Бесплатный фрагмент - Духи Тургояка. Первая встреча

…Порой, необходимо сделать всего один шаг вперёд… в прошлое, Чтобы полноценно увидеть картину мира настоящего…

От автора

Если ты спросишь меня, почему я приступил к повествованию событий, описанных в этой книге только сейчас, спустя тридцать с лишним лет, я честно отвечу, что точно не знаю ответа на твой вопрос. Скорее всего, из-за невозможности ранее собрать воедино цепь описываемых событий, переосмыслить и правильно передать. Многое рассказанное в этой книге я помнил всю предшествующую жизнь, некоторые подробности всплыли в памяти совсем недавно. С другой — внутреннее понимание того, что только именно сейчас пришла пора объясниться и, заглянув в прошлое, понять и принять всё так, как есть, без лишней политической и конфессиональной подоплёки. Без привязывания описанной цепи событий, к фантазиям и бреду пациентов Алексеевской больницы для душевно больных в столице, или в любом другом городе. В общем, всё зависело от множества объективных и отчасти, субъективных причин.
Понимание сути происходящего вокруг нас, и в нас самих, приходит у одних — в раннем возрасте, у других — в зрелом. Ко многим — оно вообще не приходит, и дело не только в том, что один глупее, а другой умнее. Всё гораздо глубже. И чаще всего этот факт зависит от знаний и душевных сил, накопленных в череде перерождений у каждого человека в отдельности. Иногда я понимаю, что необходимый и единственно верный совет может дать не седовласый старик на скамейке соседнего подъезда, а маленький ребенок, недавно научившийся читать и считать. Каждый из нас — рождаясь, несёт на свет вместе со своим бренным телом ту информацию, которая была накоплена его Душой в прошлых воплощениях. И именно эта информация может привести к деградации тебя, как личности, либо поднять в заоблачные дали, потому что у одних преобладает отрицательная, липкая, зловонная — энергия страха, страстей и пороков, а других, окружает, как надёжной стеной — добрая, светлая энергия добра, любви ко всему сущему в этом явном мире. Но и эти, казалось бы, нерушимые стены, могут пасть под натиском невежества и глупости, в которых может пребывать человек в сегодняшнем воплощении и, если он вовремя не поймёт этого и кардинально не изменит свою жизнь, он просто постепенно деградирует. Душа, «терзаемая» отрицательной энергией, после полного подчинения её законам разрушения, растеряет всё светлое, разучится любить и начнёт свой новый путь следующего воплощения с самой низшей своей ступени. Недаром говорят, что с возрастом мы не изменяемся, а становимся всё больше похожими на самих себя. Так внимательнее заглядывай в колодец своей Души и постарайся как можно быстрее понять и принять себя таким, какой ты есть на самом деле, а потом, с этой точки отсчёта двинуться вперед, к новым Душевным высотам. Только помни, что жизнь тела конечна и Душе, воплощённой в сегодняшнем теле, необходимо в отмеренное время постараться успеть понять, переосмыслить и сделать всё задуманное по максимуму. Живи и трудись так, как будто сегодня твой последний день — и ты достигнешь многого.
Спеши жить, собирать по крупицам драгоценные самоцветы добра и любви для своего «венца», с которым ты когда-нибудь выйдешь из двери земного существования в большой внешний мир, несоизмеримо больший, чем твоя сегодняшняя жизнь…, чем вся Вселенная…

