Бесплатный фрагмент - Генри

Новикова Алиса

Генри

1 часть

1

— Генри, возьми вот эту игрушку, — сказала своему пятилетнему сыну, Габриелла Далтон. Оперная (дива) примадонна, была хороша собой: длинные коричневые локоны ниспадали на маленькую грудь, губы красивой формы, курносый нос с рыжими веснушками. И, необычайно, темно- синие глаза. В отличие от многих оперных певиц, Габи была стройной, худенькой женщиной.

Пока мать играла с ребенком, отец, известный, в городе, бизнесмен, сидел в другой комнате, в кресле и читал газету. Он был крупным человеком, но не толстым. Имел квадратное лицо, коротко стриженные темные волосы, большой нос и карие глаза. А звали его — Джонатан Далтон. Маленький Генри, внешне, очень походил на мать. Такие же, прекрасные ярко-синие глаза, курносый носик на бледном личике и каштановая шелковистая от природы, челочка.

Только, Генри взял из рук матери мячик, как в дверь постучали.

— Это, наверное, приехал мистер лама Доваш, — предположила Габриелла.

И действительно, на пороге детской комнаты, в одеянии буддийского тибетского ламы, стоял мужчина. Настоящий, живой лама.

— Здравствуйте, миссис Далтон. Меня направили сюда. Сказали, что вы здесь, в детской, с сыном.

— Да, мистер лама Доваш, проходите.

Увидев ребенка, довольно молодой мужчина — лама, улыбнулся.

— А это, мой подопечный?

— Да. Это так. Знакомьтесь.

Мать, присела на ковер в позу лотоса, рядом с ребенком. Посадила его себе на ноги, и ласковым голосом проговорила:

— Генри, этот мужчина — лама Доваш, с сегодняшнего дня, будет твоим духовным наставником.

Я, с детским любопытством, разглядывал моего духовного наставника, одетого в яркие свободные одежды. Лама был высоким, с добрыми глазами и приятными чертами лица.

— Кто это, мама? — спросил я, имея в виду имя.

— Ты имеешь в виду, как его зовут?

— Да.

— Генри. В таком случае надо спрашивать, не кто это, а как его зовут?

— Да! Как его зовут?

Лама сел рядом с нами, погладил меня по голове своей крупной шершавой ладонью и, мягким и ласковым голосом, произнес:

— Привет, Генри. Я, теперь, буду твоим ламой. Меня зовут — лама Доваш Тензо Гпо. Но зови меня коротко, просто лама Доваш, учитель.

— Ты будешь моим другом?

— Да.

— Ура! У меня появился друг! — обрадовался я.

С тех пор, прошло несколько лет. Я, привык и очень привязался к своему учителю. Он обучал меня многому: езде на лошади, пению мантр и горловому пению, восточным единоборствам, кулинарии, рисованию. Учил, шитью и тому, как латать дырки на вещах. Единственное, чему не учил меня лама, так это — обыкновенному пению, которое я любил больше всего. Для этого, несколько раз в неделю, ко мне приезжал учитель музыки. Учитель музыки, играл на фортепиано, учил меня брать ноты и распеваться. В общем — петь.

Мне, всегда, было весело и интересно с ламой. Он, часто, говорил мне какие-то замысловатые, непонятные фразы, предназначенные, явно, не для детского ума.

И вот, я пошел в школу, в первый класс. На уроках, сидел, за одной партой, с девочкой по имени Анна. Она мне очень понравилась. Рыжеволосая, зеленоглазая девочка, с кучей рыжих веснушек на лице, прямо, как у моей матери. Позже, она мне сказала, что у неё, в роду, имеются русские корни…

Скоро окончание учебного года. Была перемена. На улице стояли прекрасные майские деньки. Мы с Анной сидели в школьном саду и болтали. Вскоре, я заметил, недалеко от скамейки, на которой мы сидели, трое наших одноклассников, стояли и, о чем-то, шептались, поглядывая в нашу сторону. Затем, мальчики направились к нам. Это были: Гордон Эрви, Эдвунд Елс и Гарри Стинвуд.

— Эй, ты, малявка, — обратился ко мне Гордон.- Что вы, тут, делаете?

— Не твое дело, Гордон, — ответил я.

— Анна, зачем ты дружишь с этим мальчиком? Тебе он нравится? Ха-ха-ха!

Анна смутилась и не знала, что ответить.

— Пошли, Генри, отсюда, — и, взяв мою руку в свою, повела меня в школу, в класс.

Я, так и не понял, что им от нас, нужно было. Вообще, я спокойный и миролюбивый человек. Но эти мальчишки, разбудили во мне, какое-то жесткое, плохое чувство. Наверное, это — неприязнь. Однако, решил об этом не думать и выкинуть из головы. Мало ли на свете дураков. Однако, плохо было то, что, мы учились вместе, в одном классе. Мальчишки дразнили меня и Аню. Говорили что-то про жениха и невесту. К этому, я относился, спокойно, пока однажды, Гордон, не сказал:

— А знаете парни, кто его мать? Она — певичка. И голоса у нее нет.

Вот тут, я — взорвался:

— Гордон, еще раз скажешь такое… я…

— Ой-ой-ой! И что тогда, наша овечка проблеет? Ха-ха!

Дело было, после уроков, на заднем школьном дворе. Эрви не ожидал! А я, со всей силы, ударил его кулаком в челюсть так, что у него вылетел молочный зуб.

— А-а-а! — закричал он.

Не знаю, почему, но Гордон стал, изображать из себя, невинную жертву. И, через минуту, я услышал строгий голос мадам Обертон.

— Генри! Ты дерешься?

Я обернулся.

— О нет, что вы! Он первым начал.

— У тебя, такие интеллигентные родители… А тебя, не воспитывают правильно.

— Нет! Он сам виноват, первый начал! — стал спорить я. На глазах, от обиды, появились слезы. Я стоял один одинешенек, среди этих злых придурков.

— Зачем ты ударил Гордона?

— Он первый начал. Он обзывал мою маму.

— Это правда, Эрви? — глаза мадам, строго глядели из-под очков.

— Нет, конечно. Я сказал ему — давай дружить, а он начал меня бить.

— Генри, — начала моя учительница, — я сообщу об этой драке твоим родителям. И сделаю выговор. У нас элитная школа. И вы, не просто ученики, дети простых людей. Вы дети интеллигентных и состоятельных родителей. И так неподобающе вести себя — не позволительно.

Эрви, украдкой от учительницы, ухмыльнулся. Но, мадам Обертон, успела заметить его ухмылку и, справедливо заметила:

— И тебя, это касается тоже, Гордон.

Переведя дыхание, она продолжила.

— С завтрашнего дня начинаются летние каникулы, поэтому, я надеюсь, что ко второму классу, за лето, вы повзрослеете. А теперь Генри, беги быстрее. За тобой приехали. Ваша машина стоит у школьных ворот. И вы тоже идите по домам, — добавила она, обращаясь к другим мальчикам.

Я пошел к машине, с обидой в душе. Через несколько шагов, обернулся. Учительница, провожала меня задумчивым, строгим взглядом и не видела, как Эрви, показал мне язык.

— Генри, иди! — добавила она.

Я вышел к парадному двору школы и увидел, стоящего у нашей машины, светловолосого, голубоглазого, молодого водителя. Он — курил! Остановившись неподалеку, я уставился на него.

— Привет Генри, малыш! Ты же не скажешь своим родителям, что дядя Боб курит? Иначе меня уволят, — заметив меня спросил шофер.

Я испугался. Мне он очень нравился и не хотелось, чтобы отец его уволил. Бобу не раз делали замечание, чтобы он, при ребенке, не курил. Но ему, видимо, тяжело было избавиться от этой привычки.

— Нет, дядя Боб, не скажу.

— Вот и хорошо. Вот и славно.

Бросив окурок на асфальт и затоптав его, Боб произнес:

— Ну, садись в машину.

Наша машина — лимузин марки «Майбах», была темно-сиреневого цвета. Как обычно, я сел на заднее сиденье. Внутри было очень душно и жарко. Заревел мотор.

