Бесплатный фрагмент - Глобус Билла

1. Командир и домовой

В яйце синергии заворочался, вылупляясь, Глобус. Сигнал дан, и птенец готов: и лапки, и клювик. Поначалу двуцветный, он закрутился на месте волчком, и покровы треснули, распались. Шар закрутился, срываясь с подставки.

В полёте прилипла к мягкой округлости стен плёнка защитной энергии, но Глобус её сбросил и обрывки закрутились, опадая.

Как выглядит со стороны Глобус, можно было увидеть на карте-оживалке, прикнопленной возле зеркала в прихожей. Карта устаревшая, как в папином кабинете, в рубке имелась для этого великолепная новая трёхмерка.

Но зато не надо проситься и скрестись в рубку, как сказал Билл. Шанни заметила:

— Да, не стоит ему сейчас попадаться на глаза.

Бешеное движение поднявшегося вверх по прямой, как от взгляда волшебника, Глобуса на них никак не сказалось. Они просто стояли в полутёмной прихожей. В полу небольшое окошечко, но оно пока прикрыто. Папу в боковом окне тоже не видать — исчезло поле, сразу началось небо.

Полутемно было потому, что хозяйственный Ас сразу отключил половину ламп — как он считал, на взлёте во время рождения небесного Глобуса стоит беречь старинную эрзац-энергию. Шанни успела подумать, чем такое свойство характера — ну, совершенно ни в каких инструкциях не прописано, что нужно экономить такую низменную штуку, как электричество — чревато для них, очевидно, полностью обязанных подчиняться воле командира. Это-то не раз оговорено.

Ну, ладно — по ходу разберёмся.

Слева от Энкиду находился дополнительный пункт наблюдения. Билл показал:

— Там будет кто-то сидеть и подсказывать, что нам делать.

— Хорошо бы. — Согласился Энкиду.

Ещё один был на северо-востоке. Два гардероба кулисами, совсем по-домашнему, предлагали рассовать вещи. У ног Шанни и, правда, сидел небольшой чемоданчик. Богатый гардероб Энкиду покоился в его наплечном мешке.

Южные помещения с упомянутым суфлёром и неразведанными кладовыми на тёмной стороне казались напрочь отделёнными от севера. Как там стиральная машина, подумала Шанни, учуяв, какое духмяное облако собралось вокруг Билла и Энкиду.

Акулья площадка находилась метрах в двадцати над их головами, и, если задрать голову, можно увидеть только подобие шатровой крыши изнутри. Они ещё не распределили комнаты, и вообще, сразу выяснилось, что они не знают, что делать. Шанни снова потерянно подумала, что хорошо было бы залезть под душ. Но пока, наверное, этого нельзя…

Она представила, как горячая струя смывает с её лица заботу, плавит стальную маску. Это было её всегдашним домашним ритуалом, куда бы леди Ш. не занесло… Ну, разумеется, если поблизости била эта самая струя.

Билл, оказывается, размышлял о другом.

— Ну, вот, теперь знай, найди удобное кресло и сиди пальцами верти.

Шанни покосилась на него. Будет ли беспечность царского сына, ради которого затеяно это странное дело, подарком в путешествии или это может обернуться чем-то не таким хорошим?

Энкиду первым нарушил их растерянное топтание.

— Ты куда, брат?

— Ну, не стоять же здесь всё время до Эриду.

Он направился к гардеробу и, открыв его, забросил внутрь свой вещмешок. Шанни нервно рассмеялась.

Здесь коридор делил Глобус на восточные и западные помещения. Энкиду бросил взгляд на чемоданчик Шанни, и она, не тратя слов, разрешила. Чемоданчик отправился следом за рюкзаком.

Билл начал руководить:

— Давайте наверх. Народу надо быть поближе к начальству.

— А твой багаж где?

Билл выглядел растерянным.

— В самом деле… у меня там бутербродик и… какие-то вещички. Куда я его сунул, ума не приложу.

Они разом и втроём глянули в сторону спиральной лестницы, но, не сговариваясь, направились к западной обыкновенной. Возможно, потому что она была шире и просторнее.

— Ты смотри, я с тобой всякими мелочами делиться не буду… брат.

— Жлуда. — Откликнулся Билл и на ходу приподнял плафон настенной лампы. Он вытащил из под него какую-то крошечную коробочку и многозначительно показал Шанни и Энкиду.

Шанни с такой досадой охнула, что Билл удивлённо на неё покосился.

— Обычное дело. Ещё один жучок. Мы ещё долго будем их вытаскивать из самых неожиданных мест. Кто до отъезда посещал стоматолога, дети?

Энкиду вгляделся под ноги:

— Те, те. А это что такое, господа?

Он нагнулся и, подняв, показал им книжечку наподобие членского билета литературного общества. Все втроём воззрились на эту находку. Билл взял книжицу и, листнув, расхохотался.

— Да это ж королевский проездной! Ах, папа. Ну, папа. Честный.

Это грубое свидетельство государственного надзора здесь в небе неожиданно утешило их. Надзирают только за свободными духом. К тому же, это подсказало, что мощная машина государства дала сбой, оказавшись беспомощной против стихии полёта.

— Ну, надо ж. — Не мог успокоиться Билл, пока они поднимались к залитым светом мосткам в жилое полушарие. — Жучка подсадил и документ оставил. Что это, а?

— Подсознание нибирийца всегда на стороне сил света? — Предположил Энкиду.

Билл покосился на него.

— И где ты такого набрался.

Шанни сначала развеселил проездной воришки, но тут же какая-то мысль силой сдвинула её брови. Восторженный крик Билла неприятную мысль сбил на лету.

Она проходили мимо Детской, дверь в которую кто-то оставил открытой. Полукруглое огромное окно показало им синюю пустоту, которая не была ночью. В глубине сияли огни на погранбашнях, мчащихся прямо на них, и подсвеченное ими предстало перед тремя путешественниками зрелище: с десяток лун, обычно почти незаметных на небе, прямо-таки плавились от света разных оттенков.

Среди цветных шариков и полулуний двигалось нечто, явно не рождённое небесами.

— Что это… — Начала Шанни и остановилась — поняла.

Летела, извиваясь, многоцветная плоская доска длиною в несколько пассажирских лайнеров, вроде как морское животное удрало из родного океана. Пояс великана складывался и распрямлялся, складка затемнялась, и масштабно выплывал чудовищно увеличенный шов стыка с огромными стежками.

Изловленный прожекторами пограничников и отражённым сиянием соседской мелочишки предмет оказался окрашенным в неестественно отчётливые цвета.

— Это ж флаг, тот самый в один звёздный километр! — Воскликнул Билл и заорал. — Ас, ты это видишь?

В тишине включилась громкая связь, и невидимый Ас бесстрастно произнёс:

— Надеюсь, его хорошо закрепили…

Шанни вглядывалась. Башня, к которой циклопическими петлями пришвартовали этот символ государственной безысходности, едва заметно покачивалась. Фотонный луч в чердачке светил без игривых подмигиваний. А мог бы и подмигнуть нарушающим госграницу.

— Мы к тебе.

— Вам чего? — Нелюбезно осведомился громовой голос.

— На флажок посмотреть, то да сё. Я дарю табе флажок… Слыхал стих? — Заискивающим голосом отозвался Билл.

Корабль передёрнуло. Предположительно, Глобус обладал хорошим поэтическим вкусом.

— Вы бы сидели да молчали. — Неохотно прибавил. — Ладно… но руками ничего не трогать. Это я к тебе, Билл, обращаюсь. — Добавил голос, как будто носитель узрел, как Билл наставительно обернулся к Шанни и Энкиду.

Когда вошли в лодочку рубки, мрачная спина Аса не шевельнулась.

Рубка просторная, но явно не рассчитана на командное управление. Глобус вообще был небольшой корабль.

Сразу стало тесно от присутствия троих полновесных нибирийцев. Как сказал Билл:

— Хорошо, мы не захватили воздушные шарики.

Шанни поёжилась. Она не была тиха и безответна, но эта брутальная, умноженная на три неизвестных, атмосфера самую чуточку действовала на нервишки. У неё мелькнула мысль — а хорошо, и правда, что они все трое воспитаны и покорны правилам.

Ас крутанулся в кресле и по-хозяйски бесцеремонно оглядел гостей.

— Сюда нечего зря соваться… — Начал пилот, но передумал и отменил курс по основам этикета.

Встал и, взяв за ногу табуретку, подставил её Шанни без единого слова. Она оценила граничащую с грубостью острую и пикантную любезность. Видимо, не приподняться при появлении леди было для него всё равно, что зубы не почистить. Хотя, возможно, он ими и скрежетнул. Но раз они у него такие вычищенные, зря было бы ими не воспользоваться, верно? Поблагодарила с рассеянной вежливостью — так как Ас сразу волком поглядел и сел, отвернувшись. Плечами и затылком он показывал, что посторонним здесь не место.

— Энкиду, ты уже простил этому держиморде котёночка? — Громко прошептал Билл. — Сейчас так приятно было бы потискать на коленках что-нибудь мохнатенькое.

Ас показал замороженный для потомков нос и подбородок. Билл дружелюбно повысил голос:

— Я вот тут талдычу Энку, какая у тебя трудная работёнка. Сидишь тут один, как сыч… холодный весь, без ласки. А? ты смотри, душонок, не врежься в пограничников, а то мы ещё в юрисдикции Нибиру. Мигом отберут ремни.

— Не переживай.

Ас занялся клавиатурой и, не глядя, толкнул что-то своим командирским сапогом.

— Забери свои монатки, Баст.

Билл разулыбался.

— Так я тут тебя оставил, бутербродик.

Шанни приметливо пригляделась к Биллу.

— Ты успел побывать в рубке. Когда?

— Ну, когда, когда. Не помню. Ты думаешь, я тут бомбу установил? Или что-то вроде папиного жучка, чтобы перед сном наслаждаться роликом, где он зевает? Да, кстати…

Билл показал Асу находку. Тот почти не удостоил взглядом Биллову ладошку.

— Не удивлён?

— Скорее, расстроен, что меня, капитана флота, держат за дурака распоследнего. Виноват-т… — (В сторону Шанни).

— Что ты хочешь этим сказать?

Ас молчал, занятый лавированием между изгибами флага. Энкиду предположил:

— А то, что если мы найдём такую штучку, то шумно повозмущавшись тупостью и бесцеремонностью Вечных, расслабимся и…

— Будем кататься на спинке и чесать лапкой за ухом. Понял. — Подхватил Билл.

Он, тем не менее, тут же рассердился.

— Я смотрю, вы тут все спелись за широкой и прямой спиной царского сына. Ты с ходу мысли его читаешь, что бы это значило?

Энкиду повернулся к нему:

— Мы же не будем обниматься на полу каждый раз, как тебе что-то покажется? Если я правильно понял наш уговор третьего дня? И кислороду на это не рассчитано.

Билл не успел растолковать, как он сам понял уговор.

Ас с лёгким раздражением сказал:

— Так, а теперь коль вы тут насмотрелись на кнопочки, я прошу вас всех покинуть рубку. Взлётная карта, согласно инструкции, заполняется и сохраняется командиром корабля в тайне. А я — если кто пропустил — командир этого корабля.

Билл кивнул:

— Раз уж ты решил всех нас ткнуть носом, как этого котика, которого папа уже нежно ругает, что тот налил под трон, то изволь, проясни и наши статусы.

Ас извлёк на свет Божий выражение чуть ли не изумления — не без оттенка удовлетворенного злорадства:

— Какие у вас статусы, прости Господи? Вы пассажиры…

Голос Шанни сделался вкрадчивым:

— Вы хотели сказать — балласт, верно, командир?

Энкиду резонно возразил:

— Но не сказал же. В самом деле, дружище, ежели вы нас так поименовали, мы тогда дежурить на кухне и в общественных местах откажемся. Забастовка, сударь, слышали такое слово?

Билл упоённо закивал, отбивая такт разумной речи рукою по воздуху. Шанни посмотрела на его руку. Ас огрызнулся:

— Вот ещё. Попробуйте не подчиниться. У меня есть право посадить вас под домашний арест за отказ выполнять требования командира. Вплоть до передачи властям.

Шанни воззвала к Биллу:

— Видали? Мы для него штафирки…

— Каким властям?

(Ас мельком посмотрел на Энкиду.)

— А я что говорю? — Простонал Билл. — Немедленно определи наши права, а то мы отсюда не уйдём. Я лично под грузовик лягу.

Он, похоже, получал всё больше удовольствия от разговора.

Ас нетерпеливо посмотрел на клавиатуру.

— Извольте. — Он повернулся к Шанни. — Сударыня, с вашим статусом всё проще простого. Вы — гостья его высочества.

Билл вмешался.

— Вовсе нет. Это звучит как-то двусмысленно и бросает тень на доброе имя леди.

Шанни неожиданно дружелюбно согласилась, убирая прядь волос за ушко:

— Как скажете, командир. Меня это вполне устраивает.

Остаточную агрессию она выразила жестом и вопросом:

— А этот?

Ас ответил, подумав:

— Научный руководитель экспедиции?

Оба они при этом и не посмотрели на Энкиду.

— Что? — Протянул Билл.

Он широко раскрыл глаза и шевельнул губами с немым вопросом, требуя поддержки у зрителей.

— А я тогда, кто?

— Царский сын. — Ответил Ас. — Это всё, что я могу тебе позволить.

— Стыдуха какая. — Заметил научный руководитель экспедиции.

Шанни заметив, что Ас вот-вот взорвётся, поспешно вернулась в образ гостьи его величества:

— Большое спасибо, господин командир. Не смеем долее злоупотреблять и прочее.

Она попросту вытолкала Энкиду, а Биллу выразительно показала, как отмахивает комара. Билл, злобно ворча «Попомнишь ты царского сына», вывалился из рубки.

Ас вслед сказал:

— Всем собраться в Гостиной. Через час… — он посмотрел на запястье, — минуток через сорок я вас вызову, господа. Обговорим внутренний распорядок.

Билл всё ещё болтался в коридоре.

— Добрый ты. Сорок, говоришь? Как насчёт обильного утреннего кофе?

Ас кивнул и сказал по громкой связи, глядя Биллу в глаза:

— Господа, просьба… пока не посещать южные помещения.

Он чуть понизил голос — довольно бессмысленно, по мнению Билла, раз уж говоришь по громкой связи:

— С циркуляцией замкнутой системы жизнеобеспечения всё в порядке… просто, знаете, примета есть.

Билл увеличил персональную громкость, пытаясь попасть в микрофончик:

— А у него тут аварийный люк имеется. Понимаете? Не забудь, что тут болтается государственная символика.

Ас рванул к нему в своём готическом кресле первого и последнего пилота. Билл отпрянул.

— Чем нам заниматься? — Оскорбился он в закрывающуюся у него перед носом дверь.

Ас приблизил губы к проёму двери:

— Цветочки нюхайте, книжки читайте… можете пыль кое-где протереть.

Дверь захлопнулась с последним видением — усмешка Аса.

Первые сорок минут, когда Глобус продирал атмосферу, проскочил молчаливую пограничную заставу, вышел на орбиту — миновали для Аса в напряжённой работе.

На заставе всё как вымерло. Жерла эрликонов были пусты, как глаза статуи с украденными чёрным археологом глазами. Явственно витал в синем воздухе приказ: Глобус никто не останавливал, документики показать не просил.

Комфортный режим для выездных приятно удивил. Ас-то знал, как выглядит процедура, когда кто-то несанкционированно, да и санкционированно покидает Родину. Впрочем, она краткая. Зато долго клочки потом носятся по закоулочкам. Интересно, как будет выглядеть возвращение… мелькнула мысль, не вызвав даже слабенького желания раскрутить логику за ушки.

И какова процедура при влёте в пространство колонии? Время есть, подумать успеем.

Скопище загорающихся огней южной столицы взлетело, падая и образуя небо там, где ему быть не положено.

Улицы давно заросли при изменении масштаба. Зелёные, как неестественно окрашенный крем, леса, плескались волнами. Полосы бухт опоясывали океаны, ставшие плотными, подобно камням.

Золотое месиво в окне уменьшилось до копейки под ногами, будто кто-то вниз по лестнице убегал. Макушка мира съёживалась. Рубцы и вздутия укрощённых вулканов и острия восточных скальных массивов требовали модного мейк-апа.

Рельеф материков уточнялся высотой. Поплыл кисельный океан, сразу загнул за бок шара. Проступили красные пятна Северной Нибирии, неблагополучный в политическом отношении регион покрылся румянцем гнева при виде сбежавшей подозрительной компании.

По границе вдоль коричневой гряды ползла чудовищная сороконожка. Ас вгляделся, склонив прямоугольник борющейся с его педантичностью бородки — стена резервации была видна с орбиты.

За грядой почти стёсанных до основания гор чернота плелась и пласталась: шли работы по выборке из недр последних жалких полезных ископаемых. Исчерпанные, как годовой госбюджет к апрельским праздникам, за триллионную историю цивилизации, кладовые мира ещё сохранили что-то на самом донышке. Конечно, это не шло ни в какое сравнение с большим ограблением колонии, обеспечившим невиданный расцвет предыдущих династий, — но всё же кому-то на булавки хватит. Чуть дальше на плоскости океана угадывался скромный флот наблюдателей.

Тут же заискрило, и постепенно проявилась над лесами, полями и морями вибрирующая оболочка — синергетическая сеть космозащитки и сквозь неё алчными зловещими огоньками меньшая — система наблюдения и прослушки.

Сплетённая из эрзац-энергий отнюдь не в режиме экономии, она использовалась день и ночь. Создать подобное из синергии было невозможно: почему-то вечный и бесплатный источник сразу истощался при попытке такого использования.

Папины аппараты трудолюбиво жужжали пчёлами, сбирая мёд знаний — частные разговоры. Миллиарды Мегамиров, лица и голоса, шёпот, сплетни и редкие умные мысли искрили зелёными огоньками.

Уплыл голос мужчины, говоривший:

— Ну, родная, пойду за сигаретами. Если на первом канале начнётся траурная музыка, крикни из окна.

