Бесплатный фрагмент - Фотография с Марса

Несчастливый телепортер

(фантастическая юмореска)

«Директору филиала компании Teleport-Elektronics

Жалоба

От жителя Манускрипкина Сергея,

проживающего в г. Ташкенте, по улице Гоголя, 34, кв.12.

Хочу заявить свое неудовлетворение прибором TP-45RL для телепортации, купленным три недели назад в вашем торгово-сервисном учреждении. Это просто халтура! Вы всучили мне бракованный экземпляр, хотя я вам сверху кинул «шапку» в размере одной четвертой от стоимости прибора. Стыдно, товарищ директор, стыдно, за взятку нужно давать хорошие гарантии, а не отнекиваться, как это делают ваши мастера, когда к ним я являлся с претензиями!

Первые три дня никаких проблем TP-45RL не создавал. Я спокойно из Ташкента телепортировался в Мадрид на футбольный матч нашей команды с испанским клубок, а через шесть часов вернулся домой, полный восторга от победы наших игроков. Точно так же я посетил игры в Сеуле и Берлине, где имел кучу удовольствий. Ночью третьего дня даже посетил улицу Красный фонарей в Амстердаме и успел познакомиться с местными достопримечательностями…

На четвертый день, я вернулся из Москвы, где совершил экскурсию по Третьяковке, в свою квартиру, но не на то место, куда запрограммировал, а прямо в холодильник местного мясокомбината, расположенного в трех кварталах! А там температура минус двадцать, а при таких условиях прибор не функционирует. Еще немного — и я бы превратился в сосульку, если бы работник в это время не открыл дверь, чтобы вытащить на переработку очередную партию туш забитых коров. Заодно вытянул и меня. Представляете, какие глаза были у всех людей, что работали в этот момент в цеху? Многие с испугу потеряли дар речи, выражались нецензурно лишь самые стойкие мужчины! После того, как меня отогрели и отпоили чаем, пришлось долго им пояснять, как я попал сюда. Ведь они вначале решили, что я собирался похитить у них несколько килограммов мяса, и даже милиционеров хотели вызвать. К счастью, мне поверили и отпустили.

Я списал неудачный прыжок через гиперпространство на свою невнимательность при наборе координат и в дальнейшем сосредотачивался, когда задавал параметры нового места пребывания. На седьмой день я собрался в Большой театр в Москве, у меня имелся билет на место 46, но попал я не на это место, а прямо на сцену, причем в тот момент, когда занавес открывался. Но при этом… вот уж необъяснимое явление! — с меня исчезла одежда. Представьте себе изумление зрителей, когда на сцене возник совершенно обнаженный мужчина с прибором в руках! Причем батарея села, и прибор не мог вернуть меня обратно. Меня прямо со сцены вывели дежурные администраторы и сдали в руки милиционеров, которые быстро завели на меня административное дело. Пришлось платить штраф (квитанцию прилагаю). Одежда не нашлась, и мне пришлось покупать новую в ближайшем магазине (товарный чек прилагаю).

Потом были не менее ужасные моменты. В прошлую среду я не попал на работу, на свою фабрику, а угодил в женскую консультацию, причем на гинекологическое кресло. Вы не представляете, как истошно вопила врач, когда я плюхнулся к ней. (С испугом думаю, что бы я делал, очутившись, к примеру, в женском отделении сауны!). К счастью, энергии в батарее было достаточно, и я телепортировался с этого истерично-визгливого места. Но на этот раз попал в зоопарк, прямо в клетку со львами. Спасло меня то, что я еще с детства отличался проворностью и ловкостью, успел залезть по прутьям наверх, прежде чем хищники стали ловить человека. Из клетки вытащили меня укротители, которых вызвала дирекция зоопарка. За незаконное проникновение в охраняемую зоологическую зону меня оштрафовали (квитанция прилагается).

В четверг произошло очередное ЧП. Я задал координаты ресторана «Чарвак», что расположен на берегу одноименного озера. Хотел пообедать с друзьями на живописном природном месте. Координаты были списаны мной с адресной книги точно, плюс-минус полметра, да только ваш дурацкий прибор опять что-то спутал, и меня забросило прямо в котел с пловом. Жарилось мясо, и мое тело тоже чуть не поджарилось. Я орал благим матом, а за мной гонялся с ножом и вилкой шеф-повар, которому я испортил блюдо. Хорошо, что за меня заступились друзья, а то бы эти кулинары точно меня бы использовали в качестве мясного фарша. Но за нанесенный ущерб пришлось платить в кассу ресторана (чек и протокол прилагаю). Заодно прилагаю квитанцию с аптеки, где пришлось приобрести противоожоговые мази.

На этом мои беды не закончились. TP-45RL работал все хуже и хуже. Вместо Африки я попал в Арктику, вместо города Лос-Анджелес меня забросило в отсек атомной подводной лодки «Лос-Анджелес», и меня чуть не пристрелили американские моряки как диверсанта и лазутчика. Только я успел слинять с борта этой субмарины, прежде чем автоматная очередь прошила то место, где я полсекунды назад находился. А вчера — о ужас! — я упал в Овальный зал Белого Дома! Президент США был напуган, решив, что Советский Союз начал войну! Еле-еле успокоил его, и быстро возвратился домой. Не хватало еще, чтобы из-за неисправности прибора началась Третья мировая!

А вчера… Ох, ужас. Меня забросило то ли к Альфа Центавра, то ли к Тау Кита! Я попал на планету, где живут кошмарные на вид существа. Только для них я казался более ужасным созданием, что от меня все бросились врассыпную. Честно говоря, было желание прогуляться по планете, да только… подозрительным мне казались действия гуманоидов… Мне казалось, что против меня разворачиваются какие-то агрессивные намерения, и пришлось нажимать на кнопку «Возврат». Вернулся в другое созвездие. Планета оказалась полностью океаном, и я чуть не утонул. Держался на поверхности, пока заряжалась батарея для очередного телепортационного прыжка. И успел вовремя дернуть с этого места, так как ко мне подплыли существа явно плотоядного характера.

Не стану описывать свои мытарства, ибо не сразу я вернулся на Землю. Лишь сегодня утром мне удалось попасть в свою квартиру, причем в шкаф с посудой. Посуда сломалась, но меня это не огорчило. Я радовался, что опять дома.

И я рад, что смогу выразить претензии вам лично, товарищ директор.

Если вы не вернете мне деньги, включая «шапку», или не замените TP-45RL на новую модель TP-85KS, то я обещаю засунуть прибор вам в штаны и телепортировать в другую галактику!

Вы не представляете, как я зол!»

(18 мая 1989 года, Ташкент)

Таксист времени

(фантастический рассказ)

Время — это не только привычное движение стрелок на циферблате часов. Это движение материи из прошлого к настоящему, и от настоящего — к будущему, так твердит философия, а также физика. Но ныне все иначе: можно вращать стрелки в обратное время, и от настоящего двигаться в прошлое — это тоже достижение науки.

Этим я, кстати, и занимаюсь. Моя профессия — таксист, моя работа — развозить пассажиров по эпохам Земли и человечества. Это раньше таксисты отвозили пьяных пассажиров из ресторана домой или из дома в аэропорт; ныне никто не передвигается в пространстве — для этого существуют телепорты, специальные приборы для мгновенного скачка из Ташкента в Париж, из Сиднея в Милан, с Луны на Энцлад. А вот для перевозки во времени необходим специальный транспорт — хрономобиль, а к нему приставлен шофер, который доставит клиента туда, куда он просит. По тарифу, естественно.

Чем глубже в прошлое, тем дороже — счетчик не обманешь. Поездку в мезозойскую эру могут позволить лишь богатые люди, а в то время, когда Земля едва зародилась — уж с большим кошельком или толстой чековой книжкой. А рядовой гражданин катается до первобытного строя — и там хватает немало интересного, чего уж к динозаврам лезть в пасть?

Заметил, что нравятся многим мрачные времена. Позавчера пятеро подсели в машину, протягивают банкноту и говорят: нас отвези в Италию, когда свирепствовала Святая Инквизиция, уж больно интересно смотреть, как там мучили еретиков. Я их спрашиваю, мол, сами-то подготовились, ведь времена не простые, сами попадетесь к ним на пытки.

— У нас с собой пистолеты, — хохочут они. — Бабахнем — и они в штаны наложат!

Я пожал плечами и завел мотор. Доставил их к месту. Один из них — с большим носом — дает мне деньги и говорит:

— Заберешь нас через три дня. На этом же месте.

Мне-то что? Заеду, естественно, раз уж оплачено. Протягиваю им чек. Смотрел я, как они в джинсах а одна дама вообще в короткой юбке, с магнитофоном в руке, куря кубинские сигары и глотая джин, двинулись по центральной площади Ватикана, и мелькнула мысль, что добром это не кончится для них. Так оно и оказалось. Когда через три дня вернулся на это же место, то застал отчаянное сопротивление большеносого со стражниками. У того патроны закончились, и он отмахивался от наседавших алебардой, но делал это неумело, не мог порубить никого, а вот нападавшие орудовали своим оружием весьма профессионально. Еще немного — и трындец настал бы туристу, если бы я не притормозил и не открыл дверь:

— Эй! Влезай! — крикнул я ему. Тот посмотрел на меня с такой надеждой и радостью, словно я был для него Всевышним. Прыгнул в кабину, аж туфли с пяток слетели. И я дал по газам. Сквозь окно увидел изумленные и перекошенные от ярости лица стражников Святой Инквизиции. Когда пришел в себя большеносый, то рассказал, что в первую же ночь на них напали, не испугались пистолетов — сами были с ружьями! Схватили, связали. Женщину на костре сожгли как ведьму, троих пытали как антихристов, а вот ему удалось бежать. И то отрубили бы ему голову, не подоспей я к месту трагедии. «Ей богу, в прошлое — ни ногой» — клялся счастливчик, икая от пережитого.

М-да, вот тебе и удовольствие — средние века.

А вчера один немец сел в машину. За спиной большой рюкзак, что-то тяжелое там. Я косюсь на него, что-то не нравится пассажир, но отказывать в поездке нет причины.

— Куда желаете, герр? — спрашиваю.

— Я историк, интересуюсь Второй мировой войной, — отвечает тот. — Хочу увидеть Сталинградскую битву. Для диссертации материала набрать…

А глаза так сверкают, подозрительно аж. Я лишь пожал плечами и отвез его в холодную зиму 1943 года. Тот расплатился со мной кредиткой и говорит:

— Заберите меня через неделю.

Я приехал, как он и просил. Но нашел его мертвым. Девять дырок к башке. Тело замерзло, одежда разорвана в клочья. В руках держит портативный гравимет — мощное оружие, которым космические крейсера сбивать можно. Только не помогло ему, реваншисту. Видимо, хотел этот немчура изменить ход войны, подсобить фашистам. Да наши ему и врезали, аж труп остался на советской земле. Не изменить ход истории — это закон, но не все этого понимают. История такая, какая она уже есть.

Туристу следует всего лишь путешествовать и ни во что не вмешиваться — так гласят все путеводители во времени. Да и мне, таксисту, порой нужно пояснять клиентам специфику поездки. Ну нельзя во времена мушкетеров брать с собой телевизор! Точно так же как и в каменный век — музыкальные инструменты. И нечего делать с велосипедом среди инков и майя! А если уж собрался к древним ящерам, то будь осторожен, не дразни их, ведь хищники не в клетках — на воле!

Увы, не все понятливые. Сегодня попросился в юрский период один богач из Гватемалы. Толстый, неуклюжий. Все сумки забиты жратвой. «Хочу поглазеть на тираннозавров, — заявляет он мне, — сравнить, такие же они прожорливые, как я?»

Был я в те времена, видал этих тварей, аж до сих пор мурашки по спине ползают. Как не пытался я отговорить толстяка — все бессмысленно. А затем подумал: а мне-то что, ведь клиент гватемальским баблом платит, причем даже на чаевые дает. В одно мгновение доставил его на пиршество ящеров.

Вернулся за ним через сутки. Когда увидел, то вначале подумал, что ошибся. Мой-то пассажир был таким толстым, что еле в кабину влезал, еле руками и ногами шевелил, а этот худющий и проворный, бегает как спринтер!

— Спаси меня! — орет человек. И только по голосу распознал его. Быстро открыл дверцу, впустил. Тот плюхнулся на заднее сиденье и сжался от страха, кричит, показывая на тираннозавра, который навис над хрономобилем, облизывается, слюнки пускает. Конечно, зубами ему не взять машину, но краску поцарапать может, а мне этого и не надо. Быстро переключил скорость, дал задний ход. Хищник исчез в прошлом.

Гватемалец рассказал, что динозавры не стали спорить с ним, кто больше в желудки забьет, а решили его самого в пищу употребить. Поняв их коварные мысли, он принялся бегать от них. За сутки скинул сто сорок килограмм. Фигура у него теперь атлетическая, так что жене предстанет этаким Аполлоном. Иногда полезны такие поездки.

Но не все ездят в прошлое, некоторым будущее подавай. К примеру, одна дамочка захотела увидеть, каким будет пятитысячный год от Рождества Христова. Оказывается, интересно ей на тамошнюю моду взглянуть, чтобы затем такое принадеть в настоящем и подружек в зависти оставить. Съездила в Париж будущего. Только там одни руины — идет галактическая война с инопланетянами! Палят друг в друга из лучеметов, бластеров, бомбы скидывают. Прожарили задницу женщине и прическу прожгли лазером. Теперь не думает она о моде, все больше в молитве время проводит.

Некоторые будущее используют, чтобы узнать, чем и как они закончат свою жизнь, хотят избежать опасностей. Так, китаец, что отправился на три года вперед, из некрологов тамошних газет узнал, что умрет от отравления устрицами. «Есть не буду эти гадости», — пробормотал он. Вышел из хрономобиля, когда вернулись домой, прошел по улице, подскользнулся и — бац! — головой в таз с устрицами, что продавал уличный торговец. Одна устрица застряла в глотке, и старик умер. Вот так вот — от судьбы не уйдешь, как ты не старайся ее перехитрить.

А я и не интересуюсь своим будущем. И прошлое вспоминать не хочу. Живу настоящим. Ведь я — таксист, и мне всего достаточно.

(Сентябрь, 1990 год, Ташкент)

Игры под Землей

(фантастический рассказ)

Николь сегодня была счастлива: ей мама разрешила прогуляться. Конечно, не за просто так, а за хорошие оценки в школе. Увидев, что по математике и истории у Николь стоят в дневнике «отлично», мама улыбнулась, потрепала ее за челку и сказала:

— Ты молодец, Николь, поэтому я разрешаю тебе погулять! Но только два часа — не больше!

Это очень обрадовало девятилетнюю девочку, она запрыгала и захлопала в ладошки:

— Ой, мамочка, спасибо! — и поцеловала маму в щеку.

После чего побежала из квартиры в сторону шлюзовой камеры. Там она открыла свой шкафчик, на котором было выгравировано ее имя, достала розовый скафандр. Надеть его не составляло труда, он же детский, легкий. Защелкнув стекло гермошлема, Николь проверила работоспособность внешних и внутренних датчиков — все функционировало исправно — и потом запустила систему. Тот час заработали механизмы поддержки жизнедеятельности внутри скафандра. В специальных баллончиках были горячий шоколад, борщ и компот — это для того, чтобы перекусить, когда проголодаешься. Ведь на прогулке и после игр всегда хочется есть.

Тем временем шлюзовая камера подала сигнал, что можно выходить наружу. Люк открылся, и внутрь попал мягкий голубой свет, исходящий снаружи. Николь, схватившись за поручни, легко оторвалась от металлического пола и протолкнула свое тело в проем, сразу вылетев на специально огороженную площадку для игр. Гравитация была незначительной, и поэтому передвигаться в скафандре казалось делом простым.

Это было привычное и в тоже время интересное место. С одной стороны громоздились металлические конструкции — это гигантский дом, где обитали люди и, естественно, Николь с мамой. А с другой была местность, состоящая из песка, камней серого цвета. В пяти километрах находился огромный кратер. А что было дальше знали лишь те, кто ездил туда на вездеходах. Детям далеко отходить от здания не разрешалось, хотя любопытство часто гложила их. Но правила здесь строгие — и нарушать нельзя! Ибо опасно находится в безвоздушном пространстве под жестким космическим излучением и высокой температурой днем и низкой — ночью.

Небо над головой пылало миллиардами звезд, но поверхность освещали не они, а большая планета, голубого цвета, которая заволакивалась белыми облаками, и сквозь них отблескивала «зайчиками» водная поверхность. Свет, идущий от небесного тела, лился мягко и нежно, это было не яркий и испепеляющий огонь Солнца, на что смотреть больно без защитных фильтров. Кстати, поэтому прогуливаться и разрешалось в тот период, когда Солнца не было в зените.

Николь, напевая что-то под нос, взяла лопаточки, ведерочко и села на песочницу. Замки, один чудеснее другого, возникали из-под ее рук. Такие она видела в книжках. В замках жили красавицы, охраняемые драконами; рыцарям же полагалось вызволить пленниц на свободу и потом жениться. Она так увлеклась строительством, что не заметила, как рядом подсел ее одноклассник Айрам.

— Привет, здорово у тебя получается! — восхитился он. На нем был скафандр зеленого цвета. Сквозь стекло на девочку смотрели веселые серые глаза. Улыбка у Айрама была всегда доброй. Вообще, он считался славным парнем, и очень нравился Николь.

— Привет, — ответила девочка и жестом пригласила друга принять участие в игре. Тот не отказался и тоже стал строить огромный замок, только больше похожий на крепость с пушками. Но песчинки песка не очень-то хорошо скреплялись, от неосторожного соприкосновения куски стен обваливались, и приходилось строить заново. Однако дети смеялись и продолжали заниматься этим увлекательным делом.

Когда это им надоело, то они стали бегать по площадке, играя с мячом. От мяча на поверхности оставались следы, хотя следов от подошв ботинок, а также вездеходов вокруг было предостаточно — здесь не существовало ветра, способного замести все это. Поигравшись полчаса, дети устало сели прямо на грунт и стали смотреть на голубую планету. Разные мысли возникали от такого зрелища.

— Моя мама, когда смотрит на Землю, всегда плачет, — произнесла Николь и тяжело вздохнула. — Она однажды сказала, что дедушка и бабушка остались там… И я никогда их не увижу. Странно как-то, не находишь?

Мальчик взял ее руку и посмотрел Николь в глаза.

— Знаешь, я однажды услышал, что наш дом вовсе не дом…

— Как это? — не поняла она.

— Ну… Это на самом деле огромный космический корабль, который прилетел с Земли и остался здесь навсегда. Потому что вернутся домой мы не можем…

Николь недоверчиво посмотрела на огромные строения слева от нее. Трудно было поверить, что вся эта неуклюжая конструкция может летать. Нет, наверное, это шутка. Взрослые любят шутить, особенно, когда дети задают вопросы о Земле, мол, как там? Хотя название дома «Ковчег» навевал на нерадостные мысли и ассоциировался с чем-то тревожным и потерянным.

— Может, ты ошибся, Айрам? Разве корабли такие?

Мальчишка тяжело вздохнул:

— Не знаю. Но мой папа говорит, что с каждым разом все труднее и труднее поддерживать работоспособность систем, мол, ломается многое, а заменить нечем.

Из рабочего шлюза выкатил вездеход. Скорее всего, это геологи направлялись на поиски руды, необходимой для выплавки металлов. Кстати, совсем недавно нашли огромные залежи льда, и теперь поселенцы были на многие десятилетия обеспечены водой и кислородом.

— Тогда нужно привезти запчасти с Земли… Чтобы все машины работали нормально.

Тут мальчик приблизился так близко к ней, что стекла гермошлемов стукнулись. На его лице застыло выражение волнения:

— На Землю пути нет! Так сказал папа. Там нет жизни! Там сейчас страшнее, чем нам здесь!

— А что именно?

— Не знаю. Но сейчас там нет того, что мы видим в кино и читаем в книгах. Там другой мир! Мы, типа, последние из людей, кому удалось спастись. Родители верят, что когда-нибудь наши потомки вернутся туда, — и Айрам махнул на Землю. — А сейчас нам нужно просто жить здесь, на Луне!

— А мне нравится здесь, я ведь родилась здесь, — произнесла Николь. — Особенно интересно, когда есть ты, мой лучший друг!

Мальчишка засмеялся и пригласил ее поиграть в догонялки. Конечно, та была не против.

И под сиянием Земли дети бегали на площадке. Они были и далеки, и близки к родине, которую потеряли, но которую, может быть, когда-нибудь обретут снова уже их потомки.

(22 июля 2012, Элгг)

Вернем себе Землю!

(фантастическая юмореска)

Сегодня нас собрал главный раптор Сицилиус. Это был умный и старый ящер, проживший на планете Глиесе 581-д не менее четырехсот лет. Вообще у Сицилиуса была докторская степень по генетике и звание профессора в области астрофизики — в его годы мало кто мог этим похвастаться. Интеллектуальнее его, наверное, в нашем регионе никого не было. Естественно, никто не хотел ослушаться и прибыл по первому же рыку раптора.

Собрались все: и аллозавры, и диплодоки, и тираннозавры, и стегозавры, и ихтиозавры и многие другие из числа ужасных созданий. Я так перечисляю нас, потому что названия схожи с теми, что могли иметь в другом месте, как утверждает профессор, мол, ныне мы эволюционировали в более мыслящие создания и немного видоизменились. Хотя суть наша внутренняя осталась. Мир наш делится на хищников и жертв — такова уж диалектика природы. Просто соображаем лучше, и охотимся эффективнее.

— Слушай, Сицилиус, что ты нам хотел сказать? — спросил бизнесмен из отряда птеранодонов Галантиус. — Конечно, мы тебя уважаем, но и дел у нас невпроворот. У меня магазин простаивает, клиенты ропщут… А мне еще лететь на север за товаром…

Раптор недобрым взглядом окинул летающего ящера, и тот стушевался, спрятался за могучими телами бронтозавров. Я хмыкнул, ибо знал этого зазнайку Галантиуса, спекулянт и мошенник, как-нибудь прокушу ему перепончатые крылья. После этого Сицилиус прокашлялся и произнес:

— Я сделал одно открытие и хочу с вами поделиться. Конечно, все пока на уровне гипотез, но есть факты, которые косвенно подтверждают мои мысли…

— Давай, давай, — взволновались все, потому что любили толковую речь главного раптора.

— Итак, раньше мы жили не здесь, не на планете Глиесе 581-д…

Первая же фраза вызвала недоумение у всех, в том числе и у меня, хотя я не считался идиотом и даже диплом имел.