— Включить кондиционер?

— Да. Включите, пожалуйста.

— Как прошел день?

И я поведал ему о стычке с одноклассниками.

— Молодец, парень! — похвалил Боб.- Вот таких парней, я называю — настоящий мужик!

— Так ты считаешь, что я правильно поступил?

— Конечно. А тебя, что-то смущает?

— Я боюсь, что мадам Обертон все расскажет родителям.

— И что?

— Ну, и меня отругают.

— Послушай, малыш. Выговор, надо устроить Эрви…

— А она, так глядела на меня, как будто во всем виноват, только я.

— Как?

— Строго.

— Запомни, Генри. Человек может смотреть так, а думать совершенно иначе. Расскажи-ка мне про этого Гордона. Он что, мальчик — паенька? Положительный такой?!

— Нет. Все знают, что он — задира. Но вот учителя, почему — то, этого не замечают. А еще сказали, что меня могут исключить из школы. Мое горло перехватили спазмы, на глаза навернулись слезы.

— Ну, с вашими — то деньгами и возможностями — это вряд ли произойдет.

— Почему?

— Потому что мадам, как ее там, просто нечего будет кушать, если она будет исключать наших хороших, дорогих мальчишек, таких как ты. И школу могут закрыть, ведь она существует, на деньги ваших родителей. Скажи, а что ты будешь делать летом?

— Я, еще, не знаю. Мама хочет отправить меня во Францию, к бабушке.

— О-о! Эти вечные бабушки, — закатил глаза Боб.

— Да. Я не хочу туда ехать. Хочу остаться дома, здесь, и дружить с Анной.

— Это с той, которая, вроде бы — русская? Да?

— Да.

— А если ее, тоже, куда-нибудь отправят?

— К бабушке?

Шофер — рассмеялся.

— Ну, может, тоже, к бабушке. Что ты тогда будешь делать?

Печаль охватила меня.

— Не знаю.

2

Мы приехали домой. Точнее, в наш роскошный двухэтажный дом (резиденцию) … Огромный, напоминающий дворец, с парадным входом с колоннами, множеством комнат…

Меня встретил на улице у лестницы лама. Когда я вылез из машины и взял его за руку — мы, шагая по ступеням и беседуя, пошли в дом.

— Как прошел последний школьный день? С завтрашнего дня, начинаются каникулы, — напомнил он.

— Да, — уныло, ответил я.

— От чего ты такой грустный?

— Хотел бы провести эти каникулы с Анной.

— Анной? С той девочкой одноклассницей, о которой ты мне, как-то рассказывал?

— Да.

— Но ты можешь ей звонить, общаться. Чтобы сильно не скучать.

— Учитель, но я не знаю номер её телефона. Забыл записать.

— Да. Проблемы, — улыбнулся Гпо. — Но ничего. Впереди — целое лето. Ты прекрасно отдохнешь, а с началом учебного года вновь встретишься с Анной. Будет вам о чем поговорить. Не печалься! Хорошо?

— Постараюсь, — пробубнил я.

Хотя на душе остался неприятный осадок. Это был мой первый опыт, когда все складывается не так, как хотелось бы.

Наступили летние каникулы. Я рано утром на заднем дворе нашего «дворца» занимался с учителем. Лама знакомил меня с разными приемами восточных единоборств. Лама оказался отличным наставником и я уже многое умел.

Мама, с радостью и любовью, наблюдала за нашими занятиями.

После тренировок, мы постелили коврики для йоги на лужайке с подстриженной зеленой травой. Нам принесли в стеклянных чайничках горячий зеленый и черный чай. Я очень любил смотреть на солнце через стеклянную кружку с черным чаем. Поднимал чашку к своим глазам и разглядывал солнышко или смотрел на его отражение. Лама делал также, смотрел на солнце через воду с заваркой зеленого чая.

— Какое прекрасное и загадочное солнце, не правда ли? — спросил он.

— Да учитель, очень.

Затем, мы сидели под палящими лучами солнца, но нам не было жарко. Было конечно немного, но мы не обращали на это внимание. Впереди находился парк. Густые кроны деревьев создавали тень на земле.

— Генри, — обратился ко мне лама. — Что бы ты сейчас выбрал: сидеть в тенечке под деревьями или, как сейчас, пребывать на солнце?

— О, я люблю солнце. Не люблю тень.

— А когда станет очень жарко?

— Тогда уйду в свою прохладную комнату. А почему ты спрашиваешь?

— Мне кажется, что нам пора идти в дом, — улыбнулся он, добавив, — а то сгорим.

Я любил своего ламу. Мне было с ним так интересно, что вскоре я, позабыл о недавних печальных событиях, связанных с Эрви и Аней.

Мама предлагала поехать на Карибские острова, но я не хотел. Да, это наверно интересно, оказаться на паруснике с актерами-пиратами. Но мне, больше нравилось слушать истории моего ламы, слушать звуки природы и петь любимые песенки. Конечно, Доваш поехал бы со мной куда угодно. Но мне не хотелось. Я люблю свой дом, свой город и пригород. К тому же мне очень нравилось петь. Ко мне и летом приходил учитель музыки. Мы с ним разучивали новые песни. Лама всегда сидел с нами в том же музыкальном зале и слушал. К радости мамы и ламы, мой голос оказался красивым и сильным. Но, к сожалению, из-за плотного графика работы мама редко присутствовала на занятиях. Отец тоже был занят. Я не любил его за то, что он часто повторял мне:

— Все эти твои песни для мужика — фигня. Ты должен стать военным, офицером, а затем — генералом. Это моя мечта. Я не смог, в свое время, стать военным, поэтому ты — мой сын, Генри Далтон, станешь им. Меня не взяли в армию, по здоровью. Но для тебя я выбрал карьеру военного. Будешь моей гордостью.

В такие минуты мама спокойно слушала размышления отца о моем будущем, а затем замечала:

— Однако заметь дорогой, что женился ты не на Дейзи О’Нил, а на мне — оперной певице.

— М-да, милая. У тебя неплохой голос.

— И насколько — неплохой? — лукаво улыбаясь, уточняла она.

— Ну да. С помощью своего голоса ты стала богата, знаменита. Ну и что? Он мой сын. Он — мужчина. Негоже мужику петь романсы.

Однажды, мы с ламой рисовали на клеенке с помощью цветного песка, мандалу, сидя за столом. Мне очень нравилось это занятие. Дымились благовония. Из радиоприемника звучала соответствующая музыка (мантры).

— Генри, — обратился ко мне Доваш. — Кем бы ты хотел стать, когда вырастишь?

— Еще не знаю. Не решил.

— А к чему тебя тянет? Что тебе нравится делать?

Я оторвался от рисования и мечтательно посмотрел в окно. Яркое солнце, ветерок шевелил зеленые кроны деревьев…

К чему меня тянет? Ну, если честно, это был мой секрет. Каждый день вечером, засыпая, я представлял себя певцом. Как мама. Мне очень нравилась опера и я хотел бы, исполнять её партии. Очень люблю живой оркестр. Атмосферу театра. Красивые декорации, тяжелые шторы… Все это так прекрасно!

— Учитель, только не рассказывайте папе, пожалуйста. Но я хотел бы стать оперным певцом, как мама.

— Запомни малыш, — начал лама. — Когда вырастишь, тебе самому придется выбрать свой жизненный путь. Куда ты пойдешь, чему посвятить свою жизнь. Ты должен выбрать будущую профессию — сердцем. К чему у тебя есть способности. Ты должен раскрыть и развивать свой талант. Запомни: любая профессия оплачивается. В любой профессии можно преуспеть, особенно, если иметь соответствующее образование. Это называется — иметь корочки. Но ты, испортишь себе жизнь, если выучишься на профессию к которой у тебя нет призвания. Будь певцом! Мечтай о большем! О известности и славе. Ставь реальные цели. А зарплата всегда будет. Вот я. Лама. Я не тянусь к собственному обогащению, однако мне платят столько, сколько получает мелкий бизнесмен. Ха-ха! Так что мечтай и стремись не к обогащению, а к тому, к чему стремится твоя душа и на что хватит таланта. А папе мы ничего не скажем.

