Бесплатный фрагмент - Джангл

Одиннадцать

Том первый

Инструментальный заводской склад. Перспектива рядов стеллажей размывается тьмой — ведь горит лишь одна люминесцентная лампа над рабочим столом Павла, да и та помигивает. Из цеха доносится гул работающих станков, напоминающий эмбиент. В общем, антураж — как в фильме ужасов.

Сам заведующий сидит на стуле, чуть поодаль от стола; голова склонена, руки безвольно лежат на коленях.

Спит? Потерял сознание? Или мёртв? Не понятно.

Засветился экран телефона, лежащего на столе, — пришло сообщение интригующего содержания:

«Ты хотел разрушить всё, что тебя окружает? Твоё желание будет исполнено».

Затем с фыркающим звуком искромётно вспыхнул сам телефон, и облако белого густого дыма устремилось к потолку. Павел на сие событие вроде как среагировал — зашевелил губами. Может, сейчас сглотнёт, захочет размять затёкшую шею, задвигается.

Но нет. Просто из приоткрытого рта показались усики, затем по нижней губе прошлись угловатые лапки, и вот на грудь кладовщика выпал большой таракан. Упав на складку куртки, существо ловко перевернулось со спины и тотчас скрылось из виду.

Павел будто ворочал языком — вслед свалились ещё несколько особей. Хорошо хоть, что у него глаза закрыты — и так зрелище — бр-р-р.

Одно насекомое осталось на виду — можно рассмотреть этого усача во всех подробностях. Чёрная, будто лакированная, голова образовывала с туловищем продолговатый овал, разделённый на несколько поперечных чешуек. Лапки больше похожи на хоботки, готовые высасывать кровь.

Стало понятно, что за столом сидела какая-то мумия Павла, из нутра которой выползали существа цвета индиго. Их становилось всё больше и больше: они сыпались изо рта, они проели черепную коробку на затылке, живот.

Лоскут кожи, не выдержав тяжести, оборвался, и голова, срикошетив от столешницы, покатилась по полу, щедро расплёскивая тараканов. Вслед за ней на пол упало всё тело, кишащее отвратными тварями. Как же их много-то!

Они начали расползаться по углам, пожирая всё: бумагу, бетон, стекло, древесину, железо. При этом они издавали трескучие звуки, которые вместе с шумом в цеху составляли жуткую симфонию.

Бум-бум-бум!

Стук заставил вынырнуть Пашу из мира фантазий. Отложив наушники, он встал из-за стола и пошёл открывать дверь, усмехнувшись — по пути он успел представить, как отряхивает с себя тараканов — кыш-кыш.

— Где света нет?

За дверью оказался Эйнштейн — так Паша называл про себя электрика Валентина за удивительное сходство со знаменитым физиком: взгляд, тип лица и, конечно же, усы.

Паша посторонился, пропуская гения на склад: «Тут».

Не сказать что со скоростью света, но поломка была быстро устранена, и Павел вновь остался наедине со своими кислыми мыслями. Думал над своим настоящим и последующим будущим. И не видел там ничего хорошего. Скверно, отвратительно. Какая-то вселенская тоска и вялость. И злость. На себя злость; на нежелание что-то изменить. Вернее, на собственную слепоту. Изменить — желание есть, но не видно было путей, какими можно было бы это осуществить.

«Или всё-таки какие-то пути имеются, но мешает прежде всего страх? А?»

Хотелось послать всё к чёртовой матери.

Рука потянулась к телефону, к наушникам.

«Только бы никто не пришёл; я хочу побыть один», — подумал он и испытал приступ раздражения — будто и впрямь в дверь опять постучались.

Это правильное решение — музыка для Павла многое значит. Она и утешает, и вдохновляет. Отличное подспорье для самовыражения — когда других способов не имеется. Фантазия помогает ему достичь гармонии, несмотря на невзгоды.

Под музыку он придумывает истории, снимает в своём воображении клипы на эти истории, придаёт англоязычным песням свой перевод. В общем, эта внутренняя деятельность доставляет ему массу эмоций.

Вот и сейчас, услышав первые аккорды «Прекрасной жизни» «Химических братьев», он и оказался в тараканьей теме.

Павел мог бы и дальше изощряться в фантазии, но мелодия на секунду прервалась, телефон завибрировал — пришло смс.

«Впереди ещё одиннадцать дней!» — сладостно потянулась Вика.

Давно она не была в таком приподнятом настроении. Похоже, действительно смена обстановки приносит свои плоды — хандра отходит «на десятый план», как говорит Настя.

Виктория взглянула в сторону — кровать подруги уже была заправлена.

«Вот же гулёна. Как ещё сил хватает на экскурсии ездить? Да ещё вставать в такую рань».

Вику заворожило дыхание ветра, материализовавшегося в занавесках, звуки за окном, запахи, ощущения. Всё такое незнакомое, интересное — другая жизнь. И хочется приобщиться к ней, к этой новой жизни; начать всё сначала. Такая свобода манит, зовёт за тюль, туда, где всё залито солнцем.

Но боль внутри не даёт безоглядно броситься навстречу новому. Сердце не может уже верить подобным радужным картинкам, которые подбрасывает воображение.

Прошло больше месяца, как Виктория рассталась со Степаном: «Всё! Хватит с меня этой нервотрёпки!» Стёпа лишь ухмыльнулся в ответ — это не первое подобное её заявление; уверен, что Вика вернётся к нему. Поэтому не очень-то переживал. Он однажды и сам предлагал разойтись на длительный срок, чтобы понять, насколько сильны их чувства.

Не хватало жизненного опыта, зрелости в их отношениях. Не покидало ощущение игры в семью — так молоды они были. А хотелось чего-то основательного… или не хотелось?

Может быть, первая любовь стала для них как чемодан без ручки? Бросить жалко, а испытать свои открывающиеся возможности — любопытно. Не хватало смелости на решительный шаг? Хотелось перед этим шагом удостовериться, что будет что-то взамен.

Вот и получилась между ними такая ситуация: каждый жил с надеждой, что любимый человек осознает свою неправду, изменится. А может быть, в глубине души ждали нового человека. Желание найти лучше никуда не девается. Да и самоутвердиться так можно: «Зря ты, мил человек, сомневался во мне. Теперь кусай локти — я не твой (не твоя)». Ох, как можно расквитаться за былые обиды.

В общем, надо разобраться в своих чувствах, сомнениях и робко надеяться на новые обстоятельства, после которых — либо пан, либо пропал. И отпуск был как нельзя кстати.

Это только в фильмах герой может уехать куда-нибудь, погулять по берегу морскому и принять судьбоносное, взвешенное решение. В реальности многое решает случай.

Перед отъездом в Крым Виктория поставила старую сим-карту — чтобы кроме мамы и нескольких друзей никто больше не тревожил. Ну, бывает ещё, смс приходят от незнакомцев: зимой, когда они в очередной раз поссорились со Стёпой, Вика со злости зашла в телефонные знакомства и оставила там свою анкету. Злость прошла, отношения тогда наладились, а резюме осталось. Вот и смешат они её своими дурацкими сообщениями.

Дверь в номер открылась; воздух от сквозняка пришёл в движение, из коридора послышались голоса.

— Вика, давай быстрее. На завтрак пора идти, а ты лохматая ещё валяешься.

— Не терпится Серёгу увидеть? — хотела подколоть подругу Вика.

— Какого Серёгу?

— Который тебе с пятого стола глазки строит.

По Насте было видно, что она и впрямь не поняла, о ком речь, — подколоть не получилось.

— А ты откуда знаешь, что он Серёга?

Вика махнула рукой:

— Это я так просто; может, он и не Серёга, Махмуд какой-нибудь.

— Давай, Махмуд, собирайся! Я хочу на пляжик скорее!

Вика взглянула на себя в зеркало и рассмеялась: действительно лохматая, действительно как Махмуд.

Пока подруги завтракали, на телефон Виктории пришло сообщение:

08:13 F352035 MILAYA VIKA, LETO A MY BEZ LUBVI SIDIM. MOY TELEFON:………JDU, PAVEL.

Имя отправителя напомнило Вике о друге детства — Пашке Окулове. Вот они с ним были парочкой — что ни день, то происшествие какое-нибудь. «Кадры», — как говаривала мама.

Девушка улыбнулась ассоциации.

«Интересно, что же это за Паша такой? Ответить — не ответить? Номер есть». Подыгрывая отправителю, она написала:

09:21 Милый Паша, Вы слегка разбудили меня. Почему же Вам не спится в столь ранний час?

09:23 О, милая мадемуазель! Великодушно простите меня! Просто я на работе и пребывал в убеждении, что сейчас все на работе.

09:30 Ладно, так и быть. Ведь Вы же не знали. Где Вы живёте, чем занимаетесь?

Оказалось, что оба из пригорода, и отнюдь не из соседних районов.

«Ясно, — подумал Паша. — Опять мимо. Никаких перспектив у этого знакомства».

От этой мысли на Павла накатило не то чтобы безразличие, а такой «самостёб»:

09:40 Работаю кладовщиком. Живу в 1,5 часах езды от центра. А если тебе нужен горожанин, то могу жить в коробке из-под телевизора в твоём районе.

09:48 Да ты что, дружок! Мы же с тобой совсем не знакомы! А я бухгалтер.

Во время предыдущих знакомств Павел придумал посылать небольшие романтические рассказы; ему казалось, что так будет интересней, необычней — мало какую девушку такой подход оставит равнодушной. Но… то ли девицы пошли неромантичные или недоверчивые — пугались такой атаки. То ли писательское мастерство подкачало. В общем, «Ромео» совсем приуныл.

Вот и сейчас, недолго думая, Павел решил отослать один из своих рассказов — скорее на автоматизме, нежели произвести впечатление на Викторию. Может, похвалит — приятно будет. Хоть имя героини поменял, и на том спасибо. А то так бы и отправил — не редактируя.

10:00 ММС

Весной ты всей душой ощущаешь пробуждение — наполняешься оптимизмом; ты весь в ожидании света и радости. Сейчас же, в самый разгар белых ночей, я понимаю, что мои ожидания оправдались.

Я люблю этот город, я наслаждаюсь этим мигом, ожидая твоего выхода. Умиротворяющим мигом.

Мне кажется, я уже был когда-то так счастлив. Может быть, в детстве, может быть, в другой жизни, может быть, на другой планете. И вот я снова испытываю этот душевный подъём. Меня не волнуют прошлые потери — через них я достиг нынешнего момента.

Я был так погружён в свои ощущения — это дало тебе возможность незаметно обойти меня сзади и прикрыть мне глаза ладонями:

— Кто? — и, не ожидая ответа, предстала передо мной.

При виде тебя потеплело на душе. Твоя лучезарная улыбка и блеск глаз ввели меня в лёгкий транс. Похоже, мы с тобой на одной волне.

Наш приветственный поцелуй получился долог — тебе пришлось даже отпихиваться от меня:

— Ну всё, хватит, пошли. А то перевозбудишься… — с решительностью в голосе сказала ты и, заметив мою самодовольную улыбку, рассмеялась.

М-м-м, Вика! Как я тебя обожаю! Чёрные волосы, собранные в хвост на затылке, пропорции твоего лица, особенности кожи, жесты, мимика — всё мило моему сердцу.

Тонкая шерстяная кофточка поверх белой майки и чёрная плиссированная юбка до колен.

«Как уж тут не возбудишься?»

Я взял тебя за руку, и мы не торопясь двинулись по городу-романтику, к Невскому проспекту. По дороге мы непринуждённо разговаривали, подшучивали друг над другом. Но по большей части мы молчали, любовались городом и наслаждались удивительным моментом — мы отдыхали душой.

Свернув с Невского, прошли по набережной Фонтанки. Вдоволь наобнимались на скамейке возле Манежа, нацеловались в сквере напротив Русского музея — у меня всё записано — и вышли к каналу Грибоедова.

Несмотря на поздний час, по набережным прогуливалась уйма народу, проезжало множество экскурсионных автобусов, а вода в каналах не успевала успокоиться из-за прогулочных катеров.

— Молодые люди! Через десять минут мы отправляемся…

Но я увлёк тебя за собой, направившись к второстепенному причалу. К нему было пришвартовано несколько моторных лодок.

— Здорова, Евген!

— О, какие люди!

Я поздоровался со своим другом, представил ему тебя. Думал, сейчас мы задержимся минут на сорок: Женька такой — балаболистый малый. Но, видимо, он и сам спешил куда-то: ограничился коротким инструктажем, передал ключи и был таков.

— Давай руку, Викуля!

Не успела ты ступить на причал, как я подхватил тебя на руки. Так приятно ухаживать за тобой — так ты на всё реагируешь.

— Вот на этой мы и поплывём, — кивнул я на серую посудину с красной линией.

Безопасности ради пришлось поставить тебя на настил. А ещё позже помочь надеть спасательный жилет.

— Надеюсь, ты хорошо управляешь этой штуковиной.

— Надейся, — беспечно ответил я.

Ключ повернулся, в теснине канала раздался гул мотора, вода забурлила за кормой. Я подождал, когда «Сирена» отойдёт на нужное расстояние от причала, и только тогда ускорился.

И вот мы уже идём по каналу. Перед нами открылась большая книга-раскладушка — с воды, да ещё и на скорости, город смотрелся по-иному: он стал динамичнее, хоть и погружённый в сонную негу.

Белые ночи — это праздник. Сейчас люди, гуляющие по набережным, охотнее приветствуют тех, кто проплывает мимо. Всеобщее благодушие. Это можно сравнить с Новым годом, когда совершенно незнакомые люди могут поздравить друг друга.

Шум мотора усилился — мы проплываем под мостом. Тут ощутимо качало — пришлось уменьшить ход. И наше судёнышко робко выползает на большую воду, на невский простор.

Здесь мне наконец можно полюбоваться тобой. Мои чувства так же широки, как и открывшаяся панорама. Я сочувствовал твоей восторженной реакции на происходящее с нами. Я пьянел от твоей красоты, женственности: как ты с интересом смотрела по сторонам, держась за борта, как ты изящно поправляла на плечах плед…

— Милая! Посмотри, как красиво! Это всё тебе! — и, совершив круг почёта мимо Эрмитажа, Стрелки и Петропавловки, понеслись дальше.

Вскоре я заглушил двигатель и стал приноравливаться к небольшой бухточке центрального парка. Снял кроссовки, закинул их на берег. Потом спрыгнул в прохладную воду, привязал лодку к корню дерева:

— Всё, милая. Приплыли. Иди ко мне — на берег снесу.

