Бесплатный фрагмент - Где-то в чаще леса

Глава 1. Сквозь лесные тропы

Тропинка, извиваясь, как змея, петляла сквозь зеленую, светлую поляну, уходя вглубь густого, манящего леса. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, рисовали на земле причудливые узоры. По тропинке шла женщина, молодая и прекрасная, словно вылепленная из лунного света. Ее золотистые волосы, заплетенные в косу, развевались на легком, игривом ветру и только платок удерживал их, а длинный, струящийся сарафан, цвета летнего неба, летел за ней, оставляя после себя легкий шлейф аромата полевых цветов.

Она ступила в лес, и вокруг нее сомкнулись густые кроны деревьев, образуя полумрак, пронизанный лучами солнца, пробивающимися сквозь листву. Воздух наполнился запахом влажной земли, прелых листьев и сосновой смолы.

Внезапно, прямо перед ней, с верхушки раскидистого дуба, словно летучая мышь, спустился молодой парень. Он был красив, как бог, с сильными, мускулистыми плечами и резкими чертами лица. Его острый взгляд, в котором читалась смесь дерзости и жестокости, впился в женщину. На нем была одежда, богатая и вызывающая, украшенная драгоценными камнями, что подчеркивало его богатство и власть. На поясе, блестящий, как луч солнца, висел острый кинжал.

— О, красавица, куда направляешься? — прозвучал его голос, грубый, но привлекательный.

— Я к бабе Яге, за советом, — ответила женщина, стараясь не подать виду, что ее сердце дрогнуло от неожиданной встречи.

— Думаю, ты знаешь: без моего ведома в лес пройти нельзя, — сказал юноша, усмехаясь, и в его глазах заблестели хитрые искры.

— Знаю, Соловей-разбойник, — сказала женщина, пытаясь узнать, насколько серьёзны его намерения.

— А то от моего свиста, погнуться деревья, закроют тебе вход в чащу, да и ты от свиста моего не устоишь, быстро улетишь из леса, — усмехнулся Соловей, и в его голосе прозвучала угроза.

Женщина почувствовала, что у нее не осталось выбора. Она знала лесные сказки о Соловье-Разбойнике, и понимала, что связываться с ним опасно. Ей нужно было к бабе Яге, и она решила попробовать убедить его.

— Может, я могу тебя чем-либо задобрить? — спросила она, стараясь сохранять спокойствие.

— А что у тебя есть? — спросил юноша, осматривая ее с головы до ног, и его взгляд был полон наслаждения и власти.

Она осмотрела себя. У нее не было ничего ценного, что могло бы привлечь его внимание. В ее голове быстро родился план.

— Я хорошо пою, — улыбнулась она.

— Ну, спой, — усмехнулся разбойник.

И женщина запела. Ее голос, прекрасный и нежный, как пение птицы, проник в глубину леса. Соловей-разбойник, зачарованный ее голосом, забылся о своей хитрости и жестокости. Она, не теряя времени, проскользнула в лес, оставив Соловья в полной очарованности ее пением.

Женщина пошла дальше, по тропинке. Зашла в самую чащу леса. Там где-то в глубине, среди зарослей и древесных плетей, возвышался маленький домик, словно затерянный среди зеленой гущи. Его стены, сложенные из темного дерева, казались прочными и непоколебимыми, как стражи древних времен. На крыше клубилась тонкая дымка, плетясь в воздухе и растворяясь в безбрежном просторе. Листья, опавшие осенью, укрыли вершину дома, словно тихий шепот прошлых времен.

Под тенью этого уединенного убежища шагала молодая женщина. В ее глазах, окутанных серыми облаками тоски, затаилась надежда, словно последний луч света в мрачном лесу. Когда-то яркие голубые глаза потускнели, погруженные в океан горечи и печали. Ее длинные волосы, словно золотые нити, были заплетены в длинную косу, которая падала по спине, словно ручей воды в оазисе пустыни. Голова женщины была покрыта платком, украшенным изысканным узором цветов, что сочетались со цветом ее, длинного в пол, сарафана.

— Избушка, избушка, — прошептала женщина, словно заклинание, загаданное веками, — встань ко мне передом, а к лесу задом.

Деревянные стены домика скрипнули, словно пробуждаясь от долгого сна. С натугой, будто древний страж, он начал поворачиваться, словно давая ответ на призыв гостя. Старые доски скрипели, перебирая своими куриными ножками, словно старичок, тяжело встающий с кровати по утрам. Сквозь щели в стенах домика пробивался луч солнца, словно ласкающий его древесную душу.

Женщина стояла перед воротами дома, в ожидании чуда. Ее сердце билось сильнее, словно стук крыльев птицы в заколдованном лесу. В ней теплилась надежда, словно последний огонь в холодной ночи.

Изба, сгибая свои куриные ножки, покорно присела, словно представляя свою скромную деревянную скромность перед гостем. Она допустила молодую женщину на свои ступеньки, приглашая ее пройти по крыльцу и открыть скрипучую старую дверь, словно древний хранитель встречает путника.

Внутри помещения витал запах трав и тайных зелий, словно дыхание самой природы наполняло воздух. В большом котле над огнем пузырилось загадочное зелье, испуская аромат таинственных трав и специй. Рядом с котлом стояла, скрючившись, женщина, волосы ее были аккуратно собраны назад и покрыты косынкой, словно символ защиты от таинственных сил. Она медленно помешивала деревянной ложкой содержимое в большом железном котле.

В ухоженном, хоть и небольшом помещении, в углу стояла печь, создававшая тепло и уют, словно добрая мать, обнимающая своих детей. На столе стояли книги, заполненные мудростью веков, рядом с котлом расположены разноцветные флаконы с загадочными зельями. А возле стола стояла длинная лавка, единственное место для отдыха.

Гостья взглянула на потолок, где, привязанные веревками, висели нитки и обрывки ткани, украшенные разноцветными растениями и цветами, словно капли волшебства, собранные в одном месте. На полках вдоль стены стояли стеклянные флаконы с различными зельями, а в тряпичных мешочках хранились загадочные порошки, словно сокровища в закрытых сундуках.

— Чую, чую, человеческим духом пахнет, — проговорила женщина, остановив свои манипуляции у котла, и повернулась к двери, словно чародейка, уловившая приближение нового испытания.

Гостья, словно преклоняясь перед древними обычаями, опустила колени перед хозяйкой дома, не поднимая головы, словно в почтительном поклоне перед мудростью прошлых времен. Из-под скромного подола ее одежды она извлекла небольшой хлеб и одно яйцо, словно принося дары великой старой ведьме.

— Здрав будь, Ядвига Ярославовна, — произнесла женщина мягким, молящим голосом, словно молитва, направленная к силам природы, — помоги мне, пожалуйста, родить дитятко.

Хозяйка дома взяла в свои руки предложенные дары и положила их на деревянный стол, словно принимая подношение от преданного последователя. Ее глаза, зыбкие от древней мудрости и тайных знаний, пронизывали гостью, словно сквозь туман времен.

— Можно просто, Баба Яга, — сказала она, словно успокаивая волнения в груди гостя, подавая ей руку и поднимая ее с колен, словно поднимая павшего воина на ноги перед новой битвой.

Гостья подняла голову и увидела миловидную старушку с добрыми, заботливыми глазами, которые, несмотря на годы, всё ещё излучали тепло и мудрость. Её худое, морщинистое лицо портил только большой нос с горбинкой, который из-за впалых щёк выделялся ещё сильнее, придавая старушке несколько грозный вид. Но стоило только взглянуть в её глаза, как этот обманчивый образ сразу же рассеивался.

Баба Яга стояла, опираясь на толстую, крючковатую деревянную палку, служившую ей костылём. Её худая фигура была закутана в старый, но аккуратный платок, а из-под его краёв выбивались седые пряди волос, придавая ей вид древней волшебницы, вышедшей из самой глубины лесных чащ.

— Пойдём, посмотрим, что можно сделать, — сказала Ядвига Ярославовна, её голос звучал мягко, но твёрдо. Она осторожно повернулась и, хромая, побрела к лавке, помогая себе при ходьбе костылём. Каждый её шаг сопровождался тихим постукиванием деревянной палки о землю.

Гостья невольно задержала дыхание, следуя за старушкой. Внутри неё смешались тревога и надежда. Впервые за долгое время она почувствовала себя не просто гостьей в чужом доме, но словно была принята в этот древний, загадочный мир с его тайнами и древними знаниями. Кружевная паутина, висевшая в углах хижины, блестела в лучах заходящего солнца, придавая всему окружающему сказочную атмосферу.

Ядвига Ярославовна остановилась у лавки и, с трудом присев на старую, изъеденную временем лавку, начала перебирать, стоявшие на столе, свои многочисленные баночки и скляночки. Её руки, несмотря на дрожь, ловко обращались с хрупкими сосудами, и она не теряла ни капли, ни одного из своих ценных снадобий. Гостья с любопытством и восхищением наблюдала за этим ритуалом, чувствуя, как постепенно её тревога уходит, уступая место уверенности в том, что она попала в надёжные руки.

Женщина пошла за ней, оглядываясь вокруг. В углах виднелись паутинки, а на полках громоздились разнообразные склянки и бутылочки, каждая со своим уникальным содержимым. Здесь царила тишина, нарушаемая лишь скрипом половиц под ногами.

— Ложись, — сказала Баба Яга, указывая на лавку, стоящую у стены.

Гостья села, а затем, осторожно улеглась на лавку. Она была неудобная, деревянная и твёрдая, и женщина почувствовала, как доски впиваются ей в спину. Она постаралась устроиться как можно удобнее, но лавка, казалось, не была предназначена для комфорта.

— Как тебя величать? — спросила Ядвига Ярославовна, поглаживая свою крючковатую палку.

— Людмила, — ответила женщина, чувствуя, как в её голосе дрожит отголосок надежды.

— Да, чую, правильно тебя назвали, мила ты людям, вот только бог к тебе не мил, — проговорила Баба Яга, доставая с самой верхней полки зелье в старинной бутылочке, покрытой пылью времени. — Но ничего, сейчас мы всё исправим.

