Бесплатный фрагмент - Город, где ничего не случается

Посвящается моим родителям — Галине и Александру Калько, моей подруге Наде, ее сестре Вере и их матери Марии Ивановне.

Отдельная благодарность:

Наталье Христич — за полезные советы, которые помогли сделать текст лучше;

Памяти моего друга Виктора Шадрина — за то, что именно его игра на сцене театра вдохновила меня на создание образа Виктора Морского;

Персоналу гостиницы «Эдем» в городе Красногвардейское (Крым)

Уважаемой семье Готовчиковых, ставших прототипами дяди Коли и тети Светы из «Рассвета».

Все персонажи, события и некоторые населенные пункты, названные в книге, — вымышленные. Любое сходство с реальными лицами, событиями или населенными пунктами является случайным. — /Автор/

*

«Да, весело начинается долгожданный отпуск, — Вероника Орлова поправила на плече ремень тяжелой сумки, безнадежно слушая объявление по вокзальному радио. Если бы она знала, что подряд две электрички в нужном направлении отменят, то лучше бы поспала лишних два часа, чем мчаться на вокзал в четыре часа утра. — Вечно я страдаю по доброте душевной!»

Маршрутные такси и машины предприимчивых частников брали штурмом, не торгуясь. Несмотря на раннее утро, вокзал был многолюден и суетлив. К трем открытым кассам из десяти змеились огромные очереди. Люди спорили до хрипоты, разбираясь, кто за кем занимал. То там, то сям вспыхивали раздраженные стычки. Дети с воплями и гиканьем носились повсюду, падали, ревели или канючили, и получали шлепки от невыспавшихся злых мамаш. Кто-то ругался с киоскершей, не желающей продавать пиво до 8 часов. Неустанно бубнило радио, но большинство слов диктора тонуло в общем вокзальном гуле.

Ника выбралась из толчеи возле кассы с билетом на 10 часов утра в руках. Итак, еще два часа ждать…

Девушка осмотрелась в поисках свободного сидячего места, но, увы, они были давно и прочно заняты. Вокруг громоздились чемоданы, тележки и детские коляски. «И пытаться не стоит!».

«Блин! — Ника поморщилась: ремень сумки еще сильнее врезался в плечо, впечатывая в тело бретельку лифчика и шов футболки. — Отъедешь километров на двести от Питера, и как будто попадаешь в другое время и в другой мир! И электричка мне досталась не „Ласточка“…» — перебросив сумку на другое плечо, она потрясла тяжелой от недосыпа и сутолоки головой и прошлась по вокзалу в поисках чего-нибудь, что могло бы скрасить ожидание.

Кафе было еще закрыто; газетный киоск — тоже, но к ним уже выстроились очереди ожидающих. К магазинчику с продуктами и напитками тоже стекались со всего вокзала, и «хвост» потянулся даже на улицу, как в «Столовых №1» на Невском.

«Ясно, — Вероника безудержно зевнула. — Хоть кофе-автомат тут работает?»

Автомат работал. Подивившись низким ценам (в Питере таких давно нет), девушка бросила в приемник несколько монеток и получила стаканчик растворимого, но зато — крепкого и горячего кофе. Напиток согрел ее и немного разогнал сонное оцепенение. В «Ласточке» из Питера поспать не удалось — напротив расположились очаровательный гиперактивный малыш и его хлопотливая бабушка, то и дело звучно целующая озорника в перерывах между замечаниями соседям: «Вы что, не видите, что здесь ребенок?! Что вы хотите, он же маленький, ему скучно!». Непрестанная возня мальчугана и громкий голос его бабушки не дали Веронике даже вздремнуть до самой конечной станции. Там Вероника поспешила к пригородным кассам, с облегчением увидев краем глаза, что пожилая дама с малышом скрывается в дверях «Выход в город». Но электричку, на которую она рассчитывала успеть, отходящую в 06.08, отменили из-за каких-то сбоев на электростанции. Следующая, в 07.40, тоже не отправилась.

Вероника отошла в сторону от бурлящего человеческого моря, села на дорожную сумку (благо, она никогда не брала в дорогу то, что могло разбиться или сломаться) и закурила. «Да, засада… Но раз уж я пообещала маме, я должна сдержать слово!».

*

Разговоры о том, что недавно установленный памятник на могиле ее родителей надо бы привести в порядок и «облагородить», а ей уже не под силу такая длинная и тяжелая дорога, Татьяна Ивановна Орлова заводила уже не в первый раз. И в самом деле, весной ей исполнилось 80 лет, и дочери, Ника и Вика, старались максимально освободить маму от нагрузок.

Татьяна Ивановна вышла замуж после сорока лет, и ее дочерям было только 35 и 33 года. Старшая, Вероника, работала спецкором «Невского Телескопа» и успела сделать себе имя в Питере и Ленобласти за счет ряда успешных журналистских расследований. Виктория стала программистом, проектировщиком систем защиты предприятий и жилых помещений и технологии «умный дом». Сейчас она как раз занималась усилением безопасности в офисе одного из петербургских политических деятелей; работа была срочной, заказчик не скупился на гонорар и обещал надбавку за оперативность, а у Вероники как раз начинался отпуск, и девушка пообещала маме, что непременно съездит в Краснопехотское, откуда были родом ее родители, и приведет в порядок памятник.

— Жаль, что Новоминская сейчас почти обезлюдела, — грустно сказала мама, — я помню село в его золотое время, совхоз процветал. А сейчас хоть вообще не заезжай, одно огорчение.

— А я все-таки постараюсь зарулить, — Вероника листала атлас Ленобласти, намечая маршруты. — Профессиональное любопытство!

*

Чем больше стрелки приближались к десяти часам, тем внимательнее Вероника вслушивалась в объявления. Не отменят ли и эту электричку? Тогда следующей придется ждать до пяти часов вечера. А ей хотелось поскорее добраться в Краснопехотское, снять номер в привокзальной гостиничке, принять душ, поесть и отдохнуть, чтобы завтра утром со свежими силами выехать в Новоминскую, село в тридцати километрах от Краснопехотского, где жили, а теперь были похоронены дедушка и бабушка.

«Эх, разве на работе я обращаю внимание на неудобства? Преспокойно могу двадцать дней из тридцати рассекать по всей области и даже Карелии, спать на боковушке в плацкартнике, всю ночь сидеть над статьей, чтобы к утру отдать ее ответсеку и прекрасно себя чувствовать, а тут всего одну ночь не поспала, и уже голова чумная. Может, это работа придает мне сил: ради успешного расследования я готова терпеть любые трудности и не замечаю неудобств. Наверное, права Лилька: лучше всего я себя чувствую, когда загружена работой по уши. Прямо хоть ищи тему нового расследования, чтобы быть в тонусе! Но искать ее сейчас придется долго: в Краснопехотском ведь никогда ничего не случается. Мама рассказывала, что там всегда все спокойно и мирно. Нет ни гопников, ни шпаны, и даже бандитских разборок в 90-е почти не было. „Конкретным пацанам“ там просто нечего делать: ни алмазов, ни нефти, ни секс-трафика, ни „окна“ через границу. И даже наркобизнес там не развернешь: всё ведь на глазах. Топи да болота… Максимум, что я там могу нарыть, — это продавщица, не доливающая пиво после отстоя пены, или хозяин АТП, накинувший 5 рублей к стоимости проезда в городском автобусе!» — Ника бросила в урну уже третий стаканчик из-под кофе. Она бы с удовольствием что-нибудь съела, но возле кафе, магазинчика и киосков по-прежнему тянулись очереди, а до электрички оставалось всего 20 минут. Так что запастись едой она уже не успевает.

На табло побежали строки, высветилось сообщение, что электричка №… прибывает на шестой путь к третьей платформе. «Ура, еще час, и я на месте!» — Ника проворно подхватила сумку и поспешила к переходу, чтобы успеть занять место.

Коренастая девушка с мальчишеской стрижкой, красивым точеным лицом и яркими синими глазами, в широких черных джинсах и такой же просторной куртке с эмблемой группы «Алиса» на спине, громко топающая тяжелыми черными бутсами, с первого взгляда напоминала парня.

— Сынок, который час? — громко спросил идущий навстречу пенсионер с тележкой.

— Девять сорок пять, — обернулась Ника, и мужчина увидел ее мягкие черты лица, пышную грудь, обтянутую курткой, и тонкое запястье, украшенное массивными «командирскими» часами (подарок отца на двадцатилетие).

— Спасибо, дочка… Э, да вас и не поймешь, кто есть кто, — усмехнулся своей ошибке пенсионер, — все одинаковые, как с инкубатора!

Смеясь, Вероника вышла на платформу как раз, когда из депо нехотя, с ворчанием вытягивалась электричка, пыльно-зеленая, с круглоглазой недовольной мордочкой. Через тусклые стекла Ника увидела деревянные скамьи и решетчатые полки для багажа. В Питере таких электричек уже давно не осталось, их сменили новые — обтекаемой формы, с узкими «японскими» фарами и пневмодверями; в их салонах пахло новеньким пластиком и свежим кожзамом. А по специальным рельсам бойко сновали красавицы-«Ласточки», развивающие скорость до 200 километров в час, и там к ароматам новизны примешивался еще и запах вкусного кофе и сладких булочек, которые разносили на тележках приветливые молодые люди в бордовой форме. А сейчас Ника словно вернулась лет на тридцать назад, вдохнув в салоне запах натруженного металла, смазки и полированного дерева, ни с чем не сравнимый и неповторимый. Тогда она с родителями пару раз ездила в Краснопехотское… На вокзале мама непременно покупала ей — «за то, что хорошо себя вела в дороге, не шалила и не капризничала» — упоительно вкусный пломбир в бумажном стаканчике с зеленым кругляшом сверху. Вероника с удовольствием выковыривала мороженое деревянной палочкой. А потом они садились на голубой в полоску круглый автобус и ехали в Новоминскую, где в доме маминых родителей жили ее старшая сестра, Светлана Ивановна, и ее муж дядя Сеня. Поездка к ним была увлекательным приключением для Ники. После родного двора-колодца, гранита и арок девочку захватывала новизна просторного двора, фруктовых деревьев и животных, которых можно было увидеть вблизи и даже потрогать. Можно было помочь тете Свете подоить корову, сходить в курятник и принести несколько еще теплых яиц для потрясающе вкусного омлета; поиграть с котятами тетиной черно-белой Марыськи; поездить верхом на ленивом толстом Бобике, который очень дружелюбно относился ко всем детям, а Нику вообще обожал и слушался ее, как ягненок. Как давно это было!

За окном мелькали ярко-зеленые луга, гладкие, как зеркало, озера, высокие тонкие деревья, похожие на вечно сидящих на диете фотомоделей. Небольшие чистенькие деревушки, полустанки с номером того или иного километра и платформами не больше Вероникиной кухни на «Парнасе»… День был неплохим, солнце почти разогнало лохматые серые облака и вольготно расположилось в ярко-синем небе. «А зонтик и плащ я не зря взяла — могут понадобиться в любой момент. Стоит только их забыть, тут же промокнешь, как кура!»

«Даже у Лильки в „Мадриде“ больше шансов вляпаться в историю, — Вероника поерзала на жесткой скамейке и достала смартфон. Сеть, хоть и слабенькая, но была. — А Краснопехотское похоже на городок из „Безымянной звезды“, где никогда не останавливаются скорые поезда!»

Девушка отправила СМС подруге в Мариенбург, и через пять минут пришел ответ: «Ясно, а я все так же, на работе. Хорошей поездки!»

*

«Как давно я здесь не была!» — подумала Вероника, стоя на утопающей в зелени и цветах платформе и глядя через рельсы на привокзальную площадь с киосками, Чебуречной и двухэтажным приземистым зданием из красного кирпича, где мирно уживались магазин медтехники, гастроном и гостиница с пафосным названием «Монрепо».

Вероника надела солнечные очки, поправила козырек черной кепки и размашисто зашагала через переход на площадь. Из открытого окна чебуречной потянуло такими упоительными ароматами горячего мяса, теста и расплавленного сыра, что рот тут же наполнился слюной, а в желудке жалобно заурчало. «Устроюсь в номере и — завтракать! После вокзального кофе у меня разыгрался волчий аппетит!».

Вероника снова потыкала пальцами в виртуальные клавиши смартфона. Номер владельца «Монрепо» был сохранен в его памяти. Услышав, что девушка желает снять номер, хозяин ответил, что незамедлительно пришлет своего сына, который устроит постоялицу в одноместную комнату.

Ожидая хозяйского сына, Вероника побродила туда-сюда вдоль фасада здания и прилегающего к нему пыльного строительного забора, и почитала расклеенные на нем объявления: «Дрова с доставкой на дом», «Утепление дома», «Ветеринар». Потом вошла в незаметную на фоне броской вывески «Медтехника» дверь и оказалась в узком коридоре с дверями друг против друга. Справа шла лестница на второй этаж. Слева был спуск на цокольный этаж, где располагались пустая стойка рецепшен, пожарный щит и инструкция для приезжающих. Вероника прочла ее и хмыкнула: «Прогресс добрался и сюда. В прошлый раз в номерах еще можно было курить!». В «Монрепо» явно недавно сделали ремонт; стены были декорированы в приятных ореховых тонах, ламинат «под карельскую березу» приятно гармонировал цветом со стенами, цветы в кадках и кашпо — свежие и ухоженные, и пахло в коридоре приятно — чистотой и хвойной отдушкой. В гостинице стояла тишина, словно в «Монрепо» не было других постояльцев.

