ДУША ПРАВОСЛАВИЯ 2022
Книга номинантов
одноименного конкурса,
проводимого
Московской городской организацией
Союза писателей России
совместно с
НП «Литературная Республика»
ПРОЗА
ИСИДА Ольга
«Единственное счастье в жизни —
это постоянное стремление вперёд…»
Э. Золя
«Уча других, мы учимся сами…»
Сенека
Сторожа
Зима стояла студёная. Снега было много, да и морозец был хороший. Несмотря на это, дедушка, бабушка и их внук Максимка, отправились в гости к друзьям на их дачу, в Подмосковье. Когда они позвонили в ворота, то примчались чёрные, огромные псы — два терьера. Они не лаяли, а только молча смотрели на гостей из-под своих чёлок. Глаз видно не было. Гости немного насторожились. Макс вообще прилип к бабушкиной шубе. Но тут вышел из дверей друг дедушки — Евгений Анатольевич, дядя Женя. Он заулыбался, потрепал собак по шерсти.
— Приветствую вас и очень-очень рад, что наконец-то выбрались. Какие вы молодцы! Но не входите, пока я не познакомлю вас с собаками. Они у нас серьезные. Черри и Кассандра, это свои, свои люди, их трогать нельзя, — сказал дядя Женя собакам внушительным и твёрдым голосом. — Ну, а теперь входите, не бойтесь, они вас не тронут. Собаки уже знают, что вы наши друзья.
Максимка спрятался за бабушку и ни шагу.
— Максим, не бойся. Посмотри на них. Они уже добрые и весёлые.
— А ну, гулять, — крикнул дядя Женя собакам.
И эти два чёрных чуда немного постояли, повиляли хвостами и вдруг сорвались и помчались размашистой рысью по двору, прыгая, падая в снег, барахтаясь, словно радуясь чему-то.
— Смотри, Максимка, как они рады гостям, хорошим людям.
— А откуда они знают, что мы хорошие? — робко спросил Макс.
— Собаки чувствуют и видят мою радость, от того, что вы — ты и твои бабушка с дедушкой — наконец-то приехали к нам. Проходите.
Дом у дяди Жени и тёти Вали был очень большой, красивый и уютный. В комнатах было тепло, и гости сразу повеселели от радушного приёма. Максимка быстро освоился в незнакомой обстановке, но часто подбегал к окну и смотрел в чёрную ночь, пытаясь увидеть собак.
За ужином Макс осмелел и обратился к дяде Жене:
— Дядя Женя, а собаки на улице всё бегают?
— Ну, почему же бегают. У каждой собаки своя конура. Может, ты обратил внимание, что около дома стоят два домика. На одном написано «Черри», а на другом «Кассандра». Стенки домиков обиты тёплым материалом, есть подстилка. Собаки побегают, потом там полежат, отдохнут, нас с тобой охраняют.
— А когда они едят? И что?
— А вот мы сейчас поужинаем и их пригласим за стол, — засмеялся дядя Женя.
— За стол? — недоверчиво спросил Макс. — Да они же грязные. Вы шутите, дядя Женя.
— А мы им лапы вытрем, — возразил дядя Женя. — Видел, какие у них большие лапы. Это чтоб они в снег не проваливались. Посмотришь, как они будут себя вести.
Ужин у тёти Вали был вкусный. Все много шутили и смеялись. Время пролетело быстро. Убрали посуду, а дядя Женя всё сидел и сидел в кресле и разговаривал с дедушкой.
Один Максим вёл себя как-то неспокойно: то к окну подбегал, то к пустому столу, то около двери стоял, то на кухню убегал, а там что-то пыхтело на плите. Наконец он не выдержал,
— Дядя Женя, а скоро собачки будут ужинать?
— Ах, вот оно что. Да, я думаю, что пора, ты прав, — сказал дядя Женя, поднимаясь с дивана. — Пойду звать наших сторожей.
Сунул ноги в огромные валенки, надел тулуп и вышел на улицу.
— Каких сторожей? — тихо спросил у бабушки удивлённый Максимка.
— Ты что забыл, это же Черри и Кассандра — чёрные терьеры, — сказала бабушка. — Это такая порода собак — русская служебная порода. — Появилась она давно, во второй половине двадцатого века. Служба у них караульная. Ни один плохой человек не сможет зайти во двор незаметно, даже если в это время собаки будут спать. И чёрные терьеры очень преданны хозяину.
В это время дверь распахнулась, и в клубах холодного воздуха вбежали собаки. Усы, бороды и чёлки были в инее. Да и сама шерсть стала серебряной.
— Стоять, — сказал дядя Женя, взял тряпку и вытер им лапы.
Собаки чинно отошли, но в комнаты не побежали, а стояли и ждали.
— Да, морозец знатный, — сказал дядя Женя. — Пурга началась.
Максимка стоял недалеко, не сводя с собак зачарованных глаз. Конечно, ему хотелось подойти поближе, дотронуться, даже погладить, но было страшновато.
— Ну, что, Максимка, будем кормить? Лапы у них чистые, можно и за стол сажать, — весело сказал дядя Женя.
— В комнате? — удивился Максим.
— Нет, у них свой стол.
Дядя Женя вынес две деревянные подставки. Затем ушёл на кухню, принёс два больших тазика, чем-то наполненных, и поставил их в углубления на подставках.
— А что там, в тазиках? — полюбопытствовал Максим.
— Вкуснотища, — сказал дядя Женя, улыбаясь.
— Как у нас за ужином?
— Почти. Ты кашу ел?
— Да, гречневую.
— А овощи?
— Огурец ел.
— А мясо?
— Котлетку съел.
— Вкусно было?
— Очень.
— Вот и у них каша с овощами и мясом.
— А почему так много еды?
— Посмотри, какие большие собаки. Они весят в два раза больше тебя, а ростом точно как ты, даже, может, повыше. Давай-ка позовем их к столу. А то они уже терпение теряют.
Всё это время собаки не двигались, а только смотрели с жадностью на еду.
Лишь дядя Женя слегка повёл головой, приглашая собак «к столу», как те разом оказались около мисок и быстро, с шумом стали поглощать «вкуснотищу».
Макс стоял и наблюдал.
— Ты только к ним не подходи, когда они едят, а то они рассердятся. Подумают, что ты тоже хочешь поесть вместе с ними их вкусную еду, — пошутил дядя Женя.
Поев, собаки растянулись на коврике у порога.
— Максюша, пора спать, — сказала бабушка.
— Дядя Женя, а как же собаки?
— А что собаки? Поели, полежали и сейчас пойдут гулять, а может, даже и спать.
Собаки не очень охотно встали и понуро ожидали команды.
— На улице пурга, Вы сами сказали, дядя Женя.
— Да, на улице минус двадцать пять градусов, — задумчиво проговорил дядя Женя, поглядев на градусник. — Холодновато. А ночью обещают ещё посильнее мороз. Максимка, не беспокойся, эта порода собак непритязательная. У них живой, весёлый характер, сторож хороший, хозяина не предаст.
— А хороший хозяин в такую погоду собаку на мороз не выгонит. Так бабушка говорит.
— Ну, раз бабушка говорит, то надо прислушаться, — засмеялся дядя Женя.
— Черри, Кассандра, какой у вас хороший заступник. Так и быть, сегодня ночь проведёте в доме, здесь на коврике.
И вдруг два чёрных великана подошли к Максимке, замершему от страха, и лизнули в щеку. С обеих сторон. Затем вернулись к порогу, растянулись на ковре и положили свои умные большие головы на передние лапы, поглядывая сквозь завесы чёлок на дядю Женю и Максимку.
Они понимали, что хороший хозяин собаку на мороз никогда не выгонит.
Ружьё
В шкафу около камина, за стеклом, стояло ружьё дяди Жени. Максимка давно его увидел и всё ходил кругами. Дядя Женя был занят работой в гараже, а бабушка предупредила, чтобы Максим ничего без спроса не трогал. Наконец, дядя Женя вернулся с работы и, войдя в комнату, весело сказал, потирая руки:
— Всё, работа окончена, теперь отдыхаем, — подошёл к Максимке, подбросил его под потолок, — Как будем играть, что хочешь знать? Куда поедем, куда пойдём?
— Дядя Женя, мне очень хочется потрогать ружьё, а потом можно и в войнушку поиграть.
— Ружьё? То, что в шкафу?
— Да, — робко сказал Макс.
— Ну, что ж, давай посмотрим, потрогаем, и я, что знаю, тебе расскажу о нём.
Дядя Женя подошел к шкафу, открыл замок и, достав ружьё, подал его Максу. Тот даже онемел от неожиданности. Ружьё оказалось очень большим и очень тяжёлым. Поднять его Максимка не мог.
Видя, что Макс с трудом удерживает ружьё, дядя Женя взял оружие и подвёл мальчика к дивану,
— Давай сядем, и я тебе расскажу немного про ружьё, объясню его устройство и отвечу на все твои вопросы. Тебе ведь уже ого-го сколько лет, и ты многое поймёшь. Вот это деревянное ложе, или приклад, его иногда красиво украшают разными металлическими пластинами с рисунками, с надписями. А это металлический ствол, где находится патрон.
— А сейчас он там есть? — с любопытством спросил Макс.
— Нет, дружочек. Патронов там нет. Ружьё не игрушка и баловаться с ним нельзя, очень опасно. И детям в руки давать тоже нельзя.
— А почему здесь два ствола?
— Бывают одно-, двух-, трех- и даже четырёхствольные ружья. Но царём среди охотничьего оружия считается двухствольное ружьё.
— Мне в музыкальной школе говорили, что царицей музыкальных инструментов является скрипка, а среди цветов — роза. Мама очень их любит, — вставил Максим.
— Молодец. А среди наук царицей является математика. Вот скоро ты пойдёшь в школу и начнешь её изучать, — добавил дядя Женя.
— А где делают ружья?
— Хороший вопрос. Есть специальные заводы, где мастера изготавливают ружья, — продолжил рассказ дядя Женя.
— А в каких городах? В Москве?
— Нет, в знаменитой Туле.
— Ой, я ел тульские пряники, — воскликнул Максимка.
— Вот, видишь, Макс, ты знаешь, что есть город Тула, но там делают и ружья. А ещё есть город Ижевск, где тоже живут оружейных дел мастера. Видов ружей очень много. Всё зависит от того, где ты охотишься — в горах или в степи, на болоте или на воде, а может, верхом на лошади. А может, ты охотишься с ружьем, на котором находится фотоаппарат.
— А зачем фотоаппарат? — спросил удивленно Максимка.
— Чтобы сфотографировать зверя, например пантеру или тигра, или даже льва, или птицу, или крокодила, когда они находятся в какой-то интересной ситуации. Много способов, много всяких ружей или приспособлений, — продолжал свой рассказ дядя Женя. — Кроме ружья, используют ещё лук и арбалет, даже рогатка в ход идёт.
— А у меня есть лук большой и рогатка, а вот арбалета нет, — быстро вставил Макс. — А у вас есть?
— Нет, у меня нет ни лука, ни арбалета, ни рогатки.
— Дядя Женя, а автомат у Вас есть?
— Нет, автомата нет.
— А пистолет?
— И пистолета тоже нет.
— А у меня всё это есть, — гордо сказал мальчик. — Есть и меч. Большой, он светится голубым цветом, и он волшебный. Если он у тебя есть, то никто тебя не победит.
