Бесплатный фрагмент - Это было недавно, это было давно!

Раздел 1.

Эпизоды жизненного пути

Это было недавно, это было давно!

Проходят дни, проходят годы,

Прошедшей жизни эпизоды

Всплывают снова на глаза,

Их не забыть нам никогда!

Хочу, чтоб наши поколенья

Поняли лучше суть времен

И не впадали в заблужденья

О жизни и славе их дедов!

Предисловие

Дети любят играть в войну, смотреть фильмы о войне. Но трудно представить ощущение детей, попавших в военную мясорубку. Дети военных лет, прошедших через военный ад, по-другому смотрят на мир и жизнь в целом. У детей военных лет формируются другие жизненные ценности и понятия. Их ощущения более болезненны и чувствительны к человеческому горю.

Дети войны более бережливы к сохранению средств и ценностей. Взрослый человек, ребенком переживший голод, никогда не выбросит кусок хлеба на свалку. Дети военных лет больше других знают цену мира. Став взрослыми, они и в настоящее время берегут мир. Проходят годы, многих детей военных лет уже не стало, но ими заложен фундамент мира на Земле. Ради жизни детей взрослые боролись и победили фашистскую нечисть. Победа в Великой Отечественной войне — это святой праздник. Время остановить невозможно, со временем уходят не только те, кто добывал Победу, но и те, кто пережил войну в детстве. Таков закон жизни, и я хочу воскресить память пережитых лет для будущих поколений.

Эпизод 1. Начало войны

Беззаботное детство закончилось. Все говорят о войне. Мне пятый год. Отец — председатель колхоза. Еду с ним на полуторке в район, в военкомат. Стоит жара. У военкомата полно народу. Мужчины — кто стоит, кто сидит, не пройти, я столько людей раньше не видел.

Отец передал машину в военкомат и получил бронь от призыва как председатель колхоза. Я спрашиваю, что такое бронь, он говорит, что его в армию не возьмут, а будет заниматься колхозом. Домой едем на подводе.

Дядю, который приехал на ней, забрали в армию, даже домой не пустили. На мои вопросы отец отвечает неохотно. Понимаю, ему тяжело.

Приехали домой и начали рыть окопы возле огорода в кустах возле дома, чтобы прятаться в них от пуль и снарядов. Окоп рыли всей семьей. Вырыли большой (порядка трех метров) и глубокий со ступеньками для входа, сверху накрыли палками и бурьяном. На дне окопа положили траву. В окопе было хорошо и прохладно от жары.

Отец занимался колхозом и дома практически не был. Колхоз жил и перестраивался на военный лад под звуки канонады.

В небе появился немецкий самолет разведчик «рама». Его мы знали по характерному прерывистому звуку «вув, вув..» и мы сразу прятались в окоп.

Так начались тревожные военные дни. Так кончилось детство.

Война

Я помню яркий летний день

И страшную весть — войны начало,

Плач женщин и хмурый лик мужчин,

И детство с этого пропало.

              Свист пуль, разрушен дом,

              Как будто было все вчера,

              И кровь, пролитая отрядом

              Стоявших насмерть, у двора!

В суровые военные года

Мы в детстве взрослыми все стали,

И больше взрослых мы тогда

Победу с нетерпеньем ждали!

Эпизод 2. Военные дороги

Несносная жара. Идет сплошной поток беженцев — евреев из Одессы. Кто тянет тележку со скарбом, кто с рюкзаком, кто с ребенком за спиной. Все грустные, уставшие, просят пить. Выношу ведро с водой. Стою у дороги с ведром воды и кружкой, даю людям пить.

Бегаю к колодцу, приношу воду и раздаю, и так целый день.

Затем начала идти (отступать) техника: машины, танкетки, — сплошной поток — дорогу перейти нельзя. Сидим у дороги и смотрим на проходящую технику.

