Бесплатный фрагмент - Где-то во времени

Где-то во времени

Часть первая

Глава 1. Бегство

— Мезенцев, чтоб тебя. Сколько можно опаздывать? — прошептал я. Впрочем, это был риторический вопрос. Все, кто знал Игоря достаточно давно, успели свыкнуться с отсутствием у последнего пунктуальности. В нашей компании даже появилась шутка, что он и на собственные похороны умудрится опоздать.

Сентябрьский морозец щипал нос и кончики ушей, заставляя невольно содрогаться и переступать с ноги на ногу от неприятного озноба. Темное небо, затянутое пеленой непроглядного смога города-миллионника, нависало над широкой автодорогой. Цепочка желтоватых фонарей, обрамляющих ленту грязного асфальта, убегала в сторону темнеющих очертаний заводских труб и монументальных комплексов.

Выдыхаемый воздух мгновенно превращался в пар, растворяясь на осеннем холоде. Наверняка со стороны в этом не было ничего не обычного. Выдох как выдох. Но лично мне так не казалось. Я чувствовал себя чужим в этом мире. Мире, который был очень похож на наш родной, но всё же им не являлся. Будто само темнеющее небо стремилось мгновенно замалевать любое напоминание о моём присутствии под своим величественным простором. Вдобавок ко всему начал идти снег. Первые мелкие крупинки, напоминающие шарики пенопласта, бесшумно ложились на разбитый асфальт и пожухлую траву.

Гаражная застройка по улице Кудрявцева, расположенная вдоль автодороги Меридиан, находилась на небольшой возвышенности. На противоположной стороне виднелись густые лесопосадки, а за ними располагались железнодорожные пути. Именно оттуда и должен был появиться Игорь Мезенцев или попросту Гарик.

Как же всё это было знакомо, словно ничего и не произошло. Те же самые гаражи. Те же дома. Те же названия улиц. Даже покосившиеся ржавые столбики дорожного ограждения и протоптанная по склону тропинка были точно такими же… Сердце тоскливо сжалось. Казалось, достаточно просто развернуться и пойти домой привычным маршрутом, пересечь по диагонали пару дворов, пройти мимо здания школы, и вот он — родной дом. Ну как дом? Квартира на первом этаже невзрачной пятиэтажки. А там ждут родные… И, казалось бы, вот оно — радостное возвращение. Да, нагоняй, конечно, получу знатный, но зато окажусь дома…

Но здесь наших домов не было. Вместо них возвышались большие каменюки выхода горной породы, вся поверхность которых была покрыта множеством трещин, с прорастающей в них травой и редкими деревцами. Местные жители активно использовали эти монументальные полотна для высказывания своих взглядов на жизнь и окружающую действительность. Практически вся поверхность каменюк была покрыта надписями разнообразного размера и цвета в зависимости от того, какая краска оказалась под рукой у одинокого философа. Большинство из них были матерного содержания и включали в себя легендарное слово из трех букв, а также множество его производных.

Глухая кирпичная стена гаражного кооператива двигалась параллельно Меридиану, пока не брала плавный загиб в сторону проспекта Победы и не скрывалась из виду. Въездных ворот на этой стороне не было, зато повсюду виднелись следы кустарного ремонта кирпичной кладки. Так владельцы гаражей устраняли дыры, оставленные различным ворьем. Что ж, очевидно девяностые в этом мире прошли так же, как и у нас. Тащили всё, что представляло хоть какую-то ценность. Особенно из гаражей.

Снег бесшумно ложился на землю и растрескавшийся асфальт, тут же теряясь среди хитросплетения стеблей и пропитываясь осенней грязью. Что-то мне подсказывало, что совсем скоро он одержит победу над сыростью и засыплет город белой стружкой. Ожидаемая картина для конца сентября.

Всё-таки отказавшись от идеи дождаться Игоря на улице, я чертыхнулся и направился вглубь гаражей. Если честно, я не строил особых иллюзий насчет того, что Мезенцев появится вовремя. Скорее просто хотелось немного передохнуть и подышать свежим воздухом.

Стоило уйти с освещенного пятачка и завернуть на разбитую дорогу между двух рядов серых гаражных ворот, как в лицо ударил порыв холодного ветра. Падающие крупинки тут же тихо защелкали по обдергайке. Так моя бабушка называла дешевую китайскую куртку, сшитую из дерьмового кожзаменителя на манер то ли рокерской косухи, то ли пафосного облачения раллийного гонщика. По рукавам бежали бело-оранжевые полосы, а вся поверхность была покрыта множеством нашивок с закосами под различные бренды. Спину украшал огромный вышитый орел, в котором определенно угадывался намек на «Харлей-Дэвидсон». Вот только исполнен он был в других цветах и с полнейшей абракадаброй вместо знакомых букв. Так что смысла и реального соответствия в этих надписях было не больше, чем в надежде на то, что Мезенцев придет вовремя.

При мыслях о доме и родных стало не по себе. Сердце болезненно сжалось, и я невольно тяжело вздохнул, обратив внимание на треклятый медальон, который покоился у меня на груди. Я уже более-менее научился не обращать на него внимания, но стоило только почувствовать тяжесть на душе, как он тут же начинал испускать еле уловимые вибрации. Это было сложно объяснить, но все мы буквально физически ощущали направление, в котором надо двигаться. Словно кто-то неведомый положил ладонь на грудь и ненастойчиво, но в то же время достаточно уверенно нажимал на нее, вынуждая развернуться в нужную сторону. Медальоны, подобно неведомому магниту, тянулись к дверям или вратам, или порталам… В общем, к этим дыркам в ткани пространства, которые Вовка сначала назвал просто словом проход. И, учитывая всю жопность нашего положения, эти проходы вполне можно было считать задними.

Под подошвами дешевых китайских кроссовок зашуршала грязная щебенка. Очередной порыв холодного ветра умудрился забраться даже под синтетическую кофту на молнии и штанины джинсов. Я невольно втянул голову в плечи, поправил засаленный воротник и прибавил шагу.

Похоже, осень две тысячи первого года в этой версии Челябинска была точно такой же, разве что намного холодней. Насколько мы смогли понять, в мире происходили те же события. Жили те же люди. Вот только вместо наших домов торчали огромные каменные глыбы, словно нас никогда тут и не было вовсе. Может быть, это была какая-то подсказка, только хрен пойми на что. И от кого. И что вообще она могла значить?

Впрочем, несмотря на общую странность всего произошедшего, гараж Мезенцева существовал и здесь. И даже ключ, который болтался в кармане куртки, с легкостью открыл замок. Вот только вместо оранжевого четыреста двенадцатого «Москвича» его деда нас встретил весьма странный УАЗ-буханка. Хотя странным был только его цвет, несвойственный подобным автомобилям. Во всяком случае мне такие никогда не попадались.

Это был такой же яркий, буквально пылающий оттенок оранжевого, что смотрелось весьма странно и непривычно. Мезенцев всегда говорил, что цвет по ПТС называется «бизон». Но так это или нет, мы с Вовкой не знали, так что верили Игорю на слово.

А еще он всегда назвал дедов «Москвич» «оранжевым Боливаром». Поэтому, когда вместо ожидаемой машины перед нами предстала яркая буханка, у меня невольно вырвалось, что этот Боливар точно вынесет двоих. И даже больше. Но Игорь никак шутку не оценил, так как не читал О. Генри вообще и «Дороги, которые мы выбираем» в частности.

Я миновал длинный ряд пронумерованных ворот из листового железа и свернул на нужную развилку. Выкаченный на улицу Боливар выделялся на фоне осенних темно-синих сумерек и падающих крупинок снега. Яркая краска напоминала отблески догорающего заката, всё еще дающего бой надвигающейся тьме, но уже обреченного на поражение. От подобных мыслей становилось только хуже. Но по мере приближения до меня всё отчетливее доносились знакомые задорные ритмы группы «Оффспринг», способные хоть ненадолго отпугнуть надвигающееся уныние.

Когда я поравнялся с приоткрытой дверью, сквозь которую пробивался желтоватый электрический свет, как раз раздались характерные вопли исполнителей, открывающие песню «Селф истим» или саморазвитие в переводе на русский.

«Пожалуй, лучший альбом… — подумал я, горько ухмыльнувшись. — „Американа“ тоже ничего, но какая-то более прилизанная, что ли…»

Подобные мысли отвлекали меня от тяжёлых раздумий, позволяя мозгу зацепиться за знакомые образы и всплывающие эмоции. Кто бы что ни говорил, а «Оффспринг» мог задать задорный тон и мотивацию двигаться вперед.

Вторя безумным крикам, в дело вступил Вовка Вишняков или попросту Бабах, сотрясая бетонные стены хрипловатым воплем:

— Ля-ля, алкашня, ля-ля-ля!

Я приоткрыл дверь и поспешил как можно быстрее протиснуться внутрь, чтобы не выпускать драгоценное тепло.

Гараж был точно таким же, как и в нашем мире. В нос тут же ударил характерный запах затхлости и машинного масла. Грубые бетонные стены, выкрашенные зеленоватой краской, и большой стеллаж, занимающий всё противоположное от входа пространство. Собран он был из разномастных досок и доверху заставлен коробками с автомобильными деталями и ненужным барахлом, принесенным из дома. По углам бережно складировались покрышки с почти стершимся узором протектора, и стояли жестяные канистры. Бетонный пол, покрытый застарелыми масляными пятнами, сейчас был бережно застелен обрывком грязного полиэтилена, в центр которого Вишняков стаскивал всё самое ценное.

В гараже было просторно. Но стоило открыть ворота и загнать Боливар, как нам останется лишь узкое пространство между стенами и корпусом машины, которого не хватит даже на то, чтобы полностью открыть дверцы. Тусклая лампа над входом была не в силах осветить бетонную коробку. Зато с этой целью прекрасно справлялся смотровой светильник на длинном проводе, который мы приспособили под потолком, зацепив за торчащую арматуру.

— Ну и что, где там Мезенцев? — тут же поинтересовался Бабах, бросив на меня быстрый взгляд.

— Да если бы я знал.

— Ептить, это же Игорь! — отмахнулся он. — Придет, никуда не денется.

«Может, предложить ему по-быстрому заточить хотя бы одну консерву? — подумал я, хотя прекрасно знал, что мы договорились потерпеть. — Понимаю, что нельзя, но уж очень хочется…»

Вовка был почти моего роста и при этом практически такого же худосочного телосложения. Короткостриженый, с выпирающими скулами и щеками, изрытыми множеством оспин, он имел весьма угрожающий вид. Особенно когда начинал умышленно изображать из себя заправского гопника, размахивая руками и неся всякую ерунду с характерной интонацией. Причем получалось у него это весьма убедительно. Иногда даже так, что редкие прохожие предпочитали обойти стороной. Дополняли его образ две начинающиеся залысины, особенно выделяющиеся при такой стрижке.

При этом Володька был, пожалуй, самым добрым человеком из всех, которых мне доводилось встречать. Помнится, когда у меня появилась приставка «Сега», и Вовка зашел в гости, он был так искренне рад, словно это ему купили, а не мне. А сколько часов мы потом провели за игрой «Джунгл страйк», даже и не вспомнить.

Помимо всего прочего, Вован обладал своей особенной пластикой тела, словно большинство суставов были шарнирными и с легкостью крутились в разные стороны. Конечно, это было не так, но у стороннего наблюдателя могло сложиться такое впечатление. Особенно, когда он играл в футбол или отплясывал на дворовых посиделках. Про него даже Мезенцев как-то сказал: «Сейчас Вован свои шарниры включит и всё тут разнесет».

Одет он был в замызганные синеватые джинсы и зеленую футболку. На ногах болтались пыльные кроссовки. Снятая темная кофта с длинным рукавом лежала рядом на одной из канистр. Видимо, он ее снял, чтобы лишний раз не испачкать.

Вишняков был занят делом и с хозяйственным выражением лица старательно складывал в картонную коробку наш скромный продовольственный запас.

— Само собой придет, — согласно кивнул я. — Но было бы неплохо уже появиться здесь. Сколько времени?

Вишняков посмотрел на часы.

— О, уже час двадцать как… — протянул он, многозначительно покачав головой.

— Блин, Бабах! Что значит это твое «час двадцать как»?

— А то и значит. Уже час двадцать как мы должны были выехать.

Я невольно улыбнулся. Вообще, Вишняков был мастером формулировать свои мысли таким образом, что мало кто мог догадаться, о чём именно идет речь.

— Ну Гарик! Вот, как всегда, честное слово, — недовольно пробурчал я, убавляя громкость магнитофона, чтобы не перекрикивать «Оффспринг». — Договорились же в девять выезжать! А уже двадцать минут одиннадцатого. Где его черти носят?

— Тохан, ты что, Мезенцева не знаешь?

— Знаю, конечно. Но мы же тут не у себя дома… Он тебе точно не говорил, что собирается с деньгами делать?

Володя отрицательно помотал головой и стал деловито оглядывать собранные полиэтиленовые пакеты и несколько коробок.

Он был на два года моложе меня и на год Игоря. Но, несмотря на нас, второкурсников, уже четвертый год как учился в шараге, так как не остался на десятый и одиннадцатый класс.

Денег у нас с собой, разумеется, не оказалось. Ведь мы потратили все скудные сбережения на первый в истории нашей дружной компании День панка. А здесь мы были на хрен никому не нужны. К счастью, местные магазины в большинстве своем, были точно такими же и находились на своих местах. Так что нам с Вовкой удалось немного подзаработать, подрядившись грузчиками. В это же время Игорь успешно толкнул на авторынке «Искра» немного гаражного барахла и что-то особо ценное из запчастей. Так что небольшой запас провизии и необходимых мелочей нам всё же удалось собрать. Но даже по самым оптимистичным оценкам этого было явно недостаточно. Я, пытаясь хоть как-то осмыслить всё произошедшее, постарался собрать небольшую аптечку. А Бабах отвечал за продовольственную корзину.

По большей части он приобрел продукты, имеющие длительный срок хранения и небольшую стоимость. Макароны, гречка, рис, лапша быстрого приготовления, которую достаточно было заварить кипятком. Сахар, соль, самый дешевый чай в желтой пачке со слоном. Всего пара банок тушенки, четыре рыбных консервы и шесть булок хлеба. Особое внимание Вовка уделил сушеной морковке и нескольким пакетикам самой простой приправы, купленной им на сдачу, со словами: «Да я с этим вам такой плов забабахаю, что пальчики пообкусаете!». Я с последней частью утверждения готов был согласиться, невольно подумав о том, что будет происходить после того, как мы приговорим все наши запасы.

Мешок морковки, неизвестно почему хранившийся в гараже, был обнаружен нами в первый же день. Надо было отдать должное тому, с каким усердием Вовка смог почистить ее огромным ножом, найденным в ящике с инструментами, а потом еще умудриться нарезать ее тоненькой соломкой и разложить на листах фанеры. Будь в гараже работающие батареи, возможно, она бы даже успела немного подсохнуть, превратившись в некий аналог чипсов. Но этого не произошло, и Вован просто расфасовал немного заветрившуюся соломку по полиэтиленовым пакетам, приобщив к общим запасам.

Аптечка вышла еще более скудной, так как я понятия не имел, что действительно стоит брать, и отталкивался исключительно от собственного, весьма скромного жизненного опыта. Несколько матрасов активированного угля и ампициллина в таблетках. Аспирин, парацетамол, бинты, зеленка, пачка ваты и моток медицинского лейкопластыря — вот и всё, на что хватило выделенной мне суммы. На остатки еще удалось прикупить бутылку «Белизны», которую можно было разбавить водой и использовать для дезинфекции.

Впрочем, Игорь и Вовка оказались вполне согласны с моим выбором, хотя никто из нас не являлся каким-то заядлым походником или знатоком медицинских препаратов. Максимум, с чем каждому из нас доводилось сталкиваться в сознательном возрасте, так это высокой температурой при простуде и головной болью после неумелой пьянки. Благо к скудным запасам прибавилась автомобильная аптечка Боливара, в которой оказался жгут и прочие необходимые мелочи.

— Жгут обязательно должен быть! — многозначительно покачал головой Володя, выставив вверх указательный палец.

На вопрос, имеет ли кто-нибудь из нас хоть малейшее представление о том, как его правильно применять, Вишняков отшутился, что жгут надо накладывать на шею, и дело в шляпе. Сразу стало понятно, что уроки ОБЖ в нашей сто тридцать пятой школе Калининского района оказались полнейшим фуфелом. Правда Гарик тут же выдал краткую лекцию о венозном и артериальном кровотечениях, в общих чертах обрисовав, что с этим делать. В отличие от нас, олухов, он учился в ЮРГУ. А там была военная кафедра.

Я невольно задержал взгляд на банках тушенки. Одного вида этикетки голодному студенту было достаточно для того, чтобы во рту появилось почти реальное ощущение характерного вкуса. Казалось, даже ноздри улавливают знакомый аромат. Тут же захотелось заварить пару бич-пакетов, открыть банку и жадно всё это сожрать.

От подобных мыслей началось активное слюноотделение. Пустой желудок невольно заурчал. Но студенту не привыкать к чувству легкого голода. К тому же меня начинала преследовать навязчивая нервозность на фоне предстоящего перехода и долгого отсутствия Мезенцева.

Еще раз осмотрев небольшие запасы, я невольно подумал о том, что нашел бы куда потратить деньги, которые он выручил с продажи запчастей. Но у Гарика были какие-то другие планы, в которые он нас так и не посвятил. А если Мезенцев что-то решил, то его один чёрт было не переубедить.

— Я вот, знаешь, чего думаю? — спросил Бабах.

Я отрицательно помотал головой.

— Жаль, что у Гарика в гараже не завалялось термоса хорошего. Кипятка бы взять. Так-то с водой проблем нет, но если горяченького захочется…

— Это мы пока думаем, что нет, — хмыкнул я. — Чёрт его знает, где окажемся.

— Да вода везде есть, — махнул рукой Вовка. — Мы же на Урале. А Челябинская область вообще край озёр. Наберем где-нибудь. Прокипятим. Спички есть. Я досок всяких под сиденья напихал. Растопка тоже имеется. Да и электрочайник алюминиевый, советский еще, тоже закинул. Раритет!

— Меня радует твой оптимизм.

— А что не так?

— С чего ты взял, что мы в области окажемся? Ты вообще знаешь, как это работает?

— Нет. Но сейчас же в Челябинске оказались. Пусть и в другом.

— Да лишь бы не в какую-нибудь пустыню выскочить, — мрачно проворчал я.

— Ты мыслишь негативно, — буркнул Вишняков. — Давай лучше всё это загрузим. Глядишь, там и Гарик подтянется. У него просто чуйка, что его часть работы осталась. Вот закончим, и он придет.

— Это да, — согласно кивнул я.

Большую часть необходимого мы с Вовкой загрузили в Боливар еще до того, как я пошел посмотреть, не торопится ли к нам Мезенцев, а заодно немного проветриться и передохнуть.

Если честно, я был уверен, что нам чертовски повезло обнаружить в гараже именно УАЗ-буханку. Во-первых, в ней можно было спать, набросав на пол множество сплющенных картонных коробок, зимние куртки и осенние плащи, найденные тут же в гараже. А старая серая офицерская шинель, вообще, оказалась отличным покрывалом. Во-вторых, в гараже было несколько железных канистр, заполненных бензином.

В нашей семье машины никогда не было. Дед в свое время, еще до перестройки, стоял в очереди на «Жигули», но ничего из этого не вышло. Так что в автомобилях я практически ничего не смыслил. И Вовка тоже. Так что в этом вопросе мы всецело доверились Мезенцеву, который заверил, что мы располагаем приличным запасом топлива.

В-третьих, окажись здесь оригинальный четыреста двенадцатый «Москвич», я вообще не был уверен в том, что мы бы смогли это упихать. Так что УАЗ-буханка виделся всем отличным вариантом для того, чтобы выбраться из этого мира. А в том, что из него надо выбираться, ни у кого сомнений не возникало. Ведь у нас не было с собой даже документов. И, несмотря на наличие здесь Игоревского гаража, мы не встретили ни одного знакомого. И нас никто не узнавал. Даже продавцы в магазинах. Мы были чужие в этом Челябинске и абсолютно не знали, как вернуться домой.

