Бесплатный фрагмент - Гнедая голубь

Творцы

Творческий рассказ

Что нам стоит

дом построить?

Нарисуем —

будем жить!

Песня мастеров

— Начнём. Мы уже создавали прошлое и настоящее. А будущее? Кто первый? — тренерша оглядела присутствующих.

Бадьян закрутил седой правый ус; рыжий левый обиделся и поник.

— О, Бадьян, прошу! — заметила это непроизвольное движение тренерша.

— Я — наркоман. И это хорошо…

— Мы все такие, — прошептала Героиня. Но её никто не услышал, потому что Жива громко съязвила:

— Не может быть!

Бадьян откашлялся и продолжил:

— Настоящее, прошлое и инфинитив меня вообще не интересуют…

— Замечательно! И каким будет будущее? — подбодрила тренерша.

— Хорошее. Ничего плохого. Вообще. Во всю ширь. Путь прекрасен, идущий счастлив, верблюжья колючка — без колючек. Никаких метаний души. Никаких сомнений и ограничений. Счастье всем и сразу. Никаких тёмных мыслей, не говоря уже о преступных деяниях. И поменьше деталей, отвлекающих от жизнерадостности. В финале — сплошь оптимизм!

— Бадьян, это неожиданно. Но в вашем мире нет никакой конкретики… — промолвила Мученица.

— Что вы имеете в виду? — спросила тренерша.

— Я — наркоманка со стажем, — начала Мученица, положив руки на колени как школьница. — И я пользуюсь этим недугом для своих целей. Мой мир прост и сплетён именно из привычных деталей. Плохое, даже преступное допускаю, но где-то на периферии. Конфликт в будущем нужен как развлечение. Например, добро побеждает зло, что изначально понятно; для чего ещё зло существует? Путь — прогулка с грамотным экскурсоводом, средство для наполнения головы информацией. Становятся ненужными размышления и ассоциации. Минимум загадок, чтоб не отвлекали! Выстроенный путь широк, прям, ясен и однозначен, как я задумала…

— Да это просто проспект какой-то! — подивился Славный.

— Что ж в мире Мученицы плохого? — спросила тренерша. — Пользователь идёт по навигатору, заходит в нужные бутики, кафе, кино…

— Я — наркоман, — перебил Славный и откинулся на спинку стула. — Но, как и Мученице, да и Бадьяну, это мне помогает. Но путь я сделаю иным! Я не хочу пустыни, усыпанной счастьем, в котором увязаешь. Куда бы ни пошёл, везде замечательно. — Он сделал паузу. — Заасфальтированные проспекты тоже банальны. — Он вздохнул и посмотрел в окно. — Я предпочитаю узкие улочки. Путь надо нащупывать, ошибаться, возвращаться и идти иначе. Это занимательно, это затягивает! И система подсказок: запах розы или пищащий комар. Финал зависит от усердия идущего; финал добрый, злой — неважно. Зато после наступит новое будущее со своими узкими запутанными проулками.

— Это не будущее, а лабиринт! — воскликнула Солнечная.

— Но это путь ищущего! — возразила тренерша.

— Такой творец не заметит главного, раз его интересуют детали, — ответила Солнечная, допив остывший чай. — Я тоже наркоманка, но будущее Славного меня не устраивает. Я построю такой путь, который вызовет эмоции. Пусть даже плохие, но они должны присутствовать. Без этого улочки или проспекты безвидны и пусты. Даже тупик должен вызвать отклик в душе, а не необходимость поиска способа из него выбраться.

— Так нельзя! Мерить будущее эмоциональными воспоминаниями — бесцельная трата времени! — возразил Высокочтимый.

— Весьма рационально, — засомневалась тренерша.

— Я тоже наркоман, — продолжил Высокочтимый, — но сопли, слёзы, кошечки меня не умиляют. Эмоции — не цель пути, а средство. Возьмём наши встречи. Предположим, что у кого-то сегодняшний разговор вызовет только практический интерес, но без переживаний. Значит, всё напрасно? С другой стороны нет смысла в лабиринте или в пустыне как таковых. Важно иное. Путь должен быть соразмерным цели. К одной цели нужно бежать, а к другой — сгодится пешая прогулка. У одной цели — длинный извилистый путь, а у другой — проспект. Хотелось бы найти нужную пропорцию. Будет ли при этом путь весёлым или мрачным — неважно…

— Нет! — возмутился Бадьян. — Только добрый, светлый путь, по которому можно пойти…

— …куда глаза глядят, — продолжил Славный. — Спасибо, что не послали…

— Не «куда послали», а где будет отклик в душе, — отрезала Светлая.

