Бесплатный фрагмент - Философический наив

Эпилог вместо пролога

Нижеследующим эссе много лет, надоело их писать к моим 35-ти. Когда я закончил учиться философии, в 32, то был полон апломба, уверившись, что уж теперь то я знаю о мире больше, чем большинство!

И было время разбрасывать камни. Недолгое. И настало время их собирать. Скоро.

Мысль, осенившая меня однажды в потугах творческих родов очередной наукомудрой ерунды, определила всё моё очарованноскептическое отношение к философии. Во всём здании философского Вавилона любой ответ/рецепт/вывод/результат имеет неоднозначное разрешение, оставляющее, как фильм, претендующий на желаемое, но не очевидное продолжение, зацепку на будущее. Ещё Сократовские беседы дышали дуальными откровениями. А уж чем больше философия набиралась вопросительных недомолвок, тем загадочней становились её гуру. Наверное только такие как Кафка или Пелевин смогли утрировать философствование до уморы.

При этом я ничуть не критикую философские традиции и школы, наоборот. В этом способе умствования есть огромная значимость, освоенная в совершенстве восточными старцами. Это умолчание.

После я назвал философию таким же языком описания мироздания, как и математика, только зеркальным. Поэтому считаю философию наукой не менее точной.

Но тогда, и по умолчанию, я вскрыл свои чакры в порыве объяснить себе прежде всего просто, прямо и примитивно, что есть непостижимое. Я не думал тогда о других, и писал «in vitro», не в себя и не в других.

Время как говорят лечит, и я стал более недоговаривающим, чем тогда. И будь время назад, я бы уже не смог написать так. Нет не плохо, нет не хорошо, лишь искренне и однозначно.

Введение

Да простит мне многоуважаемый Читатель столь гнусную попытку заставить его читать наивное чтиво. Да что ж мне остается делать, если своим внутренним кругозором начинающего философа я лицезрею всю бездонную пропасть своего скудоумства, завалить которую знаниями, достаточными для действительно мудрых философских трудов, думается, моих дней не хватит. И вот почему.

Множество поколений философствовавших писателей оставили нам в наследство несметную кладезь достойных уважения произведений, обязательных к прочтению каждым прилежным почитателем их авторитетов. Да вот беда, любой человек, да что там любой, — Гений памяти и скорочтения — уже не способен за данную ему Всеведущим Созидателем (далее по тексту Всеведущим) жизнь прочесть и запомнить всё это. Но даже, если предположить, что таковой найдётся, следует оставить ему времени и сил для осмысления, сочинения и написания заслуженно мудрого труда на избранную им вольную тему! Достаточно незначительных арифметических потуг, чтобы подсчитать, что при условии прочтения одной книги в день (неважно какой величины) за сто лет чудо-чтец сумеет одолеть лишь 36500 штук, но где ж взять ту сотню, да и кто б дал все дни проводить над этаким занятием. Вот и вынужден, всяк, обращающий к публике свои соображения, подпитываться знаниями об авторитетах, как правило, у немногочисленных прочитанных толкователей их незабвенных трудов. И дай им Всеведущий, счастья, если оригинальный труд самого Почитаемого им досталось прочесть на родном автору языке, а если автор ещё и древний, так уж сама процедура ознакомления требует многолетних подготовительных усилий. Хорошо удаётся это разве что почитателям и популяризаторам одного-двух авторов, например Гомера или Пушкина, благо, говорить и писать можно много, а прочесть всего ничего. Мудрствующему философу такой подход не годится, иначе каков же он философ, ведь по определению философия — учение об общих закономерностях в сумме полученных знаний, предполагает обширность познанного, сумма которого — критерий мудрости. Вот и получается, что всякому современному философу, опустив очи долу, следует резюмировать свою наивность — неспособность охватить все нюансы наличествующей информации. Эх, хорошо было Платону, до него философов то было, раз, два и обчёлся, да и, вероятнее всего, доступных книг в обозримом ему мире и тысячи бы не набралось. Действительно был мудрец! А Сократ, так тот вообще, для публики мог быть мудрецом, вовсе не умея читать, да и с кем ему было спорить, кроме современников, чьи постулаты оспаривать или развивать? Не подумайте только, что я не уважаю их. Отнюдь! Я восхищаюсь их умом. И смею считать, что и сегодня могу, не стыдясь малограмотности своей, излагать мысли, посещающие мои мозги, без сносок на недостаточно понятые и не познанные мной труды, тем более не хочу, ради красного словца и показной солидности, шерстить многие «талмуды» в поисках изречений, подтверждающих мои нынешние убеждения. Если же Читатель уличит меня в плагиате, что ж, отрицать не стану. В потоке льющейся водопадом из всех источников информации, увлекательные идеи резонировали в моей голове, так что, не запомнив их авторов, я, тем не менее стал последователем их умозаключений, чем, думается, не запятнал свою честь. Прости меня всяк, считающий себя генератором означенных мной формул. Поверь, если узнаю, что до меня Ты их уже произносил, обязательно признаю заслуженное первенство, и с удовольствием пополню сонм почитателей Твоих талантов.

Пожалуй достаточно расписался в наивности своей. Теперь, зная моё кредо, Ты, уважаемый Читатель, в меру своей мудрости сможешь оценивать серьёзность написанного ниже. Я же искренне стремлюсь быть серьёзным, и если в дальнейшем тексте попадутся фрагменты с претензией на юмор, так только с целью избавить Тебя от монотонности вникания в смысл сих излияний.

Основная гносеологическая проблема философии истории

Историческая наука столь противоречива, что является нескончаемым источником вдохновения на всё новые и новые изыскания, версии и открытия. Эта деятельность окружена сопутствующими научными и псевдонаучными (кто как судит) разработками, описаниями, измышлениями и беллетристикой. Принятые единственно верными исторические доктрины постоянно испытываются на прочность идеями и научными гипотезами, основанными на новой технологии поисков истин. К тому же, чем старее становятся изучаемые события, тем большим количеством описаний они обрастают, описания же эти заслоняют первоисточники непробиваемыми стенами определений толкователей, взлелеянных последующими поколениями учеников. В дальнейшем, зачастую, изучаются уже не первоисточники, а описания первоисточников, обобщения, построенные на эмоциях и убеждениях писавших, с точки зрения современных научных открытий, просто необъективных. А сколько писак считают себя историками только потому, что хочется им быть таковыми. Вот два наглядных примера.

