Бесплатный фрагмент - Дневники пропавшей девушки

Благодарности

Спасибо огромное моему любимому мужу, Денису Горовенко, который в меня верил и подбадривал меня всё то долгое и непростое время, пока из меня рвался наружу этот роман. Именно с ним я испытала те незабываемые чувства и эмоции, что переполняли героев книги. Та любовь, ради которой стоит жить. Те будоражащие поцелуи в открытую ладонь и запястья.

И вот моё толкование понятия любви. Любовь — это желание вдыхать запах его кожи снова и снова.

Такая любовь — неисчерпаемый источник для творчества.

Я желаю всем непременно встретить такую же сильную магнетическую любовь, от которой сносит голову и хочется писать книги!

Я благодарна за то, что мне довелось вести доверительные разговоры с Александром Прохоровым. Его мироощущение и тонкое восприятие мира стали для меня толчком к чему-то новому. К самопознанию. Я старалась постичь все секреты мирозданья и понять смысл бытия. Он очень точно чувствовал мои настроения и неустанно повторял, что творчество для меня — всё. Я должна продолжать заниматься им, поскольку именно сам процесс вызывает у меня ощущение счастья. У него были свои взгляды на счастье. Но, если представить, что мы не более чем простые люди, то понятие счастья вполне реально. Оно существует. Так давайте будем просто людьми с вероятностью рано или поздно стать счастливыми!

К сожалению, сам Александр так и не смог достичь этого эфемерного понятия. Он умер от передозировки наркотиками. Спустя многие годы это по-прежнему вызывает у меня тоскливую боль в груди. Во всех словах, что он присылал мне, сейчас я без сомнения вижу предчувствие собственной гибели.

Поэтому я обращаюсь ко всем, кто прочтёт эту книгу. Пожалуйста! Какие бы тайные миры вам не открывались во время прихода — прекратите принимать наркотики! Ради своего будущего и ваших близких!

Отдельное спасибо я хочу сказать своему редактору. С этой потрясающей девушкой я познакомилась в институте, мы вместе учились на филологическом отделении. И, когда я закончила написание этого романа, я первым же делом вспомнила о ней. Она уже тогда, в столь юном возрасте, зарекомендовала себя как невероятно ответственный и трудолюбивый человек, доводящий всё до самого конца. Она очень способная и умная. Она была нашей старостой и всё время ругалась на меня за прогулы. Как знать, если бы я, как она, посещала все занятия и выполняла все работы, может, из меня тоже вышел бы неплохой редактор. Но мне, конечно, редактура не так интересна, как ей. И во многом благодаря её интересу и преданности делу она стала не просто неплохим редактором, а лучшим!

Забавно, но, когда в студенческие годы я делилась с одногруппниками своим первым осознанным романом, больше всего я боялась именно её мнения. Мне всё время казалось, что К.К. — вся такая серьёзная — подумает обо мне, что я какая-то ненормальная, пишу полную ерунду. И это вместо того, чтобы ходить на учёбу! Но ей понравилось, и, может, поэтому она с такой лёгкостью согласилась на сотрудничество уже сейчас, спустя годы.

Спасибо К. К. за то, что она моментально согласилась редактировать мои произведения! За её кропотливый труд и обоснованную критику. Я считаю, что вместе мы чудесно провели эти месяцы, корректируя и доводя до ума эту книгу. Теперь я не боюсь назвать этот роман полноценным. Он лучшая версия себя благодаря нашим совместным усилиям.

Часть первая

Анабель

Мои слова — это бурная река,

И цель у меня одна:

Писать то, что диктует рука.

1

— Полный вагон людей, слишком занятых, чтобы просто взглянуть в окно.

— Мм? — я оторвала свой взгляд от стекла, покрытого многолетними пятнами и тонкими трещинками.

— Каждое утро я проезжаю один и тот же маршрут в надежде встретить хотя бы одного человека, который не будет столь увлечён сумасшедшей пляской жизни.

