Бесплатный фрагмент - Городские иллюзии

Крылья

В квартире было тепло и уютно: — когда я ее купил, то все в ней начал переделывать, — изготовил самодельную мебель, кухню — гостиную перегородил большой занавеской, везде постелил ковры и утеплил балкон. Мне нравилась мое гнездышко, я с удовольствием работал над его усовершенствованием и иногда приглашал к себе девушек, — похвастаться и помечтать.

В результате моей деятельности квартира вместо однокомнатной превратилась в многокомнатную, и когда я в нее приезжал, то любил гулять по этим комнатам, — они были довольно большие, но дело было даже не в этом: — не знаю, как, но мне удалось добиться от них того, чего не удавалось ни одному из жителей: — из одной комнаты открывался вид на Гималаи, из другой на океан, из третьей можно было наблюдать рассвет и закат на одном из атоллов, а из другой комнаты можно было выйти на станцию метро в Нью-Йорке, или в Париже: — смотря, куда пойти из комнаты, — направо или налево. Из другой комнаты можно было попасть в космос, где крутились множество спутников и орбитальных станций.

Если бы я продолжил ставить перегородки, то мог бы добиться выхода в еще никому неизвестные места. Но то, что уже было, меня пока устраивало, и я довольствовался одним мудрым изречением, что нельзя переделывать то, что меня устраивает, — можно было добиться совсем непредсказуемого результата и сделать себе хуже. Так что я был вполне доволен своей квартирой, из которой я мог попасть в горы, на побережье океана или в крупные города.

Я открыл дверь, вошел, разделся и закрыл входную дверь на засов. Когда я переоделся в своей спальне и напился чая на кухне, то прошел на балкон:- там хранились мои крылья, которыми я пользовался, когда хотел полетать над океаном или над горами. Я их сшил, когда понял, что мне не хватает чувства полета над океаном и особенно в горах. Засунул руки в петли, я открыл окно на балконе, встал на тумбочку, закрепил створку окна специальным креплением и выскользнул наружу.

Пролетел камнем вниз несколько метров, — примерно до третьего этажа, а потом расправил крылья, и медленно махая ими, поднялся над крышей своей многоэтажки. Тут вовсю дул ветер и я, немного поворчав, поймал его своими крыльями. Дальше я полетел как коршун или ястреб — не махая своими крыльями, а просто пользуясь ветром, как планер. Город остался внизу, и я делал над ним круги, как птица, — кружил над ним, пока мне надоело. Надо мной летали сверхзвуковые самолеты, но я им не мешал, и они на меня так же не обращали внимания. Налетавшись вволю, я спикировал на свой дом и удачно попал в открытое окно. Я был на своем балконе. Снял крылья и пошел на кухню — поесть, так как после полетов у меня разыгрывался аппетит.

После плотного обеда помыл посуду и решил вздремнуть, а потом переделать всю домашнюю работу. Но когда выспался, решил поставить еще пару перегородок в двух больших комнатах. Достал инструменты и работа закипела. На одну комнату материала у меня хватило, а вот на следующую, — нет. Но я не переменил своего решения и вышел из положения: — просто повесил плотную занавеску, закрепив ее на противоположных стенах. Можно было еще сделать ширму, но мне уже надоело работать, и я решил отдохнуть: — взял свои любимые крылья и пошел на балкон, — через одну новую комнату. На всякий случай я надел на свое запястье браслет, которое пока я летал в новом месте, создает голограмму моего балкона, а на второе запястье нацепил навигатор. Но что-то меня тревожило с этой новой комнатой, и я решил взять с собою бластер. Его прицепил на пояс и с ним мне всегда спокойно: — я мог справиться с любым врагом.

Теперь у меня все было готово к полету. Я вышел из этой новой комнаты на балкон, открыл окно и посмотрел по сторонам. Везде висели кучевые облака, и солнца из-за них почти не было видно. До меня лишь доносились крики птиц и еще какое-то карканье. «Интересно, куда меня принесет из этой комнаты?», — подумал я и бросился вниз из открытого окна балкона. Пролетев несколько метров, я расправил крылья и нажал кнопку на браслете. Сразу же возник балкон и открытое окно. Оно манило меня вернуться в квартиру, но я отверг эту мысль — сначала мне надо было узнать, куда я попал из этой новой комнаты, и я набрал высоту. Пролетев несколько сот метров до дыры в облаках, я увидел землю.

Она вся была покрыта болотом, где копошились какие-то твари, охотясь друг на друга. Некоторые уже были заняты обедом — поедали каких-то мелких животных. Впереди паслось стадо огромных животных — не то динозавров, не то просто ящеров. Мне сразу пришла в голову, что я попал в мезозойскую эру, и мне надо было опасаться летающих ящеров: — типа птеродактилей. Только я это подумал, сверху на меня спикировал один из таких летающих охотников. Я посторонился, и он пролетел мимо. Но меня увидели другие летающие ящеры и устроили на меня охоту. Мне это не понравилось, и я показал им, где раки зимуют, — достал бластер и уложил сразу несколько этих летающих охотников. Но стрелять и одновременно махать своими крыльями мне было неудобно, и я решил, что здесь мне не нравиться и надо сваливать домой, а в следующий раз взять с собою аннигилятор, или одеть на шею свое приспособление, которое превращало и меня в голограмму, а я в это время буду недосягаем для любого существа, которое вздумает на меня поохотиться.

