Бесплатный фрагмент - Гастарбайтер. Наши в Польше и Чехии

Моему другу на добрую память. Надеюсь когда-нибудь, благополучными вечерами, ты захочешь прочесть это и вспомнить

Все имена изменены. Совпадения случайны

Предисловие

Пока писал эту книгу, в нашей стране происходили некоторые положительные (и не только) перемены. Например, появились солнечные батареи, питающие светофоры на улицах и некоторые фонари, что не могло не порадовать. Или магазинные хитрости с ценниками, которые я встречал в Чехии. Также появилось много польских товаров на прилавках и лампочек в ночных фонарях. Но, когда я уезжал несколько лет тому обратно, все эти маленькие факторы были для меня чем-то новым и непривычным.

Чехия расширила и упростила въезд для наших сограждан, а в дни моего там пребывания, наоборот, происходил регулярный отлов незаконно работающих трудяг.

В общем, если в тексте встречаются описания ничуть не удивительных для вас явлений — делайте скидку на марафонский бег Хроноса.

Введение

Сегодня все едут на заработки заграницу. Это второй и более массовый поток после злополучных девяностых. Весь цивилизованный мир принимает полчища белых качественных рабов. Добровольных, трудолюбивых, очень способных. Составляющих самое большое свое объединение в одной из первых развитых стран мира — государстве Канада, и строящих ныне все медом мазаные европейские, и не только, уголки. Ведь как не тужится, не шевелится наш земляк, а отстроить свой Эдем на родной сторонке, вот уже сколько веков, не дает треклятая игра престолов, в которой мы, увы, профаны. Так и ищем счастье на чужбине, и, судя по всему, находим. Отчасти. Об этом и книга. Тернистый путь простого украинца, одного из миллионов, бросивших семью и борьбу с ветряными мельницами, одолжившего денег и собравшего огромную, по неопытности, сумку в спасительную дальнюю дорогу — за бугор.

Нам бы в Голландию

Все начинается со сбора информации. Где? Как? Сколько? Шерстишь интернет, прозваниваешь конторы, расспрашиваешь друзей и друзей друзей. Делаешь выводы, перебираешь, вертишь носом. Там не то, там не так, там не столько. А потом бац — и судьба, наконец, указывает тебе на объездную дорогу к мечте. Когда я понял, что дела мои плохи и выбор невелик, а банкнот надо все больше и больше, тогда и случилось вышеупомянутое действо. Перстом указующим оказалась Ровненская фирма «Лингвиста». Надежная, проверенная на форумах, по отзывам и их датам. Менеджер Катя четко и подробно рассказывает обо всем по порядку:

— Что вы умеете?

— Готовить борщ, отжиматься от пола, писать стихи.

— Значит вам в Польшу.

— Нет, нет, только не Польша.

— Ну, или Чехия.

— А что в Чехии?

— То же что и в Польше, только чуть получше.

— Подробнее можно?

— Ваш борщ — это Польша, а вот если в него добавить сметанки — это уже Чехия.

— Хм, понятно. А так чтоб сало, чесночок и горбушка черного хлеба?

— Только профессионалам. Вы профессионал?

— Нет.

— Тогда Польша или Чехия.

— Тогда до свидания.

— Тогда подождите. Есть вариант с Голландией, но вы будете первопроходцем.

— Подробнее.

— Садовое хозяйство, 75 евро в день, жилье бесплатно.

— Согласен.

— Места ограничены.

— Когда выезжать?

— Через три месяца. С вас 700 евро.

И вот я ищу деньги. Сто долларов — сбор документов в визовый центр, куда также входит приглашение от работодателя, без которого получение рабочей визы категории D невозможно. Сорок один доллар — визовый сбор. На Днепропетровский и Харьковский центры скинули Донецк, Луганск, Полтаву, Сумы и Запорожье в довесок, так что бесплатными силами стать на очередь на подачу документов нереально — еще сто зеленых. Дальше схема такая: я и мой старый друг Володька переводим «Лингвисте» по четыреста евро и едем в Польшу. Там нас встречает нужный человек, взимает по триста евриков с лица и начинает готовить командировочные документы, по которым мы, как сотрудники польской фирмы, отправляемся в Голландию. С собой должны иметь валюту на покушать в первый месяц, проезд и всякий случай. Плюс скупиться в дорогу и по мелочи: типа фотографий, ксероксов, роуминга и т. п. На все про все полторы у.е. с человека, но тут как в бизнесе — деньги делают деньги, хочешь заработать — вложи, и чем больше, тем больше; а там, в прекрасной стране тюльпанов, затраты окупятся за месяц и начнется чистая прибыль. И вот мы уже считаем и мечтаем, куда потратим сказочные гонорары, ведь столько всего накопилось.

У одного обеспеченного знакомого прошу сумму в долг под залог любимой «девятки». У Володи жена приехала из Швейцарии — ездила как студент-практикант от аграрного универа, и привезла много денег и эмоций. Конечно, мы рассматривали вариант покупки аналогичного диплома и проезда в Эдем через проверенные каналы, однако фальшивый документ не надежен и влечет за собой дополнительные немалые затраты.

Очередь нам открывают в Харькове. Я беру билет (еще затраты) и еду в первую столицу Украины. Месяц февраль, новая скоростная электричка, в окне проносятся виды, местами снег, а внутри так комфортно. Проводник разносит чай, я достаю из рюкзака домашний пирог, по телевизору идет «8 новых свиданий» с Зеленским и Галустяном.

По приезду добираюсь в метро до нужной станции и иду, ищу центр. Пасмурно, снег с дождем, рынок, магазины, машины носятся. Приличный парень, располагающий к совету:

— Не подскажите Красношкольная 18, — спрашиваю я.

— Так вот же, через дорогу, — говорит он. — Здание с красной вывеской.

— Ага. Вон то? Спасибо.

— Не за что. На очередь?

— Да. Вы тоже?

— Тоже.

— Вова.

— Паша.

Пожали руки. Я остановился возле киоска.

— Вы делаете кофе?

— Нет, — сказал продавец.

— Ты кофе хочешь? — спросил Паша. — Так вон там и делают, кафешка возле центра, видишь?

— Ну.

— Пошли вместе, я тоже хочу кофе.

Мы остановились возле светофора ждать зеленый.

— Ты откуда? — спросил я.

— С Днепра.

— Та ладно, — улыбаюсь. — Я тоже.

— Серьезно? — тоже улыбается. — Где б мы еще встретились.

— Точно.

— А откуда именно?

— С Правды. А ты?

— Тополь.

— М-м. Там у вас в тупике есть отличный ресторан — «Гриль хаус».

— Да, есть такой.

— Успел я там поработать. Стейки на гриле, картофель «Айдахо», бургеры, — сказал я. — Вкусно.

Загорелся зеленый, машины стали, а мы пошли.

— Так ты повар? — спросил Паша.

— Кулинарное окончил, — сказал я, — но поваром работал мало.

— Чего так?

— Как тебе сказать, неблагодарное это дело. К тому же готовить дома и готовить на профессиональной кухне — совсем разные вещи.

Мы зашли в кафешку, а точнее магазинчик типа розливайка — павильончик с магазинными товарами, а заодно пирожками, бутербродами и напитками на розлив. Такие лавки, наверное, только у нас и существуют. До назначенного времени еще было пару часов, так что мы взяли по эспрессо и вышли на пристроенную летнюю площадку со столиками под навесом.

— Ну, а ты чем занимался? — спросил я.

— У меня есть маленькая химчистка на районе, — сказал он. — На жизнь хватает.

— А куда едешь?

— В Польшу. Хочу открыть рекламное агентство.

Я отхлебнул горячий кофе. Он был крепкий и сильно горчил. Не очень приятно.

— А химчистка?

— Оставляю родителям. Они на пенсии, так что будут заниматься.

— Ясно. А агентство, ты знаешь польский язык?

— Нет, но там мои друзья и они знают, — он тоже отхлебнул кофе и достал сигарету. — Если все пойдет, выучить польский не проблема. Для бизнеса там гораздо лучшие условия, потребительская способность, да и вообще, если здесь мне надо вертеться, как белка в колесе, то там я буду снимать эквивалентные коврижки без напряга.

Из кафешки вышла подгулявшая компания и стала за соседний столик. В руках по два стакана — с водкой и кофе, а в зубах сигарета. Видимо, они уже получили визы и теперь обмывают завершение бюрократической процедуры.

— Знаешь, хочется не просто вкусно кушать и ходить в кино, — сказал он, — но и позволить себе слетать в Турцию, Таиланд, Эмираты. Согласен?

— На все сто.

— У нас ты сильно полетаешь? А там легко.

Он с огорчением посмотрел в свой стакан, болтая темную жидкость.

— Паршивый кофе, — сказал он.

— Да, не очень, — ответил я. — Надо взять «американо», времени еще много.

— Ой, — вздохнул он. — Мне бы пива. Вчера на свадьбе гуляли, теперь хреново, жуть. Чуть поезд не проспал, хорошо друзья запихнули.

— Ну ты даешь, — смеюсь я. — Тебе на сколько?

— На час, — он посмотрел на часы. — Пойду, наверное, гляну что там.

— Давай, я тут подожду.

Возле центра собралась куча людей. Они предлагали всякого рода услуги в предстоящей процедуре: переводы, заполнение, фото и пр. так что если ты вдруг забыл что-то сделать, здесь всегда помогут, только плати.

Вскоре вышел Пашка.

— Ну как? — спросил я.

— Сказали за десять минут подойти.

Мы снова вернулись в розливайку и взяли два «американо».

— Ну, а ты куда собрался? — спросил он.

— В Голландию.

— Прелесть.

— Точно. 75 евро в день, жилье бесплатно.

— Что делать надо?

