Бесплатный фрагмент - Глупое недоразумение, из-за которого Шарона съела Мордше

Часть первая

I

Шарона сидела возле окна на высоком стуле и смотрела на улицу. В открытое окно проникал свежий запах молодой хвои и солнечный свет, заигрывая с зеркальцами на макияжном столике. Птички чирикали, хваля весну, а облака плыли высоко, возвещая о хорошей погоде на следующие несколько дней.

Шарона сидела возле окна каждое утро, в одно и то же время. Смотря со второго этажа на главную улицу небольшого районного центра, в который Мордше привез ее двадцать лет назад. Она представляла жизнь, которую никогда не проживала. Представляла большой город, огни и гламурные ковровые дорожки. Ослепительные лимузины, платья и умопомрачительные драгоценности. Этот мир был ее тайной, а ежедневный ритуал путешествия туда придавал Шароне особую загадочность и меланхоличность.

В целом Шарона была, мягко говоря, простовата. Она не работала ни одного дня в своей жизни. У нее практически не было подруг, за исключением соседок-сплетниц, перемывавших ей косточки за глаза, словно чайки на мусорной свалке. Общение с семьей с годами сошло на нет. Они были далеко. Все ее родные остались в столице, когда в восемнадцать ее сосватал двадцатипятилетний Мордше, многообещающий клерк районной администрации. Вся ее жизнь до этого судьбоносного события походила на бесконечную подготовку к замужеству. Мать девушки не обращала внимания на плохую успеваемость дочери в школе, но уделяла повышенное внимание тому, как одевается ее дочь, как ухаживает за собой. Она учила ее как следует вести себя с мужчиной — главой семьи, как заботиться о муже и как быть хорошей и покорной женой. А самое главное, мать ежедневно обучала дочь готовке. Обучала так, как будто ничего на свете для нее и для всего ее рода никогда не было и не будет важнее фамильных секретных рецептов.

Прожив в браке почти двадцать лет, Шарона с Мордше детей не нажили. Казалось, Мордше это совсем не волновало, а несколько даже радовало отсутствие мороки с мелюзгой. Стало быть, и ей, Шароне, нельзя было показывать огорчение по этому поводу. И она как хорошая и послушная жена спрятала эту свою грусть в дальний ящичек в глубине души. И таких ящичков там было полно.

Слегка полноватая, Шарона выглядела сильно моложе своих тридцати восьми лет. Жили они с Мордше в достатке, и у нее было довольно нарядов и украшений, хотя и простых. Мордше, будучи человеком обстоятельным, не смел и подумать выкидывать деньги на блажь и уж точно не был готов к такой расточительности, как покупка цветов и прочей ерунды.

Печально вздохнув, Шарона встала, включила радио с незатейливой популярной музыкой и принялась убирать со стола. Каждое утро она готовила для Мордше невероятно изощренный завтрак и собирала контейнер с обедом, который Мордше брал с собой на работу. Каждый вечер Шарона готовила для супруга умопомрачительный ужин.

Готовить было единственным талантом Шароны. Талантом такой необычайно огромной высоты, что мало кто из ее знакомых, жителей города, страны или даже мира мог сравниться с ней в этом искусстве. К несчастью Шароны, единственным слушателем ее кулинарной оперы был Мордше, который с годами перестал ценить тот дар, которым пользовался. Иногда, конечно, у них были гости, но бережливый Мордше не позволял своей жене тратить много на званные обеды. Хотя и со скромным бюджетом Шарона умудрялась затмить самые высокие ожидания. И гости, выходя из их дома, выглядели сильно счастливее, чем когда заходили, как будто блюда Шароны меняли их изнутри. Когда Шарона ждала гостей, и когда готовила для них, и когда смотрела, как меняются их лица в момент дегустации ее шедевров — эти дни были самыми счастливыми в ее жизни.

Сегодня утром Мордше ел тост из нежной венской вафли с авокадо и муссом из рикотты и базилика. Основной частью этого изыска был слабосоленый лосось, проведший ночь в маринаде из брусники, коньяка и розмарина. Украшало блюдо яйцо пашот.

Мало кто в небольшом районном центре мог знать о таком блюде, о

сочетании ингредиентов и балансе специй в нем. Знал Мордше, но он не спешил делиться своим сокровищем с другими.