Еще мне всё время казалось, что в любой момент сюда могут заявиться настоящие хозяева гаража. И чёрт его знает, кто это мог быть. Может быть сам Мезенцев, а может вообще кто-то другой. И мы не имели ни малейшего представления, как себя вести в подобной ситуации.

Несмотря на веселые разговоры и максимально показушное старание делать вид, что всё происходящее нисколечко нас не смущает, мы были тремя потерявшимися молодыми людьми, до ужаса напуганными и не знающими что делать. Вляпайся я в одиночку в эту историю, скорее всего, давно бы взвыл от страха и побежал…

А куда бы побежал?

В милицию?

А что там сказать? Что я случайно попал в этот мир, максимально похожий на родной, но в котором даже нет моей квартиры? И без документов? Думаю, меня бы сразу увезли в дурку на Кузнецова. Так что такой вариант был совсем не вариант.

Тем временем Володя взял со стеллажа старый ящик от письменного стола с растрескавшейся полированной доской на внешней стороне. Это была настоящая находка, позволяющая нам хоть как-то бороться с накатывающим отчаяньем. Весь ящик был заполнен аккуратными рядами аудиокассет различных рок-исполнителей. В основном это были западные группы: «Айрон Мейден», «Нирвана», «Ганз энд Роузес», «Металлика» и много еще чего. Даже «Оффспринг», который всё еще продолжал играть в кассетнике, был извлечен из этой же подборки. Так что, несмотря на общее совпадение расположения гаража, различий в нём было всё же предостаточно. И касалось это не только внешнего вида и модели Боливара.

Дело в том, что у Гарика, в отличие от нас, нищебродов, был персональный компьютер. И, хоть он и действительно слушал такую же музыку, гонял ее исключительно на компакт-дисках. Именно благодаря ему я и увлекся тяжёлым роком. Произошло это, когда я впервые в жизни послушал альбом «Зе икс фактор» группы «Айрон мейден». Не знаю почему, но что-то внутри щелкнуло, и я буквально влюбился в подобный жанр. И электрогитару.

«Фортуна войны» — песня, с которой всё началось. Мне так захотелось самому сыграть что-то подобное, что я даже начал осваивать шестиструнку, записавшись в соответствующий кружок в нашем ДК на Российской. Учиться, правда, пришлось на акустике, что, конечно, было весьма далеко от того, что я хотел. Но всё же общее понимание инструмента удалось получить. А на электруху я начал понемногу откладывать. Там, дома, в верхнем ящике стола заныканная между институтскими тетрадями лежала заветная открытка, в которую складывались купюры…

— Тоже с собой берем? — быстро выпалил я, чтобы вновь не погрузиться в депрессивные мысли о родном доме.

— Ну да, надо же что-то в дороге слушать. И магнитофон.

— А Гарик с Боливаровской розеткой разобрался? Она работает?

— Работает, — улыбнулся Вовка. — Как иначе чайник-то кипятить?

— Чайник понятно. Зачем тебе термос тогда?

— Чтоб лишний раз бортовую сеть уазика не напрягать, — рассудительно заключил Владимир.

— Блин, Бабах, а дрова и растопка?

— Чтоб греться, еду готовить и воду кипятить.

Володя посмотрел на меня с таким выражением, будто я тупой. Я не сдержал доброго смешка. Бороться с Вовкиной логикой было попросту бесполезно.

— Ну, хорошо, — я продолжал улыбаться, всё же решив сокрушить незыблемость его доводов, — так там же магнитола есть! Зачем магнитофон?

— Жалко его здесь бросать. Смотри, какой он красивый. Красненький…

Бабах хитро улыбнулся.

Я не понял, почему цвет должен иметь определяющее значение. Видимо, опять сработали какие-то странные ассоциации. Может быть, потому что магнитофон был точно такой же, как и у меня? В том, родном мире? Однокассетный «Сони» с возможностью слушать радио и записывать звук через встроенный микрофон. Отличался только цвет. Мой был черным.

— Это же воровство. Он же не наш.

— Боливар тоже не наш, — хмыкнул Бабах, двигаясь ко мне с коробкой в руках. — Тохан, дверь открой…

— Куртку накинь, холодно там, — ответил я, выполняя просьбу.

— Да я быстро…

С этими словами он выскользнул в приоткрытую дверь. Поток холодного воздуха тут же ворвался в затхлый гараж, принеся запах морозной осени. Я поправил воротник кофты и посмотрел на Володькину куртку, висящую на вешалке. Простая черная кожанка, которые продавались на рынке в большом количестве, и ничего общего с настоящим материалом, конечно же, не имели. Поверх куртки тускло поблескивал медальон. Я невольно сделал шаг вперед и задумчиво на него уставился, словно видел в первый раз.

— Что же ты за дрянь такая? — тихо протянул я, после того как на улице хлопнула дверца Боливара.

Медальон представлял собой плоскую металлическую пластину ромбообразной формы размером не больше спичечного коробка. На поверхности была изображена ползущая змея. И чего ради нам, пьяным придуркам, они тогда показались настолько классными, что надо было их обязательно нацепить? Может быть, подкупил сам цвет и фактура металла?

Я так до сих пор и не понял почему, но мне казалось, что они сделаны из серебра, только какого-то странного, коричневатого с зеленоватым отливом. Из этого же материала были выполнены и цепочки с причудливым плетением колец в два ряда, благодаря которым они буквально прилипали к телу и не скользили в разные стороны.

А может, виной всему изображение причудливой змеи?

На Вовкином медальоне у нее была голова льва. Вернее, изображение было весьма схематическим, но царь зверей угадывался вполне отчетливо. Вот грива и уши… На моём тоже была странная змеюка с головой совы. Хотя, возможно, и не совы, но точно какой-то птицы с большими глазами. Только у Гарика была змея как змея. Вернее, кобра с раздутым капюшоном. Если бы не гадкая функция этих побрякушек, их вполне можно было назвать стильными и даже красивыми. Но сейчас они не вызывали ничего, кроме раздражения и болезненного сожаления о том дне.

Рядом с вешалкой было закреплено старое, не пойми чем забрызганное советское зеркало. Я сделал шаг поближе и вгляделся в отражение. Оттуда на меня смотрел молодой парень с островатыми чертами лица, тонкими губами, прямым носом и прищуренными глазами. Несмотря на двадцать лет отроду, лоб уже перечеркивало несколько глубоких мимических морщин. А ведь говорила мама в детстве: «Не корчи рожи». Под глазами синяки. То ли от холода, то ли от голода. То ли от того, что было страшно и хотелось домой. И хоть мы из последних сил старались друг перед другом казаться бодрыми и радостными, я был уверен, что в глубине души каждый испытывал нечто подобное. Подстригался последний раз я полтора месяца назад. Из-под замызганной бейсболки, которую носил козырьком назад, торчали засаленные прядки отрастающих волос.

«Бейсболка, — подумал я. — Снег пошел, а у меня бейсболка. Гений, сука…»

— Прохладно, — согласился Бабах, возвращаясь в гараж.

— А ты чего его не носишь? — кивнул я на медальон.

— Надоел, — отмахнулся он. — Шерудит всё время, отвлекает. И без него знаю, в какую сторону идти.

— Ты пешком собрался?

— Ну, ехать. Какая разница?

— Блин, Бабах, принципиальная! — я невольно улыбнулся.

— Слушай, Тохан, а помнишь, мы тогда в сад ездили и салат делали на кухне?

— Тогда — это когда? Можно конкретнее временной диапазон обозначить?

— Прошлой весной.

— Когда еще всю ночь спиной к спине жались, чтобы не замерзнуть под двумя тонкими покрывалами?

— Ага.

— Да, помню.

— Как сорт сыра назывался?

— Пармезан.

— Точно! — Вовка радостно кивнул, взявшись за ящик с музыкой.

— А тебе зачем?

— Да вспомнилось что-то. Вкусный салат тогда получился…

Вишняков грустно вздохнул, умело замаскировав этот звук за встряхиванием ящика и характерным пощелкиванием аудиокассет друг о друга.

Я сделал вид, что не заметил, хотя прекрасно его понимал. Наверняка он тоже думал примерно о том же, о чём и я. Возможно, также проклинал наше пьяное веселье на краю той разрытой дорожной ямы.

«Эх, Вовка, — подумал я, словно желая извиниться перед ним или перед самим собой, — кто же знал, что всё так случится. Но ведь это же просто в голове не укладывалось. Так ведь не бывает и быть не могло! Впрочем, уже бывает. Уже случилось…»

— Пармезан-пармезан, — начал повторять Володька с улыбкой на губах и гнусавым французским акцентом. — Пармезан-пармезан.

— Хорош, есть хочется.

— А ты скушай пармезан, пармезан.

— Тебе слово понравилось?

— Да! Оно такое пармезанистое!

— Понятно, — буркнул я. — Ладно, давай машину грузить. И ты это, оденься на всякий случай. Не нравится мне, что Гарика долго нет. Предчувствие какое-то дурное…

— Хорошо.

Володя вытащил на улицу ящик с кассетами. Я подхватил оставшиеся пакеты и последовал за ним.

— Бросай в салон к задним дверям, — деловито распорядился Бабах. — Там увидишь пустой ящик пластиковый — это для морковки.

— Ты весь мешок покрошил? — я поинтересовался, забираясь в открытую боковую дверь.

— Конечно. Чего добру пропадать? Жаль, что у Мезенцева картошечки в гараже не оказалось.

— Да, картоха бы пригодилась, — я согласился, практически ощупью продвигаясь по салону.

— Вот и я про то же. Считай, ее и пожарить можно, и сварить. И пюреху сделать. Приправу любую добавляй, и вкусно будет…

Володя вернулся в гараж, продолжая перечислять всевозможные кулинарные изыски, которые только мог себе представить. Должно быть, весь этот поток сознания не был адресован конкретно мне. Скорее всего, таким образом он просто бежал от собственных грустных мыслей и волнения, которое становилось всё сильнее и сильнее.

Тусклый вечерний свет проникал сквозь боковые стёкла машины. Его хватало лишь на то, чтобы чуть-чуть наметить очертания предметов, но этого оказалось вполне достаточно. За эти несколько дней и ночей Боливар успел стать нам своеобразным домом.

Сразу у двери находилось пассажирское кресло, установленное спинкой к спинке водительского. Рядом с ним имелся небольшой откидной столик, на манер того, что устанавливают в железнодорожных вагонах. Только вполовину меньше. Рядом располагалось еще одиночное пассажирское место. Вдоль противоположного борта, как раз того самого с дверцей, тянулась длинная полка, на которой можно было более-менее комфортно устроиться на ночь. Ноги, правда, всё равно приходилось подгибать, особенно учитывая наш с Вовкой рост. А вот Мезенцев мог вытянуться без особых проблем.

За спинкой одиночного сидения начиналось условное багажное отделение, уже занятое железными канистрами с бензином, пластиковыми — с водой, и знакомой коробкой с припасами. Здесь же разместилось моторное масло и ящик с инструментами. Судя по темнеющим очертаниям каких-то свертков в углу, Володька даже предусмотрительно свернул все эти страшные зимние куртки и шинель, которые мы использовали как одеяла. К запаху старой, затхлой одежды мы привыкли достаточно быстро, всё равно других вариантов не было.

Я добрался до задних дверей и обнаружил там еле различимые очертания пластикового ящика для овощей, который Бабах прихватизировал, когда мы подрабатывали грузчиками. Недолго думая, я положил в него пакеты с морковкой и выбрался наружу, глухо топая ногами по полу буханки.

«Оффспринг» замолк. В гараже погас свет. Скрипнули массивные петли, и Вовка выбрался на улицу, пряча медальон под воротник кофты. В свободной руке он нес магнитофон с проводом, обмотанным вокруг корпуса, и зеленоватый шерстяной сверток.

— Дедушкин шарфик? — уточнил я.

— Это кашне. Конечно, куда я без него, — Бабах поставил магнитофон под столик. — Ты зря, Тохан, кашне не носишь, очень полезная штука.

Володя принялся аккуратно расправлять шарф. При этом у него было такое сосредоточенное выражение лица, словно он был миллионером, примеряющим дорогой костюм в каком-нибудь роскошном салоне.

— Так у меня же вот… — я поддернул засаленный воротник кофты. — Специально такую выбирал, чтоб шею грело, и шарфик не нужен был.

— Это кашне, — настойчиво протянул Владимир.

— Шарфик, кашне — какая разница?

— Шарфик — это шарфик. А кашне уже не каждый себе позволить может! — многозначительно заключил Бабах, заправляя края под куртку. — Я вот тут, знаешь, чего подумал?

— Нет.

— Может, это машина газовиков? — Вовка взглядом указал на Боливар.

— С чего ты взял?

— Ну, расцветка яркая. Оранжевая. Газовики же всё в яркий цвет красят.

— У них желто-красный, если я ничего не путаю.

— Где желтый, там и оранжевый.

— Да нет, не похоже. Будь это машина газовиков, на ней бы полосы были. Надпись: «Служба газа». Телефон указан. Да и внутри какое-нибудь специализированное барахло валялось. К тому же у Гарика батя на лакокраске работает, при чём тут газовики?

— Это он там, у нас, на лакокраске работает… — уточнил Бабах. — А здесь чёрт его знает. Просто странная какая-то буханка. Пустая чистая. Почти новая. Словно стояла тут и только нас дожидалась.

Я посмотрел на Вовку. Его взгляд стал очень задумчивым. Похоже, ему в голову приходили те же мысли, что и мне.

— Ключи у тебя? — быстро спросил я, чтобы не дать шансов тоскливому унынию завладеть собой.

— Ага.

— Давай, я пока заведу. Потренируюсь лишний раз, пока Гарика ждем.

— Хорошо, — Вовка протянул одинокий ключ зажигания, болтающийся на пустом колечке. — Держи.

Я взял и, обойдя Боливар, забрался на место водителя.

Из нас троих машина была только у Игоря. Десятка сливочного цвета. Купил он ее относительно недавно и иногда давал нам сделать пару кругов по Лебединского и Кудрявцева, только без выезда на проспект Победы, где могли стоять гаишники. Так что водить я немного умел, и Вовка тоже, хотя прав у нас не было. А вот на первое сожжённое Гариковское сцепление нам с Бабахом скидываться всё-таки пришлось и замену производить самостоятельно под чутким руководством Мезенцева. Причем делали мы это в этом же самом гараже, только в нашем родном Челябинске, а не в этом двойнике… Или отражении… Или хрен его знает, чем являлся этот город.

Я захлопнул дверцу и быстро нащупал отверстие для ключа зажигания в рулевой колонке. Стоило повернуть его на пол-оборота, как приборная доска тут же озарилась тусклым светом. За спиной послышалась Вовкина возня и звук закрываемой дверцы.

Я включил лампу над головой и, как учил Гарик, выдавил сцепление. После чего со знающим видом подергал рычаг переключения передач, дабы убедиться в том, что он стоит в нейтральном положении. Выполнив необходимый ритуал, я завел мотор. Боливар тут же радостно заурчал, видимо, предвкушая грядущее путешествие.

«Что ж, — я мысленно обратился к машине, — должно быть, для тебя это в радость. Всяко лучше, чем в гараже стоять…»

— О, Тохан, ты же «Айрон Мейден» любишь? — поинтересовался Бабах, судя по звуку, роясь в ящике с музыкой.

— Да. Но так, выборочно.

— Такой слушал?

Меня по плечу хлопнула кассета. На обложке был изображен Эдди, стоящий на улице какого-то города будущего. В руке он сжимал бластер, а на переднем плане красовалась скрюченная рука с механическими элементами. Над вершинами небоскребов светила полная луна, и тут же было расположено название альбома.

— Где-то во времени, — прочитал я вслух. — Целиком никогда не слушал. Мне ранний «Мейден» не очень.

— Давай включай, ознакомимся.

— Хорошо.

Я извлек кассету из кейса и вернул его Бабаху. Магнитола была расположена под левой рукой, рядом с разъемом ключа зажигания. Причем прикручена она оказалась весьма кустарным способом — при помощи водопроводных хомутов и проволоки. Выходящий пучок проводков был кем-то бережно обмотан синей изолентой и скрывался под приборной доской.

Кассета оказалась перемотана на самое начало, и спустя несколько секунд тишины из динамиков грянули первые квинтовые аккорды, сопровождаемые мелодическим вступлением. Я немного послушал и решил, что с очень большой долей вероятности сейчас вступит бас-гитара с традиционным галопом. Так и произошло.

— Ладно, — одобрил я. — Давай-ка вокруг гаражей прокатимся, чтобы к педалям привыкнуть. Чёрт его знает, кому из нас и сколько придется Боливаром управлять.

— Ага, — Володька, встав коленями на пассажирские сидения, засунул голову в водительское пространство. — Жми, не робей!

Я хмыкнул и врубил передачу. Боливар радостно заурчал, когда я прибавил газу, и послушно покатил вперед, освещая грязную дорогу между гаражами. Под колесами захрустела мерзлая щебенка. Этот характерный звук пробивался даже сквозь задорный ритм «Мейденов».

Снегопад усиливался. Белых крупинок стало намного больше. Они врывались в световое пятно фар, подобно рою безумных насекомых-самоубийц, со всей дури бьющихся о землю.

Брюс Дикинсон начал петь. Я не особо вслушивался в текст, решив лишний раз поупражняться в плавности переключения передач. Впрочем, на самом деле всё внимание было сосредоточенно на медальоне. Его невидимая ладонь настойчиво давила на грудь, словно вынуждая вывернуть из гаражей на Меридиан и помчаться в сторону Ленинского района, сквозь грязные пустыри и заброшенные стройки каких-то боксов. Это было неудивительно, и мы прекрасно знали почему.

Пока я двигался в нужном направлении, давление было практически неощутимым. Но стоило свернуть на другой ряд, идущий параллельно нашему, и начать двигаться в обратную сторону, как медальон тут же напомнил о себе. Это было очень тонкое, но весьма навязчивое ощущение, будто тихий голос шептал в голове: «Нет, нет, не туда… Тебе совсем в другую сторону». И, для большей убедительности, плавно придавливал грудину невидимой ладонью.

— Ты медальон надел?

— Конечно. Без него же не сработает ничего.

— Тебе не кажется, что он какой-то более беспокойный стал?

— Ага, — буркнул Вовка с таким выражением лица, словно это была совсем обыденная вещь. — Я поэтому его и снял.

— Если честно, мне это не нравится…

— Ты уже говорил. Я что могу поделать?

— Ничего… — вынужден был признать я.

Миновав параллельный ряд, мы вывернули на тот, с которого начинали. Свет фар тут же вырвал из сентябрьской тьмы Мезенцева, бегущего к нам со всех ног. У меня вырвался невольный мат, а сердце в одну секунду заколотилось намного быстрее, подобно двигателю Боливара, набирающего обороты. Тело пробрал нервный озноб, и я в одну секунду понял, что мои дурные ожидания не были напрасными.

Мезенцев бежал что было сил, поднимая множество грязных брызг из мелких луж. Распахнутая черная куртка трепыхалась в разные стороны, подобно крыльям летучей мыши. За спиной болтался фирменный кожаный рюкзачок, из которого торчала какая-то деревяшка, похожая на садовую лопатку, прикрытая почти слетевшим полиэтиленовым пакетиком. В желтоватых отблесках фар ближнего света были видны огромные выпученные глаза и раскрасневшиеся щёки. Судя по всему, бежал он уже очень долго.

— Гарик! — воскликнул Бабах.

— Сука, похоже, какое-то дерьмо случилось!

Я инстинктивно поддал газу, направляя Боливар навстречу другу. Мезенцев, быстро сообразив с какой стороны пассажирская дверь, изменил направление движения так, чтобы удобней было заскочить в машину.

— А что там могло случиться? — пробурчал Вишняков так, словно я знал ответ.

— Тохан, не глуши мотор! — заорал Мезенцев, когда я начал притормаживать.

В следующую секунду в пассажирскую дверь справа от меня словно врезался разъярённый кабан. Похоже, даже машину немного качнуло. Щелкнул замок, и на сидение запрыгнул пыхтящий Игорь. Меня буквально обдало волной жара и исходящим от него резким запахом пропеченной одежды.

— Всё собрали?! — выпалил он, бросая рюкзачок себе под ноги.

