Бесплатный фрагмент - Долгий путь в гридни

Глава1

Вторые сутки Свей бежал по степи, временами падая от усталости в густую траву и забываясь на мгновение коротким и чутким сном беглеца. Едва заслышав сороку, предвестницу появившегося чего-то нового на горизонте, вскакивал, протирая глаза грязным кулаком, и бежал дальше. Густая трава будто прятала смельчака. А когда он падал в изнеможении, шептала, склонившись, ласковые слова, наполняя изголодавшееся тело тринадцатилетнего отрока** силой.

К концу второго дня вдали показались небольшие рощицы, и Свей с радостью почувствовал запах горицвета, барвинка. Значит, скоро будет настоящий лес, а туда печенеги не сунутся. Там — свобода!

На закате он повалился возле огромного дуба, что рос на поляне. Израненные ноги не слушались больше, рот сводило от съеденной впопыхах накануне какой-то ягоды. Пролежав ничком неизвестно сколько, он перевернулся на спину и открыл глаза. Дуб. Священное дерево жизни. Может, о нём рассказывала матушка, описывая ирий***? Нет, тот стоял на острове Буяне, в море-окияне. Он ни наг, ни одет, а этот покрыт листьями, как шубой. Сквозь густую листву проглядывало синее-синее небо. Холодное, одинокое. как Свей.

Он вырвался из плена, он убежал, потому что само слово «раб» было ему ненавистно. Он никогда не будет ничьим рабом. Матушка Малуша не раз говорила, что на его долю выпало великое счастье родиться на Земле человеком. Ведь ветер-сеятель, дувший с острова Буяна, срывает семена с дуба жизни и несет по всей земле. Падают семена и на зверя любого, и на травинку каждую, и на цветок. И какая же это ему удача выпала: жить на Белом свете человеком. А ведь были, наверное, и такие семена, которые погибали, которым не посчастливилось. А раз родился, значит, надо жить, даже если невозможно, даже если остался один-одинёшенек. Свей шмыгнул носом, вытер ладошкой мокрый от пота лоб и горестно вздохнул. Потерял он свою матушку.

*Гридинъ, гридь, — княжеский телохранитель, воин отборной дружины князя.

** отрок — мальчик-подросток в возрасте между ребенком и юношей

***Ирий — в восточнославянской мифологии древнее название рая и райского мирового дерева; мифическая страна.

Печенеги* — ворюги, только грабить да жен с детьми в полон брать горазды. Налетели, как ветер буйный, схватили их и увезли в степь бескрайнюю. Поди, поищи её теперь. Уж больно красива Малуша! Отец Лютода иначе как «моя лада» да «краса ненаглядная» и не называл её. Как она теперь там одна без него у печенега в плену?

Когда Свея выводили на торги, он вертел головой в разные стороны, искал, а вдруг увидит маму. Хоть бы одним глазком взглянуть. Нет, все напрасно. Её нигде не было.

Свей печально вздохнул. Его карие глаза, казавшиеся огромными на бледном исхудавшем лице, заволокло слезой. Мальчик с трудом сел, сгибая непослушные ноги, прислонился к шершавой нагретой коре гиганта и попросил у дуба разрешения отдохнуть в тени его кроны. Листочки тихо зашелестели в ответ, и Свею показалось, что ветки ещё ниже опустились, желая его прикрыть собой. Наслаждаясь покоем и тишиной, он закрыл глаза, и Дремота тут же набросила на него своё покрывало.

Как сквозь сон он видел около себя волчью морду, обнюхивающую его ноги. Старая беззубая волчица прельстилась легкой добычей. Свей понимал, что надо что-то делать, надо встать или хотя бы откатится, но не мог пошевельнуть даже пальцем. Она зарычала и приготовилась к прыжку. Но не прыгнула, а стала пятиться, поджав хвост. Свею хотелось повернуть голову и посмотреть, кто напугал зверя, но слабость, овладевшая им, была неодолима. Сквозь пелену Дремоты он видел что-то огромное, пыхтящее, оно тяжело шагало рядом, но не трогало его и потом, ломая ветки низких деревьев, ушло, и сон окончательно одолел.

Мальчика разбудило сильно пригревшее солнце. Оно стояло высоко на безоблачном небе и с радостью дарило своё тепло всему живущему на Земле. Свей отдохнул, ноги болели меньше, но очень хотелось есть.

Из лыка он сплёл силок и поставил его на звериную тропу. А пока руки занимались привычным делом, он вспоминал, что же с ним произошло накануне вечером. Но так ничего и не смог объяснить себе: сон это был или явь, но твердо решил, что первая добыча будет принесена в жертву богу Велесу, Великому богу, покровителю путешественников, купцов. Он хозяин леса, только он может принимать облик медведя.

Среча* и здесь не оставила Свея, помогла ему. И как бы отрок ни страдал от голода, пойманный заяц с честью был отдан жертвенному огню.

Несколько дней Свей лечил ноги травой-муравой, как учила Малуша, охотился, набирался сил для дальнего похода к самому Киеву-граду. Он давно решил стать воином-гридинем в дружине князя Святослава: печенеги князя боятся, он с войском по всей степи ходит. С ним Свей найдёт и вызволит матушку из плена.

*печенеги — тюркский народ, кочевавший в 8—9в.в.между низовьями Волги и Яика. Среча* — богиня, прядущая нить судьбы.

На исходе третьего дня Свей, наконец, перестал прислушиваться к стрекотанию сорок и опасливо озираться по сторонам. Успокоился. Погони нет. Иногда, глядя на суетливых муравьев, даже улыбался. Права матушка Малуша: какое же это счастье — родиться на земле человеком! Раны на ногах затянулись, и Свей решил на утренней зорьке следующего дня отправиться в путь. Зажаренного на костре зайца разделил на части и завернул в листья лопуха. На дорожку. Улёгся под дубом и заснул, спокойно, крепко.

Проснулся от далёкого еле слышного гула. Что это? Печенеги?! Побледнел, вздрогнул, присел, судорожно обхватив голову руками, почудилось. будто печенежский кнут просвистел над ухом.

Тихо. Протёр глаза. Светает. Цикады устало трещат, в стороне тявкнула лисица, прошуршал мимо ёж, но Свей, как дикий зверь, чувствовал опасность и, напряженно всматриваясь в темноту, ждал, когда повторятся разбудившие его звуки. Напрасно. Тишина. Всё нежилось на волнах теплой южной ночи. Тогда Свей лег и прижал ухо к земле. Она гудела, сотрясалась от топота сотен копыт. Конница!

Мгновенно Свей оказался на могучем дубе. Он слился с шершавой корой, его тело послушно повторило изгибы ветки. Отрок молил Световида, чуть дыша и не шевелясь, укрыть его листвой священного дерева.

А раскаты гула становились всё сильнее, громче, судорожно впивались пальцы в ствол и до боли сжимались веки глаз.

Умолкли птицы, спрятались звери в вековой дубраве, что одиноким островком оказался в степи.

Конница печенегов лавиной катилась по степи. Стороной неслась. А за нею, сколько хватало глаз, тряслось в кочующих кибитках, мычало, блеяло все хозяйство кочевников, поднимая к небу огромные клубы пыли.

Свей облегчённо вздохнул, сел на ветку, и вдруг увидел там, вдали, сторожевую вышку. Печенеги совсем рядом. Там же должен гореть сигнальный костер! Не горел. Что случилось? Свей мог только догадываться. Не успел дозорный подать сигнал об опасности. Не успел.

Пронеслась печенежская конница, а костер на сторожевой вышке молчал.

Скорость и натиск — вот что приносит им удачу. И мчат степные кони по бездорожью своих наездников к заветной цели, к городским воротам. Если успеют преодолеть мост и проскочить ворота, то завладеют Киевом без труда.

«Костер надо зажечь! — молнией пронеслось в голове Свея. — Предупредить!»

Не успела осесть пыль, поднятая стадами коров, верблюдов, плетущихся за войском печенегов, как Свей был рядом со сторожевой вышкой. Могучий русич лежал распростертым на земле со стрелой в спине, пальцы судорожно сжимали лук. Мальчик поднял оружие, но тугой лук не повиновался. Собрав все силы, Свей натянул тетеву, и горящая стрела упала прямо в сено, в центр вышки. Робкие и нерешительные язычки пламени костра с каждой минутой становились все яростнее. Скоро красный, жаркий огонь полыхал вовсю.

Все. Дружинники предупреждены. Свей вытер мокрый лоб, размазав по лицу пыль и улыбнулся: успел, бежал, как ветер. Потом повесил лук через плечо, взял кочан со стрелами и зашагал по проторенной печенежским войском дорожке в Киев-град, в войско князя Святослава.

На крепостной стене Подола шла размеренная привычная для русских стражников работа. Заполыхал костёр на заставе — враг в степи.

Сразу же тяжело и неумолимо поднимался мост; со скрипом натружено закрывались огромные дубовые ворота; около каждой бойницы вставали воины, готовые к бою.

Хорошо укрепил столицу князь. На страже двойные крепостные стены кремля! И неважно, что дружина мала, они не пустят врага в свои терема.

А печенеги приближались. Но где же мост? Исчез?! Назад повернуть нельзя: сомнут своих же. И, не увидев переправы, кони ринулись вперед в ров с водой. Переплыли. Берег — стена. Мокрые копыта скользили, разгоряченные кони вновь и вновь пытались встать на ноги, но крутой берег рва мешал им. Пришлось плыть назад. Купание остудило пыл кощеев, поубавило решимости. Высокие, хорошо укрепленные крепостные стены возвышались над всадниками неприступной скалой. Кощеи махнули рукой молодым воинам, стоявшим позади, и тысячи стрел полетели на защитников города. Ворота не открылись, а на разбойников обрушился ответный шквал стрел.

Прозвучал трубный голос карная*, и печенежское войско, окутанное облаком пыли, скрылось в нём на некоторое время. Но враг не ушёл от стен города.

Глава 2

— Матушка, матушка княгиня! Беда! Беда!

Княгиня Ольга, немолодая стройная женщина, читавшая у окна книгу трём внукам, прервала занятие. Она спокойно и неторопливо перевела взгляд на запыхавшуюся девку, простоволосую, с распущенными рукавами. «Экая растяпа, — недовольно подумала княгиня, взглянув на взъерошенную рабыню. — Наверное, по дороге потеряла браслеты-обереги. Хорошо пояс хоть остался.»

— Что ты кричишь? Говори толком, что случилось?

— Матушка, княгиня, печенеги на город идут!

— Как идут? Не может быть, — с удивлением воскликнула княгиня.

— Вся гридница гудит. Воевода, словно туча, ходит, — размахивая руками, рассказывала девушка.

Ольга стукнула в сердцах ладонью по столу и встала. Ее мысли, обгоняя друг друга, путались, метались в беспорядке. Кочевники. Одно слово — варвары! Без чести и совести. Ведь они с князем Святославом ряд учинили и знамена поставили, что не будут воевать русскую землю. А теперь?! Княгиня была ошеломлена этим известием и напугана. У печенегов всегда были завидущие глаза, загребущие руки. Нельзя было им верить! Что делать? Как отвести беду от города? Но, увидев, как внимательно смотрят на неё внуки, женщина закрыла книгу, кивнула мальчикам, и те торопливо гуськом ушли из горницы.

— Поди, позови ко мне воеводу Ратибора, — приказала она девушке.