Ты осторожно встала и обхватила меня за плечи. Я аккуратно взял тебя на руки, но не торопился на берег — «хе-хе, никуда ты от меня не денешься». Стоя в воде, любовался тобой, дурея от счастья.

— Ну? Пошли на берег, — ты сделала вид, что не замечаешь моих взглядов, хотя в глазах заиграли огоньки и вот-вот улыбнёшься.

«Ёшкин кот! Как я тебя люблю!»

— И зачем ты привёз меня сюда, мой капитан?

Вид отсюда открывался, конечно, не ахти какой; если только с воды смотреть — двое влюблённых в обрамлении зелени парка. Зато местечко укромное.

— Чтобы тебя съесть! — ты оказалась в моих объятиях.

Павел хмыкнул: «Нашёл где оборвать рассказ». Продолжение он почему-то попридержал. Прикрепил к сему рассказу романтичную мелодию и отослал Виктории. Вдогонку попросил прислать фотографию.

«С этого и надо было начинать».

10:11 О, да ты романтик! Это же прекрасно! А своё фото я обязательно пришлю. Только попозже — я помятая немного.

«Ну так оно и есть — „помятая“; алкоголичка, что ли?» — воображение нарисовало Павлу квёлую девку с сигаретой во рту. Нарвался он однажды на такую в этих самых знакомствах по телефону.

Но вскоре в углу экрана появился значок — идёт приём ММС.

Вопреки ожиданиям, Виктория оказалась миловидной девушкой. Вот только выглядела она на фото какой-то… малолеткой, что ли. Не скажешь, что ей двадцать лет.

10:31 Красивая девушка. Только вот шапка зимняя.

11:07 Ха! Шапка крутая! И что же Вас занесло в знакомства?

11:11 Я искал девушку в зимней шапке в эту летнюю пору.

11:15 И давно ты тут? Со сколькими девушками ты уже так познакомился?

11:19 Честно говоря, ты первая, с кем хотелось бы пообщаться.

11:40 Ого! Так быстро! А что, в округе девушек нет нормальных? Сколько тебе лет?

11:47 Я же романтик: увижу красивую девушку — дыхание перехватывает. Пока в себя приду — она уже тю-тю. Мне 25.

11:51 Давно у тебя была девушка?

11:59 Вообще не было.

12:08 25 лет — и не было девушки? В чём подвох?

12:20 Ты не обиделся?

Паша тем временем был в цеху и увидел удивительную картину. Технолог с токарем несли дымящуюся втулку, продетую на доску. С помощью фантазии Паша приодел этих двоих в набедренные повязки племени людоедов тумба-юмба, намазал их телеса сажей и рассадил тут и там пальмы.

— Чего за кипеш? — спросил Паша у Лёни.

Рабочие с трудом начали надевать втулку на вал.

— Да Валера второй вал запорол.

— Второй?!

— Ну да. Только теперь решили не наваривать дополнительный металл, а втулку поставить.

Паша рассмеялся:

— А помнишь, когда первый вал запоротый привезли, мимо разметчик проходил — что он сказал? «Валера! Ты и второй вал тоже пори. Чтобы сразу оба на сварку отвезти — чего кран по десять раз гонять?»

Слова провидца!

Поржали.

Павел уже хотел было закрыться на складе, набросать будущий рассказ для Вики, но «на плечах» с ним вошёл Василий-зуборезчик:

— Паш, утебяесиндикстойк.

— Не понял.

Василий повторил свой вопрос, но, к сожалению, Паша не понимал шумерского языка. Если бы Геннадьевич был трезв или хотя бы вынул сигарету изо рта. А так — шум один.

Тогда Паша пропустил посетителя вперёд — мол, найдёшь — твоё. Обошли склад — не нашли.

— Да у тебя тут ничего нет, — на чистом русском сказал шумер. Или Паше послышалось? Просто он часто слышит эту фразу. Ему кажется, что скажи сии слова на японском — он поймёт.

— Икааич! — на выходе со склада Василий поймал за рукав Свистунова, начальника цеха. — Уменяиндиктрнстойкспзд.

Николаевич только руками развёл — «Что я могу сделать, Вася?»

Не понятно, понял ли начальник вопрос или нет. Забавно.

Позже выяснился перевод «клиноговори» — оказывается, у Василия пропала индикаторная стойка.

Не успел Паша закрыть дверь за Василием, как на склад проник Валера Игоревич:

— Лучший токарь тот, который исправляет! — сказал он назидательно и взял с полки нужную ему скобу.

— Лучший токарь — это сварщик! — подтрунил Паша старика.

Посмеялись. Видно было, что ему шутка понравилась:

— Мне бы твою голову. Я бы уже начальником был. Ты! Фантазёр!

Вспомнив, как Игоревич рассказывал однажды, что у него якобы три почки, Паша за словом в карман не полез:

— А мне бы ваши почки!

Игоревич чуть о дверь головой не ударился, запрокидывая её от смеха.

В конце смены почечная тема была продолжена. Когда Валера начнёт убирать рабочее место от стружки, к нему подойдёт Павел:

— Ну что? — спрашивает токарь, перестав махать шваброй и положив руку на плечо Паше. — Я тебя полдня не видел. Расскажи, где ты путешествовал?

— Я… я… я… — начал заикаться кладовщик, выдумывая что-нибудь забавное, но ничего в голову не шло подходящего.

— Да я вижу, что это ты! — покивал Игоревич головой и скаламбурил: — Ты, я! Я-я!

На что Паша перефразировал известную песню:

— Я — это ты! Ты — это я! И твоя почка у меня!

— Ну, фантазёр! — засмеялся Валера.

— Покеда, Игоревич!

По пути домой переписка с Викторией возобновилась:

17:07 Слушай, а давай сегодня встретимся?

17:17 А меня сейчас нет в городе. И не будет дней одиннадцать. Будешь ждать или другую девушку искать?

17:21 Насчёт меня не беспокойся. Это ты там на южан не засматривайся. Ты моя жертва. Гы-гы.

17:23 Так у тебя были серьёзные отношения? Сколько девушек у тебя было?

17:46 Какие серьезные отношения?! Я всё время шучу.

За два часа переписки Вика узнала столько информации о Паше, но совсем не была уверена в её правдивости.

19:49 Своим чувством юмора ты меня убиваешь. На вопросы не отвечаешь, темнишь чего-то. Ты не цирковое училище окончил?

19:53 Я рад, что убиваю тебя. Держись — когда поймешь, что всё — правда! Ха-ха-ха.

20:10 Сомневаюсь, что я вообще тебя пойму. Ты меня запутал.

20:17 Пришли, пожалуйста, фото милой девушки Вики, у которой через одиннадцать дней дембель. А то, если честно, я испугался той старушки, что ты присылала мне недавно. Жду тебя, как ждут из армии.

20:30 А ты, оказывается, хамло!

Да! Сарказм — это верный признак того, что Павел опустил руки. Общение обесценилось, и теперь можно писать всё что вздумается — «вряд ли мы увидимся».

Но каждый раз, а таких разов будет много, после подобных вспышек появлялось желание загладить вину.

«Вика не виновата, что не может появиться пред вашими очами сию минуту, господин».

Павел представил себе, что чувствует сейчас Вика, порвавшая со своим парнем.

«А тут я ещё со своими фортелями».

22:39 Не обижайся! Теперь понял, почему помятая — первая любовь не ржавеет. Не плачь.

22:43 Заржавела уже. Я вообще зареклась от мужиков больше не плакать. Два-три косяка, потом просто перестаю общаться.

22:56 Так. Один косяк произвёл. Один остался. Раскурим? Улыбнись! Спокойной ночи!

Необычный день — ничего не скажешь. Паша и не думал, что столько эмоций можно испытать, переписываясь с незнакомой девушкой. Он удивился облегчению, с каким воспринял ответ Виктории. И, видимо, их настроения были схожи:

23:02 Знаю тебя меньше суток, а испытала целую гамму чувств. Я так о тебе ничего не поняла. Ты странный. Но в тебе что-то есть. Я плохо разбираюсь в людях — не хочу обжечься. Если ты говнюк — сознайся сразу.

Это сообщение побудило Павла доставить Вике ещё большую гамму чувств. В его голове начал складываться сюжет нового рассказа — заодно и мозги ей можно попудрить — «я так о тебе ничего не поняла».

23:07 Я говнюк самому себе. Это и есть во мне — «что-то».

23:14 У тебя много друзей?

23:17 Я наградил себя одиночеством среди людей. Спать.

23:21 У тебя правда никогда не было девушки?

23:23 Спать!

Космические гитары

11:48 Ты готова испытать целую гамму чувств? Привет, как выспалась?

12:03 Привет! Долго не могла заснуть — тараканы из твоей головы мешали заснуть.

«Ого! Мои тараканы до Крыма добрались!»

12:26 Этот же вопрос я решал после твоей второй фотки — иллюстрации к книжке Стивена Кинга. Ты покормила моих тараканов? Извини, что не дал спать.

13:06 Терпеть не могу твоё хамство!

14:09 Это не хамство! Возможно, твои письма пробьют моё сердце, и из него польётся сладостно-горькая влага любви! Я не хотел обидеть — плохо пошутил.

«Ни хрена себе! Сладостно-горькая влага любви! Что за словечки, Паша?»

14:31 Как же я его пробью, если ты меня к себе не подпускаешь? И на вопрос вчерашний ты так и не ответил.

По смайлу, показывающему язык, ясно, что Вика не обиделась или уже успокоилась.

15:06 Отвечаю: — Неа! Я не подпускаю?! Сама на юга укатила, шелковицу уплетает.

15:12 Ничего я не уплетаю! И друзей тоже нет?

Тут Павел призадумался: можно ли продолжать называть людей друзьями, с которыми разошлись по жизни; просто из-за смены круга общения?

15:21 Неа!

Ещё он раздумывал — посылать девушке новый рассказ? Это был риск. Неизвестно, как Вика отреагирует на него. Но всё-таки любопытство взяло верх! Захотелось похулиганить, внести сумятицу.

16:09 ММС

— Здравствуйте, — послышался электронный голос, каким обычно разговаривают роботы. — Меня зовут Юрий Меркурий. Я ваш проводник. Пожалуйста, приложите штрих-код билета к сканеру.

Мы поочерёдно просканировали квитки на руке у робота — браслет Юрия дважды вспыхнул зелёным цветом — всё в порядке.

— Добро пожаловать в отель «Космические гитары». Прошу вас последовать за мной, Виктория и Павел.

Юрий Меркурий прижал руки к своему цилиндрическому туловищу, развернулся на сто восемьдесят градусов и мягко покатил к лифту. Мы двинулись за ним. Остановившись у подъёмника, проводник приложил свой сканер к синхронизатору, передавая эстафету следующему роботу.

А мы с тобой поднимались на двадцатый этаж. В кабине лифта звучал всё тот же голос Юрия — он рассказывал о номере и правилах проживания в отеле. Когда створки разъехались, нас встретил такой же робот.

Сканер считал информацию из электронного нутра Юрия, и дверь нашего с тобой номера открылась:

— Прошу, дорогие друзья, проходите. Это ваш номер. Ваши вещи уже там. Приятного отдыха.

Горящие пиксели выстроились на экране Юрия в виде забавной улыбки.

— Спасибо, Юра!

Робот в ответ расцветился эмоциональным оранжевым и покатил по своим хлопотам.

Просторный светлый номер открылся нашим взорам. За невесомым тюлем, который рассеивал солнечный свет, прекрасный вид — ты первым делом и захотела выйти на балкон. Дверь отъехала в сторону, в комнату ворвался бриз.

Замечательно!

Дыхание перехватывает, когда заглядываешь за перила — невольно ухватишься за перекладину.

Белоснежные стены отеля гармонировали с голубым бездонным небом, зеленью парка и промежуточным ультрамарином моря. И совсем праздничное настроение придавали цветные стёкла, вставленные в качестве ограждения на балконах. Воздушное и бликующее здание отеля в форме полугексагона обрамляло огромный двор, плавно перетекающий в парк. Но больше всего завораживало приветливое, лучезарное море, раскинувшееся под небесным куполом. Чувствуешь себя как в театре; и главную роль играло солнце. Сейчас оно висело в зените, высоко-высоко.

Ты подставила лицо под его палящие лучи — не терпелось отправиться на пляж и поприветствовать водную стихию.

Чувство полёта усилилось, когда я подошёл к тебе сзади и обхватил за талию. Не открывая глаз, ты прислушивалась к щекотным поцелуям в шею и замерла в ожидании — когда возлюбленный доберётся до мочки.

Вот тогда совсем обомлеешь, растаешь как мороженое. Вот тогда два тела, обуреваемые страстью, с лёгкостью разобьют стеклянную перегородку и полетят вниз, где ходят маленькие фигурки людей.

«Нет, нет. Я хочу летать, но не падать»

Достигнув определённого нервного напряжения, ты повернулась ко мне лицом. Это было нереально красиво: голубые глаза влюблённого в тебя человека, голубое небо, ультрамариновое море, блики стёкол; в какой шикарный антураж мы с тобой попали!

О, да! Это чувство нежности в пальцах, когда хочется обхватить ими голову любимого человека. Хочется с благодарностью касаться этих совершенных форм. Хочется одаривать поцелуями эти щеки, подбородок, скулы и эти трепетные губы.

Мы чувствовали себя скульпторами, которые изваяли свои шедевры во время незабываемого порыва вдохновения — каждый раз, когда мы находимся в объятиях друг друга, этот порыв возвращается.

Ты и я прошли по циновке в номер. Любовь, ощущение весны в душе, предвкушение чего-то нового и свобода от быта. Какой радостный микс! И если добавить сюда чувственные наслаждения… ум-м.

Из-за бриза мы уже ощущали себя полностью раздетыми.

От долгого поцелуя пришло какое-то абстрагированное состояние. Как будто вокруг образовалась сфера — ничего больше не существует кроме Нас.

Поцелуи становились всё жарче; дыхание участилось. Я ласкал твоё лицо, шею, руки…

Страсть ещё не с головой захлестнула нас, иначе половина пуговиц с моей рубашки уже бы разлеталась в разные стороны. Мне же подольше хотелось ощущать твоё податливое тело через ситец — ткань не только услаждала взгляд, но и дополняла мои прикосновения — лучше выражалась их нежность.

Только когда я услышал твоё отрывистое дыхание, почувствовал в твоих движениях требовательность дальнейшего развития, я толкнул тебя на постель — вскрик от неожиданности.

