Бесплатный фрагмент - Ермак

Публицистика

Игорь Ваганов

Памяти Вилена Токарева

Вилен Иванович Токарев родился 11 ноября 1934 года на хуторе Чернышев Адыгейской АО Северо-Кавказского края в семье потомственного кубанского казака. Детство Вилена прошло в окружении кубанских казаков, из рода которых происходили его предки. Люди это были простые, сильные. По вечерам, после работы, казаки и казачки собирались у костра, вели разговоры на различные темы, пели мелодичные красивые песни. Старики вспоминали о прошедших событиях, рассказывали о своих давно умерших предках Иногда на эти посиделки допускались и дети, среди которых был и Вилен. Дети впитывали в себя казацкие традиции, слушали старинные казацкие песни, которые отражали казацкий быт, историю, удальство, отвагу. Любовь к казацким песням Токарев пронёс через всю жизнь. Именно с них началось его близкое знакомство с музыкой. Времена тогда были трудные, люди практически выживали. Но маленький Вилен продолжал развивать свои способности к музыкальному творчеству. Он самостоятельно научился играть на струнных инструментах, подбирая музыку к песням по слуху, который был у него уникальным. Однажды он даже устроил с друзьями концерт-сюрприз для взрослых. Они репетировали тайком, а затем напросились на вечерние посиделки и спели хором несколько песен, что очень понравилось старым казакам.

Началась Великая Отечественная война. Отец Вилена ушёл на фронт, воевал в танковых войсках. Вилен Токарев полной мерой испытал тяготы военного детства. Семья фронтовика жила в голоде и холоде. Пару поварёшек жидкого супа и сто граммов хлеба — вот и всё, чем питался Вилен Токарев.

После возвращения отца с фронта материальное положение семьи Токаревых значительно улучшилось, и Вилен смог посвятить свою жизнь творчеству.

В 1945 году семья Токаревых переехала в Дагестан, в город Каспийск. Вилен учился в школе, занимался спортом, пытался сочинять стихи.

Нелёгкие послевоенные годы вынуждали детей быстро взрослеть. В 14 лет Вилен уже начал самостоятельную жизнь, отправившись в первое плавание в качестве помощника кочегара.

После получения школьного аттестата Токарев отправился в армию. Он служил в войсках связи.

После демобилизации Вилен отправился в Ленинград и поступил (с первой попытки!) в музыкальное училище, созданное при консерватории им. Римского-Корсакова. В течение учебного процесса работал в различных известных биг-бендах. И уже во время учёбы он писал музыку и тексты для песен. Первый гонорар за песни он получил ещё во время учебы. Токарев написал музыку и слова песни «Дождь». Но не получалось никому её предложить, потому что он не был членом Союза писателей СССР, а без этого с автором песни никто не хотел иметь дела. На помощь пришел поэт Михаил Рябинин, который разрешил подписать песню его именем. После того как песню спела Эдита Пьеха, она стала очень популярна. Объявляли песню следующим образом: стихи Рябинина, музыка Токарева. И Вилен Токарев получил свой первый гонорар. Он закончил училище по классу контрабаса. Позже он был приглашён в самый звёздный по тем временам ансамбль «Дружба» под руководством Александра Броневицкого с Эдитой Пьехой. В итоге Токарев был приглашён в оркестр Ленинградского Радио и Телевидения, которым руководил известный джазовый музыкант Давид Голощёкин.

В то время музыканты, которые увлекались джазом, не пользовались поддержкой существующей власти. Вилен Токарев предпочитал выбрать для постоянного места жительства Мурманск. Там начинается его сольная биография. Вскоре он получил признание местных жителей, которые полюбили песни и самого исполнителя. Его песня «Мурманчаночка» стала хитом 1970 года и сделала из Токарева «героя Кольского полуострова».

Токарев писал тексты на различные сюжеты, это были социальные баллады и куплеты, лирические и сатирические песни. С лирическими песнями ему удавалось выступать на эстраде, радио и телевидении. Но сатирические песни неизменно запрещали. И его мечты о выпуске сольной пластинки тоже пока оставались мечтами и перспектив не было никаких. И тогда певец стал задумываться об отъезде из СССР, чтобы на новом месте жительства попытаться развивать масштабы своего творчества. И в 1974 году он принял решение переехать в США.