— Ага. Гарик, ты скажи, что про… — начал было Вовка, но Игорь перебил его.

— Палыч, гони! Гони-гони! — воскликнул он, стуча кулаком по кожуху моторного отделения.

— Ты чего, Гарик? Из меня водитель-то…

— Жми на газ, мать твою! Линяем, быстро!

Игорь вонзил в меня абсолютно бешеный взгляд. Фирменная кепка «Кангол», в которой он чем-то был похож на Клауса Майне из «Скорпионс», съехала набок. Торчащие из-под нее светло-русые отрастающие волосы слиплись от пота. Мелкие капельки также поблескивали на лице и висках. Дыхание было тяжёлым и прерывистым. Всё это говорило только об одном — Гарик вляпался в неприятности, и нам действительно лучше уносить ноги.

Я нажал на газ, и уазик, буквально захлебываясь собственным рычанием, пополз вперед.

— Передачу меняй! — крикнул Игорь и тут же закашлялся. — Быстрее!

Я дернул рычаг, от волнения не попав в нужную ступень. Коробка издала противный хруст, и Володя любезно обложил мои навыки управления транспортным средством матерными эпитетами. Я понятия не имел, что происходит. Вид взъерошенного Мезенцева абсолютно выбивал из колеи.

— Может, ты за руль сядешь?! — я нервно поинтересовался, справившись с передачей.

— Некогда! — прохрипел Игорь, бросив на Бабаха быстрый взгляд. — Медальон с тобой?!

— Да!

По ряду гаражных ворот впереди поползли блики фар приближающегося автомобиля.

— Сука! — взвизгнул Мезенцев. — Фары вырубай!

— Чего?! — не понял я.

— Тохан, не тупи… — Игорь перегнулся через кожух двигателя и щелкнул тумблером. — Вован, свет!

В отличие от меня, Бабах в стрессовой ситуации соображал гораздо лучше. Я не успел толком ничего понять, как он уже протянул руку к плафону и вырубил освещение внутри кабины. Фары погасли, и теперь в ночной темноте было хорошо видно, как быстро прибавляется интенсивность свечения неизвестной машины, так сильно напугавшей Гарика.

— Сворачивай, сворачивай, пока нас не спалили! — Гарик тыкал пальцем в сторону поворота на параллельный проезд.

Боливар хоть и разогнался намного быстрее, чем следовало для маневров среди гаражей, но всё же оказался весьма послушным зверем, беспрекословно повинуясь движениям рулевого колеса.

«Лишь бы только кто-нибудь навстречу не выскочил! — пронеслось в голове. — Задавлю ненароком!»

— Молорик, Палыч! — Гарик хлопнул меня по плечу, когда зад буханки скрылся за углом гаражей. — А теперь валим отсюда максимально быстро!

— Гарик, что происходит?! — выпалил Бабах, вцепившись в подголовники наших кресел.

— Дай угадаю, — добавил я, — это как-то связано с деньгами, которым ты нашел применение?!

— Непосредственно! — ухмыльнулся Игорь.

Мне было хорошо знакомо это выражение лица. Оно означало только одно — Мезенцев находился в боевом режиме. Природный механизм «бей или беги» у всех работал по-разному. Вовка, например, прекрасно включался в оба положения. Мог как бить, так и бежать, в зависимости от ситуации. У меня механизм срабатывал с большим отставанием. А вот в случае с Игорем всегда активировался исключительно первый вариант, который сопровождался как раз такой ухмылкой.

Тем временем Боливар, ревя двигателем, подлетел к въезду в гаражный кооператив. Стальной трос, преграждающий путь, был опущен и валялся на земле. Я немного притормозил и вывернул руль в нужную сторону. Тут же в зеркале заднего вида блеснули фары преследующей машины, повторяющей мой маршрут.

«Немудрено! — нервно подумал я. — Я от волнения так газую, что тут, наверно, в соседней девятиэтажке слышно! А уж тем более с параллельного проезда!»

— Гарик, они за нами едут! — воскликнул Бабах.

— Конечно, а вы что думали?! — отмахнулся Мезенцев. — Тохан, давай по газам и на Меридиан! Валим!

— Да я же толком не умею, дальше третьей не разгонялся… — я начал было оправдываться, но Гарик тут же легонько стукнул меня кулаком по плечу.

— Соберись! Значит, пришло время попробовать, поменяться всё равно не успеем! Давай жми!

Я нервно сглотнул и прибавил газу. Двигатель взревел, подобно раненому зверю, пока я втыкал следующую передачу, одновременно с этим вписывая буханку в поворот. Благо выезд на прилегающую дорогу был достаточно широким, и Боливар прекрасно справился с поставленной задачей.

Меня затрясло еще сильней. Внешний вид Мезенцева говорил о том, что дело пахнет керосином. К тому же мне предстояло управлять уазиком на большой скорости и при этом еще умудриться вырулить на скоростную дорогу. Мысли в голове окончательно перемешались, и я, чтобы не подвести друзей, сосредоточился на самой простой и понятной задаче — управлении автомобилем. Впрочем, из-за подскочившего адреналина и небольшого опыта вождения все манипуляции с педалями и рычагом переключения скоростей давались тяжело.

— Лишь бы не заглохнуть… — тихо процедил я сквозь зубы.

— Так это что, погоня?! — крикнул Бабах прямо у меня над ухом.

— Ага! — отозвался Мезенцев. — Как в кино!

— Стрелять не начнут?!

— Могут!

— В смысле?! — вскрикнул я, не отрывая глаз от стремительно приближающегося выезда на Меридиан.

— В прямом!

Гарик нагнулся и схватил свой рюкзачок.

Я хотел было посмотреть, что он пытается из него достать, но внимание приковала стремительно приближающаяся лента асфальтового полотна. Мозг судорожно вспоминал общие положения правил дорожного движения, чтобы первый же выезд с прилегающей дороги на главную не стал для нас последним. В задних стёклах буханки уже сверкали фары быстро догоняющего нас автомобиля.

Когда Боливар добрался до пересечения с Меридианом, я начал невольно притормаживать, увидев стремглав несущийся слева автомобиль.

— Нет, нет, Тохан! — крикнул Гарик, бросив быстрый взгляд сквозь боковое стекло с моей стороны. — Газу-газу!

— Я не успею!

— Успеешь, тут два раза можно успеть!

И, несмотря на то, что разумом я понимал, что у Гарика стаж вождения намного больше моего, и что его словам можно доверять, бессознательное всё же взяло верх, и я начал притормаживать.

— Не та педаль! — гаркнул Мезенцев, и в этот момент медальон словно ударил меня слабым разрядом электрического тока.

Это было похоже на то, как мог щелкнуть пьезоэлемент, вытащенный из газовой зажигалки.

Прежде чем я успел что-либо сообразить, нога вдавила педаль в пол, и Боливар, продолжая набирать скорость, вылетел на Меридиан. Руки сами вывернули руль, и буханка, визжа покрышками и накренившись на один борт, влетела в свою полосу. И только тут я понял, что выполнил это отчаянный маневр с протяжным матерным криком.

Мимо, ревя клаксоном, просвистела встречная легковушка, а я уже врубил следующую передачу.

«Что? Как? — пронеслось в мозгу. — Что это было сейчас?!»

— Тохан, Шумахер, чтоб тебя! — крикнул Бабах, который во время выполнения маневра, улетел к противоположному борту и сейчас снова занимал место на пассажирском сидении.

— Извини! — я только и успел крикнуть, словно завороженный, наблюдая за тем, как цепочка желтоватых огней начинает лететь навстречу всё быстрей и быстрей.

Мезенцев, которого так же вжало в дверцу, снова занырнул в рюкзак.

— Обгоняют! — рявкнул Вовка. — Вот суки!

Что мне нравилось в Бабахе, так это то, что у него всё всегда был максимально просто и понятно. Пока какая-то часть моего сознания пыталась найти ответ на вопрос, кто за нами гонится и зачем, он уже давно во всём разобрался. Гонятся за нами — значит суки. Они плохие, мы хорошие.

Боковым зрением я увидел нагоняющее нас темное пятно и невольно повернул голову. Рядом с нами, притираясь всё ближе и ближе, неслась черная иномарка. Боковые стёкла были опущены, и оттуда торчали перекошенные гневом рожи, неистово что-то кричащие. Слов, разумеется, было не разобрать, но артикулировали они очень хорошо. Насколько я понял, они призывали меня сбросить скорость, чтобы у них появилась возможность, как следует нас отделать. Такой вариант развития событий почему-то меня не устраивал, и я даже сам не заметил, как воткнул четвертую передачу. Стрелка спидометра поползла к отметке в девяносто километров в час, даже не думая останавливаться.

Может, по меркам скоростных погонь в представлении Мезенцева, это был так себе результат, но лично для меня время словно замедлило свой бег, превратившись в рев двигателя, дребезжание салона и стремительное мелькание снежинок, бьющихся о ветровое стекло. Так быстро я еще никогда не ездил.

— Так у них «Мазда»! — воскликнул Вован. — Кто это, Гарик? Скажи уже?

— Халиулинские! — бросил Мезенцев, продолжая рыться в рюкзачке.

— Чего?! — взвизгнул я, припоминая все истории про Челябинские бандитские разборки. — Гарик, ты дурак?! Ты чего ты им сделал?!

— Немного не доплатил и умыкнул кое-что по мелочи…

— Ой, дурак! — протянул я, даже не зная, как теперь быть.

— Без паники, скоро переход, просто дотяни дотуда, и всё!

— Это твой план?!

Мне очень хотелось посмотреть на Мезенцева, но я боялся лишний раз повернуть голову, чтобы не слететь с дороги, хоть Меридиан в этом месте был достаточно прямой и широкий.

— Тохан! Тохан, не давай им нас прижать!

Вовка стал настырно трясти меня за плечо, что абсолютно не способствовало адекватному восприятию окружающей действительности. Я покосился сквозь боковое стекло и увидел, как черная «Мазда» настырно жмется к Боливару, пытаясь вытеснить его на обочину. Я невольно повернул руль вправо, инстинктивно пытаясь избежать возможного столкновения, но тут в дело вступил Мезенцев.

— Тохан, ты чего! На хрен их!

С этими словами он оторвался от рюкзачка, и, перегнувшись через кожух моторного отделения, крутанул руль в сторону неприятеля. Боливар тут же агрессивно бросился на иномарку, вынудив водителя резко вильнуть в сторону.

— Вот так и держи, давай, немного осталось! Просто дотяни до перехода!

«Да чтоб тебя, Мезенцев, — только и успел подумать я. — Легко тебе говорить! Вот надо было додуматься у бандосов местных что-то умыкнуть! А если бы мы оказались без машины?! А если я сейчас с управлением не справлюсь? А если они…»

Что-то со звоном ударило в борт за моей спиной, и я готов был поклясться, что почувствовал, как какой-то маленький предмет чиркнул рядом с шеей и тут же пробил крышу над головой Мезенцева.

— … стрелять начнут, — договорил я вслух окончание своих мыслей.

Володя резко отшатнулся от борта со стороны преследующей нас «Мазды» и разразился потоком отборной матерной брани. Я на какое-то мгновение впал в полнейший ступор, абсолютно не веря в то, что это происходит на самом деле. Хотя после перехода в другой мир пора было развивать в себе способность быстрее включаться в ситуацию. Благо тут же в дело вступил Мезенцев.

— Ну всё, хана вам! — с этими словами он запрыгнул коленями на кресло, и перегнувшись через меня, вцепился в ручку стеклоподъемника, став крутить ее со скоростью заправского оператора мясорубки.

— Гарик, чтоб тебя, на руки давишь! — я только и успел крикнуть, пытаясь удержать Боливара на дороге.

— Гони в переход! — рыкнул он.

В глубине салона снова раздался характерный звон очередного попадания. У меня в голове никак не укладывалось, что по нам реально стреляют. Наверное, стоило испугаться за жизнь себя и друзей, но я и без этого уже был во власти стресса и адреналина.

Володька стал материться еще сильнее, призывая нас обоих сделать хоть что-нибудь. Мезенцев буквально повис на моих локтях, не давая толком повернуть руль и загораживая телом большую часть обзора.

Впрочем, впереди уже виднелся знакомый съезд с асфальта на грунтовую дорогу, словно скрывающуюся в темной пещере, образованной ветвями больших деревьев по обеим ее сторонам. Именно там, метров на пятьсот глубже, и находился столь необходимый сейчас задний проход в другой мир.

Я толком не успел ничего сообразить, как поток холодного воздуха ворвался в открытое окно. В следующую секунду Мезенцев высунул туда руку с зажатым предметом очень похожим на…

— Пистолет?! — неизвестно зачем крикнул я.

— «Макарыч»! — отозвался Игорь и, разбавив боевые дальнейшие вопли активной матерной бранью, несколько раз выстрелил.

«Что за мать вашу так?! — буквально взвизгнули мысли. — Откуда у него пистолет?! Настоящий!»

Всё происходящее слилось в какую-то безумную кутерьму. Бабах матерился у меня за спиной. Где-то сбоку хлопали выстрелы Гариковского пистолета. Боливар слетел с асфальта на грунтовую дорогу и стал подпрыгивать на каждой кочке и колдобине, отчего окружающая картина превратилась в размазанное черное пятно. Вдобавок ко всему задница Мезенцева всё время пролетала у меня перед самым носом, не давая сосредоточиться. В происходящей суматохе он чем-то зацепил ручку громкости магнитолы, вывернув ее на максимум. Салон буханки тут же заполнился воплем Брюса Дикинсона, который я бессознательно перевел на русский язык: «Застрял где-то во времени! Я застрял где-то во времени!»

Я практически ничего не соображал, кроме того, что мне нельзя останавливаться. Что бы ни случилось, мы должны были успеть проскочить через приближающийся переход. Вот только было непонятно, почему я практически не различал дороги, ориентируясь лишь на темный частокол деревьев, мелькающих за окном.

— Фары вруби! — заорал Вовка мне в самое ухо.

«Точно, вот почему ничего не видно!» — я быстро потянулся к тумблеру, убрав руку с рулевого колеса.

Вес Мезенцева тут же пришелся на другую, и она прогнулась, увлекая за собой руль. Боливар взревел двигателем, и вильнул в сторону, накренившись на один борт, отчего Игорь чуть не вывалился в открытое окно.

— Тохан, чтоб тебя… — услышал я с улицы его хриплый крик.

— Бабах, помогай! — только и успел выпалить я, судорожно соображая, как исправить ситуацию.

Но Володя не нуждался в указаниях. Он уже перегнулся через спинку сидения и схватил Гарика за поясной ремень.

— Держу, не ссы!

Загорелись фары, и, сквозь одичавший рой несущихся навстречу снежинок, я увидел толстый ствол стремительно приближающегося дерева. Вцепившись в руль обеими руками, я выровнял Боливара, подскочив на очередной выбоине.

— Так и держи! — раздалось с улицы и хлопнуло еще несколько выстрелов.

Я не знал, что произошло, и куда попал Игорь, но дикая пляска преследующих фар в боковом зеркале внезапно прекратилась. Я готов был поклясться, что видел, как очертания иномарки резко слетели с дороги, зарывшись носом в придорожный кустарник.

И в это же мгновение медальон на груди начал усиленно вибрировать и нагреваться. На самом деле он делал это уже давно, просто я обратил внимание только сейчас. Прыгающий свет фар выхватил из ночной тьмы летящую навстречу стену колыхавшегося пространства, перегородившую дорогу и терявшуюся между придорожными деревьями. Как и первый раз это было похоже на то, что кто-то неведомый развел поперек дороги огромный костер, и теперь восходящие потоки теплого воздуха размывают окружающую реальность. Но это было не так.

— Тормози, Шумахер! — кричал Вовка мне в самое ухо.

— Гарика держи! — я отмахнулся, пытаясь попасть ногой по нужной педали.

— Держи… — долетело из-за борта буханки. — Тормози…

«Застрял где-то во времени!» — голосил Брюс Дикинсон.

Боливар подпрыгнул на мерзлой колдобине, и, подняв огромную кучу холодных брызг из огромной лужи, влетел в колышущуюся пелену искажённой реальности.

Глава 2. Рюкзачок

Медальон загудел еще сильнее, разогревшись до такой степени, что едва можно было терпеть. Казалось, время замедлило свой бег и превратилось в вязкую, теплую жижу, облепившую тело. Даже напряженный вдох давался с большим трудом, а воздух и вовсе стал напоминать вязкий кисель.

Вокруг машины мелькали причудливые, парящие в воздухе полупрозрачные сгустки то ли какой-то жидкости, то ли горячего воздуха, если такое вообще возможно. Несколько секунд, которые понадобились Боливару, чтобы полностью миновать переход, показались мне миниатюрной вечностью.

Синеватая сентябрьская ночь и очертания деревьев растворились в глазах, уступая место блеклому свечению следующего мира. Всё это походило на киношный эффект, когда один кадр плавно перетекает в другой, и в какой-то момент времени на экране можно разобрать оба изображения, проступающих друг через друга. Свечение становилось всё более явственным, и сквозь него начинала просматриваться серая лента дороги, устремленная в туманную дымку далеко впереди. Последние синеватые тени деревьев растаяли за стеклом.

Уазик перестал подпрыгивать на колдобинах грунтовой дороги оставленного мира и зашуршал по асфальтовому полотну. В ушах раздался звук, напоминавший встречный поток воздуха, и мы выкатилась в новый мир.

Я всё это время давил на педаль тормоза, и как только все пространственные аномалии остались позади, Боливар стремительно сбавил скорость и остановился. Наконец-то я смог вдохнуть, чувствуя, как всё тело сотрясается от нервного напряжения.

— Затащите меня обратно… — тяжело прохрипел Гарик.

— Тохан, помогай… — добавил Вован.

В четыре руки нам удалось втащить до половины вывалившегося из окна Мезенцева обратно в салон. Всё еще зажатый в руке пистолет несколько раз глухо ударился о дверцу и приборную доску. Сквозь шум в ушах всё еще пробивался «Айрон Мейден», орущий на всю катушку. Я вырубил магнитолу и, как следует проматерившись, выскочил из машины.

Перед глазами до сих пор стояли картины мелькающих фонарей Меридиана, перекошенные злобой рожи, торчавшие из окон иномарки, тени деревьев и причудливые полупрозрачные пузыри. Я посмотрел на борт уазика и увидел несколько пулевых отверстий.

— Твою мать! — вырвалось у меня. — Гарик, Вовка, вы как?! Никого не задело?

— Нет вроде, — отозвался Бабах из салона.

— Ну, Мезенцев, ну, молодец!

Я всплеснул руками. Адреналин и стресс сотрясали тело. Я сделал несколько бесполезных шагов вперед-назад, пытаясь успокоить нервы и унять дрожь.

Хлопнула пассажирская дверца, и с противоположной стороны буханки показался Мезенцев. Ему было весело. Широкая добродушная улыбка играла на забрызганном грязью лице.

— Смешно тебе?!

— Ага, — подтвердил он. — Чего ты ругаешься?

— Гарик, в нас стреляли! У меня рядом с затылком пуля прошла! А если бы попала?

— Но не попала же.

Мезенцев продолжал улыбаться, остановившись в метре от меня и доставая из внутреннего кармана куртки пачку сигарет.

— Что, вообще, на хрен произошло, чего они обозлились? Что ты спер у них?

— Оружие, Тохан.

— Оружие?! За каким оно нам?

— А ты знаешь, что нас ждет? — ответил Мезенцев вопросом на вопрос, открывая пачку «Мальборо».

— Нет.

— Вот и я не знаю. Так что оружие лишним не будет, — он чиркнул колесиком зажигалки и прикурил. — Это как с презервативом. Лучше, когда он есть и не нужен, чем нужен и его нет.

Я недоуменно смотрел на него. Мезенцев говорил так спокойно, словно это было само собой разумеющимся.

«Впрочем, — подумал я, — если разобраться, Гарик прав. Еда у нас есть, горючка тоже. Даже медикаменты какие-никакие… А оружие лишним не будет…»

Словно уловив ход моих мыслей, Мезенцев выпустил струйку сизого дыма вверх и, подойдя, похлопал по спине.

— Всё в порядке, Палыч. Ты молодец, рулил как заправский гонщик. Считай, что на права сдал.