В далёком казахстанском Семипалатинске публике были известны два писателя, уничижавших друг друга уличениями в бездарности. Мне сложно судить о мере их писательского таланта, скажу лишь, что в поклонниках ни одного из них я не числился, хоть и был близко знаком с каждым.

Первый слыл специалистом по древней Греции, наводнял местные издания романами и повестями о древних событиях с умопомрачительной плодовитостью. В разговоре со мной он яро твердил, что всё описанное им — голые факты, и обижался на мои подозрения в дешёвой беллетристике ради денег, которых и правда, перепадало ему чуть. Самоотрешённо трудясь кочегаром ради достаточного для писательских мук времени, «эллинист» черпал все знания из единственного, выписываемого аж из Академии Наук (!) журнала.

Второй вёл жизнь несгибаемого мученика за пролитую в свет правду о сибирском казачестве, потратив на неё всю сознательную жизнь. Написал огромный труд, добился его издания и покинул бренный мир в ожидании выхода в свет второго тома из пяти. Думаю, действительно, он пользовался фактологическим материалом, но в тексте здравое зерно было столь глубоко утоплено в живописаниях, не относящихся к историческим событиям, что составить целостную оценку исторической ценности труда представляется излишне трудоёмким, чтоб терять на это драгоценное время. Видимо одинаковая со знаменитым писателем фамилия, прямым потомком которого он себя считал, генерила многословие и чванливость, ссорила с властями и соседями по обитанию, казахами, «желающими убить правду» и русскими, «не сделавшими её, и его соответственно, своим флагом».

Этаких примеров легион. Каждый, сколь ни будь сведущий в местных достопримечательностях, приведёт подобные. К радости культурологов и к горю историографов наследие подобных деятелей наводняет информационную среду, раздувая её в «мыльный пузырь» воздуха слов и тончайшей плёнки фактов. Размер и радужное сияние этого шара влекут к себе зачарованных описателей, критиков и продолжателей славных традиций, вздувающих близ очередные шары. Эфир полон. Народ млеет. Парад шаров уже давно стал схож с дефиле непознаваемых объектов. Им несть числа. Каждая известная наука — шар. Раздуваясь, он лопается, распадаясь на энное количество маленьких сморчков, вновь начинающих пухнуть. Ну да что я о прочих, о истории и философии её суметь бы высказаться.

Нельзя не признавать, что исторические знания, анализ их через сознание сопричастности событиям минувшим, являются хребтом жизнедеятельности человечества, основой познаваемости мира. Наконец, источником оптимизма, веры в завтра, движителем будущего поведения. Без памяти человек теряет все личностные начала, известно, потерявший память становится новорожденным, никчемным, в реалиях существования, субъектом. Если исключить вариант «чудесного» возвращения памяти, то только внешнее воздействие среды заставляет стать его новой личностью, либо, под влиянием той же среды — восстановить утраченное прошлое. Разберём оба случая через некие аллегории.

Представим, что человечество в одночасье потеряло память. Множество существ, топчущих землю, инстинктивно способных лишь противостоять стихиям и голоду, вынуждены будут повторить весь эволюционный процесс. И никакой Всеведущий не урежет их время возвращения к состоянию «до дежавю» в более короткое, нежели предыдущий процесс. И вряд ли у кого возникнут сомнения в том, что процесс этот будет серьёзно отличаться от предшествующего. Но о причинах различия в следующих главах. Если ж признать, что Путь станет иным, то и Будущее изменит вектор. И абстрактный космонавт, блуждавший вне времени и пространств, в период означенных бурь, вернувшись, не найдёт общих, с известным ему прошлым, черт в открывшемся ему мире. Потерянная история уничтожит свойственную ей форму человеческой цивилизации. Всё, всё, всё изменится, останутся разве что внешность, прямохождение и некие генетически вложенные алгоритмы поведения людей.

Спустимся теперь чуть ниже и предположим, что жители некого государства напрочь лишились памяти. Соседи, конечно, помогут, научат «ложку держать в руках», но что далее? Вариантов два. Как в том анекдоте: один плохой, второй хороший. Имейте в виду, для нас понятия «хороший» и «плохой» обусловлены моралью, то есть традицией. Для подопытных сие будет безразлично, ведь они будут счастливы при любом варианте, так же, как счастье детей заключается в развитии их способностей посредством влияния родителей и учителей. Кстати, анекдот стоит процитировать, ибо к нашей теме его «соль» имеет непосредственное отношение. Итак, председатель колхоза, на послеуборочном собрании вещает:

— Товарищи! У меня к вам два известия: одно хорошее, второе плохое. С какого начнём?

— С плохого конечно!

— Что ж. Урожая собрали на месяц, а жить до следующего — год! Придётся питаться дерьмом.

— У-У-У-У… Ну хоть хорошим порадуй!

— Радуйтесь, на здоровье: дерьма-то у нас — есть не переесть! Всем хватит!!!

Так вот. Плохой вариант подразумевает делёж территории агрессивными соседями и воспитание людей в традициях захватчиков. Смутные рассказы о некогда существовавшей родине до учеников конечно дойдут, но в каждом новом отечестве рассказы будут разными, более того, максимально затушёвывающими реальную картинку, что в прочем вряд ли сподвигнет учеников к бунту во имя обретения некогда утраченного, ведь это уже не их память, а легенды, увы, не руководство к действию.

Хороший же, маловероятен, но для полноты представления полезен. Добрые друзья-соседи, из гуманных соображений, решаются на сохранение страны посредством опеки и на восстановление, в умах ополоумевших, утраченных традиций через посвящение в историю. Только вот та же незадача. История из уст соседей, хош не хош, будет другой, интерпретированной с чужой точки зрения. На это мне возразят, мол, останется же литература, родные источники информации и восстановить правду будет легко. Эх, если бы. Представьте себе, что изустных авторитетов больше нет, перед каждым неограниченный выбор в приоритетах, право прочесть исторические сведения в первоисточниках и желание построить свою картину исторического прошлого. Не надо быть пророком, чтобы утверждать, что даже на основе литературы и всего имеющегося спектра информации новые историки напишут новые учебники, отличные от прежних.