Я ощутил волну любви к тебе; этот твой томный взгляд, эта застлавшая взор пелена. Словно при помощи этой волны ты отодвинулась на середину кровати, приглашая к соитию; напряглись мускулы ног, колыхнулись груди. Мне понравилось, как ты стыдливо сомкнула ножки — это безотчетное движение такое милое. Я увидел в нём не боязнь меня, а целомудренность. Вот же гений соблазнения.

Твои стоны, вздохи ласкали слух и призывали сделать больше для любимой женщины. Ты неподражаема. Бархатистая кожа твоя была для меня как пианино — я хотел сыграть на нём прекрасную музыку; чтобы ты ощутила полёт. Груди, как сдобные булочки: манящие, игривые. Когда я нежно проводил по соскам языком, захватывал их губами или аккуратно покусывал, ты начинала так стонать от щекочущих резей.

— Паша… а-а… Пашечка… Давай! А-а-ах! Давай!

Шорты полетели в сторону. Член, зацепившись за трусы, упруго покачался — должно быть, ты испытала эстетическое удовольствие от этого момента. Ты хотела поскорее ощутить его в себе. Он казался тебе той самой точкой опоры, с помощью которой можно считать координаты в пространстве.

Через объятия мы ощущали, насколько разгорячены. Во время поцелуя ты обхватила пенис пальчиками и начала делать втирающие движения. Хотела прочувствовать эту мощь, пульсацию. Как любого мужчину привлекает вид раздвинутых женских ножек с натянутыми струнами мышц бёдер, так и женщин завораживает вид устремлённого вперёд члена. Эта маскулинность в сочетании с нежностью — комплимент в сторону их привлекательности.

Тебе захотелось, чтобы я встал на кровати. Посмотрев, как капелька смазки тягуче полетела вниз, оставляя за собой паутинку, ты начала делать минет. Массируя член рукой, задевая головку указательным пальцем, ты пробуждала во мне ощущение развёртываемого вокруг пространства. Я уже не мог проследить за всеми перипетиями сего действа — ещё немного, и я не устою на мягком ложе. Только твои руки, ласкающие мне бёдра, давали сориентироваться в пространстве.

С обильно смазанного слюной древка на твою грудь упало несколько капель. Ты наблюдала за моей реакцией, смотря снизу; член приподнялся, когда ты кратковременно лизнула уздечку.

«Всё-таки какая-то подчинённая поза эта…» — подумалось мне.

Я взял тебя за руки, помог подняться. Хотелось скорее обнять тебя — хотелось смешаться с тобой в этом чудесном чувственном коктейле; хотелось шокировать рецепторы нежными прикосновениями. Прислонив тебя к стене, начал ласкать шею, плечи, грудь.

Ты очень громко стонала, притягивала к себе руками, извивалась. Мы стали похожи на переплетённые ветви можжевельника.

Покрывая твоё тело поцелуями, я стал спускаться ниже. Если мужской половой орган похож на гриб, то женское вместилище смотрится на теле как морская губка. Манит к себе своей необычностью.

Я ощутил терпкий запах, шершавость выбритого лобка. Долго тебя дразнил поцелуями вокруг да около, пока не коснулся языком клитора; пока мои пальцы не ощутили стенки влагалища.

Судя по твоему поведению, мне удаётся доставлять тебе максимум удовольствия: закатывающиеся глаза, мотания головой, судорожные объятия и стоны с хрипотцой говорили о твоём полуобморочном состоянии.

С прикроватной тумбочки на пол полетел телефон — ты поставила на неё ногу; в таком положении ощущения будут полнее.

«Ну всё, хватит!»

Момент проникновения — своего рода откровение.

На меня что-то нашло — начал двигаться с таким остервенением! Будто и не было нежных поцелуев и поглаживаний. Мне хотелось, чтобы за тобой рухнула стена, чтобы развалилась кровать и мы бы завалились на пол. И чтобы, не обращая на это внимание, мы продолжали фрикции.

Во время семяизвержения я зарычал — мне стало азартно: сколько болевых пиков я смогу преодолеть? Но потом стал извиняться поцелуями — возможно, тебе было больно участвовать в этом счёте — «Ты моя радость».

Сфера интимности стала исчезать, и мы почувствовали, как окружающий мир стал возвращаться к нам звуками и лёгким дуновением ветра.

— Хороший тут кондиционер — ты совсем не вспотел! — услышал я твой голос.

— Если бы ты сказала только вторую часть предложения — я бы с тобой неделю не разговаривал.

Ты рассмеялась и, поцеловав меня в плечо, ответила:

— Ну что ты. Ты меня никогда не разочаровывал. Ты — зверь! Ты мой зверь, — добавила любимая и запустила свои пальчики в мою шевелюру.

Тебе нравится это время после разрядки: слушать сбивчивое дыхание и как стучат сердца в высоком ритме, как обостряется слух, ощущать пульс внутри себя.

— Сейчас очухаемся немного и пойдём на пляж. Не терпится поскорее поплавать.

Вот такую порнографию за ночь состряпал Паша и рискнул послать незнакомке. Можно же было продолжение предыдущего рассказа послать — было бы время осмотреться, привыкнуть друг к другу. Но Паше, видишь ли, захотелось быстро расширить эмоциональную гамму.

16:30 А теперь угадай — была ли у меня девушка?

Но… он уже домой приехал, а телефон молчал.

«Дорисковался, блин!»

19:02 Ау! Ты куда пропала? Ты не оскорбилась? Прости!

«Наверно, лимит по косякам уже превышен».

19:47 Не могу сказать, что я испытала, но точно не оскорбилась. Ну ты чокнутый! Правда! Мы ведь вообще не знакомы! Но твою повесть перечитывала несколько раз. Нашла знакомые детали. А вообще я приличная первое время.

И в конце послания поставила смайл, показывающий язык. Паша заулыбался; хмыкнул на «приличная первое время». Честно говоря, он испытал облегчение оттого, что Вика отозвалась. Это смс его воодушевило.

20:02 Спасибо за комплимент! Теперь ты во мне кое-что поняла, эмоциональная моя.

Но Вика остудила его пыл:

20:10 Э… нет. Я не твоя. И долго ещё не буду заводить серьёзных отношений. Я от них устала. Единственное, что могу предложить, — это дружба.

21:50 Тебе 21, а ворчишь как дамочка бальзаковского возраста. Сопли промочила, улыбнулась и дальше пошла! Я тебе дам — не моя!

— Я ничего не пропустила? — спросила спросонья Виктория.

— Да мы уже приехали почти, — ответила Настя. — Ты всю экскурсию проспала.

— Домой, что ли, едем?

Настю раззадорила не шуточка Вики, а сонный вид подруги. Ещё и зазевалась, бедняга:

— И не надейся.

— Тоже хорошо, хоть что-то всё-таки увижу.

Вика не против того, чтобы узнавать новое — иначе бы Настя ни за что не затащила её в автобус. Но зачем ради этого вставать в такую рань — не понятно.

Как по заказу, чтобы развеять остатки сна, состоялась первая остановка у села Танковое. Для человека, никогда не видевшего горы, зрелище предстало завораживающее. Да и такие горы мало кто видел: над лесом возвышался длинный хребет, своими гребнями напоминающий щитки на спине крокодила. Гора так и называется — Крокодил.

Интригующе смотрелось преддверие Бельбекского каньона: ворота в удивительную страну, затянутую голубоватой дымкой.

Наконец девушки в составе группы двинулись по ущелью, вдоль реки Аузун-Узень. После небольшого перехода все поднялись на взгорок и оттуда увидели панораму Большого каньона: горы Коккоз-Бойка и Кизил-Кая — доминанты. Из лесной чащи то тут, то там высились скалы-останцы — даже на них росли деревья. Ощущение, будто видишь перед собой парк Юрского периода — ожидаешь, что сейчас промелькнёт тень птеродактиля.

Мшистые камни, ровные стволы деревьев и журчание воды сопровождали туристов; часто приходится переступать через корни деревьев, взбираться на кручи, прыгать с камня на камень.

Сеть из волн, обрисованная солнцем, отражается на скалах, стоящих в тени — будто драгоценности переливаются на свету.

Вскоре русло реки оделось в известняк: много свободного, удобного для ходьбы пространства. Успевай только перепрыгивать через поток и взбираться всё выше и выше. Ветви деревьев отражались в многочисленных зеркалах-ваннах. Вглядываясь в прозрачную воду, ощущаешь, как и на тебя переносится эта чистота, отзеркаливается; такое вот душевное омовение.

«Куда идём мы? Ради чего? Откуда это ощущение сакральности происходящего? Отчего горы вдали кажутся храмовыми постройками? Откуда это успокоение?»

Паша попал в точку, желая расширить переживания Виктории своим рассказом. К его чтению она смогла приступить только по окончании экскурсии, когда автобус взял обратный курс. Когда по ушам перестал «ездить» экскурсовод и чувствуешь себя усталым и ошеломлённым от новых впечатлений.

И вот среди коллективной неги, если не сказать — апатии, одна Виктория продолжала испытывать острую восприимчивость; ту самую взволнованность, когда боишься быть застигнутым во время занятия сексом.

Стихи будут рождаться

Павел сегодня тоже взволнован, но по другому поводу — вчера к нему подходил Фёдор Николаевич, начальник цеха, и предложил подработать: Антон, сверловщик, ушёл в отпуск, а заменить некому.

С одной стороны, это очень хорошо: дополнительный заработок, разнообразие в работе. Но сейчас предложение было некстати — хотелось, наоборот, закрыться на складе и строчить свои рассказы Вике. Поэтому двояко воспринял Паша эту идею, но не отказал.

Время ожидания, когда его поставят за станок, Павел скрасил общением с теми ещё приколистами — токарями Лёней и Валерой Лавровым; всё равно толком ничего не напишет — настрой уже не тот. А вот что касается фантазии, то и сейчас Паша дал ей волю: вместо обрабатываемого вала на станке у Валерия Игоревича появилась статуя Афродиты, вместо болванок на полу расположились узнаваемые капители ионического ордера. Сам рассказчик, как и все, кто его слушал, приоделись в орнаментированные хитоны. Изменилась и речь Лаврова — с ленинградско-матерного на возвышенно-гомеровскую:

В восьмидесятом с мужиками пошли толпою за грибами,

От вида берёз в глазах рябит, утренний лес к себе манит,

«Колючку» я перерезаю, и банда наша на полигон ступает.

Паша Колчин, Валера Жилин, Артур Абразумян,

Любой на районе знает: каждый из них — отпетый хулиган.

И вот с корзинами, полными грибами, собрались мы домой,

Как вдруг за нами мощный взрыв раздался, ой-ой-ой-ой.

Стоим как вкопанные, эхо стихает; в сапоги кое-что стекает,

От сей задумчивости нас отвлёк Артура крик — «Атас!»

В ста метрах в землю вошёл очередной фугас.

Тут все мы как переполошились, на шеях напряглися жилы.

Без компаса, без карт, мы драпанули наугад — что есть силы!

Как хорошо, что все остались живы, Артур, Паша, Валера Жилин.

Учения артиллеристов научили — как можно хорошо стрелять,

И нас — с такою быстротою через забор колючий перелезать.

Да, Игоревич, чуть не погубил всю рать; запомнишь

Как подберёзовики у артиллеристов воровать! —

внимавшие смеялись — мог бы и несдобровать!

Всё, хватит трепаться — меру надо знать,

Все начали по своим местам рабочим разбредаться.

Для Павла же не закончилась гомеровская поэма,

Продолжила висеть над ним эллинская эмблема.

Лихо к нему подкатила богиня-архивариус Зинаида.

«Так и так, дел невпроворот, — скривила она рот. —

О, Павел, помоги! Сии авгиевы конюшни разгрести».

Начальник недовольный хмурится как Зевс,

Чувствую, упадёт мне на голову его трезубец.

Такой бардак они же сами развели — пипец,

Выручи же меня, Паша, добрый молодец; не то

Уйду я вглубь, как Атлантида, — манипулировала Зинаида.

Ну ладно, что уж не помочь, мать её, архива дочь.

Олег, ты слышал всё: я ухожу со склада прочь.

В хранилище свет затушу, запру его на ключ,

Если придёт какое чмо — будет до меня охоч, я буду наверху,

Пусть зовёт так, чтоб шум в цеху превозмочь — тогда приду.

Олег хитро прищурил глаз: «Что это за цаца тут у нас?»

Я всё дословно передам — как ты кого-то так назвал.

Моли богов, чтоб в целости остался, один хотя бы глаз,

Чтоб мог ты не на костылях передвигаться, а как сейчас,

И было чем тебе кусаться — чтобы кусками пищи упиваться.

И вот Павел один остался, на стуле Зинаиды распластался,

Включил погромче музыки звук и погрузился в мир цифр, букв.

По полочкам чертежи расставляя — пример педантичности являя,

Приводит добрый молодец в порядок Зевесов архив,

Поэтому не стоит опасаться Зинаиде никаких Харибд.

Вдруг скрип двери прорвался в устоявшийся мир цифр, букв.

Это к Павлу дружище Олег поднялся, улыбчивый такой, битюг.

В смущенье трётся у двери, взглядом взмолился он: Приди!

«Пойдем скобу мне дашь, студент», — промолвил сей приват-доцент.

О, чмо пришло — пошли!

На обратной дороге Павла перехватил начальник цеха:

— Ну что, готов?

— Чего, работа есть?

— Да, чертёж на месте лежит.

— Иду.

«Придётся тебе, Зинаида, в пучину всё же погрузиться — как Атлантида».

За работой время пролетало незаметно. Опасения развеялись — глаза боятся, а руки делают, так что настроение Павла постепенно улучшалось. Всё уверенней он чувствовал себя за станком. Новых оттенков в эмоции стала добавлять Виктория — она прислала ещё одну свою фотографию. Видимо, сегодня её очередь выбивать почву из-под ног.

Вот это фото! Вот это девушка! Какой овал лица! Какой взгляд, какая причёска! Какие глаза!

14:29 Ты такая милая, что у меня сердце заныло! Какая девушка прекрасная! Ты муза (моя).

Со склада, куда Павел заскочил на минутку, он вышел огорошенным. Фотография, конечно, вызвала отклик в его душе. Воображение же нарисовало не очень отрадную для него картину:

«С этакой девушкой обязательно рядом кто-то есть. У неё много друзей и знакомых. И чем я смогу её заинтересовать — большой вопрос».

«Ну почему я не такой, как все?! Почему многое мне недоступно?!»

