Бесплатный фрагмент - Двадцатипятилетие Европы в царствование Александра I

Двадцатипятилетие Европы в царствование Александра I Зотов Рафаил Михайлович

Второе издание, исправленное, часть 1–2.

Санкт-Петербург 1841

Печатать позволяется с тем, чтобы по отпечатании представлено было в Цензурный Комитет узаконенное число экземпляров. Санкт-Петербург, 23 ноября 1840 года.

Цензор П. Корсаков.

Печатано в типографии А. Сычева.

Примечание современного редактора 2025 год

Рафаил Михайлович Зотов (1795–1871) — русский писатель, романист, драматург, переводчик, театральный критик и мемуарист, автор исторического труда «Двадцатипятилетие Европы в царствование Александра I» (2-е изд., Санкт-Петербург, 1841). Его творчество, особенно исторические романы и пьесы, пользовалось популярностью среди читателей XIX века, хотя и вызывало критику со стороны таких литераторов, как Виссарион Белинский.

Он родился в 1795 году в Пскове. Его отец, татарин по происхождению (внучатый племянник крымского хана Шагин-Гирея), был привезён в Санкт-Петербург после взятия Бахчисарая в 1783 году и подарен графу Ланскому. Крёстной матерью Рафаила стала императрица Екатерина II, которая дала ему фамилию своего камердинера. Отец Зотова, Михаил, воспитывался в Шляхетском корпусе, участвовал в войнах начала XIX века, дослужился до полковника в русской армии и пропал без вести около 1809 года в Дунайской армии князя Прозоровского. Эта загадочная судьба отца позже стала темой посмертного романа Зотова «Последний потомок Чингис-хана» (1881).

Рафаил Зотов учился в Петербургской гимназии, которую окончил в 1810 году. В 1812 году, в возрасте 17 лет, в звании прапорщика он участвовал в Отечественной войне против Наполеона. Во время сражения под Полоцком был тяжело ранен, что стало важным событием в его жизни и, вероятно, повлияло на его интерес к военной истории.

С 1814 года Зотов начал литературную деятельность, публикуя стихи, пьесы и переводы. В 1818 году он поступил на службу в Дирекцию императорских театров в Санкт-Петербурге, где управлял репертуаром немецкой (1820-е годы), а затем русской драматической труппы (1826–1836). Около 15 лет (до 1858 года) он вёл театральную хронику и политическую летопись в газете «Северная пчела». Зотов написал и перевёл более 100 пьес, включая комедии («Ревнивая жена», 1816), мелодрамы («Разбойник богемских лесов», 1830), водевили и исторические драмы («Юность Иоанна III, или Нашествие Тамерлана на Россию», 1823). Его пьесы пользовались успехом на сцене Императорских театров, хотя и подвергались критике за недостаточную глубину.

Зотов также перевёл на немецкий язык 10 русских пьес и составил на французском языке биографию императора Александра I, что подчёркивает его интерес к исторической тематике и международному культурному обмену.

Наибольшую известность Зотову принесли его исторические романы, написанные в авантюрно-приключенческом стиле, которые охотно читались «средней публикой». Среди них: «Двадцатипятилетие Европы в царствование Александра I» (1831; 2-е изд., исправленное, 1841, Санкт-Петербург, в 2 частях) — исторический труд, описывающий ключевые события европейской истории с 1801 по 1825 годы, включая наполеоновские войны, Венский конгресс и реставрацию Бурбонов. Книга, написанная богатым и выразительным языком, сочетала историческую точность с динамичным повествованием, что сделало её популярной среди читателей.

«Леонид, или Некоторые черты из жизни Наполеона I» (1832; 4-е изд., 1881) — роман, который считается одним из первых русских детективов, рассказывающий о молодом русском офицере в эпоху наполеоновских войн.

«Наполеон на острове Святой Елены» (1838, два издания).

«Цын-Киу-Тонг, или Три добрые дела духа тьмы» (1840; 2-е изд., 1858) — роман, посвящённый восточной культуре.

«Таинственный монах» (1843, из истории Алексея Михайловича и Петра I; 5-е изд., 1881).

«Бородинское ядро и Березинская переправа» (1844).

«Два брата, или Москва в 1812 г.» (1851; 2-е изд., 1858).

Его произведения отличались остросюжетностью и часто фокусировались на судьбах «маленьких» людей, вовлечённых в исторические события, что сближало стиль Зотова с произведениями Александра Дюма.

Зотов был отцом писателя и журналиста Владимира Рафаиловича Зотова (1821–1896), воспитанника Царскосельского лицея. Рафаил Михайлович продолжал литературную и театральную деятельность до конца жизни, публикуя романы, пьесы и мемуары. Он умер 17 (29) сентября 1871 года в Санкт-Петербурге.

Предисловие

Двадцатипятилетие царствования императора Александра I составляет одну из блистательнейших эпох всемирной истории. Описание этого царствования достойно бы было пера известнейшего писателя; но современные записки и неизвестного автора-очевидца могут послужить будущим Тацитам и Тит-Ливиям источником исторических материалов. Я собрал в одну общую картину все бесчисленные описания достопамятных событий этого времени, стараясь, сколько можно, держаться беспристрастнейшей, по-видимому, стороны. Так с 1804 до 1812 года все военные и политические сведения и рассуждения взяты мною из сочинений Жомини, вся кампания 1812 и осенняя 1813-го из Бутурлина, 1814 из Коха, 1815 из Лабома, турецкая кампания с 1806 до 1812 из Бутурлина и т. п. Что же касается до внутренних происшествии, то они все выбраны из Ведомостей академических, сенатских и других. Впрочем, хотя бы и после сих источников сведущие критики нашли недостатки и ошибки, то опровержение моих суждении послужило бы в пользу военных и политических наук, наиболее процветающих от благомыслящей рецензии. Сами же лица и правительства, которым безвестный автор мог приписать ошибки на военном и дипломатическом поприще, верно не оскорбятся подобными суждениями, кои некогда утвердят или опровергнут потомство и история. Ошибки всем людям свойственны от двора и до хижины, и потому слава великих людей от того не уменьшается, если в действиях их и соображениях находить какие-либо недостатки. И в солнце мы видим пятна, но оно не менее благотворным своим светом живить и согревает природу.

Я начал писать эти Записки еще при жизни в Бозе почившего императора Александра I и предполагал их окончить к 25-летию его царствования; но Провидение воззвало его ранее в лоно вечности, к награде за доблестные дела. Теперь похвала о нем тем беспристрастнее, чем память его священнее и любезнее сердцам нашим. Может быть, историки будущих веков позавидуют мне, неизвестному писателю в том, что я был его современником, так как я, может быть, буду завидовать тому историографу, который будет описывать следующее двадцатипятилетие.

Р. Зотов.

Царствование Александра I

Обозрение событии XVIII столетия. Война за наследство испанского престола. Утрехтский мир. Карл XII. Полтава. Петр I. Смерть Карла XII. Война Австрии с Турцией. Пассаровичский мир. Людовик XV. Кончина Карла VI. Фридрих II. Семилетняя война. Кончина российской императрицы Елисаветы. Губертсбургский и Парижский мир. Раздел Польши. Политика России. Екатерина II. Война с Турцией и Швецией. Французская революция. Людвик XVI. Неккер. Собрание государственных чинов. Роспуск их. Возвращение Неккера. Мирабо и герцог Орлеанский. 14-е июня. Смерть Мирабо. Робеспьер и Петион. Конституция 3-го сентября. Городовой Совет. Сентябрьские убийства. Казнь Людовика XVI. Конституция Геро-Сешеля. Смерть Робеспьера. Директория. Генерал Бонапарте. Итальянская кампания 1796 года. Египетская экспедиция. Возвращение Бонапарте. Переворот 18 брюмера. Русские в Италии. Суворов. Отступление России от коалиции. Бонапарте снова в Италии. Битва при Маренго. Люневильский трактат. Кончина Павла I.

Почти двадцать пять лет царствовал император Александр I. Происшествия сих 25-ти лет, столь обильных удивительными переворотами, составят эпоху во всемирной истории. Описание знаменитых событии сей эпохи доставит некогда историку более труда, нежели целые столетия; философу более предметов к глубоким размышлениям, нежели огромные фолианты; патриоту более примеров истинной любви к отечеству, преданности к царям и самоотвержения, нежели все панегирики Спарте, Афинам и Риму. Во всех сих происшествиях Россия была главным лицом. Европа обязана ей своим спасением; лишенные законной власти цари, восстановлением троном; человечество долговременным утверждением мира; Россия же обязана своею славою и своим счастьем великодушной твердости монарха своего. Многие утверждают, что современники не должны писать истории своего века, потому что пристрастие всегда водит пером их. Не говоря уже о том, что если б современники не описывали событий своего века, то историки будущим столетий не имели бы и материалов для составления общей истории, но я полагаю, что и самый упрек в пристрастии почти несправедлив; кажется, напротив того, мы иногда слишком холодно смотрим на блистательнейшие подвиги, на величайших людей своего времени, как бы не чувствуя всей цены оных. С восторгом, с исступлением принимаем мы, правда, победоносных героев, возвращающихся с поля брани. Но едва пройдет несколько лет, и мы уже почти с равнодушием смотрим на людей, составляющих славу и честь нашего века. Тогда только, когда их потеряем, начинаем мы чувствовать всю их цену. Так жители отдаленного севера скучают самым солнцем, когда это благотворное светило освещает их целые месяцы, не скрываясь за горизонт. И потому, пусть справедливое потомство даст настоящую цену происшествиям сих 25-ти лет; но простое описание их пером неизвестного современника, да послужит некогда материалом знаменитым писателям будущих веков; а если оно слабо и для сего предмета, то пусть будет сердечною данью тому светозарному солнцу, коего благотворные лучи изливали 25-ть лет счастье, радость и довольство во все копцы обширной Русской Империи, во все сердца благополучных её жителей.

Прежде нежели приступим к событиям XIX столетия, сделаем краткий обзор происшествий XVIII века. Едва Рисвикский мир, заключенный в 1696 году подал Европе надежду ко спокойствию, как наследство испанского престола возжгло новую войну между народами. Франция, бывшая с начала войны сей на высочайшей степени славы и могущества, замышлявшая уже о всемирной монархии, вдруг упала до такой степени, что принуждена была просить мира у гражданина Голландии (Гейнсия), и сей последний не удостоил принять французских послов в общее собрание полномочных, а дал им приватную аудиенцию в Гертрюйденберге и предложил такие условия, что принятие их унижало Людовика XIV, а отказ подвергал опасности самый трон его. Но то, что привело Францию на край пропасти, спасло ее и от погибели. Домашние интриги Версальского двора, сменяя хороших полководцев и вверяя французские армии неопытным генералам, доставляли сперва союзникам важные победы. Ссора герцогини Малборуг с королевою Анною отвлекла Англию от коалиции, избавила Францию от постыдных условии Гейнсия и даровала Европе Утрехтский мир (1713). Тщетно Австрия одна хотела поддержать войну: год спустя, она принуждена была заключить мир в Раштате.

В это время весь север Европы озарен был пламенен ужаснейшей войны. Осьмнадцати-летняя борьба Петра І и Карла XIІ обращала на себя внимание всех народов. Молодость последнего подала врагам его надежду отторгнуть от шведской державы лучшие провинции. Дания, Польша и Россия вдруг восстали на него; но воинственный гений юного героя уничтожил это восстание. В шесть недель кончил он войну с Данией; полетел против России, сильно теснившей Нарву, и блистательною победою заставил трепетать Польшу, на которую все силы его тогда обратились. Мог ли Август бороться? Он пал, и падение свое ознаменовал постыдною выдачею Паткуля, коего казнь помрачила всю славу подвигов Карла XII. Вся Германия трепетала тогда пред шведским героем; все враги его были сокрушены; оставался один Петр І; но без союзников, с худо-образованным войском, развлекаемый внутренними беспокойствами, он казался слабым соперником Карлу, предводительствовавшему лучшею армией в Европе. Каким же удивлением была она поражена, узнав, что сей северный Александр совершенно разбит при Полтаве и потеряв всю свою армию, спасся бегством во владения оттоманской Порты! С той минуты Россия взяла решительный перевес на севере: все завоевания шведские возвращены были оружием Петра І; Август восстановлен на польском троне; и, хотя Карл XII вооружил Порту против России, хотя Петр І и был в критическом положении при Пруте, но великий визирь, устрашенный отчаянным мужеством русского войска, склоненным старанием Екатерины І, предпочел выгодный мир сомнительному успеху сражения, и Петр I, безопасный со стороны Порты, продолжал прочные завоевания свои на берегу Балтийского моря, достраивал Санкт-Петербург, преодолевая самую природу; просвещал народ свой, подавая во всем пример сам собою; принял титул императора и в полной мере соделывался достойным имени Великого, данного ему современниками и потомками. Напрасно делают сравнения между им и Карлом XII. Мудрый законодатель, просветитель своих подданных, великий полководец на поле брани и глубокий политик в кабинете, Петр I был истинно великий государь, тогда как Карл был только храбрый воин, дерзкий в счастии, упорный в бедствии. Можно с уверительностью повторить слова Вольтера: «что Карл XII заслуживал быть первым солдатом в войске Петра I». Последнее предприятие Карла XII была осада Фридрихсгалля в Норвегии в декабре 1718. Тут он погиб, и для истории всегда пребудет тайною, точно ли он убит выстрелом с неприятельской батареи, или кем-либо из собственного войска. [1] По смерти его скоро окончилась Северная война отдельными трактатами. Петр І после всех заключил в Нейштате (1721) мир, предписав Швеции условия оного.

Около того же времени началась (1716) и кончилась (1718) война между Австрией и Турцией. Политика Порты выбирала всегда для объявления войны христианским державам ту минуту, когда они не были развлекаемы междоусобными кровопролитиями. И теперь начали турки войну с Австрией в то время, когда Раштатский мир позволял ей употребить все свои силы для их поражения. Петервардинская битва, взятие Темесвара и Белграда, принудили Ахмета III заключить мир в Пассаровиче; Австрия увеличила при этом свои владения, а Венеция, за которую Карл VІ начал войну, должна была уступить Порте Морею.

Во Франции, по смерти Людовика XIV, управлял государством регент, герцог Орлеанский. Доходы государственные были уже совершенно истощены войнами и роскошью Людовика XIV. Беспечность и разврат при дворе нового правителя и пагубные идеи мнимой философии, напавшие уже волновать умы народа, вскоре довершили раззорение богатейшей державы в Европе, и издалека готовили ужасы революции. Система Лава, польстив на короткое время поправлением финансов, еще более раздражила умы печальными своими последствиями. Хотя со вступлением на престол Людовика XV Франция и была обрадована многими победами и добродетелями своего государя, но первые не принесли ей ничего, кроме пустой славы, потери людей и денег, а вторые вскоре превратились в слабость, беспечность, разврат и жестокость.

Новая война объяла в то время все народы Европы. Как смерть Карла II произвела кровопролитие за наследство престола его, так и случившаяся в 1740 году кончина австрийского императора Карла VI, должна была произвести те же последствия. На севере Европы возникла новая держава. Географическое положение её, народонаселение, торговля и естественные произведения делали ее одним из слабейших и беднейших владений; но на троне Пруссии был Фридрих II, и гений его возвел сие королевство на степень могущественнейших держав. Предвидя, что на Марию Терезию вскоре восстанут сильнейшие неприятели, он первый потребовал от неё уступки Силезии и, получив отказ, устремился в австрийские владения с тридцатитысячною армией; но мужество и счастье спасло Марию Терезию. Мало по малу все враги её заключили с ней отдельные трактаты, и вся тягость войны пала на Фридриха II. Франция, Швеция, Россия, Австрия и большая часть империи восстали на него; казалось, что он будет подавлен; но будучи иногда побеждаем, чаще победителем, он всегда торжествовал в те минуты, когда все возвещало его погибель. Семь лет вел он войну со славою, а иногда и с успехом; наконец силы России преодолели его; Берлин был взят и Фридрих уже помышлял не о победе, а о славной смерти, как вдруг кончина Елисаветы переменила все. Петр III, до чрезмерности уважавший Фридриха, отдал ему в распоряжение русское войско, и Пруссия была спасена. Губсртсбургский и Парижский мир окончили кровопролитие. Все державы поручились за Прагматический договор; Пруссии оставлена Силезия, Франции дали земли в Северной Америке; а Англия взяла себе Канаду, Гренаду, острова по реке Святого Лаврентия, и медленно, но верно приготовляла себе исключительное владычество на морях.

Никто не помышлял, чтоб следствием сего мира было уничтожение обширного королевства, процветавшего уже несколько веков. 3 августа 1772 года подписан был в Санкт-Петербурге трактат между Россией, Австрией и Пруссией, коим сии три державы разделили между собою Польшу. Внутреннее состояние сей державы давно уже предвещало её погибель. Короли, стесняемые при всяком новом царствовании вредным ограничиванием прав своих, имели наконец одну только тень власти; дворянство, присвоившее себе верховное владычество, пользовалось ним с буйностью; бедный народ страдал в нищете и невежестве, под ярмом феодальных деспотов, и колеблющееся здание обрушивалось со всех сторон, не имея руки сильной властителя единого, чтобы поддержать свое в падении. Следственно судьба её была неизбежна. Польские конфедерации взялись было за оружие; но борьба не могла быть продолжительною.

Время обратиться к России. Европа с беспокойством видела сию, едва только для политики её родившуюся монархию, исполинскими шагами стремящуюся к приобретению первенства между всеми европейскими державами. Семена государственной силы и образованности, посеянные Петром I, быстро произрастали попечениями преемников его. Разные неблагоприятные происшествия внутри не имели вредного влияния на внешнюю политику и ход просвещения. После Петра II, взошла на престол императрица Анна; потом Елисавета Петровна явилась на троне отца своего; по отречении от престола Петра III, супруга его Екатерина II соделалась обладательницею России и блистательным царствованием своим заслужила название Великой.

Действительное влияние России на политику Европы началось со времен Екатерины II. Хотя в Семилетней войне войска императрицы Елисаветы и довели было Фридриха II до сомнительного положения, а союз с Петром III спас его Королевство; но и при столь решительном перевесе на участь войны, Россия была только вспомогательною державою. Трактат 1772 года поднял завесу, отделявшую Санкт-Петербургский кабинет от прочих дворов. Могущество России подобно было юному, ежедневно возрастающему исполину, который сам еще не знает чудесных сил своих; а троны других держав Европы уподоблялись дряхлеющим старцам, гордящимся еще прежними подвигами, но внутренно уже чувствующими свое бессилие. С одной стороны долговременное царствование сей государыни, победы её, мудрые законы, не испорченная еще нравственность народа, удивительная преданность его к царям и непоколебимая приверженность к вере, укрепляли трон России; с другой всеобщий разврат нравов, вольнодумство и мнимое равенство в народе, гибельная беспечность, слабость и жестокость правительств, подкапывали основание престолов. Один порыв бури и они готовы были разрушиться. Тучи собирались уже, гром гремел издалека, скоро он должен был грянуть и потрясти Европу. Бросим прежде взгляд на царствование Екатерины.

Оттоманская Порта восстала на Россию. Сей вечный враг христианства, сия посреди просвещенного мира кочующая орда аравийских разбойников, уже несколько столетий заставляла трепетать Европу. Зачиная войну, когда ей вздумается; заключая мир, когда видит неудачу; нарушая договоры, потому что не почитает себя обязанною хранить их с неверными; презирая всех христиан и стремясь по правилам веры к владычеству над всеми, сия держава поставила военный свой стан в лучших странах Европы и пользовалась каждою удобною минутою, чтоб потрясти основание христианских престолов. Собиеский и Евгений Савойский удержали, правда, буйное стремление сих завоевателей; но имя турок все еще устрашало соседние страны. Русским солдатам надлежало доказать, что твердость и дисциплина сильнее фанатизма и исступления. Полководцы Екатерины покрыли славою оружие русских, и если б ложная политика некоторых кабинетов не остановила её ударов, то вопрос о существовании турок в Европе был бы, может быть, тогда еще решен. Между тем Крым был навсегда присоединен к русской империи. Сии остатки Батыевых орд, которые и после падения Казани еще более столетия наводняли кровью полуденные страны России, пали к ногам Екатерины; и, хотя в то время, как русские войска громили пределы оттоманской Порты, Густав III покушался возвратить Финляндию, хотя победил однажды русскую гребную флотилию и сделал высадку по близости Санкт-Петербурга; но Швеция Густава III не была уже Швецией Густава Адольфа и Карла XII. Борьба была не равна, и мир вскоре был заключен в Вереле, на основание Нейштатского и Абовского.

Не всегда был, однако, же, и век Екатерины счастлив. Мор опустошил многолюднейшие города России, а возмущение простого казака Пугачева, выдававшего себя за Петра III, распространило ужас в юго-восточных её губерниях. Но благотворная рука скоро уврачевала раны, нанесенные сими бедствиями; и сия-то попечительность о благе и просвещении народа, более нежели ряды побед, соделали её достойною имени Великой. Она была мудрою законодательницею, и все судии мира с благоговением будут читать слова наказа её: «лучше простить десять виновных, чем наказать одного невинного». Если историки грядущих столетий будут судить о ней по делам государственным, то все народы и века должны с удивлением почитать великий гений её, а Россия благоговеть пред её именем.

Последнее приобретение Екатерины было Курляндия. Богатая сия область добровольно покорилась России и западные границы её еще более были обеспечены.

В это время французская революция разлилась подобно огненному потоку; реки крови наводнили монархию Людовика Святого, и народ, любивший государей своих до исступления, народ Генриха IV, свергнул с престола одного из добродетельнейших королей, осудил его как преступника и обезглавил на эшафоте. Вся Европа вострепетала, ужас объял всех государей; но тогда, как долг и честь должны бы были соединить их умы, чтоб спасти Людовика XVI и в самом начале задушить гидру революции, какая-то нерешительность объяла кабинеты, и наглость цареубийц дерзнула объявить войну всем дворам Европы. Людовик XVI был уже лишен всей власти; ужасы и злодеяния 1789–1790 и двух третей 1791 годов были уже совершены; последний луч надежды, блеснувший обращением Мирабо к монархии, исчез со смертью его; король уже решился на бегство, был схвачен, привезен обратно и принужден подписать безумную конституцию: тогда еще только Пруссия и Австрия составили в Пильнице первую коалицию; герцог Брауншвейгский проник даже в Шампань; но осень замедлила поход, а революционная тактика и победы санкюлотов доказали союзникам, что надобно было предпринять меры сильнейшие, нежели какие угрозы, скопища эмигрантов, бесплодные ноты и шестидесятитысячная армии могли произвести над народом фанатиков. Французская революция, казалось, не могла иметь никакого вредного влияния на Россию, угрожая только соседним державам. Может быть, великий гений Екатерины не предусматривал нужды тотчас же приступить к коалиции и двинуть силы России для спасения Европы. Она объявила, однако, что дает Австрии и Пруссии вспомогательное войско, приказала уже собираться армии на границах и приготовлялась с другой стороны к войне с Персией, как скоропостижно скончалась 6 ноября 1796 года. После её вступил на престол сын её Павел I.