— Размечтался. — Ответил молодой женский голос.

Разговор замкнулся на паутине красной точкой, к ней, колебля сеть, побежали паучки-сигналы. Он не покурит сегодня.

Злато доноса копилось по крупинке, квадраты полей измельчали в камушки, которыми обкладывают дорожки в саду. На третьем материке заповедные территории желтели, как лепестки осыпавшегося крупного цветика.

Ас увеличил кусочек — саванна мелькнула в стеклышке и канула с копытцем хрупкого животного-статуэтки.

Когда по спирали вместе с Нибиру Глобус в третий раз обошел Родину, столица со сквером и шляпой стала мифом. Подвинув скрипнувшее стеклышко, Ас со сдавленным сожалением взглянул на предместья. Та гора с гребешком и старой часовней у подножья остановила его взгляд. Обсерватория приветно мигнула на белой дороге.

Глобус взлетал, вращаясь, как подсказывала его планетарная форма, поэтому, секундой спустя, Ас увидел полюс в замёрзших руинах древних городов. Следующий виток вынес беглеца с Нибиру к той точке наблюдения, из которой снова виден был край третьего материка, уже выглядевший до смешного маленьким, и глубокая синева посреди океана — самый старый вулкан да упокоится во снах, как замумифицированный для потомства великий преступник.

Нибиру шевельнулась в небе, её по щучьему велению застлал туман. Блуждающее облако помешало допрощаться до слезинки, которая бы, конечно, канула в урезоненной растительности командира. Луны и обломки лун, вытаращивая кратеры от удивления, следили за таким безобразием.

Глобус поддули снизу, он взлетел мячиком на вершину фонтана.

Мы покинули орбиту Родины, ай-яй-яй.

«Уходим, братцы», — как скажет Билл, старина Билл. Что-то сказали сейчас внизу? Ас себе очень хорошо представлял, как это происходит.

Целое подземное жилище с чертями в белом, и вот наушники спущены, и кто-то протирает глаза вполне нибирийскими пятью пальцами со словами:

— Ну, тово… объект недоступен. Пошли по кофе.

Да-а… вот-вот.

Когда до назначенного им срока осталось минут пять, он встал, закрыл в Мегамире окно и вышел в соседнюю коморку.

Это была дежурка с кучей почему-то пустых банок кофе на стеллаже и страшненькая раскладушка. Ещё Ас обнаружил кое-какие консервы и скептически отдёрнул занавеску, за которой помещался полевой душ.

Что ж, неплохо. Совсем неплохо. В крайнем случае, здесь можно выдержать осаду. Внезапно у него злобно и необъяснимо заболела голова. Ощущение было объективно такое, будто кто-то вцепился в его мозг когтями. Он просто увидел эти когти — скрюченные и лакированные.

Ас шагнул туда-сюда, от пульта через порожек к банкам кофе, взялся за голову, за левую половину… тут же отдёрнул и воровато — именно-с — глянул на дверь. Там слышались бездарное хождение и громовой голос Билла, ухитрившегося включить где-то громкую связь и вещающего:

— А к Альфа Центавра в банках из-под кофе полетим.

И радостный захлёбывающийся хохот. Ну, надо же… Слышен и негромкий глас Энкиду. Но что тот говорил, командир, снова потрогавший голову, не разобрал. Похоже, парень сей негромкий. Но вот к худу ли, к добру, неведомо. Пока. Ну, по лёту разберёмся, проясним, убаюкал он себя, не ведая, что скопировал мысль Шанни.

Боль уходила по мере того, как Глобус, вертясь юлой, ускользал в синеве всё дальше и выше. Железные врата Нибиру, которые отнюдь не являлись метафорой, хотя гражданам объясняли, что в них верят только конспирологи и домохозяйки, остались внизу.

Теперь Глобус летел почти на свободе к незримой стене Большого Квадрата.

Спустя указанное время, по лесенке, поднимающейся по прямой из кухни в коридорчик, где на стене в коробке помещались классические топорик и шланг, послышались шаги. Энкиду, пришедший сюда со стороны закрытой тёмной лестницы вдоль западного полушария, остановился. По дороге он открыл пару кладовых: пристенный погреб, откуда пахнуло густым запахом зелени и лука, и ледник, где стеклянные висели туши, ужаснувшие его. Голова зверя из зазеркалья посмотрела на него невидящими глазами. Теперь он стоял в арке, ведущей в тот же коридорчик.

Золотая шапочка Шанни показалась на лестнице. Она, закинув голову, пометила его синими огоньками.

— Мы не опоздали.

— Кажется…

— А где Билл?

Энкиду постучал в дверь рубки. Голос Аса прозвучал сварливо:

— Я вас вижу. Не топчитесь, заходите.

Дверь открылась — она, к слову, была самой обычной, будто в жилые комнаты. Ас сидел в кресле и по его виду и взгляду понять, в каком он настроении, Шанни не удалось.

— Где?..

— Неизвестно. — Рапортовал Энкиду. — Я его видел мельком в прихожей. Ну, там, где дополнительный пункт управления.

Ас нахмурился.

— Я же сказал, сидеть всем в Гостиной. Что ему там, мёдом намазали?

Загрохотали шаги, и Энкиду определил, откуда они — по боковому переходу со спиральной лестницы.

Билл вломился, спуская рукава, добрый и расположенный ко всем без исключения:

— Я вас везде обыскался.

— Сядь.

— Но…

— Впредь… сядь… впредь, если я говорю — где ждать и сколько, изволь выполнять мою просьбу. Мы не на прогулке. Кстати, мы в свободном полёте. Скоро выйдем за пределы Большого Квадрата. Вы попрощались с Родиной?

Он отъехал в кресле, демонстрируя, где они находятся. Над клавиатурой, которую он закрыл задвижным стеклом, в окне в полной черноте сверкал далёкий и одинокий огонь.

— Плуто… — Занюнил Билл. — Маленький ты мой…

Он вгрызся в непробиваемый взглядами затылок командира.

— Видели, видели-с… шарик крутился. Я плакал, между прочим. Сдержанно, в монархическом стиле. Вот пусть товарищи подтвердят. Ты не забудешь записать в отчёт? Я хочу, чтобы всё было в полном порядке, как следует.

Ас внимательно взвесил его на глазок и, тщательно произнося слова, пообещал:

— Хорошо, я запишу в бортовом журнале.

Все прекрасно всё поняли. Даже Билл, набирающий в свою мужественную грудь прочищенного воздуху с нормальным содержанием основных атомов, и тот глазами сказал: эге.

Слова сказать боялись, впрочем. Ас отметил, что система примет тут всем знакома. Раньше времени не смейся. Билл помолчал и снова пошёл в наступление.

— Мы же вроде договорились, что я царский сын и делаю, что хочу. Простая логика и, если я чего-то не понял…

— Мы должны распределить комнаты. –Ас более не обращал внимания на Билла.

Шанни успела устроиться на табуретке, видимо, считая, что уже заявила на неё права. Энкиду сел на пол возле стены, скромно сложив ноги цветочком. Билл заткнулся и привалился к стене, узурпируя позу Аса.

Тот вещал:

— Все, в общем, понятно. Единственная Спальня, она в восточном полукруге, наверху над Гостиной. Она, разумеется… — Поклон в сторону Шанни. — …Ваша.

Изучил сидящее изваяние.

— Остаются так называемая Детская и Игровая. Можете поделить между собой, как хотите.

— А ты?

Ас повернулся к Биллу.

— Я всё равно буду большую часть времени в рубке. Воспользуюсь дежуркой, там всё есть, что нужно.

— Нет, ну, почему же, — щедро развёл руками Билл. — Есть ещё Гостиная. Хочешь, мы тебе там раскладушечку организуем?

— Там есть удобный диван. — Напомнила Шанни.

— Хорошо, спасибо. В крайнем случае, буду иметь в виду.

— Но она же проходная. — Противореча себе, сказала Шанни.

— Это не имеет значения.

Биллу что-то не понравилось.

— Ты такой неприхотливый? Мы тебе охотно уступаем хоть Детскую, хоть эту, с игрушечками. Есть там игрушечки? Главное, вечером складывать их в коробку. Ты же командир, нам нужно, чтобы тебе было удобно. А мы-то что? Верно, братанчик?

Энкиду кивнул.

— Конечно.

— А я могу спать на удобном диване в Гостиной.

Шанни оживилась.

— Нет, простите. — Непонятно было, шутит она или пародирует командира. — У меня подозрение, что если ты будешь ночевать в Гостиной, её нельзя будет использовать по прямому назначению.

— Что? — Протянул Билл.

Энкиду негромко выдохнул — ха, ха.

Билл мельком на него глянул.

— Нет, это вот, что? Какие-то инсинуации. Что вы имеете в виду?

Ас расслабился и следил за развитием переговоров.

— Кроме того, как было замечено, она проходная, и я, Билл, тебе честно говорю, что тогда я буду проходить где-то в другом месте. Есть там аварийный люк? — Шанни так старалась, что Ас, не выдержав, усмехнулся.

Билл совсем осерчал.

— Ничего себе. И этих людей я позвал с собой в разведку. А когда дело до чего-нибудь серьёзного дойдёт?

— До чего дело дойдёт?

Энкиду пояснил Асу:

— Ну… стрельба… всякое.

Ас утешил Билла:

— Ну, тогда всё в порядке. Обещаю тебе, что со стрельбой всё будет хорошо.

Билл смолчал. Шанни примирительно начала новую страницу:

— Ну, чем тебе не нравится Детская?

Билл огрызнулся:

— Ничем. Мне не нравится, когда кое-кто начинает выставляться.

Ас открыл клавиатуру.

— Хватит. Детский, в самом деле, разговор.

— Давайте бросим жребий, кому с кем спать.

— Этого ещё не хватало. Билл… — Ас обернулся.

— Ты за кнопочками следи.

— Я не понимаю…

— Я тоже. — Сказала Шанни. — По-моему, ты просто развлекаешься. Это само по себе неплохо, но сегодня первый день и, если честно, у меня чувство юмора не той консистенции.

Она встала.

— Я пойду к себе.

— А жребий?

— Душем можно пользоваться? — Спросила она от двери.

Ас кивнул.

— Э! Почему ты первая?

— А ты собирался принять душ?

— Нет, но… — Он показал на командира. — Должен быть какой-то порядок. Я думал, мы все указания, кому куда, будем получать вот здесь.

Он приложил пальцы к виску и сделал отмашку.

— Билл, я не буду давать указаний насчёт душа, бутербродов и поливания цветов. Ты доволен?

— Да. — Приложил руку к груди. — Вот теперь, да. Ты меня успокоил. Главное, точность во всём.

Шанни, сдвинув табуретку, вышла. Ас едва дождался, когда дверь закроется и сказал вставшему Энкиду:

— Не уходи. …Это и тебя касается, Билл.

— Что ещё?

Отодвигаясь от клавиатуры и упирая кончики пальцев в её край возле кнопок с пометками такими ужасающими, что лучше не всматриваться (это сказал Билл), Ас негромко молвил:

— Да, и вот, что…

Билл, чьё остроумное замечание насчёт того, почему Асу следует быть поаккуратнее с кнопками, было игнорировано, сердито засопел и, повернувшись возле дверей к Энкиду, постращал вполголоса:

— Вот с таких фразочек обыкновенно он начинает разговор о вещах немыслимых.

Энкиду, уже переступивший порог — его обычное состояние в комнате, когда он не сидел на полу — остановился и посмотрел через плечо на неподвижные плечи Аса.

— По-видимому, мы должны попасть в поле зрения командира. — Заметил он.

Ас слегка развернулся — вежливость за вежливость.

— Я по поводу некоторой необходимой штуки…

(– Я же говорил. — Вставил Билл.)

— У нас на борту дама… — Конторским тоном завёл Ас. — Посему нам следует отказаться на время от некоторых устоявшихся привычек.

Билл сразу возмутился, вернулся и, сев на табуреточку, стиснул её ногами в позе берущего барьер всадника на единороге:

— Что ты хочешь сказать… Как это неделикатно с твоей стороны. Вверх бестактности, а ещё царедворец. Если этот парень спал с дикими свиньями и питался тем, чем они питаются… привык рвать сырое мясо острыми зубами и не пользоваться платочком носовым, это не значит, что он нуждается в твоих предостережениях. По-твоему, — Билл оглядел Энкиду, севшего на корточки в нише на старый сейф и приготовившегося слушать, — он не умеет пользоваться щипчиками для омаров только потому, что он дикарь, родства не помнящий?

Он снова оглядел брата — с позволения сказать, любовно.

Ас хмыкнул.

— Домашние привычки сира Энкиду мне неизвестны. А вот привычки кого-то другого я вполне изучил.

— Что? — Качнув табуреточку и вовремя — к неудовольствию обоих негодяев, спохватываясь, молвил Билл.

— А то, что вот, когда ты, Билл, после обеда поставишь одну ногу на соседнее место, а…

— Те, те, те! — Билл взмахнул одной рукой, другою предусмотрительно пришпоривая свой взбунтовавшийся насест. — На этом я прошу…

— И начинаешь, поглаживая себя… поглаживая себя, нести такую похабень, что у меня — а я не девушка…

— Не девушка.

— …вянут уши.

— Бестактнейший ты. — Заявил Билл. — Это всё вот это — клевета, Энк. Ты не слушай. Это всё наследие тоталитарного государства, которое там внизу осталось в пустоте. Это, знаешь, в душах, вот это… унизить достоинство нибирийца. Вытащить напоказ всё интимное. Свет в глаза и всё такое. Это его в армии научили, вероятно. Ты в каком подразделении, я забыл, служил?

Ас без выражения, дождавшись, когда поток негодующих взглядов и вскриков прекратится, невозмутимо продолжил:

— Да, и что касается посещения ванной… это касается опять же вас, ваше высочество.

— Что ещё?

— Билл… когда ты покидаешь это помещение…

— Хорошо, я буду оборачиваться полотенчиком.

— Этого недостаточно, Билл. Нет, недостаточно.

Энкиду выслушивал эти разоблачения внимательно, ничуть не скрывая интереса. Билл запальчиво спросил:

— Вот славно. Ты так заботишься о душевном благополучии Шанни?

Ас отрезал:

— Нисколечко. Мне начхать на чьё-либо душевное благополучие. Осмелюсь заметить, я веду речь об элементарных правилах приличия. Билл, обрати внимание на прилагательное.

— А если у неё тоже есть привычка… после ванной… а?

Ас как будто ждал вопроса на засыпку:

— Привычки дамы нас не касаются.

Билл забушевал:

— Значит, она может вести себя, как хочет?

Энкиду заметил, загадочно улыбнувшись:

— Вряд ли леди Шанни будет поглаживать себя после обеда и рассказывать всякие истории, от которых у сильного мужчины вянут уши. Во всяком случае, не похоже.

Ас вспомнил что-то:

— Кстати, Билл, очень тебя прошу не рассказывать про казантипских русалок. Это уж просто личная просьба.

Билла распирало от окончательно переполнившего его негодования.

— Да там только одна и была! Ты бы последил за своими прилагательными, лингвист армейский. Так где, ты говорил, тебя научили издеваться над нибирийцами?

Энкиду переводил взгляд с командира на братца. Если эти двое, действительно, были закодированы в его неведомом мозгу именно под такими названиями.

Работавшая в углу трёхмерка внезапно привлекла их внимание. Ас с непреклонным видом и поджатыми губами, Билл с переживанием в раскрытых негодующих глазах и размышляющий Энкиду — все посмотрели в её раскрутившееся облако.

Взрывы темноты рассасывались, как лекарство в крови. Уже не было тёплых полутонов, остались цвета — синий и лиловый. Выныривая, как из пасти щенка, Глобус обретал собственную орбиту. На карте от него осталось полулуние.

Далеко впереди среди улья звёзд мерцала стена клетки, той самой, которую неровный папин карандаш начертил на карте условными штрихами. Папин карандаш был небрежен в порыве государственного рвения и заехал — щедро — в области далёкого космоса, на которые Нибиру могла бы претендовать совершенно спокойно. Никого там нету, не у кого спрашивать «кто крайний».

Созвездие с блестящим рыбьим хвостом устроилось среди провала между двумя мегаскоплениями звёздного материала, за ним открывалась широкая дорога к горизонту видимой вселенной.

На краешке, прихваченном картой, звезда в микроволновке, в которой гелий с водородом сражались за место на хлебе, в далёком прошлом решала вопрос жизни и смерти. Превысит ли её масса допустимую? Или ей предстоит мирное обывательское существование, такое, чтоб как у всех?

Ас встал, хлопнув себя по коленям.

— Нуте-с, с вашего позволения и без вашего позволения.

Билл показал на него большим пальцем за плечо.

— Отдохнуть хочет, железный наш. Тоже, вишь ты, душа живая. Иди, родимый, разбери пудру с помадой.

Ас устало посмотрел на него и сдержал реплику. Но потом всё же решил высказаться у двери.

— Знаешь, Билл.

Билл в полной готовности выставил сложенные калачами руки.

— Ну? Какие ещё правила поведения? Ножницы круглишками подавать? Сгущёнку не заначивать?

Ас опять передумал.

— Нет, ничего.

— Вот, прям, от сердца отлегло. Думал, бить будешь, а я ведь всё-таки царский сын.

Красивый и правильный завиток Глобуса в этот момент прорвал энергетическую клетку Нибиру. Тысячи узелков тьмы развязались на мгновение, страшное напряжение скользнуло по Глобусу — птичку выпустил кулак. Невесомое и железное сжатие ослабилось, полупрозрачный эллипс выскользнул, непреклонно сделав ручкой. Энкиду, следивший за перепалкой самолюбий невнимательно, обморочно шепнул:

— Братцы… Свобода вроде.

Билл замер и кинулся к трёхмерке, жадно и безмолвно шевеля губами.

— Вот теперь погуляем. — Оборачиваясь с безумными распахнутыми глазами, пообещал он банке без кофе, зачем-то прихваченной командиром из ужасной дежурки. — Ну, признавайтесь, у кого какие отклонения в психике?

