ГЛАВА 1. Сентябрь
И почему все сваливается так резко и неожиданно, что не успеваешь даже понять, в какой момент лавина проблем утянула тебя со скалистого обрыва вниз? И она катится, катится, продолжая вбирать в себя все больше бед, и бедам этим конца и края нет. Всякий раз случается что-то новое, непредвиденное, выбивающее из привычного равновесия. Злость достигает апогея. А затем сдувается в отчаяние, и тебе становится просто… никак.
Конечно, она была из тех людей, кого трудно сломать. Кто, несмотря на все кручины, продолжает смело идти вперед. Безусловно, она всегда придерживалась нерушимого мнения: главное, все живы-здоровы, а остальное приложится. Перипетии и мелкие неприятности рано или поздно растворяются, изживают себя. Однако, когда они растут со всех сторон, как снежный ком, когда лавина захлестывает, не давая вздохнуть, эта истина рискует пошатнуться. Иногда так хочется, чтобы жизнь перестала вставлять палки в колеса и закалять, тренируя силу воли. Так хочется…
В одну из серых непримечательных суббот, когда учеба осталась позади, а вихрь повседневных дел ненадолго обошел стороной, она сбежала в лес. У нее не было особой цели — она просто бездумно брела наугад: петляла пригорками, изучала обросшие опушки, усеянные прелыми шишками и иголками, дышала свежим смоляным воздухом, любовалась опавшей листвой и не думала ни о чем. Когда она спустилась к маленькой речушке у подножия холма, солнце уже подползало к тонкой полоске горизонта, мелькающей из-под хвойных лап. Девушка плюхнулась на пожухлую траву. Ее тут же обдало свежей речной сыростью с вкрапленными нотками тины в воздухе. Тишина звенела в ушах. Вдохнув полной грудью, девушка прикрыла веки и расслабила каждую клеточку тела, убаюканная дыханием природы.
Осень в этом году выдалась теплой. Она ворвалась в сердце вместе с вызолоченным ветром, щедро оросив необъяснимой тоской. Радостное предвкушение поры листопадов вмиг смылось еще не пришедшими дождями. А виной тому были неприятности в университете, вызванные обильным количеством курсовых работ, и передряги в личной жизни, в результате которых один невоспитанный малоприятный субъект наговорил ей множество гадостей. Значит, она наивный ребенок, ничего не смыслящий в отношениях? Избалованная девочка, вечно строящая из себя недотрогу? Глупая фантазерка, воспринимающая мир сквозь розовые очки? Ведь все, чего она хочет, — ненормально для этого мира. А он, между прочим, старается. Из кожи вон лезет, чтобы осчастливить ее, сделать их союз куда лучше, крепче, ближе во всех смыслах. Вот только она почему-то давно утратила столь эфемерное понятие, как душевная близость. Да и можно ли ощущать ее с тем, кто всякий раз натягивал маску бесстрастия с бегающими по скулам желваками, стоило ей просто попытаться поговорить. «Долго ты еще будешь в страдалицу играть?» — вот и весь его ответ. «Больше не буду», — она и сама не заметила, как поставила твердую точку в этой бессмыслице.
Ладно, хватит. Она не за тем сюда пришла. Девушка одернула саму себя, и морщинка меж аккуратных бровей потихоньку разгладилась. Она глубоко вдохнула и осмотрелась.
Это место было самым подходящим для того, чтобы побыть наедине с собой. Никто здесь не увидит ее слабость — слез отчаяния, приступов ноющей тоски и необъяснимого душевного одиночества. Здесь нет необходимости держать лицо и следовать заведенным правилам — все мигом растворялось в плотном сыром воздухе. Никто не осудит ее за детские мысли и слишком нереальный взгляд на суровый реальный мир. Не попросит вынырнуть из розовых фантазий. Не будет причитать о том, что в этом году выпуск и пора бы уже прийти наконец в себя. И вообще, почему она рассталась с таким замечательным успешным парнем?
Она чувствовала себя загнанной в клетку. Что самое ужасное, виновата во всем была она сама. Ведь она сделала такой выбор — никто ее не заставлял. А теперь, когда она решилась покончить с этой бессмыслицей — отсечь без колебаний — все вокруг сжималось до того, что в легких заканчивался воздух, и дышать становилось мучительнее. Ей было пусто и тошно. По бледным щекам покатились слезы. Горло душили жгучие, тяжелые, давно застоявшиеся рыдания.