По диагонали сидел мужчина с лёгкой щетиной, взъерошенными волосами, в неброской одежде. Он отличался от окружающих людей, спешащих на работу в деловых костюмах и галстуках. Было что-то в нём небрежное, выделяющее творческого человека из заурядной серой массы. У него на коленях лежал увесистый фолиант большого размера, обтянутый коричневой кожей. По краям торчали потрёпанные обрывки листов разного цвета и размера с пометками.

— Много таких людей вы уже встретили?

— Достаточно, чтобы набралось историй на небольшой сборник, — сказал он, указывая на книгу, полную рукописей. — И недостаточно, чтобы оценить всю прелесть пролетающего вида за окном.

— Вы писатель?

— И довольно-таки неплохой, смею утверждать.

— Довольно смело для человека, который просто крадёт чужие истории, — возразила я.

— Более того, я краду чужие жизни, — заговорщицки подмигнул он мне, нисколько не обидевшись.

Я уже ехала достаточно долго, чтобы обратить внимание, как пригороды оставались позади, леса сменяли поля, устремляясь к очередному городу, где одна серая масса людей выплывет из вагона электрички, а другая придёт им на смену.

— Ну а вы? Какая у вас история? — спросил он меня, принимая удобное положение в готовности услышать мой рассказ.

— Моя история ещё не началась.

— Как же так? — он был заинтересован ещё больше. — Я вижу внушительных размеров чемодан при вас, это уже говорит о многом.

— Мой чемодан внушителен, а вот мой багаж — напротив. Вам как писателю должно быть понятно. Я еду туда, где смогу написать свою историю.

— Иносказательно?

— Нет, буквально. Я, так же как и вы, хочу написать что-то действительно стоящее.

— Значит, писательница?

— Это единственное, что имеет смысл. Писать. Вы согласны? — я рассматривала этого мужчину во все глаза, не боясь выглядеть бестактной.

Лицо не выдавало его возраст: он был достаточно молодым, но щетина и мелкие морщинки вокруг глаз придавали ему мудрости и удручённости опытом.

— Более чем. Почему же вы думаете, что сможете написать что-то стоящее где-то в другом месте?

— Разве вы не делаете то же самое? Этот поезд — ваш пункт назначения. Мой пункт назначения — небольшой пригород с красивым названием Mellow Foliage, прекрасный в своей утопической идиллии.

— Утопия реальна, она словно тень следует за человеком. По своей природе людям свойственно доводить всё до абсурда, драматизировать, идеализировать. Утопия — как понятие устарело, на мой взгляд, на смену ему пришёл перфекционизм. А где перфекционизм, там и разрушение. Противоположности всегда притягиваются.

— Верно, — улыбнулась я.

— Так что же является вашей конечной целью?

— Доказать, что утопия — эфемерна.

— Как и жизнь в целом, — заметил писатель.

— Как и жизнь в целом, — подтвердила я.

— Вы достаточно смелая для столь юного дарования. Сменить город ради творческого вдохновения — весьма серьёзно на первый взгляд. Что навело вас на мысль об этом?

— Каждый писатель творит по-своему, вам это известно. Для меня всегда было мукой писать о себе. Поэтому я позволю себе влиться в чужой поток событий и просто наблюдать за другими. Вы замечали, что жизнь обычного писателя довольно-таки скучна?

— А жизнь других не стоит на месте. Мы лишь сторонние наблюдатели.

— Некоторые думают, что писать — это запереться в четырёх стенах и излагать всё, что придёт в больную голову. Но оказалось, что воображение — тот ресурс, который требует постоянного пополнения. Вы понимаете меня? Он ограничен, — подытожила я.

— Когда я впервые задумался над тем, что значит быть писателем, я вдруг понял, что это — быть Богом, не меньше. Мы создаём свою Вселенную, мы вершим чужие судьбы. Но самое главное наше сходство с Богом — это то, что мы, как и сам Бог, — в совершеннейшей зависимости от своего создания. Мы зависимы от своих героев, ведь каждый из них — это вполне себе реальный человек, иначе нам никто не поверит! И мы должны внимательно наблюдать за тем, что из себя представляют эти самые люди в реальной жизни.

— Откуда вам знать, что мы не персонажи чьей-то книги? — поинтересовалась я.