Я, в силу возраста не мог понять всего, о чем говорил лама. Но главное понял — можно стать оперным певцом. У меня есть — и желание, и талант. Да! Именно, им и стану.

— А теперь, давай доделывать мандалу. У нас красиво получается.

3

Лето закончилось внезапно. Как и наступило. Мне так показалось. Пролетело быстро. На дворе уже сентябрь. И в первый день занятий я узнал печальную новость. Анна перевелась в другую школу. Где и как разыскать ее я не знал. Но, к моему счастью, произошло и хорошее событие. Поганая троица — мои одноклассники, тоже ушли из нашей школы. Потекли мирные учебные деньки. Я учился не плохо. Особенно хорошо успевал по таким предметам, как — пение, рисование, литература и физкультура. Говорят, что почти все девочки в моем классе, влюблены в меня. Они любили слушать, когда я пел. На уроках физкультуры я показывал приемы из восточных единоборств. Мальчишки просто завидовали и восторгались. Я стал классной знаменитостью. Мне это льстило. И однажды, я поделился своими мыслями об этом с ламой.

— Не зазнавайся, Генри. Если ты будешь упиваться своей популярностью — это ни к чему хорошему не приведет. Если ты будешь эгоистом, то станешь изгоем, в первую очередь, сам для себя. Почему? Потому что эгоистические чрезмерные желания порождают несчастья. О многом с тобой разговаривать еще рано, ты не поймешь. Но запомни вот что. Каких бы ты ни достиг высот и успехов, дели свою радость и счастье с людьми. Тогда твоя душа будет спокойна и умиротворена. И ты — будешь счастлив!

Вскоре я стал участвовать в школьных концертных мероприятиях. Меня часто хвалили. Когда я вышел, в первый раз на сцену, и встал перед зрителями, то к своей радости не ощутил никакой боязни или дискомфорта. Просто вышел, встал и запел. Пел от души. Чувствовал, что стал самым счастливым человеком на свете!

Мама записала меня в дом Культуры в кружок «Музыка и пение». Так что, учась в 3-м классе, я стал очень занятым учеником и известным в школе. Часто выступал с концертами на разных школьных мероприятиях. И мне это, как ни странно, совершенно не мешало в учебе. Все успевал. Я пел и радовался жизни. Пока однажды…

На женский праздник 8-го марта я должен был выступить с заключительной песней последним. В зале собралось много народу. Выглядывая из-за кулис и рассматривая людей сидящих в зале, я увидел — Анну. Мне это показалось или нет? Я уставился на девочку. Да. Это она сидела в зале. Анна смотрела на меня, когда я вышел на сцену. А я, чуть не забыл слова от переживаний, но вовремя взял себя в руки и хорошо допел песню.

Все зрители встали и долго хлопали. Я хотел посмотреть, где Анна, поговорить с ней, но мама взяла меня за руку и, похвалив, увела на улицу к нашей машине.

Вечером я долго не мог заснуть. Передо мной стоял образ девочки — Анны Обер, с живыми, немного задумчивыми, зелеными глазами. Помнит ли она меня? Да. Она, конечно, должна помнить меня. Думает ли обо мне, как я? Это вопрос.

Ко мне в друзья набивались многие ребята из моей школы в этом учебном году. И я был рад дружбе с ними.

Однажды я сам себе испортил настроение. Мы с мальчишками играли в футбол на заднем дворе школы. Я стоял на воротах, был вратарем. Внимательно следил за игрой, смотрел на ребят, и тут вдруг у меня в голове возникла мысль: а почему, собственно, все они дружат со мною? Потому что им интересно общаться со мною или потому что я популярен?

Мысли отвлекли меня. И в это мгновение мяч попал мне в лицо. От удара я упал.

После занятий в школе у меня были дополнительные занятия в доме Культуры по пению. Но в этот раз я не был рад всему, что происходило вокруг. Меня сильно волновал вопрос (Почему ребята хотят дружить со мной). Мне не терпелось поделиться своими переживаниями с ламой. Но, как назло, я освобожусь только к 3-м часам дня. Поэтому, как только закончились уроки пения, бросился машине к Бобу.

— Как дела, малыш? Напелся?

— Замечательно! Я не малыш уже! — насупился я.

— Ну ладно, ладно. Мистер. Заедем в ресторан на углу.

Боб так называл наш любимый с учителем ресторан.

— Нет, Боб. Мне надо к учителю.

— К кому?

— К Ламе.

— А-а-а. Ясно. Тогда, прокатимся с ветерком? — уточнил он у меня.

— Боб, хватит дразнить меня. 80 км в час — это не ветерок, а скорость улитки или ходьба черепахи.

Меня возмущало, что мои родители, не разрешали Бобу даже на широкой, многополосной автостраде, разгоняться до… короче, больше 80 км в час.

— Вот вырасту и буду гонять.

— Зачем? К чему такое безрассудство, Генри?

— А может, я хочу стать гонщиком? — сказал я.

Шофер, лишь рассмеялся.

— Ну, хорошо. Если ты никому ничего не скажешь…

— Да. Не скажу!

— Ладно. На автостраде немного погоняем. Но немного.

— Боб, скажи, а ты был гонщиком?

— О! Еще каким! Ха-ха!

Я немного успокоился. А мы прокатились с ветерком. Приехав домой, я побежал переодеваться, поменял школьную форму на джинсы и футболку.

— Генри, ты что, обедать не будешь? — спросил лама.

— Буду, но давай поедим «на углу».

Так мы называли наш любимый ресторанчик с японской кухней.

— Ну, хорошо.

В ресторане было светло и прохладно. За окном май. Скоро, вновь летние каникулы. Как быстро пролетел учебный год!

— Учитель, я вот о чем думаю в последнее время, — начал я, жуя рис, а дальше выложил ему все свои сомнения и опасения.

— Да, Генри. Это хорошо, что ты задумался об этом, у тебя правильные мысли. Дело в том, что вы еще дети. Поэтому — гони такие мысли далеко и надолго. Это, еще не такая проблема, как у взрослых людей. Которым приходиться анализировать, задумываться и делать выбор, кого принимать в друзья. И кто, из корыстных целей, набивается в твой круг общения… Ты очень милый мальчик, не грубый и не жадный, хорошо поешь, знаменит, знаешь приемы борьбы, можешь постоять за себя и друзей, поэтому к тебе все тянутся.

— Спасибо, учитель. Ты, как всегда, успокоил меня.

4

Прошли года. И вот, я перешел в 6 класс. В день, 1 сентября шел дождь. Я вышел из машины и направился в здание школы. По моей просьбе без сопровождения. Сколько можно, ведь уже почти взрослый!

Я приехал пораньше, так как должен был петь гимны: школы и страны. И надо было подготовиться, распеться. Вскоре педагоги, родители и учащиеся стали собираться в актовом зале.

И вот, директриса называет мое имя.

— А сейчас, ученик шестого класса Генри Далтон, споет гимн нашей школы. Встречайте!

Все начали аплодировать.

Заиграла музыка. Я вышел на сцену и запел. Одновременно, стал рассматривать зрителей в зале. И тут… о нет! Это Анна, среди учащихся?! Да. Это не ошибка, если только не померещилось. В зале, сидела рядом со своими родителями, Анна Обер, смотрела на меня и улыбалась. Боже, как я рад! Но почему она здесь?

Я, взял себя в руки, допел гимн и удалился со сцены. Пока шел концерт, незаметно прошел в зал. Потом стал выискивать среди сидящих рыжую копну волос. Увидел, повнимательнее рассмотрел. Действительно, это Аня!

Потом, вышел в холл, сел на диванчик. «Так. Успокойся», — сказал я себе. Сколько лет прошло. И вот я снова вижу эту девочку.

Дождался, когда все стали выходить из зала. Попытался встретиться с Обер, но, из-за большого количества людей, упустил ее. В расстроенных чувствах вышел из здания школы, пошел к машине.

— Все закончилось, поехали домой, — сказал я Бобу, безрадостным тоном.

