Бесплатный фрагмент - Дочери Дракона На пыльных тропинках Герда-2.0 (Мир черных зеркал)

Дочери Дракона

Пролог

Бесчисленные ряды копий поблескивали остриями в лучах утреннего солнца. Низкорослые, но выносливые степные кони нетерпеливо перебирали копытами. Многодневный поход заканчивался. Желанная цель была близко.

Великая степь, всегда казавшаяся бескрайней, неожиданно уткнулась в отроги не менее великих гор. Здесь, поблизости от ущелья, старший сын вождя построил все огромное войско для последнего перехода.

Из шатра, установленного на невысоком холме, вышел сам Великий каган в окружении советников. Войско встретило его восторженными криками. Каган поднял вверх руку, требуя тишины.

— Воины!

Дисциплина, как всегда, была на высоте — шум прекратился моментально.

Вождь, выдержав паузу и убедившись, что его внимательно слушают все без исключения, продолжил:

— Вот эти недостойные шакалы опозорили всех вас.

И он показал на четверку связанных людей, стоящих на коленях перед строем.

— Ночью они пытались сбежать, дезертировать. Они оказались трусами.

Воины возмущенно зашумели, но каган снова поднял руку и повернулся к связанным:

— Почему? Что случилось? Вы прошли не одну битву, не одно сражение. В чем дело?

— Нельзя туда! — воскликнул один из связанных. — Эта долина проклята! Там живет демон, дьявол!

— Да, там живет монстр, — подхватил второй. — Он питается человеческой плотью! Его невозможно победить!

— Он великий воин, — воскликнул третий. — Даже все наши тумены не справятся с ним!

Каган рассмеялся:

— О да, теперь нам всем будут сниться кошмары. Наслушались сказок старой колдуньи? Она из ума выжила, это всем давно ясно.

— Нет! Как только мы придем туда, он убьет нас! И вас! — пленный связанными руками показал сначала на самого кагана, а потом на ближайший строй всадников. — И вас! Всех!

— Вы помните, что давали священную клятву?! — вскричал рассерженный вождь. — Какое наказание за дезертирство?

— Смерть! — раздался единый многотысячный крик.

Воины, требуя наказания, стучали древками копий о твердую утоптанную землю, били обнаженными кривыми саблями по деревянным щитам.

— Смерть трусам!

— Мы не одни такие! — воскликнул один из приговоренных. — Половина войска не хочет туда идти! Ну, скажите! Что же вы молчите?

Но толпа вовсе не молчала, она дружно скандировала:

— Смерть трусам!

— Лучше умереть, чем пойти туда, — и пленник обреченно опустил голову, поняв, что не дождется никакой поддержки.

— Ну что ж, вы сделали свой выбор! — каган снова поднял руку. — Так умрите!

— Смилуйтесь, — бормотал кто-то из несчастных. — Смилуйтесь!

И лишь один из всей четверки не проронил ни звука, молча уставившись куда-то в светлое небо.

— Именем богов я выношу приговор…

Но вождь не успел закончить — старший советник, наклонившись к нему, негромко сказал:

— Не хотелось бы терять Касима. Он хороший воин. Я уверен, что это трое других его сманили.

— Думаешь? — на секунду задумался вождь. — А сейчас проверим. Я дарую свободу тому из вас, кто казнит остальных троих!

Он вытащил меч и воткнул его в землю прямо перед четверкой.

— Ну, кто сделает это?

— Я! Позвольте мне! Нет, это я сделаю! — наперебой заголосили трое.

Только Касим по-прежнему угрюмо молчал, глядя исподлобья на кагана.

— А ты не хочешь? Почему?

— Я совершил ошибку, проявил трусость. И должен понести наказание.

Вождь обернулся на советника и довольно кивнул: «Да, ты прав. Хороший воин».

И он одним ударом перерубил путы на руках у Касима.

— Ты свободен. Но казнить своих подельников тебе придется, хочешь ты этого или нет. А в наказание пойдешь теперь не в первой сотне, а в охране обоза.

Войско одобрительно зашумело — всем понравилось решение вождя.

Небо потемнело, горизонт расплылся в серой дымке.

— Надвигается буря, — подъехал к кагану старший сын. — Надо подождать…

— Нет! Выступайте сейчас же. От бури укроетесь в ущелье. Успеете.

— Ты уверен? — в голосе молодого воина звучало явное сомнение.

— В чем? В победе? Как никогда! Ты хочешь напомнить мне про Защитника долины? Про этого мифического воина? Я слышал. Да, о нем ходят легенды. Говорят, что сбылось древнее пророчество… Но что может сделать один воин, пусть даже самый могучий, с целым войском? С войском Великого Каганата! Посмотри, нас тысячи! Воины! Там, за этим ущельем, лежит благодатная долина с несметными сокровищами! И это ущелье практически никем не охраняется. Вы вернетесь домой богачами! Пришло ваше время!

— Да здравствует каган! — восторженно кричали воины.

Но лица их были напряжены, а в глазах читался тщательно скрываемый страх…

— Там разведчики вернулись, из передовой сотни, что вчера ушли в долину, — подошел к вождю старший советник. — Вернее…

— Что такое? — недовольно вскричал каган, возмущенный задержкой.

— Вернулся только один.

— Веди сюда!

— Не стоит показывать его людям. Пойдем лучше в шатер. Он там.

Весь покрытый пылью и кровью, единственный оставшийся в живых разведчик сидел, прислонившись к столбу возле входа. Его колотило мелкой дрожью, безумный взгляд смотрел куда-то вдаль. Он явно никого не узнавал и вообще не понимал, где находится. Пересохшие губы что-то пытались произнести.

— Тихо! Всем молчать! — каган прислушался, стараясь разобрать слова.

Разведчик узнал вождя, попытался встать, но каган жестом остановил его.

— Говори!

И тот вдруг очень громко, так, что слышно было не только всем, находящимся внутри шатра, но и многим снаружи, произнес:

— Нельзя туда, нельзя. Он всех убил. И меня хотел убить. Он идет за мной. Он уже близко. Он убьет всех. Всех…

— Вы попали в засаду? — спросил вождь.

— Да… Нет…

Взгляд воина вдруг посветлел:

— Мы приняли бой.

Он неожиданно быстро поднялся, выхватил нож из-за пояса у ближайшего охранника и вонзил его себе в сердце.

— Сколько их было? — спросил пораженный каган.

— Он был один, — успел прошептать разведчик и сквозь предсмертные хрипы повторил: — Один… И это был не он… Это была она…

1. Вероника

Ника пребывала в жуткой депрессии. Уже несколько дней она никуда не выходила, ни с кем не общалась, книг никаких не читала, даже в интернет не заглядывала. Смартфон отключила, ноутбук забросила в самый дальний угол. И с утра до вечера только и делала, что лежала на диване и смотрела, как движется минутная стрелка на больших настенных часах. Мать молча заходила в ее комнату, так же молча вздыхала, понимая, что дочка ничего не скажет, пока сама не захочет. Поэтому доставать ее расспросами бесполезно — только хуже сделаешь.

Не хотелось думать. Вообще ни о чем. Как было бы здорово — не думать. Но мысли подобны заразе — так и норовят пролезть в сознание. Можно избавиться от тараканов, вшей, клопов, соседей. Но нельзя избавиться от мыслей…

Снова заходила мама, что-то рассказывала, о чем-то спрашивала. А Ника глядела в потолок, даже не поворачиваясь. Жизнь проходила мимо…

Да, жизнь не удалась. Сейчас, валяясь на диване, она понимала это все отчетливее. Через месяц ей исполнится шестнадцать. И чего она добилась за эти годы? Ничего. И уже никогда не добьется…

Идти никуда хотелось — люди вызывали отвращение.

Неудачница. Не-у-дач-ни-ца. Душу захлестнуло отчаяние.

Даже часы на стене выговаривали это слово своим тиканьем: «Не-у-дач-ни-ца».

На улице послышался чей-то смех. Он доносился через приоткрытое окно, Ника рывком поднялась и захлопнула его. Снова легла. Уснуть бы сейчас…

Причина бросить школу была у нее очень веская — классная руководительница повысила на нее голос. Повысила. На нее. Голос. Мало того, накричала. Причем прилюдно. Но самое главное — сама Ника-то ни в чем не виновата!

А вообще-то дело было вовсе и не в этом…

Все началось с того, что она наконец-то выяснила отношения с Антоном. Но лучше бы она этого не делала. Да, он сказала ей все то, о чем Ника уже и так догадывалась. Мол, он ее не любит. И, собственно говоря, никогда не любил. Она была для него всегда лишь другом. И он очень хочет, чтобы они друзьями и остались. Вот так, всего лишь друзьями…

Какими, к черту, друзьями?! Все, их двухлетней «дружбе» точно пришел конец.

А еще он подтвердил, что у него появилась новая «подруга». И они любят друг друга. Да, она старше него, ну и что? Вообще, после окончания школы он планирует на ней жениться…

Ника знала, что у Антона теперь какая-то новая кампания, причем все эти его друзья были старше него. Кажется, уже студенты. И эта «подруга», видимо, оттуда же…

Она не собиралась выслушивать подробности насчет его будущей «невесты», молча развернулась и ушла. Хотела сразу вернуться домой. Но, к несчастью, зачем-то потащилась на уроки…

Сначала оказалось, что расписание изменили. А она, естественно, об этом не знала. И, естественно, к географии не готовилась. И, естественно, именно ее и вызвала к доске Виннипуховна. И с огромнейшим удовольствием влепила ей очередную двойку.

А в довершение всего разбилась большая ваза, стоявшая на учительском столе. Хотя Ника не прикасалась к ней. Она была готова поклясться чем угодно, что не прикасалась! Просто мимо стола прошла, возвращаясь на место. А ваза свалилась. Сама! Как будто ожила… И зачем Виннипуховна эту вазу на стол себе всегда ставит? Цветов ей все равно никто не дарит…

Саму Нику это не очень-то и удивило. Подобные казусы происходили с ней уже не раз. Можно сказать, даже периодически происходили. На прошлой неделе, к примеру, дома лопнуло стекло в рамке с фотографией. Но она и тогда ничего не делала! Только подошла и хотела взять в руки, чтобы перевесить. А прикоснуться не успела. Потому что оно — бах! — и рассыпалось. Само. Бабушка ее за это называла «непутевой» и «криворукой». Без злобы называла — так, слегка подшучивая. Даже когда аквариум разбился, и бабушке пришлось всю воду собирать, пока Ника рыбок пыталась поймать.

Конечно, Виннипуховна тут же разоралась. Ей только повод нужен. А «непутевая» Ника и оказывалась чаще всего таким ходячим поводом.

«Да что ж я на самом деле такая непутевая и криворукая? Неудачница. Не-у-дач-ни-ца».

Сколько Ника себя помнила, она всегда была неудачницей. Это началось еще в детстве — собаки кусали именно ее, а не кого-нибудь из друзей. Червивое яблоко непременно доставалось ей.

Если в школе она не была готова к уроку, ее обязательно спрашивали. Если на всей дороге, по которой они ехали с друзьями на велосипедах, находился хотя бы один гвоздь, то она на него непременно наезжала.

Сначала она не обращала на это особого внимания, но в какой-то момент заметила, что друзья потихоньку начинают ее сторониться. Однажды она прямо спросила об этом Катюху — они вместе учились еще с первого класса. Та, немного смутившись, все же ответила — сказала, что с Никой нельзя никуда ходить, обязательно что-нибудь случится. Ника, само собой, обиделась. Но уже пару дней спустя, когда обида схлынула, поняла, что Катюха была права. От ее неудач страдала не только она сама — страдали все. Ведь если они толпой шли в кино, то в зале отключалось электричество. Если кто-то приглашал ее на вечеринку, то последствия были еще хуже. Один раз они затопили соседей снизу, в другой раз вернулись родители парня, на квартире которого они веселились. Вернулись очень не вовремя, без предупреждения. Должны были куда-то лететь на отдых, но с билетами вышла какая-то накладка. И когда они появились в квартире, открыв ее своим ключом… Ника и вспоминать не хотела о том, что было дальше…

Но именно после того случая на нее и начали посматривать косо. Говорили, что с ней нельзя дружить — сам станешь неудачником. Кто-то даже теорию сочинил о том, что она больна вирусом невезения. И что этот вирус может передаваться. Дольше всех держалась Катюха — подруга все-таки. Но когда во время очередной поездки Катька упала с велосипеда и сломала ногу, ее терпение тоже кончилось. Да и упала она, в общем-то, на самом деле из-за нее. Нике пришлось резко затормозить, чтобы не упасть, потому что вдруг раскрутилась гайка на руле, и велосипед стал неуправляемым. Катюха попыталась объехать ее и загремела в кювет. Ника на себе тащила ее до больницы, но дружбу этим, увы, не спасла.

Зато потом появился Антон…

Виннипуховна продолжала орать.

Эта ее привычка сразу срываться в крик никак не вязалась с внешним обликом. Вся из себя кругленькая и пухленькая, она производила впечатление очень доброго и милого человека. Про таких обычно говорят — «пушистая». При первом взгляде на нее сразу приходила в голову мысль — «как же, наверное, повезло ее ученикам». Но, к сожалению, ее ученикам не повезло.

А особенно не повезло ей, Нике. Трудно сказать, то ли эта «криворукость» тому виной, то ли непоседливость и чрезмерная активность, но именно ее Виннипуховна явно выделяла из всего класса. И свои негативные эмоции чаще всего изливала именно на нее. Или Нике это только казалось?

Виннипуховну даже хотели переименовать. Например, в Годзиллу. Но старое прозвище, данное ей еще предыдущими поколениями школьников, слишком уж прижилось. Современные ученики его только частенько сокращали до Пуховны. Возможно, в те далекие времена она и была ласковой и доброй, но теперь имя Пуховна приобрело зловещий оттенок и произносилось чаще всего с опаской и тревожным придыханием, чуть ли не шепотом. «Внимание, Пуховна идет!», «Осторожнее, Пуховна увидит!»

И надо же было такому случиться, что этой самой Пуховне Ника в тот момент имела наглость ответить. Ну, накипело… Весь класс аж замер от неожиданности. А Пуховна сначала замолчала, выпучив на нее глаза и медленно багровея, а потом вообще перешла на визг.

— Ника, ты что, сдурела? — зашептали со всех сторон. — Она же тебя сейчас на кусочки порвет. И нас за кампанию...

Пуховна выскочила из кабинета.

— За директором побежала.

Ника только молча махнула рукой — будь что будет… После недавнего разговора с Антоном все эти мелочи ей были совершенно «до лампочки».

Но Пуховна вернулась не с директором. До точки кипения состояние, видимо, еще не дошло. Она привела с собой их классную — Тамару Петровну. И та, обычно вполне адекватная и уравновешенная, даже, можно сказать, любимая своими учениками, вдруг тоже разоралась. И что такого могла ей наговорить Пуховна?

Этого Ника вынести уже не смогла. Ладно Пуховна — она всегда на всех орет. На нее можно внимания не обращать. Но чтобы Тамара Петровна?! Да еще при всем классе…

Это оказалось последней каплей. Но настоящая-то причина была в Антоне…

И вот с тех пор она изучала движение минутной стрелки…

В детстве она была не слишком сильным ребенком — быстро вытянулась вверх, а вот вширь разрослась далеко не сразу. Выглядела будто шнурок ходячий, за что, из-за парадоксов подростковой логики, заработала кличку «Толстуха». Каждый уважающий себя школьный хулиган считал своим долгом обозвать ее, дернуть, ущипнуть или, того хуже, попытаться затащить в темный угол и там потискать. А потом похваляться перед своими одноклеточными дружками великим свершением — мол, щупал Толстуху. И в подробностях расписывать особенности устройства ее тощего тела, при этом, как обычно, придумывая огромное количество несуществующих подробностей. Естественно, Нике это не сильно нравилось, и она решила покончить с этой проблемой. Друзей и подруг у нее уже почти не осталось — все разбежались из-за ее несчастливости, поэтому вариант коллективной защиты не рассматривался. Оставался только один способ, трудный, но правильный — научиться давать сдачи. При этом много вариантов она не перебирала — продукция голливудского кинематографа буквально вынуждала остановить выбор на восточных единоборствах.

Она так и сделала.

Уже потом Ника поняла, что «сенсей» ей попался далеко не первосортный, но тогда этого она знать не могла — он ей казался Ван Даммом и Джеки Чаном в одном лице. Уже на первом занятии она увидела, как ловко машут ногами старшие ученики. У самой Вики ноги были длинные — и воображение тут же нарисовало картину, как одним взмахом она отправляет в нирвану сразу всех своих обидчиков. Картинка ей понравилась.

На том же занятии ей объяснили, что для успешной работы ногами надо иметь растянутые связки и гибкие суставы. Одним словом, «растяжку». Собственно говоря, все полтора часа «сенсей» учил новичков разминаться и растягиваться, так и не показав ни одного секретного приема мордобоя. И еще она узнала, что растяжка — очень долгий процесс, за один день садиться на поперечный шпагат не научишься.

Ситуация с хулиганскими домогательствами не терпела отсрочек — она решила форсировать события. Две тренировки в неделю слишком мало — уже на следующий день она приступила к растягиванию сразу всего, что только можно. Разминкой пренебрегла — нельзя терять драгоценное время. Часа два терпеливо, глотая слезы, выворачивала суставы и сухожилия. На шпагате чокнулась — пыталась выполнить его за день. И чем больше старалась, тем ниже удавалось сесть — пусть на сантиметр или хотя бы миллиметр. Связки и хрящи подчинялись диктату, мышцы послушно тянулись — она реально становилась резиновой!

Следующий день стал днем великой кары…

Болело абсолютно все — каждая косточка, каждая жилка, каждый сустав. Ходить она могла с трудом, и только в очень странной позе — будто всадник, оставшийся без лошади, но сохранивший положение «в седле». Унитаз превратился в электрический стул, а спускаться по лестнице получалось лишь боком.

Ей было невероятно плохо — лишь веки, наверное, не болели. А, может быть, и они болели тоже — она их просто поднять не рисковала…

Все тело превратилось в сгусток боли и немощи. Ломота такая, будто с дыбы сняли — суставы огнем горят, а оголенные жилы какие-то садисты обливают концентрированной кислотой. В школу в тот день она, естественно, не пошла. И вообще всю неделю пришлось пропустить. А на тренировки вернулась только через месяц. Зато теперь она уже знала, что надо делать и как…

Она только-только задремала, когда раздалась трель дверного звонка. Сонно помянув недобрым словом разбудившего ее урода, лениво приподнялась, села на кровати. Взглянула на часы — четверть восьмого. Утро или вечер? Утро…

А после повторного звонка Нику как будто молния пронзила. Она, совершенно неожиданно для себя, моментально подскочила. Лени и апатии как не бывало. Она вдруг поняла — сейчас все изменится. Именно сейчас… Только еще не знала, что изменится и почему…

Как хорошо, когда у человека есть дядя. И у Ники он был. Дядя Жора.

То ли мать вызвала дядю Жору, то ли сам он случайно заехал, но сделал он это очень вовремя.

В доме сразу стало шумно и весело. Дядя Жора всегда как будто заполнял собой все пространство. Буйная, неуемная энергия выплескивалась через край и заряжала всех окружающих. Он сразу же прошел прямиком в ее комнату.

— В безуспешных попытках оживить свою непутевую и несчастную дочь твоя мама решила использовать тяжелую артиллерию. То есть меня.

Ника поневоле улыбнулась и отошла подальше от так полюбившегося ей дивана. Значит, все-таки мама сообщила…

— Так что случилось? Несчастная любовь? Разбитое сердце? Уязвленное самолюбие? Знаем, все через это проходили. Ты думаешь, со мной такого не было? Было, и не один раз. И, скажу тебе по секрету, даже сейчас иногда случается. Это называется депрессия.

— Знаю, — буркнула Ника.

— О! Прогресс! Оказывается, голосовые связки еще не полностью атрофировались. А твоя мама убеждена, что операцию делать придется по восстановлению голоса. Сколько дней молчала?… Итак, депрессия. А что делают в случае депрессии? Правильно — принимают антидепрессанты. Чем мы с тобой сейчас и займёмся. У нас с тобой впереди два дня. Собирайся!

— Куда?

— На курс реабилитации! Поверь, не пожалеешь. Я с друзьями иду в поход, в горы. И беру тебя с собой!

Ника была готова в ту же секунду подпрыгнуть, броситься дядьке на шею, завизжать от радости. Как мало человеку надо! Но… Не мог же человек, только что переживавший глубокую душевную драму, вдруг повести себя таким совсем неподобающим образом. Поэтому она только молча кивнула в знак согласия, вздохнула и лениво, как будто делая одолжение всему миру, начала собирать вещи…

* * *

— Ника, ты где пропадала? — обступили ее одноклассники.

— С дядей в поход ходила, в горы.

— Ух ты, классно!

— Еще бы. Знаете, что я там нашла? На старых заброшенных археологических раскопках?

— Что?

— Наконечник стрелы! Древний. Представляете?!

— Настоящий?

— Конечно! Дядя Жора сказал, что ему пять тысяч лет. Или больше.

— Ну-ка покажи…

— Он его на экспертизу отдал… Но как вернут… Только это необычный наконечник, — Ника показала несколько фотографий на экране смартфона.

— И что в нем необычного?

— Он шаманский.

— Какой-какой?

— Шаманской. Не боевой. Не для войны и не для охоты предназначался, а для обрядов всяких, шаманских танцев, заклинаний. Вот смотрите…

Но Ника не успела договорить. Возле школьных ворот остановилась крутая машина. Из нее вылезли четверо парней, двери закрывать специально не стали, чтобы громкая музыка была слышна всем во дворе школы. Самый высокий из них помог выйти из машины еще и какой-то девушке.

— Ника, смотри…

Антон подбежал к подъехавшей кампании и обнял девушку. Еще и поцеловал ее. У Ники аж в глазах потемнело. Это, видимо, и была та самая «невеста». Только «невеста» как-то странно повела себя, небрежно отодвинув «жениха» в сторону. Ладно, это их разборки…

Ника зажмурилась, отвернулась и уже собралась зайти в здание школы…

— Это же Фонарь, — зашептал кто-то из одноклассников, собравшихся на крыльце, показывая на того, высокого. — Ну, Фонарев.

— И кто он? — невольно притормозила Ника.

— Ты не знаешь? В нашей школе учился. У него отец где-то в мэрии работает.

— Ну и ладно, — Ника пожала плечами и отвернулась.

Она уже заходила в двери школы, но какой-то непонятный шум заставил ее оглянуться. Фонарь что-то очень сердито, с нескрываемой злостью выговаривал Антону. Остальные трое громко смеялись. Даже не смеялись, а откровенно ржали. Девушка тоже смеялась. Антон же стоял молча, опустив глаза. Фонарь надвигался на него всей своей огромной массой, а тот все больше и больше сжимался.

А потом этот здоровяк поднял руку. Он, видимо, хотел ударить Антона — так, не очень сильно. Просто чтобы проучить — мол, каждый сверчок должен знать свой шесток.

— Ну и правильно. Поделом ему, — раздались голоса на крыльце.

Того, что произошло дальше, никто ожидать не мог.

К ним вдруг подскочила Катюха, загородив собой Антона. Ника знала, конечно, что она уже давно сохнет по Антону. Да это вся школа знала… Но тогда Антон был с ней, с Никой. А теперь, когда Ника была вынуждена уйти в сторону, Катюха, видимо, и решила проявить инициативу, чтобы завоевать освободившееся сердце парня…

Но чтобы вот так решительно и смело броситься на защиту? Неожиданно… Но какая молодец! Вот что любовь с человеком делает…

Никто не слышал, что Катюха ему сказала, но, видимо, что-то очень злое или обидное. Потому что Фонарь снова сжал кулак и поднял руку, собираясь на сей раз ударить уже ее.

Ника оказалась рядом с ним в ту самую секунду и моментально перехватила его руку. Молча, ни слова не говоря.