— Напротив, мне бы хотелось, чтобы это было именно так. Тогда это означало бы, что у нашей жизни есть смысл.

Мы с писателем прекратили наш наигранно философский разговор. Наверное, он красовался передо мной, стараясь выглядеть большим интеллектуалом. Я же в свою очередь стремилась поддерживать эту игру. Словно мы два мастера своего дела, постигших азы тайного искусства.

Признаться, что у меня, как и у любого другого человека, есть своя история — было равносильно хвастовству. Всё было довольно-таки запутанно. В двух словах не объяснить, поэтому я не стала вдаваться в подробности. Тем более что эта история началась, когда мне не было еще и трёх лет. Точнее это была только предыстория.

2

Мы с родителями жили в небольшом доме, во дворе которого раскинулся плодоносящий виноградник. Сам дом был совершенно непримечательным. Одноэтажный незатейливый прямоугольник.

С года до трёх лет я жила здесь, проводя практически всё время на улице. Солнце палило нещадно, и мне на голову то и дело напяливали цветастую панамку. Ввиду своего неразумного возраста я ещё не могла иметь конструктивного мнения по какому-либо вопросу, но чисто на уровне эмоций яро чувствовала дичайшую ненависть к этой панамке. Я мало помню, но в сравнении с памятью других людей, я помню слишком много для такого возраста. Я помню, что бегала голышом, неуклюже перебирая своими пухлыми ножками. Иногда на меня всё же надевали свободные белые трусики. Я старалась обходить стороной многочисленные круглые клумбы, выложенные по краю белыми крупными камнями: словно папина кровь навсегда пропитала эту землю, и я могла это почувствовать. Когда он был подростком, он приземлился на камни одной из этих клумб прямо бровью, и крови действительно было очень много.

Помню ещё, как зрел виноград, и как папа залезал на самый верх, чтобы собрать огромные гроздья с крупными зелёными ягодами, кожица которых упруго обтягивала сочную мякоть. Недалеко от виноградной лозы я играла в мяч — размером с грейпфрут, красный с синими полосками.

Вот ещё одно яркое воспоминание: вокруг было много котов, которые плодились с молниеносной скоростью, и запомнить каждого из них не представлялось возможным. Они ловили мышей, и поэтому не раздражали моих родителей тем, что увеличивались в геометрической прогрессии. А я находила в себе странное садистское желание таскать их за уши. Они корчились и визжали, но всё равно каждый раз то и дело попадали в мои маленькие цепкие ручонки.

А ещё был мальчик, постарше меня. Он был чернявый, заезжал к нам на виноградник на своём маленьком красном Lamborghini, чтобы покатать меня. Ну знаете такие маленькие детские машинки. Но их позволить себе могли только богатые родители. Это я понимала даже в таком несмышлёном возрасте.

Мы с этим парнишкой всё время изображали семью, и даже наши родители называли нас женихом и невестой. Был среди наших семей негласный уговор: сосватать нас, когда придёт время уже по-настоящему.

Но мы уехали из этого чудесного места, и на то было две причины. Первая — теракт. Недалеко от нашего дома произошёл взрыв, что очень испугало моих родителей, хотя сама я была слишком мала, чтобы понять что-либо. А второе — это странное существо в доме. Готова поклясться, что это было на самом деле! Каждую ночь что-то ощутимое, но бестелесное садилось ко мне в ноги на кровать и ждало, пока я закрою глаза, чтобы начать медленно стягивать одеяло. Я знала, что это по-настоящему, но почему-то несильно боялась. Наверное, будучи ребёнком, я воспринимала это как какую-то игру. Так было каждую ночь, и я знала, что родители тоже ощущают это нечто. Иногда оно громыхало посудой где-то в глубине кухни, хотя все домочадцы находились в одной комнате. Но никто не ходил на кухню проверить, что же там происходит. Все просто знали. Это существо попортило нам крови. Ещё как.

Мы уехали, и я не вспоминала этого мальчика до тех пор, пока спустя двадцать лет, он не нашёл меня в социальной сети Facebook. Мы переписывались долгое время, ощущая, что нас по-прежнему что-то связывает.

