Лавина на лавину
Несколько недель за обзорным стеклом непроглядная тьма. Человеческий глаз не способен воспринимать цветовое многообразие космоса, мы видим лишь россыпь искрящихся звезд. Но уже на второй или третий день ты перестаешь замечать их. Остается лишь тьма. Бесконечная, необозримая тьма, сквозь которую мы мчимся в неизвестность.
Хэлг хороший пилот. У него получается обходить эйнерские эскадры. Мы мелькаем на их радарах лишь бледной точкой, чтобы тут же исчезнуть. Но с приближением к солнечной системе появляются патрули менсо и от них мы уже не пытаемся скрыться. Нельзя прятаться от тех, к кому пришел с миром. Устаю считать — сколько раз ложимся в дрейф для досмотра, проверки корабля. Нас неизменно отпускают, разрешая продолжить путь. Двое безоружных акци, бегущих от нашествия эйнеров — мы не представляем угрозы.
На подступах к Земле столпотворение. Иногда приходится ждать по часу и больше, чтобы дали зеленый свет, чтобы продвинуться вперед хоть немного, а потом снова лечь в дрейф. Гражданские суда, несколькими потоками стягивающиеся к метрополии от внешних миров, создают помехи для боевых кораблей. Люди и компьютеры в диспетчерских сходят с ума, но Земля никому не препятствует, пропускает всех. Пока пропускает.
В кажущихся стройными боевых эскадрах чувствуется нервозность: они то и дело перестраиваются, меняют положение, отдельные корабли отделяются от своих группировок, чтобы присоединиться к другим или вернуться к своей, но уже с другой стороны. Менсо готовятся защищать главный рубеж, принять последний бой.
Маленьким кораблям еще разрешают садиться на поверхность планеты, и мы, выстояв многочасовую очередь, сваливаемся с орбиты, чтобы начать снижение по узкому воздушному коридору, от которого не имеем права отклоняться. К счастью, нам дано разрешение сесть именно в том порту, который я разыскала в общедоступных лоциях: северный регион большой страны, границы которой в этом веке весьма условны.
Несколько минут на спуск… Растущие перегрузки… И вот — эталонная сила притяжения, которую менсо называют «один жэ». Наш корабль замирает, качнувшись на коротких лапах амортизаторов.
Там, в пространстве, оккупированном эйнерами, я боялась оставить хоть какой-то след от информации, хранившейся у меня в голове, рассказанной однажды Андреем. Только сейчас достаю блокнот, вырываю страницу, чтобы записать название улицы, номер дома.
— Это хорошо, что на границе системы не пришлось торчать еще день или два, — ворчит Хэлг, отстегиваясь от противоперегрузочного кресла, — А то пилотские сухпайки менсо мне уже поперек горла!
— Скажи спасибо, что хоть они были на корабле, — я складываю клочок бумаги вчетверо, убираю его в карман. Смысла в этом немного — адрес выучила наизусть — но теперь какая-то часть моего сознания расслабляется, освобождается от необходимости оберегать важные сведения. Важные ли? Может, только для меня.
Распахнув люк, мы спрыгиваем на плиты взлетно-посадочной площадки. Высоко над головой светит солнце, небо безоблачное и теплый ветерок шевелит мои волосы, которые снова начали отрастать.
— Туда, — показывает рукой Хэлг.
— Вижу. Идем!
Называть это поселение городом было бы слишком громко. Оно даже меньше тех городов, к которым я привыкла на Расцветающей, не говоря уже про Саленос. Но это лишь окраина земных агломераций, до которой разрастающийся космопорт добрался за годы своего существования. Какая-нибудь сотня километров в любом из направлений и ты неизбежно наткнешься на густонаселенные кварталы одного из мегаполисов.
Прохожих немного и ведут они себя так расслабленно, словно война не стоит на пороге их дома, будто не могут завтра или послезавтра оказаться на этих улицах металлические чужаки, пытающиеся каждому вживить энергоблок. «Они не знают. Не знают и не понимают!» Хочется остановить первого встречного, крикнуть ему в лицо, что ужас приближается к солнечной системе! Но я лишь достаю бумажку, показываю пожилой женщине и спокойно спрашиваю:
— Простите, как нам сюда пройти?
Она начинает объяснять, жестикулируя морщинистой рукой.
— …Потом перейдете через железную дорогу, а там уж увидите.
— Спасибо.
Солнце припекает. Хэлг закатывает рукава рубашки, вытирает капельки пота на лбу. Мы идем через заросший травой пустырь, по другую сторону которого виднеются несколько одноэтажных домов. Стрекочут невидимые насекомые, птицы прячутся от жары в кронах деревьев, громко чирикая.
Я останавливаюсь, еще раз сверяясь с бумажкой.
— Это здесь.
Пилот не спрашивает меня — что мы ищем, или кого. В нашем странном дуэте он свыкся с ролью человека полезного, но не обремененного жизненно важной информацией. Если Вероника решила спасать мир, пусть она этим и занимается. Он будет на подхвате.
Толкаю скрипучую калитку и мы входим на просторный двор. Вдоль забора — ягодные кусты. Останавливаюсь на мгновение, разглядывая красные и черные ягоды, потом поднимаюсь на крыльцо, стучу в дверь. Открывают почти сразу: на пороге седовласый мужчина.
— Здравствуйте. Меня зовут Вероника, я…
— Знаю. Заходи. И ты тоже, — он спешит посторониться, пропуская нас в дом.
В небольшой комнате хозяин отодвигает от стола два стула. Сам, не говоря ни слова, включает электрический чайник, достает какие-то вазочки со сладостями.
— Вероника, значит… А я Станислав Павлович.
— Мы, наверное, ненадолго, — замечаю я, прежде, чем объяснить цель визита.
— Наверное, — соглашается седовласый, — Хотя это и неважно. Все равно…
Он смотрит в окно, отодвигая занавеску.
— Все равно за домом присматривают. Давно уже. Когда будете выходить, вас встретят.
Наливает чай в чашки, ставит их на стол, присаживаясь рядом.
— Присматривают? — я встревоженно вытягиваю шею, стараясь разглядеть кого-нибудь через окно. Но улица пуста и подозрения мужчины кажутся мне напрасными.
— Андрюха прислал? Вы пейте чай, не стесняйтесь, — он подвигает нам чашки.
— Да. Андрей. То есть… Не совсем прислал. Он сказал мне, что если расстанемся и потеряем друг друга, то у вас можно будет узнать… Что он отправит вам сообщение, если сможет. Хотя вряд ли он смог, на Расцветающей же нет связи, — я опускаю голову, — Не знаю, может он думал таким образом заманить меня на Землю, надеялся, что здесь безопаснее.
Хэлг уже со швырканьем втягивает в себя чай, берет что-то из вазочки, не обращая внимания на наш разговор. В полете я помогала ему с языком менсо и кое-что он понимает без перевода, но сейчас пилоту нет дела до «пустой болтовни».
Станислав Павлович поворачивается к видавшему виды комоду, нажимает на что-то, и часть стены превращается в монитор, а на столе появляется светящаяся клавиатура. Пальцы его проворно пробегают по виртуальным клавишам.
— Садись-ка, — обращается он ко мне, — Почитай. Два дня назад пришло.
Я вскакиваю со стула, чуть не уронив его. Подхожу к монитору, вглядываясь в строки сообщения:
«Привет, Вера-Ника! Если читаешь, значит на Земле. Умничка! А я не знаю, на какой планете нахожусь, зато работает трансгалактическая сеть. Это точно не Саленос, туда нас не повезли. Видимо, что-то случилось. Но мир — один из ключевых для флота эйнеров, здесь очень много их кораблей. Думаю, от меня еще будет толк, если получится передавать информацию из их тыла. Пусть даже нерегулярно — боюсь, что отследят. Палыч даст тебе номер, на который установит переадресацию моих сообщений. Верю, что еще увидимся! Андрей».
Я прикасаюсь ладонью к экрану. «Жив. Андрей жив! Он где-то там, среди проклятых звезд!» Чувствую, как уверенность, которая, казалось, уже надорвалась внутри меня, снова натягивается упругой струной, звенит и вибрирует, заставляя быть смелой, решительной.
— Кто еще знает? — оборачиваюсь я к Станиславу Павловичу.
— Ты, я. Насчет него не уверен, — он кивает на Хэлга, — Понимает по-нашему?
— А вы разве не на разведку работаете?
— Работал. Но мои годы давно прошли. Да и нет там нынче толковых ребят, ошибку за ошибкой совершают. Нельзя им доверять. Надеяться можно на таких, как ты, да Андрюха. Инициативных, непредсказуемых одиночек, которые в нужный момент поведут за собой остальных.
— Ваш компьютер не вскроют?
Седовласый усмехается, прищурившись.
— Не на того напали. Вскрывалка не отросла еще!
Коротко кивнув, я делаю знак пилоту, чтобы собирался. Уже на крыльце хозяин дома кладет мне руку на плечо.
— Ты хоть и не человек, Вероника, но я тебе так скажу: у нас на своих надежды не осталось. А если то, что я о тебе знаю, правда… Тогда все еще можно изменить. Делай, как сердце подсказывает, погонникам не верь, надейся только на себя и на того, который все мои печеньки сожрал. Он, вроде, парень не промах, когда дело до драки дойдет. И в глазах верность. Прощай!
Старик не параноик. Мы успеваем дойти лишь до середины заросшего пустыря, когда замечаем двух человек, идущих навстречу.
— Следуйте за нами!
Еще троих или четверых я вижу чуть поодаль, за деревьями. Оглядываюсь. Палыч еще смотрит, приоткрыв калитку. Коротко кивает мне. Думаю, это значит «я предупреждал».
* * *
В здании разведки, куда нас отвезли, приходится ждать не меньше часа. В просторном фойе, где мы с Хэлгом сидим на диване, нет никого и почти ничего: журнальный столик с рекламными проспектами о тропических мирах, беззвучно вещающий экран сетевизора, да сходящий с ума вентилятор, с бешеной скоростью вращающий под потолком лопастями.
— Нас арестовали?
— Я знаю не больше тебя, Хэлг. Хотя, за что нас арестовывать?
— Ну-у… — он поднимает голову к потолку, почесывает подбородок, — Могу придумать с полсотни причин.
— Они просто хотят меня использовать.
