Бесплатный фрагмент - Фенечка

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

«КОГДА ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

ИЗЖИВАЮТ СЕБЯ, ЧЕЛОВЕЧЕСТВО

ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ЗВЕРЬЁ»

---

---

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

ДИСКЛЕЙМЕР

Все нижесказанное является выдумкой автора.

Любые совпадения с реальными событиями или людьми считать случайными.

---

---

От автора

Дорогие читатели!

Перед вами коротенькая повесть, отражающая всю несуразность современного мира взрослых и трагичность мира подростков. И, казалось бы, мы все существуем рядом друг с другом, но рядом ли? Ведь создается впечатление, что разрыв между условными «отцами» и «детьми» гораздо больше, чем просто пара-тройка десятков лет. Эта пропасть складывается из бессилия одних, нежелания других и объективного отсутствия времени. И проблемы вылезают наружу только тогда, когда закрывать глаза на них больше нет никакой возможности.

Основная идея повести заключается в том, что проблема современного мира, как шарик, катается в равностороннем треугольнике игнорирования ситуации. С одной стороны дети, лишенные свободного времени для здоровой рефлексии, потому что за них все время кто-то что-то решает. Дети перегружены не только школьными уроками с домашним заданием, но и дополнительными репетиторскими занятиями и спортом, что не способны к непредвзятому аналитическому мышлению. Перегружены до степени: что бы дети ни делали, главное, чтобы не думали.

С другой стороны — упорные и амбициозные родители, которые работают для того, чтобы дать детям все самое лучшее, самое новое, самое нужное, абсолютно все, кроме человеческого внимания и искреннего общения. Объективно времени на такое общение нет.

А с третьей стороны — система посторонних взрослых, в которой есть лазейки, чтобы прокрасться внутрь ребенка, втереться в доверие, мелкими шагами на цыпочках вой ти в мир подростка и внушить, что все не так, как подросток себе представляет. Что ребенок может быть свободным, свободным от школы, от родителей, от системы и даже от самого себя. И, якобы, может выбирать все, что он хочет. И таким образом толкнуть его на неадекватное поведение и к противоправным действиям против самого себя. Это история про нас. Приятного прочтения.

---

Глава первая.
Расписание

Времена нынче странные. Те, кто были консерваторами, стали либералами. Те, кто были либералами, стали революционерами. Те, кто были правыми изначально, стали окончательно левыми. А потому неудивительно, что в таком хаосе родиться может что угодно, в том числе квартет в составе — осел, козел, мартышка и косолапый мишка, суд в составе трех борзых собак и верные сотрудники — лебедь, рак и щука. Почему бы и нет, что бы это все изменило Собственно, ничего, а потому вполне имеет место быть.

Ну и коль уж мартышки, мишки и собаки призваны вести себя как люди, в париках и при чинах, то почему бы людям не начать вести себя как звери? Вопрос риторический, ибо каждый знает, что при определенных условиях человек, несомненно, становится похож на определенное животное: «У, нажрался, как…» Ну известно же. Чего удивляться появлению странного движения среди молодежи, которое получило удивительное название «квадробер». Не поймешь, то ли квадраты, то ли бобры, а может, и то и другое, а может, вообще ни то ни другое. Но что уж есть.

И вот какая история случилась в уездном городке N в одной вполне благополучной себе семье. Не думайте, что это придумано. Ни разу. Приукрашено, да. Признаюсь. Но все по фактам, все по фактам.

Так вот, жила-была себе семья Сидоровых: мать, отец и двое детей. Отец работал на местном заводе по сборке чего-то там, мать — учителем русского языка и литературы. Дети — мальчик Саша пятнадцати лет и девочка Катя тринадцати лет — ходят в школу и занимаются спортом и музыкой. Все по классике жанра. Очень благополучная семья по нынешним временам, прямо-таки образцово показательная. Все основные кризисы уже считаются пережитыми, ипотека за трехкомнатный хрущ почти погашена, и машина почти выкуплена. Родители живы и в деревне, там же отпуск и свежий воздух.