Можно изобрести много подобных аллегорий, выводы из которых будут однозначными. Любой способ познания одной и той же истории, не зависимый от принятой на данный момент концепции, даст в результате новую, другую концепцию. С ростом, фактически в геометрической прогрессии, количества источников познавания Истории, как в рамках одной концепции, так и вне их, значительно, если не беспросветно, усложняется возможность установления единственно верных критериев определения истины. Хронология истории, нанизанные на неё наукообразные построения, уподобляются колоссу на глиняных ногах, подверженному атакам бунтующих стихий. Но если так уж сложно принять на веру историю древности, то, как ни парадоксально, не менее, а, пожалуй, даже более сложным становится признать общепризнанным каноном совсем недавнее прошлое — так называемое информационное общество. С приходом информационного бума энное количество оценок и описаний каждого события становится непреодолимым препятствием для признания единственной его трактовки. Для России к таким событиям можно отнести «смешные» путчи 19 августа 1991 года и 3 октября 1993 года. Впрочем, каждый, наверняка, вспомнит множество неоднозначно толкуемых событий. Само по себе разнообразие толкований не есть проблема, даже с точки зрения познавательной, — предмет спортивного интереса, питательная среда для очередных умопостроений. Но определяющим, для хода истории, является использование властьимущими, в меркантильных целях, избранных исторических концепций, следствие реализации которых (феномен обратной связи) — признание данных концепций приоритетными в оценке исторического прошлого. Ярким примером тому — История Германии ХХ века. Война кайзеровской Германии за упрочение собственной государственности не имела целью завоевание мира. Проигрыш же в ней, позорный для немцев Версальский Договор, породил Гитлера, и, сей поборник Реванша создал идеологизированное государство, воплотившее в краткий период мечты немцев о Великом Рейхе в навязчивую антигуманную идею созидания Всемирного Рейха. Результат — Первая Мировая война в устах Гитлера и его подданных стала необходимой предтечей войны Второй Мировой. Более того, не только Германия, но и практически все окружающие её страны были уверены в том же предназначении первой войны. И хотя я больше склоняюсь к мнению Виктора Суворова (Резуна), в том, что настоящим взрывателем Второй Мировой стал Советский Союз, а не Первая Мировая, изменить в умах обывателей и учёных кругов привычную оценку уже почти невозможно.

Необходимо признать, — Историческое событие само по себе не является истиной, а лишь точкой преткновения интересов людей, использующих факт его происхождения в своих целях, и только последствия события приносят с собой приоритетную оценку события, превращающуюся в дальнейшем в традицию. Традиция же, — суть Истина. То есть Истина является категорией сугубо исторических, точнее философско-исторических, оценок произошедших событий, признанных большинством причастных к ним. К сожалению, Истину нельзя считать Правдой, ибо, Правда — суть Явление, не подвергаемое оценкам. Наше право считать информацию правдивой, или нет, не подвергает сомнению Явление как таковое. Истину же в приложении к явлениям можно создать многоликой. Но если Правда не может определять ход Истории, то Истина является Движителем её.

Как же после этого рассматривать теорию Познания, — гносеологию — Наукой о регистрации Явлений, или же деятельностью по признанию Истин? В приложении к Истории, как одному из выражений гносеологии, что должен делать историк? Регистрировать исторические явления на общепринятой хронологической шкале, или пытаться трактовать их оценочную стоимость в последующих явлениях? И не пора ли сказать, что оценка событий, как Явлений, на истинность не совсем научна, как, например, фантастика? Ведь если фантастика предполагает будущее, то названная работа лишь предполагает прошлое! И не более того, так как нам не дано узнать всю полноту Явлений, то есть Правды, а неполновесная Правда есть полновесная Ложь.

Любое историческое произведение, цитирующее некие первоисточники, можно смело считать истинным описанием событий. Ведь между ним и происходившими некогда явлениями, увы, нет Арбитра. Есть лишь критики труда, оспаривающие тему уже после описываемого, своей критикой утверждающие собственную доктрину, ничуть не более истинную. В последнее время, благодаря популярности нигилизма, обилию информации и широте обзора сфер жизнедеятельности человечества, всё больше становится принципиально различных исторических концепций. Старая, общепризнанная историческая школа явно сдаёт позиции, чаще и чаще испытывая уколы новичков, к числу которых можно отнести нарождающуюся школу Морозова — Фоменко. Явно атеистический взгляд на Историю привёл к коренной ломке самой логики изучаемого исторического процесса. И если отвлечься от хронологической шкалы, и взглянуть на названную концепцию лишь как на отвлечённую последовательность явлений, то, обучайся я ей в незнании традиционной ныне исторической доктрины, однозначно, при последующем знакомстве с традицией, удивлялся бы наивности традиционалистов. Довлеющая традиция больна апломбом истинности. Новая концепция зудит незагрубевшей шкурой. Обе же они ничуть не лучше друг друга. Обе истинны. Обе лживы. Первая копается в исторических открытиях. Вторая перекапывает их. Масло масляное.

«Мысль не может не развиваться, — писал кумир современной философии истории А. Дж. Тойнби в своём „Постижении Истории“ — ибо таково свойство человеческого разума. Конечно, поиском факта ради самих фактов можно заниматься сколь угодно долго. Однако рано или поздно ум человека, вооружённый обилием фактов, неизбежно придёт к заключению, что всё это множество фактов необходимо некоторым образом упорядочить. Приходит черёд синтеза и интерпретации накопленного. Затем вновь повторяется предыдущий цикл; так развивается наука. Ни одно собрание фактов никогда не является полным, потому что Вселенная разомкнута. Равным образом ни одно обобщение не является окончательным, потому что со временем обнаруживаются новые факты, которые приведут к разрыву уже упорядоченной научной схемы».

***

Вообще, процесс познавания представляется мне полой сферой, снаружи которой — Непознанное, внутри — искатели, рабы Познания. Самоотрешённо откалывая от сферы крупицы знаний, искатели, из поколения в поколение, складывают их под ноги, создавая сначала точку опоры, а затем — внутреннюю сферу Познанного. Ширится наружная сфера, обогащая нас, но растёт и внутренняя, лишь прослойка Сущего между ними не меняет толщины. И в некий момент искателям приходится делиться на два лагеря: Лагерь покорителей Непознанного и Лагерь искателей Забытого. Роют они в противоположные концы, вздымают пыльные тучи предположений, куют истины в угаре домыслов из руды открытий и фактов. И в этом смраде снуют глашатаи сенсаций, галдят зеваки, ухмыляются скептики, беснуются критики. Строят всем миром воздушные замки идей, вавилонские столпы утопий, пизанские башни учений, авгиевы конюшни догм. Суета сует. Жизнь. Бытие. Ноосфера. Познанное и забытое смешиваются с грязью пустословий, обломками несбывшихся надежд. И чтобы не погрязнуть в отходах, топчем их, и роем, роем, роем, отвоёвывая у непознанного и забытого жизненное пространство.