— Вот это да, вот это здорово! — восхитился дядя Женя. — Завидую.
— Дядя Женя, а Вы стреляете из этого ружья? Белочек, зайчиков?
— Да ты что, нет, конечно!
— А зачем Вам такое ружьё?
— Да просто по лесу погулять, чтоб ни один хищный зверь ко мне не подошёл. Медведь как увидит, что я с ружьём, так сразу в берлогу обратно и спрячется, лапу сосать. И мне не страшно. А белочки меня не боятся. Я им всегда что-нибудь приношу — семечек или орешков. Да и зайчикам морковки брошу. Пусть полакомятся. Как тебе мой рассказ про ружьё, все понятно? Интересно? — спросил дядя Женя.
— Очень. Дядя Женя, а Вы можете меня сфотографировать с этим ружьём, а то в детском саду ребята не поверят, что я держал его в руках и что всё знаю о нём.
— Конечно, вставай, бери в руки ружьё. Оно, правда, выше тебя, но всё равно ты выглядишь бравым солдатом.
— Где тут солдаты у меня? — раздался голос тёти Вали. — Лекция, как я слышу, закончена, и я вас приглашаю к столу. Пирог ждёт. Да и дедушка уже соскучился и есть хочет.
— Пироги мы любим. Давай руку, Макс, пойдём, раз нас ждут.
Когда сели за стол, Максимка подвинулся к дяде Жене и тихо сказал:
— Дядя, Женя, я Вам подарю свой волшебный меч, а то у меня много всего, а у Вас только одно ружьё.
Снегири
— Дядя Женя, куда Вы собираетесь идти? — спросил Максимка.
— Хочу сделать столовую птичкам, — надевая валенки, сказал дядя Женя.
— Пойдёшь со мной?
— Конечно, пойду, — вскочил Максимка с полу, оставив любимые машинки на ковре.
— Бабушка, давай быстрее одеваться, а то дядя Женя уйдёт.
— Да не волнуйся, я тебя подожду. Я пока тут кое-что подберу для работы. Одевайся теплее, а то на дворе мороз.
Утро было чудесное. Голубое небо, белый снег, морозец, но дышалось хорошо и легко.
— А что у Вас в руках, дядя Женя?
— Сейчас увидишь и узнаешь. Пойдём за угол дома, там рябина растёт.
— И что?
— А вот на ней мы и сделаем столовую для птичек. Это у меня в руках кормушка.
Дядя Женя стал ловко прикреплять кормушку к ветке. В это время прибежали собаки и сели невдалеке, наблюдая за хозяином. Максимка почти уже не боялся их. Даже подошёл и встал рядом с ними. Иногда, конечно, боязливо поглядывал на них, но, видя их дружелюбное настроение, успокаивался.
— А теперь давай положим им еды.
— Кому им?
— Как кому? Разным птичкам, синичкам, снегирям. Ты знаешь снегиря?
— Нет, не знаю.
— О, это чудесная птичка. Певчая, маленькая, чуть побольше воробья. Очень красивая. Головка черная, как−будто шапочку надели, грудка красная, а всё остальное белое, как снег. Вот поэтому и снегирём зовут. А весит всего граммов тридцать. Когда стайки снегирей сидят на рябине, то очень красиво. И ягодки рябины любят клевать.
— А где они живут?
— Прилетают из северной тайги, а вообще-то живут и во Франции, и в Англии, и даже в Японии. Очень любят жить среди ёлочек и сосенок.
— А что они любят есть? — засыпал Макс вопросами дядю Женю.
— Любые семена, орешки, ягоды. Есть такое общество «Охрана птиц», так они каждый год, уже девятнадцатый раз, выбирают какую-нибудь птицу главной. Я знаю, что в 1996 году, в первый год выборов, главной птицей был коростель, в 2015 году выбрали горихвостку, а в 2008 птицей года был снегирь, птица, украшающая снег.
— А почему их летом не видно? Я ни разу не видел птичек с красной грудкой.
— Их и не бывает у нас летом, они в марте−апреле улетают на север.
— На северный полюс?
— Ну, нет, конечно, не на полюс, но в северные области, а потом зимой снова к нам. Раньше считалось, что как только снегирь прилетел, так и зима идёт. Эта птичка из сказки. На снегиря нельзя смотреть без улыбки. Красивая птичка.
— А почему Вы сказали, что они стайками летают?
— Эти птички очень доверчивые, общительные и летают стайками по восемь−десять птичек. Они очень дружные. Если одна птица попала в беду, в ловушку, то все спешат ей на помощь. Вот какими хорошими качествами обладают эти маленькие пичужки. Давай вон ту банку, угостим их разными вкусными семечками. А заодно и других птичек подкормим.
— Каких других? И что мы и в другом месте будем кормушку приделывать?
— Давай поможем синичкам.
— А они разве не могут в кормушке клевать зёрнышки?
— Мы их лакомством угостим.
И дядя Женя достал из кармана свёрток.
— Конфетки? — весело спросил Максимка.
— Для синичек это как конфетки, уж больно они это любят.
Дядя Женя пробрался через сугробы к окну, достал проволочку, прикрутил её к раме и развернул свёрток. Каково же было удивление Максима, когда он увидел кусочек сала.
— Да это же сало, — разочарованно сказал Максимка. — Разве синичка семечки не ест?
— Ест, конечно. Вот ты котлетку ешь, но конфетки−то любишь. Так и синичка. Любит полакомиться сальцем, колбаской или мясом.
— А где синичка живёт?
— Она тоже во многих местах живёт: и в Европе, и в Азии, и даже в Африке её можно встретить.
— А почему ее зовут синичкой? Она что синяя?
— Синичку ещё зовут лазоревкой. Значит, что-то голубое есть у неё. Разновидностей этих птичек очень много. Что-то около шестидесяти пяти видов. Но с голубой окраской не все. Вообще-то синичка бывает сине-голубого цвета, иногда голубовато−серого. Эта маленькая пичужка очень любопытная, ловкая и сообразительная. Только маленькая, граммов двадцать пять весит, совсем небольшое создание.
— А почему синичка любопытная и сообразительная? — спросил Максим.
— В Англии проводили такой опыт. У них бутылки с молоком привозят и ставят у дверей. Синицы подлетают к бутылкам, любопытство берёт вверх. Им интересно, что же там под крышечкой. Проклёвывают фольгу, а в бутылке наверху молока сливочки. Они быстренько их склёвывают и довольные улетают, а хозяину уже достаётся молоко без сливок.
— Какие они хитрые! А эти птички поют? — не отставал Макс.
— Ещё как, очень звонко. И снегирь, и синичка любят петь. Услышишь пили-пили-пили, это поёт синица, а если жью-жью-жью, то это снегирь. Ну, теперь ты всё знаешь об этих птицах. Уже, небось, замёрз? Побежали в дом, там нас ждут.
Дядя Женя и Максимка успели как раз к обеду.
— Я уж хотела вас звать, — сказала тётя Валя.
— Тётя Валя, дядя Женя столько знает о птицах, он рассказал мне много интересного.
— Да он и не только о птицах знает. Ты его поспрашивай, он тебе много чего увлекательного расскажет, — засмеялась тётя Валя.
За обедом Максимка всё время поглядывал на окно, в котором виднелись и кормушка, и кусочек сала. Но птиц не было. Настроение даже немного испортилось.
— Прилетят, прилетят, — заметив взгляды Макса, — сказал дядя Женя. — Сейчас холодно, есть хочется, трудно из-под коры доставать всяких жучков. Ягод на деревьях всё меньше и меньше. А тут наши с тобой угощения: «Добро пожаловать».
Наступило утро. Небо было голубым, за окном лежал пушистый снег, но, как сказал бы дядя Женя, мороз крепчал. Все сели завтракать, заговорились, и вдруг Максим даже подскочил на стуле и замер. Взрослые удивлённо посмотрели на мальчика, но, увидев его устремлённый взгляд, всё поняли. За окном на снежной рябине и в кормушке сидели стайки снегирей. А сало клевала синичка.
— Вот и гости к нам пожаловали, — сказал дядя Женя довольным голосом.
— Как красиво! — тихо проговорил Максимка.
— В лютые морозы надо поддерживать наших меньших братьев, — промолвил дядя Женя.
В это время к кормушке подлетел воробей и быстренько стал клевать зёрнышки, оглядываясь по сторонам, словно боялся, что его прогонят. Но выглядел воинственно.
— Вот и главная наша птица пожаловала к обеду, — воскликнул со смехом дядя Женя.
Тут все весело заговорили, засмеялись, так как даже маленькое, но доброе дело всегда создаёт у людей хорошее настроение.
Родниковая вода
— Кто со мной за родниковой водой? — спросил дядя Женя, входя в гостиную.
— Я, — одновременно отозвались Максимка, дедушка, бабушка и тётя Валя
— Что ж, хорошо, что вы так настроены. Мужчины, собирайтесь, поедем добывать воду, а женщин оставляем на хозяйстве.
— Ура, ура, ура! — исполнил воинственный танец Максим и побежал одеваться.
— А я пошел за канистрами, — сказал дядя Женя.
— Бабушка, а что такое родниковая вода? У нас же есть вода? — спросил Макс, торопливо одеваясь.
— Тебе по дороге дядя Женя или дедушка расскажут, — ответила бабушка, завязывая шарф внуку.
— Дядя Женя, сегодня морозец знатный? — с хитринкой спросил Максим.
— Да нет, сегодня тепло. Видишь, как собаки прыгают и купаются в снегу. Сегодня нос не отморозишь. Ну, поехали.
Дорога была красивая — то в горку, то с горки. Деревья стояли в инее, как в каком-то волшебном царстве−государстве. Небо было голубое, и настроение у Максимки тоже было замечательное. Рядом был дедушка, рядом был дядя Женя, и ехали они за родниковой водой.
— Смотри, Максюша, какой лес стоит. Волшебный! Как в сказке! Может, и лиса и волк пробегут.
— А медведи здесь ходят? — как-то тревожно задал вопрос Макс.
— Медведи? Да они все спят в своих берлогах и лапу сосут, и иногда во сне, ворочаясь, спрашивают: «Где же Максимка, скоро ли он приедет?»
— Дядя Женя, Вы всё шутите, — обиженно сказал Максимка.
— Не обижайся, шучу. А дорога у нас очень интересная будет. Познавательная. По этой дороге экскурсии возят. Максим, скоро подъедем к усадьбе, где жил великий писатель. Называется это место Мелихово. Ты наверняка читал книжки этого автора, а уж твой дедушка вообще всё о нем знает. Вот за поворотом и стоит дом, где жил и писал свои книги Антон Павлович Чехов. Ты знаешь такого? Что ты читал?
Максимка задумался.
— Ну, про собачку, — стал подсказывать дедушка.
— Да, вспомнил, про Каштанку. И называется «Каштанка».
— Правильно. А ещё что? — не отставал дядя Женя.
— А ещё мне бабушка читала рассказы про стрекозу и про белолобого, и про самовар.
