Бесплатный фрагмент - Глаз Шивы

Пролог

*******

1735 год

Британец уже с полгода обитал на острове слонов — так остров назвали португальцы. Грубые, ничего не смыслящие в ценностях чужой культуры, почти пираты, солдаты из Лиссабона упражнялись в стрельбе по скульптурам индейских божеств. Скульптуры украшали многочисленные храмовые залы, высеченные в скале. Португальцы сбивали их каменные серьги, руки и носы к священному ужасу островных обезьян.

Служители храма, как тени, куда более быстрые, чем выстрелы чужаков, мелькали то в темных провалах каменных ниш, то на горячих скальных выступах. Португальцы ушли, прихватив с собой статую слона. Жрецы в одеждах цвета войны, стоя на высоком утесе, провожали корабль с барабанным боем, пока он не скрылся из вида. Лысые черепа нещадно палило солнце, а обезьяны, как дети, шумели и кричали за их спинами. Вандалы так и не смогли перевезти свою кражу на родину — тяжелая статуя из цельного скального монолита осталась в Бомбее.

С тех пор прошло двести лет.

И вот сюда прибыл отряд Ост-Индской компании под руководством капитана Дж. Уотерса. Никого из туземцев не обнаружили, приготовились отчаливать назад на материк. Но молоденький солдат по имени Рудольф неожиданно захворал. Парня бил озноб и в один вечер стало ясно, что Руди больше не жилец. Капитан, опасаясь за остальных, приказал перенести умирающего солдата вверх по склону холма, в один из украшенных древними скульптурами гротов, обнаруженных на острове.

Утром капитан наведался туда, где вечером оставили Руди. Но его нигде не было. Капитан и солдаты некоторое время прочесывали остров, казавшийся совершенно безлюдным. А потом сели в лодку и вернулись на материк.

Спустя несколько дней Руди очнулся. Он открыл глаза. И не сразу понял, что звуки пения и бой барабанов, которые как назойливый сон то и дело оживали в его мозгу, были так же реальны, как необычная слабость его собственного тела. Итак, Руди открыл глаза.

Прямо над собой он увидел низкий каменный потолок. Солдат почувствовал дуновение солнечного утреннего ветра. Руди лежал на чистой циновке в тени колонны на входе в пещеру. Теплый ветер с моря еще раз прошелся по его небритой щеке. Пение и ритм барабанов вновь долетели до пока еще мутного сознания. А потом над Руди склонился индус с лысым черепом, солдат видел сотни таких на улицах Бомбея. Индус взял его руку и нащупал пульс.

— Пить, — не узнавая своего голоса, еле слышно сказал Руди.

Жрец отпустил руку, поднялся. Солдат пытался проследить за ним взглядом. Но был слаб — для этого нужно было бы лечь на бок, а его тело не подчинялось воле, пребывало в состоянии сладкого и равнодушного бессилия.

Жрец вернулся, протянул деревянный стакан к губам солдата. Руди стал жадно пить, казалось, с каждым глотком чистой холодной воды в него проникала энергия жизни.

— Спи, — сказал жрец, как показалось солдату, на английском языке. И Руди уснул…

Солдат вскоре совсем поправился. До Бомбея было всего шесть морских миль. Но как преодолеть их? К тому же Руди не спешил вернуться к прежнему образу жизни. В его новом положении пленника острова слонов он находил много привлекательного.

Он с удовольствием ел дважды в день чечевичную похлебку, пил одну лишь воду, добывал манго и кокосы, и все казалось ему необычайно вкусным и забавным. Монахи начинали день ранним утром с ритуальных танцев и песен, которые должны были будить хозяина острова — Шиву. Руди с любопытством чужеземца наблюдал за ритуалами, относились к нему здесь вполне доброжелательно.

— Скажи, монах, ты так и умрешь на этом острове? — спросил однажды Руди того самого индуса, которого увидел в первую минуту своего выздоровления.

— Зачем мне другое место? Ведь истина обитает в моем сердце, — уклончиво ответил тот.

— Как хотя бы тебя зовут? Я должен знать имя своего спасителя.

— Зачем тебе имя пуджари? Если ты ищешь истину, то имя не имеет значения.

Странное дело, индус говорил на своем языке, которого не знал британец, а британец — на своем, но они понимали друг друга!

Руди вовсе не был пленником. Он пользовался полной свободой передвижения. В пределах острова, конечно.

Юноша исследовал остров пядь за пядью. За ним как наблюдатели Шивы всюду следовали обезьяны. Но на этом клочке земли, омываемом водами Аравийского моря, переходящего в океан, не было ничего примечательного, кроме святилищ, вырубленных с незапамятных времен в скалах. Святилища представляли собой несколько разных по величине залов с изваяниями и резьбой по камню. Сами монахи называли свой остров священным домом Шивы, божества из верховной триады буддизма. Руди ощущал странное волнение, когда бродил по пещерным залам храма, меж огромных изображений плечистых индийских божеств из гладкого отшлифованного веками камня. И в каждом зале он встречал фигуры, помеченные вездесущим «третьим глазом»: самого Шиву, его сына Ганеша с головой слона, Хаягриву, Махакалу, Яму, Самвару, Шридэву… Жрец с почитанием в голосе называл Руди каждое из имен, рассказывал о связанных с ними легендах. Гулкие пещерные залы, освещаемые только факелом в руках провожатого, источали прохладу и покой.

А спустя сто дней после выздоровления жрец устроил Руди церемонию «благословения». Вечером ему было предложено пройти в один из залов. Там у статуи Трехликого Шивы стоял другой священнослужитель и держал металлический поднос, на котором плясало пламя. Жрец объяснил Руди, что для очищения нужно «обнять» пламя и приложить руки к лицу. После того как британец проделал это трижды, жрец красной краской нарисовал «тилак» — кружок меж его бровей.

— Теперь ты можешь стать одним из нас. Следуй за мной, — сказал после этого жрец. И отправился вглубь пещеры, захватив факел.

Это была самая длинная пещера из всех, что Руди посещал на острове слонов. Он шел за монахом в абсолютной тишине, которую лишь подчеркивали мягкие шаги ног, обутых в кожаные сандалии. Пламя от факела удлиняло их тени, они казались ползущими сущностями, отделявшимися от высеченных на стенах каменных фигур.

— Здесь, — остановился, наконец, монах.

Руди озирался по сторонам, но видел всё то же: гладкие широкоплечие скульптуры с тонкими талиями.

— Что…? — начал было Руди, и тут же осекся: жрец коснулся огнем одного факела на стене, затем другого, третьего…

Зал осветился. Жрец отодвинул в сторону каменный барельеф. И шагнул в открывшийся потайной зал. Руди прошел за ним. Увиденное в тайнике ошеломило его.

В центре круглого зала падающий откуда-то сверху прямой луч освещал ярко красный камень во лбу большой фигуры человекобога. Жрец осветил зал огнем факела. И Руди понял, что камень изображает третий глаз Шивы — да, это была статуя Шивы, спокойно сидящего в позе лотоса. Руди обошел скульптуру.

— Шива Охраняющий, — сказал жрец.

Глаза у Шивы были разукрашены, видимо, оттого он казался застывшим, но живым. Жрец провел рукой у стены пещерного зала, и луч исчез. А через несколько секунд камень изменил цвет: с алого на голубой. Теперь над переносицей сиял совершенный по красоте голубой алмаз миндалевидной формы. Размер алмаза лишил Руди дара речи: он был с перепелиное яйцо!

— Око Шивы, всевидящий глаз Бога! — произнес жрец, — Пока оно здесь, мир безмятежен.

— А что будет, если Шива лишится своего ока? — спросил британец.

— Мировой хаос. Гибель мира. Шива хранит древние законы Вишны. Но своя карма есть у всего… своя и у Ока Шивы.

Руди не помнил, как вышел из пещеры, за всю дорогу назад он и монах не проронили ни слова.

В последующие дни Руди мечтал лишь об одном: вновь увидеть сверкающий глаз Шивы.

— Твое сердце все еще в коконе, — говорил ему жрец, — но я вижу, что ты мчишься навстречу своей судьбе. И мой долг помочь тебе в этом.

— Ты говоришь, как гуру. А я не знаю, способен ли мой дух к восхождению. Ведь я простой солдат, к тому же — христианин, — качал головой Руди.

— Я бы не стал напрасно тратить свою энергию, — отвечал жрец, — а все религии говорят одно. Мы должны осознать свою божественную суть. И не жить в слепоте и во тьме разрушения.

— Монах, тебя хоть что-то способно вывести из равновесия? Порой мне кажется, что я не живу на острове, а вижу сон, и ты не из плоти и крови…

— Жизнь и есть сон. А служители Шивы — как непотопляемые корабли в океане иллюзий, когда ты осознаёшь Божественную суть мира, ничто не изменит этого состояния. Выбор только за тобой…

«Я выбираю…» — Руди даже мысленно боялся произнести это слово…

Так проходили дни.

У Руди созревал план.

Он стал подолгу уходить в дальний конец острова, к недостроенным храмам, чтобы там остаться наедине с самим собой. Иногда Руди жил в уединении несколько дней. Монахи относились к этому с пониманием.

Но он использовал свое отшельничество совсем не так, как они полагали. Британец сооружал плот, сплетая его из тамаринда. Обезьяны, лакомившиеся плодами «индийского финика», как называли его арабы, кричали и скалили на Руди свои маленькие злые мордочки, когда он валил очередное дерево. Через месяц плот был готов.

Оставалось украсть алмаз.

В один из дней Руди объявил жрецу, что намерен уединиться надолго.

Британец дождался ночи в зарослях манго. Когда монахи уснули, он тенью скользнул в ту пещеру, где получил благословение. Обуреваемый страхом возмездия, Руди все-таки бежал по каменному тоннелю. Барельефы и скульптуры от факельного огня в его руке будто оживали и мчались рядом. Все казалось британцу зловещим, но он уже не мог остановиться: алчность гнала его вперед. Вот Руди отодвинул барельеф, за которым скрывался тайник. Тело сидящего в позе лотоса Шивы распространяло покой. Но сейчас алмаз показался Руди кровяной раной…

Острым камнем, дрожа от возбуждения, он выдалбливал алмаз из каменного лба бога, и солдату казалось, что руки его обагряются кровью. Алмаз лег в ладонь как горящий уголек. И на глазах стал превращаться в ледяную звезду, чуждую теплому миру. Руди побежал по пещере к выходу, стараясь не думать об обезображенном Шиве. Не помня себя, он помчался туда, где спрятал свой плот. Обезьяны просыпались и с дикими криками мчались рядом, перескакивая с дерева на дерево. Руди подскочил, задыхаясь, к заваленному ветками плоту, дотянул его до воды и стал отчаянно грести заготовленным веслом. Его вынесло в море.

…Жрец стоял на вершине утеса, того самого, с которого прежние хранители двести лет назад провожали взглядом португальцев, увозящих божественного слона. Ярко-синяя морская гладь розовела там, где всходило солнце. Вдалеке виднелись горы других островов и четкая материковая линия. Днем в мареве разгоряченного воздуха ее трудно было разглядеть, но не сейчас.

Жрец посмотрел на ту сторону острова, где часто уединялся солдат. От пальмовой рощи к воде на песке тянулись борозды от плота, который солдат протащил волоком. Жрец вгляделся в синюю даль и увидел, как крохотный плот качается на поверхности моря. Над лысой головой жреца носилась с отчаянными криками стая крупных чаек.

— «Око Шивы» принадлежит своему богу, — прошептал жрец, — Рок владеет безумцем…

Жрец еще раз с сожалением посмотрел на человека, увозящего на плоту священный алмаз. Жрец знал, что кара неминуема…

…Это был рискованный шаг. Но Руди повезло. Его подобрала рыбачья шлюпка и доставила к порту Бомбея.

Капитан Уотерс встретил Рудольфа с радостным удивлением. Солдат, воскресший из мертвых, рассказал удивительную историю о том, как излечился сам собою, и как одиноко жил на острове в надежде, что за ним вернутся. Капитан был тронут рассказом, и позволил Руди поездку домой. Все складывалось как нельзя лучше.

Рудольф, которого ежеминутно подстегивал страх погони и наказания, свободно вздохнул лишь в ту минуту, когда поднялся на палубу трансокеанского клипера «Кондор». Клипер зафрахтовали у американцев лондонские купцы для перевозки чая и пассажиров. Корабль был прекрасен, как мечта о новой жизни. Палубу покрывал лак. Мачты сверкали на солнце. Золоченый кондор распростер крылья по обе стороны форштевня. Черные борта изящно подчеркивала тонкая золотая полоса. Тугие паруса казались белоснежными.

За три месяца клипер должен был доставить Руди в Лондон. Британец строил большие планы.

— Сниматься с якоря! — прозвучала команда.

Руди стоял на палубе и смотрел на остров слонов, едва виднеющийся отсюда в дымке горячего воздуха. Лишь когда корабль оказался в полной власти безбрежного океана, Руди окончательно расслабился. Он сунул руку под рубашку. Алмаз «Око Шивы», зашитый в мешочек, висел на груди.

Через месяц однообразное плаванье стало казаться бесконечным. Но в один из вечеров на корабле произошло ЧП: у пехотинца Ост-индской компании, плывущего в отпуск, случилась пьяная драка с матросом клипера. Дошло до поножовщины. Глубокая колотая рана навсегда остановила сердце британца. В суете один из пассажиров незаметно сорвал с шеи убитого шнурок с черным мешочком…

Матрос рассказывал потом, что вовсе не хотел убивать болтливого пехотинца, он сам напоролся на нож…

Часть 1. Императрица

Глава 1

1985 год

Подростка, одетого в теплый свитер и вязаные штаны от костюма водолаза, посадили в просмоленную деревянную лодку с мотором. Старик завел двигатель и лодка, поднимая нос над поверхностью черной воды, направилась в центр озера на остров Ольхон.