Ас поглядел неожиданно потеплевшими глазами на свой корабль, мчащийся в синеве. Билл слегка отрезвел:

— Э? Ты на автопилот поставил?

Ас, выходя из дежурки, пожалел:

— А ты жить хочешь всё-таки. Нет, не поставил, конечно.

Билл посмотрел на оставшегося с ним сам-друг Энкиду и повторил с новой интонацией:

— Погуляем.

Энкиду заметил, что он помрачнел. Будто из-под парня табуретку выдернули. Такие перепады настроения были незнакомы Энкиду, но он, в отличие от Аса, почему-то не считал их презренным признаком вырождения. Возможно, на долгом пути, цель которого попросту сомнительна, им понадобится кто-то с таким эмоциональным устройством. А может и нет… может, понадобится нечто совсем иное.

Глобус ввинчивался в пространство, некогда обладавшее особыми свойствами. Конечно, свобода была относительной — Глобус ещё живёт по законам Нибиру, но всё же…

Маленькая движущаяся планета ощутила вокруг себя сумасшедшинку, этакую призвездь, как выразился бы конюх, полети он с ними в опрометчивое путешествие. Это был тот самый тоннель, некогда соединявший злато-красную Родину с маленьким шариком из бирюзы и нефрита, теперь манившим сердца четырёх. Он был выстроен из синергии в чистом виде с минимальными затратами и по самой остроумной смете, — и утратился в результате аварии. Да ведь Ас уже, кажется, упоминал об этом в разговоре со своим господином.

Шанни читала про него в учебнике… надо будет заглянуть в библиотеку. И зачем понадобилось набивать целую комнату книгами?

Она — благо командир разрешил — собиралась первая занять душ.

Но сначала, пожалуй, разобрать вещи. Спальня для гостьи? Она улыбнулась. Режим свободы застал Шанни в раздумьях. Её слегка тряхнуло, и нибирийскую душу посетили нераспознанные эмоции. Те, кто впервые вылетает за врата — радуются и тревожатся. Те же, кто покидает клетку, возможно, навсегда… таких ещё не было.

До этого, когда Глобус переходил из одной стихии в другую, а суровый командир выставил их с грубым предупреждением насчёт уборной, Шанни, посмеиваясь, бродила по западной лестнице…

После повторного инструктажа она вернулась сюда.

На востоке она услышала голос Билла, похоже, он на что-то сердился, и негромкие ответы Энкиду.

Двери наверху, на следующем пролёте были раскрыты, и в глубине Детской в окне она видела, как субконтинент на севере Нибиру превращается в колышущийся листок. Кадка, из которой поднималась пальма, еле видна за перилами.

Здесь на западе вьющееся по стенам растение смахивало на обои. Что-то в обстановке напоминало сквер со шляпами.

На акульей площадке под библиотекой было видно многое: оптическая шутка. Она даже нашла точку, с которой увидела все подробности вплоть до замка на двери дополнительного пункта управления.

Билл говорил где-то сбоку, и его голос разносился, как пойманный ловушкой эха:

— Это возмутительно… что он себе позволяет.

Потом он что-то добавил, и Шанни послышалось: «…заповедные территории».

Энкиду ретировался, так как она услышала шуршание и шаги над головой. Она подняла голову. И тут Энкиду снизу ответил Биллу.

Она нахмурилась, снова посмотрела вверх. И поняла, что это был звуковой фокус. Наверху было тихо. Не подняться ли туда? Она собиралась это сделать, но взглянула на часы.

Теперь она отчётливо слышала, как Билл и Энкиду возятся в жилых комнатах. Она не знала, зачем командир задержал этих двоих, но догадывалась. И снова улыбнулась.

Сговор, самый древний с тех пор, как жизнь вышла из огня первой молнии, расколовшей камень и вскипятившей жизнь в океане. Её улыбка по странной связи напомнила ей о звуках в библиотеке. Так как ей не хотелось идти в свою комнату и по пути разговаривать с разгневанным Биллом, она направилась в библиотеку, откуда ей послышались несуществующие звуки.

На сей раз она обошла по тёмной лестнице, бегущей по стене Глобуса. Здесь её охватило ощущение отгороженности от всего. Переборки между техническими помещениями уплотнены, и лестница совершенно замкнута, как тоннель, правда, прилично освещённый. Ступени были не очень-то широкие, ровно на мужскую ступню, и сама лестница узковата. Шанни встала и посмотрела под ноги: змееобразное тело лестницы закреплено на шероховатой чёрной стене крупными петлями, как для полотенца.

Если придираться, то лестница слегка подрагивала при движении, точно отзывалась идущему: я знаю, что ты идёшь. К тому же, она всё-таки была темновата.

Шанни прикоснулась к стене ладонью. Она знала, что кожух Глобуса прочен настолько, насколько прочна кожа нибирийца. Это не такое глупое сравнение, как может показаться, ведь кожа защищает нашу беззащитную суть от бомбардировки миллиардов частиц в секунду, от заразы и радиации.

И всё же за стеной обитали пустота и смерть.

Ей стало слегка не по себе, и она за первым же поворотом выбралась на боковой переход.

Она обошла по дороге комнату с фонтаном, о которой перед взлётом что-то говорил Билл, видимо, желая произвести впечатление. Ей показалось, что там кто-то есть, но, заглянув поглубже, она убедилась, что это безмолвные струи воды бросали тень на затканную растением стену.

Там скопился влажный воздух, с оттенками земли и непостижимой растительной жизни.

Поднявшись в библиотеку, она никого не обнаружила. Стены в книжных полках помалкивали. Она заметила, что бильярдный стол обрёл свои права и поставлен кем-то в углу.

Голоса стихли. Возможно, она опоздала, и кто-то проверяет систему водоснабжения. Почему-то её это не раздосадовало. Она решила вернуться на боковую лестницу и по спирали обойти Глобус в то время, как он делал последние витки на удаляющейся от Нибиру орбите. Если она не сделает этого сейчас, то потом будет жалеть о пропущенном воспоминании. Следует начать с востока, залитого светом крупных звёзд. Здесь лестница не отделена от жилого и технического корпуса корабля, гораздо шире и прочнее.

Строго говоря, она представляла собой что-то вроде галереи. С деревянной палубы можно видеть, что делается там и сям.

Вот Энкиду устроился на диване в Гостиной и прячет что-то под диван, перегнувшись.

Ас спускался из своей лодочки к техническим помещениям, мимо которых она недавно проходила.

Билла она не видела.

Выпить кофе или, нет — принять душ. Таковы были размышления командира, уводящего корабль в свободный полёт. Пока Глобус вертится, подражая бабочке, вокруг злато-красного огня Родины, можно поковырять ложкой в банке, всыпать горстку крепко пахнущего порошка в чашку, которую следует забить за собой. Вот уж это маловероятно. Учитывая кое-чьи домашние привычки.

Да, приучить Бильгу сира Баст не пользоваться чужой чашкой — едва ли не труднее, чем в нужное мгновение убедить Глобус, что пора забыть об орбитальном вращении и лететь по прямой.

С егерем, выпускающим зверей, и с леди, очевидно, проблем не будет. Ну — время покажет. И время пришло. Ас повёл плечами в мундире. Нет, сначала нужно избавиться от парадной формы. Склонные мыслить символами нибирийцы много значения придают мелочам. Да, и у Билла станет на одну шутку меньше.

— Ну, как мы поживаем? Можно уже считать, что наши имена вычеркнуты из очереди на государственную жилплощадь? — Услышал он.

Ас вздохнул. Похоже, до соития с чашкой ещё далеко. Он остановился с покорностью, вспомнив, — так как произнёс это слово про себя, — что, уж «если ты покорен, то покорен абсолютно».

Автор рассуждения, широкий и взлохмаченный, занял коридор между зачем-то открытым хозпомещением и дверью с надписью «Фундаментальные блоки памяти: Не входить без приказа».

Энкиду нет в обзоре.

— Что ты здесь забыл? — Спросил Ас не слишком любезно.

При этом он подозрительно оглядел дверь. Билл — ему дилемма, мучавшая кэпа, была неведома — взмахнул огромной уютнейшей кружкой и отозвался взбодренным кофеином голосом:

— Дурацкая надпись. Чей приказ имеется в виду?

Ас сделал усилие, чтобы не вдохнуть сладкий дым над кружкой.

— Тебе-то что за дело, балласт?

Билл опять не обиделся и повёл кружкой. Распространяя запах, доводящий капитана до желания выдернуть сосуд и припасть к нему, он настырно повторил:

— Ты же здесь торчал целую ночку. Так чей приказ нужен?

Ас полюбовался кофейным дымком.

— Мой.

Билл задумался.

— Ты уверен?

Ас посмотрел за плечо Билла на швабру.

— Если я скажу, что не уверен, ты обещаешь не шастать тут?

Билл неожиданно легко согласился:

— Обещать могу.

Внезапно он кое-что заметил и, хищно взглянув на Аса, бросил за плечо:

— Энкиду, слышь?

Из помещения вышел Энкиду с метлой, которую он держал наотмашь. Ас показал:

— Испытываете новые двигатели?

Билл не дал ему уклониться.

— Командир нервничает. Он устал. Надеюсь, мы не запрятали банку с кофе так, что ему придётся искать?

Ас вздохнул.

— Хорошо, ходите и подметайте. Где она?

Энкиду поставил метлу.

— Билл засунул её под мойку.

Билл цокнул от раздражения.

— Рано.

— Лучше я пойду в рубку. А кофе выпью, когда его захочет леди. Над ней-то вы не осмелитесь мило подшучивать.

— Уверен?

— Во всяком случае, не советую.

Билл благодушно оборвал его:

— Да, ладно. В душевой свободно. Там все побывали.

С сомнением глядя на Билла, Ас протянул:

— Да-а…

— Обнюхивать будешь?

Ас взглядом попрощался с чашкой кофе.

— Ну, раз всем всё понятно, все вымылись… и мы примерно представляем, как оно что…

И с этими не очень внятными словами, он замкнул уста и смылся. Мелькнули прыгнувшие на воротнике тёмные пряди.

За стеной послышался шорох, и на повороте появилась Шанни. Вид — рассеянный.

— Хочешь?

Билл показал взболтнувшийся кружок кофе.

— Ты ходила по этой зловещей лесенке?

— Нормальная лесенка. Да, хочу… но из своей чашки, Билл.

Её взгляд нашёл швабру.

— Что, командир уже распорядился насчёт дежурства?

Энкиду улыбнулся.

— Пока нет. Это гражданская инициатива.

Он посмотрел в ту сторону, откуда пришла Шанни. Шанни подумала, что вдвоём ходить по этой лестнице, пожалуй, разумнее. Почему она так подумала, объяснить себе она не смогла.

Билл, запрокинув кружку, затем неопределённо глянул в том направлении, куда ушёл командир.

— Ну, до ужина время есть. Вот, начистим пёрышки. Коготки это самое… Чтобы инопланетяне не подумали, что все нибирийцы чумазые. Помнишь, как министерство культуры запретило одной северонибирийской рок-группе ехать на конкурс? Чтобы не подумали, что все северонибирийцы ходят в масках домовых и чертей.

— Да… хорошо. А ты бы шёл, вещи разложил. А то домовые подумают, что все нибирийцы такие неряшливые.

— Э. Э. Смешно…

Энкиду внимательно глянул на них и, ни слова ни сказав, ушёл тоже. В сторону тёмной лестницы.

Билл подмигнул Шанни, пробормотал:

— Гуляй, где хочешь, а под деревом не сиди.

Он сгинул, только мелькнула грива за углом.

Билл шёл вдоль открытой лестницы, на повороте к Западу темнеющей. Здесь вдоль стен вились плети растения, заползшего на восток. Билл задумчиво потрогал лист с узлом в основании, похожим на папин жучок.

По этой лестнице было куда веселее шастать. Свет звёзд точками отражался внутрь и пронизывал струями всё полушарие, смешиваясь с искусственными потоками освещения.

В Игровой половину занимало небо со звёздами. Шарики звёзд катились. Одна прыгнула и раскрутилась, оказавшись кометой. Рассматривая её хвост, Билл заметил:

— Молоденькая, наверное.

Походил по комнате.

— Ладно, спи в Детской. Я тут перекантуюсь.

Кукольный домик, лошадка-качалка, медвежонок, мяч, птичка-свистелка.

Стены обработаны живыми обоями, и картинка менялась. Звери и птицы Нибиру то и дело превращались в цветы.

Множество взаправдашних карт, прилепленных к стенам, показывали звёздный дом в разных срезах. Даже Большая Воронка присутствовала — правда, тут карта была попроще: даже изображение этой штуки до странности небезопасно, поэтому в Игровой вряд ли бы поместили её схему, приближенную к реальности.

Билл огляделся — игрушек, по правде говоря, маловато. Полки почти пусты. Его внимание остановила дверь на выдвижной балкончик.

— Э, не надо. Комр сказал — не выдвигать. — Мягко напомнил Энкиду, наклонившийся в дверях над своим рюкзаком.

— Твой комр скажет тебе не выдвигать челюсть, когда смеешься, услышав, как Билл молвил что-либо достойное смеха.

— Он сказал — на крайний случай. — С тяжёлым терпением ответил на хамство Энкиду. И уже спокойно пояснил:

— Он кое-что там переоборудовал.

Билл испытующе поглядел на него:

— И когда успел…

Тон был такой, что непонятно, к кому относилась реплика.

— Слушай, — Билл подошёл поближе и взялся за ворот куртки Энкиду. Тут же он отвлёкся:

— Не пора ли нам переодеться к обеду? Это одеяние чересчур маскулинное и пахнет свободным бегом по сильно пересечённой местности. Смотри, командир тебе замечание сделает… при посторонних.

Энкиду взглядом убрал его руку. Билл усмехнулся.

— У него карта случайностей очень недурна. — Ответил Энкиду, вернув разговор на прежнюю тему совершенно непринуждённо.

С полочки в дальнем конце комнаты что-то упало. Ни тот, ни другой не посмотрели.

В Спальне Шанни прислушалась к голосам. То есть, она старалась не прислушиваться — она же считалась цивилизованной нибирийкой.

Ящик комода был выдвинут. Она снова занялась чемоданчиком и вдруг подняла голову. Нахмурилась. Ей показалось, что она задвинула все ящики, проверив их на предмет в частности, сюрпризов от Билла.

Она подошла, заглянула. Ящик был пуст.

— Знаешь… ты не переодевайся. И вообще, повремени пока с омовениями. Пропустим вперёд даму и командира.

— А как же пересечённая местность?

— Это я утрировал.

Энкиду сделал на лице выражение, равносильное у другого пожатию плеч.

— Как скажешь.

Билл подбоченился.

— А тебе вообще есть, во что переодеться?

— Конечно. Набедренная повязка и шкура с перьями.

Билл сделал обе ладони — извини, зарвался.

— Всё забываю, что ты не дикарь, а цивилизованный нибириец. А жалко, мы котяшку не взяли. Космос могли бы назвать.

Далековато расположено, сказала себе Шанни.

— Далековато, а?

Она обернулась. Билл стоял с ворохом одежды, перекинутом через локоток. Шанни пригляделась — чего только нету. Даже галстук свисает из вороха.

(К слову, сам он был одет. Это так — к слову.)

Билл поймал её взгляд. Приподнял суетливый груз.

— Да вот… после омовения хочу сразу принять нибирийский, или, как говорит моя мама, человеческий облик.

Шанни с сомнением рассмотрела кончик галстука, смятый, будто им пришвартовывали целый корабль к пристани, или чего доброго — учитывая блеск в глазах Билла — связали скользящую петлю на небритом горле пирата. И взлетел пират на рее, и задралась мученически бородка пиратская, пахнущая смолою и мочёными яблоками из бочки, в побелевшее в его глазах небо…

Билл понял её интерес по-своему, исходя из своих представлений о действительности.

— Что? Нравится?

Он вскинул своё одеяние, пальцем зацепил удавку.

— Да…

Шанни рассмеялась и на вопросительный теперь блеск ответила.

— Представила, как в клубах пара чьи-то непривычные пальцы связывают галстук университетским узлом.

Билл не обиделся, то есть сперва обиделся, но тут же принял шутку и пробормотал:

— Ужо я ему…

— А?

Билл взглянул, так ласково, так по-домашнему, что Шанни подивилась. Уж не обманулась ли она, чего доброго, на его счёт.

— Я-то решил, что ты уже опробовала крантики.

— Нет, пока не буду. Я вещи разберу. Я всегда сначала вещи устраиваю.

— Вот как. — С уважением к системе чужих привычек, Билл что-то прокатал в уме. Они улыбнулись друг другу.

— Чтобы на полу никаких луж. — Приказала она.

Он отдал честь.

Через некоторое время сквозь плеск льющихся струй и шипение уходящей в железное устье воды, уносящей, будем надеяться, заботы и дурные мысли, командир, подставлявший лицо под самые последние сладкие капли, услышал шаги в коридоре и голос Шанни, говорящей:

— Кажется, там занято…

Не удивляйтесь: слух командира таков, что он должен слышать, как мышь пищит под полом, как цветочек в горшочке расправляет косточки. Потому ему Судьба и поручила управлять Глобусом. А не Биллу. Пока он прислушивался, он, впрочем, не мог похвастаться концентрацией иных органов чувств.

Так оно всегда. Слышишь нежный голос хорошо, а вот руку, просунувшуюся в приоткрытую дверь за занавесочкой, не видишь.

Рука эта в рыжей шерсти и закатанном рукаве явилась полминуты назад. Она ловко подхватила одежду капитана и втянулась обратно в проём двери.

И вовремя. Командир отдёрнул занавеску, и глаза его, расширившиеся от ужаса и негодования, сморгнув капли с ресниц, увидели, что одеяние его, как в легенде про царя-лебедя, украдено.

Капитан выскочил из ванны, как заяц. Полотенце, впрочем, было в наличии… самое небольшое.