Чтобы скоротать время, Вероника взяла забытую на подоконнике бесплатную газету и начала листать.

Всю первую полосу газеты занимало интервью с неким Виктором Морским, разглагольствующем о благотворительности, открытии кризисных центров и бэби-боксов в Ладожске и области. Тогда, как он считал, жертвы домашнего насилия или люди, лишившиеся крова, получают шанс начать новую жизнь, а ненужных младенцев перестанут выбрасывать в мусорные баки или в реку. «Спасая одну жизнь, мы спасаем целый мир», — не совсем точно процитировал он в конце интервью. «Наверное, не за горами местные выборы, — подумала Вероника, — и он заранее готовит почву. Неплохой ход, надо сказать. Тут сильнее развиты семейственность и взаимовыручка, чем в больших городах, и люди скорее поверят кандидату, который охотно протягивает руку помощи обездоленным и несчастным и заботится о детях, — она посмотрела на фотографию под заголовком статьи. Морской выглядел еще совсем молодым, не старше тридцати лет, русоволосый, с небольшим «хвостом» на затылке, лицо красивое, но немного постное, а в серых глазах — цепкий стальной блеск деляги. Потом она бегло просмотрела оставшиеся полосы. Ничего особенного, обычная бесплатная газета в небольшом городке: сообщения о полеводческих работах, репортаж о спартакиаде юных шахматистов, фото двух новых машин «скорой помощи», подаренных местной больнице. Возле беленого одноэтажного здания медпункта, построенного явно еще в пятидесятые годы, сверкающие фургоны смотрелись, как инопланетные корабли. Все та же реклама. А вот и нужное ей объявление: служба такси, готовая в любое время суток доставить клиента в любую точку Краснопехотского и окрестностей по разумной цене. Вероника вбила номер в свой смартфон, и тут увидела в окно, что к гостинице спешит парень лет двадцати пяти. Не по возрасту строгое выражение лица, папка под мышкой. Ника предположила, что это и есть сын хозяина «Монрепо», и не ошиблась. Через минуту стукнула входная дверь. Простучали быстрые шаги к рецепшен.

— Извините, что заставил вас ждать, — сказал молодой человек, открывая регистрационный журнал. — Ездил в СЭС. Нужно было срочно отвезти им кое-какие справки… Ваш паспорт, пожалуйста.

*

Ей дали номер на втором этаже, выходящий окном на запад, а это значило, что почти не заходящее в июне солнце не будет беспокоить Веронику по утрам. В небольшой комнатке, тоже отделанной в бежево-ореховых тонах, было все, что необходимо для комфортного проживания: кровать, столик, кресло, две полки, тумбочка. На полу лежал не новый, но чистый и яркий ковер. В изножье кровати пристроился запечатанный пакет с постельным бельем, полотенцами и туалетными принадлежностями в маленьких тюбиках и флакончиках. Санузел был общим, в конце коридора, но все тоже обрадовало чистотой и новизной.

Разобрав вещи и застелив постель, Вероника задумалась, чего она больше хочет — прилечь или поесть. При воспоминании об ароматах, доносящихся из чебуречной, девушка решительно поднялась с кресла. Нужно позавтракать, а потом позвонить в таксопарк, вызвать машину на завтрашнее утро.

К полудню солнце немного согрело воздух, и Ника оставила куртку в номере и вышла на улицу в джинсах и рубашке-поло «Ти-Джей Коллекшен», закинув через плечо изящную маленькую сумочку, подарок Вики на день рождения.

*

Два чебурека — один с мясом, второй с сыром, компот и чашка кофе обошлись ей так дешево, что в Питере такой суммы хватило бы только на чашку кофе. Устроившись у столика перед панорамным окном, Ника вооружилась вилкой и ножом и разрезала первый чебурек.

За одним столиком сидела молодая пара с девочкой лет пяти. За другим обедали трое студентов, бросив на пол пыльные рюкзаки.

Уплетая сочный и вкусный чебурек с расплавленным сыром, Ника краем уха слушала разговор буфетчицы с поварихой за перегородкой. Женщины обсуждали вчерашний скандал, устроенный одной из посетительниц, и последовавшую за этим сегодня утром проверку Ладожского СЭС. Жалобщица утверждала, что ее ребенок, якобы, отравился чебуреком, купленным здесь. «Небось весь день в сумке таскала, а дома не погрела и дитю дала, а мы виноваты, что у нее мозгов нет!» — зычным голосом припечатала повариха.

Вероника отпила компот, оказавшийся тоже очень вкусным, и потянулась за вторым чебуреком.

Когда она мыла руки после обеда, в чебуречную с шумом ввалилось сразу несколько посетителей, с чемоданами, усталые, суетливые. Они тут же образовали очередь к окошку, обсуждая, что заказать; разговор о вчерашнем скандале прервался; буфетчица захлопотала у окошка выдачи, а на кухне вовсю зашипело и зашкворчало.

*

Вероника шла по аллее, украшенной резными скамейками с названиями и гербами городов-героев. У каждой скамейки стояла деревянная скульптура — Заяц и Волк, Кот в сапогах, Мальчик-с-пальчик, Белоснежка. За деревьями тянулись одноэтажные домики с белеными стенами и красной черепицей, знакомые Нике по фотографиям из маминого старого альбома. Но теперь они были украшены яркими вывесками: «Продукты, 24 часа», «Автозапчасти», «Гаджеты», «Парикмахерская», «Цветы». В последний магазин Вероника зашла, увидев в витрине помимо настоящих цветов еще и искусственные. Завтра нужно будет поставить их к новому памятнику дедушки и бабушки.

Возле каждой коробки с пластмассовыми цветами и букетами был укреплен ценник, и, взглянув на цифры, Вероника удивилась: может, она что-то неправильно прочитала? Или здесь выставили уцененный товар?

— Дорого? — по-своему поняла ее замешательство продавщица. — Но это не за один цветок, а за всю ветку, видите, тут двенадцать роз, и цвет долго не выгорает.

— Я возьму эти розы, — Вероника достала кошелек. — И гвоздики, вон те, сиреневые, тоже дюжину. И еще фиалок, двенадцать штук, разноцветных.

По дороге в гостиницу девушка представила, во сколько обошлись бы ей эти цветы в Питере. «Тут, наверное, я со своей зарплатой буду казаться настоящей богачкой» — усмехнулась она.

Оставив покупки в номере, Ника продолжила прогулку. Вот редакция местной газеты, в таком же приземистом здании с черепичной крышей. Напротив — типография, похожая на редакцию, как близнец. Сбоку к ней прилепился броский кофе-автомат, но на его дисплее уныло светилась надпись: «Нет стаканов». За деревьями мелькнула эмблема змеи и чаши; больница… «Я словно путешествую во времени», — улыбнулась Ника и сделала селфи.

Фасад дома детского творчества был украшен цветными аппликациями детских рисунков, и гостей встречал у крыльца металлический Кот Леопольд с палитрой и кистью в передних лапках. Вероника снова вытащила смартфон и сделала еще несколько фото. Отойдя на положенные десять метров от детского учреждения, она закурила и снова подумала о том, как этот городок похож на место действия «Безымянной звезды».

Завернув за угол, Вероника даже присвистнула от изумления. А вот здесь уже был двадцать первый век! Над белеными одноэтажными домиками высился сверкающий свежей краской «Фикс-прайс». Напротив красовался такой же «Перекресток». А сбоку гостеприимно распахнул двери «Кофе-Хауз». Из любопытства Вероника завернула в оба магазина, и из каждого вышла с объемистым пакетом покупок, а потом — в кофейню, где как раз нашелся свободный столик на одного у окна, как любила Орлова.

Умостив пакеты под столом и нарезая горячие тосты с ветчиной и сыром, Ника планировала завтрашний день. Пожалуй, лучше не тянуть, а выехать в Новоминскую в восемь часов утра. Тогда она прекрасно управится за полдня и еще успеет отдохнуть.

Девушка достала смартфон, чтобы отправить СМС маме, но тут ее отвлек чей-то резкий визгливый голос у стойки. Вероника недовольно подняла голову. Сварливая, ярко накрашенная молодая женщина наскакивала на растерянную девушку-хостес, требуя книгу жалоб и телефон хозяина.

— Нет, вы мне объясните! На дверях висит объявление: в каждой коробке с маффином — игрушка! Мой ребенок захотел игрушку, и я купила ему маффин, а в коробке никакой игрушки не оказалось! Зачем вы людей обманываете?! Вам что, лишь бы побольше продать?

Рядом с ней заливался могучим басовитым ревом карапуз лет четырех, цепляясь липкими пальчиками за короткую пожарно-красную клеенчатую куртку мамаши. Но она не обращала на него внимания, продолжая кипятиться:

— Ах, у вас нет телефона хозяина?! Прекрасно! Значит, завтра тут будет проверка и работники прессы, и…

— И администрация Президента в полном составе, и Андрей Малахов, и Верховный Суд из Гааги, — меланхолично подхватила Вероника, — все примчатся на рысях выяснять, почему вашему ребенку не дали бесплатный лизун или резиновую машинку…

— А вы, женщина, ваще тут не встревайте, не с вами разговор, защитница еще нашлась! — взвизгнула мамаша, разворачиваясь к новой жертве.

— Выпейте валерьянку и успокойтесь, БАБУЛЯ, — все так же негромко сказала Ника и достала удостоверение. — Пресса уже здесь, я — спецкор «Невского телескопа» и готова вас выслушать, только убавьте две трети децибел, вы меня оглушили.

Поняв, что ей достался крепкий орешек, человек, которого не спугнуть напором и привычным воплем, мамаша примолкла. Ее ребенок, оставшись без присмотра, начал бегать взад-вперед по залу, оступился, упал рядом с Вероникой и снова заорал. А из кармана его штанишек выпал какой-то небольшой предмет…

— Так в коробке не было игрушки? — Вероника подняла с пола пахнущего ванилью маленького резинового динозавра. — Кстати, за клевету в Уголовном Кодексе статья есть. Хорошенький пример вы подаете ребенку, — она помогла подняться плачущему малышу, отряхнула ему коленки и отдала игрушку.

Крикунья моментально сникла и тихо удалилась, ведя за руку тоже умолкшего сынишку.

— Как сглазил кто, — посетовала хостес, проводив их глазами. — То пожарник хотел закрыть нас за то, что пожарный выход коробками заставлен. Только мы их убрали и дверь отперли, как СЭС штрафов понавешало буквально за каждый чих. Только вчера мы закончили по их замечаниям работать, как теперь с этой игрушкой скандал! Третий год работаем, людям нравится, зал никогда не пустует, а сейчас одна проблема за другой!

Вероника вспомнила услышанный в чебуречной разговор о скандальной посетительнице и ребенке, отравившемся чебуреком. И сын хозяина «Монрепо» тоже приехал селить ее в номер именно из СЭС… «Один раз — случайность, два — совпадение, три — уже настораживает», — шептала ее профессиональная интуиция.

Из раздумий ее вывел голос официантки, поставившей на стол тарелочку с тирамису:

— Поздравляю, вы стали сотой клиенткой сегодня, и получаете десерт в подарок!

«Лилька бы, наверное, отказалась со своими вечными диетами, — Вероника поблагодарила и придвинула к себе тарелочку. — Ну, а я этими заморочками не страдаю и могу себе позволить полакомиться».

Она догадалась, что подарок ей вручили за помощь в споре с горластой клиенткой, вздумавшей, наверное, получить компенсацию ущерба за то, что ее ребенок, якобы, не нашел игрушку в коробочке с кексом.

Да, похоже, не все спокойно в этом внешне идиллическом уголке! Кому это понадобилось троллить гостиницу, кофейню и чебуречную? Так… Может даже она тут задержится и попытается выяснить, в чем дело!

Ника снова забежала в «Монрепо», оставила там пакеты с покупками и направилась через дорогу, в густо зеленеющий городской парк, чем-то напоминающий Сангальский сад на Лиговском проспекте. На другой его стороне золотился купол церкви.

Вероника остановилась перед мемориалом времен Великой Отечественной войны, чтобы прочитать столбец, где, как она знала, были имена старших братьев мамы.

Самарин, Антон Иванович, 1941-й;

Самарин, Константин Иванович, 1943-й;

Самарин, Филимон Иванович, 1944-й…

Звякнул смартфон, пришла СМС: «Привет, я в Питере, по делу Кириллова, в Городском суде. Если хочешь, подъезжай на прения, посмотришь, как я сделаю обвинителя! Надеюсь, потом ты не откажешься от ужина?» «Откажусь, Наум, — ответила Вероника, читая имена своих дядей, которых никогда не знала, но которые отдали свои жизни в боях под Ленинградом. — Я сейчас в области, только сегодня уехала. Вернусь не раньше послезавтра. Если не задержусь» «Блин, — раздосадованно откликнулся Наум Гершвин, — а я так хотел показать тебе, как поставлю на карачки этого ж… драла! А почему хочешь задержаться? Новая тема?» «Похоже, что да. До связи!» «До связи!».

Церковь оказалась еще недостроенной; внутри шли отделочные работы. Батюшка, еще молодой и совсем по-мирски торопливый и деловитый, охотно объяснил Нике, что храм откроется для прихожан в первых числах сентября.