— Садовое хозяйство.

— Через контору нашел?

— Да. По польской визе едем, оформляют как командированных.

— Слушай, ну удачи, — Паша уважительно покачал головой. — Если все получится, обязательно подтянешь.

— Обязательно, — сказал я. — А если не получится у меня, но получится у тебя, то подтянешь ты.

— Обязательно, — улыбнулся он. — Со своими ребятами лучше работать.

Вскоре стало холодно и поганый кофе больше не лез. Паша пошел вовнутрь, а я решил еще побродить. С обратного входа вышла довольная дама, ликуя над своим конвертом.

— Дали? — спрашиваю я.

— Да, — говорит. — На год.

— Поздравляю.

Вся сияющая она села в благополучную Toyota и также благополучно укатила прочь — вдоль серых неприветливых улиц с мечтой о прекрасном будущем.

И таких здесь было много: свежих, хорошо одетых, на хороших машинах. Они с другого мира, а тут лишь чертова пересадочная станция в бюрократическом дурдоме.

Пашка дожидался своего номера, уставившись в монитор над приемными окошками. Я тем временем сходил, сделал недостающую копию очередного документа, чуть погрелся и снова вышел на улицу. Шел мокрый снег. Несколько человек до сих пор предлагали услуги своего агентства в помощи с процедурой.

— Все сдал, все отлично, — говорил довольный Пашка. — Никто меня ничего не спрашивал, так что не беспокойся. Ответ с документами можно получить почтой, что вообще замечательно.

— Ну, давай. Удачи тебе, — сказал я. — Держим связь.

— Держим.

И он ушел.

Я пришел без десяти, получил свой номер и сел на стул дожидаться очереди, таращась в монитор, как Павел часом ранее. Вот он загорелся на экране спустя минут сорок. Я подхожу к окошку, нервничаю почему-то, даю сотруднице документы по требованию. Потом заполняю бумаги, что совершенно не сложно сделать, вопреки жутью окутанным слухам.

— Вы едете работать? — спрашивает девушка инспектор.

— Да.

Заказываю доставку на дом, улыбаюсь, благодарю, иду в другое окошко, получаю квитанцию на оплату почты и, как все, довольный выхожу на холодную улицу. В банке неподалеку выстаиваю еще одну очередь, рассчитываюсь с кассиром и дело сделано.

Иду по проспекту в Харькове. Киоски, машины, нищенский рынок — ничего примечательного. Конечно, я шел не тропой туриста, но все же. Снова сажусь в метро и возвращаюсь на вокзал. В рюкзаке у меня остался домашний пирог с вишней. При вокзале стоит маленькая современная пекарня. Иду туда.

— Можно заказать у вас чай, а булочку съесть свою? — спрашиваю продавца.

— Нельзя, — улыбается она. — Но вон там я этого не увижу.

— Спасибо большое, — улыбаюсь в ответ.

Сажусь в углу, достаю пирог, колочу чай, смотрю в окно, ем. До прибытия поезда еще два часа.

А в самом здании вокзала есть комната ожидания, где даже не очень пованивает бомжами. Так, слегка. А еще, чтоб таращиться не просто в стенку, на ней изображена громадная картина советской жизни, довольно красивая, как по мне. Смотри и рассуждай. О прошлом, о будущем прошлого, о ценностях, о мечте и вере, строителях, разрушителях, условиях и потребностях, равенстве, братстве, войне и мире во всем мире. О жизни.

А потом я уехал домой. Чай был хуже утреннего, как и погода. По телевизору крутили то же самое — принц Персии потерялся в песках времени. Зеленский и Арнгольтс полюбили друг друга на полтора часа эфирного времени. А нарисованные богатыри спасали Киевскую Русь; жаль, что они реальны лишь под кистью художника, гляди не пришлось бы искать лучших дней на чужбине.

Сидим дома, ждем ответа. Через неделю позвонил курьер и сказал:

— Я подъехал. Забирайте посылку.

Счастья полные штаны. Я второпях вскрываю конверт и вижу вклеенную на всю страницу визу. Открыли!!! — ликую так, словно получил положительный ответ от будущей жены. Но жизнь такая зебра (а в нашей чудной стране она уж совсем вороная, ну ладно, может с маленькой полоской — побелкой испачкалась). Звоню я, в общем, такой довольный драгоценной «Лингвисте», а мне грустным голосом отвечают:

— Вы знаете, у нашего человека в Польше возникли проблемы с законом — но не подумайте, по другим вопросам — так что вариант с Голландией временно отменяется.

— Как отменяется? Да вы что? Да я ж только из-за него и визу открывал.

— Я вас понимаю, нам очень жаль, ну, вот так случилось. Форс-мажор. Никто не мог такого предвидеть. У нас такое впервые и т. д. и т. п.

Мир рухнул следом за Голландией и законопослушной жизнью поляка — человека «Лингвисты».

— Но мы можем вам подобрать работу в Чехии, Польше. Раз у вас уже открыта виза, не пропадать же ей зря. К тому же в эти страны вакансии обойдутся дешевле.

Да-а…а я-то думал, губу развесил. Стряхиваю побелку, в которую попал, было, случайно возомнив ее кусочком зебры, и отвечаю:

— Ну, что ж. Диктуйте.

И она диктует: стройки там, стройки сям; если не хотите стройки, есть заводы, мясокомбинаты…

— Стоп, — говорю. — Какие заводы, какие стройки? Я вам сразу сказал, что мне нужно.

— Это все, что есть на данный момент.

— Какие зарплаты?

— Стройки 12злот, остальные от восьми.

— Плюс расходы на жилье и пищу. Вы что шутите?

— Ну, скоро по Чехии должны появиться хорошие вакансии, там зарплаты повыше будут.

И вот ждем мы теперь Чехию, а срок визы уже идет, всего ничего — 172 дня. Попутно мы стали искать и другие конторы, выслушивать их предложения. Дяденька, что отправляет в Германию, просит 800 евро вперед и дает железные гарантии подобно «Лингвисте». Класс. В общем, поскитавшись по безмерным просторам интернета, мы поняли, что при нашем раскладе реально уехать лишь в Польшу и Чехию. Другие страны требуют больше разрешений, волокиты и затрат, на которые у нас уже не было настроя и времени. Что ж, решили мы, поедем в Чехию, заработаем на что-нибудь посолидней, тогда и займемся.

Вскоре обнаружилась еще одна закавыка: фирмы, работающие по Чехии, устраивают лишь на легальной основе, а мы, мол, со своей польской визой в эти основы не вписываемся.

— Никого не слушайте, — уверенно говорит Катя. — Мы по такой схеме два автобуса в неделю отправляем, и никто не жаловался. Когда приедете в Чехию, заплатите 800 крон и вас переоформят с потрохами. Будете легальней всех легалов.

Все та же форма А1, и она таки существует.

— У нас есть хорошее место в Карловых Варах — лепить кнедлики, — продолжает Катя. — А через неделю появится автозавод в Праге.

— Давайте нам ваши кнедлики, чтоб меньше ждать.

— Но я не знаю, берут ли туда мужчин. Надо уточнять.

— Так уточняйте поскорей.

И вот мне уже не терпится мастерить чешские лакомства, а в другой конторе нам предлагают преотличные условия на пилораме в Польше. Посредник уверяет, что такие условия редкость, мол, там и жилье бесплатно и зарплата высокая, да и вообще не пожалеем. Но кнедлики ожидаем больше, загодя полюбив их подобно западным славянам. Чехия вообще привлекает больше, и зарплатами и большей углубленностью в святая святых, а ближайших соседей рассматриваем про запас; план «Б», так сказать.

В третьей конторе, поставляющей крепостных ясновельможным панам, работают прямо-таки на заказ привередливых гастарбайтеров, а именно — работа в фермерском хозяйстве. Именно туда мы давали запрос. Соглашаемся тут же, но сами ждем ответа от поляка.

Вообще, конечно, в Польше зарплаты на порядок ниже, но там предоставляют бесплатное жилье, а в Чехии за него надо платить. Еще там надо платить за форму А1, добраться к ним обходится больше и питание немногим выше. Так что, прикинув палец к пальцу, выводишь совсем небольшую разницу.

Решаем ехать туда, где быстрей загорится зеленый. Но зеленый загораться не хочет — светофор сломался. На кнедлики берут лишь женщин и семейные пары, а фермер никак не отвечает. А виза уже открыта и отчет пошел. В еще одном агентстве нам говорят, что когда останется около трех месяцев нас уже никто не возьмет. Уточняем информацию — правда. «Лингвиста» клянется дать через неделю авто завод в Чехии с хорошей ЗП и условиями. Другие посредники интересного не обещают. Снова ждем и кусаем нервно ногти.

Продали квартиру, поделили на родню и затеяли стройку дома. Живем с бабушкой на даче. Свежий воздух, топим печь, колю дрова, гуляем улицей, жду привет из-за границы. «Привет»! Ура! Наконец-то. На злобу дня откололся зуб и в срочном порядке бегу к дантисту на ремонт. А «привет» из Польши — доставка цветов по городу, нужна категория «В». Не пыльно, с хорошей зарплатой и запахами, в небольшой город недалеко от границы. Либо с той же категорией, на езду с попутной установкой разного рода пласт изделий. Божатся что места редкие и злачные, работодатели старые и проверенные, не упустите шанс. А мы и не собираемся. Острим лыжи тут же, и тут же просыпается «Лингвиста» с приветом из Чехии. То пусто, то густо. Ну, в приоритете была Чехия, Ровненская была первой конторой и документы сделали через нее. Значит Чехия, город Прага, деньги вперед. Как водится.