Старушка подошла ближе, её глаза светились решимостью и уверенностью. Она вылила зелье Людмиле на живот, и его холодная жидкость мгновенно пробралась сквозь ткань одежды, вызывая лёгкую дрожь. Затем Баба Яга взяла в руки яйцо, хрупкое и белое, словно символ новой жизни. Она начала проводить им над животом Людмилы, произнося древние заклинания, звучащие, словно из самого сердца леса.

Людмила чувствовала, как что-то тёплое и успокаивающее разливается внутри неё, словно свет сквозь туман. Она закрыла глаза, стараясь не думать о том, что будет дальше, просто доверяя старушке и её магии.

— Всё, через девять месяцев жди дитятку, — сказала Баба Яга, раздавив яйцо рукой на животе Людмилы. Внезапно она заметила, что в яйце было два желтка. Её глаза расширились от удивления, и она добавила: — И не одного, а целых два.

Счастью женщины не было предела. Она вскочила с лавки, её лицо светилось радостью, слёзы счастья текли по щекам. Людмила сжала руки Ядвиги в благодарности, её сердце наполнялось теплом и надеждой.

— Спасибо вам, спасибо, — повторяла она снова и снова, не в силах сдержать своих эмоций.

— А это тебе, чтобы пройти Соловья-разбойника, — сказала Ядвига Ярославовна, протягивая тряпичный мешочек. Её глаза блестели хитринкой, а морщинки на лице складывались в загадочную улыбку.

— Отдашь ему, — добавила она, кивнув на мешочек.

Людмила удивленно взглянула на Бабу Ягу.

— А что это? — спросила она, пытаясь заглянуть внутрь мешочка.

— Людям знать это незачем, — загадочно ответила старуха, слегка помахивая рукой, — но разбойнику, поверь, это понравится.

Женщина взяла мешочек с некоторым недоумением, но благодарностью, и, поблагодарив Бабу Ягу, отправилась обратно к себе домой. Её сердце трепетало от радости и облегчения: кажется, путь домой стал чуть-чуть легче.

Людмила, не теряя времени, радостно поспешила к себе домой. Её шаги были лёгкими, а сердце пело от облегчения. Ей казалось, что лес теперь не такой мрачный и зловещий, а дорога домой уже не кажется такой длинной и трудной. Она знала, что впереди её ждут тепло и уют её избы, и с каждым шагом она всё больше ощущала, как возвращается домой, в своё место покоя и радости.

Баба Яга улыбнулась, её лицо смягчилось, и на мгновение она казалась почти молодой. Людмила поспешила домой к мужу, её шаги были быстры и легки, словно она уже несла в себе тот самый подарок, о котором мечтала так долго. С хорошими новостями она покинула хижину, оставляя за собой аромат зелья и магии, который будет сопровождать её до самого дома.

Женщина радостно бежала через густую чащу леса, ее сердце переполнялось счастьем и восторгом. Лесные деревья расступались перед ней, словно поклоняясь ее радости. Легкий ветерок обнимал ее лицо, а солнце, пробиваясь сквозь листву, играло в ее волосах золотыми бликами. Она чувствовала себя не просто человеком, а частью этого волшебного мира природы. Каждая травинка, каждый цветок казались ей ярче и красивее в этот момент.

По дороге Людмила пыталась представить, что же могло быть в этом мешочке, что так важно для Соловья-разбойника. Может, это какой-то магический артефакт или редкая трава, которой нельзя найти в этих краях? Размышления её прервались, когда она подошла к краю леса.

Тут Соловей-разбойник не заставил себя долго ждать. Он появился так внезапно и бесшумно, что Людмила едва не вздрогнула.

— О, певчая красавица вернулась, — улыбнулся он, его глаза блестели озорством.

— Да мне теперь домой, в избу свою надо, — ответила Людмила, стараясь держаться спокойно, хотя сердце её колотилось.

— Чем теперь задобришь? — спросил, улыбаясь, юноша, скрестив руки на груди. Его взгляд был пристальным и испытующим.

Людмила, вспоминая слова Ядвиги, протянула ему тряпичный мешочек.

— Вот, — сказала она, держа мешочек перед собой как некое сокровище.

Соловей-разбойник быстро взял его, нетерпеливо развернул, взглянул внутрь и широко улыбнулся. Его глаза засияли, и он осторожно потрогал то, что находилось в мешочке.

— Задобрила, — сказал он с удовлетворением, и его голос прозвучал мягче, чем обычно. — Проходи.

Людмила поспешила дальше. Выйдя на залитые солнечным светом поля, женщина не могла удержаться от улыбки. Ноги сами несли ее вперед, по мягкой траве, среди рассыпавшихся одуванчиков и полевых цветов. Словно на крыльях счастья, она легко и грациозно перепрыгнула маленький журчащий ручеек, который весело бежал между камнями. Радости ее не было предела, она кружилась и танцевала, напевая тихую мелодию.

— Какое счастье! — воскликнула она, останавливаясь на мгновение, чтобы перевести дух. — Я скоро стану мамой! Не просто мамой, а дважды мамой! У меня будут две прекрасные дитятки, два маленьких ангела, которых я буду любить и защищать.

Ее глаза светились от счастья, она закрыла их на мгновение, представляя себе будущее. Вот она, сидя на крыльце своего уютного дома, держит на руках двух милых малышей, которые сладко улыбаются и тянутся к ней своими крохотными ручками. Как же прекрасно будет слышать их первые слова, видеть первые шаги и делить с ними каждую радостную минуту жизни.

С этими мыслями женщина продолжила свой путь через цветущие луга. Травы шелестели под ее ногами, цветы качали своими головками, приветствуя ее. Она поднимала руки к небу, словно обнимая весь мир, и мир отвечал ей взаимностью, наполняя ее сердце еще большей радостью и любовью.

Наконец, она подошла к своему дому. Это было уютное строение с деревянными ставнями и цветущим садом вокруг. Здесь, где скоро зазвучат детские голоса и смех. Женщина остановилась у калитки, оглянулась на пройденный путь и улыбнулась.

Дом был настоящей русской избой, полной очарования и уюта, овеянный ароматом древнерусских традиций. Изба стояла среди цветущего сада, который круглый год радовал глаз буйством красок. Она была построена из толстых бревен, тщательно обработанных и плотно подогнанных друг к другу. Дерево имело теплый, медовый оттенок, который светился на солнце, создавая ощущение тепла и безопасности.

Крыша была крутая, покрытая дранкой, а на коньке возвышались резные деревянные фигурки, символизирующие охрану дома и его обитателей. Красные ставни на окнах были украшены причудливыми узорами, выполненными в традиционном русском стиле. Они, словно глаза дома, приветливо смотрели на приближающихся гостей. На каждом окне стояли глиняные горшки с яркими цветами, добавляя избе еще больше уюта и красоты.

К крыльцу вела небольшая деревянная лестница с перилами, также украшенными резьбой. На крыльце стояли два больших плетеных кресла, где хозяйка дома любила проводить вечера, наслаждаясь закатом и свежим воздухом. Дверь была массивная, дубовая, украшенная резными узорами и медными ручками.

— Мой дом, мое счастье, — прошептала она, входя во двор.

Войдя в дом, Людмила зашла в светлую и просторную горницу, где царила атмосфера уюта и тепла. Стены были украшены ткаными половиками и яркими вышитыми полотенцами. В центре горницы стояла большая русская печь, украшенная керамической плиткой с традиционными узорами. Печь не только обогревала дом, но и была сердцем избы, вокруг которого собиралась вся семья долгими зимними вечерами.

Рядом с печью находился большой деревянный стол, накрытый вышитой скатертью, за которым всегда было место для гостей. На стенах висели деревянные полки, уставленные глиняной посудой и резными деревянными ложками. В углу комнаты стояла колыбель, мастерски вырезанная из дерева, ожидающая малышей, которые скоро появятся на свет.

Пол был выстлан самодельными ковриками, а на стенах висели старинные иконы в красивых киотах, создавая атмосферу умиротворения и духовного покоя. Большие окна пропускали много света, делая избу светлой и гостеприимной. Каждый уголок дома был наполнен любовью и заботой, которые хозяйка вложила в его обустройство.

Эта русская изба была не просто домом, а настоящей крепостью любви и уюта, где каждое дерево, каждая деталь хранили тепло человеческих рук и сердца. В этом доме женщина с нетерпением ожидала рождения своих двух малышей, готовясь окружить их заботой и теплом, которые только и могли царить в этом удивительном месте.

Она не могла удержаться и снова закружилась, напевая веселую мелодию. Танцевала по дорожке, ведущей к дому, вспоминая, как мечтала об этом моменте. Теперь все ее мечты сбывались, и впереди была удивительная жизнь, полная новых открытий и безграничной любви.

— Я готова, — сказала она вслух, поднимаясь по ступенькам крыльца. — Готова встретить вас, мои дорогие детки. Я уже так сильно вас люблю.

Здесь скоро все будет приготовлено к встрече новых членов семьи. Женщина знала, что впереди будут трудности и бессонные ночи, но ее сердце было наполнено такой радостью и теплом, что она была готова ко всему. Она была готова быть мамой — дважды мамой, и это было для нее самым великим счастьем на свете.

Дверь отворилась с мягким скрипом, и на пороге появился молодой мужчина с ясными голубыми глазами и теплой улыбкой на лице. Рядом с ним стояли маленький мальчик с озорным блеском в глазах и девочка с завитыми золотистыми локонами, которая держала за руку большого черного пса с блестящей шерстью и умными глазами.

Мужчина уверенно вошел в дом, шагнув к бабе Яге, которая сидела у очага, погруженная в свои мысли. В его глазах читалась любовь и нежность, когда он обнял её, словно это было самое естественное дело в мире.

— Милая, я люблю тебя любой, — сказал он мягко, заглядывая ей в глаза, — но может, можно снять этот образ бабы Яги? Или ещё кто-то должен прийти?

— Нет, я просто задумалась, — ответила Ядвига Ярославовна, её голос прозвучал чуть с дрожжью, но тепло, как весенний ветерок.

Она достала из старинной деревянной коробочки пригоршню волшебного порошка и посыпала его себе на голову. В мгновение ока старуха с длинным носом, седыми волосами и морщинистой кожей исчезла, уступив место молодой красивой женщине с ясными глазами и сияющей улыбкой. Ядвига Ярославовна расправила плечи, почувствовав, как молодость и сила вернулись к ней.

— Детки мои, — Баба Яга, теперь уже Ядвига Ярославовна, повернулась к детям и вытянула вперёд руки.

