Бесплатный фрагмент - Гонки на маршрутных такси

Книга не пропагандирует употребление наркотиков, психотропных веществ или каких бы то ни было других запрещённых препаратов. Автор категорически осуждает производство, распространение, употребление, рекламу и пропаганду средств, вызывающих наркотическое или токсическое опьянение.

Твоя гаишная «девятка»

Решение пришло внезапно. Впрочем, подобные ходы конём были в стиле Миши Ферзя. Переходя дорогу по пути к метро, Михаил увидел стоящую на пешеходном переходе «девятку» ДПС. Двигатель гаишного автомобиля работал, а сами сотрудники дорожно-патрульной службы вели диалог с водителем фуры, остановившейся в метрах пятидесяти далее. «Когда, если не сейчас?» — спросил себя Миша, и, дойдя до «девятки», открыл дверь, кинул в салон портфель и прыгнул на водительское кресло. Ещё секунда ушла на то, чтобы поправить очки, включить мигалку и сирену, и нажать на газ.

Обгоняя стоящую фуру, Миша заметил, как один из гайцов, раскрыв от удивления рот, выронил из рук документы дальнобойщика. Сработало! Yes! Миша прибавил скорость и выехал на полосу встречного движения.

— Всем прижаться к обочине и остановиться! — приказал он в микрофон громкоговорящей установки, хотя особой надобности в этом не было: утром все ехали к центру, и встречная полоса, ведущая к окраинам, была почти свободна.

Объезжая пробки и проскакивая на красный свет, Миша Ферзь мчался по городу. Ну? Когда же начнётся? А, вот! Похоже, зачесались…

— Водитель автомобиля ДПС номер 13—13! — прохрипело в рации «девятки». — Немедленно остановитесь!

«А у меня и номер, оказывается, счастливый! — улыбнулся Ферзь и, продолжая выписывать на улицах гоночные пируэты, готовился к появлению реальных преследователей.

Впрочем, движение Михаила имело вполне целенаправленный характер: Ферзь ехал на работу, куда следовало прибыть без опоздания. На метро он успел бы тик в тик, но автомобиль ДПС с мигалкой и сиреной давал фору во времени. Образовавшийся временной запас Миша собирался использовать для уличной гонки в сопровождении других автомобилей ГАИ. И последние не заставили себя ждать.

— Угонщик на автомобиле ДПС! — прорычал мегафонный голос уже позади машины Ферзя. — Принять вправо и остановиться!

В зеркале заднего вида Миша увидел «Мерседес» сине-белой раскраски. Несколько автомобилей добропорядочных граждан, едущих перед ним, как курицы от лисы, кинулись в рассыпную.

«О! Хорошее начало! — прищурился Ферзь. — „Мерс“ — это уважуха!»

Миша резко крутанул руль влево, рванул ручник и, развернувшись на 180 градусов, поехал навстречу «Мерседесу». Преследователь Ферзя не осмелился подставить дорогую служебную машину под удар «девятки», а потому пропустил Михаила и в отчаянии включил сирену.

Однако на следующем перекрёстке более дешёвый патрульный «Форд Фокус» выскочил угонщику прямо наперерез. Миша едва успел проскочить между ним и поворачивающим налево автобусом.

Теперь уже два автомобиля ДПС мчались за гаишной «девяткой» с включёнными мигалками и сиренами. Гонка приобретала массовый характер. И пока лидировал Миша Ферзь.

Выскочив на один из центральных проспектов, Михаил заметил, что он для этого времени суток необыкновенно пустынен. Всё стало ясно, когда невдалеке показались машины сопровождения правительственного кортежа. В город с официальным дружественным визитом прибыл президент республики Бурдиссимо-Расфасо, и проспект перекрыли для его торжественного проезда. Ни секунды не сомневаясь, Михаил вырулил на проспект и возглавил скоростную процессию. Преследователи Ферзя не решились на столь рискованную для их карьеры авантюру и резко затормозили, пропуская кортеж.

Михаил нёсся впереди сопровождающих главу Бурдиссимо-Расфасо милицейских «БМВ», и стоявшие вдоль дороги сотрудники ГАИ отдавали его «девятке» честь.

Через несколько кварталов их пути разминулись: кортеж свернул, а Ферзь продолжил движение прямо, к месту своей работы. Эта улица тоже была пустынна: её перекрыли на всякий случай.

Миша уже почти расслабился, когда заметил, что впереди, перегораживая ему дорогу, стоят два грузовика, а сзади появились старые знакомые — «Мерседес» и «Форд-Фокус». «Умеют работать, если захотят», — мысленно похвалил гаишников Ферзь.

Ускорившись, чтобы отвлечь внимание охотников, Миша рванул «ручник», резко выкрутил руль вправо и, отлавливая машину в заносе, влетел в арку ближайшего из дворов. Шедшая в тот момент по двору старушка едва успела отпрыгнуть в сторону.

— Бандюки ментовские! — крикнула она вдогонку Ферзю.

— Извините, бабушка, но меня вынудили прибегнуть к такому маневру, — проговорил Миша самому себе, не убирая ногу с педали газа. — Кстати, ваш двор проходной? — спросил он, будто бабка находилась на соседнем пассажирском сидении.

Двор был проходным, но решётчатые ворота на параллельную улицу оказались закрыты. Ударив по тормозам, Ферзь молниеносно открыл из салона правую дверь, схватил портфель и, буквально выпав из машины, бросил его рядом с собой. Оставаясь лежать, Миша притянул ноги к животу и обхватил руками кудрявую голову. Рядом с его головой легли, как бы упавшие с лица очки.

Гулкое пространство арки наполнил визг тормозов. Вслед за Михаилом туда въехали преследовавшие Ферзя «Мерседес» и «Форд Фокус». Хлопнули дверцы и раздался приближающийся топот сапог.

— Помогите!! — истерично завопил Ферзь. — Они меня сбили! Задержите их!

— Куда они побежали?! — гаркнул один из гаишников, расстёгивая кобуру. Казалось, он был готов порвать угонщиков на куски.

— Я не знаю… — лицо Миши исказили страх и растерянность, присущие всем хроническим интеллигентам в такой ситуации. — Туда… Кажется, туда, — лежащий Михаил вяло махнул рукой в сторону металлической калитки, которая имелась в воротах. — А где мой портфель? Они ограбили меня!

Первый гаишник, не обращая внимания на Михаила, открыл калитку и ринулся в погоню. За ним последовал второй.

— Сколько их было? — деловито спросил высокий брюнет в чёрном пальто, неторопливо вышедший из «Мерседеса».

— Много… Вроде двое… — продолжал истерично дышать Ферзь, приподнимаясь на локтях и близоруко щурясь по сторонам. — В портфеле моя рукопись! У меня отняли рукопись! — он с мученическим отчаянием замотал головой.

— Твоё? — брюнет поднял с асфальта и поставил рядом с Михаилом его портфель. — Перекройте параллельную улицу! — приказал он кому-то по рации.

Пока экипаж «Форда-Фокуса» преследовал угонщиков пешим порядком, люди из «Мерседеса» приступили к осмотру задержанной «девятки».

Ферзь сделал вид, что постепенно оправляется от болевого шока. Он надел очки, встал, ощупал себя на предмет целостности и лихорадочно проверил содержимое портфеля.

— Извините, Вы не могли бы отвезти меня в травмпункт? — обратился он к обладателю пальто, вставшему у раскрытой двери угнанной машины.

Его помощник, которого Ферзь ещё не успел рассмотреть, находился в её салоне.

— Куда? — стоящий у двери повернул голову в сторону Ферзя.

— По-моему, преступники нанесли мне серьёзные травмы, — страдальчески проговорил Миша. — Голова кружится…

— Сначала мы отвезём тебя в отделение милиции для дачи свидетельских показаний, — спокойно сообщил высокий. — А потом можешь лечиться.

— Но я плохо себя чувствую! — взвизгнул Миша.

— Слушай, очкарик, не психуй! — из угнанной «девятки» вылез четвёртый из преследователей, толстый и рыжий, в короткой кожаной куртке. — С тебя подозрений тоже пока никто не снимал. Может, ты и есть угонщик!

Брюнет и толстяк посмотрели на Михаила, и, оценив его жалкий вид, одновременно захохотали.

— О каком угоне вы говорите? — возмутился Миша. — Меня сбила машина! Кстати, где она? — он недоумённо уставился на «девятку» ДПС.

Смех сразу затих.

— Она перед тобой, — чуть помедлив, проговорил брюнет.

— Что?! — лицо Миши вытянулось. — Вы хотите сказать, что меня сбили сотрудники ГАИ?

— Да никто тебя не сбивал! — огрызнулся рыжий. — Толкнули слегка…

— Ну, не скажите! — от такого пренебрежения к своей персоне Миша даже привстал на цыпочки. — Падение с высоты человеческого роста способно вызвать тяжёлое сотрясение мозга…

— Да мы сейчас тебе сотрясение без всяких падений устроим! — рыжий толстяк выпучил глаза и сделал несколько шагов в направлении Михаила.

— И что же это вы, бандюки, делаете?! — протяжный старушечий голос раскатистым эхом прозвучал в арке и заставил всех обернуться. — Честных налогоплательщиков своими «воронками» сшибаете!

Рядом с автомобилями появилась бабулька, которую пять минут назад чуть не сбил Миша. Морщинистое лицо старухи было красным, седые волосы выбились из-под платка.

— Что вам здесь надо? — сухо спросил брюнет.

— Что надо? — злобно сверкнула глазами бабка. — Компенсацию надо! Морального и материального ущерба!

— Тебе-то, старая, мы какой ущерб нанесли? — дружелюбно оскалился жёлтыми зубами толстяк.

— Какая я тебе старая?! — бабулька двинулась на толстого. — Ты свои мужеско-шовинистические замашки брось! — крикнула она, потрясая тощими кулачками. — А ну-ка представься и документ предъяви, когда к тебе граждане обращаются!

— Гражданка! — улыбнулся высокий. — У нас нет с собой бланков протокола. Мы не сможем официально зафиксировать Ваши показания. Вот если бы Вы проехали с нами в отделение…

— И проеду! — зыркнула на высокого бабуля. — И адвоката потребую! А уж адвокату-то всё расскажу, как вы пожилых людей машинами сбиваете, а невинных граждан в кутузку упрятываете.

— Если ты сейчас не заткнёшься… — злобно заговорил толстый.

— Подожди, — перебил его штатский. — Вы видели, кто сидел в этой машине, когда она въезжала во двор? — он показал рукой на «девятку».

— Видела! Я всё вижу. Зрение, слава Богу, как у молодой! — похвалилась бабка.

— Опознать сможете?

— Если по фотороботу… — бабуля чуть помедлила. — Стопудово смогу!

— А без фоторобота? — продолжал улыбаться штатский.

— А без фоторобота — это произвол! Читала я о таких случаях в Интернете, — прищурилась бабка. — ГАИ человека сбивает и обвиняет его же в аварии!

— Вы и в Интернет ходите? — глаза брюнета расширились.

— Я в Интернет ходила, когда ты, милый, ещё под стол пешком гулял… Сегодня же на форумах коммент оставлю о ваших злодеяниях!

— Сколько человек сидело в машине, которая чуть не сбила Вас? — высокий продолжил опрос свидетельницы.

— Да человек десять! — не моргнув глазом, выпалила бабка.

— Десять?! — стоящий рядом толстый округлил глаза.

— Омоновцев, — дав столь исчерпывающий ответ, бабка сомкнула тонкие губы.

— Видите ли… — высокий внимательно посмотрел на пожилую женщину, оценивая её психическое здоровье. — В этот автомобиль… — он кивнул на «девятку». — Больше пяти человек не поместится.

— Значит, это были хорошо тренированные омоновцы, — нашлась бабуля.

— Да какие омоновцы? — не выдержал толстяк.

— Извините, пожалуйста, — вмешался в разговор Михаил. — Я должен идти на радиостанцию. У меня эфир через двадцать минут.

— Вы работаете на радио? — брюнет внимательно посмотрел на Ферзя.

— Да. Вот моё журналистское удостоверение, — Михаил достал из внутреннего кармана куртки корочки и поднёс их к лицу брюнета.

— Шахов Михаил Юрьевич, информационный отдел «Радио Фокс», — вслух прочитал высокий.

— Что, легавый, прибздел перед четвёртой властью? — неожиданно хохотнула бабка. — А тебе, сердечный, я сейчас интервью дам, — бабуля подошла к Мише и взяла его за рукав куртки. — Включай магнитофон-то! Я как-никак бывшая узница сталинских лагерей…

— Я могу быть свободен? — не обращая внимания на бабку, спросил Михаил у штатского, но тот не успел ответить.

Напротив решётчатых ворот двора тормознули «Жигули». Из них вышел сотрудник ГАИ, который первым побежал за угонщиками.

— Мы их повязали! — вытирая пот под фуражкой, сообщил он, входя в калитку. — Нужны свидетели для опознания.

— Гражданка! Гражданин! — обратился высокий к бабке и Ферзю. — Пройдёмте на опознание задержанных!

— Неужто своих заарестовал? — недоверчиво улыбнулась бабка. — Значит, всё-таки идём мы к гражданскому обществу…

— Каких своих? — возмутился вспотевший от бега удачливый охотник.

— А что, омоновцы вам чужие? — уязвила его старуха.

— Какие омоновцы? Что она несёт? — сотрудник, участвовавший в погоне, недоумённо посмотрел на высокого.

— Активно помогает следствию, — подмигнул ему брюнет.

— Это верно! — бабка бодро зашагала к выходу на улицу. — Повезло Вам. Такой свидетель, как я, десяти других стоит. Сейчас я этим сволочам морды набью! — приободрилась она. — И не посмотрю, что омоновцы… Взяли моду пожилых людей танками давить.

Михаил, оба гаишника и штатский молча прошли за ней через калитку.

Из автомобиля, стоящего на улице, напарник главного преследователя вывел двух сцеплённых наручниками молодых парней весьма потрёпанного вида. Судя по выражению глаз, ребята были изрядно обкурены.

— Где они?! — воинственно заорала на всю улицу старуха, будто собираясь идти стенка на стенку.

— Гражданка, задержанные перед Вами, — брюнет показал бабке на парней.

— Чё ты мне туфту гонишь? — смачно сплюнула на тротуар бабуля. — Терпил каких-то подогнал… Ваще за лохушку держишь?

— Мать, не борзей, а? — попытался урезонить бабку толстяк.

— Ё.. твою мать! — выделяя каждое слово, ответила ему бабка. — Где те, кого я в машине видела?

— А кого Вы видели? — мягко поинтересовался у свидетельницы высокий.

— Полную машину омоновцев я видела! — заорала ему в лицо старуха. — Здоровенных таких мужиков, а не этих хлюпиков!

— Так, ясно. А Вы, Михаил Юрьевич, что скажете? — обратился брюнет к Михаилу.

— Это не они… — грустно покачал головой Ферзь.

— Они, не они! — не выдержал сотрудник, которому сегодня пришлось не только покататься, но и побегать. — Как он мог их запомнить, когда они его мордой в землю положили?

— Не мордой, а лицом! — обиделся Михаил. — И, вообще, у меня эфир через пять минут. Я опаздываю!

— Хорошо, — согласился высокий. — Оставьте нам свои координаты. Мы вызовем Вас на допрос.

Ферзь с видом оскорблённой гордости отдал высокому свою визитку и бодро зашагал по улице.