Вместо предисловия

…Ощущение резкого падения… открыл глаза…
…наваждение какое-то… вокруг темно, а перед глазами все еще стоит продолжение действа… Светящийся шар, пещера, неандертальский вождь, огромный мамонт, «подарок», «Учитель», озеро. Желание быстрее добежать до прохладной воды еще очень сильно…, а я лежу и пытаюсь восстановить весь сюжет…, но он уже не клеится, рассыпается… в голове ступор… всплывают картины и тут же ускользают, сон в секунду рассеивается и я уже не могу вспомнить начало сна, кем я был и я ли это был вообще, действующие лица… и только неприятный осадок усталости и обреченности…, как будто заглянул в колодец вечности и вдруг увидел настоящее, прошлое, будущее… в ушах шум обваливающихся каменных глыб…, крики, каменные орудия, боль в подреберье, волчий вой…, сердце бешено колотится от «резкого возвращения». Еще ясно вижу неестественно-яркие, насыщенные тона виденного мира, прозрачность неба, буйство зелени тайги, огромную высоту ледника, синеву озера, бурный речной поток, ощущаю лицом дуновения ветра на вершине хребта… в реальной жизни все намного бледнее…
…Во рту пересохло, духота в помещении, скомканные и пропитанные потом простыни…, и какой идиот! включил отопление на полную катушку в начале октября, когда за окном плюс десять, а не минус двадцать пять.
… переворачиваюсь на другой бок, пытаюсь закрыть глаза и снова заснуть… досмотреть этот многослойный сон, в надежде узнать, наконец, чем же все закончится? Но сон растаял, как легкий утренний туман…, и я встаю и плетусь на кухню выпить холодной воды из пластиковой «полторашки», которую я предусмотрительно держу в дверце холодильника.
В голове, как гвоздь, застряли отдельные обрывки сна…, все могло бы показаться реальностью, если бы это не было сном, но таким реальным, что разум, как «витязь на распутье» готов уже воспринять действительность за сон, а обрывки увиденного — частью физической жизни. Реальные воспоминания перемешались со снами, с прошлыми фантазиями, которые в свою очередь, с течением времени, стали казаться реальностью.
Лежу в полной темноте, упершись невидящим взглядом в потолок…, напряжение постепенно спадает…, сон не идет, и тогда начинаю применять испытанную практику засыпания — запускаю счет цифр от двадцати до одного с объемным их представлением. Сегодня я складываю их из кирпичей…, пробегаю по каждой взглядом…, 2, 0… 1, 9…1, 8… 1, 7… 6, стоп, нет 1, 6… 5, 4, так, не помню…, в первой или во второй десятке…, какой-то каменный тоннель…, очень старый, заросший водорослями! Как это возможно???…, 4, а может уже 3…. Иду, скорее — продираюсь, вдоль стены, через несколько метров — пещера, внутри ничего нет кроме прозрачного, холодного родника, только центр пронизан ярким световым столбом, идущим вверх из глубин земли в космос. Появилась нестерпимая потребность зайти в центр светового сплетения нитей энергии и попросить у кого-то незримого, но явно присутствующего рядом — самого сокровенного, раствориться, взмыть вверх, но мягкий женский голос из-за спины говорит, что еще рано… голос родной, я знаю его тысячи лет. Добрый, но твердый, тихий, но понятный. Мысленно оборачиваюсь… действительно тот, кого ожидал увидеть…, «Учитель», зеленоглазая красивая женщина в серо-зелёном одеянии. Мысленно выразил желание остаться навсегда, но она ответила мягким отказом. Еще не пришло время… Лицо спокойное, сосредоточенное, без лишних эмоций, только глаза непостижимо глубокие и до боли родные…, такое ощущение, что это я сам, только из забытого далекого прошлого… или будущего. На миг попытался вспомнить это прошлое, шагнул внутрь столба, перед глазами замелькали нити голубой энергии, напрягся, ощутил себя пружиной, готовой взвиться ввысь. Свечение в центре пещеры пропало, сама площадка растворилась в серой мгле…, сам я тоже растворился…, появилось ощущение, где Я — растекшееся пятно зелёной плазмы. Над головой, а может перед глазами — появился проем небесно-голубого оттенка с четкими краями, а я усилием мысли пытаюсь втиснуться, влиться в него…, и вот старания постепенно приносят свои плоды. Волна за волной «накатываю» в проем и он остается подо мной… вокруг пустота или туман, нет ни верха ни низа, ни указателей ни точек отсчета… я потерялся…, что дальше… в каком направлении двигаться, к чему или кому стремиться… Усилием мысли попытался воспроизвести последнее желание перед «входом»… голубой туман медленно рассеялся… Побережье озера, яркое солнце дает такие блики по набегающим на берег волнам, что кажется — вода соткана из миллионов разноцветных нитей, колышущихся в такт неосязаемой музыки ветра… рай…, а я плыву вдоль берега, фиксируя в памяти каждую деталь. Я — ЭНЕРГИЯ!!!, несущаяся во временной волне…, скорее вне времени. Закона гравитации нет. Любое желание — Закон! Пытаюсь сфокусировать взгляд на береговой линии, но фокусировка сбивается, картина тускнеет, размывается и исчезает. Ловлю себя на мысли, что сам виноват в этом исчезновении и не надо было разглядывать отдельные предметы внизу, а наслаждаться всеобъемлющей картиной сотканного из нитей-энергий мира. Вновь темнота…, опять проснулся…, левая рука затекла и это, скорее всего, было причиной пробуждения.
Немного посидел на краю кровати, упершись в белый потолок взглядом. На нем всегда что-нибудь написано, если сильно приглядеться… Как-то вдруг вспомнил тоннель, нити энергии, «Учителя», желание оказаться где-то там, резкую боль в левом боку, под ребрами, воду, захлёстывающую в лицо…. И вот ниоткуда, вдруг…, огромным потоком нахлынули воспоминания…

