Бесплатный фрагмент - Freedom

От автора

Как автор я хочу, чтобы вы, прочитав мою книгу, смогли ответить на такие вопросы, как: «Можем ли мы выкупить свою свободу? Что такое свобода? И несет ли она наказание?». Уверена, что вы увидите здесь много трагизма и посчитаете меня несправедливой к героям, на что хочу ответить, что это жизнь, и все мы прекрасно понимаем ее жесткость. Я не могу осуждать героев по той причине, что создала их сама. Поэтому хочу, чтобы это сделали вы, узнав их как личность, оценив поведение и поступки. Главная задумка пала на тему «Свобода путем наказания».

Мы не можем быть свободными, так как зависимы. Зависимы от присутствующих людей, физических потребностей и так далее. И, раскрывая историю, я хочу уверить вас, что свобода может даваться только путем наказания. Иначе не получается. Главная героиня, которая пытается вам доказать, что стать свободной — это просто, глубоко ошибается, за что и получает свое наказание. Каждый наш шаг подвергается риску, и каждое наше слово несет другой смысл. Уверяя себя в том, что мы свободны словом, считая это правильным, мы заблуждаемся. У нас есть ограничение, которое не позволяет нам выражать мысли так, как хочет язык.

Рассмотрим название по частям.

Свобода — кажется, в этом слове есть что-то легкое, если это так, то та самая легкость подымается к небу, скрывается за мягкими воздушными облаками и теряется. Значит, свобода потерялась? Возможно ли вообще ее найти? Шаг в неизвестность, расценка риска.

Путь — дорога, по которой ты шагаешь, идешь, бежишь, едешь — не важно, главное, что ты движешься.

Наказание — несет за собой агрессию и подавленное настроение. Кажется, что оно находится очень близко, страх, который испытываешь от слова «наказание», заставляет слезам покидать область глаз и катить по щекам. Мы никогда не будем говорить, что наказание — это смешно или весело, чаще всего это боязнь того, что на твои действия наложат запрет, заставят забыть о чем-то или применят физическое давление.

Сделаем вывод: мы идем по дороге вперед для того, чтобы найти что-то легкое, найти то, что очень далеко и нам не посильно, подвергаемся риску, всё равно продолжаем путь. Но когда нам кажется, что все позади и мы достигли цели, получаем наказание.

Тогда подумаем, стоит ли нам идти на поиски свободы, если нас накажут?

Предисловие

Мы можем винить всех в том, что у нас ничего не получается, можем ненавидеть весь мир, но станет ли нам легче? Мы каждый день тушим окурки об свою мечту и безнадежно ищем виновных в том, что она не исполняется. Не думаем о важных вещах, постоянно зацикливаемся на глупостях. Видим только то, что нам показывают, слушаем то, что нам говорят. Мы не идем, мы стоим на месте и ждем, когда с нами что-то произойдет хорошее. Мы не стремимся, не даем проблемам отпор, а просто опускаем руки и делаемся несчастными. Мы не стараемся быть первыми, потому что первые уже есть. Не стремимся выбраться, заявить о себе, потому что боимся быть осмеянными. Не любим, потому что знаем, что любить — это больно. Мы не говорим о своих проблемах, зная, что они никому не важны. Кричим, что против стереотипов, но все равно придерживаемся их. И все это не изменится до тех пор, пока мы не станем настоящими!

Родители возлагали на меня большие надежды, которые я не в силах была оправдать. После окончания школы мне пришлось проститься с друзьями и улететь в Гембург. В светлое будущее, как говорил отец. Ему абсолютно было плевать на мои интересы, моя жизнь тоже его не особо интересовала. Главное его правило было: «Не упасть в грязь лицом».

Отец говорил, что после окончания в Гембурге — финансового института — моя дорога в будущее будет освещена большим количеством ярких огней, что я стану успешной и самостоятельной леди. Но ничто так не расстраивало меня, как осознание того, что я еду в другой город, в совершенно мне чужой.

Попытка отстраниться от привычного окружения не удалась, предав друзей и любовь, я все же отправляюсь в дальний путь. Он кажется мне загадочным, трудным, невыносимым. Решение, которое я принимаю — это мое решение, которое дается мне с большим трудом. Но я ни о чем не сожалею. Каждый человек вправе ошибаться и вправе решать, насколько его ошибка плоха.

Я буду искать свой путь до тех пор, пока мои ноги в подчинении моего разума, буду смотреть вдаль до тех пор, пока мои глаза не ослабнут, буду бороться, пока во мне живет дух.

Все проблемы, которые я встречаю, кажутся мне нерешимыми, но это на первый взгляд. Ведь стоит на минуту принять поражение, как всё вокруг начнет проваливаться в темную бездну, которая будет напоминать тебе о неудачах глухим эхом.

ГЛАВА 1

Самое ужасное — это быть непонятым и непризнанным в этом мире. Сколько бы ты ни делал хорошего, это всегда сводилось к выгоде. Мир настолько очерствел, что перестал принимать доброту, что злость — это показатель тебя как личности. Если ты слишком общительный — это плохо, если ты скрытен — это плохо. Как выражать свои чувства, если все их осмеивают, как быть собой, если для каждого ты разный.

Как бы тебя ни воспитывала семья, общество тебя перевоспитывает. И ты становишься тем, кем удобно быть в той или иной ситуации.

Моя семья хотела для меня лучшего, но никто не стал меня спрашивать, а это лучшее для меня имеет что-то. Заставили заниматься тем, чем я не хотела заниматься. Расписали мои планы и стремительно к ним шли. Но я не марионетка, я живая. Самое ужасное для ребенка — это когда он знает, что нежеланный, когда он понимает и страдает от того, что не любим. Почему родители этого не скрывают? Почему именно они стараются задеть больнее?

Я родилась в маленьком городе, где все друг друга знают, и трудно что-то утаить от жителей. Так все твои поступки, которые ты совершил вчера, сегодня обсуждаются в компаниях взрослых людей. Казалось бы, взрослые должны быть выше этого, но они первые, кто пытаются тебя унизить, обидеть и оскорбить. Благодаря таким невоспитанным родителям ты становишься худшим. Все гордятся своими детьми, но при этом не упускают возможность оскорбить других, это ранит. А больше всего ранит недопонимание. Я никогда не рассказывала свои проблемы семье, ведь для них это всё пустое, не рассказывала им о том, что первый раз влюбилась, или о том, что я поцеловалась впервые, им неинтересно это. Для них только числа и статус в почете, а на чувства и душевное состояние им плевать. Может, они не хотят тратить время на глупого ребенка, который вскоре покинет их дом, как птенчик, который не вылетел из гнезда широко расправив крылья, поднимаясь над облаками, а выпал. Выпал в этот безликий, жестокий мир, падая вниз с бешенной скоростью и пытавшись расправить свои крылья, которые уже были сломаны. Сломаны собственной семьёй.

Знаете, самое пустое — это тратить время на то, что когда-то от тебя уйдёт. Уверяя себя, что наслаждаешься пустотой. Как вор, тащишь сухую корку хлеба в надежде, что она станет мягкой, когда ты её откусишь. Как жаждущий воды в пустыне человек давится песком, уверяя, что он счастлив. Какого это — Ваше счастье?

Я не знаю. Вечно живу в механизме избыточного дня.

Вечно пасмурное лето.

Когда-то с каждым такое происходит, что он влюбляется безответно, и в этом случае становится всё непросто, ты живешь любовью и погибаешь. Это когда ты стоишь на переходе, оглядываешь дорогу, чтоб не попасть под машину, но когда ты стоишь перед выбором, ты будто бы ничего не замечаешь, держишь один вариант в приоритете и шагаешь, не думая о том, что машина может тебя сбить. Вот так и любовь, тебе неважно, насколько ты будешь изранен, разбит, уничтожен, если есть хоть малейший шанс быть с человеком, которого ты любишь, то для тебя быть сбитым машиной совершенно не страшно, поэтому и бежишь по дороге сломя голову.

Я любила, во мне было это чувство, я помню его.

Помню, как меня трясло перед встречей, и помню, как мне не хватало этих встреч. Помню все моменты, взгляды, прикосновения. Я любила как сумасшедшая. Практически окунулась в человека и приняла его повадки, его манеру общения, мне нравился взгляд. Просто узнавала всё до мелочей, абсолютно всё. Горечь моей любви была в том, что я любила, а меня нет. Страдала. Долго страдала, первые три месяца была в депрессии, потом отпустило, но от каждых случайных встреч мне было плохо. Искала в толпе тот образ, меня как больную трясло от мысли, что человек, которого я люблю, где-то рядом.

Я любила! Я честно, искренне любила. Долгое расставание… Я остыла…

Спустя год, повстречав этого человека, во мне не было чувств, пустота. Не могла поверить в то, что не люблю его, пыталась проверить.

Поцелуй… Объятия… Пустота.

Вспоминаю свои страдания, как мне было больно и какие долгосрочные депрессии я испытывала, а сейчас абсолютно ничего — пусто. Боль на протяжении двух лет превратились в спокойствие, мне уже совершенно неинтересен этот человек, сейчас маленькое отвращение, которое немного позволяет нам дружить, не более. Когда приходит этот момент, чувствуешь себя свободной. Смотришь на человека по-другому, не щенячьими глазами, а высокомерным, холодным взглядом, который будто бы унижает его.

Каждый человек после больной любви становится грубым, жёстким, характер меняется, человек становится сильней. Возможно, что меня предавали ни раз, я и стала такой циничной. Не хочу казаться святой, поэтому скажу, я тоже предавала, людей, чувства других. В оправдание могу сказать, что это от того, что мне делали больно.

История новой жизни началась для меня в конце августа. Все мои сверстники суматошно искали для себя учебные заведения, а я тошнотворно наблюдала за этим, ведь для меня было все решено, как только начинается учебный год, я отправляюсь в Гембург учиться в университете на финансовом факультете. Это не то, что я хотела, да и вообще все не то. Другой город, другие люди. Мне не нужны были перемены, но спорить с отцом не было смысла, ведь он хотел для меня лучшего, светлого будущего, да и постоянные его нотации на тему «Ты должна вернуть все деньги, которые я вложил в тебя» уже вымотали. Не хватало еще получить в восемнадцать лет чек, где написано, сколько мой дорогой папуля потратил денег.

Родители не понимали меня, даже в детстве они делали все напоказ, дарили дорогие вещи, чтобы коллеги оценили нашу состоятельность. Устраивали из моего дня рождения светское мероприятие, и если все звали на такой праздник своих друзей, то на моем празднике были взрослые, толстые, солидные, полысевшие мужчины и женщины в голливудских платьях, увешанные с ног до головы бриллиантами.

Одни говорили о том, куда можно вложиться так, чтобы не обанкротиться, другие мерялись каратами на своих украшениях. Все было так пафосно и скучно, меня едва хватало до середины торжества, говоря, что безумно болит голова, и, поблагодарив всех, что соизволили прийти на мой праздник, отправлялась в комнату. В такие моменты меня спасала музыка и одиночество. Одиночество для меня превращалось в искусство. Не каждый может насладится этим. В своей жизни я не встречала ни одного человека, который бы любил одиночество так как люблю его я. Ведь это то время, когда ты можешь разобрать свой головной чердак от всех перегруженных мыслей. Иногда полезно побыть одному для того, чтоб лучше понимать себя. Мое одиночество закончилось с появлением в моей жизни друзей, с которыми мне теперь трудно прекратить общение, а что касается моего молодого человека, то это как предательство. Я будто убегаю от своей старой жизни, ограничиваю себя в общении близких людей, в походах на улицу и просто перестаю быть собой. Сижу целый день в интернете, изучая информацию о Гембурге.

Натыкаюсь на сообщение от одного пользователя.

Oskar Divaltis: — «Вы действительно выбрали этот университет? Вы всегда мечтали об этом? Вы просто зомбированные дети! Уверен, что каждый из вас мечтает о другом, возможно, быть художником, актрисой, телеведущим, а что делаете вы? Вы упускаете возможность быть теми, кто вы есть. Спрятавшись за масками своего безразличия, вы вынуждены подчиняться! Безвольные и жалкие люди, плюющие на свою мечту!»

Это сообщение заставило меня перечитывать его снова и снова, проговаривать с интонацией все слова, которые будто лезвие врезались в мою душу. Что-то внутри меня подталкивало на то, чтобы написать этому юноше, но каждый раз, когда я открывала его профиль, меня будто бросало в жар. Даже не знаю почему, может, всё из-за его провокационного сообщения, ведь остальные были о том, какой университет и какой там чистый воздух. Собравшись с мыслями, открываю его профиль, нажимаю «написать сообщение».

Пишу.

«Добрый вечер, Oskar Divaltis, мне очень понравился ход ваших мыслей, ваши слова заставили меня задуматься, возможно, этот Университет не такой плохой, но все же, я думаю, вы правы, если есть мечта, то стоит за нее бороться».

Тут моя рука резко останавливается, я думаю, что это совершенно абсурдное сообщение, которое не несет никакого важного текста, собираюсь удалить, но раздается звонок. Это был Маркос, мой бойфренд. Который появился у меня в отместку. Я еще не успела сообщить о том, что наше совместное поступление в музыкальный престижный колледж отменяется и через пять дней я улетаю в Гембург. Не хочу поднимать трубку, но почему-то отвечаю, протягиваю сухо:

«Алло».

Внутри какое-то безразличие к нему, к тому, что происходит. Как будто моя история должна была давно закончиться, и на экране пойти титры, а люди обязаны покинуть зал, но только титров нет, и люди все еще сидят, ждут чего-то…

— Привет, малышка, ты не поднимала трубку целых три дня, что-то случилось?

— Нет, все хорошо, просто я приболела.

— Сейчас все в порядке?

— Да, Маркос.

— Может, тогда увидимся и обсудим наш отъезд?

— Да, увидится надо.

— Тогда сегодня в семь на нашем месте?

— В семь? Сегодня?

— Я соскучился по тебе.

— Я тоже, но дело в другом.

— Все, ничего не хочу слышать, мы должны увидеться, и точка.

Мне ужасно не хотелось встречаться с ним, глубоко в душе я понимаю, что это неправильно, ведь чем дольше я оттягиваю разговор, тем сложнее он будет проходить. А что, если ничего не говорить, просто уехать? Он подумает, что я струсила, и все. Никаких горьких слов, никаких глубоких взглядов. Может, правда? Может, ничего не сказать? Тут в трубке раздается громкий голос Маркоса. Вздрагиваю и резко бросаю руку на ноутбук.

— Малыш! Ты слышишь меня!

— Маркос, послушай.

— Нет, Сэм, это ты послушай, сегодня в семь на нашем месте! И не придумывай отмазок, я жду тебя!

После этих слов он скидывает.

Еще минуту назад я хотела сказать ему правду, а теперь понимаю, что ложь он перенесет намного легче. Встаю с кровати, открываю дверь шкафа, достаю платья. Думаю о том, какое надеть, на глаза попадается маленькое синее платьице. Вспоминаю наше знакомство.

Маркос играл в рок-группе, довольно популярной в нашей школе, все время ездил на какие-то фестивали, где обзаводился поклонницами и фанатами. Его музыка когда-то заставляла меня переживать все эмоции, а сейчас все так осточертело. Наверно, потому что он едет учиться туда, куда хочет он, а я — туда, куда хотят мои родители. Но я не переживаю за него, он красивый, высокорослый парень с черными волосами и очень приятным лицом. Его улыбка вызывает мурашки у одиноких девушек. Как только мы начали встречаться и сменили наши «Семейное положение» — «есть пара», нам сразу начали поступать сообщения. Ему с текстом «Брось ее, ты разбиваешь мне сердце», а мне сообщения с угрозами. Какое-то время я даже опасалась выходить на улицу, боялась его верных фанаток.

Потом у Маркоса было много гастролей, и он на время перестал посещать школу, уехал во Францию. Тогда его группой занимался малоизвестный продюсер, который срубил с них много денег и свалил, оставив без копейки. И им пришлось давать повторный концерт, чтобы собрать на билеты и прилететь домой. Его жизнь была интересной, постоянные фестивали, концерты, понимающие родители, веселые друзья. Все, что было мне необходимо, было у него. Как жалко, что все вот так кончится.

Часто думаю о том, что, если бы я уступила Маргарет, были ли они счастливы?

Ведь тогда Маркос был для меня не замечен, я не думала о том, что могу быть с ним, возможно, была соблазнительная влюбленность, но точно не любовь. Таких чувств, которые я испытывала к первой своей любви, кажется, больше меня не коснуться. Так вот вернемся к нашему знакомству.