По прежде описания сего царствования обозрим начало и ход сей ужасной революции, потрясшей, подобно землетрясению, все державы, переменившей вид, политику, династии Европы и военное искусство.

Причины французской революции

Мы видели выше сего, что беспрестанные войны, огромные армии и непомерная роскошь совершенно изнурили Францию в царствование Людовика XIV. Она бы могла еще отдохнуть при чрезвычайных средствах своей промышленности и торговли под благотворным скипетром мудрого монарха. Но регент и Людовик XV были не те государи, которые могли бы восстановить колеблющийся престол. Наконец Людовик XVI взошел на трон Франции (1774). Девятнадцатилетний юноша, со здравыми, умом, но без надлежащего воспитания, с добродетельнейшим сердцем, но без твердой воли, приняв престол, висевший уже над пропастью, сделался государем народа, в коем мнимые философы уже посеяли семена буйства, безбожия и равенства.

Начало царствования его предвещало, однако, много доброго. В развращеннейшее время осмелился он показать твердую нравственность; при расточительнейшем дворе сделался бережлив; после беспечнейшего царствования хотел заняться благом своих подданных, восстановил парламенты, окружил себя людьми, истинно любившими свое отечество, узнавал общее мнение о мерах им предпринимаемых, хотел теснее сблизиться с народом своим, любя его искренно. Но бездна была уже изрыта, государственная казна совершенно истощена, Франция вошла в неоплатимые долги. Явился Неккер (1777) и, казалось, сотворил чудо: он уравнял расход с приходом; но вместе с тем знаменитый его отчет открыл всем глаза на ужасное положение королевства. Долги простирались до тысячи восьмисот сорока миллионов ливров! В это время возгорелась война за вольность Северной Америки, и Неккер с жаром поддерживал дело независимости. Думал ли он, что этим ускоряет гибель Франции? Думал ли Людовик XIV, что человек, коего редкие дарования казалось исправляли неисправляемое, будет одною из пружин падения трона, гибельной кончины монарха, ужасов безначалия Франции и продолжительных бедствий всей Европы? Родясь в маленькой республике, он, увлекаясь духом своего времени, созидал уже в пылком воображении своем обширные демократии на всем пространстве земного шара, твердил о правах человека, свободе его, равенстве, и слова его переходившие из уст в уста, издали приготовляли в обществе демагогов сентябрьские ужасы. Перевертев всеми министерствами самым деспотическим образом, Неккер сам скоро пал; но к несчастью люди, умевшие его свергнуть, не умели поправить ошибок, в коих изобличали его, и государственные дела более и более приходили в упадок. Наконец Колон предложил королю созвать нотаблей. Что могло быть восхитительнее для сердца Людовика XVI, как сближение с народом? С радостью принял король это предложение. Нотабли созваны и открыли заседание 22 февраля 1787 года. Действительно сие, собрание представителей обширного государства могло восстановить порядок, исцелить раны отечества и спасти монархию и короля; но для сего надобно было, чтоб все государственные чины были одушевлены истинною любовью к государю и согражданам, чтоб они первые подали пример благородных пожертвований, могущих спасти государство… А люди сии, блистая пышными речами на кафедрах, казалось, говорили: «мы рады помочь, но только не из своего кармана» и государство, искавшее своего спасения от созвания нотаблей, погибло от него. Кардинал Ломени, сделавшийся тогда первым министром, ускорил деспотическими мерами раздражение умов. За непринятие парламентом некоторых указов, он решился изгнать его, и употребил к тому вооруженную силу. Мирное сопротивление парламента было названо возмущением, а истинное пламя буйства уже разливалось по провинциям. Дофинская область первая подняла знамя вольности. Жители Бретани вскоре последовали сему примеру. Нужны были решительные меры для спасения Франции; а двор с робкою нерешимостью вступил в переговоры с мятежниками. Решились возвратить Неккера. Вдруг доверенность воскресает, дела финансов принимают спасительный ход; казалось, Франция близка была к восстановлению порядка; но это были последние лучи умирающего светила: мрак якобинства уже покрывал горизонт. Созвали опять нотаблей и положили собрать государственные чины (1789)

Собрание государственных чинов составляет первую эпоху революции; Людовик XVI отдавал уже себя в опеку, созывая их. При первых заседаниях оно присвоило себе звание конституционного (национального) собрания, и сцены мятежей начались в Париже. Мирабо и герцог Орлеанский явились на поприще. Первыми подвигами мятежников были: взятие Аббатства, разграбление Инвалидного дома, взятие Бастилии, умерщвление Флесселя, Фулона и Бертье, ругательная процессия вшествия короля из Версали в Париж (17 июля); наконец злодеяния 5 и 6 октября. С этого времени уже каждый день ознаменовывался новыми торжествами демагогов и новыми слабостями Людовика XVI.

В начале 1790 года Национальное собрание присвоило уже себе право объявлять войну и заключать мир; а 14 июня происходило знаменитое празднество федерации. В 1791 году духовенство должно было произнести присягу гражданскую, и в то же время Мирабо, управлявший ходом революции, вдруг хотел обратиться к монархии; составил уже план к спасению короля и восстановлению власти его; но судьба Людовика XVI была неизбежна: пред самым исполнением сих новых замыслов своих, Мирабо умер. Смерть его решила участь Франции: Робеспьер и Петион взяли перевес в Национальном собрании, ужасы возмущения умножились, и король хотел испытать последнее средство к спасению — бегство. В ночь 2 июня уехал он под чужим именем и с паспортом из Парижа, доехал уже до Вареня; но тут был узнан, задержан, и с постыдным торжеством возвращен в столицу. Подданные приставили тогда караул ко дворцу своего государя, сочинили безумную конституцию, и 3 сентября дали ему подписать. Конституция сия образовала Законодательное Собрание, коего действия должны были произвести новый спасительный порядок вещей: они произвели цареубийство.

Первые месяцы 1792 года протекли в последней борьбе умирающей монархии с гидрою революции. Людовик XVI был ежедневно оскорбляем; ежедневно изобретали против лучшего из царей гнуснейшие доносы. Наконец 20 июня толпы убийц и рыночных фурий ворвались во дворец, и король должен бы был тогда еще погибнуть; но кротость и терпение, при всех возможных оскорблениях, спасли его. На долго ли? Новое и сильнейшее возмущение 10 августа повергло Людовика XVI в заключение, и он, и все семейство его, были отвезены 13 августа в Тампль; бешеные крики черни провожали его туда и возвещали несчастному страдальцу, что из башни сей он только выйдет на эшафот. В это время образовался ужасный Городовой Совет; тщетно Европа надеялась, что успехи прусской армии, проникшей уже в Шампань, спасут короля, — войско это вскоре принуждено было к отступлению, а происшедшие тогда сентябрьские умерщвления, при воспоминании о коих кровь леденеет в жилах, показали всем народам, что французскую революцию можно только утопить в реках крови. Среди сентябрьских убийств учредился Конвент и первое заседание его (21 сентября 1792) ознаменовано было уничтожением звания и власти короля. Скопище убийц, декретом в 4-х строках, разрушило трон, на коем царствовали 63 короля! С сего времени началось кровавое владычество Робеспьера и сообщников его. 11 декабря привели Людовика XVI в цареубийственное судилище, сделали ему допрос; он имел слабость отвечать, оправдываться, нему дозволили выбрать себе адвокатов; это значило: товарищей смерти. Явился Мальзерб, но мог ли голос истины и добродетели спасти страдальца? Приговор его уже заранее был произнесен Дантонами, Маратами и Робеспьерами. Наконец 21 января 1793 года Людовик XVI, к вечному посрамлению судей его, возведен был на эшафот и гильотинирован. Так погиб сей несчастный государь! В лучшие времена был бы он Траяном Франции, а тогда надлежало ему, или оградить престол свой трупами демагогов, или самому погибнуть. Слабость, нерешимость и добродетель не допустили его до первого: надлежало подвергнуться последнему.

Умертвив короля, надобно было выдумать какое-либо правление, какие-нибудь законы. Явилась Конституция Кондорсета и якобинцы начали новое летосчисление Франции. Год цареубийства был первым годом возрожденной республики. Между тем пламя войны объяло все народы; все восстали против терроризма, истреблявшего прекраснейшую державу; но уже было поздно! Фанатизм вольности сделал героев из армии санкюлотов; неистовая революционная тактика испровергла планы союзных генералов, учеников Фридриха Великого; люди, кажется, рождались из земли; довольно было одного декрета, чтоб составить 11 армий; без одежды, без пищи, без дисциплины воины сии отразили и победили все коалиции.

Вскоре конституция Кондорсета показалась слишком кроткою для злодеев, жаждущих крови. День 31 мая ознаменован был победою ужасного Городового Совета над Конвентом. Следствием сей победы были реки крови. Геро-Сешель составил конституцию, приличную демагогам; ею уничтожены древние названия городов, месяцев, дней, Академии, памятники ваяния и зодчества, последние остатки веры и нравственности; ею соделался властелином Робеспьер, и кровь тысяч полилась. Елисавета, дочь Людовика XVI, и королева, его супруга, пали на эшафоте; Бальи, Лавуазье, Мальзерб подверглись той же участи. Когда же добродетельных жертв не стало, то злодеи начали междоусобную войну, и топор гильотины отмщевал за веру, трон и человечество, поражая Дантонов, Гебертов, Ронсеней. Наконец термидорский переворот (26 июля) поразил ужаснейшее чудовище революции, кровавого диктатора, Робеспьера; человечество несколько отдохнуло после сего события; топор палача очистил землю от Кутона, Сен-Жюста, Генриота, Дюмаса, Флерио, Фукье-Тенвиля, Карера, Лебона. Казнь их отмстила за невинность, престол и отечество. Мало по малу стала возвращаться Франция к правилам законов и справедливости. Тщетно день Прериаля (20 мая 1795) готовил новые бедствия и безначалие: счастье спасло Конвент. Но утомленная убийствами Франция требовала уничтожения сего сословия, и новая Конституция (1795) образовала Директорию. Вскоре явился в истории Франции генерал Бонапарте. Чрез покровительство Барраса вверила ему Директория начальство над италийскою армией, и сие поручение решило участь Франции и готовило преобразование всей Европы. Сражения при Монтеноте, Меллиссимо, Арколе, Фаворите и Риволи покрыли Бонапарте славою и принудили Австрию к Леобенскому перемирию и Кампо-Формийскому трактату. Вскоре, однако, победы его возбудили зависть Директории, и под предлогом завоевания Египта, отправлен был юный герой сей в африканские степи. Завладев мимоходом Мальтою, высадил он войско близ Александрии, взял ее приступом, и всякая встреча его с неприятелем была новой победою; флот его, однако, был истреблен при Абукире английским адмиралом Нельсоном. А наконец крепость Сен-Жан-Д’Акр остановила успехи его и на сухом пути; восемь приступов его были отражены; недостаток припасов, болезни, уменьшение армии, не получавшей подкрепления, принудили его к отступлению. Друзья призывали его во Францию, где новые перевороты в правительстве и несчастия французских армий в Италии готовили новое владычество ужасов. Ускользнув от английских эскадр, он внезапно явился в Париже. Тщетно Директория и Совет пятисот хотели еще бороться. Переворот 18 брюмера (9 ноября 1799) возвел Бонапарте в достоинство первого консула. Сим событием оканчивалась французская революция, начиналось политическое поприще Бонапарте, а с ним пятнадцатилетняя война и бедствия Европы.

Обратимся вновь к России. Мы оставили ее плачущею у гроба Екатерины. Сын её Павел I вступил на престол. Он в политическом отношении возвысил еще Россию. Знаменитая италийская компания Суворова была следствием новой коалиции против Франции. Победитель Австрии при Лоди и Арколы был тогда в Египте, и сие обстоятельство, воспрепятствовавшее борьбе двух величайших полководцев того времени, оставило нерешенным затруднительный вопрос: кто бы из них победил? Моро, славнейший генерал после Бонапарте, командовал тогда французскою армией в Италии. Недалеко от реки Адды, близ Кассано, сошлись оба войска, и Суворов победил. Завоевание всей Ломбардии, Милана, Пармы, Модены и Турина было следствием сей победы. Вскоре явился другой соперник русскому вождю; Макдональд, стоявший у Неаполя, спешил на помощь Моро; но Суворов не допустил до сего соединения; он пошел на встречу Макдональду и на берегах Требии произошла ужасная трехдневная битва. Все усилия революционного фанатизма и новой тактики, вся ярость и упорство французов сокрушились о твердую грудь сынов севера, и Суворов вновь победил. Тоскана, Лукка, Ливорно, Александрия и Мантуя пали к ногам победителей. Наконец третий генерал, противопоставленный Суворову, был Жуберт; но сражение при Нови стоило ему жизни, а Франции — обладания Италией. Последняя сия победа была знаменитейшею во всей кампании Суворова. Он дал сражение вопреки единогласному мнению военного Совета, полагавшего позицию французов неприступною, и блистательнейшею победою опроверг систематические доказательства холодных тактиков; но это была последняя его победа, хотя и не последнее торжество. План его состоял в том, чтоб вторгнуться во Францию со стороны Прованса и идти прямо в Париж; но интриги дали всему другой оборот. Италийский герой должен был идти в Швейцарию. С прискорбием оставил он поля побед своих и шел сражаться с природою в ущельях льдистых гор, окруженный отовсюду многочисленнейшим неприятелем; погибель его казалась неизбежною; великий гений его и твердость воинов спасли славу русского оружия. Он обманул прозорливого врага, почитавшего его уже своею добычею, и без урона прошедши чрез Чёртов мост (Тейфельс-Брюке), Сеп-Готар и льдины Альп, достиг до Альтдорфа. Тут он думал соединиться с другим корпусом русской армии, но нашел одни разбитые остатки оного; снова окружен был у Муттенталя всеми силами Массены; но отразил его и совершил одну из удивительнейших ретирад до Граубиндена. Здесь он получил чин генералиссимуса и был отозван с армией обратно. Павел І, справедливо негодуя тогда на интриги, отказался от союза против Франции.

Тщетно посредничество Англии и уступчивость Австрии снова старались преклонить его к содействию против Франции: воля его была решительна. Испытав уже однажды последствия интриг, он не хотел напрасно проливать крови своих подданных. Войска русские вступили обратно в пределы свои. Павел І занялся образованием республики 7-ми островов, а Австрия готовилась к новому походу с чрезвычайными усилиями, устремленными на Италию. Действительно начало похода в 1800 году было для Австрии выгодно. Мелас выиграл сражение при Маньяце (6 апреля), преследовал Массену и осадил его в Генуе; потом обратился к другой части французской армии и прорвался до Савойи. Австрия торжествовала, Италия казалась верною добычею; падение Генуи, при удивительнейшем сопротивлении Массены (4 июня) довершала славу Меласа, как вдруг все переменилось: резервная французская армия уже несколько месяцев собиралась в окрестностях Дижона; журналы австрийские и английские шутили на счет оной и не верили, что сила её простиралась до 60 тысяч. Первые победы Меласа еще более увеличили ослепление. Внезапно Бонапарте оставляет Париж, принимает начальство над сею резервною армией, ведет ее чрез Альпы по самым опасным, непроходимым дорогам, взбирается на горы Сен-Бернар, Симплон, Сен-Готар, Ценис, и вдруг спустившись в долины Италии, является у ворот Милана. Поздно увидел Мелас ошибки свои; поспешно собрал он, однако, растянутые корпуса свои, и 14 июня вступил при Маренго в упорнейшее сражение. Храбрость и ожесточение с обеих сторон были равны; число войск равносильно; австрийская кавалерия была лучше, артиллерия многочисленнее, но французская пехота быстрее в движениях; решительнее в нападениях. Сражение, начавшееся с утра, оканчивалось уже в 4 часа по полудни в пользу австрийцев; армия Бонапарте колебалась и отступала; линии её были уже разорваны во многих пунктах и с трудом формировались под огнем преследователей; вдруг прибыл корпус французского генерала Дезе… Двенадцать тысяч свежего войска и смерть Дезе при первых выстрелах воспламенили мужество французской армии; она бросилась с яростью на австрийцев, и изнуренные тринадцатичасовою битвою, посреди ужасного жара, австрийцы в свою очередь поколебались, были опрокинуты и разбиты; ночь разделила сражающихся. Потеря с обеих сторон была велика и почти равна; но последствия битвы слишком были не выгодны для Австрии. Меласу, не предвидевшему своего несчастия, не оставалось другой дороги к отступлению, как к Генуе; но там был бы он совершенно отрезан от сообщений с Германией и истреблен быстрым преследованием победителя, он решился заключить перемирие. Бонапарте предложил тягостные условия, но Мелас их принял; он сдал французским войскам 12 крепостей, в том числе и Геную, коей завоевание так дорого ему стоило. Австрийский двор был крайне недоволен сей конвенцией, медлил ратифицировать ее, надеялся на рейнскую армию генерала Крайя; но Мескирхское сражение и быстрые успехи Моро скоро принудили Австрию к согласию. Начались переговоры в Люневиле; но для заключения мира мало еще было пролито крови. Бонапарте не отказывался от мира, но не хотел, чтоб Англия участвовала в нем; Австрия же не могла, по договору с Сен-Джеймским кабинетом, заключить отдельного трактата. Оставалось вновь прибегнуть к оружию и для сего лишить Германию и Францию нескольких тысяч воинов, разорить несколько городов и опустошить несколько областей. Война вновь началась. Эрцгерцог Карл принял начальство над рейнскою армией, Беллегард над италийскою; но вскоре, с одной стороны, Моро, победою при Гогенлиндене 3 декабря, принудил Австрию к новому перемирию; а с другой и в Италии маршал Брюн, разбив Беллегарда в двухдневном сражении при Минчио, приступил также к перемирию на 30 дней. Австрия была в критическом положении: Моро находился уже в Линце, Брюнь в Тироле; — один мир мог спасти ее. Первому году нового столетия предоставлена была слава сего торжества. 9 февраля 1801 года был подписан Люневильский мир. Им признаны республики: Цизальпийская, Батавская и Лигурийская под покровительством Франции, которая сверх того взяла все земли на левом берегу Рейна; герцогство Тосканское сделала Этрурским королевством и отдала оное инфанту Пармскому, под именем Людовика I, предоставив Австрии вознаградить прежнего владетеля землями в Германии; (так Бонапарте начинал уже созидать королевства и раздавать престолы!); а вскоре потом отняли Пьемонт у сардинского короля. Между тем новая война возгорелась на севере. Англия, властвуя сильно на морях, непременно хотела, вопреки договорам, осматривать нейтральные корабли; употребила даже насилие против слабой Дании, и император Павел I, недовольный с некоторого времени поступками Сен-Джеймского кабинета в рассуждении острова Мальты, склонил Швецию и Пруссию составить с Данией четверной союз (вооруженный нейтралитет) для ограничения Англии. Бонапарте был этим восхищен; он старался более еще сблизиться с Россией, собрал всех пленных, бывших во Франции со времени неудачной экспедиции русских на берега Голландии 1799 года, обмундировал их, и без выкупа возвратил российскому императору.

Прусские войска вступили в Ганновер; английский флот явился уже пред Копенгагеном и принудил Данию, после жестокого сражения, к заключению перемирия; уже он двинулся далее в Балтийское море; вдруг скоропостижная кончина государя Павла I, марта 11 дня, разрушила сию коалицию и планы её. На престол России вступил Александр І.

Часть I. От вступления на престол Александра I, до Пресбургского мира 1801 года

Внутренние события; Вступление на престол Александра I. Мир с Англией. Манифест о правах дворянства. Уничтожение Тайной экспедиции. Указ о Духовенстве. Заложение Казанского собора. Отъезд в Москву для коронации. Уничтожение пытки. Пример. Восстановление орденов святых великомученика и победоносца Георгия и равноапостольного князя Владимира.

Внешние происшествия: воина Франции с Англией.

Благотворный мир, давно уже не вкушаемый народами Европы, озарил первый год XIX столетия; человечество отдохнуло на развалинах, обагренных кровью, а Россия… Кто опишет её чувства при виде кротости, милосердия и отеческого попечения юного её монарха? И без славных подвигов, совершенных им в последствии, одною благостью, мудрым законодательством и распространением просвещения между своими подданными был бы он благодетельным гением своего народа, одним из величайших государей в летописях России. Первые меры царствования его ознаменованы уже были милосердием и любовью к народу. Желая прежде всего водворить совершенный мир с Европою, он тотчас повелел снять эмбарго с английских кораблей, секвестрованных в российских гаванях, но случаю войны, объявленной его родителем, и возвратить на суда сии матросов, разосланных уже по разным губерниям. Следствием сей миролюбивой меры был мирный трактат с Англией 5/17 июня, торговля снова оживила промышленность и земледелие; а указ 17 июня назначил привилегии и награды всем изобретениям и усовершенствованиям по части мануфактурной, ремесленной и земледельческой. 2 апреля, присутствуя лично в правительствующем Сенате, объявил он манифестом о восстановлении прав и преимуществ дворянства, (дарованных оному в 1785 году), о возобновлении городового положения и особенных грамот городам; о прощении многих преступников; о уничтожении многих казенных долгов, и наконец о упразднении Тайной экспедиции. Гибельные правила революции, разлившиеся по Европе и другие частные причины побудили императора Павла I воспретить въезд в Россию иностранцам, без строгого исследования причин, ведущих их в пределы наши. Александр I указом 22 апреля снял сие запрещение, желая, с одной стороны, более сблизить Россию с прочими державами Европы; а с другой, будучи великодушию уверен, что русской народ, приверженный душой к святой вере своей и к царям, никогда не увлечется безумными правилами демагогов. Обрати особенное внимание свое на благоустройство и нравственность духовенства, он обеспечил постоянными доходами их состояние и (22 мая) избавил их, в случае уголовных преступлений, от телесного наказания. 27 августа положил основание великолепной церкви Казанской Божией Матери и утвердил построение многих других по губерниям. Отправясь в сентябре месяце в Москву для совершения священного обряда коронации, был он встречен народом с восторгом неизреченным и только русскому народу свойственным. Один вид его вселял благоговение; великодушие и снисходительность умножали радостное исступление; милости, излиянные при коронации, довершили и запечатлели во всех сердцах россиян чувства их к несравненному монарху. 20 сентября издал он указ о переревизовании всех уголовных и ссылочных дел; а 27 уничтожил при судопроизводстве пытки и истязания, кои часто принуждают невинность отягчать себя небывалыми преступлениями. [2] 12 декабря восстановил опять в прежней силе ордена: Св. Победоносца Георгия и равноапостольного князя Владимира, с дополнением статутов оных.