Я не сразу поняла, кто это, так как у него было другое имя, и отсутствовали фотографии. Оказалось, что он работает в полиции, а служителям закона нельзя афишировать свою личную жизнь. Не знаю, что надоумило его найти меня, но я была этому очень рада. Он прислал мне парочку фотографий, где выглядел совершенно не так, как мне запомнилось с детства.

Чернявый парень уступил место чисто арийскому юноше: такой себе представитель «нордической расы», светловолосый и голубоглазый. Лицо удлинённое, кожа светлая, нос тонкий.

Я буквально возомнила себя героиней романа о нацистской Германии, где офицер войск СС ухаживал за мной посредством блестящего интеллекта! Мы обменивались стихами и чувствовали, что наши мироощущения идентичны. Мы были потерянными и тонко чувствовали материю этого мира, и не могли найти своё место в нём. Искусство, что вытекало из кончиков наших пальцев, скользивших по клавиатуре, рождалось через страдания.

3

17.04. Я:

Ты так изменился!

17.04. Рой:

Ты тоже очень изменилась. В лучшую сторону.

И стихи у тебя потрясающие. Я в последнее время тоже пишу, но как-то не рискую показывать кому-то.

17.04. Я:

Спасибо!

Стихи — слишком личное. Обычно я не делаюсь ими. Они мрачные и тоскливые.

А ты… Стал совершенно другим человеком.

Не верю своим глазам.

19.04. Рой:

Спасибо! Рад, что смог кого-то удивить. Говорят, что, когда меняется характер, меняются и черты лица. А по характеру я изменился довольно сильно с момента нашей последней встречи.

Но это все ерунда, давай лучше о тебе. Не страдаешь депрессиями, как некоторые творческие личности?

19.04. Я:

Скорее я подвержена апатичному миросозерцанию.

Предпочитаю одиночество, но с тобой хорошо.

20.04. Рой:

Апатией и я страдаю. Но веселые пилюли и алкоголь исправляют положение, насыщая жизнь новыми красками.

20.04. Я:

Жду от тебя сообщений каждый день. Так странно.

Что ещё поднимает тебе настроение? Как насчёт фильмов?

21.04. Рой:

Предпочитаю триллеры… или какой-нибудь тупой садизм в стиле «Техасской резни бензопилой"здорово поднимает настроение.

Спасибо, что ждешь сообщений. Это взаимно! Не хочешь встретиться, когда будет свободное время?

21.04. Я:

«Техасскую резню бензопилой» я читала. Не подумай, что у меня что-то не так с головой, но это действительно стоящая вещь! Практически всё повествование посвящено событиям одного дня: создаётся ощущение полного погружения. И, конечно, неподдельное отвращение, чего не может вызвать ни один фильм, так как подсознание рисует куда более яркие образы.

Мы больше не живём на соседних участках, теперь нас разделяет приличное расстояние, так что придётся что-нибудь придумать.

Я стараюсь привыкнуть к тебе такому. Постепенно. И если не пытаться соотнести твой образ сейчас с тем детским воспоминанием, то всё нормально.

22.04.Рой:

Ты всегда можешь приехать ко мне. Я перекочевал в милый, спокойный пригород, живу один в большом доме. По вечерам наслаждаюсь одиночеством и музыкой. А еще иногда покуриваю косячок-другой. Только не считай меня наркоманом, ибо я ещё пока не сторчался: вполне себе ответственно отношусь к работе. Я коп, но ты не пугайся, у нас тут всё спокойно, всё по закону.

В триллерах такая особая атмосфера… Имею в виду классические триллеры, такие как «Молчание ягнят», «Психо», «Бессонница»…

А что ты думаешь насчет смерти и жизни после нее? Мне вот хотелось бы верить в перерождение. Но в последнее время часто посещает мысль о том, что душа останется разлагаться вместе с гниющим телом.

22.04.Я:

Может, мы уже в аду? После лекций по философии уверилась в том, что душа попадает в тело, лишь когда она совершила какой-то проступок. И нахождение в теле является для неё наказанием. Наша земная жизнь — всего лишь очищение от этого греха, чтобы потом душа снова освободилась. А пока душа в теле, воспоминания о прошлых жизнях стираются. Мне нравится думать, что всё именно так и есть.

