18+
Дружба с жизнью

Бесплатный фрагмент - Дружба с жизнью

Письма из внутренних путешествий

Объем: 458 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

На обложке: картина Валерия Каптерева «Земля и небо»

Предисловие

Эту книгу можно было бы назвать философской, если бы современная философия не стремилась уподобиться науке. И если бы современные философы обращались бы к обычному человеку, а не только к коллегам по философскому сообществу.

Но автор не стремится к научности, предпочитая опираться просто на человеческий разум и обращаться к обычному читателю, руководствующимся тем, чем должна руководствоваться философияэ

Одна из целей книги: показать, какой может быть философия вне профессиональной заносчивости и соблюдения верности философскому сообществу.

Ещё одна цель: рассказать об исходных представлениях философского мировоззрения автора, девизом которого стало выражение «дружба с жизнью». Впрочем, для этого требуется большая заинтересованность читателя.

Третья цель: заразить читателя заинтересованностью в осознании его собственных мировоззренческих взглядах на жизнь, которым наверняка свойственных и сходства, и различия с авторскими взглядами.

В предыдущих изданиях (электронных) каждая часть была самостоятельной книгой. Может быть, это было легче для чтения, посколько между книгами подразумевались перерывы, достаточные для того, чтобы освоить новые представления. Но читатель может и сам устраивать для себя такие перерывы.

Предыдущие книги автора схожей тематики:

— «Книга без титула и комментарии к ней. Ориентирование во внутреннем мире»

— «Государство чувств. Ориентирование во внутреннем ми- ре»

— «Человек среди учений. Сказки и размышления об ориентировании»

— «Человек среди религий. Сказки и размышления»

— «Как изменить философию к лучшему. Попытка заглянуть в будущее»

Часть первая
ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ

Путешествие первое. Начало

Интереснее всего на свете

Письмо о задумчивых приключениях

Что это такое — внутренние путешествия, задумчивые приключения?.. Сразу признаюсь: это то, к чему я давным-давно пристрастился, что устойчиво вошло в мой образ жизни. А теперь вот, посылая тебе, друг мой, письма с пути, хочу показать, как это удивительно интересно. Впрочем, если тебе известно об этом по своему опыту, — что ж, обращай внимание не на мои призывы размышлять, а на мои свидетельства. В чём-то они могут подкреплять твои, а в чём-то дополнять.

Внутренние путешествия — это не просто обход своих владений во внутреннем мире. Они полны приключений, не уступающих крутому экстриму, кинематографическому экшену, закрученному детективу или охоте за кладами на необитаемых островах. Эти задумчивые приключения, на мой взгляд, даже превосходят все подобные удовольствия.

Существует ли во внутреннем или во внешнем мире что-нибудь столь же увлекательное, как задумчивые приключения? По-моему, нет! Хотя что-то может успешно отвлекать от этого замечательного занятия, и тогда у человека просто нет возможности сравнить внешнее с внутренним и отдать пальму первенства этому делу, неброскому по наружному виду, но полному неожиданнейших разворотов. Делу, от которого зависит всё понимание смысла собственной жизни.

Задумчивые — не значит медлительные или нерешительные. Скорость мысли не ограничена даже скоростью света, а без решимости вряд ли вообще отправишься в настоящее внутреннее путешествие, к настоящим приключениям.

Мне хочется заманить тебя, друг мой читатель, в эти удивительные внутренние путешествия, если они тебе не очень знакомы. Побудить окунуться в замысловатые приключения. Не только потому что это интереснее всего на свете, но и потому что без этого трудно жить на полную катушку.

Задумчивые приключения столь же увлекательны, как приключения живописца на холсте будущей картины, как приключения музыканта в феерических зарослях переплетающихся звуков, как приключения любого творческого человека в том мире постижения и созидания, где он оказался. Но побывать в мире размышлений необходимо любому человеку — чтобы сориентироваться в себе самом, чтобы увидеть осмысленность жизни и своё место в ней, чтобы становиться собой как можно лучше. Не дожидайся, пока психотерапевт или невролог предпишет тебе процедуру внутренних путешествий с задумчивыми приключениями. Назначь её себе сам.

Карта внутренних путешествий — если удалось бы её составить — оказалась бы одновременно и картой сокровищ. Причём не спрятанных, а найденных. Такова особенность этой воображаемой карты: каждый, кто решит ею воспользоваться, чтобы пройти своим маршрутом, найдёт там свои сокровища. Потому что в этих загадочных местах они не переводятся.

Если даже говорить о путешествиях по белу свету, то когда мы путешествуем не физически, а погружаясь в повествование человека, прошедшего свой путь по внешнему миру и рассказавшего об этом, мы вместе с ним совершаем и своё путешествие, позволяющее видеть мир и делать для себя важные открытия. Тем более это верно, когда речь о путешествиях мысли: хотя автор путешествует в своём внутреннем мире, читатель всегда видит свой собственный.

Чем хороши внутренние путешествия, ведущие к внутренним приключениям, — это тем, что эти приключения, как бывает во всяком увлекательном романе, могут изменить всю твою жизнь. Не так скоропалительно, как сундук с золотом, но зато гораздо содержательнее и насыщеннее. Ведь всякое осознанное внутреннее путешествие выводит наружу — к миру, преображённому самим этим путешествием.

Вообще говоря, у каждого из нас мыслей предостаточно. Если бы записать всё, что мелькает в голове, на какой-нибудь мыслефон, а потом представить в виде текста, за полчаса набралось бы повествование на изрядный том. Но кто бы стал читать эту несвязную путаницу «потока сознания», перескакивающую с одного на другое помногу раз на странице?.. Да, таким образом приключенческий роман не сочинить. Но если научиться хоть немного использовать энергию хоровода мыслей для целенаправленного обдумывания, для продвижения в некотором намеченном направлении — тут и начнутся наши внутренние путешествия.

Не хочу подхалимничать, друг мой, но раз ты читаешь эти строки, то, скорее всего, тебе уже знаком — в той или иной степени — вкус этого особого вида странствий, и потому я рад составить тебе компанию. Рад показать тебе фантастически реальные пейзажи, которые можно встретить на этих путях, вовлечь в приключения, из которых ты вынесешь что-то своё, не похожее на моё, как не похожи и мы с тобой друг на друга.

Моя цель не столько поведать тебе о своих приключениях, сколько вовлечь тебя в твои собственные. И пусть они будут ещё увлекательнее моих, меня это только порадует. Не стал бы я живописать собственные пройденные маршруты, чтобы похваляться ими, выказывая свою многоопытность (всегда недостаточную, на самом деле). Зачем тебе это? Зачем это мне самому?.. Но с самого начала собственных внутренних путешествий и до теперешнего времени я обязан водительству стольких замечательных проводников, что было бы бессовестно не попробовать самому послужить в этом качестве, — вдруг кому-то смогу пригодиться. И если этот «кто-то» — ты, давай попробуем.

Вполне может случиться и так, друг мой, что читая эти «Письма», ты обнаружишь: внутренние путешествия тебе давно известны, ты испытал немало приключений и, может быть, стал искушённее и опытнее меня. Но что-то мне подсказывает — это станет поводом не бросить чтение, а углубиться в него. Всегда интересно, как другой человек побывал в тех же местах и что он заметил там своим взглядом — иным, нежели твой собственный. Мне посчастливилось познакомиться со многими путевыми записями других путешественников, и никогда они меня не разочаровывали, если были честными и внимательными.

Девиз этих путешествий — «Дружба с жизнью» — говорит о стремлении ответить самому себе на единственный вопрос: как достичь наибольшей гармонии в своём внутреннем мире и в отношениях с внешним миром?.. И на множество тех вопросов, которые этот вопрос порождает.

Итак, нас ждут не просто обзорные экскурсии по внутреннему миру, а настоящие путешествия с приключениями. Разве не чудесное приключение — попасть туда, где нет гнетущей и мучительной старости, а есть мудрая старшесть, ведущая человека вверх по возрасту к Тайне, в которую ему предстоит перейти?.. Или заняться сбором… не грибов, плодов, ягод, а собственных свойств, собиранием личности из того, чем ты обладаешь как индивидуальность?.. Или получить в подарок целый мир, и даже два, от щедрой метафоры парных миров?.. Или обнаружить вокруг себя удивительных мнимых существ, хорошо знакомых и вместе с тем неожиданных, — и поучиться их укрощать?.. Или… Многие, многие приключения у нас впереди…

Что взять в дорогу

Письмо о дорожном снаряжении

Раз уж я зову тебя в путешествие, друг мой, выскажу некоторые соображения о том, как можно снарядиться в дорогу. Начну с того, что всё необходимое для внутренних путешествий нам дано от рождения. Надо лишь знать и не забывать о том, чем именно располагаешь, чтобы порыться и найти нужное. Но это размышление общего характера. О некоторых конкретных вещах скажу особо.

Описывая снаряжение, полезное во внутренних путешествиях, я могу говорить только о том, что беру с собой сам, но это касается нас обоих. Ведь на какое-то время у нас общий путь. Поэтому мне представляется важным заранее предупредить о том, с чем мы отправляемся странствовать. Ведь некоторыми представлениями, которые позже будут описаны более подробно, я буду пользоваться, не дожидаясь этого «позже».

Философы научного типа называют предметы своего снаряжения предпосылками и постулатами, системами и методами. Но это не всегда подходит для свободного путешественника по внутреннему миру. Наверное, наше главное снаряжение — разум и внимание. Но как опираться на разум и куда направлять внимание?.. Постараюсь описать то, что для меня здесь стало самым необходимым.

Ориентирование. Одна из базовых потребностей человека — стремление к поиску нужных ориентиров и согласованию их друг с другом. Разумеется, речь идёт об ориентировании не просто в чём угодно, а в главных для человека переживаниях и представлениях.

Рациональность. Эту сторону мышления можно назвать рационально-логической или выстраивающей. Она наиболее традиционна и привычна для нашего времени. Сам я тоже всячески ей привержен, хотя к её преобладанию отношусь настороженно. Поэтому тут же перехожу ко второй стороне.

Улавливание. Другая сторона мышления, интуитивно-образная (именно её можно назвать улавливающей), не менее значительна, но реже признаётся полноправной частью разума. Стараюсь пользоваться ею не менее активно, чем выстраивающей стороной, хотя и не всегда получается.

Уважение к Тайне. Чуткое отношение к той части жизни, которая лежит за пределами знаний — твоих собственных и накопленных человечеством. Расположенность к улавливанию тех постижений, которые недоступны рациональному мышлению. То и другое необходимо для внутренних путешествий.

Усвоение. Единственный способ что-то в жизни постичь по-настоящему — это личное усвоение. Принятие понятого в свою душу, органическое включение в круг своего мировосприятия. Это единственная возможность вернуться из внутреннего путешествия с найденными в нём сокровищами.

Не буду уверять, что термины, которые здесь использованы, идеальны и достойны всеобщего применения. Это лишь средства, которые помогают на внутренних путях, и с помощью которых я сейчас стараюсь передать усвоенное. Обладая ироничным характером, я с удовольствием мог бы поёрничать над любым из этих терминов, над его недостатками и условностями. Но кому нужно это разрушительное веселье?.. Не мне и, надеюсь, не тебе.

Впрочем, снаряжение для внутренних путешествий нуждается в регулярном осмотре, в проверке и проветривании. Мы не раз займёмся этим по ходу наших внутренних странствий. Тем более что внимание к такому снаряжению порою тесно переплетается с самими впечатлениями от путей, по которым мы пойдём.

В приведённом перечне нет ещё двух важных элементов снаряжения, один из которых имеет общее назначение, а второй играет ключевую роль именно для этой нашей серии путешествий.

Первое можно назвать путевым дневником. Или проще — записыванием. Без этого мы вообще не встретились бы с тобой на этих страницах, чтобы отправиться в путешествие вместе. Действительно, наблюдатель, не записывающий свои наблюдения, похож на дровосека, возвращающегося из леса без дров. Похож на земледельца, не собирающего выращенный урожай. Похож на фотографа, не озаботившегося взять с собой фотоаппарат.

Записывание. Записывать важно, прежде всего, для того, чтобы не забыть, — и чем больше у тебя впечатлений, наслаивающихся друг на друга, тем это важнее. Но не менее существенно и письмо-послание, позволяющее свидетельствовать другим о найденном, делиться с ними тем, что пережил и обдумал.

Образ дружбы с жизнью. Это опорный ориентир, который послужит нам своего рода навигационным прибором. С его помощью мы будем стараться пройти через очевидное и освоиться в непривычном. И, может быть, даже приблизиться к тому, что изначально казалось несуществующим.

Что ж, вот мы и осмотрели содержимое рюкзака — чтобы знать, что у нас под рукой на первое время.

Летать в свою полную силу

Письмо о свободном мышлении

Снова и снова хочу предупредить, друг мой: то, что ты читаешь, — это мои письма тебе из разных уголков внутреннего мира, а не трактат, обращённый ко всему человечеству. Сам способ изложения этих размышлений тесно связан с некоторыми особенностями подхода к ним. Это будет проясняться постепенно, от письма к письму, — насколько хватит у меня времени привести их в читаемый вид, а у тебя желания их читать.

Итак, что же такое свободное мышление? Не стоит отождествлять его с тем, что называют вольнодумством, свободомыслием, а иногда диссидентством. Менять одни клише на другие — это ещё не свобода. Свобода мышления — это возможность искать такие основы внутреннего мира, которые важны тебе самому, и те реалии внешнего мира, в которых можешь сам в какой-то мере удостовериться.

Можно свободное мышление называть открытым, как в английском языке: «open mind». Но открытость ума — это готовность принять, а свободное мышление — готовность летать. Готовность использовать всё открывающееся тебе пространство мысли. И, конечно, готовность овладевать всеми возможными навыками летания. Да, это стремление летать в свою полную силу на своих крыльях.

Если свободомыслием называть независимость от догм, то свободное мышление — это нечто иное. Оно не сражается с догмами, не стремится к независимости во что бы то ни стало. Оно старается и догму, и её ниспровержение примерить к себе самому, попробовать на вкус и на достоверность.

Говорю о свободном мышлении не для того, чтобы похвастаться: мол, какое оно у меня, автора, свободное. У каждого есть свои ограничения и свои пределы, меряться ими было бы нелепо. Суть в том, чтобы стараться преодолевать то или иное из свойственных тебе ограничений. Мышление не может быть полностью свободным, но может стать постоянно освобождающимся.

Мышление свободно быть системным или внесистемным. Но, создавая и укрепляя систему, оно само ограничивает свою дальнейшую свободу. Как бы строит себе клетку — хотя, может быть, просторную и светлую. Ничего трагического в этом нет: внутри каждой клетки есть своя свобода. И всё-таки по отношению к системному мышлению необходима настороженность. Я не пытаюсь этим принизить значение философии, науки или рационального мышления. Просто хочется, чтобы элементы нашего восприятия жизни были приведены в гармонию, сбалансированы и обладали хорошими полётными качествами.

Не опасайся, дорогой читатель, что я обрушу на тебя некое философское учение собственного изготовления. Не опасайся, что услышишь очередное «Хочешь узнать, как? Спроси у меня!».

Мы просто пройдёмся по частной коллекции представлений о мире — пёстрых и порою противоречивых, сложившихся не в систему, а в некую структуру, некий индивидуальный узор. Этот узор у каждого свой, и никаких поучений тут не будет. Я всего лишь расскажу, как это выглядит у меня, нисколько не покушаясь на твой собственный узор. Хочется изложить не своё учение, а своё представление о том, чему научила меня жизнь и многие из тех, кто учился у неё и делился своими представлениями. Хотя бы из благодарности к ним — должен поделиться и я. Только уже не с ними, а с тобой.

Уверяю тебя, друг мой, — ты единственный, для кого я пишу. Кто бы ты ни был, мне важно одно: ты сейчас меня читаешь. Для тебя я стараюсь сделать написанное удобочитаемым и достаточно внятным. С тобой стараюсь поделиться обдуманным и освоенным — чтобы ты мог примерить это к своим представлениям о жизни и взять что нужно.

Надеюсь, тебе не помешает моё «ты». Иногда оно относится не к тебе, а к себе самому. А иногда превращается в «мы» или даже в «он», но это лишь форма разнообразить изложение. Ведь речь идёт о собственном внутреннем мире, как бы себя при этом ни называть. И всякий мой иронично-критический прищур может быть только самоироничным и самокритичным.

А вот «друг мой» относится именно к тебе, моему читателю, которому я пишу письма о своих впечатлениях. Ведь эти письма протягивают между нами особую ниточку, устанавливают особые отношения. Пусть на этих страницах встретятся наши с тобой два свободных мышления. Для меня это увлекательное событие, потому что и представить себе не могу, на что в прочитанном ты обратишь особое внимание и как это в тебе отзовётся.

И пусть свободное мышление каждого из нас будет раскрепощённым, но не развязным. Вольным, но не своевольным — то есть следующим смыслу, а не прихоти. Пусть будет летучим, но не улетучивающимся. Мыслящим, но не замысловатым. Внимательным, но умеющим и менять направленность внимания. Сосредоточенным, но не прожигающим. Доброжелательным, но не всеядным…

Ладно, хватит. Пора двигаться дальше.

Путешествие второе. Дружба с жизнью
и три великих уважения

Друг, который вокруг

Письмо о дружбе с жизнью

Хочется, друг мой, сразу сказать тебе о главном, с чем мы встретимся в этом путешествии:

Лучше дружить с жизнью, чем враждовать. И этому приходится учиться всю жизнь.

Можно ли дружить с жизнью?.. А можно ли НЕ дружить?

Теперь попробуем подойти к сказанному не спеша. Иначе это может показаться ничего не значащей банальностью, блажью греющегося на солнышке пенсионера, мурлыканьем кота Леопольда: «Ребята, давайте жить дружно!».

На самом деле за этим скрыто много значительного, и самое интересное только начинается. Так что присмотримся внимательнее.

Что это такое — дружба с жизнью? Метафора, образ, который нельзя доказать: метафоры и образы для этого не годятся. Но этот образ может послужить для тебя входом в твою собственную пещеру сокровищ, как послужил мне для входа в мою.

Впрочем, можно посомневаться. Дружишь всё-таки с человеком, а как можно дружить с жизнью?.. Это мы сейчас обсудим, но стоит спросить себя и по-другому: а как можно НЕ дружить с жизнью?..

Персонифицируя жизнь в этой метафоре, представляя её кем-то вроде человека, мы стараемся перевести на язык человеческого восприятия те развороты судьбы, с которыми встречаемся по ходу самого своего существования. Ведь они далеко не всегда предвидимы и не всегда поддаются восприятию логическому.

Пробуя провести сравнение с человеческой дружбой, мы сразу заметим, что с жизнью дружить гораздо сложнее. Ведь даже отношения с другим человеком, какие бы вы ни были друзья, проходят через взлёты и спады. Чем разнообразнее и неожиданнее человек, тем труднее с ним дружить. Каково же нам понять и принять метафорическую дружбу с жизнью в целом!..

И не точнее ли сказать «дружба к жизни»? Ведь жизнь к тебе и так дружелюбна. Дружба жизни с тобой проявляется в каждой твоей клеточке, без этого ты и жить бы не смог. Жизнь первой протягивает нам руку дружбы — уже тогда, когда мы о своём «я» ещё и понятия не имеем. Так что очередь за нами. За тем, чтобы проявлять своё дружелюбие к ней в любом поступке. Ведь жизнь — это друг, окружающий тебя со всех сторон.

Всплывает и ещё одна известная метафора: «любовь к жизни». Она может показаться более эмоциональной, но не будем забывать, что у слова «любить» много разных значений. Говорить «Я люблю мороженое» для нас столь же естественно, как напевать «Я люблю тебя, жизнь». Но «люблю жизнь» говорит лишь о том, как мы дорожим своим индивидуальным земным существованием. Представление о дружбе с жизнью гораздо шире и глубже, это осознание вечного и вселенского характера бытия. Ведь получать удовольствие от того, что живёшь, далеко не так интересно, как обретать радость от развития сотрудничества и гармонии с тем, что наполняет смыслом и земную жизнь, и то, что выходит за пределы всего знакомого и привычного.

Несчастья — это болезненная процедура постижения.

Разве всё в нашей судьбе складывается всегда радужно? Разве нет бед и несчастий, болезней и страданий, зла и горя?.. Есть, и ещё сколько!.. Порою кажется, что выше всякой меры. Но знаем ли мы эту меру? Понимаем ли глубинные смысловые связи событий друг с другом? И к чему приведёт нас усердное стремление к постижению этих связей, а также к увязыванию своих представлений друг с другом — может быть, к чему-то особенно важному?..

Когда переживаешь за жестокости и несправедливости окружающей нас жизни, они могут казаться бессмысленными. Когда затронуты твои близкие, или ты сам, это ощущается ещё острее. Как можно при этом говорить о дружбе с жизнью — с жизнью зачастую мучительной, причиняющей очевидное зло?

Чтобы вдуматься в этот непростой вопрос, стоит начать с того, что нам больше знакомо, — с себя самого. Постараться понять не «за что» или «почему», а ДЛЯ ЧЕГО в моей жизни, случились трудные, болезненные, трагические события? Для чего жизнь столкнула меня с этим? В чём тот смысл случившегося, который необходимо мне усвоить?.. И в этих стараниях понять, пусть не сразу, пусть не полностью, заключена суть дружеских отношений с жизнью.

Не стоит думать, что непременно удастся разгадать и понять весь смысл и все взаимосвязи явлений, лежащих в основе происходящего; полнота смысла уходит в область Тайны. Но уловить смысл того, что относится ко мне, что призывает меня иногда к постижению, иногда к изменению, а иногда к преображению, — возможно и необходимо. Это важнейший результат той болезненной процедуры, в которую жизнь меня вовлекла не просто так и не для наказания за что-то, а для развития души.

Что касается понимания тех проблем, которые относятся к другому человеку, к другим людям, к человечеству в целом, — мои возможности к этому зависят от готовности вникнуть в чужие обстоятельства внешней и внутренней жизни, а иногда и самой такой готовности маловато. Важно ещё моё стремление прикоснуться к верхним уровням смысла (о которых ещё не раз зайдёт речь). И уж в любом случае ясно, что понять всё за всех — нереально.

Дружить с жизнью — это гармонизировать её в себе и себя в ней.

Нелепо требовать от человека, к которому расположен, чтобы он дружил с тобой именно так, как ты этого хочешь. Странно требовать этого и от жизни.

Дружить с жизнью не значит пребывать в умилении от всего происходящего вокруг. Иногда это сражение со спарринг-партнёром. Наше дело — научиться борьбе без злобы, с признательностью за каждый поединок. Тем более что этот друг — не только вокруг, но и внутри тебя тоже.

Вряд ли удастся дружить с жизнью, которую считаешь ужасной, невыносимой, кошмарной. Но ключевое слово здесь — «считаешь». Переосмысливая свою жизнь, ставя интересы души выше интересов тела и психики, непременно преображаешь своё отношение к жизни, а значит — саму свою судьбу.

Посмотрим на эту важнейшую проблему немного по-другому: КАК дружить с жизнью, в которой столько зла?..

Именно противоборствуя злу и укрепляя добро, мы выражаем дружеское расположение к жизни. Несчастье — не повод для раздора с жизнью, а путь для лучшего понимания её, даже через боль и горе. Путь для сочувствия другому и для помощи тем, кому в несчастье эта помощь особенно нужна.