В воздухе появились немецкие самолеты, навстречу им — наши, начался воздушный бой, мать загнала нас в окоп, который мы вырыли недалеко от дома. Когда воздушный бой завершался, мы снова вылезали из окопа и смотрели на проходящую технику и отступающих людей.

Отец приходил домой только вечером, он постоянно находился в конторе колхоза, получал команды из района и отдавал распоряжения.

Эпизод 3. Неудавшаяся эвакуация

Поступила команда эвакуироваться. Отец отправил стадо коров и лошадей со скотниками вечером. Нужно было гнать скот только ночью, так как днем летали немецкие самолеты и могли побить его. К тому же стояла несносная жара, и скот нужно было поить и кормить, поэтому днем укрывали его в какой-то лесополосе.

Утром на рассвете отец и мать собрали нас (четверых детей), сели в повозку эвакуироваться. За селом догнали колхозное стадо, которое отец сопровождал.

Отъехали на несколько километров, навстречу — беженцы, которые отступали с Одессы, говорят: впереди немцы. Отец дал распоряжение скотникам гнать скот в село и раздать людям по дворам. Он проследил, чтобы все коровы и лошади были определены во дворах, так как был уверен, что наши скоро вернутся. Но этого пришлось ждать более трех лет. Вернулись домой с тревогой в неизвестность. Слышен гул канонады. Одесса сражается!

Отец опять занимался колхозными делами. Он был очень ответственным человеком.

Эпизод 4. Первая кровь

Жара, под акацией сидят солдаты. Я с мальчишками возле них. Меня взял на руки солдат и показывал винтовку.

Команда «Вперед!». Солдаты вскочили, побежали (в направлении Одессы). Слышна стрельба. Мы сидим в окопе. Младшая сестренка Маня (2 года) все пытается вылезти и посмотреть летящих жуков (свист пуль). Держу, не пускаю.

Все стихло, бегут солдаты и несут на плащ-палатке дяденьку, который держал меня на руках. Он весь в крови, разрывная пуля разорвала живот. Умер у нас на глазах. Похоронен на деревенском кладбище. К сожалению, ни имени, ни фамилии никто не знает.

Грохот стрельбы и разрывы снарядов приближались к селу. Мать увела нас в глубокий овраг за селом. Там мы сидели весь день и ночь.

Был знойный июльский день,

В тени акаций от жары

Солдаты сделали привал,

Мы с ними были, пацаны.

На руки взял меня солдат,

Чтобы винтовку показать,

Ведь лучше не было наград,

Как затвором пощелкать!

И вдруг команда «Вперед!»,

Солдаты дружно побежали,

И мы смотрели им во след,

Стрельбу и взрывы лишь слыхали.

Бегут солдаты вновь назад,

Несут солдата на палатке,

В крови разорванный живот,

Весь покалечен в мертвой схватке!

Прошел всего лишь один час,

Как карабин он показал,

Теперь он снова возле нас

В крови безжизненный лежал!

С тех пор прошло уж много лет,

Но кровь и убитого солдата

Я четко вижу, и теперь

Лежит он здесь, а не когда-то!

Ведь из памяти не стереть

Ужас войны, прожитой в детстве,

Война страшнее для детей,

Храните мир на счастье детям!

Эпизод 5. Варварство оккупантов

Во дворе румынские солдаты. Кто-то из сельчан успел заложить румынам отца как председателя. Прибегает их начальник и кричит: «Председатель!»

Отец выходит, румын вскинул винтовку, щелкнул затвором и повел за конюшню. Мать закричала, мы тоже заорали, румын выругался, то ли он промахнулся, то ли подействовали наши вопли, он выстрелил, и отец убежал в кусты. Румынские солдаты хозяйничали во дворе, ловили кур, ломали кукурузу, пекли, варили, копали картошку, брали все, что попадется им на глаза. Пьянствовали и орали песни.