Черный холодный Байкал и черное небо сливались в одно бесконечное вселенское тело. Звезды августа ярко горели в небе, фонари на редких и невидных в темноте рыбачьих лодках словно служили зеркальным отражением крупным звездам.

Мальчишка сидел в лодке и всем своим существом ощущал: как лодка несет его сквозь смешавшиеся пространства, водное и небесное, так и он стремительно несется от обычной жизни к чему-то непостижимо огромному и важному, как космос. Он не заметил, сколько времени прошло в пути, очнулся лишь, когда лодка легла брюхом на прибрежную землю.

— Подымайся, паря, приехали, — сказал старик.

Они спрыгнули в воду и подтянули лодку на песчаный берег залива. Там, где остров поднимал свое большое темное тело, очертаниями повторяющее контуры самого Байкала, стоял сосновый лес.

— Пойдем, — позвал мальчишку старик.

Они отправились по берегу туда, где в свете луны белела мраморная скала мыса Бурхан. Их ждали, мальчишка видел впереди свет костра.

— Что там? — спросил подросток.

С каждым шагом он чувствовал, как сильнее и сильнее разгонялась кровь по телу, сердце учащенно забилось, на лбу выступила испарина.

— Страшно? — остановился старик и вгляделся в лицо парнишки, — Коли так, можем не ходить.

Мальчик встал, прислушиваясь к рокоту ветра. Ветер кружился вокруг скалы, соединяемой с островом тонким перешейком, залезал в каменные щели, касался красного мха и гас на волнах спокойного тысячелетнего озера.

— Что там? — еще раз повторил мальчик, глядя на скалу. Ему послышался звук колокольчиков.

— Дух-хозяин Ольхона. Ты можешь отказаться. Детям здесь не место…

— Я не ребенок, — сжал губы мальчишка, он был крепок телом и духом, — идем.

Когда-то давным-давно мраморная скала называлась скалой Шаманки. Буряты испытывали священный ужас, говоря об этом месте. За тысячелетия от кровавых жертв, приносимых духам земного, небесного и подземного мира, у скалы Шаманки скопилась энергия, которую чувствовали все, кто приходил сюда и теперь, в эпоху безбожия. Сотни лет назад всадники, проезжающие мимо этого места, спешивались и обматывали кожей конские копыта, чтобы не потревожить их цоканьем Хозяина острова. И сейчас сюда никто не рискнул бы заехать на машине или устроить пикник, хотя остров был населен. Говорили, что сквозная двенадцатиметровая пещера в горе скрывает проход из одного мира в другой. Но раз в году этот проход отворяется, и посвященные ждут этого часа. Гора была сакральным местом, сюда совершали паломничества все северные шаманы.

Когда в Бурятии стал распространяться ламаизм, в пещере поставили алтарь Будды, а скалу переименовали в Бурхан, что значит Бог, Будда. Но алтарь простоял недолго, а в простонародье осталось прежнее название.

Старик и мальчик подошли к костру, он был разожжен на площадке перед скалой. У костра сидел человек, похожий на воплощенного духа. Пляшущее под ветром пламя освещало его широкоскулое лицо, железный обруч с прикрепленными рогами охватывал голову наподобие короны, до самых плеч спускались седые космы.

Шаман, не двигаясь, смотрел прямо на старика и мальчишку, но парню казалось, что он не видит ничего, погрузившись в сон с открытыми глазами.

— Молодой волк, — произнес, наконец, шаман, — подойди ко мне.

Старик легонько подтолкнул парнишку вперед. Тот сделал несколько шагов и встал у костра.

— Ты умело плетешь канат своей жизни, — сказал шаман, острым взглядом ощупывая лицо и руки парня, — ты хочешь быть достойным продолжателем рода?

— Хочу, — просто ответил мальчишка.

— Молодец. Никогда не переставай плести канат своей жизни, ты должен дать клятву, что не будешь слабым и безвольным. Ты приложишь все силы и выполнишь мою волю. Клянешься?

— Клянусь, — произнес парень.

— А за это я наделю тебя даром, который сделает тебя сильнее целого войска.

Мальчишка затрепетал. Он осознал необратимость момента. Узкие глаза шамана с лучами глубоких морщин смотрели сурово и испытующе. Мальчик услышал волны, накатывающие в полукруглой бухте за мысом Бурхан справа, шум сосен над песчаным заливом слева, дыхание старика у себя за спиной… Он стоял на узкой полоске земли. Прямо перед ним полыхал костер, за костром, откидывая длинную тень, поднимался во весь рост, гремя десятками оживших колокольчиков, шаман, а пламя выхватывало из темноты позади него большие белые глыбы.

— Ты готов принять дар?

— Да.

Шаман встал. Его тяжелый плащ из выделанных овчинных шкур украшали мешочки, наконечники стрел, разноцветные ленты и бахрома. Ленты были пришиты к плечам, к рукавам и к левой стороне плаща, они свисали до самого подола. На полах этого одеяния колыхались связанные в узлы кожаные шнурки, на плаще подвывали и гремели от ветра и движений шамана связки трубочек с пришитыми колокольчиками.

Мальчишка вдруг отчетливо увидел на одном из скальных отвалов светящееся белое изображение человеческой фигурки. Рядом темнел вход в пещеру.

Шаман, едва передвигая ногами, отправился к пещере и исчез в ней.

Парень повернулся к старику.

— Кто он?

— Белый старец. Шаман в десятом колене. За свою жизнь он загнал семь коней, — прошептал старик.

— Загнал семь коней? — удивился паренек.

— Так у шаманов зовутся их бубны.

— А что он будет делать сейчас?

— Он произнесет молитву дурдалгу и впустит онго. Смотри и слушай, — так же шепотом произнес старик и поспешно отошел от парня подальше в темноту.

Шаман вышел из пещеры. Теперь с его шеи на ленте свисало круглое зеркальце из бронзы, а глаза закрывала ленточная бахрома. В руке он держал большой коричневый бубен и колотушку.

Шаман подошел к костру. Положил бубен и колотушку на землю. Протянул руку в горящий огонь и вытащил красные угольки и золу. Высыпал их на плоский камень у костра. Развязал один из мешочков на своем плаще, высыпал из него поверх золы сушеный артыш. Стал распространяться сильный можжевеловый запах. Шаман обкурил можжевеловым дымом свой бубен и колотушку. После сделал над курильницей по три оборота сначала одной, затем другой ногой, и сел спиной к мальчику, тихо и монотонно постукивая в бубен.

Это продолжалось довольно долго. Мальчишка подошел к старику и шепнул ему в самое ухо:

— Что он делает?

— Камлает. Разговаривает с эренами, зовет их.

— А что нам делать?

— Ждать.

Ждать, когда соберутся духи, пришлось не менее часа. По мере их приближения звуки бубна становились все ритмичнее, короче, они будто наполнялись энергией неведомой силы. Шаман стал издавать гортанные крики, похожие на вороньи. Вот крики зазвучали громче и надрывнее, бубен запрыгал в руках шамана, а сам он резко вскочил и стал стремительно кружиться вокруг костра. Из темноты послышались завывания волка. Мальчишка невольно вздрогнул.

Шаман летал вокруг огня, и из его горла лилась ни на что не похожая нескончаемая песня. Старик и мальчик сидели на земле, не попадая в полосу света. Все звуки святого Ольхона утонули в буйстве шаманской пляски. Бешеные удары в бубен все сужали и сужали пространство, закручивая его в воронку. У мальчишки нестерпимо колотилось сердце, и лишь усилием воли он сидел, не шевелясь — ему отчаянно захотелось влететь в центр этой невидимой воронки, раскинуть руки и заорать во весь голос…

Вот шаман закружил как юла, от мощи его бубна, казалось, могли разорваться скалы… У мальчишки потемнело в глазах и он увидел, как заплясала, отделяясь от камня, светящаяся белая нарисованная фигурка у входа в пещеру…

Шаман остановился как вкопанный, стуча в свой бубен в сумасшедшем ритме. Невидимая воронка крутилась теперь прямо над его головой…

А потом мальчишка понял, что настал его черед.

Шаман побежал в пещеру. И старик толкнул парнишку вслед за ним.

Парень, пошатываясь на деревянных ногах, приблизился к белой фигурке. Это и была солнечная шаманка, в честь которой прозвали скалу. Под рисунком он увидел надпись на неизвестном ему языке. Под камнем лежали черные четки с выгравированными теми же знаками на каждой каменной бусине. Мальчик взял четки и вошел в пещеру вслед за шаманом.

Глава 2

2000 год

В городке Рихтерсвиль туристы, налюбовавшись вдоволь видами на озеро Цюрих, бродили, выискивая места за столиками уличных кафе. Рестораны предлагали свои коронные блюда: бифштекс из конины, рагу из кровяной и ливерной колбасы, оленье мясо, запеченное с каштанами, тонкие полоски телятины с грибами в сливочном соусе. Время было предобеденное, всюду раздавались приветливые возгласы официантов: «Mahlzeit!», «En Goute!», «Bon appetit!», а от распространяющихся в чистом альпийском воздухе запахов горячей и пряной пищи этот мирный уголок с его неторопливым существованием казался сущим раем на земле.

Стояла первая фаза осени, когда лето еще не желало терять свои позиции и щедро дарило последнее тепло.

Обед в Швейцарии — время священное, жизнь замирает на полтора — два часа, и ничто не способно оторвать истинного швейцарца от изделий гастрономического и кулинарного искусства. Ничто, кроме чрезвычайного, форс-мажорного обстоятельства.

Для Дэни, высокопоставленного служащего рихтерсвильского отделения крупного женевского банка, таким обстоятельством стал неброско одетый мужчина, видимо, иностранец.

Впервые этого мужчину Дэни увидел из окна своего кабинета, когда потянулся от рабочего стола к стеллажу с бланками отчетности. Мельком глянул в окно и остановил глаза на незнакомце, покупающем уличный хот-дог с пивом. Любой швейцарец с негодованием отверг бы и саму мысль о фаст-фуде. Но иностранцы, особенно выходцы из России, часто предпочитали дешевый хот-дог и пиво великолепию здешней национальной кухни. Пиво тут стоило дешевле минеральной воды.

Дэни тут же забыл про человека, жующего хот-дог на противоположной стороне, и занялся делами. До обеда оставалось полчаса.

Будучи отличным менеджером-финансистом, Дэни рассчитывал вскоре занять место управляющего всем отделением банка. Его карьера складывалась безукоризненно. Он был педант в лучшем смысле этого слова, и женевское руководство уже не раз подтверждало серьезность своих намерений в отношении роста статуса Дэни. Он должен был стать директором.

Заполнив бумаги, Дэни выключил компьютер, навел порядок на своем столе, накинул на плечи пиджак, висевший на вешалке, вышел из кабинета, закрыл его на ключ, и стал спускаться по широкой лестнице к выходу. Он любил обедать в кругу семьи, тем более что от офиса до дома был всего один квартал. Полезно пройтись немного в предвкушении сытного обеда, приятно пройтись и обратно с полным желудком. Для сидячей работы — отличное разнообразие.

В этот раз Дэни немного припозднился, служащие банка уже разошлись, кто домой, кто в ближайшие ресторанчики. Два охранника разговаривали с тем самым мужчиной, что несколько минут назад съел свой хот-дог под окнами банка.

— Вот тот, кто вам нужен, господин Романов, — сказал один из них, показывая рукой на Дэни.

Дэни поморщился. Что за манера у русских — являться в неположенное время? Романов? Какой еще Романов?! И почему охрана ведет себя вопреки сложившимся раз и навсегда правилам?

Господин, только что съевший хот-дог, медленно повернул к нему физиономию. Дэни увидел невероятно знакомое, почти легендарное лицо…

— Все хорошо. Добрый день, — сказал на чистом немецком языке мужчина, — Имею честь представиться, Николай Александрович Романов. Русский император. Все хорошо.

Дэни обомлел. Он смотрел в голубые кроткие глаза императора и страдал оттого, что встреча произошла так внезапно, так несвоевременно и…

— Друг мой, не нужно переживать. Хорошо. Я к вам инкогнито. Вы меня слышите? — участливо произнес император.

— К-конечно, ваше величество! Я весь к вашим услугам… — пролепетал Дэни.

— Вот и прекрасно. Хорошо. Я храню в вашем банке свои вещи. Вы знаете об этом?

— К-конечно, ваше величество!

Еще бы Дэни не знал — он имел доступ к сейфам особой секретности и был посвящен в тайну. А тайна состояла в том, что в 1913 году на высочайшее имя Николая Александровича в этом банке был открыт счет и, помимо денег, в банковское хранилище поступили личные драгоценности императрицы Александры Федоровны. Они должны были храниться сто лет, а по прошествии срока банк обязался передать их дееспособным английским родственникам царственной четы.

— Все хорошо, друг мой, дайте руку и ведите меня к моим сокровищам, — сказал император.

Дэни, обливаясь потом от волнения, вложил свою руку в протянутую ладонь Николая Александровича. И в момент, когда их руки соприкоснулись, швейцарец испытал ощущение, будто замкнулась цепь с единым круговоротом энергетического потока. Он и император стали одним целым. Это было феноменально!

Охрана выполнила необходимые приказания, и путь к подземному хранилищу они преодолели беспрепятственно. Дэни на последнем этапе многоступенчатой схемы контроля набрал сложный шифр на электронной панели, и многотонная дверь бункера, не открывавшаяся несколько лет, тяжело отъехала в сторону. Император и менеджер шагнули в помещение, способное выдержать ядерный взрыв на поверхности земли.