Сообщаем родным, на всех сразу накатывает тоска перед разлукой. В дорогу покупаем: непортящуюся еду, лекарства от всех болезней (плюс витамины), средства гигиены. Чемодан пакуем гигантский, битком набитый и то не все влезает. Бегу на базар, покупаю клетчатую сумку «челночницу» — хит девяностых. Делаем оплату двумя переводами, разным получателям, равными долями — 120 долларов (эквивалент средней месячной зарплаты в нашем регионе), итого 240.

Накануне звонит наш куратор по Чехии Наташа и говорит:

— Завод в силе, но не хотите ли в лес, на спил деревьев. Зарплата высокая 120 крон в час, жилье неподалеку от леса, бригада на машине.

Я загораюсь как фитиль — это просто мечта.

— Конечно, — говорю. — Я только «за». Остается убедить двух друзей и дело в шляпе.

— Я с ними поговорю.

— Я тоже.

Убедить получилось, хоть Володя сопротивлялся. Боялся, что привалит деревом, но нас уверили, что лес не так уж высок, команда профессиональная и обучение проводится. Хозяину не выгодна смерть и он, естественно, сделает все возможное, чтобы ее избежать.

— С пилой обращаться умеете?

— В руках держали.

— Годится.

Нам бы в Чехию

Попросил отца отвезти меня на вокзал. На дорожку присели.

— Как приедешь сразу сообщи, — переживает мама.

— Конечно, не волнуйся, — отвечаю ей. — Я оформил себе Vodafone, так что связь должна быть, но чтоб не тратить деньги будем связываться по Wi-Fi. Роуминг на крайний случай.

Проезжаем остановку, я машу в окно жене и детям. Они улыбаются и резво машут мне в ответ. В улыбке жены видна грусть. Впереди нас ждут испытания, но мы вместе отважились на этот эксперимент.

У входа в вокзал уже стоит Володя и молодая пара.

— Ты ж сообщи, как доедешь, — говорит папа.

— Да, я сообщу.

Пожали руки, посмотрели в глаза, обнялись.

— Смотри там, хоть леса чехам оставь, — шутит отец.

— Постараюсь, — смеюсь я.

Поднялся сильный ветер. Была середина марта.

— Саша, — представился третий.

— Вова, — жму руку.

Через минут пять он попрощался с женой. Стоим на перроне, закат горит красным, Саня весь в золоте.

— А я все золото дома оставил, — говорю. — Даже обручалку снял.

— И я снял, — говорит Володя.

— Зачем? — спрашивает Саня.

— На всякий случай, мало ли.

Саня смотрит на свой перстень и говорит:

— Та ну.

Потом закуривает сигарету и начинает что-то тарахтеть. Тарахтит без устали, язык без костей — толстое тренированное мясо. Володя говорил, что он страшная балаболка, теперь я и сам это вижу, еле сдерживаю улыбку. Он все смешал в кучу: погоду, работу, страну, воспоминания. Таким хлеба не надо — дай монолог пустить в ушные раковины. Я полагал, что они у меня не бездонные, но вскоре понял, что ошибался.

— А кореш мой Славка, — глаголет он, — в спецгруппе тогда работал и вот он говорит: «Хочешь поржать»? Ну давай, говорю, поржать всегда приятно. Подъезжаем мы к шалаве, короче, а стояла осень и холодно уже, снега кучу, а она стоит на дороге, на костылях, прикинь, и машины ловит. Тут мы.

— Ну что Катюха, давай «капусту», — говорит Славка.

Та стоит, короче, дрожит вся, перепуганная, на этих костылях, носом шмыгает.

— Какая «капуста», — говорит, — ни одного еще не тормознула, кому я надо такая.

А ногу ей за прошлым разом сломали, когда она лавэ замутить хотела. Тоже ныла, стояла, что по нолям и все такое, а сама «цифры» в лифон засунула. Ну ее и проучили.

— Все не доходит до тебя, — говорит Сява. — Садись, покатаемся.

Та как заныла, короче: клянусь, божусь и так далее. Нифига родная. А Славик здоровенный лосяра, рука как у меня ляха, блин, и он ее так за воротник как дернет и в кабину. Та залетела как тряпка какая-то. Внатуре базарю, как будто пустую куртку закинул, там дури дай Бог.

Привезли ее на хату, короче, завели на второй. Сидим, такие, курим, она стоит перед нами, тушь потекла вся, сопли блестят. А Славка меня локтем подбивает, мол, смотри, что сейчас будет.

— Ну что с ней делать будем, пацаны? — спрашивает он.

Тишина такая, потом Леха, короче, говорит:

— Повесим ее давайте.

И все ж дружно подхватывают, давай лахать, она ж не знает, что с нее гонят просто.

— На чем? — спрашивает Сява.

А Леха такой:

— Та на канате можно.

Ну, понял, на тренировочном. Там над лестницей коридор такой идет и перила.

— На тех перилах, — и показывает на них.

Та бедная обоссалась, прикидываешь? Ну, она ж реально думает, что все, хана. Там ребята не шутят обычно.

— Мальчики, пожалуйста, умоляю вас, — давай ныть, короче. — Я все отработаю.

А Славка говорит:

— Да кому ты нахер надо такая? — и дымит на нее. — Кто тебя калеку драть будет?

— И днем и ночью буду, круглосуточно буду. Пожалуйста, мальчики.

— Поздно, Катюха, раньше надо было думать.

Леха приносит канат, накидывает ей на шею, прикинь, и завязывает петлю. Та стоит в моче вся, в соплях, в слезах, тушь по всей морде, нога в гипсе, жесть, короче, ее колбасит, она стонет. Даже мне уже жалко стало. Ну, Славка ей напоследок:

— Что, Катюха, — говорит. — Прощайся со всеми.

И она бах, такая, и в обморок. Сознание потеряла.

— Можно мне чайку, — говорю я проходящему мимо проводнику. — С лимоном.

— Да, — говорит он. — Сейчас принесу.

Саня отпивает пива из бутылки и продолжает:

— Решили ее на улицу вынести, на воздух. Там свежо, прохладно. Кинули ее в снег, короче, и за водой пошли, чтоб взбодрить. Взяли ж ведра, воды из-под крана набрали, выходят, а ее нет. А там двор и сразу поле идет здоровое, а за ним посадка, ну и там трасса дальше. Короче, пока они за водой ходили, ну, сколько там минут пять, не больше, она уже почти все поле перебежала с ногой загипсованной, прикидываешь, — Саня засмеялся и отпил еще пива. — Вместе с канатом тем на шее побежала, прикидываешь?

— Да уж.

— А еще как-то раз еду я, короче, на «десятке», погода хана какая, ну а я лечу, еще и без прав. Тут гайцы мигалку врубили, и за мной давай, значит. Я во дворы залетаю, а там, в гаражах яма здоровенная, и там лужа вечно стоит, как болото, блин. Ну что делать? Я туда заехал, значит, прям в середину, заглушился и стою. Подлетают гайцы.

Тут Володя вернулся с перекура и сел рядышком, впитывать жидкий словесный стул. Саня отхлебнул пива. Вагон качает, едем дальше.

— Стали перед лужей, короче, и говорят: «Выезжай, давай». А я им: «Не могу, машина не заводится». Они мне: «Документы». А я им такой: «Пожалуйста, вот», и достаю типа с кармана, подходите, мол, господа хорошие.

Саня громко засмеялся довольный своим прошлым. Мы тоже засмеялись.

— И что в итоге? — спрашиваю я.

— Да ничего, — говорит. — Постояли, попыхтели, поняли, что номер не пройдет и отвалили.

— Круто.

— Да. А еще как-то раз… — и понеслась по новой, совершенно не последовательная теме история, о собственном двухэтажном магазине в Донецком пригороде; о том, как Васька Коровин научился игорные автоматы обманывать, ну те, первые самые, с недоработанной системой еще; как от жены на три месяца сбежал после очередной ссоры и т. д. и т. п. В общем, ехать было абсолютно не скучно и очень даже весело, особенно когда проводник подносил горячий чай с лимоном.

Пересадка во Львове

Во Львове до того я не был, но особых впечатлений не получил. Обычный вокзал, обычные таксисты, только говорят на украинском. Толпа, грязь, суета, чехарда. В туристические места мы не попали в общем, зато побежали в ближайший магазин продать лишние сигареты, коими пацаны запаслись вдоволь, но на границе, как оказалось, можно лишь две пачки провозить. Поймают — баста, от ворот поворот, так что шутки лучше не шутить и табак скорее слить. А тут, у местных торговцев, уже все налажено, таких несведущих паломников, последнее время, полчища прут, и в пути лишь узнают правду матку о злобных правилах пересечения размежеваний.

Привокзальный ларек, берем по кофе в пластиковом стакане. Пацаны продали сигареты за бесценок, лишь по пять гривен с пачки вернули, ну и то ладно, лучше, чем в контейнер задаром. Нам нужно к автовокзалу, там нас должен встретить перевозчик на Vito, знающий, якобы, объездные пути, где встречается меньше правовых охранителей. Все таксисты хотят 150, но, проявив терпение, мы находим за 100. Он прячется и потешно шифруется.

— Давайте без палева, пацаны, — говорит он. — А то меня сожрут тут с потрохами и сальниками.

Какие проблемы — подсаживаемся втихую, подальше от вращающихся глазных и разноцветных яблок, и едем. По дороге я забегаю в магазинчик «1000 мелочей» купить пинцеты — клещей вытягивать, мы ведь в лес, как-никак, собрались. Таксист проводит инструктаж по пересечению границы, и рассказывает какие, порой, ляхи нерадивые попадаются.

На вокзале пьем чай и шутим, ждем Vito. Забегаю в хозяйственный (вспомнили, что комаров в лесу навалом), покупаю фумигатор с запаской. Подъехал бус. Загружаем багаж, платим баксы — 80 с лица, усаживаемся, отзваниваемся родным, знакомимся, едем. Водитель обещает быть в Польше уже сегодня, а рано утром, при сопутствующей удаче, уже и в Чехии.