— Молодец, ты много знаешь, — восхитился дядя Женя. Приезжайте летом, сходим на экскурсию в этот дом. Там очень красиво и интересно, а за провожатого возьмём дедушку. Он нам и расскажет про этого гениального писателя. Там иногда летом играют спектакли, поздно вечером. Прошлым летом прямо среди берёз под луной играли знаменитую «Чайку», которую писатель там же и написал. Зрители были в восхищении, особенно от юной актрисы, которая играла Нину. А теперь едем дальше и проезжаем деревню Нерастанная. Наверняка не знаете, почему так называется это место. Когда−то по этой дороге ездили царские особы, а теперь мы. Однажды путешествовала императрица Екатерина со своей свитой и решила остановиться на отдых. Утром вышла она на крыльцо, увидала всю красоту вокруг и говорит: «Не расстанусь я с этим местом. Буду сюда всегда приезжать». Вот с тех пор и зовут Нерастанная. Потом здесь построили посёлок.
— Откуда Вы всё это знаете? Ведь цари были давно? — изумился Максимка.
— Я же живу в этих краях, поэтому и знаю. А ты теперь посмотри на стрелку. Видишь? Что написано?
— Та — леж, — по складам прочитал Макс. — А там тоже цари были?
— И там тоже. А мы-то зачем едем? — спросил дядя Женя.
— Добывать родниковую воду? Бабушка сказала, что Вы расскажите о ней.
— Да? Что же ты хочешь знать?
— Как что? У нас же есть краны и дома, и на даче у Вас. Открой, и вода польется, а мы едем куда-то, как будто у нас воды нет.
— Ан, нет. Водичка эта непростая. Слово «талеж» и обозначает источник, родник. Вода поступает прямо из-под земли, то есть в том месте, где ты берёшь воду, бьёт из земных недр. Водичка очень чистая, целебная. Такая вода из крана не льётся. Родники не везде бьют. Вот люди и приезжают к родникам. Эта вода дарит энергию и очень полезна. Будешь пить родниковую воду — богатырем станешь, — засмеялся дядя Женя. — Ну, а теперь, пойдём, мы приехали. Этот родник называется святым источником преподобного Давида. Посмотри, Макс, как люди всё красиво обустроили. Построили часовню, купальню, везде дорожки. Летом всё в цветах, а над самим местом, где бьёт родник, находятся икона и краны, откуда можно набрать водички, попить, обмыть руки. Пойдёмте, наберём воды.
Максим с дедушкой и дядей Женей набрали полные канистры, пригубили ледяной родниковой, поставили в часовне свечки.
Обратно ехали весело, настроение у всех было хорошее. Дедушка рассказывал всякие занимательные истории, и никто не заметил, как показалась дача дяди Жени.
— Ну, вот и добытчики, — встретила с улыбкой тётя Валя. — Давайте быстрее мыть руки и за стол. Всё уже дымится.
Всем хотелось шутить, смеяться, как будто родниковая вода вселила не только энергию, а частичку добра и света.
Отъезд
— Дядя Женя, мы уезжаем, — сказал Максимка.
— Да, я уж знаю. И очень жалко, что вы отправляетесь в Москву, — грустно ответил дядя Женя. — Тут у нас красиво, легко дышится.
— Мне было очень интересно, когда Вы рассказывали обо всём, — проговорил Макс.
— А мне-то как было интересно с тобой! Приезжай, я буду очень рад. Ещё есть столько всего занимательного, о чём мы с тобой не поговорили, — сказал, улыбаясь, дядя Женя.
Погрузили вещи в багажник. Целовались, обнимались. И наконец уселись в машину, посылая воздушные поцелуи.
— Подождите! — Дядя Женя круто повернулся и побежал в дом, а через минуту он вышел, неся в руках бутыль с родниковой водой. — Вот, чуть не забыл. И ещё вот эта фотография с ружьём. Успели напечатать. Теперь ты можешь её показать своим друзьям.
— Спасибо, дядя Женя.
И Максимка ткнулся лицом в дублёнку дяде Жени. Снова стали прощаться. Рядом с тётей Валей и дядей Женей стояли на снегу два чёрных пса. Только глаза сверкали из-под чёлок. Но не было снегирей на рябине. Когда машина тронулась, все замахали руками, а собаки сорвались с места и помчались вдоль забора, разбрасывая лапами облака снега. Они добежали до конца забора, встали на задние лапы, опираясь на забор, и залаяли, говоря то ли «до свиданья», то ли «мы вас любим».
Максимка стоял на коленях на сидении и смотрел в заднее окно машины. Через минуту машина повернула за угол дороги, и пропало всё: и дядя Женя с тётей Валей, и собаки. Только слышался их лай, но и он вскоре растаял. Машина мчалась по укатанной снежной дороге. За окном темнело всё быстрей и быстрей. Рядом сидела бабушка, обнимая внука. Было тепло и грустно. Дни, полные всяких интересных открытий, закончились. Вода тихонько булькала в бутыли, которую обнимал Максимка. В руках его была фотография маленького человека с большим ружьём.
Максимке казалось, что он идёт по лесу с ружьём и с большими чёрными собаками. И он никого не боится, даже медведя, храпящего в берлоге. Вдруг зашелестели крылья птичек — это снегири сели на спинку кресла водителя. Максимка был счастлив. И тихо-тихо запели птички: «пили-пили, жью-жью-жью».
КОРЮКИН Григорий
Ангел Алёна
Бабушка у Матвея умерла ночью. В руках она сжимала свой нательный крестик. Она хотела передать его внуку, но не смогла. Она словно уснула навсегда. Матвей даже пытался ее разбудить. Он положил крестик в карман и пошел в поселковый совет. Там сердобольные женщины поохали-поахали. Посетовали на трудную жизнь и сочувственно обласкали взглядом сироту Матвея, которому недавно исполнилось пятнадцать лет. Они с бабушкой жили вдвоем. Мать умерла еще при родах. Отец где-то потерялся на просторах Севера. Четыре поколения родственников Матвея лежали здесь, на поселковом кладбище, куда он и отвез гроб с бабушкой в последний путь. Соседи помогли с могилкой. Помянули. Выпили за упокой. Матвей прослезился. Все, он — круглый сирота. Надо было исполнить последнюю волю бабушки. Она очень хотела, чтобы Матвей покрестился в церкви.
«Грех ходить не крещеному по православной Земле. Потом останешься один, хотя бы будет у тебя ангел-хранитель, всегда будет рядом», — так перед смертью говорила бабушка.
И вот зажав в кулаке бабушкин крест, Матвей пошел в соседний поселок к батюшке на крещение.
До храма идти 4 километра. Матвей шел, не спеша, вдоль зеленеющих полей под золоченым светом неяркого солнца. Душа у него дрожала от тоски, безысходности и своей незавидной участи. Как дальше жить? Что есть? Где работать? Один. Совсем один. Ни одного родственника — все лежат под досками на кладбище.
Но жизнь продолжалась. Щебетали птицы. Звенели кузнечики. Гена-Кнут выгонял поселковое стадо на сочную шелестящую траву. Журчал ручей в овраге. И блеск от лучиков его струй вонзался в воздух.
В храме Матвей подошел к священнику. Молодой батюшка с капризной бородкой был категоричен: для обряда крещения нужны крестные, без крестных никак нельзя.
— Ну что мне делать? Я же сирота. У меня никого нет. Где мне взять крестных? — чуть не плача, прокричал Матвей.
К нему подошла женщина в платке и погладила по голове.
— Не плач, мальчик. Сейчас что-нибудь придумаем. Есть тут кто-нибудь из Симоновки?
— Мы из Симоновки. Да это наш Матвей! Что, нужны понятые на крещение? Мы согласны. Мы его род до третьего колена знали.
И земляки Матвея повели его к священнику.
— Что же ты, мальчик, не сказал, что ты бабушку вчера похоронил? Креститься — это ее наказ? Вставайте в очередь. Давай твой нательный крестик.
Крещение длилось недолго. С ним еще крестилось два мальчика. Все они, опустив голову, молчали. Слушали торжественный шёпот молитвы. Крестились. Слушали указания священника. Потом все залезли в чан, и их орошали святой водой. Потом плевали в сторону Запада и кланялись Востоку.
Матвей все ждал, когда прилетит ангел-хранитель. Какой он, его вечный друг, верный товарищ? Вырастут ли у него крылья? Сможет ли он так же скользить по небу, как звезда, и защищать сирот?
Затем священник взял ребят за руки и повел в алтарь, сквозь дверь в стене, сплошь расписанную иконами. Там была комната, святая-святых, на которой возвышался престол. И Матвей обомлел от восторга. Ему казалось: начинается сказка. Сердце его оглушительно билось в висках. Ему стало вдруг легко и просто. Гора свалилась с плеч. На груди у него засверкал бабушкин крестик.
Матвей подошел к священнику и попросил благословить его. Так посоветовала ему женщина в платке, которая организовала ему крестных. Священник его перекрестил — во имя Отца и Сына и Святого Духа!
— Ну, получил ты благость Божью? — спросил он.
— Спасибо! — робко промолвил Матвей. — А скажите, когда ко мне прилетит ангел-хранитель? Увижу ли я его?
— Ангел теперь будет всегда с тобой! А увидеть его могут только те, кто добрыми делами заслужит благословения Бога! Совершай больше добрых дел для других, и ангел будет всегда с тобой!
Матвей выбежал из храма — душа его сияла! Он бежал к себе в поселок, и ему казалось, что он летит на перегонки с ангелом.
Звезды уже сияли на небе и как-то особенно сверкали. Их было так много, как никогда. А он, Матвей, летит, подгоняемый теплым вечерним ветром благости божьей. Его переполняли чувства. Что-то горячее поднималось в нем, доходило до макушки головы и кололо маленькими иголочками, а по спине бегали мурашки. Ему казалось, что он излучает свет, и этот свет виден из космоса, а космонавты не могут понять: что это за чудо?! Над Землей катится светящийся шар с маленьким человечком внутри! А человечек — это он, Матвей, светится от счастья соприкосновения с Богом!
Мальчик пробежал опушку леса, обогнул покатый холм, на котором Гена-Кнут пас поселковых коров, и спустился в овраг с ручьем. Вечерняя сырость охладила взбудораженный пыл Матвея. Он остановился и ладонью окатил себя холодной водой ручья. Прислушался. Тишина правила миром, пахло полынью, лишь шелестели листья на кустах плакучих ив да журчал неугомонно ручей.
И вдруг он услышал отчетливый плач ягненка. Такой одинокий, такой зовущий, несчастный плач ягненка. Тонкий жалобный голосок его дрожал где-то во тьме и звал на помощь, словно плач маленького ребенка, забытого в лесу.
Матвей заметался по оврагу. Он пересек его несколько раз. Пробежал вверх вдоль ручья. Никого. Залез в чащу леса. Тьма и холодные ветви кустов. Голос ягненка то затихал, то замолкал, то переходил на прерывистые всхлипы:
— Ма — ма — ма — ма!
Наверное, вот так маленький Матвейка звал свою маму в роддоме. А ее не было и не было. И никто не прижал его к теплой мамкиной титичке. Не знал он, что такое мамкино молоко.
Матвей споткнулся, покатился куда-то вниз, ударился головой о корягу, проскользил по острым камням, грохнулся вниз и очутился в глубокой промоине, где во тьме барахталось маленькое меховое существо, прижатое корягой. Матвей осторожно освободил маленького ягненка из сучковатого плена, взял, как маленького ребенка, на руки, накрыл курткой и понес в поселок.
Ягненок покорно прижимался к рукам Матвея. Вглядывался в его лицо и лизал своим шершавым языком его соленые от пота щеки. Так они прошли оставшиеся километры, согревая друг друга.
