Бесплатный фрагмент - Два убийства в одной квартире, и китайская хитрость

ПРОЛОГ. Московский «миноносец»

Сергей Петрович Стабров неспешно листал журнал « Мото-ревю». Прикупил в киоске, думал, что окажется неплохим. Рассчитывал, если честно, что журнал окажется более дорогим, с обрезной бумагой. Но нет, ничего такого необычного. Так, реклама новых моделей известных марок, объявление о открытии в Санкт- Петербурге салона Harley — Davidson. Очень понравилась новая модель Indian, но и у него, как ему казалось, отличный аппарат. Портреты русских спортсменов украшали разворот журнала.

Собственно фотографии здесь были неплохие, и даже он в этот раз хорошо получился. Сделал снимок его старый знакомый, господин Гомельский. Полицейский чиновник стоял в кожаной куртке, шлеме рядом с любимым мотором Дукс- Мoto -Reve, после гонок. Его фото, и надпись :

«Победитель одноверстовых гонок на моторах с колясками. Господин Стабров с его Дукс-Reve. Московский мотоклуб, председатель граф Кавский»

Да он и сегодня был в таком же наряде- кожаная куртка, свитер, галифе и ботинки с гетрами. Сегодня ездил по служебным делам на казенном авто, а вот возвратится решил на трамвае. Водитель сыскного управления, Еремей Гвоздёв, должен был заехать в мастерскую, проверить автомобиль, а Сергей Петрович торопился домой, и решил домчаться на трамвае.

Так, за этим делом, полицейский чиновник коротал время проезда. Конечно, читал его прессу не только он сам, но соседи слева и справа. Одним читателем являлся мужчина средних лет, украшенным пенсне и касторовой шляпой в добавок к светлой костюмной паре. Справа же, сидела барышня, весьма ещё юная, судя по милой соломенной шляпке и платью- матроске. Вот она просто не сводила глаз с фотографии Стаброва. Сергей Петрович просто расправил свои было поникшие пот трудами плечи. Нет, если юные барышни находят тебя ещё весьма привлекательным, то это бодрит даже умудренного жизнью и службой полицейского чиновника!

— Оплачиваем проезд, господа, — опять раздался голос кондуктора.

Стабров приготовил двухкопеечную монету. Работник трамвайного депо проворно спрятал деньги в большую чёрную сумку, а взамен вручил картонку.

— Вот, возьмите, ваш билет, — и кондуктор отдал это свидетельство о оплате проезда.

Надо сказать, что этот работник департамента транспорта выглядел весьма собранным молодом человеком, но конечно с некоей ноткой импозантности, присущей московским обывателям. Худощавый юноша, лет, на вид не более двадцати, сделался обладателем тоненьких и весьма ухоженных усов, и бакенбардов, правда не достигших ещё должной пышности. Да и он являлся шатеном, а не брюнетом, поэтому усики можно было принять скорее за тень от поручней трамвая, чем предмет мужской гордости. Впрочем, этот человек обладал, судя по мягкой полуулыбке, и ироническим складом ума, и некоторой наблюдательностью, что и обнаружил сейчас:

— Да это вас сфотографировали! — заметил кондуктор фото Стаброва с мотоциклом.

Да, юноша был бы отличным вперёдсмотрящим на любом миноносце, а быть может, и на строящемся новом линкоре «Петропавловск». Вот уж человек теряет своё призвание попусту, как подумалось Сергею Петровичу.

— Точно так. А вам бы, молодой человек, — ответил морской офицер, — поступить в аэростатную роту, пилотом- наблюдателем, с вашим-то талантом! Ничего не упустите! — как бы польстил капитан-лейтенант.

Надо сказать, тирада Стаброва вызвала молчаливое одобрение соседа слева, коснувшегося пальцами края своей шляпы, и премилой улыбки барышни справа. Этим девица ввела в лёгкую краску лицо юноши. Сергею Петровичу даже показалось, что у его собеседника от досады потемнели усы и бакенбарды.

— Так -то конечно, господин спортсмен! — ухмыльнулся кондуктор.

И, верно, этот весёлый юноша сказал бы что- то ещё, но тут уши Стаброва опять словно сжались изнутри от грохота, просто прорезавшего вагон трамвая. В середине салона вырвало взрывом сиденье, разлетелись стекла окон вагона. Кондуктор вылетел на мостовую от взрыва, барышня пронзительно закричала. Трамвай остановился. Отчаянно кричали люди.

В ушах морского офицера стоял привычный звон, словно от разрыва трёхдюймового снаряда неподалёку. И всё стало привычным, напомнило войну, и тот последний бой на миноносце «Страшный». Но, странно, запаха пороха или взрывчатки он не почувствовал.

Стабров, привычно поднял упавшее кепи, мимоходом заметил, что с его лба капает кровь. Носовой платок тут же пошёл в дело, прикрыв рану, а головной убор занял своё место. Заняло это всё меньше секунды. Барышня сидела рядом, прикрыв лицо руками и плакала, субъект в пенсне положил рядом разорванную газету. Сергей Петрович, пригнувшись, вылез на мостовую к лежащему на спине кондуктору. Видимо, на него и пришлась часть взрывной волны. Из носа лежавшего сочилась кровь, но к счастью, он дышал.

Уже начали сбегаться обыватели, опять раздались крики:

— Это не иначе опять эсеры! Взорвали вагон, до чего дошли!

— Нет, анархисты!

Полицейский чиновник огляделся, и заметил рядом аптеку. Не раздумывая, поднял раненого и понёс к заветной двери, за помощью. Тяжести тела особо не чувствовал, только боялся, что опять на него накатит противная дурнота, последствие контузии. Но нет, голова оставалась ясной, как ни странно.

— Вот, сюда заносите, — закричал выскочивший на помощь аптекарь,

Он открыл и подержал дверь, и указал на нужное место. Умчался в подсобку, и вернулся с ватной подушкой.