Девушка прошлась по аллеям парка еще немного, и наткнулась по очереди на две золоченые статуи: неизменный Ленин с вытянутой рукой, и пехотинец в каске и плащ-палатке, с автоматом наперевес.

Найдя укромную скамейку подальше от церкви и детских площадок, Ника достала сигареты. «Я ведь в отпуске, и сюда приехала затем, чтобы привести в порядок памятник маминым родителям и проведать тетю Свету и дядю Колю в „Рассвете“! А сама уже лезу в новое расследование! Мало мне их, что ли, на работе?..»

*

— Это достоверно? Ваш человек ничего не напутал?

— Совершенно верно. Та самая Орлова из «Невского телескопа». Вечно на ток-шоу звезду зажигает со своими разоблачениями. Вот принесла ее нелегкая!..

— Не разводи панику раньше времени. Мы еще не знаем, зачем она приехала. Едва ли в Питере настолько интересуются нашими делами. Мы всегда осторожны и нигде не засветились.

— Но она остановилась в «Монрепо». А это значит…

— А где ей еще было останавливаться? Здесь ведь не Питер, где гостиницы на каждом шагу — выбирай любую. Не в Дом же колхозника ей идти! И не в частный сектор, с удобствами во дворе! И общежитие гостиничного типа с койко-местом в номере на восьмерых ей тоже не подойдет. Так что петербургской барышне кроме «Монрепо» и податься некуда. А ты уже зас… л?

— Надо за ней все же присмотреть.

— Надо. Только лучше если я займусь этим сам. А то ты начнешь пороть горячку и точно все засыплешь.

— Понял.

— Ничего не предпринимать, пока я не скажу, что делать дальше. Да, и еще! Смени уже пластинку! А то твои квочки с орущими младенцами в зубах навязли даже у здешних обывателей! С фантазией у тебя бедновато: то ребенок отравился, то ребенок простудился, то ребенок упал и коленку расшиб!..

— Так это сильнее всего пробивает. Если пострадал ребенок, все ему сочувствуют и согласны, что нерадивых продавцов или поваров надо прижучить…

— Пару раз это очень эффектно, а потом приедается. Придумай что-нибудь новое.

— Так точно.

— Орлова… Интересная особа. Я прощупаю почву.

— А я бы и ее саму прощупал.

— Это верно, аппетитная деваха. Но я уже сказал: не светиться!

— Понял.

*

Поужинав в пельменной возле Сквера Екатерининской мили, Вероника вернулась в гостиницу. Было уже много времени, и девушка решила, что тете Свете она позвонит уже завтра.

Покупая в супермаркете за углом «Монрепо» кофе и сигареты, Вероника увидела, что у молоденьких продавщиц какой-то запуганный вид, а у одной — и подавно заплаканные глаза. «Так… Тут что, тоже какой-то ребенок чего-то объелся или в пачке жвачки крысу нашел, и мамаша мечет громы и молнии и грозит всем страшными карами?»

— Проверка была? — деликатно понизив голос, спросила Ника. «Такое ощущение, что кто-то начал планомерный наезд на местных предпринимателей. Но кто и зачем?»

Продавщица замялась, переглядываясь с товарками, но, увидев удостоверение «Пресса», ответила:

— Да утром один алкаш, из местных, пришел за бутылкой, а потом его за что-то полиция тормознула, нашли в кармане чек и явились к нам с претензиями: почему мы продали спиртное в 07.55. Теперь грозятся с нас шкуру спустить за нарушение правил продажи алкоголя.

«Понятно, на этот раз — не ребенок с крикливой „яжемамой“, а алкаш, который, надо же, прихватил и сохранил чек на проданную бутылку!»

— Но было уже пять минут девятого, — добавила вторая продавщица, — не знаю, почему касса другое время пробила, никогда еще такого не случалось!

— И гостиницу проверками забодали, — вздохнула третья девушка, — то одно, то другое! Как сглазил кто!

*

Вероника решила, что подумает об увиденном и услышанном за прошедший день завтра. Сначала нужно хорошо выспаться, а то у нее пошли уже вторые сутки без сна, и голова туго соображает.

Захватив туалетные принадлежности и полотенце, Вероника заперла номер и направилась в душевую. На этаже было тихо; похоже, она пока была одна здесь.

На одной из дверей красовалась табличка частной нотариальной конторы некой Долининой О. В., работающей с 9 до 17 часов. Конечно, офис был уже давно закрыт. «Наверное, всех жильцов распугали своими проверками», — подумала Вероника, устало потянулась, разделась и встала под душ.

Смывая с себя пот, пыль и усталость непомерно длинного дня, девушка подумала о Краснопехотском; как оно изменилось с тех пор, как она была здесь в прошлый раз — лет восемь или десять назад. Этот городок никогда не казался Веронике чужим — неподалеку родилась и выросла мама, здесь жил отец, здесь родители познакомились, и здесь же, в бывшем совхозе, живет мамина подруга детства с мужем… «Можно сказать, это моя маленькая родина, как Мариенбург у Лили. Но сейчас тут явно какие-то мутные дела творятся, и мне надо разобраться, кто их затевает и зачем!»

Кровать была узкой, довольно твердой, но усталая Орлова этого даже не заметила. Плотные жалюзи хорошо закрывали окно от света июньской ночи, и Ника уснула, едва коснувшись щекой подушки.

*

По многолетней привычке Вероника проснулась в шесть часов утра, спросонья недоумевая, почему не звенит будильник. Открыв глаза, она увидела маленькую комнатку, декорированную в бежевых и ореховых тонах, графин и два расписанных васильками стакана на столе, пузатый телевизор на полке напротив кровати и вспомнила, что она в отпуске, в Краснопехотском.

Спешить ей было некуда, и Ника снова уютно свернулась под тонким флисовым одеялом, позволив себе понежиться еще полчаса — редкая роскошь при ее насыщенном ритме жизни.

За стеной кто-то похрапывал. Во дворе ворковали голуби. В предутренней сонной тишине каждый звук был отчетливо слышен. Вероника отвыкла от такой тишины. Петербург никогда не спит, особенно — в белые ночи. Даже на ее окраине, в «Северной долине», день и ночь шумит автострада, стучат колеса снующих взад-вперед электричек и гудит стройка. Город постоянно растет, как подросток-акселерат, и это процесс идет круглосуточно. Вероника на «Парнасе» уже не замечала неумолчного шума стройки и автострады, как перестают замечать тиканье часов. Даже в Мариенбурге у Лили тишина не была абсолютной — скрипнет половица, прыгнет на крыльцо соседская кошка, сбив с перил сковородку или дуршлаг; проедет автобус… А здесь окно выходило во двор, и даже звуки с площади и платформы не долетали до Вероники.

Прикрыв глаза и натянув одеяло до самого носа, девушка составляла план на сегодняшний день. Сейчас она закажет на полдня такси и поедет в Новоминскую, где приведет в порядок памятник дедушке и бабушке. Вернувшись, отдохнет и позвонит в «Рассвет», договорится о встрече. В совхоз, наверное, снова придется брать такси: вряд ли местные автобусы ходят так же регулярно и часто, как в Питере, тем более к вечеру…

Подумав, что сейчас, наверное, чебуречная, пельменная и «Кофе-Хауз» еще закрыты, Ника достала из сумки кипятильник, пачку кофе и походную кружку, а из крошечного номерного холодильничка «Морозко» (еще один привет из детства) — слоеные пирожки и вакуумную упаковку копченой колбасы. Пока грелась вода для кофе, Вероника вышла из номера, чтобы умыться, и снова благоразумно заперла номер и бросила ключ в глубокий карман голубой пижамы. Профессия приучила девушку никогда не бросать дверь открытой в гостиничном номере.

Плескаясь под краном, она напевала «Трассу Е-95». Вытираясь полотенцем, Вероника услышала в коридоре осторожные шаги — видимо, кто-то тоже захотел умыться, но обнаружил, что умывалка занята… Шаги задержались в коридоре, пару раз лязгнула ручка одной из дверей, потом шаги стали удаляться. Заскрипела лестница, ведущая на первый этаж. «И зачем жилец с первого этажа попер наверх? У них что, своих удобств нет? И зачем он дергал дверь чужого номера? Для уборки рановато. Может, воришка? Хорошо, что я заперла номер. У меня в ноуте две статьи, если я не пришлю их в ближайшие два дня, ответсека кондрат хватит!»

Вероника выглянула. Никого. Небольшой, идеально прямой коридор просматривался от начала до конца, и был пуст. Все двери закрыты. «Интересно, тут хоть следят за входом? Или заходи кто хочет, гуляй по этажам, и никто даже не заметит?.. Чем дальше, тем страньше! Кто это был, и чью дверь дергал?»

В 8 часов Вероника позвонила в службу такси. Ей пообещали, что через час к гостинице подъедет синий «Форд-Фиеста» и дали номер водителя Николая.

Девушка подняла жалюзи. Утро радовало ясным небом и ярким солнцем. Термометр показывал +20, и Вероника решила не надевать куртку. Она натянула черные джинсы и оливковую вельветовую рубашку, прихватила рюкзачок, зашнуровала высокие ботинки и вышла, на ходу надевая кепку и темные очки.

На улице Ника с наслаждением закурила, ругая «драконовы законы» против курения. «Можно просто оборудовать номера хорошей вытяжкой. Ладно сейчас лето, а зимой поди, побегай на улицу! Лучше бы бухальщиков прессовали! — она покосилась на двух расхристанных, помятых парней, которые, покачиваясь, выходили из супермаркета с позвякивающим пакетом. — А то курильщиков гоняют, как зайцев с колхозного поля, а рекламу водки иной раз даже на Первом канале можно увидеть; так красиво ролики пишут! А забывают показать, в какую скотину она превращает человека! Выкурив сигарету, никто не валяется в грязи, не бьет жену и не выносит из дома последние детские ботиночки, чтобы насшибать на пачку! Вот и думайте, какая из вредных привычек более бякостная!»

На платформе было многолюдно; ожидали электричку. Ника уже знала, что некоторые жители Краснопехотского ездят на работу в Ладожск, областной центр, 30 километрами дальше. Кто-то вез на продажу корзины с домашними молокопродуктами, фруктами или овощами, как делают некоторые мариенбуржцы.

Через дорогу от гостиницы стояло несколько машин, все больше отечественные, советского производства. Среди них выделялся ярким блеском и слепящим глаза апельсиновым колером «Запорожец», похожий на героя популярных анекдотов. А сбоку от него красовался величавый черный джип «Шевроле».

До девяти часов Ника успела заглянуть в газетный киоск и купить местные газеты и несколько магнитиков с видами Краснопехотского — себе, маме, Вике и подругам — Лиле и Тасе.

Мимо со скучающим видом прошел бритоголовый парень с бычьим затылком. Серые джинсы и черная футболка едва не лопались на огромном накачанном теле. Он лениво скользнул глазами по Вероникиной фигуре и скрылся в «стекляшке» рядом с газетным киоском, чтобы через пару минут появиться на пороге с баночкой пива, и зашагал к «Шевроле».

На площадь въехал темно-синий «Форд» с эмблемой местной службы такси. Вероника бросила газеты и магнитики в рюкзачок и поспешила к машине.

Водитель, коренастый круглолицый крепыш лет тридцати, оказался очень приветливым и словоохотливым. В дороге он охотно поддержал разговор о родных краях, о том, что летом месяц год кормит, о Новоминской. Увы, мамина маленькая родина действительно была почти заброшена; осталось там только несколько стариков, не желающих оставлять свой дом. По словам таксиста, единственную связь Новоминской с внешним миром поддерживает местная почтальонша, настоящая подвижница, которая не ленится каждую пятницу гонять свою видавшую виды «копейку», чтобы доставить в деревню почту и пенсии, и справиться, не нужна ли какая-то помощь…

— А моя мама еще помнит Новоминскую цветущей, — грустно сказала Ника, глядя на проплывающие за окном поля и одичавший яблоневый сад.

— Ваши родители из Новоминской? — заинтересовался таксист.

— Да, мама родилась там. А отец — из Краснопехотского. Мама после десятилетки приехала туда, чтобы поступить на курсы медсестер. Там они и познакомились.

— А у меня в Новоминской крестная. Я к ней поезживаю, помогаю по дому… Она раньше работала зоотехником в совхозе.

— Тетя Дуся Макарова? — вспомнила знакомое по рассказам мамы имя Вероника.

— Ну надо же, как тут легко найти общих знакомых! — улыбнулся водитель. — Может, крестная и ваших родных знает.

— Может быть. Мамина девичья фамилия — Самарина. А ее старшая сестра была замужем за Семеном Веденским…

— Фамилии знакомые, возможно, я их как раз от тети Дуси и слышал. Да тут все друг друга знают, — водитель повернул кепку козырьком назад. — Николай.

— Вероника.

— Может, вам там надо будет помочь? Бурьян выдернуть, ветки обпилить? Одной-то тяжело, наверное.

— Посмотрим на месте. Возможно, попрошу вас помочь с ветками…

Проселочная дорога была прямой, как стрела, и совершенно пустой. После восьмиполосных, никогда не спящих питерских автострад и неутомимого метро это было так необычно, словно она переместилась в иную реальность. Только пара грузовиков протарахтели навстречу, да проехал мотоцикл с коляской, такой же, какой был когда-то у дяди Сени. «Надо же, тут они еще на ходу!».

