Введение
Если вы любите истории со счастливым концом, вам лучше взять другую книгу. Она не успокоит вас в темные дни, когда вам плохо, здесь не будет веселья. Я бы мог предложить вам бежать к стеллажу, например, за историей про «счастливого эльфа». Но если вы не нуждаетесь в простом спокойствии любой ценой, а ищите куда более широкий взгляд на причины ваших тревог и ужасов, то эта книга для вас.
Для начала я хотел бы познакомиться с читателем. Будучи экономистом по образованию, я никогда не считал себя ни философом, ни ученым. Однако с ранних лет меня неизменно привлекали неразрешенные вопросы бытия. В поисках ответов я обращался к религии, философии и науке. Экзистенциальные кризисы, с которыми я сталкивался, толкали меня к размышлениям о смысле жизни и природе смерти, о том, есть ли у нашего существования сакральная цель. С годами, однако, я пришел к осознанию, что эти вопросы остаются без ответов.
Религиозные доктрины и многие философские течения, такие как экзистенциализм, порой казались мне слишком оптимистичными в их восприятии мира. Напротив, пессимисты представлялись куда более честными реалистами. Итогом этих размышлений стало мое погружение в труды философов-пессимистов и нигилистов. Сегодня меня знают в узких кругах как переводчика философских работ Петера Цапффе, включая его «О трагическом», а также статей, посвященных его наследию. Кроме того, я занимался переводами произведений таких мыслителей, как Эмиль Чоран и Дэвид Бенатар.
Мой интерес к их философии был вызван ощущением незавершенности. Прочитав практически всю доступную на русском языке литературу, я не мог избавиться от чувства, что пессимизм, каким бы правдивым он ни казался, всё же оставляет слишком много вопросов без ответа. Эти мысли усилились, когда я познакомился с творчеством Томаса Лиготти. Его труд «Заговор против человеческой расы» тогда показался мне логическим продолжением идей Шопенгауэра. Именно благодаря Лиготти я открыл для себя Петера Цапффе.
Однако вскоре выяснилось, что на русском языке о философии Цапффе практически ничего не известно, а из его работ переведено лишь короткое эссе «Последний мессия». В англоязычной среде ситуация ненамного лучше: главный труд Цапффе, «О трагическом», переводился с норвежского только в последние годы. Когда в 2024 году был издан его английский перевод, я понял, что ждать русскоязычного издания, вероятно, бессмысленно. Вдохновившись примером Лиготти, чья книга до сих пор доступна на русском лишь в любительском переводе, я приступил к собственной работе.
Мой перевод «О трагическом» был завершен в декабре 2024 года и распространяется бесплатно в интернете. Эта книга перевернула мои взгляды. Я понял, что то самое чувство незавершенности, которое преследовало меня во всех экзистенциальных философиях, исходило из их ограниченности, из рамок, которые они сами себе устанавливали которые Цапффе для себя не ставил.
В процессе перевода я осознал, что развитие идей пессимизма требует выхода за пределы этого мировоззрения. Так родилась моя собственная книга — не как продолжение пессимистической философии, а как её противопоставление. Это попытка преодолеть ограниченности и экзистенциального пессимизма, и нигилизма, предложив иной подход, способный привести к конструктивному осмыслению жизни.
Цель этой книги — исследовать природу экзистенциальных страхов, которые ограничивают наши способности предсказывать, осмысливать и адаптироваться к сложностям реальности. Эти страхи имеют биологический и когнитивный характер. Они не только задают рамки человеческого опыта, но и вызывают глубокие переживания, связанные с неопределённостью, конечностью и бессмысленностью.
Особое место уделено концепции предела человеческого прогнозирования, то есть точки, за которой разум оказывается неспособным интегрировать новое знание в привычные модели. Через эту призму анализируются ключевые философские концепции, нейробиологические механизмы и социальные стратегии, помогающие людям адаптироваться к неизбежным ограничениям. Ускорение научно-технического прогресса создаёт всё более сложные системы, которые трудно поддаются прогнозированию, а фундаментальные вопросы, такие как конечность жизни, значение смерти и поиск смысла, остаются центральными для человеческого существования, несмотря на достижения науки. В условиях глобальных кризисов — от экологических катастроф до угроз искусственного интеллекта — понимание наших когнитивных и философских барьеров становится жизненно важным.
Эта работа также является попыткой познакомить российского читателя с философией трагического Петера Цапффе, норвежского мыслителя и защитника окружающей среды. Его идеи, несмотря на неверные трактовки, часто воспринимаются как проявление пессимизма или нигилизма, хотя сам Цапффе никогда не придерживался этих позиций. Анализ его философии позволяет по-новому взглянуть на вопросы, связанные с ограничениями человеческого существования, и предложить подходы к их осмыслению.
Книга исследует, как из хаоса сформировался привычный нам мир, мы и наша способность осмысливать реальность. Анализируются механизмы, с помощью которых люди избегают или борются с реальностью. Наконец, работа рассматривает вызовы будущего, включая роль трансгуманизма, искусственного интеллекта и научных гипотез, которые бросают вызов человеческому пониманию.
Эта книга адресована всем, кто интересуется философией, когнитивными науками и вопросами человеческого существования. Она станет проводником в исследовании сложных вопросов, позволяя глубже понять не только границы разума, но и пути их осмысления и преодоления.
Глава 1. Слепое усложнение
В данной главе пойдёт речь о фундаментальных основах, с которых начинается история усложнения материи. Мы рассмотрим, как из первичных форм вещества зарождались сложные структуры, приведшие к возникновению жизни, разума и осознания. Эта глава посвящена истокам всего существующего и их роли в формировании сложного мира, который мы наблюдаем сегодня.
Этот рассказ был необходим, поскольку все далее обсуждаемые темы начали свой ход с того, где и в какой форме появилось первое вещество. Всё, что произошло впоследствии, — лишь его усложнение, результат естественного развития. Без понимания этого будет сложно до конца осмыслить те философские и экзистенциальные вопросы, которые затрагиваются в книге.
Если вы уже знакомы с этой историей, или по каким-то причинам вас это не интересует, то можете сразу перейти к 4 пункту Первой главы — «Теория прогнозирующего кодирования и её роль в нейробиологии».
В течение многих веков человечество пыталось понять происхождение мира и жизни. Ранние представления часто объясняли всё существующее как результат замысла высшей силы. В античные времена философы, такие как Платон и Аристотель, искали порядок и цель в природе, предполагая, что мир был устроен по некой разумной причине. Средневековье принесло с собой идеи о божественном творении, в которых жизнь и вся Вселенная считались результатом творческого акта Бога.
Однако с развитием науки в новое время эти представления начали оспариваться. В XIX веке Чарльз Дарвин предложил свою теорию эволюции через естественный отбор, которая перевернула представление о мире и жизни. Дарвин показал, что разнообразие форм жизни не является результатом какого-то конкретного замысла, а скорее, следствием случайных мутаций и отбора, который обеспечивает выживание наиболее приспособленных особей. Эволюция, как он утверждал, не имеет конечной цели и не движется к совершенству, она — это непрерывный процесс изменений, где каждое поколение адаптируется к изменяющимся условиям.
Однако, несмотря на научные объяснения, многие продолжали искать цели и смысл в процессе эволюции. Наука, вооружённая бритвой Оккама, не только устранила из уравнения идею божественного замысла, но и саму концепцию конечной цели. Эволюционный биолог Ричард Докинз, развивая этот подход, использует метафору «слепого часовщика», чтобы объяснить, что эволюция — это не целенаправленный процесс, а случайный и бессознательный механизм, в котором нет заранее определённой цели или замысла, но который тем не менее приводит к сложным и организованным результатам. Он писал:
Эволюция не имеет никаких долговременных целей. Не существует никаких отдалённых целей, никакого финального совершенства, которое могло бы служить критерием отбора, хотя человеческое тщеславие и лелеет абсурдную мысль о том, что наш вид является заключительной целью эволюции. В реальной жизни критерий для отбора всегда краткосрочен — это простое выживание; или строже говоря — репродуктивный успех. То, что по прошествии геологических эпох ретроспективно выглядит как движение к достижению какой-то отдалённой цели, на деле же — всегда побочное следствие многих поколений краткосрочного отбора. Наш «часовщик» — нарастающий естественный отбор — слеп к будущему и не имеет никаких долговременных целей.
Об этом мы и поговорим далее.
1. Возникновение сложного мира
1.1 Самоорганизация и отсутствие цели
Современное научное представление об устройстве Вселенной отвергает идею о целенаправленности или изначальном замысле. Вместо этого мир, каким мы его знаем, является результатом процессов самоорганизации и постепенного усложнения, происходящих в рамках физических законов. Эти процессы не были вызваны внешней целью, а развивались из-за взаимодействий множества элементов в огромных временных масштабах.