— Сюда уложите, — и показал на топчан, покрытый клёёнкой, и подложил под голову раненого подушку.

— Надо вызвать врача, и полицию, — заметил Стабров.

— Сейчас… Вы телефонируйте, я пока попробую привести юношу в чувство… Забыл представится, фармацевт Рудольф Иванович Гердт.

Этот господин важно поправил свои простенькие очки в стальной оправе, и машинально коснулся рукавов белоснежного халата, одного из отличий его важнейшей профессии. Видно по всему, что человек занимал именно своё место, и любил свою работу. Да, без сомнения, аптека на этой улице могла гордится господином Гердтом!

— Сергей Петрович Стабров, — назвался и он.

Полицейский чиновник поднял телефонную трубку и начал разговор:

— Барышня соедините с участком полиции Тверской заставы…

Разговор много времени не занял, затем он сообщил в городскую больницу, что нужна повозка для раненого. Дело было, кажется сделано, и надо было осмотреть вагон. Странный всё же был взрыв…

— Позвольте, Сергей Петрович! — обратил на себя внимание фармацевт, — да и вы ранены! Сейчас я обработаю порез. Мало ли, вдруг инфекция?

Запах спирта резко ударил в нос, но руки Рудольфа Ивановича были просто золотыми, боли почти не чувствовалось. Вскоре Стабров выглядел весьма живописно, в своём наряде мотоциклиста и перевязаной головой.

— Вам тоже нужен доктор. А происшествием займётся городская полиция, отдохните, — заметил Гердт, когда его посетитель собрался уходить.

— Да я и есть полицейский чиновник, — ответил Стабров удивлённому обывателю, — должен идти, сами понимаете, служба!

ГЛАВА1 Опять на Петровке

Сергей Петрович сидел за столом, внимательнейшим образом смотрел на стакан с крепким чаем. Его только что принёс Сергей Игнатьевич Астафьев, дежурный. Внимательнейший и исполнительный сотрудник сыскной полиции, воистину незаменимый! Знал о всех происшествиях за текущий день, всю сводку составлял и докладывал без заминок. Вот и сейчас, стоило Стаброву добраться наконец, до места службы, то просто всё сыскное уже знало о досадном случае в трамвае.

— Что- нибудь ещё, Сергей Петрович? — заботливо спросил Астафьев.

Стабров и не заметил, что дежурный ещё здесь, в его кабинете. А морской офицер всё раздумывал, ехать ли ко врачу? Всё пытался понять себя, как он слышит, не звенит ли в ушах? Побаивался, а то как спишут под чистую, что мол стал Сергей Петрович полный инвалид, и может теперь катится к себе в село Стабровку Курской губернии! Осторожно повернул голову, боясь что сейчас заломит затылок, и твёрдо произнёс:

— Нет, Сергей Игнатьевич, благодарю за заботу… Идите…

Но, как ни странно, голова не болела и не кружилась. Чай, подслащенный и крепкий, сейчас был как никогда к месту. Полицейский чиновник с удовольствием выпил бодрящий напиток, и кажется, что полегчало, будто напился лучших немецких порошков.

Он поднялся со стула, держась за столешницу, обтянутую зелёным сукном. Тут постарался пройти по прямой линии, и всё опасался, что сейчас нога предательски вывернется и он упадёт на пол. За этим занятием по эквилибристике его застал начальник, Аркадий Францевич Кошко.

— Что же это за экзерсисы, Сергей Петрович? — спросил, удивившись увиденному, начальник сыскной полиции, — и вы ещё не у врача?

— Да ничего страшного. И голова совсем не болит.

— Ну да… Подорвался, брат, на нашем «миноносце» и еще не в больнице?

— Не понял, ваше высокоблагородие… — весь вытянулся Стабров.

Он был ранен в 1904 году, при Порт — Артуре, в бою миноносца «Страшный», и принял слова начальника за неподобаюшую шутку.

— Да сразу видно, что вы не из Москвы, — рассмеялся Кошко, — московские обыватели, резкие на словцо, прозвали трамваи «миноносцами». Взрыв -то был в салоне не от бомбы анархиста, а рванул баллон со сжатым воздухом тормозной системы фирмы «Вестингауз». Мне уже доложили. Вы неплохо отделались, да и кондуктор, к счастью, жив остался. Так что вели себя по-молодецки, помогли обывателям. Но, и о себе подумать должны, — уже строго продолжил Аркадий Францевич, — сейчас Гвоздёв бригаду на происшествие повезёт, и вас заодно к врачу доставит. Не спорьте не спорьте, а то обязательно доложу Анне Аркадьевне! Ну, не смею вас задерживать!

И Кошко просто выпроводил Стаброва из кабинета, придерживая дверь. Посмотрел ведь ещё, как Сергей Петрович спускается по лестнице вниз. Не поленился дождаться, что точно подчиненный выйдет во двор.

ГЛАВА 2 Команда- на выезд!

Полицейский чиновник поздоровался с городовым Муромцевым, дождался обычного его :

— Здравия желаю!

Как всегда, Прохор Иванович стоял у ворот въезда во двор здания Сыскной полиции, символизируя своим основательным видом надёжность сего государственного учреждения.

И уже со спокойной совестью Стабров направися к авто. Деловитый Еремей, как водитель этого автомобиля, расхаживал вокруг, как-бы проверяя состояние аппарата, только вернувшегося сегодня из мастерских. Верно всё же говорят, что можно бесконечно наблюдать, как кто-то работает, и этому всёпоглощающему занятию Сергей Петрович отдался самозабвенно.

Сначала Еремей открыл капот, посмотрел отмытый двигатель, проверил ремень, не забыл и про вентилятор охлаждения. Уровень масла, несомненно был его коньком, как впрочем, и регулировка фар. Наконец, измерил давление в шинах, не забыв при этом и про зеркала.