Наши попутчики самые разные и уже бывалые. Их рассказы так и льются нам в уши сладкой песней. Одна дамочка вся из себя европейка, с шармом курит сигареты и пытается красиво говорить. Она живет с мужем в Чехии уже около десяти лет и, по всему видно, что поскорей хочет вернуться к нему домой, хоть и с родины. Он вроде бы сварщик, она какая-то мелкая, но уже заведующая, среди обслуги, и вполне, вполне счастливая. От нее так и веет европейским благополучием и покоем. Говорит, что раньше было лучше; от нее буквально исходит завтрашний день: утренний кофе, сваренный мужем по приезду, чешский выходной и умиротворение. Она уже не часть смутной Украины, она частичка старой доброй Европы.

Другая молодка тоже едет к мужу. Они совсем недавно расписались и работа, судя по всему, не такая сладкая, но домой они тоже не хотят, а хотят его обустроить в своей новой среде обитания. От нее еще не веет Европой и кофеем с дороги, она обеспокоена, озадачена и уставшая, она еще точно часть Украины.

Дедушка небольшого роста, седой и приятный, едет к сыну в гости. Ему уже вряд ли много надо от жизни, он счастлив, что все хорошо у ребенка. Ребенок прораб на хорошем счету в строительной компании, причем не эмигрантского толка. Долго работали в Польше — она родимая крестные воды и великий взрыв всякого евро гастарбайтера, ну а после осели в Чехословакии без Словакии, забрали семью и живут, поживают.

Здесь я впервые услышал о румынских паспортах, гражданстве, о преимуществах старых бланков. Ну подумаешь бумажка с фоткой, набедокурил — тебе депортация, так всего делов — документ в топку, меняешь себе фамилию на женину и получаешь новый паспорт, с которым преспокойно въезжаешь в запрещенную страну. Опять начудил — материнскую берешь и т. д. Однако нынче ксивы с отпечатками, здесь уже взятки гладки.

Также наш брат массово в румыны подался. Вроде бы славянской наружности, а по паспорту румын с оным ФИО и пропиской. И по этой самой бумажке едет в любую точку Евросоюза и работу работает, причем за другие деньги. Музыка играла недолго, все это быстро вскрыли, кривя улыбки нашей опасной прозорливости, и стали одного за другим на границах браковать, с помощью настоящих румын или носителей данной речи, обличающих тебя на допросах; и прочими методами.

А все дело в том, что страна România, состоящая как известно в Е союзе, стала охотно раздавать гражданства всем желающим, имеющим на то определенные основания, которые довольно просто изыскать. Однако стоит сие действо дороже и времени занимает много больше, нежели быстрое приобретение липовой книжицы. Вот и повадились, ведь работать надо уже вчера.

Эти и другие истории мы намотали на бритый ус и отложили в долгий ящик, однако вскоре гражданство само нас нашло, но об этом позже.

Подъехали к нашей границе еще засветло, и попали в очередь. Сметливые вуйки поставили в месте скопления красивый сруб с кафе внутри. Пробка тянется можно и по кофе, к тому же есть охота. Интерьер — американский кантри: камень, дерево, рога. Взяли бульон и еспрессо, вышло доступно. Посидели на позитиве, как-никак на подъезде к манящей и невиданной доселе Европе.

В Европе

Когда проходили польскую границу, было уже темно. С любовью всматривались в чужестранные слова на всяких табличках и плакатах. Сходили в туалет, пытаясь и в нем усмотреть нечто необычное и прогрессивное. Человек действительно видит то, что хочет, или во что верит, т.к. я реально выделял пограничный сортир в лучшую от наших сторону, хотя оглядываясь, нынче, обратно понимаю, что ничего там особого не было.

Мы нервничаем, кто больше, кто меньше, но все проходит гладко. Польская женщина даже не досматривает сумки, лишь проверяют паспорта и приглашения. Мы заучили назубок то, что там написано: к кому едем, куда едем, кем будем работать. Об этом нас спросят другие службы, а сейчас мы прошли границу и открыты свежим впечатлениям.

Мы ждали гладких дорог, но те начались не сразу. Несколько сот метров мы подпрыгиваем на буграх и рытвинах, словно едем в обратную сторону, но вскоре она началась — хваленая идеальная. Ровная как пластиковая карта, не то что ямок, ни одной волны не помню. Жирные разметки везде и всюду, знаки, указатели, отражатели, ограждения, фонари. Фонари это вообще отдельная реальность, я их никогда столько не видел. Я — человек, проживший три десятка лет в миллионом промышленном городе никогда не видел столько фонарей. Фантастическое освещение и это не смешно друзья, совсем не смешно, ну недаром в масскульте девяностых слыли «Улицы разбитых фонарей» так мы и до сих пор таковые. Их же можно, и нужно, в противовес «Улицы горящих фонарей» называть. Вот она борьба ценностей, борьба цивилизаций, борьба фонарей. Горящие против разбитых. Кто победит? Вроде бы первые сами за себя говорят, но борьба нечестная, впотьмах чего только нельзя. Вот и творят, по сей день, черно в черном, фонари не Фэн-шуй.

— Нравится? — вопрошает старик, видя наше восхищение.

— А то.

— Видели бы вы в Новый год, как здесь было.

Верим.

Остановились возле крупного маркета, пылающего неоном в гигантских буквах. Курильщики курят, ЗОЖовцы дышат. Фонари горят, улицы чистотой блестят. Рядом кафе с необычным оформлением: со стены, на высоте второго этажа, торчит половина автомобильного кузова. Вторая видимо внутри. Пару удивлений, пару селфи, дышим глубже — воздух-то другой, заморский воздух.

Водитель дает наставления:

— Если остановят — спокойно, показываете паспорта, приглашения. Говорите четко то, что там написано. Если кто понимает польский или интуитивно словит — забыть. Глаза круглые, моя твоя не понимать, и только то, что написано. Ясно? Нелегалов сейчас быстро кушают, напортачите — довидзеня (до свидания по-польски) сразу.

— Ясно. — Хором.

И вот нас остановили. Все уже дремали, а тут здрасьте пожалуйста. Польские полицаи, пытливые заразы, все высматривают, высматривают, глядят с подозрением, что-то выясняют, проверяют, на нервы давят. А нервы шалят — первый раз ведь замужем. Про себя повторяю координаты, готовлюсь к доске. Тут Саня, ну кадр, ну двоечник, ни слова не выучил или забыл с мандража. Ему: «Чьих будешь», а он смотрит с неприкрытой враждебностью и: «По назначению». Ему снова: «Чей холоп, спрашиваю», а он головой на приглашение кивает и опять: «По назначению», ты что, мол, собака цепная не видишь что в бумаге расписано? Ну все, думаем, приплыл Литвишко. Когда нет, сообразил видать бравый сотрудник, что крыть нечем и пожелал ни гвоздя, ни жезла. По-польски, разумеется. Во всяком случае, так нам хотелось думать.

В Европе 2

Проснулись на следующей остановке, на заправке. Еще темно, но уже Чехия.

— Мы уже в Чехии. — Говорит водила.

— Кру-у-то-о.

Теперь дышим еще глубже. Хотелось понюхать Чехию, но в ноздри идет запах бензина.

«Benzinka» написано на вывеске. Идем в магазин. Чехия непременно должна встретить нас кофе. Дорого, но ведь это первая ночь, знакомство. Эх… кофе как кофе, только стаканчик красивый.

Здешний туалет был действительно необычен, нет, унитаз белый, разводы желтые, но вот напротив расположены душевые кабинки, чтоб помыться с дороги. Вот это, что называется, для людей, у нас такого не припомню.

Старичок вышел в Брно. Ночь, тихая сонная улица, освещенная фонарями, старые дома. Его встречал упитанный отпрыск в домашней одежде, заспанный, но довольный. Старик тепло со всеми попрощался и скрылся с сыном в арке за железными воротами.

Небо начало светлеть, постепенно все отходили от дремы. Мы ехали загородом, удивлял поток машин в такую рань, словно сейчас час пик. Как мы узнали позже, многие чехи начинают рабочий день с шести утра и к двум часам пополудни уже свободны как птицы. Отличный, просто отличный график. Кто рано встает, как говорится, а там у тебя еще целый день на прекрасную жизнь.

Кое-где еще лежал снег, белыми коврами устилал прогалины и небольшие поля. Мимо проплывали маленькие, но густые и красивые леса. Они островками выглядывали из-за холмов верхушками своих сосен. Здесь, оглядываясь назад, я уж не скажу, что у нас так же, на западной конечно да, но что касается моей части Украины, то вдоль дорог лишь куцые посадки да поля. Некрасивая лысина привольных когда-то степей. Здесь же любовался. И всего-то островки островерхой зелени средь белой зимней серости.

Не прекращали удивлять дороги. Безупречная ровность, вездесущие разметки и на протяжении всего пути, почти в тысячу километров, ни единой ямки. В некоторых местах стояли интересные фиксаторы скорости — компьютерные столбы с цифровым табло. Вы проезжаете, а они показывают км/час, и коль уж нарушите, готовьте кровные, видеокамера не даст солгать.

На переездах знак: «Pozor», что вызывало улыбчивые вопросы, а означает всего: «Внимание». Вообще в чешском попадаются знакомые слова, однако означать они могут совсем отличное от привычного, впрочем, как и в польском (в чем еще нам предстояло убедиться, хоть и казалось пока совершенно невозможным) и, наверное, в остальных славянских языках.