— Будущее бесцельно, но должно обязательно быть полезным для здоровья, — сказала тихонько Героиня.

Но её не расслышали, из-за вопиющей Живы:

— А я наркоманка всем наркоманам наркоманка! — автоматная каряя очередь стреляла без промаха. — И вы для моего будущего — средство, лекарство! Подавай мне процесс! А цель пусть горит синим пламенем!

Все разом загалдели.

— Друзья, друзья! — вмешалась, наконец, тренерша. — Давайте уважать будущее других. Кому-то радостно шагать по просторам, а кому-то жертвенно страдать. Но это не означает, что мы стройными рядами…

— Опа! — сказал Славный и задрал чёрную бороду. — Будущее отменяется?

В тишине тонко зазудели мысли.

И тут материализовалась пифия Мила. Мысли бросились прочь, стали биться о стекло. Эти звуки не давали пифии сосредоточиться и слово молвить.

— Если я мешаю, — сказала Мила, прихлопнув несколько мух, — то я ничего не напророчу! — И исчезла, оставив аватарку.

— Ах, как хотите! — нарушила безмолвие народа тренерша и уехала на такси.

Музы — они такие!

Май 2022

Чаепитие

Семейный рассказ

Пью чай и беседую.

Я редко пью чай из чашки-отчашки. Но сегодня такой случай.

Ссора всегда закономерна. Я лихорадочно вспоминаю причины. Смешно. Соль не рассыпана. Зеркало не разбито. Между нами ни столба, ни дерева. В чём же причина?

Слова!

Но разве какие-то слова имеют право стать причиной ссоры? Неужели какое-то слово действеннее столба, который остался между нами?

Со словами всегда трудно. Кто сегодня может вспомнить, что слово «баловать» и «врач» означает одно и то же? Ведь всё ясно: раньше врачей называли «балиями», а «врач» — исходное от «врать». Но «баять» и «врать» означало одно и то же: «говорить», «болтать», «бормотать», «заговаривать», а значит, «лечить»!

Вот и сегодня слово вылетело. Но оно вовсе не вылечило, а наоборот. Я не врач. И он ушёл. Совсем.

А слово было нечаянное. И какая разница, по какому поводу? Даже не слово, а поговорка, попавшая, кажется, в точку. Даже не поговорка, а её забытое продолжение: «В семье не без урода, а из-за урода всё не в угоду». Как я и хотела, он принял это на свой счёт. Вот дурень! Ответил: «Горбатого могила исправит, а упрямого — дубина». Ну и как я смогла бы сдержаться: «Бьёт — значит любит?» Он посмотрел на меня окончательно обидчиво и ушёл.

Совсем.

Погулять без меня в поликлинику: врачей посмотреть, себя показать. А если повезёт — поскандалить с другими пациентами и снять эмоциональное напряжение.

В общем, мне везёт, как субботнему утопленнику — баню топить не надо.

Пью чай и делюсь с собеседником планами. Например, хочу написать сказку:

Купил дед в магазине репку. Большую-пребольшую, еле в микроволновку влезла. Запёк её — хоть и в дверцу пролезла, но одному как справиться?

Позвал дед бабку. Она ручками всплеснула: как двоим справиться?

Позвал дед внучку, а за одно, чтоб времени не терять, жучку, кошку и мышку.

Пока звери чухались, внучка всю репку и съела, жучка только тяфкнула, кошка только умылась, а мышка хвостиком махнула.

Внучка-то была веганкой!

— Что, не понравилась? — спросила я глубокомысленно молчавшего собеседника. — Тогда вот тебе другая легенда:

Человек уснул и умер. Душа думает на том свете:

— И приснится же такое!

Ад, мучения; душа испугалась и со страху умерла, подумав:

— И приснится же такое!

Оказалась душа во всемирном разуме и растворилась. Разум думает:

— И приснится же такое!

Взвесил «за» и «против» и воскресил человека.

Тот просыпается…

— Что, опять не понравилась? Губа у тебя не дура, язык не лопатка: знают, что горько, что сладко.

Вот посижу с тобой и сварю пельмени с медвежатиной. Часть средств от продажи этих пельменей идёт на восстановление популяции медведей. Голод ведь не тётка, пирожка не поднесёт… Или не варить? Он явится, укусит и скажет, что без зубочистки это пельменное яство есть невозможно! Сварю-ка я кашу! Из полбы! В общем, мы с ним живём, хлеб жуём, а иногда и подсаливаем. Вот только обижаю я его.