Фундаментальные открытия в физике и космологии показали, что Вселенная возникла в результате Большого взрыва около 13,8 миллиардов лет назад. Концепция Большого взрыва была впервые предложена бельгийским учёным Жоржем Леметром в 1927 году и получила подтверждение в 1965 году, когда Арно Пензиас и Роберт Вилсон обнаружили реликтовое излучение.
На начальных этапах существования Вселенной материя и энергия были распределены хаотично и однородно. Со временем, в результате флуктуаций плотности и действия гравитации, начали образовываться первые структуры: скопления газа, звёзды и галактики. Эти процессы были естественным следствием физических законов, таких как термодинамика и гравитация, а не результатом какого-либо замысла.
1.2 Роль энтропии и усложнение систем
Ключевым понятием, объясняющим усложнение Вселенной, является энтропия. Согласно второму закону термодинамики, сформулированному в 1850-х годах Рудольфом Клаузиусом, энтропия (мера беспорядка) в изолированных системах стремится возрастать. Однако это не означает, что порядок невозможен. Локально могут возникать организованные структуры, если это сопровождается увеличением энтропии в окружающей среде. Например, формирование звёзд и планет сопровождается выделением энергии и увеличением энтропии в окружающем пространстве.
Таким образом, сложные системы возникают как побочный эффект стремления Вселенной к состоянию равновесия и максимального беспорядка. Из простых взаимодействий и процессов самоорганизации постепенно возникают более сложные структуры и узоры.
1.3 Хаос и нелинейные динамические системы
Дальнейшее понимание возникновения сложности связано с изучением нелинейных динамических систем и теории хаоса. В 1963 году американский математик и метеоролог Эдвард Лоренц обнаружил, что малые изменения начальных условий могут приводить к значительным и непредсказуемым последствиям (эффект бабочки). Это объясняет, как из простых физических законов могли возникнуть чрезвычайно сложные явления, такие как климатические системы, галактические структуры и, в конечном итоге, химические процессы, ведущие к жизни.
Хаотические системы, несмотря на их кажущуюся непредсказуемость, подчиняются определённым правилам и могут демонстрировать самоорганизующиеся паттерны. Примеры включают снежинки, молнии, фракталы и турбулентные потоки. Эти процессы показывают, что сложность может возникать спонтанно без внешнего управления или цели.
1.4 Вселенная как химическое усложнение
После формирования первых звёзд начался процесс синтеза более тяжёлых элементов из водорода и гелия. В результате термоядерных реакций внутри звёзд возникли элементы, необходимые для возникновения жизни: углерод, кислород, азот и другие. Этот процесс, известный как звёздный нуклеосинтез, был объяснён в середине XX века Фредом Хойлом и его коллегами.
Когда массивные звёзды взрывались как сверхновые, эти элементы рассеивались по Вселенной, становясь строительным материалом для новых звёзд, планет и, в конечном итоге, живых организмов.
Таким образом, усложнение Вселенной происходило в несколько этапов:
— Физическое усложнение — образование галактик, звёзд и планет из первичного газа.
— Химическое усложнение — синтез более сложных химических элементов и соединений.
— Структурное усложнение — формирование сложных молекул и, в конечном итоге, условий для возникновения жизни.
Эти этапы не были направлены к определённой цели, но создавали условия для дальнейших процессов, включая биологическую эволюцию.
1.5 Вывод
Возникновение сложного мира — это история самоорганизации, основанной на физических законах. Из хаотичных и простых состояний через миллиарды лет взаимодействий и увеличения энтропии возникла Вселенная, богатая разнообразием структур и процессов. Это заложило основу для следующего этапа — возникновения жизни.
2. Возникновение жизни
2.1 Самопроизвольное возникновение жизни и отсутствие цели
Современная наука утверждает, что жизнь возникла в результате естественных химических процессов, а не благодаря целенаправленному действию или высшему замыслу. Примерно 3,5–4 миллиарда лет назад на Земле появились первые признаки жизни, и процесс, приведший к этому, называется абиогенезом — самопроизвольным возникновением живых систем из неживой материи.
Гипотеза о «первичном бульоне», предложенная Александром Опариным и Джоном Холдейном, стала основой для изучения условий ранней Земли, которые могли способствовать возникновению органических молекул. Эксперимент Миллера-Юри (1953) продемонстрировал, что при воздействии электрических разрядов на смесь газов, содержащих аммиак, метан и водород, образуются аминокислоты, являющиеся строительными блоками белков.
Эти химические реакции не были направлены на достижение какой-либо цели, а происходили в результате взаимодействий молекул, подчиняясь природным физическим законам. Постепенно из этих простых молекул начали формироваться более сложные структуры, такие как РНК, способные к саморепликации. Это привело к гипотезе «РНК-мира», выдвинутой Карлом Вёзе и Лесли Оргелом в 1960-х годах, которая предполагает, что первые молекулы жизни могли быть РНК, способными к самовоспроизведению без участия белков. РНК может служить как катализатор химических реакций, так и носителем информации, что даёт основание считать её первым шагом к сложной биологической жизни.
Самопроизвольное возникновение жизни и отсутствие внешней цели в этом процессе подтверждает идею о том, что эволюция жизни является случайным, направленным не на цель, а на подчинение естественным законам химии и физики.
2.2 Появление первых клеток и эволюция
Процесс возникновения жизни продолжался с образованием первых клеток — примитивных организменных структур, окружённых мембраной. Эти клетки могли обеспечивать обмен веществ и защищать химические реакции внутри себя от внешней среды. Таким образом, эволюция начала свой ход. Формирование клеток положило начало живым существам, способным к обмену веществ, воспроизведению и взаимодействию с окружающей средой.
В 1859 году Чарльз Дарвин в своём труде «О происхождении видов» предложил теорию естественного отбора. Дарвин утверждал, что те организмы, которые лучше адаптированы к окружающей среде, имеют больше шансов на выживание и передачу своих генов следующему поколению. Этот процесс происходит без участия какой-либо целеустремлённости или предопределённости, он представляет собой результат случайных изменений, ведущих к повышению приспособленности к определённой среде.
Эволюция является процессом изменений и адаптации, не имеющим конечной цели или заранее определённой точки. Это механизм, основанный на случайных мутациях, которые приводят к изменениям в популяциях организмов, а смерть служит процессом удаления менее приспособленных существ. В этом контексте смерть является не окончанием жизни, а её неизбежной частью, необходимой для того, чтобы более приспособленные организмы могли продолжить своё существование. Смерть, таким образом, играет ключевую роль в поддержании баланса и прогресса видов, обеспечивая «очистку» от менее приспособленных генов.
2.3 Открытие структуры ДНК и гены как единицы наследственности
Открытие структуры ДНК в 1953 году Джеймсом Уотсоном и Фрэнсисом Криком, основанное на рентгеноструктурных данных, положило начало новому этапу в биологии. ДНК была расшифрована как молекула, которая кодирует генетическую информацию, передаваемую от поколения к поколению. Гены стали основными единицами наследственности, содержащими инструкции для синтеза белков, которые играют ключевую роль в функционировании организма.
Генетика также показала, как происходит мутация, когда случайные изменения в генах приводят к изменениям в организме. Эти мутации могут быть полезными, нейтральными или вредными, и в зависимости от того, как они влияют на выживаемость организма, они могут быть переданы в следующем поколении. Процесс экспрессии генов и их регуляция через эпигенетические механизмы (например, метилирование ДНК) добавляют дополнительные слои к пониманию того, как организмы приспосабливаются к окружающей среде.
Значение мутаций и их влияния на организм раскрывается через концепцию «негативного отбора», который уничтожает организмы с вредными мутациями, и «положительного отбора», который усиливает существование тех, кто лучше приспособлен. Включение эпигенетики в современное понимание эволюции позволяет более полно осознавать, как внешняя среда может влиять на генетические изменения и адаптацию видов.
2.4 Теория многоуровневого отбора и современное понимание эволюции
Теория многоуровневого отбора, предложенная учеными, такими как Уильям Гамильтон и Ричард Докинз, значительно расширяет наше понимание эволюции. Докинз, в своей знаменитой книге «Эгоистичный ген» (1976), выдвинул идею, что основные единицы эволюции — это не организмы, а гены, стремящиеся к саморепликации и распространению. С его точки зрения, организм становится лишь носителем генов, а эволюция, по сути, направлена не на выживание индивидов, а на сохранение и распространение генетической информации, передаваемой через поколения.
Согласно этой теории, эволюция не рассматривает организм как самостоятельную цель, а скорее, как средство для передачи генов в следующие поколения. Это приводит к понятию «эгоистичного гена», где каждый ген действует как своего рода «инструмент», заботящийся о собственном сохранении в популяции. Эволюция, таким образом, действует на уровне генов, а не отдельных организмов.
Важным моментом в развитии этой теории является понятие многоуровневого отбора. Отбор может происходить не только на уровне отдельных организмов, но и на уровне генов, групп, а также видов. В этом контексте, можно рассматривать эволюцию как процесс, в котором выбираются не только самые приспособленные особи, но и те генетические комбинации, которые повышают шансы на выживание популяций или групп.