Устрояя таким образом счастье и благосостояние своих подданных, он в то же время во всеобщей политике Европы становился посредником к заключению всеобщего мира. Действительно, восшествие Александра І на трон переменило дипломатику других наций. Хотя Люневильский мир окончил кровопролитие между Францией и Австрией, но Имперский Сейм, занимаясь в Регенсбурге распределением вознаграждений бывшему герцогу Тосканскому и владетельным князьям, коих области отошли к Франции, производил дело сие с чрезвычайною медленностью; Англия продолжала еще войну с Францией и делала кровопролитные, хотя и безуспешные нападения на булонский флот; Пруссия еще не очищала Ганновера; Неаполитанский король еще осмеливался противоборствовать войскам Бонапарте; Португалия готова была потерять политическое бытие свое. Мену, по смерти Клебера дорого заставлял турок и англичан отнимать у французской армии Египет; все доказывало непрочность мира — одна искра, и пламя всеобщего раздора могло бы вновь объять престолы, но Александр І сделался посредником везде, и 17/29 сентября заключен был в Мадриде мир с Португалией; 4 октября (22 сентября) между Россией и Испанией); 8 октября между Россией и Францией; 7 октября (25 сентября) утвержден мир между Портой и воюющими державами, а далее сего увидим в 1802 году Амиенский мир и окончание Регенсбургского Сейма.

1802 год

Внутренние события: Американская Компания. Восстановление городских дум, магистратов и управ. Рескрипт 16 мая о нищих. Учреждение министерств. Путешествие Александра I в Мемель для свидания с прусским королем. Учреждение губернии Черниговской, Полтавской, Могилевской и Витебской, комиссия для благосостояния Крыма и Финляндии.

Внешние происшествия: Бонапарте. Амиенский мир. Образование Цизальпийской республики. Президент. Восстановление христианской религии во Франции. Конкордат. Волнения в Швейцарии. Бонапарте избран первым консулом на всю жизнь. Переговоры с Людовиком XVIIІ. Ответ его.

1802 год еще более доказал России отеческую любовь её монарха. Возвратив в прошлом году дворянству все его преимущества, он обратил внимание и на благосостояние низших сословий; ободрял торговлю во всех её отраслях, и даже вступил сам в акционеры ново учрежденной Американской компании, внеся пятьдесят тысяч, и предоставив выигрыш в пользу бедных; восстановил городские думы, магистраты и управы благочиния (указ 12 февраля); уничтожил конфискацию имений преступников, повелев обращать оные наследникам; дозволил купечеству, мещанству и казенным крестьянам приобретать во владение земли, и последняя благотворная мера возбудила в сем классе народа соревнование к успехам в земледелии. Милосердое попечение Александра І не упустило даже из виду самого несчастного класса людей: — нищих. Кто прочтет без сердечного умиления высочайший рескрипт его к Г. Витовтову от 16 мая? «Обыкновенное подаяние нищим, умножая только число оных, не упокоит старца, отягченного летами, не возвратит здоровья юноше, увядающему на заре дней своих, не избавит от смерти или порока младенца, долженствующего быть подпорою отечества. Нередко также наглый тунеядец похищает от руки благодетельной то, что назначено было отцу семейства, томящемуся на одре смерти и отчаяния. Из сего следует, что расстрогану быть наружным и весьма часто обманчивым видом нищеты и убожества — не есть еще благодеяние. Надлежит искать несчастных в самом жилище их, в сей обители плача и страдания. Ласковым обращением, спасительными советами, словом всеми нравственными и физическими способами стараться облегчать судьбу их: вот в чем состоит истинное благодеяние. Возможность произвести в действо столь богоугодное дело доказывается самым опытом, а особливо в Гамбурге, где около 15 лет общество миролюбивых граждан, без всякой личной корысти и воздаяния, исполняет к утешению страждущего человечества сей священный долг — помогать ближнему самым действительным и полезным образом. Желая последовать столь благому примеру, назначается Комитет из 17 человек состоящий, который представит мне план о удобнейшем произведении сего действо, и чтоб доказать, как близки к сердцу моему несчастные жертвы ожесточенного рока, Я беру под особливое и непосредственное покровительство свое, как вновь учреждаемое в здешней столице благодетельное общество, так и другие, которые без сомнения по примеру оного — размножатся между народом, толико для меня любезным, на который природа излияла все земные свои сокровища, и одарила всеми добродетелями, а особливо сим небесным вдохновением: помогать ближнему».

Вот язык Александра І! Можно ли было не благоговеть пред сим государем? 8 сентября было одним из достопамятных дней России, по изданным в оный двум указам. В первом изображены права и обязанности правительствующего Сената и сенаторов; вторым учреждались министерства. Первым каждый подданный удостоверялся, что нелицеприятное правосудие управляет действиями правительства; второй облегчал все отрасли гражданственности.

В мае месяце предпринял Александр I путешествие в Мемель, для свидания с прусским королем. Все журналы Европы истощали политические свои догадки на счет тайной цели сего свидания; но последствия доказали, что одно желание личного знакомства было предметом сего путешествия. Посетив Ригу, Вильну, Гродно, Минск, Могилев, Витебск и Псков государь возвратился 22 июня в Санкт-Петербург. Путешествие сие было радостным торжеством для всех его подданных, излиянием милостей для Александра I. Учредив еще в прошлом году (сентября 9) новые губернии: Пензенскую, Орловскую, одну в Литве, одну в Белой России и (Указом генваря 23-го 1802) Черниговскую и Полтавскую в Малой России, — он имел случай при путешествии сем видеть прекрасные плоды своих установлений, он обратил в то же время внимание на состояние Финляндской области и Крыма; учредил особенные Комиссии для деятельнейших мер к благосостоянию сих земель.

Посмотрим теперь, что происходило в сем, году в прочей Европе. Вся политика её сосредоточивалась тогда в лице Бонапарте; взоры всех обращены были на него одного. Силою оружия и побед приобретя блистательнейший мир, он и на извилистом пути дипломатики торжествовал на Амиенском конгрессе. Тщетно Россия, Австрия, Англия старались склонить его возвращению Пьемонта королю сардинскому; тщетно агенты подавали то льстивые, то сильные ноты: французский министр отвечал наконец: «Если хотят возвратить Пьемонт Сардинии, то пусть его отнимут у республики силою оружия». — Должно было уступить, 27 марта мир в Амиене подписан. Оставались мир, дела Регенсбургского сейма; но посредничество России и Франции дало скорейший ход оным. Между тем Бонапарте занимался образованием Цизальпийской республики. Чрезвычайная Консульта из 450 чинов собралась в Лионе. Бонапарте прибыл в собрание, даровал новой сей Республике конституцию, и объявил, что: «не находя между ними никого, имеющего довольно прав на общее мнение для президентского места, он избирает на оное себя, и вместо Цизальпийской республики дает ей название Итальянской. Происшествие сие, увеличившее силы Франции несколькими миллионами жителей, встревожило все умы в Европе. Властолюбие первого консула начинало казаться опасным; тайные замыслы его предугадываемы были многими политиками; но потребность мира преодолела. Другое событие примирило вскоре все державы с Бонапарте, обеспечивая политические с ним сношения и соделывая возможным гражданскую связь других народов с французским. Событие сие состояло в восстановлении христианской Религии во Франции и в утверждении Конкордата с папою. Речи, говоренные по сему предмету, достопамятны. «Революция ниспровергла религию (говорит Парталис). Нравственность народная ослабела; люди, став развратнее, сделались несчастнее. — И так вера спасительна для народа. Мораль без церковного учения есть тело без души, правосудие без судилищ. Суеверие и фанатизм происходят от невежества; но религия есть плод ума и просвещения. Скажут ли, что правительство хочет быть тираном совести? Нет, оно хочет только иметь религию. Терпимость вер благоразумна; но равнодушие ко всем верам — всегда гибельно народам». — Реньо читает Конкордат, законодательный корпус назначает комиссию для рассмотрения оного, и она доносит, что нашла Конкордат спасительным для республики; собирают голоса, и — католическая религия признана господствующею во Франции, с терпимостью всех других. «Радуйтесь, говорит член Семеон, души благочестивые! храмы отверсты, религия восстановлена, Франция примеряется с небом. Души твердые и вольнодумные! не упрекайте никого в слабости и радуйтесь с вами: вас никто не принуждает верить: правительство хочет одного с вами: терпимости».

Так с первого дня Пасхи 18 апреля началась новая эпоха христианской религии во Франции.

Успокоение Европы, однако, не долго продолжалось, волнения в Швейцарии уничтожали конституцию её, и Бонапарте, обещавший не мешаться во внутренние дела сей Республикации, послал туда Нея с 50 тысячным корпусом. Патриоты Гельвеции не могли противиться. Их взяли, арестовали и отвезли в Париж; а Бонапарте дал республике новую конституцию. Это самовластие изумило Европу; но другое новое происшествие обратило её внимание. Еще в мае месяце Сенат предположил первому консулу утвердить его в сем звании еще на 10 лет; но он не принял этого и велел отнестись к народу. В сентябре уже все голоса во Франции были собраны, и Бартелеми объявил ему, что великая нация избирает его первым консулом на всю жизнь. Бонапарте отвечал, что готов жертвовать собою для счастья Франции и не замедлил представить законодательному Корпусу новую конституцию. Таким образом это происшествие ставило его, некоторым образом, на ряду с венчанными главами. Увидим, удовольствуется ли сим его честолюбие. Опираясь по правую сторону Итальянскую, [3] по левую Батавскою и Голландскою республиками, а пред собою имея Рейн, бессильные владения германских князей и Швейцарию, позади слабую Испанию и Португалию, он во всякое время мог располагать всеми силами сих держав и владычествовать над всею среднею Европою; одна Россия и Англия могли ему сопротивляться; но в мирных намерениях первой был он уверен по кроткой душе Александра І; а сила второй, основываясь на флотах её и на торговле, никогда не могла ему быть опасною без союза с нею держав твердой земли. Уже тогда распространились слухи, что Бонапарте хочет провозгласить себя императором Галлии, и, разведясь с Жозефиною, вступить в новый брак с одною из европейских принцесс. Одни ли то были догадки праздных журналистов-политиков, или может быть не по приказанию ли самого Бонапарте слухи сии были рассекаемы, чтоб узнать мысли народов; но Монитер [4] с силою опровергал их тогда. Не менее того известно, однако, сделалось всей Европе, что Бонапарте предлагал Людовику XVIII отречься от всех прав на французский престол, обещая значимое вознаграждение; но знаменитый изгнанник отвечал ему следующим везде обнародованным письмом: «Я не смешиваю Бонапарте с его предшественниками; уважаю его храбрость и воинские дарования и благодарю его даже за многие учреждения: ибо добро, делаемое моему народу, всегда для меня драгоценно. Но он ошибается, если думает склонить меня к отречению от прав моих; предложение его более утвердило бы оные, если бы они могли быть сомнительными. Судьбы Божии мне неизвестны; но я знаю мои обязанности, возложенные на меня кровью Бурбонов. Буду, как христианин, исполнять их до последней минуты моей жизни. Как потомок святого Людовика, заставлю почитать себя в самых оковах; как преемник Франциска I, скажу с ним: «все потеряно, кроме чести». — Парижские журналы долго отвергали существование сего письма и переговоров; но время открывает все, и, хотя остатки буйных республиканцев смеялись над твердостью и правами на трон Людовика XVIII, но большая (увы! не силою, а числом) часть французов думали совсем иначе, и едва окончанная война с вандейцами и шуанами, стихи и воззвания, прибиваемые часто по ночам в самом Париже в пользу претендента, и даже самые покушения на жизнь первого консула, доказывали ему, что кровь Бурбонов еще священна для Франции, что она покоряется только силе, и что владычество Бонапарте держится одними победами. Мудрено ли же, что оскорбленное самолюбие родило мрачность и жестокость? Вскоре мы увидим пагубные их последствия.

Так кончился 1802 год, достопримечательный новою географией Европы, новым образованием государств, новыми конституциями республик. Бонапарте возвел, Францию на небывалую дотоле степень могущества. С возрастающим беспокойством, но все еще с миролюбием взирали на все прочие державы; одна Англия недовольна была миром, с нетерпением искала предлогов к разрыву, и в следующем году увидим мы, долго ль продолжался Амиенский мир.

1803 год

Внутренние происшествия: учреждение училищ, гимназий и университетов. Проект о вольных землепашцах. Одесский порт. Беломорская компания. Экспедиция государственного хозяйства. Торжество столетия Санкт-Петербурга. Отправление Крузенштерна. Путешествие Александра I в Финляндию.

Внешние: Англия объявляет войну Франции. Проект высадки.

Начало нового 1803 года ознаменовано было для России одним из благотворнейших указов Александра I (24 генваря). Оным государь повелевал повсеместное в империи учреждение училищ, гимназий и университетов. В селах, деревнях в каждом церковном приходе должно было быть по крайней мере по одному приходскому училищу, в коих положено обучать русской грамоте, Закону Божию и первым правилам арифметики; в каждом уезде не менее одного училища, в коем уже должно преподаваемо быть, сверх предметов приходских училищ, грамматика, Священная история, вся арифметика, первые основания алгебры, геометрии, географии, истории и двух иностранных языков; в каждом губернском городе должна существовать гимназия, в коей курс наук распространяется до степени студенческой; наконец, кроме существующих пяти университетов, должны были учредиться тотчас же еще три, в Санкт-Петербурге, Харькове и Казани; а в последствии еще три, в Киеве, Тобольске и Устюге Великом. Сему-то достопамятному указу обязана Россия быстрыми успехами своего просвещения, удивившего всю Европу; Александр I сказал: да будет свет между моими подданными, и блеск наук озарил все пределы пространной его империи. Летописи России запишут день 24 генваря 1803 года в число знаменитейших эпох своих, и она с благодарностью и благоговением будет произносить имя виновника своего величия. Между тем благость монарха рождала благородное соревнование и в подданных. Демидов пожертвовал в пользу училищ 3.578 душ крестьян и триста тысяч рублей деньгами, и признательный государь, повелев Сенату выбить золотую медаль в честь сего подвига и достойно вознаградил Демидова орденом святого Владимира большего креста. Подобная же сему черта отличила графа Шереметева: он основал в Москве дом призрения для больных и бедных, пожертвовав два с половиною миллиона рублей на сие благодетельное заведение. Подвиг сей был точно таким же образом вознагражден монархом, как и Демидова. С другой стороны граф С. П. Румянцев подал государю проект (и по высочайшем утверждении произвел в действие) о вольных земледельцах. Отпустив на волю крестьян одного из своих поместьев, он предоставил им в собственность и землю для хлебопашества, выговорив себе условную от них ежегодную плату.

Россия, избыточествуя всеми возможными естественными произведениями, может производить одну из выгоднейших торговлей в свете. Александр I усугубил отеческие попечения свои к ободрению промышленности и торговли. Указом 17 апреля повелел он, при взимании пошлин с приезжающих кораблей, брать не одно золото и серебро, но и ассигнации. Сим облегчились переводы банкиров и возвысились в курсе наши ассигнации. Обратил внимание на новый порт (Одесский) и даровал оному значимые привилегии. Учредил Беломорскую торговую компанию (14 августа); устроил на Каспийском море торговые промыслы (указ 11 сентября); покровительствовал действиям известного своими трудами Вольного экономического общества, которое ежегодно обнародовая свои задачи, могущие споспешествовать внутреннему хозяйству, или внешней торговле, назначило большие награды за решение оных. Наконец для лучшего устройства и ободрения по сей части, учредил он экспедицию государственного хозяйства; и видимое поправление финансов, усиление кредита и уменьшение государственного долга были первыми плодами мудрых и благотворных сих мер; торговый дом Гопе получил два миллиона гульденов для уплаты в Амстердамский банк.

Нужно ли говорить, что и 1803 год ознаменован был бесчисленными благодеяниями Александра I в пользу страждущего человечества и неимущего класса народа? Указом июля 24 уменьшены многие подати; таковым же от 25 августа назначались ежегодно десять тысяч рублей из взноса за пожалование орденов в орденский Капитул, на воспитание дочерей бедных кавалеров; везде учреждались богоугодные заведения, больницы вдовьи дома, богодельни, воспитательные дома, и благодетельная длань монарха простерлась даже на облегчение участи помещичьих крестьян: многие присутственные места брали их в работу за долги помещиков, и выручаемыми работою деньгами уплачивали сии долги; но государь воспретил сие, (указ октября 4) сказав никто не наказывается за чужую вину.

К достопамятностям сего же года принадлежит великолепное торжество столетия города Санкт-Петербурга, празднованное 16 мая. Только гению Петра I можно было помыслить и произвести в действо исполинский план: создать город, столицу обширнейшей монархии в свете, на непроходимых болотах, едва еще завоеванных у государя, заставлявшего трепетать Европу, предводительствовавшего лучшею армией и имевшего сильный (по тогдашнему времени) флот. Но Петр I захотел, природа была побеждена, и потомство с изумлением будет взирать на величественный Петербург, как на памятник гения и твердости основателя российской империи. Протекло столетие от заложения города; были еще старцы, видевшие сию знаменитую, эпоху; но какая перемена! Сам Петр I не узнал бы, ни своего города, ни своего царства, ни даже самого народа. Торжество 16 мая было наивеликолепнейшее. Александр I, достойный потомок великого Петра и по подвигам своим и по любви к народу, распоряжал действиями празднества и привел в умиление все сердца знаками благоговейного почтения своего ко всем предметам, касающимся до Петра I.

В сем же году отправлены вокруг света для новых открытий и заключения торговых трактатов корабли Нева и Надежда под начальством Крузепштерна. Так Александр I искал и в отдаленнейших краях света выгод для промышлснности своих подданных.

В собственном семействе императора запечатлен был сей год чувствительнейшею горестью. Сестра его Елена Павловна, недавно еще сочетавшаяся с принцем Мекленбург-Шверинским, по кратковременной болезни, в цвете юных лет (19) скончалась! Весь народ разделял печаль августейшей фамилии, ибо все добродетели брата сияли в ангельской душе сестры.

Политические сношения России с Европою и в сем году оставались те же, как и в прошлом: миролюбие и посредничество! В начале года произошли было некоторые несогласия со Швецией касательно границ; иностранные журналы уже предвещали близкий разрыв; но вскоре все окончилось дружелюбию: границы определены были с точностью и сам Александр I предпринял 25 мая путешествие по Финляндии, 51 числа прибыл в Нейшлот, проехал озером Сайма 60 верст, далее поехал на дрожках чрез Свиньи хребты; 2 июля возвратился в Кексгольм, а 3 обратно в Санкт-Петербург. Тогда получил он известие о решительном разрыве между Францией и Англией и о занятии французскою армией Ганновера. Первые ноты, поданные посланниками его при обоих сих Дворах, состояли в соблюдении нейтралитета; вторые предлагали им посредничество к отвращению войны. Обе воюющие державы признали первые, и согласились принять последнее; но условия Англии не могли быть приняты Францией; народ английский хотел войны, и парламенты утвердили действия министров. Сострадательным оком взирая на Германию, Александр I представлял французскому правительству о снятии блокады с устьев Эльбы, Везера и Рейна; Бонапарте, по-видимому, соглашался, обещал, но не исполнил. Вскоре увидим мы, какие обстоятельства принудили кроткого и миролюбивого государя сделать первому консулу сильнейшие декларации, и что было последствием оных.