— Это еще кто?

Фонарь оглядел Нику с ног до головы и, видимо, не разглядев в ней особой угрозы, приготовился наказать теперь уже этого неказистого защитника.

— Это что, твой гарем? — он обернулся в сторону Антона, с растерянным видом стоявшего рядышком.

— Нет-нет, — пытался оправдаться тот.

Трое друзей по-прежнему хохотали, только теперь уже не над Антоном, а над своим незадачливым другом, которого посмела унизить какая-то школьница. Фонарь это понял и с ревом бросился на Нику, словно разъяренный бык. Выставив вперед квадратную голову, он попытался сбить легковесную жертву с ног своей массивной тушей. Однако Ника легко скользнула вбок — движение получилось быстрым и пластичным, как на тренировках — и поймала агрессора на противоходе, коротким точным ударом ногой в коленную чашечку отправив того на землю.

Здоровяк по инерции проехал несколько метров по асфальту на брюхе, чуть не зарывшись в цветочную клумбу. Чудом удержался на самом краю. Друзья расхохотались с новой силой.

Выругавшись сквозь зубы, Фонарь с трудом поднялся на здоровое колено, чуть поколебавшись, вытянулся во весь рост и, хромая, двинулся навстречу Нике. Она спокойно ждала его на месте, оценивая нанесенный тому ущерб. К сожалению, ничего серьезного, мордастый счастливчик отделался лишь ушибом да порванной на пузе рубашкой.

На этот раз здоровяк не спешил, шел нарочито медленно, внимательно присматриваясь к худосочной фигуре наглой девчонки. Увиденное не внушало ни страха, ни опасений — такая длинная, но нескладная дылда ему явно не соперник. А первый пропущенный удар — это так, случайность…

— Иди сюда, научу тебя хорошим манерам, — Ника небрежно махнула рукой. — Нельзя обижать женщин.

— Ника, ты что, с ума сошла?! — на школьном крыльце собралась уже толпа зрителей.

Но Ника не могла отвлекаться и целиком сосредоточилась на мордовороте. Тот приблизился на опасное расстояние и немедленно ринулся в атаку. На сей раз он подготовился и даже пытался изобразить ложный выпад — туловище его качнулось влево, рука и плечо дернулись, имитируя замах, но корпус тут же сместился вправо и последовал убийственный джеб в челюсть Нике. Точнее, в то место, где она только что находилась.

Двигался здоровяк неважно — ни скорости, ни резкости. Да и действовал вполне предсказуемо, так что Ника легко разгадала его немудреный замысел. Оставалось только поднырнуть под удар и поймать стокилограммовую тушу на встречный удар. Даже сил особых тратить не пришлось, мордастый сам налетел на услужливо подставленный кулак. И тут же с диким воем рухнул на асфальт.

Неожиданно наступила зловещая тишина. Первыми опомнились друзья поверженного врага и все втроем бросились на Нику. Приезжая девчонка моментально спряталась в машине.

— Ника, беги! — завопил кто-то из одноклассников на крыльце. — Убьют же!

…Пространство вокруг вдруг перестало быть трехмерным. Исчезло все — и высота, и ширина, и глубина. И верх, и низ, и право, и лево. Или, наоборот, количество измерений возросло многократно, так, что мозг просто не мог их все воспринять. Да и воспринимать было некому — она сама исчезла, перестала существовать. Вокруг простиралась лишь бесконечная белизна. А в самом центре… Она? Нет, это была уже не она. Или все-таки она? Только с измененным восприятием окружающего мира…

Да, все-таки это было она. И она оказалась в пустыне, посреди бескрайних песков с пологими барханами. Матово-белое небо и такое же белое солнце. К ней приближались трое кочевников с явно враждебными намерениями. Еще один лежал неподалеку, постанывая и пытаясь встать. Все её движения стали легкими и быстрыми, а вот противники, наоборот, шевелились как в замедленной съемке, словно время остановило свой бег. Нет, не совсем остановило, но притормозило значительно.

Уклон, удар, разворот, теперь ребром ладони в шею… Еще уклон, прыжок, удар ногой в полете в челюсть… Так, двоих нет. Еще разворот, шаг в сторону, удар. Все. Четвертый так и не успел подняться… И не надо давать ему возможности встать. Займемся им…

— Ника, оставь его в покое! — это был голос Катюхи. Все лицо в слезах, растрепанные волосы. Рядом стоял Антон.

— Ты променял меня вот на это? — Ника, не скрывая горечи, повернулась к нему. — На эту стерву? На крутую тачку? На этот мешок с дерьмом?

«Мешок с дерьмом», не переставая скулить, попытался приподняться и встать на колени, но тут же получил ногой по лицу и свалился навзничь.

Ника больше не сдерживала себя.

— Антон, посмотри на него! Это твое будущее? Это твои друзья? — она схватила здоровяка за отворот рубашки и притянула к себе. Губы на окровавленном лице что-то шептали, но слов не было, один лишь хрип. — Как же так? Скажи мне!

— Ника, прошу, отпусти его, ради всего… — скулил Антон.

— Я еще не закончила. Твой друг научился сегодня уважать женщин и никогда не поднимать на них руку. Дебил, кивни, если это так.

Сквозь слипшиеся от крови губы здоровяк что-то слабо пробормотал.

— Ты мне ногу сломала… — с трудом разобрала Ника.

— Кивни, я сказала! — тычок в зубы помог раненому совершить верное движение головой. В результате мордастый смог кивнуть.

— А теперь запомни. Никогда не суди о человеке по его внешнему виду…

И Ника неожиданно успокоилась…

* * *

— Итак, Вероника Русланова… Шестнадцати лет от роду… Почти шестнадцати… Ты хочешь сказать, что одна победила четверых? — полноватый майор бросил папку с документами на стол и взглядом приказал конвоиру снять с Ники наручники. — Совсем сдурели, на девчонку кандалы надели. Запрещено же! Или ты сопротивлялась при задержании?

Ника отрицательно помотала головой.

— Ну, тогда рассказывай, как ты справилась с несколькими здоровыми парнями. Их же четверо было? И каждый из них старше и явно сильнее тебя. В конце концов, они мужики, а ты девчонка!

— Так получилось, — пожала плечами Вероника.

А что еще она могла сказать? Она и сам не знала, как это получилось.

— Значит, так получилось, — хмыкнул майор. — Вот просто взяло и получилось. Само собой получилось. А у тебя ни синяка, ни ссадины… Ни одной царапины!

Он вышел из-за стола и принялся нервно расхаживать по кабинету. Вероника молча сопровождала его взглядом, поворачивая голову то вправо, то влево.

Потом начальник снова уселся за стол и открыл папку:

— Так, характеристика из школы, протоколы опроса свидетелей… А ты хоть понимаешь, что теперь с тобой будет? Что тебя ждет? Колония для несовершеннолетних. Спецшкола. У троих из пострадавших тяжкие телесные. Еще у одного хоть и легкие, то тоже телесные. Радуйся, что не убила никого. Но все четверо в больнице! Зачем же руки и ноги ломать?

— Я не хотела, — тихо прошептала Вероника, пытаясь оправдаться.

— Что? — не расслышал майор.

— Я не хотела.

— Чего ты не хотела? Как можно не хотеть, но при этом отправить четверых на больничную койку?! Как? Не хотела она… Один вообще скорее всего инвалидом останется.

— Это Фонарь?

— В смысле Фонарев? Он самый. А родители у всех четверых из крутых.

— Я знаю, у Фонаря отец в мэрии работает.

— Да все они откуда-то оттуда. Крови твоей требуют. Я знаю таких. Они пойдут до конца, по всем кабинетам, по всем инстанциям. И не успокоятся. Представляешь, что сейчас в соцсетях творится? Твои одноклассники все это на видео снимали… Так что же с тобой делать, Вероника Русланова?

— Так получилось, — повторила она.

— Да что ты заладила, «так получилось» да «так получилось». Да, так получилось…

Майор уселся на край стола и уставился на задержанную.

— И ведь на самооборону не спишешь. Никто на тебя не нападал.

— Я друзей защищала.

— На друзей твоих тоже никто не нападал.

— Он пытался девушку ударить!

— Но ведь не ударил.

— Потому что я не дала. Но он хотел ударить.

— Вот то-то и оно, что только хотел. Сдали тебя эти твои… друзья. Показания написали, что это ты первая напала.

— Ну, Антон, допустим, так мог написать. Но Катюха?! — она чуть не подскочила от негодования и возмущения.

Майор заметил ее реакцию и усмехнулся:

— Эх, молодо-зелено. Бабы, они такие… Ты их защищаешь, а они через двадцать минут тебя же предают… Извини, забыл, что ты ведь тоже баба… Может быть, она тебя как конкурентку убирает? Из-за парня, допустим?

— Наверное, — неуверенно прошептала Вероника.

— И все равно… Без веской причины, из-за нескольких грубых слов и жестов покалечить четверых! Надо же умудриться… Так что же с тобой делать? — снова задумчиво повторил он.

— Не знаю, — снова задумчиво ответила она.

— Не знает она. Вот и я не знаю. Девчонка ты, видно, неплохая. А те четверо во главе с Фонаревым давно напрашивались. Можно сказать, заслужили.

— Так вы их знаете? — удивилась она.

— Конечно. Золотая молодежь, хозяева жизни. Возомнили, что им все можно, все позволено… Так что, может быть, и правильно, что ты их наказала. Но переборщила, надо признать. Поэтому за то, что ты им, так сказать, их место показала, почет тебе и благодарность. А за перебор придется тебя наказать. Но вопрос даже не в этом.

— А в чем?

— Школьная камера наблюдения все зафиксировала. Кроме того, куча видео в интернете. И я несколько раз записи просмотрел. Вот скажи мне, где ты этому научилась?

— Чему? — не поняла Вероника.

— У меня самого пацан уже несколько лет карате занимается. Сейчас вот на соревнования уехал. Твой ровесник.

— Я тоже.

— Что тоже?

— Занималась.

— Чем? Карате?

— Ну да. Только бросила уже.

— Тем более! Значит, должна понимать, о чем я говорю. Карате… Но чтобы вот так… Не представляю. Карате ваше и рядом не стояло! Какое там мавиши, какое маэ-гэри… А почему бросила-то?

— Выросла. В рост пошла. Тренер волейболом заниматься отправил…

— Ну и дурак твой тренер. Я и сам рукопашкой увлекался, до сих пор балуюсь.

Вероника критически посмотрела на животик майора, он заметил ее взгляд:

— Ты не смотри, кое-что и сейчас могу. Но то, что я увидел на записи… Это уровень даже не десанта и не морской пехоты, а какого-то спецназовца, прошедшего многолетнюю подготовку…

Он вдруг остановился и призадумался, как будто некая важная мысль вдруг пришла ему в голову.

— Послушай, на свободе остаться хочешь?

— Конечно, хочу.

— Щас попробуем, — он вытащил из кармана смартфон. — Саныч? Здоров будь. Твои бойцы сейчас где? На задании? Нет? На базе? Отлично! Отдыхают? Гони их в спортзал, пусть начинают разминаться. Зачем, зачем… Сейчас привезу девчонку одну. Да, девчонку. Только не удивляйся. Посмотришь в деле. Оч-чень интересная девочка. Оч-чень…

Он отключил телефон и, видимо, довольный принятым решением, даже улыбнулся Нике:

— Не боись, будешь жить! Все будет в порядке, Вероника Русланова…

Потом вызвал дежурного:

— Задержанную я сейчас отвезу на базу спецназа, к полковнику Ковалеву. Сам повезу, лично. Передай, пусть документы подготовят.

2. Любомила

Великий князь напряженно всматривался в густой лес на противоположной стороне большой поляны. Оттуда еще не доносилось ни единого звука, все было тихо и спокойно. Но он хорошо знал, что буквально через несколько мгновений эта обманчивая тишина закончится. Сначала, как обычно, взлетят стаи потревоженных лесных птиц…

Всего несколько дней назад он так же поджидал врагов на южных рубежах. Да, славный был бой. Хоть и очень скоротечный. Степняки, встретив ожесточенное сопротивление немногочисленной дружины, не стали ввязываться в настоящую битву. Потеряв несколько десятков воинов, быстро развернули своих низкорослых коней и умчались обратно, растворившись в бескрайних просторах Великой степи.

Шум на противоположной стороне поляны отвлек его от воспоминаний и заставил сконцентрироваться.

— Внимание! — князь поднял вверх правую руку и оглянулся на молодого стройного воина, стоявшего чуть позади.

Тот подошел поближе:

— Отец, можно сегодня будет мой выстрел?

Князь улыбнулся:

— Сегодня? Да, сегодня можно. Сегодня тебе все можно. Конечно, твой выстрел. Для этого и приехали.

— Спасибо! — тот приготовил лук и вытащил из колчана несколько стрел.

— Помнишь, куда целиться?

— Помню, — недовольно отмахнулся молодой лучник. Мол, не мешай.

Князь усмехнулся:

— А зачем столько стрел? Одной, думаешь, не хватит?

— Хватит. А эти так, на всякий случай. Так Велислав учит, — молодой воин со знанием дела наложил стрелу на тетиву, а сам опустился на одно колено, чтобы увереннее целиться. Оставшиеся стрелы он воткнул в землю перед собой, чтобы быстрее можно было заряжать лук.

— Воевода Велислав? Узнаю старого вояку. Правильно учит. Он дело знает…

На опушке раздался лай собак, крики загонщиков, и на поляну выбежал матерый лось гигантских размеров с рогами-лопатами.

— Ого, какой огромный! — невольно воскликнул молодой стрелок. Дикий зверь с безумными глазами мчался прямо на них.

— Подпусти поближе, — прошептал князь. — Дождись, когда боком повернется.

— А если не повернется?

— Повернется.

И в самом деле, лось чуть-чуть притормозил и оглянулся назад. Видимо, хотел посмотреть, кто же так шумит там, позади.

В этот момент зазвенела тетива лука, и стрела вонзилась чуть ниже горба на спине. А следом за ней, почти рядом — и вторая. Лось какое-то время удивленно смотрел по сторонам, потом захрипел и тут же упал замертво.

— Молодец! — похвалил князь.

Юное лицо расплылось в довольной улыбке.

— Не хуже братьев, — подтвердил князь. — То-то они бы порадовались.

— Когда же они вернутся?

— Еще не скоро. Много дел им предстоит. Важных. Сама понимаешь, — князь снял с молодой воительницы шлем. Густые длинные волосы рассыпались по кольчуге вплоть до самого нагрудника.

— Понимаю, — печально согласилась она. — А вот на скаку я стрелять так и не научилась…

— Тебе это и не надо, — успокоил ее отец и улыбнулся. — Тебе другое дело предстоит. Не менее важное. Только зачем вторая стрела?

— Я же говорю, на всякий случай. Так Велислав учит, — молодая победительница лося встала, продолжая довольно улыбаться.

— Ладно, ладно, не зазнайся только, — усмехнулся князь.

Девчонка собрала оставшиеся стрелы и аккуратно сложила их в колчан.

— Надо и те стрелы забрать, — она кивнула на лосиную тушу посреди широкой поляны.

— Это воевода Велислав так учит? Правильно учит. Только некогда нам, Мила. Дружинники все сделают, как надо. И стрелы тебе вернут. Они какие-то особенные?

— Конечно! Они мои.

— Всего-то? Я думал, может быть, заколдованные.

— Ты по-прежнему думаешь, что я колдунья?

— Не колдунья. Ведунья, веста. Это совсем другое.

Дружинники подвели им коней.

— Поспешать надо, — торопил князь. — Иначе твоя Аглая меня живьем сожрет.

— Сожрет, — подтвердила молодая княжна. — И не подавится.

Любомила представила, как Аглая живьем ест князя. И весело рассмеялась.

Но очень быстро погрустнела. Завтра утром уходит караван. И она уедет.

Надолго. Скорее всего, навсегда...

* * *

— Сегодня главным блюдом на пиру будет жаркое из лося, самолично убитого княжной Любомилой! — в главном тереме была в разгаре предпраздничная суета. Хотя праздником предстоящее торжество никто бы не стал называть. Прощальный пир по поводу отъезда любимой дочери князя. Любимой не только самим князем, а всеми без исключения — и домочадцами, и дружинниками, и даже жителями самых далеких деревень княжества, саму Милу и в глаза ни разу не видевшими.

— Ты что же делаешь, Великий князь?! Совсем о девчонке не думаешь?! — набросилась на них Аглая, как только отряд охотников въехал во двор.

Князь оглянулся на Любомилу: «Я же говорил. Живьем съест».

Мила прыснула и соскочила с коня:

— Аглая, миленькая, не ругай князя! Я сама настояла. Это я его уговорила!

— А кто будет наряды собирать? Примерять кто будет? Надо же все успеть! А у тебя их вон сколько! А украшения? Я что, сама их должна выбирать? Какая тут охота?! Какой еще сохатый? — не переставала ворчать Аглая. — А ты, князь, хоть и великий, но порой как дитя малое. Ну, куда девчонку потащил? Да еще стрелять заставил в зверя. А если бы промахнулась? Она же девушка! Ей завтра к жениху ехать! А приданое еще не собрано…

— Так, Мила, срочно иди платья свои примерять, — тут же распорядился князь, сделав суровое лицо. — И сними наконец эту кольчугу! Не пристало невесте в таком наряде разгуливать. И штаны! Срам-то какой!

— Конечно, срам, — подхватила Аглая, не поняв иронии. — И волосы не прибраны. А скоро пир начинается, гости уже съезжаются. Ох, сколько мне с тобой дел еще провернуть надобно! Ладно, хоть жива осталась. Нашла чем хвастать, сохатого она убила…

И она потащила безропотную Любомилу в ее покои. Принцесса, едва сдерживая смех, оглянулась на князя. Тот только руки в стороны развел: «А я-то что могу сделать? Это же не с кочевниками воевать»…

…Посла Великого султаната уже отвели в опочивальню — отоспаться перед завтрашней дорогой. Уж очень непривычным оказался дорогой гость к хмельным напиткам, настоянным на лесных дарах.

Аглая подошла к Любомиле с князем, сидящим во главе стола:

— Что хочешь со мной делай, Великий князь. Хоть режь, хоть казни. Но так я ее не отпущу. Как можно девчонку одну отправлять в столь дальний путь?

— Почему одну? С ней же дружинники поедут, сотник Ратибор. Опытный воин. И вся свита посла с охраной. Две сотни воинов!

— Вот то-то и оно! Только воины. Ни единой женщины! Она поедет совсем одна! Разве так можно?! Я решила. Еду! И не спорьте со мной!

Князь с Милой переглянулись и дружно заулыбались. Спорить с Аглаей? Да проще к медведю зимой в берлогу залезть. Безопасней.

— Хорошо, собирай вещи, — согласился князь.

— Они у меня уже собраны.

Тут уж они оба открыто расхохотались. Аглая, так и не поняв причины их глупого и совершенно неуместного смеха, ушла.

— Может быть, еще можно все отменить? — спросила Любомила.

— Ты же сама знаешь, что нет.

— Да, знаю, — печально согласилась она.

— Вот, возьми с собой, — он протянул ей легкую кольчугу. — Надень под одежду.

— Зачем? — удивилась она. — Думаешь, будет опасно?

— Надеюсь, что нет. Но дорога дальняя. Лишней не будет. Да и мне спокойней. И вот еще… Это тебе, — князь повесил ей на шею кулон-амулет. — Может быть, с ним тебе там легче будет. Он остался от твоей матери. Я должен был вручить его тебе в день свадьбы. Но, коли уж свадьба будет за тридевять земель, отдаю сегодня.

И тут Мила не выдержала. Сначала всхлипнула несколько раз, а потом просто разрыдалась на плече у отца. Тот молча поглаживал ее светлые густые волосы.

А что он еще мог сделать, что сказать? Таков удел всех правителей во всех землях. Интересы государства превыше интересов близких людей, даже самых любимых…

* * *

Старый сотник Ратибор безуспешно вглядывался в далекий горизонт, надеясь увидеть вдали зеленый островок жизни. Там ничего не менялось. Все те же безликие дюны, подернутые дрожащим маревом раскаленного воздуха. По расчетам посла вот-вот должен был появиться долгожданный оазис. Да и толмач Назим подтверждал это.

Усталые кони и верблюды взбирались на очередной бархан, но взгляду изможденных путников открывалась одна и та же безрадостная картина — обжигающее солнце и знойная пустыня без конца и без края…

Решение посла направить караван по этой дороге, возможно, и было правильным и более безопасным, но уж очень долгим и трудным оказался путь. Страдали все — и кони, и люди.

Оставалось только удивляться, как стойко переносит тяготы путешествия юная княжна. Можно сказать, даже весело. Казалось, только верблюды и она не обращают внимания ни на испепеляющую жару, ни на нехватку воды. Что тут скажешь — молодость. Она, видимо, воспринимает все происходящее как необычное приключение. Как сказку.

Сотник много повидал на своем веку, во многих битвах поучаствовал. Но так далеко от родных мест еще никогда не забирался. Великий князь много раз предлагал ему стать воеводой, но Ратибор неизменно отказывался. Он воин, мечник, рубака, и ему сподручней самому разить врагов в смертельной битве, а не командовать братьями-дружинниками. И на сотника-то согласился только после долгих уговоров. Убедили тогда его сами дружинники, а вовсе не князь. Ратибор согласился, но только на время, заменить своего погибшего предшественника. Да так и остался, втянулся. Научился командовать, отвечать не только за себя и в походе, и в битве. Вся сотня ему безоговорочно доверяла, да и князь с воеводой — тоже. В конце концов он почувствовал себя на своем месте. Ходил и на север — усмирять воинственных князей-соседей, и на юг — отгонять еще более воинственных и более опасных сарочинов. Но никогда не думал, что заберется так далеко.

Когда Великий князь объявил, что именно его дружине выпала честь сопровождать княжну, он тут же согласился. И даже обрадовался. Княжну любило все войско. И все были готовы оберегать ее, не щадя живота своего. Тем более сейчас, когда оба ее брата отсутствовали.

Три года назад, когда князь согласился отдать ее в жены младшему сыну Великого султана, все очень переживали. Ратибор понимал, что это вопрос большой политики. Он воин, а не дипломат, и все тонкости этих дел ему неведомы. Но князю очень нужны союзники. Это и Ратибору было понятно.

Там, на юге, набирали силу каким-то образом объединившиеся племена степняков-куманов. Мало того, что они чрезвычайно расплодились за последнее время, так еще и нашелся сильный вождь, сумевший побороть вечные распри между племенами. И теперь там собирается единое поистине бесчисленное войско. А первый удар достанется им, ведь их княжество на самой границе.

Лазутчики приносили все более тревожные вести, времени оставалось совсем мало. Степняки ведут себя необычно нагло и дерзко, их вылазки за последние несколько лет увеличились многократно. И даже ребенку понятно, что эти многочисленные набеги — только начало. Это разведка, вожди кочевников пытаются выяснить слабые места в обороне княжества и его соседей, их тактические приемы, численность дружинников. И вообще, посмотреть, чего те стоят в бою.

Сыновья князя должны найти союзников среди родственников. Может быть, кто-нибудь и согласится, отправит свое войско на подмогу.

Ратибор со злости аж сплюнул, не в силах сдержать негодование. Даже степняки смогли объединиться, а наши… Не могут забыть какие-то старые обиды. Как дети малые. Князья грызутся друг с другом, готовы воевать бесконечно. Так и погибнут порознь. Может быть, Божидар с Велимудром, сыновья Великого князя, смогут их всех убедить. Или хоть кого-то… Недаром же они такие имена при рождении получили.

А младшая дочь Великого князя, Любомила, должна стать гарантом прочного союза с Великим султаном. Тогда сарочинам-куманам придется воевать на два фронта.