Дети радостно подбежали к ней, их лица светились от счастья. Васенька, неугомонный и полный энергии, обхватил её за талию, а Машенька, смущаясь и смеясь, прижалась к её боку, обнимая за шею. Ядвига Ярославовна нежно прижала их к себе, ощущая, как сердце наполняется теплом и радостью.

— И ты, Клык, мой мальчик, иди ко мне, — с любовью произнесла она, глядя на пса.

Клык, радостно виляя своим черным пушистым хвостом, поспешил к ней, его глаза светились преданностью. Ядвига Ярославовна присела, чтобы быть на одном уровне с ним, и погладила его, чувствуя под пальцами теплую мягкую шерсть. Она почесала его за ухом, и Клык довольно заурчал, прижавшись к её ногам.

— Как я рада вас видеть всех вместе, — вздохнула Ядвига Ярославовна, улыбаясь своей семье, её голос звучал как музыка, наполняя дом радостью.

— Мы тоже, мамочка, — ответила Машенька, прижимаясь к ней ещё крепче, её глаза светились счастьем.

— Да, мама, мы так скучали, — добавил Васенька, не отпуская её руку, его голос дрожал от волнения.

Мужчина обнял их всех вместе, его сильные руки окружили семью, создавая ощущение защиты и единства. Это был тот момент, ради которого стоило ждать и бороться. Пламя в очаге ярко горело, освещая их лица и создавая атмосферу уюта и покоя.

— Ядвига Ярославовна, — прошептал он, — это наш дом, и мы всегда будем вместе.

Она кивнула, её глаза наполнились слезами счастья, чувствуя, как сердце переполняется любовью и благодарностью. В этот момент все заботы и страхи исчезли, оставив лишь любовь и счастье, которые окутали их, словно теплое одеяло в зимнюю ночь.

Дом наполнился смехом, голосами и счастливыми возгласами. Это было время единства, время семьи, когда каждый момент ценился, и каждый миг приносил радость. Ядвига Ярославовна смотрела на свою семью и знала, что ничего важнее в мире нет, чем быть вместе с теми, кого любишь.

— Дорогая, мы принесли тебе травы и коренья от Алексея, что ты просила, — сказал мужчина, бережно ставя на пол плетёную из рогоза корзинку, полную всяких трав и кореньев. Его глаза блестели от гордости за выполненное поручение. С помощью магии телекинеза он пододвинул корзину ближе к себе, поднимая крышку и раскрывая богатое содержимое.

— Отлично, милый мой, — улыбнулась Ядвига Ярославовна, поцеловав мужа нежно в щёчку. Она была стройной женщиной с длинными каштановыми волосами, заплетёнными в косу. На ней было простое, но элегантное платье, вышитое узорами, символизирующими плодородие и достаток. — Это то, что нужно, — сказала она, перебирая корни и ложа их на полки. Травы она бережно развесила к остальным травам, уже висящим на верёвках под потолком.

Ядвига Ярославовна работала ловко и уверенно, её движения были плавными и точными. Она знала каждую травинку и корешок, и у каждого из них было своё предназначение. Петр, её муж, помогал ей, передавая травы и коренья, его руки, хоть и грубые от работы, действовали с неожиданной для его внешности аккуратностью.

— Дети, помогите маме, — позвал Петр своих сыновей и дочерей. Те тут же подбежали, наперебой предлагая свою помощь. Самый младший, Ваня, старался быть как можно полезнее, хотя его ручонки едва могли удержать большой пучок трав.

— Мам, а эта трава для чего? — спросила одна из дочерей, держа в руках веточку с мелкими белыми цветочками.

— Это ромашка, милая, — ответила Ядвига Ярославовна, тепло улыбнувшись. — Она помогает успокоиться и хорошо спать. Её можно заваривать как чай.

Петр был крупным мужчиной с густой бородой и добрыми глазами. Его широкие плечи и сильные руки говорили о его физической силе, а мягкая улыбка — о добром сердце. Одет он был в простые штаны и рубаху, а на ногах, как и у других членов его семьи, были плетеные лапти. Он смотрел на свою жену с любовью и уважением, гордясь её умением обращаться с дарами природы.

— Алексей сказал, что в этом году урожай трав особенно богатый, — сказал Петр, наблюдая за тем, как Ядвига Ярославовна развешивает травы.

— Это хорошо, значит, у нас будет много настоек и отваров на зиму, — ответила она, ловко переплетая верёвки, чтобы травы сохли ровно.

Работа шла споро, и вскоре все травы и коренья нашли своё место. Дом наполнился приятным ароматом сушёных трав, создавая атмосферу уюта и покоя. Ядвига Ярославовна посмотрела на свою семью и почувствовала глубокую благодарность за то, что у неё есть такие замечательные помощники.

— Спасибо вам, мои дорогие, — сказала она, глядя на мужа и детей. — С вашей помощью всё получилось намного быстрее.

— Всегда рады помочь, — ответил Петр, обнимая жену и детей. — Вместе мы — сила.

И в эти моменты, когда вся семья была вместе, они чувствовали, что могут справиться с любыми трудностями, ведь их дом был полон любви и взаимопонимания.

— Ладно, дорогая, пойдем, — сказал Петр, заметив, что дети начали зевать. — Васе и Маше пора спать.

Ядвига Ярославовна взглянула на детей, которые сонно потирали глаза, и кивнула. Семья взялась за руки, образуя живую цепь. Ядвига Ярославовна, сосредоточившись вместе с родными телепортировались.

В следующее мгновение они оказались в своей уютной избе. Дом на курьих ножках остался позади, скрытый в глубине леса.

— Вот мы и дома, — с облегчением сказал Петр, оглядываясь вокруг. Теплый свет от камина мягко освещал деревянные стены, а запах свежей соломы и трав заполнил воздух.

— Да, наконец-то, — отозвалась Ядвига Ярославовна, улыбаясь мужу. Она подошла к детям и нежно потрепала их по головам. — Ну что, мои дорогие, идем умываться?

Дети, сонные и послушные, последовали за матерью к большому деревянному умывальнику, где их ждали теплые тряпки и таз с водой. Маша, самая младшая, зевнула и потерла глаза, а Вася, чуть постарше, мужественно пытался не зевать, но безуспешно.

После того как все умылись, дети легли спать на широкие лавки, стоявшие вдоль стен. Каждая лавка была устлана мягкими одеялами и подушками, сделанными руками Ядвиги. Она тщательно поправила одеяло, укрывая своих малышей, и нежно поцеловала их на ночь.

— Спокойной ночи, мамочка, — прошептала Маша, уже закрывая глаза.

— Спокойной ночи, солнышко, — ответила Ядвига Ярославовна, улыбаясь. Вася уже крепко спал, его тихое дыхание сливалось с потрескиванием дров в камине.

Ядвига Ярославовна и Петр, завершив все вечерние заботы, улеглись на пол, на специальные подстилки из ткани и меха, которые тоже сделала Ядвига Ярославовна. Они были достаточно мягкими и теплыми, чтобы не чувствовать холода от деревянного пола. Петр нежно обнял свою жену, прижимая её к себе, чтобы согреть.

— Вот так намного лучше, — прошептал он, кладя голову на подушку из меха. — Наконец-то мы дома, в тепле и уюте.

— Да, дорогой, — отозвалась Ядвига Ярославовна, прижимаясь к нему. — Спи спокойно. Завтра нас ждёт новый день.

Глава 2. Рассвет нового дня

Они закрыли глаза, и тишина ночи окутала их дом. В темноте только огонь в камине продолжал тихо потрескивать, создавая мягкий свет, который охранял их сон. В этот момент весь мир, казалось, замер, позволяя семье насладиться заслуженным покоем и уютом своего дома.

— Вениамин, Веник! — радостно закричала Людмила, забегая на крыльцо по ступенькам и распахивая дверь, но ее встретила только тишина. Дом был пуст.

— У меня радостная новость! — закричала она в пустоту, но ей никто не ответил.

«Наверное, он в поле,» — подумала она и поспешила в сторону бескрайних посадок.

До полей путь был не близкий, и женщина пришла к ним, когда уже начало смеркаться. Небо окрасилось в мягкие розово-оранжевые оттенки, солнце пряталось за горизонтом, бросая последние лучи на землю. Людмила остановилась на мгновение, чтобы насладиться этим зрелищем, а затем продолжила путь.

Мужчины, уставшие после вспашки поля, присели отдохнуть на мягкой траве, что росла неподалеку. Рослые, крепкие, они ели хлеб и запивали его квасом, о чем-то беседовали. За ними простиралось вспаханное бескрайнее поле, которое в вечернем свете казалось еще более величественным.

Людмила заметила Вениамина среди них. Он сидел, опершись на локоть, и улыбался, слушая шутку одного из товарищей. Подойдя ближе, она крикнула:

— Вениамин! Веник!

Он повернул голову и, увидев её, вскочил на ноги.

— Людмила? Что случилось? — его лицо озарилось беспокойством и интересом.

— У меня радостная новость! — повторила она, сияя от радости. — У нас скоро родятся двое дитяток!

— Что?! — Вениамин остолбенел, затем его лицо озарилось широкой улыбкой. — Двое? Это невероятно! Бог услышал наши молитвы, — сказал он, обнимая жену.

Мужчины, услышавшие разговор, начали поздравлять Вениамина и Людмилу.

— Да ты, Веник, счастливчик! — воскликнул один из них, поднимая кружку с квасом. — Такую новость надо отпраздновать!

— Да, да, — сказал другой, смеясь. — Двойное счастье!

Вениамин, смеясь и плача одновременно, обнял Людмилу.

— Спасибо тебе, дорогая. Я так счастлив, что даже не могу поверить.

— Я тоже, — сказала она, прижимаясь к нему. — Это будет новая глава в нашей жизни.

Вечернее небо становилось всё темнее, и звезды начали появляться одна за другой. Мужчины продолжали беседовать и шутить, а Людмила и Вениамин, держась за руки, мечтали о предстоящих днях, когда в их дом придет двойное счастье, принося с собой новые надежды и радости.

Вениамин доел, вытер лицо краем рубахи и встал с плоского камня, что служил им столом. Попрощался с мужиками, с которыми работал на поле.

