Бесплатный фрагмент - Дом для призрака

Глава 1 Дом с привидениями

Я лежал на кровати и рассматривал рассветные сумерки, заполнившие мою комнату. Как бы странно это ни звучало, но меня разбудил мой собственный сон. Видение было необычным. Сначала я стремительно взмыл вверх, так быстро и высоко, что сердце зашлось. А потом в этой вышине меня догнала волна света, подхватила и закружила моё бренное тело в своём тёплом сиянии, наполняя счастьем и восторгом душу. Однако долго наслаждаться мне не пришлось, свет начал уплотнятся, исчезло чувство полёта и высоты, а когда свет стал окончательно плотным, он меня бесцеремонно вытолкнул из своего окружения в мою собственную предрассветную реальность.

Повалявшись ещё некоторое время под одеялом, с трудом отрываясь от приятных ощущений, навеянных младшим братом смерти, я наконец-то сел в кровати и с удовольствием потянулся. Всё, проснулся окончательно. А если проснулся, значит, пора и голову будить, пускай работать начинает.

Как правило, в такую рань просыпаются для того, чтобы убежать от кошмаров. А почему тогда проснулся я? Мой сон был приятным, и разум явно не хотел, чтобы он заканчивался. Сон не был кошмарным. Странно…! А ко всему странному, происходящему с некоторых пор со мной, я начал относится серьёзно, были уже случаи.

Ладно, пора вставать, и я с кряхтением поднялся, мужественно решив не обращать внимание на свои «немного за двадцать», тяжким бременем лежащие на моих плечах. Нашарил ногами тапки…

Твою ж!.. Ну почему я всё время об этом забываю. И я с грустью посмотрел на свои ноги, обутые в тапки, носки которых смотрели в разные стороны.

Ну хорошо, ты сам этого хочешь! Я не спеша нагнулся, снял с левой ноги правый тапок, а потом быстро бросил его в сторону двери, из которой выглядывала наглая собачья морда. Домашняя обувка точно приложилась собакену по физиономии. Не попасть я не мог, сказывался длительный опыт ежеутренних метаний этого снаряда.

Я вообще-то уже давно перестал задавать себе вопрос, почему эта ненормальная псина таким образом прицепилась к этим несчастным тапкам?! И почему она, получая каждое утро этим пресловутым тапком по физиономии, продолжает менять их местами и продолжает подглядывать за мной, высовывая свой нос в двери?! А я уже знал, где этот самый нос будет находиться. Я знал, куда кидать, и попадал иной раз даже с закрытыми глазами.

«Ладно, утро началось…», — подумал я, слушая, как псина, получив в очередной раз по носу, радостно взвизгнув, улепётывает на кухню, цокая когтями по полу.

«… и продолжилось…», — проводил я глазами вылетевшую из кухни собаку после того, как она получила могучего пинка от Повара.

«Ну вот, вроде бы всё, ритуал соблюдён, всё как обычно, изменений пока нет».

Мою собаку звали Шариком, она, собственно, собакой-то и не была, она была духом, призраком. Обычным бестолковым призраком, принявшим образ собаки. Суетливой, заполошной, доброй и преданной собаки. Мне кажется, что мозгов у этой образины не было вообще. Ну а как иначе можно объяснить то, что эта ненормальная псина с маниакальным упрямством высовывает свою физиономию каждое утро в одном и том же месте? Хоть бы переместилась на другую сторону двери, что ли, я бы для приличия поначалу промахивался.

Шарик у меня появился уже давно, как-то раз я услышал стук в дверь, подошёл, послушал, тишина. Затем опять стук, причём стучали в верхнюю часть двери, я посмотрел в глазок, никого. Открыл дверь и увидел прямо перед собой: на высоте примерно двух метров болтается какое-то непонятное и бесформенное образование, которое пялилось на меня одним глазом. В это время по лестнице спускалась соседка сверху, она спокойно поздоровалась со мной, в обморок не упала, значит, не видит его. Отлично.

«И стали они жить вчетвером! Прям, блин, как в сказке!» Появлению Шарика я уже не удивился, дело в том, что у меня уже обитали два призрака. Повар, которого я звал ещё по-корабельному Кок, и Паук, которому нравилось, когда его называли ещё и Киллером. Буквально за неделю вновь прибывший почему-то стал выглядеть как собака, и я, не заморачиваясь особо, дал ему имя. Потом нас стало пятеро, потом шестеро, потом семеро.

Духи появлялись у меня по-разному: некоторые, как Шарик, приходили сами, некоторых, как, например, Киллера, обнаруживал и притаскивал домой уже я. Когда я возвращался как-то с прогулки по лесу, меня чёрт дёрнул сократить путь домой через гаражный кооператив, в строящемся гараже которого я и обнаружил своего Паука. Так что в моём доме теперь обитают семь тварей, вместе со мной, разумеется. И, что характерно, перед каждым появлением очередного моего квартиранта мне снились необычные и всегда приятные сны. Поэтому скоро, наверное, последует пополнение. А почему бы и нет? Я, например, не вижу причины, по которой может нарушиться эта старая добрая традиция.

Одевшись, я пошёл в ванную комнату, перешагнув по пути через удава, который лежал в коридоре, и тихо беседовал о чём-то с большим котом. С именами этих двух я тоже не мудрил, так и звал их — Удав и Котяра, это были умные создания, и с ними иной раз было интересно поговорить. Удав особой силой не отличался, а вот Котяра был силён, и своим большим хвостом, который он холил и лелеял, мог поднять значительный вес. Перед тем как зайти в ванную, я заглянул в игровую комнату, где обнаружил ещё одного своего квартиранта, который сидел на подоконнике и смотрел на улицу.

В утренних сумерках этот призрак больше всего походил на человека, если конечно ты обкуренный, смотришь одним глазом и не приглядываешься шибко. … По крайней мере, у него были руки, ноги, голова и что-то вроде туловища, и, кроме того, он мог спокойно садиться в любой предмет и принимать его форму. Поэтому я, наверное, и обозвал его Лимбом, «первым кругом Ада» Данте, «Божественную комедию» которого я прочитал перед самым его появлением. Эта его способность принимать любой облик, вкупе с умением ходить, не замечая стен, выглядит несколько жутковато. Отсюда и «адово» имя.

Лимб и появился-то в моём доме необычно. Мы с Пауком и Удавом сидели за столом на кухне в ожидании, когда Кок поставит на стол большую жаровню с пловом. И когда наконец свершилось, жаровня была на столе, тряпица, которой был укрыт плов, снята, а я, находясь в блаженном полуобморочном состоянии от предвкушения предстоящего наслаждения, вдруг, к своему немалому удивлению, увидел, как прямо посреди моего храма чревоугодия из пола медленно появляется призрачная человеческая фигура.

К таким гостям я привык, это мелочи, этим аппетит у меня не перебьёшь, и я, отправив в рот ложку плова, с любопытством наблюдал, как призрак, выбравшись из пола, завис в воздухе. Первым очухался Повар. Его голова облетела новенького со всех сторон, потом она хмыкнула, вернулась на своё место, после чего Кок отработанным мощным пинком отправил незваного гостя в коридор, где тот и завершил свой недолгий полёт, врезавшись в дверь, ведущую в игровую комнату. На свою беду, гость поторопился избавиться от проницаемости.

В кухне Повара нельзя было находиться просто так, там можно было только принимать пищу, ну или если он сам пригласит тебя туда, посидеть, попить чайку, что случалось в общем-то нередко. Ко мне, как к хозяину, это правило, разумеется, не относилось. Мы с Поваром вообще обращались друг к другу, как создания, перегруженные воспитанием, на «Вы». Это было прикольно, и нас полностью устраивало.

Лимб не обиделся, когда его так некорректно выдворили из кухни, он вернулся и молча уставился на нас своими белёсыми глазами, Паук подвинул ему табурет, мы слегка потеснились, и вот очередной призрак уже живёт в моем доме. Мне было не жалко, пускай живут. Не знаю, конечно, почему, но они мне не мешали, и я даже был рад их компании. Вот только несколько напрягало то, что Кок иногда улетал из дома и всегда возвращался с продуктами, в основном с теми, которых ему не хватало для приготовления очередного блюда.

Я всегда умывался и чистил зубы, не торопясь, для этой цели даже будильник заводил на полчаса раньше, ну а сегодня вообще встал ни свет ни заря, поэтому приводил себя в порядок совсем уж неспешно. Я, не торопясь, орудовал зубной щёткой, разглядывая себя в зеркало, висящее на стене в ванной комнате. Свою физиономию я знаю, ничего необычного в ней нет, парень как парень, вот только почему-то левый глаз у меня сегодня находится заметно выше правого, что делает моё лицо несколько комичным. Я закрыл глаза и потряс головой. Открыл. И увидел, что теперь и нос стал выглядеть по-другому, он у меня начал походить на картофелину.

— Что за… бред? — пробормотал я и вдруг увидел, как у моего отражения в зеркале волосы стали подниматься дыбом, и кроме того я стал сам себе улыбаться из зеркала. Я, конечно, люблю, когда мне улыбаются, но чтобы вот так. Сам себе. Растягивая свой рот в улыбке всё шире и шире, без малейшего участия с моей стороны, это, конечно, перебор. Улыбался я себе до тех пор, пока не обнаружил, что рот у меня растянулся от уха до уха, и, мало того, во рту было полно зубов, штук шестьдесят, не меньше.

— «А-а-а, ну теперь всё ясно! — наконец дошло до меня, — очередной жилец. Как я сразу-то не допёр?» И одновременно с этой здравой мыслью мне пришлось сделать широкий шаг назад, чтобы призрак, выбравшись наполовину из зеркала, не достал меня своей зубастой пастью.

«Вот ведь шайтан! Ты смотри, какой прыткий и настырный!» — поразился я, уклоняясь на этот раз от коротких ручек зубастого создания. Дух не унимался, он с азартом размахивал своими лапками, клацал зубами, но меня достать не мог. Мне быстро надоела эта возня, и я, сделав шаг вперёд, ухватил его за шею, оказавшуюся неожиданно тонкой. Призрак задёргался, но я легко его удерживал, это создание выдающейся силой похвастать не могло.

— Хватит трепыхаться! — прикрикнул я на зубастика, когда он в очередной раз попытался меня укусить.

— Если ты меня цапнешь, я тебе все зубы повыбиваю! Понял?

— Да понял я! Понял! — неожиданно для меня полузадушено прохрипел визитёр.

— Отпусти, а.

— О как?! А мы, значит, умеем говорить и соображать? — обрадовался я.

— Умеем…

— Отлично. Значит, кусаться больше не будешь. И про потерю зубов помнить тоже не будешь?

— Да ты просто чудовище ненормальное! — всхлипнул призрак. — Оставь в покое мои зубы.

— Это я-то чудовище? Да ты свою собственною рожу-то в зеркале видел? Нет. Тогда рот закрой и не вякай, а то я уже сердиться начинаю. — Дух обиженно замолчал, и я отпустил его шею. Зубастик обессиленно свесился из зеркала, оставив где-то там в стене свою заднюю половину. А я, ополоснув лицо ещё раз, вышел из ванной комнаты и потопал на кухню.

На кухне всё было как всегда, Повар сидел перед окном на табуретке, а его голова, поднявшись над туловищем, что-то внимательно разглядывала за окном. Когда я вошёл, голова повернулась ко мне и радостно разулыбалась.

— Утро доброе, — поздоровался я, усаживаясь за стол.

— Доброе, — согласился со мной Кок, — оно всегда доброе. Не бывает начало дня недобрым. Начало дня — это как начало новой жизни. При этих словах мой собеседник назидательно поднял вверх пухлый указательный палец, а его голова водрузилась на то место, на котором она, собственно, и должна была находиться изначально. Надо сказать, что мой Кок своим внешним видом конкретно соответствовал своему имени, он был упитанным, толстеньким, я бы даже сказал «сдобным».

— Да Вы, батенька мой, философ! — удивлённо уставился я на Повара. — Откуда такие здравые и позитивные мысли?

— Ну-у… я даже не знаю, мы тут с Ужом как-то о смысле жизни рассуждали, и это потом как-то само собой в голову пришло, а что, разве неправда? Утро… Начало нового дня. В это утро обязательно кто-нибудь родится, и даже скорее всего не один, вновь рождённых много будет. Вот и получается, что начало новой жизни.

— Ну да, ну да, — согласился я с этим доморощенным «Диогеном», не став заострять внимание на том, что новая жизнь появляется в любое время суток, а не только утром. А зарождается она, так и вообще, в большинстве своём ночью. Но если он пришёл к такому своему философскому выводу, пускай с ним и живёт. Вывод приятный, жизнеутверждающий, несущий хорошее настроение, а настроение в его деле очень даже немаловажно, еда тогда вкуснее получается.

— Кстати, о «Владыка кухни», а за что Вы Удава Ужом обозвали? Он, если узнает, стопудово обидится.

— Да нет, не обидится, — радостно прогудел Кок,

— Уважаемый хозяин ведь знает, что у меня два имени. Я согласно кивнул головой и подтвердил:

— Да, уважаемый хозяин знает об этом, так как он сам Вас и нарекал этими именами.

— Так вот, — продолжил Повар, накладывая мне в тарелку омлет с колбасой, — мой приятель Удав решил, что он тоже хочет иметь два имени, и мы нашли ему ещё одно имя, короткое и звучное: «УЖ!».

— Ну да, ну да… — опять пробормотал я, — всё логично, с этим, не поспоришь. И отправил в рот первую ложку омлета.

— А омлет у Вас сегодня просто восхитительный, — не стал скромничать я, зная, что доставляю своей похвалой призраку удовольствие.

Я уже поел и теперь, сидя за столом, не торопясь пил чай, когда в кухню пожаловал Киллер. Он спустился с потолка, втянул в спину паучьи лапы, вытащил из-под кухонного стола ещё одну табуретку и уселся рядом со мной.

— Здорово, — поприветствовал я Паука,

— Как спалось? Паук в ответ склонил голову и, принимая из рук Повара тарелку с омлетом, встретился со мной глазами. И я в который уже раз поразился безмятежности его взгляда: у него были светлые, серо-голубые глаза младенца, ещё не замутнённые окружением человека. Что, собственно, было и неудивительно, ведь кроме меня других людей он, скорее всего, и не видел. Мне кажется, что вот из-за этого его взгляда я его и взял с собой из того недостроенного гаража.

Киллер кивком головы поблагодарил Кока и начал есть, ложкой складывая омлет в рот, напоминающий человеческий, но имеющий по бокам мощные жвалы, которые шевелились, когда он глотал пищу. Зрелище, конечно, жутковатое, но на меня это впечатления не производило, кто я, собственно, такой, чтобы судить эти создания, для него, я, наверное, тоже не являюсь образцом привлекательности, но он же молчит об этом. Хотя молчит он потому, что не умеет говорить, скорее всего, ему мешают жвалы, с которыми он по какой-то причине не хочет расставаться. Но я уверен, что даже умей он говорить, он бы не стал осуждать мой внешний вид.

Пока я пил чай и размышлял о своей внешности, в кухню зашёл Котяра и, зевнув, спросил,

— А на кого наш хозяин недавно в ванной орал?

— Всё вам возьми и расскажи, иди и сам посмотри.

— Сходи, сходи, посмотри, — подогрел интерес Котяры Повар, — я, кстати, тоже возню в ванной слышал. Котяра постоял ещё несколько секунд, вопросительно глядя на меня, но, поняв, что я ничего ему рассказывать не буду, направился к ванной комнате. Открыл её, вошёл и тут же вылетел обратно, встал на задние лапы и удивлённо уставился в открытую дверь. Постояв так некоторое время, он повернулся к двери боком и ударил что-то, находящееся в ванной, своим мощным хвостом. Раздался грохот падения чего-то и визг. Котяра чисто по кошачьи мявкнул и отпрыгнул от двери, из которой выкатилось круглое тело, имеющее большую круглую же голову и большой зубастый рот. Нарисовался зубастик собственной персоной, и я демонстративно похлопал ему в ладоши. Милости просим, нас, тварей, теперь восемь.

Зубастик повалялся немного на полу, не забывая при этом жалостливо всхлипывать. Но поняв, что никто его жалеть не станет, с тяжёлым вздохом поднялся, и, повинуясь приглашению Повара, засеменил на своих коротких ножках в сторону кухни. Киллер уже наелся и теперь сидел на стене, уцепившись за неё паучьими лапами, и с любопытством наблюдал за новеньким. Я, не вставая со стула, ногой пододвинул зубастику табурет, на который он догадливо и забрался, с опаской поглядывая на меня.

Кок, ни слова не говоря, из большой сковороды, стоящей на плите, нагрёб омлета в тарелку и поставил её перед зубастиком, положив рядом с тарелкой ложку. Толстое создание так же молча взяло ложку, повертело её в своих маленьких ручках, а потом проглотило и вопросительно уставилось на Повара.

— Что, невкусно? — озадаченно спросил тот.

— Невкусно, — потряс круглой башкой зубастик, — я есть хочу.

— Ложку я тебе больше не дам, пока не буду уверен в том, что ты перестал их трескать. Поэтому жри руками! — и Повар подтолкнул тарелку поближе к толстяку. И тот начал есть, неуклюже захватывая омлет коротким пальчиками и смешно заталкивая его в рот, клацая при этом явным излишком зубов. Я ещё некоторое время посидел, посмотрел на эту идиллию, а затем встал и сказал, обращаясь сразу ко всем присутствующим:

— Здорово, Зубастик! — и вышел из кухни. Имя я ему дал.

Жил я, можно сказать, отшельником, один, если не считать, конечно, моих странных квартиросъёмщиков, сам по гостям не ходил, и по вполне понятной причине в гости к себе никого не звал. И поэтому очень удивился, когда в один прекрасный субботний день в двери моей квартиры раздался звонок. Я велел заткнуться своей братии и, подойдя к двери, выдал банальное:

— Кто там? — после чего посмотрел в дверной глазок. За дверью стоял человек в тёмном деловом костюме, в очках и с кейсом в руках.

— Я представитель Сибирского исследовательского центра, — неожиданно приятным и сильным голосом ответил мужчина,

— У нас есть к Вам деловое предложение, которое я хотел бы с Вами обсудить.

— А что вам от меня, собственно, нужно?

— Нашей фирме требуются люди с вашими навыками. А Вы, насколько мы знаем, являетесь специалистом в нужной нам области. Ну и, конечно, заработная плата у Вас будет соответствующая, — сходу попытался заинтересовать меня собеседник.

Я никогда не был богатым, но и грех было жаловаться на то, что имею сейчас. Да, денег порой действительно хотелось бы побольше, но всё же на жизнь мне вполне хватало.

— Навыками?! — удивился я,

— Но я ничего такого не умею, я обычный офисный работник.

— Скажите пожалуйста, а память к Вам уже начала возвращаться? Я насторожился: откуда он может об этом знать? Я действительно потерял память после аварии.

— Пока нет, но помаленьку её последствия начинают проходить.

— Неужели?! И как много вы вспомнили за последнее время? — Я не знал, что ответить. Мне совсем ничего не удавалось вспомнить из прошлой жизни. Совершенно ничего.

— Вы считаете, что вы потеряли память в аварии? — Опять раздалось из-за двери.

— Это была, наверное, автоавария, или железнодорожная, или авиакатастрофа, а, может быть, вы упали с велосипеда? …Или, на худой конец, сверзились с самоката?

Я задумался, мне вообще никогда это не приходило в голову. Авария и всё, о чём-то другом я и не думал. Мне стало интересно. А ведь действительно. В какой?

— Вы всё ещё хотите войти, или уже нет?

— Да, всё ещё хочу, — послышалось из-за двери.

«Ну что ж, сам напросился, — подумал я, — ради тебя своих квартирантов я выгонять не собираюсь», — и открыл дверь.

За дверью стоял мужчина лет сорока-сорока пяти, точнее я определить не смог. Ничего особенного, если не считать, что у него были широкие плечи, и вообще, он производил впечатление сильного человека.

Возле двери мы встречали его всей своей дурной компанией. Я из-за этого не очень переживал, потому что моих тварей никто кроме меня не видел, если они этого не хотели, а они этого не хотели постоянно, так как даже самые бестолковые из них понимали, что если их увидят, то спокойная жизнь и у них, и у меня закончится навсегда. Косяками потянутся вызванные соседями всевозможные чародеи, маги, колдуны, ясновидящие и прочая потусторонняя братия, а вдруг среди них попадется кто-то действительно со способностями.? Пассажирам придется сваливать. А им у меня нравится.

Когда гость перешагнул порог, то сразу же протянул мне руку и представился:

— Меня зовут Николай Николаевич. При этом он быстро глянул у меня над головой, над которой в это время висел Лимб. Но я не придал этому значения.

— Александр, — ответил я взаимностью, и пожал протянутую руку. Да! Николай Николаевич был силён. Я понял, что он только слегка пожал мою руку, но это было похоже на то, как будто моя ладонь побывала в тисках. Наверное, если бы он захотел, то мог легко вырвать мне руку из моего тела. Мне, честно говоря, стало как-то не по себе.

А я на хилость не жаловался, хоть и казался худощавым, но это, скорее всего, из-за моего роста в сто девяносто пять сантиметров, активные занятия спортом позволяли думать, что я физически сильнее среднестатистического мужчины. Но вместе с тем тревоги я не чувствовал, хотя после аварии и мог каким-то образом предчувствовать неприятности. А может, эта способность у меня была и до аварии… Я не помню…

— Мы, конечно, можем поговорить и здесь… — начал было он.

— Прошу прощенья, проходите, — извинился я за своё невежество и показал рукой в зал, — присаживайтесь.

Николай Николаевич прошёл в зал и устроился на небольшом диване. Поставил кейс, снял очки и положил их в нагрудный карман пиджака. Все мои жильцы ввалились следом за нами и уставились на него.

Гость опять глянул у меня над головой, и я вдруг понял, он видит Лимба, который там по-прежнему болтался.

В это время Шарик ходил и обнюхивал его кейс, который стоял возле дивана и по какой-то причине не давал ему покоя. Он вёл себя, как настоящая собака, и я подумал, что не удивлюсь, если эта псина сейчас поднимет свою заднюю конечность и попробует его пометить. Об это же, наверное, подумал и Николай Николаевич. Посмотрев на эту неправильную собаку, он сказал:

— Если ты не отойдёшь от моего чемодана, я тебя порву как Пионерскую правду. И ты потом сутки опять будешь собираться в одну кучу.

Я от удивления открыл рот. Он видит и Шарика… Я, конечно, предполагал, что если я их вижу, то, скорее всего, есть кто-то ещё, кто может их видеть. Но это было так неожиданно, что я тупо смотрел на него и моргал.

Шарик хоть и самый бестолковый из всех здесь собравшихся, но, видимо, почувствовал исходящую от гостя реальную угрозу. Он шарахнулся от гостя как чёрт от ладана, причём так быстро, что не сумел остановиться на линолеуме и врезался головой в шкаф, стоящий в коридоре. От удара упал, а потом, пробуксовывая всеми своими конечностями, удалился в мою комнату. Следом за ним, как по команде, от гостя отпрянула вся компания. Глядя на всё это, я просто неприлично заржал. Николай Николаевич опять посмотрел на Лимба, который теперь находился в самом дальнем от него углу, под потолком. После этого взгляда последний тоже решил убраться и сбежал на балкон.

— Да, Александр, я их вижу. Собственно, из-за этого я и пришёл к Вам. У Вас очень редкий навык, или дар, или проклятие, называйте, как хотите, видеть эти сущности.

Я наконец осознал, что произошло. Я теперь не один. Нас, шизиков, двое! Значит, будет веселее.

— Нет, Александр, нас не двое. Нас с такими талантами достаточное количество. Мысли я читать не умею, успокойтесь! — предварил он мой вопрос.

— Просто у Вас всё на лице написано, — и он улыбнулся. Мне понравилась его улыбка. Обаятельный человек. И я опустился в кресло напротив Николая Николаевича.

Вся оставшаяся в комнате компания с опаской взирала на нашего гостя из самых дальних углов зала. Но он не проявлял к ним интереса и даже ни разу не взглянул в их сторону, в отличие от Лимба и Шарика, которых он явно видел.

«А вот этих он не видит», — наконец-то понял я отсутствие интереса со стороны гостя к моим жильцам.

Николай Николаевич наконец заметил, что я периодически осматриваю комнату, и спросил:

— Скажите, Александр, а что, кроме этих Ваших гостей в комнате есть ещё кто-то?

— Да, есть.

— И где он?

— Не он… они…

Николай Николаевич откинулся на спинку дивана и внимательно смотрел на меня.

— И сколько же их?

— Сейчас в зале пять.

Было заметно, как гость напрягся, лицо как-то потяжелело, уголки губ опустились вниз. Он медленно поднял с пола и положил на колени кейс, приоткрыл и засунул в него руку. Из кейса послышалось едва слышное гудение. Я уже понял, что в кейсе лежит какое-то оружие, которым он может каким-то образом навредить тем, кто находился с нами в комнате.

Поэтому поднял руку и сказал:

— Не спешите, Николай Николаевич, в этом доме без моего разрешения никто никому не причинит вреда, я ручаюсь за своих жильцов.

Жильцы же в это время со всей дури ломились в окна и двери, пытаясь быстрее выбраться из комнаты подальше от страшного гостя. На это у них ума хватило у всех, причём трудно обучаемый Зубастик свалил одним из первых. Было слышно, как в спальне и в игровой комнате что-то падает, шлёпается, что-то скрипит… Постояльцы прятались.

— Вы их напугали, — констатировал я, когда всё стихло.

— Мне вообще-то тоже стало не по себе, когда я узнал, что окружён сущностями, которых не вижу! И поверьте, среди них есть такие, которые могут не только пугать, они могут, например, взять молоток, и долбануть вас по голове. Скажите, Вам не страшно одному жить в этой квартире? Это опасное соседство.

— Нет, не страшно, я не чувствую от них угрозы, для меня они безобидны, хотя всё время пытаются меня напугать, это в некотором роде даже развлекает. Не спрашивайте почему, я не знаю ответа.

— А для других людей?

— Не знаю, на мой дом ещё никто никогда не нападал, а соседей они не трогают, я им вообще запретил причинять вред людям. Если хотите, я могу их позвать, и они покажутся Вам.

Гость отмахнулся.

— Не стоит.

— Так о чём вы всё-таки хотели со мной поговорить? Задал я, наконец, интересующий меня вопрос.

— Мы уже давно наблюдаем за Вами, мы знаем, что Вы человек с некоторыми специфическими способностями. Знаем, что вы видите эти сущности, но только сейчас я понял, насколько у вас эта способность развита. Я знаю только двух людей, женщин, очень мощных медиумов, которые много лет развивали эти способности. Но и они могут видеть только нескольких… Я вижу двоих, на большее меня не хватает.

— Николай Николаевич, а что у Вас в кейсе? Извините, конечно, за любопытство, просто не могу удержаться. У вас ведь там какое-то приспособление против призраков?

— Да, что-то в этом роде, не смертельное, но очень действенное и неприятное для них. Он открыл кейс, вытащил из него какой-то прибор, очень напоминающий революционный «Маузер», правда, без ствола.

— Я не знаю, как в нём все происходит, я не физик, но если в общем… Этот прибор каким-то образом выделяет и выстраивает в линию молекулы водорода, а потом направляет этот луч туда, куда ты его направишь. Молекулы водорода буквально разрезают плоть этих сущностей. Я повертел прибор в руках.

— А для человека он опасен?

— Нет, разве что в замкнутом помещении можно взорваться, если долго пользоваться прибором, а потом зажечь спичку. Это, конечно же, не единственное из приспособлений, как Вы их называете, находящееся у нас на вооружении. Если мы с вами найдем общий язык, и Вы согласитесь нам помогать, то, разумеется, Вы узнаете и о других.

— Другими словами, Вы хотите, чтобы я на вас работал?

Николай Николаевич опять улыбнулся,

— Не на нас, а с нами, поверьте, у нас работают очень хорошие люди… и не только люди, они Вам понравятся.

— Не только люди?

— Скажите, среди ваших жильцов есть разумные?

— Есть, четверо! Ещё два полудурка! Простите, полуразумных, ну и полного идиота Вы видели, он пытался обгадить Ваш кейс.

— Ну вот, ключевое слово у нас «разумные». Но кроме них есть персонал, с некоторыми, не присущими, скажем так, человеку способностями. Однако хотелось бы поговорить с Вами о более приземлённых вещах, о Вашей работе у нас — если Вы, конечно, согласитесь. Или, например, о Вашей заработной плате, она кстати, намного больше, чем вы получаете на нынешней работе. И он назвал сумму…

— Я за шесть месяцев зарабатываю столько же, — хмыкнул я.

— Вы не поняли, это не за полгода, это Ваша зарплата за месяц.

Честно говоря, мне захотелось у него спросить, почему мы до сих пор не приступили к работе, а почему-то сидим тут и теряем драгоценное время на пустые разговоры.

На этот раз Николай Николаевич не улыбался, он смеялся. Он смотрел на моё лицо и смеялся. Я только сейчас понял, что стою с открытым ртом и смотрю на него.

— Простите, не смог удержаться.

— Да, понимаю, я бы тоже порадовался, глядя на себя со стороны.

— Я так думаю, что мы договорились? — спросил Николай Николаевич, протягивая мне визитку,

— Как только завершите дела на своей нынешней работе, приходите, адрес здесь есть, покажите эту карточку и скажите, что пришли устраиваться на работу.

Он пожал мне руку, опять чуть не выдернув её из плеча, и сказал:

— Это действительно интересная работа, не соскучитесь — это я вам гарантирую. Но также вы должны понимать, что работа связана с некоторым риском.

— Да, я понимаю, меня это устраивает. А про себя подумал: «За такие деньги можно уже и рисковать».

Когда за моим будущим работодателем закрылась дверь, в доме царила тишина. Я вернулся в зал, сел на диван, на котором сидел гость, и задумался. В том, что я не передумаю и выйду на новую работу, я был уверен. Почему-то мне только сейчас пришла в голову мысль, что я занимался не своим делом. Особенно после того, как узнал размер моей будущей зарплаты, я со стопроцентной уверенностью понял, что всё, чем бы я ни занимался раньше, было не моим делом.

От размышлений меня оторвали мои жильцы, они в буквальном смысле столпились передо мной. Никто из них не летал, все были на уровне пола и смотрели на меня, открыв рты, у кого в данный момент, конечно было, что открывать.

— Что, испугались? — с каким-то садистским удовольствием, глядя на них, спросил я.

— Если кто-нибудь из вас начнёт дурить, я этого страшилу опять позову. Они дружно замотали головами или что там у них есть вместо неё,

— Не надо, не зови, — почему-то шёпотом попросил Котяра.

— Мы не будем. А то вон Шарик так испугался, что у него лапы отнялись.

— Ладно, договорились, пока не буду звать.

— Тогда, может, чего-нибудь пожрём? — необычно грубо для него спросил Повар.

— Пожрём, обязательно пожрём, если, конечно, какой-нибудь придурок опять не сожрал все столовые приборы, — ответил я, глядя на Зубастика.

На работе мне сразу же подписали заявление об увольнении, не стали заставлять отрабатывать две недели, что лишний раз утвердило меня в мысли, что я был не на своём месте. Они прекрасно обойдутся и без меня. По-доброму простились со мной, я пожал всем руки, не опасаясь, что мне оторвут мою собственную, и два дня провёл дома.

Дома была красота! Тихо, чисто, никто из разумных жильцов не чудил, безмозглые тоже вели себя спокойно, прямо как в психушке после дозы. Два дня я ел и отсыпался, благо по дороге домой закупился продуктами на расчёт, еле дотащил. Повар меня, конечно, баловал. Он любил готовить, да и запах еды ему нравился.

После визита Николая Николаевича вся моя братия вела себя значительно тише. Они, видимо, каким-то образом сумели подсмотреть, как я рассматривал и вертел в руках «Маузер», и услышать, что о нём рассказывал Николай Николаевич. Даже бестолковый двоечник Зубастик вёл себя значительно тише и всё-таки научился жрать всякую дрянь почти молча, без всяких лишних звуков. Но когда эта самая дрянь из него вылетала и при этом гремела, Зубастик, испугавшись, прятался. Вставал в угол и становился при этом невидимым. Он никак не мог осознать того, что я его всё равно вижу. Когда же я на него, невидимого, наводил руку с ладонью, сложенной пистолетом, он, открыв рот и выпучив глаза, начинал в ужасе метаться по комнате, причём носился он молча. А когда я говорил: «БАХ», он этого уже вынести не мог, падал, растекался по полу и уползал под коврик, если он был, или под какую-нибудь мебель. После чего я оставлял его в покое.

На это собирались посмотреть все разумные жильцы моего дома. Честно говоря, мне тоже нравился вид мечущегося придурка, и мне будет жаль, когда он в конце концов, разберётся, что пустой рукой я могу ему дать только в выпученный глаз или, взяв за шиворот, выкинуть с балкона. Через два дня, отдохнув, я решил, что пора нанести визит Николаю Николаевичу и посмотреть на своё новое место работы.

Я живу в небольшом сибирском городке. Когда-то здесь была Тайга, посреди которой построили огромное предприятие, а потом уже и город, жители которого работали на этом заводе до тех пор, пока в лихие девяностые его благополучно не развалили. И от когда-то прибыльного предприятия остались пустые, заброшенные цеха. Попасть к нам можно только со стороны большого города, спальным районом которого мы в данный момент, собственно, и являемся, несмотря на то что находимся от него в тридцати километрах.

Похвастать мы можем двумя находящимися недалеко от нас речками. Одна — мелкая и неширокая, давшая казачье название деревне, стоящей на её берегу. Вторая — довольно известная большая река с интенсивным судоходством. Километрах в двадцати расположился ещё один город, который в отличие от нашего был жёстко закрытым городом, в нём имелось всё: от ядерных реакторов до производства спутников. Рядом примостился ещё один городок со своим секретным заводом, который значительно уменьшился и еле выжил в постперестроечный период. Меня мой городок вполне устраивал, он был маленьким, красивым, тупиковым и относительно спокойным.

В карточке, которую мне дал Николай Николаевич, значилось, что его место работы находится по адресу улица Солнечная, дом тридцать семь. Я знал эту улицу, она была откровенно тенистой и уходила вглубь леса, где в самом конце немного изгибалась, и от последнего дома, который и был мне нужен, уже не было видно начала улицы. Между домами росли большие сосны и тополя, которые своими кронами закрывали солнце, и поэтому большую часть дня, улица находилась в тени. Было непонятно, почему её назвали Солнечной, может быть, просто автор названия решил так поприкалываться? Но, скорее всего, деревья высадили вместе со строительством домов, и через три десятка лет они камня на камне не оставили от солнечного названия.

Мне эта улица нравилась, чистая, асфальт целый, без ям и корявых заплат, только местами потрескался. Половина улицы была занята жилыми коттеджами, другая половина — какими-то складами и организациями, между которыми пристроились гаражи этих самых организаций. Дом этот я тоже раньше видел, он был огорожен добротным забором из металлических прутьев, имеющих высоту метра два с половиной и расплющенных на концах в виде пик. Слева от ограды располагалась небольшая парковка, на которой постоянно находились с десяток автомобилей.

Сам дом стоял в глубине огороженной территории, примерно метрах в семидесяти от дороги. Напротив него находились ворота из таких же пик, а рядом с ними калитка, сваренная из красиво изогнутых металлических прутков, узор которых складывался в какой-то растительный орнамент. Калитка была постоянно открыта, словно показывала, что там ничего не прячут и зайти может каждый.

Я подошёл к калитке, постоял, глубоко вдохнул.

— Ну… с Богом! — и пошёл по широкой дорожке, выложенной тротуарной плиткой серого цвета с бардовыми вставками в виде ромбов. И возле дома, и вдоль дорожки росли кусты рябины в рост человека.

Строение было большим, длинным, в два этажа, справа виднелась пристройка, придающая зданию вид буквы «Г». По центру находилось высокое крыльцо в шесть ступеней. И только сейчас я обратил внимание на то, что окна первого этажа расположены высоко над землёй, выше ступеней; складывалось впечатление, что был еще один «нулевой» этаж.