Родители работали и не жалели никаких средств на собственных детей. Нужны репетиторы — найдем, благо мать в школе работает, найдет, кого привлечь к решению данной проблемы, будь то математика или английский. Русский язык и литературу сама объяснит обоим. Не без боя, конечно, но с криками и руганью все получается.

Нужен компьютер — будет компьютер, нужно обмундирование для тренировок — будет обмундирование, нужна флейта для музыки — будет флейта. Нужны телефоны для связи — будут телефоны. Ни в чем детям не отказывали, ни в чем особо не ограничивали. Разве что выходить на улицу только до восьми вечера, смотреть телевизор только до девяти, полный отбой в десять. После школы обязательное расписание, состоящее из спортивной секции, музыкальной школы, репетиторов всех мастей и плавательный бассейн на закуску. Дети не должны быть предоставлены сами себе, чтобы не болтались без дела, не скучали и, главное, не думали сами, не анализировали, не сравнивали. Не приведи всевышний, подцепили бы какие-то веяния извне, какие-то крамольные мысли…

Так и жили — не тужили.

Однажды по весне пришла Катенька к маме, только что пришедшей из школы, и сказала:

— Мама, у нас все в классе рукоделием занимаются, а я нет.

— Каким рукоделием?

— У нас есть кружок кройки и шитья… То есть это был кружок кройки и шитья, но теперь это воркшоп.

— Что? — не расслышала мать.

— Воркшоп. Это такое место, где все рукодельничают, но не обязательно шьют или вяжут.

— А что же там делают?

— Вот… Вчера занимались папье-маше, — и Катенька гордо продемонстрировала блюдечко из рваносклеенной бумаги, которое одолжила у подружки.

— А это где взяла?

— Лина одолжила, чтобы я показала.

— Ага, это интересно, — мама всегда старалась поддержать творческие начинания в своих детях. Это же необходимое условие развития полноценной личности. В детях важно воспитывать не только и не столько потребление, сколько тягу к прекрасному и способность к творческому процессу.

— Так я подумала… — продолжила Катя.

— Угу…

— Если мы перенесем наши с тобой занятия русским со вторника на другой день, то я тоже смогу туда ходить.

— Та-а-ак, — мать повернулась лицом к ребенку, чтобы полноценно оценить, была ли это попытка спрыгнуть с дополнительных уроков русского или действительно желание заняться рукоделием. Проверка взглядом: женщина лет сорока пяти, невысокая и подтянутая, взглядом матерого сотрудника КГБ сверлила собственного белокурого ребенка, который стоял в полном замешательстве и беспомощно хлопал голубыми глазами.

— Можно?

— Понятно. Если мы сдвинем русский на четверг, у тебя будет русский и литература подряд, понимаешь?

— Ну и что?..

— Ну ладно, — после небольшой паузы продолжила мать. — До конца учебного года осталось чуть больше месяца. Давай попробуем.

— Ура-а-а! Спасибо, мамочка.

— Пожалуйста.

Уже на следующей неделе Катенька отправилась на воркшоп, а потом на музыку, а потом домой, делать домашнее задание и заниматься с репетиторами по видеосвязи.

— Ну и как воркшоп? — спросила мать, заглядывая в комнату дочери после работы.

— О! — почти не оборачиваясь, Катенька показала большой палец вверх. Она сидела в наушниках и полуобернулась только потому, что свет из коридора отразился в экране телефона. Это был очередной репетиторский урок онлайн.

— Ну ладно… — мать закрыла дверь и поспешила на кухню. По дороге она вспомнила, что с утра ставила машину стиральную на таймер, а значит, она постирала, но стоит неразгруженная.