В поселки еще не спали. Звучала музыка. Из открытых окон слышались детские голоса. Пахло едой. Лениво лаяли собаки. Родители загоняли загулявших детей на ужин.
Матвей постучал в окно дома пастуха Гены-Кнута. Тот выглянул из окна, мятый и подвыпивший.
— Гена, не знаешь, чей кутенок?
— Нашелся прорва. Вечно от стада отставал. Все норовил в кусты залезть. Матвеевых он. Непоседа. Они уже мне голову обещали свернуть. Спасибо. Выручил. За мной должок! Ну покудова!
И голова Генки-Кнута исчезла в окне.
Матвеевы жили на краю поселка. Он уже устал тащить притихшее животное, которое не переставало его благодарно лизать.
Он постучал в окно к Матвеевым. Сам отошел на метр, чтобы его было хорошо видно. Окно распахнулось. Из дома раздался пронзительный визг, громкие голоса. И выскочила плачущая девочка лет четырнадцати в одном белом ночнике, и бросилась Матвею на шею, потом схватила ягненка и стала бурно целовать его.
— Миленький, хорошенький. Ну где ты был? Как ты нас напугал. Я уже все слезы излила. Родители не пустили. Рвалась тебя искать. Боже! Радость-то какая! Наш Моля нашелся! Спасибо тебе, добрый человек. Спасибо!
Она стояла при свете окон. Платье плотно облегало ее тело. Она была вся белая, волосы светлые, только косы — розовые и блестящие, а глаза светились ярче всех лампочек поселка.
— Ангел! Да это же — мой ангел! — прошептал Матвей и молитвенно вспомнил, что сегодня ему помогает благодать Божья, и он заметил, что там, где у девочки торчали юношеские лопатки, шевелятся и шелестят спрятанные крылья.
— Давай знакомиться. Я — Алена.
— А я — Матвей.
— Матвей, заходи к нам на ужин, — крикнула из окна мама Алены.
Алена бурно схватила руку мальчика и потащила его в избу.
Его посадили за стол и начали расспрашивать. Он ел картошку с маслом. И рассказал все по порядку. И про крещение. И про звезды. И про ягненка. И про благодать Божью. И что Алена ему привиделась ангелом.
— Давай я буду твоим ангелом по-настоящему! Я буду заботиться о тебе. Ведь тебе нужен друг?
— А у тебя есть крылья? Ты по ночам летаешь? — поинтересовался Матвей.
— Летает! Летает! Вчера ночью с кровати опять грохнулась, — заметил отец Алены.
— Да, летаю во сне и наяву! Да и в церкви мне батюшка сказал, что я создана приносить хорошим людям счастье. Ты же хороший мальчик?
— Не знаю. Я рос без родителей. Только с бабушкой. Царство ей небесное!
Все перекрестились.
— Спасибо! Я побежал домой.
— Я завтра прилечу к тебе! — прокричала ему вслед Алена.
Матвей побежал к себе и чувствовал, что что-то изменилось в его жизни. Появились какие новые ощущения. Сердце билось как-то призывно и восторженно. И какая-то теплота разливалась по всему телу.
«У меня есть ангел-хранитель! У меня есть друг! Я не один на белом свете. Не брошенный под забором. Благодарю тебя, Господи!»
Раннее утро. Стадо коров собиралось на краю поселка и слышалось медленное шуршание многочисленных копыт. За окнами суетились галки. У кого-то по радио звучала «Утренняя гимнастика». Солнечные лучики вприпрыжку прыгали на стекле.
В дверь постучали. Полусонный Матвей открыл дверь и обомлел. На пороге стоял ангел в виде Алены и приветственно махал крыльями. Она была в белом платье. Стройная, с аккуратно причесанной копной русых волос. Ее голубые глаза улыбались. Она заслоняла собой восходящее солнце. Вокруг нее полыхал нимб света и добра. У ног ангела стояло ведро с тряпкой. А другое крыло прижимало промасленный сверток с бутербродами.
— «Здравствуй, князь ты мой прекрасный! Что ты тих, как день ненастный? Опечалился чему?» — процитировала она А. С. Пушкина. — Вставай! Начинается новая жизнь!
И ангел влетел в дверь, звеня ведром.
— День начинаем с генеральной уборки. Надо выкинуть из дома всю старую грязь. Включай чайник. Я тебя кормить буду.
Алена мгновенно преобразилась в хозяйку и, подогнув платье, стала тщательно мыть пол, вытирать пыль, раздавая команды.
— Мебель в сторону. Сходи за водой. Быстро на стол клеенку. Дай банку под цветы. Следи за чайником. Где веник? Собери всю грязную одежду. Где у тебя постельное белье?
При этом она звонко смеялась, словно уборка чужой квартиры доставляла ей удовольствие. Матвей беспрекословно выполнял все указания ангела. И ему казалось, что он летает вместе с ней по комнате. И ему было приятно. Он таял, как леденец, под веселую воркотню Алены.
Потом они пили чай. И Матвей совсем поплыл, с восхищением глядя, как ангел кружится вокруг него. Ничего подобного в его жизни никогда не было. В нем даже промелькнула мысль: может, это его мамочка преобразилась в ангела и заполнила собой всю пустоту его запущенного дома?
После завтрака они пошли гулять. Они летели по поселку, держась за руки. И Матвей отметил про себя, что никогда и никто с ним не гулял, держась за руку. Даже когда он был маленьким, он бежал всегда один, а бабушка отставала и ворчала на него за быстроту его ног.
Матвей повел Алену в одно укромное место, где он часто проводил время, созерцая окрестности. Там он разговаривал с деревьями и слушал шёпот залетающего ветра.
— Смотри, мой ангел! Держи ладонь над травой, и ты почувствуешь, как с тобой разговаривает Земля.
Действительно ладонь горячила и ощущала легкую пульсацию, а по руке к спине бежали мурашки и плясали на затылке.
— Ой, как прикольно! Мои руки реагируют на импульсы Земли.
Вдруг Матвей резко остановился.
— Ангел, замри!
Они остолбенели. По ближайшим кустам пробежал ветер. И ветки затряслись и поклонились Алене.
— Сказка! И ты так чувствуешь воркотню деревьев? — спросила Алена.
Он взял ее ладони в свои и прижал к стволу ясеня. По ладоням побежали маленькие иголочки. И казалось, что ясень что-то шепчет, рассказывает о своей жизни. И какая-то печаль сквозит сквозь его ствол.
— Ты настоящий натуралист! Я в восхищении!
И они полетели дальше, огибая поселок.
— Мне надо в поселковый совет зайти. Насчет работы.
— Иди. Я тебя подожду.
Матвей умчался, а Алена стала собирать цветы. Через 20 минут Матвей уже был рядом.
— Получил направление в МТС на должность стажёра. Буду учиться ремонтировать технику. Завтра к 8.00 на работу. Каждый день по четыре часа.
— Работай. Я всегда буду с тобой. Ангел должен быть рядом и помогать тебе во всем!
— Спасибо! А родители не будут тебя ругать?
— Они у меня добрые. И все понимают! А теперь ты будешь у меня учиться. Повторим все, что проходили в 8-м классе. Ты же ходил в школу?
— Да. Бабушка заставляла.
И они весь вечер листали учебники. И Алена, как учительница, строго оценивала запущенные его знания.
Матвей был с ангелом неразлучен. Ему было приятно, что за ним строго следят и заботятся. Словно Алена была его младшая сестра или мамочка. Утром после ранней дойки она прилетала к Матвею. Будила его. Наводила порядок в доме. Потом они занимались огородом. Штудировали учебники. Матвей улетал на работу. А Алена гуляла с Молей. Овечка повзрослела. На ней кучерявилась шкура. Толстели рожки. А в голосе зазвучало протяжное кокетливое «Беееее».
Под вечер Алена встречала с работы Матвея. Кормила его. Затем они читали вслух книгу и были по-своему счастливы.
Так прошло несколько лет. В поселки их называли Матвей и его верный ангел Алена.
Матвей работал и учился. Поступил в сельскохозяйственный техникум. Алена заканчивала школу. Все поговаривали о свадьбе. Но Матвея призвали в армию. А Алена уехала в город в институт.
Служил Матвей в армии на Северном флоте на дизельной подводной лодке проекта 641. С первого дня он попросил главного механика ознакомить его всеми механизмами на лодке. Механики восхищались сообразительностью нового матроса. Он готов был выполнять любую черную работу, брался за ремонт любого механизма и доводил дело до конца. Матвея направили на курсы повышения квалификации. Вернулся с курсов он уже в звании мичмана.
Холодная война в те годы медленно двигалась к ядерному противостоянию. В мире разразился карибский кризис. Дизельную подводную лодку, на которой служил Матвей, отправили патрулировать в южные широты Мирового океана. В дальнем походе Матвею не было равных. Природный ум и смекалка побеждали любую неисправность. Условия плавания были тяжелейшие.
На лодке из-за напряженного режима работы постоянно возникали проблемы с главными дизелями. Вдобавок ко всему, из-за сильной вибрации лопались трубопроводы, выходили из строя то одни, то другие вспомогательные механизмы. В экстремальных условиях работало практически все оборудование. К тому же, высокая температура в отсеках, доходившая до 60 градусов, осложняла несение вахт личным составом и в ряде случаев приводила к тепловым ударам и потере сознания. Но, отдышавшись, люди снова шли на вахту. Кислорода катастрофически на хватало в отсеках. Потные, грязные, замученные невыносимым напряжением, жарой — все члены экипажа держались, выполняя свой воинский долг.
Матвей трудился самоотверженно. Несколько раз механики круглосуточно ремонтировали заглохшие дизельные двигатели. Исправляли аккумуляторные батареи. Штопали прорвавшиеся трубопроводы. Чинили аппаратуру. Выполняли ремонты в электрических цепях.
При этом лодка выполняла скрытные маневры. Совершала дежурное патрулирование. Находилась на предельной глубине и следила за текущей обстановкой в этой части Мирового океана.
Но Матвей этого ничего не знал. Он лежал без сознания в лазарете. Диагноз был малоутешительным: переутомление и отравление парами электролита. Голова кружилась. Сознание покидало его. Но время от времени он вскакивал и рвался к дизелю. К нему приходил главный механик, приносил ему компот и сочувственно успокаивал.
— Умотался мичман! Уработался. Трудяга ты наш! Все хорошо! Поспи немного.
Бессознательно Матвей вскакивал и кричал, что нужно бороться за живучесть лодки, что он должен работать. Надо помогать ребятам!
— Где мичман потерял сознание? Что делал? Еще немного, и мы бы его потеряли, — спросил доктор лодки у механиков.
— Да он отчаянный! Без страха! Лезет в самые сложные проблемы. А там одни пары электролита. Кислород улетучивается. Вот и схлопотал дозу отравы. Заглянули в отсек, а он там лежит и не дышит. Парень, что надо! Только бесшабашный. Все рвется Родину спасать. На таких, как он, держится наша держава…
А над Матвеем все время кружил его Ангел. И он чувствовал шелест его крыльев и нежное щебетание. Матвей бредил Алёной и смертельно скучал. Скучал горько — до слез. Его пугала разлука. А ратный труд не пугал. Ответственность! Нужно бороться за престиж страны! А это значит — много работать, плечом к плечу со своими братанами по службе.
Находясь в замкнутом пространстве лодки, он ощущал себя снова сиротой посреди безбрежного океана. А рядом судьбы множества людей, которые не просто барахтались среди волн, накрытые соленой толщей воды, а боролись за честь и достоинство своей Родины.