— Шумахер! — долетело из открытой буханки.

Судя по веселому тону, Вовка не разделял моего негодования. Может, процесс перехода так на него повлиял, а может, он действительно воспринимал всё происходящее как какую-нибудь ультрареалистичную видеоигру.

— Ты посмотри вокруг, — продолжил Игорь, окинув рукой с сигаретой открывающийся пейзаж. — Откуда мы знаем, насколько здесь безопасно, и чего, вообще, ожидать…

Я нервно швыркнул носом и посмотрел по сторонам. Похоже, я только сейчас по-настоящему взглянул на окружающее пространство.

Боливар замер в самом центре дорожного полотна, лишенного какой-либо разметки и ограждения. Вокруг раскинулось бескрайнее поле перепаханной земли, подступавшей к самой обочине. Повсюду, куда ни глянь, виднелись комья черной взрытой почвы, на которую медленно ложился снег.

Это был не такой снег, как в том Челябинске, из которого мы только что вырвались. Большие, кажущиеся невесомыми, редкие хлопья бесшумно опускались на землю и асфальт. Горизонт утопал в матовой дымке, сквозь которую нельзя было ничего разобрать. Над головой раскинулось бесконечное серовато-молочное небо, затянутое непроглядной снежной пеленой.

Гарик закрыл глаза и глубоко вдохнул, после чего задержал дыхание и с шумом выпустил облачко пара вперемешку с табачным дымом.

— Какой воздух свежий… — протянул он.

Я невольно тоже сделал глубокий вдох, прочувствовав, как морозная взвесь заполняет легкие. Пахло перекопанной землей и чем-то до боли знакомым и родным, словно снова очутился у бабушки в деревне во время первых заморозков…

— Гарик, ты же куришь всё равно, — крикнул Володька в открытую дверь. — Какая тебе свежесть?

Мезенцев улыбнулся и махнул на Бабаха рукой.

— Ты грязный весь, — я указал на лицо.

— Конечно, ты же любезно все лужи собрал, — добродушно заметил он. — Володь, есть у нас какая-нибудь тряпка и техническая вода? Мне рожу обтереть.

— Техническая? — не понял Бабах.

— Ну да. Не питьевая.

— А как вода может быть непитьевой? Пьешь ее, да и всё.

— Блин, Бабах, просто дай какую-нибудь тряпку и воды, — я улыбнулся.

— Сейчас посмотрю…

— Так ты что, получается, застрелил этих чуваков, что ли? — я осторожно поинтересовался уже более спокойным тоном.

Гарик сделал затяжку и выпустил струйку дыма. Уголек сигареты и синеватые завихрения казались слишком яркими в этом пасмурном мире. А оранжевый Боливар, вообще, буквально пылал огнем на фоне бесшумного снегопада.

— Да не, — улыбнулся Игорь, — по большей части промазал.

— Они же с дороги слетели…

— Ну да, попал в центр ветрового. Водила струхнул по ходу и руль крутанул. Вот и улетел в кусты.

Из буханки послышалось Вовкино деловитое шуршание. В следующую секунду он перегнулся через водительское сидение и повернул ключ зажигания, заглушив двигатель.

— Экономить надо… — многозначительно протянул он, после чего снова скрылся в салоне.

Воцарилась тишина, в которой было слышно только сипловатое Гариковское дыхание и стук собственного сердца. Несмотря на то, что Боливар замер посреди дороги, я не слышал звуков приближающихся автомобилей. Даже следов никаких на мерзлом асфальте не наблюдалось. Только за буханкой тянулись две грязные полосы, плавно проступающие, словно из ниоткуда.

— Володь, — окликнул Мезенцев. — Рюкзак еще мой захвати, только аккуратно.

Спустя несколько секунд хлопнула пассажирская дверца, и к нам, переваливаясь на своих ногах-шарнирах, подошел Вовка. Судя по изменившейся походке, он тоже порядком перепугался, хоть и старался не показывать виду.

— Вот тебе твой пармезан, — с этими словами он протянул Игорю мокрую ткань.

Неверное, когда-то давным-давно это была наволочка или простынь. Сейчас же это больше напоминало серую тряпку для мытья полов с пятнами машинного масла.

Недолго думая, Мезенцев снял свою кепку «Кангол» и, накинув ее Вовке на голову, стал старательно вытирать лицо. Впрочем, пока что у него получилось только еще больше размазать грязь. Даже кончики светлых прядей, которые он отращивал на манер Курта Кобейна, оказались в дорожной грязи.

— Ого, вентиляция! — Бабах подошел к борту уазика и осторожно засунул палец в пулевое отверстие. — Так дело не пойдет, дуть будет…

С этими словами он достал еще один обрывок тряпки и стал старательно затыкать им дырку.

— Нам такую вентиляцию могли в голове проделать… — заметил я.

— Гарику спасибо скажи, — отозвался Вовка.

— Уже сказал.

— Да не за что, парни! — засмеялся Игорь. — Всегда рад помочь.

— А хорошо, что переход рядом с Меридианом был… — Бабах оторвал кусочек материи и перешел к другому отверстию. — Прикиньте, если бы километров сто от них убегать? Тогда точно пиши пропало.

— Вы чего вдруг такими пессимистами стали? — улыбнулся Гарик, продолжая очищать лицо. — Ни хрена бы они нам не сделали…

— Ну-ну… — скептически протянул я.

— Да ладно вам. Давайте лучше покажу, что раздобыл. Бабах, давай шмотник сюда.

Вовка оторвался от процедуры конопаченья дырок в борту и протянул Гарику рюкзак. Я только сейчас обратил внимание на то, что из него торчит самый настоящий приклад охотничьего ружья. Именно его в суматохе я и принял за лопатку.

Мезенцев зацепил тряпку за щетку стеклоочистителя и залез в рюкзак.

— Это «Макарыч», вы его уже видели, — начал он, достав узнаваемый пистолет, который стоял на затворной задержке, обнажив короткий стволик. — С вашего позволения, закрепляю его за собой.

— Табельное оружие, что ли? — тут же поинтересовался Бабах, подходя поближе.

— Наверное, когда-то было, — согласился Игорь. — Но я как-то не выспрашивал, что и откуда у них взялось.

Адреналиновый коктейль и панические эмоции уже отступили, сделав это на удивление быстро. Хотя обычно после всяких стрессовых ситуаций меня коматозило еще по полдня. И я, даже сам того не заметив, с нескрываемым любопытством стал пытаться заглянуть в темное нутро раскрытого Игоревского вещмешка. Какое-то мальчишеское озорство взяло верх, и, несмотря на всё произошедшее, мне уже не терпелось увидеть, ради чего мы так рисковали. Но я решил не перебивать Игоря, который явно хотел похвастаться своей добычей, а отчитать друга за безрассудные действия всегда успею.

— Так, — Гарик потянул за торчащий приклад, — это, пожалуй, Вовке.

С этими словами он наконец-то извлек обрез курковой двустволки.

— Это же ТОЗ-Б! — воскликнул я, сразу же узнав данное ружье.

— В энциклопедиях своих высмотрел? — ёрничал Игорь.

— Нет. У меня у деда такая. Шестнадцатый калибр. Их с пятьдесят седьмого года производили, кажется. Еще в СССР. Так, Вова, осторожней, в сторону направь и проверь сначала, что в стволе патронов нет. Чтобы переломить, надо…

Но Бабах не нуждался в моих инструкциях. Он уже направил оружие в поле перепаханной земли и привычным движением отодвинул боковой рычаг с таким выражением лица, словно всю жизнь этим занимался.

— У тебя тоже кто-то из родных охотник? — я поинтересовался немного раздосадованно от того, что не удалось лишний раз поумничать.

— Не, — отмахнулся Бабах, поднимая стволы на уровень глаз.

— Откуда знаешь тогда?

— Так это, понятно же всё… — начал было Вовка, но тут же остановился и почесал затылок, сдвинув на глаза Игоревскую кепку. — Слушай, а ведь и правда. Меня же никто не учил, но как-то само получилось… Сюда патроны. Курки взводишь, флажок предохранителя сдвигаешь и бах-бах!

— Ага, бах-бах, потому что ты Бабах!

Гарик расплылся в улыбке, довольный своим каламбуром.

— Впустую только курками не щелкай, — посоветовал я, вспоминая дедовы наставления о том, как надо обращаться с ружьем.

На самом деле мне стало немного завидно от того, что обрез, если можно было так выразиться, достался именно Вовке. Настоящий «Макаров» мне никогда держать в руках не доводилось, а вот дедушкину тозку я знал хорошо. В голове тут же всплыл один случай, после которого я понял, что оружие — штука серьезная, и отношения требует к себе соответствующего.

Это было зимой. Может быть два или три года назад. В общем, девяностые подходили к концу, и на горизонте уже маячил загадочный миллениум. Я приехал в Казахстан на зимние каникулы. Дед мой, Роман Захарович, хоть и был уже пенсионером, всё равно продолжал ходить на работу в сельский дом культуры, чтобы хоть как-то скоротать однообразные дни и чем-то занять голову. Бабушка, по своему обыкновению, закончив обеденные хлопоты, прилегла отдохнуть. Я ходил по комнатам, наслаждаясь звуками потрескивающих в печи полешек и эмоциональным покоем.

Забредя в дедову комнату, я увидел охотничье ружье, стоявшее в углу в собранном виде. Надо сказать, что девяностые в Казахстане тоже были богаты на всякие дурные события. Хотя глухую деревню, вернее, колхоз имени Тельмана, расположенный неподалеку от границы с Оренбургской областью, они особо не затронули. Впрочем, видимо, на всякий случай дед всё равно держал ружье под рукой.

Я недолго думая взял оружие, и первым же спонтанным желанием было просто пощелкать крючками. Хорошо, что мозгов хватило сдвинуть боковой рычаг и посмотреть стволы. Конечно же, тозка оказалась заряженной. Я так и простоял полминуты, словно навсегда записывая себе в подсознание программу о том, насколько надо быть осторожным с оружием. А то щелкнул бы я тогда спусковым крючком… Ладно, хоть не было никого, а стволы просто в стену смотрели. В общем, оружие я разрядил и деда вечером предупредил, что патронов там нет.

Поэтому, глядя сейчас на то, как Бабах крутит в руках обрез, я ему по-хорошему завидовал. Всё-таки знакомая была вещица. Правда, какие-то рукозады безбожно надругались над стволами, когда их спиливали. Так плохо это сделать — надо было еще постараться. Даже издалека были видны неровные края, запиленные под разным углом. Но при этом почему-то эти гении оружейной мысли оставили приклад. Со спиленными стволами ружье бесспорно стало компактнее, но всё-таки до удобности обреза было еще далеко.

«А ведь бабушка с дедом будут ждать в гости этой зимой… — подумалось мне. — А что будет, когда узнают, что я пропал? Они же с ума сойдут… Вот чёрт…»

— Так, это тоже тебе, — Гарик достал из рюкзака широкий поясной ремень, на котором болтались два старых, еще советских патронташа на восемь патронов. — Ну-ка, Тохан, посмотри. Ты должен в этом деле разбираться, что там по патронам?

Я, быстро отгоняя от себя тоскливые мысли, взял протянутый ремень.

— Ого, кожа настоящая! — чрезмерно заинтересованно воскликнул я, с трудом сдергивая фиксирующий язычок. — Редко пользовались им, что ли? Туго идет.

— Так, давай расскажи мне, какую дичь этим завалить можно, — тут же оживился Володька с нескрываемым блеском в глазах. — Утку или кабана?

Я добродушно улыбнулся.

— Какую утку, Вован? С такими обрезками стволов тебе к ним метров на двадцать надо будет подобраться, и то не факт.

— Ничего. Главное — оглушить, а там прикладом добью.

— Ага, и кабана?

— И кабана.

Гарик добродушно заржал, выпуская дым.

— Ну-ну, — покивал я, изучая маркировку патронов. — Значит, смотри. В этом патронташе, правом, получается, когда ремень нацепишь, у тебя восемь пулевых патронов. Там пуля — это просто шар свинцовый, которым вдаль стрелять не самая лучшая идея. А с такими стволами тем более. Но с близкого расстояния влупит так, что мало не покажется. А вот во втором всего пять патронов. Четыре нуля. Это, если мне память не изменяет, дробь. Причем очень крупная…

— Картечь? — уточнил Мезенцев.

— Слушай, ну для какой-нибудь несчастной утки почти картечь.

— Это хорошо или плохо? — Вовка недоуменно на меня посмотрел.

— Зависит от поставленной задачи, — я пожал плечами. — Но с близкого расстояния раны будут чудовищными.

Мне пришлось сделать максимально умное лицо и знающий вид. Хотя на самом деле я не имел ни малейшего представления о том, что крупная дробь сделает с телом при попадании с близкого расстояния. Но что-то мне подсказывало, что ничего хорошего ждать не стоит. Даже теоретические размышления о том, что Вовка будет вынужден пустить в дело обрез курковки, вызывали во мне сильный страх.

— Всё запомнил?

— Ага. Тут пули, тут картечь. Давай уже.

Вовка нетерпеливо забрал у меня патронташи и накинул их себе на плечо, взяв тозку двумя руками.

— Бабах, ты в таком виде на разбойника с большой дороги похож, — заключил Мезенцев.

— Я ковбой Мальборо, ептить!

— Слушай, давай без шуток, — я заволновался. — Бабахалку свою заряженной не держи. Тут курки внешние, чёрт ее знает, оттянешь случайно, и выстрелит.

— Тохан, всё в порядке, — с очень серьезным видом ответил Володя. — Я же не дурак.

Мезенцев скептически на него посмотрел.

— Ладно, — продолжил я. — Давай, Гарик, это по-любому еще не всё. Ведь так?

— Конечно, — Игорь запустил руку в рюкзак. — Это вот для тебя.

Помимо моей воли губы расплылись в довольной улыбке, и я замер в предвкушении. В следующую секунду мне в ладонь лег маленький холодный черный пистолет. Скорее даже пистолетик.

— Это что?

— Газовый, — сообщил Игорь.

Я посмотрел на него, ожидая, что это шутка или тут скрыт какой-то подвох. Но Мезенцев продолжил шуршать рукой в рюкзаке с абсолютно спокойным выражением лица.

— Ты серьезно? — я удивился. — То есть у тебя ПМ, у Вовки дробовик, а у меня газовая перделка?

— Тохан, ты больше всех переживаешь за то, что кто-нибудь поранится. Вот из этого ты точно не поранишься. К тому же ты счастливый обладатель честно купленного оружия. Потому что денег хватило только на него. Остальное я слямзил.

Мезенцев протянул мне маленькую коробочку из прозрачного пластика, в которой виднелись восемь патронов.

— Вот. Извини, других вариантов нет.

— Не грусти, Тохан, — Вовка хлопнул меня по плечу. — Хочешь, дам из обреза пальнуть?

— Так, — тут же деловито прервал его Игорь, — никаких «пальнуть». Это все боеприпасы, что у нас есть, так что бережем!

— Сказал человек, который совсем недавно рассадил кучу патронов, — ехидно заметил я.

— Так у меня тут еще есть…

Мезенцев, хитро улыбнувшись, достал из рюкзака два снаряжённых пистолетных магазина.

— Понятно всё с тобой.

Я покрутил в руках полученное оружие. Пистолетик полностью помещался у меня на ладони. На боку красовалась надпись «Перфекта», и был указан калибр в восемь миллиметров. Что это за зверь такой, я понятия не имел, но производилось данное оружие в Германии.

«Что ж, — подумал я, — должно быть лучше, чем ничего. Всё равно пригодится».

Я убрал пистолет и патроны во внутренний карман обдергайки, решив разобраться с ним чуть позже. Мезенцев тем временем закинул рюкзак за спину и снова взял тряпку, став старательно очищать забрызганную кожанку.

— Гарик, давай я одним пальну, — предложил Вовка, примостив патронташ на поясе и уже вытащив дробовой патрон. — Ну чтобы освоить оружие, так сказать. Чтобы знать, что делать, когда дело до этого дойдет.

— Будем надеяться, что не дойдет, — поспешил уточнить я.

— Тохан, ты чего так напрягся? Надо же быть готовым…

Я посмотрел на Бабаха. Тот крутил между пальцами патрон и загадочно улыбался.

— Давай я прямо скажу, почему я напрягся. Это — оружие. Оружие сделано, чтобы убивать. Убивать, а не орехи колоть или огород копать…

— Убивает людей не оружие, а другие люди, — философично уточнил Мезенцев, выпуская струйку дыма.

— Соглашусь, — кивнул я. — Но против кого вы собрались его применять? Володя, вот ты готов так просто взять и в человека пальнуть? То, что Гарик готов, это мы уже выяснили.

— Тохан, я же в колёса целился. Не в людей, — пожал плечами Мезенцев.

— Вот! — подхватил Бабах. — А у меня вообще оружие охотничье. Против животных значит!

— Каких животных? — я не унимался, чувствуя, как внутри меня зашевелился червячок занудства. — Где ты их видишь?

— А бродячие собаки, к примеру? — Вовка явно не собирался сдавать своих позиций. — Стая таких тварей — весьма серьезная угроза. Скажешь, такого быть не может?

Я открыл было рот, чтобы начать возражать, но решил, что он прав. Действительно, такой вариант исключать не стоило.

— Я думаю, что Тохан имеет в виду немного другое, — протянул Игорь, закончив чистить куртку. — Давайте договоримся, что оружие используем только в целях самообороны. И в самом крайнем случае. При этом целимся куда-нибудь в мякушку по возможности. В ногу, к примеру. Стволы лишний раз не светим. Не надо никому знать, что у нас есть, а чего нет. И вообще, Палыч, у тебя газовик. Вот по тебе и будем ориентироваться. Он нелетальный, так что первое слово будет за тобой. Такой расклад тебе нервы успокоит?

Я облегченно выдохнул и согласно кивнул.

— Вот и хорошо.

— Только поправка одна, — настаивал я. — Бабаху и в «мякушку» лучше не палить. Разворотит так, что кровотечение не остановить будет…

— Пармезан-пармезан… — хихикнул Вовка.

Игорь выразительно на него посмотрел и добавил:

— Согласен. Володька, ты — тяжёлая артиллерия. На самый крайний случай. Понял?

— Да понял я, понял. Давайте уже бахнем!

— Давай, — махнул я рукой.

— Бабах, одним словом, — хохотнул Гарик.

Вовка тут же радостно переломил обрез и, развернувшись к перепаханному полю, зарядил патрон. В мерзлом воздухе раздался знакомый щелчок взведенного курка. В следующую секунду Вишняков вскинул оружие, упер приклад себе в плечо и, сдвинув предохранитель, продавил спусковой крючок.

Морозную тишину разорвал оглушительный выстрел. Из ствола вырвалось огромное облако сизого дыма и сноп искр догорающего пороха. Дробь разворотила огромный комок перепаханной земли метрах в десяти от нас.

— Твою мать! — невольно вскрикнул я, инстинктивно схватившись за уши.

— Чего так громко?! — вторил Мезенцев.

— Бабаха. Я буду звать ее Бабахой! — радостно заключил Вован, снова преломив ствол и вытаскивая стреляную гильзу.

Я невольно потряс головой, пытаясь разогнать повисший звон.

— Громкая штука, — Гарик засунул палец в ухо.

— Это с непривычки, — улыбнулся Вовка. — Что-то вы совсем нежные.

С этими словами он поднес еще дымящуюся гильзу к лицу и вдохнул.

— «Обожаю запах напалма по утрам», — процитировал он с довольным лицом.

«Ну-ну, тоже мне апокалипсис наших дней… — я озадачился. — Хотя Бабах с Бабахой вполне может и за апокалипсис сойти. Но всё же почему Вовка так ловко с ружьем обращается, будто всю жизнь этим занимался? Я вот с газовиком своим позже разберусь, что куда нажимать и за что тянуть. Хотя там просто всё должно быть, но всё равно. А у Вишнякова как-то сразу всё получилось… Странно».

— Я вот, знаете, о чём подумал?

Мезенцев перекинул грязную тряпку через плечо и указал дымящейся сигаретой в сторону следов грязных покрышек буханки.

— Нет, — отозвался я.

— Повезло, что переход был так близко от гаража расположен.