Обратимся теперь к политическим событиям, происшедшим в сем году в прочих державах Европы. Неизвестно, какие причины побудили в прошлом году Англию заключить Амиенский мир, если условия оного были невыгодны для неё. Она не была побежденною нацией и крайность не принуждала ее к тому. Посредничество России, сколь ни было для нее важным, но верно не могло бы склонить ее к не выгодному миру. Едва пункты Амиенского трактата были обнародованы, как парламенты возопили, вся Европа удивилась миролюбию Сен-Джеймского кабинета; министры оправдывались выражениями: человечества, миротворства, ужасом кровопролития. Но дух народа требовал блистательного мира, унижения Франции, или вечной войны. Аддингтон уступил бразды правления Питту, и с той минуты политики предвидели, к чему клонится сия перемена в министерстве. Несколько месяцев таился, однако, огонь под пеплом. Франция не хотела начинать войны, поэтому что она не могла быть нападающею державою и не имела в виду никаких выгод к приобретению войною. Следственно должно было Англии начинать. Но причины объявления войны со стороны Сен-Джеймского кабинета были довольно слабы. Он обвинял Францию: 1) в намерении нарушить целость Турецкой империи, вопреки договорам; 2) в чрезмерном усилении своего могущества ко вреду других держав и в нарушении всеобщего равновесия в Европе; 3) в отнятии Пьемонта у короля сардинского; 4) в нарушении свободы Швейцарии. Жалобы сии были справедливы; но во всех сих пунктах Бонапарте не нарушал статей Амиенского мира. Он действительно желал завоевания Египта и предлагал России раздел Порты; но Александр I отверг сии предложения. Перевес Франции действительно обеспокоивал всю Европу; но могущество её утверждено уже было прежде Амиенского мира и не могло служить предлогом к нарушению оного. Наконец самовластный поступок первого консула с Швейцарией мог быть оскорбителен для Австрии; но Англия не ручалась за целость областей её и свободу. Следственно война начата Англией; а Бонапарте был слишком славолюбив, чтоб от нее отказаться. Он долгое время принимал ноты посредничества российского двора и даже после начатия военных действий; но это была одна маска, которою он старался склонить на свою сторону Александра I. Действительно Россия должна была требовать от Англии очищения Мальты, и Бонапарте при объявлении войны наиболее опирался на нарушение сей статьи; но из суетного честолюбия мог ли Александр I возжечь пламенник войны и проливать кровь своих подданных? Пруссия приступила к нейтралитету России, Австрия тоже: и две державы соперницы вступили, — одни в кровопролитную брань. 13 мая Англия обявила войну Франции, а 3 июня уже весь Ганновер занят был войсками Бонапарте, и слабый корпус, долженствовавший защищать сию область, принужден был заключить капитуляцию, по коей обязался не служить в сию войну против Франции. Английский король не утвердил сей конвенции, и тогда французская армия принудила сей неприятельский корпус положить оружие и разойтись, а вместе с тем заперла для английской торговли устья Эльбы, Шельды и Рейна. Англия с своей стороны, отправила огромнейшие флоты на все моря, заперла блокадою Эльбу, Верез, Шальду, все гавани и приморские крепости, везде захватывала французские корабли, заняла остров Святой Люции, Табого, Сен-Пьер и Сен-Микелон; предпринимала (хотя и без успеха) многократные нападения на берега Франции для созжения брестского, булонского и каленского флотов. Но могли ли действительно воевать сии две державы между собою, не вовлекая в борьбу свою других народов? Что они могли завоевать друг у друга? Франция — Ганновер, Англия — острова: все прочие предприятия обоих народов были мечты! Тщетно Бонапарте собрал более ста пятидесяти тысяч на берегах Ламаншского пролива; тщетно изобретал и строил суда, тщетно грозил высадкой; тщетно наконец сама Англия верила этому, вооружала поголовное ополчение, и с внутренним страхом ожидала бурных месяцев, когда корабли её принуждены будут оставить пролив и французы могут переправиться: всякой благоразумный человек уверен был, если в невозможности сей высадки, то по крайней мере в том, что Бонапарте верно не решится на нее никогда. Следственно оставалось ему воевать с Англией, как купцу, то есть, раззорять её торговлю, запирая для кораблей её все гавани твердой земли, на кои власть его могла простираться. Батавская и Итальянская республики, как совершенно от него зависящие, первые должны были исполнить сию меру. Голландия принуждена была к тому же. Испания и Португалия долго колебались, просили посредничества России, но наконец приступили к союзу с Францией. В Неаполитанское королевство вступила французская армия и предписала те же меры. Так на счет благосостояния слабых начали войну две сильные державы. Взаимно друг, другу не могли они делать много вреда; за то лишением торговли раззоряли Голландию, Ганзейские города, слабые немецкие княжества, Италию и Пиринейский полуостров. И все-таки подобная война не могла иначе кончиться как тем, чем началась, то есть занятием Ганновера с одной и взятием островов с другой стороны, с большим, или меньшим притом раззорением слабейших союзных областей; или она должна была воздвигнуть всю Европу против одной из воюющих сторон. Но по миролюбивой системе, принятой Санкт-Петербургским, Венским и Берлинским кабинетами, надлежало, чтоб которая-нибудь из воюющих, держав вооружила их против себя какими-либо чрезвычайными поступками, оскорбляющими человечество и права народов. Будущий год откроет нам подобные черты и соберет тучи на политическом горизонте Европы.

1804 год

Внутренние происшествия: Педагогический институт. Сиверсов канал. Мытищинский водопровод. Указы против перекупа рогатого скота и злоупотреблений при рекрутских наборах. Брак Марии Павловны с принцем Саксен-Веймарским Карлом Фридрихом. Путешествие императора по Лифляндии и Эстляндии. Война с Персией.

Внешние: Процесс Жоржа Кадудаля, Пишегрю и Моро. Герцог Энгиенский схвачен в Баденском курфюршестве. Смерть его. Нота российская на Регенсбургском сейме. Бонапарте избран императором. Папа коронует его. Германский император объявляет достоинство сие наследственным в Австрийском Доме. Россия прекращает все сношения с Францией. Военные действия Англии и Франции.

Если бы, описывая внутренние происшествия России, наслаждавшейся счастьем под благотворным скипетром миролюбивого государя, надлежало в подробности начислять все изливаемые им на подданных своих благодеяния, то описание каждого года составило бы целые темы. Удовольствуемся же хотя кратким изложением главнейших мер и узаконений его в сем году.

Мы уже видели выше сего, что распространение просвещения было любимейшим предметом великодушного монарха. Многочисленные заведения устраивались повсюду благотворною десницею Александра I; так, что наконец ощутили недостаток в учителях. А как образование и нравственность сих последних составляет важнейший пункт к успехам просвещения, то государь повелел учредить в Санкт-Петербурге учительскую гимназию, и 3 генваря оная была открыта. Последствия показали, сколь заведение сие было нужно, успешно, благотворно. Мая 1 дозволил государь император городу Чернигову употребить городские доходы свои для воспитания 50-ти сирот, а равно и для учреждения ремесленного училища. 12 июля праздновала российская Академия возобновление дома своего от щедрот монарха. Из общеполезных заведений примечательны были в сем году следующие: 30 генваря учреждена в Саратове больница и государь император пожаловал на оную десять тысяч рублей. 17 июля окончен канал, соединяющий реки Волхов и Мету, и в память начальника работ, под управлением коего канал сей был начат, государь повелел именовать его Сиверсовым. 28 октября окончен был в Москве Мытищинский водопровод, для доставления жителям сей столицы, по кварталам отдаленным от берегов реки Москвы, чистой и здоровой воды во всякое время года. Наконец к достопримечательным указам сего года принадлежат изданные 14 июня и 17 сентября: первый для уничтожения злоупотреблений перекупа рогатого скота, пригоняемого из дальних губерний для продовольствия столиц; второй для прекращения также злоупотреблении, производимых иногда нисшим классом чиновников при наборе рекрут.

Год сей ознаменован был радостным событием бракосочетания великой княгини Марии Павловны с наследным принцем Саксен-Веймарским, Карлом Фридрихом. Обручение происходило 1 генваря, а торжество брака июля 22.

Государь император предпринимал в сем году небольшое путешествие по Лифляндии и Эстляндии. 7 мая отправился он из Санкт-Петербурга, и обозрев все важнейшие города и места сих губернии, повелев произвести все исправления и улучшения, коих благосостояние жителей требовало, и излив везде на пути своем бесчисленные щедроты, он возвратился в столицу 18 мая.

Посмотрим теперь на внешние и политический отношения России в 1804 году.

В июне месяце возгорелась война на южных границах империи. Для охранения областей Грузии от набегов лезгинцев и других диких горских народов, стоял по рубежам империи корпус генерала князя Цициянова. Персидский шах с завистью и беспокойством взирал на приближение границ русской империи к северным пределам Персии. Узнав чрез грузинских переметчиков, что корпус русских войск был не многочислен, шах собрал сильную армию, вручил начальство над оною старшему сыну своему Абас-Мирзе; и отправил к князю Цициянову посла с требованием, чтоб войско российское немедленно оставило Грузию, в противном случае Персия принудит его к тому силою оружия. Князь Цициянов, вместо ответа, двинулся навстречу персидской армии, и прежде нежели она могла собрать все свои корпуса, он быстрыми шагами 10, 19, 22, и 25 июня разбил, рассеял сие войско и преследовал его за реку Аракс. Окончив сии подвиги, русское войско возвратилось к своим границам. Россия не имела в виду распространения пределов своих; о войне сей едва знали во внутренних губерниях, важнейшие политические события в Европе привлекали тогда внимание Александра I.

Уже семь лет обращал на себя взоры всех народов необычайный человек, управлявший Францией. Дотоле удивлялись все военным его дарованиям. Новые происшествия, новые предприятия скоро показали Европе, сколь дарования сии пагубны для спокойствия, безопасности и свободы народов, если соединены с неограниченным честолюбием, сильными средствами и хитрою дипломатикою.

Итальянская кампания 1796 года и Кампоформийский трактат возвели Бонапарте с самого начала его политического поприща на степень великого полководца и тонкого политика. 18 брюмера сделал он главою французской республики. Утомлена ли она уже была убийствами Конвента и злодеяниями Директории, или обязана тем твердости и гению Бонапарте, но день сей окончил революцию, наводнившую кровью Европу. Переход через Альпы, Маренгская битва и Люневильский мир, сделали его героем своего века; пожизненное консульство и восстановление во Франции христианской религии утвердили его славу и умножили уважение к нему всех держав. Но мы уже выше сего упомянули, что права Бурбонов на трон Франции беспокоили его; неудача переговоров с Людовиком XVIII его раздражила, привязанность народа к прежней законной династии сделала его мрачным и недоверчивым, а происки и заговоры роялистов на самую жизнь его, внушили ему жестокость. Снедаемый сими чувствами, он изыскивал в уме своем способы истребить врагов своих одним ударом, и известный Фуше изобрел средство, достойное себя. Целые легионы агентов парижской полиции рассеяны были тогда по всей Европе. По приказанию Фуше склонили сии агенты, жившие в Англии, многих эмигрантов и прежних шуанских начальников отправиться на берега Франции и приехать в Париж. Рассеяв прежде того разные вздорные слухи, они успели внушить сим приверженцам Бурбонов, что настала минута к восстановлению законного трона. Сим средством надеялись заманить во Францию генерала Пишегрю, многих принцев крови, а может быть и Людовика XVIII; тогда все враги Бонапарте были бы в его руках. Действительно Жорж Кадудаль и Пишегрю составили заговор, прибыли тайно в Париж и вскоре собрали значительную партию; но полиция Фуше надзирала за каждым их шагом; Бонапарте ждал прибытия Бурбонов; но никто из них не хотел унизиться до того, чтоб принять участие в заговоре.

В Эттенгеймском замке, близ Страсбурга, в Баденском курфюршестве, жил тогда уединенно молодой герцог Энгиенский, племянник Людовика XVIII. Близость пребывания его к границам Франции и ложные доносы агентов Фуше, внушили Бонапарте мысль, что герцог участвует в заговоре Кадудаля и Пишегрю. Надобно было захватить его. Коленкур, как полагают, взялся похитить его оттуда силою. Отправясь тайно в Страсбург и взяв сильный отряд жандармов, он переправился на правый берег Рейна, окружил ночью (с 17 на 18 марта) Эттенгеймский замок, проникнул с жандармами в покои герцога, и схватив его, увез в Страсбург; оттуда перевезен он тотчас же в Венсенский замок, заключен в темницу, обвинен пред военным судом в измене отечеству и участии в заговорах на жизнь первого консула, и в ночи 21 марта во рву Венсенского замка расстрелян! Вместе с тем схвачены были и все заговорщики; а как полиция узнала, что Пишегрю имел свидание с Моро, как с прежним товарищем на военном поприще, то Бонапарте воспользовался сим обстоятельством, чтобы погубить и сего знаменитого полководца. Моро вместе с другими был заключен в темницу и предан суду. Пишегрю найден в темнице удавленным шелковым платком, закрученным обломком лучины; объявили народу, что он сам удавился; большая же часть прочих гильотинированы 25 июня на Гревской площади; 9 человек заключены на всю жизнь по разным крепостям; малое число прощено; а Гогенлинденский герой, коего и казни и оправдания Бонапарте равно боялся, осужден был сперва на двухгодичное заключение; а потом переменили сей приговор на изгнание в Америку.

Насильственное похищение в союзной области и ужасная смерть герцога Энгиенского взволновали все умы в Европе. С этой минуты увидели все державы, что честолюбию Бонапарте нет ничего священного, и что мир с ним пустое слово; с этой минуты решен был союз России и Австрии против Бонапарте. Российский резидент при Имперском сейме в Регенсбурге подал оному по сему случаю ноту (24 апреля), в коей император Александр, изъявляя живейшее прискорбие о происшествии, оскорбляющем целость и спокойствие Германии и нарушающем народные права и святость мирных трактатов, побуждал сейм обратить особенное свое внимание на последствия сего насильства. Сам же пред лицом всей Европы протестовал против сего поступка, и повелевал объявить о том Бонапарте чрез своего поверенного в делах, с тем чтобы принудить его к приличному удовлетворению за оскорбление народных прав и безопасности Германии. Вскоре начала Россия более сближаться с Сен-Джеймским и Венским кабинетами. Новое происшествие изумило Европу и ускорило коалицию.

3 апреля трибун Кюре представил Трибунату предложение о возведении Бонапарте в императорское достоинство, с утверждением новой наследственной Династии в его фамилии. 18 мая Сенат утвердил сие предложение и тотчас отправясь к новому императору, поднес ему сенатское определение. Бонапарте принял сие титло и обнародовал 20 мая; народ и войско приняли это известие с восторгом, и таким образом на развалинах трона Карла Великого внезапно увенчан был короною императоров человек, который десять лет тому назад был артиллерийским офицером; увенчан тем самым народом, у которого за пять лет и малейшее покушение на верховную власть было приговором к смерти; а законный наследник престола, изгнанный тогда из своего отечества, влачил печальную жизнь из края в край, и за похищение трона своего, пред лицом Европы, должен был довольствоваться декларацией, что он не признает сего нового императора. Папа Пий VII вызван был из Рима, чтобы совершить миропомазание, и преемник первосвященников, потрясавших некогда престолы Европы и раздававших короны, повиновался воле счастливого воина, чтоб возложить на главу его венец 65-ти королей. 5 декабря совершена была коронация с удивительною пышностью; великолепнейшие празднества изумляли и ослепляли народ. Наполеон объявил всем Дворам о своем восшествии; но никто не спешил поздравлять его; а российский и шведский поверенные в делах получили напротив приказания от двоих государей оставить Францию; даже Порта отозвалась, что она прежде России и Англии не объявит своего мнения. Одна Австрия колебалась. Франц II издал около того же времени манифест, коим объявил себя наследственным в своей фамилии императором Германии, и поступок сей удивил прочие державы. Хотя, в сущности, он и ничего не переменял в политических отношениях Европы, но все подумали тогда, что это уже условлено было между Бонапарте, и австрийским Двором, и что следственно сей последний тайно уже признал императором Наполеона. Наконец российский поверенный в делах подал (28 августа) французскому Двору ноту, в коей, изложив сперва все доказательства миролюбия и справедливости своего монарха с самого его восшествия на трон, исчислял потом все поступки французского правительства, нарушающие трактаты и даже права народные. Несчастный конец герцога Энгиенского довершал картину. «А как из всех представлений, сделанных Франции о удовлетворении за сии поступки, ни одно не было ею исполнено, то Россия, убеждаясь сим, что французское правительство мало уважает сношения свои с нею и что оно решилось продолжать поступать в противность народных прав и законов справедливости, прекратила с сей же минуты все сношения с Францией». После чего поверенный в делах потребовал паспортов и уехал; а российский Двор предложил французскому посольству оставить Россию.

В это же самое время английский поверенный в делах Румбольд, находившийся в загородном доме недалеко от Гамбурга, схвачен переодетыми французскими солдатами и отвезен в Париж. Новое сие нарушение народных прав довершило ожесточение умов против Бонапарте. Прусский король подал против сего сильную ноту, требовал немедленного освобождения Румбольда, и Бонапарте, предвидя уже сбиравшуюся тучу на севере и желая отвлечь Пруссию от союза против него, исполнил требование Фридриха III и освободил Румбольда, оставив, однако, его бумаги при себе.

Бросим теперь взгляд на военные действия сего года; они были маловажны. Англия употребляла все усилия к истреблению флотов французских; но береговая защита всякой раз отражала нападения. Испания, хотя и не объявляла войны Англии, но находилась, однако, в союзе с Бонапарте, и в сие время, столь обильное нарушением народных прав, Сен-Джеймский кабинет не усомнился захватить несколько испанских кораблей для объявления войны мадридскому Двору. Франция продолжала грозить Англии высадкой, и Бонапарте часто осматривал булонский лагерь; но исполнение сего предприятия всегда отлагалось. Голландия, раззоренная вольностью, дарованною ей от Бонапарте, принимала новую конституцию от его же руки. Австрия и Россия собирали сильные армии, не объявляя еще назначения их. Так прошел и 1804 год без кровопролития на твердой земле; но 1805 и последующие будут за то обильнее ужасными битвами.

1805 год

Внутренние происшествия: Окончание Березинского канала. Грузия объявлена российскою областью.

Внешние: Письмо Наполеона к Георгу III. Наполеон — король Италии. Россия объявляет войну. Австрия тоже. Наступательное движение Австрии. План Наполеона. Генерал Макк. Ошибки его. Эльхингенское сражение. Ульм. Капитуляция Макка. Союз Пруссии и России. Первые встречи русских с французами. Быстрое отступление русских. Неудачные переговоры о мире. Занятие Вены. Критическое положение князя Багратиона. Он пробивается. Приготовления к генеральной битве. Планы с обеих сторон. Аустерлицкое сражение. Союзные разбиты. Австрия спешит просить мира. Условия Пресбургского трактата. Русская армия возвращается. Пруссия также заключает мир с Францией. Неаполитанская экспедиция. Морское сражение при Ферроле. Трафальгарская битва.

Тучи собирались на горизонте Европы, скоро должны были грянуть громы, скоро сам миролюбивый Александр I долженствовал обнажить меч для защиты своих союзников против нарушителя всеобщего спокойствия и безопасности. Прежде нежели приступим, однако, к описанию сих событий, бросим взгляд на внутренние происшествия и благотворные учреждения монарха, который и среди важных политических занятий, долженствующих переменить вид Европы, с тою же отеческою заботливостью пекся о благе своих подданных, как во дни тишины и спокойствия.

Более и более созревали плоды семян просвещения, посеянные рукою Александра I. Везде открывались училища и гимназии, частные люди благородно соревновали в исполнении мудрых намерений монарха. Таким образом в сем году открыты гимназии в Выборге 1 генваря; в Чернигове 17; в Екатеринославле 6 сентября; 31-го слободско-украинская; марта 29, по представлению и плану цесаревича Константина Павловича, повелено учредить 10 военных губернских училищ; 1 августа утвержден проект образования высшего училища правоведения; из заведений же, частными лицами устроенных, примечательнейшие были: учреждение пансиона для детей бедных дворян в Олонце, иждивением дворянства оного; институт глухонемых в селении Романове в Волынской губернии, учрежденный тайным советником Ильинским; гимназия в городе Нежине, иждивением графа Безбородко; наконец заложение церкви во имя святого Сергия в 15-ти верстах от Петербурга, с заведением для содержания 50 военных инвалидов, иждивением графов Зубовых.

Из общеполезных трудов, окончанных в сем году, примечательнейшим был: Березинский канал, соединяющий западную Двину с Днепром. Сим соединением Черного моря с Балтийским облегчена и распространена внутренняя торговля западных губерний, усилена промышленность и умножено благосостояние жителей.

В числе многих указов, данных государем в сем году, замечателен указ 19 генваря, коим воспрещено иностранным дворянам и даже русским подданным, получившим дворянство в чужих краях, за услуги, оказанные иностранным дворам, пользоваться теми же правами и преимуществами, кои дарованы высочайшею грамотою русскому дворянству, разве государю императору благоугодно будет таковых утвердить и повелеть внести в дворянские разрядные книги.

Россия получила также в сем году приращение областей своих. Хотя Грузия еще и со времен Павла I вступила в добровольное подданство России, но все еще почиталась более союзною землею, оберегаемою российскими войсками от нападений персов и горцев. Наконец указом 12 сентября объявлена она российскою провинцией, по усильным просьбам последней царствовавшей в оной фамилии.

В июле месяце (12) осматривал государь император Сестребекский оружейный завод, основанный Петром I в 1721 году; повелел сделать некоторые улучшения, и посещал потом большой лес, насажденный руками великого прародителя своего.

Проступим теперь к обозрению политических происшествий России и всей Европы.

Едва Бонапарте возложил на себя императорскую корону, как почувствовал, что новое звание его будет непрочно, если первостепенные державе» Европы не признают его в сем достоинстве. Австрию и Пруссию мог он еще надеяться преклонить, или страхом оружия, или дипломатическими тонкостями; но Россия, но Англия? Первая прервала с ним все сношения, со второю он вел войну, коей все действия были ознаменованы взаимною ненавистью обоих народов. Следственно с Англией мог еще он войти в переговоры. 2 генваря решился он отправить на имя английского короля письмо, в коем изобразил все бедствия, терзающие народы от истребительной между ними войны, и выражая всю свою чувствительность при виде подобных несчастий, претерпеваемых человечеством, изъявлял живейшее желание к заключению ядра. В письме сем имел Бонапарте в первый раз удовольствие титуловать коронованную особу названием любезнейшего брата.

Георг III понял, к чему клонилось желание Бонапарте, и приказал своему министру иностранных дел отвечать Тальерану, что Англия не может дать решительного отзыва, не снесясь прежде с прочими державами твердой земли, — «а особливо с императором Александром I, изъявившим сильнейшие доводы мудрости, благородных чувствований и живого участия к безопасности и независимости Европы». Неудовлетворительность сего ответа не лишила Бонапарте надежды. Видя, что голос России и для заключения всеобщего мира, и для признания его в новом звании важнее всех прочих, он решился сблизиться с Санкт-Петербургским кабинетом, употребил посредничество прусского короли, весьма тесно тогда соединенного с Сен-Клудскою политикою; подал величайшие надежды английскому полномочному, присланному для переговоров о мире, и кроткий Александр I заключил 2 апреля договор с Англией, не предпринимать взаимно никаких решительных действий до возвращения английского полномочного; он согласился даже, по ходатайству Лондонского Двора, отправить к Бонапарте Новосильцова для изыскания средств ко всеобщему миру. Новые события разрушили ожидание и надежды народов.

17 марта депутатство Итальянской республики явилось к Бонапарте и умоляло его не отделять от своего трона областей Италии. Новый император Франции объявил; что соглашается быть и королем Италии, прибавив, однако, что соединение сих обеих корон единственно в его особе может быть допущено; наследники же его обязаны разделять оные. (Для сего усыновил он пасынка своего Евгения, и назвал его вице-королем Италии, с наследственным правом сей короны в его фамилии). 26 мая короновался Бонапарте, так называемою, железною короною; а вслед за тем Лигурийская и Луккская республики присоединенье ко Французской империи.

Все сие произведено было без малейшего сношения с прочими европейскими державами, не смотря на Люневильский и Амиенский трактаты, по коим никакой перемены в образе правления, признанных сими договорами республик, не должно было делать без согласия других Дворов. Новое сие нарушение договоров доказывало Европе, что честолюбие Бонапарте не имеет пределов. Все державы живо сие чувствовали; но какая-то непонятная нерешимость останавливала их предприятия. Одни долговременные несчастья могли их соединить.