Мне не видно было мой балкон, и я посмотрел на навигатор. Стрелка на нем показывала мне, куда надо лететь, а внизу под ней было расстояние до балкона. Мне надо было пролететь несколько сотен метров, чтобы попасть домой. Я помахал своими крыльями и влетел в открытое окно. За мной увязался какой-то ящер, но я закрыл окно, и он остался с носом: — балкон и окно для него пропали, а я снял крылья и прошел на кухню, чтобы попить чаю и подумать над тем, что это была первая комната с неприятным для меня сюрпризом. До этого я развлекался над океаном, горами, а сейчас чуть не стал добычей для летающих ящеров. Я похвалил себя за предусмотрительность и подумал, что с этой минуты мне надо обязательно брать с собой в полет предметы для самообороны и навигатор.

На следующее утро, хорошенько выспавшись и позавтракав, я решил посмотреть, что меня ожидает, если я пройду через комнату с перегородкой из ткани. Теперь, я наученный горьким опытом, взял с собою браслет с голограммой своего балкона и навигатор, а к локтю прикрепил аннигилятор. Чтобы мое крыло не попадало под его действие, он был прикреплен снизу. Я прошел через эту новую комнату и вышел на балкон и через минуту уже летел вниз, через плотные оранжевые облака.

Только я хотел расправить крылья, как почувствовал что-то неладное: — мое туловище вместе с крыльями запуталось в какой-то сетке, и я не мог даже пошевелиться, не то, что включить аннигилятор или вытащить бластер. Все выяснилось через минуту, когда пелена облаков рассеялась: — оказывается, я попал в сеть, которую расставили обитатели этой планеты. Один уже с радостными криками шел ко мне и размахивал руками.

Это был здоровенный детина, метра четыре ростом и я почему-то сразу подумал, что это не взрослый, а скорее всего ребенок. Он был одет в шорты и веселую шапочку и очень был рад, что поймал такую птичку, как я. За ним, метрах в сорока шел настоящий великан, наверное, его отец.

Я уже лежал на земле, со скомканными крыльями и пытался достать бластер из кобуры, которая сбилась на спину. Поняв, что это мне не удастся, я включил аннигилятор, и, стараясь не попасть по своим крыльям, стал освобождаться из плена. За считанные секунды я порезал эту сеть на мелкие кусочки и ударился в бега, волоча свои крылья. Добежав до какого-то камня, я обернулся и понял, что погоня была близка. И тогда я достал бластер. Первым же выстрелом я попал в малыша, отрезал ему одну ногу, а потом занялся его отцом. Через секунду все было кончено, — великан валялся на земле без ноги, а малыш катался от боли по траве.

Мне надо было как-то взлететь, и я аннигилятором снес впереди землю, — передо мною образовалась пропасть, в которую я и бросился, расправляя свои крылья. В падении я расправил крылья и взмыл в ярко-зеленое небо, по которому не спеша плыли оранжевые облака, и между ними иногда показывалось фиолетовое солнце. Может, это была другая планета? Я не стал разбираться с этой отнюдь не миролюбивой планетой, а нажал браслет и увидел голограмму своего балкона. Как испуганная птица я бросился к нему и успел нырнуть в свой балкон. Там было безопасно, и я просто рухнул в кресло, не снимая крыльев.

Когда я пришел в себя, то снял их и поспешил в комнату, из которой стартовал. Сорвал занавеску, — чтобы не попадать еще на эту планету, где остались раненный великан со своим, тоже раненным, малышом, и пошел в кухню, где из холодильника достал бутылку вина и основательно к ней приложился. Потом еще, и так продолжалось до тех пор, когда в ней не осталось ни капли. Тогда я улегся на диван и растянулся на нем как жаба.

Меня разбудили нежные поглаживания: — какая-то молодая обнаженная женщина разлеглась рядом и изо всех сил старалась меня разбудить. Я встрепенулся, поднялся и поспешил в туалет. Когда я вылил из себя лишнюю воду, пришел в себя, то начал вспоминать: — оказывается, я привел к себе вчера гостью, и мы с ней занимались двумя вещами, — пили вино, в основном. Занавеска в гостиной была отдернута, и когда я полез в холодильник, за вином, оказалось, что мы с ней умудрились выпить почти две бутылки, но на дне одной осталось немного, и я тотчас выпил остатки.

Голова у меня стала соображать, и я кинулся на балкон — искать свои крылья. Но там их не было, и тогда я ринулся в спальню. Кровать была застелена, а в моей однокомнатной квартире больше не было комнат, — только гостиная-кухня, перегороженная занавеской, и спальня. Тогда я уселся на диван, поближе к этой гостье и стал рассказывать о своем необычайном приключении во сне. Потом мой взгляд упал на стул, на котором свесилось платье моей подруги. Оно напоминало мне крылья.

Коварная Муза

Бывает в жизни дни, когда ничего не получается. Вдруг любимый радиоприемник на кухне перестает говорить, а у другого, проверенного годами, оказывается, сбиты все каналы, и когда хочешь найти прогноз погоды или просто услышать русскую речь, вместо этого радиоприемник начинает говорить то на французском, то на английском языке. Этих радиостанций у него раньше было совсем не найти, а сейчас — пожалуйста. Но больше всего он любит передавать китайские радиостанции. Кроме всего прочего, все батарейки на светильниках сели, а когда начинаешь их менять, то оказывается, что у половины сломались выключатели, а чтобы их заменить, надо припой, который вчера закончился.