Впоследствии Вероника пару раз подумала о том, что было бы, отложи она поездку, несмотря даже на уговоры мамы… С одной стороны, она не угодила бы в такой водоворот ошеломительных и даже опасных событий. Но с другой…

*

Все оказалось не так плохо, как опасалась Татьяна Ивановна. Но ветка разросшегося после весенних дождей дерева уже опасно покачивалась над самым памятником и при первом же сильном ветре могла упасть. Керамическая ваза, приклеенная у изголовья, уцелела, однако была пуста: букеты из нее разметало ветрами. Цветы, посаженные мамой в прошлый раз, почти скрылись под буйными сорняками. Да и птицы оставили следы своей жизнедеятельности где только могли.

— Вот бы сюда поэтов, которые воспевают чаек, ласточек и прочих голубей, — ворчала Вероника, доставая из рюкзака складную пилу, саперную лопатку, тряпки, флягу воды и бутылки с уксусом. — Да заставить бы их птичьи кляксы отмывать. Посмотрим, какую элегию с ораторией они бы сложили после этого!

Она натянула резиновые перчатки и принялась за работу. Нужно было отпилить ветку, которая уже надломилась под собственной тяжестью, начала вянуть, а значит, могла упасть и разбить памятник. Выполоть и вынести бурьян. Подкормить удобрением цветы. Поправить и покрасить оградку. Отмыть памятник и укрепить в вазе искусственные букеты. Да, придется потрудиться. Если не копаться, то за полдня она управится.

Волоча по земле тяжеленную спиленную ветку, Вероника вспоминала вчерашнюю прогулку по Краснопехотскому. Кроме ностальгического умиления при виде сохранившегося со времен маминой молодости стиля городка она была озадачена большим количеством закрытых павильонов. Судя по новеньким вывескам и жалюзи, открылись они совсем недавно и проработали недолго, но на закрытых витринах уже блестели наискось таблички «Аренда», а кое-где остались только квадраты оголенных фасадов и облицованные мозаикой ступеньки, ведущие в никуда. «Странно, вроде бы центр города, место бойкое, а половина торговых точек закрылась, не успев поработать. Неужели «Фикс» и «Перекресток» создают такую конкуренцию, что мелкие предприниматели не выдерживают? Но Краснопехотское — не деревушка на десять дворов, это там одного сельмага на всех хватит, а город, при том — не самый маленький. И кстати, универмаг «СССР», где мама покупала мне в детстве мороженое, сохранился…» — Ника улыбнулась, вспомнив привет из прошлого — громоздкое здание с сохранившейся с давних пор вывеской. Работал универмаг по старинке, до 17.00. Увидев там мороженое «Как раньше» за 8 рублей, Вероника тут же достала кошелек и с наслаждением съела пломбир, который действительно был именно таким, как тридцать лет назад. Только тогда он стоил двадцать копеек!»

Да, неладно что-то в Датском королевстве. Одних закрывают или вообще сносят, а других изводят замечаниями и проверками, словно целенаправленно подталкивают к банкротству и закрытию магазина или точки общепита… Пожалуй, надо оплатить еще несколько дней в гостинице и попытаться понять, что это за атака на малый бизнес!

Ника поудобнее перехватила ветку, царапающую ладони. По дороге она успела увидеть на памятниках много имен и фамилий, знакомых по рассказам мамы. «А ведь все они были моложе нее, — подумала девушка, — хорошо, что родители уехали из Новоминской… Что за жизнь была бы сейчас, в почти заброшенной деревне!..»

— Что же вы одна тащите такую тяжесть? Разрешите вам помочь!

Худощавый молодой человек, тоже в джинсах и вельветовой рубашке, подошел к ней и перехватил тяжелый конец ветки. Подняв глаза, Вероника сразу узнала его — волнистые русые волосы до плеч, тонкое лицо «злого ангела», как любил выражаться один из собкоров «Телескопа», большой поклонник искусства манга, и цепкие серые глаза с прыгающими в них чертенятами. «А что здесь забыл будущий кандидат в мэры города?»

Отказываться от помощи Вероника не стала. Тащить одной ветку оказалось трудно, и она уже не раз пожалела о том, что сразу не позвала таксиста Николая на помощь. Да и после вчерашней статьи в бесплатной газете ей было интересно познакомиться с Виктором Морским и любопытно: случайно ли он приехал именно сегодня и сейчас, или намеренно искал встречи с петербургской журналисткой?

— У вас тут кто? — спросил Морской. — У меня тут родители и брат. Стараюсь хотя бы пару раз в году навещать их.

— Дедушка и бабушка, — ответила Ника.

— Здесь поневоле задумываешься о смысле бытия, не правда ли? — Виктор изловчился подкинуть свой конец ветки так, чтобы Нике было удобнее подтолкнуть ее в контейнер. — За пять лет я потерял всех троих: сначала брат в Чечне, потом отец, за ним — мать. В детстве я всегда завидовал брату: он старше, сильнее, служит в таком крутом подразделении, пока я сижу и зубрю учебники. А вот как вышло. Алеша и до двадцати не дожил, и ничего уже не изменить, — Морской подобрал рассыпавшиеся волосы под бандану. — А я бы сейчас хотел, чтобы он увидел, чего добился его младший братишка, которого тогда никто всерьез не воспринимал. Тогда не модно было «париться» над учебниками. Хотя, может, брат и гордился бы мною. Мама точно бы гордилась… Простите, я вас, наверное, совсем заговорил? Вот, думаете, прицепился идиот, грузит своими рассказами?

— Я и сама о многом задумывалась, пока искала дедушку и бабушку, — призналась Вероника. — Моя мать в молодости жила в Новоминской. Она часто рассказывает нам с сестрой о тех временах — о школе, танцах, клубе… О друзьях. Всякие забавные или трогательные истории из жизни. Для нее эти люди навечно остаются молодыми, смешливыми и жизнерадостными. А почти все они — уже здесь.

— Понимаю, — кивнул Морской. — Слушайте, набил бы я морду вашему мужу за то, что не приехал, чтобы помочь вам!

— Не самый оригинальный способ узнать, замужем ли собеседница, — покачала головой Вероника, — вы бы еще спросили: «Вашей маме зять не нужен?» — она вернулась в оградку и склонилась над зарослями бурьяна.

— Наверное, мы тут действительно отстаем от жизни, — Морской облокотился на калитку. — Чем дальше от Питера, тем больше отличается жизненный ритм.

— При чем тут Питер? — резко выпрямилась Вероника с выдернутым кустом в руках. С корней сыпалась земля.

— Помилуйте, после того, как я отучился пять лет в Питере, я ни с чем не спутаю безупречную речь петербуржца. Да и потом «Невский телескоп» читают и здесь, и имя спецкора Орловой знают хорошо. Да и по фото под репортажами на развороте вас легко узнать.

— Вовремя же я поехала в отпуск, если уже стала похожа на фото под репортажами, — пробурчала Ника, вытягивая из земли сразу несколько мелких кустов бурьяна.

— Позвольте, я отнесу это в контейнер, — Виктор стал собирать выполотые сорняки. — Я ваш постоянный читатель на протяжении нескольких лет, и в знак признательности хочу предложить вам свою помощь.

— Спасибо, — улыбнулась Вероника. Ей не могли не польстить такие комплименты. — Только наденьте перчатки, — она перебросила ему запасную пару, — тут полно колючек.

— Помощь нужна? — к ним шел Николай, на ходу убирая в нагрудный карман ключи от машины и застегивая «молнию». И удивленно остановился. — Витька?!

— Привет, Колян, — откликнулся Виктор. — Вот, приехал проведать своих, — он указал подбородком куда-то вбок. Вероника проследила за этим жестом и увидела в литой чугунной оградке три памятника, выделяющихся на сельском кладбище, как джентльмены в окружении крестьян. — А ты что, все таксуешь?

— Да, все там же.

— А ты знаешь, что сегодня возишь настоящую знаменитость? — Виктор перехватил охапку сорняков поудобнее, чтобы колючие ветки не лезли в лицо.

— Ну уж и знаменитость, — смутилась девушка.

— «Невский телескоп», разворот «Журналистское расследование», — уточнил Морской. — Помнишь подборку статей о соседских конфликтах, доводящих до преступления?

— Вероника Орлова?! — изумился Николай.

Ника кивнула, гадая, делают ли люди после чтения ее очерков правильные выводы, которые она хотела донести, или просто воспринимают «Расследование», как увлекательное чтиво? Если второе — значит, она не добилась желаемого.

Втроем они трудились более двух часов. Пока парни выносили бурьян и сухие ветки, подправляли и красили оградку, Вероника старательно обтерла мокрыми тряпками памятник, шепотом честя вездесущих птиц. «Точнее, вездесрущих, мать их за ногу!». Потом девушка подкормила минеральным удобрением цветы на клумбочке, которую разбила мама в прошлый раз; добавила искусственных фиалок; укрепила в вазе букеты роз и гвоздик и обильно полила землю вокруг памятника уксусом. Мама уверяла, что после этого не будут расти сорняки. Потом отступила, любуясь результатами своих трудов.

Дедушка, которого она не застала и бабушка, которую Ника почти не помнила, смотрели на нее серьезно и строго. «А у меня хорошая генетика, — подумала Вероника, — дедушка прожил 87 лет, а бабушка — почти девяносто восемь. Ну что же, дело сделано!».

— Спасибо, — поблагодарила она Виктора и Николая, — если бы не вы, я бы еще долго провозилась.

— Ну как же не помочь прекрасной даме, да еще любимому автору! — с пятном краски на щеке и веточкой, запутавшейся в волосах, Виктор выглядел далеко не так респектабельно и щеголевато, как на фото в газете, но сейчас казался намного моложе, почти подростком. Веронике вдруг захотелось осторожно вытащить веточку из его волос, и девушка удивилась, поймав себя на этом. «Он что — зацепил меня? Вот еще только этого не хватало!»

В Питере за Никой не раз пытались приударить — герои ее публикаций, люди, не желающие огласки в прессе и просто парни, которых привлекла яркая красота журналистки. Она пресекала флирт — тактично, но категорически. А сейчас, думая о просьбе мамы и странностях в Краснопехотском, Вероника «ослабила блок» и была застигнута врасплох, не успела поставить невидимый щит между собой и Морским…

— Я рад, что смог вам помочь, — сказал Николай.

*

Вероника откинулась на спинку старомодного гостиничного стула и перечитала последний абзац. Заключительная часть подборки статей о подростковой жестокости и агрессии получилась самой длинной и жесткой, и красноречиво говорила о том, что нужно отказываться от «политики страуса»: «Пусть сами между собой разбираются!», «Это у них такой возраст, перерастут, пройдет!», «Нам не до детских глупостей, своих проблем по горло», «Лишить на неделю компьютера и отобрать телефон, живо шелковый станет, все бунты пройдут!». Уже нередки случаи, когда подростки не только выясняют отношения между собой, но и обрушивают свой гнев на взрослых — порой страшно, дико, исступленно, словно мстя старшему поколению за невнимание и пренебрежение. Пропасть отчужденности и непонимания между поколениями растет, враждебность повышается, и скоро разобщенность «отцов и детей» станет необратимой, если сейчас не задуматься, как можно этого избежать.

Ника призывала всех — и взрослых, и юных — попытаться восстановить связь, снова найти общий язык и взаимопонимание и избежать полного разрыва.

Девушка сохранила текст, вошла в электронную почту и отправила файл со статьей ответственному секретарю. Потом посмотрела на часы и поднялась из-за стола: пора собираться в «Рассвет», тетя Света и дядя Коля будут ждать ее к 19.00, а опаздывать Вероника не любила.

Ноутбук пискнул, извещая о новом письме.

«ОК, статью получил, — сообщил ответсек. — Ты вовремя: мы как раз готовимся верстать номер. Ставим на разворот. Спасибо! Хорошего отдыха!»

Переодевшись в серые джинсы и любимую синюю рубашку-поло, Вероника включила кипятильник и достала из холодильника пачку печенья, чтобы в гостях не набрасываться на угощение, как голодный волк. В Новоминской ей пришлось изрядно потрудиться, а увлекшись работой над материалом, девушка забыла даже об обеде.

Кофе быстро вскипел, и Ника устроилась с чашкой и тарелочкой печенья за столом. Подборку о подростках она уже закончила, и с чистой совестью могла начинать новое расследование. Тем более что оно само так и просилось: «Разгадай меня!».

В 18.00 Вероника вышла из номера, тщательно заперев дверь, и уже на лестнице услышала от рецепшен визгливый женский голос и сбивчивое бормотание девушки-администратора.

— Почему вас вечно нет на рабочем месте?! Я уже в третий раз выхожу! Вы должны в рабочее время сидеть здесь и отвечать на вопросы проживающих, а не шляться где ни попадя! Случись что, а вас нет! Что за порядки?!

«Так… Старая песня о главном-пять. А у этой что случилось?»

— Чтобы я еще раз у вас остановилась! — верещала ярко одетая вертлявая дамочка, напирая на испуганную девушку-администратора. — И всем своим друзьям отсоветую, и в блоге напишу: это не гостиница, а бордель!

— Вам что, есть, с чем сравнивать? — резко спросила Вероника, подходя к ним. — Хорошо знаете бордели?

Скандалистка резко обернулась, но при виде крупной мускулистой Орловой стушевалась и не рискнула скандалить с ней.

— Вот когда вас тоже здесь обворуют, посмотрим, что вы скажете! — сбавила тон недовольная дама.