Её сын Святослав, давно ушёл на Дунай воевать болгарскую землю и взял с собой лучших воинов. Преданные и проверенные мужи служат ему надежной защитой. А что делать ей? Конечно, коварный враг узнал, что она осталась с малой дружиной и тремя внуками и решил: и город ограбить, и её с княжичами в полон взять.

— Звали, матушка княгиня, — пробасил вошедший воевода, дородный седовласый воин, и горница сразу стала не такой просторной, как раньше.

Княгиня остановилась, заставив себя стоять на месте и, повелительно кивнув головой, сказала:

— Рассказывай, что стряслось?

— Эх, матушка, что говорить? Беда! Тиун* Доброслов приказал передать, что несколько улусов** поднялись и текут в сторону города, что река. Со сторожевой башни и то конца не видать этому войску. Тьма!

— Что делать будем? Как город и людей защитим от напасти лютой?

— Уже приказал, матушка. Весь посадский люд и ремесленники с Подола стекаются в город. Видели людей села Дорогожичей и Предеславино. Успели мост перейти. Золотые ворота дополнительно укрепляются камнем, — хрипло отчитывался старый воевода. — Все гридни и оставшиеся дружинники на городских стенах. К ним присоединились бронники, тульники, бочечники, древоделы, мостники, клобучники, белильники, камненосцы, гончары и кузнецы. Смолу уже варят, женщины собирают камни, складывают в кучи. Люди знают свое дело. У страха глаза велики, может ещё и обойдется, — вздохнул старик. — А чтобы спокойнее было, пошлём гонца к черниговскому воеводе Претиче, пусть, мол, поспешает на выручку со своей дружиной, как и обещал князю Святославу.

А Вы, матушка, с княжичами уехали бы сегодня же из города. Так безопаснее будет. Тиун Ворожей переправит вас на другой берег Днепра.

Княгиня Ольга стояла неподвижно у резного, разукрашенного яркими красками окна и печально смотрела на гудящий княжеский двор. Её пальцы судорожно сжимались в кулак. Глаза гневно сверкали. «Варвары! Надо бы им ещё раз преподать урок чести!» — подумала она.

*карнай — музыкальный духовой инструмент кочевых народов

*Тиун — название княжеского или боярского управляющего

**улус — поселение стойбище тюрко-монгольских народов

— Хорошо, Ратибор. Делай свое дело. Я с княжичами буду в городе: из одной смертной чаши пить будем.

Ратибор низко поклонился и вышел. Княгиня положила в клеть. массивную книгу и

задумчиво посмотрела на своё богатство, свою гордость — книги, с которыми всегда приятно встречаться и уж совсем невозможно расстаться. Две книги ей привез посол из Византии, а две другие написаны своими мужами-монахами. Но самая любимая вот эта — «Евангелие», подарок самого императора Константина, массивная, в железном переплете с яркими иллюстрациями.

Она закрыла клеть, и мысли опять вернулись к печенегам. Как не хотелось ей оставаться одной с внуками! Будто чуяла беду. Хотя разумом и понимала: стоит только Святославу засидеться в столице, сразу враги со всех сторон будут тревожить Русь. Город, конечно, отлично укреплен князем, а вот еды и питья хватит ненадолго: уж больно жаркое лето.

Глава 3

Как огромная река, заполонили печенеги всю степь вокруг города, расположились по-хозяйски лагерем, огородились кибитками, связались сыромятными ремнями, будто огромная змея сдавила кольцами город.

Печенеги нежились в лучах южного солнца, устраивали игры со скачками. Дым от многочисленных костров ел глаза дозорным на крепостной стене. Ни на минуту не умолкали гортанные выкрики врага, мычание коров, ржание лошадей.

Прошла первая неделя. Никаких признаков подхода черниговского войска не было. Осажденный город оживал только ранним утром и поздним вечером, когда Мерцана* встречала Световида** и провожала его отдыхать во дворец.

На вечерней зорьке шла стая ребятишек на поляну. Они не играли в лапту, как раньше, и не бегали, весело крича: «Гори, гори ясно…», играя в горелки, а сидели на выгоревшей траве, водили в раздумье палочками по земле.