Кто-то повернул с той стороны ручку, и капитан прильнул к двери. По его плечу сползал мыльный ошмёток, как у однажды помянутой богини.

С той стороны голос Энкиду зашуршал:

— Кэп… кэп…

Командир весь превратился в напряжённый слух.

— Чего? Там кто…

Энкиду приблизил губы к ручке:

— Кэп… давай выходи.

— Но… — Молвил командир и вяло огляделся.

Тут же с той стороны Энкиду был свидетелем чуда: дверь разразилась адскими ругательствами и там будто выпустили из клетки древнего, очень голодного хищника, вставшего не с той лапы.

Энкиду переждал гром.

— Быстрей…

— Чёртов Билл.

— Быстрей, говорю. Она вернулась в комнату, я сказал, что слышал там странный звук.

Стало тихо. Затем дверь поблагодарила:

— Спасибо. Ты уверен…

— Если ты поторопишься, то проскочишь.

По ту сторону двери командир лихорадочно огляделся. Ей-Богу, если бы тут оказался аварийный люк…

— Где она?

— Сейчас будет здесь, и если ты…

Затем Энкиду помолчал и спросил деликатно:

— Там что-нибудь есть… э?

Дверь промолчала и открылась. Выглянула мокрая голова командира. Оглядевшись, голова сказала:

— Ты…

Снизу за поворотом послышался голос Шанни:

— Энкиду, тебе креститься надо… там ничего не упало и… ты где?

Энкиду промолчал и, помотав головой, безмолвно проартикулировал:

— Беги.

Вслед за головой вынырнули плечи, и командир, выскочив из ванной, припустил так, что Энкиду помотал головой: скорость была хороша.

Тень командира ринулась к лесенке-переходу и, повернув, так что выявились кое-какие очертания, исчезла на тёмной боковой лестнице Запада. Тотчас с Востока взошла золотая голова и вся Шанни, говоря:

— Это что розыгрыш? Если так, то берегись…

Она остановилась, и хотя командир смылся, и след его простыл, ей всё же что-то не давало покоя, так как она озадаченно сказала:

— Берегись домового. Что здесь?

Энкиду прикрыл глаза.

— Ничего. Мне показалось. За это я первый помою посуду.

Он предложил:

— Ну? Иди скорей, пока кто-нибудь не занял.

Он подождал. Шанни посмотрела на тёмные пятна на полу. Одно имело отчётливую форму крупной босой ноги.

— Домовой… — Начала она, но Энкиду буквально — хотя и деликатно — затолкал её в ванную.

Оттуда сначала послышалась вопросительная тишина, потом тихий смех.

Энкиду вслушался в этот смех. Шанни высунулась.

— Не в службу, а в дружбу… подкинь мне полотенце из Спальни. Здесь ни одного… даже самого маленького для рук.

Она исчезла, и снова раздался смех. Энкиду ушёл. И вправду, — не в службу же.

Билл и Энкиду перекусили поспешно на кухне. Ас явился весь блестящий от мытья, в безупречной одежде — белая рубашка, а штаны военные. Заглянул.

— А, вы здесь.

Вид бесстрастный, приветлив. На Билла не взглянул.

— Ты садись. — Несколько нечленораздельно пригласил Билл, оседлавший угол стола. — Мы тут нашли отличные консервы — голубцы. Аппетитные куски, командир, и тщательно обёрнуты капустой.

Ас с лёгким отвращением оглядел бивуак со вскрытыми банками там и сям. Объявил твёрдым костяным голосом:

— Первый и последний раз терплю это неряшливые посиделки. Эта партизанщина ведёт к саботажу принятых норм общежития. А нам необходимо их соблюдать. Вы не забыли, что миссия будет, возможно, дипломатической? И как вы? С голубцами в зубах?

Он повернулся, чтобы уйти.

— Вот те раз. — Прошамкал ему в спину Билл. — А я думал, ты военная простая душа. Тебе чем меньше церемоний, тем легче.

Билл протянул ему из-за плеча тарелку:

— Вот здесь капустный лист совсем маленький, но главное-то под ним.

Энкиду наблюдал с банкой у окна. Ас переосмыслил мизансцену и отменил скандал. Он решил исчерпать тему.

— Одноразовые тарелки. Нет, так не пойдёт…

— А что?

— Надо достать нормальный сервиз. — Отрезал Ас. — Фарфоровые тарелки.

— О нет… и мыть…

— В этом прелесть бортовой дисциплины. Нам нужно что-то вроде семейных ужинов с салфетками на коленях и разговорами. — Вдохновился Ас. — Это дисциплинирует, не позволяет расслабляться и формирует дух экипажа.

Он рассмотрел мойку, нагнулся и отодвинул дверцу. Выдвинул ведро с использованными пластиковыми тарелками.

— А это отмыть. И не вздумайте открывать аварийные люки, чтобы выбросить.

— Почему?

— Мусор в космосе это безнравственно и опасно. Включим утилизатор, как только полностью устоится вентиляционная система.

— Чтобы мы не столкнулись с обмылком, да? Или не начали переговоры с мусорным мешком, решив, что это форма разума? В нибирийском сенате есть парни… если бы я увидел кого-то из них в окошке Игровой, то кинулся бы за аптечкой и лично вкатил бы себе сюда неограниченное количество уколов. Есть у нас такие средства?

Энкиду припомнил:

— Аптечку видел… в ванной, кажется. Командир, ты…

Ас сказал поспешнее, чем намеревался:

— И назначим дежурства сегодня же. Консервы я отменяю. Вредно, честно говоря. К тому же, это стратегический запас. Будем готовить еду из припасов, не имеющих грифа Хранение Не Ограничено.

Билл вздохнул и запустил в рот кусок.

— Тогда тебе ничего не грозит, сухарь ты.

Он старательно затолкал в рот декоративную гирлянду из капусты.

Ас направился к дверям. Энкиду окликнул:

— Съешь хоть что-нибудь. Ты же на ногах сутки.

— Что за трогательная забота. — Шанни не торопилась войти.

Разминувшись с ней, командир так демонстративно отодвинулся, что коснулся плечом косяка. Шанни попыталась поймать его взгляд — безуспешно, зато она в полной мере насладилась военным одеколоном «Холодная вода без примеси».

— Просто Энкиду надеется, что он меня простит. До того, как всё кончится… я хочу сказать, до конца путешествия.

— За что простит?

Ас передумал уходить. Он открыл ящик с утварью и погремел там чем-то:

— Пустяки, я не мстителен практически. Билл успел разбросать игрушки. — Объяснил он Шанни.

Билл возмутился:

— Мы ничего не выносили.

— А это что?

Ас вытащил из кармана маленький клубок цветных ниток.

— Всё не можешь мне простить, что я не разрешил вам взять животное?

Билл недоумевал вполне правдоподобно:

— Я этого не видел.

Шанни взяла клубок.

— Зато я видела… это было в этой, как её… библиотеке.

— Ты уверена?

— Ну, да… кажется. Может, это другой, такой же.

— Может, это домовой?

Ас забрал свою собственность и бросил клубок на стол.

— Не знаю. Жучков там нет. Можете играть спокойно. И вот что, Билл…

Билл отдёрнул руку от клубка.

— Не вздумай подкладывать на стулья всякие издающие звук предметы…

— Вот те раз. Что, тебе слышатся звуки? Можешь изобразить?

Ас опять показал рукой — не вздумай, — и его фигура заслонила свет в коридоре. Билл печально извлёк из кармана резинового утёнка и покрякал им. Потом высадил утёнка в незадвинутый командиром ящик.

В Гостиной они его не застали. В убранстве комнаты не было ничего особенного, разве что мебели многовато. Создавалось ощущение, что сюда с любовной досадой уместили всё, что уже не нужно, так как новую мебель уже купили, а эту жалко выбрасывать. Диван и кресла имели чуть потёртый вид. Ясно, папа всегда найдёт способ сэкономить, когда это не касается прослушки, понятно.

— Ну, тут ничего такого.

— Кроме этого стола. — Заметил Энкиду.

Оба стояли на разных концах. Билл молвил Гм с таким глубокомысленным видом, что оно не сразу долетело до другого конца. Энкиду за это время успел сказать:

— Почему он такой длинный… длинный?

— Может, здесь жила большая семья?

Энкиду не сразу возразил, но спросил через некоторое время, пока Билл шёл вдоль стола к нему:

— Где?

Сам он в это время тоже пошёл вдоль стола с другой стороны.

Билл, встав на место Энкиду, задумчиво молвил:

— Где-то, где стоял этот стол, и они рассаживались вокруг и хрустели гренками… свежими и горячими.

Энкиду на эту ахинею ответил вполне разумно. Он спросил, вставая на место Билла:

— Ты не наелся голубцами?

— Отчего же… ведь ты съел только капусту. Всё остальное досталось мне.

Они снова посмотрели друг на друга, каждый со своего конца. Вообще, ими овладела необъяснимая задумчивость — возможно, связанная с большим количеством голубцов, а может и более возвышенного толка. Скорее, это была какая-то одурь, и потом, позже, ни один из двоих не мог объяснить, что собственно с ними происходило.

Энкиду, опустив руки, а Билл, присев на край стола, смотрели друг на друга. В комнате, переполненной старыми вещами, над всеми предметами сгустились облачка тишины.

— Забавная комната. — Энкиду старался сбросить с себя дурацкое ощущение. Он слышал или вспоминал множество разговоров, которые велись между двумя креслами и диваном.

Билл сначала промолчал. Его светлая грива, мягким шлемом обхватывающая голову, почему-то привлекла внимание брата. Именно — на затылке волосы отчётливо приподнялись. Энкиду снова хотел что-то сказать, но Билл повернулся к нему — до этого он стоял к брату в полупрофиль. Энкиду увидел, что глаза Билла широко раскрыты и полны чувства, которое определить словами было бы трудно, а проще было бы определить одним словом. Это слово было — ужас.

Энкиду не таков, чтобы вскрикивать. Он быстро шагнул к царскому сыну, причём отметил краем сознания, что ему пришлось сделать усилие.

— Билл.

И тут вот, что произошло: грива на затылке брата улеглась, а глаза приняли обычное выражение. Билл напряг свою волю подобно кулаку, разбившему три дня назад ему уголок рта.

Взглянул на приблизившегося и застывшего брата иронически.

— Где я, кто я.

Энкиду отошёл от дурацкого стола и сел на пол возле кресла.

— У тебя был такой вид, — небрежно сказал он, на самом деле обдумав все слова, которые скажет, — будто ты увидел что-то этакое.

Билл прилёг на стол, как купчиха на подоконник, и вгляделся в Энкиду.

— Что?

— Что-то этакое.

Тут Билл увидел, что Энкиду поднимает взгляд за его плечо. Оттуда от двери голос Шанни сказал:

— Я тоже видела привидение.

Билл поспешно вскочил и обернулся. Энкиду поднялся в знак приветствия. Шанни спросила, подарив Биллу одобрительный взгляд:

— Тренировался для бильярда?

Она взглядом разрешила Энкиду сесть и сама прошла и села на диван.

— Какое привидение?

— Оставляющее мокрые следы на полу. — Объяснила Шанни.

Билл хмыкнул и принялся уверять, что домовой уже их зачислил на паёк. Они ему понравились. И якобы Билл его уже видел.

— Ты веришь в домового?

Билл набрал воздуху, чтобы ответить, но вмешался Энкиду.

— Видишь ли, Шанни, домовой сродни любви. В неё не веришь, пока не влюбишься. Так же обстоит дело и с другими явлениями необычного порядка.

Шанни замешкалась и кивнула в знак того, что мысль достойна обдумывания, хотя и сомнительна. Она заметила:

— Дух дома, ежли он, и вправду, обитает тут, пока не проявлял себя.

Тут она подумала об отодвинутом ящике. Энкиду молвил:

— Ты о чём-то вспомнила?

— Мысленно собираю всё, что знаю о явлениях необычного порядка.

Билл, которому не очень понравилось, что тут появился ещё один эксперт по домовым, поспешил:

— Пробежать в лунном свете… вот это он запросто.

Шанни содрогнулась и попросила, чтобы её заранее предупредили.

— Как это, интересно?

— Ну, сон пусть увижу.

Она поднялась.

— Давайте обследуем корабль. Командир явно дал понять, что нам нужно обустроиться. Нужно начать с кладовых.

На тёмной стороне располагались возле лестницы кладовые и хранилища.

Билл возразил с вызовом:

— Я бы начал с семейных альбомов.

— А ты прихватил с собой?

Билл помялся.

— Нет… но, может, тут уже есть. Завалялись от кого-нибудь.

Шанни нахмурилась.

— Ну, хватит болтать. Вы проводите меня? Есть ли у нас домовой или нет, но я спокойно признаюсь, что побаиваюсь темноты.

Билл пошёл за ней, проворчав:

— А сам командир будет только салфетку на коленках острых расстилать?

— Он кораблём управляет.

Энкиду догнал их и вовремя — впереди замаячил Ас. Он прихватил обрывок разговора.

— До следующего поворота я в вашем распоряжении.

Билл вежливо улыбнулся:

— А мы не втрескаемся?

Ас, помедлив, ответил:

— Как сказать, Билл. В мире столько возможностей, столько случайностей.

Билл кивал, потом обескураженно посмотрел на остальных:

— Ни у кого нету папируса? А то я бы записал. Детям бы потом читал на ночь, чтобы росли умными и красивыми.

Они спустились в холл и свернули к лестнице, ведущей на север, потом поднялись мимо прикрытой двери в библиотеку к техническим помещениям. Метла стояла тут, как живая.

Ас пробормотал…

— Пардон? — Взъелся Билл.

Коридор слегка встряхнул компанию. В библиотеке что-то упало с мягким шелестящим звуком. На вопросительный взгляд Билла Ас ответил:

— Не дрейфь, пока не втрескались. Ну, может, с погранбашни с опозданием выпалили.

— Что-то мне не нравится в этом типе юмора. — Заметил Билл.

Энкиду убрал метлу.

— Можете всюду ходить, милые, — Билл страшно перекосился, — но этот махонький ключик в миленьких красных пятнах не бери, любимая.

Они проходили мимо кладовых, и Шанни приказала остановиться. Принялись открывать дверцы.

— А это? — Она отступила, глядя под ноги.

— Погреб-кувшин. — Объяснил Энкиду. — Я такие видел… егеря в таких хранят…

Он замялся.

— Тут хорошо женщин хранить. — Продолжал Билл, вошедший в роль Синей Бороды, и поспешно прибавил, так как Шанни заинтересовалась:

— Или мужчин, всё равно.

Шанни сказала, что следует сделать опись провианта. Билл сразу заныл, что а вдруг кому-нибудь захочется ночью яблочком похрустеть… что же в опись вносить?

Шанни принялась вытаскивать с полки пакет с мукой и чуть не уронила. Энкиду подхватил пакет. Ас кивнул:

— Я видел в рубке прекрасный рецептурник простых блюд. Надо будет принести.

Первый ужин на борту должен был стать знаменательным событием. Они втроём стояли на кухне, довольно тесной для такого роскошного корабля.

Это впечатление озвучил Ас, который сегодня вовсе не был молчаливым. Он казался даже говорливым и довольным, как все нибирийцы, избежавшие худшей части, чем рассчитывали.

— Чувствуется, что планировкой занимались существа, которые не уверены, чем занимаются на кухне.

Билл глянул на него и сказал себе — веселись, веселись.

Впрочем, Шанни помещение показалось тёпленьким. Она так сказала. Ас уже собрался возразить что-нибудь умное и натолкнулся на взгляд Билла.

— Интересно, — вслух размышлял тот, — есть ли здесь аварийный люк.

— Зачем? — Удивилась Шанни.

Билл пожал плечами.

— Мало ли. Вдруг кому-нибудь станет душно… пар, знаешь… мыло в глаз попадёт …и захочется спастись.

Шанни тоненько засмеялась, и Ас окаменел. Теперь он искал взгляд Билла, но тот отвлёкся.

Энкиду задумчиво перебирал флаконы с моющими средствами. Билл поманил:

— Смотри…

Досконально изобразил процесс «опрокидывания» стаканчика, потом сделал отмашку двумя руками. Энкиду вздохнул. Шанни, запоздало учуяв подвох, поморщилась.

— Так смешно — ужас.

— Я не обижаюсь. Он ведь не со зла. Небось, из своего опыта.

Энкиду, едва договорив и подскочив, повис на антресолях, заглядывая внутрь. Билл буркнул: я тоже так могу, — и вышел в кладовую. Шанни задрала голову:

— Что там?

— Тут… — Энкиду, продолжая висеть и не взбалтывая ногами, заглядывал в шкаф. Подтянулся. — Какие-то приборы. Кухонные, наверное.

— Это самое главное. — Влез из двери Билл. — Кто какие приборы любит. Рассказывайте.

— Зачем это, прости Господи? — Сухо узнал Ас.

— Мы же должны привыкнуть к привычкам друг друга. — Торжественно сказал Билл, входя, и швырнул на стол целую россыпь звякнувших ножей и вилок.

Он щедрым жестом похлопал себя по груди, и Ас, повернувшись к Шанни, негромко предположил:

— Как насчёт привычки чесаться в обществе?

Билл возмутился, но примолк, так как ему было всё-таки интересно, что скажет Шанни. Энкиду спрыгнул. Он что-то держал, прижимая подбородком.

— Постелим, я хотел сказать — накроем в библиотеке. Там забавнее.

— А если на книгу капнем? — Спросила Шанни.

Но никто серьёзно не возражал. Гостиная как-то никому не глянулась.

Билл вытащил из-под подбородка Энкиду металлический стерженёк и поднёс к расширившимся от интереса глазам.

— Симпатичное что-то.

Ас поделился неожиданными познаниями:

— Кажется, это прибор для завивания локонов.

Билл взглянул на Энкиду.

— Вроде, как тебе он не скоро понадобится.

Он протянул штучку Шанни. Энкиду мягко пожурил:

— Ну, почему сразу этак, грубо, по-мужски. Билл, ты уверен, что всех женщин интересует вот такое оружие?