— Это исключено, — пробормотала растерянная администратор, — у нас видеонаблюдение, мы можем поднять записи…

— А перед этим ваш видеоинженер их подотрет и подрисует, и… мы увидим, — парировала клиентка. — Я знаю только одно: у меня пропал браслет! Он что, сквозь землю провалился?!

По лицу девушки за стойкой Ника поняла, что та совершенно выбита из колеи и не знает, что делать. Питерские гостиничные администраторы к таким ситуациям привычны и не растерялись бы ни на миг. Значит, пора прийти на помощь.

— Хорошо, — спокойно сказала журналистка, — вызываем полицию, у них тоже есть специалисты по работе с видеотехникой, и они при вас снимут записи с видеокамер в коридоре, если вы сомневаетесь в честности сотрудников отеля. Вас это устраивает? — она достала смартфон.

По изменившемуся лицу и заметавшимся глазам скандалистки Ника поняла, что к такому обороту крикунья не была готова.

— Так что? — повторила Орлова, — вызываем полицию, или вы все же вспомните, куда переложили свое украшение?

— Я еще поищу в номере, может, я его действительно куда-то убрала или уронила, — промямлила дамочка и тихо ретировалась в свой номер.

— Вот как надо действовать, учитесь, — напутственно сказала Вероника сотруднице «Монрепо» и вышла на улицу. «Может, лучше вызвать такси? Я же не знаю, как часто ходят автобусы в „Рассвет“, и ходят ли они вообще в это время…»

— Вероника, вот это встреча!

Виктор Морской улыбался ей из окна пижонской красной «Мазератти», которая на пасторальной улочке Краснопехотского выглядела, как инопланетный корабль.

— Добрый вечер, Виктор. Да, действительно, очень удивительная встреча! — «Случайная ли только она?» — Извините, я спешу на автобусную остановку. Вы не знаете, когда будет ближайший автобус до совхоза «Рассвет»?

— Он только что отошел, — Виктор указал взглядом на совершенно пустую остановку возле парка. — Следующий придет через час.

— Блин, — раздосадованно поморщилась Ника. «Из-за этой крикливой дуры опоздала!»

— Я могу вас подвезти. Как раз еду в «Рассвет» по одному рабочему вопросу, а с хорошим попутчиком и дорога короче покажется.

— Если только никуда не сворачивать, — поддела его Вероника, вспомнив анекдот: «Знаю я вас, доедете до первого лесочка, и тут же бензин кончается!».

— Примитивные хитрости неудачников. Мне они ни к чему! И я предпочитаю ехать по прямой! — самодовольно вскинул голову Морской.

— Я вижу, — кивнула Ника, окинув взглядом его машину, джинсы «Биллионэйр», кожаную жилетку и шелковую водолазку; взглянула на красивое лицо парня. «Наверное, девушки к нему сами в машину запрыгивают на ходу и не против куда-нибудь свернуть! И почему такой хлыщ вдруг откровенно приударяет за женщиной старше его? Думает, я обалдею от восторга, что меня заметил такой дэнди? Да нет, дружочек, я уже вышла из возраста восторгов, да и была ли когда-то восторженной?» — Вероника вспомнила себя в юности. Уже тогда она была рассудительной и скептичной.

— Я от души предлагаю вам помощь, — Виктор вышел из машины, и Вероника увидела, что салон пуст, на заднем сиденье никого нет. «А странно, почему такой золотой гусь разъезжает без охраны? Так уверен в том, что у него все под контролем, и никто не посмеет к нему подступиться? Может быть!»

— Спасибо, — она села на переднее сиденье. — Ждать целый час я не могу, тогда я опоздаю.

— Работа? — спросил Виктор, садясь за руль.

— Нет, в гости к маминым друзьям.

— Ясно.

Почти всю дорогу они молчали. Мимо проплывало огромное, до горизонта, рапсовое поле. Желтые цветы поражали почти гогеновской яркостью, а небо над полем было таким же ослепительно-синим. Поле тянулось почти до самого указателя «Агропредприятие «Рассвет».

Было уже 18.35, и Ника порадовалась, что еще успеет забежать в магазин за тортом.

«Рассвет» был самым большим совхозом в окрестностях Краснопехотского и самым успешным, это было заметно даже сейчас.

Покупая «Аква Минерале» в магазинчике у сквера, Ника поискала глазами торты.

— Нету, — вздохнула приветливая продавщица, отсчитывая сдачу, — СЭС запретила, говорят, у нас помещение не приспособлено для хранения тортов и готовых салатов. Вы в большом магазине поищите, вон он, на углу, с красной вывеской.

Большой магазин внутри оказался ненамного больше Никиной квартиры на «Парнасе», но там действительно на витрине выстроились торты, при виде которых девушка снова ощутила приступ ностальгии по детству. «Классика кондитерского жанра!» — Ника выбрала «Черного принца», о котором лет тридцать назад здесь говорили с придыханием и радовались, если его удавалось достать к праздничному столу. Здесь «Принц» тогда приравнивался к коробке пирожных из «Норда» в Ленинграде…

*

Григорьевы — Светлана Антоновна и Николай Вадимович — уже ожидали Нику и встретили с радостью. По квартире плавали соблазнительные ароматы жареного мяса и свежего яблочного пирога, а дядя Коля сразу предложил Нике почитать его новое эссе в «Литературном мире». «Я там слегка продернул кое-кого, — лукаво подмигнул он, — проткнул, так сказать, остро наточенным пером парочку раздутых самомнений! Все у людей есть — и в верхи выбились, и всюду им рады, и всегда их сочинения первые на очереди, а вот с Божьей искрой — туговато, зато гонора — через край…»

Николай Вадимович до сих пор работал внештатно в краснопехотской газете и рассылал стихи, новеллы и эссе в другие издания. И глядя на него, энергичного, улыбчивого и острого на язык, Вероника всегда думала: если и она в 80 лет сохранит такой ясный ум и жизнелюбие, то ей не страшно будет стареть.

Светлана Антоновна вела домашнее хозяйство, и ее усилиями типовая квартира в типовом, словно вышедшем из заставки к «Иронии судьбы» доме превратилась в настоящее королевство дизайна. Ни одна комната не повторяла другую, а гостей всегда встречал стол, ломящийся от угощений.

— Подожди ты со своей статьей, Коля, — румяная, круглолицая и по-прежнему моложавая Светлана Антоновна вышла из кухни навстречу Нике, — успеешь показать! Ребенок, наверное, голоден с дороги!

На правах старой подруги Татьяны Ивановны тетя Света до сих пор называла Веронику и Вику «ребенок».

— Спасибо, тетя Света, я поужинала, — Ника протянула ей яркую коробку.

— Даже не попробуешь ничего? — расстроилась тетя Света. — А я старалась к твоему приезду, наготовила того, что ты любишь…

— Ну, если только попробовать…

— Вот и хорошо, мой руки и проходи в гостиную, там уже накрыто!

*

В просторной гостиной с фотообоями, имитирующими берег моря, Вероника долго сидела с гостеприимными хозяевами за чайным столом, беседуя о Петербурге, о своих публикациях, о краснопехотской прессе; обсуждали эссе и новые стихотворения дяди Коли и дизайнерские изыски тети Светы. Дядя Коля похвастался, что в следующем месяце выйдет из печати его сборник поэзии, а тетя Света устроила Нике экскурсию по квартире, показывая кухню в стиле кантри, венецианскую спальню и гостевую комнату в колониальном стиле. Свой кабинет со стеллажами книг до потолка и картинами местных пейзажистов и натюрмортщиков дядя Коля декорировал сам и охотно показал гостье фамильные иконы, раритетные издания классиков, которые заново переплел и коллекцию старинных монет.

В гостиной царил приятный полумрак от голубых штор, а с превращенной в оранжерею лоджии нежно пахло свежеполитыми цветами.

На подоконнике вальяжно раскинулась пушистая трехцветная кошка. Она совершенно игнорировала скачущего прямо перед ней, а временами — и прямо по ней волнистого попугайчика. Тот задорно чивикал и теребил ее клювиком за ухо. Кошка лениво перекатилась на другой бок и отмахнулась лапой, не выпуская, впрочем, когтей. Попугайчик чвиркнул в ответ и снова прыгнул ей на голову.

— Лучшие друзья, — пояснила тетя Света, увидев, с каким интересом Ника смотрит на эту парочку. — Кто видит, глазам не верят, что кошка и попугай могут так дружить. Миранда у нас — девушка флегматичная, но Кеша не теряет надежды все же расшевелить ее.

Вероника улыбнулась, с интересом наблюдая за попугаем и кошкой. Некоторым людям поучиться бы у этих двоих. Тем, которые за лишний рубль готовы друг друга слопать. Тем, о ком она чаще всего пишет. Кстати, о расследованиях…

— Давно я тут не была, — небрежно сказала Ника, положив в чашку ломтик лимона. — Краснопехотское очень изменилось, в основном, к лучшему. Но вот только удивляет, что в центре полно закрытых магазинов. Какая-то черная полоса: не успеют открыться и поработать, и уже закрылись!

— И у нас тоже закрылась пара магазинов и музыкальную школу перевели в другое помещение, — вздохнула тетя Света.

— Их скорее выжили, — уточнил дядя Коля, — несколько месяцев эпопея длилась. Теперь они ютятся в домике возле лесоохотничьего хозяйства, но там же, рядом со ставком, такая сырость, что неровен час все инструменты перепортятся, а летом комары жизни не дают.

Вероника вспомнила украшенное лепниной двухэтажное здание напротив совхозной конторы. Из его окон часто звучала музыка, или разучивали песни: «Учат в школе, учат в школе, учат в школе», «Ну а дружба начинается с улыбки»… Сегодня она тоже проходила мимо уже затихшего к ночи особняка, но и подумать не могла, что «музыкалки» в нем больше нет.

— А почему их перевели? — спросила она.

— Якобы из соображений безопасности, — тетя Света подвинула к Нике вазочку с вареньем. — Была комиссия, установили, что дом в аварийном состоянии, прессинговали дирекцию не переставая; мамочки с жалобами побежали в районо: мол, в музыкальной школе их дети подвергаются постоянной опасности, дом рушится, а директор закрывает на это глаза. И вот школу перевели, а в здании сейчас — капремонт.

«Что-то местные „яжемать“ развоевались похлеще Фантомаса, — Ника вспомнила разговор буфетчицы с поварихой в чебуречной и скандал в „Хаузе“. — Или их кто-то раздраконил. Может даже не бескорыстно. Уж больно все организованно и слаженно… Хитро. В лихие девяностые орудовали бейсбольными битами и паяльниками, а сейчас вынуждают человека самого закрыть свой бизнес под давлением жалоб и претензий, продать помещение за бесценок или вообще демонтировать его, освобождая территорию. Хотя и сейчас, если кто-то все же пытается выстоять под натиском и не поддается, может, к примеру, как бы сама собой урна загореться рядом с помещением… Как в „Некуда бежать“ с Ван Даммом и Аркетт!».

— Странные вещи у вас творятся, — сказала она, поощряя тетю Свету и дядю Колю на развитие темы, — и в Краснопехотском тоже кое-где фигурируют мамы с жалобами… Так школе вернут здание после ремонта?

— Не похоже. Слишком масштабный ремонт там затеяли, вряд ли это проявление заботы о юных музыкантах. Зато особняк в самом центре совхоза, да еще такой презентабельный и со свежим ремонтом, — лакомый кусочек для некоторых покупателей. Вот взять того же Морского… Ты его не знаешь, Никуша, но это — наш местный Фрэнк Каупервуд.

— Представьте себе, уже знаю, — навострила уши Ника, услышав знакомое имя. — Встретилась с ним утром в Новоминской, когда приводила в порядок памятник. Он помог мне дотащить ветки до контейнера и порывался набить морду моему мужу, — усмехнулась она.

Дядя Коля и тетя Света переглянулись, и Ника «сделала стойку», понимая, что сейчас может услышать что-то новое и интересное о своем «случайном» знакомом.

— Это просто удивительное совпадение, что ты встретилась с ним, а сейчас мы заговорили о музыкальной школе, — откашлялся дядя Коля. — Дело в том, что ремонт в ней делает фирма Морского. И я не исключаю такой вероятности, что потом он выставит дирекции счет за проделанные работы, не забыв ни одной статьи расходов, включит, как сейчас говорят, счетчик и в конце концов заберет здание за долги.

«Так, значит, насчет того, что в „Рассвете“ у него дела, Морской точно не соврал. Другой вопрос — зачем ему понадобилось делать крюк к „Монрепо“, если мимо парка было бы ближе к шоссе! — Ника очистила мандарин. — Зачем он обхаживает меня? Рассчитывает на пиар от популярной журналистки перед выборами? Пытается втереться в доверие, чтобы повлиять на содержание моего опуса о Краснопехотском? Или просто ни одной юбки не пропускает?»

— А зачем ему ваша «музыкалка»? — спросила она.

— Морской будет выставлять свою кандидатуру на выборах мэра Краснопехотского, — пояснил дядя Коля, — и зарабатывает себе репутацию, занимаясь благотворительностью, поддерживая местный монастырь и открывая кризисные центры для людей, так или иначе оставшихся без крова или вынужденных бежать из дома.

— Коля, у тебя сохранилась вчерашняя «Зорька»? — спросила тетя Света. — Там большое интервью с Морским.