А что касательно непосредственно самой смерти… Не хочу, чтобы меня похоронили. Боюсь проснуться в гробу. В старину это было не редкостью. Поэтому предпочитаю кремацию. Хочу написать завещание и оставить все свои записи и произведения человеку близкому по духу.

Кстати, о произведениях… Хочу почитать твои работы.

Про травку не волнуйся, я ничего такого не подумала. Всё нормально.

Встретиться хочу. Близка к тому, чтобы принять твоё предложение.

22.04. Рой:

Я тоже хочу встретиться! Буду тебя ждать!

Насчет жизни на Земле я когда-то читал такую теорию — бог создал человека затем, чтобы познать себя на опыте. Он разделил свою сущность на множество душ, чтобы те в воплощенном состоянии могли получить как можно больше жизненного опыта. Так опыт человека автоматически становится опытом Создателя. Можно сказать, он приобретает знания за счет нас, и ему совершенно безразлично, что мы делаем. С точки зрения бога нет ни грехов, ни преступлений; он никого не судит и не наказывает. А добро и зло — искусственные понятия, придуманные человеком.

Не могу сказать, что я слепо верю в эту теорию, но она мне больше по душе, чем все остальные.

Я, как и ты, боюсь быть заживо погребенным. У Эдгара По на эту тему был классный рассказ, советую почитать. Впечатлило.

А стихи. Тебе какие? Про гниющую плоть? Про неудачный суицид, окончившийся пробуждением в могиле? Про равнодушие бога? Или про сожжение заживо?

23.04. Я:

Читала, что Бог является пассивным созерцателем и в судьбы людей не вмешивается. Но как только он вмешается, наступит катастрофа. А про грехи… Для Бога ценнее тот человек, который согрешил и раскаялся. А не тот, который вообще не совершал никаких проступков.

Я люблю стихи, присылай все. Особенно не от мира сего.

4

24.04. Я:

Стихи выше всех похвал! Глотая черный дым безумными губами — от этой строчки меня просто трясёт. Ты невероятный!

Отныне я твоя фанатка!

24.04. Рой:

Открою секрет. Не могу за раз сесть и написать стихотворение целиком. Пишу 1—2 четверостишия, потом идет какая-то банальщина, которую даже перечитывать стыдно. Приходится ждать новых идей и завершать позже. Один мой стих вообще был составлен из обрывков трех других. Как-то просматривая свои черновики, понял, что эти фрагменты идеально подходят друг другу по смыслу и размеру, и решил собрать их воедино.

Очень рад, что тебе понравилось, значит, не зря перевел бумагу.

Чем увлекаешься помимо писательства?

25.04.Я:

Психологией.

Сейчас, например, провожу небольшое исследование о влиянии цвета на женщин и мужчин.

28.04. Рой:

Ну и как влияют цвета? Я не очень верю во всякие психологические исследования, хотя, может, доля правды в них и есть. Моя сестра учится на психолога, и раньше она меня просто заваливала такими тестами. А однажды я рассказал ей какой-то свой сон, совершенно безобидный, а она проанализировала его по Фрейду и поведала мне скрытый смысл. Больше я ей свои сны не рассказываю.

Кстати, ты слышала о такой практике, как осознанные сновидения? Я пару раз осознавал себя во сне. Необычные ощущения.

28.04. Я:

Исследования намекают, что было ошибкой выкрасить стены своей спальни в красный цвет. Моя агрессивность помножается на агрессию данного цвета, и в итоге готовый типаж американского психопата. А если по-научному — красный цвет возбуждает психику, вызывает ускоренное сердцебиение и даже активизацию мышечной деятельности. Но наряду с возбуждением он вызывает также усталость. Не могу удержаться от шутки. Видимо, моя усталость от жизни и агрессия к окружающему миру всё же исходит от стен. Отличное оправдание для суда на тот случай, если я что-то натворю противозаконное.