— Вот ваш сейф, ваше величество. Если позволите, я помогу вам перенести…

— Не нужно, друг мой. Все хорошо. Я пришел не за этим. Откройте.

Дэни открыл сейф. Внутри стояло несколько запечатанных ящиков и мешков, на каждом из них был прикреплен листок с описью содержимого. Швейцарец никогда не видел этих богатств, но ясно представлял себе, что они колоссальны.

Император выпустил его руку, подошел к мешкам, внимательно осмотрел описи и достал один из опломбированных ящиков, это был самый маленький ящик, внутри которого находилась шкатулка. Дэни смущенно отвернулся: служащим не полагается видеть лица клиентов банка в такой момент.

Через пять минут на плечо Дэни легла рука императора.

— Все хорошо. Пойдемте. Я удовлетворен.

Дэни вновь закрыл сейф, затем оба вышли из хранилища и оно автоматически закрылось. Швейцарец проводил высочайшего гостя к выходу, не смея предложить ему поставить свою подпись на специальной карточке. Охранники вытянулись во фрунт, пропуская императора.

Романов печальным кротким взглядом окинул вестибюль банка. Глаза его остановились на больших настенных часах с боем.

— Все хорошо. Оставайтесь на месте. Когда вы услышите бой часов, вы ничего не будете помнить, — произнес император и осенил всех троих крестным знамением.

Он вышел, держа руки в карманах своего льняного пиджака. Солнце стояло в зените.

Дэни и охранники смотрели сквозь стеклянные двери на удаляющуюся фигуру, пока император не скрылся за поворотом улицы.

Раздался оглушительный бой часов.

Дэни стоял на площадке, секунду назад он спустился с лестницы, направляясь пообедать. Охранники как-то странно смотрели на выключенные мониторы.

— Минутное замыкание, ничего страшного — предположил один. Второй включил систему, мониторы вновь заработали.

Дэни не слышал этого, он кивнул им и вышел через стеклянные двери.

Все-таки что-то смущало его. Он не понимал, в чем дело. Какая-то противная заноза засела в сердце. Дэни шел по привычному для него маршруту, и удивлялся, не понимая, почему его всегда сбалансированное душевное равновесие давало очевидный перекос. Что-то было не так. Дэни огляделся по сторонам. Взглянул на наручные часы. И издал тихий возглас изумления: его обед уже целый час дожидался на столе, жена извелась, не понимая, почему он так задерживается. С ним такое произошло впервые. Дэни прибавил шаг…

Глава 3

2010 год

Нина проснулась ровно в семь тридцать. Через пять минут звякнул будильник. Нина, вытягиваясь в постели, ждала его с чувством хищника — резким нажатием ладони накрыла дребезжащий колпачок. Еще через две минуты загудел будильник мобильного телефона — контрольный звонок. Пора.

Обычное утро обычного дня. Понедельник. По статистике, утром в понедельник женщины уделяют своей внешности времени вдвое больше, чем в пятницу. Нина не была исключением. Но не в этот раз.

Выходные выдались на субботу и воскресенье, такое случалось нечасто при ее скользящем графике. Два дня безделья в плывущем от июльской жары мегаполисе были худшей пыткой, которую придумала цивилизация. Тишина разбудила душевных тиранов и вновь назойливо стала ставить вопросы, на которые у Нины не было ответов. Тишина приобретала характер вселенской катастрофы. Телефон выглядел безжизненно, как ампутированный орган. Никому до нее не было дела. Даже родителям, они спокойно ковырялись на грядках воронежской дачи.

Но, слава Богу, два дня пытки телевизором и куда более глобальным, чем сеть Интернета, абсолютным, всесветным одиночеством закончились со звонком будильника. Итак. Понедельник, 07—35 по московскому времени…

Нина с облегчением почувствовала прилив жизненных сил — да, что делать, в ее тридцать два бодрила именно работа, других обязанностей, которые привязывают к земле, у нее не было. Слава богу, врач — это призвание, а не статус, а призванию можно отдаваться без остатка. В день тридцатилетия, отмечая с хорошей миной при плохой игре свой первый грустный юбилей в недорогом ресторанчике, Нина сказала сама себе: «У меня есть любимая работа, я нужна людям, а это главное». Утешило. Но иногда ее выходные выпадали на выходные. Или праздники, что еще хуже.

Нина не страдала комплексом неполноценности. Напротив, как правило, этим страдало большинство встречаемых ею свободных мужчин. А «несвободные» после одного жестокого романа перестали интересовать ее как вид.

Нина умела себя подать. Флирт иногда забавлял ее. Но она умела и другое: ставить безошибочные диагнозы. Превращение леди-львицы в строгую циничную докторшу, а оно происходило с Ниной мгновенно и непроизвольно, очень отрезвляло мужчин. Итак. 08—15, туфли, ключ, лифт. Свет в коридоре выключен. Жизнь продолжается.

Клиника, в которой работала Нина, располагалась в новом трехэтажном здании. Это было престижное место. При трудоустройстве кадровичка брала с новичков письменное обязательство о неразглашении имен клиентов. А люди «с именем» сюда обращались довольно часто. Собственно, такова жизнь. Если что-то тебе дается в избытке, чего-то обязательно должно не хватать. Нине не хватало ее собственного мужчины и ее собственных детей. Все остальное у нее было.

Утренняя давка в метро, ровно семь минут знакомой дороги к зданию клиники. Приветствия и улыбки коллег. Нине нравилась стерильность стационарного существования. Блестящий кафель, блестящий хирургический инструмент, блестящее будущее. Нина заведовала отделением хирургии.

— Доброе утро, Нина Кирилловна! Как провели выходные? — прощебетала изящная длинноволосая блондиночка — дежурная медсестра Наташа.

— Доброе утро, Наташа. Спасибо, прекрасно отдохнула. У нас все спокойно?

— Все спокойно, — рапортовала блондиночка, — Что с ними будет-то. Только в пятнадцатой наша звезда капризничал опять. Уйти хотел. Ваш телефон требовал. Но я не дала.

— Правильно. Спасибо, Наташа.

Нина достала из сумочки связку ключей, открыла свой кабинет. Вошла и тут же кинулась к форточке — за выходные в кабинете воздух совсем «сварился». Затрезвонил телефон на рабочем столе. Нина схватила трубку.

— Врач Сергеева. Слушаю.

— Нина Кирилловна, это я, — заторопилась Наташа, — Звезда требует вас. Скандалит, — добавила она значительно тише.

— Скажите, что плановый обход через сорок минут. Я его обязательно посмотрю.

— Да я говорила, — вздохнула медсестра.

Нина положила трубку. Включила радиоприемник — его тихая болтовня ненавязчиво создавала ощущение уюта и присутствия заоконной жизни. Надела белый халат, взялась за бумаги. Два бессмысленных дня дома немного выбили из колеи. Она пролистала истории болезней пациентов. В общем-то, футбольная «звезда» — двадцатидвухлетний «сумасшедший голкипер», как его прозвали газетчики, не зря рвался на свободу — сустав после небольшой травмы был уже вполне работоспособным. Но покой ему был бы еще полезен, скажем, с неделю…

— В эфире новости. И вновь про сенсационное открытие прошлого вторника, которое вернуло миру крупнейший бриллиант «Кондор»… — начал диктор по радио.

Нина взглянула на часы. Ровно десять. Время обхода. Пора.

Пятнадцатая палата была последней. Андрей лежал на кровати и монотонно нажимал на кнопки пульта, перескакивая с одного телеканала на другой. Он тоже устал от вынужденного безделья.

Нина предупреждающе постучала и толкнула дверь. Андрей не обратил на нее никакого внимания.

— Здравствуйте, — сказала сухим докторским голосом, — как самочувствие?

— Лучше некуда. Документики подготовьте на выписку.

— Когда готовить выписку решаю здесь я, а не пациенты. Встаньте, пожалуйста.

Андрей еще раз переключился с канала на канал. Лениво поднялся с кровати и встал перед Ниной, широко раскинув обе руки в стороны.

— Щекотать будете?

Андрей, красивый избалованный ранней славой шатен, просто излучал счастье и детское самолюбование.

— Ваша проблема в вашей юношеской агрессивности. Сядьте на корточки, максимально сгибая колени.

— Профессия у меня такая. Футбол. Может, слышали? — Андрей легко присел — Ну? Дальше что? Так и родить можно.

— Дальше пройдитесь «гуськом» на носках, не вставая. Как? Есть дискомфорт?

Андрей прошел всю палату на корточках, глядя в телевизор.

— Завтра в столичном «Гостином дворе» состоится презентация новой коллекции культового российского кутюрье Владлена. Это событие уже называют показом века. Ведь на моделях будут надеты драгоценности императорского двора из Алмазного фонда России, а главной сенсацией станет бриллиант «Кондор». Его обнаружили в тайнике тобольского монастыря несколько дней назад…

— Слышали? — Андрей поднялся во весь рост, взял с кровати пульт и прибавил звук.

— Хотите скрыть от меня признаки остеоартроза? Мы не закончили!

— Да погодите вы!

Андрей уселся на кровать и уставился в телевизор. Нина открыла папку с его «историей». Вспомнила о том, что тренер просил быть «с мальчишкой строже». Его травма могла перечеркнуть сезон всей сборной.

— Андрей!

— Слушайте!

— На открытие приглашены премьер-министр, знаменитости из мира эстрады и спорта… — продолжал диктор.

— Я тоже приглашен! — радостно воскликнул голкипер.

— Рада за вас. Андрей. Если вы будете так себя вести, то останетесь еще на неделю. Тем более что вашим тренером мне поручено…

— К черту тренера! — спокойно отреагировал пациент, — и вас с вашими приседаниями — туда же!

— Ну, знаете! — Нина захлопнула папку, развернулась и вышла в коридор.

— Главная ценность коллекции — бриллиант «Кондор» будет охраняться… — донесся голос диктора из палаты №15.

Андрей с грохотом захлопнул дверь.

— Фигляр! — ругнулась Нина уже в своем кабинете и занялась текущими делами. Понедельник у нее был относительно свободен — никаких операций.

Вечером она совсем забыла об инциденте с футболистом. Но почти перед самым концом рабочего дня медсестра, сменившая Наташу, подошла к ней и виноватым голосом передала требование из палаты №15. Андрей выдвигал ультиматум: или его отпустят по-хорошему, или он просто уйдет из больницы.

— Ему очень нужно завтра быть на показе мод. Вопрос жизни и смерти, — развела руками медсестра, — Дело в женщине… У него невеста — модель.

— Это мне не интересно. У него вопрос жизни и смерти решается на футбольном поле. Дадите ему на ночь успокоительного.

И все-таки Нина нехотя вновь постучала в дверь палаты.

— Ладно. Начнем сначала. Встаньте на левую ногу. Так. Правую поднимите и согните в коленном суставе. Руки скрестите на груди, глаза закрыты. В таком положении стоим не менее минуты…

— Ну, я вас очень прошу, — взмолился Андрей, когда Нина показала ему на секундомер — он выдержал лишь 54 секунды.

— Да выпишу я вас. Успокойтесь. Завтра же и выпишу с утра. Только учтите. Футбол — самый травмоопасный вид спорта. Вы постоянно находитесь в состоянии нервно-психического напряжения. То есть подвергаете свой организм ежеминутному стрессу. Я же наблюдала вас две недели. Вы, наверное, даже во сне отбиваете мячи. Не умеете расслабляться. А между стрессом и возникновением травмы существует прямая связь. Мышечное напряжение растет, это приводит к потере моторной координации…

— Спасибо за лекцию, все это я знаю. В котором часу отпустите?

— А двадцать лет — самый травмоопасный возраст у футболиста…

— Двадцать два.

— Ладно. В полдень будете на свободе. Только учтите…

— Что?

— В следующий раз не прикладывайте к травмированному месту лед. Это непрофессионально. Есть же специальные гели.

— Мы — из народа.

— Тогда уж лучше холодную воду. Лед — слишком агрессивен.

— Любите вы это словечко, я смотрю. А хотите, я вам тоже дам совет? — ухмыльнулся Андрей.

— Спасибо. Не стоит.

— Вам бы тоже не мешало расслабиться. Хотите…

— До завтра, — отрезала Нина и вышла из палаты.

Это был последний спокойный вечер в жизни успешного московского доктора Нины Лановой.

Следующее утро принесло с собой непредсказуемые события.

Опять дежурила Наташа.

— Нина Кирилловна! — заговорщицки позвала она Нину издалека, когда та лишь входила в отделение.

Заведующая подошла к сестринскому посту.

— Что случилось?

— У нашей звезды такие проблемы! Он даже пепельницу в телевизор швырнул. Разбил.

— Акт составьте.

— Да уладили уже. Он новый заказал, сейчас привезут.

Нина пожала плечами. Мальчишка от «звездности» явно не в себе. Ему бы у психиатра подлечиться. Шутка ли — в двадцать лет стать знаменитостью, каждый шаг которой подлавливают репортеры. А ведь еще вчера гонял мяч в каком-нибудь захолустном дворе.

Взгляд Нины упал на раскрытый глянцевый журнал, который медсестра читала, пряча под стойкой. Напротив жирного заголовка «Модель ушла к другому» стояла фотография улыбающегося Андрея с какой-то красоткой в обнимку.

— Причина? — Нина ткнула пальцем в фотографию.

— Она самая, — подтвердила медсестра.

— Уберите это, — велела Нина и прямиком отправилась в палату №15.

Андрей лежал на кровати со скрещенными на груди руками. На полу валялись куски разбитой телевизионной панели.

— Наташа, пусть санитарка уберет! — крикнула Нина в коридор.