У порога красовался мешок с мусором и бумажный мешок с картошкой. Так, сначала мусор, чтоб до пяти вынести, потом картошка, потом машинка, потом ужин… Нет, сначала мусор, чтоб до пяти, потом машинка, потом картошка, все равно чистить и варить… Нет, надо белье развесить, а то завоняет. Так, сначала мусор, потом машинка…

Все. Мать схватила мусор и вышла на улицу. Почти приятная прогулка до мусорных бачков и обратно. Других все равно нет.

И тут она вспомнила, что еще надо проверить школьный сайт на предмет того, все ли сдали свои работы по литературе. До конца четверти каких-то три недели, а оценки надо уже сейчас подготовить, так сказать, заранее. То есть это опять внеурочная урочная административная работа. Минут через десять она вернулась и отправилась на кухню. Увидев полную раковину немытой посуды, развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла, нет, полетела в комнату сына.

— Саша, кто сегодня моет посуду?

— Катя!

— Почему не помыта?

— Спроси Катю.

— Не могу, у нее урок!

— Ну вот урок кончится, пусть моет.

— А до этого?

— Что — до этого?

— Как я буду готовить ужин?

— Не знаю… — безразлично.

— Саша! — почти орала мать.

— Закажи пиццу! — отстраненно пробурчал Саша.

— Саша! — взвыла мать и, аккуратно и почти беззвучно хлопнув дверью, направилась на кухню.

«Господи, — думала бедная мать, — как ни распредели все обязанности, все равно все, абсолютно все приходится делать самой. Как же я от этого устала. И что теперь делать — ужин или машинку разбирать? А главное, есть ли такой вариант, чтобы вообще ничего не делать? Нет, можно заказать что-нибудь, но опять же…»

После тридцатисекундного обдумывания она повернулась и направилась в ванную разгружать стиральную машинку. Это тоже особое удовольствие, но об этом в другой раз.

Потом направилась к Кате в комнату, аккуратно приоткрыла дверь и увидела, что дочь все еще «на уроке». Мать закрыла дверь и снова отправилась на кухню. Понятно, что посуда снова ее. Ладно. Значит, будут ждать ужина столько, сколько будет нужно. Посуда помыта, картошка почищена, куриные ножки тушатся в сковороде, огурец и два помидора замочены в миске. Что еще? Ничего.

— Мам, смотри! — за спиной раздался звонкий голос Кати.

— Катя, что это? Посуда опять не помыта! Неужели это так сложно?

— Ма-а-ам…

— Что мам?

— Я не успела после школы, у меня же английский.

— Не успела она! А я должна все успевать, да? — мать почти орала от отчаяния, потому что сколько бы она ни прикладывала усилий, чтобы хоть как-то организовать быт, он упорно не хотел организовываться.

— Мам, — тихим голосом перебила мысли матери дочь.

— А?

— Смотри! — и Катя показала на вытянутой руке маску, сделанную из папье-маше. Это была маска с вытянутой мордочкой и ушами, но абсолютно белая, и отверстия для глаз были не прорезаны.

— О! Это что?

— Это маска, — пояснила Катя, приложив маску к лицу.

— А! Это воркшоп.

— Да, — подтвердила Катя, — это воркшоп.

— Ладно, иди зови Сашу. Идите мыть руки. Скоро будет ужин. Отец сегодня поздно придет со смены.

— Саша! — прямо с порога кухни закричала Катя.

— Ой, да не кричи ты! — одернула ее мать. — Пойди постучи к нему в дверь.

— Угу… — и Катя скрылась за поворотом.

Ужин прошел, как обычно, под стройные доклады детей о проделанной или не проделанной типа немытой посуды работе и учебе и родительские нравоучения, иногда длинные, иногда короткие, как придется или как повезет. Сегодня мать была не в духе, и поэтому досталось обоим и за то, что было сделано, и за то, что осталось недоделанным. В общем, уютный семейный ужин среднестатистической семьи.