Темноволосую женщину, курившую с шармом, высадили на рассвете в сонном пригороде. В утренней тишине звонко щебетала одинокая птица. Маленькие невзрачные домики тыквенного цвета, красная черепица. Нетуристическая Чехия на заре. Мы заехали во внутренний дворик и ждали пока за ней кто-то выйдет. Она курила сигарету на прощанье. Вскоре дверь отворилась и некая женщина, волоча гору белоснежного белья, вышла на улицу.

Водитель привез нас прямиком в торговый центр на станции, если я не ошибаюсь, Flora. Он созвонился с клиентом (так там называли посредников, обещающих работу), уточнил азимут и передал в целости и сохранности непосредственно ему в руки. А точнее ей. Батальная, но не воинственная, молодая Оксана. Мы поднялись в лифте на верхний этаж и заняли места в Макдональдсе. Она тараторила без тормозов и любезно угостила всех скромным меню.

— Сейчас я отправлю вас на квартиру, — говорила она. — Вы помоетесь, освоитесь, отдохнете с дороги, но это не то место, где вы будете жить. Там уже полная рукавичка, так что не взыщите. Позже найдем вам пристанище. Сейчас давайте ваши денежки и пройдемся в обменный пункт. Доллары, евро здесь не ходят, полагаются кроны.

Пацаны идут с ней, а я остаюсь на вещах. Ловлю Wi-Fi и доступ открыт, но козни хищного капитализма не впускают меня в сеть, токмо и, исключительно, на сайт Макдоналдс. Перепробовал все доступные сети — результат одинаков. Довольствуясь малым (бесплатная розетка), осматриваю людей, слушаю незнакомую речь, однако сигналы идут с помехами, ведь всю ночь, почитай, без сна.

По возвращении компаньонов получаю свою долю наличных, рассматриваю невиданные банкноты. На руках порядка пяти тысячек крон, что практически равносильно гривне, и тут Оксана прекращает непрерывный треп, начинает мяться, выдавливать редкие фразы о деньгах, с фальшивой скромностью умилять добродушной улыбкой. Улыбка не умиляет, но пальцы слюнявим — 800 чешских, как договаривались, и тут прилетает первая «прекрасная» новость:

— Хлопцы, я уже устала всем объяснять, нет никакого А1. Вас обманывают ваши любимые агентства.

Вот те раз.

— Вы платите мне за работу, за встречу, за помощь, за вакансии. Разумеете?

— Почти.

Вскоре приехал пожилой усатый мужик и сказал:

— Серега.

— Вова.

— Вова.

— Саня.

Мы поручкались, Оксана сказала, что ей надо спешить дальше, а этот человек нас привезет куда надо. На связи, в общем.

Он привел нас в гостиницу и нам назвали непомерные цены. Сделав умные лица типа: «цена не пугает, но мы подумаем», мы обалдели от тарифов и направились к станции метро.

— Проезд здесь поминутный, — сказал Серега. — Одну ездынку я у ребят одолжил, вторая моя, ну а двоим, придется заплатить.

Он протянул проездной, он же ездынка, Сане, и мы начали спускаться.

— Так, — сказал усатый. — В метро вечно полицаи ошиваются, надо быть осторожными. Тут нелегалов только так гоняют, а с этой сумкой, — он указал на мою челночку, — в два счета спалимся, только по ним сразу вычислят.

— Да ладно.

— Да. Здесь даже китайцы с такими не ходят, — усмехнулся он. — Если что вы туристы и ищете хостел.

Полицаи стояли неподалеку от лестницы и сразу нас заметили.

— Налево, — сказал Серега и завернул. — Не смотрите на них.

За нами никто не пошел. Пронесло. В автомате купили по билету. Минимальный — полчаса за 24 кроны. Вставляешь его в турникет и вытаскиваешь со штампом даты и времени, отчет пошел.

Новенькие вагоны, цифровые табло, все на чешском. Из динамиков монотонный голос на приятном непонятном языке. Люди кажутся другими. У них белая кожа, светлые волосы, усы, залысины, так же погружены в себя, но все же другие. Неуловимые отличительные черты обозначают в них лица, виденные с экрана телевизора в зарубежном кино.

Остановка. Кто-то забыл шапку на сиденье.

— Шапка! — крикнул благородный Литвишко и бросил ее молодому чеху, обернувшемуся в толчее.

Будто они поняли, что он там крикнул. Чех расплылся в дружелюбной улыбке и закивал в благодарности.

Мы вышли на станции Háje. Поначалу я немного расстроился т.к. вместо ожидаемых характерных построек, лицезрел обыкновенный лысый массив с рядом обыкновенных многоквартирных прямоугольников, правда, разных цветов. Остановка, мост над дорогой, дальше лужайки с подстриженной травой и дома. Очень мне напомнило наши массивы, только более ухоженные. Люди гуляют с собаками или просто снуют не спеша. Мы прошли все дома, и вышли к последнему двухэтажному новострою цвета бледного салата. Комплекс однотипных домов с прилегающими лужайками с коротко стриженой травой. Наши бабушки здесь не живут, а живут не наши, без клумбочек и цветочков все выглядело лысым и пустым. Радовали широкие асфальтные дороги, пересекающие двухэтажки, маленькие парковочки для местных машин, аккуратные мусорные баки, спрятанные в отдельных решетчатых квадратах. Ни одной бродячей собаки или кошки, ни одной вороны.

Усатый позвонил в домофон и вскоре нам открыли. Подъезды тоже отличались. Все чистенько, приятно пахнет. Датчики движения регулируют освещение. Лестница не закрыта отдельными стенами, а будто целое с длиннющим коридором, расходящимся в две стороны чередой квартир. Ступени не бетонные глыбы, а вполне приятно оформлены и хорошо отделаны. Пролеток нет, зато на этажах большие площадки. Коридоры тоже не закрыты стеной, а ограждены перилами.

Второй этаж, дверь открыта, мы вошли.

— Тук-тук, кто в тереме живет?

— Это мы гастарбайтеры.

Терем был битком. Комната-кухня небольших квадратов на три кровати и диван на двоих. Вторая комната еще меньше на такой же диван и кровать. Большой балкон. Итого восемь человек в четырех стенах, а с нами вообще одиннадцать. Все с западной и один сосед с Кривого Рога. Он встречал нас как родных, с неподдельной радостью. В целом все ребята были нормальные и дружелюбные.

Пашка — крепкий малый лет тридцати пяти. Львовянин. Спокойный, сдержанный. Дома малое дите и скучающая жена.

Еще один Вова, тоже со Львова. Лет тридцать. Разгильдяй и гуляка, носящий кожаные штаны и не ночующий «дома».

Юра мастер — смешной веселый мужик с прической Луи де Фюнеса и фасом Пьера Ришара. Под полтинник.

Дима алкаш. За полтинник. Что-то вроде главаря. С красным пропитым лицом и замашками смотрящего.

Серега усатый, прозванный далее Стукачом. Одессит под полтинник. Бывший моряк.

Коля зим тридцати с кавказской щетиной и компанейским настроем.

Была еще женщина под пятьдесят, но видел ее лишь раз и то мельком. Пахала как лошадь и спала как сурок.

Ну и Эдик, тот, что с Рога, который Кривой.

В общем, годы и жизни самые разные, а денег хотят одинаково. Ну и мы не отстаем. В хотении.

После короткой биографической справки и обнародования посулов мы в поочередности смыли пыль дорог в горячей ванне. Вода центральная, напор хороший, маленькое удовольствие. Стирка, бритье. Потом я попытался уснуть в отдельной комнате на троих, но тщетно. На подоконнике лежал роман Селенджера «Над пропастью во ржи». Я проникся симпатией к хозяину книги и неспешно пролистал оную. Пацаны вовсю галдели, и спать не собирались, ибо негде толком. Вскоре выполз и я.

— Ну что пройдемся окрестностями?

— Айда.

На прогулке Литвишко высказывался об историях ребят.

— Вот не надо их слушать, — говорил он. — Есть такие люди: все у них плохо, плохо, они вечно ноют, жалуются, и все у таких становится только хуже. Не надо обращать на них внимание. У нас все будет хорошо.

А истории были неутешительные. Из восьми человек работали лишь двое, остальные ждали у моря погоды и прочих обещаний сроком в три оборота планеты вокруг звезды. Ежедневно Оксана всем раздавала вкусные завтраки из свежей лапши, да только места на ушах уже не было. Все что она реально могла — это фушки (подработки) на несколько, а то и меньше, дней. Галя пахала в общепите, а Дима на стройке и оба устроились своими силами. Они вытягивали, при возможности, остальных с собой, но лишь по одному, и то не часто. Деньги сокращались, виза тоже, а за жилье платить надо и питаться кое-как. Усатый, например, вообще сидит больше месяца, ждет, что ему заплатят с прошлой работы, чтобы хоть проезда домой удостоиться. Кормится уцененными булками и редкими милосердными подачками от сожителей. Койку отрабатывает всевозможными безоговорочными поручениями и, по подозрениям ребят, доносительством, отчего и прозван стукачом.

Эдик и Стукач идут с нами. Показывают дорогу, магазины Penny, Lidl. Рассказывают где что дешевле. Мы зашли в оба. Конечно, для туриста из девяностых, это была бы не то что другая планета — другая галактика, другая вселенная просто, после унылых гастрономов с колбасой и кирпичиком. Мы уже повидали изобилие ярких оберток и дома, но все же, были здесь продукты, и не мало, которых еще нет в наших маркетах.

— Вот нормальный вариант, — сказал Эдик, схватив с прилавка мясной рулет. — Дешево и сердито. Мы таким на постой питаемся.