Но хуже всего дело обстоит с музой. Почему-то несколько дней назад писалось хорошо, а сегодня не могу набрать ни строчки. Или писать не о чем, или пишешь всякую ерунду, которой вообще нет места в литературе. Вот такая коварная муза. Бывает еще, что она приходит слишком поздно, — часов в одиннадцать вечера, когда уже пора ложиться спать или хоть полчаса посмотреть фильм. Я подозреваю, что она это делает нарочно, чтобы меня позлить, как это делают большинство женщин на свете.

Когда, в очередной раз у меня случилась такая беда — все напасти случились в один день, я поначалу пал духом. Но оказалось не так и плохо. Давным-давно я начал подозревать, что если случилось внезапная неприятность, то жди вторую. Если второй нет, все нормально, живи и радуйся. А если неприятности следуют непрерывно, то видимо, ангел-хранитель ушел в запой, или у него самого неприятности и ему не до тебя, и надо самому выпутываться.

Я пораскинул своими мозгами, разобрался, и начал действовать. Если приемник сломался, не беда, — у меня есть запас: четыре советских приемника, которые даже если захочешь, не сломаешь: — раньше в СССР делали неубиваемую электронику. Кроме того, у меня было несколько импортных радиоприемников, которые еще не ломались. Светильники не все вышли из строя, — я в том году понаделал их много — штук семь, и даже батарейки не менял, — они горят сутками и ничего им не делается.

Муза, конечно, иногда подкидывает мне подлянку, но это не первый раз, и я нашел для этого противоядие, — даже несколько. Бывает, когда она гостит у меня неделями, и я этим пользуюсь: — хожу с ней в баню, сплю с ней, занимаюсь любовью, кормлю, пою и ублажаю всеми возможными мне способами. В этот период я создаю запас тем и сюжетов для будущих произведений. А чтобы не забыть их, начинаю, дохожу до места, которое не забыть и перехожу к следующему. Потом, когда их набирается много, я их не спеша дописываю до развязки и бросаю на неопределенное время, — может на неделю, может на месяц. И дальше пишу развязки к тем рассказам, которые мне нравятся.

Но вчера она меня застала врасплох, и я обиделся на нее не на шутку. Бросил писать, наелся пельменей и выскочил на улицу, — правда, предварительно потеплее оделся. Было уже одиннадцати вечера. Я не спеша прогуливался по улице с сигаретой и думал обо всем подряд: о коварной музе, в основном. Этот способ прошел: муза не пошла со мной, на мороз, а осталась в теплом доме, — ждать меня. И я, погуляв полчаса, нашел столько тем и сюжетов для будущих рассказов, что стал бояться, что если не запишу их сейчас, то половину точно забуду.

Так я стреляный воробей, и на мякине меня не проведешь, то в кармане своей куртки нашел карандаш и блокнот, и при свете уличного фонаря записал их все, и с чувством исполненного долга пошел домой. Муза не спала — она ждала меня, чтобы отметелить по-крупному, — отомстить, так сказать, за то, что я бросил ее одну в темном доме. Но я зажег свет только в прихожей, а пил чай с баранками в темной кухне, смотря на огромную луну. Я давно понял, что Муза не любит темноты. Самое любимое для нее освещение, это свет настольной лампы.

Муза, конечно, обиделась, и пошла спать, — в одежде. А я, тем временем, принял тоже обиженный вид и пошел в комнату для гостей. Там стоял мой любимый диван, в котором я хранил три одеяла, две подушки и запасную пижаму. Когда услышал храп Музы, то включил лампу, взял с тумбочки сборник русских народных сказок и стал читать их по порядку, снова и снова удивляясь, как была развита научная фантастика пару столетий назад.

Так я выхожу из положения, когда муза чихает на мои творческие муки. Но я отнюдь не прост. Если мой запас начатых рассказов кончается, а муза, наверное, ушла к другому писателю, и задержалась там на несколько недель, а может месяцев, тогда я, не мудрствуя, занимаюсь работой. В частном, деревенском доме, она найдется всегда. Сегодня, к примеру, я начал прибираться в огороде. Груша, яблони совместно с жимолостью и смородиной набросали столько листьев, что уму непостижимо. Их надо убрать и закопать. К слову сказать, в моем огороде такое количество тем, сюжетов, просто пропасть. И когда муза задерживается, я смотрю на огород, — и там обязательно найду, о чем написать. И, наверное, на крайний случай прибегну к секретному способу, о котором никто, кроме меня не знает.

Кроме огромного жизненного опыта у меня есть большая коробка с черно-белыми фотографиями. Я начал заниматься фотографией еще в пятом классе и там, в коробке с фотографиями, обязательно найду то, что мне надо вспомнить и написать: реальную историю, или, на крайний случай, фантастический рассказ, или даже повесть, а может и роман. А когда появились цифровые фотоаппараты, и делать цветные фотографии стало дорого, я их скидывал на диски. Моя тумбочка наполовину забита этими дисками, а на каждом около тысячи фотографии из моих поездок по России и Европе. Но это я приберег на самый крайний случай: — когда меня Муза оставит навсегда, или на длительное время.