Они не понимали, что являются пушечным мясом. Под Одессой было создано кладбище румынских солдат на площади более 10 гектаров. Кладбище после войны распахали под поле.

Было дико смотреть, с какой жадностью они ели и, как свиньи, разбрасывали объедки. Набивали карманы и рюкзаки кукурузой и картошкой. Сваренную похлебку наливали в котелки и ели, а остатки тут же выливали на землю.

После бегства папы мама меня успокоила, сказав, что папа спрятался, и я ходил во дворе с пилоткой на голове, противогазной сумкой через плечо и «винтовкой» из палки за спиной. Румын схватил меня, пилотку сорвал с головы, содрал противогазную сумку, сломал мою «винтовку» и дал под зад. Я заорал как резаный, мама меня схватила и увела, сказала, скоро придут наши и дадут новую сумку и пилотку. Это «скоро» длилось почти три года.

Эпизод 6. Новые порядки оккупантов

Румынские части ушли, оставили в селе нескольких солдат — «наводить порядок». Была создана примария (комендатура), в которую вызвали отца. Ему как бывшему председателю предложили быть старостой, он напрочь отказался. Его жестко избили, грозились расстрелять. Домой он еле дошел, весь избитый, в синяках.

Началась жизнь в оккупации. Румыны ходили по домам и требовали «пожертвований» для армии, а в действительности сами пьянствовали, пировали и орали песни. Когда с бодуна просыпались, опять шли по домам за провизией.

При появлении во дворе хозяев заставляли кланяться, если не поклонился, то избивали, как взрослых, так и детей. Награбленное они сами не несли, а заставляли нести хозяев. Характерной чертой румын была мания величия, они требовали, чтобы их называли «ваше высочество», «ваше превосходительство». Любили, чтобы их хвалили и подносили им стакан выпивки. А ведь сами были нищие.

В румынской армии из одежды выдавали только верхнее обмундирование, а нательное белье было свое, самотканое (наподобие половиков). Румыны ходили по домам и забирали для себя нательное белье. Если в доме им что-то понравилось, давали команду отнести в примарию.

Из оставленных в примарии румынских солдат только один умел читать и писать.

У нас в селе было несколько молдавских семей, по их заказу румыны забирали имущество и еду у других селян и тащили к ним.

Всех детей заставляли молиться богу и изучать молитвы, причем не только на русском, но и на румынском. Кто не выучил молитву, того пороли нагайкой. Я плохо знал «Отче наш» и мне врезал румын нагайкой, а старшему брату Грише досталось так, что он неделю не смог сесть. Таким образом меня на всю жизнь отучили молиться богу, насилие сыграло в обратную сторону. Когда я видел, что идет румын, я прятался так, что меня потом долго искали даже свои.

Эпизод 7. Отступление. Зверства предателей

Отступали через наше село уже немцы. Мать, чтобы не выгнали нас из дома (была ранняя весна, холодно), повязала мне и сестренке голову платком, посадила на печь и сказала, что мы больные. Отец прятался в тайнике, чтобы его не увезли с собой немцы. Мы сидели на печи, немцы сидели за столом и кушали. Немец увидел нас на печи, взял шоколадку и бросил нам, по-видимому, у самого были дети. После румын было странно это видеть.

У нас была собака Пеля, ее отдал папе немец из ближнего хутора, когда началась война и всех немцев немедленно выслали в глубь СССР. Собаку Пелю чуть не застрелили румыны, он готов был их разорвать, и мы прятали его в сарае. Пеля, услышав немецкую речь, не лаял, мотал хвостом и ластился к ним. Значит, собаки знают язык. Немцы ушли, вбегает власовец-украинец: где хозяин-председатель? Мама говорит, нет, он перевернул стол, кровать, прикладом развалил печь, меня с сестренкой сбросил с печи на пол, разбросал все по комнате, выбежал во двор. Пеля на него набросился, и он его застрелил. Этих предателей наши в плен не брали, а стреляли на месте. Зверь чувствовал свою гибель. Сейчас его потомки-бендеровцы подняли головы на Украине, но с ними будет то же, что с власовцами.