Пионерский лагерь

В тот год, когда я закончил шесть классов самой обычной средней школы Советского Союза — из Гимна СССР убрали слова о Сталине, Джимми Картер стал новым президентом США, с космодрома Байконур запустили Союз-24, в Испании столкнулись два самолёта, а в кинотеатрах США пошел в прокат IV эпизод «Звездных воин».
Летние каникулы у меня начинались традиционно, как и в прошлом и позапрошлом годах… Июнь ждал меня на загородном садовом участке у деда и бабушки с ежевечерней копкой червей и рыбалкой «на зорьке» вблизи сада, на прудках. Как обычно — мелочь я выкидывал местной кошке, а крупных пескарей и окуньков складывал в баночку. Когда терпение заканчивалось, а рыба в банке превращалась в окостыженные рыбные палочки, сматывал леску, рыбу отдавал всё той же кошке и тут же с мостков прыгал в воду, купался, пока вода не становилось рыже-мутной от топтания по глине, перемешанной с илом. Закончив «утренний ритуал», обдирая голые коленки, пробирался сквозь соседские кусты смородины и облепихи на свой участок, где у бабушки на плите уже шипела в сковороде жареная картошка со шкварками сала, а на столе стояла запотевшая кружка с холодным деревенским молоком.
В моей жизни всё было просто и понятно. Мама — акушерка со стажем, посменно в роддоме встречала новых жителей нашей необъятной планеты и давала им путёвку в новую неизведанную жизнь. Отец, работая на градообразующем предприятии, создавал новые грузовики, стоял в очереди на благоустроенную квартиру, вечерами, приходил с работы в легком подпитии, на кухне обсуждал действия правительства и «травил» анекдоты, услышанные от сослуживцев. По сложившейся уже традиции, я, чтобы не торчать летом в четырех стенах и не «крутить собакам хвосты», как выражался отец, июнь помогал деду с бабушкой в саду. В июле — отправлялся в летний загородный пионерский лагерь по заводской путевке, а в августе — погода, обычно, становилась дождливой и прохладной, поэтому время коротал дома, читал литературу следующего учебного года, грустил о быстром окончании солнечных, жарких, летних деньков и надеялся, что еще на недельку вернется это самое лето…
Но август был еще далеко, и я с удовольствием начал собираться в пионерский загородный лагерь. Поездки в летний лагерь для меня всегда были чем-то вроде путешествия в другой Мир. А всё потому, что жили мы в старой Южной части города, а лагерь был в Северной его части, и добраться до него было не «раз плюнуть». На двух автобусах с пересадкой и потом по берегу пешком около часа. Мне, в отличие от моих одноклассников и дружков по улице, всегда нравилось уезжать в него, ведь находился этот лагерь «имени Олега Кошевого» на берегу чудесного озера Тургояк, очень глубокого, прозрачного — как слеза, загадочного и холодного — как душа «Снежной королевы», хотя я и не знал, какова её душа в реальности. Для меня — лагерь был местом общения, появления большого количества друзей и подруг. Точнее — не подруг, а одной девочки Светы, с которой я подружился в прошлом году и ждал с нетерпением этого заезда в лагерь. Ждал и суеты, и распределения по дачам, и желание попасть в один отряд с ней и со многими «прошлогодними» пацанами, ведь мы уже тогда договаривались — при встрече записаться в один отряд.
И вот, загрузка в автобусы от Детского клуба Автозаводцев. Вокруг — снующие родители, выдающие множество, чуть было не забытых наставлений в последний момент перед отъездом. Усиленное сердцебиение при разглядывании пестрой толпы разновозрастных детей, жаждущих вырваться из родительских объятий, и моё желание увидеть тот знакомый овал лица, и русые волосы ниже плеч, и голубые веселые глаза. Увидел её в окне соседнего автобуса, немного успокоился. Автобусы трогаются, душный июльский город остается позади, мы врезаемся в сосновый лес, под мигалки сопровождающих нас милицейских «Жигулей» летим по лесной объездной дороге, серпантином вьющейся в сторону Тургояка. Вот свежевыкрашенный заветный шлагбаум, центральный плац с флагштоком и трибуной для директора лагеря, дачи по обе стороны от плаца и толпа нас, обалдевших от обилия кислорода, близости озера и огромного количества знакомых лиц… Остатки дня проходят в суматохе. Кучки уже «встретившихся» — выискивают остальных прошлогодних «соплеменников», тащат к воспитателю и умоляют записать вновь обретенных в отряд, потом гурьбой летят в корпус — занять кровати в одной комнате. Когда путёвки сданы воспитателю, списки определены и вещи из сумок перекочевали в прикроватные тумбочки, а сами сумки мигрировали в общую камеру хранения, начинается очередной ритуал любого пионерского лагеря тех лет — примерка пилоток и выбор шорт по размерам. Единая форма создавала чувство объединения всех в «цельный организм», называемый отрядом. На память приходит часто выбираемый девиз отряда: «Не хочешь — заставим, не можешь — научим, позорить отряд не дадим!». И действительно, сразу выбирался командир, члены совета отряда, горнист, барабанщик и флаговый. Эта команда практически всегда была в первых рядах при проведении любого отрядного или обще-лагерного мероприятия. И вот, наконец, каждый «улей на лагерной пасеке» затихает в ожидании ужина. На моё великое счастье — половина отряда уже знакома, понятна и она тоже есть в их числе!!! Подросшая (кажется, быстрее чем я), еще более похорошевшая. Мама говорила, успокаивая, что девчонки к тринадцати годам быстрее растут, взрослеют и из сухопарых девочек начинают превращаться в милых девиц с появлением дополнительных округлостей на некоторых частях тела…
Да! Лагерь — это отдушина от серых домашних будней, ежедневных уроков, домашних заданий, «вечной» музыкальной школы и секции легкой атлетики, где из тебя выжимают нормы, секунды, метры и соблюдение режима дня. Лагерь — место, где жесткие иерархические социальные отношения города плавно трансформируются в «клуб по интересам», где у всех отдыхающих первостепенная задача — ОТДОХНУТЬ!!!, пообщаться, найти новых друзей, накупаться на озере и наестся черники, так обильно растущей в двух шагах от лагеря.

А еще, мне в прошлом году понравился трехдневный поход вокруг Тургояка. С тяжелыми рюкзаками, набитыми тушенкой и сгущенкой, палатками, гитарой, искрами «до небес» от ночных костров, первозданной природой, поспевающей черемухой и ранее неизвестных чувственных проявлений к противоположному полу, выражаемых во взглядах, охах-вздохах, недосказанности и глуповато-туповатом молчании, именно тогда, когда нужно что-то говорить. Я ждал этого похода, наверное, целый год! А пока, я наслаждался присутствием старых друзей, знакомством с новой публикой, начавшимися отрядными делами и спортивными соревнованиями между отрядами по футболу, «детской дискотекой» на пирсе после ужина, «страшилками о пропавших непослушных детках и духах озера» после отбоя и звуками утреннего горна, поднимающего весь лагерь на зарядку.
Отряд наш был очень дружный. Во всех спортивных состязаниях мы в своей возрастной группе занимали первые места, а может, это случалось еще и потому, что воспитателем был Александр Михайлович, молодой, шустрый учитель из городской школы, гонявший нас «по полной программе» то на спортплощадку, то на кросс по лесу, то на заплывы по секундомеру. А на днях — прошла обще-лагерная «Зарница» на «минном поле», так мы называли большую лесную поляну в километре от лагеря, с участием солдат из «Чебары» — «учебки» для солдат, недалеко расположенной от города. И наша бравая армия лагерных аборигенов третьего отряда выловила из кустов троих! автоматчиков. Если учесть, что солдат всего было семь человек, а отрядов двенадцать, то можно было понять наши «первобытные выкрики» радости и «ритуальные пляски победителей». После разоружения противника, поиска в траве и расталкивания по карманам отстрелянных гильз мы с трофейными «калашами» фотографировались, испытывая неимоверное чувство гордости и собственной значимости в глазах проигравших команд. Мне так хотелось попасть в кадр с автоматом, и я уже был готов позировать, но до боли знакомый голос за спиной попросил дать ей оружие. Ну, естественно, оставалось только беспрекословно выполнить эту просьбу, дабы не упасть в её глазах ниже плинтуса и не прослыть «жмотом» до скончания века. Вот и пришлось на снимке изображать в голову раненного бойца, не успевшего надеть противогаз.