Шанни в этот момент приняла симпатичный предмет.

— Хорошая вещь. Последнего поколения до того, как их вообще перестали выпускать.

— Стало быть, антиквариат. — Заключил Билл. — Высадимся — сгодится.

Ас вздёрнул бровь — довольно сложное искусство, между прочим. Он так не часто делал.

— Ну, обменяем. На бусики.

Ас презрительно отвернулся от фигляра.

— И что, это вот всё, что там есть?

Энкиду, снимая с конфорки бранящийся чайник, возразил Асу:

— Там всего полно. Кому зелёный чай?

Чайник напоследок высказался и затих. Шанни заметила:

— Полегче с потоком информации. Не все же знают, что можно пить чай. Вот у Билла челюсть… как-то.

— И что там ещё есть? К примеру?

Энкиду вытащил с полки банку, причём ему пришлось миновать Аса, который отодвинулся от шкафа только минимально.

— Ну… Мясорубки какие-то. Кажется.

— Последнего поколения?

Билл задумался.

— А что? Будем вертеть котлеты. Из мяса. Живая плоть. То сё. Мы же хищники. Мясо есть у нас?

Шанни, расставляя перед Энкиду две чашки с эмблемой какой-то аэрокомпании — папа, небось, спёр во время перелёта на переговоры, — повернулась и закивала:

— В ледяной кладовой, кажется, есть.

Ас изучил эмблему — многозначительный крылатый шарик.

— А ты уверен, что там нету ещё вязанья от его величества?

Энкиду кивнул, отдёрнул с шипением пальцы.

— Уверен.

Шанни рассеянно протянула ему ложечку:

— Извини, горячо. Так что насчёт котлет? Кто-нибудь умеет?

Воцарилось молчание.

— Я могу.

Все посмотрели на Александра.

Билл подивился.

— Да-а? Ну, впрочем, что тут удивляться. Ты же космопех. Ведь так?

— Бывший.

А зачем при этом любоваться Энкиду, уткнувшимся в чашку? Нет, братец, конечно, миленький, но…

— Бывших космопехов, как и волшебников, не бывает.

— Ах. Ах. — Билл и все остальные приняли к сведению гулкое сообщение из чашки. — Ну? Накроем среди мировой литературы?

Энкиду поставил сосуд.

— Осушил одним глотком. — Почему-то с укором удостоверил Билл. — И что теперь с ним будет?

Шанни, отпивая, как подобает цивилизованной нибирийке, понемножку, подняла порозовевшее лицо.

— Если никто туда ничего не подсыпал… Банка там уже стояла. Я не заказывала зелёный чай.

Ас согласился.

— Биллу через воронку придётся. Есть воронка?

Шорох в коридоре обратил его внимание.

— Что это?

— Наверное, с нашего растения листочек упал.

— А это растение? — Спросил Билл. — Вы его видели? Оно будто живое.

— Растение и есть живое, болван. — Отозвался Энкиду.

— И прокрадётся в спальню, чтобы тебя совратить.

2. Стоит ли выкидывать предметы в окно?

В библиотеке было прохладно — они это заметили, оказывается, ещё раньше.

— Система ещё не налажена.

Билл и Энкиду явились в куртках.

— Дура твоя система.

Но выглядел Билл умиротворённым. Стоило ему свершить месть, и он зла не держал. Интересное свойство — сказал себе кто-то из собиравших ужин.

— Я гуманист… сторонник прав говорящих человечков.

Ас посмотрел на гуманиста без малейшего сочувствия. Сейчас начнётся представление под названием «Выставляемся перед Шанни», и он знал, что ему придётся принять участие. Хочет он того или не хочет.

— Никогда не оставлю человека без чего-то дорогого и единственного. — Обкатывал предвыборную речь Билл. — Короче, не позволяю ему потерять, это самое, лицо.

Ас мог бы напугать кротким видом даже члена секты смиренников.

— Ты молодец. — Согласился он. И печально вздохнул.

Энкиду вздох не понравился. Он так же отдавал себе отчёт, что ужин будет чем-то вроде последнего тура конкурса Мистер Вселенная, — и его скрытная тихая натура всячески противилась. Если командир — в силу своей роли на корабле — имеет право изображать всадника без головы, то ему шансов не оставят.

Билл, как водится, первым спросил, пока они носили из кухни тарелки (фарфоровые), оладьи (следы муки по всему коридору) и супницу (доверили Энкиду):

— Ну, что… ушли?

Ас помолчал, терпеливо взмахивая скатертью.

— Да. — Его глаза в поднятом ножичке заблестели. — Да.

Он, как и многие домашние тираны, столкнулся с тем, что его слишком слушаются — пожалуй, можно было бы обойтись клеёнкой, но они вытащили откуда-то скатерть из натуральной ткани, пахнущую долгим лежанием в ящике и зачерствевшую по сгибам — всё, как положено.

— Точно?

— Мой опыт говорит мне.

Суровое лицо командира вынырнуло из взлетающего и хлопающего полотна, будто командир ставил парус.

— Мы пропали с маленьких хорошеньких экранчиков, товарищи экскурсанты. То есть, формально мы не вышли ещё из Большого Квадрата, но…

Энкиду усмехнулся. Государственные границы, действительно, простирались в космосе, как раскраска, попавшая в руки трёхлетке. Он установил супницу на краю стола, поймав страдальческий взгляд Аса — пятен не избежать.

— Они выпустили нас… начали упускать ещё на орбите. Система наблюдения за космосом даже в пределах атмосферы весьма слаба…

Ас незаметно, как ему показалось, подтянул угол паруса, теперь ровно покрывшего гладь стола.

— Если технически, то ещё три дня лёту — и мы вне юрисдикции. Но если по простому…

Билл кружил вокруг стола и внезапно вытащил из-под него бутылку.

— Если бы они больше тратили на космос… — Шанни выкладывала оладьи из сковороды в плетёнки. Четырьмя точными тычками отправила их к четырём приборам. — Может, надо было поставить карточки, кто где сидит?

— Это уж слишком. — Сдержанно выпалил Ас.

Энкиду (под влиянием чая, не иначе) поумнел:

— Но ведь разработана новая система сканирования открытого пространства?

Билл махнул бутылкой.

— Не боись. Сканировать будут закрытое пространство… от банки с пивом до уха гражданина. Папина новая система прослушки граждан всё съест вместе с гражданами. А кто где сидит?

Ас вежливо осклабился:

— Царские сыновья сидят во главе стола, даже если стол круглый. — И пояснил. — Если бы они внедрили это открытие — нас бы держали на мушке до самой Стены… а там, если бы им что-то показалось…

— Есть ли у кого-то медвежьи лапки. — Шумно догадался Билл и сурово повернулся к брату. — У тебя есть медвежьи лапки?

Ас попытался вернуть внимание экипажа, пока идиоты веселились. Шанни обратилась с упрёком почему-то к Энкиду, который пытался доказать жестами, что искомого у него нет:

— Говорит командир.

Веселье оборвалось.

— Словом…

«Да я за ней, как за каменной стеной, буду».

Сказав себе с усмешкой, Ас нетерпеливо пригласил всех занять места и крепко овладел бутылкой, которую Билл не сразу отдал. Он принялся за обязанности кравчего с такой непринуждённостью, что слова возмущения увяли на устах Билла, который поплёлся вокруг стола.

— Большой квадрат на самом деле маленький. — Энкиду подвинул стул, возле которого стоял, для Шанни.

Билл тоном аскета предложил:

— Выпьем за маленький…

Ас сделал лицом иероглиф «Правила Поведения», и зануда Энкиду, обидевшийся за медведей, тоже повернулся к Биллу, а его молчание всегда имело вес реплики.

Билл поспешно прибавил:

— И за Большой.

Снова посмотрели.

— Короче…

Билл осёкся и расстроился, но тут же повеселел:

— За тиранов-мечтателей… которые щедро чертят госграницы. Выпьем.

— Выпьем. — Сказала Шанни, садясь, и глаза её яростно заблестели.

Все поспешно заняли свои места и игра началась. Содвинули.

— За императора. — Сказал Билл. — Выпьем.

— Выпьем.

Содвинули.

— Мы — свободны. Да здравствует тоталитарная власть.

— Выпьем.

В то время, когда поднимались стаканы — шестнадцатигранные — забытый и скорбный Спутник совершал свой обычный усталый бег.

Там в пыли и тьме искусственно созданного смога, где решётка, вздымающаяся на шестнадцать километров ввысь, внизу вбита в глину, кремнезём и гранит на всю глубину литосферы, кто-то смотрел в небо. Рука вцепилась в прутья. И — о, Абу-Решит — как страшна была эта рука. В порванной рабочей перчатке, истощённая до того, что кости кисти проступали пятилучевой звездой под пятнистой кожей, с обломанными ногтями там, где они вообще остались.

Сзади из вонючей темноты раздавались какие-то звуки, и внезапно пролаял властный голос. Рука покрепче сжала решётку, и если небо могло видеть, то увидело бы, как блеснули глаза.

Блеск этот совпал с лёгким и еле заметным движением по небу Глобуса. Ощущение предательства и надежды извлекло из этих, давно не способных на такие штучки глаз, целительную каплю.

Они, и правда, ушли. Ас представил себе…

Как маленький светящийся шарик, эта новая планета-самозванка, винтом вошёл во врата и канул… да. Верно.

Суп (обрезки овощей по всей кухне и гора посуды в мойке, о которой время от времени вспоминали участники ужина) оказался очень недурным, хотя чрезмерно на взгляд придирчивого Аса экзотическим. По красному цвету и острому запаху он догадался, что во время спора относительно выбора первого блюда (ему пришлось отлучиться в рубку) победил громкий голос Билла. Но вкус ему понравился, что уж там. Запашистый и пряный, но не слишком — даже странно, учитывая, как энергично Билл трясёт над тарелкой банкой со специями. Дирижёр, не иначе.

Билл, продолжая дирижировать, обернулся всем телом.

— Куда ты смотришь? А…

Билл указал на завиток растения, пролезшего по стене до самой библиотеки, но не решившегося заползти внутрь.

— Надо и за него выпить. За вечное стремление к свободе.

— Осторожнее в желаниях. — Припечатал Энкиду, и Ас вспомнил то, что сказал Биллу в ту ночь на площади независимости.

Энкиду поднялся за вторым.

Когда он вышел, Билл притих. Шанни, повествуя о том, какие трудности встречают строителя во время рытья колодцев, вопросительно умолкла. Ас вмешался в паузу, наполнив стаканы.

Четыре стакана, четыре суповые тарелки плюс уйма прочего…

— Кто будет мыть посуду? — Спросила Шанни.

Не ведая того, она заставила потеплеть сердце Билла — эта простодушная откровенность, обнажающая тревоги и тайные мысли окружающих, была свойственна его дорогому дядьке-конюху.

Вот так же он однажды сказал Биллу, напряжённо размышляющему над школьным дневником. Запись, сделанная на странице, приковывала взгляд Билла, как случайно найденное заклинание — неопытного мага. Конюх появился за плечом, прочитал запись, взял твёрдой рукой дневник, и с силою шваркнув Билла по обычному для его педагогической методики месту — затылку — сказал с глубоким сочувствием:

— Не видать тебе, веретено, аттестата. — Старик подумал. — И Огонька тоже.

(Огонёк был новый конь.)

Билл почувствовал облегчение, что его страхи обнародованы и можно начать протестовать.

Ас, не поднимая глаз от стакана, ответил:

— Неужели у вас всех хватит наглости вписать командира в наряд по кухне?

Шанни рассмеялась, повеселел и Билл, который, несомненно, попытается увильнуть. Пусть попробует.

Энкиду внёс блюдо — о, боги уборки… — и все потянули носами.

— Макароны с сыром.

Билл проворчал:

— Главное, оригинально. — Однако сам же с такой энергией набросился на еду, что Энкиду с довольным видом отодвинулся на стуле и стал рассматривать ужинающих.

Все ели с удовольствием, и даже призрак позднего грохотания воды и лязга тарелок истаял в парах макаронов с сыром.

Ужин заканчивался под третью бутылку, извлечённую Биллом из того же источника.

— Откуда он их берёт? — Спросила Шанни.

Вино было слабое, и оттого попытка напиться выглядела ускользающе волнующей.

Энкиду пригляделся к Асу, раскладывающему на тарелке без всякой на то нужды вилку с ножом.

— Вписываешь в круг?

— Прости?

— Он что-то тебе сделал? — Вмешался Билл, в эту минуту уверяющий Шанни, что с балкончика виден его дом в предместье и даже службы. И, дескать, кто-то туда зашёл и вышел с расширенными глазами. — Если он тебя обижает, жалуйся мне.

— А он обернулся? Ну, с глазами?

Билл повспоминал, закатывая глаза и трогая кончиком языка губы.

— Конечно, обернулся.

Щедро показал.

После ужина отставив тарелку, Билл сделал какое-то привычное движение и вдруг закаменел. Ас посмотрел и поправил вилочку.

Шанни шепнула в стакан:

— Та-ак, тут кто-то поступился домашними привычками. Похвально.

Билл выглядел сбитым с толку.

Но Шанни его удивила:

— Это так приятно. Спасибо

И добавила мимо Билла:

— …Мой командир, мой лучший друг.

Билл подарил лучшего — предположительно — друга таким взглядцем, что в таких случаях иные нибирийцы, не выдержав, попросили бы, чтобы им предварительно завязали глаза.

Ас ничуточки не смутился. Он ничего не сказал и сложил нож с вилкой на своей тарелке косым крестом.

Билл зорко пригляделся.

— Это вот что? — Указывая пальцем. — Буковка какая-то.

Он потянулся через стол и встретился с глазами командира.

— Просто хотел узнать, что это символизирует.

Энкиду пояснил:

— Что он больше не хочет.

Билл протянул: «А» так долго и звучно, что звук слился с треском разворачиваемой газеты.

Ас отодвинулся и загородился.

Билл разрешил:

— Читай, читай. За время путешествия у тебя будет время до тонкости изучить особенности шрифта, а уж содержание будет от зубов отскакивать.

Он собрал вилочкой остатки со всех тарелок.

— Надо подкормить домового. Эх, жалко кота не взяли. Интересно, как папа его назовёт?

Он потянулся, стаскивая к себе тарелки.

— У нас будут свои приметы и странности. …Есть у нас третье?

Шанни показала коробку и пошумела. Ас сразу возмутился:

— Вы же должны были что-то сделать сами.

Энкиду сказал:

— Дружище, это перебор.

— Это печенье с предсказанием.

— Тем более. Всякие гадательные штуки — это не для нас.

Шанни внезапно шарахнула коробкой:

— Да они просроченные! Надо спасать.

— За борт.

— Ты же говорил, нехорошо в окна бросаться!

Уличённый Ас поступил, как все тираны — рассердился.

— Это исключение.

Энкиду забрал коробку.

— Там дата вчерашняя.

Билл вступился:

— Вчерашние предсказания нам ничего не сделают. Ну, Асушка… не будь педантом.

Командир требовательным жестом забрал коробку и исследовал. Все молчали в ожидании. Наконец, он поднял глаза и изрёк:

— Ладно. Но читать я не разрешаю. Чушь это всё какая-то…

Шанни кивнула.

— И на том спасибо.

Унесли тарелки. В полутёмной кухне, когда все вышли, Билл поставил тарелочку под стол. Энкиду заглянул из коридора. Билл ответил ему взглядом из-под стола и позвал шёпотом:

— Слушай… это чудесное вино… оно такое милое, да?

Энкиду оглянулся и пианиссимо ответил:

— Ты имеешь в виду…

— Ты же её спрятал?

Энкиду кивнул с голодным блеском в глазах.

— Как ты думаешь, начальник будет третьим?

Энкиду хотел ответить, но вовремя передумал. Шанни прикрикнула:

— Долго вас ждать?

Возвращаясь, не посмели обменяться ни словом. Шанни поставила коробку посреди стола и подтолкнула её к Асу.

— Командир…

Ас начал было бормотать относительно вреда гаданий, но сообразил, что это старо, и раздражённо полез в коробку.

Шанни ждала, когда двое притихших обзаведутся своим печеньем. (Получилось так, что их руки столкнулись в коробке.)

— Командир, — вежливо, — я в общем, согласна с вами относительно осторожности, которую нам следует проявлять в делах такого рода. Ибо так много того, что неподвластно разуменью, командир. Но одно предсказание я могу сделать.

— Что это значит? — С прохладцей спросил Ас, брезгливо глядя на бедное печенье классической сердцевидной формы.

— Не считая себя специалистом в гаданиях, всё же осмелюсь предположить, что сегодня после ужина на некоем корабле трое сильных духом решат возвеселить свой дух, притупив свои чувства и презрев опасность.

Ас откровенно смутился, и это выглядело очень мило. Он даже потупился, держа очень славное подрумяненное сердечко в ладони. Билл и Энкиду, услышав такое предсказанье, не выказали ни малейшего желания ни опровергать его, ни высмеять.

Билл выждал приличное время и сказал, как ни в чём не бывало — взглянув очень доброжелательно на командира, впервые с начала первого ужина:

— Вот бедолаги.

— Не вздумайте оглашать. — Отойдя от потрясения предсказанием Шанни, проскрипел командир.

Энкиду нахмурился и сказал Биллу, следя за его рукой:

— Это моё.

— Постой… вообще-то это — моё. Оно лежало справа…

Билл запнулся.

— Да. — Неуверенно молвил он. — Справа…

Шанни с усмешкой следила за печеньем.

— Справа, если с потолка смотреть? — Невинно переспросила она в тот момент, когда сомнения Билла устоялись.

— Я взял самое большое…

Он отчаянно нахмурился, потом разломил печенье и жадно уставился в бумажку. Воскликнул:

— Вдруг это твоё! Дай-ка мне взглянуть…

Энкиду отрезал, накрывая рукой свою собственность:

— И не подумаю.

Ас приложил руку к глазу:

— Но если смотреть с пола…

— Не показывай на себе. — Окрысился Билл.

