Бесплатный фрагмент - Дурий из Дуракии

ГЛАВА 1

Продираясь сквозь кустарник, на звук протяжного стона, молил «только не Ягын, только не Ягын», проклиная себя за то, что задержался в пути, решив перекусить на взгорке, прежде чем войти в лес, где с первых шагов ощутил безотчётное чувство беды, уловив запах чужаков, а затем эхо стона, доносившееся с реки.

Выскочив на берег, увязая в гальке, увидел тело учителя, распластавшееся на мелководье, с протянутой рукой вверх, призывавшей небеса помочь ему, и короткий осиновый кол, вбитый ему в грудь. С такой раной не выжить, даже удивительно, как он смог ещё звать на помощь. Вынес его из воды и положил бережно на берег, содрогнувшись от задетого рукой острия кола, выступающего из спины.

Блуждающими глазами уходящей жизни, он уставился на меня, запёкшиеся губы скривились в улыбке, попытался что-то сказать, булькающей кровью, гортанью.

— Д-у-р-ий… ты… жив… Хва..ала… Иди… к Асу… скажи… он…

Рука упала вниз, глаза закатились, и маска смерти пала на лицо. Слёзы застлали мои глаза, горечь, злость, обида жгли огнём внутри, послав ко всем чертям годы тренировок по контролю духа и тела. Один, совсем один.

Наконец, взял себя в руки, слёзы высохли, мысли прояснились. Пошёл в лес и притащил на берег три сухих поваленных ствола ели, ивовыми ветками переплёл их и скрепил верёвкой, соорудив плот, переложил тело учителя на него и спустил на воду. Теперь самое страшное. Напрягся и вытащил из его груди кол, оттуда со звуком, словно Ягын выдохнул, выбулькнула струйка ещё не засохшей крови. Ополоснув кол, замотал в тряпицу и положил на берег, чтобы обсох, его я возьму с собой, чтобы вернуть тому, кто такое сотворил, с ответкой. Достал из сумки пузырёк с горючкой и полил тело учителя, затем тряпицу, которую поджёг искрой от кремней, положил её ему на ноги и оттолкнул плот на середину реки. Подхваченный серединным водоворотом, плот, с полыхающим телом, завертело на месте, отчего огонь превратился в столб, будь то мой учитель встал и поднял руки к небу в мольбе.

Уселся на гальку и пока горел плот с телом, читал мантру о воссоединении души умершего с небесами.

Раздался треск и останки плота и тела ушли в водоворот.

Встал, отряхнул одежду, посмотрел на реку, берег и кустарники у воды, пытаясь осознать, что потерял его навсегда и взаправду. Махнув рукой в сторону реки, словно прощаясь, зашагал проверить избушку Ягына, если цела, забрать всё самое ценное.

ГЛАВА 2

Подходя к избушке, внимательно прислушался к щебетанью птиц и принюхался к ветру, стараясь уловить посторонние звуки и запахи, на случай засады или присутствия тех, кто убил учителя. Вроде спокойно. Дверь избушки открыта, значит в ней уже кто-то побывал, хорошо, что не сжёг. Внутри всё перевернуто, горшки с полок опрокинуты, из сундука в углу вытащены вещи и сброшены в кучу. Понятно, что искали, золото, камни драгоценные, а то, что самое ценное осталось разбросанным на полу, и в голову не пришло. Ясно, что человек, не знакомый с нашим делом, шарил, побросав в пыль корешки и неприметные камешки, которые стоили дороже, чем золотые монеты.

Подобрав валявшиеся на полу снадобья, забрал их к себе в котомки, а вещи, раскиданные по избе, уложил в сундук, заперев его на замок, решив, что одежда лишняя мне сейчас ни к чему, а вот немного деньжат бы не помешало, но я не знаю, где их Ягын хранил, да и знать пока не хочу, надеюсь, что удастся немного раздобыть у Асу. Осмотрел ступу, стоящую в углу — цела. Мне она долго ещё не понадобится, пусть тут и стоит. Закончив с приборкой, сходил за ветками бузины, заросли которой росли за избушкой, разложил её по углам и на входе, обрызгал углы настоем лунной травы и запер дверь на засов, предварительно подсунув под него иголки ежа, смазанные ядовитой мазью. А чтобы ни у кого, случайно здесь оказавшегося, не было желания заглянуть в избушку, навтыкал вокруг неё черенков прутняка зыбучего, который рос неподалёку на взгорке. Это он на солнце такой тихий, а если посадить в тени, где избушка, то за месяц обовьёт её своими крепкими ветками, превратив в кокон.

Прощальным взглядом окинул место, где прошли детство и юность, и зашагал прочь, пытаясь вдолбить себе в голову, что больше учителя нет, и я один, совсем один и надо решать, что делать дальше, но сначала повидаюсь с Асу, как просил учитель, может у них был какой-то план на такой случай.

ГЛАВА 3

Сам того не замечая, в состоянии полного отупения, прошёл весь день, пока не заметил, что солнце клонится к закату. Решил, по привычке, заночевать у реки, тем более что припасов из избушки не взял, а свои почти закончились, а тут можно наловить рыбы. Соорудил из веток, под высоким обрывом, шалаш, сплёл ловушки для рыбы и притопил их у берега, затем, набрал сушняка для костра и приволок поваленный ствол засохшей берёзы. Наломал еловых лапок и накосил серпиком травы для подстилки. Когда костёр хорошо разгорелся, проверил ловушки, рыбы набилось немало, перемазал её речной глиной и засунул, сбоку, под головешки. Чтобы не чувствовать голода, пока готовится рыба, вскипятил воду в котелке и бросил туда сбор сушёных ягод, который всегда со мной в странствиях.

Уставившись на огонь, предался воспоминаниям, о том, как Ягын, вытащил меня совсем маленьким из кустов с огромными колючками, где меня спрятали родители. Но от кого? Куда делись все жители? Эти вопросы учитель запретил задавать, сказав, что сам не знает ответы, а пустые разговоры на эту тему, будут только вредить мне, вселяя тщетные надежды. Он привёз меня в свою избушку и заставлял дни напролёт просиживать в бочке с водой, пока у меня не зажили все раны. Теперь то я понимаю, что вода была не простая, а лечебная, а тогда мне такое исцеление казалось чудом.

У Ягына тогда жил его ученик Асу, который должен был скоро уйти в мир, чтобы занять своё место. Он целые дни проводил в тренировках, не только оттачивая боевое искусство, но и техники маскировки. Потом я узнал, что ему предстоит путь воина, телохранителя, если потребуется шпиона и наёмного убийцы. Я был уверен, что мой спаситель будет учить меня тому же и с нетерпением ожидал начало занятий, но оказалось, что он присматривался ко мне, выбирая для меня свой уникальный путь.

Когда Асу покинул учителя, хозяйственные дела легли на мои плечи, приходилось всем заниматься: и дрова собирать, и бельё стирать, и еду готовить. Помимо этого, ещё и ходить с Ягыном по лесу, учиться собирать травы, коренья, различные камни, змей, пауков, насекомых, лягушек и ящериц, а потом всё это перерабатывать на особые снадобья, которыми пользуются знахари и маги. Мне по началу было всё это скучно и в тягость, но потом втянулся и начал кое-что понимать, даже сам себя лечить от мелких болячек и простуды.

Вечерами мы развлекались тем, что Ягын рассказывал о своих путешествиях в лицах, изображая тех, кого встречал на своём пути. У него это получалось настолько здорово, что я невольно заразился этим и сам стал пытаться изображать зверюшек, птиц и людей, которых мы встречали в наших путешествиях, к примеру, покупателей зелий в окрестных селениях. Потом, я стал один ходить за сырьём, относить товар на продажу. К этому времени, я умел не только собирать, заготовлять и обрабатывать добытые вещества, но и научился притворяться, в случае необходимости, в умалишённого или больного разными неприятными болезнями человека, от которого все будут шарахаться, типа падучей или паралича. Однако, лучше всего у меня получалось прикидываться больным на голову, нравилось пугать людей или вводить их в ступор своими странными речами. Я мог скопировать речь любого человека или животного и использовать это, чтобы обмануть преследователей. А такое тоже бывало, когда занимаешься торговлей таким редким товаром, да ещё и дорогим.

Солнце закатилось, только тонкая полоска неба горела на краю земли, освещая сумерки. Достав испекшуюся рыбу, сунул в костёр берёзу, чтобы хватило огня на всю ночь. Обколотив глину с двух самых крупных рыбёшек, с удовольствием обглодал их до косточек, а остальную завернул в тряпку и сунул в одну из своих котомок, висевших на ветке в глубине шалаша.

ГЛАВА 4

Не спалось. Несколько раз вставал за ночь, чтобы передвинуть ствол берёзы в костёр, прислушивался к голосам леса, плеску рыбы в реке. Каждый раз только закрывал глаза, видел умирающего Ягына и чувствовал, как вытаскиваю кол из его груди и кровь учителя выплескивается из раны мне на руки. Вздрагивал, от этого жуткого ощущения, и просыпался.

Как только забрезжил рассвет, сел, скрестив ноги, чтобы помолиться и привести чувства и мысли в равновесие. Слова, давно заученные наизусть, почему-то сегодня, то пропадали, то складывались не тем порядком. Пришлось приложить немало усилий и времени, чтобы почувствовать, что кошмар покидает меня, и я невольно уснул.

Проснулся так же внезапно, как и заснул. Показалось, посторонний звук нарушил гармонию птичьих голосов. Точно, по лесу кто-то тихо шёл, то удаляясь, то приближаясь, словно петляя, останавливался, будь то что-то искал. Упёршись ногами в шалаш, приподнялся к краю обрыва берега и выглянул.

Услышал голос почти прямо над собой.

— Ну, ты, дрыхнуть горазд. Я твой костёр давно учуял. Не стал близко подходить, чтоб не напугать. Ждал, когда покажешься.

Мужчина средних лет, с курчавой смоляной шевелюрой и короткой бородкой, в холщовой рубашке, с нашим тайным орнаментом по краю рукавов, упершись в бока, стоял над моей головой.

— Вылезай Дурий, Асу послал за тобой. Меня зовут Сит, я был учеником Ягына до него.

— Не знаю я никакого Сита, первый раз слышу. А кто такой Асу?

— Ладно, хватит ваньку валять. Иди огонь потуши, нам пора ехать, потом разберёмся.

Слез с шалаша, затушил пламя, поскидал все головешки, разобранные ветки шалаша и подстилку в реку, потоптался на берегу, чтобы убрать следы моей стоянки и пошёл по пологой части берега наверх, размышляя, как меня так быстро нашёл Сит, и кто он вообще такой. Нутром чую, не похож он на убийцу. Да, и, если бы был у него злой умысел, обшманал меня спящим, зачем ждать. А, потом, если он посторонний, то никак не мог знать о связи Асу с Ягыном и что тот был его учеником. Но, почему учитель не предупредил меня о нём?

Выбравшись наверх, увидел, как Сит направляется вглубь леса. Зачем? Словно услышав мои мысли, он крикнул, что тут, недалече, у него лошади стоят. Какой у Сита резон? Не пойму. Может он охотник? Или знахарь? Неужели провидец?