А сейчас, вечером, Муза одумалась, позвонила в дверь. Я не держал на нее зла, — впустил, накормил, напоил, и спать уложил…

Бессонница

Вечером я засыпал буквально на ходу и не мог прочесть ни одной строчки из детектива на английском языке. Засыпать в такое детское время я не мог и ходил из одной комнаты в другую: то возьму какую-то книгу на русском языке, то пил чай с сушками или уговаривал себя починить электродрель. Все эти занятия мне не нравились, и тогда я пошел на последнее средство: — включил телевизор и стал смотреть новости. Но надолго мне этого занятия не хватило, и я уснул в кресле. Проснулся отдохнувший, полон сил через пару часов и успел запомнить сон, который увидел: мне приснился такой мощный снегопад, который внезапно обрушился на нашу деревню и за час успел покрыть трехметровым слоем все крыши домов на нашей улице. Но, к моему счастью, я об этом не подозревал, так как все мои окна были зашторены и наблюдать что-то в окно не было смысла, — в четыре часа дня наступал закат, а теперь на улице была глубокая ночь.

На моих больших часах в гостиной было уже одиннадцать вечера, и заниматься какой-то полезной работой было уже поздно. И я решил продолжить отдыхать: — ну ее, к черту работу, все равно ее не переделать. И все книги на свете не прочесть, а новости обновляются каждую минуту и мне за ними просто не успеть. А вот посмотреть какой-нибудь удивительный сон, особенно в руку, мне следовало. Сказано — сделано. Я завалился на кровать, укрылся с головой одеялом и стал ждать, когда начнется ночной сеанс. Ждал долго, но в голову ничего не лезло. Так иногда бывает со мной: — то сниться какая-то ерунда, то ничего не сниться.

Я стал считать баранов, потом перешел на звездолеты и батискафы. В конце концов, решил перейти на самородки золота, — это было, по крайней мере, полезней в нашей жизни. Тут я внезапно вспомнил, как в одной пробе, отобранной мной из отвала старого шурфа на планете, носящей гордый номер 13, спектрометр показал такую концентрацию золота, что ничем, как самородком, это было объяснить нельзя.

Мы высадились на этой планете втроем, после того, как выяснили, что воздух на ней был пригоден для дыхания, и ни одного вируса и микроба в атмосфере не было. Такая вот удивительная планета. На ней не было комаров, мошки и оводов — прямо рай для геологов. Я сразу давай вспоминать, как эти твари меня чуть не съели на родной Земле, а мои компаньоны, киборги, только посмеивались — такого, по их мнению, просто не должно быть, никогда. Ну, смеется всегда последний, и я напомнил им эту поговорку. Мы открыли люк у трофейного летательного аппарата и высыпались на лужайку. Люк звездолета моментально захлопнулся, и мы остались на лужайке одни: — три фигуры с рюкзаками и геологическими молотками.

Мы работали всегда втроем, после того, как на Земле у геологов закончилась работа и золото. Теперь его добывали из старых обручальных колец и кладов. Для искателей кладов надо было дорогое оборудование, а у нас его не было, у меня, особенно. Сначала я летал на старой ракете один, но это было опасно, и когда я познакомился с двумя киборгами, то пригласил их в компанию. Один из них был специалистом по электронике, а второй электромеханик. На одной планете мы столкнулись с очень кровожадными существами, и в неравном бою они пали смертью храбрых, а мы обзавелись новым, с иголочки, звездолетом.

Киборги привели его в порядок, а нашу старую ракету мы оставили дома, предварительно покрасив ее ржавчиной и нанеся на ее борта множество заплат из пластика: — чтобы ни у кого даже мысли не возникало о том, что этот металлолом можно запустить в космос. Это у нас был запасной вариант: — вдруг нам понадобиться космический грузовик. Не покупать же его, когда у нас была отличная, еще советского производства, ракета, которая может вынести на своем борту не одну сотню тонн золота. Наши деды и прадеды умели строить…

На горизонте высились огромные горы: — высотой тысяч в двадцать километров, а может и больше. Мы включили наши универсальные индивидуальные средства передвижения и полетели к этим высоченным горам втроем, — как три вороны к помойке. Здесь и находился шурф, где зашкаливал спектрометр. Единственным в нашей команде геологом был я, и был способен учуять золото без всяких приборов на глубине несколько километров. Золото было в гранитах, пронизавшими жилами молочно белого кварца — идеальное место для золотых самородков.

Шурф был пройден еще на заре поисковых работ на металлы давным-давно, когда еще существовали первооткрыватели. С тех пор здесь никого не было, а документация и результаты анализов были, к нашему счастью, утеряны бюрократами. Теперь мне надо было определить, где находиться самородное золото, и в каких количествах. Несмотря на то, что в арсенале современных геологов появились новые методы и приборы, самым дешевым методом остался дедовский: — при нем геологу надо было рыскать с геологическим молотком по всей округе. Этот метод давал отличные результаты и был самым дешевым. Но владели им не все: — я был счастливцем, когда понял, что мне везет и фортуна всегда на моей стороне. Для этого, правда, следовало хорошо знать геологию и курс рудных месторождений…

Я залез в шурф и приставил к одной стенке спектрометр. Он тут же зашкалил. Золото было на месте. Я вылез из шурфа и с молотком наперевес кинулся сначала в одну сторону, потом в другую, и когда мой инстинкт понял, что от него надо, повел меня в правильном направлении. То тут, то там я смотрел на образцы, которые отколачивал по дороге и шел дальше. Потом, остановился на ровном месте, и сказал, что здесь находиться Клондайк.