Вдруг ловлю себя на том, что сижу прямо, не решаясь опереться на спинку дивана. «Чертов горб! Он никак не отпускает меня! Как будто все еще за плечами…»
Встаю, подхожу к окну. Там, за стеклом, один из северных городов Земли, построенный на берегу холодного моря. Он продолжает жить своей жизнью, почти как маленький город Станислава Павловича, только шумнее, многолюднее. Суета его улиц контрастирует с тишиной в разведуправлении. Можно подумать, что нас оставили в здании одних.
— Заходите!
Дверь открывается, офицер приглашает в большой кабинет. Внутри длинный стол, по обе стороны от него две дюжины стульев. На некоторых сидят люди — кто в форме, а кто и в гражданском.
— Присаживайтесь.
Нам приготовили два места рядом со служакой, сидящим во главе стола. Лицо его напоминает высеченный из камня памятник, взгляд настолько тяжелый, что может раздавить не хуже танка.
— Вероника… Как вас по отчеству?
— У акци это не принято, нет отчеств, да и фамилий тоже, — шепчет ему на ухо помощник, но так, что я все слышу.
— Вероника, я вынужден перейти сразу к делу, потому что времени у нас не то, чтобы мало, его нет вообще!
— А я думала, что времени у вас полно, если уж нам с Хэлгом пришлось ждать целый час.
Игнорируя мой выпад, «памятник» продолжает:
— Завтра эскадра уходит к Проциону. Это одна из последних возможностей остановить продвижение противника к солнечной системе. Мы знаем, что на одном из захваченных миров вам удалось расстроить или, если хотите, нейтрализовать все общественное устройство эйнеров.
— Удалось или нет — я точно не знаю.
— Мы знаем. Наша агентура на Саленосе сообщает, что там до сих пор не восстановлена власть эйнеров и неизвестно — будет ли восстановлена вообще. По крайней мере, без дополнительной помощи.
Недовольный тем, что ему пришлось давать пояснения, он поправляет узел на галстуке, перекладывает разложенные на столе бумаги.
— Эйнерский флот, направляющийся к нам, несомненно тоже представляет собой ячейку их социума, с такими же ключевыми фигурами, как и те, на которых вы воздействовали на Саленосе.
— Ни на кого я не воздействовала. Просто нашла альфа-бионика, а Хэлг пристрелил его.
— Черт побери, сейчас это неважно! Просто найдите его еще раз. Один удачный залп и вражеский флот будет остановлен! Неужели это так сложно понять? Мы уже проработали все возможные сценарии и гарантируем, что сможем уничтожить любой из их кораблей! По крайней мере один корабль, самый важный. Остальное не имеет значения и с потерями мы считаться не собираемся! Нужно лишь указать пальцем, куда стрелять.
Оглядываюсь на остальных, с нетерпением ждущих от меня ответа. Снова поворачиваюсь к «памятнику».
— Я человек не военный, но… Вам не кажется, что план до смешного прост?
— Девочка, это именно так и работает!
Мне жаль тысяч людей, которые погибнут напрасно. Я знаю, что напрасно. Но этих, разрабатывающих сценарии в кабинете, не переубедить.
— Перед смертью альфа-бионик сказал, что они будут готовы к появлению таких, как я. Вы ничем их не удивите. Но выбора мне не оставляете, верно?
* * *
Сервер с усилителем сигнала, похожим на тот, что подключал ко мне саленосский киберпсихолог, установлен на флагмане эскадры. Хотя флагман — это громко сказано. Эсминец «Доннерн» ничем не выделяется среди множества вспомогательных судов и лишь по какому-то внутреннему, засекреченному ранжированию флота, он числится кораблем номер один.
Мы выходим в боевом построении к Проциону — самой яркой точке в созвездии Малого Пса. Внушительная вереница из нескольких линкоров, тяжелых крейсеров, эскортирующих основную группу на отдалении, и мерцающее облако из кораблей поменьше. Какое это по счету сражение с эйнерами? И многие ли битвы были выиграны людьми? Я не знаю статистики, но что-то подсказывает мне, что если эйнеры уже здесь, на подступах к древнему Солнцу и Земле, то побед было немного.
— Приготовьтесь, — обращается ко мне капитан корабля, — Мы уже видим их на радарах.
Все время забываю, как его зовут, приходится разглядывать значок на кителе.
— Хорошо, капитан Сэки.
Сажусь в кресло, откинув голову. Чувствую, как Хэлг берет меня за руку, но тут же отпускает — его просят отойти в сторону, не мешать. На мостике разноголосица отдаваемых команд, трели боевых систем, возвещающих о готовности к бою. Я сижу с закрытыми глазами, жду своего часа. Слышу голос Сэки, который командует: «Перестраиваемся в центр колонны!»
Не проходит и пяти минут, как на дальних подступах друг к другу эскадры обмениваются первыми ударами, завязываются крейсерские дуэли. Мы на огромной скорости движемся навстречу врагу, лавина на лавину, и вот-вот схлестнемся, закружившись в смертельном водовороте.
Корабль вздрагивает — где-то рядом нашел свою цель энергетический импульс. На мгновение открываю глаза и вижу, как эйнерский флот накатывается на нас роем разъяренных пчел. Вот и пришло мое время! Но под сомкнутыми веками темнота.
— Вы включили сервер?
— Да.
Я лихорадочно пытаюсь нащупать в космосе хоть какие-то линии связи, почувствовать их, увидеть. Но тщетно. Флот эйнеров будто закрыт от меня неизвестным щитом, совершенно непроницаемым.
— Что? — слышу голос капитана и понимаю, что он обращается ко мне.
— Пока ничего.
— Поторопитесь, Вероника.
— Я стараюсь, стараюсь!
Честно, я стараюсь! Изо всех сил. Желаю, чтобы план генерала, похожего на памятник, сработал, чтобы им все удалось и люди, брошенные в омут ради одного — защитить эсминец «Доннерн», который должен указать им цель, не погибли. Но уже понимаю, что мои усилия бесполезны.
Вокруг разгорается бой. Эскадры уже вонзились друг в друга, смешались. Капитаны множества кораблей надеются только на себя, они чувствуют, что чуда не случится. Командующие отдельными соединениями еще пытаются организовать перегруппировку, вычленить из хаоса боя своих и чужих. И почти каждую минуту космос озаряется вспышкой взорванного корабля — нашего, эйнерского…
Пытаюсь вспомнить то ощущение, с которым находила вражескую информационную сеть. Нет. Ничего! Может и есть какие-то проблески в сознании, но они отрывисты, редки, не дают мне общей картины.
— Я не вижу. Не вижу…
— Попробуйте еще раз! Эйнеры теснят нас, правый фланг смят!
Вскакиваю с кресла, подхожу к бронированному стеклу. За ним энергетическая защита, в которой ежесекундно сгорают обломки кораблей. Прикладываю обе ладони к холодной поверхности. И тут, накладываясь на видимую глазами картину, вдруг проявляется сеть. Но это не та стройная, четко структурированная схема с отдельными узлами склепов и центром альфа-бионика, которую я видела на Саленосе. Эта сеть похожа на блуждающие вспышки электрических разрядов. Она постоянно меняется и невозможно понять — где ее середина, где узлы связи.
— Все! Они изменили ее! Теперь я ничего не смогу сделать. Простите…
Медленно отхожу от стекла, опуская руки. Слышу, что по громкой связи адмирал, который находится на одном из линкоров, вызывает капитана корабля. Сэки не торопится отвечать. Он смотрит на меня и на правой половине его лица отражаются вспышки энергетических разрядов, в которых гибнут корабли, гибнет флот.
— Другого плана у вас нет, — говорю я утвердительно.
Кажется, Сэки хочет что-то спросить, может быть потребовать, призвать меня к продолжению работы, но понимает, что я говорю правду и лишь кивает головой.
— Отведите Веронику и господина Хэлга к спасательным челнокам, — обращается он к одному из офицеров.
Когда мы уже покидаем мостик, он прикладывает руку к козырьку фуражки.
— Спасибо за то, что пытались. Удачи!
Никто не гонит нас с корабля, офицер просто оставляет меня и Хэлга в спасательном терминале. Дальше мы сами должны решить, что нам делать. Сражение еще продолжается, и, хотя его исход мне понятен, он не предрешен окончательно. Смотрю на Хэлга, молча спрашивая его о том, как поступить: покинуть корабль, оказавшись в маленьком челноке среди круговерти смертельного огня, или остаться?
— Я пыталась нащупать их сеть. Если эйнеры были готовы к этому, они могут знать, на каком я сейчас корабле.
Из охотника мы превратились в добычу. Хэлг открывает люк челнока, пропуская меня вперед.
Посмотрим, сколько нас!
— Следи за мониторами!
— Какими?
— За этими двумя!
Рубка в челноке тесная, мы едва не касаемся друг друга локтями. Было бы удобнее сидеть в пассажирском отсеке, в креслах, что располагаются вдоль стен, но у нас нет экипажа, который бы смог провести корабль через горнило сражения и доставить в безопасное место. Приходится хватать вертлявую судьбу за загривок и самим выкручиваться из очередной передряги.
— Что я должна увидеть?
Но уже и сама понимаю — что. Вслед за челноком из общей свалки вываливаются три… нет, уже четыре эйнерских корабля, преследуют нас.
— Хэлг… Они все еще видят меня. Знают, что я здесь.
Отстегиваю ремень безопасности, пробираюсь между кресел в пассажирский отсек.
— Куда ты?!
Но он возвращается к управлению кораблем — Хэлгу не до меня.
Логика менсо типична для людей, не отличающихся от нас. Если это спасательный челнок, то в нем должны быть запасы еды и медикаментов. Ага, вот и аптечка! Корабль вздрагивает — где-то рядом снова произошел взрыв. Чтобы не упасть, сажусь на пол. Открываю пластиковую коробку и начинаю выкидывать все, что не нужно, что мне непонятно.
— Черт!
Может, среди этих таблеток и капсул и есть что-то, способное вырубить меня на час, или хотя бы на полчаса, но менсианские названия ставят в тупик. Большинство из них я не разобрала.