Про сны. Веду дневник, куда записываю свои сны. Есть очень странные: про смерть, про то, как нахожу в углах своей комнаты маленькие коричневые мешочки, в которых находится смердящая смесь палёных волос и сушёной травы. Когда потом перечитываю эти заметки, вижу массу идей для написания новых произведений.

Расскажи про осознание сновидений поподробнее. Это интересно. У меня почему-то сценарий всегда один. Я ощущаю себя волшебницей и начинаю колдовать. Часто летаю или пользуюсь волшебной палочкой.

30.04. Рой:

Здорово, когда человек во сне понимает, что он спит, и может направлять сон в любое русло. Ты тут же получаешь возможность реализовать свои мечты. Летать мне тоже нравится. Или делать что-то, чего не можешь осуществить в реальности. Что-то наподобие очень крутой компьютерной игры, где ты являешься главным героем и сам же придумываешь сюжет. Хоть я и увлекался этим, но, к сожалению, так и не смог полностью научиться управлять сновидениями. Зато научился запоминать сны.

04.05. Я:

Мне приснилось, что мы всё-таки встретились.

05.05. Рой:

Расскажи поподробнее. Мне, правда, очень интересно.

Сны иногда сбываются.

05.05. Я:

Я стояла в каком-то смутном ожидании. Увидела тебя в двух шагах от себя. Ты стоял ко мне спиной. Потом оглянулся, увидел меня. Узнал. Я поняла это по выражению твоих красивых глаз.

И в этих глазах всё вокруг отражалось тоже красивым.

05.05. Рой:

Мы всегда можем увидеться в реальности! С удовольствием встречу тебя на станции.

Я мог бы приехать и к тебе, но, к сожалению, у копов с отпусками проблемы. Не помню, когда в последний раз полноценно отдыхал. Сама понимаешь: вызовы среди ночи, нераскрытые дела и так далее.

Боюсь, наша встреча произойдет нескоро…

5

10.05. Я:

Вчера я бродила по городу в поисках идей для своей книги. Наткнулась на дом, огороженный под снос. Его уже начали разбирать: снесли крышу и частично второй этаж. Повинуясь своему желанию, я забралась в него.

Это было незабываемо! Прошла череда дождей: пахло сырой древесиной и влажной пылью так сильно, что щекотало в носу.

Там я нашла довольно странные вещи. Письма времён гражданской войны. Ты понимаешь, что это слова людей, давно убитых на войне. Чемоданы со странными инструментами. Больная фантазия рисует маньяка-хирурга, который пытает своих жертв в подвале дома. И фотографии, где люди замерли с настоящими мертвецами! Я думала, это только в фильмах такое бывает. Жутковато, знаешь ли. Оказывается, в 50-е это было нормой. Фотографии мёртвых, которым придали естественную для живых позу. Но ничто не сможет замаскировать маску смерти на лице.

11.05. Рой:

Хотел бы там побывать с тобой.

А фотографии с мертвецами покажешь? В этом что-то есть… Гораздо интереснее, чем фильмы ужасов.

Кстати, я тут читаю про измененные состояния сознания. Говорят, если не спать в течение сорока часов, то можно словить эйфорию и избавиться от депрессии. Надо попробовать.

11.05. Я:

Ты только посмотри на эти фотографии…

12.05. Рой:

Впечатляет. Особенно лицо той женщины, показанное крупным планом. Самое зловещее — это выражение лица именно взрослого человека, которого внезапно не стало. Младенцы — это существа, которые ещё не успели познать все прелести жизни, они ничего не потеряли. А вот взрослым всегда есть что терять. И на их мёртвых лицах это написано, посмотри! Они словно готовы в любой момент вернуться из того мира, чтобы завершить свои дела.

А про воздержание ото сна — этот метод даже в психиатрических больницах практикуют, значит должен быть действенным.

17.05. Я:

И что испытываешь, когда так долго не спишь?

19.05. Рой:

Чувствуешь себя неживым. Именно в такой момент ты понимаешь, что как никогда близок к мёртвому состоянию. И лишь сон может вернуть тебя к действительности.

Но надо ли?

19.05. Я:

Я хотела бы не спать с тобой.