Главбух — крутая Императрица

«Ну, где он шляется? Неужели опять заболел?» Ведущая новостей «Радио Фокс», высокая стройная брюнетка Ирина Монахова, нервно поправила чёлку. До следующего выпуска оставалось меньше десяти минут, но её сменщик, Михаил Шахов, на радиостанции ещё не появился. Звонить Михаилу Ирина не желала принципиально: если с тобой что-то случилось — позвони сам!

Надо сказать, что подобные огрехи случались с Шаховым и ранее. Миша обладал удивительной способностью попадать в различные передряги, получать в них травмы, а потом несколько дней, а иногда и недель, проводить на больничном. Собственное здоровье для Шахова стояло в системе жизненных ценностей на первом месте. Впрочем, это был существенный, но единственный недостаток Михаила Шахова. Во всём остальном он являлся человеком исключительно положительным. Миша не пил, не курил, не ругался матом и вёл целомудренный до невозможности образ жизни.

— Ему презерватив не нужен — он сам гандон, — с дружеской усмешкой говорил о Михаиле шеф-редактор «Радио Фокс», Алик Лунц.

О правильности Михаила Шахова на радиостанции ходили легенды, а точнее — анекдоты. Некоторые злые языки утверждали, что Михаил даже не занимается сексом, чтобы не повредить своему здоровью. Ведь во время полового акта у человека учащается пульс и повышается артериальное давление. Так и до инфаркта недалеко, не говоря уже о всякого рода инфекциях, которые могут просочиться в организм при поцелуях, ну и, конечно, интимным путём. Когда на офисной кухне «Радио Фокс» появилась микроволновая печка, Миша отнёсся к ней недоброжелательно, никогда не пользовался и даже не приближался к этому излучателю вредных волн. Не терпел Шахов и курения в своём присутствии, о чём прямо заявлял на совещаниях информотдела Алику Лунцу. И хоть шеф-редактор воспринимал даже десятиминутное расставание с сигаретой весьма болезненно, в данных ситуациях требования своего подчинённого он выполнял.

Правда, один раз Михаилу всё же пришлось отступить от безупречно здорового образа жизни. Случилось это на юбилее Маргариты Павловны, главного бухгалтера «Радио Фокс». Маргарита Павловна на радиостанции являлась человеком, приказы которого следовало выполнять молниеносно и безоговорочно. Если с другими руководителями, включая генерального директора, можно было спорить, доказывая свою правоту, то с Маргаритой Павловной дискутировать боялись даже мысленно, и за глаза величали её Императрицей.

В день юбилея Императрицы Миша работал в вечернюю смену и пришёл на работу, когда большинство сотрудников уже собрались у праздничного стола. Проходя мимо раскрытой двери кабинета, где проходило празднование, он вошёл туда, вежливо поздоровался со всеми и поздравил Маргариту Павловну с Днём рождения.

— А ты что ж, Михаил, не выпьешь за моё здоровье? — спросила Маргарита Павловна своим густым, низким голосом.

В комнате воцарилась тишина. Все прекрасно знали, что Миша нигде, никогда и ни под каким предлогом не употреблял алкоголь. Но отказаться пить с Маргаритой Павловной!.. Все молчали, смотрели и ждали, способен ли Михаил Шахов на самоубийственный поступок.

— Я бы с удовольствием, но мне сейчас в эфир выходить, — виновато улыбнулся Миша.

— А я что тебе — напиваться предлагаю? — царственно засмеялась главбух. — Выпьем по чуть-чуть, и пойдёшь работать.

— Я, Маргарита Павловна, перед эфиром никогда…

— Ты что ж, пить за моё здоровье отказываешься? — теперь в голосе Императрицы не звучало и тени иронии.

— Я обязательно выпью, — заверещал Шахов, — но после эфира…

— Алик, — обратилась Маргарита Павловна к шеф-редактору «Радио Фокс», который из мужской части коллектива находился к ней ближе всего. — Налей-ка своему подчинённому стаканчик.

— Только немного… Вина красного, если можно, — с подчёркнутой деликатностью попросил Шахов.

— Вина? — саркастически переспросила главбух и величавым движением руки остановила Алика, уже взявшего бутылку красного. — Я гляжу, ты совсем продрог с мороза, — она снисходительно посмотрела на съежившуюся фигуру Михаила. — Но глинтвейна у нас нет, так что… Согреешься водкой!

— Маргарита Павловна! — взмолился Миша, но Алик уже выполнял приказ именинницы, наполняя пластиковый стаканчик до краёв. — Алик! Прошу тебя!

Но Лунц даже не посмотрел в его сторону.

— Выпей, Мишенька, за моё здоровье, — по-матерински мягко попросила Императрица и осторожно передала Михаилу стакан. — Да не расплескай! — строго добавила она, заметив, что пальцы берущего напиток Шахова задрожали.

Все сотрудники «Радио Фокс» с напряжённым любопытством уставились на Михаила.

— Маргарита Павловна, — заговорил уверенно Миша, но дрожь руки и капли водки на пальцах выдавали его волнение. — Ваше здоровье — наше благополучие! За Вас!

— С таким полным стаканом мог и подлиннее тост сказать, — с лёгким неудовольствием заметила именинница.

Взяв свой бокал, она чокнулась с Михаилом.

Все сотрудники «Радио Фокс» протянули свои стаканчики, чтобы повторить действие Шахова, после чего демонстративно выпили залпом.

Миша с видимым усилием отпил глоток и собирался поставить стакан с водкой на стол.

— Тостующий пьёт до дна, Мишенька! — не дала ему схитрить именинница. — Или ты забыл?

— Я помню и о том, что мне через несколько минут выходить в эфир, — лицо Шахова сделалось очень серьёзным.

— Так иди! — не поняла его озабоченности Маргарита Павловна. — Выпей до дна и шагай в студию.

Под пристальными и столь же злорадными взглядами товарищей по работе Миша снова поднёс стаканчик к губам.

— Смелее, Шахов! Смелей! — подбодрила его главбух. — Покажи им, — она кивнула на остальных присутствующих, — что ты можешь!

С огромным трудом, поначалу захлёбываясь и давясь, но потом более уверенно Михаил Шахов влил в себя двести граммов водки. Для человека абсолютно непьющего это был подвиг!

— Ну, вот видишь? — Маргарита Павловна взяла из рук Миши пустой стакан. — А ты боялся.

Михаил, машинально передав стаканчик, продолжал стоять посреди комнаты, хлопая помутневшими глазами.

— Что стоишь-то? — удивилась Маргарита Павловна. — То в студию торопился, а теперь вот стоит… Иди, Мишенька! Спасибо тебе за поздравление, — с душевной теплотой в голосе поблагодарила она.

Громко икнув и при этом покачнувшись, Михаил развернулся и неуверенной походкой шагнул к двери.

— Проводите его кто-нибудь, а то ведь дорогу не найдёт, — презрительно усмехнулась Маргарита Павловна.

— Миша, а закусить? — сочувственно окликнула коллегу Ирина.

— С каких это пор вы в эфире жевать начали? — строго одёрнула её главбух.

Непосредственный начальник Миши, Алик Лунц, быстро вышел из-за стола и взял Шахова под руку.

— Не надо, Алик… — пьяно отстранил его Михаил. — Я в порядке.

— Может, тебя подменить? — участливо поинтересовался шеф-редактор.

— Алик! Я отработаю свою смену, как положено! — с раздражением и обидой, но вполне чётко проговорил Шахов.

— Ну, как знаешь… — оставил его Лунц.

Однако лицо шеф-редактора сохраняло нетипичное для него выражение тревоги: как-никак, Алик отвечал за работу информотдела, и любые промахи информеров касались в первую очередь его.

Все с интересом ждали первого выпуска новостей в исполнении Михаила Шахова. Однако ведущий работал в эфире так, как будто не пил до этого ничего, кроме минеральной воды.

— Профи! Настоящий профи! — восхищались Михаилом коллеги.

Минздрав не убеждает

— Тоже мне профи! — злилась Ириша, подготавливая за компьютером выпуск новостей, который должен был готовить Шахов. — Даже на работу вовремя придти не может! Почему я должна работать за него?

Последний вопрос она адресовала вышедшему в информотдел из смежного кабинета Алику Лунцу. Шеф-редактор неизменно дымил сигаретой и всем своим видом — чуть полноватой фигурой, гладко выбритой головой и очками без оправы —

демонстрировал полное спокойствие.

— Опять заболел? — с чуть заметной иронией поинтересовался он у Иры.

— Да не знаю я! — вспылила Ирина. — Хоть бы позвонил… — она с двойным усилием продолжила барабанить по клавиатуре компьютера.

— Если не заболел, значит, принесёт что-нибудь сенсационное, — философски изрёк Лунц, с наслаждением затягиваясь табачным дымом.

За Михаилом Шаховым, действительно, наблюдалась одна интересная особенность. Все происшествия, случайным свидетелем которых он оказывался, всегда становились городской сенсацией, и Шахов, по странному стечению обстоятельств, умудрялся выдать их в эфир раньше любого другого средства массовой информации. Благодаря этому, рейтинг новостей «Радио Фокс» постоянно рос, и шеф-редактор прощал своему талантливому подопечному и частые опоздания, и длительные больничные листы.

— Всем — здравствуйте! — в помещение информотдела почти вбежал запыхавшийся Михаил. — Кто курит? — он бросил чуть укоризненный взгляд на Лунца.

— Миша, ты опять в своём репертуаре? — гневно повернулась к вошедшему Ирина.

— Да, Михаил… — назидательно намекнул на опоздание ведущего шеф-редактор, туша пальцами сигарету.

— Коллеги! У меня новость, которую надо немедленно дать в эфир, — Миша быстро снял куртку и небрежно бросил её на вешалку.

— С приходом на работу тоже медлить не стоило бы! — Ира встала из-за компьютера, уступая рабочее место Шахову.

— Что за новость? — деловито спросил Алик.

— Сегодня в городе неизвестными злоумышленниками была угнана машина ГАИ, — отрапортовал Михаил, застучав по клавиатуре. — На новостных сайтах этого пока нет. Мы будем первыми.

— А тебе кто сообщил? — на всякий случай поинтересовался Алик, хотя он прекрасно знал: непроверенную информацию Шахов в эфир не выдаст.

— Да я сам стал свидетелем этого ЧП! Меня эта машина фактически сбила! — воскликнул Шахов, не останавливая набор текста.

— Что-то, Мишенька, ты не похож на сбитого! — съязвила Ира, скрещивая руки на обтянутой чёрным пуловером груди.

— А тебе очень хочется, чтобы я снова оказался в больнице? — обиженно повернулся к ней репортёр.

— Ира! Не отвлекай его! — Алик, предчувствуя очередной успех «Радио Фокс», взял в рот новую сигарету и чиркнул зажигалкой.

— Господин шеф-редактор! Я бы попросил Вас… — попытка Лунца закурить не прошла для Михаила незамеченной.

— Хорошо-хорошо! — разгоняя неосмотрительно выпущенный дым, Алик удалился в свой кабинет.

— Ладно, папарацци, пока! — Ира надела плащ, глянула на своё строгое лицо в зеркало и вышла из комнаты.

— Новости!!! — раздался из соседней студии голос ведущего линейного эфира, и Миша, вскочив из-за стола, побежал читать свой выпуск.

— Добрый день! В студии «Радио Фокс» — Михаил Шахов. В ближайшие четыре часа я буду знакомить Вас с последними событиями на планете. Невероятный угон осуществили сегодня злоумышленники в нашем городе. Час назад им удалось похитить автомобиль ГАИ. Однако вскоре машина была задержана в одном из городских дворов, хотя сами угонщики сумели скрыться. Остаётся только пожелать нашей Госавтоинспекции так же оперативно разыскивать и угнанные автомобили граждан.

Дымя сигаретой в своём кабинете, Алик Лунц удовлетворённо кивнул: умеет же этот рафинированный интеллигент оказаться в нужное время в нужном месте. Алик вспомнил, как Миша стал свидетелем задержания банды наркоторговцев, избиения лохотронщиков, налёта на склад фальшивой водки и многих других случаев, представляющих интерес для профессионального репортёра. Другие неделями ищут сенсационный материал, а Шахова, казалось, сенсации находили сами. Если бы Миша не работал информационным ведущим, все приключения с ним стали бы жестокой усмешкой судьбы. Но профессия и талант Михаила превратили эту усмешку в подарок. А вот судьба шеф-редактора…

Окружающим Алик Лунц казался баловнем судьбы, который бесцеремонно пренебрегал её подарками. Легко поступив в театральный институт, Алик уже на первом курсе засветился в фильме знаменитого режиссёра. Но настоящий успех пришёл к актёру Лунцу в спектакле «Отелло», где Алик играл главную роль. Сцена удушения Дездемоны неизменно сопровождалась сумасшедшими овациями публики. Работа в этом спектакле чрезвычайно развила у Алика силу и гибкость пальцев, и зрителям первых рядов казалось, что актёр душит актрису по-настоящему. Актриса действительно теряла сознание от недостатка кислорода и при этом… при этом чувствовала оргазм. Её однокурсник, Алик Лунц, стал первым мужчиной, к которому эта Дездемона испытала глубокую, женскую, звериную страсть самки. На последнем курсе они поженились.

После внезапной смерти жены Лунц ушёл из театра. Публичный успех без любимой женщины и сценической партнёрши претил его душе. Знаменитый актёр получил много предложений по работе, но, ко всеобщему удивлению, выбрал должность заведующего театральным отделом в Российском Национальном музее.

Однако в тихом окружении театральных экспозиций, костюмов, реквизитов, Алик пребывал недолго. Время, излечившее Лунца от депрессии, требовало динамики. Бывший актёр подался в радиожурналистику, быстро сделал там карьеру и занял место шеф-редактора «Радио Фокс».

Подлинная копия

«И зачем я позвонил на эту радиостанцию? — размышлял Васнецов, подъезжая к зданию, где располагался офис „Радио Фокс“. — Ну, узнал песню, вспомнил автора… Такое ведь и раньше случалось. Но чтобы звонить, выигрывать приз? Надо версии прорабатывать, а я, как мальчишка, бесплатному компакт-диску рад».

В последнее время работа у следователя по особо важным делам Васнецова не клеилась. Все версии, выдвинутые в связи с кражей знаменитого «Портрета купчихи Нечетовой»» из Российского Национального музея, зашли в тупик. У всех подозреваемых железное алиби, а картина, как сквозь землю, провалилась. Руководство, конечно, требует результатов, и Васнецов, оказывается в этой ситуации крайним.

Вот с такими невесёлыми размышлениями Михаил Викторович Васнецов вышел из машины и прошёл в подъезд, на дверях которого красовалась табличка: «Радио Фокс». Предъявив по привычке удостоверение охраннику, следователь поднялся на этаж, где располагался офис радиостанции. Массивная металлическая дверь, отделанная шпоном, была открыта. За дверью «Радио Фокс» следователь не обнаружил суеты и беготни, которую так любят показывать в кинофильмах о средствах массовой информации. Просторный коридор пустовал, хотя за распахнутыми дверями отделов, по всей видимости, шла будничная работа. Васнецов решил заглянуть в первую же комнату.

— Добрый день! — обратился он к даме с неприступным лицом, сидевшей за столом, заполненным бумагами. — Я приехал получить…

Дама подняла лицо, и Михаил Викторович внезапно осёкся.

— Я призы не выдаю, — низкий голос обитательницы кабинета не выражал и тени дружелюбия. — Вам дальше, — кивнула она на противоположную стену и снова погрузилась в бумаги.