— Не надо сюда никого звать. Уберёте, когда уйду, — мрачно заявил Андрей.

Нина присела на край кровати. Мальчишка совсем.

— Я подготовлю вашу выписку. Минут через двадцать сможете нас покинуть. Я напишу рекомендации. Будьте добры их…

— Вас ведь Нина зовут? — Андрей присел, опершись о стенку, и прищурился, глядя на женщину.

— Нина Кирилловна.

— Нина. А что вы делаете сегодня вечером? Я приглашаю вас на дефиле в Гостиный двор…

Глава 4

Настоятельница Феодора проснулась задолго до крика петуха. Она вообще почти не могла спать все ночи с той недавней находки.

— Господи, помилуй нас, грешны-их, — вполголоса проговорила-пропела Феодора, встала, облачилась в темное платье и вышла из своей кельи в обширную комнату, служившую пока ее кабинетом. Здесь на старом диване, укрываясь самошитым покрывалом, прикорнула щуплая старушка.

— Спишь, мать Георгия? — спросила настоятельница.

— Не, матушка, что ты, бодрствую! — насильно прервала сон, как призывник-первогодок, и моментально проговорила старушка.

— Вот и мне не спится, — настоятельница присела на край дивана.

Георгия хотела подскочить, но была остановлена властным движением руки Феодоры.

— Ты лежи, лежи, старая, чего ты так резко встаешь-то? Лежи.

Георгия послушно легла. Феодора задумалась о чем-то надолго.

— Что, матушка, страшно тебе все еще, небось? — участливо спросила старушка.

— Подь ты! Все в руках господа. Только ума не приложу, как он мог там оказаться. Ведь тут после революции все перестраивали под общежития… Мать Георгия…

— Что, матушка?

— Помнишь, что было, когда мы с тобой сюда заселились?

Старушка истово перекрестилась.

— Помню. О, господи! Да ты не бойся! С нами — Бог, с нами Бог…

— Кто знает, сколько нам выпадет еще испытаний… — произнесла настоятельница и с тяжким вздохом поднялась.

Запел монастырский петух Жорж, через миг пение подхватили все сельские курятники.

— Погода переменится на жару, — прислушалась Георгия, она любила Жоржа и сама придумала ему имя — сделала тезкой на заграничный манер, — Он нынче сразу после заката пел.

— Да, жарко будет, — задумчиво добавила Феодора.

Еще пятнадцать минут — и монастырское подворье оживет. А послушницы-то должны быть уже на ногах — утренняя обедня идет до восхода солнца. Феодора налила себе из трехлитровой банки воды в стакан — вода натощак по утрам лучше любого лекарства от старости. И пошла к выходу.

— Ты отлежись сегодня, не усердствуй. А то опять машину не доищешься — тебя в больницу вести.

— Да, матушка, здорова я уже, ничего, оклемалась, — заикнулась, было, старушка: два дня назад у нее был сердечный приступ. Но настоятельница так на нее зыркнула, что у той пропала охота спорить, — Отлежусь, ладно.

— Ну, с Богом, — Феодосия глянула на висевший в углу список с местной чудотворной иконы Божьей Матери, перекрестилась и вышла на улицу.

День будет точно — ясный, солнечный. Небо своим голубым шифоном уже покрыло грешную землю. Феодора с удовольствием вдохнула сладкий утренний воздух. Жорж никогда не ошибался… А вот в то утро несколько лет назад моросил дождь, петух пропел перед тем раньше девяти вечера. То был знак.

Несмотря на разруху — от старых строений и монастырской стены осталась лишь треть — древний монастырь в последние два года выглядел весело и безмятежно, как и подобает христианскому храму. На всем здесь присутствовал отпечаток надежды — строительные леса окружили церкви, стройматериалы, инвентарь встречались тут на каждом шагу — настоятельнице удалось найти щедрого спонсора — так теперь называли благотворителей, он и нанял бригаду для восстановления монастыря. Бригада жила в наспех отремонтированном подворье. Работники вставали ни свет, ни заря и кропотливо делали свое дело. Уже была восстановлена верхняя часть центральной церкви, с которой в революцию рухнул и раскололся на части крест. Тогда раскол креста сочли дурным предзнаменованием — храм долгое время находился в состоянии поругания. Из святыни большевики сделали сначала склады, потом — общежитие, потом — клуб. Но справедливость восторжествовала. Монастырь понемногу возрождался уже десять лет, с тех пор, как был передан тобольскому благочинию. Монахини изо всех сил тянули жилы, стараясь своим трудом хоть как-то поддержать огонек жизни в разрушенном монастыре. Если бы Господь не послал щедрого благотворителя, еще долго монастырские постройки лежали бы в руинах.

Все здесь радовало взор Феодоры. Только вот то ужасное событие, то убийство несколько лет назад… Находка изуродованного трупа, прибитого к воротам монастыря, терзала душу настоятельницы все эти годы.

Тогда, ночью, едва лишь стало светлеть, она отчетливо услышала сквозь сон чей-то истошный крик. Феодора проснулась от овладевшего ею ужаса, вся в холодном поту. Ужас проник в каждую клетку тела. Настоятельница прислушалась — ни звука. Но отчего-то ей показалось, что тишина, стоявшая за окном, была тишиной смерти. Феодора накинула шаль.

Когда она подошла к храмовым воротам, ее поразил ледяной холод, будто сковавший воздух в этом месте. Ворота были наглухо закрыты. Но все знали, что это лишь формальность, поскольку перебраться через полуразрушенные стены вокруг монастыря мог кто угодно.

Феодора мертвенной рукой отодвинула засов. Как в жутком сне большие створки ворот раскрылись и поплыли на нее. На одной из створок грузно свисало чье-то безжизненное тело. Оно было так зверски изуродовано, что сразу и не определишь — мужчина или женщина скрывается за окровавленными лохмотьями.

Этот ужасный миг Феодора никак не могла изгнать из своей памяти.

Приехавший начинающий следователь заявил, что убитая, а это все-таки была женщина лет пятидесяти, погибла несколько часов назад, к воротам преступники цепляли уже труп. Феодора промолчала — крик, который она слышала ночью, мог принадлежать и не жертве, а случайному прохожему.

— Это знак, — уверенно сказала тогда Феодора следователю.

Тот пожал плечами: на хулиганство точно не похоже.

Молодому следователю очень мешал прошедший накануне дождь. Зачем и кто совершил злодеяние, он, действительно, не представлял. Но, хоть и понимал почти стопроцентную бесполезность этого, все равно долго изучал размытую землю, искал отпечатки пальцев, что-то собирал в полиэтиленовые пакетики, замерял. Недаром его прозвали в городе «Борька-Пинкертон». Вообще-то, Феодора знала Бориса еще с тех пор, как он с букетом ромашек пришел в первый класс. Тогда она была обычной школьной учительницей. А Боря — лопоухим парнишкой с озорными любознательными глазами. Эта его неуемная любознательность часто становилась причиной «крупных» разговоров директора школы с родителями.

— Фаина Юрьевна, вы успокойтесь, а я насчет сектантства прощупаю… Только пусть ваша мать Георгия молчит об этом, — попросил следователь.

Георгия молчала. Но зловещий слух про сатанистов все равно пополз по городу. В селе люди были напуганы, разговоры на эту тему длились долго.

Обстоятельства убийства так и остались невыясненными. Борис звонил настоятельнице в течение двух недель ежедневно — уверял, что «все под контролем», справлялся о самочувствии и задавал свои вопросы. Но Феодоре нечего было добавить… Слава Богу, это далеко позади и стало забываться…

— Господи, на все воля твоя… — проговорила Феодора, подняв лицо к небу.

А неделю назад монастырь прогремел на всю Россию из-за находки бриллианта мученицы-императрицы.

Строитель сбивал куски штукатурки, и вдруг в осыпавшуюся груду упало что-то, завернутое в коричневую плотную бумагу. Рабочий нагнулся, подобрал находку, размотал толстую нитку, которой было перевязано что-то твердое. Развернул бумагу и замер. На его ладони засверкал множеством граней ослепительный голубой бриллиант. И неизвестно, что случилось бы дальше, если бы не бдительность Георгии. Эта юркая старушка обладала способностью уследить за всем, что происходило в монастырском хозяйстве, будто могла присутствовать во всех местах одновременно. Георгия заметила находку, словно ждала ее и стояла за спиной. Она вскрикнула и вокруг рабочего тут же собралась толпа из монастырских обитателей. А спустя полчаса в монастырь съехались специалисты из Тобольска: ювелир, директор историко-архитектурного музея, краевед. Приехал даже мэр города вместе с начальником милиции и целым штатом своих сотрудников. Они столпились в крохотном кабинете настоятельницы и наперебой обсуждали находку, демонстрируя разную степень осведомленности об исторических вехах Тобольска.

Этот день тоже врезался в память Феодоры навсегда. Настоятельница всем своим существом почувствовала заключенную в камне чудовищную силу.

Она долго и сосредоточенно настраивала себя на молитву в келье. Камень лежал на высокой конторке, за которой она иногда писала стоя. Феодора никак не могла войти в должное состояние блаженной отрешенности, глаза, даже закрытые, все время видели надменно сверкающий камень, одно его присутствие подчеркивало всю нищету скупой монастырской обстановки.

— К добру ты или к худу? — спросила у камня Феодора.

Молитва не шла. А гомон высоких гостей за дверью кельи становился все громче. Их нетерпение росло, настоятельница чувствовала волны человеческого любопытства смешанного с долей неизбежной алчности, эти волны проникали в ее сознание, стены не были им преградой. Возможно, именно этот чужой неосознанный импульс и удерживал Феодору, она никак не могла решиться передать драгоценный камень собравшимся в приемной людям.

В дверь постучали.

— Кто? — строго спросила Феодора. Она слыла суровой и взыскательной.

— Матушка, тут ждут тебя. Неудобно, — приоткрыла дверь и мышкой заглянула Георгия, — может, чаю им предложить?

— Не чаи распивать приехали. Подождут. Скажи, еще минуту.

Когда она вынесла, наконец, бриллиант и положила его на стол, все невольно ахнули. Волшебная игра света отразилась в каждом зрачке, заставляя судорожно реагировать на сверхъестественную красоту камня.

— Да… — протянул мэр, — это вам не хухры-мухры… Сенсация. Как думаете, кто его мог спрятать? — обратился он к стоявшему рядом краеведу Конину.

— Позволите? — спросил тот и протянул руку к камню.

Краевед почувствовал одновременно и тоску, и небывалое наслаждение от тяжести бриллианта, взвесил его на ладони и протянул ювелиру. Ювелир вынул лупу, посмотрел на огранку, восхищенно цокнул языком.

Камень закрыли в сейф, сейф опечатали и под охраной увезли в город. А краевед еще долго бродил по монастырским владениям и рассматривал место находки.

Всю неделю монастырь осаждали журналисты. Их с каждым днем становилось все больше, Феодора потеряла терпение и была вынуждена отдать строгий приказ — никого не пускать на территорию обители. Журналистская саранча грозила совершенно разрушить монастырский уклад жизни. Однако, несмотря на запрет, операторы и фотографы все же умудрялись проникать со своими камерами через дыры в ограждении. Настоятельница вконец рассердилась и обратилась за помощью к благотворителю. Монастырю была выделена охрана.

Глава 5

В Шереметьево приземлился самолет, выполняющий ночной рейс «Лондон-Москва» авиалинии British Airways. С трапа сошел высокий худой мужчина в дорогом светлом костюме. Он приехал ненадолго. У него с собой не было багажа, лишь пухлый портфель с запасной сорочкой. Британские посольства в любой точке планеты предоставляли ему все необходимое.

Возле таможенного терминала его ждали.

— Как долетели, сэр? — поинтересовался встречающий.

— Нормально, Ник, даже удалось вздремнуть. Надеюсь, встреча состоится?

— Да, сэр, сегодня вечером вы сможете лично обсудить сложившееся положение с премьер-министром. Вот ваш пригласительный билет, — Ник достал из внутреннего кармана пиджака конверт.

— Вы изложили ему суть вопроса?

— Конечно, сэр.

Мужчины вышли из здания аэропорта и сели в автомобиль с красным номерным знаком. Машина выехала через шлагбаум-автомат на дорогу и взяла направление к посольству на Смоленской набережной.

Энтони Снайпс, директор Фонда Романовых, прибыл в Россию для решения одного щекотливого дела. Не в его интересах было предавать это дело огласке, предстояло соблюсти принцип полной конфиденциальности. Но, к сожалению, премьер-министр России назначил встречу в месте, менее всего подходящем для предстоящего разговора. Энтони ломал голову, пытаясь разгадать ход мыслей премьера, ведь тот наверняка понимал, что Британия выступит с весомым предложением…

— Так вы говорите, Ник, это будет показ мод? — еще раз переспросил Энтони, ему не верилось, что российские власти одобрили такой экстравагантный и легкомысленный поступок со стороны ответственных лиц.

— Да, сэр.

— Какое кощунство, — покачал головой приезжий.

Ник мельком взглянул на Снайпса — тот был невозмутим, как и подобает настоящему английскому джентльмену, особенно если джентльмен имеет непосредственное отношение к шпионажу.

Британская разведка накопила колоссальный опыт на «русском поле». «Сказки» разрабатывались самые фантастические. Взять хоть этот Фонд Романовых — история с «воскресшей» дочерью последнего русского императора Анастасией обязательно войдет в анналы английской теории соглядатайства на мировой арене. Разыграть такой спектакль! И так великолепно его обставить! Браво, Снайпс!