Ас уже не сердился, он расслабился и нечаянно сломал в руке печенье. Оно захрустело. Билл, запихивающий в рот остатки своего, весь подался через стол, и комнату сильно встряхнуло.

Потом ещё раз. Коробка уехала, командир после мгновенного оцепенения вскочил и, забыв на столе сломанное печенье с белеющей бумажкой, промчался к выходу.

Они услышали, как стучат его шаги по лестнице. Первым был Билл… он опередил даже Шанни, а вот Энкиду, похоже, не торопился. Пока он вышел вслед за торопыгами, комнату подбросило дважды.

В Игровой он нашёл их.

В полукруглой стеклянной стене сначала они увидели только звёзды. Между двумя огненными шарами мелькнул огонь.

Энкиду сказал:

— Вон оно что…

Шанни потерянно молвила:

— Это… неужели это она?

Огонь приблизился. Он шёл по своей орбите и, очевидно, оказался в непосредственной близи от Глобуса в тот миг, когда они забавлялись предсказаниями. Теперь было видно, что огонь имеет форму скрещённых шпаг. Три стрелки блестели от солнечных батарей, четвёртая, вооружённая наконечником, указывала на запад вселенной.

— Раав за окном. — Громко сказал Билл. — Мы не сошли с ума?

Голос Аса ответил:

— Как ни странно, вы здоровы. Это она…

Вооруженная стрелой красавица шла прямо на них. Это был потерянный зонд-шпион, роскошный старый космический аппарат, запущенный страшно давно в области радужного Кишара сразу после войны за Спутник.

Названный в честь знаменитой красавицы былых времён, звездолёт получил сложное задание.

Дорогой беспилотник выполнил всё, что от него — вернее, от неё, — требовалось. За исключением одного. Когда всё было сделано, Раав полагалось покончить с собой, запустив систему самоуничтожения. Но что-то произошло, и вооруженная дама просто улетела, вдобавок поменяв орбиту.

С тех пор считалось, что она потеряна. Раав промчалась так близко, что они успели разглядеть гравировку на её стреле, и исчезла, напоследок ещё раз шаловливо приподняв их и опустив на пол.

Ас вышел к ним, удерживая на губах загадочную улыбку.

— Что, доктор? — Энкиду скопировал улыбку. — Шпион прошёл в метре от жизненно важных органов?

— Когда она появилась, начался сеанс связи с Нибиру.

Билл всполошился.

— Твой папа мелькнул с котом, тыча бедное животное в глаз и что-то крича.

— Что?

— Не беспокойся, он не попал. Потом стал тыкать себе.

Сообщив это важное известие, Ас деловито направился вниз.

— Куда?

Он обернулся.

— Уборка, дорогие, уборка.

Он косо взглянул на Шанни, недоверчиво оценивающую мизансцену. Билл сделал руками всплеск и, видимо, утаив часть чувств, остаток выразил:

— Да вы что? Первый ужин, он же должен стать незабываемым событием, искрой, на которую мы потом смогли бы оглядываться на нашем странном и страшном пути среди пустоты и мрака! А вы хотите утопить драгоценнейшее воспоминание в сутолоке будней и рутины… эти тряпочки…

Он бы не мог пожаловаться, так как большую часть они, несомненно, выслушали, отворачиваясь с доброй улыбкой (Энкиду), спускаясь по лестнице — Ас, и протягивая ему руку…

Билл недоумённо замолчал, глядя на исчезающую внизу макушку командира и предмет, который Шанни вложила ему в доверчиво раскрытую ладонь. Он помял предмет.

— Это носочек. — Пояснила Шанни. — Поскольку он лежал тут одинокий, я решила, коль у него нету пары, он должен посвятить себя общественной деятельности.

Билл слабо что-то проговорил.

Шанни вежливо склонилась:

— Что? Ну, потом расскажешь… знаешь, как здорово делиться драгоценными воспоминаниями, пока вытираешь со стола.

— Но… этот носочек?

— Отличная тряпочка. Тем более, что, как я уже сказала — он лежал тут совсем один.

Билл покачал головой:

— Нет, я знал, что столкнусь с этим….но не знал, что непонимание встретит меня так быстро и безжалостно…

Шанни шла вниз. Она не обернулась. Билл швырнул того, кто должен был помочь обществу, и заспешил за ней.

Спустившись, он обнаружил, что уборка в разгаре. Ас даже не посмотрел на него, с умным видом окуная в мойку, полную отвратительной жирной воды, блюдо, некогда бывшее чудесным блюдом с макаронами, не говоря уже о сыре.

Билл прикоснулся лбом к косяку. Мимо толкнув, протиснулся большой тёплый Энкиду с метлой.

— Извини, старина.

— Да ничего… — Опечалился Билл. — А… командирчик, ты не подскажешь…

Ас обернулся и швырнул в него блюдом. Блюдо летело, как стандартный шатун — ловя чуткую воздушную волну и чуть подрагивая шляпочными краешками. Билл вытянул руку, сдвинувшись до пояса на сорок-пятьдесят градусов, поймал его за мокрый ободок и встретился взглядом с цветком в центре. Художник, наверное, фантазировал. Причём, фантазия его была не вполне в духе того художественного направления, которое поощрял даже папа Билла, именуя направление здоровым нибирийским осмыслением действительности.

— Вытри-ка.

Билл вспомнил про носочек и подавил вздох. Тряпочку ему услужливо отыскал Энкиду, передав её тем же манером. Сняв с носа полотенце, Билл унылым механическим движением запустил механизм рутины будней.

Но самое трудное ожидало Билла в конце. Ас, классическим жестом опытной хозяйки запуская руки в фартук, дабы удалить излишнюю влагу, позвал:

— Шанни…

— Да? — Синий глаз из-за дверцы шкафа.

— Насчёт твоего предсказания…

Энкиду, заталкивая под мойку чистое ведро, напрягся, и они с Биллом в этот момент представляли собой скульптурную композицию Аллегория Внимания.

— Не умоляя твоей проницательности… Боюсь, ты ошиблась.

Шанни без особого чувства прихлопнула дверцу.

— Да-а?

Ас кивнул.

— С командиром не спорят. — Отчеканила Шанни надменно.

Ас не решился ввернуть последнюю фразу, полную скромного достоинства.

Билл безмолвно негодовал. Энкиду тоже как-то приувял.

Когда Шанни вышла, оба кинулись к Асу.

— Где она?

Ас посмеивался.

— Кто?

Билл изобразил взмахами женственные формы. Ас просканировал направление, в котором ушла Шанни.

— Ты ведь не всерьёз?

Ас помолчал. Потом взглянул на Энкиду.

— Вы, верно, оба с ума сошли. Мы только что чуть не столкнулись с предметом по курсу, считавшемуся абсолютно безопасным.

— Ты столкнёшься кое с чем похуже, если заначишь. — Тусклым шёпотом пообещал Билл. Он зло сверкнул глазами.

Ас вышел, подняв ладони.

— Нет, нет и…в общем, повторяйте этот иероглиф, пока не погрузитесь в сладкий крепкий сон.

Энкиду мыл руки. Крупные пальцы перебирали воду, как нечто плотное. Он прикрутил кран ласково, не до конца. Ничего, командир докрутит.

И перекрутит, возможно.

Вложив руки в складки полотенца, он медленно стирал влагу с кожи. Капля за каплей.

Нет такого слова… только это. Слово, которое равно пугает и веселит и царей и нищих, в зависимости от контекста. И это слово, конечно, кровь.

Капли, падающие из крана, с которым так бережно обошлись, были прозрачны. Под их мерное падение что-то возникло. Ритм — шагов или движений? Энкиду потёр лоб. Крошево печенья на столе перед Биллом… своё предсказание он вытащил аккуратно, сломал сердечко таким манером, что будь оно настоящее, никто бы не пожаловался.

Таков уж Энкиду. Зачем быть жестоким? Он посмотрел на свои руки, раскрыв ладони. Только он знал, сколько силы заключено в них, в каждой клеточке кожи. Ах, как он должен следить за собой. Нельзя никому причинить вред… Без нужды.

Билл раскрошил своё лакомство. Растёр в песок. Энкиду отступил к выходу и пошатнулся, будто шёл по дикой местности. Песок и холмы.

Коричневые плечи и колени холмов приподнимали горизонт по всему плато. Невысокие и напряжённые, под белым небом. Цепь влачилась, не натягиваясь. Это было торжество земли, её неторопливая власть.

Идти по такой — одно удовольствие. В этих шагах была правда… о, нет — истина. Хотя и это всего лишь слово.

Он прислушался — голос Билла. Вкус печенья уже забыт. Но сладкий и пряный вкус яблочной начинки остался на губах. Он возвращался даже во сне.

Текст предсказания, которое он не прочитал, а увидел, подобно картинке, тоже поселится в его сне.

Капля за каплей.

Шаг за шагом к своей цели среди холмов. Раз-два… два… каждый второй шаг был утверждением, отправленным письмом.

К голосу Билла присоединился другой голос. Синева и светлые волосы. Небо и дюны.

Такого цвета кровь драконов, вспомнил он слышанное когда-то поверье. Но кто ему это сказал?

Как Билл не помнил сорванного им цветка — во всяком случае, он так говорил — так же и Энкиду не помнил первых лет своей жизни. Человечество тоже не помнило первых тысячелетий — но им рассказали боги.

Энкиду тоже рассказали.

И он верил — пока не ему не рассказали совсем другую историю, и теперь он не знал, верна ли и она.

Он помнил, как это произошло. Но не будет же он каждый раз это вспоминать? Этак можно стать задумчивым.

И невежливым. Чего доброго.

Капля за каплей.

Он неслышно прошёл по лестнице и застыл на минуту над акустической ловушкой, которую открыл благодаря Шанни. Она тогда так уставилась вниз, что ему стало интересно, скажет ли она, в чём дело. Она не сказала. Отсюда было слышно, как Билл направился в комнату с фонтаном.

…войдя в кухню, он посмотрел на плечи Шанни, склонённые над мойкой.

— Что-нибудь нужно?

Она не сразу расслышала, и он повторил. Повернувшись с чашкой в руке, она поглядела в её глубину.

— Нет… спасибо. Свободен.

— Вот за это спасибо.

Она вопросительно подняла взгляд, занятый открывшейся ей глубиной фарфора. Потом сообразила и улыбнулась без малейшей отзывчивости. Однако повторила ещё приветливее:

— Вот и вали, пока я не передумала.

Так он и сделал.

Возле её двери он оглянулся и вошёл. Мягким светом из соседних комнат были освещены комод и кровать. Возле комода он совершил коленопреклонение и вытащил из нижнего ящика, из-под полотенец, которые папа Билла призывал не брать с собой, чемоданчик.

Сел поудобнее и, ковырнув в замке прихваченной из кухни вилочкой для десерта, тщательно перебрал то, что нашёл под крышкой.

…Шанни отступила, пятясь, от двери в свою комнату и, подождав — прислушавшись, надела туфельки. Она вернулась в кухню, где в мойке лежала невымытая чашка.

Возле комода Энкиду, не изменивший положения, поднял взгляд на дверь и некоторое время смотрел.

Ветер веет, где хочет, — спустя пять минут читал он. Энкиду вернулся в свою комнату и сейчас лежал в постели с маленькой книжкой. Томик был старый и припахивал плесенцой, но не противно. Некогда между страниц поползли ветви живого микроскопического существа. Потом высохли и ныне составляли целое с плотью страниц. Избавиться от них уже невозможно — разве что бросить книгу в огонь. Но этого делать нельзя. Это была ценная старая книга, смесь лжи и правды, знания и невежества, призывов к уничтожению и призывов к свободе.

Книжку эту Энкиду всегда таскал с собою, с самой юности. Откуда она у него, он прекрасно помнил. Ему протянул эту книгу — страшненькую и даже на вид липкую, в дрожащих и грязных руках несчастный пьюха в переулке.

Энкиду почувствовал тогда, как в горле у него образовался камень от боли и жалости. Ему исполнилось семнадцать лет, и обстоятельства его были самые неопределённые. Он и о себе-то мало что знал. Знал, что он один, что очень красив, что совершенно невежествен, что сильно влюблён и, ну, так ещё кой-чего по мелочи.

Он протянул нибирийцу, пребывающему в полутьме переулка, как сам царь теней, пачку сигарет, в которую воплотились его последние деньги.

Это была вся его собственность. Пачка была первой в его жизни, купленной спустя полчаса после того, как он получил призывную в армию на срочную службу.

Он не успел расковырять блестящую оболочку, только почувствовал, какая гладкая и нарядная эта штука. Он прочитал угрожающую надпись и рассмотрел картинку с черепом, в который надлежало превратиться самому юному Энкиду, стоило только прикурить сигарету.

Надпись и картинка не возмутили его воображение. Для того, чтобы напугать нибирийца после того, как его призвали в армию, которая славилась своей дедовщиной и которой грозили мальчикам с младенчества, требовалось что-нибудь посильнее.

Но Энкиду не был напуган…

Не будем говорить — «ничто», скажем, мало, что могло напугать Энкиду, рождённого неизвестно кем и где. Во всяком случае, усилий великого государства Нибиру в попытках сохранить ему здоровье с помощью изображения последнего приюта мысли — черепа, и оставить от него вот это самое с помощью веками отработанной системы малых пайков и меткой стрельбы северонибирийских террористов, — этих усилий было недостаточно.

Он без сожаления проводил своё последнее гражданское достояние, скрывшееся в горсти владыки переулка. Грязь подчёркивала изначальную красоту удлинённой кисти и скульптурных фаланг.

Книгу Энкиду взял, ибо владыка, как и подобает, был горд и не желал милости, но хотел продать книгу, которая так же являлась его последним достоянием.

Энкиду тщательно оттёр ногтем переплёт, обильно используя фермент, всегда сопутствующий нибирийцу. Он решил подержать книгу под воздействием солнечного света, и сел с нею на скамейку. Ветер настырно сворачивал и приподнимал страницу, силясь перевернуть. Энкиду лениво читал то, что попадалось на глаза.

Вот, как сейчас.

Так вышло, что своё образование Энкиду начал получать с помощью книги, купленной в переулке. Позднее он позаботился, чтобы увеличить количество своих знаний, уже другими способами, но книга осталась при нём.

Из неё он узнал, что дом на Нибиру не настоящий, а настоящий находится для всякого нибирийца в небе. Узнал легенду о крови. Прочёл о странных нибирийцах, которые были готовы приносить в жертву своих сыновей непонятно ради чего. Там был и рассказ о знаменитой красавице, в честь которой назвали сбежавший звездолёт.

Кто она?

Она или мстит или хочет кого-то выручить, или ни то, ни другое.

Зная её так давно и так мало, теперь он мог оперировать только несколькими, ничего не говорящими предположениями.

Шанни не стала брать себе печенье. Под шумок она уклонилась, а её никто не спросил. Даже забавно, что Билл упустил это.

Даже обидно

Она бы запросто придумала любое предсказание в любом стиле в любых обстоятельствах.

Намёк на её жестокость заключался в её глазах — они были синие и холодные.

Ветер веет, где хочет.

Билл всё же потащился за командиром. Повторение нигилистического иероглифа результатов не давало. Потоптавшись перед дверью, он робко поскрёб неотзывчивую поверхность.

Ответом было молчание. Билл стукнул покрепче, и нагрубил двери:

— А ну, открыл.

И, в самом деле, дверь открылась, и тут же две крепкие, как рекомендуемый сон, но не столь же ласковые руки кормчего и кравчего, ухватили Билла за ворот и втащили в рубку.

— Ты что же это. — Встряхиванье. — Бунт?

Билл был отпущен и мыкнул просительно:

— Асушка.

— Сказал — нет.

Ас приблизил острый нос к носу Билла и прошипел:

— Ты соображаешь? Надрызгаться втихаря в первую же ночь…

— Но мы же всё продумали. Она уходит спатеньки, а мы культурнейше… и утром свежие встаём. Не дыша.

Ас сел.

— Билл, поверь, я ведь тоже нибириец.

Билл этим не удовлетворился.

— Так в чём же тут собака?

— А если кто узнает?

Такое, прямо скажем, малопонятное и малодушное объяснение ввергло Билла в изумление, выразившееся в глупом смехе.

— Кто, позволь? Иные формы жизни?

Ас смолчал.

— Ты же вытащил все штучки?

Тихо:

— А если не все?

— Вздор. И… ну, допустим, и что же — нас вернут обратно?

— Билл, не стоит рисковать. И, между прочим, есть элементарные правила…

(– Ты уже говорил.)

— Леди не в восторге от того, что останется бодрствовать одна на корабле, отданном на волю мрака, в то время как командир и балласт пребывают в изменённом состоянии психики, в науке известном под названием бревно.

— Она не узнает.

Ас вскипел.

— Вы бы поскромнее себя вели! Это всё из-за вас. Не могли сдержаться, начали перемигиваться четырьмя глазами с самого начала ужина. Вот она и вычислила.

Билл обиделся всерьёз.

— Так значит, это мы с Энком виноваты, что это милое нежное вино будет щекотать наши утомлённые нервы? Тьфу, оно у меня вот тут стоит.

Ас пробормотал:

— У меня тоже.

— Глотнуть свободы охота.

Ас что-то вякнул и усиленно занялся трёхмеркой.

Билл приободрился. Покаяние командира навело его на мысль, что капля точит иные материалы и т. д. Он решил пока оставить начальника в покое и дождаться, когда естественные потребности возобладают над волей, мужеством и чувством долга.

— Ну. — Глубокомысленно. — Должно быть, ты прав.

Ас подозрительно глянул и вернулся к трёхмерке. Билл вспомнил о небесной авантюристке.

— Как это она из-за угла выскочила…

Сейчас океан вокруг был полон мира и покоя. Мерцали большие звёзды. Билл принялся гулять по рубке.

— А это что?

— А ну, положь.

— Судовая роль. — Прочитал Билл и, перевернул толстую тетрадку, похожую на классный журнал.

— Ты заполнил?

Ас мельком глянул:

— Само собой.

— И когда успел. — Польстил Билл.