17:56 Я поставил твоё фото на обои в телефон. Ты — прелесть!

18:10 Мне никто никогда не говорил, что я прелесть, что я милая. И Он никогда не ставил мои фото на экран. Спасибо тебе.

19:23 Жаль, что я не поэт — обязательно воспел бы твои воздушные волосы, добродушную улыбку и дивные, наивные глаза, как у ребенка!

Действительно красивая фотография, раз Паша стал воображать себя сидящим на берегу реки с гитарой. Поплыла над сверкающей водой размеренная мелодия, заколыхались ветви плакучей ивы от летнего ветерка, и стихи стали рождаться сами собой. Запел он свой романс:

Я песни пытался писать много раз

И много раз убеждался — не мой талант.

Однажды девушка мне повстречалась,

Вместе с мелодиями до неё донеслись мои признания,

Но, видимо, в строках тех не было призвания,

Она не обратила на них никакого внимания.

Там, на берегу,

Разбил в щепы гитару свою,

Там, на мосту,

Разорвал я тетрадь свою.

Долго стоял:

«Зачем куда-то идти?»

Стихи уносились

Водами реки.

И тут

Я поднял глаза,

По берегу шла —

Я почувствовал — судьба моя.

И в душе заиграл

Оркестр любви,

И в сердцах наших

Сложились стихи… но их

Прочтём мы

друг у друга в глазах,

А вслух

Никому, никогда!

19:41 Ты прав. Я наивная. А ты не боишься разочароваться? Ведь люди на фото, бывает, лучше выглядят, а в жизни — так себе.

20:02 Но ты тоже не на всех фото получаешься. А что бы тебя разочаровало?

20:14 Я не люблю людей, которые себя выпячивают. Просто хотелось бы, чтобы рядом был мужчина, который бы говорил всякие приятности.

21:14 Мои шансы повышаются! Я скромный и уже говорю тебе приятности. Говорю от души. Извини, опять я увлёкся.

22:36 Паша! Ты куда пропал?

22:38 Не волнуйся ты так. Сейчас пришлю тебе рассказ. Целую, обнимаю, тараканов прогоняю. Расскажи, где ты, чего делаешь?

22:49 Гуляю с подружкой. Она высматривает женихов.

22:51 А ты высматриваешь? Она знает про твои смс-похождения?

22:55 Нет. Не знает.

23:16 ММС

— Вообще-то, у нормальных людей романтический ужин не проходит на помойке.

«Обожаю тебя за стёб».

— Ну, извини, — развёл я в стороны руками. — И где ты тут увидела нормальных?

— Я точно не вижу.

«О, взгляд-то какой!»

— Знаю, милая, тебе грезился ресторан на набережной Мойки; видела, как причаливает твой белоснежный катер, а не это… — кивнул Павел на «Сирену». — Но то — мечты. Я же предлагаю тебе реальную тему.

Послышался хлопок. Вокруг горлышка бутылки возникло перистое облачко; вскоре бокалы были наполнены шампанским.

— Ишь ты, как подготовился, — ты бросила взгляд на стол с закусками. — По какому же поводу мы тут собрались?

— Кто? — я завертел головой по сторонам, чтобы посмотреть — кто это тут собрался; потом встретился с тобой взглядом, сделал вид, что это было для меня неожиданностью — увидеть тебя рядом. — А! «Мы»…

Я сделал скучное лицо и продолжил:

— Да, собственно, никакого повода. Просто романтический вечер. Тебе не нравится?

Ты в ответ повертела головой: «Нет, что ты? Вечер чудесный».

Посмеявшись над своей немудреной актёрской игрой, мы чокнулись бокалами.

Я сощурил глаз:

— Но ты права — не просто мы сюда приплыли. У меня есть к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

Мне понравилось, как ты в этот момент приосанилась, как взгляд твой застыл в ожидании.

Я усмехнулся: «Это пока не предложение выйти замуж».

— Ты слышала что-нибудь про трансцендентный сёрфинг?

— С его помощью людей из комы вытаскивают?

— Да. А знаешь, как оно работает? Двух человек помещают в многомерную виртуальную реальность…

— Подожди, милый, я ещё шампусика отопью — чтобы лучше понимать тебя.

Захмелевшую особу тебе удалось сыграть без помарок — засмотреться можно.

— В принципе, так оно и работает, — улыбнулся я. — На людей воздействуют всеми способами, в том числе и медикаментами. Они погружаются в общий сон — мир, созданный объединением двух психик. Люди начинают лучше чувствовать, понимать друг друга.

Технологию используют в медицине для постановки диагнозов, для пробуждения от комы; спецслужбы используют её для психотренинга — ведь этот сёрфинг ещё позволяет создавать определённые ситуации! Так можно узнать, на что ты способен.

— Ты хочешь узнать, на что я способна? — ты смотрела на меня как настоящая соблазнительница, разве что губу не прикусила.

Потянулась ладонью ко мне — как я понял, чтобы прикоснуться к моей щеке; жаждала поцелуя. Я потянулся навстречу и был огорошен щелчком по лбу.

— Во, комар, — предъявила ты мне насекомого на ладони.

От комичности ситуации ты засмеялась. Заметив, как стул под тобой начал заваливаться, я кинулся тебе на выручку. В итоге мы оба не удержались на ногах и оказались на земле. К тому же я потревожил стол, и стоявшая на нём ещё одна бутылка шампанского потеряла равновесие, как-то коряво повертелась, докатилась до края и, вопреки законам физики, упала прямо на пробку — фантастика! Дальше было ещё фееричнее. То ли бутылка была уже с трещиной, а падение только усугубило действо — я не знаю; но она, окатив всё вокруг себя вином, ракетой взмыла в воздух! И когда выталкивающая сила газов проигрывает силе притяжения, то этот момент произошёл над моей головой — видимо, ещё один комар!

Когда я объяснил, что произошло, у тебя началась настоящая истерика. Думаю, твой смех был слышен даже в Лахте:

— Ах-ха-хах, бутылка сдетонировала, аха-ха!

— Хорошо, что не в глаз! — сказал я и почесал шишку.

Видок был у меня, наверно, при этом — от одного взгляда ты пополам сложилась.

— Эй-эй! Ты, смотри, в воду не шлёпнись. Ржёшь тут…

Я заключил тебя в объятия, дал отсмеяться, отдышаться:

— Ну что, едем?

— Куда? — ты делала попытки унять смех.

— На сёрфинг!

Тут на тебя накатило по новой:

— Ты чего, в коме?

В общем, романтикой и не пахло, но ржачно получилось — факт! Дополнительно нас раззадорили таблетки от комаров, которые развели только невыносимую вонь, а комарам — хоть бы что.

— Может, их есть надо? — покрутила ты упаковку с китайскими каракулями.

Пришлось собирать весь скарб в лодку и ретироваться с острова, пока нас не сожрали:

— Я, кажется, поняла принцип действия твоих таблеток! — прыснула моя любимая.

Город прикидывался спящим. Монотонный гул мотора усугублял это обманчивое впечатление: на набережных то тут, то там голосили компании, прогуливались влюблённые парочки, одинокие туристы.

Наверно, этот момент я запомню на всю жизнь — очень уж чутко воспринимаю всё. Меня наполняет свобода, не столько от скорости и широты пути, сколь от благодарности своему любимому городу за эти мгновения, от любви и нежности, что испытываю к тебе…

Ты вопросительно посмотрела на меня, заметив, что снижается скорость. Заглушив двигатель, я встал и начал пробираться к тебе через наваленные в лодку сумки:

— Павлик, осторожнее. А то ещё что-нибудь сдетонирует.

Когда я присел перед тобой, ты положила свои руки мне на плечи:

— Ну? Чего остановился, капитан?

— Тебе не холодно?

— Сейчас уже нет.

— Я могу сделать ещё жарче, — и под пледом начал поглаживать твои ножки.

— Окстись, бешеный, — ответила ты с ленцой в голосе.

Но до поцелуя я всё-таки дорвался. И долгий же он был — от нетерпения ты даже начала чего-то там спрашивать — не разберёшь чего.

— Чего мы не плывём? — смогла, чертовка, оторваться от моих губ.

— Плывёт знаешь что? Мосты развели — путь перекрыт сейчас. Ты куда-то торопишься? Тебе плохо со мной?

— Тибе плёхо са мнёй? — послышалась в ответ пародия. Ты ещё глаза скосила — получилось забавно.

— Ну так чего надумала?

— Насчет чего?

Я достал из кармана два билета в отель «Космические гитары».

— Едем?

00:01 Я не против.

01:13 Из-за тебя мне не уснуть! Ты не колдунья?

Да, сегодня фантазия долго не давала уснуть Павлу, тем более за окном сейчас необыкновенные и воодушевляющие белые ночи. Ещё эта мелодия приставучая — тоже не даёт погрузиться в сновидения.

Паша никак не мог отложить свою воображаемую гитару.

В клипе Боно с девушкой ехал на карете, а Паша вообразил себя с Викой в лодке. В клипе было много всяких ряженых, зато в Пашиной мечте ему подпевали простые прохожие, которые прогуливались по набережным: «Оу-оу, прекрасно!» Душевно получилось.

Не обманывай себя,

Не прячь свои чувства,

От любовного томленья

Вдруг проснётся вдохновение.

(Оу-оу, прекрасно)

Если в ночной тиши

Стихи будут рождаться,

Ты момент не упусти,

Положи их на бумагу.

(Оу-оу, прекрасно)

В твоих рифмах она найдёт

Ночей бессонных свежесть,

(Оу-оу, прекрасно)

Покажи между строк,

Что испытываешь нежность,

(Оу-оу, прекрасно)

И тогда в сплетеньях слов

Она почувствует твою любовь.

(Оу-оу, прекрасно)

Не бойся глупость написать

— её ты не напишешь;

За то, что от сердца идёт,

Никогда не будет стыдно,

(Оу-оу, прекрасно)

Слова спонтанно сошлись,

Твою душу согревая,

Это шаг к её сердцу,

Это настоящий праздник.

(Оу-оу, прекрасно)

В твоих рифмах она найдёт

Ночей бессонных свежесть,

(Оу-оу, прекрасно)

Покажи между строк,

Что испытываешь нежность,

(Оу-оу, прекрасно)

И тогда в сплетеньях слов

Она почувствует твою любовь.

(Оу-оу, прекрасно)

От ожидания познав томленье

И радость от милой появленье,

Не сдерживай порыв души,

Ещё раз признайся ей, скажи…

Поэты на заводе

На следующий день Павел немного опоздал на работу; и бессонница тут ни при чём. Дефицит сна, впрочем, не сказался на его креативности. Быстро поздоровавшись с коллегами, кои повстречались на пути, заведующий задержался у Игоревича, который в это время настраивал кулачки в патроне. Пересказать их диалог как есть Паша не может: фантазия бьёт ключом. Поэтому он передаёт слово… э-э-э… Уильяму нашему Шекспиру!

На цех опустилась кромешная тьма; лишь в кругу света, падающего сверху, видно Валерия Игоревича у станка. Токарь уверенно вращает патрон, в левой его руке поблёскивает ключ. Одежда на работнике времён шестнадцатого века: рубаха, шоссы, передник. Ох, и нацепляет он стружки на свои чулки: будет как новогодняя ёлка. На станке готическим шрифтом выведено — «ДИП-500».

В будке суфлёра посапывает Георгич из ОТК. Но недолго: над цехом прозвучала вступительная мелодия, наигранная на органе. Позади импровизированной сцены из темноты вышел мужчина, по всей видимости — режиссёр, одетый в дублет с расклешённой баской, в чулки и туфли… Уильям?!

Прочтя прогноз неблагоприятный

И вспомнив, кто в цеху есть рак,

Павел решил предупредить Валеру,

Чтобы тот не попадал впросак.

Грозит Юпитер вам какой-то карой

— это утверждает звездочёт,

Венера с Марсом намекают на скандалы

— Вот, почитайте-ка отчёт!

Поверьте старому Ван Гаалю

— меня не раз он уберёг,

Поэтому я вас заклинаю

Не брать сегодня виски в рот!

Как только ухо работяги услыхало

Про гороскоп, про рака, про отчёт,

На токаря «ржака» напала

— «для вас обоих — в задницу полёт!»

Тут выпадает кулачок из паза,

И хват ключа мгновенно ослабел,

Железка приземляется на пальцы,

И ключ добавляет по ноге.

Шекспир растворяется в темноте, потом в цеху постепенно становится светло. Обычно бывает наоборот: когда больно — в глазах темнеет. Паша с Валерой вернулись из прошлого.

— Ну! Я же сказал! Венера с Марсом! — Павел засмеялся, увидев широко раскрытые глаза токаря.

— Да иди ты! — замахнулся Валера, одновременно хохоча и жмурясь от боли.

— Вот она — сила астрологии! — назидательно ответил Павел и ретировался.

08:21 Привет! Я работаю на складе, но сейчас меня поставили на станок — халтура. Как наркоша бегаю в свободную минуту к телефону, смотрю — ты там?

Быстро переодевшись, Павел пошёл к своему станку. Посмотрев чертежи, достал нужный инструмент.

«Сверло надо бы заточить», — подумал он, рассматривая режущую кромку. А Уильям, вновь возникший за спиной Павла, стал комментировать его действия.

С утра Павлу не повезло,

Тут постаралось, видно, зло.

Или присматривается к нему ремесло?

Мол — «Ну-ка, попробуй заточить сверло».

Сначала попросил сверло технолог,

На новичка поглядывая свысока,

Ведь путь в профессии его долог.

«Внимай, как работает моя рука!»

Дела пошли как-то не так,

Технолог, оказалось, не мастак,

Есть риск, что на верстак

Положит Павел первый брак.

Ещё один сенсей попался на пути

— его фигуру ну никак не обойти,

Прошу, студент, со мной пройти

— запоминай, смотри!

Ну что за день! Ну что такое?!

Ну как так можно, дядя Коля?!

Ты слышишь, как скребёт сверло?

Тут стружка тонкая, а тут — во!

Теперь уж точно я набью себе руку,

Как-нибудь сам постигну сию науку,

Подумал новичок, подходя к кругу,

Но не иссякнут те, кто хочет помочь другу.

Вкрадчивый голос у разметчика — вот беда,

Легко Павел упустил момент, когда

— остался он без своего многострадального сверла.

Гипнотизёр уже коснулся кромкой наждака.

А в третий раз не выдержало сверло,

Целый кусок откололся от него!

