Бесплатный фрагмент - Долгая дорога в никуда

ДОЛГАЯ ДОРОГА
В НИКУДА

ЧАСТЬ I

Глава 1

восемнадцать с лишним лет прошло с того дня, когда он в та-

кое же холодное, как и сегодня осеннее утро должен был при-

нять поворотное решение о дальнейшей своей судьбе. Стояла

поздняя осень, с утра подмораживало, светило яркое солнце, поднявшееся

полчаса тому назад.

1996 год… Ему недавно исполнился 31 год. Казалось, жизнь сложи-

лась, а может быть не совсем, — промелькнула язвительная мысль в даль-

них уголочках его сознания. Эта мысль особенно часто посещала его в

последнее время, хотя он старался отбросить ее.

В тот день ему потребовалось чуть меньше часа и две-три выкуренные

сигареты для принятия решения. Накануне вечером он вернулся с работы

после семи вечера. Не успел еще переодеться, как со двора услышал крик

соседского мальчишки.

— Уктам-ака, Уктам-ака!

Выйдя на зов, он увидел Джерика — сына своего друга и соседа Касыма.

Не дав ему и слова сказать, Джерик скороговоркой выпалил:

— Уктам-ака, папа Вас зовет, папа Вас зовет.

— Что случилось?

— Ничего не случилось. Папа зовет Вас на ужин, потом хочет в нарды

сыграть, идемте скорей.

Касым был не просто сосед. Они были одноклассники и близкие

друзья. Жили на одной улице, в десятке домов друг от друга.

С тех пор как он стал заниматься «бизнесом», как он сам говорил,

шутя, а на самом деле стал обычным торгашом-«челночником», он за-

жил неплохо, в полном достатке. Особенно не шиковал, но мог позволить

себе раз или другой в неделю позвать друга или компанию друзей к себе в

гости. Накрыть дастархан с хорошей закуской под холодненькую водочку.

Четвертый год заканчивался, как он стал заниматься торговлей. Куда

он только не ездил, куда только не закидывала его судьба «челночная» —

Россия, Украина, Польша, Киргизия, Казахстан и еще какие-то страны.

Месяцами он рыскал в дальних краях с двумя-тремя сумками огромных

размеров в сине-красную клеточку, между городами и рынками, как волк

в поисках добычи.

Казалось бы: вот это жизнь — купил здесь, продал там, получил навар,

не жизнь, а сказка. Но мало кто знал, какой это адский труд, рискованный и

порой даже опасный не только для бизнеса, но и для жизни. И каждый раз

в такие дни в отчаянии и в ярости он говорил себе: «Все, баста, это пос-

ледняя поездка. Вернусь домой, отдохну недельки две-три, найду работу

какую-нибудь и буду жить спокойно». Приехав домой, первые дни он еще

подумывал об этом, но проходило несколько дней, отпускала усталость,

куда-то исчезала злость, и эти мысли постепенно улетучивались, как дым

от только что выкуренной сигареты.

К тому же полученные денежки, шуршащие в кармане, помогали от-

гонять эти, казалось, теперь уже нелепые мысли. Ну а после нескольких

посиделок с друзьями, отмечая удачную поездку или другое событие, он

уже совершенно забывал обо всех тяготах челночной жизни. К тому же и

пустеющий карман напоминал о себе.

Да и чем бы он здесь занимался? Работы нет, местный рынок занят,

здешние торгаши клянутся, что работают в убыток себе. Хотя он прекрас-

но знал цену торгашеской клятвы, но все равно не мог работать здесь,

в своем городе. А пойти простым работягой он теперь уже ни за что не

хотел. И поэтому через неделю-другую опять собирался в дальний путь.

Друзей у Касыма было много. Всех он любил и уважал, но особенно вы-

делял Уктама, да и Уктам отвечал взаимностью. Частенько они сидели вме-

сте — выпивали, болтали о том о сем, перекидывались в нарды или играли

в шахматы. Вот и сегодня Касыму, наверное, захотелось посидеть вдвоем.

Уктам был рад не только приглашению, но и тому, что появилась при-

чина не ужинать дома. В последнее время ему все тягостнее было нахо-

диться в кругу семьи. Смотреть на озабоченное и молчаливое лицо мате-

ри. Слышать невеселый, раздражённый голос жены, все чаще беспричин-

но одергивающей детей. Поводом, как правило, были деньги. Не то чтобы

их совсем не было, но постоянно не хватало, особенно в последнее время.

Год от года легче не становилось, появлялись новые трудности. Все

взрослые в доме работали: он, жена, мама получала неплохую пенсию, —

как-никак, Заслуженный учитель республики. Только двое его детей были

на иждивении. Бедствовать, конечно, не бедствовали. Но не хватало то од-

ного, то другого. Цены росли с невероятной скоростью, а зарплата не уве-

личивалась. Ни мать, ни жена, конечно, ни в чем его не упрекали, наобо-

рот, как могли, поддерживали. Тем не менее Уктам чувствовал какую-то

свою вину. Все-таки он единственный мужчина в доме. Он ответственен

за все, он должен обеспечивать семью. А как? Не воровать же идти, в кон-

це концов.

— Что же делать? — все время крутилась мысль у него в мозгу в послед-

нее время, и он ничего не мог с этим поделать.

— Хорошо, Джерик, сейчас переоденусь и приду. Если хочешь — по-

дожди, пойдем вместе, — ответил он пацану.

— Нет, Уктам-ака, я пойду — у меня дела, — скороговоркой выпалил

мальчик. — А вы идите, да побыстрее — папа давно ждет Вас. Я уже второй

раз прихожу за Вами. Папа сказал, чтобы я сходил еще раз, а то тетушка

Фатима забудет сказать Вам. Ну, я побежал, — крикнул он, убегая.

— Ну и постреленок — шустрый как юла, — подумал Уктам, входя в

спальню. Не спеша переоделся в домашнюю спортивную одежду, взял из

кармана пиджака сигареты со спичками. Уже в коридоре столкнулся с же-

ной.

— Я к Касыму, — ответил он на вопросительный взгляд жены.

— Догадалась. Слышала. Ужинать самим?

— Да, конечно, меня же на ужин приглашают.

— И на выпивку… Долго не задерживайтесь — завтра Вам на работу.

— Постараюсь, — буркнул он, уже выходя.

Пройдя через калитку, Уктам на секунду остановился перед полуот-

крытой дверью в далан. Она чуть скрипнула, когда он ступил внутрь.

— Уктам, дружище, салам алейкум, дорогой! — улыбаясь, шел ему на-

встречу с нетерпением ожидавший хозяин.

— Здравствуй, Касым! — с улыбкой приветствовал он друга.

Пожимая руки и обнимаясь, они расспрашивали друг друга о жизни и

делах.

— Ну, давай рассказывай, как дела, как поездка.

— Все нормально, Уктам, все хорошо. Проходи в дом. Давай в зал, там

поговорим за дастарханом.

Слегка подталкивая одной рукой, он повел друга во внутренние комна-

ты. В большой и просторной комнате, куда они вошли, все уже было при-

готовлено. На длинной и не очень широкой хан-тахте был накрыт дастар-

хан со всевозможной снедью. По обеим сторонам хан-тахты были настла-

ны плотные покрывала — курпачи, сшитые из золотисто-красной парчовой

ткани. Из такой же ткани были балыши — подушки-кругляши, уложенные

штабелями на одном конце курпачи.

— Присаживайся поудобнее, — хлопотал хозяин.

— Вот возьми балыши, — сказал он, подкинув ему подушки, заодно

прихватив и для себя. Усевшись ближе к центру стола, подложив сбоку

сразу два балыша, Уктам только теперь обратил внимание на стол и очень

удивился. Он был сервирован, по крайней мере, человек на восемь или

десять.

Центр стола занимала стопка больших лепешек, чуть ли не полуметр

в диаметре, белых и ароматно пахнущих тмином. Рядом — роскошная хру-

стальная ваза с фруктами, вокруг множество мелких блюдец с сухофрук-

тами, сладостями и конфетами. Две тарелочки побольше — одна со све-

жими помидорами, другая с огурцами и луком, очищенным от шелухи.

Еще на одной был аккуратно уложен чеснок и красный жгучий перец. В

салатницах красиво разложены соленья.

— Ты гостей ждешь? Ребят, что ли пригласил? — спросил Уктам, изум-

ленно оглядывая стол.

— Да нет, никого не жду. Только тебя пригласил, — улыбаясь, ответил

Касым.

— А зачем тогда все это? К чему такая помпезность? — еще больше

удивился Уктам.

— Да как тебе сказать? В общем, я хотел всех ребят собрать, но в по-

следний момент передумал. И знаешь, почему? — ответил вопросом на во-

прос Касым.

— Нет. Случилось что?

— Да нет, ничего не случилось. Просто я хотел с тобой поговорить об

одном деле, а если все соберутся, какой там разговор, — одна пьянка.

— Что за дело? О чем ты? — удивился Уктам.

7

— Позже. Сейчас давай выпьем по маленькой, закусим, чем бог послал,

как говорят русские, а потом поговорим.

— Ты меня заинтриговал. О чем ты хочешь поговорить? — не унимался

Уктам.

— Да успокойся, Уктамчик, я сказал, — все по порядку. Сначала

обед — потом война. Лучше возьми нож. Вот помидоры, лук, перчик — сде-

лай салат по-дехкански. А я пойду, потороплю жену, — сказал Касым, про-

тягивая ему небольшой кухонный ножик. — А еще надо принести самое

главное, чего здесь не хватает.

— Интересно, о чем он хочет со мной поговорить? — думал Уктам, не

спеша, но с умением нарезая овощи тонкими ломтиками. О чем или, мо-

жет, о ком? — навязчиво крутились мысли. Спустя некоторое время Касым

вернулся, неся в одной руке две бутылки водки, а в другой — «Кока-колу»

и минеральную воду.

— Ну вот, теперь все на месте. Заканчивай побыстрее с салатом, жена

уже горячее несет. А я горячительное открою, — сказал он, беря одну из бу-

тылок. И действительно он еще не успел накрошить перец поверх салата,

как открылась дверь, и вошла Насипа — жена Касыма.

— Здравствуйте, Уктам-ака, — улыбаясь, поздоровалась она, при этом

аккуратно размещая ароматно пахнущее блюдо посреди дастархана, как

раз перед мужем и гостем.

— Как у вас дела, Уктам-ака, как дети, как поживают ваша мама — те-

тушка Фатима, как Джамиля — подруга моя? — щебетала она, не давая ему

слово выговорить.

— Спасибо, Насипа, все хорошо. Джамиля привет передавала, — соврал

он, не зная зачем.

— Эсен болсин, и ей от меня привет передайте. Кушайте на здоровье.

Кушайте. Ош болсин, — проговорила Насипа, покидая их.

Блюдо пахло изумительно. Это была домлама из баранины с овоща-

ми, густо заправленная специями. Аромат зиры слегка перебивал осталь-

ные запахи, сильно возбуждая аппетит. Пока Касым разливал водку и

напитки по пиалам, Уктам дорезал перчик малюсенькими колечками и

половину посыпал на салат из помидоров, лука и чеснока, а другую по-

ловину __________оставил, чтобы добавить, в случае если не очень остро получит-

ся. Огурцы он порезал вдоль, положил на отдельную тарелку и слегка

посолил.

— Ну, давай. Ставь салат сюда. Давай выпьем, — сказал Касым, протя-

гивая ему маленькую пиалу, чуть ли не доверху наполненную водкой, за

ней сразу подал пиалу побольше с напитком. Обе пиалы были одинаковой

расцветки — сине-белые с узором в виде коробочки хлопка.

— Ну, давай. За что будем пить?

— Как за что? За твой приезд, за удачу в твоих делах.

— Нет, нет! Постой, давай лучше за нас, за нашу дружбу, а потом за

остальное.

— Ну, хорошо, давай за нас.

— За нас, — чуть ли не одновременно воскликнули оба и, чокнувшись

пиалами, опрокинули содержимое в рот.

Касым, чуть поморщившись, быстро схватил вилкой свежий салат и

тоже отправил в рот. Пожевав салат, поморщился еще больше.

— Ух ты. Ну и перчик, во рту горит, — произнес он, чуть ли не в слезах.

Уктам, в отличие от него, выпил водку залпом и быстро запил напит-

ком.

— Между прочим, водку не надо запивать, — лучше закусывать. Это

еще профессор Преображенский сказал, — заметил Касым.

— Кто-кто? — не понял Уктам.

— Профессор Преображенский из «Собачьего сердца». Не помнишь

что ли, он еще ассистента своего — Борменталя, наставлял.

— А-а. Понятно, — пробурчал Уктам.

— Что понятно? Давай, бери мясо, пока не остыло. И сам, показывая

пример, выхватил вилкой жирную пластину бараньих ребрышек.

Уктам, последовав его примеру, тоже переложил себе в тарелку не-

большой кусок баранины, картофелину, помидорчик и кусочек мор-

кови.

— Давай теперь выпьем за наши семьи, за матерей, — Касым быстрым

движением налил по второй.

— Ну, давай, — поддержал Уктам.

Еще раз чокнулись, выпили и закусили.

— А теперь давай за наших жен и детей, — Касым стал разливать по

третьей.

— Да подожди ты! Дай отдышаться, — попытался остановить его Уктам.

— Что мы выпили?! Ничего мы еще не пили! Давай еще по одной за

жен и детей, а потом покушаем.

— Ну, ладно, — уговорил, — согласился Уктам. Хотя уговаривать было

необязательно. Выпили стали закусывать, в основном, отдавая предпочте-

ние домламе.

— Очень, очень вкусно, — еле проговорил Уктам с плотно набитым

ртом.

— Кто готовил, ты или Насиба?

— Конечно я, женщины разве так умеют готовить? Они об экономии

думают, а не о вкусе.

— Да, здесь ты прав на все сто процентов, — согласился Уктам.

Увлекшись едой, Уктам не обратил сначала внимания, что Касым налил

остаток водки из первой бутылки себе и стал открывать вторую бутылку.

— Хватит, Касым, не открывай. Больше не будем, — попытался он оста-

новить друга. Получилось это у него не совсем убедительно. Касым, не

моргнув глазом, спокойно открыл бутылку, наполнил свою пиалу чуть ли

не краев, потом налил Уктаму побольше. Взял пиалу левой рукой и поста-

вил на открытую ладонь правой руки. Хмель уже чувствовался в его речи

и движениях. Да и Уктам чувствовал, что водка делает свое дело.

— Касым, может, хватит, — еще раз попробовал он остановить друга.

— Ты что, подожди, вот эту тоже выпьем. Выпьем за тебя, за твои успе-

хи.

— Ты что, смеешься?! Какие у меня успехи? — обиделся Уктам.

— Ты не обижайся, Уктам, я еще не пьяный, — знаю, что говорю. Вы-

пьем за твои будущие успехи. Ты знаешь, о чем я? Давай выпьем, потом

поговорим, и он протянул руку, держа на ладони пиалу с водкой.

Уктам только теперь догадался, о чем с ним хочет поговорить Касым.

Последний раз они говорили на эту тему давно, более полугода назад.

Как-то в начале весны Касым, вернувшись из очередной своей челночной

поездки, собрал друзей у себя. Между разговорами о том, о сем Уктам по-

жаловался, что в колхозе, где он работал, с каждым годом становится все

хуже и хуже. Зарплата маленькая, и ту вовремя не выдают, про премии во-

обще забыли, даже сверхурочные урезали практически наполовину.

Касым, как всегда, перебил его: «Так тебе и надо! Который год я тебе

говорю, зачем тебе эта работа, что ты вцепился в нее, или председателем

колхоза хочешь стать? Уходи из колхоза. Пошли со мной челноком рабо-

тать. А ты — ни в-какую. Еще раз я тебе предлагаю, брось эту работу, по-

ехали со мной». Все посмеялись, кто-то поддержал Касыма, кто-то был

против него, потом разговор перешел на другую тему и об этом забыли. Но

Касым не забыл, через два-три он как бы случайно встретил Уктама возле

его дома. Скорее всего, он специально ждал его. Уктам пригласил друга

в дом, он отказался, сославшись на какие-то дела. Поговорили о том, о

сем, и Касым опять вернулся к этой теме. Уктам не готов был к этому раз-

говору и не знал, что ответить. Обещал подумать. Тогда он воспринял это

не очень серьезно, хотя мысль об этом не раз посещала его. Да и Касым

как-то на эту тему больше разговор не заводил. Видимо, своих проблем

хватало. Скорее всего, Касым сейчас хочет об этом поговорить.

— Ну, давай! Что призадумался, казак молодой? Поднимай пиалу, вот

так держи на ладони, — вывел его Касым из задумчивости.

— Да, конечно, — сказал он, ставя пиалу на середину правой ладони.

— Выпьем, Уктам, за наши с тобой будущие успехи.

Плавным боковым движением рук они чокнулись пиалами, и от этого

чоканья в воздухе повис мелодичный звон соударяющегося фарфора.

Залпом выпили и не спеша приступили к еде.

— Ты, наверное, догадался, о чем я хочу с тобой поговорить, — начал

опять Касым.

— Да, теперь догадался, — ответил он, с интересом глядя на друга.

Они были ровесниками друзьями, одноклассниками и соседями. Даже

в детский сад ходили в один и тот же. Но они были разные во всем.

Уктам был худощавый, чуть выше среднего роста, рано начавший те-

рять свои темно-русые под цвет глаз волосы, небольшой, чуть заострен-

ный нос над узковатыми губами, узкий подбородок и слабо выделяю щиеся

скулы на светлой коже лица. Ни дать ни взять Ален Делон, как часто под-

шучивали над ним друзья. Человек он был неконфликтный, с мягким ха-

рактером. Касым же наоборот — роста ниже среднего, широкоплечий, с

накачанными бицепсами. Волосы черные, прямые, стриженые «ежиком».

Чуть раскосые черные глаза на скуластом лице, кожа шоколадного цве-

та, маленький ноздрястый нос и небольшие губы указывали на его не то

монгольские, не то кыпчакские корни. Несмотря на невысокий рост, Ка-

сым обладал неуемной энергией и силой. Сангвиник, нетерпеливый, со

вспыльчивым, но отходчивым характером. За какое бы дело ни взялся, ста-

рался довести до конца, во что бы то ни стало.

— Ну, рассказывай, как у тебя дела, как успехи, как работается в твоем

этом, так сказать, передовом колхозе.

— Да вроде бы ничего, — ответил Уктам, делая вид, что не заметил его

иронии.

— Вот именно что ничего. Ничего ни у тебя, ни у твоего колхоза не в

порядке.

— Развалится твой колхоз не сегодня, так завтра. Да не только твой,

всем колхозам пришел конец, это и ежу понятно. Вот только ты понять

этого не хочешь, не знаю почему. Не понимаю тебя, ты молодой парень

с высшим образованием да еще с головой на плечах все еще цепляешься

за эту работу. Работаешь с раннего утра до позднего вечера, даже по вы-

ходным, а зарплата мизерная и ту не вовремя выплачивают. Что, разве я

не прав?

Действительно Уктаму было нечем возразить. Все шло к этому. Вот

уже шестой год, как не стало Советского Союза. Огромной сверхдержавы.

Многие, особенно простой народ, до сих пор еще не понимали до конца,

что теперь будет, как дальше жить. Надеялись, что все образуется само со-

бой. СНГ образовали, может, заново будем объединяться, может, еще что.

Старались не думать о худшем. Надеялись на лучшее. Но с каждым годом

становилось все хуже и хуже.

Началось это, конечно, не сегодня, а гораздо раньше, — еще в середине

восьмидесятых. Тогда появились первые признаки того, что у нас не всё

так, как хотелось бы. Только мало кто в то время обращал на это внимание,

не только в сельской местности. Так было везде по всему Советскому Со-

юзу, вроде бы всего было достаточно, все было в изобилии, всего хватало.

Люди жили в радости, особенно старшее поколение, повидавшее войну.

На их долю выпали все тяготы: и голод, и холод, и разруха, и смерть. И

поэтому теперешняя скромная жизнь казалась им раем. Да и молодым не

на что было жаловаться. Все у них было: хочешь учиться — учись, хочешь

работать — работай. Как говорили тогда: «Молодым везде у нас дорога,

старикам везде у нас почет».

В общем, так оно и было, если не считать некоторых нюансов. А ню-

ансы заключались в том, что сначала понемногу, с оглядкой по сторонам, а

потом все наглее начало процветать казнокрадство, кумовство и взяточни-

чество. А с середины семидесятых и, особенно, в начале восьмидесятых,

это явление приобрело колоссальные масштабы. Но и это тоже мало забо-

тило простых людей. Жили в основном неплохо. Колбасу, сыры и прочие

деликатесы употребляли по праздникам, количество которых тоже было

немалым. Мясо покупали у махаллинского мясника по пять рублей за ки-

лограмм, а о том, что его могут продавать за рубль восемьдесят копеек

в гастрономах больших городов, они даже не подозревали. А еще помо-

гал свой огород, своя живность. Так что жили тогда неплохо. Вот только

антиалкогольная кампания при Горбачеве повлияла на благосостояние лю-

дей. Это была настоящая беда не только для народа, но и для государства.

Сколько денег не досчитался бюджет, сколько гектаров виноградников

порубили крестьяне по всему Союзу, — один Аллах знает. И что? Разве

пить бросили? Нет, конечно. Наоборот стали употреблять разную гадость,

начиная от технического спирта, кончая разными химическими или аптеч-

ными препаратами. Но ничего выжили и еще как! Зато узбеки научились

самогон варить, не хуже, чем русские или украинцы.

А потом грянула беда. Август 1991 года. Развал Союза Советских Со-

циалистических Республик — огромной необъятной страны, Родины мно-

гих и многих людей. Это был как гром среди ясного неба! Нет, скорее,

как цунами в тихую безветренную погоду. Многие были в растерянности,

особенно чиновники и бюрократы. Правда, они были еще раньше напу-

ганы возникшими за год или два до тех событий на фоне горбачевской

перестройки разного рода не то демократическими, не то псевдодемокра-

тическими движениями, такими как «Бирлик», «Эрк» и прочими. К тому

же в это время и «ваххабитская» зараза дала первые ростки. А это была

страшнее любой чумы. В общем, положение было не завидное не только у

нас, но и во всех союзных республиках.

Усугублялось все это еще и националистическими идеями, очень уме-

ло и главное вовремя подброшенными извне в умы некоторой части обще-

ства. События, произошедшие в 1989 и 1990 годах в городе Фергане, за-

тем в Букинском районе Ташкентской области между узбеками и турками-

месхетинцами, столкновение между киргизами и узбеками в городе Оше

и Джалал-Абаде, — это были звенья одной цепи, результатом четко спла-

нированной и умело организованной провокации. Кому это надо было и

главное зачем, так и осталось тайной. Было ясно одно: все эти трагические

события были запланированы где-то далеко за пределами Узбекистана.

В то время ходили упорные слухи, что это была рука Москвы, точнее —

КГБ. Но и если это и была «рука КГБ», то в виде завербованного запад-

ными спецслужбами сотрудника. Не в характере узбекского народа сеять

рознь на национальной или религиозной почве. Веками на территории

Узбекистана жили народы разных национальностей и религиозного верои-

споведования, будь то отдельные ханства: Бухарское, Хивинское, Коканд-

ское, государство под протекторатом Российской Империи, Туркестан,

или СССР, никогда и ни при каких обстоятельствах не случалось таких

столкновений. Узбекский народ всегда отличался своим гостеприимством,

благодушием к другим народам и веротерпимостью. И вот к 1991 году,

получив независимость, оказался, как говорится, «у разбитого корыта». С

отсталой экономикой, однобоко развитым аграрным сектором, направлен-

ным только на хлопководство, с технически отсталой промышленностью

и населением более 23 миллионов, из которых более 70 процентов прожи-

вало в сельской местности.

Было от чего растеряться и чиновникам, и бюрократам и тем более

руководителям различных рангов. Надо отдать должное Первому Пре-

зиденту Узбекистана Исламу Абдуганиевичу Каримову. Ведь он в такой

трудной обстановке и в такой сложный период смог вывести республику

из кризиса, избежав бунтов и войн. Хотя в то время было немало попыток

дестабилизации политической обстановки в республике. Президент как

умный политик и опытный руководитель сумел справиться с этой слож-

ной задачей.

Возможно, с точки зрения либерально настроенных конкурентов, это

было не демократично, но события, происходившие впоследствии в дру-

гих бывших Советских республиках, наглядно показали, что он выбрал

единственно верный путь. Скольких жизней стоило президентство либе-

рально-демократического президента Эльчибея в Азербайджане или гру-

зинского президента Гамсахурдиа, тоже пришедшего к власти в результате

демократических преобразований. Не говоря уже о Таджикистане, где к

власти рвались бандиты-ваххабиты, поначалу требуя перевыборы, а по-

том развязав настоящую гражданскую войну. И неизвестно, чем бы все

кончилось, если бы президент Каримов своевременно не вмешался и не

помог бы таджикскому народу преодолеть эту ваххабитскую заразу. Он

раньше других современных политиков понял, что ваххабизм — это страш-

ное зло для человечества. И поэтому в первую очередь, Каримов избавил-

ся от участников ваххабитского движения во главе с пресловутым лиде-

ром Жума-намангани, который, к сожалению, смог избежать участи своих

единоверцев, вовремя сбежав за границу. Большинство их были посажены

в тюрьму. Эти люди настолько были отравлены ученьем лжепророка, жив-

шего не то в 12, не то в 13 веке, что все равно, несмотря на колоссаль-

ное давление со стороны надзирателей, оперативных работников и даже

религиозных авторитетов, не отрекались от своего кумира. Напротив эти

фанатики чуть было не обратили весь тюремный контингент вместе с над-

зирателями в свою веру.

Вот с таким багажом в 1991 году Узбекистан приобрел независимость.

Экономика и раньше находилась в плачевном состоянии, а после развала

Союза, разрыва экономических отношений после 1991 года пошла совсем

уж по наклонной. Одно за другим стали закрываться большие и неболь-

шие предприятия, заводы и фабрики, все чаще можно было услышать сло-

во «банкрот», появились первые безработные.

Единственные предприятия, которые кое-как сводили концы с конца-

ми, это колхозы. Хлопок — основная сельскохозяйственная культура респу-

блики, которую выращивали сельхозпредприятия. Это была единственная

отрасль, приносившая доход, как государству, так и чиновникам всех ран-

гов. И поэтому расставаться с таким «лакомым кусочком» никто не хо-

тел. Чиновники придумывали различные дотации, кредитования или еще

что-то в этом роде, лишь бы сохранить огонек угасающей жизни. Создание

фермерских хозяйств их попросту пугало. Как отдать столько земли фер-

меру-дехканину? Как потом с него спросить? Как им управлять? А если

не захочет сажать то, что от него потребуют, а посадит то, что будет при-

носить ему доход? Как быть тогда? И вообще намного легче управлять де-

сятком председателей колхозов, чем несколькими сотнями или тысячами

фермеров в одном районе. Как потом по копейке собирать с них дань, и

согласятся ли они выплачивать? Чиновники всячески обманывали Прези-

дента, доказывая нецелесообразность единоличных фермерских хозяйств,

говорили о том, что еще не настало их время. И вот, по окончанию пяти

лет, несмотря на то, что менялись председатели колхозов, менялись мето-

ды управления, состояние колхозов ухудшалось из года в год.

В одном из таких колхозов и работал Уктам. Восемь лет назад по окон-

чании экономического факультета сельскохозяйственного института он по

распределению сельхоз управления района был направлен в этот колхоз и

остался там работать. Проработав три года, обязательных по распределе-

нию, он так свыкся с работой и коллективом, что не захотел ничего менять.

К тому же правление колхоза было в получасе ходьбы. Колхоз тогда назы-

вался «Путь Ильича», после был переименован в «Бостан», что означало

цветущий, но он так и расцвел. Когда-то, а точнее в семидесятые и вось-

мидесятые годы колхоз был лидером. Со временем техника вся устарела,

запчастей не хватало, цены на нефтепродукты были огромные, о новой

технике мечтать не приходилось. В общем, колхоз выживал, как мог.

— Эй, парень. О чем задумался, — вывел его Касым из короткого оцепе-

нения. — Я тебя спрашиваю. Я не прав?

— Нет, почему, ты прав. Прав, конечно.

— Ну, тогда что? Что тебя там удерживает? А-а, я догадался, — ты ка-

рьеру хочешь сделать. Председателем колхоза хочешь стать, а потом, чем

черт не шутит, может и хокимом района, а? — Начал он подшучивать над

другом.

— Да брось ты, Касым, не иронизируй. Какой председатель, какой хо-

ким, — слегка обиделся Уктам.

— Ну а что-тогда? Что так вцепился в этот свой колхоз? Скажи, в чем-

тогда дело?

— Ну не знаю, не знаю, Касым.

— Чего ты не знаешь, Уктам? И вообще, что надо знать? Ты о себе, о

своей семье подумай, — стал горячиться Касым. — Думаешь, я не знаю,

как вам сейчас тяжело. Знаю и очень хорошо знаю. Ты, пожалуйста, не

обижайся, ты мой друг и очень близкий друг, и поэтому я буду с тобой

откровенен. Чего таить, что есть, то есть. Джамиля твоя на днях жало-

валась моей Насибе и, кстати, не впервые, как в последнее время тяжело

вам жить. Да и мама твоя тоже очень переживает. Ты, наверное, не зна-

ешь, что в прошлый раз накануне моего отъезда я заходил к вам, хотел с

тобой попрощаться, но ты до ночи задержался на работе, я не дождался

тебя. Тогда мы с твоей мамой о многом поговорили: о жизни, о тебе и во-

обще, обо всем, что творится кругом. Хотя она напрямую и не говорила,

но я прекрасно понял, как вам в последнее время тяжело. Я тебе как другу

скажу — хватит, не тяни резину, она в любом случае порвется. Не сегодня,

так завтра. Подумай хорошенько и решись поменять свою жизнь. Если не

хочешь челночить, как я, займись чем-нибудь другим.

— Интересно ты рассуждаешь, Касым! Чем еще я могу заняться в этом

городе?

— Знаю, что нечем, поэтому я тебе и предлагаю заняться тем, чем за-

нимаюсь сам. Как видишь, я неплохо зарабатываю, на хлеб с маслом хва-

тает. А помнишь, как я жил четыре года назад, что у меня было? Ничего

не было: дети полуголодные, раздетые, работы нет. Зарплаты жены вместе

с маминой пенсией хватало на две недели, даже при жесткой экономии. А

сейчас, как видишь, слава Аллаху, у меня все наладилось.

Уктам обо всем этом знал, видел, как Касым из года в год потихоньку

поднимается. Года полтора назад приобрел автомобиль «шестерку», хоть

и подержанную, но в хорошем состоянии. Мебель купил. Жену, детей оде-

вает очень прилично. И себе ни в чем не отказывает. Видел и радовался за

друга, даже немного завидовал.

Касым тем временим, все настойчивей продолжал наседать на Уктама.

— Не понимаю тебя, Уктам. Вроде бы ты умный парень, с высшим об-

разованием, а простых вещей не понимаешь или не хочешь понять. Ты же

прекрасно видишь, колхоз твой, да и не только твой, развалится не сегод-

ня-завтра. Чего ты ждешь, не понимаю!

Помнится года три назад, когда Касым впервые предложил ему за-

няться челночным «бизнесом», тогда он и слушать не хотел, даже немного

обиделся. Как это так — человек с высшим образованием и вдруг «чел-

нок»?! — Он что с ума сошел, — думал он про друга, — что люди скажут? А

теперь за какие-то два или три года эта мысль не казалось ему столь уж

абсурдной. Теперь уже многие стали этим заниматься, не этим так чем-то

другим, лишь бы семью прокормить. И не только колхозные экономисты,

каковым он являлся, но и учителя с высшим образованием, но мизерной

зарплатой, инженеры, оставшиеся __________без работы, разного рода управленцы

из обанкротившихся предприятий. Да мало ли кто. Всем надо было ку-

шать, всем надо было кормить семьи.

Одни пошли в «челноки», другие — в торгаши на местный вещевой ры-

нок или на колхозный базар, стали торговать овощами или фруктами. Бо-

лее шустрые и ушлые обзавелись своими лавчонками или магазинчиками.

Но основная масса — это рабочие различной специализации, большая

часть колхозников, специалисты средней руки, да и многие другие, остав-

шиеся без работы, пошли батрачить на стройках в бывших братских рес-

публиках. Тропинку проложили руководители строительных управлений

и кооперативов. С середины семидесятых до развала Союза строительство

в Узбекистане развивалось бурными темпами, да и не только в Узбекиста-

не, на всей необъятной территории Союза шла неслыханная по масшта-

бам стройка. Строились заводы и фабрики, нефте- и газопроводы, интен-

сивными темпами поднимались жилые дома. За два-три года возводились

целые поселки с полной инфраструктурой и объектами культурного и бы-

тового назначение.

Во всех районных центрах, в небольших городах, не говоря уже об

областных центрах, было с десяток строительных организаций, а по-

сле горбачевской перестройки возникло большое количество строи-

тельных кооперативов. В Узбекистане в то время в строительстве было

занято от 15 до 20 процентов трудоспособного населения республики.

И вот все эти люди в одночасье стали никому не нужны. Постепенно

к ним стали присоединяться рабочие и служащие из других отраслей

производства, обанкротившихся заводов и фабрик или попавшие под

сокращение.

Вот в такой непростой обстановке на свой страх и риск думающие о

своих людях руководители строительных организаций и небольших стро-

ительных кооперативов стали налаживать межгосударственные отноше-

ния. Заключив договора, стали работать в соседних республиках — в Ка-

захстане и Туркменистане. В начале девяностых в этих республиках было

еще более или менее стабильное положение в первую очередь за счет при-

родных ресурсов, в основном, за счет природного газа. Вначале ездили в

Туркмению. Туркмены тогда за счет своего газа начали богатеть и бурно

строиться. Особенно стали застраивать свою столицу — город Ашхабад.

Строились и другие города, везде шло строительство, как будто не было

никакого краха СССР.

Тысяча строителей из Узбекистана, сначала организованно по догово-

рам трудились на просторах Туркмении. Чуть позже туда хлынуло еще не-

сколько тысяч уже самостоятельных рабочих бригад или единоличников.

Все эти бригады или одинокие рабочие находили себе работу в государ-

ственных строительных организациях Туркменистана или в частом секто-

ре строительства. Но счастье это продолжалось недолго.

В 1995 году их Президент решил закрыть границы. Выпроводил всех

узбекских гастарбайтеров, хотя тогда еще и слова такого не знали. Ввел

визовой режим со всеми странами, в том числе и с ближайшими соседями.

Не понятно, чем руководствовался этот человек, разрывая многовековые

узы дружбы и братства между соседними народами. Возможно, он решил,

что так будет лучше для туркменского народа. Если они будут меньше

общаться с соседями, то в страну не попадет какая-нибудь демократиче-

ская зараза или еще хуже — идеи ваххабитов. Не понятно, зачем надо было

рвать соседские и, самое главное, родственные отношения между двумя

народами.

Возможно, причиной тому послужило то, что до 1924 года значитель-

ная часть территории нынешнего Туркменистана принадлежала Узбеки-

стану. Сталин передал Ташхаузскую, Чарджоузскую и отдельные участки

других областей, где до сих пор наибольшую часть населения составляют

этнические узбеки. По-видимому, были опасения, что узбеки, прожива-

ющие в этих областях, со временем захотят вернуться назад. Поэтому он

начал оголтелую политику «турменизации» республики.

Не понятно было, почему руководство Узбекистана, без каких-либо

возражений приняло такую политику туркменскогопрезидента. Неужели

их не волновало, что у большинства хорезмийцев есть родственники и

друзья в Ташхаузской и Чарджоузской областях, что их связывают долго-

летние семейные узы, что у многих узбеков, проживающих в упомянутых

областях, могилы предков находятся в Хорезмской области Узбекистана.

Недаром народная мудрость гласит: «Сытому коту некогда думать о го-

лодных мышах». И вот теперь, благодаря «мудрости» тех руководителей,

гражданам обеих республик, чтобы посетить родственника или старого

друга, живущего в нескольких десятках километров, приходится ездить за

тысячу километров в столицу республики, чтобы получить визу. Их даже

не смущало, что в это время Европейские государства стали сближаться,

открывать границы, началось объединение в Евросоюз.

Как только захлопнулись двери Турменистана, народ потянулся в дру-

гие края. Сначала в Казахстан, потом в Россию, затем в Украину и даже

до Польши дошли узбекские «челноки». По их стопам пошел рабочий

народ — гастарбайтеры. Но в основном они работали в России.

Раньше, как только февральские холода уступали мартовской прохла-

де, и первые почки фруктовых деревьев начинали лопаться, а на солнеч-

ных склонах арыков начинала пробиваться первая зелень, дехкане гото-

вились к пахоте, к посевной. А теперь большинство народа готовились к

отъезду на работу. С наступлением настоящих теплых апрельских дней

тысячи молодых и не очень молодых людей самолетами, поездами и ав-

тобусами, микроавтобусами и легковыми автомобилями отправлялись в

дальние края на заработки, чтобы прокормить свои семьи.

Какие трудности и невзгоды преодолевали они на своем пути, — это

отдельная история. Начиналось все с посадки в транспортные средства.