Токарев вполне осознанно и в зрелом возрасте меняет свою жизнь и уезжает в Америку. Певцу исполнилось сорок лет, у него было немного денег и огромное желание стать богатым и известным. С таким багажом Вилли уехал в другую страну. Первые годы жизни в новой стране были очень тяжёлыми. Токарев работает, где и кем придётся: в такси, на почте, на стройке. На заработанные деньги певец записывает свои песни. Здесь его зовут на американский манер Вилли Токарев.

Через пять лет Токареву удалось выпустить песенный альбом, он обошёлся ему в двадцать пять тысяч долларов. Через два года вышел второй песенный диск, который сделал популярным Вилли. Он становится самым приглашаемым ресторанным певцом. Вилли Токарев успешно конкурировал с артистам из России Любовью Успенской и Михаилом Шуфутинским.

Первый концерт эмиграционного певца Вилли Токарева в России организовала Алла Пугачёва. Концерты, аншлаги и 70 концертов по городам Советского Союза — такая бурная гастрольная жизнь преподнесла родная страна уехавшему когда-то из неё певцу Вилену Токареву.

Про бывшего эмигранта пишут статьи, у него берут интервью. Вскоре у песни «Небоскрёбы» появился клип. Очень часто у Вилли определился курс «Москва — Нью-Йорк». Когда эти поездки стали тяжелы для исполнителя, он купил квартиру в России, создал свою студию звукозаписи.

За все долгие годы своей музыкальной карьеры — и в СССР, и в США — Токарев не забывал о своем казацком происхождении. В своих воспоминаниях он всегда упоминал о своих предках — кубанских казаках, рассказывал о своем детстве на казачьем хуторе, гордился своим казачьим происхождением.

Казаки, эмигрировавшие после Гражданской войны за границу, старались сохранить и передать своим детям славные казачьи традиции. Атаман Кубанского казачьего войска за рубежом Александр Певзнев возглавлял на протяжении четырёх десятков лет эту самую крупную казачью организацию за пределами России, он сумел превратить город Хоуэлл (штат Нью-Джерси) в центр казачьей истории. (За заслуги в этом деле в марте 2013 года Указом Президента РФ Александр Певнев был награждён орденом Дружбы.)

27 мая 2014 года Вилен Токарев прибыл в Нью-Йорк по приглашению княгини Дианы Багратиони-Мухранской и её благотворительного фонда для участия в концерте для ветеранов Великой Отечественной войны, проживающих в США. Здесь, на сцене концертного зала Манхэттена Вилен Токарев стал почётным казаком Кубанского казачьего войска за рубежом, и войсковой атаман Александр Певзнев вручил ему шапку-кубанку.

4 августа 2019 года Вилен Токарев умер от онкологического заболевания.

Поэзия

Вениамин Гумаров

Рябиновый жар

Памяти деда — Гумарова Павла Александровича и деда — Маслова Константина Александровича

Разметался рябиновый жар,

Разрумянил и небо, и сушу.

Словно давней войны пожар

Растревожил солдатские души.

Их всё меньше и меньше средь нас,

Их полки год от года редеют.

Но, коль грянет беда, и сейчас

Постоять за Россию умеют.

А над Русью среди тишины

Дни беспечные пролетают.

И морщинок, и груз седины

Им безжалостно добавляют.

Но когда наступает Май,

И ликуют победные марши,

Тянут горькую через край

Те, кто нас и мудрее, старше.

Вспоминают своих ребят,

Тех, кто были тогда друзьями.

Тех, кто в тёплой земле лежат

Кто под кочками, кто под крестами.

Разметался рябиновый жар,

Разрумянил и небо, и сушу.

Словно давней войны пожар

Растревожил солдатские души.

Матери

На скакуне, отвыкшем от узды,

Спешу в твой дом, наполненный тревогой.

Наездник от сохи и борозды,

Пропахший весь и потом, и дорогой,

Войду в твой дом и стану вдруг добрей,

В душе моей затеплится надежда,

Что буду я таким, как прежде,

Весёлым и беспечным средь полей.