А потом…, потом уставшие, но довольные мы двинулись по знакомым тропам через лес в сторону лагеря, позвякивая гильзами в карманах и на ходу срывая еще красновато-бурую, не дозревшую чернику.
Вечером в честь победителей на деревянном пирсе у берега озера была устроена дискотека, и я впервые решился пригласить ее на медленный танец. Как правильно это делать и как танцевать в паре, не мешая друг другу, мы познавали здесь и сейчас, по крайней мере, лично я, ведь смотреть на взрослых — это одно, а как выполнить самому — совершенно другое, непонятное, неизведанное. «Оркестр Поля Мориа» рвал сердце на части популярной мелодией «Speak Softly Love», уши горели пунцовым закатом, вспотевшие руки ощущали её легкие покачивания в такт музыки, а мои ноги то и дело пытались бесконтрольно деревенеть и запинаться за Светкины босоножки. Музыка прозвучала, как один миг, но этот миг показался мне вечностью. После отбоя совсем не спалось, в голове в тысячный раз прокручивалась всё та же мелодия, те же ощущения. Ну а раз сон «не шёл», мы решили поболтать. Через десять минут в палате из десяти человек шёл нешуточный бой с бомбометанием в виде перьевых подушек, и воплями, как будто включилось сто «воздушных тревог» одновременно. Бой закончился в одну секунду, когда включился в палате свет и на пороге оказался старший физрук лагеря «Коля-Ваня». Вообще-то его звали Николаем Ивановичем, но, так уж повелось, не первый год он работал в этом лагере, и за ним «приклеилась» стойкая кличка «Коля-Ваня». Все побаивались его острого орлиного взгляда, шевелящихся, как казалось от злости, усов и обходить старались сторонкой. Двое бомбометателей так и застыли в замахивающихся позах, стоя на кроватях, как будто встретились взглядами с «Медузой Горгоной». Он пошевелил усами, как змеями этого мифического создания, и обратился к нам с пламенной речью: 
— Не спится, бродяги? — выкрикнул он со злобной улыбкой и подозрительной искоркой в глазах взглянул на меня, — Выходить всем и строиться у дачи…
Мы как кролики перед удавом, медленно поднялись с постелей и тысячи «мурашек» табуном проскакали по спинам обреченных. Ничего не оставалось, как подчиниться. И вот, десять представителей третьего отряда с заложенными за голову руками, вприсядку «нарезают» десять кругов вокруг дачи. Последний оборот, давался особенно тяжело, но мы достойно прошли эти круги через заросли огромных корней близ растущих сосен, и если бы в лагере устроили соревнования по ходьбе «гуськом», то мы всё равно заняли бы первое место. Повторный отбой. Но спать так и не захотелось, а наоборот, свежий вечерний воздух, крики сверчков и физическая нагрузка совсем выместили последние зачатки сна. Лежал, упершись взглядом в темноту, ворочаясь с боку на бок, и думал о ней. Заснул только под утро, предвкушая приближающуюся походную романтику.
Проснувшись утром за минуту до подъёма, я услышал равномерное постукивание дождя по крыше дачи и небо, принявшее серый, скорбный вид. За окном появились огромные лужи и каждая капля, упав на их поверхность, образовывала пузырь. От деда я слышал про примету о том, что если появляются эти пузыри, то дождь будет затяжным. Такое стечение обстоятельств не входило в мои личные и в отрядные планы, потому что на лагерной доске объявлений висел плакат с расписанием мероприятий на каждый день смены. Через два дня самый спортивный отряд, а это были естественно мы, должен был, получив походный инвентарь и продукты, выдвинуться в западном направлении вдоль береговой линии Тургояка в поход. Настроение было испорчено надолго и не только у меня одного. Девчонки, чуть не плача выходили на веранду кучками и, глядя на небо, бормотали «мультяшные заклинания типа: крибле — крабле — бумс», пытаясь тем самым умилостивить духов озера и разогнать низко нависшие тучи, больше напоминающие грязно-серый туман, зацепившийся за макушки окрестных гор и затянувший всё небо. Я, прогуливаясь по кромке берега озера на территории лагеря, глядя на накатывающиеся волны с белыми барашками пены и многомиллионными мелкими кружками на воде от дождевых капель, тоже пытался своим небогатым двенадцатилетним опытом сформировать «посыл», с просьбой о прекращении дождя и выходе солнца из-за туч. Но как точно это сделать и кому отправить — не знал и всё делал по наитию, как получится. «Посыл» попытался передать Духам озера, о которых слышал лагерные страшилки перед отбоем. Верхняя одежда уже промокла и струйки дождевой воды стекали между волосами за шиворот. В надежде на милость неба я двинулся к столовой. Погрузившись в личные переживания, я совсем забыл про завтрак, который был уже в самом разгаре. Самое удивительное произошло дальше. Ветер понемногу стих, оставив на воде только мелкую рябь, тучи стали приобретать рваные очертания, а когда я с отрядом вышел из столовой — над головой появился клочок голубого неба, как глоток надежды.

Поход. День первый

Ускоренная подготовка к походу мигом захватила разум всего отряда. Столовая не досчиталась двадцати вилок, в мановение ока превратившихся в ударную часть остроги для охоты на раков, для каждого уважающего себя туриста мужского рода-племени. Я предусмотрительно в лагерь с собой взял подводную маску для более комфортной «подводной охоты». В один полиэтиленовый пакет были уложены два комплекта батареек для фонарика и во второй — сам фонарик, запасные лампочки, складной нож, огарок свечи, спички, крем от комаров, рыбацкий набор с двумя комплектами лески, поплавков, грузил, крючков, купленный в магазине «охота и рыболовство» за пару дней до отъезда в лагерь. Оба пакета были аккуратно помещены в боковой карман рюкзака. Все остальные вещи вперемешку с консервными банками, посудой, спальными принадлежностями, фляжкой под воду, маской и средствами личной гигиены были впиханы в сам рюкзак. Наверх каждый привязал индивидуальный спальник, скрученный в трубочку.
И вот настало то благословенное утро выхода туристической группы в лице третьего отряда из ворот лагеря. Дежурные подняли шлагбаум и пока мы не скрылись за пригорком в ближайшем перелеске, с завистью провожали взглядом колонну нагруженных, но довольных «везунчиков-туристов». Тропа вела по краю береговой линии через подлесок, состоящий из осин, рябин, ивняка и других низкорослых деревцев. Сама береговая линия отступала от леса довольно далеко из-за того, что озеро имело многолетнюю цикличность изменения уровня воды, которая сейчас приближалась к минимальной отметке. В сравнении с прежним максимумом — уровень «зеркала поверхности озера» упал на два с лишним метра! Весь берег быстро зарастал молодым березняком, ивняком и прочей прибрежной растительностью, а кроме всего на берегу появилось множество огромных валунов, прежде находившихся под водой, двигаться по которым группой было крайне затруднительно и травмоопасно. Погода, к всеобщему удивлению и радости прояснилась и по бездонной голубизне небес, как по морю проплывали грациозные каравеллы белых облаков. Солнце еще не успело напечь нам головы, так как мы продвигались по южной стороне озера, и сосновый бор своими кронами прикрывал наши макушки. Лесные запахи сосновой хвои, цветущих трав, березовых листьев, прелых пней и мха, облепившего каменные утесы, перемешивались с влажным ветерком, дующим с озера, приносящим лёгкие ароматы прибрежных водорослей, рыбы и еще чего-то непостижимого, но такого близкого и знакомого с детства.