Одним из примеров, который иллюстрирует многоуровневый отбор, является феномен появления организмов с одинаковыми чертами, например, эффект зеленой бороды. Представьте себе, что среди популяции животных появляется группа особей, которые случайным образом развивают уникальную особенность — зелёную бороду. это концепция, предложенная Ричардом Докинзом для иллюстрации идеи, как невыгодные на индивидуальном уровне черты могут быть сохранены и распространены через групповой отбор. В данном случае, особи с «зелёной бородой» (символическая черта, которая выделяет их среди других) могут не иметь явных преимуществ для выживания, но если такие особи образуют группу, то их схожие признаки способствуют кооперации и поддержке внутри группы, увеличивая шансы на выживание её членов. Таким образом, эта черта может быть выгодной на уровне группы, даже если она не приносит прямой выгоды индивидам. Зеленая борода может быть выбрана в рамках группового отбора, где в группе возникает взаимное сотрудничество или даже «сигналы» для взаимодействия с другими особями, что способствует выживанию целого сообщества. Таким образом, эволюция на уровне группы может привести к распространению этой черты, если она способствует кооперации и социальным взаимодействиям, что увеличивает шансы на выживание всей группы.
Докинз в своей теории также учитывает важность альтруизма в эволюции. Он утверждает, что индивиды, которые действуют в интересах группы, могут способствовать сохранению своих генов, даже если их поведение не приносит им прямой выгоды. Индивид способствует выживанию других особей, например, родственников или членов своей группы, за счет своих собственных рисков. В таком контексте, если особь с зелёной бородой помогает другим членам своей группы выжить, то её действия могут улучшить общий успех всей группы, и эти черты будут поддерживаться и усиливаться на уровне группы.
Рассмотрение эволюции как процесса, который происходит на нескольких уровнях, позволяет включить не только организмы, но и более широкие эволюционные единицы, такие как популяции, экосистемы и даже виды. Например, в рамках многоклеточных организмов или сообществ организмов с одинаковыми чертами (например, поведение или физические особенности) существует вероятность того, что эти черты будут поддерживаться за счет альтруистического поведения, способствующего общему успеху группы. Однако такое поведение важно не только для выживания конкретных особей, но и для распространения их генов на уровне всей популяции.
Одним из ярких примеров такого явления может служить симбиоз — тесное взаимовыгодное существование разных видов. Когда два или более видов кооперируются друг с другом, их шансы на выживание возрастают, и их черты могут быть поддержаны и усилены через эволюционные механизмы. Таким образом, черты, такие как зелёная борода, в долгосрочной перспективе могут распространяться не только на уровне отдельных организмов, но и в рамках более сложных биологических систем, что способствует общему выживанию группы.
Сегодня считается, что отбор происходит на нескольких уровнях:
Генетический уровень: Отбор происходит на уровне отдельных генов. Гены, которые способствуют успешному выживанию и размножению своих носителей, закрепляются в популяции, передаваясь следующим поколениям. Такой отбор фокусируется на том, как конкретные генетические вариации могут увеличивать свою частоту в популяции благодаря их влиянию на организм или на своих копий в других организмах.
Индивидуальный уровень: Отбор действует на уровне организмов. Особям, обладающим признаками, повышающими их шансы на выживание и успешное размножение, удаётся передать свои гены следующему поколению. Это приводит к распространению выгодных адаптаций в популяции и закреплению признаков, которые повышают индивидуальную приспособленность.
Родственный отбор (кин-отбор): Отбор происходит через помощь близким родственникам, которые несут схожие гены. Альтруистичное поведение по отношению к родне может повышать шансы на распространение общих генов, даже если оно снижает индивидуальные шансы на выживание. Такой отбор объясняет возникновение кооперативного поведения в семейных группах и колониях.
Групповой уровень: Отбор происходит на уровне групп организмов. Группы, в которых члены кооперируют и поддерживают друг друга, могут иметь преимущество перед группами, где преобладает эгоистичное поведение. Конкуренция между такими группами может приводить к отбору кооперативных стратегий, усиливающих успех группы в целом.
Уровень экосистем или симбиотических сообществ: Отбор может происходить на уровне целых экосистем или сообществ, состоящих из взаимосвязанных видов. В таких системах устойчивые взаимодействия, такие как симбиоз, кооперация и взаимная поддержка, могут способствовать успешному существованию всех участников сообщества. Если экосистема или симбиотическое сообщество успешно справляется с изменениями окружающей среды и сохраняет свою стабильность, это может способствовать выживанию и распространению всех входящих в него видов. Хотя такой уровень отбора является спорным, примеры совместной эволюции показывают, что сложные сообщества могут формироваться благодаря кооперативным и взаимовыгодным отношениям между разными организмами.
Современные исследования поддерживают идеи многоуровневого отбора, показывая, как кооперация на уровне групп и сообществ может способствовать эволюционному успеху.
2.5 Роль случайности и направленности в эволюции
Важно отметить, что эволюция, как процесс, в значительной степени зависит от случайных мутаций, которые могут либо помочь, либо повредить организму. Однако наличие направленности в эволюции также не исключается. С каждым поколением виды становятся более приспособленными к своей среде, но это происходит не через заранее определённые цели или проекты, а как результат взаимодействий случайных изменений с действующими экологическими и социальными факторами.
Эволюция не имеет заранее заданной цели или конечной точки. Важным моментом является то, что она не направлена на создание совершенных существ, а просто на приспособление к конкретным условиям, в которых организм существует. В этом смысле эволюция представляет собой не столько развитие, сколько процесс бесконечных адаптаций и изменений.
Вывод
Таким образом, эволюция не имеет заранее определённой цели или смысла. Жизнь и смерть являются частью непрерывного цикла изменений и адаптаций, которые обеспечивают выживание тех видов, которые лучше приспособлены к своим условиям. Смерть, как часть этого процесса, не предполагает жизни после неё, так как она необходима для того, чтобы более приспособленные организмы могли продолжить своё существование. Эволюция — это последовательность случайных процессов, которые в конечном итоге привели к появлению современных видов, включая человека. Мы такие, какие есть, исключительно потому, что все другие варианты не выжили, и мы их не видим. Вся жизнь на Земле, от микроорганизмов до человека, — результат детерминированных процессов, которые, через миллиарды лет, сформировали живые существа, наделённые возможностью к размножению и адаптации.
3. Возникновение разума
Разум — это сложнейшее достижение эволюции, ставшее ключевым фактором успеха многих видов, особенно человека. В этой части мы рассмотрим, как эволюция привела к возникновению разума, исследуем различия в развитии когнитивных способностей у млекопитающих и головоногих и разберём, как мозг использует прогнозирующее кодирование и Байесовские подходы для обработки информации.
Возникновение разума: эволюционные предпосылки
Эволюция разума — это постепенный процесс развития всё более сложных когнитивных способностей, таких как обучение, память, прогнозирование и саморефлексия. Разум не возник внезапно: его появление было результатом миллионов лет адаптации к меняющимся условиям среды.
Наиболее значительные шаги на пути к разуму включают:
Развитие сенсорных систем и памяти. Организмы начали накапливать информацию об окружающей среде и использовать её для выживания.
Появление ассоциативного обучения. Способность связывать стимулы и реакции помогала предугадывать опасности и возможности.
Развитие пространственного мышления. Животные начали представлять окружающий мир и планировать свои действия.
Социальное взаимодействие. Взаимодействие внутри групп способствовало развитию коммуникации и более сложных стратегий поведения.
Со временем эти элементы эволюционировали в сложные когнитивные системы, способные к абстрактному мышлению, самосознанию и планированию будущего.
Различия в эволюции разума у млекопитающих и головоногих
Интересным примером эволюции разума являются млекопитающие и головоногие моллюски (например, осьминоги) — два разных пути развития интеллекта в ходе эволюции.
Млекопитающие, включая человека, развивали свой разум в условиях социального взаимодействия и жизни в группах. Их когнитивные способности развивались для решения задач кооперации, конкуренции и социальной коммуникации. Это привело к появлению сложной социальной иерархии, способности к эмпатии и теории разума (понимание мыслей и намерений других) и развитию языка и абстрактного мышления.
Мозг млекопитающих обладает большой корой больших полушарий, особенно лобными долями, которые отвечают за планирование, самоконтроль и принятие решений.
Головоногие моллюски развивали интеллект в условиях одиночного существования и необходимости адаптироваться к разнообразным средам океана. Их когнитивные способности направлены на решение пространственных задач, камуфляж и тактическое поведение и управление конечностями независимо друг от друга.
Мозг головоногих имеет уникальную структуру: около двух третей нейронов расположено в их щупальцах, что позволяет конечностям действовать автономно.
Эти два примера показывают, что разум может эволюционировать разными путями, адаптируясь к специфическим условиям выживания.