Сит откликнулся.

— Во мне всего понемногу: и охотника, и знахаря, и ворожея, ну и чуть прорицателя, скорее шамана. Такой путь мне выбрал наш учитель. Шевели ножками, а то мы так с тобой и к вечеру не доберёмся.

— О каком вечере речь? До Асу шесть дней пути.

— До Асу да, а до моего дома день.

— А, почему вы столько лет не навещали учителя, а сейчас, раз и пошли искать меня?

— Он мне сороку послал, когда понял, что беда…

— Какую сороку?

— Да ту, что у вас на крыльце постоянно вертелась, и ты её ещё прикармливал.

Точно, в последнее время завелась у нас такая напасть, таскала из дома, то кусок хлеба, то сахар. Пытался её обучить командам за корм, не слушается.

— Я хотел её с собой в походы брать, чтоб веселее было.

— Знаю, знаю, она мне о тебе всё выболтала, как и то, что избушку заколдовал…

— Дак, это для того, чтоб ничего не растащили.

— Смешной, ты же туда больше никогда не вернёшься.

— Откуда знаешь?

— Так работа у меня такая…

— Точно? А знаешь, как у меня жизнь сложится?

— Ну, общих чертах, неплохо…

За леском, действительно стояли две вороные лошади с косматой гривой, иссиня-чёрными глазами, косящимися в нашу сторону.

— Ты их не бойся, они с виду такие, а так добрейшие создания.

— Да я и не боюсь, только ездить на них не умею… Обычно, пешком, да пешком, ну и лишний рот ни к чему.

— Ничего, научишься. Дай-ка помогу.

Подхватил меня, словно пушинку, и закинул в седло. Ничего себе! Вроде, он почти с меня, а силища… может магия. Словно услыхав мои мысли, Сит откликнулся.

— Это не магия, а особая сноровка. Будет время, научу.

— Мне бы не помешало, в дороге всякое пригодится.

Сит махом взлетел на свою лошадь, и она подобно ветру сорвалась с места. Не успел ничего сообразить, как и мой конь рванул вслед, благо успел вцепится в луку седла, а то точно бы полетел на землю.

ГЛАВА 5

Казалось, кони не знали усталости, мчась с необыкновенной прытью по одним им видимым тропинкам, среди полей, пролесков и ручьёв. Этой дорогой я точно не ходил, поэтому понятия не имел, куда меня везёт Сит.

Спина с непривычки, от напряжения заныла, как и ноги, из-за приподнимания в стременах, чтобы не набить синяков о седло, и то ладно, что хоть с поводьями удалось справиться, удерживаясь рукой за высокую луку седла. Котомки Сит прикрепил к моему седлу сзади, и я боялся, что при такой тряске там всё превратится в труху. Скорее бы уж доехали, а то кажется, что скоро тело одеревенеет от усталости. То ли дело пешком идти… А, Сит гнал и гнал лошадей вперёд, словно нас кто-то преследовал.

Вдруг уловил запах мёда вперемешку с нагретым солнцем воском, видать недалеко большое скопление диких пчёл или пасека. И, точно, за косогором раскинулась, обнесённая жердяным забором, богатая усадьба, с домом, конюшней, хлевом полусотней ульев. Ворота распахнул, словно поджидавший нас, маленький парнишка и мы въехали в просторный двор.

— Коней распрячь, промыть, накормить и отправить на дальний луг, — суровым голосом крикнул Сит двум подросткам, вылетевшим навстречу из дома. Они, бойко подбежав ко мне, помогли спуститься и отвязать поклажу от седла.

Не успел я устойчиво встать на землю, как ребята уже направились с конями в конюшню.

— Ну, ты, как? — спросил Сит.

— Вот не знаю, кажись стоять могу, а вот идти вряд ли.

— Ладно ковыляй в дом, а я сумки занесу.

— Там рыба запечённая, надо выложить.

— Отлично, давно рыбки из костра не ел. Сейчас пообедаем, а за одним и поужинаем.

— Сомневаюсь, что после такой тряски что-то в рот полезет. Мне бы водички, сейчас, наверное, с ведро.

— Вон у колодца как раз твой размерчик стоит. Поправляйся, — а сам, подхватил мои котомки и пошёл в дом.

Доковыляв до колодца, поднял, стоявшее на земле, ведро, поставил на край венца и буквально присосался к воде. Ведро, конечно, не осилил, но четверть точно. Сразу полегчало. На полусогнутых ногах, прогнувшись в пояснице, поковылял к крыльцу, с ухмылкой представляя, как выгляжу со стороны. Смех со стороны конюшни подтвердил мои ощущения. Вот ведь сорванцы, им лошадей надо в порядок приводить, а они ржут надо мной.

ГЛАВА 6

Чистая изба, большой стол, весь заставленный тарелками с едой, запахом разносолов, мясного супа и медвяного напитка сразу пробудили во мне жуткий голод. Сит вышел из кухни с моей рыбой на тарелке и размашистым жестом предложил садиться за стол. Так мы и ужинали вдвоём, а потом ушли на другую половину дома, освободив место для домочадцев, которые с шумом и смехом прибежали к столу и сразу загремели тарелками и ложками, подчищая то, что осталось от нашей трапезы, а я то ещё удивлялся, что стол ломится от еды и рассчитан на целую ораву, а нас только двое. Вот теперь она и нарисовалась.

Хозяйская комната больше походила на кладовку: на стенах висели мешочки со снадобьями, по углам лари, в которых наверняка хранилось что-то ценное. Знать мне, что в них, не хотелось, меньше знаешь, крепче спишь, да и потом самому приходилось много чего собирать, из порой таких неприятных мест, что и вспоминать не хочется, например, где обитают летучие мыши, змеи, пиявки и даже трупные черви.

Предложив присесть на лавку у небольшого стола, придвинутого к окну, Сит наклонился к уху и тихо спросил, давно ли я не был у учителя.

— Почти полгода.

— Тогда понятно.

— Да, что такого могло произойти в моё отсутствие?

— У правителя Горона вернулся сын Сторий издалека, где обучался всяким наукам и привёз с собой кучу нахлебников. Горон передал ему бразды правления и теперь люди Стория заправляют страной. Построили где-то в глуши капище для молитв своему богу, заманивают людей туда хлебом и пивом, говоря, что только их бог самый главный, а потом те, кто клюнул, пропадают. Молодёжь забирают в армию, чтобы обучать новому оружию и ведению боя, кругом снуют шпионы, которые вызнают, где можно чем поживиться. Вероятно, они и заприметили Ягына, который обходил своих покупателей с товаром. Может, кто подсмотрел, чем он торгует и какие деньги берёт, а может служители культа от слуг его покупателей узнали, чем он промышляет и решили убрать конкурентов. Покупатели снадобий у Ягына стали маскироваться, менять названия своих лавок, на иноземный манер, аптеками и лекарками, чтобы вопросов меньше было. Некоторые маги, так вообще, собрали пожитки и ушли в другие края. Я вот теперь прикидываюсь пчеловодом и продаю в городе мёд, а всё остальное, только проверенным людям. Хотя, кому сейчас можно доверять? Времена настали трудные — живём с оглядкой. Указом нового правителя использование исцеляющих обрядов поставлено вне закона, если застукают, можно лишиться всего имущества, а самому попасть в тюрьму или армию, в зависимости, что выберешь.

— Ничего себе разворот получился. Сам то правитель крепок головой, чтоб такое творить?

— Я ж тебе говорю, что правитель отошёл от дел, даже не ясно жив ли он, а вот Сторий точно прекрасно понимает, чего хочет: создать огромную армию, обучить её и двинуть на богатую соседнюю страну Галуния, поставив ультиматум её правителю Клуно: или он отдаст ему в жёны единственную дочь Унию или он разорит его страну, поскольку войско там маленькое.

— Но, почему Ягына убили тайно, а не прилюдно, на площади, по решению судий?

— У них сейчас такая манера, страх на всех нагоняют.

— Мне учитель сказал перед смертью, чтоб шёл к Асу.

— Асу, чтоб семья его не пострадала и жила сносно, пошёл на службу к правителю и возглавляет теперь один из отрядов охраны. Видел его, ходит важный, делает вид, что не знает меня. Думаю, идти тебе к нему сейчас опасно. Оставайся у меня, будешь собирать сырьё, как и прежде, а уж я найду кому сбыть.

— А, жить где?

— У меня места всем хватит и еды. Ты, и раньше, был дома не больше пары недель в году. Только внешность надо сменить и стараться выглядеть совсем больным, типа умалишённым, чтобы в армию не забрали.

— Так, я всегда так делал, когда опасность была.

— А, теперь постоянно так жить будешь, есть ли опасность или тебе кажется, что её нет, если выжить хочешь. Учти, люди, которых ты знал, могли за полгода, от страха, так поменяться, что ты и сам можешь их не узнать.

— Что ты мне предлагаешь сделать?

— Ну, во-первых, косу твою обрезать, волосы — под горшок, шапку как у извозчиков, почти на глаза, татухи свести, одежду поменять, чтоб никаких наших обереговых вышивок и отметок не было.

— Да, как я в таком виде работать буду, без защиты?

— Не волнуйся, что-нибудь придумаю… Точно. Из волос сплетём оберег-волосовик под рубашку, тату на картинки пустим и колоду в виде карт сделаем, а рубахи с оберегами мои мастерицы на полотенца перешьют, хрен придерёшься, мол купил, по глупости, понятия не имеешь, что такое. Да, если косить под умалишённого с невнятной речью, никто и придираться не станет, что с болезненного возьмёшь.

Это был тяжёлый удар, мало того, что жить теперь придётся постоянно под личиной, так ещё и то, чем гордился и что оберегало, потеряю навсегда. Хотелось взвыть от душевной боли и отдубасить стол кулаком, что есть мочи. Ощутил руку Сита на затылке, по спине пробежал холодок, на душе стало так тихо, спокойно, что сама собой голова склонилась на грудь, похоже засыпаю…

ГЛАВА 7

Проснулся от внезапного звука, резко поднял голову и увидел Сита, стучащего палкой, похожей на клюку, по краю стола, за которым я спал.

— Некогда спать. Пора за работу приниматься.

Глянул в окно, ни сги.

— В смысле? На дворе ночь.

— Так оно и хорошо, никто не увидит, чем будем заниматься.

— А, чем? — входя в образ, гундосящим голосом и глядя исподлобья, спросил его.

— Молодец, неплохо, в глазах только мысли поубавь, а то уж больно хитроватые. Сейчас пойдём в баню твои татуировки сводить.

Хвать рукой по волосам, а косы то и нет, только копна остриженных волос торчит во все стороны.

— Ох…

— Ничего, ничего, шапку наденешь, быстро улягутся.

— Где они?

— Бабке отдал… уже плетёт… Будет тебе к утру обереговый волосовик. Хорош рассиживаться, пошли!

С непривычки, голова казалась лёгкой и пряди стриженых волос лезли в лицо, то и дело поправлял их рукой, заводя за уши.

Выйдя на крыльцо, Сит шагнул в потёмки и словно пропал.