Хрипит мой конь, кусает удила.

Свободу обретя, к узде привыкнуть сложно.

Скачи, мой конь, пока ещё возможно

Увидеть свет в окошке на краю села.

Седой туман

Туман седой над речкою клубится,

От птичьих трелей кругом голова.

Мне повезло в краю берёз родиться,

Мне повело сказать эти слова.

Стою один среди лугов душистых,

Гляжу речушке в синие глаза,

А в небесах среди просторов чистых

Грохочет где-то дальняя гроза.

Прошу у жизни я совсем немного,

Хочу, чтоб Русь крепчала и цвела,

И чтобы эта пыльная дорога

Меня опять в отцовский дом вела.

«Десантура»

Просолились тельники от пота,

В небесах дорога нелегка.

Русская крылатая пехота

Оседлала снова облака.

Стропы натянулись, словно струны.

Воздухом надуты купола.

Здесь не ждут подарков от фортуны,

Несмотря на то, что жизнь одна.

Сыплется с небес крутых пехота,

Сбросив парашюты, сразу в бой.

Непростая в общем-то работа

Прикрывать страну свою собой.

Десантура в небе, десантура!

Бьётся ветер грудью в купола,

Пуля, она, брат, конечно дура,

Но душа поёт, коль Русь цела.

Родина! Россия! Это свято!

Вновь взвилась ракета над горой,

В бой идут Маргелова ребята,

Увлекая славу за собой.

Я живу в деревенской глуши

Я живу в деревенской глуши,

В Вологодском родном захолустье.

Ах, как пашни, луга хороши

В Грязовецком районе и в Устье!

Речка тихо плывёт меж холмов,

Поле ржи за селом огибает.

Здесь России основа основ.

Здесь душа каждый год отдыхает.

Я живу в деревенской глуши.

Рядом сосны, ивняк, камыши,

На полянах резвятся опята,

Кружат голову клевер да мята.

Не спеши сюда зло, не спеши.

Видишь, струны играют души.

Альбина Королёва

Перед образом

…Я жить хочу, дышать хочу, мечтать,

И быть любимой и самой любить.

И наяву, а не во сне летать.

Хоть маленькое гнёздышко, но свить.

Хочу не волочить устало ноги,

А крылья размахнувши полететь,

И обозрев окрестные дороги,

От счастья и от радости прозреть.

Вдруг слышу голос: «Ты спала бы, дочка.

Неси свой крест с достоинством, неси.

А если уж тебе не спиться ночью,

Молись и о себе, и о Руси».

Автобус

Автобус вдыхает тела,

Трамбуя в железной утробе

Автобус идёт из села,

Где снега сугроб на сугробе.

Петляет маршрута зигзаг.

На окнах цветы как живые.

Автобус вздыхает «Как так?

Под снегом цветы луговые».

Но в мирной утробе его

Казах, армянин и еврейка.

Узбек и татарин Зеро

Уснули вдвоём на скамейке.

Автобус вздохнул и затих

И вывалил люд на дорогу,

Где воздух прозрачен и тих,

Где ели поют понемногу.

И в этой нетленной глуши

Автобус натружено дышит.

И рвётся печаль из души.

Но кто её видит и слышит?

Все вместе, все разом и вот

Дыханье автобуса ровно.

И снова вдохнул он народ,

В  нём людям тепло безусловно.

Михаил Рябчиков

Михайлов день

Я храню традиции доныне

Те, что православный мир любил.

У меня сегодня именины —

День Михайлов! Я же Михаил!

Помню я, что праздник есть престольный

В этот день у нашего села.

Там теперь устроили застолье,

Там теперь округа весела.

И сельчане вовсе не по пьянке

Обсуждают важные дела.

И, конечно, тёзка мой архангел

На иконе во главе угла.

Вера у сельчан не износилась,

В то, что он Антихриста побьёт,

Чтоб в полях пшеница колосилась,

А в лугах бродил домашний скот.

Чтобы сеть всемирной паутины

У него порвать хватило сил…

Если б был я с земляками ныне,

Тоже в чём-нибудь им подсобил.