Встречаются злодеи, с которыми надо бороться, так же как в лесу встречаются хищники, которые могут напасть. К защите от них необходимо быть готовым. Лишь бы самому не превращаться при этом в злодея и хищника. Оставаться на стороне защиты жизни, а не её истребления.

Дружба с жизнью не означает примирённости со злом. Наоборот, она располагает к усилиям по уменьшению его роли. Прежде всего, в твоём внутреннем мире, а затем во внешнем.

Постепенно всё лучше понимаешь две простые вещи: с жизнью нужно дружить, но такая дружба не может сопровождаться никакой враждой. Если не умеешь молиться за того, кто мог бы быть твоим врагом, научись хотя бы посмеиваться над ним.

Дружба с жизнью — это постоянный поиск внешней и внутренней гармонии, необходимой для полноценного бытия.

Но неужели об этом можно говорить лишь образно и метафорически?

Вовсе нет. Вполне можно и рационально. Тогда эта тема выглядела бы, например, так:

Изучение и обеспечение эффективности гармонизирующих факторов биологического, психического, интеллектуального и социального существования человека как основа оптимального образа жизни.

Но, друг мой, разве это разговор человека с человеком? Разве с помощью таких продуманно-витиеватых формулировок я смогу поделиться радостью, которую дарит незамысловатый образ, ставший предметом моего письма?

Если дружить с жизнью — можно научиться понимать её.

Дружба с жизнью — не рациональный, но действенный критерий отношения к себе и к окружению. А также критерий поведения — но, прежде всего, для себя. Ведь по-настоящему я могу судить только о своём восприятии, о своём дружеском или недружественном отношении к жизни.

Речь не идёт о том, чтобы дружить с чем угодно живым — во что бы то ни стало. Чтобы в равной степени дружески относиться к человеку и к болезнетворному микробу. То, что значительнее для жизни по смыслу её развития, непременно требует большего внимания и заботы.

Даже если покажется, что всё очень просто: дружи с жизнью, да и только, — не стоит этим обольщаться. Снова и снова придётся расшифровывать разные ракурсы этой метафоры, осмысливая каждый из них.

Не стоит, например, принимать благополучие за дружбу с жизнью. Обычно это лишь испытание души на способность преодолеть дремоту. Поддержать дружбу с жизнью на автопилоте невозможно, при этом она превращается в механическую имитацию, утрачивает саму жизненность. Каждый день всё надо начинать заново.

Дружба с жизнью невозможна без внимания к ней, без стремления понять её и те сигналы, которые обращены к тебе. Никто не сможет сказать, как тебе дружить с жизнью. Вот и я могу лишь поделиться тем, что понял для себя.

Вместе с тем о дружбе с жизнью можно сказать и религиозному человеку, и неверующему. Хотя сам я уверен, что жизнь не может быть обезбоженной.

Дружба с жизнью не подменяет собой мировоззрение. Человек с любым мировоззрением нуждается в дружбе с жизнью и страдает от конфликтов с ней.

Веришь в Создателя? Дружи с жизнью, которую Он создал и подарил тебе.

Чтишь Дао? Дружи с жизнью, которая им пронизана.

Ты атеист? Дружи с жизнью, которой наполнена природа — твоя и всего окружающего.

Доверяешь только себе? Дружи с жизнью, которая в тебе сосредоточена и помогает понять всё, что связано с нею.

Не заморачиваешься размышлениями? Дружи с жизнью, которая готова общаться с тобой и многими другими способами, помимо размышлений…

Дружба с жизнью многогранна, и каждая грань важна.

Если на минутку отвлечься и попробовать определить, что же такое жизнь, о дружбе с которой идёт речь, не прибегая к метафорически человеческому её облику, то можно сказать: жизнь — это развивающееся бытие, это способность к взаимодействию внутреннего смысла с внешним. А чуть менее серьёзно: жизнь — это возможность быть существом, а не веществом.

Возвращаясь к дружбе с жизнью, стоит упомянуть о нескольких существенных её свойствах, дав и для этого представления несколько определений, высвечивающих его с разных сторон.

Итак, дружба с жизнью:

— это стремление становиться собой в гармонии с теми живыми существами, которые тебя окружают.

— это внимание к жизни, к её знакам и намёкам, стремление понять их.

— это готовность вести диалог с ней на тех языках, которые она предлагает.

— это постоянное ориентирования в обстоятельствах и ситуациях, которые созданы жизнью или могут ожидать тебя впереди.

— это сотрудничество со своей судьбой и старание понимать происходящее как можно глубже.

— это желание наилучшим образом владеть своим разумом и руководствоваться им, осмысливая всё, с чем имеешь дело.

— это уважение к Тайне, её наполняющей, и открытость верхним уровням смысла.

— это метафора, смысловое наполнение которой проясняется по мере углубления в неё для практического воплощения.

Может быть, даже само человеческое счастье можно определить как дружбу с жизнью и взаимопонимание с ней.

Легко ли дружить с жизнью?

Легко — на интуитивно-поверхностном уровне. Чем осознаннее это происходит, тем больше усилий нужно для углубления в смысл этой метафоры.

Вот три главных ракурса, которые открываются при дальнейшем её осмыслении:

Во-первых, какая может быть дружба без внимания к тому, с кем дружишь, без общения с ним!.. Поэтому внимание к жизни, если хочешь дружить с ней, стоит сделать главной заботой. И тогда у тебя с жизнью завяжется удивительный и плодотворный диалог.

Вторая сторона дружбы с жизнью, естественная для человека, — это опора на разум, позволяющая вести разговор с жизнью, общаться с ней, понимать её языки, которые чаще всего отличается от словесного языка. Опора на рациональное, логическое, выстраивающее мышление и, в неменьшей степени, — на мышление интуитивное, образное, улавливающее.

Третье необходимое начало — это уважение к тому, чего я не знаю о друге, будь это человек или жизнь в целом. Уважение к Тайне, которая всегда намного шире того, что мне известно, необходимо для приятия друга или жизни такими, какие они есть, а не такими, какими их себе представляешь.

Так что можно говорить о трёх ключевых подходах к дружбе с жизнью. Это внимание и общение с ней, это опора на разум, это уважение к Тайне.

Друг мой, пора прощаться. Будь здоров!.. Нет. Будь дружен с жизнью. Здоровье воспоследует.

Как будут, наверное, говорить в серии фильмов «Звёздные примирения»: Да пребудешь ты в дружбе с жизнью!

Пока же просто пожелаю нам всем дружить с жизнью, а не претерпевать её.

Ключевые подходы

Письмо о трёх великих уважениях

Друг мой, в письме о дружбе с жизнью я писал о трёх ключевых подходах к этому образному представлению о смысле человеческого существования. Можно назвать эти подходы тремя великими уважениями. Они во многом уточняют метафору дружбы с жизнью, о которой шёл разговор.

Речь о понимании своей вплетённости во вселенскую жизнь. О доброжелательности к тому узору обстоятельств, закономерностей и особенностей, в который включён каждый из нас. Чем лучше развито наше разумное начало, тем больше у нас оснований для дружественного расположения к этому общему узору. Не всегда, к сожалению, мы его ощущаем в достаточной степени. Кому-то иногда случается впасть в пессимизм или даже в отчаяние, и тогда речь идёт вовсе не о доброжелательности, а о безнадёжности или озлобленном состоянии души.

И если у тебя сейчас такое негативное состояние, это письмо вряд ли окажется чем-то полезным. Скорее вызовет раздражение. Лучше отложи его — вообще или до подходящего случая, когда будешь спокойнее и захочешь присмотреться к реальному положению дел.

Вот они, три великих уважения, на которые опирается дружба с жизнью:

— Уважение к жизни.

— Уважение к разуму.

— Уважение к Тайне.

Можно было бы даже сказать: благоговейное внимание к жизни, к разуму и к Тайне. Но не хочется излишней патетики.

Итак, три опоры для дружбы с жизнью: опора на общение с ней, опора на возможности разума, опора на то, чем нас может одарить Тайна. Три русла постижения: Жизнь, Смысл, Тайна. Каждое из них задаёт своё особое измерение нашего существования, нашего бытия.

О каждом из трёх великих уважений можно написать книгу. Но хотя бы письмо о каждом из них обязательно напишу. И сейчас уже потороплюсь дать первые намётки: что будет в этих письмах.

В письме о внимании к жизни и общении с ней хочется сказать о том, что для понимания метафоры дружбы с жизнью важны два ключевых подхода.

Один — это внимание к проявлениям жизни, относящимся именно к тебе, а не просто наблюдаемых со стороны, как из окна вагона.

Второй — представление о твоём постоянном диалоге с жизнью. О готовности осваивать её многие разные языки, чтобы понимать обращения к тебе. О готовности делать выразительным язык своих ответов, то есть язык поступков, язык поведения внешнего и внутреннего.

Разве это не важнейшие вещи на свете?..

Письме об опоре на разум будет исходить из того, что дружба с жизнью — дело прежде всего твоего собственного разума. Той высшей способности к восприятию, которая позволяет увязывать между собой все остальные восприятия. (Разум отличается от ума, интеллекта и здравого смысла, хотя все они зависят от него. Но об этом позже.) Об увязывании надо будет тоже рассказать в этом письме.

И обязательно — о том, что у разума два могучих крыла, одинаково значительных для нас, хотя мы не всегда уделяем им равное внимание. Одно крыло можно назвать выстраивающим мышлением (хотя привычнее — рациональным, логическим). Второе — это улавливающее мышление (интуитивное, образное).

Разве это не важнейшие вещи на свете?..

А в письме об уважении к Тайне речь пойдёт о том, что область всех знаний всего человечества за все времена — лишь островок в сравнении с окружающим его океаном Тайны. О том, что именно поэтому дружба с жизнью нуждается в уважении к Тайне и в чуткости к ней нашего улавливающего мышления.

В этом письме можно поразмышлять о различии непознанного и непознаваемого, о самых значительных для нас вещах, для которых трудно найти рациональные формулировки, и о тех способах постижения реальности, которые в земной жизни всегда будут оставаться для нас загадочными.

Разве это не важнейшие вещи на свете?..

На этом я и закончу это короткое письмо, оно лишь предвестие следующих писем.

Друг мой, пора прощаться. Будь дружен с жизнью!..

Разноязыкий диалог

Письмо о внимании к жизни и общении с ней

Если подумать, друг мой, в чём проявляется дружба с жизнью, то можно сказать: в тех же естественных взаимоотношениях, что и при сердечной дружбе с другим человеком: во внимании к этому человеку, в общении с ним. То есть и к жизни стоит проявлять внимание, и с жизнью стоит научиться общаться. Метафора помогает понять ключевые принципы, которые скучно было бы формулировать и доказывать логически.

Чтобы общение с жизнью стало взаимным, дело за тобой.

Можно сказать, что внимание к жизни — это доверие к её смыслам, стремление угадать их во всевозможных жизненных проявлениях. Или что это благодарность за все полученные от неё дары, желание использовать эти дары наилучшим образом. Но ещё правильнее — каждому из нас понимать это по-своему, лишь бы не оставаться равнодушным.

Особенность отношений с жизнью — в том, что она-то уже проявляет к каждому человеку внимание, она уже общается с ним. Так что дело за человеком: за мной, за тобой. Дело за тем, чтобы учиться понимать её и отвечать ей. Тогда общение станет взаимным.

Жизнь говорит с нами на самых разных языках. Это и язык тела, и язык предметов, и язык событий, и обращённая к нам человеческая речь… да мало ли. С нашей стороны нужна лишь готовность изучать те языки, на которых она с нами общается.

Внимание к жизни — это открытость ей и готовность к открытиям.

Внимание к жизни — это основа умения обучаться и усваивать то, с чем она тебя сталкивает. Это внимание к накопленному человечеством, к встреченным людям, к импульсам судьбы.

Внимание к жизни или, как говорил Альберт Швейцер, благоговение перед жизнью — необходимое условие для понимания окружающего мира и своего места в нём. Оно необходимо, чтобы искать ориентиры для своих чувств и поступков, чтобы понимать, как стать самим собой.

Внимание к жизни — это твоя открытость её обращениям к тебе и готовность к открытиям, которые она тебе несёт. Жизнь ожидает от тебя внимания и к внешнему миру, и к своему телу, и к своему внутреннему миру, внимания к их связям друг с другом.

Внимание к жизни отличается от невнимания к ней степенью сознательности. Невнимание ведёт к механичной жизни, наполненной автоматизмами — как на физическом, так и на психическом уровне.

Именно внимание позволяет увидеть даже в самом обычном разговоре с другим человеком — диалог с жизнью. Да — это один из видов общения с ней, и стоит узнавать его даже в самой обычной, самой привычной житейской ситуации. Можно долго проболтать ни о чём, не придавая общению особого значения, а можно распознать в случайном, казалось бы, обмене репликами тот смысл, который жизнь вложила в обращённые к тебе слова.

Внимателен ли ты к своему другу-жизни, видно по твоему собственному самочувствию и настроению. На тебе самом, прежде всего, сказывается это внимание или невнимание.

Внимание к жизни — это стремление услышать и разглядеть, ощутить и почувствовать, понять и постичь.

Не уделяешь внимания — обделён пониманием.

К кому бы и к чему бы ты ни был внимателен, это внимание к жизни. Но имеют значение и приоритеты. Внимание к жизни может быть мелочным, подробным, увязающим в деталях. Однако человеку, чтобы становиться собой, необходимо обращаться к центральным её свойствам. Ведь не ограничивается же наше внимание к другу интересом к узору на его рубашке…

Внимание к жизни начинается с внимания к видимости, но дальше идёт внимание к причине, а ещё дальше — внимание к смыслу. И подниматься по бесконечной лестнице смыслов можно всё выше и выше…

Жизнь всегда тебя поймёт, если ответишь поступком.

А как же насчёт общения с жизнью? Не надо ли человеку изучать множество языков, чтобы поддерживать диалог с ней?..

В том-то и дело, что нет. Каждый из нас от природы владеет удивительным универсальным языком, который жизнь прекрасно понимает, и только к этому выразительному языку стоит прибегать, когда хочешь ответить на то, что говорит тебе жизнь на одном из своих многообразных наречий.

Это язык поступков.

Больших или малых, заметных для окружающих или незаметных, относящихся к деянию или к недеянию… Но именно поступков, не одних лишь намерений, хотя даже сама подготовительная работа к поступку иногда становится поступком.

Диалог с жизнью — это интимный, доверительный разговор. Другим он не очень-то слышен и не очень-то понятен. Другим вообще трудно разделить тебя и твою жизнь. Разве что ты сам начнёшь на неё жаловаться.

Общение с жизнью — это диалог о твоём осуществлении.

Но разве не каждый человек общается с жизнью — уже потому, что живёт? И какие-то поступки он так и так совершает. Зачем же специально призывать к этому?..

Какое-то общение с жизнью, конечно, есть у каждого, кто живёт. Но надо подумать о том, какие уточнения опущены для краткости в призыве общаться с жизнью. Каково оно, это желательное общение?

Во-первых, осмысленное. Чтобы жить, живому существу дано природное общение с жизнью, которое можно назвать инстинктивным или животным. Человеку этого мало. Но насколько твоё общение с жизнью будет осмысленным, зависит от стремления к этому.

Во-вторых, активное. Не обязательно бурное и напористое. Важно быть отзывчивым на то, с чем встречаешься, ответственным за то, чем дорожишь, и расположенным к осуществлению того, к чему тебя зовёт понимание.

В-третьих, признательное. Не склонность негодовать на происходящее, не стоическая невозмутимость, а благодарность за всё, что с тобой случается, за диалог, который разворачивается у тебя с жизнью.

Общение с жизнью — это деятельное желание стать её необходимой частицей. Это цепочка пониманий и непониманий, деяний и недеяний, ведущая к развитию личности. Это готовность услышать зов и отозваться, угадать намёк и что-то в себе изменить, принять сигнал и ответить поступком.

Общение с жизнью может быть не идеальным, но полноценным.

Внимание к жизни и общение с ней является для человека наиболее практическим ракурсом дружбы с жизнью. Чтобы обеспечивать его эффективность, нужно развивать приметчивость к ориентирам и обстоятельствам, стремиться к тому, чтобы становиться самим собой, и сотрудничать с судьбой, избегая соблазна сетовать на неё.

Кроме бесплодных сетований, возможны и другие препятствия к диалогу с жизнью. Например, ограниченность своего внимания лишь внешним окружением, когда забота о внутреннем мире остаётся, в лучшем случае, на уровне обращения за психологической помощью в трудных ситуациях. Или чрезмерная сосредоточенность на особых знамениях, ожидаемых от судьбы, когда мы не замечаем обращения жизни к нам через людей, через творчество, через собственные чувства… Или, скажем, иллюзия, будто можно дружить с жизнью, но враждовать с людьми.

Если нам удаётся преодолеть возникающие в себе самом помехи, мы начинаем формировать навык приметчивости. Мы учимся видеть в каждом встреченном человеке вестника и учителя. А главное — привыкаем отвечать жизни поступками. Общение с жизнью не может быть идеально осуществляемым. Но стремиться к полноценности такого общения — это и означает общаться с жизнью.

Внимание к жизни и общение с ней неразрывны. Невозможно быть внимательным и оставаться глухим к её обращениям и намёкам. Да и просто проявляя внимание, уже вступаешь в общение. В то же время, отвечая на сигналы и вызовы жизни, необходимо быть внимательным, чтобы не обознаться. И не оставаться безответным в своём поведении.

Глубинное общение с жизнью основано, как и общение с человеком, на надежде, что ты понимаешь и что ты понимаем. Но, чтобы эта надежда была оправдана, нужно приложить немало усилий. Чего я желаю на прощанье, мой друг, каждому из нас.

Разумное отношение к разуму

Письмо об опоре на разум

Друг мой, сразу должен признаться: я неравнодушен к разуму. К самóй его таинственной энергетике, которая не только позволяет заглядывать в смысл явлений, но в то же время освещает их, чтобы мы видели многое из того, что не способно уловить обычное зрение. Стараясь выразить суть разума, можно назвать его зрячим светом.

Разнообразие определений разума говорит о разумном к нему отношении.

Надеюсь, тебе будет интересно взглянуть на некоторые определения разума — разные ракурсы внимания, выпукло обрисовывающие образ этого особого явления человеческой жизни:

«Разум — источник жизни человека», — говорит нам Ветхий Завет. Ясно, что речь не о биологической жизни, а о той Жизни, которой и посвящено Писание.

«Разум — не что иное, как часть божественного духа, погружённая в тело людей», — пишет Луций Сенека, подчёркивая нашу причастность к Высшему именно через обладание разумом.

«Разум — сознательное бытие духа», — вторит ему Фридрих Якоби, обращая внимание на то, что место разума не столько в теле, сколько в сознании.

«Разум — божественная сущность души, открывающая ей её отношение к миру и к Богу». Это слова Льва Толстого.

«Разум — лазутчик внеприродного». Так Клайв Льюис формулирует свою идею о том, что это явление иной Природы, вошедшей в нашу, земную жизнь. И уточняет: «Разум — место встречи Бога и природы.

«Разум — способность видеть связь общего с частным, способность познавания связи истин между собой», — подчёркивает Иммануил Кант главное свойство разума, о котором мы ещё будем говорить как об увязывании.

«Разум — это высшее соединение знания и самосознания, то есть знания о предмете и знания о себе». Георг Гегель говорит ещё об одной важной стороне разума. Только знание здесь надо воспринимать не как совокупность рациональных суждений, а в самом широком смысле слова.

Но в то же время… «Разум — лампочка, которую часто не включают из-за общей освещённости», — добавляет, лукаво прищурясь, афорист Геннадий Малкин, намекая на то, что мало удовлетворяться словами великих людей, а стоит ещё озаботиться тем, чтобы дополнить их для себя и своим собственным разумением.

Давай же почаще будем включать свою лампочку, не считая освещение жизни уделом специальных мудрецов!.. К мыслям великих я добавлю кое-что своё, а ты, мой друг, при свете собственной лампочки, присмотрись, что тебе пригодится из сказанного.

Разум — это зрение и слух на смысл.

Главное, что разум обеспечивает возможность воспринимать смысл. Это не только зрение и слух на смысл, но и осязание, и обоняние, и вкус к смыслу. Именно смысл, а не сам по себе разум, является опорой мировосприятия. Так строителю нужно добраться до твёрдой породы, на которую опирался бы фундамент.

Сила разума — не в его проницательности, а в нашей надежде на всепобеждающую силу смысла. Без этой надежды ни к чему наши размышления и рассуждения. Потому что бессмысленный мир был бы миром дурачащегося беса. Именно смысл является главным материалом Творения.

Ещё можно сказать и так, что разум — это опорно-двигательный аппарат души и духа. Такая же естественная и незаметная опора для сознания, как позвоночник для тела. Поэтому дружба с жизнью неминуемо опирается, прежде всего, на разум, на высшую способность человека к восприятию жизни, позволяющая увязывать между собой все остальные восприятия.

Выстраивающая сторона разума и улавливающая достойны друг друга.

Прежде чем продолжать развивать метафору опоры на разум, хочется ещё раз упомянуть о том, что разуму свойственны два подхода к мышлению. Один из них — выстраивающий, рационально-логический способ мышления, который неверно отождествлять со всем разумом. Столь же значителен и другой подход — улавливающий, к которому относятся интуиция и образно-метафорическое мышление. Обращаясь к улавливающему подходу, повторю, что эти две стороны мышления похожи на два крыла. Оба они необходимы разуму, оба ему верно служат.

Нетрудно заметить, что и тема этого письма — опора на разум — тоже является метафорой. Да и само представление о разуме во многом носит образный характер. Не стоит ни удивляться, ни удручаться. Это существенно укрепляет наше разумное начало: подключая к выстраивающему мышлению улавливающее.

Когда человек стоит, ходит или бегает, он опирается на две ноги, вместе или поочерёдно. Если использовать лишь одну ногу, возможность к передвижению становится ограниченной, даже с самыми удобными костылями. Что-то похожее происходит при стремлении опираться на одну лишь рациональную сторону мышления: походка нашего сознания будет, в той или иной степени, инвалидной.

Ни одно из имён разума не исчерпывает его глубинную природу.

Любопытно, что у разума есть несколько псевдонимов. Вернее, не совсем псевдонимов, поскольку каждый из них имеет в основе лишь некоторое свойство разума. И тут важно не обознаться.

Вот, скажем, рассудок, или здравый смысл, — житейско-прагматичное приложение разума.

Другой пример — логика, а точнее логическое чувство, зависящее от эпохи, традиций окружения и просто от индивидуального восприятия. Оно больше всех других чувств тяготеет к опоре на разум, но и это лишь его псевдоним.

Норовит представиться разумом интеллект — аналитическая способность, основанная на памяти и эрудиции.

Наконец, любая конкретная специализация разума, которую называют умом, тоже нередко претендует на универсальность. Но вряд ли, например, шахматное или политическое мышление, даже развитое в высшей степени, может справиться с проблематикой человеческой жизни в целом, даже если это жизнь шахматиста или политика.