Стабров не стал расстраивать юношу едким замечанием о проверке и клаксона. Заметил, что полицеские сыскного наблюдают за Гвоздёвым, словно тот стал не иначе новым Станиславским или Немировичем -Данченко, такая вот новая знаменитость московских театров. Только с явным техническим уклоном. Но вот, Еремей наконец заметил полицейского чиновника, и снял свои очки-консервы.

— Сергей Петрович, садитесь! Сейчас Минаков выйдет, сегодня он за вас… Вот, здесь и плед имеется, — озаботился юноша, не упустив из внимания повязку на лбу начальника.

— Всё нормально… — честно ответил Стабров, присаживаясь на диван автомобиля.

Нет, всё же подобное внимание слегка его забавляло. Хотя было это слегка тяжело и угнетающе. Приятно, конечно, с одной стороны. А с другой стороны сел с радостным выражением лица Минаков. И тут же, будто по мановению волшебной палочки, Александр Владимирович принял очень деловитый и сосредоточенный вид. Сегодня полицейский надзиратель нацепил официальный мундир, чем удивил начальника.

Напротив сели фотографа Франц Янович Шульц, фельдшер Федюнин Григорий Ильич и непременный криминалист Никулин Николай Григорьевич. Эти трое были чужды пиетета к символам государственной службы, и были одеты партикулярно, в гражданские двойки. Благодаря влиянию Стаброва, все трое стали носить спортивные пиджаки и брюки, ведь работать в них было куда удобнее. Не было лишь Девяткина.

— Наслышаны, Сергей Петрович, о том происшествии, — начал Григорий Ильич, — чудовищный случай! А перевязали вас хорошо..

— Фармацевт Гердт постарался.

— Очень хороший специалист, — улыбнулся Федюнин, — подсказал мне хорошего поставщика, где формалин и карболку закупать. А то знаете, для морга очень надо… — не сдержался фельдшер.

Минаков проявил некоторый интерес к данным деталям слов фельдшера про морг, а Никулин и Шульц, словно сговорившись, вздохнули и отвернулись. Ну а Стабров, по привычке потянулся к порошку аспирина. Высыпал себе в рот, и с удовольствием проглотил. Голова не болела, но Сергей Петрович решил подстраховаться, побаивался, что дурнота накатит.

— Что за дело, Александр Владимирович? — спросил он.

— Да вам же к доктору… — пробовал возражать Минаков, — и Кошко строго- настрого приказывал, что бы вы посетили больницу.

— Да я на секундочку взгляну, так, на всякий случай. А потом, непременно, в Яузскую больницу поеду, — убедительно настаивал на своём Стабров.

Сказать честно, очень хотелось встряхнуться. Ну, а каждое расследование просто затягивало морского офицера, и несказанно взбадривало. Да и дело нужное, без сомнения.

— Судя по донесению городового Ракитина, — начал рассказ Минаков, — это всё же самоубийство чиновника путей сообщения, Генриха Карловича Рашке. Посторонние не были замечены, убитого заметила кухарка, Зоя Ивановна Маклакова. Ну а Пётр Иванович доложил, телефонировал лично из квартиры, что соседи слышали лишь один выстрел. Пистолет марки «браунинг» найден, лежал на ковре. Но, Ракитин полицейский опытный, ничего не трогал и никуда не лез,

— Да, кстати, Случилось всё на Солянке, так что и от больницы недалеко…

Стабров призадумался. Покойный далековато от места службы квартировал. И от площади трёх вокзалов, от Курского вокзала, станции Сортировочной. Если только?

— Это отлично, — согласился полицейский чиновник, — но если я всё понимаю, он не работал на железной дороге непосредственно. Связан со страхованием на транспорте.

— Вот видите, Александр Владимирович. Всё ведь одно к одному, — добавил Никулин, — гибель финансиста… Звучит, как начало романа…

ГЛАВА 3 Несчастливая квартира

Их служебное авто двигалось по дороге очень неторопливо. Еремей иногда всё же гудел, когда другие участники движения начинали приближаться излишне близко к их автомомобилю. Да, на Бульварном Кольце передвигаться было непросто. Но уже на Чистых прудах его взгляд привлекло строящееся здание. Вернее, забор.

— Александр Владимирович, что возводят? — не скрыл своё любопытство Стабров.

— Да кто его знает… — был дан многозначительный ответ.

— Так это к двухсотлетию Бородинской битвы Московская Дума ассигновала средства на строительство «Бородинской панорамы» художнику Рубо. Должны непременно успеть к визиту государя в сентябре 1912 года, — подробно изложил Никулин, — но это только площадка. Ещё проект не утвердили, ведь ожидается присутствие высочайших особ!

Ну, впереди были ещё целых два года с лишним, так что Сергей Петрович не сомневался в успехе архитекторов и рабочих. Выглядело всё пока весьма импозантно.

От Петровки до доходного дома, где квартировал погибший, добрались за полчаса. Двуподъездный дом, с швейцаром, стоявшим у дверей. Владелец, как видно, не жадничал, и нанял представительного мужчину. Крепкого, с бакенбардами а-ля Александр Второй, но невысокого. Ливрея смотрелась на нём весьма неплохо и впечатляюще.

— Добрый день, — поздоровался первым Сергей Петрович, — сыскная полиция Москвы, полицейский чиновник Стабров, а это со мной. Куда проследовать?

— Антон Иванович Дьяченко, швейцар, к услугам вашим. Так в доме всего шестнадцать квартир, ваш благородие. Дом принадлежит купцу Игнату Кузьмичу Цыркину, управляющим у нас Прокоп Фомич Частиков. А дом новый, четырёхэтажный, хороший, не извольте беспокоиться. И канализация, и водопровод, но отопление печное, по старинке, не обессудьте…

— Спасибо, Антон Иванович…

Но речь словоохотливого швейцара продолжалась, без всякой заминки и пауз. Этакий новый русский Боян попался… Надо было только успевать слушать.

