины. На поляне, окруженный черным липким овалом, лежал полный комплект коричневатых человеческих костей. Череп, обращенный прямо к девушке, был абсолютно чист.

— Твою мать! — отреагировала Кристина. — Рэнни! Девчонки!

Пока все собирались и ужасались, первый шок прошел, и Кристина, памятуя о своем все-таки медицинском образовании, начала вглядываться в кости.

— Странный набор, — внезапно озвучил ее мысли Рэнни.

— Что такое? — живо отреагировала Дана. — Три ноги? Второй таз?

— Нет, — ответила за приятеля Кристина. — Полный комплект костей, начисто лишенных повреждений и не скрепленных связками. Нелогично.

— Почему? — удивилась Алевтина. — Лежал труп…

— Тогда был бы скелет.

— Звери растащили.

— Звери повредили бы кости, — Кристина подошла и всмотрелась. — А кости чистые. Только без связок и хрящей. И перемешаны. Но если бы кто-то захотел собрать из них скелет…

— Я бы не захотела. — Алевтина отвернулась и двинулась к подъему. — Это ничего?

— Это ничего, — кивнула Кристина. — У меня восемь висельников… то есть, тридерисов.

— У меня еще два, — сказал Рэнни, запуская руку куда-то в переплетение мертвых ветвей. — Итого десять, по нынешнему курсу гриба у тебя примерно сотка и выходит. Кристина ощутила прилив благодарности.

— Спасибо, Рэнни!

Она бы даже рискнула обнять его, если б не соседство покойника.

*

К обеду экспедиция в том же составе отправилась в Шпынёк сдавать улов.

Артур как всегда был мрачен и скован.

— Десять, — пробормотал он. — По сорок… пятьдесят… ого, даже шестьдесят грамм… тянет на хорошую сетку.

Разложив грибы по полупрозрачным пластиковым контейнерам, где у каждого висельника была своя лунка, Артур отправил добычу на стеллаж.

Дана тем временем изучала плакаты на серых каменных стенах. Названия интриговали бодростью:

«Грибники — ударники!»

«Наши рекорды»; оказывается, самый большой из найденных висельников весил полтора килограмма и не оторвался от своей хлипкой грибницы только потому, что удачно лег в развилку веток.

«Истории находок»;

«Черный висельник в фольклоре»;

«Лесные истории профессора Грибницы»;

«Полезные цветы и осоки».

— В «Истории находок» надо скелета записать, — задумчиво сказал Рэнни.

— Запишем, — буркнула Дана. — За ним уже послали, скоро явится. Оденется только.

…На обратном пути они действительно встретили Джафара с большим черным мешком. В мешке характерно гремело.

— Никак в музей несете? — подколол его Рэнни.

— В столовую, — не остался в долгу Джафар.

— Это кто-то из прошлой смены? — съязвила Дана. — Вы уж расскажите. А то страшно.

Джафар остановился, сбросил мешок на землю.

«Интересно, ему тяжело? — некстати подумала Кристина. — Должно быть, не очень… он ведь меня спокойно тащил… а я — помимо костей еще и мышцы… и прочее… и еще полбутылки коньяка и литров пять воды».

— Эстерхази думает, что это поселенец по кличке «Мастер», — ответил Джафар. — В прошлом году пропал. Мы считали, что зеки своего пахана замочили и прикопали, а он…

Джафар посмотрел на мешок, шевельнул его ногой.

— А он целый, — с некоторым сожалением заключил Джафар. — Хоть и правда в музей сдавай.

— И что теперь с ним будет? — спросила Дана.

— С ним — уже ничего, — сказал Джафар, перехватывая горловину мешка поудобнее. — В его книге жизни события закончились. А кости отправим в его родной город на идентификацию. Хотя по моему опыту…

— Что? — насторожилась Дана.

— Шансов опознать мало. Если только по зубам, но вряд ли у Мастера в последние годы была медицинская карта.

*

К вечеру об ужасной находке знал весь поселок. Что персонал, что рейдеры, округлив глаза, пересказывали друг другу страшные подробности о «черепе с золотой фиксой». Кристина в Мастерском щербатом оскале никакой фиксы не помнила; разве что зубы действительно с самого начала были не все, но для уголовника преклонных лет это скорее норма, чем курьез.