— Я читала «Зорьку», о которой вы говорите, — сказала она, — в гостинице в коридоре нашла.

— Возможно, в особняке он хочет открыть один из своих кризисных центров, — предположила тетя Света. — А ведь кто бы мог подумать, что Витя так высоко взлетит. Его родителей мы хорошо знали — простые люди, душа нараспашку, работяги, звезд с неба не хватают, и его старший брат, Алешенька, такой же был. А Витя — словно из другой семьи: шустрый, смышленый, себе на уме; никогда не знаешь, чего от него через минуту ожидать. Вроде приветливый, улыбчивый, шутит, балагурит — а видно, что пальца ему в рот не клади.

— А что случилось с его семьей? — спросила Вероника, вспомнив три дорогих памятника в одной оградке на Новоминском кладбище. И тут же пожалела о своем вопросе потому, что хозяева резко переменились в лице. Тетя Света бесцельно переставляла на столе приборы, а дядя Коля снял очки и старательно полировал мягкой салфеткой их безупречно чистые стекла. Потом ответил:

— Алеша с нашим Митей вместе служили. Вместе и на то задание пошли…

— Извините, — Вероника почувствовала, что краснеет. Она знала, что воспоминания о младшем сыне, не вернувшемся в начале нулевых из Чечни — до сих пор больная тема в семье Григорьевых.

— А за Алешей и отец ушел, — сказала тетя Света, — начал выпивать; однажды побежал в магазин поутру за пивом; осень была, туман, а тут грузовик… Водителя так и не нашли. А мать в уме повредилась, все на околицу ходила, Алешу искала, ей казалось, что он еще мальчик, ушел гулять и заблудился. Да однажды так и не вернулась домой. Вите тогда 14 лет было. Его взяла тетка, да у нее своих было семеро по лавкам. Он школу окончил и в Ленинград поехал, поступать в вуз.

Тетя света иногда по привычке называла Петербург Ленинградом.

— Говорят, что на платформе у него спросили: что, Витя, едешь большой город покорять? А он только усмехнулся — эдак одними губами, как и сейчас иногда и ответил: «Да нет, я не такой дурачок, чтобы думать, будто один человек может с нуля покорить такую громадину. Уж лучше я начну с Краснопехотского. Вот только обзаведусь багажом знаний!»

— Тогда над ним только посмеялись, — подхватил дядя Коля, — думали, блажит парнишка, вот его еще жизнь пообломает, большой город шишек набьет. А теперь он действительно борется за власть в городе и не удивлюсь, если победит.

Тетя Света налила Веронике чая:

— Я вот недавно встретила его возле музыкальной школы, разговорились, и я спросила, в шутку, конечно: что, Витя, хочешь все тут обновить, чтобы и следа не осталось от неприятных воспоминаний? А он смеется: да, мол, Светлана Антоновна, хочу изгнать из памяти воспоминания о том, как меня заставляли пиликать, как кузнечика, на скрипке. Я-то, говорит, о фортепиано мечтал. Тогда, сказал, я скрипку хотел под электричку кинуть, да училки суровой и ремня отцовского побоялся, ну а сейчас для меня, как говорил Пушкин, невозможного мало!

Вероника засмеялась:

— И чему его только в Питере учили? Пушкин! Тоже мне, знаток литературы!

Дядя Коля оценил ее иронию и тонко улыбнулся:

— Я думаю, Никуша, он не хуже нас знает, что это — цитата из «Бесприданницы» Островского. Мы же тебе говорили: Витя и пошутить может к месту, и рассмешить, и тупым «братком» он мог прикинуться так, для забавы. Витя с детства умеет произвести нужное впечатление на собеседников. Он в школе с пятого класса участвовал в театральном кружке, во всех спектаклях играл, за любые роли брался, кого угодно мог сыграть, на сцене буквально перевоплощался — не играл роль, а действительно становился другим человеком. Мы-то думали, что после школы Витя поступит в ЛГИТМИК, а он направился в СПбГУП. А жаль. Артист он прирожденный. Группа и на гастроли ездила, и даже из Питера приезжали на наши школьные спектакли, чтобы посмотреть на юного артиста-самородка.

— Ну, артистизм часто и в политике нужен, — Ника оглянулась на дробный стук за окном. Так и есть, дождь. Хорошо, что она прихватила плащ. — Да и в бизнесе иногда — тоже…

*

Выйдя из подъезда, Вероника приостановилась. Дождь уже набрал силу, лил стеной, и у тротуара разлилось целое озеро. Придется перепрыгивать, а получится ли у нее такой затяжной прыжок с набитой гостинцами и подарками сумкой, которую сунула ей на прощание тетя Света?

Девушка выбрала место, где озеро было не таким широким, примерилась и перемахнула на ровный асфальт.

Конечно, об автобусе уже нечего и думать — вряд ли он даже по хорошей погоде пойдет в одиннадцатом часу ночи, а тем более — в такой ливень.

Ника решила дойти до конторы и вызвать такси. Это был лучший ориентир для шофера, чтобы ему не пришлось кружить по дворам, накручивая счетчик.

По дороге к центру совхоза она поражалась полному безлюдью. Непогода разогнала по домам всех жителей «Рассвета».

У бывшей «музыкалки» Орлова остановилась и начала рыться в сумочке в поисках смартфона и тут увидела под фонарем знакомую алую машину, а возле нее — знакомую фигуру под огромным зонтом и услышала резкий голос:

— Значит так: меня не устраивает такой ответ. Мне не нужно, чтобы вы переоформление тянули до Нового года! Не можешь — так и скажи, я не расстроюсь: незаменимых нет. А устроит меня отчет о выполнении. Все, я сказал — ты услышал. Нет, это уже твои проблемы, не мои!

Виктор Морской раздраженно сунул смартфон во внутренний карман ветровки.

— Ну работнички, мать вашу, — проворчал он и тут же увидел Веронику.

— Сегодня настоящий день удивительных встреч, — уже совсем другим тоном сказал он.

— И правда, — ответила девушка. — Ну как идет ремонт? — она кивнула на белый особняк.

— Нормально, — не моргнув глазом, ответил Морской, — я хорошо плачу прорабу, и он не дает рабочим прохлаждаться. Ждете такси?

— Еще не успела вызвать.

— А зачем? Я-то уже здесь, а такси еще ждать придется. Не лучший вечер для прогулки, не так ли?

«Мазератти» бойко летел по опустевшей дождливой ночью дороге. Вероника, спросив разрешения у Виктора, приоткрыла окно со своей стороны и закурила. Морской включил магнитолу, и салон наполнился голосом Земфиры:

— Замороженными пальцами в отсутствии горячей воды,

Заторможенными мыслями в отсутствии, конечно, тебя!..

Под косым дождем джинсы Ники ниже колен, где их не прикрывал плащ, сильно пострадали, но в машине с «печкой» быстро высохли.

До «Монрепо» они доехали за полчаса. По мокрой дороге Виктор старался не разгоняться.

*

— Как дела у Светланы Антоновны и Николая Вадимовича? — поинтересовался Морской, останавливая машину у входа в гостиницу.

— Так, — искоса посмотрела на него Вероника, — значит, меня все-таки «пасут»?

— Да нет, — Виктор приглушил музыку, — просто я недавно разговаривал с тетей Светой возле музыкальной школы, как раз о ремонте, который мы делаем, вот и предположил, что именно Григорьевых ты и навещала в «Рассвете». Мой брат с их сыном дружил.

— Я знаю.

Пару минут они молчали. По лобовому стеклу бойко сновали «дворники», разгоняя потоки воды.

— Надолго зарядил, может даже до утра, — посмотрел на небо Виктор. — Вовремя вы в Новоминскую съездили. Завтра там будет не пройти: грязи развезет по колено.

— Да, вовремя.

— А почему вы подумали, что за вами следят? Я обратил внимание на слово «все-таки».

Обостренная профессиональная интуиция журналистки подсказывала Нике, что Морскому можно рассказать о настораживающих ее моментах.

— Кто-то бродил утром по коридору гостиницы на втором этаже, — сказала она. — Я тогда умывалась. А когда закрыла воду, услышала, как он подергал какую-то дверь и быстро спустился на первый этаж.

Морской прищурился, сжал губы; глаза стали холодными и колючими. Сейчас он выглядел даже старше своих лет.

— Так, — произнес он, — ясно. Не беспокойтесь. Вам ничего не грозит.

— Не грозит или не будет грозить?

Ответить Виктор не успел. Мимо, истошно завывая сиреной и слепя мигалкой, промчалась полицейская машина и на резком вираже свернула к парку, украшенному статуями Ленина и пехотинца. Из другого проулка откликнулась басовитым ревом одна из новеньких машин «Скорой помощи», тоже спешившая в парк.

Когда в том же направлении пролетел черный фургон с алой полосой «Следственный комитет РФ по Ленобласти», Вероника и Виктор переглянулись.

— А я думала, что здесь никогда ничего серьезного не случается, — сказала девушка, радуясь, что не забыла диктофон и фотоаппарат.

— Понял намек, — Морской тронул «Мазератти» с места. — Самому хочется знать, что случилось. Просто так они бы не слетелись с таким шумом.

*

Угол парка возле памятника Ленину уже был залит слепящим белым светом фонарей. За выгоревшей заградительной лентой трудились оперативники. У оцепления, несмотря на поздний час, собралось неожиданно много зевак. У новенькой «Скорой» стояли очень недовольные врач и фельдшерица. Проходя мимо, Вероника услышала, как парень в зеленом костюме говорит:

— И зачем только вызывали? Сразу, что ли, неясно было, что тут транспорт из морга нужен?

— А им лишь бы только дернуть человека, — подхватила молоденькая фельдшерица.

— Ну как вам не стыдно, — упрекнула их девушка-полицейский, — вы же видите… Посмотрите в беседке, там свидетельнице плохо, перенервничала, как бы не свалилась.

В беседке сидела перепуганная молодая пара. Парень о чем-то рассказывал двум полицейским, у одного из которых на погонах блестели капитанские звездочки, а его подруга судорожно рыдала, содрогаясь всем телом.

Виктора Морского сразу узнали и расступились, пропуская к ленте; Вероника проследовала за ним и в лучах прожекторов увидела распростертую на траве фигуру, руку, все еще сжимающую пистолет, и темные пятна вокруг седеющей головы.

— На первый взгляд типичный суицид, — сказал один из оперативников товарищу, — хотя надо еще подождать, пока эксперты закончат… Отойдите, не напирайте! — недовольно покосился он на людей за оцеплением. — Театр вам тут, что ли?!

«И правда», — подумала Вероника, услышав сзади звучный поцелуй, полуобернулась и краем глаза увидела обнявшуюся парочку. Рука парня жадно шарила по обтянутой дешевыми джинсами объемной пятой точке партнерши.

— Так возбуждает место преступления? — негромко спросила Вероника.

Парочка воззрилась на нее всеми четырьмя глупенькими недоумевающими глазами на простецких круглых лицах, а потом тихонько испарилась.

Вероника достала из сумочки удостоверение «Пресса», показала его вышедшему из беседки капитану, явно старшему в группе, и спросила:

— Что случилось?

— А как это вы из Питера так быстро примчались? — изумился оперативник.

— А мы не в Одессе, чтобы вопросом на вопрос отвечать, — в голосе Виктора прозвучал тот же самый металл, что и час назад у музыкальной школы, когда он распекал кого-то по телефону.

Капитан присмотрелся к собеседнику и, тоже узнав Морского, поднял брови и ответил уже совсем другим тоном:

— Да вот сами видите. На первый взгляд — суицид: мужчина пришел в парк и застрелился у памятника из «Стечкина».

Морской взглянул ему через плечо, увидел лицо самоубийцы, которого уже готовились уложить в черный пластиковый мешок на «молнии» и помрачнел.

— Теперь будут мое имя трепать, — негромко сказал он Нике. — Сигаретой поделитесь?

Девушка протянула ему пачку и зажигалку.

— Бросил лет пять назад, а тут сорвался, — Виктор прикурил. — Я его узнал. Это местный фермер, пытался молочной продукцией торговать, но без особого успеха. В области уже есть свой раскрученный поставщик, тут неподалеку после перестройки восстановили женский монастырь, при нем — своя ферма, и их продукцию хорошо знают и покупают.

Ника вспомнила, что не раз видела в местных магазинах тетрапаки, баночки, брикетики и «медузы» со схематическим изображением куполов, названием «Монастырское молоко» и фразой: «Вкушайте, благословясь». По словам продавщицы в универмаге возле гостиницы, большая часть выручки от реализации «Монастырского молока» идет на нужды обители, где трудолюбивые монахини, послушницы и трудницы работают на ферме и снабжают молочной продукцией все близлежащие города. Стоили эти продукты даже по местным меркам недорого и были очень вкусными, и Вероника собиралась перед отъездом прихватить для мамы и Вики несколько глазированных сырков как гостинец.

— Как он ни бился, но наладить дела не мог, оказался в долгах, как в шелках, речь пошла о том, что ферму и земельный участок продадут с молотка, — продолжал Морской. — Не буду кривить душой, я хотел записаться на торги. Участок хороший, как раз подошел бы мне для постройки кризисного центра. А этот придурок… Господи, прости! В общем, он начал всем рассказывать, что это я выживаю его с их земли, чтобы ферму отжать. Ну, не умеешь — не берись! — Морской зло растоптал окурок. — Не его это дело, значит, бизнес вести! Игуменья из монастыря, и то лучше свои сыры и сметану раскрутила!