— До завтра, ребята, — сказал он, крепко пожав каждому руку, — До завтра, Веник, — откликнулся кто-то из товарищей.

Он направился к жене, обнял её, чувствуя тепло её тела и её мягкий запах полевых цветов.

— Пора домой, Люда, — произнес он тихо.

Женщина кивнула улыбаясь. Они не спеша пошли в сторону своей избы.

По пути к дому они слышали, как вокруг оживала деревенская жизнь: цокот цикад, крики, разговоры, кто-то гнал домой с пастбища скотину, кто-то просто шел домой после трудового дня. Но им было не до этого. Вениамин чувствовал, как его сердце наполняется радостью и волнением от того, что он недавно узнал, что скоро станет отцом.

— Людочка, — начал он, не выдержав тишины, — Ты ведь уверена? Это точно? — все еще не веря своему счастью ведь они так долго пытались, молились и столько лет ничего не выходило.

Люда, слегка смутившись, но с теплой улыбкой на губах, кивнула.

— Да, Веник. У нас будет двое дитятко.

Вениамин остановился и нежно взял её за руки, смотря в глаза.

— Это… это такое счастье, родная. Я даже не знаю, что сказать.

Он тихо засмеялся от избытка чувств.

— Спасибо тебе.

Люда слегка покраснела, но её глаза светились счастьем.

— Я так рада, что ты рад, — прошептала она, прижимаясь к нему ближе.

Подойдя к дому, Вениамин открыл дверь и пропустил Люду вперёд. Внутри было темно и тихо. Он закрыл ставни, чтобы комары не налетели, а Люда тем временем зажгла стоявший на печи огарок свечи. Тёплый свет мягко осветил небольшую комнату, наполнив её уютом.

— Люда, дай мне помочь, — сказал Вениамин, видя, как она пытается одновременно держать свечу и ставить на стол глиняный горшок с ячневой кашей.

— Не волнуйся, я справлюсь, — ответила она, но он уже был рядом, взяв у неё свечу. Они вместе поставили горшок на стол, и Вениамин с улыбкой добавил:

— Теперь давай ужинать.

Семья села за стол. Люда разложила кашу по тарелкам, и Вениамин, взяв ложку, тихо сказал:

— За нашу семью, за наше счастье.

Люда подняла взгляд и, встретив его глаза, тихо добавила:

— И за наших будущих дитяток, чтобы они росли здоровым и счастливым.

Вениамин почувствовал, как сердце его наполнилось теплом. Он взял руку Люды и нежно сжал её, глядя в её глаза.

— Я буду самым лучшим отцом, Люда. Обещаю.

Она улыбнулась ему в ответ, и они продолжили ужинать, наслаждаясь обществом друг друга и атмосферой своего уютного дома. Теплый свет свечи отражался в их глазах, и казалось, что весь мир затих вокруг, оставив их наедине с их счастьем.

На следующий день Ядвига Ярославовна вместе со своими детьми отправилась к водяному, чтобы попросить водные растения для своих зелий. Ясное утро обещало хороший день. Дорога вела их через лес, где трели птиц и шелест листвы создавали гармоничную симфонию природы. Наконец, они подошли к реке, где вода текла тихо, не бурлила, а была в полном покое. Это было место жительства водяного.

На берегу реки царила тишина, нарушаемая лишь редким всплеском воды и шепотом ветра. Вдруг из глубины вод поднялась семья водяных. Водяной, его жена с длинными водорослями вместо волос и их сын Водомир, похожий на бледного эльфа с зелёными глазами, которые светились мягким светом.

Ядвига Ярославовна подошла ближе и склонилась в уважительном поклоне.

— Приветствую вас, Водослав и Рыбина, — сказала она, — пришли к вам с просьбой.

Дети Ядвиги, Маша и Вася, весело запрыгали на месте, увидев Водомира.

— Привет, Водомир! — закричали они в один голос, размахивая руками.

— Привет, ребята, — отозвался мальчик, его голос был мелодичным, словно струи воды в ручье.

Маша и Вася, не скрывая своего восторга, подошли ближе.

— Пошли играть? — взволнованно предложили они.

Водомир, смущённый вниманием, повернулся к своим родителям и тихо спросил:

— Можно?

Его отец, Водослав, молча кивнул, а мать ласково улыбнулась, тронув руку сына.

— Идите, только будьте осторожны, — сказала она мягко, и дети, радостно вскрикнув, убежали играть.

Ядвига Ярославовна с благодарностью взглянула на водяного и его жену.

— Спасибо вам. Мои дети всегда рады обществу вашего сына, — сказала она с теплотой.

Водослав ответил ей серьёзным, но доброжелательным взглядом.

— Мы всегда рады видеть вас, Ядвига Ярославовна. Чем могу помочь?

— Мне нужны водные растения для зелий, — начала объяснять Баба Яга. — Твои растения, что растут на дне реки, обладают особыми целебными свойствами.

— Конечно, — согласился водяной. — Жди здесь, я соберу всё необходимое.

Пока Водослав нырял в глубины реки, его жена Рыбина пригласила бабу Ягу присесть на берегу.

— Расскажи, как у вас дела? — спросила она, распуская водоросли, которые служили ей волосами, и садясь рядом.

Ядвига Ярославовна улыбнулась и начала рассказывать о жизни в деревне, о детях, об их шалостях и успехах. Время пролетело незаметно, и вскоре водяной вернулся с пучком водных растений в руках.

— Вот, возьми. Эти растения принесут тебе много пользы, — сказал он, передавая растения бабе Яге.

— Благодарю тебя, Водослав, — искренне поблагодарила Ядвига Ярославовна. — Ты всегда нас выручаешь.

Она поднялась, аккуратно сложив растения в корзину. В это время дети вернулись, смеясь и шутя.

— Мам, мы так хорошо поиграли! — радостно заявила Маша, её лицо светилось счастьем.

— Спасибо, Водомир, — добавил Вася, обращаясь к своему другу. — Ты лучший!

Водяной улыбнулся, глядя на счастливых детей.

— Приходите ещё, — сказал он, и его голос был полон доброты.

Семья Ядвиги, попрощавшись с водяными, направилась обратно домой, унося с собой не только ценные растения, но и тёплые воспоминания о чудесном дне, проведённом у реки.

Людмила вышла на крыльцо, чтобы проводить супруга в поле. Утро было тихим и спокойным, только пение птиц нарушало эту идиллию. Вениамин взял себе на обед пару кусков хлеба, что испекла его жена, завернул их в тряпочку и поцеловав Люду, отправился работать в поле.

— Ты береги себя там, Венька, — сказала Людмила, глядя ему в глаза. — Не забудь, что обещал пораньше вернуться.

— Обещаю, дорогая, — ответил Вениамин, улыбнувшись. — К обеду буду как штык.

Женщина стояла и махала ему рукой, пока он не скрылся за поворотом. В это мгновение она уже хотела заходить в дом, но вдруг услышала странный шум, нарушивший утреннюю тишину. Людмила подняла голову вверх в сторону шума и увидела, как по небу, мохая огромными крыльями, летит Змей Горыныч. Его три головы грозно вращались, огненные глаза сверкали яростью.

— О, Боже мой! — воскликнула Людмила, прижав руки к груди. — Что же это делается?

На его шее, крича и размахивая мечом, сидел богатырь Добрыня Никитич. Он уверенно держался, несмотря на яростное сопротивление дракона.

— Вот это да! — прошептала Людмила, глаза её округлились от удивления и страха.

Добрыня заносил меч над головой Змея, готовясь нанести решающий удар. Один меткий удар — и дракон, издав протяжный рёв, начал падать вниз прямо в чащу леса. Звуки битвы стихли, и над деревней вновь воцарилась тишина.

Людмила стояла, затаив дыхание. Она не могла поверить своим глазам.

— Спасение! Мы спасены! — с восторгом проговорила она, чувствуя, как слёзы радости наворачиваются на глаза. — Благослови тебя Бог, Добрыня Никитич!

Радостное чувство переполняло её сердце. В этот момент она была готова броситься к богатырю и обнять его за то, что он спас их деревню от страшной участи. Но время шло, и ей надо было заняться домашними делами. Людмила вздохнула с облегчением, вновь посмотрела на небо, где теперь было тихо и мирно, и пошла в дом.

— Надо бы Веньке рассказать, когда вернётся, — подумала она, начиная убирать со стола. — Он не поверит, что такое могло случиться наяву.

Тяжёлый день, начавшийся со страха, теперь казался ей лёгким и радостным. Она знала, что теперь в их деревне будет мир, благодаря мужеству и силе великого богатыря.

Добрыня Никитич и Змей Горыныч, стараясь не задеть ветви и кроны деревьев, аккуратно упали на большой стог сена, что им великодушно подложил Леший Алексей и его двоюродный брат Казимир. Когда они коснулись мягкой земли, стог сена зашелестел, принимая их падение с легким шорохом.

— Ох, — простонал дракон, держась за голову и медленно превращаясь в юношу. Единственное, что отличало его от человека, это зелёная кожа и крылья за спиной, — он у тебя точно не настоящий? — указывая на меч, спросил Змей с легкой тревогой в голосе.

Добрыня, все ещё держа в руке блестящий клинок, рассмеялся и уверенно ответил:

— Вот тебе зуб, — и в подтверждение своих слов положил руку на сердце, — ты что, дружище, неужели ты думаешь, что я могу сделать тебе больно?

Богатырь подмигнул, дружески хлопнув Горыныча по плечу. От этого удара Змей пошатнулся, но только усмехнулся в ответ, почесывая затылок.

Алексей, поглаживая свою длинную бороду, включился в разговор, его глаза весело блестели:

— Не переживай, гномы сделали меч из специального гнущегося металла. Он не может никого ранить, как бы сильно ни ударили.

Для подтверждения своих слов Леший указал на Добрыню. Богатырь, чуть приподняв меч, с легкостью согнул его, демонстрируя гибкость стали, а затем так же легко разогнул обратно. Подойдя к стоявшему рядом пню, Добрыня воткнул меч в него; лезвие исчезло в древесине, но, когда он вынул меч, на пне не было ни следа.

— Вот видишь, всё безопасно, — сказал Казимир, указывая на неповрежденный пень.

Змей нахмурился, почесал снова затылок и, вздохнув, произнёс:

— Только не бей в следующий раз так сильно, он хоть и гнётся, но бьёт больно.