Когда я уже подходил к крыльцу, ко мне откуда-то из-за кустов вышел мужчина лет тридцати, одетый в джинсы, кроссовки и белую футболку. Он вежливо поздоровался со мной и спросил цель моего визита. Я показал ему карточку Николая Николаевича и сказал, что пришёл поговорить насчёт работы, он вернул мне карточку, посмотрел в глаза и улыбнулся. Мне стало не по себе, что-то в нём было не так! Седой не по возрасту, худощавый, с широкими плечами, видно, что сильный человек, особенно были странными его глаза, светло-коричневые, с тёмными крапинками, какой-то пронзительно-тяжёлый взгляд. Он был опасен, я это понял сразу, но, опять же, для себя угрозы не чувствовал.

— Вы знаете, что ВЫ пришли сюда не один? Кивнул он головой куда-то мне под ноги.

Ну конечно! Я совсем забыл, что взял с собой Котяру, так, для разнообразия, может, что-нибудь весёлое в этой конторе и получится. Я ещё не знал, что получится. И очень даже получится.

— Да, конечно, это со мной. Но если с ним нельзя, он подождет меня здесь или уйдет за ограду.

— Нет, нет, что вы, можете проходить с ним, это не запрещено. Я поблагодарил его, и поднялся на крыльцо.

Дверь была красивая, высокая, двухстворчатая, вся такая массивно-представительная, и поэтому прикрепленная слева от неё небольшая, скромная табличка, которая сообщала, что здесь находится «Центр помощи эмигрантам», как-то не вязалась с солидностью дверей.

— Офигеть. Откуда это, интересно, в центре Сибири, в таёжном городе, который находится в запретной зоне, эмигранты? — проговорил я. Вроде бы и сказал это негромко, но, по всей вероятности, я был услышан, так как дверь открылась, и меня пригласили войти.

Я вошёл и увидел пригласившего меня мужчину, который внешне чем-то походил на того, с которым я разговаривал на улице. Но этот был значительно старше, одет намного импозантнее: отглаженные темные брюки, белая рубашка с коротким рукавом и узкий черный галстук — было видно, что вещи дорогие. Такой же широкоплечий, и с таким же взглядом. Он посмотрел на Котяру, значит, тоже видел его, ничего не сказал, а, улыбнувшись, пригласил пройти за ним.

Дом действительно был большой. Возле двери начинался немалых размеров холл, который богатством, конечно, не поражал, но мраморный пол на фоне добротных и даже, на первый взгляд, недешёвых панелей производил благоприятное впечатление. С правой стороны от входных дверей, за стойкой сидел молодой мужчина в синей рубашке охранника. Слева, возле стены, стояла пальма, под которой пристроился красивый журнальный столик, рядом с которым стояли два удобных на вид кресла. В одном из кресел сидело нечто, по моим ощущениям, напоминавшее моего Киллера, но без паучьих лап.

Я постоял немного, разглядывая призрака, а потом вопросительно глянул на своего сопровождающего.

— Всё в порядке, — улыбнулся он, — это тоже наша охрана. Мы шли по длинному коридору, по обеим сторонам которого находилось множество кабинетов, из которых выходили и входили в них сотрудники или посетители. Пока я шлёпал за своим сопровождающим, я внимательно приглядывался ко всем, кого видел в коридоре, но не встретил ни одного человека, хотя бы приблизительно похожего на эмигранта. Наконец, мы остановились перед кабинетом, на котором красовалась цифра тринадцать,

— Здесь у вас возьмут заявление о приёме на работу, заполнят анкету и ещё некоторые формальности, — опять улыбнувшись, сказал мужчина. Я поблагодарил его и зашёл в кабинет, Котяра впёрся следом за мной.

Мне не повезло! Во-первых, кабинет номер тринадцать. А это уже напрягает. Во-вторых, за столом сидел именно такой человек, с типажом которого у меня всё время происходили неприятности. Молодой, единственное, что отличало его от других таких же, с которыми я уже сталкивался в своей жизни, этот не был толстым.

Этот «молодой» сидел за столом, развалившись в своём кресле, и смотрел на меня с каким-то пренебрежительно-презрительным выражением. К его столу был пристыкован ещё один стол в виде буквы «Т». Единственный стул, стоящий возле стены, был занят спортивной сумкой.

— Здравствуйте, — поздоровался я, решив не отступать от элементарных канонов вежливости. Но, как я и ожидал, в ответ мне здоровья не пожелали и сесть не предложили. Поэтому мне оставалось только стоять и пялиться на него. А такой расклад меня полностью не утраивал.

— Слушаю, — наконец-то с барской ленцой протянул «молодой».

«Это ж надо так! У тебя и голос то противный! — мысленно поморщился я — Ну что же, понеслась…».

Я, ни слова не говоря, подошёл, снял со стула сумку, поставил её на стол, потом взял стул, поставил его с другой стороны стола и уселся, не забыв поразвязней развалиться. Я, конечно, не мог его видеть, мне мешала сумка, но и он по этой же причине не видел меня. Честно говоря, я получал удовольствие от сложившейся ситуации, тем более что чувствовал, продолжение будет. Котяра тоже млел, он сидел как раз напротив «молодого» на столе и внимательно его разглядывал.

— Тебе кто разрешил сесть? — раздалось из-за сумки.

— А я что, когда вошёл, спросил у тебя разрешения сесть? — прогундосил я, стараясь скопировать его голос. Владелец сумки встал, убрал её со стола и бросил на пол. Видимо сообразил, что ситуация выглядит вполне идиотской, в которой его посетитель ничего не теряет.

— Слушаю, — опять повторил он.

— Кого? — удивился я и с идиотским, надеюсь, видом огляделся по сторонам. Морда «молодого» покрылась красными пятнами, он разозлился.

— Говори, — прошипел он.

— Хорошо, — послушно согласился я, — говорю. Ты Есенина любишь?

И начал декламировать ему стихи:

Нивы сжаты, рощи голы,

от воды туман и сырость.

колесом за сини горы

солнце тихое скатилось.

Дремлет взрытая дорога.

ей сегодня примечталось,

что сосем-совсем немного

ждать зимы седой осталось…

Это его окончательно взбесило. Есенин, наверное, у него был не в фаворе, потому что говорить нормально от злости он уже не смог и только просипел:

— Если бы в соседних кабинетах не было этой толпы и мы с тобой были здесь вдвоем, я бы тебе показал… гадёныш!

Я подался всем телом к нему и проблеял:

— Не-е-е-т! Мы здесь с тобой не вдвоём. И ты мне ничего показать не сможешь! А вот я тебе сейчас покажу!

— Ну что, Котяра, — обратился я к духу, — порадуй меня, покажись дяде.

И котяра порадовал. Я не знаю, откуда в его, по большому счёту, нормальном мозгу, взялась эта жуткая морда, но она была такая страшная, что и я испугался. Мне даже стало жалко «молодого», так как Котяра сидел напротив него, на столе, и этот кошмар появился прямо у того перед лицом.

Мой собеседник повёл себя совсем как Зубастик. Молча, с открытым ртом и выпученными глазами, прямо со своего стула кинулся в окно. Но стёкла, видимо, были бронированные, и он, сильно ударившись об них, упал на пол, падая, опрокинул какие-то полочки и ящики. При этом рассыпались папки, документы, разлетелись бумаги. Чудо, как весело.

Хозяин кабинета лежал во всём этом безобразии и с ужасом смотрел на монстра, удобно расположившегося на его столе. В это время Котяра проявил лапы с огромными когтями и выразительно посмотрел на него. «Молодой» на четвереньках пробежал мимо меня через весь кабинет и врезался головой в закрытую дверь. Опять упал и начал поскуливать от страха, при этом ноги и руки у него двигались так, как будто он продолжал бежать. Я встал и нажал на ручку двери. Увидев, что дверь приоткрылась, мой бывший собеседник вскочил на карачки, опять долбанулся в неё головой так, что та распахнулась и, открывшись, ударилась об стену в коридоре. После чего быстро выкатился из кабинета и куда-то протопотал. А потом я услышал визг. Это было что-то, такого я не слышал никогда и, наверное, уже не услышу. Котяра был счастлив.

— Твою ж мать! — с досадой обратился я к Котяре. — Ты похоже перестарался, если этот кадр ещё и в штаны со страху наделал, то не видать мне, пожалуй, этой работы. Тем более что по шуму, доносящемуся из коридора, можно было догадаться, что народу там собралось уже немало.

«Вот блин… как бы нас тут на пару не линчевали».

— Почему Вы так решили, Александр Андреевич? — раздалось от дверей.

— Наш договор остаётся в силе, — и в кабинет вошёл Николай Николаевич. Он постоял, с недоумением осмотрелся, пошевелил ногой лежавшую на полу сумку и опять спросил:

— Так почему… Вы всё-таки так решили?

Я, честно говоря, обрадовался ему несмотря на то, что он опять попытался оторвать мне руку, когда мы поздоровались. Но сейчас я на это почти не обратил внимания. На его вопрос я, манкируя вежливостью, отвечать не стал, зато спросил о том, что интересовало меня:

— Николай Николаевич, здесь что, везде прослушка, жучки натыканы?

— Почему вы так решили? — пошёл по моему пути мой собеседник, не отвечая на вопрос.

— Когда я разговариваю тихо, почти сам с собой, меня всё равно слышат. Вот и вы услышали, а я ведь говорил почти про себя, чтобы только Котяра слышал. Вас в комнате не было.

— Нет, Александр, ничего такого здесь нет, просто у некоторых, и у меня в том числе, очень хороший слух. Потом объясню, — махнул рукой Николай Николаевич.

— Мне сказали, что вы пришли не один, а с одним из своих духов, — продолжил он, — которого я не вижу.

— Да, с Котярой.

— Это он его так напугал?

— Да, но это я его попросил, — встал я на защиту духа, — признаю, что поступил глупо.

— Кто знает. Может, это даже и к лучшему. Может быть, теперь этот заносчивый идиот сам уволится, а сюда больше и носа не покажет. Потому что в штаны он действительно наделал, и теперь об этом узнают все. Уж я об этом позабочусь.

Котяра, который, только услышав голос Николая Николаевича, мгновенно оказался под столом и даже задвинулся стулом, пытаясь отгородиться от него, после последних слов Николая Николаевича довольно заурчал. Я понял, что он был доволен. Ещё бы, он заставил кого-то наделать в штаны. Было видно, что эта мысль доставляет ему прямо-таки эстетическое наслаждение.

— А зачем вы его на работу тогда приняли, если он вам не подходил? –поинтересовался я.

— Нам настоятельно порекомендовали взять его на непыльную и высокооплачиваемую работу. И мы не смогли отказать. Он, кстати, даже не знал, с чем связана наша работа. В его задачу входило сидеть и заполнять бумажки. Но ему очень хотелось руководить, а подпустить к такой информации такого человека уже не могли мы. Ему и его покровителям ясно дали понять, что мелкий клерк — это максимум, на что он может у нас рассчитывать. Честно говоря, у меня уже возникала мысль самому напугать его. Поэтому всё, что ни делается, делается к лучшему! — подвёл итог Николай Николаевич.

— Ладно, пошли заполним бумаги, и пойдём знакомиться.

Я написал заявление о приёме на работу, сам заполнил анкету, ещё какие-то бумаги. Всё это я проделал в кабинете у Николая Николаевича. Там же я предложил ему обращаться ко мне на «ты».

В этот день я познакомился со многими, но не запомнил, как их всех звать и кто есть кто. Но того, кто встретил меня возле крыльца на улице, я запомнил. Его звали Сергей.

По словам Николая Николаевича, здесь работают пятьдесят пять сотрудников, включая и охрану.

— У нас нет деления на отделы, — рассказывал он, — все работают на своём рабочем месте или ожидают команды в комнате отдыха. Если требуется выезд, то посылаются сотрудники с разными способностями, количество которых зависит от серьёзности, необычности и возможной опасности обстановки.

Ближе к вечеру Сергей на микроавтобусе добросил меня до дома, по дороге он рассказал, что его закрепили за этим автобусом, и он по утрам собирает нескольких сотрудников, а теперь ещё и меня, и везёт на работу. А обратно уже как у кого получится, но, как правило, увозят всех. Почти у каждого есть автомобиль, подвозят друг друга.

Дома я поужинал и рано лег спать, предупредив свору, чтобы не шумели. Я лежал на кровати и слушал, как в квартире возится вся моя компания, что-то двигают, чем-то скрипят, кто-то бубнит, наверное, повар разговаривает с Киллером. А потом я уснул, и снилось мне, что Котяра сидит на подоконнике, почему-то орёт «Ку-ку» и долбит своим хвостом по голове Зубастика, который очень похож на «молодого».

Глава 2 Знакомство с научным отделом и оружейной комнатой

Ночь прошла спокойно. Утром, когда я зашёл в ванную комнату умыться, увидел Зубастика, который что-то делал в ванне, при этом он сопел, ворочался и чем-то скрипел. Когда я окатил его водой, он открыл было на меня пасть, но я шлёпнул его полотенцем, после чего он заполз в стену, а потом обиженно смотрел на меня из зеркала.

Повар нажарил на завтрак колбасы и подал её со спагетти. Пока я ел, пришёл Котяра, залез на холодильник и спросил, куда мы пойдём сегодня. Я ответил, что сегодня я пойду один. Тогда Котяра сказал, что тогда он будет спать, и уснул прямо там, на холодильнике. Ему в общем-то повезло, Повар, как правило, не позволяет находится в своей кухне без дела.

Рядом с моим домом есть автобусная остановка, с которой в половину девятого меня и забрал Сергей. При встрече он мне коротко улыбнулся, крепко пожал руку, и мы поехали. В автобусе уже находились три человека, причём двое это были красивые девушки, обе рыжие. Я украдкой начал их разглядывать, заметив мой к ним интерес, они в ответ начали откровенно глазеть на меня, в результате чего подавили огневой мощью, и я быстренько отвернулся.

По дороге на работу мы подхватили ещё одного мужчину лет пятидесяти, он был высокого роста, широкий в плечах, я бы даже сказал, что он был весь широкий. Чувствовалось, что это неимоверно сильный человек, у него были коротко стриженные каштановые с рыжиной волосы, толстые, перевитые мышцами руки и короткая мощная шея. Казалось, что он является олицетворением силы.

«Да, — подумал я, — этот, пожалуй, и ноги выдернуть сможет, не говоря уж про руки!» Мне пришлось выдержать его рукопожатие, после чего я сказал:

— Ещё немного, и вы оторвали бы мне руку.

Он засмеялся.

— Это потому, что вы новенький, через пару дней будем здороваться нормально, по-человечески, кстати, меня зовут Семен Семёныч, но можно просто Семёныч.

— Александр, можно просто Саня, — представился я.

— Скажите, Александр, — спросила одна из девушек, — вы имеете какое-то отношение к тому, что случилось вчера с нашим Игорьком?

— С каким Игорьком, и почему вы решили, что я как-то в этом замешан?

— Видите ли, — сочла своим долгом объяснить девушка, — новенькие у нас появляются крайне редко, а поскольку все уже знают, что Игорёк оформлял нового работника, значит, это вы, другого новенького у нас нет. Скажите, а что вы ему сделали, что он был в таком ужасе? Серёже даже пришлось везти его в больницу. Он даже говорить не мог. Вы его били? Чем вы его били? Вы его долго били? У него огромная шишка на голове! — выдала она на одном дыхании.

— А ещё он в штаны наложил, — басом захохотал Семён Семёныч.

Обе девушки укоризненно посмотрели на него, но было видно, что они совсем не в обиде на его некорректность.

— А, вот Вы о чём… да… некрасиво получилось, но к этому я не имею никакого отношения, я к нему даже не прикасался. Он просто неудачно открыл головой дверь. Дело в том, что в ходе нашей с ним беседы мне пришлось попросить своего «спутника» показаться этому Игорьку. Игорёк увидел и слегка испугался.

— Да, мы слышали, что вы пришли с духом, кстати, а что это за дух, кто он? Кем он был раньше? — поинтересовалась вторая девушка.

— Честно говоря, я не знаю, он просто живёт со мной. Больше я ничего про него сказать не могу.

Сергей заехал на парковку, мы все выбрались из машины и пошли к конторе, в которой мне предстояло работать.

Когда я зашёл в холл, ко мне из-за стойки подошёл охранник и попросил зайти к Николаю Николаевичу.

Я уже знал, где находится его кабинет, заполнял вчера там бумаги, поэтому поднялся на второй этаж, нашёл его кабинет под номером два, постучался и зашёл.

В кабинете у начальника находилась женщина лет тридцати пяти, точнее её возраст я определить не смог. Красивая женщина, длинные черные волосы перекинуты через левое плечо, черные пронзительные глаза, прямой нос, красивые яркие губы, я даже подумал, что они накрашены, но, присмотревшись, понял, что нет, свои собственные. На ней были надеты чёрные брюки, чёрная шёлковая рубашка и элегантные сапожки, почему-то серого цвета, что, в общем-то, не портило картину.

Пока мы с ней разглядывали друг друга, Николай Николаевич нас представил:

— Знакомьтесь, Александр Андреевич, — это Мария Николаевна, начальник научного отдела, да, один отдел у нас всё-таки существует.

Она протянула мне руку, и я пожал её, рукопожатие у неё тоже было крепким, что в последнее время перестало меня удивлять. «Рука тёплая» — зачем-то отметил я.

— Мария Николаевна более подробно расскажет тебе о нашей работе, она очень умный человек, — сказал он.

— Спасибо, Николаич, приятно слышать такую оценку моих умственных способностей, — улыбнулась женщина и, уже обращаясь ко мне, сказала:

— Давайте пройдём в наш отдел, там будет удобнее, — и она жестом руки пригласила меня выйти из кабинета.

Мы вернулись в холл и от центральной двери пошли в пристройку справа. Пока шли, Мария Николаевна рассказала, что её отдел занимает два этажа, «нулевой» и первый, на «нулевом» этаже находятся лаборатории, а на первом — кабинеты.

Вход в её владения перекрывала массивная дверь, подойдя к которой, Мария Николаевна набрала код на панели, щёлкнул замок, и дверь чуть приоткрылась. Мария Николаевна за ручку потянула дверь на себя, было видно, что для этого необходимо приложить усилие. И ещё, я обратил внимание на то, что эта дверь в два раза толще обычной, и, скорее всего, выполнена из какого-то металла.

Мы прошли через всю пристройку и зашли в кабинет, расположенный в самом конце коридора. Кабинет был большой и уютный, Мария Николаевна предложила мне сесть в кресло, которое стояло рядом с небольшим столиком, сама уселась напротив в такое же кресло и стала опять меня рассматривать. Мы сидели возле окна, видимо, это было место для гостей, так как дальше по кабинету находился большой стол, и, опять же, с приставленным к нему в виде буквы «Т» ещё одним столом, вокруг которого были расставлены офисные кресла.

Открылась дверь, и в кабинет зашла рыжеволосая девушка, одетая в светло-синие джинсы, легкие туфли на каблучке и желтую блузку с таким вырезом, что я про себя глубоко вздохнул. Именно она интересовалась в микроавтобусе моим Котярой.

Девушка поставила на столик красивый деревянный разнос, на котором стояли чайник, заварник, тарелочки с печеньем и конфетами, сверкнула на меня зелёными глазами и вышла. Шла она так и смотрелась сзади так, что я поспешно отвел глаза.

— Угощайтесь, — улыбнулась Мария Николаевна, — не стесняйтесь и задавайте вопросы.

Я поблагодарил, налил себе чаю, отхлебнул горячего напитка, наверное, это был не чай, а что-то заваренное на травах, очень вкусно, мне понравилось.

— Скажите пожалуйста, — начал я, — рядом никого нет, я говорю шёпотом, но меня…

— Слышат, — закончила за меня Мария Николаевна. Я кивнул.

— Видите ли, Александр Андреевич, у некоторых наших сотрудников в прямом смысле слова звериный слух, который, как вы знаете, многократно превосходит человеческий. Попробую объяснить. Вы ведь слышали — в сказках, в каких-то мистических историях, былинах — о том, что в древней Руси люди могли превращаться в животных, птиц и даже рыб. Одно из упоминаний об этом есть даже в таком величайшем памятнике, как «Слово о полку Игореве». И она процитировала:

Над широким берегом Дуная,

Над великой Галицкой землей

Плачет, из Путивля долетая,

Голос Ярославны молодой:

«Обернусь я, бедная, кукушкой,

По Дунаю-речке полечу

И рукав с бобровою опушкой,

Наклонясь, в Каяле омочу…»

— Конечно, с детства это слышал.

«Оба-на. Действительно слышал и помню. Память, что ли, возвращается?» — удивился я.

— То есть вы хотите сказать, что мужчина, который мне вчера открыл дверь и встретил в фойе…

— Волк, оборотень, — опять закончила она за меня мысль.

— А Николай Николаевич…

— Тоже оборотень, — опять продолжила она, — но уже медведь…

— Тогда Семен Семёныч тоже очень похож на оборотня-медведя, — заключил я.

«Интересно, и почему этот бред меня не удивляет?» — вздохнул я про себя.

— Верно, на медведя, но он не оборотень, он берендей. Вкратце поясню: берендей — это колдун-оборотень, оборачивающийся бурым медведем. В отличие от оборотня, ему не надо для обращения пересекать какую-то условную границу между людской сущностью и звериной. «Оборотиться», «обвернуться», или в буквальном смысле перекувыркнуться через что-то. Например, через пенёк, какую-нибудь ветку, верёвку или двенадцать ножей, воткнутых в землю, что, в общем-то, применительно к ножам, не очень-то и удобно. Берендей же просто становится медведем по своему желанию.

— Теперь понятно, почему мне всё время хотели оторвать руку — силы в них, конечно, немерено.

Мария Николаевна улыбнулась.

— Я думаю, что теперь они будут здороваться с Вами нормально, по-человечески, поверьте, они умеют соразмерять свои силы.

«Да нет! — мысленно не согласился я с ней. — по-человечески они здороваться уже никогда не будут… А вот странно, почему я до сих пор сижу здесь, почему не начал визжать, брызгать слюной, метаться и орать, что тут все сумасшедшие? И почему, всё ещё не убегаю?.. А потому, — закончил я свою мысль, — что у меня в доме живёт семь непонятных тварей, которые меня мало того, что не удивляют и не пугают, а ещё и забавляют! Да чего там греха таить, кормят!»

— Скажите пожалуйста, — вновь начал я, — а вот девушка, которая заходила, она что, тоже оборотень?

— Нет, наша Светочка не лиса, как вы, скорее всего, подумали — она ведающая или ведунья, ну или, совсем уж по-простому, ведьма, как, впрочем, и я. Кстати, она моя помощница, очень перспективная девушка, а вот её подруга Ниночка — чистокровная лисичка.

Я молча сидел и смотрел на неё: «Они ведьмы. Надо же. Начальница и помощница… И лисичка… И волки… И медведи… Колдуны. А почему бы мне всё-таки не побегать и не поорать? Такой случай подвернулся. Самому не придётся до психушки добираться!»

Но вместо этого я сказал:

— Понятно, — и улыбнулся. Я помнил, что у меня дома живут семь тварей.

Она ещё мне о многом рассказывала, хорошо, что кресло было удобное, а то от длительного сиденья я бы, наверное, устал. Когда чайник остыл, опять пришла Света, забрала остывший и вместо него поставила горячий, точно такой же. Причём я ясно видел, что Мария Николаевна не нажимала никаких кнопок, не производила каких-то ещё действий, чтобы вызвать Свету. Просто та зашла и поменяла чайник, как будто знала, что он у нас остыл. А может и знала! Ведьмы! Что с них возьмёшь?

На обед пошли втроём: я, Мария Николаевна и Светлана. На первом этаже был неплохой буфет, куда привозили готовые обеды, их оставалось только разогреть, на вкус очень даже неплохо.

В небольшом зале, отделанном темными деревянными панелями, стояло пять столиков, кроме них, возле стойки бара стояло ещё четыре высоких стула. В баре продавали несколько сортов пива, всевозможные молочные коктейли, выпечку и много ещё чего. За столиком кроме нас никого не было, и я против своей воли постоянно поднимал глаза на Светлану. У меня не было выбора, она сидела напротив меня. Похоже, ей нравилось то, что я всё время на неё поглядывал, так как блузка у неё вдруг оказалась расстёгнута на несколько пуговиц и было видно больше, чем надо. Мне показалось, что дальше её расстёгивать некуда, дальше начинались джинсы. С трудом поев и чудом не подавившись слюной от такого зрелища, я уткнулся в стакан с чаем и делал вид, что очень им увлечён.

Надеюсь, я не покраснел. А Мария Николаевна делала вид, что ничего не замечает, у неё у самой-то, честно говоря, рубашка была застёгнута не на все пуговицы и тоже было на что посмотреть, и это «что» было, наверное, покруче, чем у Светланы.

Когда мы уже собрались уходить, в буфет ввалился и подсел к нам Семён Семёныч, который с удовольствием сообщил, что он только что вернулся из больницы, куда вчера увезли Игорька. Медики определили, что тот всё-таки ушиб свою головушку до состояния сотрясения. Когда же врачи его спросили, каким образом и в результате чего он получил травму, Игорёк всё честно им рассказал. Тут Семён Семёныч захохотал.

— Прикинь, Саня, Игорёк рассказал врачам, что увидел чудовище на столе в своём кабинете, а поскольку он был трезвым и, как показали анализы, даже не обкуренным, ему вызвали психиатра. Он опять заржал и чуть не опрокинул стол, поднимаясь, так смеясь и ушёл, не забыв прихватить со стола кусок черничного пирога, который не успела доесть Светлана.

— Теперь ему к нам дорога заказана, — промурлыкала Мария Николаевна.

— Почему? — удивился я.

— Видите ли, Саша, его покровители — высокопоставленные люди, но даже они не знают, чем мы тут занимаемся. Они знают, что у нас высокие зарплаты, и не более того. Его взяли, чтобы лишний раз с ними не ссориться, легче взять. Такова система, но когда дело касается серьезных вещей, с нашей конторой лучше не связываться. Всё это подвернулось очень кстати, где надо покажут справочку от психиатра и всё! Куда уж серьёзнее, псих на ответственной государственной службе.

— Но он же не псих, он действительно видел.

— Псих у нас только один, и он только что стырил у меня пирог, — пробормотала Светлана и уже громче добавила:

— Да, он не псих. Но знаем об этом только мы, о чём, разумеется, никому не скажем.

И она, откинувшись на спинку стула, потянулась. Глядя на неё, я аж дыхание задержал: «Вот зараза! Ты посмотри, что творит… Блин… Но как смотрится-то, а! — думал я, глядя на её желтую блузку и то, что было под ней, а под ней было за что… — Что-то я слишком много стал разговаривать сам с собой. Значит, наверное, скоро поеду вслед за Игорьком!»

После обеда я ходил по разным кабинетам, где мне рассказывали про всё, чтобы ввести в общий курс дела. Я побывал в так называемой оружейной комнате, где хранились приспособления для встречи с духами или призраками. Как я уже успел понять, их каждый называл по-своему, как хотел. В оружейке находился и активатор для насыщения воды водородом.

Оружейная комната находилась на втором этаже, и заведовал ею Анатолий Викторович, здоровый мужик среднего роста, примерно пятидесяти пяти-пятидесяти восьми лет. Он показал, как пользоваться «маузером», «гранатой» и «мечом», как перезаряжать их. В «Маузере» из рукоятки извлекалась батарея и заменялась на новую, ствола, как я уже говорил, не было, вместо него имелась вертикальная прорезь, сквозь которую выбрасывались молекулы водорода. Сверху имелось отверстие для залива «водородной воды». Заливалось граммов семьдесят. На рукоятке что-то вроде курка — нажимаешь, цепь замыкается, и начинается реакция. Молекулы водорода высвобождаются и под давлением выбрасываются лучом метров на десять. Одна батарея обеспечивает минут пятнадцать непрерывной работы.

Имелись стволы и помощнее, длиной чуть больше метра, приклад складной, посредине, снизу вставлялась мощная батарея, сверху заливался литр «водородной» воды. К нему шёл прицел с дальностью до ста метров. Принцип работы тот же, что и у «Маузера». Хватало также минут на пятнадцать. Разбирался на четыре части и укладывался в кейс. Прозвали этот прибор без затей — «Дубина», так как весил он килограммов семь, и им можно было нехило приложить, если приспичит.

«Граната» представляла собой металлический шар диаметром двенадцать сантиметров, сильно приплюснутый с двух сторон и похожий на тарелку НЛО. С одной стороны в него вставляется цилиндр шести сантиметров в диаметре, на котором находится кнопка детонатора, нажимаешь и бросаешь, через три секунды подрыв. По периметру располагались сотни маленьких отверстий, через которые при подрыве под давлением вылетали капли «водородной» воды.

«Меч» и был очень похож на короткий меч с длиной лезвия пятьдесят сантиметров. В рукоятку вставлялась батарея, лезвие было пронизано множеством мелких каналов, отверстия которых выходили возле режущих кромок. В рукоятке находилась емкость для воды, заливалось граммов сто пятьдесят, возле гарды располагался выключатель батареи. При запуске батареи высвобожденный водород не подавался под давлением, а через отверстия в лезвии свободно истекал, окружая лезвие водородом. Махать мечом можно было несколько часов, пока не устанешь. Причём им можно было заколоть или зарубить своего оппонента. Но если переусердствуешь, меч сломается, так как лезвие было ослаблено каналами, а в сплаве содержалась значительная часть серебра. Всё это не придавало ему прочности.

Анатолий Викторович учил меня обращаться с этими приборами, перезаряжать их, заправлять, насыщать воду водородом в активаторе. Я учился быстро вытаскивать и применять всё оружие, какое было. Особое внимание он уделил мечу и пытался научить меня хоть сколько-то осмысленно им махать.

— Поверь, — говорил он, — иногда у тебя может и не быть времени, чтобы вытащить другое оружие, кроме меча. На совсем уж крайний случай, можно активировать «гранату» прямо в руках! Но при этом нужно закрыть глаза, а то их может повредить каплями, руки, конечно, при подрыве отобьет, зато на расстоянии пятнадцати метров снесёт всю нечисть. И пока она очухается, можно будет успеть приготовить другое оружие или, в конце концов, убежать.

— И запомни, капли воды действуют мощно за счет своего размера, но их воздействие на духов кратковременно, в отличие от того, когда на неё воздействуешь чистыми молекулами водорода.

— А почему бы тогда не использовать сжиженный водород или сжатый в баллоне?

Оружейник с сочувствием посмотрел на меня и, решив, видимо, не расстраивать убогого, ответил:

— Ты знаешь, какая температура у сжиженного водорода?

Я этого не знал даже в свои лучшие времена. Не дождавшись ответа, Анатолий Викторович сам же и ответил:

— Двести пятьдесят девять градусов в минусе, разумеется, поэтому оружие получится слишком тяжёлым из-за предохранений от обморожения. И сложным, с таким минусом шутить нельзя. Ну и баллон со сжатым водородом тоже не подарок, поэтому лучше не таскать за собой настолько взрывоопасный предмет. Да и для работы в течение хотя бы десяти минут он должен быть достаточно объёмным, а это уже неудобно.

— Но ведь в воздухе, которым мы дышим, есть водород, — начал опять умничать я, что-то, наверное, действительно вспоминая из школьной программы, — почему он не действует на призраков?

— Совершенно верно, есть, — согласился со мной Анатолий Викторович, и опять ткнул меня носом в мои знания, — а какое содержание водорода в воздухе?

Разумеется, я не знал.

— 0.02 процента! — опять не дождавшись ответа от меня, сказал оружейник.

— Количество ничтожно, духи его просто не чувствуют. Когда освоим это оружие, перейдём к огнестрельному и холодному, — продолжил он и, заметив мой удивлённый взгляд, пояснил:

— Видишь ли, есть такие твари, которых водородом не напугаешь, а только поправишь им здоровье. Для них нужен специальный сплав, или чистое серебро, ну или огонь на крайний случай. Но зато их можно убить в отличие от духов, если они, конечно, вперёд не порвут тебя, как Тузик грелку, — радостно закончил он.

«Какой всё-таки добрый и душевный человек! — опять про себя подумал я — не сказал, что мне сначала выпустят потроха, а потом сожрут их. Не стал пугать!» И пошёл собираться домой.

Глава 3 Первое задание и первая лекция

В девять часов утра я сидел рядом с Сергеем в микроавтобусе, по бокам которого красовались надписи «Ветслужба». Мы ехали в деревню под названием Кедровка, расположенную километрах в двадцати от нас, вглубь Тайги.

Об этой поездке ещё вчера меня попросила Мария Николаевна. Когда я уже собирался уходить домой, она попросила меня зайти к ней в кабинет, где и рассказала, что в этой деревне ни с того ни с сего стали сходить с ума домашние животные. Поэтому надо бы съездить туда вместе с Серёжей и попытаться разобраться, в чём там дело. В деревне уже были ветврачи, взяли анализы, которые и показали, что животные абсолютно здоровы, никакого бешенства или каких-либо других заболеваний. Что, собственно, и является подозрительным. Честно говоря, за такую зарплату я готов был не только узнать в чём дело, но и самому пасти этих взбесившихся животных.

Когда мы с Сергеем выехали за город, то первое время молчали, присматривались друг к другу, но потом помаленьку разговорились, некоторая неловкость, присущая малознакомым людям, быстро прошла. По дороге он рассказал, что деревня небольшая, дворов сорок, живёт чуть больше ста человек, в основном пожилые и старые люди. Почти в каждом дворе есть своё хозяйство.

Дорога в посёлок была заасфальтирована и находилась в довольно хорошем состоянии, большегрузы здесь не ходили. Километров через пять начиналась настоящая тайга, которая подступала вплотную к дороге. Стало темнее, огромные деревья кронами закрывали солнце, и оно, пробиваясь местами через переплетение ветвей, пятнами ложилось на асфальт, скрадывая неровности дороги. Стало как-то тревожно, и мы ехали молча.

— В этом месте всегда так паскудно. Не люблю эту дорогу, — пробормотал мой напарник.

«Ну ещё бы, нравилось ему!» — подумал я. — Мне со своим человеческим чутьём здесь неуютно, а ему с его волчьим вообще, наверное, хреново!» Наконец, наша «Ветеринарная» выскочила из мрака на волю, лес поредел, появилось больше берёз, стали попадаться поляны и огороды.

Деревня появилась неожиданно, из-за поворота. На въезде нас встретили два больших, совершенно одинаковых дома, стоящих по обе стороны дороги. Рядом с домами примостились палисадники с большими кустами черёмухи.

Сергей остановился возле левого дома, чуть прижавшись к забору и освобождая дорогу, чтобы мог проехать другой транспорт.

Мы вышли из машины, огляделись и услышали:

— Мог бы и не отъезжать, никому бы не помешал, — из палисадника, возле которого мы остановились, на нас смотрел дедок лет семидесяти, одетый в клетчатую рубашку с закатанными до локтя рукавами. Больше ничего разглядеть из-за забора не удалось.

— Батя, скажи пожалуйста, — начал было Сергей, но мужик его перебил:

— Да вижу, «ветслужба» написано, опять из-за наших бурёнок пожаловали?

Сергей кивнул.

— Да, странное что-то с коровками творится, у меня переболела, у моего брата переболела, — он кивнул на второй дом через дорогу, — такое впечатление, что с нас началось, потом отпустило и в деревню пошло.

— А что пошло-то? — встрял я.

— Не знаю, — ответил мужик, — показалось, что кормилицы совсем с ума посходили. А энти, которые до вас приезжали, сказали, что всё в порядке, анализы в порядке, и беспокоиться не о чем, — и он тяжело вздохнул.

— А сами-то что думаете? — спросил Сергей.

— А сами мы думаем, что дело тут нечисто, и пора бы попа какого звать, может и поможет, — и мужик перекрестился, опять тяжело вздохнув.

— Так значит, ваши коровы сами выздоровели, никто им никакого лекарства не давал? — опять влез я.

— Сами, — ответил дед, — шесть дней у меня коровка болела, потом шесть дней у брата, — он опять кивнул головой на дом напротив.

— Сейчас у Ефимовны болеет, — продолжил он, — вон тот дом, — и он показал рукой, — у неё сирень в палисаднике у одной растёт.

— Спасибо, батя, — поблагодарил Сергей.

— И ещё, сынки, — продолжил дед, — вы там поосторожнее, со скотинкой-то, поберегите себя, совсем из ума скотинка выживает-то! Брата моего так рогом пырнула, что пришлось в город, в больницу везти, операцию делать, сильно она ему руку повредила.