Вероника молчала, искоса глядя на него. За нервозностью Виктора она видела растерянность и замешательство, и даже чувство вины. И недоумение. Ситуация с молочной фермой явно не предвещала кровавой развязки.

И Вероника твердо решила оплатить еще неделю в «Монрепо» и разобраться в сложившейся ситуации. Ничего себе город, где ничего не случается!

*

В отличие от неприветливого капитана остальные эксперты и оперативники охотнее соглашались ответить на вопросы петербургской журналистки, но пока Вероника мало что узнала. Фермера-самоубийцу звали Василием Кротовым, земельный участок он приобрел еще лет 20 назад, и на ферме трудилась вся семья. Василий не терял надежды стать успешным реализатором молочной продукции и спустя какое-то время даже добился небольшого успеха, но после прошлого финансового кризиса ферма приносила все меньше доходов, а в последнее время — и подавно одни убытки. Теперь все усилия хозяина были сосредоточены на том, чтобы хоть как-то удержаться на плаву. Кто-то поведал о микрозаймах, которые Василий якобы брал. Говорят, что из Ладожска к нему начали наведываться коллекторы, судя по описаниям — парни, очень похожие на любителей пива около «Монрепо». Кто-то сообщил о странной болезни, распространившейся вдруг среди кротовских коров. По словам местного ветеринара, этот вирус поражал локально коров в одном из районов Краснодарского края, и непонятно было, как он попал так далеко на север и поразил коров на одной ферме. «Поговорить с ветеринаром о краснодарском вирусе», — отметила в блокноте Вероника. — «Уточнить насчет займов». Сосед Кротовых, пасечник, дородный краснолицый мужчина с висячими «запорожскими» усами, обмолвился о неладах старших Кротовых с детьми. Сын Василия рвался в мореходку, грезя о Балтийском флоте и дальних походах. Дочь жаждала учиться в питерском вузе и там же устроиться, получив диплом, но материальной возможности отправить в Северную столицу хоть одного из них не было, и брат с сестрой бунтовали против перспективы работать на ферме, ничего не видя кроме Краснопехотского. «Дети Кротова: все по Тургеневу?» — отметила Вероника. «Вот так, мало того, что за месяц половины коров лишился, так еще и сеновал недавно вспыхнул, — рассказывала другая соседка Кротовых, хозяйка небольшой птицеводческой фермы с инкубатором, — пытались тушить, да куда, до угольков сгорел, еще хорошо, что огонь на другие постройки не перекинулся!». «В понедельник должны были явиться приставы, описывать имущество за долги, — сообщил следователь, — уже прошел приказ о выселении…»

Ника записала и это и посмотрела на часы. Четверть седьмого. Небо из серебристо-розового, рассветного, уже становилось дневным, ярко-синим, с белоснежными, как сахар, облаками. Как всегда, захваченная новым расследованием, девушка забыла о времени и не ощущала усталости, даже всю ночь беседуя с людьми, задавая вопросы и добывая информацию по горячим следам. Зато сейчас она в полной мере ощутила, как утомило ее это суточное бодрствование и ночь в непрестанной беготне по парку. Нужно хоть пару часов поспать. Только сначала она доплатит за проживание в «Монрепо». А чуть позже надо будет позвонить маме и предупредить о задержке.

Вероника села на скамейку возле куста, с которого еще свисал обрывок заградительной ленты, и прикурила. Она вспомнила, что накануне по дороге в Новоминскую видела ферму Кротовых из окна машины Николая, и еще подумала, что, пожалуй, только здесь можно увидеть такую сельскую пастораль: ярко-зеленый луг с такими же ярко-рыжими буренками. А оказывается, вместо аркадской идиллии тут уже дозревала трагедия, которая разрешилась несколько часов назад выстрелом из пистолета в ночном парке. На человека словно обрушился ящик Пандоры: болезнь коров, крах семейного бизнеса, долги, растущие с каждым днем, пожар на сеновале, нелады с детьми, и угроза конфискации имущества и выселения за долги… Словно кто-то нарочно загонял Кротова в тупик, подсовывая ему пистолет с одним патроном…

— Теперь всех собак на меня повесят! — сказал ей пару часов назад Виктор Морской, — припомнят, что я хотел участвовать в торгах, придумают, будто это я прессовал ферму, и пойдут эту сплетню разносить по округе!

Он провел в парке несколько часов; где-то раздобыл пачку сигарет и зажигалку и курил, почти не переставая; видно, самоубийство Кротова и косые взгляды под быстрый шепоток среди толкающихся тут же зевак совсем выбили его из колеи. Потом у Виктора зазвонил смартфон; молодой человек отошел в сторону на мостки, долго что-то резко выкрикивал в ответ на реплики собеседника, потом раздраженно сунул смартфон обратно во внутренний карман куртки и умчался на своем огненном «Мазератти», на развороте перебудив, наверное, полгорода визгом шин…

Сейчас все стихло; люди разошлись. Из Ладожска на платформу протарахтела уже третья электричка. По площади пробежали опаздывающие. Кто-то гремел ведрами. Кто-то ругнулся. Захныкал какой-то ребенок. Визгливо рявкнула на него мамаша

Ника встала и вышла из парка. «Продлю проживание в гостинице, посплю, позвоню маме, и начну работать с материалом. Может, и с кем-нибудь из монастыря пообщаюсь. Интересно будет, наверное, познакомиться с игуменьей, которая фактически монополизировала молочный рынок в области!»

С 23.00 до 7.00 в «Монрепо» дежурил парень, похожий на шведа или финна: крупный, розоволицый блондин, флегматичный и неспешный. Услышав, что Вероника хочет оплатить еще семь дней в гостинице, он слегка оживился и достал журнал учета проживающих.

Поднимаясь из полуподвала, где располагалась рецепшен, Вероника увидела за окном у тротуара знакомую алую машину и, уже ничему не удивляясь, вышла. Утро было прохладным и влажным после дождя, солнце пока еще не успело просушить город, и девушка зябко поежилась.

— Вы забыли у меня кое-что, — Виктор Морской бережно достал с заднего сиденья плотный цветастый пакет с гостинцами от тети Светы. Вероника с трудом вспомнила, как накануне поставила его на заднее сиденье, забираясь в «Мазератти». Неужели с тех пор прошло всего восемь часов?..

— Спасибо, — она забрала пакет.

— Вероника, вы ведь заинтересовались этим делом, — Виктор не спрашивал, а констатировал. — Я тоже. И готов оказать вам всяческую поддержку, тем более что установление истины как можно скорее — в моих интересах. Через год я баллотируюсь на выборы губернатора Краснопехотского.

Ника вспомнила рассказ тети Светы и дяди Коли об амбициозном юноше-сироте. «Да, они как в воду глядели, предполагая, куда он пойдет дальше!»

— Мне уже пару раз дали понять, что я еще не дорос, хотя я и поднял с нуля свое дело, имею хорошие связи и зарабатываю намного больше, чем они. Убить или посадить меня они не могут; моя «крыша» понадежнее будет, местным царькам не по зубам. Но скомпрометировать могут. На этот счет я тоже был спокоен. У меня в анамнезе нет ни чемоданов с крупными купюрами, ни саун с голыми красотками, ни попоек с криминальными авторитетами, ни трупов в асфальте. Но я не учел, что они могут разработать более хитрую комбинацию. Распространять слухи, что я — вор, бандит или развратник — слишком плоско, слишком «в лоб» и малоэффективно в данном случае, и они решили спровоцировать ситуацию, которая бросит на меня тень, породит слухи и подорвет доверие ко мне на выборах. Вы меня понимаете?

— Более чем, — кивнула Вероника, которая хорошо знала все эти технологии и не раз сталкивалась с ними на практике. — «То ли он украл, то ли у него украли, но была какая-то некрасивая история».

— Верно. Я думал, что у них ума не хватит на такую хитрую многоходовую комбинацию, но, видимо, недооценил своих будущих конкурентов.

— А почему вы думаете, что я заинтересовалась этим делом и собираюсь углубленно в нем копаться?

— Потому, что вы сейчас поднялись ко мне от рецепшен, а не спустились со второго этажа, — ответил Виктор. — Я слышал, как скрипят ступеньки. По звуку это была старая добрая дубовая лестница, ведущая в полуподвал, к административной стойке, а не новодел, ведущий в верхние номера.

— Дедуктивный метод, — задумчиво сказала девушка. — Вы прямо как Шерлок Холмс.

— Я здесь не последний человек, — Морской сел за руль, — моя поддержка будет вам полезна. И я умею быть благодарным. Если вы мне поможете отделаться от дурной славы, то с меня причитается.

— Я поняла. Еще раз спасибо, Виктор, за то, что привезли мне пакет.

— Отдыхайте, Вероника. Трудный был день.

Разложив гостинцы в холодильничке, Ника пролистала блокнот и отложила его. Сейчас она уже была не в силах работать с информацией даже по самой «острой» теме.

Гостиница еще спала, поэтому в душевую Вероника шла на цыпочках, стараясь никого не потревожить скрипом половиц.

С наслаждением раздевшись, девушка встала под теплый душ, смывая с себя пыль, пот и суточную усталость, от которой рубашка и брюки к утру казались уже тяжелыми, как латы ливонского рыцаря на Чудском озере.

Виноградный гель из местного магазинчика, несмотря на свою невысокую цену, оказался очень хорошим — ароматный, с густой пушистой пеной, легко смывающийся.

Вероника уже закрыла воду, когда снизу истошно взвыла пожарная сирена. Дверцу кабинки заклинило в пазах, и, пока Вероника сражалась с ней, стараясь побыстрее выбраться и в то же время не сломать створку, вой уже стих, зато захлопали двери номеров первого этажа; раздались возмущенные голоса. Кто-то выяснял отношения. Услышав голос девушки, дневного администратора и различив слова «Правила, запрет, штраф», Вероника поняла, что сигнализация среагировала на какого-то дурака, вздумавшего закурить в номере или коридоре. «Хороша бы я была, если бы сломала кабину и выскочила голышом с боевым кличем и огнетушителем наперевес, как героиня какого-нибудь аниме, из-за неосторожного курильщика!» — фыркнула Ника и потянулась за полотенцем.

Снизу доносились гневные голоса; какой-то мужчина бубнил, оправдываясь; успокаивала людей девушка-администратор. «Что за идиот, который не знал или забыл о тотальном запрете на курение в номерах? — думала Вероника, чистя зубы. — Незнайка на Луне, что ли? Или свалившийся с Луны? Как нарочно, перебудил всех в семь утра в воскресенье, чтобы жильцы остались недовольны и накидали на сайте гостиницы негативных отзывов!»

Девушка уловила явную взаимосвязь между участившимися проверками, штрафами, репрессиями, эпидемией закрытий, «отжатии» школы в «Рассвете» и разорением фермы Кротовых. И сработавшая ранним воскресным утром сирена органично вписалась в эту канву.

«Подумаю об этом позже, — Вероника заперлась в номере и разобрала постель. — Как говорила Скарлетт О-Хара, подумаю об этом завтра, когда у меня будут силы об этом думать, — она плотно закрыла жалюзи. — Надеюсь, в ближайшие 4—5 часов ничего не случится, и мне дадут поспать!»

Она вытянулась на узкой «девичьей» постели, закуталась в одеяло, и жесткий гостиничный матрас тут же показался ей мягче пуха, а кровать качнулась, как лодка, и поплыла. Уже в полусне Вероника вспомнила слова Морского: убить или посадить его конкуренты в будущей предвыборной гонке не могут, а значит, попытаются дезавуировать, лишить доверия и поддержки населения. «Вы ведь заинтересовались этим делом?» «Да, заинтересовалась. Да и ты мне интересен…»

*

Больше ничто не нарушало тишину в «Монрепо», и Вероника проспала до полудня. Проснулась она хорошо отдохнувшей и полной сил. Когда Орлова занималась очередным расследованием, ее организм перестраивался, и 4—5 часов ей хватало на то, чтобы выспаться. Сейчас Веронику охватил азарт. «Может быть, Морской говорит правду, и вся эта многоходовка направлена против него, — девушка включила кипятильник и насыпала в чашку кофе. — Может, все наоборот — это он режиссер-постановщик действа и хочет вывести из игры конкурентов, — она залила молотый кофе кипятком и помешала ложечкой, — а себя представить жертвой подлых интриг. Вероятность фифти-фифти. Он еще в 17 лет решил бороться за власть в Краснопехотском, много лет шел к этому и сейчас близок к осуществлению мечты. А нынешний мэр явно не против остаться еще на один срок. Так что борьба предстоит как у Мцыри с барсом… Люди такого склада, как Морской, поставив себе цель, идут к ней, сметая все препятствия, — Ника села за стол и не спеша отпила ароматный кофе. — Задержаться и переждать при необходимости они могут. Отступиться, отказаться — никогда. Но как далеко готов зайти Морской ради достижения своей цели? И на что способен мэр, чтобы удержать власть?»

В чебуречной, где завтракала Вероника, разговоры шли о ночной трагедии. Посетителей, кроме Ники, не было, и буфетчица, отпустив девушке порцию чебуреков, вернулась к разговору с кухаркой, которая гремела в мойке посудой:

— Довели человека, а все из-за земли, — она открыла кассу и зашелестела купюрами, пересчитывая утреннюю выручку. — Вот так, земля важнее людей, а еще говорят: мол, человек — главное! Не знаю, может, в Питере или Москве так и есть, а у нас-то… Вот бедолага, куда ему было податься, на улицу, что ли, с семьей?