— Хорошо, дружище, договорились, — кивнул Добрыня, улыбаясь, и похлопал Горыныча по крылу.

Казимир, подперев рукой подбородок, задумчиво добавил:

— Тем более, где мы найдем нового дракона, чтобы было равновесие в мире и люди не переставали верить в добро?

Змей, задумчиво глядя на своих друзей, кивнул в знак согласия. Он понимал, насколько важна его роль в этом мире.

— Да, для поддержания матушки Земли люди должны продолжать верить в чудеса, — кивнул Горыныч, его голос был тихим, но уверенным.

Лешие переглянулись, довольные тем, что их план удался. Алексей снова погладил свою бороду и, улыбаясь, сказал:

— Ну что ж, пора нам возвращаться к нашим делам. У нас ещё много работы, чтобы все шло своим чередом.

Добрыня и Горыныч, понимая, что их приключение на этом не заканчивается, дружно закивали. Они знали, что впереди их ждёт ещё множество испытаний и захватывающих встреч, но пока что их задача была выполнена. Лес снова был в безопасности, и они могли немного отдохнуть перед следующими свершениями.

Вечером Вениамин пришел с поля. День был долгий и трудный, но сердце его радовалось. Зашел в избу, перекрестился, поблагодарил Бога за крышу над головой, за еду на столе и, конечно, за скорое прибавление в семействе. Людмила, его заботливая жена, уже накрыла на стол. На деревянном подносе дымилась ароматная запечённая репа, испускающая аппетитный запах, который разносился по всей избе.

Муж и жена сели ужинать. Вениамин с удовольствием отломил кусок репы и, попробовав её, довольно произнёс:

— Хороша репа, — сказал он, с наслаждением откусывая очередной кусок.

Людмила улыбнулась и с любовью взглянула на мужа:

— Да и всё это благодаря тому, что богатыри охраняют нашу Русь-матушку, — согласилась она, поправляя платок на голове.

Вениамин кивнул, глядя на свою жену с гордостью и восхищением:

— Да ты тоже видела, как Добрыня Никитич сегодня победил самого Змея Горыныча? — сказал он, гордо поднимая палец к небу. — Прям в небесах!

Людмила живо кивнула, вспоминая события сегодняшнего дня:

— Конечно, видела, — сказала она, оживленно рассказывая. — Как раз на крыльцо выходила. Выхожу, глядь, летят они. Добрыня ему раз — и мечом по голове, и всё, нет дракона. Словно свет озарил небо в тот момент.

Вениамин рассмеялся и поднял свой стакан с самогоном, который Людмила только что поставила перед ним:

— Да, за это надо выпить, — сказал он, и в глазах его вспыхнули искорки радости.

Людмила согласно кивнула и, держа свой стакан, присоединилась к мужу. Они подняли стаканы и, глядя друг на друга, произнесли в унисон:

— За богатырей русских, что защищают Родину-матушку нашу!

Вениамин залпом выпил самогон и закусил репой. Тепло и уют заполнили их маленькую избу, и вечер прошел в приятных разговорах о жизни, о будущем и о великом подвиге доблестных богатырей, что не раз спасали Русь от врагов. Людмила рассказывала мужу о своих планах на завтрашний день, а Вениамин делился своими мыслями о том, как улучшить их хозяйство.

— Знаешь, Люда, — сказал он, допивая последний глоток самогона, — я тут подумал, может, стоит нам попробовать посадить больше овощей в этом году? Репа удалась на славу, так, может, и другие культуры пойдут?

Людмила одобрительно кивнула, соглашаясь с мужем:

— Хорошая мысль, Вень. С твоими руками да с Божьей помощью всё у нас получится.

Так и продолжался их вечер, полный тепла, любви и надежд на светлое будущее. Вениамин и Людмила чувствовали себя счастливыми и защищенными, зная, что такие богатыри как Добрыня Никитич, всегда на страже их родной земли.

В углу за печкой, в тени, где редко падал свет, наблюдал за всем происходящим домовой. Его звали Тимофей Валентинович, и его главной задачей было присматривать за людьми в этом доме, следить за порядком и спокойствием. Когда происходило что-то необычное, что могло напугать жильцов, Тимофей Валентинович незамедлительно сообщил об этом в чащу леса, чтобы тамошние духи могли принять меры.

Внешность Тимофея вызывала у всех невольную улыбку: маленький, словно уменьшенная копия доброго дедушки, с седой бородой и проницательными голубыми глазами, он всегда был готов прийти на помощь. Несмотря на свой внушительный возраст, Тимофей Валентинович был удивительно подвижным. Жил он в этой избе уже третье или четвертое поколение, и все её жильцы стали для него не просто работой, а настоящей семьёй.

— Эх, Людмила, где же твоя прялка? — бормотал Тимофей Валентинович себе под нос, следя за хозяйкой, которая суетилась по дому.

Люда, молодая и энергичная женщина, как то раз искала свою прялку. Внезапно она замерла, почувствовав странное тепло на спине, как будто кто-то невидимый подсказывал ей, где искать.

— Ах, вот ты где! — воскликнула она, обнаружив прялку за старым сундуком.

Тимофей Валентинович довольно усмехнулся и откинулся на свой маленький стульчик, спрятанный за печкой. Рядом с ним крутилась его верная помощница — маленькая мышка по имени Кус-Кус. Он назвал её так из-за звука, который она издавала, когда что-то ела.

— Кус-Кус, ну как наши дела? — спросил он у мышки, которая забралась на его колени.

— Кус-кус, — ответила та, мелькая усиками и озираясь по сторонам.

Домовой знал, что если хозяева ему не нравятся, он мог напугать их или послать в дом насекомых или мышей, чтобы те испортили все запасы. Но к Людмиле и её мужу Вениамину он относился с теплотой. Эти люди уважали его и дом, ухаживали за очагом, и Тимофей Валентинович старался сделать всё возможное, чтобы помочь им.

Однажды вечером, когда Веник вернулся домой с охоты, он принес с собой необычного гостя — молодого зайца с подраненной лапкой.

— Посмотри, дорогая, что я нашел. Его нужно подлечить, — сказал он, осторожно передавая животное жене.

Людмила осторожно взяла зайца и понесла его к очагу, где было теплее. Тимофей Валентинович, видя это, решил вмешаться. Он знал, как лечить раны, и мог помочь.

— Кус-Кус, принеси мне тот старый травяной сбор, что за сундуком, — тихо приказал он мышке.

Мышка стремительно исчезла и вскоре вернулась с маленьким свертком, который Домовой начал раскручивать. Люда, заметив неожиданное движение за печкой, удивленно посмотрела, но не увидела ничего, кроме мерцающих теней.

— Интересно, что это было? — пробормотала она, но быстро отвлеклась на зайца.

Тимофей Валентинович тем временем растолок травы и бросил их в огонь. Вскоре по дому разнесся приятный аромат, и Людмила заметила, что рана на лапке зайца начала затягиваться.

— Что за чудо? — воскликнула она, не веря своим глазам.

Домовой улыбнулся и снова спрятался в тени. Для него это была очередная маленькая победа, и он был рад, что смог помочь своим дорогим домочадцам.

Глава 3. Дар жизни

Людмила, укутываясь в свою теплую вязаную шаль, сидела у печи и закидывала дровишки, что наколол и принес ей дорогой супруг. В этот морозный день деревянная печь стала единственным источником тепла и уюта в их скромном доме. Снежные вихри за окном завывали, будто призывая в дом теплоту огня.

— Ты уверен, что сможешь добыть что-нибудь в такую погоду? — спросила Люда, беспокойство, мелькнув в ее голосе, когда Вениамин готовился отправиться на охоту.

— Ну, погода не в самый раз, конечно, но что поделаешь. Нам нужно что-то мясное, особенно с учетом твоего положения, — ответил Вениамин, глядя на жену с нежностью в глазах, — Не беспокойся, я буду осторожен.

Она улыбнулась ему в ответ, благодарна за его заботу.

— Просто вернись как можно скорее, мне будет легче, зная, что ты в безопасности.

Когда Вениамин вышел из дома, Людмила осталась поддерживать очаг в печи. Ее большой и круглый живот выпирал из-под сарафана, не позволяя нормально передвигаться. Но она не жаловалась, ведь она знала, что скоро встретит своих малышей. Будущая мать продолжала свои хлопоты по дому, несмотря на тяжесть и боль. Это была ее бабья доля, и она принимала ее с достоинством.

В то время как Людмила заботилась о доме, домовой Тимофей Валентинович и мышка Кус-кус тайком помогали ей, чтобы она не знала об их существовании. Они исправно тащили кусочки дров к печи и делали маленькие добрые дела, чтобы облегчить ей тяготы бытия.

Рядом с печью стояли две деревянные, сделанные заботливой рукой Веника, люльки. Они покачивались, словно приглашая Людмилу на отдых. Тепло и уют в доме, несмотря на морозную погоду, создавало чувство спокойствия и защищенности.

Люда резко схватилась за низ живота, и боль была настолько сильной, что она едва могла стоять. Её лицо побледнело, а дыхание стало прерывистым. Согнувшись пополам, она попыталась сделать хотя бы один глубокий вдох, но боль не давала ей этой возможности.

— Значит, вот что такое схватки, — прошептала она, осознавая, что начало родов стало реальностью.

Внезапно она почувствовала, как из неё что-то полилось. Опустив взгляд, Людмила увидела кровь. Кровь была повсюду, её было так много, что казалось, что весь пол был залит этим ужасным красным цветом. В глазах начало мутнеть, и силы покидали её.

— Помогите, — прошептала она дрожащими от страха губами. Её голос был едва слышен, когда она медленно оседала на пол.

В этот момент входная дверь с треском открылась. На пороге стоял Вениамин, держа на плечах свежедобытого зайца. Увидев жену, он мгновенно побледнел и отбросил добычу на пол.

— Люда! — закричал он, бросаясь к ней. Он опустился на колени рядом с ней, глаза его были полны ужаса, когда он увидел кровь, растекающуюся по деревянному полу их дома.

— Дорогая, что с тобой? — спросил он, голос его дрожал.

Людмила подняла на него ослабевший взгляд. Она едва могла говорить, но нашла в себе силы прошептать:

— Дети… спаси наших детей…

Вениамин почувствовал, как страх пронзил его сердце. Он понимал, что времени на раздумья нет.