Все это сотник Ратибор прекрасно понимал. И головой одобрял решение князя. Тем более что за три прошедших года все привыкли к мысли о том, что княжна вскоре уедет. Но сердце все равно кровью обливалось при мысли, что ей, видимо, уже не суждено вернуться в родные края. И вся ее последующая жизнь пройдет во дворце султана, в далекой восточной державе. Что ее там ждет? Как ее там примут? Что из себя представляет этот самый младший сын султана?

А вот Милу такие мысли, похоже, не особо-то и занимали. Она почти всю дорогу весело щебетала с толмачем Назимом. Все три года после того, как была определена ее судьба, она усиленно занималась изучением языка далекой страны, которая вскоре должна была стать ее родным домом. И теперь, видимо, проверяла и закрепляла свои знания. Заодно пытаясь узнать как можно больше подробностей о жизни в султанате…

…Полуденное солнце нещадно выжигало все, что попадало под его безжалостные лучи. В это время жизнь среди бескрайних песков замирала. Даже ящерицы и змеи предпочитали переждать убийственное пекло, зарываясь в песок, пытаясь там найти спасительную прохладу. Одинокий беркут, круживший высоко в безоблачном небе, с удивлением наблюдал необычную картину — там, далеко внизу, в испепеляющей жаре, по раскаленной бесконечной пустыне медленно двигалась длинная цепочка человеческого каравана.

Привычные ко всему верблюды размеренно переставляли мозолистые ноги, статные кони дружинников гораздо больше страдали от жары, но, спотыкаясь и зарываясь в песок, старались не отставать. Караван упрямо продолжал двигаться вперед среди плоских дюн и редких засохших кустов. У них не было выбора — во что бы то ни стало надо добраться до спасительного оазиса. А там — вода, отдых, прохлада. Можно передохнуть пару дней, привести себя в порядок. После двух недель пути в этом нуждались и люди, и кони. Да и верблюды, несмотря на всю их выносливость.

Первоначально планировалось, что караван пойдет по вполне безопасной дороге, по самому краю Великой степи, на границе с пустыней. Во всяком случае, именно там находился сотни лет назад проложенный караванный путь, которым и пользовались издревле все купцы и путешественники. Но в первые же дни, как только они покинули пределы родных лесов и вышли на бескрайнее открытое пространство, один за другим стали появляться отряды кочевников. Нет, они не приближались — помаячив на курганах, тут же исчезали.

Караван, избегая столкновения с ними, был вынужден отклоняться все дальше и дальше на юг, забираясь все глубже и глубже в безжизненную пустыню. Никто не думал, что эти мелкие разрозненные группы сарочинов специально выслеживают именно их караван. Скорее всего, это были разведчики каких-то более значительных отрядов. Но некоторые сомнения в душе Ратибора появились.

Сотник поднял взгляд в небо — по-прежнему ни облачка. «Здесь что, вообще никогда облаков не бывает?»

— Ну и куда ты нас завел, старый дуралей? — раздался позади голос Аглаи. — Тебе что поручили, княжну охранять или в небо пялиться, разрази тебя гром!

— Да, гром бы сейчас не помешал. И гроза хорошая, с ливнем, — мечтательно хмыкнул сотник, не обращая внимания на придирки вредной кормилицы. Дружинники расхохотались.

3. Вероника

Полковник Ковалев с явным сомнением во взгляде придирчиво осмотрел Нику сверху донизу, потом оглянулся на майора:

— И что за покемона ты привез?

— Выглядит невзрачно? Ты же сам знаешь, что внешний вид частенько обманчив. Как говорится, пока в деле не посмотришь… Погоди, я тебе сейчас одну запись покажу. А выводы сам делай.

Они ушли куда-то. Видимо, ту самую запись смотреть. Ника присела на маты, наблюдая за тем, как в другом конце спортзала разминаются спецназовцы. Они были в обычной спортивной одежде, но почему-то сразу становилось понятно, кто они такие и чем обычно занимаются. Среди троих парней она заметила и одну девушку. Те искоса посматривали в сторону Ники, не совсем понимая, кто она такая и зачем ее сюда привезли.

Начальство вернулось в зал буквально через несколько минут. Ника даже и не успела рассмотреть спецназовцев как следует. По лицу полковника было заметно, что он достаточно удивлен и даже озадачен.

— Таран, в спарринг! — тут же скомандовал он.

— С кем? — в центр зала вышел самый молодой из бойцов.

— Вот с этой, — майор пальцем поманил Нику. — Ну, покажи, как ты это делала утром. Только учти, сейчас против тебя не зажравшиеся отморозки, а… Сама видишь, кто. Давай, давай. Смелей, смелей.

И он легонько подтолкнул Веронику в спину, видя, что та замялась.

«Вспомнить бы хоть что-нибудь из карате».

Она встала в стойку. Попробовала сделать маваши-гэри, но нарвалась на блок. И тут же пропустила удар. Даже не удар — так, легкий шлепок, но и от него Ника отлетела в сторону.

— И что это за чушь? — с недоумением переглянулись полковник с майором.

— Я же убью ее! — растерянно воскликнул Таран.

— Значит, так, — распорядился майор. — Убивать, конечно, не надо. А синяков наставить можете. Она сегодня утром четверых в больницу отправила. Так что ей тоже там, в больнице, самое место. В одной палате с жертвами, на соседних койках…

— Все понятно? — сурово спросил полковник у своих подчиненных и на всякий случай еще раз уточнил: — Работаем в полную силу.

— Так точно! — хором ответили все четверо.

«С дисциплиной здесь полный порядок», — промелькнула мысль.

— Приступай!

Ника тут же снова пропустила удар. Сметая в кучу какие-то тренажеры и маты, она врезалась в шведскую стенку. Острая боль возникла в районе нижних рёбер. И до нее моментально дошло, что на сей раз все действительно серьезно. Очевидно, Таран бил не в полную силу, но и этого хватило. И Ника осознала, что сейчас ее будут убивать. Пропусти она хотя бы еще один удар… Или начни Таран работать по-настоящему…

— Я, кажется, начинаю понимать, — майор что-то зашептал на ухо полковнику.

Тот сначала отрицательно помотал головой, глядя на майора, как на сумасшедшего и возмущенно прошептал ему в ответ:

— Да мы с тобой под трибунал пойдем! Они ведь ее убьют… Но если ты прав…

— Я говорю, попробовать надо! Проверить… Под мою ответственность. Поверь, она справится, — горячился майор.

Полковник повернулся к своим бойцам:

— Приказ отменяется. В смысле насчет не убивать. Слушай новый приказ. Работаете все четверо сразу. Задача — ликвидировать.

— Как это? Что значит «ликвидировать»? — общее недоумение высказала девушка.

— Пума, что непонятно? — разозлился полковник. — Приказ не ясен? Повторяю. Ликвидировать. Работаете все вместе. Град, Батор, вам понятно?

— Так точно.

— Выполнять!

Потолок и стены закружились перед глазами бешеным калейдоскопом. Ника так и не поняла, как же пропустила следующий удар. В голове зашумело, к горлу подкатила тошнота. Звуки разом отдалились, картинка начала меркнуть. Но упрямство и отчаяние заставили ее кинуть тело в новую атаку.

…И снова белая пустыня. Горячий песок, обжигающее солнце. Нет, на сей раз не пустыня — кое-где сквозь мутную дымку просматриваются чахлые кустарники и редкие деревья. Степь? Да, похоже на степь. И снова четверо кочевников. Только намерения у них еще более опасные и серьезные. И подготовлены они, кажется, гораздо лучше. Это воины, настоящие воины. Опытные, жестокие. Но и ее движения стали еще более легкими и быстрыми, четкими и уверенными. Вымеренными до миллиметров. Просто удовольствие! Они же вновь шевелятся, как сонные мухи. Итак, начнем…

Стоп-стоп-стоп! Полегче с ними! Это не враги вовсе… Это просто игра такая. Ладно, полегче так полегче. Уход, удар… Наклон, разворот, удар… Уход, удар… Остался последний.

О, черт, да это же вообще девушка! Ну, значит еще полегче. Уход, нырок, уклон… Разворот, блок, уход… Да что же с ней делать-то?! Другого выхода нет. Только осторожнее, только аккуратнее. Удар…

— Это не наш клиент, — вздохнул полковник Ковалев.

— Что ты имеешь в виду? — не понял майор.

Вероника с превеликим удовольствием уплетала спецназовский борщ и спецназовскую кашу с тушенкой. Таран, Град, Батор и Пума, с которыми она уже успела чуть-чуть познакомиться, сидели с ней за одним столом, но сами от обеда отказались. Они только что потерпели сокрушительное поражение. И от кого?! От худой нескладной школьницы! И как к этому относиться, как реагировать, они просто не знали.

При этом они понимали, что избежали гораздо худших последствий. Только их основательная многолетняя подготовка позволила обойтись без страшных переломов, но в сознание привести удалось всех четверых не сразу. Ну, а гематомы и растяжения можно было не считать. Во всяком случае, доктор заверил, что уже к утру всех поставит на ноги. Слава богу, что живы остались.

— Ее надо армейцам отправить. Вот там она пригодится. У нее же каждый удар направлен на уничтожение. Гарантированный вывод противника из строя. Наша специфика другая — обезвредить, задержать. А не убить. Так что, если ты не против, я с вояками свяжусь. Не переживай, документы все оформим, — полковник делился мыслями с майором.

— Но как ты это делаешь? — не отставала от девчонки Пума. Ей досталось меньше всех. Она, видимо, это понимала и была признательна Веронике за такое проявление «женской солидарности».

— Я не знаю, — в очередной раз пробурчала Ника с набитым ртом, всем своим видом показывая, что ответа на этот вопрос она на самом деле не знает.

— Представляю, что будет, — задумчиво сказал Таран, — когда ты мясом обрастешь, когда мышцы появятся.

— А сейчас что? — возмутилась она, демонстрируя бицепс.

И все рассмеялись — по сравнению с их накачанными тренированными фигурами ее бицепс производил явно не то впечатление, на которое она рассчитывала.

— Вот и я о том же, — остановил веселье полковник. — Тоже представляю, что тогда будет. Все, решено, отдаем ее в славные вооруженные силы. Там от нее пользы больше будет.

— А вреда меньше, — закончила Пума.

— И как же зовут такое чудо? — полковник подошел поближе.

Вероника попыталась ответить сама, торопливо дожевывая кашу, но вместо этого только подавилась и судорожно закашлялась, выпучив глаза. Все снова расхохотались. Напряжение, густым туманом висевшее над столом, окончательно рассеялось.

Пума, легонько шлепая задохнувшуюся девчонку по спине, ответила вместо нее:

— Ника. Ее зовут Ника. Так?

— Не-е, — замотала она головой и, отдышавшись, объяснила: — Вероника. Полное имя Вероника, по паспорту. Это одноклассники сократили.

— Неправильно сократили, — проворчал майор.

— Почему неправильно? — не поняла она.

— Надо было не начало имени сокращать, а конец. Получилась бы Вера. Очень хорошее имя.

Но полковник не согласился:

— Вера, конечно, хорошее имя, я ничего против не имею, но для нее гораздо лучше подходит Ника. Так что правильно сократили.

Пума активно закивала в знак согласия и повернулась к Веронике:

— Богиня победы, знаешь?

— Знаю, конечно.

— Ну что, всем нравится такой вариант? — с улыбкой спросил полковник.

— Нравится, — теперь закивали уже все остальные.

— Тогда с этого момента ты официально становишься Никой. Согласна? Твоим ником будет Ника. Вот такой каламбур получился. Так выпьем же за Нику и ее новую жизнь!

И они шутливо чокнулись кружками с компотом. Все, кроме Вероники. Потому что она вдруг заявила:

— Нет, не согласна.

— Почему? — удивленно воскликнул полковник.

Остальные молча вернули свои кружки на стол и уставились на нее, ожидая разъяснений.

— Если уж вы решили сократить мое имя, то пусть будет Рони.

Наперебой посыпались вопросы:

— Рони? То есть ты хочешь сократить не конец и не начало, а конец и начало одновременно? Оставить серединку? Интересно, почему именно так?

— Меня в детстве иногда друзья так называли. Правда, очень давно. Книжка есть такая. Про девочку Рони, дочь разбойника…

— Да?

— Астрид Линдгрен написала.

— Та самая? — спросила Пума. — Которая Калсона придумала? Который живет на крыше…

— Та самая, — кивнула Вероника.

— Надо же, никогда не читала. Про Калсона все знают, а вот про твою Рони нет.

— Ну и зря. Замечательная книжка. Мы в детстве зачитывались. Вот меня и прозвали Рони.

— А она действительно была дочь разбойника? — спросила Пума.

— Да. Она была очень смелая и добрая девочка, подружилась с мальчишкой из враждебной семьи разбойников. Это когда они еще детьми были, маленькими совсем. А потом они выросли и…

— Полюбили друг друга? — продолжила Пума.

— Ну да, — кивнула Ника. — Откуда ты знаешь?

— Судя по всему, это разбойничья версия Ромео и Джульетты, — улыбнулась Пума. — Знаешь о таких?

— Конечно, знаю. Но здесь, у Рони, все гораздо интереснее. Например…

— Погоди, не рассказывай, — остановил ее полковник. — А вам всем новое задание, дополнительное. В наказание. Найти и прочитать эту книгу. Про Рони, дочь разбойника. А ты все-таки оставайся лучше Никой. Во-первых, ты к этому имени привыкла. А, во-вторых… Знаешь такую поговорку — «как вы яхту назовете, так она и поплывет»? Так что будь лучше богиней победы. Согласна?

На сей раз Ника согласилась. Видимо, аргументы командира оказались убедительными. А он, нисколько не скрывая злости, повернулся к своим бойцам:

— Ну, с вами я завтра разберусь. Надо же так опозориться. Всем отдыхать. Раны зализывать…

— Ты записал все это на видео? — спросил майор, когда спецназовцы, прихрамывая, покинули комнату.

— Конечно, — кивнул полковник. — У нас все тренировки записываются.

— Значит, так. Берем обе записи и к генералу? Пусть он решение принимает…

— Согласен, — кивнул полковник. — Самим нам в этом не разобраться. Случай очень уж неординарный. Я, например, вообще ничего не понимаю… Как так? Я успел запись в замедленном повторе посмотреть и запустил через наши программы аналитики.

— Когда успел? — удивился майор.

— Работа такая. Спецназ должен все успевать, — хохотнул полковник. — Пока мои гвардейцы в себя приходили… Хотя какие они теперь гвардейцы…

— И что там?

— Там невероятный, немыслимый биологический и психологический пинг.

— Что?

— Да пинг, скорость реакции. У нее синаптические сигналы по нервным волокнам с какой-то сверхсветовой скоростью передаются. Ее к медикам надо. Чудо какое-то. И все приемы, удары, блоки, уходы, вращения… Все движения не наши.

— Что значит «не ваши»?

— Не тренируемые. Не входящие ни в одну известную мне программу подготовки спецназа. Любого, хоть нашего, хоть армейского, хоть американских морпехов. Можешь мне поверить, я двадцать лет в этом деле. Это что-то врожденное. И простому смертному недоступное…

— Надо же… Кто бы мог подумать? С виду обычная девчонка…

— Вот именно! Это и пугает. Мои орлы годами тренируются… И ты же понимаешь, что она начинает работать по-настоящему только в ситуации реальной опасности, реальной гибели. А до этого обычный человек…

— Тогда надо ехать прямо сейчас. Сможешь договориться? Ну, к генералу попасть.

— Почему сейчас? — засомневался полковник. — Может, до утра подождем? Я еще поизучаю запись, по кадрам разложу…

— А куда я эту самурайшу дену? — майор кивнул в сторону Ники. — В камеру? Так она там еще кого-нибудь покалечит. Или четверых сразу…

— А ты ее в одиночку запри.

— Откуда у меня одиночная камера? В райотделе таких нет. Давай, звони, договаривайся. А я матери ее позвоню, успокою. Пусть тоже до завтра подождет, а то все приехать порывается…

— Хорошо, звоню, — согласился полковник.

Разговор получился очень коротким.

— Генерал уже в курсе. Ему кто-то из мэрии успел позвонить.

— Понятно, — вздохнул майор. — Система работает. Сейчас угробят девчонку, замордуют.

— Не думаю, — улыбнулся в ответ полковник. — Генерал очень заинтересован. Ждет нас. Только сначала приказал ее на медосмотр завезти. Так что сейчас в диспансер… Ты наелась, Ника? Тогда поехали…

4. Любомила

Они уже так далеко углубились в пустыню, что никаких отрядов кочевников здесь оказаться не могло. Не любят они эти гиблые места. Но бдительности терять нельзя было ни в коем случае. И на каждом привале сотник выставлял усиленные караулы часовых. То же самое делал и посол султана.

Опытный посол, видимо, на самом деле был хорошим дипломатом, если именно ему султан доверил столь важное дело — сопроводить молодую княжну к ее жениху. Но вот здоровье его явно пошаливало, и тяготы путешествия он переносил с превеликим трудом. Шли бы они по-прежнему старым караванным путем — может быть, он и выдержал. Но здесь, в пустыне, ему стало совсем плохо. И всеми делами заправлял толмач Назим. А вот это сотнику очень не нравилось. Тот целыми днями ехал рядом с княжной, развлекая ее рассказами про будущую жизнь во дворце султана, тем самым помогая ей быстрее освоить новый язык. При этом успевал отдавать приказы и распоряжения своим подчиненным. А заодно и дружинникам сотника. Сотник несколько раз возмутился, но толмач, неизменно вежливый и предупредительный, тут же извинялся и объяснял необходимость именно таких решений в данный момент. Ратибор был вынужден соглашаться — да, приказы толмача всегда были разумными и своевременными. Сотнику же пришлось смирить гордыню и самому прислушиваться к советам Назима. А что ему оставалось делать? Мест этих он не знал, в пустыне вообще оказался впервые в жизни, навыков выживания в таких условиях не имел. Его дружинники изнывали от жары, броня раскалилась на солнце до такой степени, что вызывала ожоги. Назим в первый же день предложил сотнику позволить воинам снять доспехи, но сотник категорически отказался. Не хватало еще ему самолично оставить весь отряд беззащитным перед лицом возможного нападения кочевников! Но спустя пару дней ему все же пришлось уступить советам толмача и мольбам самих дружинников. И теперь их, одетых в стандартные белые одежды пустынников, любезно предоставленные тем же Назимом, было невозможно отличить от воинов султана. Мила тоже была вынуждена переодеться и при этом снять отцовскую кольчугу. Та хоть и была легкой и тонкой, но в такое пекло доставляла слишком много неудобств и проблем…

Кони не выдерживали испепеляющей жары и жажды, падали прямо посреди пути, их приходилось добивать, чтоб не мучились. Верблюдам, и тем приходилось тяжко…

Но не только это тревожило сотника. На каждом привале толмач отправлял несколько воинов на разведку. Все правильно, Ратибор и сам поступал бы так же. Но однажды количество вернувшихся разведчиков оказалось меньше уехавших. Или ему показалось? Нет, он всегда очень внимательно и тщательно пересчитывал всех — и своих, и султанских. Ошибки быть не могло. Он ничего не стал спрашивать у Назима. Тот, как обычно, вежливо и почтительно ответит — тебе показалось, все вернулись. Или — да, один отстал, скоро догонит. Или еще что-то в этом роде. Но велел всем десятникам усилить бдительность. Ничего, им бы только добраться до оазиса. Там, в прохладе, его дружинники смогут отдохнуть, в себя прийти, силы восстановить. Да и броню снова надеть. Тогда им ничего не страшно будет. А оттуда, от оазиса, до границы султаната лишь несколько переходов останется. Во всяком случае, так Назим утверждает. Ничего, дойдем!

На следующий день пришлось забить последних коней — они уже не могли идти дальше. Княжну с Аглаей пересадили на верблюдов, поклажу тоже перераспределили.

Оазис, как и обещал толмач Назим, появился на горизонте тем же вечером. Измученные верблюды, почуяв близкую воду, ускорили ход. Не менее измученные люди в предвкушении скорого отдыха воспряли духом, на усталых, покрытых слоем пыли лицах появились улыбки. Но добраться до оазиса удалось только в сумерках — расстояния в пустыне оказывались уж очень обманчивыми. Ратибор никак не мог привыкнуть ни к новому ощущению времени, ни к ложным дистанциям.

Лагерь пришлось обустраивать в потемках. Оказалось, что оазис был уже занят — в самом центре, возле источника, остановился еще один караван. Судя по всему, работорговцы. Большие группы изможденных людей, одетых в грязные лохмотья, сидели и лежали, скованные одной цепью. Тут же стояли несколько больших клеток на колесах. И в них тоже находились пленники.

Поэтому свой лагерь Назим распорядился поставить на окраине. Для Милы, в соответствии с ее высоким статусом, установили походный шатер, все остальные расположились прямо под пальмами. И, вдоволь напившись прохладной свежей воды, тут же завалились спать. Сотник и толмач едва успели выставить часовых.

Ратибор хотел было вернуть всем своим дружинникам кольчуги, шлемы и броню, но оказалось, что верблюды, на которые были нагружены те самые тюки, отстали и еще не подошли.

Но Мила, естественно, и не собиралась сразу же запереться в своем шатре. Иначе она не была бы Милой. Сначала ей надо сходить на экскурсию, обследовать весь оазис. Несмотря на быстро спускающуюся ночь.

— Куда ты собралась? Ведь темно вокруг! — тут же заворчала старая Аглая.

— Ничего, — беззаботно отмахнулась принцесса. — Проветримся перед сном, подышим прохладой. И не так уж и темно, вон какая луна светит.

Никакая сила не смогла бы удержать Милу, когда вокруг столько интересного. Даже если эту силу зовут Аглая. Кормилице ничего не оставалось, как просто составить Миле кампанию.

— Давай я хоть Ратибора позову. Пусть он и старый, и вредный, но кое на что еще сгодится.

— Нет-нет, — рассмеялась Мила. — Не хочу я ваши бесконечные споры выслушивать. Ты, конечно, можешь найти его и поругаться всласть. А я пойду…

— Как будто я тебя отпущу одну. Ты сама соображаешь, что сказала? Я Великому князю обещала…

Первой целью был караван в центре оазиса. А конкретно — клетки с заключенными. Мила и сама бы не смогла сказать, что ее там привлекло, но направилась она именно туда. В ближайшей клетке среди грязных худых тел в лохмотьях она сразу же обратила внимание на какого-то мальчишку. Он был такой же грязный и худой, как и все остальные, и одет был в такие же лохмотья. Только смотрел он на нее не злым и угрюмым взглядом, как другие, а… Веселым? Мила сразу и не смогла определить. Для веселья поводов маловато, особенно в его положении. Но какие-то бесенята в его глазах сидели точно.

Мила остановилась поблизости. Мальчишка ей улыбнулся, сверкнув белыми зубами на чумазом лице. Он внимательно и с некоторым подозрением разглядывал эту невесть откуда взявшуюся девчонку. Фигурка вроде ничего, стройная. Волосы просто великолепные — густые и длинные. И удивительного, необычного цвета — светлые, как будто светящиеся, словно золотые.

Но больше всего поразили его глаза девушки. Лучистые, по-настоящему бездонные, они буквально приковали его к месту. Или, наоборот, освободили? Такой — или почти такой — взгляд может быть только… У кого?

— Ты умеешь читать мысли? — спросил он, с огромным трудом стряхнув оцепенение.

— Обычно я предпочитаю этого не делать, — ответила она и непроизвольно сама расплылась в улыбке. — Мысли людей почти всегда полны грязи.

— Это верно, — согласился он.

— Но как ты догадался?

Парень поднялся.

— Ведь ты, наверное, колдунья?

— Скорее ведьма, — девушка засмеялась, ее смех был тихим и очень мягким. — Ведунья. Я тебя смущаю?

— Немного, — признался он, чувствуя, что врать в присутствии этой девицы было бы глупо.

— Это пройдет, — заверила она, подойдя ближе. — Ты кто?

— Ирвиз.

— Странное имя. Откуда ты?

— Издалека, с востока.

— А я с далекого севера. Я Любомила. Можно просто Мила. А можно просто Люба.