Бросаю взгляд на распахнутую дверцу металлического шкафа, откуда достала аптечку. Внутри есть еще одна створка, поменьше, с пломбой на ручке. Поднимаюсь на ноги, тяну на себя проволоку, пока она не слетает вместе с металлической пуговкой пломбировки. Оружейный арсенал! Пять единиц: три автомата и два парализатора с регулируемой мощностью. Из последних в упор стрелять нельзя, можно насовсем отключиться. Я снова протискиваюсь в рубку.
— Ты должен вырубить меня.
— Что? — он даже не оборачивается, пилот сосредоточен на управлении челноком.
— Как только мой мозг перестанет работать, они нас потеряют. Будет шанс увести корабль. Иначе… Эйнеры не отстанут.
Только сейчас он позволяет себе обернуться, лишь на секунду, но успевает заметить парализатор у меня в руках. Еще мгновение на обдумывание ситуации и Хэлг выхватывает из моих рук оружие. «Когда нужно, он быстро соображает!»
— Отойди. Туда, в пассажирский отсек. Только чтобы я тебя видел! Вот так…
У него нет времени сказать что-то вроде «извини, я бы никогда, если бы не критическая ситуация, надеюсь, тебе не будет больно, дорогая…» Хэлг стреляет сразу. Боюсь, он даже не проверил — поставила ли я мощность на минимум.
Было больно. Но, к счастью, недолго, потому что тускло освещенное нутро корабля растворилось в небытии, вместе с эйнерскими и менсианскими флотилиями, обломками, взрывами и пляшущим в иллюминаторе Проционом…
Меня возвращает к действительности оглушительная тишина. Ни звуков надрывно работающих двигателей, ни вибраций на корпусе от близких разрывов. Хэлг пару раз шлепнул меня по щеке и замахивается для третьего, но я успеваю отодвинуть его руку.
— Хватит, я в порядке. Понравилось делать мне больно? — криво усмехаюсь, пытаясь подняться с пола, но пассажирский отсек предательски качается из стороны в сторону — приступ головокружения вызывает тошноту и желание больше не шевелиться, лежать с закрытыми глазами.
— Не торопись, — Хэлг помогает мне снова лечь на пол, подкладывает под голову что-то мягкое, — Ты еще о кресло приложилась, когда падала.
— Мы оторвались? Как? Как ты сумел? Те, что гнались следом…
— Их уничтожил «Доннерн». Он сопровождал нас, пока не вышли из боя. Правда, сам… В общем… Я видел вспышку.
Мысленно благодарю капитана Сэки. Его жизнь, жизни экипажа «Доннерна» остаются еще одной зарубкой в моей душе, неоплаченным долгом, который я когда-нибудь верну эйнерам.
— Где мы? Легли в дрейф?
— Нет. Я воспользовался лоцией менсо: вокруг много станций, в поясе астероидов старательские разработки. Нашел кое-что…
— Отлично. Значит, можно передохнуть?
— Посмотрим. Сейчас мы внутри большой картофелины и надо оглядеться — что за место, есть ли тут кто. Когда швартовался, навигационные огни на астероиде были погашены, электронные бакены отключены. Но системы жизнеобеспечения, кажется, работают. Думаю, персонал эвакуировали перед сражением.
— Главное посмотреть — не будут ли рядом кружиться эйнеры, искать нас.
— Тоже верно.
* * *
Мы уже второй час идем по магистральному коридору станции, созданной внутри астероида. Похоже, картофелина раздается в стороны на несколько километров и обыскивать ее можно долго.
— Надо найти жилые отсеки. Там, где столовая, продовольственные склады.
— Ты только о жратве и думаешь, Хэлг.
— Я думаю о нашем с тобой выживании, женщина.
— И о жратве.
— И о жратве, — соглашается он наконец.
— Тогда нужно свернуть.
— Куда?
— Ну, не знаю… Мы прошли уже с десяток ответвлений. Стоило бы попробовать хоть одно.
— Давай вот это.
— Почему нет? — я пожимаю плечами и мы сворачиваем в узкий коридор, предназначенный явно для людей, а не транспортных платформ.
Светильники аварийного освещения горят не слишком ярко, не дотягиваясь до темных углов и ниш. Хочется повернуть назад, спрятаться в маленьком корабле, на котором мы прилетели. Не придают уверенности даже прихваченные с собой автомат и парализатор. Но мы упрямо продолжаем идти вперед, прислушиваясь к таинственным звукам брошенной станции.
— Стоять!
Нас ослепляют лучи нескольких фонариков. Неизвестные застали врасплох и я даже не пытаюсь поднять оружие, лишь прикрываюсь свободной рукой от яркого света.
— Кто такие?
— Мы были на одном из кораблей эскадры, которая встречала эйнеров у Проциона.
— Что ты несешь? Вы же акци! Думаешь, я не узнал по акценту? Что вы могли делать на нашей эскадре?
— Это долго объяснять. Послушайте, мы никому не хотим причинить вреда, — медленно опускаю парализатор на пол, подталкиваю его в сторону обитателей станции, — Видите?
Толкаю Хэлга, чтобы он тоже избавился от автомата.
— Мы лишь хотим немного переждать, пока все не уляжется.
— Проклятые акци! Все из-за вас! Это вы начали войну! Радуетесь, наверное, что ваши дружки эйнеры почти добрались до Земли!
Я вдруг чувствую, как злость начинает бурлить во мне, подступает к самому горлу. Снимаю куртку, расстегиваю рубашку, нечаянно отрывая одну из пуговиц. Поворачиваюсь спиной к неизвестным, демонстрируя шрамы от энергоблока.
— Этому я должна радоваться?! По-вашему, это мне дружки сделали?!
Ропот слышен там, среди фонариков. Некоторые гаснут, остальные опускаются ниже, чтобы не светить нам в лицо.
— Ладно, оденься. Мы тоже никому не желаем зла.
Хэлг подбирает куртку, протягивает ее мне, ожидая, пока я застегну рубашку.
На станции полсотни человек — техники, шахтеры… Они не успели эвакуироваться, поэтому погасили навигационные огни и теперь надеются, что их глыба, затерянная среди множества таких же, не привлечет внимание эйнеров.
— Все-таки, как вы, акци, оказались на корабле нашей эскадры?
Крепкий мужчина, один из тех, что были в коридоре, сидит с нами за столом, смотрит, как мы расправляемся с вермишелью и котлетами явно искусственного происхождения.
— Все равно не поверишь.
— Уж я постараюсь, — он пристально смотрит на меня, ожидая, когда отодвину пустую тарелку.
— Меня хотели использовать для поиска… э-э… Не знаю, как объяснить. Вообще-то сами эйнеры называют его альфа-бионик. Если бы удалось уничтожить корабль, на котором он находился, это расстроило бы управление всем флотом.
— Красивая сказка.
— Я же говорю — не поверишь. Упрямые менсо…
— Сама-то на моем месте поверила бы? Ладно, не кипятись. Мы сейчас все в одной лодке и, похоже, застряли здесь надолго.
— Думаешь, сражение проиграно?
Он встает из-за стола.
— Нет, не думаю. Знаю. Мы слушаем переговоры. Часть эскадры успела отойти к Земле, остальных рассеяли у Проциона и методично добивают.
— У вас есть связь?
— Есть. Это не проблема. Еще до эвакуации было выброшено в космос несколько ретрансляторов. Если найдут и уничтожат один, автоматически активируется другой. А искать их можно месяцами, если не годами. Так что голос нам эйнеры не заткнут. Вот только какой от этого прок?
Он уходит, а я еще несколько минут ковыряю вилкой трещину в пластиковой поверхности стола.
— Не скажи… Прок есть, и еще какой.
Мы не можем сразу стать своими среди этих людей. И даже через месяц, через полгода — все равно будем для них «проклятыми акци, которые начали войну». Косые взгляды, шепот за спиной… Может, было бы лучше покинуть станцию, попытаться улететь куда-то еще, но и этого мы сделать не можем: система Проциона кишит эйнерскими кораблями. Изменится ли это в ближайшее время? Мы не знаем.
Проходит неделя, прежде чем мне дозволяют подойти к терминалу связи, проверить входящие на номер, который дал Станислав Павлович. Пусто. Ни одного сообщения. Остается надеяться, что с Андреем все в порядке и он еще даст о себе знать.
Хэлг, несмотря на свое скверное произношение и знание языка, с шахтерами сходится быстрее, чем я. Что-то есть между ними общее — простота, прямолинейность. Меня местные сторонятся. Только Михаил, тот крепкий мужик, который чуть не убил нас в первый же день, зато потом накормил на камбузе, проявляет ко мне искренний интерес. Нет, не как мужчина к женщине, это я бы почувствовала, но как к источнику информации, ранее ему недоступной.
Время от времени мы уходим с ним подальше от жилых отсеков, чтобы спокойно поговорить. Хотя больше говорю я, в то время как он подолгу молчит, слушая мои рассказы о Расцветающей и Саленосе, сопротивлении и эйнерах…
— Знаешь, о чем я часто думаю?
— О чем? — поворачивается ко мне, отвлекшись от покрытого пылью плаката «Шахтер, следи за гравитацией!»
— Когда подлетали к Земле, я видела бесконечные потоки гражданских судов. Не знаю, сколько их было — десятки, сотни тысяч? И они продолжали и продолжали прибывать.
— Беженцы, — деловито резюмировал Михаил.
— Да. Но дело не в этом. Их было во много раз больше, чем военных кораблей.
— И что? Они же гражданские.
— Представляешь, если на каждый поставить хотя бы один излучатель? Ведь это не так сложно, правда?
Он улыбается, а я, нахмурившись, отворачиваюсь.
— Думаешь, дура девчонка? Мои мысли похожи на детские фантазии?
— Нет. Просто все корабли и так вооружены.
Я снова поворачиваюсь к Михаилу, смотрю на него широко раскрытыми глазами.
— Как это?
— Не в традициях землян появляться на опасных территориях без пушки.
Он наблюдает за тем, как я, остановившись, перемалываю в своем сознании эту мысль, переворачиваю ее, ощупываю с разных сторон, прикидываю — как это можно использовать и можно ли вообще.
— У вас есть связь, которую практически невозможно отключить. Есть множество вооруженных кораблей. И вы сдаетесь?!
Он перестает улыбаться.
— Мы не сдаемся, Вероника. Мы сражаемся. Ты же сама видела.
— Это все равно, что сдаться! Вы проигрываете один бой за другим и не делаете никаких выводов!
