Бесплатный фрагмент - Душа

Душа

Она чувствовала себя в невесомости и восторгалась спокойствием, тишиной и умиротворенностью. Это состояние ее было блаженством, и душа наслаждалась им. Парила в нем, впитывала его в себя. Кроме нее, здесь присутствовали и другие, она ощущала их присутствие, а иногда даже прикосновение, но они не мешали ей, как и она, не собиралась мешать другим. Она наслаждалась.

Душа знала, где она сейчас находится, вернее, она осознавала, что в данный момент находится в «междумирье». Ей не нужно было об этом спрашивать кого-либо. Осознание этого пришло само, без чьей-либо подсказки. Пришло и все! И это нужно было принять, как должное.

Она появилась здесь совсем недавно, пройдя через «навье» чистилище, причем прошла она через него довольно легко, не чувствуя ни терзаний, ни боли, не испытывая ни каких-либо чувств, кроме искренности и покаяния зная, вернее осознавая то, что другим с неимоверным трудом удается преодолеть этот путь. Путь боли и истязаний. Путь мучений и очищения. И еще она осознавала то, что после чистилища должна была появиться здесь в «междумирье», будто заново-народившейся, свободной от всего. Но! Она понимала, что с ней происходит то, чего не должно было происходить ни в коем случае. Ни при каких обстоятельствах.

Она помнит! Она помнит все то, через что прошла, прежде чем оказаться здесь, и это немного пугало ее. Настораживало.

Междумирье, или мир Слави. Так его называли изначально. Это тот мир, где находятся души умерших людей, после того как пройдут через мир Нави, в ожидании своего нового воплощения. Он находится между двумя мирами и его границы соприкасаются с миром Прави и Нави.

Мир Нави, это мир темных сил. Там остаются те души, которые не смогли очистить себя от мирской скверны, т.е. от зависти и злобы, обид и жадности. Такие души навсегда остаются там для того, чтобы служить темным, и самой стать одной из них. А еще, в том мире поселяются те души, которые не захотели больше никаких перевоплощений, а остаются там, чтобы служить роду своему, защищать его, оберегать. Им позволено находится там, потому что их, якобы благие намерения, на самом деле противоречат конам мироздания, тем которые учат чтить предков своих, но не позволяют никому из других миров вмешиваться в происходящее в мире Яви, и влиять на чей-либо путь живущих в этом мире. А служить роду своему и при этом вмешиваться в движение другого мира, не нарушая установленных правил, очень трудно. Ведь часто душам приходится переходить через границы миров, а это значит идти против кона. Только сущности темного мира «нави», почти безнаказанно переступают через границы. А в основном, все следуют конам, созданным в мире Прави, то есть в мире Богов. Конам, созданным тогда, когда только возводились столпы мироздания, когда не существовало еще миров, времени и пространства. На конах этих держаться миры во вселенной, по ним живут Боги, другие сущности, души, и мира Прави и мира Нави. И явный мир, мир из которого она недавно пришла, тоже должен жить по этим конам, но, не все так ладно в том мире. В мире Яви. В мире, который она помнила, осознавая то, что должна была забыть о нем, пройдя через чистилище.

А душа помнила все. С того самого момента, когда осознала себя в том воплощении, а позже почувствовала холод и яркий свет. А затем услышала свой первый крик. Крик только что родившегося на явный свет, младенца.

Это было чувство холода, страха и неизвестности, и еще желание кричать, звать на помощь и вернуться в стихию Слави, очень похожую на стихию воды, в том сложном мире, который называют Явь. Вернуться в «место», которое расположено под сердцем матери, девять месяцев вынашивающей младенца.

Явь, это мир осязаемый. Это мир красок и ощущений. Мир горестей и радости, мир любви и мир боли. Жизни и смерти. Туда души возвращаются вновь и вновь, пройдя через все испытания, воплощаются в тела только зарождающихся людей, чтобы люди в течении своей жизни осознали и поняли, что их жизнь, всего лишь ступенька мироздания, и если идти по этой ступеньке вверх, то можно достигнуть самых высот его. А двигаясь вниз, можно опуститься на самое дно его, в самое пекло, откуда наверх уже, пути нет.

