Бесплатный фрагмент - Гении разгрома. Сборник трагикомических рассказов о биглях

Гении Разгрома. Сборник трагикомических рассказов о биглях

Запахло неприятностями? Значит, где-то рядом — БИГЛЬ!

Добро пожаловать в удивительный мир, где властвует собачий нос, а человеческая логика бессильна перед биглевой хитростью и неуемным аппетитом! Этот сборник — настоящий праздник абсурда и тонкого юмора в лучших традициях Гоголя.

Познакомьтесь с галереей незабываемых персонажей:

Шерлок, превращающий кражу торта в высокое искусство маскировки под собственным пузом.

Лёшка, инженерный гений, строящий лестницу из комода к вожделенной колбасе.

Гоша, борец с табакокурением, ворующий сигареты стройбригады во имя их же здоровья.

Рони, потомственный гончак, обращенный в бегство… комнатной мухой во время охоты на тапок.

Сёма, мастер побегов, чей пустой ошейник на поводке водит хозяйку за нос по всему городу.

Аспид (биглиха), обратившая квартиру в мыльную пустыню после побега из ванны.

Ерофеич, музыкальный гений, бросивший вызов фортепьяно (и слуху соседей).

Зевс, стратег подземной войны с котом, ставший живым памятником собственным амбициям.

Фома, «Нюхач из Глупова», обнажающий человеческие тайны лучше любого сыщика.

Сева, вор-рецидивист холодильников.

Трифон, стихия в собачьем обличье, переворачивающая жизнь хозяина.

Арчибальд, невольный герой эпохи и «лицо» ларька после похищения окорока.

Почему вам понравится:

Смех до слез: Нелепые, гротескные, до боли узнаваемые для владельцев собак ситуации.

Блестящий язык: Насыщенный, образный, с искрометной иронией и стилизацией «под старину».

Теплота и хаос: Любовь к этим «маленьким бедствиям на четырех лапах» сквозит в каждой строчке.

«Гоголевский» дух: Абсурд, сатира на человеческие слабости (рассеянность, доверчивость, страсть к накопительству), яркие типажи.

Идеальный подарок: Для всех, у кого есть собака (особенно бигль!), кто любит животных или просто ценит хорошую юмористическую прозу.

Это не просто рассказы о собаках. Это «Биглиада» — эпическая поэма о торжестве желудка, носа и мелкого безумия над скукой и порядком!

Откройте для себя мир, где хозяйка ведет пустой поводок, сосед верит в вечный собачий голод, а торт можно спрятать только под собственным телом!

Добавьте в свою жизнь дозу биглевого хаоса и смеха — купите книгу сегодня!

P.S. Читать строго без питья в руках — во избежание фонтанов смеха! Отлично подходит для поднятия настроения в любой ситуации.

Тихий Воришка, или Бигль под Прикрытием

Тишина, как известно, явление относительное. Особенно в квартире, где обитает существо по кличке Шерлок, бигль чистых кровей, чей нос был застрахован на сумму, значительно превышавшую содержимое хозяйского кошелька. Шерлок, этот пузатый детектив в собачьем обличии, специализировался преимущественно на делах гастрономических. Его метод заключался в молниеносном ударе и последующем тотальном отрицании, доведенном до уровня высокого искусства.

На сей раз объектом вожделения Шерлока стал торт. Не просто торт, а Кондитерский Шедевр. Творение рук Анны Петровны, хозяйки квартиры и единственной в мире женщины, способной поверить в невинную морду бигля после третьего исчезновения колбасы. Шедевр красовался на кухонном столе, излучая ароматы ванили, шоколада и неминуемой беды. Анна Петровна, утомленная кулинарным подвигом, удалилась в гостиную на краткий отдых, предоставив торт и бигля самим себе. Это была стратегическая ошибка, сравнимая разве что с оставлением Остапа Бендера наедине с незапертым сейфом.

Шерлок, притаившийся под столом в позе древнеегипетского сфинкса (если бы сфинкс страдал ожирением и слюнотечением), мгновенно произвел оценку обстановки. Препятствия: высота стола — ничто для прыгучего бигля; бдительность хозяйки — временно притуплена; морально-этические нормы — в мире биглей, где правит нос, такие понятия столь же абстрактны, как теория относительности для курицы. Решение напрашивалось одно: экспроприация экспроприатора, то есть торта.