— Иди на голос, тут не далёко.

Нащупал ногой в траве тропинку, и не торопясь, шурша песком, пошёл вперёд, пытаясь подобрать походку, которая бы соответствовала моему новому образу.

Впереди скрипнула дверь, открыв светлый квадратный проём.

— Заходи, -раздался сбоку голос Сита.

В бане было жарко и сухо, аж перехватило горло, в углу горела толстая сальная свеча.

— Раздевайся и ложись на лавку.

Улёгшись, закрыл глаза.

— Придётся немного потерпеть. Дать тебе баюна?

— Обойдусь. Хочу запомнить навечно этот позор.

— Ну, тогда, терпи!

Вылив на меня несколько ковшей тёплой водой, Сит широкой кисточкой стал размазывать по татуировкам вонючую мазь, похожую по запаху на куриный помёт. Вроде, пока чуть пощипывает, но как только он закончил мазать, тело обожгло сильной болью, словно на меня пролили кипяток. Аж, заскрежетал зубами. Боль так же резко прошла, как и появилась, кожа словно потеряла чувствительность. Похоже на действие аконита. Сит накрыл татуировки полосками ткани и разгладил их плоской деревянной лопаткой. Понял, ужас ещё весь впереди. Он поднёс к носу тряпицу с резким запахом белонии, которая должна была вырубить меня наверняка. Но не вырубила.

— Держись!

Сит резким движением рванул полоску вдоль спины, словно сдирая кожу.

— А-а-а! — чуть не захлебнулся своим криком.

— Терпи!

Не останавливаясь, он сдирал полоски попеременно то справа, то слева, с разных мест, так что я даже кричать уже не мог, а только мычал. Похоже теряю сознание…

Очнулся от того, что меня словно сунули в сугроб и по всему телу пошла приятная прохлада.

Приподнял голову, поперёк длинной лавке, вдоль стены, свисали полоски ткани, на которых отпечатались татуировки, вместе с содранной кожей.

Дверь открылась, вошёл Сит.

— Жив?

— Вроде. Долго заживать будет?

— Дня три, больше у тебя нет времени. Асу прислал весточку с голубем, что ждёт, у него есть для тебя срочная работа. Но, это разовое поручение, помнишь, ты теперь работаешь на меня.

— Да, на себя я теперь работаю! На себя! Что я, маленький что ли, чтоб ото всех зависеть! Ты мне помощь и работу предложил, я за это благодарен и согласие дал, но, давай, не будешь за меня всё решать.

— Ладно, ладно, успокойся. Что так разбушевался? Ничего тебя пчелиным ядом торкнуло.

Выдохнув остатки не свойственной мне злости, уже спокойно сказал.

— У меня есть неоконченное дело…

Сит, как в порядке вещей, без спроса, прочёл мои мысли, о мести за учителя.

— Ясно. А, может отпустить, его ведь не вернёшь, а себя поисками погубишь… тут ведь система: и жрецы, и правитель.

— Не могу, он для меня был не только учителем, но и отцом… Он не умирал у тебя на руках…

— Понимаю. Это твой выбор, но я тебя предупредил.

ГЛАВА 8

Сутки отлёживался в бане, которую сам Сит и подтапливал, чтобы никто из домашних был не в курсе, что тут происходит, приносил два раза еду, а вечером сплетённый трёх косичный волосовик на пояс, рушники, сделанные из рукавов и низа рубахи, три колоды карт, с татуировками, содранными с меня вместе с кожей, на тонких деревянных дощечках, пропитанных воском и продетых через отверстия, в верхней части, на шёлковые шнурки, в той же последовательности, какой они располагались у меня на теле.

Перебирая колоды, странно было ощущать их частью себя, каждая татуировка откликалась тупой болью в том месте тела, где она была раньше нанесена.

На второй день, Сит принёс чистую одежду, порядком правда поношенную, что соответствовало моему новому образу. Внутри штанин обнаружил несколько длинных узких карманов с небольшими петельками у пояса. Глухой петлёй привязал к ним длинные шёлковые шнурки с нанизанными колодами татуировок, отрегулировав так, чтобы они не болтались ниже колен. Одеваться было неприятно, кожа на месте ожогов была ещё очень чувствительна.

Выйдя из бани, размялся, попробовал подобрать походку, выбрал чуть ковыляющую, согнувшись немного в спине и приподняв одно плечо. Проходя мимо колодца, глянул в ведро с водой, чтобы узреть своё убожество. Да, уж, волосы торчали во все стороны, словно копна, лицо исхудало, глаза ввалились, нос заострился. Попробовал улыбнуться, вышло криво. Размял лицо руками и погримасничал, затем чуть ухмыльнулся. Ну, вот, пожалуй, это сейчас больше пойдёт, только глаза чуть округлить, словно чудо увидел и будет совсем правдоподобно. Подковылял к крыльцу, на котором стоял Сит и внимательно за мной наблюдал.

— Никак в роль входишь?

— Пытаюсь… после твоих то пыток.

— Ну, так ведь я ещё тот садюга. Пошли, пора в дорогу собираться, — и жестом предложил пройти в дом.

— Уже?

Усевшись за стол, накрытый для завтрака, Сит продолжил.

— У меня завтра утром, в Крючья, телега с мёдом пойдёт, тебя подвезёт. Там кому-нибудь напросишься до Сурьи. Ну, а от Сурья до Дуракии рукой подать, да и дорогу ты знаешь. Возьмёшь с собой только самое необходимое, сырьё, как и обещал, у тебя куплю, запас не помешает, да, и таскать его с собой опасно, и лучше бы ваши старые покупатели тебя и не узнали, а то сдадут с потрохами, ради спасения своей шкуры.

— Согласен.

— Сколько просишь за товар?

— С учётом твоих услуг, сорок монет золотом, двадцать — серебром.

— Ничего себе. Что у тебя такого необычного, что столько просишь?

— Лунный дождь и чешуя скорпии.

— Ого-го-го! Накину монет сорок серебром, сверху, если расскажешь, каково это собирать лунный дождь.

— В полночь полнолуния, садишься на дно озера, с камышовой трубкой во рту и ждёшь, когда с поверхности, в глубь воды, станут опускаться светящиеся, словно ртуть, шарики. Вот тут и надо их быстро собрать в бутылку, пока они не коснулись дна и не растеклись, или подводные жители не утащили прямо из подноса.

— И сколько можно капель собрать за раз?

— Если повезёт, около девяти. Только не вздумай в одиночку идти, меня первый раз чуть сом не сожрал и озёрки всего оцарапали, еле ноги унёс, а результат — две капли.

— Сорок монет серебра твои. Деньги сейчас принести?

— Нет. Я тебе их оставлю на хранение, только двадцать монет с собой возьму.

— Благодарю, конечно, за доверие, но, лучше отдам их на хранение пчёлам — первый улей от сада, там они ещё совсем дикие и злые, никого не подпустят, ну, а ты знаешь, как с ними обращаться.

— Как связь держать будем?

— Так сорока к тебе привыкла, пусть и дальше с тобой будет. Если что, звать её Юла.

Доев кашу и выпив кружку с медовым напитком, встал из-за стола, поклоном поблагодарив хозяина.

— Пора и товар передавать, сам всё из котомок выложу, а то там куча тайников, да и ловушки ядовитые, одна скарабевочка чего стоит.

— Ты хоть бы предупредил, у меня дети по дому бегают, ненароком могли на пол уронить или из любопытства залезть в сумку.

— Но, ведь не уронили и не залезли…

— Так ведь с детства учу ремеслу, маленько то уже должны понимать, что чужое может быть опасно.

— Не переживай, я своих охранничков тебе не оставлю, с собой возьму, за ними особый уход нужен, да и мне с ними спокойнее.

— Лады. Пошли тогда твои закрома принимать.

Когда выложил на стол весь товар: мешочки, баночки, коробочки, пучки и связки, Сит, поглаживая бороду, только крякнул от удовольствия, что ему столько добра досталось.

Закончив передачу товара, переложил все свои секретики в котомку побольше, где внутри, на дне и боках, было пришито много мелких кармашков, а для маскировки накидал сверху дорожный скарб.

ГЛАВА 9

Ужин затянулся, до самых сумерек, нам с Ситом было о чём поговорить. Если он знал, что у учителя есть ученик, который занимается добычей сырья для знахарей и магов, то я о нём вообще никогда не слышал и поэтому очень хотел узнать, почему учитель скрывал это от меня. Ответ был прост: Ягын не хотел, чтобы его ученики, начав самостоятельную жизнь, могли проболтаться друг о друге и подставить себя. То, что я знал Асу, было стечением обстоятельств. Сит сказал, что только раз учитель обмолвился, что он создал более полусотни уникальных, талантливых мастеров и было бы интересно узнать, как сложилась их жизнь, но это слишком трудная ноша для него, потому что такое знание иногда приносит огорчение от того, что у них не было права выбора своего жизненного пути, и хотя они получили знания, доступные только избранным, это не всегда делает жизнь человека счастливой и удачной.

Сит попал к учителю, как я, и Асу, сиротой, не знал своих родителей и то, он стал полная заслуга Ягына. Это он в нём разглядел дар читать мысли, предвидеть судьбы и влиять на их течение, развил его до такой степени, что самому пришлось закрывать свой разум от него, чтобы тот не узнал чего лишнего, ведь у учителя были свои секреты, которые он скрывал даже от проверенных учеников. Сит спросил, знал ли я, что у учителя была жена и сын, которых ему пришлось бросить, чтобы они жили спокойно и не подвергались опасности, связанной с его работой, не забывая посылать им денежки с оказией. Один раз он видел, как учитель в столице остановил оборванного старца, передал ему мешочек с деньгами и прошептал на ухо, что они для Акалии и Сура. Старец кивнул головой и скрылся в толпе, а я успел прочитать в голове учителя слова молитвы-оберега за тех, кто в дали.

Нет, такого я точно не знал, но и не удивительно ведь таких способностей, как у Сита, у меня не было. Прочитав мои мысли, он кивнул понимающе головой. Поинтересовался, как он смог с нуля создать такое добротное хозяйство. Он рассмеялся и, откинувшись на стену дома, мечтательно закатил глаза.

— Когда учитель отпустил меня на все четыре стороны, я направился в столицу и по дороге пришлось заночевать тут, неподалёку, обнаружив в лесочке много ульев диких пчёл. Оказалось, я могу ими управлять. Поэтому, наевшись утром до отвала мёда, решил, что зачем мне столица, когда и тут можно прекрасно жить. Походив по окрестностям, обнаружил эту усадьбу, где проживала семья из трёх человек: отец, мать и дочь. У них было семь работников, которые помогали выращивать жеребцов на продажу. Я предложил главе семейства свои услуги в качестве пчеловода, чему он был несказанно рад, потому что пчел в округе водилось много, и они доставляли постоянные неудобства. Так я тут и остался, стал приручать диких пчёл, переселяя в ульи, качая мёд, доход от которого оказался даже более существенен, чем выращивание коней. Глядя, какую прибыль я приношу, глава семейства дал согласие на брак со своей дочерью, так я стал членом семьи, а после его смерти — полноправным хозяином, попутно наладив связи в окружающих городках, куда возил на продажу мёд и жеребцов. Там у меня есть свои люди, которые ведут торговлю моими товарами и попутно подыскивают для меня богатеньких горожан, которым нужны услуги по моему прямому ремеслу. Вот так.