— Я за повитухой, — решительно сказал он, подняв Люду и уложив её на лавку. Времени терять было нельзя.

Он вскочил на ноги и выбежал из дома, оставив жену одну. Веник бежал, не чувствуя ног под собой, пробираясь сквозь метель, что била ему в лицо и утопая в сугробах. Его сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Ему казалось, что прошла вечность, пока он добежал до дома повитухи. Вырвав дверь с петель, он влетел внутрь.

— Марфа! — закричал он. — Марфа, ты нужна Людмиле, сейчас же!

Старушка, занимавшаяся своими делами, резко подняла голову. Увидев панику на лице Вениамина, она мгновенно поняла, что дело серьёзное.

— Беги назад, я возьму все необходимое и сразу за тобой, — скомандовала она, не теряя ни секунды.

Вениамин, не дожидаясь ответа, развернулся и побежал обратно, молясь всем известным ему богам, чтобы Людмила и их будущие дети выжили. Вернувшись, домой, он увидел, что Люда лежит на лавке, её дыхание стало ещё более прерывистым, а глаза едва открыты.

— Марфа уже в пути, дорогая, держись, — говорил он, стараясь удержать слёзы и не показать свой страх.

Минуты казались часами, но наконец, в дом вошла повитуха. Не теряя времени, она принялась осматривать Людмилу и отдавать Венику чёткие команды.

— Неси горячую воду и чистые полотенца, — строго сказала Марфа. — И молись, чтобы мы успели.

Вениамин кивнул и побежал выполнять поручения, чувствуя, что от этого зависит жизнь его семьи.

Веник, словно вихрь, носился по избушке, сгребая в охапку все, что могла потребовать повитуха: чистую простынь, глиняный кувшин с водой, ножницы, обмотанные тряпкой, и пучок сухих трав. Сердце его стучало в бешеном ритме, отражая тревогу, что царила в воздухе.

— Быстрее, Вениамин! — прикрикнула повитуха, Марфа, женщина с крепкими руками и строгим взглядом. Она намочила полотенце в холодной воде и приложила его ко лбу Людмиле, чье лицо бледнело с каждой минутой, покрываясь холодным потом.

— Она… Она совсем слаба, — прошептал Вениамин, его голос дрожал, словно осиновый лист на ветру.

— Тихо! — Марфа отмахнулась от него, — Скоро все закончится. — Она взглянула на Людмилу, её губы сжались в тонкую линию. — Нужно топить баню, — произнесла она, — Там теплее, рожать ей будет легче.

Веник, словно очнувшись от сна, кинулся к двери.

— Сейчас же, сейчас! — выдохнул он, — Я уже бегу!

Марфа отступила на шаг.

— Ты поторопись, — сказала она, — И не забудь дров натаскать, — она бросила взгляд на огромный живот Люды, — Не время сейчас медлить, — добавила она, — С жизнью каждого из них нужно бороться!

Вениамин мчался к бане, словно гонимым бесом. Сердце его стучало в груди, сбиваясь с ритма, словно барабан в буйном танце. Он представлял себе, как его Людмила лежит на лавочке в бане, и как маленькие ручки тянутся к ней, и как он, Вениамин, держит их в своих руках, и как он, Веник, станет отцом. Он торопился сделать все как можно быстрее, чтобы этот момент настал, чтобы он смог увидеть их с Людой детей.

Морозный воздух щипал щеки Веника, пока он тащил тяжелые дрова к бане. За спиной скрипели сани, груженные запасом дров на весь вечер. Он спешил, каждый вдох был наполнен беспокойством. Людмила, его любимая жена, вот-вот должна была родить.

Баня стояла величественная, словно древний храм, срубленная из толстых бревен, пахнущих смолой и сосновой корой. Дверь, украшенная резными узорами, вела в просторное помещение с каменным печным отсеком. Там, в сердце бани, возвышалась огромная каменная печь, предназначенная для нагрева камней.

Вениамин бросил дрова в топку, раздул огонь. Он знал, что каждая минута сейчас на счету. Люде становилось все хуже. Ему хотелось, чтобы баня прогрелась как можно быстрее, чтобы она могла принять горячую ванну и облегчить страдания.

— Господи, давай же! — прошептал он, глядя на медленно тлеющие дрова. Казалось, что время тянется бесконечно. Он нервничал, но старался держаться, ведь в этот момент надо было быть сильным. Для Люды. Для их будущих детей.

— Вот она, баня, прогревается! — Вениамин слышал собственный голос, словно из другой жизни. Он бросился к печи, раздвигая двери, чтобы проверить температуру. В глазах замелькали красные отражения горящих камней.

— Скоро, родная, скоро…, — прошептал он, чувствуя в груди волну радости и тревоги.

Вениамин отправился в избу, не успевая снять с себя зимнюю одежду.

Повитуха подожгла несколько пучков трав и медленно ходила по дому, окуривая каждый уголок. Запах полыни и душицы наполнил воздух, создавая таинственную атмосферу.

— Все готово, — закричал Веник, вслушиваясь в слова Марфы.

Повитуха, стоявшая у окна, оглянулась и с решительностью в голосе приказала:

— Неси ее в баню.

Вениамин, не мешкая, подхватил свою жену на руки. Людмила, слабо улыбаясь, держала его за шею, чувствуя одновременно и тревогу, и облегчение.

Марфа шла впереди, с травами в руках, окутывая дымом и ароматами весь путь к бане. Веник шел следом, осторожно неся Люду, стараясь не думать о том, что их ждет впереди.

Прибыв к бане, повитуха первой наклонилась и вошла внутрь, словно проверяя пространство. Вениамин, с сердцем, колотящимся как молот, шагнул за ней, держа Людмилу на руках.

— Ложи ее сюда, — указала Марфа на деревянную лавку, находящуюся в углу парилки.

Вениамин осторожно положил свою беременную супругу на лавку, стараясь быть максимально нежным.

— А теперь уходи, — произнесла повитуха с твердостью, не терпящей возражений. — Мужчинам это видеть не надо.

Слегка растерянный, Веник взглянул на Люду, как бы прощаясь с ней на этот момент, затем медленно повернулся и направился к выходу. Повитуха, не дожидаясь, пока он выйдет полностью, подтолкнула его во двор и плотно закрыла дверь за ним.

Оставшись снаружи, Вениамин стоял у порога бани, чувствуя, как его сердце сжимается от беспокойства. Он не мог слышать, что происходило внутри, и это неизвестное казалось ему невыносимым.

Внутри же бани, Марфа продолжала свои ритуалы, окуривая все вокруг, приговаривая что-то себе под нос. С профессиональной сосредоточенностью она готовила все необходимое для предстоящих родов, периодически бросая быстрые взгляды на Людмилу, чье дыхание становилось все более тяжелым.

— Все будет хорошо, — тихо проговорила повитуха, наклоняясь к Люде и ободряюще сжимая ее руку. — Мы с тобой справимся.

Людмила, слабо кивнув, закрыла глаза, стараясь расслабиться и довериться этой опытной женщине, которая, казалось, знала, что делала. Тепло бани и аромат трав начинали действовать успокаивающе, подготавливая ее тело и разум к важному моменту в их жизни.

Снаружи, Вениамин ходил назад и вперед, надеясь и молясь, чтобы все прошло благополучно.

За всем этим наблюдал домовой Тимофей Валентинович и его фамильяр мышка Кус-Кус. Они уже давно привыкли к необычным событиям, происходящим в их доме, но на этот раз ситуация была особенно странной и тревожной.

— Надо сообщить Ядвиге, — нахмурив брови, сказал домовой, задумчиво глядя на свою маленькую спутницу.

— Кус-Кус, — мышка, не отрываясь от своей корки хлеба, лишь коротко чихнула, словно подтверждая, что услышала, но, особо не заботясь о сути сказанного.

— Баба Яга создала эту беременность, и она должна быть в курсе, — добавил Тимофей Валентинович, его голос звучал решительно и немного нервно.

Кус-Кус остановилась и внимательно посмотрела на Тимофея, её маленькие черные глазки блестели пониманием. Она кивнула, соглашаясь с его словами, и отложила свою корку в сторону.

Домовой, решив не терять времени, осторожно взял мышку на руки. Почувствовав тепло ее маленького тельца, он сосредоточился, и через мгновение они оба исчезли в воздухе, оставив после себя лишь легкий аромат магии.

В тот же миг они оказались в уютной избе Ядвиги. Она сидела у печи, мирно читая своим детям, Маше и Васе, одну из старых сказок. Петр, её муж, неподалеку плел сеть для рыбалки, время от времени бросая внимательный взгляд на свою семью.

— Ядвига Ярославовна, нам нужно поговорить, — произнес Тимофей Валентинович, появившись в центре комнаты. Его голос звучал напряженно, привлекая внимание всех присутствующих.

Баба Яга подняла голову от книги, ее глаза широко раскрылись от удивления. Дети, которые до этого внимательно слушали сказку, повернулись к неожиданным гостям с интересом.

— Тимофей Валентинович, что случилось? — спросила она, слегка нахмурив брови. Она чувствовала, что дело серьезное, раз домовой пришел к ним вот так, без предупреждения.

— Это насчёт беременности, — начал он, немного сбивчиво, но быстро собравшись с мыслями.

Домовой, с лицом, искаженным тревогой, забежал в комнату, где Ядвига Ярославовна мирно читала книгу, устроившись у камина. На полу, рядом с ней, дремал пушистый кот, наслаждаясь теплом.

— Баба Яга! — выдохнул домовой, едва переведя дыхание. — У Людмилы начались схватки!

Ядвига Ярославовна, отложив книгу, поднялась на ноги. Она посмотрела на Тимофея с беспокойством.

— Что? — прошептала она.

Домовой, опустившись на табуретку, продолжил: — Вениамин привел повитуху. Они сейчас в бане. Но Людмиле совсем плохо, я боюсь…

Ядвига Ярославовна, скрестив руки на груди, подошла к окну. В её глазах читалось напряжение.

— Я не могу вмешиваться, — сказала она, — не имею права.

— Но, Баба Яга, ведь именно ты создала эту беременность! — возразил Тимофей Валентинович, — ты можешь ей помочь!

Ядвига Ярославовна повернулась к нему, её взгляд был печальным.