— А где? — профыркал, высунув морду из озера, плезиозавр. Вот уж несерьезная скотина, плавает там, свои условия выставляет на транспортировку к другому берегу. Мы с ним один раз даже повздорили из-за высокой цены, но до драки не дошло, ибо Сицилиус всех разнял и обещал кучу неприятностей, если вновь начнем склоку. Но я отвлекся…

— Раньше мы жили на планете, которую я прозвал Грязь… нет, лучше Земля. Она была третьей по счету от звезды, которую я назвал… э-э-э… Солнце. Жили мы там сотни миллионов лет. Было хорошо. Что именно хорошо? Ну, климат хороший, жратвы для всех много, никто не тревожил нас. Хотя мозгами на тот момент мы не превосходили амебу. То есть бестолку бегали по равнинам, не изучая окружающий мир…

— О-о-о, как скучно было, — протянул кто-то из ящеров. Я стал чесать свой затылок, покрытый панцирем.

Сицилиус кивнул:

— Да. Было не весело. А потом стало еще сложнее. На Землю упал астероид. Здоровенный такой, тонн на сотни миллионов. Разнесло мир на куски… То есть не на куски, просто вымерли все динозавры, ибо условия страшно изменились. Выжила лишь мелочь пузатая, которая потом захватила эту планету.

— И что? — это уже выкрикнул я; мне было пока неясно, к чему клонит профессор. Уж больно мудрено говорит.

— А то, что при ударе образовалась огромная энергия, которая выбросила в космос куски грунта. И вместе с ними споры нашей жизни. Они оказались защищенными от радиации и низкой температуры, поскольку находились под слоями земли. Так в течение шестидесяти- миллионов лет бороздили споры по галактике, пока не упали на нашу планету Глиесе 581-д. Благоприятные условия создали цепочку новой нашей жизни. Теперь мы уже миллионы лет живем на этой планете и не знаем ничего о предыдущей…

— Которую ты назвал Землей? — подсказал тираннозавр Хукс. Он недавно хорошо пообедал и тоже был склонен к длинному разговору. Хороший мужик этот Хукс, добрый, мне иногда подкидывает свежатину. Но главный раптор не хотел отвлекаться:

— Точно. Но вернемся к Земле. Жизнь там снова взяла вверх, но без ящеров. Среди новых обитателей эволюционировали в разумные создания приматы…

— Кто? — растерянно переспросил бронтозавр Огресиар. Вообще-то он был глупым, даже школу не закончил. Трудился на земляных работах, куда родители пристроили. Я всегда издевался над ним, но до Огресиара не доходили мои шутки, не зря у него длинная шея и маленькая голова. Там и мозгов практически нет, гы-гы-гы…

— Это существа такие, млекопитающиеся, теплокровные. Совершенно иной вид. А наших там почти не осталось. Ну… тоже мелочь всякая, типа крокодилы, вараны, змеи… тьфу!

— У-у-у, — раздался гул разочарования в толпе. — Так это вообще примитив. — И вправду, крокодилов у нас никто не уважал, а змей тем более. Обидно, что теперь на исторической родине обитает такой отстой. Но, это было не совсем правильно, ибо Сицилиус заявил:

— И теперь на той планете царствуют существа, которых я назвал людьми. Каждая персона — это человек. Он очень умный, хитрый и… опасный.

— Откуда ты это знаешь? — недоверчиво произнес Огресиар. Вот уж бестолочь, разозлился я, чего профессора отвлекает дурацкими вопросами? Что надо Сицилиус сам скажет.

— Недавно Хукс приволок мне странное существо. Оно было внутри металлического панциря. Отбивалось отчаянно, даже чем-то больно меня тыкало, полагаю, это оружие. Но я все стерпел и сумел вскрыть скорлупу. Внутри был… примат… то есть человек. Я прокусил ему конечности — на вкус неплохое мясо… Потом провел генетическую экспертизу и выяснил, что наши гены имеют один тип, то есть мы все с одной планеты. Это заставило меня задуматься о том, как мы появились и откуда… Я попросил Хукса с товарищами найти мне еще парочку человек…

Признаюсь, что я сам видел троих этих самых, о которых твердит профессор, позавчера на поляне, они кружились, высматривали что-то, но на открытое пространство к ним не вышел. Потому что эти существа поджаривали из каких-то трубочек моих сородичей, в том числе одноклассника Жмурякиса. Жаль его… Но тут каждый сам за себя. Таковы законы хищного мира. Эти пришельцы затем разделывали туши, что-то изучали… Я еще подумал, мол, странные они какие-то.

— Да-да, я нашел тебе целую кучу, а что не принес тебе в лабораторию, то мы с друзьями сами сожрали, — поддержал раптора Хукс. — Согласен, хитрые эти люди. Охотиться на них не просто, хотя очень увлекательно. У них всякие штучки есть, что причиняют боль. Но от этого мы становимся еще яростнее и злее, стремительнее и осторожнее. Я разорвал штук семь. И еще с троими разделались мои партнеры.

— Где? Где эти существа? — взволновались все в толпе, особенно Огресиар, трус по жизни. А Галантиус, махая крыльями, поднялся в высоту и оттуда слушал речь раптора — ему казалось, что среди облаков безопаснее. Сказанное всех напугало.

— Они пришли ниоткуда, — рявкнул тираннозавр. — Возникли прямо из воздуха. Было много их, но всех мы сожрали. Правда, о металл чуть все зубы не раскрошили. Мой коллега Хакр даже блюда из них новые придумал. Если люди еще появятся, то можно ресторан открывать и бизнес делать.

— Так как они попали в наш мир? — задал вопрос плезиозавр. Не хотелось ему отвлекаться на предложения Хукса.

— Это не простой вопрос, — нахмурился Сицилиус. — Думаю, люди раскрыли способ мгновенного перемещения в пространстве.

— Телепортация? — среди динозавров оказался умным стегозавр, имя которого я не знаю. Он вообще командировочный, не из нашего региона.

Такая версия понравилась профессору. Он любил интеллектуалов.

— Может быть… Хотя предполагаю, что они создали прибор, который я условно назвал Большой адронный коллайдер — БАК, которым можно протыкать пространство и входить в другие миры. Скорее всего, люди таким образом и попали к нам.

«Ба-а-а!» — мысленно воскликнул я. Что это значит? Что теперь земляне к нам туристами заявляться будут? А нужны ли нам они? Хотя, как сказал Хукс, у них сочное и нежное мясо… Может, охоту устроить тоже на них? — эта мысль стала навязчивой, и отказываться от нее мне не хотелось…

— А что им надо-то, этим приматам?

— Наверное, завоевать нашу планету, а нас на шашлык пустить…

Это вызвало ропот и негодование. Ящеры стали издавать такие крики, что на другой стороне планеты было слышно.

— И что ты предлагаешь, Сицилиус? — перебил мои размышления Галантиус, все-таки спланировавший на спину Огресиара. Теперь он слушал с высоты тела бронтозавра.

— Вот, наконец-таки, правильный вопрос! — воскликнул профессор. — Люди — это угроза нашему существованию. Более того, они царствуют там, где должны быть мы — на планете Земля. Поэтому предлагаю самим создать БАК и проткнуть дырку к нашей исторической родине, вернуть статус-кво! А там мы устроим этим приматам войну. Уж с нашим интеллектом и силой вряд ли они устоят. И будут у нас два мира. Раздолье для ящеров!

— Да, миры динозавров! — подхватили все. — Это великолепно!

Мне эта идея понравилась, но я не стал слушать до конца речь Сицилиуса. Зачем, если все итак уже понятно. Лучше начну охоту на человека, пока другие не перехватили. Мы ведь все живем в мире, где есть только хищник и жертва, и понятие гуманности нам неведомо. Динозавры вообще не знают, что такое милосердие и сострадание. Поэтому эволюционировали в разумных существ… Впрочем, может, эти люди тоже бессердечны, и тогда кто мы такие для них?

Нет, войны, судя по всему, не избежать!

(10 июня 2012, Элгг)

Бутылка спасения

(фантастический рассказ)

Я — алкоголик, в чем совсем не стыжусь, более того, этим горжусь. Да, с большим стажем. Кем я был раньше — не важно, свою профессию и семью потерял давно. Пить начал с первого класса и до сегодняшнего дня не отрываюсь от горлышка бутылки. На меня все смотрели брезгливо и морщились, едва улавливали «духан», что шел от меня, сторонились, фыркали презрительно: алкаш! Согласен, водкой я пропах от корней волос до пяток, и это меня устраивало.

Но именно алкоголизм, как ни странно, меня и спас. А также тех, кого раньше лечили и не смогли вылечить в наркологическом диспансере. Мы стали типа островком реальности в море ужаса!

В одно прекрасное… хотя, какое оно прекрасно это утро — магазины открывались в понедельник лишь в девять утра, покупать было негде «пузырь»! — с небес на головы людей стали падать… Я даже не знаю, что это такое, типа морского ската, только величиной с ладонь. Плоская мокрая тварь, которая мгновенно присасывалась к голове. Человек в ту же секунду менялся. Нет, не физически, а как-то по-другому. То есть он терял волю, индивидуальность и становился послушным, легко управляемым. А поскольку в то утро шли, можно сказать, «дожди» этих неизвестных организмов, то вскоре все человечество превратилось в безмолвных роботов, которые вдруг перестроились в ряды и дружно стали что-то делать.

Не только люди — крупные животные тоже подчинились чужой воле. Я сам видел плоских тварей на мордах коров и лошадей, собак и кошек. И животные тоже строем маршировали куда-то. Единственное, кого они не тронули — это меня и моих друзей-собутыльников. Одна штука шлепнулась мне на голову, но вдруг с писком и треском отскочила, упала на пол и пыталась отползти. Мой кореш Стаханыч, сидевший напротив, трахнул ее бутылкой, и, к моему ужасу, разбил стекло, драгоценная жидкость вытекла. Нос мой уловил ароматы «Столичной».

— Ты че, старый хрен, делаешь? — возмущенно закричали мы с Пашей-бычком, который в это время искал в рюкзаке вчерашний огрызок протухшей колбасы. — Водяру разбил! Че пить будем, ишак?

— Я вам жизнь спас! — прохрипел Стаханыч, который еле держался на ногах от выпитой бормотухи с одеколоном, что смешал час назад в канистре. И он указал на размазанную на асфальте тварь. Мы смотрели на этот организм и ничего не понимали: что за хреновина? Откуда она взялась? А рядом слышали шлепки, короткие вскрики — и после тишина. Подняли головы, узрели падающую, точнее, прицельно планирующую фигню.

Тут на головы Стаханыча и Пашки шлепнулись еще два «ската», те завопили матом, стали прыгать, пытаясь их скинуть. Хотя твари сами отлепились с недовольным звуком. Пришлось мне сапогом добивать их, пока трепыхались. Лишь потом мы поняли, что твари не любят организм, насквозь пропитанный спиртом. Они вообще не переносят алкоголь. И поэтому не могли на нас паразитировать, как на других.

А вот трезвенники — им подошли их тела. И теперь мои соседи, участковый и его коллеги в зеленой униформе, прохожие, учителя и школьники, врачи и водители трамваев — все шли мимо нас, не обращая внимания, и выполняли какую-то, непонятную нам работу. На их головах присосались твари. Но было видно, что все это происходило не бесцельно, не в хаосе, как в броуновском движении (так сказал Пашка, который раньше был учителем физики в школе — умный мужик!). Чувствовалась невидимая рука, что вела людей куда-то…

— Эй, чувак! — пытался я остановить студента, который раньше всегда сидел на скамейке и читал заумные книги. Сейчас он нес железки в сторону склада, где другие пытались что-то смонтировать.

Студент даже ухом не повел. Он шел дальше. Хотя раньше подкидывал мне банкноту на пиво.

Я пытался схватить за юбку одну женщину, которая работала менеджером в крутой фирме и всегда обходила меня стороной, когда я клянчил у ее «мерседеса» пару монет на дешевое винцо. Сейчас же она проигнорировала меня, как муха золотое кольцо. Женщина несла какие-то трубы в туже сторону, что и студент.

Мы тут очухались и стали с недоумением озираться. Встали машины и троллейбусы. Не работали магазины, офисы, фабрики. Люди молча несли металлические и пластиковые предметы и сооружали что-то непонятное из них. В одно мгновение город стал чужим и враждебным. Впрочем, нас никто не трогал, не прогонял. Просто не обращали внимания, словно и не было в этом городе.

Мы смотрели, пили из канистры бормотуху с одеколоном, закусывали колбаской и обсуждали. Потом скрутили махорку и затянулись.

Прошло полдня — и все та же картина. Стаханыч сбегал в магазин и вынес оттуда десять бутылей виски, коньяка и джина — вот уж класс! — на нашу радость. Заодно и банки с мясом, капустой, красной икрой — никого в магазине не было, и можно было тащить все без разбору и страха. Мы приложились к бутылкам и упились до чертиков.

Очнулись только через два дня. Первым встал Пашка-бычок. Он оторопело смотрел на гигантские конструкции, что громоздились над городом. Люди продолжали также молча строить. Это пугало.

Пашка разбудил нас, преподнеся к носу текилу — я очнулся сразу. Первым делом опустошил бутылку, после чего крякнул и огляделся. Естественно, меня тоже неприятно это поразило. Какой-то странный муравейник. Поднявшийся со скамейки Стаханыч долго всматривался в эту хренотень, после чего сказал:

— Мужики, что-то с народом стало!

— Ага, — поддакнул я. — Как им на бошки упали эти плоские глисты — так сразу все в дураков превратились.

— А че это такое?

— Не знаю…

— Слушай, может, Фараон знает? — и он ткнул в толпу.

Фараон — это «ветеран» алкоголизма, был в нашей компании, только завязал. Его жена закодировала, и он пять лет как не пьет. Нашел работу на рынке, деньги пошли, приоделся, приобулся, на интеллигента стал смахивать. Нет, нас не сторонился, всегда разговаривал, когда поблизости жены не было, иногда спонсировал на выпивку. Мы его уважали. А Фараоном прозвали, потому что он всегда оборачивался в бумагу, как мумия, после того, как упивался дряни.

Так вот, его мы сразу заприметили среди других, что несли огромную канализационную трубу в сторону агрегата непонятного назначения. Эту штуку построили, пока мы дрыхли на скамейках в парке. Пашка-бычок схватил Фараона за шкирку и повернул к себе.

— Привет, Фараон! Узнаешь? — заорал он прямо в лицо другу.

Тот отрешенно смотрел на бывшего собутыльника, и пытался вывернуться и пойти дальше.

Тут Стаханыч с другой стороны подскочил и схватил его за руку:

— Эй, ты чё, совсем очумел своих не узнавать? Сколько лет, сколько зим…

Фараон никак не хотел общаться с нами, все тянулся в сторону работавшей толпы идиотов. Меня это разозлило, мол, совсем зазнался? На штуку на его башке мы не обратили внимание.

— Ребята, держите его! — заорал я, открыл бутылку «мартини» и подпрыгнул к Фараону. Силком открыл ему рот и стал вливать жидкость. Она заполнила гортань, лилась через край, и Фараон, чтобы не задохнуться, вынужден был ее сглотнуть.

Присосавшаяся к его макушка тварь запищала так тонко, что стало больно ушам.

— Ага, не нравится ей! — кричал Стаханыч. — Лей, Тимка, ему в глотку побольше!

Я вылил все «мартини», потом откупорил пиво. Но уже хватило, чтобы тварь шлепнулась на землю, шевелясь в агонии. Пашка-бычок хотел было ее раздавить, но…

Это сделал Фараон, который очнулся и с криком:

— Ах, гадина! — и стал прыгать на ней, пока не превратил ее в какую-то кашицу.

Потом огляделся, увидел нас, заплакал, то ли от облегчения, то ли от радости.

— Братцы… Братцы… — только мог сказать он. Я поднес ему баночку «Туборга», и тот выцедил все. Слезы лились с его глаз, и после слова «братцы» появилось еще: «вы спасли меня… вы спасли меня»

— Во-о, очнулся, к нам вернулся, — с удовлетворением сказал Стаханыч. — Мы сейчас тебя покормим…

Пока он открывал банку маринованных огурцов, а Пашка-бычок наливал ему в граненный стакан «Русскую водку», Фараон пришел в себя и стал рассказывать невероятные вещи.

Оказывается, то, что люди носят на головах, это паразиты. Но разумные. Они вообще-то инопланетяне. Жили за сорок парсеков от Земли, на какой-то жиже-планете, пока их Солнце не погасло. Тогда они построили корабли и перелетели к нам. На высоте ста километров люки открылись, и существа стали планировать на все живое, что могло передвигаться. Даже акул и барракуд оседлали. Практически все люди оказались под властью инопланетян, присосавшихся через прутики прямо в мозги. Теперь они жили в симбиозе с организмами планеты Земля.

Единственное, что было защитой от них — алкоголь. В их обмене веществ напрочь отсутствовал алкоголь, более того, он был ядом. Поэтому алкоголики оказались вне сферы их интереса.

— А че им надо? На хрен к нам пожаловали? — спросил Стаханыч, вилкой протягивая огурец.

— Им нужна наша планета, — плача и кусая огурец, рассказывал Фараон. — Своей-то уже нет — вся замерзла. А наша оказалась для них почти пригодной…

— Что значит «почти»? — в недоумении спросил я.

— У них была баня, температура около восьмидесяти градусов, сплошная влага, — пояснил Фараон. — И чтобы превратить Землю в подобии их родины, они решили искусственно поднять температуру планеты. Для этого и создаются везде эти агрегаты, — и он указал на гигантские конструкции. — Это по всей Земле теперь. Устройства выделяют парниковый газ, который за год поднимет температуру до нужной…

— А мы?

— А мы все умрем, так как не сможем жить в таких условиях, — уже навзрыд плакал Фараон. — И никто не способен остановить этот ужас! Их миллиарды, а мы послушны. Невозможно сопротивляться их воле.

— Но тебя мы-то спасли, — хмыкнул Стаханыч.

Довод был серьезный, и за это нельзя было не выпить. Мы выпили вчетвером две бутылки, после чего стали обсуждать проблему.

— Может, всем начнем вливать водку в рот? — предложил я.

Идея никому не понравилась.

— Ты чего — с ума сошел? — возмущенно произнес Пашка-бычок. — На всех водяры не хватит! А нам самим что потом пить?

Аргумент оказался сильным, и я согласился. Точно, нельзя насильно заставлять пить… трезвенников. Они хотели быть такими — вот и получили подарок с небес! Пускай сами и расплачиваются за свой здоровый образ жизни. А мы пили и будем продолжать до самой смерти…

— Хотя осталось нам жить более года, — печально произнес Фараон.

Стаханыч хлопнул его по спине:

— А хрен с человечеством! Мы не спасатели! Нам и года хватит — все магазины теперь наши! Там спиртного столько, что на остаток жизни хватит, а что будет дальше — по фигу! Мир нами не интересовался, и мы не станем за него бороться!

— А ведь правильно, братцы, — ожил Фараон. — Тут миллиарды литров бухла! Нам море станет по колено! А за человечество мы не в ответе! Раз суждено погибнуть — пускай так и будет! А мы за год упьемся до гроба… И хрен с женой — заставляла меня молоко по утрам пить! А я, братцы, ненавижу молоко!

— До бани! — подняв палец, произнес я.

— Чего?

— Упьемся до бани! — пояснил я. — А молоко вредно для нашего организма! Мы же не бейби, нам нужен сурьёзный напиток!

Мы захохотали и пошли мимо работавших людей-зомби в сторону супермаркета, где был большой винный отдел. Пашка-бычок включил старый магнитофон, полилась песня про то, что губит людей не пиво. Для нас теперь бутылка стала жизнью, защитой от того кошмара, что творился вокруг нас. Этот мир не принадлежал теперь людям.

Мы решили: умирать — так с музыкой!

(20 июня 2012, Элгг)

История дедушки Иброгим-бобо

(фантастический рассказ)

Ах, жизнь ныне совсем иная, не такая, какая была сорок или шестьдесят лет назад. Тогда мы слово «трактор» не знали, тем более, не представляли, что из себя сея машина представляет. А теперь в нашем кишлаке только на тракторах и катаются. Да и я тоже знатный тракторист, вспахиваю поля, засеваем хлопок и пшеницу. Богатый урожай собираем, родину обеспечиваем нужной продукцией.

Дети мои пошли в меня — тоже трудолюбивые. Правда, несколько в иной части. Старший сын — конструктор самолетов, работает в Ташкентском авиационно-производственном объединении имени Валерия Чкалова; средний — испытатель космических кораблей, на космодроме «Байконур» служит; младший — инженер-электронщик, разные автоматические приборы создает в НПО «Кибернетика». И внуки мои пошли в них — все с техникой увлекаются, что-то собирают, монтируют, делают, в институтах учатся, дипломы защищают. Уверен, что выйдет из них толк, тоже пользу стране принесут.

Сейчас они все живут в городах нашей необъятной родины, но иногда приезжают в наш кишлак, в гости. Проведать нас, родителей-пенсионера, чтобы не скучали, не ворчали, мол, позабыли предков, помочь не хотят. Хотя я лично не ворчу ни на кого, и сам не люблю дома сидеть, все равно вывожу в поле свой старенький трактор «Беларусь», взрыхливаю почву, удаляю сорняки, прокладываю канавки для воды. Труд — лучшее занятие для мужчины. Моя жена раньше бухгалтером работала, ныне тоже бегает в колхозное управление, помогает молодежи со счетами и проводками.

Только нынче немного трудноватые времена настали — запчастей не хватает. Наш бригадир бегает по машинно-тракторным станциям, все пытается нужные детали раздобыть, а ему отвечают: подождите, не получили еще с заводов, какие-то проблемы с предоплатой. Оказывается, реформы что-то там замутили, из-за этого нестыковки идут. Пока там наверху с ними разбираются, концы с концами сводят в планировании и организации снабжения, в колхозе свои проблемы. Большая часть техники вышла из строя, а замены им нет. Даже мой старенький «ослик», как я нежно называю свой трактор, встал как вскопанный, не хочет работать. Я поковырялся в нем, понес главному инженеру проржавевшие и изношенные детали, а тот посмотрел на них, махнул рукой:

— Что вы, Иброгим-бобо, эти детали никто уже не выпускает. Ваш трактор давно хотели списать, да только вас жалели, не трогали. А теперь, извините, пора в утиль, на металлолом! Может, купим новый…

— Когда? — интересуюсь я, на что получаю туманный ответ:

— Ну… может в конце года… или через год… С поставками сложновато ныне… Иброгим-бобо, лучше вам идти домой, как что-то произойдет хорошее — вам сообщу. А вообще, в ваши семьдесят три года можно отдыхать, не думать о производстве, — хмыкнул инженер. — Вы свое и отвоевали, и отработали.