Продолжая изучение эволюции разума, важно понять, как функционирует мозг и каким образом он развивался.
Принцип работы мозга
Мозг состоит из миллиардов нейронов, которые обрабатывают информацию и координируют действия организма. Эти нейроны общаются друг с другом с помощью химических веществ, называемых нейромедиаторами. Когда нейрон активируется, он передает электрический импульс, который доходит до синапса — места контакта с другим нейроном. Здесь этот электрический сигнал преобразуется в химический, с помощью нейромедиаторов, которые распространяются через синаптическую щель и активируют рецепторы на следующем нейроне.
Основные нейромедиаторы, такие как дофамин, серотонин и глутамат, регулируют важнейшие аспекты поведения и восприятия. Например, дофамин связан с мотивацией и системой вознаграждения, а серотонин влияет на настроение и уровень тревожности. Глутамат является основным возбуждающим нейромедиатором, играющим ключевую роль в процессах обучения и памяти.
Влияние гормонов на работу мозга
Гормоны играют ключевую роль в регулировании поведения и физического состояния. Например, кортизол, гормон стресса, вырабатывается в ответ на угрозы и помогает организму справляться с экстренными ситуациями, но если его уровень остаётся повышенным, это может привести к хроническому стрессу, депрессии и ухудшению когнитивных функций. Окситоцин, в свою очередь, способствует укреплению социальных связей и эмпатии, что важно для сложных форм общения и взаимодействия.
Влияние гормонов на мозг регулируется через гипоталамус, который контролирует работу гипофиза и, таким образом, взаимодействует с эндокринной системой, обеспечивая интеграцию когнитивных и физиологических процессов.
Микробиота и её влияние на мозг
Микробиота, или совокупность микроорганизмов, обитающих в нашем теле, также имеет важное значение для функционирования мозга. В последние десятилетия стало ясно, что микробы, особенно те, что живут в кишечнике, оказывают влияние на поведение, эмоции и когнитивные процессы. Это взаимодействие между мозгом и микробами называется микробиомно-мозговой осью.
Некоторые микробы могут влиять на уровень нейромедиаторов, таких как серотонин, который вырабатывается в кишечнике, а также влиять на воспалительные процессы, что в свою очередь может сказаться на функционировании нервной системы. Например, нарушение баланса микробиоты связано с развитием депрессии, тревожных расстройств и даже нейродегенеративных заболеваний, таких как болезнь Альцгеймера.
Эволюция и развитие этих систем
Со временем, в процессе эволюции, у различных видов животных, включая человека, эти системы становились всё более сложными и адаптированными к окружающей среде. В мозге человека можно выделить несколько уровней развития: от древних структур, которые были у наших предков, включая рептилий, до более сложных и специализированных отделов, таких как неокортекс, отвечающий за абстрактное мышление, планирование и самосознание.
У рептилий и их предков, включая древние млекопитающие, существовала часть мозга, которая отвечала за базовые функции выживания, такие как инстинкты, агрессия и сексуальное поведение. В процессе эволюции, с развитием более сложных когнитивных функций, к этому древнему мозгу присоединились новые структуры, такие как лимбическая система, отвечающая за эмоции, и неокортекс, который развился у млекопитающих и позволяет выполнять более сложные когнитивные задачи, такие как абстракция, планирование и самоанализ.
Эти изменения привели к созданию мозговых структур, которые обрабатывают информацию с учётом не только текущих событий, но и предсказаний будущих состояний, что позволяет адаптироваться к меняющимся условиям окружающей среды. Эволюция мозга не только улучшила механизмы выживания, но и создала условия для более сложных форм поведения, таких как социальные взаимодействия, эмпатия и язык.
Развитие мозга у осьминогов
Мозг осьминогов имеет удивительную структуру и функциональные особенности, которые отличают его от мозга млекопитающих. Хотя осьминоги и не имеют такого же комплекса мозга, как млекопитающие, они демонстрируют высокий уровень когнитивных способностей, таких как обучение, использование инструментов, решение задач и даже демонстрация признаков личности.
Мозг осьминогов разделён на несколько частей, и основная его масса сосредоточена в голове, но две трети нейронов расположены в их щупальцах. Это уникальное строение позволяет каждому щупальцу действовать относительно независимо и принимать собственные решения. Это свойство даёт осьминогам исключительную гибкость в манипуляциях с окружающей средой и адаптации к меняющимся условиям.
Разница в работе мозга у осьминогов и человека
Млекопитающие, включая человека, развивали сложные социальные структуры, что способствовало эволюции более центрально организованного мозга. У нас, как у млекопитающих, существует высокоразвита кора головного мозга (особенно лобные доли), которая отвечает за такие функции, как планирование, самоконтроль и абстрактное мышление. Наш мозг также тесно связан с гипоталамусом и эндокринной системой, что позволяет гормонам, таким как кортизол или окситоцин, регулировать поведение в ответ на внешние и внутренние раздражители.
В отличие от этого, мозг осьминога, хотя и высокоразвиты, функционирует несколько иначе. Сосредоточение нейронов в щупальцах позволяет осьминогам принимать решения на локальном уровне, без необходимости передачи сигналов в головной мозг. Это даёт им необычайную автономию и способность адаптироваться к разнообразным ситуациям. Например, осьминоги способны решать задачи, связанные с пространственным восприятием и манипуляциями с объектами, и делают это не только благодаря центральному мозгу, но и за счёт своего тела, что является уникальной особенностью.
В обоих случаях — и у млекопитающих, и у осьминогов — мозг служит адаптационным органом, который обрабатывает информацию о внешнем мире и принимает решения, исходя из текущих потребностей организма. Однако, в то время как млекопитающие развивали центральный мозг для координации действий и социальных взаимодействий, осьминоги используют локальные мозговые структуры для высокой степени независимости своих частей тела. Это различие отражает разные эволюционные стратегии выживания, где млекопитающие ориентируются на коллективное поведение и сложные социальные взаимодействия, а осьминоги полагаются на индивидуальные решения и гибкость в манипуляциях с окружающим.
4. Теория прогнозирующего кодирования и её роль в нейробиологии
Теория прогнозирующего кодирования (Predictive Coding) и её основы, связанные с Байесовскими подходами, занимают ключевое место в современном понимании того, как мозг воспринимает и обрабатывает информацию. В отличие от традиционных представлений о восприятии, согласно которым мозг просто реагирует на сенсорные данные, теория прогнозирующего кодирования утверждает, что мозг активно строит модели мира и использует их для предсказания будущих событий. Эти предсказания затем сопоставляются с реальной сенсорной информацией, поступающей через органы чувств. Ошибка предсказания — разница между тем, что мозг ожидает, и тем, что он действительно воспринимает — является сигналом для обновления ментальной модели. Этот процесс позволяет мозгу минимизировать затраты энергии, ускоряя восприятие и повышая адаптивность, что является основой для эффективного функционирования когнитивных процессов.
Исторические корни теории прогнозирующего кодирования действительно восходят к работам Пьера-Симона Лапласа, который, в свою очередь, заложил основы концепции детерминизма. Лаплас, как один из первых, рассмотрел идеи вероятности и детерминизма в контексте того, как можно было бы предсказать будущее, если бы было доступно полное знание о текущем состоянии вселенной. Его гипотеза о «демоне Лапласа», который мог бы с абсолютной точностью предсказать будущее, основывалась на идее, что, если бы мы знали все параметры микросостояний, включая положение и скорость всех частиц, то все события — включая мысли и действия человека — могли бы быть предсказаны.
Однако сама концепция прогнозирования и построения моделей мира начала развиваться значительно позже. В XVIII и XIX веках идеи Лапласа о детерминизме начали подвергать сомнению современные философы и ученые, такие как Исаак Ньютон, Карл Фридрих Гаусс и другие. Идеи, связанные с вероятностными расчетами и неопределенностью, стали набирать популярность с развитием статистики и термодинамики.
В XX веке работы Клауса Хейслера, Ричарда Фейнмана, и Яна Френкеля стали важным шагом к пониманию того, как предсказания могут работать в условиях неопределенности и как мозг может строить гипотезы в условиях вероятности и неидеальности. Эти ученые предложили математические подходы, которые, в конечном счете, заложили основы для теории прогнозирующего кодирования в нейробиологии.
Не менее важным вкладом в развитие идеи прогнозирования и теории кодирования стали работы исследователей в области нейронауки в середине XX века, таких как Бенжамен Либет и Нобель лауреаты Роджер Сперри и Жан-Пьер Шевалье. Либет, например, провел эксперименты, которые продемонстрировали, что мозг начинает процесс принятия решений за несколько секунд до того, как человек осознает свой выбор, что ставило под сомнение идею о полном контроле над поведением.