Я шел по лесу и ощущал полное единение с природой. Не вязалось это единение только с присутствием ненавистных комаров, которые, казалось, из всего отряда видели только меня, но дух коллективизма и «чувство локтя» делали нашу группу единым организмом, этакой сороконожкой, двигавшейся в заданном направлении и не обращающей внимания на кровососущих тварей. И вот позади первые протопанные километры, забор соседнего лагеря, «Пугачевская поляна», «Форелевое хозяйство», заводская база отдыха… Перейдя на западную часть озера, когда солнце приблизилось к зениту — рюкзак стал понемногу тяжелеть, на футболке уже не было сухого места, фляга с водой почти опустела, а чувство усталости захватило большую часть ног и спины «в плен» — мы сделали небольшой привал. Туристический пыл у многих поубавился, а часть рюкзаков отдельных девочек перекочевали на спины рядом идущих отдельных мальчиков. Хотелось искупаться, подкрепиться и на «сон час» по распорядку, но, увы, внутренний голос гнал из души лень, находя её оправдания неубедительными и вредными для репутации в глазах «соплеменников». На сегодня, большая часть пути уже была пройдена, нам нужно было собраться, согнать навалившуюся сонливость и двигаться дальше к заветной поляне за островом Веры. Руководители похода повели наш отряд по короткой дороге через лес, напрямую, только эта прямая была сначала очень долго в гору, а потом лёгкой трусцой вниз…

Последний отрезок пути мы плелись по хлюпким кочкам, заросшим болотными травами, черной зловонной жижей, состоящей из сероводородной воды и ила, неумолимо затекающей в кеды. Весь пейзаж оживили только бескрайние заросли Иван-чая, взвившиеся красными стрелками к небесам.

И вот — долгожданная поляна!!! Оказалось, что остров Веры стал уже полуостровом. До него тянулась длинная песчаная коса, заросшая кустарником и мелким березняком. Сбросив уже к тому времени, поднадоевшие рюкзаки в центре поляны, уставшие, вспотевшие и по колено в грязи, мы гурьбой двинулись к озеру. Песчаный пляж с мелкой, покатой галькой был расчищен от крупных каменных глыб и выглядел, как волшебный кусочек райского пейзажа. Стайки мальков носились в толще прозрачной, как слеза, воде, водомерки устроили соревнования на скорость разбегания в стороны, стрекозы зависали над водой, как боевые вертолёты, готовые в доли секунды сорваться с места и настигнуть жертву в любой точке своего местообитания.

После утомительной ходьбы погружение ног в холодную, напитанную родниками воду, показалось наивысшим блаженством, правда вода, после нашего массового входа прямо в одежде и обуви, превратилась в мутную субстанцию, а со стороны — это напомнило картинку «стадо на водопое». Почувствовав окончание сегодняшнего пути и возможность расслабиться, мы мокрые и довольные развалились на песчаном пляже, но вечный релакс, вдруг, свернулся в одно мгновение, а голос Михалыча — нашего воспитателя, вернул нас на землю. Она, в смысле — земля, оказалась заваленная шишками и сухими ветками, на нее невозможно было растянуть наши палатки. Пришлось взяться за импровизированные веники из свежих сломанных веток и вымести площадку под палатки. Потом, женская часть отряда осталась подготавливать с Михалычем костровище и уже ставить котлы с водой на подготовку ужина, а все пацаны разбрелись по ближним окрестностям собирать валежник для костра.

Благо, в дровах недостатка не было, и мы натаскали огромных сосновых веток столько, что ими можно было жечь костер неделю без остановки. Некоторые в лесу прогуляли дольше остальных, как потом выяснилось, на их пути вместо дров возникли заросли черёмухи с гроздьями крупных ягод, оторваться от которых было невозможно ближайшие полчаса. Обильное поглощение черёмухи некоторым туристам — позже «вышло боком», из-за её вяжущих свойств, но в тот момент, когда спелые, сочные ягоды горстями попадали в рот, о последствиях никто и не думал.
Наконец, палатки установлены, мы разбились кучками по палаткам, растолкали рюкзаки, расстелили спальники, и готовы были приступить к ужину, расточавшему умопомрачительный запах гречневой каши с тушенкой на километр вокруг поляны. И вот вся команда у костровища, огромные сосновые бревна, приготовленные прежними туристами, выполняли роль скамеек, на которых мы расположились, как воробьи на жердочке. Смех, крики, звон походных котелков и ложек заполнили всю поляну до краев. Создавалось впечатление, что на берегу не сорок шесть малолетних туристов, а как минимум, весь пионерский лагерь.