Он уставился в меня упёртым взглядом, пытаясь подчинить своей воле. Но, я был уже готов к этому и отбил его напор своей, выработанной тренировками, силой упрямства, блокирующей любое воздействие извне. Рассмеявшись, Сит отвёл взгляд в сторону.

— Я тебе рассказал всё о себе, ну почти всё. Теперь твоя очередь. Где бывал, что видал?

— Ну, в отличии от тебя, я никакими выдающимися способностями не обладаю. Просто собиратель. Учитель мне подробно объяснял, показывал, как делать, что делать, а я повторял. Сначала везде ходили вместе, потом стал ходить один, начинал с простого и близкого, потом сложнее и дальше, но так ничего в себе выдающегося и не развил, кроме упрямства и терпения.

— Это, кстати, не мало. Ты первый, кто смог противостоять моему взгляду. Расскажи о каком-нибудь из своих путешествий.

Задумался, их так много было, что некоторые уже и забыл, а другие рассказывать ни к чему, опасно и для него, и для меня, если кто об этом узнает… всякое бывало, бизнес чистым не бывает. Решил, расскажу ему, как волосы невки собирал, там ничего такого секретного нет.

ГЛАВА 10

Перешёл с лавки на большой сундук, стоявший напротив Сита у стены, сел сложив ноги калачом и сделал глубокомысленное лицо.

— Дело, значит, было так. Ягын, однажды, когда я ещё только начинал ходить самостоятельно за сырьём, был очень не в духе за то, что я накануне провалил задание по сбору ведьминых грибов и решил похоже меня проучить. Рано по утру, ласковым таким голосом, за завтраком говорит мне, пододвигая тарелку с кашей, мол сходи на озеро у Старой скалы и собери пучок волос невки. Он ведь, прохиндей, помнил, что я, когда мы с ним в прошлый раз ходили туда, всё проспал, прикорнув под кустом, а он будить не стал, чтобы не спугнуть невку, поэтому обрисовал потом, на словах, как дело было, по-видимому, решив, что этого достаточно. Ну, и вот теперь, значит за то, что тогда проспал и сейчас с грибами пролетел, решил маленько поучить. В невесёлом настроении, собрав пожитки, прихватив ежовые рукавицы, потопал в сторону Старой горы, а это без малого целый день, если повезёт и не заплутаю. Но, я по своей тогдашней невнимательности, конечно, заплутал и приполз на место, измотавшись в дороге и голодный как волк, когда луна уже взошла и надо было приступать к работе. Короче, времени перекусить и отдохнуть уже не было, злой, с урчащим животом залез в озеро, расставлять сети вдоль берега. Дно илистое, ноги скользят, сучья, на которые закрепил сеть, в грунт глубоко не втыкаются, пришлось рукой прикапывать, чтобы держались. Недалеко от воды, в траве, разложил на полотно угощения, ягоды там всякие, что насобирал в дороге. Заполз еле живой от усталости за ближайшие кусты и развалился на траве. Боясь уснуть, вытащил из котомки флягу с чаем из горенца и пару раз глотнул. Голову словно обожгло жаром и всю усталость как рукой сняло. Это, конечно, ненадолго, но думал, больше времени и не понадобится, потому что Луна уже прямо над озером. Вылез из-за куста, чтобы обзор иметь и уставился на воду. Слышу, плеск воды, раз, другой, зашуршали ветки, но не в том месте, где я сеть поставил, а левее, совсем недалеко от меня. Холодок пробежал по спине. Я этих невок в глаза не видел и понятия не имел, что они такое. Учитель говорил, что они похожи на маленьких девочек, только очень злобные. Вот тебе и описание. Вижу, из-за кустов, совсем почти рядом, скользнула маленькая тёмная тень в сторону приготовленного угощения. Вроде по очертаниям и никакая не девочка, а толстенькая короткая змея. Луна спряталась за облака и невозможно было разглядеть, кто пиршествует на полотнище, только слышно, оттуда, смачное жевание ягод. Решил тихонько подползти поближе, чтобы рассмотреть чудо, да и путь отрезать, которым она пришла, направив прямо в установленную мной сеть. Жевание прекратилось. Наверное, услышала, как я тут шуршу. Луна вышла из-за туч, и, прямо у лица, увидел разинутую широкую змеиную пасть… и в этот момент действие горенца закончилось, я упал на траву, уснув мертвецким сном… Когда проснулся, солнце уже было достаточно высоко. Ощупал себя, вроде живой и цел. Подумал, может мне та пасть приснилась? Порванная сеть валялась на берегу с выдернутыми палками, на полотнище ни ягодки, ни случайно обронённого волосика, уж я-то старательно всё обыскал. Погоревал, погоревал, да делать нечего. Однако, не голодным же обратно идти, сделал из сети намёт и несколько раз закинул в озеро. Повезло, на четвёртый раз попалось две крупных рыбины, причём у одной из рта торчал клочок пепельно-синих волос, точь-в-точь, как показывал мне учитель. Радости не было предела. Быстренько зажарив рыбу на костре, поел, собрал пожитки и собрался уже идти, как услышал звонкий детский голос, который прокричал, что приходи ещё и ягод приноси, а сети не ставь, только попроси, что тебе надо. Оглянувшись по сторонам, никого не увидел, хотя понял, что это мне невка знак дала. Чувствовал себя, с одной стороны, полностью провалившим дело, с другой стороны, счастливым, что волосы невки у меня, и, как ни крути, результат есть. Понятно, что, вернувшись домой и отдав Ягыну волосы, умолчал о том, что было на самом деле. Старик вроде обрадовался, что я выполнил задание и не расспрашивал меня, но пару раз заметил его прищуренный хитрый взгляд, которым он бросил в мою сторону. Даже закралось сомнение, не следил ли старик за мной и не подсобил ли в деле. Однако, Асу сказал, что он никуда не отлучался и занят был домашними делами.

ГЛАВА 11

Когда закончил рассказ, Сит, ухмыляясь в усы, спросил, а как на самом деле выглядят невки и ходил ли я ещё к ним за волосами.

— Не однажды. Невки — они как русалки, могут менять обличие, когда в своём, родном, то можно спутать с большой змеёй, а когда в человеческом, то вполне сойдут за маленькую девочку, только глаза у них очень большие и ярко-синие, да и зубы поострее, чем наши. Я потом к ним в любое время дня и ночи приходил с корзинкой ягод и просто голосом приглашал угоститься и дать мне прядь волос.

— А, для чего они годятся?

— Лекарство делают из них от водянки, болезней головы, снятии порчи, да много чего…

— Даже и не слыхал, про такое средство…

— Побочек много, только очень опытные знахари знают, как дозировку больному определять.

— В чём опасность?

— Если больше дать, чем положено, человека будет сильно тянуть к воде, может утопиться или рассудком тронуться. Рассказывали, что некоторые, с помутнением головы, говорили на неизвестном языке и показывали на небо.

— А в том, что ты мне продал, они есть?

— Да, в синем мешочке. Там записка с названием приложена.

— Ну, а рукавицы то ежовые что такое и для чего?

— Они из шкуры ежа и сделаны, и хоть я ими не пользовался, но так понимаю, ими можно ухватить любое скользкое тело, например, невки или какой змеи.

— Тебе их Ягын посоветовал взять?

— Да, как и сеть, и многое чего другое. Я так понимаю, в наказание, чтоб тяжести пришлось побольше в дороге тащить и жизнь малиной не казалась. Хотя, в деле они и не требовались.

— Он и меня как-то раз так подловил.

— Расскажи. Страсть как люблю всякие побывальщины.

— Ладно вспоминать, так вспоминать.

ГЛАВА 12

Сит согнал меня с сундука и устроился там со всеми удобствами, чуть развалившись, подложив под бок пару подушек.