Вздохнул я и пошел домой. Ну, воевал я против фашизма неплохо — три ордена, десять медалей, до Будапешта дошел, танк мой хоть и имел пробоины, однако всегда оставался в строю. И работал после войны не плохо — почетные грамоты и премии, орден «Знак почета». Но все равно скучно дома сидеть, да ворчание жены слышать. А тут на майские праздники сыновья с детьми приезжают ко мне. Дом ожил, моя старушка забегала, прибирается, готовит вкуснятину, однако невестки ее с кухни прогнали, сами все делают: убирают, стирают, обед готовят, продукты с базара приносят. Мужчины по дому ходят, в порядок приводят: новый генератор поставили, электропроводку натянули, освещение установили в темных местах. Даже спутниковую антенну укрепили на крыше дома — это чтобы я смотрел индийские или арабские фильмы. За короткое время превратили мой дом в настоящий эмирский дворец, хе-хе…

— Отахон, это вам, отдыхайте, — говорят мои сыновья, показывая на огромный телевизор, что прикрепили на стене, а внуки асфальтируют тем временем дорожки, канализацию переделывают, новые фильтры вкручивают. Любо-дорого смотреть, какие умелые руки у моих детей.

Вечером, все собрались у дастархана, ужинаем — плов, лепешки, салаты, душистый чай, фрукты и сладкое. В гостиной ярко горят лампы, что от солнечного генератора электричество получают. Телевизор японскую мелодраму показывает. Беседуем за едой. Женщины, правда, о своем — о моде, новых платьях и ювелирных изделиях, а мужчины — о современной технике. Сетуют тут мои сыновья:

— Ах, прогресс технический замедлился, не можем удовлетворить растущие потребности экономики в хорошей технике, в частности, для нужд авиации. Пассажиропоток и грузообороты растут, а лайнеры до сих пор старой модели клепаем. Непорядок. Хорошие самолеты требуют мощных двигателей, а с ними проблемы. Конструктора не хотят новое изобретать, все старое пускают в дело, мол, проверенно временем, надежно. А у французов ныне аэробусы по четыреста человек на борт берут, дальность полета — десять тысяч километров!

— Да. И у нас такая же история, — поддерживает старшего брата средний. — До сих пор «Союзы» в космос запускаем, тогда как у американцев — спейсшаттлы, корабли нового направления. Нам бы тоже нечто подобное создать… Мощное. Чтобы могли на орбиту поднять двести, а то и четыреста тонн за один запуск! Тогда и до Марса рукой подать…

— Нужна вам, братья, антигравитация, — задумчиво произносит третий сын. — Антигравитация — вот что обеспечит вам рывок в будущее.

Тут в разговор вступились внуки, стали свои мнения выдавать. Спор пошел. Я слушаю их и ничего не понимаю. Пытался о своих проблемах сказать:

— У меня тут трактор сломался…

— Ах, отахон, какой тут трактор! — отмахнулись от меня. — Ныне трактор — это прошлый век, о нем даже говорить не хочется. Это все равно что вместо станка с числовым управлением использовать каменный топор для обработки деталей в космонавтике! Вот наладим новую технику, получите супертрактор, где только робот будет, а не человек!

Не обиделся я на них, понимаю, что они решают более серьезные дела, важные для страны, а я к ним с дурацким трактором влезаю. Вышел на кухню, смотрю — там младший внук прикручивает какую-то деталь к плите. «Бобо, теперь можно обед еще с микроволнами готовить, я вам тут мощный генератор установил. Еда будет более вкуснее», — улыбаясь, говорит он и складывает инструменты в чемоданчик. Не стал пока спрашивать, о чем это он, а лишь поинтересовался:

— Внучек, тут все говорят об антигравитации… Что это? Просвети меня.

Тот поднял на меня глаза, почесал затылок, а потом отвечает:

— Бобо, вопрос не простой… Образования у вас недостаточно для пояснения сложных физических законов… Это вам не трактор — это сложная теория гравитации…

— Ну, внучек, ты мне просто скажи, что это… двумя-тремя простыми словами…

Внук почесал уже лоб, после чего сказал:

— Гравитация — это то, что притягивает к земле, а антигравитация — отталкивает. Можно поднимать грузы и летать в иные миры за счет силы, что противоположно гравитации, как, например, на теплом воздухе в небо поднимается шар. Но таких машин еще не существует. Все это теория… можно сказать, фантастика! Хотя ученые над этим работают. Кто создаст такой двигатель — завоюет мир, в хорошем смысле. Не нужны будут двигатели внутреннего сгорания, что загрязняют окружающую среду, да и электрические, требующие много энергии, окажутся не восстребованными. Антигравитационные, используя только силу природы, мощь Земли, будут двигать транспорт, станут двигателями в бытовых приборах… Тогда начнется новая эра в человеческой цивилизации.

Сказав это, внук вышел из кухни, а я остался один, обдумывать услышанное. Конечно, ничего в теории гравитации не понимаю, однако мысль сама понравилась. Вот бы смастерить такое, чтобы могло и двигать, и поднимать, работу делать. Какая помощь нашему колхозу! Вместо старых тракторов новые, с антигравитационными моторами. Им и солярки не нужно, и электричество ни к спеху. Только за счет антигравитационных полей осуществлять движение.

Когда сыновья с семьями уехали обратно в свои города, а старушка занялась по дому, то я вернулся к сараю, где находились инструменты, всякое там железо, барахло, вобщем. Раньше там я держал свой старенький «Москвич», да только его потом подарил школе, чтобы детей можно было отвозить куда-нибудь. Мне-то автомобиль ни к чему, дальше села не езжу. А если и нужно, то всегда автобус есть, ходит он по расписанию, всегда добраться до райцентра можно.

Присев, стал я ковыряться в груде всякого старья. Нашел радиоламповый приемник, генератор, проволоку, трубы, автозапчасти, в частности, спидометр, тахометр, устройство для зарядки и многое другое. Хотел я как-то все это на металлолом сдать, да руки не дошли. А сейчас идея возникла, как молния проскочила. Сам того не понимая, стал я собирать все в одну цепь, схему создавать. Никакой науки, никаких экспериментов, просто смекалка и жизненный опыт. Работа ладилась, благо электросварочный аппарат был еще, а со сварочными работами был знаком давно, еще с армии. За три дня кропотливой работы получилось у меня устройство. Не хотел о нем никому говорить, даже жене-старушке — та меня вообще засмеет, решит, что муж тронулся умом от старости.

Потом пошел к соседу-учителю и взял у него арбу. Вообще-то она ему от деда досталась, да только не приделе ныне. Никто на арбе в наш технический век не ездит. Сосед с радостью скинул мне этот хлам, ибо загромождал ему хлев. Он мне еще ишака хотел дать, чтобы арбу тянул, но от животного я отказался, мол, пока не нужен. Ведь не стану ему говорить, что с антигравитацией дела имею. Вечером на арбу свой механизм и прикрепил, прикрыл все брезентом. Пошел ужинать, благо с кухни шел аромат чучвары.

Когда стемнело, вывел арбу с моим изобретением на поле. Уселся я, взял в руки руль, потом включил мотор. Замигали лампы, что с радиоприемника, зафырчал генератор переменного тока, загудели антенны. Немного искривилось окружающее пространство — это были, наверное, силы антигравитации. Медные пластины покрылись желтым сиянием, и арба… легко поднялась в воздух. Я не удивился, ибо этого и ожидал. Потянул рычаг, и поднялись еще выше — метров на пятьдесят.

С этой высоты видел я наш кишлак. Как красив он. Домики старинные в нашей части, сооружены из глины и дерева, а вот за школой уже новые, кирпичные, там строительство идет, в следующем году мы туда переехать должны. Председатель колхоза обещал мне лично ключи от пятикомнатного дома вручить, как ветерану войны и труда. Хотя мне нравится мой, что от прадеда остался в наследство. Я в нем много десятков лет прожил, жалко…

Вижу дороги прямые, освещаются фонарями на столбах. Туда-сюда шныряют автомобили. На шоссе мелькают огоньки — это автобусы и грузовики мчатся. В ночном небе пролетел самолет, его самого не видел, только мигающий красный огонек свидетельствовал о его существовании. Я потянул ручаг еще к себе, и арба взмыла к облакам. Здесь было холодно, ветер гудел в ушах. Даже птицы сюда не добирались. Хорошо что с собой трактористскую телогрейку захватил, да шлем с очками. Быстро надел.

С четырехкилометровой высоты видел я весь наш район, даже горы казались ближе. Красота. Вся долина усыпана огнями, словно алмазами. Живут и трудятся внизу мои соотечественники, советские люди. Строим мы справедливое и счастливое общество. Главное, чтобы не было войны, а проблемы как-нибудь разрешим, ведь для того человеку разум дан, да умелые руки. Арба спокойно прорезывала облака, летела с небольшой скоростью, хотя я мог превратить его в лайнер или в ракету. Только зачем? Куда мне лететь на старости лет? На Луну?

Я поднял голову. Луна ярко светила надо мной, сиянием даже затмевая звезды. Да, на арбе можно было добраться до нее, только ведь там еще холоднее. Туда космонавты летают, а мне делать нечего, нет у меня ни специальной подготовки, ни знаний, ни навыков для выполнения космической миссии. Уж этим пускай мои сыновья и внуки занимаются, не зря они о других планетах мечтают, конструируют аппараты.

Вздохнув, я отжал от себя рычаг, и арба плавно спланировала на поле. Там у кромки находилось мое хозяйство — старенький неработающий трактор, и культватор. Я быстро прикрепил культиватор к арбе и завел мотор. Арба бесшумно потянула сельскохозяйственный механизм. За какие-то двадцать минут я вспахал поле, хотя раньше у меня на это уходило меньше трех часов. Вот что делает антигравитация! Теперь здесь можно сажать бахчевые культуры, людей радовать арбузами и дынями.

Когда я закончил, то вернулся домой. Вкатил арбу в сарай, прикрыл брезентом и пошел спать. Жена видела уже десятый сон и проворчала, не открывая глаз, что черт меня старого заставляет шастать по кишлаку в такое время суток! Я ничего не ответил, только улыбнулся. Мы с ней пятьдесят лет, и все равно любим друг друга. И дети у нас хорошие, невзгоды стороной прошли, так что жизнь славно прожили.

Засыпая, я подумал, может главному инженеру про антигравитацию рассказать? Только решил не торопиться с этим. Инженер — человек серьезный, кандидат технических наук, меня слушать не станет, да и на аппарат время тратить не будет. Также и сыновья с внуками отреагируют. Ведь я старый для технического прогресса. Сами посудите — какую антигравитацию они увидят в агрегате из радиоприемника, автодеталей, металлолома, антенн и приборной доски с «Москвича»? Я им даже принцип действия пояснить не смогу, ибо нет у меня ни знаний, ни образования соответствующего. Физику в школе я не учил… Тогда не было ее у нас…

«Буду тихо сеять и пахать, в ночное время», — решил я. Пускай это останется моей тайной. Маленькой, но полезной для колхоза. А дети мои пускай серьезными делами занимаются — ракеты и самолеты конструируют.

(5 мая 1988 года, Ташкент)

Формула плова

(фантастический рассказ)

…Куски мяса упали на раскаленный казан, и тот час запрыгали как лягушки, зашипели, разбрызгивая во все стороны масло. Пошел густой сизый дымок — явное свидетельство того, что растительное масло оказалось накаленным до нужной степени, и процесс жарки будет таким, каким он должен быть для плова. Ошпоз Ибрагимбек-ака, толстый и невысокий мужчина, улыбаясь золотыми зубами, бросил вслед тонконарезанный лук, а затем стал мешать все капкиром. Рядом стояли два товарища, судя по экипировке — механизаторы, которые поддерживали кулинара возгласами:

— Яхши ош булади! Хорошо начали, вкусно получиться, Ибрагимбек-ака!

Ошпоз кивал головой и продолжал мешать, стараясь, чтобы мясо и лук хорошо прожарились. Затем он достал из свернутого в кулек газеты восточные приправы «зира» и «кинза», и аккуратно посыпал в котел. В нос ударили мягкие ароматы благовоний, и стоявшие мужчины, крякнув, заявили, что неплохо бы поддержать процесс стопочкой водки. Один из них откупорил бутылку «Столичной», разлил в маленькие пиала, после чего протянул сначало Ибрагимбеку-ака, вторую — товарищу и лишь третью взял себе. Пробормотав что-то, они рязом выпили и закусили салатом из свежих помидоров и огурцов. Ошпоз вернул чашку и продолжил приготовление плова — самого традиционного и популярного блюда в Средней Азии. Когда мясо хорошо прожарилось, следом в котле очутились нарезанные стружки моркови, а через некоторое время — вода, розовый рис. Для вкуса Ибрагимбек-ака также не забыл положить луковицы чеснока, айву, кишмиш, горох «нохат».

Все происходило у сельской ошхоны, за стенами которой начиналось хлопковое поле. Там бороздили белые просторы голубые корабли — хлопкоуборочные комбайны. Водители крутили баранку, нажимали рычаги, но при этом бросали взгляды на столовую, явно улавливая носом ароматы приготовляемого блюда. Пока Ибрагимбек-ака укладывал крышку на котел, чтобы рис проварился, его товарищи обсуждали последние события в колхозе, а из радиоприемника лилась песня группы «Ялла». Погода стояла теплая, пускай и осенняя. Но в Средней Азии это время года считалась «золотым» — поскольку базары ломились бахчевыми культурами, овощами и фруктами, и цены на них были вполне доступными как для местного населения, так и гостей.

Солнце начинало припекать, облака словно разогнал какой-то чародей, небо было голубым. И в это время часы показали двенадцать, к ошхоне стали стекаться колхозники, чтобы пообедать. И не зря все шли сюда, где Ибрагимбек-ака приготовил для них вкусный плов, а его помощник в тандыре испек лепешки. Чайханщик Эркин-ака уже подавал механизаторам и водителям грузовых машин чайники с горячим зеленым чаем. Но в этот момент ошпоз открыл крышку, и по столовой поплыли аппетитные запахи приготовленного блюда. Люди аж застонали от предвкушения поесть плов, у некоторых слюни потекли. Ибрагимбек-ака стал перемешивать рис…

Проектор отключился, и экран погас. Я сидел в кресле, сжав голову ладонями, и не мог придти в себя от увиденного, того, что десятки лет назад снимал на видеокамеру мой дед. На Востоке говорят: «Сколько раз не говори халва, слаще во рту не становится». Я же, наоборот, от просмотренного, чувствовал во рту вкус незнакомого мне до сей поры блюда. Того блюда, что готовили мои предки в далеких 1980-х годах на территории Ташкентской области. Ныне то ли рецепт был утрачен, то ли продуктов таких не было. На всякий раз мой запрос в столовую мне дежурный повар злым голосом отвечал:

— Ты с ума сошел — какой на хрен плов?! Ешь то, что подают. А не хочешь — ходи голодным!

Так было до той поры, пока я не встретил директора нашего учреждения. Тот выслушал меня в своем кабинете, подумал несколько минут, после чего сказал усталым голосом:

— Ровшан, я тебя понимаю. Я тоже хотел бы попробовать борща или куксу, но это не так просто. Сам пониманешь, время не то. Но я обещаю, что твоя просьба не останется без внимания, думаю, удовлетворить твою просьбу удасться. Ты работаешь хорошо, и администрация нашей станции не может отказать тебе…

Я долго благодарил его, по-восточному приложив ладонь к сердцу, и вышел из кабинета. Массивный стальной люк закрылся за мной автоматически. Я же пошел в отсек, где работал механиком и поддерживал работу ядерного реактора. И следя за данными приборов, подкручивая рычаги и меняя прокладки в уже прокоррозенных трубах, продолжал мечтать о плове и думать, как же хорошо жилось много-много лет назад в солнечном и благодатном Узбекистане.

Не прошло и недели, как мне в комнату по трубам пневматической почты пришло письмо. Вообще-то это было приглашение отведать плова, который приготовили мне по спецзаказу повара нашей столовой. Меня ждали в двенадцать часов дня, и к этому времени я успел привести себя в порядок, погладил костюм, начистил ботинки. Галстук хотя и не подходил по цвету, однако другого у меня не было, и я все равно накрутил его на шею — сейчас никто не смотрит на модные течения, носят то, что имеют.

В назначенное время я был в столовой. Вентиляторы накачивали свежий воздух, а специальные приборы очищали его от бактерий и неприятных запахов. Играла песня той самой «Яллы», что я слышал в старой кинохронике. Рядом у раздаточной машины стояли повара в комбинезонах и перчатках. Вообще-то они были специалистами по генной инженерии, биологии и лишь один из них действительно имел диплом кулинара. В столовой горели неоновые лампы, иллюминаторы были закрытыми. Одна стена иммитировала природу: речку, чинары, кустарники, солнце и облака; где-то скользили змеи, в небе летали птицы, по горным тропам двигались ослы с хворостом на спинах; их погоняли пастухи в полосатых чапанах и тюбетейках. Вообще-то это была видеоиллюзия, которую нам проецировал проектор, но такая иллюзия вносила спокойствие в наши души, раслабляла после долгого и напряженного рабочего дня. Психологи рекомендовали каждому в своем жилище настраивать подобные картины. Кому-то это нравилось, а у кого-то вызывало раздражение…

— Ровшан, пробуй свой заказ, — весело произнесла женщина по имени Марина, врач. Она всегда делала анализы того, что люди должны были кушать. Стоявшие рядом товарищи закивал, мол, давай, приятель, не стесняйся, присаживайся за стол.

Дважды повторять приглашение мне не нужно было, и я сел. Мне подтолкнули герметичную металлическую емкость. Горел зеленый сигнал, означающий, что блюдо готово. Я посмотрел на Марину. Та поняла мой вопрос и ответила:

— Мы нашли стариную книгу, называемую «Восточные блюда», и полный рецепт плова. По нему подобрали ингредиенты и приготовили. Все пропорции и технология сохранены… Так что пробуй, выскажи свое мнение…

У меня в голове мелькнули картины сельской столовой, веселые лица механизатора и добрая улыбка ошпоза Ибрагимбека-ака, моего прадедушки. Лица же поваров сегодняшего дня были напряжены, суровы. Вздохнув, я решительно открыл емкость и взглянул внутрь.

То, что узрели мои глаза, мало напоминало то, что ранее демонстрировал проектор. Точнее, вообще ничего не напоминало. Да, запах был какой-то, но был ли он от плова, я не знал, ибо вообще никто никогда на станции не ел этого блюда; даже теоретически не мог его представить — наше обиталище всегда было стерильным, без каких-либо посторонних запахов. Я ложкой черпнул в полужидкое мессиво красно-желтого цвета и приподнес к языку. Капли тягуче стекали с ложки. Я осторожно лизнул так называемый «плов».

Он был безвкусным. Никаким. Словно это был не плов, а какая-то резина… Протекторы от колес и то имели какой-то вкус.

— Ну, как? — встревожилась Марина, заметив перемену в моем лице. — Не совсем точно? Не тяни, говори!..

Я проглотил с ложки порцию «плова». По пищеводу потекло нечто непонятное, и с другой стороны, практически мало отличимое от того, что я ем каждый день здесь. Просто иной был цвет и форма пищи. И плюс аромат.

— Это не плов! — решительно сказал я, бросая ложку на поднос. — Это растворенные медузы!

Повара стали переговариваться друг с другом, явно, смущенные результатом, хотя один из них громко сказал: «Были бы настоящие медузы — я испек бы вам деликатес!». А потом они перешли на шопот. До меня доносились фразы о том, что не выдержана формула основного компонента, давление низкое и высокочастотные волны не тех диапазонов, ароматизаторы подобраны некорректно, а также мало протеинов и аминокислоты не того порядку. Короче, складывалось впечатление, что говорили не кулинары, а биохимики. А мой прадед ничего не знал об этой науке, и спокойно жарил мясо и лук! Тут Марина обратилась ко мне:

— Тогда ты выдай нам формулу плова! Ты знаешь, как мы старались, сколько расчетов проивели, какие только эмульгаторы не испробовали! Мы не алхимики, чтобы варить то, о чем не имеем представление! Кулинария — это тебе не прошлый век, а современная наука! Может, с молекулами недоработка…

— Так сделайте мне по науке нормальный плов! — заорал я, стукнув кулаком по столу. Посуда задребежжала. Повара испуганно отпрянули от меня, один из них нажал на кнопку, видимо, вызывая милиционера. — Мой прадед Ибрагимбек-ака был великим ошпозом, готовил плов так, как это было принято в Узбекистане! А вы что сварганили мне?

— А из чего он делал? Какие химические вещества применял? — спросила Марина, доставая блокнот и шариковую ручку. — Говори, мы повторим эксперимент с твоими вводными данными…

— Нужна баранина или говядина! — разъяренно говорил я. — Свежее мясо! С жиром!

Повара расстерянно переглядывались. Марина нервно кусала губы.

— Нужен лук! Свежий лук! Чеснок! Рис! Масло! Растительное масло!

Люк открылся, и в столовую вошел служитель порядка, в полном комплекте. В его руке был электрошокер, за поясом — наручники. Он подошел ко мне, видимо, намереваясь успокоить меня, но Марина знаком остановила его: подожди, дай человеку высказаться! Я же, распаляясь, продолжал:

— Нужны приправы! Восточные приправы!

— Ага, ясно! Только нужна их формула!

— Какая к черту формула! Мясо из животных! Приправы — из растений! Лук — с грядки! К плову полагается салат из помидоров, лука и огурцов, он называется «ачик-чучук»! Так говорят в том видео, что в моем проекторе! Да, еще… хорошо бы водку!

— Ну, ты, братец, погнал! — обалдело произнес милиционер. — Водку ему подавай! Огурцы! Лук! Фантастики насмотрелся что ли?

— Все это было! Это было у нас! — орал я. — Я работаю много лет, и лишь один раз попросил приготовить мне плов. А не эту бурду! — и я в ярости оттолкнул от себя емкость. Та упала на пол и с грохотом покатилась по металлическому полу. Из нее вытекала желто-красная каша. Повара завопили и упали на колени, пытаясь собрать лопаточками драгоценные вещества.