С псевдонимами разума связаны многие распространённые мифы о внутреннем мире. Самый яркий пример — противопоставление разума чувствам. Это противопоставление относится скорее к рассудку или к здравому смыслу, то есть к рационально-прагматическому навыку мышления. Но противопоставлять чувствам разум — всё равно что противопоставлять солнечный свет растениям. Ведь именно разум поддерживает возможное развитие чувств и помогает им меньше конфронтировать друг с другом.

Опора на разум подразумевает не альтернативу чувствам или эмоциям, а просто готовность к мышлению. И это очень немало. Всё остальное приложится.

Понять природу разума можно только с его собственной помощью.

Теперь можно сказать, что опора на разум — совершенно естественный и очевидный подход к жизни… если это опора именно на разум. Не на логику, ум, интеллект, рассудок или здравый смысл, а на то, от чего зависят все эти проявления сознательной жизни.

Опора на разум — единственное, что позволяет нам понять, на каком свете мы живём, сориентироваться в себе и вокруг, во внешнем мире и во внутреннем. Позволяет нам всё глубже овладевать возможностями этого самого разума. Сюда относится и умение распределять внимание между выстраивающим и улавливающим мышлением.

Опора на разум — это бесплотный фундамент личности. А религиозное сознание знает, что опора на разум — это опора на Создателя, который нас им наделил.

Кажущийся парадокс состоит в том, что понять природу разума можно только с его собственной помощью. Того, кто с этим не согласен, достаточно спросить: с помощью чего он додумался до своего несогласия.

Этот парадокс подсказывает нам, что разум — особое свойство человека, имеющее несколько иную природу, чем другие элементы человеческого сознания.

В основе опоры на разум лежит надежда, что разум стоит того, чтобы на него опираться. Кто-то относится к нему как к достаточно адекватному зеркалу реальности, кто-то — как к божественному началу в человеке, могут быть и другие понимания. Это недоказуемые убеждения, поэтому их не назовёшь иначе как надеждой. Но такая надежда играет роль соединительной влаги при получении бетона для возведения зданий.

Именно иноприродность разума делает его для нас реальным рычагом мышления. Иначе мыслительные усилия напоминали бы о бароне Мюнхгаузене, который сам себя тащил за волосы из болота. Истоки разума скрыты в области Тайны, но только с его помощью мы можем осмысливать жизнь в целом и собственное существование.

В то же время опору на разум не стоит понимать как опору исключительно на свой разум.

Во-первых, ты взаимодействуешь с разумом человечества, с мы-разумом, нашедшим выражение в различных сферах мировой культуры.

Во-вторых, ты имеешь дело с разумом каждого человека, который общается с тобой, даже если вы не ведёте мировоззренческих бесед.

В-третьих, неуследима роль сверхразума, о котором мы мало что знаем, но его присутствие часто ощущается мыслящим человеком.

Так что разум — это явление не только в тебе сосредоточенное, но и тебя объемлющее.

Силовое применение разума мешает ему выполнять свою балансирующую роль.

Стоит предупредить и о помехах для опоры на разум.

Прежде всего, это перекос в сторону рационального мышления, отождествление с ним разума в целом. Попытка свести роль разума к роли интеллекта или к рассудка. Да и любое другое непродуманное применение общепринятых клише к явлениям, с которыми встречаешься. Отказ от самостоятельного увязывания. Опасно также использование стандартных представлений о том, что такое человек вообще, а уж тем более попытки самому втиснуться в предопределённый стандарт.

В то же время ни к чему и самоуверенность, побуждающая считать разум чисто индивидуальным свойством, а себя — особо выдающимся его обладателем. Это ведёт к тому, что возможности познания и понимания жизни будут ограничены лишь собственным мнением. Силовое, напористое использование разума мешает ему выполнять свою балансирующую роль, поддерживать внутреннее равновесие. Если во что бы то ни стало направлять разум не на дружбу с жизнью, а на поиск узко направленных житейских достижений, он может в какой-то мере утратить свои опорные свойства.

Впрочем, не нужно пугаться, вернёмся к позитиву. Важно помнить о трёх повседневных направлениях внимания: о том, чтобы осмысливать встреченное, чтобы время от времени встряхивать, обновлять самовосприятие, а также о том, чтобы увязывать свои представления друг с другом. Важно стараться раскрепостить себя от чисто рационального мышления, воспринимать и рассуждения, и озарения, и образы как разнородный и существенный материал для осмысления. Важно использовать для своей жизни именно свой разум.

На дорогах, пролегающих по стране разума, каждого из нас, мой друг, ждёт много интересного. Ты сможешь, погружаясь в процесс мышления, одновременно приглядываться к тому, как этот процесс устроен. Сможешь понять принципы действия разных разворотов самосознания. Познакомиться с тем, какую роль в жизни играет личностное увязывание встреченных явлений и как этому может содействовать философия. А за этими важными для понимания жизни подходами открываются новые увлекательные просторы… Нет, об этом путешествии ты не пожалеешь!..

Теперь нам в очередной раз пора прощаться, друг мой, — в ожидании новых встреч на путях разума, в компании друга, который вокруг. И впереди, будем надеяться, череда удивительнейших открытий.

Необходимое неизвестное

Письмо об уважении к Тайне

Друг мой, мы ни о чём не знаем так точно, как о том, что существует Тайна. Мы не знаем, бесконечна ли Вселенная. Но наверняка знаем, что бесконечна Тайна. Признать великую бесконечность Тайны — это лишь начало освоения её повсеместного присутствия в нашей жизни.

Может быть, именно это имел в виду Сократ, когда говорил: знаю лишь то, что ничего не знаю. Ведь любое наше знание только приоткрывает вход в те глубины области Тайны, которые невозможно пройти до конца. Признавать Тайну, уважать её, прислушиваться к ней — естественные элементы человеческой жизни. Это не умаляет ни наших знаний, ни нашей веры, ни нашего интереса к тому, что от нас скрыто.

Тайна — это океан вокруг островка нашего знания. Не обнаружить её трудно, овладеть ею невозможно.

Тайна нас окружает, наполняет и вдохновляет.

Первое знание о Тайне — это признание того, что она существует. Я пишу это слово с большой буквы не для возвеличивания, а просто чтобы не путать с множеством людских тайн-секретов друг от друга. Точнее было бы говорить, наверное, «область Тайны», но у этой области особые свойства. Это не что-то напрочь закрытое от тебя и от меня. Каждый может ощутить веянье Тайны, даже соприкосновение с ней. Если с ней нельзя было бы соприкоснуться, мы не знали бы даже, что она существует. Уважительное знание о Тайне — это уже прикосновение к ней. Видеть её присутствие в необычном и необъяснимом важно, но ещё важнее ощущать его также в обыденном и привычном.

Но и это не всё. Тайна нас окружает, наполняет и вдохновляет. Она незаметно пронизывает всю нашу жизнь и вместе с тем оставляет за нами свободу выбора и свободу мышления. Тайна — это подлинное лицо мироздания, которое мы привыкли заслонять от себя масками, изображающими наши представления о нём.

Знание — это то, что нам приоткрыла Тайна: в ответ на наши усилия или по собственной инициативе. Это не означает, что всё прочее — незнание. Тайна хранит в себе больше того, на что может рассчитывать возможное знание, — полноту бытия. Ведь это не только неизвестное, которое рано или поздно может стать известным. Это ещё и невместимое. То, что человеку не понять никогда, каких бы высот ни достигли его дух и разум. Но и невместимое можно почувствовать с помощью образного виденья, предохраняющего нас от того пламенного смысла, выдержать который не всегда дано человеку.

Есть разные пути взаимодействия с Тайной. Самые простые — и далеко не единственно возможные — это пути познания, вьющиеся по её окраинам. Абстрактное, умственное отношение к Тайне лишь оценивает её значение в нашей жизни. Подлинное признание Тайны начинается, когда мы научаемся воспринимать её через смысловые образы, наполняющие душу.

Уважая Тайну, не отказываешься от возможностей познания, а расширяешь их.

Человеку невозможно до конца знать истину. Чем значительнее истина, тем глубже она уходит в не известное нам. Но чувствовать её, ориентироваться на неё — возможно.

Тайна — это незримое присутствие в нашей жизни смысла. Причины, которые доступны нашему пониманию, — это лишь тени причин, определяющих развитие мира. Однако смысл можно ощущать интуитивно, можно дышать им, не ведая об этом, но инстинктивно пользуясь таким свойством мироздания.

Уважая Тайну, не отказываешься от возможностей познания, а расширяешь их. Ведь всё наше будущее знание пока что принадлежит области непознанного. Уважение к Тайне поддерживает гармонию известного и неизвестного, вбирает в жизнь то и другое. Это возможность познания, а не его невозможность.

Но давай, друг мой, различать два близких слова: непознанное и непознаваемое. То и другое принадлежит области Тайны, но это очень разные вещи. О непознанном можно сказать, что оно лишь пока непознанное, что рано или поздно оно может стать достоянием знания. О непознаваемом так не скажешь, поэтому и пришлось прибегнуть чуть выше к слову «невместимое». Но даже от него мы не отгорожены полностью.

Объяснимое познаётся объяснением. Это не всегда просто, но это проще всего.

Необъяснимое осваивается переживанием. У каждого из нас есть крупицы опыта, которые остаются необъяснёнными.

Человеческое познание добывает сегодняшнее знание из того, что вчера ещё было непознанным. Впрочем, Тайна, наполняющая мир, — это не загадка, имеющая решение. Это родина всего, с чем мы имеем дело. Её разгадки так же таинственны, как загадки.

Но и к непознаваемому, к той таинственной полноте жизни, которая в нём заключена, можно прикоснуться — через интуицию, метафору, образ.

Сомнение — один из видов уважительного отношения к неизвестному.

Да, друг мой, уважение к Тайне не сводится к декларации о невозможности исчерпывающего рационального познания, относящегося к выстраивающей стороне мышления. Гораздо важнее те возможности, которые открывает нам мышление улавливающее: это и образные представления, и сигналы интуиции, и озарения, не вмещающиеся в привычные аналитические формы.

Не будем проводить границу между знанием и тайной по критерию религиозности. Слишком запутаны и расплывчаты границы между самим религиями. Тем более не будем передоверять это дело теологам. Почитать Тайну в том или ином облике естественно для человека. Но теология склонна порою уверять, что доподлинно знает, какой облик несомненно правильный — в укор всем остальным, несомненно ложным. Какая же тогда это Тайна?.. Сомнение, скажу я тебе, — один из видов уважительного отношения к Тайне. Оно призывает быть критичными к мистификациям и манипуляциям, но вместе с тем внимательными к реальному мистическому опыту.

Уважение к Тайне только усиливает возможности веры (за счёт отстранения от иллюзии всезнайства теологов) и возможности познания (за счёт отказа от чрезмерного рационализма). А главное — полностью устраняет конфликт между ними: между верой и познанием.

Береги нашу жизнь от обестайнивания.

Конструктивность уважения к Тайне существеннее, чем умилительная восторженность. Это значит, что надо быть готовым к взаимодействию с Тайной, к тому, чтобы становиться достойным её уважения к тебе. Быть готовым уважать Тайну в любом обличье, которым она тебя испытывает. Если Тайну не уважать, она будет над тобой посмеиваться. Относясь пренебрежительно к Тайне, неминуемо отдаляешься от неё, подменяя реальный мир доставшимися тебе предрассудками.

Без признания существования и значения Тайны невозможно ни одно разумное размышление, относящееся к главным свойствам жизни. Всякое обдумывание — это лишь ДОдумывание, раздувание искры. Всякая искра мысли — пришелица из Тайны. Да и сам разум родом из Тайны. Только поэтому он в силах нести нам знание из её глубин.

Уважать Тайну — это конкретно. Это признавать её в себе и в другом человеке. Это уважение к ней в каждой вещи и в каждом явлении. И это её защита. Не ради неё самой, это было бы смешно, но ради себя, ради нас всех.

От чего?.. От обестайнивания, от детайнизации жизни. Детайнизаторами могут оказаться и материалист, и идеалист, если торжество собственного мнения становится для них важнее реальности. Детайнизатор-материалист оставляет от мира лишь островок «познанного» и неширокую каёмку «познаваемого», хотя нет ни одного явления, не уходящего корнями в Тайну, не пропитанного ею. Детайнизатор-идеалист вроде бы признаёт Тайну, но лишь в таком виде, про который он берётся рассказать нам почти всё, потому что уверен, что знает это… Детайнизация затрудняет возможность прикосновения к Тайне, сообщения с ней, которое необходимо человеку, как дыхание. Мы укоренены в Тайне, мы питаемся её соками, но иногда стараемся выдрать свои корни, чтобы с иллюзорной вольностью прогуляться по житейской поверхности явлений.

Особая разновидность обестайнивания — считать человеческую жизнь бессмысленной. Это значит претендовать на знание, которым не обладаешь. Ни знанием, что такое смысл, ни знанием о его присутствии или отсутствии.

Тайна приоткрывается любовью.

На прощание хочу сказать о практических приложениях уважения к Тайне. Ведь даже самые умные слова оживают лишь в нашем реальном поведении, разве не так? Правда, могу говорить лишь о практической памятке для себя самого. Буду рад, если что-то пригодится и тебе.

Стоит приучать себя к повседневной готовности прикоснуться к Тайне — в каждой мысли, в каждом переживании, вглядываясь в любое явление, общаясь с любым человеком… Стоит развивать интуицию, образное мышление, ведь именно они содействуют таким соприкосновениям. Искать пути и средства к обретению или укреплению веры в осмысленность мира, в то Высшее, которое является источником смысла. Стоит поддерживать в себе любовь ко всему, с чем имеешь дело, потому что всё на свете родом из Тайны. Стоит учиться соразмерять жизнь со смертным пределом, который напоминает нам о чём-то очень важном, к чему нужно успеть приготовиться.

И всегда помнить, что Тайна приоткрывается любовью. Всё прочее — попытки взлома.

А если ты попросишь, друг мой, о наикратчайшем резюме — мол, что же я пытался здесь выразить? — я попробую сформулировать это так:

Тайна — самая прекрасная незнакомка. Она становится тем прекраснее и тем незнакомее, чем больше с ней соприкасаешься.

Путешествие третье. Уважение к жизни
и три движущих усилия

Напоминания и предвкушения

Письмо о трёх движущих усилиях

Коротко напомню, о чём шла речь в предущих письмах.

Три письма из первого — вводного — путешествия рассказывали о том, как, с чем и зачем мы отправляемся в эти самые внутренние путешествия.

Второе путешествие начиналось с письма, посвящённого дружбе с жизнью — камертонному образу, помогающему сфокусировать всё главное, что стоило бы вложить в представление о нашей жизни. Разумеется, это только начало пути, и многие области и подробности, связанные с этим образом у нас ещё впереди. Зато, не дожидаясь дальнейших уточнений, можно уже начать ориентироваться, используя этот образ, в себе и в окружающем.

Затем шло письмо о трёх великих уважениях, наметившее план ближайших вылазок, цель каждой из которых в том, чтобы добавить особый существенный ракурс к пониманию дружбы с жизнью

С удовольствием перечислю здесь ещё раз три великих уважения:

— уважение к жизни,

— уважение к разуму,

— уважение к Тайне.

Впрочем, это письмо было лишь декларацией о намерении путешествовать дальше. И этим путешествиям были посвящены три следующие письма.

В письме об уважении к жизни говорилось о сходстве основных сторон дружбы с человеком и дружбы с жизнью. Речь шла и о внимании к жизни, и об общении с ней.

Письмо об уважении к разуму было посвящено необходимой для человека опоре на разум, возможностям осмысления жизни, а также путям самоосознания. Была затронута важнейшая тема двух способов мышления: выстраивающего и улавливающего.

Письмо об уважении к Тайне рассказывало об отношении к самой загадочной стороне нашего мира, без внимания к которой невозможно понимать главные ценности жизни.

Напомнив о написанном, перейду к предвкушениям. К тому, чтобы углубиться в тему уважения и внимания к жизни, общения с ней. Вот тут-то мы и обратимся к трём движущим усилиям, которые лежат в основе такого внимания и общения. К усилиям, благодаря которым можно постепенно постигать искусство дружбы с жизнью и практиковать его применительно к себе. Сначала просто назовём их:

— приметчивость,

— стремление становиться,

— сотрудничество с судьбой.

Но это всего лишь названия, наподобие географических обозначений на карте. Свою задачу я вижу в том, чтобы рассказать о внутренних путешествиях туда — в края, которые открываются за этими названиями. Составить путеводитель по каждой такой местности не обещаю, это требует скрупулёзной работы, да и вряд ли каждому из путешествующих нужно такое универсальное руководство. Моё дело — отчитаться в письмах о том главном, что удалось разглядеть самому. Отчитаться и засвидетельствовать: каждая из этих трёх областей мировосприятия интересна и значительна.

Таким образом, впереди очередные три письма.

Письмо о движущем усилии приметчивости будет посвящено тем поискам ориентиров, которыми каждый человек неминуемо занимается, вольно или невольно, чтобы знать, куда ему двигаться на своём жизненном пути. Вся культура человечества может стать для него подспорьем в этих поисках, но решающим фактором будет его собственная поисковая активность.

По-моему, друг мой, это имеет большое значение для каждого из нас. А по-твоему?..

В письме о стремлении становиться речь пойдёт о естественном человеческом желании быть самим собой, о желании быть собой как можно качественнее. И о том, что просто стать раз и навсегда таким, каким хочешь, не получится — можно только становиться. Такое стремление — становиться собой, цельной личностью — одна из главных движущих сил человеческой жизни.

И это, друг мой, тоже очень значительная тема, не правда ли?

Непременно нужно написать и письмо о сотрудничестве с судьбой, с персональными обстоятельствами своей собственной жизни. О том, чтобы не удручаться нежелательными событиями и не впадать в чрезмерную эйфорию от событий радующих, а осваивать те и другие, учиться у них и участвовать в них своим выбором, своими намерениями, своими решениями. Это ведь не шуточное дело — сотрудничать с судьбой вместо того, чтобы претерпевать её.

И эту тему, друг мой, стоит отнести к числу интересных и значительных.

Согласен ли ты со мной обратить особое внимание на эти три области? Если да, то встретимся с тобой в следующих письмах. А если нет, то тем более — дай мне шанс попробовать показать тебе открывающиеся виды…

Заканчиваю это письмо-предвкушение всё тем же пожеланием: чтобы каждый из нас стремился быть дружным с жизнью. Это не происходит в достаточной мере само собой, и нам предстоит ещё поговорить о многом, что может здесь оказаться полезным.

Путь по жизненному лесу

Письмо о приметчивости

Странное дело, друг мой, — каждое очередное письмо представляется мне свидетельством о чём-то чрезвычайно важном. Вот и сейчас, собираясь рассказать о приметчивости в деле поиска ориентиров (необходимой составляющей внимания к жизни), хочется начать письмо с восклицательных знаков. Ведь потребность в ориентировании — одна из базовых потребностей любого живого существа, а тем более человека. О стремлении к ориентированию, к поиску ориентиров, о приметчивости к ним и пойдёт здесь речь.

Пусть не совсем обычное слово «приметчивость» само станет ориентиром.

«Каждый должен посадить дерево, построить дом, вырастить сына…». Почему-то все изящные формулировки подобного рода забывают про то, что для начала каждому стоило бы понять, кто он в этой жизни и что должен сделать именно он, а не абстрактный «каждый». Будто такое понимание само взойдёт, само вырастет, само построится…

Человек без ориентиров находится в более плачевном состоянии, чем слепой или глухой. Слепой идёт на ощупь или по слуху. Глухой вглядывается. Человек без ориентиров всегда идёт не туда, потому что не знает, куда ему «туда».

Разумеется, ориентирование — это не только поиск ориентиров. Это ещё и развитие качеств, позволяющих ориентироваться. А главное — постоянное внимание к тому, какие ориентиры нужны тебе сейчас, куда с их помощью ты движешься. Для всего этого можно использовать слово «приметчивость» — понятное, но не совсем обычное. Пусть оно само привлечёт внимание и станет своего рода ориентиром.

Приметчивость побуждает к замене вопроса «Почему?» на вопрос «Для чего?».

Так что же можно назвать приметчивостью, если говорить о внимании к собеседнику по имени Жизнь? Прежде всего, наверное, это стремление узнавать свои ориентиры, чтобы воспользоваться ими. Это сам навык поиска ориентиров, интерес к способам их обнаружения, это готовность к новым разворотам судьбы, требующим новых ориентиров. Это и желание ориентироваться в различных способах ориентирования.

Приметчивость, располагающая к ориентированию, — это особого рода поисковая активность, стремление открывать новые ориентиры, стараясь не забывать о найденных ранее. Поиск ориентиров не всегда непременно энергично-активен. Он может быть и энергично-внимательным, проявляя готовность увидеть ориентир в своей судьбе, не пропустить важное, не оставить его неузнанным. Обычно ориентирование начинается именно с желания замечать приметы. Потом лишь оно перерастает в стремление их искать.

Дело ещё и в том, куда мы направляем свою приметчивость, для каких обстоятельств жизни применяем её в первую очередь. Устремляем её на окружающий мир или на внутренний, на приоритетные для судьбы моменты или на забавную мелочёвку. Можно сказать, конечно, что приметчивость важна в любом профессиональном деле. Это так. Но особую роль она играет в деле жизни, которое должно быть профессиональным для любого из нас.

Углублённая приметчивость побуждает к замене вопроса «Почему?», обращённого к судьбе, на вопрос «Для чего?». Ведь на первый из этих вопросов мы по-настоящему ответить не можем, потому что он уходит в область Тайны. А вот второй вопрос относится к тебе самому, к возможности понять, чему происходящее учит именно тебя, о чём сигналит, к чему располагает.

Стоит подумать и о том, чем грозит нам антиприметчивость — невнимание к тем сигналам, которые шлёт нам жизнь. Недостаток твоей собственной ориентационной активности побудит кого-то из окружающих помочь тебе сориентироваться, а кто-то будет рад, под этим соусом, манипулировать тобой. Что ж, если не хочешь, чтобы тобой манипулировали, старайся ориентироваться сам.

Ориентиры служат для противостояния хаосу.

Зачем вообще нужны ориентиры? Просто без них невозможно ориентироваться. Вся культура человечества основана на способах поиска ориентиров — моральных, духовных, социальных, житейских и всяческих других. Но расширение эрудиции тут не решает дело. Чрезмерная эрудиция даже затуманивает личные приоритеты — понимание того, что необходимо именно тебе.

По большому счёту, ориентиры нужны, чтобы противодействовать злу, хаосу, энтропии, разрушительной силе, противостоящей созидательному бытию. Чтобы опираться на созидательные силы, понимать или чувствовать их роль в твоей жизни. Чтобы отличать подлинное созидание от его имитации и фальсификации. Чем лучше ориентируешься в жизненном мироустройстве, чем настойчивее действуешь согласно найденным ориентирам, тем мощнее твоё противостояние злу, каким бы слабым это противостояние ни выглядело по-житейски.

Можно сказать об этом и менее патетично. Поиск ориентиров — такая же естественная и необходимая процедура, как чтение инструкции для сложного устройства, с которым хочешь успешно работать. Только жизнь идёт независимо от того, вчитываешься ли ты в подсказки по эффективному обращению с собственным существованием. Порою, махнув рукой на эти подсказки, действуешь наугад, методом тыка. Но тогда многие ключевые свойства жизни могут так и остаться для тебя туманными предположениями или вовсе неизвестными обстоятельствами бытия.