Шарона привела в порядок рабочий стол, достала из холодильника кусок мяса и принялась к готовке для вечернего стола. Иногда во время приготовления пищи, она слушала провокационные западные ток шоу на

английском языке. Всего она, конечно, не понимала, но ей очень нравилось, как выглядят деловые дамы в строгих костюмах, остервенело говорящие на важные темы. Шарона представляла себя одной из таких дам, в своих мечтах

она боролась за панд, права чернокожих, голодающих детей в афганских деревнях, она запускала ветряные электрогенераторы и выходила на пикет за хорошее и против плохого.

Закончив зажиловку, она достала специи, травы и красное вино. В моменте, когда пальцы ее правой руки держали кусок мяса, а левая коснулась горки специй, словно божий перст настиг ее. Лицо приобрело серьезность,

мышцы скул натянулись, взгляд стал осмысленным и целеустремленным. Если бы кто-нибудь видел Шарону в момент ее творчества, он точно бы сказал, что это другая женщина и она значительно красивее и благороднее. С точностью хирурга эта другая женщина отмеряла пропорции специй и трав.

Ужин обещал жаркое в томатах, а на десерт кнафе из кадаифской вермишели и козьего сыра. Так, за домашними хлопотами, пролетел еще один день, приблизив тот роковой час, когда все в жизни Шароны изменится и ничто и никогда не будет прежним.

II

Ленивый стук столовых приборов раздавался в гостиной. Мордше неспешно нарезал еду на мелкие куски, затем в одну руку взял телефон и принялся листать новости, а второй, орудуя вилкой, стал монотонно, как бы между делом, поглощать мясо. От такого вопиющего нарушения этикета лицо Шарон чуть было не скривило в гримасу порицания, но она сдержалась. Она никогда никоим образом не выказывала своего отвращения мужем. Глубоко внутри Шароны была спрятана клетка, в которой жила недовольная, злая, сопротивляющаяся часть ее души. У нее были связаны руки за спиной, кляп во рту и повязка на глазах. Шарона не показывала этой второй себе то, что могло бы ей не понравиться, и с детских лет держала ее под замком. Вначале она прятала ее или скорее от нее свою властную маму, у которой был вполне конкретный план на жизнь всех своих дочерей. Позже она стала прятать от ��ее своего неблагодарного и недалекого мужа, с его скупостью, небрежным отношением, толстыми ляжками и слабыми пальцами на руках. И сейчас, сидя за столом, Шарона молилась, чтоб та внутренняя злая Шарона не услышала, как чавкает ее омерзительный Мордше.

Тишину депрессивной идиллии нарушало тиканье старых настенных часов и залетевший в комнату с улицы сверчок. Он кружил над столом вокруг тусклой лампочки, оставляя за собой еле заметный контур света, словно реактивный самолет в небе. Шарона была заворожена магией полета маленького незваного гостя.

Это было для нее яркое событие сегодняшнего дня. И она захотела втайне от всех сохранить это событие в своей памяти и угостить им свою внутреннюю Злую Шарону. Она надеялась изменить вторую себя и сделать добрее. Показать ей мир.

Легкая детская улыбка подняла уголки губ женщины вверх. Шарон заблуждалась. Она не знала, что Злая Шарон это тоже она, и в Злой нет и не может быть ни грамма добра, потому, что все хорошее живет в свободной Шарон, а все грязное, утробное и опасное спрятано в клетке внутри.

Утро началось с картофельных блинов с завернутым в них мягким рассольным сыром с розовыми томатами.

После молчаливой трапезы, как и обычно, Мордше учтиво попрощался и вышел из квартиры. Шарона заняла свой пост на высоком стуле возле окна и смотрела вниз. Вот ее муж, как и каждый день, выходит из парадной, поворачивает направо и идет вдоль всего Петровского бульвара. И там, вдалеке, когда очертания тучного невысокого мужчины становились едва

различимы, его силуэт поворачивал вправо.

Полчаса на грезы — и вновь уборка, готовка и прочие домашние дела.

***

— Ну и что ты хочешь подарить ей в этом году? — спросил Виктор. Виктор сидел за соседним рабочим столом с Мордше. В просторном кабинете с большими окнами и довольно древним ремонтом стояли два стола. На окне приютился засыхающий дохленький куст в убогом коричневом горшке. Уборщица Марфа поливала растение два раза в неделю, каждый раз, когда наводила порядок в конторе, но этого явно было недостаточно. Больше никому не было дела до куста.

— А в прошлом году был пылесос же, да?