Крещение

Мороз в России на Крещенье.

В купелях, в прорубях во льду

Смывают люди прегрешенья,

Чтоб дальше с верой жить в ладу.

Священник местного прихода

Стоит с молитвой на ветру

И подмечает: год от года

Всё больше грешников в миру.

В Прощёный день

Душой и сердцем надо мне остыть,

Чтоб всех в прощёный день простить.

Но бьётся сердце и болит душа:

Как мне простить на рынке торгаша

Обвесившего тысячи людей?

Наркодельца? Ведь он же лиходей!

А как убийцу, маньяка простить?

Сказать «прости» и с миром отпустить?

Написанное комкаю в горсти…

Прости, Всевышний! Господи, прости!

***

«Несовместима с жизнью рана…».

А всё же рана заросла —

Так вера в жизнь его спасла,

Войны увечной ветерана.

И что диагноз? Что судьба?

Порой болезнь за сердце схватит,

Немало средств больной потратит…

Пока уверует в себя.

***

— «За Сталина!» в атаках ты кричал? —

Я спрашивал отца. Он отвечал:

— Дуром орали «в бога» или «в мать»

И это помогало побеждать…

Молящихся отец не осуждал,

Став богомазом лики рисовал

Апостолов и матери Христа

По памяти с войны, а не с листа.

***

В окопах старых у реки

Копаются всё лето

Ребята-поисковики.

Находят амулеты.

Курган. Кругом чертополох.

А в жарком небе чисто.

Истлевший труп… И — «С нами бог!» —

На пряжке у фашиста.

Ужели бог их вёл сюда,

Под стены Сталинграда,

Чтобы увидела орда

В огне исчадье ада?

Курган не слышит. Он оглох

Ещё тогда при взрыве…

Фашист убит…  А где же бог,

Что с ним тут был в прорыве?

***

Коль явила Родина тебя,

То тебя она и упокоит.

Потому-то пусть не беспокоит

Твою личность Родины судьба.

Мне мудрец поведал на духу,

Что не Русь меня лишала счастья,

Радости, труда, любви, а власти,

Те, что восседали наверху.

Не она твою судьбу корёжит,

Беды и печали твои множит…

Не суди Россию, не кричи.

Похвали её. Иль помолчи

«Дети войны»

Если мы «дети войны»,

Значит, она наша мать?

Что же мы ждём от страны

И не идём воевать?

С теми, кто голод не знал,

Жизни порушил уклад,

Кто в нищету нас вогнал

Через предательский блат.

Враг, он не знает вины

И не спешит понимать:

Если мы «дети войны»,

Значит, она — наша мать.

Мы на задворках страны

Век доживать не должны.

Или под старость у нас

Кончился боезапас?

***

Меня вели по ложному пути.

Тебя ведут по этой же дороге.

А раз ведут, нельзя с неё сойти.

Попробуешь — окажешься в остроге.

Тебя ведут неведомо куда.

Хотя ведущим про тупик известно,

Коль говорят о радости труда,

А сами отдыхают повсеместно.

Летают осы, пьют нектар, росу.

Попы поют, забыв во время бденья,

Что Серафим Саровский во лесу

Молился, как ни странно, на каменья

Алексей Ткачев

Предчувствие

Когда предчувствие беды

Вдруг проявляется в сознании,

А результаты дел батальных —

Разрухи страшные следы!…

А что же я? С молитвой к Богу,

(Нельзя антихристу прощать)

Перекрестившись на дорогу,

Пойду Россию защищать!

И может быть мой вклад посильный

Изменит что-то на Земле

И меньше станет плит могильных

Тем, кто погиб в расцвете лет.

Прости меня

Прости меня, мой старый друг!

Перед тобой не виноват я…

Ведь мы же помним тех подруг,

Что не искали в деньгах счастья!

Судьбы неведомым путём,

Не ожидая послаблений,

Шли пилигримовым путём,

И нас не трогали сомнения…

Но верю я, — придет Весна

И озарится поднебесье!

Сегодня радует она,

Что будет дальше? —

Неизвестно!

Литургия

Литургия, литургия —

Мира помыслы благие!