Уже сфера Познанного обретает Непознанное Ядро. Зажаты мы меж двух непознанных начал. Познание есть судьба человеческая — способ выживания Разума. Познание же без памяти невозможно, как и будущее без истории.

Парадокс гносеологии — чем шире кругозор познающего субъекта, будь то человек, коллектив или общество, тем больше гносеологических проблем перед ним встаёт. В настоящее же время разрешение проблем перспективного познания всё в большей степени зависит от способности к познанию накопленных Человечеством знаний, обусловленной наличием качественных методов нахождения нужной познавательной информации в слабо структурированной избыточной информационной среде. Грядёт глобальная ревизия источников информации с целью реструктуризации их по потребительским категориям. Такая реструктуризация будет сопровождаться архивированием всех первоисточников в компьютерные базы данных, с доступом к ним желающих потребителей через систему символов для каждой категории. Интернет лишь прелюдия ревизии. Над ним и ему подобными системами в недалёком будущем встанет служба, определяющая принадлежность источников к потребительским категориям, отвечающая за Единый, общемировой СТАНДАРТ категорий первоисточников. Впору создавать науку по организации поиска информации в Инфосреде Земли. Инфосреда — это квинтэссенция — «воздух», питательная среда Ноосферы.

О постижимости философского наследия

Философские науки за человеческую историю из высшего проявления Ума в философских чтениях всё больше, в глазах обывателей, да и представителей сторонних наук, стали превращаться в Заумную деятельность, некое самодостаточное умствование Клана посвящённых, непостижимое для прочих, благодаря сверхсложному лексикону и многозначности определений базовых понятий. Каждый философствующий муж стремится привнести нечто своё в природу философской мысли. Я конечно же не исключение. Стремясь писать философский труд, вынужден использовать соответствующую терминологию, но, вставляя «умное» слово в текст, тут же спотыкаюсь о неопределённость его значения, точнее о разногласие в его трактовках. Например, что есть сущее, и существует ли разница между сущим и сущным? Казалось бы одно и то же. Но, как термин «сущее» имеет не менее двух трактовок (по Бердяеву — «абсолютное выражение бытия» и по Хайдеггеру — «противоположность бытию»), так и термин «сущность» подвергся множеству трактовок, отнюдь не сходных с трактовками «сущего». Поэтому я считаю себя вправе использовать в дальнейшем термин «сущное», как выражение самодостаточности описываемого явления. Более того, стремясь избегнуть недопонимания Читателем моих мыслей, вынужден излагать собственную трактовку спорных, на мой взгляд, философских понятий. Тем самым, к сожалению, впадаю «во все тяжкие» философического ЭГО (самоутверждения).

***

Двойственностью трактовки страдают многие слова в различных языках, мне сложно судить о прочих, но в Великом и Могучем русском языке можно «ногу сломать» как в расшифровке сути многих слов, так и в использовании множества разных слов, отражающих оттенки конкретного явления. Опускаю здесь лингвистические разбирательства, полагая, что уважаемый Читатель самостоятельно может углубиться в них. Важно то, что процесс образования разночтений связан с ассимиляцией и взаимопроникновением различных языков, что неизбежно обогащает творческую составляющую языка-отчима. Тем не менее, в научном мире разноликость терминов убивает саму научность, порождая околонаучные дискуссии о смыслах, вводя в заблуждение окружающих относительно пропагандируемых понятий. И, пожалуй, наибольшей околонаучностью страдает именно философия. Хотя именно она думает и говорит о столь близких к каждому обывателю явлениях, лишь пытаясь понять, что же они собой представляют. И, казалось бы, должна вводить в благоговейный экстаз зевак, охочих до дискуссий. Ан нет. Никакому зеваке, со стороны, не удержаться от зевоты, при обсуждении философской братией любого, мало-мальски интересного явления. Мало того, что у каждого спорщика мнение имеется, так ещё и понять из камнепада терминов просто ничего невозможно. Меня одёрнут, мол, какого лешего ты, философ, встаёшь на сторону плебса (толпы, по-нашему)! Что делать, — встаю, так как не могу смириться с непониманием нашей деятельности в глазах окружающих. Очень уж хочется доходчиво изъяснять свои идеологемы (во сказанул, аж сам испугался), то бишь мыслительные убеждения.

Спасает меня наивность, могу лепить то, на что горазд. Но пр-р-р-ру!? А как же при этом остаться немногословным? Вот те на, приплыл. Хоть собственную, обобщающую, терминологию придумывай. А что потом? Писать специальный словарь авторских терминов, читать лекции по каждому отдельно? Замкнутый круг какой-то. Бегаю как цирковая лошадь от простого к сложному, и обратно. Ищу однозначно понятных слов, и не нахожу. Простите олуха! Сдаюсь. Буду писать, как сумею.

Вероятно, вслед за примитивистской живописью и литературой, другими «живыми» искусствами, последуют и примитивистские науки, назначением которых станет популяризация и упрощение понимания наследных нагромождений прочих наук. И первыми в списке кандидатов на упрощение станут философия и история. Впрочем, именно они, пожалуй, возглавляют и первенство по возрасту среди нам известных! Уже давненько житейская философия, как облегчающая жизнь подсказка, разошлась с письменной, канонизированной философией, высокопарно насмехающейся над любыми упрощенческими взглядами. И уже некие, облечённые лаврами, философы заявляют, что мол, в восточных странах нет Философии, а есть лишь житейская мудрость всяких там гуру, дающих простенькие советы страждущим. Тогда, что же такое Философия, — Не житейская мудрость — что ли? И кто ж тогда такой Сократ?

Историография миновала в своём развитии два этапа: общего толкования исторического процесса и разделения самой Истории на несколько локальных её составляющих; и, оказавшись недавно в тупике, разродилась «школой Анналов» французов Блока и Февра, вновь заявивших о необходимости объединения исторической науки. Нечто подобное предстоит и Философии, через переброску мостиков между материализмом и идеализмом, через обобщение философского наследия в общемировой классификационный Свод, через упрощение терминологии. И лишь историки Философии останутся в своём амплуа, рассказывая о перипетиях течения философской мысли.

Впрочем эпоха Примитивизма неизбежно сменится когда-либо НеоВозрождением. Из арены лошади самой не вырваться.