Дела сегодня обстоят так,

Не один Валера в цеху — рак.

Шекспир сочувствующе поцокал языком, а Павел по столу ударил кулаком:

«Идите вы все, умники, знаете куда!»

В обед Павел пришёл к себе на склад — «интересно, что Викуля написала?» Но ответа не было.

«Может, на экскурсии — некогда?»

Возможно, сей факт повлиял на настроение Павла, и его потянуло на другой стихотворный размер. Вместо Шекспира описывать происшествия дня стал Гомер. Необычным было наблюдать за сим мужем, идущим средь советских станков. К тому же слепого эпопоя вёл за руку юноша. На обоих были задрапированные хитоны и сандалии.

Молодой человек помог сесть сказителю на табурет Игоревича, почтительно передал ему лиру и отошёл в сторону. С минуту Гомер сидел недвижно, будто бы продолжая в уме шлифовать строки, обильные на незнакомые слова. А потом завибрировали струны, вознёсся голос:

Ещё недавно тут шторма ревели — узлы станков от напряжения гудели,

По трубкам резво СОЖ текла, чтобы резцы и свёрла не горели,

И стружка вилась будто смерч над обрабатываемой деталью,

Подача, нужный оборот — и, будто градом, станка станину осыпало,

Иль повела она хоровод, когда сверло металл срезало.

Теперь же надо отдохнуть, а кто любит — часок вздремнуть,

Люди от напряжения устали, газетами столы устлали — жрут,

Тем временем в цеху сгущались краски, инженер ОТК явился в водолазке,

Надел очки на свои глазки, склонил главу он в белой каске

И стал осуществлять замер.

Краем уха достопочтенный услышал для себя посыл коварный,

Будто по спине ударил жгут — «Чего это вокруг все ржут?»

Но не обращая ни на кого вниманья, бубня про себя заклинанья,

Абстрагируясь, упрямо Георгич возится с деталью.

Взопрел, побагровел — не каждый день такие испытанья.

Зараза — вот те на! — гайка на вал не наворачивается — «А?»

И мимо люди проходили, и Леониду, улыбаясь, говорили:

«Это ты, что ль, бракодел? Так можно остаться не у дел!»

И странно токаря бранили — шутя, пальцами ему грозили.

Так то Георгича сии авгуровы взгляды смутили.

Но жизнь богата на моменты, когда встаёт всё на круги своя,

Инженер почему-то не заметил, что на гайке отсутствует резьба.

Пока.

Взмахнув рукой, древнегреческий драматург резко ударил по струнам вслед посрамлённому Сергею Георгиевичу.

Фантазировал Паша и после работы, когда с Леонидом вместе ехали домой на электричке. Сев на свободные места, огляделись вокруг, и рты у них расплылись в улыбке — заметили знакомое лицо. Казалось бы, столько времени прошло. Но мужик этот кудрявый запомнился в связи с одной давней историей, и Павлу захотелось её рассказать. Поэтическим образом.

Поэтому двери в тамбур разъехались по сторонам, и в вагон вошёл… Александр Сергеевич. Да, тот самый — Пушкин который. Павел встретился с ним взглядом; они кивнули друг другу, как давние знакомые. Поэт снял цилиндр, прошёл до их купе, сел в противоположном. Александр поставил боливара на скамью, сверху положил лайковые перчатки и с интересом обвёл взглядом вагон, ненадолго задерживаясь на отдельных лицах: каждая деталь важна для вдохновения. Вскоре выуженные из окружающего слова отдельные строки задали ритмику:

Несётся поезд; кто на дачу, кто домой,

Кто радостен, кто переживает злоключенья,

Знакомый человек сидит передо мной,

Напомнил он мне про одно приключенье.

Александр Сергеевич сделал паузу, перевёл взгляд с Пашиного знакомого на окно и продолжил:

Стучат колёса, качается вагон,

Преодолевает поезд километры,

Пронёсся мимо очередной перрон,

Сдувают снег с него ледяные ветры.

Но всё это там где-то за окном,

А мы с тобою, друг, в уюте

И, представляя всё живьём,

Истории слагаем на досуге.

У друга — друг, а у него есть брат,

Тот ещё акробат! Зовут его Игнат,

Вот-вот устроился на мясокомбинат,

Неплохо платят и премируют, говорят.

Павел усмехнулся от слов «мясокомбинат» и «премируют», слетевших из уст Александра Сергеевича. Интересно было наблюдать за мимикой, за движениями великого. Осознавать, что перед тобой живая душа; гений, которому ничто человеческое было не чуждо. Тем более соприкосновению душ способствует шутливый тон стиха.

Но логика пути с работы у Игната

Довольно-таки странновата,

Нет, чтоб поехать напрямки,

Он делает по городу крюки!

Доедет на развозке до метро,

Доедет он до здания вокзала,

Чрез полчаса, через окно

Проводит взглядом корпус комбината.

И ладно в городе ждала бы дама,

Понятно — хочется любви. Но нет —

Развозка, говорит, бесплатна —

Трудно кому понять Игната.

Тут между коллегами и поэтом случился визуальный контакт. Ох, и лукавый был у него взгляд, ха-ха.

Пока друзья посмеивались над ним,

Судьба перетасовала карты,

Павел вдруг понял, что за окном

Плывут незнакомые пейзажи.

Так погружён он был в беседу,

Теперь спросил: «Куда я еду?»

К часам потянулася рука — Ну да!

«Видно, и мне не избежать крюка!»

— А вы не подскажете, где мы проезжаем? — спросил Павел тогда у кудрявого мужика, сидевшего напротив.

— Поповку проехали недавно.

Павел сразу всё понял и захотел посмеяться над собой. Лицо сделал удивлённо-взволнованным:

— Как Поповку? Мне туда не надо, — спросил он, поставив не туда ударение.

Леонид заржал:

— Всё! Проехали твоё Колпино.

— И чего это получается?! Домой поеду через Саблино… ха-ха.

А ещё ведь над Сашкиным братаном прикалывался! Чего я буду в Саблино делать? Там есть музеи, архитектура?

Так время и пролетело: вспоминали забавные истории.

— Ну, давай, до завтра!

— Куда ты? — Леонид не спешил отпускать Пашину руку. — Поехали к нам в Саблино!

— Спасибо, как-нибудь в другой раз! — ответил Паша, пытаясь высвободиться.

— Да поехали, чего ты?! — не унимался захватчик.

— Я уже там был. Хорошего понемножку.

Еле вырвался, еле успел протиснуться меж закрывающихся дверей.

17:50 ММС Наркоша, бросай станок!

Виктория порадовала своей фотографией.

17:57 О! Какой красивый глюк! Девушка, а как вас зовут? Полетели в Эдем вместе?

Оказывается, она забыла взять на экскурсию телефон — потому молчала. Сейчас отдохнут немного и поедут погулять по вечерней Евпатории.

Виктории сначала не улыбалась такая перспектива: хотелось полежать, уставившись в потолок, осмыслить прошедший день, пообщаться с Пашей, послушать музыку.

А вот Настя хотела по максимуму занять эти дни событиями.

— В гробу належишься, — грубо ответила она на Викины отговорки. И, знаете, проняло.

Вечерний южный город с лунным диском над морем — особый шарм. Отчего так происходит — не дай бог разгадать. Пусть это остаётся в тайне. Просто будь здесь и сейчас. Виктория и была. Усталость улетучилась: девушка невольно подстроилась под динамичный ритм города. Атмосфера была какой-то тёплой, торжественной — как если бы все собрались на танцы.

Анастасия затащила подругу в ресторанчик «Блюз». Им повезло: одна влюблённая парочка освободила столик с видом на море. Только в первое мгновение напрягла шумная компания напротив. Окинув её взглядом, Настя успокоилась: интеллигентные люди, тем более с дамами.

— Не жалеешь, что пошла?

— Теперь — нет, — ответила Вика и стала любоваться лунной дорожкой.

Необыкновенная атмосфера, вкусные блюда и блюз почти заглушили её внутренние переживания по поводу личной жизни. Возможно, что и Настин рассказ про её вчерашнее знакомство с парнем внёс свою лепту: посмеялись от души.

И как приятно ощущать открытость этому миру: прислушиваться к разговорам, присматриваться к людям, улавливать запахи или задумываться о своей, и не только, жизни.

Вика заметила, что подруга начала часто смотреть в сторону — к мальчику присматривается? Может, уже строит глазки? Любопытно.

Компания была из пяти человек: двое мужчин с дамами и ещё один-одинёшенек. Он-то и был душой компании. На его мимику посмотришь — серьёзные вещи говорит вроде. А друзья его улыбаются, смеются.

Вика не заметила, чтобы он Насте глазки строил, но всё равно — любопытно. И она стала прислушиваться к разговору.

— Жень! Ешь давай — остынет.

— Да и фиг с ним! — махнул рукой «душа компании».

Евгений всё-таки положил в рот ещё один кусок и, не разжевав как следует, снова начал рассказывать:

— Оттуда вид такой открывается, ум-м-м. Представляешь: приносят тебе свежие морепродукты — ешь! Рыбёха там всякая, крабики-кораблики, мидии-шмидии. В общем, объесться можно! Туда вас на гондоле притащат, а оттуда на буксире…

— Давай ешь нормально уже, буксир!

Все стали переглядываться, улыбаться, пока Евгений прожёвывал. В его глазах тоже искорки лукавые вспыхнули:

— Про эти скалы — Адалары — есть легенда; чего-то я её четко запомнил…

В общем, жили-были два брата-акробата; князья. Мажорам делать было нечего — взбрело им в голову жениться. Давно им приглянулись две чики из соседнего княжества.

Все за столом заулыбались. А Женя начал входить в роль слагателя легенд: откинулся назад, положил на спинку стула руку, ноги вытянул.

— Думу думали и не придумали ничего лучше, как пойти на соседей войной и силой их к себе доставить; покуда строптивыми сёстры слыли.

Хороши были братья собой: верхний и нижний брейк танцевали, из лука отменно стреляли, толк в искусствах понимали, но, видать, комплексовали. Иначе по-другому бы всё обустроили.

Сунулись эти придурки к соседям, натворили делов, как лиса в курятнике. Добились-таки своего. Стоят теперь перед ними сёстры, а замуж за них, идиотов, не хотят.

Рассказчик помотал за сестёр головой — вот так, мол. Смочил горло вином и продолжил:

— Вы нам много бед принесли — из нашего народа никого не оставили; ни отца, ни братьев. Отвалите! — так молвили им сёстры.

Почесали братья свои тыковки, покумекали. И не зря. Вспомнился им старый их слуга — грек Нимфолис. «Древний грек», как они его промеж себя называли. Много лет он воспитывал братьев — уму-разуму учил. А когда пришло время расставаться, подарил он на прощанье две шкатулки со стразами.

— Три угаданные буквы дают вам право на две шкатулки, — добавил Евгений голосом Якубовича и показал неприличный жест, намекая на содержимое.

— В этой шкатулке скипетр лежит. Надо будет по дну морскому пройти — укажи себе путь скипетром. Волны перед тобою расступятся, и пройти можно буде спокойно. Во второй шкатулке крылья серебряные — степлером к спине пристрелишь — крылья будут как у птицы.

Обрадовались тогда братья, как дети малые. Кинулись было они в ванную, чтобы испытать штуки диковинные, да сшиблись лбами в дверях — остановил их окриком старец.

— Стойте! Думаете, я бы дал вам силу волшебную на всякую фигню тратить?! Сила эта для некорыстных целей вам дадена; чтобы мир познавать окружающий да мудрость свою преумножать. Только затем. Но если вы будете её переводить бездумно…

И сверкнул Нимфолис своими пронзительными очами, пошевелил гусарскими усами — братья громко сглотнули.

— Ладно, мне пора. Чао-какао!

Отряхнул старец свои кожаные штаны от пыли, поправил косуху, очки со лба скинул и был таков.

И вспомнили братья этот блеск. Не глаз Нимфолиса, а шкатулок красивых. Переглянулись и поняли друг друга без слов.

Решили они не откладывать покорение сердец женских в долгий ящик, несмотря на зашедшее за горизонт солнце. Первые звёзды засверкали на небе, и решили их братья девушкам подарить.

— Вы только и можете языком молоть, лузеры! — не поверили им сёстры.

Тогда старшой привёл лошадь, запряжённую в колесницу, и приладил ей на спину крылья. Встала молодежь поудобнее на квадриге — и поехали. Стал конь скорость набирать, но не успел набрать высоту.

Раздался голос Нимфолиса из темноты — ругался он бранными словами всех времён и народов. Необычно это было — слышать такое из уст интеллигента; испугались братья, остановились. Повисли крылья на коне, как две сопли.

Подняли их на смех сестры. И долго ещё этот смех не давал им уснуть.

Захмелевший Евгений, ещё раз пригубив вина, продолжил свой рассказ, от которого все за столом были красны от смеха.

А поутру, когда бог Гелиос прочертил дорожку на море, решили братья реабилитироваться — прочертить свою дорогу на море. То-то удивятся сёстры волшебству, поутихнут смехуёчки.

Сделали они гимнастику, выпили ряженки и пошли свой план исполнять.

И вот вчетвером едут они в колеснице; мотает их в стороны, как в маршрутке, но ничего — держатся. Прикалываются за их спинами сёстры — отвешивают язвительные шуточки.

Ну, ничего. Недолго терпеть осталось; море уже проглядывало сквозь листву.

И снова голос Нимфолиса слышится — ругается люто. Того и гляди — выскочит навстречу да будет махать кулаками, синими от наколок.

Вспомнили братья вчерашний смех красавиц, и заглушил он голос старца. Ещё быстрее понеслась колесница навстречу морским волнам.

«Только бы не сели батарейки», — подумал один из братьев и навёл скипетр на водную гладь. Та с шипением стала сворачиваться в стороны; прямо по курсу показалось морское дно. Братья, наслаждаясь мгновением триумфа, оглянулись на девчонок и обомлели: две большие птицы вдруг появились за их спинами. Схватили они сестёр и, взмахнув крылами, стали набирать высоту.

Волны морские перестали расступаться перед мажорами; врезалась колесница в прозрачную стену, подняв кучу брызг, и окаменели братья.

— Так и появились Адалары, — закончил рассказ Женя.

— Ну ты даёшь! — сказала одна из девушек. — Тебе надо книжки писать.

— Как-нибудь попробую.

Маски

В цеху объявился с поступью длинной —

Пролетарский поэт Маяковский Владимир.