Потом все равномерно распределились по своим комнатам, где мать занималась административной работой и проводила свои вечерние репетиторские занятия по русскому. Дети же тихо прятались по своим углам, чтобы им не влетело. Но влетало все равно.

— Катя! — снова орала мать с кухни. — Сегодня твоя очередь мыть посуду, почему не помыта?

— О, чуть попозже, я занята, — бубнила в своей комнате Катя, не отрываясь от телефона. Она нашла там интересные модели для масок, и ей хотелось сохранить парочку фотографий.

— Катя! — с раздражением послышалось в коридоре.

— Да иду я, иду… — с неудовольствием девочка стекла с кровати и направилась на кухню.

— Ну мы же договаривались… — обиженно произнесла мать. — Вы мне помогаете, а я буду вам лучшим другом и сотоварищем… Ну?

— Угу…

— Ну вот, есть теперь время на фильм?

— Фух…

— Ну вот…

В начале одиннадцатого ввалился отец. Что-то там опять не так срослось на производстве, и его бригада сменилась не как положено, в девять, а только в полдесятого. И опять нашли какие-то неполадки и недоработки… Уже никто не слушал и не воспринимал, что там бубнил глава семейства, потому что каждый из оставшихся троих был выжат как лимон: кто ором и работой, кто учебой и спортом, кто учебой и желанием спрятаться и не появляться до конца дней своих.

На том и закончился очередной вторник семьи Сидоровых.

---

Глава вторая.
Воркшоп

Молодой преподаватель Степан Николаевич недавно устроился в школу учителем труда и на полставки в продленку, которую еще называли «макакник», ну или «зоопарк», предназначенный для мелкотни — учащихся младших классов, чтобы тем было где переждать три-четыре часа до возвращения домой. Степан Николаевич быстро влился в «зоопарк» и завоевал доверие преподавателей и детей тем, что организовывал подвижные игры для ребятишек даже в очень ограниченных пространствах классов. А также помогал делать уроки, например, вслух учил стихи со второклассниками. Поэтому, когда Степан Николаевич пришел к дирекции школы с предложением открыть клуб по интересам для подростков — «воркшоп», никто не стал возражать. Кроме того, клуб кройки и шитья все равно умер сам собой, потому что не было желающих его посещать.

Так, для начала по вторникам, а после майских каникул по вторникам и четвергам стал собираться клуб «особенных», как Степан Николаевич сам ласково окрестил своих подопечных, на воркшоп. А его подопечные называли своего учителя просто и незатейливо — Стивен или Стив. А что, прекрасное имя, почему бы и нет? У нас же теперь можно все. Получите и распишитесь. И поначалу действительно ничего не вызывало ни нареканий, ни подозрений. Дети, в основном девочки, были заняты творчеством. Преподаватель — Степан Николаевич — казалось, был искренне вовлечен в творческое развитие подопечных. А чтобы развитие не перешло на телесный уровень случайно, группу набрали из восьми девочек, и завуч настаивала, чтобы приходили на занятие как минимум шесть участниц. В целом все было хорошо каких-то три недели, ровно до того момента, пока один из родителей не пожаловался в школе, что его девочка начала вести себя странно — притворилась кошкой.

Этот папаша пришел в школу с требованием увидеть того преподавателя, который внушил его дочери, что она кошка и теперь будет спать на полу и есть с пола. Директор не верила своим ушам, но выслушала жалобы «тревожного родителя», как она его вежливо окрестила, и, пообещав во всем разобраться и навести порядок, выставила его из кабинета.

Этот «тревожный родитель» был первой ласточкой, так сказать, предвестником начинающихся проблем. Но это присказка… Сказка впереди.

— Катя, почему опять посуда не помыта? — орала пришедшая с работы мать.

В ответ была тишина. Двери не открывались, половицы не скрипели, ничего не двигалось по узкому коридору. Совершенно вымотанная женщина напрасно вслушивалась в темноту коридора.