Она сама не заметила, как дала им волю. Плечи подергивались, всхлипы рвались из груди, а плач разверзся так, что, наверное, его было слышно на противоположном берегу. И пусть! Пусть слезы струятся лесным противоядием по отравленным сердечным ранам, пусть с каждой выраженной эмоцией и выплаканной болью ее омоет новой живительной силой, пришедшей на смену пустоте. Как же хорошо не сдерживаться, не запирать в себе отчаянный зов души, не подавлять — выпустить на волю.
Взгляд сверкающих янтарных глаз был устремлен на дальний берег: в сизых волнах предвечернего тумана на нем проступал приземистый уединенный домик в обрамлении камышей и красавиц ив. Интересно, а если сбежать туда втайне ото всех и поселиться в спасительном, никому не известном прибежище?
— Что ж ты будешь делать! — послышалось вдруг позади нее.
Девушка вздрогнула, едва не подпрыгнув на месте. Сердце пустилось в бешеный пляс. Незнакомый голос, неожиданно втиснувшийся в молитвенную тишину леса, заставил ее серьезно занервничать.
Девушка опасливо обернулась, вжавшись в землю ногами. К удивлению, она обнаружила незнакомого юношу: он расположился под сенью ближайшей сосны с палитрой в руках, рядом с ним во весь рост высился старый деревянный мольберт. Отложив кисть в сторону, незнакомец придирчиво осмотрел творение, а затем вскинул взор нечитаемых глаз поверх полотна.
— Вы это… мне? — недоуменно спросила девушка, когда их взгляды пересеклись. Она постаралась аккуратно шмыгнуть носом, чтобы незнакомец не услышал, но плотный тенистый лес будто специально множил эхо по всей опушке.
— Кому же еще? — уведомил он, впрочем, невраждебно. — Я был так увлечен запечатлением пейзажа, что даже не заметил в нем лишнюю деталь и случайно набросал на него твой силуэт.
— Простите… — растерянно проговорила она, смахнув последнюю слезинку. И собралась было встать, с тем, чтобы навсегда покинуть это малонадежное место, как незнакомец остановил ее мягким, но не терпящим возражений тоном:
— Куда это? Ты уже попала «в кадр», так что придется тебе еще немного побыть натурщиком. Иначе картина окажется неоконченной.
Девушка застыла, так и не успев подняться. Она не нашлась, что ответить, поэтому не придумала ничего лучше, чем удобнее расположиться в траве, подогнув под себя ноги, и просто задумчиво смотреть вдаль, на берег с домиком. Снова ее уединению помешали. Ей стало досадно. Ну неужели даже в лесной глуши, сокрытой от города плотными стенами и непролазными тропами, невозможно побыть одному? Даже здесь найдут.
— Что у тебя случилось? — После продолжительной тишины за спиной вновь послышался приятный низкий голос.
Девушка дернулась, но сохранила самообладание. Осанка ее была выпрямлена по струнке, плечи расправлены. Не сгорбленной же увековечиваться на чужом холсте. Раз уж случайно попала «в кадр», так пусть он получится красивым и запоминающимся.
— Ничего не случилось, — спокойно ответила она. Не хватало еще изливать душу первому встречному.
— И оттого ты ревела в три ручья, что ничего не случилось?
— Я не… Неважно, — осеклась она и поспешила добавить: — Я не думала, что здесь меня может кто-то увидеть.
— Это мое любимое место, — спокойно объяснил художник. — Я здесь пишу уже далеко не первый день.
— Вот как? Не знала, правда. Я пришла, куда глаза глядели, — наобум.
— Как угодно. Я тебя надолго не задержу — остались лишь контуры деревьев и камышей по бокам, — а потом можешь идти реветь дальше.
Она фыркнула, но улыбку не сдержала.
— Надеюсь, я не испортила вам картину своими слезами.
— Ничуть, — просто ответил он. — Ты гармонично вписываешься в осенний пейзаж и совсем не портишь цветовую композицию картины. Вот только выглядишь совсем печальной.
— Это плохо? — Натурщица повернула голову, но странный незнакомец пресек ее движение, настойчиво попросив сидеть смирно и не дергаться, так что ей вновь пришлось вытянуться по струнке.