Дама весьма преклонного возраста, передвигавшаяся на инвалидной коляске из-за проблем с ногами, была марионеткой в руках влиятельных людей британского правительства. А для всего остального мира она стала великой княжной Романовой, спасшейся от рук большевистских палачей. Ее истинный возраст скрывали, по «сказке» ей перевалило за 110 лет! Вокруг нее создавался ореол таинственности и недосказанности. Сам Снайпс служил при ней личным секретарем. Он довольно часто давал интервью, в которых, нимало не смущаясь, на вопросы о том, почему «княжна» не возвращается в Россию, рассказывал про всевозможные моральные и юридические препоны. Препятствием, вещал он, служило и то обстоятельство, что в отношении Анастасии Николаевны Романовой до сих пор действует смертный приговор, вынесенный в 1918 году решением исполкома Уральского совета с позволения председателя ВЦИК Якова Свердлова… Журналисты ухмылялись в блокноты, но своими домыслами историю воскрешения Анастасии не портили.

Зачем понадобилась эта мистификация, Нику было не совсем ясно. Но разговоры о сохранившихся несметных богатствах Романовых, о созданном Николаем перед Первой мировой войной императорском резервном фонде с участием европейских и американских банков, разъясняли главное. Речь, по словам Снайпса, шла о деньгах, способных стабилизировать экономику даже такого отсталого государства, как современная Россия.

«Мы не раз обращали внимание российского правительства на необходимость реабилитации семьи Романовых, для этого требуется пересмотр внесудебного, произвольного решения о казни царя и членов его семьи. Без реабилитации невозможна и легализация положения Анастасии Николаевны», — говорил журналистам Снайпс. Легализация княжны, по настойчиво внушаемому мнению Снайпса, могла служить гарантом возвращения средств Романовых в Россию.

Но не было ли мифом само богатое наследие российской империи? Как сказать… Ведь в банковских сейфах Швейцарии, и уж это Ник знал наверняка, десятилетия нераспечатанными лежали мешки и ящики с драгоценностями и золотом матери и жены Николая Романова. Об этих мешках и ящиках знали лишь единицы. Если бы не загадочное исчезновение голубого бриллианта, сокровище оставалось бы тайной даже для дипломатической миссии Британии в России. Но случился скандал. И тайное стало явным.

«Если удастся добиться признания лже-Анастасии, то она, вернее, ее кукловоды, получат в распоряжение громадные средства», — подумал Ник.

Кто мог похитить бриллиант? Когда? При каких обстоятельствах? Ведь опломбированные и подробно описанные мешки никто не имел права вскрывать в течение ста лет!

Камень украли прямо из швейцарского банковского бункера, разрушая его авторитет стопроцентной надежности. И это осталось бы незамеченным еще неизвестно, сколько, если бы бриллиант не нашелся… в Сибири! Загадка.

Снайпс приехал в Москву, чтобы аккуратно вернуть камень туда, где ему положено было храниться — ведь такова была воля императрицы Александры Федоровны.

Его подопечная старушка, вжившаяся в роль Анастасии, становилась знаменитостью. Снайпс от ее имени устраивал благотворительные приемы для бедных, посылал дипломатические миссии в горячие точки планеты, объявлял программы «помощи России». Старушка провозглашалась чуть ли не спасительницей Великой Руси, и надо сказать, что из множества самозванок, присваивавших себе за последние восемьдесят лет имя Анастасии Романовой, эта дама выглядела наиболее убедительно.

«Независимо от того, как будет решен вопрос о реабилитации, Анастасия Николаевна предпринимает все от нее зависящее, чтобы передать России через каналы фонда нужные для русского государства средства династии Романовых», — заявлял в каждом интервью Снайпс.

На самом деле это были абсолютно беспочвенные утверждения. Императрица ни за что не передала бы богатства монархической семьи наследникам банды красных преступников, уничтоживших Отечество ее мужа и детей. Английский монарший двор — родственники Алекс — Александры Романовой, также не допустил бы этого ни в коем случае.

Так, значит, эта трагикомедия со старушкой понадобилась лишь ради имперского наследства? Ник сгорал от любопытства, но понимал, что эту тайну ему, возможно, не удастся узнать никогда. Он занимал скромную канцелярскую должность, простому чиновнику посольства было «не по рангу» вдаваться в подробности операций, касающихся большой политики.

Бедная Алекс погибла из-за этой самой «большой политики». Она всеми силами сопротивлялась участию России в Первой мировой войне, Распутин молил, чтобы Россия не встревала в конфликт с немцами. Но император решил по-своему… И на шахматной доске военных действий Россия получила полный и безоговорочный мат.

— Ник, не могли бы вы предоставить мне подробный план здания, в котором будет происходить показ мод? Как вы говорите, оно называется? — прервал молчание Снайпс.

— Гостиный двор, сэр.

— Гостиный двор, — вполголоса повторил директор Фонда Романовых, — И сколько приглашенных?

— О, очень много, сэр. Более сотни человек.

— Да, еще мне понадобятся данные об этом модельере и вся информация о сегодняшнем событии… И список гостей тоже… Знаете, Ник, он явно хочет уйти от разговора, — улыбнулся Энтони Снайпс, — Очень жаль. Семья не должна быть расстроена.

Ник вздохнул. Про пятидесятилетнего Снайпса рассказывали легенды. Этот человек был близок к королевской семье, ему были известны многие тайны мира сего, он не раз оказывался в самой сердцевине важнейших мировых событий, за которыми зорко следила Англия. «Серый кардинал» королевы Британии Энтони Снайпс один стоил целого батальона агентов. О такой карьере Ник и не мечтал. И в свои тридцать пять гордился хотя бы минутами общения с героем…

Автомобиль мчался по улицам русской столицы, мимо небоскребов из стекла и бетона, мимо многоэтажных жилых домов, по широким проспектам, щедро украшенным рекламными щитами. Двое мужчин, сидящих в салоне машины, знали о прошлом и будущем этой страны куда больше любого из прохожих, живущих в грандиозном муравейнике под названием Москва.

— Ник, — сказал вдруг Снайпс, развернувшись к своему соотечественнику, — вы ведь наблюдательны, умны и хорошо ориентируетесь в Москве?

— Да, сэр, надеюсь, это так.

— Тогда сегодня вечером мне понадобится ваша помощь…

Глава 6

Анжела украдкой сунула в рот сухарик. От голода она сама себе казалась невесомой, как перышко, движения приобрели, наконец, ту потустороннюю плавность, которой добивался постановщик шоу. Сухарик лежал во рту инородным предметом, с которым язык и зубы не знали, как совладать. Девушка налила воды в стакан и стала разжевывать сухой кусочек хлеба. Ну, хоть что-то.

Неделя выдалась та еще!

Сначала Владлен каким-то образом получил дефиле с найденным в Тобольске супер-бриллиантом — его Анжела видела лишь раз на примерке платья, которому камень должен был послужить застежкой, под охраной автоматчиков. Бриллиант был так огромен, что девушка засомневалась — точно ли он настоящий, тот самый, из-за которого поднялось столько шума? Но автоматы охраны служили лучшим подтверждением тому. И неделя стала адом — любой ее шаг был под контролем.

И все-таки, совершенно непонятно, каким образом кутюрье добился участия в показе камня, которому место в Алмазном фонде нации? Впрочем, «голубая мафия» всесильна. Показ, конечно же, серьезно увеличит ее, Анжелы, личный рейтинг. Но с некоторых пор карьерные взлеты перестали производить на девушку прежнее впечатление, приелось. Хотелось взять тайм-аут. Уехать. Зайти в ресторан и съесть все, от чего пришлось отказываться несколько лет. Съесть и обойтись без искусственного рвотного рефлекса.

Она проглотила тщательно разжеванный сухарик.

В этот раз у нее была отдельная гардеробная. У двери стоял охранник, к ним модель за последние дни уже привыкла. Камень должны были привезти с минуту на минуту. А пока на платье был закреплен его фальшивый двойник. С этой фальшивкой после показа платье уйдет с аукциона за бешеные деньги.

Крохотные хлебные кусочки отправились в путешествие по удивленному такой удаче желудочному тракту.

Да… а потом еще эта дурацкая статья в прессе. Анжела вовсе не собиралась изменять голкиперу. Все случилось как-то внезапно. Была вечеринка. Она получила приглашение. Пила коктейль. Познакомилась с бывшим нападающим из футбольной команды Андрея, он теперь подписал контракт с английским клубом. И все. А на следующий день узнала из газет подробности своей случайной связи.

Андрей, конечно, впал в бешенство. Анжеле хотелось выть.

В конце концов, она обычная девчонка из провинции, которой просто фантастически повезло с ростом и лицом. Но если бы не ее железная самодисциплина, не видать бы ей карьеры на подиуме, как своих ушей. Конечно, завистников всегда было навалом. Анжела не сомневалась, что желтой прессе ее сдала какая-нибудь из моделей Владлена. А, может быть, и он сам. Ведь она всерьез собиралась замуж за Андрея Пронина.

А теперь все рухнуло. Он не отвечает на ее звонки. Анжела, по паспорту Евгения, а в быту просто Женька, чувствовала себя так, будто катилась с ледяной горы в холодную полынью. Рукам не за что схватиться…

Все придется начинать сначала. Сразу после показа.

В дверь постучали. Анжела открыла и впустила пастижора. Нервный худой юноша стал колдовать над ее прической. Затем пришел художник и сделал ей мейк-ап, сотворив с ее лицом что-то феерическое. Анжела стала похожа на аристократку со старинной фотографии.

Пастижор и стилист вышли. Она вновь осталась одна. И рассматривала себя в зеркало, гадая, явится Андрей на показ или нет

В зеркало она и увидела, как дверь крохотной гримерки отворилась без всякого предупреждения, и в комнату вошел незнакомый мужчина.

— Вы кто? — испугалась Анжела, продолжая смотреть на его отражение.

Незнакомец молча подошел и проложил руку ей на плечо.

— Все хорошо. Не волнуйтесь. Посмотрите на меня, — с этими словами он с силой развернул девушку к себе.

Анжела не успела вскрикнуть. Это был Андрей! Как же она его сразу не узнала!

— Дурочка, — сказал ей голкипер, — чего ты так трясешься?

— Андрей, — на глаза Анжелы накатывались слезы, но она помнила, что нельзя испортить макияж и высоко подняла подбородок, чтобы слезинки не выкатились и не побежали по лицу, — я так хотела, чтобы ты пришел!

— Ну, я же здесь, прекрати, все хорошо, — успокоил ее жених, — а теперь слушай мой голос. Это — проклятый бриллиант. Он может повредить тебе и наша свадьба не состоится. Ты должна избавиться от камня.

— Я должна избавиться от камня, — повторила девушка.

— Все хорошо. Ты должна слушаться меня. Как только я подам тебе знак, вот этот, — и он включил свой сотовый телефон — на дисплее появился расходящийся волнами синий кружок, а сам аппарат стал издавать практически неразличимый человеческим ухом ультразвук, — Слышишь?

Девушка не просто услышала звук — ей стало казаться, что у нее лопаются ушные перепонки.

— Да, да! — почти крикнула она.

— Все хорошо, — сказал Андрей, — услышишь это, и тут же срывай камень с платья и кидай мне. Поняла?

— Поняла, — повторила Анжела.

Андрей взял ее руку и нащупал пульс.

— А теперь спи, — приказал он, отсчитал несколько ударов и сжал пальцы.

…Раздался сильный стук в дверь. Не дождавшись ответа, стучавший распахнул ее.

Анжела, положив голову на руки, крепко спала, сдвинув в сторону косметику на столике.

— Это еще что за фокусы? — голосом, сорвавшимся на фальцет, воскликнул Владлен.

Вместе с модельером в комнату вошел шкафообразный охранник в черном костюме и белой рубашке. В руках у охранника была бархатная коробочка. В проеме двери из-за тесноты остался помощник Владлена.

Кутюрье стал довольно бесцеремонно трясти девушку.

— Ты с ума сошла? Анжела, ты меня слышишь? Просыпайся!

Девушка открыла глаза.

— Слышу.

— О, господи, я уже хотел за врачами отправлять. Дома спать надо. А тут работа. Работать, работать, девочки и мальчики! — прокричал Владлен и выпорхнул из комнаты.

Охранник поставил на стол бархатную коробочку. Помощник кутюрье вошел, открыл коробку, посмотрел на бриллиант и стал осторожно вытаскивать фальшивку в застежке платья.

Охранник не спускал глаз с камня ни на секунду.

Анжела уставилась на голубой бриллиант, играющий светом на всех своих многочисленных гранях. Камень затаил зло. Он был прекрасен той же неживой красотой, что и модели из мира высокой моды. Анжела представила себя на подиуме, надменную и холодную богиню в струящемся сверкающем платье, блистающую в свете прожекторов, как этот бриллиант.

На губах ее заиграла нехорошая улыбка.

Глава 7

Нина, чувствуя себя незваным гостем, страдая на высоких каблуках, стояла у лестницы, ведущей в элитный выставочный центр. Она поддалась на уговоры Андрея лишь из жалости к нему. И вот сейчас отчаянно злилась на себя. Конечно, ей приходилось выходить «в полусвет», но не часто, да и публика там была проще. А тут раз за разом к лестнице подъезжали шикарные автомобили и из них выходили шикарные люди — завсегдатаи светских хроник. Гостей собиралось все больше. Охрана поглядывала на Нину все чаще. А вот Андрей не появлялся.

Нина поправила жемчужную нитку, намотанную на шею — пусть не бриллианты, зато в подлинности своего жемчуга она не сомневалась. На часах стрелки показывали половину восьмого. Вечеринка для нее, видимо, закончилась, не начавшись, ждать далее становилось унизительным. С футболистом договаривались на семь.

— Он не придет, — донеслась до нее чья-то фраза.