— Можно было и пешком дойти, — кивнул Вовка.

— И от первого перехода тоже не слишком далеко оказалось… — Гарик задумался.

— Лучше бы эти штуки в обе стороны работали, — я не сдержался.

Мезенцев и Володька хмуро на меня посмотрели.

— Простите, вырвалось, — вздохнул я, выставив руки вперед в извиняющемся жесте.

Переход или портал, или врата. В общем, задний проход между мирами работал как система ниппель. Только в одну сторону. Вернуться через него было нельзя. Его даже не было видно. Вернее, его здесь уже и не было. Можно было развернуться и продолжить ехать в ту сторону, из которой мы прибыли, и ничего не обнаружить. Проверено. Ведь в первый день мы пробежали и прошли не один километр в попытке вернуться.

Вот и сейчас позади Боливара было просто серое дорожное полотно, исчезающее в медленном снегопаде. Никаких оптических иллюзий, мерцающего воздуха, завихрений и всего такого. Уже на второй день, когда мы начали принимать тот факт, что оказались в каком-то другом Челябинске, был заключен договор — лишний раз об этом не говорить, потому что всем и без этого было паршиво.

— Угу, — кивнул Игорь. — Так вот, этот переход рядом был. А кто знает, где следующий? Может, до него несколько сотен километров… А может тысяч.

Что-то ненавязчиво надавило на грудь, словно вынуждая сделать шаг в ту сторону, куда смотрел Боливар.

— Все почувствовали? — Мезенцев улыбнулся уголком рта.

— Да. Указывает путь… — подтвердил Вишняков.

Я согласно кивнул.

— Ладно, куда-то это всё должно нас привести… — Мезенцев сделал глубокую затяжку и бросил окурок на дорожное полотно. — Поехали!

— Я поведу! — Бабах перехватил обрез подмышку и поспешил к водительской дверце. — Шумахер уже сегодня рулил.

— Да, пожалуйста-пожалуйста, — не возражал я. — И так страху натерпелся, достаточно уже.

— Да уж, пармезан тот еще… — заметил Вишняков, забираясь в машину и хлопая дверцей.

— Ничего странного не замечаешь? — уточнил Игорь.

— То, что Бабах с ружьем как реальный ковбой обращается? Хотя говорит, что раньше никогда в руках не держал?

— И это тоже. Но меня больше смущает, что следов нет. Вообще никаких. Разметки нет. Ограждения нет. Шума нет. Асфальт, смотри, какой ровный. Без трещинок, словно вчера положили…

Я посмотрел под ноги и был вынужден согласиться. Я почему-то не обратил внимания на качество самого покрытия. Может быть, потому что не был автомобилистом. Во всяком случае пока.

— Хочешь сказать, это какой-то пустой мир? — спросил я.

Гарик пожал плечами и поправил отрастающие волосы.

— Блин, Бабах кепку уволок…

— Но землю же кто-то вспахал. Может там, на краю поля или что это, деревня какая-нибудь… — предположил я.

— Знаешь, Палыч, мне кажется, мы пытаемся мыслить нашими старыми критериями и привычками, — тон Игоря стал очень серьезным. — И что-то мне подсказывает, что это всё здесь работать не будет. Ну, и не только здесь… Честно тебе скажу, такое чувство, что чем быстрее мы отвыкнем от всего, что привыкли знать и помнить, тем будет легче…

Я недоуменно на него посмотрел. Взгляд светло-голубых прищуренных глаз Мезенцева был устремлен куда-то вдаль, словно за незримую кромку снегопада. Выброшенный окурок неподвижно застыл на ровном асфальтовом полотне, словно вылетевшая из костра яркая искра, которая всё никак не могла догореть.

— Поехали… — позвал он и обошел Боливар.

Я постоял еще несколько секунд, продолжая смотреть на брошенный окурок. Почему-то мне хотелось увидеть, как он погаснет. Возможно, потому что после того, как мы проскочили через этот проход, надежда вернуться домой стала еще меньше.

Ожил мотор уазика, разгоняя гнетущую тишину бесшумного снегопада. Скрипнула пассажирская дверца. Из салона послышались глухие шаги Мезенцева и приглушенный разговор с Бабахом. Я сделал глубокий вдох и только сейчас обратил внимание на легкий озноб, пробирающий тело. Наверное, здесь тоже была осень.

— А всё-таки я оказался прав, — тихо прошептал я. — Это точно не Челябинск. Вот и получается, что мы можем оказаться где угодно. Отличная система. Вперед пропускает, а обратно нет. Интересно, почему так?

— Тохан, тебя ждем! — крикнул Вовка из приоткрытой дверцы.

— Иду…

Поморщившись от холода, я быстро обогнул буханку и забрался внутрь.

— Едем? — бросил Вишняков через плечо.

— Да, — я захлопнул дверцу.

— Отлично!

Бабах врубил передачу и, пробубнив что-то под нос, тронулся с места. Я опустился на одиночное сидение за небольшим столиком. Отсюда можно было смотреть как через ветровое, так и через боковое стекло. Буханка несколько раз неуверенно дернулась, пока водитель приноравливался к управлению, и плавно покатила вперед.

— Я спать, — коротко проинформировал Мезенцев, укрываясь старой зимней курткой. — Володя, включи печку в салоне. Не на максимум только.

— А то что? — тут же отозвался Бабах. — Пармезан слипнется?

Гарик вопросительно на меня посмотрел.

— Не обращай внимания, — буркнул я.

— «Кангола» своего забери, — добавил Вовка, протягивая снятую кепку через спинку пассажирского сидения.

Я быстро приподнялся и взял протянутый головной убор, чтобы Мезенцеву лишний раз не вставать с лежанки, на которой он устроился. Игорь указал взглядом в сторону стоящего рядом рюкзачка, и я положил кепи поверх него.

— Спасибо, — отозвался он и натянул куртку-одеяло на голову, оставив только нос. — Будите, если произойдет что-то необычное…

— Мы перебрались из одного мира в другой, — хмыкнул я. — Куда необычнее?

— Да мало ли…

Я кивнул и достал из внутреннего кармана обдергайки газовый пистолет с патронами. К звуку монотонного поскрипывания салона и шуршанию колес прибавился характерный гул заработавшей печки. Я невольно зевнул.

Кажется, сейчас в этом мире был пасмурный день или ранее утро. Но для моего организма, не привыкшего к таким скачкам, всё еще был поздний вечер. Скорее, даже холодная сентябрьская ночь. За окнами по-прежнему шел снег, сквозь который невозможно было ничего разобрать, кроме бескрайнего поля перепаханной черной земли.

Повозившись несколько минут с миниатюрной «Перфектой», я быстро сообразил, как она работает. Система оказалась максимально простой. И чтобы в ней разобраться, достаточно было припомнить пару боевиков. И главу об общем устройстве пистолетов из энциклопедии А. Б. Жука «Револьверы и пистолеты».

Магазин вмещал пять патронов. Перед выстрелом надо было потянуть за верхнюю часть оружия и дослать патрон. Как правильно она называется, я не знал и поэтому окрестил ее затворной скобой. Если патрона в магазине не было, то скоба попросту вставала на задержку. Маленький предохранитель располагался под большим пальцем правой руки и опускался достаточно легко. Пистолетик оказался настолько компактным, что мне хватало всего двух пальцев, чтобы обхватить его рукоять. Мизинец и вовсе оказывался под ее нижней частью. А если я выпрямлял указательный, кладя его вдоль ствола, то кончик пальца был на несколько миллиметров короче, чем сама «Перфекта».

Повторив несколько раз алгоритм приведения оружия в боевую готовность с пустым магазином, чтобы руки запомнили порядок действий, я зарядил в него четыре патрона. Можно было и пять, но тут в голове всплыли какие-то обрывки разговоров о том, что обычно магазины полностью не снаряжают, чтобы пружина не проседала. Опыта у меня в этом деле не было, так что пришлось полагаться на такие вот воспоминания. Спрятав «Перфекту» и патроны во внутренний карман обдергайки, я откинулся на спинку сидения и посмотрел вперед сквозь водительское стекло.

Серая лента дорожного покрытия, словно по волшебству возникающая из белёсой завесы, стремительно бежала нам навстречу. Крупные хлопья снега кружили вокруг Боливара, разбиваясь о ярко-оранжевые борта. Вовка сосредоточенно смотрел вперед, видимо, задумавшись о чём-то своем. Из пробитой пулей крыши, ближе к пассажирскому сидению, свисал обрывок тряпки, старательно запиханный в отверстие.

«Вот тебе и ремонт в полевых условиях в стиле Бабаха», — я мысленно улыбнулся.

Мир за окном действительно был странным. Казалось, в нём нет ничего, кроме снега, черных комьев земли и дороги. Боливар шел очень плавно, лишь чуть-чуть покачиваясь из стороны в сторону. Будь передо мной стакан, доверху заполненный водой, из него бы не пролилось ни капли.

Мезенцев еле слышно посапывал, а я задумался над его словами. Почему он сказал именно так? «Отвыкнуть от всего, что мы знаем и помним?» Может, это стресс на него так повлиял?

Лично я не собирался отказываться от того, что знаю и помню.

Я знаю кто я. Антоха Сумской. Он же Тохан. Он же Палыч. Бесполезная тварь из города Челябинска, которая в жизни ничего не успела добиться… Ну разве что испортить эту самую жизнь своим родителям фактом появления на свет. Так, наверное.

Может, Гарик прав, и это стоило забыть. Но всё равно… Дом, родители. Бабушка с дедушкой… Почему это надо забывать? Разве мы не собрались двигаться вперед до тех пор, пока не найдем способ вернуться?

От таких мыслей снова защемило сердце. Я тяжело вздохнул и закрыл глаза. Усталость и нервное переутомление тут же взяли верх, окутав сознание пеленой блаженной дремы, лишенной каких-либо эмоций.

Глава 3. День панка

Сентябрь две тысячи первого года. Эта пора навсегда врезалась мне в память и душу. С одной стороны, она запомнилась своей безмятежностью и переполненностью юношеским оптимизмом. Замечательным чувством, словно весь мир лежит у тебя в кармане между ключами от квартиры и пивной открывашкой. А с другой стороны — тем, как же глупо мы вляпались в это…

Приключение?

Может быть да, приключение.

Конечно, все мы любили разную фантастику и остросюжетные фильмы. Особенно про сильных и мужественных героев, которые потеряли всё, но нашли в себе силы сразиться с врагом и выйти победителем. Вот только одно дело было — смотреть вымышленную историю на экране телевизора или видеокассете. Смотреть, находясь в безопасности у себя дома, закутавшись в теплый свитер и заранее заготовив чаю с печеньками. И совсем другим делом оказалось — стать главным героем этого самого фильма, если можно было так выразиться.

На экране сильный герой за десяток минут находил в себе силы преодолеть депрессию, воспрянуть духом и одержать верх над ситуацией. А в реальности это были долгие однообразные холодные и голодные дни в затхлом гараже. И как бы мы ни старались, дух так и не проявлял никаких намеков на то, чтобы воспрянуть. И сколько ни думай, мозг так и не мог найти выход из сложившейся ситуации. Кроме одного — продолжить движение вперед, потому что назад, один хрен, пути не было.

А ведь произошло всё абсолютно нелепо. Даже глупо. В тот злосчастный день мы придумали наш собственный праздник — День панка. Возможно, такой действительно где-то отмечался, но у нашей версии была особенная история возникновения.

Началось всё с того, что в ДК на Российской должен был состояться металл-сейшен. Входной билет стоил недорого, но для голодных студентов это была критическая сумма. Разумеется, мы хотели на него попасть. В принципе, и средства заплатить за вход имелись. Но тут возникла извечная дилемма: заплатить за вход и не покупать выпивку или же купить выпивку, но не пойти на сейшен. Играть должны были наши Челябинские молодые металл-команды, а слушать большинство из них на трезвую голову было не самой хорошей идеей. И тут, когда мы практически отчаялись решить это сложнейшее уравнение, на помощь пришел случай.

Мой педагог по гитаре, Сергей Самуилович Крышко, у которого я как раз занимался в этом самом ДК, похвастался, что на данном мероприятии должны играть несколько его учеников. И если нам так сильно надо, мы можем прийти намного раньше, чем начнется сейшен. Укрыться у него в кабинете и подождать до того момента, как вход перекроют и начтут пускать строго по билетам. Таким образом платить не придется. И совершенно логично отсюда вытекал и тот факт, что все сэкономленные деньги можно потратить на спиртное. Это был великолепный план, который тут же нашел поддержку и одобрение у Гарика и Бабаха.

И вот в назначенный день за несколько часов до начала мероприятия мы прибыли к дому культуры. В черной спортивной сумке предательски позвякивали почти двадцать бутылок «Челябинского темного», а легендарный Игоревский рюкзачок был заполнен упаковками самых дешевых чипсов и колечек с запахом бекона. Обрадовавшись столь неожиданному везению, мы сложили практически все наличные, что были у нас на тот момент, предвкушая безумный отрыв до самого утра.

Но нашим фантазиям не суждено было воплотиться в реальность. Сергей Самуилович попросту не пришел. Мы дежурили у входа почти два часа, начав понемногу приговаривать припасенное пиво. Со временем стали подтягиваться первые зрители и нам пришлось немного спуститься к реке, чтобы не допустить преждевременного обнаружения ценного содержимого нашей сумки другими алчущими душами.

Каждые десять минут мы совершали набеги на вахтёршу с просьбой позвонить Сергею Самуиловичу и уточнить, стоит ли его ожидать. Таким упорством мы довели бедную старушку до бешенства, спровоцировав поток неконтролируемых матерных оскорблений. А когда же входные двери закрылись, и рядом с ними появилась пара крепких мужчин, нам стало очевидно, что внутрь мы уже не попадем.

Мимо проходили волосатые ребята с гитарами, с цепями на джинсах и в кожаных куртках. Выглядели они все очень круто. Может быть, даже и играли хорошо. Пиво, выпитое за долгие часы ожидания, уже давно шумело в голове, но мы продолжали верить в нерушимость обещания Сергея Самуиловича.

Сентябрьские сумерки опустились на ДК. Из окон второго этажа начали раздаваться мощные квинтовые аккорды саундчека и различные обрывки риффов. Вот кто-то высек легендарный «Энтер сандмэн» «Металлики», а вот прозвучало что-то из «Сепультуры». Чёрт, мероприятие обещало действительно быть офигенным. Но только не для нас. Вокруг галдели и курили местные металлисты, отпуская шутки, приправленные обильной долей мата. Посовещавшись между собой, мы пришли к выводу, что, если даже и найдем денег заплатить за вход, с сумкой пива нас всё равно не пропустят. Помянув Сергея Самуиловича Крышко добрыми словами, мы развернулись и отправились гулять.

— Так, парни, я не понял, а почему все грустные такие? — подначил Мезенцев.

— Блин, Гарик, — я огрызнулся, — слышишь же, там уже играют вовсю! А мы как дураки только зря время потеряли.

— Я задницу заморозил, ептить! — поспешил добавить Бабах.

— Вы мыслите негативно! — ухмыльнулся Игорь. — Давайте посмотрим на ситуацию под другим углом.

— Это под каким? — поинтересовался Вовка.

— Под самым правильным, — Мезенцев многозначительно поднял палец вверх и, издав долгий свист, похожий на запуск ракеты, навел его на сумку. — У нас есть пиво. Закуска. Чудесный вечер и куча свободного времени!

— Действительно, — одобрил я. — К чёрту сейшен! Отметим лучше пропуск сейшена! Пойдем до Дюка?

— До Дюка! — согласно рявкнули друзья.

Взяв еще по бутылке, мы отправились к сакральному месту для нашей компании, которое называлось Дюком. На самом деле это был самый обычный перекресток всё того же Меридиана, который на этом отрезке плавно перетекал в улицу Механическую, пересекаясь с Артиллерийской. Однажды, пока учились в старших классах, мы с Гариком отправились прогуляться после уроков и добрались до этого места.

Это тоже было осенью, только не такой холодной. Пасмурный день, обветшалые улочки частного сектора, окутанные туманом. Запах опадающей листвы и, словно витающее в воздухе, ощущение чего-то неизбежного. Как знать, может быть, уже тогда судьба показывала нам загадочные намеки. Всё это создало уникальную атмосферу, а загадочный перекресток, на котором практически не было людей и машин, раззадорил фантазию. Мы еще прогулялись в сторону заводских построек по заброшенной аллее, обрамленной высокими тополями.

Именно тогда Мезенцев достал из кармана ключи и накарябал на небольшой трансформаторной будке символ радиационной опасности, украсив художество не менее легендарной надписью на английском языке «Дюк был здесь». В честь Дюка Нюкема — крутого стероидного качка из популярной видеоигры. С тех пор эта точка на карте и стала частым объектом нашего паломничества. Мы отправлялись к ней с бутылкой пива и философскими рассуждениями о мироустройстве, собственном будущем, музыке и девушках, конечно же.

Маленький, окутанный туманом, загадочный мирок на стыке города и промзоны. Мы приходили туда не только, когда хотелось прогуляться, но и когда надо было разобраться с собственными мыслями. Принять верное решение или поискать выход из тяжёлой ситуации. Глупо, должно быть, но, кажется, Дюк действительно обладал какой-то загадочной энергией, успокаивая душу и приводя мысли в порядок. Немудрено, что всё началось именно там.

Но это я знал уже сейчас. А тогда…

Тогда мы просто радостно шагали по ночному городу, наслаждаясь общением и приятным послевкусием темного пива. Гарик и Вовка шутили, умудряясь вести беседу практически обо всём одновременно и ни о чём конкретно. А я любовался красивым желтым светом уличных фонарей, гулом проносящихся мимо автомобилей и приятным чувством легкого опьянения, окутывающего тело и душу. В такие моменты в голове что-то щелкало, и жизнь словно вставала на паузу, замерев в одной единице времени и пространства, в которой мне было хорошо и спокойно.

— Гарик, — начал Вовка, просмеявшись после очередной шутки, — слушай, у меня вчера такая история случилась странная… Кстати, да, хотел вам рассказать.

— Ну, так расскажи, — предложил я, выныривая из своих мыслей.

— Так вот, я решил ДиВиДи посмотреть. Проигрыватель включил, звук есть, а картинки нет…

Вишняков сделал многозначительную паузу, изобразив лицом всю степень своей озадаченности, после чего пояснил:

— Я подумал, что у меня глаза закрыты. Проверил. Нет — открыты.

Мы не смогли сдержать добродушного смеха. Бабах действительно обладал уникальной способностью излагать мысли как-то по-особенному.

— И как же ты это проверил? — наконец-то выдавил сквозь смех Гарик. — Рукой потрогал.

Вовка непонимающе моргнул.

— Так в чём проблема-то была? — улыбаясь, уточнил я.

— Да, батя тюльпанчик с приставки не до конца переключил, — хмыкнул Вовка и тяжело вздохнул. — Блин далеко так идти, я устал.

— Отчего это ты устал интересно? — подзадорил я друга, чувствуя, что перлы на этом не закончатся.

— Я же Гариковский рюкзачок несу, — буркнул он, посмотрев на меня как на тупого. — Он тяжёлый так-то.

— И что там тяжёлого, Володь? — поддакнул Мезенцев.

Вовка сделал серьезное лицо.

— Ну как что? Например, колечки!

Нас снова накрыл приступ смеха.

Какое же это было прекрасное чувство! Пивной хмель окутывал тело, начиная понемногу нарушать координацию и закладывать уши характерным шумом. На легкий осенний холодок больше никто не обращал внимания. Даже Бабах забыл о том, что заморозил задницу.

Мы свернули с широкой освещенной улицы во дворы, миновали несколько домов и вышли в частный сектор. Сейчас я уже не помнил всего, о чём тогда говорили. Но очень скоро нам стало очевидно, что с пивом мы явно перестарались. Конечно, какие-нибудь заправские алкоголики со стажем, наверное, только посмеялись бы с того состояния, до которого мы умудрились накидаться одним только пенным напитком. Но с другой стороны, а много ли надо было полуголодным студентам?

— Подождите, парни, мне надо по нужде! — воскликнул Вовка, когда мы уже оказались на той самой безлюдной алее в сторону промзоны.

— Да, кстати, — я тоже спохватился и добавил свою любимую интеллектуальную шутку: — Пиво подошло к концу.