Под лежачий камень ориентиры не стекаются.

Поиск ориентиров нужен для определения своего пути и для возможности держаться его, несмотря на те или иные помехи к этому. Нахождение пути и его уточнение по найденным ориентирам — это единый процесс, который не всегда можно разделить на два последовательных этапа. Движение нуждается в ориентирах, но и для обнаружения ориентиров нужно находиться в движении. Под лежачий камень ориентиры не стекаются.

Но где же их искать? В окружающем мире? Этим трудно ограничиться, потому что многое зависит от восприятия наружного мира. Значит, внутри? Недаром с античных времён звучит призыв «Познай самого себя». Но и это невозможно сделать изолированно от внешней жизни: слишком всё взаимосвязано… Однако можно сказать уверенно: есть смысл заниматься постоянным поиском ориентиров и нет смысла брести по жизненному лесу наугад.

Существуют замечательные общечеловеческие ориентиры, которые помогают не заблудиться в чаще. Но даже они не всегда универсальны. Что же до примет, определяющих твой личный путь, они неминуемо будут уникальными тем в большей степени, чем дальше продвинулось формирование твоей самобытной личности.

Вот ещё интересный вопрос: как отличить верные ориентиры от мнимых? Что ж, человек снабжён важными свойствами, которые позволяют ему замечать это различие: разумом (выстраивающим и улавливающим), этическим чувством (совестью), чувством призвания, другими значительными для него чувствами. Пока он недостаточно озабочен проблемой поиска и различения ориентиров, пока не обрёл навыков к этому, ему готовы помочь идеологии и церкви, общественная мораль, да и сам уклад окружающей жизни. Но выбирать себе помощника или ориентироваться на свой страх и риск — дело твоей свободной воли.

Найти прочную опору для очередного шага — это тоже ориентир.

Человек по природе склонен к приметчивости — по отношению к тем сторонам жизни, которые ему небезразличны. Об этом свидетельствуют народная наблюдательность: приметы, пословицы и поговорки, некоторые другие виды фольклора… Но чем дальше идёт в своём развитии отдельный человек, тем больше он вынужден не просто пользоваться приметчивостью, накопленной предками и окружением, а усиливать собственное внимание к жизни — соответственно своим главным интересам. И многое из привычного — преодолевать, побеждая инертность ради того, что важнее привычного. Формируя свои приоритеты, стремясь узнавать среди примет пути наиболее важные, относящиеся к тебе, к твоему пути, твоему участию в таинстве жизни. Ты не можешь знать, знаешь ли ты самое главное из того, что нужно для твоего движения по жизни. Но можешь постараться определить самое главное из того, что знаешь.

При этом надо отличать ориентир от цели. Иначе все моряки, ориентирующиеся по звёздам, были бы звездоплавателями.

Цели вызревают в тебе, это часть становления личности. Ориентиры играют вроде бы вспомогательную роль. Но существуют и ориентиры, участвующие в формировании цели. Они как бы разворачивают тебя и ставят лицом в нужном направлении, чтобы ты её увидел. Тогда ты её замечаешь и осваиваешь способы продвижения к ней.

В какой-то период ориентиры могут оказаться для человека даже насущнее цели. Ведь именно они помогают ему двигаться по своему пути. Это движение и есть жизнь. А цель… Цель может со временем измениться.

Найти прочную опору для очередного шага — это тоже ориентир. Не очень далеко устремлённый, но практичный.

Не пренебрегай помощью в ориентировании, но пропускай её через свою душу.

Людей, которые могут особенно помочь с поиском, выбором или освоением ориентиров, мне нравится называть ориентаторами. Их надо искать, а нередко — просто узнавать, когда судьба заботливо тебе их посылает.

Немало помогают в ориентировании и другие, самые разные люди. Даже чей-то пример — это поведенческий ориентир. Правда, дело ещё и в том, ведёт ли он тебя по твоему пути или предупреждает: осторожно! сюда лучше не сворачивать.

Да и вся культура человечества готова помогать тебе искать ориентиры — насколько ты готов этим воспользоваться. Но чтобы поиск ориентиров не заканчивался нахождением дезориентиров, не стоит предаваться излишней доверчивости. Ориентиры необходимо сопоставлять друг с другом, внутренне увязывая найденное и углубляя его постижение. Ведь существенная роль ориентиров — в том, чтобы они подтверждали друг друга. Тогда у нас есть не только направление, но и уверенность в нём. Пусть найденные ориентиры помогают поиску новых. Ведь те и эти — приметы твоего единого пути.

Не стоит забывать и о том, что в нашем внешнем и внутреннем ориентировании (постараюсь рассказать об этом в отдельном письме) активно участвуют два мощных потока сил. Каждая из этих сил готова нам помочь, но мы не всегда можем оперативно оценить возможности и цену этой помощи. Это ставит человека перед выбором: с какими из этих сил он сотрудничает, сопротивляясь натиску других.

Одна группа сил — это мировоззренческие и религиозные учения (им тоже будет посвящено отдельное письмо). Другая — это организации и социальные образования (это тема ещё одного письма). Среди тех и других не так-то просто выбрать помощников, а иногда нелегко и сохранить за собой право на самоопределение.

А пока, друг мой, предложу тебе на прощание напоминалку, которую я придумал для себя. Может, и тебе она подойдёт?

Примечай необходимое, примечай главное, примечай развивающее, и твой путь по жизненному лесу будет гораздо интереснее. Можно даже сказать — примечательнее.

Росток из семени

Письмо о стремлении становиться

Друг мой, меньше всего мне хочется учительствовать перед тобой. Говорю об этом сразу, потому что не хочу, чтобы тема сегодняшнего письма вдруг навела бы на такую мысль. Когда речь идёт о становлении собой, цель моя не в том, чтобы поведать тебе о становлении тобой, — это было бы смешно. Всё здесь — результат раздумий о том, как мне самому становиться собою. Письмо, которое ты читаешь, — часть самой этой работы. Она включает и то, что мне удалось понять с помощью своих ориентаторов, то есть авторов, которых я читал, и людей, с которыми общался. А пишу — в надежде на то, что какие-то мысли помогут и тебе.

Так что если заметишь у меня потуги к поучительству, то посмейся над ними. Или отложи письмо в сторону. Или сам решай, что с ним делать.

Стремление становиться — главная энергия жизни.

Для живого существа стремление становиться — это естественное преодоление инертного «быть». Для человека стабильность без развития становится тормозом. Это существование вместо жизни, это смерть до смерти. Это пренебрежение главной энергией жизни.

Хотя стремление становиться свойственно всякому живому существу, однако нам оно интересно именно как человеческая особенность. Когда это уже не только следование природному инстинкту растущего или выживающего организма, но ещё и духовное его продолжение. Самопреодоление себя-вчерашне-го и протягивание руки себе-завтрашнему.

Для человека стремление становиться является самым динамичным проявлением внимания к жизни и общения с ней. Это стремление лежит в основе развития дружбы с жизнью.

«Как, всё время стремиться? — можешь спросить ты. — Непрерывно, без всякой передышки?..». Не будем утрировать. Обычно передышек у нас намного больше, чем стремления. Однако и всякий час спокойной жизни полезно рассматривать как возможность собирать силы и умения для одной из тех обострённых ситуаций, которые могут случиться в любой момент без специального предупреждения.

Но главный вопрос в том, куда же стремиться.

Общий принцип — становиться собой как можно лучше.

Стремиться есть куда. Доброжелательно (а лучше — любя) вглядываясь в любого человека, можно представить себе, каким он мог бы стать при максимальном осуществлении своих возможностей. Или, иначе говоря, — каков его прообраз. Есть прообраз и у тебя самого.

Именно о движении к своему прообразу можно говорить как о стремлении становиться собой, собой-настоящим. Это значит стараться угадывать, кто ты, и делать всё, чтобы осуществлять свои догадки. Значит, строить и укреплять в себе главное, сопротивляясь мешающим потокам неглавного.

Быть собой как можно лучше — общий принцип, смысл жизни. Но начертать его как девиз мало. Надо всю жизнь в него углубляться, расшифровывать его для себя. Становиться собой — может быть, главный предмет, который стоит преподавать в любой школе. Успевать по этому предмету не означает быть лучше всех остальных. Это развитие собственной природы, собственной личности. В этом можно соревноваться только… с кем? — верно, с самим собой. Только ты сам знаешь, насколько справляешься с этим. В любом случае становиться собой как можно лучше — самая мощная стратегия!

Надо встряхивать себя почаще.

Одно затруднительное обстоятельство встречает поначалу каждого из нас. Это кажущаяся обычность, которую необходимо преодолеть, чтобы стать таким, каким должен быть, — уникальным. Да и не только обычность, есть много других видов душевной инертности, которая присутствует в нашей земной жизни всегда — так же, как тяжесть тела. Умение преодолевать её — важнейший жизненный навык. Но преодоление это всегда частично.

Как известно из психологии, существуют разнообразные мотиваторы и демотиваторы. Но когда возникают проблемы и демотиваторы могут стать сильнее мотиваторов, необходимы ещё и устремляторы, позволяющие преодолевать демотивационные препятствия. Каждый из нас безмерно богат, но не каждому удаётся осознать своё богатство, а тем более успешно с ним управляться. Что ж, управителей со стороны не наймёшь. Жизнь приходит и уходит. Успеешь ли в этом промежутке стать по-настоящему живым?..

Инертность — это невосприятие, отторжение тех сил, которые тебя тормошат и побуждают, отгораживание от них. Цепляться за то, чтобы быть собой, то есть оставаться привычным самому себе, — это значит тормозить становление собой, то есть стремление к наилучшему варианту личности.

Не знаю, как у тебя, друг мой, но у меня и тело, и мозг готовы начать лениться, как только сойдёшь с пути внутренней устремлённости на обочину. Хочется не забывать про это, вот только не всегда получается. Стоит сосредоточиться на уже достигнутом, и сразу ощущается вес собственной индивидуальности, который усиливает житейскую устойчивость, но мешает взлёту. Очень даже просто притормозить себя-сегодняшнего собой-вчерашним. Конечно, себя-вчерашнего не надо забывать, но не переставать тянуться к себе-завтрашнему.

Лечебные капли — и те надо встряхивать перед употреблением. А себя употребляешь каждый день, каждый час, каждую минуту. Так что надо встряхивать себя почаще!.. Даже овладевать искусством самопровокации, побуждая к пробуждению, к очухиванию, к спохватыванию. Наверное, стремление и есть цепочка спохватываний. Инертность связана с их недостаточностью.

Может быть, у человека одна главная забота: как становиться собой.

Становиться собой бывает не только хлопотно, но иногда и страшно. Ведь идёшь навстречу новым требованиям к себе, и это поначалу болезненно. Встаёшь перед лицом Высшего, перед бездной Тайны. Но чем страшнее, тем необходимее это постоянное становление. Может быть, вообще одна забота у человека: как становиться собой?.. А все остальные вытекают из способов её решения.

Способов пробиваться к себе, формировать себя, зарабатывать себя — множество. Лишь бы хватило энтузиазма искать, пробовать, осваивать. Более того — прорываться! Сквозь мелкие и крупные препоны, сквозь лень, сквозь эгоистическую самость…

Рост и развитие в детстве и отрочестве подсказывают нам, что становиться — естественно. Постепенно эстафету развития всё больше перенимает душа. И хотя с течением возраста сильнее подступает искушение отказаться от становления, сосредоточив все силы на сохранении привычного, но с этим искушением стоит побороться.

Взрослея или старея, переходя из возраста в возраст, не будем упускать возможности теперешнего этапа — того, на высоте которого находишься. Впрочем, полезно подумать и о прошлом, и о будущем, чтобы лучше узнать себя в сегодняшнем дне.

Уметь давать себе задания так же важно, как уметь выполнять их.

Научиться делать что-то для саморазвития — лишь первый шаг. Приучить себя это делать регулярно — второй шаг. Хранить смысл и радость деланья — третий; каждый день совершаешь его заново.

Хочется уметь увеличивать всё важное и уменьшать второстепенное. Это можно делать с двух сторон: с житейской, со стороны внешнего мира, и со стороны внутреннего мира, то есть своего отношения к важному и второстепенному. А лучше — с двух сторон. Но в целом стоит учиться смягчать внешние ситуации и заострять внутренние.

Есть умения, которые делают жизнь удобнее, но отягощают душу. Например, умение хитрить. Готов ли ты от него отказаться?.. Я бы хотел утратить такую способность, но не получается. Быть простодушным легче, чем стать им. Хитрость так же способствует комфорту, как материальная обеспеченность (кстати, иногда нужно больше ума и воли, чтобы воздерживаться от зарабатывания денег, обеспечивающих комфорт, чем для того, чтобы добывать их).

…Есть ещё и другие люди — окружающие тебя или просто присутствующие в твоей жизни. Нелегко пробиваться к себе через их восприятие. Через то, как они видят тебя. Вместе с тем человеку свойственно «выступать» перед другими, стараться выказывать те или иные свойства. Обычно это не притворство и не позёрство, а старание быть лучше, чем в одиночестве. То есть другие становятся стимулом для мобилизации сил.

Но всё-таки главная движущая сила сосредоточена в тебе. Уметь давать себе задания столь же важно, как уметь выполнять их. А ещё важнее уловить те импульсы, которые приходят Сверху или Изнутри, что нередко одно и то же.

Самобытность расцветает в творчестве и угасает в самодовольстве.

Становиться кем-то (по профессии, по карьере, по общественной известности) и становиться собой — разные по смыслу цели. Важнейший нерв становления именно во втором подходе. При этом себя нужно сохранять, но не жалеть. Развивать, но не насиловать. Уважать, но не почитать. Если занят тем, чтобы становиться собой, отношение к себе, к своей самости, уходит на второй план.

Стремление — это осуществление ориентации в чистом виде. Превращение судьбы в стрелку компаса и в движение по этой стрелке. Это цепочка внутренних побед даже при внешних поражениях. Опережающее стремление обеспечивает скорость. Но стремление, оторвавшееся от реальности, приводит к замедлению и пробуксовке.

Быть собой, естественным и непринуждённым, — то, что можно назвать творчеством самовыражения, жизнетворчеством, — большая ежеминутная работа. Быть каким попало намного легче. Самобытность расцветает в творчестве, угасает в самодовольстве и становится уродливой в самодурстве. Чтобы становиться оригинальным, надо перестать оригинальничать. И дорожить всякой искрой своего стиля, вспыхнувшей от потребности души. «Быть собой» вбирает в себя представление о личности и о свободе её осуществления. «Как можно лучше» говорит нам о творческой стороне жизни.

Счастлив тот устремлённый, кто не может осуществить всё желаемое. Значит, пространство его стремлений — просторно.

Становление собой — это переход от индивидуальности к личности.

Становление — это ещё и переход от индивидуальности к личности, работа по обретению и развитию душевной цельности. Обретение той уверенности в себе, которую создаёт опора на своё личностное начало, сознание своей уникальности в контексте мироздания. Такая уверенность не имеет ничего общего с самоуверенностью, замыкающей сознание на своей индивидуальности, отгораживающей от Тайны, препятствующей усвоению нового.

Становясь личностью, поворачиваешься к жизни лучшими своими сторонами. Учишься отвечать за себя, а через это — отвечать за весь мир. Учишься отличать светлую энергию от тёмной. Учишься воплощать свои силы в любовь, а не вкладывать их в отторжение и озлобленность. И отучаешься от самодовольства.

Стремление становиться побуждает человека к собиранию личности, к освоению творческих путей, обеспечивающих реализацию этой личности и к осмысленному восхождению по возрастам, вплоть до момента перехода в иную реальность.

Но мы пока не будем, друг мой, заглядывать так далеко. Давай будем с тобой становиться, а дальше посмотрим — что из этого получится. Думаю, что если научимся этому, становиться собой, то и останавливаться уже не захочется.

Взаимодействовать или привередничать?

Письмо о сотрудничестве с судьбой

Здесь мне хочется, друг мой, поговорить с тобой кое о чём очевидном и вместе с тем непостижимом — о судьбе. Очевидно, что у каждого человека есть судьба, хотя бы как траектория прожитой жизни. Однако это и нечто большее. Непостижимым образом судьба взаимодействует с обстоятельствами нашей жизни и с нашими собственными усилиями, скорее намечая, чем предопределяя дальнейшую траекторию. Но, при всей её непостижимости, можно всё-таки, опираясь на уважение к жизни, разуму и Тайне, попробовать понять или почувствовать что-то существенное, относящееся к судьбе и к себе самому, вовлечённому в её течение.

Судьба — таинственное взаимодействие желаемого с происходящим.

К дружбе с жизнью эта тема имеет непосредственное отношение. Можно считать, что судьба — это и есть наши личные отношения с жизнью: мои или твои. И сотрудничество с судьбой становится самым естественным выражением этой дружбы. Но если искать уточняющие определения, я скажу, что судьба — это таинственное взаимодействие того, что ты хочешь, с тем, что с тобой происходит. А с писательской точки зрения, судьбу можно назвать повествованием для главного героя, который имеет немало возможностей влиять на сюжет.

Конечно, любая жизнь полна неизмеримого количества событий, и уверенно отметить все те из них, которые и есть судьба, вряд ли получится. Лишь немногие из них мы можем назвать судьбоносными, да и то, чаще всего, не сразу это замечаем. А сколько поворотных точек нашей собственной судьбы остаётся вообще тайной для нас!..

Вот почему человеку нужен некий обобщающий образ динамической составляющей его индивидуальной жизни, этот образ и можно назвать судьбой. Можно воспринимать его так же персонифицировано, как и образ самой нашей жизни, с которой ищешь дружбы.

Образ судьбы помогает многим людям, друг мой, поможет и нам с тобой. Он пригодится, чтобы помнить о том, что твоя судьба решается каждый день, только не всегда это замечаешь. Чтобы понимать, что взаимодействуешь со своей судьбой уже потому, что живёшь, и стоит позаботиться о качестве этого взаимодействия. Чтобы не обзывать свою судьбу злосчастной и не отлынивать от сотрудничества с ней — ведь мы далеко не всегда знаем, что и как развернётся дальше.

Прошлое не окажется напрасным, если смысл его, наконец, усвоен.

Судьба — та сторона жизни, которая относится именно к тебе, это твой поток существования. Это индивидуальная возможность стать личностью, маршрут к себе-настоящему. Способ быть собой в доставшемся тебе бытие, твой ракурс вселенской жизни.

С критичной точки зрения, можно назвать понимание судьбы её интерпретацией, но суть не в названии, а в том, что это важная работа для человека, помогающая ему определиться в жизни, — понимать (или интерпретировать) свою судьбу.

Сотрудничество с судьбой не является чем-то мистическим или безличным. Оно начинается с понимания себя в человечестве, среди людей. Люди — полномочные представители человечества в твоей судьбе. И ты играешь такую же роль по отношению к тому или иному конкретному человеку.

Понимание того, что все наши действия — это взаимодействия с жизнью и судьбой меняет само смысловое насыщение нашего поведения. Постепенно начинаешь осознавать внутреннюю ответственность за всё, за любой свой микропоступок.

Постепенно всё лучше начинаешь понимать ещё одну сторону образа судьбы: её обучающее воздействие. Как при любом другом обучении: чем живее реагируешь на указания судьбы, тем меньше она должна вдалбливать их в тебя. Причём чужие судьбы — это ещё и остерегающие или указующие знаки для тебя.

Ситуации, в которые я оказываюсь вовлечён, всё чаще представляются мне своего рода испытаниями. В ситуациях, которые я наблюдаю, всегда присутствует поучительный оттенок. Так ли это, невозможно знать наверняка, а тем более доказать кому-то. Но сам я чувствую, насколько мне полезно к ним так относиться.

Судьба — учитель, а не оправдатель. Прятаться за её спиной (мол, такова моя судьба) бессмысленно. Это значит пренебрегать её уроками. А если не пренебрегать, то начинаешь замечать: всё, с чем встречаешься в жизни, — для освоения или для преодоления. Но и к преодолению путь лежит через освоение, через усвоение уроков судьбы.

Когда дела идут не так, как хочется, уже можно задуматься, так ли я это делаю, да и вообще — того ли я хочу добиться. Когда в мою жизнь вторгается неожиданность, я стараюсь вспомнить, что это, кроме всего прочего, — урок подвижности для души. Когда события (действия судьбы, на которые надо откликнуться), побуждают меня к решительным поступкам, я чувствую, что судьба отучает меня от затянувшегося инфантилизма…

Мостики, по которым нас старается провести судьба, лучше видны, когда они остаются позади. И порою обидно, оглядываясь, рассмотреть призывы, на которые не отреагировал, и соблазны, на которые повёлся. Но пусть это обидное поможет сейчас! Поможет принимать призывы и уклоняться от соблазнов. Прошлое не окажется напрасным, если смысл его, наконец, усвоен.

Уроки и испытания, которые нам предлагает судьба, построены так, что нужно и сдавать экзамен, и самому оценивать его результат, и намечать пути повышения своей успеваемости.

Не успеха правильнее желать человеку, а того, что для него лучше.

Сотрудничество с судьбой — дело естественное. Это стремление и умение так поставить свои паруса, чтобы правильно использовать всякий порыв ветра. А штиль послужит временем для созерцания и для обдумывания будущих маршрутов.

Каждое из моих намерений или мечтаний — всего лишь моё пожелание к собственной судьбе. Ответом судьбы станет степень осуществления этого желания. Но ответ зависит и от моей настойчивости. Своим действием или бездействием мы всегда участвуем в сюжете своей судьбы. И никогда не определяем её полностью сами. Значит, наше дело — учиться быть соавтором.

Наше соавторство подразумевает моё внимание к сигналам и моё желание учиться реагировать на них. Ведь судьба часто намекает, нередко побуждает, но иногда прибегает и к силовому воздействию. Нужно ли его дожидаться — или лучше прислушиваться к намёкам?.. И заранее готовиться к возможным вызовам судьбы?..

«Пожелайте мне успеха!» — просит человек тех, кто сочувствует ему. На самом деле надо бы сказать: «Пожелайте мне того, что лучше для нас с моей судьбой». Но, боюсь, доброжелателей сильно удивила бы такая замысловатая просьба.

Ещё хочется научиться не жалеть о времени, потраченном на то, что мне кажется отвлечением от главных дел, — если к этому отвлечению привлекает судьба. Ведь надо дать паузу своим делам, целям и мечтам — для роста корневой системы, для новых душевных всходов.

Но самому — стараться не отвлекаться. Мы с делом делаем друг друга, но оба результата зависят от меня. Стараться не позволять своей инертности мешать потоку, которым увлечён, нести тебя в нужном направлении. Стараться избегать внутренних бурлений, завихрений и замутнений в дополнение ко внешним. Гармония — это способность быть естественной частью происходящего.

Жалобами мы утрудняем свою жизнь, а не облегчаем.

Судьбу не надо испытывать на прочность. Это её прерогатива: испытывать на прочность нас. Тем более не стоит сетовать на неё. Жалобами и ссылками на обстоятельства мы утрудняем свою жизнь, а не облегчаем. Обстоятельства — не предмет для досады, а условия задачи для осуществления твоих намерений или подсказки к изменению этих намерений. Дружба с судьбой начинается с того, чтобы поменьше ныть, поменьше оправдываться и поменьше выжимать жалость из окружающих.