— Квартира покойного на третьем этаже, за нумером тринадцать. И точно несчастливая квартира, так и есть…

— Да отчего-же? Черти, простите, через чёрный ход проникают? — удивился Стабров.

— Так ранее здесь проживали-с Петрушевский Захар Петрович, весьма важный господин. Служил тоже в Министерстве Путей сообщения. И вот, представляете себе, погиб. Трагическая случайность- чистил револьвер, и вот… Очень любил этот господин сигары, засмотрелся, произошёл выстрел. Не заметил, что в стволе остался патрон. А с оружием-то шутки плохи..Вот ведь судьба… И Генрих Карлович застрелился, и в этой же квартире. Теперь, не иначе, только господа модернисты- анархисты станут здесь квартировать… А с ними столько трудностей…

И швейцар совершенно поник головой, так ещё и тяжело вздохнул, словно и вправду переживал за своего нанимателя. Лицо служителя вытянулось, даже бакенбарды заострились. Он ещё раз вздохнул, и отёр лоб батистовым платком. Стабров не выказал видимого удивления, хотя этот предмет туалета был весьма недёшев, тем более для обычного швейцара. Помнилось ему, в гардемаринах подобные вещи были не по карману, только маменька баловала своего единственного сына, и посылала дорогие и значимые гостинцы.

«Не по средствам живёте, дорогой Антон Иванович! — говорил про себя полицейский чиновник, — ну а если так, попробуем?»

И Сергей Петрович с деловитым видом извлёк из кармана своей кожаной куртки папиросы «Стамбульския», неспешно поднял крышку, взял себе одну, закурил. Иногда посматривал за швейцаром, и решился.

— Угощайтесь, любезный Антон Иванович, — и протянул открытую коробку собеседнику.

Тот неожиданно достал коробку папирос «Герцеговина Флор», и взяв папиросу Стаброва, аккуратно уложил её в свою.

— Спасибо, но на посту нельзя-с…

Объяснил полицейскому чиновнику служащий дома, и легко поклонился.

— Но господин Частиков просил, что бы не пугать квартирантов, попросить полицейских подняться по чёрному ходу. Прощенья просим, — изрёк Антон Иванович, немало смущаясь.

— Видите, Алексанлр Владимирович, не рады здесь служителям полиции, — повернув голову, изрёк Стабров, — ну, пойдём к чёрному входу.

Чёрный вход- во всех домах с претензией на богатство и успешность, это необходимость обслуживания нужд постояльцев, но с тем, что бы оборотная сторона существования не была заметна. И с тем, что бы господа жизни и их слуги по возможности не соприкасались. Кухарка по чёрной лестнице несёт обед господам, водопроводчик поднимается тоже этим путём. Истопник носит дрова через чёрный вход.

Именно чёрный вход дарит налёт респектабельности и чистоты обитателям «приличных домов». Разумеется, это не касалось казарм для рабочих.

И вот, служители закона поднимались по чёрной лестнице. Здесь стены были выкрашены в тёмно-зелёный цвет, полы покрыты коричневой плиткой, а электрический свет горел еле-еле, отражённый жестяными плафонами. Но, грязи и дров, слава богу, навалено не было. Поднялись на третий этаж, к двери, с табличкой « 13»

***

Стабров крутанул бронзовую рукоятку электрического звонка, жалобно задребезжавшего, словно пожаловавшись обитателям на незваных гостей.

— Кто это? — раздался резкий голос изнутри.

— Откройте, Ракитин, сыскная полиция, — ответил Стабров, узнавший голос городового.

— Сергей Петрович? А говорили, что вы в больнице?

— По пути заехал, — буркнул раненый, — ну, проводите нас…

— Всё в наилучшем порядке, ваше благородие! — уже голосом служивого вещал городовой, поправив «селёдку» левой рукой, — кухарка в комнате прислуги, не выпускал её. И управляющего, Частикова, не пускал, хотя тот грозился и ногами топал.

— Отлично службу исполняете, Ракитин. На входе останьтесь, и не пускайте никого. Ну, Николай Григорьевич, теперь ваш выход…

И Стабров кивнул непременному в его делах криминалисту. Никулин неспешно снял пиджак, повесил его на вешалку, обрядившись в синий лабораторный халат, с хлопком натянул на кисти рук каучуковые перчатки. Специалист просто не сводил глаз с тела, покачивая головой, словно оценивая такую «находку».

По его знаку Шульц поставил на треногу фотоаппарат, и принялся снимать обстановку комнаты, где случилось несчастье. Эта пара работала словно стала единым целым, и один понимал другого с полуслова.

Сергей Петрович стоял у порога, быстро оглядывая место происшествия, как всегда, не прерываясь, слева направо. Итак, два окна, прикрытых зелеными бархатными занавесками, стеллаж с книгами у противоположной стены, кожаный диван, шкаф с документами и рядом с ним рабочий стол покойного, с ещё включенной электрической лампой. Стол покрыт зелёным фетром, лежали два чистых листа бумаги, ручка так и торчала в чернильнице. На стенах висят три фотографии. Стул опрокинут назад, рядом тело покойного, и что там наверху, между узорами лепнины?

— Николай Григорьевич, простите, не гляните, что на потолке? — попросил криминалиста Стабров.

Никулин быстро глянул вверх, не удивился, и даже поднял с ковра кусочки штукатурки.

— Так пулевое отверстие. Попозже доложу.

Сергей Петрович посмотрел снова на диван, кровь, тёмным пятном, залившую ковёр слева от трупа. Однако, пистолет, и мощный, лежал у правой руки мёртвого. Стол не был испачкан, а стул лежал спинкой на полу. Мешать Никулину сейчас не стоило, подумал Сергей Петрович, моргнув от магниевой вспышки.