— Отнюдь, — наконец сказал он. — Даже страдания могут быть по-своему прекрасны.
Необычный он какой-то. Чудной. Да и ладно, ей-то какое дело. Попозирует немного и назад, домой. В привычную нудную рутину и бесконечную круговерть монотонных дней… На мгновение внутри нее что-то воспротивилось, оттолкнуло, а самой ей стало так тоскливо и горько от этой мысли, что ее вновь подмывало расплакаться. Но она не будет это делать при незнакомом художнике, что рисует людей, даже не спросив у них разрешения. Однако, даже несмотря на невозможность побыть одной, где-то в глубине души ей все равно не хотелось покидать это тихое спокойное место, подарившее таинственную встречу и странное, незнакомое ей раньше чувство.
— А все-таки, — вновь нарушил тишину художник. Девушка уже не реагировала на него так резко — напротив, прониклась его отшельническим образом, непохожим ни на кого другого. — Нечасто я вижу девушек твоего возраста, которые приходят к ручью, чтобы ощутить гармонию леса и насладиться неспешным дыханием природы. В это время года люди здесь вообще нечастые гости.
— Вот именно. Потому и хотела уединиться, что людей в подобном месте практически не бывает, — с легким вызовом подметила она.
— Я здесь каждую осень.
— Не замечала раньше…
— Мы спокойно могли разминуться, ведь лес довольно большой. Заплутать здесь не составит особой сложности.
Задумавшись, девушка спросила:
— Каждую осень? А как же остальное время?
— Готово. Как и обещал, это не заняло много времени, — возвестил творец картины.
Она обернулась и несмело взглянула на гостя леса, прятавшегося в тени сосновых лап. Только сейчас она смогла рассмотреть его как следует. Лицо четко очерчивали скулы, с легким румянцем на обветренных под осенней стужей щеках. Глаза были цвета горного озера. Их серость сверкала холодом и вместе с тем убаюкивала теплой негой, которой так не хватает глубокой осенью. Сам он был, словно нарисованный персонаж картины или герой книги, сошедший со страниц. Взъерошенные, чуть кудрявые волосы шевелились на слабом ветру и спадали на лоб смоляными прядями. Художник складывал кисти в чехлы и внимательно оценивал только что полученное творение, больше не обращая внимания на свою модель.
Девушка тем временем, водрузив на себя массивный клетчатый шарф, подкралась к мольберту и остановилась близ художника. Полотно было по-прежнему повернуто к ней обратной стороной.
— Я могу взглянуть?
Юноша оторвался от своих дел и вскинул на нее удивленный взгляд, будто думал, что она уже давно ушла. Без слов он развернул к ней холст, и девушка, не успев вымолвить ни слова, так и застыла на месте, потеряв дар речи. Шедевр — это еще слабо сказано. Каждая линия, каждый штрих, каждый мазок кисти были выведены так, словно запечатлели отголосок ее души. Почувствовали ее внутреннюю дисгармонию и одухотворили томящееся в непонятном ожидании сердце. Печальный размазанный силуэт смотрел вдаль, стремясь найти ответ на поставленный вопрос о жизни. Не ее, но той, к которой она всегда стремилась, которую хотела обрести, прежде всего, внутри себя. И теперь ее внутренний огонь смог отыскать место в этом мире, средь застывших на осеннем полотне красок.
— Как такое возможно? — заворожено шепнула она. — Это… волшебно.
Художник улыбнулся.
— Рад, что тебе понравилось. Но картина еще не окончена, осталось дописать дальний пейзаж.
Девушка взглянула в серые глаза, внимательно скользящие по осенним штрихам картины, и отступила на шаг назад, обратив взор на реку.
— А можно вас попросить изобразить тот дом на другом берегу?
Незнакомец тоже обернулся на заболоченную топь. Стоячая вода, обросшая камышами и рогозом, не колыхалась даже под натиском ветра. Вдали, сквозь сумеречную пелену, прорезался маленький деревянный домишко, угнездившийся в беспорядочных зарослях, точно спрятавшись от любопытного суетного мира.
— Понравился?
— Очень, — с жаром кивнула девушка. — Он словно… ждет меня.
— Думаю, он отлично дополнит картину и, возможно, на перепутье подарит твоим грустным глазам надежду, — согласился художник.