Получив документ на выплату круглой суммы за собранные Threaderis segmani, Кристина зашла к Эстерхази за подписью.

Сидя на скамейке возле домика, тот отскребал что-то ногтем с розовой футболки и поглядывал, как некий парень из местных вбивает в газон деревянные колья. Парень был одет в коричневые кожаные штаны, расшитые бусинами, и такую же куртку, украшенную орнаментом из треугольников и стилизованных птиц.

На траве, в клетке, смешно шевеля носом, сидел кролик.

Раньше Кристина никогда не видела местных. По имевшимся у нее сведениям, они были одной из ветвей бурятского народа, некогда смешавшегося с тибетским и вернувшимся на эти земли в виде двух небольших племен. Одно племя ушло на восток, да там и осело, а второе, более западное, за столетия уменьшилось до одного семейного клана. Поскольку база «Солнечное» была окружена горами почти со всех сторон, представители этого клана заходили к ним редко. Разве что за чем-то очень жизненно необходимым.

— Привет! Абармид мне загон для Кренделя строит, — жизнерадостно сообщил Саша.

Интересно, как сюда попал Абармид. Через холмы есть тропа?

— Дулсан, правда, сначала другого мужа мне хотела выдать на строительство загона, — продолжал Эстерхази, — но Абармид всех обошел.

— Жена Дулсан, — включился Абармид, — рожать скоро. Мы хотим в эта больница. Джафар обещал нас забрать, когда срок придет. Анзан хотел пойти, но Дулсан не пустила. Я пошел.

— Что ж, — осторожно сказала Кристина, лихорадочно соображая, как бы поддержать этот внезапный светский разговор, — рожать — это здорово. Это первый ребенок… э… у Дулсан?

— Шестой, — ответил Абармид, явно снисходя до приезжей, не знающей здешних обычаев. — Надо восемь. У Дулсан восемь мужей. Если только сестра Дулсан, Максарама, двоих не родит. Дулсан ей двоих мужей отдала, Максарма гордая ходит. Ей только с этого года замуж можно. Пока только два мужа и земли мало.

— У них там все так аккуратно обустроено, — с восторгом подхватил Саша, — поля ровно квадратные, деревья пострижены, клумбы с цветами — вообще загляденье. Мальвы уже цветут. Дома красивые, резные.

— Конечно, — пробормотала Кристина, — восемь мужей! Будь у меня столько, я б тоже возле дома красоту организовала.

И с ума бы сошла, как пить дать. Мне один-то придурок уже весь мозг выел. А тут восемь.

Представив восемь чекав, Кристина ощутила тошноту и хтонический ужас.

— Дулсан и меня в мужья звала, — гордо сообщил Саша. — Но я сказал, у нас так не принято.

— Ты понравился Дулсан, — кивнул Абармид. — Большой, белый, красивый. Зря не пошел.

— Ну, — Саша пожал плечами, — я в итоге сказал, что мне моя жена не разрешает. Это Дулсан поняла.

— Гм… — Кристина задумалась. — Так вы ж вроде, в разводе, нет?

— У них тут нет разводов, — пояснил Саша. — Если ты чей-то муж, и если дети твои — все, это навсегда. Жена может другой женщине мужа одолжить, но право собственности к ней не переходит. То есть, по их обычаям, жена может одолжить меня для работ или для… как это… разбавления крови. В чем они очень нуждаются, кстати.

— Офигеть матриархат! — восхитилась Кристина.

— Вот Альберта бы жена точно не пустила, — хохотнул Эстерхази. — Я им Джафара предложил.

Абармид перестал разматывать сетку, вытер лоб.

— Нет, Дулсан не возьмет Джафара. Зачем ей худой и черный? Да еще потомок богов. Все потомки богов прокляты. Мы — маленький народ. Зачем нам чужие проклятия?

— Это точно, — пробормотал Саша, расправляя на скамейке документ и рисуя неразборчивую подпись. — Чужие проклятия нам без надобности… Нам и своих хватает… Молодец, Кристинка! Один визит — десять грибов.

— И кости.

— И кости… Бонусом. Все.

— Спасибо, — Кристина убрала документ в файл. — Абармид, а как вы сюда пришли? Самолет ведь вроде не вылетал сегодня?