Хозяева транспортных средств, чтобы побольше заработать, сажали чуть

ли не вдвое больше пассажиров, чем предусмотрено правилами. А бед-

ные работяги в стремлении хоть немного сэкономить соглашались ехать

в битком набитом автобусе несколько дней. Преодолевая многочасовые

ожидания на границах, беспричинные и бестолковые проверки таможен-

ников-мздоимцев, откровенный полицейский рэкет на просторах Казах-

стана, претерпевая унижение и оскорбление, злость и отчаяние, они уез-

жали за три-четыре тысячи километров, где их ожидали не менее тяжкие

испытания. И главное из этих испытаний — поиск работы. Это было очень

трудной задачей, особенно в середине девяностых. Не имея ни знакомых,

ни родных, ни крова над головой, ни денег, практически не зная языка,

очень трудно было найти нормальную, достойно оплачиваемую работу.

Да еще оформление документов, разного рода разрешения, и прочее. Тем

не менее они ехали снова и снова, надеясь, что в этот раз им повезет. А

сколько их обманывали различного рода аферисты и мошенники, люди с

преступным прошлым.

С всевозможными обещаниями и посулами они входили в доверие к

этим ни о чем не подозревающим работягам. Под 10 процентов отката

«добренький дядя» обещал найти хорошо оплачиваемую работу. Получив

их согласие, он покупал кое-какую еду, давал немного денег. Затем обе-

щая устроить их на работу, исчезал, прихватив паспорта гастарбайтеров.

Через 10 –15 дней он, наконец, находит подходящего для себя работодате-

ля, предварительно забирает у него по 200 или 300 долларов за каждого

работника в счет их будущего аванса. Затем привозит рабочих на место

работы. Хорошо, если с работодателем повезет, он окажется порядочным

человеком. Но бывали и другие, которые не платили за работу, а просто

выгоняли на улицу. К счастью, в России во все времена хороших людей

было намного больше, чем плохих.

Челнокам приходилось не легче, — у них были свои трудности. Больше

половины жизни они проводили в дороге с тяжелой ношей. У челноков

были неподъемные тюки и баулы, громадные сумки с товаром, которые

они должны были протащить в битком набитые людьми вагоны, следить

за ними, если понадобиться, даже драться за них. А еще бесконечные по-

боры по пути следования. Начиналось все с посадки в поезд, с билета,

купленного чуть ли не вдвое дороже, с проводников, требующих мзду за

каждую лишнюю сумку. Затем таможенники, сначала свои, затем казах-

ские, голодными глазами смотрящие на бедного «челнока». У них тоже

семьи. Чуть ли не полдня продолжался этот кошмар. Пережив все это, не

следовало успокаиваться, — впереди просторная казахская степь с транс-

портной полицией не менее лютой, чем автодорожная. Только въехав на

территорию Российской Федерации можно было немного расслабиться.

Хотя и там хватало непорядочных людей, но по сравнению с казахстанца-

ми они казались «ангелочками».

Обо всем этом Уктам имел очень смутное преставление. Разговоры,

слухи об этом были везде — на базаре, в чайханах, у парикмахера, который

всегда был в центре событий. Но как-то не слишком вдавался вподробно-

сти, возможно, считал это преувеличением. Да и сами жертвы этого про-

извола мало распространялись об этом. И Касым, в том числе, не любил

говорить на эту тему.

— Эй, ты слушаешь меня? — вывел его из раздумья Касым.

— Да, конечно, — встрепенулся Уктам.

— И о чем я тебе бубню целый час?

— Да понял я тебя, Касым. Понял. Об этом сейчас и думаю.

— И что? До чего додумался? — изумленно взглянул Касым на Уктама

— Да не додумался ни до чего. Тебе сейчас легко говорить. Ты уже рас-

крутился в этом деле. Знаешь, что к чему. К тому же у меня и денег нет.

— Ты сперва реши для себя, будешь ты заниматься этим делом или нет.

А на счет денег будем решать вместе. Кое в чем я помогу, кое-что сам

найдешь.

— Допустим, я решусь. Но сколько денег надо будет, чтобы начать

дело? Я же должен знать, хотя бы приблизительно.

— Чем больше, тем лучше. Шучу, конечно, но для начала как минимум

тысячу долларов надо.

— Ну откуда у меня такие деньги, Касым?

— Знаю, что нет у тебя столько. Половину хотя бы ты сможешь до-

стать? Подумай, может, у кого-нибудь занять или что-нибудь продать. Или

хотя бы долларов 250 — 300 на дорожные расходы, на первые дни, на жилье

и еду. Да мало ли какие могут быть расходы? А с товаром я тебе помо-

гу. Есть знакомые торгаши, я познакомлю тебя с ними. Поручусь за тебя.

Они товар в рассрочку будут давать. Главное, ты не подведи. Хотя я в тебя

верю, ты не обманешь.

— Хорошо, я еще раз все обдумаю, на трезвую голову. Завтра я тебе дам

окончательный ответ. Теперь пора отдыхать, поздно уже, засиделись мы с

тобой. Время уже первый час ночи.

— Хорошо, Уктам, подумай еще раз хорошенько и, главное, учти одну

вещь. Я тебя должен предупредить: занятие не из легких. Это очень труд-

ное дело, требующее физической силы, твердой воли и разума. Не каждый

может осилить это. Так что подумай хорошенько и не говори мне потом,

что это я втянул тебя в это дело.

— Не скажу! У меня своя голова на плечах.

— Надеюсь, не скажешь. Наоборот, может, спасибо скажешь когда-ни-

будь.

— Я тоже на это надеюсь. А теперь, Аминь, — сказал он, молитвенно

складывая руки.

— Пусть все наши начинания обернутся благом. Пусть будут так,

Аминь, — повторил Касым.

Глава 2

Придя домой, Уктам лег рядом с женой. Заснуть сразу не уда-

лось, мысли всё время крутились вокруг предложения Касы-

ма. Жена, недовольно фыркнув, перевернулась на другой бок.

— Запах водки почувствовала, наверное, — подумал он. — Ну ладно,

утро вечера мудренее. Хватит об этом, завтра буду думать с утра. Завтра

с утра, завтра с утра, — повторял засыпая. Утром, как всегда, по привычке

встал рано. Неугомонная мать уже была на ногах, занималась хозяйством.

— Доброе утро, мама, — поздоровался он с ней.

— Доброе, — ответила она, всем своим видом показывая свое недоволь-

ство вчерашними его посиделками.

Не желая раздражать ее своим присутствием, а еще больше не желая

выслушивать ее недовольство, он быстренько отправился вглубь огоро-

да в хлев, ухаживать за скотиной. У него было два двухгодовалых бычка

и корова с теленочком. Натаскав каждому по ведру воды, он закончил

свои утренние обязанности, заодно и физзарядку. Мать на другом конце

огорода, сидя на корточках, косила серпом уже пожелтевшую и высо-

хшую траву. Пока она сидела, повернувшись к нему спиной, он неза-

метно для нее прошел в восточное крыло дома, не видимое со стороны

огорода.

На торце вдоль стены, попирая фундамент, лежали несколько бревен,

обвязанных стальной проволокой. На эти бревна он и сел. Вытащил пачку

сигарет и закурил. После первой затяжки подступила тошнота, — послед-

ствие вчерашней выпивки. Слегка закружилось голова, но затем быстро

отпустило. Однако тупая боль в затылке осталась. Теперь надо было обду-

мать вчерашнее предложение Касыма.

Несмотря на яркие лучи солнца, утро оставалось холодным. Сидя на

холодных бревнах и тупо глядя в одну точку, Уктам постепенно убедил

себя, что все-таки Касым прав: — Надо что-то предпринимать, на что-то

решиться, что-то делать. До каких пор он, здоровый и вроденеглупый па-

рень, будет влачить жалкое существование, дрожать над каждой копейкой,

проедая материнскую пенсию? Нет, так не должно быть. Нет, надо решить-

ся. — Тупая боль в затылке не унималась. Когда его позвали завтракать, он

докуривал уже вторую сигарету. К тому времени он уже принял решение.

Осенью с наступлением холодов обычно завтракали и обедали на кух-

не, а ужинали чаще в далане, — в просторном и длинном помещении, со-

вмещенном с прихожей, за просмотром телевизора. Когда он вошел в кух-

ню, за низким столиком — хан-тахтой, на ватных курпачах сидели дети и

жена.

— Доброе утро дети, доброе утро жена, — поздоровался он со всеми.

— Доброе, доброе, — закричали на разные голоса дети. Жена лишь кив-

нула слегка. Сев на свое обычное место, он с чуть заметной улыбкой и

добрым взглядом стал разглядывать детей, жену. На жене его взгляд оста-

новился чуть дольше. Она даже не взглянула на него, хотя и чувствовала

его взгляд, явно выражая этим свое недовольство. Тем не менее, на душе

у него было весело. Ему так хотелось улыбнуться, засмеяться и весело

крикнуть:

— Я только что принял бесповоротное решение. Теперь все будет по-

другому. Теперь все будет хорошо!

Конечно, он не стал этого делать. — Вечером за ужином преподнесу им

«сюрприз», когда и мама будет за столом, — подумал он. — Интересно, как

они воспримут это?

Дети как всегда шалили, отказывались кушать, передразнивали друг-

друга. Жена одергивала то одного, то другого. Он как будто всего этого не

замечал. Жена еще больше злилась. Наконец она не выдержала и в сердцах

выговорила:

— Что вы сидите как истукан с язвительной улыбочкой или так напи-

лись вчера со своим дружком, что слово не можете высказать?

Он слегка встрепенулся и теперь уже с явной язвительной улыбкой

сказал:

— Ты что, женушка, мы вчера совсем не пили.

— И что же вы вчера делали, что от вас ночью за версту перегаром

несло?

— Да это так, слегка. Главное мы о многом поговорили.

— И о чем вы говорили, что еле на ногах притащились?

— Ты это брось. Нормально я вчера пришел.

— Ну, ну. И о чем же говорили до полуночи?

— Вечером узнаешь, нет лучше в обед, я сегодня обедать дома буду.

— У тебя сегодня сколько уроков, сможешь приготовить на обед что-

нибудь?

— Смогу, — у меня сегодня в первую смену всего три урока. Женское

любопытство так быстро затмило женское недовольство, что это удивило

и немного порадовало Уктама.

— А теперь мне пора на работу, — сказал он, залпом выпивая успевший

уже остыть зеленый чай.

— Вы ничего не ели, поешьте хоть что-нибудь, — забеспокоилась она.

— Не хочется что-то.

— Ну, конечно, после вчерашнего, — съязвила она.

Вставая из-за стола, из окна Уктам увидел маму. Она до сих пор еще

копошилась в дальнем углу огорода. Она как всегда завтракала очень позд-

но. Выпроводив всех, ближе к десяти часам садилась кушать. Завтрак ее

состоял из небольшого кусочка лепешки, накрошенной в пиалу с молоком.

Иногда съедала одно яйцо.

— Скажите, что все-таки случилось, о чем хотите сказать, — еще раз по-

пыталось удовлетворить свое любопытство Джамиля.

— В обед, я же сказал в обед, потерпи еще несколько часов.

— Хорошо.

Не дожидаясь лишних вопросов, он быстро собрался и вышел на улицу.

От райцентра до правления колхоза было недалеко, — километра два с по-

ловиной. Уктаму обычно нужно было не более двадцати минут. Ему нрави-

лось ходить на работу и с работы пешком. Даже когда знакомые водители

предлагали подвезти, он отказывался, предпочитая идти своим ходом.

Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул свежего осеннего воздуха и не

спеша направился в сторону шоссе, ведущего в сторону правления кол-

хоза «Бостан». На середине пути его догнала Умида, секретарь раиса —

председателя правления колхоза, девушка бойкая и озорная. Сегодня она

почему-то припозднилась, обычно она одной из первых приходила на рабо-

ту и до прихода других работников успевала прибраться в приемной, раз-

ложить все входящие и исходящие бумаги по полочкам, заварить крепкий

зеленый чай, приготовленный по особому, только ей известному рецепту.

— Салам алейкум, Уктам-ака, что ж вы еле плететесь, давайте побы-

стрее, — пошутила она, обгоняя его.

— Салам, Умида, я-то успею, а вот ты что-то сегодня припозднилась.

— Я в хокимияте с утра была по поручению раиса, — бумаги кое-какие

отнесла.

— Ну, тогда понятно. Беги, беги, а у меня время есть еще, — крикнул он

ей вдогонку.

Девяти часов еще не было, когда он вошел в свой кабинет. Там уже си-

дел Курбан-ака, — табельщик колхоза, и его напарник по кабинету. Это был

тучный мужчина лет пятидесяти, с седеющей и лысеющей головой, с за-

плывшим жиром затылком, с темно-шоколадным цветом кожи. Он всегда

казался сердитым, хотя был человек благодушный и добрый. Не поднимая

головы, он сосредоточенно пыхтел над какими-то бумагами, даже на при-

ветствие Уктама пробурчал что-то невнятное.

Сев за свой стол, Уктам достал лист бумаги. С минуту подумав, он на-

чал что-то писать. В этот момент Курбан-ака, подняв голову, посмотрел на

него, потом перевел взгляд на потолок, усиленно обдумывая что-то. Потом

опять склонился над своими бумагами.

— Цифры какие-то на потолке углядел, наверное, — с усмешкой поду-

мал Уктам.

Закончив писать, Уктам направился к выходу, и только тогда Курбан-

ака спросил:

— Ты куда?

— К раису, — ответил он, захлопнув за собой дверь.

В приемной на удивление было очень мало посетителей. Обычно в это

время там всегда была толпа народу: в основном, своих колхозников, при-

шедших с просьбой о помощи. Просили самое разное: кому мешок зерна,

кому трактор для работы на приусадебном участке, кому помощь на свадь-

бу сына. Мало ли у колхозника забот, тем более в такое время.

Сегодня их было только двое, пожилая женщина, имени которой Ук-

там не знал, и старик Розым-ота. Старик был завсегдатаем этого кабинета.

Белобородый, невысокого роста, зимой и летом в одном и том же полуво-

енном кителе с несколькими медалями участника войны. Он по любому

поводу приходил к раису. Даже если случайно соседская или какая-ни-

будь бездомная собака загрызла его курицу, он приходил к раису жало-

ваться, просил принять соответствующие меры. Склочный был старик,

даже жена, прожившая с ним более полувека, люто ненавидела его. Двое

сыновей и дочь, жившие в том же кишлаке, стыдились его поступков, но

ничего не могли поделать. Все раисы, и предыдущие и нынешний, зная его

нрав, старались не спорить и не перечить ему, по-хорошему выпроводить

старика. В приемной была еще Умида, — секретарь. Увидев Уктама, она

дружелюбно улыбнулась и спросила:

— К раису? Подождите немного, посетитель у него. Сейчас выйдет.

Поздоровавшись со стариком и женщиной, он сел на самый крайний

стул. Сама приемная выглядела очень уныло. Стены, некогда выкрашен-

ные в светло-голубые тона, выглядели теперь скорее серыми, местами

обшарпанными, с облупившейся краской. Мебель тоже оставляла желать

лучшего: шкаф с деловыми папками в углу с прибитым вместо ножки бру-

ском, стол секретаря с облезшим слоем фанеры, и стулья, на которые опас-

но было садиться.

Благо, ждать пришлось недолго. Дверь кабинета раиса отворилась, и

оттуда вышел посетитель. Это был мужчина лет сорока, очень хорошо

одетый для здешней местности. На нем был серо-голубой костюм, синий

в полоску галстук на белоснежной сорочке, импортная шляпа и очень мод-

ная куртка. Приветливо кивнув хозяйке приемной, он не торопясь покинул

помещение.

Издавна по негласно установленным правилам работники данного уч-

реждения заходили в кабинет начальства без очереди. Так было и в этот

раз. Поэтому, когда Уктам направился к дверям председателя, старик дер-

нулся, но потом, не решившись возражать, опять сел на место.

Сам кабинет раиса выглядел чуть лучше остальных помещений

правления колхоза. В прошлом году он выкроил немного денег и кое-как

привел в порядок помещение после нескольких замечаний со стороны

районного руководства. Когда Уктам вошел, раис сидел в своей привыч-

ной позе, — левым локтем опираясь на стол, при этом держась большим

пальцем и кулаком за подбородок. В его правой руке была сигарета.

— А, Уктам, заходи! Здравствуй, садись. Что у тебя? — спросил раис,

отвечая на приветствие.

Это был средних лет мужчина, с небольшой щетиной и зачесанными

назад черными с серебром волосами. Пиджак из серой в полоску ткани

сидел на нем мешковато, поскольку председатель еще не оправился от не-

давно перенесенной болезни. С утра раис уже выглядел уставшим. Мешки

под глазами, чуть заметная серость лица и невеселый голос свидетель-

ствовали о его еще не совсем окрепшем здоровье.

— Что у тебя? — еще раз спросил председатель, когда Уктам сел на

предложенное место.

— Вот заявление написал. На увольнение.

— Не понял. Кто написал? На что? — удивленно поднял брови раис.

— Я написал, хочу уволиться, раис-бобо, — уверенным голосом ответил

Уктам.

— Почему? Случилось что?

— Нет, ничего не случилось. Просто я так решил.

— ПодождиDиf1. Как это так, что значит «просто так решил»? Разве такие во-

просы просто так решаются? Ты объясни мне, может, я чего-то не понимаю.

— Что тут объяснять, раис-бобо, вы же сами все прекрасно знаете.

— Что я знаю, Уктамбай?

— Вы знаете, какая у нас зарплата, какие доходы. Разве можно семью

прокормить? А у меня трое детей. Они растут, растут и затраты. Я концы

с концами не могу свести. Поэтому мне надо что-то делать, что-то пред-

принимать.

— И что же ты решил предпринять или работу другую нашел с более

высокой зарплатой? Насколько я знаю, зарплаты у нас одинаковые, чуть

больше, чуть меньше. Это ты и без меня хорошо понимаешь, — спокойно

сказал председатель.

— Нет, другую работу я не нашел, но хочу заняться чем-то более до-

ходным.

— И чем же собираешься заняться? — проявил живую заинтересован-

ность раис.

— Хочу заняться бизнесом, точнее торговлей «челночной», — немного

смутившись, ответил Уктам.

— Бизнес, конечно, это дело хорошее, но нелегкое. Я бы сказал, даже

очень трудное и рискованное, не каждый может этим заняться. Об этом ты

подумал?

— Да, подумал, раис-бобо. Знаю, что трудное и рискованное, но надо

же когда-нибудь рискнуть. Надоело экономить каждую копейку, зная, что

все равно не хватит до следующей получки. Я еще молодой, голова на ме-

сте, руки-ноги есть, — попробую что-нибудь изменить. К тому же друг мне

обещал помочь. Он этим давно занимается, и вроде неплохо.

— Ну что я тебе скажу, — задумчиво начал раис. — По логике вещей я

как руководитель должен отговаривать тебя, потому что ты хороший ра-

ботник, хороший специалист, сулить разные блага, хотя и понимая, что

выполнить обещания не смогу. Но я не буду этого делать. Не хочу ни тебя,

ни себя обманывать. Зачем? О бесперспективности колхозов я знаю, — еще

при Советском Союзе не раз об этом задумывался. Но я тебе должен ска-

зать, видимо, уже со следующего года будут большие изменения. Скорее

всего, будут создаваться фермерские хозяйства. По __________крайней мере, слухи

такие упорно ходят уже давно. Может, подождешь немного, возьмешь зем-

лю, станешь фермером.

— Нет. Спасибо, раис-бобо! Какой из меня фермер?

— Подумай все-таки.

— Думать-то здесь нечего. Я же знаю свои возможности.

— Ну, раз так, что же я тебе могу сказать. Да поможет тебе Аллах в

твоих начинаниях! Давай заявление.

Взяв заявление Уктама, он размашисто расписался.

— А вообще я тебе должен сказать, — ты все делаешь правильно. Будь

я немного моложе, возможно, и я бы так поступил. — Немного подумав, он

спросил. — От меня какая-нибудь помощь нужна?

— Да, раис-бобо. Постарайтесь, если можно, ускорить расчет. Мне сей-

час нужны будут деньги.

— Хорошо. Я дам команду бухгалтерии, чтобы как можно быстрее ре-

шили этот вопрос. И сам проконтролирую. Еще что?

— Больше ничего. Спасибо, раис-бобо, — смущенно поблагодарил Ук-

там.

— Не за что. Ну, давай, будь здоров! — прощаясь, раис протянул руку.

Когда Уктам вернулся в свой кабинет, Курбан-ака все еще сосредото-

ченно колдовал над своей бумагой. Голова его так низко опустилась к сто-

лу, что даже жирные складки его затылка разгладились.

Сев за свой обшарпанный старый стол, Уктам начал собирать вещи.

Только тогда Курбан-ака заметил его.

— Ну как? — спросил он.

— Что? — не понял Уктам

— Какое у него настроение?

— У кого?

— У раиса. У кого же еще?

— Да, нормальное настроение, вроде бы. А что?

— Вот бумагу надо была ему еще вчера подготовить, но я не успеваю.

И он опять углубился в свою писанину.

Уктам в последний раз сел за свой стол, стал доставать личные вещи.

Их оказалось слишком много. Он все пересмотрел и забрал только запис-

ную книжку и ручку.

Встал и пошел к выходу. Уже возле двери он обернулся к Курбану и

сказал:

— До свидания, Курбан-ака!

— Что? — переспросил тот.

— Я говорю, до свидания! Я ухожу. Уволился я.

— Как это? Что случилось? Почему?

— Ничего не случилось, все хорошо, — сказал Уктам, хитро улыбаясь.

— Подожди — подожди. С раисом поругался что ли? — обеспокоился

Курбан-ака, забыв о своем отчете.

— Я же говорю, — все нормально. Ни с кем я не ругался. Всего вам

хорошего, Курбан-ака, — сказал Уктам, торопливо покидая озадаченного

соседа по кабинету.

Глава 3

Чтобы быстрее отвязаться от назойливых расспросов Кур-

бан-ака, Уктам сказал, что торопится. Хотя именно сегодня

он никуда не торопился. Домой идти сейчас нельзя, — там

мать. Она очень удивится, увидев сына, так рано вернувшегося с работы.

А объяснять ничего не хотелось. Как он и решил с утра, расскажет о сво-

ем решение за обедом, когда дома будет и мать, и жена. Надо была как-то

провести эти два-три часа. Как бы он медленно ни шел, и часу не про-

шло, как он оказался в центре города. До обеда оставалось еще добрых два

часа. От нечего делать он направился в сторону рынка. Небольшая улица,

по которой шел Уктам, вела к центру. Застроенная одноэтажными, почти

одинаковыми, частными домами, она выглядела очень уныло. Особенно

сейчас, осенью, когда деревья сбросили листву, а виноградные лозы в па-

лисадниках перед домами были присыпаны землей.

Прошагав метров 300, Уктам вышел на главную улицу города. Она

была заметно шире, с тротуаром, засаженная с обеих сторон тополями.

Город был небольшой, обычный районный центр с населением двадцать

пять-тридцать тысяч человек. В центре на небольшой площади распола-

галось трехэтажное здание бывшего райкома КПСС. Сейчас это здание

Хокимията района. С правой стороны торцом стояло двухэтажное здание

бывшего райисполкома. Сейчас там разместились различные учрежде-

ния районного масштаба, а с другого торца — двухэтажное здание сельхоз

управления района. В центре площади был фонтан из белого с розовыми

прожилками мрамора. Но трудно вспомнить, когда он работал в послед-

ний раз.

Главная улица, ранее имени Ленина, переименованная в Узбекистан-

скую, проходила вдоль площади. Противоположная сторона улицы напро-

тив Хокимията была застроена двух- и трехэтажными зданиями. Это были

различные государственные учреждения, школа, магазины, даже ресторан.

Дальше с обеих сторон шли двухэтажные жилые дома. В двух кварталах

от центра располагался колхозный рынок. Туда и пошел Уктам.

Базар встретил его многоголосьем толпы. Хотя день был будничный,

тем не менее, народу на рынке было немало. Многие ходили на базар не

столько за покупками, сколько пообщаться со знакомыми, поболтать, по-

слушать сплетни, да и просто провести время, — ходить-то большебыло не-

куда. Городской парк с большим колесом обозрения давно был заброшен

и имел вид диких зарослей. Кинотеатр не работал с начала 90-х годов, как

только видео вторглось в жизнь горожан.

Осень — пора сбора урожая, в это время на рынке всего было в изоби-

лии. Яблоки разных сортов и оттенков, — от бледно-желтого до ярко-крас-

ного. Груши и гранаты нескольких сортов, айва благоухавшая ароматом.

Виноград нескольких сортов пирамидами громоздился на прилавках, ящи-

ки с фруктами штабелями лежали в проходах, мешая проходу покупателей.

В стороне на небольшой площадке были навалены горы дынь и арбузов.

Посреди всего этого многообразия и многоголосья очутился Уктам. По

пути встречались знакомые, с некоторыми из них он поддерживал шапоч-

ные отношения. Здороваясь и перекидываясь ни к чему не обязывающими

словами, он шел дальше. В дверях одного из магазинчиков он случайно

столкнулся с одноклассницей Замирой. Некогда пухленькая и веселая де-

вушка стала полной и дородной женщиной, выглядевшей старше своих лет.

— Ой! Уктамчик, привет! Неужели это ты?! Давненько я тебя не виде-

ла, — радостно запричитала она.

— Сейчас начнет, — подумал он, досадуя на себя, что пошел в эту сторону.

— Как дела? Как дети? Как жена? — тараторила Замира без остановки.

— Что ты здесь делаешь?

Уктам думал только о том, как поскорее закончить разговор.

— Все нормально, все хорошо. У тебя как? Как муж? Как дети?

— Ну как же отвязаться от нее, что же такое придумать, — мелькало у

него в голове.

— Очень рад, очень рад за тебя, Замира.

Набрав обороты, она уже готова была начать длинный монолог обо

всем и обо всех на свете.

— Извини, Замира, я спешу, — шеф меня послал за покупками. Водитель

ждет. Ну, давай! Мужу от меня привет, папе, маме, мы еще поговорим. Ну,

пока! — Залпом выговорил он первую, пришедшую в голову отговорку, не

давая однокласснице открыть рот.

— Ну ладно, пока, — разочарованно с обидой распрощались она.

«Пронесло!» — подумал Уктам, торопливо шагая мимо одинаковых ма-

газинчиков, стоявших по обеим сторонам тротуара.

Как вдруг его окликнул Добай — пьяница и дебошир.

— Привет, Уктамчик! Как детишки, дорогой? — Криво улыбаясь, при-

ветствовал он Уктама.

Здоровый, коренастый мужчина лет 35, с прокуренными усами. По-

видавшая виды черная куртка с чужого плеча надета поверх давно нести-

ранного свитера.

Запах табака ударил в нос Уктаму. Неподалеку в стороне стояли его

дружки, их была четверо. Вскоре к ним присоединялся и пятый. Все они

были пропойцами и тунеядцами. Весь город их знал. Постоянным их ме-

стом обитания был колхозный рынок. С раннего утра они приходили сюда

как на работу. Когда-то это были вполне нормальные люди. Но разными

путями они пришли к такому образу жизни, а проводник был один — водка.

Двое из них — Добай и Кучкар, никогда и нигде толком не работали. Оба

несколько раз отбывали наказание. В основном, за хулиганство или мелкое

воровство. Другие тоже знали, что такое «места не столь отдаленные».

Алим, когда-то здоровый рослый красавец, спортсмен, занимавшийся

вольной борьбой. После техникума работал зоотехником, бычка мог одной

подсечкой свалить. Начинал с пустяков, — в обед мог с хозяином коровы,

которую он вылечил, по 200 граммов пропустить, потом вечером 200 грам-

мов с другим. И так каждый день, пока не выгнали с работы.

Аташ — еще один член группы, с детства был инвалидом. У него когда-

то были хорошие друзья, одноклассники его уважали. В юности Аташ

отлично пел. Повзрослев, удачно женился на очень красивой приезжей

девушке-татарке. Родились дети. Все было нормально, пока не начал регу-

лярно пропускать по 100 или 200 граммов от безделья.

Или вот Малик, дружки его прозвали Малаем, видимо, за схожесть с

татарами. Был он непостоянным членом этой компании. Он был запойный

алкоголик. Мог пить несколько недель подряд, а потом месяцами не брал в

рот ни капли спиртного. У него была семья, дети. И они его терпели. Как

правило, дружки ни с кем не ругались, тем более, никогда не лезли в драку.

Они только пили.

Добая Уктам знал еще с детства, жили они на соседних улицах. На-

стоящее имя его Давлат, а Добаем его прозвали друзья. Мать умерла очень

давно. Отцу, простому работяге некогда было заниматься воспитанием

Давлата и двоих его братьев. Дети росли сами по себе. В доме хлеб и то не

всегда был. Все трое были задиристыми и драчливыми. Повзрослев, нача-

ли пить. Еще 18 лет не было старшему, когда их посадили за хулиганство.

Каждый из них побывал в местах лишения свободы по 2–3 раза. Между

отсидками успевали жениться и разводиться.

Добай был младшим из братьев, но мало чем отличался от старших:

тоже раза два был осужден. Правда, в последнее время переменился. Года

три назад он дал себе клятву, что никогда не полезет в драку. И что самое

удивительное, держал свое слово.

— Ты смотри, как ты вырос, Уктамчик, — улыбаясь во весь рот и об-

нажая остатки зубов, заговорил Добай. — Мальчик мой, я же помню тебя

совсем маленьким. Когда ты был совсем маленький, я тебе змею живую

хотел подарить. Помнишь? А ты не захотел, убежал.

— Да помню, Добай-ака.

— Вот придурок, нашел, что вспомнить, — подумал Уктам. Что же ему

надо от меня? Да ясно же, что ему надо. Вот дурак! — теперь уже себя об-

ругал Уктам с досадой.

— Уктамчик, подкинь мне немного денег, пожалуйста. Голова раскалы-

вается, трубы горят. Сам понимаешь. Перебрал я вчера, наверное, — пере-

шел он сразу к делу.

— Сколько вам, Добай-ака?

— Сколько сможешь, дорогой. Сколько сможешь. Конечно, лучше было

бы на пузырь, если есть.

Уктам вынул из кармана 200 сумов и протянул ему.

— Добавь еще чуть — чуть, Уктамчик, если можешь, — жалобно продол-

жал просить Добай.

Уктам вытащил еще 100 сумов и отдал просителю.

— Спасибо, родной, спасибо! Век не забуду! За твоё здоровье буду пить,

дорогой! — стал причитать алкоголик. Даже блеск появился в его глазах.

— Добай-ака идите, идите. Все, больше у меня нет, — брезгливо отстра-

нялся от него Уктам.

Довольный Добай быстро зашагал в сторону своих собутыльников,

вызвав заметное радостное оживление среди них.

— Надо быстрее уходить отсюда. Это место не для меня, — подумал

Уктам и быстрыми шагами направился к выходу. По пути он все-таки

остановился возле горки с дынями, выбрал не очень большую и, недолго

торгуясь, купил её. Он вышел с рынка в начале двенадцатого. Домой идти

было рано.

— Куда же еще пойти, как провести еще более часа? — думал Уктам,

шагая по разбитому тротуару центральной улицы. Как вдруг ему на глаза

попалась ограда городского парка. Перейдя на другую сторону улицы, он

пошел вдоль ограды в направлении главного входа. Площадь перед вхо-

дом в парк, некогда выложенная бетонными плитами, теперь выглядела

как шахматная доска. Сорняк, выросший между стыками плит, четко раз-

делил плиты буро-желтой полосой. Возле главного портала у входа в парк

он нерешительно остановился, переложив пакет с дыней из одной руки в

другую, минуту подумал и решил идти дальше.

— По-моему больше некуда идти, — подумал он и свернул в парк. В

центре площадки был небольшой фонтан, такой же, как у хокимията. Он

также был заброшен. Ржавые жестяные банки, осколки битых бутылок и

всякий хлам лежали на дне бассейна. Бронза водометов покрылась белой

солью окиси.

По центральной аллее Уктам медленно пошел вглубь парка. По обеим

сторонам аллеи деревья так разрослись, что теперь парк стал похож скорее

на джунгли, чем на место отдыха людей. Кругом была разруха: сиротливое

строение бывшего кафе, примитивные давно неработающие аттракционы

с лошадками без голов и хвостов, павильоны, заросшие диким кустарни-

ком. Все это вызывало уныние и тоску.

А ведь еще несколько лет назад тут все работало. Уктам это хорошо

помнил. Вспомнил он, как в семидесятые они всем классом после уроков

бежали сюда. Катались на этих самых лошадках, на качелях, стоящих по-

одаль. На сэкономленные деньги, выделенные родителями на обед, они

покупали мороженое и газированную воду. Народу в парке тогда было

много. Особенно по вечерам. Вот и кинотеатр в глубине парка, белые сте-

ны летнего кинозала. Вспомнил он, что творилось здесь по вечерам чуть

ли не каждый день, особенно, когда шел индийский фильм. К билетным

кассам невозможно было подойти: давка, крики, ругань, никакой очереди.

Столпотворение, одним словам. Уктам подошел поближе к кинозалу, стал

обходить его вокруг и увидел дерево — большое тутовое дерево.

— Это то самое дерево, — вспомнил он. Вот с него чаще всего мы смо-

трели фильмы в открытом летнем кинотеатре.

Он долго ходил по парку и вспоминал разные истории и приключения,

которые происходили с ним и его друзьями в те далекие годы.

Бродя в раздумьях и воспоминаниях, он не заметил, как прошло бо-

лее часа. Спохватившись, он посмотрел на часы. Был уже полдень, — пора

идти домой, решил он, и прямиком направился к выходу.

Глава 4

Когда Касым проснулся, было уже позднее утро. Солнце дав-

но встало и заливало комнату не очень теплыми осенними

лучами. Минут десять он еще лежал в постели, нежась в

истоме. Спешить было некуда. Жена давно встала, накормила детей, одела

их и отвела старшего в школу, а младшего — в садик. Не забыла и про ко-

рову с телочкой: накормила, подоила, и только потом, приготовив завтрак

Касыму, ушла на работу. Матери дома не было, — она уже третий день

гостила у дочери.

В комнате было прохладно, но не холодно. Он не спеша оделся и вышел

в сад. Постояв минуты две на солнышке, направился вглубь сада, в сортир.

Когда он проходил мимо хлева, корова вдруг замычала, телочка её поддер-

жала, мычанием. Минут через десять он вернулся, умылся и сел завтракать.

Перед уходом жена, заботливо собрав завтрак, накрыла его на хан-тахте в

далане. Чайпод ватным колпаком для чайника еще не успел остыть.

Даланы в Хорезме были издавна. Если раньше повсеместно они слу-

жили проходом с улицы в заднюю часть двора, где находился огород, сад,

хозяйственные постройки, хлев и помещение для птицы, то в последнее

время они стали превращаться как бы в общую комнату. Чаще они были

закрыты со стороны улицы. Задняя сторона далана оставалась открытой.

В старину там держали разную хозяйственную утварь: лопаты, кетмени,

вилы и прочее. Там же распрягали осла или лошадь, оставляя арбу или

телегу, а вьючный скот отводили дальше в хлев. Держали там еще и дрова

или уголь. В общем, это были очень нужные в хозяйстве помещения.

Постепенно даланы стали превращаться в жилые комнаты. В конце

шестидесятых — начале семидесятых мало у кого остались ослы или ло-

шади. Народ по немногому стал пересаживаться на мотоциклы с коляской

или без. Некоторые стали покупать автомобили, особенно в городах. Тогда

даланы стали терять свою актуальность. Сначала там делали летние кух-

ни, потом рядом начали устраивать топчаны. Здесь в далане, если открыть

настежь ворота, было намного прохладнее на сквозняке.

К осени, попривыкнув к этому месту, возвращаться в комнаты не хоте-

лось. И тогда начали потихоньку утеплять и стеклить открытую заднюю

сторону, менять земляные полы на дощатые. Стены оштукатуривали и от-

делывали. Таким образом, в течение каких-то пятнадцати-двадцати лет

далан из хозяйственного блока превратился в главное помещение хорезм-

ского дома. Теперь это были просторные комнаты шириной четыре-пять

метров, достигавшие в длину обычно десяти-двенадцати, а в некоторых

домах даже пятнадцати метров.

В семидесятые с приходом в дома природного газа там стали разме-

щать газовые котлы. Если раньше далан находился в торце дома с левой

стороны, то теперь он размещался в середине здания, деля дом на две по-

ловины — на гостевую половину, с одним или двумя залами и спальную — с

несколькими маленькими спальными и ванной. Теперь далан стал и при-

хожей и общей комнатой и столовой. Здесь завтракали, обедали и ужинали.

Всей семьёй смотрели телевизор, обсуждали семейные проблемы. Здесь

же соседка, заглянувшая за щепоткой соли, могла, засидеться на два часа,

забыв, зачем пришла. Одним словом, здесь был центр семейной жизни. В

восьмидесятые, в разгар типового сельского жилищного строительства в

Хорезмской области, стали проектировать дома и коттеджи с даланами,

учитывая местные традиции и обычаи.