— Когда это случилось, мне ещё лет 12 было, и я только постиг основы чтения мыслей и предугадывания поступков людей. К учителю это не относилось, он всегда был закрыт для меня. У него накопилось много сырья на продажу, и мы, сложив всё в котомки пошли в столицу, где у него были старые, надёжные покупатели. Дорога до Дуракии семь дней пешком и можно бы сократить время на попутных подводах или наняв телегу в Крючье до самой столицы, мы ведь не голодранцы какие, денежки то имелись, но учитель не собирался их так тратить, сказав, что пеший путь спокойнее, чем на подводе в компании попутчиков, где, во время пути, можно невольно раскрыть детали своей жизни, что может сулить неприятности в будущем. Он всегда считал, что чем мы неприметнее и проще, тем больше шансов выполнить своё предназначение и сохранить себе жизнь. Но, кто из непосвященных, увидевший случайно наши пожитки мог догадаться, что они стоят целое состояние? В силу своей неопытности, попытался повлиять на учителя, чтобы внушить ему мысль, ехать на телеге, всё-таки это лучше, чем идти пешком и спать под открытым небом, в окружении диких зверей. Наказание не заставило себя ждать: учитель шлёпнул меня по затылку, и я буквально проглотил язык, все моим попытки произнести хоть слово, превращались в тупое нечленораздельное мычание. Мне до самой столицы пришлось на пальцах ему показывать, то, что хотел сказать, вызывая у него смех, а меня вводя в слёзы от своей беспомощности. Только войдя в город, я обрёл дар речи. Казалось, должен был, от радости, захлебнуться потоком извергающихся из меня слов, прося о прощении учителя, но вместо этого молчал, боясь, что не смогу оправдаться за свой поступок, разве сможет он мне после этого доверять и учить тому, что могу обратить против него, скорее всего постарается избавиться от меня здесь, пристроив к кому-нибудь в услужение. Когда мы разнесли весь товар по покупателям и оставалось только зайти к кривому Луке, чтобы забрать выполненные для нас заказы, Ягын вдруг предложил пообедать в самом дорогом трактире города, где столовались только богачи, чем несказанно удивил меня, поскольку у нас было достаточно продуктов в дорогу, да, и обычно, учитель старался понапрасну не тратить заработанные деньги. Конечно, мне, не избалованному сироте, очень хотелось поесть дорогой, вкусной еды, поэтому с радостью принял его предложение. В трактире, нас встретили с недоверием и предложили самый крайний стол, в углу. Слуга, подошедший принять заказ, окинул нас презрительным взглядом и попросил показать деньги, прежде чем будет нас обслуживать. Ягын достал из кармана серебряную монету и покрутил ею перед удивлённым лицом парня. Обед вышел на славу, казалось, мой живот был готов лопнуть от съеденного, а по спине аж катился пот. Наваристый бульон, жареная курица, пирожки с потрошками и яйцами, медовый напиток с хрустящим кренделем. В голове сами собой роились мечты о счастливой, богатой жизни. Пару раз к нашему столу подходил юркий малый, предлагавший учителю перекинуться в картишки, но получал отказ. Компания, с которой он сидел за столом, изредка поглядывала в нашу сторону и как только учитель стал расплачиваться, покинула трактир. Когда мы вышли на улицу, было уже достаточно темно, но ещё не были зажжены уличные фонари, поэтому нам предстояло в потёмках протопать почти полгорода. В какой-то момент, услышали быстрые шаги нескольких человек за спиной и выкрик «вот они». Учитель отдал мне сумку с деньгами и приказал бежать к Луке, оставив его здесь. Я попытался высказать возражение, но получил такой удар палкой ниже спины, что припустился бежать, что есть мочи. Когда, наконец, остановился и прислушался, кругом было тихо. Несмотря на страх, решил вернуться на место, где оставил Ягына. Там было пусто и, поскольку, уже горело уличное освещение, решил осмотреть место. На земле и стене дома обнаружил капли свежей крови и клочок рубахи учителя, уж этот то орнамент я ни с чем не спутаю. Неужели, те, чьи шаги мы слышали, схватили его и утащили, а может убили и спрятали, чтобы уличная стража не заметила. Меня одолевали мысли: куда теперь идти, что делать? Сумка с деньгами тянула плечо. Наверняка, они разыскивают уже меня, поняв, что у Ягына нет денег. Куда спрятать деньжищи? Учитель предупреждал, что в городе нельзя доверять никому, даже проверенным продавцам, ну, а кривому Луке, тем более, тут каждый сам за себя. Может с деньгами уйти куда глаза глядят, в дальние города, где никто меня не знает, устроится помощником у какого-нибудь лекаря, затем завести собственное дело, денег-то в котомке на это с лихвой хватит, так и разбогатею потихоньку. Отогнал зловредные мысли, понимая, что недостойно бросать учителя в беде, он бы ни за что так не поступил. Но где его искать? Как спасать? Наконец, принял решение, идти к Луке и попросить его пустить меня на ночлег, сказав, что у учителя на эту ночь срочное дело, а уж утром предпринять попытку отыскать его. Перевесил сумку с деньгами под рубаху, сверху надел кафтан, чтобы не очень было заметно выпуклость на животе и зашагал к кривому Луке. Когда добрался до его дома и хотел уже постучать в ворота, мою руку кто-то перехватил и не успел я что-то крикнуть, зажал рот, прошептав на ухо «тихо, это я» голосом учителя. Радости моей не было предела, что так хорошо закончилось. Ягын сказал, что к Луке пойдём завтра, а сейчас, ночевать к его давнему знакомому. Смеясь, спросил, не растерял ли я со страха деньги. Устроились на ночлег у старика, который, не прося, кто там, открыл нам дверь и, так же ничего не говоря, указал нам на комнату в глубине дома. Две большие кровати с соломенными матрасами, застеленные шерстяным одеялом, были просто роскошью, после бурных событий вечера. Утром, так же не прощаясь со стариком, оставив на столике в прихожей деньги, в благодарность, покинули дом и отправились к Луке, а затем домой. На обратном пути, в один из вечеров, учитель, когда сидели у костра, спросил, какую мы главную ошибку совершили, когда были в городе. Ответил, что не надо было идти в дорогой трактир и трясти там деньгами, хотя прекрасно понимал, что это была не ошибка, а урок для меня. В свою очередь спросил, как ему удалось избавиться от нападавших. Усмехнувшись, он сказал, что зря что ли он учит меня управлять поведением людей, когда грабители вошли в контакт с ним, их судьба была предрешена, и они передрались между собой. А я понял, насколько слаб в своём ремесле и не готов к самостоятельной жизни. С этого дня стал тренироваться, как одержимый, понимая, что должен быть готов встретить опасность в любой момент.

Сит спрыгнул с сундука, пружинистой походкой прошёлся по комнате и сев за стол напротив меня, с плохо скрываемым отчаянием сказал.

— Ты, понял. Учёба закончилась, ты теперь один на один с жизнью, рассчитывать ни на кого нельзя, даже меня: сегодня я есть, завтра — нет.

Зачем он так? Я не маленький ребёнок.

— Да, понял я, понял. Что, ты, так кипятишься? Тебе и твоей семье угрожает опасность из-за меня? Так, я завтра уйду и больше не потревожу.

Словно сдувшийся шарик, он обмяк и тихо сказал.

— Мы все из одной семьи… Он… и мой учитель. Если не будем держаться друг друга, пропадём не только мы, но и те знания, что он нам дал.

ГЛАВА 13

Сит отправил меня спать на сеновал, сказав, что так легче будет утром будить, не потревожив домочадцев. Вместо ожидаемого стога сена, увидел застеленную чистым бельём низкую деревянную кровать с высоким, набитым соломой матрасом. Рядом стоял холоднющий кувшин с молоком, сверху прикрытый ломтём хлеба. Похоже, это мой завтрак. Спать вроде не хотелось, но улёгшись на матрас, словно провалился в его объятия и почувствовал, что засыпаю.

Проснулся утром от того, что меня трясли за плечо. Мальчишка, лет семи, в длиннющей рубахе, подпоясанной плетёным ремешком, приложил палец к губам, чтобы не шумел и поманил за собой. Прихватив свои пожитки и завтрак, спустился с сеновала. Кругом, в белёсых предрассветных сумерках, ещё лежал туман, по сапогам скатывались с травы капли росы. Похоже, день будет жаркий. Груженая бочками меда, подвода стояла за воротами, тут же меня ожидал Сит. Мальчонка сел на подводу спереди, к взрослому парню, державшему вожжи. Поздоровавшись со мной, Сит подошёл к старшому и что-то шепнул ему на ухо, затем вернулся ко мне и как бы извиняясь сказал, что, если кто в дороге остановит и спросит, откуда я, наплети что-нибудь, но не говори, что от меня, мол просто подсел на мимо проезжавшую подводу. Кивнул головой, удивившись, в очередной раз, переменам, произошедшим в нашем крае. Сит похлопал меня по плечу, велел передать привет Асу, и телега двинулась в путь.

Я устроился на телеге сзади, тут было достаточно места даже прилечь, можно и поспать, под монотонное постукивание бочек друг о друга и потряхивание на дорожных ямах. Однако, стали одолевать беспокойные мысли о моей будущей судьбе, смогу ли найти в себе точку опоры, какой был для меня учитель, устрою ли свою жизнь или так и буду перекати-полем. Ситу хорошо, у него дом, хозяйство, крыша над головой, а у меня… Может Асу подсобит, раз у него для меня есть срочная работа. Если получится закрепиться в столице и найти себе дело, то больше не придётся мотаться по полгода в странствиях, спать, где придётся и есть, что придётся, может тогда и жизнь наладится.

Дорога лентой уходила вдаль, среди полей, раскинувшихся на косогорах, пахло дикой редькой, пыльной дорогой, нагретой жарким солнцем. Вот потянуло свежестью, влажным песком и рыбой, видать река недалече. Ехал бы и ехал так бесконечно, не утруждая ноги, любуясь всей этой красотой, да ещё и с едой под боком. Устроился поудобнее, чтобы наконец позавтракать, а то молоко от жары в крынке прокиснет.

Где-то после полудня, подвода съехала с дороги и остановилась у леска. Старшой подошёл ко мне и предложил отобедать. Расстелив на траве полотнище, мелкий нарезал каравай на ломти, достал варёные яйца, миску с кусками тушёного мяса и баклажку с квасом. Отобедав, поблагодарил ребят за еду и хотел уже сесть на подводу, но старший сказал, что дальше мне придётся идти пешком, потому что Крючья за холмом и не надо, чтобы нас вместе видели. Ясно. Поблагодарил ребят за подвоз, пожелав счастливого пути, перекинул котомку через плечо и зашагал по тропинке, ведущей в лес. Рядом прогромыхала подвода, ребята помахали мне рукой и скоро скрылись с глаз. Лес был небольшой, выйдя из него, увидел, как на ладони, всё селение, раскинувшееся внизу, и подводу с ребятами, которая остановилась на въезде у ворот, видать на проверку стражей. Ничего себе тут порядки завели, будь то не мирное время, а война какая идёт. Приняв своё новое обличье, поковылял вниз по косогору, придумывая себе легенду на случай расспросов.

ГЛАВА 14

Спускаясь по косогору, сообразил, что недостаточно ковыляния, глупого лица и невнятной речи, тут надо что-то посущественнее. Достал из потайного кармана котомки мешочек с плакунцом, распустил тесёмку и аккуратно просунул туда мизинец. Почувствовал липкие прикосновения многоножки и по телу из пальца стала растекаться тонкая струйка холодка. Пока совсем не онемели руки, затянул покрепче узелок на мешочке и сунул обратно, на место. Идти становилось труднее, тело начало подёргивать мелкой дрожью, в ногах пропало чувство опоры, будь то они из ваты. Но, по мере приближения к стражникам, уже посматривавшим в мою сторону, первые симптомы отравления прошли, и меня только периодически передергивало всем телом, да глаза покрылись лёгкой поволокой, как у чуть тронутого умом, чего и добивался.

Дорога у ворот была пуста, и не удивительно, уже за полдень, лучше бы, конечно, проходить тут утром, когда вереница телег с товаром создаёт суматоху и подстегивает охрану поторапливаться с проверкой.

Когда поравнялся с охранниками, они перегородили дорогу и, глядя на меня, с сожалением, старший спросил.

— Зачем идёшь?

Заикаясь, от подёргивания, ответил.

— Ты-ык, к ле-ка-а-р-ю.

— К какому?

— С-ка-а-за-ли у ры-ы-н-ка жи-и-вёт.

— А, к Солиду. Сам-то откуда?

— По-о-д-ря-я пье. З-на-а-е-те?

— Нет. Наверно далеко отсюда?

— Д-ы-ык, ско-оль-ко в-в пу-ти… у-уж и не по-о-мню.

— А как зовут?

— Д-д-уу-ри-ий.

— Надо же, редкое имя, прямо в честь прадеда нашего правителя, — пошутил он.

— Ну-у-у…

— Ладно, только долго не задерживайся… Нам тут чужие совсем ни к чему.

— Я-я о-о-д-ни-им ма-а-хо-м.

Младший не выдержал и рассмеялся.

— Ну, ты, одним махом, пока от тебя толку добьёшься, поседеешь.

Он хотел ещё что-то сказать, но старшой зыркнул на него строго и обратившись ко мне, протянул круглый кусочек буйволовой кожи с выжженными символами Крючья, коротко бросив.

— Топай, только метку не теряй, у нас такие порядки, без неё тебя ни в какой город не пустят, можешь и в тюрьму загреметь, не все такие добрые, как мы.

Отойдя в сторону, освободили дорогу, и, пока ковылял к воротам, чувствовал спиной их взгляды. Вроде, поверили. Сейчас надо срочно найти место, где отлить: действие плакунца заканчивается, будет сильно воду из тела отжимать. В трактир нельзя, серебро в моих руках будет выглядеть подозрительно. Сначала надо его где-то разменять. Заприметил справа большую конюшню, у которой толпился народ. Отлично, затеряюсь среди них от взгляда охранников, а там видно будет…

Войдя в толпу, потолкался, прислушиваясь к разговорам, запоминая упоминавшиеся в речи имена и кто их носители. Увидел на углу лавку менялы, быстренько скинул шапку, пригладил волосы и, приосанившись, подошёл, пытаясь выдержать ровный шаг, действие отравы ещё не закончилось.