— Спасибо вам.
— За что? — Незнакомец принялся утрамбовывать планшеты в огромную сумку.
— За то, что подарили надежду. — Помолчав, она добавила: — Я Марго, кстати.
— Жемчужина, — задумчиво повторил он. — Красивое имя.
Он сказал это так легко, как обычно говорят о погоде или иных насущных вопросах, — без какого-либо смятения, без намерения снабдить комплиментом или прочей глупостью. Просто сказал, что сказал, и в любой другой момент, будь на его месте тривиальный парень, Маргарита бы заробела, чувствуя приток крови к щекам. Но сейчас в ней теплилась лишь благодарность за то, что этот необычный таинственный странник выдернул ее из замкнутого круга рутинной безнадеги, пусть и ненадолго.
— Что ж, господин Осень. — Маргарита с улыбкой посмотрела в загадочные серые глаза. — Мне пора домой. Я уезжаю завтра. Учусь в другом городе, а здесь бываю только на выходных.
— Вот как. — Художник уже спрятал инструменты своего ремесла в сумке, сложил мольберт и обмотал шею легким шарфом в тон своих глаз. Он неспешно вдохнул свежую прохладу сумрачного леса и на выдохе проговорил: — Тогда до следующих выходных.
Марго была рада услышать эти слова. Спрятав руки в карманах пальто, она еще раз улыбнулась ему на прощание, а затем последовала в обратном направлении, откуда прибыла в укромное, скрытое ото всех, тихое место. Под неспешной поступью шелестела желто-красная листва — еще свежая, не запачканная проливными дождями. Не успела Маргарита подняться по склону, у подножия раздался все тот же приятный уверенный голос:
— Не хмурь бровей из-за ударов рока! Упавший духом гибнет раньше срока.
Марго остановилась. За солнечным сплетением вдруг стало так тепло, что она, не задумываясь, ответила:
— Ни ты, ни я не властны над судьбой. Мудрей смириться с нею. Больше проку.
Она обернулась, но от загадочного человека и след простыл. Лишь слабый ветер всколыхнул опавшие листья, точно прощаясь с ней — девушкой, нарушившей его тоскливое осеннее одиночество.
Теперь Марго возвращалась домой с совсем иным, незнакомым ей раньше чувством. В груди, что бабочка в разнотравье, порхало теплое ожидание, согревающее даже в самую промозглую осень и укрывающее куда теплее пухового одеяла у камина. Теперь она знала — ей не страшны грядущие будни, утягивающие в рутину; не страшны невзгоды и проблемы на жизненном пути. Ведь теперь в ее жизни появилось то, ради чего ей хотелось дышать. Чувствовать. Жить. Слышать себя. И ждать.
Ждать следующих выходных.
ГЛАВА 2. Осень
Дождь косыми размахами обливал улицы, вычищая последние остатки ушедшего лета. Он стирал живость красок, превращая их в хмурые, невозможно невыразительные оттенки. Вдалеке торчали тесные многоэтажки, нависая над потоками толп. Их суета в пустоте города казалась чем-то печальным и тревожно-живым. Такое вот одиночество посреди большого города у подножия бесчисленных зданий, в которых тысячи и тысячи людей, движение, работа, круговерть дел, событий.
Осень перевалила за свою треть. Яркая листва опала, золотистые шапки облезли и поредели, превратившись в обычные, ничем не примечательные клочки, нанизанные на тонкие спицы деревьев. Они меркли под напористым дождем, но не спешили увядать, словно знали: их красота быстротечна, а уж в каменных широтах и вовсе — незаметна.
В это унылое время года дождь стал верным спутником и Маргарите. Он успокаивал, убаюкивал даже в самые ненастные дни, избавляя от всех тягот и тревог. Облокотив подбородок о ладонь, она безучастно смотрела на то, как капли дождя превращаются в грязные подтеки и струятся змейками по немытым стеклам. Прямо под окнами университета бежало шумное шоссе. Время от времени в аудиторию врывался звук отрывистого плеска луж под мчащимися автомобилями.
— Надеюсь, в следующий раз вы лучше подготовитесь к семинару, — раздался звучный голос преподавателя, заглушив автостраду. — Ваши ответы оставляют желать лучшего. И вообще, за мою многолетнюю практику вы первая группа с таким невозможным и халатным поведением!