— Да, я, — прошептала она, — но больше я не чем не могу ей помочь. Теперь все в руках господа бога.

Домовой вздохнул. Он понимал, что Ядвига Ярославовна права. Она не могла вмешиваться в естественный ход событий.

— Кус-Кус! — громко окликнул он свою маленькую мышь, которая играла с Машей и Васей, — Пойдем!

Мышка радостно подбежала к нему, щебеча что-то на своем мышином языке.

В этот момент за окном, словно в знак недоброго предзнаменования, началась яркая вспышка. Сначала небо стало алым, потом черным, а затем вернулось к своему прежнему виду.

— Что это было? — заволновался Тимофей Валентинович, не снимая глаз с Кус-Кус, которая сидела у него на плече, тревожно заводя усами.

— Не знаю, — ответила Баба Яга, которая тоже заметила странное явление. — Но что-то не так…

Домовой взял Кус-Кус на руку и, закрыв глаза, прошептал заклинание. В следующую секунду он оказался в избе Людмилы и Вениамина.

Когда Марфа выпроводила Вениамина из бани и за ним закрылась массивная деревянная дверь, он остался стоять во дворе, чувствуя себя беспомощным и оторванным от происходящего внутри. Морозный воздух обжигал его лицо, а волнение и тревога заполняли сердце.

Он нервно брел по сугробам, оставляя глубокие следы в свежем снегу. Веник не знал, куда себя деть. Он то и дело смотрел на закрытую дверь, прислушиваясь к каждому звуку, надеясь услышать хоть какой-то знак. Но в ответ была лишь тишина, нарушаемая только редким скрипом снега под его тяжелыми шагами.

«Господи, помоги Людмиле, помоги моим детям», — шептал он, глядя на бездонное ночное небо, где мерцали звезды, такие холодные и далекие. «Даруй ей силы, дай ей терпение и мужество пройти через это испытание». Вениамин вздохнул, чувствуя, как тревога обрушивается на него новой волной.

Время, казалось, текло так медленно, словно улитка, ползущая по поляне. Каждая минута растягивалась в вечность, каждый миг был наполнен беспокойством. Он снова и снова молился, закрывая глаза и сжимая кулаки. В голове мелькали образы: лицо Люды, их дом, тихие вечера, проведенные вместе, и вот теперь — дети, их будущее, зависящее от этой ночи.

«Как бы я хотел быть с ней сейчас», — думал Веник, чувствуя горечь от того, что не может помочь любимой в этот трудный момент. «Я бы взял на себя всю её боль, если бы только мог».

С этими мыслями он остановился и прислонился к холодной стене бани, его дыхание превращалось в облачка пара. Он закрыл глаза и прислушался к своему сердцу, которое билось так громко, что казалось, его стук можно услышать за деревянной дверью.

«Всё будет хорошо», — убеждал он себя. «Мы справимся. Мы всегда справляемся».

Слова повторялись как мантра, придавая ему хоть немного уверенности в этот сложный момент. Вениамин вздохнул глубоко и постарался успокоиться, осознавая, что теперь единственное, что он мог сделать, — это молиться и верить в лучшее.

Он продолжал ходить туда-сюда по двору, чувствуя, как снег хрустит под его ногами. Мороз проникал сквозь одежду, но он не обращал на это внимания. Все его мысли были о Людмиле и детях. Он представил себе, как держит их на руках, как они растут, смеются и играют. Эти образы помогали ему пережить минуты ожидания, делая их чуть менее невыносимыми.

Наконец, он остановился и посмотрел на дверь бани.

«Скоро всё закончится», — сказал он себе. «Скоро я увижу их всех и узнаю, что всё прошло хорошо».

Эти слова были последним лучом надежды, который поддерживал его в этот холодный, тревожный вечер.

Дверь в баню распахнулась с глухим скрипом, словно кто-то нарочно ее толкнул, не желая ждать ответа. Из клубов пара, клубящегося над порогом, вышла Марфа. Ее лицо было бледным, словно выцветшим от долгой работы, а усталость в глазах говорила о том, что ночь была трудной. Волосы, обычно тщательно убранные под платок, были распущены и влажные от пара, а в руках она держала свою шаль, в которой плакал новорожденный ребенок. Тоненький писк прорезал тишину, и Вениамин, стоявший у порога избы, вздрогнул.

— Марфа! — воскликнул он, подбегая к ней. — Что случилось? Почему ребенок плачет? Он протянул руки к ребенку, но Марфа лишь сжала шаль крепче, словно защищая кроху от всего мира.

— Иди в избу, — проговорила она, голос ее был тихим, почти безжизненным, и в нем звучала тревога, которую невозможно было скрыть. Вениамин замер, его взгляд устремился на Марфу. В ее глазах, обычно ясных и полных жизни, он видел глубокую печаль.

— А где Люда? — спросил он, голос его был хриплым от волнения. — И где второй ребенок? Марфа не ответила, лишь молча посмотрела на него. В ее глазах читалось такое отчаяние, что у Вениамина по спине пробежал холодок.

— Просто иди в дом, — повторила она, словно завороженная, и в голосе ее звучала умоляющая просьба. — Малышка замёрзнет, ты ж не хочешь, чтоб она простыла? Вениамин отрицательно покачал головой, но волнение не покидало его. Он взял у Марфы плачущего ребенка, прижал его к себе, и с тревогой глянул на повитуху.

— Что случилось, Марфа? — повторил он, и в его голосе звучал уже не только тревога, но и глубокое беспокойство.

— Иди в избу, — ответила она ему, и повернулась к бане.

Марфа попыталась открыть дверь, но она была заперта на засов.

— Людмила, открой! — закричала она, и в ее голосе звучала истерика. — Люда, не делай то, что не надо! Она стучала по двери, и от ее усилий она дрожала, словно живая. Но в ответ была лишь глухая тишина. Вениамин, уже не в состоянии держаться на месте, поспешил в избу, оставив Марфу с ее беспокойством и страхом.

«Что там произошло?» — пронеслось в его голове, и он сжал в руках плачущего ребенка, словно хотя бы это крохотное тело могло его успокоить.

В избе его встретила глубокая тишина. Свеча на столе дрожала, отбрасывая причудливые тени на стены. В воздухе висел едкий запах лекарств и чего-то еще, неприятного и непонятного. Вениамин осторожно положил ребенка на постель, и подошел к двери. Он прислушался, но снова услышал только тишину.

— Люда? — прошептал он, и его голос звучал глухо и тревожно.

Глава 4. Сила внутри

Он потянул за ручку, но дверь оказалась заперта. «Что же там происходит?» — подумал он и попытался ее открыть сильнее. Но дверь не поддавалась. Вениамин попытался разобрать звуки, доносящиеся из-за двери, но не успел ничего разобрать. Он услышал только глухой стук сердца, бьющегося в груди.

В эту минуту в избу ворвалась Марфа. Ее лицо было бледным, как бумага, а губы сжаты в тонкой линии.

— Вениамин, — прошептала она, и ее голос дрожал. — Иди сюда, пожалуйста, быстрее! Она подошла к двери и вновь застучала по ней, словно хотя бы это могло ее открыть.

— Люда! — кричала она, и в ее голосе звучал уже не только страх, но и отчаяние.

Вениамин не медлил. Он подошел к двери и стал ее отпирать с всех сил. Ему казалось, что он никогда не видел Марфу такой испуганной. В ее глазах он увидел не только страх, но и какое-то глубокое отчаяние, которое было ему непонятно. Он сделал несколько усилий, и дверь с треском распахнулась.

Перед ним стояла Людмила, бледная как смерть, с волосами, распущенными по плечам, и с глазами, полными ужаса.

— Люда! — воскликнул Вениамин, и он не мог поверить своим глазам.

В ее руках она держала новорожденного ребенка, но он был не живым, а мертвым.

Люда, бледная как полотно, сидела на лавке, прижимая к себе бездыханное тельце своей дочери. Слёзы катились по её щекам, оставляя соленые дорожки на коже. Марфа, повитуха, мягко положила ей руку на плечо.

— Люда, — это не твоя вина, — начала Марфа, голос её был тихим и сочувствующим. — Мы сделали все, что могли.

Людмила лишь покачала головой, не в силах произнести ни слова. Она просто хотела побыть с ней одна, с этой маленькой бездыханной девочкой, которую так долго ждала.

— Хорошо, — сказала повитуха и, кивнув Вениамину, вышли из бани, закрыв за собой дверь.

Они направились в избу, оставив Люду одну в полумраке. Огарок свечи, единственный источник света, дрожал, отбрасывая причудливые тени на стены бани. Люда осталась одна с горем, которое давило на неё, как огромный камень. Она гладила по голову своей дочери, чувствуя её холодную кожу, и тихим, хриплым голосом бормотала:

— Мое солнышко, моя девочка, почему ты ушла?

Её золотистые волосы были такими мягкими, а ручки такими крошечными… Нет, она не могла её отдать. Она не могла смириться с потерей.

Внезапно, в глубине отчаяния, Люду осенило. Если бог отнял у нее ее дочь, то, может быть, другие силы смогут вернуть ее? Она взяла в руки почти догоревшую свечу, и, упав на колени, прошептала старинные слова, переданные ей еще от бабушки.

Она поднесла руку к пламени свечи, и, несмотря на невыносимую боль, держала её там. Слёзы катились по её лицу, смешиваясь с копотью.

Вдруг, в бане появился чертёнок. Маленький, шустрый, с черной шерсткой, копытами и хвостом. Он хитро улыбнулся, наблюдая за Людой.

— Звала? — спросил он, его голос был хриплым и немного насмешливым.

— Да, — шепот Люды был едва слышен. — Спаси, прошу, мою девочку.

— Хорошо, — кивнул чертёнок, — но мне нужна плата.

— Какая? — ужас сковал Люду, но она была готова на всё, чтобы вернуть своё дитя.

— За ней я приду через десять лет, — загадочно прошептал черт.

— Всё, что угодно, только спаси мою девочку, — в отчаянии вскрикнула Люда. Чертёнок подошёл к мёртвому младенцу, вздохнул на него, и девочка тут же ожила. Лишь её золотые волосы стали белыми как снег. Люда, схватив плачущую девочку, поспешила домой. Выходя из бани, она увидела, что небо сначала почернело, затем окрасилось в красный цвет, и снова стало таким, каким было раньше. Но ей было не до этого. Её душа пела — её девочка жива.