— А какие выводы мы должны сделать, черт побери?! Как еще можно сражаться с этими тварями? Они просто умнее нас, это надо признать и не строить напрасных иллюзий! Даже организованные боевые соединения не могут с ними справиться, а ты говоришь о каких-то разрозненных гражданских, которые привыкли жить по принципу «каждый сам за себя!»
Он прав. И все-таки… Все-таки я чувствую, что почти нащупала тот единственный выход, который поможет людям переломить ход войны! Я должна подарить менсо веру в победу, которую они утратили. Только тогда…
Из глубины станционных переходов доносится шум.
— Что это? — я настороженно оглядываюсь, стараясь определить направление, откуда исходил звук.
Миша берет меня за руку, ведет обратно, к жилым отсекам.
— Пойдем.
— Там кто-то есть?
Кажется, он не хочет отвечать, но потом признается:
— Да. Кажется, там пеллициус.
— Кто?
— Пеллициус с Грахари. Он тоже укрывается от вторжения эйнеров. Мы не хотели пускать чужого, но он пришвартовался и успел уйти вглубь станции. Никто, конечно, не захотел идти искать его и выпроваживать.
— Он опасен?
— Кажется нет. Но… Черт его знает!
* * *
Еще через неделю мы перехватываем сообщение о том, что эйнеры собирают у Проциона штурмовой отряд. Вряд ли эта эскадра будет единственной, подготовленной для штурма Земли, но нас беспокоит именно она. Ведь ради безопасности своих подразделений эйнеры могут устроить зачистку системы, проверить все брошенные станции и колонии.
Кто-то уже готов сесть на пришвартованные к астероиду корабли и убираться куда глаза глядят, другие, считая эйнеров неминуемым роком, покорно ждут своей участи. Но только не мы с Хэлгом. Только не я.
— Нам нужно в рубку связи.
Миша смотрит на двоих акци с сомнением.
— Вер, сейчас не лучший момент. Ты же знаешь, не все вам доверяют, а уж когда враг на пороге…
— Да он уже сколько лет у вас на пороге! Если сами не можете ничего сделать, дайте хоть нам попробовать!
Вижу, как играют желваки на его скулах.
— Зачем тебе в рубку? Что ты хочешь передать и кому?
Несколько секунд я молчу.
— Ты поможешь нам или нет?
Михаил круто разворачивается, направляясь к бронированной двери в конце коридора.
Передо мной лежит листок бумаги, на котором записаны координаты. Я стараюсь не ошибиться, повторяя их в открытом сообщении, которое набираю на клавиатуре. Дальняя связь в наше время — это не треск радиоэфира. Цифровой сигнал позволяет без искажений передать все, что угодно, но я выбрала самый простой способ. У сектора Проциона есть своя социальная сеть, которая, несмотря на то, что многие покинули систему, исправно работает. Нужно лишь оставить сообщение там, где его увидят все!
«…Это координаты штурмовой группы эйнеров. Скоро она отправится к Земле и тогда уже будет поздно. Но пока еще остается время, остается возможность. У меня и моего друга небольшой корабль с энергетическим излучателем на борту. Завтра, в 12.00 по-местному, я буду там. Позывной „Вероника“. Надеюсь, что вы тоже появитесь. Хватит прятаться, хватит бояться! Посмотрим, сколько нас!»
В потоках плазмы
Если вчера я еще ловила на себе недоверчивые взгляды, то сегодня многие смотрят на меня с откровенной ненавистью. Не знаю — винят ли они меня за то, что я толкаю людей на авантюру, или понимают, что я права, что нельзя сидеть сложа руки, нужно бороться за свое будущее, но боятся это делать и оттого ненавидят меня еще сильнее. Не знаю… Да и какая разница? На станции около десятка кораблей — больших и малых, и я вижу, что пусть немногие, но некоторые менсо с утра уходят к причалам. Мрачные, не выказывающие ни радости, ни злобы. Они чувствуют себя обреченными, но не желают отсиживаться на астероиде, хотят бросить вызов врагу и попытаться сделать хоть что-то.
Миша останавливает меня c Хэлгом, когда и мы уже отправляемся к кораблю.
— Постойте. Я знаю людей, которые с радостью возьмут ваш челнок.
— Спасибо за заботу, но ты не отговоришь нас.
— Да я и не пытаюсь. Я хотел пригласить вас на другой корабль!
— Другой?
Оглядываюсь на своего пилота, но тот уже торопится вслед за Михаилом. Видимо, ему не слишком нравится спасательный челнок и он с готовностью променяет его на что-то другое. Я вздыхаю, иду вслед за ними.
Огромный ангар, занимающий львиную долю внутреннего пространства картофелины, поражает размерами. Но здесь пришвартованы лишь два одинаковых корабля. Неуклюжие, созданные в лучших традициях промышленного дизайна — в конструкции только самое необходимое, ничего лишнего, никаких украшательств.
— Хочешь предложить нам лететь на этом? Что это вообще?
— Резаки.
Я обхожу одну из машин, осматривая ее уже другим взглядом. А ведь Мишка прав! У нас нет боевых фрегатов, эсминцев, не говоря уже о крейсерах и линкорах. Но этот корабль… Он ведь может…
— Что он может?
— Они режут астероиды.
У меня вдруг перехватывает дыхание. Я смотрю на эту махину, прикасаюсь к ее холодному, шершавому борту, и вижу наш шанс.
— Как думаешь, эйнеры разбираются в такой технике?
— Вряд ли, — качает головой Михаил, — До сих пор они имели дело только с военными. Гражданские не пытались на них нападать.
— Значит, при известной доле везения, мы может серьезно повредить боевой корабль?
— Повредить? — усмехается он, — Эта штука за несколько секунд распилит флагман! Не спасет даже энергетический щит.
Я смотрю на Мишу с плохо скрываемым недоверием.
— И почему же на флоте их не используют?
— Военные предпочитают дальнобойное и высокоточное оружие — ракеты, импульсаторы. А резак расчленяет астероиды с небольшого расстояния.
Бросаю взгляд на прямые стекла рубки, бликующие где-то наверху, на высоте пятиэтажного дома.
— Что ж, значит, придется подойти поближе.
Мы покидаем станцию за час до намеченного срока. Хэлг и еще один пилот за пультом управления, Мишка стоит у меня за спиной, а я просматриваю на большом мониторе сообщения в сети. Менсо знают толк в компьютерных программах, отследить наши переговоры, расшифровать их — практически невозможно. А что еще нужно активному меньшинству? Связь и оружие, больше ничего. Уверена, люди могут самоорганизоваться, без правительства, без спецслужб. Был бы хороший повод.
Я не считаю нужным придумывать план действий: если нас окажется слишком мало, то мы ничего не сможем сделать, какую бы хитроумную стратегию не изобрели. Да и опыт всех предыдущих сражений говорит о том, что не нужно пытаться перехитрить эйнеров. Именно это я и сообщаю остальным, тем, кто разъяренным осиным роем идет вслед за нами, покидая пояс астероидов: «Думайте своей головой и не оглядывайтесь на остальных. Враг будет ждать, пока мы не раскроем наш план. Поэтому ничего не придумывайте, просто уничтожайте! Сколько сможете, любыми средствами».
Рассыпаемся в разные стороны. На это не было команды, у нас нет адмирала, но люди стараются обезопасить каждый сам себя и в этом они сходятся — лучше не держаться тесной группой, по которой удобно стрелять.
Нас все-таки мало. Слишком мало! Я не знаю, появится ли кто-то еще из других концов системы Проциона, но, если нет, тогда это нападение станет настолько же смелым, насколько и безумным.
— Держи, — Миша подходит ближе, протягивает мне фляжку.
— Что это?
— Настоящая шахтерская водка. Неужели ты думаешь, что я стану тебе предлагать какую-то гадость? Только не спрашивай, из чего мы ее делаем.
Решившись, я делаю глоток. Горло обжигает и на несколько мгновений я теряю способность дышать. Глаза слезятся, хочется запить это жуткое пойло литром воды.
— Ну и… гадость!
Мишка тоже делает большой глоток гадости, завинчивает крышку.
— Рулевым предлагать не стану.
Мы не торопимся идти прямым курсом к эйнерской эскадре. Остается еще время, нужно дождаться остальных. Если они появятся, конечно…
Рой закладывает вираж, будто собираясь покинуть систему. Было бы наивно полагать, что враг не заметил нас, не контролирует наши перемещения. Они видят! Но ничего не предпринимают. Слишком мелкие цели и нас мало. Все еще мало! Неужели никто не поддержит? Не появится прямо сейчас, покинув свои станции и обитаемые миры?
Я с надеждой всматриваюсь в показания радаров, но пока тщетно. Что ж, пора. Время подходит к двенадцати и мы начинаем разворот в сторону эскадры. Хэлг переговаривается со вторым пилотом — несмотря на то, что он все еще неважно знает менсианский, они отлично понимаю друг друга. Видимо, это профессиональное.
— Будем пробиваться к тому кораблю, — Хэлг показывает пальцем на монитор, — Вряд ли флагман, но тоже крупная птичка. А главное расположился в хвосте колонны, до него добраться будет проще, чем до остальных.
Водка сделала свое дело и мне уже не страшно, все происходящее не кажется чем-то смертельно опасным. В крови бурлит адреналин, глаза сами выискивают цель и хочется скомандовать — залп! Но кто я такая, чтобы командовать? Я лишь отправила сообщение, на которое кто-то откликнулся, а кто-то нет. И эти двое — менсо и акци, оба считающие себя людьми — они сейчас вместе управляют промышленным резаком и гораздо лучше меня знают, когда следует стрелять.
— С внешней стороны системы подходит еще группа, — сообщает Хэлг.
— Большая?
— Единиц двадцать или чуть больше.
Встаю со своего места, подхожу к пилоту, вглядываясь в экран радара.
— Надеюсь, они не последние.
Хэлг отвлекается от управления.
— От тебя спиртом несет, что ли?
Я быстро возвращаюсь на место. У меня не будет больше времени разгуливать по рубке: эйнеры зашевелились. Часть эскадры отделяется от основной группировки, совершает маневр, разворачиваясь нам навстречу. «Все-таки оценили опасность, железноголовые!»
Часы показывают без одной минуты двенадцать. Бросаю взгляд на страничку социальной сети. Там кто-то успел написать в последние мгновения — «это наши звезды, черт побери!»