Моя подруга Маргарет позвала меня пойти на концерт, долго не соглашалась, но она меня убедила, точнее сказать, вытаскивала практически силой. На тот момент мы увлекались творчеством Маркоса, нам нравились песни, и сам он был достаточно красив. На концерте было довольно весело, но трудно веселиться, когда что-то с тобой не то. После выступления мы направлялись к выходу, как нас неожиданно окликнул приятный голос. Это был Даниэль, басист в группе Маркоса, но об этом мы узнали позже. Оказалось, я нравилась Маркосу и он давно хотел со мной встретится. Даниэль предложил нам присоединится к ним за столик, Маргарет согласилась и потянула меня к столу. Сначала мне хотелось уйти в одиночество и продолжать страдать по своему разбитому сердцу, но что-то заставило меня там остаться, может взгляд Маркоса, который он кинул на меня. Взгляд, который я запомню на долго, красивые карие глаза, горящие творчеством. Огонек его глаз будто освещал весь зал. Для меня это было так необычно и притягивающее, что не хотелось переставать смотреть в них. Мы просидели с ними час. Веселье, перебегающие взгляды, приятное ощущение того, что именно мы сидим с парнями, по которым сходят с ума все девушки нашей школы. В этот момент мое разбитое сердце будто начало медленно срастаться и снова биться, как прежде. После вечера знакомства мне начал писать Маркос. Позже у нас завязался роман. Все дни с ним были прекрасными, я с нетерпением ждала встречи, смс, звонка. Постоянно обижалась на то, что он не появился в моей жизни раньше. Каждый день он показывал мне, как я нужна ему, как я любима. Время с ним для меня пролетало так быстро, что я не успевала наслаждаться его присутствием. Мне всегда было его мало. Общались мы сначала тайно, не потому что боялись рассказать, а просто наслаждались моментом. Когда Маркос пригласил меня в дорогущий ресторан и официально предложил стать его девушкой. Конечно, я не могла не поделиться об этом с Маргарет. Признаюсь, тогда я ждала с ее стороны чего-то другого, нежели обвинить меня в том, что я украла ее любовь. Пока я лечила свое сердце, оставляла рубцы на ее. Понимала, что нужно выбирать между подругой и парнем. Не смогла отказаться от Маркоса, поэтому пришлось отказаться от Маргарет. Наше общение потерялось. Вначале была борьба за любимого человека, которая сопровождалась скандалами, руганями и ревностью. Потом затишье, в котором пытались пойти на мировую, но внутренние чувства нам не позволили этого. Понимая, что я причиняю боль только потому, что хочу любить, старалась всячески избегать совместных встреч. Но это не помогало. Мы перестали общаться с Маргарет на месяца два, этому поспособствовала ее летняя поездка на море. Когда она вернулась, то ее поведение изменилось, она стала воспринимать нас не как раньше, что Маркос — это добыча, а я — соперница. Теперь в ее глазах мы были парой. Она одобряла мой выбор и всячески придерживалась того, что Маркос — это мой мужчина. Мне лишь было приятно, что конкуренция ушла, и мы трезво восприняли то, что готовы снова начать общение. Сейчас я даже не знаю, что тогда так резко повлияло на нее, может, смена обстановки или проведенные дни без подруги ей казались пустыми. Со мной тоже что-то происходило странное, мне даже казалось, что Маркос нравится мне потому, что он нравится Маргарет. Возможно, я плохая подруга, потому что я сразу заметила ее интерес и, то, как она на него смотрела, будто готова положить к его ногам весь мир. Она была в него влюблена и это было видно невооруженным взглядом, а для меня он появился в отместку, потому что меня покинула больная любовь. Маркос дарил мне столько внимания, что я забывала о прошлом. Первый наш поцелуй. Воздушный, легкий, наполненный романтикой. Мне так приятно о нем вспоминать. Смотрю на часы, время шесть, нужно собираться. Надеваю платье, укладываю волосы, наношу слой косметики на лицо и, надев туфли, направляюсь к выходу. Нужно дождаться своего автобуса.

Стою, смотрю на время, уже без двадцати. «Не успею». В голове все еще то сообщение, в отдельности прокручиваю фразу — «Спрятавшись за масками своего безразличия, вы вынуждены подчиняться! Безвольные и жалкие люди, плюющие на свою мечту!» Подъезжает автобус, захожу. Пару остановок, и я на месте. Опаздываю, но девушке свойственно опаздывать. Еду, смотрю в окно, мелькают лица прохожих, деревья, дома, и вот проезжаю школу.

Школа. Что связано у нас с ней? Да полжизни. Ведь именно там происходило все самое главное. Мы находили друзей, влюблялись, сталкивались с предательством, искали себя, жаль, что так и не нашли. В жизни есть три этапа взросления: школа, университет, работа. Школа — беззаботное детство, университет — это ты вроде вырос, но все еще зависишь от родителей, а работа — это когда ты зависишь только от себя. Раньше я думала, что зависеть только от себя — это свобода. Но если вдуматься глубже, то мы никогда не станем свободными, так как зависим от всего, абсолютно всего. Я переступила порог детства и отправилась прямиком в юношескую жизнь, все еще беззаботную, но уже серьезную. В которой мне самой придется отвечать за свои поступки и решать проблемы. Придется делать выбор, ошибаться, выигрывать или получать поражение.

Автобус останавливается. Нужно выходить, но меня чтото удерживает. Как будто есть невиданные нити, которые связывают меня с автобусным сидением, когда я встаю, они натягиваются до такого предела, что мне становится трудно дышать. Приложив усилия, я все же рву эти ниточки и отправляюсь на выход.

Погода неважная, как-никак скоро осень.

Мне в лицо бьет холодный ветер и как будто заставляет мои волосы танцевать, как танцует девушка по битому стеклу. Смотрю на деревья, беспощадный ветер пытается прогнать листья и опустить их на холодный асфальт, пока не получается. Иду до конца парка, продумываю, что сказать и как ответить на банальные вопросы Маркоса, в голову ничего не идет, кроме каких-то глупых фраз, которые не дают ответа на его вопрос. Понимаю, что он будет давить на меня и ждать, когда я скажу ему то, что он хочет услышать. А я не хочу говорить то, что он хочет слышать, прекращаю думать об этом и снова наблюдаю за природой. Все-таки жалко, что осень всегда такая мрачная, вот бы в ней было пару дней, когда солнце могло бы греть нас своими лучами, небо было бы ясное, и не было того холодного ветра. Мы бы тогда не сидели дома, укутавшись в шерстяные свитера, и не пили горячий чай за прочтением очередной книги.

Неспеша направляюсь к нужному месту, осталось совсем немного идти, как вдруг слышу за собой шаги, потом этот дурацкий розыгрыш, когда тебе закрывают глаза и просят угадать, кто их закрыл, а у тебя обычно в такие моменты дурацкая улыбка или того хуже испуг.

— Угадай кто?

Я сбрасываю руки, поворачиваюсь. Вижу перед собой Маргарет. Ее коротко стриженные русые волосы развивает ветер так, что бледные веснушки на ее лице более заметны, и на минуту мне показалось, будто они пританцовывают.

«О нет, все что угодно, только не Маргарет. Боже, что она тут делает?»

Мы по жизни всегда будем иметь конкурентов. Сами того не желая, понимаем, что чаще всего ими становятся друзья.

Общение с Маргарет у меня возникло с начальной школы. Друзья детства, сказала бы я. И правда, ведь когда мы начали взрослеть, дружба наша угасала. Не любившая шумные компании, я сдружилась с соседскими девчонками, которые были младше. Наверно, так пыталась остановить свое детство. Что касается Маргарет, то она выросла раньше. Начала вести разгульный образ жизни, заигрывала со старшеклассниками, беседовала на темы о сексе, покуривала крепкие сигареты, гуляла допоздна и употребляла алкоголь. При всем этом она являлась отличницей. Учителя в школе восхищались ей, ставили в пример. Знали бы они тогда, какой из нее может быть пример.

Часто делились своими секретами и несмотря на то, что были в разных компаниях, поддерживали дружеские отношения. Маргарет нравилось общение со мной, и она хотела, чтобы я всегда была рядом, поэтому прикладывала усилия на то, чтобы затащить меня в свой круг общения. Проблемой было то, что я не очень стремилась в него попасть. Дружба была сложной. Ведь Маргарет пользовалась популярностью и считала себя лучше других. Тех, кто выделялся из общей массы, она обсмеивала. Всегда сплетничала за спиной. Друзья считали, что она единственная, кто может за них постоять, знаете, мое мнение сложилось иначе. Она никогда не думала о чужих чувствах, пыталась всегда сделать больно близким. Если кто-то с ней не общался или общался плохо, она настраивала всех против этого человека. У нее, несомненно, была мания величия. Такая королева, которая сидит в маленьком государстве и раздает поручения прислужникам. А те, пустоголовые, делают всё, чтобы их исполнить.

В ответ хотят получить ее похвалу. Но стоит ей выбраться в другое государство, так она, поджав свою корону, сидит ниже травы. Еще я сравниваю ее с палачом, который, отрубив чью-то голову, просит благодарности. Но, несмотря на все ее выходки, я все же попала в компанию. Наверно, я тоже была такой, как она, просто пока не позволяла этому дерьму выходить наружу.

Воспоминания

Проснувшись где-то во второй половине дня от назойливого звонка Маргарет, лениво протянула руку и взяла телефон. Подумала, может, все-таки не поднимать. Но телефон не умолкал. Решив перебороть свою лень и ответить, сонным голосом прохрипела в трубку: «Алле». Если минуту назад была сонная, как муха, то сейчас прилив бодрости просто переполняет, вскочила с кровати и начала ходить по комнате, увлеченно разговаривая. По телефону Маргарет сообщила мне, что ее родители уезжают в гости и приедут завтра вечером. Она доходчиво объясняла, что в нашем распоряжении есть дом и мы можем устроить вечеринку. Решив, кого звать, что надеть и какую музыку поставить, мы обдумываем план действий.

Договорились о встрече, после которой должны были приготовить дом для вечеринки. Но у меня присутствовало большое волнение, ведь на вечеринку должен прийти Метт. Парень, который мне был симпатичен, и парень, кому я впервые призналась в симпатии. Пусть по смс, но все же. Написала ему: «Ты мне нравишься», а в ответ получила: «Ты тоже мне нравишься, но у нас разные компании, общение невозможно». Тогда мне было обидно получать такой глупый ответ. Как окружение может влиять на чувство? И что, что разные компании, у нас что, не найдется пару часов на встречи? Но я почему-то согласилась с его словами. Сменила компанию. Какая жертва ради того, кто сам бы никогда не решился на подобное. Регулярно гуляя в компании Маргарет, мне часто приходилось сталкиваться там с Меттом, что не особо мне нравилось. Ведь моя стеснительность не позволяла открыто показывать чувства. Поэтому встречи были бессмысленны. По-настоящему наши чувства бушевали в интернете, а в жизни мы общались так, как будто едва знакомы. Еще эта дурацкая попытка оставить нас наедине. Мне казалось это ужасным: глупое молчание, неловкое объятие и первый поцелуй. Такой противный и вульгарный, на мой взгляд.

Что касаемо Метта, то он был высокий, темноволосый парень. Его волосы скручивались в кудряшки, ему это не нравилось, поэтому он всегда коротко стригся. Также у него была странная речь, связанная с анатомической особенностью «волчья пасть», в результате которой его голос сильно отличался от других. Часто ремонтировал свою машину и всегда пачкал руки в мазуте, он никогда не успевал их полностью отмывать. На его пальцах были заусенцы, неаккуратно подстриженные ногти. К тому же, как оказалось, он был слабохарактерный, ведомым, податлив, не имел свою точку зрения. Когда кто-то спрашивал его мнение, он отвечал: «Я как все». Выделяться особо он тоже не любил. Непонятно, что в нем привлекало меня.

Вечеринка начинается в девять, осталось двадцать минут до прихода гостей. Всегда любила точность и поэтому никогда не опаздывала. Предпочитала приходить первой, нежели задерживаться на пару минут. Не очень хорошая привычка для девушки. Стол был готов. Я налила два бокала красного полусладкого вина и один из них протянула Маргарет, на что она с благородством взяла бокал, сделала два маленьких глотка и произнесла: «Сегодня надо хорошо выглядеть!» После этих слов отправилась в комнату, чтоб привести себя в порядок. Я лишь на минуту подумала: «Какое отвратительное вино», устремилась следом за ней. Все собрались. Я разговаривала с Виолой. Боковым зрением наблюдала, как Метт и Маргарет удалялись из гостиной. Интересно, подумала на минуту, ведь особо не хотела зацикливаться на этом. Разговор с Виолой был увлекательным и интересным, время пролетало быстро, и вскоре в гостиной показалась Маргарет. Она подошла и на ушко прошептала, что Метт хочет со мной поговорить и ждет меня на веранде. «Это не очень хорошо, ведь снова это глупое молчание». Оказавшись на веранде я увидела Метта, который, облокотившись на стену, стоял и жадно курил. Заметив меня, он потушил сигарету и направился в мою сторону. Минуты три мы стояли друг напротив друга и не знали, что сказать. Потом Метт неловко обнял меня, я обняла его в ответ. Такое холодное объятие. Да и все комплименты, сказанные им, не вызывали ничего, кроме мысли сбежать. Не понимаю, почему я согласилась тогда с ним встречаться… Решив оставить его окончательно, я перестала отвечать на смс, звонки, избегала встречи, а потом и вовсе придумала банальную ссору. Разыграла перед друзьями, что переживаю и мне очень сложно. Но даже после расставания у него не получилось уйти полностью из моей жизни, постоянные звонки, смс, передача записок через друзей, которые оказывались в мусорном ведре. Но был момент, когда я сама захотела с ним встретиться, но на встречу так и не пришла. Много было причин… Например, для меня всегда была преграда в том, что он целовался с Маргарет, когда мы начали встречаться. Почему-то тогда было достаточно того, что он мог притронуться к ее губам, он желает в мыслях увидеть ее обнаженное тело, получить над ним власть. Присутствие моральной измены, которая в дальнейшем перерастет в физическую. Это были первые мои отношения, не приносящие боли и не подвергавшиеся тяжелому разрыву. Всё обоюдно и без истерик. Скорее всего, я не испытывала нечего к Метту, просто, знаете, иногда наступает такой момент, когда ты начинаешь соглашаться на то, что есть, не зная запретного плода. А зря, ведь запретный плод всегда сладок.

— Хорошо, что ты опоздала. С улыбкой на лице протягивает Маргарет.

— Опоздала? — непонимающе отвечаю я.

— Да, мы устроили тебе сюрприз. Пошли.

Она берет меня за руку и ведет до конца парка, поворачиваем на тропинку, на нашу тропинку, о которой знали только мы… Я и Маркос, мне становится не по себе. Что за чертовщина, откуда она знает? Еще пару минут, и все становится очевидно: накрытый стол, на котором стоят фрукты, мясные канапе, шампанское, разные пирожные. Рядом со столом стоят шесть стульев и мангал, который усердно пытается развести Даниэль.

— Что тут происходит? — удивленно и со злобой говорю я.

Через пару минут выходят Маркос, Виола и Герман. Маркос быстро подбегает ко мне, обнимает, целует в щечку и ведет меня к столу. Все увидев что мы сели, тоже начали рассаживаться на свои места.

На моем лице недовольство. Как вообще он посмел привести их сюда, мы клялись, что никто не узнает об этом месте. Если раньше все мое внимание занимало недовольство, то сейчас оно переключилось на Германа. Высокого, худощавого парня, который открывал шампанское и привлекал внимание тем, как он это делал. Совсем неумело его худощавые пальцы накручивали металлическую основу, потом резкий хлопок, пена, и все протягивают ему свои бокалы, он наливает быстро, стараясь не упустить мысль, которую он, наверно, прокручивал уже у себя в голове. Как только у всех было шампанское, он, откашливаясь, начал свою речь.

— Ну что, дорогие мои друзья. Все мы сделали уже свой выбор, и многие из нас уже завтра покинут этот город. Надеюсь, мы не будем ограничиваться общением в соцсетях, и наши встречи будут происходить довольно часто. Я рад, что в моей жизни появились такие люди, как вы, надеюсь, и вы рады, что у вас есть такой друг, как я. После своих слов он засмеялся, и все засмеялись в ответ, некоторые даже начали хлопать ему. А потом все громко кричали «ура» и, выпив шампанское, тянули руки за канапе.

Я сделала глоток, чтобы распробовать. «Хм, неплохое», — промелькнуло в голове, и я опустошила свой бокал до прозрачного хрустального дна.