Людмила радостно бежала в дом, прижимая к себе свою новорожденную дочь. Её сердце билось в такт её шагам, а щеки пылали от волнения. Марфа и Вениамин, занятые своими делами, вдруг подняли головы и удивлённо посмотрели на неё, потом на крошечного ребёнка, завернутого в мягкое одеяло. Лицо Людмилы светилось невыразимым счастьем, в глазах играли радостные искорки.

— Я её спасла! — радостно воскликнула Люда, подбегая к ним.

Марфа, повитуха с многолетним стажем, подбежала к ней, глаза её расширились от страха и недоумения. Вениамин, крепкий мужчина с добрым лицом, нахмурился и подошёл ближе.

— Что ты сделала? — испуганно произнесла Марфа, пытаясь заглянуть Людмиле в глаза и понять, что же произошло.

— Я её спасла, — повторила Людмила, и голос её был полон решимости и покоя.

Она знала, что Веник и Марфа не поймут, если она им скажет, что заключила сделку с чёртом, и что только благодаря этой сделке её девочка вновь жива. Они никогда бы этого не поняли, и не приняли бы её решения. Но Люда не могла поступить иначе. Она чувствовала, что это был единственный выход, чтобы вернуть свою дочь.

Людмила подошла к деревянной люльке, стоящей у печи. С любовью и осторожностью положила в неё новорожденную девочку. В соседней люльке уже тихо спала её вторая дочь, такая же крошечная и беззащитная. Людмила смотрела на своих прекрасных дочерей, сердце её наполнялось теплом и гордостью. Они были так похожи, словно две капли воды, отличались лишь цветом волос. У первой волосы были золотистые, словно солнечные лучи, которые светились в полутьме комнаты.

— Аврора, — прошептала Людмила, гладя нежные прядки, — я буду звать тебя Аврора.

У второй дочери волосы были белыми, как первый снег, искрящийся на утреннем солнце.

— Беляна, — произнесла Людмила с любовью, — твое имя будет Беляна.

Она села на маленький стульчик между люльками и стала медленно укачивать их, напевая тихую, мелодичную песню. Голос её был мягким и успокаивающим, как шелест листвы в летний вечер.

Марфа и Вениамин переглянулись, не понимая до конца, что произошло, но видя спокойствие и радость на лице женщины, решили не задавать больше вопросов. Они отошли на несколько шагов, оставив Людмилу наедине с её счастьем, и тихо вышли из комнаты, чтобы дать ей возможность насладиться моментом.

Людмила сидела, напевая своим дочкам, и думала о том, как сложится их жизнь. Она знала, что впереди их ждут трудности, но была уверена, что с её любовью и заботой, они смогут преодолеть всё. Глядя на спящих малышек, она чувствовала, что её жертва не была напрасной. В её сердце росла уверенность в том, что Аврора и Беляна вырастут сильными и счастливыми, как она всегда мечтала.

Тимофей Валентинович появился в избе, осторожно прикрыв за собой скрипучую дверь, и сразу же его ухо уловило нежный, успокаивающий голос Людмилы. Она сидела на деревянной лавке у окна и бережно укачивала своих дочек, напевая им колыбельную. Тихий, мелодичный напев заполнял уютное пространство, словно ограждая его от внешнего мира. Мерцающий свет лампы отбрасывал мягкие тени на стены, создавая атмосферу покоя и тепла.

Мышка Кус-Кус, маленькая и проворная, выскочила из своего укромного уголка и подбежала к люлькам. Она внимательно заглянула в первую люльку, где мирно спала Аврора, и радостно пискнула, махнув хвостиком. Затем, с замиранием сердца, она подошла ко второй люльке, где лежала Беляна. Как только она посмотрела на неё, её писк вдруг стал тревожным, полным испуга.

Мышка, дрожащая от страха, поспешила обратно к домовому, который сидел у камина, покачиваясь на своём излюбленном месте. Тимофей Валентинович, заметив беспокойство на её мордочке, нахмурился и встал с места, делая несколько быстрых шагов к ней.

— Что случилось, Кус-Кус? — испуганно спросил он, чувствуя, как холодок пробежал по его спине. В его голосе звучала тревога, которую он никак не мог скрыть.

— Вокруг второй девочки много темноты, — слабо пропищала мышка, её маленькие глазки были полны страха. Тимофей Валентинович присел на корточки, чтобы оказаться на уровне её глаз, и почувствовал, как сердце сжимается от дурного предчувствия.

— Темнота? — переспросил Тимофей Валентинович, ощущая, как ледяной страх охватывает его разум. Он посмотрел на люльку Беляны, которая казалась теперь пугающе тихой. — Что это значит?

— Это плохой знак, — ответил домовой, его голос был глубже и серьёзнее, чем обычно. — Возможно, тёмные силы хотят навредить вашей дочке. Мы должны что-то сделать и быстро.

Людмила, почувствовав, что что-то неладно, подошла к люльке Беляны и осторожно наклонилась над ней. На её лице отразился ужас, когда она заметила тонкие, еле видимые тени, клубящиеся вокруг ребёнка. Она обернулась к Тимофею, и её глаза умоляли о помощи.

— Мы должны защитить её, — тихо, но твёрдо сказала мышка. — Мы не можем позволить, чтобы что-то плохое случилось с нашей Беляной.

Тимофей Валентинович кивнул, его решимость крепла с каждой секундой. Он понял, что сейчас настал момент, когда он должен использовать всю свою силу и знание, чтобы уберечь свою семью от надвигающейся тьмы.

Тимофей Валентинович и Кус-Кус снова отправились к бабе Яге за советом, по поводу тьмы вокруг Беляны. Ночь уже вступила в свои права, и звёзды сверкали на черном бархате неба. В доме Ядвиги было тихо и спокойно: она вместе с Петром спала на лавках возле печи, а их дети, Маша и Вася, уютно устроились на самой печи, где было намного теплее.

Домовой, передвигаясь бесшумно на цыпочках, держал в руках маленькую серую мышку. Он осторожно подошёл к Яге и мягко толкнул её в плечо. Ядвига Ярославовна, от неожиданности, вздрогнула и вскрикнула. Её внезапный крик разбудил Клика, который приоткрыл один глаз и посмотрел на домового с невольным раздражением.

— Что происходит? — недовольно спросила Ядвига Ярославовна, оглядываясь по сторонам и стараясь понять, что случилось.

Лишь её муж Петр продолжал мирно храпеть, словно его не могли разбудить даже самые громкие звуки. Даже дети на печи начали шевелиться, просыпаясь от неожиданного шума.

Увидев домового, Баба Яга быстро сменила гнев на милость. Она встала с лавки и зажгла свечу, озарив комнату тусклым, но мягким светом. Тени в углах зашевелились, словно оживая от её движения.

— Что случилось, Тимофей Валентинович? — спросила Ядвига Ярославовна, садясь обратно на лавку и выжидающе смотря на домового.

— Людмила родила, — начал он, осторожно выбирая слова.

— Это хорошо, но не причина будить меня посреди ночи, — вздохнула Баба Яга, её глаза сверкнули нетерпением. — Продолжай, Тимофей Валентинович.

— Вокруг второго ребенка много темноты, — продолжил домовой, его голос дрожал от волнения.

Ядвига Ярославовна нахмурилась, её беспокойство росло с каждой секундой.

— Я должна это увидеть, — произнесла она с беспокойством в голосе.

Она подошла к шкафу, где хранились всевозможные порошки и зелья, выбрала один из них и вернулась к домовым. Ядвига Ярославовна крепко держала пакетик с порошком, её решимость была очевидна.

— Мы идём, — сказала она решительно.

Домовой, Ядвига Ярославовна и Кус-Кус в мгновение ока телепортировались к Людмиле и Вениамину в их избу. Оказавшись на месте, они увидели, что они, спят на лавках. А рядом с ними две деревянные люльки, в которых лежали их новорожденные дочки.

Баба Яга сразу почувствовала и подошла к колыбели Беляны, начала осматривать младенца. Её взгляд остановился на ребёнке, и она поняла, что темнота вокруг него была не просто тенью, а нечто гораздо более зловещим.

Ядвига Ярославовна посмотрела на Беляну и на Аврору, пристально изучая их ауры. Её взгляд был строгим, словно пытался проникнуть в самую суть их магии. В комнате повисло напряжение, как будто воздух стал гуще и пропитан ожиданием.

— Вокруг Авроры есть аура темной магии, — произнесла Баба Яга, её голос был глубок и таинственен, как шепот леса в ночи. — Но она не черная, просто светится. А вот вокруг Беляны магия прям отдает темнотой, я первый раз такое вижу, и я должна посоветоваться.

Её слова повисли в воздухе, как тяжелые тучи перед грозой. Тимофей Валентинович стоял неподалеку, его лицо было искажено беспокойством и страхом. Он едва сдерживался, чтобы не броситься к колыбели своей дочери.

— Ядвига Ярославовна, прошу, сделай всё, что можешь, — попросил он, его голос дрожал, выдавая глубину его переживаний. Тимофей Валентинович боялся за Люду и Веника, за их безопасность и за свою собственную душу. В глазах его мелькали искорки надежды, смешанные с отчаянием.

Баба Яга подошла к колыбели, её движения были уверенными и точными, как у опытного мастера. Она открыла свой мешок с порошком, и в воздухе сразу же разнесся слабый, едва уловимый аромат трав и волшебства. Насыпав порошок в колыбель, она произнесла несколько древних слов, и вокруг Беляны образовался невидимый барьер. Казалось, что даже воздух вокруг малышки стал плотнее, защищая её от внешнего зла.

— Я должна идти, — сказала Ядвига Ярославовна, её голос прозвучал как раскат грома в тишине комнаты. Её фигура начала меркнуть и растворяться в воздухе, словно она была призраком, а не живым существом. В одно мгновение она исчезла, оставив после себя лишь легкое мерцание.

Тимофей Валентинович остался стоять на месте, сердце его колотилось как бешеное. Он чувствовал, как магия Яги наполнила комнату, придавая ей таинственное и даже немного пугающее ощущение. Он знал, что сейчас всё, что он мог сделать, это верить в силу древней ведьмы и надеяться на её мудрость.