Дни Молитвы, дни Поста

У Единого Христа!

Не проходит (били ж вроде)

Вера в Бога у народа!

Вера в Мир благих идей

Обездоленных людей!

Проза

Игорь Ваганов

Дожить до старости

Рассказ

В этот день Павел Степанович, как обычно, проснулся очень рано — на соседней улице только-только загрохотали, зашумели первые трамваи.

В маленькой двухкомнатной квартире уютно и тепло: начался отопительный сезон, и горячие батареи изгнали недавнюю сырость и прохладу.

Павел Степанович присел на диване — он любил засыпать вечером перед телевизором, и стал не спеша одеваться. В соседней комнате, за плотно прикрытой дверью, спала жена, Лидия Сергеевна, инвалид второй группы. Она проснется примерно через час.

Умывшись, Павел Степанович прошёл на кухню, зажёг конфорку на газовой плите и поставил разогреваться чайник.

За окном моросил дождь, колыхались на ветру мокрые ветки деревьев. Небо сплошь заволокло серовато-сизыми тучами. Временами, крепко сжимая в руках зонтики, шлёпали по лужам одинокие прохожие.

Ещё немного и в подъезде начнут хлопать дверями уходящие на работу жильцы, загомонят ребятишки — кому в садик, кому в школу. А ему, пенсионеру, спешить некуда, да и не за чем: сорокалетним трудовым стажем, как у Павла Степановича, не каждый может похвастаться. И пенсию, по его мнению, дали хорошую, не поскупились: он всю жизнь на стройке оттрубил, заработки высокие были. Но здоровье, конечно, подорвано — ничего даром не даётся и бесследно не проходит! Одышка при ходьбе беспокоит, суставы скрипят, ноги побаливают. Да еще и голова туго соображает! Врач в поликлинике назвал это мудрёным словом энцефалопатия, прописал лекарства для улучшения ума, которое он, конечно, принимает, но заметных успехов от лечения не видно. Но, слава Богу, он на своих ногах, пенсию самостоятельно на почте получает, по магазинам ходит. И на большее не претендует. В 76 лет и этого достаточно. До таких годов не каждый мужик доживает.

Попив чайку с бутербродами, старик взял журнал с новым кроссвордом и увлёкся его разгадыванием…

От этого занятия его отвлекло громкое постукивание — его супруга, опираясь на прочные никелированные ходунки, медленно направлялась в ванную.

— Теперь можно и позавтракать, — пробормотал Павел Степанович и поставил на газовую плиту увесистую чугунную сковородку.

Позавтракали вдвоём, по-семейному — яичницей с макаронами. Старики не шиковали. Жили в основном на пенсию Павла Степановича — её хватало на питание и оплату коммунальных услуг. Пенсия Лидии Сергеевны переводилась на сберкнижку, эти деньги старались не трогать, тратили только на внезапные непредвиденные расходы. Деньги потихоньку подкапливались, и это вселяло определённую уверенность в завтрашнем дне, потому что надеяться старикам было не на кого. Единственный сын умер три года назад от инфаркта миокарда в возрасте 48 лет. Невестка с внуком-студентом проживала в другом городе — в соседней области. В летние каникулы внук обычно приезжал на пару недель погостить, тем самым скрашивая их однообразное существование.

После завтрака Павел Степанович еще немного посидел над кроссвордом, а потом стал собираться в управляющую компанию (которую все называли ЖЭКом) — пора было оплатить счета за коммунальные услуги.

На улице было пасмурно и слякотно, но дождь почти прекратился, и только крупные холодные капли падали с веток деревьев.

Путь в ЖЭК проходил мимо продовольственного магазина, и Павел Степанович заблаговременно перешёл на противоположную от магазина сторону дороги. Поравнявшись с магазином он приподнял воротник плаща, надвинул кепку на самые глаза, прибавил шагу. И на это были причины — у входа в магазин отирались несколько здешних пьяниц-попрошаек.

Старику удалось проскочить незамеченным. Отойдя на безопасное расстояние, он вернулся на другую сторону дороги и приблизился к ЖЭКу, находящемуся за три дома от магазина.