— Как-то всё это странно, — пробормотал Сергей, — деда, а как всё это протекает? — опять обратился он к мужику.

— Как там что у кого и как протекает, не знаю, а моя коровка сначала похудела, буквально за трое суток, аж ребра выпирать начали, а потом рассудок потеряла! Стоит посреди загона не двигаясь, только глазами безумными водит, а как кто зайти хочет, так кидается на него, и рогами подцепить норовит.

— Спасибо за предупреждение, батя, учтём.

— Скажите, а вам медок случайно не нужон? Удачный медок нонче у пчёлок получился. Недорого отдам.

— Саня, тебе мёд нужен?

— Литра три бы взял.

— Ну, тогда и я три возьму.

— Батя, на обратном пути литров шесть возьмём, но у нас тары нет, — сказал деду Сергей.

— Ничего, баночки я вам найду, — обрадовался дед, — с оказией если что и вернёте, а если нет, так и не надо.

— Ну что, потрепались, — сказал самому себе Сергей, — пора и за дело браться, а мед будем жрать потом.

И мы взялись. Поехали к Ефимовне. Возле её дома на лавочке под сиренью сидела бабушка, на вид лет под восемьдесят. Увидев нашу машину, она помахала рукой, словно приглашая, мы приняли приглашение, остановились и вышли из микроавтобуса. Дом у Ефимовны был не очень большой, но добротный и аккуратный. Было видно, что ему много лет, но он стоял ровно, окна и ставни не перекосило от времени. Забор и ворота, хоть и почернели с годами, но стояли твёрдо, прямо, все доски были на месте.

Начал опять Сергей:

— Доброго здоровья бабушка.

— Спасибо, сынок, а то когда тебе за сотню, добрым здоровье не всегда бывает, — улыбнулась Ефимовна.

Я, аж поперхнулся:

— Сколько, сколько? — потом спохватился и, наверное, с не великого разума добавил:

— Я, конечно, понимаю, что женщин о возрасте не спрашивают, но за сто — это сколько?

Ефимовна смеялась, смеялась заразительно, показывая великолепные белые зубы.

— Женщину он увидел, — пробормотала сквозь смех она, — а поженихаться ко мне у тебя желания не возникло? — и она опять захохотала.

Через несколько минут, отсмеявшись, бабка пригласила нас в дом, и сказала:

— Сначала чайку попьём, потом уж и в загон пойдем, на коровку смотреть.

Пока пили чай с душницей, она рассказала, что ей сто шестнадцать лет, что семьдесят лет назад перебралась жить сюда из Алтайских мест. Мужа похоронила двадцать лет назад, детей нет, живет одна. На хозяйство сил ещё пока хватает.

Пока всё это рассказывала, пристально рассматривала Сергея, на меня внимания почти не обращала.

— Ну что же, пойдёмте, посмотрим на мою кормилицу, — предложила она, когда мы закончили с чаем.

— Но предупреждаю — осторожнее, не болезнь это, а какая-то напасть. Некоторое время я могу это сдерживать, но недолго.

— А вы не простая бабушка, — усмехнулся Сергей.

— Да и ты, я вижу, человек не очень простой, — ответила, улыбнувшись, хозяйка, осмотрев Сергея с ног до головы своими умными глазками.

Загон находился в глубине двора, и пока мы шли к нему, из него не раздалось ни одного звука, в нём было тихо так, как будто он был пустой. А это было неправильно, должны быть звуки, которые издаёт животное в несколько сотен килограммов веса. Насколько я знаю, коровы шумно дышат, переступают с ноги на ногу, просто ходят по загону, топают.

— Я сейчас займусь коровкой, а вы откройте двери и посмотрите, что там делается, но долго не валандайтесь, скоренько давайте, — попросила нас хозяйка.

Подойдя к загону, она встала возле двери, положила ладони на стену и закрыла глаза, через минуту велела:

— Открывайте.

Я сдвинул тяжёлый деревянный засов и открыл дверь, внутрь мы заглянули с Сергеем одновременно.

Эту тварь я увидел сразу же, как только открыл дверь, она сидела на шее у тощей коровы и таращилась белёсыми глазами в дверной проём. Корова, казалось, её не замечала, стояла, наклонив голову, и как будто бы о чём-то думала, потом внезапно пошла к нам, ускоряя шаги. Я захлопнул дверь и задвинул засов, тяжёлый удар заставил содрогнуться весь загон.

— Ну что, ветеринары, успели что-нибудь разглядеть? — спросила Ефимовна, когда мы отошли от стайки.

Я вопросительно посмотрел на Сергея:

— Я думаю, при ней можно, ну а я ничего не смог увидеть, стоит тощая корова посреди сарая, и всё.

— На шее у вашей бурёнки сидит какая-то мохнатая тварь, у неё светлые навыкат глаза, тонкие и кривые ручки, — отрапортовал я.

— Ты, я вижу, тоже ветеринар не простой, — усмехнувшись, заключила Ефимовна, покивав головой.

— Но по тебе этого почему-то не скажешь.

— Что будем делать? Вызовем помощь? Обычно вызываем, — вопросительно посмотрел на меня Сергей.

Я задумался, потом ответил:

— Нет, сами будем снимать эту заразу с коровы. Сама по себе эта дрянь нам не опасна, я ничего такого не чувствую, думаю, мы с ней справимся. На данный момент корова — это её оружие, значит, нам надо эту тварь лишить её оружия, — начал рассуждать я. А когда Сергей захотел вставить какое-то, по всей вероятности, язвительное замечание в мои размышления, я поднял указательный палец, останавливая его:

— А значит тебе, — и я ткнул этим же пальцем в него, — надо будет удерживать бурёнку, пока я буду отдирать эту дрянь от неё.

— Да?! И как ты себе это представляешь? — ехидно спросил Сергей.

— Ты очень быстро забегаешь в сарай, хватаешь бурёнку за рога и удерживаешь, пока я буду отдирать эту фигню.

Сергей вытаращился на меня.

— Ты в своём уме?! Это не коза! Это корова! А с ней в одиночку, между прочим, даже волк не справится! — возмутился Сергей.

— И потом, ты уверен, что сможешь один оторвать эту заразу от коровы?

— Что, боишься, что страна лишится одного из своих лучших ветеринаров? — гаденько захихикал я. Сергей покраснел.

— Не переживай, всё продумано, бурёнка ослаблена, ты в силу некоторых обстоятельств силён физически и к тому же можешь быстро двигаться. Ты справишься.

Всё это время нас с огромным интересом слушала Ефимовна. Когда я закончил свои тактические размышления, она спросила, в чем мы собираемся везти эту «фигню», так как лучше, если в деревне её не будет. Услышав это, Сергей убежал к машине и принес мешок.

— Саван? — спросила Ефимовна.

Сергей кивнул, — ага, он самый и есть. Я вопросительно посмотрел на него.

— Видишь ли, на шее у бурёнки дух, а дух не может преодолеть саван, которым в течение трёх дней был накрыт умерший. К сожалению, это относится только к мелким и слабым духам. Есть такие, которые его просто порвут.

— Ну что, ветеринары, в атаку, если вы такие сильные и смелые, — засмеялась Ефимовна. И мы пошли в атаку. Вернее, осторожно двинулись вперёд.

Подойдя к двери, я рывком открыл её, и Сергей мгновенно оказался внутри, причём он сделал это так быстро, что я даже растерялся. Вот он был рядом со мной, а через мгновение я уже видел его широкую спину, из-за которой не было видно коровы. Я метнулся следом, подскочил к Сергею и увидел, как эта тварь таращится на нас с каким-то по-человечески ошалевшим видом. Видимо, с таким идиотским способом борьбы с ней она сталкивалась впервые и действительно была ошарашена такой непредсказуемой наглостью.

Пока тварь раздумывала, что ей делать, я схватил её обеими руками и с силой потянул. Но та держалась крепко, хотя её тело от шеи бурёнки оторвать и удалось, она сейчас держалась только корявыми ручками. Помогла сама корова, видимо, её контакт с наездницей нарушился, и она шагнула в сторону. Тварь осталась у меня в руках. Я пулей вылетел из загона, сунул её в подставленный Ефимовной мешок, и она затянула горловину кожаным ремешком. Всё! Победа! Виват, ветеринары!

Следом за мной из загона выбрался Сергей и, тяжело дыша, стал разглядывать мешок, в котором что-то иногда шевелилось.

— Так вот какой ты, северный олень! — задумчиво проговорил он и слегка пнул нашего пленника.

— Знаешь, Сань, это ведь первый раз, когда я вот так, по-идиотски, без подготовки ловлю духа. А с другой стороны, когда-то надо начинать. А от Машки мы огребём, или я её не знаю. И он грустно вздохнул.

Мы попрощались с Ефимовной, она, улыбаясь, пожелала процветания нашей ветеринарной клинике и, перед тем как уйти в загон к своей бурёнке, сказала, что эту тварь, скорее всего, привезли по незнанию и освободили возле деревни. Злого умысла, наверное, здесь нет. На выезде из деревни нас ждал дедок, отдал нам две трёхлитровые банки с мёдом, забрал у нас две тысячи, махнул на прощание рукой и опять залез в свой палисадник. А мы покатили домой.

Когда проехали паскудное место, как назвал его Сергей, остановились, содрали с микроавтобуса наклейки «Ветеринарная» и договорились молчать на работе о ветеринарии, иначе, заверил меня Сергей, прилипнет так, что будем «ветеринарами» до самого конца. До какого именно конца, тактично умолчал.

Несмотря на то что Кедровка была недалеко, мы в ней проваландались до обеда, и когда по приезде пошли сдавать тварь в научный отдел, было уже около трёх часов, и поэтому, избавившись от нашей заразы, мы с Сергеем пошли на обед.

Кроме нас, народу в буфете уже не было, и мы вдвоём вольготно расположились за столом, а когда приступили к пирогу с черникой на десерт, к нам присоединились Мария Николаевна и Светлана, которые взяли себе по чашке кофе, после чего начальница научного отдела «подколола» нас:

— Ну что, ветеринары, рассказывайте, как всё прошло? При этих словах лицо у Сергея вытянулось, а Света захихикала.

— Да ладно, не переживайте, никто не узнает, вы ведь наклейки заказывали в нашей мастерской, поэтому никто не расскажет о вашей близости с бурёнками! Об этой вашей страсти знаем только мы.

При этих слова Светлана захохотала и откинулась на стул. «Хорошо, что пожрать успел» — подумал я, разглядывая рубашку у неё на груди, на этот раз рубашка была белая, чисто белая, расстёгнутая до… «Тьфу ты, чёрт! Опять издевается!» — понял я, с трудом отлепляя взгляд от этой самой рубашки. Но она вдруг села и вполне серьёзно сказала:

— Ладно, хорош веселиться, рассказывайте.

И Сергей рассказал подробно: как ехали, что чувствовали в поездке. Описал все дома, которые мы проезжали, всех людей, с которыми встречались и разговаривали. Что чувствовали при разговоре, что чувствовали оба, находясь в деревне, что чувствовали во дворе у Ефимовны, возле загона, в загоне, что чувствовали возле коровы, что ощущал Сергей, когда держал бурёнку за рога. Света во время рассказа уже не смеялась, была собрана и серьёзна.

Потом о своих ощущениях начал рассказывать я, причём вспомнил, что когда подходил к дому Ефимовны, то что-то почувствовал, какую-то тревогу, что ли, но не опасность, как это бывало раньше, когда действительно была угроза моей жизни.

Мария Николаевна сразу же поинтересовалась, где, когда и что именно произошло, и мне пришлось рассказать, как примерно год назад я, выходя из небольшого магазинчика, расположенного на первом этаже пятиэтажного дома, буквально дернулся, остановившись перед выходом, было ощущение, что сердце замерло от какого-то непонятного и неприятного ощущения, я знал, что мне надо идти, но очень не хотел выходить, так как был уверен, что со мной что-то должно произойти.

Пока я раздумывал, снаружи раздался грохот, что-то большое рухнуло сверху, обрушив пластиковый козырёк над входом в магазин. Немного погодя выбравшись наружу, я увидел, что от стены отвалился большой пласт облицовочного кирпича. Если бы я не остановился, он бы меня убил, и это ощущение угрозы я никогда не забуду.

Когда я закончил рассказывать, Мария Николаевна сказала:

— Надо будет попробовать развить это твоё чувство опасности: полезная, знаете ли, штука. И она улыбнулась, глядя мне прямо в глаза, улыбнулась как-то очень по-женски, не так, как обычно. «В таких глазах можно и пропасть, — вздохнул я про себя — ну что же, ладно, учиться у неё, наверное, будет приятно».

Когда мы разобрались с пирогом, Мария Николаевна обратилась к Сергею:

— Ну а теперь, скажи на милость, почему вы полезли ловить эту изменившуюся тварь сами, а не вызвали помощь, тебе надо было только выяснить, что к чему.

Тут уже взыграло моё самолюбие, и я возмутился.

— Мария Николаевна, почему Вы решили, что нам, чтобы справиться с какой-то мелкой нечистью, потребуется чья-то помощь? — гордо уставился я на неё.

— А потому, Сашенька, что именно такую тварь от живого может оторвать только Семёныч! Вместе со шкурой, разумеется! Животных сначала усыпляем, с уснувшего тела они снимаются гораздо легче. И ещё, если бы она умудрилась убежать в лес, нам бы пришлось её очень долго выслеживать… кстати, у тебя с руками ничего не произошло?

Я осмотрел свои руки и ответил,

— Да нет, вроде всё в порядке, ничего странного нет.

— А ты, Александр Андреевич, вообще странный человек, — вдруг заявила Света, — видишь всех духов: и простых, и изменённых, — спокойно управляешь ими, они тебя беспрекословно слушаются, берёшь голыми руками то, что брать нельзя: у обычного человека останутся раны или язвы. У тебя в руках ослабевает сошедший с ума овинный, или кто он там ещё, пока не выяснили. В конце концов, ты очень хорошо чувствуешь опасность, причём, как я поняла, любую опасность…

Я оторопело вытаращился на неё.

— Вы что, хотите сказать, что я не…

— Да Бог с вами, Саша, успокойтесь, — ответила мне уже Мария Николаевна.

— Вы человек! Мы проверили.

После обеда Сергей убежал по своим делам, а я с женщинами пошёл в научный отдел, там мы спустились на нулевой этаж, Света набрала код ещё на одной мощной двери и пригласила меня в помещение.

— Это что-то вроде демонстрационного зала, — объяснила Мария Николаевна, — сюда мы помещаем наших подопечных, если возникает такая необходимость. Кстати, это стекло очень тяжело разрушить. Сейчас здесь обитает ваш приятель, которого вы притащили из деревни.

Зал был отгорожен от нас прозрачной стеной, в которой находилась дверь. Я осмотрел помещение и увидел, что на бревне, которое лежало в зале, сидит эта тварь и смотрит на нас своими блёклыми глазами. Смотрит, не мигая, шевелились у неё только корявые пальцы, которыми она словно что-то трогала, я так и не смог сосчитать, сколько их у неё. Когда я встретился взглядом с этой тварью, она вдруг сползла с бревна, и, как-то скособочившись, поковыляла ко мне. Мне стало неприятно, и я отвернулся.

Ко мне подошла Светлана и сказала:

— Ну вот, друг мой, что и требовалось доказать. Вы каким-то образом влияете на них, они вас чувствуют и тянутся к вам, — при этих словах она подошла ко мне вплотную, положила правую руку мне на шею, встала на цыпочки, чтобы дотянуться до моего уха и томно, явно дурачась, прошептала:

— А может быть, вы, Александр, демон? Поэтому они вас и слушаются? После этого она отошла к смотровому стеклу и стала разглядывать пойманного духа, а я наконец смог выдохнуть, так как поневоле задержал дыхание, когда она прижалась ко мне вплотную.

Пока я общался с заместительницей Марии Николаевны, к нам подошла Ниночка, а с ней ещё один мужчина лет пятидесяти, оба были одеты в синие халаты. Ниночка кивнула мне, как старому знакомому.

— Знакомьтесь, Александр Андреевич, — она показала рукой на мужчину, — это Алексей Геннадьевич, можно сказать, наш старший научный сотрудник по всей этой братии! И она кивнула головой в сторону прозрачной стены, за которой находился наш дух. Я пожал протянутую руку и представился:

— Александр, можно просто Саня.

Алексей Геннадьевич улыбнулся.

— Наслышан уже о вас, наслышан. Скажите: я так понимаю, вы видите это существо? — спросил он.

— Вижу, я его и снимал с коровы.

— Понятно, — пробормотал он и, махнув мне рукой, сказал:

— Пойдёмте со мной.

Мы пошли по длинному коридору, по обеим сторонам которого находились комнаты, некоторые двери были открыты, некоторые закрыты, в комнатах находились сотрудники в таких же синих халатах.

— Это лаборатории, — сказал Алексей Геннадьевич, — мы стараемся изучить и понять, что происходит с духами и прочей, скажем так, нечистью.

— А что, разве с ними что-то происходит? — удивился я.

— В том-то и дело, что происходит, они меняются, становятся мерзкими, злобными и опасными.

Однако тут же поправился.

— Не все, конечно, большинство нейтральны к человеку, если их не трогать, например те, которые живут у вас в доме. А есть такие, как то, что вы привезли из Кедровки, эти напрямую опасны, они могут просто убить человека чем-нибудь, так как очень сильны физически. Вы, наверное, в этом уже убедились.

Алексей Геннадьевич снял очки и продолжил:

— Духи — это первые разумные жители Земли, которые появились задолго до человека и были полновластными хозяевами планеты. Они легко могли бы не дать развиться человеку, но по какой-то причине, а по какой, мы уже никогда не узнаем, они не стали трогать человека разумного и даже помогали ему и оберегали.

Особенно сильной была связь с духами у славян, они тысячелетиями жили вместе, и бывало, что на подворье у Русича жили по несколько духов — это и домовой, и овинный, и банный, и дворовой, и востуха, и прочие. Еще больше их было в лесах и полях: начиная с лешего, самого мощного лесного духа, и заканчивая всевозможными берегинями, аспидами, листинами, моховиками, подполянниками, боровичками, шишами и многими другими.

Почти все духи помогали человеку, оберегали его дом и детей, урожай, подворье и скот, человек за это привечал духов, оставлял им угощение, благодарил духов. Конечно, были и злые духи, которые могли навредить человеку, такие как, например, злыдни или кумушницы, но они были намного слабее домовых и не могли причинить вреда, так как домовой просто прогонял их со двора.

Так продолжалось до тех пор, пока на Русь в двенадцатом веке не пришло христианство, которое объявило всех духов злом. Леший из защитника леса стал каким-то чудовищем, Яга из доброй прародительницы превратилась в злого демона, которым до сих пор пугают детей, русалка из берегини превратилась в утопленницу и так далее.

Алексей Геннадьевич досадливо махнул рукой.

Мы подошли к закрытой двери, Алексей Геннадьевич набрал код и после щелчка замка открыл дверь, мы вошли ещё в один демонстрационный зал, только значительно меньше первого.

— Сколько существ вы видите за стеклом? — спросил меня Алексей Геннадьевич.

Я присмотрелся: «Так, двое болтаются под потолком, трое — возле стекла, смотрят на нас, ещё двое — возле задней стены и двое — возле правой стены».

— Девять.

— Всё верно, девять, вы видите их всех, что меня и удивляет, — пробормотал он.

— И ещё, — счел своим долгом добавить я, — пять сущностей похожи на тех, что живут у меня дома, я это чувствую, но мои почти всегда находятся в одной форме и практически никогда её не меняют, разве что по моей просьбе, — вспомнил я невезучего Игорька, — а эти еще не оформились, у них нет стимула что ли, для обретения какой-то формы. Когда мои твари появлялись у меня в доме, то поначалу тоже были примерно такие же, а уже только потом приобрели форму и уже не хотят её менять. Попробуйте поселить их в отдельном доме, понаблюдайте за ними: может, они тоже обретут форму, сбежать он не должны, они вообще не любят покидать дом, в котором живут.

Когда я опять посмотрел на окно, то увидел, как все эти пять сущностей, о которых я говорил, сгрудились возле стекла, и я чувствовал, что они смотрят на меня.

— Знаете, а ведь мысль насчет дома для этих, — и Алексей Геннадьевич кивнул в сторону окна — кажется мне здравой, надо будет, наверное, эту вашу идею опробовать.

— Скажите пожалуйста, а кто они такие, кем были до того, как превратились вот в это, что это вообще такое?

Алексей Геннадьевич задумался.

— Я с уверенностью не могу утверждать, хоть и пытаюсь понять это не один год, но мне кажется, что это — он опять кивнул на стекло, за которым столпились сущности, — бывшие духи, всевозможные домовые, лешие, русалки и тому подобные создания, которые жили и рядом с людьми, и вдалеке от них.

Они каким-то образом изменились. Может быть, в результате смерти, хотя убить их невозможно, они практически бессмертны. Может быть, на них было какое-то другое воздействие, чем, тоже пока непонятно. А тут ещё и ты появился. Вообще стало ничего не понятно. Непонятно, как человек вообще может управлять этими изменившимися духами?

Сказав это, он посмотрел на меня, было видно, что ему неловко.

— Простите, Александр Андреевич, — смущённо улыбнулся Алексей Геннадьевич — это я так, задумался… у меня к Вам будет просьба: мне надо взять у вас кровь на анализ, если вы, конечно, не возражаете.

Я не возражал, и мы зашли в одну из лабораторий, больше похожую н медицинский кабинет, стены которого выложены белым кафелем. В кабинете на металлических полках стояли приборы непонятного назначения, всё белое и, наверное, стерильное. Попросив меня подождать немного, Алексей Геннадьевич вышел. Буквально через минуту зашла Ниночка, уже одетая в белый халат, и поставила на столик металлический разнос, на котором лежали жгут, шприц и ватные тампоны, после чего она пододвинула ко мне специальную подставку и попросила положить на неё руку. Потом перетянула плечо жгутом и воткнула иглу в вену, вернее, попробовала воткнуть, а когда у неё не получилось, удивлённо посмотрела на иглу, а потом на меня. Честно говоря, я сам оторопел.

— Может, игла тупая, давайте попробуем ещё раз, — предложил я.

Ниночка молча отошла к какому-то шкафу, открыла его, было слышно, как что-то звякнуло, и она вернулась ко мне уже с другим шприцом. Мне очень захотелось, чтобы она, в конце концов, взяла у меня кровь, а то опять что-нибудь подумают. И она взяла, игла легко вошла в вену, рука у неё была легкая, и я почти ничего не почувствовал.

Ниночка положила наполненный кровью шприц на разнос, приложила ватку на место укола, согнула мне руку в локте, велела несколько минут подержать её и убежала, не забыв на прощание мне улыбнуться. Приятная девушка. Они тут все улыбаются, как ненормальные, но мне это нравится.

Глава 4 Домашние разборки, и второе задание

Вечером домой меня подвезла на своём белом «Ауди» Мария Николаевна, при прощании задержала мою руку в своей, опять улыбнулась так, что мне захотелось остаться, и всё время старалась смотреть мне в глаза. Играет, понял я, и получает от этого удовольствие. Как, впрочем, и я.

Дома всё было в порядке, жильцы были заняты своими делами и мне не мешали. Переодевшись, я зашёл в ванную комнату, где, в ванне, как всегда лежал Зубастик и что-то там для себя похрюкивал, я за сегодняшний день вымотался, поэтому доставать толстого не стал, а только брызнул на него водой, умылся и вышел, он мне вслед ещё раз хрюкнул, но я уже закрыл дверь. Зубастик остался непонятым.

Зайдя в зал, я развалился в кресле и включил телевизор, так, для фона, мне нравится, когда он работает, у меня даже на кухне на стене висит телевизор, и проорал:

— Уважаемый Кок, что будем есть?

Голова повара заглянула в двери и проговорила:

— Пельмени сварил, через три минуты будем ужинать.

Отлично, обрадовался я, люблю пельмени. Посидел в кресле ещё несколько минут и потопал на кухню.

На кухне ничего не изменилось, чистота и порядок, если Зубастик здесь и был, то давно, успели уже прибраться, Котяра, как всегда, спал на холодильнике, Шарик лежал под столом, повар сидел возле окна на табуретке.

Я уселся за стол перед большой тарелкой с пельменями, посыпанными сверху свежим укропчиком, вдохнул ароматный пар, поднимающийся от них, и начал есть. Красота. Жизнь удалась.

После ужина пол часика посидел в спальне за компьютером, ничего интересного не нашёл, вернулся в зал к большому телевизору, опять развалился в кресле и стал смотреть какую-то юмористическую программу, кстати, довольно интересную.

Отвлекла меня от просмотра передачи непонятная возня в игровой комнате, я нехотя поднялся и, чертыхаясь, пошёл на звуки шума.

Зайдя в игровую, обнаружил там всё своё семейство в сборе, не было только удава.

— Ну и что у вас тут произошло? — нарочито грозно спросил я.

Мне ответил Котяра, который, сидя на самом верху школьного уголка, ткнул хвостом в Зубастика и сказал:

— Вот эта бестолочь сожрала удава.

Зубастик сидел на полу возле этого самого уголка и молча смотрел на меня выпученными глазами совращённого ангела.

За моей спиной раздался грохот, я обернулся и увидел лежащего на полу Киллера. «Упал», — констатировал я. На звук падения обернулись все, кто находился в комнате.

— Это он от удивления свалился, — объяснил я падение паука, — а вот зачем ты сожрал ужика, непонятно. Объяснишь? — На этот раз я задал уже конкретный вопрос, обращаясь напрямую к этому прожорливому созданию, чувствуя, как ко мне на мягких лапках подкрадывается истерика.

Все опять повернулись к Зубастику и уставились на него, забыв про упавшего Паука. Даже голова повара подлетела поближе и с укоризной смотрела, как тот открывает и закрывает зубастый рот.

И вдруг Шарик, словно почувствовав что-то неладное, вывалил язык и недоумённо посмотрел между ног проглота. Я посмотрел туда же и увидел, как из-за спины Зубастика выбирается удав, формируя тело змеи. Пока у меня ещё были силы сдерживаться, я проговорил:

— Знаешь, друг мой, я даже боюсь себе представить, через какое место Удав сейчас из тебя выползает.

Этот мой друг, услышав, что из него что-то выползает, нагнулся, посмотрел себе между ног, увидел удава и как-то странно закряхтел. Последней моей мыслью было «всё, удава рожает», а потом на меня всё-таки прыгнула подкравшаяся очень близко истерика, и я сполз по стене.

Не помню, как добрался до кровати, от хохота болел живот, когда отпустило, я пошёл в ванную, принял душ и потом сразу лёг спать. Вырубился быстро. Ничего не снилось.

Утром я встал в начале восьмого, умылся, позавтракал, нашёл в ванне Зубастика, выслушал его оправдания о том, что он Удава не ел, а съел только его игрушку, деревянную змейку, которая тому очень нравилась, но он её скоро выплюнул. Удав забрал игрушку и залез вместе с ней под школьный уголок, где и уснул, Зубастик уселся там же, не зная, что под уголком спит Удав. А потом началось, Удава не нашли, и добрые друзья решили, что Зубастик его съел.

Как всегда, утром меня с остановки подхватил Сергей и доставил на работу. В это время, как правило, на парковке уже находилось несколько автомобилей, из которых выбирались мои коллеги, помощники эмигрантам, иногда подъезжали такси с нашими сотрудниками. Со знакомыми я здоровался, незнакомые с интересом поглядывали в мою сторону, но первыми знакомиться не подходили, по всей вероятности, считали, что всему своё время.

Я вместе с Семёнычем и Ниночкой зашёл в холл и остановился перед потусторонним охранником, который почему-то с тех пор, как я появился в этом доме, стал встречать меня возле входа. Семён Семёныч с Ниночкой одновременно сказали мне «пока» и разбежались в разные стороны, значит, они его видели, если не удивились, почему я встал возле дверей и начал разглядывать стену.

— Здравствуйте, может, я смогу вам чем-то помочь? — раздалось у меня за спиной, я обернулся и увидел охранника, который выбрался из-за стойки и теперь стоял рядом со мной.

— Да нет, спасибо. Я знаю, куда мне надо, просто мы здесь не одни, — улыбнулся я. Тот понимающе кивнул и хотел было отойти, но я протянул ему руку и сказал:

— Меня зовут Александр, можно просто Саня. Он пожал мне руку, пожал просто, крепко, по-человечески и ответил:

— А меня Евгений, можно просто Женя.

И опять ушёл к себе за стойку. Женя был просто человеком, не видел то, что ему не надо было видеть, и жил обычной жизнью. Счастливчик.

Я поднялся на второй этаж и зашёл в свою комнату, именно комнату, а не кабинет, которого у меня ещё не было, а может, никогда и не будет, по поводу чего я, собственно, и не расстраивался. Это было что-то вроде комфортабельной комнаты отдыха, в которой находились четыре удобных кресла, журнальный столик, диван и стояло сооружение в виде барной стойки. За стойкой расположился кухонный гарнитур, на котором стояли кофеварка, чайник и микроволновка. На стене висели шкафы, в которых была всевозможная посуда, слева от гарнитура мойка, справа двухкамерный холодильник.

На другой стене, напротив дивана, разместилась большая «плазма». Была ещё одна комната, в которой стоял диван, стойка с постельным бельём и подушкой, а также компьютерный стол с мощным компьютером, как я уже успел убедиться, немного погоняв его.

Я не торопясь заварил себе чаю с травами, который мне дала Светлана, устроился перед плазмой и стал слушать, как в арабской республике наши «Сушки» в очередной раз в пыль разнесли ещё один укрепрайон боевиков.

Побалдеть таким образом мне удалось минут пятнадцать, потом открылась дверь, ввалился Семёныч и предложил съездить с ним на бывший завод, там появились привидения, которые до икоты напугали охотников за цветными металлами, причём одного из них чуть не прибили железякой, и он сейчас со сломанными рёбрами лежит в больнице.

— Николаич в курсе, это его распоряжение, чтобы тебя везде брал с собой, поэтому потопали вооружаться.

В оружейке Семёныч попросил у Анатолия Викторовича «Маузер» и помпу «Бекас-12М» со складным прикладом, водородный «Маузер» отдал мне, а Бекаса забрал себе, уложил его в чехол, предварительно затолкнув в специальные крепления для патронов на прикладе четыре патрона с белой полосой вдоль гильзы и, не дожидаясь моего вопроса, сказал:

— Серебро, на всякий случай.

После чего положил в чехол коробку обычных патронов, сообщив мне, что это картечь.

Поехали мы на «Патриоте» Семёныча, по дороге он рассказал, что привидение видели в «бытовке» бывшего сталелитейного цеха, куда три старателя забрались из любопытства. После того как они пошарились в самом цеху и выбрались наружу, мужики услышали грохот в «бытовке», которая находилась рядом с цехом. Полезли в эту самую «бытовку» посмотреть, что гремит, вперлись в комнату, из которой доносилось шебуршание, и увидели, как нечто бесформенное ворочалось в углу комнаты, задевало какие-то железки, обломки мебели и прочий мусор.

Когда это нечто чем-то посмотрело на них, причем именно чем-то, глаз они не разглядели, но чувствовали, что смотрит, уточнил Семёныч. Со страху они не могли даже пошевелится, стояли и смотрели на привидение, пока оно не бросило в них железный прут, который и попал в одного из них, после этого искатели цветмета бежали так, что остановились только в городе, а о том, что у одного из них что-то с рёбрами, узнали, когда отдышались, и только тогда пострадавший почувствовал боль.

В больнице у бедолаги хватило ума сказать, что просто упал, но его друзья всё-таки где-то проболтались, и через три дня это дошло до нашей конторы, в результате чего мы сейчас должны заниматься непосильным трудом, спасая человечество, — радостно закончил Семёныч и захохотал. Он вообще всегда смеялся. Весёлый он медведь.

На территорию бывшего завода мы заехали через вторые транспортные ворота, как их называли во время работы предприятия, а сейчас — просто дорога на территорию, посреди которой стояла высокая кирпичная будка бывшей охраны. Проехали около километра по территории мимо мёртвых, разрушенных цехов, которые таращились на окружающую их жизнь пустыми глазницами длинных окон, и с левой стороны от дороги увидели полуразрушенный сталелитейный цех и бытовое помещение, соединённое с цехом галереей на уровне второго этажа. Эта «бытовка» нам и была нужна.

Машину близко подгонять к зданию не стали.

— На всякий случай, чтобы не повредили, бывали, знаешь ли, прецеденты, крышу приходилось править, когда телевизор в окно вылетел, — пояснил Семёныч, выбираясь из машины.

Мы прислушались, в «бытовке» было тихо, никаких звуков, ничего, тишина.

— Ладно, давай искать, — прошептал напарник, и мы зашли в здание. За двадцать минут обшарили все комнаты на трёх этажах, даже на крышу выбрались. Никого. Никаких следов.

— Пошли, посмотрим в цехе, — предложил Семёныч, и мы через галерею пошлёпали в производственное помещение. Стены этого перехода когда-то были выложены из стеклянных блоков, которые кто-то настойчивый и упорный зачем-то все выбил, приложив к этому, наверное, немало сил.

По галерее двигались осторожно, не торопясь, перешагивая через валявшиеся в изобилии на полу стеклянные обломки, когда прошли полпути, я почувствовал какое-то неудобство, какое-то непонятное ощущение чужого присутствия, это чувство уже было знакомо мне.

— Семёныч, стой — скомандовал я, тот мгновенно остановился и начал осматриваться.

— Там впереди что-то есть, давай осторожнее, — напарник кивнул и поднял свой «Бекас».

— Я тоже вытащил «Маузер» и нажал кнопку активации, через несколько секунд аппарат слегка завибрировал, всё, готов.

Мы шли по галерее рядом, как говорится, плечом к плечу, и когда подошли почти вплотную к тёмному проёму, который вел из галереи в цех, я вдруг почувствовал, что сейчас что-то произойдёт. Как тогда в магазине, ясно осознал опасность и, не раздумывая, с силой толкнул напарника в плечо, в результате чего тот завалился влево, а я, оттолкнувшись от него, отлетел вправо. И в это же самое мгновение, когда мы развалились в разные стороны, между нами пролетел с силой брошенный кусок из нескольких кирпичей, скреплённых раствором, и с грохотом упал аж в начале галереи, откуда мы пришли.

Пока я поднимался, Семёныч с непостижимой ловкостью для его квадратного тела извернулся и уже стоял возле проема, осторожно выглядывая из-за стены.

— Я ничего не увидел, — раздосадовано сообщил он, — теперь ты давай смотри.

Я кивнул, и тоже заглянул в темный проем.

Дух и не прятался, он стоял метрах в семи от входа в галерею и смотрел в нашу сторону.

— Так вот какой ты, северный олень! — пробормотал я, вспомнив присказку Сергея. Пока я разглядывал это создание и разговаривал сам с собой, призрак, видимо, для того чтобы мы не расслаблялись, запустил в нас приличных размеров трубу, которая с грохотом врезалась в стену возле проёма. Мы шустро отпрянули в стороны, спасаясь от мелких обломков, которые этот снаряд вышиб из кирпичной кладки.

— Призрак метрах в шести, семи от входа, — сообщил я Семёнычу, — со своим стволом ты, по всей вероятности, ничего ему не сделаешь, сам попробую.

Тот молча кивнул.

Завалившись на левый бок в проёме и проведя прибором на высоте примерно одного метра от пола, я увидел, как мутное тело призрака буквально распалось на две половины. Раздалось шипение, и верхняя часть туловища упала рядом с нижней, при этом продолжая держать чем-то наподобие руки кусок арматурины, дух, видимо, подобрал его после того, как запустил в нас трубой. Не вставая, ещё раз провел прибором в районе руки, которая отпала от туловища, громыхнув железякой.

Я встал и начал размахивать «Маузером», разваливая тело призрака на более мелкие куски, когда услышал, как Семёныч проговорил за моей спиной:

— Всё, Саня, я его уже вижу, он больше не в состоянии поддерживать своё состояние, — скаламбурил он.

Потом мы принесли из машины саван и сложили в него то, что осталось от духа, которого Семёныч покрошил на мелкие куски. Перед тем как начать складывать куски призрака в мешок, напарник прочитал мне целую лекцию о том, что нельзя хватать голыми руками всё подряд, после чего заставил одеть меня и сам с трудом напялил на свои ручищи рукавицы из того же материала, что и саван. Честно говоря, я думал, что мне будет как-то противно или по крайней мере неприятно брать в руки куски нашинкованного духа, но ничего подобного, к своему удивлению, не испытывал, брал упругие на ощупь кусочки и спокойно отправлял их в мешок. Ни кровищи, ни вони, ни потрохов. Красота.

Когда возвращались домой, я поинтересовался:

— Семёныч, а что дальше будет вот с этим? — и я кивнул на мешок с кусками призрака.

Семёныч помолчал немного, а потом начал просвещать:

— Вот это невозможно убить, можно только удержать в стороне от людей, само по себе это создание восстановится через несколько дней, в мешке, в измельчённом состоянии ему потребуется, скорее всего, несколько лет, если его целиком затолкать в саван, он его порвёт и вылезет, поэтому их «шинкуют», увозят подальше и закапывают, чтобы на виду не валялись, где-нибудь в самой глухой тайге, где человек появится, может быть, только через сотню лет. И ещё я слышал, что после восстановления они могут измениться и уже не жаждут нагадить хомо сапиенс.

— А если развезти эти куски в разные стороны? — полюбопытствовал я.

— Будет ещё хуже. Генадич говорил, что при невозможности восстановиться из каждого куска может получиться по твари. Поэтому лучше уж так.

Приехав на базу, мы сначала зашли в научный отдел, передали мешок с кусками сотруднику по имени Аркаша, которого знал Семёныч. Потом зашли в оружейку, сдали свои стволы и пошли в свою комнату, так как до обеда времени ещё было достаточно и можно было попить кофейку. Я заварил себе кофе и устроился в кресле, перед собой на журнальный столик поставил вазочку с мёдом, который привёз из деревни, и начал отдыхать, периодически залезая ложечкой в мёд. Мед действительно был отличный, даже запах шёл по комнате.

Семёныч, почуяв запах мёда, подошел ко мне, грустно посмотрел на вазочку, а потом спросил:

— Сань, а у тебя ещё есть мёд? Подвоха я не почувствовал, мёд у меня был, целая банка, поэтому ответил, что мёд у меня есть.

Услышав это, медведь ускакал к холодильнику, чем-то там погремел, а потом вернулся к журнальному столику, в руках у него был гигантский бутер из двух половинок батона, с колбасой и сыром. Он снял верхнюю половину бутера, сцапал вазочку и вылил всё её вязкое содержимое на начинку бутерброда, потом накрыл его верхней половиной. Я смотрел на всё это, вытаращив глаза, такого бутерброда я не видел никогда.

— Саня, прости. Искушение слишком велико, — прогудел этот медведь и откусил такой кусок, что я испугался — сейчас подавится. Но он не подавился, продолжал с наслаждением жевать свой бутер, причём жевал так, что ни одной капельки мёда не уронил. По всей вероятности, он спросил у меня про мёд для того, чтобы не забирать последнее. Как я уже упоминал, здесь работают добрые люди и нелюди.

— Семёныч, нам скоро на обед, аппетит перебьёшь, — напомнил я ему.

— Не перебью, — довольно прогудел он. Продолжая с удовольствием чавкать.

После обеда я отправился в научный отдел, разыскал Алексея Геннадьевича и спросил про результаты анализа своей крови.

Учёный завёл меня в свой кабинет, взял бумажку, лежащую у него на столе, повертел её в руках, вздохнул, после чего подал её мне и сказал:

— С кровью у вас всё в порядке, по составу она точно такая же, как и у простого человека, но… — сделал он паузу, — у вас в крови всего в разы больше, чем должно быть. Заметив, что я тупо смотрю на него, он хмыкнул и продолжил.

— Видите ли, Александр, если бы у вас в крови было повышенное содержание какого-то одного из элементов, например, лейкоцитов, то можно было бы говорить о том, что в вашем организме идёт какой-то воспалительный процесс, другими словами, вы болеете. Повышенное содержание эритроцитов тоже плохо, негативно сказывается на процессе дыхания, кровоснабжения и функциональности клеток головного мозга. Если будет избыток тромбоцитов, будут образовываться тромбы, которые начнут закупоривать сосуды.

— А у меня? — напомнил я.

— А у вас больше всего, намного больше, как я уже говорил. Другими словами, у вас для самого себя нормальная кровь, ваши внутренние органы работают именно на такой крови и вырабатывается у вас именно такая кровь, она для Вас норма. Другой человек умрёт, если вашу кровь ему перелить в достаточном количестве. Очуметь можно, откуда вы вообще взялись, Александр Андреевич?

Это меня задело, и я, сдерживаясь, проговорил:

— Алексей Геннадьевич, а вас не удивляет, что по вашей лаборатории ходит девушка-оборотень, что за стенкой сидят взбесившиеся духи, летают больные призраки, этажом выше вообще бродит целая стая оборотней, а ещё там, — я кивнул головой вверх — ведьмы водятся. А у меня только кровь другая, и это вас вдруг смущает.

— Александр Андреевич, простите, бога ради, я не хотел вас обидеть, поверьте, ночь не спал, думал, что с вами не так. Ничего понять не могу. Вы для себя в полном порядке. И пока я бессилен что-либо объяснить, а бессилие бесит и раздражает. Простите ещё раз. При этих словах он сложил руки на груди в каком-то молитвенном жесте.

Было видно, что он действительно уставший, под глазами мешки, лицо осунувшееся, весь какой-то помятый.

Я махнул рукой.

— Всё в порядке, Алексей Геннадьевич, я тоже погорячился, когда вы отдохнёте, я опять к вам приду, если вы не возражаете, конечно. У меня есть некоторые вопросы.

— Да-да, конечно, Александр Андреевич, в любое время заходите, всегда буду рад вас видеть, — скороговоркой выдал старший научный сотрудник.

— Я встал, пожал ему руку и вышел из кабинета. Почему-то мне кажется, что он меня боится. А может, это мне кажется, что он меня боится?

Вечером домой меня забросил Семёныч, высадил возле подъезда, пожал руку, нормально пожал, не применяя своей дурной силы, напомнил мне об обещании показать, где именно я купил этот мёд, и укатил.

Я зашёл к себе в квартиру и рявкнул:

— Здорово, «гараж», — и сразу же пошёл в ванную умываться, что характерно, Зубастика в ванной не было, но я не придал этому значения, умылся и зашел на кухню.

Повар сидел возле окна на табуретке, а его голова смотрела телевизор, болтаясь напротив стола, над которым тот висел на стене.

— Сэр, — обратился я к голове повара, — чем мы будем сегодня ужинать? Голова кока мгновенно оказалась у того на плечах, после чего он встал, церемонно наклонил её и выдал:

— Если уважаемый хозяин ничего не имеет против пирога с картофелем и сыром, то именно пирог и будем есть, а если возражения имеются, то будет приготовлено что-нибудь другое.

Нет! Возражений у уважаемого хозяина не имелось. Другого мне ничего и не надо было. Я уселся за стол, отказался от тарелки, и повар поставил передо мной противень со своим произведением. Пирог даже внешне был красивым, с желтовато-коричневой, хрустящей корочкой, я нагнулся над ним, вдохнул аромат и начал есть, запивая его сладким чаем. Да-а. Ради этого стоило жить.

Через некоторое время на кухню зашёл Киллер, на этот раз без лап на спине, сел за стол, я показал ему рукой на противень, паук кивнул, сделал руку лопаткой и тоже начал есть. Еды всегда хватало всем, кто хотел есть, Повар готовил много. Но я никак не мог взять в толк, зачем они едят? Они прекрасно могут обходиться и без пищи, а с другой стороны, когда я сегодня покрошил их больного сородича, я явственно чувствовал под руками его тело, значит, пища ими всё-таки как-то усваивается, да и своим жильцам я периодически даю пинка или за шиворот выбрасываю куда-нибудь, так что тело у них есть.

Поев, я встал из-за стола и церемонно поблагодарил повара за изумительный пирог. И тут меня осенило. Ну конечно же. Они едят, когда пища есть, а когда еды нет, тогда они не едят. Теперь всё встало на свои места. Все-таки я гениальный …ветеринар.

Окрылённый своей гениальностью, я протопал в зал, упал в кресло, включил телевизор и начал смотреть новости, которые были не новыми. Россию со всех сторон окружили вороги, что-то пыхтели возле границы, но потихоньку: а ну как услышит. Бывшая родная сестра вообще уже четыре года как воюет с моей страной, но тоже потихоньку, не сообщив ей об этой войне, наверное, чтобы не рассердить.

Посидев в кресле и отдохнув после ужина, я вдруг понял, что не вижу Шарика, а ведь он всегда крутился возле меня, когда я приходил, по крайней мере, первое время после моего прихода. Интересно, куда он делся?

Наконец, я отдохнул настолько, что мог встать и идти на поиски этой псины. Но ни на кухне, ни в игровой комнате, ни в спальне Шарика не было. Его не было нигде. Зубастика тоже не было. Исчезли оба.

Их не было в квартире. Странно, обычно они покидали квартиру только после моего пинка. Я стоял в коридоре и размышлял, пока не услышал, как меня зовёт Удав, который, вытянувшись вверх, почти стоял возле открытой двери на балкон и что-то там разглядывал, я направился к нему, уже догадавшись, кого увижу на балконе.

И действительно, когда я подошёл и заглянул на балкон, то увидел там спящего Зубастика, который храпел, сидя на полу, причём во сне он продолжал что-то усердно жевать. Через открытое окно, ведущее на балкон, перегнулся паук и отросшей лапой постучал по большой голове Зубастика, тот продолжал спать, паук вопросительно посмотрел на меня, я кивнул, тогда паук долбанул толстого по башке так, что у того лязгнули зубы.

После такого удара Зубастик проснулся и непонимающе уставился на нас.

— Тебя что, лунатик покусал? — спросил я его.

— Не-е-е-т, — проблеял он, — меня никто не кусал.

— Тогда почему ты жрёшь и спишь одновременно? — сурово спросил я это, в общем-то, добродушное создание.

И тут влезла змея со своими разоблачениями.

— Он сожрал Шарика! — с трагическим надрывом простонал Удав. — Я его искал, искал! Везде искал и нигде не нашёл! — со слезой в голосе закончил он свою обличительную речь.

Я опять посмотрел на зубастого толстяка и увидел, как его физиономию перекосило от ужаса, видимо, до него дошло, что он сотворил, в последнее время они с Шариком часто были вместе, видимо, стали друзьями. А тут вдруг такое. Сожрать во сне друга. Врагу не пожелаешь. Зубастик, похоже, впадал в ужас.

Слушая удава, я вдруг услышал, как где-то в квартире проснулась основательно поселившаяся у нас истерика и пошла меня искать.

— А чего это тебя так перекосило? — спросил я с подозрением в голосе.

— Тебе стало плохо? Ты переел?

— Он отравился Шариком, — сказала голова повара, — наверное, сожрал его сырым и даже скорее всего грязным. А так делать нельзя, еду надо мыть, а потом чистую готовить — закончил свой ликбез Повар, и его голова улетела обратно на кухню.

— Может, ему вызвать скорую, — проявил жалость Котяра и тоже долбанул Зубастика по голове хвостом, но не так сильно, как паук.

— Не надо скорую. Пускай сдохнет сам, — опять влез добрый друг Удав.

— Ну ладно, давайте подождём, может, действительно сдохнет! — поддержал Удава великодушный хозяин квартиры и ушёл обратно на кресло смотреть телевизор. Слава богу, с истерикой пронесло, она, не добравшись до своей жертвы, опять где-то уснула.

Я смотрел телевизор, Кок что-то делал на кухне, вся оставшаяся братия сидела на балконе и смотрела, как будет подыхать толстый. Толстый не подох, не дождались, дождались Шарика, которого нашёл Повар, последний залетел в верхний шкаф кухонного гарнитура, когда дверца была открыта, устроился там и уснул, Повар не заметил его и закрыл дверцу. А потом нашёл, когда опять открыл за какой-то надобностью дверцы шкафа.

Когда Шарик прискакал и начал прыгать вокруг Зубастика, того немного отпустило и он даже делал попытки улыбаться — жуткое, скажу вам, зрелище. После появления Шарика банда разочарованно разбрелась по квартире, никто не сдох, трупов не случилось. Скука.

Посмотрев ещё немного телевизор, я решил, что пора спать, пошёл в спальню, согнал с кровати Котяру и завалился. Я был дома. А дома хорошо и весело. И спокойно. Мои жильцы никогда меня не беспокоили, когда я спал.

Глава 5 Обучение. Искушение. Потрясение

Так прошло полумесяца, скучать мне не давали, по очереди отлавливали. То заведующий оружейкой, который, в конце концов, смог привить мне азы владения холодным оружием, и я уже безошибочно мог определить, где у меча рукоятка.

Огнестрелом я владел неплохо, причём вспомнил, что стрелять учился из пневматических пистолетов, которых у меня когда-то было несколько штук.

То Алексей Геннадьевич попросит зайти к нему и под каким-нибудь благовидным предлогом берёт у меня то кровь, то волосы, то обрезки ногтей. Я даже начал опасаться, что в один прекрасный момент он подкрадётся сзади и отрежет мне ухо, чтобы взять ткани на анализы, так как у него была привычка, рассказывая о чём-то, расхаживать за креслом, в котором я обычно сидел.

Знал он, конечно, много, много в чём был точно уверен и много к чему пришёл в ходе многочисленных исследований, опытов и экспериментов. Но ещё о большем Алексей Геннадьевич мог только предполагать, так как объяснить было невозможно, например, каким образом Светлана или её начальница могли заставить идти дождь там, где они хотели, или наоборот, прекращали осадки и, образно выражаясь, разгоняли тучи.

Не мог он объяснить и под влиянием чего или кого стала изменяться наша славянская нечисть. А когда я спросил у него, почему призраки или духи материальны, я чувствую их, могу брать руками, они же должны быть бестелесными, вроде какого-то образа, и в то же время некоторые из них могут проходить сквозь стены, некоторые могут летать, имея реальное тело, сам не раз давал пинка такому телу.

Он снисходительно улыбнулся и ответил:

— Видите ли, Александр Андреевич, прозрачных призраков, которые живут в каких-то там развалинах, не бывает, я, скорее всего, могу согласиться с тем, что, возможно, есть какая-то энергия, которая создаёт эти образы, и, скорее всего, это энергия, исходящая из земли. Как вы, наверное, уж слышали, учёные пришли к мысли, что наша планета — живое существо, и я склонен с этой мыслью согласиться. Эти призраки, вероятнее всего, что-то вроде фантомов прошлого, которые сохранились в местах наиболее сильного выхода энергии на поверхность. Человека тянет к этим местам, и поэтому раньше в таких местах часто строили замки, церкви и другие дома. Смею думать, что для вас не является секретом то, что после смерти человека его душа или, проще говоря, энергия, ещё какое-то время находится рядом с телом, а затем, уходит в энергетическое поле планеты, — он вопросительно посмотрел на меня и, дождавшись моего кивка, продолжил.

— Эти фантомы действительно были когда-то людьми, но после смерти их энергия или, если хотите, душа, осталась в месте выхода энергии земли, грубо говоря, энергия умершего спутала место своего конечного назначения с местом мощного выхода энергии земли на поверхность, где до своей смерти жил человек. Поэтому призраки не могут покинуть место своего обитания, думая, что они уже находятся там, где и должны находиться. Вернее сказать, так они, в конце концов, покинут его, как только выйдут за пределы этого места выхода земной силы, но сколько при этом пройдет лет, неизвестно. При выходе за пределы они поднимутся туда, куда и должны были попасть изначально, после смерти тела — в энергетическое поле планеты. Отсюда, скорее всего, и пошло выражение «освободить душу».

А что касается наших изменённых духов, то, возможно, в этом виновата та же энергия планеты, она могла изменить их. Сама по себе энергия целительна для всего живого, к местам выхода тянутся и люди, и животные, и наша нечисть, но если её что-то изменило, она может нести изменения и первым своим разумным жителям, так как они напрямую связаны с планетой, они её дети. Человек или животные просто уходят из нечистых мест, они интуитивно понимают, что это опасно. А духи уйти не могут, они, скорее всего, даже не чувствуют опасности, так как Земля их создала, она их мать, она не может причинить им зла — закончил он свою лекцию.

Я задумался. Алексей Геннадьевич всё-таки очень умный человек, его интересно слушать. Из раздумий меня вывел звук за спиной, очень похожий на клацанье ножниц, а вот это уже серьёзно, хоть опасности и не чувствовалось, я встал, поблагодарил учёного за знания и поспешил убежать от греха подальше. А вдруг моё «боюсь» даст сбой и я останусь без ушей? Нафиг. Нафиг.

Начальница научного отдела слов на ветер не бросала и всем силами пыталась усовершенствовать моё предчувствие опасности самыми разными способами, начиная от стрельбы в меня холостыми патронами до создания образов опасных хищников, которые на меня бросались в самых различных местах. И её группа поддержки даже не чуралась тупым сбрасыванием кирпичей с крыш, под которыми я проходил.

Я не реагировал, моё чувство самосохранения спокойно храпело, когда я показывал средний палец какому-то мужику, который разрядил в меня обойму из пистолета, когда пытался меня ограбить, но при этом ближе трёх метров подходить ко мне опасался. Спокойно перешагивал через обломки кирпичей, сыплющихся на мою подопытную голову, и шёл дальше. И равнодушно проходил сквозь созданных гением наших ведьм очень реалистичных хищников.

Но когда Серёга закрепил над дверью в нашу комнату отдыха тазик с водой, мой ангел хранитель порекомендовал мне не ломиться нахрапом в комнату, а осторожненько толкнуть дверь ногой.

Время шло, и наконец-то я получил свою первую зарплату, вернее, аванс, утром, когда я пришёл на работу, Женя, приподнявшись за своей стойкой, крикнул:

— Саня, давай в кассу за деньгами!

Я поблагодарил его, шуганул на место второго охранника и побежал за деньгами, забежав на второй этаж, понял, что не знаю, где находится эта самая касса.

Пока раздумывал, в какую дверь толкнуться и спросить, помощь пришла сама по себе, она шла по коридору прямо на меня и на ходу расстегивала пуговицы на желтой блузке, подойдя ко мне почти вплотную, помощь промурлыкала:

— Сегодня очень жарко. Ты не находишь? Потом засунула два пальца за пояс моих джинсов, подтянула меня поближе к себе, встала на носочки, чтобы дотянуться, и томно прошептала прямо мне в ухо:

— Хотя там, где ты живешь, наверное, ещё жарче. Ты ведь как-нибудь покажешь мне свое жилище в преисподней?

Всё, что я смог сделать, это только тупо кивнуть, я чувствовал её пальцы за поясом, поэтому говорить не мог, меня и самого в жар бросило.

Наконец она наигралась, сделала шаг назад и проговорила:

— Касса рядом с кабинетом Николаича, железная дверь под номером три. И пошла по своим делам, но пошла так, что я забыл и про свои дела, и про деньги, стоял и смотрел ей вслед, пока она не скрылась за дверью какого-то кабинета.

Через некоторое время, немного придя в себя от этой встречи, грустно подумал:

«Ну вот почему у нормальных людей все ведьмы как ведьмы, старые, страшные, горбатые. Мне же попадаются какие-то неправильные, с ними спокойно общаться невозможно, всё время думаешь о чём угодно, только не о работе. Когда их видишь, в голову лезут мысли только об одном…. А может, это я какой-то озабоченный? Я, конечно, понимаю, что они играют, по-другому, наверное, не могут. Что с них взять? Ведьмы. Но как-нибудь, они, в конце концов, доиграются».

Приняв решение о будущем отмщении ненормальным ведьмам, я почувствовал облегчение.

С этими мыслями я добрёл до двери номер три, открыл её и вошёл в маленькую комнатку, в одной из стен которой имелось зарешёченное окошко. Постучал, окно открылось, и молодая девушка, которую я раньше ещё не видел и которая, даже не спросив у меня паспорта, выдала аванс, равный моей трёхмесячной зарплате на моей старой работе, и банковскую карту, сообщив, что с этого момента все мои выплаты будут производиться на эту карту. Я поблагодарил её и пошёл в комнату отдыха.

Когда я туда ввалился, там уже находились Сергей, Семёныч и ещё один парень лет двадцати пяти, я его раньше уже видел несколько раз, но вот так вблизи сталкиваться не приходилось, посмотрев ему в глаза, я сразу понял: ещё один родственничек Серёги, глаза и телосложение одинаковые, как под копирку.

При виде меня парень встал, сделал шаг навстречу, и, протянув руку, сказал:

— Георгий.

Я пожал протянутую руку.

— Александр, — и как всегда, — можно Саня.

Он улыбнулся в ответ:

— Можно Гоша.

Они с Сергеем даже улыбаются одинаково.

— А вы случайно не братья? — озвучил я свою мысль, обращаясь сразу к обеим. Ответил Сергей.

— Нет, Саня, даже близко нет. Но, в силу некоторых причин, похожи, что есть, то есть, это правда.

Я подсел к Семёнычу, выпросил у него большую сушку и стал грызть её, запивая чаем.

— Саня, когда проставляться будешь? — прогудел Семёныч, прихлёбывая чай, которым он запивал мёд, черпая его ложкой из трёхлитровой банки с широким горлышком. Пару дней назад он всё-таки уговорил меня, и я съездил с ним за мёдом, Семёныч выцыганил у деда двадцатилитровую флягу и был счастлив.

— В любое время, когда хотите.

— А мы всегда хотим, — не унимался тот, — и как можно чаще, и чтобы всего как можно больше, и чтобы мясо, и выпечка, и таз с пельменями — Семёныча явно понесло. На землю его опустил Гоша.

— Семёныч, а у тебя рожа не треснет? — поинтересовался он, с любопытством разглядывая его, как будто видел впервые.

— А может, тебе ещё и бабу, чтобы из торта вылезла и тебя ублажать начала? — продолжил Сергей.

— Не. Бабу не надо, — захохотал Семёныч, — у меня своя есть.

Так мы сидели и трепали время, но идиллия продолжалась недолго, зашел Николай Николаич и сказал:

— Хватит чаи гонять, поехали в лес, парня подготовить надо, показать, как всё это у нас проходит.

В лес поехали опять через Кедровку. Проехали деревню и углубились в лес ещё километров на пять. Так как асфальт закончился в деревне, ехать пришлось по просёлку. Наконец, Сергей выбрал полянку, отъехал в сторону от просёлка и остановился.

— Прибыли! — радостно объявил он, — здесь никто не увидит.

Я обратил внимание на то, что все оборотни находятся в каком-то радостном возбуждении. Уж не хотят ли они меня сожрать? Может, я и есть для них та самая пресловутая поляна. И прямо сейчас начну проставляться собственными потрохами.

Николай Николаевич обратил внимание на мой несколько ошалевший вид и просветил:

— Это всегда так, можно сказать, предвкушение удовольствия, нравится нам принимать вид своей ипостаси. Такое чувство, как будто заново родился, словами это не передать, а почувствовать ты не сможешь, — и он улыбнулся, — я перекидываться не стану. Постою с тобой.

Немного позднее я понял, почему он принял такое решение.

Сергей и Гоша разделись полностью, после чего Сергей подошёл к какому-то поваленному и уже засохшему деревцу и кувыркнулся через него, кувыркнулся именно так, без затей, как учили кувыркаться через голову в школе, на уроках физкультуры. Тут же пришла сторонняя мысль: «А я, оказывается, в школе учился, здорово».

В сам момент кувырка ничего не происходило, а вот когда он выходил из него, я оторопело увидел, как его тело вдруг как-то плавно изменилось, причём изменилось очень быстро и изящно. Я моргнул, и вот он стоит, огромный волк, раза в три больше обычного, он потянулся и вдруг одним огромным прыжком оказался возле нас, глянул на меня и зевнул, наверное, специально, чтобы продемонстрировать здоровенные клыки.

Я судорожно вдохнул. А ведь струхнул. Ладно, хоть виду не показал и не сбежал, и то молодец.

На Гошу я уже смотрел специально, хотел заметить момент переворота, но так и не заметил, черты его тела как будто смазались, поплыли при обращении, и из переворота вышел уже волк, такой же, копия.

Пока я разглядывал волков, ко мне подошёл Семёныч, совершенно голый, он действительно был мощным, но мышцы его не сковывали, как я уже успел убедиться. Он потянулся, хохотнул и обратился. Вот прямо так — только что стоял человек на полголовы ниже меня, а через секунду — чудовище больше трёх метров в высоту, огромный, страшный, неимоверно сильный и опасный, он, наверное, специально, чтобы произвести на меня впечатление, открыл пасть, нагнулся ко мне и заревел. Я как-то отстранённо подумал: «А сердце то у меня не бьётся. Наверное, остановилось, и я сейчас умру…». После этого я развернулся и бросился бежать, но, как на столб, налетел на Николая Николаевича, он поймал меня за плечи, легко встряхнул и рявкнул:

— Саня очнись, это Семёныч! Семёныч!

И ещё раз встряхнул.

От его голоса я, наверное, опять стал соображать и пришёл в себя, тем более что за мной никто не гонялся, никто не жрал, только возле машины с довольным видом лежали два огромных волка и смотрели на нас.

И ещё была эта огромная скотина, которая чуть меня не убила своим видом, эта гадина сидела на заднице, вся тряслась и взрыкивала, явно ржала, тварь.

Обратно мы возвращались часа через полтора, Николаич дал побегать по лесу двум серым волкам и побродить одному бурому козлу.

Пока ждали оборотней, Николай Николаич пытался меня утешить, рассказывая, что я повёл себя как любой нормальный человек.

— Если ты не идиот, то, столкнувшись со смертельной опасностью, с которой ты не можешь справиться, ты из чувства самосохранения постараешься оказаться от неё как можно дальше. А внешний вид нашего берендея может вызвать опасение, сам видел. Обычно мы начинаем показывать обращение с некоторого расстояния, но перед тобой Семёныч решил рисануться.

Ну что же, для меня это было хорошим уроком, так как я от страха совершенно упустил, что моё ощущение наличия опасности молчало, совершенно молчало.

Всю обратную дорогу Семёныч сидел с виноватым, но довольным видом. Он несколько раз, конечно, извинялся, но было видно, что ни капельки он не раскаивается, рожа у него прямо светилась. Гад.

Но, как я уже понял, долго на него сердиться было невозможно в принципе. И когда наш микроавтобус вернулся на базу, мы с ним уже помирились, Семёныч опять начал обсуждать предстоящее проставление, пожрать он любил, как, впрочем, и все в нашей компании.

Вечером на обратном пути домой я попросил Сергея высадить меня возле магазина и начал затариваться продуктами, а то любителей пожрать в моём доме развелось что-то слишком много.

Домой притащил четыре больших пакета, бросил их в коридоре и заорал:

— Где все?

Все были на своих обычных местах, значит, всё в порядке.

— Разберите пакеты, — продолжил я рулить, — а то мороженое растает.

Услышав про мороженое, к пакетам метнулись почти все, кроме Зубастика — тому было всё равно, что жрать.

Пока моя нечисть занималась с пакетами, я умылся, опять облил водой толстого, но он видимо уже привык и на поливание никак не реагировал. Ладно, придумаю что-нибудь другое.

На кухне меня ждал целый тазик окрошки, которую я любил нежно и самозабвенно, поэтому от души наелся, затем придавил её мороженым и потопал в зал, где пару часов смотрел телевизор. Потом решил, что пора спать, пока раздевался, думал о том, чтобы мне не приснился один мой знакомый медведь. Он, слава богу, не приснился. Значит, с нервами у меня всё в порядке.

Так прошёл месяц, я уже со всеми перезнакомился и чувствовал себя в конторе, как дома. Ещё несколько раз выезжал на «дело», но особо интересного ничего не было. Один раз, правда, нашли духа, который обосновался на складе хозяйственного магазина и высыпал на проходящих мимо людей всевозможные строительные смеси, это быстро дошло до нашей эмигрантской конторы, которая под видом МЧС приехала проверять противопожарную безопасность в этом самом магазине.

Склад был большим, и через всё его пространство тянулись несколько трёх ярусных стеллажей, которые были забиты строительными материалами. Когда мы с Сергеем зашли в помещение, то я сразу почувствовал, что-то здесь есть, я никак не мог объяснить это чувство, оно у меня было и всё, а что это, я пока не знал.

Духа мы обнаружили на среднем стеллаже, он сидел на самой верхней полке и выглядел как какое-то бесформенное тело, а рядом с ним лежали мешки с гипсом.

— Саня, а ведь если этот чёрт скинет мешок целиком, он может и шею свернуть, в этом мешке двадцать килограммов, ты поосторожней там с ним. Хорошо, что у него до этого хватало ума рвать их. А не сбрасывать целиком, — с опаской проговорил оборотень.

«Да. Серёга прав, если мешком по башке попадёт, мало не покажется!» — подумал я, осторожно приближаясь к стеллажу.

Заметив меня, дух сначала заворочался на полке, видимо, готовился высыпать гипс, но, увидев, что я остановился и, задрав голову, смотрю на него, замер.

— Я не пойду дальше, спускайся, — предложил я призраку, — я всё равно тебя вижу.

Призрак не шевелился, у меня почему-то сложилось впечатление, что он тоже меня разглядывает. Прошло, наверное, минут пять, и я подумал, что придётся каким-то образом его оттуда стаскивать, резать его почему-то не хотелось.

Но вдруг бесформенная туша духа плавно отделилась от полки и, повисев несколько секунд в воздухе, медленно начала опускаться, при этом приближаясь ко мне.

«Даже так, умеем летать?!» — мелькнула мысль. И тут же я краем глаза заметил, как Сергей за моей спиной сместился в сторону так, чтобы я не оказался с ним на линии огня, и услышал лёгкое гудение «Маузера».

«Это правильно», — подумал я, вспомнив духа на заводе. Однако поднял руку, останавливая напарника, и проговорил:

— Не торопись, попробуем договориться.

Дух приблизился, повисел у меня перед лицом, видимо, разглядывал, или что он там делал, я не знаю, потом, опустился рядом со мной на пол и замер. Пришла мысль: «А дальше что, взять его за ручку и вести? А почему, собственно, нет? Я же не знаю, как доставляют в контору не очень буйных клиентов, мне об этом не рассказывали».

Я протянул духу руку и сказал:

— Пойдём, с тобой всё будет хорошо. Некоторое время ничего не происходило. Я стоял с протянутой в сторону призрака рукой, а Серёга с направленным на него «Маузером».

Наконец, свершилось. Я увидел, как из тела духа выросла конечность и обхватила мою ладонь до предплечья. Первым моим желанием было вырвать руку и отпрыгнуть, но я выдержал характер, тем более что своих квартирантов я за что только ни брал, прежде чем выкинуть куда-нибудь. А этот был, по-моему, такой же.

Было ощущение, что рука оказалась в какой-то плотной массе, я ладонью ощущал её прохладу.

«Значит, температура у него ниже моей», — отрешённо подумал я.

— Пойдём, — сказал я и сделал шаг в сторону дверей, дух поплыл рядом со мной, по-прежнему плотно удерживая мою ладонь.

Так мы втроём и вышли со склада под удивлёнными взглядами складских работников — сначала я с оттопыренной рукой, за мной следом Сергей с каким-то прибором в руках. Я задом залез в микрик, на котором мы приехали, дух, не отпуская мою ладонь, вплыл следом. Он держался за мою руку даже тогда, когда мы приехали и шли по конторе в научный отдел. Этого духа могли видеть многие, это было заметно по тому, с каким удивлением на нас таращились попадавшиеся навстречу сотрудники, не обделённые некоторыми способностями.

Когда я с призраком под ручку ввалился в научный отдел под конвоем оборотня, на нас выбрались посмотреть все, начиная от начальницы и заканчивая простыми лаборантами.

— Однако… Однако… — пробормотал Алексей Геннадьевич, разглядывая нашу парочку, — он не буйный? — и сам же себе ответил:

— Хотя если не в мешке, значит, нет. И он не прячется, его вижу даже я, это радует, значит, он нам доверяет. Давайте его сюда, к своим собратьям, — сказал учёный, открывая двери, где находились другие духи.

После этого события я на несколько дней стал объектом приятного внимания со стороны своих коллег из научного отдела, особенно женщин. Им, наверное, импонировало то, что я умудрился притащить этого духа целиком, и у них появился новый объект для исследований.

Я всё-таки проставился. Мы выехали на природу, нажарили шашлыков, желающим я набрал пива и чего покрепче, но спиртное употребляли как-то вяло, любителей не было, а вот поесть любили все, разве что обе ведьмы с едой не усердствовали, в общем, время провели очень даже неплохо.

Домой меня привезла Мария Николаевна, и когда она остановилась возле моего дома, то, к моему немалому удивлению, вдруг оказалась инициатором того, что мы с ней начали целоваться на прощание, сам бы я не рискнул распускать руки на своё прямое начальство.

Жаль, что продолжалось это недолго, когда дело зашло достаточно далеко, и стало доставлять большее удовольствие, она меня выгнала из машины, но достаточно тактично, улыбнувшись при расставании.

В эту ночь сны мне снились, и ещё какие! Утром я сам себе завидовал.

Глава 6 Первая командировка

На следующий день на работе Мария Николаевна вела себя как обычно, разговаривала, улыбалась, однако продолжения прощания не предлагала. Жаль, конечно, я бы с ней ещё разок с удовольствием попрощался. Да что там говорить, расстался бы навсегда, окончательно и бесповоротно. Но, видимо, ещё не время. Подождём.

После обеда ко мне в комнату прибежала Ниночка и скороговоркой выдала:

— Николаич собирает Семёныча, Светку, Гошу и тебя, наверное, куда-то поедете, это так здорово, вы постоянно куда-то катаетесь, я тоже так хочу.

После этих слов она показала мне острый язычок, развернулась так, что мне показалось, что она сейчас хвостом махнёт, и ускакала. Она вообще на месте сидеть не могла, всё время что-то делала, носилась из кабинета в кабинет без умолку, тараторила, при разговоре трясла своей рыжей чёлкой, хихикала, но свою работу, со слов Светланы, знала, любила и делала очень хорошо.

Когда лисичка унеслась, я, не торопясь, поднялся, выключил телевизор, вымыл чашку, из которой пил кофе, и пошёл к Николаичу. В коридоре столкнулся со Светланой и Гошей, а когда мы зашли в кабинет к начальнику, то обнаружили там Семёныча, который, сидя за начальственным столом, опять с удовольствием что-то жевал. Когда я вопросительно уставился на него, он ткнул пальцем в хозяина кабинета и заявил, что начальство само его угостило бутером, а оно знает, что делает.

Начальство бесцеремонно прервало речь Семёныча, заявив, что он должен слушать и молча жрать свой бутер. После этого Николаич пригласил всех присесть и начал:

— Итак, господа хорошие, у меня есть неприятная новость, — и Николай Николаевич сделал паузу, уставившись на нас, видимо, ожидая, чтобы мы прониклись серьёзностью момента. Секунд через десять, решив, что мы прониклись, он продолжил:

— Километрах в ста пятидесяти от нас, по федеральной трассе, есть небольшой городок, где начали пропадать люди, в основном грибники, хотя грибной сезон ещё не начался, но некоторые грибы уже есть.

Грибники пропадают бесследно, не остаётся ничего, ни лукошка, ни корзинки, никаких следов. Заблудиться они не могли, это исключено, некоторые из пропавших ходили в этих лесах лет по тридцать, по сорок, знали его, как собственный карман. И самое неприятное в этой истории то, что в тех местах видели маленького мужичка, обросшего и грязного, но значения этому, по понятным причинам, никто не придал.

— Вы думаете, Хозяин сбрендил? — как-то озабоченно спросил Гоша. Николаич задумался, думать ему не мешали, даже Семёныч перестал чавкать. Через некоторое время он ответил:

— Думаю, да. Даже уверен. Я вопросительно глянул на Светлану, она, заметив мой взгляд, пояснила:

— Леший.

Николаич, глянув на меня, продолжил:

— Время прошло немного, поэтому некоторые потерявшиеся ещё могут быть живы. Ваша задача — попробовать договориться с Хозяином, если он, конечно, окончательно не изменился. Если договоритесь, посоветуйте ему уйти из этого леса. Всё. Вас там встретит наш местный человек и покажет место. Вперёд. Удостоверения полицейских, командировочные и оружие получите в оружейке. Возьмите «прадик», он стоит на парковке.

На сборы много времени не ушло, оружие и документы получили быстро, но задержались на моём камуфляже, перерыли все запасы, но моего роста так и не нашли, пришлось ехать в цивильном. Но удобные армейские ботинки всё же одел, по лесу ходить — самое оно.

Выехали примерно через час. Я с ведьмой разместился на заднем сиденье, Гоша рулил, а Семёныч развалился на переднем сиденье и хрустел сухариками, которых прихватил с собой целый пакет. Пока ехали, Светлана под чавканье берендея рассказывала, в основном обращаясь ко мне:

— Леший силен, практически не прячется, его часто могут видеть даже обычные люди. Но человеку он голову может заморочить так, что тот пойдет куда угодно, а потом сядет и будет сидеть, пока хозяин черпает у него энергию, человек слабеет и умирает от истощения — и физического, и энергетического. Поэтому, Гоша, как обычно, по приезде оборачиваешься и остаёшься в ипостаси, если что, быстро сваливаешь и осматриваешься, вдруг он не один припрётся, — и уже ко мне:

— Оборотень не в силах противиться Хозяину, тот ему мозги заплетёт, и он на нас может броситься, не сразу, конечно, какое-то время будет сопротивляться, поэтому должен успеть убежать.

— А Семёныч? — спросил я,

— А Семёныч колдун, сам кому хочешь мозги заплетёт, — усмехнулась она,

— Хоть и прожорливый, но колдун. А тобой заняться мы постараемся ему не дать.

После этого она завалилась ко мне на колени и спокойно уснула, для двоих на заднем сиденье места хватало.

Нас встретили возле бывшего поста ГАИ, который находился недалеко от городка. Встречающим оказался немолодой мужчина лет шестидесяти, он остановил нас взмахом руки, видимо, уже знал и машину, и пассажиров, на меня внимания почти не обратил, только кивнул, поприветствовав, знакомить нас не стали, значит, так надо, я и не настаивал.

Договорились, что сегодня вечером в лес соваться не стоит, дождёмся утра. Гоша отъехал недалеко от трассы и остановился на небольшой полянке, с дороги нас видно не было, и мы, разведя небольшой костёр, поужинали, помечтали возле огня и отправились баиньки. Я со Светой спал в машине, сложив сиденья и разложив на них надувной матрас. Когда улеглись, ведьма руки распускала в меру, сильно не хулиганила, а я хоть и отвечал, но без энтузиазма, так, сквозь сон, чем, наверное, её озадачил. Я уже сообразил: как только дело дойдёт до определённой черты, она спокойно отвернётся и уснёт. Поэтому поиграюсь и я.

Перед тем как мы забрались в машину, Семёныч и Гоша с явным удовольствием поменяли человеческий образ жизни на звериный и ушли в лес.

— А если их увидят? — спросил я у Светланы, — ты представляешь, что будет какой шум поднимется? Мы же слишком близко к городу.

— Не увидят, — успокоила меня Света, — если Семёныч не захочет, не увидят.

Утром, когда мы выбрались из машины, возле небольшого костра уже сидели и пили чай с бутерами вчерашние звери.

— Ну что, натешились, дети мои? — прогудел медведь. Я промолчал, а ведьма ответила:

— Семёныч ты, наверное, как всегда не теряешь надежды увидеть, как я краснею? Да? При этом она с удовольствием потянулась и зевнула.

— Не дождёшься.

Мы умылись, поливая друг друга из канистры, позавтракали и поехали на место встречи, которое обговорили ещё вчера. Наш проводник был уже на месте, увидев нас, он сел в свой уазик и покатил, мы пристроились за ним. По заросшему просёлку углубились в лес всего километров на пять, когда наш сопровождающий остановился и показал на какой-то полуразрушенный домик с обвалившейся крышей, у которого не было ни окон, ни дверей и брёвна которого выглядели очень старыми. От забора, окружавшего когда-то дом, практически ничего не осталось, был похоже на то, что доски просто растащили, так как из земли торчали только покосившиеся столбики.

Перед домом, напротив входа, лежал валун, было видно, что поверхность камня каким-то образом обработана и представляет собой плоскую поверхность, на которой просматривались глубокие борозды, складывающиеся в незнакомый мне рисунок.

Я подошёл к камню и почувствовал, как у меня словно мурашки побежали по коже, что-то от камня шло, что-то непонятное мне, но знакомое и очень приятное. Я уже сталкивался с этим ощущением. Но где, вспомнить не мог.

«Ну и ладно, на нет и суда нет…», — решил я. И более внимательно осмотрев камень, увидел в его центре небольшое углубление, забитое грязью и мусором.

— Вон там, возле развалины его видели, — сказал наш проводник, вероятно, имея в виду лешего, и показал рукой.

— А что это за место? — спросил я. — Кто здесь жил?

— Да, жил, вернее жила, но лет двадцать назад пропала, исчезла и всё. Поначалу искали, но никаких следов не нашли, решили, что ушла в лес, заблудилась и, по всей вероятности, умерла. Пока наш сопровождающий рассказывал, он всё время осматривался по сторонам, было заметно, что ему страшно. Скорее всего, он осведомлён о наших делах, поэтому и боялся.

— Ясно, — ответил Семёныч, — спасибо, а теперь давай уезжай от греха подальше.

Уговаривать нашего проводника нужды не было, не успел ещё Семёныч договорить, как мужик запрыгнул в свой УАЗик и, лихо развернувшись, скрылся за деревьями. Света посмотрела вслед машине, а потом обратилась к Семёнычу:

— Ну что, берендей, позовёшь хозяина?

— А то, — хмыкнул он, — обязательно, отворотись-ка, — и он пошёл за машину, на ходу снимая пятнистую куртку, я понял, что сейчас произойдёт, и опять струхнул. Мне кажется, я к этому никогда не привыкну. Он, конечно, медведь! С виду обычный медведь, но к его огромности привыкнуть сложно, по крайней мере, мне.

Когда я увидел, как эта чёртова зверюга возвышается над джипом, у меня опять сердце сделало попытку остановиться. Но я выдержал, так как уже переживал это, поэтому достаточно быстро успокоился и пришёл в себя.

Света села на землю, распустила волосы, закрыла глаза и минут пять сидела так, молча. Я чувствовал, что вокруг неё что-то происходит, а что, понять не мог, это ведьмина сила, мне её понять не дано.

Наконец Света открыла потемневшие глаза, встала, отряхнула штаны и, обращаясь к нашему чудовищу, сказала:

— Давай.

Медведь встал на задние лапы, задрал морду и издал такой рык, что у меня появилось желание потрогать штаны на заднице. Как они там, бедные?

В это время медведь повернулся в другую сторону и опять рыкнул.

«Они явно намереваются сделать из меня второго Игорька, — пришла ко мне невесёлая мысль, — и они уже очень близки к своей цели».

— А теперь ждём, — сказала напряжённым голосом Света, — на такой вызов он не может не прийти.

Минут десять ничего не происходило, но вдруг что-то изменилось, я почувствовал, как что-то приближается, что-то непонятное, тёмное, откровенного зла я не распознал, для меня опасности тоже не было, а вот для Гоши… Я ощутил, как волна чего-то пошла по направлению к оборотню и крикнул:

— Гоша, сваливай, быстро! — и волк сорвался, с такой скоростью, что я аж присвистнул. После этого я повернулся к ведьме и сказал:

— Это приближается, — и, показав в сторону развалин, добавил, — о но придёт оттуда.

Он оттуда и пришёл, маленький, высотой примерно с метр, сморщенный дедок, оборванец в зачуханной одёжке, я увидел его сначала далеко от развалившегося домика, но потом он каким-то образом надвинулся на нас и остановился прямо на камне, до которого было метров пятнадцать. Зрелище было необычное, над землёй стелилась утренняя дымка, сквозь которую под поднимающимся солнцем проблёскивали искорками капли росы на траве. Было бы, наверное, очень красиво, если бы картинку не портил этот недомерок.

— Зачем звала, ведьма? — прошелестел дедок, сморщив и без того корявую физиономию.

— Договориться хочу с тобой, чтобы ты людей отпустил и других больше не трогал, — спокойно ответила Светлана.

Тот странно закхекал, затрясся, и даже ножкой кривенькой притопнул. «Смеётся гадёныш!» — понял я.

— А почему ты решила, что я буду договариваться с какой-то малолетней ведьмой и берендеем? — издевательски спросил он, мотнув сморщенной головёнкой в сторону «прадика».

— Мне нужны люди, в них больше жизненной силы, чем в деревьях. Вот только надолго их не хватает, — опять закхекал и аж засучил ножкой от удовольствия корявый.

— А вы, так и быть, можете уйти, вас я не трону, — закончил свою речь этот сморчок.

— Ты меня не дослушал, леший, — усмехнувшись, сказала ведьма, — если ты не отпустишь людей, то лишишься своего леса и поедешь с нами.

Корявый аж взвился.

— Я Хозяин! — заверещал он. — Хозяин! И не смей называть меня лешим!

Он вытянул в сторону Светы свой палец, и я почувствовал, как на Светлану навалилась волна силы. Почувствовал это и Семёныч, он вышел из-за машины и замер, уставившись на лешего, тот с трудом перевёл свои глазки на медведя, и вдруг огромный медведь начал отступать назад. Света в это время взмахнула рукой, как будто что-то отгоняя от своего лица, и дедок покачнулся, но устоял и опять уставился на ведьму. Когда леший вновь переключился на ведьму, Семёныча, видимо, слегка отпустило, и он сделал несколько шагов вперёд.

«Так. Пора видимо вмешаться, — решил я, — а то они так и будут друг с другом гляделками бодаться».

И пошёл прямо к лешему, тот, увидев, что я к нему иду, видимо, конкретно офигел от такой наглости и не мог понять, что я собираюсь вытворить, а я ничего особенного и не собирался с ним делать. Приближаясь нему, я чувствовал, как он корячится, и пытается на меня повлиять, но мне это было неинтересно, мне вообще неинтересно то, чего я и не вижу, и не чувствую.

Подойдя к нему, я со всего маха, с разворота, помогая себе корпусом, въехал ему в челюсть, ну или куда там попал, не знаю, мордочка у него маленькая. Как я и ожидал, он птичкой спорхнул с камня, пропахал метров пять и замер. Я его тупо вырубил.

Постоял немного над этим чучелом, разглядывая его, а потом, ухватив за корявую ручонку, потащил к машине, он хоть и легкий, но не на руках же тащить эту дрянь. Ведьма стояла и с ужасом смотрела на меня, медведь тоже сидел на заднице, но на этот раз не смеялся, а ошалело пялился на меня, открыв пасть. Зрелище, скажу я вам. Смотрел бы и смотрел.

— Семёныч! — рявкнул я. — Слюни подбери! И заржал, как тогда он надо мной. Света подошла, посмотрела на лешего и спросила:

— А как это?.. Что это с ним?.. Почему так?

Пришлось объяснить, что я дал ему в ухо и вырубил. Но она, видимо, не могла поверить в то, что видела, покачала головой, и начала бормотать что-то вроде «так не делается, так нельзя, это неправильно». Это абсурд какой-то. Пока я не встряхнул её за плечи и не заорал:

— Светлана! Как сделать так, чтобы эта тварь не вырвалась?

Она, наконец, очнулась, и со страхом поглядывая на совсем уже не страшного духа, подошла к машине и вытащила из багажника мешок из уже известного мне савана, а потом, уже практически успокоившись, с явным удовольствием помогала мне запихивать в него корявого хозяина. Потом она обратилась к Медведю:

— Позови Гошу, — тот кивнул огромной башкой и опять рыкнул, но уже по-другому, не так страшно.

Гоша прибежал минут через пять, перекинулся за машиной и, чтобы Света не увидела его голый зад, там же и оделся. От него мы узнали, что его чуть не достало, и только услышав мой крик, он очнулся и успел удрать, а после этого бегал неподалёку и ждал.

А когда ему рассказали, как я хуком вырубил хозяина, он сначала не поверил, а потом долго хохотал и всё повторял:

— Ну надо же, Хозяину в рыло зарядил. Это для него, наверное, позорище. Расскажи кому, не поверят.

Позорище или нет, это мы у него спросим, когда очухается. А так как прикасаться к мешку, чтобы растормошить лешего, желающих не было, мы развалились вокруг мешка и расслабились. Ждать пришлось минут двадцать, мы поняли, что он очнулся, когда саван задергался и из него раздалось какое-то противное верещание, настолько противное, что я пнул хозяина ногой, хорошо пнул — так что он заткнулся.

— Ещё раз заверещишь, — прошипел я, — буду пинать, пока не сдохнешь.

— Где люди? — спросила Света. Леший молчал.

— Если мы с тобой не сможем договориться, тебя в саване закопают в лесу, в безлюдном месте, и ты сотню лет проведёшь в этом мешке.

Это была очень весомая угроза. Столько лет провести в мешке, который не гниёт и который у него не хватит физических силёнок порвать, и из-за этого же савана не сможет никого призвать на помощь.

Леший не шевелился, наверное, думал, он понимал, что ведьма права. Страшно стало бессмертному столько лет провести в закопанном состоянии.

Впрочем, думал он недолго, мешок дернулся, и хозяин проскрипел:

— Хорошо ведьма, мы договорились, покажу, где они.

— И других людей трогать больше не будешь? — не унималась Светлана.

— Не буду, — опять после недолгого раздумья проскрипел леший.

Но Ведьма не спешила снимать с хозяина мешок, стояла рядом с ним на коленях с закрытыми глазами и словно что-то ждала.

Наконец из мешка донеслось:

— Я слово дал, моё слово, слово Хозяина, оно нерушимо.

Услышав это, Света кивнула, открыла глаза и начала развязывать мешок. Видимо, по каким-то своим законам, неизвестным мне, но известным этим двум, он всё-таки слово дал и нарушить его уже не мог, и ведьма это почувствовала.

Хозяин не захотел оставаться в этом лесу, и нам пришлось везти его в контору в багажнике, так как в салоне было бы тесно. Но это его, похоже, не смущало, мне показалось, что после чисто человеческого удара в ухо он и сам стал как-то человечнее, что ли.

Когда там, в лесу, Света сняла с него мешок, я подался к нему, мало ли, что он вытворит, заметив это мое движение, дедок чуть опять сам в мешок не залез, и это было настолько явное его желание, что Семёныч заржал.

Леший проводил нас до людей, нам пришлось проехать ещё километра три и с километр пройти пешком, дорога кончилась. Все пропавшие находились на одной маленькой полянке, пятеро были живы, они сидели на траве и смотрели в лес бессмысленными глазами, ни на что не реагируя. Двое были мертвы, причём трупы уже начали разлагаться и тучи жирных мух кружили над полянкой, создавая непрекращающийся гул, стояла тяжёлая вонь, и эта летающая дрянь садились на ещё живых людей. Ползала у них по одежде, по рукам, по лицам… Нехорошее зрелище. У меня опять возникло желание дать в ухо сморщенному уроду, но теперь не кулаком, а ногой, на которую был надет тяжёлый армейский ботинок.

Светлана, видимо, почувствовала это моё желание и взяла за руку.

— Не надо, Саня. Будет только хуже. А вдруг он упрётся и нарушит слово? Опять придется с ним возиться.

Да я и сам уже понял, что не стоит, удовольствие получу один, а результаты потом будем расхлёбывать все вместе. Повинуясь взмаху руки ведьмы, все мухи исчезли с поляны, и стало тихо.

Светлана по очереди подходила к каждому из потерявшихся и стояла некоторое время перед ним, потом отошла от них на несколько шагов, вытянула перед собой руки и соединила вместе ладони, постояла так несколько секунд, затем медленно начала разводить руки в стороны, одновременно разворачивая ладонями наружу, как будто что-то раздвигала. Оставшиеся живыми пленники встали как по команде и пошли по этому воображаемому коридору, обозначенному ведьмой.

— Куда они? — озадаченно спросил Гоша.

— Прямо в город, я их направила прямо в город, — тяжело вздохнув, ответила Света, — перед этим внушила, что они потерялись, это было легко сделать, они обессилены и помнить будут только то, что блуждали в лесу. И людей приведут к этим двум…

Света кивнула на проклятую полянку.

— А почему их найти не могли? Вроде недалеко были, не дебри.

— Хозяин никому не позволял к ним подходить, глаза отводил…

Перед отъездом домой мы опять подъехали к разрушенному домику, Светлана подошла к камню, постояла рядом с ним, потом опустилась на одно колено и прикоснулась лбом к камню, постояла так несколько секунд, потом встала, отряхнула колено и, повернувшись к нам, со злостью сказала:

— Здесь выход силы, камень как раз над этим местом стоит. Хозяйка была ведьмой, убили её где-то в лесу, как я предполагаю, непримиримые убили. Есть такие сволочи, некоторые из них обладают силой, хоть и слабенькой, но силой, могут почувствовать ведьму с помощью амулетов. Этой, скорее всего, что-то подсыпали, когда она их в дом впустила, наверное, на ночлег попросились, иначе бы не справились. Старая была ведьма, сильная. А после того как её убили, они вернулись в дом и в злобе свой поганой его разгромили.

Через несколько минут она немного упокоилась и добавила:

— Наших сюда надо направить: найдем и этих тварей, и место, где убили.

Немного помолчала и добавила:

— Но немного погодя.

Всё это время Леший таскался с нами, хотя Света и сказала ему, что он свободен. Ко мне он близко не подходил, видимо, решил, что я ещё дурнее чем он и что от такого, как я ожидать можно чего угодно. Если корявый действительно так думал, то я, вообще-то, был с ним согласен. К немалому удивлению Светланы и Семёныча, недомерок попросился, чтобы мы увезли его из этого леса.

— Плохо стало в лесу. Мать просит, чтобы я уводил людей и брал их силу. Я уводил и забирал. Мать была довольна. Но я знаю, что это неправильно. С начала времён она о таком не просила. Никогда не просила. Скажи, ведьма, зачем она об этом просит? Я уйду с вами. Если останусь. Мать попросит. Нарушу слово. А это убьёт мою душу, — вдруг быстро, как-то обрубая фразы, проговорил леший.

— Подожди Хозяин, — на этот раз Светлана не стала его оскорблять, — я сейчас дам тебе ответ.

После чего отошла от нас и стала звонить по телефону.

Пока Света разговаривала, леший подошёл ко мне, задрал головенку и, посмотрев мне в глаза, проговорил,

— Зачем ты с ними? Ты другой, они не твои.

Я глядел в его маленькие черные глазенки и думал: «А почему это у тебя, старый ты урод, фингала нет? Непорядок. Должен быть фингал. И, похоже, я сейчас попробую эту свою оплошность исправить». Я очень хорошо помню два разложившихся трупа и жирных мух, ползающих по ним. Но вместо того чтобы начать пинать по роже корявого, проговорил:

— Ты ошибаешься, хозяин. Они мои. Я с ними одной крови.

После этих слов я отвернулся от духа.

«А ещё я Маугли недоделанный», — на этом моя мысль оборвалась, так как подошла Светлана и сказала, обращаясь к лешему:

— Да, Хозяин, у тебя будет другой лес, мы тебя заберём. Нам пришлось везти его в контору в багажнике, так как в салоне было бы тесно, но это его, похоже, не смущало. Как я уже заметил, он после удара в ухо стал немого человечнее, что ли. По приезде домой лешего проводили в научный отдел и передали Алексею Геннадьевичу, он, хоть его и не видел, очень обрадовался: как же, нормальный леший, пусть с небольшим отклонением, но нормальный. Работы — непаханое поле. Но Николай Николаевич обломал научную прыть.

— Он ненадолго, не трогать. Это наш, в некотором роде, гость, — сообщил начальник, после чего погрозил пальцем старшему научному сотруднику и ушёл.

Домой меня подбросил Семёныч. Я зашёл в квартиру, всё было как всегда, повар на кухне, Зубастик в ванне, Кот на холодильнике, Паук на стене, Шарик и Удав возились в игровой под кроватью, Лимб на кровати в спальне. Я переоделся, отдохнул немного и припёрся на кухню.

— Что едим? — спросил я у Повара,

— Тушёную картошечку и салатик из свежих помидорчиков и огурчиков, — ответил тот.

— Отлично! — обрадовался я и пошёл мыться. Как нагадить Зубастику, я пока не придумал, поэтому не стал его трогать. Пускай дрыхнет. Умывшись, вернулся на кухню, упал за стол, навалил в тарелку картошки из жаровни и стал есть. Картошечка повару удалась, мясо мягкое, вкусное, его много, салатик свежий, блеск. На десерт изволил откушать сладкой творожной запеканки, тоже отлично.

Ещё сидя за столом с кружкой чая, решил, что уже поздно и пора спать. За сегодня я что-то устал.

Потом прошёл в спальню, стряхнул с кровати Лимба и завалился сам. Снились приятные вещи, я во сне долго пинал по роже Хозяина и заунывным голосом призывал: «Фингал, приди-и-и-и…»

Глава 7 Лекция. Немного истории. Схватка

На следующий день, не успел я сесть в микрик к Сергею, как мне на колени плюхнулась Ниночка и затараторила:

— Санечка, пожалуйста! Пожалуйста! Расскажи! Расскажи! Расскажи! Как ты его бил? Куда ты его бил? Сколько раз ты его ударил? Чем ты его бил? А ты всех бьёшь?

Я опешил.

— Ты вообще о чём сейчас? — спросил я и уставился в её красивые глазки.

— Ну как же?! — возмутилась она, — ты отметелил самого Хозяина! Или это неправда? Вы ведь пошутили, да? Вы ведь пошутили?

— Да нет, не пошутили, подошёл и дал ему по физиономии, когда он очень уж разошёлся, от удара эта коряжина пролетела несколько метров и отрубилась. Он же маленький и легкий! — попытался я принизить свой подвиг.

У Ниночки глаза увеличились вдвое, она вытаращилась на меня, а потом медленно сползла с моих коленей. Всю оставшуюся дорогу она ехала молча, что было очень удивительно.

В конторе ко мне с расспросами не приставали, но поглядывали с нешуточным удивлением, и довольно часто поглядывали. Я уже вспомнил рассказ Алексея Геннадьевича о том, что леший, можно сказать, один из самых сильных духов, и что по физиономии его никто никогда не бил, это якобы невозможно. И, признаюсь откровенно, это тешило моё самолюбие.

В комнате отдыха, пока пил кофе, подробно и в красках рассказал Серёге о нашей поездке, приукрасил, конечно, но так, в меру.

Единственное, что он сказал, когда я закончил рассказывать:

— Ты, Саня, офигел!!!

Мне было приятно. Я герой. Ветеринар, конечно, но уже заслуженный ветеринар.

А потом мне пришло СМС-сообщение с просьбой зайти к Николаю Николаевичу, я и пошёл. В кабинете начальника уже сидели Алексей Геннадьевич и Светлана.

— Ждём Марию Николаевну, — сказало начальство. И мы ждали. Я пытался узнать у ведьмы, что будет дальше с этим лешим, она не отвечала, отнекивалась, в конце концов сказала, что сама не знает. Наконец, пришла Мария Николаевна и, усаживаясь в кресло, спросила сразу у всех:

— Что будем делать с хозяином?

Тишина. Никто не лез с предложениями.

— Алексей Геннадьевич, а как себя чувствует наш гость? — спросила Света.

Старший научник снял очки и, не торопясь, начал их протирать, видимо, обдумывая ответ. Его не торопили. Наконец он закончил натирать стёкла и задумчиво начал:

— Видите ли, Светочка… Этот экземпляр всё время утверждает, что ему приказала брать силу людей земля, а этого не может быть. С другой стороны, если дело касается земли, они никогда не врут.

Тут я не выдержал и влез:

— Но он ни разу не упоминал землю. Он всё время упоминал о матери.

И только здесь и сейчас до меня дошло: «Земля для духов — Мать, они — её дети, они её слушаются и чтут. Вот ведь… Вылез, ветеринар!» Слава богу, что на моё вяканье никто не обратил внимания. Алексей Геннадьевич как будто даже не заметил, что его перебили, и продолжил:

— Так вот, я считаю, что он действительно получил такой приказ от земли, как бы это дико ни звучало, это была, скорее всего, какая-то искажённая энергия, которую Хозяин трактовал таким образом, что он должен забрать энергию у людей, он не мог ослушаться и забирал.

— Причём, — учёный приподнял в руке очки, — изначально зов матери был сильным, и он быстро убил этих двух людей, о которых вы пишете в своих отчетах. Затем голос матери перестал требовать, чтобы он забирал силу людей, однако Хозяин по инерции продолжал удерживать их, выполняя прежнюю волю земли, но силы у них забирал уже понемногу. Вот такое вот у меня предположение. А других мыслей пока нет. Хозяину никто никогда не может диктовать свою волю! Он никогда и никому не будет подчиняться, кроме случая, когда его победили и взяли слово. Кстати, очень оригинально победили, я о таком методе никогда не слышал. Вот, собственно, у меня и всё.

После этих слов наш светоч водрузил свои очки на свою же умную голову.

Все молчали, обдумывая сказанное, я молчал по вполне понятной причине, чтобы опять не ляпнуть что-нибудь. И вообще, какого лешего они таскают меня на эти совещания? В комнату, наверное, уже пришёл Семёныч и притащил баранки, если бы я был там, то уже хряпал бы их с чаем. Вдруг я почувствовал сильный удар в бок и очнулся, кроме Светланы, бить меня некому, только с ней из всех здесь собравшихся я провел ночь под одним одеялом.

Это была действительно она, кивнув на Николаича, сказала:

— Начальство в сомнениях, и не знает, куда девать твоего бывшего спарринг-партнёра.

— Скажите, Алесей Геннадьевич, — обратился я к учёному, — а этот недомерок уже вошёл в разум? Он наверняка перестал получать дурные приказы от мамаши?

Алексей Геннадьевич опять снял очки, повертел их в руках и коротко ответил:

— Теоретически, да.

— Тогда поселите его возле Кедровки, если бы там был Хозяин, то, скорее всего, он изгнал бы из своей вотчины тварь, которую туда подкинули, леса там глухие, непроходные, посторонних нет, ему должно понравиться. И опять же, у нас под боком, значит под присмотром.

После моих слов все дружно перевели взгляд на Николаича, тот помолчал, а потом задумчиво проговорил:

— Это не лишено смысла, надо обдумать… И, скорее всего, мы так и сделаем. Хозяин в округе нужен.

Да. Вот так вот вам всем! Я, оказывается, ещё и умный боксёр!

После моего триумфа на импровизированном совещании я поспешил в комнату отдыха, и как раз вовремя. Семёныч с Олегом Михайловичем уже сгрызли почти все баранки, я метнулся к столу, схватил оставшиеся три штуки и заявил, что это моё.

Потом налил себе чаю и стал наслаждаться до тех пор, пока не пришла старшая ведьма и не стырила у меня одну баранку, причём так, что я даже не успел среагировать. Зашла, уселась на диван, а когда я хотел взять очередную баранку, та упорхнула прямо ведьме в руку.

Увидев такое безобразие, я быстро схватил последнюю баранку, начал обгрызать её со всех сторон — а то и эту отберут.

Когда Мария Николаевна покончила со своей добычей, вернее, с трофеем, а если ещё точнее, то с моей баранкой, мило улыбнулась мне и проворковала:

— Принято решение навестить ещё раз бывшую вотчину избитого нашим хулиганом Хозяина. Надо постараться найти этих уродов непримиримых, а то так и до беды будет недалеко! В тех краях должны появиться наши подопечные, очень приличные и полезные обществу люди, которые в силу физиологических особенностей своих организмов боятся серебра. Поэтому два дня на подготовку.

— Да, и ещё, — продолжила она, — к нам присоединятся два настоящих полицейских оперативника, один из управления, звать Константином, приедет сюда и поедет вместе с нами. Второй местный, он нас будет встречать. Кроме них поедут Александр Андреич, Сергей, Гоша, Николаич сам, я и Ниночка, у неё там живёт подруга, она сама там часто бывала и знает всё. Вооружаемся как обычно, по полной программе, берем все виды, на всякий случай, серебро тоже, на себе не таскать. Едем на микрике и на «Прадо». Кстати, Александр, зайдите в оружейку примерить «Ратника», изготовили наконец-то, по вашей мерке. И соберите в оружейке свою сумку.

Я, повинуясь повелению ведьмы, направился в оружейку, где меня встретил Анатолий Викторович и радостно удивился тому, что я ещё живой, после чего сообщил:

— Дождались, притащилась твоя амуниция, пошли, мерить будешь.

Мы зашли в комнату, которая располагалась за стойкой, за которой он обычно сидел. В комнате стоял стол, на котором был разложен зелёный камуфляж, ткнув в него пальцем, оружейник сказал:

— Раздевайся, одевайся, примеривай.

Я быстро переоделся, камуфляж был значительно тяжелее обычной формы, Анатолий Викторович осмотрел меня и проговорил:

— Ну вот, теперь ты весь одет в нехилый бронежилет. Причём в некоторых местах — в серебряный. После этого он бросил на стол большую брезентовую сумку, застёгивающуюся на две молнии и с несколькими карманами по бокам. Потом начал стаскивать всё, что мне полагалось по моей работе: аптечку, кобуры поясные и скрытого ношения, ножны для меча, простой нож в ножнах. Разгрузку с множеством карманов. Закончив с сумкой, он показал мне мою персональную пирамиду, в которой уже находилось специальное и огнестрельное оружие: «Маузер», с которым я уже так ловко управляюсь, пять гранат, которые ещё не применял, «Меч», «Бекас» 12-го калибра и ГШ-18 с тремя магазинами к нему. Под помповиком и пистолетом на полочке лежали по четыре коробки с простыми патронами и по две коробки специальных, с серебряной начинкой. Я всё пересчитал, расписался, где надо, и пошёл искать Сергея, чтобы с ним топать на обед.

После обеда мы с ним сидели в комнате и играли в шахматы, я и не знал, что неплохо играю, Сергей как-то предложил, я понял, что умею играть, и согласился, он так ни разу у меня и не смог выиграть.

Доиграть мы не успели, позвонил Николаич и попросил меня зайти к нему.

В кабинете у начальника никого не было, он был один, я украдкой заглянул под стол, никого, а то я уже как-то привык, что всегда попадаю на какие-то сборища. Начальство поставило передо мной чайник, заварник с чаем, банку с кофе, кружку и предложило выбирать. Я выбрал чай.

— А теперь слушай, ты, наверное, уже понял, что наши сотрудники работают не только в нашей эмигрантской конторе, таких контор хватает, но и в других структурах сотрудников достаточно много, и это не всегда люди. Они, как правило, занимают немалые должности во всех силовых ведомствах, даже в частных военных компаниях, что обеспечивает нам достаточно легкое передвижение и оперативную помощь при различных ситуациях. Также наши сотрудники ходят и по земле, в виде простых участковых, оперов и других специалистов из разных областей нашей жизни.

Образовалась наша контора не вчера, ей уже не одна сотня лет, нашлась в своё время светлая голова, которая решила наблюдать за нашими славянскими духами. И когда пришло христианство, чего греха таить, люди частенько помогали своим старшим братьям, предоставляли им кров и питание, когда особо ретивые служители церкви разрушали их жилища, и приводили в негодность места их обитания.

Христианское учение приложило массу усилий, чтобы привить русскому человеку ненависть к его духам, но так и не смогло искоренить привязанность к ним, привязанность, которой на тот момент уже была не одна тысяча лет. Да и сами священники мракобесием, в отличие от просвещенной Европы, не страдали. Славянские ведуньи на кострах не горели, использовали их в основном, как и положено, для продолжения рода. Поэтому на Руси такие красивые женщины. Европа же свою красоту сожгла на кострах, считая красивых женщин ведьмами. Ну а если кто-то всё же просил церковь изгнать духов, изгоняли, хотя прекрасно понимали, что их изгнать каким-то дымом и водой невозможно. К оборотням у русских людей отношение тоже особое, ненависти нет, скорее, даже зависть, из-за этой самой зависти их, скорее всего, иногда и убивали.

Чаще всех необычные способности свои подданных использовала Екатерина Вторая, оборотни даже входили в её ближайшее окружение, взять хотя бы тех же братьев Орловых, один из которых был её любовником, или Потёмкина, который тоже был её фаворитом — все они отличались огромной физической силой, несвойственной обычному человеку.

Николай Николаевич на несколько секунд задумался, и, усмехнувшись, продолжил:

— Очень показательный случай произошёл при встрече Алексея Орлова с одним из турецких пашей, тот решил похвастаться перед Орловым силой своего придворного силача, который разорвал руками колоду карт, Орлов похвалил турка за силу, взял половину от разорванной тем колоды и разорвал эту половину, причем, по свидетельствам очевидцев, разорвал легко, не напрягаясь.

Также Екатериной была введена специальная должность — привечать домовых и других духов в её дворцах. И даже существует свидетельство, что она неоднократно разговаривала в своём кабинете с маленьким бородатым человечком.

С этих пор государство взяло заботу о наблюдении за духами и необычными людьми на себя, были созданы специальные отделы в разных губерниях страны.

Эти отделы существовали даже при развитом атеизме, ничего не поделаешь, против фактов не попрёшь, и не пёрли. Хотя коммунистическое руководство в известность не ставили, незачем старичкам было это знать. Кому надо, в КГБ знали, поддерживали и финансировали, кстати, финансировали всегда, даже в лихие девяностые, когда денег не было вообще, а для нас находили, чтобы крутые ребята не подались за заработком в криминал.

Сейчас гораздо легче работать, президент в курсе, премьер в курсе, основные министры и замы тоже, и так по нисходящей. В столице есть специальные особые сотрудники, которые охраняют президента, они же и демонстрируют вновь избранному руководству свои способности. Чтобы поверили.

Наконец начальник закончил свою лекцию, налил себе кофе и разрешил:

— Спрашивай.

— Николай Николаевич, а кто сидит в кабинете номер один?

— Пока никого, но я не теряю надежды перебраться в него. Предыдущий ушёл на заслуженный отдых, — ответил он на мой второй вопрос, который я не успел задать.

На следующий день, когда я приехал на работу, меня в фойе дожидался Николай Николаевич,

— Ну что, Александр Андреевич, нет желания опять сгонять в Кедровку?

Желание у меня было, о чём я ему и сообщил.

— Тогда ищи Георгия, Светлану, берите «прадик» и везите нашего гостя в деревню, высадите, где он попросит.

— А вы разве не едите?

— Нет, не еду, лучше будет, если рядом с Хозяином будут находиться уже знакомые ему люди, доверия больше.

Гошу я нашёл в буфете и, пока ел стянутое у него пирожное, вызвонил ведьму и сообщил, что мы втроём сопровождаем корявого в его новую вотчину и что мы ждём их на парковке возле машины.

После того как я передал Светлане это пожелание руководства, я с удовольствием выслушал по телефону, предварительно поставив его на громкую связь, всё, что она думает о распоряжении начальства взять её с собой. И о том, почему к этому бесчувственному медведю на мёд прилетают не пчёлы, а мухи. А когда она поняла, что по телефону я её слушаю не один, пообещала нам припомнить и отключилась.

К машине они подошли минут через десять, Света шла впереди, а корявый шлёпал метрах в десяти позади неё, было видно, что она напряжена, губы побелели, глаза стали тёмными, как тогда, возле разорённого дома.

«Да-а-а… Неприятно иметь за спиной сильную сущность, — сообразил я, глядя на побледневшее лицо ведьмы, — мало ли, что ему в голову взбредёт, он не человек, и человеческие понятия ему недоступны».

Когда они подошли к машине, Светлана сразу же залезла на переднее сиденье, видимо, хотела быть подальше от такого соседа. Леший же сам подошёл к задней двери салона, и я понял, что он поедет на уже знакомом ему месте отдельно от людей. Мне пришлось самому открыть для него дверь, после чего он каким-то образом передвинулся в багажник и замер, я захлопнул дверь, запрыгнул на заднее сиденье, и мы поехали.

Доехали быстро, до деревни Хозяин не выказывал каких-либо признаков, что хочет выбраться из машины, однако, когда мы проехали деревню и отъехали от неё километра на три, из багажника донёсся скрип:

— Здесь.

И Гоша остановил машину. Я открыл заднюю дверь, и Леший сразу из машины переместился метров на пятнадцать в лес, причём он не пропадал из виду, я всё время чётко его видел, он просто непонятно каким образом отодвигался от нас. Постояв несколько секунд, дедок окончательно задвинулся в лес и пропал из вида.

Когда дух исчез, Света глубоко вздохнула несколько раз, потом выругалась так, что я почувствовал, что краснею, затем уставилась на нас Гошей. Не знаю, как оборотень, а лично у меня появилось желание свалить в лес следом за лешим. Однако, обошлось.

— Ну что, мальчики, — проворковала ведьма, — поехали в деревню. Саня, покажи, где Ефимовна живёт, непростая она, похоже, бабка, навестить надо.

Ефимовна как всегда сидела возле палисадника на лавочке, увидев нашу машину, встала, подождала, когда мы выберемся из неё и подойдём поближе, после чего улыбнулась мне, как старому знакомому, и проговорила:

— Ну что, женишок, никак всё же надумал, и сватов прислал?

У Гоши, натурально, отвисла челюсть. Он с ужасом посмотрел на меня, потом на Ефимовну, опять на меня, открыл было рот что-то сказать, но бабка, глядя на него, не выдержала и расхохоталась. Наконец Гоша сообразил, что это, скорее всего, своеобразная пикировка, и привёл физиономию в порядок, в конце концов, мы с ней раньше уже встречались, и мало ли о чём разговаривали.

Света слушала всё это с улыбкой, а когда бабка отсмеялась, пожелала хозяйке здоровья и сказала:

— Новость у меня для Вас есть, матушка.

Ефимовна усмехнулась:

— Да я уже, доченька, сообразила, что новость есть, если уж такая, как ты, сама приехала, значит, и новость должна быть важной, — слегка наклонив голову, проговорила бабка.

— Хозяина мы привезли в ваши места, здесь у вас он будет жить, слово дал.

Ефимовна выпрямилась, даже как-то выше ростом стала, опять поклонилась ведьме и поблагодарила:

— А вот за это спасибо, доченька. Хозяин нужен. Плохо лесу без хозяина. Пакостно становится в лесу без него.

Мы попрощались с Ефимовной, Света оставила ей свою визитку, предварительно узнав, есть ли у той сотовый, и мы покатили домой. Я, всё время, пока мы там находились, боялся, что Ефимовна упомянет меня как бывшего ветеринара, Гоша услышит, и в конторе начнётся веселье. Но, слава богу, обошлось, не упомянула, забыла об этом, а может, специально не стала говорить, чтобы не портить мне зарождающуюся карьеру. Она бабка умная.

Вечером, зайдя в квартиру, как всегда поздоровался сразу со всеми, в ванной комнате умылся, глядя в грустные глаза зубастика, который пялился на меня из зеркала.

На мой вопрос: «Чего ты там сидишь?», — он только вздохнул и закатил глазки. Ясно, опять в депрессии, он периодически в неё ударялся. Однако я не унимался:

— Завтра уезжаю, — сообщил я сразу всем, — на несколько дней! И, уже обращаясь персонально к толстому, добавил:

— А если кто-то будет продолжать пребывать в депрессии, я того перед отъездом выкину на улицу. Вот так вот. Крутой я нынче.

— А может, его сразу выкинуть, чего он мучиться будет? Смотри, какой он несчастный, как грустно смотрит, — промявкал Котяра, заглядывая в ванную и разглядывая Зубастика, который после моих слов уже радостно выбирался из зеркала. Я, конечно же, по доброте душевной не разрешил выкидывать весёлого жильца и пошёл на кухню.

— Чем сегодня уважаемый порадует? — спросил я Повара, с удивлением осознавая, что действительно уважаю его за то, что он делал для меня и для всего моего семейства. Кок, как всегда радовал.

— Если уважаемый хозяин не против рассольничка с сухариками, то я подаю.

Он поставил передо мной глубокую тарелку с рассольником, пододвинул поближе тарелку с мелкими, им самим насушенными сухариками, выложил на плоскую тарелку два больших куска мяса, которые выловил из кастрюли с рассольником, и я приступил к одному из самых лучших занятий в жизни. По досадному недоразумению или по недосмотру, отнесённому создателем к одному из семи смертных грехов, в моём случае, к чревоугодию.

В тарелку я бросал сухарики понемногу, чтобы они не успевали размокнуть и похрустывали. Предварительно, конечно, добавив в рассольник сметанки и мяса, которое прямо руками надрал от больших кусков. Наелся и пошёл спать, время уже позволяло. Перед тем как лечь, я сообщил Котяре, что он завтра едет со мной, добро руководства получено. Котяра — единственный из всех моих жильцов, который любил выбираться из дома. И теперь он с ума сойдёт, ожидая наступления утра. Я, конечно, понимал, что садист, но это так приятно — подгадить своему ближнему.

В семь часов утра я и Котяра уже стояли на остановке, откуда нас и забрал на своём микрике Серёга, кроме него в машине уже сидела Мария Николаевна, которая сообщила мне, что Николаича они заберут из его дома, который как раз находился на выезде из города. Там же дождёмся и «прадик» с Гошей, Ниночкой и Костей, который ещё вчера приехал из управления и остался ночевать у своей мамы, она у него проживала в нашем городе

Дом у Николаича был свой, солидный, двухэтажный, с большой верандой. В глубине двора стояла баня и большая теплица. Большего в приоткрытую калитку я разглядеть не смог.

Начальник дожидался нас, сидя на лавочке у ворот, когда мы подъехали и выбрались из машины, он со всеми поздоровался, пригласил присесть на лавочку и сказал:

— С Костей не знаком только Саня, поэтому, когда приедут, быстренько знакомитесь и вперёд, кстати, Саня, Костя в курсе всех дел, а вот Паша хоть и знает, с чем нам приходится сталкиваться, владеет не всей информацией, поэтому пускай пока так всё и остаётся.

Минут через пятнадцать прикатил «прадик», из него выпорхнула Ниночка и ускакала общаться со своей начальницей, а Гоша и Костя подошли к нам. Костя по очереди пожал всем руки, а мне ещё и представился:

— Костя.

Я пожал ему руку и ответил так же просто:

— Саня.

Когда мы загрузились обратно в машины, Мария Николаевна мельком глянула на Котяру, но ничего не сказала. Кроме меня, его видела только она и Сергей. Котяра спал на наших сумках со снаряжением и оружием, и похож он был на обычного кота, большого, пушистого, серого кота, так ведьме будет спокойнее. Все мои духи имели какие-то способности, и посторонним об этих способностях знать совсем не обязательно.

Меня посадили на переднее сиденье, наверное, из-за моего роста, так как ехать надо был часа полтора, Маша и Николаич разместились сзади. Всю дорогу мы болтали ни о чём, и время пролетело быстро.

По приезде нас встретили на том же самом месте, на бывшем посту ГАИ. В отличие от Кости, худощавого мужика примерно сорока лет, этот встречающий по имени Паша был упитанным молодым мужчиной лет двадцати пяти-двадцати семи, который любил поговорить. Было видно, как он сдерживается, чтобы не встрять в разговор. А с другой стороны, при его профессии, разговорчивость не самая плохая черта, человека надо уметь разговорить.

Когда решили все неотложные дорожные дела, Паша предложил нам несколько вариантов проживания: в гостинице: в центре городка, в бывшем пионерском лагере и в палатках возле небольшого озерца.

Гостиницу Николаич отмёл сразу, нечего там светиться, в лагере было грязно, в здании не везде были стекла, пыльно — нас не устроило. Выбрали озеро, куда через двадцать минут и перебрались.

Поставили четыре палатки недалеко от воды, Паша привёз дров, несколько бутылей воды, эмалированное ведро, а одноразовой посудой затарились в магазине.

Ниночка переоделась в цивильное и ухала с операми к своей подруге, попробует что-нибудь узнать через молодёжь, благо что сама выглядела очень молодо. А оперативники поработают в отделе и попробуют что-то узнать через участковых и через другие службы. Звание подполковника из УВД давало Косте значительные возможности. Николаич, взяв «прадик» и переодевшись в костюм, поехал к местным властям, прихватив весомый документ. Наверное, тоже собирался что-то выяснять. Оборотни почти сразу же убежали в лес, не знаю, что они собрались там искать, скорее всего, просто носятся на воле. Вскоре и ведьма ушла в лес. Все были заняты, даже Котяра бродил где-то в лесу. Один только я валял дурака, и, если честно, дураку это нравилось.

Однако к вечеру от скуки я не сдох только потому, что отбивался от полчищ комаров, слепней и мошки. Пришедшая первой Мария Николаевна похихикала над моей опухшей рожей и решила эту проблем одним взмахом ладоней, после чего всех этих тварей как ветром сдуло и наступила тишина. Потом она зачерпнула в озере воды, подержала её несколько секунд в своих ладонях, что-то прошептала, затем перелила её в мои ладони и велела ополоснуть этой водой лицо. Я выполнил её указания, и через несколько минут моя физиономия пришла в норму. Завидно. Жаль, что я так не умею.

Потом приехал Костя, привёз полмашины еды, и Маша, как истинная женщина, взялась готовить ужин, меня она прогнала, заявив, что сварить кашу с тушёнкой помощник ей не требуется. Потом припёрлись оборотни, залезли в палатку и выбрались из неё уже Серёгой и Гошей.

Самым последним приехал Николаич, спросив, у нас как дела, не стал слушать ответа, разделся и полез в озеро купаться. Вот блин. Как мы-то не допёрли до этого. Через несколько минут все, кроме ведьмы, уже были в воде. Красота.

Ещё через час, поужинав гречневой кашей с тушёнкой и налив, кто хотел, заваренных Машей трав, расселись вокруг костра, и Николаич начал:

— Дела такие! Как мне удалось выяснить в муниципалитете, в том доме действительно жила одинокая бабка, её дом был построен ещё до революции, и она всегда жила в нём как хозяйка. Тогда же вышла замуж, о чём в церковной книге, которая чудом сохранилась, в тысяча девятьсот пятнадцатом году сделана запись. Детей не было. Муж умер в семьдесят третьем году. Разумеется, каких-то документов, подтверждающих её право на этот дом и землю не было. Получалось, что она проживала там незаконно, самовольно захватив землю, свидетелей, которые могли подтвердить, что бабка жила там ещё до революции, разумеется, уже не было. Документов на дом, как вы, наверное, уже догадались, тоже не было.

После этих слов начальник перевёл дух, долил в свою кружку из котелка ведьмин отвар и продолжил:

— Так вот, хоть бабка и проживала там без документов, ей ничего сделать не могли, а, скорее всего, не хотели. Если её оттуда выселить, придется её обеспечивать жильем, прочими коммунальными услугами. Поэтому, видимо, решили, живёт, не жалуется, никому не мешает, на неё жалоб тоже не поступает. Пусть живёт.

Однако после того как хозяйка дома пропала в девяносто пятом году, через некоторое время появился какой-то мужчина и, представившись её внуком, попытался сначала заполучить бесплатно, а потом уже и купить участок земли, на котором стоял дом. Но ему было отказано в категоричной форме, так как все земли в округе попадают в заповедную зону. По всей вероятности, у него просто не было нужной суммы, чтобы ему продали этот участок, хотя в те года можно было купить всё, были бы деньги. С тех пор этого внучка больше не видели.

Николай Николаевич опять замолчал и отхлебнул из кружки.

— А теперь, дети мои, угадайте с трёх раз, кто появился не так давно в этом городишке? Правильно! — сам же себе и ответил Николаич.

— Этот внучок, его узнала бывшая служащая кадастрового отдела, которой он закатил скандал за то, что ему было отказано в приобретении земли. А запомнила она его, потому что очень испугалась. Как она рассказала своей сослуживице по отделу, у него были очень страшные глаза, как темные провалы, она боялась в них смотреть.

А это значит, — немного помолчав, вздохнул он, — этот человек обладает силой и, возможно, значительной силой.

Бабушка из кадастрового отдела встретила своего бывшего клиента в магазине, сразу же узнала его и поспешила уйти. После чего позвонила своей бывшей коллеге, которая до сих пор работает в отделе, и поделилась с ней неприятной новостью. Поэтому, господа, ищем внучка, который был одет, со слов бабушки из отдела, в темные штаны, темную матерчатую куртку со светлыми вставками по бокам и тёмно-синюю футболку, — закончил Николай Николаевич свою речь.

После этого начальство перевело свои очи на оборотней и сообщило всем, что этих оболтусов спрашивать смысла нет, так как у них довольные рожи, а это значит, что они ничего не знают.

После Николаича заговорил Костя,

— Узнать удалось не очень много! Подняли из архива розыскное дело, которое завели после пропажи бабки, но там практически ничего нет, слава богу, хоть осмотр места происшествия провели нормально.

На момент осмотра в доме уже всё было перевёрнуто вверх дном, почти вся мебель разломана, было видно, что-то искали, а нашли или нет, мы пока не знаем.

После осмотра дом был закрыт и опечатан, однако через некоторое время в милицию сообщили, что дом разорён полностью. Прибывший наряд милиции увидел, что в доме вырваны все рамы, выбита дверь, в общем, полный разгром. После этого этим делом никто больше не интересовался, родственников не было. И когда вышли все сроки рассмотрения, дело передали в архив.

Однако, когда мы попросили участковых инспекторов рассказать нам что-нибудь интересное, связанное с эти местом, один из них рассказал необычную, на его взгляд, историю. Несколько месяцев назад некий гражданин нанял трактор, на который могло навешиваться отбойное оборудование, и попросил владельца трактора пробить дыру в ведьмином, как он выразился, камне. Цену предложил очень хорошую. Тракторист своим ходом приехал к дому, благо, трактор был колёсный, и пробил в центре камня дыру. Если сказать точнее, он с большим трудом пробил углубление сантиметров шесть-семь, потратив на это несколько часов и сломав при этом отбойник.

— Ну ещё бы он легко справился с ведьминым камнем! — зло проговорила Маша, — вот только зачем этому козлу потребовалось делать в камне дыру? Непонятно. Оставьте нам завтра одну машину, съездим туда, внимательно осмотримся. Потом посмотрела на дерево, на котором на толстом суку спал Котяра, свесив все свои конечности, и добавила:

— Эту тварь тоже возьмём, может, почувствует что. Все присутствующие, кроме меня, по инерции закрутили головами, но потом, сообразив, что всё равно его не видят, успокоились и начали расползаться по палаткам.

Ниночка осталась у подружки, сообщив по телефону, что та связалась с какими-то неформалами, очень похожими на сатанистов. И она сходит завтра на их мессу, которую проводит потомственный черный маг в шестьсот шестьдесят шестом колене. Николаич разрешил сходить. Мария Николаевна спала одна. Серёга и Гоша залезли в одну палатку и до полуночи ржали, как кони, пока ведьма не наорал на них, заявив, что они мешают ей спать, и не напустила на них комаров. Оборотни вылетели из палатки как ошпаренные, в одних трусах, мне стало интересно, что у них там творится и я, отогнув уголок клапана, заглянул внутрь их палатки. Там ничего не было, вообще ничего, ни одного комара! Причём они оба продолжали носиться вокруг палаток, убегая от воображаемых кровопийц. Теперь уже ведьма хохотала, глядя, как голые мужики кругами носятся по поляне. Ведьмы вообще жестокие создания.

На следующий день, встав пораньше, полезли купаться. В утренней прохладе вода казалась тёплой, как парное молоко. Но долго всё равно в воде не просидишь, становится холодно. Позавтракали бутерами с чаем и начали расползаться кто куда. Николаич на этот раз взял с собой Пашу. Костя и Гоша остались в лагере. А я, Маша и Сергей, захватив с собой Котяру, отправились к дому ведьмы.

По дороге остановились у стихийного рынка, образовавшегося вдоль федеральной трассы, на котором продавали всё, от веников для бани до шашлыков. По шашлычку мы и взяли, они были на удивление вкусные. Не торопясь, догнались ими и поехали дальше.

Когда подъехали к дому ведьмы, уже было позднее утро, становилось жарко, остановились недалеко от дома, в тени деревьев. И когда я подошёл к камню, на меня опять накатила волна чего-то знакомого и приятного, ведьма говорила, что это выход силы, но я не воспринимал это как силу или какую-то энергию. Что-то было и всё.

— Серёжа, оглядись, пожалуйста, есть кто рядом или нет, а то я сама сейчас занята буду, — попросила оборотня Маша. Тот кивнул, зашёл за микрик и через пару минут вышел в образе, поводил носом, затем быстро скрылся в леске за домом.

Наблюдая за оборотнем, я вытащил бутылку с водой и хотел попить, но подошедшая ко мне ведьма с задумчивым видом забрала у меня из рук бутылку, встряхнула её, после чего напилась, вернула мне бутылку и пошла к дому. Я взял бутылку, глотнул, и у меня аж зубы свело, вода стала ледяной. Зайдя в дом, Маша начала буквально перебирать весь хлам и мусор, находящийся в доме.

— Что ищем? — не выдержал я.

— Мне надо найти какую-то реально её вещь, которая потом поможет найти книги, и амулеты хозяйки дома.

— А почему ты решила, что она оставила после себя какую-то закладку?

— А потому, что правило такое: никто никогда не держит на виду эти вещи! Спрятанными они должны быть, чтобы на грех не сподвигнуть кого-то знающего, но слабосильного. Если простой человек найдет, ничего страшного не произойдет, ничего он не поймёт. А вот знающий может дел натворить.

— И что самое интересное, — продолжила ведьма, — не было ещё ни одной слабой ведьмы или просто ведающей, которая принесла бы беду, найдя книги или амулеты. А вот среди мужиков таких козлов хватает, история помнит их немало.

Я промолчал и поспешил скрыться с её глаз от греха подальше, а то ещё прибьёт, злая она сейчас какая-то. И с этими невесёлыми мыслями направился к камню, встал перед ним на колени, согнал развалившегося на нём Котяру и, достав нож, начал лезвием вычищать углубление в центре. Когда закончил, лезвие уходило в камень примерно на семь-восемь сантиметров.

Дыра, сделал я очевидный вывод и направился к ведьме, которая в это время чем-то гремела в доме. Обойдя развалину с другой стороны, приставил к стене доску и, благодаря своему росту, легко забрался на чердак. С одной стороны, крыша была разломана, поэтому было светло, и я начал перебирать какие-то тряпки, коробки и прочий хлам. Было видно, что и здесь копались, из старых коробок, находившихся на чердаке, всё было высыпано и разбросано. Ничего путного не попадалось, и я просто ходил по чердаку и палкой ворошил старые вещи.

Повезло всё-таки именно мне, я нашёл невзрачный мешок, в котором было какое-то белое платье и еще какие-то вещи. В мешок уже, по всей вероятности, заглядывали, потому что завязки, пришитые к горловине мешка, не были завязаны. Я крикнул ведьме, чтобы она отошла от люка, ведущего на чердак, и скинул через него в дом свою находку.

Я, наверное, всё же попал в ведьму мешком! И не исключено, что по голове! Потому что она слишком уж громко чертыхнулась, а потом стало тихо. Она, скорее всего, разглядывала мою находку, а может, думала, как меня пришибить. Но нет, пронесло, и даже случилось чудо: она позвала меня:

— Санечка, спускайся, я тебя поцелую.

«Ага, нашла придурка. Так я к тебе и спустился. За то, что я тебя пыльным мешком по башке приложил, ты мне ноги выдернешь!» — подумал я. А вслух ответил:

— Потом, я тут ещё немного поищу.

— Не надо, ты уже всё нашёл. Слазь.

И я слез, просто спрыгнул внутрь дома через люк. Мария Николаевна выполнила своё обещание и поцеловала, причем делала это достаточно долго. А я и не сопротивлялся.

Потом она вдруг оторвалась от меня и без всяких предисловий начала рассказывать:

— Ты нашёл её погребальное платье! Оно, как ты понимаешь, ни разу не надевалось, поэтому толку от него нет, а вот то, что она положила к платью ещё и нательную ленту, говорит о том, что она собиралась скоро умереть.

Маша на несколько секунд задумалась, потом продолжила:

— Нательную ленту ведьмы снимают редко, они носят её зашитой на талии, особенно старые ведьмы, и снимают её только перед смертью. Эту ленту ведьме кладут в ногах. Сейчас уже редко кто придерживается того правила.

Я по устоявшейся уже привычке офигевать в этой компании, офигел от такого резкого перехода от приятного к грустному.

Наконец мы выбрались из дома и заметили лежащего в тени оборотня, значит, всё в порядке, никого нет. Ведьма подошла к камню и положила на него ленту, лента была белого цвета, длиной примерно семьдесят сантиметров и шириной сантиметра три, на ней были нанесены какие-то незнакомые мне буквы.

— А что написано и на каком языке? Маша, помолчав, ответила:

— На старославянском. «Проживай свою жизнь, отдавая её другим».

Затем она взяла ленту, сложила её и, зажав в ладошках, села, прижавшись спиной к камню, и закрыла глаза.

Сидела она так минут пять, потом встала, улыбнулась мне и, зажав ленту в ладони посредине так, чтобы её концы спадали с двух сторон, пошла вокруг дома, постепенно расширяя круги.

Мы вместе с волком внимательно и с интересом наблюдали за бродящей кругами ведьмой. Наконец случилось, лента в кулачке у ведьмы вдруг натянулась, как струна, хотя до этого концы ленты болтались при движении в разные стороны. Маша оглянулась на меня, и крикнула:

— Саня, неси лопату, копать будем.

Я быстренько сгонял к микрику, взял лежащую в багажнике лопату и бегом вернулся к ведьме. Сергей всё же молодец: если «полевой» выход, значит, должна быть лопата.

Маша показала, где копать, но попросила не усердствовать, рыть без фанатизма. Земля была мягкая, и я довольно быстро углубился сантиметров на пятьдесят, когда почувствовал, что наткнулся на какое-то препятствие. Взрыхлил лопатой землю вокруг этого препятствия, а потом уже выбрал её руками. Когда закончил земляные работы, увидел, что откопал небольшой сундучок или, скорее всего, деревянный чемоданчик.

Я аккуратно стряхнул со своей находки землю, а потом вернулся к ведьминому камню, поставил на него ящик, расстегнул два ремня, которыми он был перехвачен, и открыл крышку. В ящике действительно были книги, три толстые старинные книги, и еще несколько камешков на кожаных шнурках. Пока я разглядывал книги, Серёга, который уже вернул себе человеческий облик, тоже заглянул в чемоданчик и пробормотал:

— Какое-то барахло, зачем она его прятала и хранила?

Услышав это, стоящая рядом Маша пробормотала что-то вроде «ах да, конечно» и провела рукой над чемоданчиком.

— Ух ты! Книги! Удивился на этот раз Серёга и потёр глаза.

— Защиту она поставила. На всякий случай, — тихо проговорила ведьма и отошла от нас. Когда мы закончили возиться с поисками и раскопками, было уже далеко за полдень.

Яму Мария Николаевна закапывать не дала, велела бросить рядом с ямой и ящик, чтобы ясно было видно, кто-то что-то нашёл и унес. Значит, искать больше не будут. Книги бережно упаковала в саван, а амулеты и ленту сложила в простой холщовый мешочек. Я не был бы самим собой, если бы не спросил:

— А почему не вместе положила?

— Амулеты могут разрядиться от савана. А лента жизнь хозяйки потеряет, а мы этого допустить не можем, завтра с её помощью останки поищем.

И мы поехали назад к озеру.

Мой Котяра всё то время, что мы ковырялись возле дома, лежал на ведьмином камне и млел. А когда я его вновь согнал, перед тем как положить на камень ящик, залез в машину и уснул. Ничего он не почувствовал, зря только с собой брали. Пока ехали домой, я раздумывал над тем, что я и Сергей видели всё по-разному. Он видел какое-то барахло, а я видел книги, значит, защита умершей ведьмы на меня не действовала. Почему? Неизвестно. Надо будет потом спросить у Алексея Геннадьевича, не привлекая лишнего внимания, потихоньку.

Возле озера царила идиллия. Костя и Гоша грели свои животы под вечерним солнышком. При нашем появлении оба наперебой стали жаловаться мамочке-ведьме на комаров, которые их совершенно одолели, и сразу после нашего отъезда им пришлось мучиться, пока мы где-то прохлаждались. Причём пока они ныли, я не увидел ни одного комара.

Мария Николаевна не стала с ними спорить, походя махнула рукой и пошла в палатку. Оборотень с опером обрадованно и, уже, видимо, не опасаясь за свою жизнь, опять растянулись на одеяле и начали обсуждать каких-то девочек. Однако мне показалось, что ведьма отмахнулась не от комаров, а от них. Но оповещать эту парочку о своих подозрениях не стал.

Вечером, когда все опять собрались после ужина у костра, Маша сообщила:

— Завтра поедем искать место, я нашла ленту, поэтому, думаю, поиски много времени не займут, лента — сильная вещь в таких делах.

«Ага. Она нашла. Как же, Лара Крофт, недоделанная», — мысленно возмутился я. И ведьма, словно прочитав мои мысли, добавила:

— Вернее, ленту нашёл Саня, честь ему и хвала. И она послала мне воздушный поцелуй. Николаич сказал, что поедет с нами, так как большего он узнать уже не сможет. Костя сам попросился, хотел посмотреть, как всё это происходит. Гоша с Сергеем заявили, что у них дела и что они в целях безопасности должны в округе всё осмотреть.

Маша ехидненько так засмеялась и сообщила всем, что их неотложные дела, видимо, в целях безопасности, оставили в палатке у этих кобелей свои элементы нижнего белья. Я заржал. Костя засмеялся более культурно, а оба кобеля с опаской уставились на начальство.

— Ладно, хрен с вами! — совсем не по-светски выразился Николаич.

— Эти два дня я у вас вычту из отпуска. Оставайтесь. Оборотни явно обрадовались.

Но ведьма не была бы ведьмой, поэтому глумливо так проворковала:

— И не забывайте, пожалуйста, о технике безопасности, когда будете делать свои дела. Помните, что от нарушения этой самой техники человек может не только погибнуть, но и родиться. Я опять заржал. А что с меня возьмёшь — в пещере, наверное, родился, а не в приличном обществе.

— Кстати, — сказал Николаич, — мне не отзвонилась Ниночка, поэтому завтра, когда вернёмся, начнём её разыскивать, если сама не объявится.

Утром Гоша на микрике поехал в город, видимо, за их с Серёгой делами, ну и опять же, техника безопасности требовала внимания.

Сергей и Котяра остались охранять лагерь. А оставшаяся часть команды после завтрака направилась к дому пропавшей ведьмы. Когда приехали, Николаич вышел из машины, подошёл к камню, постоял возле него, закрыв глаза, и проговорил:

— Да. Хорошо здесь было бы пожить, место сильное, светлое, — помолчал немного, а потом добавил:

— Я даже боюсь себе представить, сколько хозяйке дома было лет, если она собиралась умереть своей смертью. Она ведь могла выходить замуж не один раз. Ведьмы, находясь даже в очень преклонном возрасте, выглядят так, что на них мужики оборачиваются, — и, поворачиваясь к Маше, спросил:

— Я прав, Мария Николаевна?

Ведьма кивнула своей красивой головой, рассыпав черные волосы, и задумчиво проговорила:

— Да, Николаич, ты прав, ей было много лет, жаль, что всё так получилось, она многому могла бы научить, о многом рассказать, и помочь мы бы ей смогли, если бы знали о ней. А не знали мы о ней потому, что наши люди плохо сработали, многие ведь знали о необычной бабке, но никто не поинтересовался. Никому она не была интересна, — закончила Маша с горечью.

— С этим мы ещё разберёмся, — пробормотал Николаич, — не сразу, но разберёмся. Я всегда со всем разбираюсь. Ладно, Мария Николаевна, начинай, — скомандовал начальник и отошёл в сторону.

Ведьма опять подошла к камню, положила на его середину ленту, опустилась возле камня на колени, опёрлась на него руками и так постояла пару минут, затем встала и, отряхнув колени, сказала:

— Всё, поехали.

Костя забрался за руль, мы с Николаичем разместились сзади, а Маша устроилась на переднем сиденье, открыла окно, выставила в него руку с зажатой в кулачке лентой, как тогда, во время поиска книг.

Лента повела себя точно так же, натянулась и показала своими концами куда-то в лес, и мы поехали. Просёлок давно уже покрылся высокой травой, и его было плохо видно, и нам при движении приходилось ориентироваться только на отсутствие деревьев, казалось, что машина пробирается по просеке, заросшей кустарником. Мы уже поняли, что ведьму тоже увозили на машине именно по этой дороге, поэтому не беспокоились, когда направление ленты не совпадало с направлением движения. В конце концов Маша нашла место, где ведьму выгрузили из машины, лента в этом месте показала совершенно противоположное направление. Просёлок, по которому мы ехали, уходил в другую сторону.

Проехали мы километров десять, лес стал темным, сосны и ели старыми и мощными, появился валежник. Выбравшись из машины, вооружились по полной программе. Чем чёрт не шутит, лес глухой.

Маша подождала, когда мы будем готовы, после чего пошла в лес. Мы двинулись за ней, причём Николаич распорядился, чтобы я был у неё за спиной, а он с Костей пошли у нас по бокам, метрах в пяти, немного отставая.

Так мы прошли километра полтора, когда деревья расступились и показалась полянка, сразу за которой блеснул небольшой круг воды. Мария Николаевна первая вышла на неё, огляделась и, спрятав ленту в карман, подошла к темному пятну, видневшемуся на поляне, встала возле него на колени и замерла.

Когда я подошёл поближе, то увидел, что тёмным пятном мне показалась трава, которая имела более темный цвет по сравнению с другой травой, росшей на полянке. Даже мне было понятно, что ведьма лежит именно здесь, пятно темно-зелёного цвета было вытянутым, примерно в рост человека.

Постояв немного, Маша встала с колен и каким-то севшим голосом сказала:

— Её повесили, поищите где, бесполезно, конечно, но вдруг…

Я, разумеется, сразу же спросил:

— Почему ты решила, что её повесили? А не сожгли, как ведьму, или не утопили?

Она посмотрела на меня ничего не выражающими глазами и, не проронив ни слова, отошла к воде и села на траву.

Как всегда, по своей укоренившейся привычке говорить, а потом думать, до меня дошло.

Это же элементарно, Ватсон. Если бы её утопили, не было бы ничего! Никаких следов, а лента бы показывала на воду. Если бы сожгли, остался бы след от кострища, потому что для сжигания тела надо несколько часов и вагон дров. Значит, повесили, а потом закопали… А по-другому их и не убивают. Да-а-а. Шикарный дятел.

Я начал осматривать деревья, но быстро сообразил, прошло лет двадцать, а то и больше, деревья выросли. Не найдём.

Единственное, что у меня вызвало сомнение, это осина, которая росла с краю полянки, и ветки у неё были подходящие, но они теперь были уже высоко над землёй.

Николаич с Костей тоже ничего такого не нашли. Я подошёл к Маше, постоял и хотел пройти дальше к воде, но она вдруг остановила меня.

— Дальше не ходи, трясина.

Я присел рядом с ней, помолчал и сказал:

— Наверное, это осина.

И, заметив её вопросительный взгляд, продолжил:

— Иудово дерево, а непримиримые, скорее всего, ярые сторонники Христа, только на проклятом дереве ведьму и… убивать.

Маша помолчала, потом со вздохом ответила:

— Да, ты, скорее всего, прав.

Раскапывать место Мария Николаевна не дала, сказала, что всё равно ничего кроме останков не найдём. Велела только поискать папоротник и указала, в какой стороне он может расти, в этом направлении, недалеко от полянки мы его и нашли.

Она посадила его в ногах захоронения, и на мой уже вполне резонный вопрос, откуда она знает, в какой стороне ноги, ответила:

— Знаю, просто знаю. Ленту тоже закопала в ногах.

Когда собирались ехать обратно, ведьма сказала, обращаясь к Николаичу:

— Берегиню я позвала, придут — о могилке позаботятся. Леса хорошие, без хозяина долго не останутся. Если, конечно, опять какая-нибудь сволочь не заведётся. На обратном пути ехали молча, разговаривать не хотелось.

Остановились ещё раз возле ведьминого камня, и Маша с Николаичем ещё раз его весь практически обнюхали, ну и я как всегда вылез со своим гениальным умозаключением, куда ж без этого.

— В эту дыру что-то вставляли! — со знанием дела заявил я. И стал ждать, когда меня заслуженно похвалят за сообразительность.

Маша ничего не ответила, подошла ко мне вплотную, задрала голову, чтобы посмотреть в глаза и похвалила:

— Гениально. А как ты догадался?

Действительно, как?! Эти уроды весь день тут мучились, долбили дыру в камне так, для интереса, чтобы посмотреть, что получится и как быстро они задолбаются.

Костя же, подождав, когда я останусь в гордом одиночестве, потихоньку, чтобы Маша не услышала, со смешком проговорил:

— Гоша бы тебе с ходу ответил, что в эту дырку вставляли!

К озеру мы вернулись часа в четыре. Довольные кобели грели брюхо на послеобеденном солнышке. Николаич сходу поинтересовался, звонила ли кому-то Ниночка, и узнав, что нет, помрачнел, заявив:

— Не нравится мне это, она девочка добросовестная, — после чего полез купаться. Телефон Ниночки был недоступен.

После ужина, опять оставив оборотней в лагере отдыхать от дел праведных, мы на «прадике» поехали в город. Созвонившись с Пашей, узнали, что он находится в отделе полиции и поехали к нему.

Костя зашёл в здание полиции, через полчаса вышел вместе с Пашей и, усевшись в машину, проинформировал нас:

— Фото Ниночки размножили, раздадут всем нарядам, если что, сообщат, — потом в открытое окно крикнул Паше:

— Давай к её подруге, мы следом.

Покатавшись минут десять по улочкам, уазик Паши остановился возле частного дома на двух хозяев, опер вылез из машины и зашёл во двор. Минут через пять вышел, махнул нам рукой и опять скрылся. Мы всей толпой ввалились во двор и увидели, что во дворе стоит запыхавшийся Паша и держит за плечо смазливую девчонку лет двадцати-двадцати трёх, мордашка у неё была раскрашена, поэтому точнее не определишь.

— Быстро бегает, зараза, меня увидела, и в бега… еле догнал, — сообщил он.

Пока мы разглядывали девчонку, полицейский рассказывал.

— Зовут Лиза, живёт с родителями, которые две недели как уехали погостить к сыну в северную столицу. Нигде не работает, с её слов, Нина ещё позавчера уехала домой, сказала, что пора домой, и уехала, на чём, не знает. Врёт и не краснеет.

Николаич, выслушав полицейского, наклонился к девушке и жестко спросил:

— Ничего больше добавить не хочешь? — та молча помотала головой.

Николаич отошёл от Лизы и кивнул Маше, а дальше произошло то, чего я никак не ожидал. Ведьма одним движением выдернула свой нож из ножен, и это движение закончилось над кистью девушки, которую Маша разжала другой своей рукой. Я оторопел. Вот это да.

Как в замедленной съемке, я наблюдал: вот на ладошке появилась маленькая тоненькая полоска, вот выступила капелька крови, вот ведьма провела указательным пальцем по этой капельке, причём ножа в руке уже не было, вот Лиза в удивлении подняла голову, ведьма же в это время провела пальцем, вымазанным в её крови, по левой щеке девушки и, подняв ладонь перед лицом Лизы, замерла.

Девушка, не шевелясь, смотрела на ладонь Маши и даже не моргала.

— Спрашивайте, — проговорила ведьма, она потом ничего не вспомнит, если я не захочу.

— Где Нина? — коротко спросил Николаич. Лиза, не отрывая глаз от Машиной ладони, тихо проговорила:

— Она у учителя.

И опять замолчала. Она ответила на вопрос. Начальник чертыхнулся:

— Расскажи, как она к нему попала?

Девушка монотонным голосом, не отрывая глаз от ладони ведьмы, начала рассказывать, как позавчера они с Ниной пришли на мессу к чёрному магу, всё было как обычно, однако на Нину обратил внимание помощник мага по имени Всеслав. Он тоже маг какого-то там ранга, она, наверное, ему понравилась, и он предложил ей остаться поговорить с ним. Все молодые женщины с ними иногда оставались, спали с ними.

На следующий день Всеслав позвонил ей и сказал, что Нина останется у него, так как она одержима зверем и зверя надо изгнать. Запретил об этом говорить.