И ощутить то самое чувство, которое ты описываешь мне.

6

11.09. Я:

Совсем забыл меня.

01.10. Рой:

Да нет, всё не так… Наверное, я должен перед тобой извиниться. Ты тут ни при чем. Всему виной моя маниакально-депрессивная натура.

Понимаешь, просто я обдолбался какой-то дерьмовой наркотой, и на отходняке у меня началась ТАКАЯ депрессия, что общаться с кем-либо было совершенно невыносимо. Абсолютно всё вызывало отвращение. Жизнь казалась полным дерьмом, а в перерывах приходилось все силы прикладывать к работе.

Потом я начал горстями жрать антидепрессанты, и состояние постепенно улучшилось. Сейчас сменил уже третий препарат, и вот этот, кажется, мне действительно подходит.

А когда я более-менее справился с депрессией, я уже не знал, как и написать тебе.

Но я не забыл! Если не против, я с удовольствием возобновил бы наше общение. Тем более что действительно интересных людей в своей жизни я встречал не так уж и много.

Расскажи, что у тебя нового?

01.10. Я:

Боялась, что совсем потеряла связь с тобой.

Хорошая новость. Закончила свою книгу, которую писала четыре года.

Давай завязывай со всей этой наркотой, звучит опасно.

02.10. Рой:

Дашь почитать книгу? Хочу узнать тебя глубже. Книга — живое отражение внутреннего мира автора. Словно разрываешь грудную клетку живого человека и смотришь на то, как бьётся его сердце. Я хочу увидеть, как бьётся твоё сердце.

А я за последнее время только парочку богохульных стихов написал. Настроение, благодаря таблеткам, резко улучшилось, и писать о страданиях и горестях человеческих уже как-то не прёт.

02.10. Я:

Книга весьма объёмная. Уверен, что у тебя хватит терпения?

А у меня со стихами, наоборот, проблематично.

Настроение упадническое, и писать слишком тошно.

02.10. Рой:

Принимай антидепрессанты, и будет тебе счастье. А так жизнь без всяких фильтров — это редкостное дерьмо. Таблетки отношение к жизни не меняют, зато позволяют относиться ко всему с веселым цинизмом.

Твою книгу с удовольствием прочитаю! Смело присылай!

02.10. Я:

Нет, это не по мне. Лучше всё воспринимать реально. Не надо никаких заменителей реальности. Хотя погружение в мир писательства — своего рода та же замена.

Хотя скажу честно, только это и поддерживает во мне силы жить.

02.10. Рой:

Жалко, конечно, что ты столь категорична. Но у каждого своё мнение. Слушай, а как ты относишься ко всему богохульному? Интересно.

02.10. Я:

Я верю в Бога, как в некую сущность. Но это не мешает мне любить Мэрилина Мэнсона с его творчеством а-ля Антихрист-суперстар. Я действительно им восхищаюсь. Мне даже снятся сны с эротическим подтекстом, где мы с Мэнсоном любовники. Я читала в его интервью, что он предпочитает чёрные шёлковые простыни. Мне нравится представлять, как наши тела скользят по нежной ткани.

02.10. Рой:

Для меня бог даже если и есть, то я его представляю совсем не таким, каким он описывается, например, в христианстве… Христианский бог — полный мудак.

02.10. Я:

Это довольно непростая тема для обсуждения. Нужно непременно встретиться и за бутылочкой хорошего виски обсудить этот вопрос. Что скажешь?

02.10. Рой:

Полностью поддерживаю. Особенно, если слова наконец-то приобретут материальную форму.

02.10. Я:

У меня как раз сейчас идёт переосмысление ценностей. Всё настолько хреново, что очень хочется изменить что-либо.

02.10. Рой:

Какого идеала ты хотела бы достигнуть?

02.10. Я:

Точно не знаю. Похоже на затяжную чёрную полосу в жизни. И жизненно необходимо сделать хоть что-нибудь!

02.10. Рой:

Понимаю. Я немного начал осознавать, к чему стремиться. Ценности более-менее сформировались. Но важно ли это?