Вчера он стишок сочинил. А я ему: «Этот стишок похож на случай: ребёнок вылил банку варенья на стену: и сладко, и ярко, и вишенки встречаются…» А он мне: «Дураку хоть кол на голове теши, он своих два ставит!»

Обижаю я его каждый день. Дура? Заслужил! Моё слово должно быть последним!

Опа! Замок в двери щёлкнул. Я пью чай.

Заходит в столовую. Я пью чай.

Бурчит о медицине: бабушка гадала, надвое сказала: то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет.

— О! Ты уже с прогулки прибежал ползком? Иди к столу.

— Что делаешь? — обида позабыта?

— Пью чай и разговариваю.

— Сама с собой? — точно! Занесло как обычно последнюю обиду прогулкой, как снегом.

— Почему с собой? С чаем! Чай — отличный собеседник! Присоединяйся.

Март 2025

Война с Wildberries

Юннатский рассказ

Мне позвонила Таисия Аполлинеровна, соседка из второго подъезда:

— Милая, мне очень нужно отношение в управляющую компанию написать, а как — не придумаю, одни метафоры. Ты мне не поможешь?

— Конечно.

— Вот спасибо, не стихами же ругаться?

Тут же запел домофон. Поднимаю трубку:

— Это я! — услышала голос Таисии; она уже у подъезда стояла! Придётся бросать срочные дела.

Она вошла вся бирюзовая с нимбом после шампуни для объёма.

— Дорогая, прости, — начала Таисия, усаживаясь на краешек дивана, — помнишь, как мы пытались усовестить машину, которая заехала на тротуар?

Да все об этом помнили!

В соседнем доме в одном из помещений поменялся арендатор. Офис выступенивал крыльцом в наш двор. А у Таисии там — цветник. А дорожка, которая вела к входу, живописно утопала в цветах всю тёплую часть года. Проезда к офису не было.

Новый арендатор — как она говорила, толсто-волосатой наружности кавказец — открыл пункт доставки, начал ремонт и уронил на мальву кирпич. Первой местью Таисия огородила цветник обрезками беленьких полипропиленовых труб. Пришлось даже передвинуть аляповато раскрашенную лавочку (за счёт жильцов дома, разумеется), где цветник пенсионерок вечерами обсуждал вселенские проблемы.

Кавказец специально нёс коробку и наступил на оградку и другую мальву. Таисия всё поправила и ждала новой каверзы.

Как я поняла, что-то случилось. Неужели каверза наступила?

— Ты представляешь, милочка? Всё повторилось! Даже хуже! Самосвал карьерный ужасного вида и цвета с безобразными латиническими буквами на боку протиснулся между гаражей в самое сердце лужи, грузчик своими грязными чуть ли не кирзовыми сапожищами носил ящики по газону, а потом машина колёсами выехала и запачкала мостовую!

— Ужас! — улыбнулась я её гиперболам.

— А рядом детская площадка, эта нечистота теперь попадёт на юные ножки подрастающего поколения и в песочницу. Я каждую ночь рыдаю о цветниках! Водителя пыталась, простите, носом ткнуть, стыдила. Но пришёл этот кавказец и показал мне своими волосатыми пальцами мудру в виде, неловко сказать, фиги! Представляешь? Сказал, что это муниципальная территория. И послал меня, — она покраснела, — чуть ли не на три весёлые буквы. А водитель в отместку обдал меня бензиновым амбре! За что? Мне нетактично произносить, но они, мягко говоря, хамы!

…Таисию обижали все, от литературных критиков до слишком горячего пури. Например, ужасное оскорбление ей нанесли в аптеке. Она покупала витамин D от ревматизма, и аптекарша сказала, что не ревматизм у неё, а «это сука-старость замучила!» Какая ещё, простите, старость? Таисия разглаживала лицо ладошками и уверяла: «Смотрите, нет морщин, потому что всегда улыбаюсь!» Все восхищались затянувшейся молодостью старушки.

Думаю, поведение кавказца было спонтанным, но я возмутилась и добавила, что мат — это молитва дьяволу, когда Бог уже не спасает. Таисия задумчиво покивала:

— Вот и инженер управляющей компании мне сказал то же самое, чтоб я написала заявление с претензией.