Однако теории, сходные с прогнозирующим кодированием, начали активно развиваться лишь в конце XX и начале XXI века. Ключевую роль в этом сыграли работы, связанные с исследованием нейропластичности и адаптивных механизмов мозга. Нейробиологические исследования, включая исследования нейромедиаторов, таких как дофамин, и влияние нейронных сетей, позволили сделать важные выводы о том, как мозг использует прогнозирование и модели для восприятия окружающего мира. Основоположники теории прогнозирующего кодирования, такие как Карл Фридрих фон Вайцзеккер и Грегори Хупер, предложили, что мозг всегда формирует гипотезы о будущем на основе прошлого опыта и коррелирует их с поступающей сенсорной информацией.
Теорема Байеса, предложенная английским математиком Томасом Байесом в XVIII веке, стала важным математическим инструментом для анализа и обновления вероятностных гипотез в свете новых данных.
Суть теоремы заключается в том, что она позволяет пересчитывать вероятность гипотезы, исходя из того, какие данные становятся известны. Байесова теорема описывает, как обновляется вера (или вероятность) гипотезы в ответ на новую информацию. В контексте мозга эта теорема может быть использована для объяснения того, как нейронные сети обновляют свои предсказания о будущем, учитывая как старый, так и новый опыт.
В контексте теории прогнозирующего кодирования эта теорема и формула иллюстрирует, как мозг обновляет свои гипотезы (или предсказания) о мире, основываясь на новых сенсорных данных. Когда мозг сталкивается с новыми событиями (данными), он пересматривает свою априорную вероятность (предсказания), чтобы учитывать эти данные, что позволяет улучшить точность будущих предсказаний.
Таким образом, этот процесс отражает ключевую особенность прогностического кодирования, заключающуюся в том, что мозг не просто реагирует на данные, а активно пересматривает свои ожидания на основе новых входных данных, всегда стремясь к минимизации ошибок предсказания.
Применение байесовской теоремы к нейробиологии и когнитивной науке стало возможным в 1980-х годах, когда ученые начали понимать, как мозг может использовать вероятностные методы для решения проблем неопределенности. В этой парадигме мозг рассматривается как «байесовский инференсер» (интерпретатор), который строит гипотезы о мире и обновляет их в ответ на сенсорную информацию, используя принципы вероятности. Байесовская модель подразумевает, что мозг сохраняет вероятностные модели будущих событий и корректирует их, основываясь на ошибках предсказаний, что непосредственно связано с теорией прогнозирующего кодирования.
Это обновление вероятностных гипотез имеет важное значение, потому что позволяет мозгу не только адаптироваться к изменениям окружающей среды, но и учесть неопределенность в мире, даже если информация неполна. В этом смысле теорема Байеса и её приложения стали основой для того, чтобы понять, как мозг, сталкиваясь с неопределенностью, способен улучшать свои предсказания и предсказывать будущее с учетом прошлых знаний.
Таким образом, связь теории прогнозирующего кодирования с теоремой Байеса стала ключевым моментом в развитии нейробиологических моделей, которые объясняют, как мозг обрабатывает информацию и использует вероятностные вычисления для предсказания будущего. Байесовская теория, будучи основой для обработки неопределенности и адаптации, обеспечила важный математический и когнитивный инструмент для понимания того, как работает мозг в условиях постоянной неопределенности и изменчивости мира.
Прогнозирующее кодирование как адаптивный механизм
В основе теории прогнозирующего кодирования лежит принцип, что мозг не только реагирует на внешние стимулы, но и активно прогнозирует их, используя существующие модели мира. Мозг строит гипотезы о том, что произойдёт в будущем, и сопоставляет их с текущей сенсорной информацией. Если предсказания совпадают с реальностью, ошибка предсказания минимизируется, что позволяет мозгу эффективно использовать свои ресурсы. Если же возникает ошибка — несоответствие между предсказанием и реальностью — мозг обновляет свои модели мира, что способствует лучшему восприятию и адаптации.
Такой подход позволяет мозгу экономить энергию и усилия, минимизируя необходимость в переработке всей информации. Вместо того чтобы каждый раз заново интерпретировать данные, мозг работает с упрощёнными моделями, которые он постоянно обновляет в зависимости от новых сенсорных данных. Это существенно ускоряет процесс обработки информации и снижает затраты энергии. Например, когда человек идет по улице, его мозг не анализирует каждый шаг отдельно, а просто использует свои предсказания о том, что должно произойти в следующую секунду.
Прогнозирующее кодирование работает на разных уровнях, начиная от простых сенсорных сигналов (например, звуков или цветов) и заканчивая сложными социальными взаимодействиями и абстрактными идеями. На более низких уровнях мозг предсказывает базовые сенсорные сигналы, такие как формы и движения, на более высоких — более сложные явления, например, намерения людей или сценарии социальных взаимодействий.
Роль гормонов, нейромедиаторов и микробиоты в прогнозировании
Эффективность механизмов прогнозирующего кодирования также зависит от множества внешних и внутренних факторов. Гормоны, нейромедиаторы, микробиота кишечника и травмы могут существенно влиять на способности мозга к прогнозированию и адаптации.
Кортизол, гормон стресса, может ослабить способность мозга корректировать свои прогнозы. Например, высокие уровни кортизола могут нарушать процесс обновления модели мира, что ведёт к устойчивым ошибкам восприятия и повышенной тревожности. Нейромедиаторы, такие как дофамин, играют ключевую роль в процессах вознаграждения и мотивации, а также в усилении или ослаблении определённых предсказаний мозга. Недавние исследования также показали, что микробиота кишечника может влиять на когнитивные функции и даже на способности мозга к предсказанию, поскольку микробы взаимодействуют с центральной нервной системой, влияя на наше настроение и восприятие.
Травмы, особенно травмы головного мозга, могут нарушить нейробиологические процессы прогнозирования, что приводит к когнитивным и эмоциональным расстройствам. Например, депрессия и тревожные расстройства могут быть связаны с нарушениями в механизмах прогнозирующего кодирования, когда мозг не может эффективно обновить свои модели мира.
Современные исследования мозга показывают, что разум активно создаёт и обновляет модели мира, используя прогнозирующее кодирование и Байесовские подходы.
Прогнозирующее кодирование — это процесс, при котором мозг строит гипотезы о том, что он ожидает воспринять, и сравнивает эти гипотезы с реальной сенсорной информацией. Когда прогнозирующее кодирование даёт несоответствие между ожиданием мозга и сенсорной информацией (ошибку предсказания), мозг может либо обновить модель мира, либо попытаться интерпретировать данные через уже существующие гипотезы. Если ошибка предсказания слишком велика, мозг иногда воспринимает её как реальность, что может приводить к галлюцинациям. Например, в условиях сенсорной недогрузки, когда сенсорной информации недостаточно, мозг может доминировать своими предсказаниями, и так появляются зрительные или слуховые образы, компенсирующие отсутствие реальных стимулов. При чрезмерной активации предсказаний, например, при стрессе или нейрохимическом дисбалансе (таком как избыток дофамина), мозг может игнорировать реальную информацию и навязывать свою интерпретацию. Это частично объясняет галлюцинации, которые наблюдаются при шизофрении.
Уровни прогнозирующего кодирования:
Низкий уровень (сенсорный): Мозг предсказывает простые сенсорные сигналы (например, линии, цвета или звуки). Например, если вы слышите шум шагов, ваш мозг предсказывает, что вы увидите человека.
Средний уровень (перцептивный): Предсказания включают более сложные структуры — образы, звуки слов или предметы. Например, видя быстрое движение в кустах, вы предполагаете, что это животное.
Высокий уровень (когнитивный): На этом уровне мозг создаёт сложные гипотезы, включая социальные взаимодействия и абстрактные идеи. Например, на основе поведения человека вы можете предсказать его намерения.
Восходящие и нисходящие сигналы
Иерархия обработки информации основана на двух типах сигналов:
Нисходящие предсказания (top-down signals): На каждом уровне мозга генерируются предсказания о сенсорных данных, которые поступают на уровни ниже. Например, если более высокий уровень предполагает, что человек видит лицо, то на низших уровнях будут ожидаться черты лица (глаза, нос, рот).
Восходящие ошибки предсказания (bottom-up signals): Когда реальный сенсорный сигнал не соответствует предсказанию, возникает сигнал ошибки. Этот сигнал передается на более высокие уровни для корректировки модели и уточнения предсказаний.
Как мозг корректирует ошибки?
Этот процесс происходит через циклическую обратную связь:
Предсказание: Высший уровень генерирует предсказание и отправляет его вниз по иерархии.
Сравнение: На низшем уровне это предсказание сравнивается с реальным сенсорным сигналом.
Ошибка: Если есть расхождение, генерируется ошибка предсказания.
Обновление модели: Ошибка передается обратно вверх, где модель корректируется для улучшения будущих предсказаний.
Когда реальная сенсорная информация совпадает с предсказаниями, мозг минимизирует ошибку предсказания, что способствует экономии ресурсов. Если же информация не соответствует ожиданиям, возникает ошибка предсказания, сигнализируя о необходимости обновления модели мира.