И действительно из-за ширмы, на которой наклеена реклама сосок от «Резинотреста», появился «красный» поэт. Твидовый костюм, яркий галстук, «Бостон» со стальными набойками. Оставляя за собой дымный шлейф от папиросы, Владимир Владимирович стремительно прошёл на лобное место, остановился, смеха ради сделал лицо построже и начал идти по «лесенке»…

Остр спор,

слова блестят как стилет.

Токарь уверен в себе,

Поправил маслянистый жилет.

Фрезеровщик упрямится,

не соглашается; выбрасывает дым сигарет.

Оба стоят на своём:

у правды — мой рот — её дом!

Улыбаются люди кругом:

Павел, Олег и узбек Мавлон.

Фрезеровщик и токарь

оказались в НИИ:

Нафантазировали

до такой степени.

Будто смогли

шире раскинуть мозги:

изобрели!

Чудо какие станки!

Летающие!

От телодвижений ненужных уберегающие!

Ну, это так… Фантазия!

Тут ведь о чём спор? Что за оказия?

Патент! Кто его получит?

Кому государство важную бумагу вручит?

«Мне!»

— фрезеровщик представил жизнь как во сне.

«Не!»

— токарь остался на своею волне.

«Его получит НИИ,

так как ты нанят им раскинуть мозги.

Вот не было б такого уговора,

ступал бы ты с патентом с богом».

— Что ты такое говоришь?!

НИИ получит от меня шиш!

«Ну, не совсем» —

поправился фрезеровщик,

Приоритет за учреждением

— это я знаю точно.

Но я — хозяин своего изобретенья,

распоряжаюсь им по воле своего хотенья!

Глаза горят, будто и правда,

что не пуста сия бравада.

Чётко представляется ему

нависшая станков армада.

Гудок!

Дуэль резца с фрезою прекратилась.

Рты спорные

как по команде зачехлились.

Пора вставать

за реальные станки,

Работая на них, тоже

нужно напрягать мозги.

Пролетарский поэт исчез так же стремительно, как и появился. Павел остался доволен своей фантазией; ему даже показалось, что уловил запах одеколона Владимира Владимировича.

Все стали расходиться по местам, а Валера и Леонид не могли угомониться:

— …ты здесь работаешь фрезеровщиком. А вот если бы директор тебя нанял придумать этот станок: то дали бы тебе премию, пожали руку — и гуляй Вася!

— Патент-то я получу. Просто Коровин имеет право пользоваться этим изобретением, так сказать, вне очереди.

Так они и спорили: один про одно, другой про другое толкует. Лица красные, но, что характерно, довольные.

Фантазёр сначала прошёл на склад — написать Вике пару строк, а уж потом направил стопы к своему станку. Увидев, что вместо щуплого Валеры на фрезерном участке крутится крепыш Лукашин, Павел обратил внимание Леонида на сей факт:

— Смотри, как у Валерки башка раздулась! Наверное, станок летающий изобретает!

— Да, — заулыбался токарь. — И поседела: чего-то не то получается.

13:03 Ты как-то писал, что у тебя была девушка — расскажи про неё.

Вспомнилась уловка одна: чтобы девушку заинтересовать ещё больше, нужно рассказать какую-нибудь трагическую историю любви. Что Паша и попробовал сделать. У самого аж ком в горле встал.

14:16 Я её очень любил… Мы не успели запятнать нашу любовь сексом — она умерла. Больше ничего не скажу.

15:22 Паша! Извини, я же не знала! И ты никому не обязан раскрывать душу!

Чуть позже Павел понял, какую глупость сморозил: зачем-то придумал про смерть не подумавши. Очернил свою душу: нашёл чем манипулировать. Но слово — не воробей.

Частенько попадаются индивидуумы, которые нет-нет, да и наступят на больную мозоль, и причём сознательно:

— Да не бреши, не было у тебя девчонки.

— Откуда тебе известно?

— Видно. По повадкам твоим.

— И что же ты видишь такого?

— Не могу объяснить, Паша. Вот можно же определить, например, еврея? Можно! Так и тут! Ну не было у тебя девчонки, — ответит Леонид, и как начнёт глазами буровить.

Какое ему удовольствие в этом разоблачении — неизвестно. Чтобы избежать подобных моментов, и приходится пыль в глаза бросать: как бы между прочим упоминать про своих новоявленных знакомых, с которыми переписывался по телефону, через службу знакомств.

А однажды удалась такая «афера». Как-то спросил Леонид Пашу:

— Ты чего такой пришибленный сегодня?

— Да так.

— Жанку с другим увидел? — заулыбался, значит, Лёнька; реакцию считывает.

— Да нет. С Иркой поругался, — кинул Паша в ответ и начал лихорадочно соображать: с какой такой Иркой, из-за чего поругались?

Хорошо, что он недавно был на концерте; вот и придумалась ему девушка, которой не понравилась музыка, да и голова к тому же у неё разболелась. А Паша, стервец такой, не желал покидать площадку: пришлось ей, бедняжке, одной до дома добираться.

Нарочно не придумаешь, но Паша сумел наговорить с три короба. После этого с Лёнькиной стороны слышалось меньше подколов на эту тему: усомнился, небось, в своей проницательности. Хотя и без него хватает в цеху сексологов. Например, дед Кожан. Частенько эротические истории рассказывал при Паше: видимо, зрел в этом особенную изюминку. А мог провести неприличный инструктаж, за что и получил кличку — «Сенсей». У Паши даже хокку родилось после его наставлений:

Девичьи вздохи,

Куда попал палец мой?

Горечь или соль?

Какие ещё надевают люди маски, о сём поведает Владимир Владимирович, который провожает взглядом спешащий с работы народ:

Идут рабочие домой —

Все разодеты как артисты,

Так и не скажешь, что раз иной

Их лица бывают маслянисты.

Другая жизнь после работы,

Так хочется преобразиться,

Так хочется кидать понты,

Кидать понты и не спалиться.

Порхают девушки кругом,

Порхают, будто бы жар-птицы,

И вопрошают внешним видом

«Где же вы, наши принцы?!»

Шагают парни из деревни:

«Смотрите, как мы все круты».

Но не узрели они в стаде

Одной паршивенькой овцы.

Овцою этой оказался

Простой парниша — Вадя-зуборез,

Он не пытался кем-то там казаться

И не хотел в чужую шкуру лезть.

В толпе к друзьям он обратился:

«Братцы! Тут мне позвонил отец!

Как бы машинкою разжиться?

Для стрижки всех наших овец».

Таким показался несолидным

Вопрос окружающим его «волкам»,

Будто бы разошлись швы на их спинах,

Являя бутафорию всем нам.

Токсичным Вадя оказался:

Одним взмахом своего языка

Смёл он с лица ребят их маски,

Потряс основы бытия.

Порхают девушки кругом,

Порхают, будто бы жар-птицы,

И вопрошают внешним видом:

«Где же вы, наши принцы?!»

А чтобы с трона не скатиться

Пред дамскою красой очей,

«Принцы» на Вадю поглядели:

«Эй, мужик, ты чей?»

22:40 Паша!!! Ты где?

22:48 Как приятно — приехать с дачи, взять мобилу, а там — «Паша!!! Ты где?» Лапочка.

23:01 А утром как приятно читать твои смс! Сразу настроение поднимается!

23:02 ММС

Парк у «Звёздных гитар» огромный. Это даже не парк, а настоящий ботанический сад! Крымские сосны с застрявшими лучами солнца в иголках, можжевельники, украшенные, как новогодние ёлки, семенными шариками, футуристичные туи, акации, бамбук, пальмы… чего только не произрастает тут! А как завораживают орхидеи, отражённые зеркалом прудов!

Помимо основного, двадцатипятиэтажного, корпуса, тут есть и традиционные коттеджи, и оригинального вида домики с прозрачными стенами и потолком, и даже палаточный городок.

Напротив него как раз расположилась главная изюминка отеля — огромный радиотелескоп. В его чреве, кстати, находится музей космонавтики — надо будет зайти. Вечером в облачную погоду его подсвечивают, а в лунную ночь большая чаша высится на фоне звездного неба. Это действительно непередаваемые ощущения.

Как уже стало понятным, тематика отеля — космос. И, конечно же, одним радиотелескопом тут не ограничивается. Помимо необычных домов, тут имеются неземные искусственные пейзажи. Всё это в сочетании с живыми и непривычными растениями создаёт атмосферу прибытия в другие миры.

По всему парку, то тут, то там, спрятаны звуковые колонки и, помимо обычных фонарей, среди веток деревьев вьются светодиоды. С их помощью создаётся иллюзия полёта сверчков, звёздного дождя или падения метеорита.

Прогуливаясь по парку, можно услышать необычные звуки: то ли позывные с далёкой планеты, то ли говор инопланетян, то ли пролёт их космического корабля.

Есть тут пара необычных скамеек, особенно полюбившихся детям. Дело в том, что над ними висят микрофоны. И когда люди разговаривают здесь, их голоса разносит эхо.

По всему парку расставлены тумбы, проецирующие голограммы. А по вечерам на центральной площади можно наблюдать лазерное шоу.

В общем, администрация делает так, чтобы у гостей осталось впечатление, будто они посетили другую планету. Но больше всего над этим трудится море.

Вот, казалось бы, как море может этому содействовать? Ведь космос, на самом деле, такой неприветливый, кажется безжизненным, отстранённый — полная противоположность морю.

Ну, во-первых, когда нам говорят про космос, мы думаем, что где-то там есть обитаемые миры. Точно так же плещутся моря, берега покрыты зеленью, и все четыре стихии населяют неведомые существа. Во-вторых, когда прогуливаешься по берегу, а над тобой висит звездный купол, который так и манит, то можно подумать, что космос продолжается в море. Только теперь ты можешь до него дотронуться, послушать его волны — звуки-сигналы из тех, неведомых миров.

Но есть в отеле ещё одна изюминка, которую не снимешь на камеру, не сфотографируешь. Сами-то здания — пожалуйста, фотографируй сколько хочешь. Тем более они такой причудливой формы. Но внутрь не каждому по карману попасть. Ладно, ещё бы карман был пухлым — не каждый захочет взглянуть внутрь себя, вот в чём закавыка. И в придачу поделиться сим знанием с близким человеком.

Но если всё срослось на первом этапе, не факт, что срастётся в дальнейшем: очень отпугивают юридические проволочки, согласования со страховой компанией, многочисленные психологические тесты и боязнь за утечку этих конфиденциальных данных.

Поэтому случайные люди сюда не попадут — только после продолжительной подготовительной работы, начинающейся задолго до заселения в отель.

Но и впечатления гарантированы. Плохие ли, хорошие? Этот вопрос тоже отпугивает потенциальных посетителей. Но также и приманивает — каждому хочется знать, на что он способен.

23:40 ММС

Нам с тобой пришлось ожидать своей очереди три дня после заселения в «Космические гитары». Наконец формальности улажены, и в назначенный день и час перед нами открылись двери на фотоэлементах. Небольшой, скромный холл. Стойка регистрации заставлена кадками с растениями. По стеклянным стенам текла вода, по стеклянным трубкам, заполненным водой, поднимались воздушные пузыри.

Из коридора вышла девушка в белом халате и колпаке. Уточнив имена посетителей, девушка представилась Зоей Максимовной и пригласила следовать за ней.

Мы прошли по короткому коридору, очутились в атриуме. Посреди него стоял фонтан. Да, интерьер таков, чтобы не вызывать больничных ассоциаций. Журчание воды, прохлада, зелень вокруг — всё расслабляло. А халат на Зое лишь подчёркивал серьёзное отношение к виртуальным процедурам.

— Павел Иванович, вам туда, — Зоя Максимовна показала на соседнюю дверь. — А вы, Виктория Макаровна, проходите сюда.

— Будь хорошим мальчиком, — улыбнулась ты мне и, послав воздушный поцелуй, скрылась за дверью.

За дверьми небольшая раздевалка. Закрывшись, я услышал над собой мужской голос:

— Добрый день, Павел Иванович. Раздевайтесь догола и примите душ — он справа от вас…

Через несколько минут я очутился в баптистерии — так назвал эту комнату голос сверху. При входе меня встречали двое людей в белых халатах; они поздоровались, и один из них сделал приглашающий жест:

— Проходите.

Любопытное помещение. Входная дверь походила на самолётную; хм, для чего-то тут нужна герметичность. Ковролин на полу — ощущение камерности тоже напомнило мне о входе в самолёт. Или в кинозал.

Я направился к капсуле, что в центре помещения. Огляделся. Комната представляла собой стеклянную сферу, причём без всяких рам — цельная сфера из белого стекла. Оно так рассеивало свет — казалось, что стоишь на улице в солнечную погоду.

Капсула напоминала матрёшку — столько там было всяких слоёв.

— Располагайтесь…

Стал укладываться на своё лежбище — не впечатлило — целлофан, шершавый на ощупь. Плёнка хрустела от каждого движения: будто компресс на уши поставили.

— Павел Иванович, как самочувствие?

— Как в гробу, — улыбнулся я.

Надо мной начали колдовать врачи — прикреплять к телу датчики.

— Меня зовут Станислав Сергеевич. Я буду руководить вашими сеансами. Сейчас у вас есть возможность отказаться от процедуры виртуального сна, — голос доктора доносился сквозь постоянный звук разрываемых липучек. — Есть у вас желание не осуществлять процедуру?

— Нет. Продолжайте.

— Хорошо, — кивнул доктор. — Мы прикрепляем к телу датчики и манипуляторы. Одни нужны для слежения за вашим состоянием, другие — для полного эффекта присутствия.

Если вам станет плохо, мы вправе прервать процедуру и поставить капельницы, в зависимости от вашего состояния.

Напоминаю вам, что по договору мы вправе стимулировать ваше тело химическими препаратами. Они не наркотические, привыкания не вызывают, доза подобрана в соответствии с вашими особенностями.

— Ой, — невольно вырвалось у меня, когда «санитар» — так я называл про себя коллег Станислава Сергеевича — просунул мой член в продолговатую трубку.

«Ничего себе. Даже там будут стимулировать!»

Когда всё, что нужно, было подключили и застегнули на мне дюжину молний — каждого слоя матрёшки, — я остался в комнате один. Честно говоря, мне было некомфортно — я был с головы до пят укутан проводами.

— Мы начинаем первый сеанс, — послышалось из динамиков.

После минуты тишины до слуха донёсся монотонный гул — ложе подо мной наполняется воздухом, тело стало парить как в невесомости.

«Вот, — мой дискомфорт улетучился. — Так лучше».