— Дорогу знаю, — похвастался Абармид. — Через горы дорога есть.

Кристина вспомнила, что прямо в горе, за аэродромом, где заканчивался асфальт и начинался растрескавшийся такыр, видела старые железные ворота и решила, что это, возможно, въезд в тоннель для нелетающего транспорта. Ворота были некогда покрашены красной краской, и неоднократно. Теперь слой краски потрескался и осыпался на такыр мелкими красным хлопьями.

— Через ворота? — спросила она как можно более наивным голосом.

— Нет, — вздохнул Эстерхази. — Мы эти ворота вообще не открываем.

— Ворота нельзя, — подтвердил Абармид.

— А что там, пещера? — Кристине становилось все интереснее.

— Там тоннель и дорога, — сказал Эстерхази. — Но по слухам, тоннель стал непроходимым еще лет пятьдесят назад.

— С другой стороны этой дороги нет, — подтвердил Абармид. — Там скала. Но моя мать говорила, люди ходили в эти ворота. И там был выход. Изнутри гор был выход. Снаружи гор ничего не было. Входа не было. Они и закрыли все, чтобы люди не ушли. Чтобы не кончились.

— А ключ у кого? — не смогла Кристина сдержать любопытства.

— Да откуда ж мы знаем, — рассмеялся Эстерхази. — Давно дело было… Крендель, ты что схватил? Ну-ка брось!

Поднявшись, Эстерхази бросился отбирать у кролика зажеванный им под шумок кусок пластиковой сетки.

*

…Альберт лично пообещал Кристине отправить ее семье деньги не позднее завтрашнего дня.

— А уж как там банки проведут, я не знаю, — говорил он. — Должно идти не больше трех дней. Может прямо завтра и прийти.

— Спасибо, Альберт!

Вдохновленная, Кристина выскочила на крыльцо.

Там стояла Инна, девушка из складских, худая и темноволосая. Она аккуратно приклеивала на доску объявлений большой плакат, а Чекава придерживал угол.

— О, привет! — обрадовался он. — Приходите завтра на дискотеку! Склады всех приглашают! Дело будет в клубе, они подготовили музыкальную программу.

— Спасибо, — подчеркнуто вежливо отвечала Кристина, — приду. А почему они раньше никому не сказали насчет программы? Может, мы бы тоже что-нибудь подготовили.

— Ну, не знаю, — пожал плечами Чекава. — Мы как-то не рассчитывали.

Инна посмотрела на нее неодобрительно, и Кристина поспешила ретироваться.

*

Не успела она пройти и половину дороги до дома, как Чекава ее догнал.

— Знаю, — начал он, — я кругом виноват… Я урод, я придурок. Кристина, стой!

Кристина остановилась.

— Я должен был прийти, — покаялся он. — Но мне нужно было как-то это пережить. Никогда такого не было в моей жизни, понимаешь?

— Какого? — не поняла Кристина.

— Ну… настолько сильного чувства.

— К Инне? — сделала Кристина непонимающее лицо.

— Да причем здесь Инна! — отмахнулся Чекава. — Я все эти дни только о тебе и думал!

У Кристины возникло ощущение, что ее засунули внутрь какой-то шарманки, и что та ее медленно наматывает на вал. Самое страшное, что Чекава, его открытое лицо, серые глаза, очень красивые и очень холодные, до сих пор вызывали некие эмоции. Его голос.

— Дим, слушай, — вздохнула она, — я не знаю…

Давешнее ночное приключение пронеслось в памяти, словно в ускоренной прокрутке: лес, мост, сторн, тропа, Егерь с коньяком, Весло…

— Хорошо, — сказала она Чекаве с неожиданной лаской, — что ты пришел.

И посмотрела на него, вложив в этот взгляд все свое обожание.

— Мне как раз нужен был друг.

Теперь, положив ему руки на плечи, она добавила в голос еще больше проникновенности.

— Мне совершенно не с кем было поделиться…

В следующий момент она сделала шаг назад, уронила руки и тоже покаянно опустила голову.

«Ты любишь играть. Что же, давай поиграем вместе».