Между тем Новосильцев был уже в Берлине. Прусский Двор истребовал для него паспортf от французского правительства; оные были уже получены и российский полномочный готовился отправиться… Как вдруг получив известие о новых поступках Бонапарте, поспешил донести о том государю и испрашивал новых инструкций. Александр повелел ему возвратить полученные паспорта и отправиться обратно в Санкт-Петербург Новосильцов подал по сему случаю известную ноту 28 июня (10 июля) Берлинскому Двору, в коей сообщал причины, побудившие его к прекращению преднамеренного сближения с Бонапарте и к обратному отъезду. Берлинский кабинет чувствовал справедливость сих причин, но ни на что не решался, а объявлял себя в случае войны нейтральным. Российский же император немедленно (21 июля) приступил к оборонительному и наступательному союзу с Австрией, коей политическое существование наиболее обеспокоено было новейшими событиями. 1 сентября издал он указ, в коем сказано; что «при происшествиях, покой Европы столь сильно возмущающих, не может он взирать равнодушно на опасность, угрожающую союзникам Его, и потому, имея единственною и непреложною целью водворить мир на прочном основании, решился двинуть часть войска за границу, чтоб поддержать достоинство империи, святость договоров, и сделал усилие для достижения намерений своих (при чем повелевал набор рекрут с 500 душ — четырех), и тогда обе сии державы начали приводить в движение сильные свои армии. Но могли ль они утаить свои намерения от прозорливости врага и бесчисленных его агентов, наводнявших всю Европу? Еще во время коронации Миланской собрана была в Италии, будто бы для торжественности сильная армия под предводительством Массены; вся кавалерия, резервные батальоны, артиллерийские парки и обозы давно уже в тайне собирались на берегах Рейна; один булонский лагерь стоял далеко от границ Германии; и как по уверению французских газет вся военная сила Франции в сей только армии заключалась, то Австрия производила свои вооружения и движения войск с тою медленностью, какою ознаменованы были прежние её кампании. Она даже надеялась еще на мир, и Граф Кобенцель подавал 5 августа и 3 сентября ноты, коими предлагал все возможные средства к примирению; но ответы Тальерана (15 и 16 августа) опровергли наконец все надежды. В сих нотах французского правительства весьма достойно примечания то, что упрекая российский Двор в нанесенных оскорблениях императору Наполеону, и стараясь разными клеветами внушить Австрии недоверчивость против властолюбивых замыслов России, Тальеран предсказывал, что «Наполеон, в случае войны, не будет ждать соединения русской армии с австрийскою, и что вся тягость войны падет на Венской Двор». Слова сии, казалось, внушены были Тальерану гением покровителем Австрии для её спасения; но предсказание сие не было уважено Венским кабинетом, подобно пророчествам Кассандры. Бонапарте вел еще переговоры а булонская армия уже быстрыми шагами спешила в недра Германии, и усиленная баварскими, виртембергскими и баденскими войсками, (коих курфюсты, страхом ли близкой опасности, или обещаниями королевских достоинств, увлечены были в союз с Бонапарте) понеслась на берега Дуная.

Бонапарте, замышляя тогда высадку на берега Англии, приучал своих солдат булонского лагеря к маневрам десанта, и пригласив к оным австрийского посланника, с коим все еще вел переговоры, уверил его, что чрез два дня отправится в море, удостоверен будучи в миролюбии Австрии. Венский кабинет поверил словам его, и не ожидая прибытия русских, наводнил Баварию 84-х тысячною армией. Сим движением предполагали австрийцы вовлечь в союз свой баварского курфюста и усиленные двадцатитысячным его корпусом, перенести театр войны на берега Рейна. Расчет сей оказался ложным. Максимилиан Иосиф пребыл верен союзу с Францией, оставил Мюнхен при приближении австрийцев, и удалился в Вирцбург. Не смотря на это, австрийцы продолжали идти далее. Перейдя Изер и Лех, остановились они на Дунае и Иллере. Генерал Мак командовал сею главною армией; эрцгерцог Иоанн с 40 тысячною армией занимал Тироль; эрцгерцог Карл готов был вторгнуться в Италию со статысячною армией; следственно удары Бонапарте должны были обрушиться на Макка. Корпуса Мюрата и Ланна перешли Рейн в Келе 25 сентября; на другой день, корпуса Нея, Сульта и Даву; Мармонт перешел в Майнце и у Вирцбурга соединился с Бернадотом, шедшим из Ганновера, и с баварскою армией. Имея таким образом до 180 тысяч войска, Бонапарте предпринял броситься в тыл позиции австрийцев, отрезав их от сообщения с русскими, приближавшимися через Моравию. Корпуса Нея, Сульта, Ланна, Мюрата и гвардии взяли направление к Донауверту и Деллингену; а Даву и Мармонта к Нейбургу, Бернадота с баварцами на Ингольштат. Два последние корпуса без всякого предварительного сношения перешли чрез Аншпахское княжество, принадлежащее Пруссии, которая полагалась на свой нейтралитет, и оскорбленный сим прусский кабинет поздно увидел тогда непрочность своей системы и бесполезность нейтралитета. Но, не имея готовых армий, он должен был довольствоваться дипломатическими нотами, а Бонапарте слишком хорошо знал, что в случае его поражения, Пруссия изменит своему нейтралитету, чтоб довершить его погибель, а в случае победы, победителю все прощается. Последствие оправдало сей расчет. Между тем прусский король, оскорбленный этим нарушением народных прав и нейтралитета, известил императора Александра, что соединяет войска свои с союзными против всеобщего врага, с восторгом встретил великодушного монарха сего, приехавшего в Берлин (13 октября) и привел уже в движение свою армию; но военные события, быстро одно за другим последовавшие, доказали Пруссии, что потерянная минута безвозвратна. В это время генерал Макк с беспечностью шел на встречу своей погибели. Трудно попять причины военных его ошибок. Если австрийцы, не дождавшись русских, слишком рано начали кампанию, то план сей был извинителен тем, что они думали увлечь за собою Баварию; но как скоро надежда сия не сбылась, то непростительно было идти вперед до Ульма и стоять там в нерешимости, тогда как французы быстро шли против них с превосходнейшими силами. Если ж они не знали о движениях Бонапарте, то еще непростительнее, потому что вся Германия их знала. Бонапарте слишком хорошо воспользовался сею ошибкой. Тогда как Макк хотел прикрывать дунайскую линию, направив правое свое крыло к Рейну, центр к Гюнцбургу, а левый фланг к Ульму, Бонапарте обходил уже его позицию и готовился напасть на нее в разрез. 6 октября Вандам завладел донаувертским мостом; 8 октября Сульт пошел прямо в Аугсбург, куда и прибыл на другой день; Даву вошел в Айху, Мюрат утвердился в Цумарсгаузене; таким образом 120 тысяч французов подобно потоку разлились между позицией Макка и Веною.

Устрашенный Макк думал переменою фронта избежать угрожающей опасности; но Сульт бросился к Меммингену, чтоб отрезать его от Тироля, а Бонапарте устремился к Ульму. Макк мог бы еще спастись, перейдя на левый берег Дуная, и достигнуть через Цордлинген и Мангейм Богемии, и сие движение тем более было бы выгодно, что направлено будучи в тыл неприятеля, подвергало опасности артиллерийские его парки, магазины и отдельные отряды; но Макк собрал военный совет, и на оном положено было, чтобы эрцгерцог Фердинанд с 20-тысячным отборным корпусом пробился через Гейденгейм и Нордлинген, а Макк оставаясь в Ульме, удерживал бы напор неприятеля. Бонапарте не дал им сего исполнить. 11 октября отряд генерала Дюпона наткнулся на главные силы Макка у деревни Гаслах, и сражаясь с упорством целый день, отступил к Альбеку. Макк послал корпус Варнека преследовать Дюпона, а корпус Лаудона к Эльхингену; но в ту же минуту узнал, что Сульт напал на правый фланг его в Меммингене, окружил в Шпангене одну дивизию и оттеснил генерала Вольфскеля к Оксенгаузену. Он спешил отправить на сию дорогу генерала Иеллахиха, но уже было поздно. Шпанген сдался 13 числа с 7-ю тысячами австрийцев. 14 октября Ней атаковал австрийцев у Эльхингена в весьма крепкой позиции. Произошло жаркое и кровопролитное сражение. После мужественного сопротивления, австрийцы были опрокинуты через Кассельбрун к Гаслаху с потерею 20 пушек и 5 тысяч пленных; одна только колонна взяла направление на Альбек, куда и Ней перенес главную свою квартиру. (За сие сражение получил он титул герцога Эльхингенского). 15 обе главные армии были уже в виду друг друга; Макк занимал позицию на высотах Лара и Морингена перед Ульмом, Варнек к северу Альбека около Перенштетена. Из сего видно, что австрийцы, обращенные тылом к Рейну, казались шедшими из Франции, а французы встречающими их из Вены. Все стратегические выгоды и превосходство сил были на стороне Бонапарте. Произошло сражение, которое скоро окончилось отступлением Макка в самый Ульм. Город сей окружен стеною с крепкими бастионами и рвом, наполненным водою. Ней, хотя и не имел действительных средств к атаке крепости, но опрокинув оставшиеся вне города отряды австрийцев, послал парламентера требовать сдачи оной. Между тем, с другой стороны, корпус Варнека теснил Дюпона, и Наполеон, видя, что неприятельская армия разрезана надвое, послал Мюрата с тремя кавалерийскими дивизиями на подкрепление Дюпона, а сам устремился к истреблению половины, оставшейся в Ульме, уверен будучи, что после того другая не избежит той же участи при сильном преследовании. 16 октября бросили французы несколько брандскугелей [5] в Ульм и угрожали приступом, если Макк не сдастся.

Надеясь на подкрепление русских, он соглашался сдать крепость 25 числа, если до тех пор не получит ожидаемой помощи. Между тем Мюрат сильно преследовал Варнека и эрцгерцога Фердинанда, вышедшего из Ульма для присоединения к сему корпусу, который, казалось, мог бы еще избавиться участи Ульмской армии; 16 настиг Мюрат арьергард у Лангенау, опрокинул его и взял две тысячи пленных; преследовал его, и на другой день отбил еще до тысячи пленных, и эрцгерцог Фердинанд, отчаявшись в спасении сего корпуса, отделился от него и с кавалерией своею бросился к Нюренбергу. Оставленный Варнек, окруженный отовсюду неприятелем, сдался 12 числа с восьмитысячным отрядом у Трохтельфингена. Как скоро Бонапарте узнал о сем, то спешил ускорить развязку при Ульме, тем более что положение его имело свои неудобства. Войска его, сгроможденные около Ульма, терпели крайний недостаток в съестных припасах; с другой стороны, Бернадот и Даву могли подвергнуться опасности быть разбитыми русскою армией на Инне; а потому Бонапарте, пригласив к себе Макка, описал ему самыми черными красками его положение и предложил сдаться, не ожидая условного срока. Макк согласился, и 19 числа 30 тысяч австрийцев с 16-ю генералами вышли из Ульма, положили оружие и отведены военнопленными; 40 знамен, 60 пушек и три тысячи кавалерийских лошадей достались сверх того победителям. Из всей армии Макка спаслися только: корпус Книмейера, эрцгерцог Фердинанд с 3 тысячами кавалерии и дивизия Иеллахиха; но последний вскоре был окружен у Фуссена, а эрцгерцог, обманув движениями своими Мюрата, достиг Богемии со своею кавалерией.

Так при начале кампании уничтожена была 80-ти тысячная австрийская армия, не потеряв ни одного генерального сражения. Военные писатели обременяют Макка многочисленными упреками в сделанных им ошибках; некоторые стараются извинить его сильными интригами, существовавшими против него в армии, от которых все его распоряжения были худо выполняемы. И то и другое может быть справедливо. Во всяком случае Макк мог попытаться выйти из Ульма вслед за Иеллахихом к Фуссену, и не торопиться сдачею крепости и своей армии.

Не смотря на блистательное начало кампании, Бонапарте должен был еще бороться с русскими, и отделить от коалиции прусского короля, огорченного нарушением своего нейтралитета, и заключившего уже с императором Александром трактат 2 ноября (21 октября). Русские быстро поспешали к театру войны. Первая колонна их прибыла на подводах в Браунау 1/13 октября, и генерал Кутузов тотчас узнал, что в 15-ти верстах перед сим городом стоял австрийский 10-ти тысячный корпус Кинмаера, а против него 40 тысяч французских и баварских войск, под командою Бернадота. К 6/18 октября собрались у Браунау 4 пехотные колонны русской армии, также привезенные на подводах в числе около 20 тысяч; 5-я пехотная колонна, большая часть артиллерии и почти вся кавалерия, остались далеко назади; 6-я колонна находилась еще в Гасмедии, В Браунау держан был военный совет, на котором положено: по превосходству сил неприятельских, оставаться при Браунау до соединения всей армии и получения известий из главной австрийской армии, которая в сие время уже не существовала. 12/24 октября прибыл в Браунау сам Макк, отпущенный на честное слово, и уведомил Кутузова о своих несчастьях. Русским оставалось отступать, 13/25 числа начали они ретироваться по большой венской дороге, под прикрытием австрийского арьергарда генерала Мерфельда. Французы устремились вслед за ними, достигли их 17/19 при Ламбахе, но были отражены с уроном. Второе дело происходило при переправе через Энс, где французы также были отбиты арьергардом князя Багратиона. Сии отпоры охолодили преследователей, и Кутузов, желая дать отдых войскам, простоял три дня в позиции за рекою Энсом; но 24 октября (5 ноября) узнал, что французы вытеснили из Штенера отряд генерала Мерфельда, защищавший при сем городе переправу через Энс, продолжил свое отступление. Между тем Бонапарте со всеми своими массами шел вперед. В Линце прибыл к нему от австрийского императора граф Гиулай с предложением перемирия, и Бонапарте соглашался принять оное, с тем чтобы русские тотчас возвратились в свои области, чтобы Австрия распустила поголовное вооружение, образующееся в Венгрии, и отдала ему Венецию и Тироль. Условия сии были отвергнуты австрийским двором и военные действия продолжались. 24 октября (5 ноября) произошло жаркое арьергардное дело при Амштетене. Князь Багратион, подкрепленный бригадою генерала Милорадовича, разбил французский авангард Мюрата и гнал его с полмили с поля сражения. На другой день Кутузов получил от австрийского императора повеление прекратить отступление по венской дороге, а повернуть от с Пельтена к Кремсу, и перейдя Дунай, занять при сем городе на левом береге Дуная боковую позицию, в стороне неприятельского пути действий. Сим движением надеялись остановить стремление французов на Вену; но Бонапарте рассчитывал иначе. Он поручил Мортье следовать за Кутузовым, Мармонту взять направление к Лебену, а Даву к Лилиенфельду, чтоб приблизиться к Вене. (Сей последний встретил на сем пути отряд генерала Мерфельда, разбил его, взял 5 тысяч в плен и преследовал к Нейштату). 31 октября (12 ноября) возвратился к Бонапарте граф Гиулай, — но вместо ответа на предложенные ему условия, он привез ему известие о трактате, заключенном между Россией и Пруссией. Весть сия ускорила решимость Бонапарте, 1/13 ноября перенес он свою главную квартиру в Буркерсдорф, а корпуса Мюрата и Ланна явились перед Веною. Сия столица Австрии, окруженная крепкими бастионами, требовала правильной атаки и осадной артиллерии; арсенал её был один из богатейших: в нем находилось до 2 тысяч пушек и 100 тысяч ружей. Корпус генерала Мерфельда, пройдя через сей город, остановился на левом берегу Дуная, приготовив все к истреблению моста. Если бы сей арьергард, усиленный городскою милицией, поднял мосты и уставил орудиями стены, то французам должно бы было: или искать другой переправы, или заняться медленною осадою; но австрийский император, отправясь в Брун к императору Александру, поручил столицу обер-камергеру графу Вурбна, который не только склонял жителей к миролюбию, но и грозил наказанием за всякое частное сопротивление, могущее нарушить общий порядок. Тогда как 10-ти дневная защита Вены могла бы, может быть, спасти Австрию, губернатор, не ожидая требований неприятеля к сдаче, послал сам в Цинцендорф парламентера с предложением о сем. Поутру 1/13 ноября при появлении кавалерии Себастиани, ворота отворились; пехота Удино следовала за нею; все бегут к мосту, на коем все было приготовлено к истреблению его; уверяют командующего офицера что перемирие заключено, и он и князь Ауерсберг этому верят, и сею ничтожною военною хитростью захватывают великолепный моет в 250 сажен; [6] а обманутые защитники оного спасаются бегством. Занятие сего моста переменяло весь вид войны и поставляло русских в критическое положение. Мы выше сего видели, что против Кутузова оставался один Мортье, который перешел Дунай при Линце 21 октября, (2 ноября), восстановив мост сожженный русскими при отступлении их через сей город, и следуя к Кремсу по левому берегу реки, прибыл 29 октября (10 ноября) к Дирнштейтену. Кутузов, уведомясь о сем движении, принял намерение разбить сей корпус. 30 октября (11 ноября) поутру Милорадович внезапно атаковал его с лица при деревне Лойбен, между тем как генерал Дохтуров, сделав большой обход уже под вечер, напал на неприятеля с тыла. Сражение было весьма упорное и кровопролитное, и продолжалось даже ночью при свете от пожара деревни Лойбен, зажженной русскими. Три бригады корпуса Мортье были приперты к Дунаю и почти уничтожены. Сам Мортье с генералом Газаном спаслись с небольшою частью войск на лодках на правый берег Дуная, прочие были побиты, взяты в плен или рассеяны по лесам. В продолжении сего сражения, генерал Дюпон с 4-ю бригадою корпуса Мортье удержан был тремя русскими батальонами в теснине пред Дирнштейном, а кавалерия Мюрата с правого берега Дуная смотрела на сие поражение и не могла подать помощи. В сем деле французы потеряли до 6 тысяч человек (в том числе до 1.500 пленными и 5 пушек). После сего блистательного дела Кутузов был намерен ожидать при Кремсе присоединения армии Буксгевдена; но вдруг он узнал о взятии Вены и занятии венского моста. Тогда, опасаясь быть отрезанным от Буксгевдена, Кутузов принужден был, не теряя времени отступить; 2/15 ноября остановился арьергард князя Багратиона на Моравской дороге у Шенгробена, а Кутузов расположился у Иецельфельда, позади Багратиона. Того ж числа кавалерия Мюрата и корпус Ланна, перейдя Дунай, по венскому мосту, прибыли к Голланбрюнну в 6-ти верстах от Шенгробена. Мюрат, желая отмстить русским за поражение Мортье под Кремсом, вздумал употребить туже хитрость, которая так хорошо удалась недавно при завладении венским мостом. Ему нужно было соединиться с поспешающими к нему корпусами, дабы оными подавить русских. Сперва Мюрат уверил австрийского генерала Ностица, что между их императорами заключено уже перемирие, и обманутый Ностиц отделился от русских; потом предложил Мюрат перемирие и князю Багратиону, который спешил уведомить о том Кутузова. Сей последний, проникая замысел неприятеля, обратил преднамеренную хитрость в свою пользу. Он послал для переговоров генерала Винценгероде, и получив от него акт перемирия, медлил ответом более 20-ти часов; а в продолжении сего времени отошел с русскою армией на два перехода, оставив князя Багратиона с 6-ю тысячами у Шенгробена в самом критическом положении. Крайность обстоятельств требовала пожертвовать авангардом для спасения всей армии. Между тем прибыл к французам корпус Сульта, и тогда, почитая себя довольно сильными, они не усомнились начать военные действия, уведомив Багратиона, что Наполеон не утвердил перемирия, [7] и тотчас же атаковали русских; но вместо всей армии Кутузова, остался им на жертву один Багратион, окруженный 50 тысяч неприятелей. Он казался погибшим; но он предводительствовал русскими, и не смотря на все усилия неприятеля, на штыках пробился, потерял до 2 тысяч человек, и 19 ноября соединился с Кутузовым, принеся знамя, отбитое у неприятеля.

На другой день совершилось соединение армии графа Буксгевдена с Кутузовым при Вишау, между Бринном и Ольмюцом. Войска Кутузова так были утомлены беспрестанным отступлением на расстоянии более 550 верст, в самое дурное время года, что признано было за нужное дать им отдых. Для сего обе армии пошли к Ольмюцу и расположились перед сею крепостью. Бонапарте, в то же время желая дать отдых своей армии, расположил ее на тесных временных квартирах между Бринном и Аустерлицом, имея авангард в Вишау. 13/25 ноября прибыла к Ольмюцу российская гвардия (в числе 9 тысяч), и тогда принято было намерение действовать наступательно. 15/27 союзная армия двинулась вперед, и 16/28 захватила, французский авангард в Вишау, почти врасплох, и опрокинула оный. Бонапарте, узнав о сем, спешил собрать свою армию впереди Бринна. Если б в сию минуту союзные решились действовать быстро и сильными массами устремились на растянутую позицию французов, то, имея на своей стороне превосходство сил и выгоды наступательных движений, они бы верно разбили порознь неприятеля; но руководствуемые австрийским генерал-квартирмистром Вейротером, они целые три дни потеряли в неуместных маневрах, и дали время Бонапарте не только собрать расположенную на квартирах армию, но еще призвать из Никольсберга две дивизии корпуса Даву и 30-ти тысячный корпус Бернадота из Иглавы. Войска сии присоединились к Бонапарте 19 ноября, (1 декабря) и дали ему опять перевес над союзниками. Обе стороны готовились к генеральному сражению, долженствовавшему решить участь кампании; но прежде описания оного, взглянем на военные происшествия в Италии, между эрцгерцогом Карлом и Массеною. Австрийцы имели там до 100 тысяч войска, и оставались в крепкой позиции на реке Адиже без действия с 23 октября. Тогда Массена, узнав об участи армии Макка, решился начать наступательные действия, несмотря на превосходство неприятеля, и 29 числа с 40-ка тысячами осмелился атаковать 80-ти тысячную армию при Кальдеро. Три дня сряду возобновлял он на укрепленную позицию австрийцев отчаяннейшие нападения, будучи отбиваем каждый раз с уроном, причем потерял до 6 тысяч человек. В сие время узнал эрцгерцог о бедствиях Ульмской армии, и не смея углубляться в Италию, предпочел сблизиться с главною армией и начал отступать. Массена устремился вслед за ним, но кроме небольших, удачных стычек с арьергардом, не мог расстроить порядка ретирады, и австрийцы дошли до Лайбаха без значительной потери.