Чай, заваренный в термосе, был еще горячим. Отрезав толстый кругляш

лимона, Касым положил его в пиалу, засыпал сахаром, залил горячим зеле-

ным чаем. Очистил и съел два сваренных вкрутую яйца с лепешкой, нама-

занной домашним топленым маслом. Поел немного сливок, макнув в блюд-

це кусочек лепешки. Завершил завтрак маленькой кисточкой винограда ян-

тарного цвета. Этот сорт назывался «хирмани». Отпив последние два-три

глотка чая, он убрал за собой, прикрыв столик белоснежно-чистой марлей.

Накинув на плечи ватный халат — чапан, вышел на пустую и унылую улицу.

Улица была неширокая, некогда заасфальтированная, но теперь вся в

ямах и ухабах. По обе стороны улицы были небольшие палисадники метра

три шириной. Засажены они были в основном виноградом, но были и дру-

гие растения. В обязательном порядке перед крыльцом дома сажали один

или два карагача или тополя. Они давали спасительную тень в знойные

летние дни. Некоторые, уж очень хозяйственные и бережливые к каждо-

му клочку земли, горожане умудрялись выращивать в этих палисадниках

овощи или зелень.

Закурив сигарету, Касым сел на скамеечку, установленную в стороне

от крыльца.

— Что-то мать в этот раз долго гостит у сестры, — подумал он. — Раньше

такого не было. Так надолго она из дома не отлучалась. Может, случилось

что? Надобно, наверное, съездить. Так и сделаю после обеда, если к этому

времени не вернется.

У матери их было двое — он и сестра. Растила она их одна. Отца Касым

почти не помнил.

Умер он очень рано, от какой-то неизвестной болезни, а может и от

известной, просто в то время в подробности не вдавались. Умер и умер,

36

какая разница, от чего. Ему тогда года три было не больше. Сестра была

старше на четыре года. Поэтому отца помнила, хотя и очень смутно.

Случилось это в середине шестидесятых. Отец работал на местном

кирпичном заводе. В один из ранних осенних дней внезапно заболел, с не-

делю пролежал дома, потом забрали в больницу, а через пару месяцев его

не стало. Как часто рассказывала мама, врачи оправдывались тем, что отца

поздно привезли в больницу, если бы не та неделя, которую он пролежал

дома, возможно, вылечили бы. Насколько это правда, один Аллах знает. И

осталась она одна с двумя детьми.

Горевала тогда, ой как горевала. Но горю не поможешь. Надо было де-

тей растить. Надо было жить. Пришлось ей туго, много испытаний выпало

на ее долю. Образования у нее не было, специальности никакой. Через год

после окончания десятилетки ее выдали замуж за отца Касыма, с тех пор

она нигде не работала, вела домашнее хозяйство. Сначала она работала

уборщицей в школе, где впоследствии учились ее дети, потом — в неболь-

шой юридической конторе. В общем, зарабатывала 105 советских рублей.

На них она кормила, одевала детей, выделяла кое-что для себя и дала до-

чери возможность окончить институт. А еще домашнее хозяйство: корова

с телочкой, куры, огород. На все на это нужны были силы. Хорошо хоть

дочь подросла, через год-два стала незаменимой помощницей.

Касым помнил все это. Жили они очень бедно. Мясо тогда почти не

ели, не говоря уже о разных сладостях и конфетах. Колбасу он попробовал

только в десятом классе. Одевался плохо. Пиджак, купленный навырост в

восьмом классе, он донашивал и после окончания школы. Впрочем, тогда

так жили многие, если не сказать, — все. Окончив школу, он не захотел

дальше учиться. Матери и так было тяжело. Сестра его, — Айгуль, окан-

чивала институт. Мать, как могла, помогала ей. Стипендии в 35 рублей,

конечно, ей не хватало, особенно на последних курсах. С большим трудом

мать выкраивала ей по 25 рублей каждый месяц. Поэтому Касым долго не

думал. Через месяц после окончания школы устроился на работу в мест-

ное СМУ, в бригаду каменщиков и бетонщиков. Мать его отговаривала,

просила, чтобы он поступил хотя бы в техникум.

— Мама, давай не будим сейчас об этом говорить. Поработаю год, а там

и в армию. А когда отслужу, — решим, что делать. К тому времени и Айгуль

институт закончит, — решительно сказал он матери.

Так оно и случилось. Через год с небольшим его забрали в армию.

Пока Касым служил в армии, сестра вышла замуж за однокурсника. Через

два года, отслужив в строительных частях, он демобилизовался. Вернулся

домой с деньгами. В то время в строительных частях платили зарплату.

За два года набралась немалая сумма, — около тысячи рублей. В то время

это были огромные деньги. Выросший в нужде и в бедности, он знал цену

деньгам. Поэтому даже матери он не стал показывать всю сумму. Оставив

себе на расходы около 100 рублей, остальные отнес всберкассу и положил

на выигрышный вклад.

Целый месяц он болтался, скучая и бездельничая. Друзей в городе не

было. Уктам и Рахим учились в Ташкенте, Сабир и Анвар служили в ар-

мии. В городе был только Закир-Питкин, но он уже был женат. Полтора

года назад он вернулся из армии вместе с женой, служил в Сибири ипривез

с собой сибирячку. Теперь он был семейным человеком. Работали они с

женой на местной швейной фабрике. Правда, сейчас она была в декретном

отпуске, полгода назад у них родилась дочка.

Шел 1985 год. Новогодние праздники остались позади. В середине ян-

варя он устроился на работу. В то же СМУ, где работал до армии. Пока он

служил, произошло много разных событий.

Началось все это после смерти генерального секретаря компар-

тии СССР Леонида Брежнева в 1982 году. Года не прошло после его

кончины, как по всей республике пошли повальные аресты. Сначала

в Ферганской долине и в Бухарской области, а потом и в других ре-

гионах массово начали арестовывать председателей колхозов, дирек-

торов хлопкоперерабатывающих заводов и даже секретарей райкомов

партии.

Потом скоропостижно скончался первый секретарь ЦК компартии

Узбекистана Шараф Рашидов. Случилось это во время его поездки по об-

ласти. Ходили слухи, что это было самоубийство. Не успели его похоро-

нить, как пошли уже массовые аресты по всей республике. Арестовывали

теперь подряд чуть ли не всех, кто имел дело с выращиванием и перера-

боткой хлопка. Председателей колхозов, бригадиров, заведующих и весов-

щиков в приёмных пунктах, директоров хлопкозаводов. Потом секретарей

райкомов и даже обкомов.

В их районе арестовали нескольких предстателей колхозов, При том

самых известных, — передовиков сельского хозяйства. С ними вместе по-

шло немало бригадиров. Арестовали директора местного хлопкозавода и

нескольких весовщиков.

Только об этом мало кто знал. По радио и телевидению, в печати это

никак не освещалось. Ходили только слухи, а слухи были разные. Гово-

рили о воровстве. Якобы у арестованных обнаружили чуть ли ни миллио-

ны рублей, а найденные у них золотые изделия взвешивали килограмма-

ми. Много новых автомобилей, спрятанных под вязанками хвороста или

оформленных на родственников или водителей. Странно была одно, по-

чему это начали сейчас, а не раньше.

О подобных хлопковых делах народ знал уже давно. Началось это еще

в семидесятые, и участвовали в нем почти все, кто был связан с хлопком.

Причинами этого была штурмовщина и показуха. Нереальные, практиче-

ски невыполнимые планы по заготовке хлопка-сырца__________, которые определя-

лись сверху. Увеличивая план по сбору хлопка, никто наверху не обращал

внимания на истощение земельных ресурсов, на нехватку воды, на эрозию

почвы. На самом верху требовали только план по заготовке хлопка-сырца.

Их не интересовало, какой ценой это будет сделано.

Вот тогда эту схему придумали ловкие чиновники в больших кабине-

тах. В то время в колхозах в среднем было по 1200–1500 гектаров посевной

площади. Из них под хлопок отводилось более 90 процентов. Оставшиеся

5–10 процентов земель использовались под овощные, кормовые и прочие

культуры. Были еще и непосевные земли для выгула скота, бросовые со-

лончаковые или песчаные.

Было несколько способов «нетрудовых доходов», как сказали бы сей-

час. Самая простая и наиболее распространенная схема была такой. В

колхозах еще отводили землю под индивидуальный личный посев кол-

хозников. Каждому члену колхоза полагалось от пяти до пятнадцати со-

ток дополнительной земли. Называлось это «Кошимча маллак», на этих

участках колхозник имел право сажать что хочет. Платили каких-то десять

или пятнадцать рублей в колхозную кассу и сажали в основном овощи или

кормовые для домашнего скота.

Колхозником хотелось, конечно, побольше земли, потому что и эти де-

сять соток приносили очень высокий доход в семью. Так вот, зная об этом,

председатели колхозов выводили из-под учета еще несколько десятин зем-

ли. Кроме того в любом колхозе в то время имелось сорок-пятьдесят гек-

таров неучтенных земель. Естественно об этих землях знали и в руковод-

стве района и в руководстве области. И все неучтенные земли отдавалось

в аренду колхозникам, но уже по завышенной цене. Хотя это было 100–150

рублей, но колхознику это было выгодно. Используя эти земли под уро-

жай, он получал доход от пятисот до тысячи рублей, продавая полученную

продукцию на местном базаре. К тому же, убрав в июле первый урожай,

он еще успевал до ноября месяца вырастить на этом участке джугару или

кукурузу на корм скоту.

Таким образом, продав пятьдесят-шестьдесят гектаров неучтенных зе-

мель, председатель колхоза получал шестьдесят-сто тысяч рублей неуч-

тенных денег. Большая часть этих денег шла на выполнение плана по сбо-

ру хлопка, точнее на подкуп и приписки. Часть оставалось у бригадиров,

табельщиков и прочих работников колхоза. Естественно, председатель не

обделял и себя.

Скажем, колхозу был определен план заготовки хлопка-сырца в двад-

цать тысяч тонн. Сбор хлопка начинался в сентябре и шел чуть ли не до се-

редины декабря. Уже морозы трещали, а хлопок все еще собирали и стар и

млад. Студенты, школьники, работники, даже стариков пенсионеров каким-

то образом выводили на поля. А плана нет. Тогда председатель приходил на

хлопкозавод к директору, и в приватной беседе за пиалой зеленого чая они

договаривались обо всем. Недостающие тонны хлопка чудесным образом

появлялись. Небольшой портфельчик, случайно забытый председателем

колхоза, возвращали ему на следующий день пустым. В самом начале, ког-

да все это только начиналось, этим занимались бригадиры и весовщики

заводов. На должность главного весовщика подбирались люди надежные

и преданные, утверждал их непосредственно первый секретарь райкома.

В то время в народе ходила шутка-притча:

Вызывают в райком партии кандидата на должность главного весов-

щика для утверждения. Первый секретарь райкома партии спрашивает у

него:

— Какое у тебя образование?

— Незаконченное среднее.

— Арифметику знаешь? Считать умеешь?

— Умею.

— Лучше всего, что у тебя получается?

— Деление.

— Понятно, — уже смягчившимся голосам говорит первый секретарь.

— Знаешь ли ты, что, возможно, года три или четыре тебе не придется

есть свежий урюк и тутовник.

— Конечно, знаю, — обреченно отвечает будущий весовщик, заранее

зная, что через год или два его посадят.

Но уже в восьмидесятых председатели колхозов и директора заводов

взяли все в свои руки. Если раньше они свою долю получали от весовщи-

ка, то теперь весовщик получал от них свой «заработок». Только в одном

районе за сезон крутилось несколько миллионов рублей. Часть этих денег

оседала в карманах бригадиров, председателя колхоза, директора завода,

весовщика, работников контрольных и правозащитных органов и выше-

стоящих лиц, включая первых секретарей райкома.

Определенная часть отправлялась в далекую Россию в города Ива-

ново, Кострома, Рязань и другие, где было развито текстильное произ-

водство. Экспедиторы, опечатав пустые вагоны, отправляемые в эти го-

рода, ехали вслед с увесистым портфелем, набитым купюрами с портре-

том Ильича. Там они договаривались с представителем принимающий

стороны, как правило, это был сам директор текстильной фабрики или

его доверенные лица. Передавали ему небольшой презент в виде корзи-

ны с фруктами от тружеников солнечного Узбекистана. Переложив из

корзины в вазу красные гранаты, янтарный виноград и алые персики,

директор или его представитель случайно обнаруживали на дне корзи-

ны аккуратно завернутую пачку купюр. Это было одной из схем, были

и другие.

Такое положения вещей устраивало всех. Все получали выгоду, даже

простые колхозники. Выгодно это было и горожанам.

Потому что все было дешево, если бы колхозники не покупали и не

возделывали бы эти дополнительные сотки, то овощей и фруктов, выра-

щенных на приусадебных участках, хватило бы только на свою семью. А

то, что выращивал колхоз на плановых пяти процентах, отведенных под

овощи и фрукты, просто сгнивало бы на складах. Получалась настоящая

круговая порука, поэтому все молчали.

И когда все это выплыло наружу, разумеется, по команде из Москвы

начались аресты. Заработала карательная машина правосудия. Пошли су-

дебные процессы. Машина работала исправно и бесперебойно. Мелким

сошкам, вроде бригадиров и другой мелочи, отмеривали от трех до пяти,

крупным — от восьми до пятнадцати, а нескольким из них — расстрел.

Люди в основном жалели осужденных. Народ же у нас сердобольный.

Больше обсуждали их палачей, спорили, кому из них, сколько перепало от

конфискованного. Поделились ли с местными правоохранителями Гдлян и

Иванов — главные экспроприаторы, присланные из Москвы, или все забра-

ли собой в столицу. Какую часть оставили для себя, и какую часть отдали

государству.

В этих бесконечных спорах то утихающих на некоторые время, то

опять вспыхивающих, с началом очередного процесса люди склонялись

к тому, что большая часть экспроприированного все-таки ушла в Москву.

Но были и злорадствующие — так им и надо этим ворюгам. Мало им этого,

расстреливать надо таких. Как при Сталине — говорили они уверенно и

безапелляционно.

О чем ты говоришь? Что они тебя плохого сделали? Нормальные были

люди, — заступались за них другие. Даже в бригаде у них мнения разделя-

лись, как и везде.

Молодой энергичный каменщик Гани, выступал, яростно обличая аре-

стованных:

— Так им и надо этим хапугам! Все они воры и подлецы. Что они хо-

рошего сделали для народа? Только для себя, для своих жен и для своих

детей.

— Правильно говоришь Гани! А еще и для любовниц. У каждого из

них, подонков, было не по одной, — поддержал Гани его друг и напарник

Ариф.

— Тебе лично или ему — Арифу, что они плохого сделали? — заступался

за них плотник Исмаил-ака, — мужчина лет пятидесяти плотный, корена-

стый, с огромными мозолистыми лапищами.

— Вообще-то ничего не сделали. А что? Что они могут сделать лично

мне? Я их не знаю.

— Тогда зачем напраслину на людей возводишь? Тем более если ты их

знать не знаешь. А я вот знаю некоторые из них. Есть среди них хорошие

люди и немало таких. Вот, например, Мавлян-ака Раимов. Что он плохого

сделал? Всю жизнь работал как вол, никому плохого никогда не делал,

только хорошее. Сам из того колхоза, где он председательствовал, родня

вся моя там до сих пор живет. Я сам жил в этом колхозе до тридцати шес-

ти лет, пока квартиру в городе не дали. И вот что я тебе скажу: в колхозе

том живут более шести тысяч человек, и ни один человек из этих шести

тысяч не скажет ни одно плохого слова про Раимова. Даже сейчас, когда

его посадили. Все знают, сколько хорошего он сделал для колхоза и для

колхозников. Больше двадцати лет он там работал. Из самого отсталого

вывел в передовики.

— Я помню, когда он пришел председательствовать в наш колхоз. Тогда

я был молодым парнем, мальчишкой. Было это в середине шестидесятых

годов. Колхоз был самым отстающим из отстающих. Сказать, что люди

там жили бедно, — это ничего не сказать. Колхозники чуть ли не нищен-

ствовали. Электричество уже почти везде было, а в нашем колхозе в боль-

шинстве домов не было. Раимов поднял колхоз чуть ли не из руин. Когда

назначили его раисом, никто не думал, что он так долго проработает. До

него за шесть лет четверых раисов сменили. «Этот тоже год или два про-

работает и тоже убежит, или снимут», — говорил народ.

— Ну, нет, — твердо сказал Раимов на первом же собрании колхозников,

с силой ударяя кулаком по столу.

— Если кто-нибудь из вас думает, что я тоже пришел на год или на

два, — ошибаетесь! Я пришел надолго. Можно сказать, навсегда. И будем

работать вместе. Будем работать хорошо. Будем поднимать колхоз. Хва-

тит! Как вам не стыдно, чем вы хуже других? Что у вас руки ног нет? Или

головы ваши не работают? Я еще спрашиваю: чем вы хуже других? Или

виновато районное руководство? Может, обделяют чем? Удобрения выде-

ляет меньше, чем другим, машин и механизмов меньше, чем у соседей?

Или воду не вовремя дают?

— Давайте, говорите! Я должен знать все.

Была тихо и неуютно, даже секретарь, писавший протокол, остано-

вился.

— Так вот дорогие мои! Будем работать. И работать будем, не жалея ни

сил, ни здоровья. Работать будем с упорством, и докажем, что мы не хуже

других.

— А кто не хочет работать, — с ними будет разговор другой. Не будем

сейчас говорить о плохом. Сам я тоже буду работать, как я сказал выше,

не жалея себя. Надеюсь, вы поддержите меня, — закончил Раимов под не

очень бурные аплодисменты.

С этого дня действительно начал работать как вол, и других заставлял

работать также.

Рассвет еще только начинался, а он был уже на ногах. Точнее на ста-

реньком «УАЗ»е объезжал территорию, проверял состояние полива полей,

встречался прямо на поле с бригадирами и с дежурными поливальщика-

ми. Заезжал на обе фермы. Объехав весь колхоз, узнав в деталях, что к

чему, приезжал в машинотракторный парк. Здесь он собирал бригадиров,

агрономов, механизаторов и других ответственных лиц. Здесь он прово-

дил все летучки-заседания. Здесь же определялось время начала пахоты и

посева. Проверялась готовность машин и механизмов. Количество сдан-

ного государству мяса и молока. Одним словом, центром управления кол-

хозом стал машинотракторный парк. Даже кабинет, хоть и примитивный,

для себя устроил он там же.

Кабинет этот был очень простой: были в нем стол, стул, сделанный

колхозным столяром, несколько скамеек по краям и лежак в углу. На этом

лежаке он отдыхал во время обеденного перерыва, застелив его старень-

ким матрасом. Иногда оставался там ночевать. В правлении колхоза бы-

вал он редко. Если бухгалтерам или другим работникам правления нужны

были его подписи, они тоже приходили сюда. В таком ритме он заставлял

работать всех.

Конечно, отдохнуть людям он тоже давал. Как и положено, по негласно

принятым порядкам по всей республики в летние жаркие дни работники

сельского хозяйства днем отдыхали с двенадцати часов до шестнадцати

или занимались своим домашним хозяйством. Солнце стояло в это время

в зените. Жара была как в печке. На таком пекле, да еще в открытом поле

просто стоять было невозможно, не то, что работать. Даже механизмы не

выдерживали, не то, что люди. Вот в таком режиме он работал более двад-

цати лет. Вывел колхоз в передовики, ему звание Героя Социалистическо-

гоТруда надо было дать. А его посадили. И что он, думаешь, миллионы

приобрел?

Или вот бригадиры Исмат, Хасан, Бекпулат у них много что ли де-

нег или другого богатства было? Исмат — одноклассник мой, я прекрасно

знаю, как он живет. Нет у него ничего личного. Как и все, может, чуть луч-

ше простого колхозника. А что ты хотел? Они в два или три раза больше

сил отдают колхозу, чем обычные люди. Так и должны жить лучше.

— Ты ведь не знаешь, как мы жили пятьдесят и шестидесятых годах, а

я помню. Очень плохо жили. Ты представить себе даже не можешь.

— Сколько тебе лет? — спросил он у Гани.

— Тридцать будет скоро, — ответил тот.

— Ну вот, ты еще тогда только родился. И рос ты в городе. А на селе ох

как трудно было.

Только сейчас благодаря таким людям как Мавлан-раис в колхозах ста-

ли жить лучше.

Гани, видимо, хотел возразить, сказать что-то, но осекся, видя с каким

жаром защищает своего раиса Исмаил-ака. Да и в глубине душе он пони-

мал, что есть какая-то доля правды в словах оппонента.

— Если все это так, как ты говоришь, Исмаил, то почему же его по-

садили? — вмешался в разговор Анвар, их бригадир. Высокий, худощавый

мужчина с серыми бесцветными глазами.

— Вот этого я не знаю, — грустно ответил Назаров.

— То в чем их всех обвиняют, это смешно сказать. Этим занимались и

занимаются все. Вся республика. По всему Узбекистану так принято и уже

давно.

— Действительно тогда всех нужно посадить, даже тех дехкан и кол-

хозников, которые из года в год незаконно арендуют колхозные земли. Или

вон возьми корейцев. Каждый из них по несколько гектаров берут земли

в колхозах и выращивают рис. Только этими живут, нигде не работают.

Значит, они тоже участвуют в преступной схеме.

— Но ты загнул! При чем тут дехкане, — они же своими силами выра-

щивают все это. А это — тяжелый труд, скажу я тебе, — возразил бригадир.

— Правильно, я хорошо знаю, что это нелегкое дело — обрабатывать

землю. Сам из дехкан.

Но, тем не менее, если судить по закону, они стоят в самом начале пре-

ступной цепи. Это же они делают первый взнос, незаконно получая землю

в аренду.

— Но они же не виноваты в этом. Нужда их заставляет. Всем хочется

нормально жить.

— А кто говорит, что они в этом виноваты? Конечно, не они. Если кто и

виноват, то это само государство. Система виновата. Все обо всем знали: и

в прокуратуре, и в милиции, и в райкомах, и в обкомах. От самого низа до

самого верха все знали.

— Думаешь, знали?

— Конечно, все знали.

— Едва ли я знал об этом, работяга необразованный. Вряд ли любой

колхозник знал об этом или старуха и его мать глухая и слепая знала. Что

думаешь, органы у нас настолько тупые или власть и партия совсем оду-

рели что ли, чтобы не знать об этом? Прекрасно обо всем знали. Скорее

всего, сами эти партийцы и придумали эти схемы. А-то как по-другому

можно было выполнить план по хлопку? Совершенно невыполнимый он

был.

— Кому-то нужна была, наверное, эта шумиха. Вот и начали сейчас.

Этот незлобный разговор шел в вагончике-бытовке. За грубо сколо-

ченным столом на скамейках сидела бригада каменщиков. Только что по-

обедав, одни допивали чай, другие уже дымили, совсем переполнив кро-

хотную бытовку дымом и запахом табака. К отвратительному запаху этих

дешевых сигарет «Прима» в ярко красной пачке, называемой в народе еще

и «Рабоче-крестьянской», трудно было привыкнуть. Стоили эти сигареты

14 копеек, были еще дешевые сигареты «Памир» — по десять копеек за

пачку. Но они были очень уж вонючие и горькие на вкус.

Обычно в вагончике оставалось обедать шестеро из девяти членов

бригады. Трое ходили обедать по домам. Жили они поблизости от объекта,

поэтому один пешком, а двое других на велосипедах в обед отправлялись

домой.

На столе стояла еще не убранная посуда: литровые стеклянные банки,

служившие контейнерами, два больших эмалированных блюда — белых с

красными цветочками по краям и желтыми каёмками. Эмаль кое-где у них

была отбита. В эти блюда выливали остатки вчерашнего ужина или обеда,

наспех приготовленного для мужа с утра женой. На столе вперемежку ле-

жали огрызки яблок, кусочки не доеденных лепешек и ободранные кисти

винограда. Чай наливали из большого алюминиевого чайника и ставили

его обратно на печку-буржуйку, от чего зеленый чай через некоторые вре-

мя становилось чернее-черного. Как лагерный чифирь.

К концу обеда запахи древесной гари, идущие от буржуйки, перекис-

ших остатков пищи и дым сигарет, перемешиваясь, создавали такой тош-

нотворный и удушливый аромат, что становились трудно дышать.

— Да откройте наконец-то дверь! — не выдержал первый бригадир.

Касым, сидящий ближе всех к входной двери, встал и открыл ее на-

стежь.

Снаружи ворвался свежий воздух и холодный февральский мороз. Из

помещения повалил пар, дым и неприятные запахи. Стояли последние дни

февраля. Морозы, отпустившие было в начале месяца, теперь стали креп-

чать. Ночами температура опускалась до −15–20 градусов. В солнечный

день воздух прогревался до −5–8 градусов. Дул слабый, но холодный, не

прекращающийся ни на минуту северо-восточный ветер, монотонно не-

сущий холод из Арктики и Сибири. Невозможно была укрыться от него

негде. К тому же зима в этом году была совершенно сухая. Выпавший к

середине декабря, снег почти полностью растаял в течение нескольких те-

плых дней в конце января.

От ворвавшегося в бытовку мороза и ветра всем стало неуютно.

— Ты зачем во всю ширь дверь открыл, балда? — гаркнул на Касыма

бригадир.

— Не видишь, холод какой? Прикрой дверь, оставь чуть-чуть приот-

крытую.

От окрика Касым вздрогнул. Ему стало не по себе. Его назвали балдой.

В первые секунды от охватившей его обиды и злости он хотел ответить

чем-то хлестким и резким. Но не нашел нужных слов и вместе этого, по-

краснев чуть ли до черноты, с яростью взглянул на бригадира и нехотя

пошел к двери. Прикрыл ее, оставив небольшую щель, и вернулся к столу.

Инцидент остался почти не замеченным, лишь бригадир Саифов по-

нял, что не надо было так называть парня. Тем временем тема разговора

переменилась: вспомнили о скорой зарплате, о затянувшейся зиме и о бед-

ных арестантах забыли. Потом еще о чем-то. К этому времени вернулись

остальные члены бригады, обедавшие дома. Перерыв давно уже кончился,

а выходить на работу никому не хотелось. В вагончике была хоть и не

уютно, но зато тепло. Даже бригадир на удивление сегодня не торопился.

Была уже половина третьего, когда они услышали ругань и окрики,

раздающиеся снаружи. Ругался и кричал их прораб, только что приехав-

ший на конторском газике-полуторке. Почему-то никто в вагончике не ус-

лышал звуки подъехавшего автомобиля. Или не хотел услышать.

Прораб Салаев стоял возле старенького автомобиля ГАЗ — метрах в 10

от вагончика. Водитель его, — Исмаил, толстый, как боров, мужичок лет

35, смотрел ему в затылок через не закрытую дверцу машины. И, видимо,

очень злился от того, что прораб оставил дверцу открытой в такой холод.

Он был настолько толстый, что никак не мог дотянуться, чтобы самому

закрыть дверь. Пузо его плотно прилегало к рулю, и не было никакой воз-

можности нагнуться в противоположную сторону и самому прикрыть

дверцу. Из-за пышных форм тела для Исмаила было большой проблемой

влезать и вылезать из кабины со стороны водителя, не говоря о противо-

положной. Зимой и летом он старался по возможности не покидать кабину

своего драндулета. Утром садился в кабину, чтобы выехать из гаража, и

только вечером, после работы вылезал, поставив машину на место. Днем

только очень большая нужда могла его заставить покинуть кабину.

В жару и в холод Исмаил весь день оставался в водительском кресле. В

летные месяцы, в самую жару, подъехав куда-нибудь по делам — будь то

объект или контора, как только прораб покидал машину, он неизменно на-

ходил место в тени, ставил туда машину и моментально засыпал, уронив

голову на руль.

Зимой Исмаил выбирал для стоянки солнечное место. Поставив авто-

мобиль под лучи не жаркого зимнего солнца, тоже моментально засыпал

при работающем движке. Даже обедал он в кабине, — в бардачке всегда

имелась лепешка, и термос с чаем.

На шутки и остроты по этому поводу Исмаил отвечал сонной улыбкой

и добродушно бормотал: «Отстаньте от меня, придурки» или что-нибудь

в этом роде.

Салаев — прораб, был полной его противоположностью. Небольшо-

го роста, щуплый, с темными кучерявыми волосами, с тонкой полосой

усиков под носом с горбинкой. Он очень быстро двигался и отличался

вспыльчивым характером. Со своими рабочими он был в неплохих отно-

шениях. Временами и ругался, и кричал на них, но был отходчивым. Мог

с ними иногда посидеть, поговорить и даже выпить по сто граммов. Если

кто-нибудь из рабочих устраивал какое-то семейное мероприятие, — будь

то свадьба сына или юбилей родителей, Салаев обязательно помогал, чем

мог. Добивался выплаты премиальных или помощи со стороны профсо-

юза. За это его уважали подчиненные. И не злились на его ругань и крик.

— Вы что прилипли там, что ли?! Уже больше получаса прошло, как

обед кончился! Я что, как надзиратель плёткой должен каждый раз выво-

дить вас на работу?! — кричал Салаев беззлобно.

— На носу конец месяца, а вы сколько наработали? Вы хоть думаете об

этом? Недельную норму и то, наверное, не сделали!

— А ты, Анвар, через два-три дня будешь просить меня добавить что-

нибудь или в долг дать сто-сто пятьдесят кубов кладки в счет будущего

месяца. А долгов твоих до лета хватит! Что, разве не так?

С виноватым видом, не оглядываясь в сторону прораба, все поспешили

на свое рабочее место. Лишь бригадир Анвар хотел что-то возразить, но

увидев яростные огоньки в глазах Салаева, пробормотал:

— Хоп, хоп. Все понял, Ахмеджон! Все наверстаем!

— Да, наверстаете! Вы еще за прошлые месяцы наверстаете! — прокри-

чал ему вслед Ахмед.

Пока строители обедали, костёр, разведенный под корытом с раствором,

давно потух. Раствор покрылся ледяной коркой. Пришлось заново разво-

дить огонь разогревать раствор, еще раз перемешивать его, разбивая комки.

До конца рабочего дня бригада кое-как выложила около двух кубов кирпи-

ча. С теми тремя кубами, что были выложены до обеда, получилось около

пяти кубов. При этом норма в зимнее время составляла двенадцать кубов.

Глава 5

Зима близилась к концу. Зима со жгучими северными ветрами,

иногда стихавшими на неделю или две, и тогда погода стано-

вилась тихой и солнечной. Потом вдруг опять начинался прон-

зительный ветер, когда холодный воздух задувает за воротник или находит

щели в рукавах или штанинах брюк.

Весна пришла внезапно. Вдруг в начале марта быстро потеплело. На

восточных склонах арыков начала пробиваться зелень первой травы. На

фруктовых деревьях стали набухать мокрые почки. Первыми яркими бе-

лоснежными цветами покрылись абрикосовые деревья. А ближе к давно

забытому празднику Навруз начали цвести вишни и черешни. Яблони

ждали своей очереди.

Навруз был еще доисламским языческим праздником. Праздником

Весны и Возрождения.

Издавна на Востоке у последователей разных религий: огнепоклонни-

ков, идолопоклонников, последователей зороастризма или других рели-

гиозных течений Навруз считался чуть ли не главном праздником года.

Праздновали его 21-го марта в день весеннего равноденствия. Даже Ислам,

завоевавший весь Восток, огнем и мечом выкорчевавший другие религии

и установивший свои обычаи, и тот не смог уничтожить этот праздник.

С приходом советский власти были запрещены все религиозные празд-

ники, в том числе и праздник Навруз. Мусульманская богословская вер-

хушка — имамы и муллы, пытались любым способом сохранить только

исконно религиозные праздники — Курбан-байрам и Ураза-Хаит. Однако

народ помнил это праздник, и робко, без показухи, порой даже тайно хра-

нил его традиции. В кишлаках или городских махаллях несколько семей,

собравшись у кого-нибудь, отмечали этот праздник. Готовили традицион-

ное лакомство сумаляк.

Это вкуснейшая и очень полезная восточная сладость из проросших

зерен пшеницы и муки была обязательным атрибутом праздника Навруз.

Готовить __________сумаляк нужно заранее — за пятнадцать или двадцать дней до

наступления праздника. В небольшом плоском ящике площадью полтора

или два квадратных метра замачивают около десяти килограммов зерна

пшеницы. Помещают в теплое место и ежедневно поливают. За короткий

промежуток времени пшеница прорастает, выгоняя ростки в 5–10 санти-

метров.

За день до праздника проросшие стебли срезают, и накануне с утра

начинается процесс приготовления сумаляка. Хотя занимаются этим, как

правило, женщины, мужчины тоже принимают активное участие. Срезан-

ные ростки пшеницы пропускают через мясорубку несколько раз, дово-

дя до требуемой кондиции. Процесс это занимает пять или шесть часов.

Затем огромные чугунные котлы объемом сто или сто пятьдесят литров

наливают воду. Их заранее устанавливаютна соответствующий очаг или

на выкопанную в земле яму. Постепенно добавляя зеленую жидкую массу

и муку, начинают замешивать. Процесс это длится не менее десяти-пят-

надцати часов. Для постоянного помешивания используют половники на

длинных рукоятках.

Всю ночь рядом с котлом до утра идет небольшой сабантуй. Из дома

приносят, кто что сможет. Накрывают дастархан. Радость, веселье и шут-

ки продолжаются всю ночь. Ранним утром следующего дня сумаляк будет

готов. К обеду приходят гости. К этому времени сумаляк остывает, и те-

перь можно его подавать на стол. Больше половины готового сумаляка раз-

дают односельчанам, друзьям, родним и близким. Оставшееся лакомство

делят между собой те, кто его готовил.

После распада Союза почти во всех среднеазиатских республиках

праздник Навруз возвели в ранг государственного.

В эти праздничные дни все вокруг красиво, ожившая природа радуется

вместе с народом. Все вокруг белым-бело. Ослепительно белые цветы по-

крывают ветви деревьев, с легкостью срываясь от порыва слабого ветер-

ка. Белые лепестки, словно снежинки, кружась, падают на землю. Аромат

весны чувствуется повсюду.

В середине мая один за другим вернулись из армии Сабир и Анвар.

В обеих семьях в честь благополучного возвращения сыновей устро-

или празднование «саадака», давно уже ставшее традицией. Как и поло-

жено, зарезали жертвенного барашка. На праздничный плов пригласили

большое количество гостей — друзей, соседей и родню. Было много водки,

тосты, пожелания, радостные слова при встрече, объятия. Так было у того

и у другого.

Только в конце мая друзья, наконец, остались одни. Был воскресный

день. Последнее воскресенье мая. Как всегда по воскресеньям Касым от-

сыпался. Мать ушла на базар. Встав поздно, он, еще не умывшись, за-

думчиво сидел в далане, докуривая сигарету, когда раздался сильный стук

кулаком в двери. Вздрогнув от неожиданности, он даже не успел ничего

сказать, как дверь открылась. В проеме, широко улыбаясь, стоял Анвар.

— Привет рабочему классу! — радостно провозгласил он, переступая

порог.

— Ты что, только встал, что ли? Ну, соня! Тебя чему в армии учили?

Вставать в 6 утра, одеваться за минуту не учили, что ли? — без умолку та-

раторил Анвар.

— Учили. Но я уже с полгода, как демобилизовался. Успел уже раз-

учиться. И вообще, сегодня воскресенье. Имею я право хотя бы в неделю

раз выспаться нормально?

— Конечно, имеешь! Но не сегодня. Я вот что пришел, Касым. Как дав-

но мы вместе не собирались?! Может, сегодня втроем или вчетвером, если

Питкина жена отпустит, организуем сабантуй какой-нибудь, посидим где-

нибудь?

— А это мысль! И очень хорошая мысль! — обрадовался Касым. — А

Сабир где?

— Он сейчас подойдет. Я только что от него.

— Хорошо, — сказал Касым и пошел умываться.

Когда он вернулся, Сабир уже был здесь. Друзья поздоровались, обня-

лись.

— Чай будете? — предложил Касым.

Оба отказались, сославшись, что дома пили.

— Ты, давай, сам пей и побыстрее, — торопил его Анвар.

Касым торопливо почистил яйцо, приготовленное матерью ему на за-

втрак. В два укуса съел с куском лепешки, запил двумя-тремя глотками

теплого чая.

— Я готов! — сказал он.

— Хорошо. Теперь вопрос первый: куда пойдем? Есть два варианта.

Первый — на канал, на наше место, куда мы ходили купаться. Помните?

Или на арык Киччи-яп, — туда тоже мы часто ходили купаться. Там есть

одно хорошее место тенистое под тутовником, заодно ягод тутовых на-

едимся.

— Конечно, на арык! — хором подтвердили друзья.

— Вопрос второй. Питкина, то есть Закира, возьмем или нет?

— Да ну его! — возразил Касым. — Я раза два или три заходил к нему. Не

успеешь окликнуть его, как выходит жена. Вылупится на тебя, как солдат

на вошь, и начинает: — Куда? — Зачем? — С кем? — Что будете делать? — Кто

еще будет? Пока ответишь на все ее вопросы, всякая охота пропадает, ку-

да-нибудь идти. А еще — на какое время? В общем, я не знаю. Решайте

сами.

— Серьезно, что ли? — удивленно спросил Анвар.

— Конечно, серьезно.

— Да! Совсем от рук отбился парень.

— Скорее, к рукам прибрали. В нежные ежовые рукавички, — со злорад-

ной улыбочкой заметил Сабир. Впрочем, так ему и надо — вредине этому!