— Приведите его к порядку! — орал кулинар, лицо которого было бледно. Милиционер пожал плечами, подошел ко мне и приказал протянуть руки. Когда я это сделал, то на моих запястьях защелкнули наручники. Меня, ох, ожидал суд и последующая кара. Что именно, было неизвестно, все решит судья.

Неизвнестно, чем бы все закончилось, если бы не появился директор. Он все видел через экраны внутренней телетрансляции и пришел вовремя. Он приказал милиционеру освободить меня, видимо, не считая, что следует судить за такой проступок. Потом положил мне руку на плечо, подвел к иллюминатору.

— Смотри, друг мой, — сказал он, нажимая на кнопку. Защитный экран отошел в сторону, и слабый наружный свет проник внутрь столовой. Снаружи бесчинствовала пурга. Все пространство было усеяно снегом. Ни солнца, ни звезд, ни Луны, даже облаков. Только темная полоса на горизонте. Из внешних динамиков раздавался ужасный рев. Датчики показывали, что там, за стенками, минус сто двадцать градусов по Цельсия. Мрачное зрелище. Тоска сразу сжало мое сердце.

Я впервые видел то, что было за станцией, и меня это потрясло до глубин души.

— Бог ты мой, — сумел только выдавить из себя. — Что за кошмар? Это тоже видеопроекция?

— Нет, это реальность! Мы находимся на том месте, где твой прадед когда-то готовил плов для колхозников и своих друзей, — печальным голосом произнес директор. — Увы, Ровшан, того мира, что в твоем фильме, не существует. Наши предки погубили планету. Ты знаешь, что такое ядерная зима?

— Нет…

— Это то, что ты видишь! Ядерная энергия вышла из-под контроля человека! Что-то их спровоцировало — то ли вспышки на Солнце, то ли изменение геомагнитного поля Земли — никто точно не знает, и вряд ли мы когда-нибудь узнаем. Бабахнули атомные станции, реакторы, в том числе на подлодках, а также оружие. Взрывы подняли в небо сотни миллионов тонн пепла и земли, скрыв свет солнца. Температура стала падать, замерзло все. Вымерли животные, растения, птицы и рыба. На планете нет жизни. Она есть только на таких как наша станция. Но и их не более трех сотен на всю Землю!

Я молчал.

— У нас одинаковая пища. Мы синтезируем все из органики, из того, что можем добыть. Твой плов — это переработанное дерьмо, моча, плюс химические вещества, которые дают вкус, и кое-что из оранжереи. Но выращиваем то, что трудно признать в них баклажаны, редиску, картофель. Точнее, это мутанты, которые мало пригодны для человеческого метаболизма. Просто мы вытягиваем из них более-менее съедобные субстанции. Эрзац-продукты, но другого у нас нет!

Все стояли и тоже слушали речь директора. Они-то знали больше меня, и поэтому вопросов не задавали.

— Поэтому мы можем только мечтать о плове. И, может, наступит день, когда зима прекратиться, солнце вновь появится на небе, и мы сможем выращивать рис, пасти скот на полях, наслаждаться овощами и фруктами из садов…

— А когда это будет? — с надеждой спросил я.

— Ты не доживешь до этого, не стану скрывать. И твои внуки тоже. Не менее трех тысяч лет надо ждать… Вот так вот, друг мой Ровшан, — и директор, протерев платком слезы, выступившие в уголках глаз, вышел из столовой. Вслед за ним, погрозив мне пальцем, мол, больше не буянь, двинулся милиционер.

Повара собрали с пола кашу, вылили ее в очищающу машину, чтобы потом приготовить другое блюдо для очередной смены ремонтников. Биовещества были здесь на вес золота. Марина печально сказала мне:

— Увы, такова наша жизнь… Но ты фильм своего прадеда оставь потомкам. Чтобы они знали, как готовить настоящий плов!

Я слабо улыбнулся ей. В ее словах был смысл. Плов — это блюдо будущего. Мне же жить в настоящем ужасном времени и месте, и глотать то, что делают биохимики. Двадцать первый век только был в начале своего времени.

(19 октября 1989 года, Арнасайский район)

Благодарная муха

(Фантастическая юмореска)

Я потянулся было к граненному стакану, полному портвейна, но заскрежетал зубами: по каемке стекла ползала большая жирная муха. Ее сетчатые глаза были нереально большими, и в них я видел, как в зеркале, свое небритое и помятое лицо.

— Ах, черт тебя побрал! — сердито произнес я, озираясь в поиске того, чем можно пришибить обнаглевшее насекомое. Противно пить после того, как там свой хоботок опускала муха, которая до этого, наверняка, ползала по дерьму на улице. Миллиарды микробов и всяких там микроорганизмов — мне в желудок? Дизентерии или гепатита потом не оберешься!

Муха остановилась и, как мне показалось, посмотрела в мою сторону, словно понимала мои эмоции, даже лапками помахала. Тут я нашел газету «Правда Востока», в котором сообщалось об очередных успехах узбекской модели развития и встрече президента Каримова с каким-то заезжим сенатором из США. Читать эту лабуду не хотел, но вот как оружие возмездия бумага могла быть использована. Быстро скрутил ее в трубку и замахнулся…

— Ты всерьез думаешь, что можешь меня убить? — услышал я отчетливый голос с металлическим оттенком, словно это говорил робот. — Не валяй дурака!

Я подпрыгнул как ужаленный. На кухне кроме меня никого не было. Кто это мне сказал? Я вышел в коридор — там пусто. Заглянул в гостиную и спальню — там тоже ни единой души. После чего открыл входную дверь и высунул голову на лестничную площадку. Было тихо — соседи сидели по своим каморкам и не интересовались моей жизнью.

— Блин, показалось, — произнес я, прикрыл дверь и вернулся на кухню.

Муха продолжала сидеть на стакане и — вот уж наглость! — отпивать бурую жидкость, которая принадлежала мне. На мое изумление, она отпила не менее одной четвертой части, но при этом сама нисколько не увеличилась в размере. Разозленный, замахнулся вновь… и услышал:

— Слушай, придурок, хватит махать газетой! У тебя что, проблем нет?

Я в бессилии сел на стул. Разные мысли полезли в голову: итак, у меня «белая горячка»! Допился! Хотя я редко употреблял алкоголь, но, оказывается, полторы бутылки портвейна достаточно, чтобы подхватить психическое заболевание. Видимо, мне мерещаться разговоры с потусторонним миром. Вот сейчас чертики вылезут из холодильника — и можно вызывать «Скорую помощь». Лет десять мне точно находится в закроытом заведении в усмерительной рубашке.

— Вот и хорошо, что успокоился!

Единственным живым существом на кухне была… муха. Но ведь она не способна воспроизводить человеческую речь.

— Это ты со мной разговариваешь? — обратился я к насекомому, представляя себя со стороны: тридцатипятилетний мужчина спрашивает муху, словно это человек — ну, точно первый признак психического расстройства. Мои недруги станут от радости протирать ладошки, когда до них докатит эта весть.

И услышал:

— А что, кроме нас с тобой здесь кто-то еще есть?

Логично, никого… Муха покрутилась на месте и опять забросила длинный хоботок в мой стакан. Жидкость заметно убывала из емкости. Такого мне раньше наблюдать не приходилось.

— Эй, подожди, кто тебе разрешил пить мое вино?

Муха остановилась и как бы в недоумении поинтересовалась:

— А разве нужно спрашивать разрешение?

— Конечно! — разозлился я, причем не от того, что веду беседу с жалким созданием, а от того, что кто-то нагло бухает из моего стакана, то есть потребляет вино, купленное мною на мои же последние деньги! А мне ничего не останется!

— Это моя собственность! Так что, дорогая… муха, извольте вначале спросить, могу ли я позволить тебе пить это вино…

И я шлепнул газетой по столу! От удара «колеса» копченной колбасы подпрыгнули и закатились за бутылку.

Аргумент был сильным! Муха некоторое время молчала, а потом произнесла:

— Верно, я злоупотребила твоим доверием…

— Моим доверием?

— Ну, ты открыл окно, что означает, что я, как и любой другой, могу влететь к тебе и побыть здесь немного, — пояснила муха. — Таковы правила, которые мне втюхивали в высшей школе практических исследований…

— Не знаю, от чего ты решил и кто тебе это втюхивал, что открытое окно означает приглашение всем навозным существам соваться в мою квартиру и, более того, жрать и пить с моего стола! Много чести для вас!

Злость клокотала в моей душе: раз я уже хронический алкоголик, тронулся разумом, то пускай катиться все по наклонной плоскости. Может, я первый буду в истории медицины, кто подробно расскажет психиатру о своих беседах с миром насекомых.

— Эй, эй, уж не унижай меня, если не знаешь, кто я! — возмущенно заверещала муха, и тут ее глаза ярко сверкнули. Это было нечто вспышки лазера, и я в удивлении замолк.

— Я тебе не ваш земной таракан или кузнечик! Я — муха!

Это меня почему-то рассмешило.

— Ха-ха-ха! И что? Какая разница? Все вы для меня противные создания! Вот найду дихлофос и опрыскаю тебя! Тебе место в навозе и разлагающейся плоти, а не в чистой квартире!

Муха неодобрительно произнесла:

— Твои химическое оружие для меня нипочем! Я хорошо защищена! Ты не представляешь, на каких планетах я только не бывала, и какой атмосферой только не дышала. Ваша, кстати, не такая уж агрессивная, хотя и не очень приятная. А что касается чистоты, то я вижу миллиарды пылинок только в этом помещении — о чем ты говоришь? Мои глаза — это мощная оптическо-электронная система, я распознаю даже вирусы!

Меня это смутило:

— Нуууу… правда, я уже три недели не пылесосил… — и тут я спохватился: — Подожди-ка… Ты сказала, что бывала на других планетах? Шутишь.

Ответ показался мне с нотками обиды:

— Какие шутки! Мы, мухи, не шутим! Я вообще-то не ваша земная муха, мы просто внешне похожи! На самом деле я разведчик в планеты… мммм, название тебе ни о чем не говорит, поэтому и произносить не стану. Так вот, я просто телепортировался из соседней галактики, но произошел сбой моего компьютера в скафандре из-за того, что рядом была «черная дыра», и я очутился на вашей планете! Хотя у меня цель была совсем другая. Мне нужно выполнить свою миссию, а я торчу здесь и трачу время на беседу с тупым землянином, который махается бумагой и говорит о чистоте в навознике!

— Извини, брат по разуму, — усмехнулся я. Муха сумела меня подколоть. — Я конечно, не звездопроходец, а всего лишь неудачный менеджер обанкротившейся фирмы! Поэтому мне жаль, что тебе не попался лауреат Нобелевской премии, который понял бы все с полуслова! И вы могли бы общаться на более высокие материи!.. Так что теперь?

Муха вздохнула:

— Теперь нужно ввести новые данные в компьютер, после чего совершу новый гиперскачок. Надеюсь, что ошибок не будет больше, и я достигну точки назначения. А то там работа кипит, а я тут… Ладно, поясню… Но для этого необходимо зарядить мой реактор, который работает на той жидкости, что я поглощаю с твоей стеклянной емкости!

— Это портвейн что ли является топливом для твоего двигателя! — поморщился я. Что-что, а фантастикой в детстве увлекался и многое в чем разбирался, не имея даже глубоких знаний в физике и химии. Судя по тому, как муха подскочила, я попал в точку.

— Правильно! Но мне нужно все! Поэтому будь милостив, позволь мне выпить все из стакана! Я не хочу нарушать ваши законы гостеприимства!.. Нас, разведчиков, учат вежливости и толерантности!

Я махнул рукой:

— Ладно, сегодня я добрый! Можешь вылакать все!

— Из из бутылки?

— От туда тоже! Если надо, то куплю еще одну в магазине возле дома…

Муха в одну секунду выцедила всю жидкость в стакане, потом взлетела на горлышко бутылки. Я заметил, что под брюхом насекомого мигали микроскопические огоньки. Спустив телескопический хоботок, муха выдула все вино с такой скоростью, словно в ней был мощный насос. После чего уже на спине засверкали какие-то сигнальные устройства, видимо, система старта была готова. Я смотрел на это как зачарованный.

— Спасибо! — произнесла муха. — Жидкости хватит на четыре прыжка. Так что смогу одолеть еще три галактики!

— Рад, если помог… Кстати, а почему ты со мной заговорила? Ведь вы не общаетесь с… землянами?

— С людьми? Общаемся, но редко! Вы понимаете нас, когда напьетесь того, что мы используем для реактора! Лишь тогда ваш мозг лишается фильтра, освобождается от барьеров и запретов, и вы видите нас в другой плоскости. Но другие люди не понимают их, начинают хватать, лечить таблетками…

Я стал догадываться:

— То есть «белая горячка» — это не болезнь? Мы видим то, что является реальностью?

— Наконец-то ты догнал, мой брат по разуму, хотя у вас он примитивный до невозможности!

— Эй, эй, мы, люди — цари природы!

Муха захихикала:

— Да, вижу! Испоганили природу отходами! Вы нормально ядерной энергией распоряжаться не умеете, какие вы цари? Мне кажется, при таком раскладе вы закончите плачевно! Причем, не вы одни в галактике такие! Я видела три погибшие цивилизации — они были такими же, как ваша…

Муха была права, и я вздохнул огорченно и обескураженно.

Но тут муха задала вопрос:

— А ты с чего это вдруг запил? Мои приборы, фиксирующие твое биополе, уловили сигналы тревоги, отчаяния и безнадежности. Что случилось?

Вопрос был правильный. Ведь неделю назад не могло быть и речи, чтобы я опустился, как говорится, на «дно жизни». Еще немного — и стал бы бомжевать! Странность заключалась в том, что я не мог рассказать сейчас ни кому об этом, а вот мухе начал выкладывать:

— Я был директором одной крупной фирмы. Мне учредители и акционеры доверили большие деньги! Был хороший проект по фабрике! А партнеры меня кинули!

— Кинули? То есть оставили одного?

Тонкости узбекского бизнеса были неизвестны представителю иной цивилизации и пришлось давать пояснения:

— «Кинули» — значит, обманули! У сделал предоплату на станки и оборудование, а мне прислали просто металлолом! А следом пришла прокуратура, которая шьет дело!

— Прокуратура — это текстильный комбинат? — опять не поняла муха. — Там, где шьют одежду?

Подобное представление едва не вызвало у меня смех. Только не до таких эмоций сейчас было мне.

— Это организация, которая из мух делает слона… Ох, пардон! — тут я вспомнил, с кем веду разговор. Но собеседник понял о чем речь:

— Ничего-ничего… продолжай!

— Короче, мне светит хороший срок заключения, якобы, за хищения вверенного мне имущества и коррупционную сделку! Я дал подписку о не выезде… Поэтому сижу и глушу страх алкоголем!

— Мдааааа, — муха подпрыгнула и закружилась на месте. — Плохо!

— Конечно! Плохо и то, что я собирался жениться, а теперь все откладывается в долгий ящик… Наверное, моя невеста не дождется меня, — и я вздохнул. — У меня нет денег на адвокатов. Милиция и не собирается разбираться с теми, кто меня «кинул» — ведь партнеры в других странах. Неохота им, служителям закона, копаться в этом дерьме.. ох, пардон, ведь дерьмо для мух — лакомство!

— Да, вкусно, — согласилась муха. — У нас с людьми разные вкусовые предпочтения, потому что метаболизм организмов разный, но сложности жизненные и психологические бывают схожими, как я заметил… Что тебе может помочь?

— Деньги! Причем большие! Но где их взять? — мои руки сделали жест отчаяния.

Муха зажужжала, видимо, обмозговывая мои слова. После чего сказала:

— Я не знаю, что такое деньги! А что ими являются?

— Это бумага! Но как бумага они — ноль!

— Хочу признаться, я мало чего поняла…

— Ну, бумаги подвержены инфляции. Сегодня у них один номинал, завтра — меньше, послезавтра — еще меньше! Нет ценности в деньгах!

— А в чем ценность?

— В драгоценных металлах!

Мне показалось, что в голосе инопланетянина была ирония:

— Ладно, уяснила это. Только что является для человечества драгоценными металлами?

— Золото, платина, серебро… Даже бриллианты!

— Ага, теперь ясно… Сколько тебе нужно этих металлов?

Я в недоумении посмотрел на муху: издевается что ли?

— Нет, я серьезно — сколько?

— Сто килограммов золота и сто платины будет достаточно! Плюс бриллиант в пятьсот каратов! — я это сказал в шутку. Понимая, что чуда не бывает. И эта муха — просто насекомое, а не представитель другой галактики. Как и то, что разговор наш — плод моего опьяненного сознания…

Но муха не хотела оставаться в долгу, поэтому произнесла:

— Договорились. Я синтезирую тебе столько золота и платины, добавлю тебе бриллиант — ты будешь довольным?

— Еще бы!

— Тогда мы в расчете! И прощай! Спасибо за гостеприимство! Мне пора!

Муха извлекала из себя нечто странное, не похожее на какой-либо земной предмет. Произошла яркая вспышка, и я упал на пол, ослепленный и оглушенный каким-то резким свистом. Но очнулся не сразу. Прошло не менее часа, когда зрение и слух вернулось ко мне. Заодно и сознание прояснилось от алкогольной интоксикации.

Первое, что я увидел, это была бутылка портвейна. Но она стала алмазной. Да-да, чистый алмаз! Ничего подобного в копях еще не находили!

Я поднялся, чтобы пощупать его, как больно стукнулся об стол.

— Черт! — сердито прошипел я. И вдруг осознал, что стол изменился. Был раньше деревянным — теперь он… золотой! Тяжелый, блин! Оглядевшись, обнаружил, что все предметы на кухне сверкают желтым свечением. Ошарашенный, я выглянул в гостиную — там телевизор, ковры, хрусталь, мебель были сделаны из платины!

Боже мой! В моей квартире были металлы на сотни миллионов долларов! Этого хватило, чтобы покрыть похищенное, «отблагодарить» прокуратуру за закрытие уголовного дела, а также нанять людей определенной профессии, чтобы те разобрались с моими «партнерами» за рубежом. Заодно и провести на свадьбу, о которой я мечтал столько лет.

И все благодаря встрече с мухой. А портвейну, который открыл мне возможность понимать речь жителя иной планеты!

Так что пейте! Но в меру! А то беседовать придется точно с чертиками!

(22 декабря 1996 года, Москва)

Забытая экспедиция

(фантастический рассказ)

Виктор тяжело вздохнул и достал из аптечки пузырек с таблетками. Это были антидепрессанты. «Мне нужно снять напряжение, иначе я свихнусь», — думал он, перебирая между пальцами желтые кругляшки. Сколько проглотить — одну или две? «Лучше три, хуже уже не будет», — решил он и бросил в рот таблетки и запил водой в стеклянной емкости.

Воды было мало, ибо система очистки функционировала плохо. Вообще-то это была циркуляция: жидкость, от которой освобождался организм, проходила фильтрацию, дезодорацию и прочие процедуры, после чего поступала к человеку для потребления. На станции все было замкнуто — начиная от энергетической установки (плутониевый реактор), заканчивая выращиванием овощей и фруктов в оранжерее. Астронавты обязаны были обеспечивать себя самих, ибо на помощь от Земли надеяться не приходилось. Миллиарды километров разделяли Марс от родины, и поэтому экипаж первой марсианской экспедиции рассчитывал только на себя и на ту технику, которая обеспечивала их жизнедеятельность.

Их было пятеро из семи тысяч претендентов со всей планеты. Мужественных, решительных, прошедших все испытательные тесты и стенды, продемонстрировавших лучшие знания и эрудицию, навыки ведения работы на космической станции «Марс-500», и поэтому отобранных для полета на красную планету. «Ах, как это было давно», — с тоской подумал Виктор, проведя ладонью по лысой голове. Тридцать пять лет назад у него была густая шевелюра, а теперь — ни одной волосинки, даже брови выпали. Его товарищи тоже быстро состарились, ибо условия на Марсе все-таки сильно отличались от земных. Взять бы, к примеру, гравитацию и солнечную радиацию — их не хватало для организма в полном объеме. Здесь легко было зачахнуть, если бы не лекарства, не спорт и ежедневный труд.

Виктор подошел к иллюминатору. Там, за толстым стеклом стоял безрадостный пейзаж. Одни камни, песок, далекое солнце. В атмосфере столь мало кислорода, а температура поверхности настолько низкая, что не прожить и минуты без скафандра. Хотя — о боже! — когда в последний раз он выходил на поверхность? «По-моему, лет пять назад, когда умер командир Ганс Мессер, немец, великолепный инженер и пилот. Мне пришлось похоронить рядом с другими», — вспомнил Виктор и тяжело вздохнул. Потом встал и стал прохаживаться по отсекам станции.

Тридцать пять лет назад — в 2020 году они стартовали с Земли. Ранее на геоцентрической орбите была собрана из разных модулей марсианская станция «Марс-500», весом в пять тысяч тонн. Это была грандиозная конструкция стоимостью в триста миллиардов долларов — деньги собирали со всего мира, даже бедные страны не пожалели денег ради первого эпохального полета. После чего последний ракетоноситель доставил двигатели, которые, будучи прикрепленными к станции, вывели ее на путь к Марсу. Полет длился только в одну сторону более двухсот дней. Планировалось, что на четвертой планете Солнечной системы экипаж пробудет сто дней, после чего вернется на Землю. Итого полет в оба конца занимал бы 500 дней, поэтому так экспедиция и называлась.

«Или не так?» — тут мысли у Виктора спутались. Все было давно, что он стал забывать не только цель экспедиции, но и лица своих товарищей. А как же иначе? Полет был не простым: то аварии на плутониевом реакторе, то метеориты, то вспышки на Солнце, грозившие смертельной радиацией, то проблемы с продуктами питания, поскольку по непонятным причинам консервы стали портиться, а огурцы и помидоры не желали созревать. Каждый день экипаж боролся за свою жизнь и за экспедицию. Все знали, что дорога не простая и опасная, но отступать не собирались. Действительно, астронавты были самыми сильными и лучшими представителями человечества. Немало оригинальных инженерных и биологических решений они принимали, чтобы выжить и довести станцию к цели. На Земле им выдавали Нобелевские премии за открытия, ордена и офицерские звания. Например, Россия наградила Виктора званием Героя и рангом генерала-лейтенанта ВВС. «Ох, это было, когда мне исполнилось сорок пять лет», — улыбнулся астронавт, с нежностью гладя приборы, которые фиксировали состояние всех бортовых систем. От их работы зависела теперь его жизнь.