Попробуем. Не такой как у нас — с конкретным, якобы, мясом, а мягкая котлетная масса из свинины и овощей. Еще взяли плавленых сырков, дешевых и очень вкусных. Молока, овощей и пива. От пива здесь вообще можно спиться. Самое дешевое пять крон, потом сдаешь бутылку в специальный автомат при магазине и он тебе выплюнет с окошка три крона. Итого пиво выходит два крона, прям как у нас до кризиса.

Внутри нет камер хранения, а охранники хлипкие старикашки или задохлики с сальными патлами. Продуктовые тележки просто так не возьмешь, сперва в качестве залога нужно вставить монету в специальное отверстие. Накатавшись, ты привозишь ее обратно и по щелчку возвращаешь свои медяки: от двух до десяти. Если заприметишь беспризорную тележку, можешь отвезти ее на место и заработать кроны щедрых граждан, поленившихся вернуть ее в стойло.

На кассе уплатишь сразу все налоги и, что совсем удивило, сдачу тебе дадут от округленной по чеку суммы. Скупившись на сорок шесть семьдесят, с полтинника получишь три крона и до свиданья. Вот так.

И еще стоит обращать особое внимание на ценники т.к. под крупными цифрами стоимости прячутся неприметные: 100 гр. То есть цена именно за них, а не за полноценную единицу товара. Хотя на сегодняшний день такое практикуется и у нас, однако тогда это было в новинку и не раз стоило мне недоуменных ревизий по чеку.

Но что является огромным плюсом, так это хорошие, частые скидки и уценка изживающих свой срок товаров. Действительно много скидок и вкусной уцененки, вполне себе пригодной.

Скупившись, мы сели на лавочки неподалеку от дома. Вечерело. Солнце мягко освещало пространство и, хоть я не пил горячительных напитков и не владел радужными перспективами, жизнь показалась прекрасной. Детство всплыло в памяти ощущениями покоя, хотя нет, это случилось дней через пару, а пока мы просто сидели и общались. Эдик рассказывал о своей жизни в Португалии, о том, как полюбил ту страну, привык и хотел остаться, но забеременела жена, а вскоре и, суть да дело, пришлось им покинуть желанную родину и вернуться на не столь.

Назавтра Оксана обещала паштетный завод.

— Хоть паштета наемся. — Улыбнулся он.

На ночь снова не пришел Володя львовский, так что мы сдвинули койки и улеглись втроем на две. Саня лег на диван поперек тоже третьим. Раздобрившийся, после проставленного пузыря Дима, самолично пригласил его разделить ложе. Этот Дима гастролирует, как оказалось, всю жизнь. Взрослые уже дети, помнящие отца лишь за деньги, ушедшая жена, разрушенная семья. Как водится. Почти десять лет он прожил в Англии под именем Джим, пока одна сволочь, не простившая ему какой-то постельный вопрос, не сдала его местным властям за поддельные документы.

— Как ты туда попал?

— Бандиты в фуре провезли.

Ну и еще кучу историй по мелочи.

Утром привезли раскладушку для одного из нас, но на ночь, две, и пора бы нам убираться. Вот сейчас устроимся на работу и уедем в лес почивать.

На завтрак заварил родной «Мивины» и нарезал тот самый рулет. Он оказался довольно вкусным и ни на что не похожим. Эдик свалил на завод, Колю, Дима с собой забрал, Пашка пошел посудомойкой на подмену, а мы сидим и байки травим, ржем от души, на нервах видно. Не смотря на условия выспаться получилось, сказалась дорога. Мужики намекают на страхи безработицы.

— Я тоже думал меня тут ждут с распростертыми, — веселился мастер, сидя на диване. — Видишь, как ждут? Вот пусть еще подождут, а я покажу характер, цену набью.

Он хохотал и мы вместе с ним. У нас-то все будет иначе.

Сигареты здесь оказались слишком дорогими. Все наши покупали рассыпной табак, гильзы и крутили самоделки. Машинку можно купить у китайцев, в киосках ее почему-то не продают.

Заварили кофе, вышли на балкон. Тишина и спокойствие, благодать. Чуть прохладно. Наш дом был последним в черте, а поодаль за ложбиной виднелся лесопарк.

— Надо бы туда прогуляться, — говорю.

Литвишко захотел пива. Наша троица собралась, и мы пошли за пивом.

В еде, пока, особой нужды не было т.к. мои «челночные» закрома были в лучших традициях армейских прапорщиков. Кто же знал, что все это ни к чему, ибо цены здесь вполне схожи с нашими, во всяком случае, на данный период времени, и продукты тоже привычные. Правда, чего мы так и не нашли, так это семечек. Ядра подсолнуха здесь видимо были не в чести, а так хотелось иной раз пощелкать, пожевать, полузгать. Занять руки, тракт и полость. Ан нет. Так что если будете ехать в Чехию, вместо каш, консервов и прочего, берите семечек. И сгущенку. Она, конечно, продается, но только в тюбиках подобных зубной пасте, да и стоит дороже. А я вот с детства любитель пробить в банке две дырочки и присосаться к густой сладющей жиже.

Вообще, должен сказать, даже если вы не особый любитель привычных продуктов, попадая в среду, где их нет совершенно, это всплывает со временем, а то и сразу.

Сидим на лавочке, пацаны пьют пиво, а я взял себе какой-то диковинный спортивный напиток. Чехи гуляют с детьми и собаками, многие ходят в загипсованных членах, скачут налетами сороки. Вот ворон нет, реально, за все время не увидел ни одной, только сороки. И воробьев нет совершенно. А у людей нехватка кальция. Вскоре я начал замечать много таких загипсованных, ребята потом сказали что здесь вода, мол, такая. У меня даже ногти здесь росли гораздо медленнее, и постоянно хотелось молока, а таблетки кальция продаются во всех маркетах, прямо на кассе, рядом с презервативами и сладким. Продаются еще и другие микроэлементы с витаминами, но я не пробовал.

Средь бела дня прозвучала хорошая новость: вечером у нас встреча с работодателем. Ура. Странно, только, что вечером, ну да бог с ним, все равно ура.

Провожатым был Стукач. Без часу полночь, улицы пусты. Мы кружим тут и там, не можем найти место встречи. Серега на телефоне с Оксаной, Оксана с работодателем. Нашли. Освещаемая парковка возле какого-то заведения. Из машины вылезают сомнительного вида ребята. Привет, привет. Один кавказец со шрамом на всю щеку, другой белобрысый, толстошкурый славянин. Ну, давай обтирать, что к чему. По мере их вводных становилось понятно каким мясом нас видят. Все россказни о славной работе, звучавшие на территории Украины, улетучились как бздо на ветру. 120 в час лишь при больших объемах, которые не так просто сделать, тем паче для чечако вроде нас. А пока мы будем обрастать способностями, платить будут меньше. Также будет высчитываться за жилье и свет, плюс та самая А1 влетит в копеечку, ну ничего, они ребята с пониманием, вычеты разобьют на пару тройку зарплат. Ах да, еще спецовка не бесплатно и инструмент. В общем, завтра могут нас уже забрать, и поедем косить дремучие дебри.

Когда Оксана сказала им что мы пас, они стали причитать, что мы неправильно их поняли, и можно все еще раз обсудить, найти компромиссы. Благодарим вас парни, обойдемся. Оксана пообещала найти что-нибудь другое, но пока мы должны съехать т.к. помимо нехватки спальных мест, есть еще хозяйка квартиры, захлебнувшаяся, в перспективе, брызжущей в панике слюной, от такого количества заполонивших ее жилплощадь нелегалов.

Деньги за жилье мы ей, кстати, не вручили.

Пацаны на хате мало удивились нашему фиаско, а где-то даже приободрились, что не только их имеет гомосексуальная Европа. Намеки на ужасы безработицы переросли в полноценные истории. Полквартиры здесь с той осени сидят, а работали лишь во сне, да в Украине. Только по фушкам и бегают, чтоб на пожрать было. Почему домой не уехать? Да потому как стыдно батенька. Стыдно! Деньги потрачены, надежды возложены, мосты сожжены. Так-то.

Эдика с завода выгнали на время т.к. заказов мало, оформленным не хватает. В Коле тоже нужды боле нет, ну и Павел туда же.

— Кавказец, говорите?

— Ага. Только розмовляв на українській.

— А, ну так это закарпатец, а не Кавказ. Они тоже чернявые все.

— Ох, не люблю я закарпатцев, — сказал Дима. — Три раза здесь на них работал, и трижды меня кидали.

— Прикарпатцы, ой, не любят закарпатцев, так что не все западенцы одним миром, как говорится.

На следующий день Литвишко как подменили. Толи разбитые мечты дровосека, толи истории ребят, наконец, дошли куда надо, а скорее всего, и то и другое, да разбавленное литрами дешевого пива. Он был смурной и молчаливый, ничего не ел и играл желваками.

— Это жопа, это полная жопа, — твердил он словно мантры. — Это кидняк, кидалово.

— Да брось ты Саня, рано плакаться, — сказал я. — Пошли лучше погуляем, проветримся.

Володя остался дома бока належивать, а мы направились в лесопарк, что виднелся с окна. Оазис очень напоминал нашенские: те же деревья, озеро, травка на лугу, только лишь безупречно чисто. В прозрачной воде не видно бутылок и иже с ними, в траве и под деревьями тоже. Реально ни одной бумаженции или крышечки от напитков. Аж, как-то, не по себе, будто смотрю кино от Marvel и не вижу спецэффектов.

Ну и помасштабней, что ли. Поляны шире, деревья больше, гуще, толи куцая загаженная флора наших парков. Ровная асфальтная дорожка разветвилась по всей площади. По ней бегают бегуны, гоняют на роликах дети, подростки на скейтах. Никаких кафешек и киосков, сплошь растительность.

Когда у Сани закончилась очередная бутылка он начал тащить меня назад в цивилизацию. Должен сказать он вообще не проникался природой, я же старался выводить его бесконечный треп, где-то на задний фон, и вслушиваться в пусть маленький, но лес.