Мало ли пакостей он делал, пусть теперь расплачивается! — не-то шутя, не

то серьезно добавил он.

— Да, вот и женись после этого, — почесывая затылок, пофилософство-

вал Анвар.

— Хоть он и подлец, но он нам друг. Может, все-таки позовем его? Мо-

жет, жена его отпустит?

— Может и отпустит. Но я не пойду. Если хочешь, — иди сам, — твердо

сказал Касым. — А то опять жена его обвинит меня, как и в прошлый раз

во всех смертных грехах.

— Не понял! Случилось что-нибудь? — посмотрел Анвар на Касыма.

— Датак, — отмахнулся Касым.

— Ну, расскажи. Расскажи, раз уж начал, — не отставал Анвар.

— Да что рассказывать. Посидели мы как-то — месяц или полторы на-

зад, выпили, ну, может, перебрали чуть-чуть. Так его жена потом обвинила

меня во всем. Матери моей нажаловалось, чуть ли не с короб ябед выва-

лила. С неделю мне мать нравоучения читала потом. Так что, если хочешь,

— иди.

— Ну, если так, — я тоже не пойду. Может, Сабир, ты __________пойдешь?

— Больно он мне нужен!

— Впрочем, нам втроем будет даже лучше. И спокойнее. А то пакость

какую-нибудь может сотворить по старой привычке своей.

— Ну, скажем, пакость он, наверное, сейчас и не сделает, — не дети же

мы теперь, все равно давайте в этот раз без него, — заключил Анвар.

— Следующий вопрос! Что будем брать?

— А что? — посмотрели на него друзья.

— Я предлагаю взять два килограмма мяса и три бутылки вина по 0.7

литра «противотанковых».

— Ты что! Три «противотанковых» будет много, — давай лучше три по-

лулитровых, — возразил Касым.

— Что скажешь, Сабир? — обратился он к другу.

— А мне все равно! Как скажете, — так и будет, — ответил тот.

— Хорошо, возьмем три поллитровых. Если не хватит, — кто-нибудь

сгоняет обратно в город, — решили друзья.

Подсчитали расходы, скинулись по шесть рублей.

По пути у махаллинского мясника купили два килограмма мяса за де-

сять рублей.

В первом же магазине, оказавшемся по пути, купили вино «Портвейн

№53» за пять рублей. На оставшуюся трешку купили хлеб, лук, зелень и

помидоры. Остался еще рубль с копейками. Добавив еще копеек десять

или пятнадцать, купили еще одну бутылку вина.

Все необходимую утварь для пикника Анвар заранее прихватил из

дома: небольшой котелок, эмалированные блюдца, пиалы и чугунный

чайник, который назывался «танка». Он был кувшинообразной формы с

откидной крышкой. В нем кипятили воду, ставя рядом с кастрюлями, и в

нем же заварили чай.

Получался отличный чай с запахом дыма и костра, очень ароматный.

Погрузив все это на старенький велосипед Анвара, к одиннадцати ча-

сам они уже были на месте отдыха.

Место выбрали метрах в десяти от арыка род большим старым ту-

товником. Ровная, совершенно лысая, почти круглая поляночка, вся усы-

панная перезревшими ягодами тутовника. С одной стороны был арык, а

с другой — хлопковые поля, тянувшиеся на сотни метров. Вдоль берега

росли тутовые деревья вперемешку с ивами и кустарниками. Земля вокруг

заросла бурьяном, кустами бодяка и верблюжьей колючкой. Чуть ниже из

воды торчали ярко-зеленые стебли аиры и камыша. На земле, на траве, во-

круг тутовых деревьев в грязно-сладких лужицах лежали упавшие сочные

тутовые ягоды, превратившиеся в серо-коричневое желе.

— Давайте за дело, ребята! — командовал Анвар. — Вы давайте за дро-

вами! Соберите хворост, сучья, — в общем, все, что горит. А я пока здесь

приберусь.

И тут же начал сооружать себе метелочку из ветвей ивы.

Пока ребята собирали хворост и дрова, Анвар быстро и тщательно

подмел поляночку, подстелил старое байковое одеяльце и даже успел во-

круг побрызгать водой для прохлады. Аккуратно разложил принесенные

припасы. Бутылки с вином, положив в авоську, отпустил в воду. Когда ре-

бята вернулись с охапкой хвороста и дровами он уже вовсю колдовал над

мясом.

— Что собираешься приготовить? — осведомился Касым, бросая свой

нож на краю полянки.

— Ничего особенного. Примерно полкилограмма мяса оставим на

шурпу, — остальное будем жарить прямо на углях. Вы давайте начинайте

разводить костер, а я пока нарежу мясо.

— Может, шашлыки будем делать? — предложил Сабир. — Настругаем

шампуры из веток.

— Зачем? Не надо лишней мороки, да и время терять не хочется. Мари-

новать мясо как будем? Лучше на углях. Вот увидишь, отлично получится.

Только вот дрова у нас жидковаты, — сгорят они быстро, и жару от них не

останется. Хотя бы одно бревнышко или сук потолще найти, а лучше два.

— А где их найдешь?

— Не знаю! Поищите.

— Ладно, — согласился Сабир. И пошел искать.

— Касым, ты пока разжигай все это, а я пойду — поищу. Кажется, я там

видел толстую корягу около воды.

Коряга оказалось наполовину утоплена в глину.

С трудом раскачав, расшевелив и приложив немало сил, Сабир все-

таки вытащил корягу и приволок к месту пикника. К тому времени костер

из хвороста вовсю пылал, обдавая жаром и треском. Корягу было нечем

разломать, и поэтому её осторожно целиком водрузили на костер сухим

концом. Она была толстая, искривленная. Постепенно огонь охватил ее,

хотя дыма от него стало больше.

К тому времени Анвар заканчивал с разделкой мяса. Разрезал его на

порции размером примерно с ладонь и толщиной меньше сантиметра. От-

бил их тупым краем ножа, посолил, поперчил. И стал ждать, когда от ко-

стра останутся одни угли.

— Что-то стало припекать, может, искупнемся? — предложил Сабир.

Все поддержали.

Раздевшись, все чуть ли не разом бросились в воду. Мутная илистая

вода была еще холодна и свежо обжигала тело. Через две минуты, привы-

кнув к холодной воде, ребята с удовольствием начали озорничать, брызгая

друг в друга. Около получаса они наслаждались прохладой, то выходя на

берег, то опять погружаясь в воду.

Когда закончили купаться, на месте костра осталась темно-краснова-

тая, пульсирующая и обдающая жаром кучка углей.

— Ну что ребята, готовьтесь к обеду, — тащите вино к дастархану. Я иду

готовить мясо.

Анвар подошел к костру, держа в левой руке блюдо с мясом, а в пра-

вой — небольшую палочку. Этой палочкой, ударяя по углям, разровнял

их. Затем сдув с них серовато-белый пепел, стал бережно укладывать на

угли куски мяса. Минуты через три-четыре мясо под воздействием жара

тихо зашипело и стало скручиваться, как пересохший лист. Запахло аро-

матом жженого мяса. Быстрыми и легкими движениями Анвар перевора-

чивал куски, обжаривая их со всех сторон. Больше половины мяса было

на углях. Через три-четыре минуты аромат стал интенсивнее, возбуждая

аппетит.

— Дай мне чистую тарелку! — крикнул Анвар, пробуя небольшой кусо-

чек готового мяса.

— Все! Мясо уже готово, — заключил Анвар, беря из рук Касыма та-

релку, и стал быстрыми и ловкими движениями перекидывать в нее мясо

из костра, дуя на кончики своих обожженных пальцев. Ребята уселись во-

круг дастархана, застеленного байковым одеялом. Точнее, вокруг старой

газеты, служившей им дастарханом. На ней заранее разложили лепешки,

помидоры, зелень, расставили бутылки вина.

Первым делом стали очищать мясо, ножичком выковыривая прилипшие

кусочки древесного угля, сдувая, вытряхивая и срезая подгоревшие участки.

Затем очищенное мясо клали на лепешку. Положили сверху нарезанный ко-

лечками лук и накрыли другой лепешкой. Затем Анвар стал с силой давить и

растирать получившийся «бутерброд». Мясо, перемешиваясь с луком меж-

ду двумя лепешками, под давлением становилось мягкими и аппетитным.

Касым стал разливать вино. Анвар разрезал мясо ножичком на мелкие

кусочки.

Блюдо, приготовленное на скорую руку и таким простым способом,

было изумительно, источая вкусный и ароматный запах.

— Ну, друзья, конечно, первую пиалушку выпьем за встречу! — с вооду-

шевлением, широко улыбаясь, предложил Анвар.

— За встречу!

— За встречу!

Все трое чокнулись пиалушками. И выпили залпом.

Не успели еще закусить, Касым стал разливать по второй.

— Подожди! Подожди, Касым, не спеши так! Дай хоть по кусочку мяса

съесть, — сказал Сабир, пытаясь ладонью остановить процесс разлива.

— Успеешь закусить, вон сколько мяса! Наливай, Касым!

— Вторую пиалушку за что будем пить?

— Вторую тоже за встречу и третью будем пить за встречу! — разошел-

ся Анвар.

— Ребята, сколько же мы не сидели вот так вместе?! Почти три года. За

встречу, ребята!

Они опять чокнулись и опять выпили залпом.

Потом взяли по кусочку мяса и ломтю лепешки и стали кушать.

— Ух, ты! Какой отменный кебаб получился! — радостно приговаривал

Анвар, пережевывая мясо.

— Сам себя не похвалишь, — кто тебя похвалит? — пошутил Сабир.

— А что не вкусное мясо разве? Тогда вторую половину сами будете

готовить! — тоже в шутку обиделся Анвар.

— Нет-нет! Очень вкусно! Я шучу.

— Ну, что сидишь, Касым? Открывай следующую бутылку! — опять во-

одушевился Анвар.

Он был чрезвычайно радостный сегодня. Каждое его слово и интона-

ция говорили об этом. Не меньше радовались Касым и Сабир.

— Не хватает Уктама и Рахима. Вот было бы здорово, если бы они были

здесь! — сказал Сабир.

— Скоро приедут. Уже на днях — в июне. Несколько дней назад я видел-

ся с тетей Фатимой, мамой Уктама. Она говорила, что Уктам скоро приедет.

— Значит, через месяц все вместе собираемся! — обрадовался Анвар. —

Давайте выпьем за дружбу! — предложил он. — За дружбу!

— За дружбу — поддержали остальные.

Опять выпили. Опять закусили.

Ну, Касым, рассказывай, где служил, что делал. Помню, ты только

однажды письмо мне написал, но где служил, — не помню. Сабира вот

знаю, — он в Афганистане служил.

— Я тебя два письмо написал, олух! Ты ни разу не ответил.

— Ответил! Обижаешь, — ответил!

— Ладно, наливай еще по одной, потом перекур сделаем.

Касым разлил оставшееся вино из второй бутылки.

— Давайте выпьем за родителей! — предложил он.

— Давайте за родителей — поддержали остальные.

Выпили. Не спеша стали закусывать кебабом, помидорами и молодым

лучком, завернув его в лепешку.

— Сабир, рассказывай, как там в Афгане? Как служилось, трудно, на-

верное, было? — обратился Анвар еще с полным ртом мяса и зеленого лука,

торчавшим хвостиками изо рта.

Сабир спокойно прожевал все, что было во рту, хмуро посмотрел на

друзей и сказал:

— Что рассказывать? Ничего хорошего там не было.

— Ну как же, за два года и ничего хорошего?!

— Ничего хорошего. Только смерть. Или ты убьешь, или тебя убьют.

Лицо его при этом стал каким-то одеревенелым. Глаза потухли, недав-

няя улыбка превратилась в кривую усмешку.

— Хоть скажи, что и ты убивал? — внезапно посерьезневшим голосом

спросил Анвар.

Сабир ничего не ответил. Все вдруг замолчали.

— Ну и что с того? Они же «душманы»! — сказал Касым, желая разря-

дить обстановку.

— Душманы. Может, и душманы, но не они же пришли воевать к нам,

а мы к ним.

— Не знаю. Не понимаю, кому и зачем нужна была эта война? Кому

нужно было столько смертей с той и с другой стороны? — глухо звучал го-

лос Сабира. — Столько смертей. Столько смертей — повторил он.

— Ты знаешь, сколько парней погибло там только из нашего района? —

вдруг __________резко обратился он к Касыму.

— Нет, не знаю, — честно признался Касым.

— Только за последние два-три года больше трех десятков ребят при-

везли в цинковых ящиках. А сколько таких районов по Узбекистану? А

сколько таких районов по всему Союзу? А с той стороны сколько погиб-

ших! Целые кишлаки, уничтоженные вместе с детьми, с женщинами и со

стариками. Подряд без разбору.

Теперь его голос стал жестким и хрипловатым. Остекленевшие глаза

глядели в одну точку.

Анвар был не рад, что затеял этот разговор. Теперь сосредоточенно

думал, как бы переменить тему.

Касым тупо смотрел в сторону, как будто ища глазами что-то.

— Ну ладно! Хватит об этом. Лучше давайте выпьем. Касым, открывай

бутылку! — с натугой улыбаясь, проговорил Анвар. Все! Все! Хватит об

этом. — Вон и вода закипела, — подскочил он с места. — Чай сейчас заварю.

Действительно, вода в чайнике «танка» тоже поставленном на угли,

к этому времени уже кипела и выливалась из-под шумно подскакиваю-

щей крышки и из носика. Кипяток выливался на костер, вызывая шипение

углей.

Схватив ручку чайника двумя скрещенными палками, Анвар поставил

его на край газеты-дастархана. Затем всыпал в чайник горсть сухого зеле-

ного чая. Закрыл крышку.

Касым разлил вино. В третьей бутылке оставалось чуть меньше по-

ловины.

— Третью бутылку заканчиваем, а еще ни в одном глазу, — как бы с оби-

дой произнес Анвар. — Говорил, надо было противотанковые брать. Теперь

что будем делать?

И на самом деле, хотя уже было выпито почти три бутылка вина, никто

из них не чувствовал даже легкого опьянения.

— Скинемся по рубчику и принесем еще! — успокаивал его Касым.

— А кто магазин пойдет? Я не пойду, мне вон еще мясо надо дожари-

вать, — открестился сразу Анвар.

— Ну, я схожу. Что тут такого? Сначала давайте допьем все. Вон еще

четвертая есть. Если не хватит, я сам схожу, — без споров согласился Ка-

сым.

Скоро закончили с третьей бутылкой, откупорили четвертую. Но жа-

реного мяса еще оставалось много. Так, доем вот этот кусочек и поеду за

добавкой, — сказал Касым, собираясь в дорогу.

Надел брюки, рубаху и пошел к велосипеду Анвара.

— Деньги возьми! — предложил Сабир.

— Не надо, — у меня есть, — отказался Касым. — Скажите только, сколь-

ко взять.

— Возьми еще три, — предложил Анвар.

— Нет, это будет много. Бери две, и хватит! — заключил Сабир.

— Ну ладно, — посмотрим, — сказал Касым, отъезжая на скрипучем

драндулете.

Прошло чуть больше получаса, когда он вернулся с двумя бутылками

вина, одной поллитровкой и с бутылкой «Шампанского» 0,7 литра.

Анвар дожаривал остатки мяса, резкими движениями рук отбрасывая

готовое мясо на блюдо и обдувая кончики пальцев. Сбоку на костре тихо

булькала аппетитная шурпа.

Сабир полулежа наблюдал за ним.

Оба радостно приветствовали Касыма.

Все уселись вокруг импровизированного дастархана. Опять стали очи-

щать мясо от угольков и пережога. Опять стали говорить тосты и пить.

Опять стали веселыми и беззаботными пацанами.

Между питием и закусыванием раза два или три искупались в мутной

илистой воде арыка. Несмотря на жаркий день, вода, похожая на кофе с

молоком была еще холодная. Друзья ныряли, шумно фыркали, брызга-

лись, затемвыскакивали на берег и бежали на солнцепек греться.

Так весело и незаметно прошел день. Был восьмой час, но солнце не

собиралось садиться. Когда разлили остатки вина из последней бутылки,

досталось всем понемногу. Можно сказать, по одному глоточку.

— Повезло нам сегодня! — вдруг сказал Анвар.

— Ты это о чем? — удивленно спросил Сабир.

— Вон, — смотри! — показал Анвар на хлопковое поле. — Возле такого

огромного поля за целый день ни одного человека не встретили, ни один

трактор здесь не работал.

— Ну и что?

— Как что? Если бы трактор, культиватор или другая техника здесь ра-

ботала, сколько шума было бы, во-первых, и пыли сколько было бы, во-

вторых?! Тем более и ветер с той стороны дует. Не смогли бы мы так за-

мечательно здесь отдохнуть.

— Да, ты прав! — согласился Сабир.

— Давайте выпьем последние пиалушки за то, чтобы всегда и во всем

нам сопутствовала удача! — пафосно воскликнул Анвар под общее одобре-

ния друзей.

Потом он вдруг поднялся и попросил всех встать.

Удивленно переглянувшись друг с другом, Касым и Сабир тоже встали.

— Я хочу обнять вас, друзья! Как я без вас скучал, если бы вы знали! —

всплакнул Анвар, по очереди обнимая Касыма и Сабира.

От выпитого вина, от легкости и радости на душе, от аромата весны и

близости друзей, всех охватила беззаботная эйфория.

Вернулся домой Касым только к закату. На западе еще видны были

последние проблески скрывающегося солнца. Кое-где в окнах стал появ-

ляться свет.

Мать его, — тетушка Саодат, вся уже извелась. Вернувшись с рынка до-

мой, она не застала сына. Значения не придала, подумала, что вышел, на-

верное, куда-нибудь или к друзьям пошел. Мало ли дел у молодого парня.

Стала заниматься своими делами.

Она была еще не старой женщиной, возрастом около сорока пяти лет,

но выглядела на все пятьдесят, а может, и больше. Морщинистое лицо цве-

та темного шоколада, рано поседевшие волосы с очень редкими черными

прядями, костлявые руки, все в морщинах, и сгорбленная спина, — это го-

ворило о ее нелегкой судьбе.

Обед, приготовленной ею, давно уже остыл, а Касыма все еще не было.

Когда время перевалило за час дня, появилось некоторое беспокойство.

С утра не бравшая в рот ни крошки, она заставила себя поесть. Зашла

соседка Наргуль. Бойкая толстушка тридцати пяти лет. Воркуя своим го-

лубиным голосом, пересказала все местные сплетни. Саодат слушала ее

в пол-уха. Думала о сыне. Беспокойство все больше одолевало женщину.

— Куда же он пошел, где же он может быть? — думала она все время.

Такого с ним никогда не случалось. Сын, уходя куда-нибудь, всегда пред-

упреждал ее. Да и не задерживался он никогда допоздна.

Выпроводив гостью, Саодат вышла вслед за ней на улицу. Минут де-

сять или пятнадцать простояла она и после того, как соседка скрылась в

своем доме. Она себе места не находила, раза три или четыре входила в

дом и обратно выходила, чтобы посмотреть, не идет ли Касым или не сто-

ит ли с друзьями под карагачем в конце улицы возле дома Искандера. Под

карагачем никого не было.

Часам к четырем она не выдержала. Сев к телевизору, чтобы как-то

отвлечься, вдруг резко подскочила как ужаленная, кинулась на улицу. Бы-

стрыми шагами она направилась к дому Анвара.

— Может, он знает, где может быть Касым, — думала она, торопливо ша-

гая к дому соседа и ругая себя за то, что не догадалась об этом раньше. Воз-

ле дома, в палисаднике с кетменем в руке копался Исмаил, — отец Анвара.

Увидев его, Саодат-опа бросилась к нему.

— Исмаил, Анвар дома? — спросила она, забыв поздороваться

Исмаил-ака и Саодат-опа были одноклассниками и до восьмого класса

учились вместе, а десятилетку заканчивали в разных школах. И вроде бы

Исмаил-ака в то время питал к ней какие-то теплые мальчишеские чув-

ства. Пути их тогда разошлись на некоторое время, а чуть позже волей

судьбы они стали соседями.

— Салам алейкум, Саодат-ханым! — приветствовал Исмаил соседку.

— Салам, Исмаил! Извини, я так волнуюсь! Касымжана нет нигде. С

утра я пошла на базар, он еще спал. Вернулась, а его нет. И нет до сих пор,

— дрожащим голосом поведала она.

— Да не волнуйся так, соседка! Увидев тебя издали хотел немного

подшутить над тобой, разыграть, но вижу, переволновалась ты очень.

Успокойся! Анвар мой, Рахим и твой Касым с утра еще пошли вместе на

речку — отдохнуть, искупаться, до сих пор свой приезд отмечают.

— Ой, слава Аллаху! — вырвался у женщины вздох облегчения. — Я уже

не знала, что и думать. Слава Аллаху еще раз, Исмаил!

— Что же сорванец не предупредил тебя, записку хоть какую бы оста-

вил, негодник эдакий! — искренне пожалел одноклассницу Исмаил-ака. —

Или хотя бы соседку предупредил. Не думают они о нас. Это мы думаем

о них. — Это всегда так, Саодат-хан. Заходи в дом, — чаю попей! Супруга

моя дома. Заходи!

— Спасибо, Исмаил! В другой раз. Пойду я, — сказала она, немного

успокоившись.

— Хотя бы записку какую-нибудь оставил или соседям сказал бы, что

на целый день уходишь. Обо мне бы подумал, сынок. Что со мной твори-

лось, об этом ты не подумал! — встретила она сына с упреками. — Не делай

так больше, сынок. Не делай.

— Хорошо, мама! Хорошо. Извини меня, мама! Так получилось. Пожа-

луйста, извини! — Ребята пришли, — Анвар с Сабиром. Я только проснулся,

когда они пришли. Сказали: «Давай, давай, быстрей, быстрей! Я совсем и

забыл о тебе.

От него несло духом радости, веселья и перегара. Таким сына мать

никогда не видела.

— Вы что, пили? — удивленно спросила она.

— Да, немного. Совсем немного, — успокоил Касым.

— Совсем немного, говоришь. А у самого язык заплетается!

— Какой язык, мама? Нормальный я!

— Вижу, какой ты «нормальный»! Кушать будешь?

— Нет, мама. Кушать не хочу, — наелись мы. Спать хочу, — сказал

Касым, направляясь в спальню.

Глава 6

Дома в прихожей Уктам увидел полусапожки жены и ее паль-

то, висевшее на вешалке. Не успел он подумать о ней, как она

сама выглянула из дверей кухни. Видимо, услышала шум.

— Вы?

— Как видишь!

— Что так рано, — еще двенадцати нет? — посмотрев на часы, удивленно

спросил она. — Я еще ничего не успела, — только начала.

Джамиля стояла в дверях кухни, такая же красивая, как была девять

лет назад, когда они только поженились. Правда, тогда она была восемнад-

цатилетней девушкой, совсем худенькой. Выпускницей педагогического

училища.

Влюбился он в нее еще раньше. За год до их свадьбы. Случилось

это в кафе-мороженое в городском парке. Он учился в институте в Таш-

кенте, приехал домой перед поездкой в стройотряд на короткие летние

каникулы.

В тот далекий летний день все друзья были дома: Касым, Анвар, Са-

бир, Рахим и он — Уктам. День был до невозможности жаркий. Накануне

договорились, после обеда встретиться у него и затем пойти куда-нибудь

искупаться. К этому времени собрались все, кроме Рахима, который по-

дошел последним. Точнее, приехал на машине своего отца. Старенький

«Москвич 412» был еще в очень хорошем состоянии.

Отец Рахима — Назар-ака, был человек аккуратный и педантичный. Ра-

ботал он бухгалтером и, как и все бухгалтеры, стремился к порядку. Вот

и за автомашиной своей он ухаживал словно за девицей. Она у него была

всегда вымытая, чистая и протертая до блеска. Масло он менял точно по

спидометру, техническое обслуживание проводил чуть ли не ежемесячно.

И поэтому автомобиль, купленный еще в семидесятых, выглядел как но-

венький.

Рахиму всё утро пришлось уговаривать отца, чтобы он разрешил ему

покататься два-три часа во второй половине дня.

— Ну и папаша у меня! Ну что за человек! Если бы не вы, если бы я

не обещал вам!.. — в негодовании возмущался Рахим, присоединившись к

компании. — В жизни я бы ничего не просил у него!

Весь он был покрасневший не то от жары, не то от возмущения.

— Но отдал же! Что ты возмущаешься? — попытался успокоить его Ан-

вар.

— Отдал. Ты бы видел, чего мне это стоило! Только что на коленях не

стоял перед ним! Паразитом этаким!

— Ну, ты полегче, — отец все-таки! — вмешался Касым.

— Да ну его! Тебе бы такого!

— У меня и такого нету, — не без грусти промолвил Касым.

— Ладно-ладно! Все! Давайте поедем, а то дышать здесь уже нечем. А

вы все болтаете. Давайте, — садитесь! — теперь уже Уктам торопил всех.

Друзья наконец уселись в машину и поехали.

Приехали на канал, точнее, на водоотводный коллектор. Здесь канал

был значительно шире, — почти 50 или даже 60 метров. Искусственное

водное сооружение предназначалось для отвода подпочвенной влаги. Это

был самый длинный и широкий водный коллектор в области. В него стека-

лись со всех сторон мелкие канальцы — «захкаши», как их здесь называли.

Это были неширокие канавы глубиной метров 5–6, а иногда и поменьше.

В них стекались подземные воды после промывки и орошения почвы. Без

этих каналов и канав огромные хлопковые поля, сады и огороды букваль-

но за год или два пришли бы в совершенную негодность. Превратились бы

в заболоченные степи, заросшие верблюжьей колючкой и саксаулом.

Вода текла в них только на дне, глубиной в полметра максимум в метр.

Зато рыбы было, сколько хочешь. Здесь водились сазаны и толстолобики,

судак и змееголова, лещи и караси. Много было змей и, естественно, лягу-

шек. По берегам сплошной стеной стояли заросли камыша и аира, которые

достигали высоты трех метров и более.

Эти «захкаши» и сам главный коллектор были раздольем для рыбаков.

С ранней весны до поздней осени берега были буквально оккупированы

рыболовами. В холодное время изредка встречались любители зимней

ловли. Поэтому надо была поискать такое место, где рыбаков было по-

меньше или не было вовсе.

Ребята знали такое место. Они раньше часто приезжали сюда. Это

была их любимое место. На этом участке канал почему-то был почти на

десять-двадцать метров шире, чем других местах. Глубина наоборот была

поменьше. В десяти-пятнадцати метрах от берега только по пояс. Дальше

глубина резко увеличивалась до трех-пяти метров. Ближе к противопо-

ложному берегу — опять мелководье в десять-пятнадцать метров.

В салоне автомашины было очень жарко. Поэтому уже на полпути дру-

зья начали раздеваться и сидели по пояс голыми. В сорокаградусную жару

жестяная коробка автомобиля настолько перегревалась, что салон стано-

вился похож на духовку или печку.

Не успел Рахим остановить машину, как все повыскакивали из нее и

бросились бежать к воде, на ходу снимая штаны. Больше часа бултыхались

они в воде, то ныряя в глубину, к самому дну, где вода была прохладная,

то выплывая на поверхность к теплым слоям воды. Переплывали канал от

одного берега до другого. Лежали на поверхности воды, раскинув руки и

ноги по сторонам, плывя на спине по мелководью, где течения почти не

ощущалось, а вода была как парное молоко. Опять погружались в прохла-

ду глубинной воды. Гонялись друг за другом, играя в «пятнашки».

Заметно подуставшие, один за другим стали выходить из воды и ложи-

лись в тени небольшого деревца «даронги», одиноко растущего вблизи ка-

нала. Дерево это было неприхотливым, росло в любых условиях. Поэтому

его в основном сажали в степях и в солончаковых и песчаных зонах, где

другие деревья не приживались. Листья «даронги» похожи на тополиные,

но меньшего размера и заметно бледнее. Земля под деревом была наполо-

вину песчаная, наполовину — из примеси суглинка и супеси. Не слишком

густая тень, отбрасываемая «даронги», давала живительную прохладу.

От воды до дерева было не более двадцати метров. Это расстояние ре-

бята бежали, как ошпаренные, точнее, как обожженные. Песок так нака-

лялся от обжигающих лучей солнца, что, ступая на него голыми пятками,

казалось, будто наступили на кучу горящего угля. Бежали в раскорячку,

попрыгивая, передергивая ноги от горячего песка, с воплем крича: «Вай-

вай-вай».

Наконец, добежав до тени, бросались на землю всем телом, смеясь,

как дети, и осыпая друг друга песком и землей. Немного подурачившись,

отдышавшись, широко улыбались от удовольствия.

Так они пролежали более часу, молча или лениво перекидываясь ко-

роткими репликами. Потом опять пошли купаться и опять вернулись под

дерево, подпрыгивая и передергивая ноги от горячего песка. И так по не-

сколько раз. Но теперь паузы между купанием и отдыхом были намного

короче. Был уже седьмой час, когда Касым, прервав чуть затянувшееся

молчание, промолвил:

— Ребята, я что-то сильно очень проголодался.

Все как будто ждали этого.

— И я! И я! — воскликнули все почти одновременно.

— Тогда давайте собираться.

— Может, куда-нибудь пойдем, — посидим, покушаем? — предложил Ра-

хим.

— Дело говоришь! Правильно! Дельное предложение! — поддержали

остальные.

— Тогда пойдемте, — нырнем последний раз. И поедем.

Разом все побежали к каналу, сходу ныряя в воду. Побултыхавшись

в воде и смыв с себя песок и грязь, минут через 5–6 все разом вышли на

берег и стали одеваться.

Жара немного спала. Пока ехали обратно, посоветовавшись, догово-

рились ехать прямо в центр, — к парку. По предложению Касыма решили

поесть шашлыков с пивом.

Прямо у входа в городской парк, слева от центральных ворот было ка-

фе-мороженое. Там готовили отличные шашлыки. И пиво подавали непло-

хое. Там и решили поесть.

— Рахим, ты разгрузи нас и поезжай домой. Оставь машину дома, а сам

возвращайся — сказал Уктам.

— Это еще зачем? — удивился Рахим.

— Затем, что если будем пить пиво, во-первых, автоинспекция может

придраться, во-вторых, всякое может случиться. Не дай бог, конечно! Ну, а

самое главное, — если твой отец узнает об этом, то больше никогда в жизни

не ездить нам на этой машине.

— Точно! На все сто процентов ты прав — поддержал его Касым.

— Да, конечно, — согласились все, кроме Рахима.

— Да вы что! Ничего не будет. Не в первый же раз! — стал возражать

он. Хотя отлично понимал, что Уктам прав. Думал он о том, что пока он

съездит домой и вернется пешком, — пройдет время. А пиршество может

начаться без него.

— Хорошо. Поехали вместе. Я поеду с тобой, чтоб тебе скучно не было.

И вернемся вместе, — предложил Уктам, видя озабоченность друга.

— Да нет, не надо. Сам съезжу. Сиди уж! — обидчиво согласился Рахим.

— Поехали! Давай, не артачься, — сказал Уктам, садясь обратно в ма-

шину. — А вы пока займите хороший столик, закажите шашлыки, — мы

сейчас вернемся.

Когда Уктам и Рахим вернулись, остальные ребята сидели за столиком

подальше от входа. Они уже потягивали холодный пенистый напиток из

больших толстых граненых бокалов.

Шашлык еще не подали, а рыбу копченую или сушеную, здесь

не продавали, хотя этого добра в городе было навалом. Пили только

пиво. Вновь прибывших друзья встретили радостными, приветливыми

возгласами. Пена на пиве, купленном для них, еще не успела совсем

осесть. Усевшись за столик, оба одним духом осушили бокалы больше

чем наполовину. И шашлычник крикнул, чтобы забрали готовые шаш-

лыки.

Кафе было небольшое — столиков на десять. Официантов не было, и

посетителям приходилось самим себя обслуживать. Анвар пошел за шаш-

лыками и через минуту вернулся с полным блюдом свежих шашлыков на

шампурах, покрытых сверху белыми колечками лука. Касым к этому вре-

мени сходил за второй партией пива. Солнце уже подсело, но было до-

статочно светло. Допивали, кажется, по третьему бокалу. И вдруг Уктам

увидел ее.

Небольшая группа девушек, кажется, их было пятеро. Они стояли у

буфета, намереваясь купить мороженое. Похоже, они только что вошли и

в застенчивой нерешительности переглядывались друг с другом. Видимо,

девушек смущал их столик, ведь они вели себя развязно, громко разгова-

ривали и еще громче смеялись. Она стояла немного в стороне от подружек.

В светло-кремовом платьице, вся светлая, красивая с большими черными

глазами. На какую-то долю секунды их взгляды встретились, и какие-то

невидимые, но ощутимые трепет и дрожь охватили его.

В голове успела промелькнуть мысль: — Кто она? На секунду кто-то из

друзей отвлек его. Пока он отвечал на его вопросы, говорил что-то, про-

шло полминуты или чуть больше. Когда он обернулся туда, где только что

стояли девушки, там уже никого не было.

— Померещилось, что ли? — подумал он. — Да нет, вон же они! — заме-

тил он девушек, удалявшихся от кафе и среди них девушку в светло-кре-

мовом платьице с двумя длинными косами до ягодиц. — Интересно кто же

она такая? — эта мысль не давала Уктаму покоя.

Между тем веселье продолжалось. Выпили по четвертому, по пятому

бокалу, еще порцию шашлыков заказали. Около полуночи первым встре-

пенулся Касым. Смачно зевнув, посмотрев на часы сказал:

— Ребята, мне пора, — завтра на работу. Вы можете продолжать.

После этого все вдруг засобирались по домам.

Утром следующего дня Уктам проснулся как всегда поздно. Было око-

ло десяти, но солнце пекло вовсю. Было уже жарко.

— Черт! Сейчас так уже печет, а что будет днем? — подумал он и пошел

умываться.

В голове какая-то муть и тяжесть, в пересохшем горле — горечь и пер-

шение. Язык, казалось, был облеплен какой-то вонючей вязкой смесью.

Было тошно и противно на душе.

— Это от водки, наверное, — подумал он. — Зачем только ее в пиво до-

бавляли, кто вообще принес водку? Кажется, Анвар. Или нет. Кажется,

буфетчик из-под полы продал. Не помню.

— Фу, черт! Как будто кошка в рот нагадила, — думал он, в третий раз

чистя зубы и с клокотанием полоща рот и горло.

И вдруг в череде обрывочных воспоминаний о вчерашнем дне возник-

ла она: ее лицо, ее глаза, вся она с еле заметной улыбкой в уголочках алых

губ. Теперь уже ее облик отчетливо встал перед его глазами. — Кто она, это

девушка? Красивая, интересно, как ее зовут и где она живет. Где теперь

ее увидишь?! Да, очень красивая! — еще раз подумал Уктам, и сердце его

вдруг застучала в другом ритме. Этого он вроде бы не заметил. В тот день

и в последующие дни он еще не раз вспоминал о незнакомке. Через неко-

торое время ее образ постепенно начал смываться и обезличиваться в его

виденьях.

Как вдруг он увидел ее снова. Прошла, наверное, неделя с того самого

дня. Он ехал в маршрутке по каким-то делам. Проезжая мимо колхозного

рынка, он невольно обратил внимание на двух женщин, идущих на троту-

ару. Точнее, на женщину лет сорока и на молодую девушку, идущую рядом

с ней. В руках обоих были полные сумки, видимо, с только что купленны-

ми на базаре продуктами. Обгоняя их, он невольно засмотрелся. И вдруг

сердце его быстро-быстро застучало. Это была она! Ты самая девушка, те

же глаза, те же губы, волосы. Это была она, а рядом была, скорее всего, ее

мама.

— Что делать? Что делать? — стучало у него в мозгу.

— Стойте! — крикнул он не своим голосам. Пассажиры, сидевшие в

маршрутке, с изумлением взглянули на него.

— Мне надо выйти, — сказал он второпях.

— Хорошо, — сказал водитель, усмехаясь. — Кричать-то так зачем? Или

остановку свою проспал?

— Извините, — сказал он сконфуженно, покидая микроавтобус «Рафик».

Что будет делать, он еще не знал. Пока он раздумывал, мама с доч-

кой все приближались и приближались. Чтобы не попасть им на глаза,

он шмыгнул за будку часовщика, стоявшую рядом. Они пошли мимо, не

взглянув в его сторону. Он только услышал обрывки их разговора.

Пропустив их вперед метров на пятьдесят, он осторожно пошел за

ними. Мать с дочкой говорили о чем-то, но с такого расстояния ничего

не было слышно. Прошли почти километр, а потом они вдруг свернули

с центральной улицы на другую — перпендикулярную. Он тоже свернул

за ними, пешеходов было совсем мало. Можно сказать их совсем не

было.

Одинокий хозяин возился в своем палисаднике, детвора играла возле

одного из домов, две кумушки возле калитки болтали о чем-то и, навер-

ное, не первый час. Мать с дочкой, проходя мимо них, поздоровались, и,

на ходу переговорив о чем-то, пошли дальше.

— Значит, живут они где-то поблизости, раз знают этих женщин, — по-

думал он, хваля себя за логическое мышление.