И почти сразу вспыхивают огни первых разрывов. В корабле не слышно звуков сражения, только шум вентиляции да гул двигателей. То, что происходит за обзорным окном, словно картинка из какого-то фильма, у которого отключили звук. Это было бы просто волшебное по своей красоте представление, если бы мы не знали, что за каждой вспышкой, в которой исчезает корабль, стоит смерть.
Рой наших кораблей рассредоточен, цели небольшие, у эйнеров не получается вести точную стрельбу. Несколько раз они попали, но большая часть залпов ушла в никуда. А мы тем временем подходим все ближе и ближе… Еще мгновение и обе группы смешиваются, растворяются друг в друге. Я уже видела такое, когда к Проциону явилась боевая эскадра землян. Тогда эйнеры сумели быстро перестроиться — они не любят тесной возни. Сейчас происходит то же самое. Резко развернувшись, их корабли пытаются отлететь в сторону, выйти из тесного соприкосновения с противником. Один из них вспыхивает после того, как наши корабли зажимают его с нескольких сторон и пробивают защиту.
— Преследуем? — спрашивает пилот-менсо, глядя на остальных, которые не отпускают эйнеров, стараются догнать, не давая им перегруппироваться.
— Идем прежним курсом, — отзывается Михаил, — Вероника правильно сказала, каждый должен своей головой думать. Кто-то будет преследовать, а мы…
Договорить он не успевает. Выходим на расстояние прицельного выстрела по кораблю, который выбрали еще до начала боя. Хэлг нажимает большую красную кнопку, откинув с нее защитную крышку. Обзорное окно мгновенно затемняется, чтобы мы не ослепли от потока плазмы, вырывающейся из корпуса резака. Щит эйнерского корабля держится ровно секунду. Потом появляется темное пятно и почти сразу — вспышка! Огромная туша разваливается на две части.
— Да! Да-а!!! — я не сразу понимаю, что ору громче всех.
Хэлг и второй пилот не спрашивают — что делать дальше. Они ведут машину наугад, прямо в гущу эйнерской эскадры. По нам несколько раз выстрелили, но промахнулись, а второй резак в это время выбрал свою цель, отвлек врага еще одним плазменным потоком. Второй эйнерский крейсер разваливается на куски, поглощенный ярко оранжевыми сферами, которые тут же схлопываются, оставляя после себя лишь обломки. У меня нет радости, остались лишь злость и желание уничтожить как можно больше чужих.
Они не знали, что два неуклюжих, странных корабля могут быть столь опасны. Строй эскадры нарушен, эйнеры пытаются развернуться в нашу сторону, но стрелять не могут, боятся попасть друг в друга. А мы мчимся прямо сквозь них и сзади присоединяются другие корабли землян.
— Еще одна группа приближается от пояса астероидов. Около сорока единиц!
Ощущение такое, будто ты вцепился в противника мертвой хваткой, осознав вдруг, что он не всесилен, он может быть слабым, допускать ошибки, и теперь ты не выпустишь его, пока не повергнешь окончательно!
— Осторожно!
Нас встряхивает так, что Миша падает на пол, а я, не сообразив пристегнуться, больно прикладываюсь о панель приборов. Пронзительно воет аварийная сирена, позади закрываются металлические створки, ведущие из рубки в коридор.
— Спокойно, это еще не конец! — кричит Хэлг и тянет куда-то руку, чтобы отключить сирену, — Пробит борт в кормовой части, но переборки закрылись, поврежденный отсек изолирован. Еще полетаем!
Нам некогда оценивать все сражение, пусть этим занимаются эйнеры, тратят время на разработку новой стратегии. А мы уже окружаем их, проникаем десятками маленьких кораблей в гущу вражеской флотилии, ежесекундно укалывая то один, то другой корабль выстрелами энергетических излучателей. Вокруг хаос. Огонь. Смерть.
— Хэлг, стреляй!
Прямо перед нами профиль боевой махины, но Хэлг не торопится нажимать на кнопку.
— Не могу, реактор не зарядил резак. Еще несколько секунд.
— Мы подставляемся, надо уходить, — замечает второй пилот.
— Три… Две…
Но менсо сворачивает, едва успев увернуться от энергетического заряда.
— Черт, не успели. Обходи его с другой стороны, попробуем снова!
Краем глаза я слежу за лентой в сети. Число пользователей, находящихся онлайн, неумолимо сокращается: только что было сто восемьдесят, сейчас уже сто семьдесят шесть. Мы тоже несем потери, но отступать поздно, теперь только вперед!
Из десяти крупнейших кораблей эйнеров уничтожено три и я вижу, что по ту сторону свалки набухает оранжевым еще один. Это значит, что среди пришедших есть и другие резаки. Сейчас бы сосредоточиться, закрыть глаза, стараясь проникнуть в сеть врага — я уверена, что почувствую страх! Но нет, нельзя. Гоню от себя эту мысль. Рядом со мной еще три человека и их жизни будут в гораздо большей опасности, чем даже сейчас, если я себя обнаружу.
Картина боя снова меняется. Видимо, кто-то умный и решительный в стане эйнеров отдает приказ разбиться на группы, уходить в разные стороны, так, чтобы они имели возможность расстреливать нас, не опасаясь попасть друг в друга. Эскадра распадается, но это мало им помогает. Корабли землян следуют за эйнерами и наш резак тоже находит себе цель, на этот раз поменьше.
Мы уворачиваемся от крупных обломков, которыми наполнено пространство. Пока Хэлг выводит корабль на дистанцию атаки, второй пилот следит за обстановкой вокруг: защита у резака только спереди, полусферой. Бока и корму лучше не подставлять. И тут корабль, за которым мы охотимся, совершает резкий маневр, отклоняясь в сторону, а перед нами, прямо по курсу, оказывается другой крейсер, и его орудия нацелены нам в лоб.
— Твою мать!
Уйти мы не успеваем. Ярко-голубой свет, удар… Нас выкидывает за пределы боя. Мишка лежит в углу, он без сознания, по его виску стекает капля крови. Хэлг пытается выровнять машину, но пока безуспешно. Что со вторым пилотом, я не знаю, он повис на ремнях. Мне и самой ненамного лучше — голова гудит, на груди и животе наверняка останутся синяки.
Выстрел крейсера пробил нашу защиту и теперь на обзорном стекле змеится трещина.
— Хэлг… Хэлг! Стекло!
Он поднимает голову, оставив попытки восстановить управление. Несколько мгновений мы, словно завороженные, смотрим на трещину. Но она не расползается в стороны, не слышно треска и свиста просачивающегося воздуха.
— Должна выдержать. Мы вернемся на астероид!
— А как же остальные? Может, мы последний корабль, который может уничтожать крейсеры!
— Мы отлетались, Вера. Все. Надо уходить.
Я знаю, что он прав, но все равно злюсь на этот проклятый выстрел, на саму себя и на разбитое стекло, потому что нам нужно было остаться, дожать ублюдков, быть с остальными до конца!
Когда бой остается далеко позади и уже видны сверкающие пылинки пояса астероидов, которые через несколько минут превратятся в гигантские картофелины, на мониторе появляется сообщение: «Они уходят». Следом за ним еще одно — «Осталась половина эскадры и эйнеры бегут!»
— Хэлг.
Измученный пилот смотрит на меня, не ожидая хороших новостей.
— Мы выиграли. Они покидают систему Проциона.
* * *
Эйнеры не вернулись. Мы ждали день, два, неделю. Думали, что вот-вот появится усиленный дополнительными группировками флот и начнет зачистку системы. Но они не вернулись. И я не знаю, что послужило тому причиной. Хотя подозреваю, что это поражение заставило их крепко задуматься о том, чего стоит ожидать от людей, можно ли и дальше сражаться с нами, полагаясь лишь на превосходство в тактике и стратегии.
Второй пилот погиб. Мишка выжил, хоть и провалялся несколько дней в кровати с тошнотой и головной болью. Он говорит, что нам повезло и эйнеры просто не ожидали нападения. Наверное, он прав, но лишь отчасти. Не вижу причин, почему бы нам и дальше не объединяться для неожиданных нападений. Ведь отследить в космической бездне небольшие корабли, которые перемещаются не боевым ордером, а каждый своей дорогой, кто во что горазд — задача не из простых, даже для искусственного интеллекта.
Мы передали информацию о сражении у Проциона по всей трансгалактической сети. Везде, где она еще действует, где эйнеры не нарушили ретрансляцию, теперь знают, что твари потерпели поражение. Поражение от нас, объединившихся гражданских. Где-то в других системах, я уверена, люди тоже протянут друг другу руки, найдут силы сопротивляться, и тогда огонь, зажженный здесь, на подступах к Земле, разгорится пожаром в других уголках Млечного пути.
У многих из людей, живущих на станции-астероиде, погибли друзья, близкие. Но они знают, что и я готова была заплатить ту же цену. Что я не остановлюсь на достигнутом и буду снова рисковать головой, чтобы раздавать эйнерам долги. Я иду по станции и не чувствую больше на себе взглядов ненависти.
Пеллициус
Я забираю фляжку у Миши и иду вглубь станции, не разбирая дороги, не вникая в смысл указателей на менсианском языке. Мне все равно куда. Хочу побыть в стороне от эмоций других людей, наедине со своими. Вот подходящее место — похоже на раздевалку с душевой. Она приютилась рядом со шлюзом, ведущим к одному из грузовых терминалов. Когда-то здесь кипела жизнь, смеялись шахтеры, смывая с себя грязь после долгого трудового дня. Может быть выпивали, играли во что-нибудь. До тех пор, пока работа не остановилась. Пока не пришли эйнеры.
Сейчас я одна, пью шахтерскую водку, морщась от горечи. Хочу понять — кто я в этой вселенной? Нужно ли мне продолжать идти выбранной дорогой? Я оставила росчерк в истории цивилизаций, пусть короткий и не слишком яркий, но люди его заметили и после сражения у Проциона они знают — что делать. А знаю ли я? Никогда не считала себя избранной. Не верю в судьбу, стараюсь идти ей наперекор, даже когда она бьет меня. Не пора ли отойти в сторону? Найти тихую планету, не затронутую войной. Пусть флаг подхватят другие, те, кто сильнее.
— Что ты пьешь?