Следующее эссе являет, на мой взгляд, образчик философского сознания. Таковому подвержен любой из нас, в большей или меньшей степени. В силу слабости моей философской подготовки образчик предвидится крайне посредственным. Так что, если Ты, многоуважаемый Читатель, считаешь себя искушённым философом, пролистай её, прочти последующие главы, а потом вернись и посмейся. Неискушённый же, надеюсь, рискнёт попробовать постигнуть непостижимое.

Идеи сущны!

Зачитываясь, в детстве, фантастическими книгами, я всё чаще ловил себя на мысли, что все изобретательства фантастов уж слишком напоминают привычные, точнее известные людям предметы, существа. Эти мысли ужасно угнетали, отложив чтение, я мучительно пытался придумать нечто этакое — невероятное. Такое, чтобы в нём не присутствовало ничто узнаваемое. Увы. Не получилось тогда, не получается и сейчас. Благодаря развитию киноискусства через так называемые виртуальные возможности, фантастические измышления приобрели визуальное воплощение, казалось бы, предоставив возможность изобретать самые нереальные вещи. Но что мы видим на экранах? Чудища с ногами, зубами и хвостами. Нечто комиксное, гипертрофирующее, искажающее знакомую реальность, но не более.

Неутешительный вывод — Человек не способен придумать ничего, что не могло бы существовать в видимой ему природе! Нам не дано перешагнуть через реальности прошлого, настоящего и будущего. Мне, конечно, будут возражать. Напомнят про колесо, велосипед, самолёт и тому подобные чудеса. Так называемые осуществлённые, не свойственные природе идеи. Не забудут, в пику моей невежественности, веско заявить о невоплотимых утопиях: от философского камня до идеологем. Тем самым лишь укажут на две составляющих части доказательства моего вывода:

— Идеи — созидательная часть, — зёрна — человекосодержащей природы.

— Идеи — параллельная признанной природе форма бытия.

В школе я не любил геометрию, и по сей день слабо представляю себе доказательную базу геометрических теорем, но, имея хорошее пространственное воображение, легко осознаю любое трёхмерное тело, способен рисовать его и видеть в заданном разрезе. Сродни геометрическим восприятиям выглядят и мои философские умопостроения. Не зная досконально, методологию принятых в философских кругах доказательных приёмов, могу лишь полагаться на собственное чутьё, мироощущение. Как абориген, — что вижу, то пою.

Любое движение, по определению науки, является химико-механическим процессом, и какое бы явление мы не взяли в качестве подопытного, любое перемещение вызывается во-первых приложением внешних сил, а во-вторых сопровождается химической реакцией, выделением энергии, либо преобразованием материи. Жизнь же, как известно, есть движение. Что же мешает нам признать происхождение идей, даже с сугубо идеалистической точки зрения, — химико-механическим процессом перемещения материальных частиц в мозгу человека под воздействием внешних факторов. Для идеалиста важны внешние факторы, под которыми он вправе понимать нематериальную субстанцию. Пусть. И хотя я не считаю себя материалистом, в идеалистический лагерь записываться тоже не готов, ибо разделяю мнение мудреца: « трагедия и счастье учёного в том, что он не способен смириться с мыслью о непознаваемости окружающего его мира». Если спасением Идеалиста является затабуированная Вера, то моим идеализированным началом является вера в познаваемость мира в принципе, но невозможность его познания в совокупности всех его составляющих элементов за время, отведённое человечеству на существование, также как и в неспособность любого человека овладеть всей суммой знаний, накопленных человечеством.

***

Попробую продемонстрировать неуклюжее доказательство оглашённого вывода о сущности идей. Как я уже говорил выше, сущное, в моём понимании — термин, выражающий самодостаточность явлений. Самодостаточность Явления же, помимо образующих его сути и облика (бытующего представления — Истины), предполагает и всю совокупность как причин его происхождения, так и последствий его появления в видимой Человеку природе. Всё происходящее в представимом нам мире конечно, взаимосвязь же явлений — величина бесконечная, так как нам известно, что материя не исчезает бесследно, из одной формы она лишь преобразуется в другую. И существует дальше. Но мы никак не можем убедить себя в мысли о бытности, т.е. материальности Мысли как таковой. Упорно делим курицу с яйцом, не тратясь при обсуждении Основного вопроса философии — о первичности одного из двух, — на предположение об одновременном Явлении в Свет обоих. Ярким проявлением этой одновременности является История Христа. Сын Божий, априори нематериальная субстанция, является людям именно в материальном облике, обладая полновесными свойствами того и другого. Неужели следует здесь пытаться рассуждать, что явилось людям раньше: божественная сущность или человеческий облик новорождённого Христа.

Материальный мир можно толковать как воплощение Идеи. В то же время, если дочеловеческая природа и появление самого Человека мы должны считать олицетворением идей Всеведущего, то всё созданное человечеством есть воплощение идей конкретных людей, пусть даже, в угоду идеалистам, посредством причащения их к Высшему Толку. Если же человеческие деяния подчинены единому Смыслу, то как могут они преодолеть рамки его?

Но стоит согласиться с мыслью, что появление самих идей связано с преобразованием материи посредством влияния внешних факторов, то окажется, что и сама Идея Всеведущего — лишь продукт материальной Природы. Представим себе любое явление и постараемся рассмотреть ближайшие факторы его появления. Мы увидим, в целом, что факторы эти, то бишь внешние воздействия, материальны. Рассматривая же причины возникновения самих факторов, снова найдём вполне безобидную материальную среду. И так до бесконечности. Что же такое внешние факторы? Ни что иное, как проявление иных идей. Но как же так, ведь только что я заявлял, что внешние факторы материальны. Путаницы никакой нет. Идея, есть форма бытия, замкнутая во времени периодом существования различных состояний материи (звеньев логической цепи), объединённых единым смысловым содержанием. Иначе говоря, все замкнутые логические цепочки явлений (воплощений звеньев данной логической цепи), непосредственно вызывающих одно Явление, которое, в свою очередь, ещё некоторое время проявляется в иных логических цепях, до момента забвения — есть ИДЕЯ.

Для удобства понимания определимся, что далее по тексту термин «Явление» будет предполагать центральное звено Идеи, а термин «воплощение» относится к явлениям — прочим звеньям цепи-идеи.

Сам не всё понимаю, что пишу! Шутка! Хотя как известно, в шутке всегда есть доля шутки. Вот и в предыдущем куске эссе я постарался писать в традиционно философской логике. А теперь наоборот, рискну в рамках одного доказательства перевернуть логику и доизлагать предельно просто и структурно.