В нейронных слоях мозга существует разделение на «нейроны предсказания», которые формируют ожидания, и «нейроны ошибок», которые отмечают, если предсказания не сбылись. Например, в супрагранулярных слоях (верхних слоях мозга) находятся нейроны ошибок, которые активируются, когда что-то неожиданное происходит. В глубоких слоях расположены нейроны, которые дают сигналы предсказания.
Однако на эффективность прогнозирующего кодирования влияют различные факторы, включая гормоны, нейромедиаторы, микробиоту и травмы. Гормоны, такие как кортизол, вырабатываемый в ответ на стресс, могут изменять чувствительность нейронов, влияя на способность мозга к адаптации и обучению. Нейромедиаторы, например, дофамин, играют ключевую роль в процессах мотивации и вознаграждения, что может усиливать или ослаблять определённые предсказания и реакции. Микробиота кишечника, взаимодействуя с центральной нервной системой, может влиять на настроение и когнитивные функции, что отражается на процессе прогнозирования. Травмы, особенно травмы головного мозга, могут нарушить нормальное функционирование нейронных сетей, ответственных за прогнозирующее кодирование, что приводит к когнитивным и эмоциональным расстройствам.
Ошибки в процессе прогнозирующего кодирования могут возникать по разным причинам. Они могут быть связаны с недостаточной точностью сенсорных данных, неправильной интерпретацией информации или сбоем в обновлении моделей мира. Такие ошибки могут приводить к искажению восприятия и нарушению адаптивного поведения. Например, при хроническом стрессе повышенный уровень кортизола может снижать способность мозга к корректировке предсказаний, что приводит к устойчивым ошибкам восприятия и повышенной тревожности.
Таким образом, прогнозирующее кодирование является основой адаптивного поведения и когнитивных функций человека. Понимание механизмов этого процесса и факторов, влияющих на его эффективность, открывает новые горизонты для разработки методов лечения различных психических и неврологических заболеваний, связанных с нарушениями в прогнозирующем кодировании.
Заключение
Возникновение разума — это результат сложного эволюционного процесса, приведшего к появлению различных форм интеллекта у разных видов. Прогнозирующее кодирование и Байесовские подходы показывают, как мозг создаёт модели мира и адаптируется к новым условиям, минимизируя ошибки предсказаний. Эти механизмы лежат в основе нашего восприятия, обучения и мышления, делая разум мощным инструментом для понимания и преобразования реальности.
5. Экзистенциальный предел прогнозирования
Ментальные модели представляют собой внутренние когнитивные структуры, с помощью которых мы осмысливаем и предсказываем мир. Эти модели помогают нам ориентироваться в жизни, создавая более или менее точные представления о реальности. Однако, как и любой другой инструмент, они ограничены. Ментальные модели, подобно фильтрам разума, через которые мы воспринимаем мир, неизбежно оказываются упрощениями, основанными на опыте и ожиданиях, что позволяет нам более эффективно взаимодействовать с окружающей средой. Однако, как и любой инструмент, эти модели не могут всегда точно отображать действительность, ведь мир не всегда укладывается в рамки, которые мы для него создаём.
В философии Платона эти идеи нашли свое продолжение. В знаменитой метафоре «Пещеры» Платон изображает людей, которые, сидя в темной пещере, видят лишь тени, отбрасываемые объектами, стоящими перед огнём. Эти тени — искажённое восприятие реальности, которое воспринимается как истинное, потому что жители пещеры никогда не видели света. Лишь тот, кто выбирается из пещеры, может увидеть истинную реальность, скрытую за тенями. Этот образ Платона символизирует ограниченность нашего восприятия, которое отражает лишь фрагмент полной картины мира.
Позже Эммануил Кант утверждал, что мы воспринимаем мир не так, каков он есть «в себе» (Ding an sich), а через априорные формы разума, помогает нам понять природу этих ограничений. Кант считал, что наши знания о реальности всегда будут ограничены категориями разума, такими как пространство, время и причинность, которые накладываются на наш опыт и не существуют в мире «в себе». Это означает, что человеческое восприятие всегда будет ограничено этими априорными формами, и мы можем понимать и предсказывать лишь те аспекты мира, которые соответствуют этим рамкам
Идея о том, что наше восприятие мира всегда ограничено, была развита в более позднее время в работах Томаса Байеса, о котором мы уже говорили ранее. В частности, Байес использовал пример с восходом и заходом солнца, чтобы объяснить, как наши модели мира могут быть обновлены на основе наблюдений. Например, человек, впервые выйдя из пещеры, наблюдает восход солнца и задается вопросом: происходит ли это каждый день? С каждым новым наблюдением он обновляет своё убеждение, используя байесовские рассуждения. С каждым новым восходом солнца он укрепляет свою гипотезу о том, что солнце действительно восходит каждый день. Однако если однажды это предсказание окажется неверным, и солнце не взойдёт или не сядет в привычном месте, то необходимо скорректировать свою модель мира, основываясь на новых данных.
Таким образом, в байесовском подходе мы видим процесс постоянного обновления наших ментальных моделей на основе новых наблюдений, что также напоминает платоновскую идею поиска истинной реальности за пределами искажённого восприятия. Байес подчеркивает, что восприятие и предсказание мира — это динамичные процессы, которые всегда подлежат корректировке, и что реальность, которую мы пытаемся постигнуть, всегда может быть глубже, чем наша текущая модель восприятия позволяет.
Эти идеи были развиты и дополнены Нэйтаном Сильвером, где он исследовал принципы прогнозирования в условиях неопределенности. Сильвер утверждает, что успешное прогнозирование зависит от способности различать «сигнал» (важную информацию) от «шума» (случайных или незначительных данных), что напрямую связано с байесовским обновлением моделей. Однако Сильвер идет дальше, подчеркивая, что не все модели можно исправить простым обновлением с учетом новых данных. В мире, полном неопределенности и случайности, многие прогнозы оказываются ошибочными, даже если они следуют правильной методологии.
Сильвер акцентирует внимание на том, как люди часто переоценивают свою способность интерпретировать данные, полагаясь на предсказания, которые кажутся правдоподобными, но на самом деле могут быть результатом ошибок восприятия и предвзятости. Он объясняет, что важно не только учитывать новые данные, но и правильно понимать контекст, в котором они появляются. В этом смысле, как и в байесовской модели, корректировка ментальных моделей — это процесс, требующий не только наблюдений, но и осознания ограничений, с которыми мы сталкиваемся при интерпретации мира. Сильвер также подчеркивает, что важность «шума» в данных часто игнорируется, и без умения отделять его от «сигнала» мы не сможем создать адекватные модели предсказания, даже если будем работать с самыми современными методами анализа данных.
Таким образом, как и Байес, Сильвера подчеркивается важность постоянного пересмотра наших предположений и коррекции моделей мира. Однако в отличие от классической байесовской теории, Сильвер указывает на сложность предсказаний в условиях реального мира, где сигнал часто трудно отделить от шума, и наша способность делать точные прогнозы остается ограниченной.
Но несмотря на то, что наши ментальные модели могут быть обновлены на основе наблюдений даже с учетом всей сложности предсказаний, процесс адаптации к новым данным не является бесконечным. Когда мир становится слишком сложным, или когда наши ожидания сталкиваются с принципиально новыми и непрогнозируемыми явлениями, наши модели сталкиваются с ограничениями, которые нельзя преодолеть с помощью обычных методов корректировки. Это открывает перед разумом непреодолимый разрыв — момент, когда мы оказываемся не в состоянии адаптировать свои предсказания к реальности.
В таких ситуациях, когда даже самые гибкие модели оказываются бессильными, разум переживает чувство кризиса, вызванное невозможностью предсказать или осмыслить происходящее. Это столкновение с неопределенностью вызывает экзистенциальное напряжение, которое ставит под сомнение саму способность разума осмысливать мир. И, несмотря на все усилия по обновлению и пересмотру моделей, становится очевидным, что человеческое познание неизбежно сталкивается с границами, которые не могут быть преодолены с помощью привычных механизмов прогнозирования.
Экзистенциальный предел прогнозирования — это предел, где человеческий мозг сталкивается с принципиально непрогнозируемыми явлениями, которые невозможно интегрировать в предсказательные модели из-за отсутствия данных, опыта или возможности корректировки ошибок предсказаний. Когда мозг достигает границ своих когнитивных возможностей, это приводит к неразрешимому когнитивному конфликту и порождает глубокие экзистенциальные переживания.
Экзистенциальный предел прогнозирования стал отправной точкой для формирования множества философских течений, таких как пессимизм, экзистенциализм и нигилизм. Эти философии возникли в результате столкновения с пределами человеческого понимания, когда традиционные модели восприятия мира оказываются недостаточными для объяснения глубоких экзистенциальных вопросов и неопределенности. Ошибки, возникающие из-за экзистенциального предела, порой начинают раскручиваться по спирали, превращаясь в отчаянный пессимизм, глубокий экзистенциализм или нигилизм.