Первую часть полета они завершили, когда достигли Марса. Спуск на поверхность оказался делом не простым. При посадке было несколько повреждений, в частности, в секции оборудования для исследований. И потом экипажу пришлось затратить немало времени для их ремонта, хотя программа предусматривала совершенно иные задачи. Через сто дней к Марсу должен был прибыть корабль «Сириус», пилотируемый двумя астронавтами — им вменялась обязанность забрать первых колонистов и доставить домой. Но что-то не заладилось на Земле. То ли финансирование оскудело, то ли было допущено много брака при строительстве корабля, в любом случае Центр управления Марсианской экспедиции (ЦУМЭ) предложил экипажу не торопиться с возвращением и пожить там до следующего «окна» — удобного момента, когда Марс и Земля в наибольшей близости друг к другу. Именно к этому моменту, как обещали чиновники из ЦУМЭ, «Сириус» будет достроен и запущен к Марсу. Резервы на самой же станции предполагали долгое существование людей, поэтому отказа со стороны Виктора, который был геологом и химиком, а также других астронавтов, не последовало. Им не терпелось познать тайны Красной планеты, а то, что их здесь много, они увидели с первых же вылазок на поверхность. К примеру, они нашли руины местной цивилизации, существовавшей примерно триста миллионов лет назад, когда на планете были более благоприятные для жизни условия.

Экипаж с новой энергией принялся за работу. Они изучили около ста квадратных километров. Описали все: и геологию, и палеонтологию, и метеорологию местности. Миллионы терабайт информации отправлялись к ЦУМЭ, пополняя знания людей о Марсе. Астронавты работали не покладая сил и не жалея себя. Так прошло пять лет.

Однако команды с Земли были странными. Марсианским колонистам опять предлагалось остаться на станции, ибо на Земле были какие-то проблемы. Виктор думал, что политические, ведь отношения России и США, а также Китая были не совсем дружественными даже в годы их полета. Несмотря на то, что экипаж считался интернациональным, и среди них были американец, русский, китаец, индус, немец, между ними тоже иногда вспыхивали баталии идеологического характера. Но никогда это не приводило к конфликту, ибо в космосе нечто подобное страшнее смерти. Астронавты уважали друг друга, понимая, что разница всего лишь в различии миропонимания и мироощущения на Земле, но не на Марсе — здесь они были только землянами, сплоченными и едиными. Был бы такой дух на Земле, то отпала бы нужда в армиях и дипломатии, все жили бы в мире и согласии.

Прошло десять лет. Экипаж уже привык к жизни на Красной планете, и спокойно отреагировал на просьбу ЦУМЭ подождать еще какое-то время, типа, проблем политического и экономического характера предостаточно, едва остановили Третью Мировую войну, так что не до других планет. А что было дальше, то Виктор помнил смутно. Им самим уже стало не до Земли. Было много уже собственных забот. К слову, даже у техники есть ограниченный срок функционирования. Запчасти давно закончились. Приходилось латать дыры на обшивке и заменять микрочипы в электронных системах. Засоривались фильтры, генераторы работали вполсилы, пыль проникала в жилые отсеки, не хватало биоресурсов. Техника выходила из строя одна за другим, и все же люди находили решения для поддержания жизнеспособности станции.

Прошло двадцать лет. Первым умер от инфаркта индус Сингх, добрый и веселый инженер-механик. Хоронили его в сорока метрах от станции. Водрузили на могиле флаг Индии, отдали честь при исполнении Гимна его страны. Информация о смерти ушла в ЦУМЭ, но ответа не последовало. Экипаж, хотя и сократился на одного, продолжал жить и работать на Марсе. Все помнили о долге и цели своей экспедиции.

Прошло еще три года. Работа не останавливалась. Умер американец Джонс, экзобиолог и врач. Без него было туго, ибо только он оперировал и лечил. С его смертью стало сложнее жить на «Марсе-500». Зубную боль решали просто — просто вырывали зуб, заранее вколов обезболивающее.

Работать втроем оказалось сложнее. ЦУМЭ не отвечал на сигналы. Астронавтам казалось, что человечество вымерло. Ни один аппарат после их полета на Марс так и не прилетел, даже исследовательские роботы. Миссия оказалась то ли забытой, то ли у людей не хватало средств и возможностей для отправки спасательной экспедиции. В результате пошли первые серьезные психологические срывы. Мужчинам было сложно без женщин, без общения с другими людьми и, тем более семьями, которые остались на Земле. Их нервировало, что труд идет впустую — никого не интересовали марсианские открытия. Никто не спрашивал о погоде на Красной планете. Никому не было дела до трех землян, находившихся в миллиардах километрах от родины.

Через двадцать восемь лет умер Цзянь, физик и техник-ядерщик. Никто не мог определить причину смерти, хотя маленький вес китайца и его страшная худоба навевало разные мысли. Теперь некому было следить за плутониевым реактором. Станция начала чахнуть. Виктор не обладал достаточными знаниями, чтобы поддерживать энергосистему «Марса-500».

А еще через два года скончался от кровоизлияния в мозг Мессер, командир. Виктор вынес его труп наружу и похоронил рядом с другими. На Марсе появилась свое человеческое кладбище. Информацию о смерти немца Виктор отправлять не стал — ЦУМЭ давно не реагировал на все сообщения марсианской экспедиции. Да и самому ему было уже безразлично, что делается на третьей планете. Он отвык от Земли, от человечества. Марс казался ему родиной.

И он не чувствовал себя одиноким. Его товарищи часто посещали его. Виктор где-то подсознанием понимал, что это бред, что он сошел с ума от одиночества, однако продолжал общаться с астронавтами, словно они были живыми и продолжали выполнять свои обязанности. Для него они были живее самых живых на Земле. И все же… тоска давила ему на сердце. Психика оказалась расшатанной. 2055 год он встречал в мрачном настроении. Елочка горела огоньками, не привнося радость в сердце. Некому было дарить подарки и говорить теплые слова. Товарищи то появлялись в сознании единственного астронавта, то исчезали, не поясняя причины таких действий.

Виктор принял антидепрессанты, не зная, что чрезмерная доза опасна. И уснул прямо на пульте, не дописав последнее письмо супруге и дочери. Сигнальные огоньки продолжали мигать на приборном щитке, а атомные часы отсчитывали время марсианской жизни…

…

Директор ликвидационной комиссии нервно перебирал бумаги. Перед ним стоял бледный чиновник.

— Я не понял, что это за документы? — рявкнул он. — Это архив какой-то, все датировано числами двадцатилетней давности. К чему они мне?

— Разрешите пояснить, сэр. Дело в том, что здесь, под землей располагался экспериментальный объект, — залепетал чиновник. — Лаборатория для подготовки полета на Марс. Огромный комплекс на сотни миллионов долларов из бюджета Космической комиссии ООН. Тысячи тонн оборудования, которые функционируют по сей день…

— Гм… И что?

Чиновник облизнул высохшие губы и продолжал пояснять:

— Тридцать пять лет назад начался эксперимент. Пятеро добровольцев согласились провести время на объекте в качестве астронавтов первой марсианской экспедиции. Планировалось участие в пятьсот дней. Естественно, иммитация. Результаты должны были лечь в основу реального космического полета, планируемого на 2028 год. Для добровольцев создавали различные экстремальные условия, проверяли стойкость человеческой психики и организма к стрессу и тяжелой работе вдали от Земли. Медико-биологический аспект и проверка работоспособности техники жизнеобеспечения. В итоге эти люди поверили, самовнушили себе, что действительно летят на Марс…

Директор удивленно вскинул брови:

— Ого! Неужели поверили?

— Да, — кивнул чиновник и преподнес еще какие-то бумаги. — Это анализ этого эксперимента. Было решено продлить его на… пять лет. «Марсиане» согласились. Они считали, что действительно находятся на Красной планете и куролесили по подземным переходам и площадкам на вездеходе, проводя разные там эксперименты. Для них создавали искусственные сооружения, типа, останки марсианской цивилизации или еще чего-то подобное…

Директору не терпелось узнать итоги:

— Ну, чем это закончилось?

— Как вы знаете, к 2025 году мир потряс доселе невиданный острый финансово-экономический кризис, многие страны разорились. Потом были международные политические проблемы, чуть не началась Третья мировая… Некому стало финансировать программу, заниматься ею. Но и закрывать никто не решился. Все шло уже по инерции, самотеком. Сотрудники лаборатории, именуемые как ЦУМЭ, не получали месяцами зарплату и уволились. Пришедшие им на смену мало интересовались смыслом эксперимента, а через некоторое время и их уволили. ЦУМЭ опустел. Программа стала никому не нужно. Почти тридцать лет объект был заброшен в пустыне Сахара, на глубине пятьсот метров. О проекте «Марс-500» забыли…

— То есть об этих добровольцах тоже? Этих людей никто не выпустил в наш мир?

— Да. Почему-то никто не стал этого делать… Контакт с ними прекратился. Они остались в лабораторном пространстве, полагая, что это настоящий Марс. Вся техника иллюзии и прочего работала все это время. И все добровольцы умерли спустя три десятилетия. Последнего астронавта по имени Виктор Хлыстов обнаружили три дня назад. Он умер от передозировки лекарств. Нашли еще четыре могилы у станции. Документы на этих людей поднимаем из архивов. Много любопытного нашли…

Директор провел ладонью по взмокшему лбу. Новость ошарашила его. Он был риэлтором международного класса. Его наняли для того, чтобы дать оценку всего имущества этого учреждения, который ранее принадлежал бывшей Организации Объединенных Наций и оставленный без присмотра на много десятилетий, с выгодой продать частным компаниям хотя бы в качестве металлолома или помещения для каких-либо целей. Но то, что здесь много лет назад чуть ли не в режиме секретности проводилась работа мирового масштаба, его в это никто не посвящал. Поэтому почувствовал, как холодок прошелся по его спине.

— Что с трупом?

— Ждем вашего решения. Может, передать его Москве? Ведь он был… генерал-майором авиации России, доктором геолого-минеральных наук, профессором… Достойный человек…

— Ну, если они про него не забыли, то нужно это сделать, — нахмурился директор. — Мы должны отдать долг тем, кто верил в великую миссию Земли. Пускай они умерли вдали от Марса, все же они первые марсиане. Пошлите сообщения его родственникам. Организуйте достойные похороны.

Чиновник молча кивнул и вышел.

Директор встал из кресла и подошел к окну. На улице шел дождь. Это был небольшой городок в центре Сахары. Люди бегали с зонтами от здания к зданию, ловили такси, весело общались; работали кафе и магазины, сверкали неоновые вывески, в небе прогудел реактивный лайнер на пятьсот пассажиров. Все жили будничными днями, и никому не было дела до того, что происходило под их ногами.

Точнее, они не знали, что там жили первые марсиане, до конца выполнившие свой долг и забытые всеми.

(24 августа 2012 года, Элгг)

Ответное послание

(фантастический рассказ)

Я осторожно выглянул из люка, ведущего в подземный бункер. Вначале ничего особого не заметил. Близился вечер. Лишь мягко и тихо шелестела трава и по небу не спеша двигались облака, иногда скрывая Солнце. Ничего не предвещало нечто страшного, спокойная идиллия окружающего мира. И лишь спустя несколько секунд узрел часового Грачева, который лежал на камнях, словно отдыхал в этот летний день при благодатной погоде. Действительно, температура поднялась до плюс 29, легкий ветерок скользил по долине. Кое-где «горели» подсолнухи на зеленом ковре. Хоть бери и картину маслом расписывай, чем бы я, наверное, и занялся в другое время и при иных обстоятельствах.

Однако нельзя было расслабляться.

— Грач, ты совсем с ума сошел, — сердито произнес я, поправляя кепи. — Капитан Сергеев тебе голову отпилит за такие вольности! Забыл, что что охраняешь шахтно-пусковую установку? Блин, нашел место отдыха!.. Вставай!..

В ответ я услышал какой-то тяжелый вздох. Вообще-то Грачев не был сентиментальным, свои эмоции держал при себе. Подобная реакция мне не понравилась, и я вышел наружу, сняв предохранитель с автомата и передернув затвор. Ствол «Калашникова» уставил вперед, а палец положил на «собачку». Затем медленно двинулся в сторону товарища, по пути негромко спрашивая:

— Грач, у тебя солнечный удар?.. Эй, хватит претворяться… Хватит шутить, сам понимаешь, что ныне шутки неуместны…

Рядовой Грачев опять что-то промычал. Девятнадцатилетний паренек был моего призыва, белобрысый, немного тучный, но зато неплохо бегавший стометровку; не скажу, что мы были друзьями, но уважали друг друга. Отзывался всегда сразу. А сейчас… странно… И тут я заметил, что его оружие лежит в трех метрах от него, трава вся измята, словно тело каталось на ней. Чувствуя, как похолодело внутри, я приблизился к солдату. Вначале ничего предосудительного не заметил. Лишь глаза у Грачева были обезумевшими, лицо бледное, а из-зо рта вырывался тихий хрип. Лишь потом обнаружил, как под его пятнистой формой что-то зашевелилось, словно там скрывались какие-то маленькие животные, может быть, мыши или крысы… Нос уловил запах гниющей плоти. Тут на уровне брюха ткань прорвалась и вздулась кожа, будто изнутри кто-то хотел вырваться наружу. На скуле и щеках тоже стали впухивать шары… Брызнула кровь, полетели какие-то ошметки.

— Бр-р-р… хр-р-р… — прохрипел от боли Грачев, тяня ко мне руки — он просил о помощи, однако я встал как вскопанный, боясь пошевелиться. Если у меня что-то и шевелилось, так это волосы от ужаса. Я все понял. Это вылуплялись личинки, которые всадили в бедолагу оводы.

Конечно, оводы не простые — размером с тарелку. Черно-зеленого цвета с прозрачными крыльями и мощными челюстями, как циркульные пилы; летят практически бесшумно. В одну секунду они впускали в прокусанную им кожу до сотни яиц, а если Грачева истерзали, по-меньшей мере, штуки десять этих насекомых, то весь организм стал средой обитания для созревающих личинок. Обычно от внедрения до стадии вылупления уходит десять минут — ныне биологическое развитие происходит стремительно, чего никогда не было раньше. Помочь зараженным практически невозможно. Никакой антибиотик не спасет, как и невозможно хирургически удалить свыше тысячи личинок, которые буквально изнутри изъедают тело.

Мысли забурлили в голове: итак, мы вошли в ШПУ двадцать минут назад, оставив снаружи рядового. Значит, минуты через пять-семь на него напали оводы. Нападение было стремительным, иначе Грачев сумел бы последовать за нами в бункер или вернуться в БТР, или хотя бы отстреляться. Скорее всего, их гнездо где-то рядом, в траве или под камнями. Жуткие твари, защищенные хитиновым панцирем и шипами, летающие с огромной скоростью; их челюсти усыпаны острыми зубами, для которых даже прорезиновая ткань нипочем. У них особая тактика — нападают со всех сторон, при этом выделывая в воздухе фигуры высшего пилотажа, и попасть в них из автоматического оружия практически невозможно. С первой же секунды, как появились оводы, рядовой был обречен…

Тут тело Грачева задергалось, ибо из рук, ног и груди стали вырываться на ружу гнусные на вид желто-зеленые личинки, величиной с большой палец. Через десять минут они изгрызут тело и, набрав вес, превратятся во взрослую особь. В таких случаях от человека остается лишь скелет. Но насекомых движет чувство голодна, и они и охотятся теперь на любого живого, в том числе и на человека.

Мой товарищ издал вопль, и затих. Я поднял автомат, но стрелять не решался, хотя понимал, если начну медлить, то эти твари обратят внимание уже ко мне, как к очередной жертве. Если не эти, которые созревают, то уж те, что напали на Грачева, начнут преследовать меня. И все же… я не мог стрелять даже в мертвого. Ведь это был мой товарищ по оружию.

За меня сделал сержант Харламов. Он неожиданно возник за моей спиной, сразу оценил обстановку и заорал истошным голосом:

— Ах, твари! Получайте! — и открыл огонь из автомата «Вал».

Пули разрывали тело, заодно разнося в клочья личинки. Но вряд ли это помогло, ибо яиц было много, а вот у рожка патроны ограничены. Сержант рявкнул мне:

— Рахимов, чего рот открыл — стреляй! Иначе ты сам сейчас станешь трупом от этих гадов!

Получив приказ, я прямо с бедра полоснул по голове и телу мертвеца, во все стороны полетели куски мяса и костей. Зрелище было ужасное, но ничего другого в этот момент сделать мы не могли. Был бы огнемет, то спалили и Грачева с личинками, и гнездо с оводами. Только такого оружия с собой не захватили, почему-то никто не предусмотрел подобной опасности.

Только выстрелы встревожили тех насекомых, которые кружились рядом. Думаю, не звуки, а запах мяса и крови — вот что привлекло их в нашу сторону. Со стороны камней поднялось в воздух сотни и сотни оводов и каких-то голубых жуков, которых я раньше никогда не видел, но уже понимал, какую угрозу могут представлять. За три последних месяца навидался такого, что спать теперь не могу. Да не только я — все люди на планете теперь отчаянно борются за свою жизнь, и любой организм, внешне не представляющего угрозу, теперь следует воспринимать как потенциального хищника.

— Бежим! — крикнул мне в ухо Харламов и потянул меня за шкирку к люку. Я бежал за ним, ведя бесприцельную стрельбу. Если и попал в кого-то, то эффекта никого — два-три мертвых овода не делают погоды; тут их столько, что они как пираньи обглодают за считанные секунды тысячи и тысячи людей. Харламов матерился в микрофон переносной рации, сообщая оставшимся внутри бункера о нападении, и не заметил, как над бетонным блоком тихо покачивался на тонких ножках пятидесятикилограммовый комар. Он не жужжал, даже огромные прозрачные крылья опустил. Вид мерзопакостный. Хоть глаз у него нет, но чувствует в инфракрасном диапазоне, и может засечь любое теплокровное существо. И как только сержант оказался в поле зрения его «оружия», то запустил свой хоботок вниз. Это был клин, который пробил кепи и вонзился в череп. «Вал» отлетел в сторону. Раздался звук втягивающейся жидкости — это комар начал отсос всей мягкой ткани и крови из тела Харламова.

Тот стоял, не способный упасть, ибо теперь его удерживал комар, продолжавший питаться внутренностями человека. В этот момент подоспели оводы, и они буквально облепили моего взводного. Стрелять было уже бессмысленно, да и патронов у меня не осталось. Я знал, что Харламов мертв. Жуткая смерть, хотя и быстрая.

Я нырнул в проем и успел захлопнуть люк, прежде чем рой голубых жуков настиг меня. Они по инерции врезались в металл — послышался ужасный грохот, и попадали на траву. Что было дальше — не знаю, я спускался вниз, где тускло горели лампы внутреннего освещения. Видимо, батареи сели и не хватало напряжения. В бункере было сухо и прохладно.

Меня встретил рядовой Плющев, встревоженный сообщением:

— Эй, Собир, а где сержант?

— Мертв, — коротко ответил я, еле переводя дыхание. Дрожащими руками достал из сумки запасной рожок и зарядил автомат.

Тут подбежали еще трое — два рядовых и лейтенант Казимиров. Я рассказал им, что произошло снаружи, и офицер громко выругался:

— Ах, чтобы им всем пусто было!

— Как мы теперь вернемся к бронетранспортеру? — выдавил из себя Плющев, смотря на нас с побледневшим лицом. Было видно, что ему страшно, аж зубы стучат. Хотя чего тут уж храбриться, всем ясно, что если комара и можно пристрелить, но против оводов нечем воевать.

— Где БТР? — спросил лейтенант. Он выскочил раньше из транспортера, чтобы осмотреть внешний люк над шахтой, и лишь после зашел в ШПУ. Таких как Казимиров обычно называют «шкаф» — сплошные мускулы и бицепсы; ему бы в морской пехоте служить или вышибалой в ресторане, а он пошел в «интеллигентные» войска — ракетчики, и нужно признать, что в мозгу было немало серого вещества. Что-что, а шарил в технике он сильно.

— В сорока метрах от входа в бункер, — произнес я.

Все замолчали. Сорок метров — это много, особенно если тут рои этих насекомых. Все равно что от Земли до Марса. Не успеть добежать, а если и сможешь, то не успеть открыть дверцы — подвергнешься атаке. Почему мы не подогнали машину вплотную? — на этот вопрос некому отвечать, ибо за рулем сидел Харламов, а вот сейчас с мертвого никакого спроса.

— Блин!.. Придется доложить капитану, — и Казимиров, нервно дергая руками, по ступенькам спустился вниз — в центр контроля и запуска ракеты. Мы двинулись за ним, тихо обговаривая ситуацию. После выполнения задания предстояло возвращаться в часть, только волновал вопрос: как? Один из наших предлагал разные варианты, однако я мысленно их прокручивал и отвергал — бесполезно. Хотя ладно, путь обратно — дело второстепенной важности, мы же прибыли сюда с серьезной миссией. И обязаны были выполнить, чего бы нам этого не стоило. В данную минуту стоило жизни двух человек. Но жертв может быть больше. Ведь, как говорят, чем дальше в лес, тем больше трупов…

Сейчас наша группа находились в ШПУ, в шахте которой стояла межконтинентальная баллистическая ракета «Тополь-М67» с ядерными боеголовками. После подписания пять лет назад Договора о стратегических наступательных вооружениях между Россией и США, данная точка была выведена из боевого дежурства и законсервирована. Вообще-то, требовалось ракету поднять из шахты и отправить на хранение в специальные склады. Но наше Министерство обороны не слишком ретиво исполняло документ, помня, как в прошлом американцы не раз обводили за нос руководство СССР, обещая разоружение, а в действительности делая лишь вид. В итоге тогда «холодную войну» Союз проиграл и сам распался, а нынешние российские генералы уже не желали оставаться в дураках и юлили как могли. И правильно сделали, что сохранили практически все ядерные боеприпасы и средства доставки. Потому что у нас был новый враг, более страшный, чем НАТО, китайцы, иранцы, пакистанцы вместе взятые…

Правда, не все в России считали его своим врагом. Дискуссии такие были и в других странах мира, мол, может мы сами во всем виноваты? Только обстоятельства не позволяли считать иначе. Ведь этот враг фактически погубил наш мир… Но чтобы не тянуть кота за хвост, расскажу предысторию.