Но вот, душа осознала, что рядом с ней появился лег или ангел, как его называют в мире Яви. И появился он именно из-за нее, потому что только она чувствовала его присутствие рядом с собой и ничего больше не дрогнуло в междумирье, и не нарушило того спокойствия, которое называлось блаженством.

— У тебя есть вопросы? — спросил лег, но кроме нее его никто не услышал в этом мире.

— Да, есть! — воскликнула душа, радуясь, что ее опасения и настороженность рассеются, когда она получит ответы на возникшие у нее вопросы.

— Ты опасаешься, что с тем грузом памяти твоей, ты не сможешь воплотиться в очередной раз?

— То есть, тебе ведомо то, что я помню прожитую жизнь и весь мой путь, который привел меня сюда, в междумирье?

— Да, мне известно об этом, — ответил лег.

— Но почему? Ведь я должна быть чистой и готовой к новой жизни в мире Яви.

— А ты помнишь давние воплощения, предыдущие? — спросил он, не отвечая на ее вопрос.

— Нет! Но я хорошо помню последнее воплощение и одновременно осознаю то, что не должна этого помнить, после чистилища.

— Но ведь ты без мук и без боли прошла чистилище! — утвердительно проговорил лег, который знал о ней все.

— Да! Но коль тебе и это известно, значит мне предстоит что то новое, необычное? — начала догадываться о чем то душа.

— Нет! Ничего нового и необычного. Ты, как и прошлый раз, выберешь себе путь в мире Яви. А затем пройдешь этот путь, с самого начала и до конца.

— Тогда, я просто не понимаю! Зачем я помню? — в недоумении воскликнула душа, с ноткой отчаяния в своем чистом голосе.

— Ладно! Не буду тебя томить. Все дело в том, что в этот раз ты воплотишься в последний свой путь и вернешься, пройдя уже, через дюжину воплощений. То есть, ты сдюжишь! И если будет так, то я буду рад приветствовать тебя в мире Прави.

— Значит, я воплощалась, уже одиннадцать раз? Так много? — удивилась душа, потому что действительно не ведала, не помнила и не осознавала того, сколько раз она побывала в том осязаемом мире.

— Верно! Одиннадцать раз ты постигала ступени любви, созидания и верности, страдала, сражалась и умирала, и я, все это время был рядом с тобой. Следил, направлял и оберегал.

— Наверное, я должна была чувствовать это! — ответила душа, осознавая сказанное легом.

— И еще, хочу предупредить тебя. Не удивляйся тому, что иногда, когда ты будешь проживать следующую жизнь, а возможно с этого самого момента, у тебя будут проявляться вспышки памяти из всех твоих одиннадцати воплощений.

— Это для чего то, необходимо? — поинтересовалась душа.

— Все, для чего то, необходимо. А это, пусть будет даром тебе от меня. Но дар этот, возможно осветит дорогу во тьме или направит на путь нужный.

— Благодарю! — сказала она.

— Мир тебе! — попрощался лег, и она в тот-же миг перестала ощущать его рядом.

Ничего не менялось, не происходило. Душа по прежнему испытывала только умиротворение, не осознавая ни пространства, ни времени. И вдруг, яркая вспышка, и она увидела и осознала, что на краткий миг вернулась в очень далекое прошлое, в свое прошлое. Это была только картинка, одна единственная картинка из жизни одного из одиннадцати ее воплощений. Только она по-прежнему не помнила, какое это было воплощение? Первое? Третье? Но то что она увидела, помогло ей полностью восстановить всю цепочку событий того времени и осознать, что в том воплощении она была женщиной, матерью, хранительницей своего многочисленного племени. Провидцы их большого и сильного рода предупредили всех жителей Родгарда, так назывался их стан, о грядущей катастрофе, которую надлежит ждать уже совсем скоро, и сказали, что избежать ее удастся лишь тем, кто сможет покинуть родной материк и уйти на новые земли. И вот уже несколько недель она, как старшая хранительница, провожала своих детей и их детей, в далекий путь в неизвестность. Они уходили с материка, который называли Арктида. Они уходили с земли, которую они называли Ирий. Уходили по узкому перешейку скалистых гор осваивать новые земли. А она должна была проводить их всех, собрать в дорогу, указать тропу, ведущую в горы, снабдить заговорами и оберегами. И только потом, в числе последних, успеть уйти. Ее мужчина, с которым она прожила долгую и счастливую жизнь, ушел в числе первых, чтобы найти землю, на которой поселится его род. Удержать ее от посягательства других, защитить и освоить. Он звал ее с собой, убеждал в том, что она может быть нужнее там, на новых землях. Но не смог убедить. Она осталась выполнить то, что должна была исполнить хранительница, и теперь со слезами на глазах, провожала своих детей в далекий путь, уже предчувствуя, что с ними не увидится больше никогда.