— Любомила, — повторил он, потом закашлялся, но снова улыбнулся и объяснил: — Во рту пересохло, говорить трудно…

— Я тебе сейчас воды принесу!

— Не разрешат, не позволят…

— Кто не позволит?

— Прекратить разговоры! — кнут охранника со свистом попал точно в промежуток между прутьями клетки, но до мальчишки не достал. Ирвиз уже без всякой улыбки показал ей жестом руки: «Вот кто, сама видишь…»

Мила вдруг поняла, почему все рабы одеты в лохмотья — от ударов хлыстами любая, самая прочная одежда, моментально придет в негодность.

Она пригляделась к Ирвизу — да никакой это не мальчишка! Вполне взрослый парень. Наверное, ее ровесник. А, может быть, и постарше. Просто худой, вот и выглядит младше своих лет.

— А ты проваливай отсюда! — охранник хотел и Милу хлестануть кнутом, но не учел, что она была не одна.

Аглая набросилась на него, защищая Милу, как разъяренная курица защищает своих цыплят.

— Ты что, бестолочь, не видишь, кто перед тобой?! Ты на кого, несчастный, руку поднял?! Наш воевода тебе сейчас эту руку и отрубит! Он, хоть и сам тоже хорошая бестолочь, но уж с этим делом справится. И останешься ты одноруким. Ты этого хочешь?

Бедный охранник не ожидал такого напора и, естественно, растерялся.

— Так что ты сам лучше проваливай отсюда! — продолжала наседать неугомонная Аглая. — Да ты хоть знаешь, кто перед тобой? Принцесса, дочь Великого князя, суженая наследника самого Великого султана! На одеяние хотя бы посмотрел, что ли… Одно слово, бестолочь…

Но тут же, оглянувшись на Милу, поперхнулась и замолчала. Ее последний аргумент был явно не к месту — принцесса, закутанная в белый бесформенный балахон, ничем не отличалась по внешнему виду от множества других кочевников.

Но, видимо, слова старой кормилицы и не нуждались в подкреплении какими-то аргументами — охранник больше не стал проявлять агрессии по отношению к разъяренной Аглае и тем более к ее загадочной подопечной. Кто его знает, а вдруг на самом деле…

К нему на подмогу подбежали другие охранники, они просто загородили клетку с рабами, оттесняя от нее Милу. Не применяя рукоприкладства, от греха подальше…

На шум стали собираться еще какие-то люди…

— Пойдем отсюда, — Мила схватила за рукав разбушевавшуюся Аглаю…

Но далеко уйти им не удалось…

Именно в этот момент на оазис напали кочевники. Они атаковали с той стороны, где стоял шатер принцессы. Уставшие дружинники Ратибора, оказавшиеся без доспехов и практически без оружия, не смогли оказать достойного сопротивления. Сам Ратибор сражался до последнего вздоха, так и погиб на пороге шатра, безуспешно пытаясь защитить княжну, не пустить врагов внутрь. Но внутри шатра никого не оказалось…

— И где она?! — разгневанный хан степняков приказал привести к нему толмача. — Ты нам что обещал? Где княжна?

— Она была! Здесь была, — растерянно лепетал испуганный Назим. — Я сам видел! Они в шатре были, вдвоем со служанкой…

— И куда же она делась? Ты нас обманул. Золото получил, а обещание не выполнил. Ведь говорит наш Великий Хаан, никогда не связывайся с предателем. Тот, кто предал однажды, предаст снова. Я сам виноват, что поверил тебе.

— Прикажи обыскать весь оазис! Она где-то здесь, ей некуда деться, вокруг пустыня, — заверещал предатель.

— Ты не смеешь давать мне советы.

— Да, конечно, я недостоин, прости меня, — толмач бросился на колени.

— Я сам решу, что мне делать дальше. А для начала… — хан вытащил кривой меч.

— Пощади! Я не виноват! — Назим потянулся к сапогу вождя, видимо, желая его облобызать.

Хан брезгливо отодвинул ногу и одним взмахом меча обезглавил предателя.

— Обыскать оазис! — приказал он. — Никого не выпускать! Чтобы ни одна ящерица не выскользнула.

— Но здесь караван харемских купцов, рабов ведут на продажу. Не стоит с ними ссориться, — несмело возразил один из кочевников.

— Ничего, если надо, поссоримся. Великий Хаан простит. Княжна для него важнее. Если будут сопротивляться, убивайте.

При первых же звуках начавшегося боя охранники рабов оставили Милу и Аглаю в покое и все скопом отправились к палаткам своего каравана — видимо, получать указания и готовиться к обороне. Теперь им явно было уже не до этих беспокойных, но безобидных женщин. Мила тоже собиралась вернуться в свой лагерь, к шатру. Туда же тянула ее и Аглая.

— Быстрей, быстрей! Там же наши, там Ратибор. Он, хоть и бестолочь…

— Не стоит, — вдруг раздался спокойный, чуть насмешливый голос.

Мила оглянулась.

— Не стоит, — повторил Ирвиз.

— Почему? Что происходит?

— Вы там уже никому и ничем не поможете, — объяснил он. — Это кипчаки напали, они никого не пощадят.

— Что им надо?

— Ну… — он на секунду задумался. — Если я все правильно понимаю, то им нужна ты.

— Я?! — поразилась Мила.

— Это ведь ты принцесса? Дочь Великого князя? Суженая наследника Великого султана?

— Да, — кивнула Мила и почему-то застеснялась.

— Вот и представь, что будет, если они тебя в плен возьмут. Их Великий Хаан будет условия диктовать и Великому князю, и Великому султану. Так сказать, одной стрелой двух тушканчиков убьет. Они же «великие», у них свои игры…

— Но откуда они узнали, что я здесь?

— Кто-то предал, — Ирвиз меланхолично пожал плечами. — Обычное дело.

Шум, крики, лязг оружия стремительно приближался.

— Я же говорю, тебя ищут.

— И что делать? — растерянно спросила Мила, с какой-то непонятной надеждой посмотрев на Ирвиза.

— Уже ничего. Поздно…

И в самом деле, несколько степняков направлялись в их сторону, воинственно размахивая своими кривыми мечами. Мало того, они, скорей всего, уже поняли, что обнаружили беглянок, потому что радостно заверещали и что-то бурно начали обсуждать — наверное, уже делили будущую награду.

Аглая, недолго думая, бросилась им навстречу:

— Я их задержу! А ты беги, спасайся!

И старая кормилица, истошно завопив и выпучив глаза, выхватила из костра горящую головню и, размахивая ей то ли как факелом, то ли как мечом, накинулась на кочевников. Те от неожиданности застыли, не двигаясь. Ни о каком пленении принцессы в данный момент и речи не шло. Нет, они, конечно, не разбежались в ужасе, но на несколько мгновений остановились в замешательстве. Что делать с этой безумной ведьмой? И в самом деле, в наступившей темноте бешено крутящийся огонь в руках разгневанной Аглаи выглядел невообразимо эффектно. Не говоря уж об ее воплях…

— Не убивать ее! — скомандовал подоспевший командир кочевников. — Она понадобится для сопровождения принцессы…

Но легко было сказать. Намного сложнее оказалось сделать. Аглая кусалась, визжала, царапалась, упорно затягивая время. И это ей удалось…

— Что значит «беги, спасайся»? Куда бежать? Где спасаться? — Мила растерялась лишь на секунду, но тут же взяла себя в руки, схватила какой-то камень и за несколько ударов сломала замок на клетке.

— Ты свободен…

Все рабы, сидевшие в клетке, дружно полезли наружу.

Несколько степняков остались усмирять разбушевавшуюся Аглаю, пытаясь отобрать у нее факел, а потом скрутить и связать, остальные же бросились к Миле. Но как раз в этот момент между ними оказались освободившиеся пленники. И кочевникам снова пришлось задержаться, чтобы разобраться с новым препятствием.

Ирвиз схватил Милу за руку и утащил в спасительную темноту, подальше от костров.

Они отбежали далеко в сторону, на самый край оазиса, и спрятались в густой тени между пальмами.

— И куда теперь? — немного отдышавшись, просила Мила. — Нас же все равно найдут!

— Не найдут, — уверенно заявил Ирвиз. — Раздевайся.

— Что?!

— Снимай свой балахон. Твои белые одежды даже в темноте светятся.

Мила была вынуждена согласиться, что он прав. Она даже начала раздеваться. Но остановилась…

— И что же, я голой ходить буду?

Ирвиз рассмеялся:

— Ну, я не против. Думаю, очень запоминающееся зрелище получится.

— Прекрати! Сейчас не до шуток, — попыталась обидеться Мила. Но не получилось. Сложно обидеться на того, кто смотрит на тебя восхищенным взглядом.

— Я тебе сейчас другую одежду принесу…

И буквально через минуту Ирвиз на самом деле притащил кучу грязных и вонючих лохмотьев.

— Где ты это взял? — с некоторым подозрением спросила она, но получила в ответ не очень конкретное объяснение:

— Ему они больше не нужны…

— Ты что, труп раздел?!

— Ну да. А что?

— Я не буду это надевать…

— Что за предрассудки? Ты жить хочешь? Или тебе не нравится, что твоя новая одежда не очень чистая? И благоухает не так, как ты привыкла?

— Ну, и это тоже…

— Зато она тебе жизнь спасет.

— Ладно, отвернись только.

Он послушно отвернулся:

— Между прочим, я точно в такой же одежде. И пахну, наверное, не очень…

— Все, я готова. Ну как, нравлюсь?

— Нет, не пойдет, — разочарованно протянул Ирвиз.

— Что опять не так?

— Уж слишком ты благородна. Чистенькая. Сразу видно, что принцесса. И волосы…

Он достал нож.

— Откуда он у тебя? — удивилась Мила.

— Оттуда же, — коротко ответил Ирвиз, благоразумно не вдаваясь в подробности.

— Из трупа? — все-таки уточнила она.

Он кивнул и вознамерился быстро и безжалостно обкромсать ее шикарные локоны.

— Только этого не делай, — вдруг тихим голосом попросила она. Не жалобно, не возмущенно, а совершенно спокойно.

Он остановился, чуть-чуть призадумался, еще раз внимательно посмотрел на нее и неожиданно согласился:

— Да, ты права, не надо. Но тебя же сразу опознают…

Он набрал из старого костища пригоршню пепла и сажи и начал втирать ей в пряди волос. И тут же бросил это бесперспективное занятие:

— Нет, это бесполезно. Их у тебя слишком много. И уж очень они светлые. Не знал, что у девушек бывают такие шикарные волосы… Ладно, спрячем их по-другому.

Он взял какую-то очередную грязную тряпку и быстро намотал ей на голову, соорудив там что-то вроде большой чалмы. А сажей и грязью тщательно и бесцеремонно измазал все ее лицо.

— Вот, теперь гораздо лучше, — довольным тоном заявил Ирвиз, разглядывая обновленную Милу. — На мальчишку стала похожа.

— Что значит на мальчишку? — Мила непроизвольно приосанилась, выпятив грудь.

Он внимательно посмотрел на то, что она пыталась продемонстрировать и заключил:

— Хорошо, что у тебя грудь маленькая…

Она возмущенно вспыхнула:

— Как это маленькая?

Ирвиз демонстративно не обратил никакого внимания на ее возмущение:

— Но ты все равно лучше сгорбись немного, чтобы ее не так заметно было. И… Это еще не все… Наверное, будет лучше, если свое тело ты сама испачкаешь. Или мне позволишь?

— Нет уж, я сама, — быстро ответила Мила.

Чрез несколько минут Ирвиз осмотрел ее и довольно заключил:

— Ну вот, уже гораздо лучше. На принцессу теперь не очень похожа.

— И на кого я похожа?

— На еще одного беглого раба. Одним больше, одним меньше, никто и не заметит. Осталось последнее…

— Что же?

— Сделать так, чтобы таких было побольше.

— Ты освободишь остальных рабов?

— Мы освободим. Ну, не всех, конечно. Сколько сможем. И в этой суете и панике сбежим. Все побегут, и мы побежим. Хороший план?

— Но как же мы их будем освобождать?

— Тебе лучше знать. Так же, как ты меня освободила. Несколько ударов камнем по замку, и клетка открыта. Готова?

— Плохой план, — возразила она. — Всех беглых рабов переловят степняки и поубивают. И нас в том числе.

— Кипчаки ищут беловолосую принцессу в белом одеянии. У них одна задача. Если они будут гоняться за рабами, то ее упустят. Вот мы и воспользуемся моментом.

— Они же дикари! Всех подряд режут.

— А что ты предлагаешь?

— Тихонько уйдем в пустыню. Вот же она, рядом. Там отсидимся…

— А потом?

— Спасем Аглаю…

Но закончить спор они не успели.

— Тсс… Тихо! Молчи, — остановил ее Ирвиз.

Она огляделась по сторонам.

— Что там?

— Враги идут. Сюда. Двое.

— Ты что, в темноте видишь? Хотя какая темнота, луна вон как светит.

— Да замолчи ты, говорю! Услышат…

Но было поздно — степняки и в самом деле услышали подозрительный шум и целенаправленно приближались именно к ним. Даже Мила смогла разглядеть в свете луны и далеких костров две смутные фигуры.

Ирвиз схватил нож:

— Оставайся здесь, я с ними разберусь.

И он бесшумной тенью растворился в темноте.

— Не бросай меня! — только и успела жалобно воскликнуть Мила.

Фигуры неумолимо приближались. Она вжалась в песок между пальмами, не зная, что делать. То ли бежать, то ли… Эх, оружие бы хоть какое-нибудь. Был бы сейчас в ее руках любимый лук…

Вдруг одна из фигур судорожно дернулась и упала. С той стороны раздался лишь какой-то глухой звук — то ли вскрик, то ли хрип. Следом упал и второй кочевник. И так же — почти бесшумно.

Вскоре вернулся Ирвиз:

— Вот, держи. Смотри, что раздобыл, — он показал ей два кривых меча, один из них протянул Миле: — Умеешь пользоваться?

— Умею, — она взяла меч, покрутила его в руке. — У нас другие мечи, прямые. Но ничего, и с этим справлюсь. Привыкну. Тем более что он легкий, гораздо легче наших.

Мила сделала несколько выпадов, крутанулась вокруг, как будто отражая атаку воображаемого противника. Она хорошо знала, что человек с мечом может окружить себя завесой из вращающегося клинка, почти не затрачивая на это сил. Воевода Велислав показывал ей это искусство, только она не усела научиться. А жаль, вот сейчас бы продемонстрировать этому зазнайке такое чудо.

Ирвиз одобрительно кивнул — видно было, что девчонка кое-что умеет, не первый раз в руках оружие держит. Вон как ноги правильно ставит — скользит, как в танце.

— Ты же принцесса, зачем тебе это? — удивился он. — Зачем тебя учили военному делу, боевым приемам?

— У нас женщины тоже воины, — коротко ответила она. — Но мне бы лучше лук. Поверь, пользы от меня больше будет.

— Лук? Без проблем! У одного из них лук тоже был, но я забирать его не стал. Решил, что ни к чему, только мешать будет. Зато вот что забрал! Держи!

— Что это?

— Вода!

— Пей сам, ты же еще в клетке от жажды страдал.

— А что, по-твоему, я сделал первым делом, как с ними покончил? Правильно, напился. Всю фляжку выпил. А вторую тебе принес.

— Спасибо…

Ирвиз удивленно уставился на нее:

— Спасибо? За что?

— Ну как… За твою заботу… — неуверенно попыталась объяснить Мила.

— Оставь эти свои княжеские штучки. Тогда уж я тебе должен говорить спасибо. Ты ведь ты меня освободила.

— А ты мне жизнь спас.

— Так и будем считаться, кто для кого больше сделал? — он настолько искренне возмущался, что Мила не выдержала и рассмеялась.

— Ладно, пошли за луком, — Ирвиз тоже заулыбался. — И надо срочно уходить отсюда. Этих двоих скоро обнаружат, разозлятся, начнут искать того, кто посмел напасть на воинов Великого Хаана. То есть нас.

— Кстати, как ты с ними так быстро разобрался? Почти без шума?

— Ну… Кое-что умею… Меня тоже учили, — рассмеялся он в ответ, но потом резко остановился: — Что-то мы слишком развеселились. Не к добру…

— Наоборот, — продолжала смеяться Мила. — Разве лучше грустить и печалиться? Вот это не к добру…

Они добрались до поверженных врагов.

— Вот твой лук, забирай…

— Ты им что, горло перерезал?!

— Ну да, быстро и надежно. И что же тебя возмутило?

— Жестокость…

— Чья? Моя? Посмотрю я на тебя, если они до нас все-таки доберутся. Вот тогда ты увидишь воочию, что такое настоящая жестокость.

— Но меня-то они ведь не тронут? Я так понимаю, что я им живая нужна!

— Зато беглых рабов они пытают. И заставляют других смотреть. В назидание, чтобы неповадно было. Ты лук забираешь?

— Ой, какой смешной! Странный, короткий… У них все оружие не такое, как у нас. Мечи легкие, кривые. Луки маленькие…

— Мы, кочевники, живем на лошадях. На землю спускаемся только чтобы поспать. А иногда и спим в седле. Все свое возим с собой. Поэтому все оружие должно быть легким. А этот лук специально приспособлен для стрельбы из седла, на скаку.

— Ты сказал «мы»? Ты тоже кочевник? — поразилась Мила.

— Да. Только мой народ не подчиняется Великому Хаану. Его власть в наших землях не признается. Мы живем далеко отсюда, на востоке… Ладно, забирай стрелы и пошли отсюда!

— Куда?

— В пустыню.

— Ты смеёшься?!

— Твой план лучше. Надо быстрей удирать отсюда. Видишь, что творится…

И в самом деле, в оазисе становилось слишком опасно — куманы подожгли несколько палаток, чтобы никто не смог спрятаться в спасительной темноте. Со всех сторон раздавались крики, стоны раненых, лязг оружия.

— Только нам нужны лошади, — заявил Ирвиз.

— Лошади? — удивилась Мила. — Они же в пустыне бесполезны! Наши все пропали, добивать пришлось…

— Да, в пустыне они не очень хороши. Согласен, это не верблюды. Но отсюда до степи всего два дня пути. А там кони очень даже полезны.

— Как два дня?! Мы сюда шли две недели!

— Да? Кто-то очень долго вас водил по пустыне. Видимо, специально…

— Назим, толмач из посольства султана, — догадалась Мила. — Он и есть предатель.

— Ну, тебе виднее. А нам кони нужны.

— И где мы их возьмем?

— У кипчаков и возьмем. Они на оазис напали скрытно, пешими, чтобы раньше времени тревогу не поднять. Втихую подбирались. Значит, кони спрятаны где-то за ближайшими барханами. Это их обычная тактика. Я-то знаю, сам кочевник. Два-три человека охраняют. Сейчас найдем…

Степняки методично сгоняли всех поближе к огню, сопротивлявшихся избивали и тащили волоком. Купцы, хозяева каравана, начали возмущаться, охранники даже попытались оказать сопротивление, но вожак кочевников быстро объяснил им, что к чему, отрубив голову самому активному. После этого все остальные стали дружно помогать в поисках пропавшей княжны.

Но беглецы успели скрыться за барханами.

— Слышишь? — вдруг замер Ирвиз.

— Что? — остановилась Мила и тоже прислушалась. — В оазисе кричат?

— Нет. Кони недалеко всхрапывают, — объяснил он. — Ну, ты же не кочевница, куда тебе… Я ведь говорил, рядом они. Ты верхом-то умеешь ездить?

Она возмущенно фыркнула в ответ — мол, что за глупые вопросы задаешь!

— Ах да, — сообразил Ирвиз. — Если на мечах учили сражаться и стрелять из лука, то уж верховой езде тем более. Вот они, видишь? А вон и парочка лошадей в сторонке. Их и забираем. Только быстро. Делай как я. Сразу в седло и ходу…

— А охрана?

— Вижу троих. Как я и говорил. Если быстро все сделаем, не успеют. Да, только трое, больше никого нет.

— Может, лучше их того… Убить, — предложила она.

Ирвиз удивленно посмотрел на нее:

— Надо же, какая кровожадная. Не ожидал. А ведь совсем недавно меня в жестокости обвиняла. Нет, надо сделать так, чтобы они нас увидели.

— Зачем?

— Скажут, что двое беглых рабов угнали пару лошадей. Но никакой светловолосой княжны-принцессы здесь не было. Что нам и надо. Поэтому особо упорно нас догонять не будут.

— Погоди, — неожиданно притормозила его Мила.

— Что еще?

— Что означает твое имя? Ирвиз… Необычное имя.

— Ну ты, Принцесса, даешь… Нашла время болтать, — сначала возмутился он, а потом рассмеялся: — Нам спасаться надо, а не знакомиться!

Но, увидев, что один из охранников отошел в сторону и пропал из поля зрения, решил, что торопиться не стоит.

— В тех краях, где я вырос, так называют снежного барса, таинственного и загадочного зверя. Это символ силы, благородства и власти. Он живет в недоступных горах, среди глубоких ущелий и белоснежных вершин. Мало кому удается увидеть ирбиса в тех диких местах. Ну а тот, кому посчастливилось с ним встретиться, становится удачлив во всем, и в охоте, и вообще в жизни.

— То есть можно считать, что мне посчастливилось? С тобой встретиться? — улыбнулась Принцесса.

— Хватит болтать! Пора…

Но все пошло не так, как планировал Ирвиз.

Незаметно подобраться к лошадям не получилось — здесь, вдали от костров и пожаров оазиса, было темнее, но не настолько, чтобы надежно прятаться. Охранники их быстро обнаружили в свете полной луны и бросились наперехват.

— Сможешь их задержать? ­– быстро спросил Ирвиз. — Хоть ненадолго.

— Попробую, — неуверенно ответила Мила и приготовила лук.

— Тогда пробуй, — и он исчез.

Лук был очень непривычным. Несколько мгновений ушло на то, чтобы приспособиться. А потом…

Первая же стрела вонзилась одному из охранников прямо в шею, он моментально упал со страшным криком.

Двое других остановились, попятились и спрятались в темноте за ближайшим барханом. Видимо, не ожидали подобного развития событий.

Но еще большей неожиданностью это оказалось для самой Принцессы. Да и испугалась она, пожалуй, гораздо больше.

Она прошептала едва слышно:

— Я в него попала? В самом деле, я в него попала. Получается, что я его убила?

И замерла как вкопанная, не в силах вытащить из колчана вторую стрелу. А враги не медлили и готовились открыть ответный огонь. Еще мгновение — и уже их стрелы полетят в одинокую фигурку, четко видную на фоне неба.

Но вдруг какая-то неведомая сила подхватила ее и подбросила вверх…

— Ну, теперь держись крепче! — привел в себя ее голос Ирвиза.

Неведомой силой оказалась его рука — это он успел подхватить ее и усадил позади себя на коня.

— Ну ты даешь! — восхищенно кричал Ирвиз. — Всякого мог от тебя ожидать, но такого… С первого же выстрела! Поразительная меткость! Как ты это делаешь?

— Это случайность, — оправдывалась она. — Я сама не ожидала…

— Не прибедняйся! Это было удивительно, — не мог успокоиться Ирвиз. — Ты нас спасла!

— Не в этом дело, — вдруг грустно и как-то задумчиво сказала Принцесса и замолчала.

— А в чем? — он, подгоняя коня, повернулся к ней.

— Я только что человека убила. Впервые в жизни…

— А-а-а, — протянул Ирвиз. — Понимаю. Все через это проходят. Не переживай так, Принцесса. Это был враг, они пришли, вероломно напали, убили твоих людей и хотели похитить тебя саму. Или убить. Ты защищаешься. Иначе погибнешь. Так что ничего плохого ты не сделала. Наоборот, можно сказать, что подвиг совершила.

— А куда мы скачем? — немного успокоившись, уже другим тоном поинтересовалась Мила. — И далеко мы уедем вдвоем на одном коне?