Мы уселись у компьютера, составили заявление-кляузу на владельца «Wildberries». Основная мысль: если пункт в соседнем доме, то пусть там разгружают грузовики и не пачкают нашу песочницу в нашем дворе.

Я осторожно намекала, что дорожка действительно проложена по муниципальной территории. Мы не можем запретить там ездить и ходить. Но обида Таисии была так велика — до слёз и валерьянки, — что я прекратила сопротивление. Я напечатала текст на красивой зеленоватой, пахнущей цветочными духами бумаге, которую Таисия принесла с собой; она вложила лист в файл с золотым тиснением и отбыла.

Через день она похвасталась, что с ней говорил душка — сам начальник управляющей компании и обещал.

Ещё через три дня она пришла в розовом и с порога:

— Ты представляешь, милочка, начальник посмотрел на лужу, покачал головой и сказал, что ничего в голову не приходит! Я разочарована. И тон у него был нервный, и слова чиновничьи…

Я подумала, что женщина не только любит, но и ненавидит ушами: теперь на начальника УК ещё не одним проклятием больше. А Таисия продолжала придумывать грехи начальнику. Что подобные типы пропускают женщину вперёд при входе в лифт. А ещё идут выше женщины на лестнице даже на эскалаторе. И вообще, он какой-то неотёсанный, галстук набекрень и невпопад. И кому дом платит деньги!

Документ депутату был красиво напечатан на пахучей зеленоватой бумаге и унесён в красной папке.

Что ж, Бог не выполняет молитвы, потому что знает, чем всё закончится. А кончится обида «активистки» пустыми хлопотами. Ну, приедет (если соизволит), ну узрит и депутатским лексиконом и указующим перстом пошлёт взад, к арендатору.

Я как-то шла из частного продмага (а там я стала свидетельницей любопытного диалога с продавцом: — Мне кирпич, песок и цемент. — Цемент картофельный? — Кукурузный. А кирпич ржаной.) и застала грузовую «Газель» на месте преступления. Водитель-грузчик вытащил из будки коробку, увидел меня. Я смотрю. Он ждал, что я начну. Я молчу. Он вздохнул и понёс коробку не через газон, а по дорожке, крюк метров пять. Пришёл обратно тем же маршрутом. Машину развернул осторожно, не в луже за гаражами, а на площадке для авто.

— Ты молодец, милочка! Ты его загипнотизировала! — услышала я голос Таисии.

Я обернулась: она была в бриджах, элегантных сапожках и легкомысленной шляпке. В руках — ведёрко с грабельками. Объяснять про ментальное общение я не стала. Наверное, всё дело в том, что я не произнесла даже шести грустных букв.

Мы постояли, поговорили о чём-то литературном. Налетели голуби. Таисия трогательно вытащила из ведра пакет с крошками и повела стаю за мусорник; птицы за ней бежали как цыплята. Особенно ей нравилась «гнедая голубь»: ей доставались самые вкусные крошки.

Март 2025

Собака, кошка, птица и снежинка

Новогодний рассказ

Если младенцы глаголят истину, то и впавшее в детство старичьё — тем более. Только какое им дело до истины? Особенно когда они пластом лежат и разглядывают мир в окно? А там валит густой снег.

Кажется, что это на землю неспешно ниспадает бесконечность. И тогда становится понятным, какая она, эта бесконечность. Она вязкая, приглушённая, белёсая. Что там за ней?

А там, за окном ощутить можно только то, что на расстоянии вытянутой руки. Надо быть за окном, чтоб проверить.

И я оказываюсь на крыльце.

Стою. Морозец. Свежесть. Снежинки пронизывают меня. У бесконечности запах остр.

Снег сыплет и сыплет. И мысль: теперь придётся — если придётся! — расчищать эту свалившуюся на мою голову бесконечность. Иначе она превратится в банальный конечный скользкий наст, который трудно отколупывать от бетона. Но не буду сетовать, пусть это теперь заботит других.

Так что там, за бесконечностью?

Я протягиваю руку, раздвигаю марево и безжалостно прохожу по снежной девственности к калитке, открываю её, оставляя на белом белую неглубокую четверть круга, и без сомнений выхожу за пределы. Улица пуста, нема, слепа. Не видно огоньков домиков за белой шевелящейся завесой и засыпанными по макушку деревьями. Фонарей ни проблеска. Аптек тут сроду не водилось. Да мне они уже как-то и не нужны.

Иду, загребая берцами, между засыпанными снегом заборами и деревьями к перекрёстку, на который и выхожу. Смотрю влево: там движение огней, чуть слышный шум. Там явно кончается — или начинается? — вечность.