А их ангелы-хранители, как чайки, кружились над ними, не давая утонуть в своих снах и мыслях. И Господь благословлял их на правое дело!
Многострадальная дизельная подводная лодка успешно выполнила поставленную боевую задачу, поступил приказ из Москвы возвращаться на базу.
Возвращение также было испытанием. Лодка возвращалась в шторм, а на подводном корабле заканчивались топливные запасы. Пополнить же их было невозможно из-за непрекращающихся штормов. Возвращались на одном дизеле.
Механики придумали какую-то адскую смесь из масла и воды. Лодка шла на ней. Наконец увидели долгожданную землю. Это были неясные очертания полуострова Рыбачий. Скоро появились и родные сопки. На «жуткой смеси» механиков дотянули только до Кольского залива. Дальше двигались на электромоторах. Запаса энергии хватило только до причала. Швартовались с помощью буксира.
Холодный воздух Родины бередил души. Какое это счастье — рядом близкие и родные заснеженные сопки, каменистые берега и будоражащий туман от мороза над Кольским заливом. А воздух пахнет пересоленными водорослями и необъятной свежестью. Душа так и просится броситься, со всего маха, в этот заснеженный простор тундры — упасть, раскинув руки и дышать, дышать, дышать, задыхаясь от счастья. Ты дома. И все позади!
Два долгих месяца добирались до Полярного советские подводные лодки. Устали. Истощились. Соскучились. К тому же, у Матвея подошел срок желанной демобилизации.
И вот Матвей у себя дома принимает поздравление земляков. «С возвращением, молодой моряк!» Но Матвей рвется к своему ангелу. В нем кипит кровь, и сердце выпрыгивает из груди от страстного, неистового нетерпения. Три года разлуки! Три года одиночества! Три года без своей Алены! Он летит к ней. Но она уже летит к нему навстречу.
— Милый! Родной! Ненаглядный! Любимый! Боже! Как долго тебя не было! Как ты похудел. Осунулся. Милый, как я скучала без тебя! Я вся дрожу от счастья!
Она прижалась к нему. И он вдруг понял, что они никогда не говорили друг другу таких слов. Никогда не обнимались. И никогда даже не целовали друг друга.
Ангел Алена стала удивительно красивой девушкой. Русые волосы. Пухлые губы. Чуть курносый нос. Щечки с ямочками, покрытые легким румянцем. Над ее платьем возвышалась округлая грудь. А стройные ноги были легки и изящны.
— Я вернулся, чтобы сделать своему ангелу предложение. Ангел мой! Друг мой! Будь моей женой! Я три года мечтал об этом! Согласна?
— Да! Да! Да!
— Пойдем просить благословление у родителей.
И они полетели в дом к Матвеевым. А в доме переполох. Будущего зятя встречать надо с хлебом и солью.
Матвей в морской форме. Грудь в медалях. Ленточки в якорях. Стройный, статный, серьезный идет быстрой деловой походкой к Матвеевскому дому. Алена рядом летит. Настоящий ангел!
— Бог в помощь, Анастасия Алексеевна и Александр Кузьмич!
— С приездом, молодой моряк! Заходите в дом!
— Мы по делу! Благословения у вас просить. Хотим на днях обвенчаться!
— Дело хорошее. Не плач, мать. Благослови детей. Где у тебя икона Богородицы?
Мама Алены, вытирая слезы, сняла икону с оклада и троекратно перекрестила молодых.
— Будьте счастливы, деточки! Совет да любовь!
— Садись за стол, моряк. Рассказывай. Поселковый совет уже получил благодарность за твою службу. Молодец!
— Да все штатно. Море синее. Волны до небес. Наш подводный крейсер вонзается в пучину моря и мчится стремительно — назло супостатам! Рядом ребята толковые. Офицеры что надо. Я все время пропадал в машинном отделение. Стал мастером на все руки. Сгоняли своим ходом на подводной лодке до Саргассова моря. Передали привет Фиделю. Немного помучались. Повоевали. Супостаты нас немного поклевали. Но мы выполнили приказ командования. Все здоровы! Командиры у нас показали всему миру высокий класс советских подводников!
Алена смотрела на Матвея с восхищением. Любовь так и светилась в ней. Как же так? Ангел влюбился в своего подопечного? Это все — благодать божья! Это подарок божий!
Родители зачаровано смотрели на будущего зятя, как на заморского гостя. Одна отрада — жить будут рядом. На другой улице — по соседству.
И вот наступил день венчания — празднику — праздник! Ранним утром, согласно повериям. Посмотрели вместе на себя в зеркало. Остановились у колодца. Поклялись в вечной любви! Поклонились родительскому дому. Молодые не спеша направились в церковь. Отстояли утреннюю службу. Причастились.
Алена была кроткая и плаксивая. Все время смахивала с ресниц слезинки.
Матвей также притих, понимая свою ответственность. Душа его была наполнена новыми восторженными чувствами. Все заполняющими ощущениями любви и святости, где благодарность и привязанность к Алене превращались в неземное, окутавшее его облако теплой родительской любви. Это то, чего у него не было в детстве. Теплоты, доброты, ласки, внимания. Никто его никогда не баловал.
Невидимый союз Бога и человека рождался в нем. Он чувствовал, что Бог с ним. Что Господь благословил новую семью. Более того, Бог стал частью его семьи, а сами молодые стали частью Господа. Это его, Матвеева, семья становится малой церковью, где глава семьи — он, как священник, символизирующий Христа, а Алена — жена, как Церковь, обрученная Спасителю. И в этой в его малой церкви зарождается своя земная и мистическая жизнь, свои богослужения — в виде жертвенности супругов, рождения и воспитания детей, духовного восхождения на Небо. Венчание — это не брак двух влюбленных, это союз с Господом в вечности!
Алена и Матвей подошли к священнику. Он узнал их. Поблагодарил за выбор его храма. Пригласил свидетелей. Свидетели были постоянными прихожанами храма. Задал несколько вопросов. Церковный хор запел.
Молодых поставили в притворе храма. Жених — напротив иконы Спасителя в иконостасе, невеста — напротив образа Божией Матери. Священник вручает обоим горящие свечи — как знак святости их намерения.
Испросив у Бога ниспослать Матвею и Алене дар любви и единомыслия, священник возлагает на правую ладонь каждому из них кольцо.
— Обручается раб Божий Матвей рабе Божией Елене во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь. Обручается раба Божия Елена рабу Божию Матвею…
Матвею вначале надевается кольцо невесты, а Алене — жениха, а после священник трижды меняет их в знак того, что в браке каждый из супругов передает власть над собой другому. После этого священник читает молитвы, в которой пред Богом воспоминаются многочисленные случаи из Священного Писания, когда возложение перстня являло надежный залог верности принятому решению.
После обручения священник торжественно ведет Матвея и Алену в центр храма. Перед ними несут свечу и поется псалом с припевом:
— Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе. Венчающиеся встают на белое полотенце, символизирующее, как и платье невесты, чистоту вступающих в брак.
Священник оборачивается к молодому лицу и произносит напутственные слова о тайне супружеской жизни, о ее духовной стороне, дает совет, как сохранить и преумножить ту любовь, которую они имеют, в дальнейшей жизни. Затем священник спрашивает у будущих супругов, не изменились ли их намерения:
— Имаши ли произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль пояти себе в жену сию, юже зде пред тобою видиши? Не обещался ли иной невесте?
Подобный же вопрос обращается и к невесте. Это свидетельство жениха и невесты перед лицом всей Церкви подобно произнесению крещальных обетов. Вслух произнесенный человеком ответ перед лицом Церкви, имеет огромное значение. Это — обет святого венчания.
Затем читаются три молитвы, где поминаются многие святые супруги: от Адама и Евы до Захарии и Елисаветы. Поминается и Приснодева Мария, от которой Сын Божий благоволил воплотиться; и брак в Кане Галилейской.
Обряд венчания, в котором глубокий духовный смысл, будоражил душу Матвея. Он стоял ни жив ни мертв. Он оцепенел. Он потерялся в этом незнакомом божественном пространстве. Многоликие иконы со стен храма смотрели сочувственно на него. Сердце билось учащенно. Звучали слова молитвы. А он, Матвей, стоял растерянный и потрясенный. Какая-то неведанная духовная сила вливалась в него. А он покорно впитывал ее в себя и слабел от непонимания происходящего. Таинство венчания полностью завладело его человеческим существом. За него за Матвея шла борьба — света и тьмы. Бог с дьяволом боролись за него. А поле битвы было сердце человеческое. Потому что сердце Матвея болезненно ныло и отчаянно стучало, словно просило о помощи.
А Алена строго следовала указаниям священника. С какой-то дрожью и обостренной чувствительностью воспринимало все происходящее. Душа ее летала и плакала от любви и святости. Горение свеч, лики святых, напевные голоса хора и напутственный смысл молитв возносили ее в необозримую глубину божественного таинства.
— Благослови их, Господи Боже наш, якоже благословил еси Авраама и Сарру!.. Сохрани их, Господи Боже наш, якоже сохранил еси Ноя в ковчеге!.. Помяни их, Господи Боже наш, якоже помянул еси Твоих 40 мучеников, низпослав им с небесе венцы!.
Святые мученики не отрекались от любви Христовой даже перед мученической смертью, но доказывали в страданиях великое терпение, потому что терпение рождает любовь. И брак, как обретение единства, являет мученический подвиг, добровольной жертвой — отдавая себя ради другого, о чем свидетельствует возложение венцов на молодых, как Господь возлагает венцы на мучеников.
На Матвея и Алену возложили венцы под благословение Божие.
— Венчается раб Божий Матвей рабе Божией Елене!.. Венчается раба Божия Елена рабу Божию Матвею! — произносит священник.
Венцы в виде царских корон над головой молодых держали свидетели. Венцы — это, с одной стороны, награда за соблюдение чистоты женихом и невестой, за готовность их на подвиг супружества, а с другой — знак царственного достоинства, которое приобретают муж и жена, несущие полную ответственность над своей семьей, как суверенным царством, малой Церковью. Священник призывает на жениха и невесту благословение Божие, троекратно молясь с воздетыми руками:
— Господи Боже наш, славою и честию венчай их!
Затем священником читается Евангелие о посещении Христом брака в Кане Галилейской. Это чтение говорит не только о благословении Богом «законного супружества», но и о заступничестве Божией Матери за вступающих в брак.
Затем Матвею и Алене преподают общую чашу с вином. Хор в этот момент поет «Отче наш», и слова «да будет воля Твоя» воспринимаются как свидетельство того, что брак является исполнением молодоженами воли Божией. Чаша же вина приобретает смысл того, что супругам нужно будет вместе пить наполненную чашу жизни, со всеми ее радостями и невзгодами.
Все! Венчание состоялось.
Матвей облегченно вздохнул. Он почувствовал удивительную легкость и расслабление. Ему казалось, что еще немного и он взлетит, переполненный любовью и каким-то невообразимым подъёмом летающей души. Мир изменился вокруг. Краски стали ярче. Иконы ближе. Песнопение мелодичнее. Алена еще ближе и красивее. Он вдруг всем сердцем понял, как дорога она ему. Любовь засверкала в его глазах. Вдруг неизвестно откуда-то в нем поднялась и заволновалась все заполняющая нежность к ней, благодарность за все: «Алена — это мой ангел! И он будет со мной вечно!»