В тот момент, когда в котелках появились крейсера смачных кусков мяса, бороздящих просторы гречневого моря, а в руках появились ложки — наступила «минута молчания», плавно переходящая в нарастающий гул скребущих по дну ложек, а после — вопрошающих выкриков: «Добавка есть?» и не менее требовательных: «А компот будет?».
Поедая за обе щеки ужин, я неосознанно уперся взглядом в языки яркого пламени костра, танцующие в такт углей, издающие щелчки и потрескивания, как заправских музыкантов, подвластных всеобщим языческим законам природы и древнейшим тактам «Ледникового периода», когда огню, как главному Богу, молились замерзшие, первобытные Неандертальцы. Почему-то подумалось именно о них, наверно, отложилось в памяти из школьных учебников истории древнего мира. Огонь на меня всегда действовал магически вне зависимости от времени года, времени суток и места пребывания. Я мог подолгу глядеть на его языки, открыв створку печи у бабушки на кухне, на сгораемую кучу сухой листвы в садовой бочке, на тлеющие угли в мангале родителей, когда мы изредка летом уезжали с ночевкой на природу. Огонь мне напоминал живое существо, которое умеет дышать, двигаться, расти, возмущаться, нервно кидаться на окружающих, фыркать дымом, нежно согревать и даже я думал, что на нём, как на огненном драконе — можно летать… Так за размышлениями, я не заметил, как закончилась каша. Радовало то, что первый раз «без примерки», наварили в два раза больше этой наивкуснейшей каши, и добавки хватило на всех. Самые большие «проглоты» попросили ещё повторной добавки, компоту места в их желудках уже не нашлось…
После ужина расходиться никто не хотел. Утолив главную потребность в еде, я вдруг вспомнил, что в вечерней суете, как-то выпустил из виду отсутствие поблизости предмета моих воздыханий и, оглядев глазами окружающих, обнаружил её в сторонке с кучкой подружек, решающих свои девичьи, не подвластные мужской логике проблемы. У нашего командира отряда Кости была с собой гитара, которую ему разрешили взять с собой в лагерь родители. Сейчас она была, как раз в тему. Правда, игроки из нас были «никудышные», но несколько аккордов умел «выбивать» каждый уважающий себя турист третьего отряда. «Заехав» в лагерь, я тоже пытался зажимать гриф, как заправский виртуоз, но игра на фортепиано, которой я обучался уже шесть лет, коренным образом отличалась от бряцаний на гитаре и после двадцати минут тренировки кончики моих пальцев покрылись алыми мозольными пузырями. На этом мои гитарные опыты закончились так же быстро, как начались, и сегодня вечером рисковать руками я уже не хотел. Девчонки наперебой стали заказывать исполнение последних «лагерных хитов», кто-то уже побежал за песенником, а я перебрался поближе к Светке, чтобы хоть краешком глаза контролировать её действия. Она, почувствовав моё внимание и приближение, как-то непонятно для меня среагировала и ушла в палатку. А может, мне просто показалось, что среагировала…