У Ольмюца сбирались уже тучи. Гром битвы долженствовал скоро грянуть. Между тем Бонапарте 13/25 ноября посылал к императору Александру генерала Сегюра, чтоб узнать о условиях союзников к заключению мира, а австрийцы в то же время отправили к Бонапарте графа Штадиона и Гиулая; но с обеих сторон кондиции показались преувеличенными, и сила оружия должна была решить и согласить их. 16/28 ноября прибыл в главную квартиру Бонапарта прусский полномочный граф Гаугвиц, и объявив ему все неудовольствия Двора своего, требовал за них удовлетворения. В ту минуту донесли Бонапарте о наступательных движениях русских и о разбитии ими французского авангарда в Вишау. Он сказал Гаугвицу, что должен теперь пещись о безопасности своей армии, просил его ехать в Вену к Талейрану, и уверил, что он все готов сделать для прекращения неудовольствий. Он знал, что предстоящая битва лучше всего будет отвечать за него, что побежденному нельзя ждать от Пруссии снисхождения, а победителю легко будет оправдаться. Мы уже выше сего видели, что 15/27 ноября русские, захватив в Вишау французский авангард, двинулись вперед; сделали они небольшой переход в 2,5 мили до высот Кучерау; 18/30 остановились на биваках в Гогидице; а 19 ноября (1 декабря) выйдя из Аустерлица, стали напротив французов в Пратценской позиции. Движениями их управлял австрийский генерал-квартирмистр Вейротер. Правое крыло, под командою Буксгевдена, состояло из авангарда генерала Кинмейера и трех русских дивизий, (Дохтурова, Ланжерона и Прибышевского) в числе 30 тысяч человек; оно должно было идти в трех колоннах с высоты Пратцена, через Оиест на Тельниц и Сокельниц, перейти ручей, составляющий два озера, налево, и отойти к Турасу. Четвертая колонна, под начальством генерала Колловрата, составляла центр (здесь находилась и главная квартира), и состояла из 12-ти неполных русских батальонов под командою генерала Милорадовича и 15-ти ново собранных австрийских батальонов; они должны были идти через Пратцен на Кобельниц, несколько позади третей колонны; 5-я состояла из 80-ти эскадронов под начальством князя Лихтенштейна, и долженствовала из центра, за коим ночевала, перейти к правой колонне и содействовать оной по направлению Бруннского шоссе. В 6-й, образующей оконечность правого крыла, и состоявшей из авангарда князя Багратиона, считалось 12 батальонов и 40 эскадронов; она назначена была к атаке, по большой Бруннской дороге, Сантонской и Бозиницкой высот. Наконец 7-я, составленная из русской гвардии, под предводительством цесаревича, образовала резерв правого крыла на Бруннском шоссе. Французская армия, в числе около 90 тысяч человек, расположена была между Кобельницом и Сантоном; корпус Сульта составлял правое крыло между Сокельницем и Пуптовицем, против центра союзных; Бернадот стоял позади Гирковица, Мюрат влево от сей деревни, а Ланн по обе стороны Бруннского шоссе; резервы стояли позади Сульта и Бернадота. В сих-то позициях готовились обе армии к знаменитому Аустерлицкому сражению. Все возможные выгоды были на стороне французов; их превосходство сил, прежние победы, счастье и гений вождя — придавали солдатам какую-то самонадеянность, и вели их в бой с уверенностью в победе. С другой стороны, австрийцы были убиты духом, не доверяли своим начальникам и самим себе; русские же, в чужой земле, руководимые в движениях чужими планами, были сами в довольно расстроенном положении. За два дня до сражения вся армия их нуждалась в пище, лошади были вовсе изнурены, так что артиллерия должна была оставаться там, где при начале была постановлена.

В 8 часов утра началась битва. По плану атаки, союзные намеревались обойти правое крыло неприятеля, позицию коего предполагали растянутою до Мельница, тогда как вся его армия состояла в массах между Шлапаницом и Бруннскою дорогою. По сему распоряжению колонна Буксгевдена тронулась прежде всех, а кавалерия Лихтенштейна перешли из центра на правое крыло, что и оставляло высоты Працена, образующие ключ поля сражения, совершено без прикрытия. Между тем, первая атака корпуса Буксгевдена произведена была с мужеством и решительностью, и имела значительные успехи. Французы были опрокинуты и выгнаны из теснин Тельница и Сокельница; вскоре подкрепленные двумя дивизиями, они успели удержать на время дальнейший натиск. Вдруг корпус Сульта, устремясь на высоты. Працена, встретился нечаянно с колонною Колловрата, шедшею в центре позади 3-й; Милорадович едва успел сформировать батальоны к атаке, но уступая превосходству сил, принужден был ретироваться до Гостирадена. Здесь находилась главная квартира, и император Александр с хладнокровием вдавался в опасность для остановления успехов неприятеля. [8] Бригада Каменского, принадлежащая к 3-й колонне, подкрепила отступающих и, отражая стремительность неприятеля, русские отступили к Вишау. На левом фланге произошло тоже с русскою гвардией, что в центре с главною квартирою; долженствуя быть в резерве, она атакована была прежде прочих войск; князь Багратион потянулся к Дварошену, чтоб обойти и атаковать Сантонскую позицию, а кавалерия Лихтенштейна, долженствуя из центра следовать ему на подкрепление, остановлена была движениями прочих колонн, и от того русская

Гвардия, предводимая цесаревичем, прибыла прежде к Кругу и очутилась в 1-й линии в ту минуту, как Бернадот шел к Блазовицу, а Ланн по обеим сторонам Бруннского шоссе. Сильный бой закипел на сем пункте и стремление французов было отражено. Русская гвардия производила чудеса храбрости; но гвардейский уланский полк, опрокинув легкую кавалерию Келлермана, увлечен был стремительным преследованием и, наткнувшись на пехотные французские линии, обращен был с потерею вспять. Генерал Кутузов, видя, однако, успехи французов в центре, принужден был призвать туда обратно кавалерию Лихтенштейна. Сей последний не знал к кому прежде спешить на помощь: четыре кавалерийские полка отделены были к колонне Колловрата; генерал Уваров с 30-ю эскадронами стал между Багратионом и цесаревичем, а остальная кавалерия расположилась левее. Цесаревич, видя с своей стороны, что французы, овладев Блазовицем, идут вперед, оставил высоты и пошел сам к ним на встречу, дабы не только обезопасить себя, но и выручить центр, за который начинал бояться. Здесь произошло упорнейшее и кровопролитнейшее сражение и в то время, как храбрая гвардия отражала усилия дивизии Эрлона, конногвардейский полк атаковал её с правого фланга, врубился в сию пехоту и отбил знамя. Но и сей успех был непродолжителен, Бонапарте отрядил на сей пункт Бессьера с гвардейскою кавалерией, и новое это подкрепление остановило натиск русских. Долго и упорно сопротивлялась русская линия соединенным усилиям Бернадота и Бессьера, наконец отступила к Крженовицу; здесь подоспел из Аустерлица кавалергардский полк; но успехи неприятелей не могли уже быть остановлены — и весь центр продолжал ретироваться к Аустерлицу. Между тем Мюрат и Ланн сражались с Багратионом и Уваровым с переменными успехами. Тогда все внимание Бонапарте обратилось на левый фланг союзных, оспаривавших еще победу. В 2 часа Сульт устремляется на Сокельниц с фланга, Даву с лица, Вандам бросается на Оиест; французская гвардия подкрепляет сии массы. Дивизия Прибышевского, окруженная в Сокельнице превосходным неприятелем, принуждена сдаться. Ланжерон с трудом успевает пробиться к Буксгевдену, который также видит, что время подумать о безопасности своего корпуса и начинает отступать к Оиесту; но вдруг Вандам вторгается в сию деревню и разрезает на две половины отступающих; Буксгевден с двумя батальонами присоединяется к Кутузову, но Дохтуров и Ланжерон с 28-ю остальными, окружены между озерами и высотами, занятыми неприятелем. Не думая о сдаче, храбрые сии решаются перейти через оконечность едва замерзшего озера; но лед подламывается и множество погибает; Дохтуров под огнем неприятельским отступает вдоль озера до Тельннца, а оттуда до Мельницкой плотины; здесь прикрытый кавалерией Кинмейера, достигает он наконец до Сачама и продолжает вместе с ним отступление к Цейчу, оставив всю артиллерию, по ужаснейшим дорогам, едва проходимым от дождя и оттепели. Сим кончилось Аустерлицкое сражение. Французы называют его битвою трех императоров. Союзные потеряли до 25 тысяч выбывшими из строя и до 120 пушек; французы около 16 тысяч. Положении союзной армии было самое критическое, отрезанная от Ольмюца и следуя отступлению левого своего крыла, она должна была взять направление к Венгрии, и австрийский император, не желая более вверять оружию судьбу своей монархии, отправил к Бонапарте князя Лихтенштейна с предложением о перемирии. Условия были скоро заключены, потому что обе стороны желали прекращения войны. Положение самого Бонапарте было весьма затруднительно. В такой отдаленности от своего государства, в такое суровое время года, он везде вокруг себя видел восстающие тучи. Эрцгерцог Карл достигал уже Дуная, Венгрия собирала поголовное вооружение; резервы русские подходили к Ольмюцу; эрцгерцог Фердинанд, вытеснив из Иглавы баварскую дивизию, шел вперед; Пруссия угрожала со стотысячною армией отрезать путь сообщений: все сие сильно беспокоило Бонапарте. Еще бы несколько твердости к самой себе, и Австрия может быть была бы спасена; но Франц 11 почитал дело свое потерянным, усилия истощенными, Бонапарте непреодолимым, и спешил заключить перемирие, первым условием коего было немедленное возвращение русских в Польшу.

Множество существует суждений военных писателей на счет ошибок, бывшим причиною неудачи Аустерлицкой битвы. Обвиняют Буксгевдена в том, что, опрокинув французов, он шел далее искать успехов, не заботясь о центре. Действительно, если б он, услышав позади себя канонаду, собрал свои 60 батальонов у Кобельница, то сражение приняло бы совсем другой вид; но не должно забыть, что он следовал данным ему предписаниям диспозиции Вейротара, и не имел права отступать от них. Более же всех виновен сочинитель плана сражения, который обнажил центр, и тем поставил главную квартиру в первой линии, в том самом месте, от усиления коего зависел успех сражения. Вслед затем открылись переговоры в Пресбурге, и, 14/26 уже заключен и подписан мирный договор, с французской стороны Талейраном, а с австрийской князем Лихтенштейном. Условия оного обращали Австрию почти во второстепенную державу. Она отдала Франции Венецию и все венецианские области, Истрию, Далмацию, Каттаро, Венецианские острова на Адриатическом море. Признав Бонапарте императором Франции и королем Италии, (с тем, чтоб по заключении всеобщего мира, короны сии были навсегда разделены) а курфюстов Виртембергского и Баварского в принятом ими звании королей, уступила первому пять городов на Дунае и три области, а второму двенадцать городов с округами.

Таким образом кончилась сия кампания. Несчастие Макка приготовило все бедствия Австрии; Аустерлицкая битва довершила уныние.

Александр I, узнав о перемирии, заключенном Австрией, и о переговорах отдельного мира между Францем II и Бонапарте, велел войску своему идти обратно в Россию. Оно немедленно вступило в поход, и Бонапарте, разумеется, не пошел его преследовать: он даже присылал в главную квартиру Савари для мирных предложений; но русский император отверг оные. Отказ сей был благороден и означал непоколебимую твердость в несчастьях; он предвещал Бонапарте, что подвиги его не устрашают России. Савари имел свидание с императором в Галиче, и был принят милостиво. По возвращении в Санкт-Петербург кавалерственная дума ордена святого великомученика и победоносна Георгия поднесла императору Александру орденские знаки 1-й степени; монарх соизволил принять только 4-ю степень, сказав, что 1-я назначена только знаменитым полководцам, а он не командовал армией.

После Аустерлицкого сражения политика прусского кабинета долженствовала быть снисходительнее к победителю. Бонапарте предложил Гаугвицу забыть все прошедшее, и вместо княжества Аншпахского, Невшательского и герцогства Клевского, кои он намерен был взять от Пруссии, принять курфюршество Ганноверское. Такое выгодное предложение заставило прусского полномочного подписать мирный трактат 15 декабря; а Бонапарте с своей стороны выигрывал вдвое: прусскими землями наделил он своих союзников и родственников, а отдавал Пруссии чужое, ссоря ее тем с Англией.

К военным действиям сего года принадлежали также ганноверская экспедиция и неаполитанская. Шведский король Густав IV, командуя 40 тысячной армией, составленной из шведов, русских и англичан, перейдя Эльбу у Лаунбурга, очистил вскоре Ганновер от французов и думал вступить в Голландию. Вдруг, недовольный медлительностью берлинского кабинета, слагает он с себя начальство возвращается в Померанию — и разрушает тем весь план экспедиции. После трехнедельных переговоров успокоили его, и он возвратился в Лаунбург; но здесь отделился от него русский корпус Толстого; англичане, узнав об Аустерлицком сражении и мирных переговорах Австрии, сели опять на суда, а Густав отправился опять в Померанию.

Неаполитанская экспедиция имела столь же неуспешное окончание, с тою разницею, что стоила королю обеих Сицилий короны.

Чтоб сделать диверсию в пользу армии эрцгерцога Карла, англичане и русские сделали высадку в Неаполь; король объявил себя нейтральным, но старался помогать своим защитникам во всех случаях, и даже заключил наконец конвенцию. Бонапарте узнал об этом, но молчал до Аустерлицкого сражения. Победив же Австрию, преклоня к миру Пруссию, и видя, что Россия отвела свою армию обратно, уверен был что неаполитанская экспедиция сама собою должна была уничтожиться, и король обеих Сицилий останется беззащитною жертвою. На другой же день заключения Пресбургского мира, Бонапарте объявил, что дом обеих Силиций перестал царствовать! — 27 декабря последовала уже прокламация Бонапарте: «что 10 лет он все делал для спасения неаполитанского короля, а сей употреблял все к своей погибели; что он уже три раза спасал и утверждал его на престоле; но в четвертый раз не вверится уже сему Двору без веры, чести и рассудка, и повелевал солдатам своим идти, занять эго королевство и опрокинуть морских тиранов в волны». Армию поручил он брату своему Иосифу.

В другом месте увидим мы действия сей армии; теперь бросим взгляд на морскую войну Франции с Англией; год сей был решителен. Рошефортская эскадра вышла в море в марте месяце и поплыла к Антильским островам; завладела островом Мартиникой, снабдила войсками и припасами все колонии, перехватывая по дороге все английские купеческие корабли. Нельсон бросился отыскивать ее по всем морям; но более четырёх месяцев гонявшись за нею, возвратился без успеха; а Англия потерпела от экспедиции сей французской эскадры до ста двадцати миллионов ущерба. Другая сильнейшая эскадра вышла из Тулона под начальством адмирала Вильнева. 22 июля встретилась она с английскою эскадрою Кальдерна у Ферроля и принуждена к сражению; но густой туман, препятствовавший даже видеть сигналы, останавливал взаимную ярость сражавшихся. Движения были более на удачу и направлялись только по грому выстрелов: два линейные корабля достались, однако, в руки англичан, которые, с своей стороны, потеряв один сильно поврежденный, удовольствовались полученною добычею и не преследовали неприятеля на другой день. Английский парламент подверг за то суду адмирала Калдерна и, не смотря на все принесенные им оправдания, он получил публично строгий выговор. Нельсон взялся отмстить за честь британского флота и неудачные поиски оного над рошефортскою эскадрою, и наконец встретил соединенный французско-испанский флот, 19 октября, под командою адмиралов Вильнева и Гравина. Произошло знаменитое Трафальгарское сражение. Союзный флот состоял из 33 кораблей, — английский из 27. Нельсон, устроив свои корабли в две линии, напал на неприятеля — и в 12 часов прорвал его линию; товарищ его Коллингвуд также пробился с левого фланга, и расстройство союзного флота сделалось всеобщим, поражение оного совершенным. 20 кораблей испанских и французских принуждены были сдаться, Вильнев взят в плен, Гравина ранен и вскоре умер. Но и торжество Англии стоило ей дорого; герой Абукира и Трафальгара убит; 6 кораблей их потонуло, а в ночь, последовавшую сему ужасному сражению, сделалась сильнейшая буря, продолжавшаяся 36 часов, которая принудила Коллингвуда не только бросить и потопить большую часть пленных кораблей, но и собственный флот, потерявший еще во время бури 6 кораблей, вести обратно в Англию. Трафальгарская победа навсегда, может быть, отдала англичанам господство на морях. С того времени ни Франция, ни Испания, кои дотоле были сильнейшими морскими державами после Англии, не могли удержаться на море, и Бонапарте, видя, что безумная борьба его с Англией, лишила Европу и последней надежды на какое-либо равновесие в морских силах, решился тогда принудить всю твердую землю запереть гавани свои для английской торговли, и чрез то раззорить их промышленность, составляющую единственное их богатство. Вот основание той знаменитой континентальной системы, для утверждения коей Бонапарте еще целые 10 лет должен был проливать кровь.

Часть II. От Пресбургского мира до нашествия на Россию

1806 год

Внутренние происшествия: Маяки в Экгольме. Учреждение учетных контор. Заложение биржи. Окончание нового устья Ладожского канала. Посольство в Китай. Возвращение Крузенштерна. Могилев на Днестре. Новочеркасск. Указ против ябедников. О службе малолетних. Война с Персией. Завоевание городов Баку и Кубы.

Внешние: Условия мира между Пруссией и Францией. Объявление войны Пруссии с Англией и Швецией. Иосиф Бонапарте стал королем неаполитанским. Рейнский союз. Наполеон — протектор. Австрийский император. Рагузская республика. Русские на Средиземном море. Новое королевство Голландии. Людовик Бонапарте стал королем. Решимость Пруссии. Отдельный мир России с Францией. Александр І не ратифицирует оного. Движение русских войск. Наступательные действия прусской армии. Планы с обеих сторон. Заальфельд. Иена и Ауерштет. Поражение пруссаков. Неудачные переговоры о мире. Сдача прусских крепостей. Движение русских. Иултуск и Голымин. Происшествия в других государствах. Война России с Турцией.

1806 год переменит географию, статистику и политику Европы. Властолюбие Бонапарте поглощало все ему противящееся, и воздвигало новые троны для раболепствующих клевретов своих. Одна Россия стояла еще невредима, и, подобно каменной скале, презирающей усилия бурных волн, отражала замыслы его. Александр I, вступив с ним в борьбу, искал не увеличения державы своей, а одного мира и безопасности Европы. К сожалению, великодушным намерениям его не содействовали самые те державы, за свободу коих он сражался. Нерешимость Пруссии была первою виною неудач и несчастливого окончания Аустерлицкой кампании; слабость и уныние Австрии заставили ее заключить пагубный Пресбургский мир, и берлинский кабинет с равнодушием смотрел на её унижение. Вскоре увидим мы точно ту же картину наоборот. Одна Россия постоянно защищала угнетенное человечество; но прочные успехи её были еще далеки. Реки крови должны были еще запечатлеть спасение Европы.

Обратимся, однако, к происшествиям сего года. Прежде всего упомянем о примечательнейших действиях Александра, для внутреннего благосостояния империи своей. Для безопасности и удобств торговли построено два маяка на острове Экгольме и в Ревеле; учреждены (марта 2) учетные конторы: в Москве, Одессе, Таганроге и Феодосии; заложена в Санкт-Петербурге великолепная биржа. Для распространения отраслей внутренней промышленности взяты строгие меры против всякого рода перекупов (рескрипт Вязьмитинову 7 октября); окончено новое устье при Ладожском канале. Наконец для торговых польз России отправлено даже было посольство в Китай;

Но оно должно было возвратиться по причине унизительных церемониалов, предписываемых китайскими законами. Важнейшую пользу в торговых сношениях с островами Восточного океана и Тихого моря, а равно и по новым открытиям географическим и в естественной истории, принесло оконченное путешествие вокруг света Крузенштерна, возвратившегося 7 августа. Изданные им и товарищем его Лисянским описания сего путешествия (в коем в первый раз еще развевался русской флаг под экватором) весьма любопытны и занимательны.

18 генваря город Могилев на Днестре, бывший до того времени в имении графа Феликса Потоцкого, приобретен в казну, и по заведении в нем присутственных мест, сделался в последствии уездным городом. Равномерно и в Донской области явился ново созданный Александром I город Новочеркасск, в который 10 октября переведено правление Донского войска.

30 марта издал государь император указ против ябедников, вводящих неопытных людей в раззорительные тяжбы; имена известнейших были опубликованы для предостережения как частных лиц, так и присутственных мест. Равномерно уничтожено, указом 16 июня, другое злоупотребление, состоявшее в записывании в службу малолетних детей, а особливо высшего дворянства, в Иностранную коллегию, при чем положены впредь постоянные правила для приема чиновников в службу оной.

3 ноября обрадована была Россия рождением дочери государя своего, великой княжны Елисаветы Александровны. С восторгом все праздновали радостное сие событие, но не долго наслаждались сим счастьем.

На южных границах России продолжавшаяся воина с Персией увенчала русское войско новыми лаврами и доставила империи два значительные города (Баку и Кубу.)

Приступим теперь к обозрению политических происшествий России и Европы.

Пресбурский мир дал новый вид Европе, новый ход её политике. Пруссия объявила всенародно (26 генваря), что она заключила мир с Францией, и в следствие декларации 24 числа заняла Ганновер, уступленный ей Наполеоном впредь до заключения всеобщего мира, а вслед за тем и Лауенбургскую область, принадлежащую Швеции. Взамен сих земель отдал Берлинский двор Франции герцогство Клевское, Бергское, княжество Невшательское, а Баварии маркграфство Аншпах. Поступок сей произвел разрыв между Англией и Пруссией. 2 апреля Георг III объявил, что все прусские гавани в блокаде; наложил на корабли её эмбарго; выдал каперные виды для перехватывания всех торговых судов её; а 17 апреля то же самое последовало и со стороны шведского короля. Таким образом союз берлинского кабинета с Наполеоном уничтожил вдруг торговлю Пруссии. Правда, области её были сильно увеличены; но увидим к чему, вело сие расширение пределов и дружба с Сен-Клудским кабинетом.