— Что случилось, парень? — удивился моей кислой физиономии шофер.

— Ничего.

— Точно все в порядке?

— Да, поехали.

Всю дорогу я молчал. Боб не приставал ко мне с расспросами…

Приехав домой, я ушел к себе в комнату, переоделся, потом, достал фотоальбом. Перелистывал, смотрел на себя маленького, на нас — первоклашек. Вот — я, а вот — рыженькая Аня. И еще трое задир, Эрви с друзьями. Анна была такая юная, маленькая. А сейчас немного изменилась. Точнее, сильно изменилась. Повзрослела. А её глаза, остались такими же — прекрасными, глубокими, таинственными, словно зеленый малахит (камень).

Я поудобнее устроился на кровати, подложив под спину подушку.

Что она делала в школе? Не пришла же она только ради меня? Конечно, хочется потешить свое самолюбие, но не буду. Может, Анна вновь будет учиться в нашей школе?

Я посмотрел в окно. Дождь все шел. Вышел на застекленный балкон с навесом. Подышал немного свежим воздухом у открытого окна и отправился в комнату к Довашу.

Лама сидел на своем балконе на коврике и размышлял о чем-то. Вокруг курились благовония. Горели три свечи. На подоконнике стояла позолоченная фигурка Будды. Все как обычно.

— Учитель, можно? Я вам не помешаю?

— Нет, Генри. Проходи. Я, как раз, любуюсь на фонтан сквозь струи дождя.

Балконы наших комнат выходили на передний двор, где находился фонтан. Я взял свой коврик и сел рядом.

— Ну и как прошел первый день?

Мне ничего не хотелось рассказывать, и я предложил:

— Шум дождя так успокаивает, и создает, своеобразную музыку. Давайте послушаем дождь. Вы согласны?

— Хорошо, Генри. Давай я принесу горячий зеленый чай. Будем пить и слушать.

— Такой, как я люблю?

— Да. Именно такой.

— Хорошо учитель. Если, это вас не затруднит.

— Нисколько, — спокойно ответил тот, поднялся со своего коврика и ушел. В комнате у ламы имелся чайник, чай, разных сортов, и кружки…

Я смотрел на фонтан. Да, успокаиваешься, когда смотришь на него.

Мы молча пили чай.

— Когда идет дождь — чувствуешь освобождение от тяжелых мыслей. И это, всего лишь, мгновение нашей жизни. Душа от тихой радости лучится, будь благословен, и счастье постучится, — нарушил наше молчание, учитель.

— Учитель! Это вы…, это ваш новый стих?

— Да. Только что придумал.

— Как замечательно! Может, вы будете писать стихи, а я буду их петь? — предложил я.

— Ага, — согласился лама и мы, посмеялись.

— Вы будете первым ламой, сочиняющим стихи для песен.

— О да, это точно. А ты будешь первым человеком, поющим на стихи ламы.

Я улыбнулся.

Так, шутя и попивая чай, мы просидели до вечера. Стемнело быстро. Вскоре, подошло время ужина. За столом собралась вся семья. Лама, сидел с нами. Мама поглядела на меня. Выглядела она уставшей, однако, на ее лице была, еле заметная, улыбка, а глаза излучали радость и любовь.

— Ну, Генри, как прошло школьное торжество? Как выступил?

— Выступил замечательно, спасибо.

— Какой- то ты не многословный, задумчивый.

— Что-то произошло?

— Мам. Я сегодня видел Аню.

— Какую Аню? Ту, которая тебе нравилась в первом классе, русскую девочку?

— Да. Анну Обер. Может, она вернулась в нашу школу?

— Почему бы ей не вернуться? Школа хорошая.

— Да. Завтра все точно узнаю, — сказал я, доедая десерт.

5

В школу ехал с мыслью, что, наконец, увижу Аню. Но, какое же разочарование я испытал, когда ее не оказалось в моем классе. Я сидел за партой, разочарованный, и смотрел в окно. Яркое и, по-летнему, еще жаркое солнце, согревало землю, весело щебетали птицы… А у меня плохое настроение.

Ну, не привиделось же мне? Я, точно, видел её своими глазами.

Все оказалось, куда проще. На перемене, идя по коридору, я встретил мою любимую подругу. Увидев меня, Анна, смущенно улыбнулась и, чуточку, потупила взгляд.

— Аня, привет! — обрадовался я.

— Привет, Генри.

— Как ты поживаешь? Я так давно не видел тебя, и скучал!

Щеки девушки покраснели от смущения.

— Ты помнил обо мне?

— Да, постоянно вспоминал.

— Спасибо, Генри, — смутившись, ещё больше, и потупив взгляд, едва слышно, ответила она.

— А ты, рада нашей встрече?

— Очень, Генри. Очень.

— Ты, теперь, учишься в параллельном классе?

— Да.

— Почему? Почему ты не вернулась в наш класс?

— Понимаешь. Я хочу получить в будущем профессию, связанную с разными языками. Твой класс, по профилю, мне не подходит, поэтому я и пошла туда, где изучают несколько языков.

Мне хотелось, с ней, о многом поговорить, но перемена длится всего 10 минут.

— Аня, дай мне номер своего телефона.

— Зачем?

— Я хочу встретиться с тобой.

— Ну ладно. Пиши.

Девочка продиктовала номер, и я, сохранил его, в своем телефоне «Нокия».

— Спасибо, я тебе позвоню, — радостно, пообещал я, приобнял ее и побежал в свой класс.

После занятий, я пригласил Аню в свой любимый ресторан «на углу».

— « Ты так стараешься!», — читалось в её, печальном, взгляде.

Я расспрашивал Аню обо всем. Она охотно отвечала, но выглядела, какой-то, грустной, задумчивой.

— Аня, скажи, что тебя мучает? Мне ты можешь всё рассказать!

— Понимаешь, Генри, — на глаза девочки набежали слезы. — У меня бабушка очень больна. Моя любимая бабушка.

И не выдержав, Анна вскочила со стула, взяла свой рюкзак и, хотела было убежать. Но я, быстро схватил ее за руку, остановил. Встал рядом. Из глаз девочки потекли слезы.

— Анна. Я очень сочувствую тебе. Не убегай, поговори со мной.

Аня, вызволила свою руку и проговорила:

— Генри, ты так добр, но мне надо уйти. Не провожай.

Я стоял и смотрел, как она уходит. Аппетит пропал. Потом, тоже, вышел из ресторана, сел в машину и сказал шоферу:

— Поехали Боб. Только, ни о чем не спрашивай. Хорошо?

— Идет, шеф, — пошутил тот.

6

Приехал домой с подавленным и расстроенным видом. Мамы и отца не было дома. У центральных дверей, меня встретил лама, который, попытался поговорить со мной, но я, остановил его:

— Учитель. Я устал.

— Ладно. Иди, отдыхай.

В своей комнате, я переоделся в домашнюю одежду, затем лег на кровать. Лежал, глядел в потолок и думал, что Аня, наверное, несчастна. А как ей помочь!? Через некоторое время, решил ей позвонить.

— Алло, Аня?

— Это ты, Генри?

— Да. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально.

— Как там твоя бабушка?

— Кака… а, бабушка! Нормально.

— Точно все в порядке?

— Да, Генри, извини. Мне надо уроки делать.

— Хорошо. Тогда, до завтра.

— Пока!

Потекли учебные будни. Аню я видел редко. Даже, стало казаться, что она, избегает меня. А как, без нее, тоскливо! Ее телефон, был все время отключен. Что происходит?! Почему она так себя ведет? Избегает меня, что ли? Все прояснилось в конце учебного года.

Перед летними каникулами, как обычно, в школе устроили концерт. И я, как всегда, должен был выступить в заключительной части программы. Зал — полон зрителей. В концерт были включены: пение, танцы и мини-спектакли. Я удивился, что будет выступать Шон Грей, из параллельного класса, в какой-то смешной миниатюре. Шатен Шон, не по годам, высокий, стройный парень, выступал вместе с, незнакомой мне, девочкой. Выступили хорошо. Все зрители, заразительно и от души, смеялись. Предпоследний номер — танец и, наконец, мой выход. В этом году, я пел песню о любви. Пока пел, искал глазами, Анну, но, нигде, не видел её.