Эпизод 8. Ура! Наши пришли!

Ночью в дверь постучали. Мама спросила: кто? Ответ: свои. Мама открыла, зажгла лампу, в комнату вошли наши красноармейцы. Спросили: немцев нет? Ответили, что нет, зашел отец (он прятался в конюшне от немцев). Мать быстро затопила плиту (печь была развалена) и начала готовить еду красноармейцам. Они все были мокрые, усталые. Отец рассказывал их командиру дорогу. Отдохнув немного, красноармейцы пошли вперед, освобождать Одессу. Подходили новые отряды и техника Красной Армии, радости не было предела.

Отец сохранил документы и печати колхоза, и его опять не призвали в армию, а оставили по брони восстанавливать колхоз.

После прохождения фронта осталось много оружия, боеприпасов. Мы, мальчишки, собирали патроны, вынимали пули и жгли порох. Это было опасно, иногда бросали в огонь целые патроны, они взрывались, одна пуля достала и меня в голень. Небольшой шрам на всю жизнь. Ребята, которые постарше, находили винтовки и другое оружие. Возле села стояла подбитая немецкая машина, ребята залезли и разбирали там оружие. Взрыв — один погиб и трое ранены. Такие случаи были почти в каждом селе.

Минеры ходили и разминировали места боев. Один солдат-минер зашел к нашей соседке попить воды. Когда он поднес кружку с водой ко рту, оцепенел. У его ног лежала противотанковая мина (похожая на тарелку), на ней была насыпана кукуруза, которую клевали куры. Он осторожно прогнал кур, позвал хозяйку и сказал: «Скажи петуху спасибо, что он клевал с краю, а не по центру, иначе были бы на небесах». На что ему соседка сказала, что хорошая тарелка с ручкой пригодилась в хозяйстве. Вот такие были казусы.

Эпизод 9. Восстановление. Фронт. Гибель отца

Время было тяжелое. Был лозунг: «Все для фронта, все для Победы». Отцу приходилось ходить по дворам и чуть ли не силой забирать колхозный инвентарь и скот. За три года оккупации многим сельчанам прижилось колхозное как свое. В селе остались одни женщины, а нужно было сеять и «воевать» с ними.

Приходилось «арендовать» у сельчан скот, чтобы провести посевную. Пахали на коровах. Пришла директива сдать 100 голов скота на мясо, и это при 60 дворах в селе. Отец собрал сколько смог коров, в том числе и свою корову, оставив нас без молока. Одна сельчанка написала своему сыну на фронт кляузу на отца, который передал ее в КГБ. Сволочи всегда есть. Районный представитель КГБ после беседы с отцом закрыл дело.

После этого отец добился снятия брони и был мобилизован на фронт. Старшая сестра Надя (исполнилось 16 лет) была призвана рыть окопы на фронте.

Заболела ангиной и умерла младшая сестренка Маня. Отец об этом узнал от односельчанина при случайной встрече на марше, и очень расстроился, письма от нас не доходили. Отец воевал в гвардейском полку. Погиб отец 10 февраля 1945 г. под Кенигсбергом (Калининград).

Кенигсберг был мощным укрепрайоном, и наши войска приостановили наступление. Центральные фронты Красной Армии подходили к Берлину. Сталин приказал прибалтийским фронтам взять кенигсбергский укрепрайон. Красноармейцы шли в атаку на кинжальный огонь. Я изучил архив гвардейского полка, в котором воевал отец, из второго батальона не осталось ни одного человека: или убит, или ранен. Кенигсберг взяли только 9 апреля 1945 г., за месяц до Победы.

Я помню, как почтальон принес похоронку и крик матери. Это была тяжелая утрата для нашей семьи.