Вы наверное мало что можете сказать об Эпсилоне Эридиана. Да и я никогда не интересовался звездным небом, если бы не открытие астрономов. Лишь позже пресса раструбила, что Эпсилон — это звезда спектрального класса К2 и находится в 10,5 световых годах от Земли; практически, это третья из ближайших звезд, видимых без телескопа. Арабские астрологи, жившие в 14 веке в Восточной Африке, ее называли Аль-Садира и по ней предсказывали события; жаль, что арабы не спрогнозировали жизнь двадцать первого века, может, можно было совершить превентивные действия и спасти мир… Так вот, три года назад астрономы при помощи космического телескопа «Кеплер» обнаружили у Эпсилона третью планету, получившую индекс «d». По правилам, всем экзопланетам не давали имен, а лишь алфавитные буквы. Как мне потом пояснил один студент из МГУ, в принципе, у этой звезды не могло быть планет с возможными формами жизни, ибо она имела относительно малый возраст — около полумиллиарда лет, а по физическим характеристикам по массе и диаметру достигала всего лишь 85% от нашего Солнца, по светимости — 25%, при этом обладала более сильным магнитным полем. Единственное, что удалось найти в 1988 году — это осколочный диск — сгусток кометного вещества, в тысячу раз превосходящий пыль в солнечной системе; позже, уже в 2000-м — юпитероподобную планету «b» на расстоянии 3,3 астрономических единиц от светила и в 2008 году — два пояса астероидов. Чуть позднее подтвердилась гипотеза о наличии второй планеты в 40 а.е., получившая индекс «с». Вот вроде бы и вся информация на тот момент.

Некоторые ученые предполагали, что в пределах 0,5—1 а.е. от звезды находится зона Златовски, то есть возможны условия для жизни. Только планета «d», которую обнаружили позже, была вне этой зоны — в 1,53 а.е.; она имела диаметр, в два раза превосходящий Землю, при этом средняя температура у поверхности отмечалась в пределах от минус трех до минус семидесяти, что делало возможным наличие какой-то примитивной жизни. Что это за жизнь гадали лишь некоторые астробиологи и фантасты, однако интерес у астрономов к Эпсилону Эридиана немного угас.

Все изменилось 3 декабря позапрошлого года, когда один исследователь в рамках своего проекта от «СЕТИ» послал с радиотелескопа в Гонолулу к Эпсилону послание, типа, эй, вы, придурки, привет, как дела? Послал он просто так, ради шутки, и, естественно, не надеялся получить ответ. И каково было его изумление, а также других астрономов, когда радиотелескопы зафиксировали устойчивый сигнал, исходящий из планеты «d». Вот уж тут все всполошились! Еще бы! Первый контакт с братьями по разуму! Это вам не сигнал WOW, который приняли в 1970-х годах со стороны Сириуса, но так и не смогли расшифровать его смысл. Ныне все шло открытым текстом. Тогда мы плакали от счастья: значит, мы — не одиноки во Вселенной! Ура, ура, ура! Удивительно, какими устойчивыми организмами располагали жители далекого мира, если минусовые температуры могли выдерживать, и при этом развивать свои технологии. Значит, они обогнали нас на тысячелетия!

Шифр оказался несложным. Инопланетяне интересовались Землей, и специальная группа в ООН готовила ответы, чтобы те имели полное представление о нас и нашей жизни. На миллионы террабайт закачали в сигнал информацию о человечестве и окружающей среде. К несчастью, среди прочего включили проблему глобального потепления. Спустя некоторое время пришел новый вопрос: инопланетян волновало, как угрожает этот процесс жизни, на что земные ученые пояснили: вымирают некоторые виды, биосфера суживается, нарушено экологическое равновесие, типа, хреново все. И заодно как бы невзначай обронили фразу, могут ли братья помочь нам предотвратить эту угрозу, подкинут ли какие-нибудь технологии, методы.

Оказалось, могут. Три месяца назад между Луной и Землей открылся какой-то гиперпространственный портал, и вылетевшая из ниоткуда капсула сбросила в атмосферу нашей планеты сотни миллионов металлических пластинок, размером с ладонь. Они отражали солнечный луч и смягчали радиацию, сдвинули магнитное поле, и даже в южных широтах были северные сияния. Вначале мы думали, что это способ изменить климатические циклы, равномерно распределить тепло, однако лишь потом стало ясно, когда пластинки упали на поверхность и их изучили, что у них иная цель. Это были, как выразился один экзобиолог, «программетры»: обычный солнечный луч попадал в пластинку, дальше преобразовывался в специальное излучение, которое направлялось к поверхности планеты и меняло генетическую структуру любого существа. Иначе говоря, «программетр» делал его устойчивым к внешней среде, усиливал выживаемость. Видимо, инопланетяне хотели таким образом спасти биосферу. Все было бы ясным, если бы не одно — мутации подверглись все живые организмы, за исключением человека, излучение никак его не касалось. Возможно, это делалось преднамеренно, чтобы не превратить нас в уродов, не разрушить наш генофонд. Хотя, если честно, у меня были на сей счет кое-какие сомнения, но тогда не высказался никому. А зря, может, что-то сумел бы сделать…

Зато инопланетяне через свои «программетры» радикально изменили флору и фауну: те, кто мутировался, стали ужасными созданиями. Из дождевых червей вырастали величиной с водопроводную трубу существа, которые глотали других, не менее ужасных созданий. Птицы были страшнее птерозавров. Домашние куры превратились в каких-то зомби, бегавших с огромной скоростью по сельской местности и заклевывавших до смерти коров и быков, ставших к этому времени плотоядными. Они были устойчивы к низким и высоким температурам, их с трудом брала пуля, нипочем была радиация. Действительно, сопротивляемость агрессивному влиянию внешней среды у них оказалась на кошмарном уровне. Я вспоминаю первые телевизионные сообщения, где репортер снимал кровавое пиршество в болоте под Можайском, и его самого слопала огромная лягушка, выпрыгнувшая из тины. Телеоператора проглотила огромная цапля. Машину из канала НТВ распилил своим хвостом-ножом… не поверите! — кузнечик, которого из противотанкового гранатомета разорвал находившийся поблизости солдат.

Реки и озера кишели рыбами, оказавшими прожорливее пираний и акул. Даже деревья изменили свою суть, став больше животными видами. Так, елки обстреливали проходящих смертельными иглами, дубы хлестали ветками, после чего корнями впивались в тело, высасывая все соки. Кустарники и полевые цветы трансформировались в биомашины, которые любого перекручивали в мясной фарш, а затем питались им.

Сами понимаете, жить в таком мире оказалось опасным. Но изменить что-либо люди уже не могли. Им пришлось бороться за себя. Напалмом, химией, тракторами уничтожали они лесные массивы и места обитания ужасных созданий, только все было напрасно. У мутированных видов была стремительная регенерация, они быстро возвращали утраченные части, вновь осваивали ареалы. В свою очередь, один за другим исчезали города и поселки. Прекратилось воздушное и морское сообщение. Говорят, кашалоты и осьминоги величиной с айсберг крушили все вокруг, в небе господствовали вороны и скворцы, которые пробивали корпуса самолетов и съедали пассажиров. За короткое время человечество сократилось в сотни раз. Африка вообще ассоциировалась с адом. Азия и Южная Америка стала непроходимым местом для человека. Даже в Антарктике пингвины выродились в какие-то живые торпеды.

Моя страна тоже становилась непригодной для жизни. Рухнула экономика, начался голод и криминал, да только бунты и мятежи никто не усмирял — правительства как такого не существовало. Президента и премьер-министра во время чрезвычайного заседания в Кремле сожрал пробравшийся сквозь землю гигантский червяк; спикера парламента распилил на части краб, который непонятно как возник в плавательном бассейне. Люди мигрировали в разные направления, но куда скрыться от генетически измененных животных? — везде одно и тоже. Нет безопасных зон. Весь живой мир теперь охотился на человека. Я-то детдомовский, у меня никого нет, а вот у капитана Сергеева все семью покусали пчелы-мутанты; с тех пор офицер пил беспробудно, за исключением сегодняшнего дня. Лейтенант Казимиров ничего не рассказывал, ходил только мрачный, но Грач мне тайком сообщил, что три недели назад его супругу уволок в нору крот; десятилетний сын бросился спасать маму, но и он стал жертвой хищника. У самого Грачева бабушку и дядю, живших в деревне под Липецком, раскромсали тараканы… Так что мы проклинали жителей далекого Эпсилона Эридиана.

Тогда оставшиеся в живых решили, что инопланетяне сознательно изменили биосферу, чтобы уничтожить человеческую расу, а позже самим переселиться на Землю. Уж такое допустить мы не хотели. К тому же как некий сарказм восприняли теперь эксперты новый сигнал из Эпсилона, мол, хорошо ли теперь на Земле, довольны ли люди помощью? В ООН после недолгих раздумий и дебатов приняли план ответных действий. Хотя ответ сводился к одному — уничтожить инопланетную цивилизацию. Но как? Ведь между нами миллиарды и миллиарды километров, а современные технологии не способны обеспечить межзвездный перелет, к тому же за короткое время.

Тогда эксперты изучили ситуацию, как инопланетяне отправили свои «дары», предложили свои способы транспортировки. Человечество решило объединить все силы и возможности, включая то, что раньше использовали страны друг против друга. И мы сейчас, находясь в ШПУ, должны были реализовать задуманное. Нам следовало «оживить» законсервированное оружие. Двадцатиметровая ракета самой последней разработки покоилась в шахте уже много лет лишь под контролем электронных вахтеров. Твердотопливные ускорители не требовали постоянного обслуживания в отличие от жидконосных двигателей. Боеголовка состояла из двенадцати разделяющихся блоков по 4 мегатонн каждая. В России было более трехсот ШПУ, не считая баллистических ракет, базировавшихся на железнодорожных платформах, многоколесных тягачах, а также подводных лодках. Всего — около трех тысяч ядерных боеголовок и средств доставки. У НАТО, китайцев, иранцев в общей сложности около семи тысяч. Таким образом, все это следовало сбросить на планету «d», не дожидаясь, пока они начнут экспансию.

Ученые разработали и схему, каким образом доставить боеприпасы к Эпсилону Эридиана. Первым делом на станции «Мир» пристыковали блок-генератор, который, используя плутониевый источник, создаст дыру в гиперпространстве, где-то на высоте 200 км над Землей. Именно в эту дыру и должны были залететь все баллистические ракеты. Поскольку ШПУ и подлодки находились в различных точках планеты, то космонавты должны были открывать вход в гиперпространство два раза. Первыми планировали запустить ракеты Россия, Западная Европа, Иран, Пакистан, Индия и Китай. Через несколько часов — США и Канада. Данная дыра открывала дорогу к планете «d». А чтобы все боеприпасы попали именно на нее, а не на другие спутники, с космодрома во Флориде два дня назад стартовал шаттл «Энтерпрайз» (единственной сохраненный из всех кораблей многоразового использования, и переделанный для единственного полета). Экипаж этого корабля первым вошел бы в гиперпространство с первыми тысячами баллистических ракет, а затем уже в системе Эридиана взять контроль и управление ими. Космонавты обещали нам, что превратят инопланетян в начинку для пирога, и мы от души желали им успеха. Теперь минусовая температура на планете «d» стала бы быстро плюсовой. Свои задницы братья по разуму изжарили сразу.

Да, еще: кроме того, что подготовить «Тополь» к запуску, наш расчет обязан был вмонтировать в его бортовую информационно-вычислительную систему микрочип, через который космонавты способны управлять ракетой. Этот микрочип был у всех, кто сейчас занимался баллистическими ракетами — будь-то субмарина или транспортный тягач. Без него вся идея пошла бы насмарку. Ракеты могли разлететься по всей системе Эпсилона Эридиана, не выполнив задачу. Чтобы держать их в одном направлении и вносить необходимые коррективы в случае каких-то проблем необходима была именно такая штучка.

Все это я рассказал, чтобы вы имели представление, какова нынешняя жизнь на Земле и не строили иллюзий о гуманности эридианцев. Меня события застали, когда до дембеля оставалось меньше полугода, а в Самаре ждала одноклассница, с которой были определенные планы на будущее; к сожалению, дозвониться до нее не удалось и я был в неведении, что с ней, подозреваю — ничего хорошего.

Сейчас я стоял у пульта запуска ракет и немного отрешенно вглядывался в потухшие индикаторы. Тускло горели лишь лампы на приборах. На одной стене висел плакат с надписью «Воин, ты — последняя линия обороны России» и с изображением ракетчика, целящегося баллистической ракетой в ковбоя на коне — признак того, что врагом в те годы считались все-таки США. Но пропагандистский листок меня не волновал. Капитан Сергеев — в противовес Казимиров невысокий, худой и жилистый офицер — пытался оживить всю систему, но это ему не удавалось. Лучи фонариков бегали по стенам, полу и потолку, скрещивались, словно шпаги, и продолжали дальше скакать. Мы видели панели, рычаги, металлические люки, кресла, перископ и много другое. Солдаты ждали приказа, а капитан все медлил. Потом он повернулся к нам:

— Батареи сдохли…

— И? Что же делать? — облизнув пересохшие губы, спросил Казимиров. — Нам нельзя возвращаться, не выполнив приказа. Уже двое погибли…

— Кто?

— Рядовой Грачев и сержант Харламов!

Капитан выругался, после чего произнес:

— Мы никуда не уйдем. Этого и следовало ожидать — после стольких лет любая обычная батарея разрядится. К счастью, есть генератор на солярке. Мы заведем его, и электричества будет достаточно для всего, в том числе и запуска ракеты. До часа «Ч» осталось два часа — успеем! — Сергеев стукнул кулаком по приборной доске. Я подошел к нему поближе и почувствовал легкий запах спиртного, видимо, не весь алкоголь вышел из организма старшего офицера.

Час «Ч» — это время, когда мы должны произвести запуск «Тополя» из шахты. Он выйдет на орбиту и будет ждать открытия портала в гиперпространство. Дальше — уже не наша работа. Дальше все зависит от того пилота, что на шаттле поведет сноп ракет к планете «d», которую мы уже назвали Проклятием.

— А где генератор? — спросил Плющев. Он, вообще-то, новобранец, всего три месяца отслужил, ни разу на ШПУ не бывал. Вопрос с его стороны — естественный. Казимиров, который уже успел запустить в учебных целях семь стратегических ракет в сторону Белого моря и Тихого океана, знал все о шахте и оборудовании, поэтому указал направо. Лучи фонарей последовали в сторону, им указанную.

Мы увидели люк. Я подошел к нему и завертел кран, после чего потянул на себя. Стальная дверь тяжело, но все-таки без скрипа открылась. Прочитав молитву, Плющев закинул за плечо автомат и вошел внутрь, освещая пространство фонариком. И тот час завопил — какая-то тварь проткнула ему живот и втянула внутрь, чем-то обволакивая. Молитва, как видимо, его не спасла от неприятностей.

Мы испугались тоже и стали стрелять внутрь помещения. Автоматные очереди вспарывали темноту, и я видел какие-то тела и движение. Но что именно там было — непонятно. Лишь что-то отражало свет, исходивших от пламягасителей, словно это были светорассеиватели на автомобилях.

— Стойте, идиоты, вы повредите аппаратуру! — заорал Сергеев, махая рукой. — Приказываю всем отстановить огонь!

Это понимали и мы. Поэтому прекратили стрельбу. Но лезть в генераторную не хотели. То, что было там, нас пугало. Из темноты раздавалось лишь хрипение. Но это были не звуки рядового. А того, что его пожирало. Хрпрррр… Хршшпрррррр… Холодок отвращения прошелся по моей спине. Реакция у моих товарищей оказалась идентичной.

— Держите оружие на готове и стреляйте, когда я прикажу! — произнес Сергеев, осторожно вытирая пот со лба. Ему тоже было страшно, но признаваться в этом нам не собирался. Даже такой укрепленный пункт как ШПУ, способный выдержать ядерный взрыв, оказался преодолимым кем-то из примитивных существ. — Лейтенант, и ты, Рахимов, — это обращение уже относилось ко мне, — посветите. Нужно рассмотреть эту тварь. Стреляйте только по ней — а не по генератору и бочкам с соляркой!

Я осторожно подошел к люку и стал светить внутрь. Казимиров делал тоже самое с другой стороны. Наши лучи двигались уже более последовательно, и вскоре мы увидели паутину и находившегося вверху угла паука. Гигантского по нашим меркам — величиной с большую собаку. Именно его глаза отражали наши фонарики. Хищник медленно втягивал в себя труп рядового… На нас он не реагировал, видимо, увлеченные процессом пищеварения. Свет фонариков нисколько не пугал. Наверное, Плющев задел сигнальную нить, и тот час подвергся атаке. Здешние хищники оголодали, и были рады первой жертве.

— Готовы? — спросил Сергеев двоих рядовых.

— Да, товарищ капитан, — прошептали те.

Сам капитан достал пистолет и прицелился в паука. Его рука слегка дрожала — это было видно даже мне при свете аварийных ламп.

— Так, короткими очередями… Огонь! — и в помещение раздались выстрелы. Эхом они били нас по барабанным перепонкам, так что легко было оглохнуть. Зато мы увидели, как паук заверещал и пытался укрыться от пуль. Но его доставали везде. В итоге он свалился на пол.

Несколько минут шевелил членами, а после затих. Мы посветили фонариком, и обнаружили еще тварь. Только мертвую. Видимо, убили ее мы еще в первые минуты обстрела.

Казимиров не стал никому приказывать, а полез первым в генераторную. Я за ним. Наш страх улетучился, когда никого больше не обнаружили. Правда, паутина оказалась крепкой, и ее пришлось резать штык-ножами. В помещении пахло соляркой, скорее всего, продырявили все-таки одну канистру. Хорошо что не рвануло. При свете фонариков рядовой Данилов, которого мы все называли «Три толстяка» за его излишний вес, быстро налил в бак солярку, а Казимиров рванул стартер.

Мотор затарахтел, вначале неуверенно, типа, захлебнулся, а потом начал набирать обороты и уже шел мягко. Выхлопные газы по трубам поднялись на поверхность. Сергеев подошел к энергощитку и опустил рычаг. Мгновенно загорелись плафоны на потолках и стенах.

Они не ослепили нас. Просто мы немного прищурились, так как хотели узреть другую опасность. К счастью, пауков оказалось два, и они были мертвыми. Так же как и рядовой Плющев, у которого отсутствовала голова и левая рука. Вся стена была в крови. Я подошел к лежащей твари и пнул ее, держа наготове автомат. Та не шелохнулась. Серый хитиновый панцирь как броня. Несколько больших глаз, похожих на калейдоскоп на большой голове. Хоботок-пищевод напоминал насосный агрегат. Отвратительное брюхо и жесткие волосы по всему телу, похожие больше на гвозди. Однако моим взорам попалась особенность его членов: клешни напоминали человеческую кисть; правда, там было семь гибких пальцев. Интересно, на что способны такие «захваты»?

— Фу, — покачал головой Данилов. Его тошнило от вида паука. Поэтому отошел в сторону, прикрывая нос рукавом. Еще немного и он мог блевануть, что тоже никого не обрадовало бы.

Тем временем Казимиров склонился над трупом Плющева. Живот мертвеца был разорван и органы свисали наружу; как насмешка к ситуации на тощей груди была татуировка тарантула и надпись Kiss me. Вот его и «поцеловали». Из пасти рядом валявшего паука выглядывал обглоданный человеческий череп. «Умер сразу», — определил лейтенант, почесав переносицу. Фраза касалась рядового, а не хищника. Фраза была излишней: когда отрывают голову, естественно, долго не мучаются.

— Как он проник? — вопрос Казимиров задал самому себе и стал оглядываться. И увидел вентиляционные люки. Они были небольшими. Можно предположить, что в шахту пауки проникли, будучи еще маленькими, а потом выросли. Им было что жрать, ибо за генератором мы обнаружили три крысиных скелета. Тоже крупных.

— Надо будет конопатить вентиляцию, чтобы другая мерзость не повылазила снаружи, — хмуро сказал лейтенант, на что услышал от Сергеева:

— Не станем тратить время на это. Просто закроем генераторную. Нам здесь быть всего лишь два часа, а потом вернемся в часть. Сюда уже не вернемся.

Ни я, ни Казимиров не стали сообщать командиру, что выбраться из ШПУ будет непросто. Зачем заранее нервировать, когда нам необходимо выполнить приказ? Иначе вся затея ООН пойдет насмарку. А когда человеку страшно, то и работа получается из рук вон плохо.

Капитан открыл люк и вошел в шахту. Там стояла ракета. Вслед за ним туда вошли и мы с Даниловым. Впервые я видел самое грозное оружие на Земле. «Тополь-М67» — одна из самых мощных баллистических ракет с многоблочными ядерными боеголовками, стоявших на вооружении Ракетных войск стратегического назначения. НАТО в своей классификации дало более емкое и определяющее название — «Протуберанец», поскольку одним ударом «Тополь» способен испепелить мегаполис, как это сделало Солнце, если бы планета находилась рядом. Двадцатиметровая ракета стояла на специальных салазках. К ней подходили кабеля энергоподачи и контроля аппаратуры. Сергеев поднялся по ступенькам на самый верх, почти к головной части, открыл там щиток. Лейтенант находился в центре и запускал систему проверки на пульте управления. В течение часа следовало протестировать бортовой компьютер и все агрегаты ракеты, после чего загрузить новую программу.

От капитана требовалось, чтобы он вставил микрочип в нужную панель. После чего Казимиров проверит ее работоспособность через дистанционный пульт. Если все будет нормально, то в нужный час мы выпустим «Тополь» на околоземную орбиту, где к этому моменту соберутся остальные ракеты для возмездия.

Вообще-то процесс установки микрочипа требовал терпения и внимания, чтобы не сломать его и, тем более, плату всей электронной схемы ракеты. Ювелирная, в моем понимании, работа. Не зря Сергеев был инженером-баллистиком, знал свою «машину» как пять пальцев. Он осторожно вскрыл панель и стал копошиться в электронных блоках, при этом комично высунув язык — привычка с детства делать все старательно и прилежно, в отличие от меня, привыкшему к правилу «Сойдет итак». Я смотрел и дивился, как он легко ориентируется в этих сложных технических устройствах. Поэтому ничего не видели, что творится вокруг, особенно наверху — а зря! Именно оттуда к нам медленно спускалась угроза.

Капитан включил паяльник и стал впаивать микрочип. Я наблюдал за ним, вдыхая клубы расплавленного канифоля и раскаленного олова. О своих обязанностях охраны почему-то забыл. Когда все было готово, офицер крикнул вниз:

— Я сделал! Проверь!