— Да что ж такое-то! — мать всплеснула руками. Мысленно взорвалась всеми нецензурными словами и выражениями, которые только знала, и пошла по коридору искать свою дочь.

У комнаты Кати она на секундочку остановилась и подумала, что странно все это. Все выглядит так, будто ребенка нет дома, хотя она должна быть. Мать тихонько толкнула дверь, и та отворилась. В комнате Кати было сумрачно, небольшой ночник горел на столе, все остальное было выключено.

Ну и где тут искать ребенка? Восемь квадратных метров — как его тут потерять? Где тут его искать? Под кроватью? Ну, заглянула, и что? Там только… Что это? Женщина с удивлением увидела с самого краю кровати у ножки тапочки своей дочери. И тапочки были вместе с носками, а в носках были ноги.

— Катя, — испуганно зашептала мать. — Катюшечка, ты чего?

— А… — видимо, ребенок действительно там спал, потому что голос, доносящийся из глубины, был вялым и сонным.

— Катюшечка, выходи, я не буду ругаться.

— Р-р-р-м-м-м.

— Катюшенька… — вопрошала вкрадчиво мама. — Ну выходи, моя хорошая, моя сладкая, ну бог с ней, этой посудой, я сама помою. Выходи, пожалуйста.

Где-то в глубине между кроватью, полом и стеной что-то зашевелилось и начало медленно выбираться наружу. Уже через несколько минут высунулись ноги и одна рука в меховой перчатке, но мать не обратила на это внимания и продолжала вытягивать собственное чудо из-под кровати. Вскоре, по всем приметам, должна была появиться голова девочки, но вместо этого появилась темная мохнатая морда с острыми ушами и вытянутой мордой. От неожиданности мать вскрикнула и выпустила руку дочери.

— Катя! — кричала женщина. — Катя, что это?!

Подросток, видимо, осознав, что происходит что-то не то, что она сама себе запланировала, начала отбиваться от матери и снова забилась под кровать.

В этот момент хлопнула входная дверь.

— Саша, — мать рывком поднялась с колен и понеслась в прихожую. — Сашенька, у нас тут такое…

— Что опять? — устало и как-то абсолютно по-мужски спросил пятнадцатилетний Саша. Он сидел на пуфике у зеркала, рядом с ним лежала сумка со спортивным обмундированием, а напротив стояла мать, которая даже стоя уже казалась карликом на фоне собственного сына.

— Там… это… Катя.

— Ну да, у нас есть Катя, — определенно ответил сын.

— Она не Катя…

— Ма-а-ам! — обреченно простонал Саша. — Можно я схожу в душ, переоденусь, в идеале поем, а потом пойду смотреть, что там с Катей. Она не при смерти же?

— Да! — выпалила мать.

— Что? — Саша стряхнул обувь и большими шагами направился в комнату сестры. Там было по-прежнему сумрачно, можно сказать очень темно. Саша окинул взглядом комнату и выдал. — Ее тут нет!

— Есть! — почти простонала мать. — Она там есть.

— Где?

— Под кроватью.

Саша и его мать некоторое время пристально смотрели друг на друга, а потом Саша стал опускаться на колени и лезть под кровать.

— Ай! — воскликнул Саша.

— Вот!

— Что вот?

— Я тоже испугалась, — продолжала мать.

— Я еще не вижу ничего, просто тут какая-то иголка, что ли, — и он поднял с пола швейную булавку. — Что это?

— Это булавка, — совершенно определенно ответила мать. — Слушай, они эти иголки в масках используют, Катя поранится.

— А у нас есть фонарик?

— Чего?

— Телефон мой принеси, там фонарик есть.

— А где он?

— Сейчас вернусь, — и с этими словами Саша выскочил из комнаты, но буквально через несколько секунд он вернулся назад, со знанием дела настраивая свой телефон на фонарик. Когда же свет начал бить уверенным лучом, Саша снова опустился на колени и посветил под кровать. Там его ждало странное зрелище: нечто с телом его сестры и головой не то собаки, не то лисы, не то волка лежало, прижавшись спиной к стене, подтянув к груди ноги и обхватив колени руками в пушистых меховых перчатках.