Все веселились, шутили, а я то и делала, что опустошала бокалы с шампанским. Изредка наблюдала, как вокруг меня кружился Маркос, смотрел на меня и глазами просил, наверное, прощение, что притащил сюда всех, ну или я уже опьянела. Как только начало темнеть, ребята разожгли костер, и все перенеслись к нему. Рассказывают дальше что-то и постоянно смеются. Я сижу по-прежнему за столом, на их предложение присоединиться отвечаю, что чуть позже. Не хочу идти к ним, у них все слишком просто, в отличие от меня. Заметив, что я сижу и скучаю, Маркос подходит ко мне, присаживается на корточки, кладет голову мне на коленки и старается меня развеселить своими тупыми шутками, которые меня в данный момент просто ужасно раздражали. Хотелось встать и уйти, но не молча, а со скандалом.

Сдерживая в себе весь гнев, я аккуратно наливаю бокал и подношу его к губам, чтобы сделать глоток. Маркос очень резко встает, и я проливаю шампанское на платье. Злость уже не может держаться внутри, язык полностью хочет выкинуть все обидные слова наружу. Как только открываю рот, чтобы закричать, Маркос целует меня и шёпотом говорит:

— Пойдем со мной. Берет меня за руку, и мы удаляемся.

Разговор неизбежен. Прекрасно понимаю, что я могла бы плюнуть и уехать вместе с Маркосом, но я не могу перечить отцу, да и нет смысла. Чего я добьюсь? Того, чтоб меня под охраной отвезли в Гембург? Да и ситуация с Виолой меня добивала. Ради Даниэля она поступила на экономический в его университет, хотя больше всего она ненавидела экономику. Какая жертва ради того, чтобы быть вместе. Зная ее способности, она могла замахнуться куда покруче, поступить в элитный университет, закончить его и быть успешной. Но она поставила отношения на первый план, и для нее уже неважно, что будет дальше, главное, что она с любимым мужчиной.

Стараясь уйти от всех подальше, мы стремительно бредем в другой конец парка. Знаем, что там есть склон, и если спуститься с него, то нас никто не найдет.

Останавливаемся.

Садимся на траву, которая уже потеряла свою шелковистость и колкими травинками делает нам больно. Наши глаза напротив. Моя рука в его руке. Все, казалось бы, гармоничным, только вот постоянно думаю о том, с чего начать разговор? Стоит ли говорить ему, или просто уехать без слов? Мысли запутались, и слова сплелись в паутину. Лучше промолчу, пусть начнет он.

— Ты рада? Тебе понравился сюрприз? Сказал Маркос, сильнее сжимая мою руку. На его лице появилась такая теплая улыбка, что сказать ему «нет» было бы неправильно.

— Да, все хорошо. Только это место наше, помнишь, мы говорили, что не расскажем о нем никому? Это наше место! Место, где мы могли быть собой, место, куда мы убегали от проблем, где мы впервые познали вкус поцелуя. Маркос, это интимное место, а ты притащил туда всех!

— Но они наши друзья, и через три дня мы с тобой уедем. Прошептал он едва слышно.

— Три дня, то есть ты решил? А меня спрашивать не надо? Возмущенно крикнула, выхватывая свою руку из его руки.

— Я пытался, малыш, ты не поднимала трубку, и я подумал, что если мы любим друг друга, это не важно. Не важно, когда уезжать, важно, что вместе. Ведь так? Сказал Маркос и снова взял мою руку в свою.

Его слова принесли мне одновременно тепло и холод. Я чувствовала себя девочкой, которая пытается согреться возле костра, но не может. Которая готова прыгнуть в костер, чтоб получить больше тепла, но она не понимала, что холодно ей только в душе, а душу простым костром согреть невозможно.

Маркос смотрит на меня глазами бездомной собаки, нежно обнимает, целует в шею. Потом снова говорит:

— Я купил билеты, через три дня у нас вылет в девять, прошу без опозданий. Ты уже подала свои документы?

Слова просто ошарашили меня, он купил билет, спрашивает про документы и откровенно показывает мне свою любовь. А я обманываю его. Всё. Нужно сказать, что я не еду, что у нас разное будущее, и мы расстаемся. Но вместо этого я протягиваю тихое «да» и целую его в губы. Этот поцелуй был похож на детский, невинный. Маркос вначале его одобрил, а потом ответил мне взрослым поцелуем, который разжигал между нами страсть. Этот поцелуй будто бы сказал мне, что сейчас все случится, именно то волшебство, которое происходит между двумя любящими людьми. Возможно, я еще была не готова, но мне хотелось познать тело Маркоса и ощутить то наслаждение, которое произойдет чуть позже. Он страстно хватает меня за плечи, медленно, но нетерпеливо кладет меня на жесткую траву, которая все еще пытается меня уколоть, и своей рукой проводит мне от бедра до шеи, по телу мурашки пробегают волнами. Поцелуи сыпались на мое тело и будто обжигали кожу. От наслаждения я начинала постанывать, он же начинает переходить к интимным ласкам, забирается мне под платье, отодвигая аккуратно трусики, пальцами проводит мне по клитору. От возбуждения я ухожу в экстаз. Мне хочется ощутить его в себе, быть физически ближе. Маркос как будто понял меня, медленно стягивает с меня трусики, все еще целую меня в губы. Вытаскивает «своего друга» и медленно входит в меня. Дикая боль, которую невозможно заглушить поцелуями. Чувствую тепло внутри, будто он передает мне свою энергию. Осторожно выходит и дальше устанавливает ритм. Мне казалось, что в мое тело вонзают иглы и вынимают их с быстрой скоростью. Вцепившись в его шею, я начала царапать ее, то ли от боли, то ли от наслаждения. Его это только возбуждало, и он ускорял ритм, мне стало больно, не в силах это сдерживать, пыталась оттолкнуть его, но он, как сумасшедший, не переставая вонзал в меня свое острое орудие. Наслаждение и боль перемещали мое тело в экстаз. Я чувствовала себя взрослой женщиной.

Маркос прекратил движения. Лёг на меня сверху, а потом скатился на спину. Кончил. Это был мой первый сексуальный опыт. Мы лежали обнаженными, он гладил мои волосы, накручивал их, потом поворачивался ко мне и своими твердыми губами касался моих шершавых губ. По моему телу пробегали мурашки, боль в области живота еще присутствовала, но уже была не настолько сильная. На улице было прохладно, но наши разгорячённые тела этого не почувствовали. Лежать и смотреть друг на друга нам было намного интересней, чем находиться где-то там со всеми. Если бы не дождь, который начал нарастать в таком темпе, что вместо хрустальных капелек уже начался суровый ливень. Мы бы не вернулись.

Маркос накидывает на меня свою куртку, и мы стремительно бежим к фургону. В этот момент я чувствую себя свободной и счастливой. Мы смеемся, дождь, который стремительно пытается стереть нам улыбки не знает, что мы улыбаемся сердцем.

— Эй, голубки. Не промокли? Кричит Герман и стремительно закидывает сумку с вещами.

Мы, не ответив, устремились в машину. Дорога была молчаливой и напряженной. По крыши сильными каплями бил дождь, в окнах сверкала молния. Как же страшно, подумала я и сжала руку Маркоса сильней.

— Не бойся. Сказал он, поглаживая мою руку. Ловлю недовольный взгляд Маргарет, мне стало немного стыдно. Наверно, она поняла, что мы с Маркосом переспали. Ну, это сугубо наше дело, мы захотели, и сделали. Зачем эти непонятные взгляды заставляющие мое лицо гореть от стыда. Все окрылённые счастливые чувства остались на той поляне, сейчас я чувствовала себя паршиво. Раздражительность будто наполнило все мое тело и мне уже не хотелось держать Маркоса за руку. Мне хотелось испарится, исчезнуть. Глупая поездка, зачем я вообще согласилась на эту встречу. После того что случилось между нами с Маркосом, мне еще тяжелей сказать ему о расставании. Мысли на столько заполонили мою голову что я начала сходить сумма. Как хорошо, что мы уже приехали, осталось просто выйти и попрощаться. Фургон остановился. Я резко встала, и открыла дверь. Маркос встал за мной.

— Спасибо за вечер! С улыбкой говорит он и целует меня за руку.

— Мне нужно идти… Опустив глаза в пол, говорю я и выхожу.

— Три дня! Слышишь, три дня! Мы лучшие! Кричал Маркос, когда фургон отъезжал от дома. Я лишь улыбнулась и помахала в ответ. Во мне не было таких веселых чувств как в нем. Во мне вообще не было чувст.

ГЛАВА 2

Ужасное утро, сушит после шампанского, и голова забита мыслями о вчерашнем вечере, о Маркосе. Спросонья беру ноутбук и открываю почту. Сообщение. От удивления я быстро встряхиваю голову и смотрю в монитор. Не могу поверить, неужели это реальность. Сообщение от Oskar Divaltis. Не решаюсь его открыть, но любопытство не дает мне покоя. О чем он мог мне написать, наверно, скажет спасибо, что я поддержала его, или…

Открываю сообщение.

Oskar Divaltis: «Добрый вечер, Сэм Ортли, мне приятно, что есть еще люди, которые во что-то ставят свою мечту! Я немного удивлен, что вы не променяли ее на деньги. Ведь именно так делают все подростки в твоем возрасте. Потому что от них редко когда зависит решение. Родители решают, на какой путь нам вставать, и только единицы могут отказаться».

В моем возрасте? Промелькнуло у меня в голове. Сколько ему лет?

Сэм: «Добрый вечер, я польщена тем, что вы думаете обо мне иначе, чем об остальных подростках. Но я сейчас нахожусь в трудной ситуации, и у меня есть ровным счетом три дня, чтобы решить свои проблемы»

Oskar Divaltis: «Ты можешь выговориться мне, не волнуйся, я пойму тебя»

После его сообщения в моей голове пролетали мысли, одна за другой. Я хотела написать ему всё, что творится сейчас со мной, но он был мне не так близок, чтобы открывать ему свою душу. Хотя, знаете, иногда проще рассказать совершенно чужому человеку о том, что творится с тобой, чем близкому. Ибо близкий человек осудит, если не при тебе, то где-то тайно, а может и с другими людьми. А чужой поддержит, даже если ты не так что-то делаешь, он поймет. Поэтому я решилась ему написать о том, что творится у меня внутри.

«В моей жизни происходит что-то непонятное, я не могу принять решение… Мне даже не с кем обсудить это, ведь мое решение сейчас как весы. В одной чаше семья и учеба в Гембурге, а в другой друзья и любимый человек. В любом случае придется предать одну из сторон»

Отправляю сообщение. Не хочу знать ответа, да и в принципе отвечать на это нечем. Боже, как я запуталась, смотрю на время — полдвенадцатого. Решаю отправиться на улицу и посетить места своих школьных дней.

При выходе из дома встречаю отца.

— Доброе утро, дорогая.

— Доброе. Отвечаю ему и стремительно иду вперед.

— Ты куда-то опаздываешь? Слышатся слова за спиной.

Не хочу отвечать, какое ему дело, куда я иду, у меня осталось ровным счетом два дня в своем обычном ритме.

Решила пойти на мостовую, когда грустно, всегда хочется, чтобы кто-то успокаивал, а когда никого нет рядом, то успокоить тебя может и вода. С детства любила это место. Приходя туда, казалось, что только там самый чистый воздух, вдыхаешь его полными легкими, а потом выдыхаешь не спеша и снова. Наблюдаешь, как утки с коричневым отливом переплывают грациозно озеро и издают звонкие звуки. Частенько влюбленные пары приходят сюда и кормят их хлебом. Вообще, мостовая всегда была полна романтикой. Как мне было известно, мужчины не раз делали на этой мостовой предложение женщине. Однажды и мы с Маркосом обещались.

Громкие крики детей мешали мне обдумывать мысли, которые приходили в мою затуманенную голову. Звонок от Маркаса. Не хочу брать трубку. Отклоняю и выключаю телефон.

Бродя по улицам, на глаза попадаются старый ветхий дом, уже почти развален. Когда-то в нем царило веселье. Через почти повалившуюся дверь захожу, поднимаюсь по скрипящей кольцевой лестнице наверх, открываю скрипучую деревянную дверь. Сразу же меня обхватывает запах ветхости. Мои глаза фокусируются на стене, где еще висят пожелтевшие плакаты и пара фотографий. Подхожу ближе, хочу рассмотреть, освежить память. Срывая фотографию со стены подношу ближе к лицу. На ней двое маленьких детей, это была Сюзи и её брат.

Я познакомилась с ними три года назад. Они переехали из Калифорнии. Сюзи забавная девочка, которая вечно придумывала истории, а потом верила в них. Пыталась убедить всех, что волшебство существует. Она как будто маленькая фея, которая не смогла справиться с реальностью.

Всегда отстаивала свои права, заступалась за тех, кого обижали.

Выглядела примерно так: высокая худенькая девочка с длинными волнистыми волосами цвета каштана. Всегда собирала их в косичку и вплетала цветы. Носила только платье, ничего другого на ней было не увидеть. Всегда грустила, когда шел дождь, говорила, что это плачет природа. В школе у нее были проблемы, никто не воспринимал ее мир, в который она убегала от реальности. Придумала себе страну, где все так, как она хочет, где все соблюдают кодекс и не смеют его нарушать. Пыталась показать мне её, но не успела. Я, наверно, была единственной ее подружкой, хоть и дружили мы немного. Родители её тогда очень обрадовались, ведь их переезд был только потому, что Сюзи с трудом уживалась в школах, за год она меняла их раз пять. Что касается ее фантазий, то это было объяснимо, ведь оба её родителя — писатели, и писали они фантастику.

Мы сдружились сразу, она привлекла меня своей индивидуальностью.

Смотрю в окно, которое выходило на их сад. Сейчас там все безобразно, а когда-то…

Помню, как она постоянно там сидела и разговаривала с цветами, уверяла, что только они её понимают, говорила, что цветы передают сильную энергетику и их нельзя губить. Устраивала дебаты возле цветочных лавок, после которых её родителей штрафовали и говорили, чтоб они лучше следили за своей дочерью. Если надо было подобрать слово, которое охарактеризовало её, то только «справедливая».

Смотрю обратно на снимок, накатывает слеза. Как ей было трудно. Трудно противостоять реальности, трудно держать себя в силах. Да и человека, который любит солнце, нельзя было спрятать в тени.

Сюзи умерла осенью. Все думали, что это было самоубийство. Склонялись к тому, что у девочки нехватка внимания, да и еще издевки в школе. Никто особо причину смерти выяснять не стал.

Она утонула… Как мне известно, после скандала в школе она отправилась на озеро и долго там просидела, родители не заметили, что её нет, писали новую книгу и, полностью погруженные в свою работу, забыли проверить, спит ли она. Нашли её рыбаки. Худенькое посиневшее тело лежало на бронзовой с синим отливом поверхности. Маленькие волны качали ее тельце и развивали волосы. В руке был зажат ярко-розовый цветок пиона. Возможно, именно он стал причиной ее смерти. Кусты с пионами были посажены очень близко к озеру, наверно, она пыталась понюхать, но так как погода была неважная, она поскользнулась, попытавшись ухватиться за куст пиона, тонкими своими пальчиками оторвала цветок и упала в озеро, плавать она не умела.

Хожу по комнате, натыкаюсь на блокнот в синей окантовке. В нем только два листа, на одном из них был приклеен листок клёна, а на другом написано:

«Я никогда не умру, я буду жить в твоем сердце, переходить по твоим сосудам и прямиком ударять в твою голову. Я буду приносить тебе массу новых и ярких идей, может, сейчас ты об этом не думаешь, но когда-то ты вспомнишь меня, по твоему телу пробегут мурашки. Наверно, не имеешь понятия, кто я, а я все знаю о тебе. Будто прожила твою жизнь вместе с тобой. Невзрачная девушка, которая не смогла зацепить твою душу. Ведь нельзя зажигать огонь, где он уже горит. Твой огонек, увы, не я. Но ты меня вспомнишь. Я знаю, вспомнишь. Вспомнишь нашу встречу и разговор тоже. Уверена, что захочешь меня найти, но не сможешь»

Рядом был вложен конверт и написан какой-то адрес. Пыталась разобрать, кому должно дойти письмо, но оно было очень потерто, вначале мне показалось даже, что текли чернила, когда она заполняла адресата, а может, она плакала. Единственное, что я могла рассмотреть, это только инициалы получателя, но и они были на половину стёрты. «kаr altis». Забираю письмо с собой и отправляюсь на улицу. Не могу там находиться, мне всегда больно осознавать, что ее нет.

Брожу по городу, в надежде запечатлеть все перед отъездом. Так грустно покидать место, в котором провел столько времени. Я знаю свою улицу наизусть, знаю где делают вкусный кофе, и где можно купить свежеиспечённые круассаны, знаю куда можно пойти когда хочешь от души повеселится и знаю все самые подходящие места для грусти. В этом городе моя жизнь, а что будет там?

Иногда нам нужны перемены, но только в тот момент, когда ты понимаешь, что ты к ним готов. А так это шаг в пугающую неизвестность. Риск потерять то, что ты нажил, людей, места…

Погода переживает со мной все мои потери, опять дождь. Может он не перестанет лить, пока не смоет все мои переживания? Еще немного брожу по улице, и возвращаюсь домой.

В комнате прохладно. Скидываю мокрые вещи, надеваю футболку. В зеркале вижу кусочек своего отражения. Подхожу ближе. Смотрю на себя, какая я печальная. Если описывать мою внешность: среднего роста, волнистые тёмно-русые волосы ниже плеч, высокий лоб, изумрудно-зелёные глаза, графичные брови, курносый нос, пухлые губы. Я довольно симпатичная, и харизматичная девушка. Только улыбаюсь печалью, это когда уголки губ направляются не верх, а вниз. Но все же это не мешает моей красоте.

Смотрю на себя и думаю о Маркосе. Мы идеально подходим друг другу по внешнему фактору. Может пары, которые так похожи внешне обречены на провал? Глупость.

Сажусь за стол, в телефоне пролистываю фотографии. Мое счастливое прошлое если можно так сказать. Почему я не могу в нем остаться. Мне кажется, будто я больше не найду своего места, своих друзей, парня. Как больно терять все то, что так долго находила. Почему отец меня не хочет понять. Возможно, его отец тоже его не понимал, и поэтому мой вырос таким жестким и грубым. Я никогда не чувствовала от него любви, нежности, заботы. Он будто черствый сухарарик, который не размякнет даже в теплом молоке. Не хочу ковыряется в его причинах почему он поступает со мной так не справедливо. Мне кажется, я устала от мыслей в моей голове, в последние время их так много, что едва могу спать. Почему нельзя на время отключить мыслительный процесс?

Открываю ноутбук, захожу в сеть. Маркос выложил совместное фото с надписью «люблю». Становится грустно, не придумала еще как и когда ему все рассказать. Захожу на сайт университета, новые комментарии.

Проверяю почту. (+1 сообщение). Странно, кто бы мог мне написать, ведь это почта новая и никто ее не знает. Смотрю и мое сердце замирает, это он, тот парень чьи слова крутились у меня в голове весь вчерашний день. Интересно что он мне написал. Нервничаю так, будто я на экзамене.

Oskar Divaltis: «Нам всегда придется выбирать, либо одно, либо другое. Подумай хорошо, что ты сама хочешь? Какой результат тебя устроит? Главное, выключи страхи! Никогда не бойся, даже если ошиблась, не бойся! Это был твой выбор, и твои ошибки только помогут тебе!»

Набираю сообщение, стираю, снова набираю и снова стираю, потом пишу:

«Oskar, ты когда-нибудь терял близких друзей? Не так, чтобы вы перестали общаться или они уехали в другой город, и не банальное предательство. А именно потерей являлась смерть?»

Приходит ответ.

Oskar: «Нет, у меня не было друзей»

Как можно жить без друзей, ведь друг — это самый близкий тебе человек. Друг — это твое отражение. Хотя что лучше иметь лживых друзей или не иметь друзей совсем. Не знаю, что ответить ему, хочется спросить почему, а с другой стороны, он, как мне показалось, резко ответил, а значит, не хочет затрагивать эту тему.

Следом приходит еще сообщение.

Oskar Divaltis: «Какое решение ты приняла?»

Отвечаю: «Я решила затаиться, отсидеться, будто меня ищет полиция. А потом сбежать. Парень меня поймет, друзья простят спустя время. А отцу я верну все затраты, которые он вложил в меня и в мою жизнь. Не могу слышать

каждый день его ворчанье на эту тему» Приходит ответ:

Oskar: «Бегство — не лучший способ. Будет вернее сказать ему правду. Но я уже говорил, что выбор за тобой!»

Сэм: «Правду? Я не смогу… Я пыталась сказать уже, но будто парализует. Губы не двигаются»

Oskar: «Ты сказала, что он поймет»

Сэм: «Он поймет, но не сможет трезво воспринять информацию».

Oskar: «Он поймет, но ты боишься, что он не простит?»

Сэм: «А разве можно простить предательство?»

Oskar: «А разве можно предать любимого человека?»

Сэм: «Ты прав, значит, я не настолько сильно люблю его…»

Oskar: «А он? Он любит тебя настолько, чтобы позволить тебе самостоятельно принять решение? Любит настолько, что готов простить тебе твой выбор, который ты делаешь осознанно?»

Сэм: «Он любит меня настолько, что хочет быть рядом, мне кажется, этого достаточно»

Oskar: «Нет, любить — это не значит хотеть быть рядом. Любить — это дать полную свободу человеку и принимать его выбор как свой собственный. Ведь что ему мешает поехать с тобой? Он ставит приоритет на себе, а ты просто подстраиваешься»

Сэм: «Нет, ты не прав, я сама не хочу ехать в Гембург и учиться там».

Oskar: «Взгляни трезво на ситуацию, ты не боишься плюнуть на свою жизнь, но если кто-то плюнет на жизнь твоего любимого человека, то ты готова вытереть своей рукой этот плевок, будь это даже плевок судьбы».

Сэм: «Так было раньше, когда я по-настоящему любила. Только плевок был всегда на мою жизнь, любимым мне человеком».

Дальше я подчинилась своим эмоциям и написала Оскару всё: как я полюбила впервые, и как ко мне отнесся тот человек, как унижалась перед ним, как не понимали друзья, как плакала и глушила свою боль алкоголем, как пережила первую его девушку и как выходила из депрессий. Какая боль тогда жила во мне и горечь, которая с каждым днем меня сжирала. Рассказала, как потом мои чувства остыли, и я почувствовала себя свободной, рассказала, как мы встретились, и про ту пустоту, которая была во мне. А потом свела всё к Маркосу, что мне не особо он был нужен, просто соперничество, которое притягивало меня к нему.

Oskar: «Сэм Ортли, я понимаю, что ты страдала и тебе было больно от того, что твою любовь не принимали. Но поверь мне, это всё пустяки. Ты любила — значит, была счастлива. Ведь какое это счастье — что-то чувствовать внутри себя. Не спать ночами и думать о ком-то, говорить о любимом человеке, восхищаясь, что бы он ни сделал. Любовь — это прекрасное чувство, когда любишь, понимаешь, что живой! А это главное. И пусть твоя любовь была больная, она была. Она дала тебе какой-то урок, разбудила в тебе чувства, заставила твои бутоны превратиться в цветы, пусть их отравили, это не страшно. Знай, что после этого на их месте вырастут другие, и те погибшие будут хорошим удобрением для новых. Просто знай, мы в жизни любим не один и не два раза, ты можешь любить хоть десять, хоть двадцать раз, и всё это будет по-разному. Каждый раз переполняют новые чувства».

Прочитав его сообщение, я будто проснулась. Теперь я твердо понимала, что Маркос если действительно меня любит, поймет почему я должна уехать. Мы общались с Оскаром всю ночь. Общение напоминало долгое голодание. Будто его слова — это еда, а я голодающий. Впервые встречаю человека, с которым мне легко, с которым все понятно и не сложно.

Общение с Оскаром очень втянуло меня, мы стали обсуждать с ним всё, скидывали друг другу свои фотографии, делились страхами, поднимали темы от банальных до интеллектуальных. Делились чем-то сокровенным и шутили. Мне нравилось с ним общаться, на время я забыла, что сегодня должна была уезжать с Маркосом. Который приходил ко мне семь раз в день, и почта была переполнена его сообщениями, а про звонки можно и не говорить. Неожиданно было для меня, когда Оскар напомнил мне об этом. Очень тяжело, когда то, о чем ты хочешь забыть, преследует тебя, и сколько бы ты ни убегал, это все равно бежит за тобой, пока ты не вспомнишь. Мне становилось больно, и я не хотела отвечать, то есть хотела, но не на это сообщение. Лучше бы спросил что-то другое. Представляю Маркоса, который стоит и ждет меня на перроне, его щенячьи глаза, которые пытаются высмотреть меня из толпы. Не хочу думать об этом, но поздно. Меня уже настигла грусть, а мою душу как будто вытряхнули, и осталась только пустота и осадок моего мерзкого поступка. Как будто мое чёрствое сердце вот-вот развалится на черные засохшие кусочки а потом осыпется, превратится в пепел. В грязно-черный пепел, если это возможно.

Пишу:

— «Oskar Divaltis. Прости, я хочу сегодня побыть одна.

Не нужно мне писать, я сама напишу» Приходит ответ:

— «Хорошо.»

Мне было приятно, что Оскар никогда не расспрашивал меня о том, чего я не хотела говорить. И вообще, он будто меня чувствует. Всё, что ни происходит со мной, он всегда узнает первыми дает дельные советы. Он как моя лучшая подружка. К тому же довольно симпатичный, я бы сказала, очень симпатичный. Если бы он жил в моем городе, я бы боролась за его сердце.

С Оскаром было все как в сказке, но каждая сказка когда-то имеет конец, и будет он хорошим или плохим, зависит от нас, сценаристов своих судеб. Моя история могла бы сложиться совершенно иначе, но я выбрала свой путь. Ежедневно продвигаясь вперед, я будто стою на одном месте, потому что живу прошлым. Оно не отпускает меня. Каждый раз, когда нужно сделать какой-то важный шаг, я осматриваюсь назад, это мешает. Но теперь у меня есть Оскар, который помогает мне идти вперед и не жалеть о своих падениях.

ГЛАВА 3

Картина сама всплывает у меня перед глазами. Маркос, стоящий на перроне и искавший меня взглядом, нервно теребя свою гитару. Наверно переживает, что со мной что-то случилось. Думает, вдруг я попала в какую-то неприятную ситуацию или, может, ошиблась со временем. Думает о чем угодно, но только не о предательстве. Все три дня я игнорировала встречи с ним, отвечала односложными сообщениями. Может он уже понял, что я не смогу поехать с ним, что нашим отношениям конец. Сижу напряжённо в комнате и смотрю на телефон. Так хочется уснуть и проснуться завтра, проспать этот момент объяснений.

Приходит сообщение:

— «Малыш, осталось полчаса, ты успеешь?» Следом еще одно:

— «Что-то случилось? Ты не отвечаешь на звонки?»

Начинаю нервничать и злиться. Смотрю на время, время полдевятого. Телефон разрывают звонки Маркоса. Не могу справиться со своими мыслями, они как будто ломают меня изнутри. Ничего в голову не приходит, как отправиться в бар и напиться, напиться так, чтобы не думать о Маркосе, забыть его и стереть все воспоминания. Еще звонок, и я скидываю телефон с кровати, падая на пол он разлетается на части.

Не могу больше держаться. Мне нужна разгрузка. Открываю шкаф, достаю черное короткое платье с большим декольте, надеваю длинные красные серьги, которые в тон подходят к туфлям. Подхожу к зеркалу, беру косметику и старательно пытаюсь нанести макияж: красная помада, темные стрелки, черные тени с синим отливом. Вульгарно? — Проскальзывает у меня в голове. Надеваю кольца, прыскаюсь духами. Беру клатч, в котором лежали деньги на наш отъезд с Маркосом. Собираюсь выходить, потом понимаю, что мой телефон лежит еще выключенным на полу, поднимаю и кидаю в клатч.

Выхожу на улицу, ловлю такси. Останавливается желтая машина, за рулем сидит мужчина в возрасте, в смешной кепке. Называю адрес. Мы едем в тишине, на фоне даже не играет дурацкое радио. Водитель сосредоточен на дороге, я на проблемах.

Нашу тишину нарушает тяжёлый вздох водителя. Я заметила, что он был слишком расстроен.

— У вас что-то случилось?

Спросила я из вежливости.

Таксист посмотрел на меня через зеркало заднего вида. Далее у нас завязался диалог. Хотя какой это может быть диалог… Скорее монолог. Он говорил, я слушала.

Не знаю зачем, но я хочу рассказать Вам эту историю.

Для меня это абсолютно чужой человек.

Но тогда в такси, когда он рассказывал свою историю, я будто прочувствовала всю его боль. Будто пережила все чувства, которые он испытывал.

Если бы тогда можно было вернуться и всё изменить, я бы не стал.

История, которая сложилась, должна была обрести свой смысл, но, увы, его нет. Есть только осуждение моих действий, и вы вправе кидаться громкими, мерзкими словами, называть меня подонком. Ничего не скажу в оправдание, ваше мнение для меня важно, как дешевое пластмассовое колечко, подаренное женщине не тем мужчиной. Оправданий, сожалений у меня нет, да и смысла в этом тоже нет, вы чужой человек для меня, понять мое душевное состояние тогда будет вам не посильно. Да и как можно понять человека, который сам себя не понимает. Не хочу вас обидеть, и я не стараюсь казаться жестким и грубым. Но всё выходит именно так.

Мне было двадцать пять, и работал я в гостинице, сидел на ресепшене, отвечая на звонки и выдавая ключи от номеров. Строил глазки проходящим мимо меня девушкам, флиртовал. Работа мне не нравилась. Спросите, почему я ее не оставил? Да потому что я на что-то другое попросту не способен. Работал, получал копейки, которых едва хватало на то, чтобы оплатить квартплату, за основным доходом я ходил в бар, который находился в тридцати минутах от дома. Бар был элитный, в нем собирались богатые люди. Большим плюсом бара было то, что он находился в пересечении двух центральных улиц, поэтому считался самым главным баром города Форете, если посчитать всех, кто там находился в субботний вечер, то, по моим расчетам, это было больше половины населения нашего города. В принципе я туда ходил только чтобы раскидать партейку в покер и уйти с большим выигрышем, мне всегда фартило, приходил, заказывал дорогое немецкое пиво, платил за столики сразу раскидывал карты. Покер — основной мой доход, делаю ставку в три тысячи, ухожу с десяткой в кармане, ну, это плюс, что я оплачивал себе дорогое пиво и шикарные кубинские сигары. Должен держать марку, так как никто не знал, что я простой работник в гостиничном деле, всем казалось, что я успешный и богатый человек. Однажды напился и хотел излить душу бармену, рассказать, что меня гнетет и что каждый день заставляет испытывать пустоту в моей душе и развивает боль в моем сердце, но вовремя остановил себя. Иногда некоторые вещи стоит не говорить, чтобы не испортить свою репутацию.

Собрав последние силы, я встал, и ноги еле вывели меня из бара, затем я отправился в дешевый кабак «Лодочка». Он находился рядом с железной дорогой, так я из богатого банкира превратился в обычного забулдыгу, который пьет дешевую водку и поет вместе с музыкантами вульгарные песни, побивая при этом ботинком по дряхлому деревянному полу, который вот-вот рассыпится.