Мои компаньоны тут же достали взрывчатку и начали проходить шурф. Через пару минут на уютной поляне все было взорвано: — среди обломков кварцевых жил и гранитов валялись самородки золота — каждый по несколько сот килограммом. Мы оттащили самые подъёмные куски в сторону, выстроили из них пирамиду и снова взорвали. Так мы проходили шурфы часа четыре, пока нам не надоело. Я оценил массу золота в тысячу тонн, — приблизительно, и сказал своим партнерам, что на нашем звездолёте такой вес не поднять. Чтобы все утащить, надо было пригнать космический грузовик, — нашу советскую ракету. За ней надо было слетать на землю. Кинули жребий. О том, что я везунчик, знали все и не удивились, что жребий выпал мне. Я прихватил с собой одного киборга, а второго оставил охранять нашу добычу

Прикинув время, я сказал, что будем с ракетой часа через два, добрались к звездолету, и через минуту уже пробирались космическими огородами к Земле. Потом я поднял наш металлом, вывел его на орбиту и включил пятую световую скорость. Через час я уже приземлился рядом с маленьким терриконом — это был наш золотой запас, вокруг которого с огромным бластером вышагивал один из моих партеров. Если бы кто-то покусился на наше золото, он бы разнес всех в пух и прах. Но все прошло удачно — ни один из наших конкурентов не понял, куда мы делись с орбиты, так как киборг — электромеханик устроил нам локальную черную дыру и мы в нее нырнули, чтобы вынырнуть около планеты с золотом, где мы затащили весь металл в ракету и поехали обратно.

Наша парочка — звездолет и космический грузовик вынырнули из дыры прямо на земной орбите, и сразу пошли на посадку. Нам не надо было космодром — для этой цели служил мой огород. Ракета с оглушительным воем и огнем из дюз приземлилась на грядку с укропом, а звездолет причалил к мачте, которую я вкопал, когда понял, что мой космический флот не поместиться на огороде. Тогда я и вырастил огромную лиственницу, у которой впоследствии обрубил сучки, и она стала причалом для нашего звездолёта.

Было очень удобно: ракета, — космический грузовик, стояла на опорах в огороде, а звездолет висел над огородом метрах в тридцати. Когда он прилетал, я включал систему невидимости, и все было все в ажуре:- в огороде стоял только остов ржавой ракеты с многочисленными заплатами, и никто не думал, что она была способна взлететь и доставить несколько сотен тонн груза. Правда, мне надоели косые взгляды соседей и постоянные просьбу продать ракету на металлолом.

Теперь у меня осталась лишь одна проблема — продажа металла. Но каждое утро мимо моего дома ездила Газель и из нее разносилась просьба к населению нашей деревни — продать ржавый, ненужный металл.

Я с удовольствие сходил в баню, а киборги встали на зарядку и выглядели утром как огурчики. И когда из динамиков Газели до меня донесся призыв отдать за деньги металл, я вышел и заключил сделку с водителем. Он в спешке пригнал пять КАМАЗов и погрузка началась. Киборги везли золото во двор, где стояли весы, потом получали кредитки, а рабочие грузили металл в КАМАЗ. Все было отработано до мелочей, и никто никому лишних вопросов не задавал, — так было принято.

Когда первый КАМАЗ уехал, на его место встал второй, потом третий, четвертый и пятый. К этому времени приехал порожний первый КамАЗ, и все началось сначала…

Погрузка и разгрузка продолжалась почти до обеда. Деньги, — галактические кредитки уже не входили в чемодан, и я принес второй. После обеда все было кончено. Все КАМАЗы уехали, я унес чемоданы в подвал, где у меня стоял вместительный сейф, выглядевший как русская печка. Я попрощался с моими приятелями и вручил им небольшой аванс. Эта деятельность так меня напрягла, что я, когда все было кончено, вышел на улицу и с наслаждением закурил на завалинке. Соседи вылезли из своих домов и хором стали спрашивать — что у тебя случилось? Я ответил, что идет ремонт, и на КАМАЗах мне привезли отсев, щебенку и другие стройматериалы. Утолив информацией соседей, я решил, что хватит с меня активной деятельности. Надо было поесть, посмотреть телевизор и выспаться.

Как на грех, мне не спалось, и пришлось сначала считать баранов, потом звездолеты. Потом я подумал, почему бы мне не посчитать деньги за эту операцию? Я начал считать, на полпути сбился, и начал сначала. Потом еще сбился и снова начал сначала…

С этими подсчетами я уснул крепким сном, безо всяких сновидений и кошмаров. Утром я проснулся как огурчик. Взглянул из окна кухни на лиственницу, торчавшую как большой деревянный указательный палец в углу огорода, подумал, что пора ее, наконец, спилить на дрова, а здоровенную, ржавую железнодорожную цистерну, стоявшую вертикально на опорах, продать сборщикам металлолома.

После завтрака я вышел на улицу, закурил и обратил свое внимание на несколько блестящих крупинок под воротами. Я поднял один, подул на него, взвесил в руке и пришел к выводу, что в своих руках держу золото. Что бы это значило?

Вздох

В последнее время мне совсем перестали сниться сны. Наверное, оттого, что вечером я ложусь спать вымотанный домашней работой, разными делами, или просто устаю от внезапно свалившимися на меня проблем и хлопот.

Но раньше, когда я работал геологом, в свободное от работы и от домашних дел время иногда ездил на поиски минералов, сны мне снились постоянно. Меня тогда донимала мысль о том, что хорошо бы не рассматривать отвалы старых горных выработок, в надежде обнаружить кристалл, пропущенным горняками, или раскапывать найденную пегматитовую жилу, а путешествовать под землей, — там находить драгоценные кристаллы: аквамарины, бериллы, топазы или аметисты.