Оборачиваюсь, вздрогнув от неожиданности. На пороге раздевалки стоит маленькая девочка, лет семи или даже шести.
— Можно мне?
— Нет, тебе нельзя. Это горькое лекарство. И почему ты гуляешь одна, так далеко от жилых отсеков? С тобой кто-нибудь есть?
— Нет, никого. Можно присесть?
Вздохнув, я киваю головой.
— Садись.
Девочка опускается на скамейку рядом со мной, одергивает серый комбинезон.
— Меня зовут Стэф. Стефани. А тебя? Хотя я, кажется, знаю, кто ты. Вероника, да?
— Угадала, — улыбаюсь я в ответ.
— Про тебя много говорят на картофелине.
— Знаю. Но мне это не очень нравится, если честно. Я не привыкла быть у всех на виду.
— Зато ты разбила эйнеров!
Я протягиваю руку, чтобы погладить девчушку, взъерошить ей волосы.
— Нет, Стэф. Это сделали те, кто не испугался выступить против них, все вместе, не я одна. И мы их пока не разбили, всего лишь заставили отступить.
— Но если они снова сунутся, ты им опять врежешь? Правда?
Она смотрит мне в глаза с такой искренней надеждой, что я не могу ответить ничего, кроме:
— Правда. Мы врежем им вместе!
Из коридора доносится какой-то шум. Еще один любитель погулять в одиночестве? Я поднимаюсь, выхожу из раздевалки. В тусклом свете редких аварийных светильников нельзя с уверенностью сказать, что находится в десяти метрах от тебя. Я всматриваюсь в сумрак коридора и мне кажется, что там, в отдалении, движется темное пятно. Через мгновение я уже уверена, что там кто-то есть, и он идет сюда, переваливаясь с боку на бок.
— Стефани!
Девочка подходит ко мне, берет за руку.
— Прости меня, Вероника. Я шла за тобой, чтобы привести его.
— Его? — поворачиваюсь к девчушке, смотрю на нее, приподняв от удивления брови.
— Он хороший, только его никто, кроме меня, не понимает. Вот он и прячется, чтобы ему не сделали плохо. Он хочет поговорить с тобой. Ты ведь тоже особенная, ты поймешь.
Я сжимаю кулаки, пораженная коварством маленького человечка.
— Сама найдешь дорогу домой?
— Да.
— Тогда иди отсюда. Ну же! Быстрее! — показываю ей, махнув рукой, чтобы она немедленно уходила, и Стефани, обернувшись в последний раз, бежит в темноту.
Темное пятно все ближе. Между нами остается несколько шагов, когда в моей голове вдруг возникают быстро сменяющие друг друга образы. Чаще всего человек думает словами, поэтому мне сложно сходу распознать смысл посылаемых картинок. Невольно делаю шаг назад, хватаюсь одной рукой за голову, другую протягиваю вперед, словно пытаясь защититься.
— Ты пеллициус, да? Погоди, не нужно так быстро, я тебя не понимаю.
Череда картинок повторяется. Человек и лохматое существо, рукопожатие, перечеркнутое оружие…
— Не желаешь зла? Пришел с миром?
Высокая фигура выходит под свет лампы. На покрытом коричневой шерстью теле сверкают два черных пятнышка глаз. У существа две руки, две ноги.
— Тебе что, нужна помощь?
Кажется, теперь он не понимает меня, и тогда я сама придумываю образы, которые точнее всего описывали бы мои слова. В ответ появляется… эйнер. Потом еще один, и еще. Пеллициус транслирует в мое сознание образы металлических тварей с лезвиями на конечностях. Мне хочется выбросить их из головы, но я упрямо жду — что же хочет сказать лохматый? И вот все эйнеры соединяются сетью! Подвижными, извилистыми линиями, похожими на молнии. Я видела такие, когда боевой флот менсо проиграл сражение. Новая модификация сети, в которой не удается распознать ни склепы, ни альфа-биоников.
Следует еще одна череда образов, которые я понимаю уже быстрее, переводя для себя на нормальный, человеческий язык: «Ты тоже их видишь, я знаю. Могу помочь расшифровать».
Слова, обращенные к нему ментально, он не понимает, только образы, поэтому я могу спокойно думать, даже чувствуя в голове его присутствие — пеллициус не читает мысли.
«Почему?» — задаю ему вопрос после некоторого размышления.
Появляется картинка, от которой мне становится страшно. Но я точно знаю, что она значит: «Отомстить!»
* * *
— Нам нужно собраться, обсудить кое-что, — говорю я Хэлгу.
Мы заняли одну из пустующих комнат, по привычке на став разделяться. Я даже не пыталась разубеждать тех, кто считает нас любовниками. Пусть думают, что хотят, мне все равно.
— Кому это — нам? И что обсуждать?
— Тебе, мне. Мишке. Думаю, нужно пригласить еще несколько местных, из числа самых активных.
— Хочешь заняться планированием боевых действий? Ты же сама говорила, что…
— Нет. С боевыми действиями подождем. Есть дела поважнее.
Чем мне нравится этот парень, так это тем, что, когда он перестает что-либо понимать, он и вопросы не задает. Просто делает то, о чем его просят.
— Хорошо. Как скажешь. Я соберу людей.
Он идет мимо меня к дверям, но я останавливаю его, обнимаю.
— Спасибо.
Понимаю, что мне хочется чего-то еще, не просто объятий. Молодой организм требует выхода накопившейся энергии, но… Я отталкиваю Хэлга, сама распахиваю дверь и выбегаю из комнаты. «Зареклась ведь, зареклась!»
Я знаю, что делать. Запутавшись в хитросплетениях коридоров, нахожу, наконец, верную дорогу. Никто уже не препятствует мне, шахтеры расступаются, пропуская в рубку связи. И даже тот, кто в этот момент просматривает на терминале свою информацию, сразу освобождает место.
Номер выучен наизусть, нужно лишь подождать секунд пять, пока сигнал преодолеет световые годы, перескакивая с одного ретранслятора на другой, найдет нужный сервер и отправит ответ.
«1 непрочитанное сообщение». Жму на кнопку с усилием, которого она не заслуживает.
«Привет, Вера-Ника!»
На всякий случай оглядываюсь, но никто не стоит у меня за спиной, все предусмотрительно вышли.
«Теперь я знаю, где нахожусь — планета Лигнум в системе Каптейна. Это мир акци, но я сошел за своего. Удалось сбежать из лагеря, пристроился пока на окраине колонии. Здесь много людей, желающих пощекотать эйнеров любым оружием, которое попадется под руку. Со связью проблем быть не должно, у меня есть комм, а передатчики, болтающиеся по всей системе, не выловлены эйнерами и наполовину. Если считаешь, что для тебя это безопасно, сообщи, где находишься сама.
Теперь о деле. Здесь, на Лигнуме, есть странные фабрики, которые железяки построили совсем недавно. Те немногие, кто смог заглянуть внутрь, утверждают, что видели множество человеческих тел. И непохоже, что это мертвые тела. Скорее — только что выращенные. Думаю, эйнеры создают их для себя. Будь осторожнее, среди нас могут появиться волки в овечьей шкуре. Пока все. До связи!»
Про волков я уже знаю, мы с Хэлгом сами завалили одного на Саленосе. Но андрюшкино сообщение меня тревожит. Неужели железяки и правда собираются перейти на человекоподобную оболочку? Надо рассказать об этом остальным!
Мы собираемся этим же вечером. Я знаю, что шахтеры удивлены, да и Хэлг с Мишкой тоже, они недоумевают, почему я затащила их в дальнюю раздевалку, привела на совещание маленькую девочку. Но мне доверяют. Раз затащила, раз привела — значит, так нужно.
— Стэф, — говорю я тихо, наклоняясь к самому лицу девочки, — Иди за ним.
Она кивает, выходит в коридор.
Я коротко рассказываю о сообщении Андрея и, не дав никому времени обсудить эту новость, заявляю:
— Нам нужно оставить станцию.
Тут же наступает тишина и только Миша, нахмурившись, спрашивает:
— Всем?
— Мне и Хэлгу. Многие из вас знают, что я чувствую каналы связи эйнеров. Я стараюсь контролировать свои мозги, но рано или поздно, скорее всего во сне, могу себя выдать. Тогда они узнают, где я, и явятся по мою душу прямо к астероиду. У меня нет уверенности, что мы отобьемся, снова кинув клич.
— Вер, — подает голос Хэлг, — Их сейчас нет в системе. Эйнеры ушли. Не думаешь же ты, что между вами возможна настолько сильная связь, что они ее почувствуют через десятки световых лет?
— Ушли, говоришь? А откуда ты знаешь? Потому, что видел на радарах, как они покидали астросферу Проциона? А кто даст гарантию, что в системе не остались корабли-разведчики?
Хэлг пожимает плечами.
— Я не могу подставить вас. Поэтому должна лететь дальше.
— И что ты собираешься делать там? В этом «дальше»? — спрашивает молодой парень, управлявший во время сражения вторым резаком.
— Хочу разобраться с их новой сетью. Нужно знать, куда бить.
— Ты же представления не имеешь, как с ней разбираться. Сама говорила.
Я смотрю на Михаила, потом иду к выходу из раздевалки. В сумраке коридора вижу Стефани и высокую фигуру.
— Заходите.
И, повернувшись к собравшимся, предупреждаю:
— Только не хватайтесь за оружие, пожалуйста.
— Ох, ты ж!..
— Да чтоб меня!
— Какого черта?!
Многие вскакивают со своих мест, но, памятуя о моем предупреждении, не трогают пистолеты и автоматы.
— Это пеллициус, если кто не в курсе.
— Да уж мы видели его несколько раз, только выловить никак не могли!
Я встаю рядом с двухметровым пришельцем, покрытым с ног до головы шерстью.
— Он поможет разобраться с сетью эйнеров. У грахарийцев есть способности, сравнимые с тем, что могу делать я. Когда мы расколем их сеть, я надеюсь, что не одни вы придете на зов, что в других системах тоже получится организовать людей. Вот только начать нам придется с миров, где захвачены колонии акци.
— С чего это вдруг? — возмутился кто-то из шахтеров.
— Потому что среди вашего народа нет тех, кто чувствует врагов. А среди акци есть! Верю, что я не одна такая, и мы должны искать других. В этом случае наши шансы возрастут многократно.