— Дорогой, разменяй монету, хозяин послал, у него мелкой нет, а у продавца сдача кончилась. — бодрым голосом наглого слуги, отчеканил я.

— А кто твой хозяин?

— Мытько из Сурья.

— А-а не нашенские.

Повертел серебряный в руках, взял с прилавка столбик отсчитанных монет и высыпал мне в пригоршню. Не торопясь, чтобы не вызвать подозрение пересчитал их и увидев боковым зрением мужика, который кому-то махал рукой, тоже махнул ему и крикнул.

— Да иду я, иду, — и вприпрыжку добежал до толпы и смешался с ней.

Надев шапку, немного скрючившись, подобрал с земли валявшуюся палку, и опираясь на неё, как на клюку, вышел из толпы и протопал по другой стороне улицы к маячившему недалече трактиру. Быстренько прошёл в него и прямой наводкой в сортир, чувствуя, как меня уже поджимает. Отливал долго, исходя холодным потом отходняка: голова кружилась, перед глазами плыли цветные круги, во рту чувствовал горький привкус, словно дерьма объелся. Наконец, окончательно очухавшись, умылся из рукомойника, висевшего на стене, обтёрся своим рушником и проковылял в залу к, ближайшему у двери, столу, чтобы видеть происходящее на улице.

Служка, не торопясь подошёл, оценивая меня взглядом, и небрежно бросил, что нищих не обслуживают. Глуповато уставившись на него, вытащил из кармана несколько медных монет и потряс перед его лицом, чуть подёргивающейся рукой… Тот расплылся в слащаво-хитроватой улыбке и спросил, что принести. Заказал щей, пирог с луком и яйцом и квас.

Ел, наслаждаясь едой и растекающимся по желудку теплом. Когда покончил с трапезой, слуга нарисовался у стола и озвучил сумму в размере, как раз того количества монет, которых я ему показывал. Но, я не лыком шит, пока ел, заприметил, сколько и за что платили столовавшиеся, поэтому сразу прикинул, что он завысил цену в трое, решив, что раз я не местный и похоже на голову тронутый, то можно развести. Вот хитрюга. Достал из кармана две монетки и положил на стол. Тот уставился на меня притворно-возмущённо и сказал, что этого недостаточно, припугнув, что сейчас позовёт хозяина и его помощников. Тупо уставившись на него, пробубнил невнятным языком, что пусть зовёт. Поняв, что я не робкого десятка, он потянулся рукой, чтобы схватить меня за рубаху, а я как бы нечаянно толкнул протянутую руку, он, потеряв равновесие, упал грудью на край стола, лицом прямо перед сооруженной мной фигой, от чего побагровев, вскочил и оглянулся по сторонам, не заметил ли кто, как он опозорился. Осознав, что могу привлечь к себе лишнее внимание, бросил ему на стол третью монету, ощерившись в улыбке, и не успел он открыть рот, как выскользнул за дверь.

ГЛАВА 15

Выйдя из трактира, не торопясь, поглядывая по сторонам, чтобы запомнить улицу в подробностях, прислушиваясь к разговорам проходивших мимо людей, поковылял на звуки музыки, перекрываемые шумом толпы. Рынок на центральной площади, окружённый каменными высокими домами с лавками на первых этажах, бурлил многоголосьем торговцев, ржанием лошадей, скрипом телег с товаром, давкой и столпотворением покупателей и продавцов, выкриков юрких разносчиков еды, умудрявшихся лавировать среди всей этой кутерьмы, распространяя кругом запах печёных пирогов и кваса. Сбоку от площади, на небольшом пятачке, возвышался шатёр бродячих артистов, откуда и раздавалась музыка. Народ около него толпился, но внутрь проходили единицы, отдавая стоявшему рядом толстяку деньги за вход. Решил тоже глянуть одним глазом на представление, а потом уж для отмазки найти Солида, ну и за одним попутную телегу до Сурья.

Заплатив за вход, прошёл в шатёр, где вокруг дощатого помоста сидело на скамейках не так уж много зрителей. Появился мужчина в богатой одежде, держащий за ошейник огромную чёрную кошку, открывающую периодически пасть и шипящую в сторону зрителей, обнажая острые, белые клыки. Послышались вскрики страха и шёпот. Мужчина наклонился к уху животного и что-то шепнул. Кошка улеглась на помост, изобразив спящую, а мужчина на неё, показывая зрителям своё бесстрашие. Затем встал, пошлёпал её по спине, она послушно села, следуя его команде, потом поднялась на задние лапы, а передние положила ему на плечи, так что её морда и его лицо были на одном уровне. В зале наступила мёртвая тишина. Кошка по знаку хозяина открыло широко пасть, он заглянул в неё и отвёл голову, а кошка, закрыв пасть, сняла лапы с плеч и уселась послушно рядом с ним, как собака. В зале раздались хлопки и возгласы восхищения. Затем выступила нарядная женщина с маленькими собачками, танцевавшими на задних лапках. В заключении, на сцену вышел тот самый толстый человек, который стоял на входе, с маленькой гармошкой и стал петь смешные песенки об ухаживании старого богача за молодой вдовой, на которой решил жениться. По окончании номера, мужчина, который выступал с большой кошкой, похоже хозяин балагана, вышел и сообщил, что это их последний день в этом городке, завтра они покидают его и предлагал зрителям рассказать знакомым и друзьям, чтобы те успели сегодня побывать на их выступлениях. Интересно, куда они поедут? Надо будет вечером подойти и спросить.

Выйдя из шатра, пошёл искать лавку лекаря, но обойдя площадь её не обнаружил, хотя прекрасно помню, что старшой на воротах говорил про рынок. Спросил у проходящего мимо парнишки с лотком пирогов, не знает ли он лекаря Солида? Тот показал на ближайший проулок, сказав, что его дом второй от угла. Поднявшись на крыльцо небольшого каменного дома, постучал в дверь. Открыл крепкий мужчина средних лет, молча уставившийся на меня.

— Мне-е бы Со-о-ли-и-да.

— Деньги есть?

Протянул руку с горстью медяков. Усмехнувшись в усы, он сказал.

— Для того, чтобы тебя вылечить этого маловато, но на консультацию, пожалуй, хватит. Проходи.

Отойдя в сторону, он указал рукой на ближайшую дверь.

В комнате кроме пустого стола, стула, да камина, ничего не было.

— Не-е очень то вы по-хо-жи на-а ле-е-ка-аря.

— Так, и ты не очень похож на больного. Руки, ноги на месте, спина ровная, цвет лица и тонус тела хороший. То, что заикаешься, не есть ещё болезнь. Так, что приключилось?

Понял, надо быть поосторожней, глаз у него намётанный, враз раскусит.

— Со-о-ба-ка по-о-ку-са-ла.

— Ну это не так страшно. Давно?

— Го-о-да два-а то-о-му..

— Ясно. Может постепенно пройти, а если лечить, то надо особое лекарство, у меня его нет, а вот у Трота из Сурья есть. Деньги накопишь, сходи к нему.

— А что-о за ле-е-ка-а-р-ст-во-о?

— Аконит. Но, тебе его просто так не найти, да и надо знать, как принимать и сколько. Так что, копи серебряный и топай к Троту. От себя могу сказать, что недуг твой не случайный, ты и так, похоже, на голову слаб, тебе надо корень ярына принимать, может тогда прояснение наступит. Могу дать, если денег хватит. Сколько у тебя их с собой?

Он, возможно, и хороший лекарь, но я то и аконит, и корень ярына сам добывал и свойства их знаю. То, под чего я кошу, вряд ли этими припарками возьмёшь, пустой перевод денег. Однако, за консультацию заплатить, для вида, надо, да и за то, что знаю, к кому теперь, по легенде, пойду в Сурье.

Достав горсть медяков из кармана, высыпал ему на протянутую ладонь. Пересчитав, Солид сказал, что тут и за консультацию мало, ну, да ладно, он добрый, прощает, видя мою нужду. Поклонившись, в знак благодарности, вышел на улицу, обдумывая, как подкатить к хозяину бродячих артистов и вызнать их дальнейший путь.

Проходя мимо винной лавки, увидел его у прилавка с кружкой в руке, уже в изрядном подпитии… похоже выступления на сегодня закончены. Вот это удача. Подошел, встал рядом и, нарочито громко, спросил продавца, не знает ли он кого, кто поедет в Сурью. Тот мотнул головой, зато хозяин большой кошки поднял голову и уставившись на меня мутным взглядом, промямлил, что если доведу его до шатра и помогу с погрузкой, то место в шарабане до Сурья мне обеспечено. Перекинув его руку себе на плечо, а мужик он высокий и крепкий, прогибаясь под его тяжестью, повёл, через пустеющую площадь, к шатру. Встретивший меня толстяк, помог втащить его в шарабан, получив еле внятное указание привлечь меня к сбору пожитков и дать место в кибитке с Лирой. Тот только молча хмыкнул, глянув на меня. У меня закралось сомнение, что тут есть подвох, но думать было некогда, толстяк махнул рукой, сказав, чтобы шёл за ним, спускать шатёр.

ГЛАВА 16

Провозившись до глубокой ночи с укладкой шатра, уставший как собака и порядком проголодавшийся, обрадовался, когда толстяк сказал, что проводит меня до моего ночлега, предупредив, чтобы был поосторожнее и к клетке близко не ложился. Тут то до меня и дошло, что спать я буду в шарабане с той самой огромной чёрной кошкой, которую Лирой и зовут. Но, и я не робкого десятка, сколько раз приходилось спать в местах, где рядом рыскали дикие звери, и ничего, обходилось, тем более если иметь мазь олонец, из костей древнего ящера, которые сам добывал в пещерах Северных гор.

Откинув полог шарабана, толстяк уставился на меня, ожидая какое впечатление произведёт зверь. Не выходя из образа, округлил глаза и радостно захлопал в ладоши.

— Тебе, брат, надо шутом, работать. Это точно твоё призвание, — разочарованно сказал он, хлопнул по плечу и пошёл прочь.

Осторожно взобравшись в высокий шарабан, опустил полог, достал мазь и потихоньку подошёл к клетке, занимавшей почти половину повозки. В потёмках, раздавалось тихое посапывание. Чтобы не напугать, помахал баночкой с вонючей мазью у прутьев. Яркие жёлтые огромные глаза уставились на меня, послышалось громкое принюхивание, затем осторожные шаги. Когда её морда просунулась между прутьями, слегка задел мазью ей нос, она шумно втянула ноздрями и почти замурлыкала, как домашняя. Протянул к ней руку и погладил пальцем с мазью шерсть на шее и за ушами. Тихо позвал.

— Лира, Лира…

Она, мявкнув в ответ, улеглась на бок и похоже решила продолжить спать, не обращая на меня внимание. Ну, вот теперь и мне можно устраиваться на ночлег. Собрав охапки сена, валявшиеся на полу, соорудил себе подстилку, положив котомку под голову и откинув часть полога, чтобы свежий воздух выветрил запах мази, да и спать было сподручнее. Повозка плавно покачивалась на ямах, в тёмном небе то появлялись, то исчезали всполохи далёкой грозы, пахло травой, мокрой от росы, полевыми цветами и пыльной дорогой, мысли уносились куда-то вдаль, а глаза сами собой закрывались от усталости.