— Яркая у вас штука, Франц Янович! — не сдержался он.

— Так «Кодак» новый, слепит, зато снимает хорошо.

— Александр Владимирович. будьте любезны, поговорите пока с Прокопием Фомичом Частиковым. Как раз, Николай Григорьевич и закончит.

ГЛАВА 4 Опрос управляющего

Минаков, кивнул головой и направился к чёрному ходу. По пути, в коридоре, оглядел свой только пошитый мундир. Ну, всё же вышел в полицейские приставы, как гордо подумал он. Худо-бедно, и жалованье теперь платят побольше.

— Ракитин, я во двор. А ты глаз не спускай, с Сергея Петровича, опять его поранило. Ежели чего, сразу посылай за доктором!

— Не подведу, ваше благородие! — куражно, выпятив грудь, и блестя начищенными пуговицами мундира, ответил городовой.

— Ладно, смотри у меня…

И Минаков вышел из квартиры, и стал небыстро спускаться вниз. Спросил сам себя- а правильно ли говорил с подчиненным? Не фамильярничал? Или, наоборот, занёсся, в чинодральство попёр? Эх, надо с Сергеем Петровичем поговорить, тот на флоте служил, с пониманием, настоящий боевой офицер… Но вот, последние две ступеньки, и двор. Он обошёл дом, опять оказавшись у парадной.

Швейцар стоял на месте, а Минаков, заложив руки за спину, приблизился к украшенному позументами служителю.

— Чем могу помочь? — привычным тоном спросил Дьяченко.

— Ваше благородие… — строго напомнил полицейский пристав, и опять поправил обшлага мундира.

— Чем могу помочь, ваше благородие? — повторил швейцар.

— Где квартирует Прокопий Фомич Частиков?

— Так цокольный этаж, вход с парадной лестницы, квартира «А»..

— Благодарю, голубчик, — был ответ полицейского.

Минаков прошёл мимо, с достоинством заметил, как ему открыли дверь. Еле удержался, что бы не сунуть пятак швейцару, но как-то опомнился. Вот, на две ступеньки вниз, и была долгожданная квартира, ещё и украшенная бронзовой табличкой:

«Господин Частиков Прокопий Фомич, управляющий»

Александр Владимирович слегка восхитился таким шрифтом, но крутанул ручку отполированного до блеска звонка. Служба!

— Кто там? — раздался строгий начальственный голос.

— Сыскная полиция, пристав Минаков!

— Сейчас же открываю!

Александру Владимировичу даже понравился такой скорый ответ. Не просто «открою», в именно «сейчас же открою». А этот ведь совсем другое дело!

— Проходите, господин пристав, проходите… — раздался лилейный голос.

Раньше Минаков, сказать честно, и не понимал, отчего у чиновников в присутствиях были такие, словно одухотверенные, а иногда, словно намасленные лица. Теперь стал понимать — от некоей сервильности обывателей. Такого выраженного почтения к лицам чиновного звания…

— Вот, присядьте, — и указал на преотличный венский стул, — чаю? Только самовар поспел.

— Не откажусь…

Вскоре перед ним стояла чашка чая, на блюдечке и даже с мельхиоровой ложечкой и кусочком сахара. Полицейский пристав наблюдал за хозяином квартиры. Тот сел напротив него, и чинно помешивал ложечкой чай в своей чашке.

Мужчина был одет в домашнюю бархатную фиолетовую куртку и такие же брюки, на голове пристроился, словно сам по себе, шёлковый синий колпак с золотой кистью. Гладко выбрит, но с щегольскими усиками. Идеальный пробор гладко причесанных волос угадывался лишь по вискам, не попавших под шёлк колпака. Выглядел господин этаким барином с картин господина Маковского.

— Итак?

— Хотел бы услышать ваш рассказ о господине Рашке. Ну и затем о скончавшемся в этой же квартире Петрушевского Захаре Петровиче. Всё же два самоубийства в одних апартаментах, это многовато, не так ли?

Минаков поправил обшлага своего новенького мундира, всё боялся их испачкать. Только забрал у закройщика, Тимофея Лукича, Отличный ведь оказался мастер, как показалось полицейскому приставу, Он надеялся теперь казаться более представительным,

— Дело случая, согласитесь? — всё говорил управляющий, — Есть же в Первопрестольной места, по утверждению газетчиков, облюбованными несчастными самоубийцами. Их ум всё же скрыт завесой тайны.

— Так — то так… Однако, кто оплачивал эту квартиру?

— Министерство путей сообщения. И одновременно, страховое общество «Россия». Оплата производилась своевременно.

— Господин Рашке не был женат?

— Нет, насколько мне известно. Кухарка имелась. И Рашке оплачивал услуги прачки.

— А Петрушевский?

— Захар Петрович? — почти мечтательно протянул Частиков, — женат! Ну понятно, что, был, то есть. Татьяна Александровна, потрясающая дама! Они нередко выходили в свет. Захар Петрович умел жить, и располагал очень немалыми средствами. К ним часто наведывлись весьма значительные люди. Так что Петрушевский был очень влиятельным человеком, и тут- такой неприятный случай! Случайный выстрел!

— То есть, это не было самоубийством?

— Это решительно невозможно. К счастью, Татьяна Александровна оставалась на даче, и не видела этого трагического момента. Нет, приехала сразу, на следуюший день… Так переживала, расстраивалась, — управляющий от волнения отпил горячего чаю и поперхнулся, — извините, — пробормотал он.

— То есть, это не было и убийством?