— Катя? — вопросительно произнес Саша. — Тычего?

— Я не Катя, — абсолютным шепотом произнесла девочка.

— А кто? — тоже шепотом, но громким спросил брат.

— Я собака Феня.

— О-о-о, ясно-прекрасно… — дальше Александр вложил в свою речь все нецензурные слова и выражения, которые он знал на английском и русском языках.

— Саша, — шепотом произнесла мать, оседая на компьютерный стул своей дочери. — При матери материться?

— Что Саша?

— Что это?

— Это Катя, которая теперь участвует в каком-то странном движении, где все люди — это животные. И она теперь собака Феня.

— Кто она?

— Они… — Саша замялся, вспоминая, как называется то движение, к которому примкнула его сестра под чутким руководством Стивена, то есть Степана Николаевича. — Они участвуют в движении «вокеров» и «квадроберов», поэтому могут идентифицировать себя так, как им хочется.

— Чего? — учительница русского языка и литературы подвисла, как заглючивший компьютер. — Как это она может себя идентифицировать так, как захочет? Ее идентификация стоит у нее в свидетельстве о рождении, точка. Все!

— Нет, мама, ты отстала от жизни со своим Лермонтовым и Толстым, потому что теперь у каждого есть право выбирать, кем он хочет быть в этом мире.

— Сашенька, подожди, что ты несешь?

— Да нет, мам, это ты послушай, — со знанием дела сообщал Саша. — У нас же тут теперь свобода выбора, вероисповедания, собственной идентификации, да?

— При чем тут вероисповедание?

— При том, что вероисповедание — это то, во что ты веришь, и если говорить в целом, подростки верят в то, что они животные, потому что только животные свободны от законов, так как не умеют читать. А значит, они — животные — неподвластны законам. Это свобода! И поэтому они идентифицируют себя с выбранным животным…

— Саша, Саша, остановись. Нельзя верить в то, что ты не человек, когда ты человек… Какая вера в животного? Ты что? Это же сатанизм чистой воды!

— Мама, у нас в школе есть такой Степан Николаевич…

— А! — простонала мать. — Все понятно.

— Так вот он внушил девочкам, что они могут идентифицировать себя как угодно и никто не вправе их останавливать…

— Понятно, — сухо ответила мать.

— И поэтому теперь Катя не Катя, а Феня.

— Ладно, я все поняла, — она чеканила каждое слово. — Скажи собачке, пусть вылезает, а то без ужина останется…

Угроза отсутствия ужина оказалась холостым выстрелом. Во-первых, потому что Катя сначала отказывалась выбираться из своего укрытия, а потом, и это во-вторых, отказывалась есть со стола, как это было еще вчера. Теперь ее надо было кормить из миски с пола.

— Да что ж это такое! — сокрушалась мать.

— Мам, не распаляйся, — успокаивал ее, как мог, сын. — Ты сейчас ничего не сделаешь и не докажешь.

— Это неслыханно.

М-да, может быть, все это действительно выглядело странно, неслыханно, а местами просто чудовищно, но ужас заключался в том, что это действительно происходило. И самое главное, было непонятно, как далеко это все зашло и к чему могло привести.

— Саша, ты видел других таких в школе?

— Да, видел.

— И что?

— Там две кошки, две собаки и одна лиса пока что. Но мне кажется, будет еще одна панда. Феня,

панда будет? — обратился он к сестре, которая сидела на полу по-собачьи и пыталась поесть из миски. Зрелище так себе, потому что у Кати было человеческое лицо, а не прекрасная мордочка собаки. Но ее это не останавливало.

— Р-р-р, — в знак согласия зарычала Феня.

— Вот, значит, будет панда.

— А что говорит этот Степан Николаевич?