Беспокойство? Это недоверие судьбе, сопровождаемое чрезмерным доверием своему умению оценивать ситуацию. Привычка к тревожным состояниям поддерживается нежеланием всматриваться в глубинный смысл происходящего. Неспособностью осознать, что страдание — необходимый элемент подлинного существования. По крайней мере, если речь идёт о земной жизни.

Слабости организма? Это призыв к силам души.

Неприятность? Это не отсутствие приятности, а решение судьбы. Так сказать, судебное решение, из которого приходится делать выводы.

Несчастный случай? Парадокс в том, что он далеко не всегда случаен и не всегда несчастен по своим последствиям, хотя нам не дано проследить их полностью.

Когда судьба лишает нас чего-то окончательно, у нас нет выбора — расстаться или сохранить. Однако наш выбор в том, как именно мы сохраним это дорогое в своей жизни после того, как оно утрачено.

Мучительные переживания настоящего и прошлого можно растравливать сокрушениями, а можно переводить в нечто созидательное, поучительное для себя. Но со временем настаёт пора переходить к другим урокам.

Только мы сами можем исказить свою судьбу и пренебречь своими возможностями.

Судьба — это русло реки возможностей, русло для импровизаций. Это не принуждение, а берега свободы. Только мы сами можем сделать возможность невозможной. Исказить свою судьбу и пренебречь своими возможностями — увы, это многим из нас удаётся прекрасно.

Чем активнее твоё сотрудничество с судьбой, тем ты свободнее. Чем оно слабее, тем чаще судьба принимает облик Рока, который уже сам диктует тебе условия существования. Так что сотрудничай с судьбой, чтобы не рабствовать ей.

Можно ли избежать трудностей, решает судьба. Можно ли преодолеть их, решать вместе с ней — тебе. То, что мы принимаем за неотвратимость, может оказаться всего лишь неотворотимостью, которую, постаравшись, всё-таки можно отворотить.

Кроме всего прочего, сотрудничество с судьбой означает готовность быть собой во всеобщем узоре. Участие в симфонической работе вселенского оркестра, где каждый музыкант, даже солист, может не послушаться дирижёра, но всегда с ущербом для музыки.

Но когда видишь или догадываешься, чему судьба учит другого человека, это не даёт тебе права подчёркивать ему это как некую назидательную мораль. Судьбе не нужны резонёры. Они лишь ухудшают качество обучения. Другое дело, если человек сам обращается к тебе за помощью, просит помочь сориентироваться в происходящем. Тогда вы оба равноправные ученики, разбирающие материал урока.

Нужно, чтобы человек нуждался именно в том, что ему нужно. Иначе он будет ускользать от необходимых ему вещей. Кто и как вырастит в нём эту потребность? Только судьба. Самонадеянно было бы примерять на себя роль спасителя. Да и разве хватит духа пожелать человеку таких болезненных испытаний, которые, как потом становится ясно, сделали его намного лучше?.. Несчастье сдирает шкуру с души. И замечаешь вдруг беззащитного, неуверенного, но настоящего человека, которого скрывала эта шкура. Можешь помочь чем-то, посочувствовать, но не ты назначаешь главные уроки, не тебе и принимать экзамен.

Жизнь большинства других людей мы лишь наблюдаем. Участие в чьей-то жизни — это всегда задание судьбы, и не надо им пренебрегать. Поучаствовать в помощи кому-то — это призыв, дающий тебе особый шанс, хотя ты свободен согласиться или отказаться. Сколько бы людей ни зависело от тебя, надо помогать им и помнить про то Высшее, от которого они зависят на самом деле. Как и ты сам.

Принимать свою судьбу — великое искусство.

Судьба действует с виртуозной точностью, имеющей вид случайности. Наша забота: постигать — или хотя бы признавать — осмысленность её действий, несмотря на этот кажущийся случайным облик происходящего. И стараться быть благодарными судьбе и жизни — независимо от того, счастлив ты или несчастлив.

Если счастлив и считаешь, что быть благодарным нет оснований, поскольку ты счастлив вопреки обстоятельствам, то значит — не на те обстоятельства смотришь. Не преувеличивай роль своих достижений. Достижение, если вслушаться в слово, это всего лишь приход туда, куда стремился и чего достиг. Не приписывай себе всё остальное. Никогда не воспринимай то, чем тебя радует жизнь, как награду за свои свершения. Всегда — как аванс, как кредит, как силы на то, что ещё предстоит совершить.

Когда ты несчастлив и всё плохо, становится понятно, что же всё-таки по-настоящему хорошо. Само это понимание многого стоит, и оно тебе ещё пригодится.

Принимать — великое искусство. Принимать другого человека, принимать решение в нужный момент, принимать свою судьбу… А смириться с неисправимым — не означает спасовать перед ним. Это мужество чтить Тайну, каким бы ни был её облик.

На прощание, друг мой, попробую подытожить: давай не претерпевать события и не удручаться ими, а внимательно и старательно соединять желаемое с происходящим. Давай обеспечивать взаимодействие того, чего мы хотим, с тем, что происходит. И помнить о том, что судьба не может быть неосуществившейся. Это свойство лишь наших несовершенных представлений о ней.

Примерить сказанное на себя

Письмо о практике уважения к жизни

Приветствую тебя, друг мой, в надежде, что не утомил ещё своими письмами из внутренних путешествий. Хотя как не утомить? Все они требуют твоего внимания и стараний перепримерить сказанное — от моей жизни к твоей.

Особенно эта перепримерка касается практических воплощений того, о чём говорится образно или умозрительно. Ведь у каждого свои обстоятельства жизни, значит и выглядеть наши практические приложения буду по-разному. Но всё же давай попробую выразить свои соображения, а ты примеришь их к своим.

Вот, например, приметчивость. Житейская, бытовая приметчивость доставляет человеку (мне, во всяком случае) особое удовольствие. Заметить, где быстрее движется очередь в кассу, суметь выбрать оптимальный маршрут передвижения, знать грибные места… мало ли подобных радостей, — всё это обычно на какую-то крупицу улучшает настроение. Так и должно быть. Возможно, стоит даже совершенствоваться в этом. Вглядывание в приметы более высоких уровней напряжённее, оно требует более пристального внимания, а затем и размышления, оно порождает чувство ответственности, а это непростое переживание. Но чем выше уровень, тем важнее наша приметчивость. И к этому тем более стоит приучать себя.

Вот тут-то и начинаются практические приложения. Например, чтобы лучше ориентироваться в людях (а это составляет немаловажную часть приметчивости), очень полезно освоить какие-то элементы физиогномики, знать про языки тела, учиться искать приметы характера в особенностях речи и стилистике мышления (которое проявляется не только в словах, но и в поступках). Даже азы графологии могут сослужить свою службу.

Овладевать ориентированием в жизни вообще можно по разным направлениям, начиная с внешних примет, со скаутских навыков следопыта и разведчика. Но если говорить о том, что связано с мировосприятием и мировоззрением, тут необходимо начинать с себя, с внутреннего мира. С присматривания к тому, чем окружение наделило твой внутренний мир в раннем возрасте, пока ты ещё не мог заняться этим сам, — для того, чтобы в дальнейшем самоопределяться по-своему.

А дальше тебя ждёт ориентирование среди внутренних представлений — с помощью философских подходов (хотя бы с какими-то из них очень даже интересно познакомиться!), с помощью религиозных учений (надо же поинтересоваться и этими системами взглядов на мир). При этом нужно развивать в себе — и это тоже часть ориентирования — сочетание внутренней устойчивости по отношению к внешним поучениям с умением учиться тому, что представляется достаточно важным. Полное игнорирование чужих взглядов или направленность внимания на второстепенные явления, не ведущие к верхним уровням смысла, пренебрежение главными приметами жизни мешает нам обзавестись полноценными ориентирами.

Как ты уже понял, друг мой, не берусь рекомендовать тебе все эти практики скопом или пытаться угадать, какие из них тебе особенно нужны. Моё дело, основываясь на своём опыте (наверняка тоже далеко не полном), лишь навести тебя на мысли о том, что может пригодиться тебе для приметчивости и ориентирования.

Та же оговорка относится и к следующей порции практических приложений — тех, что связаны со стремлением становиться собой как можно лучше. Всё-таки самое главное — чтобы это стремление у тебя было. Тогда ты можешь додуматься до многого такого, что мне и в голову не приходит.

Стремление становиться тесно связано с приметчивостью. Она нужна и во внутреннем мире (так что важно найти такие способы её усовершенствования, которые нужны именно тебе), и во внешнем (где она помогает определять пути осуществления своих стремлений).

Чтобы становиться личностью, нужно представлять себе, что это такое. Для этого нужны примеры, которые помогут тебе: их дают жизнь, история, литература, другие виды искусства. Лишь от тебя зависит, насколько ты будешь искать эти уроки, насколько сумеешь их усвоить, применить к себе.

Чтобы становиться самим собой, нужно найти своё призвание. Часто для этого приходится пробовать себя во многом, обретать различные навыки, получать необходимые знания. А если призвание ещё не нашёл, искать снова и снова.

Чтобы становиться как можно лучше в своём призвании, или в поисках его, нужно открывать свои творческие пути, потому что именно творчество поднимает человека над самим собой, над его самостью. Здесь нужно и внимательно смотреть на творчество других, и забывать про него ради собственных находок.

Чтобы сам возраст работал на твоё становление, нужно учиться с годами набирать высоту, а не утрачивать её. И здесь нужно искать примеры, знания и собственные приёмы развития. Чтобы всё это шло в дело, практически работало на стремление становиться.

Осталось сказать о практических сторонах сотрудничества с судьбой, которое служит концентрированным воплощением внимания к жизни и общения с ней. Которое создаёт и поддерживает равновесие между созерцанием и деятельностью. Без которого не может быть полноценной дружбы с жизнью.

Не стоит считать образ судьбы чем-то абстрактным. Этот образ может стать главным средством взаимодействия с жизнью. Поэтому нужно его углублять и использовать. И впитывать его обучающее воздействие. Вглядываясь в чужие судьбы, реальные или художественные, делать выводы для себя. Вглядываясь в события своей жизни, прошлые или недавние, стараться осмыслить их и разглядеть общую линию судьбы. А если что-то идёт не так, рассмотреть и пересмотреть свои приоритеты.

Понимая, что твоя судьба осуществляется среди других судеб, необходимо осваивать личностные, культурные и педагогические взаимосвязи с другими людьми. Средств общечеловеческой культуры предостаточно, надо лишь выбирать наиболее нужное тебе. Чтобы быть в гармонии с происходящим, быть его естественной частью — даже если возникает противоборство сил. Развивать гражданскую готовность к выбору своей позиции в той ситуации, которую ставит перед тобой общество.

Ещё одна практическая сторона сотрудничества с судьбой — в том, чтобы самому быть её инструментом. Учиться узнавать необходимость своего участия в жизни другого человека: не назиданиями, а сочувствием и помощью, передачей жизненного опыта тому, кому его пока не хватает. Если недостаточно природного педагогического чутья, нужно овладевать педагогическими принципами, не дожидаясь, пока они понадобятся конкретно, потому что это не всегда предсказуемо.

Как бы ни выстраивалась твоя судьба, чувствуешь ты себя счастливым или нет, нужно привыкать быть благодарным ей. Игра простодушной девочки Поллианны из романа Элиноры Портер может послужить простейшей иллюстрацией и практической подсказкой к такому подходу.

Напоследок, друг мой, хочу обратиться к тебе с личной просьбой. Давай видеть наше сотрудничество с судьбой и в этих письмах, в том, что я пишу их, а ты читаешь. Точнее, моё сотрудничество — с моей судьбой, твоё — с твоей, а наше — с общечеловеческой. Будет такое сотрудничество полезным или не очень, но нам обоим важно стараться. Я постараюсь написать, каковы бы ни были препятствия к этому, а ты — прочитать, каким бы ни было твоё восприятие. Если же оно оно окажется не вовсе равнодушным или вообще отрицательным, если ты готов к новой порции писем, то — до новой встречи, до следующего путешествия.

Путешествие четвёртое. Уважение к разуму
и три качества мышления

Мышление в аксиомы не втиснуть

Письмо о трёх путях осмысления

Мне кажется, нам обоим полезно будем припомнить, что же мы успели повидать в предыдущих путешествиях.

Заодно позволю себе сказать несколько слов о давней предыстории. Тогда я ещё учился на мехмате, но уже понял, что математика из меня не получится. Понял, что гораздо важнее для меня то мышление о мире, которое называют философией. И даже попытался перейти от чтения философов к изложению того, что мне удалось понять под их мощным воздействием. «Аксиомы мышления» — так называлась моя первая работа (на пяти машинописных страницах). Только ради названия и упоминаю об этом.

С тех пор прошло почти полвека, а мой интерес к мышлению ничуть не угас, скорее разгорелся. Потому что чем больше здесь понимаешь (с помощью этого самого мышления), тем больше остаётся загадочного и меньше аксиоматичного.

Теперь вернусь к началу этой книги. Вступительные письма составили первую главу (первое путешествие). На этот раз мне уже не хватило пяти страниц даже для предварительного изложения намерений, хотя я изо всех сил стараюсь быть кратким.

Во втором путешествии мы встретились с образом дружбы с жизнью как ключевым подходом к формированию мироощущения, а также с тремя великими уважениями: к жизни, к разуму и к Тайне. Третье путешествие было посвящено уважению к жизни. Или, более конкретно, вниманию к ней и тому общению с жизнью, в котором неминуемо находится человек, не всегда придавая ему достаточное значение. И трём движущим усилиям, направленным на это.

Сейчас же мы углубимся в тему уважениия к разуму, которому было уже посвящено отдельное вступительное письмо. Речь пойдёт о трёх главных путях осмысления жизни, которым хочется уделить особое внимание:

— Осмысливающее зрение.

Прежде всего, это о сочетании двух особых свойств разума: о его способности вглядываться в явления жизни и вместе с тем озарять их неким светом, без которого их не разглядеть. Но также и о многих других свойствах — может быть, не менее значительных. Например, о различии между рациональным и образным мышлением.

— Развороты самовосприятия.

О тех различных подходах, с помощью которых человек составляет то или иное представление о себе. О том, как мы пользуемся такими самопредставлениями по ходу жизни. И о том, сходятся ли они к чему-то единому или человеку полезно взглянуть на себя то так, то этак.

— Увязывание.

Философским познанием занимается философия, но вместе с тем каждый конкретный человек является своего рода философом — хотя бы для самого себя. Увязывание — слово, которым можно обозначить личностную философию, чтобы отличать её от той части культуры человечества, которая сосредоточена на познании профессионально.

Именно сейчас, друг мой, когда речь пойдёт о разуме, я должен признаться, что с первой главы этой книги писем самоуверенно пользуюсь и тем, чего ещё не оговорил достаточно внятно. Лишь вскользь упоминал. Возможно ли полностью рациональное описание этого подхода, пока даже не знаю.

Говорю о двух стилистиках мышления (и, соответственно, изложения своих мыслей): выстраивающей и улавливающей. Одну стилистику (её можно назвать рациональной или логической) традиционно и явно используют все, особенно когда речь заходит о разуме и философии. Другая (можно говорить о ней как об интуитивной или образной) считается недостаточно строгой для столь достойных тем. Мне эти две стилистики представляются полностью равноправными и дополняющими друг друга, поэтому и себя как автора я считаю вправе пользоваться образами, метафорами и догадками, не стараясь (что было бы тщетной затеей) всему придать традиционно доказательный вид. Не начиная, как когда-то, с «аксиом мышления».

Вот, признался. Впрочем, ты наверняка сам уже это заметил.

Постараюсь не раз ещё вернуться к этой теме и надеюсь с разных сторон показать тебе, друг мой, что сторониться улавливающего подхода к мышлению, ограничившись выстраивающим, бессмысленно. Показать, но не доказать.

В заключение напишу и о практических приложениях уважения к разуму, хотя они ни за что не станут практическими для тебя без твоего собственного участия в этом. Ведь то, что я ощущаю как практическое для себя, при попытке передать это другому выглядит довольно абстрактно, пока другой (ты!) не оживит его своим пониманием, пока не наполнит своим жизненным материалом.

Таким образом, план нашего четвёртого путешествия намечен. Кстати, оно уже началось — этим письмом, так что мы уже в пути.

Зрячий свет

Письмо об осмысливающем зрении разума

В одном из предыдущих писем мы говорили, друг мой, об уважении к разуму, об опоре на него. Теперь хочется углубиться в эту тему, вглядеться в неё пристальнее. Остроты ей придаёт то обстоятельство, что предстоит вглядываться именно в то, чем обеспечена сама эта возможность вглядывания, — в наш человеческий разум.

Зрячий свет — это способность наблюдать смысловую сторону явлений.

Любимое моё определение разума метафорично — это зрячий свет. Но рационалист сразу потребует расшифровки. Что за свет? Какие основания называть его зрячим? И я постараюсь объяснить, что имею в виду. Но предупреждаю: смысл этой формулировки можно понять в достаточной мере только через образы, поскольку он уходит в область Тайны. Так что покаюсь перед рационалистом: в чём-то это расшифровка, а в чём-то — зашифровка.

Ключевым для понимания является представление о смысле, которым пронизана вся наша жизнь, замечаем мы его или не замечаем. Разум и есть наша способность замечать этот смысл, наше зрение на смысловой облик вещей и явлений, а также их связей друг с другом. Он служит одновременно и зрением, воспринимающим смысл, и тем светом, который необходим для восприятия смысла. Это воспринимательность плюс понимательность. Возможность восприятия плюс способность понимания. Свет плюс зрение.

Зрячий свет — это метафора, позволяющая нам разумно (не будем путать с «рационально») осмыслить само представление о разуме. Немного другими словами, чтобы уточнить формулировку, можно назвать разум осмысливающим зрением, способностью наблюдать смысловую сторону вещей, явлений и событий. Эта способность соединяет в себе две важнейшие возможности. Одна — возможность самого мысленного зрения, которое лежит в основе мышления. Другая — возможность высвечивания, позволяющего воспринимать смыслы.

Разум — это явление, которое материалист может считать результатом природной эволюции, верующий — Божественным даром. Экзистенциалист может понимать его как возможность для бытия осознавать себя. Агностик — как чисто человеческое свойство неизвестного происхождения. Гностик — как свойство, позволяющее угадывать скрытые значения… Но каждый, как бы он ни интерпретировал разум, пользуется им. В том числе и для своих интерпретаций.

Осмысливающее зрение — это рассматривание человеческой природы с помощью той Природы, которая и обеспечивает такое рассматривание. Это улавливание смыслов, являющихся лучиками Смысла. Это возможность проникновения во все глубины и высоты, на которые хватит дара и дерзновения.

Под лучами разума всё расцветает, как под лучами солнца.

Если спросить ребёнка, чем мы думаем, он скажет: «Ха-ха, головой, конечно», — и будет прав, потому что именно этому мы его научили. Человек постарше ответит: «Разумеется, мозгом», — и тоже по-своему будет прав. Наверное, именно мозг сообщил ему эту важную информацию. Но если вдумываться в тайну мысли глубже, возникает вопрос: ограничивается ли она возможностями мозга? И всегда ли думаю я сам — или иногда правильнее сказать, что думается мною? Отвечает ли на эти вопросы известное Декартово «Мыслю, следовательно существую» или оно всё-таки о другом?..

Парадокс в том, что и Декарт, и любой из нас только с помощью разума может мыслить о разуме, дающем возможность мыслить. Происхождение разума недоказуемо, поскольку судить об этом происхождении может лишь сам разум. Так что разум — точно из области Тайны.

Зрячему свету разума могут помешать (в том, чтобы освещать или видеть) многие обстоятельства психофизиологического характера. Например, затемняющая сознание болезнь… Не в меру разыгравшиеся эмоции… Наркотическое опьянение или одурение… Но даже самые малые блики этого света говорят о его присутствии в нашей жизни. Когда же помех нашему зрячему свету не так уж много, под его лучами всё расцветает, как под лучами солнца. Отличие в том, что разум может ещё и любоваться расцветом.

Мы совсем не знаем, как устроен разум.

Разум — это особая возможность человека, позволяющая созерцать и согласовывать друг с другом явления внешнего и внутреннего мира. Обращая внимание на самого себя, разум может заметить, что его собственная природа отлична, в каком-то отношении, от всего остального, с чем он имеет дело. Нам стоит признать, что у него особая природа, не включённая полностью в ту земную природу, на которой замешаны явления скорее биологического, чем духовного существования. Признать, что мышление не сводится к функционированию мозга.

Мы плохо знаем, как устроен мозг и совсем не знаем, как устроен разум. Заглянуть с помощью аппаратуры в мозг — ещё не значит заглянуть в суть мышления. Разум не просканируешь.

Мозг создаёт условия для работы сознания. Но это не означает, что он полностью её определяет. В ней очевидным образом участвует внешний мир и неосязаемо присутствует гость из области Тайны — разум.

Только разум позволяет нам видеть черты и краски смысла.

Разум — наиболее могущественное средство ориентироваться в окружающей жизни и в собственном внутреннем мире. Хотя многое зависит от нашего умения пользоваться своим мышлением. Осмысливающее зрение даёт нам саму возможность разуметь: вдумываться, замечать и вникать. Выбор и смена ракурсов, степень углублённости в явление, сопоставление вещей и явлений друг с другом — всё это остаётся нашей персональной заботой.

Не будем забывать про два основных свойства нашего мышления: выстраивающее и улавливающее. Про то, что рациональное и внерациональное неразделимы и лишь показывают разные стороны реальности. Что осмысливание идёт как рациональными путями, так и интуитивно-образными. То и другое равно относится к разумному восприятию жизни.

Использование возможностей разума начинается с внимания к самому потоку мышления. Это можно назвать мыслеприимством. Расположены ли мы к нему, любим ли думать или считаем это уделом специалистов по думанью в той или иной сфере?.. Конечно, задумываться обо всём так же невозможно, как абсолютно ни о чём не задумываться. Поэтому нужно выбирать главное и сосредотачиваться на нём. Это и есть мыслеприимство. И чем больше сосредотачиваешься на мысли, тем больший простор она открывает.

Чтобы зрение разума было объёмным, стереоскопичным, необходимо развивать навык рассмотрения явления в разных ракурсах. Это можно назвать мультивзглядом. Он освещает явление со многих сторон. Способны ли мы этим пользоваться? Если нет, наш удел — бояться теней. Мультивзгляд помогает углубляться в осмысление наиболее важных ракурсов. Позволяет сопоставлять явления друг с другом, поворачивая каждое из них разными сторонами

Всё это помогает нам видеть единство мира в конкретных его проявлениях. Ведь жизнь полна соединяющего смысла. Мы можем реагировать на него или не реагировать, воспринимать или не воспринимать, различным образом его интерпретировать. Но только разум позволяет нам видеть черты и краски смысла, позволяет осмысливать жизнь и мироздание.

Мудрость по сравнению с умом, рассудком или здравым смыслом — как понимающий взгляд по сравнению с лекцией.

В письме об опоре на разум заходила речь о его псевдонимах. Точнее, о частных проявлениях разума, которые не характеризуют его полностью, но нередко отождествляются с ним. Это важная тема, и стоит ненадолго к ней вернуться, чтобы взглянуть на некоторые отличия ума, рассудка и здравого смысла от разума.