«Лодочка» — заведение для нищих, считает общество. Там проводят время бедники, много падших женщин, которые напиваются в хлам и жаждут, что кто-то увезет их к себе домой, в надежде, наверно, на красивую сказку, только какую сказку им может показать обычный грузчик с зарплатой, которой едва хватит, чтоб оплатить выпивку. Женщины тут и вправду дикие, стоит им заметить, что ты в баре заказал дорогой алкоголь, они, будто осы, слетаются на мед, кружат вокруг тебя, жаждут твоего внимания. Внешне я был довольно привлекательный, и у меня никогда не было проблем с противоположным полом. Единственное, чего я опасался, так это подхватить какую-нибудь дрянь от этих гулящих девиц, кто знает, с кем они спали до меня. Каждый раз приходил в кабак, отправлялся к барной стойке, просил налить мне виски, дорогие швейцарские часы всегда мне помогали, притягивали девиц. Они подсаживались, я угощал их выпивкой, и через пару минут они лезли ко мне с поцелуями, я в ответ позволял своим рукам касаться их интимных мест, они делали вид, что смущались, но как бы они себя ни вели, я точно знал, что при большом желании я окажусь с ними в одной постели. Обычно это было так: После ночного кутежая с дамой ехал к себе домой, по дороге мы надоедали таксисту, смущали его своими страстными поцелуями, я начинал оголять девицу уже в такси, домой мы просто вваливались, я вел ее в спальню, мы трахались, а утром она уезжала. Все было так обыденно и так привычно, что в последнее время, сидя уже за барной стойкой и видя приближающуюся девушку, которая пытаеться со мной флиртовать, сразу же говорил, что мне нужен секс, а деньги на такси я оставлю ей с утра, девица делала вид, что не слышит, но итог был мне известен. Просыпались у меня, утром я выпроваживал ее и шел снимать похмелье, потом на работу, по дороге забегал в дешевую закусочную, заказывал вредную еду, с удовольствием ее поглощал, потом выпивал таблетку аспирина и продолжал свой путь. На работу я стабильно опаздывал на пятнадцать минут, начальник даже шутил, что поставит мне рабочий день 9:15, неплохо, но я бы все равно опаздывал. Опоздание — проверка важности. Мое мнение: если опаздывают, значит, не заинтересованы в приходе. Не важно время или то, что они получат выговор за свое опоздание, потому что их ничего не держит, они ни к чему не привязаны. Возмущаюсь этими парочками, знаете их, строят из себя важных, по уши проникших в любовь, сходят с ума друг по другу, кричат, что умрут друг без друга, потом один остывает, и всё. Стоят на разных берегах, один слезно просит не уходить, а другой стоит и смотрит холодным взглядом безразличия, противно корча лицо…

Я вот никогда не любил, да и меня тоже не любили. Не вижу в этом смысла, зачем платить душевной болью за любовь, когда можно купить ее за пару бокалов дорогого алкоголя и красивый образ. Любовь на ночь. Любовь, которая не принесет боли и не заставит тебя гнить. Я легко относился к девушкам, которые ночевали у меня, я просто не запоминал их имена, цвет волос, рост, фигуру… Ничего не запоминал. Единственная, кого я помнил, это Луизу, моя школьная подружка, с которой у меня был первый сексуальный опыт, нам было шестнадцать, это было в старой машине отца. Май, дешевое вино в коробке, тяжелые сигареты, которые я стащил, и нам было весело. Она не любила меня, я не любил ее. Просто возраст такой, да и физическое влечение, у Луизы в шестнадцать уже была большая грудь и хорошая попа, вообще считаю, что мне с ней тогда повезло. Помню, как напивался и звонил ей, приходила. За это я и относился к ней по-другому. Потом разъехались по разным городам, она писала, присылала фотографии, я отвечал. Когда мне было совсем паршиво, просил ее приехать, она приезжала. Лучшие друзья, можно сказать. Год назад Луиза вышла замуж, и мы перестали общаться, она писала, но я уже не отвечал. Зачем, не видел смысла. Считал, что должен идти один по жизни, так свободней. Потерял с ней связь, но где-то в старой записной книжке есть ее номер, хотя, наверно, поменяла, лет-то сколько прошло…

Помню своего друга Вилли, так получилось, что мы жили в разных городах и встречались раз в год в нашем родном городе Х. Дружили с детства, все говорили, что наша дружба никогда не потеряется… Потерялась. Ведь ничего не бывает навсегда. Я и мой закадычный друг Вилли после школы поступили в медицинское училище, но после второго курса Вилли отчислили, и родители забрали его в Прагу. Мы списывались, созванивались, но с каждым годом связь терялась. Темой для разговоров было только обсуждение старых тем, будто мир умер и у нас больше ничего не происходит. Мы застопорились.

Я знал только, что у Вилли всё идет в гору, закончил медицинский институт в Праге, устроился работать в дорогую клинику, уже приобрел квартиру, машину, часто бывает в других странах и имеет молодую, стройную, шикарную жену. Слышал, что она забеременела, и беременность протекает сложно, но, думаю, всё будет хорошо, ведь Вилли всегда везло, как будто мир крутится вокруг него. Сейчас он серьезный, деловой человек, а я помню, как раньше мы угоняли машину его отца, ехали за город и, сидя возле причала, курили травку, смеялись до потери сознания, размышляли о жизни, планах на будущее, да и просто мечтали, а потом ехали к знакомым дамам пить дешевое вино в коробке. И помню, как нас тогда остановила полиция, просили показать документы, а мы, открыв двери, пытались удрать, только вот сильно были пьяны, ноги путались, и мы упали на холодную землю и начали громко смеяться. В тот день мы провели ночь в отделении, пока нас не забрали родители, ведь нам было всего пятнадцать. В последнее время я часто вспоминаю те времена, когда мы были отважными, рискованными, нас не волновал вопрос, что будет дальше, мы жили минутамии не продумывали свои шаги. Для нас ошибка не была еще тогда уроком, она была весельем.

Помню, как на выпускном нам понравилась одна девушка, и мы подрались, были пьяны. И помню, как мы договорились, что никогда больше такого не будет, что между нами никогда больше не встанет девчонка. Помню, как его дед взял нас на рыбалку, и Вилли выпал из лодки, а он жутко боялся воды, я тогда сильно испугался, бросился за ним, хотя сам не умел плавать. Просто боялся его потерять. Нас тогда вытаскивал его дед, сказал, что мы не рыбаки. Помню те амулеты, которые мы сделали в десять из дерева в знак дружбы. Сейчас этого не вернуть, не вернуть тех дней, не вернуть первый день, когда мы поняли, что уже стали мужчинами, начинали бриться, выкуривали свою первую сигарету, пробовали первый раз алкоголь, как впервые сели за руль, выпускной, нашу первую серьезную драку с парнями из соседнего двора, как впервые познали тело девушки, рыбалку… Этого не вернуть.

Вилли был высоким, худощавым, кудрявым — ему никогда не нравились его кудряшки, а девушки сходили от них с ума. Он был душой компании, всегда находил общий язык со всеми, трудно его было вывести из себя, спокойный, рассудительный, воспитанный. Он был довольно глубокий человек, часто говорил умные вещи, с детства интересовала история, химия, биология. Вилли был одновременно сложным и простым. Никогда не зависел от чужого мнения, не обращал внимание на то, что его могут осудить, помню, как он говорил мне:

«Когда мне сказали, что я плохо себя веду, я задумался… Имеет тот или иной человек говорить мне об этом, позволино ли ему совать свой нос в мои дела? Так вот, придя к одной мысли, я понял, что мне дозволено вести себя так, как я хочу, и пока я сам не решу для себя, что это неправильно, никто не имеет право говорить мне об этом. Даже говоря про меня гадости людям, но при этом восхваляя меня наедине, они лучше не становятся, не понимаю, зачем тогда это делать, казаться лучшим для всех, не пасть в глазах тех, кого опускаешь? Я не могу осуждать их поведение, на это и не может быть причин, каждый для себя лучший. Так вот вопрос остается вопросом, имеет ли меня осуждать тот или иной человек? Конечно нет! Я могу надеть твою обувь, но я пойду своей головой, согласись. Могу пойти на собрание людей, где их учат говорить правду, но я буду лгать. Так какого, простите меня, черта вы можете меня осуждать, наверное, я знаю о себе больше, чем вы. Не спорю, много раз ошибался, но это делал каждый».

Жалею, что меня не было рядом в тот неблагополучный день, когда Вилли отчислили, был на похоронах своего отца.

Первый год мы общались часто, он рассказывал мне про жизнь в Праге, про новых своих друзей, интересную учёбу, девушек, звал меня в гости. Не мог приехать, болела мать. Потом общение понемногу уходило, редкие звонки, смски, уже не звонили друг другу по скайпу и не болтали часами, поздравляли друг друга с праздниками — этим общение ограничивалось. Как-то пролистывал его фотографии, жена дарит ему первенца. Они счастливы! Пишу поздравление, и получаю от него ответ, что не так всё просто, беременность протекает сложно, не знает, какие могут быть последствия, не хотел расстраивать жену и всё делал втихую, только вот болезнь прогрессирует. Вилли писал, что у жены проявляются психические отклонения, она плохо спит, раздражается, частые приступы паники, связанные с тем, что у неё отберут ребятка, или то, что ребёнок — это есть дьявол, который сжирает её изнутри. Писал, что однажды он пришёл домой, а она стояла в ванне с ножом в руке, пыталась распороть себе живот, чтоб вытащить этого дьявола, схватил её, обнял. Она начала вырываться, порезала ему руку, расцарапала лицо, а потом просто упала, потеряв сознание. Пытался найти таблетки, которые помогли ей, но в то же время не навредили ребёнку.

Спустя время мы решили встретиться с Вилли в ресторане. Сидим напротив друг друга. Смотрю на Вилли, он выглядит слишком разбито. Я не списывался с ним после того, как он рассказал мне про жену, но прошло достаточно времени, она уже должна была родить. Не решаюсь спросить у него об этом. Тут к нам подходит официант, спрашивает, что мы будем заказывать. Вилли взял в руки меню, потом кинул его на стол и попросил бутылку дорогого виски, я заказал себе легкий салат и шведский коньяк. Официант быстро принес наш заказ, уточнил, будем ли мы что-то еще заказывать, но Вилли посмотрел на него так злобно, что тот без лишних слов удалился. Потом открыл виски, налил себе больше, чем половина бокала, и сразу же осушил, посмотрел на меня, налил себе еще бокал, но уже в нем было меньше, чем в первом. Протягивает мне бокал, чтобы чокнуться, я протягиваю в ответ. Между нами какая-то напряженная атмосфера, если раньше мы пили, закатываясь в смехе и вспоминая прошлое, то сейчас мы молчали и просто заливали в себя алкоголь.

Смотрю на Вилли и замечаю в его глазах, которые сейчас блестят то ли от алкоголя, то ли от того, что они заполняются слезами, большое горе. Решаюсь спросить всё ли хорошо с женой.

Вилли наливает себе еще виски, выпивает и с грохотом ставит бокал на стол.

— Все кончено, друг. Все кончено.

Я, не понимая его слов, уставился на него тупым взглядом, чтобы он мне объяснил. Тишина царила еще минут семь, просто поднимали стаканы и молчали. Потом Вилли оглянул свою бутылку и позвал официанта, чтоб тот принес еще одну. Наверно, что-то серьезное случилось с ним, ведь он не позволял себе такого раньше, три бокала виски, максимум четыре, а сейчас он опустошал бутылку. Тишину прерывает официант, который ставит нам бутылку виски на стол и желает приятного вечера. Мы киваем ему в знак благодарности. Как только официант исчез, Вилли заговорил.

— Выбор — одна из самых сложных вещей в жизни, ты бежишь за советом к кому-то, когда не можешь сделать его сам, но никто тебе не дает правильного совета, и ты решаешь, что сделаешь так, как велит сердце или как покажут обстоятельства. Каждый делает выбор, а потом жалеет, запивает свои боли алкоголем и проклинает себя, что не сделал по-другому! А я пытался! Пытался сделать как лучше! Я знал, что она меня поймет, и я знал, что она и сама хотела бы, чтоб я поступил так! Но я ошибся в выборе!

— Жена сильно заболела, ты знаешь. Я принимал роды, нужно было решить, кого спасать, ее или ребенка. Она была совсем плоха, теряла разум, не понимала обычных вещей, теряла память, у нее были приступы страха, она перестала узнавать всех. Если бы я спас ее, то она в скором времени слегла в психушку, а я не мог так с ней поступить. Я любил ее! Любил, но не хотел, чтоб она страдала. Я сделал ее счастливой, подарил ей всё, всё, что мог! Она со мной жила по-другому, не как все в этом дурацком браке, она жила в сказке, которую я создавал. И видела она всё, испытывала такие чувства, которые не даны всем. Я дарил их ей! А ребенок, совсем крошка, он не видел ничего, не испытывал, не познал любовь и не чувствовал себя любимым! Я дал шанс этой крохе взглянуть на мир и прожить свою жизнь, видеть солнце, чувствовать его тепло. Он умер вслед за своей матерью. Только минутное тепло его на моих руках, а потом потеря дыхания, и ничего нельзя было сделать. Из-за того, что я сделал неправильный выбор, я был наказан. Какое право я имел решать, кому жить, а кому умереть? Просто риск спасти двух был равен смерти. Так и вышло. Если перед нами стоит выбор, то это не всегда означает, что мы должны его делать!

Я в ужасе смотрел на разбитого Вилли, который в очередной раз поднимает бокал виски, ощущаю боль и понимаю, как ему плохо, потерять сразу двух родных людей! Вспоминаю себя, когда я поехал на похороны отца. Похороны родных — ужасная вещь, на которую ты обязан всегда прийти, если ты не приходишь, все считают тебя подонком. Когда хоронили отца, мать будто бы похоронила себя с ним, рыдала навзрыд, кричала, царапала себе руки, падала на гроб, теряла сознание, ее раза три приводили в чувство. Кругом плач, искусственные цветы, разговоры о том, каким хорошим был этот человек, маячущий туда-сюда батюшка. И я помню запах ладана, который туманил мою голову. Это все прошло, но воспоминание этого адского дня осталось навсегда в моей памяти. Представляю, как Вилли было сложно. Но я поддержу его, для этого и нужны друзья. Чтоб в самый катастрофический момент всегда быть рядом.

Когда возвращался, я почувствовал спокойствие, и в то же время что-то заставляло меня нервничать. Не знаю, стоило ли сразу после похорон лететь, наверно, нужно было подождать еще день. Как там Вилли? Но даже закадычные друзья не всегда могут быть с тобой в тяжелые моменты. Мне кажется, когда так выходит, это значит только то, что ты должен пережить этот момент один, так надо.

В голове еще стоят картины с похорон, слишком уж они какие-то неправильные. Или я просто давно никого не хоронил. Я будто был на светском мероприятии. Почему-то гостям не разрешалось подходить к гробу. Около ограды стояли родители жены, ее брат, Вилли, его отец, близкие друзья его жены, и я. Не понимаю, почему попал туда, ведь я даже не знал ее. Но это дикое чувство с наростающим страхом и пугающим гробом меня будто заносило куда-то вглубь своей души. Странно было то, что и ее и младенца похоронили в одном гробу, это было необычно. Она была одета в красивое желтое платье, которое сужалось у талии, а к ногам было пышное, ее темные волосы были закручены и залачены, лицо было настолько красиво, что казалось, будто она просто спит, на руках у нее был ребенок. Они выглядели так красиво, и если бы не этот гроб, сделанный из сосны, лакированный, я бы подумал, что она укладывала малышку спать и уснула вместе с ней. После того как близкие простились, мы отправились в ее семейный дом, где нас ждал большой стол похоронных блюд. Жутко, все это жутко. Даже сейчас мурашки бегут по телу… Бедный Вилл.

Вернувшись домой, я долго думал о ценности и значимости людей, пытался понять, кого я люблю. И первая, чей образ возник у меня в голове, была Луиза. Тут же набрал ее номер. Недоступна. Еще месяц депресии, и, собрав все силы в кулак, еду к ней.

Приехал. Меня встретила ее дочь, маленькая хрупкая девочка лет двенадцати, рассказывающая о том, что ее мать покончила с собой, потому что горечо любила мужчину, который ее отверг. Она достает фото, а на фото я.

Опешив, я ухожу, уезжаю из города, и вот я тут. Работаю тем, что доставляю заблудшие души в кабаки. И знаешь, что я понял?

Что всему должно быть свое время, если б я тогда понял, что она та самая женщина, которую я люблю, мы были бы счастливы. А сейчас я проживаю свой шестой десяток в одиночестве. И все, что у меня есть, это воспоминание и утраченная молодость. Но я ни о чем не жалею.

Мой тебе совет: «Если тебе хочется что-то сказать, сделать, нужно не упускать момент и не откладывать на потом».

Ехали мы до бара «Sidney». Когда-то мы ходили в него еще не совершеннолетними благодаря нашей однокласснице, которая встречалась с охранником бара. Их роман был абсолютным бартером, который устраивал всех. Да и в принципе туда легко было всегда попасть, построишь глазки на входе, и вот ты уже не шестнадцатилетняя девочка, которой завтра в школу, а тебе двадцать, и ты после тяжелых рабочих дней решила выпить красного вина, чтобы расслабиться. Этот бар входил в тройку лучших в этом городе. Расплатившись с таксистом захожу в бар. На входе меня приветствует Вартон, тот самый охранник.

— Привет, Сэми, пришла оторваться напоследок?

— Ты прав, напоследок.

— Почему одна? Где твои друзья? Или тебе составить компанию? — с ухмылкой говорит он.

— Не волнуйся, они уже внутри, так что я пойду с твоего разрешения.

— Хорошо повеселиться, Сэми.

— Спасибо.

Отвечаю я и продвигаюсь к бару, как хорошо, что сегодня смена Фернандо, будет с кем поговорить. Облокачиваюсь на барную стойку и с недовольной улыбкой говорю:

— Привет, Фернандо!

— Привет, красотка, что, отдыхаешь?

— Да, налей-ка мне чего-нибудь покрепче.

Фернандо наполняет бокал, я сразу же его опустошаю.