— Так, ну-ка стоять! — руководящим голосом оборвал нас Гарик, когда в морозном воздухе уже раздавался звон пряжек поясных ремней. — Сегодня День панка!

— Чего? — протянул Бабах, замерев на кромке асфальта и ковра из опавших листьев.

— Сегодня День панка! — покачиваясь, пояснил Мезенцев. — Это будет наш личный праздник! Проводится раз в год, в любой день, когда соберемся! А раз это День панка, должно быть панковское соревнование!

— И что ты предлагаешь? — уточнил я.

— Турнир! — Гарик тоже стал расстегивать ремень. — Кто сможет дальше всех проссать!

— В смысле? С места, что ли?

— Нет. Побеждает тот, у кого будет оставлен самый длинный след на сухом асфальте! — Мезенцев замер посреди заброшенной дорожки. — Так, встаем в одну линию. Старт будет вот отсюда.

— Блин, Гарик, давай быстрей отсчет, — подгонял Вовка, согласно занимая стартовую позицию.

Я был пьян ровно настолько, чтобы эта идея показалась мне гениальной. И как мы раньше до нее не додумались, а ведь это была далеко не первая пьянка.

— Я в игре! — хохотнул я, присоединившись к другим участникам соревнования.

В осенних сумерках раздались звуки расстегиваемых ширинок и пьяное ржание.

— Так, — продолжил руководить Мезенцев, — стартуем на счет три…

— Гарик, давай быстрей! — рыкнул Бабах.

— Да, — поддержал я. — Пипирка мерзнет…

— Не перебивайте, — засмеялся Гарик. — Каждый идет по своей полосе и целится аккуратно. Вперед, а не на кроссовки соседа! Я это тебе, Бабах, говорю!

— Скорей, Мезенцев, ептить! — не унимался Володя.

— След не должен прерываться! Засчитываем только прямую линию, иначе…

— Да ну тебя! — воскликнул Вовка, и его темный силуэт, переваливаясь сбоку на бок на шарнирных суставах, рванул в полумрак аллеи.

— Нет, Бабах, это фальстарт! — укатывался Гарик.

Я тоже включился в соревнование. Хорошо, что место было безлюдное, и никто не видел этого со стороны. Хотя может быть, что какой-нибудь припозднившийся работяга и шел навстречу. Но что-то мне подсказывало, что, заметив три столь странно движущихся силуэта, он явно предпочел бы свернуть или остаться незамеченным. В любом случае нам было очень весело.

По итогам замеров, произведенных судейской комиссией в составе Мезенцева, Бабах был признан победителем, даже несмотря на откровенный фальстарт. Что ж, это было немудрено, так как по объему уничтоженного пива он тоже выступал явным фаворитом.

А далее День панка окончательно вступил в свои права, полностью окутав сознание алкогольным опьянением. Скромная закуска в виде колечек и чипсов давно была уничтожена, а сумка с каждым шагом становилась всё легче и легче. В начале одиннадцатого мы снова оказались на Меридиане. Пора было собираться по домам. Но, несмотря на приложенные усилия, на дне сумки еще позвякивало несколько бутылок.

— В меня пиво больше не влезет, — заплетающимся языком промямлил я. — Никогда бы не подумал, что когда-нибудь такое скажу.

— Я бате пару бутылок заберу, — отозвался Вовка, — если никто не против.

— Не против, — кивнул я.

— Тохан, а сколько там? — уточнил Мезенцев.

Я откинул клапан и, с трудом сосредоточившись, пересчитал содержимое.

— Пять…

— Литров?! — тут же воскликнул Вовка.

— Бутылок…

— Так, — Гарик остановился и деловито запустил руки в сумку. — Финальным соревнованием Дня панка будет… Будет… Ну-ка, помогите придумать. Должно быть что-то такое, воистину панковское! Бунтарское!

— Панки не подтираются! — тут же выкрикнул Бабах окончание старого анекдота.

— Придумал! — ехидно оскалился Мезенцев. — Будет Бир-баттл!

— Пивная битва, что ли? — перевел я.

— Именно, — Мезенцев достал три бутылки и протянул по одной нам с Вовкой. — Правила просты: открываем и обливаем противника…

— Да ты буржуй! — присвистнул я. — Так просто пиво разлить!

— Раз в год можно.

— Как скажешь…

Я запустил руку в карман обдергайки и достал открывашку. Ту самую, которая была призвана подпирать собой весь мир.

Мы находились у обочины Меридиана со стороны авторазвала «Искра». По левую руку поднималась большая земляная насыпь, поросшая высокой травой. По правую, за широким дорожным полотном, виднелись железнодорожные пути и ровные ряды гаражей.

Встречных машин не было. Скорее всего, виной тому была большая разрытая яма, тянущаяся вдоль обочины. Видимо, дорожники или коммунальщики проводили какие-то работы. Может быть, дальше стоял знак объезда, просто мы до него еще не дошли.

Хоть пиво и считается слабоалкогольным напитком, употребили мы его столько, что мне казалось, будто я вижу, как струится желтый свет дорожных фонарей. Он словно мерцал и переливался, охватывая мощные лампы сгустком волнующей энергии.

«Или плазмы… — подумал я. — А что, если я вижу плазму? Плазма — это четвертое агрегатное состояние вещества… Ну всё, Тохан, ты просто в хламину. Надо хоть как-то до дома добраться. Но лучше подождать, когда все лягут, чтобы проскочить в свою коморку и сразу баиньки… И жвачку пожевать, что ли…»

— Начали! — услышал я оклик Мезенцева.

— Чего?

Стоило мне поднять голову, как я тут же увидел радостно прыгающего Бабаха, заткнувшего горлышко бутылки большим пальцем на манер победителя «Формулы-1». Я только и успел повернуться спиной, когда пенные брызги с характерным звуком разбились об искусственный материал обдергайки.

— Ну, Тохан, чего копаешься?! В бой! — призывал Мезенцев, предусмотрительно вышедший из зоны поражения Бабахской бутылки.

— Да чтоб тебя… — только и успел протянуть я, сорвав пробку с характерным звуком.

В происходящем нельзя найти никакого смысла, но в этом и была вся прелесть. Живые неподдельные эмоции. Может быть, не самые высокоинтеллектуальные, зато искреннее.

Как же тогда всё было просто!

В тот миг, пока мы бегали друг за другом с пивными бутылками, время окончательно остановило свой бег. В таком состоянии я видел не только то, как струится свет дорожных фонарей. Я словно в замедленной съемке наблюдал каждую пивную каплю. Я любовался их неспешным полетом в морозном осеннем воздухе и множеством сопровождающих это действие оптических метаморфоз. И хоть тело двигалось столь же медленно, зато кристально чистое сознание унеслось далеко вперед, словно разрезав ткань пространства и времени в наслаждении моментом.

Бир-баттл окончился ничьей. Да по-другому и быть не могло. Как можно определить победителя, если все оказались облиты с ног до головы. Мы стояли и смеялись посреди дорожного полотна, несколько квадратных метров которого было залито пивом. Чарующий аромат «Челябинского темного» смешивался с морозным воздухом и запахом опавшей листвы.

Меня распирал искренний и добродушный ржач. Сделав неосторожный шаг назад, я запнулся пяткой о бордюр и завалился набок.

— Тохан, не падай! Ты же не курс рубля! — пошутил Вишняков.

Я, продолжая хохтать, перекатился на спину и раскинул руки, распластавшись на дорожном полотне. Вестибулярный аппарат, функционал которого давно был нарушен алкоголем, с трудом справлялся со своей задачей. Мне казалось, что земля подо мной медленно, но настойчиво меняет угол наклона, словно еще чуть-чуть и я покачусь следом за ней, повинуясь непреодолимой силе.

— Палыч, ты там живой? — пробился сквозь шум в ушах голос Мезенцева.

— Да, — расслабленно протянул я. — Плазма… Асфальт состоит из плазмы, и я покачиваюсь на ее волнах… Всё в мире есть энергия… Мы состоим из энергии!

— Всё, Тохану больше не наливать! — заключил Вован.

— Понятно всё с тобой. Пойду отолью.

Рядом раздались звуки шагов и хруст замерзшей травы. Я устремил замутненный взгляд в ночное небо, на котором не было видно даже звезд. Это было странное чувство. Куда ни посмотри — сплошное темное полотно.

— О, парни, посмотрите-ка сюда! — сказал Мезенцев, и я повернул голову в его сторону.

— Что там? — спросил Вовка, подходя ко мне и помогая подняться.

— А вон там, в яме. Торчит угол ящика какого-то железного. Это ящик же, мне не кажется?

Я, с трудом поддерживая равновесие, приблизился к краю разрытой ямы и посмотрел, куда указывал Гарик. Среди грязных пластов бурой земли со следами зубцов ковша экскаватора действительно торчал угол прямоугольного предмета слишком ровной и правильной формы, чтобы быть какой-нибудь ржавой железкой. К тому же на нём абсолютно не было никаких следов коррозии.

— Да, похоже на ящик, — я согласился.

— Так, сейчас глянем… — мгновенно включился Вишняков. — Это точно клад! Царские червонцы!

— Блин, Бабах, — я засмеялся. — В царские времена тут лес был густой. А червонцы в горшке глиняном должны быть! Иначе никак!

— Ага, — кивнул Игорь. — Железный ящик уже сгнил бы за это время. Это что-то свежее.

— Ты мыслишь негативно. Это точно клад!

Бабах, тоже пошатываясь из стороны в сторону, спрыгнул в яму и схватил неизвестный предмет. Спустя пару десятков секунд деловитого сопения ему удалось вырывать и земли неизвестный предмет и победоносно задрать над головой.

— Давай вылезай, — позвал Гарик, давно сделавший свое мокрое дело и сейчас застегивающий ширинку.

Вовка радостно махнул и стал выбираться.

Я с любопытством уставился на странный ящик. Размером он оказался не больше сложенной шахматной доски. И, судя по тому, как в нём что-то глухо постукивало, он был металлическим. Но больше всего меня поразило то, с какой легкостью с него осыпалась бурая глина.

— Недавно зарыли, видимо, — хмыкнул Гарик, тоже подметив эту особенность.

— Так, а как его открыть? — Вовка крутил ящик в руках. — А-а, вот какая-то щеколда. Или задвижка. Пластина какая-то…

— Попробуй надавать на ее край, — предложил я.

— Сейчас.

В морозном воздухе раздался легкий щелчок, и Вовка радостно улыбнулся.

— Тохан, как ты догадался?

Я пожал плечами, и мы с Игорем подошли поближе.

— Лишь бы там кошки дохлой не было, — заметил Вовка, приподнимая крышку.

Внутри ящик оказался отделан каким-то странным материалом. По ощущениям он напоминал вспененную резину, в которой было сделано шесть прямоугольных углублений. Три из них оказались пустыми, а в других лежали странные ромбообразные медальоны на толстых приплюснутых цепочках.

— Я же говорил клад! — радостно воскликнул Вовка. — Смотрите, каждому по одному!

С этими словами он вытащил побрякушку и радостно встряхнул, чтобы цепочка полностью распрямилась. Я тоже взял один и положил себе на ладонь.

— Интересно, что это за металл? — рассматривал я.

— Не знаю, — протянул Гарик. — По виду на серебро похоже…

— Пожалуй. Цвет только странный. Но такое бывает, если долго не чистить. Может потемнеть и даже почернеть. И разводами пойти.

— Угу.

— Если серебро, должна проба стоять, — очень рассудительно заключил Вован и стал крутить медальон в поисках соответствующей отметки.

— Тут еще рисунок, — Игорь ткнул пальцем в ромбик. — Какая-то змеюка ползет. Кобра, похоже.

— У тебя да, кобра, — глянул Вован. — А у меня китайская подделка, похоже. Вроде как змея, но голова больше на льва похожа.

— Ну-ка покажи, — я посмотрел на Вовкин кулон. — Да, действительно. У меня вообще ерунда какая-то. Змея с головой Чебурашки.

— Это сова, Палыч, — хихикнул Мезенцев.

— Откуда ты знаешь? Может филин? — иронично заметил я.

— Какая разница? — вмешался Вовка. — Китайцы всё подделают. Хоть сову, хоть филина. Ну как, круто же?

Он нацепил медальон себе на шею.

— Ну, вообще, прикольно смотрится, — и я тоже надел медальон. — Есть предположения, чьи они.

— В смысле чьи? — возмутился Вовка. — Наши уже. Тихо слямзил и ушел, называется!

— Нашел, — улыбнулся Мезенцев, тоже надев медальон. — Ну вот, отличное завершение Дня панка. Но давайте-ка правда валить отсюда.

Я согласно кивнул. Мы, слегка пошатываясь, упихали найденный ящик в Игоревский рюкзачок и собрались двигаться дальше по Меридиану в сторону дома.

— Слушайте, а вам не было интересно, что там дальше? — я махнул рукой себе за спину.

— Дорога, — хмыкнул Вован.

— Это понятно. Я имею в виду, что вдоль нее? Ни разу же туда не ходили…

Гарик хитро прищурился и полез в куртку за сигаретами.

— Просто, мы же еле на ногах стоим, — продолжил я. — Одежда пивом воняет. Надо хоть проветриться. Протрезветь чутка и только потом домой идти.

— По идее там спуск небольшой вниз, и как-то можно на Российскую выйти, — прикинул Игорь, прикуривая. — Мне тоже захотелось посмотреть.

— Да? — удивился Вовка, выпучив глаза и медленно моргая. — Так пойдемте. Мне кажется, так правильно будет.

— Почему тебе так кажется? — спросил я, делая шаг в противоположном от дома направлении.

— Не знаю, — пожал плечами Вован. — А почему бы и нет, ептить! Ноги сами ведут!

— Но высокая в небе звезда зовет меня в путь… — просипел Гарик, выпуская струйку дыма.

Я согласно кивнул, и мы не спеша двинулись в выбранном направлении. Кажется, тогда остатки трезвого сознания попытались зацепиться за какую-то неясную тревожную мысль, возникшую в голове, но она быстро растворилась в пивном хмеле. Тело по-прежнему пробирало ощущение волн энергии, проходящих сквозь меня и весь мир… И именно за ним я и не заметил, как неведомая рука медальона сначала настойчиво надавила на грудь, вынуждая развернуться в нужную сторону, а потом потянула за собой…

Глава 4. Продавец сосисок

Я открыл глаза. Первые несколько секунд с трудом соображал, был ли это сон, или я только что вновь пережил события почти недельной давности. За стеклом Боливара по-прежнему мельтешили крупные хлопья снега и комья черной земли.

— Какое большое поле, — протянул я хрипловатым, севшим голосом.

— О, проснулся наконец-то, — отозвался Вовка, поворачивая голову. — Выдрыхся?

— Что? Сколько я спал?

— Два часа.

— Сколько?!

— Сколько слышал.

Я потер глаза и посмотрел на Гарика. Тот так и сопел на противоположном сидении, укрывшись с головой и оставив только небольшой зазор для носа. Буханка шла настолько плавно, что страшная зимняя куртка не сдвинулась ни на сантиметр с того момента, как Игорь под нее забрался.

— И что, за два часа это поле так и не кончилось? — недоверчиво спросил я, поднимаясь на ноги и разминая спину.

Вовка отрицательно помотал головой. Судя по остекленелым глазам, ему тоже хотелось спать.

— Может, остановишься?

— Нет. Мне интересно хоть до какой-то точки добраться.

— В смысле?

— Тут нет ничего, Тохан. Это какой-то странный мир. Только дорога и снег. Два часа подряд…

Я недоверчиво посмотрел сквозь ветровое стекло, но за ним и правда ничего не изменилось. Всё тот же белёсый свет и непроглядная пелена. Ни разметки, ни встречных машин. Ничего.

Вовка проследил мой взгляд и изобразил на лице какую-то непонятную эмоцию, то ли растерянности, то ли радостного утверждения.

— Ты это, на дорогу смотри! — напомнил я, пересев на пассажирские места за Вовкиной спинкой.

— А чего на нее смотреть? Она прямая, как линейка. Хоть руль подпирай и спи.

— Ты же так не делал? — я осторожно поинтересовался.

— Нет, конечно, — улыбнулся Володя. — Совсем за дурака держишь?

— Я просто спросил… Как думаешь, сколько градусов за бортом?

— Минус ноль! — тут же выпалил он.

— Блин, Бабах, не может быть «минус ноль». Ноль он на то и ноль! А дальше уже идет минус или плюс. К тому же при ноле снег тает, а тут лежит…

— Значит, минус пятнадцать.

Я выразительно на него посмотрел.

— Ты же просто цифры сейчас от балды говоришь?

— Ага.

— Странно… — протянул я.

— Что именно из всего происходящего кажется тебе странным?

— Два часа, говоришь, едем?

Володька кивнул.

— Как думаешь, сколько снег идет?

— До того как мы приехали? Или вообще в этом месте? Мире?

— И то и это.

— Понятия не имею. А что?

— Ну, смотри, освещение не изменилось. Снега больше не стало. Смотри, валит как. Метров триста, наверное, видимость. Как это работает?

— А я знаю, что ли? У нас помнишь, как-то похожий снегопад начался… К вечеру уже по колено было…

— Помню. Встал транспорт. Большие дороги еще чистили, а во дворах вообще не проехать…

Я невольно замолчал. Снова вспомнился родной город. Или в данной ситуации точнее было сказать родной мир? Вовка тоже еле слышно вздохнул. И только желудок разорвал повисшую тишину голодным урчанием.

— Слушай, пожрать бы чего-нибудь… — начал я.

— Там морковка есть.

— Морковка — это хорошо, но хочется чего-нибудь посерьезнее.

— Хочется — перехочется. Экономим, сам же сказал.

— Может, покушаем как следует и потом экономить начнем? — в шутку предложил я, хотя на самом деле был полностью согласен с Вовкиной позицией.

Бабах улыбнулся.

«Действительно, — подумал я. — А что, если в этом мире и правда ничего больше нет, кроме снега и дороги? Так что надо терпеть до последнего. Чёрт его знает, где мы сможем раздобыть еды. И сможем ли вообще».

— Тохан, Тоха, смотри! — взволнованно позвал Вовка и нервно заёрзал на сидении. — Мне кажется, или там есть кто-то?

Я подался вперед и устремил взор в белую пелену. Действительно, прямо по курсу возникло какое-то темное пятно. По мере приближения оно всё больше и больше обретало очертания человеческой фигуры и какого-то стоящего рядом предмета, в котором легко угадывался небольшой столик. Или лоток.

— Да, Бабах, это человек! — радостно воскликнул я и тоже нетерпеливо заёрзал.

Не знаю почему, но я был очень рад наконец-то увидеть в этом мире хоть что-то, кроме перепаханной земли и падающего снега.

— Интересно, что ему надо? — Бабах начал сбавлять скорость. — А что, если это грабитель? Засада? Ловушка?!

Вишняков выпучил глаза и поправил Бабаху, которая всё это время стояла у него под рукой, упертая стволами в пол, а прикладом в моторный отдел. Увидев такое, я хотел было пожурить друга за то, что не следует допускать попадания в ствол возможного мусора, но разглядел предусмотрительно подложенный под них черный пакетик.

— С чего ты взял, что ловушка?

— А с чего ты взял, что нет? — логично парировал Вован.

— Вы чего разорались? — раздался за спиной сонный голос Игоря.

— Мезенцев, подъём! — бросил Володя. — Тут человек прямо по курсу!

— Да и хрен с ним, — буркнул Гарик.

— Ты не понимаешь! Это первый человек за несколько часов!

— А может и вообще единственный на весь мир, — философично заключил я.

За спиной послышалось недовольное бурчание и шуршание куртки. Мы с Вовкой продолжили неотрывно наблюдать за очертаниями стремительно приближающейся фигуры. Не знаю почему, но я ощутил какое-то неподдельное волнение. Может, это Вовкин беспокойный настрой был так заразителен, а может быть, действительно чувствовал, что с этим миром что-то не так. В любом случае Боливар плавно сбавил скорость и остановился в нескольких метрах от загадочного незнакомца.