— Так все равно вдову с ребятишками вытурят, раз уж решили, — откликнулась повариха. — Думаешь, они устыдятся, что Вася руки на себя наложил? Ага, щаззз! И чего им так земля наша глянулась — грибы да болота да лягушки! Ни нефти, ни газа, ни алмазов нет, и до большого города ехать — не доехать!

— Вот уж не знаю, Петровна. Но за его ферму уже пятеро собираются торговаться. Тот же Морской уже на торги записался.

— Ишь, молодой да ранний!

— Он землю скупает под свои центры, для тех, кто из дому убег.

— Губа не дура, лучшие участки для своих центров подыскивает!

— А ты как думала, Петровна? Делать доброе дело тоже с комфортом да с выгодой надо!

— Времена сейчас такие, Нюр, молодежь всюду выгоду себе ищет, не то, что мы были. Моя вот малая давеча…

Женщины заговорили о своих подрастающих детях, и Вероника снова занялась почти остывшими чебуреками. «Если комбинацию организовал мэр, то отчасти он добился успеха: самоубийство Кротова и конфискацию фермы уже связывают с именем Морского. Привлечь Виктора к уголовной ответственности сейчас не за что, а распустить слухи и подпортить ему репутацию можно!»

*

Направляясь к газетному киоску, Вероника увидела, как из соседней «стекляшки» «Продукты. Напитки. 24 часа» выходит плечистый бритоголовый парень с баночкой «Балтики», очень похожий на встреченного здесь же позавчера, а может, и тот самый. «И тот тоже как бы за пивом ходил», — краем глаза Вероника заметила на площади темно-синий джип «Ауди», резко выделяющийся среди «таксующих» у платформы «жигулей», «москвичей» и китайских и корейских «ЛиФанов» и «Дэу», когда-то знавших лучшие времена.

Парень лениво прошел мимо Вероники, дергая за кольцо баночки; мимоходом скосил глаза на девушку и, попивая пиво, отошел к «ауди». Машина отъехала.

В кармане у Вероники завибрировал смартфон. Еще не вынимая его, девушка поняла: звонит мама. Наверное, думает, что дочь уже на полпути к Питеру.

— Когда тебя ждать? — спросила Татьяна Ивановна. — Завтра к нам заедешь, или в выходные?

— Нет, мама, — Ника забрала газеты и сдачу и отошла от киоска. — Я еще в Краснопехотском, задержусь как минимум на неделю.

— Что случилось? — обеспокоилась мама.

— Ничего. То есть, не со мной.

— Понятно, — Татьяна Ивановна хорошо знала, что в устах старшей дочери означают слова «Случилось, но не со мной» и «придется задержаться». — Никуша, но ты же в отпуске…

— Что поделать, мама, работа меня и здесь догнала. В первый раз, что ли?

— Не в первый, — вздохнула Татьяна Ивановна. И, наверное, далеко не в последний. Никочка, но ты же так совсем не отдохнешь.

— Ничего, если правильно спланировать время, его хватит и на отдых. Мама, а ты знала Кротовых?

— Зоотехников, что ли? — уточнила мать. — Конечно, знала. Моя подруга Алевтина вышла замуж за Алешу Кротова примерно в середине 60-х и перебралась к нему в Краснопехотское. А их старший, Вася, ох и шкода был, — рассмеялась она, — что вытворял в средней школе, ты бы знала…

У Ники не повернулся язык рассказать маме о том, что вчера случилось с веселым шкодником Васей, сыном маминой подруги Алевтины.

— А ты что, как-то пересеклась с Кротовыми? — заинтересовалась мама. — Почему ты о них спрашиваешь?

— Да так, пересеклась, мимоходом, — Ника села на скамейку возле фигурок Элли и Тотошки и закурила. — Кстати, помнишь универмаг, где вы покупали мне мороженое? Так он до сих пор работает. И мороженое там такое же вкусное!

— Ну куда же он денется, — отозвалась мать. — Это сейчас все эфемерно — сегодня есть, завтра нет, послезавтра опять есть, но уже в другом месте. А раньше все строилось прочно и надолго. Ника, я тебя хорошо знаю: если ты пытаешься перевести разговор на другие рельсы, значит, не хочешь мне о чем-то рассказывать.

В отличие от большинства поздних матерей Татьяна Ивановна Орлова не была вечно встревоженной и хлопотливой и не устанавливала гиперопеку. Но Ника и Вика следовали с детства затверженным правилам и не давали родителям повода для тревоги. В семье царило взаимное доверие; каждый уважал личное пространство другого и не выяснял информацию, которую до поры не хотят обсуждать. Но Татьяна Ивановна обладала развитой интуицией во всем, что касалось ее дочерей и сейчас уловила, что Ника о чем-то недоговаривает.

— Что хоть за расследование? — спросила она. — Или я опять обо всем узнаю из «Телескопа»? Вот времена настали: мать узнает о жизни дочерей из газет, а не от них самих…

Краем глаза Вероника увидела, как в аллее появился еще один бритоголовый детина (а может, и все тот же), тоже с баночкой пива. Скамейка метрах в пяти от нее жалобно скрипнула под тяжестью обрушившегося на нее тела. Мимоходом щелкнув по носу деревянного Мальчика с Пальчик, парень откупорил баночку и жадно приложился к ней.

— Что поделать, мама, о, темпора, о, морес, — ответила девушка. — В Новоминской я была вчера утром, все привела в порядок.

— А ты не забыла полить уксусом землю вокруг памятника? — спросила Татьяна Ивановна. — Я тебе говорила, что это — лучшая профилактика от сорняков.

— Не забыла. Надеюсь, что ты права, — Ника посмотрела на часы и поднялась со скамейки. Пожалуй, уже можно заглянуть к местным стражам закона, поспрашивать о первичных итогах расследования. «Может, уже что-то есть. А потом съезжу на ферму Кротовых!»

— Хорошо, что ты хоть иногда признаешь мою правоту, — вздохнула мама. — Удачи тебе, дочка! Береги себя!

— Спасибо, мама. Обязательно, — «Да, удача мне сейчас нужна, как никогда!»

По дороге Ника подумала, что с мэром тоже надо бы побеседовать. Вот только нужно найти способ попасть к нему на прием и продумать, как лучше вести разговор.

Кофейный автомат сегодня для разнообразия выставил на дисплей надпись «Закончился кофе». «Ну вот, стаканы завезли, а кофе не засыпали, — подумала Вероника, -наверное, завтра будут стаканы и кофе, но не будет воды…»

В газетах пока еще ничего не было написано о самоубийстве Василия Кротова, но в городе было много разговоров на эту тему. Из открытых по случаю теплого дня окон и дверей магазинов доносились обрывки оживленных обсуждений того, что случилось накануне вечером. И несколько раз прозвучало имя Виктора Морского.

*

Управление полиции находилось на одной улице с больницей, Поликлиникой, детским садом и домом детского творчества — такое же приземистое одноэтажное здание, беленое, с синей крышей, утопающее в тени мощных вековых лип. Особняком среди них высился мощный дуб. У ворот поблескивала новенькая служебная машина. Несколько молоденьких полицейских обоего пола со смехом пытались обхватить ствол дуба, но четырех пар рук не хватало.

— Серый! — позвала одна из девушек. — Без тебя никак! Нужны твои руки! Серега!

— Чего тебе, Светка? — высунулся из машины рыжий лопоухий сержант. — Дайте поесть человеку после суток, кусок в рот кинуть было некогда, аж брюхо подвело!

— Помоги дерево обнять, — не унималась бойкая Света.

— Обождет дерево, — Серега жадно откусывал огромные куски от большого пирожка, распространяющего благоухание мяса и лука далеко вокруг. — Вот тебя или Ленку — хоть сейчас!

— Смотри, вернется Катюха с постосмены, мы ей расскажем, как ты без нее к другим кадришься! — захохотали девушки.

— И после этого вы называете себя моими друзьями? — Серега доел пирожок и вылез из машины, вытирая руки и рот измятым, давно утратившим первоначальный вид платком, потом запихнул его обратно в карман форменных штанов. И увидел Веронику. — Вам помочь, девушка?

— Да, — Вероника показала удостоверение. — Я хотела бы побеседовать с группой, выезжающей вчера вечером в парк на суицид.

— Ну, мы это, — ответила Светлана. — Только без разрешения начальника с прессой общаться не можем. Вы к нему пройдите, если он разрешит, то вызовет нас.

— А вы что, из Питера специально на самострел приехали? — спросила подруга Светы, Лена. — И когда только успели?

— Да не специально, — ответила Орлова. — Приехала по семейным делам, и вот!

— Агась, бывает, — закивала Света.

Входя в прохладное и полутемное, несмотря на лампы дневного света, помещение, Ника услышала за спиной:

— Ну, теперь они все тут будут.

— Ага, завтра Малахов тоже как бы по семейным делам прилетит, и Борисов…

— И Екатерина Андреева!

— И Максик Алкин!

— А ему-то тут фигли?

— А так, за компанию!

— «Его никто не звал, он сам взял и прилип!»

Все пятеро покатились от смеха.

— То они устали после суток, рапорта нормально не напишут, — добродушно улыбнулся дежурный, просматривая Вероникины паспорт и рабочее удостоверение, — то хохочут на весь город, тут у них куда только усталость подевалась. Ох уж эти первогодки, вчерашние школьники! — он взялся за трубку телефона, напомнившего Веронике фильм «Дело было в Пенькове». «Надо же, такой раритетный аппарат, и еще работает, — подумала девушка, — хорошо раньше делали технику. Как барометры в Летнем дворце Петра Первого: даже через триста лет все еще правильно показывают погоду!»

Веронике были интересны старые вещи не из-за распространяющейся моды на винтаж и ретро, а сами по себе. Взяв в руки какую-нибудь вещь с непростой историей, девушка пыталась представить себе прошлое этой сахарницы, шкатулки или веера, людей, которые ею пользовались раньше. Прикасаясь к вещи «с историей», Ника словно касалась самой истории. А если вещь хорошо сохранилась и продолжала служить, это было еще интереснее. Однажды на маминых антресолях Вероника нашла большой зонт с львиной головой вместо ручки. Раскрылся он с могучим хлопком, как парашют. Идеально туго натянутая ткань, ни одной гнутой или ржавой спицы. Мама разрешила дочери взять зонт потому, что для нее он был уже тяжеловат.

Через пару дней застигнутая резким проливным дождем на Кронверкской набережной Вероника достала зонт из пакета и шла под ним, беззаботно напевая. Люди, у которых порывы ветра вырывали зонты из рук, выворачивали наизнанку и ломали спицы, поглядывали на нее с завистью. «Умели же раньше делать вещи!» — сказал какой-то парень, выбрасывая в урну жалкие останки своего «антиветра».

Дежурный выписал ей пропуск:

— Проходите, Вероника Викторовна. Прямо по коридору, потом направо. Иван Матвеевич ждет вас. Будете уходить, не забудьте пропуск отметить.

Шагая в указанном направлении, Ника заметила, что в здании явно пару лет назад сделали ремонт; не «евро», но очень неплохой.

Она повернула направо и в конце коридора увидела двухстворчатую дубовую дверь кабинета начальника краснопехотской полиции, уже гостеприимно приоткрытую.

*

Двое мужчин, сидевших у длинного стола, поднялись навстречу Веронике. Хозяин кабинета, импозантный брюнет испанского типа с благородной проседью и стильной щетиной, чем-то напомнил Нике Наума. Гершвин, модный петербургский адвокат, пытался поухаживать за Вероникой уже несколько лет, но пока она держала дистанцию. Эффектный, уверенный в себе и обаятельный Наум был неотразим для многих женщин, но его воображение занимала именно Вероника, не поддававшаяся его ухищрениям. И Иван Матвеевич Нестеров, полковник МВД, как значилось на дверной табличке, явно относился к той же категории успешных мужественных красавцев, довольных собой и уверенных в собственной неотразимости. «Да, вылитый Гершвин!».

Сбоку у стола расположился мужчина лет 35ти, с неожиданно тонким «аристократическим» лицом. Ника сразу узнала следователя, которого мельком видела накануне в парке. Тогда она не смогла задать ему ни одного вопроса — он вечно куда-то спешил и отмахивался от журналистки: «Потом! Извините, некогда! Подождите!».

Следователь тоже узнал Веронику и явно вспомнил, что в парк накануне она пришла не с кем-нибудь, а с Виктором Морским, и в его взгляде промелькнуло явное: «Вот настырная особа, все-таки добралась!».

— И что же привело столь очаровательную даму в нашу скромную обитель? — бархатным голосом спросил полковник Нестеров, откровенно ощупывая Веронику таким же бархатным взглядом. Она поняла, что не ошиблась в сравнении. Начальник местной полиции действительно с Наумом одного поля ягода.

— Так вышло, что вчера я стала фактически свидетельницей преступления, — начала Вероника, присаживаясь к столу напротив молчаливого следователя, в глазах которого теперь читалось: «Носит же тебя вечерами где ни попадя!». И вообще, он, в отличие от полковника, напоминал нашкодившего кота, который теперь прячется под диваном и не хочет получить веником за хулиганство.