Послышался хохот. Марго оторвалась от холодного неприветливого города, томившегося за окнами университета, и вернулась обратно в реальность. Прозвенел звонок. Маргарита удивленно осмотрелась. Так быстро? Или это она слишком глубоко ушла в себя, выпав из происходящего, и не заметила, как прошли целых полтора часа пары?
— Все. — Преподавательница устало махнула рукой: мол, выметайтесь. — Свободны!
Едва она договорила, как студенты, не заставив себя долго ждать, ликующе вскочили с мест, попутно закидывая в сумки лекционные тетради, а затем сломя голову полетели вон из аудитории. Те, кто не изъявлял желания бежать в столовую во всеобщем потоке, собирались более размеренно.
Марго, не обращая ни на кого внимания, спокойно вышла из кабинета и через секунду растворилась в потоке студентов, постепенно наполнявших рекреации корпуса. С начала занятия она ни с кем не обмолвилась ни словом, да и вообще за последние дни стала относиться к окружающим несколько отрешенно, словно ее совсем перестало волновать происходящее. Она по-прежнему выполняла возложенные на нее обязанности ответственной студентки, небезучастной сокурсницы, хорошей приятельницы и надежной представительницы профсоюза фотографов; но почему-то совсем не чувствовала себя живой в этой круговерти бесконечно меняющейся жизни. А чувствовала ли хоть когда-нибудь? Наверное, там, на берегу реки. В лесу непримечательного, но такого родного и милого сердцу городка.
— Эй, Маргарин! — Когда она спускалась по лестнице, за ее спиной раздался голос. Сердце дрогнуло от воспоминания о другом, совсем не похожем на остальных, который настиг ее точно так же, у тихого тенистого бережка. — Подожди!
Она замедлила шаг, пропустив вперед пару студентов, и обернулась, махнув рукой своему другу. Тот чуть не совершил тройное сальто на крутом спуске лестницы.
— Да не торопись ты так, Глеб. — Маргарита вытянула руку, чтобы поймать товарища за локоть, но в том не было надобности — он удержался на ногах. Они направились вдвоем на следующую пару.
— А Крис где? — поинтересовалась Марго.
— Убежала с пар, — ответил Глеб.
— Как это?
— У нее там внезапная встреча нарисовалась. — Он ехидно улыбнулся. — Попросила отметиться за нее. Поможешь? У тебя ведь неплохие отношения со старостой.
— Помогу, — улыбнулась Марго. — Пусть отдыхает. Я бы тоже не прочь сбежать с последних пар, чтобы успеть на электричку, но… Сегодня клуб.
От этой мысли Маргарите стало совсем печально. Она хотела бы уехать сегодня, а завтра прийти в лес, как они условились с загадочным господином Осень, но не могла. Ведь обещала дописать статьи для университетского альманаха, чтобы сдать октябрьский выпуск в редакцию. Чем больше Маргарита проводила время среди обычных людей и привычных будней, наполненных проблемами и студенческим весельем, тем больше ей казалось, что ту таинственную встречу посреди леса она всего лишь выдумала. Минуя коридоры, Марго всматривалась в толпы студентов, обсуждающих что-то повседневное, вслушивалась в их странные шутки и громкий смех, ловила импульсивные жесты. Все они так разительно отличались от…
— Завтра снова уезжаешь домой? — спросил Глеб, оборвав мысль, не успевшую пустить корни в ее голове.
— Ага.
— Слушай, может, хоть раз останешься на выходных в городе? Что тебе делать там, у себя? Только лишний раз выслушивать нотации родителей о том, как важно найти себе подходящее место, чтобы устроиться после выпуска. А здесь соберемся в кои-то веки, сходим куда-нибудь, отдохнем.
— Как-то нет желания, — сказала девушка.
— Да брось. Все еще переживаешь из-за расставания? Он того вообще не стоит, и, слава богу, что убрался из жизни. Погнали! Развеешься.
— Какого расставания? — Марго остановилась, нахмурив брови. — «А, это…» — пронеслось в ее голове. Как-то она уже запамятовала о той глупой истории. Когда это было? Будто в другой жизни.