— Нет. Такой блестящий и влиятельный человек. Но плохо управлялся с револьвером, произошёл случайный выстрел…

— А господин Рашке? Тоже чиновник в чинах…

— Ничего не могу сказать. Гостей не приводил, всё пропадал на службе, часто приезжал домой поздно. К нему только его сотрудник захаживал, некто Юшков. Такой, знаете ли, работник был покойный, — с неким осуждением произнёс управляющий, — хотя и чин по службе имел немалый. И вот, до чего излишние рвение приводит- застрелился!

Минаков, раздумывая и запоминая, тоже взялся за чай. Кстати, который оказался прекрасно заварен. Он с удовольствием выпил горячий напиток, но тут неожиданно раздался пронзительный свист полицейского, и очень громко хлопнула дверь.

— Я пойду! — поспешно сказал полицейский пристав, и выскочил из квартиры управляющего.

ГЛАВА 5 Ещё один

Сергей Петрович, почти как не думая, потянулся к коробочке со своими порошками, но вовремя себя одёрнул. Шульц сделал вид, что ничего не заметил, а Никулин всё занимался осмотром тела. Стабров, всё же подошёл к криминалисту, и выразительно кашлянул

— Что такое, Сергей Петрович?

— Николай Григорьевич, давайте всё же глянем, как выйти могло с этим отверстием в потолке?

— Пистолет мощный. Череп пуля пробила…

— Как мог покойный сидя, попасть в потолок? Стрелял же он себе в висок, а не засунул ствол в рот, или в под подбородок?

Никулин сощурился, повернул голову трупа, и кивнул. Именно висок был обожжен от прислоненного вплотную ствола. Потом встал, поднял упавший стул, предлагая сесть начальнику. Сергей Петрович, не особо сомневаясь, вытащил из подмышечной кобуры свой «браунинг», вынул обойму, передернул затвор, доставая досланный патрон, щёлкнул, наведя оружие на стену. Раздался лишь сухой щелчок.

— Как-то так, — проговорил Стабров, прислонив холодную сталь ствола к своему виску.

Никулин аккуратно поправил руку полицейского чиновника, глянул поверх головы, кивнул.

— Шульц, снимите!

Вспышка озарила комнату, затем Николай Григорьевич быстрыми шагами просто ринулся к стене, пытаясь найти пулевое отверстие. Правда, оно отсутствовало…

— Нда… — глубокомысленно прояснил криминалист этот эксперимент.

Стабров убрал пистолет, и поглядел на две фотографии на стене. Ничего похожего на отверстие от пули не наблюдалось.

Но тут раздался шум в коридоре скрипнула дверь. Затем послышался глухой удар об пол, хлопнула дверь чёрного хода, и пронзительно засвистел Ракитин.

Стабров вскочил и помчался вниз, пробежав мимо городового, так и державшегося за разбитую голову. Времени на раненых не было, и сейчас всё шло, как в бою. Никаких раненых, только вперёд! Прыгая через ступеньку, он слышал стук каблуков злоумышленника по лестнице.

— Стой, стрелять буду! — закричал полицейский чиновник, выдергивая из кобуры пистолет.

Но дверь на выходе уже хлопнула, Стабров кинулся вдогонку. Из лужи под его ногами брызнула грязь, попав на рукав, но была дога каждая секунда. Бросился за угол, увидел спину бегущего, его брезентовый плащ с капюшоном, пркрывшем голову, и закричал опять:

— Стреляю! Стоять!

И навел ствол пистолета на убегавшего. Указательный палец мягко коснулся спускового крючка, но пистолет лишь сухо щёлкнул в ответ. Перезарядил, ещё раз — и… Стабров глянул на рукоятку, а обоймы не было. Он был уже на улице, и прохожие с удивлением смотрели на субъекта в кожаной куртке с пистолетом в руке, и в опаске перебегали на другую сторону.

— Чёрт, — озлясь на себя просто прошипел Сергей Петрович.

Он поспешно убрал оружие, посмотрел по сторонам, но неизвестный успел скрыться. Человека в брезентовом рыбацком плаще не было видно. Тут из подъезда, навстречу Стаброву вылетел Минаков, едва не столкнувшись с непосредственным начальником.

— Слышал полицейскую дудку? — спросил пристав.

— Точно так, Александр Владимирович, но неизвестный бежал. Пойдёмте опять в тринадцатую, у нас немало работы.

***

Фельдшер Федюнин заботливо перематывал затылок городового. Ракитин смирно сидел на табурете, наклонив голову для удобства.

— Голова не болит? — заботливо спросил Стабров, — вот, порошки, попейте три дня обязательно, и отлежитесь. Александр Владимирович, вызовете из участка замену!

— Да ничего, Сергей Петрович! Я уж доработаю сегодня!

— Ну, тогда посидите, не вставайте. А там со мной в больницу поедете.

Минаков смотрел и слушал, всё стараясь понять грани поведения Сергея Петровича. И требователен, даже жесток с подчиненными в одну минуту и просто заботлив и обходителен в другую.

— Вот комнатка, где прятался неизвестный! — привлёк к себе внимание криминалист, — посмотрите!

Никулин, как видно, был просто восхищён происшедшим. Сергей Петрович подошёл, что бы удостовериться, Плотно притертая дверь- купе, спрятанная под карнизом, незаметная абсолютно. Собственно, это была гардеробная комната, о которой никто из посторонних не знал. Вешалки на которых висели несколько пар одежды, в том числе верхней. Стояли в порядке несколько пар обуви в коробках и без. Даже имелся маленький столик и стул. На столике был и графин, возможно с водой и пара стаканов.

Можно было включить электрический свет, что полицейский чиновник и проделал. То есть именно здесь и прятался неизвестный. Стабров только вздохнул от досады. И решительно направился к комнате кухарки.

ГЛАВА 6 Кухарка Зоя Ивановна

Он постучался, ещё и ещё, наконец, услышал шорох и звук шагов в комнате.