Нина обернулась. По лестнице, придерживая под руку актрису, известную больше своими операциями по омоложению, чем ролями, поднимался и что-то говорил своей спутнице элегантный седеющий мужчина. Он тоже обернулся и отчего-то подмигнул Нине. Пара прошла выше, дама предъявила охране пригласительный билет — здание охранялось людьми в камуфляже. Актриса и ее кавалер растворились в толпе у центрального входа.

Что ж. Не придет. Зря потеряла время.

Нина сделала шаг в сторону метро — пора домой… Тут-то ее и схватил за руку подоспевший Андрей.

— О, господи. Вы меня напугали, — сердясь на него, проговорила женщина.

Футболист выглядел безукоризненно в вечернем костюме, он окинул женщину придирчивым взглядом с головы до ног. На Нине было короткое голубое платье, украшенное ниткой жемчуга, и белые босоножки. С плеча на длинном ремне свисала белая сумочка.

— А ты меня правильно поняла. Сюда в ластах и на лыжах не пускают.

Нина дернулась:

— Дурацкое замечание. Я ухожу.

— Доктор, куда это вы? — схватил ее за руку голкипер, — Нам в обратную сторону.

Нина покачала головой.

— Пропало желание…

— Нет-нет, сегодня никаких упреков. Обычное академическое опоздание! Ты разве не светская женщина, Нинон? Идем, пожалуйста! — И он потащил ее вслед за всеми.

Они прошли в огромный, заключенный под стеклянный купол, зал Гостиного двора. Посредине зала стоял подиум, по обе стороны от него организаторы выставили стулья в пять рядов — для vip-персон. В стороне играл джазовый оркестр. Официанты разносили бокалы с шампанским. Тут же был организован шоу-рум, у которого останавливались женщины всех возрастов. Нарядная толпа обнималась, перецеловывалась и пожимала руки. Казалось, все друг друга знали. И говорили на каком-то птичьем языке, состоящем из непереводимых английских маркетинговых терминов, русских предлогов и междометий, сдобренных смачными нецензурными выражениями.

Андрей взял Нину под локоть и стал бойко перемещаться по залу от одной группы к другой. Он старательно изображал веселье, то и дело представляя спутницу каким-нибудь знаменитостям: «Ниночка, она спасала мои суставы! Я решил застраховать их на миллион!». Нина сдержанно улыбалась и помалкивала. Ее беспрестанно щелкали папарацци. Вспышки фотоаппаратов ослепляли.

— Давно вы встречаетесь с ним? Вы были замужем? Назовите место своей работы! — выстреливая вопросами, как пулеметной очередью, пристал к ней один из журналистов, позади него оператор целился в Нину камерой.

Нина резко высвободилась из руки «сумасшедшего голкипера».

— Андрей, прекратите ломать комедию. Мы так не договаривались!

Парень посмотрел на нее невидящими глазами, и она осеклась. В конце концов, какая разница. Ведь на ее собственной судьбе эта глупая история никак не отразится. А ему она зачем-то нужна. Нина вздохнула, остановила официанта с шампанским и взяла бокал.

— Дамы и господа! Сегодня у вас есть уникальная возможность увидеть на моделях не только изысканную и куртуазную коллекцию всеми любимого Владлена. Вы увидите вновь обретенную драгоценность последней русской императрицы Александры Романовой. Это настоящее сокровище — бриллиант «Кондор»! Встречайте!

Зал зааплодировал вышедшему на подиум модельеру. Андрей с Ниной заняли места в первом ряду — так футболист собирался продемонстрировать бывшей подружке свое полное безразличие. Совсем рядом сидел премьер-министр с молодой женой. Через переводчика он переговаривался с солидным англичанином, кажется, лет пятидесяти. Впрочем, как Нина отметила про себя, возраст почти не сказывается на богатых. Конечно, для сохранения формы есть не только медикаментозное лечение, но и тибетские методики, и…

— Андрюха! — крикнул кто-то из толпы.

Андрей оглянулся на крик. Привстал. Нина увидела, как парень изменился в лице.

— Эй, здорово, черт! Да дайте же пройти! — раздался тот же голос.

Обернулась и Нина.

К ним пробирался, бесцеремонно работая локтями, высокий загорелый блондин. Модный пиджак буквально лопался на его широких плечах. Но тут зазвучала музыка и ведущий объявил:

— На подиуме — бриллиант из мира моделей — Анжела и скандально известный бриллиант из коллекции последней российской императрицы под названием «Кондор»! Вместе — фантастическое зрелище, господа!

Всеобщее внимание обратилось на высокую тонкую девушку в струящемся серебром, отливающем красными отсветами, почти прозрачном платье. Из-за укладки коротких золотистых волос светящимися волнами и красных губок бантиком она была похожа на барышню из «глянца» прошлого века или приму времен немого кинематографа. Одно ее плечо оставалось обнаженным, а на другом плече платье имело застежку — огромный красный камень. Увидев искрящийся алый камень, умело подхваченный лучом направленного света, зал выдохнул общий возглас изумления. Ахнула и Нина, забыв про Андрея.

— А теперь — чудесное превращение! — объявил ведущий.

С этими словами луч света потух, зал погрузился в полумглу, и на глазах у публики камень стал менять окраску: остывающий уголек превращался в холодную голубую льдинку.

Все глаза присутствующих были сосредоточены на этом чуде. Наверное, один лишь Андрей смотрел только на девушку. Нина мельком глянула на него, и сглотнула комок зависти: да, это была любовь… Модель надменно прошла совсем рядом, подол ее длинного платья едва не задел лицо голкипера. Девушка с бриллиантом казалась очень красивой.

— Старик, — раздался жизнерадостный голос совсем рядом, и Нина опять обернулась — загорелый блондин встал за спиной, — ты открой глаза. Она же трудоголик в области раскрутки мужиков, ты думаешь, как она на подиум попала… Привет, — подмигнул он Нине, — а ты вовремя сориентировалась. Позвольте представиться. Игорь Клименко. Слышали?

Андрей нехотя отвел взгляд от своей примадонны. Стал исподлобья разглядывать блондина, намечая точку удара. Нина насторожилась.

— Ты чего бивни-то опустил? Ты ее без косметики видел? Андрюха. Прекрати. Мы ж с тобой одного поля… — только и успел произнести блондин. Кулак голкипера пришелся ему прямо в челюсть.

Все случилось в какие-то секунды. Блондин с окровавленным ртом пытался достать Андрея ногами, в то время как руки ему скрутили два подскочивших здоровенных телохранителя премьер-министра. Андрея тоже держали, у него, судя по всему, был разбит нос. С минуту оба окровавленных соперника, как разъяренные быки, рвались друг на друга. Поднялся шум и визг, смешанный с громкими командами в рации для охраны. Премьер-министра с женой тут же взяли в оцепление. Фотографы и операторы, расталкивая публику, старались протиснуться поближе к месту драки. Защелкали фотокамеры. Упирающегося голкипера повели в одну сторону, блондина — в другую. И в этой суматохе раздался тонкий девичий вскрик. Нина взглянула на подиум — по нему убегала, поддерживая на лифе слетевшее с единственной застежки платье, причина раздора.

— «Кондор» украли! — заорали в толпе.

— Всем стоять на месте! — рявкнул кто-то, угрожая пистолетом…

Зал стал похож на жужжащий улей.

Глава 8

Феодора отслужила обедню. Вышла из храма и столкнулась с Борисом. Что его сюда принесло?

— Жду вас, Фаина… матушка Феодора. Уж простите, никак не привыкну вас так называть.

— Что у тебя? — жестко спросила настоятельница. Она не любила, когда тут же после службы приходилось переключаться на мирские дела.

Борис помялся. Он уже имел опыт неприятных разговоров с Феодорой на религиозные темы.

— Помните тот случай, распятая женщина на воротах?…

Феодора даже вздрогнула. Эту историю она старалась не упоминать в разговорах, она осталась лишь в памяти тех, кто видел… И вот, стоило Феодоре произнести об этом утром, как Борис сам заговорил о том страшном случае…

— Дело тогда закрыли. Но я все время о нем думал. И… Все-таки… Вы тогда сказали, что видите в убийстве какой-то знак. Что вы недоговорили тогда?

Феодора ждала, что он скажет дальше.

— Простите матушка. Я понимаю, что вернул вас к неприятным мыслям… Но чувствую, есть связь между находкой бриллианта и тем убийством…

— Да говори уже, не тяни! — прикрикнула настоятельница на своего бывшего ученика.

Она когда-то преподавала в его школе алгебру с геометрией, науки давались Борису не слишком хорошо. И не потому, что был ленив или недалек умом, напротив. Только вот всякий раз на контрольных работах что-то рассеивало его внимание, однажды так и просидел, удивленно глядя в окно до самого звонка. Даже не заметил, что весь класс усердно пыхтел над тетрадками в полной тишине. Тогда Фаина решила провести эксперимент — не одергивать его до последнего. Не одернула ни разу, и парнишка схлопотал даже не двойку — кол, так и просидел, пялясь в окошко до конца урока.

— В общем, не хотел я тогда вас тревожить. А экспертиза обнаружила, что женщина перед смертью имела соитие. Ну вот, выговорил.

— Ты ничего не перепутал? — ошеломленно спросила Феодора

— Нет. Что вы думаете об этом?

Феодора молчала, нахмурилась еще сильнее. Как в детстве, Борис испытал чувство неосознанной вины. Этот комплекс нужно было изживать, он теперь серьезный человек с очень серьезной профессией…

— Фаина Юрьевна, такое дело… Я все время думал об этом. Следы на теле женщины говорили о бичевании. Я всегда считал, что это связано с сектантами. Но тогда дело прикрыли… Фаина… Матушка Феодора, вы ведь лучше моего знаете о разных сектантских ритуалах. Я прав? Так что это могло быть?

— Пламень… — проговорила с отвращением Феодора.

— Что? — не понял Борис.

— Похоть и страх всегда идут рядом, — добавила настоятельница, — ты, Борис, говори мне обо всех подробностях этого дела без утайки. Я знать должна. За мной люди и монастырь. Ты меня понял?

Борис улыбнулся. Ему уже тридцать, а она по привычке обращается с ним, как с мальчишкой.

— Да понял я, Фаина Юрьевна. Так кто это мог сделать?

Феодора сверкнула на него взглядом. И отвернулась.

— Ты следователь, ты и ищи.

— Наверное, сектанты… — предположил Борис, — Но сектантов искоренили вроде бы еще при советской власти. Или вы считаете — не искоренили?

— Враг входит под разной личиной, — уклончиво ответила монахиня, — Ты вот что… Вчера газет принесли целый ворох — все о нас пишут. Ты новости-то смотришь?

— Некогда мне. А что?

— Прихожане говорят, каждый день по телевизору что-то новое сообщают об этом камне. И неспроста он тут…

— Неспроста? — подхватил Борис.

Но настоятельница осеклась и к сказанному ничего не добавила. Посмотрела на него задумчиво, перекрестила.

— Будь начеку, Борис. Что-то еще случится, я чувствую.

Феодора пошла по протоптанной в земле дорожке к корпусу, в котором располагался ее кабинет. Борис посмотрел на кучи песка и аккуратно сложенную рядом плитку — если бы не находка бриллианта и вся эта кутерьма, то сегодня здесь обязательно приступили бы к укладке тротуара. А так — рабочие в спешке перекинуты бригадиром на латание монастырской окружной стены из красного кирпича. Давно пора. А то живут тут монашки одни, каждый может их напугать…

Борис посмотрел на длинную каменную стену, над которой сейчас трудились пятеро строителей. Мастера, тихо переговариваясь, работали сноровисто и чисто, клали новый материал в местах старой разрушенной кладки. Мужики бывалые, не трусливого десятка, верующие, в том не было сомнений.

— Без веры нам на колокольню нельзя, — говорил ему один из каменщиков, впрочем, в этой бригаде каждый владел всеми видами строительных работ, — там ветры такие гуляют, что только на одном божьем слове и держишься.

Борис носил в себе то нераскрытое убийство, как занозу, все эти годы. Спрашивал всех подряд, что об этом думают. Так, на всякий случай. Без надежды, что что-то нащупает. Скорее, из любопытства. Мужики из строительной бригады на его вопросы отвечали скупо, больше рассуждали ни о чем. В целом их рассуждения Борис истолковал так: темные силы отчаянно сопротивляются возведению храмов и мстят всеми средствами. Кого-то доводят до преступления, кого-то до самоубийства. Мутят воду черти, в общем.

— Не может быть такого, чтобы никто ничего не знал, — сказал себе следователь и зашагал к воротам монастыря, обдумывая на ходу, не заехать ли к знакомому краеведу. Как она сказала? «Пламень…»? Что она имела в виду, интересно?

За воротами Бориса буквально поймали за рукав.

— Вы ведь следователь? — защебетала девчонка на длинных тонких ногах, — нам только два слова, а?

— Без комментариев! — отмахнулся жестом звезды следователь и прошел дальше, не останавливаясь под прицелом телекамеры. Хорошо, что у монастыря теперь появился договор на охрану с ЧОПом.

— А! — девчонка скорчила ему вслед рожицу, — зазнались ва-аще тут. Прут мимо, как будто каждый день к ним московские каналы приезжают. Что я редактору скажу?

Оператор, высокий парень в джинсах и бейсболке, посмотрел на нее с сожалением.

— Пошли хоть картинок наснимаем, стажерка! Не умеешь людей уговаривать.

— А что я перед ним — плясать должна, что ли? — разозлилась та.

— Надо для дела, приходится и поплясать. Я бы на твоем месте не налетал на людей, как чокнутый, а был похитрее. Ты ж видишь, следак молодой, так построй ему глазки, сначала так поговори, а потом уж с микрофоном лезь. Я б его хоть со стороны с тобой поснимал. А так — будут у тебя вместо синхронов одни пейзажи.