Ум, рассудок, здравый смысл — все они основаны на тех возможностях, которые открывает нам разум, но не все эти возможности нужны им для той конкретной работы, за которую они берутся. При этом остаются в стороне самые важные, самые центральные возможности разума.

Ум — это мышление, направленное на проблему. Умение увязывать друг с другом те явления, на понимание которых ты нацелен, связи между которыми особенно важны для движения в данном направлении. В этом смысле можно говорить и об уме животных, насекомых или растений. Да, они обладают своим умом. Но для человека ум — это лишь следствие разума, его частная нацеленность на какую-то сферу существования. Когда разум задумывается о самом себе, о бытие, о смысле жизни, ему мало умственных усилий. Ему нужны поэзия, интуиция, образы, потому что только так можно прикоснуться к области Тайны, проникнуть в многомерное пространство одухотворённой мысли. И здесь находки разума бесценны. Именно они, а не умственные конструкции, определяют всю жизнь человека.

Рассудок можно назвать земным увязывателем. Ведь именно с помощью рассудка мы решаем большинство земных проблем, то и дело возникающих перед нами. Значит ли это, что разум стоит назвать душевным или духовным увязывателем? Нет, конечно. Разум незачем противопоставлять рассудку. Если использовать тот же образ, то его надо просто расширить: разум — это и земной увязыватель, и душевный, и духовный. Сама внутренняя природа разума состоит в том, чтобы свои представления старательно увязывать друг с другом. При этом он может использовать как рационально-логические построения, так и образно-метафорические подходы. Рассудок всего лишь рационален, хотя и не всегда последователен, то есть логики ему может и не хватать. То же можно сказать о здравом смысле, который к тому же занудно сосредоточен на самых приземлённых вещах.

Ум, рассудок, здравый смысл — нужны и полезны человеку, и в основе их лежит разум. Но разум, сверх того, позволяет человеку стремиться к мудрости. А мудрость несравнима с умом, рассудком или здравым смыслом: это как понимающий взгляд по сравнению с лекцией или нотацией.

О многих других интересных свойствах разума, которые встречались мне во внутренних путешествиях, хотелось бы мне ещё рассказать, друг мой. Но сразу обо всём не получится. Надеюсь, впереди нас с тобой ждут и другие встречи, посвящённые дружбе с жизнью и тем удивительным просторам, которые открываются при углублении в эту метафору.

Тогда я расскажу и о том, что разум — ключ ко многим дверям, хотя и не ко всем. Чувство веры, чувство любви или чувство призвания ведут к важнейшим для человека постижениям. Однако разум соединяет и согласовывает найденные ими смыслы друг с другом и с остальными смыслами, на которые устремлён этот зрячий свет.

Тогда я поделюсь своим крепнущим ощущением: разум — мост между сознанием и… чем-то всеобъемлющим, что пытается осознавать человек. Может быть, в то же время и оно, это всеобъемлющее, осознаёт себя через человека.

Тогда мы поговорим о мультивзгляде и мыслеприимстве, о сочетании сознательного в мышлении со стихийным, о взаимодействии мысли с языком. Можно будет взглянуть на разум как на особый дар, доставшийся человеку…

Пока же, прощаясь с тобой, друг мой, выскажу глубокую убеждённость, что наилучшая признательность за дар разума — полноценное пользование им. Всячески желаю этого нам с тобой, да и каждому человеку!..

Раздумчивые зеркала

Письмо о разворотах самовосприятия

В этот раз хочется рассказать тебе, друг мой, о тех задумчивых, раздумчивых зеркалах, которые встречаются во внутренних путешествиях. Ясное дело, что ты и сам с ними знаком, но я расскажу о тех встречах с ними и впечатлениях, с ними связанных, которые выпали на мою долю. Может быть, и ты когда-нибудь расскажешь о своём восприятии этой удивительной стороны нашего существования. Обмен опытом нужен нам всем — нам, путешественникам по жизни, по внешнему и внутреннему мирам.

Мощное свойство зрячего света разума — дать возможность человеку, своему обладателю, вглядеться в себя самого. Часто такой подход называют рефлексией, отражением, но это умаляет роль разума, который не только обеспечивает человеку зеркало (а точнее, как мы увидим, — зеркала), но и позволяет осмысливать увиденное, то есть формировать разностороннее самовосприятие.

Самовосприятие — это путешествие сквозь себя к жизни.

Чтобы опираться на разум, нужно представлять себе — кто же такой ты, который на него опирается. Иначе говоря, кто ты сам для себя и что значит для тебя разум.

Когда плывёшь на теплоходе, любуясь окружающими пейзажами, много ли внимания уделяешь самому пароходу — особому миру со своими внутренними подробностями?.. А ведь от этих особенностей и подробностей зависит судьба плавания… Или твой внутренний мир больше похож на поезд?.. или на космический корабль?.. или на летающий остров?.. Всё путешествие по жизни связано с тем, как себя воспринимаешь.

Самовосприятие — это не только рефлексия. Это и целеполагание, и воля, и любое другое устремление, потому что во всём этом Я осуществляет себя, проявляя или обретая в этом своё самосознание. Это не полусонное рассматривание своей физиономии в зеркале при бритье, не художественный взгляд на себя при нанесении макияжа, а путешествие сквозь себя к жизни.

Все наши способы самовосприятия относятся, прежде всего, к внутреннему миру. Однако, по сути, они охватывают и внутренний мир, и внешний — хотя бы потому, что внешний мир проявляется в восприятиях внутреннего. Собственно, в каждое мгновение мысль человека стоит на развилке между вниманием к внешнему миру и внутреннему. И чаще всего перескакивает на внешний. Но даже оставшихся импульсов внимания хватает для того, чтобы в человечестве складывалась культура самоосознания, а через него — преображённого отношения и к внешнему миру.

Развороты самовосприятия освобождают от застревания в стереотипах.

Вообще говоря, способов самовосприятия столько же, сколько людей. Но основных моделей, на которых оно основано, не так уже много. Среди них, к сожалению, лидирует главная — незадумчивость. То есть отсутствие потребности в каких бы то ни было собственных представлений о себе. Вместо этого человек использует некоторые клише, предложенные окружением. Но мне почему-то кажется, друг мой, что ты другой, что незадумчивый человек эти мои письма читать не будет…

Различные развороты самовосприятия — это спектр возможностей лучше познакомиться с самим собой. Придти к единственному способу самовосприятия невозможно, как невозможно придти к единственному способу поведения во всех ситуациях. Развороты самовосприятия освобождают от застревания в стереотипах. Мы вольны использовать разные ракурсы бытия для их взаимного уравновешивания.

Самовосприятие не только бывает разным (это зависит даже от настроения), но и должно бывать разным, чтобы овладевать теми или иными способами виденья своего внутреннего мира, чтобы учиться проникать за его пределы. Оно должно быть разворотчиво и для реального представления о себе, и для совмещение разных ракурсов, вплоть до взаимно полярных. Как у Державина: «Я царь — я раб, я червь — я Бог!..». Эти полярности делают свою работу, потому что человеку полезно быть и резко критичным к себе, и полностью уверенным в своих возможностях. Уметь и на время заострять себя в нужном направлении, и давать себе медитативную передышку. Знать своё ничтожество и своё величие. Как контрастный душ закаляет тело, так и контрасты восприятия себя помогают душе укреплять устойчивость сознания.

Не обязательно объявлять один из ракурсов самовосприятия наиболее верным.

Способы самовосприятия — как автопортреты личности. Их может быть немало, и они могут быть не похожи один на другой. Это автопортреты для внутренней работы. И дело не в том, чтобы выбрать из них наиболее подходящий. Они полезны все — чем их больше, тем лучше, — чтобы осмотреть себя с разных сторон и воспользоваться каждым из ракурсов для своего развития.

Тот или иной из разворотов самовосприятия может быть приоритетным на каком-то этапе становления личности, но они могут существовать и одновременно. Важно не заменять один из них другим, а сочетать, чтобы видеть разные ракурсы своего бытия. Это похоже на сосуществование метафор, которые не опровергают друг друга, как доказательства в сфере рационального мышления, а предлагают свои взгляды и ракурсы, расширяя мышление в целом.

Многие замечательные философы размышляли над вопросом, что такое человеческое «я». Так что выявленных ракурсов самовосприятия много, и вовсе не обязательно объявлять один-единственный из них наиболее верным. Можно чаще пользоваться одним, но время от времени прибегать и к другим взглядам на себя: полезная оздоровительная процедура.

Самовосприятие включает и отдельные элементы внутреннего мира, и представление о себе в целом. Поэтому оно само может быть раздробленным или цельным. Представления о себе, о своём «я» как о цельности (сознание, душа, личность) не исключают другое направление взгляда — на себя как на множественность (чувства, эмоции, ощущения, а также другие реалии внутреннего мира). Множественное представление о себе помогает внутренней работе. Цельное понимание себя усиливает устойчивость и сосредоточенность.

Человеку необходимы разные ракурсы представления о себе. Сквозь множественность внутреннего мира пусть просвечивает единство души, а душа пусть не страшится ни своей единичности, ни своей бескрайности.

Пусть то, как тебя воспринимают другие, помогает тебе, а не мешает.

Не каждому удаётся найти в сознании нужные зеркала, помогающие пониманию себя. Но некоторые люди готовы способствовать нам в этом. Это философы, осмысливающие способы самовосприятия, и психологи, содействующие их использованию. Впрочем, насколько их помощь окажется действенной зависит не только от них, но, в первую очередь, от меня самого, от желания что-то усвоить.

О том, как можно представлять себе своё собственное «я», о возможных моделях и образах своего внутреннего мира необходимо задумываться хотя бы время от времени. Ведь на таких представлениях основано и всё наше дальнейшее восприятие жизни. Каждый из разворотов самовосприятия добавляет новую сторону к пониманию себя и, отчасти, других людей. Так что не стоит прилепляться к фиксированному представлению о себе — ни к своему, ни к предложенному со стороны. У каждого из них есть свои пределы. Не давай им определять тебя.

То, как тебя воспринимают другие люди, тоже должно помогать тебе, а не мешать. Если чьё-то восприятие близко к твоему собственному представлению о себе, пусть это укрепляет. Если оно далеко от твоего самовосприятия, пусть тебя это тонизирует. Кому-то можешь помочь и ты. Делай это доброжелательно, а остальное — как получится.

Самовосприятие позволяет обнаружить узоры материи, из которой соткана человеческая жизнь.

Без необходимого углубления в самовосприятие человек остаётся, в некотором смысле, предопределённым существом, воспринимая информационные или раздражительные импульсы общепринятым образом и реагируя на них согласно сформированной в раннем возрасте исходной фокусировке или обретённым с годами дополнительным навыкам.

Наверное, первым уровнем самовосприятия можно считать телесные ощущения и сведение их воедино; этот уровень знаком каждому человеку. Он знаком и животным.

Следующий, ключевой этап — это осознание своего воспринимающего начала, своего «когито эрго сум». Увы, этот этап многие люди успешно проскакивают, не особо заморачиваясь: как-то всё ощущается, чувствуется, как-то думается — и ладно…

Дальше начинается самое интересное, и по-настоящему расцветает этот интерес, когда побываешь — урывками и скачками — на разных, более высоких уровнях осмысления своей жизни и жизни в целом. Когда обостряется потребность увязать свои впечатления друг с другом и обнаруживаешь удивительные узоры невероятной материи, из которой соткана человеческая жизнь.

Бессмысленно представлять себя в виде чего-то обычного и понятного.

Надеюсь, друг мой, что не очень разочарую тебя тем, что сейчас скажу. Невозможно в точности увидеть себя таким, какой ты есть. Хотя бы потому, что за время вглядывания ты уже изменился. Любое восприятие себя — лишь некий образ, зачастую смутный, наподобие размытой фотографии или отражения в стекле, в раздумчивом зеркале. Но всякое самовосприятие, даже смутное и одностороннее, помогает выяснять какую-то сторону своей индивидуальности в сопоставлении с представлением о прообразе личности, лежащем в её основе.

Область искусства даёт нам множество образов для мимолётного или устойчивого отождествления себя с избранным персонажем, для сравнения его свойств со своими, что немного похоже на размышления о своём прообразе. Ещё больший потенциал — в собственном творчестве, где свойства всех своих персонажей частично черпаешь в себе, и это помогает лучше понимать себя и глубже воспринимать.

Но какими бы ни были твои пути самоосознания, нельзя обестайнивать самовосприятие. Важно помнить, что многого о себе не знаешь, потому что оно принадлежит области Тайны. Бессмысленно представлять себя в виде чего-то обычного и понятного, да к тому же это вредно для духовного здоровья.

Каждый способ виденья себя по-своему содействует дружбе с жизнью.

Чтобы вспомнить, откуда мы пришли к теме разворотов самовосприятия, надо сказать, что с их помощью человек обретает различные точки опоры на разум. Каждый способ виденья себя по-своему содействует дружбе с жизнью, а эта метафора стала нашим отправным пунктом.

Углубляясь в теперешнюю тему дальше, мы в следующих письмах ещё приглядимся к представлениям человека о своём внутреннем мире и о структурных свойствах этого мира, приглядимся к различным способам представления о своём Я.

Между прочим, одним из особых разворотов сознания окажется удивительная и по-своему эффективная метафора парных миров. Путешествие в неё будет непростым, рискованным и увлекательным. Исследовать окрестности этой метафоры — всё равно что прорубать себе дорогу в джунглях.

Путь от самовосприятия до самопонимания далёк и самостоятелен. Тебе могут указать много направлений. Но выбрать своё и прошагать в нужную сторону — только тебе самому. И раздумчивые зеркала нужны не для самолюбования, а для этого внутреннего путешествия, в котором очень важно понять, кто ты и что с тобой происходит.

Узелковое письмо смысла

Письмо об увязывании

На этот раз, друг мой, мы отправимся взглянуть на необходимейшую деятельность разума, которую можно назвать увязыванием. Она основана на том, что разум не только позволяет нам видеть явления, стараться понять их сущность, но и увязывать их друг с другом, устанавливать смысловые связи того, с чем мы имеем дело. Соединительной работой увязывания по-своему занимается каждый человек. Когда эта работа идёт особенно успешно и становится интересной для многих, мы называем человека философом. Но, может быть, стоит считать философом каждого из нас. Ведь каждый занимается увязыванием хотя бы для себя самого.

На работе по увязыванию основаны и все остальные наши работы.

Когда жизнь только начинается, человек воспринимает её как цельную данность, хотя уже тогда ему приходится как-то согласовывать свои восприятия, увязывать внутреннее с внешним.

По мере расширения опыта и развития способности мыслить, мы обнаруживаем в себе и повсюду вокруг много разнообразных неувязок. Их можно не замечать или игнорировать. А можно пытаться увязывать непонятно болтающиеся кончики причин и следствий друг с другом, соединять отдельные постижения в единую картину, пользуясь при этом и выстраивающим мышлением, и улавливающим.

Не думаю, друг мой, что открываю тебе нечто новое. Ведь увязывать известные тебе факты, встреченные явления, согласовывать свои переживания и восприятия — главный инстинкт мышления. Увязывание внутреннего мира с внешним — постоянная работа человека. Наверное, из неё вытекают все остальные наши работы.

Умение вязать узлы — полезная штука.

Жизнь человеческую часто уподобляют морскому плаванию — причём не современному, пронизанному облегчающими технологиями, а парусному, рискованному и нелёгкому. И умение вязать узлы, заниматься увязыванием, здесь совершенно необходимо… Расскажу-ка об этом притчу.

Сошёл моряк на берег, когда судно встало в порту на стоянку. Решил прогуляться и набрёл на старика-мудреца, который беседовал со своими учениками. Постоял моряк, послушал, а когда ученики стали расходиться, подошёл к старику и говорит:

— Как у тебя так ловко слова складываются? Что ни скажешь — чувствую: так оно и есть. А вот самому до такого не додуматься.

Улыбнулся старик, протянул моряку верёвку и просит:

— Завяжи такой узел, чтобы я не смог развязать.

Моряк завязал. Попробовал старик — не развязывается.

— А теперь такой, — говорит, — чтобы легко развязался.

Моряк быстро распустил первый узел, завязал другой.

— А какие ещё узлы знаешь? — спросил старик.

Матрос ещё несколько показал.

— Да, — восхитился старик. — Ловко у тебя получается.

— Ещё бы! От этого на море жизнь зависит, — говорит матрос.

— Вот и я учу правильно мысли увязывать, — кивнул старик. — Ведь от этого жизнь на земле зависит… Да и на море тоже.

Увязывание — это действие, а не просто мысленное упражнение.

Увязывание — это внутреннее согласование того, что поначалу кажется рассогласованным. Разум занимается этим во всех своих проявлениях — и как рассудок, и как здравый смысл, и как ум, направленный на определённую сферу жизни. Но ни один из этих подходов не может стать окончательным или решающим. Ведь разум как осмысливающее зрение ведёт нас и дальше, к верхним уровням смысла.

Вместе с тем увязывание — это действие, а не просто мысленное упражнение. Это соединение друг с другом явлений, с которыми имеешь дело практически. И соединение их собой: сначала своей мыслью, а затем своим поведением.

Собственное понимание — лишь один из способов увязывания. Многие явления соединяются убедительностью чужих доказательств (даже без полного их освоения), мнением авторитетов, а иногда и просто мнением тех, кто рядом с тобой. В то же время человеку внутренне недостаточно того, что называют пониманием, подразумевая логическую согласованность утверждений. Необходимо также интуитивное и образное соединение представлений. В перекрестье интуиции и логики, анализа и образа разворачивается многочисленными сторонами то, что высветил зрячий свет разума в твоём внутреннем мире и в мире внешнем. Эти явления, их ракурсы и нужно согласовать друг с другом.

Увязывание вполне может быть невербальным. Искусство — не только создание образов восприятия жизни, но и внесловесное согласование этих образов с другими способами восприятия. Даже в словесном искусстве есть свои невербальные элементы. Цель увязывания не в том, чтобы всё делать ясным для себя. Жизненно необходимо также увязывать ясное — с неясным, смутным, бередящим…

Увязать всё со всем не под силу человеку. Увязывание начинается с выбора.

Что самое важное в жизни? Понять: что самое важное. Остальное — уже исходя из понятого. Поэтому необходимо выстраивать, а время от времени и перестраивать лестницу значимости, иерархию приоритетов. Иначе можно провести жизнь за увязыванием мелочей, так и не соизмерив их с главным. Поэтому правильнее говорить об ориентирующем увязывании, а не об увязывании вообще, всего со всем. Увязать всё со всем не под силу человеку, да и не нужно ему. Увязывание — это, прежде всего, выбор явлений для увязывания.

Кроме общежизненной работы по увязыванию, можно говорить также о главных проблемах на сегодняшний день, в сегодняшних обстоятельствах. Крупные приоритеты в основном сохраняются, но их значение на сегодня может быть разным.

Если заниматься классификацией, можно заметить, что ориентирующему увязыванию противостоит увязывание успокоительное, позволяющее примириться с существующим положением дел. И то, и другое обычно участвуют в согласовании эмоций, когда эмоции противоречат друг другу. С успокоительным увязыванием соседствует бытовое увязывание, которое называют обычно здравым смыслом. Познавательное увязывание располагает нас к восприятию самых различных наблюдений и поиску связей между ними, а целевое направлено на определённый круг явлений. Стоит различать свободное ориентирующее увязывание и идеологизированное, приводящее всё встреченное к предопределённым догматами интерпретациям. Мировоззренческое увязывание — совсем не то, что поведенческое. А помимо общего увязывания, существуют ещё разные частные его виды: например, логическое, этическое, эстетическое, веровательное, долженствующее, родственное, дружеское, любящее, социальное, личностное (основанное на представлении о своём призвании) … Но мы ведь не будем усердствовать в классификациях?..

Каждый человек — единственный специалист по своему увязыванию.

Увязывание начинается с побуждения к увязыванию. С расположения к нему. С осознания его необходимости. Ведь можно считать, что всё у тебя в порядке, по двум основаниям: либо от продумывания, либо от недодумывания. Второй способ легче и — увы — гораздо распространённее. Но хорошо бы нам с тобой, друг мой, не соблазняться этой лёгкостью. Поэтому давай размышлять и догадываться, строить модели и создавать образы, философствовать и стремиться к мудрости — заботясь об основе для дружбы с жизнью.

Всегда остаётся много неизвестного и непонятного. Увязывание похоже на сооружение плетёного мостика над пропастью. Он узок и зыбок, но идти можно.

В то же время есть же такие специальные люди — философы. Может быть, им и надо предоставить профессионально заниматься увязыванием? А мы, люди других специальностей, будем пользоваться результатами их усилий. Ведь прогресс ведёт к разделению труда. Так зачем каждому заниматься философией?..

Каждому заниматься философией не обязательно. Но каждый, сознательно или бессознательно, занимается увязыванием. Хорошо, что есть заповедник философии. В нём сохраняются важные генотипы мысли. Но это особая территория. Не каждый может позволить себе выбраться в заповедник. А увязывать важные вещи друг с другом нужно каждому.

Мудрость увязывания начинается с понимания того, что надо жить собственным разумом. Можно уверенно говорить о презумпции способности к увязыванию. О том, что каждый человек — единственный специалист по своему увязыванию. Ни одно учение, ни один мудрец не вручит тебе истину-панацею, которая действовала бы сама по себе, без необходимого тебе личного усвоения. А чем лучше занимаешься увязыванием, тем глубже потребность в развитии этого навыка. Увязывание — это твоё движение к мудрости.

Слово «увязывание» позволяет отличать сегодняшнюю традиционную философию от того практического ориентирования, философского по сути, которым по-своему занимается каждый человек.

Увязывание не отрицает философию, даже самую что ни на есть занудно-академическую. Хорошо, что есть такая область знаний, здесь можно найти большой и плодотворный материал для размышлений и пониманий. Но подлинная философия — это конкретные философы, занимавшиеся и занимающиеся, по сути, именно увязыванием. Каждому из них удалось сделать некоторые замечательные открытия, важные для любого человека. Ведь мыслитель преодолевает, увязывает в себе не только свои неувязки, но и чужие.

Культуру увязывания стоит развивать на всех уровнях, во всех возрастах.

Наше окружение с детства приучает к общепринятым приёмам увязывания. Но, вырастая, мы должны понимать, что эти общепринятые приёмы имеют свои ограничения и недостатки для кого-то одного, хотя те же их свойства могут годиться для кого-то другого. И твоё собственное саморазвитие, которое приходит постепенно на смену исходной фокусировке, должно учитывать, что тебе обязательно нужны свои подходы к увязыванию.

А существует ли вообще проблема увязывания в ранних возрастах? Или, по сути, это забота более позднего периода жизни, а поначалу человек зависит от чужих находок в этом деле, от умения старших передать ему представления об основных жизненных ориентирах?.. Но в каком бы возрасте он ни находился, увязывать вещи в себе самом, усваивать их связи приходится самостоятельно. Поэтому культуру увязывания стоит развивать на всех уровнях, во всех возрастах — чтобы она помогала формированию личной культуры человека.

Нужно ли учить детей философии? Конечно, нет! Нужно ли приучать их к навыкам увязывания? Конечно, да. И важно сделать это увлекательным занятием.

Невозможно осуществить увязывание за другого человека, но помочь можно.