Над Неаполитанским королевством висела уже гроза. Сильная армия Иосифа Бонапарте приближалась. Англо-российский корпус оставил сию державу; российский министр Татищев сообщил нотою королю, что Англия и Россия признают нейтралитет королевства Обеих Сицилии и желают, чтоб Франция также признала оный. Но судьба Неаполя была уже решена. Бонапарте объявил уже, что он на престол сей возводит брата своего Иосифа. Всеми оставленный законный король уступил судьбе своей — и 25 генваря переехал в Сицилию, оставив наследного принца с неограниченною властью на твердой земле; но что мог он сделать против французской армии? Все города сдались без сопротивления, кроме крепости Гаэты, в которой губернатор, принц Гессен-Филипстальский решился защищаться до крайности — и свято исполнил свое слово. Тщетно предлагали ему самые выгодные условия — он отвечал: Гаэта не Ульм, я не Макк! — Не смотря на то, Иосиф вступил, однако, беспрепятственно в Неаполь и признан был всеми королем; а прежний государь издал 24 мая манифест; коим протестуя против насильственного похищения своего трона, приглашал всех своих подданных к сохранению к нему верности. Действительно пламя возмущения разлилось повсюду, и жители Калабрии, ободренные англичанами, первые восстали на новых своих повелителей. Один остроумный политик сказал, что народы Италии легко победить, покорить, но очень трудно долго удержать в своей власти. Англичане сделали высадку на берег Калабрии; французы принуждены были послать корпус генерала Ренье; но оказалось, что и этого мало. Ренье был разбит, крепости Сивилла и Коррона взяты, и английский генерал объявил, что Калабрия возвращена законному королю своему. Это минутное торжество не могло быть, однако, прочным. Горсть калабрийцев и англичан не в силах была бороться с Бонапарте! — Но пример жителей, не признавших над собою чужого самовластия, мог быть гибелен для него; пример сей мог показать униженной тогда Европе, что против нашествий многочисленных армий лучшая оборона, не холодная расчетливость политики и стратегии, но единственно война народная.

Между тем Бонапарте более и более стремился к достижению владычества над всею Европою. Аустерлицкая кампания разрушила древние связи Германской империи. В войне сей немцы уже сражались с немцами. Два курфюршества произведены в королевства. Германия уже не имела ни собственной политики, ни общих выгод, Бонапарте слишком хорошо знал правило: разделяя царствовать, и потому составил план Рейнского союза. 12 июня был уже подписан договор между Францией и областями, союз сей составившими (королевства Баварское и Виртембергское; области: Баден, Регенсбург, Гессен, Вирцбург, Гессен-Дармштат, Нассау-Зиген, Нассау-Вейльбург, Клев и Берг, Гогенцоллерн-Гехинген, Гогенцоллерн-Зигмаринген, Сальм-Сальм, Сальм-Кобург, Изенбург-Барштейн, Аремберг, Лихтенштейн и Лейен). В последствии же увидим и Саксонию, возведенную в королевство, приступившую к сему союзу, и Наполеон провозглашен был протектором сей конфедерации; а 6 августа издал Франц II манифест, коим слагая с себя звание императора Германии, оставлял за собою только имя австрийского императора.

В Италии оставалось одно Тосканское (Этрурское) королевство, как бы независящим от Франции. Оным (по смерти Людовика І, возведенного на трон сей Наполеоном) управляла вдова его до совершеннолетия сына. Под предлогом, что она слишком слабо управляет, Бонапарте присоединил оное к Французской империи.

Простирая еще далее виды свои, отделил он Далмацию от Каттаро, отданную ему по Пресбургскому миру Рагусскою республикою, под покровительством Порты. Французы заняли ее по праву сильного, и таким образом Французская империя уже касалась границам Турции. Селим, удивясь такому соседству, признал тотчас Наполеона императором и королем; сие необходимо влекло Порту к войне с Англией) и Россией. Сильная русская эскадра, под командою вице-адмирала Сенявина, явилась на водах Адриатического моря, блокировала все берега, принадлежащие французам, перехватывала суда, отправляемые из Италии в Рагузу, Бокодикатару и Адриатические острова, заняла остров Курцолу, сделала высадку на берега Рагузы и десант сей, соединясь с черногорцами, напал 5 июня на французов, опрокинул их, занял город Старую Рагузу, вогнал в крепость Новой Рагузы, отнял 15 орудий и несколько сот пленных. К сожалению, и сия экспедиция русских не могла иметь большего успеха; ибо французы получили сильное подкрепление, (которое Австрия должна была, пропустить чрез свои владения) и могли беспрестанно оное вновь получать, тогда как русские слишком были отдалены от своих вспоможений. Вообще всякая подобная экспедиция не может иметь важных последствий; ибо при значащих успехах с которой-нибудь стороны, участь завоеванных или отнятых областей зависит всегда от действий главных сил воюющих держав. Так и тут все успехи уничтожены были Тильзитским миром.

Около сего же времени оказал себя Бонапарте миротвотцем в новом роде. Между Неаполем и папою произошли несогласия на счет княжеств Беневенто и Понте-Корво. Чтоб помирить их, Наполеон причислил обе области к ленам французской империи, отдав первой Талейрану, а второе Бернадоту. (Прежде сего еще отдал он герцогства Берг и Клеве Мюрату, а княжество Невшательское генералу Бертье.)

Наконец вздумал Бонапарте создать еще новое королевство; республики отжили уже свои годы; все соединены уже были под скипетром Французской империи (кроме Швейцарии); оставалась одна Голландия, и Наполеон, провозгласи ее королевством, возвел на престол оной брата своего Людовика. Европа молчала. Ни одной державе не показалось такое созидание новых престолов и королей странным, предосудительным. Одна Пруссия по неволе чувствовала следствие нового сего самовластия Бонапарте. Видя, что трактат подписанный полномочным её после Аустерлицкой битвы, впутывает ее в войну с Англией), берлинский кабинет снова отправил к Наполеону того же министра с предложением некоторых изменений договора; но раздраженный победитель вместо утвержденного уже им трактата, предложил теперь другой гораздо не выгоднейший и Пруссия принуждена была согласиться. Но с сей минуты она увидела, что союз с Францией был золотою цепью подданства; что от того, кто уступит сегодня одни земли, завтра потребуют других, а в случае отказа возьмут силою. С этой минуты Пруссия решилась употребить силу оружия; казалась, что дух Фридриха Великого пробудился в короле, войске и народе. Чего за восемь месяцев пред сим не могли сделать общие выгоды, то произвело оскорбленное самолюбие и опасение лишиться небольшой части своей собственности. Но удобная минута, в которую Пруссия могла приобрести славу быть спасительницею Германии, была упущена, и предпринимаемая воина могла обещать успех только тем ослепленным любителям прусской тактики, кои воображали, что военное искусство стояло еще на той степени, на какой было во время Семилетней войны, и котором в солдатах Франции представлялись Росбахские беглецы. [9] Времена слишком переменились с тех пор!

Между тем как Пруссия сбирала сильные армии, под предлогом опасений со стороны России и Швеции, двинувших войска свои к её границам, Бонапарте ясно видел, к чему клонились огромные сии вооружения. Большая часть его корпусов была еще в Германии. Даны тайные предписания всем остановиться, а вошедшим уже во Францию приблизиться к Рейну. Все возвещало близкую войну. Вдруг французское правительство обнародовало мирный трактат, заключенный отдельно с Россией. Европа изумилась; Англия и Пруссия поражены были удивлением. Нельзя было, однако, сомневаться в достоверности сего известия.

Посмотрим, от чего вдруг произошло сие дипломатическое событие. Знаменитый Фокс управлял тогда политикою Англии. Один изгнанный француз предложил ему свои услуги, чтоб умертвить Наполеона. Благородный британец с негодованием отверг гнусное предложение и уведомил Наполеона о сем замысле. Переписка сия произвела некоторые дипломатические сношения и переговоры о мире. Англия соглашалась трактовать обще с Россией, и для сего прислан был со стороны России статский советник Убри под предлогом размена пленных. Англия прислала лорда Ярмута, и конференции начались. Сначала все шло довольно успешно; но Фокс сделался болен, а вскоре потом и умер. Лорд Спенсер вступил в самое сие время в управление министерства, и переговоры охладели. К лорду Ярмуту прислан был лорд Лаудердаль, и затруднения стали день от дня возрастать. С русским поверенным в делах скорее кончились переговоры; Наполеон требовал сдачи Боко-ди-Каттаро, целости Оттоманской империи и независимости республики Семи островов, а сам обещал очищение Германии от французских войск, и договор был подписан 8/20 июня. [10] Наполеон спешил обнародовать его, хотя он еще и не был ратифицирован. Кабинет Сен-Клудский думал, что если он и не утвердится, то по крайней мере устрашит Пруссию и остановит приготовления её, а Англию может быть поссорит с Россией. Из ожидаемого им сбылось только одно: император Александр действительно не ратифицировал сего трактата, объявив, что он противен его правилам, выгодам союзников и достоинству Империи, и что он вслед за тем прекращает переговоры свои с французским правительством, видя что цель оного состоит только в том, дабы отделять союзные державы, обольщая полномочных, и нарушать потом все возможные трактаты.

Англия, узнав о не утверждении Санкт-Петербургским кабинетом трактата 20 июня, отозвала своих полномочных, и переговоры были прекращены. Не смотря на ужасные приготовления свои, Пруссия вела еще переговоры с Бонапарте и предлагала даже посредничество России. Несколько времени надеялись еще на возможность мира, и император Александр манифестом от 30 августа объявил всенародно: «что хотя с самого начала его царствования дух миролюбия руководствовал всеми его действиями, и посредничество его даровало мир Европе, но дух расширения и преобладания французского правительства становился, однако, день ото дня тягостнее для союзников России. Они принуждены были приняться за оружие; Россия участвовала в воине, возвестив, однако, что намерения её клонятся только к приобретению мира. Несчастия, постигшие союзные державы, остановили на время сии намерения его, не переменив правил. А хотя в начале сего года Франция и предложила мир, но условия оного были несообразны ни с достоинством Русской империи, ни с пользою союзников. Отвергнув оные, Россия предложила Франции способы к сближению, и, по-видимому, их отвергнуть нельзя без угрозы всеобщей безопасности. Россия ждет решительного ответа: оный решит мир, или войну. Желая первого, она не страшится последней, надеясь на промысл Всевышнего, и любовь к отечеству верных её подданных».

В след за тем (сентября 18) издан указ о наборе рекрут по 4 с 500 душ, и войска двинулись в пределы Пруссии, которая, видя безуспешность переговоров своих, манифестом 9 октября объявила: «что все старания её сохранить мир были тщетны. Неприятель хищный, необузданный, унизивший многие державы, уничтоживший почтеннейшие постановления, поправший все права народов, угрожает независимости Пруссии. Войско её давно желает сражаться. Долго благородное стремление сие было воздерживаемо старанием сохранить честь и целость королевства посредством миролюбия; но наконец Пруссия принуждена взяться за оружие, в надежде на помощь Бога, поборающего справедливости, на храбрость воинства, исполненного духом Фридриха Великого, и на преданность народа к вере, отечеству и королю». — Вместе с сим двинулась прусская армия, состоявшая из ста тысяч человек, в пределы Саксонии, коей курфюст решился действовать против Франции, и соединился с 20-ти тысячным корпусом с прусскою армией.

Могла ли действительно Пруссия думать, что Бонапарте ошибется на счет цели вооружений её; что он даст кому-либо первому напасть на себя, или допустит русскую армию соединиться с прусскою? Едва только узнал он о первых движениях россиян в Польшу, как уже приказал всем корпусам идти вперед. В первых числах сентября выступила гвардия его, а 5 октября поехал он сам к армии, которая стояла уже на Майне, и простиралась до ста восьмидесяти тысяч человек.

Неизвестно, какие причины заставили прусского короля, не дождавшись прибытия русских, начать войну за пределами своего государства. Если он имел в виду ту политическую выгоду, чтоб театр войны перенести в Саксонию и, соединясь в оной с войском курфюста, начать войну наступательную, то с первого взгляда мысль сия кажется превосходною; ибо спасала во-первых, королевство его от тягостей и ужасов войны; во-вторых, усиливала армию его двадцатью тысячами солдат; а в третьих гений его постигал великую тайну, что Бонапарте иначе не может быть побежден, как наступательною войною. Но если предположить: 1) что Бонапарте, давно проникнув намерение Прусского двора, с обыкновенною своею быстротою и огромными массами двинется на встречу прусской армии и первый нападет на нее; 2) что в случае поражения, театр войны не менее того перенесется в Пруссию, и тогда отступающая армия, удаленная еще от русских на 200 миль и преследуемая деятельным и многочисленным врагом, придет в совершенное расстройство прежде нежели успеет соединиться с русскою армией, и 3) что наконец союз и помощь Саксонии в случае неудачи самые ненадежные; — то, (как последствия все сие и оправдало) кажется, что при невозможности долее задерживать Наполеона переговорами, когда он двинулся в пределы Пруссии, надлежало, ведя со всевозможною осторожностью оборонительную войну, отступить к Одеру и избегать главного сражения до прибытия русских. Тогда бы, конечно, Берлин и большая часть западной Пруссии отданы были неприятелю; но и не должны ли они были подпасть власти его после неудачи на Заале, с тою разницею, что в первом случае прусская армия сохраняла бы грозный вид, получала ежедневно подкрепления, а наконец, соединясь с русскими, могла бы дать генеральное сражение с большею надеждою на успех, в случае победы преследовала бы ослабленного неприятеля чрез собственные свои области, жители коих, ожесточенные бедствиями войны, умножили бы беспорядок отступления. Конечно, и по соединении с русскими могло быть проиграно генеральное сражение; но следствия оного не могли быть столь несчастны, как при потере оного в Саксонии; ибо новая прусская армия уже формировалась в Силезии; к русским войскам также подходили бы ежедневно резервы, тогда как Бонапарте, будучи отдален от границ своих, имея позади себя многие крепости, (кои верно бы не поспешили тогда сдаться) и затрудняемый в своих сообщениях, притом наиболее всего опасаясь неприязненности Австрии, не могшей ему простить тягостного Пресбургского трактата, вероятно принужден бы был заключить мир.

Легко, конечно, судить после событий, но предположения сии кажется не столь запутаны, чтобы не могли прийти тогда на мысль. По всем признакам, обнаруживающимся в сочинениях того времени и в тогдашнем народном духе, всего вероятнее, что такая неудача не предполагалась; ибо прусская армия почитала себя непобедимою, и сами генералы её разделяли сию доверенность, зная, что прусские солдаты, по технической части были первые тогда в Европе, а французские, и даже гвардия, представляла всегда в ученьях и церемониалах довольно смешное зрелище. Они все еще думали, что школьная тактика решит успех сражений, и старый фельдмаршал Молендорф, товарищ славы Фридриха Великого, вел прусскую армию на бой, как на верную победу. Армия та, конечно, близка к победе, коей войны идут на битву с подобным уверением; но надобно, чтоб полководцы никогда не разделяли сей самонадеянности, а имели средства к спасению войска и в случае неудачи. Несоблюдение сего правила низвергло Пруссию в бездну несчастий. Забвение же оного погубит потом и Наполеона.

Приступим, однако, к обозрению военных действий сей кампании. Французская армия, состоя из 5-ти корпусов: Бернадота, Даву, Сульта, Нея, Ланна и кавалерии Мюрата, собиралась в Кобурге и Бамберге; гвардия под командою Лефебра шла к последнему городу; Ожеро выступил из Франкфурта, чтоб угрожать Кассельской дороге; 8-й корпус Мортье собирался на границах Вестфалий; Людовик Наполеон с 15 тысячным корпусом шел к Везелю. Прусская армия вступила в Саксонию следующим порядком: 50 тысячный корпус Рюхеля, составляя правое крыло, стоял у Эйзенаха; главная армия (из 50-ти тысяч), предводимая королем, а под ним герцогом Брауншвейгским, находилась в окрестностях Эрфурта; левое крыло, под командою принца Гогенлоэ (50 тысяч) сосредоточивалась у Блакенгейна; от оной отделен был корпус Тауенциена для прикрытия у Шлейца. План кампании со стороны Наполеона состоял в том, чтоб массами правого крыла своего обойти левый фланг прусской армии и отрезать ее от Берлина чрез Гоф и Геру, как он отрезал Макка от Вены через Донаверт, и Меласа у Маренго. Для предупреждения этого пруссакам предстояло, или в сентябре месяце быстро напасть на рассеянные по Франконии корпуса Наполеона и отдельно разбить их, или ожидать его оборонительно, сосредоточась на верхней Заале, упираясь левым крылом в границы Австрии. В случае неудачи, они пошли бы на Одер для соединения с русскими; напротив того они выдались правым крылом до Эйзенаха, сжали центр у Эрефута, а левое крыло оставили у Шлейца. Первый план герцога Брауншвенского состоял в быстром движении на Эйзенах для прикрытия Кассельской дороги и увлечения в союз с Пруссией курфюрста Гессен-Кассельского, собиравшего уже 20-ти тысячный корпус; откуда перейдя Франконию, намерен он был напасть на французскую линию на Майне; но скоро движения Наполеона расстроили все сии расчеты. Узнав о приближении французов к Кобургу, он переменил наступательные планы в оборонительные, и решился сосредоточить свою армию у Веймара и ожидать французов с лица. Армия Наполеона вторглась в Саксонию тремя дорогами: направо Сульт, Ней и баварская дивизия взяли направление от Барейта чрез Гоф на Плаун; в центре Мюрат, Бернадот и Даву шли из Бамберга через Кропах и Заальбург, а на левом крыле Ланн и Ожеро взяли направление из Швейнфурта чрез Кобург и Граффенталь на Заальфельд. Первая встреча произошла 8 октября у Заальбурга. Прусский отряд, защищавший переход чрез реку, был оттеснен; на другой день французский центр напал на корпус Тауенциена у Шлейца и опрокинул его. На левом фланге французов произошло 10 числа у Заальфельда авангардное дело. Прусский принц Людвиг командовал авангардом армии Гогенлоэ, и сражаясь против превосходнейших сил неприятельских, юный герой сей пал жертвою своего мужества. Между тем движения Наполеона угрожали прусской армии участью Макка. Уже 13-го числа Даву, Бернадот и часть Мюратовой кавалерии вступили в Наумбург, где захватили прусские магазины; Сульт шел из Геры на Иену, Ней был в Роде, Ланн в Иене, Ожеро в Кале. Все предвещало решительное сражение; но прежде оного Наполеон 12-го числа написал из Геры письмо к прусскому королю и предлагал мир. К несчастью, оно было получено уже в самом пылу Иенской битвы. Прусская армия, узнав, что французы овладели дорогою из Веймара в Лейпциг и магазинами в Наумбурге, решилась отступать к Эльбе. К вечеру 15 сентября главная армия герцога Брауншвейгского двинулась к Сульце; принц Гогенлоэ, прикрывая марш сей, остался в Капеллендорфе, подкрепленный корпусом Рюхеля, отступавшего к Веймару; но Наполеон не дал им окончить сего движения. Овладев уже линией сообщений прусской армии, он предпринял сокрушить ее генеральным сражением. Корпус Ланна, тесня пред собою авангард Тауенциена к Иене, взобрался на крутизны Ландграфенберга. Французская гвардия прибыла к вечеру на высоты Клозевица; Сульт пришел ночью и стал на правом фланге, Ожеро на левом; Ней оставался еще в Роде. Наполеон, полагая, что вся прусская армия соединена на сем пункте, послал Бернадота к Дорнбургу, а Даву к Апольде, чтоб взять в разрез неприятельскую линию. К сожалению, армия предводимая королем, стояла у Ауерштета, и усилия её должны были пасть на Даву. По утру 14 октября началось сражение при тумане, скрывавшем движения обеих армий. Авангард принца Гогенлоэ оттеснен был из занимаемых им дефилей, и французы заняли Люцероде и Клозевиц; принц пошел навстречу французам к Фирценгейлиген. Первые атаки выдержаны были пруссаками с мужеством и твердостью; целые два часа отражали они напор неприятелей; Ней бросился на пруссаков, стоявших в Фирценгейлигене, и был отбит с большим уроном; но все сии успехи пруссаков были не продолжительны. Свежие колонны Сульта, Ожеро и Нея, прибыли в это время на поле сражения, и Наполеон приказал произвести решительную атаку: Сульт бросился на левый фланг принца Гогенлоэ, Ней и Ланн на центр к Фирценгейлиген, а Ожеро на Изерштет, и пруссаки, подавленные массами и стремительностью неприятеля, стали отступать и вскоре рассеялись. Вдруг прибыл 20-ти тысячный резерв Рюхеля; но вместо того, чтобы прикрывать отступление, Рюхель сам атаковал главные силы французов, был опрокинут, ранен, и поражение его еще больше увеличило беспорядок. Пруссаки были преследуемы за Ульм, и французы к вечеру заняли Веймар.

В то же самое время происходила у Ауерштета другая упорнейшая, кровопролитнейшая битва. Армия короля шла накануне к Наумбургу и Фрейбургу. Дивизия Шметтау захватила у Козенской теснины небольшой французской отряд, и чрез пленных герцог Брауншвейгский узнал, что Наумбург занят корпусом Даву; но воображая, что это только отдельный отряд, он не простирал далее своих поисков, оставил Шметтау в прежней позиции, расположил две другие дивизии и резерв между Эберштетом и Рантштетом, а главную квартиру в Ауерштете. Прусская армия столь мало предвидела участь ее ожидавшую, что королева ещё находилась в главной квартире, и король насилу убедил ее возвратиться в Веймар. На рассвете двинулась армия короля, замедляемая густым туманом. Дивизия Шметтау встретила у Гассенгаузена французскую дивизию Гюденя, которая только что успела захватить высоты Козенской теснины. Прибытие пруссаков часом ранее на сей пункт имело бы важные для сражения последствия. Сам король прибыл к дивизии Шметтау и приказал Блюхеру с 2.500 кавалерии атаковать высоты. Блюхер, опрокинув легкую кавалерию, преследовал ее с жаром; но осыпанный градом пуль и картечью из карей дивизии Готье и артиллерии, поставленной на шоссе, должен был воротиться. Король и старый Моллендорф, все еще думая, что пред ними небольшой отряд, решились опрокинуть его в Козенский овраг. Генерал Вартенслебен первый атаковал левый фланг Гюдена, Блюхер бросился в тыл правого крыла, и началось самое упорное и кровопролитное сражение; прибытие свежей французской дивизии (Фриана) удержало стремление пруссаков. Уже два часа продолжалось сражение, и успех более клонился на сторону пруссаков. Герцог Брауншвейгский предпринял сделать решительную атаку и сам повел дивизию Вартенслебена. В совершенной стройности двинулись пруссаки на французскую позицию; но встреченные ужасным огнем и потеряв герцога Брауншвейгского и генерала Шметтау, смертельно раневых, остановились, колебались, но не отступали. Дивизия Морана, прибывшая на подкрепление, спасла французов на сем пункте. Пруссаки отражены были к Гассенгаузену; с упорством еще держались они позади сей деревни. Король приказал сделать еще кавалерийскую атаку на левый фланг французов, и принц Вильгельм с мужеством несколько раз возобновлял отчаяннейшие нападения; но ужасный огонь пехоты и батарей всякий раз отражали его. Сам принц был ранен, и эскадроны его в беспорядке отступили к Нейсульце и Ауерштету. Между тем дивизия Фриана обходила левое крыло принца Гейнриха, а Моран атаковал Регаузен. Прусский король, являвшийся сам везде, где была наибольшая опасность, с хладнокровием двинул свои резервы против левого фланга французов; но и сия атака не имела успеха; замешательство и беспорядок начинали уже распространяться в рядах пруссаков. Тогда Даву со своей стороны повел решительную атаку для завладения высотами Экартсберга, и утомленные пруссаки уступили стремительности неприятеля; раненный Моллендорф сдал команду Калкрейту; но уже не было возможности восстановить сражения; пруссаки в беспорядке перешли Ауерштетский овраг. Король, не зная ещё бедствий, постигших армию Гогенлоэ при Иене, приказал отступать к Веймару. Во время битвы получил он письмо Наполеона и спешил послать к нему графа Дендорфа с предложением перемирия; но Наполеон очень хорошо теперь видел какие выгоды он может приобрести от Иенской победы. Действительно прусский король мог сказать тогда слова Франциска І: все потеряно, кроме чести!