Пессимизм, как философская позиция, утверждающая преобладание отрицательных сторон жизни, напрямую связан с невозможностью справиться с неопределенностью и предсказать будущее в условиях глубокого кризиса. Когда человек сталкивается с явлениями, которые невозможно интегрировать в привычные модели, его разум может начать искать объяснение через крайности. Пессимистический взгляд на мир часто основывается на принятии неуверенности и разрушительных ожиданий как неизбежной части существования.
Примером пессимизма является философия немецкого мыслителя Петера Майлендера, который выдвигал идею о том, что существование по своей природе содержит элемент страдания и бессмысленности. Мышление Майлендера о бесконечном страдании и бессмысленности жизни стало ярким примером того, как экзистенциальный предел может быть интерпретирован как неизбежная трагедия человеческого существования. Он рассматривал жизнь как нечто, лишенное окончательной цели, что является прямым следствием переживания экзистенциальной неопределенности, которая порождает глубочайшую пессимистическую настройку.
Философ Ульрих Хорстманн (псевдоним Клаус Штайнталь) также представляет собой радикальный пример пессимизма, где его философия перерастает в крайности. Хорстманн известен своей экстремистской позицией, согласно которой добровольное вымирание человечества должно быть достигнуто через преднамеренное глобальное термоядерное уничтожение. Он рассматривает существование как нечто настолько абсурдное и страдательное, что, по его мнению, единственный выход из этого заключается в полном уничтожении человечества. Его взгляды стали примером крайнего пессимизма, где философия страдания и бессмысленности жизни ведет к мизантропии и радикальным, шокирующим решениям.
Экзистенциализм, в свою очередь, появился как ответ на осознание этих пределов и борьбы с тем, что человек не может найти абсолютного смысла в жизни, а его предсказания и ответы на экзистенциальные вопросы оказываются поверхностными или ошибочными. Экзистенциалисты, такие как Жан-Поль Сартр и Мартин Хайдеггер, ставили перед собой задачу осознания свободы, ответственности и конечности, однако в их работах часто звучит тревога и нереализуемость полного понимания существования.
Однако экзистенциализм может начинаться с неверных представлений о человеческой природе, что приводит к крайностям в интерпретациях свободы и поиска смысла. Если мы представим, что этот процесс начинается с внутреннего кризиса, то философские системы, такие как теории Хайдеггера, становятся результатом невозможности найти окончательный смысл в мире, где предсказания нашего будущего подвергаются сомнению.
Нигилизм, возможно, является самой крайней формой реакции на экзистенциальный предел прогнозирования. Нигилисты утверждают, что жизнь не имеет ни смысла, ни ценности. Они исходят из убеждения, что все моральные, социальные и метафизические устои бессмысленны. Идея о том, что все усилия человека по созданию смысла обречены на провал, проистекает из глубокой экзистенциальной пустоты, которая возникает, когда человек сталкивается с пределами своего понимания.
Философ Фридрих Ницше является ярким примером нигилизма, в котором он описывает мир как хаос, лишенный смысла и порядка. Для Ницше мир представляет собой арену борьбы и страдания, а человеческие стремления обречены на провал, если они ищут смысл в мире, который его не дает. Ницше утверждает, что традиционные моральные и религиозные устои не способны предоставить истинный смысл жизни, и человек должен найти свой путь через внутреннее преодоление этого вакуума. В его работах ощущается как раз это столкновение с экзистенциальными пределами: невозможно построить когнитивную модель мира, которая бы сняла все противоречия и позволила человеку избежать этого мрака.
Нигилизм, развиваясь на основе глубокого кризиса веры в способность прогнозирования, по сути является крайней стадией «раскачивания» ошибки. Когда человек не может найти решения в условиях неопределенности, он приходит к мысли, что вообще ничего не существует вне субъективного восприятия, и, следовательно, не имеет значения, что происходит в мире. Это перерастает в полное отрицание всех ценностей и целей.
Пессимизм, экзистенциализм и нигилизм представляют собой не просто философские учения, но и процесс прогнозирования, возникающий из ошибочных прогнозов и преувеличенных ожиданий. Начав с попытки объяснить неопределенность и кризис, эти течения начинают двигаться по спирали, преувеличивая значение проблемы и доходя до крайностей. В результате то, что изначально начиналось как поиск смысла и попытка преодолеть экзистенциальные пределы, превращается в крайние формы отчаяния и философского нигилизма. Более подробно мы рассмотрим это Главе 3.
Эти философии, в какой-то мере, становятся логичным следствием того, как ошибки прогнозирования и перегибы в восприятии неопределенности могут привести к радикальному пересмотру человеческой природы и ее места в мире. Они не всегда предлагают решения, но они поднимают важнейшие вопросы о нашей способности осмысленно строить жизнь в условиях неопределенности, с которой мы сталкиваемся.
Примером более честного подхода в рамках экзистенциализма является философ Альбер Камю. Камю подчеркивает момент, когда Сизиф, абсурдный герой его произведения, осознает бессмысленность своего существования и обреченность на бесконечную борьбу. Однако Камю не предлагает отрицания реальности, а скорее принятие её. Для Сизифа, несмотря на осознание абсурда, его жизнь не теряет ценности. Сизиф становится счастливым, потому что он осознает свою судьбу и принимает её, не покоряясь ей, а презирая её. Это принятие не является пассивным, но активным актом, в котором он обретает внутреннюю свободу и гармонию, продолжая свой труд, несмотря на бессмысленность. Камю утверждает, что, хотя борьба Сизифа абсурдна, в этом абсурде можно найти смысл и счастье, если отказаться от попыток найти окончательные ответы и принять реальность такой, какая она есть.
Глава 2. Способы адаптации к экзистенциальным пределам
В первой главе мы пришли к осознанию того, что мир, каким он является, — это результат случайных взаимодействий и самоорганизации, лишённых цели или высшего замысла. Это понимание, наряду с хаосом и непредсказуемостью, создает для человеческого разума глубокую экзистенциальную проблему. Как принимать решения и действовать, если будущее не поддаётся прогнозированию? В этой главе мы рассмотрим такие экзистенциальные страхи и пределы разума как свобода воли, смерть, полное отсутствие смыслов через научные и философские произведения и поскольку это вечные темы, которые будут всегда существовать пока существует осознающий себя разум, то вместо повторения идей всех гениев прошлого мы сосредоточимся на трудах XX и начала XXI вв, поскольку в некотором смысле их труды уже содержат все итоги прошлого.
Следующий раздел исследует свободу воли как адаптационный инструмент. Мы рассмотрим её нейробиологические и когнитивные основы, влияние генетики и окружения на её формирование, а также мнимость этой концепции в свете современных исследований. Именно через эту призму мы поймём, как свобода воли становится способом упорядочивания хаоса и средством адаптации к предельной сложности бытия
1. Свобода воли как способ обработки информации
Несмотря на то что мозг действует в рамках определённых закономерностей и предсказаний, мы продолжаем ощущать свободу воли. Это связано с тем, что мозг не обрабатывает всю информацию напрямую, а лишь работает с наиболее вероятными гипотезами и моделями. Таким образом, мы воспринимаем себя как независимых агентов, которые принимают решения, хотя на глубоком уровне наш мозг всегда работает в рамках детерминированных закономерностей, предсказания которых упрощают восприятие и адаптацию.
Это также объясняет, почему мы чувствуем себя свободными, даже если на более глубоком уровне мозг руководствуется определёнными вероятностными моделями. Мозг экономит ресурсы, обрабатывая не всю информацию, а лишь наиболее вероятные события, что делает его более гибким и адаптивным. Это позволяет нам быстро реагировать на изменения в окружающей среде, не тратя избыточную энергию на переработку данных, что в итоге даёт нам ощущение свободы воли.
Роберт Сапольски — американский нейроэндокринолог, биолог, антрополог и писатель, известный своими работами о поведении человека, его биологических основах и механизмах стресса. Он занимает профессорскую должность в Стэнфордском университете и более трех десятилетий исследует, как нейробиология, генетика и окружающая среда формируют поведение людей. Сапольски известен кроме своей основной работы в качестве биолога благодаря популярным книгам, таким как Behave: The Biology of Humans at Our Best and Worst и Determined: A Science of Life Without Free Will. Эти работы предлагают революционные взгляды на природу человеческого поведения, оспаривая традиционные представления о свободе воли и моральной ответственности.
Нейробиологические доказательства
Сапольски ссылается на исследования Майкла Гаццанига, который работал с пациентами с разделенной мозолистой перепонкой, чтобы продемонстрировать отсутствие свободной воли. Пациенты, у которых были разделены два полушария мозга, показывали удивительные примеры того, как сознание интерпретирует и объясняет действия, которые на самом деле не были результатом осознанного решения. Когда одно полушарие выполняет действие, пациент не всегда может объяснить, почему это произошло. Гаццанига обнаружил, что левое полушарие мозга, которое связано с речью и объяснением, часто выдумывает оправдания для действий, совершенных правым полушарием. Это подтверждает, что наше сознание не всегда связано с реальным процессом принятия решений.