И она, как и многие другие, среди которых были жрецы, волхвы, охотники, старейшины и хранители, уйти не успели. Затряслась земля, обрушились скалы и после первых толчков исчез тот последний путь, который соединял два материка. Потом проснулись горы, и разверзлась земля. С неба посыпались камни и огонь, а почва под ногами постепенно покрывалась горящей лавой, медленно сползающей с гор, и серым пеплом. Лава медленно поглощала почву в округе, постепенно приближаясь к их граду. По пути сжигала все живое, разрушала строения и плавила камни. Дышать было нечем, воздух пропитался ядовитой смесью газа и пыли, а потом, материк стал медленно погружаться в бурлящий океан. Она была еще жива, когда две стихии, огонь и вода, уничтожали остатки того, что называлось цветущим и сказочным материком и их родиной. Родиной первых белых людей на планете, которую они называли « Земля Мидгард».

У души снова возник вопрос, но в этот раз она не осознала рядом с собой лега и решила, что возможно сама сможет найти какие-то ответы в ближайшем будущем. А пока, принялась вспоминать то, что помнила очень хорошо. Вкус и запах материнского молока, и стук сердца матери. Этот стук, который не перепутаешь ни с чем, потому что слышишь его на протяжении всех девяти месяцев ожидания и созревания. Стук, который усыпляет и который заставляет просыпаться. Звук который успокаивает и зажигает искорки первых чувств. Чувств любви, нежности и защищенности. Да, душа умеет любить! И то, что она слышала в последнем своем воплощении о том, что любовь, это якобы химическая реакция человеческого организма, полная чушь умалишенных ученых и философов. Любит душа! Человек, если он способен любить, то он любит именно душой, а потом уже сердцем своим. Потому что сердце это часть организма, в котором живет душа. И самые сильные чувства свои, эмоции, человек переживает вместе с душой. И уж ей то, душе, как никому, известны и ужас и страх, и нежность и доброта.

Человек, на протяжении своей жизни, мало задумывается о том, что такое совесть. А совесть, на самом деле — это и есть голос души его. Совместная весть, или совокупная весть. Весть, как знание. А совместно, значит вместе с душой своей, человек испытывает трудности и радости, горе и счастье. И любовь.

Она была мужчиной в этом одиннадцатом своем воплощении, которое помнила, и словно вчерашнее событие, переживала силу и эмоции первой любви к девушке. До нее у него уже были встречи, свидания, драки из-за девчонок с соперниками на пустыре. Но это чувство, оно возникло внезапно. Нахлынуло мощной волной, захлестнуло и не отпускало ни на миг, заставляло думать о ней и жить с ней, с этой первой любовью.

— Мама, она такая умница! Я женюсь на ней!

— Сынок, тебе же только восемнадцать. А как же армия? Может все-таки отслужить? Проверить свои чувства, отдать долг Родине, а потом уже решать. Кстати, познакомил бы. Пора ведь уже, а то жениться собрался, а родителей знакомить с невестой, когда? — с улыбкой на своем румяном лице, спрашивала мать.

— Она тебе понравится! Я поговорю с ней, насчет знакомства.

— А ее родителей, ты знаешь? Знакомила ли она тебя с ними? Кто они?

— Нет, только с ее слов. Мать, врачом работает, а отец в институте преподает.

— Какой врач, где работает, что преподает?