— Зоя Ивановна, будьте так любезны? Необходимо поговорить. Сыскная полиция!

— Я не желаю с вами разговаривать!

Стабров и так был разозлён своим промахом, а тут ещё и перед ним характер показывают? Это было совершенно не честно! Он не сдержался:

— Дело ваше, без сомнения, только вы проживаете в Первопрестольной. И я могу сделать так, что бы вас выслали отсюда в вашу деревню. Поверьте, это не очень сложно сделать!

Дверь тут же отворилась, на пороге стояла миловидная женщина, лет тридцати, в типичном наряде городской обывательницы. Длинная юбка в пол, жакет под самое горло, всё тёмно-коричневого цвета. Волосы кухарки были убраны в узел, и на шее болтались непременные стеклянные бусы.

— Зоя Ивановна? — спросил полицейский чиновник, желая удостовериться, — ваш паспорт?

Женщина показала свои бумаги. Всё было в порядке, документы принадлежали крестьянке Маклаковой, прописка присутствовала. Стабров так и стоял, не желая присаживаться.

— Итак… Давно ли служили у покойного господина Рашке?

— Так два года, как он въехал. До него прислуживала в семье Петрушевских. И, как погиб Захар Петрович, а Татьяна Александровна, супруга его, съехала, так и стала помогать господину Рашке. Хороший был хозяин, обстоятельный. Посиделок почти не было, гостей не водил. Всё на работе пропадал.

— В день смерти не было ли гостей к барину?

— Как же, был. Господин Юшков, его сотрудник. Но вечером он ушёл, это точно…

— После выстрела вы сразу побежали в комнату Генриха Карловича?

— Да какое там… Закрылась я… Перепугалась… Дверь на засов и на щеколду. Когда напивались и буянили гости Петрушевского, часто так пряталась. Сразу подумала, вот, уже второй хозяин умер. Теперь меня точно посадят. Ведь посадите?

Выглядела женщина и вправду напуганной, и Стабров должен был разрядить обстановку. Однако, кто тогда телефонировал?

— Я вам, госпожа Маклакова, не садовник, что бы вас сажать. Ну а вы не куст садовый. Могу только задержать! Но выезжать из города и покидать место жительства на время следствия вам запрещаю.

— Спасибо вам, ваше благородие!

— Но, Зоя Ивановна… — продолжил Сергей Петрович, — кто же был в гардеробной вашей квартиры?

Тут Маклакова, судя по мимике лица, и как она стаа хвататься за платок, висевший на плечах, потеряла, как это пишут в дамских романах, душевное равновесие, и наконец с трудом сказала:

— Ладно, я расскажу…

ГЛАВА 7 Рассказ Маклаковой

— День был обычный, с утра Федорыч, наш дворник, занес вязанку дров. Всё как положено, принёс по чёрному ходу, что бы господский вход не пачкать, получил за это свои пять копеек. Так у нас заведено. Я дверь черного хода на засов закрыла, точно. Потом молочница пришла, я спустилась вниз, взяла молока и творога для Генриха Карловича, тот до него большой был охотник.

— Дверь за собой закрыли? — нетерпеливо спросил Стабров.

— Да, открытую не оставляю. Поднялась в квартиру, затопила печь и принялась завтрак готовить. Ничего особенного- сырники, варёное яйцо и мармелад со свежей булкой и три, непременно три чашечки кофе и без сахара. Да, и был телефонный звонок барину, тот после этого очень рассержен был. Я ещё и спросила :

«Может, что не так с завтраком, Генрих Карлович, так и скажите…»

А он лишь улыбнулся, кривовато так, да всё же ответил:

«Всё дела министерские. Вечером ко мне зайдут, вы к семи мне в кабинет закуски принесите. Ветчину, вина бутылку и два бокала»

И уехал на службу. Вернулся около шести вечера, тоже не в духе, принялся бумаги разбирать. Вечером, точно, к семи или без пяти минут, раздался звонок в дверь. Барин пошёл сам открывать, но я выглянула- тоже чиновник, в мундире, как у Генриха Карловича.

— Опознать сможете? — оживился Стабров.

— Видела гостя хорошо. Принесла им перекусить, как было приказано. Господа поели, выпили, гость ушёл. Но говорили долго, всё о документах, бумагах. Не понимаю я в этом, ваше благородие!

— Ушёл посетитель поздно?

— Около девяти пополудни. Его Генрих Карлович до двери проводил.

— Пистолет? Видела ли ты пистолет у господина Рашке?

Маклакова долго и мучительно вспоминала, старательно хмурила светлые брови, затем отрицательно покачала головой.

— Нет, ни разу. Да сказать честно, я и револьвер у Петрушевского ни разу не видела. Тогда, ещё три года назад, как самоубийство произошло.

Тут уж нахмурился Стабров. Он в то время находился на излечении в госпитале города Владивостока. Дело давнее. но расследование, понятно, было…

— Самый главный момент… Когда же ты услышала выстрел?

— Спала я… Уже под утро, ещё не рассвело. На моих часах половина шестого была. Я вскочила сразу, испугалась. Шагов не слышала, точно. В кабинет Генриха Карловича не заходила, перепугалась.

— Ещё вопрос… Перед гибелью к Петрушевскому приходил кто, кроме его супруги?

— Так на даче она была. А приходили точно, но не видела я никого. Захар Петрович приказал не выходить…

Сходство между происшествиями имелось, и несомненное… Но очень тоненькая ниточка…

— Документы какие остались от Петрушевского в квартире?

— Да там полный шкаф был. Их я, как новый жилец появился, в гостиную перенесла. Правда, какие из них Генрих Карлович перебирал. Дотошный был, ужас… Да, вот ещё… С неделю назад в нашу квартиру воры влезли. Я тогда на рынок ходила, господину Рашке доложила, он с дома управляющим ругался. Замок на двери чёрного входа сменили.