Павел Степанович заплатил по всем квитанциям, и денег у него осталось с гулькин нос — несколько медных монеток. Но зато теперь целый месяц можно было не беспокоиться — старик не любил оставаться в должниках.

«Надо бы еще сходить в поликлинику, выписать лекарства для бабки, — планировал свои дела Павел Степанович. — Ладно, схожу завтра!»

Задумавшись, он забыл вернуться на другую сторону дороги, неторопливо добрел до магазина… и наткнулся на двух мужчин, стоящих у входа. Как раз с ними старик меньше всего хотел бы встретиться.

— Эй, дед, тебя-то нам и надо! — дыша винным перегаром обратился к нему худощавый мужчина среднего роста, на вид лет за тридцать. Его звали Олегом, и месяц назад Павел Степанович по легкомыслию дал ему немного денег на опохмелку.

— Одолжи сотню, или, лучше — две, — продолжал Олег. — Похмелиться надо. Потом как-нибудь верну.

Павел Степанович знал, что давать деньги в долг Олегу — все равно, что их выбросить на помойку. Но старик готов был это сделать — лишь бы отвязались. Но денег не оставалось.

— Дал бы я вам, ребята денег, да не осталось ничего, — развел руками пенсионер.

— Ну, дедуля, жмешься! — подступил к нему второй пьяница, повыше и постарше Олега, и телосложением покрепче, с патлами рыжеватых волос, торчавших из-под грязной серой кепки. — Поучить бы тебя, да народу вокруг много. Но мы тебя в другой раз оформим.

Смотрел Павел Степанович на этих двух подонков, годившихся ему в сыновья, и сожалел о прошедшей молодости. Эх, сбросить бы ему годов сорок, когда он был лихим монтажником Пашкой, с легкостью и бесшабашной отвагой работавшим на любой высоте! Разве посмели бы какие-нибудь пьяницы его задеть даже словом?! Да он и в пятьдесят был еще крепок, по утрам гирьку тягал, на работе и на собственной даче, как вол, вкалывал, а таких вот наглых задристышей, как Олег, ударом кулака с ног сшибал. Было времечко, да как-то пролетело, и силушка незаметно иссякла…

Павел Степанович пришел домой очень расстроенный, и его жена, взглянув на выражение лица мужа, сразу заподозрила неладное.

— Что стряслось?

— Да встретил тут Олега. Пьянчугу местного! — махнул рукой старик и коротко рассказал о неожиданной встрече.

Повздыхали старики, поохали, поругали пьяниц и участкового инспектора полиции, который никак не приструнит этих паразитов. А потом включили телевизор и начали смотреть очередной сериал.

Старики любили смотреть сериалы — это позволяло на какое-то время окунуться в сказку и отвлечься от повседневных забот, болезней, думах о завтрашнем дне.

После окончания сериала посмотрели еще программу новостей и только потом сели обедать: на всё про всё одно блюдо — суп из куриных окорочков, который вчера вечером с трудом приготовила Лидия Сергеевна.

После обеда Лидия Сергеевна легла отдохнуть — у неё часто кружилась и болела голова.

Павел Степанович решил заняться уборкой. Он тщательно подмёл пол сначала на кухне, потом — в прихожей, а затем протёр мокрой тряпкой. И времени, и сил он потратил изрядно, поэтому, закончив работу, сел отдыхать в кресло перед телевизором, уставившись в какую-то общественно-политическую дискуссию.

«Что-то сдавать я стал в последнее время, — грустно рассуждал старик. — Поработал-то всего ничего, а и выдохся весь! Как говорится, до старости-то я дожил, как теперь до смерти дожить?»

На экране несколько хорошо одетых господ — слово товарищ к ним явно не подходило — обвиняли друг друга во всевозможных грехах. Наконец эта говорильня прервалась на рекламу. Павел Степанович вспомнил, что дома закончился хлеб. Да и ещё кой-чего по мелочи надо прикупить.

Он заглянул в соседнюю комнату: Лидия Сергеевна уже проснулась и молча сидела на кровати.

— Схожу-ка я в магазин, — сообщил Павел Сергеевич.

— Гляди, нарвёшься на этих шаромыжников.