Однако Васнецов не уходил.

— Я непонятно выразилась? — женщина посмотрела на гостя более пристально.

Аккуратно подстриженные прямые волосы, гладко выбритое лицо, плотно сжатые губы — в общем и целом, Васнецов выглядел как чиновник средней руки или руководитель небольшой фирмы. И только взгляд серых глаз, остающийся холодным даже в минуты смеха, выдавал в нём работника соответствующих органов.

— Нет-нет, всё в порядке… — вышел из ступора Васнецов.

Он вернулся в коридор, раскрыл свою папку и достал из неё фотографию украденной картины.

«Не может быть! Чертовщина какая-то! Это же девятнадцатый век, купчиха, а тут… И всё же…» Васнецов ещё раз украдкой посмотрел на даму в кабинете, а потом на фото художественного произведения.

«Она! Сомнений быть не может: она! Одно и то же лицо! Мистика!»

Однако мистиком Михаил Викторович не был. Справившись с неожиданным впечатлением, он прошёл в соседнюю комнату, где располагалась приёмная «Радио Фокс», получил у секретаря выигранный компакт-диск и вернулся к машине.

«Кажется, рабочая версия появилась. Надо всё хорошенько обдумать и доложить генералу. А всё-таки не напрасно я заехал на „Радио Фокс“! Хорошая радиостанция!» Довольный Васнецов сел в машину и вставил в проигрыватель подаренную пластинку.

— Да ты хоть сам понимаешь, чем нам это грозит?! — генерал Репин никак не ожидал от своего всегда здравомыслящего подчинённого столь безумного предложения.

Впрочем, и сам Васнецов ещё два дня назад послал бы предлагающего подобный вариант куда подальше.

— Ведь её будут осматривать эксперты! — продолжил патетический монолог генерал, стоя посреди своего кабинета. — Эксперты международного класса! Ты подумай, что будет, если выяснится, что мы нашли подделку? Свинью кузькиной матери подложили?

Репин замолчал и в раздумье заложил руки за спину. Пепельная седина, открывающая массивные залысины, густые брови, властный взор и волевой подбородок, делали его похожим на военачальника. И только прокурорская форма, идеально сидящая на статной фигуре, приходила в некий резонанс с образом полководца. Впрочем, если не полками, то полковниками генерал Репин командовал, и один из них сидел сейчас перед ним.

— Товарищ генерал, — заёрзал на стуле Михаил Викторович. — Это маловероятно даже в том случае, если мы найдём подлинник…

— А если найдём?

— Так ведь мы найдём… — хитро прищурился следователь. — Кроме нас, искать некому.

— Но ведь реальная картина существует! — снова громыхнул Репин. — Вдруг она всплывёт где-нибудь на заграничном аукционе, а мы её уже обратно в музей «вернули»?

— Краденое, Ефим Ильич, так быстро на аукционы не выставляют, — аккуратно заметил Васнецов. — К тому же, если картина найдётся, реализовать подлинник станет практически невозможно. Ну, не станут же преступники кричать на весь мир о том, что настоящее полотно именно у них?

— Тоже верно… — пожевал губами Репин. — Но всё-таки, Михаил Викторович, твоя версия требует задействовать ряд лиц, которые сохранность тайны фактически не гарантируют.

— Художник будет молчать, — поспешил заверить генерала Васнецов.

— Да что художник? — махнул рукой Репин. — Ты у неё, у самой, хоть согласие получил?

— У самой… — Михаил Викторович растерянно заморгал.

— Да, у самой купчихи Нечетовой или как там её зовут? — генерал прошёлся по кабинету.

— Я счёл должным получить прежде Ваше разрешение, — подчеркнул субординацию Васнецов.

— Считай, что оно у тебя есть! — рубанул Ефим Ильич. — Картину мы найти не можем, а должны… Так что, либо — пан, либо взорвётся пропан. Действуй!

— Есть! — встал со стула Васнецов.

— И всё-таки… — поморщился генерал. — Без натуры никак обойтись нельзя? Может, по фотографии нарисует?

— По фотографии не может, — вздохнул следователь. — Халтурно выходит у него по фотографии… Он только с натуры пишет, но зато как! Помните, портрет Вашей супруги?

— А как же! — не без гордости усмехнулся Репин. — И что, вот этого самого художника ты и собираешься задействовать? — на лице генерала появилась гримаса сомнения.

— Портретист он великолепный, да и человек проверенный, — попытался развеять сомнения начальника Васнецов.

— А сама? Сама? — с досадой простонал Ефим Ильич. — Ты же про неё ничего не знаешь!

— Узнаю, товарищ генерал, — улыбнулся Михаил Викторович. — Профессия такая: всё знать, а когда спросят — докладывать.

— Через сутки доложишь о полной готовности к проведению оперативного мероприятия, — строго приказал Репин.

— Слушаюсь! — отчеканил Васнецов. — Разрешите идти?

— Иди, — махнул рукой генерал.

Царская немилость

Через час после разговора с генералом Михаил Викторович уже звонил главному бухгалтеру «Радио Фокс», Маргарите Павловне Нечетовой. Дама, с которой предполагалось писать копию «Портрета купчихи Нечетовой», была точной копией знаменитой женщины не только лицом, но и фамилией.

— Здравствуйте, Маргарита Павловна! Вас беспокоит следователь Прокуратуры, Васнецов Михаил Викторович.

— Чем обязана? — голос главного бухгалтера не потерял уже знакомой Васнецову враждебности.

— У меня к Вам, Маргарита Павловна, дело государственной важности…

— А ко мне у всех дела государственной важности! — перебила Васнецова Нечетова. — Только вас много, а я одна!

Такого неожиданного отпора следователь никак не ожидал.

— Маргарита Павловна… Когда я могу подъехать к Вам в офис, чтобы мы могли спокойно поговорить?

— Спокойно не получится, — заявила главбух. — У меня ж не кабинет, а проходной двор! Все входят и выходят, как им вздумается!

— Я понимаю Вас, Маргарита Павловна. И всё-таки когда мне приехать?

— Ладно… — чуть смягчилась под напором следователя «купчиха» — Заедешь в четыре, — и, не прощаясь, она повесила трубку.

«Однако здесь не только типаж, но и характер! — Васнецов расстёгнул ставший тесным ворот рубашки. — Она! Несомненно, она!» Несмотря на двусмысленное окончание телефонного разговора, у Михаила Викторовича появилась абсолютная уверенность, что спецоперация пройдёт успешно.

Ровно в шестнадцать ноль-ноль следователь Васнецов постучал в дверь кабинета главного бухгалтера «Радио Фокс». Ответа не последовало. Михаил Викторович приоткрыл дверь. Маргарита Павловна сидела за своим столом и сосредоточенно набивала цифры в таблицу на мониторе компьютера. Ни на стук, ни на открывание двери она не отреагировала.

— Добрый день, Маргарита Павловна, — Васнецов достал из внутреннего кармана служебное удостоверение и прошёл к столу главного бухгалтера.

— Я смотрю, Вы уже совсем обнаглели… — не поднимая глаз на следователя, тихо произнесла хозяйка кабинета. — Главбуха ни в грош не ставите… Заходите, как к себе домой…

— Следователь Васнецов, — Михаил Викторович раскрыл удостоверение и поднёс его к лицу грозной дамы.

— А, это Вы… — нехотя отвлеклась на визитёра Императрица.

— Можно? — гость придвинул себе стул. — Дело, с которым я к Вам обращаюсь, действительно государственной важности, и я надеюсь, что наш сегодняшний разговор останется между нами.

Собеседница молча взяла сигарету и закурила. «М-да, — подумал Васнецов. — Это, пожалуй, единственное, что отличает её от настоящей купчихи».

— Вы, наверное, слышали — продолжил он, — о хищении из Российского Национального музея картины «Портрет купчихи Нечетовой»?

Маргарита Павловна выпустила дым через ноздри и обдала следователя презрительным взглядом.

— Мы хотим создать копию этого бесценного полотна, чтобы вынудить преступников проявить себя…

— И что, я вам деньги на ваши художества выделить должна? — подняла брови главный бухгалтер «Радио Фокс».

— Нет… — Михаил Викторович помедлил. — Дело в том, что Вы очень похожи на женщину, запечатлённую на портрете, да и фамилия Ваша…

Хозяйка кабинета посмотрела на своего гостя с любопытством держателя мухобойки на присевшую муху.

— И мы очень просим Вас… — Васнецов старательно подбирал слова, — разрешить нашему художнику написать Ваш портрет.

— Та-ак… — улыбнулась Маргарита Павловна, но улыбка эта не сулила ничего доброго. — Мало того, что я тут перед налоговой позирую, аудиторам угождаю, так теперь ещё и ваши прихоти исполнять должна?

— Вы не должны… Это просьба… — попытался объяснить Михаил Викторович.

— А ну пошёл вон, — совершенно спокойно приказала Маргарита Павловна.

— Что?

— Вон из моего кабинета! — рявкнула она громовым голосом.

— Но позвольте… — привстал со стула Васнецов.

— Нет, не позволю! — как истинная владелица миллионов, глянула на него Маргарита Павловна. — Экий прыщ выискался! Катись, откуда пришёл, а не то сейчас веник возьму и собственноручно вымету!

Поняв, что хозяйка кабинета не шутит, Михаил Викторович быстро встал и повернулся к выходу.

— Прощайте, госпожа Нечетова! — трагически прошептал он.

— Подожди… — раздался за его спиной менее грозный голос.

Васнецов обернулся.

— Следователем работаешь, а с людьми разговаривать абсолютно не умеешь, — беззлобно усмехнулась Маргарита Павловна. — И долго твой художник меня мучить будет? — спросила она так, как будто и не выгоняла Михаила Викторовича.

— Да Вам не придётся специально позировать! — ухватился за внезапное добродушие «купчихи» Васнецов. — Вы сидите, работайте, а он здесь свой мольберт разместит, и писать Вас будет…

— Хоть я Нечетова и по мужу, — в тоне хозяйки кабинета вдруг появились нотки сентиментальности, — а тому, кто украл этот портрет, руки бы поотрывала!

— Вы не возражаете, если художник начнёт работу послезавтра? — Васнецов очень боялся, что настроение Маргариты Павловны снова изменится.

— А чего тянуть-то? — главбух действительно возвращалась к привычным ей интонациям. — Пускай завтра же и начинает. А через день выходные устраивать — так целый месяц провозиться можно! У меня что — времени вагон, чтобы по полгода Вашему портретисту боярыню изображать?

— Хорошо, Маргарита Павловна, завтра значит, завтра, — моментально согласился Васнецов, хотя уверенности в том, что художник приступит к работе так быстро, у него не было никакой.

— Слушай, ты бы шёл, — махнула на него рукой «купчиха Кречетова» — а то у меня от твоего ора голова разболелась.

— Спасибо Вам, Маргарита Павловна, — почти попятился к выходу Васнецов. — Заранее от всего нашего управления — огромное «спасибо».

Маленький Штрих большого дела

Вскочив в машину, следователь помчался в мастерскую художника. «Только бы он был дома!» — повторял Михаил Викторович фразу Отто фон Штирлица, и, как герою легендарного телесериала, Васнецову тоже повезло. Почти повезло.

Художник Григорий Штрих, длинноволосый сухощавый мужчина лет сорока, стоял перед мольбертом посреди своей мастерской — довольно просторной мансарды. В правой руке живописец держал кисть, а в левой — недокуренную папироску. Поза Штриха выражала максимальное сосредоточение, почти медитацию: он напряжённо вглядывался в абсолютно чистый лист.

— Здравствуй, Григорий! — громко обрадовался наличию художника Васнецов.

— А… — слегка разочарованно махнул кистью в сторону гостя Штрих.

— Есть срочный заказ, — распорядительным тоном сообщил следователь.

— Я в запой ухожу… — как о чём-то предрешённом, сообщил живописец, продолжая всматриваться в чистый лист.

— Позже уйдёшь! — Васнецов засунул руки в карманы пальто и в упор уставился на профиль Штриха.

— Да я и так уже недели две просрочил…

— Что значит «просрочил»? У тебя что, запой, как проценты по кредиту? Отложить выплаты нельзя?

— Вдохновения нет… — протянул Штрих и впервые взглянул на Васнецова. — А после запоя оно приходит. А так уже две недели и не работаю, и не пью, — он с досадой бросил кисть на пол. — Бездарно трачу время!

— Гриша, вдохновение придёт! — следователь доверительно тронул художника за плечо. — Как только ты увидишь даму, с которой предстоит писать портрет, вдохновение прибежит к тебе и встанет на цыпочки!

— Кто такая? — Штрих сделал попытку надменно затянуться папиросой, но это ему не удалось: папироса давно погасла.

— Купчиха Нечетова — со значением в голосе проговорил Васнецов.

Он сделал пару шагов, взял стоящий неподалёку стул и разместился, широко расставив ноги, напротив Григория.

— Нашли что ли? — Штрих, делая вид, что нисколько не удивился, взял лежащие на палитре спички, чиркнул и прикурил.

— Нашли художника, который воспроизведет картину, — откидываясь на стуле, заявил следователь.

Стул предательски затрещал, и Васнецов с опаской выпрямил спину.

— Осторожно! — буркнул художник. — Мебель антикварная!

— Я уже понял, — Васнецов осторожно встал со стула. — И ты тоже понял, кто этот художник.

— Я с копий не пишу! — Штрих сплюнул крошки табака, попавшие ему на губы.

— Ты будешь писать с натуры, Гриша — Васнецов посмотрел художнику в глаза. — Тебе будет позировать сама купчиха Нечетова.

— Какая Нечетова?!

— Маргарита Павловна Нечетова, — следователь подошёл к художнику, раскрыл папку и протянул ему фотографию картины.

— Что, так похожа? — Григорий затушил папиросу в баночке из-под краски и лениво взглянул на фото.

— Завтра увидишь, — следователь убрал фото в папку.

— Купчиху? — художник презрительно скривил губы. — Купчиха давно… — он возвёл глаза на сводчатый потолок мансарды. — На том свете.

— Купчиха — на том, — кивнул следователь, — А Маргарита Павловна на этом. Да и вообще, — Васнецов понизил голос. — Изображенная на украденном портрете баба — всего лишь жалкое подобие той, которую тебе предстоит писать… И ты, Григорий, именно ты, — заметив протест в глазах Штриха, повторил Михаил Викторович, — напишешь настоящий портрет купчихи Нечетовой!

— Дьяволы! — моментально сообразил живописец. — Вы собрались повесить подделку в музей, чтобы не искать подлинник!

— А вы подделываете картины, гражданин Штрих? — театрально выпучил глаза Васнецов. — Ай-ай-ай, как нехорошо. Надо бы Вами плотно заняться…

— В том-то и дело, что не подделываю… И не собираюсь! — Штрих снова вперился в чистый лист мольберта.

— Правильно делаете! — следователь хлопнул художника по плечу с такой силой, что тот покачнулся.

— Полегче, гражданин начальник! — Штрих схватился за плечо и отступил.

— Полегче? — придвинулся к нему следователь. — Портрет, семейная реликвия и достояние национальной художественной культуры, утерян, — наступал на пятящегося художника Васнецов. — Портрета нет, но есть живой прообраз, и Вам, гражданин Штрих, Родина доверяет воссоздать гениальную картину, — следователь в прямом смысле загнал художника в угол. — Дурачок ты, Гриша! Мы на живца вора ловить собираемся, — Васнецов нагнулся к присевшему в углу живописцу. — Но об этом… — следователь приложил палец к губам. — Тсс… Ты меня понял?

