Бесплатный фрагмент - Долина смерти. Якутия

Тайна Чёртовой поляны

Так вот в ту ночь с 29 на 30 июня 1908 года его отец ночевал в своём охотничьем зимовье, которое находилось на возвышенности в 100 километрах от эпицентра взрыва Тунгусского метеорита. И рано утром выйдя из зимовья, он увидел, как с юга-запада в направлении на северо-восток летел огненный шар жёлтого цвета, за которым тянулся искрящийся дымный хвост. И летел он на высоте около 10 — 12 километров над тайгой.

Тайна Чёртовой поляны

Глава 1

А ещё я хочу добавить в качестве предисловия к этой книге то, о чём вы никогда бы не узнали, не прочитав это письмо. А прочитав это письмо, вы поймёте, почему я так думаю. Я сам услышал эту историю в 1977 году от человека, который до того как попал на вольное поселение в посёлок Эдучанку, жил в селе Ванавара, которое находится в бассейне реки Подкаменная Тунгуска. Но так уж случилось, что волею судьбы Николай, так звали того мужика, попал в п. Эдучанку Усть-Илимского района не по собственной воле, а в зону вольного поселения, которая находилась в этом же посёлке. И часть вольных поселенцев работала с нами на лесозаготовках, и одним из поселенцев работал Николай. Но фамилию Николая я уже не помню, так как после того случая прошло более 40 лет.

И вот однажды в январе 1977 года, а я тогда работал на погрузке леса и проезжая на погрузчике мимо рассыпавшегося штабеля леса посветил на него фарами и обратил внимание на видневшиеся из-под завала леса ноги Николая, которого придавило рассыпавшимся из штабеля лесом. И кто работал в тайге, тот знает, что в сильные морозы лес плывёт, то есть сцепление с другими брёвнами у него очень слабое и поэтому штабель леса при малейшем толчке может рассыпаться, особенно сосна.

И, раскатав часть леса крючком вручную, я вытащил Николая из-под завала. А в ту ночь в тайге стоял 50 градусный мороз и если бы я его не вытащил из-под завала леса, то он замёрз бы там, в течение 30 минут, а то и раньше. Но сильных повреждений кроме ушибов он тогда не получил, потому что около штабелей леса всегда много снега надутого ветром, в который его и вдавило, но он чуть не задохнулся, потому что его лицом вдавило в плотный снег. И после того случая Николай рассказал мне историю, которая произошла с его отцом в 1908 году, когда его отец жил в селе Ванавара. Но почему Николай рассказал её только мне и как он попал на вольное поселение в п. Эдучанку, я рассказывать не буду, потому что, — это длинная история.

Хотя на тему Тунгусского метеорита у эвенков, так же, как у якутов на Долину смерти, шаманом было наложено табу. И нарушать табу, под страхом смерти было строго запрещено шаманом. Правда к этому могу добавить только то, что Николай был обязан мне жизнью, а ещё, перед тем как рассказать мне эту историю он пошутил, что он последний из «могикан», кто знает, что упало не только на поляну в районе села Карамышево, но и в Дышембинское озеро. И так как ни его отца, ни его дяди нет уже в живых, поэтому он остался последним человеком, кто знал эту тайну. И что произойдёт с ним завтра известно только одному Богу. И только поэтому он сказал, что об этой тайне должен знать ещё кто-то, что бы эта тайна ни осталась тайной для всех и навсегда. И видимо, поэтому он посчитал мою кандидатуру наиболее достойной для хранения этой тайны.

Так вот в ту ночь с 29 на 30 июня 1908 года его отец ночевал в своём охотничьем зимовье, которое находилось на возвышенности в 100 километрах от эпицентра взрыва Тунгусского метеорита. И рано утром 30 июня выйдя из зимовья, он увидел, как с юга — запада в направлении на северо-восток летел огненный шар жёлтого цвета, за которым тянулся искрящийся дымный хвост и летел он на высоте около 10—12 километров над тайгой.

Но услышав шелестящий шум справа, и повернув голову в сторону зимовья, он увидел, как наперерез жёлтому шару по направлению с юго-востока на северо-запад со стороны юга-востока Якутии летел оранжевый шар, но гораздо меньшего размера. И не долетая до жёлтого шара около километра, он резко свернул под углом в 45 градусов и полетел наперерез жёлтому шару. И в этот же момент от оранжевого шара с промежутком в несколько секунд отделилось четыре светящихся предмета цилиндрической формы, и параллельно друг другу полетели навстречу жёлтому шару. И также с промежутком в несколько секунд прозвучало четыре мощных взрыва сопровождаемые оглушительным треском похожим на раскаты грома, от которых отец упал на колени. И в этот момент небо озарила ярчайшая вспышка равносильная по светимости тысячам солнц, которая озарила всё в округе на сотни километров и от которой отец чуть не ослеп.

Но от слепоты его спасло то, что после первого взрыва отец упал на колени и вспышки остальных трёх взрывов он не увидел, так как их закрывали высокие деревья. Но после первого взрыва оранжевый шар отбросило взрывной волной в направление на Юг, в район посёлка Кежма. И то, что оранжевый шар отбросило взрывной волной, отец увидел только тогда, когда он с шипением пролетал над его зимовьем на высоте около 5 км. И после четырёх взрывов в долине за Подкаменной Тунгуской начался пожар, а взрывная волна повалила лес на сотню километров вкруговую от эпицентра взрыва, но об этом он узнал только тогда, когда вернулся в посёлок Ванавару.

А ещё отец обратил внимание на то, что ночи в течение нескольких ночей были светлыми, хотя летом они и так там светлые, но свет был не совсем обычным, серебристо белым. Светились даже перистые облака на большой высоте в стратосфере. Но в тот день отец так и не понял, что произошло и, через несколько дней вернулся в Ванавару, но людей в посёлке ещё не было, потому что по команде шамана они покинули посёлок за день до взрыва метеорита. И только через несколько дней люди стали возвращаться в посёлок сильно напуганные необычно мощным взрывом.

Разговоров на эту тему среди людей было много, но ни кто толком не знал, что произошло в небе над тайгой и люди ещё не знали, сколько тайги было повалено взрывной волной. Но первое время люди боялись уходить далеко от Ванавары, потому что шаман предупредил их, что они могут погибнуть от выпавшей на землю нехорошей светящейся пыли. И, не желая испытывать судьбу, ровно через год в 1909 году отец отправился через село Кежму вдоль речки Кова, в село Карамышево, в котором жил его двоюродный брат Степан. В пять лет раз, отец навещал брата, для того, что бы сходить с ним по Митушинской дороге, которая проходила через малое Митушинское болото и выходила на реку Ангару в село Воробьёво, в котором, жили их родственники по линии жены брата. Так как жена брата была родом из села Воробьёво.

Её и дорогой то назвать нельзя было, потому что это была широко прорубленная тропа под конные сани, по которой зимой по зимнику можно было на лошадях добраться из села Карамышево до села Воробьёво, которое находилось на берегу Ангары. А по Ангаре весной, по большой воде, в Воробьёво приходили баржи из Братска. Баржи привозили из Братска продукты и вещи первой необходимости, которые по реке расходились по деревням Приангарья и даже летом на вьючных лошадях перевозились в Карамышево. И в июле 1909 года отец Николая и Степан отправились верхом на лошадях через малое Митушинское болото в село Воробьёво. А когда они пришли туда, то от жителей села узнали, что несколько мощных взрывов прозвучавших друг за другом, похожих на раскаты грома они услышали даже в Воробьёво, но так и не поняли, что так сильно гремело в том направлении. Но их удивило то, что после четырёх взрывов, небо в течение нескольких ночей светилось серебристо белым светом даже на большой высоте.

Я сам несколько раз ходил по той конной дороге, которая местами шла по лежнёвке через малое Митушинское болото, когда охотился в том районе. Но есть ещё одна конная дорога, которая идёт через большое Митушинское болото в направлении на Север и выходит она уже в районе посёлка Уяр, ближе к устью Ковы. Но сейчас в том районе сплошные выруба леса, поэтому дорога часто теряется на вырубах. Да и на большом болоте она уже местами заросла кедровником и мелким кустарником. И от той дороги остались только старые затёски на кедраче, которые стрелками указывают направление дороги на Север. Но такая же конная тропа шла не только через малое, но и большое Митушинское болото. И не только из села Воробьёво, но и из села Банщиково, которое до затопления Усть-Илимского водохранилища находилось на берегу Ангары, но ниже по течению Ангары, на устье речки Бадарминки, которая впадала в реку Ангару. И та конная дорога шла параллельно речки Бадарминки, которая брала начало с озёр большого Митушинского болота. И в этом же районе обе конные дороги пересекались. Но после того как из Братска в Усть-Илимск проложили автомобильную дорогу, обе конные дороги забросили, поэтому они заросли деревьями и кустарником и только местами видны старые затёски на деревьях. Я сорок лет прожил на Севере и исходил тайгу вдоль и поперек, поэтому хорошо знаю эти места, но которые после варварской вырубки тайги уже трудно узнать даже мне.

А при встрече брат Степан поинтересовался у отца, что за взрыв прогремел в Ванаваре, так как этот взрыв они услышали даже в Карамышево, а это за 500 километров от эпицентра взрыва. А ещё Степан рассказал отцу, что после взрыва он увидел как оранжевый шар, летевший со стороны Кежмы, не долетая до-Карамышево, взорвался в воздухе. И меньшая его половина, из которой вырывалось голубое пламя, улетела за речку Кова, в район Дышембинского озера. Но вторая половина упала на топкую круглую поляну, не долетев до села Карамышево. И уже в течение года погружается в болото, поэтому он предложил отцу сходить на топкую поляну и посмотреть на погружающуюся в болото металлическую конструкцию, пока она совсем не утонула в болоте.

Но и отец в свою очередь рассказал Степану, что после взрыва метеорита он увидел пролетающий над его зимовьем оранжевый шар в направление села Кежмы и ему хочется посмотреть, что же это было. И на следующий день они отправились на болото, на котором отец Николая увидел, что в центре круглой поляны возвышается металлическая конструкция уже до половины погрузившаяся в трясину. Она была похожа на кассету, в центре которой находился цилиндр похожий на кислородный баллон. А с четырёх сторон цилиндра находились гнёзда под четыре таких же цилиндра. Но подойти к торчащей из болота металлической конструкции они побоялись, потому что на выжженной до черноты земле валялись тушки птиц и зверей. Но трава на поляне не росла, а по ночам середина поляны светилась голубым светом похожим на голубой туман, который стелился над поляной на высоте двадцати сантиметров. И видимо от голубого тумана тело начинало покалывать мелкими иголками, а затем появлялась слабость в ногах, и обострялось беспричинное чувство страха. Вот поэтому жители Карамышево старались не подходить близко к краю Чёртовой поляны и, крестясь, обходили её стороной.

А ещё Степан рассказал отцу, что в этом году зимой он ходил на Дышембинское озеро и, заночевав в зимовье, вышел ночью на улицу покурить, а вышел он, потому что не мог уснуть на новом месте. Но, взглянув на озеро, он увидел, что середина озера светится голубым светом. И необычное голубое сияние исходило из подо-льда и расплывалось на высоте 20 см надо льдом в разные стороны как расходятся круги от брошенного в воду камня. Но до 1908 года он несколько раз ходил на это озеро и тоже зимой и ни разу не видел свечения льда в центре озера. А в этот раз Степан обратил внимание на то, что свечение льда хорошо видно только тогда, когда лёд ещё не толстый и прозрачный как стекло и когда на нём лежит мало снега. А в безлунную ночь хорошо видно, что лёд в центре озера светится голубым пульсирующим светом. И подгоняемый любопытством Степан решил пройти по льду к центру озера и уже спустился на лёд, но немного постояв в нерешительности, передумал идти по льду.

И взвесив всё за и против, он решил не рисковать жизнью, так как, не зная толщину льда, он мог провалиться под лёд, а помочь выбраться из полыньи, было некому. А ещё он подумал, что не стоит рисковать, не зная, чем опасен пульсирующий ярко голубой свет. И стоя на льду озера, Степан подумал, что это видимо тот ярко светящийся обломок, который при взрыве отделился от кассеты и, перелетев через речку Кову, упал на середину озера. И, погрузившись глубоко в ил, до сих пор продолжает излучать голубой пульсирующий свет даже через многометровый слой ила.

Но в следующий раз отец Николая попал в Карамышево только в 1920 году, потому что в 1914 году началась первая Мировая война, а следом за ней в 1917 году началась революция, а затем и Гражданская война, поэтому отцу тогда было не до болот и металлических конструкций.

И когда в 1920 году они со Степаном пришли на болото, то той металлической конструкции в центре болота уже не было, за это время она погрузилась глубоко в болото, а из дыры в центре болота шёл еле заметный белый полупрозрачный дым, который стелился над поляной. И как сказал Степан: зимой снег, а летом дождь на поляну не падают, они даже не долетают до поляны, а снег не тает над поляной, а бесследно исчезает, не долетев даже до края поляны. Но происходит такое, потому что поляна светится серебристо белым светом, который по ночам переходит в ярко голубой свет и видимо этот свет, а точнее высокочастотное поле расщепляет молекулы воды и снега на атомы кислорода и водорода.

Но это уже моё личное мнение, так как мне самому пришлось столкнуться с подобным явлением в 1989 году в «Долине смерти» в Якутии. И Степан тогда сказал, что металлическая конструкция погрузилась в болото ещё в 1911году, то есть через два года после их прошлой встречи в Карамышево. Но из центра поляны до сих пор идёт излучение, от которого гибнет скот, который иногда заходит на поляну, или даже тогда, когда проходит краем поляны в нескольких метрах от неё. Но взрослые собаки боятся поляны как чёрт ладана и обходят её стороной. А вот молодые собаки, иногда забегают на поляну, но с визгом выскакивают на край поляны и через несколько часов погибают от неизвестной и неизлечимой болезни.

И отсидев свой срок на вольном поселении от звонка до звонка, Николай уехал в Усть-Илимск, в котором в то время шла грандиозная стройка, и я его больше никогда не видел. А в 1997-1998-годах я работал на лесозаготовках вахтовым методом в 20 км от Дышембинского озера и несколько раз собирался сходить на озеро, но сходить туда я не смог, потому что не знал дороги, а вернее хорошо набитой тропы, по которой от речки Ковы до озера было около 12 км. Но я разговаривал с ребятами, с теми, кто ходил на это озеро. И ребята рассказали мне, что Дышембинское озеро проточное и мелководное, а местами даже топкое, потому что на дне озера лежит многометровый слой ила, нанесённый в озеро речкой «Дышемба».

Но вода в озере холодная, поэтому купаться и принимать ванны, которых на берегу озера стоит несколько штук, можно только жарким летом. А вода озера обладает сильными целебными свойствами и лечит от многих, даже трудноизлечимых болезней, (псориаза), а главное, даже старые глубокие порезы на руках и ногах бесследно заживают за двое, трое суток. И тот, кто приходил туда на костылях или кого-то из больных приносили на носилках, возвращались назад своим ходом. И в основном эти больные были либо из Братска, либо из Усть-Илимска. А ночью в центре озера со дна светит необыкновенной голубизны ярко голубой свет, который расходится по воде большими кругами похожими на круги от брошенного в воду камня. И видимо это то устройство, которое упало в 1908 году в озеро и до сих пор продолжает импульсно работать, излучая в воду сверхвысокочастотную энергию. А это уже моё личное мнение. Но до 1908 года пока в озеро не упал отделившийся от кассеты светящийся голубым светом металлический обломок, вода озера не обладала целебными свойствами, так сказал Степан отцу Николая.

Но когда в 1977 году, Николай рассказал мне эту историю, я не придал ей большого значения, потому что в то время во многих журналах и газетах писали про Тунгусский метеорит, и соответственно было выдвинуто много гипотез и предположений о происхождении Тунгусского метеорита. Но в 1989 году я сам столкнулся с подобной историей, которая произошла со мной в Якутии, в вершине правого притока реки Вилюй, о которой я написал в книге «Долина смерти. Якутия». И если кому-то будет интересно узнать, что собой представляет кассета, которая под собственным весом и под воздействием незнакомой нам радиации погрузилась глубоко в болото, тот может зайти в интернет магазин ЛитРес и спросить книгу «Долина смерти. Якутия» — автор Пётр Васильев. В ней я подробно и доходчиво описал, кто в 1908 году запустил кассету с пятью цилиндрами наперерез Тунгусскому метеориту. И что это были за цилиндры. Потому что объяснить в двух словах то, о чём написано в книге невозможно, её нужно прочитать всю, от корки до корки.

А ещё Николай рассказал мне, что в 1930 годах, когда Л. А. Кулик нанимал жителей Ванавары для работы по поиску осколков Тунгусского метеорита, один из жителей Ванавары со слов отца намекнул Кулику, что он ищет совсем не то, что нужно было искать и даже не там где нужно искать. Но толи Кулик не понял его намёка, толи дальше намёка дело не пошло, потому что шаманом было наложено табу на то, что произошло на Тунгуске и видимо, только поэтому эвенки не захотели разглашать тайну Тунгусского метеорита и показывать Кулику «Чёртову поляну». И неохотно шли работать в предполагаемый Куликом эпицентр взрыва метеорита, потому что знали, что они ничего там не найдут. Вот поэтому поиски обломков Тунгусского метеорита оказались безрезультатными. А от взрывов четырёх цилиндров, каждый из которых был мощностью до 30 мегатонн в тротиловом эквиваленте, метеорит испарился на высоте 10—12 км над тайгой. Но остатки метеорита, в виде светящейся пыли облучённой неизвестной нам радиацией рассеялись над тайгой ещё в 1908 году, о чём и предупреждал шаман жителей Ванавары по возвращению в посёлок. Вот поэтому ещё никто не нашёл ни одного метеоритного осколка, хотя изыскания проводятся там уже около 100 лет.

А пятый цилиндр с частью металлической кассеты за прошедшие годы погрузился в болото на большую глубину, поэтому свечение поляны с каждым годом уменьшалось и из небесно-голубого цвета перешло в серебристо белый цвет. Но меньшая часть кассеты предположительно с антигравитационным двигателем, при взрыве над тайгой в районе Карамышево отделилась от кассеты и, перелетев через речку Кову, упала в Дышембинское озеро. И видимо только поэтому вода озера стала целебной, другого варианта у меня нет, так как вода озера не термальная.

Сейчас невозможно отыскать ту «Чёртову поляну» в районе села Карамышево, потому что в тех местах сплошные выруба леса и тайга варварски вырубается без сохранения подсада, нарушая все мыслимые и не мыслимые правила рубки. Мы пытались найти её ещё в 1997 году, но уже в то время тайга варварски вырубалась и именно в тех местах, где предположительно находилась та поляна. Похожих полян там много, но на вырубах под жарким летним солнцем они пересохли и заросли травой и кустарником. Да и времени прошло уже много после взрыва Тунгусского метеорита.

Уже дописав письмо, я решил не отправлять его, но что-то подтолкнуло меня отправить это письмо. Видимо потому что, теперь только я остался последним из «могикан», тот, кто знает со слов Николая, что упало не только на поляну в районе села Карамышево, но и в Дышембинское озеро. Вот поэтому я написал это письмо, хотя после нашего разговора с Николаем прошло более 40 лет, и я не знаю, жив ли он ещё. Но если он ещё жив, то увидев это письмо, возможно откликнется на него. Прошло уже более 100 лет после взрыва прозвучавшего в бассейне реки Подкаменной Тунгуски и видимо, поэтому кто-то хочет поставить точку на тайне Тунгусского метеорита.

Но я написал это письмо ещё и потому что, читая в Яндексе «Дзен» гипотезы и предположения о падении Тунгусского метеорита, я решил поделиться с вами не чьим-то предположением, а рассказом очевидца, который наблюдал не только падение, но и взрыв Тунгусского метеорита. Но самое главное, он рассказал, от чего взорвался Тунгусский метеорит и именно метеорит, а не что-то другое. И видимо тогда в 1977 году Николай был прав, когда сказал: что правду о взрыве Тунгусского метеорита должен знать ещё кто-то кроме него, для того что бы эта информация дошла до людей будущего, то есть, уже настоящего времени.

Пётр Васильев

---

Глава 1

В зале ожидания стояла жуткая духота, народу было столько, что не только сидеть, стоять-то негде было, жара загнала пассажиров под крышу зала ожидания, но и под крышей было жарко и душно.

Бабье лето подходило к концу, но погода стояла на удивление жаркая, а такая тёплая осень бывает здесь редко, обычно в это время идут обложные дожди.

Самолеты взлетали часто, но народ покидал аэропорт не так заметно, как хотелось, а хотелось так потому что, чем больше пассажиров прибывало в аэропорт, тем меньше шансов оставалось у меня улететь в ближайшие дни в Якутию. Благо, что большинство пассажиров летело на Юг страны. У транзитных пассажиров билеты были уже на руках, а я только записался на очередь у диспетчера по транзиту. Но народ всё прибывал и прибывал, потому что на взлётную полосу аэропорта Благовещенска садились самолёты местных авиалиний, и, выйдя из самолётов, пассажиры, обгоняя друг друга, спешили к стойкам на регистрацию авиабилетов. Кто-то летел на Север в Якутию, но большинство пассажиров летело на Юг на Черноморское побережье. Сентябрь подходил к концу и на Чёрном море начинался бархатный сезон. Но дополнительные рейсы выделялись только в южном направлении страны, поэтому улететь на Север было гораздо сложнее, да и запоздавшие студенты разлетались во все республики Советского Союза, в том числе и в Якутию.