— Дурак ты! — сказал теперь уже другой его внутренний голос. В на-

шем городке почти все друг друга знают. Тем более, здороваются, даже

если и лично не знакомы.

— И то верно! — согласился он.

Пройдя мимо еще нескольких домов, женщина и девушка опять свер-

нули. Боясь потерять их из виду, он участил шаги. Свернув туда же, о,

боже! он чуть не столкнулся с ними. Сразу за углом в метрах шести-се-

ми в тени не большого, но раскидистого дерева стояли мама с дочкой.

Остановились, наверное, передохнуть, отдышаться. Сумки с покупками

поставили рядом на тротуар, а сами беззаботно болтали о чем-то. Мама,

разговаривая с дочерью, обеими руками обмахивалась, нагоняя ветерок к

покрасневшему от жары лицу. Дочка слушала и согласно кивала головой.

Уктам на мгновение растерялся, не зная, что делать, и вдруг, как ни в чем

не бывало, смело зашагал в их сторону.

— Салам! — машинально сказал он, проходя мимо.

— Салам! — удивленно ответила мама, глядя вслед незнакомому парню.

Мельком рассмотрев обеих женщин, Уктам приметил, что и мама не-

знакомки тоже очень симпатичная женщина, с такими же, как у дочки кра-

сивыми черными глазами, с еле заметным пушком поверх красивых соч-

ных губ. Чуть заметный животик нисколько не портил ее фигуру.

— Вот вляпался! — думал он, шагая мимо незнакомых домов по незна-

комой улице. — Куда же теперь идти, куда податься? — лихорадочно сооб-

ражал Уктам.

Через некоторое время он заметил водопроводную колонку. Неболь-

шая радость и облегчение охватили его. Не спеша, подошел к колонке.

Нажав на рычаг и подставив ладонь под струю, отпил несколько глотков

воды. Затем, не спеша, умылся одной рукой, второй удерживая рычаг. Про-

тер шею мокрой ладонью, еще раз отпил воды. Теперь набрав в ладонь

воды, стал теребить волосы, увлажняя и охлаждая голову. При этом он не-

заметно через плечо подглядывал на медленно идущую пару.

Время как будто остановилось. Казалось, что они шагают на одном ме-

сте. Не может же он до бесконечности пить воду! Живот давно уже пере-

полнился. Повторно умывшись и смочив шею, Уктам стал имитировать

утоление жажды, слегка прикасаясь губами к согнутой ладони с водой.

Наконец они приблизились. Не спеша, прошли мимо. Мать мельком

бросила на него равнодушный взгляд, а дочка, кажется, даже и не посмо-

трела в его сторону.

— Ух! — облегченно вздохнул он. Выпрямился и стоял, не шевелясь,

чтобы не привлечь внимание. Подождав, пока незнакомки отошли на при-

личное расстояние, медленно пошел за ними.

Тем временем, пройдя еще немного, они опять свернули. Боясь еще раз

попасть впросак, он замедлил движение. Даже остановился. Через некото-

рое время он, медленно вытянув шею из-за угла, как делают шпионы из

кинофильмов, взглянул на улицу, где скрылись его подопечные. О, ужас!

Там никого не было.

— Вот шайтан! Куда же они делись? — всполошился Уктам. — Черт! Ви-

димо, в одном из этих домов и живут, — догадался он. — Только вот как

узнать, в каком именно?

— Далеко они не могли уйти. Я ведь совсем недолго ждал. Нет-нет!

Максимум метров сто. Значит, в каком-то из этих домов. Может, свернули

в переулок? — размышлял он, быстрыми шагами доходя до переулков. Пе-

реулки с обеих сторон улицы были пусты. Точнее, это были тупики. Уктам

растерянно стал смотреть по сторонам. Теперь у него не было сомнения,

что незнакомки живут здесь поблизости, в одном из этих домов.

— Ладно! Теперь я примерно знаю, где они живут. В этом или в со-

седнем переулке. Может, на этой улице. Здесь всего-то домов не больше

двадцати вместе с крайними. Но в каком? Как же узнать? Ладно! Не

унывай, в любом случай где-то здесь. Дорога у них одна. Из этих пере-

улков к этой улице. Найду, чего бы мне этого не стоило! — успокоил он

сам себя.

Постояв в раздумье еще немного, он медленно поплелся домой.

В две последующих дня он безуспешно пытался найти дом, где живет

черноокая красавица, чтобы увидеть ее еще раз. В первый день утром, точ-

нее поздним утром, он, наспех позавтракав, примчался в тот самый пере-

улок. Но там никого не было. На краю тротуара слева в углу росла неболь-

шая ива. Ее листья приятно шелестели под легким ветерком. В тени этой

ивы Уктам выбрал укромное место, и приготовился ждать. Отсюда откуда

хорошо просматривалась вся улица и оба переулка-тупика.

Редкие прохожие, без интереса взглянув на него, проходили мимо. Еще

реже кто-нибудь входил или выходил из какого-нибудь дома. Однако ни за-

гадочной красавицы, ни ее матери не было видно. Так прошло почти четы-

ре часа. Уставший и проголодавшийся, Уктам наконец покинул свой пост.

Он хотел вернуться сюда после обеда, немного отдохнув дома. Но не

получилось. После дневного отдыха к нему пришли друзья, и все пошло

не по плану. На следующий день до обеда он был занят какими-то делами.

А во второй половине дня, ускользнув от друзей, он прямиком направился

на то самое место, где накануне он безуспешно пытался увидеть таин-

ственную красавицу. Спрятался под густой листвой ивы и опять просидел

здесь более четырех часов.

Все было как накануне. Редкие прохожие, редко выходящие и заходя-

щие соседи. Пустая улица и пустой переулок. К вечеру только воробьи

стали громко чирикать, нарушая тишину. Лишь с наступлением сумерек

улица чуть оживилась. Люди стали возвращаться с работы, слышались го-

лоса детей, возвратившихся из школы или детского садика. Ребятня, днем

из-за жары, сидевшая по домам, понемногу стала выходить на улицу.

Теперь Уктам начал ловить на себе подозрительные взгляды прохожих.

Ему стало совсем неуютно. Пятый час уже он находился здесь. Сидел на

корточках, вставал, завидев идущих людей, прохаживался немного туда-

сюда и опять возвращался в свой укромный уголок. В общем, убивал вре-

мя. Наконец он не выдержал и пошел восвояси. Ребята, наверное, зажда-

лись его. Договаривались встретиться в семь и пойти куда-нибудь.

Был это последний день его краткосрочного пребывания дома. На сле-

дующий день он уехал в Ташкент. Оттуда вместе с сокурсниками, захва-

тивстроительный материал, поехал на освоение Каршинской степи.

К сентябрю вернулись в Ташкент. Началось учебный год. Весь этот

год он думал о ней, о прекрасной незнакомке с большими красивыми гла-

зами. Ее алые губы шептали о чем-то в его видениях. Казалось, как наяву

ее шелковистые черные волосы развевались на ветру, щекоча ему лицо и

шею. Первые месяцы ее образ неизменно, неумолимо ежедневно и еже-

часно преследовал его. Ложась спать, он с нежностью думал о ней. Утром,

едва проснувшись, видел ее образ, стоявший перед ним. Днем в аудито-

рии, внимательно слушая преподавателей и аккуратно записывая лекции,

он с удивлением обнаруживал, что мысли его заняты только прекрасный

незнакомкой.

— Вот чертовка! — думал Уктам. — Я даже имени ее не знаю, а думаю

все время только о ней. Может, это и есть любовь? Может, я влюбился в

нее? Да нет, как же можно влюбиться, не зная даже имени? Просто она

мне очень понравилось. И раньше такое было — думал он. — Вот в прошлом

году так и с Надирой было.

Вначале она так нравилась ему, что он даже подумывал о женитьбе.

Не сразу, конечно, а после окончания института. Они начали встречаться:

ходили в кино, гуляли по городу, по скверу, по набережной Анхора. Каза-

лось, они были влюблены друг в друга. Но вдруг, словно кошка пробежала

между ними. Он даже не помнит, из-за чего они поссорились. Переруга-

лись так, что до сих пор даже не смотрят друг на друга.

До Надиры он какое-то время встречался с Гульнарой — шатенкой с

крашеными волосами, с пухленькими белыми ручками, сероглазой и

похожей на татарку. Они симпатизировали друг другу, вечерами иногда

встречались, подолгу говорили о том, о сем. Несколько раз сходили в кино,

и на этом все сошло на нет.

— Нет, она совсем другая! Не такая, как Надира и Гульнара. Она еще

совсем девочка, чистая и прекрасная. А какие у нее красивые и ясные гла-

за! Я ни у кого не видел такие.

В его воображения она становилась все прекраснее. Совсем как ска-

зочная фея.

Так продолжалось долго. Примерно полгода. Постепенно воспомина-

ния становились все реже и реже. Но все равно иногда, слушая скучнова-

тые лекции профессоров, он нет-нет, мысленно удалялся в свой родной

городок к друзьям и близким, а чаще всего к ней, — к прекрасной незна-

комке.

— Интересно, что она делает? Наверное, учится, — тоже сидит на уро-

ках или на лекциях. А если не учится? Как это не учится? Учится, на-

верное. Не, наверное, а точно учится. Она должно быть еще школьница,

десятиклассница, скорее всего. Так мысленно предполагал он.

Прошел почти год с того времени, как он покинул родной городок.

Опять наступило лето. И он снова ехал домой. Теперь уже не как студент

на каникулы, а как молодой специалист с высшим образованием. С дипло-

мом Сельскохозяйственного института, где черным по белому было на-

писано, что теперь он — инженер-экономист сельскохозяйственного произ-

водства. Правда, диплом ему на руки пока не дали. Этот документ он полу-

чит только в сентябре месяце, когда предъявит справку о трудоустройстве

от организации, куда поступит на работу. Таковы правила.

Уктам с нетерпением ждал встречи с друзьями и близкими. Он безумно

соскучился по всему, что ждало его дома, — в родном городке.

Особенно влекла его она, — его прекрасная незнакомка. С приближе-

нием лета он опять все чаще и чаще вспоминал ее. В своих мечтах и ви-

дениях представлял, как они познакомятся, как вместе будут гулять по ве-

чернему городу, как он будет провожать ее до дому. Как будет целовать ее,

прощаясь до завтра, под той самой ивой, где он когда-то стоял в надежде

встретить ее. Представлял, как она, отпустив глаза, стыдливо будет отво-

рачиваться. Как он, держа ее за кончики пальцев, постарается не отпускать

ее, удержать еще ненадолго. Все это он представлял в своем воображении.

На следующий день после приезда Уктам проснулся рано. Наспех по-

завтракал, выпив несколько глотков чая с небольшим ломтем лепешки с

домашним топленым маслом, поспешил покинуть дом. Чем сильно уди-

вил всю родню. Было около восьми утра.

Дети старшего брата и сестры, приехавшей накануне погостить у

родителей и увидеться с ним, еще завтракали. Сама она тоже сидела

у дастархана и кушала вместе с детьми. Брат со снохой собирались на

работу. Младшая сестренка занималась домашними делами. Отец, как

всегда, с раннего утра копался в огороде. Мать — худощавая, неусидчивая

с остатками былой красоты женщина, тоже была занята по хозяйству. С

рассвета накормив, напоив скотину и птиц, теперь готовила завтрак для

внучат. Только сестра младшая — Шахида, слонялась по дому без дела,

решая: сесть сейчас позавтракать вместе с малышней или позже — вместе

с родителями.

На вопрос матери, куда он уходит, Уктам, стояв дверях, ответил, что-то

невнятное про встречу с друзьями, и поспешил хлопнуть за собой дверью.

— Куда это он? — спросил отец, только что закончивший копаться в ого-

роде.

Мать только недоуменно развела руками.

— Сказал, что вроде к друзьям, — отозвался брат.

— К каким друзьям? Они же все работают. На работу к ним, что ли по-

шел?

— Не знаю. Может не все работают.

— Пошел бы он в такую рань к друзьям! К девушке своей, наверное,

пошел, — вмешалась в разговор Шахида. — Сказал он это скорее в шутку,

чем всерьез, — заключила она, не зная, что попала в точку.

— Тоже мне сказала! — заступилась за сына мать. — Откуда у него де-

вушка в нашем городе?

— А что? Может, и есть. Он уже давно не мальчик. Или он обо всем

тебе докладывает? — не унималась сестра.

— Может и есть у него девушка, — только не здесь. Сюда он всего раз в

год приезжает, и то на неделю. И все время с друзьями проводит.

— Знаю я его друзей! Они, наверное, познакомили. К девушке он по-

шел, я точно знаю, — чутьем чувствую! — не унималось Шахида, теперь

уже почему-то не сомневаясь в своей правоте.

— Тебя-то что?! И откуда ты взяла всю эту ерунду? — вмешалась стар-

шая сестра — Диларом. — Даже если это и так, правильно он делает. Пора

ему уже жениться. Институт закончил, что теперь мешает?

— Хорошо, успокойтесь! Вот вернется, — спросим у него — прервал де-

баты отец.

Тем временем Уктам, выйдя из дома, прямиком направился в тот завет-

ный переулок, где жила она. Он не стал выходить на центральную улицу,

чтобы сесть в автобус или в маршрутку, а пошел окольными улочками,

стараясь сократить расстояние. Примерно через полчаса он был на месте.

Было около девяти часов. Улица и переулок, где жила незнакомка, были

пусты. Солнце уже поднялось довольно высоко. Жара постепенно усили-

валась, но легкий ветерок временами еще ласково теребил лицо, шею и

открытые части тела.

В это время года никто старался не выходить из дома без надобности.

С утра, пока солнце не успело прогреть воздух, спешили на работу, чтобы

до вечера отсидеться в кабинетах под вентилятором или кондиционером.

Еще раньше старались сделать все домашние дела. Даже на базар спешили

к семи или к восьми часам, чтобы успеть вернуться с покупками до начала

жары. К девяти часам утра улицы обычно уже пустели. Редкие прохожие,

видимо, не успевшие закончить важные дела или вынужденные по незави-

сящим от них обстоятельствам, спешно пробирались по тенистой стороне

улицы.

Прошел час, потом второй, закончился третий, — время приближалось

к обеду. За это время только раз какая-то женщина вышла из дверей своего

дома и, раскрыв солнечный зонтик, направилась к центру города.

Ближе к часу дня улица стала немного оживать. Мужчины и женщины

разных возрастов поодиночке или вдвоем шли домой. Видимо, на обед.

Вернулась и женщина с зонтиком. На Уктама почти никто не обращал вни-

мания. Только раз какая-то женщина внимательно посмотрела на него, как

будто желая спросить о чем-то. Но видя, как он нарочно отвернулся в дру-

гую сторону, тоже прошла мимо. Потом улица опять опустела.

Постепенно жажда и голод начали мучить его. Ждать было бессмыс-

ленно. Обругав себя за свой необдуманный поступок, Уктам поплелся до-

мой.

Дома первым делам он бросился к холодильнику, схватил литровую

банку с охлажденным чаем и залпом выпел больше половины. Переведя

дыхание, выпил еще, оставив на дне меньше пиалы помутневшей от оби-

лия чаинок жидкости.

На вопрос матери, где он был, он спросил, есть ли что-нибудь поку-

шать.

— Есть, только скажи мне, куда ты ходил? — чуть строже спросила мама.

— Куда ходил? Ах да! На работу ходил устраиваться! — ляпнул он пер-

вое, что пришло в голову.

— На какую еще работу? — удивленно подняла брови мама.

— Как, на какую? Я же закончил институт. Теперь мне надо устроиться

на работу. Не буду же я теперь сидеть у вас на шее.

— Интересно! Что за срочность такая? Ты только вчера приехал, а се-

годня уже побежал на работу устраиваться. А что, нельзя отдохнуть неде-

лю или дней десять, а потом пойти устроиться на работу. До двадцати двух

лет сидел у нас на шее, если еще десять дней посидишь, я думаю, ничего

страшного не будет.

— Конечно, можно было. Но я… — вдруг он осекся, увидев стоящую в

дверях кухни сестренку.

Весь ее вид с ехидной ухмылкой на губах, веселостью в сверкающих

глазах и особая интонация речи говорили о том, что она о чем-то догады-

вается.

— На работу, говоришь, ходил устраиваться. Ну-ну, а еще куда-нибудь

ходил? — с кривой улыбочкой спросила она.

— Да, а что? И вообще ты зачем подслушиваешь чужие разговоры?

— Я не подслушивала! Я слышала. И что, устроился? Без документов?

Документы ты дома оставил.

— Не твоего ума дело! Брысь отсюда, а то получишь!

— А что я такого сказала?

— Ладно, иди отсюда! — прогнала дочку мама. — Дай ему поесть спо-

койно, — потом поговорим.

Как бы он ни старался, сколько бы он ни оглядывал заветную улочку

с ивы, но так и не смог увидеть ее. Ни в тот день, ни в последующие дни,

ни даже через неделю.

Заветная встреча произошла случайно ровно через десять дней. Нака-

нуне он и в самом деле пошел устраиваться на работу. С направлением на

работу, выданным в деканате института, он пришел в сельхозуправление

района. Здесь должны были решить, куда определить молодого специали-

ста. В отделе кадров, куда он пришел с документом, выданным в декана-

те, долго не раздумывая, направили его инженером-экономистом в колхоз

«Путь Ильича». Там же ему разъяснили, что к чему, где находится управ-

ление колхоза, и кто там председательствует. В тот же день он отправился

на место своей будущей работы. Благо, это было недалеко от города, — не

более получаса пешком.

Еще не было двенадцати часов, как он уже был на месте. Народу

в правлении колхоза было немного. Точнее сказать, почти никого не

было. Была только секретарь председателя колхоза, — женщина сред-

них лет с аккуратно подведенными черной тушью глазами и низким

голосом как у мужчин. Небрежно взглянув на его направление, она объ-

яснила__________:

— Молодой человек, сегодня пятница, полдня уже прошло. Завтра —

суббота, а послезавтра — воскресенье. Приходи лучше в понедельник. Ра-

бота от тебя не убежит. Успеешь в своей жизни наработаться.

— А председателя когда можно будет увидеть? — наивно спросил он.

— Вечером, часов в восемь или в девять, если дождешься. Если хочешь

ждать, — жди. Думаю, он ничего другого тебе не скажет.

— Пожалуй, она права, — подумал Уктам. –Лучше приду в понедельник

утром. Отдохну еще два дня.

— До свидания! — сказал он, покидая приемную.

В течение десяти дней после его приезда они с Касымом почти еже-

дневно после работы ходили куда-нибудь отдыхать. Иногда к ним при-

соединялись друзья: Анвар, Рахим и Сабир. Ходили на арык или на

канал — искупаться или просто полежать у воды. Если появлялись лишние

деньги, — гуляли в парке, не забывая посидеть за бокальчиком пива или

поесть мороженого.

Вернувшись домой, он сел кушать. За обедом подробно рассказал ма-

тери обо всем, что было сегодня, куда и в какой колхоз его направили на

работу.

— А что, в самом сельхозуправлении района тебе не нашлось

работы? — удивилась мать.

— Ну, видимо, нет.

— Ладно! Ничего, и в колхозе можно работать. Ты же все-таки сельско-

хозяйственный институт закончил. И работать тебе надо в колхозе. — По-

дытожила она.

После обеда, побродив немного по дому, он опять решил пойти на за-

ветное свое место, чтобы еще раз попытать счастья. Как всегда тоже ни-

чего не добившись, вернулся к шести часам домой. Принял душ в летней

душевой, сделанной отцом еще лет десять назад в глубине огорода, и стал

дожидаться Касыма.

Касым не заставил себя долго ждать. Как и договорились еще вчера, к

шести тридцати он пришел к нему. Пока Касым разговаривал о чем-то с

его матерью, Уктам быстро переоделся, причесался и даже побрызгал на

себя одеколоном.

— И куда же вы такие нарядные и красивые идете? — спросила мама,

улыбаясь. — Как на свидание к девушкам! А? Признавайтесь!

— Да что ты, мама__________! Какие девушки?! Хотим просто погулять, посидеть

где-нибудь, лимонаду попить.

— Лимонаду? Врать совсем не умеешь! Сказал бы — пива, я бы повери-

ла. Знаю вас. Ну ладно идите, — сердито выпроводила она ребят.

— А насчет невест вам давно уже пора подумать! — крикнула мать им

вдогонку.

На улице они увидели Анвара, он шел им навстречу.

— Вы что, уже идете? — спросил он, подойдя ближе.

— Да. А чего ждать? — ответил Касым.

— Хорошо, вы идите, я сейчас позову Рахима и Сабира.

— Если по дороге не догоните, — будем ждать вас у ворот парка, — ска-

зал Уктам.

— Договорились!

Друзья направились в сторону центра, а Анвар — за остальными.

Шли не спеша. Жара еще не совсем спала, хотя солнце уже клонилось

к закату.

— Уктам, посоветуй, что мне делать, — вдруг прервал молчание Касым.

— О чем это ты? — удивленно посмотрел он на друга.

Удивило его, что Касым впервые просил у него совета.

— Я о себе. Что мне делать? Не всю жизнь же мне работать на строй-

ке?!

— А, ты об этом! Я тоже как раз об этом думал. Еще раньше — в Таш-

кенте. Хотел написать тебе письмо, чтобы ты приехал поступать учиться

куда-нибудь. Еще осенью на подготовительные курсы. Что-то случилось, —

я замотался по каким-то делам. Потом уже было поздно, прием на подго-

товительные курсы закончился. Я тогда подумал: приеду домой и погово-

рю с тобой. И куда ты собираешься поступать?

— Никуда я еще не собираюсь. Не знаю, что делать. Сам подумай! Мать

одна у меня, она и так всю жизнь тянула нас с сестрой. На двух работах

работала, надрывалась. Только теперь год-два, как стало ей немного легче.

И что, если я поступлю в институт, ей опять придется корячиться на двух

работах? Да она не сможет просто! Но и я не хочу в рабочих оставаться.

Хотя и говорят, что у нас все профессии почетные. Не хочу, как отец пре-

ждевременно богу душу отдать.

— Но отец твой не от работы же умер!

— От работы, конечно! Ты знаешь, где он работал?

— Нет.

— Он на кирпичном заводе работал. Ты знаешь — вон __________в той стороне. —

Показал он рукой куда-то на юго-запад.

— Ну да. Это колхозный кирпичный завод, кажется, имени Карла

Маркса.

— Да. Так вот он тогда еще на угле работал. Это сейчас газифици-

ровали все заводы. Тогда было очень тяжело! Хотя и сейчас не легче.

Каждый день глотать угольную пыль, дышать угаром, каждый день де-

сятки и сотни раз заходить и выходить в каменное пекло печи. Ты не

знаешь, что это такое! А я знаю. За несколько лет там можно столько

болезней заработать! — В общем, ты понимаешь меня. Да и не только в

этом дело. Вот вы, я имею в виду наших пацанов, почти все закончили

институт. Только я неучем остался. — В общем, ты понял меня. Я тоже

хочу учиться.

— Это похвально, полностью поддерживаю твое решение! — Уктам

одобрительно похлопал друга по плечу.

— Я вот думаю, что делать? Хочу в технический ВУЗ поступить. А

здесь у нас — в области таковых нет. В Ташкент нужно ехать или еще куда-

нибудь. Но не могу бросить маму одну, да и конкурс там высокий. — В тех-

никум, что ли поступить? Или заочно в институт в Ташкенте? Что делать?

Посоветуй!

— Что я могу тебе посоветовать? Конечно, в институт! Все-таки это

лучше, чем техникум. — Вот что ты сделай: подавай документы на фа-

культет с дневным обучением. Попробуй сдать экзамены. Пройдешь —

хорошо, не пройдешь, — через две недели на заочное обучение пере-

сдашь. С дневного отделения в любое время можно перевестись на за-

очный курс.

— Ты правильно мыслишь, Уктам! — обрадовался Касым. — Почему я

сам не догадался об этом?

Так за разговорами они не заметили, как прошли центр города, и по-

дошли к парку.

И вдруг он увидел ее. Это была она! И сегодня тоже была не одна,

опять с теми же подругами, что и прошлый раз. Они стояли возле кио-

ска, и пили холодную, ярко желтую газированную воду. Сегодня их было

трое, — она и еще две подруги.

У него перехватило дыхание, внутри все задрожало. Волнение охвати-

ло его, ноги стали ватными. Он стал как вкопанный и во все глаза смотрел

на нее.

Касым, говоря о чем-то, прошел немного и вперед и, заметив, что Ук-

там остановился, удивленно посмотрел на него и вернулся обратно.

— Ты что встал? — спросил он, озабоченно присматриваясь к другу.

Уктам не ответил, как будто не слышал вопроса.

— Эй! Да что с тобой? — тряхнул его Касым.

— Что? Ах, да! Да нет, — все нормально, — сказал все еще взволнован-

ный Уктам.

— Кажется, не все нормально. Тебе плохо?

— Да нет же. Все нормально.

— Касым, скажи, — вон тех девушек ты не знаешь? — вдруг он решился

открыться другу.

Касым посмотрел в ту сторону, куда глазами указывал Уктам, и ему все

стало ясно.

— Ах, вот в чем, оказываются, дело! — засмеялся он. — А я-то подумал:

что это с ним? Может, на солнце перегрелся или еще что-то, — смеялся он,

глядя то на девушек, то на Уктама.

— Хорош смеяться! Я же тебе серьезно! Как другу.

— Ладно, ладно, — не злись. Знаю я их, а что?

— Действительно знаешь? — лицо Уктама озарила надежда.

— Не всех. Только одну. Вон ту, — в голубом платье. Наргизой звать. А

что?

— Нет, не ее, а ту, что в середине стоит.

— Нет, тех не знаю. Не беда! Пойдем, — познакомимся. Пошли! — по-

тянул он Уктама за руку, направляясь в сторону девушек.

— Ты что, — подожди! — стал сопротивляться Уктам. — Как можно, вот

так подойти и познакомиться?!

— Да не бойся ты! Пошли. Наргизка мне родней приходиться, правда,

дальней. Я даже не знаю, какой именно. — Пошли! — и Касым решительно

потащил Уктама за собой.

Так состоялось их знакомство. Волею судьбы и с помощью лучшего

друга.

Потом пошли встречи, свидания, гуляние по ночному Учкуприку в

лунные ночи.

В начале сентября он съездил в Ташкент на несколько дней за дипло-

мом.

Через день или два после его возвращения, мать, подавая поздний

ужин Уктаму, как бы между прочим заметила:

— Пора тебе, сынок, и о женитьбе подумать.

На что получила положительный ответ. От неожиданности она оторо-

пела, на некоторое время дар речи потеряла и смотрела на сына как на

какое-то чудо. Она совершенно не ожидала такого ответа! Ей казалось, что

сын, как и раньше, будет уклоняться от ответа, оказываться от женитьбы,

придумывая множество причин.

— Ты и вправду согласен жениться? — не веря своим ушам, переспро-

сила мама.

— Да, мама, я согласен, — совершенно спокойно ответил Уктам.

— Может, и девушка у тебя есть? — удивленно спросила мать. — Хотя

чему здесь удивляться, — не ребенок уже! Двадцать третий год пошел, —

про себя подумала она.

— Да, есть, мама.

— И кто же она? Родители кто, где живут? — посыпался на него град

вопросов.

Ой, как не хотелось Уктаму отвечать на все эти вопросы, но отвечать

было нужно.

— В общем, ее отца зовут Эргаш-ака, маму — Мадина. Живут на быв-

шей улице Чапаева, — после некоторой заминки ответил он.

— А работают где, что делают? — не унималась мать.

— Мама, давай оставим это до послезавтра! Послезавтра воскресенье,

тогда и поговорим. Я очень устал сегодня.

— Ну, хорошо! — неохотно согласилась мать.

Второпях убрав за сыном, женщина быстрым шагом направилась к

мужу, чтобы сообщить новость.

Выслушав жену, Рахматулла-ота даже бровью не шевельнул, слушая

эмоциональные возгласы жены.

— Как же так?! Кто ее родители? Он даже не посоветовался! Что же

теперь делать? — причитала женщина, не зная, радоваться этому или огор-

чатся.

— Ты сама себя слышишь, старая? Запричитала тут: что делать, что

делать?! Свадьбу надо делать!

Рахматулла-ота — человек старой закалки, был ровесником Октябрь-

ской революции. В детстве прошел лихолетье довоенных лет. В молодости

воевал в Великую Отечественную войну. До войны — в тридцать восьмом

году, окончив курс педагогического училища, работал учителем в сель-

ской школе. В сороковом женился на молоденькой девушке-сироте, кото-

рая жила в том же кишлаке, где он учительствовал. Из родни у нее была

только старенькая бабушка.

Летом сорок первого у них родился сын, а осенью Рахматуллу забрали

на фронт. В Чарджоу он прошел ускоренные курсы сержантов. Зимой уже

командовал отделением таких же неотесанных новобранцев — земляков

под Ленинградом.

В первом же бою от его отделения остались только трое — он сам и двое

его бойцов. Пройдя всю войну, закончил ее под Прагой в звании старшего

лейтенанта. Только к осени сорок шестого вернулся домой.

Дома его ждала больная, доживающая последние дни жена с ребенком

пяти лет. Истощенный и обессилевший, он выглядел, как двухлетний. Хо-

рошо хоть, власти как-то помогали семьям фронтовиков. Но что это за по-

мощь, когда в стране разруха, когда все и вся шло только на фронт, когда в

колхозах не осталось мужчин, и надрывались на полях одни женщины. Не

смотря на это, семьи фронтовиков получали паек: 250–300 граммов хлеба

в день, кое-какие овощи, немного крупы. Конечно, этого было ничтожно

мало, чтобы выжить. Было очень трудно, выживали лишь немногие.

Года не прошло, как умерла жена, оставив его с ребенком на руках.

Погоревал он тогда, погоревал сильно. Но горем ничему не поможешь. Ре-

бенка надо было растить. Дому нужна была хозяйка. Через год Рахматулла

женился во второй раз. Думал, теперь все образуется. Но не получилось.

В начале пятидесятых его по рекомендации партии как коммуниста на-

правили учиться в Самаркандский университет — СамГУ. Жена его была

беременна. Теща, оставаясь с ней, успокоила его, сказав, что все будет в

порядке. С неспокойной душой он уехал. Как будто чувствовал грядущее

несчастье.

Через четыре месяца он получил известие, что жена его умерла при

родах. Ребенка тоже не удалось спасти. Ему удалось приехать только через

неделю после похорон. Погоревал, погоревал, но что-то надо было делать.

По совету и при содействии руководства сына определили в детский дом,

а сам он поехал учиться дальше. Вернулся только в середине пятидесятых.

Практически сразу его назначили директором школы. Сына из детского

дома он забрал сразу. Стали жить вдвоем. Так он в двойном вдовстве про-

вел еще три года.

Весной 1958 года к нему в школу пришла молодая женщина устраи-

ваться на работу. До этого она проработала учительницей в другом городе,

где жила с мужем. Два года назад она овдовела. Детей у нее не было. В го-

роде, где они жили и работали, ее теперь ничего не удерживало. Сама она

была из Учкупирика. Поэтому и решила вернуться в свой город, ближе к

родителям. Она очень понравилась Рахматулле. Через некоторое время он

сделал ей предложение, и она согласилась. Так он женился в третий раз.

Фатима стала его третьей женой, с которой он жил и поныне.

Четверых детей родила она ему. Старший — Бектемир, родился уже

через год после начала их совместной жизни. Двумя годами позднее ро-

дилась дочь — Дилором. А еще через три года — Уктам. Младшая дочь —

Шахида, была поздним ребенком. Ее все баловали в детстве, и она без

стеснения пользовалась этим.

Сын Рахматуллы от первого брака — Атамурод, стал теперь видным

человеком. После окончания медицинского института он возглавляет

Кашкадарьинскую областную больницу. Когда отец женился на Фатиме,

Атамуроду было семнадцать лет, он заканчивал школу. Поначалу он при-

нял свою мачеху в штыки. Всячески игнорировал ее, на вопросы отвечал

без особой радости или вовсе не отвечал. Трудно было ей с ним. Полгода

она мучительно пыталась наладить отношения. Но потом вдругласковое,

доброжелательное отношение, забота о нем дали свои плоды. Он переме-

нился. Стал относиться к Фатиме с подобающим уважением и добротой.

В год, когда родился Бектемир, Атамурод поступил в Ташкентский ме-

дицинский институт. После окончания учебы по направлению института

уехал работать в Кашкадарью. Через год он женился. На милой русской

девушке Татьяне, медицинской сестре, работавшей в той же больнице, где

и он.

Свадьбу устроили, разумеется, в родительском доме. В то время толь-

ко входили в моду так называемые «комсомольские» свадьбы, особенно

в семьях коммунистов. Так они и поступили. Столы, стулья собрали у

соседей и в школе, где работали Фатима и Рахматулла. Приготовили уго-

щение, созвали гостей. Жених с невестой сидели во главе стола. Пригла-

шенный тамада вел свадьбу. Было шумно, весело и радостно. Атамурод

был просто счастлив. Он так и остался жить в Кашкадарье. Теперь он

главврач, в той же больнице, где когда-то начинал. Двоих внуков подарил

он отцу — Руслана и Тимура. Раз в год обязательно приезжает навестить

родителей.

В свои без году семьдесят лет Рахматулла-ота оставался еще крепким

стариком. Ростом он был выше среднего, некогда атлетические плечи до

сих пор сохраняли свои виды. Выйдя на пенсию, он еще пять лет оставал-

ся неизменным директором школы, где начал директорствовать в далеком

1958-м году. К шестидесяти пяти годам стал он болеть все чаще и чаще.

«Все, хватит!» — решил он тогда и вот уже четыре года, как перестал хо-

дить на работу. Но, как и всякий привыкший к труду человек, он не мог

сидеть без дела.

С раннего утра до позднего вечера он работал в своем саду и в огороде.

Что-то чинил, что-то мастерил, в общем, без дела не сидел. С тех пор как

перестал ходить на работу в школу, отрастил себя небольшую бородку.

Коротко стриженная белая борода очень украшала его округлое лицо.

— Что притихла, призадумалась? Или ты не рада, что сын твой невесту

себе нашел?

— Нет, рада.

— Ну, тогда готовься к свадьбе. Не будем тянуть, осень уже на дворе, а

через месяц-полтора холода начнутся. А какая свадьба в холода? До холо-

дов надо успеть.

Месяца не прошло, как в начале октября сыграли свадьбу. Прямо на

улице расставили столы, человек на триста — триста пятьдесят. Вокруг

столов поставили грузовые автомашины. На них развесили ковры. На

ковре, под которым сидели жених и невеста, белоснежной ватой сделали

аппликацию: имена молодоженов, большое сердце, пронзенное стрелой

и две скрещенных кольца. Гуляли всей махаллей. Пришли родственники,

друзья, бывшие коллеги матери и отца, нынешние коллеги Уктама. Весе-

лая и радостная была свадьба. Больше всех радовался, наверное, Уктам.

Влюбившийся в свою жену с первого взгляда он любил ее до сих пор.

Теперь, конечно, она, родив троих детей, была уже не той худенькой де-

вочкой с длинными косами. Однако до сих пор оставалась очень красивой.

С такими же большими черными глазами под изогнутыми изящной дугой

бровями. Ее губы были приятного алого цвета без следов помады. С года-

ми она немного располнела, талия была уже не такая тонкая. Появился не-

большой живот, бедра стали заметно шире. А вот ноги оставались такими

же стройными, как в молодости.

— Можешь не торопиться, любимая. Времени у меня теперь с избыт-

ком, — сказал Уктам, удивив жену еще больше. Удивилась она и слову «лю-

бимая». Хотя она знала, что муж ее любит, но вслух он редко, даже очень

редко говорил ей об этом. Она и не помнила, когда в последний раз слыша-

ла это слово от него. Ей, конечно, была приятно, но с чего бы это?

— Случилось что? — озабоченно спросил жена.

— Ну, как тебе сказать. В общем, на уровне мировых масштабов — поч-

ти ничего. Но кое-что все-таки случилось! — с ироническим смехом от-

ветил он.

— Может, все-таки объяснишь? — тревожным голосом спросила она.

— Да ничего не случилось! Просто я уволился с работы, — с некоторой

торжественностью сообщил Уктам.

— Как уволился? — у жены даже глаза округлились.

— Просто так. Взял и написал заявления об уходе. И все.

Она ничего толком не понимала. Смотрела на него ошарашенная, не

находя слов. Лишь безмолвно хлопала ресницами. Видя ее состояние, Ук-

там улыбнулся, подошел к ней и, нежно обняв, стал успокаивать.

— Не волнуйся, родная! Все будет хорошо! Буду «челночить» как Ка-

сым.

— Я надеюсь, Вы заранее все обдумали, — промолвила она, не зная, —

радоваться этому или грустить.

— Конечно, все обдумал, дорогая! Ты начинай накрывать дастархан.

Зови маму. А я пойду — помоюсь, переоденусь. Когда приду, мы обо всем

подробно поговорим.

Когда он вернулся, переодевшись в домашний спортивный костюм,

мама и жена сидели за дастарханом и угрюмо молчали. Джамиля успела

уже обо всем рассказать свекрови, и теперь обе ждали его в молчаливой

задумчивости.

— Что это вы так приуныли, родные мои? Что случилось? Небо на зем-

лю упало, или война началась?! — деланно радостным тоном произнес Ук-

там, усаживаясь напротив женщин.

— Это у тебя надо спросить, сын! — сухо промолвила мама. — Джамиля

сказала мне, что ты с работы уволился. Почему? С раисом поругался или

опять сокращение штатов? Объясни, в чем дело!

— Ни с кем я не ругался, мама! Успокойся, пожалуйста.

— Тогда в чем дело?

Услышав от снохи об увольнении сына, Фатима-мать не сразу смогла

понять, о чем она говорит. Потом, когда до нее дошел смысл сказанного,

она испытала небольшой шок. И вдруг запаниковала.

— Как уволился? Как же так? Почему уволился? Что это с ним? — по-

сыпались вопросы на сноху. — Как же так можно в наше время, и куда же

он теперь пойдет?

— Успокойся мама, я сам уволился. По собственному желанию.

— Не понимаю, почему.

— Я тебе все объясню, мама. Только ты успокойся и не перебивай меня.

— Хорошо, говори.

Уктам больше всего боялся вот этих минут. Этих вопросов. Этого уко-

рявшего взгляда и недоумения. Он понимал, что матери, прожившей жизнь

в привычном еще с советских времен укладе: дом, семья, работа, зарплата,

то чем он хочет заниматься покажется кощунственным. Ведь это противо-

речило всему, чем жили и за что боролись люди старшего поколения. Она

была, как и отец, — коммунист с многолетним стажем. И хотя в Узбекиста-

не коммунистическая партия пять лет назад была ликвидирована, в душе

она оставалась коммунистом.

Зная ее, Уктам начал издалека.

— Мама, ты сама видишь, что времена сейчас не легкие. Я бы даже

сказал — очень трудные.

— Времена всегда были не легкие, — строго промолвила она.

— Да они всегда были не легкие я согласен, но сейчас стало особенно

трудно, мама. Подумай, сама: нас в семье шестеро — трое детей и трое

взрослых. Взрослые, то есть мы, все работаем Я, Джамиля, ты получаешь

пенсию. Твоей пенсии и двух наших зарплат не хватает, чтобы прожить

нормально месяц.

— Как это не хватает? Вполне хватает! — попробовала возразить Фати-

ма-опа, хотя знала, что на самом деле сын прав.

— Не хватает, мама, и ты прекрасно это знаешь.

— И что ты хочешьэтим сказать?

— Я хочу сказать, что мне надо заняться чем-нибудь другим, чтобы

нормально кормить семью.

— И чего же ты хочешь?

— Бизнесом я хочу заняться.

— Это, каким же еще бизнесом? — вскричал она, удивленно раскинув

руки в стороны.

— Хочу торговлей заняться. Касым обещал помочь.

— Я так и знала! Так и знала. Недаром этот паршивец, торгаш, чуть ли

не каждый день тебя к себе звал. Это он сбил тебя с пути.

— Да причем тут он, мама! Хотя на самом деле посмотри, как он за

несколько лет поднялся: дом отремонтировал, машину купил. И вообще

живет неплохо. — А я что? С утра до вечера, не редко и до ночи работаю.

И получаю мизерную зарплату, на которую семью невозможно содержать.

И ты хочешь, чтобы я всю жизнь вот так прозябал? Нет, все! Я больше так

не хочу и не могу.

— Но это сейчас так. Уктам, сынок, может, со временем станет лучше.

— Что ты говоришь, мама?! Станет еще хуже. Год, два, максимум три

года и накроется наш колхоз медным тазом.

— Как это накроется? А люди? Сколько же людей там работают! Куда

их денут?

— Куда денут, — откуда мне знать. Колхозы поделят на фермерские хо-

зяйства. Часть людей пойдет туда, а остальные, — не знаю. Может, по миру

пойдут.

— Ну и ты бы фермером стал!

— Я — фермер? Не смеши меня, мама. Какой из меня фермер?!

— Скажи хотя бы ты что-нибудь! — обратилось свекровь к снохе, на-

деясь на ее поддержку.

Джамиля, все это время молча слушавшая спор двух близких ей людей,

вдруг встрепенулась от неожиданности.

— Что я скажу, мама?! — сделав небольшой паузу, продолжила: — По-

моему, Ваш сын сделал все правильно. Я сама давно об этом думала, но не

решалась об этом говорить. Сами __________подумайте, мама! Дети у нас маленькие

еще, но через несколько лет они подрастут. Сейчас трудно нам воспиты-

вать их одевать, кормить. А что будет, когда они подрастут? Малые дети

— малые заботы, большие дети — большие заботы, — говорят в народе.

— Старший уже в школе учится, младшие дети пока в садик ходят. Не

сегодня, завтра они подрастут. Им надо будет учиться в институтах или в

университете. Как тогда быть? Сейчас к ВУЗам без денег и близко не по-

дойти. Везде надо дать, — без взяток никуда. Даже если на одни пятерки

школу окончат, — в лучшем случае по контракту будут учиться.

— А сколько денег это будет стоить! Ума не приложу! А дети должны

обязательно учиться. Не хочу я, чтобы мои дети остались без образования.

Куда они пойдут без образования?

— Сама я даже думала об этом. Если Уктам разрешит, уволюсь с работы

и тоже займусь бизнесом. Вон, из нашей школы сколько учителей уволи-

лись, и все пошли в «челноки». Недавно учительница наша по истории —

Санобар Халимовна, три года назад получившая звание заслуженного

учителя, даже она уволилась и тоже пошла по этому пути. И она не одна

такая! Не поверите, директор школы №24 из колхоза — М. Махмудова,

тоже бросила школу в середине учебного года и тоже пошла в торгаши. Да

что говорить, — десятки, сотни таких. И главное, лучшие кадры, лучшие

учителя уходят торговать, и всем наплевать на это.

После этих слов Фатима-опа сидела совсем ошарашенная. Глаза ее по-

тускнели, в уголках глаз появилось несколько слезинок.

Она была поражена услышанным, хотя и раньше краем уха слышала

про все это. Но как-то не вникала в суть, старалось не думать об этом.

Заботы о семье, о домашней скотине, о хозяйстве отнимали все ее время

и внимание. Это все мало касалось ее семьи и поэтому не имело значе-

ния. В глубине души разрасталось обида, горечь, разочарование. — Как же

так? — думала она. Сама учительница с сорокалетним стажем? Как же та-

кое могло случиться? Куда смотрят власти? Куда смотрит Гороно, куда

смотрит первый секретарь райкома? Она была сбита с толку всем услы-

шанным и совершенно забыла, что уже давно сгинули в анналах истории

райкомы, КПСС вместе с Советской властью. Еще чуть-чуть и она бы рас-

плакалось.

— Вы думаете, мне хочется, чтобы мой муж занимался этим? Чтобы

человек с высшим образованием таскал тюки и сумки. Мотался неделями

и месяцами неизвестно где.

— Конечно, я тоже этого не хочу. Но что делать? Ждать, когда насту-

пить великое будущее, как нам когда-то обещали? Этого на нашем веку

точно не будет. А дети растут. Потребности растут.

— Если сами не будем шевелиться, — никто нам не поможет. Уж по-

верьте мне!

Чего-чего, но такой поддержки со стороной жены Уктам никак не ожи-

дал. Это его так воодушевило, что он готов был в порыве благодарности

обнять и расцеловать жену. Едва удержавшись от этого, он только радост-

но промолвил:

— Мама, все, о чем я хотел сказать тебе, сказала Джамиля.

— Вы что, сговорились что ли? — обиделась она.

— Да не сговаривались мы, мама! Она узнала о моем решении букваль-

но за пять минут до тебя. Пойми, просто жизнь требует этого. А то, что она

думает также как я, — это лишнее подтверждение тому.

— Ну что же, раз вы так решили, — делайте, как знаете! Но знай, если

бы жив был отец, он был бы против, — попыталось привести последний

аргумент Фатима-опа.

— Нет, мама, вот как раз папа меня бы поддержал бы полностью.

— Хорошо. Делай, как знаешь.

— Еще один вопрос, мама!

— Что еще? — апатично спросила Фатима-апа.

— Мама, мне нужны будут деньги. Раис обещал мне быстро произве-

сти полный расчет и кое-чем помочь, если сможет. Но этого будет мало.

В ближайшее воскресенье я решил продать одного или двух бычков. Если

ты не против, конечно.

— Я же сказала: делай, как знаешь. Все равно мне все труднее стано-

вится справляться с тремя, тем более, если тебя не будет.

На это она как-то уж очень охотно согласилась.

Глава 7

Джамиля подала обед, — приготовленную на скорую руку ма-

ставу. Оставленный на какое-то время без присмотра, рисо-

вый суп получился слишком густым. Рисины разбухли так,

что суп выглядел скорее, как жидкая рисовая каша. Но, тем не менее, вкуса

своего не потерял. Торопливо съев касушку маставы, Джамиля стал соби-

раться на работу. Уктам тоже не отставал от нее, хотя торопиться ему было

некуда. Если не считать его желания, побыстрее сообщить другу о своем

решении.

Только тетушка Фатима не дотронулась до еды. Она задумчиво пере-

мешивала содержимое своей касы ложкой.

— Мама, почему ты не кушаешь? — попробовал вывести ее из оцепене-

ния Уктам.

— Вы ешьте, ешьте… Я потом. Дети вернутся, — я с ними покушаю, —

ответила она, продолжая мешать ложкой суп.

Убрав за собой и мужем посуду, Джамиля поспешила на работу. У него

оставались еще два урока, и надо была успеть.

Не успела жена закрыть за собой дверь, как Уктам тоже засобирался.

— А ты куда идешь? — спросила мама, заметив это.

— Мне к Касыму надо.

— Ну, конечно, иди, — обрадуй его. Добился своего, ирод, — нерадостно

произнесла она.

— Что ты говоришь, мама? Он ведь хочет мне помочь.

— Поживем, — увидим, — философски заключила Фатима.

Выйдя на улицу, Уктам направился к дому Касыма.

Касым только собирался обедать. Его мама возилась у плиты, сам он

сидел за дастарханом.

— А, Уктам! Заходи, — садись, будем обедать, — обрадовался он другу.

— Нет, спасибо. Я только что пообедал.

— Здравствуйте, тетушка Нарджон! — поздоровался он с матерью Ка-

сыма.

— Здравствуй, сынок! Садись, покушай вместе с Касымом, — добро све-

тилось в глазах этой женщины.

Нарджон была женщина небольшого роста, с темно-шоколадным цве-

том кожи, вся в морщинах от тяжелого многолетнего труда, с добрыми

глазами. Она очень любила своего сына и поэтому любила и его друзей.

— Спасибо, тетушка Нарджон! Я только что покушал маставу. У Джа-

мили не было одного урока, и к тому же была большая перемена. Поэтому

она на обед успела домой прибежать, приготовила __________маставу.

— Твоя жена — умница, сынок, к тому же и красавица.

— А что, ваша невестка разве не умница?

— Нет, почему она тоже умница, и тоже хорошенькая. Повезло вам

дети с женами — радовалась она за них.

— Это им повезло с нами, мама! — вставил слово Касым, самодовольно

улыбаясь во весь с рот.

— Конечно, не спорю! Им тоже повезло — согласилось она. — Вы тоже

хорошие парни, — и ты, и Уктам, и друзья ваши. Все вы умницы. — Прохо-

ди, Уктам, что ты стоишь? Чаю хоть попей!

Хлопотливо стала подавать сыну обед.

Она было довольно жизнью и благодарна Аллаху, сместившемуся над

нею, над ее детьми.

С тех пор, как Касым начал ездить и торговать, в их доме появился до-

статок, жить они стали лучше. Она радовалось этому. Помнила, как еще

недавно им было очень трудно. Как ей очень было нелегко. Ее сыну Касы-

му было очень тяжело. Ведь он работал с раннего утра до позднего вечера,

чтобы прокормить семью, и заочно учился. Чего он только ни делал, где

только ни работал, но везде было одно и то же. Зарплаты им не хватало.

Ничего они себя не могли позволить.

Как она переживал за него, когда Касым решил бросить все и начал

«челночить»! Как могла, отговаривала его. Слава Аллаху он оказался прав,

и теперь все у них наладилось. Два года назад Касым запретил ей рабо-

тать. До этого она, будучи пенсионеркой, продолжала работать, чтобы

как-то помочь семье. Два года как она занимается только домом. И здесь

ей на месте не сидится. Увеличила поголовье домашнего скота: если рань-

ше держали одну корову с телочкой, теперь их стало вдвое больше. При

увольнении с работы на расчетные деньги купила баранов и овцу с при-

плодом, а еще индюшки и куры. В общем, работы по хозяйству хватало, и

она радовалось этому. Привыкшая всю жизнь работать, она не смогла бы

сидеть дома без дела.

— Хорошо, Нарджон-опа, чаю попью, — сказал Уктам, усаживаясь на-

против Касыма. Подав на хан-тахту все необходимое, тетушка Нарджон

незаметно ушла.

Касым, протягивая Уктаму пиалу с янтарно-золотистым чаем, спросил:

— Ты что, на работу не ходил сегодня?

— Нет, почему — ходил. Вот только вернулся — и сразу к тебе.

— Случилось что?

— Да, случилось. Я с работы уволился.

— Как это? — не понял Касым.

— Вот так, — уволился. Ты же сам вчера весь вечер мне об этом говорил.

— Ты что, в самом деле, уволился? — только теперь до него дошел

смысл сказанного. — Вот ты даешь! — засмеялся Касым. — Ну, молодец,

Уктам! Ну, ты даешь! — продолжал смеяться Касым. — Значит, я все-таки

смог уговорить тебя. А, Уктам? Может, ты еще не совсем протрезвел после

вчерашнего? Может, шутишь?

— Уймись! Я не шучу и в самом деле уволился. И дома у меня об этом

знают.

— Ты что, серьезно? Уволился. Наконец-то! — успокоился Касым.

— Да, все это серьезно. Ты сам же меня уговаривал!

— Но я и раньше говорил тебя об этом, ты же тогда не решался?!

— Так вот сегодня решился. Теперь давай договоримся, с чего начнем.

— Ну, ты даешь! Что, решил сразу взять быка за рога?

— А что тянуть?

— Правильно! Тянуть не надо. Если ты точно решился, — сегодня вот

что сделай. Подумай, подсчитай, сколько денег ты сможешь найти. Я же

вчера тебе говорил.

— Я уже подумал об этом, примерно прикинул, — перебил его Уктам.

— И сколько получилось?

— Ну, давай, подсчитаем. В воскресенье, то есть послезавтра, продам

двух бычков: годовалого продам за 180–200 долларов, а двугодка уйдет

минимум за 350. Пятьсот баксов уже есть. Раис обещал полностью выпла-

тить расчет и помочь кое-чем.

— А чем он тебе может помочь?

— Ну, не знаю, чем. Мало ли, зерна вот может подкинуть тонну или

полторы, или прицеп клевера. В колхозах каждому работнику кроме зар-

платы еще полагается доля и натурой, но это в основном раис решает. Мо-

жет деньгами подкинет, премию какую-нибудь или помощь материальную

выпишет. Человек он не плохой, обещание всегда выполняет.

— Ну, и сколько всего будет?

— Не знаю. Зарплата за последние месяцы, плюс отпускные, плюс по-

мощь. Ну, долларов 100 –150 будет, наверное. Еще у брата хочу попросить

в долг, сколько сможет. Может долларов 200 даст. Примерно около 800

соберу.

— Хорошо, я тебя понял. Маловато, конечно, но и это неплохо. Не беда!

Что-нибудь придумаем! Ну, вот что, время у нас еще есть. Ты давай, соби-

рай свои деньги и чем быстрее, тем лучше. А я подумаю, как тебе помочь.

Самое главное, с билетами надо решить. Себе я уже заказал, жаль пото-

ропился малость. Но я не думал, что ты так быстро решишься. Конечно,

знал, что когда-нибудь согласишься. Но чтобы так скоро! Ты все-таки мо-

лодец, что решился. Я рад, очень рад!

— Вот что, ты решай свои вопросы, а я сейчас поеду и найду Фархада

Исматова. Он в нашей школе учился на два года позже нас. Может, пом-

нишь? Так вот, он на железной дороге работает, — билеты я через него

делаю. Кем он там работает, — не знаю, но мне помогает. Не за «спасибо»,

конечно, но помогает. Цены у него божеские, — у других чуть ли не вдвое

дороже. С деньгами на билеты сам решу, — потом рассчитаемся. Дальше

мне надо будет подумать, как тебе помочь с товаром, с поставщиками.

Они, гады, неохотно соглашаются поставлять на реализацию, особенно с

новичками.

— А что это такое — на реализацию? — спросил Уктам.

— Это когда за товар расплачиваешься после того, как все продашь.

— А что, разве и так можно?

— Все можно, если ты войдешь в доверие. Обо всем этом ты сам со-

всем скоро будешь знать не хуже меня. Короче, давай сегодня и завтра

каждый будет заниматься своим делом, а послезавтра встретимся с утра и

обсудим остальное.

Уктам собирался уходить, когда вернулась тетушка Нарджан, неся не-

большой тазик помидоров поздней осенней спелости, чуть сморщенных

красновато-желтых, местами зеленоватых слегка.

— Ты уже уходишь, сынок? — обратилась она к Уктаму, видя его в две-

рях. — Посидели бы еще.

— Да, мама, ты знаешь, — Уктам с работы уволился. Хочет ездить как и

я, торговлей хочет заняться, — поспешил сообщить новость матери Касым.

— Ой, как __________же это так? Неужели правда? — обрадовалась она. — А мама

твоя — Фатима-опа, знает об этом? Она не против?

— Знает, конечно. Знает мама и, конечно, не против, — отвечал за него

Касым.

— Очень хорошо, сынок! Очень хорошо, если и ты будешь ездить вме-

сте с Касымджаном. И мне будет спокойней, зная, что вы вместе. Ты зна-

ешь, как я переживаю, когда он в отъезде. Все эти годы, как только он уе-

дет, тревога и беспокойство овладевает моей душой. Как он там, в чужих

краях, в неизвестных далеких странах, один-одинешенек?! Теперь, слава

аллаху, мне будет спокойней. Ой, как не спокойно было, сынок. Слава Ал-

лаху, слава Аллаху! — причитала она.

— Мама, сколько раз я говорил тебе, там такие же люди, как и мы.

Даже лучше! И русские, и украинцы очень добродушные, отзывчивые.

Очень хорошие люди там живут. Я нигде не встречал таких людей, мама.

Вот как-нибудь возьму и повезу тебя туда. Сама увидишь, какие они до-

брые люди. Жаль, что в поездах сейчас очень плохо: давка, ругань, а

то бы я тебя давно повез. Баба Клава, у которой я останавливаюсь, все

время расспрашивает о тебе, мама. Старушка она очень добрая. Гово-

рит, привез бы маму хоть раз, показал бы наши края, нашу красоту. Так

что повезу тебя как-нибудь, — сама увидишь, какие там люди хорошие

живут.

— Ну что ты, сынок, — я уже старая! Как же я поеду? Да и русский язык

я не знаю. Как же мы с ней будем разговаривать?

— Ничего, мама. Добрые люди всегда смогут найти общий язык.

— Хорошо, сынок, — как скажешь.

Пока сын с матерью вел диалог, Уктам стоял в дверях, не решаясь уйти.

Наконец он смог сказать:

— Спасибо Наржан-хола! Я пойду. Всего Вам хорошего, Наржан-хола!

До встречи, Касым!

— Ладно, — удачи тебе!

Распрощались они по-дружески.

Следующие два дня Уктам был занят решением задачи, поставленной

Касымом, — добычей денег. В воскресенье вывел двух своих бычков на

продажу. Но расчеты его не оправдались: сумел получить за них только

460 долларов, вместо ожидаемых 500 с лишним. Брат тоже смог одолжить

только 100. Получилось, как говорят в народе: «Расчет, сделанный дома не

сходится с базаром». В итоге у него было на руках 560 долларов плюс не-

известно, сколько он получит по расчету в колхозе. Между делом он раза

два встречался с Касымом. Рассказывал, как идут дела.

— Ничего! И то хлеб. В принципе, я и на это не рассчитывал. Прорвем-

ся!

— Я говорил с Фархадом насчет билетов. Обещал все сделать. Правда,

придется, наверное, заплатить немного больше обычного. Давай, заканчи-

вай со своими делами, а с понедельника начнем работать.

В понедельник и все последующие дни они были заняты подготовкой

к поездке.

Начиналась новая страница в жизни Уктама. Касым стал знакомить

его с поставщиками — владельцами небольших цехов по пошиву одежды

и постельного белья. С так называемыми «коммерсантами», как они себя

называли. На самом деле это были обычные контрабандисты, которые за-

нимались импортом дешевого китайского ширпотреба. С некоторыми из

них Уктам был знаком, но не знал, чем они занимались.

Брат его — Бектемир, когда узнал, чем он хочет заняться, вначале уди-

вился. Потом, подумав, даже одобрил:

— Ты правильно сделал, Уктам. Я давно уже хотел тебе сказать: хватит

протирать штаны в этом твоем колхозе. Да все боялся мамы. Она бы в жиз-

ни меня не простила. Особенно, если дела у тебя пойдут не так, как надо.

— Я рад за тебя, братишка! — сказал Бектемир. — Вот все, чем могу помочь

тебе: 80 000 сумов. Больше у меня ничего нет.

— Спасибо, брат! — сказал Уктам. — Постараюсь вернуть, как только…

— Постой! — перебил его брат. — Стараться не надо, вернешь, когда раз-

богатеешь. Не сможешь, — не надо.

Уктам хотел возразить, но Бектемир опять перебила его:

— Все! хватит об этом!

Уктам был очень рад. Хотя, конечно, деньги были не очень большие, но

поддержка и одобрение брата, его очень вдохновили.

На пятый день после увольнения, около одиннадцати часов дня он при-

шел в управление колхоза. Там уже все всё знали. Первым делам Уктам

зашел в свой кабинет, Курбан-ака сидел точно в той же самый позе, что

и пять дней назад, когда они виделись последний раз. Жирные ляжки его

свисали с обеих сторон стула, а бугристый затылок блестел от жира и пота.

С полминуты, наверное, он смотрел на него, тараща глаза и не отвечая

на приветствия. Потом вдруг спохватился:

— А, Уктам! Салам, салам! Ну и хитрец ты, оказывается, парень! Не

ожидал… Не ожидал… Сколько лет в одном кабинете работали, а ты даже

не рассказал, что задумал.

— Не поверите, Курбан-ака! Я сам только недавно принял это решение.

— Да брось, ты!

— Клянусь! Это правда.

— Ты серьезно? — усомнился бывший коллега.

— Чистая правда! Друг мой — Касым, давно уговаривал меня. Но я

как-то не думал об этом, точнее отнекивался. А вот накануне того дня он

окончательно убедил меня. — В общем, я не знаю, правильное ли я принял

решение.

— Вот я тоже не знаю. Что вам, молодым, не сидится на одном месте?

Нормальная же у тебя была работа. Я вот всю жизнь работаю на одном

месте — в этом колхозе, в этом правлении. И ничего! Не жалуюсь! Детей

воспитал, женил их, теперь вот внуки растут.

— Курбан-ака, тогда время было другое. Сейчас всё изменилось.

— Это почему же время другое?

— Вы же сами все прекрасно знаете, Курбан-ака. Раньше на одну зар-

плату даже небольшую, можно было содержать семью. А сейчас что? Ме-

сячного заработка на один базар не хватает. Я работаю, жена у меня рабо-

тают, мама пенсию получает. И все равно этого не хватает. Что это я Вам

рассказываю?! Сами прекрасно знаете.

Уктам понимал, что у Курбана точно такие же проблемы как у всех.

Буквально каждый день он, сидя за своим рабочим столом, жаловал, что

всего не хватает:

— То купишь, — этого не хватает, это купишь, — того не хватает, — еже-

дневно по нескольку разу бубнил он.

— Да, конечно, это так — согласился, наконец, Курбан.

В это время внезапно открылась дверь, и в комнату ввалилась целая

толпа управленцев: женщины из бухгалтерии, секретарша Умида, моло-

дой агроном Исмат, бригадир Базарбай, зашедший в контору по каким-то

служебным делам.

После его внезапного увольнения все только об этом и говорили. И

теперь, узнав, что он здесь, дружно кинулись к нему, чтобы выяснить под-

робности, так сказать «из первых уст». Не успев поздороваться, все стали

наперебой задавать вопросы, особенно женщины.

Уктам совсем растерялся. Не зная, кому что ответить, и с чего

начать, — он только улыбался и кивал головой.

— Тихо! Помолчите! — крикнула Феруза –женщина средних лет с вы-

сокой грудью и плотной фигурой. Она много лет работала бухгалтером.

Поэтому у нее вошло в привычку везде и всем командовать.

— Пойдемте-ка лучше к нам — в бухгалтерию. Уктам, там ты нам и рас-

скажешь, что к чему. К тому же там и помещение просторнее! А заодно я

тебя чаем напою.

— Давайте в бухгалтерию! — согласились все, и толпа, увлекая Уктама

за собой, двинулась к выходу. Он даже возразить не успел, как оказался в

бухгалтерии. Усадив его на почетное место, Феруза начала «допрос»:

— Ну, рассказывай, мальчик, — она всегда полушутливо так называла

Уктама.

— Да о чем рассказывать? — растерялся Уктам.

— Как о чем? О том, почему уволился, что собираешься делать? — А то

вот раис ударил кулаком по столу и поставил нам задачу: за три-четыре

дня рассчитать тебя. Еще и премию добавил. С чего бы это, а?.. Давай рас-

сказывай — властно потребовало Феруза.

— Да о чем рассказывать? Уволился. Хочу заняться торговлей. Друг

этим занимается, вот он и уговорил меня. Больше пока не о чем рассказать.

— Ладно, тебе! А почему раис так благосклонно отнесся к тебе? С чего

бы это?

— Это у него надо спросить. Этого я не знаю.

Импровизированный допрос вовремя прервали главный бухгалтер и

кассир, приехавший из банка. Вместе с раисом они получили там деньги,

чтобы выплатить колхозникам зарплату, оформляли служебные докумен-

ты. У раиса еще оставались дела в городе. А эти двое вернулись на его

автомобиле. Увидев машину раиса у подъезда, все быстро разбежались по

своим кабинетам.

Когда вошел главбух с кассиром, в бухгалтерии оставались только свои

и Уктам.

— А, это ты! — сказал главный бухгалтер, отвечая на его приветствия. Я

как раз собирался послать за тобой кого-нибудь. — Идем! — кивнул он, про-

ходя в свой кабинет, расположенный в глубине бухгалтерии.

Лет 15 назад, когда его только назначили главным бухгалтером, он спе-

циально изменил планировку помещения. Сначала кабинет его был с от-

дельным входом через коридор. Потом по его просьбе дверь прорубили во

внутренней перегородке в помещении бухгалтерии. Раис тогда удовлет-

ворил просьбу новоиспеченного главбуха, понимая, что тому так удобнее.

Ведь через открытую дверь своего кабинета главный бухгалтер мог следить

за своими подчиненными и, не отрывая их от дел, узнавать все, что нужно.

Это был полноватый мужчина, лет примерно пятидесяти, среднего

роста. Он постоянно брил голову. Поэтому было не понятно, полысел он

или еще нет. Похож он был скорее на спортивного тренера или учителя

физкультуры, чем на бухгалтера. Авторитет среди колхозников был непре-

рекаемым, а управленцы даже побаивались его немного.

— С приказом о твоем увольнении я ознакомился. Расчеты произведе-

ны. Все, что тебе полагается, можешь получить сегодня же, — сурово про-

изнес главбух, усаживаясь на свое место.

— Спасибо, Абдулла-ака! — вежливо поблагодарил его Уктам.

— Не стоит! Раису скажи спасибо, это он попросил побыстрее тебя

рассчитать. А еще возьми у Ферузы счет-фактуру на зерно. Получишь на

складе.

— Спасибо! — еще раз поблагодарил Уктам.

— Ну, иди. Удачи тебе! — закончил разговор главный бухгалтер.

В тот же день Уктам получил расчет. Вместе с отпускными, годовыми,

премией, обещанной раисом, и прочими выплатами получилось примерно

150 долларов. Зерно он также получил в тот же день, а знакомый водитель

помог довезти его домой.

Вечером пришел Касым. Он не стал заходить в дом, — в последние дни

он старался не попадаться на глаза матери Уктама, избегал ее укоризнен-

ных взоров. В ее глазах он выглядел, как человек, сбивший ее сына с пра-

вильного пути.

Друзья решили поговорить на улице, усевшись на скамью возле дома.

— Ну что, — рассказывай, как дела! Сколько денег собрал? — спросил

Касым, закуривая и угощая сигаретой друга.

— Сегодня получил расчет в колхозе.

— Молодец! Неужели так быстро управился? — удивился Касым. — И

сколько же?

— Да немного: около 150. В общем, все вместе выходит чуть больше

700.

— Ну, и это неплохо! Я думал, ты и этого не соберешь.

— Есть еще зерно.

— Какое зерно?

— В колхозе дали в качестве натур-платы. Можно продать.

— И много его?

— 800 килограммов.

— Не надо! Оставь. Что это даст?

— Ну, может, долларов 50 — 60.

— Обойдемся. А зерно дома всегда пригодится. — Значит, говоришь,

больше 700 долларов. Тогда вот что: 200 долларов спрячь, — возьмешь с

собой на дорогу. А на остальное начнем с завтрашнего дня закупать товар.

Конечно, этого мало. Но ничего, — больше половины возьмем в долг, на

реализацию.

— А мне дадут?

— Дадут. Я же поручусь за тебя.

— Спасибо тебе, Касым!

— Рано еще меня благодарить. Вот раскрутишься, тогда и будешь бла-

годарить. Надеюсь, все будет хорошо. И больше никак. А то твоя мама

меня не только домой к вам не пустит, — она меня из города родного вы-

живет.

— Да брось ты! Это она с виду такая. Переживает все-таки.

— Да, я понимаю! Моя мать как переживала, до сих пор волнуется.

Утром следующего дня Касым ждал Уктама возле своего дома, проти-

рая лобовое стекло своей «шестерки», держа сигарету в зубах.

Поехали на другой конец города. Там находился маленький пошивоч-

ный цех, обустроенный в небольшом здании, где когда-то располагалась

химчистка. Химчистка эта даже в советское время никогда толком не ра-

ботала, не понятно был, зачем ее построили. И вообще, кому взбрело в

голову строить химчистку в таком маленьком городе. Она открылась лет

10 назад или чуть раньше. Вначале жители города из любопытства сдава-

ли вещи в химчистку. Однако услуги стоили очень дорого, поэтому про

химчистку вскоре забыли. Предпочитали самостоятельно чистить свою

одежду«бабушкиными методами».

Несколько лет назад, когда началась приватизация таких вот заброшен-

ных зданий, его купил нынешний хозяин — Эшмат-ака Халилов, бывший

работник сферы бытового обслуживания. Работал он тогда главным инже-

нером в так называемом «Доме быта». Когда после всех перестроек, рас-

падов и прочих переделок, канула в Лету сфера бытового обслуживания

населения. Халилов в числе прочих стал думать, как прокормить семью.

Решил он тогда заняться пошивочным делом, немного знакомым ему по

прошлой работе.

Сперва дома, в одной комнатушке вместе с женой и соседкой, знаю-

щей толк в этом деле, организовал пошивочные мастерскую. Как полага-

ется, получил все необходимые документы на малое предприятия, нанял

ту самую мастерицу пошивочного дела, а к ней в помощницы взял свою

жену и дочь. Сам занимался приобретением ткани, ниток и необходимой

фурнитуры, реализацией готового товара и прочими организационными

вопросами.

Первое время дела у него шли не очень хорошо, но года через два на-

бравшись опыта, он сумел все наладить. Даже собрал необходимые сред-

ства, чтобы выкупить пришедшее в совершенный упадок здание химчист-

ки. Сделал небольшой ремонт: оштукатурил, побелил, залатал. В общем,

как-то смог привести в божеский вид эту развалюху. Цех был неболь-

шой. Он занимал меньше половины здания. Работало в нем всего шесть

женщин. И те иногда работали в полсмены.

Эшмат-ака был худощавый темнокожий человек небольшого роста.

Живые, блестящие черной смолью глаза, как у ласкового зверька, прямые

черные волосы и острый птичий нос делали его похожим на индийского

кули с рынка Мумбая.

При этом человек был неплохой, понимал все и всегда шел навстречу

своим клиентам.

Встретил он Касыма и его друга приветливо.

— Салам алейкум, Касымджон! — поздоровался Халилов с гостями бы-

строй, отрывистой скороговоркой.

Салам, салам, — в свою очередь поздоровались друзья, пожимая ма-

ленькую крепкую руку предпринимателя.

— Хорошо, хоть ты есть! — радостно тараторил хозяин. — Работку вот

подкидываешь, а то в последнее время вообще заказов нет. Днями без дела

сидим. Торговля совсем заглохла. На рынке во всех точках, куда я отдаю

товар, совсем нет спроса. — Печально, но факт: люди ничего не хотят по-

купать, — пригорюнился Халилов.

— Понимаю Вас, Эшмат-ака! Что поделаешь?! Сейчас у всех одна за-

бота, — чем наполнить желудок. Думают только о еде, — философствовал

Касым.

Ну, пойдемте! — хозяин пригласил посетителей в маленький закуток в

углу цеха. Здесь был обустроен его кабинет.

— Садитесь, ребята, я чаем вас напою! Располагайтесь! — указал он на

стулья.

— Спасибо, конечно, но чай не надо. Эшмат-ака, мы торопимся!

— Вот познакомьтесь, — мой друг Уктам. Тоже хочет стать Вашим по-

стоянным клиентом.

— Хорошо! Очень хорошо! А Уктама я давно знаю. Ведь он сын Фати-

мы-опа, если я не ошибаюсь.

— Нет, не ошибаетесь, — почему-то краснея, подтвердил Уктам.

— Знаю-знаю. Маму твою хорошо знаю, и отца покойного, Аллах пусть

будет к нему милостив, знал. Он и мать твоя учили нас в школе. Очень хо-

рошие люди. Кстати, как она поживает? Все ли хорошо у нее? Не болеет?

— Спасибо, Эшмат-ака! Все хорошо, не болеет.

— Да садитесь вы, выпейте хоть по пиалушке чаю! — стоял на своем

Халилов.

Чай у него был уже заварен. Чайник, накрытый традиционным ватным

колпачком, стоял на краю стола.

Эшмат налил каждому по пиалушке чая. Отхлебнул глоточек и, обло-

котившись на спинку стула, удовлетворенно заметил:

— Вот это другое дело! Теперь я вас слушаю, ребята! — улыбнулся он.

— Да, собственно, у меня опять то же самое. Нужен товар, только те-

перь вдвое больше, — улыбнулся в ответ Касым.

— Рахмат, Касымджон, рахмат! — И сколько же тебе надо на этот раз?

— Шестьдесят комплектов, — ровно в два раза больше, чем всегда.

— Давай, возьми 80 комплектов, — вас же теперь двое!

— Спасибо, Эшмат-ака! Взял бы с удовольствием, только тяжеловата

Ваша продукция.

Речь шла о постельных принадлежностях. Эшмат-ака шил в своем

цехе, кроме всего прочего и постельное белье. Получались неплохие ком-

плекты. Из чистого хлопка. Они хорошо продавались в России и в Укра-

ине.

— Сами понимаете, — они тяжелые и места много занимают.

— Тяжелые, но и прибыль с них неплохая?! — слегка подколол он Ка-

сыма.

— Видите ли, Эшмат-ака, прибыль — это само собой! Если бы торговля

не требовала разнообразия, я никогда не стал бы возиться с этим бельем,

— притворно обижаясь, ответил Касым.

— Да, да, конечно, это я к слову сказал. 60 так 60. Никаких разговоров.

И к какому сроку надо подготовить, Касымджон? — опять улыбнулся Ха-

лилов.

— Желательно через 3–4 дня.

— Все сделаем, — никаких разговоров.

— Задаток как всегда, — подытожил Касым, отдавая ему деньги за себя

и за Уктама.

— А что никаких договоров, расписок, не надо, что ли? — поинтересо-

вался Уктам, когда они сели в машину.

— Какие договоры, какие расписки? Ты что, Уктам? Мы что, огромны-

ми деньгами ворочаем или на государственном предприятии работаем? Я

с ним не первый год работаю. Достаточно данного слова. Эшмат — человек

нормальный. Сказал, — значит, сделает! Кому нужны эти расписки? Зачем?

Все мы под богом ходим! Доверять надо людям.

— Понятно! — согласился Уктам.

— Нет, конечно, разные предприниматели бывают. Есть и такие деяте-

ли, с кем надо держать ухо востро, и расписку с них не грех потребовать.

Но таких мало и с ними почти никто не работает, — продолжил свой лик-

без Касым. — Есть и такие, которые сами никому не доверяют. Работают

по принципу деньги — товар. Вот сейчас как раз едем к одному из таких.

Точнее, он единственный, наверное, такой во всем городе. По крайне мере,

среди тех, кого я знаю, другого такого нет.

— Он живет здесь, — сказал Касым, останавливаясь возле дома, окра-

шенного в темно-синий цвет.

Дом ничем не отличался от других близстоящих домов, если не счи-

тать цвета. Ворота в далан, три окна справа, одно — слева. Всё как у

всех.