Динамик снова ожил:

— Правая кнопка — ответ «да», левая — «нет».

Сначала послышались простые вопросы — о том, какой я в быту; про привычки. Интересного в этом было мало. Суперкомпьютер сразу зафиксировал это, и чтобы мне не уснуть со скуки, наши с тобой параллельные тесты смешались! Я теперь время от времени мог слышать, какие вопросы задают тебе в соседней комнате и ответы на них. Если мой ответ не совпадал с твоими чаяниями, раздавался гудок, если совпадал — писк.

Постепенно расслабленная атмосфера возымела действие, и мы с тобой погрузились в виртуальный сон.

Это не какой-нибудь там компьютерный шлем; это настоящий сон, только управляемый. Настоящий совместный сон! Технология будущего! Собственно, так и расшифровывается аббревиатура этой конторы.

Мы стали строить свой общий внутренний мир — он уже потихоньку стал вытеснять мир настоящий, с его убаюкивающей музыкой, похрустыванием синтетического ложа и ощущением на коже датчиков.

Поначалу на потолке можно было видеть абстрактные клипы, напоминающие заставки на рабочем столе компьютера. Затем начался полёт к звёздам. Последнее, что я наблюдал и запомнил, — это собственный глаз, спроецированный на потолок: хотелось спать от того, как я хотел спать…

Сквозь дрёму послышались голоса, стал приближаться шум проезжающих машин. Потом появилось визуальное оформление того, что мы с тобой слышим — Невский проспект. Никто не удивился нашему внезапному появлению на Зелёном мосту — все продолжали идти в своём темпе. Один прохожий даже успел вовремя сориентироваться и не столкнуться с нами.

Вот приспичит же целоваться посреди тротуара! Ну а что, если душа просит. Мы же никому не мешаем — прохожих не так много. Это через пару часов, когда все побегут на работы, так не постоишь — затопчут; а сейчас — можно.

За нашим с тобой поцелуем с рекламного экрана наблюдал глаз, похоже — мой.

Взявшись за руки, мы продолжили свою романтическую прогулку.

Если мы не были так поглощены друг другом, то скоро бы заметили — что остались наедине в нашем большом городе. Сие открылось нам лишь тогда, когда мы стали подходить к Триумфальной арке Главного штаба. Она послужила этаким преддверием совместного сна.

Дворцовая площадь пуста, призрачна. Город казался покинутым людьми.

Видимо, ты тоже так подумала — усилием общей фантазии арка стала быстро обрастать лианами, и когда мы оказались непосредственно под ней, вид, конечно, потрясал.

Мощные стволы, выглядящие как напряжённые мускулы, рвались к свету. Очень живописно проглядывали сквозь листву элементы лепнины, барельефы. Молодые веточки качались у ниш с доспехами, не решаясь прикоснуться к ним. Таких нерешительных было множество, и помощнее — они придавали кучерявость всей этой зелёной глянцевой красоте. Глядя на одну такую ветвь, грузно качающуюся от ветра, начинает кружиться голова.

Мы стали проходить дальше. Брусчатка теперь просматривалась местами, на всём остальном пространстве кеды погружались в мягкий мох. Я зрительно обманывался насчёт того, что мох проседал ниже уровня мостовой.

Эрмитаж, Главный штаб, Александрийская колонна стали обрастать лианами. Здание Адмиралтейства сейчас скрывалось за густыми лесными зарослями. Возможно, так в будущем будут выглядеть покинутые людьми мегаполисы.

Мы осмотрелись кругом, оглянулись назад — под сводами арки пролетела стая цветных птиц — такие никогда бы не завелись в серых городских джунглях. До слуха донеслась их скрипучая перекличка.

Несколько птиц бесстрашно пролетели рядом с нами и, описав дугу у Александрийского столпа, резко взмыли в небеса.

— Пашка, стой.

Ты, опёршись на моё плечо, сняла туфли.

Рискуя остаться без зубов — ведь в любую минуту ты можешь резко поднять голову, — я чмокнул тебя в пробор.

— Чего?

— Ничего. Давай руку, идём дальше.

И мы с игрушечными лицами, какие бывают у влюблённых, в обнимку двинулись вперёд. Не стал я тебе говорить про ужика, прошмыгнувшего между кочками. А вот на бабочек ты и сама внимание обратила:

— Пашка, смотри! Красота какая!

Видимо, так причудливо смешались наши думы о доме и отдыхе в Крыму; посему и началось наше сонное путешествие с Невского и Дворцовой. Остаточные впечатления стали вытесняться новыми: мы двинулись на шум водопада.

— Ого! Глянь туда!

Из зарослей, в которых утопало Адмиралтейство, вышли несколько слонов.

Фасад Эрмитажа тоже представлял собой поросшую зеленью стену, вдоль которой сновали маленькие птички. Но она была не сплошная: кое-где проглядывали элементы здания. Парадный вход почти полностью был свободен от лиан: фронтон, несколько окон, ряд пилястр и колонн. Через пропилеи можно пройти, но для этого придётся попасть под струи водопада, исходящего из поля фронтона. Скульптуры Аида и Персефоны были отделены друг от друга сим водным потоком.

«Интересно, куда вода вся девается?»

Мы подошли ближе. Ответ на вопрос остался открытым — стена воды просто упиралась в мшистый ковёр.

«Странно, почему мох не уменьшил шум от водопада?»

За водой угадывались очертания колонн; а вот что дальше расположено? Видно лишь прямоугольник света.

— Прохладненькая водичка, — ты коснулась пальцами потока, а потом стряхнула капли в мою сторону.

Мне было лень раздеваться, хотя с удовольствием посмотрел бы, как это делаешь ты. Ну ничего, сейчас всё устрою. Не дав опомниться, я взял тебя за руку и потянул вперёд, в эту прохладу — «вуаля!».

Это было необыкновенное ощущение — будто мы уменьшились в размерах и стали падать вместе со струями водопада! Нас подхватил водоворот, всё кругом закачалось.

Когда я смог открыть глаза, мы уже качались на… морских волнах. Пара взмахов ногами — и вот песчаное дно. Вскоре мы уже выходили на берег. Под ногами очередной наплыв медленно сползал назад, увлекая за собой песок и разноцветные ракушки — я таких ещё не видел!

Теперь к звуку волн добавился необыкновенной красоты звон, доносившийся с берега. А запах морского ультрамарина смешался с запахом цветов.

— Пашка, смотри!

Не все ракушки поддавались воле волн; из некоторых торчали лапки — их хозяин явно не хотел смываться и удерживал своё жилище на берегу под лучами солнца.

— Ты лучше туда глянь! — я сам не понял, как такое может быть — солнце овальной формы.

Видимо, какой-то оптический обман из-за явлений в атмосфере.

Поднялись с пляжа на плато. Оно оказалось поросшим множеством диковинных цветов, которые источали те самые пьянящие запахи! Цветы качались на легком ветру и… звенели! Да-да! Звенели!

За лесом, окаймляющим поле, высилась невероятной красоты Розовая гора. Её очертания были размыты клубящимся над ней паром. Слева от горы, на ультрамариновом небосводе, проглядывали очертания двух планет.

Небось, с полчаса мы ходили с разинутыми от удивления ртами и пучили глаза на всё это природное великолепие! Дополнительную пикантность добавляло то, что оба мы были обнажёнными. Будет что вспомнить…

— Ты чего растелешилась?

«Я хотел посмотреть, как ты будешь раздеваться».

— С тебя пример взяла, — ответила ты лукаво. — Вот тебе и «вуаля».

Как ты прекрасна! Ни один поэт не смог бы сочинить сколь достойные стихи! Даже если бы самый лучший художник мира решил написать картину с такой натуры, и тот растерялся б от изобилия чувственных деталей, без которых образ не был передан со всей полнотой. Его бы похлопали по плечу и молвили: «Да, братан! А ручонки-то у тебя не оттуда, откуда надо, растут! Иди лучше что-нибудь другое рисуй. А эту красоту лучше Бога никто не нарисует».

Вот так! Совершенно невероятный пейзаж не затмил своей красотой твою.

Но пора спускаться с небес на землю… или на Марс, или…

— Ну и где мы?

— Наверно, в Эдеме.

— Нет-нет. Если без одежды оставили, значит, Родина где-то рядом.

— Куда нам идти?

— Думаю, нам надо обследовать лес на предмет чего-нибудь питательного, — похлопал я себя по животу.

— Пашуля в своём репертуаре, — улыбнулась ты.

Взявшись за руки, мы пошли на рекогносцировку, углубившись в джунгли.

Что интересно, никакой тревоги мы не испытывали. Не всматривались напряжённо вперёд, не искали звериных троп, не прислушивались к говору ветра. Шли себе, как обычные туристы, не таясь, наслаждаясь свободой от одежды.

Какой путь можно нарисовать себе, если не знаешь местность? Найти какую-нибудь гору, скалу, откуда можно будет посмотреть вокруг. Вот и я решил пробираться к высоким оранжевым скалам — интересно, что за ними?

Исполинские раскидистые деревья словно оберегали нас ветвями. Мы только и успевали замечать райских птиц: одна, вторая, третья. И все необычные, красочные, издающие то свист, то треск, то чириканье.

Трава тут росла тоже исполинских размеров — двухметровые букеты колыхались от дуновения ветра как шторы; глянцевый блеск их напоминал о морских волнах либо о тлеющих углях.

Чернозём стал сменяться известняковой оранжевой крошкой. Чаще стали попадаться такого же цвета камни. Среди стволов деревьев замелькали скалы. Через полчаса мы были у самого их подножия.

Снизу скалы смотрятся куда эффектнее. Они были похожи на город термитов — останцы торчали из земли обветрившимися сталагмитами. Между ними были уютные размывы-улицы. Вот по ним-то и продолжили свой путь.

Вскоре оранжевый частокол уплотнился и приходилось уже взбираться наверх по материнскому монолиту. В этом помогали кусты можжевельника, каким-то образом ухитряющиеся тут расти — за них можно зацепиться, подтянуться и взобраться на одну ступень выше. Запах хвои стоял непередаваемый!

Неожиданное зрелище открылось на плато. За скалистой грядой оказалась обширная долина, причём ниже уровня моря, что поблёскивало вокруг острова. Ну, так мне казалось — может, опять оптический обман?

Спуск в долину был более отвесный — совсем рядом с обрывами шумели листвой кроны высоких деревьев.

Оранжевая гряда полукругом окаймляла лесную чащу и терялась из виду. И если бы не Розовая гора, возвышающаяся над островом, то вид не впечатлял вовсе. Другое дело, когда повернёшься лицом к морю. Изъеденные ветром и водой останцы отбрасывали тени. Оранжевый цвет их контрастировал с зеленью леса.

А дальше — только лучезарное море.

— А это можно есть, Паш? — спросила ты и сорвала с куста некий фрукт-овощ.

— Хрен его знает, Вика… Жива останешься — значит, можно.

Фрукт оказался сочным — по твоим рукам ручейками потёк сок.

— Ум-м-м. Вкусно. Тархун напоминает.

— Так. А это что за хрень? — и я сорвал небольшую шишку. Оказалось, это был нераспустившийся цветок. Пах он чем-то горьковато-терпким.

Я честно не знал, что это Ohmuriandus obeih polov! То есть афродизиак…

Вот здесь коснусь, здесь, тут…

Вечер. Закат. Небо над пляжем похоже на то, каким его рисует Паша в своих рассказах: необычные оттенки и замысловатые облака. Такой спокойный вечер; можно долго сидеть и созерцать.

Вика неожиданно услышала над собой голос Насти и испытала чувство застигнутого врасплох человека.

— Зря не поплавала. Осталось три дня — и домой.

Настя вытиралась полотенцем, поэтому не увидела, как растерялась её подруга.

— Впрок не наплаваешься.

— Пашка опять строчит? Уткнулась. Я у тебя телефон точно отниму.

— Зависть — плохое чувство, Настя.

— Дело не в зависти. А в том, что ты не слышишь, когда я к тебе обращаюсь. Это бестактно и невоспитанно.

— Кто бы говорил! Сама в столовой глазками стреляешь.

— Ты же при этом у меня ничего не спрашиваешь.

— Я тактично помалкиваю, чтобы не мешать тебе охотиться за дичью.

Обе девушки рассмеялись — фраза прозвучала так, будто обе такие прям прожжённые соблазнительницы.

— Кстати, где твоя дичь? Почему не приглашает никуда?

— Какая? — деланно удивилась Настя.

— Я видела, как ты сегодня утром в холле ворковала с одним.

— Ишь, партизанка. Так просто, перекинулись парой фраз. А ты уже готова раздуть между нами пламя внеземной страсти.

Вика покачала головой: «Угу, ври больше».

— Ты плавать-то будешь ещё?

Вика чувствовала, что подруга спешит куда-то — наверняка интрижка намечается. Но решила пройтись с Настей до пансионата.

— Пойдём. Тебе ещё полчаса краситься.

Анастасии было немного совестно, что оставляет подругу одну в номере, но она же не виновата, что Виктории сейчас не до романтики.

— Ну, я пошла?

— Да иди ты уже! Люди мнутся.

И это было правдой. От Паши пришёл новый рассказ, и ей не терпелось погрузиться в чтение.

Настя поняла, что Вика не в обиде, и с лёгким сердцем упорхнула на свидание.

«Красотка», — подумала ей вслед Виктория.

21:10 ММС

Солнце было наполовину в воде, и небо вокруг него окрасилось радужными красками. Объяснилась и странная форма светила — просто светил было два!

Сейчас, когда их свет по минимуму интенсивен, было заметно, что одно солнце находилось за другим.

Мы сидели и молча любовались темнеющим небосводом: как на нём стали появляться звёзды, как две планеты наливались синим и красным цветами.

— Дельфины!

И правда, на спокойном океане появились круги, рябь. Стали высовываться мордашки, заскользили плавники.

— Похоже, их там много.

Один за другим они выпрыгивали из воды, оглашая окрестности треском своих голосов и звуками всплесков — даже до нашего слуха они доходили, хотя расстояние было довольно приличным.

Воздух свеж, как после грозы. Лишь редкое дуновение донесёт запах морского йода.

Отлив. Приличная часть берега обнажилась во время отлива; тут и там из песка стали высовываться шишки. Сначала мы подумали, что это какие-то рачки, но вскоре убедились — по берегу начнут распускаться неведомые цветки.

Я посмотрел на тебя и залюбовался: линиями, молодостью, одухотворённостью. Прикрыв глаза, ты прислушивалась ко всем факторам, воздействующим сейчас на твоё тело и душу. Внутри меня начало трепетать — я захотел стать главным фактором.