— А что случилось? — обеспокоенно спросил Чекава. — Крис, милая, если кто-то обидел тебя, если…

— Нет-нет, Дим, все хорошо… ну, в этом плане… но я не знаю, могу ли я сказать тебе…

Кристина добавила в голос томления.

— Да что там?

Дима схватил ее за руки. Внезапно, краем глаза Кристина увидела, как из-за угла Артуровой башни показалось худое лицо Инны. Даже на таком расстоянии это лицо выражало явную ненависть.

— Видишь ли… — вдохновилась Кристина, — когда ты так скоропостижно меня покинул тогда… я немного озадачилась… ну, не сильно… потому что я знаю твои… гм… обстоятельства… ну, привыкла уже.

— Привыкла?

Такие вещи его явно разочаровывали.

— Ну да.

Привыкла, что ты ведешь всех к смерти.

— Ну и вот, я пошла гулять… пришла на кичман.

— Куда? Ты что, там же опасно! Особенно такой красивой, — тут он повысил голос, явно, чтобы Инна услышала, — девушке, как ты!

— Нет, — Кристина рассмеялась, — там нормально. Только вот…

— Что?

— Понимаешь, блин… — набрав воздуху, и словно на что-то решаясь, она тихо спросила: — Ты никому не расскажешь?

— Нет…

— Это знаешь только ты. Если узнает кто-нибудь еще, я буду знать, что ты разболтал.

Конечно, ты. Кто же еще. Не Джафар же.

— Я не скажу! — заверил ее Дима.

— Я влюбилась, — прошептала Кристина. — У Егеря… такие мускулы… о-о… А руки! Какие у него руки! Он меня ангелом называл. Каялся мне. Всю душу свою наизнанку вывернул, знаешь, я плакала… Но какой он добрый, ты не представляешь! Я, конечно, больше туда не пойду, но теперь только о нем и думаю. Жаль его. Жизнь сломана, и этот перелом кровит. И кстати, он стихи пишет не хуже тебя… послушай…

Чекава тоскливо оглянулся. Инна уже исчезла, а Кристина крепко держала его за руку и медленно тащила за собой, воспевая Егеря, все его видимые части тела и предполагаемую ею мятущуюся душу, которую она идеализировала как могла. И с которой, увы, вынуждена расстаться.

Чекава делал вид, что сочувствует, но был способен только на односложные ответы.

Слушай-слушай, говно собачье. Потом тебе еще к Инке бежать, с ней объясняться.

Кристина увлекалась все более. На несколько минут она уверила себя, что ни одна сцена мира еще не видела такой искренней, такой глубокой актерской игры. Кристине казалось, что все известные ей актеры и актрисы стоят перед ней и уважительно аплодируют.

Опомнилась она только тогда, когда Егерь в ее исполнении начал приобретать уже совсем несвойственные Егерю черты.

— Ладно, — сказала она, отпуская несчастного Чекаву. — На танцы обязательно приду! Буду лечить свои душевные раны! Хотя, — всхлипнула она напоследок, — наверняка это бесполезно! Слишком сильные чувства.

*

Представление складов собрало больше половины поселка.

В честь него открыли местный деревянный ДК (в обычное время это тоже была часть склада), расставили стулья, и даже столовая расщедрилась на еду и напитки.

Складские — кажется, их звали Миша и Толик — играли на гитарах, девочка Алла подыгрывала им на скрипке, а Колька Ловчих, главный резчик, пел.

Мы — хранители земли,

Мы — хранители грибов!

Мы живем под солнцем лета,

Лето дарит нам любовь!

Мы — хранители земли,

Мы — хранители грибов!

Наша сила, наша слава,

Наша вечная любовь!

Бегающие кругом по сцене складские одновременно вздернули руки в центр круга.

— Эти чудесные вирши тоже твой Чекава написал? — обратилась к Кристине Дана. — За душу берут, знаешь ли.

Кристина фыркнула. Они, все трое, стояли в промежутке между рядами. Марина ела овощной крекер, Дана пила сок.

Слева от входа на сцену стояли Регина и Эстерхази с Кренделем на руках. Они обсуждали что-то с председателем дядей Борей, который только недавно вернулся из областного центра. Видимо, летал туда отвозить кости.

Справа от сцены скучали два местных полицейских, одетые в форму — Олег Васильевич и Азамат.