Дважды сильно постучав в ворота далана, друзья вошли внутрь. В да-

лане на небольшой возвышенности за хан-тахтой, облокотившись на два

больших балыша, на полу полулежал хозяин дома.

— Касым? Ты что ли? — спросил хозяин, приподнимаясь с курпачи. —

Ну, заходи, что стоишь?! Присаживайся за стол и друга зови! — пригласил

он.

Сняв обувь, друзья поднялись к хозяину, поздоровались с ним за руку

и сели вокруг хан-тахты.

На столике стояла небольшая ваза с фруктами, несколько тарелочек с

сухофруктами, чайник с чаем и несколько пиал. Все была чисто и аккурат-

но. Стены далана были отделаны узорчатыми обоями салатного цвета. За-

навески, сшитые из китайского ситца и прикрывающие оконные проемы в

конце далана, делали помещение очень уютным.

Последовали обычные изъявления взаимной вежливости: расспросы о

делах, о здоровье хозяина и посетителей, о здоровье близких. Затем хозя-

ин, чуть кашлянув в кулак, сказал:

— Я слушаю тебя, Касым. Чем могу служить?

— Все тем же, Адхам-ака! Товар нужен, — улыбнулся Касым.

— Хорошо, Касым! Выпейте чаю, — сказал Адхам, протягивая Касыму

и Уктаму пиалы с почти остывшим чаем.

Руки у него были белые, холенные, а пальцы изящные, как у пианиста.

Исам он был весь лощенный, одетый в фирменные брюки «Адидас» сине-

го цвета и белоснежную футболку. Лицо у Адхама было очень приятное,

даже можно сказать, красивое. Прямой нос с едва заметной горбинкой,

глаза карие, волосы уложены с аккуратным пробором на левую сторону.

Чуть насмешливые губы, прикрывающие ряд белых без изъянов зубов.

Если бы не чрезмерно выступающие скулы азиата, ни дать ни взять Ален

Делон. «Денди» местного разлива, одним словом.

— Приятель твой тоже будет покупать? — поинтересовался хозяин.

— Да, конечно__________. Кстати, познакомьтесь, Уктам его зовут, — представил

друга Касым, глотнув чаю.

— Значит, тоже решил заняться коммерцией. Похвально! — обрадовался

Адхам новому клиенту. — Ну что, пойдемте, — посмотрим товар, — пригла-

сил он, видя, что друзья уже осушили пиалы.

Пройдя вперед, он завел их в комнату среднего размера. Войдя внутрь,

Уктам чуть не ахнул. Это была не комната, а целый склад различных това-

ров. Чего здесь только не было! Прямо как на складе большого магазина.

Только все это не была не разложено по полкам и стеллажам. Вещи храни-

лись в коробках, ящиках или больших клетчатых сумках — «челночницах».

На крепкой веревке, натянутой вдоль стены, были развешаны мужские и

женские костюмы, плащи, пальто, подвешенные на плечиках.

Слева от входа у противоположной стены два старых шкафа еще совет-

ского производства. Они были настолько забиты вещами, что даже дверцы

не до конца закрывались. Поверх шкафов до самого потолка были уложе-

ны большие коробки. Ящики и коробки были везде. Сверху на них лежали

образцы того, что хранилось внутри.

Чего здесь только не было! Женское нижнее белье — трусики, бюст-

гальтеры, пеньюары, кофточки и блузки разнообразных фасонов и цветов,

детская одежда и обувь, мужские сорочки и рубашки. Джемперы, пулове-

ры, свитера и водолазки. В общем, выбор был как в каком-нибудь загра-

ничном супермаркете.

Касым, не один раз бывший здесь, и знавший, где что лежит, бесцере-

монно подошел к коробкам сженским бельем и, взяв в руки образец, стал

внимательно его разглядывать. Положив трусики на место, подошел к дру-

гой коробке и теперь рассматривал образцовый экземпляр из этой партии.

— Ну, и почем у вас вот эти? — спросил он, держа в руках женское бе-

лье.

— Касымджон, цены у меня те же, что и в прошлый раз. Ты же знаешь,

если курс доллара не меняется, то и цены прежние остаются. Слава Алла-

ху, доллар уже месяц держится.

— Неужели он хочет купить все это? — думал Уктам, приходя в ужас

от мысли, что и ему придется купить то же самое. — А как же мы будем

это продавать? Да это же срам! Как можно мужчинам продавать женское

белье? Да не может такого быть! Просто спрашивает, наверное.– А вслух

сказал:

— Касым, зачем это? Оставь, возьмем что-нибудь другое.

Касым посмотрел на него, слегка усмехнулся и продолжал торг.

Больше часа продолжалась вся эта базарная торговля на дому. Каждую

вещь Касым тщательно выбирал, проверял, рассматривал и прикидывал

возможную прибыль. Только потом начинал торг. Торговался как купец

на рынке Стамбула. Выторговывал каждую копейку, стараясь сбить цену.

Адхам — ни в какую, упорно стоял на своем. Но раза два Касыму все-таки

удалось выиграть на каких-то мелочах.

Уктам безмолвно стоял в стороне, наблюдая за спором двух прожжен-

ных торгашей. Все это казалось ему отрывком из какого-то старого коме-

дийного фильма не то азербайджанского, не то узбекского.

Наконец, закончив торг, стали упаковывать купленные вещи. Всё скла-

дывали стопками, еще раз пересчитывали и только потом, перевязав бе-

чевкой, стали складывать в две заранее прихваченные клетчатые сумки, —

каждому по отдельности. Затем еще раз все подсчитали по стопкам и пач-

кам, подвели итог и стали производить расчет. Вышло примерно по 160

долларов на каждого покупателя. Уктам расплатился сумами, Касым дал

часть сумами, часть — долларами.

Куча вопросов накопилась у Уктама к Касыму. Разумеется, в первую

очередь относительно этого человека — хозяина дома. Очень интересной

личности с внешностью артиста и с манерами торгаша. Поэтому, как толь-

ко они вышли из дома и сели в машину, Уктам забросал Касыма вопро-

сами:

— Я не понял, Касым, что это за человек? Конечно, я его видел в го-

роде и не раз, но не знал, чем он занимается. Я даже имени его не знал.

Не понимаю, почему он торгует дома, когда можно открыть свой магазин

и спокойно торговать в нем, как и все. Или что-то ему мешает на рынке

арендовать помещение?

— Подожди__________, не торопись! Все расскажу по порядку, — смеясь, ответил

Касым.

— Ну, рассказывай. Не томи!

— Что рассказывать? В общем, он человек старой закалки. Еще с совет-

ских времен начал торговать из-под полы. Тогда таких, как он, называли

спекулянтами, тогда это не разрешалось. Даже статья была в уголовном

кодексе. Ну, ты это знаешь.

— Знаю! Что дальше?

Сам он бывший медицинский работник, — фельдшер или медбрат, точ-

но не знаю. Начинал он с мелочей, в основном, с игральных карт. Если

помнишь, в семидесятые, в восьмидесятые годы в таких маленьких горо-

дишках, как наш, даже в областных центрах игральные карты в магазинах

днем с огнем нельзя было найти. Только в больших городах в России,

иногда в Ташкенте, в магазинах выкидывали карты, которые сразу были

нарасхват. Стоили они дешево: что-то около рубля — не то 70, не то 80

копеек. А у барыг они стоили от двух рублей и выше. И вот однажды

он поехал по туристической путевке не то в Москву, не то Ленинград

и там увидел в магазине свободно продающиеся карты. Купил вначале

одну колоду, погулял немного по магазину. Потом вернулся и купил еще

несколько колод.

«Пригодятся! — подумал он, — или кому-нибудь как сувенир подарю».

Тогда все так делали, — из поездок в санатории или по туристическим

путевкам друзьями и знакомым привозили сувениры в подарок. А колода

карт — один из лучших подарков: дешево и сердито. Купишь на семь ру-

блей десяток и десятерых друзей обрадуешь.

— А можно десять штук? не то в шутку, не то всерьез спросил Адхам

у продавщицы.

— Да хоть сто штук! — сердито ответила она.

И тогда ему вдруг пришла в голову мысль: а что если и впрямь сто

штук купить?

Конечно, он знал, что у барыг колода карт стоила три рубля. И если,

вернувшись домой, карты перепродать, чистый навар получится больше

двухсот рублей.

— Была, не была, — рискну! — решил он и купил на удивление продав-

щицы сто штук.

По приезду домой карты у него разошлись в течение месяца. К тому же

если днем карты стоили 3 рубля, ночью можно было продать уже по пять

рублей. А картежники есть везде и в основном в карты играют вечерами

и ночами.

Таким удивительным образом он обогатился на двести с лишним ру-

блей, а это было больше его двухмесячной зарплаты. Он был приятно

удивлен этим обстоятельством и призадумался:

— Зачем мне эта неинтересная и малооплачиваемая работа, если мож-

но так легко добыть много денег. Но не работать нельзя. Мигом попадешь

под статью за тунеядство. Работать, конечно, надо. Для виду. А зарабаты-

вать буду на перепродаже дефицита! — решил он.

Подумав, взвесив все обстоятельства, он устроился работать в какой-то

дальний сельский медпункт. На работу можно было почти не ходить, раз в

неделю покажешься, — и то хорошо. А запись в трудовой книжке сделали.

В общем, работа, была «не бей лежачего». В медпункт почти никто из се-

лян не обращался, потому что толку все равно никакого не было.

Этот медпункт непосредственно подчинялся центральной районной

больнице. Поэтому Адхам крепко подружился с ее председателем профко-

ма. Иногда по вечерам он приглашал нового друга к себе в гости на ужин,

или на обед в кафе на «рюмочку» чаю. Часто заходил к нему с каким-ни-

будь подарочком, а тот в свою очередь доставал туристические путевки,

бесплатные или за полцены. Иногда, даже дважды или трижды в год. Оче-

редной отпуск брал он тоже частями, или, в крайнемслучае, оформлял от-

пуск за свой счет. Чаще всего он ездил в Москву на три-четыре дня по тур

путевкам, потому что в Москве можно была найти все.

— Да! Я забыл сказать: вместе с игральными картами он еще стал воз-

ить и мужские шляпы.

В то время у нас была повальная мода на шляпы. Почти все мужское

население носило шляпы, летом — летние, зимой — зимние. А хорошие

шляпы тоже были в дефиците.

Хорошими шляпами считались чешские и немецкие. А такие у нас

вообще невозможно было купить в магазине. Только у спекулянта. А в

Москве или в Ленинграде, в прибалтийских городах шляпы свободно про-

давались во всех магазинах.

Через год — через два Адхам уже знал почти все основные магазины в

городах Союза. Там можно было купить хорошие чешские шляпы, немец-

кие брючные костюмы, кашемировые пальто, норковые шапки, которые

вошли в моду в восьмидесятом году и, конечно, игральные карты. В сере-

дине весны он летал в Москву за летними шляпами, а к осени привозил

зимние шляпы и норковые шапки, не забывая прихватить два-три пальто

и столько же костюмов.

Потихоньку втянувшись в это делю, через три или четыре года, он

стал первым среди торгашей– спекулянтов нашего города. Сам одевался с

иголочки: модные пиджаки и сорочки, экстравагантные плащи и шляпы,

стильные туфли на высоких каблуках. И поэтому народ дал ему соответ-

ствующую кличку — «модник». До сих пор все его так и называют — «Ад-

хам-модник».

В милиции, конечно, хорошо знали о его деятельности, но почему-то

закрывали на это глаза. То ли сама милицейская верхушка пользовалась

его услугами или имели от него что-то. Скорее всего, потому, что за спеку-

лянтство почти никого не сажали, — соответствующая статья была трудно

доказуема.

— Правда, бог его иногда наказывал. Только руками более снорови-

стых конкурентов. Говорят, что как-то раз он попал на очень крупную

сумму. Кажется, случилось это во Львове, куда занесло его в погоне за

наживой.

— Так вот, по своим каналам он узнал, что во Львове можно приобре-

сти крупную партию женских платков. Больших ярких, с красивыми цве-

точными узорами разных оттенков, с бахромой. До революции они были в

моде у русских женщин. Теперь вот приглянулись нашим узбекским жен-

щинам, особенно сельским. Так вот, узнав, где во Львове можно достать

такие платки, к кому обратиться, Адхам немедленно собрался в дорогу. На

этот раз полетел он без путевки. Просто взял отпуск за свой счет на неде-

лю, купил билет на самолет, летевший во Львов транзитом через Москву,

и полетел.

По приезду устроившись в гостиницу, в тот же день он нашел нужного

человека. Тот обещал свести его не то с продавцом, не то с его предста-

вителем в ближайшее время. В указанный день этот представитель или

продавец встретился с Адхамом и, узнав, сколько он хочет купить, при-

свистнул:

— О! Это очень большая партия, один я осилить не смогу, но через

день-два попробую решить вашу проблему, — пообещал продавец. И исчез

на два-три дня.

А партия была действительно большая: где-то на пять или шесть тысяч

рублей.

Через три дня появился тот самый продавец-представитель и сказал,

что проблема решена, и пусть Адхам на завтра готовит деньги.

Большие деньги он как опытный в таких делах человек никогда с со-

бой не носил. Деньги он отправлял почтовым переводом на свое имя в тот

город, куда собирался ехать.

Утром следующего дня он получил деньги в почтовом отделении и

стал ждать представителя. Кстати, купленный товар он тоже чаще всего

отправлял почтой.

День этот тянулся медленно, время как будто остановилось, на душе

было тревожно. Все-таки такая сумма в кармане, да еще в чужом незнако-

мом городе. Каждый шаг в коридоре гостиницы казался ему подозритель-

ном. Медленно тикали минуты. Наконец, незадолго до сумерек, объявился

представитель.

— Надо ехать! — сказал он. — Это недалеко.

— Зачем ехать? — словно предчувствуя что-то, встревожился Адхам. —

Пусть лучше сюда товар привезут, — в гостиницу.

— Да вы что! — возмутился представитель. — Этих людей весь город

знает. Не будут они по гостиницам разъезжать. Вам товар надо? Значит,

поехали. Если не надо, — тогда до свидания, — настаивал он.

— Ну, хорошо, — согласился Адхам, скрепя сердце.

На улице их ждало такси. Сев в машину, они поехали. Ехали почему-то

долго, хотя представитель говорил, что это недалеко. Адхаму показалось,

что они проехали одно и тоже место дважды. Это еще больше его насто-

рожило.

Наконец они остановились возле подъезда какого-то четырехэтажного

жилого дома. Там их уже ждали двое. Один — высокий атлетического сло-

жения мужчина с красивой шевелюрой и бархатными усами по-гуцульски,

прилично одетый в полосатый костюм с галстуком в клеточку. Второй был

парень в джинсах с невзрачными серыми глазами. Сидели они на лавочке

перед подъездом. Когда такси остановилось, они поднялись.

— Вот, познакомьтесь! — представил их друг другу представитель.

Высокого он назвал Петром Степановичем, парня в джинсах — Никола-

ем, а сам отошел в сторону.

— Деньги с вами? — вежливо осведомился высокий.

— Да, со мной, — ответил Адхам-модник, все еще пребывая в тревож-

ном состоянии.

— Отлично! Товар тоже здесь, пройдемте сюда, — пригласил он Адхама

в подъезд.

Подъезд был довольно широкий и светлый, с обложенным керамиче-

ской плиткой полом.

— Давайте здесь! — сказал Петр Степанович, останавливаясь у лест-

ничной клетки. — Коля, принеси товар! — обратился он к парню.

Парень быстро шмыгнул вверх по лестнице и через несколько секунд

вернулся с огромным коричневым чемоданом.

Адхам оторопел от этого, но постарался скрыть свою тревогу.

Положив чемодан прямо на пол, парень ловко щелкнул одновременно

обеими застежками и, не торопясь, откинул крышку. Чемодан был полно-

стью набит платками. От разнообразия цветов и красок в глазах у Модника

зарябило. В эти минуты он забыл все свои тревожные опасения и даже

мысленно улыбнулся.

— Пожалуйста, считайте побыстрее! — вежливо поторопил его прода-

вец.

Вначале он хотел пересчитать платки пачками, по двадцать штук в

каждой.

Нет-нет. Пожалуйста, считайте по одному, чтобы не было недоразуме-

ний! — еще вежливей попросил Петр Степанович.

Адхам быстрыми движениями пальцев начал считать платки. Сто де-

вяносто один, сто девяносто два. А сам в это время уже мысленно при-

кидывал, сколько будет с этого навара. Удачная сделка так радовала его,

что сердце его бешено колотилось, словно готово было выпрыгнуть из

груди. — Двести! Двести штук, — все правильно.

— По двадцать семь рублей за штуку, — это будет пять тысяч четыреста

рублей, — посчитал продавец.

Пока Адхам считал деньги, парень в джинсах захлопнул чемодан, за-

крыл на ключ и передал ему.

— Это на всякие случай, — объяснил он.

Адхам, боясь ошибиться, только мотнул головой.

Отсчитав пять тысяч четыреста рублей, отдал деньги Петру Степано-

вичу.

— Я слышал вас, что у вас — узбеков, при таких крупных сделках про-

давец возвращает символическую сумму покупателю, — сказал он, широко

улыбаясь, и протянул Адхаму двадцать пять рублей, чем несравненно об-

радовал его и полностью рассеял все опасения. Ударили по рукам и стали

выходить из подъезда. Впереди Петр Степанович, за ним Адхам, послед-

ним вышел парень с чемоданом в руке. Их ожидало такси. Не успели они

пройти несколько шагов, как вдруг из-за угла послышался вой милицей-

ской сирены.

Парень быстро отступил на несколько шагов и вбежал обратно в подъ-

езд. Адхам с Петром Степановичам не успели даже обернуться. Внезапно

вой сирены прекратился. Парень вышел наружу.

Модника благополучно усадили в такси. Петр Степанович лично за-

платил таксисту и наказал довести пассажира, куда он укажет. Когда ма-

шина тронулась, обернувшись, Адхам заметил, как Петр Степанович по-

махал ему рукой.

Обратно таксист довез его подозрительно быстро, но Адхам даже не

обратил внимания на это. Ему не терпелось еще раз взглянуть на приоб-

ретенный товар, который сулил огромные барыши. Быстро войдя в свой

номер, он закрылся на ключ и немедленно открыл чемодан.

Откинув крышку чемодана, он на какое-то мгновенье остолбенел.

Сердце остановилось и со свистом полетело куда-то вниз, язык присох,

а в глазах замелькали черные круги. Еще мгновенье, и он бы упал без со-

знания.

Это конец. Это конец… — стучало у него в мозгу.

Не веря своим глазам, он осторожно притронулся к тому, что лежало

внутри чемодана.

А там были пачки старых газет, один или два кирпича, видимо для

веса, и какая-то старая веселая открытка. Он совсем поник. Пот лился у

него со всех сторон. Тело плохо подчинялось ему.

— Что делать? — мелькнула первая ясная мысль. Мозги потихоньку ста-

ли соображать. Он медленно встал. Налил себя воду из графина, сделал

один глоток. Постоял немного, потом допил воду и сел обратно на кровать.

— Что делать? — опять подумал он. — В милицию сообщить?

— Ты что, дурак, что ли? — обругал он самого себя. — Они же спросят,

для чего тебе двести штук женских платков. Нет, в милицию нельзя.

— Что же тогда делать?

— А ничего! — вдруг подсказал ему внутренний голос.

— Нет! Как же так? Это же целое состояние, — не унимался рассудок.

Это были действительно большие деньги. Автомобиль «Жигули» сто-

ил как раз чуть более пяти тысяч.

— Надо что-то делать! Но что? Надо найти того — первого! — осенила

его мысль.

Он бросился к телефону и стал названивать представителю. Но або-

нент трубку не брал.

Он стал еще звонить. Еще и еще. Трубку никто так и не взял.

Давно уже настала ночь. Вдруг он вспомнил, что в холодильнике оста-

валась вчера початая бутылка водки. Достав водку, он налил полный ста-

кан и, не раздумывая, залпом выпил. Не раздевшись, бросился в постель и

уснул беспокойным сном. Всю ночь его мучили кошмары.

Сосредоточив свое внимания на ямах и ухабах дороги, Касым на какое-

то время замолчал.

— Ну, а дальше? Что дальше? — с нетерпением спросил Уктам.

— Что дальше? — продолжал Касым. — А ничего. Пролетел он как фане-

ра над Парижем. И все.

— И что в милицию не обращался?

— Конечно, нет. Во-первых, он прекрасно понимал, что в милиции

спросят, с какой целью он хотел приобрести двести штук платков, и от-

куда у простого медбрата столько денег.

— Конечно, с целью спекуляции, — догадались бы там.

— А это статья уголовного кодекса, как я уже говорил. Во-вторых, не

факт, что мошенники не были связанны с милицией. — Так что вернулся

он, как говорят, не солоно хлебавши.

— И что? Ничего с ним не случилось?

— Случилось. Говорят, что тогда у него волосы на голове разом посе-

дели.

— Шутишь?! У него и сейчас нет ни одной седой пряди.

— Ты что, не заметил? Он же крашеный.

— Не понял! Как это крашеный?

— Вот деревня! — засмеялся Касым. — Волосы у него крашеные.

— Да брось ты! Впервые слышу, чтобы мужчина волосы красил.

— Тебя еще многое предстоит узнать, друг мой! — шутливо заметил Ка-

сым. — Кстати, это был не единственный его залет. Я как-то слышал, что и

в Риге его накололи. Цыгане.

— Давай, рассказывай! — опять живо заинтересовался Уктам.

— Подробности я не знаю. В общем, залетел он в тот раз на шнуровках.

Помнишь, лет десять или пятнадцать назад были в моде мужские рубашки

со шнурками? То ли трикотажные, то ли из искусственной шерсти.

— Ну, ну?

— Так вот! Как-то он поехал в Ригу — в Латвию, и тоже как обычно по

путевке. Только вместо того, чтобы слушать органную музыку в Домском

соборе или вместе с экскурсоводом осматривать исторически достоприме-

чательности города, он незаметно отделился от группы и поехал в сторону

центрального универмага.

При входе или при выходе из магазина его встретила группа цыган.

Продавали они из-под полы как раз такие вот рубахи-шнуровки, краси-

вые и разноцветные. Окружив нашего Адхамчика, стали наперебой рас-

хваливать и предлагать эти самые рубахи. Да еще так дешево, что его

коммерческая душа не выдержала. Хотя и знал, что от цыган ничего хо-

рошего ожидать не следует. Соблазненный дешевизной, сам не понимая,

как, купил сотню шнуровок. В общем, когда он вернулся к себе в гостини-

цу, оказалось, что все рубахи маленького размера. Скорее всего, детские.

Хотя при покупке он все тщательно проверил. Из каждой пачки наугад

вынимал одной или две рубашки, примерял на себя, даже пробовал на-

деть.

— Вот дает! Ну, и на сколько же он в этот раз залетел? — воскликнул

Уктам, восхищаясь ловкостью цыган и одновременно, глубоко жалея бед-

ного Адхама.

— А бес его знает! Думаю, сумма опять была не маленькая, хотя с плат-

ками, конечно, было намного больше.

— Да. Надо же! — задумчиво промолвил Уктам.

— Не расстраивайся! Таких людей как Адхам неудача никогда не оста-

навливает. Наоборот они входят в раж, — их азарт одолевает, как заядлых

картежников. Кровь закипает, и с новой силой они начинают все заново.

И с лихвой возвращают утерянное. Такие люди быстро становятся недо-

верчивыми, подозрительными, во всем и во всех видят подвох, скрягами,

считающими каждую копейку. Трясутся над каждой мелочью. Друзей у

них почти не бывает. Изредка встречаются с каким-нибудь школьным то-

варищем и то, посидев час-другой за чашкой чая или рюмочкой, опять без

сожаления расстаются на годы. Со временем они даже с родственниками

портят отношения, становятся чужими. Близкие их не понимают, а спеку-

лянты, убежденные, что всю жизнь стараются для них, не понимает их. —

Вот так, друг мой Уктам! — закончил свой монолог Касым.

— М-да… — призадумался Уктам.

Какое-то время оба молчали. Только монотонный звук работающего

двигателя был слышен в салоне автомобиля.

Проехав центр, они направились в другой конец города.

— Слушай, Касым, между прочим, и ты занимаешься этим делом, и я

собираюсь заняться тем же самым, — вдруг прервал молчание Уктам.

— Ну и что? — удивился Касым.

112

— То есть как, ну и что? Ты не думаешь, что и мы можем стать такими

же.

— Ах! Вот оно что! — засмеялся Касым. — Конечно, не станем, Уктам!

Мы никогда такими не станем.

Глава 8

Последующие несколько дней друзья были заняты подготов-

кой к отъезду. Выбирали и закупали товар, договаривались

с поставщиками, заезжали в цеха, проверяя готовность про-

дукции. Наскоро пообедав, принимались расфасовывать приобретенный

товар, укладывали все в огромные брезентовые или клеенчатые сумки-

челночницы. Иногда приходилось по несколько раз распаковывать сумки

и перекладывать все заново, чтобы уложить дополнительно еще несколько

пачек товара, заранее зная, что результат будет нулевой.

Касым стал настоящим гуру для Уктама. Он познакомил его со всеми

своими поставщиками. Ознакомил с тонкостями отбора и торга при за-

купке товара. Договаривался с продавцами об оплате за себя и за него,

поручался за Уктама своим словом и авторитетом. Его слову, как правило,

верили.

Правда, единственный раз был случай, когда Касыму все-таки отка-

зали. Кажется, это было на четвертый день. С утра друзья приехали на

какой-то склад мелкооптовой торговли, отобрали товар. Это были муж-

ские и детские носки. Касым отдал часть денег за себя и за Уктама, пообе-

щав полностью расплатиться после реализации товара. На что продавец —

парень примерно их возраста, небольшого роста, немного располневший,

сказал:

— Касым, извини! Тебя я давно знаю и верю тебе. В общем, тут такое

дело: недавно кинули нас на большие деньги. Женщина одна взяла круп-

ную партию товара под оплату после реализации и на чем-то прокололась.

Непонятно, то ли на таможне задержали, то в милицию попала или вообще

врет. Так она нам деньги третий месяц не отдает, расписку с нее не брали,

доказательств никаких нет. Я не один работаю. Так что ты должен понять.

— Хорошо, я все понял, — ответил Касым. — Что надо сделать: расписку

написать или оплатить полностью?

— Желательно, конечно, расплатиться. Но, если не сможешь полно-

стью, — хотя бы половину. За остальное распишись в этом блокноте, и про-

тянул Касыму толстый ежедневник.

— Вопросов нет, Иргаш! Понимаю ваши сложности. Вот возьми, — это

как раз будет половина суммы, за остальное я распишусь. Давай! — согла-

сился Касым, отдавая деньги.

— Я слышал эту историю, — сказал Касым, когда они сели в маши-

ну. Женщина эта не только их, но и еще двоих или троих оптовиков

кинула. Ко всем вначале вошла в доверие. Брала товар небольшими

партиями, иногда работая даже в убыток себе. Деньги поначалу во-

время отдавала. Потом стала покупать все больше и больше товара.

В конце концов, взяла у каждого очень крупную партию на сумму от

пяти до десяти тысяч долларов и исчезла. Появилась примерно через

два месяца. Придумала или на самом деле прокололась, — теперь уже

не докажет. Сказала:

— Делайте со мной, что хотите, а денег нет!

А что с ней могут сделать? Доказательств-то никаких нет. В милицию

или в прокуратуру оптовики не могут пойти. В России за такое убили бы

и закопали где-нибудь в лесу. А у нас даже пугать, или угрожать не полу-

чается, — самому может дорого обойтись. Женщины — это народ такой,

что лучше с ними не связываться, особенно с такими деловыми. Женщин

только любить надо и любовью с ними заниматься. К сожалению, не всег-

да так получается, — наставлял друга Касым.

К вечеру, уставшие, едва держась на ногах, расходились по домам.

Иногда ужинали вместе, чаще дома у Касыма с бутылочкой водки. Уктаму,

привыкшему к кабинетной работе, такая перемена рабочего ритма особен-

но нелегко давалась.

Сразу после ужина его начинало клонить ко сну. Поев с аппетитом, он

вскоре отправлялся спать, слыша вдогонку недовольное ворчание матери:

— Посидел бы хоть полчаса, — и для пищеварения полезно, и с детьми

поговорил бы.

— С детьми я поговорил мама, а для пищеварения крепкий сон намного

полезней. Я об этом совсем недавно где-то прочитал, мама, — парировал

он, уходя в спальню.

— Еще только начало десятого, — телевизор бы хоть посмотрел! — не

унималась она.

— Завтра, мама, завтра посмотрю, — устало отзывался Уктам из спаль-

ни.

Не успев лечь в кровать, он мгновенно засыпал и только перед рассве-

том от случайного прикосновения к жене или по зову инстинкта он просы-

пался. Сладостный, притягивающий запах, исходящий от ее тела, возбуж-

дал в нем его мужское начало. Нежно обняв ее, чуть прикасаясь губами, он

целовал ее спину, шею, плечи. Руки его тянулись к ее груди. Жена сперва

как бы нехотя, с показным недовольством поворачивалась к нему. А через

мгновение она забывала о своем недовольстве и прилипала устами к его

устам. Теперь он целовал ее страстно, самозабвенно в губы, глаза, шею и

груди. Она отвечала тем же.

Страстно слившись в едином порыве любви, они забывали обо всем на

свете: о самих себе, об окружающих, о времени. Словно желая продлить

эти сладостные мгновения. Потом оба, уставшие, радостные и благодар-

ные друг другу падали каждый на свою подушку. И безмолвно засыпали

на час-полтора счастливым, блаженным сном.

Неправда, что в женщину влюбляются из-за красивого лица или строй-

ной фигуры. По-настоящему мужчину очаровывает запах, исходящий от

ее тела. Ее настоящий запах, не похожий ни какой другой, только ей одной

данный богом.

Уктам в эти дни почувствовал, что заново влюблен в свою жену. Благо-

дарность за поддержку, оказанную ею в новом его занятии, и предстоящая

вскоре разлука, усиливали его чувства. Поэтому даже днем, занимаясь де-

лами, нередко вспоминал о ней, а ночью не упускал возможности предать-

ся чарующей страсти. Она отвечала ему взаимностью.

В эти дни в пылу азарта они как-то подзабыли о друзьях. Не совсем,

конечно. Нет-нет! То Уктам, то Касым вспоминали о них, говоря:

— Давно ребят не видели! Надо бы как-нибудь встретиться, — посидеть,

поговорить.

— Да, надо! — соглашался второй, и на этом разговор заканчивался.

Оба торопились все закончить, старались ничего не упустить и опять

забывали о друзьях. Если не случайная встреча с Сабиром в последний

день закупочно-подготовительных дел.

В тот день работы было немного, оставались только кое-какие мелочи.

Поэтому Уктам и Касым позднее, чем обычно поехали в сторону центра

города. Сабир стоял у обочины дороги и как будто нарочно их ждал. Ви-

димо, он издали заметил машину Касыма, поэтому вышел с тротуара на

проезжую часть и с чуть заметной усмешкой глядел на подъезжавших

друзей.

Не доезжая до него, Касым резко притормозил. Клумбы дорожной

пыли поднялись до капота и выше, затем медленно стали оседать. Сабир

отошел в сторону, закрывая лицо от пыли, Уктам и Касым сидели в ма-

шине, не шелохнувшись. Ждали, когда осядет пыль. Потом оба вышли из

машины, чтобы обнять друга.

— Ну что, попались, подпольщики?! — воскликнул он, идя навстречу.

— Салам алейкум, Сабиржан! — приветствовал его Касым. Друзья креп-

ко обнялись и пожали друг другу руки.

— Салам. Салам! — в свою очередь поздоровался Сабир. — Ну и долго

вы будете прятаться от нас? — шутливо-обиженным тоном начал он.

— Кто это прячется? — удивленно спросил Касым. — Никто не прячется.

Мы в эти дни заняты слишком были.

— Слышал-слышал! Все об этом и говорят.

— Кто это все?

— Кто? Кто? Наши ребята, да и остальные тоже.

— И что говорят?

— Что говорят? Говорят, что ты вот Уктама с пути сбил. Челноком со-

бираешься сделать, — засмеялся он.

— Ну да. А разве это плохо?

— Нет, конечно. Но с друзьями-то, наверное, надо поделиться. Или мы

вам теперь не друзья?

— Конечно, друзья, Сабир! Просто так получилось. Мы хотели закон-

чить все дела, потом позвать вас куда-нибудь, — посидеть и рассказать обо

всем, — ловко вывернулся Касым.

— Ну, если только так, — то я прощаю вас! Думаю, и ребята простят, —

засмеялся он. — Вот только сабантуй когда? И кто проставляться будет — ты

или Уктам?

— Вообще-то, Уктам должен. Он новое дело начинает, он и должен

проставиться. Кровь должен пустить. Барана, конечно, резать не надо, но

петушиную кровь из одного или лучше, конечно, двух можно пустить, — не

унимался Сабир.

— Хорошо! — согласился Уктам. — Петуха так петуха.

— Когда? — сразу ухватился Сабир.

— Да, подождите вы! — вмешался Касым. — Тебе вообще куда? Давайте

сядем в машину и по дороге поговорим.

— Сегодня какой день? — спросил Касым, усевшись за руль.

— Пятница, вроде бы, — ответил Уктам.

— Точно, — пятница, — подтвердил Касым, заводя машину. — В общем,

Сабир, сегодня у нас есть кое-какие дела. К вечеру мы сегодня все закон-

чим. На завтра, может быть, останется кое-что, но это — ерунда, мелочи.

Вообще-то, — еще раз повторил Касым, — давай все это оставим на вос-

кресенье, на послезавтра. Все-таки выходной день, — все будут свобод-

ны. Завтра решим. Дома у него будем сидеть, или куда-нибудь на природу

вый дем. Правда, сейчас холодновато, но что-нибудь придумаем. — Ну как,

устраивает? — обратился он к Сабиру.

— Поезд у нас в понедельник. Днем можем посидеть у меня дома, — по-

обедать.

— Ну как? — еще раз спросил он Сабира.

— Нормально, очень даже нормально! — обрадовался Сабир.

— Тогда передай всем ребятам и скажи, где тебя высадить.

— В любом месте, лучше в центре где-нибудь.

— Кстати, ты почему сегодня не на работе?

— Да, кое-какие дела возникли. Вот иду разбираться. Послезавтра рас-

скажу. Можешь здесь остановить, сказал он, увидев, что подъехали к цен-

тру. — Да, еще Уктам! Смотри, чтобы петушки были с базара и не старые

драчуны, вышедшие на пенсию, из курятника бойцовых петухов Хайдара.

А то их есть невозможно, — пошутил Сабир, выходя из машины.

— Не беспокойся, — петушки будут, что надо! — уверил его Уктам. — Ты

только ребят не забудь предупредить.

— Не забуду. До встречи! — крикнул он вдогонку.

В субботу с утра Касым подъехал к дому Уктама. Услышав сигнал

клаксона, он сразу вышел.

— Ну что, на сегодня какие дела у нас? — спросил Уктам, усаживаясь на

переднее сиденье автомобиля.

— В общем, планы поменялись, Уктам. Наш поезд, оказывается, от-

правляется в понедельник, не вечером как я думал, а немного раньше. Не

знаю, почему-то я не посмотрел на время отправления поезда. Обычно они

отходили вечером в 21:00. А это поезд другой, оказывается, — не рейсовый,

как обычно, а туристический. И Фархад меня не предупредил. Хорошо,

что я вчера после нашего расставания встретил знакомого парня, который

тоже едет этим поездом. Он мне и сказал, про другое время отправления.

Только потом я на билеты посмотрел. Оказывается, наш поезд отъезжает

в 17:20.

— И что? Если бы ты не встретил того парня, мы бы пролетели, что ли?

— Скорее всего.

— Ну, ты даешь! И что же будем делать?

— Ничего. Посиделки будут у меня. Сейчас найдем ребят и предупре-

дим их.

— Да ты что, Касым?! Я же сказал, что я проставляюсь, и ты об этом

говорил. Неудобно будет.

— Неудобно штаны через голову одевать. Это нам неудобно будет пе-

ред твоей матерью. Она итак смотрит на меня, как на прокаженного, а

если еще я с ребятами приду, то вообще будет завал. Давай сделаем так: с

тебя петухи, — остальное с меня и у меня дома. И волки будут сыты, и овцы

целы. А для верности петухов можешь зарезать дома. Так что петушиная

кровь прольется у тебя дома.

— Да как-то неудобно! — опять стал возражать Уктам.

— Все нормально! И хватит об этом.

— Тогда и водка с меня! — уперся Уктам.

— Хорошо! Не возражаю. Возьми четыре бутылки, если не хватит, —

дома запас есть.

— Нет, возьму пять.

— Ну, хорошо, — бери пять, — закончил разговор Касым, трогаясь с ме-

ста.

В воскресенье Уктам встал чуть позднее обычного, и, окликнув жену,

прямиком направился в глубину огорода, где находился хлев для скота и

птицы. Птичник был не большой, — метра три ширину и пять в длину.

Большая часть была обтянута сеткой-рабицей. Вместе с женой они быстро

поймали двух упитанных годовалых петушков, вызвав небольшой перепо-

лох и шумное кудахтанье в птичьем семействе.

Сказав несколько поучительных слов из Корана, Уктам обезглавил

обоих крикунов и отдал жене. Пока она ощипывала петушков, облив их

горячей водой, он умылся, почистил зубы и успел позавтракать. И теперь

ждал окончания обработки.

Мама занималась обычными делами: давно уже покормив скотину, она

то входила в дом, то выходила во двор, была занята чем-то. Только искоса

бросала хмурый взгляд в сторону невестки.

Не нравилась все это затея сына. Ой, как не нравилась! Но разве ее по-

слушают?! Нет, они все по-своему сделают.

— Что за молодежь пошла?! Разве мы были такие? Нет-нет. Мы были

совсем другие — думала Фатима-опа. Вот и жена его, почему-то потакает

ему во всем. Ну, не дура ли она после этого?! Как можно мужа отпускать

в дальние края на месяц, а то и больше? Локти она еще будет себе ку-

сать, — вот посмотрим, — такие мысли не давали ей покоя в последнее

время. Вслух, конечно, она об этом не говорила. Зачем? Теперь это ни-

чему не изменит. Только нервы себе портить. Раз так решили, — пусть

будет так.

Накануне, когда сноха сказала ей, что Уктам с друзьями хотят у Касыма

посиделки устроить — вроде отъездного, что ли, и Уктам должен двух пе-

тухов зарезать и тогда она ничего не сказала. Не возразила, только грустно

покачала головой и продолжала заниматься своими делами. Сегодня, видя,

как Джамиля усердно ощипывает двух петушков, все-таки не выдержалаи

сказала:

— Им что, не достаточно было бы одного петуха? — недовольно заме-

тила она. — Обязательно надо объедаться и упиваться как свиньи. Не по-

нимаю, как это можно?!

— Почему объедаться, мама? — прервала ее тираду Джамиля. — Их же

много, — пятеро или шестеро мужчин. Что им будет два петушка? Насиба

тоже хочет много чего приготовить, — я вчера с ней виделась. Они чуть ли

не целый день собираются посидеть. Пусть посидят. Когда еще придется

им всем вместе увидеться? — защищала мужа и его друзей Джамиля.

— Ты только о своем муже и печешься, только его и защищаешь, во

всем ему потакаешь! — обиделась Фатима-опа на сноху, резко повернулась

и ушла в сторону огорода.

Уктам слушал весь этот разговор, находясь в другой комнате. Двери

кухни и спальни были открыты, и все было прекрасно слышно: и слова, и

даже интонации.

С одной стороны ему было приятно, что жена его защищает и поддер-

живает. Но с другой стороны ему не нравились слова матери. Он понимал,

что тень черной кошки пробежала между женой и свекровью.

— Ну что поделаешь? Чем старше становятся женщины, тем сварли-

вее, — вдруг вспомнил он, в шутку сказанные когда-то слова отца.

Отца уже давно нет, а слова, сказанные им столько лет назад, он вдруг

вспомнил. Вспомнил и отца. Интересно, что бы он сказал сейчас о сегод-

няшних событиях, о его решении бросить должность экономиста в колхо-

зе и стать торгашом, как с презрением называет это мать. Поддержал бы

или нет? Скорее всего, не поддержал бы.

Отец, как и мама, был человеком старый школы, старой закалки, на-

стоящим коммунистом. Пройдя всю войну, он был не единожды ранен,

но снова возвращался на фронт. До сорок шестого года служил в рядах

Советского Армии и уволился в запас, дослужившись до старшего лейте-

нанта.

Проработал директором одной и той же школы более сорока лет.

Хотя не однажды ему предлагали более высокие должности в районо

и даже в облоно, он категорический отказывался. Полюбил он свою

старенькую школу, свой коллектив, своих учеников. Позднее в начале

восьмидесятых, когда рядом построили новую школу — двухэтажную с

большими окнами, со спортзалом и столовой для учеников, ему так не

хотелось переезжать в новое здание. Он даже всплакнул, когда начали

ломать старую школу. Как-никак, а больше сорока лет провел он в сте-

нах этой школы.

Запахи той, старой школы, резкий запах керосина, чуть уловимый за-

пах угольного угара, исходящий от голландских печей, и много других за-

пахов, характерных для старых школ, долго преследовали его.

В новой школе отец директорствовал недолго. С возрастом он стал те-

рять силы, возрастные болезни начали одолевать его. Ведь ему было давно

за шестьдесят. Теперь старые раны все больше и больше напоминали о

себе. К ним прибавились новые недуги. Появилась одышка, хотя полным

он никогда не был. Временами без видимых причин поднималось давле-

ние.

Политику партии он понимал теперь все меньше и меньше. А, когда

Михаил Горбачев начал перестройку, отец, как и многие другие, совсем

запутался. И вот однажды он написал заявление с просьбой об увольнении

и пошел в районо. Там его долго уговаривать не стали, кажется, даже были

рады, что он уходит. Тогда еще таких, как он старых коммунистов, верных

людей и опытных работников, терпели.

Позднее — в начале девяностых годов, такие люди — честные, опытные

и прямые, стали никому не нужны. От них избавлялись: увольняли, выжи-

вали, отправляли на пенсию. Во всех отраслях в руководство приходили

уже другие люди. Они были молодые, дерзкие и, самое главное, бесприн-

ципные. На руководящие посты любого уровня новые кадры стремились,

поскольку хотели получить власть и деньги.

Выйдя на пенсию, отец еще больше захворал. Хотя, несмотря на бо-

лезни, без дела дома не сидел. А последние два года из больницы поч-

ти не выходил. Неделями, а то и месяцами он лежал там то с одной, то

с другой болезнью. Старые осколки, столько лет не беспокоившие его,

вдруг напомнили о себе, вызывая воспаление и гнойные раны. С помо-

щью жены или самостоятельно иногда часами ковырялся в своем теле,

терзая до крови и вытаскивая пинцетом мелкие кусочки металла. По-

следние год-полтора он очень страдал от всего этого. Когда его не стало,

ему не было и семидесяти лет. Случилось это в начале девяностых. Хо-

рошо, что отец не увидел, как распался Советский Союз, как разгромили

и уничтожили коммунистическую партию. Все это случилось уже после

его смерти.

— Уктам, все готово! — окликнула жена, прервав его мысли.

Две чисто ощипанные, очищенные и помытые белые тушки лежали в

небольшом тазике. Рядом были аккуратно уложены потроха: маленькие

сердечки, желудки, печень.

— Вот, можете отнести, — подвинув к нему тазик, сказала Джамиля.

— Ты что? Я с тазиком по улицу пойду, что ли? — возмутился он.

— Что здесь такого? Здесь же совсем рядом.

— Нет! Уложи все в пакет или в пакет или в сумку какую-нибудь.

— Сидите уж, — лучше я сама отнесу. Заодно, может, помогу Насибе.

— Вот это правильная мысль! Конечно, сама отнеси и помоги ей. А то

уже через час ребята начнут собираться. Одна она может и не успеть.

Было около одиннадцати, когда ушла Джамиля. Дети играли на улице.

Мать как всегда копошилась в огороде. Уктам от скуки не находил себе

места. Включал и выключал телевизор, не найдя, что посмотреть. То брал

в руки книгу, но не понимал, о чем читает. Бросил книгу, ухватился за га-

зету, перелистал страницы и тоже откинул в сторону.

Наконец прошел этот длительный, нескончаемый час. Ровно в полдень

Уктам встал и, накинув поверх спортивного костюма пиджак, направил-

ся к дому Касыма. Шел он, не спеша, почему-то ему не хотелось прийти

раньше всех.

Когда Уктам совсем близко подошел к дому Касыма, он заметил, как с

другого конца улицы шли Анвар и Рахим. Он стал ждать их возле ворот.

— Я же тебе говорил, Рахим, что Уктам будет нас ждать у Касыма с

кувшином воды и с полотенцем, чтобы нам на руки воду полить, — начал

шутит Анвар, подходя ближе.

— Да, да… — Ты прав! — смеясь, поддержал его Рахим.

— Вы слишком рано пришли, — я еще не успел подогреть воду, — пари-

ровал Уктам под общий смех друзей.

Услышав смех и знакомые голоса, Касым открыл ворота и, улыбаясь

во весь рот, вышел навстречу друзьям. Было видно, что он с нетерпением

ожидал гостей.

— Салам алейкум, Уктам! Салам, Касым! — поздоровались Анвар и

Рахим.

— Салам! Салам! — друзья крепко обнялись и пожали друг другу руки.

— Как давно мы не виделись! Заходите, заходите, — суетился Касым.

— Конечно! Вы с Уктамом словно в подполье ушли. Вот и не видимся, —

все шутил Анвар.

— Ладно уж. Только мы, что ли? И вы хороши.

— Мы-то видимся. Скажи, Рахим!

— Видимся, конечно, — подтвердил Рахим слова Анвара, но это, кажет-

ся, была не совсем правда.

— Ну, ладно, мы виноваты. Заработались. Заходите скорее, что мы на

улицы стоим?! — еще раз повторил Касым.

Все гурьбой ввалились в далан. Там их ждал Джерик — сын Касыма. С

полотенцем в руках он, улыбаясь, стоял возле умывальника.

— О, Джерик, привет! Смотри, как ты вырос! Совсем джигитом стал!

— приветствовали его друзья, кто, теребя его за волосы, кто, здороваясь с

ним за руку.

Салам алейкум, Уктам-ака! Салам алейкум, Анвар-ака! Салам алей-

кум, Рахим-ака! — по очереди поздоровался Джерик с гостями.

Помыв руки и вытерев их полотенцем, поданным Джериком, все стали

проходить во внутреннюю комнату. В гостиной, куда они вошли, все уже

было приготовлено. Как обычно, длинный низкий стол — хан-тахта, был

накрыт и ждал гостей.

По обе стороны стола были постелены красивые курпачи-подстилки из

красно-парчовой ткани. На них были разбросаны подушки-болыши. Стол

был богато сервирован, на нем были расставлены аппетитные угощения.

Центр стола по традиции занимали круглые тонкие лепешки диаметром

полметра с черными точечками тмина. Рядом стояли большие хрусталь-

ные вазы. В них были аккуратно уложены фрукты: яблоки двух сортов —

кроваво-красные джизакские и желтовато-зеленые Симиренки, огромные

груши, красно-лиловые гранаты, надтреснутые от переспелости. Поверх

гранат были уложены кисти золотисто-желтого винограда зимнего сорта

хирмани.

Также на столе были тарелочки с сухофруктами и сладостями, несколь-

ко блюдечек с тонко нарезанной колбасой и сыром. Были еще салатницы с

корейскими разносолами: чим-чой, морковчой и салатом из маринованных

баклажан с мясом в томатном соусе. Отдельно лежали свежие помидоры,

очищенные от шелухи лук и чеснок, болгарский перец. На небольшой та-

релке кучкой лежали огурцы.

Приятно удивленные изобилием на столе, ребята в один голос стали

расхваливать хозяина.

— Ну, ты Касым, даешь! — воскликнул Анвар. — Раиса ждешь или боль-

ших начальников? Признавайся! — балагурил он.

— Нет! Только вас, ребята. Только вас — улыбнулся Касым. — Вы что,

хуже раиса или начальников?

— Зур. Яхши. Молодец, Касым! Постарался! — похвалил Рахим.

— Ну, хватит! Рассаживайтесь скорее, — стал усаживать гостей Касым.

Когда все четверо расселись вокруг стола, Анвар, молитвенноподняв

сложенные руки, полушутливо забормотал:

— Бисмилло Рахману Рахим, дай Аллах нам каждый день такой дастар-

хан или хотя бы в неделю раз. Аминь! — провел руками по лицу, как пред-

писывает мусульманский обычай, и сам же засмеялся. Остальные сделали

то же самое, но без смеха.

— Для тебя лишь бы хи-хи да ха-ха, даже Аллаха впутываешь свои

шутки! — упрекнул его Уктам.

— А что здесь такого? — слегка огрызнулся Анвар.

— Ничего особенного. Просто, по-моему, для тебя нет ничего святого.

— Почему же нет? Есть!

— Что, например?

— Многое. Дружба, например. Наша с вами дружба.

Разговор их прервал Джерик, вошедший в это время с полным чайни-

ком чая в руках.

— Молодец, братишка! Ты совсем большой стал. Маминым помощни-

кам стал, — похвалил Анвар мальчика.

— Давай сюда чай. Я сам буду разливать.

Джерик, чуть смущенный похвалой, поставил небольшой фарфоровый

чайник с сине-белым национальным орнаментом на край стола.

Касым передал чайник Анвару. Затем взяв из кипы верхнюю лепеш-

ку, разломал на небольшие куски и стал раскладывать их ближе к го-

стям.

Анвар в это время, соблюдая традицию, стал наливать чай в пиалу и

переливать его обратно в чайник и так три раза. Потом, налив небольшое

количество чаю, сначала отпил глоточек сам, и только потом стал разли-

вать чай по пиалам. Передавая каждому пиалу чая правой рукой, с шутли-

вой наигранностью прикладывал к сердцу левую руку.

Не обращая внимания на его театральность, каждые взял из его рук

пиалу с чаем и отпил по глоточку. Эта давняя традиция — отпить пиалу

желто-золотистого чая перед трапезой, сохранилась это до сих пор. Если

спросить, никто не ответит, для чего это нужно. Но в каждый семье этот

ритуал соблюдается обязательно.

Не успели друзья сделать несколько глотков чая, как открылись дверь,

и Джасик, сунув голову в проем, торжественно прокричал:

— Папа, к нам еще гости пришли!

Касым встал и пошел встречать гостей. Через коридор из далана по-

слышались голоса.

Помимо голосов Сабира и Касыма был слышен и третий голос. Он был

очень хорошо знаком, но никто так и не догадался, чей он, пока все трое не

вошли в гостиную. Когда увидели, кто был третий, даже ахнули от удивле-

ния. Это был «Питкин», то есть Закир.

Давненько он не участвовал в их них посиделках-мальчишниках__________. Пер-

вые годы, когда он вернулся со службы в армии и стал женатым человеком,

его все еще приглашали в компанию. Посидеть где-нибудь за бокальчиком

пива, на пикники возле канала или арыка, на прогулки по ночному парку.

Вначалеон приходил, но потом все чаще и чаще стал отказываться, ссыла-

ясь то на одно, то на другое. В конце концов, его совсем перестали звать,

да и он сам не очень стремился. Видимо, его работа, как и жизнь семьяни-

на не очень тому способствовала.

Позже, когда все они переженилось, остепенились и стали устраивать

семейные посиделки с женами, Закира и его женураза два пригласили.

Опять не получилось. Первый раз, кажется, он поссорился с женой и по-

этому отказался, а в другой раз еще что-то. В общем, так и не получилось.

К тому же он стал слишком часто употреблять спиртное, как правило, без

повода. Последние три-четыре года были только случайные встречи с ним.

С ни к чему не обязывающими: «– Привет, как дела?» и тому подобными

любезностями. И вот теперь через столько лет он опять появился в их ком-

пании.

— Смотрите, кто к нам пришел! — начал балагурить Анвар.

Но другие не поддержали его, чтоб не смущать старого приятеля.

— Закир, Салам алейкум! — воскликнул Уктам, вставая со своего места,

чтобы поздороваться. За ним встали Анвар и Рахим. Все по очереди здо-

ровались, обнимались, пожимали руки.

— Салам. Салам! — Закир здоровался с ребятами, но чувствовалась в

нем какая-то неловкость. Словно у человека, оказавшегося «не в своей

тарелке».

Когда все расселись по местам, Закира начали расспрашивать:

— Как дела? Где? Что? — обычные вопросы, которые задают при встре-

че. Особенно, когда долго не виделись со старым товарищем.

На все вопросы Питкин отвечал односложно.

— Нормально. Все хорошо. Ничего, — чувствовалась его скованность.

От былой его веселости, озорства не осталась и следа. Выглядел он че-

ловеком уставшим, старше своих лет. Небритый, с чуть опухшим лицом

и белыми каплями слюны, застывшими в уголках губ. Казалось, ему не

очень хотелось отвечать на вопросы старых друзей.

Почувствовав это, Касым, желая переменить обстановку, чуть громче

воскликнул:

— Стоп! Хватит, ребята! Что же это мы сидим и только чай пьем?! —

Анвар, ты у нас самый шустрый. Давай, бери управление в свои руки. От-

крывай водку. Разливай! А то в горле что-то пересохло. Все одобрительно

загалдели, закивали головами. Анвар, не заставляя себя долго упрашивать,

взял поданную ему бутылку водки, открыл и начал разливать в маленькие

водочные пиалушки.

— Ну, за что пьем? — спросил Касым, торжественно поднимая руку с

пиалушкой водки.

— Как за что? Как всегда, — первую пиалу за нашу дружбу, друзья!

Пусть наша дружба будет вечной! Чтобы мы всегда и везде знали, что есть

у нас друзья, которые помнят о нас и всегда готовы прийти по первому

зову! Что они всегда готовы подставить плечо товарищу, что любой из нас

готов на все друг за друга, что…

— За дружбу! — прервал монолог Анвара Касым, зная, что если его не

остановить, он еще долго будет говорить.

— За дружбу! — подхватили остальные, и раздался глуховатый звон

фарфора.

Анвар, чуть раздосадованный тем, что ему не дали закончить тост, кис-

ло улыбнулся и тоже чокнулся с остальными.

Все выпили залпом. Каждый стал искать глазами, чем закусить. Одни

стали закусывать корейской морковчой, другие — колбасой, кто-то налил

себе «Кока-колу». Анвар, выхватив вилкой немного корейской чим-чи, от-

правил салат в рот. Поморщившись от острой закуски, он воскликнул:

— Фу! Эту закуску надо водкой запивать.

Шутка была старая, поэтому никто не обратил на нее внимания.

— Ну что, повторим по второй, что ли?

— Да! Только ты другим дай хоть слово сказать! А то сам все время

болтаешь. Уж больно ты болтлив сегодня, — сказал Рахим, под общий смех.

— Хорошо. Я сегодня вообще буду молчать, — притворно обиделся Анвар.

— Это вряд ли! Никак не получится у тебя, Анвар, чтобы ты сидел и

молчал. Такого не бывает! — вставил свое слово Рахим.

— Вот посмотрим!

— Хорошо-хорошо! Ты можешь молчать, но водку разливай! — сказал

Касым.

Анвар молча стал разливать по второму кругу, чуть наклоняясь, чтобы

достать до дальних пиалушек.

В это время дверь снова открылось и снова появилось Джасик, — те-

перь уже с подносом в руке. На подносе были шесть маленьких блюд с

«этжаном».

— Ох-хо-хо! Этжанча! — восторженно воскликнул Анвар, забыв о сво-

ем обете молчания. Касым, что же ты не предупредил вчера, что и этжан

тоже сегодня будет? Я бы со вчерашнего дня ничего не ел.

— А ты что, — только для петушков место подготовил? — парировал Ка-

сым. — Не повезло тебе! Сегодня много, чего будет.

— А что еще будет? Не томи, — говори!

— Огласите меню, пожалуйста! — шутливо вставил реплику из какого-

то фильма Сабир.

— После этжана будет «чихамбиле» из уктамовских петушков. А по-

том, когда скажете, подадут «тухум-барак».

— Ого! — воскликнули почти все.

— Ты вообще нас балуешь.

— Зачем столько?

— Касым, ты что? Куда это влезет? — наперебой стали восклицать дру-

зья.

— Влезет, еще как влезет, — успокоил их Касым.

— Да ты водки не напасешься под такую закуску! — пошутил Рахим.

— И водки достаточно. Не волнуйся, Рахим!

— Ну что, разлили? По второй выпьем без тоста за ранее сказанное.

Опять раздался мелодичный трезвон фарфора. Все бросились заку-

сывать «этжаном», густо заправляя его, кто красным, кто черным пер-

цем.

Блюдо это национальное и готовят его только в Хорезмской области.

Но особенно вкусный этжан делают только у них, — в Учкупирике. В дру-

гих районах Хорезмской области тоже стараются, но нигде не получается

так вкусно, как у учкупирикцев.

Хотя вроде бы готовить это блюдо проще простого. Это фарш, обыкно-

венный мясной фарш, обычно из баранины, можно использовать и говяди-

ну. Мясо с добавлением репчатого лука нужно несколько раз пропустить

через мясорубку. В полученный паштет обязательно добавляют курдюч-

ное сало, а также соль и перец по вкусу. Именно курдючное сало придает

блюду особый вкус и характерный белесый цвет. На первый взгляд это

может показаться не очень аппетитным, но однажды попробовав этджан,

многие запоминают его вкус надолго.

— С таким этджаном грех не выпить еще по одной! — словно угадывая

желания остальных, сказал Анвар.

Все дружно протянули ему пиалушки.

После третьего тоста немного оживился Питкин. В его глазах появился

блеск, щеки под щетиной порозовели, исчезла скованность. Уголки губ

127

немного приподнялись, готовясь в любую минуту выкинуть какую-нибудь

хохму или «пустить шпильку».

Когда стали подавать чахохбили, все уже были навеселе. Увидев в две-

рях Насибу — жену Касыма, несущую большое блюдо с яством пришли в

восторг и наперебой стали приветствовать ее и восхищаться ее кулинар-

ными способностями. За ней показалась и Джамиля, в ее руках было вто-

рое блюдо с чахохбили. Тут друзья совсем развеселились. Послышались

шутливые упреки и подколки.

— Ах, вот оно в чем дело, оказывается! Не только мужья, но и жены

их спелись. Ну-ка признавайтесь, в чем тут дело? — первым, как всегда,

вскричал Анвар

— Подожди Анвар. Помолчи! Насиба, Джамиля, давайте, — присоеди-

няйтесь к нам. Садитесь к столу! — перебил Анвара Рахим.

— Нет-Нет. Спасибо! Вы кушайте, мы с Джамилей там посидим, — то-

ропливо стала отказываться Насиба.

— Почему? Мы что, чужие, что ли? — не унимался Рахим.

— Да-да. Правильно! Садитесь с нами, — поддерживали его остальные.

— Нет, спасибо! — отказалась и Джамля. — У вас свои разговоры, а у нас

свои.

Чахохбили получилось отличным. Это грузинское блюдо, некогда по-

явившееся в Узбекистане, со временем стало почти национальным. Чахох-

били здесь зачастую предпочитали готовить вместо традиционного жарко-

го из курицы с картошкой и репой.

— Как он изумительно пахнет! — театрально выразился Анвар и повел

носом, вдыхая аппетитный запах. — Ну, держитесь, гады, — я вас всех унич-

тожу!

— А помощников тебе не надо? — подтрунил Сабир.

— Да я и сам бы справился, но если хочешь, что ж делать?! Подключай-

ся и ты. Закир, давай к нам!

— Эти трое пусть нападут на ту кучу, — продолжал в том же духе Анвар.

— Ты бы поменьше болтал и больше работал, — водка уже стынет! — за-

метил Уктам.

— Все понял, наливаю.

Опорожнив очередную бутылку, Анвар скатил ее по ковру к двум дру-

гим, лежащим в углу комнаты. Ударившись об них, она, дребезжа, остано-

вилась.

Опять выпили, обильно закусывая чахохбили и запивая крепким зелен-

ным чаем или каким-нибудь напитком.

— Разливай Анвар, — с меня тост. Давайте выпьем за наше будущее, за

будущее наших детей! — предложил Уктам.

— За какое будущее? — вдруг серьезно спросил Рахим. — Разве оно у нас

есть?

— Конечно, есть! Почему его не должно быть? — улыбаясь, вопросом на

вопрос ответил Уктам.

— Да брось ты! Сам-то ты хоть веришь в это? Какое будущее? Ты что,

не видишь, — с каждым годом все хуже и хуже становится?!

— Ну, это как сказать, — призадумался Уктам, не найдя что ответить.

— То-то, я вижу, ты поэтому уволился из своего колхоза и в «челноки»

подался, — заметил Анвар с ехидцей.

— Ну, в общем, я не знаю. Не может же все вот так постоянно катиться

вниз и вниз. Должно же когда-нибудь стать лучше.

— А что тут надо знать? Все к черту на рога летит, конец бывшему Уз-

бекистану, — со злобой в голосе вмешался в разговор Закир. — Разве не вид-

но, — тем, кто наверху сидит, зачастую наплевать на народ?! Они лишь о

себе думают, о своих детях. А простой народ пусть выживает, как сможет.

Теперь его было не узнать. За несколько минут лицо его переменилось.

Тонкие губы плотно сжались и стали еще тоньше, глаза недобро засверка-

ли, ноздри его чуть курносого носа затрепетали.

— Далеко ходить не надо! Возьми вот нашу швейную фабрику, — более

шестисот человек там работало. А сейчас — не больше полусотни, да и то в

полсмены, если есть работа. Неделями чаще стоим. Зарплату нищенскую

и ту вовремя не дают. Что мне прикажешь делать? Там и я, и моя жена

работаем. Как детей прокормить, а их у меня двое? На мамину пенсию

живем, — вернее выживаем.

— Ну да, понимаю. Понимаю, что не ты один такой. У меня, думаешь,

лучше? Я же поэтому бросил свою работу и решил бизнесом заняться, —

приуныл Уктам.

— И у нас не лучше, если не хуже, — подхватил Рахим. — Когда я после

института устроился в наш ПМК, там более трехсот рабочих в штате чис-

лилось. А еще ИТР и конторских около тридцати. А сейчас что? Рабочих

не больше тридцати и нас шестеро. Какие объемы мы выполняли в то вре-

мя: по десять-пятнадцать объектов вели одновременно, и половина из ни

вводных. Школы, детсады, жилье — все было. А сейчас что? Один объект,

и тот почти не финансируется.

Да и все рабочие, которые остались, практически пенсионного воз-

раста. Выгонишь их, им идти некуда. Пенсию дожидаются. Сам бы давно

ушел, да папаша не разрешает, — заколебал уже. Нет и нет. Помирать со-

брался. Ты, говорит, уедешь куда-нибудь, а я помру, — хоронить, кто меня

будет? У гроба моего кто будет стоять? Никогда не прощу, говорит. Старый

олух! И никак ему не объяснить. Вот помру, говорит, — тогда езжай, куда

хочешь. Уперся и стоит на своем.

— А я все уже решил, — опять заговорил Закир, — Уедем мы, наверное,

скоро. Может, насовсем.

— Как? Куда? — удивленно уставились на него друзья.

— В Россию. В Сибирь — на родину жены. Родители ее живут там, в

деревне под Рубцовском. Конечно, там тоже не ахти как. Но, думаю, хоть

немного лучше. Поживем пока у ее родителей, а там видно будет. Город не

далеко, — всего одна остановка на электричке. Попробую найти работу в

городе. Думаю, этоне очень сложно будет.

— А мама твоя согласна? — спросил Уктам.

— А что она? Конечно, не хотела бы, но видит же все. Поэтому и со-

гласилось, вынуждена была.

— Ты что насовсем собираешься? — спросил Касым.

— Пока нет. А там, Аллах один знает, — немного грустно заключил Пит-

кин.

— Я, наверное, тоже весной поеду, — скорее всего, в Россию. В нашей

шарашкиной конторе дела тоже не супер. Вернее, как и везде, нет никаких

дел. И зарплаты естественно нет. Я тоже, как и Рахим, строителем буду,

наверное. Шурин мой меня уговаривает. Главное, говорит, русский язык

знать. Ты, мол, у нас ученый, — русский язык хорошо знаешь. Переговоры

будешь вести с работодателями, договариваться, работать мы тебя быстро

научим.

— Это что же, мы с тобой только вдвоем останемся? — вскричал Анвар.

— Почему это вдвоем? Мы же не навсегда уезжаем, мы будем приез-

жать: две недели там, две недели здесь. Недаром «челноками» нас зовут.

— Да это вначале. Потом, наверное, вы тоже там насовсем останетесь,

— как будто предчувствуя что-то, уныло заключил Анвар.

— Семьи-то наши здесь останутся. Куда мы денемся?

— Посмотрим. В общем, правильно вы делаете. Что здесь ловить? Бу-

дущее все в каком-то тумане. Хотя, как ни включишь телевизор, только о

«светлом будущем» и поют. Тошно от этого становится. В Советское вре-

мя до такого маразма не доходило.

— И мне надо, наверное, задумываться о чем-то таком. Пока живы мои

предки, — пенсию им будет платить. А если их не станет? Одной моей

зарплаты, конечно, будет не хватать. Думаю, может, фирму какую-нибудь

открыть.

— Какую фирму? — спросил Уктам.

— Пока не знаю. Думаю. Да и нелегкое это дело.

— Конечно, нелегкое. Особенно у нас. Через год замучают проверка-

ми: прокуратура, налоговая, менты. Там у них антикоррупционный отдел

создали, — так они вовсю лютуют. Да мало ли их. И все голодные, хотя зар-

плата у них — дай бог каждому. Сидят и ждут, кого бы «съесть», — вставил

свое мнение Рахим.

— Но тем менее попробовать нужно, — не успокоился Анвар.

— Ну, попробуй. Потом с пенсии родителей будешь расплачиваться, —

усмехнулся Рахим.

— Ладно, хватит о политике. Давайте лучше водку пить. Все-таки не

на собрании мы. Наливай Анвар! А то все что-то загрустили. Наливай,

давай! — еще раз повторил Касым.

— Да какая же это политика? Это жизнь, — заметил Закир.

— Почему бы и нет? — опять начал Уктам. — Если есть способности,

есть цель в жизни — почему ни попробовать? Что он теряет? Просто надо

хорошенько все обдумать. Что у нас мало в городе фирмачей? Полно!

— Полно-то оно полно, но, сколько из них работают нормально? Раз-

два и обчелся! — возразил Рахим. — Да и те под хорошим прикрытием рабо-

тают: у одного папаша, наверное, в хокимияте сидит, у другого — дядька в

прокуратуре, а у третьего еще кто-то из родни «шишка» крупная.

— Ты не прав, Рахим, — не у всех фирмачей «крыша» имеется. Вот

мы с Касымом всю эту неделю ездили, закупкой занимались. Я видел,

есть среди них и те, которые своим трудом и умением, смекалкой ор-

ганизовали производство. Не большое, но свое. — Скажи, Касым, вот у

Эшмата-ака Халилова есть разве покровитель какой-нибудь? По-моему,

нет. Или вот у Садикова? Хотя он и сволочь порядочная, но, по-моему,

тоже никого нет.

— Есть, конечно, те, которые сами выкручиваются. Не спорю! Но их

очень мало, — вставил свое слово Касым.

— И долго ли они продержатся?

— Не знаю. Впрочем, местной власти тоже несколько таких фирм

надо — для отчета, для показухи. На днях я как раз разговаривал на эту

тему с одним из таких людей. Валиджан-ака Турсунов его зовут. Уктам, я

познакомил тебя с ним.

— Ну-ну, помню! — подтвердил Уктам.

— А я его тоже знаю. Они друзья с моим дядей. Ну и что он тебя ска-

зал? — спросил Сабир.

— Так вот — продолжал Касым. Я скорее в шутку, чем всерьез сказал

ему, что хочу фирму свою создать. Он мне одну хорошую вещь сказал:

— Ты знаешь, Касымджон, то, чем ты теперь занимаешься, — благо-

родное и трудное дело. Этим даже наш всемилостивый пророк Мухаммад

занимался. Была времена, таких людей купцами называли. А сейчас их на-

зывают торгашами, «челноками» или еще как-то. А это коммерция. Ком-

мерсантами их надо называть. Так вот, если ты хочешь заниматься этим

или любым другим бизнесом, — запомни мои слова! Прежде всего, не вы-

совывайся — не показывай свое богатство, свою удачу. Особенно властям, —

они этого не любят. И держись всегда от них подальше. Один великий

грек, еще две тысяче лет тому назад сказал; «К власти надо относится как

к огню, не надо слишком удаляться от него — будет холодно, и не надо

слишком приближаться к нему — можно сгореть». Платоном звали этого

грека.

Конечно, бизнес в нашем государстве очень трудное и опасное занятие.

Если даже захочешь работать честно, без всяких манипуляций, открыто, —

все равно не получится. Потому что законы такие. Приведу тебе пример.

Месяц назад я был в Ташкенте, встречался с давним другом — сокурсникам.

Он неплохо приподнялся. Бизнес у него свой. Так вот, он рассказывал мне,

что решил полгода назад организовать выпуск шариковых ручек. Самых

простых таких, самых дешевых — одноразовых. Пустующее помещение у

него было, лишние деньги тоже. И начал он осуществлять поставленную

перед собой задачу. Оборудование завез из Китая, за три-четыре месяца

наладил производство и начал выпускать ручки. А когда выпустил первую

партию — он просто ужаснулся. Авторучки были нормальные не хуже, чем

те, что продаются в любом киоске. Но цена, точнее, себестоимость его

авторучек оказалась намного выше, чем в торговой сети. Почему же так

вышло? Оказывается, сырье — пластмассу, из которой делают ручки, завоз-

ил он тоже из Китая.

Так вот, стоимость сырья и перевозки, таможенные пошлины, здеш-

ние затраты — электроэнергия, зарплата и прочее, а, самое главное, налоги

сделали свою дело. Себестоимость обычной шариковой авторучки у него

подскочила до цены импортного «Паркера». И теперь он не знает, что с

ними делать. Оборудование никто по той цене, за которую он сам приоб-

рел, у него никто не купит. Да и продавать жалко. Есть, конечно, выход —

работать полуподпольно. Вместо стопроцентного объема выпуска, в до-

кументах указывать только десять-пятнадцать процентов. А остальное —

реализовать подпольно и платить работникам в конвертах. Тогда придется

нарушать закон и вечно бояться различных проверок: прокуратуры, нало-

говой или давать взятки. Как этого хотели те, кто принимал законы.

Вот тебе только один пример, а таких сколько. Поэтому многие начи-

нающие предприниматели не по своей воле преступает закон, становясь

«преступниками». А органам — того и надо. Есть еще одна «корова», кото-

рую можно будет доить. А потом они с легкостью подставляют этих самых

фирмачей. Когда они станут не нужными, или для своей отчетности. Ведь

надо же показать на практике, что они борются с коррупцией.

— Что я хочу тебя сказать, Касымджан? — продолжал он. — Сколько ты

уже торговлей занимаешься? — спросил он меня.

— Пятый год идет, — ответил я.

— Так вот занимайся с этим делом, — я вижу, у тебя неплохо получает-

ся. А если новое дело второпях начнешь, то можешь и с первым расстать-

ся. Сперва укрепись, фундамент себе хороший сделай, а потом сможешь

подумать о большем. Ты еще молодой — все у тебя впереди. Может, к тому

времени, и законы изменятся в лучшую сторону. Чиновники немного «на-

кушаются». Глядишь, и на предпринимателей будут смотреть не как на

«дойную корову», а как на достойных людей своего времени, как на буду-

щее республики. А, впрочем, — закончил он, — если ты чувствуешь в себе

силу, уверенность и, самое главное, азарт, то не задумывайся — начинай

дерзать. Бизнес — это тоже игра и очень азартная. В игре и в бизнесе везет

не только шулерам, но и дерзким, смелым и удачливым ребятам.

— Так вот, Анвар, я пересказываю слова умудренного опытом челове-

ка, и ты вполне сможешь сделать вывод: заняться тебе бизнесом или нет.

— Постой! Я так и не понял, что он все-таки советует — начинать биз-

несом или нет?

— Вот олух! Я ему битый час пересказываю все до единого слова, а он,

оказывается, так и не понял ничего.

Да понял я! — обиделся Анвар.

— Не очень радужная картина получается, — заметил Сабир. — Почему

у нас так ребята? А?

— Это не только у нас, это везде так — во всем постсоветском простран-

стве. В России смотри, что творится, — может, еще хуже, чем у нас. Мно-

гие заводы, огромные комбинаты, большие и малые предприятия совсем

остановились или на ладан дышат. Ко всему этому бандитизм, рэкет, а

еще война в Чечне. Беспредел всеобщий. Несколько людей во главе с Ель-

циным заварили эту кашу, а теперь народ расхлебывает все это. А в дру-

гих больших республиках, думаешь, лучше? То же самое — в чем-то чуть

лучше, а в чем-тоеще хуже. Сейчас везде так. У таджиков только недавно

закончилась междоусобица. Сколько жизней оно унесла, какая разруха у

них теперь! У киргизов, думаешь, лучше? Хотя они президента выбирали

демократическим путем. Какое там то же самое, может, еще хуже! У них

там не осталось ни одного работающего предприятия. Комбинаты огром-

ные, некогда всесоюзного значения, по запчастям распродали, и занима-

лись этим все, кому не лень.

А в Туркмении что делается? Вроде бы, самое богатое государство — на

одном природном газе могли бы жить и жить. И там только одна верхуш-

ка во главе с президентом да государственные органы богатеют, а про-

стой народ не то, что слова сказать не может, — даже дыхнуть лишний раз

боится. Живущих там узбеков изгоняют со всех мало-мальски значимых

постов, не согласных или возразивших быстренько сажают под каким-ни-

будь предлогом. Теперь вот начали проводить насильственную туркме-

низацию всего народа. Узбеки, составляющие более трети населения, не

имеют никаких прав, кроме права второстепенных людей. Или должны

менять в паспорте национальность, носить их национальную одежду, го-

ворить только по-туркменски. — Или вот возьми Украину, — продолжил по-

сле небольшойпаузы Касым и опять замолчал.