Бегом туда… очень неожиданно! откуда силы? оборачиваюсь на следы, а это следы крупной собаки.

Добегаю. По пересекающей улице идёт толпа, сквозь снег прорываются смех, песни, взрывы хлопушек, огни фонариков. И тут ощущаю мерзкий запах — так пахнет враг — кидаюсь к пьяному широкому бородатому мужику, что весел и самодоволен, хватаю его за штанину и зло тереблю. «Пошёл вон!» Я понимаю, что он больно отшвырнёт ногой — как когда-то, — отскакиваю, заливаюсь лаем, семеню ещё дальше, дальше, в сторону.

К девочке — она недалеко. Она — скакалочными прыжками по мягкому, ещё не утоптанному, ей весело. Я цепко коготками взбираюсь по пальтишку и мурлычу ей в ушко свою песенку — как когда-то. «Ой!» — сказала девочка и прижала меня к себе. Она обрадована мною, ей нравится новая живая игрушка. Сняла рукавичку. Гладит нежно-нежно. Я утыкаюсь носом в ладошку, лижу сладкие пальчики. Мне с ней тоже хорошо. Это наше счастье — славный миг вечности. А её вдруг позвали. Она повернулась на голос, сделала шаг в ту сторону. Я выворачиваюсь из её рук и взлетаю над забелёнными шапками.

Облетаю одного идущего, другого.

Девушка жёлтой куртке замечает меня, смеётся, из кармана достаёт что-то сыпучее и протягивает мне. Я доверчиво зависаю над ладонью и склёвываю, украдкой настороженно глядя девушке в глаза — как когда-то. Она восхищена, показывает на меня кому-то: «Горихвостка! Откуда она тут зимой?»

Но я уже вспархиваю, завихрив крыльями снежинки вокруг ладошки, девушки, толпы. Каждый из людей движется к своей самой желанной цели, еле-еле видной, сверкающей впереди на новогодней ёлке. Я вижу их всех, там сплавлено добро со злом, счастье и горе, надежды и безысходность. Меня поднимает выше мрачных туч — как когда-то, — и там меня обжигает лучом.

Чувство полёта пропадает. Меня кособоко бросает обратно в чёрную тучу, в скопление таких же ледяных узорчатых кристаллов, подхватывает суровым порывом, несёт к истоку. И я чуть замедляюсь, планирую сквозь оконное стекло в открытый замерзающий, плачущий от осознания неизбежности глаз.

Там я — узорчатая печать, там я и есть вечность.

Июнь 2024

Четыре базовых поцелуя

Свадебный рассказ

Слушаю новости. Возмущаюсь американскими выходками. Жена молча гладит.

— Ах они такие сякие и т. д. и т. п.

Жена молчит.

— Да как они и т. п. и т. д.

Жена молчит.

— Да почему мы и т. д. и т. п.

Жене надоедает:

— Переключи на мой любимый сериал.

— Это какой? С убийством и тремя покушениями?

— Нет. С убийством и собакой.

— Я на твои убийства уже смотреть не могу.

— А я не могу слышать, как ты болтаешь с говорящими головами. И вообще. Вот твои трусы, майки. Становись и гладь!

Молча берусь за утюг. Жена переключает на канал, где должен идти кровавый сериал с собакой, устраивается на диване и начинает отгадывать сканворд. Я молчу. Но недолго. Моей выдержке очень далеко до выдержки жены.

И вообще, у меня сейчас пубертатный возраст.

Не знаю, как там на счёт полового вызревания, но мой пенсионный — «важный, ответственный и нелёгкий этап жизни, который характеризуется полным отсутствием гармонии». Это я в интернете прочитал. Делюсь своими мыслями по этому поводу с женой.

— Понятно. Ты ещё не пришёл в старческий мир и одновременно ещё не покинул мир детства.

— Не веришь? Посуди сама. Я не успеваю привыкнуть, движения мои угловаты, походка неуклюжа. Могу точно сказать одно: перестройка гормональной системы организма привела к социальной суперзрелости. Например, я совершенно точно знаю, что в нашем государстве нужно сделать, чтоб пенсионерам стало хорошо.

— Я поняла. Значит, это из-за неизлечимой болезни под названием «пубертатность» ты часто обсуждаешь эти глупости с телевизором?

— Конечно! Я сейчас особо раним и эмоционально неустойчив, — я прибавил жару утюгу.

— Ты случайно не решил заняться суицидальной игрой?