Всё это выглядело очень странно. Это был высокий мужчина средних лет, облачённый в длинное черное пальто с большими пластиковыми пуговицами, и в вязаной шапке, которую у нас в Челябинске называли пидорками. На лице красовалась жесткая щетина. Из-под широких штанин темных брюк проглядывали мощные ботинки на манер армейских, только на более толстой подошве.

Прямо перед ним действительно был небольшой столик, на котором что-то лежало, накрытое тканью, очень напоминающей шерстяной платок. Был у моей бабушки такой, украшенный по краям узором из вьющихся цветков шиповника. Где-то вдалеке, прямо посреди перепаханного поля, можно было разглядеть прямоугольные очертания какого-то строения, напоминающего небольшую избушку.

Вовка заглушил мотор, и воцарилась тишина. Большие хлопья снега больше не неслись навстречу и продолжали свое медленное падение. Странный человек больше походил на какое-то каменное изваяние, потому что стоял абсолютно неподвижно. И только небольшие облачка пара, выходящие из ноздрей, свидетельствовали о том, что это не так.

— Похоже, ему до нас дела нет, — заметил Вовка.

— Ага, — раздался над самым ухом голос Мезенцева. — Пойдемте, спросим у него чего-нибудь.

После этих слов раздалось металлическое клацанье. Я посмотрел на Игоря и увидел, как он заряжает магазин в пистолет.

— Ты чего… — начал было я.

— Успокойся, Тохан, — хмыкнул Гарик, подмигнув заспанными глазами. — Это для так, на всякий случай. Пошли.

С этими словами он спрятал «Макаров» за пояс и накрыл его кофтой. Щелкнул замок пассажирской двери, и внутрь тут же ворвался поток холодного воздуха. Только ощутив контрастный перепад температур, я понял, насколько же внутри буханки было тепло.

Стоило выбраться из машины, как тело тут же пробрал неприятный озноб, заставляя поспешно застегнуть замок обдергайки и невольно вжать голову в плечи. Оказавшись в окружении морозной прохлады, я отчетливо почувствовал запах немытого тела. Пока это еще не была ужасная застарелая вонь, но одежду действительно не помешало бы простирнуть. А в случае с нижним бельем ситуация вообще рисковала стать катастрофической. Впрочем, мне не очень хотелось думать об этом именно сейчас. Меня куда больше заинтересовал неизвестный мужчина, который так и не обратил на нас никакого внимания.

Стоило мне сделать несколько шагов, как в ноздри ударил еще один аромат, от которого желудок буквально свернулся в трубочку. Или завернулся узлом. Или же, наоборот, стал бешено колотиться подобно сердцу, с устрашающей скоростью заполняясь желудочным соком.

В воздухе пахло свежеиспеченной едой. Запах был настолько сильным, что рот мгновенно заполнился слюной, и я быстро сглотнул, невольно ускоряя шаг. Судя по тому, как Вовка практически подпрыгнул на месте, а Мезенцев засеменил к столику еще быстрее, все почувствовали этот чарующий аромат.

Мужик в шапочке наконец-то посмотрел в нашу сторону.

— Странный тип, — вполголоса буркнул я, подходя поближе.

Гарик хмыкнул и согласно кивнул.

— Ну, как говорится, здравствуйте! — чрезмерно громко и эмоционально начал Бабах, подойдя к столику.

На лице незнакомца не отразилось никаких эмоций. Он смерил нас взглядом сероватых глаз, которые показались мне такими же холодными, как и падающий снег.

— Давно стоите? — спросил Вовка, нелепо засунув руки в карманы и слегка ссутулившись от холода, отчего опять стал походить на заправского гопника.

Мужчина не ответил.

— А мы тут это… — по-прежнему бойко начал распинаться Бабах, но запнулся, явно не сообразив, что сказать дальше.

— Проездом мы тут, — продолжил за него Гарик. — Так, движемся без особой цели.

— Я бы не сказал, — отозвался мужчина ровным безэмоциональным голосом.

У меня даже сложилось такое впечатление, что с нами говорит и не человек вовсе, а окружающий снегопад. Воцарилась неловкое молчание, прерываемое лишь шарканьем подошв Вовкиных кроссовок по асфальту. Запах горячей пищи буквально сводил с ума, и я был уверен, что все сейчас думают об одном и том же.

— Послушайте, — выпалил я, — очень сильно пахнет едой. Вы что-то продаете?

— Сосиски.

Мужчина поднял руку и сдернул ткань. Перед нашим взором предстал небольшой противень, на котором красовались самые настоящие сосиски в тесте, выложенные в два ряда.

Запах стал еще сильнее, и я невольно покачнулся от какого-то предобморочного состояния, только сейчас осознав, как сильно проголодался.

— Ох, ептить! — воскликнул Вовка.

— А вы тогда выходит… — начал было я, будучи не в состоянии отвести взгляд от печеного теста.

— Продавец сосисок, — безэмоционально заключил незнакомец.

— Понятно, что не пельменей, — пошутил Вовка, переминаясь с ноги на ногу и не отводя глаз от противня.

— У нас денег нет… — Игорь чуть не захлебнулся слюной.

— Угощайтесь, — предложил мужчина. — Здесь денег тоже нет. Они ни к чему. А это я приготовил специально для вас.

Мы нерешительно переглянулись. Быть такого не могло, чтобы вот так, на трассе, кто-то бесплатно предлагал еду.

— В чём подвох? — начал было Мезенцев, но Вовка уже схватил сосиску.

— Один раз живем! — воскликнул он, жадно впившись в хрустящую корочку.

Судя по блаженному мычанию и округлению Вовкиных глаз, сосиска была великолепна. Что ж, больше сдерживаться не было сил, и мы набросились на предложенное угощение.

Еда оказалась в меру горячей. Запеченное тесто согревало зябнущие пальцы, а вкус ароматной подкопченной сосиски наполнял тело и душу вожделенным теплом. Говорить вовсе не хотелось. Хотелось лишь одного — сожрать как можно больше сосисок, которых оказалось двенадцать штук.

Снова воцарилась тишина, на этот раз прерываемая довольным мычанием и чавкающими звуками. Мы периодически переглядывались, удовлетворенно кивая в знак одобрения.

Первые две сосиски я уничтожил с такой скоростью, что наверняка поставил мировой рекорд. Жаль только, что рядом не было никого, кто бы мог его зафиксировать. К середине третьей у меня даже начала болеть челюсть и пришлось приложить мощное волевое усилие, чтобы сбавить хорошо взятый темп. По мере насыщения складывалось такое чувство, будто в центр тела поместили миниатюрную печку, от которой расходилось приятное тепло.

— Думаю, я выражу общее мнение, — кое-как с набитым ртом протянул я, — но это лучшие сосиски в тесте, что мне когда-либо доводилось пробовать!

Гарик и Бабах молча кивнули. Продавец сосисок продолжил смотреть на то, как мы уплетаем его товар.

— Ты что, здесь один? — поинтересовался Игорь с набитым ртом.

— Один.

— А сосиски всегда такие горячие? — добавил я. — Не успевают на холоде остыть?

— Всегда. Не успевают.

— Подожди, — в глазах Мезенцева блеснул тот самый огонек, с которым он обычно начинал диалог, готовясь вывести что-то скрывающего собеседника на чистую воду. — Если здесь денег вообще нет, откуда ты тогда знаешь само слово деньги? И почему называешь себя продавцом? Знаком, выходит, с товарно-денежными отношениями?

Мне стало неловко за весьма прямой тон Мезенцева, и я легонько пнул его ногой по подошве кроссовка, на что Игорь только лишь дернул плечом.

Но мужчина никак не прореагировал на его тон.

— Продавцом меня назвали. Моей воли в этом не было, — всё так же безэмоционально ответил он.

«А в целом Гарик прав, — подумалось мне. — Раз он не взял с нас денег, то действительно, какой же он продавец? Скорее, сосисочный меценат. И тогда уж это не товар, а угощение. В любом случае не важно, как это назвать. Важно, что это вкусно и вовремя».

— Что ж, в любом случае спасибо, — хмыкнул Мезенцев, уплетая сосиску.

— Очень вкусно, — согласился Бабах. — Сами делаете?

Продавец молча кивнул и стал неторопливо сворачивать ткань.

— Подождите, — начал я, — вы сказали, что приготовили специально для нас? Так?

— Так.

— Получается, знали, что мы проедем?

— Конечно.

Вовка с Игорем на секунду перестали жевать, вопросительно глядя на неизвестного.

— И давно вы готовите еду для проезжающих?

— Это не важно.

— В смысле? — спросил Гарик, прожевав.

— В прямом.

«Да уж, содержательный диалог, — подумал я и покрутил головой. — Хотя, а чего ожидать от другого мира?»

— А что это за место? Мы едем несколько часов и не видели ничего, кроме дороги и перепаханного поля. Вы первый, кто нам попался.

— Это всё не имеет значения, — сосисочный меценат положил аккуратный квадратик ткани на край противня.

— А есть по близости какой-нибудь город? — спросил Гарик.

— Нет.

— Может быть, поселок?

— Нет.

Мезенцев тихо засмеялся и откусил еще кусочек.

— Ну, хорошо, а люди? Кто-нибудь еще проезжал, кроме нас?

— Это не важно, — словно какой-то робот повторил продавец. — Кто-то едет несколько часов, кто-то идет несколько дней. Главное — успеть.

Я ничего не понял.

Куда мы должны были успеть?

Это был всего лишь второй мир, в котором мы оказались. И, несмотря на то, что я испытывал определенные опасения, о которых говорил еще в гараже, мне казалось, что он будет похож на наш родной. Ну или хотя бы его вариацию. С той же самой скалой или озером вместо каких-нибудь других домов. Хотя, чего ради я так решил, было абсолютно непонятно. Ведь столь малого количества перемещений было абсолютно недостаточно для выявления каких-либо статистических закономерностей.

«Или нет? — подумал я. — Получается, единичный переход и схожий мир — это стопроцентное совпадение. Теперь два перехода — и два очевидно разных мира. Значит уже пятьдесят на пятьдесят».

— А что, кто-то еще и до нас проходил? — прожевав, поинтересовался Гарик.

— Да. Один человек.

— И куда он пошел?

Судя по вкрадчивому тону, Игорь всё же не терял надежды попытаться разговорить странного человека, хотя мне уже стало ясно, что из этого ничего не выйдет.

— Туда, — мужчина спокойно указал рукой в сторону исчезающего в снегопаде дорожного полотна. — Спешил ответить на призыв.

Мы вопросительно на него уставились. Продавец окинул нас ничего не выражающим взглядом и, похоже, тихо хмыкнул. Во всяком случае мне так показалось.

— Кому-то нужна помощь, — он вытянул руку и поочередно указал на грудь каждого из нас.

Тут и без лишних жестов было понятно, что он подразумевал медальоны. Побрякушка тут же легонько надавила на грудь, призывая развернуться в ту же сторону, куда смотрели фары Боливара. Судя по тому, что все повернули голову, я был не единственным, кто это почувствовал.

Вовка швыркнул носом, а Гарик отправил в рот остатки третьей сосиски.

— То есть это так работает? — уточнил я.

Мужчина перевел на меня взгляд. От вида холодных и ничего не выражающих глаз стало не по себе. На какую-то долю секунды мне показалось, что напротив меня и не человек вовсе, а просто похожая на него оболочка. Будто там, за стекляшками зрачков, и не было ничего вовсе.

— Нет, мы знаем, конечно, как это работает, — деловито заключил Гарик. — Иначе, как бы мы здесь оказались. Только вот собирались на скорую руку… Мало полезного с собой взяли. Вот если бы кто напомнил, как назад вернуться…

Мезенцев хитро прищурился. Продавец никак на это не прореагировал, лишь пододвинул противень с оставшимися сосисками поближе к краю стола с нашей стороны.

— Доедайте.

— Спасибо, — я рассеянно откликнулся после затянувшейся паузы.

— А вы всегда здесь? — спросил Гарик.

— Это не важно.

— Скучно, должно быть? — предположил Игорь. — Вы там живете? Не планируете больше сосисок приготовить? Вдруг еще кто появится.

— Теперь долго никого не будет.

Продавец подождал, пока мы заберем из противня по последней сосиске, и поднял его со стола. Я только сейчас заметил, что за его спиной даже не было следов, которые вели бы к очертаниям хибары. Словно он всегда стоял здесь и никуда не уходил.

«Но ведь где-то же должна плита стоять, на которой он еду готовит? — размышлял я. — Сосиски же горячие. На таком холоде они бы за десять минут остыли. К тому же должно же тут быть, вообще, хоть что-то, кроме снега и дороги!»

— Вам пора, — всё так же безэмоционально произнес мужчина. — Приятного аппетита.

— Спасибо, — отозвался я.

— Благодарю, было очень вкусно… — разлюбезничался Вовка, направляясь к буханке с сосиской в руках.

— Хорошего дня, — хмыкнул Гарик.

— Не бывает хороших дней. Как и не бывает плохих.

Мы переглянулись и последовали за Бабахом.

— Что это было сейчас? — спросил я, когда мы обходили буханку.

— Подарок судьбы, — хихикнул Мезенцев, откусив большой кусок.

Тут я был вынужден согласиться. Бесспорно, всё это выглядело очень странно, но главным было то, что мы смогли поесть на халяву. Да и пищи для размышлений незнакомец тоже подкинул.

Гарик открыл дверцу и скрылся в салоне. Я еще немного постоял на улице, задумчиво оглядываясь по сторонам. Четвертая сосиска приятно грела руки. По телу растекалось приятное тепло. Но вместе с чувством сытости пришло какое-то странное опустошение. Или отрешение.

Глядя в белёсую даль, рябившую от падающего снега, я невольно задумался над всем, что сказал продавец сосисок. Какой-то призыв. Кто-то прошел до нас.

Что это всё значило?

Мне хотелось расспросить странного мужика поподробней, но что-то мне подсказывало, что он всё равно не даст развернутого ответа. К тому же меня очень сильно пугала холодная пустота его глаз. Если бы не присутствие рядом Гарика и Вовки, я бы точно предпочел держаться от него как можно дальше.

— Тохан, залезай! — позвал Вовка с водительского места. — Всё тепло выпустил!

— Извини, — я откликнулся и забрался в машину, хлопнув дверцей.

Гарик уже расположился за откидным столиком, достав из запасов полторашку с питьевой водой. На расправленном полиэтиленовом пакете лежала надкусанная сосиска. Я опустился на место и положил рядом свою.

— Пить будешь? — Мезенцев протянул бутылку.

Я молча взял ее.

Вовка завел мотор, и Боливар, несколько раз дернувшись от неуверенного управления, тронулся с места. За окном проплыл продавец сосисок, продолжая неподвижно стоять на своем месте и даже не смотря в нашу сторону. Я попил и приступил к последней сосиске.

— Ну, — бросил Вовка через плечо, — кто что думает?

— Это всё очень странно, — заключил я.

— Я вот что подумал, надо было взять Бабаху и заставить его говорить!

Я невольно помотал головой, а Гарик легонько улыбнулся.

На самом деле я был уверен на сто процентов, что Вовка никогда не стал бы угрожать оружием незнакомому человеку. Да и знакомому тоже. Всё же он был одним из самых добрейших людей, которых я знал. Хотя сейчас, с небольшими залысинами по бокам головы и покрасневшими на морозе ушами, он выглядел весьма устрашающе.

— Думаю, угрозы ни к чему бы не привели, Володь, — рассудительно отозвался Игорь. — Но кое-что мы всё-таки узнали…

— Что кто-то прошел до нас? — тут же уточнил я.

— Именно. И что вот эти штуки отвечают за какой-то призыв о помощи, на который мы явно должны откликнуться.

— Призыв о помощи? — переспросил Бабах. — То есть мы должны кого-то спасать, что ли? Мы что, Чип и Дейл? А Боливар тогда — Рокфор? Вжика только не хватает… А Гайка кто? Тохан?

— Ну тебя на фиг, Бабах, — я отмахнулся.

— Слушайте, мы нашли эти медальоны случайно, — совершенно серьезным тоном начал Игорь. — И теперь хотя бы примерно знаем, для чего они нужны.

— Да, я понял, — скептически отозвался Вовка. — Это радиоприемники. Для сигналов о помощи, ептить. Только нам кто поможет?

— Ну, если уж мыслить такими критериями, то тогда мы можем только принимать это условный призыв. Чтобы самим излучить — понадобится ретранслятор.

— Ага, — кивнул я. — Усилитель сигнала еще скажи.

Гарик тихо фыркнул.

— В любом случае я знаю не больше вашего, парни.

Мезенцев замолчал и уставился в окно, продолжая не спеша жевать сосиску.

За стеклом по-прежнему ничего не изменилось. Перепаханная черная земля и падающие хлопья снега. Всё тот же бледный свет, пробивающийся сквозь серые облака. Или снежные тучи. Мне внезапно представилось, что весь этот мир может быть одним огромным шаром, опоясанным дорогой. А может вообще быть миром-кольцом. Может, там, за кромкой снегопада, и нет ничего вовсе. Чёрт его знает, как тут всё устроено.

— Я вот знаете, что подумал? — пришло мне в голову спустя несколько минут тишины, нарушаемой лишь поскрипыванием салона и гулом двигателя.

— Что сосиски с пармезаном были бы еще лучше? — живо поинтересовался Вовка.

Гарик вопросительно поднял бровь.

— Нет. Но мысль хорошая, — хмыкнул я. — Вы заметили, как нам на всё становится пофиг? Или может быть, что это только я так себя чувствую? Нет, правда, подумайте: мы в другом мире. Расскажи кому-нибудь такое, пальцем у виска покрутит и в дурку отправит. Только что говорили с каким-то непонятным мужиком, который больше на персонажа фильма похож. Не знаю, какой-нибудь там демон-хранитель измерений…

— Для демона-хранителя его стряпня весьма недурна, — заключил Мезенцев.

— Соглашусь, — кивнул я. — Но всё же? Куда мы, вообще, едем, что дальше будет? Блин, парни, извините, что скажу это вслух. Знаю, мы договорились, но просто, когда последний раз думали о доме? О том, что там сейчас происходит?

Вовка ничего не ответил, продолжая смотреть на дорогу. Гарик еле заметно вздохнул и задумчиво зашуршал краем пакетика, пытаясь то ли вытереть об него пальцы, то ли завернуть уголок.

— Мы даже не осмотрелись здесь. Просто едем вперед, как роботы какие-то… — я чувствовал в себе странную потребность сказать еще что-то, но никак не мог подобрать слова, чтобы сформулировать мысль.

Да и сама мысль была какой-то непонятной абстракцией на уровне еле различимых чувств и эмоций.

Гарик посмотрел на наручные часы и хмыкнул.

— Мне кажется, я знаю, почему ты так говоришь. Для нас сейчас пять утра. Вернее, если бы остались в Челябинске… В том, другом Челябинске, то было бы пять… Вы поняли, в общем.

— Да поняли, не дураки, — отозвался Бабах.

— Ты переутомился просто.

— Я не переутомился, Гарик. Я пересрал. Причем еще на том моменте, когда по нам стрелять начали.

— Во-от, — тут же протянул Мезенцев. — Это отходняк от стрессовой ситуации. Нам всем надо отдохнуть и поспать. Сейчас всё равно бесполезно об этом говорить.

— А как же этот, как его, призыв?! — Вовка повернул к нам голову.

— А что с ним будет? Мы сколько в Челябинске торчали? Другом Челябинске? Он, получается, каждый день призывал, а мы не особо торопились. Так что лишние несколько часов погоды не сделают.

— Хорошо, — согласно кивнул Вовка и стал притормаживать. — Моя очередь на скамейке спать.

Гарик кивнул. Я продолжал доедать сосиску, погрузившись в свои мысли.

Боливар сбавил скорость и остановился. Бабах даже предусмотрительно прижался к обочине, будто мы могли кому-то здесь помешать.

— Ну-ка, Гарик, поберегись…

Вишняков поднялся на водительском месте и перекинул ногу через спинки пассажирских сидений. Мезенцев прижался к стеклу, освобождая место для акробатического этюда.

— Вован, а почему бы просто дверцами не воспользоваться, как все нормальные люди? — проворчал я.

— Вот еще, тепло выпускать, — Вишняков перебрался в салон и окинул нас победоносным взглядом.