Пассажиры, измученные духотой, сидели на деревянных лавках в ожидании вылета, который часто откладывался из-за непогоды, из-за непогоды там, куда они летели, а здесь стояла жара.

Взяв очередной отпуск, я по приглашению армейского друга летел на Вилюй, он обещал мне отменную рыбалку на таёжной реке Олгуйдах, притоке Вилюя, а я даже не знал, где находится такая река. Но армейский друг Лёша написал мне в письме, что он встретит меня в п. Чернышевский, если я по приезду туда, то есть в п. Чернышевский дам ему телеграмму, поэтому сидеть в аэропорту мне край как не хотелось. Я мысленно был уже там, на таёжной реке Олгуйдах с удочкой в руках. Пошли уже вторые сутки, а я не мог вылететь из Благовещенска.

Выйдя на улицу, я посмотрел на Солнце, оно стояло почти в зените.

— Однако градусов под тридцать будет. Да, такой жары в это время года здесь давно уже не было, — подумал я.

И посидев с полчаса на лавке, изнывая от жары, я вернулся в здание аэропорта. Народу у касс регистрации за это время поубавилось, видимо пассажиры устали стоять, и разошлись по залу ожидания в поисках свободных мест. Приложив небольшое усилие, я протиснулся к амбразуре кассы. За стойкой кассы сидела молодая симпатичная девушка, уткнувшись в бумаги, она что-то сосредоточено писала шариковой ручкой в журнале регистрации.

— Девушка красавица, — взмолился я.

— Третьи сутки сижу, — соврал я.

Она подняла голову от бумаг, выражение ее лица не располагало к дружеской беседе. Видимо, мы ей уже порядком надоели с подобными вопросами. И я не ошибся, получив ответ на свой вопрос.

— Все сидят, не один ты такой умный, ты же видишь, что здесь творится.

И она снова уткнулась в бумаги. Я приуныл. Я уже снова хотел выйти на улицу, на это адское пекло, как вдруг, видимо вспомнив что-то приятное, девушка улыбнулась и подняла глаза от бумаг.

— Куда тебе?

— До Чернышевска, — сказал я.

— Это тот Чернышевский, который в Якутии на Вилюе, там, где Вилюйскую ГЭС строят? — спросила девушка.

— Да, где-то там неуверенно, — сказал я, — потому что я сам не знал, где в каком месте на Вилюе строится ГЭС.

— Но из Благовещенска до Чернышевска самолёт не летает. Поэтому тебе нужно лететь сначала до г. Якутска, а затем из Якутска самолётом местных авиалиний лететь до Чернышевска.

— Ну, тогда давай до Якутска, — сказал я.

— Безнадежно, — махнула она рукой, — якуты уже достали меня с этим Якутском, хотя постой, постой…

Она покопалась в бумагах.

— Есть одно место на Ан-24 с посадкой, а возможно, что даже и с пересадкой в Чульмане, так что имей это в виду, туда летит группа иностранцев, но одно место для тебя найдётся, якутов к ним я подсаживать не хочу, сам видишь какие они.

Якуты же, потеряв всякую надежду улететь в ближайшее время в Якутск, осаждали буфет, в котором появилось свежее пиво.

И тут я задумался: «а что значит „с пересадкой в Чульмане“ он, что дальше в Якутск не полетит?»

— Это значит, что мне придётся сидеть ещё и в Чульмане, и ждать другой самолёт, который неизвестно когда полетит через Чульман в Якутск, — это всё равно, что сидеть на берегу и ждать с моря погоды, — сказал я девушке.

— И как долго придётся сидеть и ждать самолёт на Якутск? — спросил я.

— А вот этого я как раз и не знаю, — сказала девушка, — это уже Якутия, а там свои порядки.

— А почему я должен пересаживаться в Чульмане? — вновь спросил я.

— Да, потому что в Нерюнгри летит группа иностранцев, и я хочу подсадить тебя к ним, раз уж тебе не терпится улететь из Благовещенска, посидишь тогда в Чульмане, потому что этот самолёт арендован иностранцами и может не полететь дальше в Якутск, а из Чульмана снова вернутся в Благовещенск.

— А от чего это будет зависеть? — спросил я.

— А зависеть это будет от того сколько времени иностранцы будут находиться в Нерюнгри, — уже нервничая, сказала девушка.

Я приуныл: «только этого мне не хватало, неизвестно, сколько дней придётся сидеть ещё и в Чульмане, когда я мысленно был уже на реке Олгуйдах с удочкой в руках».

«Значит что-то пошло не так, а плохое начало, — это не всегда хороший конец», — подумал я.

— Ну что задумался, полетишь, уже миролюбиво? — спросила девушка.

— Но — ещё что-то хотела добавить девушка, но я перебил её, не дав ей договорить.

— Да-да, полечу, давай хоть через что, только бы улететь отсюда.

— Но, — продолжила уже обиженно девушка, за то, что я перебил её, — сейчас конец сентября, а взлетная полоса там грунтовая.

— Ну и что жара-то, какая стоит, — сказал я.

— Это здесь жара, а там в это время дожди идут, и, причём обложные. Так что думай, «аднака», где лучше сидеть здесь или там.

— Да что тут думать, «аднака», — передразнил я ее.

Видимо, она переняла это слово «аднака» у якутов. Так как только якуты вместо слова, «однако», говорят «аднака». Она как будто прочитала мои мысли.

— Еще с годик посижу на этом направлении, и ругаться по-якутски начну вот с этими алкашами, — показала она рукой, на уже подвыпивших якутов, которые в поисках свободных мест слонялись по залу ожидания, наступая сидящим пассажирам на ноги.

Девушка выписала мне билет, и я довольный, что наконец-то улечу уже сегодня, направился к выходу на посадку. Правда, вылетел из Благовещенска я только ближе к вечеру, потому что вылет самолёта на Якутск несколько раз откладывался из-за непогоды в Якутии. И я снова приуныл, потому что пророчество девушки сбывалось. Наконец-то, ближе к вечеру, вылет самолёта на Якутск разрешили, и я направился на посадку.

Взлетев, самолет на удивление быстро набрал высоту. И, притихшие на взлёте иностранцы оживленно залопотали на своем языке, а сидевший в соседнем со мной кресле иностранец, похожий на японца, обратился ко мне с вопросом на своем языке, но быстро сообразив, что разговора у нас не получится, обиженно отвернулся от меня. А я тоже молча уставился в иллюминатор и просидел так почти до самого Чульмана, разглядывая природу Якутии. Внизу под нами почти от самого Благовещенска началась тайга, которую местами сменяли горы, а затем снова шла тайга и так до самого Чульмана.

В такой богатейшей республике Советского Союза как Якутия города можно было сосчитать по пальцам одной руки, но самое смешное и грустное заключалось в том, что почти все аэродромы Якутии были грунтовыми, включая и Чульман. А пассажир похожий на японца, сидевший рядом со мной, заглядывая через моё плечо, пытался посмотреть через иллюминатор на природу Якутии. Я встал и уступил ему место у иллюминатора, за что он благодарно закивал мне головой, и что-то пролепетав на своём языке, прилип как ребёнок к стеклу иллюминатора. Временами он качал головой из стороны в сторону, и что-то лопоча на своём языке, восхищённо показывал мне пальцем вниз.

— Да, Якутия это тебе не Япония, — подумал я.

Уже подлетая к Чульману, перед самой посадкой на взлётно-посадочную полосу мы снова расселись по своим местам, и японец, оглядевшись по сторонам, вжался в своё кресло. А я, взглянув в иллюминатор, заметил на горизонте дождевые тучи, они затянули уже весь Запад.

— Только обложного дождя мне не хватало, — подумал я.

«Обложной дождь будет моросить минимум два три дня, выходит, что девушка диспетчер была права».

«Да, права была девушка, выходит, что и из Чульмана я сегодня не улечу, так как грунтовый аэродром от моросящего дождя уже размок», — подумал я.

И когда самолет заходил на посадку, рядом с посадочной полосой я увидел большие лужи, а с неба продолжал моросить нудный осенний дождь, который стекал по стеклу иллюминатора. И заходя на разворот, самолёт накренился на левый борт и в этот момент иностранец посмотрел через моё плечо в иллюминатор и, увидев на взлётной полосе грязь, вместо бетонки, он растерянно посмотрел на меня. И покачав головой, залопотал что-то на своём языке, видимо удивляясь моему спокойствию.

Но оглянувшись по сторонам на своих соотечественников, которые перед посадкой на грязный аэродром притихли и вжались в кресла и ни кто из них на него не смотрит, он быстро по-русски перекрестился.

— Ну вот, уже и Японцы начали креститься на Якутских аэродромах, — подумал я.

Самолёт с ходу приземлился в большую лужу и причём сразу на три точки, видимо для того чтобы его не занесло в луже в сторону. И моторы в этот момент взревели, и самолет винтами поднял тучу грязных брызг, окатив ими фюзеляж, забрызгав грязью даже иллюминаторы. Кто не садился в дождь на грунтовые аэродромы Якутии, тот не поймёт, что такое мягкая посадка в грязь, когда начинаешь мысленно прощаться со всеми родными и близкими. Да и со своей жизнью тоже, ещё на подлёте к аэродрому на высоте ста метров над землёй. Тогда, когда ещё только снижаясь к грунтовой взлётно-посадочной полосе, ты увидишь на ней первые лужи и нудный моросящий осенний дождь.

«Да, только наши русские пилоты могут под моросящим дождём, с первого же захода без пробежки сесть на грязный, весь в лужах, вдоль и поперёк изрезанный колеёй, грунтовый аэродром», — подумал я.

И в этот момент к трапу самолета подкатил автобус ПАЗ с трафареткой, написанной от руки «Интурист Чульман-Нерюнгри». Иностранцы не спеша направились к автобусу, стараясь наступать на твёрдую почву, чтобы не потерять в грязи свои туфли и удивляясь тому, как это они так удачно приземлились в такую грязь, а я одиноко стоял под моросящим осенним дождем. И посмотрев с тоской на низко нависшие тучи и поняв, что сегодня-то мне уж точно на Якутск не улететь, я направился в здание аэропорта.

Аэропорт в Чульмане не большой, в зале ожидания стояло два десятка деревянных лавок, а в дальнем углу находился буфет. Народу в зале ожидания было немного, видимо местные пассажиры разъехались из-за дождя по домам, потеряв всякую надежду улететь из Чульмана сегодня. Я огляделся по сторонам — в противоположном, от буфета углу, прямо на полу, на расстеленных спальниках сидело пять человек, судя по разговору и одежде, — это были геологи, возвращающиеся из экспедиции в Новосибирск, и видимо они сидели здесь уже не один день. На ящике с образцами породы лежала колода потрёпанных игральных карт, а весь угол был завален рюкзаками и спальниками. Видимо геологов было больше пяти человек, но часть из них уже улетела в Новосибирск. А в самом углу стояла батарея пустых бутылок из-под водки и ящики с образцами породы, на которых белым мелом было написано «Чульман-Новосибирск».

Я сходил в буфет, перекусил слегка подогретыми котлетами недельной давности и решил устроиться до утра на свободной лавке, бросив под голову спортивную сумку. А на соседней со мной лавке сидели два якута, между ними на лавке стояла бутылка водки, а на газете «Труд» лежал кусок копчёного мяса и корка чёрствого хлеба. Одеты они были в штормовки защитного цвета не первой свежести, а на ногах у обоих обуты кирзовые сапоги. Немного под хмельком они травили друг другу байки, какие обычно травят охотники. Одного из них, который был пониже ростом, звали Вася, а другого Коля. Выпив грамм пятьдесят водки и занюхав рукавом, Васька начал рассказывать, как они с отцом охотились в верховье правого притока реки Вилюй. Меня эта байка заинтересовала, так как я тоже летел на Вилюй, и я прислушался к ней.

— Это событие произошло со мной в начале октября 1969 года, мне тогда пошел уже семнадцатый год, — начал свой рассказ Васька.

На вид он выглядел лет за пятьдесят. Я тогда ещё подумал, что-то старовато, «аднака» ты выглядишь для своих лет мужик, если тебе в 1969 году было всего 16 лет.

— Так вот, — продолжил Васька, — мы выехали с отцом на оленях четвертого октября, погода на удивление стояла хорошая, но до Долины смерти нам нужно было добираться четыре — пять дней, поэтому мы торопились, пока погода не испортилась. Я в тех краях ни когда до этого не был, потому что отец не хотел брать меня в Долину смерти, пока я не закончу восьмой класс. Но ту осень мне уже не нужно было идти в школу, так как я закончил восьмой класс, а дальше учиться не захотел. И в ту осень я первый раз отправился с отцом в такую даль, и что собой представляла Долина смерти, я знал только со скупых рассказов отца. Но отец хорошо знал эти места, потому что он много лет там охотился, но и не только охотился.

Иногда он уходил в гольцы по правому притоку Вилюя и мыл там золото. Про эту долину ещё с древних времён в народе ходила худая слава, и отец часто повторял, что это проклятая долина и что во все времена много охотников потерялось в болотах этой долины. Но особенно много их потерялось за последнее время, после пятидесятых годов, уж больно странно они терялись. А тот, кто возвращался из долины живым тоже недолго жил, он ничем не болел, но постепенно слабел и медленно умирал от какой-то неизвестной и неизлечимой болезни, которая передавалась даже по наследству.

«Мне такая болезнь знакома, а пахнет она радиацией», — подумал я.

Я служил в ракетных войсках стратегического назначения, поэтому хорошо знал, чем пахнет такая радиация. Но якутам я про неизвестную болезнь ничего не сказал, чтобы не расстраивать их.

— Долина смерти тянется вдоль правого притока реки Вилюй на двести километров и находится она почти в самом верховье притока, — продолжил Васька, — мы добрались туда на пятый день под вечер. Уже по темноте я поставил палатку и развёл костер, а отец, перекурив, принялся варить ужин. Я натаскал дров на ночь и прилег отдохнуть на спальнике у костра. А отец, поужинав, ушел в палатку, но я остался сидеть у костра, спать почему-то не хотелось, хотя я тоже сильно устал, потому что нам почти целый день пришлось идти по топкому мшистому болоту. Небо было чистое, на нём не было ни одного облачка, но мороз с вечера крепчал, по ночам в октябре там бывает довольно прохладно, а днём наоборот солнце пригревает. Но год на год не приходится, иногда осень бывает и тёплой, но такое случается очень редко. Собаки улеглись недалеко от костра, недовольно ворча, изредка прислушиваясь и нюхая воздух, видимо недалеко от палатки по лесу ходил медведь, и они чуяли его запах, а возможно, что даже слышали его шаги. Отец сказал, что этого добра здесь хватает, поэтому без карабина далеко от палатки не уходи. Я уже собрался идти спать в палатку, как вдруг, по небу через всю долину пролетело что-то огромное, оставляя за собой хвост, какой оставляет за собой большой метеорит. Раздался удар о землю, и земля закачалась как от землетрясения. И недалеко от нас, километра три на Север, что-то ярко светилось, каким-то неземным светом, с ярко голубым отливом. Отец вышел из палатки и долго смотрел из-под руки на то место, где что-то ярко светилось.

— Ты не знаешь, что там упало и так ярко светится? — спросил я.

— Ой, Васька, совсем «аднака» не к добру это свечение, — сказал он, — вглядываясь из-под руки вдаль. И немного постояв, вглядываясь во все стороны долины вдаль, он вернулся в палатку, а я еще долго сидел у костра. Я не мог уснуть и всю ночь ворочался в спальнике у костра. Я не мог дождаться утра, мне так не терпелось посмотреть, что же там упало. А утром мы наскоро позавтракали и решили разделиться. Отец направился на речку Алгый Тимирнить, а я решил остаться здесь, в Долине смерти.

Отец тоже был не против моего выбора, потому что там, куда он пошёл, были топкие болота, и он боялся за меня. Одного меня он туда отпускать не захотел, потому что я не знал тех болот, да и молодой был ещё для таких болот, поэтому он пошёл в болота сам. А мне не терпелось посмотреть, что же упало в направлении на Север. Отец будто догадываясь о моём намерении сходить туда, где что-то всю ночь светилось, настрого наказал мне не ходить туда, но не сказал почему. И мы договорились встретиться здесь же через десять дней. Забрав всех оленей с собой, отец ушел в болота. А я выждал, пока он уйдёт подальше от палатки и отправился в том направлении, где что-то упало. Но не доходя до того места, где всю ночь что-то светилось, я учуял запах гари и по запаху дыма я определил что горели сырые ветки соснового подсада.

«Значит где-то совсем близко», — подумал я, — продираясь через сосновый подсад.

Я уточнил направление по ветру и пошёл туда, откуда тянуло дымом. Метров через триста я вышел на небольшую круглую поляну. И от удивления остановился. Я никак не ожидал увидеть там то, что я увидел на круглой поляне. А на поляне лежал огромный котёл. В диаметре он был метров десять, но от удара о землю он ушёл метра на три в землю, потому что почва в этом месте было топкая болотистая. Вот поэтому он и ушёл так глубоко в землю. Подсад вокруг котла почти весь выгорел, но ещё дымился. Я обошел котел по кругу. От котла исходил сильный жар, к нему невозможно было подойти ближе, чем на три метра.

«Странно», — подумал я.

Прошло уже более полусуток, а котёл до сих пор горячий. На вид котёл казался металлическим, метал красного цвета похожий на медь.

И по котлу блуждал какого-то не естественного цвета голубой огонь, временами он медленно угасал, а затем через несколько минут, он вдруг снова резко вспыхивал, прокатываясь разноцветной волной по котлу. И я решил побродить вокруг котла.

«Может от него ещё что-нибудь отвалилось и упало где-то тут рядом», — подумал я. Недалеко, метров триста от котла я наткнулся на другой котёл, но он на вид выглядел старым, видимо лежал здесь уже не один год. Котёл до половины ушел в землю, и в нем рос кустарник. Но по размерам он был такой же, не менее десяти метров и металл был тоже красного цвета, похожий по цвету на медь. Я стукнул по краю котла топором и пожалел об этом, на лезвии топора осталась большая зазубрина.

«Однако металл очень крепкий» — подумал я и провёл большим пальцем по краю котла, и сильно удивился, на нём не осталось даже царапины от топора.

День на Севере осенью короткий, поэтому я решил обследовать все вокруг котла, но на другой день и пошел в палатку, но уже другой дорогой. Прикинув на глаз направление на палатку, я решил срезать до палатки напрямую через лес, потому что надвигалась ночь, а я не взял с собой фонарь. Потому что я понадеялся вернуться в палатку засветло. И пройдя метров триста по лесу, я вышел на небольшую круглую поляну. Поляна показалась мне какой-то странной, она была метров тридцать в диаметре и идеально круглой. На ней не росло ни одной травинки и не валялось ни одного сучка, хотя вокруг поляны рос сосновый лес и когда дул сильный ветер сухие сучки должны были падать на поляну, но их почему-то на ней не было, поэтому ещё тогда меня это сильно удивило.

А поляну окружал плотный сосновый лес, создавалось такое впечатление, что как будто кто-то огромный чем-то круглым выжег в лесу идеально круглое пятно. И по краю поляны деревья росли корявые, такой лес обычно называют пьяным. Я как-то читал в журнале «Техника молодёжи», что на Земле много таких загадочных мест, где растёт такой же пьяный лес, а связано это с незнакомой нам радиацией идущей от центрального ядра Земли. А понизу, под деревьями стелился странный фиолетовый мох, я такого цвета мха раньше нигде не встречал. Поляна была идеально черная, она чётко выделялась на фоне выпавшего ночью снега. Собаки на поляну не пошли, они оббежали ее стороной по хорошо набитой тропе. Я ещё тогда сильно удивился, почему собаки не пошли за мной через поляну, а оббежали её стороной, по хорошо набитой тропе. Но больше всего меня удивило то, что, не доходя до поляны метров сто, тропа вдруг разделилась на две тропы, которые огибали поляну с обеих сторон, и лоси тоже ходили по ним, обходя поляну стороной. А от поляны вверх уходила хорошо набитая тропа. И по этой тропе я и пришёл прямо к палатке, уже по темноте.

Немного отдохнув и перекурив, я развёл костер и начал готовить ужин. Собаки, недовольно ворча, улеглись у костра. За весь день они не нашли ни одной белки, тайга как будто вымерла, даже птицы попрятались. А с того места, куда упал котёл исходило голубое свечение похожее на Северное сияние, только с преобладанием голубого цвета. Я долго не мог уснуть, ворочаясь в спальнике думая о котле, а ещё и потому что эту ночь почему-то сильно чесались руки.

И Васька вдруг замолчал. При этом он сильно зевнул, потряс пустую бутылку, зачем-то заглянул в нее и поставил её под свою лавку.

— «Аднака» будем спать мужики, — сказал он, поглядев при этом на свои часы, а заодно и на меня.

Я забеспокоился, в мои планы это не входило, и я вдруг подумал, что если завтра погода наладится, то мы разлетимся в разные стороны, а его байка с котлами и чёрной поляной меня сильно заинтересовала, да мне и не хотелось спать на жёсткой деревянной лавке, и я подсел к якутам. Я любил мистику, и мне любой ценой захотелось дослушать эту байку до конца. Якуты уставились осоловевшими глазами на меня.

Я сказал, что слышал их байку и мне интересно узнать, что же было дальше. Якуты долго соображали, не ожидая такой наглости.

— Ну, что ж раз тебе так интересно дослушать до конца, — наконец, сказал Васька и при этом постучал по горлышку бутылки пальцем, — надо бы взять ещё одну, а то без нее спать охота.

— А где взять? — спросил я, покрутив головой в разные стороны.

Васька показал на буфет.

— А вот, у неё и возьмёшь, — показал он на буфетчицу. Я подошел к буфету, буфетчица подозрительно на меня посмотрела, но сообразив, что я подсел к якутам, которые перед этим брали у неё точно такую же бутылку водки, и видимо поняв, что это якуты отправили меня к ней за водкой, она не спеша достала из-под прилавка бутылку, заткнутую бумажной затычкой. Я сразу понял, что это катанка. Я поморщился. И буфетчица заметила это.

— А ты что хотел, — сказала она, — Горбачёвские времена настали! Скажи спасибо, что хоть такая есть.

Видимо её не раз об этом спрашивали, и я был не первым её покупателем. И как я потом понял, она продавала транзитным пассажирам, типа якутов и геологов на три раза разбавленный авиационный спирт или как его в народе тогда ещё называли «технарь». Мне было жаль травить Ваську, еще грешным делом подумал, что может, и байку не дослушаю, поэтому не стоит брать грех на душу. Я уже хотел вернуть бутылку назад буфетчице, но увидев, что якуты пристально за мной наблюдают, я решил отдать её якутам от греха подальше, а иначе как я понял, без водки я эту байку не дослушаю.

Выпив грамм по пятьдесят технаря и занюхав коркой хлеба, якуты повеселели. Васька помногу не наливал, видимо решил растянуть водку на всю байку.

— Ну, так на чём я остановился? — спросил он. Мы напомнили и приготовились слушать дальше.

— Утром я наскоро позавтракал, накормил собак, все равно на охоту не идти, собрал рюкзак. Из оружия у меня была тозовка и карабин СКС. Тозовка, — это мелкокалиберная винтовка ТОЗ-16, — это для тех, кто не знает, — сказал Васька и посмотрел при этом в мою сторону, — а ещё я прихватил с собой карабин СКС.

Я знал, что такое тозовка, потому что я сам частенько охотился с ней в тайге, но промолчал.

— Я взял на всякий случай оба ружья, — продолжил Васька.

— Как будто я предчувствовал, что в этот день со мной что-то случится. Подумав, я положил в рюкзак ещё три пачки тозовских патронов, тоже на всякий случай, а вдруг тех патронов не хватит и отправился к котлу. Я всегда так делал, когда уходил далеко в тайгу один, хоть и тяжело было их таскать, но зато надёжно. Потому что из карабина в соболя стрелять не будешь, но и не дай Бог попадётся медведь, особенно если шатун. А стрелять в него из тозовки, — это всё равно, что стрелять из рогатки в слона, поэтому приходилось носить с собой сразу два ружья. Но к котлу я отправился тем же маршрутом, каким шел вчера вечером в палатку, то есть так же через поляну. Собаки, не добегая до поляны метров сто, свернули в разные стороны, оббегая поляну по окружности, а я пошёл прямо через поляну. Поляна черным пятном выделялась на фоне выпавшего ночью снега. Но сегодня она ещё и светилась голубым цветом, как будто над поляной на высоте десяти сантиметров от земли плавал голубой туман, который просочился прямо через землю на поверхность поляны. Я ещё удивился тогда, мне раньше никогда не приходилось видеть такой необычный голубой туман. И я, не подумав о последствиях, шагнул на поляну. Я уже дошёл до середины поляны, как вдруг из земли, прямо из-под меня вырвался столб голубого света. В глазах вспыхнул невыносимо яркий свет. Сначала мне показалось, что кто-то ударил меня сзади по голове, и я ослеп. Но через несколько секунд, я стал видеть не бинокулярным, а каким-то незнакомым мне прежде, объёмным зрением. Я видел всё вокруг себя на 360 градусов, — это было так неожиданно и непривычно, что на меня напал жуткий холодный страх. Описать это состояние невозможно, я такого страха ни когда до этого не испытывал. И вдруг я увидел себя как бы со стороны. Я увидел, как мое тело стало распадаться, как бы таять как туман под солнцем, сначала исчезли ноги, а затем исчезло и туловище вместе с головой.

«Странно», — подумал я. Моего тела нет, а я-то есть, и я даже думаю. Это очень странное ощущение когда ты не чувствуешь веса своего тела, потому что у тебя его уже нет, но ты то есть. Ты понимаешь, что ты есть, вот только ты не понимаешь, где ты есть, потому что тебя-то не видно.

— Да быть такого не может, — со страхом подумал я.

Кто не испытывал такого состояния на себе тот не поймёт, — сказал Васька, посмотрев при этом на нас. А мы с Колькой переглянулись между собой и пожали при этом плечами.

— Ружья, что висели на моих плечах, тоже исчезли, осталась пустота и я — часть этой пустоты, — продолжил Васька. Но внутри луча, как в трубе я находился не один.

— Как это не один, — и Колька уставился осоловевшими глазами на Ваську.

— Внутри луча находились такие же люди, как я, и они по очереди наблюдали за мной.

— Что значит по очереди? — спросил я. Ну не все сразу, а появлялись они передо мной по одному, потому что места в луче было мало. И вдруг чувство жуткого страха сменилось любопытством.

— И что они из себя, представляли? — спросил я

— Сначала они имели форму светящегося облака с ярким плотным шариком в центре этого облака.

— А с чего это ты решил, что ты был похож на них? — спросил Колька.

— А с того, что я сам был таким. Облако вытягивалось и принимало форму тела человека, а выглядел он так естественно, что его нельзя было отличить от настоящего человека, но при этом яркий плотный шарик уменьшался в объеме. Он как бы таял, выделяя при этом газообразное облако белого цвета, из которого формировался силуэт человека. Но затем происходило и обратное — яркий шарик, который находился в районе головы силуэта, втягивал в себя это облако. Они как бы демонстрировали мне, дав мне понять, что я такой же, как они и что они тоже люди.

— А ты что видел свои руки и ноги? — спросил Колька.

— Нет, но я их чувствовал и они были такими же, как и раньше, на том же месте что и раньше, но их почему-то было плохо видно, потому что они были полупрозрачными, во всяком случае, мне так казалось, что они у меня есть, и я их даже вижу. И возможно, что своё тело плохо видел только я один, а они моё тело видели, так же, как я видел их тела. Эти призраки пытались мне что-то сказать, но я не мог понять их. Я видел, что между нами находится прозрачная стена, которая вибрировала и искажалась.

— А они что были голыми? — спросил Колька.

— Да нет, самое странное было в том, что они все были в одежде, но почему-то в одежде разных времён и народов. Я не знаю, сколько времени я находился внутри луча, потому что ощущения времени для меня тоже не существовало. Это очень странное ощущение, мне никогда раньше не приходилось такого испытывать, как будто моё «Я» находится в пустоте, в районе моей бывшей головы, и в этой пустоте всё замерло и понятия времени для меня тоже не существовало. Потому что я привык всегда видеть свою голову и думал, что думает моя голова, а вот когда её не стало, то я не мог понять, а чем же сейчас-то я думаю, раз её не стало.

— Нет, вам этого не понять, пока сами не окажитесь в подобной ситуации, — сказал Васька.

— Ну, где уж нам, да и не дай Бог, — сказал Колька и перекрестился.

— И вдруг луч света исчез, — продолжил рассказ Васька, он как бы ушел дальше в землю, а меня оставил сидеть на земле, на большой цветущей поляне. Это ощущение было очень странное, моего тела нет, но я-то чувствую, что я сижу на земле. Я уже подумал, что я навсегда останусь таким невидимым, как вдруг, мое тело начало медленно проявляться. Затем проявились ружья и рюкзак, которые почему-то лежали рядом со мной.

— Я сидел на поляне и долго не мог прийти в себя. Было такое ощущение, что моё тело стало чужим, и оно почему-то перестало меня слушаться. Затем я огляделся по сторонам. Вокруг поляны рос густой лес, кедр, сосна, но дальше за полем вперемешку с кедром и сосной рос уже другой, тропический лес. Я ещё тогда сильно удивился тому, что в нашей-то тайге нет тропических деревьев, но почему они здесь то растут. Но больше всего меня удивило то, что и на поляне и вокруг неё было тепло как летом. Когда в Долине смерти в это время, в начале октября, лежал небольшой снег, и по ночам была минусовая температура. А на этой поляне цвели необыкновенной красоты цветы, каких я раньше нигде не встречал. А вдали, за лесом виднелись высокие горы, на вершинах которых находились шапки снега.

«Странно», — подумал я, — «но почему я вижу всё это в каком-то розовом свете».

— И я посмотрел на солнце, Бог ты мой, да это же не наше солнце! Оно было другое, огромное, раз в пять больше нашего солнца и почему-то не жёлтого как у нас, а кроваво-красного цвета, и грело оно не сильно жарко, не так как греет наше жёлтое солнце. А самое главное оно не припекало, так как припекает наше жёлтое солнце, и у него не было короны. А ещё чему я больше всего удивился, так это тому, что оно не слепило глаза, как слепит глаза наше жёлтое солнце, когда посмотришь на него. А на это солнце можно было смотреть долго, не моргая глазами. И я удивился тому, что мои ноги были как ватные и пальцы ног плохо слушались, когда я пытался ими пошевелить. Через несколько минут я попытался встать на ноги, но не смог и снова сел на землю. Но постепенно ноги начали отходить, и я почувствовал, как по ногам забегали мурашки. И когда ноги немного отошли, я медленно, но ещё не уверенно встал на ноги, немного постояв, я попрыгал на них, ноги держали уже хорошо, но только в них чувствовалась какая-то незнакомая мне прежде слабость. Рюкзак и ружья почему-то лежали рядом, хотя до этого они были на мне. Но самое главное, что меня так сильно расстроило так это то, что со мной не было собак. Я покрутил головой в разные стороны и даже позвал их, но собак не было.

— Ладно, прибегут, — подумал я, ещё не осознав, куда это я попал.

«Странно», — подумал я, — «что со мной произошло, и куда это я попал. А с правой стороны поляны виднелось большое озеро, и я решил направиться к нему, что бы узнать, куда же это я попал, так как местность была мне незнакома. Пройдя метров сто по траве, я вышел на тропу, которая шла под гору и была хорошо набита. Идти по такой тропе было легко, ощущение было необычное, мне казалось, что ноги сами отрываются от земли и я не чувствовал их тяжести, так как я чувствовал эту тяжесть раньше в «Долине смерти». «Странно», — подумал я, — «кто же ходит по этой тропе, если следов лося на ней не видно». Тропа спускалась под гору, и я прошел по ней часа два. Вокруг меня летали странные птицы и разноцветные бабочки величиной с голубя. Я таких бабочек ни когда раньше не видел, тем более у нас в Якутии. И вдруг я увидел, что с правой стороны от тропы впереди меня на берегу озера показались яранги, я посчитал, их было пять штук. Я остолбенел. Откуда в Долине смерти взялись яранги, отец о них ничего не говорил, да и большого озера я там не видел.

«Но если это не Долина смерти, тогда где же я нахожусь», — растерянно, подумал я.

И в этот момент из-за первой яранги навстречу мне с лаем выскочили две собаки, по экстерьеру они были похожи на якутских лаек, такие же, как у меня собаки, но только другой масти. А из яранги вышел мужик внешне похожий на якута, и следом за ним выбежало двое детей, лет по пяти. Я подошел к ним для того чтобы спросить куда это я попал? А якут в этот момент с удивлением рассматривал меня и мои ружья. Одет он был в штаны и безрукавку из самотканого материала. А на ногах были обуты самодельные ичиги, дети тоже были одеты так же, как и он в штаны и безрукавку, два мальчика. Я поздоровался с ним по-русски, он тоже ответил мне на русском языке, но только с каким-то акцентом с примесью старославянского языка. Он протянул руку к карабину. Я подал ему. Якут повертел его в руках, не зная как с ним обращаться. Я показал и, даже передёрнул затвор. Якут восхищенно цокнул языком.

— «Аднака» неплохо научились делать ружья, — сказал он.

— А ты откуда сюда прилетел? — спросил меня якут.

А я в этот момент остолбенел.

— Как, — это, откуда!? И что значит прилетел.

— Ну, с какой планеты ты попал к нам?

Я потерял дар речи.

— С Земли, откуда же еще, наконец, — сказал я

— А, — протянул якут. — И какой там сейчас год?

— 1969, какой же еще?!

— Значит там прошло уже триста лет, — как там быстро бежит время, — сказал якут.

— Как триста? Почему это триста, когда там 1969 год, — сказал я.

Я ничего не понимал, я был просто в шоке от всего увиденного и услышанного от якута.

— Идем в ярангу, — сказал якут.

Я зашел следом за хозяином в ярангу. А в яранге за столом сидела женщина лет сорока и девушка лет восемнадцати. Они обе кивком головы поздоровались со мной, не сказав при этом ни одного слова. А на полу, выстланном оленьими шкурами, вдоль стен лежали аккуратно уложенные одеяла и подушки.

Васька от волнения начал искать бутылку с водкой шаря руками по лавке. Колька помог ему, разлив водку по стаканам. Выпив, Васька долго сидел молча. Мы терпеливо ждали.

— А в углу яранги я увидел винтовку времен Петра I со штыком, — продолжил Васька дальше.

— Я видел такие винтовки только в кино «Пётр I», они были сильно похожи на эту винтовку. Я ничего не мог понять, куда это я попал.

— Да, у нас такие винтовки только в историческом музее можно увидеть, — сказал я. Якут пожал плечами, видимо не поняв, что такое музей.

— Я не мог понять, где он мог взять такую древнюю винтовку, и зачем она ему нужна такая в тайге, да ещё со штыком. В моей голове всё так перепуталось, что я подумал, что попал на съёмочную площадку, где снимался художественный фильм про события, происходившие во времена Петра I. А хозяин в этот момент проследил за моим взглядом.

— Порох давно кончился, вот и стоит без дела, — сказал якут.

— А ты что стрелял из неё, — удивился я.

— Да, стрелял и много раз пока порох не кончился, а взять его здесь негде, — сказал якут.

— Ты кто такой? Как тебя звать, и как ты оказался в Долине смерти? — спросил я.

— А это не Долина смерти, — сказал якут. А я даже присел, услышав это.

— Но если это не Долина смерти, то где я тогда нахожусь? — спросил в ужасе я.

— Я уже начал понимать, что я нахожусь не в болотах Долины смерти в Якутии, а где-то в тропическом лесу на Юге, но где именно я ещё не мог понять, но самое главное я не мог понять, как я попал сюда.

— Мы с женой, — якут показал на женщину, сидевшую за столом, — в 1669 году наступили в голубой туман, плавающий по черной поляне, когда переезжали через нее на оленях, который вспыхнув небесно-голубым светом, перенёс нас сюда, — на эту планету. И вот с тех пор мы здесь живем, а звать меня Петр, а их обеих Катеринами, и он показал рукой на жену с дочкой.

— Странно, выходит, что с тех пор прошло уже триста лет, а вы все ещё живёте?!

— Да быть такого не может! — удивлённо сказал я.

— Это там прошло триста лет, а здесь, — он показал рукой на дочку, — она родилась уже здесь, а я даже не знаю, сколько ей сейчас лет. Это чужая планета, время здесь идет очень медленно.

Я никак не мог понять, почему время на этой планете идет так медленно, но почему на нашей-то планете оно идёт не так как здесь.

— А мне-то что делать? — спросил я, — как мне-то вернуться назад на Землю.

— Не знаю, — сказал якут, тебе, «аднака» тоже придётся жить здесь с нами, ты ведь тоже попал сюда с той чёрной поляны, — сказал Пётр.

— Да, я тоже попал сюда с той чёрной поляны, с той же с какой попали сюда и вы, и я, так же, как и вы наступил в голубой туман, когда переходил через поляну, который и перенёс меня сюда на эту планету, но я не хочу жить здесь с вами. А хочу вернуться назад на Землю, у меня там, в Долине смерти, собаки остались, — сказал я.

— А её что до сих пор так и называют «Долиной смерти»? — спросил удивлённо якут.

— Да, так и называют, — сказал я.

— А что её раньше тоже так называли Долиной смерти? — спросил удивлённо я.

— Да её всегда так называли, — сказал якут, пожав при этом плечами.

— А почему? — спросил я.

— Да потому что в той долине от неизвестной болезни погибало много охотников. Кто-то из них погибал ещё в болотах, а кому удавалось выбраться из болот домой, тот медленно умирал дома, у него ни чего не болело, но он медленно худел, а затем умирал.

— И якут вдруг надолго замолчал, думая о чем-то своем, видимо он вспомнил то время, когда он охотился в болотах Долины смерти. Я тоже молчал и ждал, что же он ещё скажет.

— До тебя здесь жил один якут, он тоже попал сюда из вашего времени, из сорок девятого года, наконец, — сказал он.

— Так вот, продолжил якут, он вернулся назад на Землю. Но для этого нужно точно знать, где находится то место, куда ты упал на поляну, и сидеть там, и ждать.

— И сколько нужно ждать? — спросил я.

— А вот этого я не знаю, — сказал Петр.

— А кто знает? — спросил я.

— От кого-то же он узнал о том, что нужно ждать на том месте.

— Дорогу на Землю ему показали странные люди.

— Кто такие странные люди, и почему вы-то не вернулись назад на Землю, так же, как вернулся на Землю тот якут? — спросил я.

— Наше время уже давно прошло, а жить с вами мы уже не сможем, потому что жизнь на вашей планете сильно изменилась, да и мы уже привыкли жить здесь. Поэтому нам придётся жить на этой планете, к тому же нас ни кто отсюда не гонит.

— Ну, а кто такие странные люди я расскажу тебе чуть позже. Времени у тебя ещё много впереди.

— Почему, — удивился я.

— Да потому что время на этой планете идёт очень медленно, — и он с сочувствием посмотрел на меня.

А я почему-то так устал от разговора с якутом, что захотел спать. Хозяин понял моё состояние и отвел меня в пятую ярангу.

— Эту ярангу построил тот якут из вашего сорок девятого года.

— Но с тех пор как он улетел на Землю, в ней никто не живёт, — сказал якут.

— Правда, иногда в ней играют мои дети. Но если они будут тебе мешать, то я скажу им что бы они больше сюда не заходили.

— Да нет, что ты, пусть играют и мне не так одиноко будет, — сказал я.

— А состояние у тебя сейчас такое, потому что здесь слабое магнитное поле, но со временем ты к нему привыкнешь, и будешь чувствовать себя лучше, — сказал якут.

— Я хотел спросить у него, откуда он знает про магнитное поле, но он уже вышел.

— А на другой день я с нетерпением отправился искать то место, на которое я упал на поляне. Я выбросил там пустой коробок спичек, и мне нужно было его обязательно найти и чем-то заметить это место, а иначе я снова его потеряю. И тогда я уже навсегда останусь на этой планете. Я искал его два дня, я на коленях обошёл всю поляну несколько раз по кругу и обшарил руками каждую травинку. И наконец, нашел смятый в трубку пустой коробок спичек, который попал в ямку, вот поэтому я долго не мог найти его. От радости, что я наконец-то его нашёл, я даже заплакал.

— Даже так, — сказал Колька и засмеялся.

— Не мне не смешно, — сказал Васька, потому что мне тогда было всего 16 лет, и я был ещё мальчишкой, как бы в оправдание, — сказал Васька. Я натаскал на это место кучу камней, собрав их со всей поляны, чтобы не потерять это место и просидел на них до полуночи, но на поляне ничего не менялось, и я отправился в свою ярангу. Вот тогда я окончательно понял, что эти камни это моё спасение и моя дорога на Землю пройдёт через эти камни. И мне вдруг стало так одиноко, что я чуть не заплакал и как я тогда жалел о том, что не послушался отца.

Васька снова зашарил рукой по лавке, ища бутылку. Колька помог ему разлив водку по стаканам и они, морщась, выпили водку. Васька немного помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил свой рассказ.

— Первый месяц я каждый день ходил на то место и подолгу сидел на камнях, но на поляне ничего не менялось, и я, просидев до вечера, отправлялся домой. Я не знал когда и как это произойдёт, но как говорят в народе, надежда умирает последней, вот и я тоже с надеждой ходил туда каждый день. Но я понимал, что я могу не улететь с этой планеты, потому что я не знал, когда это произойдёт и нужно что-то делать, как-то жить дальше, и я стал помогать хозяину, ловить рыбу. Рыба тоже была какая-то странная, не похожая на нашу земную рыбу и вкус у неё был другой, поэтому мне долго пришлось привыкать к её вкусу. Первое время я ни кого не замечал, даже своих соседей и ходил как сонный. Пётр, заметив моё состояние, сказал, что это скоро пройдёт, потому что такое состояние у тебя из-за слабого магнитного поля планеты, но ты к нему скоро привыкнешь.

— Мы с женой тоже долго привыкали к слабому притяжению планеты.

— А ты-то, откуда знаешь про магнитное поле и притяжение планеты? — спросил удивлённо я.

— А нам об этом рассказали странные люди, они рассказали, что наш организм подстроится под частоту и мощность магнитного поля их планеты, и мы в дальнейшем будем чувствовать себя лучше, — ответил он.

— И сейчас мы чувствуем себя гораздо лучше, а дети вообще не чувствуют разницы между магнитными полями, потому что они родились уже здесь. Мои соседи так же, как и я попали сюда с той черной поляны, когда переезжали через неё, но только каждая из семей попала сюда в разное время. Я не буду рассказывать вам о них, потому что это долго и Васька посмотрел при этом на свои часы. Но о последней семье я немного расскажу, потому что вы должны знать, как тяжело жилось людям до революции 1917 года.

Последняя семья попала сюда из 1909 года, — это немного ближе к моему времени и нам было о чем поговорить, правда мне пришлось вспоминать историю того времени. Но я узнал от них много интересного о той прошлой дореволюционной жизни. А особенно о том, как они плохо жили до революции 1917 года и как над ними издевались помещики, заставляя их работать в поле от зори и до зори, пока они не сбежали из Забайкалья в Якутию, сначала на Лену, а затем уже на Вилюй. Я не мог поверить в то, что они так долго здесь живут и не стареют. Вечерами я уходил на поляну и лёжа на спине, долго смотрел на звездное небо, но небо было другое, чужое. Я не видел на нем ни большой медведицы, ни других известных мне созвездий. Вернее, они были на небосводе, но находились ко мне под другим углом, вот поэтому они смотрелись на небосводе совсем по-другому.

— А может эти созвездия смотрелись на небосводе не так как на Земле, потому что разница во времени между планетами была в 300 лет и они за это время сменили расположение звёзд в созвездиях, — сказал я.

— То есть звёзды за это время перестроили фигуру созвездия.

— Может быть и так, — немного помолчав, — сказал, Васька.

— Я немного разбирался в астрономии, все-таки учился в Советской школе, — продолжил Васька.

— И понял, что по размерам планета была небольшая, скорее всего как Марс. Но период обращения планеты вокруг звезды был огромный, потому что красная звезда была в пять раз больше нашей звезды. Но период вращения планеты вокруг своей оси был немного больше чем у Земли. И так как часов у меня тогда не было, потому что я забыл их в палатке, поэтому я не смог точно определить, за сколько часов планета делает полный оборот вокруг своей оси. Хотя я не был уверен, что мои механические часы шли бы там так же, как на Земле. Потому что как сказал Пётр, частота и мощность магнитного поля на той планете была в несколько раз меньше, чем на Земле. Вот поэтому часы могли идти гораздо медленнее, чем они сейчас идут на Земле.

— А может время идёт там медленно, потому что там слабое магнитное поле, — сказал я.

— Может быть и так, — сказал Васька.

— Во всяком случае, день там казался длиннее, чем на Земле, а ночи светлее, так как солнце садилось за горизонт ненадолго, так же, как у нас летом на Севере. Но только на той планете солнце садилось так круглый год. Петр сказал, что зимы здесь не бывает, поэтому разницу между временами года уловить тоже невозможно. И ещё Пётр сказал, что ось планеты находится под прямым углом в 90 градусов от прямого угла оси планеты, а сама планета обращается вокруг красной звезды по круговой орбите. Вот поэтому на их планете нет времён года, потому что планета прогревается их красным солнцем равномерно по всей поверхности планеты.

— Странно, но откуда Пётр знает об этом, ведь он попал туда ещё во времена Петра I? — спросил я.

— А ему об этом не только рассказали, но и показали на большом экране странные люди, — сказал Васька.

Дети Петра приносили в мою ярангу еду: рыбу, мясо и даже хлеб, правда, хлеб был только черный.

— А хлеб то откуда у них взялся? — спросил Колька.

— Я тоже спросил у Петра: «откуда у вас хлеб?». И он сказал, что, когда они попали на эту планету, у них с собой в сумке было немного ячменя и они постепенно начали засевать им поле.

Но так как порох давно кончился, то оленей я ловлю в петли, и Петр принес растение, похожее на тропическую лиану и показал мне, как нужно плести из неё петли. Иногда в ярангу приходила дочь Петра Катерина, но она долго в моей яранге не задерживалась, прибрав в яранге, она быстро уходила к себе. Из четырех семей, живущих в ярангах, дети были только у Петра. А остальные семьи были бездетными, потому что как сказал Пётр, странные люди не хотели, чтобы они размножались. Вот поэтому Пётр не разрешал Катерине долго задерживаться в моей яранге.

— Они не хотят, чтобы нас стало много на их планете.

— Но нас они почему-то ещё терпели и чем могли, помогали нам, — сказал Пётр.

Иногда на горизонте появлялись летающие диски, но до нас они не долетали, видимо умышленно. Покружив над горами, которые разделяли нас как граница, они улетали обратно. Петр сказал, что это летают странные люди, но ходить к ним не нужно, они живут далеко от нас и не хотят, чтобы мы нарушали границу разделяющую нас.

И ещё неизвестно как они отнесутся к тому, что у нас появился новый человек, — сказал Пётр.

«Вот, чего больше всего боится Пётр», — подумал тогда я. Видимо Пётр догадался, о чём я подумал и сказал:

— Я случайно услышал, как странные люди обсуждали между собой, что нужно закрыть окно перехода между созвездиями, — сказал якут.

— И если они узнают про то, что у нас появился новый человек с Земли, то они облучат тебя синим светом, так же, как они облучили твоих соседей. А ты ещё совсем молодой мальчик и тебе нужно создавать свою семью.

— Но главное заключается в том, что они исполнят своё желание и закроют окно в твой мир, и ты навсегда останешься здесь, — сказал Пётр.

— Вот поэтому тебе желательно не попадаться им на глаза, — добавил он.

И в один из вечеров мы сидели с Петром у костра, и я попросил его рассказать про странных людей. Петр долго молчал. Видимо, он не хотел, чтобы я отправился искать их.

— Странные люди, — это жители этой планеты, — после долгого молчания сказал Петр, — это их земля. А название их планеты на нашем языке будет звучать как «Ма-бу», то есть последняя планета. Они летают на машинах, летающих без звука, и очень быстро.

— Их машины мгновенно срываются с места и также мгновенно останавливаются и могут даже переходить в другое время, то есть либо в прошлое, либо в будущее времён, чего я никак не мог понять, — сказал Пётр. Странные люди знали, что мы живем здесь и однажды прилетели к нам и предложили нам вернуться обратно на Землю. Они сказали, что они знают, как это сделать и помогут нам вернуться на Землю. Я спросил у них, а сколько прошло там лет после того, как мы попали на их планету. И один из них ответил, что на Земле за это время прошло 250 земных лет и, если мы вернемся на Землю, то мгновенно постареем на 20 лет. Он рассказал, что на их планете идёт замедленный процесс старения. А происходит так, потому что их планета вращается вокруг своей оси и обращается по диску орбиты вокруг звезды в несколько раз медленнее, чем наша планета. И еще, они сказали, что за это время жизнь на Земле сильно изменилась, и нам нужно будет долго привыкать к новой незнакомой нам жизни. И я попросил их разрешить нам остаться здесь, на их планете, так как мы уже привыкли к ней. Но самое главное мы привыкли к её притяжению, и если мы вернёмся назад на Землю, то нам снова придётся привыкать, но уже к Земному притяжению. Но особенно тяжело будет приспособиться к притяжению нашим детям, потому что они родились здесь в слабом магнитном поле. Подумав и переговорив между собой, странные люди разрешили нам жить на их планете, но запретили нам вмешиваться в их жизнь и переходить за горы на их территорию. Трех женщин и мужчин они облучили синим светом для того, чтобы они не размножались. Но меня и мою семью они почему-то не тронули. Но нас, то есть меня, мою жену и нашу маленькую дочь они чем-то укололи в руку и предупредили, что если в моей семье будет крове смешение, то моя семья вымрет одной из первых. Странные люди сказали нам, что скоро первая от солнца планета упадет на солнце. Но первая планета не совсем обычная, поэтому в это время на солнце произойдет мощная и яркая вспышка, но они к тому времени прилетят на озеро и увезут нас в безопасное место. И они сдержали своё слово и перед самой вспышкой прилетели за нами и перевезли нас в горы. Мы погрузили свои вещи в летающий диск, и странные люди перевезли нас высоко в горы туда, где находилась большая пещера. Мы запаслись дровами и едой на три месяца, а в конце пещеры странные люди показали нам большое озеро с чистой и пресной водой, в котором даже плавала рыба. Странные люди установили в пещере факел, который горел без дыма и тепла, но он хорошо освещал пещеру и горел круглые сутки, освещая ту часть пещеры, в которой мы жили. Странные люди сказали, что как только факел потухнет, нам можно выходить из пещеры.

— Но вам придётся долго привыкать к новой жизни, так как жизнь на планете сильно изменится, — сказал один из них. А ещё они сказали, что когда закончатся пожары, они прилетят за нами и вернут нас на озеро. Факел потух ровно через три месяца и мы, выйдя из пещеры, увидели там страшную картину. Весь лес и все, что могло гореть сгорело. Пожаров уже не было, но кругом еще дымился догорающий лес. Мы уже решили спускаться к озеру, но увидели, что в низинах долины ещё висел густой дым от догорающего леса, через который нам нужно было пройти. И чтобы не задохнутся в этом дыму, мы решили не рисковать и переждать ещё несколько дней в пещере пока дым рассеется окончательно. Но на утро следующего дня странные люди прилетели за нами и перевезли нас на озеро. Странные люди рассказали нам, что вспышка на солнце натворила много беды на планете и им придется восстанавливать свои города. И они сказали, что их солнце сильно постарело и больше не сможет удерживать планеты на дисках орбит звезды. А ещё странные люди рассказали нам, что в их солнечной системе когда-то было девять планет, но четыре из них уже упали на солнце, осталось ещё пять планет. Но скоро упадет и пятая планета, так как она уже приблизилась к внутреннему краю диска орбиты звезды и скоро перешагнёт через край диска. Вот поэтому им придётся искать другое, молодое солнце, но уже на другом краю галактики.

— А на каком языке ты с ними разговаривал, если ты не знал их языка, и почему вы называете их странные люди? — спросил я.

— Они разговаривали со мной, не раскрывая рта, и я их понимал, и они меня тоже хорошо понимали, вот поэтому мы называем их странными людьми, потому что они не такие как мы.

— Я слышал их голоса и даже их мысли, когда они разговаривали между собой, а мы так говорить не умеем, — сказал Пётр.

— Но как вы выжили после такой катастрофы?

— Пока лес не восстановился, мы жили на рыбе и травах, — сказал Пётр.

Петр посидел еще немного у костра, думая чём-то своём, а затем встал и ушел к себе, а я остался один наедине со своими думами. Я скучал по отцу, по собакам, по своей Якутской тайге.

— Я даже несколько раз тайком от Петра ходил искать странных людей с надеждой на то, что они помогут мне вернуться на Землю. И я не думал о том, что они могут облучить меня, синим светом каким они облучили тех трёх якутов. Я так сильно хотел домой на Землю, что по пять дней бродил по всей округе, но все было без толку, я не мог дойти до странных людей. И тогда я понял, что мне до них не добраться, потому что они жили далеко за горами, а я ни разу не дошёл даже до подножия гор, потому что идти до них пешком было слишком далеко, а без оружия и опасно.

— Но однажды я всё-таки решился добраться до гор и через несколько дней пути я зашел далеко в горы. В долине, окруженной со всех сторон горами, я увидел огромную пирамиду и спустился к ее подножию. Пирамида была около 150 метров в высоту и сложена она была из каменных блоков. А самое главное, по архитектуре она была похожа на пирамиду Хеопса, которая находилась в Египте. Пирамиды были похожи друг на друга, как две капли воды, поэтому я подумал, что архитектор, построивший эти пирамиды, был у них один. И на вершине пирамиды находился большой кристалл голубого цвета, из вершины которого периодически испускался луч такого же небесного голубого цвета, уходивший вертикально в небо. А вокруг пирамиды находились развалины старого города. И обойдя пирамиду по кругу, я увидел вход в пирамиду, который находился с восточной стороны пирамиды. Но прожив много лет планете, я научился определять стороны света по их красному солнцу и давно определился на местности. И осторожно войдя через вход в пирамиду, я увидел, что в центре пирамиды находится большой зал с колоннами, которые шли ровными рядами. А в центре зала находился пьедестал, на котором возвышалось металлическое устройство с огромной линзой в центре. Но линза находилась в металлической оправе жёлтого цвета, похожей по цвету на золото. И судя по креплению оправы, линза поворачивалась в нем во всех направлениях, но не более чем на 180 градусов, периодически изменяя угол наклона голубого луча исходившего из центра линзы. Я обошёл пьедестал по кругу. И тут я увидел, что с противоположной стороны пьедестала находилась белая мраморная лестница со ступенями, которые поднимались наверх к линзе, но я побоялся подниматься по ней наверх. И правильно, что побоялся. Потому что в этот момент линза на моих глазах повернулась вправо, под углом в 45 градусов и в этот момент из центра линзы выстрелил голубой луч и, пройдя через наклонный тоннель в стене пирамиды, он мгновенно исчез. И я понял, что голубой луч исходил не только из вершины пирамиды, как я заметил сначала, но ещё и со всех четырёх сторон пирамиды на высоте ста метров от земли. И тогда я понял, что линза работала в автоматическом режиме и через определённое время выстреливала голубой луч во всех пяти направлениях пирамиды. А огромный зал пирамиды был облицован белыми мраморными плитами, которые сами излучали матовый свет, поэтому в зале было светло как днём. И в конце зала я увидел белую мраморную лестницу, которая поднималась наверх пирамиды, но я побоялся подниматься по ней наверх.

Я вышел из пирамиды и, повернув на право, увидел диск, стоявший на трёх телескопических опорах, внешне похожий на бубен. А рядом с ним находились такие же диски, но меньших размеров и похожие на перевёрнутые вверх дном блюдца. И в одном из них сидел человек, но от времени он весь высох и почернел. И в развалинах старого города я прожил три дня. И бродя по развалинам города, я часто натыкался на механизмы, сделанные из металла. И было видно, что город люди покидали в спешке, даже их вещи остались лежать на полках шкафов. И в этот момент я подумал, что это коренные жители планеты, которые по какой-то не зависящей от них причине в спешке покинули свои дома. А вечером я разводил костер для того чтобы согреть чай и немного перекусить, а затем устраивался на ночлег, подстелив под себя шкуру оленя, взятую из яранги. Но на огонь из развалин домов выползали какие-то странные животные, похожие на наших обезьян. И не боясь меня, подходили к костру и протягивали свои озябшие руки к огню, грея их над огнём, совсем как люди, поворачивая их ладонями в разные стороны. Правда они иногда вскрикивали от искр попавших им за шиворот и весело смеялись, показывая друг на друга пальцами. Но по ночам в горах было холодно, так как я поднялся на высоту не менее 2000 тысяч метров над уровнем озера, которое с такой высоты было видно далеко в низу, как блюдце. Но на большее меня просто не хватило, потому что даже на такой высоте мне не стало хватать кислорода, да и костёр горел плохо, потому что ему, так же, как и мне не хватало кислорода. Но самое главное чай закипал при низкой температуре менее ста градусов, потому что воздух был сильно разряжён и поэтому чай был белый как молоко и не вкусный.

Человеко-обезьяны переговаривались между собой на своём языке и даже пытались смеяться глядя на меня и показывая на меня пальцами. Но меня они не трогали, правда, уснуть при них я боялся, поэтому спать мне приходилось очень мало и то только тогда, когда они снова уходили в развалины домов. Я думаю, они понимали, что я боялся спать при них и давали мне возможность немного поспать, уходя снова в развалины, хотя я видел, что им нравилось греться у костра. Они даже принесли с собой по камню, что бы сидеть на них. А уходя из развалин старого города, я оставил им горящий костёр, и показал, как и когда нужно подкладывать дрова в костёр, чтобы не дать огню потухнуть. Они согласно кивали головами, дав мне понять, что они хорошо меня понимают. Но самое главное я показал им как с помощью камней и сухой травы можно добывать огонь. А вот от этого они были просто в восторге. Видимо они не знали, что с помощью камней можно разводить огонь. А за то, что я показал им, как нужно добывать огонь, они поблагодарили меня поклоном в пояс, чему я сильно удивился. И глядя на них я понял, что эти люди когда-то жили в высокоразвитом государстве, так как уже в то время они имели летающие тарелки, которые стояли за пирамидой. Но по какой-то, не зависящей от них причине, они деградировали и уже не помнили, кем они были до этого, раз забыли, как и с помощью чего можно добывать и разводить огонь. И на третий день к вечеру, вконец обессиленный от недосыпания и недоедания, так как своей пищей я поделился с человеко-обезьянами, когда они приходили к костру погреться.

Но когда я собрался уже уходить из долины, человеко-обезьяны пришли проводить меня. Они почувствовали, что я собрался уходить и притихли, грустно посматривая на меня, а один из них сбегал в развалины и принёс два красивых цветка похожие на наш эдельвейс и показал рукой на вершину горы покрытую шапкой снега. Я понял, что он ходил за цветами под ледник, что бы отблагодарить меня за огонь. Я распрощался с ними и к вечеру третьего дня спустился к озеру и после этого случая я больше не предпринимал попыток найти странных людей. Я бережно нес цветы до самой яранги, что бы подарить их Катерине.

— Через полгода по их времени я женился на дочери Петра, и она перешла жить в мою ярангу. Но однажды, прибираясь в яранге, Катерина нашла трубку с инициалами моего отца. Я покрутил ее в руках, разглядывая выжженные на трубке инициалы. Да, это была трубка моего отца, я хорошо её помнил по аккуратно выжженным инициалам и по точке в конце последней буквы, которую ставил только отец.

— Неужели я нечаянно положил ее в свой рюкзак, — сказал я Кате.

— Как же отец там без неё?!

— Нет, это другая трубка, — сказала Катерина, мой отец говорил, что у того якута, который жил в этой яранге до тебя тоже была трубка с выжженными на ней знаками, которые были похожи на эти знаки.

— И видимо ещё тогда он потерял её в яранге.

— Потому что у него быстро закончился табак, и трубка валялась в яранге без дела, он пробовал курить траву, но она ему не понравилась, и он бросил курить совсем, — сказала Катерина.

— Вот поэтому он и забыл её в яранге, — добавила Катерина.

Я бережно завернул трубку в кусок само-тканного материала и положил её в свой рюкзак, чтобы не потерять её снова.

— Патроны для карабина и тозовки мы давно расстреляли, поэтому занимались только рыбалкой. Правда, иногда в петли попадались олени, но очень редко. Видимо с чёрной поляны их попало сюда не так много, а здесь они не успевали размножаться. Да и вспышка на солнце погубила много животных, когда горел лес. Но из крупного зверя там водились только олени, а иногда в петли попадались и косули, видимо они, так же, как и олени попадали сюда с Земли и тоже с той чёрной поляны, когда переходили через неё. И чтобы хоть чем-то занять себя в свободное от рыбалки время, которого у меня было много, я нашёл себе занятие и попытался отмечать времена года. Но всё оказалось гораздо сложнее, чем я думал. Разделить год по временам года было сложно, потому что на этой планете не было зимы, а раз не было зимы, значит, не было и времён года и если на лугах одни цветы отцветали, то другие тут же зацветали, и так без конца длилось вечное лето. Тогда я начал считать дни, записывая их углем, но и здесь сбился со счету, потому что иногда я забывал записать прошедший день, особенно тогда когда я уходил надолго на охоту. У меня росло двое детей, они были уже большими, а я даже не знал, сколько им лет, так же, как двум мальчишкам Петра, которые были старше моих сыновей, но я не знал их возраст даже приблизительно, потому что процесс старения тела на этой планете, был почти незаметен.

И в этот момент Васька замолчал, а по его лицу было видно, что от рассказа, но особенно от выпитой водки он сильно устал, поэтому в подробности он старался не вдаваться. Васька посмотрел на пустую бутылку, а затем жалобно на меня. И я снова пошел в буфет. Буфетчица поняв, что я ношу палёный спирт для якутов, окончательно успокоилась и как старому знакомому протянула мне бутылку, заткнутую бумажной затычкой. Я понял, что она тут же в подсобке разливала спирт по бутылкам, скручивая пробки из старой газеты «Труд». А понял я это, потому что когда я подошёл к стойке буфета, буфетчица отодвинула ладонью руки уже готовые пробки, скрученные из старой газеты. Якуты разлили по стаканам водку и, морщась, выпили. Васька долго молчал, но затем продолжил:

— Я не буду рассказывать вам как я жил на той планете, — это долго, да вам это и не надо, и утро уже скоро, — сказал Васька, — посмотрев при этом на часы.

— И вот однажды, я пошел к тем камням, ну к тому месту, куда я упал на поляну, я уже давно там не был и решил проверить на месте ли камни, да и тянуло меня к ним почему-то. Я не знаю, сколько лет я прожил на той планете, но на вид мне можно было дать лет двадцать, не больше. Я посмотрел на камни и вдруг я заметил, что камни уже начали светиться голубым светом, а вокруг них на высоте десяти сантиметров над землёй, из земли просачивался голубой туман, точно такой же, как на той чёрной поляне в Долине смерти, когда я переходил через неё. Я обрадовался и побежал домой. А дома я быстро собрал рюкзак, взял ружья, всё равно они там не нужны без патронов, а на Земле они мне ещё будут нужны, так как я ещё надеялся увидеть свою палатку, в которой осталось много патронов. Я боялся не успеть, поэтому и торопился на поляну. Я быстро попрощался с женой, с детьми, но в этот момент во мне боролись два противоположных чувства, мне жалко было бросать жену и детей и страшно тянуло назад на Землю. Я сказал Катерине, что я еще вернусь, ведь дорогу-то, на ту планету я уже знаю, но она мне не поверила и сильно на меня тогда обиделась. Я долго не уходил от яранги, не решаясь уйти от семьи, но перебороло сильное желание улететь на Землю. И к вечеру я ушел на поляну, к тем камням и просидел там два дня. Дети носили мне еду, они подолгу молча сидели около меня, и моё сердце в этот момент разрывалось, глядя на молчаливых детей. И я решил, что если я сегодня не улечу, то раскидаю камни по поляне, а сам вернусь домой и навсегда останусь на этой планете. Но я успокаивал себя тем, что если я сегодня улечу, то я обязательно вернусь, так как дорогу сюда я уже знаю. А вот чего я не знал тогда и даже не подумал об этом, через какое время на чёрной поляне появляется голубой луч, с помощью которого я смогу вернутся назад к жене и детям.

— А жена то, приходила к тебе на поляну? — спросил Колька.

— Нет, тесть Петр приходил два раза и подолгу сидел со мной на камнях, а она сильно на меня обиделась и ни разу за эти два дня так и не пришла, а я боялся уйти от камней, потому что над землёй уже плавал голубой туман. И к вечеру третьего дня из земли рядом с камнями вырвался столб голубого света, он так же, как и в прошлый раз уходил вертикально в небо. Я быстро обнял детей, а затем, отстранил их от себя и шагнул в голубой луч. Все повторилось так же, как в прошлый раз. Я снова оказался в луче как в трубе, но на этот раз я оказался в нём почему-то один. И я упал на ту же черную поляну в Долине смерти и долго сидел на поляне пока не почувствовал свои ноги, по которым забегали мурашки. И мне почему-то сразу же показалось, что я стал старше, нет, я не видел себя, но я чувствовал это всем своим телом. Я медленно встал на ноги, ноги держали уже хорошо, но в них чувствовалась какая-то не знакомая мне прежде слабость, а больше всего тяжесть. Я с трудом отрывал свои ноги от земли. Но на той планете я свои ноги не чувствовал, а здесь на чёрной поляне, я почувствовал что они у меня есть и стали тяжёлыми как свинцовыми.

— А может это из-за разницы в частоте и мощности магнитных полей планет, — сказал я.

— Нет, дело было не только в этом, но об этом я узнал только тогда, когда пришёл в палатку. Я вышел на тропу и направился к палатке. Ещё издалека я увидел костер и направился к нему. И навстречу мне с лаем бежали собаки мои и отца. А у костра сидел отец, он как будто ничему не удивился.

— А я уже пятый день жду тебя, — сказал он.

— А сколько прошло на Земле лет? — спросил я.

— Да ни сколько не прошло, — засмеялся отец.

— Пятнадцать дней, как мы с тобой расстались в прошлый раз, когда я уходил в болота. Мы же договаривались встретиться с тобой здесь же, через десять дней, вот я и пришёл и уже пятый день жду тебя.

И я сел на валёжину, ничего не понимая.

— А мне показалось, что меня не было здесь целую вечность, — сказал я.

— Да, это верно, но так тебе показалось из-за разницы во времени между планетами, — сказал он.

«Странно, но откуда он знает о том, что я был на другой планете», — подумал я.

— А ты постарел лет на двадцать, так же, как я тогда, — сказал отец.

Меня как будто пружина подкинула в воздух. Я кинулся в палатку, там у меня под спальником в изголовье лежало небольшое зеркальце. Я выскочил из палатки к костру и о, ужас, при свете костра я увидел, что из крохотного зеркала на меня смотрело лицо сорокалетнего мужика, уже с седеющей бородой, хотя бороды у меня до этого, на той планете ещё не было.

— Так ты все знал! — закричал я в ужасе.

— И про котёл и про чёрную поляну и про то, что с чёрной поляны можно попасть на другую планету, а главное, что вернувшись, домой можно так быстро постареть.

— Да, странные люди сказали мне что, если я вернусь на свою планету, то я постарею на двадцать лет, — сказал отец. Но я был согласен даже на это, только бы вернуться домой в свою тайгу.

— Да, Вася, — это я был на той планете и пятая яранга моя.

— Выходит, что это ты?! — тот, кто вернулся передо мной на Землю.

— Да, ты прав, это был я, — сказал отец.

Я был очень рад, что я наконец-то вернулся домой в свою тайгу, к своим собакам, но я не мог смириться с тем, что я так сильно постарел, а главное, — это произошло так быстро, что я долго не мог успокоиться. Но немного успокоившись, я сел на валёжину и развязав рюкзак, достал из него курительную трубку, которую нашла Катерина в нашей яранге, и протянул её отцу.

— И где ты ее нашел? — удивился отец, разглядывая свою пропавшую ещё двадцать лет назад трубку.

— В пятой яранге и её нашёл не я, а Катерина, когда прибиралась там.

— Это кто жена Петра? — спросил отец.

— Да нет, это его дочь, и моя жена.

— Понятно, при мне ее еще не было, — сказал отец.

Мы долго сидели молча, и каждый думал о чем-то своем.

— А когда это с тобой произошло, немного успокоившись? — спросил я.

— После войны, в начале октября сорок девятого года.

Отец набил свою старую трубку табаком и закурил.

— А как ты туда попал? — спросил я.

— А так же, как и ты, я тогда тоже был молодой и глупый, и не в меру любопытный, такой же, как ты сейчас. Хотя в то время я уже успел повоевать, я прошёл всю войну, от Москвы и до Берлина. Я же говорил тебе Вася: «Не ходи к котлу»

— Но я же не знал, что там происходит.

— А ты бы мне всё равно не поверил. И мало того, ты бы наоборот пошёл к котлу, чтобы убедится, что я не разыгрываю тебя.

— Да, наверное, в этом ты был прав, — сказал я.

— Вернувшись в 1946 году с фронта, я решил заняться охотой. Но на охоту в Долину смерти я пошёл один, потому что я не смог найти себе хорошего напарника, который пошёл бы за мной в огонь и в воду, так же, как я за ним. Потому что в тайге всякое случается, а особенно в болотах Долины смерти. Старики отговаривали меня: «Не ходи туда Мишка один, шибко худой, шибко проклятый долина, не вернешься, „аднака“, назад». Но я не послушал их.

— А что раньше ещё до тебя здесь никто больше не охотился? — спросил я.

— Не знаю Вася, за всю Долину смерти я не могу тебе ничего сказать, потому что долина большая и тянется вдоль правого притока Вилюя на 200 километров. А вот туда, куда я ходил, в эти топкие болота, ни до меня, ни после меня, никто больше не ходил. Много опытных охотников погибло в войну на фронте, а молодые охотники ещё совсем мальчишки боялись ходить в Долину смерти, потому что много молодых охотников не возвратилось оттуда. А если и возвращались, то долго болели, а многие из них умирали от какой-то неизвестной и неизлечимой болезни, о которой ничего не знали даже врачи. Долина смерти у стариков считается священным местом и не каждому туда открыта дорога. Да и не каждый возвращается из долины смерти живым, особенно если он плохой человек, так говорили наши старики, а они-то про неё много чего знали, но помалкивали.

— А ты-то не боялся ходить туда один? — спросил я. Я ещё ни как не мог успокоиться от ощущения того, что я стал на двадцать лет старше. И мне нужно было как-то отвлечься от этих мрачных мыслей.

— Я прошёл всю войну, много чего повидал на войне. Сколько товарищей моих погибло на моих глазах и якутов и русских. И боятся каких-то болот, — это было не для меня, так я считал тогда. Я и в Белоруссии повидал много таких же топких болот, вот потому-то я и пошёл в Долину смерти один.

— Но старатели тоже ходят сюда и не бояться, — сказал я.

— Старатели народ отчаянный, им терять нечего, их кроме золота ничего больше не интересует, но и они не все возвращаются из гольцов. Но старатели честные люди и никогда ничего чужого не возьмут, закон у них такой, без него в гольцах нельзя иначе не вернёшься оттуда, если не медведь, так свои же и убьют, если плохим человеком окажется.

Так вот, продолжил отец:

— Я добрался в Долину смерти на пятый день. И однажды вечером, — а это было в начале октября сидя у костра, я увидел, как что-то огромное упало в долину с неба. И пролетев по наклонной траектории почти через всю долину, оно упало от моего костра километра три в направление на Север. Мне до того случая никогда не приходилось видеть больших метеоритов, поэтому я тогда подумал, что это упал большой метеорит, а утром я решил пойти и посмотреть что же там всё-таки упало. Я проснулся ещё затемно и сразу же посмотрел в долину и увидел, что в том месте, куда вчера вечером что-то упало, стоит необычное зарево. Это зарево было похоже на северное сияние и я, прикинув на глаз направление на зарево, отправился в том направлении. И на поляне, которая находилась в сосновом подсаде, я нашел большой котел красного цвета, но подсад вокруг котла уже весь выгорел, но и котел был еще горячим.

— А удар котла о землю был настолько сильным, что он ушёл в землю ещё метра на три. Но обойдя котёл по кругу и не найдя больше ничего интересного я отправился назад в палатку. Но когда я возвращался назад, то немного заблудился и по еле заметной тропе вышел на небольшую черную поляну, которая почему-то светилась голубым светом, как будто над поляной на высоте 10 сантиметров плавал голубой туман. Я никогда такого ярко голубого тумана до этого не видел, даже на войне и мне вдруг захотелось пройти по голубому туману. Я нагнулся и потрогал туман рукой, он был холодный, но слегка покалывал руку мелкими иголками. Я немного постоял на краю поляны, не решаясь шагнуть на неё, мне почему-то в этот момент стало страшно, как будто этот страх поднимался вместе с туманом от земли. Но постояв на краю поляны ещё с минуту, и махнув на всё рукой, я шагнул на поляну и пошёл прямо через центр поляны. И в этот момент, прямо из-под меня вырвался столб голубого света, и я мгновенно оказался внутри столба, который был не менее четырёх метров в диаметре. Я не помню, сколько времени я летел, но через какое-то время упал на большую поляну заросшую травой и цветами, каких я никогда до этого не видел. Я долго не мог понять, куда это я попал. Я бродил по чужому, незнакомому мне лесу, пока не вышел к озеру, где я увидел четыре яранги, в которых жили якуты, которые так же, как и я, попали туда с Земли на чужую планету, но в разное время. Но о том, что я там увидел и пережил, я рассказывать тебе не буду, ты сам через это прошел.

— Но с помощью Петра я построил пятую ярангу и стал жить с якутами. Лишних женщин там не было, поэтому я не смог создать свою семью. Но однажды я увидел на горизонте летающие диски, похожие на бубны, и спросил у Петра, что это такое? И Петр сказал, что это — странные люди, то есть местные жители этой планеты, которая называется «Ма-бу», но ходить к ним не нужно, они не хотят, чтобы мы пересекали границу, которая разделяет нас по горам. Но мне одному без семьи, жить было одиноко, да и соседи — мужики, стали на меня косо поглядывать, хотя повода я им для этого не давал, кроме того, что иногда по вечерам сидя у костра, я разговаривал с их жёнами, которые интересовались жизнью на Земле. И поняв, что я там лишний, тайком от Петра пошел искать странных людей. Десять дней я шел против течения реки, которая брала начало в горах и впадала в наше озеро. И к вечеру десятого дня я вышел на холм, с вершины которого увидел огромный город, который сиял разноцветными огнями. В войну я прошел через всю Европу и видел там много разных городов, но такого сказочного города я нигде не видел. А над городом беззвучно летали диски разных размеров, они как блюдца летали даже между домов. Я переночевал на холме, а утром спустился в город, меня встретили странные люди, они отнеслись ко мне очень доброжелательно. Они не сильно отличались от нас своим телом, но на их лицах резко выделялись большие миндалевидные глаза, расположенные под углом к переносице.

— Но больше всего меня удивили глаза их женщин, видимо они их ещё и подкрашивали, поэтому они так сильно бросались мне в глаза. Странные люди разговаривали со мной, не раскрывая рта, чему я сильно удивился. Но самое главное, я слышал их не только тогда, когда они разговаривали со мной, но и тогда, когда они мысленно разговаривали между собой. Я спросил, почему у них такие огромные глаза не похожие на наши глаза. И один из них улыбнулся и сказал, что когда их солнце было жёлтого цвета, то есть таким же, как у нас сейчас, то их глаза были похожи на наши глаза. Но когда солнце стало красного цвета, то им уже не стало хватать солнечного света и глаза постепенно стали большими и чёрными что бы они могли лучше видеть.

— И странные люди объяснили мне, что их солнце сильно постарело, и что у каждой звезды время течет по-разному. У одного оно идёт медленно, так же медленно как идёт у их красного солнца сейчас, а у другого солнца гораздо быстрее, по отношению к первому солнцу, а вот у третьего время идёт вообще в другую сторону.

— Вот поэтому между нашими планетами такая большая разница во времени, － сказал один из них. Странные люди объяснили мне, что это зависит не только от скорости вращения планеты вокруг своей оси, но и от скорости обращения планеты вокруг звезды. Но то, что на каждой планете время идёт по-разному я ещё мог понять, а вот как оно может идти в другую сторону этого я понять не мог, а спрашивать у них было неудобно, ещё подумают, что я совсем бестолковый. И я летал с ними на машинах, летающих без звука, но очень быстро. Они свозили меня на своей тарелке и показали мне свою бывшую родину, которая находилась на пятой планете от солнца. И на той планете было много больших городов построенных из каменных блоков. Но людей в этих городах уже не было, потому что кругом лежал снег, а моря покрылись толстым льдом. И странные люди объяснили мне, что их красное солнце не может согревать эту планету, потому что оно теряет свою массу и из-жёлтого стало уже красным солнцем. Но и красное солнце постепенно угасает, вот поэтому они перелетели на третью планету от солнца, которая пока ещё находится в поясе жизни звезды, но скоро и она начнёт замерзать. И я попросил у них одну женщину себе в жёны.

— Мы же теперь соседи, — сказал я. Их женщины были похожи на наших якуток. Но странные люди с улыбкой переглянулись между собой и сказали, что мы генетически и физически, отличаемся друг от друга, поэтому делать этого ни в коем случае нельзя. А самое главное, у них не принято отдавать своих женщин, пока она сама не захочет уйти к тому, кого она выберет сама. Я не знал, что значит — мы генетически отличаемся друг от друга, но спрашивать их об этом было неудобно, и я промолчал.

Тогда я попросил их показать мне дорогу домой, на Землю. Странные люди переглянулись между собой и без лишних разговоров согласились показать мне дорогу на Землю. И посадив меня в летающий диск, отвезли меня на ту поляну, куда я упал в прошлый раз, и показали мне то место, откуда появится голубой луч. Странные люди объяснили мне, через, сколько дней я должен прийти на эту поляну и ждать на ней луч голубого цвета в течение трёх дней. Я переживал за оленей и собак и спросил у них сколько на Земле прошло лет с того момента, как я упал на их планету. Странные люди объяснили, что за то время, что я пробыл на их планете, на Земле прошло около двух сот лет, и жизнь на нашей планете сильно изменилась. Я сильно расстроился, потому что у меня в Долине смерти остались собаки. Но странные люди успокоили меня и объяснили, что я вернусь в свое время. Они рассказали и даже показали мне на экране, что все планеты во всех звездных системах обращаются вокруг своих звёзд по спиралевидным виткам времени. Они также рассказали мне, что время не линейно, и что у каждого времени есть начало и даже конец времени, который заканчивается когда заканчивается срок жизни солнечной системы.

Но в каждой звёздной системе идёт своё время, и у этого времени тоже есть и начало и конец, а вот длина витков спирали у каждой планеты своя. Поэтому луч света, пришедший сюда из вашего созвездия, возвращается назад в то же созвездие и на ту же планету, но в строго определенное время и в то же место. То есть туда, откуда он вышел до этого, но только тогда, когда совпадает расположение планет во времени и пространстве, но уже с разницей в пятнадцать ваших Земных дней. Но, когда ты с помощью этого луча вернешься на Землю, то ты постареешь на двадцать земных лет, потому что таков закон времени. И они объяснили мне, что точно такие же изменения происходят с организмом человека при летаргическом сне, когда время берёт своё, то есть когда клетки материального тела человека навёрстывают упущенное время. Но только тогда, когда в материальном теле человека запускается механизм ускоренного деления клеток. Потому что разница между частотой и мощностью наших магнитных полей в 15 раз больше.

— Но ты не бойся, — сказал один из них, — больше чем на двадцать лет ты уже не постареешь.

— И в этот момент я был согласен даже на это, только бы вернуться домой, на Землю. Я дождался назначенного мне дня и пришел на ту поляну, на которой должен был появиться луч голубого цвета, где над поверхностью поляны уже плавал голубой туман. Но мне пришлось ждать ещё целые сутки, пока к вечеру следующего дня из земли появился луч голубого цвета. Я шагнул в луч, и он перенес меня на Землю, на ту же черную поляну, с которой я улетел в прошлый раз. Но собаки и олени к моему удивлению жили около палатки, они меня дождались, правда, собаки съели в палатке все, что можно было съесть. Отец надолго замолчал о чём-то думая, видимо мысленно находясь ещё на той планете.

— Но почему ты не рассказал мне об этом в тот вечер, когда в долину упал котёл? — спросил я.

— Потому что странные люди строго настрого наказали мне, что этого делать ни в коем случае нельзя.

— Почему? — спросил я.

— Потому что мне ни кто бы, ни поверил, и люди посчитали бы меня за идиота, не поверив в то, что с помощью луча можно попасть на другую планету. Но это даже хорошо. Но дело тут не только в этом, странные люди не хотят, чтобы люди Земли узнали про ту чёрную поляну, в центре которой находится окно в другой мир, и попытались проникнуть с помощью луча с корыстными целями на их планету. И обсуждая между собой моё появление на их планете, они решили в будущем закрыть окно между созвездиями. Видимо поэтому они так легко согласились показать мне это окно. Вот, поэтому я решил, что они уже закрыли окно в другой мир, и ты ни куда с чёрной поляны не улетишь, но я ошибся, видимо не подошло время для закрытия окна. Да и ты бы мне тоже не поверил, пока сам не убедился, что такая чёрная поляна с окном в другой мир реально существует.

— Да, ты «аднака» прав отец, в такое трудно поверить пока сам не попадёшь в подобную ситуацию и не испытаешь это на себе, — сказал я.

Мы долго молча сидели у костра, и каждый думал о чём-то своем связанном с той планетой. Я переживал за жену и детей как они там без меня. А утром мы навьючили все свои вещи на оленей и отправились домой. Расстроенный тем, что я сильно, а главное, так быстро за какие-то минуты постарел на 20 лет, а главное как я теперь покажусь в улусе в таком виде, поэтому я не захотел больше охотиться и отправился домой. А отец побоялся отпускать меня одного домой в таком состоянии и тоже засобирался домой.

— Но для того, чтобы это понять, нужно пройти через это самому, чего бы я ни кому из вас не пожелал, — сказал Васька и посмотрел пристально на меня.

— И мы отправились домой уже вдвоём, — продолжил Васька, а я после этого случая ещё долго не ходил на охоту, пока не смирился с тем, что я так сильно постарел.

«Так вот почему он выглядит старше своих лет», — подумал я.

Васька разлил остатки водки по стаканам, и они молча выпили.

— А что же было потом? — спросил я, после затянувшегося молчания.

— Васька снова надолго замолчал думая о чём-то своём, — но потом я решил вернуться назад к жене и детям, ведь я обещал им, что обязательно вернусь к ним на ту планету, дорогу-то туда я уже знал. Я три осени подряд ходил в Долину смерти, подолгу сидел на той поляне и в снег и в дождь, и все было напрасно. Я знал, откуда можно улететь на ту планету, то есть с той чёрной поляны, а вот когда это происходит, в какое время, я не знал. А самое главное, спросить-то не у кого было, потому что кроме меня и моего отца про эту поляну никто больше не знал.

«Мистика какая-то», — подумал я. — «В наше время таким вот способом перелетать на другие планеты и никто кроме Васьки об этом не знает. Но чем черт не шутит, ведь читал же я где-то о том, что в разное время с нашей планеты исчезали люди в таких вот мистических местах и даже похожим способом, на глазах у изумлённых людей. Но и сочинить такую байку так быстро тоже невозможно, для этого талант нужен, да ещё и после того, как он прилично выпил палёного спирта.

«Рассказывал-то он искренне и даже переживал разлуку с женой и детьми», — подумал я.

Я все еще находился под впечатлением байки и вдруг меня осенило:

— Васька, а когда твой отец попал на ту планету?

— В начале октября сорок девятого года, — сказал он.

— А когда ты туда попал?

— Я тоже в начале октября, но только уже шестьдесят девятого года.

«Так вот оно что!» — догадался и одновременно обрадовался я.

— Выходит, что голубой луч на той чёрной поляне появляется через двадцать лет, день в день, — сказал я.

Васька от удивления даже рот раскрыл.

— Точно! Как же я сам-то не догадался? Вот идиот, три осени подряд ходил в Долину смерти и всё впустую, а что сам-то догадаться не мог. Какой же я идиот, сокрушался Васька, три осени подряд тащился туда по таким болотам и такой погоде.

— А какой сейчас месяц? — вдруг, спросил он.

— Конец сентября, — сказал я. А год какой?

— А год 1989, － сказал Колька ты, что, забыл какой сейчас год.

— Тогда нужно спешить, времени-то мало осталось до первых чисел октября, — сказал Васька.

— А что произошло в первых числах октября? — спросил я.

— Да я улетел в прошлый раз на ту планету в это время, — сказал Васька.

— В прошлый раз это двадцать лет назад? — спросил я.

— Да, выходит что так, вот только догадаться я не смог, что улететь туда можно только через 20 лет и как это ты догадался, ума не приложу. Спасибо тебе друг и Васька протянул мне руку.

— Я тоже еду с тобой, — даже не подумав о последствиях, — сказал я.

— Тебе-то, зачем это нужно, — сказал удивлённо Васька и пристально посмотрел на меня.

— Ну, во-первых: я хочу помочь тебе.

— Спасибо, если честно, то я не ожидал услышать такое от малознакомого мне человека, сейчас свой-то не каждый на такое способен, — сказал Васька, — а ты тем более чужой случайный человек.

— Ну, а во-вторых: мне хочется взглянуть на эти котлы. Я впервые в жизни услышал и про чёрную поляну и про котлы только от вас. Хотя в Якутию я прилетаю не в первый раз. А самое главное мне хочется взглянуть на ту чёрную поляну, и я верю, что это правда и в то, что она существует, я тоже верю.

— А это, потому что ни про поляну, ни про котлы, никто кроме нас не знает, правда о ней знал ещё Васькин отец, — это он первый, случайно нашёл её, но его уже нет с нами, — сказал Колька.

А вот попасть в голубой луч и улететь на другую планету мне не очень-то хотелось, да я и не верил в это.

— Ну, а в третьих, у меня есть деньги, — сказал я глядя на них.

Упоминание о деньгах Ваську больше всего устраивало.

— Если это не шутка, конечно, — сказал я.

— Такими делами не шутят, ты не представляешь, как туда трудно добираться. И если это окажется шуткой, как ты говоришь, то ты можешь меня там пристрелить, и никто искать меня там не будет, да и некому искать-то. Да, и зачем я ради какой-то шутки потащусь в такую даль, да ещё по таким болотам.

— Тогда решено! — сказал я. Я понял, что Васька сказал про котлы и про чёрную поляну правду.

И в этот момент я забыл и про друга и про рыбалку. Мне почему-то так сильно захотелось увидеть эти загадочные медные котлы и побывать на той чёрной поляне, что я был согласен на всё, лишь бы попасть туда. А попасть туда я мог только с ними и то если они возьмут меня с собой, совсем не знакомого им человека, поэтому я и сказал им про деньги. Я догадывался, что денег у них нет, ну разве что только на билеты до Якутска. А без денег они туда не пойдут, потому что не на что будет взять продукты, а самое главное сигареты, так как мы все были курящими.

«Да и больше такого случая мне не представится», — подумал я.

Колька задумчиво долго молчал. Затем решительно сказал: «Я тоже пойду с тобой! Без оленей ты в долину не пойдёшь, груза много придётся брать с собой в долину, но и оленей в тайге ты не бросишь, особенно в болотах. А он, Колька кивнул на меня, судя по его одежде, городской, и управляться с оленями не умеет».

— Да ты прав, — сказал Васька. — Я знал, что ты пойдёшь со мной. Но тебе одному оттуда по таким болотам не выбраться, да ещё с больными ногами. Поэтому его тоже придётся брать с собой, если он до утра не передумает. И Васька пристально посмотрел на меня. Я выдержал его взгляд. Тем более он помог нам тем, что догадался, когда можно улететь на другую планету, а времени-то осталось совсем мало, я рад, что мне не придётся ждать ещё 20 лет, кто его знает, доживёшь — нет до этого времени.

— Я думаю, что нам троим легче будет добираться до Долины смерти, — сказал Васька.

— Да и возвращаться назад тебе одному будет опасно, — потому что медведя там много развелось за последнее время. Да, и медведь-то какой-то стал последнее время непредсказуемый.

— А как ноги-то твои, выдержат такую дорогу, по болотам идти придётся, да и реки вброд переходить придётся, а вода-то уже холодная, сам видишь не лето уже? — спросил Васька.

— А что ноги, вода ещё не сильно холодная выдержат две недели как-нибудь, — уже не так уверенно закончил Колька.

— Вот поэтому и придётся брать его с собой, тем более он сам с нами просится, — сказал Васька.

— Но это мы обсудим, время ещё есть.

— По тайге-то ходил когда-нибудь? — спросил Васька, — или ты чисто городской парень.

— По тайге ходить это тебе не по парку гулять, — сказал Колька.

— Да приходилось и не только гулять по тайге, но ещё и охотится, — сказал я.

— Ладно, там, в тайге посмотрим, на что ты способен, — сказал Васька.

«Значит, берут с собой», — обрадовался я, — но виду не подал.

Колька посмотрел на меня: «А звать-то тебя как?»

— Василий, — сказал я.

— О! ты посмотри ещё один Васька. А по отчеству-то, как тебя?

— Иванович, — добавил я.

— Тогда придётся звать тебя просто, — Ивановичем! А то будем путаться, вернее я буду путаться с вами, ведь вас теперь два Васьки.

— Пойдет? — спросил Колька.

Я пожал плечами: «Да, мне как-то все равно».

— Ну, вот и ладно! А сейчас не грех бы и пропустить по этому случаю, — сказал Колька.

Я отказался, вздрогнув только от одной мысли, что мне придётся пить эту гадость.

— Ну, если только вы будете пить эту гадость, то я возьму, — сказал я.

Якуты повеселели. А я снова отправился в буфет за очередной бутылкой технаря. Буфетчица встретила меня радостной улыбкой. Она подала мне точно такую же бутылку с такой же пробкой. Отдав якутам бутылку, я прилег на жесткую деревянную лавку, подложив под голову спортивную сумку. А Колька с Васькой еще долго болтали, обсуждая предстоящую экспедицию в Долину смерти, о которой я никогда даже не слышал, хотя прилетал до этого случая в Якутию несколько раз. Видимо потому и не слышал, что про неё мало кто из якутов знает. В мою душу снова закрались сомнения: «А что если Васька просто взял и разыграл меня? Нет, в то, что Васька каким-то образом с помощью луча перелетал на другую планету я, конечно, не верил, а вот в чёрную поляну и медные котлы я почему-то сразу поверил». Мне подсказывала моя интуиция, которая редко меня обманывала, что про котлы и чёрную поляну Васька точно не врёт. Да и какой смысл ему врать, кто я им такой, так случайный попутчик.

«Ладно, утром будет видно», — решил я. — «В конце концов, какая разница, где рыбачить, там тоже Вилюй. Жалко только армейского друга не увижу, разве что на обратном пути найду его. Зато, если это, правда, то увижу чёрную поляну и эти мистические медные котлы, для меня это будет сенсация».

«А возможно, что даже увижу, как Васька улетит в голубом луче на другую планету, в чём я сильно сомневался, хотя чем чёрт не шутит», — подумал я, — «ну, а если и нет, так тоже не беда».

— В конце концов, какая разница, где отдыхать, ведь я же в отпуске, и вряд ли я попаду в эти края когда-нибудь ещё раз, да ещё в такую мистическую долину с таким интригующим названием», — успокаивал я сам себя. Такой случай упускать нельзя, судя по Васькиному рассказу, про эту чёрную поляну знают только они вдвоём. Да и ребята они вроде бы неплохие, не думаю, чтобы они меня разыграли, меня подкупило Колькино желание с больными ногами пойти с нами в Долину смерти. И судя по разговору, Колька тоже туда ходил и не один раз и какая туда дорога он тоже знает. А ради шутки с такими ногами он туда не пойдёт. Я перед этим заметил, что ноги у него действительно сильно болят, потому что он часто их массажировал и натирал какой-то вонючей мазью. А я по своему житейскому опыту знал, что так ноги могут болеть только от холодной воды, потому что в этом случае их стягивает судорога.

Глава 2

А утром диспетчер по транзиту объявила по радио, что рейс на Якутск из-за непогоды в Якутске задерживается еще на сутки. Дослушав внимательно до конца сообщение диспетчера, мы приуныли.

— Вот и сбылась мечта идиота, — подумал я. — Не сиделось тебе в Благовещенске, посиди тогда в Чульмане, ругал я сам себя.

— Там не сиделось, потому что было сильно жарко, а здесь не сидится, потому что нудный дождь идёт, — сокрушался я.

Вид у якутов был жуткий, видимо последняя бутылка палёного спирта была совсем плохая, и технарь давал о себе знать. Мне стало жалко их, и я предложил им подлечиться, но они, к моему удивлению категорически отказались. Видимо вспомнив вкус палёной водки из последней бутылки. А может ещё из-за того, что Васька торопился в Долину смерти. Я заметил, что он за этот вечер сильно изменился, видимо его мысли были уже там, на другой планете. Весь день мы мерили шагами зал ожидания. На улице было сыро и холодно. Моросил мелкий нудный дождь. Я несколько раз вспоминал добрым словом девушку диспетчера из г. Благовещенска.

Я уже подумал, что сидеть нам точно придётся ещё пару дней, но к вечеру погода наладилась, ветер разогнал тучи, и выглянуло солнце. А взлётная полоса продуваемая ветром стала быстро подсыхать. Но улетели мы только на следующее утро и то с горем пополам, потому что геологи тоже грузились со всем своим скарбом на этот же самолёт АН-24, и одного места нам не хватило, потому что они загрузили все свои образцы породы и был перегруз. И мы с горем пополам уговорили пилотов взять Кольку, потому что на регистрации билетов, он как раз оказался лишним, а бросать его одного на несколько дней, ну ни как нельзя было, потому что время поджимало.

— От Якутска до Васькиного улуса мы добирались почти три дня, и добираться нам пришлось двумя вертолётами МИ-8. Хорошо, что у Васьки по всему нашему маршруту были знакомые вертолётчики. Видимо он летал по этому маршруту уже не первый раз и не один, а с Колькой, потому что пилоты здоровались с Колькой за руку, как со старым знакомым, называя его по имени, а молодые пилоты прибавляли к имени ещё и отчество.

— Первым вертолётом МИ-8 мы летели от г. Якутска, через г. Мирный до п. Чернышевский, а вторым от п. Чернышевский на Северо-Восток до геологоразведочной партии, которая находилась в 30-ти километрах от Васькиного улуса. Но эти 30-километров нам пришлось добираться на грузовой машине Урал-375, по бездорожью и то только потому, что я заплатил водителю Мише, большие по тем временам деньги. Потому что больше никто из водителей не соглашался ехать по бездорожью, ни за какие деньги. Да ещё и назад придётся возвращаться одному, потому что никто из геологов не захотел ехать с нами. Видимо они прекрасно знали, какая там дорога, а вернее бездорожье, но главное они по опыту хорошо знали, сколько там комаров.

— Эти 30 километров по бездорожью показались нам сущим адом, нас мотало по кузову Урала, как резиновые груши, потому что Мишка проходил через промоины на скорости, вдобавок, нам пришлось несколько раз откапывать машину лопатами, потому что в лужах и промоинах она садилась на мосты. Колька сказал, что лучше бы пешком пройти эти 30 километров, чем столько раз откапывать в такой грязи машину. И в этот момент нас кусали не только комары, хотя и они тоже кусали нас беспощадно как собаки. Но от жалящих укусов комаров мы ещё как-то спасались репеллентом «Дэта-20», который нам дали с собой в дорогу геологи. А вот мокрец, «зараза», не признавал ничего и даже «Дэту-20», и доставал нас гораздо сильнее комаров. И нам приходилось грязными руками отмахиваться от него, поэтому мы с ног до головы были грязные как черти. Платить за все расходы, конечно, пришлось мне и за вертолёты тоже. Правда, за вертолёты я заплатил по щадящей схеме, так как вертолёты были арендованы геологоразведкой и были заранее проплачены. Поэтому за вертолёты, я заплатил минимальную цену, то есть только пилотам на пропой. Якуты же пропили свои деньги все до копейки ещё в Чульмане. И по стечению обстоятельств я попался им вовремя, а иначе до Якутска им пришлось бы добираться на перекладных, а в лучшем случае на вертолётах со знакомыми вертолётчиками. Но я почему-то об этом ни сколько не жалел. В кои веки, я за столько лет выбрался из Братска на природу, да ещё в Якутию. Да и, слава Богу, осень в этом году выдалась на удивление тёплая, а такая тёплая осень в Якутии бывает довольно редко. Или, как сказал Колька, раз в сто лет.

В улус мы добрались только на третий день к обеду. Водитель Миша, выгрузив нас у Васькиного домика и посмотрев из-под руки на солнце, быстро засобирался назад, даже не попив чай, а мы и не стали его отговаривать.

— Пусть едет, день ещё длинный, успеет засветло вернуться на стоянку, — сказал Васька.

— Если нигде по дороге не застрянет, — сказал Колька.

— Хорошо, что мы промоины лежнёвкой заложили, а лужи он объедет стороной, теперь то должен проехать, дорогу назад уже знает, — сказал Колька.

— Но если Урал сядет на мосты, то Мишке придётся идти пешком по тайге, куда будет ближе или к нам, или к геологам. Хорошо, что Мишка прихватил карабин с собой, всё веселее будет идти по дороге, тайга всё-таки, а не парк Джамбула.

— Улус состоял из сорока дворов рубленных из круглого леса. В центре посёлка находился смешанный магазин, разделённый на две половины, в одной половине продавались промышленные, а во второй продовольственные товары. Я обратил на это внимание, потому что нам нужно было кое-что прикупить в дорогу вплоть до иголок и ниток. А вот Васькин домик находился в конце посёлка и стоял самым крайним от стенки леса. Я сразу понял, что поселок строили не якуты, а приезжие строители, — это было видно по архитектуре домов.

— Этот поселок строила бригада гуцулов, для геологов, когда геологи искали здесь золото, — сразу же опередил мой вопрос Васька.

Да я и сам понял, что он был построен для геологов, а не для охотников.

А в центре посёлка стояла пятидесяти метровая металлическая мачта с параболическими антеннами наверху. Но сейчас, в настоящее время, за ненадобностью геологам, она использовалась как ретранслятор для военных. Я понял это, потому что в ограде два солдатика с голым торсом кололи дрова и складывали их в поленницу видимо на зиму. Васькин домик был небольшой кухня и комната. В кухне около окна стоял стол, два стула, а третьей вместо стула стояла лиственничная чурка. И в правом углу кухни стояла железная печка, обложенная от стены камнями. А в спальне, вдоль стен, стояло две односпальных кровати, а между ними деревянные нары. Я обратил внимание на то, что в домике постоянно никто не жил. Васька больше не женился. Видимо, он бывал здесь набегами и, скорее всего с Колькой, потому что на кроватях валялись два старых, не первой свежести спальника.

Уставшие, но довольные тем, что наконец-то мы добрались до дома, мы присели на нары. С непривычки, от усталости, все тело ныло, а ноги гудели как чугунные. Немного отдохнув, Васька встал с нар.

— Ну что, мужики, времени мало, смеркается сейчас рано, «аднака» не лето уже. Я пойду договариваться на счет оленей к соседу. А ты, Колька, дуй к охотоведу, договорись с ним на счет карабинов и патронов к ним, и скажи ему, что Иванович свой человек и я за него ручаюсь своей головой, пусть выдаст оружие и на него, в тайгу идём, «аднака», а не по парку гулять. Ну, а ты, Иванович, не в обиду будет сказано, займись домиком.

— Да ты что, — возмутился Колька! — надо бы отдохнуть день-два, время то ещё есть.

— Мы и так за эти дни вымотались как собаки, — сказал возмущённо он.

— Там отдохнем, — сказал Васька.

— Там отдохнёшь, пожалуй! Там тебе медведи как раз дадут отдохнуть, особенно ночью, — сказал раздражённо Колька.

— Я что первый раз в тайгу иду, — ворчал Колька.

Видимо палёная водка, но особенно последнего разлива, совсем добила Кольку.

— И ещё Иванович пожрать бы, что-то надо сварить, — сказал Васька.

— Из чего, из топора что ли? — проворчал обиженно Колька.

— Найдем из чего.

И Васька ушел. Колька немного посидел на кровати и, тихо ворча что-то себе под нос, тоже встал и ушёл. Я принялся за уборку. Собрав из-под стола посуду, которая стояла там не мытая видимо несколько недель, а то и больше и, прихватив с собой пачку стирального порошка «Трона», которая стояла тут же под столом. Я отправился на ручей, который бежал недалеко от Васькиного домика.

Я уже навел немного порядок в домике, как пришёл Колька.

— Иванович, денег надо, — с порога сказал он.

— Сколько и зачем? — спросил я.

— Охотовед приторговывает водкой, ему вертолетчики привозят из Якутска. Так вот, надо бы взять с собой немного. Водка нормальная, не палёная, Московская.

— И сколько немного-то? — спросил я.

— Ну, ящик.

— А, ящика-то, не многовато ли будет?

— Да нет, осень на дворе, мало ли что. Да и Васька с собой немного возьмёт, мужиков-то надо там угостить, они там такой водки не пробовали, ну и пару пузырей сверху охотоведу, а то он не дает много патронов. Карабин он тебе дал, СКС, новый, но уже пристрелянный. Я попробовал, пострелял из него, хорошо бьёт зараза, а вот патронов много не даёт. Вы говорит, что, на войну собрались? Не буду же я объяснять ему, зачем они нам нужны, не поверит.

— А с двумя пузырями сверху даст?

— Даст, даст, только сначала выпьет, а потом даст.

— Понятно, ну и ты вместе с ним выпьешь, — спросил я.

— Ну, а как без этого-то, он один пить не будет, — сказал Колька.

— А как завтра по болотам пойдёшь? — спросил я, — тяжело же будет по болотам идти.

— Да первый раз что ли, дойду потихоньку.

— Ладно, уговорил, — сказал я.

И я отсчитал ему триста рублей.

— Зайди в магазин, возьми что-нибудь к столу, — сказал я.

Денег у меня осталось полторы тысячи рублей, по тем временам это были большие деньги. Я отложил на обратную дорогу до Братска пятьсот рублей, а остальные решил пустить на экспедицию. Через час пришел Васька, принес кусок оленины и булку хлеба.

— Денег надо Иванович.

Я не стал спрашивать, сколько нужно денег и зачем и отдал ему тоже триста рублей. Васька потоптался у порога.

— Ты какой размер обуви носишь? — спросил он.

— Там, куда мы пойдем много речек, а их придётся переходить по перекатам вброд, да и болота часто попадаются, особенно по поймам рек, впадающих в приток Вилюя, ну сам по дороге увидишь какие они бурные и сколько их там, вот поэтому и нужны болотники.

— Ну, если болотники, то сорок третий, — сказал я.

— А порыбачить-то на этих речках можно будет.

— Я и удочки с собой взял.

— Можно, можно, если у тебя ещё появится желание рыбачить, после такой дороги, — сказал, улыбаясь, Васька.

Немного постояв, о чём-то думая, Васька тоже ушёл.

До темноты они сделали по три рейса в магазин.

— Все мужики, — сказал Васька, — продуктов и сигарет нам на полмесяца хватит, да и по дороге на болоте глухарей на клюкве подстрелим.

Он достал из мешка новые болотники и комплект охотничьей одежды. Последние болотники пришлось забрать у охотоведа. Никак без пузыря не хотел сапоги отдавать, вертолёт не скоро прилетит, а у него у самого сапоги дырявые.

— Ты, Иванович, переоденься, а я отнесу твою одежду охотоведу на хранение, когда вернетесь, заберешь. А то мальчишки твою одежду отсюда точно утащат, она у тебя городская, наши то они не трогают, а вот твою могут утащить, замок-то сам, видишь какой, от честных людей только.

На ручке двери висел замок с перепиленной пополам дужкой. Я переоделся, а Васька аккуратно уложил все мои вещи в рюкзак и ушел. Я приготовил мясной ужин, а якуты все не появлялись. Появились они только часа через полтора, в руках ящик водки, а у Кольки на плечах ещё и рюкзак с патронами. Оба были навеселе. Я быстро собрал на стол. Колька достал бутылку водки. Я наотрез отказался.

— Да и вам бы я не советовал пить перед дорогой.

— Мужики, вы только представьте себе, как завтра будет тяжело идти, ведь одной бутылкой на троих здесь не обойдешься, — сказал я.

— Да, Иванович, ты, однако прав.

— Тогда и мы тоже не будем пить, — сказал Васька, посмотрев при этом на Кольку.

Тот нехотя согласился.

— Ладно, завтра рано вставать, нехотя, — сказал он.

Васька принес новый спальник.

— Вот, Иванович, возьми, — и он бросил спальник на деревянные нары. Извини, Иванович, матрасов у нас нет, придётся так спать, на голых досках, зато не проспим завтра.

— А как же вы на голых сетках будете спать? — спросил я.

— А мы уже привычные к таким условиям, в тайге матрасов тоже не будет, так что начинай привыкать к спартанским условиям и он рассмеялся.

Глава 3

Утром мы поднялись еще затемно, потому что спать на голых досках нар и кроватных сетках, хоть и в спальниках, было очень жёстко. Васька ушел за оленями, а мы с Колькой начали выносить вещи на улицу. Васька привел шесть оленей, следом за ними прибежали две собаки.

— Собак возьму двух, — сказал Васька, — Дингу заберу с собой, а то у Петра там одни кобели остались, а с Дружком будете возвращаться назад. Он зверовой, а там много медведей, хоть ночью будет охранять.

— Да не нужен он нам, его тоже забери с собой, мы и без него обойдёмся, его же ещё и кормить по дороге надо, — сказал Колька.

— Нет, Дружка с собой брать никак нельзя, он подраться любит, они там передерутся, — сказал Васька, — пусть уж лучше с вами останется.

Колька махнул рукой и отвернулся в сторону оленей и тут же стал снова ругаться.

— Ты что же это, самых худых и самых старых оленей привёл, что лучше этих не было, — возмущался Колька.

Олени и правда были старые и худые.

— Какие были, таких и дали, лучше этих не было, а дареному коню, сам знаешь что, — сказал, улыбаясь, Васька.

— А назад мы их, что на себе понесём, их же нужно вернуть хозяину, — не мог, успокоится Колька.

— А ты что молодых захотел, чтобы каждое утро искать их по лесу, эти хоть привычные к такой работе и далеко от палатки не уходят, я не первый раз беру их у него, — сказал Васька. Да и дорогу в Долину смерти они помнят, не смотри что они старые.

Навьючив оленей, и с минуту постояв перед трудной дорогой, мы тронулись в путь. От улуса тропа сразу же уходила в лес.

— Мы пойдем сначала параллельно реке, так будет ближе, а затем начнём срезать, так как река делает большие петли, — сказал Васька.

— Это что реку на этих петлях вброд придётся переходить? — спросил Колька.

— Да, и не один раз, — сказал Васька. — Да, ты не бойся, там мелко, я много раз переходил на тех перекатах, даже летом, а сейчас конец сентября, осень хорошая выдалась, дождей нет, поэтому вода спала сильно.

— Тебе виднее, — сказал Колька, — я по этой тропе ни разу не ходил.

— Вот и запоминай дорогу, — сказал Васька, — особенно на перекатах, чтобы потом на обратном пути не блудить и не брести по пояс в воде.

— А сколько километров до Долины смерти? — спросил я.

— Четыре-пять дней пути, вот и все километры, кто их здесь считал, по тайге да по болотам. Но уверяю вас, эти километры покажутся вам очень длинными, — сказал, улыбаясь, Васька.

Первый день пути идти по тропе было легко, тропа была хорошо набита, потому что шла по сосновому бору, и мы прошли по ней почти весь день, не останавливаясь, не смотря на то, что мы даже не отдохнули перед дорогой, как хотел Колька. Я обрадовался и спросил у Васьки:

— Это, что, вся тропа такая?

Он рассмеялся

— Это будет самая хорошая тропа за всю нашу дорогу до самой Долины смерти, потому что она идёт по сосновому бору, а дальше пойдёт чернолесье, а затем и болота пойдут и с каждым днём идти будет только тяжелее, так что не расслабляйтесь, всё ещё впереди, — сказал он.

Васька постоянно подгонял нас:

— Мужики время поджимает, лучше прийти пораньше, лучше уж там отдохнём, — говорил он.

Я понимал Ваську, ему хотелось как можно быстрее попасть на ту чёрную поляну и, не дай Бог, прийти на день-два позже намеченного срока, не успев улететь. Поэтому он и торопился. Хотя я в душе не верил, что можно с помощью луча улететь на другую планету, у меня даже не укладывалось это в голове, но я всё равно был рад тому, что пошёл с ними в тайгу и возможно увижу котлы и чёрную поляну.

— Почему так хорошо набита тропа, и кто по ней ходит? — спросил я.

— Да, приезжают сюда со всех концов страны старатели золото мыть, уходят толпой, а возвращаются по одному.

— Что так? Теряются? — спросил я.

— Да, по-разному бывает, — уклончиво ответил Васька.

— Да и лось хорошо ходит по этой тропе, вот медведь его и скрадывает на ней.

— Человеком тоже не брезгует, особенно старателями, — сказал Колька, — вот поэтому они и возвращаются по одному из гольцов.

Собаки иногда отвлекались на белку, но мы её не стреляли, так как она была ещё не выходная, да и торопились очень и собаки перестали искать её. Правда, иногда, они надолго отставали от нас, видимо, держали лося. Жёлтые листья, опавшие с лиственных деревьев, лежали на тропе пяти сантиметровым слоем и при ходьбе сильно шуршали под ногами, заглушая собачий лай.

«Да, осень в этом году выдалась на славу», — подумал я. Бабье лето подходило уже к концу, а погода в это время стояла на удивление хорошая и не только в Благовещенске, но и в Якутии. Иногда днём было даже жарко, а такое в Якутии бывает очень редко. Обычно в это время года либо идут обложные дожди, либо уже подсыпает снежок. Мне и раньше приходилось бывать в Якутии в это время года и не один раз, но в основном я бывал ближе к югу Якутии в Олёкминском районе, на реке Чаре и Олёкме.

Собаки снова залаяли в два голоса, но уже где-то снова в стороне от тропы.

— Ничего, пойдем по болоту, там белки поменьше, да и по кочкарнику сильно-то за ней не напрыгаешься, — сказал Васька.

— Будем останавливаться на ночь по моим прежним стоянкам, там хоть колья для палатки есть, но расстояние между стоянками большое, поэтому к стоянкам будем приходить уже по темноте.

— А ты что не мог их поближе друг к другу сделать, — ворчал Колька.

— Я тогда молодой был, быстро ходил по тайге, поэтому и успевал засветло приходить на стоянку, — сказал, улыбаясь, Васька.

Колька замыкал наш караван, он часто ругался, запинаясь о кочки.

«Хорошо, что хоть вчера водки не выпили», — подумал я, — «а то сейчас все бы чертыхались».

Уже начало темнятся, когда мы вышли на Васькину ночевку.

— Все мужики, ставим палатку и готовим ужин, — отдавал Васька распоряжения.

Мы беспрекословно подчинялись его командам.

— Колька, давай за дровами и олени тоже за тобой.

Место выбрано было удобное, рядом бежал ручей. Я занялся костром, а Васька быстро поставил палатку и принялся готовить ужин. С непривычки, усталость давала о себе знать. Поэтому поужинав, мы улеглись спать. Ночью собаки в два голоса подняли лай.

— Вот сволочь, не даст поспать, — проворчал спросонья Васька.

— На кого они так зло лают? — спросил я, ещё не сообразив спросонья, что так они лают только на медведя.

— Да медведь, кто же еще-то?! Прошлый раз также всю ночь ходил рядом, сволочь.

— Прошлый раз? Это сколько лет назад? — спросил я.

— Да уж года три, «аднака», будет, — сказал Васька.

За ночь собаки три раза поднимали лай. На третий раз Колька не выдержал и, выйдя из палатки, несколько раз выстрелил из карабина в воздух.

— Вот так и будем каждую ночь стрелять, — ворчал Колька, залезая обратно в спальник.

— Вот сволочь! — ругался Колька, — он теперь будет идти за нами до самой долины.

— А ты говорил, отдохнём, вот и отдохнёшь пожалуй тут, особенно завтра днём на болоте, — ворчал Колька.

Мы с Васькой молча улыбались.

Утром, не выспавшиеся, мы пошли по тропе дальше. Тропа проходила через поймы небольших речек, по кочкарнику, идти по ней было очень тяжело. Собаки тоже устали, они плелись сзади нас, наступая нам на пятки не обращая внимания даже на белок, которые частенько прыгали через тропу, с кедра на кедр перед самым их носом, дразня собак, но собакам было не до них, они тоже сильно уставали, бредя по воде следом за нами. Но пройдя полдня по кочкарнику, мы наконец-то вышли на край соснового бора.

— Здесь идти будет немного легче, — сказал Васька.

— Все мужики, привал, нужно пообедать, да и отдохнуть немного, а иначе до следующей ночёвки сегодня мы не дойдём, придётся ночевать в болоте.

Собаки тоже попадали рядом с нами. Немного перекусив и отдохнув, мы тронулись дальше по набитой тропе. До очередной ночёвки мы добрались уже по темноте. Палатку ставить не стали, нарубили лапника и, бросив на него спальники, улеглись на них вокруг костра. Костер, правда, пришлось по очереди поддерживать всю ночь, ночи в октябре там уже холодные. Собаки ночью на медведя не лаяли, видимо, они ему порядком надоели своим лаем, и он от нас отстал.

Утром, немного перекусив, мы тронулись в путь. До обеда идти по тропе было легко, она шла по лесу, но с обеда снова начались мучения. Мы вышли в пойму правого притока реки Вилюй. Местами мы выходили на болото, идти по нему было еще тяжелее. Но нам ещё и по много раз за день приходилось переходить вброд бурные речки, впадающие в правый приток реки Вилюй. Глубина воды на перекатах была небольшая, не выше колена, зато сильное течение сносило нас вниз по течению, и нам не один раз пришлось набрать в сапоги воды. Колька даже упал один раз в воду, споткнувшись о подводный камень, и мне пришлось прыгать за ним в бурную холодную воду, а иначе бы он разбился о камни на каменистом пороге. Васька быстро развёл костёр, и нам пришлось, стуча от холода зубами, три часа сушить свою промокшую насквозь одежду. Я тогда ещё удивился, и как это мы не простыли тогда, видимо в экстремальных условиях организм сопротивляется простуде.

«Да, тут не до рыбалки», — подумал я. — «Прав был Васька, если ещё появится желание рыбачить. А желание рыбачить здесь вряд ли появится, после такой дороги. Да ещё после такого купания в реке».

Уже к ночи, еле волоча ноги, мы вышли на Васькину стоянку. Палатку ставить не стали, не было сил, ночевали у костра на спальниках.

— Ну как Иванович такой переход? — спросил Васька. — Не жалеешь, что пошел с нами в тайгу? Мы с Колькой привычные к таким переходам, но тоже сильно устаём.

— С непривычки тяжеловато, конечно, но терпимо, — сказал я.

«Нет я ни грамма не жалел что пошёл с ними в Долину смерти, другого такого случая больше не будет», — подумал я.

— Не простыл, после такой холодной водички, может водки налить? — спросил Васька.

— Нет, Вася, ты сам знаешь, что «по» чуть-чуть мы не умеем.

— А если выпьем по многу, то завтра будет очень тяжело идти по такому же болоту, по которому мы шли сегодня, — сказал я.

— Это ты «аднака» верно сказал, тогда уж лучше совсем не стоит пить. Ну вот, а ты говорил — пошутил. Да за такие шутки убить мало, после такой дороги.

— Дожились, даже водку пить не хотим, расскажи кому-нибудь, не поверят, — сказал Васька и рассмеялся.

— А желание-то порыбачить у тебя не пропало? — спросил с улыбкой Васька.

Я промолчал. Что я мог ему ответить. Какая тут рыбалка, когда ноги еле тащишь. Особенно после сегодняшнего купания.

«Не заболеть бы, тут больницы рядом нет, так и останешься здесь в болотах навсегда», — подумал я.

И впервые за всё это время я подумал, а как же Васька рискует один в болотах, ведь помочь-то некому будет, если вдруг что-то с ним случится в болотах.

«Вот так и погибают охотники», — подумал я.

— Завтра весь день придется идти по болоту, но к ночи мужики нам нужно любой ценой дойти до стоянки, — сказал Васька. — А иначе в том болоте нам негде будет заночевать, кругом только топкая трясина.

— Если дойдём ещё к ночи по таким кочкам, — проворчал Колька.

Переход ему давался тяжело, видимо, сказывалась палёная водка.

— Дойдём, не ночевать же в кочкарнике, — сказал Васька.

— Там сыро шибко, да и костёр не из чего будет развести.

Ночью собаки снова подняли лай в два голоса, Колька не выдержал и начал стрелять из карабина прямо в лес.

— Бесполезно, не трать зря патроны, вам же ещё назад возвращаться, а то ещё и оленей не дай Бог постреляешь, они где-то тут рядом ходят, — сказал Васька.

— Утром, перекусив, мы тронулись по тропе в сторону болота, которое тянулось на десятки километров вдоль поймы реки и, по которому нам сегодня придётся идти весь день. Почти весь день мы шли по кочкарнику. Местами кочки доходили до пояса, карабины постоянно цеплялись прикладами за кочки, и их приходилось поправлять, подтягивая за ремень вверх или вешать поперёк туловища. А местами, когда заканчивался кочкарник, мы выходили на мшистое торфяное болото, но идти по нему было ещё тяжелее, чем по кочкарнику. И стоило только нам на секунду остановиться, как ноги тут же по колено, а то и выше уходили в воду. А местами мы по очереди проваливались по пояс в полуметровый торф, под которым находилась ледяная вода, и ноги от такой воды сводило судорогой.

— А что другой дороги в долину нет, только эта? — спросил я Ваську.

— Да есть обходная тропа, но она по хребту идёт, а там сплошные подъёмы, да спуски крутые. Да и идти по ней на сутки дольше, а Колька сам видишь, по ровному месту еле идёт, а по той тропе быстро на подъёмах выдохнется.

Вдруг Колька, как будто в подтверждение Васькиным словам начал ругаться.

— Что случилось? — Васька остановился.

— Да сапог где-то пропорол, вода хлюпает, — сказал Колька.

— Ну, так переобуйся, — сказал Васька, — сапоги то есть запасные.

— В болоте, что ли? — ворчал Колька, — вот выйдем на сухое место, тогда уж и переобуюсь.

— Тебе виднее, — сказал Васька. — Смотри только ноги не застуди тебе ещё назад возвращаться. Вот Иванович, сам видишь, он здесь-то еле идёт, а на тех подъёмах он не вытянет и нам придётся уже не на сутки, а надвое суток дольше добираться до долины. А времени мало осталось, сам видишь. Я хорошо понимал Ваську, ему нельзя было опоздать на чёрную поляну.

Но больше всего в болотах нас доставал мокрец, — это такая мелкая мошка, которая пролазит даже через мелкую ячею накомарника и стоит только солнцу чуть-чуть пригреть, как он начинает беспощадно жалить, такое ощущение как будто твоё лицо обожжено крапивой. Да и держится он на болоте, «зараза», почему-то до самых сильных холодов, преимущественно на топких мшистых болотах. Но больше всех от мокреца почему-то страдал Колька, видимо потому что мокрец очень сильно не любит водочный перегар, не знаю уж, насколько это правда, но Кольке доставалось от него в разы больше, чем нам.

А уж перегаром-то от него несло точно за версту, хоть он и не пил уже три дня. На мшистых кочках росла клюква, и с кочек изредка взлетали глухари, отлетев недалеко от тропы, они садились на низкорослый кедрач, раскачиваясь под своим весом на ветках кедрача, дразня этим собак. Но собакам было не до них, они сильно уставали, бредя по воде следом за нами. Да и мокрец доставал их тоже не меньше, нас. Колька хотел подстрелить одного самого наглого глухаря, который сидел на ветке кедры рядом с тропой и уже потянул с плеча карабин, но махнув на него рукой передумал.

— Далеко еще? — спросил Колька, отмахиваясь обеими руками от мокреца.

— Часа два до ручья, за ручьём стоянка, — ответил Васька.

— Да когда же это всё кончится! — ругался Колька, отмахиваясь от мокреца обеими руками.

— Когда мороз ударит, только тогда он успокоится, — сказал Васька.

Колька посмотрел на него как на врага народа и с досады даже отвернулся от него, чтобы не выругаться. И к последней стоянке мы подошли уже по темноте.

— Будем ставить палатку, надо немного обсушиться, — сказал Васька. — И нужно сегодня установить печку в палатке, что бы хоть немного прогреться после купания в реке, а то не дай Бог ещё заболеете оба, что я тогда с вами делать-то буду один.

Я развел костер на старом кострище и сходил на ручей за водой на чай. Ноги от усталости гудели и подгибались. Васька быстро поставил палатку, натаскал кучу валежника и принялся развьючивать оленей, а я как мог, помогал ему. Хорошо, что к ночи похолодало, и мокрец немного успокоился, спрятавшись на ночь в мох.

— Переобуйся, — сказал Васька — и кинул Кольке запасные сапоги на все размеры.

— Не хватало, чтобы ты заболел здесь. А главное ноги береги, не дай Бог, застудишь.

— Не заболею, водку-то я зачем сюда брал?!

— Неужели только для растирания ног, — сказал Васька и рассмеялся.

— Как знаешь, — сказал Васька, присаживаясь к костру.

— Все мужики, можно и отдохнуть, — сказал он.

Я разлил чай по кружкам, и мы уселись вокруг костра.

А вот и она, — «Долина смерти» и Васька обвел рукой долину, которая лежала перед нами. Таких долин здесь много и все они тянутся вдоль правого притока реки цепочкой, но эта долина самая большая и самая последняя на притоке реки, а тянется она вдоль реки на 200 километров. Я осмотрелся. Стоянка находилась на небольшой возвышенности, поэтому долина даже ночью под Луной хорошо просматривалась во все стороны. Она действительно выглядела мрачноватой, как будто когда-то по ней пронеслась ядерная война, а вдоль реки болота сменял высохший на корню лес.

— А почему её так называют? — спросил я.

— Да кто его знает, моему отцу рассказывал его отец, что когда-то давным-давно, когда еще наши предки ходили в шкурах, в эту долину с неба упал огромный диск, похожий на бубен. Я так думаю, что он тогда совершил аварийную посадку, потому что улететь отсюда он уже не смог. И постепенно диск стал погружаться в землю, в оттаявшую за лето мерзлоту. А охотники, которые охотились в этих болотах, находили в них металлические коридоры, глубоко уходившие в землю, в которых было тепло как летом даже в самые лютые морозы. Но тот, кто в них спускался, впоследствии умирал от какой-то странной и неизлечимой болезни, у них абсолютно ничего не болело, но они медленно умирали.

А периодически через сто лет, из того места куда погрузился диск, из дыры, которая, находилась рядом с этим местом, вылетал оранжевый шар и по наклонной траектории улетал за горизонт и там на большой высоте взрывался несколько раз подряд. Но взрывался он в разных местах высоко над тайгой, как будто этих шаров было несколько штук. А грохот этих взрывов разносился на тысячу километров, так говорили старики, а они врать не будут. Но иногда оранжевый шар взрывался прямо над самой долиной, вот поэтому долина выглядит так, как будто по ней прошлась ядерная война. А охотники, побывавшие в этом районе долины, заболевали какой-то неизвестной болезнью и тихо умирали. Но от этой болезни умирали не только сами охотники, но и их дети, потому что эта болезнь передавалась даже по наследству.

— А ты-то, откуда знаешь? — спросил Колька.

— А мне об этом рассказывал отец, а ему рассказывал его отец, а дальше я уже не знаю, кто кому рассказывал.

— Видимо поэтому её и называют Долиной смерти, — сказал Васька.

— Сказки всё это, — сказал Колька, — старикам делать нечего было по вечерам, вот они и придумывали небылицы, детей пугать.

«Да нет Коля, это не похоже на сказки, — это больше похоже на радиацию», — подумал я, — но якутам я не стал говорить, что бы, не дай Бог не напугать их, а то сорвётся наша экспедиция. Но я тогда ещё не знал о том, что про радиацию этой долины Васька давно уже знает.

Колька развел недалеко от палатки еще один костер. И вбив в землю несколько кольев, развесил сушиться на них свою мокрую одежду. Идя по болоту, мы порядком вымокли, а Колька ещё и искупался, провалившись в трясину, хорошо, что ещё перед самой стоянкой, а то бы точно простыл.

— Далеко до поляны? — спросил я.

— Да нет, с километр будет и до котлов от поляны километра три не меньше.

Взошла Луна, долина хорошо просматривалась.

— Посмотри-ка вон туда, Иванович, вон туда, — показал Васька рукой на Север.– Видишь вон то серебристое облако, раньше я его почему-то не замечал.

Я присмотрелся. Да, действительно, километра три-четыре от нас, над подсадом, стелилось серебристое облако.

— Метров триста в диаметре, «аднака», будет, — сказал Васька.

— Как будто кто-то с земли подсвечивал прожектором облако тумана, но тумана нигде не было видно, даже по низинам.

«Странно», — подумал я. Но это точно не туман, а больше похоже на какое-то радиоактивное излучение, исходящее из земли.

Васька забил еще несколько кольев у костра и прикрепил к ним поперечные палки.

— Давай, Иванович, переоденемся в сухую одежду, а мокрую повесим сушиться у костра. Нужно ложиться спать, завтра придется много ходить. Ты ведь хотел посмотреть на котлы?!

— Да, если они действительно существуют, то обязательно, а иначе, зачем бы я тогда шёл сюда, в такую даль, да ещё по такой дороге, — сказал я.

— Ну вот, завтра и увидишь эти мифические котлы, — сказал Васька, залезая в спальник. Может вы с Колькой, одни из последних «могикан» кто увидит эти котлы ещё вживую.

— Это почему одни из-последних, а что с ними случится? — спросил я. А вот завтра сам и увидишь, потому что с каждым летом они всё глубже погружаются в оттаявшую за лето мерзлоту.

— Ладно, Иванович, давай спать, завтра сам всё увидишь, — сказал Васька.

Медведь ночью не приходил, и мы относительно хорошо выспались. А относительно, потому что спать пришлось на земле в спальнике на пихтовой лапке. Утром, немного перекусив, мы отправились искать Васькину поляну. Тропа начиналась сразу от костра но, не доходя до поляны метров сто, она расходилась в разные стороны, огибая поляну по окружности с обеих сторон. Зверь через поляну не ходит, он обходит её стороной.

— Видишь, как сильно набиты тропы, огибая поляну с обеих сторон, — сказал Васька.

Мы вышли на край поляны. Да, поляна была та же, схожая с Васькиным описанием, и в диаметре она была небольшая, метров тридцать, не больше и совершенно голая. Но самое главное она была идеально чёрная, на ней не росло ни одной травинки, и не валялось ни одного сучка, хотя вокруг поляны росла густая по пояс трава. Мы с Колькой обошли ее по окружности, поляна показалась нам идеально круглой. Прочесав весь лес вокруг поляны и не найдя ничего интересного мы вернулись в свой лагерь. Ночь прошла относительно спокойно. Васька даже стал подшучивать над Колькой

— Что-то стало даже скучновато без твоего медведя, «аднака» он бережет твои патроны.

— Не переживай, он еще придёт, эта сволочь еще попортит нам крови.

И он, как в воду глядел. Утром мы решили пойти, посмотреть котёл. Подойдя к поляне, мы с Колькой решили от греха подальше обойти ее стороной по левой тропе, а Васька пошел прямо, через поляну. И пройдя от края чёрной поляны километра три на Север, мы зашли в густой сосновый подсад. Котёл мы увидели ещё издалека, он уже до половины ушёл в землю, но и в таком виде он казался огромным.

— Да, чай в таком котле не вскипятишь, не под чай же его сюда сбросили, — сказал Васька.

— А кто сбросил-то? — спросил Колька и посмотрел вопросительно на Ваську.

— Да кто его знает, пожал плечами Васька и посмотрел при этом в небо, откуда-то же он сюда прилетел, — сказал он.

— Отец рассказывал, что в сорок девятом году он видел, как подлетая к Земле, котёл разделился на две половины, и из него вылетел круглый шар, который упал в тайгу, в районе речки Алгый Тимирнить. Отец потом, после возвращения, ходил туда, но кроме кучи, похожей на кучу, которую оставляет крот, ничего не нашёл.

— А когда я сам охотился в этих местах, то мне тоже попадались две таких же кучи, правда одна из них была сильно заросшая травой и кустарником, а вот другая была, свежее первой, — сказал Васька.

Я взял у Васьки топор и с большим усилием провёл лезвием топора по металлу, лезвие прошло по нему как по стеклу, на нем не осталось даже царапины. Металл был двухслойным, верхний слой в несколько миллиметров толщиной, был матового цвета, а внутренний цвет котла был под цвет меди.

«Да, металл не наш», — подумал я. У нас нет таких технологий, да и котлов таких я никогда не видел. А главное как они могли сюда попасть, у нас ещё нет таких ракет, которые могли доставить их сюда, да и зачем они нужны такие огромные в безлюдной тайге.

Я хорошо разбирался в металлах, поэтому я сразу решил, что такие технологии внеземные. Я заглянул вовнутрь котла, внутри котла находилось четыре кронштейна в форме полумесяца, к которым, видимо, и крепилась сфера. Мы прокружили по лесу весь день, и нашли ещё три котла, но они так же, как и первый котёл погружались в землю, а в одном из них даже рос кустарник. Как я жалел, стоя у котла, что не взял с собой фотоаппарат, ведь котлы скоро утонут в оттаявшую за лето мерзлоту и кто нам поверит, что мы одни из последних как выразился Васька, «могикан», кто видел эти котлы вживую. А всё, потому что армейский друг Лёша написал мне, что у него этого добра хватает, есть и ФЭД и Зоркий и даже Смена вот поэтому я и не взял свой фотоаппарат.

— Да, котлы заметно уходят в оттаявшую за лето мерзлоту, — сказал Васька.

— А мерзлота стала сильно оттаивать, даже за такое короткое Северное лето. И даже, подо мхом, а это значит, что наступает потепление климата даже на Якутию.

— Когда я был здесь последний раз, они гораздо больше возвышались над землёй, — сказал Васька. Третий котёл состоял из двух половин, но вторая половина лежала рядом, на боку, как будто это был шар, но затем он ещё в воздухе, на подлёте к земле, разделился пополам.

«А что же находилось внутри котла», — подумал я.

Васька это тоже заметил.

— Может они в них к нам что-нибудь перебрасывали.

— Кто это они-то? — спросил Колька.

— А, чёрт его знает.

Васька отошел от котла, почесав при этом свою руку.

— Вы бы осторожней там ходили у котла, а то зачешитесь, как я в прошлый раз, удовольствие не из-приятных, всю ночь тогда чесался, до сих пор помню, хотя прошло уже двадцать лет.

Мы быстро отошли от котла, и пошли от греха подальше прочёсывать лес дальше. К обеду, в километре от нас залаяли собаки, по голосу собак было слышно, что лают они на зверя.

— Медведь, «аднака», — сказал Васька, — прислушиваясь.

— Да, похоже, что он, — сказал Колька.

— Что будем делать? — спросил Колька.

— А что больше делать, пойдём, посмотрим, на кого это они так зло лают, они теперь его не бросят, — сказал Васька.

И мы, не сговариваясь, направились на лай собак. Собаки держали медведя, а рядом лежал задавленный медведем лось. Борьба между медведем и лосем, а это был бык с огромными рогами, шла жестокая, они вырвали весь подсад вместе с корнями на поляне около двадцати метров в диаметре. Медведь был огромный, но худой. Дружок норовил поймать его сзади за штаны, а Динга крутилась перед медвежьей мордой. Я присмотрелся к медведю, странный какой-то он, мне и раньше приходилось видеть медведей на воле, но такого медведя, да ещё с такой странной головой, я встретил здесь впервые. Голова у него была чуть меньше обычной, но главное она была похожа на человечью голову, а лапы были больше похожи на руки гориллы, чем на медвежьи лапы.

«Мутант какой-то», — подумал я.

— Дай я его добью, — сказал Колька, — а то собак покалечит.

— Зачем, пусть живёт, — сказал Васька.

— Но он же худой, он не ляжет в берлогу.

— Тем более, зачем он тебе такой нужен.

— Но он же житья нам не даст уже с раздражением, — сказал Колька.

— Это другой, не тебе объяснять, ты же видишь, какой у него размер ноги, а там, у палатки, размер ноги гораздо больше этой, да и след какой-то странный, мне такого следа ещё не приходилось видеть.

— Да и границу он не перейдёт, она где-то тут рядом проходит, — сказал Васька. — Не-бойся, твою водку он не тронет, её другой оприходует.

Колька обиделся.

— Как будто, я её только для себя сюда тащил. — Ты-то улетишь, а нам ещё назад возвращаться.

— Не бойся, он за вами не пойдёт, он местный, там своих медведей хватает.

Васька поднял карабин стволом вверх и выстрелил два раза в воздух.

— Убегай скорей, пока Колька тебя не пристрелил, — сказал Васька и рассмеялся вдогонку медведю.

Медведь взревел, упал на передние лапы, чуть не придавив Дингу, и кинулся бежать. Собаки понеслись следом за ним.

— Пусть немного побегают, а то засиделись за эти дни, — сказал Васька. — Хватит нам и лося.

Якуты остались свежевать лося, а я оказался лишним, поэтому решил немного побродить рядом с поляной.

— Осторожней там, Иванович! — крикнул мне вдогонку Колька.

— Кто его знает, куда он побежал, ещё нападёт со спины, «зараза», и выстрелить не успеешь. Он сейчас шибко злой на нас за то, что мы у него лося отобрали.

— Я ушёл от якутов метров на пятьсот и, пройдя немного по сосновому бору, вышел на большую и идеально круглую, метров восемьсот в диаметре поляну, заросшую густым сосновым подсадом. Поляна выглядела так, как будто на ней когда-то был пожар, но я не увидел на ней ни то, что горельника, но даже валёжника. Только густой сосновый подсад, максимальная высота которого не превышала десяти метров. И пройдя по подсаду метров триста, я вдруг увидел выступающую из подсада металлическую арку похожую на дверь. «Странно», — подумал я, — «откуда здесь металл в такой глуши, на упавший самолет не похоже, металл серебристо белый, но не дюраль».

И я подошел поближе к арке. А за аркой, под небольшим уклоном вниз уходил железный коридор. Я немного спустился по нему. По левую и правую стороны коридора находилось по две восьмиугольных двери. И каждая из дверей состояла из двух половин уходивших с обеих сторон в стены. Я остановился и, придержав дыхание, постоял несколько минут в коридоре, прислушиваясь к звукам, доносившимся из конца коридора. Но корридор уходил под наклоном вниз, и в нем стояла жуткая тишина. Пол коридора был присыпан сухими листьями и хвоей, поэтому звуков шагов через неё неслышно было. Но спускаться по коридору дальше вниз я побоялся, не дай Бог, там внизу медведь спит. А в таком узком коридоре мы с ним мирно не разойдёмся, придётся стрелять в него, и ещё неизвестно чем всё закончится. И если он даже немного меня поранит то якуты меня здесь уже не найдут, так как они не знают куда я пошёл.

«Да, и не было с собой фонаря, а без фонаря вообще не стоит рисковать», — подумал я.

Обойдя поляну по кругу, я вернулся к якутам, они уже закончили разделывать лося и складывали мясо на расстеленную армейскую плащ-накидку. Присев рядом с Васькой на валёжину, я закурил.

— Ну как Иванович прогулялся, нашел что-нибудь? — спросил Колька.

— Да, тут недалеко, — я показал рукой на Север, — есть поляна, заросшая сосновым подсадом.

— Ну и что, да здесь таких сосновых полян много, — сказал Васька.

— Да нет, эта поляна какая-то особенная, как будто на ней когда-то был пожар, но горельника на ней не видно, и ни одной валёжины я на ней тоже не увидел, хотя обошёл почти всю поляну по кругу. Но главное, меня очень заинтересовало другое, метров в двухстах от края поляны я увидел металлическую арку, а за ней наклонно вниз уходит металлический коридор.

— А вот это уже интересней, — сказал Васька, — и подвинулся ко мне поближе.

— Может это упавший большой самолет? Через Якутию в войну из Америки через Аляску и Чукотку самолёты к нам перегоняли, может какой-то из них заблудился в тумане и упал здесь.

— Да нет, это точно не самолёт, да и металл не похож на дюраль, я в металлах хорошо разбираюсь, и коридор глубоко уходит в землю. А самое главное, в коридоре я увидел четыре двери восьмиугольной формы, у нас я нигде таких восьмиугольных дверей не видел.

Васька задумался.

— А может это тот коридор, о котором рассказывал мне отец.

Васька загорелся идти к арке прямо сейчас, но Колька сказал, что сегодня уже поздно, да и фонари остались в палатке. И мы решили отложить поход до завтра. Разложив мясо по рюкзакам, мы отправились в свой лагерь. Вечером, мы приготовили обильный мясной ужин. Собаки тоже хорошо поели и улеглись спать. Колька даже забеспокоился, как бы они не проспали медведя, ведь он мог прийти по запаху мяса. Но все обошлось, видимо, медведя в это время не было рядом.

Утром, захватив с собой все необходимое, мы с нетерпением отправились к арке. Поплутав немного по лесу, мы вышли на поляну. Арку я увидел ещё издалека, благо вокруг неё рос только невысокий и редкий подсад. Колька отстал немного от нас, внимательно разглядывая что-то на земле.

— Мужики, идите-ка сюда, — крикнул он.

Мы, с трудом пробрались через сосновый подсад, и подошли к нему. Колька присел на корточки и сорвал мох.

— Вы где-нибудь видели такой мох.

— Я такого не видел, — сказал он.

Мох был фиолетового цвета и весь переливался. Васька покрутил его в руках.

— Я такой цветной мох тоже никогда не видел, — сказал он.

— Ну, а я тем более, — сказал я, покрутив в руках кусок мха.

— А лопухи-то, ты посмотри, они же еще зеленые и такие огромные я таких широколистных лопухов нигде раньше не встречал, а кругом уже лежит снег, — сказал Колька.

Снегу, правда лежало немного, сантиметра три, но все равно снег, да и было холодно.

— Что-то здесь не то, — сказал Колька.

— Да, ты «аднака» прав, — это уже похоже на радиацию, только в радиоактивной зоне растут такие большие растения, особенно лопухи, — сказал я.

— Вот только радиации нам ещё не хватает, — сказал Васька.

Не найдя больше ничего интересного, мы направились к арке. Сейчас я ее хорошо разглядел, арка больше походила на дверь. Я такие двери видел на больших самолетах, но эта дверь открывалась, как в большом лифте и состояла из двух половин, которые раздвигались в разные стороны, уходя в стену металлического корпуса. Я принялся рассматривать коридор, а Васька с Колькой отошли от меня метров на сорок, о чем-то споря. Внимательно изучив вход в коридор, я понял, что коридор находится в огромном металлическом теле, которое от удара ушло под углом в землю, то есть погрузилось в мерзлоту и погружаться оно начало, видимо, уже давно. А падало это огромное тело видимо с большой высоты и по наклонной траектории, потому что в землю оно вошло уже под углом.

— Иванович, подойди к нам, — крикнул Васька.

Я направился к ним, с трудом пробираясь через густой подсад.

— Иванович, обрати внимание на то, что здесь растет только сосновый подсад, который не больше девяти метров в высоту. А самое главное на поляне нет ни одной валёжины и ни одного пня, а дальше метров через триста по кругу стоит стена леса, но круг то идеально круглый.

— И что бы это значило? — спросил он.

— Не знаю Вася, — честно признался я, — надо бы разобраться с этим делом, чтобы не попасть в неприятности, я имею в виду радиацию.

— По-моему, эта круглая поляна больше похожа на радиоактивную зону.

— Но какую-то странную, не нашу зону, с какой-то особенной радиацией, но это только моё предположение, — сказал я.

Мы прошли по подсаду еще метров пятьдесят. Вдруг, Колька увидел в стороне круг растаявшего снега. Мы подошли ближе к кругу. В кругу лежал пепел от сгоревшего дерева. Создалось такое впечатление, что дерево загорелось с вершины дерева и горело до самых корней.

— Странно, даже корней не осталось, — сказал Васька, поковыряв в земле палкой.

— И температура была большая, даже углей нет, остался только один пепел.

— Удивительно, — сказал Васька, — а подсад то сырой, — это какую нужно иметь температуру, что бы сырое дерево сгорело до пепла вместе с корнями.

— Или, скорее всего какую-то особенную радиацию, — сказал я.

— Вот это больше похоже на правду, — сказал Васька.

Васька повернулся лицом в ту сторону, откуда мы только что пришли, что-то прикидывая.

— А тебе не кажется Иванович, что вчерашнее серебристое облако светилось именно здесь?

— Может быть, — я прикинул расстояние, — да, похоже, что здесь.

— Это что же получается, подсад вырастает до десяти метров в высоту и сгорает от какой-то неизвестной нам энергии, связанной с этим облаком и поэтому здесь не растут большие деревья.

— Видимо, так, — сказал я. — И чем же это пахнет? А пахнет это Вася радиацией и, причём какой-то особенной, не знакомой нам.

Мы обошли небольшой круг по подсаду.

— Ты посмотри, ни одного следа, даже мышь не бегает, такое впечатление, как будто здесь мёртвая зона, — сказал Колька.

— А где собаки-то? — спросил Васька, покрутив головой в разные стороны.

Колька посмотрел в сторону леса.

— «Аднака» там остались, на краю леса, они что-то чуют, поэтому и не идут сюда.

— Ладно, мужики, идем к арке, — сказал я, — собаки никуда не денутся, сюда они уже не сунутся и будут ждать нас на краю леса.

Васька заглянул в коридор.

— Что-то у меня пропало желание спускаться туда.

— Ну, ты даёшь, а для чего же мы тогда сюда пришли, — сказал Колька.

— Вчера ты был храбрый, даже в ночь собирался идти сюда, а сегодня у тебя вдруг с чего-то пропало желание спускаться туда.

— А, вдруг, это тот коридор, о котором рассказывал мне отец, мы можем оттуда и не вернуться.

— Ну и что, чему быть того не миновать, — сказал Колька.

— А может, всё-таки рискнём, столько пройти и не посмотреть, что там внизу, потом жалеть будем, — сказал я.

Я был даже рад, что тащился сюда не напрасно, ведь кроме котлов и поляны мы нашли ещё и металлический коридор, глубоко уходивший в землю, а это уже что-то интересное.

— О, другом бы не пожалеть, — проворчал Васька, — кто его знает что там нас внизу ожидает.

— Ну что ж, придётся рискнуть, — после долгого молчания сказал Васька, и жестом руки пропустил меня вперёд.

И я, долго не раздумывая о возможных неожиданных последствиях, первым шагнул в коридор. Колька шел следом за мной, а последним шел Васька. Из вещей мы взяли только фонари, остальное в рюкзаках оставили на входе. Правда, Васька повесил на плечо карабин. «Возьму на всякий случай, мало ли что, а может быть и кто может там находится».

— А вдруг там медведь живёт, — сказал он. Идя сзади меня, Васька светил фонарём во все стороны, но больше всего на стены, изредка останавливаясь и что-то разглядывая на них.

— Странно, — вдруг произнес он.

Я остановился.

— Что ты там увидел? — спросил я.

— Иди-ка сюда, Иванович, посмотри сюда.

И он посветил на правую стену. На стене виднелись какие-то знаки, и что удивительно, среди них были знаки, похожие на наши цифры. Единица, тройка, пятерка.

— А может, это их знаки так похожи на наши цифры, — сказал я.

— Да нет, вот смотри внизу точно такие же знаки!

И он посветил фонарём вниз. Внизу на стене были написаны знаки похожие на нашу семерку и девятку.

— Это точно их цифры, но только они почему-то сильно похожи на наши цифры, — сказал он.

— Странно, наверное, цифры везде одинаковые, — сказал Колька, разглядывая противоположную стену коридора, на которой тоже были написаны какие-то знаки.

— Ладно, мужики, идем дальше, потом на обратном пути разберемся, — сказал я.

Мы прошли по коридору уже метров пятнадцать, и вдруг с правой стороны коридора показалась полуоткрытая восьмиугольная дверь, состоявшая из двух половин, которые раздвигаясь в разные стороны, уходили в стену. Я посветил фонарем за дверь. За дверью находилась большая комната, она была пуста, только в дальнем конце комнаты что-то лежало, поблескивая в свете наших фонарей. Мы протиснулись в полуоткрытую дверь, которая видимо от удара корабля о землю, заклинила. На полу комнаты сидел, опираясь спиной о стену, человек. Да-да, человек, вернее то, что от него осталось. На нем был надет костюм, который как металлический блестел в лучах фонарей, а рядом с ним лежал прозрачный скафандр. Из костюма выглядывала голова, она походила на голову мумии, от времени она высохла и почернела. Но судя по глазницам и форме носа, это был человек, похожий на нас. Колька приподнял ногу мумии

— Ты посмотри? — удивился он, — похоже на металл, но очень уж лёгкий.

А Васька приподнял с пола полуобгоревший берестяной факел.

— А это то, откуда здесь взялось?

— Наверное, охотники бросили, у них в то время ещё не было фонарей, — сказал Колька.

— Точно, а я и не подумал, — сказал Васька, бросив факел на пол.

И Васька в этот момент поежился как от озноба, передёрнув при этом плечами. А в двух метрах от него находилась кабина, похожая на лифт, двери в нее были открыты. А вокруг шахты лифта вниз уходила винтовая лестница. Васька посмотрел вниз и даже бросил туда полный коробок спичек, но звука падения коробка мы почему-то не услышали, хотя и прислушивались к нему.

— Глубоко, «аднака», да и темно внизу, — сказал он.

— Там что, еще один этаж, давай-ка, Иванович, посмотрим, что там внизу, — сказал он.

И мы начали осторожно спускаться по винтовой лестнице вниз в темноту, я шёл первым, держась рукой за стену и осторожно наступая на ступени лестницы, чтобы не поскользнутся и не загреметь вниз. Тремя фонарями мы высвечивали себе дорогу. И я в этот момент прислушался к нашим шагам и обратил внимание на то, что сапоги по ступеням лестницы не стучали, хотя ступени были металлическими, создавалось такое впечатление, что мы идём по мягкому ковру. Но пройдя ступеней сорок вниз, мы оказались на лестничной площадке, от которой в обе стороны уходил коридор. Коридор был настолько длинным в обе стороны, что луча света не хватало, чтобы упереться в конец коридора.

— Вот это коридор восхищённо, — сказал Колька.

— Представляю, какая длина самого корабля, — сказал Васька.

— Да, ты прав метров триста будет не меньше, если не больше, — сказал Колька, — если такой длины коридор.

А недалеко от площадки лестницы, прямо в коридоре лежало несколько человек, но на их головах были надеты скафандры. А вот лиц через стекло скафандров не было видно, потому что стёкла скафандра были зеркальными. Винтовая лестница, которая находилась в прозрачной трубе, уходила дальше вниз в темноту. Мы в нерешительности потоптались на площадке не решаясь спускаться вниз.

— Интересно ведь посмотреть, что там внизу, — нарушил молчание Васька.

— А если вот так же, как они останемся лежать здесь, тогда что, — сказал Колька.

— А тогда нам будет уже всё равно, — сказал Васька и рассмеялся.

— Ты же сам сказал, чему быть того не миновать.

Колька хотел что-то возразить, но махнул рукой и отвернулся от Васьки.

А я в этот момент посмотрел вниз в темноту.

— Ладно, мужики, не будем спорить, — сказал я, — давайте еще немного спустимся вниз, а там видно будет.

— Где-то же эта лестница заканчивается, — сказал я.