* * *
Меня кто-то настойчиво трясет за плечо, стараясь разбудить.
— Да проснись же ты! Вот прилипла к подушке…
Стаскивает одеяло и я, недовольная такой бесцеремонностью, открываю наконец глаза.
— Господи, Хэлг… Если я сказала, что улетаем, это не значит, что именно сегодня в шесть утра!
— К нам самим уже прилетели!
— Кто прилетел? — я сажусь на кровати, сон исчезает, словно унесенный порывом штормового ветра.
— С Земли прибыла важная персона!
Мы входим в большой зал, где собралось несколько десятков человек. Они возбужденно галдят, окружая кого-то, и без того уже прижатого к стене. Пилот берет на себя обязанность проводника через толпу, он отпихивает любопытствующих, пробивает мне дорогу, словно ледокол. У самой стены я вижу испуганного человека в костюме, поверх которого неуклюже надета облегченная версия бронежилета. Один рукав у пиджака порван, под глазом чиновника проступает свежая гематома. Рядом стоит староста станции, он время от времени отталкивает не в меру разбушевавшихся шахтеров и одновременно пытается слушать, что говорит человек в костюме.
— Вы тут все с ума посходили, — нервно замечает тот, поправляя бронежилет, — Вы даже не представляете, чего мне стоило попасть на ваш астероид!
— Да кто тебя сюда звал?!
— Сопровождения не выделили, корабль автоматический, — продолжает чиновник, — И все ради того, чтобы навести порядок на какой-то забытой богом каменной глыбе!
— Я тебе щас… — один из шахтеров метит в другой глаз незваного гостя, но староста его вовремя останавливает.
— Какой же порядок хочет навести Земля? — спрашиваю я его не слишком громко, но вижу, что человек услышал.
— Ой, девушка, отойдите! Вы, судя по акценту, вообще не человек. Не хватало еще, чтобы всякие беженцы-акциносты мне вопросы задавали!
Толпа вдруг затихает. Все ждут, что я ему отвечу, но я лишь повторяю вопрос:
— Какой порядок собралась здесь наводить Земля?
В полной тишине, под взглядами десятков пар глаз он чувствует себя неуютно. Сглатывает, опускает голову.
— После этого демарша, который вы устроили без санкции командования боевым флотом метрополии, вам предписывается не покидать астероид. Вплоть до дальнейших распоряжений.
Дрожащей рукой он вынимает из кармана пластиковый информационный носитель с государственным гербом, смотрит сначала на старосту, но потом, почему-то, протягивает его мне. Я разглядываю этот бесполезный кусок пластмассы, переламываю его пополам.
— Ваши полномочия аннулированы. Как и все распоряжения метрополии, прошлые и будущие. До тех пор, пока мы, объединившиеся в Гражданский корпус, не вернем людям все их миры, потому что сами вы это сделать не в состоянии. Понятно?
Наклоняюсь к самому его лицу.
— Сидите на Земле тихо, не высовывайтесь, и не смейте нам больше мешать.
Я не имею права забирать у обитателей станции один из резаков, поэтому мы улетаем на корабле пеллициуса. Он не слишком удобен для трех человек и грахарийца, но нам не привыкать, размещаемся. И меня не удивляет решение Миши лететь с нами: по глазам видела, что он не станет ждать у моря погоды, проедать на астероиде запасы продовольствия.
Определяемся с планетой, которая станет нашей целью. Нам нужна не слишком крупная колония акци, достаточно удаленная от других миров, чтобы эйнеры не смогли быстро прислать к ней подмогу. Сходимся на том, что это будет Маргин — четыре города, заброшенная федеральная тюрьма, фермерские поля и пастбища. Когда-то здесь обитали менсо, потом, с началом войны, планету захватили акци, чтобы через несколько лет вслед за ними пришли эйнеры. Теперь наш черед…
Джунгли Маргина
Я первый раз на корабле чужого. Здесь все не так, как у нас, все необычно. Даже туалет вызывает удивление, главным образом своими размерами. Слава богу, уроженцы Грахари не меньше, а крупнее людей, значит, привыкать нужно лишь к тому, что все вещи и удобства чуть больше.
На корабле нет отдельных кают. Рубка управления объединяет в себе и спальню, и камбуз. Отдельно расположены лишь грузовой отсек с сантехнической зоной. Не претендуя на кровать хозяина, мы спим вповалку, прямо на полу. Пеллициуса это не смущает, его сородичи не отягощены гостеприимством. Он вообще мало обращает на нас внимания, только когда я пытаюсь заговорить с ним, передавая образами интересующие меня вопросы. Мне хочется знать в подробностях — как именно он может помочь в расшифровке эйнерской сети? Сначала пеллициус отнекивается, посылая какие-то странные сигналы, дающие понять, что время для разговора еще не пришло. Но потом, поверив, что я не отстану, начинает выдавать информацию, кусочек за кусочком.
Насколько я понимаю, сам он сеть не видит. Но утверждает, что может проанализировать ее через мое сознание. Мы летим между звезд и прямо сейчас я не могу дотянуться до эйнерских информационных каналов, поэтому стараюсь объяснить ему то, что видела раньше.
Остальные смеются над нами, глядя на то, как я, вытаращив глаза, что-то молча внушаю хозяину корабля, потом не выдерживаю и начинаю объяснять словами, постепенно повышая голос. Мишка толкает меня кулаком в бок:
— Успокойся, от твоих криков ему не становится понятнее.
В конце концов мы оставляем это занятие, справедливо полагая, что проводить эксперименты лучше в реальных условиях.
Идут уже пятые сутки полета. Его однообразие изматывает. Каждый день одни и те же лица, одни и те же стены, один и тот же набор шахтерского пайка. Я не могу предсказать, что нас ждет у Маргина, но что бы там ни было, хочется уже скорее оказаться на месте. Глядишь, при удачной попытке свержения власти эйнеров, получится раздобыть и кораблик побольше, с отдельной каютой для каждого. Ощущение безвластия, почти анархии на просторах некогда строго контролируемого космоса развращает. В душе — почти бандитская вольница. Я не вижу ничего плохого в том, чтобы реквизировать чей-то корабль, хотя раньше подобные мысли привели бы меня в ужас.
На седьмой день пересекаем, наконец, границу нужной нам системы. Маргин — четвертая планета от звезды с сухим, казенным обозначением К3—19. Пеллициус, которого я про себя называю «лохматый», отключает двигатели, позволяя кораблю двигаться по инерции, словно мы случайно залетевший в систему объект. Очень осторожно прощупываем радарами пространство. Поблизости кораблей нет, но это не значит, что нас не будут ждать у самой планеты. Через час Маргин появляется в зоне прямой видимости.
— Ну что там?
Я оборачиваюсь к Хэлгу, который в этот раз не пытается помогать существу, пилотирующему корабль, смотрит со стороны.
— В показаниях его приборов я разбираюсь не лучше тебя!
Но все же пытаюсь отвлечь лохматого лаконичным образом — «на орбите чисто?»
«Нет. Семь объектов. Два крупных, остальные мелкие.»
«Сможем подойти незаметно?»
«Не сможем».
«Тогда обманем их».
«Как?»
«Сделай вид, что мы падаем, что у нас авария. И постарайся исчезнуть где-нибудь над океаном».
Лохматый моргает, глядя на меня черными пуговками глаз.
«Я попробую».
Понимая, что пеллициус никого предупреждать не станет, я громко объявляю:
— Намечается аварийный спуск и, возможно, жесткая посадка! Короче — хватайтесь кто за что может!
Мы ускоряемся, чтобы подойти к планете как можно быстрее, не дать противнику времени сманеврировать и догнать нас до входа в атмосферу. Кажется, лохматый понял меня буквально, он посылает в эфир аварийный код. Впрочем, молодец. Так действительно будет похоже на катастрофу.
Вспарываем верхние слои атмосферы, врываемся в густую облачность. Пилот ведет корабль так, что можно подумать, будто у нас и правда что-то неисправно.
«За нами идут два корабля».
«Догонят?»
«Один может, второй уже не успеет».
Стальная гладь океана появляется внезапно и мы на большой скорости закладываем вираж, чтобы не врезаться в воду. Корабль вздрагивает.
«Что это?»
«Я сбросил балласт. Лишний груз, мусор и…» Секунду лохматый не решается послать мне образ, но все же отправляет что-то, напоминающее завитушку мороженого, только другого цвета.
— Фу!
Он не воспринимает это восклицание, но чувствует отвращение. Посылает улыбку и набор картинок, которые могут означать слова «знал, что тебе не понравится».
Мы летим над самой водой на огромной скорости. Хорошо, что волнения на поверхности океана почти нет, можно не опасаться волн. Вдали уже показалась береговая линия, но меня больше интересует то, что происходит сзади.
«Нас преследуют?»
«Преследователь остановился. Завис над местом сброса балласта».
«Ты отличный парень! Летаешь не хуже моего пилота. Только не передавай ему эти образы».
«Не буду» — на полном серьезе отвечает он.
Корабль скрывается между извилистых хребтов, мы сбрасываем скорость. Над таким рельефом быстро лететь опасно, да в этом уже и нет необходимости. Внизу, в долине, густой зеленый лес с редкими проплешинами, в которых сверкают блюдца озер.
«Надо садиться, чем скорее, тем лучше».
Если на орбите было семь кораблей и два из них бросились за нами к поверхности планеты, значит вероятность, что кто-то нащупает нас сверху, через облака, небольшая. Но лучше не рисковать, скрыться в зарослях джунглей.
Я уже понимаю, что внизу не просто лес, это тропические заросли. Всегда с настороженностью относилась к джунглям: не угадаешь, кто здесь обитает, какие животные, насекомые, многие ли из них опасны для человека. Но выбора нет, надо садиться.
Завывают маневровые двигатели, останавливая полет, позволяя кораблю начать плавное снижение. Раздвигая кроны деревьев, мы опускаемся на дно зеленого моря. Трещат ветки, пригибаются стволы. Как только лапы амортизаторов касаются почвы, над нами снова смыкается купол из листьев — будто и не было космического корабля, секунду назад висевшего над лесом. Джунгли поглотили его.
Несколько часов мы не выходим наружу. Лохматый готов в любую секунду поднять машину в воздух, если вдруг появятся преследователи, обнаружат нас своими сканерами. Но никого нет. Тишина. Пусто на радарах, ничего не видно через обзорные окна, лишь бескрайнее море зелени.