Навязчивая эта мысль была, увы, не моя. В одном прочитанном мною фантастическом рассказе уже было упоминание о человеке, который проникал сквозь скалы, и там искал месторождение какого-то металла. Но сейчас наступила такая удивительная и великолепная пора, когда многие фантастические изобретения превратились в реальность. Пока я не слышал, что сюжет этого фантастического рассказа воплотился в жизнь, а интернет по моему запросу мне ничего не нашел. Значит, эта фантастическая идея до сих пор не была претворена в жизнь. Мне было жаль с этим смириться — такая замечательная идея осталась невостребованной учеными и геологами. Я не мог с этим смириться и начал действовать, — на свой страх и риск.

В этом полезном и практичном для меня изобретении было две самых уязвимых момента: сама способность человека перемещаться в земных недрах и источник воздуха. Способность перемещаться в недрах земли пришла ко мне самым волшебным образом: однажды меня завалило в глубоком шурфе, где я добывал друзы горного хрусталя. Мне так захотелось жить, что передать это на бумаге, или вслух в виртуальном мире было просто невозможно. Только огромное желание мне помогла выжить — я просто заставил себя двигаться сквозь глину и кварцевую жилу, и поднялся до поверхности земли, до которой было несколько метров.

Я запомнил эту свою способность двигаться под землей, и потом несколько раз пробовал проделать это снова. Но надо было набрать сначала в легкие воздуха, потому что под землей его не было совсем. Когда я помногу плавал, то мог находиться три минуты без вздоха, и мне это здорово пригодилось на первых порах. Но три минуты хватало на то, чтобы проплыть под водой пятьдесят метров, или пройти в недрах земли метров тридцать, не больше. Это было для меня мало. Для того, чтобы совершать свои подземные прогулки, мне надо было решить проблему с кислородом.

Все горные породы имеют в своем составе минералы с окисью кремния. Даже классификация горных пород основана на этом. Самой богатой окисью кремния считаются кислые горные породы — граниты, а меньше всего окись кремния содержалось в ультраосновных горных породах. Проблема моя состояла в том, как этим мне воспользоваться на практике. Надо было изобрести аппарат, который мог разорвать молекулярные связи, — высвободить молекулы кислорода из атомной решетки минерала кварца, который состоит из окиси кремния, и таким образом получить необходимый для дыхания кислород.

Мне пришлось вспомнить химию, почитать книги по молекулярной физике, погрузиться в строение атомов и молекул. Можно конечно воспользоваться атомной энергией, чтобы разорвать эти молекулярные связи, но связываться с радиоактивностью мне не хотелось. Я пошел другим путем, — заставил солнечные нейтрино, которые пронизывают всю нашу планету насквозь, разбивать и молекулярные, так и атомные связи. Но их было мало, и мне пришлось сделать накопительное устройство для этих частиц.

В результате у меня получилась коробка, доверху набитая микросхемами. Мне не хотелось задыхаться под землей, и я сделал дублирующие цепи, которые страховали работу друг друга. Коробку можно было закрепить на ремне или засунуть в рюкзак. Для дыхания я приспособил респиратор «Лепесток», к которому привык на работе, когда работал лаборантом в одной лаборатории.

Наконец, когда все было готово, я взял ласты, трубку с маской и отправился на карьер, в котором намеревался испытать свой прибор. Испытывать прибор сразу под землей я побоялся, а вода для этого тоже мне подходила — это окись водорода, и если прибор не будет работать, то я не задохнусь под землей, а просто вынырну из воды.

На карьере была масса народу — молодые дачницы купались и загорали. Когда я разделся, достал из пакета ласты с трубкой, то одна молодая симпатичная купальщица сразу поинтересовалась, а где мое ружье для подводной охоты. Пришлось ей объяснить, что рыбы здесь нет, а есть тритоны и лягушки, которых я не ем, и потом достал из пакета ремень с моим прибором. Она не успела спросить, что это, потому что мне не терпелось испытать прибор. Я мигом одел маску, ласты, надел «Лепесток», маску с трубкой и нырнул. Сразу засек время на часах, и уцепился за большой камень на дне. Просидел на дне минут пять, а потом решил, что мой прибор работает, и для того, чтобы продолжить испытания, надо найти более уединенное место.

Когда я вынырнул, озабоченные моим долгим отсутствием девушки стояли на берегу и смотрели в воду, — они думали, что я уже утонул. Но я был жив и невредим. Я всех успокоил, искупался как все нормальные люди, немного позагорал и пофлиртовал с девушками.

Потом, когда высох, оделся, пошел на карьер, где не было народа. Он находился в десяти минут ходьбы, и там вода от родников была слишком холодная, чтобы купаться. Но я не собирался долго сидеть в воде — я хотел испробовать прибор в деле, для которого его спроектировал и сделал, — мне надо было отправиться на несколько минут под землю.

Сначала я нырнул, потом подплыл к берегу и залез в песок. Надо мной было его три метра, но двигаться в нем было легче, чем, допустим, в граните или в кварцевой жиле, но я должен был удостовериться в том, что прибор работает не только в воде, но и под землей. Походил в песке я минут пять, понял, что дышу и двигаюсь нормально и отправился обратно, в воду. Но тут у меня произошла заминка — в ходе прогулки я потерял ориентировку, и не знал, где теперь карьер. Это был для меня урок — надо было в следующий раз брать с собой не только компас, но и альтиметр, — чтобы ненароком не залезть слишком глубоко вглубь уральских недр. А сейчас я просто вылез из песка на небольшом песчаном пляже, на котором, кроме мальчика с собакой, никого не было.