— Так не станут же они меня, старика, бить, — обнадежил он её, да и самого себя.

В старый потёртый кошелёк, в одном из кармашков которого Павел Степанович постоянно держал пенсионное удостоверение, было положено несколько сторублёвок. Этого как раз хватит на все необходимые сегодня покупки — лишних денег старик обычно не носил, чтобы меньше соблазнов было их потратить. Прихватил также и пластиковый пакет, чтобы не покупать в магазине.

На улице смеркалось, по тротуарам густым потоком быстро шагали люди. В основном, это был рабочий народ, который сейчас, после смены расходился по домам.

В магазине тоже толкучка — многие спешат попутно с работы закупить съестные припасы, а потом уже идти отдыхать. А Павел Степанович неторопливо бродил вдоль лавок с товарами, держа в руках металлическую корзинку, обозревал цены, выгадывая, где-что подешевле. В итоге он взял хлеба — черного и белого, пакет гречневой каши, килограмм сахарного песка, пачку недорогого индийского чая.

Очередь в кассу была солидной, покупатели двигались медленно, потому что многие наваливали на прилавки горы продуктов, как будто собирались запастись на месяц вперёд.

Наконец и Павел Степанович подошел к кассе. Заплатил, получил сдачу и, отойдя в сторону, начал перекладывать продукты из корзинки в пакет.

Когда он вышел на улицу, уже совсем стемнело, и прохожих поубавилось.

Павел Степанович пересек дорогу, немного прошелся по тротуару, а потом свернул в ближайший двор, потому что через него проходил кратчайший путь к его дому. Старик тихо шёл по пешеходной дорожке мимо нескольких неухоженных березок и зарослей мелкого кустарника.

И тут то из-за кустов вышли его недруги-алкоголики: Олег, рыжий верзила и еще незнакомый старику приземистый толстяк среднего возраста.

— Ага! Попался, дед! — улыбнувшись нехорошей кривоватой улыбкой, сказал Олег.

А рыжий верзила без лишних слов сразу врезал Павлу Степановичу по носу. Старик упал на спину, приложившись затылком к асфальтированной дорожке.

Олег пару раз припечатал ему ногой по животу. А рыжий пнул в плечо.

Старик несколько раз дёрнулся и потерял сознание.

— Вырубился! — сказал Олег. — Ладно, хватит с него.

Олег обшарил карманы, нашёл кошелёк, выгреб из него все деньги, а потом засунул кошелёк обратно в карман старику.

— Сторублёвка, да еще с десяток рубликов мелочью наберется, — подсчитал он.

— На пару пузырей красного хватит, — вступил в разговор толстяк, который старика не бил, но и не заступился.

Преступники ушли, а Павел Степанович остался лежать на дорожке.

Минут через пять на него наткнулся молодой парень. Остановился, потрогал за плечо, и убедившись, что старик не приходит в сознание, вызвал по телефону «скорую».

В этот вечер Лидия Сергеевна мужа не дождалась. Это её удивило и встревожило. Конечно, пару десятков лет назад он иногда мог после работы засидеться с друзьями в гаражном кооперативе, где так приятно выпивать у верстаков, закусывая взятыми из кессона солёными огурцами. Но сейчас подобный вариант событий казался невероятным. Прождав до полуночи, Лидия Сергеевна позвонила по домашнему телефону племяннице мужа, которая жила в другом районе города: может старик к ней заглянул — поиграть с детишками — да и остался. Хотя и это навряд ли. Племянница навещала их несколько раз за год, а старик и вовсе бывал у нее только по приглашению на больших семейных праздниках. Племянница трубку подняла и, позевывая, сонным голосом ответила, что старика здесь нет.

Потом Лидия Сергеевна задремала… и была разбужена настойчивым звонком в квартиру.

— Сейчас! — крикнула она, надеясь, что это пришел муж (может, ключ потерял и не открыть ему?). Кое-как, при помощи ходунков, старушка приковыляла к двери. Но сразу не открыла. Сначала спросила:

— Кто?

— Откройте, полиция! — раздался из-за двери грубоватый мужской голос.

Она посмотрела в глазок — люди в полицейской форме.

Открыла.