— А она кем купчихе Нечетовой приходится? — прошептал Григорий. — Правнучкой?

Этого вопроса следователь Васнецов ожидал меньше всего.

— А тебе не всё равно?

— Мне важно знать, — художник заговорщицки глянул по сторонам и стал медленно ползти по стене вверх, — сохранилась ли в ней энергетика её великой прародительницы?..

— Кто из них великий — это ещё вопрос… — задумался следователь, посмотрев в окно мансарды на крыши ближайших домов. — А что касается энергетики, то она в Маргарите Павловне атомная. И атом этот не всегда мирный… Но если тебе для вдохновения надо, — Михаил Викторович, как отец-командир, поднял творца за плечи. — То знай: Маргарита Павловна приходится купчихе Нечетовой… правнучкой. Я бы даже сказал, праправнучкой, — добавил он для пущей убедительности.

— Михаил Викторович… — художник нервно потёр ладони. — Это такая ответственность… Я должен выпить!

— Нет, Григорий! — посмотрел ему в глаза Васнецов. — Выпивка откладывается на неопределенный срок. А завтра утром Маргарита Павловна ждёт тебя трезвого и вдохновлённого.

— Я так не умею… — бессильно развёл руками Штрих.

— Не умел! — встряхнул его следователь. — А теперь, когда я тебе всё рассказал, ты сумеешь. Вот адрес, — Васнецов отпустил Штриха и вынул из кармана листок с адресом «Радио Фокс». — Завтра, в десять утра.

И оставив художника наедине с душевным потрясением, Михаил Викторович вышел из мастерской.

Штрих появился на радиостанции без пяти минут десять, хотя столь ранний подъём дался ему с трудом. Дверь в кабинет главного бухгалтера была закрыта, и художник прошёл в следующее помещение, где размещался секретариат.

— Я к Маргарите Павловне, — объяснил он свой визит секретарю, миниатюрной блондинке с очень умными глазами.

— Присаживайтесь, — секретарь указала на кожаные диваны. — Маргарита Павловна скоро подъедет.

— Спасибо, — Штрих кое-как разместился на диване, выставив перед собой, словно щит, доспехи художника.

— А Вы к ней по какому вопросу? — осведомилась секретарь. — И как Вас представить?

— Григорий Штрих… Она в курсе, — нехотя промямлил художник. — Мне назначено.

— Хорошо, — кивнула секретарь. — Хотите чая или кофе?

— Нет… Мне бы лучше… — Штрих замялся. — Хотя не надо.

Секретарь многозначительно кивнула и вернулась за компьютер, скрывавшийся за стойкой ресепшена.

— Представляешь, Аня! — в комнату с чашкой кофе зашла Ирина Монахова. — Из Интернета напрочь исчезла информация о краже из Российского Национального музея. Ещё два дня назад каждый сайт пестрел сообщениями о пропавшей картине, а сегодня — ничего. Может, её уже нашли?

— Вряд ли, — выразила своё мнение секретарь, не отрывая взгляда от компьютерного монитора. — Если бы нашли, то везде об этом кричали бы.

Несмотря на то, что Анна по цвету волос была натуральной блондинкой, анекдоты о блондинках были явно не про неё.

— Здравствуйте, — Ириша заметила Григория.

— Доброе утро! — кивнул Григорий, оценивая фигуру Монаховой.

— Для кого утро, для кого уже и день, — Ира зевнула, прикрыв рот. — До чего надоело работать с семи утра. Почему Шахов работает исключительно в вечернюю смену?

— Миша умеет находить уникальную информацию, вот Алик и делает ему поблажки, — спокойно пояснила Аня.

— Конечно, если целый день по городу шляться, наверняка, в какую-нибудь историю попадёшь, — с гримасой обиды на лице Ира отпила из чашки кофе.

— Но необязательно в такую, о которой можно рассказать в новостях, — резонно отметила секретарь.

— Ну и ладно! — смирилась Монахова. — Зато у меня весь день свободный и весь вечер… Только утром спать хочется! — она снова зевнула и перевела взгляд на снаряжение гостя «Радио Фокс». — А Вы ведь художник?

— Да, — едва разжав губы, ответил Штрих, помня о конфиденциальности полученного задания.

— А к нам на радиостанцию какими судьбами?

— Писать портрет Маргариты Павловны…

— Да Вы что?! — Ириша вскочила с дивана, чуть не расплескав кофе.

Аня в изумлении тоже отвлеклась от компьютера.

— Да… — снова замялся Штрих. — Для художественной галереи… «1000 лучших людей современной России». Времени у неё позировать нет, так что решили прямо на работе…

— Вот это да! — глаза Ани округлились. — Никогда бы не подумала, что Маргарита Павловна…

— Входит в тысячу лучших людей России? — не удержался Штрих.

— И где будет открыта эта галерея? — с журналистским любопытством поинтересовалась Ириша. — Что-то я о ней ничего не слышала…

— А ты меньше без дела болтайся, вот и будешь знать! — как гром среди ясного неба, прозвучал голос Маргариты Павловны.

В ходе разговора ни девушки, ни художник не заметили её появления.

— Здравствуйте, Маргарита Павловна! — моментально сориентировалась секретарь. — Вот художник к Вам пришёл… — она кивнула на Григория.

— Явился и всякую чушь несёт! — моментально переключила свой гнев на художника главбух. — Это тебе, а не мне портрет для выставки нужен! И нечего себе тут цену набивать!

— Да я… Я просто объяснил, зачем пришёл… — привстал с дивана художник.

— Пришёл ты работе моей мешать, — расставила все точки на «i» императрица «Радио Фокс». — А я, по доброте своей, на твою аферу согласилась.

— Я не буду Вас отвлекать, — поднял ладони Григорий. — Работайте, как обычно, а я… — он сделал шаг вперёд, споткнулся и чуть не упал. Завернутый в чёрную ткань мольберт грохнулся на пол.

— А ты, я смотрю, пьян в хламину? — пристально посмотрела на него Маргарита Павловна.

— Я? — нагнувшийся поднять мольберт, Штрих испуганно замер. — Я — ни-ни… Я в завязке.

— Алкаш! — раскатисто, но снисходительно вывела Маргарита Павловна. — Придёшь в следующий раз пьяный — убью, — добавила она, выходя из секретариата.

Штрих, схватив мольберт, посеменил за ней.

Туманная афера Альбиона

— Послушайте, Джеймс! — человек в дорогом коричневом костюме так сильно сжал карандаш, что тот сломался. — Я не могу Вам сейчас сказать, успеет или не успеет товар прибыть к покупателю в указанный срок… — он выбросил остатки карандаша в мраморную пепельницу, стоящую на его массивном письменном столе.

Разговор двух джентльменов проходил в огромном кабинете, из панорамных окон которого открывался великолепный вид на историческую часть Лондона.

— И всё-таки, Ричард, мне бы хотелось определённости… — сидящий по другую сторону стола седой господин сделал вид, что не заметил эмоций собеседника.

— Определённо могу Вам сказать, Джеймс, — голубые глаза хозяина кабинета после мгновенной вспышки гнева приняли прежнее ледяное выражение. — Что товар находится у моего человека в России. Но его ищут. Поймите Вы — ищут! — в ледяном взгляде снова сверкнула искорка недовольства. — Это главный государственный музей, это очень серьёзно…

— А Вы уверены, что его уже не нашли? — Джеймс посмотрел на Ричарда, как на соперника по шахматам, которому только что объявил шах. — Я внимательно отслеживаю русские новости на данную тему, — продолжил он после небольшой паузы. — И заметил, что в последние дни с русских новостных сайтов исчезла какая-либо информация по данному делу.

— Джеймс! — губы обладателя коричневого костюма расплылись в улыбке. — Вы плохо знаете журналистику. Срок жизни любой новости, даже самой сенсационной, очень мал. Русским читателям надоели одинаковые сообщения о краже картины, а русские репортёры устали о ней писать. Ведь ничего нового не появляется: спецслужбы ищут, найти не могут…

— А если уже нашли? — Джеймс попытался снова объявить шах.

— Если бы нашли… — Ричард посмотрел в сторону. — Они бы раструбили о такой находке на весь мир.

— Найти картину и непосредственного похитителя вовсе не означает отыскать того, кому похищенное предназначалось… — заметил Джеймс. — А они, наверняка, будут искать заказчика.

В кабинете воцарилась напряжённая тишина, прерываемая только звуком покачивания маятника старинных часов.

— У меня есть один план, — нарушил молчание Ричард. — Но его детали ещё нуждаются в проработке. Картина прибудет к нам сама, Джеймс… — на его лице снова появилась лукавая улыбка. — Да-да, сама, — добавил он, заметив, как приподнялись брови собеседника. — В качестве сувенира.

Эскалатор-провокатор

Толпа буквально вынесла Ферзя с футбольного стадиона. Впрочем, Миша Ферзь сам был частью этой толпы. От окружающих его разъярённых фанатов Михаила отличала лишь ясность ума и готовность к продумыванию дальнейших действий. Наблюдая матч, Ферзь выкурил целый косяк, который настроил его на активную перспективу вечера. Первой мыслью было снять девку и оттянуться с ней по полной программе, но когда Миша вместе с толпой оказался на ближайшей к стадиону станции метро, у него появился новый план. Нет, этот план не имел никакого отношения к дурманящей траве, но он мог сослужить хорошую службу для завтрашнего выпуска новостей.

Готовясь к претворению очередной задумки в жизнь, Михаил стал прямо на ходу, как профессиональный фокусник, переодеваться. Молниеносным движением он снял очки, надел парик, скрывший его чёрные кудри, заправил брюки в высокие ботинки и достал спрятанную в могучей пряжке ремня телескопическую дубинку. Бандитский облик бритоголового отморозка завершил наклеенный на левую щёку шрам.

Все эти превращения случились так быстро, что остались незамеченными окружающими людьми. Как и орущие рядом с ним гопники, Ферзь ловко перепрыгнул через ограждение турникета и устремился на эскалатор.

— Красно-оранжевые! Бей красно-оранжевых! — прогорланил он не своим голосом.

Стоящие рядом фанаты обернулись, посмотрели по сторонам, и вот уже один из них ударил в лицо соседа в бордовой куртке. Сосед не только удержался на ногах, но и, ухватившись за поручни, ответил нападавшему теми самыми ногами в живот. Получив столь мощный отпор, агрессор покатился по ступеням эскалатора вниз, увлекая собой стоящих там людей. Увлечённые люди активно втянулись в драку, противоборствующие стороны в которой было уже не различить.

Находившийся выше всего этого и духовно, и территориально, Миша одним движением руки раскрыл телескопическую дубинку и ударил ей по стеклянному плафону балюстрады эскалатора. Возникшие при этом звон и треск, а также некоторое ухудшение освещения настроили дерущихся на новую агрессивную волну. В сторону головы Ферзя направился чей-то кулак, но Миша, успев увернуться, врезал обидчику по башке дубинкой. От удара тот потерял сознание. «Отлично! Пострадавшие уже есть», — с журналистской наблюдательностью подметил Михаил и продолжил сокрушать «проезжающие» мимо плафоны. «Десять… Одиннадцать… Двенадцать…», — скурпулёзно подсчитывал он.

На сходе с эскалатора разбушевавшихся хулиганов уже ждала милиция. Милиционеры, как заправские грузчики, принимали дерущихся, словно мешки с цементом, и, отделяя при необходимости их друг от друга, бросали принятые тела стоящим по близости коллегам. Коллеги, отделав фанатов резиновыми дубинками, швыряли своих жертв головой в стену и лицом в пол.

Ехать на эскалаторе до ментов Михаилу оставалось не более тридцати секунд. Ферзь присел на корточки и за несколько мгновений стал прежним хроническим интеллигентом Михаилом Шаховым.

Однако вошедшие в трудовой ритм милиционеры не вглядывались в лица сходящих с эскалатора людей, и Миша был самым бесцеремонным образом схвачен.

— Что вы себе позволяете?! — завопил он с интонацией бессильного сопротивления произволу. — Я требую, чтобы мне разрешили пройти на платформу!

Схвативший Михаила страж порядка никак не ожидал такой нетипичной реакции. Выкрики «Менты — козлы!», «Сука, больно!», «Отпусти, легавый!» являлись нормальным звуковым фоном милицейского труда, естественным шумом, к которому милиционеры давно привыкли. А вот визг очкарика являл собой нечто новое.

— Тебе чего здесь надо? — готовившийся перекинуть Ферзя в объятия дубинок внезапно растерялся.

— Во-первых, говорите мне «Вы», — дрожащими от негодования губами потребовал Михаил. — Во-вторых, представьтесь, как положено. А в-третьих, очень странно, что работник охраны метрополитена не знает, зачем люди спускаются в метро.

— Да ты… Да Вы… — милиционер окончательно сбился с толку. — Извините, конечно… Я думал, Вы с ними… — он показал на груду лежащих у противоположной стены обезвреженных фанатов.

— Кто? Я?! — от возмущения Миша перешёл на визг. — Мало того, что Вы не способны защитить законопослушных граждан от произвола всяких маргиналов, так ещё и возводите напраслину на честных людей!

— Зубенко, что там у тебя? Почему не работаешь? — к Михаилу и задержавшему его милиционеру подошёл широколицый капитан МВД, наблюдавший за процессом обработки вандалов.

— Да вот… Я думал… — начал оправдываться Зубенко.

— Ты меньше думай и больше делай! — внушительно произнёс капитан, кивнув на трудящихся в поте лица других сержантов и рядовых милиции. — А то потом граждане на милицейский произвол жалуются… Надеюсь, гражданин, у Вас к нам жалоб нет? — обратился капитан к Михаилу. — Я от лица своих подчинённых приношу Вам официальные извинения.

Он отдал Михаилу честь.

— Извинения принимаются, — со сдержанным удовлетворением произнёс Михаил. — Мне как пассажиру метрополитена и журналисту очень приятно узнать, что в нашем метро несут службу такие культурные офицеры правопорядка.

— Да х..ня! — лицо капитана от услышанной лести стало ещё шире. — То есть я хотел сказать, — спохватился он, — что вежливое обращение с гражданами — это наш долг.

Рядом с капитаном и Михаилом раздался глухой удар. Вернувшийся к работе сержант Зубенко утихомирил одного из гопников кулаком в печень.

— Позвольте узнать Вашу фамилию, — Шахов достал из портфеля блокнот и авторучку.

— Не понял… — глаза капитана недобро сузились.

— О нашей милиции пишут много плохого, — поспешил пояснить Михаил. — Но я хочу сломать этот стереотип и рассказать слушателям «Радио Фокс», где я работаю, о добропорядочных офицерах. На Вашем примере, если позволите…

— А точно хорошее расскажете? — с подозрением, но уже без агрессии, спросил капитан.

— Конечно, — приготовился записывать Михаил. — А как по-другому можно охарактеризовать Ваш поступок? Вы спасли меня и от хулиганов, — Миша кивнул на груду уложенных тел, охраняемую полукольцом милиционеров. — И от некомпетентных действий Вашего менее опытного коллеги.

— Только о неопытности писать не надо, ладно? — попросил капитан. — Зубенко — отличный сотрудник. Можно сказать, гроза неорганизованной преступности… Ну, той, которая стихийная. Удар у него поставлен… То есть я хотел сказать, что профессионализм высокий.