Момент для нападения был выбран безупречно. Тишину нарушил лишь легкий шорох лап по линолеуму, едва слышный скрежет когтя о ножку стула — и вот он, Прыжок! Совершенный с грацией циркового акробата (если цирковой акробат весит как мешок картошки). Торт исчез с поверхности стола быстрее, чем честно заработанные деньги в кармане простака. Шерлок приземлился на пол, обладая драгоценной ношей. Но тут его гениальный план дал микроскопическую трещину. Торт был велик. Слишком велик для немедленного уничтожения втихаря. А шаги Анны Петровны уже доносились из гостиной. Надо было спасать ситуацию! Надо было действовать!

И тут Шерлок проявил находчивость, достойную великого комбинатора, попавшего в лапы милиции с чемоданом фальшивых ассигнаций. Он не побежал прятаться. Он не стал запихивать торт под диван. Нет! Он принял позу Абсолютной Невинности. Посреди кухни, на самом видном месте, бигль Шерлок уселся. Сел прямо, гордо подняв голову, уши развевались, как знамена победителя. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль, в заоблачные выси собачьей философии, где нет ни тортов, ни укоров совести. Казалось, он размышлял о судьбах родины или о последних новостях с помойки.

Анна Петровна, переступив порог кухни, замерла. Стол был пуст. Крошки на полу говорили красноречивее любого обвинителя. Ее взгляд, как прожектор НКВД, медленно прошелся по помещению и уперся в Шерлока.

— Шерлок?! — воскликнула она с ноткой трагического недоверия. — Неужели ты?!

Бигль медленно, с достоинством повернул голову. Его глаза, огромные и влажные, смотрели на хозяйку с немым укором: «Как вы можете? Я? Ваш верный, честный Шерлок? Я только что медитировал о вечном!»

Анна Петровна, хоть и была женщиной доверчивой, но не до полного идиотизма. Она приблизилась. Шерлок сохранял ледяное спокойствие, лишь хвост слегка зашевелился, выдавая внутреннее напряжение. И тут Анна Петровна заметила странность. Поза бигля была неестественна. Он сидел не на попе, а скорее на боку, как перевернутый кораблик, вытянувшись вдоль пола с подозрительной напряженностью. Казалось, он пытался изобразить из себя собачью версию павлина, только вместо хвоста у него было что-то… спрятанное.

— Шерлок… — голос Анны Петровны дрогнул. — Что это у тебя… там?

Бигль понял: игра проиграна. Его «железобетонное» алиби дало трещину. В его глазах мелькнула тень паники, сменившаяся мгновенным расчетом. Разоблачение неизбежно? Значит, надо сменить тактику! Показать уязвимость! Растрогать!

И тогда Шерлок совершил маневр, достойный Остапа в момент, когда его вот-вот накроют с брильянтами. Он медленно, с театральным стоном, как подкошенный, завалился на спину. Четыре лапы беспомощно задрались вверх, обнажив уязвимый, покрытый бело-коричневой шерстью живот. Универсальный жест собачьей капитуляции: «Бейте, но только по животу, и простите!»

Но Анна Петровна не собиралась бить. Ее взгляд приковало то, что открылось взору. Прямо под пушистым, теплым брюхом Шерлока, придавленное к линолеуму всем весом бигля (а вес был солидный), лежало нечто. Нечто кремово-шоколадное, некогда круглое, а ныне безнадежно сплющенное. Торт. Целиком. Нетронутый, но приобретший отчетливые очертания собачьего пуза. Он выглядел так, будто его только что сняли с пресса для изготовления ковриков.

— Вот оно что! — воскликнула Анна Петровна, смесь отчаяния и смешного восхищения звучала в ее голосе. — Маскировка? Под собственным телом? Гениально, Шерлок, гениально! Прямо как невидимая чернильница в кармане у вора!

Шерлок, лежа на спине, вилял кончиком хвоста и смотрел на хозяйку умоляюще. Его план «Невидимый Торт» провалился, но план «Растрогай Хозяйку До Слез Своей Глупостью» вступил в решающую фазу. И, как показали дальнейшие события (а именно — отсутствие серьезного наказания и кусочек мяса «для успокоения нервов»), бигль Шерлок все-таки вышел из этой кулинарно-детективной истории если не победителем, то мастером импровизации и тонким знатоком женской психологии. Ведь главное — не украсть торт незаметно, а сделать так, чтобы тебя простили, когда заметят. А это, как знал Шерлок, уже высший пилотаж собачьего искусства выживания в квартире с доверчивой хозяйкой и вкусными тортами.