***

Расшифровывая оглашённую формулу, каждый в первую очередь должен сопоставить её с определением Жизни и Существования. И увидит синонимичность всех трёх определений. Если Жизнь — есть категория биологических форм бытия Материи и Духа, а Существование может относиться и к бытию неодушевлённых предметов, то Идея не только обобщает смысловую канву Жизни и Существования, но и не зависит от них, являясь самодостаточной сущностью (внутренним — полновесным содержанием), не обязательно включающей в себя как элементы: жизнь и существование различных субъектов.

Пора переходить к примерам, иначе из написанной белиберды не проявить здравый смысл.

Если жизнь человека определяется интервалом от рождения до смерти, с наличием в нём совершённых поступков, то существование его подразумевает лишь сам интервал. Я же говорю, что конкретный человек является составляющей частью и одновременно центром идеи, т.е. элементом логической цепи, которая состоит из:

— желания родителей иметь ребёнка;

— совокупности событий, предшествовавших его зачатию и рождению;

— собственно из жизни человека;

— факта его смерти;

— памяти о нём и его поступках непосредственно знавших его людей;

— жизней его потомков;

— памяти о его деяниях в источниках информации.

Данная идея исчерпывается моментом окончательного забвения всех вышеперечисленных составляющих её элементов. Единственно вопросительным звеном в данной цепи является факт смерти человека, ибо, если полагать, что после смерти в невидимом, пока, человечеству Эфире, некая часть человеческой субстанции продолжает существование, то можно ли отнести его к одному из элементов описываемой идеи? Думаю, нет. Если есть загробная жизнь, то момент смерти является начальным элементом другой идеи. Бренное же тело человеческое, после смерти утрачивает принадлежность к идее с момента прекращения посещений места захоронения какими либо людьми, способными идентифицировать захоронение с конкретным, похороненным в нём, человеком. Каждый человек является воплощением конкретно относящейся к нему идеи. Он же, собственной жизнью, принадлежит к идеям его предков. К несчастью из всех человекоидей лишь единицы преодолевают забвение и продолжают существовать в источниках информации, дошедших до нас. Если так, то конкретные люди, о которых сейчас нам ничего уже не известно, для нас просто не существуют. В то же время мы понимаем, что они были. И коли их человекоидей нет, то уже понимание о их некогда существовании является для нас составляющей частью другой идеи — Идеи о Человечестве. В свою очередь, состоящей из:

— проявлений идей, ставших причиной появления людей;

— совокупности событий, вынудивших людей, как индивидуумов, осознать себя общностью — человечеством;

— непосредственно периода существования человечества с момента появления первого гомо-сапиенс до момента смерти последнего -Апокалипсиса;

— созданной человечеством природы;

— периода существования последствий человеческой деятельности.

— аналогично нужно бы изложить идеи: общества, цивилизации, семьи, нации, племени и т. д. Предоставляю это право Читателю. Все эти идеи составляют категорию одушевлённых идей.

Каждый вправе составить множество иных категорий, наиболее важными из которых являются, для меня:

— осуществлённые идеи;

— осуществимые идеи;

— не овеществимые идеи;

— определённо неопределённые идеи;

Пять названных категорий составляют обобщающую классификацию Идеографии. Внутри неё можно составить множество различных категорий идей.

Осуществлёнными идеями являются не только все продукты человеческой деятельности, но и зримые, овеществлённые предметы Мироздания. Их логическая цепь выглядит так:

— появление потребности в их разработке;

— проекция идеи в голове автора (в более широком смысле — Всеведущего);

— период реализации проекта;

— период существования вещественного воплощения (Явления) идеи;

— воплощение и период существования идей, ставших прямым следствием рассматриваемой идеи;

— проявления идеи в идентифицируемых с ней проявлениях до момента полного забвения источника проявлений.

Осуществлённые идеи носят поучительный характер, являются примерообразующими для иных категорий.

Среди них можно выделить три подкатегории:

— идеи не существовавших ранее продуктов (колесо, велосипед, компьютер и т.п.);

— идеи рациональных аналогий (здания как аналогия термитников, нор, берлог, гнёзд и т.п.);

— идеи иррациональных построений (оружие, наркотики как факторы самоуничтожения, иррациональное искусство и т.п.).

К осуществимым идеям следует отнести понятые людьми, возможные Явления. Логическая цепь их обозрима, доступна пониманию, и главное, идентична цепи осуществлённых идей. Но у неё иное назначение — движителя развития как человечества, так и природы. Причём, совсем необязательно осуществимая идея, в конце концов, обретёт своё Явление. Например учёные гипотетически доказали возможность глобального потепления Земли, но, стремясь уже сейчас противостоять ему сокращением тепловых выбросов, вовсе не уверены, что Тепличный эффект состоится и станет неизбежным продуктом именно человеческой деятельности. Поэтому, в логическую цепь осуществимых явлений можно включить ещё одно звено: предвосхищение Явления. Которое подразделяется на два противоположных действия: по предотвращению Явления и по ускорению Явления. Понятно, надеюсь, что действия зависят от сознания полезности или вредоносности Явления для человечества. С течением истории осуществимые идеи могут как переходить в разряд осуществлённых, так и бесконечно оставаться в прежнем амплуа. Например, загадка доказательства теоремы Ферма будоражит умы сотни лет, и вряд ли утратит интерес к себе в будущем, в то же время не обязательно найдёт своё разрешение.

Не овеществимые идеи имеют две ипостаси:

— идеи идеала и абсолюта;

— иллюзорные идеи.

Логическая цепь их одинакова и исключает овеществлённое Явление:

— совокупность событий, вызывающих потребность в их обобщении через Образ;

— создание Образа;

— воплощение Подобий;

— ностальгия по невоплотимости Образа.

Ипостаси неовеществимых идей трудноразличимы и лишь по преобладанию влияния разных элементов логической цепи обретают канву.

К идее идеала явно относится коммунистическая идеология, или утопия, если хотите. Стремление к социальной справедливости, факты угнетения человеческого достоинства по мере исторического развития философии обобщалось через различные утопии в виде платонова «Государства» или кампанелловского «Города Солнца» до момента оформления обобщения в образ марксова коммунизма. И если бы большевики в России не попытались воплотить Образ в примитивное подобие Явления, коммунизм так и остался бы одной из составляющих частей дальнейшего обобщения наравне с прочими социальными утопиями. Но фиаско коммунистической системы поставило данную идею в строй Фетишей, для одних ставших кошмарным сном, для других ностальгией по безвозвратно утраченному.