Преподаватель еще не пришел, так что Маргарита расположилась у окна, выложив нужные тетради, и снова принялась глядеть на машины, ускользающие куда-то по своим делам. Дождь не прекращался. Казалось, только усилился. Грязно-серые потоки залили дома, улицы и тротуары, а от отсутствия солнца не спасало даже теплое освещение коридоров. В аудитории царила тьма. В такую погоду хотелось сидеть дома и пить горячий кофе с молоком, укрывшись пледом, с книжкой на коленях. Но деваться было некуда — нужно учиться и работать. Как же медленно тянулись дни…
В аудиторию, как всегда, уверенно влетел староста, объявив во всеуслышание:
— Народ! Завтра вечером — в клуб на Ново-Садовой. Вход со скидкой. Кто идет?
— Ага, вход со скидкой, а алкоголь будет, как обычно, втридорога, — лениво отозвалась одногруппница, на дух его не переваривающая. — Я пас!
Староста пожал плечами, остальные радостно влились в обсуждение. Глеб тоже не остался в стороне. Он позвонил Крис — их общей подруге — и та дала добро, чтобы ей и ее молодому человеку тоже взяли по билету. Шум дождевого шоссе за окном разбавлялся возгласами одногруппников. На их лицах мелькали улыбки, выражающие чуть ли не вселенское счастье. Еще бы, ведь тяжелая неделя наконец подошла к концу, и грех было не отметить. Маргарита оторвалась от угрюмого вида и безучастно взглянула на сокурсников. Какие же они все… другие. У них иная жизнь и иные ценности, непонятные для Маргариты. Но она их не осуждала. Каждому свое. Удивительно, что она вообще стала задумываться о подобном. С чего бы это? Раньше ей не было дела до таких мыслей.
После пар она отправилась в клуб фотографов, в котором имела честь состоять с первого курса. Ребята под присмотром руководителя вели университетский альманах, где печатали свежие новости о насыщенной жизни вуза, а также фотографии, статьи, очерки на различную тематику и даже стихотворения всех желающих студентов.
Маргарита гордилась своим местом, но сегодня ее туда совсем не тянуло, ведь предстояло дописывать злополучную статью, чтобы закрыть месяц. Час кряду Марго просто просидела перед монитором, не в силах нажать хоть одну клавишу. Мысли витали в облаках, блуждая по закоулкам сознания, и сосредоточиться хоть на одной из них не получалось, так что ее пальцы так и остались томиться в бездействии над клавиатурой. В каморке играла тоскливая песня Three days grace — Over and Over.
— Поезжай-ка ты домой, Ма́ргарет. Выглядишь неважно, — сжалился над ней ее коллега, а по совместительству и руководитель кружка, обожающий придумывать подопечным чудаковатые псевдонимы. — Я сам добью последние колонки, а завтра утром отправлю журнал в редакцию.
Девушка вернулась с небес на землю и поспешила взять себя в руки.
— Нет. Это будет наглостью с моей стороны. — Похлопав себя по щекам, она продолжила печатать текст. — Не волнуйся, сейчас все будет.
— Иди, пока предлагаю.
Маргарита оторвалась от компьютера и покосилась на руководителя, словно не до конца поверила в услышанное.
— Ты всегда хорошо работаешь, имеешь право хоть раз взять выходной. Я тебе это как начальник разрешаю. — Он поглядел на настенные часы. — Если поторопишься, может, успеешь еще на последнюю электричку.
— Храни тебя Велес, Рома! — шутливо отозвалась она.
Тот лишь устало махнул рукой.
— Проваливай уже.
— Спасибо!
Дверь за ней торжественно захлопнулась.
* * *
Странно, но за все время скитания в водовороте университетских будней Маргариту ни разу не посетила предательская мысль, которая могла бы одним махом вселить сомнение, что этот загадочный странник, господин Осень, может ее обмануть, посмеяться над ее наивным доверием и просто-напросто не прийти. Откуда-то она знала: когда снова явится к их месту — он будет уже там. Марго просто чувствовала это и все. Потому ждала выходных, как никогда в своей жизни.
— Ну, здравствуй, мистер Осень.
— Жемчужина. — Художник наносил один за другим пестрые красочные мазки, разводя их толстой кистью. В левой руке он держал палитру, временами смешивая в ней нужные оттенки. Оторвавшись от холста и взглянув на нее, он сказал тем же приятным голосом: — Пришла все-таки.
— Как я могла не прийти, мы ведь условились, — улыбнулась она.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.