— Хватит болтать. Пошли стенд-ап запишем.

Борис, садясь в машину, оглянулся. Журналистка у опоясывающей монастырскую территорию стены, которую рабочие латали новым кирпичом, что-то говорила, обращаясь в камеру и показывая рукой себе за спину. Видимо, она сбилась, поскольку с досадой мотнула головой, сделала недовольную мину, а потом вновь встала в прежнюю позу. Но лицо ее, как она ни старалась держаться солидно, выражало ребяческий испуг и напряжение. Оператор не выдержал, подошел к ней и, взяв за подбородок, изменил ракурс. Съемка продолжилась.

— Дети, — усмехнулся следователь.

Он поднял глаза чуть выше. Каменщики были заняты своим делом. Стена мало-помалу росла…

Что-то сегодня зацепило следователя в разговоре с настоятельницей. А вот что? Девчонка сбила с мысли.

Борис доверял своей интуиции, он знал: рано или поздно все преступления раскрываются, а если что-то держит на себе внимание, то это значит, что подсознание уловило некую деталь, пока еще недоступную сознанию. Интуиция — хорошее подспорье для логики. Именно интуиция подскажет ему, кто, как и почему совершил преступление, которое, на первый взгляд, не имеет абсолютно никакого смысла.

Борис еще раз посмотрел на оператора с девчонкой, на каменщиков… Затем сел в машину, завел двигатель и выехал на дорогу, ведущую в город.

Глава 9

— Да пустите же меня, я его врач! — крикнула Нина охраннику, когда тот преградил ей путь.

— Это врач лучшего голкипера нашей сборной, она была с ним, пустите. У него нос разбит, — проявил великодушие премьер-министр, показывая на Нину из-за своих телохранителей. Англичанин посмотрел на премьера с видимым одобрением.

— Ревность, любовь и кровь, — дипломатично пояснил премьер англичанину, тот кивнул и белозубо улыбнулся, — а камень сейчас вернут. Приняты все меры предосторожности. У нас отличная система безопасности…

Толмач перевел. Англичанин, все так же улыбаясь, пристально смотрел на Нину.

Охрана расступилась, врач помчалась за голкипером.

— Нужна холодная вода, — заявила Нина, поравнявшись с футболистом и его провожатыми.

Андрея вывели в мужской туалет. Охранники потеряли к нему интерес — в зале сейчас происходили куда более важные вещи, чем хлещущая из носа футбольной звезды кровь. Нина и парень остались одни.

— Умойтесь! — скомандовала она.

В сумочке Нина всегда носила бинт и пластырь — старая привычка. Схватилась за сумку, удивилась своей безалаберности — замок был открыт, нашарила рукой на днище косметичку — она не выносила разбросанного дамского хлама, кошелек, успокоилась, нашла бинт, вытащила его, разорвала упаковку, намочила бинт холодной водой и приложила к страшно опухшему носу Андрея. Андрей чему-то беззвучно смеялся.

— Вы просто дикарь! Что вы наделали! Полюбуйтесь теперь на себя! — выговаривала она парню, меняя примочки на его носу и вытирая кровь.

— Давай убираться отсюда, — вдруг заявил он, — я не смогу сидеть за рулем.

— Мы на «ты» не переходили.

— Какая ж вы агрессивная, Нина Кирилловна! — усмехнулся парень и тут же скорчился от боли.

— Тренер вас убьет! — бросила ему врач и вызвала по сотовому «скорую».

Через пять минут Нина и Андрей стояли у выхода из выставочного центра. «Скорая» едва пробилась к зданию — транспорт запрудил улицу. Репортеры постарались — их звонки собрали огромное количество журналистов и просто зевак. Машина «скорой помощи» ждала внизу, Нина видела ее в окно. Но пройти к ней не было никакой возможности.

— Ему нужно сделать рентген, это Андрей Пронин, футболист… — почти кричала, объясняя, Нина пока парень выслушивал всевозможные ругательства от тренера, приставив трубку мобильника к уху. Каким-то образом тот уже узнал о случившемся.

— У меня приказ — никого из здания не выпускать, — категорично заявил охранник.

Зал, в котором случилась кража, был перекрыт, там поднялась, судя по шуму, страшная суматоха. Знаменитостям объявили, что выпускать будут по одному и лишь после тщательного досмотра.

— Слышите? У него травма! Сотрясение! Вы что, футбол не смотрите?!

Тут раздались какие-то хлопки. Нина осеклась на полуфразе, потому что охранник выхватил из кобуры пистолет и в один прыжок оказался за кадкой с пальмой, целясь в сторону коридора, ведущего в зал под стеклянным куполом.

— Пригнитесь! — крикнул он Нине.

Но Андрей вместо того, чтобы прятаться, схватил ее за руку и рванул на выход. Они оказались на лестнице. Нина на своих каблуках чудом не упала, перепрыгивая за голкипером через ступеньки. На улице вокруг парочки снова защелкали камеры и фотовспышки.

— Дорогу! — кричал голкипер толпе.

— Двум заложникам удалось вырваться… — услышала Нина, пробегая мимо очередной телекамеры…

Внизу у «скорой» уже стоял врач, готовый принять бегущего пациента с окровавленным лицом, санитары на всякий случай вытаскивали носилки… Но Андрей промчался мимо и побежал по тротуару.

— Эй! Стойте! Вы с ума сошли! Андрей! — пыталась урезонить его Нина.

Андрей бежал, не выпуская ее руки, свернул за угол, на бегу вытащил из кармана ключи, нажал на кнопку сигнализации — метрах в десяти от них тут же включила фары и завелась черная иномарка. Голкипер подскочил к машине, распахнул водительскую дверь.

— Садись!

— Зачем?!

— Машину водишь?

— Да…

— Давай же! — и он впихнул Нину в салон, сам запрыгнул на пассажирское сиденье рядом, — Поехали!

Нина с немым вопросом в испуганных глазах уставилась на него.

— Чего ждешь? Рвем отсюда!

Она посмотрела через лобовое стекло — к машине от Гостиного двора бежали какие-то люди. Секунда решила все. Нина схватилась за руль…

— Выкручивай, выкручивай! — командовал Андрей, глядя в зеркало заднего вида.

Машина выскочила из припаркованного к тротуару ряда автомобилей и выехала на дорогу.

— Жми задний ход! — велел парень, глядя на преследователей, в основном — репортеров.

Машина рванула назад.

— А теперь — туда! — крикнул Андрей, показывая в проулок.

Там Нина развернула машину и влилась в движущийся автомобильный поток, омывающий Красную площадь.

— Что вы творите! Точно, сумасшедший. Экстремист! Надо было сдать вас тем санитарам! — злилась Нина.

Она терпеть не могла вождение, права получила давно, но опыта еще не накатала, поскольку своей машины у нее не было. Сейчас ей приходилось не сладко: центр Москвы — не слабая экзаменовка для «чайника».

Андрей откинулся на сиденье и с минуту хохотал, как безумный. Казалось, теперь ему было на все ровным счетом наплевать.

— Круто, да?!

— Круче некуда. Куда ехать-то?

— Валяй в свою клинику. Я к ней привык.

Медсестра Наташа страшно удивилась, когда увидела свою начальницу, одетую для вечера, и недавнего пациента с пятнами крови на белоснежной рубашке и на вороте шикарного костюма. Нина строго глянула на медсестру, и вопросы встали у той в горле комом.

— Приготовьте ту же палату, срочно.

Нина передвигалась, как машина-автомат: голкипер был национальной гордостью, она за него в ответе перед страной. В другое время врач улыбнулась бы этим мыслям, но сейчас ей казалось, что в них нет преувеличения. Она выполняла свой долг…

Оба прошли в знакомую палату, Наташа кинулась обзванивать медперсонал рентгенологов. Нина бросила свою сумку на тумбочку и выбежала в коридор, чтобы принести йод… А когда вернулась, застала Андрея за странным занятием: он самым бесцеремонным образом рылся в ее сумке!

— Андрей! — Нина встала в двери как вкопанная.

Футболист, ничуть не смутившись, осклабился в улыбке.

— Нинка, а я хотел сделать тебе сюрприз. Сегодня ты заслужила премиальные…

Йод выпал из руки женщины, баночка покатилась по линолеуму.

— Слушай, до чего ты впечатлительная. Ну, извини, я как лучше хотел. Ты так из-за меня набегалась, — сказал Андрей, с самым невинным видом поднял баночку и протянул ее докторше, — Прости.

Нина молча, хоть внутри все закипало от ярости, обработала его царапины, взяла свою сумку и вышла.

Когда все необходимые процедуры с Андреем были проделаны, часы показывали уже за полночь.

— Слушай, возьми хотя бы мою машину, — примирительно предложил футболист, — я вроде как должник.

Нина могла бы остаться и переночевать в клинике. Но очень уж хотелось переодеться и успокоиться. Да и обувь на шпильке сменить.

— Спасибо.

Голкипер вытащил из кармана брюк ключи.

— Права-то с собой?

— Мог бы и раньше спросить. Конечно.

— Завтра увидимся?

Впервые за все время знакомства Андрей вел себя как нормальный человек. Наверное, ему было стыдно…

— Если выкинете какой-нибудь очередной фокус этой ночью, я вряд ли захочу вас увидеть завтра. Хватит с меня. Приятных снов! — Она закрыла за собой дверь палаты, боковым зрением увидела при этом, что Андрей схватился за пульт нового телевизора, который привезли взамен разбитого. Мальчишка.

Добираться до дома на машине по ночному городу было гораздо проще. Нина, управляя новенькой «Ауди», даже вошла во вкус. Как говорят в Одессе — почувствуйте разницу. Отец, человек непритязательный во всех отношениях, водил старые «Жигули», где требовалось довольно серьезное мышечное напряжение на поворотах. А тут можно выруливать пальцем. Да и салон, конечно… Натуральная кожа. Кондиционер. Тонировка на стеклах… Может быть, взять кредит и…

Нина свернула с шоссе на свою улицу. Туда же свернул и черный джип, который все время ехал за ней как приклеенный. Нина заволновалась. Решила проверить. Проехала мимо своего дома, сделала несколько поворотов. Джип не отвязывался.

— Да что такое?! — испугалась не на шутку Нина.

Она продолжала ехать вперед. На улице было пустынно. Внезапно джип обогнал ее и подрезал. Женщина вынуждена была притормозить. Из машины выскочил шкафообразный мужчина, каких за сегодняшний вечер она видела немало.

— Сумку! — угрожающе коротко изрек он, глядя через тонированное стекло «Ауди» точно на Нину. Нина оцепенела лишь на секунду. Машинально вытащила из сумочки свой новенький сотовый и дорогую косметичку, кинула их под кресло. Мужчина приставил к стеклу дуло пистолета.

Дрожащей рукой Нина нажала на кнопку стеклоподъемника.

— Вам, может, кошелек?

— Сумку! — крикнул шкафообразный.

Нина протянула сумку, предполагая, что, разумеется, грабители не удовлетворятся ничтожной суммой в кошельке и выбросят ее из машины… Угораздило же так попасться… Поймет ли Андрей?

И тут случилось невообразимое.

Откуда-то вылетела еще одна машина, сидевший в ней пассажир выставил пистолет в окно, и тут же у ног шкафообразного засвистели пули. «Охранник», как окрестила его Нина, вместе с сумкой нырнул в свой джип и умчался восвояси.

Женщина, обезумев от страха, резко рванула вперед. «Ауди» помчалась прямо по дороге, затем Нина свернула в какой-то проулок, переехала под аркой незнакомого здания, свернула еще куда-то… Когда первая волна страха сошла, она посмотрела в зеркало заднего вида. Похоже, никакой погони не было. Нина облегченно вздохнула.

И тут же поняла, что случилось непоправимое: в сумке находился паспорт и ключи от квартиры. Нужно было срочно заявить в милицию! Или сменить замки в двери?! Что же делать?

Нина нашарила рукой под креслом телефон, вернулась на дорогу и поехала к своему дому.

— Алло! Дежурная? У меня только что случилось ЧП на дороге… — затараторила она в трубку, — Мою машину остановили и забрали у меня сумку. А там паспорт, ключи от дома. Понимаете?

— Номера запомнили?

— Что вы? Какие номера?! У них оружие. Я не видела даже.

— Марку хотя бы видели? Цвет?

— Да. Черный джип. Большой. Огромный. Это было в районе… — Нина назвала улицу.

— Спасибо за информацию, — сказал ей дежурный милиционер и… положил трубку.

Нина опять перезвонила.

— Так вы предпримите что-нибудь? Я боюсь ехать домой.

— Предпримем. Боитесь домой, езжайте к другу.

Теперь уже Нина отключила связь. Отвлекшись на разговор, она чуть не врезалась в столб. Решение пришло само.

«Ауди» остановилась в соседнем дворе. Женщина закрыла машину. Сняла босоножки. И тихо, держась подальше от фонарей, прошла к своему дому. Она даже не удивилась, когда увидела, что свет в ее квартире горит…

Глава 10

Ник еще никогда в жизни не испытывал такого возбуждения! Впервые ему выпало настоящее приключение, и он просто ликовал от счастья. Подумать только, он работает в паре с самим Энтони Снайпсом! Рассказать бы кому, но Тони велел держать язык за зубами.

— Вы ведь понимаете, Ник — семья ценит надежных и скромных подданных…

Еще бы! Ник сообразил, что судьба дает ему шанс, который никогда не повторится! Он не подведет, ей богу, не подведет!