К разряду иллюзорных идей следует отнести идею вампиризма, очень популярную на Западе. Отрицательные качества и поступки людей взывали к обобщению через образы, одним из которых стал Дракула. И если в реальной жизни человеческая кровожадность не реализовалась зубастыми монстрами, то искусство неустанно воплощает вампирические Подобия в литературных и кинематографических произведениях. Но если раньше вампирами пугали детей, то ныне характер воплощений указывает на ностальгический настрой авторов из-за невоплотимости Явления.

Состояние определённой неопределенности, на мой взгляд, лучше всего отражает категорию идей, не доступных познанию. Ведь нам известно множество случаев, когда в логической схеме отсутствует некое звено, и без него невозможно постичь саму логику. К определённо неопределённой идее, прежде всего, стоит отнести проявления Веры. Заведомо ограничивающая рамки постижения мира Вера оставляет за ними Непостижимое, то есть то, что просто нельзя пытаться постигать. Бог, бесконечность, ничто, загробный мир, вечность, суть определённо неопределённые идеи. Рассматривая их, мы убеждаем себя: «Оно есть, и этого достаточно, смиримся и будем верить». В то же время к определённо неопределённым (пожалуй, лучше применить к термину сокращение, которое получается не менее ёмким: определённо — «о», не — «н», определённым — «о»; в итоге — «ОНО») идеям можно отнести случаи с наличием Явлений, но полным непониманием условий и причин их происхождения. К ним относятся НЛО, скульптуры острова Пасхи, лабиринты, найденные в разных странах, выкошенные некой силой странные символы на полях и т. п. Казалось бы понятно, что они созданы разумной силой, и зачастую человеком. Но с какой целью? Как в популярной песне: «Нет, всё понятно! Но что конкретно!?». Спектр идей, относящихся к «ОНО» очень широк, и вряд ли его можно обозначить универсальной логической цепью. Точнее будет сказать, что отсутствие в логической цепи одного или нескольких звеньев, лишающих идею определённости, указывает на «ОНО» её характер.

Все ОНО идеи обречены на два исхода:

— в случае нахождения решения для неизвестных ранее звеньев-воплощений, перейти в разряд иных категорий идей;

— канонизацию идей в форму теологического течения для определённой части людей.

Тем не менее, теологический характер ОНО идей не означает их внекритичности во времени. Их можно назвать перманентно постигаемыми. Так, сколько бы ни старались основные мировые религии догматизировать веру, всё равно, даже внутри их, богословские диспуты постепенно меняют оценки даже не подлежащих критике постулатов, не говоря уж об изменении, в зависимости от внешних условий, единожды вписанных в вероисповедческие своды моральных принципов, таких, например, как неприятие церквями абортов. Поэтому можно уверенно считать, что именно ОНО идеи стимулируют исследовательскую деятельность людей, служат во времени катализатором научных достижений.

***

Классификация идеографии требует таки дополнительного определения феномена Идеи. Традиция ограничила нас пониманием идеи как предвосхищения события. Всё последующее делится на само событие, причины его побудившие, следствия с ним связанные, память о событии. Но даже, следуя традиции, мы должны сознавать, что в идее (предвосхищении) уже заложена вся совокупность причинно-следственных и событийных связей. И если отделять идею от осуществлённого или, наоборот, неосуществимого её воплощения, то всё равно надо признать, что идея есть самодостаточная величина. Проще понять моё определение идеи через аналогию с зеркалом. Стоит, вглядываясь в зеркало, подумать о том, что Отражение, помимо Любующегося, реального объекта, является само по себе не менее реальным и включает в себя как среду обитания — стекло с покрытием, период жизни — время нахождения Любующегося в обзорном поле зеркала, и способ существования — процесс преломления лучей в отражающей поверхности. Если согласиться с тремя составляющими Отражения, то неизбежно придётся соглашаться и с материальностью существования Отражения. К тому же, если в зеркале любуется человек, то отражение его не представляется безмозглым. То же самое с Идеей. Помимо понимания реальности прошедших и предшествующих событий и участвующих в них объектов, надо признать реальность существования некой логической их взаимозависимости, разделённой во времени в логические цепочки — идеи. Конечно, можно придумывать некие иные термины, но мне показалось, что со времён Платона и последовавших до наших дней разнотолков слова, никакой другой термин не может проявить более ёмко Идею идеи. Термины: Сущность, Существование, Жизнь, Бытие, Образ, Явление, Событие, Предмет, Объект, Вещь, Причина, Следствие, Память, Прошлое, Будущее, Совокупность, Взаимозависимость и многие подобные лишь представляют части внутреннего содержания и воплощения Идеи. Я сознательно не включил сюда термины «Настоящее» и «Реальность», потому что помню и чту мысль Н.А.Бердяева о том, что в ряду с Прошлым и Будущим самой неопределённой величиной является Настоящее. Не более определённой, с точки зрения Времени и Истории, является и Реальность. Впрочем, всё зависит именно от точки зрения на предмет обсуждения. Я излагаю лишь свою. Не менее и не более истинную, чем прочие. Так же как не менее и не более свою, чем чужую. Я — Идея, её Явление. Я — воплощение других идей. Мир состоит из идей. Мир создан идеями.

Сложность идеографии можно представить в виде аквариума беспредельной ёмкости, заполненного соответствующим количеством шаров — идей. Мало того, что сам аквариум, как и его содержимое, являются идеями, так и их сумма, есть идея. Взаимосвязь двух шаров — идея. Как прямая, так и любая изогнутая, как вертикальная, так и устремлённая в любом мыслимом направлении цепочка шаров — суть идеи. Любой срез аквариума — идея. Любой разрез любого шара — идея.

В то же время идея существует сама по себе и вне зависимости от чего либо. И при этом постигается, ощущается, становится осязаемой только в соприкосновении, взаимодействии с другими идеями-Явлениями-Воплощениями. Так, можно смело утверждать, что Прошлое не существует без Памяти, хотя бывшее некогда, явно существовало. Благодаря истории оно обретает Настоящее, реальное воплощение, увы, уже другое, чем существовавшее в любом другом временном моменте.

***

Можно сказать, что основным вопросом философии является, пожалуй, не спор о первичности материи или сознания, а возможность или невозможность определения единственно понятых и неоспоримых впредь Истин — Идей.