— Покажешь, где Нину держат, — приказал Николаич.

— Покажу, — всё так же монотонно, без выражения проговорила Лиза.

Я с Костей пристроился в хвост Пашиному уазику, в который загрузились Николаич, Маша и Лиза. И начали петлять по улицам городка. Крутились минут двадцать, пока в конце концов, не остановились за городом, в каком-то коттеджном посёлке.

Машины пристроили на асфальтированной площадке возле ворот большого особняка.

— А хозяева рот не откроют, когда наши машины увидят, мы вообще-то впёрлись на их территорию? — спросил у Паши Николаич, мотнув головой в сторону ворот.

— Как откроют, так и закроют, а потом ещё и извинятся будут, — усмехнулся опер.

— А впрочем, вдруг сдуру машину не узнает… Да и пару вопросов задать можно, — с этими словами Паша подошёл к калитке и нажал на кнопку звонка.

— Подождём, двор большой пока дойдёт…

Через несколько минут калитка открылась, и из неё вышел крепкий мужик лет пятидесяти, одетый в спортивный костюм и в совершенно не вязавшуюся со спортом приблатнёную кепку.

— Кто такие, зачем здесь? — пропищал он неожиданно высоким для его комплекции голосом.

— Не за тобой, Демис, не переживай, — со смешком ответил ему Паша, — дело есть.

— Пал Александрыч?! — притворно удивился «спортивный» мужик, — а я смотрю и думаю, вы, не вы… долго жить будете…

— Благодарствую, конечно, но давай к делу, — и оперативник, выйдя на дорогу, ткнул пальцем в конец улицы.

— Знаком с хозяевами вон того особняка с синими воротами?

Демис подошёл к Паше, глянул мельком, и они вместе вернулись к калитке.

— Лично не знаком, но не нравятся они мне.

— Да неужели! — притворно удивился Паша, — с твоей-то биографией?

— Пал Александрыч, вы же знаете, я был честным вором, в тёмные дела не лез и своим людям не позволял. А эти какие-то мутные, постоянно разные машины приезжают, фраера странные, неместные частенько наведываются. Ни с кем отношений не поддерживают, в гости не ходят, к себе не зовут… Непонятный, в общем… народ.

— Кто-то у них сейчас в доме есть?

— А у них всегда кто-то есть. Два-три шныря обязательно…

— Спасибо, — улыбнулся мужику Паша, — помог.

— Ты… это… что, к ним собрался? Если к ним, то… ты это… Паш… Поосторожней там. Мои ребята сказали, что волыны у них видели…

— Ещё раз спасибо, Егорыч. Мы справимся… Если что, звони…

Демис окинул нас всех взглядом, общим кивком попрощался и зашёл во двор.

— Нормальный мужик, — ни к кому не обращаясь задумчиво проговорил опер, — вор, конечно, но справедливостью не обижен, да и стволы не любит, грехом считает направлять оружие против человека.

— Ну что же, бывает и такое, — задумчиво пробормотал Николаич, — бывает… это ещё, знаете ли, не самый плохой представитель нашего ненормального мира… А почему «Демис»?

— А у него голос похож на голос популярного в восьмидесятые греческого певца.

— А-а-а. Ну да, ну да, помню, помню его «Сувенир».

— Мария Николаевна, — обернулся он к ведьме, — ты с какого расстояния сможешь «прочитать» этот домик?

— Мне бы прогуляться перед ним не торопясь, тогда думаю, что достану.

— Отлично, хватай какого-нибудь ухажёра и вперёд.

— Мне какого-нибудь не надо, я вот этого возьму, — промурлыкала ведьма, направляясь ко мне. Подошла, томно заглянула в глаза и с придыханием проговорила:

— Ну возьмите же даму за ручку.

Я тяжело вздохнул. Вот ведь зараза. И её уже, наверное, не переделаешь! И, протянув руку в сторону женщины, почувствовал, как её пальчики ухватились за мою ладонь.

Три коттеджа мы прошли довольно быстро, но возле нужного нам сбавили скорость и, изображая влюблённую парочку, медленно потопали вдоль высокого забора. Я вопросительно посмотрел на Машу, но она помотала головой и тихо сказала:

— Забор кирпичный, высокий, не получается. Пошли к воротам.

И мы, обнявшись, медленно продолжили гулять вдоль забора. Нам повезло, ворота были деревянные, красивые, резные, металла на них почти не было. Маша остановилась, повернулась ко мне спиной и замерла, закрыв глаза, я обнял её за плечи и прижал к себе. Через пару минут ведьма открыла глаза и сказала:

— Всё, пошли. Тем более что нами уже заинтересовались.

И в это время я услышал, как где-то за воротами хлопнула дверь.

— Нина в подвале или же на нулевом этаже, охраняют трое, собак нет, — коротко доложила Маша, когда мы с ней вернулись.

— Как будем действовать? — спросил Костя, — бить будем? — и в предвкушении потер руки.

— Нет, — запретил Николаич, — никого мы постараемся не бить, не хотелось бы раньше времени шум поднимать. Потихоньку забираем Ниночку и уходим, вырубить охрану сможешь?

— Легко. Главное в дом попасть. И Мария Николаевна спокойно направилась к Ниночкиной «тюрьме». Я видел, как она нажала кнопку вызова у ворот и стала ждать, засунув руки в задние карманы камуфлированных штанов, плотно облегающих её стройные ноги. Я отвлёкся и упустил момент, когда открылась калитка, увидел только, как ведьма зашла и дверь за ней закрылась. Минут через пять у Николаича брякнул сотовый, он прочитал СМСку и сказал:

— Всё. Пошли.

Коттедж выглядел очень даже неплохо, не роскошь, конечно, но солидно. Двухэтажный первый этаж занимала гостиная, у задней стены которой находилась лестница, ведущая на второй этаж. Под лестницей был устроен вход в кухню, где мы и обнаружили дверь в подвал. Встретившая нас у дверей Маша сказала, что ещё часа два охранники будут спать как убитые. Они и спали, один в гостиной на полу, второй в кухне на маленьком диванчике, ну а третий в подвале, куда мы попали из кухни, спустившись по бетонной лестнице метров на пять под землю. Охранник спал на стуле, возле решётчатой двери, ломать нам ничего не пришлось, в кармане у него обнаружились ключи от решётки, а на поясе кобура с пистолетом ПМ, который я у него изъял. В этом подвале мы свою лисичку и нашли.

Ниночка лежала связанной на каком-то грязном матрасе, рот заткнут тряпкой, и поверху ещё завязан полотенцем. К ногам девушки был привязан металлический тросик, другим концом закреплённый на стене.

— Чтобы не обернулась, — сказала, обращаясь ко мне, Маша.

Когда Костя вытащил кляп и развязал её, она аж застонала, выпрямляя руки и спину, видимо, лежала долго в одном положении.

— Вы где так долго валандались! — хрипло проговорила Нина, — я чуть тут не загнулась, — она была рассержена.

Она не возмущалась тем, что её похитили, она была возмущена тем, что её долго искали. Нормально, да?

— Всё, хватит базарить, — проворчал Николаич, — поехали.

И мы поехали, но по пути завезли домой Лизу, которая, выполняя волю нашей ведьмы, безмятежно спала в Пашином уазике. Когда наша компания вернулась к дому Лизы и я с Костей вытаскивал мирно посапывающую девушку из милицейского уазика, прибежала соседка и начала радостно сочувствовать.

Но Паша проявил себя как человек, лишённый сострадания к ближнему. Рявкнул на неё, чтобы замолчала, и слушала, и передала родителям Лизы, когда те приедут. Что их дочь в данный момент спит бухая, что это уже не в первый раз, что она связалась с дурной компанией, где её поят, а там, глядишь, и до наркотиков недалеко. И чтобы она присматривала за девушкой по-соседски.

— Всё! — радостно заявил опер, потирая руки. — Лизавета теперь под плотной наружкой, эта тётка, — он кивнул на дом соседки, — со своими подругами будет вести за ней круглосуточное наблюдение. А потом мы с ним попрощались и напрямик рванули к озеру.

Приехав, Ниночка заявила, что она в данный момент не лиса, а свинья. Поэтому она полезет в озеро мыться, а мы все должны отвернуться, так как у неё нет купальника.

Разумеется, мы её в один голос искренне заверили, что здесь собрались истинные джентльмены, рождённые в Букингемском дворце, и что мы никогда себе не позволим…. И что не единым глазком. И что руку на отсечение… И что глаз вон… И что мы можем, в конце концов, обидеться на такое недоверие.

Она нас не дослушала, не торопясь, разделась на берегу, взяла мыло и пошла в воду, все мужики, и люди, и оборотни впали в лёгкий ступор, наблюдая, как стройная фигура заходит в воду, а потом, когда она обернулась на нас, всех как ветром сдуло. И, разумеется, самым нерасторопным оказался я. А к тому же ещё и обманщиком, рождённым, как я уже упоминал в берлоге. А не во дворце… Пока мой мозг тормозил от увиденной картинки, из воды раздалось:

— Санечка, а ты не хочешь мне спинку потереть?

Не хочу ли я? А что, по моей роже не видно? Глаза вытаращены, рот открыт, язык вывалился, губы раскатались, ну и слюни бегут, куда ж без этого. Разумеется, я хотел ей спинку потереть, очень даже хотел, но не здесь же. Тут джентльмены под каждым кустом сидят, советы давать начнут… Не дадут в общем… потереть.

И я сбежал в палатку.

За всем этим представлением с удовольствием наблюдала наша ведьма. Но я уже к этому начал привыкать. Как и к тому, что за эту компанию я, пожалуй, могу уже и здоровьем рискнуть, причём бесплатно.

Когда наша хрюша помылась, наелась и напилась, она рассказала, что маг, который проводит мессы, идиот, причём полный, хотя в демонов верит искренне. Прихожан она насчитала человек двадцать пять. Но, скорее всего, больше, не все могут приходить на каждое служение. Того, кто истинно верит в нечистую силу, а кто сдуру, определить сложно. Однако морально слабых людей и неразумных молодых с пути истинного эта компания сбивает конкретно. Она видела двух девочек лет по пятнадцать-шестнадцать, которые оставались у них на ночь.

От возмущения Ниночка своими маленькими ручками помяла металлическую кружку, из которой пила чай. Увидев, что испортила кружку, она фыркнула и сунула ставшую бесформенной посудину Сергею, который от её движения опасливо дёрнулся в сторону и покосился на меня, словно ища поддержки. Я в свою очередь подальше отполз от оборотнихи и в ответ на взгляд Сергея недоумённо пожал плечами, мол, сам в шоке. Немного успокоившись, Нина продолжила:

— Как я уже говорила, сам маг — идиот, но вот его помощник Всеслав — умный и знающий, он всем и заправляет из-за спины этого урода. Ему первому доставались самые молоденькие и красивые адептки сатаны. И только после него их телом мог пользоваться и черный маг.

— А тебя они?.. — прорычал Николаич. И я вдруг понял, что если они что-то сделали с Ниночкой, то трёх оборотней остановить никто не сможет. Да, наверное, и не захочет. Как, например, я.

Ниночка, похоже, тоже испугалась, потому что замахала руками.

— Нет, нет, нет! Что вы, что вы, Николай Николаевич, он до меня не успел добраться, он меня берег для какого-то ритуального секса. Хотя я не знаю, для чего это нужно, секс — он и в Африке секс. Может, просто покуражиться хотел?

Подумав немного, Мария Николаевна сказала:

— То, что Всеслав знающий, это факт, только знающий может определить оборотня. Вот только непонятно, зачем ему вся эта возня с поклонниками нечистой силы, рано или поздно их всегда разгоняют, зачем так привлекать к себе внимание?

Ну а я по своей ставшей уже родной для меня привычке влез:

— А что, если всё это сделано специально, весь этот шум, начиная с идиота лешего? Что если он знал, что контора отреагирует и пришлёт сюда людей? Но вот только зачем? — рассуждал я.

— Вопрос на засыпку, — обратился я к ведьме, — книги, которые мы нашли, дорогого стоят?

Та ответила, не задумываясь:

— Не засыплюсь, — улыбнулась ведьма, — вопрос простой. Этим книгам цены нет вообще, содержание невероятное, таких книг всего с десяток. По крайней мере, теперь я знаю о десяти книгах. Да и амулеты древние, мощные.

— А скажи, — продолжал нудеть я, — что будет, если такие книги и амулеты попадут к скурвившемуся знающему? Для него это добыча — дорогая?

Мария Николаевна опять ответила, не задумываясь.

— Катастрофа будет. С этими книгами он может столько наворотить, что мы не один год будем разгребать. Ну а если он не свихнувшийся от желания власти идиот, он с большой долей вероятности сможет управлять людьми, богатеть, пока мы его не вычислим, в этом случае может пройти много лет.

— А значит, он знал, что ведьма найдёт книги? Не может не найти, ведь так? — опять спросил я.

— Да, — опять была вынуждена подтвердить Маша.

— Ну так вот, этот ваш знающий — я, как и вы, думаю, что это Всеслав — каким-то образом свёл с ума местного лешего, дождался, когда мы найдём книгу, а чтобы мы сразу не свалили, украл у нас Ниночку.

Он знает, что без неё мы не уедем. А теперь он уже скорее всего знает, что Ниночка у нас. А значит, если мы отсюда не свалим в ближайшее время, ночью к нам придут гости. А зная нашу банду, смею предположить, что мы отсюда не свалим, — торжественно закончил я свою речь. После чего с удовольствием осмотрел задумчивые физиономии своих коллег и продолжил:

— Ну и последний штрих… Ниночка, у твоего несостоявшегося насильника была тёмная куртка с белыми вставками?

Девушка ненадолго задумалась, а потом ответила:

— Нет… но такую куртку я у него видела. Точно видела.

Бинго! Я готов принимать поздравления. Но всё же с большим удовольствием потёр бы спинку лисичке.

Начальство, закончив слушать мои рассуждения, коротко распорядилось:

— Готовимся.

Повинуясь распоряжению Николаича, наша банда с радостным энтузиазмом расползлась по своим палаткам готовиться. А я подождал, когда Маша останется одна, подошёл к ней и встал рядом. Ведьма меня словно не заметила, стояла на берегу озера и задумчиво глядела на воду. Наконец, словно очнувшись, посмотрела на меня.

— Ты ведь хотел о чём-то спросить?

— Хотел… Но это так, вопрос не очень серьёзный, скорее, для расширения кругозора.

Маша грустно улыбнулась.

— Ну давай, будем расширять…

Вместо вопроса я сунул ей в руки помятую металлическую кружку.

— Я поняла… — опять улыбнулась ведьма, — ты хотел узнать, каким образом они смогли захватить оборотня, пусть и девушку, и неважно, что это лиса, это оборотень, который значительно сильнее подготовленного мужчины?

— Да… примерно так.

— Дай мне свою руку, — вдруг попросила Маша. Я машинально протянул ей свою правую конечность и не успел даже удивиться, как она надела мне на запястье металлический браслет.

— На Нину этот самый браслет надели точно так же. И она ослабла, не могла больше сопротивляться. Эта вещь, конечно, не уникальная, но достаточно редкая, и мне очень интересно было бы узнать, где знающий его раздобыл.

— Такие браслеты были только для оборотней?

— Да… Сам понимаешь, знающий или ведьма с простым человеком и так могут сделать, что хотят. Поэтому тратить немалые силы и время на браслеты для людей смысла не было.

— А с оборотнем?

— С оборотнями всё сложнее, свободно повлиять на них может только дух вроде лешего. Я, конечно, тоже могу, но для этого мне потребуется немало сил и специальные амулеты, предназначенные только для этого. Какой бы мощный накопитель силы я ни использовала, без специального амулета он будет бесполезен.

Было уже темно, когда мы закончили подготовку к встрече. Все были в «Ратниках», кроме того Николаич распорядился, чтобы у всех на поясе был пистолет с серебром, на всякий случай. Помповики снарядили картечью. А я за спиной ещё и «меч» закрепил. Было уже далеко за полночь, когда мы распределились, кто где будет стоять. Мария Николаевна с Ниночкой — однозначно в «прадике», у него стёкла бронированные, там же будут и книги. Сразу за внедорожником поставили микрик. Гоша и Серёга обернутся сразу, а Николаич — по мере надобности.

Я и Костя встали слева от «прадика», а Паша ещё с одним мужиком из МЧС, тоже, видимо, из наших, устроились справа, перед уазиком Паши. Котяра, увеличившись в размере, устроился на дереве, росшем недалеко от воды, развалившись на толстом суку, свесив хвост почти до земли.

Все были готовы, осталось только ждать. Кто к нам придёт, сколько их будет, я не знал, но чувствовал, что придут, обязательно придут, не могут не прийти. Я был уверен в себе, верил каждому своему сказанному слову, верил настолько, что кожей чувствовал холодок. И они пришли.

Пришли под утро, часа в четыре, самое поганое время. Честно говоря, я и кемарил, сидя в микрике, когда словно что-то толкнулось у меня в голове. Сон как рукой сняло, а в груди неприятно заныло. Я открыл глаза и увидел, как, огибая озеро с двух сторон, к нам медленно движутся какие-то звери, похожие на собак, а, может, на волков, на таком расстоянии, я толком не мог их разглядеть.

— Много собак или волков со стороны озера идут к нам, — негромко сказал я, — приготовьтесь.

— Я ни хрена не вижу из-за чёртова тумана, — прорычал Сергей.

Я удивлённо посмотрел на оборотня, нет никакого тумана, откуда он его взял. Потом повернулся к Паше.

— Паша, а ты что видишь?

— Я тоже ничего кроме плотного тумана не вижу, — тихо ответил мне оперативник.

Видимо, услышав наш разговор, Светлана вышла из внедорожника, запрокинула голову вверх, постояла так несколько секунд, а потом проговорила:

— Это не туман, вернее, туман, но созданный знающим. Затем развела руки в стороны, опять постояла так с закрытыми глазами, а затем медленно свела их вместе.

Сначала, как я понял, ничего не происходило, а потом Гоша сказал:

— Ну вот, уже легче.

После чего быстро разделся, и через несколько секунд громадный волк уже нёсся навстречу нашим гостям, от озера метнулась ещё одна тень.

«А это Серёга…» — понял я, поднял ствол и прицелился.

— Не спешите, — вдруг раздался спокойный голос Николаича, — пусть ближе подойдут. И мне показалось, что у нашего начальника довольный голос. «Неужели он так засиделся в кабинете, что радуется драке? Ну а что, вполне возможно, в кабинете сидеть — со скуки сдохнуть. Вот ведь в такой момент всякая чушь в мозги лезет!» — со злостью подумал я и потряс головой.

А потом поймал на мушку ближайшего волка и нажал спуск, в плечо толкнуло, волк, как и ожидалось, кувыркнулся, а я начал раз за разом нажимать на спусковой крючок. Грохотало отовсюду: из внедорожника, где укрылись Маша с Ниной, из открытых окошек торчали стволы и часто выплёвывали в предрассветные сумерки сгустки пламени.

Это были именно волки, сомнений уже не осталось, звери были значительно крупнее собак и рычали совсем по другом. Но меня смущало то, что волки лезли и лезли, не пугаясь грохота выстрелов, словно у них полностью исчез инстинкт самосохранения.

Расстреляв магазин и перезаряжая помпу, я обратил внимание на то, что метрах в ста от нас резвятся Гоша с Серёгой, они настолько отличались от остальных волков своим размером, что те предпочитали убегать от них. И убегали они в нашу сторону. «Вот, блин, спасибо, ребята!» — мелькнула мысль, и я опять поднял ствол.

И всё-таки я проворонил одного, волк прыгнул на меня, когда, отстрелявшись, я опять перезаряжался. Краем глаза заметив метнувшегося ко мне зверя, выпустил из рук ружьё и подставил под пасть волка предплечье, куда он благополучно и вцепился. В прыжке своей массой сбив меня с ног. Руку сильно сжало, несмотря на то что на рукавах были ещё и серебряные кольца.

— Ах ты, с…а! — выругался я и, удерживая рычащего зверя, вцепившегося в левую руку, извернулся, встал на колени, правой рукой рванул из-за спины меч и со всей силы воткнул его в серого. Куда попал, не знаю, но волк, завизжав, сразу же отвалился. А я, не успев встать с колен, увидел, как на меня несутся ещё два волка. Бросив меч, разрядил в них свой ГШ. Упал только один. Ну а я сдуру не мог нашарить меч, от которого так бездумно избавился, а теперь боялся отвести взгляд от несущегося на меня волка. Казалось, что если опущу глаза, зверь обязательно успеет вцепиться мне в шею.

Глаз я так и не опустил и меч не нашёл, зато увидел, как передо мной появился Николаич, взмахнул здоровенной дубиной и, крутанувшись вокруг своей оси, с разворота, не лишённым изящества движением приложился дубиной по уже находящемуся в прыжке волку. Зверь пролетел метров пять, упал, вскочил и, взвизгнув, метнулся в озеро, видимо, Николаич нехило встряхнул ему серую головушку. Я как заворожённый смотрел на этого несчастного волка. Смотрел, как он, наконец сообразив, что вода — это совсем не то, что ему нужно, выбрался на берег и, тряся башкой, на трёх лапах поскакал в сторону леса. Наконец я очнулся, перезарядил пистолет и, переведя дух, осмотрел ристалище.

Оборотней уже было пятеро: два наших, которые стояли на месте и как-то нерешительно оглядывались по сторонам, и три левых, которые хоть и уступали им в размерах, но всё равно были большими.

— Саня, не отвлекайся, — опять услышал я голос Николаича, — не надо им помогать, справятся сами, это они дурака валяют, всех оборотней выманивают. Чтобы те всей стаей на них кинулись, на таких трусливых и нерешительных.

«Ну и ладно, баба с возу — кобыле легче. Ну вот к чему мне эта поговорка в такой момент пришла в голову? — подумал я, глядя, как на меня несется ещё один, на этот раз огромный волк. — А ни к чему, просто так», — додумал я свою мысль и, вскинув пистолет двумя руками, начал стрелять в оборотня. Тот завалился в метре от меня, подергался и замер, уставившись на меня остекленевшими глазами.

Немного разгреблись, и я осмотрелся, увидел, что ко мне бежит Костя, махнул ему рукой, что помощь не требуется, подобрал меч и побежал к машинам, от которых, оказывается, оказался уже на приличном расстоянии. Костя развернулся и вприпрыжку поскакал на правый фланг к Паше, где на тех пёрли с десяток серых. В три ствола они махом завалили пятерых, остальные звери, несмотря на своё ненормальное бесстрашие, всё же разбежались.

Возле машин живых зверей уже не было, Мария Николаевна и Ниночка стояли возле своего «прадика» и заинтересованно что-то разглядывали возле озера, я посмотрел в ту же сторону и увидел, как Котяра, сидя на своей ветке, поймав волка за заднюю ногу своим хвостом, долбит его об дерево. Причём делал он это так старательно, что мне показалось, что он сейчас от усердия вывалит язык.

Ну а Николаич продолжал резвиться, бегая за разбегающимися волками, с которыми он особо не церемонился. Я видел, как от мощного пинка волк отлетал на несколько метров, после чего терял к окружающему миру всякий интерес. Причём он по-прежнему не был вооружён, в руках у него была толстая палка, которую я уже видел в деле и которой он сшибал зверей, как кегли.

Когда полностью рассвело, стало ясно, что наша победа была очевидной, полной и безоговорочной. Наши кобели никого выманить больше не смогли, поэтому быстро разделались с тремя напавшими на них оборотнями и теперь вылавливали оставшихся волков, которые по какой-то причине не желали убегать.

Серёга с Гошей выглядели по сравнению с убитыми ими оборотнями как кавалергарды среди китайцев.

«Наверное, порода такая», — решил я и пошёл к Котяре поздравить его с победой. Тот был счастлив, ну ещё бы — в последнее время жизнь у него кардинально изменилась, она стала интересной и насыщенной. Как, впрочем, и у меня.

Утром мы обшарили всю округу в поисках руководителя этого зверинца, но так ничего и не нашли. Ведьма смогла лишь определить, где он стоял во время боя, но не больше.

Позднее, когда мы стащили туши убитых волков в одну кучу, я не выдержал и спросил начальника:

— Николай Николаич, а почему палкой?

Тот в задумчивости почесал щетину на подбородке, а потом ответил:

— Видишь ли, Саня, животные, они не виноваты в том, что произошло, эта скотина им разум сбила. А волки никого просто так не убивают. Поэтому как только я понял, что мы отобьёмся без потерь, я перешёл на другой вид вооружения, который животных не убивает, а вот мозги звериные в порядок приводит.

А что касается этих оборотней, ничего сказать не могу, они обычные, могут перекидываться, кстати, они необязательно из этих мест. Оборотни очень быстры и выносливы и вполне могли пробежать пару сотен километров за ночь.

А почему они умерли, — опять пристал я к начальнику, — Серёга с Гошей в них не стреляли?

— Да, ты прав, не стреляли, — проговорил Николаич, глядя на убитых оборотней.

— Убить их может только серебро… или другой оборотень. Единственное, что напрягает в этой истории, это то, что знающий им приказывал, а значит, он их на чем-то подловил. Может, пригрозил кому-то, что выдаст семье их сущность, а они этого не хотели. Может, кто-то из них должен был ему деньги, и он пообещал списать долг после нападения. Может быть, кто-то из них был просто искателем приключений. Причины могут быть разные, разбираться будем. — и он, тяжело вздохнув и ссутулившись, пошагал к машинам.

— Понятно, — пробормотал я, глядя на огромного волка, убитого мной. На душе стало погано до невозможности. Я убил. Убил человека. Он чей-то отец, сын, брат. Твою ж мать… Я стоял рядом с телом оборотня и не знал, что мне сейчас делать.

Я не слышал, как вернулся Николаич, услышал только его голос:

— Ты упокойся, сынок, успокойся, у тебя был выбор: или умереть, или убить его, и ты сделал свой выбор. Ты сделал правильный выбор. Человек, который сознательно соглашается на убийство других людей и прикладывает усилия, чтобы их убить, сам является убийцей. Он заслуживает смерти.

«Наверное, командир прав, — шевельнулась здравая мысль. — если бы я не успел выстрелить в него, он, скорее всего, убил бы меня. А я умирать не хочу. Я хочу жить, и жить долго!» И ещё одна мысль пришла мне в голову: «А разве в человека он после смерти превращаться не должен?..» И ещё одна: «Значит, не должен, если не превратился…».

Тела оборотней мы оттащили в сторону от кучи волков, которых, кстати, было аж тридцать две штуки, и забросали ветками. Николаич съездил в мэрию и организовал два грузовика, в один закидали волков, и их куда-то увезли в присутствии служащего мэрии, который, увидев впечатляющую кучу волчьих трупов, из своей машины даже не выбирался. После отъезда грузовика с обычными волками, во второй мы загрузили трупы оборотней и повезли их к болоту, дорогу к которому показывал Паша.

— Болото конкретное, — хвастался опер, — мы его с пацанами ещё с детства знаем, старики говорят, бездонное.

Нам повезло, подъезд был почти к самой трясине, поэтому мёртвых оборотней нам пришлось тащить волоком не больше трёхсот метров.

Там Гоша с Серёгой, взяв их за лапы, с раскачки побросали туши в трясину.

— Чтобы вопросов у людей не возникало, если вдруг обнаружат трупы или скелеты ненормально огромных волков, а здесь трясина, глубина большая, никогда не найдут, — ответила Мария Николаевна на мой вопрос, — зачем тащиться к болоту в такую даль?

— Сегодня ночью последнее дело здесь. Разгоняем эту скотобазу с черным магом во главе и едем домой, — объявил Николаич радостную новость, когда все уже поужинали.

— Паша с Костей сейчас выясняют, где у них сборище проходить будет, поэтому ждём.

Часов в восемь приехали опера и сообщили: место нашли. Придурки за городом облюбовали для своей церкви бывший коровник. Почистили его, вставили окна, двери, где и поклоняются сатане. Обычно они начинают в полночь, через пару часов остаются только самые преданные адепты, после чего поклонение сатане плавно перетекает в оргию.

Договорились начинать ближе к концу этого дурного действа, когда разум людей будет уже затуманен и не сможет подать в мозг своего ненормального хозяина качественный сигнал о том, что увиденного не может быть. И одурманенные адепты по достоинству смогут оценить то, что увидят.

Когда стемнело, выдвинулись на место, машины оставили в полукилометре от коровника сатаны, спрятав их между полуразрушенных зданий, когда-то принадлежащих совхозу-миллионеру. Благо таких разрушенных временем и людьми хозяйственных построек здесь хватало. Совхоз был большой и занимал немалую территорию.

Свой наблюдательный пункт мы устроили в какой-то полуразвалившейся кирпичной будке, которая находилась метрах в двадцати от сатанинской церкви и из-за развалившейся стены которой хорошо был виден вход в этот демонский коровник и подходы к нему.

Адепты собирались. Их было видно издалека, они шли по одному, по двое, группками по три четыре человека, почти у всех на голову были натянуты капюшоны.

— А откуда они идут? — шёпотом спросила у Паши Мария Николаевна.

— От трассы, до неё около трёх километров, машины там оставляют.

— А почему они сюда не едут, дорога хорошая, — удивилась ведьма.

— А они конспираторы хреновы! — захихикал опер. — Не хотят машинами «светить» свою, как говорит Николай Николаевич, «скотобазу».

— Надо же, какие умные. С ума сойти, — презрительно фыркнула Мария Николаевна и, отойдя от пролома в стене, уселась на какую-то большую, изрубленную посредине чурку.

— Уж больно на жертвенник смахивает, — со смешком проговорил Николаич, кивнув на чурку, на которой удобно устроился зад ведьмы.

— Можно и так сказать, — усмехнулась Маша, устраиваясь поудобнее на чурке.

— На ней головы птицам рубили, на выбор, оценивали тушки перед массовым забоем.

— Так это же вроде коровники! — удивился я.

— С той стороны, где эти придурки обитают, да, коровники, — счёл нужным пояснить Паша, — а вот с этой стороны уже курятники… Большое было предприятие, многим работу давало… Даже рыбу разводили, — с заметной гордостью за прошедшее время протянул опер.

Возле входа в коровник был построен небольшой навес или что-то вроде веранды, где был устроен своеобразный фейсконтроль. Другими словами, стоял стол, за которым сидел здоровый лысый мужик, который осматривал всех прибывших, забирал у них какие-то бумажки и складывал их в деревянную шкатулку. После чего открывал дверь в коровник и запускал прибывшую клиентуру.

— Всё, пора. Скоро двенадцать, — вдруг прошептал Николаич, — да и этот чёрт вон уже собирается.

Я вздрогнул от неожиданности и выглянул в пролом. Фейсконтроль действительно уже собирался, мужик оттащил стол от входа и теперь сгребал в кучу разбросанные по нему листки.

Николаич сделал знак Сергею и Гоше, те поднялись и в виде капюшонов напялили на головы черные полиэтиленовые магазинные пакеты, разорвав их спереди, после чего вышли из нашей будки и, не заморачиваясь особо конспирацией, спокойно потопали к этому контролёру.

Мужик, увидев опоздавших, замахал на них руками так, как будто разгонял куриц, и забасил:

— Всё, дети мои. Всё. Опоздали вы, месса уже началась. Завтра приходите вовремя. Больше он ничего сказать не успел, кто-то из оборотней взмахнул рукой, и у мужика подкосились ноги. Но упасть и загреметь своей тушей ему не дали. Тёмная широкоплечая фигура присела на корточки, ловко подхватила падающего контролера на плечо и шустро скрылась со своей ношей в темноте.

— Вперёд! — скомандовал Николаич, и мы двинули к коровнику. На месте охранника с довольной физиономией сидел Сергей.

— Видал, как я его! Он даже мявкнуть не успел! — похвастался сразу нам всем оборотень.

Но Николаич его весёлости не оценил и, сделав страшные глаза, шёпотом велел ему заткнуться и не орать. Из темноты бесшумно появился Гоша.

— Порядок, — прошептал он, — долго не очухается.

Николаич подошёл к двери, тихонько приоткрыл её и заглянул в щёлку. Потом открыл и спокойно зашёл внутрь.

Нам повезло, здесь было устроено что-то вроде прихожей, где в стену были вбиты десятка два гвоздей, на которых в данный момент висели с десяток плащей с капюшонами, в которые мы все и обрядились.

— Ладно, начинаем, — прошептал начальник и выключил в этой импровизированной прихожей висевший под потолком большой электрический фонарь. Костя, Паша и Ниночка вышли на улицу, а оставшиеся, во главе с Котярой, по одному проскользнули в сатанинскую святую святых.

В полутёмном помещении придурков собралось много, наверное, больше тридцати человек, и на нас никто не обратил внимания. Мы стояли позади толпы людей, которые даже не обернулись, когда мы вошли, им было всё равно, кто пришёл и вообще, кто мы такие и что здесь делаем. Было душно, воняло потом и ещё сохранившимся, характерным запахом коровника. Чувствовался запах ещё какой-то жжёной дряни, дым от сгорания которой поднимался от двух посудин, установленных с двух сторон небольшого помоста, на котором стоял перевёрнутый вверх ногами большой крест. Вокруг этого креста прыгал и кривлялся какой-то тщедушный мужичок лет пятидесяти, он был голый, и кроме красной тряпки, намотанной у него на бёдрах, на нём больше ничего не было. Доходяга вдохновенно исполнял какой-то свой, по всей вероятности, ритуальный танец, иногда завывал, и тогда его завывание подхватывала потная толпа любителей сатаны.

Я ткнул пальцем в крест и шёпотом сказал:

— Там. На кресте.

Котяра кивнул, проскользнул к помосту и пропал у меня из виду. Собственно, вся наша затея с разгоном сатанистов была построена на выдающихся способностях моего духа.

Между тем действо на сцене видимо подходило к концу, мужичок завывал громче и выл уже дольше, подпрыгивал повыше, ногами дёргал энергичнее. Атмосфера, видимо, накалилась до нужной ему кондиции, и тогда этот чёртов служитель зачерпнул ковшиком что-то из чашки, стоящей под крестом, взвизгнул: «Сатана, приди!» И опрокинул ковш на себя. Тщедушное тельце мужичка покраснело, и в душном помещении явно распространился тяжёлый запах крови.

Ну что же, пора — вниманием своей паствы этот клоун завладел полностью. И я, подняв руку вверх, сделал несколько вращательных движений кистью.

Котяра меня не подвёл и на этот раз. Под завывание покрасневшего пастыря на кресте вдруг начало появляться красное же облачко, его заметили, и в сатанинском коровнике постепенно наступила тишина. Наконец и хозяин помоста заметил это облачко, он перестал скакать, подошёл к нему и озадаченно потыкал в него пальцем. После такого кощунства облачко вдруг стремительно увеличилось, заклубилось и вдруг втянулось в появившуюся огромную, красную и невыносимо жуткую морду с большими чёрно-красными рогами и огромной клыкастой пастью.

Черный маг в шестьсот шестьдесят шестом колене так и остался стоять с протянутой рукой, невероятно выпучив глаза. Голова сатаны посмотрела сверху вниз на мага, затем обратила свои жуткие глаза в зал, а потом пасть открылась, и голова откусила половину мага. Всё это происходило в страшной, звенящей тишине, не было слышно ни одного звука, ни одного вздоха, как будто в этом помещении жизни не было.

А затем из темноты, с обеих сторон от жуткой головы появились два гигантских волка, и они разом рыкнули. И случилось то, что и должно было случиться. Слуги сатаны не выдержали вида своего бога и рванули к дверям. Я, честно говоря, вообще-то тоже сначала струхнул и был совсем не прочь к ним присоединиться, но осознание того, что эта огромная жуткая морда играет на нашей стороне, меня остановило.

Адепты долго, мучительно долго выбирались из коровника. Окна и двери которого заклинились телами разом метнувшейся к выходу толпы. Они по одному, с трудом выбирались наружу из страшного места и в ужасе разбегались. Кто пытался вырваться молча, кто метался по всему этому чёртовому приходу и орал, как безумный. Оборотни же, подойдя поближе к пытающейся выбраться наружу пастве, периодически порыкивали, чтобы те не расслаблялись, и ещё энергичнее работали локтями.