— Нет. Я только прошу относиться ко мне хорошо, а не заставлять смотреть фильмы про убийства и обжигаться утюгом.

Жена поняла, в чём дело, но ничего не сделала для того, чтоб мои эмоции стали устойчивыми. И этим она меня ранила ещё больше. Но добила контрольным выстрелом:

— Знаешь, утюг я тебе дала для твоего же блага. Тебе надо больше двигаться. Вон какой живот отрастил!

— Ты упрекаешь меня в том, что так рьяно искала путь к моему сердцу? Неблагодарная!

Она переключила.

Это было ещё хуже сериала с убийствами: передача «Давай разведёмся!». Я бросил утюг (несчастная майка осталась сиротливо лежать на доске). Жена поняла мои намерения и кинула мне пульт. Я грацией баскетболиста его поймал.

На экране — «Давай поженимся!». Ужас!

Я нажал на кнопку ещё раз. Любимая реклама про «Эспумизан». Никак не могу понять, в какое место схлопываются пузырьки газа в кишках.

— Утюг выключи, если погладил! — я не обратил на её слова никакого внимания. Нажал кнопку.

О! «Культура»!

Теперь можно догладить, закончив это тяжкое дело.

Мельком взглянул на жену. Она отбросила сканворды в сторону и заинтересованно смотрела на экран. Что там такого интересного? Рассуждают о человеческой памяти:

«Мы привыкли думать, — говорил телевизор устами умного дядьки, — что наши воспоминания словно маленькие фильмы. Они, неизменные, якобы, лежат где-то в мозгу, как в фонотеке. На самом же деле события прошлого реконструируются каждый раз, когда мы думаем о них».

«Это как?» — телевизор возразил ртом глупого ведущего.

«На то, что мы вспоминаем, влияют пробелы в памяти и то, что случилось впоследствии. Например, вы не помните, где купили газету со сканвордом. Но обычно Вы это проделываете в супермаркете «O’KEY». Поэтому со временем вы можете правдиво утверждать, что и эту конкретную газету купили именно в «O’KEY».

Жена вспомнила о своих занятиях и снова уткнулась в сканворд:

— Чепуха! — произнесла она. Наверное, отгадала слово.

Я сложил майки и трусы в стопку, убрал гладильную доску и уселся рядом на диван.

— А давай проверим? Например, что произошло на нашей свадьбе в ЗАГСе?

— Как это что? ЗАГСменка прочитала речь, потом мы расписались, надели кольца и поцеловались по русскому обычаю.

— Сколько раз?

— Три.

— Понял. Так ведь положено? На самом деле мы поцеловались четыре раза!

— Не говори глупостей! Этого быть не может! И я отлично помню тот момент.

— Ты ошибаешься. Работник ЗАГСа разрешил нам поцеловаться. И я тебя поцеловал.

— Точно. Ты меня целовал неприлично долго!

— Я это сообразил и оторвался. Брачующая подождала и напомнила, что… Как ты там сказала? По русскому обычаю?..

— Три раза.

— Вот я по обычаю поцеловал тебя ещё три раза. Итого — четыре!

Жена ничего не ответила, только черкала в сканворде. Ха-ха-ха! Она явно не помнила. Да и я не вспомнил бы, если бы не нашёл фильм, который сын оцифровал…

Через неделю я узнал от сына, что ролик с бракосочетанием он выслал не только мне, но и маме, значит, она знала про четыре поцелуя! И я немедленно потребовал от жены объяснений.

— Дорогой, из всей свадьбы я лучше всего запомнила именно эти поцелуи.

— Интересно, а из каких фрагментов твой мозг восстановил это воспоминание?

— Я думаю, что как раз это и есть фрагмент, который не нужно восстанавливать мозгу. Он был для меня базовым… Наверное…

Май 2018

Заначка

Потерянный рассказ

Да, прекрасные голубые камни! Дмитрий Антонович вытащил бумажку из кармана и положил её в лоток для денег. Продавец — симпатичная стройная девушка — смотрела недоуменно и чего-то ждала. Дмитрий Антонович опустил взгляд и с ужасом увидел, что в лотке лежала пятисотенная купюра.

Как же так? Он порылся в кармане, хотя точно знал, что там была только одна бумажка, и конечно ничего больше не нашёл. Проверил другой карман. Там только мелочь после покупки продуктов. Ему стало невыносимо стыдно.