Соединив руки молодоженов, священник совершил с ними Крестный ход вокруг аналоя, на котором лежало Святое Евангелие. Троекратное — в честь Пресвятой Троицы, обходят они аналоя по кругу, при этом хор поет песнопения:
— Исаия, ликуй — Дева име во чреве и роди Сына Еммануила, Бога же и Человека!.. Святии мученицы!.. молитеся ко Господу спастися душам нашим! Слава Тебе, Христе Боже, апостолов Похвало! Вспоминаются пророки, апостолы, мученики и все святые, которые проповедали пришествие в мир Спасителя, имя которому — Любовь.
Так и сама жизнь в браке — это дерзновенная проповедь о великой мечте. Чтобы в нашем мире жила — не умирала, не скудела, а торжествовала Любовь!
Затем с молодых снимают короны — венцы. Видимые венцы с головы снимаются, но небесные венцы Божественной благодати остаются на главах супругов на всю жизнь!
В заключение священник благословляет Матвея и Алену двумя иконами — Спасителя и Богородицы. Эти святые образа молодые забирают с собой, чтобы поставить иконы в своем доме. Перед ними будут совершаться домашние молитвы супругов, а после — их детей, внуков и правнуков.
Восторженные и счастливые, Матвей и Алена выходят из церкви. Небо светилось бирюзой. Птицы восторженно щебетали. Пахло свежей скошенной травой. Ветер волновался в березовых просторах. Над перелесками висела тонкая пыльцовая дымка. А в душах молодых сияла божественная благодать. Они создали свою малую церковь, которую благословил Господь. Они — муж и жена! Радость-то какая!
Свадьбу сыграли через неделю. Собрался весь поселок. Разрывалась гармошка. Бабушки тянули женские страдания. Пели все. Громко кричали: «Горько!». Свадьба была душещипательная. Громкая. Звучная. Матвей был на седьмом небе от счастья, а Алена снова превратилась в ангела. Теперь она была и женой, и ангелом одновременно. Народились у них два замечательных сына. И любили ее мальчишки играть с уже не молодой овечкой Моли.
КРЮЧКОВА Александра
Иконописец
Кто бы мог подумать, что решение квартирного вопроса кардинальным образом изменит мою судьбу и переместит меня в совершенно иную реальность! Воистину: неисповедимы пути Господни, господа!
Всё началось с того, что я поссорился с девушкой, а затем и с собственной матерью. Вернее, девушка бросила меня, потому что я так и не смог подарить ей квартиру на годовщину нашего знакомства. И тогда я, как ни прискорбно признаться в этом сейчас, бросил свою мать. Конечно, она была тут ни при чём, не ей же дарить квартиру моей девушке, когда у неё самой вообще квартиры никогда не заводилось, — мы жили в деревенском доме. Однако в итоге, оставив наш захолустный тёмный уголок, но не теряя надежды на светлое будущее, я перебрался в город.
В начале мне пришлось поработать курьером по доставке продуктов и пожить в «общаге» — убитой однокомнатной квартире на первом этаже в пригороде, снимаемой сразу всемером — мной и ещё шестью такими же, как и я, курьерами. Через год, устроившись водителем в службу такси, я смог накопить денег на аренду отдельной квартиры.
Надо сказать, квартира мне потребовалась срочно — я познакомился с Лейлой. Магически-очаровательная, черноглазая богиня с арабским именем, которое в переводе означает «Сумерки», или попросту «Ночь», она не без гордости позиционировала себя коренной горожанкой в 1001-м поколении и обитала с родителями как раз в престижном районе у женского православного монастыря. Конечно, брать штурмом Лейлу одновременно с её родителями и их квартирой в придачу я не отважился, поэтому решил снять студию поблизости, сразу с мебелью и ремонтом, чтобы не заморачиваться.
Однако в том районе ничего подходящего, кроме «двушки» на 13-м этаже, не нашлось. Квартира оказалась достаточно светлой, с прекрасным ремонтом, мебелью и бытовой техникой, но с одним… «тараканом»: на стенах повсюду вместо картин висели… иконы, и в договоре аренды указывалось, что снимать их со стен категорически запрещено.
Агент по недвижимости, милая блондинка студенческого возраста, заметив мой немой вопрос при прочтении договора, сказала, что квартира принадлежит тому самому, находящемуся рядом с домом, женскому монастырю.
— Да Вы не переживайте! Монашки же не пойдут проверять, сняли Вы иконы или нет! Главное, потом, когда соберётесь съезжать, повесьте их обратно!
…Вечером в день заезда, чтобы отметить не столько переселение, сколько начало очередного жизненного этапа, весь в мечтах о Лейле, я пригласил на «мальчишник» своих «продуктовых собратьев», ранее деливших со мной «общагу».
Уже за полночь, когда ребята засобирались домой и одевались в коридоре, один из них вдруг вскрикнул, уставившись на стену, и прошептал:
— Этот чувак на иконе пригрозил мне пальцем!
«Собратья» подняли несчастного на смех. Но я, взглянув на «пригрозившую» икону, замер в оцепенении — изображённый на ней Святой приложил палец к губам: «Тсс!!!»
Проводив ребят, я вернулся в квартиру и решил сразу же завалиться спать, оставив уборку «на завтра», но, заходя в спальню, смежную с квартирой соседей, внезапно заметил у окна… монахиню!
Я инстинктивно перекрестился, но картинка не поменялась.
— Не снимай иконы, Стефан, — ледяным голосом произнесла Монахиня и тут же исчезла.
***
На следующий день, в воскресенье, я рискнул пригласить к себе Лейлу, и она согласилась! Скинув дорогие меха, Лейла окинула взглядом квартиру и удивлённо спросила:
— А почему ты не сказал, что ты — иконописец?! Или эта квартира — музей православных икон?
— Ну-у-у… — мне совершенно не хотелось терять Лейлу. — Убрать?
— Конечно! Я же — мусульманка, у нас не принято так. И вообще… не хочу, чтобы они на меня глазели!
Я бросился судорожно снимать иконы, складируя их в тёмный угол стопками, как книги, а они, как назло, рассыпались… Сколько их было во всей квартире? Явно больше ста…
Лейла… Ах, Лейла…
Она ушла в полночь. Я сидел на кухне за кофе с коньяком и курил, как внезапно… почувствовал поток холодного воздуха за спиной. Обернувшись, я увидел…
— Здравствуй, Стефан, — всё тем же ледяным голосом сказала Монахиня. — Они скоро придут. Верни иконы на место. И уезжай отсюда.
Я не успел ничего ответить, как послышался шум. Монахиня удалилась в спальню и принялась читать молитвы, но кто там хихикал и шушукался?! Я вышел из оцепенения и осторожно подкрался к приоткрытой двери. Увиденное мной походило на сон: бесы — или черти? — высовывались прямо из стены, граничащей с соседней квартирой, строили рожицы и хихикали над монахиней, которая продолжала молиться у стопок сложенных мной в тёмном углу икон.
Вскоре раздался жуткий удар в стену со стороны соседей, будто некто взял гигантскую кувалду и решил сломать перегородку между нашими квартирами.
— Чего ждёшь? Повесь иконы! — ледяным голосом приказала Монахиня, обернувшись.
Но я выбежал в прихожую, оделся и уехал к «собратьям».
***
В понедельник мне совершенно не работалось. Кто бы сказал, что я начну бояться того, чего ещё вчера для меня не существовало в принципе!
Возвращаясь с работы, я всё-таки решил расспросить консьержку о соседях.
— Опять стучит? Да она сумасшедшая! — шёпотом произнесла консьержка, будто боялась, что нас кто-то подслушивает. — Одинокая, если не считать чёрного кота, но молода ещё, а уже того, с приветом, кукукнутая! Вроде, притихла на время, а теперь опять за своё? Несколько лет подряд стучала так, что весь дом по ночам не спал! Ходили жильцы и к ментам, да что с них взять? В дурку же её не заберут. Менты даже воров не ловют, а тут — бесы!
— Бесы? — оживился я.
— Так стучать только одержимый может! Силы-то в ней сколько, а? Сходили б лучше в церковь и батюшку ей позвали. На отчитку!
Ничего более от консьержки узнать мне не удалось, однако и этого вполне хватало, чтобы хоть как-то успокоиться: дело ясное, что дело тёмное!
Вернувшись в квартиру, я развесил иконы по стенам. Конечно, я не помнил, в каком именно порядке они располагались первоначально, но с ними всяко лучше, чем без…
Мои размышления прервал внезапно раздавшийся звонок в дверь. На пороге стояла Лейла.
— Привет! — удивлённо, но одновременно обрадованно, произнёс я.
— Привет! Вот мимо проходила, подумала… нет ли у тебя желания посмотреть вместе… фильм сегодня вечером?
— В кино? — переспросил я, пропуская её в прихожую.
— Нет, просто по телеку…
Лейла разделась и, бросив взгляд в спальню, воскликнула:
— Как?! Опять?! Ты же снял эти деревяшки!
Наверное, именно в тот момент я впервые начал задумываться о борьбе Сил Света и Тьмы за душу человека.
— Лейла… Видишь ли… по договору аренды… здесь живу я… но не совсем один… Эти иконы…
— Не один?! — Лейла подошла к двери в ванную, но остановилась и подняла брови домиком.
— Да. Здесь ещё… бесы… у соседки… Поэтому иконы, они…
— Бесы?! — Лейла подошла ко мне. — У соседки? А при чём тут ты?
— Они сюда через стену приходят.
— От соседки? — переспросила Лейла.
— Да… И монастырь попросил…
Лейла покрутила пальцем у виска, оделась и ушла…
Я стукнул кулаком в стену, а потом поснимал все иконы, проклиная и себя, и их, и бесов, и консьержку, и монахиню за… Лейлу… как внезапно…
Из стены вылезла голова чумазого чёрта.
— Коньячку не найдётся? — поинтересовался он.
— А разве бесы пьют? — ошеломлённо спросил я.
— Нет, конечно! Нюхают! — чёрт расплылся в улыбке чеширского кота и, хихикнув, подмигнул: — Нас к земному тянет — праной не корми! По телу скучаем — потому в живых и вселяемся!
«Чёрти что!» — подумал я, не особо доверяя рогатому, но пригласил его на кухню и попросил рассказать, что здесь происходит, в обмен на бутылочку Реми Мартин.
— Что происходит? — усмехнулся чёрт. — Война, братан!
— За душу соседки? — переспросил я.
— Не, за все!
— А соседка, она — кто?
— Ведьма! Точно тебе говорю! Но не с неё всё началось и не ею, надеюсь, закончится! Квартира соседняя проклята. Лет десять назад мужчина там девушками баловался. Одна из них приревновала его к прочим, заключила договор с Силами Тьмы, и нас сюда к нему отправили на подселение! Мужик нас приютил и начал спиваться, в итоге убил по пьяни ту, которая его приворожила. Квартиру вскрыли при понятых, труп вынесли, а его посадить не успели — застрелился. А мы тут остались — новеньких поджидать. Ну, приехала семья стариков с дочкой — твоей соседкой. И мы принялись их окучивать! Старушка повесилась, узнав, что у неё рак, старик порезал вены в ванной, а дочка ударилась в колдовство и состряпала алтарь Дьяволу — прямо во всю вашу общую стену! С её стороны, разумеется. Но однажды, когда она стала нас видеть, испугалась и сбрендила — купила топор и носится за нами по ночам по всей квартире! Пытается разрубить на части! Смешная такая! Иногда мы в неё прыг-скок, и — за гантели берёмся! Я при жизни боксёром был, но у неё груши нет! А гантели ещё от её отца-спортсмена остались. Налей коньячку-то, не жадись!