В Гостином дворе, следуя инструкции Снайпса, Ник внимательно следил за тем, как ловко была инсценирована кража бриллианта. Нет, Энтони поистине гений! Так все рассчитать! Можно было подумать, что он сам прописал сценарий похищения века! Как все гениальное, этот план был чрезвычайно прост…

— А вам не показалось, что женщина не так проста, как кажется? — прервал поток его восторженных мыслей Снайпс.

— Сговор, сэр?! Тогда должен сказать, что агентура русских превзошла мои ожидания, — начал было Ник.

— Бросьте, напарник! Вездесущая русская разведка — всего лишь выдумка Голливуда. Но вот эта леди держалась хладнокровно и артистично… Похоже, она настоящий профессионал.

Ник вел машину. Приказ Энтони — не выпускать из поля зрения «Ауди», за рулем которой сидела интересующая их женщина, он старался выполнить как можно точнее. Правда, если бы не Снайпс, который, казалось, обладает шестым чувством, это было бы непросто, ведь женщина не должна была ничего заподозрить. Энтони успевал отдавать Нику, сидящему за рулем, молниеносные распоряжения относительно скорости и направления движения. Должно быть, он и вправду развил в себе животную интуицию, позволяющую свободно ориентироваться в пространстве…

Женщина выключила фары и сначала мчалась без разбора по каким-то дворам, затем сделала паузу — остановила машину, растворившись где-то в темноте. Но Снайпс чувствовал ее, как зверь — зверя.

— Приготовьтесь, сейчас она проедет мимо нас обратно, — сказал Энтони Нику.

Они остановили машину в ряду припаркованных к подъездам многоэтажки автомобилей. Действительно, «Ауди», проскочившая в арку дома минут пятнадцать назад, вернулась. Проехав мимо машины, в которой притаились англичане, женщина выскочила на магистраль.

— Что же вы стоите, напарник? За ней! Только спокойно, — промолвил Снайпс.

Ник включил зажигание…

Энтони Снайпс чувствовал себя одураченным.

Он сделал чрезвычайно выгодное предложение главе российского правительства от Британии в обмен на бриллиант. Доказать «русский след» в краже камня из швейцарского хранилища было, как понимал Энтони, невозможно, а на фальсификацию не оставалось времени. Эти русские взялись широко афишировать все, что связано с проклятым бриллиантом. Как бы они не разнюхали и все остальное… Пока сведения о наследстве Николая и Алекс Романовых, припрятанном в швейцарских банках, были тайной для всех. Слухи — слухами, а вот добраться до сокровищ не мог никто… Кража бриллианта «Кондор» означала, что тайны больше не существует. Кто знает, в каких кругах распространилась эта информация, и кто знает, не станет ли Россия требовать возврата сокровищ уже завтра, как правопреемник царской империи? Сто лет, оговоренные юридическим соглашением, истекут лишь в 2013 году, когда Николай Второй создал свой заграничный фонд и тайно вывез драгоценный запас семьи из страны.

Неясно только, почему похититель украл из банка лишь бриллиант «Кондор»? Ведь этот камень попал в хранилище банка только в 1918 году, через несколько месяцев после расстрела Романовых в Екатеринбурге.

Впрочем, видимо, кража камня была показательным актом, демонстрацией возможностей и информированности. Да, ценность бриллианта огромна, размеры позволяли легко спрятать его от охраны… Только почему в банке так и не осталось никаких следов об этом случае? Почему никто ничего не помнит? Как это могло произойти?

Снайпс представил лицо директора рихтерсвильского банка Дени Х., и поморщился. Этот чудак готов был проглотить собственный галстук от ужаса, когда узнал, что бриллиант из сокровищницы русского царя, бриллиант, столько десятилетий хранимый в его банке, бриллиант, предназначенный по завещанию Николая Романова британской королевской семье, найден где-то в российской глуши, в каком-то монастыре! Когда Энтони допрашивал Дени, тот чуть не описался от страха. Он утверждал, что не было нужды постоянно проверять, все ли в банке на месте.

— Система безопасности гарантировала абсолютную надежность, сто процентов! — лепетал Дэни, одной рукой он постоянно теребил свой галстук, прикрепленный к солидному животу алмазной булавкой.

— Да, до сих пор так считалось. Однако…

Однако Энтони понимал, что произошло нечто экстраординарное. Найти и вернуть бриллиант — это только половина задачи…

Судя по тому, как было организовано ограбление в Гостином дворе, все планировали на самом высоком уровне. Премьер-министр России и не собирался вступать в ченч с Британией, видимо, хотел выторговать гораздо больше. Теперь, когда бриллиант вновь оказался похищен, Россия могла спокойно развести руками: мол, мы тут не при чем. Да, все сложнее, чем казалось ему в Британии, когда он только взялся за поручение. Во всяком случае, эта женщина…

Энтони усмехнулся.

Когда Ник в суматохе шепнул ему, что бриллиант перекочевал в ее белую сумочку, Энтони испытал чувство профессионального удовлетворения. Все-таки чутье его не обмануло, приблизительно такую схему он и рассматривал… Но сама незнакомка в голубом платье поразила его до глубины души. Она держалась так естественно, требуя, чтоб ее пропустили через живой кордон вслед за тем футболистом, что заподозрить ее в притворстве не смог бы никто. Разве только другой притворщик…

Так заказчик кражи — премьер?… И потому-то Снайпс был приглашен для разговора именно на показ, чтобы все произошло как бы на его глазах, чтобы он свидетельствовал в Европе…

Стоп! Это первое, что приходит в голову. В Европе этого человека опасаются, он считается самым опасным из всех разновидностей диктаторов, он скрытен, непредсказуем, «себе на уме». Сколотил гигантское состояние, установил тоталитарный режим, возвел ложь в принцип… И все-таки…

Энтони всегда отметал ту версию, которая напрашивается сама собой. Опыт утверждал обратное: первый вариант — обманка. Но пока Энтони Снайпсу ничего другого на ум не приходило. Радовало лишь одно. Судя по тому, что камень из банка был похищен, и все было обставлено так, будто он просто дожидался своего часа в монастырской стене, на сокровищницу Романовых претендовал, пусть и высший, но все же — криминалитет. Собственно, в таких условиях у Снайпса развязались руки: нужно действовать так же…

Машина с красными номерами ползла за черной «Ауди», которая в свою очередь крайне осторожно приближалась к девятиэтажным домам с редкими огнями в квартирах. Вот «Ауди» встала, прячась за кустарником. Еще через какое-то время Энтони и Ник услышали, как по двору пронесся тот самый джип, водитель которого часом раньше угрожал женщине и увез ее сумочку. Стоя поодаль, Энтони видел, как незнакомка опасливо выбралась из машины, сняла обувь и пробежала через двор, стараясь не попадать в полосы света от фонарей.

— Так я и думал, — произнес вслух Снайпс.

— Что, сэр? — спросил Ник.

— Бриллиант все еще у нее. В сценарии с кражей произошел какой-то сбой.

— Но если она выполняет задание главы правительства, то кто эти люди? И почему у нее нет прикрытия? — удивился канцелярист.

— Это нам и предстоит выяснить. Наберитесь терпения. Сегодня вам спать не придется.

Через несколько минут джип убрался. А еще через полчаса к дому, гремя «мигалками», подъехала патрульная милицейская машина.

Глава 11

— Оперативность у вас просто на зависть! — налетела на милиционера в чине лейтенанта Нина, — За это время меня сто раз могли убить!

— Не убили же, — возразил лейтенант, — рассказывайте.

Нина во всех подробностях изложила события последних часов: как возвращалась домой, как ее подрезали какие-то бандиты, направили на нее оружие, потребовали сумку, а потом заявились прямо к ней домой.

— Так вы номера запомнили?

Еще бы. Нина, наверное, минут десять стояла в кустах совсем близко от джипа. Она назвала номера. Милиционер занес их в протокол.

— Спасибо за информацию. Будем прорабатывать…

— Ну, уж нет! Идемте со мной. В квартиру.

— Идемте. Разумеется, — кивнул милиционер.

Они поднялись на лифте, Нина жила на седьмом этаже. Дверь в квартиру была лишь прикрыта. Прямо в коридоре валялась украденная сумочка, рядом — все ее содержимое. И кошелек, и паспорт, и ключи.

— Так что пропало-то? — спросил милиционер.

Нина подобрала свои вещи, пробежалась по комнатам.

— Вроде, ничего…

Милиционер смотрел на нее устало и как-то мутно.

— Знаете, что бывает за ложный вызов?

— Но я клянусь вам!…

Лейтенант махнул рукой, развернулся и вышел в коридор. Нина закрыла дверь. Тут же затрезвонил дверной звонок. Милиционер протягивал, наступив одной ногой на порог, бумажку с номером телефона.

— Если что случится, или обнаружите пропажу — звоните прямо мне. Егор… Егор Николаевич.

Нина кивнула.

Проводила из окна милицейский Уазик, еще раз проверила дверные замки. Расстелила постель, включила душ. Горячая струя не помогала — в теле поселилась тревога. Волнение все росло и росло, до тошноты. Нина выскочила из ванной, завернувшись в полотенце. Пробежала на кухню — к аптечке. Вывалила таблетки прямо на пол.

Стресс имеет свойство поселяться в организме как вирус, плодиться в нем и множиться, завоевывая все большее пространство. Тело начинает жить в постоянном тревожном напряжении… Тревога существует при этом уже как бы сама по себе. И жадно ищет повод для нового беспокойства. Нина это отлично знала. Главное в таких случаях — взять себя в руки, не паниковать.

— Так, анализировать бесполезно. Банальная ситуация. Одни — видели меня на дорогой машине. Подумали, что дома есть чем поживиться. А другие — конкуренты по бизнесу. Ерунда. Дома у меня ничего ценного, вот и не стали мараться. Все. Кончено. Выпить таблетку и спать, — уговаривала себя Нина, трясущимися руками разбирая горку лекарств. Как и все медики, она больше всего в этой жизни доверяла фармакологии.

Налила в стакан воды. Сунула в рот таблетку феназепама. Подумала. И проглотила еще одну. Для верности. Легла в постель и моментально уснула.

Снился кошмар. Она убегала, ее настигали. Еще минута, и ее обязательно поймали бы, но… раздался спасительный грохот. Это был грохот водопада, в который ей предстояло нырнуть! Но она так плохо плавала! И ужасно боялась высоты! Однако деваться было некуда — водопад громыхал все ближе, а преследователи гнались за ней как стая голодных хищников…

Нина с трудом перевернулась на бок. Прямо в ухо ей выстрелили слова:

— Где вы?

— Я сплю…

— А бриллиант?

— К-какой бриллиант? — с трудом то ли во сне, то ли наяву выговорила Нина.

— Выходите на улицу. Только без лишнего шума, понятно?

— Что?!

— Камень не забудьте. Даю на сборы пять минут.

Теперь ухо пронзали громкие гудки. Нина разлепила глаза. И поняла, что ее голова лежит на трубке гудящего мобильного телефона. Неужели таблетки дали эффект галлюцинации? Она с трудом выпростала руку из-под подушки и нажала «журнал звонков». Ее как змея ужалила — да, только что был принят звонок от неизвестного номера! Нина ватным от действия снотворного телом рухнула на пол… Но все-таки нашла в себе силы, поднялась.

Не включая свет, она стала лихорадочно натягивать джинсы и майку непослушными руками, одновременно набирая по бумажке на сотовом телефоне нацарапанные милиционером цифры.

— Алло! Егор Николаевич! — зашептала она в трубку, — вы приезжали по моему вызову сегодня ночью. Они опять! Они требуют бриллиант!

— Кто — они?

— Те самые, на джипе. Что мне делать?!

— Без паники! — заявил милиционер, — выезжаю. Но учтите, дамочка…

— Приезжайте скорее! Пока я еще жива!

Нина сунула ночи в кроссовки, тихо выскользнула в подъезд и побежала по лестнице наверх. На последнем, девятом, этаже, она помнила это, был спасительный люк — жильцы вечно жаловались, что лаз на чердак не закрывается. Нина как кошка вскарабкалась по железной лестнице. И оказалась в низком темном помещении, заваленном всяким хламом. Очевидно, чердак действительно время от времени давал пристанище бомжам.

Привыкая к темноте, она скорее догадывалась, чем видела, куда идти. Никогда еще ей не приходилось испытывать такого ужаса. Погоня из сна стала реальностью. Нина старалась передвигаться как можно тише и аккуратнее, понимая, что преследователи, вероятно, уже взломали дверь квартиры и поняли, где ее искать. Кроссовки очень выручали, иначе на чердаке разбила бы ноги в кровь, здесь на полу она постоянно на что-то натыкалась, везде валялся битый кирпич…

— Эй? — услышала чей-то неуверенный возглас.

— Кто здесь? — проговорила Нина омертвевшими губами.

— А ты кто такая? — голос хоть и звучал хрипло, но принадлежал точно — женщине. Это Нину обрадовало.

— Помогите мне, прошу вас! — громким шепотом заголосила Нина, — Меня хотят убить, а я даже не знаю, за что.

С минуту на чердаке не было слышно ничего, кроме частого дыхания Нины. Затем у стены метрах в пяти от нее зашевелилась темная груда, приподнялась, по волне запаха стало понятно: собеседница — заядлая курильщица, которая уже заработала себе легочную онкологию. Женщина отчаянно закашлялась.

— Вам нельзя здесь оставаться, это я вам как врач говорю. Нужен воздух. И не лежите, когда чувствуете приступ. Лучше сядьте…

— Докторша? Ты смотри… Встать помоги-ка!

Нина подошла и протянула руку. Теперь можно было разглядеть лицо чердачной обитательницы. Видимо, в бомжа женщина превратилась из-за каких-то жизненных неурядиц, она была еще не стара.