Лёшкина Афера, или О Колбасном Воздаянии

В славном, хотя и не слишком опрятном, граде N, в квартирке, что походила более на ларец для старых вещей, нежели на жилище благоустроенного гражданина, обитало существо малого роста, но великого, как вскоре выяснилось, ума. Звали этого бигля Лёшка. Пес сей был тварью неказистой: шерсть — взъерошенный войлок рыже-бурого свойства; ноги — короткие, словно обрубки; морда — широкая, с выражением вечной, чуть слюнявой задумчивости. Однако ж, сколь часто внешность обманчива бывает! Ибо внутри сего невзрачного сосуда таился ум, достойный, пожалуй, звания профессора, если б только профессора занимались воровством съестных припасов с неприступных высот.

Случилось сие в один из тех дней, когда хозяева, существа добродушные, но легкомысленные, покинули жилище свое, оставив на попечение Лёшки, как им казалось, лишь пыль да тишину. Ах, сколь слепы бывают люди в оценке ближних своих, даже если ближние сии суть четвероногие! Ибо взор Лёшки, этот маленький, мутноватый фонарик души его, упал на предмет несказанной красоты и вожделения. Лежала она, царица трапезы, богиня обоняния — КОЛБАСА! Цельная, румяная, источающая ароматы, от коих самый стоический желудок возопил бы о пощаде. Лежала она на комоде — вышине неприступной, гладкой, как совесть новоиспеченного чиновника.

Обычный пес, пес заурядный, посмотрел бы, вздохнул, да и улегся в тоске. Но Лёшка! Лёшка был не из таковых. В глазах его мелькнула искра того самого гения, что двигает мирами или, по крайней мере, мебелью в квартире малогабаритной.

«Так-так, — подумал он, ибо мысли у него, несомненно, текли, как мед густой, — вышина сия для ног моих коротких непреодолима. Но разве не сказано: ум найдет дорогу, где ноги споткнутся? Или… мабуть, не сказано? Но Лёшка скажет — делом!»

И начал он действовать с методичностью Архимеда, обретшего точку опоры. Подступил к комоду сей громадине, сей горе домашней мебели. Нижний ящик, тот самый, что хранит обычно пыльные реликвии прошлого — старые газеты, пуговицы, счет за свет двухлетней давности — привлек его внимание. Поддел он его осторожно зубами своими, желтыми, но крепкими. Тянул! Тянул с упорством малороссийского вола, тащащего воз в гору. Скрипнул ящик, нехотя подаваясь, как чиновник, берущий взятку. Выдвинулся он ровно настолько, дабы образовать первую ступень сего невиданного пса-подъема.

Взобрался Лёшка на сей ярус, как триумфатор на пьедестал. Но колбаса! Колбаса все еще парила в вышине, недосягаемая, как мечта о повышении оклада. «Недостаточно! — мысленно изрек пес. — Надобно выше! К самой вершине, к солнцу колбасному!»

Устремил он взор свой на ящик второй. Тот был повыше, потуже. Но разве остановит сие гения? Ухватился зубами, напряг все жилки свои, все мышцы, кои были спрятаны под войлоком шерсти. Тянул! Сопел! Глаза его выпучились от усилия, приняв выражение глубокомысленное и слегка безумное. И — о чудо! — ящик второй покорился, выдвинувшись под напором несокрушимой воли и слюней.

Теперь путь лежал на второй этаж сего деревянного Эвереста. Вскарабкался! Дышал тяжело, как кузнечные мехи. Колбаса была ближе, аромат ее — пьянящее облако, окутавшее вершину. Но до сих пор! До сих пор рукой… то есть, лапой не достать! Надобен был рывок последний, акт финальный великой аферы!

Ящик третий! Тот, что под самой столешницей, где таятся обычно носки без пары или затерянная монета. Он был самый тугой, самый неподатливый. Лёшка собрал все силы, все отчаяние голодной души. Ухватился! Рванул! Казалось, сам комод ахнул от наглости сего предприятия. Скрип стоял такой, будто нечистая сила переругивалась под полом. Но… выдвинулся! Выдвинулся ящик третий, образовав последнюю ступень к вожделенной цели.

И вот он, Лёшка, малый пес, чей рост едва ли превышал кошачий, стоял на самой вершине комода, рядом с божеством своим — Колбасой! Торжество! Триумф ума над материей, хитрости над высотой! Не медля ни мгновения, дабы не утратить плоды трудов своих, впился он в сию амброзию собачьего рая. И съел. Съел с чувством глубокого удовлетворения и заслуженной гордости. Остались лишь крошки да жирное пятно на полировке — немые свидетели великого свершения.

…Возвратились хозяева. Супруга, женщина плотная и скоропалительная в суждениях, первым делом возопила:

— Колбаса! Ах ты, негодник! Где колбаса?! Лёшка, это твоих рук… то есть, зубов дело?!