Цена Победы

Я помню этот день —

Крик матери и плач,

Что случилось и зачем

Мать с бумажки не отводит глаз?

Похоронка, так ее прозвали,

Лист бумаги, приходивший с фронта.

Сколько горя и печали

Приносила эта похоронка!

Я в руки похоронку взял,

Омытую матери слезами:

Гвардии красноармеец пал

Смертью храбрых в бою с врагами!

Похоронен в могиле братской,

Не зря назвали ее так,

В бою все братьями же были:

Русский, украинец, казах!

Не всем удалось счастье

Пройти весь путь войны

От Москвы и до Берлина

В огне пылающей страны!

Шли в бой и воевали

Отчизны верные сыны!

Миллионы жизнь свою отдали

За разгром фашистской сатаны!

Эпизод 10. Начало учебы

После освобождения нас Красной Армией возобновились занятия в школе. В нашем селе была начальная школа (четыре класса) и осталась одна учительница. В классе были ученики с первого по четвертый класс. Распределение по классам шло по довоенному уровню, поэтому в первом классе наравне со мной (мне было 8 лет) были ребята, которые должны были быть в четвертом. В четвертом классе были 15- и 16-летние ребята, и, естественно, им было неинтересно учиться.

Я до сих пор удивляюсь, как могла учительница вести урок с четырьмя классами одновременно, тем более что у нас не было ни книг, ни тетрадей, ни ручек, ни карандашей. Начинался урок с того, что учительница отчитывала зарвавшихся хулиганов, затем делила доску на четыре части и писала задания. Одним — таблицу умножения, другим — арифметические примеры, а первоклашкам — буквы-цифры на запоминание. Кое-как я научился писать только в третьем классе.

Много внимания учительница уделяла чтению, причем читала для всех, и все с удовольствием слушали. Такая система учебы давала и положительные результаты. Так волей-неволей усваивались и знания старших классов, например, решение примеров и пр. Приходилось все запоминать и развивать память.

Это позволило мне стать в старших классах лучшим математиком школы.

Эпизод 11. Победа!

Шел обычный классный урок в школе. И вдруг кто-то бежит и кричит: «Победа!» Все ждали этого слова, так как знали, что наша Красная Армия взяла Берлин.

Все вскочили, начали кричать, выбежали на улицу, где народ уже бежал и кричал. Многие плакали от радости и горя. У многих погибли отцы на фронте. Я бежал и кричал тоже, слезы текли о погибшем отце. Это была и радость, и боль, которую трудно описать словами.

Люди бежали с поля, услышав весть о Победе. У конторы колхоза начался митинг без высокопарных речей, на котором люди делились радостью, горем и воспоминаниями. Затем принесли столы и кто что мог — есть и пить, и начали праздновать Победу.

Одни плакали, другие радовались. У многих мужья пропали без вести, и они надеялись на их возвращение. Но чуда не произошло, ни один из без вести пропавших в последующем не вернулся, как и тот солдат, который был похоронен в селе в первые дни войны.

Этот день перед моими глазами, вижу как сейчас.

Прошли десятилетия, и горько смотреть, как некоторые пытаются оплевать и очернить нашу Победу.

Я помню день тот как вчера:

Школьный урок и крик: «Победа!»

Вскочили все, и крик: «Ура!»

Конец, проклятая война!

Светило солнце, все бежали,

Крик радости и слезы вдов,

Момента этого все ждали,

Пока лилась людская кровь!

Чувства дней тех очень трудно

Вам передать и описать,

Для этого было бы нужно

Миллионы судеб перебрать.

Уходят годы, поколенья,

Приходят новые времена,

Но Дню Победы нет забвенья!

Он сохранится на века!

Эпизод 12. Тяжелое послевоенное время. Голод

1945 год был засушливым, даже то, что посеяли, почти не взошло. Маме на трудодни осенью дали килограммов 20 пшеничных отходов, но через несколько дней пришел председатель (инвалид с фронта) и попросил вернуть выданное зерно. Колхоз не выполнил поставок, и раздавать «зерно» колхозникам было строго запрещено. Если он не соберет обратно зерно, то его расстреляют. Мама со слезами отдала заработанное. Настал 1946 год, мы голодали.