Я разлил коньяк по бокалам, но в тот же момент появилась Монахиня. Она осенила нас огромным крестом, принялась читать молитву, и чёрт, повизгивая, сбежал к соседке.
— Кто Вы? — спросил я у Монахини.
— Это моя квартира, — ответила она.
— Но разве квартира не принадлежит монастырю?
— Я вела недостойную жизнь, и Бог решил вразумить меня соседями. Мне пришлось покреститься, выучить молитвы и продать почти всё имущество, чтобы купить «живые» иконы, написанные монахами на Афоне. Они защищали меня от Зла. Эти триста икон я собирала много лет, всё чаще и чаще читая молитвы, пока однажды моя квартира не превратилась в келью. Мирская жизнь осталась далеко позади. Три недели назад меня приняли в монастырь в обмен на эту квартиру.
— Три недели назад?! — непроизвольно воскликнул я.
— Да, именно. Обычно квартиры тех, кто приходит на постриг, продаются, а выручка поступает в казну монастыря. Я была категорически против продажи — вряд ли кто-то сможет без Божьей помощи противостоять здесь Злу. Мне было важно сохранить в квартире намоленные «живые» иконы. Но ни монастыри, ни монахи не застрахованы от Нечисти, молодой человек. Один из бесов соседки вселился в игуменью. Она умертвила мою плоть ядом накануне Вашего заселения, чтобы поскорее заполучить квартиру в своё полное распоряжение и, естественно, для продажи. Только деньги, как Вы понимаете, не поступят в казну монастыря. Правда, соблюдая внешнее приличие, игуменья решила не трогать квартиру в течении 40 дней после моей смерти.
— И Вы до сих пор верите в Бога, который позволил игуменье убить Вас?
— Её план удался только по одной причине — Бог решил, что моей душе лучше уйти прямо сейчас. Она созревала здесь, в этой квартире, пока не сделала свой окончательный осознанный выбор в пользу Света.
— Но мой контракт с агентством подписан на год…
— Вы не продержитесь здесь более 40 дней, Стефан. Советую вернуть все иконы на стены и как можно скорее уехать отсюда.
Сказав это, Монахиня исчезла.
***
Всё, что происходило со мной далее, казалось бесконечно длинным кошмарным сон. Я метался между Лейлой — с горем пополам мне всё-таки удалось с ней помириться! — и иконами, снимая их каждый раз, когда она приходила по вечерам, но ленясь вешать их обратно. Между мгновенно улетучивающимися бутылками Реми Мартин и бесами, всё чаще забегающими ко мне на коньячок с выматывающими душу разговорами об их проделках и уловках, используемых при совершении обрядов изгнания. Между колдуньей и прочими соседями, собирающими подписи на очередных петициях, тщетно вызывающими полицию и берущими в осаду проклятую квартиру.
Адские перестукивания по ночам превратились в настоящую войну: соседка-колдунья пыталась снести нашу общую стену, соседи отвечали ей ответным ударом — били в батареи, в пол, потолок, стучались к ней в дверь, низвергали потоки проклятий со всех сторон света!
Месяц бессонных ночей на поле боя, и я был выжат как лимон! Мне хотелось бежать отсюда прочь, но по условиям договора аренды, заключённого на год, расторжение без оплаты всего срока было невозможно. Поскольку миллионером я так и не стал, мои финансы пели романсы, удерживая меня в рамках заключённого договора, как террористы — заложника.
Под утро того дня ко мне явилась Монахиня.
— Если ты хочешь, чтобы твой кошмар закончился, сегодня же вечером ступай в церковь на исповедь, а завтра с утра — причастись.
Да, я был крещёным, но в сознательной жизни ещё не ходил в церковь. Однако, недолго думая, я решил последовать совету Монахини.
На следующий день, выйдя из церкви после причастия, я почувствовал невероятную лёгкость бытия, но буквально через пару минут услышал жуткий взрыв, раздавшийся с той стороны, где находился «мой» дом. Одновременно мне пришло сообщение от Лейлы — она бросила меня.
Пребывая в состоянии шока, словно зомби, я завернул за угол и привычно взглянул на «свой» дом, но вместо окон и балконов на 13-м этаже обнаружил… огнедышащую пасть дракона!
Конечно же, в новостях сказали, что произошёл банальный взрыв газа в проклятой квартире, разрушивший за компанию и ту, которую я снимал. Но, взглянув на календарь, я невольно занялся просчётами: взрыв произошёл ровно на 40-ой день после смерти Монахини! К счастью, никто из жильцов не пострадал, в списках пропавших без вести числился лишь чёрный кот…
Через неделю в СМИ появилась новость о загадочном исчезновении игуменьи одновременно с монастырской казной.
Через месяц меня постригли в монахи в далёкой пустыни недалеко от деревни, в которой по-прежнему живёт моя мать. Через год я стал освещать дома и квартиры, а через десять лет — писать иконы и изгонять бесов. Если что — обращайтесь!
Певчие
Алле было четырнадцать. Она любила сидеть на подоконнике и смотреть в ночное небо, размышляя о Вселенной в поисках ответов на вопрос: что там, за чертой, после жизни? Десять лет назад её родители отправились в море и не вернулись — обломки яхты нашли, а их тела — нет, скорее всего, они попали в смерч. Но Алла была даже рада, что похорон не случилось — её родители останутся в памяти «вечно живыми». К тому же уже который год вместе с подругой Эллой она училась в приходской воскресной школе, где осознала всем своим существом, что смерти нет.
Бабушка с дедушкой смотрели телевизор, Алла что-то напевала себе под нос, бренча на гитаре, когда раздался телефонный звонок. Элла вернулась! Элла, самая близкая подруга Аллы, девушка с кошачьими зелёными глазами, жила с матерью, отчимом и младшей сводной сестрой. Элла была на год старше Аллы, и, поступив в медицинское училище, уезжала на оставшееся лето в деревню. Алла летом отдыхала на даче, а с сентября продолжала учиться в школе, по окончании которой собиралась поступить в Университет. Девочки встретились и пошли в сторону парка, делясь друг с другом последними новостями.
— Не представляю, как теперь тебя не будет в школе! — вздохнула Алла. — Но чего ты такая подавленная?
— Мне страшно, — призналась Элла. — Понимаешь, летом мать — всегда с нами, а сейчас она опять будет работать в смену, уходить на ночь. А отчим… в общем, мне страшно оставаться дома с ним наедине. Видела б ты, как он на меня смотрит!
— Может, тебе показалось?
— Вряд ли…
— Скажи маме!
— Да-да-да, так она мне и поверит! Последнее время я всё о Боге думаю. Задаю себе вопросы, а ответов нет. Я вот хожу в церковь, исповедуюсь и причащаюсь. Священники улыбаются, когда я рассказываю им о своих грехах. Мне в церкви хорошо, спокойно. Но иногда кажется, что нет Бога-то, и после смерти тоже ничего нет…
— Брось! Я часто чувствую, как родители приходят ко мне в гости. Самих их не вижу, но знаю: они — вот здесь, совсем рядом. И во сне приходят! Жизнь не заканчивается похоронами! Просто никто не в состоянии вместить в себя даже одной Галактики, познать её устройство и замысел. Боже, какая же Великая Сила управляет Вселенной! Думаешь, мы рождаемся, чтобы умереть? Не верю! Представь: человек говорит с тобой, думает, рассуждает, и вдруг, через секунду, нет его больше — умер. Куда делось его мыслящее Я, сознание? Нет, Элла, я не хочу верить, что сознание угасает навсегда. Не может так быть, не всё исчезает вместе с физическим телом. Бог есть, как минимум потому, что я так чувствую.
— Но зачем Бог посылает людям беды? Зачем он забрал у тебя родителей?
— Откуда ты знаешь, кто посылает беды, и кто забрал моих родителей? — помрачнела Алла. — Может, это был Дьявол?
— Тогда получается, что Дьявол сильнее Бога, — вздохнула Элла.
***
На следующий день подружки заехали в храм — подтвердить, что они продолжат учёбу в воскресной школе.
В огромном соборе у множества старинных икон горели свечи, люди расходились со службы по домам, справа, на балконе, «совещался» хор взрослых, слева у распятия отпевали покойника.
К Элле подошёл бомж и попросил милостыню:
— Станешь ангелом! — пробормотал бомж и добавил: — Скоро!
Девочки переглянулись, бомж мгновенно исчез. Они поставили свечи и вышли через левую боковую дверь на улицу, где уже столпились дети, ожидающие записи в воскресную школу.
Первое занятие было назначено на второе воскресение сентября, а репетиции хора начинались с первой субботы. Репетиции проходили в двухэтажном здании рядом с храмом, в трапезной, а занятия — на втором этаже храма, в маленькой комнатке у колокольни.
Когда Алла впервые вошла в трапезную, она была поражена: витражные окна из разноцветного стекла, на полу — гигантский, потрясающей красоты ковёр, стены обиты золотой атласной тканью, вдоль стен — старинные кресла, слева в углу, во всю стену — икона Богородицы с горящей лампадкой, напротив — массивный стол, покрытый белой скатертью, а с расписного потолка из белых пушистых облаков выглядывали лица детей с крылышками, одни из них улыбались, а другие — плакали.
Ученикам выдали по два комплекта «церковной» одежды, текст божественной литургии и учебники, включая церковно-славянский словарь.
Для пения на службах в храме отбирали далеко не всех, но Элла с Аллой — безупречное первое сопрано — пели по праздникам и на вечерних накануне всегда, хотя пока и в детском хоре — внизу на солее у левых алтарных врат.
Ирина Викторовна, певчая из взрослого хора и учительница детского, была очень доброй и вежливой. Если она слышала, что кто-то фальшивил, никогда не ругалась и не кричала — улыбаясь, объясняла, что не так. Но главное её достоинство заключалось в том, что она учила не просто петь слова, а чувствовать молитву в душе и передавать её в звуках.
Как это было понятно Алле! Далеко не всегда получалось выразить в словах чувства, да и в душе творилась молитва без слов. Подходя к иконам, Алла не просила чего-то конкретного у конкретного Святого, но, обращаясь к Небесам, стремилась к Свету, чтобы всё плохое оставалось в прошлом, злое обходило стороной, а хорошее притягивалось.
Когда же Алла пела в храме на солее во время служб, она ощущала, как её душа выходит во вне, превращаясь в звуки, и сливается с тем Незримым и Вечным, что называется Богом. Её сознание, укутанное в туманную дымку ладана и заворожённое молитвами, в такие моменты не было подвластно земным мыслям. Оно покидало физическое тело, переставая ощущать его в обмен на абсолютное спокойствие и радость души.
Пытаясь осмыслить тексты священных писаний, пропитанных многовековой Мудростью, но скрупулезно зашифрованных сестрою таланта — Краткостью, Алла безоговорочно верила в то, что Христос действительно существовал на Земле и был «выше» простых смертных. Он помогал другим и умел прощать, верил в вечную жизнь и обрёл её при воскресении. Христос познал не только законы, перечисленные в Десяти Заповедях, но и тайны Вселенной, до сих пор остающиеся за кадром.