Прошу повторить.

— Решила наклюкаться?

— Хочу забыться.

— Тогда попробуй вот это.

Он протягивает мне стакан, наполненный темно-зеленой жидкостью.

— Что это?

— Не спрашивай, просто пей.

Выпиваю. Потом еще. Сижу за баром, алкоголь уже врезается мне в голову, я ловлю легкую туманность мыслей, понимаю, что мне нравится это состояние.

— Нашла куда поступать, красотка?

— Да, в Гембург.

— Отправляешься в высокий полёт?

— Ага, очень высокий. Фернандо, давай закончим разговоры про учёбу, расскажи, как у тебя дела?

— У меня всё чудесно. Скоро сваливаю из этого гадюшника.

— Гадюшника? Это же прекрасное место, где работает крутой бармен, или ты отрекаешься от своих слов?

— Это для наивных дурочек. Ты же умная, зачем тебя обманывать.

— Фернандо, Фернандо. Плесни еще.

— Может хватит, ты на ногах не устоишь.

— Ну и зануда же ты, тогда прикури мне сигарету.

— Один момент.

Фернандо, прикурив сигарету, передаёт её мне. Делаю глубокую затяжку и медленно выдыхаю дым. Решаю включить телефон, смотрю на табло, высвечивается смс от Маркоса, открываю:

«Сэм, спасибо, что заставила чувствовать меня паршиво! Зачем была нужна вся фальшь, между нами, я очень зол на тебя! Не понимаю, как можно быть такой? Ты трусливая, подлая сука! Наплевала на чувства и даже не смогла найти смелости в себе сказать мне всё в лицо! Ты ужасна, я больше не хочу тебя знать! Прощай!!»

— Боже, как глупо, да откуда ты знаешь, что мне сейчас не погано. Кричу я и локтем случайно сбрасываю пустой бокал со стойки.

— О, девочка, да ты напилась. Говорит Фернандо и вызывает уборщицу.

Рядом со мной сидел мужчина лет тридцати, может, немного больше. Заметив то, что я разбила бокал, он повернулся к Фернандо и сказал:

— Братишка, запиши разбитый бокал на меня, а нам с дамой налей чего-нибудь выпить.

— Хорошо. Ответил Фернандо и настораживающим взглядом окидывает нас обоих.

Мужчина же смотрит на него с каким-то презрением, потом поворачивается ко мне и грубым, но в то же время спокойным голосом протягивает:

— И что за причина у такой милой леди, что она решила напиться в баре?

— Мне не нужны причины для того, чтобы делать то, чего я хочу. Отвечаю я, закидывая ногу на ногу.

— М-м, дама еще и с характером. С хрипотцой в голосе проговаривает он.

Фернандо грубо протягивает нам бокалы, мы выпиваем. Мужчина показывает, чтобы тот повторил. Уже пьем на брудершафт. Пытаюсь встать, но ноги не держат. Сажусь обратно. Зазвонил телефон, мужчина отошел.

— Он мне не нравится. Сказал Фернандо наклонившись ко мне.

— Да брось, хороший мужчина, правда грубый.

— Собирайся домой, ты уже сильно пьяна.

— Я? Я трезвая Фернандо.

— Действительно, она трезва как стеклышко. Хлопнув меня по плечу, сказал мужчина и будто с злостью посмотрел на Фернандо.

Просидели мы где-то еще минуты три, думаю, мужчина пытался все узнать, сколько мне лет, потом сказал, мол, если я тут, значит, совершеннолетняя. Конец беседы был предсказуем. Мужчина весь вечер угощал меня алкоголем, нагло лапал, а потом и вовсе предложил поехать к нему. Я отшучивалась и делала вид, что я не понимаю, что он хочет. Его это злило. Он заказал еще два крепких виски, мы выпили, и он повел меня на улицу. Мутно видела, как Фернандо покачивал головой. Сама еле перебирая ноги, я шла за ним, не осознавая и не понимая, куда мы идем. Далеко идти нам не пришлось, мы вышли на задний двор бара. Мужчина сразу же налетел на меня и начал целовать в шею и лапать мою грудь.

— Что вы делаете? Кричала я и пыталась оттолкнуть его лицо от шеи.

— Расслабься, малыш, тебе понравится. Сказал он, ударив меня по лицу, потом резко повернул меня задом. Прижимая к стене, задрал мое платье, порвал колготки вместе с трусами и начал входить. Я чувствовала боль, его темп нарастал. Из последних сил я пыталась закричать, но он снова ударил меня по лицу, разбив губу из которой начала сильно сачиться кровь. Пытаясь кистью вытереть кровь мужчина силой выхватывает мою руку от лица, загибает ее за спину и бьет мне по ноге. Потом крикнул, чтоб я поставила их шире, грубо нагнул меня и снова вошел. Держал мои волосы в хвосте и тянул их с такой силой, будто они навсегда останутся в его руке. От боли я начала кричать, мужчина закрыл мне рот своей рукой. От отвратительных прикосновений его толстых пальцев у моего лица — меня тошнило. С каждым его проникновением из моих глаз текли слёзы переполненные этим отвратительным сюжетом. Дальше его движения были резкие. Схватив меня за горло, он поставил меня на колени, пытаясь запихнуть мне в рот свой инструмент. Я сопротивлялась, тогда он ударил меня снова по лицу, схватил за подбородок и с силой сдавливал пальцами мне челюсть, чтобы я открыла рот. Потом он делал резкие толчки, я не в силах была сопротивляться, ко мне пришло смирение. Просто терпела, когда это все закончится, но выпитые коктейли терпеть не стали, меня вытошнило. Мужчина снова ударил меня по лицу с большой силой, так, что я упала. Повернул меня опять задом, и поставив меня еще в положении на коленях, он снова вошел в меня, еще минут десять это продолжалось. Толстый потный мужчина держит меня за грудь, облизывает мою спину. Запихивает мне рот свои грязные пальцы и с наслаждением стонет. Я уже не кричала и не сопротивлялась, у меня не было сил, да и смысла тоже. Протяжный стон, он кончил. Минутная тишина, мужчина убрал от меня свои руки, и я упала обессилившая. Он натянул штаны, застегнул ремень, присел возле меня. Рукой провел по лицу и ушел. Я лежала в том положении, в котором он оставил меня, слезы текли из глаз, с разбитой губы текла кровь, колени разодраны, одежда в рвоте. Дрожь пробегала по моему телу, еще и дождь добавил своих красок, мокрая, жалкая потаскуха, так бы я себя назвала. То, что со мной сделал этот человек, равносильно тому, что делал со мной отец на протяжение жизни. Только он не насиловал мое тело, ему достаточно было насиловать мою душу. Я так ненавидела себя, мерзость, которая во мне родилась в этот день останется еще на долго. Прикладываю все силы чтоб встать. Не могу. Я будто камень, упавший на дно океана, прилипла к дну и жду пока случайный прохожий меня подымит, чтоб потом пульнуть подальше.

ГЛАВА 4

Просыпаюсь утром, не понимаю, где нахожусь, дикая головная боль и сухость во рту. Рассматриваю все вокруг себя. Маленькая комната с большим окном, которое полуоткрыто. Из окна веет легкостью, наверно, на улице был дождь, ибо мне очень знаком запах этого ветра.

Спала я сегодня на маленьком разобранном диванчике, рядом стоял большой ночник и маленький журнальный столик, на котором лежал ноутбук и рамка с фотографией. На фото была девушка, бледно-рыжие волосы, худощавое тело с желтым оттенком, веснушки и знаете, есть такие уродливые родинки, которые находятся на лбу, это очень противно. Девушка улыбается, на зубах брекеты, ямочки как будто провалы. Я сделала вывод, что эта девушка больна анорексией. Дальше замечаю на стенах картины, как будто кто-то испачкал руки в краске и начал мазать ими по листу. Первая картина светлая, вторая темнее, и третья совсем темная, на ней только присутствовал черный и серый цвет. Встаю с кровати, подхожу к окну. Заметив то, что я в длинной мужской футболке, мне становится не по себе. Чувствую себя продажной женщиной, которая еще ночью доставляло удовольствие, а сейчас должна получить деньги и уйти. Смотрю в окно, незнакомый двор, вид на детскую площадку, на которой уже играют дети. Бегают, кричат, и им весело. Мы тоже когда-то были детьми, хотя мне глупо это говорить, ведь я еще тоже ребенок, только в другом возрасте.

С кухни доносится запах круассанов. Сразу воспоминание из детства, когда я приезжала к бабушке, то она всегда делала их. Поэтому запах только испеченных круассанов был для меня как запах детства. Единственное место, где я хорошо себя чувствовала, это бабушкин дом, она как никто другой понимала меня и любила. Сейчас я бы отдала все, чтобы хоть раз вернуться к ней на кухню и, как в старые добрые времена, сидеть и есть круассан, запивая его какао, разговаривать часами о чем-то простом, но в то же время интересном. Наверно, каждый потом поймет, что в жизни простые вещи намного интересней. Будет жалеть, о том, что именно та простая вещь, теперь только воспоминание, а боль от того, что ты не придавал ей значение, будет усиливаться с годами.

Рискнув покинуть комнату и отправиться на кухню, я медленными шагами прохожу по коридору, опять эта девочка, что на фото, только не такая, а красивая. Светлое лицо, яркие рыжие волосы, красивая улыбка, нормального телосложения. Она настолько красива, что ее уродливая родинка уже не так бросается в глаза. А если и кто-то обратит на нее внимание, то она уже будет не такая уродливая, это теперь не недостаток, а, наоборот, изюминка во внешности.

Приоткрытая дверь на кухне, из которой усилился запах, меня притягивала, но войти туда мне было страшно. А потом я просто подумала, что этот человек, который сейчас там стоит, видел меня голой и, наверное, заставлял вытворять грязные вещи, а сейчас к нему на кухню зайдет ангел, который будто бы и не осушил вчера весь бар. Набираюсь смелости, захожу.

Темноволосый парень с фисташковым цветом глаз, в синих спортивных шортах из которых видна татуировка в виде якоря на икре. Стоит у плиты и заваривает кофе, на кухонном столе лежат только что испеченные круассаны.

Запах детства пролетел по кухни, на минуту я отключилась пока голос не нарушил тишину.

— Кофе? Сказал голос.

Глазам не верю, это был Фернандо. Какой же он красивый. Мне стало так тепло от играющий улыбки на его лице, словно лучи солнца щекотали мое тело.

— Я… Как я тут?

— Оказалась? Перебив меня сказал Фернандо — Да.

— Я нашел тебя на заднем дворе, ты выглядела не очень хорошо. Пытался привести тебя в сознание, но ты только чтото бредила.

— Эмм… Я не могла ничего ему ответить, в голове картинками всплывал вчерашний день, мне стало противно и стыдно. Он это заметил и пытаясь разрядить обстановку протянул мне кофе и сказал.

— Расслабься.

Присаживаюсь за стол, с жадностью хватаю круассан подношу к носу, в детстве всегда так делала, чтобы лучше запомнить запах.

— Ну что, когда в Гембург?

— Скоро. Ты не знаешь, где мой телефон?

— Вот, держи, снимая с зарядного устройства, он протягивает мне телефон.

— А где моя одежда?

— Хм, твой организм вчера начал отвергать алкоголь, и тебя стошнило прям на платье, я бы его кинул стирать, но оно было еще и порвано. Подумал, что ты не будешь его надевать, я выкинул.

— Боже, теперь мне еще намного стыдней. Сказала я, опуская глаза вниз, в голове уже промелькнули мысли вчерашнего дня, и я вспомнила, почему оказалась на заднем дворе и почему у меня нет одежды.

— Пойдем. Нежным голосом сказал Фернандо, и, взяв меня за руку, мы направились к маленькой комнате, которая находилась возле спальни. Это была маленькая гардеробная. Фернандо открывает ее ключом, распахивает, и мы оказываемся внутри. Множество красивых вещей, которые бросаются в глаза.

— Можешь что-то выбрать отсюда. Протягивает он.

— Откуда у тебя женские вещи? Ты что, маньяк? С удивлением говорю я и осматриваю.

— Это моей подружки.

— А она не будет против? Усмехнувшись, говорю я.

На лице Фернандо пропала улыбка, и он вышел из гардеробной, сказав:

— Они ей больше не пригодятся.

Вот дура, пролетает у меня в голове, наверно, они расстались. Выбираю наряд и, закрывая гардероб, иду в спальню, он сидит на кровати и пялится в экран телевизора. Который был навешан на стену, будто картина.

— Фернандо, мне после завтра нужно уезжать, самолет в 12, а я так не хочу идти домой. Можно остаться у тебя до завтра?

— Да, только я сегодня работаю, так что тебе придется побыть одной.

— Я накормлю тебя чем-то вкусным.

— Хорошо, сказал он с улыбкой.

Мы плюхнулись на диванчик и начали смотреть всякую чушь, не заметив, как пролетает время, он уснул. Я смотрела на него и на фотографию той девушки. Как же ему больно, он как будто бы добивает себя, смотря каждый день на фотографию и натыкаясь на гардеробную. Расставание всегда угнетает, интересно, из-за чего они расстались, наверно, она его бросила. Если бы наоборот, он бы не хранил ее вещи, и не расстраивался, когда разговор касался ее. Наверно, работа его отвлекает. Не хочу думать больше, закрываю глаза.

Просыпаюсь я от будильника, который завел Фернандо, чтоб не проспать. Время семь, Фернандо уже на кухне, пьет, судя по запаху, кофе, подхожу к нему. Все еще в его длинной футболке.

— Опаздываешь? Спрашиваю я и тянусь за кружкой, чтоб сделать себе кофе.

— Почти. Усмехнувшись, говорит он.

— Как ты смотришь на то, чтобы сегодня отметить мой уезд, пить вино и разговаривать о чем-то сокровенном?

— Я только за, к тому же завтра выходной.

— Отлично.

— Я попрошу товарища подменить меня и приду сегодня пораньше.

— Хорошо, Фио. Когда я его так назвала, лицо переменилось ему стало не по себе. Мне почему-то тоже. Думать о том, что так его называла девушка, которую он любил, мне не хотелось. Как сложно, когда можешь сделать человеку больно, не зная этого.

— Можно я так тебя буду называть? Спросила я.

— Хорошо, ну, мне пора. Сказал он и, встав из-за стола, отправился к выходу.

В квартире было мрачно без него, еще и солнце спряталось. Я уселась на диван, включив телевизор, щелкала канал за каналом.

— И кто это смотрит? Раздраженно сказала я в слух и отправилась на кухню. Нужно приготовить что-то не обычное. В холодильнике было пусто, будто в квартире никто ничего не ест, только лимонад. Хм… Нужно сходить в магазин. Спускаюсь по лестнице, она винтовая, в старых домах тут еще винтовые лестницы, красота.

Отправляюсь в соседний магазин, сегодня будут спагетти с креветкой, думаю Фио догадается взять вина. Суечусь на кухне, хочется приготовить для него вкусную еду. С учетом моих кулинарных способностей спагетти довольно сложное блюдо. Приготовила и снова отправилась в комнату щелкать каналы, остановилась на передачи про животных. Потом вспоминаю про свой телефон, который я так и не включила. Иду на кухню, беру телефон. С одной стороны, мне не хочется его трогать, там гневные сообщения от родителей, от Маркоса. Не хотелось расстраивать себя, но я все же включаю. Странно родители не искали, только Маркос.

«Сэм, ты любишь меня?»

«Я приеду к тебе, если ты ответишь „да“, я понял, что люблю тебя больше, чем музыку, потому что от нее я могу отказаться, а от тебя нет».

Думаю, что я больше его не люблю, мне абсолютно плевать как он себя чувствует и на те чувства что он испытывает ко мне.

Набираю сообщение.

«Маркос, я поняла, что не люблю тебя, когда смогла отказаться. Отказаться от твоего присутствия, от твоих разговоров, твоего смеха, твоих глаз. Вчера я пошла в бар и переспала с мужчиной. Знаешь, я ничего не почувствовала. Мне не было больно за то, что я так поступаю, и, что странно, мне не было стыдно. Я понимаю, что всё, что я испытывала к тебе, не что иное, как зависть, может, поэтому мы и вместе. Прости, Маркос».

Отсылаю. Не хочу знать ответа, наверно, напишет мне что-то обидное. Вытаскиваю симку из телефона и разламываю ее пополам. Главное, я знаю, что смс доставлено и то, что ему будет больно.