Он удивился моему появлению, но не испугался и вопросов не задавал, но у его собаки было много вопросов. К моему сожалению, я не понял, чем она была недовольна и сказал ей об этом.

Я удостоверился в том, что прибор работает и мне можно было отправиться на поиски сокровищ, спрятанных в глубине уральских недр. Было еще рано, только середина дня, и я решил не откладывать поиски минералов. Недалеко, в каких-то двух километрах от этого карьера, находились Евгение — Максимилиановские копи, на которых можно было найти гранат, пушкинит и рубин. Они находились за рекой Исеть, но река не была для меня преградой — я ее мог преодолеть под землей.

Речку я перешел хорошо, но не стал выходить на земную поверхность — там была заболоченная пойма. Поэтому я прошел сто метров по гранитам и вышел из какой-то гранитной горки. До горы Пуп, где располагалась копь с пушкинитом, осталось всего километр, и я прошел его по просеке, дыша полной грудью лесной воздух. Если бы не комары, то прогулка была просто отличной. Но я не взял с собой репеллент, и меня погрызли комары с мошкой.

На заросших отвалах старой ямы я остановился, надел пояс с прибором, респиратор и нырнул в землю. Было темновато, так как батарейки в моем налобном фонарике садились, но на расстоянии два метра мне было видно строение горных пород, их структура и текстура, а также крупные выделения кристаллов. Вскоре я нашел большой кристалл пушкинита, потом целый ворох гранатов. Но кристаллы гранатов были мелкие, и я пошел дальше. Мне нужен был контакт гранитов и мрамора. Когда я его нашел, то нашел и кристаллы рубина Они были недостаточно крупные для меня, и я долго шатался вдоль контакта, прежде чем нашел крупный кристалл.

Большой бочонок рубина темно- красного цвета сидел в мраморе, и я его оттуда без труда вынул. Размер его был достаточно приличный — он мог быть достойным экспонатом любого геологического музея — почти тридцать сантиметров в длину и сантиметров двадцать в поперечнике. Рядом с ним вырос малыш поменьше — сантиметров десять длиной. Я его тоже прихватил, и решил, что полевые испытания на этом закончены. Можно было отправляться в Мурзинку и начать планомерное исследование подземной сокровищницы — искать аметисты, бериллы, топаза и аквамарины. Я вынырнул из гранита и понял, что нахожусь около полуострова Гамаюн, вблизи большого мраморного карьера.

Рядом был пруд, я искупался в нем, и оправился домой — в запале поисков минералов я пропустил время обеда, и был голодный, как волк. Домой я добрался через полчаса и когда плотно пообедал, решил, что большой кристалл рубина надо подарить нашему геологическому музею, а пушкинит и кристалл рубина я оставлю себе. Время подарков я запланировал на следующее утро, а сейчас мне надо заняться сбором клубники в своем огороде.

Гранатовая россыпь

Многие места, где я побывал в детстве и юности, снятся мне по ночам. Даже снятся места, на которых я побывать не успел. К одному такому месту относиться гранатовая россыпь на ручье, — в сосновом лесу, недалеко от моего поселка. Про это место я много читал в детстве, и руки мои чесались промыть там песчано-галечные отложения, но я так и не нашел для этого время.

В этой жизни я многое не успел сделать. Мне осталось не так уж и много времени, чтобы исполнить свои детские мечты, и, наконец, я выбрал подходящее время для этого, — в огороде все росло, но урожай там собирать было еще рано: огурцы были размером с ноготь, а смородина только начала краснеть. Клубники в этом году практически не было, а луку я уже съел столько, что уже не мог на него смотреть. Только сорняки в огороде росли очень быстро, но я дал себе слово, что когда вернусь из леса, задам им по первое число.

Промывкой похожих глинисто-песчаных пород я занимался в одном из полевых сезонов, когда искал цветные алмазы на севере. У меня даже сейчас начинают ныть руки, когда вспоминаю те дни. Вода в ручьях было очень холодная, а глина очень вязкая, и пока я мыл серый шлих, руки у меня замерзали настолько, что пальцы еле шевелились. Нормального лотка у меня тогда не было, и я мыл шлихи старой железной миской, которую я превратил в старательский ковш.

Сейчас я решил обойтись такой же большой, литров на пять, железной миской, которую я сначала обжег в печке, а потом долго выпрямлял на чурбаке, чтобы она была похожа на старательский ковш, но была бы больше размерами. В принципе, все было готово для похода к ручью. На всякий случай я взял небольшой канадский геологический молоток и небольшое титановое зубило.

Утром с небольшим рюкзаком, в котором было два обеда, я выдвинулся на свое место работы. Когда добрался до места, солнце поднялось над елями и соснами, и я в своей брезентовой куртке вспотел. Ручеек еле-еле бежал по небольшому логу, и я сначала развел костер, чтобы напиться чаю, а потом прошел по ручью, выясняя, где самое подходящее место для промывки. Нашел небольшой омут, где можно мыть породу и принялся за работу.

Начал в двухстах метрах ниже по течению от своего костра. В первом сером шлихе не оказалось ничего интересного. Потом промыл еще и еще, но в них также не оказалось ни гранатов, ни эпидотов, и ничего полезного для меня. Я постепенно подвигался к своей стоянке, и в одном шлихе мне попались мелкие зерна гранатов. Мне стало легче на душе, и я понял, что я на верном пути. Миновал свой костер и стал мыть шлихи выше по течению. Кристаллы гранатов в шлихах попадались все чаще и размеры их все увеличивались в размерах.