Нет более определённо неопределённой идеи, чем Философия. И, благодаря зависимости от времени Всего и Вся, нет более ОНО идеи, чем Философия Истории. Можно смело заявлять, что ломоносовское утверждение «Философия — наука всех наук», относится именно к Философии Истории.

Если доказательством решения любой задачи является нахождение, через логические манипуляции с некоторыми известными величинами, одной обобщающей величины, то доказательством любой философской задачи, к сожалению, может служить нахождение новой неопределённой величины через манипуляции уже известных неопределённых величин с относительно определёнными. Привычные людям предметы, понятия, явления (традиционно признанные в данный момент), есть лишь побочные продукты их философской деятельности, временно оцененные как реально существующие.

Таково доказательство моего вывода о неспособности Человека придумать что либо, не способное существовать в видимой ему Природе. Идеи составляют его суть, идеи наполняют его сознание, идеи живут вне его. Идеи реальны и мнимы одновременно. Они сущностны и сущи.

Идеи сущны!

Мироздание как философско-историческая идея

От доказательства сущности Идей к метаИдее путь краток, или первичен. Остальные пути нескончаемы.

Мировидение

С момента первых воспоминаний я задавался проблемой границ окружающего меня мира. До школы весь мир ограничивался нашим рабочим посёлком, и, хотя посёлок был в черте города, сам город казался мне чем-то ирреальным, не существующим в природе, а лишь мнящимся мне из легенд, рассказываемых взрослыми. К окончанию школы город наполнился реальным смыслом, хотя и оставался для меня определяющей величиной, за пределами которой был опасно большой, пугающий мир. Прошло не так уж и много лет, но мироощущение низвело мою вотчину до размера заштатного городка, по сравнению с знакомыми, изъезженными мегаполисами, просто ничтожного. Точно также, в процессе взросления, окружавшие меня дома, деревья, холмы, реки скукоживались, тускнели, превращаясь из великанов в серую мелочную обыденность.

Столь ностальгическое вступление лишь демонстрирует склонность людей к переоценке масштабов действительности по мере расширения представимого кругозора.

Я начал с мироощущения, но для дальнейшего понимания главы необходимо чётко определиться в близких друг другу, но тем не менее разноликих понятиях:

1. Мироощущение — инстинктивное видение окружающей, ограниченной необходимыми жизненными потребностями, среды обитания. Я бы отнёс мироощущение к свойствам всех биологических существ. Растения, примитивные животные, высшие приматы и Человек, обладают этим свойством непременно, ибо, несмотря на наличие органов восприятия (осязание, обоняние, зрение, слух), каждое существо имеет обобщающие получаемую информацию центры (будь то определённые участки клеток, сами клетки или составленные из них конструкции — мозг), задача которых — предвидеть предстоящее состояние среды обитания, и заранее готовить организм к её изменениям. Казалось бы, моё вступление не соответствует данному определению мироощущения, ан нет, ведь я описываю собственные ощущения лишь после их накопления и систематизации памятью. Таким образом, описание подвержено анализу и не может быть иным. То есть нельзя мироощущение объективно описать, это чувственная категория. Попросите любимую кошку описать её ощущения, она не сможет. Вы также не сможете этого сделать объективно. Мироощущение — система чувств, не поддающаяся однозначным трактовкам, с точки зрения идеографии — это Явление.

2. Мировосприятие — способность к обучаемости, привыканию, накоплению опыта через внешние проявления воздействий окружающего мира. Так животные способны обучаться некоторым разумным действиям, не связанным с прямыми обучающими приёмами людей. Собаки, кошки могут открывать двери, некоторые птицы и звери используют для добывания пищи орудия. Эти способности нельзя относить к инстинктивным. Мировосприятие — уже познавательная категория, не являющаяся, однако, созидательной.

3. Миропредставление — отвлечённо созерцательное свойство, обусловленное человеческими способностями к определению места личности в усвоенной памятью системе знаний об окружающей действительности. Множество людей не задумываясь живут, довольствуясь приземлёнными до минимума потребительских нужд знаниями о среде обитания. Сфера их познавательских интересов ограничена жизненными потребностями, узкоспециальными знаниями для обеспечения собственных: существования, достатка и удовольствий. Остальная информация вне этого минимального набора воспринимается отвлечённо. Миропредставление для таких людей величина вспомогательная, способствующая индивидуальным достижениям, мозг их фильтрует информацию с целью получения дополнительных стимулов к успеху.

4. Мироздание (мировидение) — утопическая система взглядов на мир как бы извне, предполагающая обобщение и систематизацию всей полученной информации для построения Модели Мира. Мироздание обречено оставаться ОНО идеей. Обладатели потенции к построению моделей мира, как правило, своим занятием не достигают материального благополучия, наоборот, когда увлечение переходит в навязчивую самоцель, теряют всяческую связь с действительностью, обретают в глазах окружающих статус «не от мира сего». Тем не менее, именно мироздание остаётся вершиной человеческих исканий, именно через утопические модели происходят прорывы науки к утверждениям умопостроений, кажущихся в начале фантасмагориями или опровержениям сложившихся традиций.

***

Предполагаю, что каждый человек, в определённый момент жизни преодолевает в себе философа-глобалиста. Получив представление об окружающем мире, большинство, в силу множества причин, теряют интерес к глобальным воззрениям на мир, окружают себя понятными, не требующими фантазийных взлётов мысли, представлениями и довольствуются этим остаток дней. Но те, кто не успокаивается, обретают счастье в постоянном искании столь далёких от жизненных потребностей истин, пропитываются этим скрытым от сторонних взоров ощущением настолько, что всю свою приземлённую бытность воспринимают уже через проекцию к построенной и достраивающейся постоянно модели мироздания, чувствуют свою сопричастность к глобальной сущности Мира. Становятся обладателями относительно спокойного воззрения на круг бытовых проблем, как бы отстранённо ощущая их скоротечность и ничтожность во всеобщей целостности Мира. Им не так важно, насколько близко к правде их мировидение, гораздо важнее ощущение сопричастности, включённости в построенную модель, способность воспарить над Всем и Вся, необъяснимое чувство Большого Взрыва мысли, отрешённости от частностей. Индусы через медитацию постигают Нирвану — то, что не могут объяснить в привычных понятиях, аскеты в Вере достигают того же, величая это видением Бога, истинно верующие поглощены мировидением, их сразу видно среди прочих, причастных к данной вере, так как поглощённые верой отстранены от суетного бытия.