Хочется выпить чего-нибудь крепкого, начинаю смотреть в шкафчиках, ведь у бармена должно быть что-то алкогольное. Нахожу вино. Открываю. Не дожидаясь Фио, наливаю бокал и в ту же секунду осушаю его до дна. Смотрю на часы, время идет медленно. Почему всегда, когда хочешь быстрей оказаться в завтрашнем дне, время останавливается, а когда хочешь, чтоб оно длилось медленней, оно летит с быстрой скоростью, как пуля.

Дверь распахнулась, на кухню зашел Фернандо.

— Я даже не услышала тебя.

С удивлением сказала я.

— Ты просидела так все время?

Сказал он поправляя волосы. — Я думала… — О чем?

Давай, снимай с себя свое пальто и садись, выпьем вина.

— Секунду, Мем, улыбнувшись, ответил они отправился вешать пальто.

Я наполнила два бокала и позвала Фио.

— Уже иду. Донесся голос из коридора.

— Хорошо. Крутя бокал в руке, сказала я.

На кухню зашел Фио, и с его приходом как-то стало уютней. Есть такой тип людей — «уютные», с ними уютно везде. Как бы долго ты ни знал человека, ты почувствуешь. Наверно, это уютное состояние он открывает всем, а самому ему совсем не уютно. Он может даже не знать, что дарит кому-то уют, но он может почувствовать, если мы отплатим ему искренней улыбкой и чистой добротой.

— Ну что, Мем, выпьем за твой уезд? Ты уже наверняка ломала голову, как и что там?

— Нет, и мне абсолютно неинтересно говорить обо мне.

— Ну а о чем тогда поговорим? Усмехнулся он.

— Ты улетаешь?

— Да, в эту субботу.

— А как же работа и твоя квартира?

— Я продал квартиру и в субботу должен уже съехать.

— Почему Бразилия?

— Я еду к родным, у них и останусь.

— Фио, тебе кто-то говорил, что ты не умеешь врать?

— Не понял.

— Ты говорил как-то, что родом из Бостона, и ты единственный человек в семье, который покинул его.

— Тебя не обманешь.

— Так что говори правду, пока я не начала допрос с пристрастиями. Сказала я и посмотрела на него исподлобья.

Чтобы забыться, нужно уехать куда-то далеко.

Он еще выпил, чтобы с легкостью можно было излить душу. Алкоголь дает возможность на более открытую высказанность глубины души. Проходят часы, мы сидим и мило болтаем о своем детстве, о несбывшихся мечтах, о школьном времени. Все, что мы говорим, дает нам тепло и уют. То, что мы не стали кем хотели в детстве, у нас вызывает смех. А мечты? Мечты, которые мы не смогли осуществить. Они сейчас остались только в голове и дают тепло нашим мыслям. Мы нисколько не жалеем о том, что они так и остались мечтами, ибо внутри без них было совсем пусто.

Уже вторая распитая бутылка вина ставится на пол и открывается новая. Смотрю на Фио, он задумчиво сидит за столом и курит. Я протягиваю ему руку, и он кладет мне сигарету, которую достал из пачки. Прикуривая, смотрю на него, понимаю, пора спросить про девушку.

— Что задумалась? Произносит Фио и тушит свою сигарету.

— На фото, что за девушка? Твоя бывшая?

Он молча смотрит на меня, потом на пачку сигарет, берет ее в руки, достает ещё одну. Опять прикуривает. Смотрит на потолок, потом в окно. Пытается избежать прямого взгляда. Стараюсь тоже не смотреть в его глаза и смотрю на тлеющую сигарету. Молчание.

— Ты не обязан говорить мне. Тихим понимающим голосом протягиваю я.

— Знаю. Но, может, мне станет легче, может, я расскажу тебе о своем прошлом, и оно меня отпустит?

— Прошлое никогда не отпускает. Просто тебе станет легче, но только на сегодня.

— Тогда я не знаю.

Ты справишься, Фио. У тебя будет прекрасное будущее, и думать о прошлом не будет времени.

Он натянул через силу улыбку, сделал долгую тяжку, потом медленно выпустил дым. Ждав от него ответа, я все еще не смотрела в его глаза, но чувствовала, как в них переполняются горе. Думать, что ему будет больно от воспоминаний, я не хотела, но понимала. Сегодня боли не избежать.

— Ее звали Малкуль. Мы встретились на одной из пьяных вечеринок, на которую притащили нас друзья. Она единственная, кто выделялся среди толпы. Массы пропитанных алкоголем людей веселились под попсовую музыку и думали только о сексе. Она спускалась по лестнице в коротком платье цвета вина, на длинных каблуках, которые, словно иголочки, втыкались в бетонную лестницу, иначе я не понимал, как можно передвигаться на таких опасных туфлях. Суматошный разговор, игра в бутылочку. Ей было семнадцать, и она была тех правил, что первый поцелуй только по любви. Поэтому, оставив нас в нашем пьяном распутстве, она вышла на улицу, я заметил, что она исчезла. Испугался, что не успел познакомиться, ведь видел ее впервые. Вышел следом за ней, суматошно смотрел по сторонам, а ее нигде нет. Наверно, ушла, крутилось у меня тогда в голове. Но неожиданно раздался голос из-за спины. Она спросила, хочу ли я выпить, я обернулся, посмотрел на нее и утонул в ее чистых изумрудных глазах, а потом эти волосы, они были ярко рыжего цвета, длинные, завитые, рыжие. Я согласился, и она протянула мне стаканчик, сделав глоток, я понял, что в нем лимонад. Она рассмеялась. Помню, как взял ее за руку, и по моему телу пробежали мурашки, тепло ее руки прямиком отправилось ко мне в сердце. Чувствовал ее всю. Понимал, и больше всего я верил, что она — это моя судьба. Мы

пообщались с ней тогда до утра, и если бы она не уехала, мы бы не расставались с ней в этот день. Проводил на поезд. Уехала. А я, как дурак, стоял и ждал, когда поезд совсем пропадет из вида. Пропал. Позже мы списались с ней в соцсетях, а потом я понял, что не могу без нее, ей исполняется восемнадцать, она едет ко мне. Жили мы в этой квартире, и она постоянно говорила, что хочет маленькую гардеробную, я создал ей ее. Она говорила, что хочет рисовать, и рисовала, а я вешал ее картины везде. Все было хорошо, настолько хорошо, что мне становилось страшно. Помню, как прихожу с работы, а она сидит плачет на кухне, спросил, что случилось, но она не ответила, улыбнулась и поцеловала меня с такой силой, с которой целуются, когда расстаются надолго или навсегда. Прошло месяца два, она стала другой. Сильные изменения я заметил в ее внешности, да и внутренние тоже были мне заметны, хотя она их старалась скрывать. Всегда сонная, головная боль, которую она терпела и до последнего мне не говорила. Ярко-рыжие, огненные волосы потеряли свой окрас и стали бледными и сухими. Глаза потеряли яркость, стали тусклыми, туманными, много она потеряла в весе. Пытаясь сводить ее к врачу, я слышал только отказ, потом приступ. Она потеряла сознание, когда встречала меня с работы. Позже я обнаружил ее лежащую у бордюра — отвёз в больницу. Сказали, рак. Она молчала. Зашел к ней в палату, а она совсем плохая. Сел рядом, взял ее руку и чувствую, как она сжимает ее, старается сильно, но сил нет. Помню, как она просила меня забрать ее. Я в отказ, говорил, надо лечиться. Потом ей стало лучше, она начала ходить и снова могла разговаривать. Пришел к ней, выглядела она совсем здоровой, обнимает меня и говорит: «Поехали домой». Спросил у врача, он сказал, все запущено, говорил, что предлагал ей остаться в больнице, ведь прошло достаточно времени. А на данный момент ее жизни осталось месяц и какие-то дни. Пришел к ней, пытался скрыть от нее всю правду, а она тогда мне сказала, что все знает, что поэтому и не говорила. Не хочет сидеть в больнице остаток дней и ждать, пока умрет. Хочет как ни в чем не бывало гулять по улице и ждать меня с работы, смотреть на звезды, играть в дурацкие игры на кухне и не думать о том, что ее не будет завтра. Она так плакала и молила меня, чтобы остаток времени она не думала о болезни. Я забрал ее, забрал, и две недели все было прекрасно, но иногда я чувствовал, как ночью она скручивается от боли, идет в ванную и, опуская лицо в воду, кричит. Мне больше всего было больно оттого, что ничего сделать нельзя и единственное, что я могу сделать для нее, это не подавать вид, что вижу, как ей больно, а я не только видел, но и чувствовал. Через пару дней ей стало совсем плохо, от боли она потеряла сознание. Скорая приехала быстро. Пару дней в больнице, а потом ее нет. В последнее время она не хотела фотографироваться, а я просил. Поэтому я повесил ее фотографии здесь. Одна, которая в коридоре, это когда она была здорова, чтобы все, кто здесь был, помнили ее такой, а в комнате это фотография за неделю до смерти. Я хотел оставить образ ее здесь. Чтобы она была только со мной, такой настоящей, какой была только для меня. И рисунки, она рисовала первый рисунок, который был яркий, и цветовая гамма была только из светлых тонов, когда мы познакомились. Потом рисунок из теплых тонов, мы в этот период жили вместе, и перед смертью она нарисовала рисунок, где только черные и серые полосы.

Фио смотрел на вино, потом закурил, одновременно он делал затяжки и глоток вина. Будто бы хотел опьянеть еще сильней. Но не выходило. Дальше тишина, он молчал, а мне сказать было нечего.

Будто два незнакомых человека сидят и ждут автобуса, а от тишины между ними возникает жуткая неловкость. Они сидят и ждут, кто первый уедет, чтобы вздохнуть спокойно.

Но автобус задерживается.

Я решила быть первым, кто уйдет.

— Фио, я тронута твоей историей и хочу сказать, что ты справишься, ты сильный, и все, что у тебя будет впереди, оно заглушит боль от прошлого. А сейчас извини, время уже шесть утра, а мой вылет в 12, если ты помнишь, я пойду спать. На прощание я подошла к Фернандо, обняла его за шею и поцеловала в висок. Захожу в комнату, смотрю на фотографию Малкуль, она, как я, тоже не захотела говорить ему правду, чтобы не сделать больно, только боль все равно пришла. И, наверно, она продлится еще как минимум несколько лет. Многие могут осудить нас за то, что мы обманули или что-то не досказали, но почему не многие могут понять, как нам потом больно, как нас это убивает. Выключаю свет, чтобы темнота заставила уйти мысли и погрузила меня в сон, Фернандо же все еще сидел на кухне. Ему было больно, но он не старался искать ее в допитых бутылках.

ГЛАВА 5

— Пора. Крикнул отец.

Мы все холодно обнялись, и разошлись по разным сторонам. Самолет взлетает…

Я сижу в самолете, смотрю в окно и понимаю, что мое прошлое осталось там, по ту сторону окна. Смотрю на родителей, отец с серьезным видом разговаривает по телефону, мама стоит рядом с ним и увлеченно смотрит какой-то модный журнал. Хотя бы сделали бы вид, что им грустно расставаться со мной на столь долгое время. Иногда мне кажется, что мы все чужие, что нас связывает только одна фамилия. Почему мы не стараемся узнать друг о друге что-то большее? Почему не говорим теплые слова и не звоним просто потому, что скучаем? Нас будто посадили в банку, как хомяков, и нам тесно, мы раздражаем друг друга, вызываем агрессию, и плевать, что мы семья. Мы просто-напросто ненавидим друг друга.

В окне всё отдаляется, всё то, что одновременно мне бы-

ло родное и чужое. Думаю о разном, и одна мысль перебивает другую. Слишком все уж сложно…

Прилетела. Встретил меня гид, и проводил до школы, ехать до нее час. Все время в автобусе я не могла не думать о прошлом, о Маркосе, Фернандо, школе, школьных друзьях. Я настолько была погружена прошлым, что для будущего не было места. Как будто именно сейчас надо об этом подумать, чтобы отпустить.

Приехали.

Оказавшись на месте, нами стал заниматься молодой учитель, который заселял студентов в комнаты. Мне досталась комната под номером шестьдесят, рассчитана на двух человек. Как сообщили мне позже, в моей комнате живет уже девочка со второго курса.

Комната будто бы поделена на две части, с одной стороны все было яркое и блестящее, висящие постеры из модных журналов, заставленная столешница с косметикой, теплые тона на постельном белье, кровать расправлена. Думаю, девушка, которая здесь живет, куда-то спешила. Ну а та сторона, которая досталась мне, имела только темно-синие обои Я принялась разбирать вещи, заставлять пустые места. Сделать себе уютное гнездышко. Садясь на корточки, я достаю вещи из чемодана и медленно ставлю их на полку, которая висела над кроватью. Отбираю то, что можно поставить на публику, и тут же выпадает фотография с Маркосом. Февраль. Помню, в этот день я приехала к нему, и он устроил мне сольный концерт, в голове пробегают его слова: «Навсегда, навсегда только мы». Мы целый день тогда провели вместе, думали о будущем, спорили, как назовем своих детей, а потом пошли на кухню и пытались приготовить пиццу. Всё в муке, овощи разбросаны по кухне. Было ужасно грязно, но безумно весело. Зачем я вспоминаю это? И зачем я взяла фотографию? Не понимаю…

Тут резко с грохотом открывается дверь, от неожиданности я бросаю все и плюхаюсь на кровать, будто сплю. По голосу это зашла девушка, наверно, моя соседка. Она болтала по телефону, увидев, что в комнате я, начала говорить на полтона ниже, взяв какую-то вещь, она собралась уходить, но остановилась, подошла ко мне и, тронув меня по плечу, сказала:

— Эй, сейчас будет ужин, ты пойдешь?

Я ничего не ответила, и она ушла.

Достаю компьютер, открываю почту, пишу Оскару. За это время что мы не общались я ужасно соскучилась по нему.

— «Здравствуй, Оскар, я улетела в Гембург, не смогла, да и, наверное, не хотела отстаивать свое мнение. Здесь все ужасно. Мне плохо.»

— Добрый вечер, Сэм Ортли. Я рад, что ты написала. Думал, что этого не произойдет. Не переживай, ты только

приехала, ты освоишься.»

— «Я не хочу осваиваться, мне ужасно плохо.

— «Ты просто находишься сейчас в темноте, пришедшие люди в твою жизнь зажгут огоньки, и тебе станет светло. Просто нужно немного подождать.»

— «Оскар, я предала Маркоса. Не смогла сказать ему важных слов, да и не было никаких сил, просто сбежала. Как будто мне десять лет, и я убегаю от злой собаки.»

— «Иногда нужно поступать как ребенок.»

— «Нет, это не то.»

— «Послушай, я сегодня был на пристани и наблюдал, как птицы кружат в небе. Ощущал их красоту и думал… Что, если бы люди стали птицами, как думаешь?»

— «Они бы улетели и никогда не возвращались.»

— «Это подвиг. Улететь из привычного места, не думая о том, что ждет тебя там, по ту сторону неизвестности. Просто однажды стоит рискнуть, посмотреть, что из этого выйдет. Как птицы, кто-то погибает, кто-то выживает. Но все равно они летят в неизвестность, в совершено чужое и неизведанное место. Некоторые улетают, чтоб вернуться, другие остаются, чтоб жить. Так же и люди. Они уходят, ищут спасения, те, кто не находит, возвращаются назад. Но не всегда тот, кого ты ждешь, придет к тебе. Птицы погибают в пути своего полета, и вернуться уже некому. Только последние раздавшиеся крики в небе — вот что от них осталось. Поэтому в каждом уходе есть риск, риск потери. Для человека же это всегда душевная потеря.»

— «Ты сравниваешь меня с птицей, я не хочу возвращаться, и думать о том, что меня кто-то там ждет, я не хочу.»

— «У тебя свой путь, иди по нему и не смотри в прошлое, если не хочешь, не открывай дверь, в которую не будешь заходить, не жди писем, которые не хочешь получать. Просто иди по своему пути, оставляя то, что приносит боль, в прошлом. И, пожалуйста, береги себя.»

После его сообщения в голове зажёгся огонек, мысль о том, что я действительно должна выкинуть из головы всё прошлое. Собираюсь, чтоб спуститься на ужин.

Иду по темному коридору, наблюдаю в окне закат, такое чувство, что на улице рассыпали много апельсинов, которые своим оранжевым цветом отражаются в небе. Красиво. Всегда есть вещи, на которые стоит обратить внимание: летний дождь, когда на улице совсем тепло и тут маленькие алмазные капельки падают с неба и бьются о твердый асфальт, или огонь, когда поджигаешь свечку, этот манящий язычок пламени, который барахтается из стороны в сторону, будто хочет сбежать. Первый снег, который мягким комочком ложится тебе на шапку, он как будто заботливая мама, которая накрывает тебя одеялом, или как распускаются цветы, этот процесс, когда встаешь рано утром и смотришь, как из маленького бутона оживляются лепестки, они словно тянутся к солнцу. В детстве я всегда бегала в бабушкин сад, в котором было много тюльпанов. Мне нравилось смотреть, как из бутонов они превращаются в более прекрасные цветы. Как они, наполнившись теплым светом, скидывают с себя вечернюю росу… Такие живые и такие манящие. Может, именно с детства у меня осталась любовь именно к этим цветам.