— Ничего, и на одном уедем, — успокоил ее Ирвиз. — Вся надежда, что они в погоню за нами никого не отправят. Зачем им нужны два каких-то беглых раба? Двумя больше, двумя меньше… А если вдруг решат искать нас, то что в первую очередь подумают? Куда отправятся за нами?

— Ну, наверное, в сторону степи. Ты же сам говорил, что здесь рядом, всего два дня пути.

— Вот именно. Поэтому мы едем в другую сторону. Вглубь пустыни.

— Вглубь пустыни?! — ахнула Мила.

— Да, Принцесса, именно туда. Там нас искать никто не будет. Надеюсь…

5. Вероника

— Все, я свободна? Можно одеваться?

— Да, — кивнул доктор и доложил уже скорее не Нике, а полковнику Ковалеву, сидевшему за ширмой здесь же, в кабинете: — Осмотр закончен.

— Ну? И? — нетерпеливо встрепенулся тот. — Есть что-то… необычное?

— Все обычное, — хмыкнул доктор, заполняя свои бумаги. — Совершенно стандартная особь женского пола.

Нику покоробило такое пренебрежительно-унизительное «особь» по отношению к ней, но она предпочла промолчать. Судя по всему, какие-то неведомые силы каким-то невероятным образом закрутили ее в водовороте чего-то непонятного и даже загадочного. Поэтому лучше пока свое эго засунуть подальше и поглубже. И больше смотреть и слушать, а не болтать самой. Отвечать, только когда спрашивают. И она, всего несколько дней назад впавшая в глубокую депрессию только из-за того, что на нее накричали, на сей раз мужественно прикусила язычок.

— Здоровье отменное, — доктор оторвался от своих бумаг, повернувшись в сторону полковника. — Одно удивляет…

— Что же? — тут же заинтересованно спросил полковник.

— Если правда все то, о чем вы только что рассказали… Ну, я про ее боевые подвиги… У нее ни одной травмы! Ни одной! Ни переломов, ни ссадин, ни гематом. Даже царапин нет!

— Так это и меня удивляет, — разочарованно вздохнул полковник. — Это я и без тебя вижу. А как это объяснить, не знаю. Кажется, и ты не знаешь?

— Не знаю, — так же разочарованно вздохнул и доктор.

И они оба дружно повернулись в ее сторону. Ника судорожно застегивала школьную блузку, смущаясь под внимательными взглядами двух мужчин.

— Получается, что она ни одного удара не пропустила? — уточнил полковник.

— Получается, так, — кивнул доктор.

— Но я своими глазами видел, как Таран ее чуть в нокаут не отправил! Она почти весь зал пролетела, все снаряды собрала! Видеозапись это зафиксировала… Девочка, ну скажи, как ты это делаешь?

Но «девочка» решила, что этот вопрос из разряда риторических и на него можно не отвечать, том более что ответа она все равно не знала. Поэтому она промолчала и стала натягивать юбку.

— Погоди-ка, — остановил ее полковник. — А это что за рана?

— Это не сегодняшняя, — объяснил доктор. — Я видел. Ей, наверное, неделя. Уже затянулась.

— Но это же единственная царапина у нее? — уточнил полковник.

— Да, — согласился врач. — Давай выясним. Откуда она у тебя?

— Вот эта? — Ника даже удивилась. События последних нескольких часов вычеркнули из памяти практически всю предыдущую жизнь. Тем более историю появления какой-то незначительной царапины на бедре. Но, поскольку ей задали на сей раз вопрос уже не риторический, а вполне конкретный, то надо ответить.

— Позавчера случайно наконечник воткнулся.

— Какой наконечник? — не поняли они.

— Наконечник стрелы, — уточнила Ника.

— Что? Ты о чем? В тебя стреляли? Стрелой?! Из лука?!

— Нет, конечно, — она невольно рассмеялась. — Он лежал у меня в кармане, в джинсах. Я на камнях поскользнулась, упала, он и воткнулся. Глубоко, конечно, но заживает быстро…

— Быстро… — повторил доктор. — Позавчера, говоришь?

— Ага, два дня прошло, — подтвердила Ника.

— Странно. Такое впечатление, что неделя прошла.

— Я и говорю, что быстро заживает.

— Откуда у тебя в кармане взялся наконечник стрелы?! — спросил полковник. — Ты что, из ролевиков?

— Из кого? — не поняла Ника.

— Ну, любители истории, фанатики средних веков. Сражения устраивают, оружие сами делают…

— Нет, я его в походе нашла, — начала рассказывать Ника.

— Ладно, это к делу не относится, — нетерпеливо прервал ее доктор.

— Почему? — возразил полковник. — Очень даже относится. Это говорит о том, что раны и повреждения ее тело в принципе получает. Как у всех людей, случайно, по неосторожности. Но в минуты реальной угрозы, реальной опасности с ней что-то происходит. И с реакцией, и с боевыми навыками, и с неуязвимостью. Но что именно происходит? Почему?

— Не знаю, — пожал плечами доктор.

— Я уже понял, что ты не знаешь. Хотя, честно сказать, надеялся…

— Ну… Визуального осмотра тут явно недостаточно. Надо полное обследование проводить. Вплоть до генетического анализа, молекулярной диагностики.

— Делайте все, что надо. Но быстро, — распорядился полковник. — Она больше не нужна? Тогда мы к профессору.

* * *

— Что-нибудь особенное с тобой происходило недавно? Необычное? — задал очередной вопрос профессор.

— Нет. Все, как всегда.

— Расскажи мне, как ты провела последние дни. Где была, чем занималась.

— В поход ходила. С дядей Жорой и его друзьями. Он так меня из депрессии выводил.

— Так-так-так… Куда ходили? Что делали?

Ника чувствовала себя, как на экзамене в школе. И, запинаясь, стала рассказывать. Профессор внимательно слушал, почти не перебивая, только иногда задавал уточняющие вопросы. Нику еще никто никогда так не слушал — с такой искренней заинтересованностью. Она это почувствовала и постепенно раскрепостилась.

Особенно профессора заинтересовал тот самый наконечник стрелы, который она нашла на старых раскопках.

Ника показала ему фотографии на смартфоне. Он очень долго и внимательно их разглядывал.

— Так это ты им порезалась? — уточнил профессор, потом нашел какую-то запись в документах доктора, который ее осматривал.

— Ну да, случайно. Он в кармане лежал…

— Странно. Судя по снимку, он очень старый и тупой. Как же ты им порезалась?

— Он не резал, он воткнулся. Глубоко. Но было почти не больно. И рана быстро зажила.

— Сколько дней прошло, говоришь? Два? И у тебя всегда так быстро раны затягиваются?

— Ну… Не замечала раньше. Всегда как у всех…

— Так-так-так… А что было после того, как он воткнулся?

— Я… Сознание потеряла, — застеснявшись, призналась Ника. — Дядя Жора перепугался, даже в больницу хотел меня срочно везти. Но потом сказали, что у меня просто солнечный удар случился. Жарко очень было.

— И часто с тобой такие солнечные удары бывают?

— Никогда не было. Первый раз.

— Так-так-так… А подробнее можешь рассказать, что ты почувствовала? Постарайся вспомнить.

— Ну…

И она вспомнила… Как будто опять получила укол наконечником.

…Мысли замерли, словно исчезли, тело живет как будто само по себе. Оно пытается дышать, его еще сотрясают дрожь и судороги взбунтовавшихся мышц, сердце работает с перебоями, надрывно, то едва шевелясь, то сокращаясь с огромной силой. Это в высшей степени странно — знать, что ты и тело это что-то разное. Знать без слов — понимание приходит цельными глыбами, оно всегда было здесь, с нею. Как странно, что она не сознавала этого раньше. Ей показалось, что она куда-то упала и стоит на коленях, ее охватывает струившийся из чьих-то пальцев огонь. Тем не менее, на каком-то глубинном уровне сознания она даже рада происходящему. Она понимает, что еще немного, и придет спасительная тьма. Лучшее лекарство от жизни.

А потом все заканчивается. Над ней снова голубеет небо в зелени крон, потом его закрывает чье-то лицо. Она всматривается — это дядя Жора…

— Как ты сказала? Лучшее лекарство от жизни? — привел ее в чувство голос профессора. — Откуда эта фраза?

— Не знаю…

— Так-так-так… И где же этот наконечник?

— Дядя Жора его в какую-то лабораторию отдал, специалистам. На экспертизу, возраст уточнить. Он сам считает, что ему пять тысяч лет.

— Твой дядя Жора что, археолог?

— Почти. Он любитель. Вообще-то он программист, но уже много лет с друзьями в горы ходит. Иногда и меня с собой берет. Они в пещеры спускаются, а там часто находят всякие кости, рисунки. Так что они все поневоле археологами стали...

* * *

Рано утром майора разбудил телефонный звонок.

— Как там твоя подопечная? — без всякого приветствия спросил полковник Ковалев. Судя по всему, вопрос был срочный.

— Какая подопечная? — спросонья не сразу сообразил майор.

— Покемон вчерашний. Ну, девчонка твоя. Ника.

— А, Вероника? Все в порядке. С матерью вчера поговорил. Правда, пока только по телефону. Но она согласна отправить дочку в училище. Сегодня приедет документы подписывать. Вчера же все решили у генерала.

— А где она сейчас?

— Спит еще. Я ее к себе домой привез. Не в камере же оставлять ее.

— Домой?

— Ну да. Жена не против. Они вечером с ее матерью часа два по телефону болтали, делились секретами воспитания современной молодежи. Пока сын на соревнованиях, его комната свободна. Пусть поживет, пока генерал вопрос с училищем решает. Хоть под присмотром будет… А в чем дело?

— Она срочно нужна.

— И зачем же она так срочно понадобилась нашему доблестному спецназу?

— А сам не догадываешься?

— Если для того, о чем я подумал, то могу сказать, что вы с ума сошли.

— Слушай, майор, — по голосу было понятно, что полковник начинает нервничать. — Ты слово «срочно» понимаешь? Генерал сам распорядился ее привлечь. Лично. Все, я машину отправляю. Буди своего покемона.

В телефоне было слышно, как он отдал несколько распоряжений — видимо, по поводу того, куда ехать. Но связь не отключил, и вскоре уже обычным голосом продолжил:

— А чтобы твоя душа была спокойна, могу сказать, что ничего с ней не случится.

— И откуда такая уверенность? С каких пор наш спецназ выполняет безопасные задания, где «ничего не случается»?

— Генерал так считает. Он полночи беседовал с профессором, тот к нему с готовыми результатами анализов приезжал. Не знаю, о чем они там говорили, но генерал теперь уверен, что она… Как бы сказать… Неуязвима.

— Как это? Бессмертна, что ли? — удивился майор.

— Ну, типа того. Вот и решил он, видимо, это проверить. А заодно и в деле посмотреть, что она из себя представляет. Так сказать, в боевой обстановке.

— И что там у вас? Террористы? Заложники?

— Да, террористы.

Майор нисколько не удивился. В их регионе, находящемся очень далеко от зоны боевых действий, не объявлялся режим чрезвычайной ситуации. Да, жизнь здесь текла своим чередом, но группы диверсантов-террористов периодически обнаруживались.

— А что, твои сами не справятся? Ребенок-то зачем понадобился?

— Хватит вопросы задавать. Ты разбудил «ребенка»? Давай быстро, скоро машина приедет…

* * *

Террористов обнаружили вчера вечером. Они, уходя от погони, захватили заложников, заняли помещение старой котельной и забаррикадировались там. Штурмовать их в лоб — значит, будут неминуемые потери. И, возможно, немалые — оружия и боеприпасов у тех было в достатке. Да и рискованно очень — во-первых, из-за наличия заложников, а, кроме того, вокруг был жилой сектор, дома стоят в непосредственной близости. Жителей, конечно, эвакуировали, но будут неизбежные иски насчет материального ущерба.

Вести длительную осаду невозможно по той же причине. Тем более не рассматривался вопрос об уничтожении объекта вместе с засевшими там боевиками. Если бы не заложники… Причем до сих пор было неизвестно ни точное количество преступников, ни состав заложников.

Срочно вызванный бывший работник котельной показал им старые планы здания с инженерными коммуникациями. Оказалось, что незаметно проникнуть в здание можно лишь единственным способом — через систему вентиляции. Но проблема была в том, что и люки, и каналы оказались очень тесные. Взрослому бойцу, да еще в полной экипировке, никак не протиснуться. И тут генерал вспомнил про Нику — долговязую, но худую и гибкую. Вот кто сможет там пролезть!

После вчерашних событий Ника уже ничему особо не удивлялась, ей казалось, что она находится в каком-то голливудском фильме. Поэтому и отнеслась достаточно спокойно к тому, что рано утром ее привезли на окраину города — это просто начинается еще одна серия фантастического боевика. Интересно, сколько их еще будет? И, самое главное, почему именно ее выбрали в качестве исполнительницы главной роли?

Она обрадовалась, увидев здесь Пуму и остальных членов вчерашней группы спецназовцев. Пума, судя по всему, тоже обрадовалась — они переглянулись и даже улыбнулись друг другу. Хорошо, когда хоть кто-то есть рядом… Ну, не родной, конечно. И даже не подруга. Хотя здорово, наверное, было бы иметь такую подругу. Нет, просто тот, кто хорошо к тебе относится. Несмотря на вчерашнее…

Ей вручили новенький комплект камуфляжа, тут же, в их служебном автобусе она переоделась. И действительно, не в школьной же форме ей идти на боевое задание. А насчет задания она уже начала догадываться — ясно, что не просто так ее сюда привезли в такую рань. Только интересно, зачем именно она им понадобилась? Удивилась — размер был подобран именно под ее фигуру, комплект подошел просто идеально.

Она вышла из автобуса. Пума, увидев ее в камуфляже, присвистнула, демонстративно округлила глаза и показала большой палец — мол, ты шикарно выглядишь! Ника благодарно улыбнулась ей в ответ. В самом деле, хорошо было бы иметь такую подругу…

Остальные спецназовцы тоже загляделись на нее. Нике стало очень неудобно, ее еще никогда так демонстративно не разглядывали. А спрятаться было некуда. И зеркала не было, чтобы хотя бы самой посмотреть — что же так привлекло их внимание. То, что внимание привлекла она сама, ей и в голову не приходило…

Подошел вчерашний полковник, осмотрел ее со всех сторон, тоже удовлетворенно хмыкнул. Задание ей было поставлено простое — проникнуть в здание котельной через канал вентиляции и оттуда, сверху, через решетку, пересчитать террористов и заложников. Это задача-минимум. Ну, а максимум — спуститься в помещение раздевалки, если там никого не будет, и открыть дверь, за которой будут ждать готовые к штурму спецназовцы.

Пока полковник с командирами боевых групп дорабатывал план операции и уточнял нюансы, Пума подошла к одиноко стоявшей Нике и протянула кружку с горячим чаем:

— Позавтракать-то хоть успела? Это мы привыкшие, а ты впервые в такой заварушке.

— Спасибо. Я рада, что ты тоже здесь, — неожиданно для себя вдруг призналась Ника. — И это… Извини за вчерашнее…

— С ума сошла? — рассмеялась Пума. — Нашла за что извиняться. Только скажи все-таки, как ты это делаешь?

— Я не знаю. Честно. А ты как в спецназ попала? Девушка как-никак.

— Случайно. Вот наш Таран с детства, например, готовился целенаправленно. Мечта у него была такая. Град и Батор после армии сюда пришли. А я случайно. Спортом занималась, боевыми единоборствами. Чемпионкой стала, вот и пригласили. Мне понравилось…

— Я тоже карате занималась…

Но договорить им не дали — пора было начинать…

Две группы бойцов заняли позиции в непосредственной близости от входа в раздевалку. Пума показала ей какой-то жест пальцами. Ника не знала, что он означает на языке спецназовцев, но догадалась — та желает ей удачи…

Канал вентиляции она преодолела без особых проблем, держа в голове схему, которую ей показал полковник. Старалась не шуметь, да и особых причин для шума или задержек не возникало. Пролезла над раздевалкой, глянула туда сверху через решетку — там никого не было. Все, как и предполагал полковник. Значит, дверь можно будет открыть. Вон ту дверь. Сейчас за ней стоят наготове спецназовцы. И Пума с ними. При воспоминании об этой улыбчивой девушке на душе стало теплее.

Ладно, а пока надо дальше. Туда, где террористы. Сквозь решетку увидела большое помещение. Там люди. Присмотрелась — пятеро бандитов, двое дежурят у окон, двое отдыхают, один держит на мушке заложников. Так, теперь заложники — в общей сложности семь человек, все сидят вместе, в углу.

Ах да, еще оружие. А вот с этим сложнее, тут она вообще не разбиралась. И, несмотря на то, что полковник только что показывал ей рисунки разных видов автоматов-пулеметов-гранатометов, она ничего не запомнила. А, даже если бы и запомнила хоть что-то, все бы уже выветрилось из головы. Потому что свою-то голову она знала. И она просто пересчитала количество стволов. Все, задание-минимум выполнено. Теперь надо вернуться к раздевалке. Она начала осторожно пятиться…

Но в этот момент что-то под ее локтями хрустнуло. Не очень громко, но ей показалось, будто гром грянул. И все террористы, и заложники разом посмотрели вверх, пока не в силах определить источник звука. Ника, стараясь шевелиться еще осторожнее, попыталась занять более удобное положение, чтобы затихнуть на какое-то время и обдумать, что делать дальше. Не вышло — старый прогнивший короб вентиляции не выдержал ее веса и с грохотом рухнул. И Ника вместе с ним…

Она встала и первым делом чихнула от поднявшегося облака пыли.

А потом увидела остолбеневшие физиономии всех присутствующих — и террористов, и заложников. На всех лицах было выражение предельного изумления — никто не ожидал увидеть здесь совсем молодую девчонку, причем вообще без оружия. И которая ничего не предпринимает, а только стоит и чихает. Что это вообще было? Откуда она здесь? И зачем? Наверное, если бы сейчас здесь появился рогатый черт, они бы удивились меньше.

Она подумала — зря ее переодели в камуфляж. Если бы она осталась в школьной форме, шок у террористов был бы еще больше. Но это все шутки — до нее дошло, что они сейчас начнут стрелять. В нее…

Двое ближних к ней бандитов направили стволы своих автоматов прямо на нее. Еще мгновение — и все…

Ника стояла, выискивая в себе ту самую кнопку или ли тот самый пункт меню, по которому следует кликнуть курсором мышки для активации режима, в котором она становится всемогущей супер-героиней.

Но никаких действий выполнять не пришлось. Как всегда, мир начал меняться в самый нужный момент. В ушах приятно зазвенело, плечи неестественно расправились, будто намереваясь выпустить крылья.

Она вдруг поняла, что если сейчас со всей силы ударит по стене, то кирпичи вряд ли выдержат, разлетятся вдребезги. И дверь открывать уже не надо. Что при этом произойдет с кулаком, она не знала, но почему-то последствий не опасалась. А чего бояться, если на ней быстрее, чем на собаке, все заживает?

Ну же… давайте… начинайте…

Словно в ответ на ее немую просьбу лязгнул затвор автомата…

Время будто в резину превратилось — тянулось медленно как никогда.

Теперь она оказалась не в пустыне и не в степи. Какой-то берег реки, заросли кустарника. Со всех сторон горы, вдали темнеет ущелье. И пятеро кочевников. Вот эти очень опасны. Очень. И в руках у них совсем другое оружие — черные трубки, матово отсвечивающие в тумане ее измененного мира. Вот первый привел в действие свою трубку, выпустив очередь огненных сгустков. Это не стрелы, они летят гораздо быстрее. Слишком быстро! Ей не успеть… Да, не успеть… И что-то случилось в следующее мгновение. Как будто скорость в автомобиле переключили — время еще больше замедлилось. Почти остановилось. Вот, теперь совсем другое дело! Так что же получается, она может управлять временем?! Ладно, с этим она потом разберется… А сейчас она щелкнула пальцем по первой медленно подлетающей пуле, та послушно изменила направление. По второй, по третьей. Пули летели широким веером, она просто отошла чуть в сторону, пропуская их мимо… А вот и второй выпустил такую же очередь. Интересная, конечно, игра, но пора и делом заняться. Поближе с ними познакомиться. И поздороваться.

Три скользящих шага — и вот они уже рядом. Нырок под очередной веер пуль, удар. Минус один. Разворот к следующему. Минус два. Так, самые опасные обезврежены. Остальные не успели приготовить свое оружие — с ними проще. Нырок, удар. Минус три. Теперь двое оставшихся в углу, два шага по направлению к ним. Минус четыре, минус пять. Все…

Самым сложным для нее оказалось открыть ворота — до того тяжелыми они оказались, да и проржавевший засов с трудом сдвинулся с места…

…Пума с другими спецназовцами напряженно вслушивались в звуки за толстыми стенами котельной. Сначала все было тихо. Но потом раздалось несколько автоматных очередей. Значит, что-то пошло не так. Нику обнаружили? Начали с заложниками расправляться?

Полковник уже приготовился отдать команду приступать к плану Б — подрыв ворот и штурм. Но…

Дверь открылась. Не та, возле которой они дежурили. Заскрипели и медленно отворились большие центральные ворота котельной. А на пороге появилась… Ника. Зажмурилась от яркого солнца, потом помахала рукой — ну, можете заходить…

Внутри обнаружились пятеро валяющихся на полу террористов и кучка сжавшихся в углу заложников, выпучивших глаза от всего только что увиденного…

— Ты почему хромаешь? — спросила Пума.

— Да ерунда, — отмахнулась она. — Неудачно упала сверху. Пройдет.

— Ника, ну расскажи все-таки, как ты это делаешь?

Пума заботливо, как старшая сестра, приобняла ее. «Вот именно, — подумала Ника. — Не подругу бы такую, а старшую сестру».

Ее окружили остальные спецназовцы. Сегодня им поработать не пришлось. За них все сделала вот эта нескладная девчонка. И в этой эйфории все забыли об основном правиле и законе любого спецназа… Не расслабляться, пока операция не доведена до конца…

Раздалась короткая очередь, Пума дернулась и медленно опустилась на грязный пол котельной. Один из террористов, с трудом шевелясь, сумел дотянуться до автомата…

…Вечером на базе спецназа ужин проходил в печальной обстановке — место Пумы было пустым. Ника, которую переселили на базу, сидела за общим столом. Она только сейчас, из короткой траурной речи полковника, узнала, что настоящим именем Пумы было Маргарита… Красивое имя…

Нике казалось, что все смотрят на нее с осуждением. Она не могла себя простить. Ведь виновата только она. Один из террористов смог выстрелить. Значит, она не всех полностью обезвредила… А ведь могла…

Она раньше всех покинула столовую и не видела, как туда вошел полковник Ковалев и объявил:

— Армейцам ее отправлять уже не планируется.

— У нас остается?

— Да. Просто мы сами армейцами становимся. Наш сводный отряд через неделю отправляется в зону боевых действий. Ника едет с нами.

— Ребенок? В зону боевых действий? В качестве кого, позвольте узнать? Сыном полка? Вернее, дочерью полка? — посыпались вопросы.

— Сегодня вы все увидели, в качестве кого. Генерал решение уже принял. И, как вы понимаете, оно не обсуждается. Он уже третье совещание проводит. Ну, насчет документов и так далее. Юридического статуса, так сказать. Что-нибудь придумают, как всегда…

Слезы стояли в глазах, но Ника старалась не давать им воли. Она лежала на кровати и смотрела в потолок. Как совсем недавно в своей комнате… Только кровать была теперь другая — казенная. И потолок другой — казарменный…

Всю свою недолгую жизнь она стремилась к самостоятельности, хотела сама принимать решения. Из-за этого часто спорила и с мамой дома, и с учителями в школе. И даже иногда с подругами, пока они еще были. По большому счету, все ее неприятности из-за этого и появлялись…

И вот теперь получилось, что сама она ничего не решает. Да ее никто и не спрашивает! Все решения за нее принимает кто-то другой. И что, так будет всегда?! Нет, она с этим категорически не согласна.