«Связь есть?»
«Ни одного доступного ретранслятора».
Вот и приехали! Оказывается, в этой системе эйнеры успели выловить все передатчики. Плохо, но не критично. На первых порах обойдемся без связи, а там что-нибудь придумаем.
* * *
Оставляем лохматого на корабле — кто-то должен присматривать за посудиной. Тем более, что, если столкнемся с местными, то вид грахарианца вряд ли заставит их проникнуться к нам доверием.
Идем по направлению к ближайшей деревне, она обозначена на довоенных картах. Маргин пережил войну, два вторжения — сначала акци, потом эйнеров. Города, скорее всего, были полностью или частично разрушены, а вот маленькие поселения имели шанс уцелеть.
Вокруг щебет птиц, движение в зарослях — мелкие зверушки любопытствуют, кто это забрел на их территорию. День в самом разгаре и не похоже, чтобы местное солнце торопилось катиться за горизонт. Не удивлюсь, если период вращения планеты вокруг своей оси гораздо больше двадцати четырех стандартных часов.
— Тихо, — Хэлг поднимает руку, замирает.
Останавливаемся и мы, чуть не уткнувшись ему в спину. Кажется, ничего особенного не слышно, обычные звуки леса. Но вот над джунглями разносится отдаленное «тук… тук… тук…»
— Похоже на топор. Надо бы проверить.
— Давай я схожу, — Миша выдвигается вперед, — Ждите здесь. В крайнем случае выстрелю в воздух, тогда валите со всех ног к кораблю, без меня.
Он достает пистолет, проверяет его и уже через мгновение скрывается между деревьями. Мы стоим, переминаясь с ноги на ногу, оглядываемся по сторонам.
— Ты доверяешь ему? — спрашивает Хэлг.
Пожимаю плечами.
— Почему я не должна ему верить? Да, мы мало знакомы, но он один из шахтеров, которых война заперла на астероиде. Что плохого можно ожидать от такого человека? Он точно не эйнерская кукла и не агент разведуправления метрополии. Даже не знаю, что хуже…
Вдалеке продолжает раздаваться «тук… тук…» Потом вдруг удары прекращаются. Мы настороженно ждем. Минуту, другую. Через пятнадцать терпение уже заканчивается — нет ни Мишки, ни выстрела. Я уже хочу скомандовать «идем следом», как вдруг до нас доносится шум. Судя по хрусту ломаемых веток, кто-то приближается, и это не один человек. Хэлг снимает с плеча короткоствольный автомат, я передергиваю затвор пистолета. Вглядываемся в чащу.
Михаил появляется первым. Следом за ним — молодая девушка. Может, моего возраста, а скорее всего даже младше. Она в камуфляжных штанах, высоких ботинках и совсем неуместной здесь, в джунглях оккупированной планеты, футболке, на которой изображены герои детских мультиков. За пояс засунут еще более неуместный для юной особы топор, деревянная рукоять которого едва не волочится по земле.
— Привет! — она расцветает в улыбке, опередив Мишку, уже раскрывшего было рот.
— Это Юля, — показывает он на девчонку, — Он Хэлг, а она Вероника.
— Ты менсо? То есть… человек? — спрашиваю я с удивлением.
После того, как она слышит мой акцент, улыбка на лице Юли становится чуть менее радостной.
— Да. А что в этом удивительного? В лесах пряталось много людей, еще с начала войны. А потом сюда и ваши от эйнеров сбежали. Так что теперь в джунглях кого угодно можно встретить. Хотя это… — спохватывается она, — Это скорее ближе к середине материка. Тут, у побережья, немногие решают селиться.
— Почему?
— На берегу старый завод. Там у железноголовых человекоферма.
— Что там? — переспрашиваю я удивленно.
— Человекоферма. Раньше пойманных в безмозглых переделывали, а теперь эйнеры тела сами производят. Клонируют или еще как — я уж не знаю. Только они их иногда выпускают, облавы в лесу устраивают. Тренировка, что ли, такая. Вот люди и боятся здесь селиться. А мне что? У меня дом в таком месте, что до него никто не доберется! Зато ресурсами ни с кем делиться не надо. Все охотничьи угодья — только мои!
Некоторое время я разглядываю веснушчатое лицо, на котором снова играет радостная улыбка, потом поворачиваюсь к Хэлгу, Мишке.
— Не пойму, чего она такая счастливая? Как будто ей кто-то сказал, что мы спасательный отряд и прилетели на Маргин освободить людей от эйнеров. Миш, ты чего ей сболтнул?
— Он примерно так и сказал, — опережает его Юля, утирая нос грязной рукой, — Прилетели покончить с железноголовыми.
— Ясно, — сокрушенно опускаю голову, — Хэлг, ты спрашивал, что в этом парне не так. Теперь я знаю, что не так. Он же просто трепло!
— Да я… — Мишка чешет затылок, подыскивая слова, чтобы оправдаться, — Ну а что я такого сказал? Прям тайну раскрыл! Не врагу же, а человеку.
Подхожу к нему вплотную, поднимаю голову, потому что шахтер сантиметров на тридцать выше меня.
— Она же сама тебе только что объяснила, что эйнеры теперь в человеческих телах прятаться будут. Да ты бы и так это знал, если бы на астероиде нас внимательнее слушал. А теперь скажи — как ты определил, что она, — я тыкаю в девушку пальцем, — не такое вот тело?
Но сама уже знаю, что не такое. Человек Юлька, нет в этом сомнений. Тварь я бы почуяла.
День на Маргине действительно почти вдвое длиннее земного. Когда уже должен быть вечер, солнце едва перевалило через зенит. Мы добираемся до юлькиной хижины и, надо отдать должное девчонке, сами бы ее жилище никогда не обнаружили. Снизу разглядеть его невозможно, потому что оно прячется в переплетении крон четырех деревьев. Кора у них гладкая, ветви начинаются на десятиметровой высоте — без специального снаряжения не заберешься.
Девушка просовывает руку в неприметный лаз между корней, напоминающий нору, дергает там за что-то, и сверху, раскручиваясь, падает веревочная лестница.
— Добро пожаловать в Маргин Хилтон! Кто первый?
Мужчины не сговариваясь уступают мне дорогу и я начинаю карабкаться наверх, заставляя себя не оглядываться. Ветер слегка раскачивает лестницу, да и ветки, к которым она привязана, находятся в постоянном движении. Наконец зеленое облако листьев окружает меня со всех сторон. Здесь свой, особенный мир. Чуть затемненный, напоенный влагой и запахом свежести. Большой черный жук падает мне на руку и я брезгливо сбрасываю его, едва удержавшись слабой правой. Надо быть осторожнее.
Еще чуть выше и вот уже видна площадка, сплетенная из толстых ветвей. Осторожно ступаю на нее, проверяя на прочность. Похоже, этот плацдарм выдержит десятерых. В глубине покачивающихся крон виден домик, к которому от площадки ведет тонкий подвесной мост.
— Черт, да я бы сама здесь поселилась! Девчонка не промах.
В домике большая комната, в центре которой немного кривой — сделанный, видимо, юлькиными руками — стол. Такая же неровная табуретка. Вдоль плетеной стены целый набор кухонной посуды и микроволновка. В домике есть еще одна комната, поменьше. По матрасу, разложенному на полу, в ней легко опознать спальню.
— Ну как? — конопатая, уже поднявшаяся следом, с интересом наблюдает за выражением моего лица.
— Молодец. Не каждый мужик смог бы так обустроиться!
Огонь в хижине Юлька, по понятным причинам, не разводит. Да он ей и не нужен. В тропическом климате холод не докучает, еду можно готовить в микроволновке, работающей на энергии, собираемой солнечной батареей за долгий маргинский день. И после сухпайков, осточертевших за недельный перелет, приготовленный хозяйкой суп из местных птичек кажется мне пищей богов! Чем мы его запивали — даже не могу представить. Сладковатый нектар, от которого в голове слегка зашумело.
— Думаю, мужики не обидятся, если мы оставим их ночевать среди кастрюль и тарелок?
Я неровной походкой направляюсь в спальню. Через просвет в кроне дерева пробивается узкий солнечный луч.
— Ну… Такая себе ночь, конечно.
Помещаемся на матрасе вдвоем, ширина позволяет. Меня клонит в сон, но Юлька ворочается, не дает заснуть.
— Что с тобой, конопатая? Давно с людьми не общалась? Отвыкла?
Та молчит, только вздохнула — тяжело, протяжно.
— Или не столько с людьми, сколько… А, понятно. Возраст, гормоны… Да я и сама, чего греха таить… Мужики тебя волнуют? Брось. Пока не до этого, поняла? И не дергай их, не развращай мне команду.
Она кивает, прижимается, угомонившись. А я закрываю глаза и почти моментально проваливаюсь в сон.
Мне снится болото. Треклятое болото на Расцветающей. С зеленоватой тиной на поверхности черной воды, в глубине которой, в толще ила…
Вздрагиваю, проснувшись. Мозг, натренированный за последнее время контролировать любые мысли, касающиеся связи с эйнерами, не позволил видению продолжиться, выдернул меня из сна.
«Что за черт? Почему опять болото? Неужели его достали, или он выбрался сам? Но почему я почувствовала здесь, на Маргине?» Вокруг шум листвы, пение птиц. Убаюкивающее покачивание хижины. Место кажется безопасным и оно провоцирует заглянуть туда, куда заглядывать нельзя. Я снова опускаю веки.
Человекоферма
Осторожно, едва касаясь своим разумом того смутного и малопонятного мира, в котором можно обнаружить связывающие эйнеров нити, я пытаюсь нащупать хоть один источник сигнала. Пусто. Будто и нет на планете чужих, явившихся сюда из глубин космоса. Но что-то манит меня, обращает на себя внимание, заставляя тянуться через невидимые в этом сумраке джунгли, все дальше и дальше, в сторону океана. И вот уже на границе своих возможностей, когда не остается сил проникнуть разумом дальше, я вдруг натыкаюсь на яркую вспышку, скопление многочисленных огоньков, каждый из которых — чей-то мозг, чье-то сознание. Они шевелятся, перемещаются относительно друг друга, вызывая ассоциации с кучей насекомых, отчего становятся только отвратительнее.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.