Первое впечатление — это очень важно…

Когда встречаешь людей, воспримешь их так, как они себя показали, трудно исправить первое впечатление. Под мое первое впечатление попала Милиса. Девушка, которая флиртовала с парнями, зная, что ни один из них ей не нужен, продолжала сыпать надеждами. Соблазнительная блондинка с длинными, тонкими волосами, серыми глазами, большим бюстом и длинными ногами. Красотка из фильма так бы я ее назвала. Парни сходили по ней сума, она знала и пользовалась этим талантом — кружить голову. Девушки ненавидели и завидовали ее внешности, она была на столько красотка что красится не было необходимости. Мы встретились в коридоре, она стояла изумительно красивая, в короткой синей юбке и белоснежной рубашке, застегнутой не на все пуговицы, что демонстрировала ее большую грудь. Она была не одна, рядом с ней стояли два парня, которые сжирали ее глазами, но по ее взгляду было понятно, что ей это нравится. Мы переглянулись, она сделала вид что знает меня. Быстро попрощалась с ухажёрами и направилась ко мне.

— Привет.

Сказала красотка улыбнувшись.

— Привет.

Ответила я в недоумение.

— Мы теперь соседи, будем жить в одной комнате.

Сказала девушка и застыла в улыбке.

— Мило.

Ответила я. Потом тишина, мы стояли друг на против друга. С ее лица не сходила улыбка с моего смущения.

— «Один вышибает другого, победитель будет в дураках». Сказала я, чтоб нарушить эту неловкую тишину.

Девушка вначале посмотрела на меня с удивлением, потом продолжила: «Только тот, кто дурак, не сможет понять вкус победы, так как не оценивает соперника». Откуда ты знаешь? Спросила она.

— Это логично, Вангельсон поставил пьесу «Противостояние любви», высмеивал дураков, которые, отключая мозг, были полностью погружены в других людей. А у тебя в руках журнал, в котором статья о Вангельсоне. Наверно, можно было подумать, что ты ее не прочитала, но там модный принт, и ты бы не могла пропустить это.

— Ты права, если бы не принт, я бы и не прочла. Ухмыльнувшись, сказала она.

— Сэм Ортли.

Сказала я, протягивая руку для пожатия.

— Милиса Мокол.

Ответила девушка, протянув свою руку.

Так мы стали подружками. Она, конечно, не особо подходила мне по интересам, да и вообще слушать ее истории о том, как она проводит время в салонах и разъездах по стране, ужасно невыносимо. Но что еще до меня может донести манекенщица, которая даже статью прочитала изза модного принта. Не то чтобы я ее не переваривала, просто трудно находить новых друзей, зная, что есть старые. Новые друзья это, как билет в будущее. Они не знают моего прошлого, не будет судить меня за поступки, которые я совершила когда-то, не думая, знают только то, что я захочу им рассказать. Мне не обязательно раскрывать Милисе свою историю, рассказывать секреты, которые я сама боюсь говорить вслух. Поэтому мне чем-то нравилось общение с ней. Она не лезла мне в душу, не открывала тайные уголки моей жизни. Мы часто находились вместе, она втянула меня в свою тусовку, где разговоры только о парнях и шмотках, научила меня правильно определять тон вещей, одеваться и краситься так, чтоб был сногсшибательный вид. Еще она позволила мне погрузится в ее жизнь. Рассказала историю, историю, которая была с ней до того, как она оказалась здесь. У каждого из нас есть такая история, своя история. Каждый из нас хоть раз испытывал какие-то чувства. Чувства, которые заставляли нас плакать или радоваться. У каждого человека есть история, история, которую нельзя забыть, на протяжении всей жизни… Мне было сложно соотнести ее с тем, что она мне рассказала. Это выглядело так, что я нахожусь в цирке, и вот-вот клоун должен вытащить с шляпы белого кролика, но что-то идет не так, и вместо милого пушистого зверька, он достаёт страшную, мерзкую, черную гадюку.

Милиса Мокол. Девочка, растущая в неполноценной семье, её родители развелись, когда ей было пятнадцать. Трудный возраст, а тут еще и развод родителей.

Жаль, что нельзя выбирать родителей. Если бы это было возможно я никогда не выбрала бы своих.

После развода отец свалил за границу, оставив Милису с матерью. Каждый месяц высылал пособие на её существование. Мать же в основном тратила деньги на себя и на своих новых мужчин. Как говорит Милиса, их было много, и все они были моложе матери. Она рассказывала, как ночью не могла долго уснуть, потому что звуки из спальни мешали ей. А потом её мамашка нашла постоянного мужчину, его звали вроде Филип, он уверял, что его предки были чистокровными итальянцами, и вечно пытался упрекнуть Милису в том, что её происхождение от отца-поляка считается унизительным. Вечно задевал, пытался обидеть и того хуже довести до слез. Будто у него психологическая травма, вызванная женщиной. Мать Милисы была невостребованной актрисой, её занятость на работе составляла либо месяц в полной нагрузке, либо ничего. Когда ей не давали роль в спектакле, поддавалась порывам печали и, покупая алкоголь, сидела дома. Выпивала она часто, при этом её состояние доходило до полного изнеможения тела, и она, как овощ, валялась в тех местах, где пила, либо пыталась дойти до кровати и, падая, в дверях оставалась пролёживается до утра. Филип был не против, а даже за, он водил в дом других барышень и развлекался с ними, пока мать прибывала в запойную неделю. А когда та приходила в чувства строил из себя заботливого мужа. Такой скользкий, хитрый мужик. Прожив с ними два месяца, он переключил свои интерес на Милису. На то время ей было уже шестнадцать, сами понимаете, у девушки к этому времени уже сформирована грудь, и телу придается определенная форма. Сначала он тайно подсматривал за ней в душе, потом пытался зажать её в комнатах пока матери нет рядом. И позже попытка изнасилования. Пока Милиса спала, он пришел к ней в комнату скинув одеяло повалился на неё, на крик прибежала мать. Филип тогда вывернул все так что это она его соблазняла и домогалась, а когда он ей отказал она вывернула всё так что это он пытался ее изнасиловать. Мать ударила её по лицу и назвала шлюхой. Сказала, чтоб та убралась из дома раз и навсегда. Один шаг останавливал не простится с дочерью, мать получала пособие и на эти деньги жила. Выгнать, было бы ей в убыток, и она отдала её в школу-пансионат. Когда Милисе исполнилось восемнадцать, она узнала о том, что мать умерла. Как оказалось, полтора года она находилась в запое, её трудно было уже узнать, блеклая женщина с морщинами и ужасным запахом. Соседи поговаривали, что жених избивал её и специально спаивал, чтобы дом перешел к нему, хотел взять попечительство над Милисой, чтобы получать деньги. Но отец быстро подсуетился. Собрал документы, организовал похороны, дом выставил на продажу, а дочь закинул в университет. Так Филип остался ни с чем, и Милиса навсегда потеряла представление о счастливой семье. На похороны она отказалась ехать. Не хотела, чтобы прошлое снова ворвалось в её жизнь. Она болезненно пережила прибывание в пансионате, там тоже было все непросто. Теперь она вспоминает это спокойно, не показывая лишних эмоций. Было и прошло.

Возможно, её откровение заставило меня больше ей доверять, я понимала её и искренне сочувствовала. Но раскрываться сама я не хотела, да и не видела смысла. Милису вполне устраивало то, что она знала про меня, а знала она почти ничего.

Прошел месяц учебного времени, за все это время я дружила только с Милисой и общалась с Оскарам. На моем курсе у меня не было друзей, я была той странной девочкой, которая сидит одна на первой парте как заучка, хотя училась я так себе. В эти моменты вспоминаю как мы с Маргарет сидели за одной партой, вечно последний ряд или как говорили учителя галерка. Смеялись обсуждали все сплетни школы, кушали что-то вкусное. Или как прогуливали нелюбимые уроки. Словила себя на мысли что скучаю по ней. Хоть она и была та ещё штучка, но мне ужасно было интересно как у неё дела. После моего отъезда мы потеряли связь. Она пропала, удалилась из соц. сетей.

Началась пара, мы сидели в аудитории, где худощавый нудный учитель читал нам лекцию, которая, словно пыль, если на неё дунуть, выдувалась у меня из памяти. Я сидела и рисовала на листе разные палочки, которые подсказывало мне мое подсознание. Заметив то, что я не слушаю учителя, он нарочно задал мне вопрос, на который ответа я не знала. Начинает орать на меня и всячески хочет выставить посмешищем. Не на ту напал. Пререкаясь с ним, в результате получаю выговор и отправляюсь на исправительные работы в библиотеку. Разбирать книги, переставлять их, протирать пыль на полках. Все лучше, чем слушать эту ерунду. Спускаюсь вниз по лестнице и направляюсь в библиотеку. Она находилась в западном крыле, огромная комната и высокие длинные стеллажи.

— Какой курс? спросила меня библиотекарь. Пожилая женщина с седыми волосами собранными в пучке, на лице были огромные очки, худая.

— Первый. Отвечаю я.

— Седьмая Линия, нужно расставить книги по алфавиту.

Сказала она, и ушла заниматься своими делами.

Проковырялась я там минут тридцать и мне стало скучно, лучше б отправили в столовую. Пишу Милисе что меня выгнали с урока, она не отвечает. Наверно занята. Осматриваюсь вокруг и тут мне попадается на глаза невзрачный парень, высокого роста, темно-русые волосы, завитые в кудри, серые глаза, небрежные круглые очки, которые носят для зрения, прыщи, из-за которых на его лице не было свободного места. Одет он был в серый свитер, коричневые штаны и лакированные черные ботинки на шнурках. В библиотеке были только мы, в голове промчалась мысль, за что же могли выгнать его из класса, ведь он не тянет на хулигана. Слишком заумный, сидел и перебирал книги, потом открывал тетрадки и записывал в них что-то. Мне было интересно, что он пишет. Так как я общалась с Милисой, которая раскачала во мне сексуальность и уверенность в себе, то для меня не составила трудна с ним заговорить.

— Взломаем что-нибудь? Спросила я, мой вопрос отталкивался от названия книги, которая лежала перед ним, она была по взлому сайтов.

— Это подсудное дело! Ответил он, закрыв книгу.

Я рассмеялась и решила немного над ним подшутить.

— А если я предложу тебе что-то взамен, например власть над моим телом? Сексуальным голосом сказала я и его рукой провела себе от колена в сторону бедра. Он засмущался, на его лице показались красные пятна. Опуская взгляд вниз, он пытался убрать свою руку.

— Тебе не нравится? Спросила я, уже залезая его рукой к себе под юбку.

— Прекратите! Воскликнул он и, приложив усилия, выхватил руку, побежал к выходу, оставив свои вещи.

Шутка не удалась. Было очевидно, что он убежит, он, наверно, с девушками-то никогда не общался. А тут я со своим флиртом. Что сделали с ним родители, просто мальчик-энциклопедия, как говорил мой отец, деньги, которые мы вложили в тебя, должны быть отработаны. Наверно, и он отрабатывает деньги своего папашки!

Моя каторга закончилась. Возле библиотеки меня встречает Милиса, и мы отправляемся в столовую. Глазами пробегая ищу свободный стол, увидела того парня из библиотеки, он сидел с какой-то девушкой, решив, что нужно извиниться сейчас, а не тянуть время, я направилась к его столику. Мне было немного неудобно нарушать их беседу, но выискивать потом его по всему университету я не хотела. Мы подходим к раздаче, берем поднос с едой и направляемся к столику.

— Ты шутишь? Нет только не компания ботаников. Сказала Милиса кривя лицо. — Я должна к нему подойти — Влюбилась?

— Ну уж нет. Через смех ответила я

Мы подходим к столику, за долю секунды я пытаюсь придумать как начать диалог.

— Привет, заучка. Дружелюбно говорю я, нагло присаживаясь к нему. Словив недовольный взгляд его приятельницы, я продолжила.

— Ну что, согласен на мое предложение? Мой вопрос вызвал у него стеснение, было заметно, как его глаза опустились вниз, а лицо приняло розоватый цвет. Я ощутила, что ему стало стыдно и он не хочет сейчас встречаться со мной взглядами и тем более здесь находится. Поэтому, предотвратив уход, я резко схватила его за руку и уже более спокойным и мягким голосом произнесла.

— Стой, ладно, извини. Просто я новенькая, пытаюсь найти себе друзей. Это сложно, да и, как ты понял, с чувством юмора у меня глобальные проблемы. Он успокоился и дружелюбно мне улыбнулся, поправляя очки. Потом я попыталась завести беседу, но его приятельница была недовольна моим присутствием, что вызывало у меня дискомфорт. Я решила начать с ней диалог.

— Сэм Ортли.

Сказала я, протянув в ее сторону руку. Но положительного ответа я не услышала.

— Перед тем как сесть за стол, нужно спросить разрешение! Сказала девушка и направила злостный взгляд в мою сторону.

— А тебе представиться!

Дерзко и уже чуть с повышенной интонацией ответила я.

— Эшли Брут. Если интересно, то я владею тремя иностранными языками, к тому же в высшей математике мне нет равных!

С восторгом сказала девушка.

— Как ты уже слышала, меня зовут Сэм Ортли, и мой папуля заплатил кучу бабла за то, чтобы его единственная кровинушка училась в этом университете.

— Мне жаль твоего отца.

Сказала Эшли и отвернулась в другую сторону.

— А мне нет, если у него есть деньги, то пусть платит за что хочет! С ухмылкой ответила я.

— Мы так и не познакомились?

Поворачиваясь к парню.

— Боб, просто Боб.

Застенчиво сказал он.

— Очень приятно, просто Боб. Ты не против прогуляться со мной после занятий?

— Нет, то есть да, то есть…

Растерянно говорил он, но я перебила его.

— Отлично, тогда в пять будь готов!

Он улыбнулся мне, я ему, и только Эшли сидела и злобно сверлила своими глазами мою спину.

— Ты серьезно пойдешь сим гулять?

Спросила Милиса с брезгливостью.

— Я не знаю.

Отвечаю ей.

В моменте я словила себя на мысли, которая отнесла меня в прошлое. Во мне проснулись чувства, которые я испытывала тогда. Всё повторяется. Если раньше я общалась с Маркосом назло Маргарет, то сейчас мне хочется общаться с Бобом, чтобы утереть нос Эшли.

ГЛАВА 6

На протяжении моего общения с новыми друзьями и учебными днями я всё ещё вела переписку с Оскаром. Для меня он стал близким человеком, который знал обо мне всё. Нравилось, что он всегда нестандартно отвечал на мои сообщения. За период знакомства он рассказывал мне истории, говорил, где он был и что видел, но никогда не говорил, чем он занимается и сколько ему лет, конечно, он отправлял мне фотографию, на которой он выглядел на лет двадцать пять. У него были черные волосы, зеленые глаза, широкая улыбка, спортивное тело и такие смешные родинки на ключице в виде созвездия маленькой медведицы. Лицо было очень приятное, когда он отправил мне свой снимок, то в моем подсознании почему-то и сидел тот образ, снимок позволил мне просто убедиться в том, что я правильно его представила себе. Оскар говорил мне разные теплые слова, когда они были мне необходимы. Единственный, в ком я искала поддержку, это был он. Каждый день мы переписывались, и это не надоедало. Сижу, смотрю на часы, поздно, но мне не терпится написать Оскару, на душе стало грустно и зябко, хочется, услышать теплое слово, чтоб он успокоил бурю внутри меня. Которая разгоралась от безразличия родителей. Они не написали за месяц ни разу. Им абсолютно плевать как мои дела, и что меня тревожит. Пишу Оскару. — «Добрый вечер.» Отвечает:

— «Вечер добрый, а может и не добрый, ведь для каждого вечер разный. Для меня он обычный, такой же вечер, который был в тот понедельник или среду. А для кого-то он добрый, у кого-то, может, сегодня день рождения, и ему весело, а ктото страдает от одиночества, ему плохо. Если я мог бы залезть к тебе в голову, то узнал бы, добрый для тебя этот вечер или нет. Но увы, я не обладаю такой возможностью»

— «Погода ужасная, так холодно никогда не было осенью»