— Физику кажется, — уже уходя, отвечал сын, спеша навстречу к своей любимой. И эта любовь, это чувство, он пронес через всю свою жизнь, которая сложилась так, что отслужив положенный срок в армии, в свой родной город он вернулся только через несколько лет, в погонах старшего лейтенанта, со своим первым ребенком на руках, и с женой-прапорщиком той же воинской части, где служил по контракту и он сам. А та его первая любовь по имени Ирина, тоже вышла замуж и уехала, куда-то на север. И так сложилось, что они больше не встретятся никогда, но о чувствах своих, оба будут помнить всю свою жизнь. Она, будет вспоминать его нежность и учтивость, заботу и внимание, вежливость и любовь к женщине, когда в очередной раз, вздохнет и уронит слезу от вида пьяного мужа. А он, будет вспоминать ее преданность, мудрость и эрудицию, когда не о чем будет разговаривать с недалекой и ограниченной женой.

Потом была болезнь и уход из жизни отца, через год после этого смерть матери, измена жены, которую он просто выгнал из дома и никогда не пожалел об этом, а между этими жизненными событиями, служба в горах, тренировки, и опять служба. Много служебных командировок, уйма эмоций, неимоверное количество стрессовых ситуаций, от которых душа замирала, испытывая страх от того, что в какой-то момент, может легко расстаться с этим телом. И, совсем мало любви. Отношения с той женщиной — сослуживцем, родившей ему двух детей, нельзя было назвать любовью. Возможно, он считал, что когда то любил ее, но душа нет. Не любила. Душа, которая хотела любить, жаждала и ценила это чувство, недополучила его в том воплощении. Не успела.

Потому что майор спецназа, у которого впереди была еще вся жизнь, в своей очередной командировке, находясь в служебном уазике, подорвался на мине и в бессознательном состоянии после взрыва, был пленен теми, против кого он воевал. Воевал, потому что не знал, чем он еще может быть полезен той стране, которой уже не было на карте. Воевал потому что давно разуверился в того бога, лик которого был изображен на кресте, подаренном матерью. Воевал потому что считал это своим долгом. Долгом мужчины.

Он был пленен. Мина взорвалась под водителем, и молодой контрактник умер сразу. А он, оглушенный взрывом, попал в плен к тем, кто считал себя выше, сильнее и мудрее, потому что они верили в другого бога, и, по их разумению, их бог был лучше. Потому что они жили на своей земле, и считали, что ее нужно защищать. Потому что они ненавидели тех, кто помог им когда-то вылезти из грязи, из нищеты и необразованности и, предоставил защиту от других завоевателей, желающих и способных поработить весь их народ.

И теперь он стоял перед ними раненный и обессиленный от потери крови, а бородатый «душман» с автоматом в левой руке и с пистолетом в правой, заставлял его молиться тому богу, в которого он давно не верил.

— Молись своему еврейскому Иисусу, русский! — орал бородатый и низкорослый мужчина в зеленом берете, одетом на его нечесаные и засаленные волосы.

— Я давно не верю в еврейского бога, — отвечал раненный и контуженый человек.

— А какому богу ты веришь? Может, ты хочешь сказать, что ты наш? Ты что, мусульманин? — искренне вопрошал воин ислама, всем своим видом пытаясь казаться выше, чем стоявший перед ним майор специального подразделения.

— А ты, я смотрю, о других богах и не слышал вовсе!

— Ээ! Слышишь? Каких Богах? У меня один Бог, и я тебе сейчас буду глотку резать за него, и за твою наглость. А ты будешь визжать как свинья, русский, — выкрикнул «душман» с пеной на губах. А майор, воспользовавшись тем, что незадачливый воин в зеленом беретике, подошел к нему вплотную, а четверо его соратников находились на другой стороне горной дороги и, стоя тесной кучкой возле старенького японского джипа, на них внимания совсем не обращали, выхватил у него из ножен кожаных нож охотничий, и всадил ему в грудь, по самую рукоятку. Да так, что тот и пикнуть не успел. Захрипел только, да пену свою кровавую изо рта выпустил. А когда и пистолет, и автомат у майора в руках оказались, он уже было совсем хорошо себя почувствовал, увереннее. И, не дожидаясь того, когда мертвое тело в зеленом берете на землю по его ногам сползет, полоснул из автомата по остальным четверым «духам». Те и крякнуть не успели, как по паре пуль отхватили и полегли там, возле машины. И в тот момент, когда он из пистолета довершал начатое, подойдя к джипу, вдруг, появились еще два уазика на дороге. И вот тут-то он и понял, почуял всеми фибрами души, что на этом везение его закончилось. Уазики те были с флажками на лобовом стекле. Зелененькими такими флагами, небольшими.