— Я, наверное, ещё посоветуюсь с женой, — пробормотал он в своё оправдание, забрал купюру и отошёл от прилавка. Ему казалось, что все в магазине смотрят ему вслед. Почувствовал, как в голове затрещали «пузырьки», в глазах потемнело. Он подождал несколько секунд, приходя в себя. Отпустило. Входная дверь открылась перед ним, и он вышел на свежий воздух. Вдохнул колкого морозца. Стало легче.

Он понуро пошёл по заснеженной улице. Заканчивающийся последний день года был морозно-прекрасным, солнечным, скрипел снег под ногами, спешили мамы с детишками на санках…

И что теперь делать? Он долго шёл мимо череды домов с маленькими магазинчиками на первых этажах, пока в глаза не бросилась надпись «Распродажа». «Теперь везде распродажи», — подумал он и хотел было пройти мимо, но неожиданно для самого себя свернул к магазину.

Дмитрий Антоновича встретила полненькая женщина. Но он отвёл глаза, окинул взглядом магазин: женские вещи. Кажется, зашёл не зря. Потом он повернулся к продавцу, всё ещё ожидающему рядом.

— Хочу сделать жене маленький подарок. Например, халат…

— У нас большой выбор. Я покажу.

Она провела Дмитрия Антоновича куда-то вглубь, что-то начала рассказывать, хвалить, демонстрировать плюсы той или иной вещи. А он всё время думал, что тут можно будет купить на его деньги? И как вообще так получилось? Он же точно помнил, как положил в карман…

Вдруг понял, что продавец замолчала, явно ждала ответа, и Дмитрий Антонович отвлёкся от раздумий.

— Простите, что?

— Какой размер вам нужен? Потеплее, полегче? Для какого возраста?

Он ответил, и она стала предлагать варианты. И только тут он заметил: цены начинаются с тысячи. Он помялся и сказал:

— Знаете, мне бы что-нибудь недорогое. У меня, кажется, украли деньги, и осталось пятьсот рублей. А без подарка я вернуться не могу. И потратиться с карточки тоже…

Продавец подумала, посмотрела на Дмитрия Антоновича внимательно и сказала.

— А вам повезло. У нас распродажа. И как раз остался один, совсем неплохой и как раз на ваши деньги.

— Мне неудобно. Скажите, не из своего же кармана…

Она прервала его:

— Не беспокойтесь. Я хозяйка, и поверьте, своей выгоды не упущу, — и улыбнулась.

Дмитрию Антоновичу опять стало стыдно. Он здесь прямо как побирушка. Разве должна она платить за него? А владелец магазина сняла с плечиков весёленькой расцветки халатик, показала его со всех сторон, расстегнула на нём пару прозрачных пуговиц, заставила даже его потрогать. И вправду, халат был плотный, мягкий и приятный на ощупь.

— Подойдёт? — он кивнул, а продавец подошла к прилавку, свернула халат и уложила в яркий новогодний пакет, взяла деньги и пробила чек.

Уже на пороге квартиры почувствовал запах жареной птицы. Переоделся, вымыл руки, пакет с халатом спрятал на верхней полке шкафа в прихожей, а потом зашёл в приятное тепло кухни. Отдал хозяйке хлеб, молоко, яйца.

— Что так долго? — пробурчала Федора Алексеевна.

— Просто прогулялся. Погода хороша!

— Гусь уже в духовке, почисти картошки, запечём. Устала я.

— Салат?

— Нарезала. Заправим и всё.

— Водку не хочу…

— Ой, ты прав, обойдёмся шампанским!

— В холодильник?

— Лучше не надо. С твоим горлом…

— Да, шампанское — не водка. Это ледяной водкой лечатся, от неё не заболеешь.

— Перекусишь? Я ещё утром блины напекла, а ты даже не попробовал.

— Давай. «Я пришёл, чтоб сделать так, чтоб твой труд не стал бесполезным и принёс пользу», — процитировал он кого-то и стал поедать блины…

— Не подавись.

Конечно, он закашлялся и получил по спине.

Часы пробили. Шампанского пригубили как раз под бой курантов. Взглянули друг на друга, встали и пошли к ёлочке. Кряхтя, присели, и каждый взял свой подарок.