Двигаясь вверх по ручью, я заметил его приток, — маленький ручеек. В ручье, по которому я шел, кристаллов стало меньше, и я стал отбирать пробы из маленького ручья. В нем было масса гранатов ярко красного и желтого цвета, а также стали попадаться крупинки зеленого и фиолетового цвета. Без лупы я не мог определить, какие же минералы зеленого и фиолетового цвета мне попали в пробу, — они был мелкие в размерах, но я подумал, что это, наверное, эпидот, или тоже гранат. Зерна с каждой промывкой становились все крупней и крупней, и достигали уже размера горошины. Такие кристаллы граната уже можно было пускать в огранку, но зеленые минералы стали попадаться чаще гранатов и размеры их становились все крупнее и крупнее. Цвет их становился бледней и я задумался, — это не было похоже на эпидот, а скорее на хризолит или на изумруд.

Я прошел вверх по течению еще метров двадцать и набрал в миску пробу. В ней ничего не оказалось — ни гранатов, ни хризолитов. Коренной источник их я прошел, и поэтому в логу, по которому протекал этот ручей, их не оказалось. Я почувствовал охотничий азарт, — где-то рядом была жила с гранатами и хризолитами, и я мог ее запросто найти. Надо было только лопата и кайло. Но у меня не было инструментов, а идти за ними домой было далеко. Я сделал на иве затеску и вернулся к костру. Когда обедал, вспомнил, что неподалеку, в старых горных выработках видел старые лопаты, которые любителям камня было лень нести домой. До этих старых шурфов было не так и далеко — какой-то километр.

Мне повезло: — в кустах, рядом с одной закопушкой я нашел и лопату и кайло. С этими инструментами я и начал искать жилу. Сначала выкопал узкую, но длинную канаву и нашел ореол, где было больше всего кристаллов граната, а потом подсек этот ореол второй канавой и определил направление этого ореола.

Теперь, когда мне было ясно направление жилы с драгоценными камнями, стало легче. Лопатой я снял почвенно-растительный слой и стал разбирать кайлом породу с кристаллами. Они были такие крупными, что я без труда определил среди них гранаты ярко красного цвета, желто зеленым цветом оказались хризолиты, а зеленые оказались изумрудами. Все кристаллы были в породе, которая легко разбиралась молотком и кайлом. Я разбирал эту жилу с кристаллами постепенно, метр за метром и вдруг она закончилась.

Кристаллы были уже с кулак величиной, но мне этого показалось мало, и я полез вглубь в том месте, где кончилась жила. Скоро я выкопал небольшой шурф метра полтора и когда выбирал со дна породу, лопата вдруг провалилась. Внизу оказалась полость, в которую я не медля ни на минуту, залез. Она была просторной — шириной с метра полтора и длинная — несколько метров. Все стенки ее были в кристаллах, с мою голову и разные цветом — от ярко красных и желтых, до травяно зеленых. Некоторые из кристаллов были такие прозрачные, что через их грани были видны другие кристаллы.

Я нашел лопату, которая застряла между кристаллами, и выкинул ее наружу, чтобы не мешала мне рассматривать это богатство. Долго сидел, любуясь этой красотой, но вспомнил, что наступает вечер, и мне надо было подумать о возращении. Я отломил несколько разных по цвету кристаллов и осторожно положил их на траву рядом с шурфом. Потом вылез, закрыл устье шурфа ветками и сучьями, сгреб почву на канавах, чтобы их не было видно, набросал в рюкзак листвы, а потом положил на них бесценные кристаллы, молоток, зубило, котелок и отправился домой, с чувством исполненного долга.

У меня в рюкзаке находилось сокровище, но его большая часть осталась в полости, которую я вскрыл шурфом. И я, когда шагал домой, думал, что пока я не перетащу все, что я нашел, не успокоюсь. Впереди меня ждала огромная работа, заслуженный отдых на Мальдивах, или в тюремной камере…

Заброшенный шурф

Много лет я ходил по лесной дорожке мимо одного заброшенного шурфа, — собирал грибы. Лес около него был красивым, с многочисленными кленами, черемухой и рябиной, и там всегда можно было найти белые, подберезовики и красноголовики. В этом замечательном месте был широкий лог, который образовался по тектоническому нарушению, либо контакту между гранитами и другими горными породами.

В этом заброшенном шурфе сохранились остатки крепи, но он почти всегда был затоплен грунтовыми водами, и когда я проходил мимо него, то всегда думал, кто и зачем его выкопал, так как никаких месторождений полезных ископаемых рядом не было — никаких руд и самоцветов.

Несколько лет назад были очень жаркие летние месяцы, и уровень воды в этом шурфе стал понемногу понижаться — по метру, по два в год. И этой весной, когда я в последний проходил мимо него, то оказалось, что в нем совсем не было воды. У меня была старая привычка заглядывать в старые ямы, шурфы и шахты. Не знаю, откуда это у меня, но мне всегда было интересно взглянуть на дно горной выработки. И в этот раз я не изменил своей привычке — подошел к самому краю и посмотрел вниз.

Шурфом в геологии обычно называют неглубокие горные выработки — глубиной до двадцати пяти метров. Неглубокие шурфы обычно проходят без крепи, а глубокие укрепляют крепью из бревен, как, допустим колодцы, — чтобы избежать обрушения стенок.