Но снова сдаваться им, ему не хотелось. За то время, которое он провел в командировках, он был наслышан о судьбе пленных солдат и офицеров, и следовать их участи было не для него. А рассчитывать на то, что его персону кто-то выкупит из плена, он не мог. Должность, звание и честь его, против этого сильно возражали. Он решил, что в данной ситуации у него один единственный выход.

В машине убитых им духов он нашел одну гранату и рожки к автомату Калашникова. Арсенал его оказался невесть каким, но вполне позволял ему, боевому офицеру, дать хороший бой врагам. И он начал этот бой.

Удачным броском лимонки, встретил и остановил две полные машины «душманов». А потом, долго отстреливался до последнего. Нет не патрона. До последних сил. Патроны у него еще были, но вот сил, от полученных новых ранений, от контузии и от потери крови, совсем не оставалось. Он умер, а правая рука его продолжала давить на спусковой крючок, и «Калашников» продолжал строчить до тех пор, пока в магазине не кончились патроны.

И душа, сражалась вместе с ним, и когда он умер уже, не осознала этого сразу. Бросалась на трех оставшихся в живых вооруженных врагов, и была готова рвать их на части, словно волкодав, сорвавшийся с цепи. Но когда осознала, прочувствовала смерть, зависнув над этим участком дорожного полотна и поняла, что все уже кончено, ее вдруг, почему то потянуло туда, где нужно было закончить начатое им. Она внезапно оказалась в его пустой квартире, за его столом, на котором были не дописаны его стихи. Он писал их по ночам, или в отпуске. Целая тетрадка стихов о любви, мужской дружбе и о войне. А когда поняла, что не может без него сочинить ни строчки, метнулась к его первому сыну с диким желанием рассказать, донести тяжелую весть о его смерти. Долго пыталась пробиться к сознанию и к душе молодого мужчины, его первенца, но все было тщетно, не смогла она к нему достучаться. Тогда она переметнулась к младшему, и ей удалось проникнуть к нему в сознание лишь ночью, во сне. У нее получилось! Получилось сказать сыну о том, что его отец погиб. Что нужно в память о нем, опубликовать его сборник стихов. Хороших стихов, сильных. Что нужно его именем, но не в честь его, что очень важно для человека, назвать будущего внука. И что нужно, самое важное, что хотела она донести, сжечь его тело. То есть выполнить его последнюю волю, похоронить так, как хоронили его далеких предков-русичей. Он так хотел. Даже в завещании своем желал указать, потому что нутром своим чуял, что это правильно и необходимо. Но завещание оформить не успел.

Прошло три дня после его смерти и она осознала вдруг или услышала от кого-то, что его тело не предадут огню. Сыновья, посовещавшись друг с другом, после того, как получили официальное известие о его смерти, решили, что похоронят его по существующему обычаю. Т.е. закопают в землю под музыку военного оркестра и выстрелы из автоматов. Душа вновь заметалась. Ей стало муторно, беспокойно от безысходности и бессилия. Она возмущалась и негодовала, удивляясь тому, что его дети не захотели выполнить последнюю просьбу отца. И она вспомнила вдруг, о той женщине, которая когда то была ему близкой, и которую он с позором выгнал из дому, из-за измены. Да, эта женщина в обиде на него, но может быть стоило бы до нее достучаться, чтобы она поняла, как это было для него важно, и она смогла бы повлиять на решение молодых людей, т.е. своих взрослых уже сыновей. Тем более он ведь ее, давно простил. И она знала об этом. Он сказал об этом своим сыновьям, как то при встрече.

И душе удалось. Женщина увидела что-то во сне, и, проснувшись рано утром, осмыслила свой сон и проговорила второму мужу своему, что нужно делать. Все-таки женщины, более ведающие создания в том мире, в отличие от мужчин. Забыв про обиды, она поговорила с сыновьями по телефону и со всей своей настойчивостью, убедила их. Душа не знала, что приснилось той женщине и как люди вообще могут воспринимать информацию, которую получают от других сущностей, не дано было этого ей понять и узнать. Но, как только она осознала то, что у нее все получилось, она тут же метнулась к бренному телу, одетому в военный, парадный костюм с погонами подполковника, лежащему в тесном цинковом гробу, и больше ни на минуту от него не отходила.