«Вот бы встретиться с ним и поговорить!» — подумалось Алле. Её пытливому уму уже не хватало церковных книг и уклончивых ответов священников.
***
В тот день во время урока «История русской православной церкви» дверь в комнату открылась, и появилась Ирина Викторовна. Как всегда улыбаясь, она попросила прощения за прерванные занятия и озвучила имена десяти певчих, включая Эллу и Аллу, чтобы те подошли к трапезной после урока — в субботу вечером они будут петь на литургии, которую отслужит сам Патриарх Алексий II-ой! Душа Аллы затрепетала от предстоящего — им доверяют петь при Патриархе!
***
В субботу выдался морозный октябрьский день. Элла с Аллой зашли в церковную раздевалку на первом этаже трапезной. У каждого из воскресной школы была своя вешалка и два комплекта церковной одежды: у девочек для праздничных служб — тонкое белое платье до пят с длинными рукавами, всё в рюшечках и оборочках, а для обычных — чёрная до пят юбка и белая кофта. Трапезная с раздевалкой находилась почти напротив боковой двери храма, расположенной у левых алтарных врат, где и пел детских хор на солее. Добежать без верхней одежды из раздевалки на солею не представлялось особым подвигом.
Вечерело и холодало. Все десять «избранниц» детского хора уже собрались в трапезной. Ирина Викторовна выдала каждой по гвоздике для вручения Патриарху.
За пять минут до назначенного времени «делегация» белых платьев во главе с Ириной Викторовной вышла из трапезной, но… вместо спасительной боковой двери храма направилась к центральному входу, и прихожане с удивлением наблюдали за пролетающими мимо взволнованными ангелочками.
В тот вечер все священники суетились и носились туда-сюда, перекидываясь друг с другом обрывистыми словами, и вот ковровая дорожка побежала от алтаря к центральному входу, выползла на лестницу и спустилась по ступенькам вниз, чтобы обогреть продрогшую булыжную мостовую перед храмом.
«Ангелочков» поставили по обе стороны ковровой дорожки прямо на улице, сразу за священниками, а уже далее выстроились ряды из прихожан и любопытных прохожих. Все с нетерпением ожидали появления чёрной машины «одиннадцати шагов в длину», как утверждал кто-то в толпе, но та упрямо не появлялась.
Вскоре девочки задрожали от холода, и люди из толпы накидывали на них свои шарфы и даже жертвовали куртки. Алла перевела взгляд на уже включённый фонарь и заметила, как в его свете кружились снежинки — шёл первый в том году снег…
Глаза Эллы были обращены в небо, но она тихо произнесла Алле:
— Бог хочет, чтобы мы замёрзли и заболели? Цветы, кстати, уже окоченели. То есть они умерли… в самом расцвете сил…
Но Алла ничего не успела возразить — толпа зашевелилась, вдали появилась машина Патриарха. Вскоре лимузин остановился так, что задняя дверь, из которой вышел Патриарх оказалась прямо у начала ковровой дорожки.
Защелкали фотоаппараты журналистов, включились камеры многочисленных ТВ-операторов. Настоятель храма поприветствовал Патриарха, затем за благословением подошли все священнослужители. Алексий сделал шаг вперёд, и настал черёд «ангелочков» — они протягивали ему заиндевевшие гвоздики в обмен на благословение.
«Такой же, как на фотографиях — в белой шапке, с голубыми умными глазами…» — подумала Алла.
Картина первой встречи с Патриархом — белые платья до пят, «хрустальные» гвоздики на фоне ночного неба, сияющих звёзд и кружащих снежинок в свете уличного фонаря — останется для Аллы непередаваемым словами волшебством навсегда и вряд ли канет в Лету аналогично видеосъёмкам ТВ и фотографиям журналистов, имеющих столь короткий срок годности.
Девочки побежали на солею. Ирина Викторовна волновалась, как никогда, ведь это была премьера — выступление детского церковного хора перед всем народом и Патриархом, вся служба — без поддержки взрослого хора, в самом главном храме страны!
Алла боялась спеть что-нибудь не так и подвести Ирину Викторовну, но присутствие рядом хладнокровной Эллы несколько успокаивало. Девочки начали петь неуверенно, но вскоре волнение прошло, и «Ис полла эти деспота» прозвучало впечатляюще.
Но самый главный подарок ждал Аллу уже после службы — Ирина Викторовна сказала, что на следующий день, в воскресенье, во время обедни, которую так же отслужит Патриарх Алексий II, Элла и Алла, вдвоём, исполнят одно из песнопений на два голоса, выйдя на центральную солею прямо напротив входа в алтарь!
Девочки возвращались по домам.
— Невероятно! Это какое-то волшебство!!! — шептала Алла, всё ещё не веря в происходящее, но Элла, погружённая в свои мысли, с трудом выползла наружу и спросила:
— Ты наконец-то обрела то, чего тебе не хватало?
— А ты — нет?
— А что даёт эта вера? И Бог — что?
— Странно, ты — певчая, а меня об этом спрашиваешь, — вздохнула Алла. — И вера в Бога, или не в Бога, а в Нечто Вечное и Доброе, Всевышнее, и надежда на Свет и помощь Сил Света нужны человеку.
— Я всё больше убеждаюсь, что Его нет. Сегодня, например, убили ни в чём не повинные гвоздики, и Бог даже не противился. А ведь это произошло в Его «епархии», вернее, в Его собственном доме — в церкви!
— Церковь призывает к творению добра, к прощению и любви к ближнему, не на словах, а на деле. Бог — это всё хорошее и совершенное, собранное в единое целое. Стремление к Богу — это стремление стать лучше тебе самому, тогда автоматически к лучшему изменится и наш мир. Нет? Но люди видят соринки у всех, кроме себя.
— Нет, Алла. Ничего это меняет. И в этом — проблема.
— Меняет. Всё можно потерять, но если надеешься и веришь, ты никогда не потеряешь себя! Рано или поздно каждому воздастся.
— Независимо от веры воздастся. Как сказал священник-учитель «Истории», «нельзя спрашивать человека, верит ли он в Бога. Нельзя судить о человеке по его вере и словам, надо смотреть на его поступки»!
— Согласна. Но вера — это путеводная нить, а надежда — посох. Без посоха идти сложнее. А без веры в пути заблудиться легко.
— Красиво сказала, но… от правды жизни — далеко. Ты же знаешь мою мать. Ей безразлично, что со мной происходит. Я никому не нужна, только мешаю наслаждаться жизнью. Вернее, если бы меня не было, матери жилось бы проще. Вчера опять скандал, всё ей не так! Началось с мелочи, а закончилось словами, что я могу жить на улице и никогда не возвращаться. И отчим ей поддакивал, а сам на меня смотрел и облизывался! А уходить некуда. Предлагаешь мне стать бомжом? Я не вижу своего будущего. Если Бог есть, Он оставил меня.
— Поживи у нас. Хочешь, я поговорю со своими…?
— Что ты! Мать же узнает, тогда совсем станет невыносимо. Ладно, извини, я не хотела портить тебе настроения.
***
На следующий день Элла и Алла, залитые столпом Света, льющегося на них из правого верхнего окна, великолепно исполнили двухголосное соло на центральной солее, прямо под куполом храма, напротив раскрытых алтарных врат, у которых служил Патриарх.
Ирина Викторовна после службы призналась, что чуть не расплакалась во время их пения от переполняющего её душу всеобъемлющего чувства Великого и Божественного, и что на Пасху она подаст прошение на перевод Эллы и Аллы во взрослый хор.
***
Элла вернулась в храм почти в полночь. Сказала охраннику, что потеряла ключи. Тот, конечно, её узнал, поэтому, обречённо вздохнув, открыл храм и даже выдал карманный фонарик, чтобы не привлекать внимания включением обычного освещения, но сам удалился в свою «сторожку».
Лики Святых были холодны. И когда Элла прикасалась губами к иконам, и когда смотрела им в лицо, и когда крестилась, она не чувствовала ни-че-го.
Тогда она подошла к закрытым алтарным вратам и мысленно спросила: «Бог, ты спишь?.. А как же я? Тебе на меня наплевать, да?»
Элла беспомощно огляделась — никого. Ей даже стало страшно в величественном безмолвии погашенных лампад и отсутствии зажжённых свечей — храм, погружённый во тьму, казалось, был тайком захвачен Силами Тьмы. И захотелось крикнуть, чтобы появился хоть кто-нибудь из Святых, но не успелось — кто-то взял её за руку!
Элла обернулась и увидела перед собой возникшую из ниоткуда маленькую сгорбленную старуху в чёрном. Её морщинистое лицо, нос крючком и сверкающие глаза напоминали ведьму из детских сказок. Взгляд старухи парализовал Эллу — она не могла пошевелиться.
— От судьбы-то, детка, не уйдёшь! — прошамкала старуха. — Смирись и ступай отсюда! Не здесь тебе быть!
Старуха исчезла в глубине мрачного храма так же внезапно, как и появилась. Придя в себя, Элла вышла на улицу, постучала в окно охраннику, чтобы тот закрыл двери, и медленно побрела прочь.
***
Алла позвонила Элле, как и обычно, чтобы договориться вместе поехать на службу. К телефону пошёл отчим и произнёс нестандартное:
— Нет больше Эллы.
— Как нет? Она больше с Вами не живёт? — переспросила Алла.
— Она больше ни с кем не живёт. Умерла она.
— Почему? Как?
— Потому что… дура!
Алла замерла в оцепенении. Отчим Эллы подождал немного и бросил трубку.
Алла медленно опустилась на пол. Мысли о собственной вине в смерти подруги мгновенно пустили корни и проросли в сердце. Не спасти человека — значит, убить его?
Вечером Алла тупо бродила по улицам во внезапно нагрянувшем снегопаде и не могла понять: почему Бог позволил подруге умереть? Она утешала себя только одним: Богу виднее, Он знает нечто, чего не могут знать ни Алла, ни Элла. Но тогда… Элла должна дать ей какой-то знак, передать привет «с Того Света», подтвердить, что душа не умирает вместе с телом!
Внезапно кто-то окликнул Аллу, она обернулась и увидела молодого человека.
— Ты — Алла? — переспросил он.
— Да, — кивнула она, ничего не понимая.
— Да не бойся, я — Роман. Я видел тебя на солее в храме, ты поёшь в детском хоре у Ирины Викторовны, да?
— Да, — удивляясь происходящему, ответила Алла.
— Я тоже пою, но наверху, во взрослом. Мне сегодня приснился странный сон. Будто девушка из нижнего хора, с которой вы вдвоём пели на службе Патриарха, попросила тебе передать, что ты не виновата. Я собирался найти тебя в следующие выходные на службе, а получилось, что ты мне сейчас вдруг встретилась!
***
Служба на Вербное воскресение — одна из самых любимых служб Аллы. Как и прежде, она пела на солее в нижнем — детском — хоре, но уже через неделю, на Пасху, по прошению Ирины Викторовны о повышении, должна была перейти наверх — во взрослый.
Прихожане подняли вербу и качали ею над головами, приветствуя Спасителя, входившего в Иерусалим. Патриарх начал кропить вербу святой водой, и взгляд Аллы столкнулся с Катей — почти «святой» девочкой. Катя уже давно пела в детском хоре, но сегодня почему-то стояла в толпе прихожан, освящая вербу.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.