Мама собрала папины вещи и поехала в Западную Украину менять на зерно. Добиралась на крышах вагонов товарников. По дороге бандиты «кошками» (веревками с крючками) стаскивали с крыш вагонов людей и их вещи.

Мама чудом уцелела. Мужиков из села, которые ехали с ней, стащили, избили и все забрали.

Мы дома, чтобы не умереть, собирали кочаны от кукурузы, мололи их на жерновах (два круглых камня, один — внизу, другой крутили сверху), варили и ели. Люди умирали прямо на улице. Я тоже опух от голода (человек от голода пухнет).

Моя учительница Ала Семеновна принесла кусочек хлеба (в школу привезли буханку хлеба для детей) и просила меня не есть, а сосать целый день, иначе я могу умереть.

Наконец пришла мама и принесла продукты (зерно кукурузы, пшеницы, горох). Какой была мужественной женщиной моя мать — на крышах товарняков везти мешки, спасаясь от бандитов, затем от станции 15 километров тащить до села около 50 килограммов продуктов.

Я залез в мешок и съел сырого зерна, что чуть не лишило меня жизни. Мама отпаивала меня настоями трав и спасла меня.

Наступила весна. Мы собирали крапиву, щавель, и это не давало нам умереть с голоду. Летом выбросила колоски пшеница на колхозном поле. Мы с ребятами втихаря заползали в посев и ели завязь пшеницы. Это очень вкусно. Когда началась уборка, мы влезали на колхозном току на кучи пшеницы и набивали пшеницей карманы брюк. Несли домой, и мама варила. Так мы выжили в 1945–1947 гг.

Мы с ребятами ловили сусликов и шкурку сдавали в потребкооперацию по 40 копеек за штуку. Нужно было увидеть суслика в степи, который стоял столбиком, загнать его в нору, закрыть нору, если нора вертикальная, то бежали с ведром за водой (к речке или колодцу), как правило, в пределах километра.

На одного суслика нужно было два-три ведра воды. Если нора горизонтальная, то выкапывали. За день ловили от двух до пяти сусликов.

За лето я заработал 40 руб., на которые мама купила материал и сшила рубашку к школе, а брюки перешила из папиных брюк. Обуви не было, в школу ходили босиком.

Эпизод 13. Трудные годы. Семилетняя школа

В 1947 г. я окончил четыре класса и пошел в пятый в соседнем селе. Босиком, в новой рубашке и «новых» брюках. Расстояние до соседнего села — шесть километров. Утром в школу, после уроков домой, и так каждый день. От снега весной до снега осенью в школу ходили босиком. Зимой — в фуфайке и рваных сапогах, которые самому приходилось периодически ремонтировать.

Старший брат Гриша от школы стал увиливать и прятался по дороге в кустах. Мать вынуждена была отдать его в одесское училище ФЗО, где он закрепился и окончил его.

Учиться мне нравилось, правда, не переносил учительницу украинского языка, которая говорила «не по-нашему», а именно вместо «шо» — «що», вместо «чого» — «чому», вместо «час» — «годына», и т. п.

Мать ходила на родительские собрания, на которых все учителя меня хвалили, кроме учителей украинского и русского языка. Да и откуда я мог грамотно писать, если изучил буквы только в третьем классе.

У меня был папин кожаный портфель, в котором были тетради, книги, чернильница и кукурузный хлеб. За шесть километров ходьбы мы часто дрались. Девочки называли меня зайчиком, за что получали портфелем по спине.

Я был маленького роста, но со мной ходил товарищ — одноклассник-переросток, на две головы выше меня, и он меня охранял, так как я давал ему списывать задачи.