Это было привязанностью. Тонкая и прочная, но не видимая нить связывала их после смерти. Душа осознавала то, что это тело очень скоро превратиться в прах, но порвать эту нить пока была не в силах. И еще, она осознавала то, что если бы его тело предали земле, а не огню, то она бы никогда не смогла разорвать эту связывающую их нить. И время от времени, она бы возвращалась к тому, что когда то было телом человека, и вместе с ней выражало свои эмоции, переживало любовь, злость, ревность, обиды и ненависть.

Вдруг, снова яркая вспышка прервала ее воспоминания, нарушила спокойный и последовательный ход памяти, и картинка из другого ее воплощения вернула ее в далекое прошлое, где она осознала себя мужчиной, воином, поклонявшемуся богу Лугу-длиннорукому, или «Богу с большой рукой». Так этого Бога называли в его роду.

Уже целое лето прошло с тех пор как на их земли, до этого бывшие под пятой ненавистных римлян, прибыли скифы-аланы, во главе с их князем. И теперь, они вели кровопролитную войну и с ними. С этой многотысячной, закованной в медные доспехи конницей, состоявшей на службе у ненасытного Рима. Соплеменники рода, к которому принадлежал этот воин, называли себя Кимрами и старейшины рассказывали, что когда то их предки жили на берегах Скифского моря. Откуда-то из тех же краев пришел и этот князь, которого все звали Яр, приведший с собой многотысячное войско. И теперь, выходит так, что они ведут войну с теми, кто возможно, является потомком их соплеменников. Яр со своим войском уже не раз побеждал их на поле брани и, не смотря на то, что они объединялись для битв и с Эйрами, и с Ютами, они не смогли победить медных воинов. Уж слишком они были искусны в брани, слишком умело управляли своими лошадьми, и были не уязвимы в своей броне. Их луки были намного мощнее, а воины искуснее в брани. И их род терпел поражение за поражением и становился все меньше и меньше. А тут еще с восходной стороны, воспользовавшись тем, что Римские легионы ушли с этих земель, на них позарились враждебные им племена кровожадных Саксов. И тогда старейшины рода Кимров, на очередном кругу вынесли решение, послать к князю Яру послов со своими условиями мира или перемирия. В число этих посланников вошел и он, Беер. Так его звали в роду. Беер или просто «медведь».

Они встретились у подножья великой и священной для них горы, окруженной со всех сторон озерами и непроходимыми болотами. Незнающему местность человеку могло показаться, что сама гора является островом. Но это место не было островом. Их предки называли эту гору змеиной, еще они называли ее «остров яблонь», из-за растущих здесь многочисленных диких садов яблоневых, а позже это место назовут Гластон, а князь Яр построит здесь для себя крепость. Именно здесь у этой горы, уже третий день велись переговоры между князем скифов-алан Яром и послами Кимров, и по истечении этих дней переговоры ни к чему не привели. Яр, как гостеприимный хозяин, терпеливо выслушивал требования и возражения старейшин, но всегда находил нужные доводы, чтобы не согласиться с ними, и выдвинуть свои условия, которые были больше похожи на угрозы. Он говорил, что способен подчинить себе род Кимров, а также другие роды, живущие по соседству, и не делает этого только потому, что ему жаль своих людей, уже уставших от битв, и он желает всего лишь, мирной жизни среди всех родов и племен, населявших эти острова. А старейшины ему возражали тем, что когда на эти земли пришел Рим, то его посланники им говорили то же самое. И в итоге, Рим сразу же показал свою алчность, обложив данью все народы, живущие в округе, превратив их, по сути, в рабов. А теперь, когда на эти земли явились Саксы, Рим хочет чужими руками очистить эти земли от пришельцев, а потом их ждет та же участь, что и раньше. Непомерная дань, работа за подачки хозяев земель, и ратная служба на благо Рима.