— Это я уже понял… — многозначительно произнёс Михаил, глядя в сторону задержанных. — Так как Ваша фамилия? — повернулся он к капитану.

— Розочкин, — чётко отрапортовал офицер. — Вячеслав Розочкин.

Чтобы спрятать улыбку, Миша уткнулся в свой блокнот и записывал имя и фамилию капитана необычайно старательно.

— Извините… — прервал каллиграфию Шахова капитан. — А где я смогу о себе прочитать?

Миша поднял глаза. Лицо Вячеслава Розочкина выражало почти детское смущение.

— Вячеслав, — Шахов закрыл блокнот. — Вы о себе сможете услышать на «Радио Фокс». Я там работаю ведущим новостей, и завтра в полдень расскажу о Вашем поступке.

— Спасибо! — Розочкин с воодушевлением протянул Михаилу руку. — От всей милиции метрополитена Вам спасибо, — он так крепко сжал ладонь Шахова, что выражение лица Миши изменилось. — Что-то не то?

— Да нет, всё в порядке… — Михаил, попытавшись улыбнуться, потянул руку на себя. — Просто мне надо идти… Завтра — эфир.

— Да-да, конечно, — отпустил его руку капитан. — Да и мне самому пора. Служба, понимаете ли… — козырнул он и направился помогать своим подчинённым.

Задержанных фанатов уже повезли на эскалаторе вверх, и Михаилу пришлось вливаться в их пёструю компанию. Сжавшись, он стоял на ступени, стараясь не оглядываться по сторонам. «Ботаник» среди гопников, Михаил выглядел декоративной болонкой, случайно оказавшейся в стае бродячих собак. Внезапно он ощутил на себе чей-то взгляд и обернулся. Стоящий двумя ступеньками ниже парень в бордовой куртке — первая жертва спровоцированной Ферзём заварухи — смотрел на Шахова исподлобья подбитым глазом. Взгляд был презрительно-равнодушным, но Михаил, как и большинство интеллигентов в подобной ситуации, быстро отвёл глаза.

Полёт принтера

— Дальше, дальше! — от нетерпения генерал Репин вышел из-за стола. — Да сиди ты! — махнул он рукой вскочившему было Васнецову. — Сиди и докладывай детали операции «Находка». Где и когда мы найдём картину, после того, как она будет написана… Кстати, как продвигается работа?

— Работа… — замялся Васнецов. — Работа приостановлена по причине болезни художника.

— Опять запой? — презрительно усмехнулся генерал.

— Да нет… — Михаил Викторович чуть слышно забарабанил пальцами по столу. –Телесные повреждения… Побои, можно сказать.

— Ввязался по пьянке в драку?.. Да не тяни ты резину — докладывай! — почувствовав недоброе, генерал внимательно посмотрел на подчинённого.

— Да он Маргарите Павловне что-то не то сказал… — попытался улыбнуться Васнецов. — А она его… принтером. Прямо в голову.

— Погоди… — не спуская глаз со следователя, генерал сел напротив него. — Разве принтер можно расточить под боевое оружие? — Репин посмотрел на аналогичный аппарат, стоящий на тумбе в углу кабинета.

— Да не растачивала она ничего! — засмеялся недогадливости Ефима Ильича Михаил Викторович. — Схватила да и запустила эту штуковину Штриху в череп, — он показал рукой на генеральский принтер. — Использовала как холодное оружие.

— Что ты говоришь? — Репин встал и осторожно приблизился к собственному печатному устройству. — А он вроде тяжёлый… — генерал чуть приподнял принтер. — Для женщины-то…

— Для Маргариты Павловны он просто пушинка! — с гордостью за Императрицу «Радио Фокс» проговорил Васнецов. — Она одной рукой с ним управилась.

— Одной рукой?! — глаза Ефима Ильича округлились. — Да, действительно исторический прообраз! Как она не убила его?

— Его не убила. А вот… — Васнецов решил, что настало время поговорить о самых важных последствиях метания принтера.

— Что?! — Репин обрушил на Васнецова грозовой взгляд. — Операция ещё не началась, а уже есть жертвы?

— Жертвой стал принтер, — Михаил Викторович произнёс это без какой-либо усмешки.

— Да и чёрт с ним! — облегчённо махнул рукой генерал. — Принтер об стену — компьютеру легче.

— Если бы… — лицо следователя стало абсолютно серьёзным. — Маргарита Павловна компенсацию требует.

— Она-то за что?

— За принтер разбитый.

— Это что же? — опешил генерал. — Мы её самодурство ещё и оплачивать должны? Скажи ей, чтоб даже и не мечтала! — он сжал могучие кулаки.

— Боюсь, Ефим Ильич, что после такого сообщения придётся оплатить и монитор, который полетит уже в мою голову, — Васнецов обречённо вздохнул. — А Маргарита Павловна окончательно откажется от сотрудничества с нами.

— Да кто она такая, чтобы в следователя Прокуратуры, в полковника, мониторы метать?! — Репин размахнулся, чтобы ударить кулаком по тумбе, но, осознав, что на ней стоит казённый принтер, остановился.

— Она, — официозно подчеркнул Васнецов. — Купчиха Нечетова, и в данный момент для нашей операции является чрезвычайно важным человеком. Если мы не приобретём Маргарите Павловне новый принтер, она прекратит позировать Штриху.

— Кстати, как Штрих? — генерал прошёл к столу и сел в своё кресло.

— Выздоравливает.

— Сильно она его?

— Не очень. Могло быть хуже. А так удар пришёлся по касательной…

— И что? — генерал, сложив пальцы домиком, недоверчиво глянул на Васнецова. — От касательного удара принтер рассыпался?

— Нет. Принтер, коснувшись головы художника, в стену влетел… Там даже вмятина осталась.

— Вмятина? — забеспокоился Репин. — Да мы так и на ремонт кабинета Нечетовой попадём!

— Могли попасть, — подтвердил Васнецов. — Но я сумел всё уладить.

Последняя фраза являлась вымыслом чистой воды, но следователь, как мог, улучшал настроение генерала перед визированием документа на оплату принтера.

— Молодец! — потёр ладони генерал. — А вдруг у неё настроение изменится? — его засиявшее радостью лицо тут же потемнело.

— Я, Ефим Ильич, — самодовольно изрёк Васнецов. — Предлагаю решать проблемы по мере их поступления.

— Да! Конечно! По мере поступления! — разозлился генерал. — Сегодня покупаем купчихе принтер, завтра — делаем ремонт в её кабинете, послезавтра — хороним художника… И всё за счёт нашего отдела?!

— Да типун Вам на язык, товарищ генерал! — испуганно привстал Васнецов. — Какие похороны? Штрих выздоравливает!

— После принтера он, может, и выздоровеет… — Репин расстегнул верхнюю пуговицу прокурорского мундира и заговорил более спокойным тоном. — А если она в следующий раз монитором? Хотя… — он глянул на свой новенький плоский монитор. — Сейчас они, в общем-то, лёгкими стали, — генерал взял монитор двумя руками и приподнял его. — Даже художественная башка выдержит, если что… У нашей боярыни, надеюсь, лёгкий монитор, современный?

— Лёгкий, Ефим Ильич, современный, — поспешил успокоить Репина Васнецов. — И, я надеюсь, до его метания дело не дойдёт.

— Надеюсь! — передразнил его генерал. — В отношении принтера твои надежды уже не оправдались! Не просчитываешь ты ситуацию до конца.

— Виноват! — Михаил Викторович встал по стойке смирно.

— Что вскочил? — благодушно откинулся в кресле Репин. — Думаешь мне сейчас бумажку для финотдела подсунуть и смыться? Не выйдет! — он погрозил Васнецову пальцем. — Я твои фортели знаю. Так что давай садись и докладывай детали операции «Находка».

— Слушаюсь! — Васнецов нехотя опустился на стул.

Говоря о бумажке для финотдела, генерал попал в точку.

— После выздоровления художника работа над картиной будет продолжена… — начал следователь издалека.

— Ты мне ещё расскажи, что после весны лето наступит, — бесцеремонно перебил Васнецова Репин. — Что будешь делать с готовым полотном?

— Готовое полотно будет обнаружено в специально подготовленном тайнике нашим агентом…

— Что за тайник? Его местоположение, условия обнаружения? — торопил генерал.

— Тайник на лестничной площадке одного из домов. Обнаружит дворник при уборке лестницы и принесёт в Прокуратуру, то есть нам.

— Ну, и что в таком случае должны сделать мы? — Репин смотрел на Васнецова, как учитель на глупого ученика.

— Мы? — смутился Васнецов. — Вернуть картину государству…

— Мы, — с нажимом произнёс генерал, — должны вернуть картину в тайник, объяснить дворнику, что тот ничего не находил, и организовать у тайника засаду. А потом задержать того, кто за этой картиной придёт. Ты следователь или хрен в сметане?

— Так точно — следователь, — пробормотал растерянный Васнецов. — Но если дворник сразу, как бы случайно, привлечёт внимание прессы…

— То нас, — резко оборвал его генерал, — и неслучайно, а вполне закономерно привлекут там, — он указал пальцем на потолок, — по самое некуда! Вместо того, чтобы брать преступника с поличным, мы обрубаем концы! Как бомжи, находим в мусорном ведре национальное достояние, и, как мальчишки, бежим хвастать об этом газетчикам!

— Согласно плану операции, хвастать будет дворник… — попытался оправдаться Васнецов.

— А е… ть будут нас! — хлопнул ладонью по столу Репин. — Какого-то дворника с метлой обезвредить не сумели! Преступника, который сам шёл в руки, взять не смогли! Хороши сыщики!

— Виноват, товарищ генерал! — не поднимая головы, молвил Васнецов. — Разрешите доработать?

— Не доработать, а разработать всё заново, с реальным обвиняемым, — продолжал отчитывать Васнецова генерал. — И не разрешаю, а приказываю.

— Может, кому из уголовников подкинуть? — робко поднял глаза следователь.

— Уголовников… — презрительно скривился Репин. — Мелко мыслишь, Михаил Викторович. Опытный важняк, а рассуждаешь как зелёный курсант! Твоему уголовнику опять же цепочка сообщников понадобится: для кого украл, кому передать должен, а тот посредник на кого работает — тоже выяснить надо…

— На заграницу посредник работает! — воскликнул Васнецов. — А за кордоном преступника достать — это уже не нашего ведомства проблемы.

— Хочешь придать делу международный размах? — прищурился генерал. — Дельное соображение. Только давай без помощи сограждан обойдёмся… Поручим, так сказать, всё иностранцам.

— Изымаем картину у гражданина другой страны… — тут же уловил его мысль Васнецов. — Но это не вор, а … — продолжил фантазировать следователь. — Хищение совершил сотрудник музея… который умер при загадочных обстоятельствах!

— К чёрту загадочные обстоятельства! — гаркнул Репин. — Умер и всё! Своей смертью, в своей постели. Поинтересуйся, кто там из ныне покойных работников был на плохом счёту и уволился в связи с утратой служебного доверия, или как там у них это называется? Мёртвые сраму не имут, а государству — польза.

«Польза от подделанной картины государству, конечно, сомнительная», — подумал Васнецов, а вслух сказал:

— Неплохо бы шпиона какого-нибудь найти…

— Какого ещё шпиона? — насторожился Репин.

— Контрразведка задерживает иностранного шпиона, а он, кроме госсекретов, ещё и бесценное художественное полотно при-ты-рил… — последнее слово Михаил Викторович проговорил в замедленном темпе. Причиной тому стали изменения в лице генерала.

— Что?! — Ефим Ильич, опершись руками о стол, взмыл в полный рост и не стал усаживать вскочившего Васнецова. — Посвящать контрразведку в детали операции?! Ты ещё президенту американскому о наших планах расскажи! Да контрразведка нас за это дело так притырит, что сами в шпионаже и воровстве картины сознаемся!

— Но Вы же одобрили международный размах… — замерев по стойке «смирно», промямлил Васнецов.

— Международность развивай, но на шпионаж не замахивайся! Нормального интуриста найди, без всяких разведок, сунь ему картину, а потом изобличи! Я что, учить тебя должен? — потрясая кулаками в воздухе, орал Ефим Ильич.

— Есть найти нормального интуриста! — Васнецов смотрел на генерала, как провинившийся сторожевой пёс на хозяина.

— А насколько он нормален, решать буду я, — устав от крика, генерал сел на место и налил себе в стакан воды из графина. — А то ввяжешь в операцию какого-нибудь Пикассо…

— Пикассо умер, товарищ генерал.

— Умер? — генерал поставил стакан на стол. — Это хорошо… Хотя, постой! На кой чёрт нам два покойника? У нас по плану кто покойник?

— Сотрудник музея, — напомнил Васнецов.

— А иностранец живым быть должен!

— Будет живым, товарищ генерал! — щёлкнул каблуками следователь.

— В общем, через сутки — генерал достал из кармана носовой платок и вытер пот со лба, — представишь кандидатуры иностранных граждан. И никакого шпионажа! Слышишь? — он погрозил Васнецову кулаком. — Кандидатуры живых, не связанных со шпионажем, иностранцев и фамилии мёртвых музейщиков, которые могли картину спереть, — подытожил Ефим Ильич своё распоряжение.

— Слушаюсь, товарищ генерал, — официозно кивнул Васнецов. — Разрешите оставить Вам заявку на покупку принтера для купчихи Нечетовой? — он вынул из папки и аккуратно положил на стол генералу небольшой листок.

— Вот так всегда… — закряхтел генерал. — Как срать, так вы все горазды, а как дерьмо убирать — так товарищ генерал, — он небрежно сунул бумагу в ящик стола.

— Разрешите идти? — едва сдержал улыбку Михаил Викторович.

— Иди и возвращайся с реальным планом операции! — буркнул Ефим Ильич. — И проинструктируй своего художника, чтобы вёл себя соответствующе, не вынуждал Маргариту Павловну к порче имущества. А то в следующий раз с него взыщем.

— Есть проинструктировать! — Васнецов развернулся, как по команде «кругом», и проследовал к двери кабинета.

Охота крепкого

— Вам плохо, молодой человек? — женщина средних лет сердобольно заглянула Михаилу в лицо.

Миша сидел прямо на бордюре дороги, согнувшись и прижав к себе портфель. Его очки сползли на кончик носа, и он близоруко, невидящим взором смотрел на проезжающие автомобили.

Обычно прохожие делают вид, что не замечают таких людей. Они проходят мимо, оставляя человека наедине с внезапным приступом болезни, а иногда — и с приближающейся смертью. Когда смерть, забирая человека, оставляет лежать на асфальте бездыханное тело, тогда появляется целая толпа зевак. Кто-то вызывает милицию, уже бесполезную «Скорую помощь», и всем вдруг становится интересно. Эх, сограждане, где вы были полчаса назад?

Но рафинированный интеллигент Михаил Шахов был настолько непохож на алкоголика, наркомана и другого деклассированного члена общества, что даже во времена абсолютного равнодушия вызывал желание поучаствовать в его судьбе.

— Нет, спасибо, — тихо отозвался Михаил на сочувствие прохожей. — Просто утомился немного на работе…

— По ночам работаете? — понимающе кивнула женщина. — Мне вот тоже в двух местах крутиться приходится… Может, таблеточку валидола? — она нажала пальцем на замочек сумочки.

— Нет, спасибо, — Михаил медленно встал с бордюра. — Я, пожалуй, пойду. Мне уже лучше.

— Ну, смотрите, — недоверчиво всматривалась в него женщина. — А то давайте «скорую» вызовем…

— Нет-нет, — устало, но решительно отказался Шахов. — Мне тут недалеко.

Он ещё раз поблагодарил участливую прохожую и ступил на тротуар.

«Ну, зачем я вчера двух-то снял! — досадовал на самого себя Ферзь. — Две бабы, три бутылки водки и косяк ужасно пручей травы! Накануне рабочей смены — явный перебор…». Шахов сделал несколько шагов и вдохнул городской смог. Голова закружилась. «Ничего не поделаешь — придётся похмеляться!». Ферзь облизнул высохшие губы.

За несколько часов до появления на работе Миша никогда не пил спиртного и не курил даже табак: репутация патологически нравственного человека должна была оставаться среди коллег безупречной. Но сегодня он вынужденно отступал от своих принципов, тем более что неподалёку находился ларёк, где работала знакомая продавщица Аннушка. Полгода назад в пьяном угаре Миша отымел Аннушку прямо на кассовом аппарате. Продавщица потом, стыдливо смеясь, жаловалась Ферзю на отпечатки кнопок, оставшиеся на самых округлых частях её упругого тела. Но сейчас, после вчерашнего загула, мысли о какой-либо сексуальной близости вызывали у Михаила тошноту.

«Одна бутылочка „Заботы Крепкого“ — и я здоров!». Ферзь воспрял духом. Он свернул в парк, чтобы в его густых зарослях превратиться из культурного Михаила Шахова в брутального Мишу Ферзя.

Через пять минут с другой стороны парка вышел типичный гопник, и решительно направился к стоящему неподалёку ларьку, торгующему товарами первой похмельной необходимости.

— Миша! — обрадовалась Ферзю огненно рыжая продавщица. — Куда пропал? Как делишки?

— Херово! — Ферзь дыхнул перегаром прямо в окошко ларька. — Вчера с пацанами забухали, да и курнули ещё для настроения, сегодня — башка никакая. А мне — на работу в вечернюю…

— Ферзь, ну ты ваще! — большие глаза Аннушки увеличились в два раза. — Кто же бухло с травой мешает?

— Так получилось… — Миша циркнул слюной на асфальт. — Слышь, дай похмелиться! — Ферзь начал шарить по карманам в поисках денег.

— Как всегда — три «Заботы Крепкого»? — уточнила продавщица и повернулась, чтобы достать бутылки.

— Не! Ну, на х…! — помотал головой Ферзь. — Одной хватит! Мне ж сегодня на штабелёр садиться… — он продолжал рыться в карманах, но денег там, даже мелочи, никак не обнаруживалось.

«А зад у неё классный! — в очередной раз отметил Шахов, разглядывая Аннушку с тыла. — На бабу потянуло — значит, поправляюсь! — удовлетворённо проанализировал он свой поток сознания. — Ну, где же деньги?..»

— На что, на что тебе садиться? — девушка, ехидно улыбнувшись, повернула веснушчатое лицо к Михаилу и выставила перед ним запотевшую бутылочку «лекарства».

— А? — переспросил Ферзь. — Да, на штабелёре я работаю, на электропогрузчике… На складе коробки двигаю, — Миша с досадой вывернул пустые карманы. — Слышь, дай в долг! Нету ни «копья»… Я верну! Получка послезавтра… — Миша просунул голову в окошко ларька и криво улыбнулся.

— Миш, не борзей, а? — Аннушка резким движением отставила бутылку в сторону. — Ты же по полгода ко мне не заходишь! Какой — «в долг»? Мало ты трахал меня на холяву, так ещё пиво сосать на шару захотел?

— Рыжая, ты не борзей, ладно? — лицо Ферзя заметно покраснело. — Я что, как мужчина, тебе разонравился или как?

— Ха! Мужчина! — Аннушка выгребла из кармана передника горсть семечек. — У меня таких мужчин…

— Что?! — краснота Ферзя приобрела багровый оттенок. — Что ты, сука, сказала?.. А ну, блядь, открой! — Михаил сделал несколько спонтанных движений, пытаясь просунуться в ларёк, но ширина отверстия для покупателей такой возможности не давала.

— Щас! Открою и ноги раздвину! — хохотнула ему в лицо Аннушка. — Давай вали, а то реально охрану вызову, — понизив голос, добавила она.

— Не успеешь, курва, — тихо проговорил Миша и, распрямившись, быстро огляделся вокруг.

В двадцати метрах от ларька азиат в оранжевой куртке приподнимал ломиком крышку люка.

— Дай сюда! — заорал Ферзь и кинулся к азиату.

От неожиданного окрика рабочий растерялся и выронил из рук ломик. Крышка люка упала ему на ногу.

— Скынхэд! Скынхэд! — громко запричитал азиат и, прихрамывая, побежал в парк.

Миша подхватил упавший лом и бросился обратно к ларьку.

— Не откроешь?! — он ударил ломиком в стальную дверь торгового павильона.

Однако, кроме незначительной вмятины, его первая атака результатов не дала. Тогда Ферзь встал напротив витрины ларька и начал бить стекло, круша выставленные за ним образцы товара.

— Ты ё… лся, урод?! — завопила Аннушка, прячась под прилавком, но Михаил уже вошёл в раж.

Завершив уничтожение витринного стекла, он своротил прилавок, изуродовал витринные стойки и вернулся к ларёчной двери.

— Ферзь, не надо! Я открою, Миша! — визжала где-то в глубине палатки Аннушка.

— Расслабься… Я сам открою… — сосредоточенно прохрипел Михаил.

Дверь долго не сдавалась безумному упорству Ферзя, но в итоге, с треском, капитулировала. Изрядно запыхавшись, Михаил ворвался в торговую палатку. Аннушки там не было: она сбежала через выбитую витрину, бросив товар, но, не забыв деньги. Впрочем, Миша в процессе погрома остыл и не испытывал к девушке прежней злости. Он равнодушно вогнал ломик в тело пустого кассового аппарата.

— Э, командир! А чё тут?.. — перед разбитой витриной возникли два бомжа.

— Да ничё! — оскалившись, выдохнул Ферзь. — Гуляй, братва! Угощаю! — он схватил стоящий рядом ящик пива и бросил его за разбитую витрину.

Бутылки жалобно зазвенели.

— Ты это… Аккуратней! — обеспокоился один из бомжей. — Пиво всё-таки…

— А мне не жалко! Бери! — хохотнул Миша.

Он, словно заправский грузчик, стал выбрасывать из торговой палатки коробки с сигаретами, шоколадками, чипсами, минеральной водой и прочей снедью.

— А водка есть? — поинтересовался второй бомж, быстро запихивая столь богатую добычу в грязную матерчатую сумку.

— Ты чё? — его товарищ даже прервал работу по упаковке. — У них лицензии на крепкое нет!

— Ладно, затаривайтесь пока… — Миша с подозрением осмотрел окрестности напротив палатки. — А я по делам… Ненадолго! — добавил он, поймав на себе недоверчивый взгляд бездомных.

Быстро выйдя через раскуроченную дверь, Михаил Шахов бросился в парк.

Страх к искусству

— Миша! Ты сегодня вовремя? Что случилось? — Ириша повернулась в кресле к быстро вошедшему в отдел коллеге и вытянула ноги в высоких сапогах.

— А то… — глаза Михаила Шахова буквально вылезали из оправы очков. — Что в парке бомжи ларёк разгромили!

— Ну, ты-то, надеюсь, от них не пострадал? — на лице Ириши появилась ироническая улыбка.

— Я, к счастью, не пострадал… Но каково? — Миша поставил портфель на стол. — Среди бела дня, в центре города открыто громится и разграбляется торговое заведение!

— Да не волнуйся ты так, — Ириша подобрала ноги и внимательно посмотрела на Шахова. — Вон, даже взмок, бедненький…

— Не юродствуй! — Михаил снял куртку и шарф. — Это очень тревожный политический симптом: органы правопорядка теряют способность к оперативным действиям.

— Миша! — удивлённо подняла брови Ира. — А не ты ли ментов в эфире нахваливал?

— Удовлетворительная работа милиции в метрополитене не означает такую же эффективную работу по всему городу!

— Тебе самому, Мишенька, надо в милицию идти работать… — Ира изо всех сил старалась выглядеть серьёзной. — Ни одно преступление мимо твоего взора не проходит.

— В милиции я по состоянию здоровья работать не могу, — вздохнул Миша. — Вот сейчас понервничал, и голова заболела. А таблетки нет…

— Может, коньячку? — лукаво подмигнула коллеге Ириша, поднимаясь с кресла.

— Во-первых, мне в эфир выходить, — сухо заметил Шахов, занимая рабочее место. — А, во-вторых, алкоголь моему организму противопоказан вообще.

«День Рождения Маргариты Павловны опроверг это заблуждение», — подумала Ириша, но вслух ничего не сказала. Она молча надела плащ, и, сказав Михаилу «пока», вышла из информационного отдела. Миша ответил ей машинальным кивком головы. Он интенсивно строчил на компьютере свой первый выпуск, который должен был начаться сенсационным сообщением о погроме торговой палатки.

«Небывалое по цинизму преступление было совершено час назад в самом центре города, — строчил Шахов. — Два лица без определённого места жительства и занятий совершили вооруженный налёт на торговую палатку. Используя в качестве оружия отнятый у иностранного рабочего лом, они…»

— Михаил Викторович, я прошу Вас! Я Вас умоляю! — раздался в коридоре офиса «Радио Фокс» испуганно-приглушённый вопль. — Пришлите кого-нибудь из сотрудников дежурить во время моей работы! Она не посмеет при них!

«Что такое? — отвлёкся Шахов. — Не дают сосредоточиться перед самым выпуском!» Он встал из-за стола и вышел в коридор.

Мужчина чинушного вида, которого журналист уже видел в офисе «Радио Фокс», буквально тащил пишущего портрет Маргариты Павловны художника. Голова портретиста была перебинтована.

— Гриша, возьми себя в руки! — сквозь зубы прошипел чиновник, зыркнув на Михаила. — А не то мне придётся приковать тебя там наручниками…

— Михаил Викторович! Но почему я должен платить за эту картину своей жизнью? — громко шептал художник, сопротивляясь физическому принуждению. — Я не должен в процессе работы подвергаться насилию! — вдруг решительно вскрикнул он и резко рванулся в сторону выхода. Мужчина, не ожидавший такого рывка, потерял равновесие и вместе с художником рухнул на пол. В этот момент в офис вошла Маргарита Павловна.

— Ай, молодцы! — торжествующе улыбнулась Императрица. — Я думала, он один бухает, а оказывается, они ещё и собутыльники! Оба — с утра и в хлам!

— Здравствуйте, Маргарита Павловна! — приподнялся Васнецов. — Споткнулись вот у Вашего кабинета… — он виновато растянул губы. — Вставай, Григорий, не заставляй Маргариту Павловну ждать, — он потянул Штриха за руку.

Штрих с ужасом на лице скосил глаза на «купчиху», но железная хватка следователя заставила его принять вертикальное положение.

— Споткнулись! — коварно умилилась главбух. — Полы у нас на радиостанции неровные! Вот и наши тоже падают, когда нажрутся… Чего столпились? — гаркнула она на выглянувших по случаю шума сотрудников «Радио Фокс». — Выпивку дармовую почуяли? А ну марш работать!.. И ты с ними? — удивлённо глянула Маргарита Павловна на Шахова. — Хотя, помню, в мой день рождения ты себе ни в чём не отказывал. В тихом омуте, как говорится…

— Маргарита Павловна! — возмущённо перебил её Миша. — У меня через пять минут эфир, а в таком балагане, — он в отчаянии вскинул руки, — подготовить выпуск новостей совершенно невозможно! — журналист шагнул обратно в отдел, громко хлопнув за собой дверью.

— И угораздило же меня согласиться на твою авантюру… — «купчиха» обдала отряхивающегося Васнецова нескрываемым презрением. — Не выгнала тебя сразу, пожалела — теперь ты со своим собутыльником мне на шею сел…

Заставив следователя и художника посторониться, она прошла к двери собственного кабинета.

— Маргарита Павловна! — Васнецов понял, что юлить и притворяться, это значит провалить всё дело. — Григорий очень боится Вас после того случая…

Главбух, не обращая внимания, на его слова провернула ключ и открыла дверь.

— Мне пришлось везти его к Вам в наручниках! Под конвоем! — крепко удерживая Штриха, тараторил Михаил Викторович. — Я, как видите, буквально притащил его к Вам… Волоком! — следователь, подтащив художника, замер на пороге кабинета, не решаясь последовать за хозяйкой. — Возможно, Ваши методы в тот момент были оправданы, но всё равно Вы поступили достаточно… — Васнецов мучительно подбирал слова. — Жёстко, что ли…

— Жёстко? — поставив сумку на стул, обернулась «купчиха».

— Да поймите Вы: Григорий испугался! — страстно убеждал её Васнецов. — Он Вас боится, Маргарита Павловна!

— А ты? — главный бухгалтер внимательно посмотрела на следователя.

— Я?.. Мне по роду службы бояться не положено… — нервно улыбнулся Михаил Викторович.

Удерживаемый Штрих, интуитивно предчувствуя очередную опасность, задрожал всем телом. Тряска художника физически передалась и следователю.

— Вы что ж думаете… — двинулась на трясущуюся парочку Маргарита Павловна. — Принтер мне купили и теперь можете об меня ноги вытирать? А если я сейчас… — она показала пальцем в сторону новенького прибора. — Этот самый принтер о твою… Да-да, — подтвердила она испуганно-вопрошающий взгляд Васнецова, — о твою, как там тебя, голову размозжу? И выгоню вас обоих к чёртовой матери!

— Не надо… Пожалуйста… — вдруг жалобно пролепетал Штрих. — Я больше не буду… Простите.

— И всё? — удивилась «купчиха» Нечетова, но прежняя угроза в её голосе куда-то исчезла. — А портрет мой дописывать, кто будет? — она начала заводиться по новой, но уже относительно миролюбиво. — Мало того, что принтер мне разбил, две недели где-то проболтался, так ещё разлёгся тут и лясы точит! Где твой мольберт? Почему не работаешь?

— Мольберт сейчас будет… Сейчас будет мольберт… И работа будет… — ловя удачный момент, Михаил Викторович даже отпустил Штриха из своих цепких объятий. — Гриша, где твой мольберт? — ласково обратился он к художнику.

— Так в багажнике, Михаил Викторович… — удивился Штрих. — Вы сначала меня наручниками в салоне пристегнули, а потом мольберт с красками в багажник положили…

— Молодец! — хлопнул художника по спине следователь. — Всё правильно сделал. Сейчас я за мольбертом сбегаю и… Но всё-таки лучше тебя снова пристегнуть, —

спохватился он и, достав из кармана наручники, посмотрел на трубу радиатора отопления.

— И не стыдно Вам над творческим человеком издеваться? — главбух посмотрела на следователя с укоризной. — Он художник, ему руки беречь надо, а Вы эти руки в кандалы заковываете…

— Но ведь убежит, Маргарита Павловна! — простодушно улыбнулся Васнецов.

— От меня? — вскинула брови «купчиха».

— Извините… Да-да, конечно… — Михаил Васильевич убрал наручники и поспешил к выходу. — Я сейчас! Я мигом!

— Не бойся, — по-императорски милостиво посмотрела на художника Нечетова. — Я тебя в обиду не дам.

Она прошла к столу, села в кресло и включила компьютер. Художник, не смея пошевелиться, стоял перед ней на том месте, где его оставил Васнецов.

Чёрная кошка — серая мышь

«Штатский Семён Борисович», — прочитал Миша на табличке двери. Человек, на допрос к которому явился Шахов, действительно оказался тем самым штатским — высоким брюнетом в чёрном пальто из милицейского «Мерседеса». Правда, сейчас он был в чёрном костюме без галстука. Именно Штатский расследовал дело об угоне автомобиля ГАИ.

«Ворон», — мысленно окрестил его Михаил, глядя на выдающийся римский нос Штатского.

Как и полагается в детективах, Семён Борисович предложил Михаилу присесть на один из двух стульев, приставленных боком к противоположной стороне его стола. На столе Штатского находилась и лампа, похожая на ту, которой в фильмах светят арестанту в лицо. Но лампа в небольшом кабинете Штатского, как, впрочем, и монитор компьютера, были выключены. «Пока выключены», — подумал Михаил, прижимая свой портфель к животу. Нет, он не испытывал никакого страха, но, как всякий законопослушный человек, оказавшийся в подобном учреждении, счёл нужным изобразить волнение. Его пальцы, держащие портфель, непроизвольно имитировали игру на клавишах.

— Михаил Юрьевич! — начал Штатский, усаживаясь за стол. — Я пригласил Вас на беседу, как очень важного, практически единственного свидетеля серьёзного преступления, — хозяин кабинета внимательно посмотрел Шахову в глаза.

— Я бы отнёс себя, скорее, к потерпевшим, — с грустной улыбкой констатировал Михаил.

— К счастью или к сожалению, но кому быть потерпевшим, а кому — виновным, решаете здесь не Вы, — сухо парировал Штатский. — Я хочу, чтобы Вы ещё раз вспомнили и подробно описали тех людей, которые выбежали из автомобиля ГАИ в том самом дворе.

— Во-первых, не во дворе, — степенно уточнил Шахов, — а в полутёмной арке двора… А во-вторых, они сбили меня с ног, я получил серьёзные травмы… Вот у меня справка от врача… — Михаил порылся в портфеле и аккуратно извлёк оттуда листок с печатью, исписанный неразборчивым почерком. — Сотрясение головного мозга и многочисленные ушибы.

— Нанесение ущерба Вашему здоровью, конечно, отягощает вину преступников, — Семён Борисович отложил справку в сторону, даже не взглянув на неё. — Но чтобы мы их нашли и наказали по всей строгости закона, Вы должны дать точный словесный портрет обоих злоумышленников.

— Словесный портрет… Постараюсь, — Михаил наморщил лоб и потёр его рукой. — Одного я точно помню: здоровый такой детина… Он выскочил слева…

— Со стороны водительской двери? Он сидел за рулём? — подсказал Штатский.

— Да-да, за рулём… — закивал Миша. — В руке держал пистолет… Я думал он выстрелит в меня! — пальцы Шахова впились в портфель. — Я думал, что погиб… Погиб окончательно и бесповоротно! А ведь я мог, мог сделать ещё столько хорошего, полезного!..

— Михаил Юрьевич! — нетерпеливо вздохнул следователь. — Я понимаю, что Вы пережили, сам бывал под пулями… Но давайте постараемся без лирики.

— Это не лирика! — принципиально возмутился Шахов. — Это минуты, проведённые на грани жизни и смерти, это…

— В такие минуты, Михаил Юрьевич, — перебил Штатский, — память человека необычайно обостряется. Особенно у талантливых, творческих людей… Я уверен, что такой одарённый человек, как Вы сможет вспомнить практически всё!

— Не всё, конечно… — покачал головой Миша. — Сказываются последствия травмы… — он дотронулся до лба. — Сотрясения головного мозга не проходят даром, но я сделаю всё возможное…

— Может, Вы хотите закурить? — следователь, как в кинофильмах, достал из кармана пиджака пачку сигарет.

— Нет-нет! — сделал отталкивающий жест Михаил. — Я не переношу табачного дыма.

— Хорошо, тогда и я не буду, — Семён Борисович с явным неудовольствием на лице убрал пачку обратно. — Как выглядел детина?

— Детина был высокого роста, бритоголовый… На вид лет тридцать-тридцать пять… Сломанный нос, глубоко посаженные глаза… Бандит, самый настоящий бандит! — вспоминая о пережитом, Шахов не мог сдержать эмоции.

— Так-так-так… — подбодрил Штатский, не позволяя свидетелю потонуть в переживаниях.

— Машина влетела в арку неожиданно, на огромной скорости, — с волнением в голосе продолжил Миша. — Я едва успел увернуться от удара… Этот в чёрной кожаной куртке…

— Детина? — уточнил следователь.

— Да-да, детина… Он выскочил из машины с пистолетом и просто свалил меня с ног своей массой тела. Я упал, очки отлетели в сторону… Как они не разбились — ума не приложу! — Миша снял очки и посмотрел на них, ещё раз убеждаясь в целостности линз.

— А второй? — не дал ему отвлечься Семён Борисович.

— Второй?.. — Миша остановился. — Второго я не успел разглядеть, — Шахов надел очки и печально посмотрел на следователя.

— А почему Вы уверены, что их было двое? — прищурился Штатский.

— По голосам! — Миша поднял вверх указательный палец. — Второй, которого я не видел, крикнул бандиту: «Валим на улицу и — разбежались!».

— И разбежались… — подумав о чём-то своём, повторил следователь. — А у того, кто крикнул, были какие-нибудь характерные особенности голоса: заикание, картавость, акцент?

— Нет, не было, — Миша отрицательно помотал головой. — Я бы сразу уловил: всё-таки на радио работаю, — скромно улыбнулся он. — Голос хрипловатый, но ничего особенного в нём нет… Да Вы поймите: всё произошло буквально в доли секунды!

— Я понимаю, — глядя в лицо Михаилу, кивнул Штатский. — Вот Вы сказали, — продолжил он, как бы меняя тему разговора, — что тот детина целился в Вас. В какой момент это происходило?

— Я не говорил, что он целился! — в голосе Миша почувствовалась обида. — Я сказал, что увидел в его руке пистолет и предположил, что моя жизнь под угрозой. А Вы в данной ситуации разве подумали бы по-другому?

— В данной ситуации я бы постарался задержать преступников, — откинулся на спинку кресла Семён Борисович. Его нос в таком положении чем-то походил на взлетающий истребитель.

— Потому что Вы вооружены, а я перед лицом смертельной опасности был абсолютно безоружен! — оскорблённый Миша отвернулся.

— Не скромничайте, Михаил Юрьевич! — скривился Штатский. — Вы, судя по Вашим репортажам, рискуете жизнью не так уж редко. Я тут сделал подборочку Ваших выпусков… — Семён Борисович открыл лежащую на его столе чёрную папку. — Вот, пожалуйста: драка футбольных фанатов на эскалаторе метро, погром торговой палатки… Почти каждую неделю — что-нибудь экстремальное!

— Не было бы счастья, да несчастье помогает, — застенчиво покраснел Шахов. — Я, знаете ли, с детства умел находить приключения на свою… В общем, Вы понимаете. Хотя ничего подобного никогда не искал. Очень переживал поначалу, но потом осознал: рок судьбы можно сделать её подарком! Ведь мне есть, что рассказать людям, чем удивить их… Я выбрал профессию, для которой очень важно быстро попасть в гущу событий. А меня эта гуща сама находит!

— Да, действительно, гуща, — усмехнулся следователь. — Вот если бы Вы умели находить и тех, кто заваривает эту кашу…

— Во-первых, — надул ноздри Шахов. — Ловить преступников не входит в обязанности журналиста. А, во-вторых… Наркоторговцев арестовали, погромщиков ларька, вообще, взяли с поличным. Не без моей помощи, кстати! — Миша горделиво вскинул голову.

— Взять-то взяли… — Штатский забарабанил пальцами по столу. — Только эти бомжи твердят, что ларёк разгромил некто третий, а они просто хватали, что плохо лежит.

— А что, по-Вашему, они на первом допросе должны во всём сознаться? — презрительно фыркнул Миша. — Сами, как там у Вас говорится, намотать себе срок на полную катушку? Наивная логика! А для сотрудника милиции совсем уж странная, мягко говоря.

— Странно здесь другое… — следователь поджал губы. — Странно то, что участники всех происшествий с Вашим… э-э, свидетелем которых Вы становитесь, утверждают, что инициатором преступления является человек, который перед самым появлением милиции куда-то исчезает. Был и, как в воду канул! — Штатский хлопнул ладонью по справке Михаила. — Невидимка какой-то!

— То есть Вы хотите сказать… — лицо Миши осенила догадка. — Что за всеми этими преступлениями, возможно, стоит один человек?.. Так?

— Возможно… — следователь внимательно посмотрел на Шахова.

— Что ж… — Миша оглядел Семёна Борисовича, как руководитель эксперимента рядового сотрудника лаборатории. — Конечно, я могу ошибаться, но… Мне кажется, я знаю, кто этот человек.

— Знаете этого человека? — Штатский наклонился к Мише и воплотил собой максимально возможное внимание.

— Семён Борисович… — разочарованно протянул Шахов. — Я не сказал, «знаю этого человека». Я лишь предполагаю, кто этот человек.

— И кто же он? — следователь машинально достал из кармана пачку сигарет, вынул одну из них и чиркнул взятой со стола зажигалкой.

— Извините, у меня аллергия на табачный дым, — упредил момент прикуривания Миша. — К тому же мои лёгкие…

— Да-да, конечно, — Штатский вынул сигарету изо рта и положил все курительные принадлежности на стол. — Я внимательно слушаю Вас, Михаил Юрьевич.

— Этот человек — второй! — Миша откинулся на стуле и положил ногу на ногу.

— Второй… В смысле? — недоумённо повёл бровями Штатский.

— Второй бандит, которого я не успел разглядеть! — весомо повторил Миша.

— И что? — нахмурился следователь. — Вы полагаете, он имеет отношение ко всем преступлениям, свидетелем которых Вы стали?..

— И ко многим другим, свидетелем которых мне быть не удалось! — скрестив руки на груди, Миша бросил на Семёна Борисовича победный взгляд.

Оставленный без поддержки портфель смачно шлёпнулся с его коленей на пол.

— Глава нескольких, несвязанных между собой преступных группировок?.. — не обращая внимания на падение портфеля, проговорил Штатский. — Вообще, кто он, по-Вашему? — обратился следователь к поползшему куда-то вниз Шахову. — Каков его психологический портрет?

Лицо вылезшего из-под стола Миши вдруг приняло абсолютно отстранённое выражение. Прислонив портфель к стулу, он встал напротив Семёна Борисовича и, как будто, не видел его.

— Чёрная кошка в тёмной комнате… — медленно проговорил Шахов, поднимая руки на уровень груди и хаотично пошевеливая пальцами. — Её никто не ловит, потому что, по всеобщему убеждению, никакой чёрной кошки в комнате нет… А, между тем, за любым загадочным происшествием стоит именно она, — Миша сжал пальцы. — О существовании чёрной кошки никто не догадывается. И в том её безмерная сила. Чёрная кошка не ловит мышей Она управляет ими. Но главное не в этом… Мыши тоже не знают о существовании чёрной кошки… Потому что чёрная кошка выглядит, как обыкновенная серая мышь! — мистически прошептал Михаил, судорожно тряся руками.

— Интересная версия… — задумчиво произнёс Штатский после небольшой паузы. — Но, в общем и целом, — он сложил пальцы в замок, — чёрная кошка, насколько я понял, это маньяк: внешне тихий человек, в котором время от времени просыпается дьявол.

— Маньяк? — надменно усмехнулся Миша, опускаясь на стул. — О маньяках говорят и слагают легенды! А чёрная кошка любой известности, даже на уровне слухов, чурается. Она абсолютно незаметна! Её нет для всех, кроме неё самой.

— Напоминает человека-невидимку, — улыбнулся следователь.

— Напоминает, — кивнул Миша. — Но чёрная кошка не является невидимкой. Её видят те же мыши. Вот бандит, который собирался меня убить, видел же своего напарника…

— Да! — ткнул в него пальцем Штатский. — А ведь по Вашей версии чёрную кошку никто никогда не видит!

— Чёрную кошку видят, Семён Борисович, — упрямо пронудил Шахов. — Видят, но не знают, что это чёрная кошка. Тот же бандит, мой несостоявшийся убийца, познакомился со своим напарником, скорее всего, за несколько минут до угона…

— За несколько минут? — Штатский потёр подбородок. — То есть Вы полагаете, что этот чёрный кот подошёл к бандюгану и сказал: «Давай у гайцов тачку дёрнем!»?

— Я не могу сказать, как оно там у них было — строго заметил Миша. — Меня с ними не было. Но когда Вы задержите бандита, то о своём подельнике он Вам ничего не скажет. И не потому, что откажется от дачи показаний, а потому что действительно ничегошеньки об этом втором не знает!

— Но… — попытался возразить Штатский.

— Да Вы же сами мне сказали, — замахал руками Шахов. — Что ни один из участников задержанных банд ничего не может сказать об инициаторе преступлений! Все говорят, что некто был, а кто он и откуда — информации ноль. Почему его никто не сдаёт? Если даже он какой-нибудь супер-пупер пахан, наводящий на рядовых преступников ужас, то эти простые жулики должны молча всё брать на себя. И ни о ком больше даже не упоминать! А тут получается, что и рады заложить, да не могут!

Миша достал из пиджака носовой платок и вытер выступивший на лбу пот.

— Да Вы не горячитесь так, Михаил Юрьевич, — Штатский встал из-за стола и, сунув руки в карманы, прошёл к окну. — Ваша версия очень интересна, но уж такая у меня работа — всё подвергать сомнению. Может, кофейку попьём?

— Я не пью кофе — сердце пошаливает, — Миша приложил руку к левой стороне груди. — А вот водички, конечно, не помешало бы… — он устало вздохнул.

— Кипячёная подойдёт? — Семён Борисович налил из стоящего на подоконнике электрочайника воды в одну из двух больших фарфоровых кружек.

— Да-да, только кипячёная! — поспешно подтвердил Миша. — С моим желудком пить сырую… — Шахов обречённо махнул рукой.

— Вот смотрю я на Вас, Михаил Юрьевич, — Штатский поставил кружку с водой на стол перед журналистом. — Здоровье у Вас, судя по всему, не ахти… — он вернулся к подоконнику и включил чайник.

— И не говорите! — Миша взял кружку двумя руками и осторожно сделал маленький глоток.

— Физической силой Вы тоже не отличаетесь… — следователь окинул сгорбленную фигуру Шахова, сиротливо примостившуюся на казённом стуле. — Но зато какая сила духа и ума!

— Да ладно Вам, Семён Борисович! — Шахов глотнул ещё немного воды.

— Нет, Михаил Юрьевич, я не шучу, — Штатский взял с подоконника банку растворимого кофе и насыпал оттуда в другую кружку две чайные ложки. — Другой бы в подобных экстремальных ситуациях давно бы стал жалким терпилой…

— Кем?! — Миша чуть не поперхнулся.

— Ну, так на жаргоне уголовников именуется потерпевший, — пояснил Штатский, ожидая закипания чайника. — А Вы всегда и везде проявляете мужество, помните о своём профессиональном долге. Такое в наше время редко встретишь.

— Почему редко? — Шахов допил воду и поставил кружку. — Вы ведь, Семён Борисович, тоже о нём не забываете. И Ваша, и моя профессии сопряжены с опасностью.

— Тоже верно, — следователь, наконец, дождался закипания чайника и заварил себе кофе. — Как и то, что работа и журналиста, и следователя требует нестандартного мышления, — он медленно помешал ложкой кофе. — Ваша версия, Михаил Юрьевич, несомненно заслуживает внимания… Но в любом преступлении должен быть мотив. Как Вы думаете, что движет Вашей чёрной кошкой или, учитывая, что это всё-таки мужчина, чёрным котом? Ведь никакой материальной, да и вообще выгоды от своих преступлений он не получает?

Задав столь непростой вопрос, следователь смачно хлебнул горячий напиток.

— А какую выгоду, Семён Борисович, получает тихий омут оттого, что в нём водятся черти? — тихо спросил Миша.

— Значит, всё-таки маньяк!.. — Штатский слегка стукнул ложкой о фарфоровый обод кружки.

— Каждый человек немного маньяк, — спокойно рассудил Миша. — Я, например, маньяк своей работы…

— Да-да, конечно… — погрузившись в собственные мысли, кивнул следователь. — А Вы сможете опознать чёрного кота по голосу?

— Попробовать можно… Эх, жаль, конечно, что я его тогда не рассмотрел! — журналист шлёпнул себя ладонями по коленям.

— Благодаря Вашей помощи, Михаил Юрьевич, — глаза Штатского загорелись какой-то идеей, — Мы его в ближайшее время все рассмотрим!

— Вы полагаете, что это кто-либо из Ваших прежних «клиентов»? — скептически поинтересовался Миша.

— Кстати, о клиентах! Чуть не забыл… — оставив кофе, Штатский быстро подошёл к столу и достал из ящика небольшую пачку фотографий. — Посмотрите, пожалуйста, на этих людей и, если в ком-либо узнаете…

— Но ведь я его не видел! — выпучил глаза Шахов.

— Да я про бандита с пистолетом! — следователь разложил фото на столе. — Бандита-то Вы хорошо запомнили…

Миша поочерёдно взял в руки каждую фотографию, внимательно вгляделся в запечатленное на ней лицо, но в итоге отрицательно покачал головой:

— Нет, его здесь нет…

— Нет — так нет! — словно предвидя отрицательный результат, Штатский столь же быстро убрал фотографии в стол. — Спасибо Вам большое, Михаил Юрьевич! Успеха в работе, и берегите себя, — он протянул Шахову руку.

— Буду рад, если смог помочь! — неуклюже взмахнув руками, вскочил Миша. При этом его портфель, прислонённый к стулу, опять шлёпнулся на пол. — Ой, извините… — Шахов резко наклонился и опрокинул стул. — Да что такое! Вот всегда так… — виновато улыбнулся он, приседая на корточки.

Когда порядок был восстановлен, хозяин и гость кабинета, наконец-то, совершили обряд рукопожатия.

Оставшись один, Семён Борисович тут взял телефонную трубку и приказал срочно составить фоторобот «чёрного кота». Уже через час арестованные наркодилеры, лохотронщики, торговцы палёной водкой и бомжи воссоздавали по памяти облик неуловимого преступника.

Ночной Лунц

Алик Лунц выключил свет и раздвинул шторы. При свете луны источаемый его сигаретой дым казался туманом. Алик отвернулся от окна, подошёл к стене и сбросил с картины покрывало.

Созерцание портрета было для него свиданием, одновременно сладостным и мучительным. Далекое прошлое представало перед Лунцем, как вчерашний день. Алик вглядывался в чёрты лица, в прекрасные линии тела, и память уносила бывшего актёра в далёкое прошлое, именуемое простым словом «счастье». Изображённая на картине улыбалась ему, и он отвечал ей такой же грустной улыбкой. Знала ли эта великолепная женщина о своей судьбе? Предчувствовала ли её?

— Прости меня… — прошептал Алик.

Просьбой о прощении он начинал каждое свидание с портретом, хотя и знал, что увековеченная художником красавица ни в чём его не винит. Да и был ли он виноват перед ней?

Тихими шагами, словно боясь кого-то разбудить, Алик прошагал на середину комнаты, к журнальному столику, где стояла непочатая бутылка красного вина и два бокала. Он положил тлеющую сигарету на край пепельницы, наполнил бокалы до половины, взял один из них и, не спеша, вернулся к картине.

— Я поздравляю тебя с Днём Рождения… — ласково проговорил Алик и, сделав маятниковое движение бокалом, размеренно выпил.

Вглядываясь в портрет, он в сотый раз пытался разгадать тайну его героини. Кто и зачем совершил это преступление, надломившее жизнь Алика Лунца? Он вспоминал отвратительные газетные сплетни, тяжёлые официальные подозрения… Но содеянное так и оставалось нераскрытым. Может, виной всему портрет? Может быть, это он забрал молодую и цветущую женщину? Наверное, Алик смирился бы с обыкновенной смертью, но с убийством… «Убийство, убийство, убийство!» — пульсировало в его голове.

Лунц вернулся к столику и наполнил бокал до краёв. Он жадно затянулся почти догоревшей сигаретой и, выпустив густую струю дыма, выпил вино залпом.

— Хватит запираться, Лунц! — в его памяти снова зазвучал угрожающий голос. — Я понимаю, что Вам тяжело, но признайтесь мне в том, в чём Вы давно признались самому себе. Да, это было неумышленно, но ведь было?

— Это не я… — упавшим голосом ответил Алик. — Не я! Не я! Не я! — в отчаянии закричал он. — У меня алиби, — змеиная улыбка вдруг скользнула по его лицу. — Алиби, — повторил он спокойно и уверенно. — Проверьте.

Они проверили, и подозрения с Алика Лунца были сняты. Но иногда ему казалось, что бездушным словом «алиби» он предал свою любовь.

— Прости меня… — прошептал Алик, глядя невидящим взором перед самим собой. — Прости, пожалуйста, — повторил он, возвращаясь из мира воспоминаний в реалии комнаты. — Я не стану оправдываться, — Лунц повернулся к портрету, — потому что не могу оправдаться перед самим собой. Я не сумел уберечь тебя, и в этом, только в этом заключается моё страшное преступление. Может быть, оно даже страшней того, что сделал…

«Кто? Кто? Кто?» — запульсировало в висках Алика Лунца. Он поставил пустой бокал, схватился за голову и подошёл к портрету вплотную.

— Только ты знаешь, кто это сделал, — чётко произнёс Лунц, глядя в глаза рисованной собеседницы. — И когда-нибудь откроешь свою тайну мне, — Алик медленно провёл руками по лицу, будто вытирая его.

Наклонившись к картине, он чуть прикоснулся к ней губами, поднял лежащее на паркете покрывало и накинул на портрет.

Светившая в окно луна зашла за тучи, и в комнате стало совершенно темно.

Туманная афера Альбиона-2

Лондон был окутан туманом, и панорамный вид из кабинета Ричарда превратился в сплошную белую пелену. Помешав ложечкой чай, Ричард отошёл от окна и поставил чашку с блюдцем на свой стол.

— Я не буду скрывать от Вас, Джеймс, — обратился он к вальяжно откинувшемуся в кожаном кресле собеседнику, — что получил от своего агента в России не очень хорошие новости. Русские решили перехитрить нас, — Ричард сделал несколько шагов и остановился в центре кабинета, — они пишут копию, которую собираются объявить найденным портретом.

Он посмотрел на Джеймса. Выражение лица компаньона сохраняло аристократическую невозмутимость, хотя губы едва заметно сжались.

— Но как бы там ни было, — продолжил Ричард, — оригинал по-прежнему у нас.

— Оригинал по-прежнему у русских, — разжал губы Джеймс.

— У русского гражданина, работающего на меня, — Ричард поднял вверх указательный палец.

— Неужели Вы не понимаете, Ричард, — губы Джеймса расплылись в гримасу презрения, — что после объявления русскими о находке сделка теряет всякий смысл? Кто будет платить серьёзные деньги за вещь, подлинность которой доказать практически невозможно?

— Совершенно верно, — язвительное замечание собеседника нисколько не смутило Ричарда. — Если подделка окажется в музее, и российские власти раструбят о находке на весь мир, тогда наша карта бита. Но дело в том, — он снова прошёлся по кабинету в обратную сторону, — что ни оригинальная, ни поддельная купчиха Нечетова в музей никогда не попадут.

Густые брови Джеймса чуть приподнялись.

— Изъять копию нам будет гораздо проще, чем оригинал! — Ричард смерил своего собеседника торжествующим взглядом.

— Вы уверены, что сумеете сделать это до объявления о находке? — Джеймс нисколько не разделил оптимизма Ричарда.

— Мы можем изъять копию хоть сейчас… — многозначительно улыбнулся Ричард. — Только зачем? — он вернулся к столу, взял чашку и сделал небольшой глоток.

— Ричард, Вы говорите так, будто держите создаваемый портрет-двойник в собственных руках? — Джеймс оскалил великолепные зубы, воплощавшие последние достижения мировой стоматологии.

— Её держит в руках мой человек, — как о чём-то давно решённом, сообщил Ричард. — И по моей команде он переправит копию мне.

Хозяин кабинета поставил чашку и снова подошёл к окну, за которым по-прежнему расстилалась белая пелена.

— Создавать ещё один канал для переправки? — в голосе Джеймса появилось явное раздражение. — Рисковать неизвестно зачем? Я знал, что Вы авантюрист. Но не до такой же степени!

— Мы оба авантюристы, Джеймс, — флегматично произнёс Ричард, глядя в туман. — И я очень ценю Вас, как более опытного коллегу.

— Вот именно — более опытного! — буркнул Джеймс. — И как более опытный, я хочу предостеречь Вас от неоправданного риска.

— Хотите сигару? — резко отвернулся от окна Ричард.

— Сигару? — Джеймс явно не ожидал такого поворота.

— Да-да, отличную кубинскую сигару, — дружески улыбнулся хозяин кабинета.

Он взял стоящую на углу стола обтянутую кожей коробку и, открыв её, подошёл к своему гостю.

— Я бросил курить десять лет назад, — недовольно проворчал Джеймс, глянув краем глаза на содержимое коробки. — И Вам советую избавиться от этой вредной привычки.

— А я никогда и не курил, Джеймс! — Ричард захлопнул коробку прямо перед носом компаньона. — В отличие от Вас я избежал этой ошибки, — он пронзил собеседника уничижительным взглядом.

— Зато сейчас собираетесь совершить более серьёзную, — отшатнувшись, проворчал Джеймс. — Впрочем, это свойственно молодости, — его лицо вновь приняло высокомерно-презрительное выражение.

— Молодость является недостатком, который проходит с годами, — Ричард вернулся к столу и поставил коробку на место. — Я ценю Ваш опыт, Джеймс, и всегда прислушиваюсь к Вашим советам, — с почти сыновней теплотой вдруг проговорил он. — У нас будет два портрета купчихи Нечетовой! — глаза молодого человека заблестели. — И первый, и второй прибудут к нам в одной упаковке. Дополнительный канал для переправки не понадобится, а талантливая копия, согласитесь, тоже стоит немалых денег.

— Кто хочет всё, не получит ничего, — молвил Джеймс.

— Вот русские ничего и не получат! — плюхнувшись в кресло, Ричард самодовольно захохотал.

Лицо Джеймса осталось столь же мрачным.

Оскорблённое здоровье

— Миша, а у меня для тебя сенсация! — Ира Монахова с хитринкой в глазах крутанулась в кресле навстречу вошедшему в отдел Михаилу. — Бандита твоего по телеку показывают! Или ты уже знаешь? — блеск её глаз на мгновение потух.

— Какого бандита? — шапка медленно сползла с головы Миши, и прижалась к его груди.

— Ну, который угонщик и грабитель ларьков.

— Обоих показывают? — осторожно уточнил Шахов.

— Каких обоих? — недогадливость коллеги вызвала у Ириши досаду. — Он один подозревается во всех этих преступлениях, которые ты видел.

— Интересно-интересно… — погрузившись в свои мысли, Михаил медленно подошёл к вешалке и повесил на неё куртку и шапку.

— Как же ты такую новость пропустил? — ехидно посетовала Ира.

— А что я, по-твоему, за всеми преступлениями в городе слежу? — с обидой воскликнул Миша. — Мне все эти истории знаешь где? — он провёл ладонью чуть ниже подбородка.

— Дорогой коллега!.. — великодушно возвестила Ира. Она встала, озарив Михаила величавым взглядом своих карих глаз.

— Я, конечно, могла сообщить нашим радиослушателям о том, что фоторобот преступника уже составлен, сама… — Ириша аккуратно тронула спинку кресла кончиками пальцев.

— Фоторобот? — лицо Миши тревожно вытянулось.

— Фоторобот… — недоумённо нахмурилась Ириша. — Но я, — она вернулась к своему великодушию, — Предоставила объявить об этом тебе, наша звезда! — Монахова театрально простёрла руки к стоящему перед ней Шахову. — Ведь ты, можно сказать, стоял у истоков этих преступлений!

— Ира, ты с ума сошла! — очки Миши подпрыгнули от возмущения. — Думай, что говоришь!

— Ну… — руки Ириши медленно согнулись в локтях, и ладони сложились в замок. — Я хотела сказать, что все преступления, совершённые этим маньяком, произошли на твоих глазах.

— Почему сразу маньяком? — брезгливо скривился Шахов. — Сначала мы, журналисты, не думаем о точности формулировок, потом навешиваем ярлыки и даём непроверенную информацию в эфир, а после — удивляемся, почему нас не уважают.

Тяжело вздохнув, Миша сел за компьютер.

— К тебе, Мишенька, это, конечно, не относится, — Ира положила руки на ссутуленные плечи Михаила. — Но не все, к сожалению, соответствуют столь высоким идеалам.

— Вот именно — к сожалению, — погружаясь в работу, Шахов не уловил иронии в голосе Иры.

— Но даже самые идеальные не всегда оценивают тактичность поведения товарищей по журналистскому цеху. Надо было мне всё-таки сообщить о фотороботе!

Слегка толкнув сидящего в спину, Ириша направилась к вешалке.

— Ира, ну что ты? — Миша виновато повернулся к уже отошедшей от него Ире. — Я очень тебе благодарен. Просто меня всегда раздражают штампы жёлтой прессы.

— Что?! — услышав последние слова, Монахова остановилась. — По-твоему, я олицетворяю собой жёлтую прессу?

— Ира, я этого не говорил… — попытался оправдаться Миша.

— Да ты знаешь, — лицо Ириши покрыл румянец праведного гнева, — что я на Би-Би-Си работала, когда ты ещё в журнале «Мурзилка» фрилансером ошивался? И становилась победительницей конкурса «Лучшая новость года», когда ты ещё курить не начал?

— Я не курю, — строго заметил Михаил, становясь напротив Иры.

— Вот именно! — презрительно скривилась Монахова. — Ты даже курить не научился, когда я с политическим истэблишментом мира уже цистерну водки выпила!

— Причём тут водка?! — гневно взмахнул руками Шахов.

Его всегда задевали укоры за отсутствие вредных привычек.

— А при том, — не унималась Ира. — Что когда ты на юбилее Маргариты Павловны нажрался, тебя никто не оскорблял, хотя физиономия у тебя, действительно, жёлтой стала.

— Это особенности реакции моей печени на алкоголь! — крикнул в ответ Миша. — И ты не имеешь права оскорблять моё здоровье!