В ответ Казимиров ничего не сказал, а стал тестировать электронную оболочку ракеты. Там, по дисплею катились цифры и символы — компьютер проверял сопоставимость нового блока в системе. Оказалось, что прошло все гладко — микрочип работал нормально в спарке с другими элементами управления. Об этом и сообщил лейтенант, радуясь, что мы задание почти выполнили…

Почти. Потому что совсем забылись, в каком мире живем. Наша невнимательность нам дорого стоила. Сверху на нас опустилась липкая сеть. Вначале я ничего не понял и удивленно взглянул наверх, и после этого с ужасом обнаружил, что опутан паутиной. Крепкой и вонючей. На сверкающихся полосках вниз спускались огромные пауки — собратья тех, что мы убили часом назад, — стреляя в нас сетью. Сергеев охнул и выхватил пистолет, однако его рука в ту же секунду была окручена паутиной. Паук потянул на себя «веревку» — и капитан взлетел к нему, прямо в раскрывшуюся пасть. Он судорожно бился, мычал, пытался стучать кулаком по хитиновому панцирю насекомого, только это мало что дало. Паук вонзил в него свою хоботок и с шумом всосал в себя все мягкие органы, как обычно это делает человек, когда через трубочку пьет кока-колу из бумажного стакана. Пропитанное насквозь алкоголем тело оказалось вкусным для хищника. Мне стало жаль нашего командира; человек был он не плохой, пускай иногда и кричал на нас.

Потом паук скинул вниз тело — это был практически скелет, обтянутый кожей и одетый в мундир. Я в состоянии ужаса висел на сети, не шевелясь и это, видимо, меня спасло. Начни кричать, дергаться или пытаться снять с плеча автомат — тот час подвергся бы нападению.

А вот на двоих других нападение уже было совершено. Казимиров и Данилов открыли огонь из автоматического оружия и сумели подстрелить троих хищников. Только пауков было больше, и им пришлось закрыть люк шахты от центра запуска, фактически оставив меня наедине с плотоядными существами. «Бросили меня!» — мелькнула мысль. Я же успел заметить, что все же еще несколько тварей успели проскользнуть внутрь, и что там было дальше — я не знал. Сквозь сталь не проникает звук.

Однако мое внимание привлекло другое. Прямо к месту, где паял микрочип Сергеев, медленно опустился паук — тот самый, что и сожрал нашего капитана. Его глаза блестели металлом, и в них я чувствовал внимательность и настороженность, словно это был взгляд разумного. Но каково же было мое изумление, когда паук протянул свои члены к электронным схемам, и «пальцы» нащупали микрочип. Паук осторожно вынул его и стал рассматривать. Никаких эмоций при этом он не выражал.

«Ох ты, не хрена себе, так он же разумный, блин!» — понял я. Далекие инопланетяне не просто изменили наш мир, они дали интеллект тем, кто никогда не мог его получить — насекомым. Возможно, все насекомые обладали развитым мозгом, только мы как-то это не воспринимали до поры до времени. И я тут вспомнил, что действительно, пчелы или осы нападали организованно; у тараканов тоже была какая-то тактика наступления на те территории, которые обжиты человеком, и везде они побеждали, выдавливая нас. Комары и жуки были настоящей армией против суверенных государств; они выживали после напалма и ядерных ударов и, в свою очередь, нападали с высокой эффективностью, что военизированные части людей бежали без оглядки и в панике. Насекомыми управлял, возможно, коллективный разум.

А теперь этот разум пытался понять значение микрочипа. Не сомневаюсь, что паук врубился, что эта штука, а также сама ракета создана для уничтожения и, скорее всего, будет применена против жителей планеты «d». Паук издал звук:

— Пшхрррр, крхлллл! — в этой абракадабре был смысл, который я не улавливал, но в целом понимал, что в слова полны серьезных значений. «Ай-кью» у пауков был, наверное, выше, чем у меня, хотя я школу закончил с неплохими отметками и у меня учителя обнаружили способности к японскому языку и литературе.

Остальные, окружив его, тоже стали издавать подобные возгласы — обсуждали наши контрмеры к иной цивилизации; может, это был «мозговой штурм»? У меня возникла мысль, что у Эпсилона Эридиана обитают тоже насекомоподобные существа, поэтому их «программетры», сброшенные в атмосферу, легко перестроили как физическую структуру организма (говорят, это последствия мутации, в точности сказанного не уверен!), так и сознание земных насекомых. И теперь «наши» пытаются помочь «чужим», вот уж явное проявление межзвездной солидарности. Ведь теперь Земля не принадлежала людям — на место хозяев претендовали другие организмы. И именно тогда я решил, что две разумные расы не способны сосуществовать на одной планете. Вон, к слову, древние люди истребили неандертальцев, потому что видели в них угрозу себе, не смотря на то, что генетически и физиологически были схожи. А что говорить о нас, людях, и насекомых — абсолютно разные виды организмов. Пауки более живучи, приспособлены к суровому климату, плодовиты, а теперь, обладая интеллектом, просто превосходят нас. А учитывая то, что у них нет понятия милосердия и сострадания, то против нас самый страшный и безжалостный враг, когда-либо имевшийся в истории человечества.

«Ну уж нет!» — мысленно воскликнул я, оглядываясь. Необходимо было что-то предпринять, а не висеть бес толку. Из паутины мне не вырваться — уж больно крепка она, может, крепче нейлона. Из памяти всплыли моменты, когда я, будучи еще пацаном, жег спичками паутины в старом своем доме. Моя мама не переносила на дух этих существ, боялась, и поэтому мне приходилось очищать как квартиру, так лестничную площадку и подвал от них. Обычно я делал это при помощи простой метлы, но иногда просто поджигал, со злорадством наблюдая, как кипишат от волнения противные создания, убегая от пламени. Вот и сейчас мелькнула мысль: паутинка ведь из органики, значит, может гореть, несмотря на то, что толще и длиннее. Только как ее поджечь?

Ответ сразу появился: у меня в левом кармане хранились сигареты и зажигалка. Я курю, только редко. Поэтому всегда имею запас табака, когда мои товарищи балуются пачками в день. «Если я потянусь к карману, то всколыхну паутину, и пауки получат сигнал, что я жив» — подумал я. И тогда они ринутся на меня. Я посмотрел вперед. Трое пауков продолжали издавать противные звуки, рассматривая электронные схемы ракеты. Поднял глаза наверх — там молча висели еще трое, скорее всего, простые «солдаты» — лишь глаза отражали свет как рефлекторы велосипеда. Если они начнут спускаться, то это займет секунд четыре-пять. Скорее всего, эти и нападут, ведь «интеллектуалы» заняты более важным делом, чем охрана попавшей в сети жертвы. Куда я сбегу?

«Значит, мне нужно успеть за это время дотянуться до кармана, достать зажигалку и высечь искру. Если будет огонь, то поджечь паутину», — решил я. Подождал несколько секунд, глубоко вздохнул и…

Потянул со всей силы правую руку к карману. Паутина натянулась, пауки-солдаты, находившиеся наверху, встревоженно зашипели и стали спускаться вниз. К счастью, спускались не торопясь, наверное, не видя во мне опасность. Лишние секунды мне оказались кстати, ибо зажигалка не хотела выбивать искру. Я пальцами вертел колесико, мысленно матерясь, и когда первый паук был уже в полтора метрах от меня, наконец-то фитиль вспыхнул. Газа в емкости было достаточно, чтобы пламя полыхало долгое время.

Появление огня остановило движение насекомых — пускай маленькое, но они знали в чем угроза; предполагаю, это страх на уровне подсознания. Пауки издали тревожный звук, видимо, не зная, что предпринять. «Интеллектуалы» резко повернулись в мою сторону. Я же быстро преподнес фитиль к паутине и она… загорелась, причем сильнее и быстрее, чем бумага. Казалось, «веревки» пропитаны бензином, ибо пламя стало стремительно распространяться по всей паутине, и это была грандиозная картина. В иное время я бы поаплодировал тому, кто придумал такой «яркий» трюк, но только это был не цирковой номер, а единственный шанс спасения.

Огонь прошелся и по тем паутинам, которые опутывали меня. Моя униформа не загорелась, потому что была пропитана специальным составом — ракетчиков снабжали особой тканью, поскольку мы имели дело с огнеопасными средствами. Но ожоги все-таки на открытых участках рук и шеи получил, на что в тот момент не обратил никакого внимания. Я поднял с пола свой автомат, передернул затвор и короткими очередями, стараясь не задеть корпус ракеты, сбил всех пауков, включая и того «интеллектуала», который с микрочипом стал подниматься наверх, желая спрятаться. Этот гад увиливал от пуль весьма ловко и резво. Ему почти удалось добраться до лаза, когда огненная траса распорола брюхо на две части. Он полетел вниз и шумно упал на дно шахты. В его «руке» был самый важный элемент нашего задания. К счастью, микрочип не повредился.

Чертыхаясь, я стал спускаться вниз. Наверху стоял шум:

— Хршшшшшплллл! Пррршшшхлллшшш!

Пауки сообщали об угрозе и призывали всех напасть на меня. «Ну, нет, я вам просто так не дамся!» — сердито прошипел я и, не желая терять время на спуск по скобам, спрыгнул с трех метров. Черт, ушибся головой об обшивку «Тополя». Также левая нога заныла от удара о бетонный пол, но сейчас было не до боли. Я, тихо извергая нецензурные словечки, сильно пнул по «руке» мертвого паука, и его «пальцы» выпустили микрочип. Схватив драгоценную штуку, я закинул за плечо оружие и стал быстро подниматься обратно, к тому месту, откуда чип был изъят.

Сверху уже шевелились серые создания, испуская злые звуки. Они были в ярости и хотели разделаться со мной. И тут со стороны люка послышались выстрелы. Я резко обернулся и увидел Данилова, который короткими очередями сбивал насекомых. Те падали на дно шахты, и я слышал, как хрустели их расколотые словно грецкие орехи хитиновые панцири. Весьма неприятные звуки, аж мороз по коже!

— Собир! Быстрее вставь чип обратно! Я их пошугаю пока! — орал «Три толстяка», ведя прицельный огонь. Я не стал упрашивать себя дважды, сам понимал, что сейчас все зависит от меня.

К счастью, пауки атаку прекратили, спрятавшись в трубопроводах. Пока они шипели, обсуждая, что и как, я поднялся по скобам наверх и очутился на площадке, где недавно капитан работал с электронными блоками. Найти это место в ракете не составило труда, ибо внимательно следил за действиями Сергеева. Мои пальцы осторожно вставили в пазы микрочип. Сверху я щелкнул крышкой, чтобы полностью закрыть доступ к схемам управления, стал закручивать гайки.

И успел вовремя, так как из вентиляционных труб «полились» пауки, злобно шипя. Их было много, даже трудно себе представить такое количество. Жуткое зрелище. Мы с Даниловым открыли огонь, но автоматными очередями их уже было не остановить. Понимая, что сейчас меня превратят в фарш, если останусь на месте еще секунд три-четыре, я прыгнул к люку. Из глотки вырвалось: «Мляяяя!». Данилов прикрывал меня уже плотным огнем, успев поменять рожок в АКМ.

Когда я очутился за его спиной, то мы навалились на стальную дверь и сумели ее захлопнуть. Осталось только повернуть кран, чтобы полностью герметизировать наше помещение от шахты — если стартанет ракета, мы должны быть в безопасности. Пауки бились о непреодолимую преграду, издавая сигналы ненависти и ярости. Конечно, они могли вновь открыть панель на корпусе ракеты и извлечь микрочип…

— Поздно, уже поздно, — хищно улыбнулся Данилов, подошел к пульту и переключил кнопку. Я видел на замке ключ для запуска ракет — он раньше был в кармане у лейтенанта. Видимо, Казимиров успел вставить его и ввести код запуска в компьютер. Только где он сам? В комнате были трупы пауков, у некоторых еще дергались конечности — послесмертная реакция нервных волокон. И запах гнили…

— Вон он, — хмуро кивнул в сторону Данилов. Я проследил его взгляд и увидел лежащего на полу офицера. Он был опухшим, как будто накачали воздухом. Не шевелился.

— Мертв? — спросил я тихо, хотя не видел крови.

— Не знаю, — также тихо ответил товарищ. — На него накинулись пауки, он отстреливался из пистолета. Одного уложил, а вот двое запустили ему в рот и задний проход личинки. Теперь внутри него целое гнездо этих тварей.

Мне стало плохо от этих слов. Какая страшная смерть. Может, Казимиров еще живой, просто парализован, и понимает, что внутри него развиваются насекомые, которые чуть позже разорвут его тело и выйдут на свободу. «Я его пристрелю, чтобы не мучился», — сказал я и передернул затвор автомата.

— Не сейчас, сначала запустим ракету! — и «Три толстяка» указал на часы. Они отсчитывали последние секунды время «Ч». Если пауки и начнут сейчас демонтаж электронных блоков, то не успеют — раскаленные газы превратят всех в зажаренные куски.

— Все равно это наша планета! — вдруг позади нас раздался жуткий скрипучий голос. Мы с Даниловым взвизгнули от страха и, подпрыгнув, обернулись. То, что мы узрели, заставило дрожать наши колени. У меня даже дыхание сбилось.

Из тела лейтенанта, раздирая ткань формы, выдвинулись длинные и кривые паучьи лапы, которые приподняли человечье тело на полметра. Огромные руки и ноги безвольно висели. Там, где был пах, вытягивалась жуткая голова, усеянная глазами-отражателями. Челюсти щелкали, обливаясь ядовитым соком. Но говорила не эта голова, а настоящая, принадлежавшая Казимирову. Именно из его глотки исходили фразы:

— Вы хотите уничтожить нашу планету?

О боже! Эта тварь говорит по-русски!

— Да, мразь! — крикнул Данилов и положил палец на кнопку.

Паук затрясся от смеха:

— Нам все равно! На нашей планете уже никого нет!

— Как это? — в недоумении спросил я. Меня всего трясло. Паук раскачивался и смотрел на нас злобным взглядом.

— Мы трансформировали все организмы на Земле в такие формы, которые способны принять наши сознания!.. — мертвые глаза лейтенанта были покрыты пленкой, но язык продолжал извиваться в предложениях. Это было страшно видеть, как говорила мертвая голова: — Это сделали намерено, чтобы переселиться к вам.

Честно говоря, нам было не понятно, о чем говорила эта страшная тварь. И я переспросил:

— Как это трансформировали?

Той нечего было скрывать, и она продолжала говорить:

— Все земные насекомые на планете ближе к нам по всем параметрам, поэтому мы легко перестроили их тела и мозг до такой степени, что они стали емкостями для принятия сознания каждой личности с нашей планеты. Мы телепортировали свой разум сюда. На планете «d» Эпсилона Эридиана остались лишь наши мертвые тела. Земля подходит нам по жизненным показателям, условия проживания более приемлемые, чем на нашей родине. Кстати, туда мы переселились сто тысяч лет назад по вашему исчислению с более далекой звезды, которую вы, кстати, не увидите в свои приборы — телескопы.

— То есть, вы инопланетные хищники теперь живете на Земле? — с ужасом поняли мы с Даниловым. Было трудно осознать, что столько времени с нами проживали представители иной, совсем не дружественной цивилизации.

— Вы поняли правильно. Вы уничтожите нашу родину, однако нас это мало беспокоит. Теперь мы живем здесь, и мы скоро освободим Землю от человеческой расы! — шипел паук. — Нас миллиарды, и вам не справиться с нами!

Но у меня было иное мнение:

— Ну это мы еще посмотрим! — и я выпустил в двигающийся труп Казимирова весь магазин. Паук дергался, разбрызгивая кровь, а потом затих.

Тем временем часы вспыхнули: «Ноль». Нужно было запускать «Тополь» в космос.

— Но какой смысл? — растерянно спросил Данилов. — Ведь там никого уже нет!

— Мы не знаем, правду ли сказал нам Кази… этот паук! В любом случае, мы обязаны стереть планету чужаков! — и я сам нажал на кнопку.

Над шахтой открылся люк. Через несколько секунд заработали двигатели, и объятый пламенем и дымом зеленый двадцатиметровый цилиндр стал подниматься в вечернюю высоту. Все живое, находившееся в шахте, испепелялось. Даже сквозь многометровый слой бетона чувствовалась мощь ракеты. Компьютер свидетельствовал, что полет идет нормально, точно по заранее рассчитанному курсу. Микрочип уже связал ракету с командным сервером станции «Мир», откуда теперь велось управление.

Когда все стихло, я повернулся к товарищу. Он стоял бледный.

— Буду верить, что хана теперь планете на Эпсилоне Эридиана! Теперь вся миссия лежит на астронавтах «Энтерпрайза»!

— А мы? А люди?

— А мы будем отвоевывать свою планету от чужаков! Смерть паукам и прочим насекомым! — и я вставил новую обойму в автомат и стал подниматься наверх.

— Ты куда? — испуганно залепетал «Три толстяка», который, как мне показалось, за несколько часов похудел. Наверное, от страха и напряжения.

— У нас есть несколько минут. Ракета своими выхлопными газами очистила окружающее пространство, и мы сумеем добраться до БТР, — пояснил я. — Нужно рассказать командованию, где в реальности наши враги.

Данилов вздохнул и двинулся за мной.

Нам предстояла страшная война за существование всего человечества. Не знаю, как другие, а у меня планы на будущее, и свою планету не отдам чужакам!

(31 июля — 3 сентября 2012 года, Элгг)

Там, над облаками, там, над облаками…

(фантастический рассказ)

На высоте семи километров солнце светило совсем уж ярко и ослепительно, смотреть на окружающий мир было невозможно без очков со специальным триплексом затемнения. Тепло его лучей ощущалось только на стороне, обращённой к светилу, разреженный же воздух с низкой, почти в минус пятьдесят градусов по Цельсия, температурой мог за несколько минут превратить любое живое тело в ледышку. Однако пятнадцатилетние Эргаш и Светлана без страха и вполне свободно сидели на парапете, да и чего пугаться, если твоя рука лежит не карабине страховочного фала.

Ребята восхищённо смотрели вниз, на бурлящую, почти черную занавесу облаков, через которую невозможно было разглядеть поверхности Земли. На подростках были костюмы с термообогревом и специальные маски, соединенные с баллонами, содержащими обогащённую кислородом воздушную смесь. На такой высоте человек прожил бы от силы минут десять, если бы не был защищен, ну а нашим героям беспокоиться не стоило — они были здесь не впервые и хорошо знали все необходимые меры предосторожности.

— Красота! Эх, красота! — восхищенно восклицал Эргаш, стуча при этом кулаком в перчатке по металлической поверхности. Ребристый металл глухо отзывался на удары, казалось, это звучит гонг. Пацану нравился этот мир, кипящий внизу и простиравшийся под небесным куполом до самого горизонта, и ничего иного не желал. Вся его жизнь — это небеса и солнце, а также ночь, горящая огнями звезд.

— Грустно, — не соглашалась с ним девочка. Ей, наоборот, казалось скучным однообразие окружающей среды: каждый день одно и то же, в то время как под ногами, где-то там существует нечто иное, неизведанное, выходящее за пределы понимания. Жаль, что спуститься вниз не разрешается, а то бы Светлана непременно совершила такой бросок на управляемом парашюте…

Ребята находились на борту огромного цепеллина, носящего имя: «Великое будущее Узбекистана». «Узбекистана»? Того самого? Об этой республике дети знали немного, лишь по учебникам, сохранившихся с тех давних пор, когда Узбекистан ещё существовал, и рассказам учителей, в свою очередь услышанных от более старшего поколения. Каким же оказалось на самом деле это «наступившее будущее», объяснять не имело смысла — об этом знал каждый из тридцати тысяч жителей небесного дома, вынужденных спасать свои жизни вдали не только от родины, но и от твердой земной поверхности. Этот гигантский цепеллин как раз и оказался тем единственным сооружением Узбекистана, построенным в 2022 году на базе Ташкентского авиационного предприятия имени Чкалова; он имел в длину 600 метров, в диаметре около 180, весил почти двеститридцать тысяч тонн. Мощные двигатели на урановом-235 реакторе способны были придать скорость воздушному кораблю до ста километров в час и совершать манёвры на высоте семи-восьми километров, а цистерны с гелием удерживали всю эту махину над облаками уже пятьдесят лет, и ни разу с тех пор цепеллин не опускался на землю.

Эргаш и Светлана считались третьим поколением людей, родившихся на борту «Великого будущего Узбекистана». Они имели смутное представление о том, почему корабль окрестили именно так, а не иначе, и о том, что стало причиной бегства их предков с земли на небесные высоты. На цепеллине они чувствовали себя вполне уверено и спокойно, их не особенно страшил мир, который скрывался под облаками. Пищу обитателям поднебесья давали оранжереи, энергии хватало от реактора, воду же конденсировали из воздуха периодически засасываемого на борт из нижних слоёв атмосферы. Все на корабле были заняты делом, в основном же, поддержанием жизнедеятельности бортовых систем, ибо от их состояния зависела судьба всех находящихся здесь людей. На культурный досуг, образование и праздники оставалось немного времени, хотя без этого, безусловно, тоже нельзя было жить.

В редкие от занятий дни подростки проскальзывали на верхние палубы и оттуда любовались миром, от возможных угроз которого их обычно защищала броня цепеллина. Вообще-то об этом люке-лазе из всех школьников знал только Эргаш — его отец работал механиком и часто выходил на рабочую площадку. Отсюда он, прикрепившись к поверхности специальными «кошками-присосками», поднимался по обшивке к наружным приборам и механизмам, чтобы ремонтировать от случая к случаю, если те выходили из строя. Вышло так, что он приводил несколько раз своего сына, показывая, чем он обычно занимается, и Эргаш, однажды специально подсмотрев, запомнил код к замку. Теперь он с одноклассницей тайком пробирались к лазу, естественно, предварительно надев рабочие комбинезоны, что хранились тут же, у люка; пускай одежда была великовата и в ней подростки чувствовали себя неуклюжими, зато она спасала от опасного воздействия внешней среды.

Сегодня было утро воскресенья 2076 года, практически все население цепеллина отдыхало, точнее, просто спало, на вахте находились лишь дежурные офицеры и матросы. Корабль двигался по кругу, ведь никакого смысла лететь ни туда, ни в какие другие стороны не было — везде одно и то же — солнце над головой, холод и густой облачный покров под ногами. Однако руководство считало, что не следует долго висеть на одном месте, необходимо искать прорехи в облаках, чтобы иметь возможность наблюдать то, что скрывалось внизу и по мере необходимости извлекать из этого какую-то выгоду.