— Много унесли?

— Нет, бумаги перерыли, сломали замок письменного стола, украли десять рублей, там лежало. Будто ждали, пока я уйду.

— И в какое время вы отсутствовали?

— С десяти утра до полудня. Я и не заметила ничего, Генрих Карлович всё увилел, как со службы вернулся, что непорядок в его кабинете. Туда я не заходила, ну, кроме дня уборки, по пятницам. Так мне было указано.

— Следы взлома на замке?

— Не заметила я…

— Здесь оставайтесь, квартиру вам покидать нельзя. Дам поручение дворнику дома, станет провизию вам покупать. Спасибо, Зоя Ивановна!

И Стабров покинул комнату кухарки.

ГЛАВА 8 Соседи, которых не замечаешь

Теперь Сергей Петрович должен был посетить обывателей живущих рядом. Внешний вид не должен внушать подозрений, и он ещё раз перед зеркалом привёл себя в порядок, и только тогда позвонил в дверь квартиры номер 14, находившейся напротив 13.

Терпеливо стоял и ждал, пока подойдут. Наконец, дверь скрипнула, и в щель через цепочку, раздался голос:

— Чего вам?

— Сыскная полиция. По поводу происшествия в 13 квартире. Вот мой жетон, — и полицейский чиновник предъявил свой отличительный знак.

— А вот оно что… Пройдите, — раздался уже уважительный голос.

Дверь отворилась, но не очень широко. Стабров бочком прошёл внутрь, в прихожую. На пороге стояла женщина средних лет, в платье с передником, видимо, экономка.

— Я кухарка семьи Дувалёвых, Пелагея Степановна, — назвалась дама, и воззрилась на гостя.

— Долго вас не задержу. Давно ои вы служите здесь?

— Да почитай как дом построили. Уж семь лет.

— Жильцов из тринадцатой видели? Знакомы, или нет?

— С кухаркой из тринадцатой, Зоей Ивановной знакома. Так квартиранты там беспокойные, вот, оба застрелились, — грустно заметила женщина, — грех то какой…

— А вы не слышали, что было сегодня утром, и вчера вечером? — с надеждой спросил Стабров, — поточнее, если возможно?

— Да на кухню пойдёмте, там расскажу. Чего стоять-то? Господа на даче пока…

Сергей Петрович прошёл на кузню, хозяйка усадила его за большой стол рядом с дровяной печью, стоявшей в середине помещения. Хозяйка налила в глиняную кружку горячего чаю, и поставила себе такую же. Ну а Стабров выудил из портфеля плитку шоколада «Нестле». Не зря жена положила! Кухарка сразу просто растаяла.

— Ну вот… Не спалось мне… И гроза ведь была. И сначала, около семи вечера, пришёл гость. Я, грешным делом, в глазок смотрела. Щуплый такой, молодой, но при мундире. Около девяти вечера вышел, но потом почти сразу вернулся.

— Точно он, Пелагея Степановна?

— Да точно, — и махнула рукой, — ну а затем, ночью, около шести, слышала я два выстрела. Кинулась к двери, посмотреть, но никто не выходил. Да и из чёрного входа тоже, не слышала.

— А с грозой не перепутали? Вроде бы была гроза ночью?

— Как можно, ваше благородие!

— А, простите, в день, когда Петрушевский погиб, не видели чего?

— Так почти три года прошло… Но, нет, не видела. Жена его на даче была, это точно. И выстрела не слышала.

Сергей Петрович выпил чай, посидел немного, для порядка и из вежливости и откланялся.

— Пойду я, служба…

Женщина проводила его до порога, затем тщательно закрыла за ним дверь.

***

Сергей Петрович спускался по лестнице, и припоминал слова Пелагеи Степановны: «Два выстрела… ушёл и вернулся». Нет, конечно, и Маклакова могла ошибиться, и Пелагея также, тем более следов от второй пули не нашли… Но вот, перед ним была дверь одиннадцатой квартиры. Он позвонил один раз, затем ещё. Кто-то подходил.

— Откройте, сыскная полиция!

Но ответом было лишь молчание и тихий шорох удаляющихся шагов. Полицейский чиновник постоял, тщетно надеясь, что ему откроют. Только вздохнул от огорчения, и поднялся на четвёртый, последний этаж этоо дома. Пятнадцатая квартира.

— Ну должно же быть так, что бы мне наконец, повезло, — тихо произнёс Стабров.

И после звонка в дверь ему сразу же открыли. На пороге стояла чуть полная, радушная женщина, в сером платье, косынке, с повязанным передником и полотенцем на левой руке.

— А, полиция, — удовлетворенно произнесла, судя по наряду, экономка, — а вы, так не иначе сам Сергей Петрович Стабров?

Полицейский чиновник слегка опешил от такого обращения. Дожил, что называется… Уже и в лицо узнают…

— Да как же-с, мои баре все заметки господина Гомельского о вас собирают. И фотопортрет ваш имеется. Вы на мотоцикле приехали? — с живостью сыпала она вопрос за вопросом, — не иначе, насчет тринадцатой? Так я и телефонировала. Ах, как будут переживать Иван Евгеньевич и Анна Петровна? Вы свою фотокарточку не подпишете?

И не дожидаясь ответа, экономка упорхнула внутрь, и вернулась с писчим прибором и журналом Мото-Ревю с его фотографией.

— Иван Евгеньевич будет вам сердечно обязан. Не знаете о финансисте Николаеве? Да как же, из Купеческого банка… Вот здесь, пожайлуста…

Стабров пришёл в себя после столь жаркой встречи, расписался, и достал визитку.

— Вот. передайте господину Николаеву. И вот ещё…

— Степанида Викентьевна… — назвалась женщина.

— Степанида Викентьевна. Вы телефонировали, что стреляли, и выстрел был один?