*Мерцана — Богиня зари, всегда предшествующая Солнцу и царствующая над началом дня. Ночью она чаще всего покоится в объятиях Царя Вод, утром она открывает врата небесного дома Световида, и тогда он может показаться миру, а. вечером встречает его.** Световид — один из верховных богов славянского пантеона. Бог, дающий свет, тепло и жизнь, оживляющий и оплодотворяющий природу. Каждое утро он на солнечных конях приезжает в свой небесный дом, врата в который ему отворяет Мерцана.

Всем хотелось есть, но больше всего — пить. Вода в Почайне, что впадает в Днепр, тёплая мутная, но и её не хватает вволю.

— Опять дымком потянуло. Ужин готовят… поганые, — с завистью произнёс худенький светлоголовый отрок.

— А мне, ребята, пить охота… очень. Помните, как мы в это время купались в Почайне, на пристани, и бегали пить к Священному ручью. Какая там вкусная вода, — мечтательно протянул мальчик лет двенадцати. Он закатил глаза, сморщил облезлый веснушчатый нос и щёлкнул языком. Ему закивали в знак согласия, а длинный худой подросток, молча сидевший по-печенежски, скрестив ноги, произнес:

— А мне матушка говорила, что раньше была вообще только вода и тьма. Много, много воды, чистой, холодной, вкусной, и Бог летал над этою водою.

— А земля? Откуда она взялась, Свей?

— Бог сказал воде: «Ты будешь первейшей среди всех, без тебя ничто жить не сможет, и на тебя Я поставлю землю». Так и появилась земля, — тихо и просто ответил Свей.

— Да, Бог прав: без воды никто жить не сможет, — уныло проговорил веснушчатый малый.

Из дома напротив вышла молодая женщина в длинной полотняной рубахе, подпоясанной цветным плетеным поясом. Она неторопливо подошла к мальчикам и, погладив самого маленького, такого же, как она, голубоглазого, тихо сказала:

— Пойдем ужинать, сынок.

Её мелодичный ласковый голос заворожил Свея. Он видел, как встал её сын, как она взяла его за руку и повела домой. Глубокая тоска и боль светилась в карих глазах Свея.

— И мы тоже пойдем, — произнес рыжий мальчуган. — А ты опять на башню?

— Да… Может, кто из дружинников даст что-нибудь поесть.

Свей неторопливо, как бы нехотя встал и медленно побрел, свесив длинные руки.

На небе зажигались первые звезды, когда он улегся на солому рядом с бойницей. Сегодня ему не повезло: пока шёл, дружинники уже поужинали. Ему пришлось вернуться к Почайне, попить мутной воды и возвратиться к крепостной стене. Глядя на эти далёкие сверкающие звёзды, он мечтал о том, как придёт князь Святослав, как разобьёт стоявших под городом поганых, а потом пойдет в степь и там тоже их разобьёт. Он, Свей, будет гридинем и там, в степи, у печенегов, найдет свою маму. Она такая красивая, ласковая. Свей тогда сможет защитить её от каких угодно воинов.

В животе заурчало, и к горлу подкатила тошнота. Завтра утром на торговище надо стащить что-нибудь вкусненькое. Он закрыл глаза, но звёзды, мигая, всё равно мешали. Тогда Свей свернулся калачиком, положил под голову ладошки и уснул.

Глава 4

Вокруг чисто выскобленного стола сидело человек десять дружинников, расположившихся по правую и левую руку от воеводы, за ними ютились гридни. В сумерках с трудом различались их угрюмые лица.

— Надо решать, как будем город спасать, — проговорил Ратибор. — Только стены отделяют нас от печенегов. Если они пойдут на штурм, нам не сдержать их. Нужно опять гонца посылать.

