Бесплатный фрагмент - Душа. Путешествие

Дисклеймер! «Книга не пропагандирует употребление наркотиков, психотропных веществ или каких бы то ни было других запрещенных веществ. Автор категорически осуждает производство, распространение, употребление, рекламу и пропаганду запрещенных веществ. Наркотики — это плохо!»

Книга посвящается всем земным существам, которые так или иначе между собой связаны.

Пользуясь собственным авторским правом, отдельно посвящаю роман Ярославу Погребняку, с которым мы на всю жизнь связаны невидимыми нитями.

---

Есть люди, которые знают тебя с самого начала. Им не нужно время. Они просто знают. Это глубже любого понимания и каких-либо чувств. Таких людей встречаешь редко. И это настоящее везение. Если с вами так случится, вы непременно поймёте. Этот человек словно остановится в хаотично движущейся толпе, и посмотрит вам в глаза. И вы застынете. Как в киношной сцене.

Вы испытаете страх, один из самых величайших. Поверьте, вы тут же испугаетесь, что можете его потерять. И я точно знаю одно — ни в коем случае нельзя бояться. Именно эта мысль способна вспугнуть ваше счастье. Берегите этих людей, только тогда они навсегда останутся с вами.

Мне кажется, встретить такого человека дважды — подарок свыше, чья-то бесконечно благая воля…

И когда я в глаза твои посмотрела, я подумала, может всё это время я ошибалась? Может я, встречая остальных, принимала их за тебя? Потому что я точно тебя знаю. В этом нет никаких сомнений.

Я перебирала их как книжные листы. И как письма бумажные, я их сжигала. Пока не сгорела сама.

У меня не осталось сил, а надежд я никогда не питала. И когда теперь я смотрю на тебя, такого близкого и знакомого, мне остается только молиться, чтобы я нашла внутри то, что можно ещё разбудить.

I. Рай

Гнусные города с их беспощадными порядками оставили во мне единственную мечту — написать гениальный роман или сценарий о моей жизни — моменте, которому не суждено было начаться. Эта огромная бюрократизированная контора под названием «Небесная канцелярия» действительно существует. Да-да, именно. Уж я-то знаю, о чем говорю. Тысячи или больше мудрейших сущностей «сканируют» каждую прибывшую Душу, принимая взвешенное решение о ее дальнейшей судьбе — попасть или нет в мир людей снова. Так в «табеле» каждой Души появляется «печать» пройденных инстанций. Некоторые не ставят свои печати, считая, что урок по их части уже был пройден. Меньше печатей — проще жизнь.

Души и их пройденные пути бурно обсуждаются (ментально, без слов, разумеется) в отделах и подотделах и подотделах подотделов, решаются судьбы людей.

Когда сюда попала я, то не ощутила дружественной атмосферы, скажу откровенно. Они поглядывают на меня искоса, молча. Я не вызываю ни у одного интереса. В моем «табеле» не поставили ни одной печати. Я приблизилась к одному из мудрецов-наставников, он засуетился, отвернулся, делая вид, что спешит и не видит меня. Я услышала только одно невероятное слово: «Кайфожорка». Нет, не подумайте только, что я хотела снова погрузиться в этот адок, просто сама ситуация меня обескураживала.

Я сразу направилась в последний отдел, назовем его «Решающим», обладающим высшими полномочиями. Он может опираться совершенно на собственные критерии, свое видение. И сказать «нет», когда остальные решили «да», ему под силу. Или же сказать «да», когда другие сказали «нет»! О нет! Меня молниеносно выталкивает наружу, да так, что я слышу какой-то щелчок, который напоминает звук открывания фронтального выкидного клинка. Я заполняюсь воздухом, чувствую, что меня сейчас разорвет на части, скорость бешенная, вокруг темнота и миллиарды мелких светящихся частиц, я все еще звездная пыль — мое любимое место. Вот-вот я почувствую прилив кислорода и окажусь в самом тихом и спокойном месте во Вселенной — в утробе моей драгоценной мамы.

Меня снова сотрясает, я начинаю замедляться, внутри все сжимается, будто я задыхаюсь. Это невесомость, неприятная и тихая невыносимо. Тишина давит на все мое сознание, я словно в беспросветном вакууме, вокруг меня только пустота, и я тоже пустота.

---

Глава 1.
Михаил Тихонович

Воздух стоял. Пылающим столбом. Было настолько душно, что казалось, мне на грудь кто-то наступил. Пока мы ехали по чёрной беспросветной дороге, я смотрела в окно, но ничего не видела совершенно, кроме очертаний нависших над нами великанов. Горы. Я никогда раньше не видела гор.

— Туман спускается, — сказал дедушка.

— Будет дождь? — Поинтересовалась я.

— Нет, дождь уже прошел. Вот так прилетела к деду на Кавказ в мае, а здесь дожди! — Возмутился он тут же.

Я продолжила таращиться в окно. Честно сказать, я еще не отдавала себе отчет в том, что происходит. Я так быстро оказалась совершенно в другом измерении: ни огней, ни людей, ни машин. Только ночь и пустота. Вокруг и, пожалуй, внутри.

В какой-то момент я задремала, а пробудилась от того, что дедушка довольно резко затормозил. Перед машиной по дороге шли коровы! За ними присматривал погонщик (я гораздо позже узнала название этой местной профессии), пытаясь придать движению рогатых менее хаотичное движение. Но, кажется, это было бесполезно… Вообще-то я испугалась и все, что смогла сказать: «Обалдеть!» Дедушка рассмеялся, посмотрев на меня в зеркало.