Наконец-то все, кто мог бежать, убежали. В опустевшей церкви сатаны пованивало, что в общем-то и не удивительно, везде виднелись характерные следы жизнедеятельности организмов адептов церкви. Несколько последователей сатаны лежали среди всего этого непотребства без сознания. То ли они его от страха потеряли, то ли их придавили сильно. Непонятно. Паша заглянул в коровник, оценил увиденное, неприлично заржал и, выйдя обратно на улицу, начал звонить в свой отдел, чтобы прислали пару бригад скорых и наряд полиции на всякий случай.

Сам маг признаков разумной жизни не проявлял. Я его вообще-то понимал! Быть сожранным своим богом — это, знаете ли, надо пережить, что он, собственно, и сделал. Мозги этого урода подвели, не выдержали. Уродец хлопал глазами и пускал слюни. Жалко его не было. А вот Всеслава мы не смогли найти, ушёл знающий. Жаль.

Когда вернулись домой, Николаич дал всем три дня отдыха, щедрость неслыханная, потому что приехали мы в четверг вечером. Начальник и Мария Николаевна на «прадике» повезли книги в контору, а оставшихся Сергей развёз по домам.

Глава 8 Похороны призраков

За моё почти недельное отсутствие в моей квартире ничего страшного не произошло. Удав пристрастился к чтению, хотя я так и не смог понять, как и откуда он научился читать. Зубастик полюбил смотреть мультфильмы по телевизору. Повар и Киллер остались прежними, но киллер ликвидировал свои жвалы.

— Ему так удобнее есть, — ответил на мой вопрос Кок.

Бестолковый Шарик теперь делил свою привязанность между Лимбом и Зубастиком.

Повар быстренько пожарил мне пяток яиц, я так же быстренько их съел, запил чаем и лёг спать.

На следующий день я позавтракал опять теми же яйцами, так как в доме продуктов уже практически не было, жильцы всё подъели. Направился на продовольственный рынок, который находился за трассой, ведущей в соседний закрытый город.

На рынке я затарился так, что лошадь, катающая детей в небольшой повозке по его территории, обернулась и сочувственно посмотрела мне вслед, когда я катил свою телегу к стоянке такси.

Перетаскав пакеты с продуктами в дом, я предоставил квартирантам право расталкивать продукты по местам хранения. А сам в ожидании обеда устроился перед телевизором и начал смотреть, что в мире произошло за неделю.

В мире всё было как всегда. Наша бывшая родная сестра на всех международных трибунах орала, что мы стягиваем к её границам войска, что уже подтянули танковую армию и готовимся перейти границу. Поэтому умоляла европейское сообщество спасти её и уберечь от такой зрады.

Европейское же сообщество, которое приложило немало сил, для того чтобы затолкать «незалежную» в бочку с дерьмом в надежде на то, что она там утонет, ну или хотя бы заткнётся. Так как, сидя в бочке с дерьмом, рта не больно-то и откроешь. С удивлением наблюдало, что их будущая партнёрша не только рот открывала, но ещё это самое дерьмо набирала в свой «переможный» рот и плевалась им, норовя попасть на сапог своей огромной бывшей родственнице. Всё по-старому, ничего нового.

Повар постарался, натушил мяса и запёк картошечки в духовке.

Я, как всегда, обожрался, после чего целый час валялся на кровати, прежде чем смог встать. Красота. Отъедался и отсыпался все выходные.

В понедельник меня, как всегда, с остановки подхватил Сергей. В микрике уже сидела Ниночка и трещала с кем-то по телефону, увидев меня, она послала мне воздушный поцелуй, и мы поехали на работу, больше никого не забирали.

Слухи распространились быстро, и через час о наших похождениях и битвах уже знали все. Мужское население эмигрантской конторы обсуждало битву и последующее за ней пугание адептов. Женщины же с удовольствием обсуждали похищение Ниночки и сочувствовали то ли тому, что её хотели изнасиловать, то ли тому, что её не успели изнасиловать.

Сергей с ожидавшим нас Гошей затащили меня в тренажёрный зал, а я и не знал, что здесь такой есть. В зале я минут сорок с удовольствием пообщался с тренажёрами. Потом мы поднялись в комнату отдыха, где и рассказали Семёнычу всё в подробностях и красках. Было видно, ему завидно.

А потом зашла помощница старшей ведьмы, налила себе кофе и, пока пила его, рассказала, что принято решение выкупить участок земли, на котором стоял дом убитой ведьмы. Место хорошее, сильное, да и камень большую роль играет. Что там отстроят, пока неизвестно, также сообщила о том, что дала задание Паше перевернуть медицинские архивы в районе и поискать что-нибудь необычное, какие-то странные смерти или заболевания.

— Ведьму убили не сразу, поэтому у неё было время, чтобы что-то придумать и разобраться с ними, пусть с отсрочкой, но всё же отомстить.

После своего сообщения Светлана подала Семёнычу флэшку и велела посмотреть.

— Это лучше, чем их рассказы, а то приврали, наверное.

Мария Николаевна установила камеру на багажнике джипа, камера хорошая, почти всё захватила. Она боялась, конечно, что гости рано придут, будет ещё темно и плохо видно. Но они пришли как раз с рассветом.

Когда просмотрели запись, немного помолчали, со стороны виделось всё совсем по-другому, комментировать ничего не хотелось, всё-таки мы убили людей, кто бы они ни были, какие бы они ни были, это были люди, и настроение у нас совсем испортилось.

Наконец Семёныч не выдержал тягостной паузы и заявил:

— Ладно, хватит хандрить, не вы их туда пригнали, сами они пришли, сами хотели вас грохнуть, сами за это и ответили. А ты, Саня, очень неплохо держался. Молодец.

А потом позвонил Николаич и попросил зайти к нему меня и Семёныча. Поднявшись к начальнику, мы поздоровались с ним и с Марией Николаевной, которая уже находилась у него.

— Нам необходимо избавиться от вашей заводской добычи и от ненормального коровьего наездника из Кедровки тоже, оно свихнулось без возможности восстановления. Поэтому направитесь по обычному маршруту, по пути заберёте добычу наших коллег, а Мария Николаевна определит место, где они будут находиться ближайшие годы. Вечером на причал подойдёт катер. Значит, в восемь вечера вы должны уже быть там. Всё, свободны.

Мы покинули начальственный кабинет все трое, он никого не стал оставлять, видимо, это уже было не в первый раз, и мои коллеги знали, что и как надо делать.

— Пошли в оружейку, соберёмся, — предложил Семёныч.

— Вы идите, а я попозднее туда забегу, сейчас некогда, — сказала Мария Николаевна и ушла в свой отдел. Лично мне было всё равно когда, поэтому я молча пошёл за Семёнычем.

В оружейке нас встретил Анатолий Викторович, который, увидев меня, радостно потряс мою руку,

— Приятно видеть, что хоть что-то ты запомнил из того, чему учили. Посмотрел я тут кину с твоим участием, корявенько, конечно, выглядел, но хоть жив, и, слава Богу.

Я обиженно насупился, «корявенько» ему, видите ли, сам бы взял и попробовал!

Оружейник притащил наши сумки и велел:

— Набивайте, чем надо, и оставляйте здесь — вечером перед отъездом заберёте, я вас подожду.

Загрузились опять по полной программе: и огнестрельное, и специальное, и холодное. Я уже заметил, что здесь предпочитали выглядеть странными, но живыми, чем окочуриться от того, что чего-то не хватило.

Когда мы закончили собирать сумки и вышли из оружейки, Семёныч посчитал нужным объяснить слова оружейника.

— Ты, Сань, на Толика не обижайся, он о любом из нас имеет право так сказать, потому что сам прошёл через такое, что никому из нас и не снилось. А тебя он все-таки похвалил. Как правило, от него и этого не услышишь.

Вот так вот, а я и не знал. Я вообще ещё много чего не знаю. Не зря же говорят, что на обиженных воду возят.

На обеде к нашему с Семёнычем столику, деликатно попросив разрешения, подсел Алексей Геннадьевич.

— Через дорогу, на пустыре напротив нашей конторы начинают строить дом для призраков, мы, так сказать, решили последовать вашему совету и посмотреть, что получится. Заселим туда всех шестерых, вместе с вашим последним, конечно, шестерых. А я, собственно, вот о чём хотел вас спросить, — – при этом он снял очки и начал протирать их стёкла тряпочкой:

— Нужно ли призракам какое-то особое убранство в доме, то, что их не отпугнёт, и они согласятся жить в этом месте?

Честно говоря, я понятия не имел, о чём говорит старший научный сотрудник. Мои духи, жили у меня и жили, я не только не беспокоился об их условиях проживания, но ещё и на улицу выкидывал периодически, если они каким-то образом доставали меня.

Но учёному ответил совсем по-другому.

— Лучше всего дом обставить, как обычное жилое помещение человека: мебель, столы, стулья, кресла, диваны, кровати — все, что есть у людей. В шкафах вещи всевозможные, от верхней одежды до носков. Застеленные кровати, постельное бельё. Телевизор обязательно, и чтобы работал. Всё должно быть, как у нас. Да, и ещё, чуть не забыл! Я знаю, что духам пища необязательна, не знаю, как эти, но мои любят поесть. Поэтому на первое время оставляйте пищу, которую не надо готовить. Если вам не повезёт, они начнут её есть, если повезёт, не начнут, и беспокоиться о ней не надо будет.

Алексей Геннадьевич водрузил на место очки и, уже забыв про нас, уставился в стену и, скорее всего, сам с собой заговорил:

— Конечно же! Конечно же, как у человека! Им нужен человек, плохо им без людей. Они, скорее всего, и становятся-то похожими на людей потому, что живут в их окружении, — он поднялся и, не попрощавшись, ушел. Про нас он уже забыл.

Мы с Семёнычем как могли занимали себя до вечера, даже сходили посмотреть, как трактор начал расчищать место под дом. Наконец, часов в семь вечера позвонила Мария Николаевна и попросила нас зайти в научный отдел. Нас встретил Аркадий и проводил в лабораторию. Проходя мимо смотрового зала, за стеклом которого находились призраки, я остановился и стал их разглядывать. Те, в свою очередь, как по команде подобрались, притопали к стеклу и остановились напротив меня. Ни у кого из них не было глаз, но я чувствовал, что меня разглядывают. Всё точно так же, как и у моих призраков, когда они у меня появились.

От созерцания духов меня отвлёк Семёныч, который, подойдя сзади, рявкнул:

— Саня! Хватит целоваться с этими тварями, пошли.

Я от неожиданности подпрыгнул.

«Нет чтобы просто сказать. Орёт, как потерпевший. Зараза!» — подумал я, подходя к Семёнычу, который довольно улыбался. Заметил всё-таки, как я вздрогнул.

В комнате, куда притащил меня Семёныч, находилась Мария Николаевна и Алексей Геннадьевич, там же стояли два мешка из савана. Один, который побольше, был мне знаком, я сам в него складывал куски, второй поменьше, но я уже понял кто там.

Я ткнул пальцем мешок с коровьим обидчиком и спросил:

— А он не порвёт его, он же сильный, я его еле отодрал от бурёнки.

— Видите ли, Александр Андреевич, — начал в своей обычной манере вещать старший научный сотрудник, — это создание, — и он ткнул пальцем в мешок, — черпает силу у своего носителя. Сейчас же ему не у кого брать эту силу, и поэтому он не очень силён.

Семёныч взвалил на плечо большой мешок и потопал на выход, я, следуя его примеру, подхватил второй и тоже пошлёпал за ним. За мной уже потянулся весь научный отдел во главе со старшей ведьмой.

Во дворе возле крыльца уже стоял микрик, Сергей помог Семёнычу загрузить в багажник мешки с призраками и наши сумки.

— Всё, пошли переоденемся, — распорядился Семёныч. Пока мы переодевались в своей комнате, пришла Мария Николаевна и сообщила, что по пути заберём ещё два мешка, у которых будет свой сопровождающий.

На причал приехали около восьми вечера, катер был уже на месте. Причал, конечно, сильно сказано, это была лодочная станция, на берегу которой стояли гаражи для лодок, а прямо перед ними — место для их причаливания. К слову, достаточно глубокое место, чтобы мог пристать большой катер. Мы перетаскали груз к катеру, команда которого, состоящая из трёх человек, помогла нам его загрузить.

От любезно предложенной командой каюты мы отказались и обосновались на палубе под тентом. Поужинали бутербродами, которые закупили в нашем буфете, и развалились под тентом. Пока было светло, лениво болтали и наблюдали, как проплывают берега, поселки, небольшие деревни. Делать было абсолютно нечего, и я не заметил, как уснул. Проснулся от того, что замёрз, посмотрел на своих попутчиков, которые спали в спальниках, тоже забрался свой спальник и, согревшись, опять заснул.

Вновь проснулся оттого, что кто-то потрепал меня по щеке. Даже спросонья понял, что это явно не Семёныч, так как голова у меня не оторвалась. Открыл глаза и увидел, что рядом со мной сидит Мария Николаевна и, улыбаясь, протягивает мне чашку с кофе, который я сразу же определил по запаху. Я выбрался из спальника, поблагодарил и, отхлёбывая горячий напиток, начал просыпаться, не очень при этом усердствуя.

И только когда окончательно проснулся, обратил внимание на то, что у нас появился новый попутчик. Он сидел на носу судна и разговаривал с Семёнычем. Увидев, что я их заметил, они оба встали и подошли ко мне.

— Михаил, — представился мужчина, на вид ему было лет тридцать пять, худощавый, загорелый, сразу видно, что он много времени проводит на воздухе.

— Александр, можно Саня, — как всегда ответил я. Я, оказывается, проспал, когда они под утро подхватили его прямо с лодки, на которой его добросили до катера.

Конечным пунктом оказался небольшой городок, куда мы пришли часов в десять утра. На пристани нас уже ожидал уазик, в простонародье «буханка», в который мы всей командой и загрузились. Молодой парень, водитель, сообщил, что до вертолётной площадки надо ехать километров сорок, и мы поехали.

Никогда в жизни я не летал на вертолётах и, честно говоря, побаивался, когда, после того как мы загрузили в вертолет свои пожитки и расселись по скамейкам, он загрохотал, затрясся и медленно начал подниматься. Однако когда машина набрала скорость и нужную высоту, стало тише.

Летели часа полтора, в иллюминатор не было видно ничего, только тёмно-зелёное покрывало тайги, иногда мелькали небольшие озёра и речушки. Пока летели, я не видел ни одного домика или какого-то другого присутствия человека.

Когда прибыли на место, какое-то время кружили, искали место для посадки. Приземлились на большой поляне, и когда пилот остановил двигатель, я чуть не оглох от навалившейся разом тишины. Мы выгрузили мешки из вертолета, вооружились и пошли в лес. С собой тащили четыре мешка, причём Михаил сам тащил свои мешки, благо они у него были небольшие. Мария Николаевна медленно шла перед нами. Вот она что-то, видимо, почувствовала, подошла к большой ели, положила руку на её ветку, закрыла глаза и начала что-то шептать. Потом постояла так немного, качнула головой и пошла дальше.

Так повторялось несколько раз, пока она, наконец не сказала:

— Здесь.

После чего показала на большую сосну. Семёныч, ни слова не говоря, взял лопату, которую тащил с собой, и начал копать под корнями дерева. Выкопав яму, он забрал у меня мешок, положил в яму и начал засыпать землёй.

Таким образом ведьма нашла ещё три дерева, под которыми мы закопали оставшиеся мешки. Она подходила к дереву, прикасалась к нему ладонью и так стояла пару минут, потом шла к другому дереву.

По тайге наша компания шарилась часа четыре. Когда вернулись к вертолёту, я уже устал. Потом опять полёт, опять грохот двигателей, я опять оглох. Не понравился мне вертолёт. Да и поездка так себе, разве что в познавательных целях.

Когда мы на той же «Буханке» вернулись на пристань, уже был вечер, и встретивший нас капитан спросил:

— Когда будем выходить? — и, услышав от Семёныча лаконичное «сейчас», начал командовать своим экипажем.

Через несколько часов, когда мы уже поужинали и у меня восстановился слух, Мария Николаевна развалилась на своем спальнике и начала рассказывать, как я понял, только для меня.

— Как ты знаешь, этих изменившихся духов убить практически невозможно, но их можно удержать. Некоторых желательно, извиняюсь, нашинковать, что удерживает их от быстрого восстановления. Некоторых упаковывают целиком. Однако если их просто закопать или поместить в какое-то другое место, они достаточно быстро выберутся. Хоть в бетон закатывай, меняется структура тела, и они проходят сквозь преграду. То же самое и с огнём, они не горят.

Но если их поместить в корнях взрослых и сильных деревьев, они выбраться не смогут. Может, конечно, и смогут после смерти дерева, но они будут настолько ослаблены жизненной силой дерева, что ещё очень и очень долго не наберут силу. Да и после восстановления большинство из них становится не опасным человеку, — она задумалась ненадолго, а потом продолжила:

— Однако не к каждому дереву его можно поместить, если оно против, то удерживать духа не будет и тот через несколько лет выберется. Если дерево соглашается, то ему от этого тоже плохо. Даже ствол со временем искривляется. Поэтому искать приходится долго. Деревья — первые живые существа, которых произвела земля, но их жизненная сила другая, и духи не могут её забрать, могут только подпитываться от деревьев. А вот деревья, они напрямую связаны с землёй, с матерью духов, поэтому они могут черпать их силу, чем мы и пользуемся.

Обратный путь наш катер шёл против течения, поэтому обратная дорога получилась дольше. На следующий день, вечером мы высадили Михаила прямо в лодку, которая его встречала напротив небольшого посёлка. Он махнул нам на прощание рукой, перебросил в лодку свой рюкзак, а потом и сам ловко в неё перепрыгнул.

Утром мы прибыли домой, на лодочной станции нас встретил Сергей и развёз по домам. Всё. Скучно.

Глава 9 Знакомство с Оксаной. Жизнь прекрасна

Следующие несколько дней я наслаждался положением героя и вниманием к моей скромной персоне. Конкретной работы не было, и я пропадал то в научном отделе, где, по просьбе Марии Николаевны закрыв глаза, старался вспомнить всё, что угодно. В любой отрезок времени, где бы я ни находился во время поездки по захоронению духов. Зачем это было надо, я не понял, а Мария Николаевна не стала объяснять, сказала, что всё равно не пойму. Ну не пойму, так не пойму. А я чувствовал, чувствовал деревья, к которым Мария Николаевна подходила, даже другие деревья чувствовал, мимо которых она проходила, не задерживаясь. Это было необычно и приятно. А ещё я чувствовал, что на меня смотрят, это не был взгляд животного, мне казалось, что это был разумный, заинтересованный взгляд. Я его ощущал всё время до тех пор, пока не забрался в вертолёт.

Иногда меня перехватывал Алексей Геннадьевич и пытался погубить своими опытами и экспериментами. А ещё я обратил внимание на то, что Ниночка подолгу стала находиться в моем обществе. Придёт и сидит рядом со мной просто так, ничего не делая, или принесёт какую-нибудь книгу, которую и читает, сидя рядом со мной. Мне, конечно, это было приятно, и я, как истинный бабник, подумал, что она хочет более близкого общения со мной. Но когда я дал волю своим рукам, Ниночка пообещала откусить мне ухо, если я ещё раз без разрешения попытаюсь засунуть свои грабли, куда не надо.

Тогда я понял, что ошибся. Лисичка не предпринимала никаких попыток к более тесному общению с таким героем-ветеринаром, как я. Понятное дело, я обиделся и перестал обращать на неё внимание и, будучи человеком терпеливым, решил подождать, когда она разрешит. А она продолжала всё так же крутиться возле меня.

А ещё через несколько дней Марии Николаевне позвонил Паша и сообщил, что нашёл «непримиримых», но мы им уже ничего сделать не сможем. Светлана оказалась права на все сто процентов, старая ведьма успела их наказать сама.

В архивах районной больницы оперативник нашёл сведения о том, что четыре человека больше двадцати лет назад скончались от чумы в одно и то же время. И, что характерно, больше ни у кого болезни обнаружено не было, несмотря на её высокую патогенность. Даже у членов их семей не выявили признаков заболевания. Странным было и то, что проживали заболевшие все в разных местах.

Узнав об этом, оперативник разыскал врача-инфекциониста, который до сих пор работал, и тот рассказал ему, что всех четверых привезли в течение двух дней. Лекарство, которое доставили из краевого центра, почему-то не помогало, и все четверо в течении двух недель мучительно умирали. Перед смертью, в бреду один из них упомянул, что их прокляла ведьма.

А ещё Паша рассказал, что нашёл место, где жил Всеслав. В том же коровнике переделанном под церковь сатаны, был оборудован комфортабельный подвал с шикарной кроватью. Где, по всей вероятности, знающий и общался с юными адептками нечистого. Вход в подвал был хорошо замаскирован, поэтому мы и не смогли его впопыхах обнаружить, когда разгоняли бесноватую братию. Когда обыскивали подвал, нашли кристалл тёмно-фиолетового цвета, по кристаллу проходит продольная трещина. Кристалл Паша направил к нам, и сегодня к вечеру его по пути завезут к нам в контору.

Николай Николаевич, узнав новости, заявил, что пора Павла вытаскивать из того захолустья и пристраивать к делу, перерос он уже простого сотрудника. И выписал ему солидную премию. Я сначала хотел дождаться и посмотреть, что это за кристалл такой, но потом подумал, что всё равно завтра всё узнаю, и уехал вечером с Семёнычем домой. Дома всё было, как обычно, все были в сборе, чистота и порядок, я сходил в ванную, не торопясь, принял душ, потом поужинал, и до отбоя смотрел кино по телевизору.

На следующий день, как только я залез в микрик, ко мне с соседнего сиденья перепорхнула Ниночка, которая сидела там с каким-то незнакомым мне парнем, примерно моего возраста, и устроилась рядом. Я парня видел впервые, но знал, что здесь могут находиться только сотрудники эмигрантской конторы, поэтому протянул ему руку и сказал:

— Будем знакомы.

Он покосился на мою руку и, усмехнувшись, ответил:

— Мне знакомство с тобой как бы и ни к чему.

И Ниночка, и Семёныч, который тоже находился в микроавтобусе, удивлённо на него уставились, но ничего не сказали. Я в свою очередь просто убрал руку. Было неприятно.

Когда приехали, Ниночка первой выпорхнула из автобуса и, прежде чем выскочить на улицу, послала мне воздушный поцелуй. И тут же я увидел, как на меня сверкнул глазами этот наш попутчик. Следом за лисичкой он выскочил из машины, и, догнав её, засеменил рядом.

«Так вот оно что! — понял я. — Это Ниночкин ухажёр и, скорее всего, моя проблема». Всё стало на свои места. Пришла мысль: «Надо, наверное, объяснить ему, что на неё я не имею никаких видов». Но тут же пришла и другая: «Я никому ничего, нахрен, не должен объяснять!» — и пошёл в научный отдел, узнать насчёт камня.

Какая встреча. Этот Казанова топтался возле двери отдела и что-то говорил Ниночке, та его недослушала, отвернулась и вошла в двери, а он остался снаружи. Я прошёл мимо него, нажал кнопку вызова, через несколько секунд двери опять открылись и охранник проговорил:

— Привет, Саня, заходи, тебя уже ждут.

Я поздоровался и, не глядя на Ниночкиного ухажёра, зашёл в отдел, дверь закрылась.

Когда я добрался до лаборатории, там уж находились Алексей Геннадьевич и Мария Николаевна со своей заместительницей. Было видно, что они что-то обсуждали до моего прихода, но увидев, что я вошёл, замолчали и уставились на меня.

— Ты уже умудрился перебежать дорожку Ниночкиному Ванечке, — ехидным голоском обратилась ко мне Светлана, — когда же ты всё успеваешь?

— Да фиг с ним, — отмахнулся я, — покажите лучше, что там нам привезли.

Алексей Геннадьевич отошёл немного в сторону и указал рукой на небольшой металлический столик, на котором лежал темный кристалл длиной десять-двенадцать сантиметров. Через весь кристалл проходила вертикальная трещина, и когда я внимательнее рассмотрел его, то увидел, что с одной стороны у него имеется несколько сколов.

И, как всегда, в мою светлую голову пришла светлая же мысль, ну и, как повелось, я эту свою мысль сразу же и озвучил.

— Мне кажется, я догадался, куда этот кристалл запихивали, — с умным видом заявил я. И тут же порадовался, что рядом нет Гоши.

Светлана подошла ко мне и едко так ответила:

— Гениально, Александр, гениально.

«Вот, блин. Тянули меня за язык, что ли!» — ещё одна светлая мысль посетила мою дурную голову.

— Алексей Геннадьевич, а что это всё-таки такое? — спросил я, ткнув пальцем в кристалл, решив не обращать внимания на ехидную ведьму. Старший научный сотрудник по уже сложившейся привычке снял очки и начал протирать стёкла.

— Видите ли, Александр Андреевич, — начал он, — это очень похоже на кристаллы Кайласа. И увидев, что я не понимаю, о чём идёт речь, пояснил.

— Кайлас, — это священная гора, которая находится в Тибете. Вернее, это не гора, а пирамида, как утверждают учёные. По преданию, эта пирамида внутри полая, и в ней спят и медитируют учителя всех времён и народов. Иисус, Будда, Кришна и другие спасители. Они находятся там для того, чтобы в случае глобального катаклизма спасти нашу цивилизацию. Попасть внутрь пирамиды пока никто не смог. А ещё возле этой горы есть два озера. Одно — Ракшас Таль, озеро с мёртвой водой, пить воду которого категорически не рекомендуется, и озеро Манасаровар, вода которого очень полезна.

— Так вот, — закончив протирать очки продолжил учёный, — неизвестно, каким образом, но в водах этих озёр возле берега изредка появляются кристаллы, в мертвой воде темные, в живой воде небесно-голубые. Они являются огромной редкостью и хранятся где-то, у каких-то монахов Тибета. Однако, по преданию, эти кристаллы практически невозможно разрушить. Но мы видим, что какая-то сила этот кристалл всё же разрушила, а это может быть только одна сила. Энергия земли, которая, пройдя через камень, увеличив свою мощь, при этом разрушила его.

Алексей Геннадьевич водрузил очки на учёный нос и закончил:

— Я предполагаю, что этот кристалл был кем-то вставлен в ведьмин камень, в результате чего энергия земли, проходя через кристалл смерти, исказилась, и сменив свою направленность, стала энергией смерти.

Под это излучение и попал наш леший, которому нравилось находиться возле места выхода силы, он и воспринял искажённую энергию как приказ Матери убивать. Хорошо ещё, что камень выдержал только несколько дней, а то вы не спасли бы ни тех грибников, ни ещё многих людей. На данный момент большего я сказать не могу.

И Алексей Геннадьевич развёл руками.

Мы молчали, обдумывая услышанное от учёного, и наконец, не выдержав молчания, я выдал:

— У нас теперь есть задача — найти этого козла и плашмя засунуть ему это камень смерти в… А потом спросить, где он его взял.

Светлана опять подошла ко мне, подняла голову и, заглянув в глаза, проговорила:

— А вот теперь действительно гениально, полностью поддерживаю и даже помогу заталкивать.

— А мне, значит, придётся в очереди стоять? — возмутилась Мария Николаевна, я не согласна ждать, я лучше с вами.

Закончив рассматривать камень, я зашёл в смотровую комнату, где находились изменённые духи. Видимо, почувствовав, что я вошёл, они столпились возле окна, и у меня опять появилось ощущение, что меня разглядывают.

«Блин, когда же у вас глаза-то появятся, а то смотрите не пойми чем, неприятно», — вздохнул я и вышел из смотровой.

«Надо попить чаю с баранками», — пришла мне в голову единственная здравая за полдня мысль.

Тем более что Семёныч в это время обычно сидит уже в комнате отдыха, и баранки у него ещё есть. Мне очень нравились баранки Сечёныча, он сказал, что их печёт его жена по какому-то особому рецепту. Заливает, конечно, они просто получаются вкусными и всё.

Семёныч действительно был в комнате, и не один, а с моим лучшим другом Ванечкой, он шумно пил чай из своей огромной кружки и, когда я уселся в кресло, он пододвинул ко мне тарелку с баранками и сказал:

— Давай жуй, а то скоро эта саранча из научников налетит, всё сожрут.

Ванечка сидел молча, делал вид, что меня нет, и чрезмерно увлечённо смотрел телевизор.

Старшая ведьма со своей заместительницей прибежали очень скоро. Как и предсказывал Семёныч, они махом расхватали стряпню, расселись на диване и начали расхваливать жену берендея за вкусные сушки. Я едва успел ухватить три штуки и начал довольно чавкать.

Как и всё хорошее, моё удовольствие продлилось недолго. В комнату влетела Ниночка, посмотрела, что баранок уже нет, окинула нас взглядом и определила, что они остались только у меня. Подскочила, вцепилась своими маленькими ручками в баранку, которую я только собирался укусить, и стала выдирать её у меня из рук. А когда я упёрся, она пропыхтела, что откусит мне пальцы, если я не отдам ей бублик.

Пришлось уступить. Отобрав у меня баранку, она огляделась, и когда увидела, что сесть уже негде, плюхнулась ко мне на колени и стала грызть мою баранку. Зараза.

Когда Ванечка увидел, как его Лисичка вольготно развалилась на моих коленях и спокойно жуёт бублики, он с гордо поднятой головой удалился. А я понял, что неприятностей, наверное, не избежать.

Ближе к вечеру, когда вся наша тёплая компания опять собрались в комнате, я спросил про Ванечку. Семёныч беззаботно ответил.

— Не заморачивайся, он что-то вроде курьера, исполняет мелкие поручения, на которые мы не можем тратить свое драгоценное время. Он знает, что мы занимаемся чем-то секретным, в большее его не посвящают. Здесь бывает нечасто, ему звонят по телефону и говорят, что надо делать. Пока он никуда не лезет и ничем не интересуется, его сюда пускают.

После того как он явно запал на Ниночку, стал приезжать чаще, она же его, скорее всего, не отшивает потому, что ей нравится его изводить. Стервочка, конечно, но мне он не нравится, поэтому пускай изводит.

Разговор с Ванечкой у меня всё-таки состоялся, он подловил меня через пару дней, когда я с пакетами выходил из супермаркета, куда постоянно ходил затариваться продуктами.

Он подошёл ко мне, когда я загружал пакеты в багажник такси, и без всяких предисловий начал:

— Не подходи к ней больше.

Я тупо поинтересовался:

— К кому? Я знаком со многими женщинами.

— Ты знаешь, о ком я говорю, — упёрся Ванечка. Я ему не отвечал, если он развёл такую секретность, значит, бестолковый и разговаривать с ним не о чем.

— Я тебя предупредил, — продолжил бубнить Ванечка.

— О чём? — опять тупо поинтересовался я.

— Ты знаешь, о чём, — опять засекретничал влюблённый Ваня. Я в ответ только кивнул.

Дни проскакивали быстро. Всё интересное вообще проходит быстро. И лето уже подбиралось к своей середине, когда однажды утром позвонила Мария Николаевна и безапелляционно сообщила, что ровно в половине девятого будет ждать меня на остановке.

Как и было заказано, в половине девятого утра я уселся рядом с Марией Николаевной в её машине и тяжело вздохнул. Она была одета в шикарное платье, сиреневое короткое платье, которое в машине задралось у неё так, что дух захватывало. Это во-первых. Во-вторых, это вырез платья: если смотреть сбоку, платья как бы и не было. Как тут не вздыхать. Конечно, она заметила, что я косоглазый, но ничего не сказала, ей явно нравилось это моё врожденное уродство.

Когда приехали, она, улыбнувшись мне на прощание, пошла в своё крыло, а я прямо из холла направился в кабинет к Николаю Николаевичу. Тем более что просьбу зайти к нему мне передали, едва мы успели зайти в контору.

Войдя в кабинет к своему начальству, я увидел, что там находится ещё один человек.

— Знакомьтесь, Александр, это Олег Михайлович, наш начальник службы безопасности, он владеет всей известной нам оперативной обстановкой на нашем участке ответственности.

Я пожал протянутую руку, после чего Олег Михайлович сказал:

— Мы уже встречались, когда вы впервые пришли в наше заведение.

— Да, конечно, вы встретили меня в холле, возле дверей.

— Познакомились? — спросил Николай Николаевич.

— А теперь — о деле, объясняю в общих чертах, а детали уже потом. Примерно в трехстах километрах отсюда находится большой цивильный поселок, районный центр, название которого переводится как «медведь». Улицы асфальтированы, есть небольшие производства, даже свой угольный разрез имеется, в радиусе примерно двадцати пяти километрах от него разбросан десяток небольших деревень. В двух из них волки задрали семь коров, полтора десятка овец и нескольких собак.

— А что тут странного, — не выдержал я, — на то и волки, чтобы скотину задирать.

— Совершенно верно, ничего бы странного и не было, если бы задрали одну корову или пару овец и съели бы их. Но все животные убиты ради убийства, волки себя так не ведут, тем более что летом они вообще могут лежать в центре стада, как собаки, и никого не трогать. Не голодают они летом.

У убитых животных были перегрызены глотки, и они были выпотрошены. Причём, как мы подозреваем, сначала их выпотрошили ещё живыми, и только потом уже перегрызли глотки. Такая лютая жестокость свойственна только одним тварям. Оборотням, которые потеряли человеческий облик и продолжают жить только в животной ипостаси. Пока они не начали убивать людей, их надо остановить.

Поэтому, Михалыч, набирай команду, вооружайтесь, запасайтесь документами. Лучше ФСБэшными, не будут задавать лишних вопросов. Командировочные от их имени будут. Александра с собой, пускай присматривается, набирается опыта, — закончил свою речь Николай Николаевич.

Олег Михайлович ничего не ответил, только кивнул, и мы вышли.

— Стрелять ты умеешь, знаю, уже рассказали, но всё равно, лишний раз не помешает потренироваться, тем более что мне тоже надо руку набить, — сказал Олег Михайлович, и мы пошли в оружейку.

Да. Я себе льстил, и притом очень и очень сильно, льстил, когда думал, что умею стрелять. По сравнению с Олегом Михалычем я оружие вообще в руках не держал и кидался только камнями. Складывалось впечатление, что он стоял рядом с мишенью и тыкал стволом туда, куда хотел попасть, увидев мой ошарашенный вид, он засмеялся.

— Двадцать лет в спецназе ФСБ, научился, знаешь ли.

Чтобы не ронять марку, нам пригнали два черных «Крузёра», и мы через день выехали, как всегда, прихватив с собой Костю.

Выехали утром, в первой машине разместились Олег Михалыч, Семёныч и Мария Николаевна, на переднем сиденье опять ехал я, во второй — Серёга, Гоша, Костя и Ниночка.

Примерно через полтора часа проехали городок, где разгоняли сатанистов. Мария Николаевна рассказала, что звонил Паша и рассказал, что почти все сатанисты после происшедшего, вспоминая свой сатанинский коровник, начинают истово креститься и о пришествии сатаны уже не помышляют.

Ещё через два часа прибыли на место и остановились на въезде в посёлок, в кафе, которое находилось в бревенчатом доме. Заказали шашлык, кофе и стали ждать. Минут через двадцать, когда мы уже успели поесть, приехали наши местные сопровождающие: девушка лет восемнадцати, хорошенькая, со светло-русыми волосами и короткой стрижкой. Она была чем-то похожа на нашу Лисичку, но не такая шебутная. Часто улыбалась и не сразу подняла на меня глаза. Хотя и села после знакомства рядом со мной. А когда я в конце концов заглянул ей в глаза, то слегка ошалел: глаза были большие и жёлтые. Это было необычно и очень красиво. Я сразу почувствовал, что она сродни нашей Ниночке, но вот кто, догадаться не мог.

Вторым был мужчина, лет сорока пяти, спокойный, уверенный в себе человек, видно, что сильный физически, но обычный человек.

Он поприветствовал нас, сказал, что заведует охотничьим хозяйством в районе, пожал каждому руку, а мне ещё и представился:

— Николай, — ну и я, как всегда в ответ:

— Александр, можно Саня.

Потом нам представилась девушка, а мне она ещё и улыбнулась и, заглянув в глаза, тихо сказала:

— Оксана, — а я стоял дурак дураком и молчал, глядел на неё, пока не почувствовал, как меня кто-то ткнул в бок, и тогда, очнувшись, хрипло выдавил:

— Александр!.. Саня.

Сзади кто-то захихикал, и я увидел довольную мордашку Ниночки.