Молодой чернобровый красавец, сидящий рядом с воеводою, предложил:

— А пошлите-ка хоть меня. Ночью я незаметно проберусь к Днепру-батюшке, переплыву и подмогу приведу.

— Нет, Иванко, нельзя тебе: у них посты расставлены везде, костры освещают всё вокруг, да и заметный ты. В два раза выше любого поганого. Нет, здесь надо что-то придумать хитрое, чтобы не поняли они ничего.

Ратибор замолчал, в рассеянности перебирая пальцами оберег на груди. Все почтительно смотрели в стол. Последние лучи заходящего солнца почти не проникали сквозь маленькое оконце. Со двора доносилось вечернее стрекотание сверчков. Тишина. Покой.

Вдруг лицо воина озарила лукавая улыбка:

— А не знает ли кто из вас какого-нибудь лихого отрока, знающего по-печенежски? — он озорно посмотрел на гридней. — Есть, может, такой знакомый, что не побоится пройти днём сквозь стан печенежский, переплыть Днепр и позвать черниговскую дружину?

Гридни притихли, перебирая в уме своих знакомых, нахмурили лбы, соображая. Наконец, отозвался самый младший воин:

— Знаю я одного. Шатается по торговищу. Он в плену был, те его продали в рабство, а он и от хозяев сбежал. Язык их понимает. Очень хочет гридинем стать, чтобы отомстить печенегам за родных и за себя.

— Вот и хорошо. Приведи его сюда завтра.

Ласковое утреннее солнце щекочет лоб и щёки Свея. Он спит и снится ему сон. Он, довольный и счастливый, лежит на лужайке, раскинув руки. Травинки приятно щекочут ухо, кузнечики тянут однообразную песню, и глаза сами собой закрываются. Сквозь дрему мама зовёт его, просит откликнуться, но Свей никак не может открыть сомкнутых глаз. Он слышит, как шуршит её платье, как тёплое знакомое дыхание обдает его, как она наклоняется к нему и нежно целует. Свей хочет обнять её, но руки смыкаются в пустоте и ищут, ищут маму, а губы тревожно шепчут: «Мама, мама». Вдруг что-то чёрное наваливается на него, давит, не даёт дышать и трясет за худенькие плечи. Свея объял ужас, он хочет закричать, вырваться и не может. Сквозь пелену страха, он слышит:

— Да толкни его сильнее. Что ты нянчишься с ним?

Свей окончательно проснулся и открыл, наконец, глаза. Он лежал на соломе под крепостной стеной, где и заснул. Нежные лучи Ярилы закрывали от него какие-то люди. Паника, что охватила его во сне, возвратилась, глаза зло блеснули, и Свей вскочил на ноги, ударил в грудь стоявшего над ним и пустился со всех ног бежать. Гридни бросились за ним. Да где им догнать Свея! Он бежит, как ветер.

Успокоившись, он оглянулся: позади никого не было. Остановился, почти не запыхавшись. Он любил бегать и обычно никому не удавалось его поймать, если не считать одного единственного раза. И поганые его ни за что бы тогда не поймали, но в маленькой роще негде спрятаться. И то печенегам пришлось попотеть, прежде чем его схватить. Мальчик гордился своей ловкостью. Не раз печенеги вываливались из седла, выбитые хлесткой веткой дерева, и, злобно ругаясь, опять пускали коня вскачь за непослушным и хитрым малым, а он петлял между деревьями, как мог, и, задыхаясь от долгого бега, умолял богов помочь ему скрыться от погони.

Свей шел, не замечая никого вокруг, ноги сами пылили к торговищу на Подоле. В животе призывно заурчало. Он обошёл всю площадь, выбирая место, где можно стащить что-нибудь поесть. Площадь жила обычной торговой жизнью, кипела, хотя и не так весело, как раньше. Каждый ремесленник старался сбыть свой товар, но на что ему, Свею, нужны горшки или замки, если у него нет сейчас дома. А торговка горшками уже уговаривала полную женщину, вертевшую сосуд в руках.