— Слушай, кем ты хочешь стать, когда будешь взрослым? — спросила вдруг товарища Светлана. Две минуты назад они говорили совсем о другом, — о цветах в их квартирах и о кинофильме, что видели вчера по телевизору перед обязательной программой идеологического характера, о необходимости всею душой любить капитана корабля и уважать законы, им предписанные для всех. Кинофильм, само собой разумеется, старый, начала двадцать первого века, о любви и человеческих отношениях, преданности и суровой борьбе за независимость Узбекистана.

Эргаш хмыкнул:

— Как кем? Как и мой папа — механиком! Нужно же кому-то поддерживать в надежном состоянии всю эту конструкцию, — и парень постучал по обшивке. — Мне папа говорил, что этот корабль строили совсем для других целей, но из-за катастрофы вынуждены были изменить планы. Стартовали преждевременно, даже не закончив некоторые работы, и поэтому достраивали некоторые отсеки и отделения уже в воздухе. Говорят, запчасти, металл, приборы брали в тех местах, до которых на тот момент не доходила катастрофа… А сейчас вообще нет ничего, латаем на старом, проржавевшем. Папа как-то мне сказал, что все здесь у нас окончательно изношено…

— Ты думаешь, что возможно настанет такой момент, и мы рухнем вниз, туда? — уточнила Светлана. Голос ее звучал глухо, но спокойно, словно ничего страшного в этих словах и не скрывалось.

Только Эргаш вздрогнул:

— Ой, нет, надеюсь, что до этого не дойдет… Брррррррр, не говори, пожалуйста, об этом!..

Девочка ничего не сказала. Она задумчиво смотрела на облака, которые больше походили на густой темный ковер. Мрачная картина внизу и более жизнерадостная наверху. Особенно приятно было смотреть на небо ночью, когда звезды кажутся ближе, да и горят они ярче. Можно разглядеть даже отдельные галактики.

— А ты кем хочешь стать? — в свою очередь поинтересовался одноклассник.

Светлана чуть помедлила с ответом, а потом произнесла с хитринкой в глазах:

— Исследователем… только никому в классе об этом не говори, ладно?!

— Исследователем? — изумился Эргаш и невольно ногой ударил по воздухозаборной решетке. Этой профессии он побаивался, только не хотел в этом признаваться ни себе, ни другим. Ему казалось, что она сопряжена с риском для жизни. — А что исследовать хочешь — звезды или атмосферу?

Девочка огляделась, а потом шёпотом сказала, указывая пальцем вниз:

— То, что скрыто под этим «ковром»… Хочу узнать, что там произошло!

Эргаш, недоумевая, посмотрел на нее, не понимая, шутит ли девочка или говорит всерьез? С ума сошла, что ли или просто над ним прикалывается? Ведь даже страшно себе представить, что там внизу происходит! Он хорошо помнил ту историю, шепотом рассказанную соседкой, которая потом вдруг исчезла. Насколько это правда — никто не знает, а за подтверждением никто не лезет вниз, обитателям цепеллина вообще запрещено опускаться за облачный покров.

Но сам рассказ врезался в память ребёнка. Как-то раз, более пятидесяти лет тому назад ученые атомными зарядами проделывали штрек вглубь земной коре, чтобы добраться до мантии и получить доступ к запасам минеральных ресурсов, которых уже не доставало на поверхности — промышленность не могла функционировать без железа, меди, золота, урана, молибдена, титана и многих других минералов. На глубине трех километров, как оказалось, существовала гигантская полость и в ней обитали различные палеоорганизмы — животные и растения, жившие еще два миллиарда лет назад на первобытной Земле. По некоторым причинам, связанным с происходящими на Земле глобальными процессами, многие из них спустились в подземные пустоты, а со временем эволюционировали в совершенно невообразимых условиях. Теперь же они получили свободу и повылезли на поверхность. Это были кошмарные создания, и бороться с ними оказалось делом безнадежным. Даже атомное оружие не победило их, но зато оно изменило, а лучше сказать повредило, климат планеты. Облака навечно скрыли поверхность от солнечных лучей, там, внизу возник так называемый «парниковый эффект». Приборы на цепеллине регистрировали температуру под облаками в плюс восемьдесят градусов по Цельсия. В таких условиях выжить могли отнюдь не многие…

Мир разваливался на глазах. Геноцид, мятежи, голод, войны, беспорядки. Чудовища лезли из дыры, заполоняя континенты. Единственное место, до которого они не добрались — атмосфера, и там искали спасение люди. Правительства срочно строили цепеллины и спасали население. Естественно, не всем достались места на борту, и борьба за каждое из них была кровопролитной, отчаянной. Не попавшие в те списки «счастливчиков», штурмами брали аэродром, где парковался цепеллин. Практически на каждом, кто очутился тогда на борту, лежала вина за чью-то отобранную жизнь. Между тем даже на аэростате порой вспыхивали бунты и восстания против тех или иных властных персон, пытавшихся заполучить бразды правления, однако в течение трех первых месяцев установилась жесточайшая диктатура военных, которая определила порядок и правила проживания на борту «ВБУ». С другой стороны, и спасшимся также пришлось нелегко, ибо прежние общественные ориентиры сместились, возникли новые потребности, регулируемые новыми нравственными постулатами; пришлось подчиняться и выполнять работу, за которую никто бы в иных условиях и не взялся. Деньги не имели уже никакого значения, социальный статус — тоже ноль, лишь умение делать что-то практическое, полезное для всех, считалось ценностью. Эргаш слышал, что в первые годы ненужных и оппозиционно настроенных людей, бездельников и мошенников просто скидывали вниз, а позже даже съедали, ибо не хватало пищи, пока не построили оранжереи и ботаники не сумели организовать производство сельхозпродуктов. Мясо было лишь в ограниченном количестве, и полагалось оно только детям, да и тем, кто работал в особо сложных условиях, например, отцу Эргаша, который, естественно, делился своей порцией с семьей и соседями. Хотя по внешнему виду тех, кто был приближен к капитану, было видно. Что они недостатка в пище не испытывают; только говорить об этом вслух не рекомендовалось, тем более возмущаться. Все знали, что любого бунтаря ожидало падение за облака…

На других цепеллинах ситуация была еще кошмарнее. К примеру, казахстанские корабли «Батурхан» и «Алмата» превратились в летающие могилы — там люди в один прекрасный день просто перерезали друг друга, — и до сих пор безжизненные, управляемые лишь автоматикой кружатся они у Антарктиды. Жители «ВБУ» видели их иногда на расстоянии в десяток километров, но капитан всегда не решался подлетать ближе, чтобы не смущать умы и не пугать никого, хотя и был соблазн пополнить запасы металлоизделий и продуктов, одежды и других ресурсов за счет мертвецов. С тех пор и появились байки да легенды о «летучем голландце», о вурдалаках наднебесья, призраках, и их охотно пересказывали друг другу подростки, смакуя страшные детали.

В индонезийском дирижабле с трудновыговариваемым именем какого-то мыслителя, власть принадлежала религиозной секте, и там церемонии жертвоприношения стали традиционными. Жертвами становились военнопленные, которые поступали в результате стычек с мелкими цепеллинами, например, корейскими или камерунскими. Бедолаг разрезали на части и поджаривали на костре, после чего употребляли в пищу. Один раз индонезийцы пытались атаковать узбекский корабль, но отпрянули, получив достойный отпор — что-что, а вооружен цеппелин был неплохо. С большими пробоинами в борту они отлетели назад и больше не пытались предпринять боевые операции против «ВБУ».

По некоторым данным, в небесах путешествовали теперь около трех тысяч дирижаблей разных конструкций и моделей, но никто из них не отважился спуститься на землю. Все искали счастья на небесах. Это был теперь мир людей.

— Я думаю, что там некоторые люди всё-таки смогли выжить, — твердо произнесла Светлана, имея ввиду поверхность. — Так говорит моя мама, а она ботаник, считает, что даже в таких условиях могли сохраниться живые организмы.

— Твоя мама права, — без особой охоты выдавил из себя Эргаш.

— Почему? — слегка удивилась девочка.

Парню не хотелось отвечать, потому что недавние события, свидетелем которых он стал, вызывали страх. Только врать или молчать перед подругой было неприлично, даже зазорно, и пришлось признаваться в своей информированности:

— Помнишь, как неделю назад, в субботу, наш корабль стало трясти?

— Да, помню, — кивнула Светлана. — Тогда я была нашем домашнем отсеке, и решила, что мы попали в стратосферный вихрь. Но что было, тогда власти ничего не сказали.

— Не-е, это был не ураган. На самом деле это наши исследователи решили спустить аэротрал за облака и попробовать им подцепить у поверхности какое-нибудь животное или растение, чтобы изучить его, а может, использовать в качестве пищи…

С этим не согласиться было трудно. Одноклассница кивнула:

— Да, это правильно, потому что белки являются необходимыми элементами нашей жизни.

— Это маловероятно, потому что жизнь там внизу теперь основана на силиконе, а не на углеродном обмене веществ, — вспомнил умные фразы Эргаш, честно говоря, сам до конца не осознавая их смысл. — Мы не можем питаться ими, а они нами…

— Так что же произошло? — вернула его в нужно русло девочка. Она слегка подрегулировала звук в телефонах гермошлема, чтобы не пропустить важную информацию.

Поправив очки на носу, парень начал рассказывать:

— Я тогда выходил сюда, отцу помогать. Он должен был установить видеокамеру, чтобы следить за горизонтом. В тот раз цепеллин опустился практически к верхнему слою облаков, группа исследователей сбросила четырехкилометровый трал… Я видел все своими глазами, находясь именно здесь, где мы с тобой сидим. Помню, тогда слушал через мп-плейер эту композицию… Знаешь? «Там, над облаками, там, над облаками, там, там-тарам, там-тарам…»?

— И что же было? — нетерпеливо перебила его Светлана. Ей хотелось узнать подробности, но казалось, что Эргаш специально отвлекается на второстепенные факты.

— Видимо, что-то всё-таки подцепили, у земли. Папа сказал, что мы летаем над Африкой. Но вдруг по тралу, как по якорной цепи, наверх поползли странные существа… Я даже не знаю, кто они, в учебниках тоже таких не встречал… Какие-то бесформенные, коричнево-желтого окраса, мелькают отростки-щупальца, издают тонкие пронзительные звуки. На той платформе, откуда спускался трал, стали орать, мол, рубите концы, пока не поздно! А как его отрубишь, ведь это стальной канат — не бумажный. Пока возились, чудовища залезли к ним. Я слышал, как орали люди, пытаясь отпихнуться от монстров — но куда там! — те быстро их слопали и полезли дальше наверх!

— Ой, ужасно! — побледнела Светлана, но за тёмным стеклом изменение цвета лица Эргаш не заметил, лишь понял по интонации, что девочка взволнована. Конечно, и было от чего, ведь проберись эти существа внутрь цепеллина, начался бы настоящий Армагеддон на высоте четырех километров. — И что же дальше?

— По тралу поднималось все больше и больше организмов, наш цепеллин раскачивался от их резких движений, трос скрипел. И тогда капитан приказал отцепить платформу…

— Ой!

— И все полетело вниз… И платформа, и организмы — все скрылось под облаками, а наш корабль тотчас поднялся на высоту семи километров. Мне папа позже сказал, что среди исследователей было трое механиков из его службы — они погибли… Никому ничего не сообщили о трагедии — все засекретили.

— Тогда ты не прав, если утверждаешь, что силиконовая жизнь не питается нами, раз чудища проглотили людей, — нахмурилась Светлана. — Но все равно, эту жизнь нужно исследовать, чтобы вернуть себе Землю! Эта наша планета, а не доисторических организмов, наша задача — уничтожить их! И я все сделаю, чтобы выполнить данный план!

Ответить парень не успел, так как до них донесся раскатистый звук выстрела. Подростки машинально обернулись и увидели приблизительно в десяти километрах от себя два чужих цепеллина. Один был красного цвета с надписью «Иосиф Сталин», а другой черный, с надписью на немецком «Dritte Reich» и свастикой на обшивке. Корабли обстреливали друг друга из артиллерийских орудий и отдельными ракетами. Это было грандиозное, захватывающее дух зрелище. Вспышки и грохот. Снаряды и боеголовки разрывали борта, куски каркаса вместе с людьми падали вниз, из пробоин вырывались клубы пламени и дыма. Скороговорки автоматических пушек казались бесконечными. Бой шёл не на жизнь, а на смерть.

— Совсем рехнулись, что они делают? — изумился Эргаш, который ничего подобного ранее не видел.

— Я знаю их, я про это читала, — прошептала Светлана. — Это два идеологических противника. На первом корабле живут коммунисты, на втором — нацисты. Более ста лет назад первые победили вторых во Второй Мировой войне, а теперь вторые хотят взять реванш в небе…

— А мы за кого?

— Мы — нейтралитет, у нас своя родина, своя политика. Мы движемся к «Великому будущему», как завещал нам… э-э-э… как там его звали?

— Ислам Каримов, первый президент Узбекистана, — подсказал Эргаш, ощущая гордость за то, что помнит кое-что из учебника истории. — На его деньги ведь и был построен наш цепеллин. И первым капитаном была его дочь Гу… Гуль…

— Гугуша!

— Ага, точно, Гугуша… Но потом ее четвертовали революционеры, а останки выбросили вниз, на съедение животным, тем, что на земле. И все равно порядка тут долго ещё не было, поскольку революционерами были люди тоже не с совсем уж чистыми помыслами…

— Тихо, — испуганно прошептала Светлана, — не болтай лишнего, а то и тебя скинут вниз, как Гугушу. Мы ведь потомки тех мятежников, хотя и не несем ответственности за содеянное предками. Просто диктатура сохранилась, и порядок на борту блюдётся. Сам понимаешь, при ограниченных ресурсах другого и быть не может.

— На американских цепеллинах, говорят, все иначе, там демократия — я слышал их радио…

Девочка чуть не рассмеялась:

— Какое радио? Где ты его нашел?

— Мой папа собрал из разных деталей, часто ловит сигналы радиостанции «Голос Америки»… На американских кораблях все иначе, чем у нас… Свобода, равноправие, решаются вопросы через референдумы…

Тут девочка прижала палец к тому месту, где под маской должны были быть губы Эргаша. И приблизив свое лицо к мальчику, прошептала:

— Тссссс, не болтай! Ты не слышал никакого радио, Америки вообще не существует, у нас лучше всех! Не забывай, на корабле полно шпионов, везде стоят детекторы прослушки! За инакомыслие тебя тотчас отправят на кухню, в качестве свежего мяса…

Эргаш закашлялся, поняв, что играет с огнем.

Между тем черный корабль нацистов как бы клюнул носом и резко пошел вниз, видимо, окончательно подбитый. «Иосиф Сталин» победно сопровождал его до облаков, продолжая при этом поливать огнём, сталью и свинцом. Из мощных рупоров доносились звуки победного марша.

А тем временем цепеллин «Великое будущее Узбекистана» уже разворачивался в другую сторону — капитан стремился уйти подальше от места битвы, чтобы не привлекать внимание победителей. Мало ли чего? В небе и так до сих пор неспокойно. Поскольку цепеллины продолжают нести в своих чревах разные человеческие миры и интересы, то точек для их мирного соприкосновения и сотрудничества совсем немного. То там, то сям происходят боестолкновения, одни жители вынуждены или подчиняться другим, или воевать за свои интересы, за свободу. Все так же происходит среди людей, как и было тысячи лет тому назад.

Но только где-то внизу, под облаками осталась их родина, на которую никогда им уж больше не спуститься.

«Там под облаками, там под облаками…»

(23 сентября 2012, Элгг)

2023: война миров

(фантастический рассказ)

Ба-а-ах! — сверху раздался грохот. Хорхе даже не поднял голову, ибо знал, что это не гром. На Земле давно не звучал гром, не сверкали вспышки молний, не было ливней, да и солнце считалось редкой гостьей. Планету заволокло темными слоями каких-то летучих веществ, от которых вымерли животные и фактически исохлись растения, исчезли насекомые. Сейчас даже мерзкий и противный таракан, будь обнаруженным, стал бы радостным моментом. Люди тоже могли вымереть вслед, если не носили маски с фильтрующими устройствами: они выцеживали кислород из испорченной атмосферы.

Было полутемно, мрачно и страшно. Вокруг одни останки зданий и сооружений. На порушенном асфальте кем-то обглоданные скелеты людей и собак. Много мусора. И редкие прохожие, добирающиеся до дома, точнее до бункеров, где они проживали. Кому-то удавалось найти пищу и что-то полезное, кто-то возвращался ни с чем, понимая, что долго не протянут ни они, ни их семьи. Некоторые вообще не возвращались, попав под обстрел или став добычей.

Бах! Бах! — послышалось с небес.

Нельзя сказать, что Хорхе был не любопытным, просто однообразие происходящего уже не могло вызвать у него интереса. А что нового он может получить? Даже не поднимая глаз он знал, что в облаках сражаются гигантские корабли непонятной конструкции, возникшие из ниоткуда. Это были металлические спруты или медузы, или нечто похожее на них, которые поливали друг друга из энергетических сгустков и спрессованных волн. Там, где шел бой, сверкало фиолетовое зарево. Красивое, но опасное зрелище. Так продолжается уже много лет. Хорхе знал, что его город не один на Земле, где происходят баталии неизвестных цивилизаций. Практически вся планета изранена из чужого оружия. Не осталось ни одной страны, в котором сохранились бы целыми и невредимыми города, жило бы счастливо население. Трудно даже подсчитать, сколько подбитых кораблей падало на поверхность, разрушавших все под собой, а также сколько ими было уничтожено земных сооружений в результате случайного попадания их снарядов.

Если бы только это… Из нутра этих конструкций, валявшихся на земле, вырывались какие-то химические соединения, отравлявшие воздух, а также неведомые микроорганизмы, оказавшимися агрессивными для нашего мира. Умирала флора и фауна, деградировала биосфера. Да и человек начинал мутировать под их воздействием. Кстати, Хорхе был вооружен пистолетом, который не раз выручал в сложные минуты. Не один хищник-мутант из рода человеческого был убит в тот момент, когда пытался напасть и сожрать его, бродящего по родному Винтертуру в поисках пищи. Только три часа назад он разрядил полобоймы в непонятное существо, выпрыгнувшее из покореженного и проржавевшегося троллейбуса.

Хорхе посмотрел на ручные часы. Не смотря на то, что потерял смысл дня и ночи, однако человек не мог регулировать свою жизнь без временных понятий. Сейчас было то, что десять лет назад называли «два часа дня». «Эх, — горько вздохнул Хорхе, вспоминая былую эпоху, когда работал обычным сотрудником городского отделения почты. Была семья, работа, дом, машина, друзья, вечерние встречи в кафе «Трес Амигос», гриль по субботам в жаркие дни, отдых на Канарских островах. Хорошая жизнь остановилась в тот момент, когда швейцарские ученые в Женеве в очередной раз запустили Большой адронный коллайдер, открывшего вход… или выход в параллельный мир. Открыть-то открыли, а закрыть не смогли. И теперь из неизвестного пространства на Землю ворвались чужаки.

Нет, мы им были не интересны. Не замечали они людей, не нужен был им наша планета. Просто Земля стала для них полем битвы. Сражались, судя по всему, две или три цивилизации. Попытки человечества обратить их взоры к себе, заявить, что мы-то тут причем, не можете ли вы остановиться или воевать в другом месте, закончились неудачей. Нас просто игнорировали, как человек игнорирует букашку в траве, которая, может, тоже подает сигналы о своей разумности и права на жизнь. Тогда ООН приняла решение применить силу против чужаков и выдворить с Земли все инопланетные корабли. Армии США, России, Китая, Индии, Европы, Японии, Канады поочередно совершала атаки, используя самые современные военные технологии, закончившиеся, увы, увы, практически нечем. Невидимое силовое поле не подпускало никого ближе чем на полкилометра к кораблям. Безрезультатными стали и ракетно-ядерные удары, нанесенные со стационарных площадок и подводных лодок. Наоборот, взрывы нанесли ущерб земным городам, разрушив то, что не разрушили еще чужаки, заразив местность смертельной радиацией.

Человечество медленно вымирало, и чужому разуму было безразлично. Вполне возможно, что Вселенная полна жизни. Только места в ней человеку уже нет. И еще не скоро на планете возродится жизнь, если вообще это будет возможным.

Хорхе хотел сплюнуть, но под маской не сделаешь такого. Во рту был кислый привкус. Это от голода. Или вчерашней крысы, что он сумел поймать в подвале торгового центра «Розенберг» и поджарить на углях. Хотя желудок давно привык к подобной пище. Тут он вспомнил, что в первые годы люди хватались за все консервы и сухофрукты, которые находили в магазинах и на прилавках, жрали даже собачий корм и пили собственную мочу. Выкапывали червей и варили сухую траву. Теперь и это считалось роскошью. Потом началось людоедство.

Можно сказать и то, что те ученые, которые прорубили окно для инопланетян, закончили жизнь без мучений: их просто вывели к стене и расстреляли, и тела там же закопали. Сейчас бы Хорхе, в прошлом вполне миролюбивый человек, растерзал в клочья бензопилой этих экспериментаторов, и делал бы это с наслаждением. Может, и съел бы… БАК разрушили бомбами, не потому что был уже бесполезным, а потому что символизировал беду, и людям хотелось хоть как-то разрядить ненависть к источнику их погибели. Не повезло и другим ученым, не имевших никакого отношения к Женевскому центру — химикам, астрономам, биологам, даже учителям. Просто они стали образами врагов, порушителей мироздания, и в первые годы отряды религиозных фанатиков отлавливали их и сжигали на кострах.

Кто-то верил, что смертями можно вернуть благосклонность Всевышнего, злившегося на человеческое безрассудство и кощунственные попытки постичь то, что сотворено им. Только небеса отвечали вспышками энергетических выстрелов. Бог не слышал никого.

Скоро Новый год. 2023. Хорхе подумывал о подарке самому себе. «Может, мутанта съесть за праздничным столом?», — мелькнула мысль, и сам вздрогнул от ужаса. Те, кто поедал их, бродящих по городам и деревням, сами становились потом такими же монстрами. Враждебные организмы попадали в человека и начинали перестраивать его под иной метаболизм, меняя также мышление и восприятие мира; практически, сейчас по городу бродили не люди, а полуинопланетяне. Хорхе мотнул головой: нет, уж постарается поискать что-нибудь другое. Не станет он каннибалом и не будет охотиться на мутантов.

Бам! Бух! Бум! — над головой продолжалось сражение.