Так же категорически она была не согласна играть роль какой-то супер-ниндзя, вырубающей врагов одним ударом. Нет, она не будет участвовать во всех этих играх.

Она решительно встала и, как была в камуфляже, вышла из казармы.

Через проходную ее выпустили беспрепятственно — естественно, она же теперь местная знаменитость, ее здесь все знают…

…И куда ей теперь? У нее нет денег, ей даже не на что купить еду, негде переночевать. Идти домой нельзя, именно там ее и будут искать в первую очередь. К старым подругам? Так их не осталось. К дяде Жоре? Но про него они тоже знают….

Итак, куда ей теперь? Ее обязательно будут искать, она им позарез нужна. И найдут, это лишь вопрос времени. Так куда идти? Ну, для начала надо хотя бы добраться до города. Как далеко находилась база спецназа, она не знала — ее привезли сюда на машине. Попыталась вспомнить — вроде бы ехали недолго…

Уже темнело, когда Ника вышла на окраину города, больше похожую на деревню. Рядом с одним из домов под навесом лежало сено. Осмотревшись, она быстро подошла к навесу, забралась на кучу, протиснулась подальше, чтобы никто ее не увидел.

Скоро стало совсем темно. Ника лежала и думала о том, почему так получается, что хорошие люди гибнут, а негодяи продолжают жить.

Неужели бог не видит такой несправедливости? Или его вообще нет, бога этого? Видимо, нет его на самом деле. А если есть, то это какой-то неправильный бог. Куда он, в конце концов, смотрит. И смотрит ли вообще в их сторону. Да, это явно неправильный бог...

Где-то неподалеку слышался женский смех, ему вторил громкий мужской голос. Живут ведь люди — веселятся, любят друг друга, детишек растят. Сейчас, наверное, ужинать сядут — только сейчас Ника ощутила, насколько голодна. Там, в столовой на базе, она так ничего и не поела — кусок в горло не лез…

Ничего, завтра она обязательно что-нибудь раздобудет…

6. Любомила

Мила проснулась, почувствовав, что рядом гуляет смерть. Нет, не просто гуляет, а приближается. Целенаправленно приближается к ним.

Бодрствуя, она бы этого не ощутила, но во сне ее сознание раскрывалось, начинали проявляться эти необычные способности. Дед Белозар, еще в детстве заметив у внучки некоторые странности, долго изучал уникальный дар девочки. Приводил старых ведуний из дальних поселений, консультировался с опытными стариками. Но никто не смог объяснить ему сути этого дара.

Однажды случилось совсем уж невероятное — дед Белозар умудрился какого-то шамана из далекого стойбища кочевников привезти для консультации, воспользовался коротким периодом относительного мира с ними. Все правильно, когда речь заходит о чем-то мистическом, неподвластном человеческому разуму, обычные мирские заботы и проблемы, даже вопросы войны и мира, отступают на второй план. И в этом смысле их шаманы и наши веды и ведуньи не отличаются друг от друга — у них свой пласт жизни. Но этой тайны не постиг и степной шаман. Так что все было тщетно — никто не смог помочь деду Белозару.

После этого прагматичный Белозар свернул свои исследования. Когда не можешь объяснить и, самое главное, заставить этот дар служить себе, то не стоит терять времени — жизнь и без того коротка. Подумаешь, магия! Их народ этим не удивить — если копнуть, то чуть ли не у каждого будет искра таланта.

С тех пор Любомила знала, что у нее есть небольшие магические способности. Знала и то, что дар ее крайне необычен — раньше о подобном никогда не слышали. Но управлять им она не умела. Не знала и его границ. Да и вообще сталкивалась с ним лишь в стрессовые моменты или в первые мгновения после пробуждения — это заставляло ее подозревать, что дар раскрывается полноценно лишь во сне.

Вот и сейчас, еще не открыв глаз, она ощутила весь окружающий мир во всем его объеме. Только непонятно было — ощутила или все-таки увидела? Мила будто превратилась в гигантский зрачок, способный видеть одновременно во все стороны, причем видеть как явное, так и скрытое.

Она осознала, что лежит в угловатом переплетении серых мертвых плоскостей конструкции палатки. Увидела искрящиеся оранжевыми огоньками нити напряженных от ветра веревок крепления, и…

Издалека приближались пока еще тусклые, едва заметные в дрожащем сером мареве светлячки — это горела жизненная сила преследователей. Но Мила знала, что эти светлячки с каждой минутой будут становиться все ярче. Это приближалась их смерть. Неминуемая смерть готовилась устроить здесь свою жатву. И вот уже в мелькание остроносых серых теней она влетела росчерком сияющей стали, пресекая нити чьих-то жизней. Не чьих-то, а их жизней. Мила очень ясно почувствовала это.

Какие-то мерзкие, бесплотные сущности, пикируя на изломанных крыльях, кружились в густой тени их убежища. Одна из крылатых тварей просочилась сквозь ткань, заметалась в тесноте, на лету она когтистыми лапами пыталась запихнуть поглубже в пасть ухваченный кусок какой-то туманной субстанции. Кто-то, лежащий рядом с Милой, застонал, когда эта бестия задела ему грудь кончиком крыла.

Мила поняла, что видит духов. А может, демонов. Чувствуя, что странное создание может быть опасно, она уставилась на него суровым взглядом. Тварь, будто почувствовав взгляд, прытко ушла в небо, беспрепятственно пройдя сквозь стенку.

Стараясь не потерять связи с этим миром иллюзий, Мила осторожно встала, выглянула из палатки наружу. Зрение ее здесь начало как бы раздваиваться — сквозь призрачные декорации постепенно проступал реальный мир. Это плохо. Еще немного — и она перестанет видеть скрытое.

Она попыталась сконцентрироваться на том, другом мире, грозящем вот-вот исчезнуть. Ей снова удалось заглянуть вдаль. И увидеть источник смерти.

Сколько их было, не понять — может, десятки, а может, и тысячи. Пустыня была пропитана смертью.

Мила зажмурилась, напряглась, и, выставив вперед руки, превратила себя в притягательный магнит для струек тумана, исходящих от далеких тусклых светлячков. Туман дрогнул и потянулся к ее рукам, втягиваясь через них в тело, проникая в сознание.

Так… Их не так много, всего два десятка. Нет, это очень много! Целых два десятка. Идут по следам, скоро будут здесь…

Мила смогла выдерживать это недолго — каких-то несколько жалких мгновений. Больше у нее не получилось контролировать свой разум на хрупкой грани между сном и явью. Призрачный мир исчез в одно мгновение. Да больше и не надо — она узнала все, что хотела…

…С самого детства она грезила подвигами великих волшебников, путешествующих по миру и сражающихся с кровожадными разбойниками и коварными злодеями. Слушая на ночь сказки Аглаи, в своих снах маленькая Принцесса странствовала по миру через могучие горные хребты, увенчанные ослепительно белыми снежными шапками, через бескрайние степные просторы и бесконечные жаркие пустыни, в один удар сердца преодолевая тысячи миль пространства. В этих детских снах могучая маленькая Любомила помогала бесстрашным героям спасать из рук негодяев прекрасных девушек и обращала в бегство полчища кочевников и прочих всевозможных приспешников зла. Позже, когда стал проявляться ее дар, но никто так и не смог ни понять его, ни объяснить, она смирилась с тем, что многое в магии ей недоступно. И вот сейчас детские воспоминания вновь всплыли в памяти, словно приглашая в давно забытый мир. Мир безграничной магии, не ведающей преград…

Но в данный момент было не до воспоминаний. Надо было поторапливаться. Она разбудила Ирвиза.

— Погоня?! — тот не сразу понял ее тревогу. — Откуда ты знаешь?

Но, увидев ее расширенные зрачки и услышав прерывистое дыхание, моментально сообразил — она что-то на самом деле знает.

— Как далеко? Сколько у нас времени?

— Близко. Я думаю, через полчаса будут здесь. А, может быть, и раньше.

— Ты… Видишь в темноте? На расстоянии?

— Иногда… Я не знаю, как это происходит…

— Ладно, потом расскажешь. Много их?

— Два десятка.

Ирвиз присвистнул:

— Ого! Много… Если ты права, то дело плохо. Нам не удалось их обмануть. Они сообразили. В оазисе тебя не нашли. А мы, судя по всему, единственные, кому удалось сбежать. Значит, это ты и сбежала. Вот и отправили отряд в погоню.

Он на секунду задумался:

— Нам бы до степи добраться. Там мой дом. А здесь, в пустыне, я тоже чужак. Ладно, справимся.

— Что?! Справимся? Ты собираешься принять бой?

— Нет, конечно, — он невольно рассмеялся. — Мне говорили, что я безрассудный и отчаянный. Но не настолько же. Пойдем, надо торопиться. Бери только самое необходимое. Главное, воду.

Первым делом он отвязал коня и как следует хлестанул его, заставив умчаться вдаль.

— Ты что делаешь? — воскликнула Мила. — А мы как же?

— Пешком пойдем, — продолжал улыбаться Ирвиз.

— Не до шуток сейчас! — возмутилась она. — Я думала, мы попытаемся от погони сбежать.

— Вдвоем на одном коне? От двадцати воинов? Думаешь, получилось бы?

— Ну… Наверное, нет.

— То-то же. Я думала… — передразнил он.

— И что же тогда делать?

— А что делают обитатели пустыни, если не получается сбежать? Например, суслики. Охотилась на них когда-нибудь?

— На сусликов не охотилась. Но наши лесные обитатели делают, наверное, то же самое. Прячутся.

— Правильно. Вот и мы спрячемся.

— Но куда? Вокруг один песок! Это же не лес…

— А куда прячутся суслики?

— В норки… Поняла! В песок зароемся?

Он удовлетворенно хмыкнул — надо же, сообразительная.

— А они подумают, что мы на коне ускакали и поедут по его следам, — она радостно продолжала выкладывать свои догадки.

— Хватит болтать. Торопиться надо, — снова повторил Ирвиз.

Походную палатку, найденную вчера в седельных сумках угнанного коня, они не стали убирать — во-первых, некогда было возиться с ней, а, во-вторых, пусть преследователи увидят, что они убегали в спешке и убедятся в том, что их можно быстро догнать.

Ирвиз внимательно осмотрел горизонт, вслушался в свист ветра.

— А нам, кажется, везет.

— Везет? — не поняла Мила. — В чем?

— Ветер усиливается. Я вчера песчаную бурю ждал, но она так и не началась, не помогла нам. Следы не замела, вот нас и нашли. А сейчас поможет.

— Но она ведь и следы нашего коня заметет. Обманка наша не сработает.

— Нет, не успеет, те следы глубокие и крупные. Они смогут их заметить. И здесь не задержатся, потому что торопиться будут, чтобы его следы не потерять, пока их совсем не замело. А буря еще и луну скроет, совсем темно станет. Вот я и говорю, что нам везет…

* * *

Красота степной ночи очаровывала своей дикой первозданностью и безграничной свободой. Огромный диск полной луны делал окружающие сумерки прозрачными и эфемерными, подчеркивая растворившуюся в воздухе магию природы. Бесконечные россыпи звезд всевозможных форм и размеров мерцали серебряным светом на угольно-черном небосклоне, словно множество огненных алмазов, рассыпанных в бесконечности мироздания. Их отдохнувший конь мчался по упругому ковру бескрайней равнины, унося прижавшуюся к спутнику Принцессу прочь от привычного ей мира, и сверкающие штрихи падающих звезд прочерчивали небеса тонкими нитями. Все тяжелое и печальное осталось где-то далеко позади, и опьяняющая эйфория безудержной скачки под серебряным звездопадом поглотила сознание Любомилы. Ее золотистые кудри развевались бесконечным потоком, искрили яркими брызгами и перекликались отблесками с лунным светом. Она подставила лицо навстречу теплому ветру и дышала полной грудью, не сводя глаз с распростершегося вокруг сказочного очарования.

Ей казалось, что все опасности и тревоги остались позади. Да, пустыня закончилась. Теперь перед ними расстилалась степь. И Мила начинала понимать, почему ее называют Великой Степью.

Два дня пути через пустыню дались ей тяжело. Хотя Ирвиз был прав — им везло. Сначала песчаная буря быстро замела их убежище — берлогу, наспех вырытую у подножия бархана, в которой они спрятались, плотно завернувшись в плащи. Преследователи не стали останавливаться и обследовать окрестности их ночлега, сразу же отправившись по лошадиным следам. А когда буря закончилась, и они вылезли наружу, случилось настоящее чудо. Во всяком случае, Ирвиз считал именно так. И подозрительно поглядывал на Принцессу, предполагая, что это она опять применила какие-то свои неведомые ему чары. А дело было в том, что их конь… вернулся. Видимо, переждал где-то песчаную бурю и решил, что лучше уж вернуться к тем людям, которые его только что прогнали, чем бродить в одиночестве по этой опасной и непонятной пустыне без шансов выбраться отсюда. И, что немаловажно, люди дадут ему и еду, и воду.

Ирвиз, определив направление по звездам, решил идти прямо в сторону степи. Преследователи после бури их окончательно потеряли, опасаться больше было нечего, а вода заканчивалась, так что стоило поторопиться. И вот они дошли — теперь перед ними расстилалась бескрайняя и прекрасная степь…

…Они сидели чуть в стороне от костра, отодвинувшись подальше от искр и жара. Ирвиз подождал, пока огонь хорошо разгорится. Потом взглянул на звезды, сложил руки перед грудью ладонями вверх и запел…

Странная это была песня. Тихая и заунывная, на неведомом Миле гортанном языке, она рвала душу. Голос Ирвиза плавно поднимался и так же плавно затухал, чтобы через секунды вновь зазвучать в ночи. Порой, когда он брал особенно низкую ноту, Мила чувствовала дрожь в груди, даже пламя костра начинало трепетать, пуская к небу вереницы гаснущих на лету искр.

Мила не понимала слов песни, это был древний язык Великой степи. Но более печальной и по-своему торжественной мелодии ей еще слышать не доводилось. Она не замечала, что по щекам ее текут слезы, сидела, глядя на огонь, и в ее мокрых глазах отражалось мерцающее пламя.

А он продолжал петь эту тревожащую душу и в то же время успокаивающую песню, теперь добавив в мелодию новый ритм, более веселый и радостный.

И девушка не выдержала — одним движением сбросила с себя накидку и начала танцевать. Ирвиз пел и восхищенно смотрел на грациозно извивающуюся в прекрасном танце почти полностью обнаженную северную красавицу. Наслаждаться ее танцем можно было бесконечно, настолько это зрелище завораживало.

Тело Принцессы словно струилось в плавных движениях, то сливаясь, то выныривая из перекрестья теней, что отбрасывала собою прелестная танцовщица в отблесках разгоревшегося костра. Каждая пядь ее тела была поглощена танцевальным движением, демонстрируя поразительную гибкость и виртуозность. Даже волосы ее, рассыпавшиеся золотым водопадом, казалось, участвовали в этом невероятном действе.

Было в ней что-то необычное — чудесное, завораживающее, она казалась ему не просто девушкой, а сошедшей с небес богиней. Все ее движения были просты — и в то же время удивительно пластичны и отточены, а своеобразная детская непосредственность только добавляла ей шарма.

Это было совершенство, тот идеал, к которому всегда стремилась природа. И, кажется, на этот раз она его достигла…

В бесконечности Великой степи растворялась древняя песня, в свете костра создавала такой же древний танец одинокая фигурка стройной девушки. И была в этом давно забытая первобытная правда и непорочность…

Казалось, вся вселенная затихла, зачарованно наблюдая за происходящим, и звезды были не в силах оторвать свои взгляды от этого волшебства, пораженные невероятным буйством стихий, воплощением которых в данный момент оказалась она…

Лунный свет искрился в потоках ее волос, переливался на гранях материнского амулета, висевшего у нее на груди...

…Потом все закончилось. Ирвиз опустил руки, склонил голову. Не говоря ни слова, Мила присела рядом с ним.

Трепетали на подернутых пеплом углях последние языки пламени, на душе у Милы было нестерпимо горько. Она вспоминала далекий отчий дом, покинутый навсегда, Великого князя и братьев… Воеводу Ратибора и его дружинников, погибших, защищая ее… Аглаю, судьба которой осталась ей неизвестной…

Но точно так же была ей неизвестна и своя собственная судьба.

* * *

Здесь, в родной степи, Ирвиз решил, что можно и расслабиться. И, как оказалось, зря…

— Я дома! — не уставал он радостно восклицать. — Еще несколько дней пути, и мы окажемся в наших землях. Видишь горы?

— Где? Ничего не вижу…

— Вон, на востоке, на горизонте. Смотри внимательнее.

В утренней дымке там на самом деле смутно просматривались вершины каких-то далеких гор.

— Да, что-то вижу. Ой, как же они далеко!

— Зато там мы будем в безопасности, там везде друзья, там нас никто не тронет. Наоборот, помогут и защитят. Там, за Большой рекой, в предгорьях, и лежит наша степь. Там лучше, чем здесь.

— Разве степь не везде одинаковая?

— Нет, конечно, — рассмеялся Ирвиз. — Наша лучше.

Теперь рассмеялась Мила:

— Каждая лягушка свое болото хвалит?

— Мы говорим, что каждый повар хвалит собственный бульон. Но у нас и в самом деле лучше. Там прохладнее, сказывается близость гор, поэтому палящее летнее солнце не выжигает траву, как здесь — она всегда сочная, пастбища всегда обильные, скот откормленный. Вот куманы и зарятся испокон времен на наши земли. Но им не видать их!

— Почему ты их то кипчаками называешь, то куманами? — заинтересовалась Мила.

— Это по сути одно и то же, — объяснил Иргиз. — Когда-то давно было два племени, кипчаки и куманы. Они воевали между собой, и в итоге одно из них подчинило другое. Кто из них победил, то ли кипчаки куманов, то ли куманы кипчаков, не знаю. И знать не хочу. Но названия теперь оба используются. Их еще и сарочинами называют. Если я ничего не путаю. Дед всегда мне говорил, что врагов надо знать… Только я плохим учеником был, ничего не слушал, мне больше нравилось на коне скакать и стрелять из лука…

— Да? Мне мой дед Белозар говорил то же самое. Но я тоже предпочитала коня и лук…

— Белозар? Какие смешные имена у вас, — рассмеялся Ирвиз.

— Смешные?! — возмутилась она. — Это у вас смешные. И не просто смешные, а нелепые и бессмысленные. Как можно человека назвать горным козлом?! Ир-виз… Или даже не козлом, а бараном? То ли дело Бе-ло-зар. Как звучит! Белая заря. Ты представь рассвет, когда солнце встает, и небо становится все белее, все светлее. Потому что имя это означает «просветленный», то есть имеющий ясный, светлый ум. Или Ратибор. Наш воевода, который погиб там, в оазисе. Ратибор значит «победить войско», то есть «бесстрашный воин».

— Ладно, не сердись, Принцесса. Я же понимаю, что все народы разные. Нам еще много предстоит рассказать друг другу. И привыкнуть ко многому.

— Что ты имеешь в виду? — кокетливо улыбнулась Принцесса. — Уж не замуж ли меня приглашаешь?

— Нет, конечно, — он явно засмущался от такой ее прямоты.

— Нет?! — шутливо возмутилась она. — А я уже надеяться начала.

Он окончательно растерялся.

— И что я вижу? — она весело рассмеялась. — Смелый и бесстрашный Ирвиз краснеет от слов скромной девушки? Да шучу я, не бойся меня.

— Я… Не боюсь тебя, — как будто оправдываясь, промямлил Ирвиз.

— Разве? Ну, значит, мне показалось. А ведь интересно будет, если я, невеста сына Великого султана, вдруг стану невестой простого кочевника.

— Так ты это… серьезно?

— Шучу! Я же сказала, что шучу! Ты, кажется, совсем не привык общаться с девушками?

— А твое имя что значит? Лю-бо-ми-ла… — он ушел от ответа на ее вопрос.

— Так тут же все ясно, — улыбнулась она. — И все очень просто. Милая людям.

— Я думал «любимая»…

— Хорошо думал. Мне нравится, как ты думаешь. И как ты это сказал. Ну, продолжай…

— Принцесса, прекрати! У нас, между прочим, все имена тоже со смыслом. Моего отца например, зовут Ульмас, что значит «бессмертный», а младшего брата Ильмас, то есть «смельчак».

— У тебя и брат есть? А сестры? Расскажи мне о своей семье. Большая она?

Так, весело болтая и чуть-чуть заигрывая друг с другом, они загасили костер, собираясь продолжить свой путь навстречу восходу…

…Картина перед ними была необыкновенной. Она заставляла забыть о проблемах и наслаждаться именно этим моментом. Солнце поднималось огненным заревом, и его золотые лучи начинали отбрасывать причудливые тени. Они стояли вместе, наслаждаясь свободой и этим умиротворением. Сегодня они решили пойти пешком, дать коню отдых, тот был благодарен им за это и послушно бродил поблизости, готовый отправиться в путь вслед за ними.

— Ты готова? — Ирвиз протянул ей руку. — Тогда пошли…

— Расскажи, о чем ты пел ночью у костра?

— Тебе понравилось? Только я не смогу рассказать. Это очень древняя песня, ее невозможно перевести на современный понятный язык. Я тебе лучше спою другую песню. Она тоже древняя, ее пели наши предки в те далекие времена, когда жили еще в родных землях. А им она досталась от того народа, который жил там до нас. Ее пел мой дед, а ему его дед. Так она и передается из поколения в поколение. Эту песню поют шаманы в ритуале посвящения. Слушай.

Ночью той небеса засветились,

Стало ярко повсюду как днем,

Это боги на землю спустились,

Опаленные жарким огнем…

Даже скалы вдали задрожали,

Люди в ужасе падали ниц

И, не в силах подняться, лежали

У подножия тех колесниц…

Ирвиз остановился. Видимо, петь такую песню на ходу было невозможно. Голос его теперь звучал гораздо громче, чем ночью, а печали в нем стало меньше. Но по-прежнему остались искренность и торжественность. Мила тоже остановилась, они по-прежнему держались за руки. Ветер кружил вокруг них, развевая ее длинные золотистые пряди.

Только люди боялись напрасно,

Из огня появился Дракон,

Возвестил он тогда громогласно,

Что отныне их бог — это он.

И со свитой железных чудовищ

Бог судьбу всех людей изменил,

Он немало чудесных сокровищ

Им как детям своим подарил.

Посреди бескрайней степи он пел древнюю торжественную песню своих предков. Казалось, что шелест травы и свист ветра присоединились к этой мелодии, создавая идеальную природную гармонию. Мила закрыла глаза, сжимая его руку и вслушиваясь в слова и вдумываясь в их смысл.

Но не золото, не самоцветы

Людям он просто так раздавал,

Тот подарок ценней, чем монеты —

Он им знания передавал.

А потом небеса потемнели,

Потекли беспросветные дни…

Просто боги назад улетели,

Люди снова остались одни…

Боги молвили им на прощанье,

Что они снова к людям придут.

Люди помнят про их обещанье,

И с тех пор люди преданно ждут…

Наступила тишина, даже ветер смолк. Мила хотела много сказать Ирвизу по поводу этой песни, задать много вопросов… Но не успела…

На вершине ближайшего кургана показались фигуры нескольких всадников. Они приближались со стороны солнца, поэтому Ирвиз не сразу смог их увидеть и определить, кто именно это был. А когда понял, было уже поздно.

— Это кипчаки! Как же я не догадался! Мы же на их территории. Кроме них, здесь никого и быть не может. Ну и глупец же я! Получается, что они по всей приграничной пустоши патрули разослали. По-прежнему нас ищут. Ох, как же ты им нужна, Принцесса!

— И что же делать? — огляделась по сторонам Мила. — Здесь, конечно, не пустыня, но все равно ничего нет, никаких укрытий.

Панорама вокруг была на самом деле не очень обнадеживающей — редкие невысокие холмы-курганы, еще более редкие кусты-деревья. Да кое-где каменистые гряды-возвышенности.