Потом он потащил меня искать некий супермаркет, виденный кем-то из парней. Мы прошли бессчетное количество светофоров и «зебр», ведь за переход дороги в неположенном месте, здесь, без шуток, стяжали немалый штраф. Голой земли не приметил ни разу, везде асфальт, плита и плитка. Деревца и кусты растут в аккуратных клумбах. Повсюду тройные мусорники разных цветов: для стекла, органики и пластика. За рулем много стариков. Автомобили совершенно обычные, мирной, нейтральной формы и марки. Ни тебе джипов, спортивных, агрессивных, тюнингованных, бандитских машин. В основном Skoda и немцы. Америки, Кореи, Японии, тем более Китая с СНГ днем с огнем не сыщешь.

Когда стемнело, мы сидели на лавке. Пацаны пили горячительное, я дышал парами. Эдик разглагольствовал о любимой Португалии, выказывал досаду на глупость покинуть оную. А ведь его дело уже лежало на рассмотрении, до всех прав, казалось, рукой подать, да только все это нынче как Боржоми без почек и кулаки после драки.

— Как я рад вас здесь видеть, вы даже не представляете, — говорил он уже подшофе. — Столько времени уже с западенцами, они нормальные ребята конечно, но они себе сами, это совсем другой регион. Земели, земелечки мои дорогие.

Вечером пришел Вова со Львова и занял свое место, так что другой Вова, не со Львова, улегся третьим поперек дивана, а мне досталась раскладушка. Литвишко сидел за столом с поникшей миной и батареей пивных бутылок. Истории безработных ребят, набравшие больших откровений и темных красок, кажется, раздавили его напрочь. Дима напился и слушал шансон о несчастной любви. Доля гастарбайтера, вечного скитальца, лишенного дома и нормальной семьи, казалось, зримо окутывала его пьяной тоской.

Наутро Литвишко исчез.

Я продрал глаза, когда занималась заря. В комнате стоял жуткий перегар, сопение и храп. За столом было пусто, Сани нигде не видно. Потом я обратил внимание, что нет и его сумки, стоявшей, дотоле, рядышком с моей. Когда все проснулись, то дружно пытались разгадать тайну его исчезновения.

— Все уже спали, — говорил Стукач. — Он сидел за столом и молча пил пиво. Потом и я уснул.

— Может он выперся среди ночи за добавкой и попался полицейским?

— Может он пошел на стройку вместе с Димой?

— Может он пошел гулять и заблудился?

— Может его выкрали инопланетяне?

— Все это может, но его сумки тоже нет!

И никто ничего не знает. Даже Оксане позвонили, но и она не в курсе, только теперь озадачена. Звонили Диме — не берет. Все что осталось это гора пивных бутылок под столом и пара его ношенных носков.

— Давайте собаке дадим его портянки, — не унывал Юра мастер. — Пусть возьмет след.

Любовь любовью, и война войной, но мы пошли в магазин и купили колбасы на завтрак.

— Предлагаю поехать в Стару Прагу, — сказал я Вове. — Это великий грех, будучи в Праге не побывать там.

Мы одолжили ездынку и поехали. Остановка — стация Florenc. Красивое здание, книжный магазин, потом неприметный, грязный, маленький ж/д вокзальчик. У входа была целая гора сигаретных окурков и мелкого мусора, и это в самом культурном центре. Мы постояли, пока Володя покурил и привнес в кучу свою лепту. Тем временем появились уборщики и принялись сдувать весь мусор в стоки специальным аппаратом.

Дальше начиналась сумасшедшая толчея. Толпы людей со всего мира сновали здесь во имя развитого, как никогда, туризма. Но красиво все-таки было. Улицы, мощенные булыжниками, новенькие трамваи, исторические здания, Каролинум, Пороховые ворота, усыпальницы. Повсюду готика, барокко, ренессанс, а на улице пасмурно, впечатления ложатся как по заказу.

На площади ярмарка с едой и фермерскими животными в клетках, но там дорого. Мы спускаемся в метро и берем кофе у парня похожего на девушку. Неустанно фотографируемся.

Возле Пороховой башни к нам подошла женщина и предложила экскурсию. Переселенка из России после наших расспросов рассыпалась в признаниях, о не такой уж и сладкой жизни на чужбине, высоких налогах, дорогом проезде. Но, черт побери, я уже так люблю этот город, и по извилинам беспокойно мечется неокрепшая еще мысль о переезде.

Мы поднялись в башню по винтовой каменной лестнице пятнадцатого века с тусклым освещением и снующими иностранцами. Вышли в коридор с тучным неразговорчивым кассиром за окошком. Дальнейшее шествие по башне стоит денежек, так что, осмотрев огромные витражные стекла, мы убрались с глаз его долой ступенями той самой лестницы.

Вскоре позвонила Оксана и потребовала нашего немедленного появления на квартире. Она связалась с Димой, и он сообщил, что Литвишко отправился утренним поездом в Германию, просить убежище, а нам стоит собрать скромные пожитки и выехать в хостел.

Володя заволновался, и хотел было возвращаться, но я вел его все дальше красивейшими улицами старой Праги. Быть может, не вырвемся сюда более, а он обратно вздумал.

Дорогой обсудили негожий поступок Литвишко и квартирный вопрос. Решили подыскать хостел неподалеку, тем более жутко хотелось в сортир после подземного эспрессо.

В узеньком сквере обсмотрели старое сухое дерево изогнувшееся йогом и огражденное невысоким заборчиком. На нем табло в две пластины с историей этого самого дерева. Культура! У нас все подобные долгожители без промедлений и зазрений совести превращаются в пеньки.

— Так необычно слышать здесь русскую речь, — сказал приличный с виду мужчина. — Это всегда приятно, словно весточка с родного дома.

Он был с женщиной, оба приветливые, располагающие. Минутой позже стала понятна причина сего явления — свидетели Иеговы, вездесущие как микробы в теплой среде. Спросил о войне на Украине, мудро констатировал факт стравливания извне.

— Это там мы можем ссориться друг с другом, — сказал он. — Здесь же, в чужой стране, всегда находим общий язык и понимаем, что у нас общий дом, общее прошлое, общее видение мира. Не такое как у здешних людей. И чтобы не было у нас дома, здесь мы всегда объединяемся и стараемся помогать друг другу.

Потом он пригласил нас в русскоязычную общину свидетелей, написал контакты на библейской брошюре и рассказал, как добраться до метро, потому как к тому времени мы уже заблудились в лабиринтах достопримечательностей и культурных древностей.

Нашли хостел в приятной узкой улочке и обомлели от выдвинутого прейскуранта. Выдержав ноту, расспросили подробности с намеком на интерес, а в конце, как бы невзначай, зашли в уборную, справили нужду и, пообещав хозяину вскоре прийти, испарились. Хозяин кстати россиянин с густой черной бородой и характерным выговором, неплохой, как показалось, малый, но ценами своими, просто, высмеял наш бюджет.

Так и закончилась наша первая прогулка по Старой Праге, слабо утоленным интересом и большим пробелом в посещении мест, слывущих к тому обязательными.

Большое переселение гастарбайтеров

На квартире нас ждал беспокойный усатый. Он сдал гору Литвишкиных бутылок из-под пива и купил себе боле удобоваримой еды. Перед тем как съезжать с вещами, решили поехать осмотреться налегке, договориться. Вова остался дома, как заправский лентяй после изнурительной прогулки, а мы со Стукачом, оседлав местный автобус, поехали на край города.

Погода стояла хмурая, и обочина Праги казалась еще менее привлекательной. Кругом пустошь да трубы фабрик, редкие серые зданьица. Жить здесь расхотелось сразу же, и я был полон решимости отвергнуть предложение Оксаны о переезде сюда.

Обытовня была двухэтажная, с маленькой пустой парковкой. Внутри пусто и безжизненно, кофейный автомат сломан. На стенке над стулом консьержа висит объявление с часами работы, по которому стало понятно, что сегодня у него выходной. Мы постучали в двери, за ними раздался нервный женский крик с иностранными словами, потом кто-то зашлепал отворять. Неприятный парень: смуглый, черноволосый, что-то затараторил на своем языке, сзади выглядывала девушка с сигаретой в зубах, с других комнат доносились крикливые вопросы, смех. От всего этого так и веяло неблагополучием, наркоманией. Во концовке, уже за закрытой перед нами дверью, парень с девушкой принялись выяснять отношения и, после наступившей паузы, кто-то из них громко и деловито пёрднул. Затем последовала тишина и удаляющиеся шлепки тапочек по коридору.

— Румыны или болгары, — сказал усатый.

На остановке посмотрели расписание автобуса и, сверившись с часами, устроились ждать. Общественный транспорт здесь был на высоте, завсегда, сколько им не пользовался, он приходил минута в минуту, согласно графика, вывешенного на каждом остановочном столбе. И ни разу, ни разу я не видел ни одной пробки и ни одной аварии; вот так штука.

На стене висел плакат Iron Maiden: железная дева с кровавыми глазами, вырвала собственное сердце и протягивает его в руке, приглашая на свой концерт.

Вернулся Литвишко. Он в одиночестве сидел на лавке под раскидистым кустом и пил пиво. Рядом уже стояли несколько пустых бутылок. Мы не особо дружелюбно его встретили: все-таки уехал без всяких слов, бросил нашу маленькую команду, на звонки не отвечал. Очень не по мужски. На лице были признаки развивающейся депрессии, вскоре мы в шутку назовем эти приступы «Синдромом Литвишко», потому как они рано или поздно появляются у каждого переезжего.