— Знаешь, они милые, но иногда опасные. Могут броситься на машину. Лошади тоже. Лучше переждать, но для нас это уже дело привычное.

— Как так коровы гуляют по дороге? — У меня не укладывалось это в голове.

— Их ведут в поля, на зеленые склоны — дорога одна для всех. Там они будут до вечера, потом он их погонит назад.

— А сколько время?

— Сейчас почти шесть утра.

— Мы скоро приедем?

— Скажем так, что мы на финишной прямой.

Солнце вставало мягко, как будто раскачиваясь в колыбели после сладкого сна. С ним пробуждалась природа. Виды за окном пугали и завораживали. Горы нависали непробиваемыми мощнейшими стенами с обеих сторон. Где-то сплошь скалы, где-то сочно-зеленые леса, уходящие в небо. Издалека можно было рассмотреть испещренную редкими водопадами породу. Казалось, мы движемся по дну огромной чаши. Впереди я видела недосягаемые снежные вершины. Туман, если он и был, рассеялся, но кое-где я замечала рассветную дымку. Внутри меня все трепетало, я не хотела останавливаться, не хотела выходить из машины! Я просто не представляла точку нашего назначения. Каким будет мой новый дом, что там вокруг? Что теперь я буду видеть из окна?

— Это Баксан. Мы сюда иногда приезжаем. Здесь рынок, вроде местной ярмарки, можно купить что-то привозное. Баксан — это река, очень длинная, горная речка. И подъезжаем мы к поселку Былым.

Я разволновалась так, что мне сейчас же захотелось выскочить из машины и побежать обратно в аэропорт. Меня охватила паника и непреодолимое чувство неизбежности. Я попала в западню…

— Ничего, скоро Кавказ станет тебе родным. Из всех мест, я могу точно сказать, в этот край все влюбляются навсегда.

Я обратила внимание на поляну, усыпанную камнями, которые издалека напоминали расползшихся улиток после дождя. Облака за секунду обволакивали верхушки гор, поглощая их облачной пастью. Иногда они так ускорялись, что казалось это Бог неба так усердно курит трубку, пока наблюдает за нами. И выше этих бархатных туманных холмов уже нет ничего. Горы были повсюду! Они разрывали плоть земли и вырастали, загораживая собой свет. Камни, сплошные камни, такие мертвые, но такие живые! Как бы я хотела превратить свое сердце в камень, чтобы ничего не чувствовать…

Пока я пребывала в около шоковом состоянии, Былым остался позади.

— Сейчас проедем Тырныауз. Здесь у нас центр жизни, — дедушка рассмеялся. Тебе после столицы все кажется некрасивым?

— Нет, просто другим.

— Адыр-су тоже речка. И ущелье Адыр-Су. Познакомишься. Мать-гора, Уллу-Тау. Там можно загадать желание, а она его исполнит.

Дедушка, если честно, не был тактичным человеком, но в тот момент, момент нашей первой встречи, знакомства, он тоже переживал, я поняла это, спустя время.

---

Глава 2.
Жизнь?

Разговоры между нами были короткими. Их сложно вообще назвать разговорами: дедушка и бабушка ни о чем меня не спрашивали. Я приходила к завтраку, обеду или ужину, потому что мне было озвучено время приема пищи. Бабушка была необычным человеком — казацкая жесткость проявлялась во всем. Например, мне было велено каждое утро в 8:00 ждать ее на стуле в зале, с заранее подготовленной водой в ковше, двумя расческами и лентами, которые я выбрала на сегодня. Она входила в комнату со словами «Доброе утро», расчесывала мои волосы, потом смачивала расческу в воде и приступала к созданию одной из своих фирменных причесок. Для меня это было строгостью. Когда волосы оказывались спутанными, я вздрагивала пока она с ними справлялась, на что бабушка говорила: «Терпи, казак, атаманом будешь».

А нежностью было то, что она не дергала меня, ждала, когда я буду готова раскрыться. Не давила, просто с любовью оставляла мне на подоконнике свежий компот.

Дни проходили как один (хотела было сказать, как в тюрьме, но это неподходящее сравнение). Я в основном читала, иногда выходила со двора. Любовалась изумительной природой, но не могла долго смотреть, потому что она просто сводила меня с ума.

На улице стояла неимоверная жара, часто я засыпала за очередной книгой в полуденное время.

Дедушка научил меня играть в карты и делать фокусы, типа того, как все принцы остаются в комнатах принцесс, пока охрана пьяная спит в другой комнате.

Дедушка играл на гармони. Чтобы я начала танцевать, он говорил: «Ну повасюй немного». Бабушка пекла пирожки. Она делала это так быстро, что я не успевала понять, какой этап за каким следует. Запах набухающего теста и картошки с зеленью по сей день запечатлён во мне. Мы научились вместе работать в огороде, все было слаженно. Больше всего я любила возиться с фасолью, рассматривать эти узоры, рождаемые природой под солнцем Кавказа.

Я познакомилась с соседской дочкой, ее звали Нонна. Она была не совсем обычной девушкой. Про нее говорили «щипцовая», это значило, что во время родов ее доставали щипцами и повредили что-то. У нее была легкая умственная отсталость и случались приступы эпилепсии. Возможно, именно это делало ее очень искренней по отношению не только ко мне, но и к миру. Она оставалась ребенком всегда, играла со мной в бумажные куклы и рисовала. При том, что ей было около двадцати пяти лет. Она умела много того, чего не умела я — гладить белье, наводить в шкафу с одеждой идеальный порядок. Все, что связано с порядком в собственной комнате, что я умею делать по сей день, передала мне Нонна.

---

Глава 3.
Выше ноги от земли

Выжженные солнцем днем, мы никак не могли остыть прохладными ночами. Твои самые нежные, как стебель подорожника, руки будоражили во мне все, что только может вспыхнуть в эти годы юности.

Встретившись с твоими глазами единожды, в заплывшем зеленью повороте от моего дома к уличной дороге, я не смогла более оправиться. Все мое краткосрочное детство осталось за твоей спиной, которую я так любила гладить липкими от жары ладошками, пока ты целовал мою шею. Боже, какие горячие у тебя были губы! Я не могла оторваться от них, стоило раз узнать их вкус. Этот вечер, этот день, наш первый поцелуй я вспоминаю каждый год. Вот уже больше двадцати лет. И я никак не могу вырваться из твоих объятий, в которых было нечем дышать два наших лета подряд… И не могу понять, зачем ты отпустил меня, как посмел позволить мне уйти?

Ты был самым праведным мужчиной в моей жизни, моим духовным проводником, воспитателем и любовником. Не позволяя моей натуре перелиться за края дозволенного, доходил до точки со мной. Держась за руки, мы целовались до боли в челюсти и онемения в шее.

Это я стою с тазом белья и ведерком прищепок, а это ты спускаешься по улице, чтобы пройти мимо моих окон, хотя тебе в другую сторону. Стоит мне только мельком увидеть твою белоснежную футболку, как я готова броситься к тебе в руки. И вот мы на одной линии, только не останавливайся, только не подходи, я не смогу удержаться. И ты подходишь, видя, что я дрожу, берешь мою ладонь, поглаживаешь пальцами ледяную от волнения кожу. И мы смотрим друг другу в глаза. И это любовь.

Наваждение, напасть — то, что накрывает нас, как только первая темнота просачивается в наше ущелье. Среди дремлющих трав и таких романтичных звезд только мы и не спим. А может, соседи видели? Нет, мы были осторожны, иначе ведь неинтересно. Мы лежим на горячей земле под шумными кленами и орехами. Как трепетно, когда ты гладишь мои ноги. Осторожно, медленно и крайне нежно. Твое электричество попадает мне в кровь. А потом ты на миллиметр запускаешь пальцы под мою юбку. И я открываю глаза, а твои уже открыты в ожидании моего ответа. И я целую тебя только сильнее. И ты проводишь большим пальцем по внутренней части моего бедра, что смущает меня, но дневной свет погас, увы.

И ты останавливаешься, как и прежде. Что за бережность, моя любовь… Ты трогаешь мою грудь, она точно помещается в твоей ладони. Что остается мне, если не сесть сверху и напасть на тебя. Но твой пласт уважения выражается в моей неприкосновенности. А я не могу больше ждать и терпеть это каждый день. Когда я чувствую под собой твой твердый член, мне так не терпится ощутить тебя внутри. А ты куришь свои сигареты, а потом провожаешь меня домой.

Утром ты снова проходишься по моим периметрам, я раскачиваюсь на качели, а ты наблюдаешь, как пляшет моя юбка, рассматривая мои трусики. Мы идем на речку остужаться. И ты обнимаешь меня в воде, я обхватываю тебя ногами, и мы долго целуемся. Ты носишь меня на руках, а я смеюсь.

И я просто перестала спать, моя любовь, когда поняла, как глупо все получилось. Я не уберегла твоих чувств, когда разрушились наши мечты. Но я не стану себя ненавидеть, ведь это ты не научил меня быть разумной и верной. Ты тоже виноват!

Сейчас я даже не могу попросить тебя позволить просто выпить с тобой кофе. Мне давно не о чем фантазировать. Я больше не смогу сказать тебе, что не могу остановиться.

Бывало, ты часами стоял с обратной стороны окна. Родные говорили привести меня домой в девять. И ты вел меня. И ни разу не зашел в мой дом. Я стояла у подоконника своей комнаты, тянула к тебе руки, а потом ты влезал на подоконник. И в полной темноте мы снова целовались. До глубочайшей ночи. И ничего не было прекрасней в моей жизни, чем чувствовать твою любовь. А когда шли дожди, нам приходилось не видеться, и я не находила себе места. И как только удавалось вырваться, я знала, что ты озадачен тем же. И за тем же утонувшем в зелени поворотом ты уже ждешь меня, чтобы украдкой хоть на секунду коснуться моих губ своими. И снова томиться, ждать вечера… Когда все уснут, а мы наконец окажемся вместе.

---

Глава 4.
Адыр-су

Чтобы попасть в ущелье Адыр-су, нужно было подняться на подъемнике — на него загоняли машину, и железная конструкция поднимала ее наверх. На подъемнике в бетоне камушками было выложено «Лермонтов 1978». К слову, пассажиры поднимались по железной лестнице. Количество ступенек я так и не смогла посчитать, слишком чудовищное это занятие! Хусейн работал на подъемнике, он был очень улыбчивым, кое-как говорил по-русски, но было понятно, что он добродушен. Он выглядел экзотично — очень смуглый, сухой и с черными глазами как у полосатой гиены. Но улыбка его стирала все границы.

Выше по ущелью, в сосновом бору располагался наш дом, там же неподалеку был альплагерь Джайлык, который, собственно, и строил дедушка. В лесу было много домиков, а между ними протекал ручей. Я любила играть там, слушала дедушкин мини-магнитофон, кажется «Спутник» или «Легенда», не помню точно, потому что их было несколько. У меня для счастья появилось все — живописная парковая аллея, кинотеатр, столовая, в которой я встречала людей, ставших моей семьей.

Мы ездили в гости к леснику. Дедушка с ним частенько «зажигал», особенно после охоты. А чтобы к нему попасть, нужно было переехать большую речку, в том месте она была не очень бурная, но глубокая: по самые двери и лобовое стекло. В первый раз я вообще чуть не отключилась от страха, потом, казалось, привыкла. Хотя, знаете, нет — всегда боялась.

Ездили в Тырныауз, возили белье в стирку и в магазин… Эти поездки стали настоящим приключением. Казалось, я совсем забыла о «той» своей жизни.

Итак, в десяти километрах от подъемника, с правой стороны ущелья Адыр-су располагалась спасательная станция, а с левой и был наш Джайлык. К слову, сегодня Куллумкол продолжает собирать толпы альпинистов, а Джайлык как раз стоял на стыке долин Куллумкол и Адыр-су.

Мы же (когда я обзавелась друзьями) ходили в походы через каньон Уллу-Тау (а это не меньше 14 км!) вдоль реки Адыр-су — грубо говоря, напрямую. То, что я видела своими глазами, практически невозможно передать. Я чувствовала себя вольной, гордой птицей, с большими, сильными крыльями! Меня переполняла радость и наслаждение, и ничто не способно было меня остановить на пути к себе…

Мои глаза сияли, а Артем смеялся, глядя на меня.

— Я люблю этот край! Это моя самая лучшая жизнь!

— София, ты лучшая!

Я подбежала к нему, и мы целовались. Неистово. Заряженные сносящей голову энергией гор.

Не сразу понимаешь ценность того, что имеешь — то время было абсолютно беззаботным. Мы бегали за сусликами, которые выглядывали из-под земли и точно дразнили нас. В гараже у дедушки мы делали из колесных камер ведра, набирали в них воду и заливали в норки к сусликам, чтоб те все-таки выбрались к нам. Что за забава!

Нонна часто гуляла со мной, и все мои друзья относились к ней уважительно, никогда ей не говорили ничего плохого. Люди здесь были другими, не такими как в Москве. Во мне запечатлелись их портреты. Их я расставила в своей галерее воспоминаний. К каждому портрету есть надписи:

— Оскар и его смешные усишки

— Леон и его ровная челка

— Муса с характером

— Нонна и драгоценная тетрадка с наклейками

— Хусейн, провода и неработающая рация

— Артем — моя любовь

— Залина в платье в цветочек

— Варя и комариный укус

— Фатима, которая любит мыть посуду.

Я полюбила их всем сердцем.

---

Глава 5.
20 июля

Артем тогда гулял с Аленой, она казалась не очень симпатичной, но зато более развитой физически в сравнении с другими девочками. Но я заметила (да и Залина тоже), что Артем сразу обратил внимание на меня.

— Он смотрит? — Мы проходили мимо навеса, где все обедали.

— Смотрит так, чтоб никто не заметил.

Когда мы поравнялись, Артем включил магнитофон, который стоял на столе. Там точно играло что-то компрометирующее, но что именно — уже не помню.

Алена приезжала в лагерь только по выходным, сегодня ее не было. Мы с Залиной пошли на теннисный корт. Он находился слева от центрального входа в лагерь (если смотреть прямо). И корт располагался за небольшим футбольным полем. Мы взяли ракетки и начали играть. Если честно, у нас не очень хорошо получалось. И мальчишки, которые в это время гоняли в мяч, посматривали на нас и хихикали. Они были старше, поэтому мы особо с ними не шутили, как бы опасаясь. К ним присоединились Артем и Андрей. Конечно, мы искали любую свободную секунду, чтобы посмотреть с ним друг на друга. К нам подошла моя бабушка.

— Я сырников нажарила, пора перекусить. Не жарко тебе? — Она прикоснулась к моей шее, так нежно и бережно.

— Нет, не жарко. Сейчас приду.

— Залина, ты тоже иди к нам.

— Да нет, мне надо домой сходить.

— Хорошо. София, жду тебя.

Все это время Артем наблюдал за мной. Как я общаюсь с бабушкой, перебирая пальцами сетку ракетки.

Мы еще немного постояли с Залиной, болтая о чем-то, потом я пошла домой.

— Выйдешь сегодня? — Обратился ко мне Артем.

— В открытый Космос?

— Гулять вечером. Выходи! — Он выглядел очень спокойным. Смотрел из-под лба.

— Не знаю, отпустят ли меня. Куда приходить?

— На речке уже была?

— Один раз.

— Тогда выходи в 7 сюда, я за тобой зайду.

— Я не пойду одна.

— Да понятно. Приходи с кем хочешь. Посидим в беседке.

Так начались наши вечера. Мы их почти всегда проводили вместе. Кроме тех моментов, когда Артем уезжал на подработку. Алена уже не вызывала во мне ощущения угрозы. Мне даже было ее немного жаль. Она всячески пыталась обратить на себя внимание Артема, хотя уже ясно понимала, что мы с ним влюблены друг в друга.

Было 20 июля. Стояла невыносимая жара. Дедушка с бабушкой поехали на КМВ (Кавказские Минеральные Воды). Они оставили мне еду и предупредили, что ночевать останутся там. К вечеру, когда зной немного отступил, мы выбрались в беседку. Собрались все. И было несколько приезжих ребят. Мы слушали музыку, пели и просто радовались жизни. Такая полная беззаботность. Я сидела на коленках у Артема, он меня обнимал за талию. Уже стемнело.

— Как-то скучно, — пожаловался Оскар.

— Хочешь повеселиться, иди охладись в речку.

Все рассмеялись.

— Давайте поиграем во что-нибудь?

— В прятки? — Уточнил Леон.

— Нет, давайте в бутылочку.

Все как-то стали переглядываться. Я вообще отдаленно понимала, что это за игра. Знала, что в ней надо целоваться.

Кто-то из ребят уже отправился на поиски подходящей бутылки.

— Мне нужно проводить Нонну домой, — сказала я шепотом Артему.

— Пойдем.

Он взял меня за руку, и мы пошли втроем обратно в сторону лагеря. Идти было не очень далеко, но я как-то устала. И Артем посадил меня сзади к себе на спину. Поверьте, это было очень смешно! Он все время останавливался, поправляя меня как кузов. И мы хохотали. Это было уже на обратном пути. И в этом лесочке, не доходя до беседки, он так посмотрел на меня… Завораживающе. Я знала, что хочет поцеловать. Но не стал почему-то.

Мы вернулись к нашей компании. Там уже веселье было в самом разгаре. Нам, конечно, предстояло присоединиться. Само собой, на тот момент я еще ни разу не целовалась. И вообще, к Залине в гости ходила с сумкой с куклами, в которых мы тайком от всех играли. И целоваться, например, с хамом Андреем в первый раз в своей жизни я точно не хотела.

Правила игры были самыми простыми — крутишь бутылку на столе: на кого указывает горлышко, с тем и целуешься. Очередь крутить была моя и, естественно, я не могла сдаться при всех. Артем наблюдал за мной. Я раскрутила бутылку. Горлышко остановилось прям напротив него. Я испытала счастье. Спокойствие. Расслабленность. Потом пришло понимание, что сейчас я буду целоваться с мальчиком, в которого влюблена. Я занервничала. Он подошел ко мне (так как мы уже сидели на разных лавочках), аккуратно взял меня за затылок, наклонился и поцеловал. По-настоящему. Это был мой первый поцелуй. И он был чудесным.

Мы продолжили играть, все поперецеловались друг с другом. Смешнее всех целовался Муса. Он старался сильно не дотрагиваться до губ, поэтому было похоже, что тебя целует голубь.

Я спала почти до 12. Дедушка с бабушкой еще не приехали, поэтому я умылась и пошла в столовую, зная, что там меня чем-то точно накормят. За столами сидели несколько туристов и рабочая бригада. Я поздоровалась с ними и пошла в сторону кухни к тете Римме.

— А я тебя жду-жду.

— Здравствуйте! Я спала.

— Гуляли вчера? Вас было слышно аж здесь.

— Ну так, немного.

— Есть каша, есть яйца вареные.

— Можно и то, и то. И чай.

— Кофе не хочешь? — Она заботливо смотрела на меня из-под белого колпака.

— Хочу.

Я взяла еду и пошла за стол. В столовую зашла Алена.

— О, привет.

— Привет.

— Ну как дела? Я на выходные приехала.

— Все хорошо. Придешь сегодня?

— Да, наверное. К Артему хотела вот зайти. Не знаешь, где он?

— Неа.

— Ну ладно, я пошла.

Меня это взбесило. И напрягло. Я поела и пошла обратно в дом, взяла томик Пушкина, но сконцентрироваться совершенно не получалось. Так я снова уснула.

Не знаю, о чем они говорили. Точно знаю, что разговор был. Никто из ребят конкретно ничего не знал. Это было в стиле Артема — обеспечить девочке иммунитет. Чтобы никто не смеялся над ней. Скорее всего ее чувства были искренними (как, впрочем, и мои). После этого Алена перестала приезжать.

В этот день звонил папа.

— София, я очень соскучился. И мама тоже соскучилась.

— Здорово. Я тоже соскучилась.

— Домой хочешь?

— Нет, мне здесь классно.

— Правда? Я очень рад. Друзей нашла?

— Да, конечно. Мы ходим на речку, играем в теннис, я читаю книги.

— Да, у дедушки много книг, уверен.

— Не хочешь приехать, папочка?

— Хочу, я, конечно, хочу, — папа начал вздыхать.

— Ну так приезжай.

— Попозже. Пока занят работой.

— Ладно! Может, в августе?

— Я постараюсь. Целую тебя!

— И я тебя, пап.

Потом бабушка с ним тоже о чем-то говорила. Я не слушала. Мне не было интересно. Меня волновал только Артем. Увидимся ли мы вечером…

И я засела с дедушкой за нардами. Почувствовала какую-то обиду. Почти предательство со стороны Артема. Он в этот вечер не предпринимал никаких попыток увидеться со мной. И я, полная переживаний, дочитывая «Кавказского пленника», уснула под милые ночные переклички сычей.

Утром бабушка заплетала меня.

— София, маме стало лучше, — бабушка сказала это так осторожно, что я сразу поняла, что что-то не так.

— Я рада.

— Дело в том, что, возможно, она захочет тебя забрать обратно.

— Но я не хочу обратно! — Я готова была вскочить со стула и начать метаться по комнате. У меня округлились глаза и запылали щеки.

— Я знаю, Сонечка, знаю. Но она твоя мама. И папа твой там.

— Да я за все свое детство только здесь чувствую себя чьим-то ребенком! Хотя детство мое уже закончилось. Разве не так? Ты же знаешь, бабушка!

— Я знаю, милая, знаю.

— Бабуль, не разрешай ей меня забирать. Я не хочу в Москву! — На мои глаза навернулись слезы. — Папа не справится с ней. Хоть что-то, да я понимаю.

— Ты все понимаешь. Я с первого взгляда в этом была уверена.

— Не хочу снова быть нелюбимой. Не хочу раздражать, не хочу бесить, не хочу напрягать. Она обзывает меня…

— Как именно?

— Больная, чокнутая, ненормальная… Хотя я ничего не делаю такого. Я же просто ребенок.

— Да, дорогая, да. Она обошла меня и обняла. Я уткнулась в ее большой живот и продолжила тихо плакать.

— Пообещай, что не отдашь меня, — я посмотрела ей в глаза.

— Обещаю, София. Я сделаю все, чтобы ты осталась с нами.

Папа прилетел в конце августа. С подарками от мамы. Она передала мне куклу Барби, очень красивую. Да еще и с набором аксессуаров и портретом. И еще очень классную медведицу с малышом. Ее лапки были на липучках, они смыкались на животе. Так крепко она его держала. Не выпускала из своих объятий. Меня очень тронули эти подарки. Захотелось увидеть маму. Обнять ее. Очень хотелось почувствовать себя таким вот медвежонком в ее руках. У мамы были очень нежные руки. Мягкие. Как шелк. Я часто думала о том, что ведь мама так много моет посуды — как кожа на руках не портится от этого? Ответа у меня так и не нашлось.

В общем, разговоров о моем возвращении не было. Ничего подобного. Понятно, что мне нужно было вернуться в школу. Либо в Москву, либо пойти здесь в Тырныаузе. Второй вариант был сложным. Я это прекрасно понимала. Во-первых, дедушке пришлось бы меня возить каждый день (туда и обратно), а это не так близко (больше двадцати километров). Во-вторых, документы мои оставались в Москве (как мне было известно), то есть меня не переводили в другую школу. Но я тоже ничего не спрашивала. Мы здорово проводили время, все были в прекрасном настроении. Папа захотел съездить на Чегет и посмотреть на Эльбрус, что меня тоже очень обрадовало, ведь я там еще и сама не была. Местных красот было вполне достаточно. Одна Адыр-Су чего стоила! Но встретиться с Великим тоже хотелось.

До некоторых ключевых мест мы так и не добрались: бытовые заботы и разгильдяйство побеждали дух приключений в нас. Дедушка довольно быстро расслабился, когда понял, что я уже адаптировалась. Хотя мне этот период по сей день кажется примерно половиной вечности.

Был день рождения Залины. 29 августа. Мы собрались возле ее дома. Ее мама накрыла поляну еды в лучших кавказских традициях на улице. Мы подбегали, что-то ели и снова отлучались танцевать. Танцевали только девчонки. Артем, Оскар и еще какие-то парни держались в сторонке от нашего веселья. Моему папе как-то это все показалось странно, что мальчики не участвуют в празднике активно. Он предложил им выпить вместе с родителями, но никто не согласился. Тогда он сказал, что десерт будут есть все и куда-то удалился.

Вернулся он с арбузом, деликатно предупредив присутствующих, что арбуз с водкой. Ему вообще никто не поверил. Пока мы не стали этот самый арбуз есть. Оказалось, что это незабываемое лакомство действительно представляет из себя именно то, о чем папа так смело заявил. Огромный кавказский арбуз ели все. И «вечеринка» начала принимать верные обороты. Было весело. Как, пожалуй, никогда ранее в моей жизни. Взрослые достали сигареты, прежде чем перейти к разговорам «за жизнь», а мы неистово плясали.

Я подбежала к папе, обняла его и чмокнула в щеку.

— Сонь, хочу с тобой поговорить.

— Говори и я пойду.

— Можем отойти?

— Ну пап, сейчас не хочу.

— Пожалуйста, это важно.

Тут я уже все поняла. Можно было и не говорить. Но он взял меня за руку, и мы пошли к реке.

— Ты сейчас скажешь, что мы уезжаем?

— София, я знаю, что тебе здесь хорошо. И понимаю, что с мамой сложно. Но скоро учебный год, да и вообще — дома все наладилось.

— Но я не хочу, — ответила я с надрывом.

— Я прекрасно понимаю тебя, но у всех нас есть обязательства. Пока что твое — учиться в школе.

— Зачем вообще тогда меня сюда привезли?

— Погостить у бабушки с дедушкой.

— Нет, это неправда! Ты врешь! Мама отказалась от меня, и я сюда переехала. Зачем мне теперь обратно переезжать?!

— Все несколько сложнее. Не совсем так…

— Не морочь мне голову! — Я начала грубить, хотя ранее никогда этого не делала вообще.

— Ты не очень красиво сейчас себя ведешь по отношению ко мне…

— А красиво меня таскать туда-сюда? Я все слышала, что говорили дедушка и бабушка!

— И что они обсуждали?

— Они сказали, что мама чокнутая! Что ей место в психушке, а бабушка молилась, чтобы меня не забрали к ней обратно.

— Мда уж, — отец буквально опешил.

— Я не поеду никуда, я утоплюсь прямо сейчас в Адыр-Су!

— Прекрати так говорить.

— Мне больше нечего ответить. Здесь мои друзья, моя жизнь, мои близкие — это дедушка Миша и бабушка Валя! Вы меня не знаете. И не узнаете! Ты с ней заодно!

— Я полностью на твоей стороне, ты же знаешь.

— Я знаю, что я боялась сюда ехать, мне было так страшно! Вы даже представить себе не можете. Я ребенок, а вы распоряжаетесь мной как псом! Да здесь и к псам иногда лучше относятся. Их не отвозят за столько километров из дома после того, как завели.

Что говорить, у меня началась настоящая истерика. Папа обнимал меня, и, кажется, тоже плакал… Я знала, что уеду. Это было неизбежно, ведь я ничего не решала. Мой голос не стоил ничего. В тот момент я совсем не думала про Артема. Это понимание пришло гораздо позже.

— Ну хоть еще немного, — я подняла на папу глаза, — пожалуйста. Хочешь я встану на колени? — Тут же я принялась падать, заходясь рыданиями.

— Софи, встань сейчас же! — Он пытался меня поднять, но меня будто прибивало к земле.

— Умоляю, пожалуйста, хоть сколько, я не хочу в школу, не хочу в Москву, я ненавижу ее! И мать ненавижу! Она мне не мать.

Отец сел со мной на землю и обнимал так, что едва не разломил мои хрупкие ребра в птичьей грудной клетке. Так мы и сидели на фоне остывающего пейзажа, а мои всхлипывания заглушала бурная и непокорная Адыр-Су. Сыч сегодня не пищал…

---

Глава 6.
Последний раз

Путешествие в Приэльбрусье не было таким веселым и радостным, как я предвосхищала. Я не смогла насладиться природой в полной мере. Как мне кажется. Сказать точно уже невозможно.

Мы сначала приехали на Чегет, откуда, собственно, открывается потрясающая панорама на двуглавый Эльбрус. Чудо природы, никак иначе. На Чегете было тепло и, конечно, красиво. Но все, что я могла — это молча внимать величию гор. Меня не покидала мысль о том, что совсем скоро я уеду в ненавистную Москву. И теперь я не знаю, что меня ждет там, как когда-то не представляла, что меня ждет здесь.

Мы выехали с Чегета.

— Ты в порядке? — спросил папа.

— Да, все нормально.

— Ты почти не разговариваешь. И я понимаю тебя. Думаю, что тебе можно остаться здесь еще на месяц.

— Правда?

— Да, я заберу тебя в начале октября. Я договорюсь в школе.

— Это просто замечательно, — я бросилась папе на шею, хотя, если честно, легкости не почувствовала. Это было просто оттягивание неизбежного. Мне в любом случае будет больно. Мне и сейчас больно. Только никому в этом мире до этого нет дела, что в общем-то правильно. Обвинять кого-либо бесполезно. Я слишком маленькая для принятия самостоятельных решений и каждый считает своим долгом напомнить мне об этом.

Итак, мы остановились у подножия Эльбруса. Издалека он выглядел совсем иначе. Сейчас мне казалось, что я высадилась где-то на Марсе. Бледно-кирпичного цвета порода окутывала всю могучую гору. Я отошла от папы и водителя, который нас привез. Я застыла у подножия. Меня не отпускала эта сумасшедшая энергия. Мне даже показалось, что я разучилась не только думать, но и говорить. Я почувствовала то, что не могу объяснить сколь-нибудь рационально. Я оказалась дома. Ощущение тишины. Спокойствия. Молчания. Больше никуда не надо бежать. Ничего не нужно хотеть. Просто созерцать. Просто быть. Меня отрезвил голос отца:

— София!

Я повернулась и поняла, что он давно меня зовет. Не знаю, сколько времени я там простояла. Но то, что я там почувствовала, было ни с чем несравнимо.

Вопреки всем представлениям, Эльбрус оказался совсем не белым. Белыми были только вершины, и то — невидимые глазу с поляны Азау. Вблизи он оказался мистическим. Темным. Пустынным. Ничего живого, в отличие от того же Чегета. Одни мелкие водопады, да и те разглядеть было очень сложно. Но его энергетика была настолько мощной, такой ощутимой! Как будто он живой, хотя выглядел совершенно мертвым.

Мы прошлись по рынку, купили какого-то варенья и вернулись в машину.

Папа улетел, оставив меня, как и обещал. Я очень много времени проводила с Артемом. Нас отпустили на водопады. Он, конечно же, не знал, что я уеду.

— Ты останешься здесь? Почему в школу не пошла?

— Меня заберут через месяц.

— Серьезно? — Он не показал взволнованности, но я это почувствовала.

Мы сидели на остывавших камнях, на нас то и дело срывались капли. Мы ели бутерброды, которые положила с собой бабушка. Запивали квасом. Ветер уже намекал на осень. От этого на Душе становилось все прохладнее. Артем прижался своим плечом к моему.

— Ну ты же приедешь следующим летом?

— Конечно! Я хотела сказать, что буду очень скучать.

— Я знаю, Сонь, я тоже. И буду ждать тебя.

Мне хотелось плакать, но в то же время хотелось жить мечтой. Это было проще, чем грустить.

На обратном пути мы попали под дождь. А дождь в горах — явление совершенно особенное. Все дрожало и сотрясалось. Нас буквально накрыло стихией. Земля под ногами мгновенно превратилась в кашу, по которой просто невозможно идти. Мы пытались двигаться быстро, почти бежали. Грязные были с ног до головы. Забежали к Артему, его дом был ближе. Родителей не было.

— Разувайся скорее.

— Да, да. Сейчас.

— Пойдем в ванную, нам нужно согреться.

Пока я спешно снимала кроссовки, он уже включил воду. Я пришла к нему. Когда оказалась в тепле, поняла, что продрогла.

— Снимай, снимай, — он помогал мне стаскивать футболку и спортивные штаны.

Я оказалась в трусиках и лифе.

— Все снимай.

Я застыла на месте.

— Я ничего такого не имею в виду. Хочешь, не буду смотреть? — Он тут же отвернулся.

Я разделась.

— София, давай, быстро в ванну. Нужно горячий душ. Я принесу полотенца.

Я быстро согрелась. Артем стоял за шторкой с большим полотенцем. Я вылезла, и он сразу меня укутал. Не подсматривая за моим телом. Он обнял меня и слегка потер плечи и промокнул спину. Я разулыбалась от смущения.

— Можно тебя поцеловать?

— Да, — сердце мое дико колотилось.

Он как всегда нежно дотронулся до моего затылка, слегка наклонил голову и поцеловал меня, прижимая все сильнее. А я так и стояла без единого движения, пораженная любовью.

— Там в комнате на кресле еще одно полотенце для волос. Попробуй их просушить.

— Хорошо.

— Я положил тебе футболку и свои шорты. Можешь надеть.

— А можно еще носки?

Он засмеялся.

— Сейчас я тоже согреюсь и дам носки.

Артем вышел в одном банном полотенце на бедрах. Такой худощавый, стройный. Красивый.

— Согрелась?

— Да, уже лучше. Что это вообще? Ураган?

За окном было нечто. Деревья наклоняли гордые кроны, ливень хлестал окна и крышу. Звуки были такие будто сейчас земля разверзнется. Мне стало очень не по себе. Мы сидели в полной темноте, потому что в такую погоду не принято включать свет. Молнии сверкали, освещая мрачную картину.

— Будешь чай?

— Да, можно.

— Или какао? — Он подошел сзади и поцеловал меня в макушку.

— Как бы дедушке с бабушкой сообщить, что мы в порядке?

— Пока никак. Но искать нас они точно не пойдут. Просто понервничают немного. С другой стороны, они знают, что я в горах всю жизнь провел, так что…

— Ладно.

Я легла на диван и накрыла ноги мягким пледом, пока Артем возился на кухне.

— Можно к тебе?

— Ага, — я тут же принялась обнимать его.

Он просунул руку мне под спину и лег сверху, но не сдавливая меня. В темноте я ничего особо не видела, только блеск глаз. Такой сахарный. Мы целовались, сопели и вздыхали от удовольствия. Артем целовал шею так будто это губы. Впивался в нее, но очень-очень нежно. Еле дотрагивался до груди. Я сжимала его спину. В нас было столько страсти! Меня ни на секунду не покидало ощущение, что мы прощаемся.

— Ты хочешь меня? — Спросила я Артема.

— Безумно хочу. Но не могу себе позволить.

— Почему? — Я совершенно не понимала его ответа.

— Дождемся следующего лета.

— Но ты даже не спросил, хочу ли я!

— Я знаю, что хочешь, но мы все же дождемся.

Меня это даже не обидело — ранило! Из глаз покатились слезы. Да такие горячие, что, казалось, они обжигают лицо. Артем прижал меня и уткнулся лицом в мои волосы. Через месяц я улетела.

II. София

Что за чудесный пляж, песок блестит, как рассказывают в арабских сказках. А впереди только море, бескрайнее, необъятное. Песок и море, и больше ничего. Только в таком месте возможно отпустить время и взять столько минут и часов, сколько Душе необходимо. Только тех, кто «заблудился» отправляют сюда. И я здесь не впервые. Не потому, что это не работает, а потому что из меня, увы, из раза в раз почему-то получается практически один и тот же человек. Некоторые Души ни разу не были в этом прекрасном месте. Ну а я — сильно вас обману, если скажу, что мне есть о чем подумать.

От меня ждут, что сознание очистится, я распрощаюсь со своей жизненной философией, избавлюсь от былой флегматики и выработаю твердый характер. Но как возможно это сделать, когда вокруг такая красота и тепло?! Пока эти рассуждения вили паутину внутри того, что во мне осталось, стемнело. Все мои обещания самой себе рассыпались мириадами звезд по небесам. Сегодня все звезды мои, весь мир сегодня мой. Вглядываясь в бесконечность, я не пытаюсь восстановиться и наполниться, я вспоминаю свои прошлые жизни, я вспоминаю о тебе… Любовь моя, приходя из раза в раз, я всегда буду искать только тебя.

Я почувствовала, как нечто приближается ко мне. Понимание, что ничто в этом месте не может мне угрожать, добавило уюта внутрь. Я знаю, кто это. Мой верный наставник, не оставлял меня никогда, каждый раз обучая меня любви, не земной, но вселенской. Которую я так и не научилась понимать и испытывать.

— Я знала, что ты придешь.

— О, я не сомневаюсь, — он засмеялся.

— Что скажешь? Наверное, ничего важного, — я тоже засмеялась.

— Ты та еще, да. Ну что ж, время пришло, я хочу узнать о твоем решении.

— У меня есть выбор?

Он присел рядом, но в мою сторону не направлял взгляд, смотрел в бесконечность.

— Ты же знаешь, что решение за тобой.

— Одно то, что я здесь, уже о многом говорит, не так ли?

— Несомненно.

— Я не хочу снова туда.

— Я знаю. Но я не хочу, чтобы ты оставалась здесь навсегда. Я верю, что ты способна найти дорогу к выходу.

— Порой мне кажется, что это сказка для нас, чтобы мы шатались по этой Богом забытой Земле.

— Но ты также не можешь отрицать, что была на этом пороге, а то, что ты не смогла его переступить — твой выбор.

— Мой, моё, я, всё крутится вокруг этой сущности, которая хочет только развлечений.

— И любви…