Глядя на его, хоть и веселое, но очень усталое лицо, я мысленно согласился с Гариковским утверждением. Похоже, нам всем действительно надо было отдохнуть. Вовка тем временем взял полторашку и сделал несколько жадных глотков.

— Всё-таки вовремя мы поели, — икнул я, приговаривая последний кусочек сосиски. — Я так жрать хотел, что уже невмоготу становилось.

— Не знаю, — отозвался Бабах, вытирая губы рукавом кофты. — Мне было больше интересно увидеть хоть что-нибудь, кроме снега и дороги.

— А я выспаться хотел, — зевая, протянул Игорь. — И всё еще хочу.

— Так, подождите, — прикидывал я. — Это что выходит? Каждый получил то, что хотел больше всего в данный отрезок времени?

— Чего? — Вовка поставил бутылку на стол.

— Я есть хотел — пожрал. Гарик спать — сейчас выдрыхнемся. Ты увидеть хоть что-то, кроме дороги — вот тебе продавец сосисок и хибара какая-то. Чёрт, парни! Почему никто не хотел домой?!

Я раздосадованно хлопнул ладонью по столу.

— А сам-то ты почему еды хотел, а не домой? — отозвался Вован, повернувшись ко мне задницей, явно не воспринимая всерьез мою догадку. — Так, где шинель, я под ней буду спать.

— Тохан, ты загоняешься уже, — Мезенцев выразительно на меня посмотрел. — Давай-ка поспи лучше.

— Но сам подумай…

— Хватит думать, — устало махнул на меня рукой Игорь. — Серьезно, хорош. Давай спать. Завтра или сегодня… Утром обсудим. Или днем. В общем, как проснемся. Не грузись, Тохан. Всё равно ничего не исправишь уже…

Мезенцев поднялся со своего места и, хлопнув меня по плечу, пошел помогать Вовке достать его офицерскую шинель. Я хотел было что-нибудь возразить, но действительно почувствовал напирающую усталость. Должно быть, сосиски окончательно насытили переутомившийся и изголодавшийся организм, и от этого потянуло в сон.

Я переодел кепку козырьком вперед и как можно ниже надвинул на глаза, откинувшись на спинку сидения. Сейчас, пока Гарик и Вовка шуршали шмотками, укладываться было бесполезно. Стоило подождать, пока они улягутся на сидениях и освободят место для того, чтобы можно было разложить еще один комплект из старого матраса и курток.

«Всё же в моих мыслях есть здравое зерно, — подумалось мне. — А что, если это мир, который просто не терпит излишеств и правда дает то, чего больше хочешь именно сейчас? Ведь может такое быть? Как „Город желтого солнца“? Не помню кто автор, но забавный рассказик. К тому же снег так и идет, а сугробы так и не образовались…»

Мысли стали ворочаться в голове еще медленнее, совсем неохотно подчиняясь воле разума и попыткам думать о чём-то конкретном. Приглушенные голоса Гарика и Вовки стали уходить куда-то на второй план, растворяясь в накатывающей дреме. В теплом воздухе салона всё еще был различим запах печеного теста и подкопченных сосисок. Я сам не заметил, как провалился в сон.

Глава 5. Кольнуло

Следующий мир оказался более привычным. Стоило только оптическим метаморфозам сойти на нет, как Боливар тут же подпрыгнул на какой-то колдобине, и Гарик снизил скорость. Во время перехода даже задорные ритмы альбома «Невермайнд» группы «Нирвана» растянулись во времени, будто кассетник зажевал пленку. Но это только казалось.

Блёклая пелена бесконечного снегопада сменилась темно-синими сумерками. Мезенцев щелкнул тумблером, и глаза Боливара вспыхнули ярким светом, освещая светло-серое асфальтовое полотно и стелящуюся туманную дымку.

Вдоль разбитой асфальтовой дороги тянулось помятое ограждение, выкрашенное в черно-белый цвет. С левой стороны бежал редкий пролесок с облетевшими деревьями, а справа тянулось всё то же поле, только в более привычном виде. На противоположной стороне вскопанной на зиму земли проступали очертания деревенских домов.

Увидев эту картину, все вздохнули с облегчением. Во всяком случае уже с первых секунд пребывания становилось очевидным, что этот мир обитаем. Где-то в глубине души даже промелькнула робкая надежда на то, что мы могли оказаться дома…

В ушах всё еще гудела иллюзия свиста ветра, постепенно сходя на нет. Время возобновило привычное течение, позволяя спокойно вдохнуть без неприятного ощущения того, что легкие заполняются какой-то вязкой жидкостью.

Я до сих пор удивлялся тому, как мы смогли пройти через эту аномалию пешком в самый первый раз. Наверное, виной тому было огромное количество выпитого пива, которое не дало почувствовать сильного испуга от непривычных ощущений. А еще какое-то загадочное, словно зачарованное, состояние сознания. Сродни трансу. Впрочем, как на самом деле выглядит трансовое состояние, я не знал, но что-то мне подсказывало, что весьма похоже на «покачивание на волнах плазмы».

Я невольно сглотнул и легонько похлопал себя по ушам, избавляясь от неприятных ощущений. Сидящий рядом Бабах тоже затряс головой.

— Так, ну это уже лучше, — протянул наконец-то Гарик, осматриваясь по сторонам.

Мы с Вовкой тоже перегнулись через спинку пассажирского сидения и смотрели вперед.

— Интересно, сколько времени здесь? — поинтересовался Вишняков.

— Раннее утро, — не задумываясь, ответил я. — Предрассветные сумерки, не иначе.

— Половина шестого, — кивнул Игорь, посмотрев на часы.

— А если это вечер? У тебя же часы Челябинское показывают. Тут по-другому может быть, — не успокаивался Бабах.

— Утро это, Володь, утро. Очень похоже.

В этом мире тоже была осень. Только более поздняя. Может быть начало октября. Деревья стояли уже полностью облетевшими, а вокруг не было ни одной капли желтого или зеленого цвета. Впрочем, снега тоже не было. Коричневатые скукожившиеся листья покрывали землю между деревьями и вокруг пролеска, а от обочины до перепаханного поля пространство было устлано увядшей травой.

— Там дома, — Вовка ткнул пальцем в сторону поля. — Люди живут, это хорошо.

Я согласно кивнул.

— Только фонари не горят, — сосредоточенно протянул Гарик.

— Так если утро раннее, спят все, — рассудительно заключил Бабах, — кто будет свет включать?

— Может и так…

— И какой у нас план? — уточнил я.

— Я даже не знаю, — Гарик пожал плечами, убавив громкость музыки. — Чего медальоны говорят?

Я прислушался к ощущениям на груди и для верности прижал металлический ромбик рукой. Мы определенно двигались в нужном направлении, только побрякушка ощущалась сейчас не так, как обычно. Это было тяжело объяснить, но создавалось такое впечатление, что стоит усилить бдительность.

— Наготове надо быть, — озвучил Вовка то, что чувствовали все.

— Угу, — буркнул Гарик. — Тоже как-то так чувствую. Еще бы только знать, к чему именно… Помните же, что этот хмырь с сосисками сказал?

— Конечно, — вздохнул я.

— Призыв о помощи… — многозначительно протянул Вовка.

— И еще, что какой-то чувак до нас прошел, — напомнил Гарик.

— Да, причем он именно что сделал акцент на слове «прошел», — добавил я. — Пешком значит.

— Может, это ему помощь и нужна? — предположил Вовка, подавшись вперед. — Или, может, мы его должны найти?

— Откуда я знаю, — рассеянно улыбнулся Игорь. — Мы же первый раз…

— Давайте просто будем действовать осторожно и внимательно, — предложил я.

— Само собой, — ответил Мезенцев и добавил себе под нос: — Ни одной машины нет… А знаете, чего еще нет, парни?

— Стендов рекламных! — радостно заключил Вовка, будто этот ответ гарантировал ему миллионный выигрыш.

— Указания населенного пункта и мусора вдоль обочины, — добавил Гарик.

Я восхитился наблюдательности друзей, потому что совсем не подметил эти детали, прислушиваясь к незнакомым ощущениям, исходящим от медальона.

— Может быть, мы просто из перехода выехали уже за указателем, — заключил Бабах. — Если хочешь, можем развернуться и посмотреть, как называется.

Гарик хмыкнул и помотал головой, а я посмотрел на Володьку. Сегодня он был на удивление логичен.

— Так, я это возьму… — с этими словами Вовка перегнулся и забрал Бабаху, всё время стоявшую рядом с моторным отсеком.

— Володя, осторожней только. Как договаривались, — напомнил я.

— Тохан, ептить, всё под контролем!

— А твой ПМ где?

Мезенцев молча хлопнул себя по области поясного ремня.

— Осторожнее там, пипирку не отчекрыжь.

— Тохан, там патрона в стволе нет, и предохранитель стоит, — отмахнулся он.

— А твой газовик? — тут же вмешался Володя, закрепляя на поясе патронташи так, чтобы их не было видно из-под куртки.

— В кармане… — сообщил я с легкими нотками разочарования от того, что «Перфекта» представляет собой не самый серьезный аргумент из всех у нас имеющихся.

Странное и неприятное чувство чего-то неизведанного завладело всеми, и мы продолжили движение практически молча, лишь перекидываясь редкими фразами.

Прошло примерно полчаса, и нам так и не встретилась ни одна машина, что было весьма подозрительно. Впрочем, я успокаивал себя мыслью, что мы могли двигаться не по самому густонаселенному району.

В скором времени дорога взяла небольшой подъём, и взгляду предстали характерные очертания пригородной застройки, медленно проступающей сквозь утреннюю синеву. Несмотря на то, что мы поднялись на возвышенность, туман, казалось, стал еще гуще, хотя и не затруднял видимость так, как это делал бесконечный снегопад предыдущего мира.

Я ощутил какое-то очень неприятное волнение и невольно заёрзал на сидении, внимательно вглядываясь в приближающиеся постройки. Где-то в глубине души укреплялось нехорошее предчувствие. А судя по тому, как Гарик сбавил скорость, а Вовка несколько раз примерился к обрезу, я был не единственным, кто это ощущал.

Когда Боливар поравнялся с первой приплюснутой постройкой, Гарик отключил магнитолу. Голос Курта Кобейна, одного из его любимых исполнителей, оборвался на половине припева «Коробки в форме сердца», и воцарилась тишина. Похоже, единственным источником звука в этот предрассветный час теперь оказался только работающий двигатель буханки.

— Света нет… — сосредоточенно отметил Игорь.

— Спят все, — настойчиво ответил Бабах.

— Фонари всё равно должны гореть. К тому же там село было. А это какой-то городок…

Я посмотрел в боковое окно. Вдоль дороги тянулись небольшие приземистые гаражи и различные технические строения. Скорее всего, склады и какие-то сторожки. Прокатанные следы автомобильной колеи разбегались в разные стороны, опутывая постройки. Стоило только свету фар перестать отражаться от редких оконных стёкол, как здания тут же охватывали синеватые сумерки и пелена тумана.

Я прислушался к медальону, и он тут же легонько кольнул меня в грудь, как в тот раз, когда я вылетал на Меридиан. Только теперь ощущения были не такими сильными.

— Гарик, давай туда, — я ткнул пальцем в сторону ближайшего поворота.

— Уверен?

— Не знаю, медальон кольнул.

— Кольнул?

— Да. Было уже такое…

— Ну ладно.

Мезенцев повернул руль, и Боливар оказался на живописной двухполосной дороге, обрамленной аккуратными бордюрами и рядками кустарника. Миновав небольшую рощицу деревьев, мы вывернули на небольшую улочку, бегущую вдоль двухэтажных домов.

— Прямо как у нас, — заметил Вовка, разглядывая выгоревшие фасады, выкрашенные желтой краской, и шиферные крыши.

Я невольно хмыкнул, потому что застройка действительно была похожа на клочок старого района на проспекте Победы или улицы Горького. В голову тут же постучали настырные мысли о том, что было бы неплохо предаться тоске и воспоминаниям, но загадочность окружающего мира всё же взяла верх.

Параллельно дороге тянулась пешеходная тропинка, отделенная от проезжей части кустарником и невысокими деревцами. Я не особо в них разбирался, но, кажется, это были липы. Их облетевшие темные стволы в предрассветных сумерках были похожи на костлявые руки, вырывающиеся из асфальта в попытке ухватить небосвод. В местах для парковки попадались редкие автомобили. В основном это были вполне знакомые «Жигули» и модели посвежее наподобие девяток и десяток.

«Может быть, мы попали в какой-то доперестроечный мир? — прикинул я. — Где про иномарки еще и не слышали?»

— Гарик, бабон! — сдавленно воскликнул Бабах и резко припал к спинке сидения, спрятавшись за нее так, что поверх остались только глаза.

— Вижу! — цыкнул Мезенцев. — Спокойно, Володь. От того, что ты так резко дергаешься, только еще больше внимания привлекаешь.

— Блин, а что будет, если остановят? — струхнул я, невольно задумавшись обо всём имеющемся у нас оружии.

Почему-то эта очевидная мысль о том, что блюстителям порядка придется объяснять, что это такое, кто мы такие и откуда взялись, раньше не приходила мне в голову. А ведь это вполне логично. Если потенциальный мир похож на наш родной, то и законы должны быть примерно одинаковыми.

— Это обычные менты, — отозвался Гарик, натянув на лицо дежурную «неподозрительную» улыбку. — Они же не гаишники, не должны остановить…

Тем временем мы практически поравнялись с серым милицейским уазиком. Выглядела машина абсолютно знакомой, вот только дверцы распахнутые, и припаркована она была прямо попрек пешеходной дорожки. Из-под заднего бампера торчали ветки примятого куста.

— Что за ерунда?.. — Мезенцев проводил взглядом проплывающий мимо уазик.

— Гарик, езжай-езжай! — шепотом поторопил Вован, выглядывая из своего укрытия.

— Да где же все? — сосредоточенно вопрошал я. — Ни одного человека. Ни одно окно не светится.

— Да чёрт его знает, — пожал плечами Мезенцев и прибавил газу.

Завернув за угол, мы миновали еще несколько домов. Туман стал намного гуще. Теперь он был похож на разлитое молоко, плещущееся в полуметре над землей. Медленно колышущиеся волны окутывали кустарники, деревья и припаркованные автомобили. Чем дольше мы двигались, тем сильнее сжималось сердце.

Пока этот мир был так же пуст, как и тот, который мы недавно покинули. Но что-то незримое мне подсказывало, что так быть не должно.

— Призыв о помощи, — словно уловив мои мысли, медленно протянул Гарик. — Призыв о помощи… Знать бы, кто его издает?.. И где его искать?..

— Магазин! — обрадовался Вовка, занимая исходное положение. — Давай выйдем и посмотрим.

Прямо перед нами оказалась большая асфальтированная площадка с полуоблезшей разметкой и знаком парковки. Прямо за ней примостилось одноэтажное здание с широкими окнами высотой во всю стену. Весь его внешний вид напоминал мне стандартный советский универмаг из далекого детства. Вот только особой радости я не испытывал. Окутанное туманом и обрамленное редкими черными деревьями, оно выглядело очень отпугивающим.

Стоило Боливару сбавить скорость и устремиться на парковку, как свет фар тут же выхватил из пелены тумана валяющийся повсюду мелкий мусор и распахнутую входную дверь, висящую на одной петле.

— Глушить пока не буду, — заявил Игорь, останавливая буханку, — чёрт его знает, что там.

Я согласно кивнул.

— Бабах, давай-ка заряжай обрез и тут оставайся, — Мезенцев достал из-за пояса пистолет. — Мы с Тоханом пойдем посмотрим, что к чему.

— Чем заряжать-то? — деловито поинтересовался Володя, мгновенно откинув полу куртки и взявшись за патронташ. — В кого палить будем?

— Если бы я знал… — буркнул Гарик и открыл дверцу.

— Заряди один такой, один такой, — посоветовал я, решив пока не гундеть про актуальность применения оружия.

— Хорошая идея… — хмыкнул Вовка.

Стоило открыть дверцу и выбраться на улицу, как в нос тут же ударил характерный запах мерзлых листьев и земли. За спиной раздалось клацанье обреза и деловитое бормотание Бабаха. Я потянулся к карману обдергайки, пытаясь понять, стоит ли доставать «Перфекту» или нет.

— Тохан, где мое кашне? — раздалось за спиной.

— Откуда я знаю, Володь? Куда положил, там и возьми.

— А всё, нашел…

Тем временем Мезенцев сделал несколько осторожных шагов вперед, глядя себе под ноги. В желтоватых отблесках фар и в своей кепочке «Кангол» он снова походил на Клауса Майне, если бы того какие-то черти занесли в захолустный городок.

— Гарик! — окликнул Вовка. — Возьмите!

Я обернулся и увидел протянутый рюкзачок.

— Зачем? — не понял я.

— Ну как зачем, Тохан? — Бабах выразительно на меня посмотрел. — Это же магазин. Возьмете чего-нибудь полезного, если никто не увидит…

— Украсть предлагаешь? — спросил я, но всё же закинул рюкзачок себе за спину.

— Почему сразу украсть? — Вовка почесал нос и огляделся по сторонам. — Если никто не увидит, просто это… Позаимствуй.

Я хотел было возразить, но всё же был вынужден признать, что лишние запасы нам не помешают. Причем не важно чего. Еды, воды, носков — всё пригодится.

— Ну, всё, давай иди уже, — поторопил меня Володька, прикрывая Бабаху полой кожанки. — Стрёмное место какое-то, если честно. И туман этот стрёмный…

— И сумерки утренние тоже, — я тоже беспокоился. — Смотри в оба.

— Оба чего?

— Глаза.

— А, ну да…

— Тохан, иди сюда, — вполголоса позвал Гарик, который уже преодолел половину расстояния, отделявшую нас от входа в магазин.

Я быстро подошел к нему и посмотрел под ноги. На асфальте, в нескольких сантиметрах от грязных кроссовок Мезенцева, лежала небольшая женская сумочка. Замок был раскрыт, и из нее вылетела целая россыпь всяких мелких предметов. Складное зеркальце, губная помада, упаковка салфеток, какие-то ключи.

— Не похоже, что это кто-то украл и выбросил, — заключил Мезенцев. — И на случайно потерянную тоже.

— Такое чувство, будто с плеча слетела, упала и раскрылась, — заключил я.

— Ага, внимательнее по сторонам посмотри…

Я перевел взгляд, и тут зрение словно перестроилось, подметив совсем другие детали. То, что при подъезде показалось мне обычным мусором, на самом деле являлось разбросанными вещами.

Вот лежал школьный ранец, из которого так же вылетели учебники и канцелярские принадлежности. Неподалеку застыл вязаный берет, а рядом с ним черный мужской ботинок. Где-то виднелась нераскрытая пачка сигарет и полная пластиковая бутылка газировки.

Мне стало немного не по себе, и я нервно сглотнул.

— Ага, — вполголоса согласился Гарик. — Пойдем посмотрим из-за чего такой беспорядок.

Мы осторожно двинулись в сторону темнеющего дверного проёма. Я продолжил осматриваться, пытаясь понять, что здесь произошло. Как верно отметил Мезенцев еще при подъезде к городку, везде было достаточно чисто. Кажется, люди здесь не привыкли мусорить. И что-то мне подсказывало, что разбрасываться вполне себе нормальными вещами — тоже. Я хотел было уже перешагнуть небольшой разделительный бордюр, и тут мой взгляд упал на что-то очень знакомое.

— Ух ты ж! — невольно вырвалось у меня, и я поспешил к обнаруженному предмету.

— Чего там? — спросил Гарик.

— Автомат, — сообщил я, невольно радуясь находке.

На асфальте действительно лежал АКСУ с пристегнутым ремнем. Я наклонился и осторожно поднял оружие за цевье, не рискуя лишний раз хвататься за пистолетную рукоять рядом со спусковым крючком.

— Ни хрена себе! — сдавленно воскликнул Гарик, подходя ко мне.

— Чего там? — долетело от буханки.

— Тохан автомат ментовский нашел! — ответил Мезенцев через плечо.

— Да ну?! Покажи!

Я осторожно поднял оружие над головой. Тяжёлый ремень тут же хлопнул меня по кепке.

— Так, давай сюда, я знаю, как с таким обращаться, — деловито протянул руку Мезенцев. — Нам на военке всё по калашу объясняли…