Вечер с песнями продолжался до наступления сумерек. Несколько пацанов, под магическим действом пламени и кричаще-плачущих подобий песен, уже приступили к своим первобытно-племенным врожденным рефлексам — подготовке «орудий» для отлова раковой братии. Были срублены колья, к концам которых проволокой приматывались столовские вилки. Потом, под групповые песнопения и покачивания они подсели к костру. Мне сегодня предаваться охотничьим страстям уже не хотелось, да и предмет воздыханий больше не появлялся из палатки…
Яркие языки огня и сгустки искр вздымались к небу, когда Михалыч подбрасывал новые порции дров в костер. Игра теней вокруг поляны создавала иллюзию движения и присутствия чего-то древнего, дикого и немного страшного. Страх этот был не реальный, а на уровне подсознания, сидевший где-то глубоко в голове. Признаюсь честно, я был немного трусом, когда речь заходила о тёмном ночном лесе, злых духах, крупных хищниках и кладбищах. Ночью, на природе, в лесу, на стыке огня, воды, земли и воздуха возрождалась древняя энергетика, спящая в нас «городских» и очнувшаяся в момент воссоединения стихий в единое целое. Каждый из нас чувствовал это, но не мог понять, объяснить, переосмыслить… мы в этот момент могли только как-то реагировать на это пробуждение. У кого-то это вызывало страх, у других — возбуждение, у третьих — подавленность. Гитара переходила из рук в руки, и нестройный хор голосов подхватывал любую новую песню, лишь бы не спугнуть это состояние всеобщего воссоединения с природой.
Был в нашем отряде один «соплеменник» Юрка. Он мало, чем отличался от остальных озёрных аборигенов. Одно у него получалось лучше других — бряцать на гитаре и по его словам — этому научил его старший брат. Заучил он больше других исполнителей, всяких «девичьих» слезливых песенок. От них, у последних — накатывались крупные слезы, как только под минорные аккорды, какая-нибудь одинокая, лесная колдунья безответно влюблялась в юношу. Или дельфин, попавший в шторм на мелководье — умирал, не дожив до встречи со стаей… Больше всех выжимала слёзы песня «про лошадей», волею судеб попавших посреди океана в беду, постепенно тонущих и до последнего вздоха надеющихся на спасение… И вот, представьте себе, вдруг обнаруживаю, что Света, не показывавшая носа из палатки после ужина, вдруг оказалась рядышком с этим Юрком и даже слёзки пустила по поводу тонущих лошадок… Инстинкт соперника расцвел махровым цветом, но родительское воспитание не позволило вступить в открытое соперничество, хотя «кулаки немного зачесались»… Мы пойдём другим путём — вспомнил я наставление дедушки Ленина. Настроение упало до нуля и желание продолжать посиделки улетучилось вместе со снопом искр, взметнувшимся, как мне показалось в момент, когда я всем сердцем возжелал поколотить «соперника».
Но ход моих мыслей прервал Михалыч. Историк по образованию, он знал столько интересностей о прошлом нашего региона и так легко и доступно доносил информацию до каждого слушателя, что в какой-то момент вся толпа «береговых аборигенов» забыла о песнопениях и расселась вокруг него. Естественно, все рассказы и вопросы крутились вокруг озера, острова Веры, Заозёрного хребта и других географических объектов местной флоры и фауны. А еще — он любил «нагнать тумана» на некоторые исторические факты и этим вывести нас из душевного равновесия. Особенно ему нравилась тема Ледникового периода, когда ледяной щит сковал материк, и образовалось внутреннее море, Неандертальцев, мигрировавших по территориям и собиравшимся в районах гор, уходя от «большой воды». Уральские горы, сорок тысяч лет назад, напоминали огромный остров, где происходил сплав первобытных людей разных ветвей развития и природы, веры в загробную жизнь, шаманизма и первых зачатков культуры. Всё это он ловко «привязывал» к месту нашей стоянки, указывая на отдельные признаки присутствия древних зачатков культур и, наверное, выживших представителей неандертальской расы. Мы, естественно, стали внимательнее прислушиваться к ночным шорохам лесной чащи и вздрагивать при всплесках крупной рыбы на мелководье. Девчонки мало-помалу, от этих страшилок разбрелись по палаткам и затихли… Самые стойкие ребята сидели до последней байки, возбужденные от «новых знаний» и срочно составляли план поиска артефактов вокруг нашей стоянки, так как по дороге сюда нам попадались в лесу нагромождения камней, напоминавшие древние жилища. Последние рассказы уже уводили нас в дебри Эзотерики со священной горой Меру, белыми Ариями, пришедшими с севера, санскритом — древним языком, из которого развились современные языковые группы и еще множеством умопомрачительных данных о сверхспособностях человека, возможности перемещения во времени и пространстве.
Ночь была темной из-за отсутствия естественного небесного фонаря. Похоже, начиналось новолуние. Звездное небо, как огромное, бескрайнее поле над головой, обсыпанное светящимися каплями росы наводило на мысль, что эти же звёзды сорок тысяч лет назад наблюдали племена первобытных людей, так же жгущих костер на этой поляне. С озера дул лёгкий бриз, приносящий прохладу и сырость. Сидя у костра ощущаешь, как передняя часть тела «горит» и насыщается жаром от углей костра, в то время, как спина чувствует ветерок с озера и этот перепад вызывает лёгкий озноб и желание пробраться в палатку и «зарыться» в спальник с головой. Так я собственно и поступил, но непривычно твердая основа спального ложа и присутствие затаившихся, как в «окопах» и не выметенных полностью шишек, задержали меня на пути к Богу Морфею. В довершение к этому над головой зазвучал писклявый хор комаров, набившихся в палатку, в момент моего вползания. Это была последняя капля, перевесившая чашу терпения. Пришлось выбраться наружу, из-под палатки выскрести шишки и у костра прихватить пустую банку от тушенки. Из банки я соорудил «дымовушку», проткнув банку с боков в нескольких местах гвоздём, накидав внутрь тлеющей бересты, а отрезанную не до конца крышку банки загнув вокруг палки. Размахивая этой «приспособой» туда-сюда, для возгорания бересты — клубами дыма выгнал из палатки комариное войско и сам, пропитанный этим дымом, улёгся спать, отгоняя первобытные страхи от «рассказок», и тихо ненавидя Юрку. Ворочаясь с боку на бок от твердой почвы под собой, я прислушивался к шорохам сухой листвы, потрескиванию сучков и крикам ночных птиц, доносящимся из окрестной темноты за пределами поляны. Завтра решил надрать побольше травы и натолкать под палатку, создав подобие матраса и с этими мыслями заснул…
Спать пришлось недолго. Трое соплеменников, обитателей нашей палатки с возбужденными взглядами, напоминавшими маяки с невидимыми пучками света, вползли внутрь, размахивая самодельными острогами, впустив очередную порцию комариной братии. Им не терпелось проявить свои затаившиеся в подкорке скрытые древние охотничьи инстинкты и уже сейчас тронуться на «раковую охоту». Но у них была проблема — отсутствие реального света. А это — основа успеха при ловле. Фонарик по стечению обстоятельств, оказался только у меня, и не было никакой возможности отговориться от «миссии Данко», стать осветителем дороги позади идущим, вернее не дороги, а камням, под которыми должны были прятаться раки. Да и вновь прибывшее комариное войско по своей численности и громкости писка превосходило то, что я выгнал «дымовушкой» час назад, а это предвещало бессонную ночь или очередной ритуал их изгнания. Натянув спортивные штаны и кеды, пошарив в углу палатки в кармане рюкзака, я нашел фонарик и, о Боги — мазь от комаров, так необоснованно забытую в самый нужный момент. На улице оказалось «первобытных охотников» больше, чем я видел в палатке и у всех до одного были точно такие же взгляды, как после шаманских плясок у костра перед загоном мамонта.