Такая нежная, беззащитная — мне хотелось быть великаном, чтобы взять тебя в свои огромные ладони и оберегать от всего, что может причинить тебе боль.

Соски твои умиляют, как детские рисунки; твоя грудь — само совершенство.

Влечение такое непостижимое. Как и полное счастье: сложится момент из нескольких слагаемых — и всё, и не понятно, сколько этих слагаемых и какие они конкретно. В своём телесном бытии мы можем лишь частично постичь Бога; так и тут — частично можем объяснить, что чувствуем. Остальное, непознаваемое, бесконечно влечёт нас, заставляя постоянно надеяться на лучшее, постоянно обманываться, увлекаться друг другом или ещё что.

Я невольно подался вперёд, подвинулся к тебе поближе. Твоя ответная реакция подтвердила, что мы с тобой на одной волне. В наших взглядах появилось лениво-счастливое выражение.

Начал неспешно покрывать поцелуями твоё лицо. Ты не спешила отвечать — лишь повернула голову, подставляя лицо поцелуям и прислушивалась к их звукам.

«Хорошо! Мне нравится такая игра!»

Мои губы — словно кисть художника, наносящего последние штрихи на портрете.

«Вот здесь коснусь, здесь, тут…»

Ты не спешила отвечать, зная, как я люблю целовать вокруг рта, как я люблю потянуть твои пассивные губы; чтобы язык проник между ними и почувствовал тепло твоего языка. После этого ты не выдержишь и начнёшь целоваться так, будто нам дали одну карамельку на двоих.

Ну вот, ресницы твои затрепетали. Ты не смогла не ответить, и два тёплых дыхания встретились.

«Как я рад, что ты со мной!» — это я хотел сказать, обхватив ладонями твой лик. С твоей стороны тоже последовало вербальное движение навстречу. Мы застыли в движениях, в этом длинном поцелуе.

А затем нам захотелось потрогать волны, идущие по телам. С каждым мгновением страсть нарастала. Я начал целовать твоё ушко, и ты рывком притянула меня к себе, инстинктивно желая иметь контроль над ощущениями, которые возвышали душу.

Мы так увлеклись друг другом, что не заметили наступление сумерек. На небе стали видны туманности, состоящие из миллиардов далёких звёзд; чётко обозначились две соседние планеты. На их поверхностях, как на луне, стали видны кратеры, моря.

Я на тебе, чувствую твои набрякшие сосочки. По-другому опершись, я начал массировать один из них, на что ты глубоко вздохнула. Мой эрегированный член тёрся между нашими телами. Ты дотягивалась до него, массировала, ощущала, как запястье и ладонь увлажнились смазкой.

Мы тёрлись друг о друга телами, ногами, руками, щеками. Удовольствие ощущалось в наших прохладных оазисах: чем больше распалялись наши тела, тем скорее хотелось убежать в них.

Наши сердца напрямую получали подпитку от сосков, ускоряя темп биения. И нас захватывали эти ускорения, эти моменты, когда перестаёшь контролировать свои ощущения — что они вот-вот пробьют болевой порог.

Твои соски так набухли! Мне подумалось, что из них брызнет молоко. Мне нравилось, как ты вся напрягалась от их массирования. Кажется, что я нашёл над тобой власть, и она тебе не претила; я благодарен тебе за доверие. Никому тебя не отдам, любимая.

Сумерки сгущались. Розовым светом озаряла окрестности Красная планета. По берегу стали распускаться белые кувшинки, которые горели изнутри мягким светом — он придал нашим телам более естественный цвет. Окатыши, что разбросаны по всему пляжу, тоже люминесцировали в темноте.

Ты прикусываешь губы, выпячиваешь грудь, судорожно хватаешь песок и камни и так же судорожно их отбрасываешь. В твоём оазисе повысилась влажность — мой язык раздвигал твои лепестки, словно собирая с них росу, дразня, продвигался вдоль них, обходя клитор. Наконец я дотянулся до нектара, в самую глубь цветка, одновременно раздражая пальцами венец.

Ощущая интимную прохладу, влажность, ты думала, что теряешь контроль над собой.

Конечно, светящиеся цветы источали аромат, напоминающий о ландышах. Но моё внимание приковано к твоему запаху. От твоих разведённых в стороны ног создавалось впечатление большой чаши, которую я пытаюсь испить.

Ты ощутимо ударила меня кулачками по плечам, и я понял, что играть дальше в кошки-мышки с твоей страстью не надо.

Вытерев член от песка, налипшего из-за смазки, я погрузился в твои мягкие, горячие объятия.

Ноготки раздирали кожу на спине, но я не чувствовал боли — я был занят тобой, любимая. А ты всё извивалась подо мной; тебе казалось, что чем сильнее выгнешься, тем скорее наступит разрядка. И таких попыток было множество.

Наши женское и мужское начала затеяли борьбу за доминирование. Мы катались по песку, как сцепившиеся змеи, жадно целуясь, подминая собой кувшинки. Так мы докатились до кромки воды.

В конце пути ты оседлала меня. Опершись руками о мою грудь, ты продолжила коитус. Сие действо продолжалось минут пять. Иногда ты наклонялась ко мне, чтобы поцеловаться, иногда откидывалась назад в чудном изгибе. А я лежал, поглаживая твой стан, ножки, грудь, наблюдая, как она подпрыгивает в такт. Целовал твои прекрасные ладони, слушал и смотрел, как ты постанываешь, грациозно откидывая волосы назад, как счастливо улыбалась и закатывала глаза. Ты прям владычица звёзд, что мигают над нами.

Морские волны вдруг стали набегать на берег — видимо, наши мечты оказались сильнее естественного хода природы; казалось, что нас относит в пучину, и оттого наш секс становился ещё красочнее, восторженней, чувственней.

Теперь сверху был я, смотрел, как подо мной в экстазе извивалась Любимая — какая красота. Волны океана распластали твои волосы вокруг головы.

Как будто водная стихия помогала мне совершать толчки; мы ускорили темп. Волны захлёстывали нас одна за одной, разбиваясь о наши тела на миллионы молекул восторга!

Как же так получилось, как же так всё совпало! Просто великолепно! Ничего более потрясающего нам не приходилось видеть и чувствовать! Мы встретились как два метеорита, и яркая вспышка озарила наши сознания.

Вдобавок в этот момент на берег набежала большая волна, и ты погрузилась в воду, что называется, с головой. Фрикции ещё продолжались, когда моя Любовь обхватила меня за шею, спасаясь от воды.

Чудесно!

Мы хохотали как ненормальные. Чтобы дать тебе выплюнуть излишки воды, я перевернулся на спину и помог сесть на меня. Новая волна прервала наш очередной поцелуй. Хохоча, ты, вместо того чтобы помочь мне привстать, упёрлась руками в мой лоб. Но твоё коварство было отомщено: только волна ушла, я выплюнул в тебя струю воды и повалил на лопатки.

Это было счастье!

Когда мы немного отдышались, я подхватил тебя на руки и отнёс подальше от волн, к большому камню. Мы лежали у скалы, всё ещё тяжело дыша, и смотрели на звёздное небо, на океан.

Над нами нависали ветви деревьев, наполовину загораживая звёздный купол. Сейчас уже совсем стемнело, и розовый отсвет спутника был очень насыщенным. Кругом тишина и умиротворение.

— Вика.

— Ум-м?

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, Паша.

Мы почувствовали, что земля под нами вздрогнула — пришлось прервать поцелуй и осмотреться. Резко подул ветер, на нас посыпалась листва. Что-то ещё звякнуло, послышался монотонный гул. Звёздное небо закачалось над нами — словно чья-то огромная рука стала сминать лист бумаги.

Вскоре стали различимы голоса; я проснулся в баптистерии. Неоновые лампы на потолке стали разгораться ярче. Зашли люди и стали снимать с тела датчики и манипуляторы.

— Как вы себя чувствуете?

Слов у меня не нашлось; я лишь состроил гримасу, которая должна была означать — «это было незабываемо». Человек в белом халате понимающе покачал головой.

Меня провели во дворик, и там я стал дожидаться тебя. Если бы не часы, висящие над аркой, я бы и понятия не имел о времени. Вся процедура заняла всего три часа.

«Надо же, как быстро там идёт время».

Наконец и соседняя дверь открылась. Судя по твоему взгляду, ты была впечатлена не меньше.

— Как ты?

Я опять не нашёлся, что ответить, — как ещё можно чувствовать себя после такого невероятного путешествия?!

Мы рассмеялись и двинулись к выходу.

Какой бесподобный микс ощущений, вдохновения испытывает сейчас Виктория: манящие дали за скальными воротами Бельбекского каньона, склоны Карал-Гача, лунная дорожка по морю…

Впечатления от Крыма и рассказы Паши так перемешиваются в душе, и это так захватывает — будто наблюдаешь за шариком в пинболе.

В степи

Как красиво в поле, в закате

Ты танцуешь в красных лучах,

С нежностью за тобой наблюдаю,

В моём сердце сгорает печаль.

Тихий ветер прохладу приносит,

Прижимая к телу платье твоё,

Меня чувства к тебе превозносят,

В радости волнах мы плывём.

И кружимся мы на просторе,

Музыкальный окрас на мажоре,

Светотени на лицах играют,

Подчеркнув милых черты.

Я смотрю на тебя и не помню,

Когда счастлив был так, как сейчас!

Подёрнулись от истомы

Твои небесного цвета глаза.

Твои губы в улыбке раскрыты,

Так и хочется их целовать,

Твоё тело так беззащитно,

Я хочу тебя обнимать.

Качели

08:04 Доброе утро, милая! У тебя есть ощущение флирта?

12:12 Доброе утро! Я только встала. Ощущение флирта есть. А почему ты спрашиваешь?

12:51 Охмуряндус идёт и как снотворное. Да вот думаю — хватает эмоций али нет?

14:03 Так хочется тебя увидеть…

14:32 Как говорил один мудрец: «Бойся желаний своих. Хорошо на даче!»

«Опять ты со своими намёками дурацкими!» — выругался на себя Павел.

Он понимал, что никому не интересны его болячки; гораздо важнее то, чем он живёт. И всё же Павел хотел подготовить Викторию; чтобы при встрече не видеть, как промелькнёт тень по её лицу от замешательства, оттого что она обманулась в своих ожиданиях. Лучше сразу предупредить.

Хотя во время предыдущих знакомств никто ведь не изменялся в лице. И встречи проходили прекрасно. Правда, заканчивались они одинаково — предложением дружбы.

Сейчас Павел шёл от обратного — будто нарывался на неуспех. С чего вдруг?

Погода отличная: солнечная, жаркая. Траву косить на даче — одно удовольствие. А запах какой от неё — ум-м-м. Только слепни время от времени досаждают.

Павел сгрёб скошенную ранее траву в стог и улёгся на него отдохнуть. И бензокоса заодно остынет. Стал наблюдать, как невидимый скульптор формирует из облаков разные разности. Сено покалывало в спину, по взмокшему телу сразу заползали всякие букашки — всё равно:

«Как хорошо».

Видимо, такой пасторальный антураж мысленно перенёс Павла на десять лет назад, в деревню. Как он любил там бывать, пропускать через свою чуткую юношескую душу всё, что происходило кругом. До сих пор может восстановить в памяти атмосферу запомнившихся событий. И события-то эти нехитрые: строительство шалаша в саду, собирательство яблок и вишни, катание на велосипеде и купание в озере. Особенно нравилось набирать воду из колонки.

Но главная составляющая этой атмосферы — общение с родными людьми. Как здорово было, когда они собирались все по вечерам у ворот дедушкиного дома, разговаривали.

Павел будто наяву ощутил шершавые доски скамейки, штакетника за спиной; как вращаются вишнёвые косточки под подошвами сандалий, когда водишь ногами по чернозёму.

Вот и десять лет назад многие собрались, только радости от этого было мало: не сегодня так завтра дед отдаст Богу душу.

В комнате, где тоже собирались большими компаниями, теперь было неуютно: не было ковров — ни на стене, ни на полу, убран стол и кресла. В углу вместо дивана сейчас стояла кровать, на которой лежал измождённый болезнью дед.

— Здравствуй, папа! — дочь начала целовать его в щеки.

Тётя Катя подошла к кровати:

— Ты слышишь? Это Инна приехала с Ленинграда.

Дедушка пошевелил губами. Инна, Пашина мама, начала прибирать на тумбочке, засуетилась.

— Дедушка, — сказала вкрадчиво Света, двоюродная сестра Паши. — Тёть Инна приехала, и Паша приехал — вот он стоит.

Паша подошёл поближе и не смог выдавить из себя даже приветствия. Куда пропали слова? Дедушка его спрашивал о чём-то, а тот стоял как истукан.

Паша поёжился от воспоминаний. Стыдно было и обидно: спиной тогда ощущал, как все смотрели на них и ждали его ответа. А Паша просто не слышал ничего. Растерялся — так было неловко!

Так бывало всегда: в детстве, юношестве. Бывало, придёт к ним в гости родственник или сосед. Начинаются беседы. А потом этот человек обратится к Паше, при этом понизив голос для большей дружелюбности. В глаза смотрит, улыбается. Спросит чего-нибудь, а тот либо «да», либо «нет» в ответ.

Ох, как Паше было стыдно в этот момент! Как ему хотелось провалиться сквозь землю. Не хочется ему отталкивать от себя этого человека, с такой теплотой, с такой улыбкой обращающегося к нему, но приходится. Приходится избегать общения, потому что плохо слышит — слов не разобрать.

А как обидно становится, когда ответишь невпопад! Собеседник продолжает улыбаться, но в глазах его что-то угасло. Будто раскрылся маленький Пашин обман, и всем окружающим неловко становится. Да и ему самому неловко. Все, конечно, пожалеют — что же тут поделаешь? Дурачок!

Как же Павел хотел так же легко и непринуждённо общаться, как и все, кто его окружает. Особенно в больших компаниях — где много сюжетов. Ведь любой человек — это книга! И написаны эти книги по-разному. Так хотелось их читать!

Увы, этот мир был для него закрыт.

Вот и сейчас стоит он у кровати деда, все смотрят на них. И снова эта неловкость! И снова этот стыд! Дурачок…

«Дед! Любимый мой! Я бы поговорил с тобой! Ты даже не предполагаешь, как я с тобой хочу поговорить! А со стороны кажется, что я пренебрегаю тобой…»