— Я каждый год дарю жене дорогие полезные подарки. В прошлом году был, да, пылесос, в позапрошлом комбайн для кухни, до этого хлебопечка. Шарона всегда очень рада, — Мордше посмотрел на своего коллегу. За последние пять лет, которые он сидел в этом кабинете, сменилось несколько сотрудников. Виктор был третьим. Куда уходили сослуживцы, Мордше волновало мало. То ли меняли работу, то ли их повышали. Мордше же очень бережно относился к своей стабильности и не любил изменения, командировки или более тяжелые и сложные задачи. Он был хорош в том, что делал, и не хотел ничего другого. Он ставил печати «согласовано» на документы либо «отказано». Мордше нравилась его работа.

— Ну, тебе необходимо устроить нормальный праздник жене, двадцать лет все же! — не унимался Виктор, — Я же на следующей неделе перехожу в офис на четвертом этаже, кто тебя будет жизни учить? Старый ты скупердяй.

Мордше поморщился. Ему не нравилась фривольная манера общения молодого Виктора, но поделать с ней он ничего не мог. Он безуспешно пытался его отучить от подобной свободы в выражениях, но каждый раз терпел неудачу, и теперь Мордше был даже очень-преочень рад, что Виктора повышают и он уходит в офис на четвертый этаж.

Виктор придвинул свой стул вплотную к Мордше, положил руку ему на плечо и продолжил.

— Тебе нужно дать ей почувствовать себя женщиной. Сделай для нее что-нибудь женское. Например, подари украшение.

— Таки вот еще, у нее украшений целый ящик, куда еще барахла набирать, —

Мордше агрессивно сбросил руку Виктора, вскочил со стула и начал бегать взад и вперед по кабинету на своих маленьких нелепых ножках. — Что плохого в новой вафельнице? Я люблю вафли, она тоже любит…

Виктор перебил скупое нытье коллеги.

— Да ты не понимаешь, брат, женщинам нужны цветочки и блестяшки всякие. Ты не поверишь, какой нежностью потом это к тебе вернется. Не упрямься, послушай, я-то в этом хорошо разбираюсь, — холостой Виктор любил бездельничать на работе и рассказывать байки, как он провел выходные в самых сальных подробностях, от которых у Мордше шевелились остатки волос, а румянец стеснения заливал даже полированную лысину.

Виктор был экстремальный лентяй, каждый понедельник он являлся с жуткого похмелья, а пятницу проводил в подготовке к вечернему променаду. Вторник он занимал тем, что ходил по административному зданию, в котором они с Мордше работали, и «налаживал связи». Все дела он откладывал до четверга, и те из них, которые не потеряли актуальности, кое-как стряпал на скорую руку. Благодаря своей изворотливости и нечеловеческой эффективности он пользовался уважением руководителей, и неудивительно, что его повысили аж до четвертого этажа.

Мордше считал, что только он знает правду о Викторе, и искренне удивлялся недальновидности руководства. Усмехнувшись про себя, Мордше прочитал очередной документ, сравнил параметры запроса с таблицей и поставил штамп «отказано». Запрос был от матери-одиночки, она хотела организовать

отдельный вход от своего домовладения на асфальтированную дорогу, чтобы ей с маленьким ребенком не обходить целый квартал по грязи. Но не хватало даты на запросе, а Мордше не мог пропустить такой некомпетентный документ. Виктор обошел стол Мордше, положил руки на плечи своего коллеги и начал массировать их, продолжая нравоучать:

— Как только ты поймешь, брат мой, что стоит потратиться совсем немного на бесполезные, как тебе кажется, вещи, и тебе откроется доступ в рай женской благосклонности. Поверь, это самое лучшее вложение денег, — затем Виктор, улучил момент скованности коллеги, выдернул листок с запросом, легким движением руки поставил текущую дату и шлепнул печать «одобрено» поверх «отказано». Оцепеневший от такой наглости и фамильярности Мордше не успел не то, что среагировать, но даже понять, что произошло.

— Таки ладно, ладно. Виктор, ты меня убедил, завтра же схожу в магазин бижутерии и чего-нибудь подберу, — сдался Мордше.

— Не-а, не в магазин бижутерии. Ты, мой друг, пойдешь в ювелирный. Есть правило — каждые год отношений ты должен дарить подарок своей женщине, эквивалентный одной десятой твоей месячной зарплаты, а раз в десять лет в размере целой зарплаты. Это как сто тридцатая зарплата. Надеюсь, и я однажды такое кому-нибудь подарю, — Виктор с секундной грустью посмотрел в окно, но тут же натянул на место свою фирменную улыбку.