И вот всей гурьбой мы тронулись на берег, сняли обувь, спортивные штаны, в простонародье называющиеся «триковиной», и с острогами наперевес, под свет фонарика двинулись к камням на краю песчаной заводи. Света одного фонаря было недостаточно для десятка охотников и в руках у некоторых несколько минут спустя, появились самодельные факелы, состоящие из палок с обвернутой на краю и подожженной берестой. Она имеет способность скручиваться во время горения и это дает эффект самозакрепления на палке. Камней было много вдоль берега, но эта часть озера отличалась от других тем, что под водой в основном были не просто камни, а огромные глыбы, приподнять которые не представлялось ни малейшей возможности. Многие из этих глыб были очень правильной формы, как будто вытесанные рукой древнего человека. Вначале мы прошли вдоль берега, по колено в воде, засовывая руки под камни, где нам казалось, что раки непременно должны быть. Но их, увы, не попалось…, и тогда мы двинулись «на глубину». Июльская ночь была довольно теплой, но Тургояк отличается от других озер тем, что чистота и прозрачность воды достигается наличием большого количества родников, бьющих прямо под водой, а они очень холодные и, потоптавшись в поисках раков двадцать минут по пояс в озере, мне сразу расхотелось продолжать охоту. Тем более, что раков практически мы не обнаружили. Из чего были сделаны следующий вывод: нужно днем поймать несколько рыбёшек, проквасить их на солнце и положить в сетке в воду около берега, а так как раки любят тухлятину, то они сами приползут к нам на приманку. Но часть охотников, не согласилась на «ленивую» охоту, когда нужно сидеть и ждать милости от раков, а решили следующим вечером пойти по берегу на остров Веры, находящийся в нескольких сотнях метров от нашей стоянки. Вернее, не остров, а как я уже говорил полуостров. Озеро, как я уже говорил — обмелело. От этого образовалась песчаная коса к острову, а заводь стала больше походить на прибрежное болотце, заросшее камышом, осокой, Иван-чаем и прочими болотными травами. Я тоже решил примкнуть к той части охотников, которые собрались на Веру.
Этот полуостров отличался от остальных тем, что по рассказам нашего воспитателя, на нём были пещеры и землянки с каменными сводами. Но вроде, не новые, не недавно сложенные, а какие-то древние, в которых жили сначала первобытные люди, а потом староверы-отшельники. И после этих рассказов любопытство так заполнило мой мозг, что подавило даже чувство страха перед появлением ночных призраков и духов острова, о которых так воодушевленно рассказывал воспитатель. Неожиданно, мои мысли прервал яркий предмет, не вписывающийся в мою модель современного устройства мира. Это был небольшой шар света, медленно двигающийся над поверхностью воды от полуострова Веры в сторону Заозёрного хребта. Вначале мысли привели меня к тому, что это шаровая молния. Недавно в одном научно-популярном журнале я читал про то, что такие молнии на Земле не редкость и в огромном количестве появляются во время грозы, и чаще в районе экватора. Тут же возник вопрос — шаровая молния есть, а грозы нет, небо ясное и только над водой стоит лёгкий туман, увеличивающий свою плотность ближе к берегу, в направлении которого двигался шар. Да и шар то это был полупрозрачный с нечеткой, размытой поверхностью. Он как будто услышал мои мысли, на несколько мгновений замер на одном месте, поиграл радугой красок внутри себя и, ускорившись, полетел к берегу, потом над кронами деревьев, и, наконец, поднявшись выше хребта — пошёл вертикально вверх, создавая легкую ауру вокруг. Даже показалось, что летящий предмет заходил в вираж по склону, как на трамплин в небо. Свечение расходилось от шара, как круговая волна от брошенного в воду камня, постепенно бледнея и, когда была освещена уже почти треть неба, шар высоко в небе сделал резкий зигзаг, и исчез вместе со свечением. Вся последовательность действий была такой стремительной, что я даже не успел проронить ни звука, и сообщит другим «охотникам» о шаре. У меня внутри, в первое мгновения полета, всё сжалось от бесконтрольного страха, и создалось ощущение, что кто-то на уровне подсознания приказал молчать. Потом страх улетучился, когда шар удалялся к берегу, а в висках появилась небольшая боль, как от резкого толчка. Ошарашенный зрелищем и возмущенный тем, что никто кроме меня этого не увидел, я побрёл к своей палатке.
Нужно было скорее выспаться, и набраться сил перед завтрашней ночной вылазкой на остров. Видение не выходило из головы и прокручивалось от начала до конца уже второй десяток раз, всё снова и снова. Раки меня уже не интересовали, как средство для пропитания, а остался лишь небольшой азарт охотника — поймать больше, чем другие соплеменники или самого крупного представителя ракообразных, ну и обязательно полазить по пещерам, если найдём их в темноте. О вылазке договорились не рассказывать никому, так как Михалыч строго-настрого запретил нам одним ходить к пещерам, объясняя тем, что они древние и в любой момент огромные глыбы сводов могут обвалиться на наши головы. А еще он припугнул нас, сказав, что на острове живут приведения, в народе называемые «Духами острова». Девчонок решено было тоже не посвящать и не брать с собой, они слишком болтливы и не менее трусливы в подобных вылазках. Уже над противоположной стороной озера небо стало приобретать предрассветную розоватую окраску, когда я намазался мазью от комаров и кое-как уснул, невзирая на дикий писк комариного войска, твердость земли под палаткой и мыслями о шаре. Но выспаться мне так и не пришлось. Остаток ночи я провёл в бредовых снах, мелькающих, как обрывки киноленты, заполненной образами диких Неандертальцев, загоняющих мамонта на край скалы. Их сменяли бородатые, одетые в лохмотья староверы, сидящие в пещерах и грозящие кулаками проходящим мимо. Потом виделись полупрозрачные шары, слетевшиеся к поляне, как на научную конференцию, и тени в накинутых балахонах, снующие вокруг нашей палатки. Каждый раз просыпаясь, я со страхом вслушивался в предутреннюю тишину в надежде, что всё увиденное — только сон. Переворачивался на другой бок и вновь видел пасущихся около поляны шерстистых носорогов и огромных рогатых лосей, высеченные в скалах из камня статуи идолов, разрисованные непонятными знаками входы в небольшие пещерки и толпу дикарей, бьющих в бубны, размахивающих каменными топорами и выкрикивающих непонятные фразы, почти не имеющие гласных звуков. Один часто повторяющийся выкрик я даже смог запомнить: ШИЛП! Какая-то игра согласных звуков, ничего мне не говорящая. Потом — бурная река и я захлёбываюсь…, потом — пещеры, коридоры, горбатый шаман, резкая боль в левом боку… Последнее, что помню — очень добрую и до боли знакомую, мудрую женщину в зеленовато-серой одежде до земли, очень красивую, мягко улыбающуюся и шепчущую мне на правое ухо из-за спины, что всё — проходящее, что я не должен «уходить в сторону» от страха, а обязан идти ему на встречу, чтобы победить. При этих словах вокруг всё вдруг стало цветным, словно я вошёл в радугу… Сон оборвался от звука горна, извещавшего об общем подъёме по стойбищу аборигенов третьего отряда. Начинался следующий неизвестный и многообещающий день нашего похода, но последние обрывки сна от яркости восприятия — крепко засели в голове и порой, казалось, что это была явь, а не простой сон.

Поход. День второй