Чуть подальше, полускрытый занавесом, подпирал стену Джафар, внимательно наблюдающий за залом. Даже в полумраке он выглядел бледным и усталым, однако домой почему-то не уходил.

— Так что там про ворота? — напомнила Дана.

— Ну так и вот, — продолжала Кристина, — они ведут не наружу отсюда, а куда-то в гору. Но где-то выходят. И это, по словам местных, незнакомые им земли.

— Может, за границу? — предположила Марина. — Поэтому их и закрыли во времена СССР. Чтобы люди не эмигрировали.

Раз девчонка шла по складу

И не знала, что ей надо…

— Главное, чтобы они не начали показывать спектакль, — пробормотала Дана. — А то это самолюбование… какое-то нездоровое…

— Да ну, — отмахнулась Марина. — Просто дураки. Ну, захотели всех повеселить зато.

— Знатно повеселили, — вздохнула Кристина. Она увидела Чекаву, который встал на стул и откровенно кого-то высматривал.

— Девчонки, прикройте, — попросила она и выставила перед собой Марину, которая, несмотря на скоропостижное расставание с несколькими килограммами, все еще оставалась достаточно крупной.

Тем временем инициативная группа действительно начала отыгрывать какую-то стихотворную постановку. По сюжету актер в белом и пушистом костюме нападал на картонный забор, пытаясь похитить большой бутафорский Threaderis segmani.

— Местный демон Элохим, — доносилось до девушек, — покровительствуем им…

— Белый, — догадалась Кристина, — это сторн.

Дана и Марина одновременно повернулись к сцене.

— Вдохновляющая атмосфера, не правда ли? — услышала Кристина у себя за спиной голос Джафара и вздрогнула от неожиданности.

Повернулась.

— Да, — согласилась она, сама удивившись своей радости. — Исключительный бред.

— Дело не в этом, — прошептал Джафар. — Степень очарованности публики не соответствует увлекательности сюжета. Не говоря уж о… художественной ценности.

Кристина всмотрелась. Действительно, внимание большей части публики было направлено исключительно на сцену. Хотя спектакль закончился, и актеры уже раскланивались. Никто не аплодировал. Зрители просто смотрели.

Кристина хотела возразить, что такие вещи, насколько ей известно, с первого раза так вот зримо не работают, но запуталась в мысленных формулировках и выдала только:

— Я не верю в это… как его… нейролингвистическое программирование.

Джафар внимательно посмотрел на нее.

— Это не оно.

— Тогда что?

— Не знаю. Но у здешних жителей иногда случаются необъяснимые реакции. Некоторые верят, что это место влияет.

Растолкав ближних людей, перед ними появился Чекава.

— Ну как? — спросил он радостно.

Кристина хотела ответить что мол, никак, но оглядевшись, увидела, что девицы отодвинулись, Джафар исчез, и она осталась один на один со своим кошмаром.

Видимо, кошмар твердо решил отвоевать ее у воображаемого возлюбленного.

Но не тут-то было.

— Наверно, — вздохнула Кристина, — Егерю бы понравилось… Жаль, что ему сюда нельзя.

— Ладно, я тебя развлеку, — сказал Дима. — Идем танцевать. Сейчас музыку включат.

Глава 8. Ключ и тетрадь

Обратно Кристина шла с четким убеждением, что ее мозг снова захвачен Димочкой. Тот очень, очень старался, и в конце концов она его пожалела и протанцевала с ним целых три медленных танца. Димочка танцевал, как автомат, а уж места своей правой ноге Кристина в этом танце так и не нашла.

Воспользовавшись тем, что Димочку кто-то отвлек (не всматривайся, не всматривайся кто, беги!), она выскочила за дверь клуба.

Теперь, спеша домой, она не могла избавиться от всего, что она хотела бы ему сказать. Прокручивая это в голове, она понимала, что исцелить от этой руминации ее сможет только еще один гадкий Димочкин поступок или просто более сильное впечатление, но сейчас… сейчас она была одна.

Правда, далеко впереди шли двое, и Кристине казалось, что эти двое ей знакомы.

Вот они остановились, и Кристина осторожно, радуясь, что ее не замечают, подкралась ближе по теневой стороне улицы.

Двое оказались Данкой и Джафаром.