После концерта, решил прогуляться по школьному садику.

Думая о своем, зашел в одну из беседок, сел на скамеечку. Вскоре, услышал девичий голос:

— Шон, пошли вон в ту беседку.

— Ой, там уже, кто-то сидит.

— Давай, любовь моя, присоединимся к этому человеку?

— Давай. Ты такой… романтичный!

— Генри?

Обернувшись, увидел Шона и Аню. Шон держал девушку за руку и, с безразличием, глядел на меня.

— Аня. Ты с Шоном? — удивился я.

— Генри, — вместо неё, заговорил юноша. — У меня, к тебе, вопрос. Какого хрена, ты доставал мою Анну? Ей пришлось из-за тебя, сменить номер телефона.

К горлу подступил комок. Нос защипало.

— Аня, что это значит? — С трудом, спросил я.

— Генри, сначала ответь. Ты зачем, ее достаешь?

— Не достаю?! Просто, беспокоюсь о ней, о ее бабушке.

Шон посмотрел на смутившуюся девочку, затем рассмеялся.

— Круто ты, Аня, парня за нос водишь!

— Аня, почему, ты так поступаешь со мной?

— Понимаешь Генри…, — начала свое объяснение, она.

— Генри, все просто. Мы любим друг друга. А ты, как назойливая муха, мешаешься, — продолжил говорить, за девочку, Шон.

— Аня, — слезы обиды и негодования, наполнили мои глаза. — Это правда, что ты любишь Шона?! А я, с первого класса, люблю тебя.

Аня стояла молча, потупив взор.

— Генри, ты, наверное, думал, что Анна вернулась в школу из-за тебя? Ха-ха!

— Нет! Я так не думал!

— Тогда, и нечего, переживать…

— А почему ты вернулась? — Дрожащим голосом, спросил я. Слезы потекли по моему лицу.

— Какая разница, почему Аня вернулась в школу, главное, мы любим друг друга.

— Аня, а я, нравился тебе? — Все-таки, напоследок, решил я уточнить.

— Генри, я выбрала Шона.

Не видя ничего перед собой, я бросился прочь от них, к местному прудику. Там было тихо и хорошо. Наплакавшись, пошел к Бобу. Пора ехать домой.

— Что с тобой парень?

— Ничего. Поехали, — только и смог, выдавить из себя. Мир для меня, внутри и снаружи — рухнул.

7

Дома, меня, как всегда, встречал мой Доваш. Я старательно изображал на лице беспечность, чтобы не выдать своего настоящего безрадостного состояния. Однако знал, что сейчас он, обязательно, спросит, как прошел день.

— Генри, как прошел твой день? — спросил лама, пристально, глядя мне в глаза.

Это, для меня, не сулило ничего хорошего. Он, все-таки, что-то заметил! Я набрался сил и, ничего не смог произнести. Молча смотрел на ламу. Мой язык, как онемел. Да и, если честно, не придумал, за раннее, что сказать.

— Что же ты молчишь, дорогой?

Всё! Теперь ничего не скрыть. Но я не намерен сдаваться.

— Все хорошо, — выдавил я из себя, чувствуя ком в горле и, выступившие, слезы на глаза.

— Точно? Ты ничего не хочешь мне рассказать? — лама смотрел на меня, пронизывающим насквозь, взглядом.

Но нет! Я — мужик! Тем более, меня Тензо сам, этому учил: держать оборону, не сдаваться, не подавать виду, не показывать свою слабость… Или… Или, чему он, там, меня учил? Стойкость духа, спокойное, настороженное, бодрое состояние ума. Потупив взгляд в пол, я стиснул зубы, ладони сжал в кулаки. Нет! Я не расплачусь! Минут пять, так стоял, не замечая, что слезы текут по щекам. К тому же, мне казалось, что прошли какие-то секунды, мгновение. Все это время, учитель смотрел на меня и ждал. Думал.

— Ты голодный?

— Да! — промямлил я плаксивым голосом « Голос мой — предатель! Черт!»

— Ты устал?

— Нет, — ответил я, уже более, спокойнее.

— Пошли обедать, — ласково похлопал меня по плечу лама.

— Хорошо. Только переоденусь.

Я побежал к себе наверх. Оставшись в комнате, почувствовал, что сейчас разрыдаюсь. Поэтому, лег на кровать, уткнулся в подушку и, по-девичьи, расплакался.

Проснулся около пяти вечера. Мне снился странный сон. Снилась Анна и Шон. Во сне я, так же, плакал. Мне было очень грустно, жалко себя и, очень печально на душе. Потом, вдруг, увидел своего ламу. И как только, я его увидел — сразу успокоился. Мы стояли вместе и смотрели вслед уходящей парочке, на фоне заката. Перед моим пробуждением, Доваш обратился ко мне:

— Генри, ты не переоделся. Не поел. Заснул. Жду тебя. Я догадываюсь, что у тебя случилось, поэтому, когда проснешься, мы поужинаем, и ты мне все расскажешь.

— Спасибо, мастер! — только и сказал я, ощутив полное спокойствие и глубокую релаксацию.

А когда, открыл глаза, то увидел учителя, сидящего в позе лотоса, с открытыми и, какими-то остекленевшими, глазами. Я ужаснулся: жив ли он? Однако, через мгновение, глаза мастера ожили, засияли. Он встал и направился к двери, напомнил:

— Генри, переодевайся и спускайся в столовую. Я жду тебя.

И ушел.

Я был обескуражен. Это был сон? Оказывается, он сидел здесь… Короче, я ничего не понял. Про осознанные сновидения или, что-то подобное, я еще не слышал.

Нехотя переоделся и спустился в столовую. Учитель сидел за столом напротив меня. Я поглядел на еду. Все выглядело аппетитно: чай, вафли, рис, множество соусов и так далее. Дело в том, что, хоть мы и живем в Европе, но питаемся как азиаты восточных стран, в Японии, Китае или Корее. В основном, как японцы. В нашем меню, часто присутствуют — суп мисо, лапша или вафли-водоросли — нори.

От пережитых, сегодня волнений, мне очень захотелось есть. После ужина, мы с учителем, пошли на балкон, в его комнате. Там, оба сели в позе лотоса. Я видел, как в городе, вдоль дорог, зажигается освещение.

— Генри, — наконец обратился ко мне Доваш. — Почему ты не рассказывал мне о своей любви? Я думал, что мы друзья.

— Я сильный и сам справлюсь со своими переживаниями. Ведь я — мужчина.

Учитель задумался.

— Ты молодец. Стойкость духа в тебе присутствует. Иногда необходимо выговориться. А ты уверен, что сам справишься?

— Да, уверен.

— Ну что ж, дерзай. Как ты думаешь, Генри. Ты все время будешь обласкан судьбой?

— «Обласкан!?», — удивился я.

Лама заметил непонимание на моем лице и, мягко, проговорил:

— Я не о сегодняшнем событии. Стойкость духа — это хорошо. Но иногда, жизнь так меняется, что ломает, даже самого сильного человека. Если у него больше ничего не развито. Например, ум. Я хочу спросить тебя, а если ты, вдруг, все потеряешь, в один момент?

— Например, что? Я не совсем, понимаю вас.

— Например, ты потеряешь этот дом, здоровье, семью, жизнь…

Я похолодел. Здоровье еще ладно, но жизнь.

— Что ты будешь чувствовать? Если потеряешь дом?

— Я об этом, никогда не думал. Наверное, это будет очень печально. А что сделать, чтобы оставаться счастливым, если я потеряю дом?

— Печально уже потому, что ты привязан к дому. Настолько будет тяжела утрата, насколько человек прирос к вещи. И это универсальное замечание. Это касается всего. Запомни это.

— Да, мне кажется, я спокойно переживу расставание с домом.

— Нет. Тебе это, сейчас, в силу возраста, трудно представить. Но в твоем возрасте есть и — положительное.

— Что именно?