Нам тоже было не по себе, сошла эйфория первых чувств, реальность проблем стала виднеться отчетливее, гладь стала шероховатой, и уже попадались первые рытвины, но мы держались. Держались молча, ибо если поддаться панике все закончится плохо.

В Германии Саня заполнил все нужные бумаги, и теперь показывал нам ксерокопию своего бланка с одобренным запросом и условиями получения беженства. Для этого ему нужно было проживать несколько месяцев в бараках с сирийцами, что отбило у него всякую охоту осесть у гостеприимных бюргеров. Теперь он продолжал пить пиво. Пил пиво и ничего не ел.

— Я не могу есть, когда бухаю, — говорил он. — Я либо пью, либо ем.

Вечером на квартире снова была пьянка. Все шумели и веселились, стараясь отвлечься от проблем. Только Литвишко сидел понурый как битый пес: налитые глаза, печать безысходности в вислой коже. Он играл желваками и копошился в хандре. Время от времени встревал в разговоры, сетуя на местный обманный сговор и вездесущий кидняк.

Оксана забрала раскладушку поторапливая наше выселение, но львовянин, к нашему счастью, не пришел. Вова опять лег третьим поперек дивана, а мне пришлось тесниться с Саней на одной койке. Ночью он стягивал с меня плед и, разговаривая во сне, все норовил меня обнять. Несмотря на его старший возраст, он походил на незрелого мальчика, ослабшего без мамы. Такой мамой для него была жена, в чем нам предстояло убедиться.

Наутро мы завтракаем чем Бог послал и чашечкой кофе. Пьем его на балконе, я пытаюсь насладиться свежестью чешской прохлады, но в нос нагло лезет запах тлеющей сигареты. Стукач объявляет сборы т.к. звонила Оксана — нашла недорогую обытовню в центре города.

Приезжаем на Flora, куда приехали в первый день, садимся в следующий автобус, едем мимо старинного кладбища, в окна стараюсь разглядеть ветхие надгробия. Сереге спихиваю «челночку», потом мы отстаем от него и хохмим с вида типичного нелегала, представляем, как его принимают под руки. Долго блуждаем улицами, не можем найти нужный адрес. Усатый нервничает, хочет спихнуть сумку обратно, но я не ведусь. Вскоре пустая длинная улица приводит нас к искомому.

Обытовня в два этажа спряталась за страшненькими зданьицами типа гаражей или сараев, плотной стеной диких кустов, что очень напомнило родину. Рядышком благоухающая benzinka. Заплатили за пару ночей, и довольный Стукач улизнул, пожелав на прощанье удачи. Уборная с душем располагались между этажами и имели общественное свойство. В той же комнате, что-то вроде предбанника, там стоял стол, стулья и было все время накурено. Спальня наша оказалась незамысловатым прямоугольником со столом, шкафом, и четырьмя кроватями. Из окна чудный вид на заброшенную трамвайную колею, сплошь усыпанную мусором и окурками, сквозь ветки кустарника — заправка.

Мы созвонились с нашим связным по Чехии, Наташей — той, что отправила нас дровосеками. Рассказали, как нас хотели поиметь лесные бригадиры, о полной квартире ребят месяцами ждущих работы от этой Оксаны, из которой нас выселили, и за последние деньги разместили в грязном притоне, пообещав на прощанье трудоустроить в ближайшее время Х.

Наташа выказала удивление и негодование, извинилась, и дала еще одного клиента.

— Этот человек уж точно найдет вам работу, — сказала она.

Человек Андрей живописно раскритиковал Оксану, сразу же нашел вакантные места на благоустройство парков и скверов, и самым доверительным образом предложил нам дать денег его доброму товарищу, который чудом оказался в наших краях, и в течение получаса заскочит.

— Нет, гражданин Андрей, так не пойдет, — отвечаем мы. — Деньги мы уже заплатили и остались на бобах, так что куда правильнее будет рассчитаться с человеком непосредственно на рабочем месте.

Вскоре он перезвонил и сказал, что работодатель железный, и нам не стоит даже грамма волноваться, но деньги, в доказательство своих самых серьезных намерений, мы должны все-таки заплатить.

— Человек забронирует за вами место, — говорил Андрей, — а вы возьмете да не приедете. И что тогда? А работа стоит, люди нужны, промедление — потеря заказов. Понимаете?

— Понимаем и готовы заплатить, но только лишь на рабочем месте.

Его условия предполагали, что заедет некий связной, который передаст наши деньги куда следует и лишь тогда нами начнут заниматься. Мы снова звоним Наташе, она начинает гарантировать своим именем, что все будет хорошо, так здесь все работает и нам действительно нечего бояться. Литвишко прорывает депрессивный словесный понос на все ту же тему вездесущих кидняков, нашем незавидном и безвыходном положении.

Мы просим Наташу договориться с Андреем на наших условиях и вскоре она сообщает, что все решила как надо: работодатель сам заберет нас отсюда и увезет в страну добрых фей.

Потом нам позвонила Оксана, видимо получившая от Наташи, и побожилась дать нам в самые ближайшие дни злачное место на паштетном заводе.

Вроде как ситуация налаживается и теперь нам есть из чего выбирать, и мы решаем идти туда, где места появятся первыми. В состоянии удов. решаем прогуляться, осмотреть местность, подыскать магазин. Уже с самой Украины не ели нормального мяса, так что я уговариваю ребят сброситься на свиные стейки. Литвишко насупленным голосом просит одолжить ему денег, хотя с собой он брал больше чем каждый из нас. Из-за этого мы слегка бесимся, ведь кто ему доктор, что он все деньги спустил на пиво, дорогущие сигареты и не дешевый поезд в Германию, причем зря. Он звонил жене и долго плакался в трубку обо всех бедах свалившихся нам на голову, злоключениях и обмане. Его тон был то бешеный, то плаксивый, он пересказывал все долго, тщательно разжевывая и сгущая краски.

— Жена должна выслать мне деньги, — говорил он, клянча заем. — Нужно только найти банк.

Мы зашли в небольшой китайский магазинчик, но цены в нем быстро вытолкнули нас обратно. Мы прошли весь проспект до самого низа, но по дороге встречались лишь подобные магазинчики с высокими ценами. Наш любимый Lidl расположился довольно далеко, и хаживать в него постоянно, как на Háje, было бы не сподручно. Купив мяса, я взял себе дешевый шоколадный батончик с кокосом, и мы пошли восвояси.

От дешевого батончика мне вскоре стало нехорошо, а через еще немного времени — и вовсе плохо. Примечательно, что ничего особого съесть я еще не успел, так что вкинутый натощак заменитель Bounty, напичканный химикатами для неимущих чехов, стал подозреваемым номер один. Не став дожидаться дальнейшего развития событий я выпил восемь таблеток активированного угля и лег вздремнуть. Вскоре мне стало легче.

Созвонились с ребятами и обрисовали им ситуацию. Возмущенный Эдик принялся поносить Оксану с ее паштетным заводом т.к. она обещала ему то же самое. Он вышел туда пару раз и на том дело замерло. Завод работает от заказов, и когда их нет, то и люди сидят по домам. Стукачу тоже выпадало счастье подрабатывать там, но до сих пор его больше не вызывали.

Мы спустились с Саней вниз на общую кухню, чтобы пожарить мясо. Невзрачная кухня с маленькой раковиной, рабочим столом, одной печкой и стойкой с рекламными брошюрами. У плиты стоял жилистый румын и варил некую помесь с невзрачным ароматом. Он с тоской взирал на смачные куски свинины, что мы выложили на скворчащую сковороду. Мне стало жаль бедолагу, на его лице проступало не особое счастье прожитых лет, богатый опыт тяжелых работ и разлуки с домом. Когда он вышел, мы заглянули в кастрюлю — я бы назвал это: «Пицца-суп». Там было все, что видно лежало в его закромах: от капусты с горохом до сосисок.

Наевшись стейков, мы запили все кофе и вроде как приободрились. Я спустился в душевую, чтобы помыть свою часть посуды. Там сидела горстка уродливых типов, каких я видел только в кино. Такие кадры снимают, стараясь показать неприятное место, в которое угодил герой, гротескную жуть местных жителей этой дыры. Большущий нос с бородавкой, выпученные глаза, пузо, выпавшее с дырявой майки, гадкий голосок, сочащийся с беззубого рта. Вот что я увидел. Они курили, пили пиво и обращались ко мне на своей тарабарщине. У нас дома я не встречал таких типажей.

Под вечер нам подселили четвертого — молодого чеха по имени Томаш. Как мы поняли, он прибыл с околиц на поиски подходящей работы. Он разложился и вышел, а вернувшись, был явно слегка не в себе, скорее всего нажрался таблеток или накурился травы, а может все вместе. От него разило непонятным, неестественным, запахом. Вскоре он опять удалился, и мы легли спать, так и не дождавшись его появления.

Ночью он ужасно храпел и Саня не выдержав, двинул по его кровати. Это помогло лишь на пару минут. Когда мы проснулись, то увидели злобного Литвишко сидящего за столом с красными, сонными глазами. Он стал причитать на еще спящего Томаша. Тот лежал в одежде и обуви, даже не расстелив постель, лишь укрылся с головой одеялом. На полу стояла банка недобитого пива.

Мы позвонили Андрею, и он сказал, что через час за нами приедут. Дождавшись обеда, мы опять набрали его номер, но он уже не отвечал. Мы позвонили Наташе, и тогда Андрей перезвонил нам и сообщил, что человек заберет нас уже после праздников, ведь сейчас из-за них нет работы. Замечательно! А где же его и ее уверения, железные гарантии? Изъедены ржавчиной! Наташа сыпала оправдания и ссылалась на свою память, мол, забыла про праздники. Мы лишь радовались, что не поддались тогда на их располагающие уговоры и не дали денег какому-то связному.