Он наблюдал за женой: как она недоверчиво вытащила халат, погладила рукой, прижала к щеке. Подняла глаза и сказала:

— Какой он приятный! И расцветка нравится. И как ты догадался? — Она развернула, прикинула на себя. — И с размером угадал! — Примерила обновку поверх своего нарядного тёмно-синего платья. Именно в этом платье она собиралась идти в театр третьего января. И именно поэтому Дмитрий Анатольевич присмотрел красивую серебряную брошку с голубыми камнями. А халат… Федора Алексеевна покрутилась у зеркала, сняла обновку, бережно свернула и положила обратно в пакет с нарисованной заснеженной ёлкой. Тронула мужа за руку, ободряя. И он поверил, что с подарком не прогадал.

И всё-таки она почувствовала, что в подарке было что-то не так.

— Ты так на меня смотришь, будто чего-то не находишь.

И он решил признаться.

— Знаешь, я хотел тебе сделать совсем другой подарок. Не получилось. Но это ведь неважно? Подарю в следующий раз!..

Федора Алексеевна продолжала вопросительно смотреть на мужа. Она ждала продолжения. Но он смолчал, она вздохнула и уселась за стол. Подняла бокал с шампанским. Молчание стало невыносимым.

— Мне кажется, что этому твоему платью не хватает одной маленькой детали. Я хотел купить украшение, дорогое. Как раз для театра…

Жена смотрела сквозь бокал с вином и, казалось, совершенно его не слушала.

— И даже не знаю, как тебе сказать. Я, наверное, потерял деньги. В ювелирном приценился, выбрал…

— Ты, наверное, долго копил?

— Да, несколько месяцев. Пять тысяч. Одной бумажкой.

— Знаешь, я копировала что-то… И нашла… Наверное, твою пропажу…

Дмитрий Анатольевич опешил. Как! Она нашла спрятанные им деньги под крышкой сканера и даже ему об этом ничего не сказала? Более того, положила туда другую купюру? Зачем?

— Только не совести меня. Я догадалась, что ты прятал деньги от меня именно для меня…

Дмитрий Анатольевич рассмеялся. Его отпустило:

— Господи боже ж ты мой! Как хорошо, что это ты взяла деньги! Мне было их так жалко! Это же целое состояние. Я уже думал всякое. Но обидно, что из-за них я не сделал тебе настоящего подарка!

Он разлил шампанское:

— Давай за то, чтоб все потери в новом году нашлись!

Они выпили.

— Я вспомнила твои намёки на письмо Деду Морозу, про поход в театр, про наряды… Нетрудно сопоставить это всё с моей находкой. Только мне такой дорогой подарок не нужен… даже от тебя.

— Ты глупая женщина. Я хотел…

— Конечно, глупая. Я сама знаю. Даже в том, что подменила купюру…

— Ухитрилась же! И я не заметил!

— Ещё бы! Я специально крутилась у тебя за спиной, чтоб ты её доставал украдкой, не разглядывая. И что-то тебе говорила на счёт старого халата. Но ты не реагировал, ты прятал от меня свою заначку! Одного не предусмотрела, что ты заметишь подмену только в магазине. Это мой прокол!

— Чепуха! Главное, что деньги есть, и я всё-таки смогу…

— А денег нет.

— Как нет?

Она указала глазами на пустой бокал. Дмитрий Анатольевич разлил остатки шампанского.

— Я знаю, что ты бы меня переубедил. И я решила действовать без тебя. Ты всё время твердишь, что мы их слишком балуем!.. Не хочу слышать упрёков. Лучше давай выпьем за них, наших внуков!

Фужеры прозвенели звонко и радостно.

Декабрь 2017

Утюг

Бытовой рассказ

Стою на краю паласа. Передо мной — доска. На ней — простынь. В руке — утюг.

Звонок. Тыкаю пальцем в наушник два раза.

— Я ещё в поликлинике, — она предупредила мой вопрос. — Жду доступа к окошку.

— Толпа?

— Я двести двадцать вторая. Прошёл сто восемьдесят восьмой. Ты погладил?

— А есть кого? — передвинул простынь и дальше вожу утюгом.

— На лоджии, на столике. Бельё лежит справа, как выйдешь.

— Я в ту сторону не смотрю.

— А ты посмотри.

— И увижу, кого погладить? И ты бы лучше не за моими взглядами следила, а за очередью! Твоя уже подошла! Отсюда слышу!

— Ой! — наверное, вскочила и поправила маску. Могла бы и камеру включать, чтоб я видел все подробности. И смаковал. — Я побежала!

Давай-давай, сейчас тебя обслужат… Нажал «вперёд».

Это раньше я ставил утюг на рубаху и бежал говорить по телефону. А теперь — совсем другое дело: и утюг сам выключится, и телефон в ухе раздражает меня всякими новостями.