Проснулся от шума толпы. Выглянул из кибитки, похоже мы уже в Сурье, рынок на площади уже во всю жил своей жизнью: перебранивались торговцы за лучшее место, скрипели телеги с товаром, выкрикивали разносчики еды, предлагающие поесть, из лавок, окружавших рынок, раздавались голоса, зазывающие их посетить.

В шарабан заглянул хозяин, бросил взгляд на спящую кошку, затем на меня.

— Ну, что выспался?

— Да-а. Спа-а-сибо, что прию-ю-тили и до-о-ве-е-зли.

— Ну, дак, с тебя ещё причитается, — он протянул кожаную печатку Сурьи, которую получил на въезде в город у стражи для каждого из своих артистов, ну… и меня.

Забрав печать, собрался сказать слова благодарности, но он нетерпеливо махнул рукой, прервав мои потуги.

— Шатёр поставишь, Лиру покормишь, и мы в расчёте.

Без лишних слов перекинул котомку через плечо, спрыгнул с повозки и быстро, хоть и ковыляя, направился к толстяку, который уже выгружал полотно шатра из телеги.

Закончив с установкой балагана и покормив обрезками мяса Лиру, дружелюбно смотревшую на меня, особенно, после кормёжки, подошёл к хозяину, сказать, что поручения выполнил, и откланяться. Выслушав моё бебеканье, он достал, из стоявшего рядом на телеге ларя половину каравая, сунул мне в руки и пожелал доброго пути. Поблагодарив, поковылял к ближайшей лавке, чтобы узнать, где живёт Трот, на ходу жуя уже зачерствевший хлеб, чтобы угомонить урчащий желудок.

Лавка была открыта, но хозяина не было видно, похоже ушёл за товаром. Пока ждал, доел хлеб и шилом проколол дырку в печати Сурьи, чтобы надеть на шёлковый шнурок, где была уже надета печать Крючья. Когда покончил с делом и повесил шнурок на шею, под рубаху, нарисовался хозяин лавки. Оглядев меня презрительным взглядом, спросил, что надо. Ответил, что ищу лекаря Трота.

— Трот уважаемый человек, он таких оборванцев никогда принимать не будет, у него сам глава города лечится.

— Ме-е-ня к не-ему по-о-сла-ал Со-о-ли-и-д и-из Су-у-рьи.

— Я бы тебя тоже послал, если бы ты меня доставал с просьбой полечить задаром. Вон его дом, — сказал он, указав на здание из красного кирпича в три этажа, больше похоже на казарму, чем на жилой дом.

Буркнул ему спасибо и направился к дому Трота, абсолютно уверенный, что меня там и на порог не пустят. Придётся искать здесь другого лекаря попроще, который порекомендует какого известного врача в столице, чтобы был повод войти в неё.

Постучав в дверь, услышал лёгкие шаги, затем открылся глазок на двери и тонкий голосок спросил.

— По какому вопросу?

— Со-о-ли-ид и-из Су-урьи по-о-сла-ал сю-у-да-а.

— А деньги есть?

Поднёс к глазку горсть медных монет.

За дверью раздался тихое хихиканье, и она открылась. На пороге стояла очень худенькая девочка-подросток, одетая в тёмно-зелёное, шёлковое платье, и, значит, точно не слуга. Она показала рукой, что могу войти. Поклонившись и пошаркав подошвы сапог о крыльцо, вошёл в тёмный коридор. Дверь за мной закрылась, и стало совсем темно, только где-то далеко, впереди, горела высокая толстая свеча, пропитавшая всё пространство вокруг запахом чуденца. Похоже, доктор так защищает жильё и домочадцев от болезней посетителей. Ну, в общем грамотно, если только не знать, что это растение имеет побочку: дым его в больших концентрациях может вызывать головные боли и даже всякие видения. Рядом со свечой открылась дверь, куда скользнула тоненькая фигурка девчонки, громко прокричавшей на весь коридор.

— Иди сюда! Скорее!

Когда вошёл в комнату, то первое, что бросилось в глаза, это стены, сплошь заставленные стеллажами с книгами, огромный резной дубовый стол и высокое кресло, рядом с мраморным камином, ярко освещавшим комнату, с окнами, плотно закрытыми шторами. Зачем жечь камин и закрывать шторы, когда на дворе летний солнечный день? Скрипнула потайная дверь рядом с камином, целый стеллаж отъехал в сторону и из проёма вышел к столу маленький сухонький старичок в бархатном синем кафтане, следом, та самая юркая девчонка. Окинув меня жёстким взглядом, он развернулся к ней и буквально рявкнул скрипучим голосом.

— Какого чёрта, здесь эта шантрапа? Сколько раз говорил, что не буду лечить всех, кого ты впускаешь!

— Но ведь у него есть деньги!

— Да, какие у него могут быть деньги!

Оборотясь ко мне, бросил.

— Сколько у тебя?

Проникшись сочувствием к девчонке, загреб побольше монет в кармане и высыпал ему на стол.

С презрением глянув на медяки и поковырявшись в них длинным тонким пальцем, словно пересчитывая, он ехидным голосом проскрипел.

— О-о-о, какие большие деньги, почти целое состояние. Да, твои панталоны, Уся, стоят в десять раз дороже.

Нисколько не смутившись, Уся сложила руки в мольбе и буквально пропела.

— Ну-у, папенька, ну пожалуйста, последний раз.

Похоже, немного смягчившись, он буркнул.

— В последний раз, и точка.

— Благодарю, благодарю… — казалось, запрыгала она на месте, так заколыхался подол её юбки, буквально отрываясь от пола.

Лекарь подошёл ко мне вплотную, вцепился пальцами в подбородок и повернул мою голову сначала вправо, затем резко влево, вглядываясь в глаза, едва успел среагировать, уставившись взглядом словно внутрь себя, чтобы не спалиться. Затем он попросил вытянуть руки и постучал костяшками пальцев одной руки по кистям и локтям, а другой уперевшись в моё плечо, буквально у шеи. Я, как мог, старался изо всех сил имитировать хаотические подёргивания всего тела, благо прекрасно запомнил, как действовал на меня плакунец в Крючье. Похоже, закончив с осмотром, он уселся в кресло, сложил перед собой руки замком и ненадолго задумался. Наконец, подняв голову, сказал.

— Ну, что, молодой человек, дела наши скорбные. Похоже у вас было сильное отравление плакунцом в детстве, может по неосторожности с молоком коровы, может ещё как, ну и какой-то испуг доделал своё дело.

Внутри пробежал холодок от такого точного прогноза моих наигранных симптомов. Ничего себе. Не зря у него такой тут почёт и уважение. Проблеял.

— И-и не-ет ле-е-ка-ар-ств-а?

— Есть, но оно тебе не по карману, а мне раздавать направо налево не резон, денег немалых за него заплатил.

— Ну, папенька, — пропищала Уся.

— Нет. У меня его осталось совсем чуть-чуть, только на лечение Сатона и хватит. Да, и где теперь его возьму, все поставщики или схвачены, или убиты, или разбежались в другие земли.

— Мо-о-же-ет, мне-е в сто-о-ли-и-цу-у по-о-да-а-ться?

Он стукнул кулачком по столу и саркастически рассмеялся.

— Так тебя там и заждались. Кто за гроши будет помогать? Если, только ненормальный Фрудон? Пожалуй, сходи к нему, у него всегда была заначка. Только больно не надейся, времена такие, может его и след простыл… Ладно, больше нет времени тобой заниматься, у меня сейчас клиент по записи придёт, — сказал он, сгребая, в выдвинутый ящик стола, мои медяки.

Попятился к двери, кланяясь, довольный тем, что у меня появилось имечко лекаря с столице, которого я точно не знаю и вряд ли он знает меня, поскольку Ягын не был его поставщиком, насколько я помню…

Уся проводила меня до входной двери и сунула в руку тряпицу, в которую что-то было завёрнуто. Улыбнувшись, как можно более глупо, в знак благодарности, развернулся и поспешил в самую гущу рыночной толпы, уже вовсю гудевшую на площади.

Краюха сухого хлеба, которую дал хозяин балагана, похоже застряла в желудке, вызывая икоту, хотелось пить, да и поесть бы не мешало, но медные деньги закончились и надо было где-то разменять следующий серебряный.

Лавку менялы увидел издалека, около неё выстроилась пёстрая очередь из крестьян, которые привезли товар на продажу и вероятно хотели обменять полученные от покупателей медяки на серебро, а также нарядно одетых, по-городскому, торговцев, наоборот, собиравшихся разменять серебро для сдачи. Я в своей потёртой одежде никак в неё не вписывался, надо было что-то придумать.

Использовать навык ловкости рук не хотелось, но я же не собираюсь никого обворовывать, а только поменяю серебро на медь.

Отошёл от рынка, разглядывая главную улицу и заприметил кучку людей у дома, явно занятую игрой в напёрсток. Подойдя вплотную к играющим, нащупал у самого крайнего мешочек с монетами, привязанный сбоку к поясу под кафтаном. Определил, что по размеру и толщине, явно медные. Уставившись, вроде как удивлёнными глазами, на напёрстки скачущие по столу, тихонько развязал мешочек, отсчитал десять монет, сжал их в горсти, взамен сунул серебряный, затянул шнурок и поправил край кафтана, переместившись правее, чтобы уступить место тем, кто уже толпился за моей спиной.

Оглянулся по сторонам в поисках трактира, но передумал, решив накупить еды и кваса у разносчиков на рынке, не привлекая к себе внимания, как в прошлый раз. Откуда-то сбоку пахнуло горячими щами так, что ах захлебнулся слюной, оказалось, это распахнулась дверь на кухню трактира, который был как раз у меня под боком. Потеряв всякую волю сопротивляться зову желудка, пошёл туда.

Народу было немного, поэтому ко мне сразу подошёл слуга, не такой наглый, как в Крючье, и спросил, что принести. Заказал большую тарелку щей со сметаной и квас. Назвав вполне разумную цену, он удалился и буквально через мгновение принёс поднос. Поставив его на стол, забрал деньги, пожелал приятно покушать и удалился без лишних слов. Сразу видно, что прислуга здесь всякого навидалась и особо не судит человека по одёжке, главное, чтобы деньги платил вперёд.

После трактира вернулся на рынок и накупил в дорогу кусков варёного мяса, пирожков и кваса. Сытый и довольный покупками направился в сторону стоящей вереницы уже пустых телег, где продавцы собирались домой. Может повезёт договориться с кем-то и проехать хоть часть дороги, что-то не хочется топать по солнцепёку на сытый желудок.

Худющий и длинный, словно жердь, мужичок запрягал свою такую же тощую кобылку, с рёбрами выпирающими по бокам. Подошёл к лошади, собрав на дне сумки остатки утрешнего каравая, и поднёс к морде. Жадно втянув воздух ноздрями, она начала шершавым языком слизывать крошки и чуть не хватанула зубами ладонь, благо успел отдёрнуть. Вытащил из котомки оставшийся от обеда кусок хлеба и отдал ей, настолько жалко стало смотреть в уставившиеся на меня голодные глаза.