Мордше сдался, но он и сам подумывал чем-то угодить своей жене. Все то, что он дарил Шароне в прошлые годы, были хорошие предметы. Они сильно облегчали домашний труд. И Мордше был искренне уверен, что Шарона и сама в восторге от них. Он не мог и представить, что жене может понадобиться что-то настолько ненужное, как украшения. Она покупала себе бижутерию и выглядела в ней вполне достойно.

III

На завтрак были рулеты из тонко нарезанных слайсов баклажанов с завернутым в них обжаренным сыром халуми. Дополнением служил хумус с зеленым маслом, и поджаренная пита.

Как и обычно, завтрак протекал почти в полном молчании. Мордше поглощал пищу, запивая травяным чаем, и листал новости в телефоне. Шарона наблюдала за мужем, наблюдала за реакцией мышц его лица после каждого кусочка ее блюда. Даже несмотря на увлеченность новостями, после того, как вкусовые рецепторы включались, губы Мордше бессознательно растягивались в благодарную улыбку. А две вертикальные морщины над переносицей на время трапезы почти полностью разглаживались.

С детским азартом Шарона разглядывала своего супруга, чего он, кстати, абсолютно не замечал или замечал, но не придавал значения. За долгие годы совместной жизни Мордше свыкся с участью божества в своем доме. Отчасти именно патриархальное воспитание Шароны повлияло на то, каким стал Мордше сейчас. Будучи не очень сильным и волевым человеком, он легко принял роль, отведенную ему матерью Шароны.

Мордше задумался о разговоре, случившемся у него намедни с коллегой. О покупке подарка для Шароны. Он отстранил телефон, с глуповатой улыбкой и без задней мысли хотел было пересказать разговор своей жене. Но увидев ее завороженное лицо, осекся. Резко нахмурился, посерьезнел и вернулся к чтению новостей. Прячась за телефоном и машинально скролля новости, он раздумывал, что купить супруге. Вспомнив о небольшом ювелирном магазине, он прикидывал, сколько уйдет времени на дорогу туда. Понял, что только дорога отнимет у него 10 минут, и это не говоря о мучительном выборе будущего подарка. С болью на лице из-за травмированного режима он прервал трапезу и направился к выходу. По обыкновению, скупо попрощавшись с Шарон возле самого выхода, раздосадованное божество вышло из дома.

Шарона опешила от стремительного бегства супруга. Она смотрела на недоеденный завтрак. Такого еще не было! Мордше не забрал обед! Что-то явно не так, как должно каждый день быть!

Затворница внутри Шароны сбросила повязку с глаз и начала отгибать прутья. У Шароны выступил пот на лбу и надулись вены на висках. Она бросилась к окну и принялась высматривать Мордше. Ее муж, как и каждый день, вышел из парадной, повернул направо и шел вдоль всего Петровского бульвара. И там, вдалеке, когда очертания тучного невысокого мужчины становились едва различимы, его силуэт повернул налево. Налево!

Затворница вырвалась из клетки. Шарона не могла больше держать себя в руках. Она швырнула тарелку с остатками завтрака в стену и выбежала на улицу прямо в домашнем платье и с неубранной прической. Как локомотив,

извергая почти видимый пар из ноздрей, она штурмовала Петровский бульвар.

Повернув в тот же переулок, Шарона попала в оживленный сквер со множеством магазинов. Она стала искать глазами знакомые лица и увидела

молодую супружескую пару, с которой они с Мордше общались в прошлом году и даже несколько раз приглашали на ужин, чего гости, естественно забыть уже не могли. Шарон подлетела к ним и значительно громче, чем того требовал этикет, принялась расспрашивать, видели ли они Мордше. После недолгого, но напористого допроса Кеша Дебров, интуитивно прикрывая жену от возможного нападения, дрожащим пальцем указал на ювелирный магазин.

Несмотря на тугую пружину, дверь в ювелирный отворилась резко и с оглушительным ударом. Стекло в двери чудом устояло. С ловкостью дикого кабана Шарон пронеслась внутрь. Подлетев к единственной находящейся внутри продавщице, она принялась допрашивать ту с удвоенным напором, едва не переходя к пыткам. Юная продавщица сдалась очень быстро.

Оказалось, что Мордше купил ожерелье из золота, выполненное в виде лепестков винограда и инкрустированное зелеными фианитами. Она ему его посоветовала, потому что и сама его очень желала, это была ее любимая вещь в магазине.

Шоры ярости спали, Шарона сопоставила скорый праздник супругов с покупкой и расцвела в сияющей улыбке. Ее повадки тотчас же стали