— Есть. Я, когда за дровами для костра ходил, пещеру обнаружил. Мы сейчас совсем рядом с ней. Бежим туда!

— Пещера? Но это же западня! Мы там будем заперты.

— Никакая не западня, а хорошее укрытие, откуда можно бой вести. Дозорных всего трое.

— Ты уверен, что других поблизости нет?

— Нет, не уверен. После того, как ты первым же выстрелом поразила того охранника в пустыне, я бы на их месте опасался нас. И выслал бы на поиски усиленные патрули. Тем более что у них проблем с людьми не должно быть. За тебя, наверное, такую награду назначили, что желающих хоть отбавляй. Но другого выхода нет. Бежим вон к той груде камней. Пещера там.

Но добежать он не успел. До укрытия оставалось совсем немного, всего несколько шагов, когда Мила споткнулась и упала. Ирвиз остановился и повернулся к ней, чтобы помочь. И в это мгновение в его грудь воткнулась стрела. А следом за ней — еще одна…

Не понимая, что же именно изменилось, Ирвиз попытался подхватить за руку поднимающуюся Милу, как вдруг почувствовал, будто его мозг моментально вспыхнул, подобно Дикому Огню, что иногда привозят купцы с востока из далекой страны Чань. В глазах потемнело, ноги подкосились, и он осел на землю, пытаясь нащупать руками опору для неожиданно сделавшегося ватным тела. От невыносимой боли сознание отключилось, и несколько мгновений он не видел и не слышал ничего, кроме искрящейся черными точками тьмы перед глазами…

…Что-то теплое, мягкое и невесомое осторожно излилось на его голову, проясняя зрение. Та самая искрящаяся тьма, застилавшая взор, пропала, оставляя вместо себя в памяти необычайную пустоту, и Ирвиз понял, что не знает, кто он, где находится и что вообще происходит.

— Постарайся не двигаться, скоро неприятные ощущения закончатся. — Перед ним на коленях сидела завораживающе прекрасная девушка с огромными нежно-синими глазами и с еще более огромной копной золотистых волос и беззастенчиво разглядывала его лицо.

Он окинул взглядом окружающее пространство и понял, что сидит на полу внутри мрачной пещеры. Прямо перед ним девушка, чуть в стороне светится холодным бледным светом выход наружу. Что-то зашевелилось в глубинах сознания. Девушка провела рукой над его головой. Ее миниатюрная ладошка сияла теплым и мягким белым свечением. Сознание начало проясняться.

Во сне Ирвиз увидел Принцессу. Они скакали бок о бок по цветущей степи, золотистый водопад ее волос развевался в порывах свежего ветра, и мелодичный смех, словно переливистый колокольчик, негромко звенел в такт перестуку конских копыт. Девчонка разогнала своего коня, устремляясь вперед, Ирвиз помчался за ней, но почему-то никак не мог ее догнать. Она удалялась все сильнее, и вскоре он почувствовал, что задыхается от простой скачки. Грудь пронзило острой болью, и он увидел торчащие из нее стрелы. Их древка оказались покрыты пылью, как если бы находились в его теле уже очень давно. Он попытался выдернуть их, но лишь обломал древка, и оставшиеся в пробитой груди наконечники заныли болью еще сильнее. Сидеть в седле стало тяжело. Ирвиз остановил коня, спешился и почувствовал, что ноги не желают держать его. Пришлось лечь на спину и смотреть на плывущие по бескрайнему небу легкие облака. Не желая оставить его в покое, боль в груди начала шевелиться, словно ползущая змея. Небо над ним потемнело, собираясь грозовыми тучами, солнце скрылось, и все вокруг погрузилось в полумрак, с каждым ударом боли сгущавшийся все сильнее.

Где-то недалеко от него забрезжил свет. Ирвиз пытался посмотреть на приближающееся свечение, но не смог повернуть голову, пробитая стрелой мышца не слушалась разума. Вскоре свет приблизился, и он увидел девчонку. Она склонилась над ним, застенчиво улыбаясь, и что-то тихо зашептала, творя свою неведомую магию. Тело окуталось ласковым теплом, и боль исчезла, словно растворяясь вместе с шевелящимися подобно змеям обломанными стрелами в потоках исходящего от целительницы света. Грозовые тучи рассеялись, освобождая яркое солнце, и небо над ними вновь засветилось бесконечной лазурью. Мила закончила плести чары и оценивающе посмотрела на Ирвиза. Убедившись, что с ним все в порядке, она заговорщицки огляделась вокруг, словно опасалась быть замеченной, и наклонилась к лицу парня. Ее губы коснулись его губ в поцелуе, и нежный, завораживающе приятный аромат ее кожи, донесшийся до него, показался настолько настоящим, что Ирвиз открыл глаза. Зрачки Принцессы в панике расширились, и она торопливо отпрянула.

— Ты что делаешь? — поинтересовался он, разглядывая ее порозовевшие щеки.

Закончив исцеление, она не смогла удержаться и поцеловала спящего Ирвиза, потому что твердо знала, что при других обстоятельствах не решится на подобное. И в этот самый миг он проснулся, чем поверг ее в крайнюю степень смущения. Мила поспешила выскочить из пещеры наружу и успокоить колотящееся в груди сердце.

Ирвиз только широко улыбался, вспоминая перепуганное лицо Принцессы, застигнутой врасплох его неожиданным пробуждением. Мысли о ней приятно согревали сердце, и он подумал, что не прочь получить еще пару стрел ради такого исцеления…

Он тоже поднялся и вышел из пещеры. Сначала зажмурился от яркого солнца, а когда раскрыл глаза…

— Это… Ты сделала?!

На разном расстоянии от входа в пещеру лежали три поверженных врага с торчащими из тел стрелами. Все еще смущаясь, Мила просто пожала плечами:

— А что мне оставалось делать?

— То есть их все-таки было только трое?

Она молча кивнула и вздохнула:

— Мне бы лук хороший, настоящий. Мой. Зря отец не разрешил мне его с собой взять. Говорил, что не пригодится. И стрелы.…

Ирвиз не мог найти слов, чтобы высказать ей все, что сейчас про нее думает. Ему, степняку-кочевнику, было не впервой видеть девушку, умеющую так хорошо стрелять из лука. Но чтобы светловолосая северная красавица-принцесса так легко расправилась с врагом!? Да не с одним, а с тремя…

— Погоди, получается, что и в пещеру меня ты затащила? — вдруг сообразил он.

— А что, надо было тебя там бросить? — рассмеялась она.

— Но как? Ты же такая… худая.

— Как ты смеешь?! — возмутилась Мила. — Я не худая! Я стройная.

— Да? Пусть так. Как тебе будет угодно. Просто в наших краях в цене более упитанные женщины.

— Странно. Я думала, что стройность везде привлекательна.

— Ну, как сказать. Им же рожать. Широкие бедра с этой точки зрения выгодней.

— Фу, какое потребительское отношение к женщинам.

— Почему? Тебе ведь тоже рожать…

Она фыркнула:

— Это все ерунда. Главное, что у нас теперь есть вот они..

— Кони?! — сообразил Ирвиз.

И в самом деле, невдалеке виднелась четверка коней — тот верный спутник, что вывез их из пустыни, и еще три свежих упитанных коня, доставшиеся им теперь от дозорных.

— Ну, сейчас мы быстро домой доберемся, — обрадовался Ирвиз. — Одвуконь-то.

— Как ты сказал? — не поняла она.

— Со сменными лошадьми. У нас же теперь по паре на каждого…

Но все опять получилось не так, как они рассчитывали.

Они оба были слишком слабы, чтобы немедленно отправиться в путь. Ирвиз — от полученных ран. Да, в результате лечения они чудесным образом затянулись, но чувствовал он себя по-прежнему «не совсем живым», как он сам определил свое состояние.

А Мила — от этого процесса лечения. Она пришла к выводу, что оно сводится к тому, что она каким-то образом передает пациенту часть своих жизненных сил.

И еще она поняла, что эта ее способность может быть и опасной — что будет, если она отдаст слишком много сил? Ведь в таком случае она сама может умереть. А контролировать этот процесс она еще не умеет. И вообще не понимает, как это происходит и можно ли его в принципе контролировать. Все это ей еще предстоит узнать и понять…

Ирвиз с нескрываемым удивлением поглядывал то на свои раны, то на две стрелы, которые сжимал в руке. То на Принцессу — теперь не столько с удивлением, сколько с плохо скрываемым страхом. Кто же она такая? Ладно, сейчас надо другие вопросы решать…

Мила предложила спрятаться в той же пещере, чтобы хоть немного отлежаться и прийти в себя. Но Ирвиз отговорил — кипчапки скоро обнаружат пропавший дозор и отправятся на поиски. Трупы, допустим, можно спрятать в этой же пещере. Неприятное соседство? Ничего, потерпеть можно. И не такое видали. Но куда деть коней? Их-то в пещере не спрячешь.

Поэтому решили ехать немедля — столько, на сколько хватит сил. А там найти какое-нибудь более надежное укрытие — рощу или заросли кустов в долине какой-нибудь речки.

Немало времени ушло на то, чтобы приручить коней. Мила, конечно, не думала, что они с разбегу вскочат в седла и поскачут навстречу заходящему солнцу, а ветер красиво будет развевать ее волосы. Не так все быстро делается, как нам хочется — это она давно поняла.

Ирвиз, рожденный в степи и севший в седло раньше, чем научился ходить, знал все приемы обращения с лошадьми. Да и Мила не в первый раз их видела — достаточно много поездила на них еще дома, в княжестве. Но даже им пришлось повозиться изрядно, прежде чем кони признали в них новых хозяев и стали беспрекословно подчиняться и слушаться. Ведь лошадь по натуре существо пугливое и требующее нежного обращения. Особенно если это чужая лошадь, не привыкшая к новому хозяину.

Кроме того, при долгих остановках с лошади полагается снимать все лишнее. И Мила, не зная, как долго она будет оживлять Ирвиза, именно так и поступила — кони паслись налегке. Но… Если потом надо срочно куда-то податься, нельзя на лошадь вскочить в одно мгновение. Надо опять возиться с потником, седлом, уздечкой. Следить, чтобы все легло без складок, затянуть не туго, а чтобы в самый раз. А ведь чаще всего это ленивое создание вовсе не горит желанием покидать симпатичную полянку, заросшую сочной травой, поэтому начинает брыкаться, сильно мешая процессу.

Но и этого мало. Уже оказавшись в седле, нельзя коня сразу пришпоривать, стараясь как можно быстрее набрать полный ход. Все надо делать постепенно, если ты хочешь ехать далеко и долго. И вообще не надо надеяться часами галопом мчаться. Даже на хорошей дороге лошадь быстро выдохнется, а уж по степному бездорожью — гораздо быстрее. Если загонишь, то дальше вообще пойдешь пешком. Это, конечно, менее хлопотно, чем верхом, но гораздо медленнее…

* * *

Лишь на следующий день они оба чуть-чуть пришли в себя…

— А ты как в плен попал?

— Честно говоря, по глупости. Кипчаки ведь по внешней и внутренней сути своей шакалы или волки. Налететь, укусить, отскочить. Загрызть слабого или толпой сделать это с сильным. Не уважать никого и ничего, кроме правил стаи и вожака. Их образ жизни отражается у них в глазах. Взгляни в них и увидишь агрессивный мрак. Я был на охоте, далеко отъехал от становища. Они на меня ночью напали, на спящего, вот и скрутили сразу. Я один, а их много. Честный бой не для них. Я, конечно, виноват, надо было спать более чутко. Но устал я тогда очень… Ладно, не будем об этом…

— Хорошо, не будем, — согласилась Мила. — Дай я осмотрю твои раны.

— Незачем, уже все в порядке. Можно ехать. А ты как?

— Тоже хорошо.

— Ну, тогда пора в путь. Ехать долго…

Хорошо, что у них были заводные кони, это значительно облегчало дорогу — так они могли ехать практически весь световой день. Но они углублялись все дальше и дальше в земли кипчаков и периодически видели то здесь, то там их всадников. Чаще всего это был какой-нибудь одинокий охотник, и тогда они срочно меняли путь, сворачивали в сторону и пришпоривали коней в надежде, что он не будет их преследовать. Но ведь, вернувшись в стойбище, он обязательно расскажет об этой встрече. Поэтому они еще дальше уходили в сторону, запутывая следы. Но тем самым значительно удлиняли свой путь и теряли время.

Но иногда встречалась целая группа всадников — видимо, дозор. Уходить от них галопом в расчете на скорость своих лошадей было бесполезно, и им приходилось срочно прятаться, надеясь на то, что их не успели заметить. Поэтому дорогу выбирали так, чтобы где-то поблизости было какое-нибудь укрытие. Так и ехали — от рощи до рощи, от кустов до кустов, что также значительно удлиняло путь.

А как-то встретился многочисленный военный отряд. В тот раз им повезло, их не успели заметить, но они решили теперь ехать только по ночам. Так им удавалось впредь избегать встреч с подобными отрядами. Но чем дальше проникали они в центр территории кипчаков, тем чаще видели следы сотен и даже тысяч лошадей. Казалось, вся степь пришла в движение и, подобно тому как муравьи стекаются в свой муравейник, так и бесчисленные колонны двигались к какой-то неведомой цели.

Но если муравьи двигаются тоненькими ручейками, то кочевники текли полноводными реками.

— Куда они все направляются? — тревожилась Мила. — И что за сила заставила их начать это движение?

— Насчет движущей силы я догадываюсь, — не менее обеспокоенно ответил Ирвиз. — Их Великий Хаан сумел объединить вечно враждующие племена и теперь собирает огромное войско.

— Так и есть, ты прав, — Мила подтвердила его слова. — Отец говорил то же самое. Ты думаешь, почему я стала невестой сына Великого султана? Вот из-за этого Хаана и его войска! Отец опасался, что эта орда вот-вот нападет, и срочно искал союзников. Братьев моих отправил в соседние княжества, а меня в Султанат. Только он не знал, когда это произойдет, думал, что время еще есть. Оказывается, он ошибался. Времени нет.

— Ты знаешь, я тоже думаю, что он ошибался. Но не только насчет времени. Они не пойдут к вам, на север. Может быть, и пойдут, но потом, позже. Сначала им надо завоевать нас, непокорных и неподвластных кипчакам и Хаану. Ему нужна степь, вся Великая степь! И только потом он будет думать, идти ли дальше. И, если идти, то куда. Но сначала будем мы…

— Скорее всего, ты прав, — согласилась Мила. — Раньше я, наверное, стала бы с тобой спорить, но теперь, более-менее узнав степь и вас, степняков, думаю, что так и будет.

— Значит, нам надо поторопиться, предупредить наших. А на твоем месте, Принцесса, я бы хорошо подумал.

— О чем?

— Стоит ли со мной ехать. Ведь ты рискуешь оказаться в самом пекле будущей войны.

Однажды ночью они заметили странное зарево за ближайшими холмами, освещающее полнеба, как будто солнце запуталось и решило вставать раньше положенного времени, в разгар ночи. Оставив лошадей в темной лощине, они поднялись на вершину, стараясь быть максимально незаметными.

Вся долина была покрыта мерцающими в темноте точками, словно кто-то раскинул гигантский ковер из светлячков.

— Их сотни, тысячи! — ахнула Мила.

В долине горели бесчисленные костры. Именно сюда и держали путь отряды воинов со всех концов степи, откликнувшиеся на зов Великого Хаана. Здесь и было место сбора…

— Да, нам надо торопиться, — прошептал Ирвиз.

Решили, что стоит рискнуть и ехать не только ночами, но и днем, без отдыха.

Далекие горы на горизонте постепенно приближались. Но уж очень медленно…

7. Вероника

Ника проснулась еще затемно — ей приснился необычный сон. Что же ей снилось? И она никак не могла понять — это был хороший сон или плохой?

Она вылезла из своего укрытия, спустилась к ручейку поблизости, сполоснула лицо холодной водой, прогоняя остатки сна. Поежилась — утро было прохладное.

Ника смотрела на медленно текущую воду, потом подняла глаза к небу. Вспомнила — во сне к ней приходил Бог и пожурил ее за неверие в него. Мол, вот же я перед тобой. Видишь? Значит, существую. А уж правильный я или не правильный — каждый решает сам…

«Ладно, Господи, не обижайся на меня. Я всего лишь девушка, к тому же не самая умная на этом свете — что с меня взять? И если я порой думаю про тебя что-то обидное, то не по злому умыслу, а по незнанию своему. Хочется верить, что есть ты где-то там, в небесах, справедливый и мудрый. Может, и жизнь где-то там есть другая, лучше и красивее нашей. Даже наверняка красивее, куда хуже-то. Должна она быть, иначе зачем все это?

Только все равно, Господи, я многого не понимаю. Маргарита-Пума вот умерла… А зачем? Если ты ведешь по жизни хороших людей, ведешь их к счастью, то почему погибла Пума? Чем она-то перед тобой провинилась? Ведь хороший был человек, добрый. Да, сказал полковник, что мы с ней еще встретимся, поверила я в это, ведь полковник всегда должен говорить правду. Только как это может быть и когда? А главное, где? Видишь, сколько вопросов у меня к тебе, и эти далеко не самые важные. Говорят, что у Бога полагается что-нибудь просить. Просила ли я у тебя что-нибудь? Просила, наверное…

Даже точно просила. Давно, в детстве, когда родители разводились. Видела, как бабушка моя молилась, прося тебя даровать моим родителям разум. Глядя на нее, потом просила и я. Но разве помог ты мне? Или просила я неправильно, не так, как положено? Не на коленях, не при свечах, без иконы даже. Просто лежала в постели и просила. Не помог ты мне тогда. Не услышал. Знаю, много нас, миллиарды, и у каждого свой маленький ад. Трудно тебе уследить за всеми нами, хлопотно. Только зачем же тогда давать надежду? Зачем, если даже молитвы ребенка остаются без ответа? Не понимаю я этого, Господи. Не могу понять. Не хочу понимать…

Здесь ты еще, Господи? Или надоело тебе слушать мой жалкий лепет? Буду надеяться, что все-таки ты меня слышишь. Видишь, опять надежда. Люди всегда надеются, и что у них есть еще в этом мире, кроме надежды? Только не привыкла я ничего просить, Господи. Наверное, это и есть гордыня, я понимаю. Но не буду я ничего просить у тебя. Зачем, если ты и так все мысли мои знаешь? А не знаешь, так посмотри, загляни в мою душу, должна же она где-то быть у меня. Не болела бы, если бы не было ее. Ты же такой всемогущий, всезнающий, так посмотри, узнай, чего я хочу. Зачем просить, если ты и так все видишь? Ты сильнее, мудрее, могущественнее нас. Говорят, что именно ты нас и создал. Зря ты вообще-то сделал это, но речь сейчас не о том. Ты мудрее нас, а значит, лучше нас должен знать, что нам надо. Так помогай же нам сам, не жди, пока мы просить тебя будем. Ведь это нормально, так должно быть.

Если я вижу, что кому-то нужна помощь, а я могу помочь, ведь не жду я, пока попросят меня, сама помогаю. И стыжусь, смущаюсь, когда благодарят меня потом. Могла бы, так вообще помогала бы инкогнито. Да, кто-то скажет, что это мое эго говорит недоразвитое, выпячивает себя, благодетелем хочет почувствовать. Только не так все это, тебе ли не знать этого? На деле ведь все гораздо проще оказывается. Помогай, если можешь помочь, если видишь, что нужна человеку твоя помощь. Вот и все, зачем нужны все эти мольбы, почему человек в слезах должен помощь твою вымаливать? Тебе ведь стыдно должно быть, когда перед тобой на колени падают. И если даже мы, малые и неразумные, понимаем это, то неужели ты не понимаешь? Не верю я, что не понимаешь, отказываюсь верить…

Знаю, что, может быть, ошибку делаю, только все равно не буду я тебя ни о чем просить. Ты велик, мне никогда не сравняться с тобой, да и не думаю я об этом. Но если ты стремишься к свету, то ведь и я не против этого. Так почему не идти нам вместе? Да, я еще не знаю свои возможности, но понимаю, что они в любом случае не сравнятся с твоими. Но ведь не всем создавать миры, должен же кто-то и мелочами заниматься. Готова ли я до конца пройти свой путь, каким бы он ни был? Да, наверное… Но не на правах раба. То есть рабыни. И если моего желания сотрудничать с тобой, а не служить тебе, мало, если я не права и не достойна помощи твоей, то просто убей меня сейчас, на этом самом месте…

Только ответь сначала — почему я? Почему именно меня ты выбрал для этой роли? Или не ты выбирал? И решает на самом деле кто-то другой? Но зачем вы дали мне эти возможности? И что мне теперь с ними делать?»

…В ручье громко плеснула рыба, Ника вздрогнула. Ого, здесь, оказывается, и рыба водится… Провела мокрой рукой по волосам, потом медленно поднялась с земли.

«Ладно, Господи, не серчай там на меня. Но и не забывай того, что я сказала. А мне, однако, возвращаться пора».

Она попыталась сообразить, как ей выбраться из этого захолустья. Ладно, выйду поближе к людям, а там посмотрим…

Улица этого деревенского предместья шла в гору, Ника поднялась на вершину холма. И увидела панораму всего города в лучах поднимающегося солнца. Окраины пока еще были окутаны туманом, но высотки центральной части уже играли солнечными бликами на фоне прозрачного синего неба.

А дальше она не смогла сделать ни шагу — так и встала посреди безлюдной улицы… Яркие краски солнечного утра вдруг поблекли, в глазах сначала потемнело, а потом стало появляться какое-то изображение — и она очень четко увидела резкую и контрастную черно-белую картину…

…Она стояла в проеме разбитого окна, держась руками за чудом уцелевшую раму. Порывы ветра доносили запах гари. Какой это был этаж — девятый, десятый? В любом случае — высоко…

Перед ней простирался разрушенный город.

Небесный свод не был скрыт густыми тучами или растворенным в атмосфере пеплом пожарищ, однако назвать утро ясным было трудно. Свет спрятавшегося за скелетами высоких домов солнца был каким-то удручающе серым и тусклым. Далекая перспектива торчащих ввысь огрызков разгромленного мира хорошо просматривалась, словно демонстрировала редкому созерцателю всю тяжесть того, что случилось здесь недавно. Изредка по небу проплывали черно-бордовые облака, похожие на истерзанные трупы.

Где-то этажом ниже раздался шум — значит, она была здесь не одна, там кто-то был еще. А потом этот «кто-то» хриплым мужским голосом запел:

Я иду по земле обгоревшей,

Серый пепел скрипит под ногами.

Тяжело на душе опустевшей…

О война, что ты делаешь с нами?!

Геростраты мы все поголовно,

А ведь были когда-то творцами,

Для чего же тогда мы любовно

Этот мир наполняли дворцами?

Все дома превратились в скелеты,

И своими пустыми глазами

Обреченно встречают рассветы…

О война, что ты сделала с нами?!

У Ники даже мурашки пробежали по спине — и мелодия, и слова песни удивительно точно отражали ее собственное состояние… Надо только выяснить, кто такие «геростраты».

И странно — голос почему-то показался ей знакомым. Где же она могла его слышать?

Люди больше сюда не вернутся,

И теперь лишь собаки хромые

На развалинах в стаи собьются,

Собирая останки гнилые…

Горизонт затянуло пожаром,

Черный дым вырастает столбами,

Мы и там оказались кошмаром…

О война, что ты делаешь с нами?!

Она по-прежнему смотрела вниз, а там обугленными шрамами тянулись борозды и трещины разбитых улиц, отбрасывали черные тени погнутые как увядшие растения столбы, искореженные машины и изуродованные деревья…

И повсюду торчит арматура,

И земля от огня почернела,

Для любителей ада натура

Появилась тут после обстрела…

Вместо города здесь лишь руины,

Боль утрат не расскажешь словами.

Говорили, что были причины…

О война, что ты сделала с нами?!