Не столь была велика потеря на поле битвы, как при беспорядке отступления и быстроте преследования. Никто, нигде, и ничего не приготовил к собранию прусского войска, к защите крепостей и к продовольствию гарнизонов. В первый день уже 25 тысяч пленных и 200 орудий находились в руках французов; но это еще было одно начало потерь Пруссии. Нравственный дух пруссаков был в унынии. Никто не думал о сопротивлении. На другой день курфюст Саксонский заключил союз с Бонапарте. 17-го числа настиг Сульт у Нордгаузена пятнадцать тысяч пруссаков, бегущих к Магдебургу, разбил их и взял 4 тысячи в плен. Осьмнадцатитысячный корпус в Галле был окружен и сдался. Принц Гогенлоэ спешил к Одеру, но в Зегденике достигнут, разбит, и 28 числа в Пренцлове принужден сдаться. Крепости, могущие выдержать долговременные правильные осады, сдавались через два или три дни блокады. Штетин, Кистрин, Шпандау, отворили ворота свои французской армии. 25 числа вступили неприятели в Берлин. Любопытна при сем случае лаконическая прокламация губернатора сей столицы к жителям: «Его величество король потерял сражение. Наблюдение тишины есть первый долг граждан. Я приглашаю к тому всех жителей Берлина. Король и братья его живы».

Действительно Пруссия находилась в самом несчастном положении. Король, прибыв на Одер, решился снова просить мира. Он отправил письмо к Бонапарте, который отвечал, что Берлинский двор должен сделать важные пожертвования. В отчаянных обстоятельствах должно было решиться на все. Маркиз Луккезини отправлен был с полномочием, и условия им представленные были столь выгодны для Бонапарте, что Дюрок тотчас принял их за основные пункты мира. Но ежедневные неимоверные успехи французских войск неминуемо должны были возвысить требования Бонапарте. Он отрекся ратифицировать пункты Луккезини, и продолжал военные действия, объявив, однако, что он согласен заключить перемирие, если ему тотчас сдадут крепости: Торн, Грауденц, Данциг, Глогау, Кольберг, Бреславль, и понудят приближающуюся русскую армию выйти из Польши. Подобные предложения можно было только делать совершенно безнадежной державе; но сколь ни жестоки были сии условия, прусский король принял их и отправил к Бонапарте. Вдруг Талейран прислал еще дополнительную ноту, коею объявляет, что Наполеон не иначе соглашается принять сии кондиции, как с тем, чтоб русских принудить еще возвратить Турции — Молдавию и Валахию в совершенную зависимость, и поручиться за целость Порты. Во власти ли прусского короля было выполнить сии условия? Самая сия невозможность уже показывала намерения Бонапарте уничтожить прусскую монархию, и Фридрих Вильгельм III решился потерять лучше все, чем унизиться постыдным договором. Русская армия приближалась, и он решился вверить судьбе и оружию Александра жребий свой. Переговоры были прерваны.

Между тем прусские крепости продолжали сдаваться непростительнейшим образом. Магдебург, могший остановить большую армию в течении целых месяцев, сдался 8 ноября, и 20-ти тысячный гарнизон выведен военнопленными. Ганновер занят был французским корпусом и крепость Гаммельн сдалась без сопротивления. 9 тысяч гарнизона остались военнопленными. Не будем разбирать причин столь неизвинительных везде сдач прусских крепостей; пожалеем только о том, что сделан был столь несчастный выбор военачальников, коим все сии места были вверены, или (как они извиняются) действительно не приготовлены были средства к сильным оборонам и не было в них достаточно военных и съестных припасов. Так кончилась прусская кампания, прозванная французами Семинедельною войною в пародию Семилетней! — В 7 недель Пруссия потеряла все, что гений Фридриха великого приобрел ей неслыханными трудами, подвигами и славою; в 7 недель войска Наполеона с берегов Рейна дошли до Вислы; у прусского короля едва оставалось 20 тысяч войска — и монархия его близка была к уничтожению. Но русские приближались, и новая кампания должна была решить участь Пруссии.

Сколь быстро ни старалась русская армия приблизиться к границам Пруссии, но по причине испорченных дорог, в столь позднее время года, она не прежде как в конце ноября месяца могла вступить в бой с французами, [11] — граф Каменский (80-ти летний старик) командовал ею; под ним генералы Беннингсен и Буксгевден. Главнокомандующий сделал быстрое наступательное движение, расположив 1-ю свою армию между Вкрою, Бугом и Наревою; 2-ю между Голыминым и Маковым, и находился в сообщении с прусским корпусом Лестока; но Наполеон устремился на правый фланг его, стараясь отрезать Лестока от русских, и граф Каменский принужден был отступить чрез Остроленку на Ломзу. Беннингсен с 1-ю армией остановился при Пултуске, Буксгевден в Макове, а значительный корпус из отрядов обеих армий расположился в Голымиине. 14/26 декабря французская армия атаковала русских в Пултуске и Голымиине. Произошло жаркое сражение. Оно началось нападением Даву на левый фланг русских, занимавший местечко Пултуск. Генерал Багговут был опрокинут и ретировался; но подкрепленный отрядом графа Остермана, остановился и выдерживал с твердостью атаку неприятельскую. Вдруг сильнейшая еще атака сделана была на правое крыло русской армии, и генерал Барклай де Толли, не могши выдержать столь стремительного нападения, отступил и открыл по неприятельским колоннам сильный картечный огонь. Это остановило их сперва; но вскоре они стали обходить батарею, бросились на нее, захватили, и Барклай де Толли должен был еще отступить. Главнокомандующий решился тогда переменить фронт всего правого крыла, и послал туда на подкрепление 6 батальонов. Тогда неприятель был остановлен, орудия отбиты, и сильная ружейная пальба, без видимых успехов которой-либо стороны, возгорелась по всей линии. В сию минуту Беннингсен решился сам атаковать французов; подкрепив еще правое крыло свое сильными батареями и 20 эскадронами, а всю прочую кавалерию построив в центр для воздержания неприятеля от атак, сделал он сильное нападение на французский левый фланг. Изумленный неприятель защищался мужественно и упорно, но наконец уступил решительным натискам русских, ретировался уже в ночи в порядке с поля сражения — и не был преследован. Потеря с обеих сторон была довольно значительна; сия победа русских, первая над Бонапартом, коего считали непобедимым, утешала Пруссию и блеснула в глазах её радостным лучом надежды.

После сего нерешительного сражения потянулись русские вправо для присоединения к себе небольших прусских корпусов, существовавших еще около Кенигсберга, и, если можно, для спасения сей старой столицы Бранденбургии. За русскими последовала и французская армия.

В событиях следующего года увидим мы последствия сего движения и новых битв.

Что происходило в сем году в других державах? Англия продолжала брать все корабли французские и союзников их, завладела мысом Доброй Надежды, разбила французскую эскадру у Сен-Доминго, содержала в блокаде все гавани, под владычеством Франции находившиеся, защищала Сицилию, как последнее убежище прежнего неаполитанского короля. По случаю войны Пруссии с Францией, остановила все каперные повеления против первой из сих держав данные, и возвратила приморским берегам её торговлю, хотя в тогдашних её обстоятельствах дело шло уже не о торговле, а о политическом существовании. В сем году Англия лишилась двух великих людей: Питта и Фокса. В следующем году увидим мы к каким мерам доведут ее новые правители.

Австрия старалась исцелять свои раны; судила своих генералов за их вины; но в самом осуждении их, находила упреки в собственных ошибках кабинета своего. С прискорбием должна она была пропустить чрез владения свои корпус Лористона в Катаррскую область; с большим еще огорчением видела, что Бонапарте не спешит исполнять даже и Пресбургского мира, и не выводит войска из Браунау. Но пред победителем Иенским должно было молчать.

Иосиф царствовал не слишком спокойно в новом своем королевстве. Дух возмущения разлился повсюду. Ужаснейшие жестокости истребляли несчастных жителей, не уничтожая бунтов. Над слабыми отрядами солдат воздавали иногда озлобленные жители жестокостями за жестокости. Кровь лилась повсюду; истребление и смерть должны были наконец восстановить спокойствие.

Испания готовилась вступить в союз против Франции и вошла уже в тайные сношения с Англией, когда известие о Иенском сражении понудило ее поспешно отречься от сих замыслов, которые, однако, ж не скрылись от прозорливости Бонапарте.

Еще тягостнее был союз Франции для Португалии. Обнадеженная англичанами, она в будущем году свергнет с себя сие иго, и предаст свои области большим бедствиям.

Швеция, сперва поссорившаяся с Пруссией за занятие Лауенбургской области, потом соединившаяся с нею против Бонапарте, теряла чрез Иенское сражение всю Померанию; сопротивление её ни к чему не послужило бы, что могла сделать сия держава против Наполеона? Ему нужны были другие соперники.

Бросим теперь взгляд на войну, вспыхнувшую между Россией и Оттоманскою Портой. С некоторого времени Порта, ослепленная победами Наполеона, старалась сблизиться с Францией, коей посол (Себастиани) всячески старался поселить раздор между Россией и Портой. Вопреки существовавшим договорам, султан сменил господарей Молдавского и Валахского, не давал ответа на требования России по сему предмету, и император Александр решился обезопасить себя против неприятельских его замыслов занятием областей по ту сторону Дуная. Генерал Михельсон командовал в Подолии 70-ти тысячною армией; но вся она не могла быть употреблена против турок; Иенская битва заставила отделить от нее одну дивизию для подкрепления войск, назначенных против французов. Нельзя было ожидать сопротивления турок на Дунае, потому что народы, живущие по реке сей, отказались почти совершенно от повиновения Порте. Сербы облегали Белград; знаменитый Пасван-Оглу совершенно был независим; Рущукский Аян, казалось, искал покровительства России, а в нижней Булгарии свирепствовал разбойник Пегливан; наконец крепости на Дунае и Днестре были в худом состоянии и имели слабые гарнизоны. В первых числах ноября генерал Михельсон соединил войска для переправы чрез Днестр. Генерал Эссен с правым крылом из 12 тысяч, главнокомандующий с центром в 25 тысяч, а левое крыло под командою Мейендорфа из 8 тысяч. 11 ноября авангард центра пошел на Яссы и вступил туда на другой день. Генерал Эссен также перешел Днестр и обложил Хотин, который, не будучи приготовлен к обороне, сдался 15 числа с условием отправления гарнизона за Дунай. Генерал Мейендорф приступил к Бендерам. Паша сдал город с условием, чтоб производить ему пансион, который он дотоле получал. Князь Долгоруков занял Галац, но Милорадович нашел сопротивление при движении на Бухарест. 10 декабря авангард его имел довольно жаркое дело с 16-ти тысячным турецким корпусом, занимавшим деревни Глодано, Которку и Урзичени. Турки были опрокинуты с потерею 400 человек. 13 ноября явился Милорадович пред Бухарестом, опрокинул 10-ти тысячный корпус, защищавший сию столицу Валахии, и вступил в нее. 15 числа перенесена была туда и главная квартира. Герцог Ришелье явился 30 ноября пред Акерманом и жители отворили ему ворота без сопротивления. С занятием Бендер и Акермана, покорились скипетру России буджакские татары в числе 40 тысяч душ, представив залоги своей покорности. Для покорения всей земли между Бугом и Днестром оставалось овладеть Килиею и Измаилом. 9 декабря явился генерал Засс пред первою, и жители последовали примеру Акермана; но генерал Мейендорф не так был счастлив под Измаилом. Пегливан, бунтовавший дотоле против Порты, вдруг стал в ряды защитников её и бросился в Измаил, чтоб защищать его. Едва русские явились под стенами крепости, как гарнизон, усиленный Пегливаном до 15 тысяч, сделал вылазку; оная была отражена, и генерал Мейендорф приказал бомбардировать город; но Пегливан не испугался, а 17 декабря сделал еще сильнее вылазку, которая также была отбита. Русский генерал, видя, однако, что крепость надобно брать правильною осадою, для коей не имел средств, отступил на Грачени и достиг Прута при Формозе. Сими действиями кончилась кампания 1806 года. Русские войска расположились до весны на зимних квартирах.

1807 год

Внутренние происшествия: манифест о правах купечества; проект соединения рек Соби и Усы. О заимообразных выдачах фабрикантам. Учреждение военного знака ордена святого Георгия для нижних чинов.

Внешние: Прейсиш-Эйлауская битва. Гейльсберг. Фридланд. Отступление русских. Переговоры о мире. Свидание Александра I с Наполеоном на Немане. Тильзитский мир. Условия оного. Турецкая кампания. Разрыв России с Англией. Адмирал Дукворт пред Константинополем. Неудача. Участь флота Сенявина. Французские войска занимают Португалию. Ссоры испанского короля с сыном.

В то время, как войско Александра I удерживало твердою грудью бурное стремление Иенского победителя, угрожавшего всей Европе, Россия внутри пределов своих наслаждалась плодами мудрых узаконений монарха своего. Год сей ознаменован был новыми знаками благотворного его попечения о своих подданных. Генваря 1 издан манифест, утверждающий на прочном основании права, преимущества и отличия всего сословия купечества и излагающий новые законы о составе и действиях оного. 25 числа утвержден проект новых работ к улучшению системы Вышневолоцких вод и реки Волги; а вслед за тем и другой о соединении рек Соби и Усы, посредством Колки. Обь и Печора, имея сообщение, должны были доставить Сибирским губерниям новые способы к облегчению внутренней торговли. Ноября 13 изданы точнейшие правила заимообразных выдач фабрикантам, ремесленникам и художникам, к ободрению мануфактур, фабрик и художеств служа́щие. Мая 27 дано повеление о улучшении и учреждении во многих местах новых маяков. Таковыми мерами Александр І более и более распространял отрасли промышленности и торговли, ободрял сословия, оным споспешествующие, и награждал трудолюбие, соревнование и дух изобретения.

В отличие и награду нижним чинам храброй русской армии учрежден 13 февраля знак ордена святого Георгия. Правила для получения оного и преимущества получивших, должны были сделать из каждого русского солдата — героя. Вскоре же после того милосердый монарх, пекущийся о семействах своих воинов, повелел вдовам и детям всех, кончающих жизнь свою на сражении, производить полные пансионы мужей и отцов их.

Взглянем теперь на театр кровопролитной брани, посылающей между Вислою и Неманом.

Обе армии находились несколько времени в бездействии на зимних квартирах; но Наполеон, желая преградить всякое сообщение между российско-прусскою армией и крепостью Данцигом, направил корпус Бернадота на Эльбинг, а Нея на Млаву. Беннингсен, устрашенный сим движением, угрожающим Кенигсбергу, решился предупредить неприятеля, а если можно, то и отрезать корпус Нея внезапным нападением. Главная армия русских пошла чрез Бишофсштейн и Гемльберг на Гутштат, а прусский корпус Лестока на Прейсиш-Голланд. Погибель Нея была бы неизбежна, если бы русская армия быстро устремилась из Иоганнисбурга на Нейденбург; но вместо того она взяла направление дальнейшее, и дала армии неприятеля сосредоточиться в крепкой Гильденбургской позиции. Бернадот узнав о движении русских, собрал свой корпус в Морунгене, где и был атакован русским авангардом 15 генваря. Он отразил первое нападение; но когда подошли главные силы русских, то отступил на Страсбург. Наполеон спешил собрать свою армию и устремиться на встречу русских. Цель его была: обойти их и пресечь линию их сообщения; почему Бернадот, отступая, завлекал Беннингсена, а Наполеон с главными массами устремился к Алленштейну и Вартенбергу. К счастью, перехваченный курьер открыл русским опасность их движения, и Беннингсен поспешил возвратиться. 22 генваря встретил их Сульт в Ионкове и старался прорваться чрез Бергфридский мост для обхода левого фланга; но стойкость русских целый день защищала этот пост против всех усилий неприятеля, а ночью Беннингсен удалился в Ландсберг. 23 и 24 выдержал арьергард его сильное нападение у Ландсберга, а 26 остановился под Прейсиш-Эйлау. Здесь был он снова атакован, и два раза уступая превосходной силе, оставлял Эйлау, врывался потом снова на штыках; наконец в 7 часов вечера отступил от города, и Наполеон, вступив в него, полагал что русская армия продолжает свое отступление. Вдруг 27 на рассвете пушечные выстрелы возвестили Наполеону, что русские решились принять генеральное сражение. Правое крыло их упиралось в Шлодитен, а левое в Клейн-Заусгартен. Наполеон вовсе не ожидал сражения и спешил двинуть корпуса Сульта, Даву и Ожеро на поле предстоящей битвы. Колонна Сульта первая выдержала нападение русских и обе стороны оказали чудеса храбрости; но от превосходства русской артиллерии французы понесли чрезвычайную потерю. В это время пошел столь густой снег, что в двух шагах едва было видно друг друга. Ожеро долженствовал подкреплять Сульта; но генерал Дохторов с двумя резервными колоннами и дивизией Эссена напали на него. Потеряв в метели точку направления, Ожеро попал в средину русских резервов, и две дивизии его были изрублены и истреблены картечным огнем из 40 орудий. Чтоб их выручить, вся французская кавалерия под предводительством Мюрата устремилась на русских, опрокинула и преследовала первую и вторую их линии, проникла до 3-й, стоявшей у леса; но здесь непреодолимая, неподвижная русская пехота остановила сию атаку, а подоспевшая русская кавалерия принудила Мюрата к отступлению, которое уже сопряжено было с чрезвычайною трудностью и потерею, ибо разорванные линии сформировались опять и встретили летящих французов сильным батальным огнем. В это самое время одна русская колонна, преследуя Ожеро, дошла до кладбища, где была главная квартира Наполеона. Близость опасности не устрашила его. Он смело атаковал со своею свитою сию колонну; несколько батальонов успели подойти и русские были отражены. Не смотря на это, сражение казалось проигранным безвозвратно для французов. Левый фланг их и центр понесли чрезвычайную потерю; правая колонна не являлась еще, а на нее была вся надежда Наполеона. Наконец в час пополудни явился Даву, преследуя Багговута и Барклая де Толли. Свежий сей корпус устремляется с быстротою на русских и оттесняет левое их крыло до Кучитена; но Беннингсен спешит подкрепить оное всеми своими резервами, и масса сия останавливает успехи Даву. Вдруг на поле сражения является прусский корпус Лестока, избегший преследования Нея, и появление нового этого подкрепления восстанавливает на левом фланге сражение в пользу русских. Даву, овладевший уже Кучитеном, принужден оставить сию деревню и почел себя счастливым, что мог удержаться на высотах Анклапена. Наконец уже в сумерки прибыл и Ней; но сражение уже не могло быть возобновлено. Генерал Сакен атаковал его двумя свежими дивизиями и остановил. Так кончилось побоище Эйлауское. Обе стороны приписывали себе победу, тогда как обе могли только похвалиться, что не были побеждены. Французы потеряли до 15 тысяч и 12 знамен, русские до 10 тысяч человек; но ни одна армия не взяла ни одного орудия у другой. Русские остались на поле сражения, французы отражены, и потому победа более принадлежит русским, и чем более, что Бонапарте привык уже после всякого генерального сражения предписывать законы побежденным, а Эйлауская битва доказала изумленной Европе, что есть еще народ, который может противостать великому гению, поработившему столько держав. Призрак непобедимости Бонапарте исчез, и это дороже стоило честолюбию его, чем сильнейшее поражение. После сей кровопролитной и для обеих сторон бесполезной битвы обе армии разошлись по зимним квартирам. На правом только крыле французов произошло небольшое сражение с русскими у Остроленки, в коем ни одна сторона не приобрела значительных выгод. Сим кончилась зимняя кампания; обе стороны усиливали свои армии, чтоб начать кровавую борьбу с большею силою.

Император Александр І выехал 16 марта из Санкт-Петербурга, 18 проехал Ригу и Митаву, 20 прибыл в Полоцк, 21 в Мемель, 25 в Юрбург, 25 в местечко Кемелиа, где и пробыл до 2 апреля; 4 приехал в Шиппенбейль, где и назначил главную свою квартиру. Здесь имел он первое свидание с прусским королем, имевшим единственную надежду на великодушного Александра, который и здесь дал ему обещание, что не иначе согласится заключить мир, как с условием возвращения Пруссии завоеванных областей её. Генерал Беннингсен спешил вручить государю своему главное начальство над армией; но данным ей приказом высочайше объявлено было, что все по-прежнему должно относиться к особе главнокомандующего, в распоряжениях коего остается войско.

5 апреля прибыла в Шиппенбейль 1-я гвардейская дивизия, под командою цесаревича 15 мая сдалась крепость Данциг, за недостатком военных снарядов. Гарнизон объявлен военнопленным; но генерал Каменский, узнавший в Вейхсельмюнде о капитуляции, успел посадить свои войска на суда и уехал в Пилау.