Увязать раз и навсегда всё в своей жизни, а затем лишь пользоваться результатами проделанной работы, — нереально. Заниматься этим делом непрерывно, забыв про всё остальное, тоже проблематично. Поэтому нужно развивать умение выделять главные для увязывания вещи, обдумывать их и быть готовым к освоению встреченных суждений об этих вещах. Либо переводя эти суждения на свой язык, либо стремясь понять, почему перевод невозможен. Что-то принять, что-то оставить в стороне. И не пытаться осуществить увязывание за другого человека, ему можно лишь помочь в этом, постаравшись расположить к самостоятельному увязыванию.

Увязывание служит непосредственным практическим воплощением опоры на разум, необходимым и пригодным для каждого из нас. Это одно из важнейших средств обеспечения нашей дружбы с жизнью во всём её многообразии.

К использованию этого средства нас подталкивают обнаруживаемые неувязки в нашей жизни, и к этой теме мы ещё подойдём.

Усилить свои возможности в сфере увязывания может помочь обращение к философии. О том, что для этого нужно человеку и в чём должна пойти ему навстречу философская традиция, о той личностной философии, которой она должна уделить особое внимание, мы тоже когда-нибудь поговорим отдельно.

Но — с философией или без неё — нам многое даёт и та самобытность увязывания, которая свойственна каждому из нас, развивать которую можно разными путями. И об этом тоже… да-да, ты угадал, друг мой, когда-нибудь мы поговорим подробнее. Если я пройду эту часть писательской работы, а ты — читательской.

А пока, прощаясь в очередной раз, скажу так:

Сама наша жизнь — это постоянное увязывание. Каждый человек — узелок мироздания, и хочется быть прочным узелком.

Как убедиться в сказанном

Письмо о практике уважения к разуму

Очень хотелось бы, друг мой, убедить тебя в том, что все сообщения в моих письмах, которые могут показаться слишком обобщёнными и абстрактными, имеют реальное практическое применение. Однако я вовсе не уверен, что мне это удастся. Зато ты можешь убедиться в этом сам. Если, конечно, возьмёшься за испытания такого рода: опробовать то, о чём идёт речь, в реальной жизни.

Особенно полезно это для практических приложений уважения к разуму — хотя бы для трёх его основных путей. Попробую постепенно уточнить, что я имею в виду.

Если говорить об осмысливающем зрении разума, то первое практическое применение его — вглядываться во всё, что тебе интересно. И когда интересно многое, то это лучше, а не хуже. Если вглядываться.

Мышление — зрячий свет — это вовсе не обязательно теоретизирование, глубокомысленная задумчивость или умничание, у него другое назначение. Если использовать мышление для ориентирования в жизни, оно окажется весьма практичным свойством. Да наверняка ты сам это замечал, я просто напоминаю.

Существенной стороной применения разума ко всему, с чем имеешь дело, является равновесное использование улавливающего мышления наряду с выстраивающим. Не противопоставлять разум интуиции и образно-метафорическому восприятию явлений, а пользоваться всем спектром зрячего света и брать на вооружения внерациональные находки наряду с рациональными построениями.

Большую роль в практическом применении разума играет мультивзгляд: развитие навыка смены ракурсов при желании как следует понять то или иное явление.

Впрочем, может быть, я не с того начал. А надо бы начать с развития самого навыка думать, с мыслеприимства. Чтобы и возникающие проблемы учиться решать, и просто открыть доступ к себе для интуиций и озарений…

Кстати, вполне практично было бы не воспринимать свой разум как некую заслугу, уязвляя окружающих непрошенной проницательностью, подчёркивая, что лучше них понимаешь их внутренние мотивации — мол, я тебя насквозь вижу. У каждого есть не только физическое личное пространство, но и психологическое. Не стоит нарушать его без особой необходимости.

Различные развороты самовосприятия тоже не сводятся к чисто умозрительным картинам. То, как мы воспринимаем свой внутренний мир, своё сознание, себя самого в виде множественности различных свойств или некой цельности, не может не иметь практических последствий для нашего поведения, для взаимодействия с окружающим миром и с окружающими.

Среди представлений о себе как о цельном существе бывают и такие, которые вполне прагматичны, но могут препятствовать некоторым направлениям развития. Скажем, представление о себе как об интеллекте предрасполагает к отказу от внерациональных, внеинтеллектуальных ценностей — или, по крайней мере, к их сдвигу на периферию внимания.

Чтобы избегать «слепых пятен» в самовосприятии, стоит практиковать применение к себе разных способов видения себя как цельности. Всякий разворот тут полезен: я-личность, я-интеллект, я-душа, я-человек, я-живое-существо, я-творение, я-творец, и так далее.

Когда мы воспринимаем себя как множественность (как внутренний мир, сознание, психику и пр.), то переходим на более конкретный, детальный уровень. На этом уровне мы встречаемся со своими внутренними реалиями, а самое главное — участвуем своим вниманием в их проявлениях, в их развитии и взаимоотношениях. Поэтому и тут полезны различные развороты самовосприятия, каждый из которых может по-своему быть полезен для гармонизации чувств и эмоций.

В то же время не стоит использовать тот или иной способ самовосприятия для того, чтобы предаваться самонеприятию. Например, тратить ум на обличение собственной глупости. Сопровождать восприятие чужих достоинств сетованиями на своё ничтожество. Расходовать память на коллекционирование эпизодов своей забывчивости… Неприятие себя — это слепота или подслеповатость, мешающая пониманию внутренней реальности.

В том, что касается увязывания, практические стороны применения разума проглядывают наиболее ясно. Ведь каждый из нас старается так или иначе справиться с теми неувязками, с которыми встречается в жизни. Каждый раз, когда это удаётся, мы соединяем между собой те смыслы, связь которых была до этого нам незаметна. Так что человеку естественно искать способы преодоления неувязок, и лучше делать это осознанно.

Большинство явлений, требующих нашего увязывания, относится к обычному житейскому уровню, и тут практическая необходимость преодолевать неувязки достаточно очевидна. Можно сказать, что с житейским увязыванием справляется обычный здравый смысл. Но жизненно важное увязывание ему не по силам, поскольку самых главных для человека проблем он избегает. Поэтому надо понимать, что для нас ещё большее значение, с практическими последствиями, имеют те постижения (а это ведь тоже увязывания), которые связаны с верхними уровнями смысла, а значит с углублённой деятельностью разума.

Главное конструктивное правило увязывания состоит в том, чтобы даже самые заумные теории, с которыми знакомишься, даже самые интуитивные озарения, которые тебя посещают, применять к своей конкретной жизни. Только через такое освоение и усвоение мы переходим от размышлений к жизненному соединению осознаваемых смыслов.

Не будем бояться и обращения к философии — прежде всего, к самим авторам-философам как носителями главного потенциала осмысления жизни. Конечно, мы можем обойтись и без этого, поскольку увязывание доступно каждому из нас, а не только дипломированным специалистам. Не будем себя недооценивать. Однако и переоценивать себя тоже не стоит: не может человек в одиночку додуматься до всего. Чрезмерное самомнение снижает плодотворность собственных пониманий, если они не взаимодействуют с альтернативными взглядами других людей. Вредно отгораживаться от других мировоззрений и способов увязывания.

Развивая собственные подходы к увязыванию наиболее важных для себя явлений, будем избегать претензий на знание истин, верных для любого человека. Мы ни за кого не можем связать вместе то, что он ощущает, чувствует и переживает. Помощь в увязывании — это лишь поддержка увязывающему, а не подмена его усилий своими.

Не потому я стараюсь, друг мой, подчеркнуть практические стороны обращения к разуму, что он, будучи основой науки и техники, снабжает нас дарами прогресса. Этим он занимается, прежде всего, за счёт выстраивающего мышления. Куда более важно подчеркнуть ту мощную работу (тоже, безусловно, практическую), которую он способен произвести внутри каждого из нас на глубинном уровне. Для этой работы улавливающее мышление является не менее необходимым. Без этой практики сбалансированного, согласующего мышления и дары прогресса могут оказаться не столь благодетельными, как иногда кажется.

Так что давай будем не только размышлять на темы разума, но, уважая его, применять в своей жизни ту его творческую мощь, которая и является главным достоинством человеческой жизни.

Путешествие пятое.
Уважение к Тайне и три
одухотворённые надежды

Опираясь на пройденное

Письмо о трёх одухотворённых надеждах

Одно из первых писем, посвящённых внутренним путешествиям, — письмо об уважении к Тайне — наметило самое непростое, но необходимое направление, в котором мы сейчас и постараемся продвинуться. Не буду опережать события и размышлять о том, чем же это направление такое непростое. Может быть, напротив, оно окажется для тебя ясным и светлым, и я первый этому порадуюсь. Сам я долго блуждал, прежде чем сделал первые нужные шаги в эту сторону…

Впрочем, начиная этим письмом пятую главу, напомню о предыдущих.

Первая глава этих «Писем из внутренних путешествий» была вступительной, предупредительной, тренировочной — она проясняла мои авторские намерения в ориентации на твои читательские, друг мой. Во второй главе речь шла о центральной метафоре, про которую мы постараемся не забывать: о дружбе с жизнью, основанной на трёх великих уважениях. Имеются в виду уважение к жизни, разуму и Тайне. Третья, четвёртая, а теперь вот пятая главы являются углублениями в каждую из этих особых тем, ведь каждое из трёх великих уважений является одной из опор дружбы с жизнью.

Итак, о каких же одухотворённых надеждах пойдёт речь в письмах этой главы, углубляющей тему уважения к Тайне?

Первая из них — надежда на то, что безграничный океан Тайны, простирающийся вокруг островка, сосредотачивающего и символизирующего наши знания, то есть знания всего человечества, пронизан смыслом. Надежда на то, что те смыслы, которые нельзя вытащить на берег рационального познания, тем или иным способом всё-таки доступны нам и их значение для нас чрезвычайно велико.

Вторая надежда тесно связана с первой. Надежда на то, что в области Тайны существуют особые верхние уровни смысла, прикосновение к которым одухотворяет всё, чем живёшь, и поддерживает тебя в трудные минуты. Уровни, которые помогают осмыслить любые проблемы, даже самые неразрешимые, с точки зрения житейского разумения. У каждого могут быть свои опоры, относящиеся к верхним уровням смысла, достойные признания уже потому, что для кого-то служат опорой.

Не знаю, можно ли придти к третьей надежде без первых двух. Это надежда на то, что взгляд, устремлённый за пределы нашей земной жизни, встретится не с кромешной тьмой или полной пустотой, а с чем-то значительным для нашего сегодняшнего существования. Надежда на неугасимость того смысла мироздания, к которому мы ощущаем себя причастными.

Имею ли я право писать об этих тонких надеждах?.. Ведь я не визионер, не экстрасенс, чувствительный к сигналам из других пространств. Наверняка многие способны сказать об этом более весомо и выразительно. Но в то же время не могу не свидетельствовать о том, что мне удалось понять, углубляясь в мир взаимоотношений с Тайной и встречаясь с важнейшими для себя открытиями.

Так что тебе, друг мой, придётся самому решать, насколько достоверны мои свидетельства — не претендующие на доскональное знание, которое здесь невозможно в принципе. Возможно, в чём-то мои понимания могут показаться фантастичными, смутными или слишком экзотичными, как рассказы путешественников античных времён или средневековья. Могу только заверить, что для меня это всего лишь возможность честно засвидетельствовать своё восприятие жизни, и я склонен обдумывать, а не придумывать.

Последнее письмо этой главы будет посвящено, как и в предшествующих главах, практическим сторонам затронутых тем. Здесь, во владениях Тайны, особенно важным представляется показать, что всё сказанное имеет непосредственное отношение к реальным сторонам жизни, хотя и выходящим за рамки чисто житейских забот.

Что ж, друг мой, я буду рад, если ты позволишь мне составить тебе компанию в очередном увлекательном путешествии — к трём одухотворённым надеждам. Из него мы вряд ли вернёмся без внутренней добычи. Причём не нанесём никакого урона мирозданию. Может быть, даже внесём свою лепту в его процветание.

Океан вокруг островка

Письмо о знании и Тайне

Ну вот, друг мой, мы и вышли к берегу океана. Да ещё какого!.. Не зря я вовлёк тебя в эти внутренние путешествия…

Не обнаружить Тайну трудно, овладеть ею невозможно.

Речь пойдёт об очевидном и в то же время поразительном соотношении совокупности всех накопленных человечеством знаний с той бескрайней областью Тайны, к которой принадлежит всё остальное. Познание — естественный для человека процесс, вытекающий из стремления к увязыванию. В то же время область познанного всегда окружена непознанным и непознаваемым, то есть областью Тайны, которая заведомо превосходит область наших знаний.

Все знания человечества за всю его историю можно сравнить с островком в океане Тайны. Причём этот метафорический океан — ещё более естественная среда жизни, чем островок знания. Поэтому не стоит ни бояться этой океанической стихии, ни сторониться её, стараясь укрыться в обжитых местах подальше от побережья. Тем более что оно рядом с каждым, кто внимателен к миру.

Эта метафора охватывает не только круг научно-материалистических знаний. Ей вполне соответствуют и самые привычные по-житейски явления. Например, поступки и переживания людей, даже наиболее нам знакомых, уходят в глубины их сознания и подсознания, неуследимые для нас. В этих глубинах царят силы нам досконально не известные, а чаще неизвестные вовсе.

Чем шире граница познания, тем больше загадок бытия.

Островок в океане — символический образ соотношения рационального знания с Тайной, а не физическое уподобление. Можно попробовать сделать метафору более объёмной. Например, вместо островка в океане говорить о планете знаний во вселенной Тайны. Но в скольких бы измерениях мы ни рисовали планету знаний, для вселенной Тайны их понадобится куда больше. В то же время это уводило бы нас от духовного осмысления области Тайны, а ведь именно оно важнее всего для человека. Дело не в том, сколько непознанного вокруг, или даже непознаваемого, но в необходимости жизненной ориентации среди того, что недоступно рациональному познанию в принципе.

Океан Тайны — это естественная среда нашего обитания, включающая и островок знания, намытый культурой человечества. Этот остров, на самом деле, — огромный мир человеческой культуры и выглядит миниатюрным островком лишь в сравнении с океаном. Пространство Тайны превышает наше воображение и наполнено смыслом, превышающим нашу понятливость. Это стихия, необозримо уходящая вширь, вглубь и вверх. Этот бесконечный океан не только окружает наш островок знания. На самом островке тоже всё пропитано Тайной.

Берега нашего островка, выходящие к побережью океана, — это те пределы, за которые не выходят здравый смысл, рациональный ум, обыденный рассудок. Но разуму под силу бросить взгляд за эти пределы. С расширением острова человеческих знаний неизбежно изменяется, удлинняется его береговая линия, граничащая с океаном Тайны. Значит, и загадок бытия становится не меньше, а больше. Ещё точнее, чем образ островка, был бы образ архипелага — больше соответствующий представлению об окружённости Тайной.

Островок познания порождён океаном Тайны.

Хотя наш островок знаний ничтожно мал по сравнению с Тайной, для нас он неизмеримо велик. Отдельный человек не в состоянии вместить и доли процента знаний человечества. Гордиться тем, что ты что-то знаешь, — всё равно что гордиться, что ты знаком с таким-то количеством людей. Незнакомых всё равно неизмеримо больше, а знакомые всё равно остаются загадочными для тебя.

То, что мы называем познанием, обычно сводится к расширению рационального знания, основанного на выстраивающем мышлении. Именно о таком познании сказано: «Во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, умножает скорбь». Такое познание представляет собой крупицы, намытые из океана Тайны, из них и состоит островок рациональных человеческих представлений. Разгадывать секреты мироздания — замечательное и увлекательное занятие. Надо лишь помнить, что разгадать до конца можно только загаданное человеком.

Хочется надеяться, друг мой, что ты не являешься убеждённым островитянином, воспринимающим рациональные знания единственно ценными и не обращающим внимания на расстилающийся вокруг океан. До какого-то возраста я сам был таким энтузиастом рациональных знаний.

Основы мировоззрения закоренелого «островитянина познания» (можно назвать такое мировоззрение познающим рационализмом) сводятся примерно к следующему:

— Всё, что неизвестно человечеству, в принципе познаваемо: не сейчас, так позже.

— Возможности человеческого разума безграничны.

— Все истины относительны, но с их помощью мы постепенно уточняем картину мира.

— В основе религии лежат или человеческая фантазия, или древняя мифология, или сознательное манипулирование.

— Вера — это социально-психологическое переживание, взлелеянное религией.

Всё это означает, что океан Тайны для такого островитянина — всего лишь акватория, подлежащая исследованиям, которые расширяют родной остров.

Разгадки Тайны приблизительны, но упоительны.

Учёные наиболее патриотичны по отношению к острову знания — даже те из них, кто занимается глобальным изучением океана Тайны. Ведь островная-познавательная патриотичность обеспечена не столько предметом научных интересов (они могут быть чрезвычайно разнообразны, могут быть устремлены далеко и глубоко), сколько опорой на выстраивающее мышление. А для него «Тайна» — лишь романтическое название гигантской кладовки пока не познанного. Непознанного, но познаваемого.

Можно сказать, что островок знания — это оплот нашего выстраивающего мышления среди Тайны, из Тайны вырастающий и Тайной пропитанный. И наука — оплот этого оплота. Что ж, рационализм — один из способов всматриваться в Тайну, добывать из неё знание (правда, только рациональное). Правда, когда учёный пытается избавиться от Тайны в полученных результатах, она лишь временно ускользает из его поля зрения, но никогда не исчезает полностью.

Ориентированный на науку ум способен вынести на побережье частицы глубинных тайн океана. Однако что происходит, когда познание отвоёвывает у непознанного частицу неизвестности или неопределённости, превращая её в крупицу знания? Частица, превращённая в крупицу, обретает некие рациональные очертания, обретает словесное обозначение, качественное и количественное описание. Но она сохраняет за собой связи с непознанным, которые остаются неизвестными. Эти связи уходят и вширь, к более масштабным макромирам, и вглубь, к микромирам всё меньшего масштаба. Да и многие соотношения этой крупицы знания с другими явлениями остаются тайной… Вот почему любой акт познания сохраняет условность, а непознанное правильнее считать неисчерпаемой областью Тайны.

Впрочем, познающий рационализм боготворит науку, поскольку она представляется ему несомненным подтверждением могущества человеческого разума. Тем более что она питает научно-технический прогресс, несущий множество удобств и забав для повседневной жизни

Наиболее свободомыслящие и глубокие учёные, не ограниченные внутренними рамками познающего рационализма, склонны уважать Тайну на уровне личностных убеждений. Проявляется это иногда и на уровне методики выстраивающего мышления: например, всякая гипотеза — это капля уважения науки к Тайне. Но когда учёный поддерживает претензии науки на всеобъемлющее знание — это странно. Любой святой знает больше, чем любой учёный.

Область Тайны не нуждается, чтобы мы верили в неё или не верили, она просто есть.

Никакие завоевания познания, которыми мы гордимся, не устраняют Тайну и даже не уменьшают. Что же это такое — Тайна? Может, правильнее её называть истиной? Нам не ответить на это, ведь человеку невозможно полностью знать ни Тайну, ни истину, принадлежащую к верхним уровням смысла. Но чувствовать истину, ориентироваться на неё — возможно.

Может быть, океан Тайны — это и есть Бог? Но ведь Он ещё и Личность. И это единство Личности с океаном Тайны тоже таинственно. И остерегает от чрезмерного фатализма, порождённого представлением о необъятности Тайны. Такой фатализм может обезволить человека, если не исходить из доверия к жизни и к тому Высшему, которое стоит за ней. Океан Тайны велик и неизведан, он всегда останется таким. Но это не значит, что нужно держаться подальше от него, в уюте привычного и известного. Океан этот питает нашу жизнь, и простор его всегда открыт для путешественника.

Наши представления о мире находятся между очевидностью и Тайной. Парадокс в том, что очевидность тоже полна Тайны. Все рациональные доказательства восходят к аксиомам, вне которых простирается Тайна. Аксиома — стартовая площадка у границы с Тайной. Отсюда начинается любая цепочка выстраивающих рассуждений. И многие держатся за эту исходную позицию, за приоритет знания именно потому, что считают приоритетным выстраивающее мышление. Улавливающее мышление тревожит нерегламентированностью. Хорошо бы понимать, что знания — это лишь кончики нитей, уводящих в Тайну. Но их пёстрый узор зачастую тешит человеческое самодовольство.

Можно держаться за лозунг «Знание — сила». Но Тайна — это свобода. В частности, свобода от того принуждения, к которому склонна всякая сила, даже знание.

Знание необходимо не как уход от Тайны, а как усиление внимания к ней.

Область Тайны не только раскинута океаном, но и присутствует во всём, что находится на островке знания. Тем более когда речь идёт о жизни. Это так же парадоксально, как противопоставление воды и суши: ведь на суше вся жизнь тоже зависит от воды и пропитана ею. Образ океана Тайны — лишь предварительный взгляд на эту особую для человека область бытия. Пространство Тайны пронизывает всё существующее и говорит нам не о возможности обладать какими-то её кусочками, а о нашем собственном месте в единстве мира и о мере нашей способности принять иные явления, соседствующие с нами.

Если бы я был философствующим физиком, то постарался бы открыть наимельчайшие частицы Вселенной, их можно было бы назвать «тайнионами» — некие кванты Тайны, меньше которых нет ничего (разве что другие тайнионы, ещё мельче). Вот из этих частиц и состоит океан Тайны.

Но существует и некое отрицающее отношение к Тайне, которое можно назвать обестайниванием или детайнизацией действительности. Прежде всего, это разделение жизни на знание и незнание в предположении, что всё может быть познано, дайте только время прогрессу. Отгораживаясь от океана Тайны, даже убеждая себя, что его не существует, что это просто пока неизвестное, детайнизатор видит единственную опору в знании. Однако подлинные, духовные наши опоры именно там, в океане Тайны, признаём мы его существование или не признаём. Но если не признаём, труднее овладевать умениями плавать и летать.

Знание, разумеется, необходимо человеку, а невежество заслуживает сожаления. В то же время не всякое знание можно считать разумным и не всякую критику знания следует причислять к невежеству. Разумное знание — это не уход от Тайны, не подмена уважения к ней интеллектуальной самоуверенностью, оно лишь усиливает внимание к её свойствам.

Можно сказать каждому: не гордись островком знания, но и не чуждайся его. Не бойся Тайны, не отвергай её, а уважай её размах и проникновенность.

Знание — это частичное проявление Тайны, осмысленное человеком.

Знание и Тайна — вовсе не полярные противоположности. Знание — это степень отражённости мироздания в сознании человечества. Оно не устраняет Тайну, а лишь углубляется в неё. Их незачем противопоставлять. Знание — это частица Тайны. Частица, на поверхность которой упал лучик твоего разума. Человек добывает знание из Тайны вместе с самой Тайной.

Так что признание Тайны не отменяет познания. Но меняет его стилистику и степень приоритетности. Как в любой отрезок входит бесконечное количество точек, так и в каждом известном нам свидетельстве о мире неявно присутствует бесконечное число неизвестных нам уточняющих подробностей из области Тайны.

Человеку хочется порою думать, что знание — это некая форма информационной (или даже интеллектуальной) собственности, раз он владеет этим знанием. Ничего подобного. Скорее он зацепился за что-то выдвинувшееся из Тайны и дополняет его своим воображением, мысленно хозяйничая в Тайне, как в своей вотчине. Отцепись. Дай Тайне владеть тобой — и будешь свободен. И все твои знания будут выглядеть по-другому.

Соотношение знания и Тайны — вопрос не количественный, а качественный, поскольку именно качество знания зависит от уважения к Тайне. Безотносительное к ней знание может быть утилитарным или житейским, может быть увеселяющим эрудицию, ублажающим любопытство или позволяющим делать деньги. Но чем ближе к границам познания, чем одухотворённее искатель, тем лучше он ощущает участие Тайны в своих поисках. Знание, добытое им, несёт не только информацию, но и само дыхание Тайны, на которое прагматичные познаватели не обращают особого внимания. А зря. Именно признание Тайны, уважение и чуткость к ней позволяют двигаться по её течениям к тому, что важнее любых оприходованных знаний.

Ко многому из принадлежащего океану Тайны, можно прикоснуться. Эту возможность человеку дают его главные чувства и проникновенная сила интуиции. Ведь мы повседневно встречаемся с проявлениями Тайны в нашей жизни. Важно замечать их. А что-то из океана Тайны может само прикоснуться ко мне: озарением, чудом или внутренним призывом. Главное — суметь воспринять это и, может быть, суметь отозваться.

Разгадки Тайны приблизительны, но животворны.

Образ океана вокруг островка знания может пригодиться нам во многих отношениях. На нашем островке мы можем искать пути к нахождению общностей друг с другом. Пускаясь в плавание по океану Тайны, мы можем искать пути к представлениям о прообразах тех явлений жизни, которые нам особенно важны. И независимо от того, где мы находимся, — на островке или в океане — у нас всегда есть возможность ориентироваться вверх. И это лишь некоторые из направлений наших дальнейших путешествий.

Признать, что всё, во что мы верим, — из области Тайны, непросто. Ещё сложнее признать, что всё нам известное тоже уходит корнями в Тайну. Но только преодолев эти две ошибки самомнения, можно реально относиться к реальности. Тогда станет понятно, что знания — не исчерпывающие разгадки тайн мира, а лишь приблизительные догадки, прикосновения к Тайне. Причём именно в этом залог их животворности для нас, потому что жизнь не может быть исчерпана знанием.

Тайна наполняет мир всепримиряющим смыслом, но мы не всегда замечаем это, позволяя своим знаниям, которые во многом остаются незнаниями, ополчаться друг на друга. Кому нужна эта дикарская воинственность?..

Может порою показаться, что в прежние века, когда наша планета не была ещё основательно исследована, жить было интереснее и романтичнее. Но вот что я скажу тебе, друг мой. Эпоха великих географических открытий на Земле постепенно закончилась. Эпоха великих открытий в океане Тайны не закончится никогда.

Зацепиться за главное

Письмо о верхних уровнях смысла

Внимание к области Тайны приводит нас, друг мой, в загадочные края человеческого существования, и нам будет недостаточно метафоры великого океана. Надеюсь, ты простишь меня за обращение и к другим образам, которые помогут нам прикоснуться к очень важным, главнейшим для человека догадкам. В ход пойдут и глубины, и горные вершины (пожалуйста, не будь педантом, не спрашивай, откуда в океане горы), и звёзды, и всякое другое. Что ж, сфера Тайны подразумевает разнообразные подходы.

Верхние уровни смысла — смотровые площадки с духовной перспективой.

Если говорить о зрячем свете разума, то смысл — это вообще взгляд сверху. Взгляд на траекторию движения, на динамику развития. Но если обратиться к сущности смысла, можно назвать его тканью жизни. Или, опять же динамически, — пружиной, закрученной Замыслом в каждом явлении, к которому мы внимательно присматриваемся.

Верхние уровни смысла — то главное, на чём основано наше уважение к Тайне. То, что делает возможной нашу дружбу с жизнью. Ведь уважение к Тайне подразумевает уверенность в том, что она пронизана смыслом, а не хаосом. Это те уровни, которые позволяют человеку осмысливать высшее в себе и Высшее из области Тайны, а также связи между ними. Это небосвод догадок и призыв к путешествиям в надежду.

Говоря о верхних уровнях смысла, я не имею в виду высшие, то есть самые верхние уровни Замысла, они вряд ли доступны человеку. Но верхних уровней нам вполне хватило бы, чтобы научиться с их помощью как следует ориентироваться. Они доступны любой душе для прикосновения к ним, однако пути туда лежат не столько по мощёным дорогам рассуждений, сколько по интуитивным, образным, метафорическим, ассоциативным тропинкам. Тем более если чувствуешь: за этими уровнями, верхними для тебя, есть иные уровни, которые хотелось бы назвать высшими, но за ними могут идти ещё более высокие уровни, о которых мы не имеем даже смутного представления.

Можно верхние уровни смысла назвать и не верхними, а глубинными. В духовном измерении высота и глубина сходятся. Сочетание этих верхних (или глубинных) смыслов наполняет наше существование. Какое счастье зацепиться хотя бы за один из них! Его света хватит, чтобы озарить наш земной путь, одухотворяя все уровни смысла, лежащие ниже.

Альпинистские крюки догадок помогают подтягиваться вверх.

Верхние уровни смысла большей частью принадлежат Тайне. Но к ним ведут интуитивные, образные, метафорические пути. Это не всегда утоптанные тропинки. Нужно уметь перепрыгивать через трещины, пробираться по осыпям, карабкаться по скальным уступам. А иногда — взлетать…

Всё здесь — догадки. Но мы забрасываем свои догадки наверх, чтобы затем подтянуться туда, где удалось зацепиться. Нам это важно, потому что там таятся наши ориентиры для максимально подлинной жизни. Те, что помогают осмысливать жизнь через наиболее сущностные её свойства. Ведь бытие осмысленно как на простейших материальных уровнях, так и на более высоких, вплоть до верхних для человека.

Всего лишь догадки?.. Всего лишь надежды?.. Но то, о чём можно здесь догадываться и на что надеяться, важнее многих научных истин и привычных суждений. Необходимы прорывы мысли вверх, даже если наше привычное сознание не на всё может решиться.

Чтобы добраться до верхних уровней смысла, не нужен бобовый стебель, доросший до неба. Верхние уровни смысла достижимы во всём, с чем имеешь дело, если подготовить себя, расположить к этому. Смысл пустот не оставляет. Путешествие к верхним уровням смысла всегда может быть начато здесь и сейчас. В этом путешествии особенно ценны наши настоящие чувства — те, что способствуют духовно полноценной жизни, те, что прикасаются к нашей светящей сущности. Здесь особенно нужны и наше соображение, и воображение, и творчество. Ведь постижение на этих уровнях связано, прежде всего, с образно-метафорическими представлениями. Но творчество должно уходить от своеволия, быть напряжённо чутким к тем реальным смыслам, с которыми встречаешься или хотя бы соприкасаешься. И эти новые смыслы не отрицают то, что удалось постичь раньше. Просто начинаешь понимать всё вместе.

Научный подход вряд ли поможет нам обратиться к верхним уровням смысла. Проблема рациональной философии, которая старается быть научной, в том, что она не может признать верхние уровни смысла достаточно верхними, то есть выше себя. Ей необходимо оставить за собой возможность рассуждать о них, умозрительно смотреть на них сверху. Парадоксальность ситуации ещё и в том, что верхние уровни смысла различимы слабее нижних и средних, хотя значение их куда больше. Нам важно вглядываться, вживаться в них, а не стараться расклассифицировать по категориям. Даже сам термин «верхние уровни смысла» довольно условен.

Сколько существует уровней смысла? Какие из них следует считать верхними? Что именно относится к каждому из них?.. На эти строгие вопросы у меня нет ответов, ведь всё это — из области Тайны. Но есть представление о том, что верхние уровни смысла наверняка существуют и имеют огромное значение для нас. Можно назвать такое представление метафорическим или художественным, но это никак не повлияет на их существование. Да, верхние уровни смысла мало поддаются рационализации. Но выстраивающее мышление необходимо для их восприятия наряду с улавливающим. Ведь во всяком смысле всегда есть и рациональная составляющая.

Не будем представлять верхние уровни смысла в виде какой-то верхней полки, до которой дотянулся и достал что хочешь. С чем-то соприкоснёшься, а что-то ещё впереди. Точнее, вверху. И вместе с тем не будем думать, что надо туда долго и натужно карабкаться, чтобы когда-нибудь, в далёком будущем, достичь их. Верхние по значению возможности осмысления жизни всегда рядом с нами. Обратиться к ним можно безотносительно к силе своего интеллекта или глубине психического развития. Но желать обратиться — необходимо, без этого, в самом деле, добраться трудновато.

Стремление приведёт к догадкам, догадки приведут к зацепкам, зацепки приведут к постижениям.

Стоит понять, по сравнению с чем ты мал и благодаря чему велик.

Можно предполагать, друг мой, что верхние уровни смысла существуют в некотором многообразии. Но для каждого человека приоритетное значение имеют те из них, которые он усматривает, которые ощущает, с помощью которых ориентируется. Уровни, откуда лучше обзор своих владений — внутреннего и внешнего миров.

В поисках верхних уровней смысла начинаешь ощущать и свою малость, привыкая к новым масштабам мышления, и своё величие. Речь, конечно, не о величии, превозносящем тебя перед другими, а о возможности быть причастным к центральным смыслам мироустройства. Причастным своим пониманием, своей готовностью играть ту свою роль, которая этим смыслам соответствует.

Здесь находишь критерии качества становления личности, которые применяешь, прежде всего, к себе. Применять их к другому можно лишь с большой осторожностью и ни в коем случае не для осуждения. Прежде всего — для помощи тому, кому надо помочь и кто готов принять от тебя эту помощь.

Не хитрость отнести то или иное из своих представлений к верхнему уровню. Важно искать в этом общность с другими — чтобы избежать самообольщения. В то же время странно было бы изображать верхние уровни смысла чем-то безусловно общим для всех. Свои приоритеты видишь сам, и собственное представление о главном всегда кажется насыщенным и важным. Но точно так же и другой человек дорожит своими представлениями. Поэтому общность здесь стоит того, чтобы искать её всерьёз, а найденное ценить как возможность сближения.

Мореходам и мыслителям важно уметь ориентироваться по звёздам.

Ориентироваться по верхним уровням смысла — это не значит шагать по земле, задрав мысли к духовной сфере. Не значит прибавлять себе рост с помощью котурнов или просто подпрыгивая. Не значит забираться на пьедестал или на гору, стараясь приблизиться к небу. Это значит обнаруживать верхние уровни смысла в любой повседневности, на любой высоте и на любой глубине.

Свидетельствам ориентирования такого рода — нет числа. Самые яркие, в виде тех или иных притч, образов и метафор, встречаются в различных священных текстах. Приведу лишь один из наиболее близких мне мотивов: «Не собирайте себе сокровищ на земле… но собирайте себе сокровища на небе…» — говорит Христос. (Матф. 6:19—20).

Иудаизм, ислам, буддизм, даосизм и многие другие религиозные учения могут дать свои примеры. Но не только религия сосредоточена на этом. Многие люди ориентированы на служение своему роду, нации, стране, человечеству в целом. Об этом говорит стремление внести свой вклад в ту область культуры, к которой неравнодушен. Вклад в историю большого или малого сообщества, к которому принадлежишь. В формирование ноосферы. В планетарную жизнь… Всё зависит от того, какие уровни смысла считаешь верхними.

Если же говорить о религии, о вере, то представлением о Боге можно охватить все уровни смысла, не задаваясь вопросом, много ли их и какие они. Но, размышляя о конкретных путях конкретной жизни, особенно своей собственной жизни, приходится разбираться во многих смысловых ракурсах. Здесь для нас становится важным вопрос приоритетов, возникает желание отдавать первенство именно тем уровням смысла, которые для нас выше других.

Здесь мы приближаемся и к представлению об истине. Недостижимость верхних уровней смысла в полном охвате показывает, что истину можно угадывать, предчувствовать, но невозможно человеку обладать ею. Истина — не итоговое рациональное знание, а прежде всего знание, свободное от заблуждений и основанное как на выстраивающем, так и на улавливающем мышлении.

Смысл жизни в том, чтобы постараться его уловить и осуществить.

Вопрос о смысле жизни — это не просто риторика. Это один из важнейших практических вопросов для любого человека, хотя многие считают его абстрактным или вообще игнорируют. На него можно ответить многими способами. Каждый искренний ответ, обеспеченный собственной жизнью и собственным мировоззрением, будет одним из ракурсов общечеловеческого отвечания. А главное — каждый из ответов представляет собой не финишную черту, а стартовую.

Можно сказать, что смысл жизни в том, чтобы наполнять душу и мир любовью. Значит необходимо понять, что мы имеем в виду под душой, как она связана с внутренним миром и с внешним, что такое любовь и как её освоить.

Можно сказать, что смысл жизни в том, чтобы быть собой как можно лучше. Значит, придётся разгадывать, каким лучше быть человеку вообще и каким — конкретно тебе.

Главное в том, что смысл — не плоскостное понятие. Существуют уровни, этажи смысла, начиная с простейших — житейских или даже физиологических. Эти этажи уходят вверх, в Тайну. Развитие души подразумевает постепенное овладение более высокими уровнями смысла, каждый из которых преображает и предыдущие. Верхние уровни смысла таинственны и наполнены вдохновляющей энергией. Эта энергия помогает правильнее воспринимать и те уровней, что пониже. Хотя последние для нас привычнее, отчего может показаться, что они занимают более значительное место в нашей жизни. Однако это скорее количественная значимость, чем качественная.

Можно жить и не обращаясь к верхним уровням смысла. Дело лишь в качестве твоей жизни. Жить-существовать или жить-становиться? Жить-ожидая-исчезновения или жить-готовясь-к-переходу? Жить-теряя-высоту с возрастом или жить-набирая-высоту?.. Смысл жизни повсюду, надо лишь его замечать. Смысл жизни в тебе, надо лишь к нему прислушаться. Смысл жизни в каждом дне, надо лишь его освоить.

Смешно было бы меряться уровнями смысла: вот, у меня выше, чем у тебя!.. И чем выше уровни смысла, тем нелепее подобные сопоставления.

С верхних уровней смысла можно вглядеться в сущность любой жизненной мелочи, даже самой бытовой. Но движение вверх иное. Мелочи (а иногда и то, что вроде бы казалось значительным) осыпаются с души, отшелушиваются от неё на этом пути.

На верхних уровнях смысла конфронтация невозможна.

Если ты, друг мой, рассчитывал найти здесь точный перечень, инвентарный список всего, чем богаты верхние уровни смысла, вряд ли я смогу тебе такое предоставить. Надеюсь, ты уже понял, что забираться на эту глубинную высоту каждому приходится самостоятельно. Так что могу только кратко намекнуть на то, что замечаю сам. Правда, придётся пользоваться странными словами — или слишком общими, или, наоборот, слишком индивидуальными. Но тут, во внутренних путешествиях, всегда так.

Вот и верхние уровни смысла — это условное название для смысловых корней, уходящих в область Тайны. Высшее, Бог, Абсолют — так можно обозначить самый верхний из различаемых уровней. Тут мы уже касаемся вопросов веры, которая может казаться иногда нелогичной, абсурдной, но никогда не бывает бессмысленной: просто она относится к более верхним уровням смысла, чем логика и рационализм. Разумеется, эти уровни существуют и для религиозного, и для научного, и для свободного мышления. Но когда мы там оказываемся, конфронтация различных путей, подходов и конфессий неминуемо исчезает. Вместе с тем это не край отдохновенной идиллии, а область постоянной внутренней работы.

Если говорить о таких трёх основных началах мироздания как материя, энергия и смысл, то легче всего — увы! — отрицать смысл. Впрочем, это и всего бессмысленнее: ибо если нет смысла, то ни к чему и его отрицание.

К верхним уровням смысла, как мне представляется, можно отнести светящую сущность человека, которая связывает его с областью Тайны. С этих уровней протянут к человеку и Луч направляющий, который символизирует движение человека к прообразу своей личности. Однако самое главное, что верхние уровни смысла выводят нас к тому, в чём мы видим Высшее.

Конечно, друг мой, это слишком краткие прикосновения к важнейшим темам, но мы ещё вернёмся к ним в дальнейших письмах.

Представить непредставимое

Письмо о взгляде за пределы

Название этого письма, может быть, слишком парадоксально, и наводит на мысль о расположенности автора к ремеслу иллюзиониста или гипнотизёра. Но таких амбиций, друг мой, у меня нет. Просто хочу отправиться с тобой в удивительный край, где кишмя кишат предположения и фантазии. Но мы постараемся и здесь не расставаться с важнейшими реалиями человеческой жизни.

Взгляд за пределы — это духовная зоркость души.

Интересно, можем ли мы хоть в какой-то степени заглянуть за пределы земной жизни человека?.. Такой взгляд обращён к возможностям, скрытым в Тайне, но необходим прежде всего для реальной жизни. Главное средство здесь — улавливающее мышление человека, сосредоточенное не на познании Тайны, а на прикосновении к ней. Сосредоточенное не на конкретных иных мирах, а на принципиальном представлении об иномирье.

Итак, наша задача — непредвзято осмыслить предположение о послесмертном существовании, а также об иных измерениях жизни. А через это углубить понимание известной нам земной жизни. Нам нужно подумать, без мистических придыханий, о том, что в обычную реальность не входит, но в ней подспудно участвует. Прежде всего, имея в виду насыщение смыслом допредельной реальности, а не безудержное расширение области мыслимого.

Может показаться, что «взгляд за пределы» звучит как-то неопределённо. Взгляд за пределы чего? Кое-что попробую перечислить. За пределы земной жизни. За пределы знакомого нам мира, даже если включить в него все незнакомые пока планеты, звёзды и галактики. За пределы интеллекта — вернее, его способности выстраивать и увязывать. За пределы любых теорий и гипотез. За пределы всего, что нам знакомо и привычно здесь и сейчас…

Может, пределы и нужны для того, чтобы за них заглядывать. Это не прерогатива визионеров, а естественная потребность каждого, кто задумывается о смысле человеческой жизни. Это продолжение попыток составить представление о завтрашнем дне, о будущем человечества. Дальнейшее развитие тех же усилий.

Это такая же естественная забота, как взгляд в окно перед выходом на улицу: надо ли взять зонтик? надо ли потеплее одеться?.. Даже более оправданная — ведь не попасть впросак там, за смертным пределом, ещё важнее. Сама готовность человека осмысливать то, с чем человек не может, казалось бы, столкнуться в своём жизненном опыте, что лежит за границей жизни, очень важна. Вырабатывается она не всегда легко и просто.

Каждому нужен собственный взгляд за пределы.

Интерес к тому, что за пределами, не противоречит уважению к Тайне — наоборот, вполне ему отвечает. Интерес и уважение питают друг друга. Важно лишь соблюдать некоторую осторожность: не лезть на полку, до которой ещё не дорос, не баловаться спичками… Но взгляду мысленному есть ли пределы? Пределы существуют для земного зрения, но не для мысли. Иногда её придавливает к земле притяжение рационального ума и здравого смысла, но не обязательно поддаваться этому притяжению.

С какими бы ограничениями ни столкнулся человек, ему свойственно пытаться за них заглянуть. Странно, если смертный предел становится этаким боязливым исключением. Когда человек не даёт свободу своему естественному смысловому интересу к тому, что же там, дальше, у него в подсознании накапливается подспудная тяга к образам запредельного. Этот подавленный интерес может обернуться (например, под влиянием окружения, под давлением возраста или из-за обрушившегося несчастья) самыми невероятными фантазиями и предрассудками, которые он, уже не заботясь о смысле и увязывании, принимает за реальность.

Вообще же, человеку необходимо постоянно выглядывать за пределы своего привычного опыта — чтобы двигаться к приобретению новых восприятий, ориентируясь на это и готовясь к этому. Стремление к заглядыванию за пределы естественнее для тех людей, кто больше других способен к мистическим переживаниям, не только дающим возможность ощутить иной мир, но и побуждающим к этому. Человек с рационалистической исходной фокусировкой отгорожен стеной рационализма-материализма от восприятий и размышлений такого рода. Однако ему они тоже необходимы, хотя бы в минимальной дозе — как витамины.

Любой, кто может рассказать о том, что ему самому довелось ощутить и почувствовать — пусть неясно и недоказуемо — там, в этой загадочной области за пределами земного восприятия, достоин внимания. Но эти свидетельства неизбежно останутся для другого человека — чужими. Их можно принять во внимание, а можно не принимать. Можно скептично усмехнуться и даже вдоволь посмеяться над услышанным. Поэтому тебе нужны именно свои взгляды за пределы, они и будут наиболее убедительными свидетельствами для тебя. Хотя и в своём вполне можно сомневаться.

Смешно подозревать каждого в обмане из-за того, что встречаются обманщики. Так же нелепо всех, кто способен улавливать сигналы иномирья, заранее объявлять мошенниками. Конечно, среди них, как и повсюду, встречаются хитрецы. Они могут, например, имитировать или преувеличивать свои способности, добавлять к ним и несуществующие. Некоторые, поддерживая свои реальные или мнимые улавливающие умения, окружают себя всяким антуражем, который якобы должен помогать в этом. Другие делают то же самое для эффективного манипулирования публикой… Но всё-таки главное здесь то, что такие возможности улавливания существуют, заслуживая осторожного и скептичного внимания как свидетельства о чём-то запредельном для земной жизни.

То, что я вижу при взгляде за пределы, — лишь соединение личного опыта с моими умственными способностями (хотя бывает ли что-то большее в человеческом сознании?). Но наверняка существует и реальный прообраз того, что за пределом: послесмертья, иномирья и вечностного бытия. Как раз искры этого прообраза, может быть, и всплывают в моём опыте и в моём разуме. Мне остаётся не угашать их и не искажать самоуверенной интерпретацией.

Смерть — рычаг, переворачивающий представление о жизни.

В подростковом возрасте и в ранней юности представление о своей будущей жизни часто ограничивается каким-нибудь «запредельным» возрастом (тридцать или сорок лет, например), который кажется не очень реальным, так что всё равно уже, что там будет после. Из-за этого человек может подойти к старшим возрастам не очень подготовленным, что может заметно сказаться на содержании его жизни… Но разве не таково же иногда отношение взрослого человека к смерти? Если он не считает то, что будет после неё, реальным и актуальным для себя уже сейчас, возможно ли правильно сориентироваться и позаботиться о подготовке?..

Само присутствие смерти в земной жизни, помогает понять нечто важное именно для жизни. Мы не просто решаемся взглянуть за пределы, но и как бы оттуда смотрим на своё текущее существование. Чтобы преобразить его, пока не поздно. И это главное в запредельном — смысл его присутствия в нашей земной жизни. Ведь от него зависит и то, что находится «в пределах», — земное и привычное. Всё связано общим смыслом. Можно сказать, что взгляд за пределы земной жизни позволяет уже сейчас освободиться от некоторых пределов, поставленных себе самому.

Смысл такого взгляда в том, чтобы обдумать: как относиться к возможности существования души после смерти. Даже если наиболее убедительным кажется материалистический подход, мы не можем быть абсолютно уверены в отсутствии другой возможности. Приверженность к гипотезе полного исчезновения человека с его смертью не означает отказ от рассмотрения альтернативных гипотез.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.