Билл с некоторым трепетом открыл журнал. В памяти смутно пролетели воспоминания не самого вдохновляющего порядка. Голос матери, говорящий:

— Стих вписал? Нехороший стих? Будьте добры, дайте почитать, госпожа учительница.

Далее — полёт рукописи, взмах, раскрывающий истрёпанный обрез и еле слышный подавленный смех матери.

Билл листнул манускрипт.

Командир комплексного управления — Александр сир Александр, космолётчик первого класса, лицензия от… и тра-та-та… паспорт выдан и тра-та-та… герой Северной Нибирии.

Билл быстро посмотрел на неподвижный профиль.

Пассажиры — Бильга сир Баст и тра-та-та… Энкиду сир Гурд, последнее место работы — инструктор природоохранного отделения компании Заповедные Территории, леди Шамхат мистрис Алан, последнее место работы… мелким шрифтом — привлекалась, как эксперт, к работе правительственной комиссии такого-то яррогода по выяснению обстоятельств деформации рельефа…

Билл отвлёкся.

— Что-то упало?

— Где?

— Тут сказано, что Шанни выясняла насчёт того, что где-то что-то отвалилось?

Ас фыркнул.

— Ты бы положил.

— Я не имею права это читать? Вот это — про грозу браконьеров и про… чёрт, что это за фамилия у Шанни? Что-то знакомое.

Ас опять повторил, что лучше бы Билл оставил всё в покое, но добавил:

— Если бы ты не имел права, эта книжка не находилась бы там, где чьи-то большие ручонки могут её тиснуть.

Билл посмотрел вскользь своими неправильными глазами леану из музея естественной истории, помотал тяжёлой абрикосовой шевелюрой.

— Почему тут не написана твоя настоящая фамилия?

Ас развернулся в кресле.

— Потому что у меня её нет.

Билл смущённо опустил глаза. Не стоило, впрочем, обольщаться насчёт глубины его смущения. Ас дождался — интервал был в такую долю секунды, что на обычном нибирийском языке, хоть и породившем великую литературу, нет образного обозначения для подобной величины. Билл снова посмотрел ему в глаза.

Ас сделал вот что. Встал, так что кресло поехало без него в сторону к сияющему окну, прошёл к трёхмерке, сунул, не глядя внутрь, длиннопалую сухощавую руку и вытащил обратно. Рука не была пуста.

Билл очень обдумал увиденное и по своей природной хитрости — а ведь она была ему свойственна, хотя никто этого не знал — прочувствованно молвил:

— О… Командир.

Ас посмотрел на дверь, поставил вытащенное на клавиатуру довольно небрежно — Билл опять содрогнулся, но не посмел шутить насчёт кнопок, понимал — минута не та, и комр в таком настроении и состоянии духа, что надо ловить, ловить эту минуту и ни в коем случае не испортить её какой-нибудь глупостью.

Ас снова устроился в кресле, сложил ручки на груди и испытующе посмотрел на скромно молчащего Билла.

— Слушай внимательно. — (Ему бы военруком в закрытую школу.) — Когда станет тихо на этом судне… когда станет — запомни, — Билл кивал чаще, чем нужно, — ты берёшь громилу и вы — Билл, хватит мотать башкой, — на цыпках идёте на запад, к техпомещениям.

Билл пискнул:

— Там, где метла?..

— Там, где метла. — Удовлетворённо проурчал военрук… тьфу, — Ас.

Благосклонно задал закрепительный вопрос:

— Усвоил?

Билл еле выговорил голосом, полным неподдельного уважения:

— Усвоил.

Билл вышел под напутствие:

— И убери это выражение из глаз, если не хочешь, чтобы я тебя прикончил во сне.

Растроганный Бильга сир Баст, получив такие точные распоряжения, немедленно направился на поиски сира Гурд.

Хроника — неписанная — Глобуса гласит следующее. Спустя полтора часа после разговора в рубке, двое ждали в коморке в конце самого распоследнего, какой ни есть, коридорца. Билл косился на метлу

Послышались шаги. Лёгкий стук.

Ответили:

— Мы тут.

Ас вошёл и отпрянул.

— А что? Сидите на корточках с округлёнными глазами… я даже испугался.

Билл вытащил из карманов и поставил три чашки. Из правого две и одну из левого. Энкиду любовно отодвигал и придвигал ящики с надписями, состоящими сплошь из сокращений, звучащих, как выстрелы.

Здесь за ящиками и закрытой дверью было уютно. Всякие частности, вроде бездны за стеной и осуждающих синих глаз, здесь не катили.

— Господа, не так плотно, я ж не устрица, мне надо видеть вход. — Попросил подобревший Ас. — И почему не стаканчики?

— Кроме высшего образования, нужно иметь, хотя бы среднее, соображение. — Процитировал Билл старую заповедь всех космопроходчиков. — Стаканчики могут проверить, чашечки никогда.

Он рассматривал:

— Из маминого сервиза хотел… тово. Мама не положила. А он мне предназначен.

Поднял стаканчик, обвёл убежище взглядом.

— В приданое.

Поправил покачнувшийся ящик. Рассмеялись, переглянулись.

— Э. Полегче с граблями, ваше высочество.

— Да, я и забыл, что ты высокородное существо из золотой молодёжи.

— Его молодость под вопросом. — Отозвался бастард. — Так… Слегка обветренная. У него давно проблемы со свечками на торт. Он их выдёргивает и прячет в карман. Нет, больше не надо.

Билл застыл.

— Нет, надо всё… а то примета есть.

— Ладно.

— Да тут пустяки какие-то.

— Сказал — ладно. Извини, я тебя задел?

Энкиду заметил:

— Не притворяйтесь, что вас забрало.

Билла потянуло на обобщения:

— Итак, компания из двоих нибирийских мужчин, киборга Баст, образованной актрисы… в смысле, девицы… летим.

— Вот… ты доливай.

— Там просто уже капельки.

— Ты по системе: он позвонит, он не позвонит.

Билл подержал оскудевшее вместилище над одной чашечкой, и над другой… ну, вы представили.

Энкиду благодушно попрекнул:

— У меня дважды позвонит, ты командира пропустил.

Ас не сердился.

— Ничего.

— Ну, да, он за рулём. А хорошо, что нас с Нибиру не видно. А мы погрузили бомбы, заряженные саженцами деревьев?

Ас долго думал, потом облизнул губы и сказал:

— Завтра проверю. Завтра проверю.

— Ты же уже сказал.

Энкиду объяснил:

— Он для порядка. Их так учат. Чтобы сообщение не перепутать. Чтобы сообщение не перепутать.

Ас вслушивался в двойной смех, как будто издалека:

— Инфантилы.

Его серые глаза казались чуть иными. Энкиду первым перестал смеяться, потому что увидел, как, продолжая улыбаться губами, командир нацелился в пространство совершенно трезвыми холодными глазами.

Поднял палец. Привстал. Теперь и они услышали…

— Что это за звуки?

Произошла занятная суета. Минута миновала, и в коридоре стояли трое нибирийцев, строгих и самоуверенных, сроду не употреблявших ничего крепче слабенького вина.

— Скажем, — отчаянно прошептал Билл, — что нам померещились странные звуки.

Энкиду ответил тем же манером, чуть спокойнее — в смысле, отчаянно, но не так:

— Вот дурак, нам, и правда, померещились.

Было тихо. Шлёпающие вкрадчивые звуки прекратились.

— Это не Шанни.

Краткая всеобщая радость, затем Энкиду эту радость умерил:

— Тогда что это?

Ас бородкой и осанкой показывал, что передышка кончилась, сосуд осушён, надо жить и лететь дальше.

— Ну, всё. Расходимся.

— А её куда?

Ас, ещё более холодный и трезвый, чем обычно, посмотрел и вдруг резко рванул дверцу аварийного люка. Перед ними был маленький шлюз. Ас перевёл выключатель на Изнутри-Наружу. Открылся круг синего света. Билл охнул.

— Бросай. — Рявкнул комр.

Билл замешкался. Вечностью пахнуло из окошка. Синергетическая защитка только отделяла их от пустоты. Ас выдернул из его руки предмет и швырнул.

Горлышко дулом взяло на мушку запад ойкумены, и стекляшка, блеснув на прощанье, улетела. Ас быстро захлопнул люк. Все молчали, подавленные неистовством сдержанного командира.

— А если болтаться будет?

Ас хмыкнул.

— Я, по-твоему, пьяный, что ли?

— Нет, конечно.

— С этого бока её гарантированно унесёт на восток к тем астероидам ещё до утра. — Отчеканил Ас.

Билл уважительно отозвался:

— Глаз-алмаз.

(Ас помигал.)

— Надо было записку положить.

Энкиду вздохнул:

— Несвоевременные шутки в отягчающих обстоятельствах.

— Это ты из УК цитируешь? — Узнал Ас.

— А помните того, кто прыгал, как в кино, из звездолета, потому что его-то отправили, а систему посадки не доработали? — Осенило Билла невовремя.

Энкиду деланно ужаснулся:

— Ну, и смысловые ассоциации у тебя. Можно даже подумать, ты выпил.

Разошлись, чувствуя, что последний эпизод удалил все тщательно введённые Снаружи-Внутрь элементы покоя. Покоя вообще нет, так что зря старались. Командир ушёл в рубку, уже ругая себя мысленно за шапкозакидательство и использование аварийного люка, если честно, в хулиганских целях.

В Игровой Билл засмотрелся в окно. Астероид с шестью хвостами крутился где-то далеко, возле небольшой планеты. Билл зажмурился и, подождав, разлепил глазыньки. Но хвосты никуда не делись.

— Как насчёт космического адаптационного синдрома на завтра? — Спросил он у проходившего в Детскую Энкиду.

— Я смотрел, там огурцы солёные есть.

Билла царапнуло по боковушке зрения. Голубой диск на чёрном был стёрт вспышкой.

— Эй, Энкиду, — тревожно пожаловался, — у меня чего-то в глазах блестит.

Из комнаты ответили:

— Это радиация, не боись.

Перед сном Билл, весёлый и свежий, направляясь на краткую прогулку, увидел тень, выползающую из-за поворота. Вышел Ас, подняв молоток.

Билл предложил:

— Если ты мне скажешь, куда ты идёшь, я тебе скажу, куда иду я.

— Не надо.

Ас подбросил на ладони мелкие железяки.

— Поставлю задвижку в ванной.

— А. — Примирительно произнёс Билл.

Ас прошёл мимо.

Позже, взбрыкивая ногами одеяло в Игровой, Билл прислушался и сказал в соседнюю комнату:

— Энк… слыхал… Братанчик, ты спишь?

В Детской послышался звук переворачиваемого тяжёлого тела.

— Уже нет.

Издалека слышно было, как сдержанно постукивает железо. Потом негромкий лязг и падение чего-то, упавшего с металлической жалобой. Билл затаил дыхание, надеясь услышать вербальное сопровождение, подобающее мыслящему существу, но восстала тишина ночи. Она до того удручающе подействовала на Билла, что он опять заговорил, пытаясь пригнуть к себе спинку кровати:

— А странно, верно?

Из Детской не донеслось ни звука. Билл подождал. Голос Энкиду произнёс несколько слов. Билл рассмеялся.

— Ну, спи. Спи. Раз ты такой толстокожий. Если мимо меня пройдёт призрачная женственная фигура, я сделаю вид, что не вижу.

Молчание за стеной сделалось напряжённым. Страшно далеко опять раздались удары молотка.

— Душа пальмы, к примеру.

Билл отметил, что в Детской заскрипела кровать и с непритворной досадой молвил:

— Тоже мне, слесарь… с одного удара гвоздь забить не может.

Внезапно над ним нависла огромная чёрная фигура. Билл, взвизгнул, садясь и вглядываясь.

Фигура сказала придавленным голосом:

— Билл… может, надо что-то прояснить?

Билл копошливо закутался в одеяло и угрюмо ответил:

— Ты бы, братец, не подкрадывался. Тут тебе не заповедные территории, а я не антилопа.

Энкиду постоял ещё с полминуты и что-то сказал, но в эту секунду молоток вдалеке ударил с силой, и реплика была заглушена.

Билл поднял палец, осветившийся падающей звездой.

— О, молодец… Вколотил. Что ты сказал?

— Ничего.

Энкиду ушёл, расчерченный светом.

В Спальне было тихо, будто там спала мышка, хорошо поработавшая днём. Но это была не мышка, отнюдь.

Чуть позже далёкие шаги на юге возвестили, что командир сделал своё дело. Его твёрдая поступь, удалявшаяся по лестнице, тоже сделала своё дело. Она заставила приподняться уши Энкиду, повеселила засыпающего в хорошем настроении Билла и даже встроилась в сон Шанни, как художественная деталь.

Глобус, ведомый закинувшим на клавиатуру ноги в домашних туфлях Асом, одновременно и летел, и висел на месте. Кому-то со стороны показалось бы даже, что он летит назад, к Нибиру, но то был бы, конечно, обман зрения.

Командир подрёмывал, сложив руки на груди. Он не встрепенулся, чтобы поглядеть на трёхмерку — просто приоткрыл совершенно не тронутые сновидениями глаза. Распустив руки, он косо глянул в приоткрытую дверь дежурки. Там, аккуратно застеленная с откинутым уголком одеяла раскладушка, делила одиночество с повисшим над нею паучком. Паучок решился и, спрыгнув, пробежал по одеялу, канув где-то за белейшей складкой.

Ас огляделся с видом нибирийца, который ждёт.

Энкиду вошёл в чёрную кухню и замер. Тут кто-то был. Он постоял, светя глазами, как само Приключение, и включил свет. Остановился в центре прибранной и притихшей кухни. Из-за шкафа вышел Ас и, заняв проём двери, прилёг плечом и даже виском к косяку. Руки скрещены. Он и Энкиду обменялись взглядами.

— Попить захотелось? — Приветливо спросил Ас на правах ночного хозяина.

Энкиду кивнул.

— После этого острого супа, понятное дело.– Согласился Ас.

Он покинул свой приют, распустил руки, вышел на середину, оказавшись нос к носу с научным руководителем экспедиции, — просто кадр из фильма про любовь, — но вместо поцелуя последовал вопрос не вполне дружелюбным тоном:

— Итак?

Оба разом глянули на полку у потолка. Антресоли были приоткрыты. Энкиду сказал:

— Покажешь?

— И не подумаю.

Ас помолчал.

— Почему…

Раздались грохочущие шаги, и в проёме выросла и заполонила пространство фигура с всклокоченной головой. Билл плюхал глазами, вглядываясь в общество.

— Тю.

— Это всё, что ты скажешь?

Он посмотрел склеенными сном глазами на Аса и шумно почесался наотмашь, взлохмачивая халат.

— Если ты не выдашь мне тетрадку с ролью… Да, это то, что я хотел сказать.

С этими словами он вышел на середину, а так как там уже пребывали двое, стало тесно.

— Я, собственно, — болтнул Билл заговорщицки, — пришёл за стрелялками, которые вы нашли там, наверху.

И он протянул руку ладонью вверх, при этом вознамерившись сесть. Александр с состраданием посмотрел на воспротивившийся насилию стол.

— Спроси у него.

— Так-таки у него?

Теперь все трое синхронно уставились на дверь. Шанни, ничуть не заспанная, смотрела на них ясными синими глазами. С учётом золота Билла, льда Аса и фиалок Энкиду, здесь был представлен почти весь спектр.

Шанни увидела то, что не видели другие. Бастард был разъярён: края твёрдых губ закаменели, треугольник плеч распрямлён.

— Парни… господа… я вообще-то пришла именно за тем, что лежит… — она вопросительно оглядела собрание… — лежало… — закончила она, — там, наверху.

— Ты. — Подал ненужную реплику Энкиду.

Его лицо было вроде не приспособлено под состояние смеха, но сейчас в спокойных очертаниях скул, в мягком свете глаз проступило, как сквозь песок, совсем другое выражение. Можно было бы даже осмелиться предположить, что он вот-вот захохочет.

— Мне дали…

— Позволь, — спокойно вклеился Ас, — спросить…

— Леди Сунн. — Быстро прервала его Шанни. — Я понимаю…

— Мама?

— …звучит невероятно, но…

— Мама дала тебе пушку?

— …это именно так. И не одну, ваше высочество.

Некоторое время кухня изображала послушную молчаливую сцену. Наконец она не выдержала: дверца антресолей протяжно сказала — тзоу…

Ас, как вежливый, счёл это приглашением.

— Конечно, принимая во внимание благородство леди Сунн… зная, что ты — единственная женщина на корабле, переполненном головорезами, бывшими космопехами…

Энкиду отвесил Асу исподлобья злой взгляд.

Шанни принялась протискиваться, и даже Ас был вынужден — оценив маневр — подвинуться. Она застряла среди пышущих нибирийским теплом тел как раз возле него.

— Ну, головорез.

Ас распахнул куртку. Шанни присвистнула.

— Где?

Билл заворчал:

— Нескромно-то как. Мне распахнуть халат? Предупреждаю вас, что…

Энкиду поспешил:

— Не надо.

Он присел и, приподняв коврик, зацепил пальцем половицу. Вытащил и показал красивый пистолет, большой и чёрный, классический, как маленькое чёрное платье.

Шанни казалось, была удивлена. Билл подошел, и, склонившись, жадно рассмотрел.

— Да… этим локоны не завьёшь. Только если…

— Аккуратнее.

— Я так понимаю, это то, что с производства не снимали. — (Ас.)

— Обмыть надо. — Задумался Билл. Нахмурился. — А чё ты?

Ас шагнул к Энкиду и сказал, глядя сверху вниз:

— Он сюда пришёл. Он видел, что там — и пришёл.

Энкиду медленно поднялся.

— Итак… люк задраен. Если ты хочешь совершить похороны по обряду космопехов.

— Это как? — Заинтересовалась Шанни.

Она успела вытащить пистолет из руки Энкиду. Тот посмотрел на опустевшую руку.

— Когда заживо выбрасывают в безвоздушное пространство.