Если бы кто-то сейчас там, внизу, поднял взгляд на окно верхнего этажа уцелевшего дома, то удивился бы и ужаснулся, видя, как в оконной раме, расставив ноги и уперев руки в переплет, стоит молодая девушка. Удивился бы самому факту наличия хоть кого-то живого в этом мертвом городе. А ужаснулся бы, если бы заглянул в ее глаза…

…В себя ее привел шум остановившегося рядом автомобиля, потом звук открываемой двери. Она оглянулась — возле нее действительно появилась какая-то машина.

Разрушенного черно-белого города больше не было — яркое солнце разгоняло утренний туман над микрорайонами и сверкало в стеклах высоток. Но… Она же так явственно ощущала запах гари! А вкус пепла до сих пор чувствуется на губах. И хриплый голос все еще звучит в ушах…

Дверь машины открылась, и Ника остолбенела. Сказать, что она удивилась — это ничего не сказать. Она могла бы ожидать увидеть кого угодно, но никак не профессора. Но это был именно он. Подошел с улыбкой и сказал, как будто извиняясь:

— Привет, Ника. Меня за тобой отправили. Поедем?

Она с трудом вернулась в реальный мир.

— Куда поедем?

— Обратно.

— Так я туда и направляюсь.

— Сама решила? Правильно. От себя не убежишь.

— Но как вы меня нашли?

— У тебя же смартфон с собой. Гарантии не было, конечно, что ты его не выбросила. Но, как только он в движение пришел, решили, что пора ехать. И вот я здесь. Ты скажи, есть хочешь?

— Что хочу?

— Кушать хочешь? Голодная, наверное…

— Хочу, — честно призналась Ника.

— Я здесь рядом кафе видел, сейчас заедем. Заодно и поговорим.

— Откуда здесь кафе, в этой деревне? — удивилась она.

— А там стоянка дальнобойщиков. Ну, и кафе круглосуточное… Ладно, поехали.

— Хорошо, поехали, — согласилась она. — А о чем вы хотели поговорить?

— Ну, для начала расскажи мне, что с тобой происходит в те мгновения, когда ты… Ну, становишься другой. Что ты чувствуешь? И, если можно, подробнее…

8. Любомила

— Я теряю слишком много времени при наложении стрелы на тетиву.

Расстроенная Мила подъехала к Ирвизу и остановилась.

— И почему так получается, как думаешь? — спросил Ирвиз, выдергивая стрелы из мишени.

— Быстрая скачка замедляет мою руку, — недовольно вздохнула девушка. — Когда я стою или бегу, то чувствую движение во всех подробностях, и рука действует безошибочно! Но на скаку двигаюсь не я, меня несет конь, и мне приходится подстраиваться под тряску. Это отнимает время, и рука, чтобы не ошибиться, действует медленнее!

— Нужно больше упражняться, — Ирвиз протянул ей стрелы. — Ты должна не просто ощутить и понять движение коня. Необходимо уметь сливаться с ним воедино, словно ты и он одно целое. Только так можно нанести таранный удар копьем с максимальной силой. Только так можно соскочить с коня на полном ходу в боевом прыжке, который заканчивается мощным ударом, сила которого сложилась из твоей скорости и скорости твоего скакуна. И только так можно почувствовать, как должна двигаться рука из-за спины, в тот миг, когда ты уже схватила пальцами стрелу и должна наложить ее на тетиву не только безошибочно, но и быстро. Сейчас будем отрабатывать подготовительное упражнение. Вставай ногами на седло и стреляй стоя, прямо на скаку!

— И это ты называешь подготовительным упражнением? — удивилась она. — Так же намного трудней!

— Поэтому и подготовительное упражнение, — подтвердил Ирвиз и рассмеялся. — Ведь после него стрельба из седла покажется тебе совсем несложной! Набирай скорость и приступай!

Ирвиз поигрывал шестом с мишенью, словно копьем, и Мила дала Зунгару поводьев. Тот пошел галопом чуть ли не с места — умному коню хватило легкого понукания. Ирвиз почувствовал нечто вроде легкой ревности.

Хороший у Ирвиза конь, а ведь как все смеялись над мальчишкой, умолявшим не резать неказистого жеребенка. И ведь отбил его, не дал тронуть. И что? Выросло из корявого создания чудо степное — длинноногое, гибкое, выносливое, проворное словно ветер. Старики плевались, шептали о демонах, выкормивших скакуна кровью кобылы-матери. Догнать Зунгара лишь стрела может, да и то не всякая. Никого не подпускал к себе норовистый конь, кроме хозяина. И так много лет.

Пока не появилась Мила. И случилось невероятное — конь ее не только признал и позволил себя кормить, но и в седло пустил. Причем, как справедливо заметил Ирвиз, в шутку сам себя называвший «бывший хозяин», теперь Зунгар явно предпочитал, чтобы в седле находилась именно Принцесса.

Миле надо, конечно, подобрать хорошую молодую лошадь. Но Ирвиз не торопился — он знал, что далеко не все в стойбище, да и во всем Союзе племен рады появлению Белой Принцессы. И прекрасно понимал, сколько проблем она принесла с собой вождям и старейшинам. В ближайшие дни должен состояться Большой курултай, гонцы уже понесли вести о нем во все стойбища…

...Зунгар тут же радостно ринулся с места в карьер, наслаждаясь скоростью. Мила заложила поворот, разворачивая его в сторону Ирвиза, и на полном скаку одним движением выскочила из стремян, вставая ногами на седло.

Оказалось, что стоять на спине у мчащегося во весь опор коня не являлось совсем уж невыполнимой задачей. И не зря ведь Любомила с детства считалась самой искусной танцовщицей княжества, ее гибкое тренированное тело быстро научилось держать равновесие и легко балансировать на скаку. Но вести так скоростную стрельбу невозможно! Ну, или не в пример тяжелее, нежели сидя в седле и опираясь на стремена.

Между тем Ирвиз уже поднял мишень на длинном шесте, требуя от нее выстрела, и Мила выхватила из колчана стрелу. Необходимость одновременно удерживать равновесие, соблюдать точный баланс системы стрелок-оружие и совершать быстрое прицеливание вынудили ее действовать не столь быстро, и в результате выстрел запоздал.

— Попадание точное, но ты не уложилась в нужное время. У тебя на выстрел ушло целых одиннадцать шагов! — сообщил Ирвиз. — Противнику удалось скрыться. Давай снова.

Следующий час Мила провела, стоя на скачущем Зунгаре и пуская стрелы. Сделать выстрел с нужной скоростью не получалось, а тут еще этот противный и вредный Ирвиз специально путал ее, то стоя на месте, то бросаясь бежать навстречу или прочь от коня. Уложиться хотя бы в девять шагов никак не удавалось, и хорошо еще, что она не промахивалась по мишени в принципе.

Ирвиз все это время находился в состоянии невообразимого удивления и восхищения. Подумать только — его подопечная ни разу не промахнулась! Ни разу! У мужчин обычно уходил не один месяц тренировок, чтобы научиться хотя бы просто попадать в мишень. А тут — какая-то девчонка…

С каждым выстрелом его изумление только возрастало, но он старался не подавать вида и поэтому становился все более суровым и серьезным.

К счастью, она-то об этом не знала. От осознания собственных неудач в груди разгоралось жгучее желание обязательно добиться совершенства там, где оно ускользает, и Мила вновь и вновь производила выстрел за выстрелом. Тем более что она видела, как расстраивается и печалится Ирвиз, и пыталась хоть немного порадовать его. Но никак не получалось…

В конце концов, даже Зунгару надоела эта беготня, и пришлось признать, что за одну тренировку достичь совершенства невозможно. Что ж, ей не впервые упражняться луну за луной по многу часов в день.

Мила сделала очередной выстрел и поняла, что колчан за спиной пуст.

И сама она безумно устала…

* * *

Этот самец был хитер. Очень хитер. Но Ирвиз тоже не дурак — нет в степи такой антилопы, что сможет его перехитрить. Да и не настолько хитер вожак этой маленькой стайки, раз приперся под самое становище, — похитрее козлы бывают. Грех упускать такой момент. И такие рога.

— Посмотри на его рога, — тихо прошептал Ирвиз. — Видишь? Рога отменные. Причем оба.

— Вижу, — едва слышно ответила Принцесса.

Она впервые оказалась на охоте в степи. Все было непривычно, совсем не так, как в родном лесу на княжеской охоте — ни загонщиков, ни самого леса.

— У антилоп вечная проблема с рогами, — объяснил Ирвиз. — Как брачный период, так ломают их друг о дружку. Тупые создания лупят по крепким лбам. Часами стучат, покуда у кого-то из противников не помутится в глазах или рог наконец не сломается. Хотя в этом свой резон, в таком бою антилопы не убивают друг друга. Но и сломанный рог не отрастает. А если сломал оба, то все. Уже не самец. Таких выгоняют из стада, и долго подобные одиночки потом не живут. И верно, ведь стаду нужны самцы с крепкими рогами, чтобы любому хищнику можно было бока пропороть. Раз этот самец дожил до таких лет и сохранил оба рога, значит, они у него крепкие. А учитывая их длину, какой же замечательный лук выйдет. Как раз для тебя, Принцесса! Тебе ведь нужен лук?

— Конечно! — выдохнула Мила и чуть не завизжала от радости. У нее будет свой лук! Наконец-то. Такой, какой ей нужен. Вот тогда она всем покажет!

— Настоящий воин должен принести мастеру все свое, добытое своими руками. И ты сейчас это сделаешь.

— Я?

— Конечно! Сегодня твоя охота. И твоя добыча.

— Хорошо, я готова.

— Тогда слушай. Жизнь на равнинах, по соседству с нами, научила местное зверье опасаться человека. Даже самая глупая тварь знает, на что способен лук в руках опытного охотника. Поэтому антилопы держатся подальше от мест, где охотник может подкрасться на расстояние выстрела. Хотя если не торопиться, то можно змеей проползти по траве и, вскочив, подбить зверя чуть ли не в упор. Но сегодня не тот случай. Эти рога ты должна взять в честном поединке.

— Это как? — не поняла Принцесса.

— Давая добыче шанс на спасение, — улыбнулся Ирвиз. — Только, учитывая, какая у тебя сегодня лошадь, шанс этот, честно говоря, слабый. Но все же это шанс. Ты должна его догнать и снять на скаку.

— Ладно, я готова, — повторила Мила тут же вскочила на лошадь.

— Тогда вперед!

Девушка за эти несколько дней успела привыкнуть к Зунгару, но Ирвиз был прав — пришла пора заиметь свою лошадь. Мила назвала свою лошадку Зинга, что означало «младшая сестра Зунгара». На ее взгляд, она ни в чем не уступала знаменитому Зунгару, а в скорости, пожалуй, и опередить его могла. Ирвиз, конечно, с этим не соглашался, но должное лошадке отдавал — поэтому и посчитал шансы добычи на спасение ничтожными.

…Вожак антилопьего стада рванул с места, будто заяц. Хорошо пошел — такого попробуй догони. Будь у Милы простая лошадь — не догнала бы, конечно, но ведь несет ее Зинга. А от такой резвой лошадки не уйти самому быстрому хоть зайцу, хоть оленю. Ближе, ближе, еще ближе… Беременная самка отстала, испуганно шарахнулась в сторону.

«Беги, дурочка», — не ты нужна Любомиле. Да и позорно такую добычу брать — разве что от голода умирая. Но голодом и не пахнет — уж мяса степным кочевникам хватало.

Мила сжала ноги, давлением колена заставляя Зингу пойти правее. Умная лошадь отреагировала мгновенно, пошла куда попросили, заходя на удобную позицию для выстрела. Так, теперь подцепить тугую жильную тетиву, отвести назад, под самое ухо, развести пальцы… Широкая охотничья стрела ударила вожака прямо под затылок. Мила тут же приготовила вторую стрелу, но она не понадобилась. Замечательный выстрел — после такого не надо гоняться за подранком.

Козел перекатился через голову, забил копытами, захрипел. Подскакав к нему, Мила осадила лошадь, потянулась за мечом, но и вытаскивать даже не стала — добивать добычу уже не надо.

Ее молодая горячая лошадка недовольно фыркнула и принялась бить копытом. Она, как оказалось, обожала лихие погони на высокой скорости, и потому обычно бывала недовольна частыми остановками. Пришлось успокоить ее поглаживанием и похлопыванием по шее.

Подъехал Ирвиз на Зунгаре. Конь недовольно косил глазом в сторону Зинги — он, видимо, сам хотел поучаствовать в охоте.

Зрение у степняков орлиное — даже на расстоянии Ирвиз ни одной подробности охоты не упустил:

— Ну, Принцесса, ты не перестаешь удивлять! Хороший выстрел! Одной стрелой обошлась! Тренировки не зря прошли? Научилась все-таки на скаку стрелять! Можно я наберу крови?

— Можно, — удивленно ответила Принцесса. — Но почему ты спрашиваешь?

— Твоя добыча. Ты ею распоряжаешься. Поэтому и спрашиваю твоего позволения. И рога тогда я сам сниму. И печень вырежу, можно?

— Можно, конечно, — рассмеялась довольная Мила…

…Но угостить Принцессу горячей дымящейся кровью и свежей печенью, да и самому насладиться этим непревзойденным лакомством Ирвизу не удалось.

Со стороны стойбища примчался всадник — это был его младший брат Ильмас.

— Срочно возвращайтесь! Там курултай собрался, хотят видеть Белую Принцессу!

— Меня? — удивилась Мила.

— Тебя, конечно, — в ответ удивился Ильмас. — Ты же Принцесса! Из-за тебя и спорят, вообще-то…

— Собираемся, — скомандовал Ирвиз. — А ты закончи здесь. Мясо в становище отвезешь. С рогами осторожнее, из них для Принцессы лук сделают.

— Так это… Ты охотилась? — маленький Ильмас с восхищением взглянул на Милу.

— И вот еще, — Ирвиз с трудом скрывал улыбку. — Печень можешь себе забрать.

— Ура! — в неописуемом восторге завопил Ильмас.

Ирвиз и Мила уже не могли сдерживаться и дружно рассмеялись…

* * *

В это самое время в становище кочевников заседал Большой курултай. Ханы, вожди племен, старейшины, шаманы обсуждали известия, принесенные Ирвизом, сыном Ульмаса, несколько дней назад. То, что кипчаки собирают большое войско, и так было известно. Участники курултая уже давно готовились к предстоящей войне. Главной новостью оказалось, что времени на подготовку больше нет. Но и такое развитие событий многие предвидели, так что большим сюрпризом это не оказалось. Важнейшим вопросом был другой — что делать с Белой Принцессой. С тех пор, как Ирвиз, сбежав из плена, вернулся домой не один, а привел с собой эту северную красавицу, споры не утихали.

Ирвиза, несмотря на молодость, все уважали. Он был прекрасный охотник и обещал вырасти в великого воина, не хуже, чем его отец. А, может быть, и лучше. Да и против самой Принцессы никто не мог сказать плохого слова. Она сразу очаровала всех своей простотой, отзывчивостью, открытостью, готовностью учиться. Ну, и своей улыбкой, конечно. Кроме того, оказалось, что она великолепная целительница и сразу стала помогать врачевать больных и раненых. Причем лечить могла без всяких снадобий и отваров, а только какой-то волшебной силой, исходящей из ее рук. Но и это еще не все — из лука стреляла получше многих мужчин.

А проблема была в ее происхождении. Ведь скоро вся Великая степь будет знать, что у них появилась Белая Принцесса. Та самая дочь Великого князя, которая была обещана в жены сыну Великого султана, и которую кипчаки пытались пленить в пустыне. И это им почти удалось. Если бы не Ирвиз…

И что теперь с ней делать?

Уже не первый час на курултае кипели споры. Мнения разделились — кто-то предлагал отправить ее немедленно ко двору Великого султана. Туда, куда она первоначально и ехала. Где она и должна быть. Иначе они навеки получат смертельных врагов и на юге в лице Великого султана, и на севере в лице Великого князя. Если же доставить ее к жениху живой и здоровой, то они получат верных и благодарных союзников и там, и там.

Другие возражали, что те договоренности не ими заключались, и они не обязаны их соблюдать. Они не подчиняются даже Великому Хаану. Потому надо оставить ее здесь, иначе они продемонстрируют всей степи свою несамостоятельность и зависимость, и впредь все будут ими помыкать. А союзников надо искать не на далеком севере и не на таком же далеком юге, а в самой степи. Жить-то им здесь, а не на юге и не на севере. Так что думать надо в первую очередь о самих себе и своей независимости.

Кое-кто, в принципе соглашаясь с ними, предлагал отдать Принцессу в руки Великому Хаану кипчаков, если уж он так хочет ее получить. Тогда именно он станет их благодарным союзником. Зачем им союз с какими-то южанами и северянами? Степняки должны дружить со степняками, у них один дом — Великая степь, и они всегда смогут договориться друг с другом. Им возражали, что кипчаки всегда были их врагами, и отцы, и деды воевали с ними, и ничто не может изменить существующего положения вещей — союз с ними невозможен. А дружба — тем более.

Некоторые вообще считали, что самым простым и надежным способом избавиться от проблемы будет избавиться от самой Белой Принцессы. То есть убить ее. И все. Более здравомыслящие пытались объяснить им, что это не избавит их от проблем, а только добавит их, потому что тогда все те, кто может сейчас стать союзником и другом, станут их злейшими врагами. И будут мстить.

Часть собравшихся убеждала, что дело-то вовсе и не в Принцессе. Даже если бы молодой Ирвиз не спас ее, если бы она вовсе не появилась в стойбище, ничего бы не изменилось. Ее присутствие просто потребовало ускорить принятие решения. А именно — воевать ли с кипчаками или пойти на мир с ними. Если же воевать, но где искать союзников. Все соглашались в одном — войско Великого Хаана множится, становится все сильнее. И вот-вот нападет. Только вопрос — на кого? Многие предполагали, что сначала именно на них, на их Союз племен. Потому что, прежде чем идти дальше завоевывать мир, ему же сначала надо будет завоевать всю Великую степь. Так сказать, обеспечить себе надежный и спокойный тыл.

Но все споры прекратил старый шаман Тэнгриз, приехавший на курултай из самого далекого стойбища у подножия гор. Когда старейшины дали ему слово, он лишь коротко произнес:

— Принцесса не проклятье наше, а спасение. Пришло время, когда сбывается пророчество.

И замолчал.

Вместе с ним замолчали и все остальные. Просто спорить больше было не о чем…

Молчание прервал один из охранников, заглянувший в юрту:

— Белая Принцесса приехала.

Решение фактически уже приняли, оставалось только сообщить его самой Принцессе…

* * *

— Куда вы меня ведете? — спросила Принцесса, оглядывалась по сторонам.

Но старый шаман Тэнгриз промолчал в ответ. Седой, почерневший от времени, весь покрытый морщинами, он вообще оказался на редкость неразговорчивым. Или важность миссии заставляла его быть максимально сосредоточенным? За весь путь он произнес лишь несколько слов, только периодически кашлял — видимо, какая-то хворь одолевала старое тело. Но глаза его по-прежнему горели неугасимым огнем, как у молодого.

Вместо шамана ответил Ирвиз:

— Теперь я понимаю, куда мы идем. Это урочище Небесных Скал.

— И что это за место? — не унималась любопытная Мила.

— Загадочное, — коротко ответил Ирвиз.

— И это все, что ты можешь рассказать? — возмутилась она.

Подходил к концу третий день пути, когда они подъехали к подножию величественных гор. Лошадей и охрану оставили внизу, а сами пошли дальше, карабкаясь по скалам. Мила очень удивилась — темнело в предгорьях быстро, какой смысл идти по скалам без всякой тропинки в наступающей ночи? Единственное, чего они могли добиться — это ноги переломать.

Ирвиз помолчал, ожидая хоть какой-то реакции от шамана — можно ли ей рассказывать или нет. Но тот по-прежнему молчал.

— Можно и подробнее, — все-таки продолжил Ирвиз. — Начать с того, что еще мальчишкой я узнал об этом урочище. Но никто из нас, мальчишек, не знал, где оно, собственно, располагается. Взрослые на все вопросы отвечали подзатыльником. Если спросить женщин, те и вовсе шипели, прижимая пальцы к губам. А представляешь, как нам хотелось посмотреть!.. Ведь там столько всего должно быть интересного. Раз его так скрывают, значит, в нем явно спрятано нечто важное и запретное.

— Представляю, — ответила Принцесса. — У нас тоже было такое место. Секретное, про которое детям не рассказывают. И мы тоже очень хотели туда попасть.

— И что там оказалось?

— Я не буду об этом сейчас рассказывать. Может быть, потом когда-нибудь. Если одним словом, то там святые места нашего народа. И допускаются туда только посвященные.

— В том-то и дело! Сюда, в урочище Небесных Скал, тоже могут попасть только воины, прошедшие посвящение! И то, что шаман Тэнгриз привел сюда тебя… У меня в голове не укладывается.

— Может быть, меня там и будут посвящать? — предположила Принцесса.

— Вряд ли, ты еще не готова к этому. И причем здесь тогда пророчество, о котором они все говорили?

Из-за снежных вершин далекого хребта, царапаясь об острые края серых скал, показался краешек луны. Шаман Тэнгриз остановился и, не поворачиваясь, бросил:

— Хватит болтать. Следуйте точно за мной и не уклоняйтесь ни на шаг. Тропа здесь не слишком удобная.

Мила удивилась — кругом одни скалы, откуда здесь тропа? То, что шаман скромно назвал «не слишком удобной тропой», с ее точки зрения, являлось полным бездорожьем, хаотичным нагромождением камней, как будто специально созданным для поломок лошадиных ног и сворачиваний шей всадникам. Видимо, поэтому они пешим ходом и двигаются здесь.

Шаман направился дальше… и исчез. Провалился сквозь землю.

Сияние поднимающейся луны сыграло со зрением Милы злую шутку — она не заметила, что шаман остановился на краю огромного провала.

Ирвиз, увидев ее замешательство, взял девушку за руку и легонько потянул за собой.

Провал оказался странным — чем ниже Мила спускалась, тем меньше на небе становилось звезд. Будто гора над головой нависает, заслоняя небосвод. Принцесса далеко не сразу поняла, что это не провал, а вход в огромную пещеру. Тьма здесь царила полнейшая, лишь по эху, отражавшему от стен их шаги, можно было догадаться о размерах подземелья.

Шаман Тэнгриз впереди что-то прокашлял, блеснул голубой сполох, в руке его начал разгораться факел. И, пожалуй, впервые за все время их путешествия изрек достаточно длинную фразу:

— По сторонам не глядите, смотрите вперед. Потолок тут местами низкий, если не пригнешься, головой о свод приложишься.

Ну и как прикажете не смотреть по сторонам? Ведь интересно же.

В свете шаманского факела Мила жадно разглядывала стены пещеры — на них не было свободного места, все исписано цветными рисунками и загадочными символами степных шаманов. Остановиться бы и, хорошенечко все осветив, не торопясь рассмотреть.

Как раз в этот момент шаман Тэнгриз остановился и, словно прочитав ее мысли, прокашлялся и начал рассказывать, поднося факел то к одному, то к другому участку рисунков-символов:

— Все эти картины оставил народ, живший здесь до нашего прихода. Наши предки, потеряв свою землю, пришли на эту землю и покорили ее. У нас тогда был враг, хозяин этой земли. Мы победили его все вместе и поделили его землю. Потом… потом нам не с кем стало воевать. А если не воевать, мы перестанем быть воинами. Мы выродимся. Мы не сможем тогда надеяться вернуть землю наших предков, ведь для этого потребуются лучшие воины. И мы стали воевать друг с другом. В наших войнах не убивают женщин и детей, не разоряют попусту земли. И воюют только мужчины. Лишь сильнейший имеет право выжить и оставить после себя сыновей. А сыновья его должны превзойти отца. Так, из поколения в поколение, мы становимся сильнее, шаг за шагом приближаясь к возврату земель предков…