— То, что ты сейчас усвоишь, то, что передам я тебе. Это, засядет глубоко в твоей душе. Все зависит от того, в какую почву я посажу зерно. Твоя почва благодатная, хорошая, не испорченная. В общем, как ты сейчас усвоишь мои наставления, так, в твоем будущем, и определится: насколько, ты будешь счастлив или несчастлив. Я с тобой, еще так серьезно, никогда не говорил. А почему? В силу твоего возраста. Но теперь можно. Ты вырос. И это отличный возраст для твоего обучения. Ты готов?

— Прямо сейчас?

— Для совершенствования нет времени и предела. Ты хорошо выспался. Почему бы и нет?

— Хорошо, учитель. Начинайте.

— Начнем с четырех благородных истин. Помнишь, я рассказывал тебе, что царевич Гаутама видел старика, больного, труп и монаха?

— Да.

— Так вот. Это явилось непосредственной причиной возникновения учения о четырех благородных истинах. Первая истина гласит: о наличии страдания в этой жизни. Самое простое, самый простой пример, это, когда ты голоден. Ты страдаешь. Но, если ты объешься — ты, так же, страдаешь. Можно страдать от одиночества или, наоборот, от чрезмерного внимания к твоей персоне. Это, кстати, две крайности. Пребывая в одной из них, ты, неизбежно страдаешь. Сегодня ты много страдал. Знаю почему, хоть ты мне ничего и не говорил. Это называется — неразделенная любовь. Так происходит, когда человек любит или влюбляется, а его избранник, не испытывает те же чувства, к нему. Односторонняя любовь.

По моему телу забегали мурашки, при воспоминании о сне.

— Порою, неразделенная любовь счастливее разделенной.

— Это как?

— Ну, например. Ты кого-то любишь, эгоистично, и она тебя любит — эгоистично. Вы поженились. Но затем, так как природа этого чувства, эгоистична сама по себе, то в отношениях проявляются и другие чувства: ревность, упреки, недовольство поведением друг друга…

— А как избежать эгоистической любви?

— О, малыш! Для этого ты и воплощаешься, периодически. Ты воплощаешься не для удовольствия от мира, а для серьезной работы над собой, над своим сознанием. Чтобы, избежать чувства эгоистической любви — надо понять ее природу. Причину. В человеке есть два начала: себялюбие и бескорыстие. Эти два начала рождают в человеке два диаметрально разных вида желаний: себе и тебе. В астрологии это ось Лев — Водолей. Лев — эгоист. Водолей — альтруист. Надо помнить о крайностях, о которых забывают фанатики. Одни, отдают последнюю рубашку и, по этому, не имеют, средства к существованию. И это плохо. Ведь человек — не развоплощенный, бестелесный дух, чтобы так делать. Обычно карма — это долгий процесс. И она, воздает не сразу, а через какое-то время. И фанатик верит — раз он отдал, бескорыстно, последнюю рубашку. То где, его награда? Если думать так, то это — духовный эгоизм. А, если человек бескорыстно отдал все и ничего не просит взамен, хотя сам умирает от голода — то это глупое добродушие.

Другая крайность — Лев. Все себе, себе. Такой человек обычно скуп. Особенно, если богат. Он ничего не отдает никому, тяготеет к наживе, больше заботится о своем материальном благополучии, о своем теле, забывает о душе. Это — фанатизм.

На самом деле, счастливая любовь — это взаимная любовь. Тогда, когда силы и энергии уравновешены. Это и есть срединный путь. Золотая середина.

Эгоистичная любовь — это не чувство, а эмоция, привыкла получать, забирать, отбирать, контролировать.

Альтруистическая любовь — это чувство отдавать. Это — часть бестелесного духа.

Но! Как бы ни было прекрасно намерение, без разума, это может завести в дебри невежества. Надо учиться искусству любить. Любовь — это сила. Она может быть как слепой, так и разумной. И тут, выбор за человеком. А первая истина звучит так: наличие страдания. Я повторюсь.

Читая труды Будды, в которых он утверждает, что человека, на протяжении жизни сопровождают страдания. Рождение — это страдание. Старость — это страдание. Болезнь — это страдание. Смерть — это страдание. Пребывание с немилым человеком — это страдание. Несбывшиеся желания — это, тоже, страдание…

Первая истина говорит, что всё существующее на Земле, подвержено страданию.

Будда назвал и причины страданий. К ним он отнес всё, что порождено привязанностью к земной жизни. Это — рождение, старость, болезни, смерть, горе, печаль, желания, отчаяние…

Все радостное и желанное, завершается страданием, поскольку оно временное, непостоянное. Такое счастье обманчиво, так как заканчивается слезами и печалью.

Например, тебе подарили хомячка, но года через два — три он умрет. Вот тебе, сначала радость, а затем страдание.

Страдание — это эмоции. Испытания, которые сам человек проходит, проживает, участвуя в циклах: возникновения и разрушения (сансара); обладание и потеря; временности (или моментальность) существования, то есть — непостоянность.

Поэтому, отсюда вытекает вторая благородная истина — о причине страдания. Но о ней поговорим позже. Уже поздно.

Я сидел и думал о своих переживаниях, о своих чувствах. Не мог прийти в себя, потому что о том, что я, только что услышал, оказалось горькой правдой.

— Учитель! Неужели, все так плохо в нашей жизни? Я уже страдаю от того, что услышал истину.

— Нет. Не все так плохо! Всегда можно быть счастливым. Как-нибудь, ещё поговорим, уже поздно. Иди спать.

— Хорошо, — я встал, поклонился. — Спокойной ночи, учитель.

— Спокойной ночи, Генри.

8

Утро. Так как, моя комната находилась в западной части дома, поэтому, с утра, было достаточно сумрачно и прохладно. Солнце освещало комнату, только, после полудня. А вообще, в каменном доме, даже в самый жаркий день, всегда было прохладно. Лето только началось, а мне уже, стало скучно. Лежа в кровати, я размышлял о жизни. Подниматься — не хотелось. Перед глазами вставал образ Анны. Вот так, доверился своему чувству, посчитал, что оно истинно — а затем, все вдребезги разбилось о скалы реальности. Как же понять — где реальность, а где иллюзия? Неужели, нельзя доверять своим чувствам? А что, говорил учитель? Нужно придерживаться золотой середины…

И что, это значит? Как узнать, что это — середина? Вывод: во всем нужна разумность…

Я, с шумом, выдохнул. Какой же я — глупый! Вообразил, что Анна любит меня. Нафантазировал. Помешался на своих чувствах. Выдавал желаемое, за действительное. А я ей… Оказалось, что Анне, до меня, нет никакого дела!

Я, все еще, не мог успокоиться. Вспоминал, как Шон, уводит ее. Боже, неужели это и есть, та самая — первая любовь? Неужели, в мире все так жестоко? Кто-то кого-то любит, а тот — «кого-то», не любит. А любит — третьего? С этими вопросами, позже, я обратился к учителю, когда мы, сидели перед домом, на газоне и пили зеленый чай из миниатюрных кружечек, периодически, ставя их на поднос. Учитель обучал меня искусству садо или чайной церемонии. Садо — это японское название и произносится — «садооо». Вообще, « до», как говорит Тензо, «дао» — путь, один из буддийских терминов. Но я, еще, не силен в буддизме.

Мы сидели на ковриках, для йоги, наслаждались чаем и общались. Я задавал все, интересующие меня, вопросы, и, внимательно, слушал объяснения ламы. Сколько мудрости в них! Какой, у меня, учитель умный!

9

Утром следующего дня, спустился к завтраку. Все уже сидели за столом. Я занял своё место. Мама и отец, уже, заканчивали завтракать. Мама, намазывала масло, на кусочек булки. Отец, допивал кофе.

— Генри, — обратилась ко мне.- Мы с папой решили, что ты поедешь на каникулах, на все лето, к бабушке, в город Н. Что ты, об этом, думаешь?

— Здорово, — вяло, отреагировал, я.