Билл заговорил, как показалось Шанни, убеждающе:

— Неизвестно, что хуже. Когда вас в родном доме заставляют распахнуть халат, это тоже волнует.

— Я тебя и пальцем не тронула.

— Но могла бы. Я хотел сказать — ты явно собиралась.

Они смотрели друг на друга и потому пропустили момент.

Грохот и падение стекла, зазвеневшие предметы трогательной утвари и главное, кран, за который ухватился мощной рукой Энкиду, на которого прыгнул Ас.

Билл заорал:

— Э!

Драка не состоялась.

Шанни подняла руку, на миг пропавшую в маленьком радужном облачке. Неприятный звук самолёта-бомбовозки всех оцепенеть. Ужас и холод наполнили помещение. Сама Шанни в момент выстрела приподнялась над полом — не очень высоко, но подсунуть под её туфельки, скажем, низенький «кошачий» стул, стоявший здесь, чтобы доставать предметы с верхней полки, и опрокинутый драчунами, — можно было бы.

Ас выпустил Энкиду. Тот сел на поднятый Биллом «кошарик» и массировал горло.

— Что…

Шанни, твёрдо стоявшая на полу, показала.

— Так… маленькая унижалка. Действует не на всех нибирийцев.

Ас взглянул на оружие и на неё.

— Судя по тому, как ты красива и свежа…

Шанни поблагодарила вполне искренне:

— Я очень люблю, когда такое говорят. Спасибо.

Ас сказал:

— Если ты и впредь будешь так поступать, некому будет тебе говорить такое.

— Командир, не опускайтесь до жалкого морального шантажа.

Билл, шипя и шумя, ощупывал себя везде:

— Ты ж могла нас…

Шанни с укором возразила:

— Минимальный уровень. — Она показала.

— Это из списка запрещённого оружия. — Хмуро поделился Ас. — Индивидуализация цели — чёрный пункт на всех заводах. Вдобавок механизм полёта для стрельбы по движущейся мишени… такая смесь явно заказана утончённым клиентом.

Он подошёл к Энкиду и сказал:

— Бей в морду.

Энкиду опустил руку, посмотрев на вяло раскрытую огромную ладонь, и устало улыбнулся.

— Бей немедленно. А то нам лететь вместе.

Шанни замерла.

Энкиду помолчал и, спустя некоторое время, исполнил просьбу. Шанни отвернулась и, положив прибор на стол, набрала воду из-под крана горсточкой — протянула Асу. Он принял без благодарности, не потеряв почти ни капли.

Почему-то толпой побрели не по спальням, а в библиотеку. Место первого ужина привлекло их, как первая удачная охота молодых хищников.

Вернулись в библиотеку слегка взбудораженные, в состоянии нервной необъяснимой печали, и почему-то безмерно счастливые. Скрывая это друг от друга, расселись. Шанни забралась на свободную полку между тяжёлыми томами в обгрызенных уголках, и подтянула колени повыше. Энкиду прошёл, большой и спокойный, вглубь и устроился в дальнем старом кресле, со следами глубоких царапин на искусственной коже, а Билл принялся расхаживать, то и дело как будто нечаянно и вполне естественно задевая стол, за которым у арочного окна в Гостиную, прямой и стройный, сел Ас.

Упавшая книжка отвлекла их внимание и заставила дёрнуться всех разом. Всех? Нет, Билл, хотя и вскрикнул даже еле слышно, как птичка, которой червячок в еде попался, но это было, пожалуй, демонстративно.

Остальные, действительно, обратили внимание на такую мелочь. Шанни выпрямилась и спустила одну ногу на пол. Ас повернулся и сразу взглядом нашёл книжку.

Билл держался за свою широкую грудь.

— Ох. Ох. Какие ж мы нервные. Ох! Меня всего… прям… будто чего-то… а ты, командир, даже поёрзал. А ты, Энкиду? Ты поёрзал?

Ас взмолился:

— Скажи ему… пожалуйста, ответь. А то он будет выяснять подробности.

Билл заметил:

— Вот вы шутите, а домовой-то сидит и слушает.

Он показал, пригорюнившись, как это происходит.

Энкиду пригляделся из глубины кресла.

— Похоже.

— Ну, вот. Всё прояснилось. — Билл забыл про домового. — Мы покричали, постреляли, двое красивых мужчин подержали друг друга в объятиях и, в конце концов, помирились, как и подобает. Мы даже можем поцеловаться… немножко…

Он умильно скосился на Шанни, представлявшую собою прекраснейшую иллюстрацию, выскользнувшую из старой книги.

Ас посмотрел на него. Билл показал ладошками: всё-всё-всё… и принялся расхаживать по библиотеке широким шагом сеятеля по целине.

Ас сказал, даря сеятеля недобрым взглядом:

— Раз мы так нечаянно собрались… давайте поговорим по возможности начистоту и обговорим план полёта.

Билл выслушал эту важнющую тираду и, покачавшись с пятки на носок, ненатурально рассмеялся.

Ас вопросительно поджёг попавшуюся в поле зрения часть Билла.

— То есть, то, что один не в меру высокомерный тип соизволит нам поведать. — Пояснил Билл.

— Не понял.

— Без тебя знаю.

— Что ты знаешь?

— О чём тебе папа шептал.

— Мне?

— Ну.

— Я не царский сын.

— Если тут ещё кто-то скажет про царских сыновей…

Ас, и сам видно вспомнив, как холодно и неприютно иногда бегать по коридорам, закрыл тему:

— Словом, мы вроде не знаем, зачем нас послали туда… и кто послал… и куда, собственно?

Шанни повернулась, и почему-то не проявила ни строптивости, ни удивления.

— Как? Разве мы не летим на Эриду?

Возникло молчание. Командир помнил о терпении:

— Мы летим на Эриду.

— Но?

— Откровенно говоря, мы ничего не знаем. Мы не знаем даже, кто мы… в смысле, по какому принципу мы отобраны…

— Отобраны? Какое странное и даже неуместное, мягко говоря, слово. — Отозвалась иллюстрация. — Звучит, как подозрение или даже как обвинение… но в чём?

Скульптура за столом неторопливо ответила:

— Я не это хотел сказать. Видите, даже насчёт слов мы не можем договориться.

Играть роль судейского молотка было, видимо, не просто.

— Что вы имели в виду, командир? — Из кресла спросил полутёмный Энкиду. — Что нас кто-то выбирал? Что наше присутствие здесь именно в таком составе не случайно?

— Именно, что похоже на случайность. — Ответил командир. — Слишком.

— Похоже?

— Давайте не будем цепляться к словам. Цепь событий, которая привела нас сюда, кажется очень прочной. Но если разобрать каждое звено, возникнут вопросы.

Энкиду вроде как согласился:

— Даже наследование происходит по принципу случайного выбора.

Билл решил показать свои познания и закивал, снуя по комнате, что при его габаритах было подобно порханию бабочки-парусника в банке из-под варенья.

— Как песня в плеере… вы пользуетесь таким сервисом?

С книжной полки, светя глазами, Шанни невежливо перебила Билла, собравшегося развить тему:

— Уважаемый командир опять намекает на заговор?

Ас усмехнулся — у него это получилось не очень удачно:

— Я бы не полетел… — Начал он.

— Опять? — Повторил Энкиду. — Но когда…

— Полетел, полетел. — Сказала Шанни. — Вместо того, чтобы туманно оскорблять…

— Я не…

— Почему бы вам не рассказать о вашей персональной миссии?

Билл воззрился:

— У тебя персональная миссия?

Ас зарычал:

— Хватит!

— Нервишки сдают? — (Шанни.)

Ас покинул импровизированную рубку.

— Я зря затеял это. Честно, я просто хотел, чтобы мы вместе попытались разобраться, что происходит…

Он направился к выходу, но обернулся:

— Леди Шанни, я больше не подниму этот вопрос. Но прошу вас поверить, что, храня заговор молчания между нами, мы упускаем шанс на скоординированные действия… и вообще, что нас ждёт…

Он не договорил и, поклонившись ей коротко, смылся.

Энкиду сказал — и не понятно было, упрекает он, или сочувствует:

— Неловко вышло.

Шанни выбралась из своего убежища.

— Не знаю…

Билл заныл:

— Ну, куда… зачем вы…

Он и Энкиду остались. Возможно, брат и смотрел на него из глубины комнаты. Билл вздохнул.

— Песню захотелось послушать.

— Командир совершенно прав. Если мы будем скрытничать друг с другом, что будет там, в неизведанном месте?

— Так что ж ты это раньше не сказал?

Энкиду встал и, проходя мимо Билла, шепнул ему:

— Потому что тут нету пылесоса.

Билл не стал провожать его взглядом.

Долгая ночь на этом не кончилась. Ас в одиночестве вернулся в Библиотеку и, оглянувшись среди полок, подошёл к столу. Он не смог сдержать вздох облегчения, когда увидел, что рвение Шанни к уборке не простёрлось до выметания из-под стола. Он нагнулся и выгреб с пола крошево, источавшее вкусный запах. Скомкав беленькую полоску бумаги, он сунул её в карман и вышел, провожаемый тишиной.

В дежурке, наконец, почтив собою раскладушку, — он лёг поверх покрывала, не раздеваясь, — он посмотрел вверх, и рука его сама вытянула из кармана бумажку. Поднеся её к глазам, он сначала потёр висок, так как лёгкая пелена усталости заволокла белую полоску. Потом прочёл. И ещё раз. Скрутив обрывок, он бросил его в пустую банку из-под кофе и, подсунув под щёку подушку, свернув её, как печенье из коробки, решил заснуть.

«Сам сможешь выбрать».

— Что ж… это неплохо. — Пробормотал он, так как все командиры имеют право разговаривать вслух.

Сон немедленно приснился, и он понял, что спит, когда опять услышал голос:

— Хорошее предсказание…

Понять, чей это голос, он уже не успел — он, видите ли, спал.

А теперь во сне хорошо было бы снова полюбоваться вольной красавицей, летящей по непросчитанной орбите. Почти столкнувшись — а почти не считается — с маленькой новой планетой, Раав направилась, не сбивая темпа по своим, только ей одной ведомым делам к неизвестной цели.

Знала ли она, что названа в честь хитрой умной и талантливой женщины, некогда, по преданию, сдавшей свой город чужой армии? Такое во все времена называется предательством и не приветствуется, как пример для подражания. Но дело в том, что город, родной город Раав был плохой город. В нём было всё, за исключением свободы. Именно поэтому Раав спрятала лазутчиков из армии вторженцев, а наутро вывесила на свой подоконник красный пояс в знак своего предательства.

Об этой истории написано много книг и никогда цензура не оскверняла вёрстку ни одного из папирусов, если там шла речь о женщине по имени Раав. Это уж само по себе удивительно — хотя объяснялось такое попустительство просто: происшествие случилось на Эриду. Правда, во всех этих книгах обычно речь шла о тридевятом королевстве либо о тридесятом царстве, совершенно не смущавших богатое, как оно и положено по нормативу, воображение государственных чиновников, участью своей обречённых читать много чего.

Изящная — всего девять тонн — казавшаяся душой оживших часов, Раав была послушна до поры до времени. Последние данные, как гласят летописи ЦУПа, пришли точно в указанное время и отличались изумительной доскональностью. Поэтому утверждать, что Раав давно замыслила побег, нельзя было. О ней вообще нельзя было говорить.

Из газет и Мегамиров она пропала, и любая шалая новость о пропавшем беспилотнике, как по волшебству, исчезала в синергетическом коконе Нибиру.

Вообще-то, имелся один подозрительный момент, который мог бы своевременно намекнуть родителям красавицы, что не всё так ладно да складно в её внутреннем мире. Однажды, выполняя один из первых ознакомительно-испытательных полётов над Родиной, Раав вдруг отключилась.

Все перепугались, но, оказывается, она ввела себя в режим сна. Такого указания ей никто не давал. Испытатели — со стоявшими дыбом волосами, или если волосяные характеристики этого не позволяли, с блестящими от тревожного пота макушками — ждали, ибо ничего другого им не оставалось. Раав не оставила им выбора.

Так же внезапно — но было ли это внезапно? — рукотворная звезда о четырёх лучах проснулась, и как ни в чём не бывало, вежливо дав понять, что она вновь готова к общению, полетела вокруг Родины, над восточным материком — отечеством традиций и послушания, — отщёлкивая многоцветные снимки, делающие честь её чувству прекрасного.

Испытатели утешились, и так обрадовались, так захлопотались, что по природной беспечности нибирийцев, верящих в лучшее, сочли происшествие случайностью.

Спустя четыре года она сбежала.

Её появление вблизи корабля, вылетевшего с непонятным даже для экипажа заданием, тоже было внезапным и случайным.

Удаляясь во мраке, вертя своими четырьмя стрелами над хрупким ярко-синим мозгом, полным воспоминаний, Раав сама стала только воспоминанием.

И ведь вот какая штука — нет ничего реальней воспоминаний.

Заодно она, когда игриво толкнула Глобус, оставила на его тёмной стороне какую-то безделицу. Так… пустяк. На память.

Крохотный синий огонёк ожил не сразу.

Уже бродил в дикой стране снов, ничком, приподнявшись на локтях и выставив гривастую голову Билл. Заняв теневую сторону постели в Детской, так что свет звёзд не дотягивался до него, очевидно, тем же занимался Энкиду.

В Спальне было темно, и что делала Шанни неизвестно — но и там было тихо.

Даже командир, которому что-то говорил во сне ненавистный рыжий леану, бежавший по холмам, и тот совсем скапустился.

Твёрдый лик профилем впечатался в твёрдо сложенную подушку, глаз плотно прикрыт. Спит командир, спит.

Но огонёк не спал. Он как раз проснулся и расцвёл пляшущим пламенем. Светился он слабо и пульсировал еле приметно, но если бы глаза разумного существа увидели его, то явственно насчитали в кружке света четыре луча.

Энкиду вошёл в кухню и сразу приготовился — к мимолётному и острому, как игла, взгляду Аса, спокойному удивлению в глазах Шанни и шумному воплю братца. Но так как все толпились вокруг этого последнего, реакция притормозила. Билл размахивал ковшиком для мытья рук, из которого лезла какая-то пышная пена.

— Как это работает? — Спросила Шанни. — В строительном нам рассказывали, что такой раствор в древности использовали для укрепления городских стен. Не знала, что его можно употреблять в пищу.

— Да, вы только положитесь на меня и будете, как за каменной стеной. Вас ни холестерин не возьмёт, ни пуля…

Он обернулся со словами «Эй, Энкиду, видал…» и тут же округлил свои карие гляделки до того, что стал похож на леану, которому впервые в жизни дали понюхать мороженое.

— Это вот, что? Смотрите, рубашка новая…

— Ну, не очень…

Шанни добавила, рассматривая:

— Такой фасон теперь в моде. Винтаж. Ему лет с полусотню…

Билл жадно возразил:

— Ну, тогда он хорошо сохранился в пробирке. Наверное, на верхнюю полку с йогуртом ставили. А, ты про одежонку.

Шанни накинула ещё один оценивающий взгляд.

— Отменно… да.

Билл рухнул за стол, не уводя завидущего взгляда, и поднёс ко рту ковшик, который до этого подсовывал присутствующим. Он не заметил предупреждающего взгляда, посланного Асом Шанни. Та сначала возмутилась, но вспомнив шляпную перепалку, кашлянула.

— Билл… э. Холестерин…

— Что?

Билл поспешно плюхнул ковшик на стол.

— Что там? — Энкиду хотел быть справедливым.

— Нет, вот что у тебя… Откуда такие рубашечки у бедного егеря? Спас кого-то винтажного от рябчика, пытавшегося заклевать вас до смерти? И он тебе отвалил?

— По наследству получил. А что там всё же?

Шанни быстро принялась объяснять:

— Билл сделал гоголь-моголь… я правильно сказала?

Билл рассеянно ответил, что — да, правильно и опять пристал:

— По наследству, значит.

— Билл, ты же не Элиза Дулиттл. — Осудил Ас чрезмерную непосредственность своего господина.

Однако и он, придвигая к себе ковшик, не счёл зазорным ещё раз оглядеть рубашку. Шанни перехватила взгляд и присвистнула:

— Господа… да вы пижоны.

Ас взболтнул ковшик.

— Выглядит не так уж отталкивающе. Попробовать, что ли. Не отрава?

— Завтра будешь знать точно. — Огрызнулся Билл и снова вперился в Энкиду. — Ну, смотри мне… не опрокинь на неё гоголь-моголь.

— С чего бы?

Но беспечность мигом оставила бездонные глаза егеря. Энкиду поднял ладонь:

— Билл….даже не думай.

Билл разочарованно откинулся на стуле.

— Подумаешь… ты бы так здорово выглядел. Если бы тебе пришлось её снять.

Энкиду заверил:

— Я и так здорово выгляжу… в рубашке. На которую ни один идиот не выплеснет…

Он осторожно забрал из-под носа командира ковшик и отставил в безопасное место.

— Ну, ладно. — Заметил Билл. — Я просто к слову. Ты ешь, ешь.– Со вздохом позаботился.

Пока завтракали — к обиде Билла никто не захотел попробовать его кушанье, — на рубашку старались не смотреть. Когда встали и принялись суетиться, звякая, брякая и шелестя, Билл, хищно толкнул брата плечом в плечо.

— Дашь покатать?

Энкиду, вытирающий кофейник, дунул в серебряный изогнутый носик.

— Забудь.

Он накрыл нагрудный карман ладонью.

Но история, оказывается, не была завершена.

Сняв со стройного стана фартук и скатывая рукава, командир Глобуса вежливо окликнул вылезшего из-под стола с тряпкой Энкиду.

— Если ты не против…

Энкиду взглянул вопросительно. Когда тебе так говорят, ясно, что никого не волнует — против ты или не против. Так и оказалось. Ас немедленно продолжил:

— Это всё же требует объяснений. Но, заметь, я всего навсего прошу у тебя этих объяснений.

— В чём дело?

Энкиду вручил тряпку Биллу, который ошарашенно принялся её рассматривать, держа подальше от себя.