И так, словно переливая воду из одного кувшина в другой, они пытались о чем-то договориться и убедить друг друга. Бееру сидевшему среди старейшин, к концу третьего дня, надоело все это слушать и он, как опытный и старый воин своего рода, взял слово и произнес, обращаясь ко всему собранию:

— Вы, старейшины рода Кимров! пришли сюда вместе с нами, воинами рода, чтобы заключить позорный мир и покончить с войной, которую мы, по сути, уже проиграли. Так чего же вы спорите с тем, кто эту войну выиграл? С тем, кто вам может быть родственен по крови? Возьмите с него слово, что он сдержит свои обещания, и даст нашим родам жить на этой земле так, как мы жили на ней раньше, до прихода сюда Римских когорт. Возьмите слово с князя и давайте примем участие в другой войне, по окончании которой, будем жить в долгожданном мире.

— Позволь мне перебить тебя воин, прости, я не запомнил твоего имени, — промолвил князь Яр, до этого внимательно выслушивавший возражения всех представителей Кимров.

— Меня зовут Беер, — напомнил ему свое имя воин.

— Беер, значит медведь. Так вот, Беер, я хотел спросить тебя, что ты имел в виду, когда сказал что мы родственники?

— Мы слышали, что ты и твои люди прибыли сюда от римлян, но роды ваши, твои и многих твоих воинов Асов и Аланов, обитают на берегах моря Скифов. Наши старики говорят, что наши роды, роды Кимров, тоже жили на берегах этого моря. Из этого следует, что возможно у нас одни корни с тобой, князь, — объяснил Беер.

— Кимры? Меня в детстве учили наставники истории своего рода, и я помню, что когда то давно, роды Сколотские, которых теперь греки и ромеи сарматами и скифами кличут, с которыми наши роды Алан, всегда дружны были, называли себя Кимерами, или Кимерийцами. А вы Кимры. Названия очень похожи! Значит, вполне возможно, что вы действительно пришли оттуда. Что же, мне приятно, что и здесь, на далеких островах Брит-Лани, можно встретить ветви корней одного древа. А по поводу твоего предложения, взять с меня слово. Отвечу я вам так. Да! Я пришел сюда по просьбе Рима. Но Рим уже совсем не тот, что был раньше. Да! Я и мои соратники, воевали на их стороне, но мы согласились на это, когда почуяли, что им с нами не совладать и лучше мириться с ними на наших условиях, чем воевать и терять своих друзей и близких. Я многого достиг на службе Рима, но я не подвластен ему. Я пришел сюда не воевать. Рим мне не нужен и жить по его указке, я не собираюсь. Я хочу объединить Брит-ланьские роды, прогнать иноземных Саксов, и жить после этого в мире. Построить свое Княжество, объединив земли всех родов, живущих здесь. Сделать так, как поступил когда-то, мой далекий предок Один, уведший свой род далеко на полночь, и основавший там свое княжество. Прочное и сильное. Поверьте мне вы, и мне поверят другие роды этих земель. А всем вместе, нам не страшны иноземцы, — проговорил Яр, после чего переговоры, наконец то, сдвинулись в нужное русло, и мир был заключен. Князю удалось в конце концов, собрать под свой стяг, на котором был изображен дракон, роды Брит-лани, и в долгой войне они не раз побеждали войска наглых и кровожадных Саксов. Во многих битвах участвовал и Беер, и не раз ему приходилось сражаться рядом с князем Яром бок о бок. И в одной из таких битв, при горе Бадон, пожалуй, самого решающего сражения этой долгой войны, воин пал, сраженный стрелою Саксов. А «кроду» этому воину поджигал сам князь Яр, со словами:

— Я никогда не забуду той лепты, которую этот воин внес в дело объединения Брит-лани. Я помню его слова при нашей первой с ним встрече, и я сдержу свое слово, данное на том кругу. Беер! Пока я жив, эта сторона, которую мы зовем Брит-ланью, будет жить мирно и счастливо! Ты был хорошим воином! Пусть предки примут тебя с честью!

Когда она пролистала этот отрывок из прошлых ее жизней, у нее снова возник вопрос, на который она попыталась ответить сама, связав два воспоминания и проанализировав их. Но ответов она, пока не находила, связи не видела и ее память вновь вернулась к последнему воплощению. И она вспомнила, что ей не нужно было трех дней, которые даются душам, для того, чтобы осознать смерть. Она осознала ее почти сразу, и все последующие дни провела в суете и хлопотах, с беспокойством о теле, которое она покинула.