Мне было все равно…

И, уже, через три дня, наш самолет, приземлился в аэропорту, недалеко от бабушкиного города Н. Был полдень. Погода отличная. Мы с учителем, сели в такси, не стали дожидаться, когда выгрузят из самолета нашу машину, и поехали к бабушке, на Лавровую улицу 15. Оказалось, что это — многоквартирный дом, в центре города. Выяснилось, что бабушки там, никакой, нет. Она уехала куда-то, в путешествие. Вроде — в Париж. А когда вернется — неизвестно. Знаю только, что, в начале осени, или в конце августа. Так что, красивая квартира на втором этаже, была в нашем, полном, распоряжении. Бабушкино жилище было заставлено дорогими антикварными вещами, деревянными, резными, оббитыми темно-бордовой тканью, стульями, ажурными салфетками, на древнем комоде…

И многими другими вещами. Всего комнат, в квартире, было три. И миленький, маленький балкончик. Сразу под ним, располагались магазинчики. Не большие. В одном, продавали хлебобулочные изделия, в другом — кофе, какао, чай и шоколад, а между ними, приютился крохотный магазинчик, где продавались живые цветы.

Ламе позвонили из аэропорта, сообщили, что нашу машину — «майбах», подгонят к дому бабушки, где-то, через полчаса.

Первое, что сделали мы — это, совершили поход по магазинам. Накупили фруктов, овощей. Затем, отправились знакомиться с городом, попутно, искать ближайшую пиццерию. Ходили долго, но все же нашли, нужный нам, ресторанчик. Поели пиццы. Доваш, позвонил по сотовому телефону, сначала маме, сообщил о нашем благополучном прилете, затем, нашему шоферу, которому объяснил, куда подогнать машину:

— Ждите у ворот зоопарка.

Посетили зоопарк. Я, конечно, не раз бывал в подобных местах. Очень люблю животных. Мы зашли в здание, где обитали разные птицы. И вот, стоим мы у вольера, с ручным красным попугаем ара. Сотрудник зоопарка разрешал сфотографироваться с птицей на плече. Очень хотелось сфотографироваться, но, к сожалению, не взял фотоаппарат, а телефон (за ненадобностью), оставил дома. И тут, кто-то, тронул меня за руку. Я обернулся. Рядом стояла курносая, худенькая, смуглая девочка, с темно-русыми тонкими косичками, и смотрела на меня голубыми глазами. На вид ей было лет двенадцать.

— Извините, вы не могли бы сфотографировать меня с попугаем?

— Хорошо. Давай, — согласился я.

Девочка, в порядке очереди, подошла к орнитологу (сотруднику зоопарка):

— Меня сфотографирует этот мальчик.

— Хорошо. А как бы ты хотела сфотографироваться? С попугаем на плече, или на руке?

— И так, и так.

Я включил фотоаппарат, сделал несколько снимков. А затем, когда девочка собралась уходить, попросил:

— Ты, э-э-э, не уходи. Можно, мы с учителем, тоже, сфотографируемся, на твой фотоаппарат?

Она улыбнулась.

— Можно, конечно.

Так мы и сделали. Сфотографировались. Мне очень понравился попугай Геша. Послушный, умный.

Потом, я предложил девочке:

— Ты, тоже, просто гуляешь? Походи с нами, за компанию, а то мы в этом городе впервые.

— С вами? Хорошо!

Девочка говорила звонко и радостно. И я подумал: «Какая милая девочка».

— А как тебя зовут? — поинтересовался я.

— Мими. А вас?

— Меня Генри, а это — мой учитель — Доваш Тензо Гпо.

— Ой, как интересно! А почему, он так, странно, одет?

— Он лама, буддист.

— Ух ты! Пойдемте в серпентарий! Там, тоже, можно сфотографироваться — со змеей.

— Пошли.

Еще, мы посмотрели на русского бурого, огромного, сибирского медведя, белого мишку (тоже не маленького), лисиц, песцов, куниц, хомячков, морских свинок, насекомых… Но, все равно, обойти весь, внушительных размеров, комплекс, за день, мы не смогли.

— Мими, хочешь, с нами поужинать в ресторане? — спросил я.

Девочка смутилась.

— Понимаешь, Генри, я не взяла с собой столько денег, чтобы…

— Не переживай, это — за наш счет?

— Мне неудобно.

— Удобно, Мими. Потом, подвезем тебя до дому.

Мы вышли за ворота зоопарка.

— Вы на машине?

— Да. Вон там, видишь, темно — фиолетовую машину — «Майбах». Это — наша.

— Да-а-а, какая крутая тачка! — присвистнула Мими, увидев машину.

— Нам, совсем, не сложно будет, угостить тебя.

— Ну…, — она, все не решалась.

На самом деле, Мими, было не по себе. Так не привычно, чтобы, кто-то её угощал, бесплатно, просто так.

— Соглашайся, Мими.

— Ну, хорошо, Генри. Только домой, я поеду на автобусе.

— Договорились.

Я выбрал, самый дорогой в городе, ресторан. Не для того, чтобы похвастаться, а из добрых побуждений. Мы с ламой, успели проголодаться, да и, хотелось, поднять настроение, Мими. Девочка, вдруг, засмущалась, и, стала молчаливой. Мы заказали самые обычные, но вкусные блюда, не экономя деньги. По глазам девочки, я видел, что она, тоже, голодная. Мими кушала сдержанно, не торопясь. Я подумал: «Как истинная леди?»

— Мими, — я решил, узнать о ней, побольше. — Какая у тебя фамилия? Моя — Далтон. Я — Генри Далтон.

— Дон.

— О, какая необычная фамилия. А почему Дон? Кто твои предки? Расскажи о себе.

— Дон, потому что, папины предки были — с Дона, из России. Они были казаками царской армии, белыми. Эмигрировали, из России, в Гражданскую войну. Они не воевали с Красной армией. Просто видели, к чему все идет, так как, были богатыми. Понимали, что их убьют, все отберут. А красные, раскулачивали богатых. Прадед, не остался в стране, потому что не хотел лишаться своего имущества или, быть убитым. Поэтому, эмигрировал в Европу. Но, во время Второй мировой войны, мои деды помогали русской Красной армии, громить немцев. Были партизанами. Погибли. Они переживали за Россию! В живых остались только их сестры — прабабушки. Работали медсестрами в русских госпиталях.

После окончания войны, одна из сестер — моя прабабушка, вернулась сюда. Вышла, повторно, замуж. Но, счастья, уже, не было…

— Ого, — только и мог сказать я.

— А сейчас, кто из твоих родственников, в России?

— Бабушка.

— И всё?

Мими, серьезно, посмотрела на меня, и ответила:

— Отец.

— Наверное, интересно, иметь русскую родню, отца.

— Да.

— А кем работает твой отец?

— Он умер.

— Ой! — пауза. — Извини.

— Ты очень любопытный мальчик, — заметила девочка. — Иногда, любопытство, ни до чего хорошего, не доводит.

— Ладно! Понял. Ты не сердись на меня, — развел я руками.

Девочка посмотрела в окно — вечерело.

— Мне пора домой. Уже поздно. Напиши свой адрес. Я вышлю ваши фото.

Я дал Мими свою визитку. Меня, немного огорчил, разговор. Может, я, чем-то, ее обидел?

Девочка ушла. Я, немного расстроенный, смотрел ей в след. Лама не встревал в нашу беседу, просто кушал и слушал.

— Я вел себя глупо? — Спросил я у Доваша.

— Нет.

— Тогда почему, она так отвечала?

— У каждого человека есть своя тайна. И Мими, не захотела ее раскрывать. Она и так, много тебе рассказала. Поехали домой. Сегодня был длинный, насыщенный событиями, день.

В эту ночь я заснул с мыслями о Мими, девочке с косичками.

10

Утром, я вышел на балкончик, с кружкой какао, в руке. Киоски, у нашего дома, только открывались. Рядом со мной встал лама, только, только со своим любимым индийским напитком. Так мы стояли, пили и разговаривали на разные темы… И тут, я увидел Мими, которая шла в хлебный магазинчик.

— Мими! — окликнул её, я.

Девочка, испуганно, остановилась и стала озираться вокруг.

— Я здесь! На балконе!

Она подняла голову вверх.

— А, Генри, привет!

— Ты куда идешь?

— За хлебом.

— Приходи, потом, ко мне в гости! У меня есть, красивая картинка, которую надо собирать из пазлов.

Она, немного поколебалась, потом ответила:

— Хорошо! Только куплю хлеб.

Девочка поднялась к нам на этаж, позвонила. Я встретил её, и еще раз, поздоровался.

— Ты будешь, зеленый чай? — спросил я.

— Натуральный, зеленый? — ее глаза смеялись.

— Да, китайский, самый лучший сорт!

Мы сели все вместе за стол, завтракать. Мими рассказывала смешные истории, над которыми мы весело смеялись. После чаепития, как я и рассчитывал, пошли в просторный зал. Учитель оставил нас, ушел по своим делам. Мы принялись собирать большую картину с изображением средневекового замка, на фоне голубого неба, красных цветов у озера, на переднем плане, и гор, вдалеке, с заснеженными вершинами. Собирали картину долго.

— Генри, расскажи мне о своем учителе.

Я рассказал о ламе.

— Ух ты! Как интересно! А что такое — буддизм? — спросила девушка у Тензо, который, к этому времени, пришел к нам в комнату, и присел рядом.

— Буддизм — это целый мир, — начал Доваш. — Его открыл для людей, Будда, в честь Гаотамы Шакьямуни, принца Сидхартхи. Так назвали религию.

Девочка, с грустью в голосе, спросила:

— Учитель! А правда, что мертвые — живы, и потом — перерождаются.

— Да, это правда.

— Расскажите мне об этом поподробнее, пожалуйста.

— Я знаю, ты говорила, что твой отец умер. Но на самом деле — он жив, только невидим, для нас. Он теперь дух. И где — то здесь, находится, а может и не здесь. Вообще, цель каждого человека на нашей земле — это пробудиться, стать просветленным, стать Буддой. Нести в этот мир, только добро. Для этого, существуют перерождения, чтобы люди могли получать земной опыт. А значит, становиться лучше, мудрее, добрее. Хотя, конечно, есть и деградирующие люди, но это — цель эволюции. Поэтому, мы и воплощаемся. Так как, за одну прожитую жизнь, невозможно стать совершенным.

— А мертвые нас слышат?

— Они не мертвые. Мертва плоть. Да, духи слышат нас. Поэтому, в буддизме, принято подносить еду духам.

— Неужели, духи без плоти, могут есть?

— В буддизме существует вера в то, что духи могут кушать. По внешнему виду продуктов нельзя определить, ел дух или нет…

Мы, еще, долго и о многом говорили. Мими, ближе к вечеру, отправилась домой. Оказалось, что она жила, недалеко от нас.

Мими поднялась третий этаж, и, замерла перед дверью своей квартиры. Её сердце, бешено заколотилось.

— «Что теперь будет? Что теперь будет?» — со страхом, повторяла про себя, девочка. Потом, достала ключ, тихо открыла дверь и зашла, в темную прихожую. Из комнаты послышался ехидный, противный, визгливый женский голос.

— Уж, не доченька ли это, явилась!?

Мими ушла за хлебом, в девять часов утра, а сейчас, было уже, восемь вечера. В прихожую, выглянула женщина, с прической «а ля горгона». Она смотрела на дочь бешенными, безумными глазами. Потом, быстро подошла к девочке, схватила за ухо и повела в зал.

— Я тебя отправила за хлебом, когда?! Где ты была, столько времени, мерзавка?!

— А-а-а-а!

— Летиция, не надо, прекрати! — в комнату вошла бабушка, мать умершего Торби, отца Мими.

От матери, сильно, несло алкоголем. Она ругалась, обвиняла дочь в нелюбви и неуважении к себе. Затем, схватила, с дивана, подушку и кинула в ребенка.

— Мерзавка! — крикнула, напоследок, развернулась и ушла.

После смерти отца Мими — Торби Дон, прошла, всего, неделя. Поэтому, все были ещё, сильно расстроены. Особенно, сильно, горевала мать. На этой почве она «сломалась», запила. Днем работала, а вечером пила. Бабушка, тоже, очень переживала из-за смерти сына, втайне от всех, плакала. Мими, первые дни, так же, сильно переживала, но видя, во что превращается ее мать, поняла, что надеяться теперь, не на кого. Только на саму себя. Поэтому, Мими, решила взять все дела по дому, на себя. Варила, убиралась, стирала… Сегодня, ушла за хлебом и отсутствовала целый день, ничего не сделала. У нее получился — выходной день. День, когда можно было отвлечься от горя. Поэтому мать, вернувшись с работы, увидела, что дома, ничего не сделано. Вот и разозлилась.

— Я её убью! — кричала она из кухни, на всю квартиру.

Бабушке, пришлось, самой варить картофель. Летиция, идя с работы, прихватила в магазине, бутылку алкоголя и, к моменту возвращения Мими, была уже, довольно пьяная.

Сейчас, мать сидела на кухне, всхлипывала, вытирала пьяные слезы рукавом. Мими, сидела в комнате, боясь показаться матери, на глаза.

— Бабушка, ты сегодня ела?

— Да, Кирочка, ела, кажется.

Отец звал дочь — Мими, хотя, по документам её имя — Кира. Девочка, приготовила постель ко сну, сложила и убрала покрывало. Затем, сходила в ванную комнату, умылась и легла под одеяло. Все время, слыша, как завывает мать.

Наступило утро. Девочке пришлось, тщательно, убраться на кухне, хорошо проветрить помещение, чтобы не осталось, противного, запаха перегара. Сварила, остатки макарон. Накормила бабушку и себя, заодно. Потом, опять отправилась в магазин, теперь уже, за продуктами. Купила, кое-какие овощи, немного крупы. Пришлось, еще раз варить, на вечер, только, теперь — свекольник.

Мама вернулась с работы в три часа. Зашла в прихожую, бросила на пол сумку. Мими, подняла сумку, повесила на крючок.

— Что ты, сегодня, сварила, Мими? — спросила мать, проходя на кухню. Поела и, сославшись на головную боль, ушла в свою комнату, отдохнуть.

— Внучка, где ты вчера, так долго, ходила? — решила поговорить, бабушка.

Кира, честно и откровенно рассказала ей обо всем, в том числе и о ламе, о буддизме.

— А он не рассказывал тебе о том, что происходит с умершими людьми?

Мими рассказала, более подробно, о том, о чем поведал Доваш.

— Только ты, бабушка, не говори ничего маме, хорошо?

Девочка решила погулять, оделась и тихонько выскользнула из дома. На улице было тепло и, так хорошо, дышалось!

Мими зашла за мной.

— Только, я могу погулять с тобой, не больше часа, Генри.

— Хорошо, Мими, — согласился я, хоть и, немного, расстроился.

Мы отправились на машине, в парк, кататься на аттракционах. Примерно, через час, мы с Тензо, решили подвести девочку до подъезда её дома.

— Не стоит, Генри, честно, не надо, остановите здесь.

Мими, вышла из машины, не доезжая до своего дома.

— Завтра, ещё встретимся, погуляем? — прощаясь, я взял девочку за руку.

— Не знаю. Хотелось бы, но, не все от меня зависит, — взгляд её, погас.

Я не стал расспрашивать девочку, что у неё случилось, хоть и очень хотелось. Мими пошла домой, а я, смотрел ей вслед и мечтал о скорой встрече.

11

Девочка приходила ко мне в гости, примерно, в час дня, через день, и гостила, всегда, час (до двух часов), потом уходила. Мне было интересно, почему Мими, уходила из дому, в это обеденное время, и что за причина, возвращаться, именно, до трех часов, не позже? Учитель советовал мне, не спрашивать, не лезть не в свое дело. Наступит момент, и все станет понятно…

— Ты, слишком любопытен, Генри, — говорил мне, лама. — Это ни к чему хорошему не приведет. Можешь ненароком, поставить девочку в неловкое положение.

Однажды, у учителя, сильно, разболелась голова.

— Езжайте сегодня без меня, Генри.