«Нейробиология показывает, что часто мы не осознаем истинные причины нашего поведения. Когда левое полушарие объясняет действия правого, оно делает это на основе своего восприятия, а не фактической причины.» (Determined: A Science of Life Without Free Will, p. 45).
Этот пример иллюстрирует идею о том, что мы воспринимаем себя как свободных агентов, но на самом деле многие наши решения и действия являются следствием бессознательных процессов.
Мнимость свободной воли
Один из центральных аспектов книги — это концепция «иллюзии свободной воли». Сапольски утверждает, что, несмотря на наше убеждение в свободном выборе, на самом деле все наши решения детерминированы биологическими, нейробиологическими и социальными факторами. Мы воспринимаем себя как свободных агентов, потому что не можем осознать всю цепочку механизмов, которые на самом деле приводят к нашему поведению. Сапольски использует метафору «иллюзии»: мы видим себя как свободных агентов, потому что не замечаем, что происходят другие, более глубокие механизмы, влияющие на наши действия.
«Мы считаем, что контролируем наши действия, потому что не видим той цепочки биологических факторов, которые приводят к нашим решениям. Это просто иллюзия, что мы принимаем решения осознанно» (Determined: A Science of Life Without Free Will, p. 98).
Он приводит примеры, когда реакции на внешний раздражитель происходят до того, как мы осознаем их. Например, если человек сталкивается с опасностью, его тело может сразу отреагировать на основе инстинктивных реакций (например, повышается уровень адреналина), прежде чем он осознает, что произошло. Это подтверждает, что наше поведение часто предопределено реакциями, происходящими в нашем мозге на бессознательном уровне.
Генетика и влияние на поведение
Сапольски также подчеркивает важность генетики в детерминированности нашего поведения. Он приводит примеры генетических мутаций, таких как изменения в гене MAOA, который связан с повышенной склонностью к агрессии. Это генетическое влияние может существенно изменять поведение, и, по мнению Сапольски, такие данные показывают, что наша личность и поведение во многом предопределены нашим геном, а не являются результатом свободного выбора.
«Генетика вносит большой вклад в формирование нашей личности. Даже такие черты, как склонность к агрессии, могут быть предопределены нашими генами» (Determined: A Science of Life Without Free Will, с. 127).
Влияние окружения и воспитания
Окружение и воспитание также играют значительную роль в формировании нашего поведения. Сапольски акцентирует внимание на том, как стрессовые события могут сильно повлиять на принятие решений. В частности, стресс может снизить нашу способность к рациональному мышлению, делая нас более склонными к импульсивным решениям. Это также подтверждает, что наши действия во многом предопределены внешними обстоятельствами, а не свободной волей.
«Когда мы находимся под стрессом, наш мозг начинает работать иначе, что делает нас более склонными к агрессии или импульсивным поступкам. Это означает, что даже в моменты напряжения наши действия детерминированы» (Determined: A Science of Life Without Free Will, p. 140).
Роль нейропептидов и гормонов в поведении
Сапольски подробно обсуждает, как гормоны, такие как окситоцин, могут сильно влиять на наши социальные взаимодействия. Он приводит примеры того, как повышение уровня окситоцина может сделать нас более доверчивыми и альтруистичными, в то время как его снижение может привести к агрессии и недоверию.
«Гормоны, такие как окситоцин, играют важнейшую роль в нашем поведении. Мы не можем контролировать их уровень, и именно они часто определяют, как мы относимся к другим людям» (Determined: A Science of Life Without Free Will, с. 165).
Декогеренция и классическая реальность
Квантовая декогеренция (Quantum decoherence) — это потеря квантовой когерентности. Квантовая декогеренция изучалась для того, чтобы понять, как квантовые системы превращаются в системы, которые можно объяснить с помощью классической механики. Теория, возникшая в результате попыток расширить понимание квантовой механики, развивалась в нескольких направлениях, и экспериментальные исследования подтвердили некоторые ключевые моменты.
На макроскопическом уровне квантовые эффекты становятся «размытыми» из-за взаимодействия квантовых систем с окружающей средой. Этот процесс, называемый декогеренцией, объясняет, почему макроскопический мир явлется строго детерминированным.
Декогеренция показывает, что квантовые системы переходят в состояния, которые для наблюдателя выглядят классически детерминированными. Таким образом, квантовая неопределенность не «проникает» в макроскопический мир, где законы Ньютона доминируют.
Эксперимент Белла
Эксперимент Белла демонстрирует, что квантовая механика нарушает неравенства Белла, указывая на наличие квантовой нелокальности. Этот феномен часто интерпретируется как вызов классическим представлениям о детерминизме. Однако Сапольски акцентирует внимание на том, что даже квантовая нелокальность не предоставляет «свободу воли», поскольку результаты всё равно полностью зависят от параметров системы и её начального состояния.
По мнению Сапольски, ошибки интерпретации квантовой нелокальности связаны с тем, что случайность квантовых событий воспринимается как возможность для существования воли, свободной от детерминирующих факторов. Однако, как он отмечает, квантовая случайность не делает события свободными; она просто делает их непредсказуемыми.
Физический детерминизм и сложность системы
Идеи Пьера-Симона Лапласа о том, что знание всех начальных условий может позволить предсказать будущее, затрагиваются в контексте обсуждения теорий хаоса и квантовой неопределенности. Сапольски указывает, что даже при сложной физической системе (например, мозге) никакая «свобода» не возникает; всё остаётся предопределённым закономерностями физики. Несмотря на потенциальную квантовую неопределённость, её влияние на уровень сознательных решений минимально и никак не спасает концепцию свободы воли
Демон Лапласа, согласно теории Лапласа, — это гипотетическое существо, которое, зная положение и скорость всех частиц во Вселенной в определенный момент времени, может точно предсказать будущее. Если вы понимаете физические законы, формирующие Вселенную, и знаете точное положение каждой частицы в ней, вы можете точно предсказать, что происходило в каждый момент с начала времен и что произойдет в каждый последующий момент до конца времен. Это означает, что всему, что происходит во Вселенной, было суждено случиться (в математическом, а не теологическом смысле).
«Лаплас выдвинул каноническое утверждение всего детерминизма: если бы у вас был сверхчеловек, который знал бы местоположение каждой частицы во Вселенной в данный момент, он был бы в состоянии точно предсказать каждый момент в будущем. Более того, если бы этот сверхчеловек (впоследствии названный „демоном Лапласа“) смог бы воссоздать точное местоположение каждой частицы в любой момент прошлого, это привело бы к настоящему, идентичному нашему нынешнему. Прошлое и будущее Вселенной уже определены. Наука со времен Лапласа показывает, что он был не совсем прав (доказывая, что Лаплас не был лапласовским демоном), но дух его демона продолжает жить. Современные взгляды на детерминизм должны включать тот факт, что определенные типы предсказуемости оказываются невозможными (тема глав 5 и 6), а некоторые аспекты Вселенной фактически недетерминированы (главы 9 и 10).»
Determined: A Science of Life without Free Will. Глава 1
Дальнейшие рассуждения о свободе воли с Лоуренсом Крауссом
После входа книги «Determined» в двухчасовом подкасте Роберта Сапольски с Лоуренсом Крауссом основное внимание уделяется связи между иллюзией свободы воли, нейробиологией и концепциями, касающимися квантовой физики. Сапольски еще раз подтчеркивает, что свободная воля — это иллюзия, детерминированная биологическими процессами и законами физики. Эта точка зрения поддерживается также доводами о том, что даже вероятностный характер квантовой физики не способен подорвать детерминизм.
Детерминизм и квантовая физика
Во время беседы Краусс поднимает аргумент о квантовой неопределенности, часто используемый для поддержки идеи о свободе воли. Он подчеркивает, что неопределенность на квантовом уровне интерпретируется как вероятностная природа событий не из-за отказа от детерминизма, а потому что у нас нет инструментов для предсказания точных исходов. Сапольски соглашается, отмечая, что даже если квантовая физика и вводит элемент случайности, это не создает свободы выбора для субъекта. Никакое квантовое «шумное» событие в мозге не создает осознанного и независимого действия.
Основные аргументы заключаются в том, что иллюзия контроля проявляется в том, что нейробиологические процессы запускаются до того, как мы осознаем свои действия, что подтверждается исследованиями, показывающими, что нейронная активность предвосхищает наши решения. Вероятностный характер квантов указывает на то, что даже если в природе существуют случайные события, они не могут быть основой свободы воли, так как не подконтрольны индивидууму. Эволюционная основа поведения, как подчеркивает Сапольски, состоит в том, что даже высокоразвитые социальные процессы имеют биологическую основу, включая такие понятия, как мораль и ответственность.
Вот слова Роберта Сапольски из книги «Determined» (Глава 10. Случайна ли ваша свободная воля?):
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.