— Он говорит, что мы все свободные от природы существа и можем сами себя идентифицировать как хотим и жить как хотим, — продолжал Саша. — А еще он говорит, что никто не может регламентировать, как нам всем жить, где или с кем.

— С кем, говоришь? — насторожилась мать.

— Ну да, он так говорит, — смущенно подтвердил Саша.

— Катя! — резко позвала мать дочь, но дочь в ответ только зарычала:

— Р-р-ры-ы-ы…

— Слушай меня сюда, слушай очень внимательно. Этот Степан Николаевич трогал руками тебя или других девочек каким-то неподобающим образом? — воцарилась наэлектризованная пауза. Саша вдруг понял невысказанный страх матери. Он вдруг уловил в воздухе, к чему были все эти увещевания о свободе выбора. Особенно, когда никакого выбора на самом деле нет.

— Катя… Феня… — вкрадчивым голосом переспросил Саша, спускаясь на пол к сестре и заглядывая в ее глаза сквозь прорези в маске. Он понял, о чем спрашивает дуреху- сестру мать, но понимал также, что мать не добьется ответа. — Феня, тебя этот Стивен как-то трогал или делал что-то нехорошее?

— Р-р-р… — неопределенное рычание.

— Мама, уйди, — скомандовал Саша, — уйди с кухни!

— Да что ты? — возмутилась мать.

— Мама, уйди, — орал Саша. — Уйди!

Мать испугалась сыновнего напора и поспешно вышла в коридор, закрыла за собой дверь, но осталась стоять за дверью.

— Слушай, Фенечка, расскажи мне, что случилось?

— Р-р-р…

— Фенечка, ну ты же со мной-то можешь поговорить… Р-р-р-мяу.

— Хих, — хихикнула собачка.

— Так что случилось?

— Ничего, — шепотом ответила собачка.

— Совсем ничего?

— Почти, — снова шепот.

— Это как? — почти неслышно произнес старший брат.

— Стивен классный, — шептала собачка. — Он нам конфеты и булочки приносил, делал с нами поделки, маски, и хвосты, и перчатки, показывал нам фильмы, как собаки, львы, гиены размножаются, и говорил, что нет ничего неестественного, что это мы — люди — превращаем все в ритуалы и табу.

— Прямо так и сказал?

— Да, так и сказал, что это человек из всего сделал сложности и условности, а в природе все должно быть естественным.

— А ты не видишь в этом противоречий?

— Каких?

— Таких, — уверенным шепотом продолжил брат. — Если мы люди, значит, и жить мы должны по-человечьи, а не по-зверьевски, нет?

— Хм-м, — собака съежилась на полу.

— Стивен этот, Степан Николаевич то есть, трогал тебя или кого-то из девочек за ноги, или за грудь, или за попу?

— Не-е-ет.

— Что нет?

— Меня не трогал. Но лиса сидела у него на коленях.

— И кто у нас лиса?

— Лина. Ангелина то есть.

— Понятно… — Саша вздохнул тяжело, потом посмотрел в прорези в маске в голубые глаза сестры и произнес в сердцах. — Дуреха ты, Катька, дуреха!

— Р-р-р! — зло рыкнула собака.

— Дуреха! Этот Стивен вас к себе приручал, чтобы… — Саша запнулся, потому что не представлял, как он должен сказать запутавшейся сестре, зачем их «грумил» Стивен.

— Р-р-р!

— Он же вас использовать хотел, понимаешь? Что-нибудь случилось? Говори…

— Не-е-ет! — замычала Фенечка и разрыдалась.

Саша поднялся с пола и поспешил в коридор к матери. Там на одном квадратном метре прихожей Саша распинался, что, судя по всему, ничего страшного еще не произошло, но этот Стивен конкретно запудрил мозги девочкам. Мать была в ярости, тяжело дышала, разрыдалась. Потом собралась с силами и снова стала спокойной. Через несколько минут в коридоре раздался взволнованный голос матери: