Бесплатный фрагмент - Доо в Моо

Привет!

Сказки, которые собраны в этой книжке, мы придумывали вместе. Это гораздо веселее, чем придумывать одному. Тем более когда дочке несколько лет, а папе несколько десятков.

Придумывали мы их по-разному. То вместе сидели за бумагой или у компьютера (роль секретаря обычно исполнял папа), то обсуждали во время прогулки, что и как у нас в сказке должно случиться, то кому-то из нас приходила в голову идея, а другой её подхватывал. Некоторые из сказок были сначала совсем крошечными, и мы их вырастили.

Мы надеемся, что наши сказки будут интересны и детям и взрослым. Мы, со своей детской стороны и со своей взрослой стороны, старались, как могли.

Влюблённый крокодил

Расскажу тебе, дружок, историю про крокодила. Знаешь, какие бывают крокодилы? Ну-ка скажи — какие?..

Всё, что тебе придёт в голову, всё это совершенно правильно. Потому что крокодилы бывают разные. Особенно сказочные крокодилы.

Угадай, как его звали? Ну-ка, ну-ка, поугадывай…

Наверное, для каждого из имён, которые придут тебе в голову, найдётся где-нибудь крокодил с таким именем. Хотя бы в сказке. Ведь крокодилов на свете гораздо больше, чем имён для них. А уж в сказках крокодилов — вообще сколько захочешь.

Нашего крокодила звали Кркдл. В его имени остались одни только согласные, потому что все гласные он проглотил. Очень уж любят крокодилы глотать всё подряд.

А ты любишь глотать всё подряд?..

Конечно, нам с тобой всё подряд глотать не стоит. Иначе чем же человек будет отличаться от крокодила? Если уж что-то во рту оказалось, лучше пережевать как следует, правда?..

Тебе уже не терпится, чтобы история началась? И мне тоже. Так что давай начинать. Тем более, что по названию сказки уже понятно, что случилось с Кркдлом.

Кркдл влюбился.

Влюбился он не в девицу-крокодилицу и даже не в рыбку. А влюбился он — себе и всем на удивление — в птичку.

Что за птичка была? Как её звали? Это я тебе оставляю угадывать.

Ведь Кркдл даже об имени её не спросил. Так и звал её без имени, просто «птичка моя».

Он так эту птичку полюбил, что даже сказал ей однажды:

— Птичка моя! Ты мне так нравишься, так нравишься. Прямо проглотил бы тебя, да и только!..

Ведь всё, что ему нравилось, Кркдл тут же норовил проглотить. А птичка ему ОЧЕНЬ понравилась. И он ОЧЕНЬ хотел её проглотить.

А вот хотела ли этого птичка? Ты как думаешь?..

Не хотела. Но Кркдл никак не мог этого понять.

— Птичка моя, — говорил он ей, — я же о тебе заботиться буду. — Хочешь, телевизор проглочу, чтобы тебе во мне скучно не было?..

— Да ведь я тогда не увижу ни цветов, ни солнышка, ни приятелей своих, — чирикала птичка.

— Это всё дело поправимое, птичка моя, — уговаривал её Кркдл. — Цветы и солнышко по телевизору увидишь, я цветной проглочу, самый лучший. А приятелей твоих, кого захочешь, тоже проглочу с удовольствием. Не соскучишься!..

А тебе, дружок, как интереснее на цветы и солнышко смотреть? Может быть, по телевизору?..

— Я летать привыкла, — чирикала птичка. — Разве в твоём животе полетаешь?

— Хо-хо! — смеялся Кркдл. — Ты даже не представляешь, птичка моя, какой у меня живот внутри просторный. Столько всякого глотаю с утра до вечера, а там всё равно ветер гуляет. Соглашайся скорее! Очень тебя проглотить хочется.

Ну как, дружок, понимаешь ты переживания крокодила? Сочувствуешь ему? Ведь он так полюбил птичку, так полюбил…

Птичка не понимала.

— Не понимаю! — чирикала птичка. — Если ты меня так полюбил, зачем же тебе меня глотать? Ты же меня тогда и не увидишь.

— А что тут такого, птичка моя? — удивлялся Кркдл. — К чему понапрасну глазеть друг на друга? Зато ты будешь совсем моя. Будешь МНОЮ!..

— Вот уж нет! — чирикнула птичка. — Я хочу быть СОБОЮ. А вот как раз и друзья мои зовут меня полетать среди облаков. Нет, мои друзья тоже вряд ли захотят глотаться. Пока, пока!..

И птичка упорхнула.

Ты, должно быть, очень переживаешь за крокодила, дружок? Он ведь так полюбил птичку, так полюбил…

Но он на удивление быстро утешился. И вскоре снова был влюблён.

На этот раз — в мышку.

И говорил ей, взволнованно вздыхая:

— Мышка моя! Ты мне так нравишься, так нравишься. Прямо проглотил бы тебя, да и только!..

Ну, как, дружок? Хотелось бы тебе оказаться на месте мышки?..

А на месте крокодила?.. Представляешь, какое удовольствие — глотать всё подряд?..

Или лучше, как птичка, — фюить! — и улететь из этой сказки в какую-нибудь другую?..

Глиняный Ляп

Жил да был в земле кусок глины. Жил себе спокойно, пока в его края не приехал экскаватор.

А чем занимается экскаватор? Землю копает. Вот он и разворошил всю землю вокруг, так что кусок глины оказался на самом верху земляной кучи.

Шёл мимо мастер, лепильщик из глины. Увидел хороший кусок глины и взял его к себе в мастерскую.

Растворил он его в воде, процедил, чтобы от камушков очистить, и подсушил, чтобы глина снова густой стала, подходящей для лепки.

Стал мастер этот глиняный ком мять в руках. Ведь глина должна к рукам привыкнуть, чтобы ей захотелось чем-то стать. Мял, мял мастер кусок глины, а тот вдруг выпрыгнул у него из рук и на пол плюхнулся. В бесформерную лепёшку превратился.

Посмотрел мастер на лепёшку и рассмеялся.

— Вот так ляп! — говорит.

Тут комок глины и понял, что его зовут Ляп. Или Глиняный Ляп, если уж полностью.

На следующий раз Глиняный Ляп дал полепить себя подольше. Мастер уже длинные уши у него вылепил, хитрую мордочку и три лапы. За четвёртую принялся.

— Ну нет, — подумал Глиняный Ляп. — Зачем мне, Ляпу, нужны лапы? И уши, как у осла. Надо мной все смеяться будут.

И — плюх на пол! Опять в лепёшку смялся.

Так каждый раз дело и кончалось. Вазой Ляп быть не захотел: ещё не хватало, чтобы в него воду наливали и цветы совали. Плюх на пол — и в лепёшку.

Кошкой-копилкой тоже не пожелал стать. Вот ещё — всяких жадин радовать. Плюх на пол — и в лепёшку.

Подсвечником быть отказался. Видел он эти подсвечники: все в копоти и в воске. Ни за что! Плюх на пол — и в лепёшку.

Надоело мастеру с Глиняным Ляпом возиться, и оставил он его на полу валяться. Так и засох Ляп бесформенным комом.

А неподалёку муфельная печь стояла. В ней глиняные изделия обжигали, чтобы они стали красивыми и крепкими. Вот Глиняный Ляп и решил туда пробраться, чтобы красавцем стать.

Залез он туда ночью, когда дверца у печи приоткрыта была, и в уголке затаился. Днём мастер поставил туда новые свои изделия, дверцу закрыл, и стала печь нагреваться.

Ох, жарко пришлось Глиняному Ляпу! Раскалился он докрасна, а потом даже почти добела.

Когда печь остыла после обжига, стал мастер всё оттуда вытаскивать. Каждую вещь рассматривает, любуется.

Последним вытащил он Глиняного Ляпа.

— А этот комок как сюда попал? — удивился он. — Ну всё, теперь уже из него ничего не вылепишь.

И бросил Ляпа в ящик с глиняными обломками.

В этом ящике все были обиженные на жизнь, все раздражённые. Ведь ничегошеньки из них не получилось. Пихались там обломки со злости, бились друг об друга — только крошки глиняные сыпались.

Постепенно ящик наполнился до краёв, и всё, что там было, вытряхнули в яму на пустыре. Потом яму землёй засыпало, трава на ней выросла.

Снова потянулось для Глиняного Ляпа неторопливое земляное время. Неизвестно, сколько лет прошло, он ведь всё равно за годами следить не умел. Рассыпался Ляп в мелкую пыль, потом водой пропитался, остатки растений в себя вобрал — и опять в комок липкой глины превратился.

Надо же такому случиться, что и на этом пустыре стройка началась. Приехал экскаватор. А чем экскаватор занимается? Землю копает. И снова Глиняный Ляп оказался вывороченным из земли.

Лежит Ляп на склоне земляной кучи — и вдруг видит: мастер лепильных дел мимо идёт. Тот самый, только уже старенький.

Скатился Глиняный Ляп прямо к ногам мастера, так ему хотелось снова к нему попасть.

Остановился мастер, посмотрел на комок глины. Подумал, стоит ли за ним нагибаться. Но всё-таки нагнулся, подобрал его и понёс к себе в мастерскую.

Лежит в сумке Глиняный Ляп, рад-радёшенек. И думает:

— Пусть мастер что захочет из меня вылепит. Лишь бы мне кем-то быть.

Здесь сказке и конец.

А для Глиняного Ляпа — начало.

Как мышка обманула попугая

Летел попугай. Увидел большой-большой зрелый подсолнух. Спустился на него, хотел семечками запастись. А на подсолнухе уже мышка сидела, тоже семечки запасала.

— Брысь отсюда! — прикрикнул на неё попугай. — Мой подсолнух!

— Ты что? — говорит мышка. — Я здесь первая.

— Ну ладно, — хмыкнул попугай. — Сегодня я добрый. Поделюсь с тобой. Давай разделим подсолнух…

— Пополам! — перебила мышка.

— Ты что! Пополам? Погляди на меня и на себя. Ты вон какая крошечная, а я вон какой большой. Так и быть, отдам тебе четверть.

— Э, нет, — возразила мышка. — Меня мышата ждут, целая дюжина.

— Ну и что? Может быть, меня тоже дюжина попугайчиков дожидается. Да и за учёность мне больше положено. Делить-то я буду. Ты, небось, и таблицы деления не знаешь. А я попугайную академию закончил.

— Я в мышиной школе училась, — пискнула мышка. — Мы там даже кошек учились обманывать.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся попугай. — Подумаешь, кошек. Ведь не попугаев.

— Как знать, как знать, что на что сгодится…

— Ладно, хватит. Соглашайся на четверть или вообще уходи.

— Нет, давай пополам разделим, по справедливости.

— Посмотри-ка на мой клюв, — усмехнулся попугай. — Как клюну, так мокрое место останется.

— Клюнь, клюнь. Посмотрим, как у тебя это получится.

Рассердился попугай — и клюнул!

Мышка увернулась, а крючковатый попугаев клюв застрял. Дёргает попугай головой, а клюв вытащить не может.

— Омоги! Ышка! — прохрипел он.

— Ладно, помогу, — охотно согласилась мышка. — Только потерпи, мне для этого время понадобится. Закрой глаза, чтобы не волноваться.

Попугай глаза и зажмурил. А мышка бегает, семечки вынимает и вниз, в траву, к норке своей сбрасывает. Потом мякоть вокруг клюва обгрызла и говорит:

— Всё, готово! Дёргай свой клюв!

Выдернул попугай клюв, смотрит: а на подсолнухе ни одной семечки не осталось.

— Куда ты их дела? — кричит.

А мышка объясняет:

— Надо же мне было место расчистить.

Хотел попугай снова мышку клюнуть, да передумал: вдруг снова клюв застрянет. Махнул на всё это крылом и полетел по своим делам.

А мышка спустилась и принялась семечки мышатам в норку таскать.

Чубчик и Сластёна

В древние-древние времена климат в древнем-древнем городе Суроже был ещё намного здоровее и полезнее, чем сейчас. Таким он был здоровым и полезным, что жили в Суроже одни великаны. Если кто и приезжал сюда маленький, то очень быстро тоже становился великаном, и уезжать ему уже не хотелось.

Жили среди этих великанов Чубчик и Сластёна. О них-то мы и расскажем.

Чубчик был большим щёголем. У него была прекрасная пышная шевелюра, и сам он был таким плечистым и осанистым, ну просто красавец из красавцев. Он очень себя за это уважал и следил за своей внешностью что было сил. Наряжаться он любил в зелёное, а вот оттенки выбирал по погоде и по настроению. Шевелюру он расчёсывал гребешком из семи ветров. А на самой макушке выстриг себе чубчик, очень модный в те великанские времена. За это он и получил своё прозвище.

А вот Сластёне всё равно было, как она выглядит. Сластёна была очень задумчивая особа. Чтобы её задумчивость хорошо работала, она постоянно жевала что-нибудь сладкое. Так что её прозвище нам тоже понятно.

Однажды шла Сластёна с рынка и несла в руках охапку сахарных головок. Ведь в те великанские времена не было ещё ни сахарного песка, ни рафинада. Сахар продавали большущим куском в виде пирамидки. Эту пирамидку и называли сахарной головкой. От неё откалывали кусочки и клали в чай.

Так вот, несла Сластёна охапку сахарных головок. Уронила одну и не заметила. Только когда дома сосчитала их, всполошилась — и пустилась обратно, заглядывая под каждый куст.

Тем временем прогуливался по той же дороге Чубчик. Важно, величаво шёл, по сторонам не оглядывался. Даже под ноги не смотрел. Что могло помешать ему идти, такому великану? Если он куда и поглядывал, то в зеркальце, которое держал в руке, чтобы не упускать пленительное зрелище собственной особы.

Немудрено, что он наступил на потерянную Сластёной сахарную головку.

Ну и хруст раздался при этом — на всю округу! Хррруппп!.. Только облачко белой пыли вылетело из-под чубчиковой ноги и поплыло над дорогой.

Услышала Сластёна великий «хррруппп», лизнула пролетавшее мимо белое облачко — и всё поняла.

— Ах ты, такой-сякой Чуб-чубище! — закричала она, выведенная этим происшествием из задумчивости. — Что ты сделал с моей замечательной беленькой сладенькой сахарной головкой?..

Представляете, какой шум (а может быть, и не только шум?) начался бы в наши человеческие времена! Но климат тогда был намного здоровее.

— Да ладно тебе, Сластёна, — говорит Чубчик. — Не огорчайся. Я тебе подарю огромную бочку мёда. Больше тебя самой. Это тебя утешит?