Подошёл хозяин.

— Какого меряка прикармливаешь, никак увести у меня собрался?

— Не-ет. Жа-а-лко-о ста-а-ло.

— Жалостливый значит.

Окинул меня взглядом.

— Куда тебе?

— К ле-е-ка-а-рю-ю, в Ду-у-ра-а-ци-и-ю.

— Ну, до столицы не довезу, а вот до Сомовки можно. Деньги, значит на лекаря есть?

— Не-е-м-но-о-го…

— Сомневаюсь, что тебе хватит, они там очень жадные… Ладно, но только до Сомовки.

— У-уж ка-а-к бла-а-го-о-да-аре-е-н.

Порылся в котомке, достал один из пирожков, купленных в дорогу, и протянул ему.

— Вот спасибо, а то пока торговал сеном, не успел поесть, а ты меня, значит, выручил, — и уминая за обе щеки пирог, уселся на телегу, махнув рукой, чтобы тоже садился. Меня два раза приглашать не надо, тут же пристроился. Он дернул поводья и телега, жутко заскрипев, тронулась в путь

ГЛАВА 17

Задремав, от сытости, молчания возницы и монотонного скрипа телеги, вдруг вспомнил, что Уся сунула в дорогу что-то маленькое, замотанное в тряпицу. Любопытство сразу взбодрило, достал из кармана штанов свёрток, принюхался, вроде ничем не пахнет, потихоньку развернул. Вот это да, на солнце засверкал чёрными полированными гранями карамнец, который используют при сильном отравлении или для укрепления тела. Вещь стоящая, хоть и маленький кусочек, но денег немалых за него плачено. Приходилось самому несколько раз его добывать, занятие не из приятных, ползать среди летучих мышей и соскребать его со стен. Кстати, в дороге, всякое бывает, от отравы может пригодиться. Ну, спасибо, Уся, за подарок. Сунув свёрток в один из потайных карманов котомки, огляделся по сторонам. Эта дорога мне была знакома, не раз ходил по ней в столицу, через Сурью, Сомовку обходил стороной, у меня имелась своя протоптанная дорожка напрямки.

Солнце уже клонилось к закату, когда въехали через ворота в деревню. Остановив телегу у крайнего дому, крестьянин слез с неё и, разминая ноги, подошёл ко мне.

— Ну вот и приехали. Дальше пешим, в столицу нашенские ничего не возят, поборы охраны на воротах большие, да, и не каждого пустят, бедным и нищим вход запрещён, чтобы не портили улицы своим духом. Так что, удачи туда пройти и лекаря найти.

Спрыгнул с телеги и поблагодарив поклоном, протянул приготовленную денежку.

— Спасибо, конечно, поди тебе она тоже не лишняя? -чуть прищурив глаза, глянул он на меня, но монетку забрал.

Поскреб по дну котомки, в поисках крошек, а нашёл в углу завалявшийся сухарь. Подошёл к лошади и сунул ей в рот. Она счастливо им захрустела, замотав головой вверх-вниз, кося на меня почти влюблённые глаза.

— Хорош баловать, а то перестанет слушаться, — вроде строго, буркнул хозяин, но чувствовалось, одобряет мой поступок.

Ещё раз поклонившись ему, поковылял вдоль деревенской улицы, решив, что заночую недалече, у меня тут место приметное есть, не одиножды останавливался. За спиной раздалось лошадиное ржание, вроде как пожелание доброго пути. Ну, и тебе всего хорошего, коняшка.

Расположился на ночлег в шалаше, соорудив его наскоро в зарослях елохии, растущей на взгорке у речушки, с такой прозрачной водой, что, кажись, протяни руку и дотянешься до камушков на дне, ан нет, можно и с головой уйти под воду, прямо у берега. Достал, припрятанные здесь, ещё в прошлый раз, снасти, расставил силки по кустам, да ивовые морды притопил у берега. Костёр решил не разводить, деревня недалеко, да и конный патруль может рыскать, проверяя окрестности столицы. Выкопал ямку, прямо в шалаше, по колено глубиной, поставил на песчаное дно низенькую толстую свечку из хазалии, она долго горит и запаха не даёт, зато всяких мошек хорошо отпугивает. Устроившись рядом с шалашом, расстелил на траве рукомойник и достав, прикупленную в Сурье снедь, разделил на две части, одну на ужин, другую на завтрак. Квас ещё днём закончился, пришлось спуститься к речке, зачерпнуть воды. Покончив с едой, прибрался, а чтобы зверьё не приманивалось на съестные запасы, посыпал траву кругом пеплом прутняка. Навесил рушник на входе в шалаш и улегся калачиком спать, рядом с ямкой, где горела свеча. Так, глядя на огонь и лежал, пока не почувствовал, что засыпаю.

Проснулся от раскатистого трещания сороки. Ничего себе, а я и забыл, что Юла за мной приглядывает. Словно почувствовав, что я проснулся, она умолкла. Прислушался, похоже, на плеск воды, может сом под берегом упёрся в морды, или налимы хороводы водят. Зашуршала трава, для человека слишком легко, поди зверёк какой реку переплыл, а я уже и со страха трясусь, хотя водянок никто не отменял. Не дай бог с ними встретиться в лунную ночь, у реки, все соки выпьют, останутся только кости, обтянутые кожей. Как-то мы с учителем на их жертву наткнулись, когда ходили за речным жемчугом в Старые Корумчи. Ягын сказал, что кости оставлять на берегу нельзя, могут звери растащить и отравиться ядом водянки, тогда и для людей окружных деревень опасность будет, поэтому достал крупную, жареную, чёрную соль, посыпал немного на останки, а затем толстой палкой скинул их воду и палку туда же бросил. На мой вопрос, для чего он солью труп посыпал, ответил, чтобы яд в воде силу потерял.

Шуршание прекратилось, но никто рукомойник на входе в шалаш не трогал. Может обереги вышитые остановили или отблески света от свечи. Засунул руку в котомку, вытащил мешочек с солью, взял щепоть и бросил на траву у входа. Раздался хлопок, аж уши заложило, от свечи по всему шалашу полетели яркие искры, а в голове — голос учителя.

— Будь осторожен, не доверяй Асу. Если жизнь дорога, откажись от его задания.

Рушник, словно порывом ветра, сорвало с входа, свеча потухла и в кромешной тьме увидел удаляющийся бледноватый, словно сотканный из тумана, силуэт учителя, который вошёл в реку и растаял.

Осторожно вышел из шалаша и подошёл к реке, пытаясь неизвестно что рассмотреть в её тёмных водах. Слёзы катились по щекам, от откровения, что я не одинок, и, даже по ту сторону света, учитель помнит меня и пытается предупредить об опасности.

Вернувшись в шалаш, зажёг свечу, навесил рукомойник на входе и сидел какое-то время размышляя, почему учитель не доверяет Асу, и как это вяжется с последними его словами, и что за опасное задание мне предстоит.

За пустыми размышлениями, меня застал рассвет, который стал просачиваться через полотно. Решил, что лучше немного ещё поспать, чем голову себе забивать мыслями о том, что будет. Что будет, то будет…

Проснулся от яркого солнца, бившего в глаза. Оказывается, я во время сна выполз из шалаша и спал головой снаружи. Пока умывался в реке, разглядывал дно, пытаясь понять, что со мной ночью было, сновидение или правда учитель ко мне приходил. Тут вспомнил, что ведь и вправду, душа человека, похороненного в реке, может прийти и предсказать будущее тем, к кому была привязана при жизни. Показалось, что на дне что-то блеснуло. Снял одежду и залез в воду, которая на удивление была тёплой, словно парное молоко. Нырнув в то место, где мне что-то померещилось, увидел круглый предмет, золотого цвета, забрав его, пошарил рукой по дну, но больше ничего не нашёл. Вылезая на берег, за одним вытащил обе морды, в которых трепыхалось с десяток рыб. Бросив морды в траву, уселся на берег разглядывать найденный предмет. На вид он был размером с золотой, но вместо обычной казённой печати, на нём был выпуклый рисунок солнца с шестью лучами и у каждого луча выгравировано слово, похоже на ахинеянском. На обратной стороне, в центре, красовался месяц Луны, а по ободу нанесены знаки, похожие на руны, может это заклинание или название места, откуда монета. Однако, оттерев с неё грязь, обнаружил в верхней части маленькую дырку для шнурка, значит это всё-таки медальон, но чей?

Носить такие вещи на теле опасно, неизвестно для какой цели он был сделан, можно порчу на себя навести, да и на золото посторонние могут позариться, поэтому обмазал медальон речной глиной, обмотал листом осоки, завернул в тряпочку, завязав тройной узелок, и спрятал в потайной карман на дне котомки, решив при случае всё разузнать о нём.

Покончив с завтраком, сплёл из веток ивы небольшую корзинку, сложил туда промытую, потрошёную рыбу, переложив крапивой, а сверху прикрыв лопухом, не с пустыми же руками к Асу в гости идти.

Прибрав за собой место ночлега, пошёл, напрямую, к столице, через лес, по одним мне знакомым приметам.

ГЛАВА 18

К полудню, подошёл к столице. Не выходя из леса, понаблюдал какое-то время, как охрана проверяла запоздавшую на рынок повозку с товаром, не забыв взять мзду за въезд. Поскольку дело близилось к обеду, а дорога перед воротами была пуста, два охранника, похоже, решили сходить пообедать, оставив на воротах самого молодого. Пора.

Ковыляющей походкой вышел на дорогу и направился к воротам. Подойдя к охраннику, перегородившему мне путь, отвесил поклон. Напыжившись, для важности, он гаркнул.

— Куда прёшь, голь перекатная! Нищебродов запрещено пускать в столицу. Нечего тут тебе делать!

Отвесив второй поклон, протянул ему два медяка и пробормотал.

— Мне-е к ле-е-ка-а-рю-ю на-а-до.

Оглянувшись, в сторону, куда ушли его напарники, он взял медяки и, передразнив, спросил.

— К ка-а-ко-о-му?

— Фру-у-до-о-ну-у.

Фыркнув в знак неуважения, съязвил.

— Ну, он и дошёл, коли такие клиенты к нему шастают. Налоги то, как платить будет? Выпнут ведь из столицы.

Показал шнурок, с нацепленными печатями Крючья и Сурья.

— Ме-еня-а у-жо про-о-ве-е-ря-а-ли-и.

— Что мне с того? Старшой строго-настрого наказывал, никого без него не пропускать.

Достал ещё один медяк и протянул стражу. Забрав его, он украдкой глянул в сторону ушедших товарищей, и вроде как смилостивившись, крякнул, отходя в сторону.

— Иди ужо, только по-быстрому, одна нога здесь, другая там, и больше мне на глаза не попадайся, а то вышвырну из города. Да, и по главной улице не шастай, проулков с тебя хватит, а то можешь и в тюрьму загреметь, за свой затрапезный вид.