Бесплатный фрагмент - Две сказки: вечерняя и утренняя

ВЕЧЕРНЯЯ СКАЗКА

Сказка эта страшная. Причём жутко. Поэтому, предупреждаю сразу — мальчикам, и уж тем более девочкам, которые ужасно боятся кошмарно жутких историй, дальше лучше и не читать. Лучше прямо сейчас книжку и закрыть.

Для остальных совет. Если уж так позарез хочется узнать — что же за кошмарно жуткая история приключилась в этой ужасно страшной сказке? — рискуйте только на пару с кем-нибудь уж очень храбрым. Например, со старшим братом. Или со взрослой, но тогда совсем уж со взрослой сестрой. А самое надёжное — устроиться под бочок или на колени к очень смелой бабушке или храбрецу дедушке, и пусть они читают вам вслух.

Итак… В огромном-преогромном городе, в высоком-превысоком доме жила-была добрая-предобрая и ангельски распрекрасная, похожая на принцессу девочка.

И вот однажды ужасно мрачным, зимним вечером, когда за окном ведьмой завывала и металась под тёмными, косматыми тучами злая метель, когда мертвецки бледные фонари выхватывали летящие из чёрной мглы огромные, похожие на белых летучих мышей хлопья снега, жутко занятой папа девочки, задержался на работе. Допоздна. А мама убежала к подруге примерить чёрное-пречёрное платье. И тоже надолго. И девочка осталась в квартире одна.

И вот… За окном стонет, воет и жалобно скулит, как потерявшийся, замерзающий щенок, леденящая кровь вьюга. Разгулявшимся разбойником зловеще свистит и нападает из-за угла на одиноких прохожих промозглый ветер. И от его студеного напора пушечными выстрелами хлопают двери на лестницах огромного-преогромного дома: бум, хлоп, ба-бах! бум, хлоп, ба-бах!

А похожая на принцессу девочка не слышит, не видит и не замечает всех этих кошмаров и ужасов. Она достала из шкафа и примеряет перед зеркалом мамины наряды. И глаз не может оторвать от своего отражения: она или не она эта модница, в жёлтой, свисающей балахоном, с голубыми разводами блузке, заправленной в длинную цветастую юбку, подотканную под поясочек так, чтобы она сделалась миди, и чтобы внизу непременно видны были блестящие медные пряжки на голенищах чёрных, с высоким каблуком, тоже маминых, сапог?

Налюбовавшись, девочка открыла на туалетном столике шкатулку с украшениями и нацепила клипсы — все три найденные пары, почти полностью закрыв ими розовенькие ушки. Затем повесила на цыплячью шейку все шесть извлечённых из шкатулки ожерелий и бус. И надела на тонкие запястья четыре маминых браслета, а на пальцы колечки — три золотых и два серебряных. Заодно и пристроила на большой пальчик папин перстень. Ей пришлось сжать ладошки в кулачки и приподнять их на уровень груди, что вся эта бижутерия не грохнулась на пол.

Она снова посмотрела в зеркало — отражение, с любопытством глядевшее на неё оттуда, ей понравилось. Но не хватало макияжа.

Девочка перевесила украшения на поджатую левую ручку и правой из множества помад на столике выбрала алую с перламутром. Покачиваясь на тонких, неустойчивых каблуках, она старательно размалевала маленькие губки: сверху — почти до носа, снизу — до подбородка, а по бокам — почти до ушей, превратив их в двух ярких, жирных гусениц — как у вцепившихся друг другу в волосы накануне в телешоу жены и любовницы какого-то дышащего на ладан артиста. Этой же помадой с блёстками она кругами нарумянила и без того не бледные щёчки.

Затем, отыскав коробочку с тенями для глаз, она, как мама кисточкой, но намного гуще, наляпала фиолетовую, тоже с перламутром, краску над и под карими глазками, задумалась на секунду, и, послюнявив мизинчик, размазала тени — сверху почти до бровей, а снизу до щёк.

Дальше на очереди были ногти. В свалке баночек и тюбиков девочка откопала нужную скляночку. К этому времени, с непривычки, она уже устала стоять и крутиться на высоких каблуках, поэтому для начала между маникюром и педикюром, выбрала педикюр, уселась на пуфик рядом с трюмо, стащила левый сапог и ловко вымазала лаком коготочки на ноге. В одной обувке, перекосившись, она встала чтобы снова взглянуть на себя в зеркало.

Результат впервые её огорчил — бледные, незаметные, нежно сиреневые коготочки никак не вязались с сочным, красочным макияжем, с ярким одеянием и украшениями — по-цыгански обильными, сверкающими золотом и серебром на шейке и на поджатой к животику руке.

«Наверху всё с блёстками, а внизу — блёкло, — по-сорочьи оценила девочка незавершённость получившегося убранства. — Надо принести из ванной перламутровый лак».

Она не стала надевать сапог, боясь смазать подсыхающую краску, и, переваливаясь уткой, доковыляла на одном подламывающимся тонком каблуке до дверей комнаты. И выглянула в тёмный коридор.

И тут вдруг всей своей ангельски доброй-предоброй душой поняла, почувствовала, похожая на принцессу девочка, что она в квартире совершенно одна, и затряслась, как осиновый листок, и задрожала, затрепетала всем своим маленьким тельцем от охватившего её страха и ужаса.