02.10. Я:

Мне хотелось бы просто перескочить через ближайшие пару лет. Чтобы сейчас уже быть где-то в другом месте. И чувствовать какую-то определённость. Видеть смысл.

Мне не нравится быть в подобном состоянии, когда жить практически незачем. Мне очень нужно найти смысл.

02.10. Рой:

Как это незачем? Ради ничтожных удовольствий. Ради саморазрушения. В жизни ведь столько целей. А вообще кто-то сказал, что наша жизнь — это затянувшийся суицид.

02.10. Я:

«Из-за чего творить самоубийство, когда вся жизнь — дорога к верной смерти!»

Шекспир «Король Лир».

02.10. Рой:

Чтобы сократить дорогу. А если бы ты всё-таки совершила суицид, то каким способом?

02.10. Я:

Боюсь почувствовать боль.

Поэтому самый безболезненный способ. Таблетки.

02.10. Рой:

А я облил бы себя бензином и зажег спичку… Я, наоборот, хочу познать максимальную боль. Хочу научиться побеждать ее.

Не сказал бы, что таблетки — это самый безболезненный способ. Это скорее миф и стереотип.

Я хотел бы увидеть твои глаза сейчас, когда ты говоришь о смерти.

7

05.10. Рой:

Как твоё настроение?

05.10. Я:

Депрессия.

Наверное, наша встреча близка.

Чувствую, что всё больше настроена сорваться и приехать.

06.10. Рой:

Я с нетерпением жду нашей встречи. Если ты переживаешь, то знай, эта встреча ни к чему тебя не обязывает!

Я нечасто встречаю людей, близких мне по духу.

06.10. Я:

Только с тобой я могу общаться открыто. Ты видишь меня такой, какая я есть. И при этом в твоих речах нет ни капли осуждения.

Я резала себя. Физическая боль притупляет это ощущение пустоты внутри.

06.10. Рой:

Мне тоже нравится причинять себе физическую боль.

Наверное, поэтому я выбрал такую опасную для жизни профессию. Хотя в нашем пригороде слишком спокойно.

Хочу увидеться с тобой. Общаться в соцсетях не то…

Хочу увидеть твои глаза. В них то, что поможет понять тебя полностью.

06.10. Я:

Обещаю, что приеду!

Нужно только уладить кое-какие дела.

А зачем ты причиняешь себе боль?

06.10. Рой:

Я причиняю себе боль не для того, чтобы заглушить внутреннюю, как ты. Я решил преодолеть все свои страхи и стать сильнее. А основной мой страх заключается в страхе перед болью. Научившись терпеть боль, я преодолею свой страх. Такая теория.

Я не говорил, что увлекаюсь электротехникой? Хочу создать механизм, который сможет отправить меня в мир иной. Принцип его довольно прост: зажимаешь кнопку, которая блокирует поступление тока. Рано или поздно ты неизменно захочешь спать, и твоя рука разожмёт её. Тогда сквозь тело мгновенно пройдёт разряд в 6000 В. Вот это максимальная боль, которую может испытать человек всего лишь за секунду времени. Раз — и от тебя осталась только подошва и кучка пепла.

Но самое заманчивое — это всего лишь 500 В. Тогда ты будешь умирать медленно и мучительно: твоя плоть неминуемо загорится прежде, чем ты испытаешь избавление.

06.10. Я:

Это довольно изощрённый способ самоубийства. Я думаю, что ты уже частично преодолел свой страх, раз на полном серьёзе обдумываешь это. Я и в мыслях не могу принять тот факт, что моя смерть будет мучительной и болезненной.

Надеюсь, мы успеем встретиться перед тем, как ты захочешь испробовать действие этого механизма на себе.

06.10. Рой:

Прости, надеюсь, я тебя не разочаровал.

Причиной всему депрессия, которая стала уже неотъемлемой частью моей сущности. В этом мы похожи с тобой, верно? В такие моменты мне отвратительно всё на свете, я сам себе противен, и другие вызывают отвращение. Хочется умереть, но ты знаешь, что смерть не избавит от страданий. Да и к тому же, вопреки твоему мнению, на это пока не хватает сил и смелости.

06.10. Я:

А я уж подумала, что настолько наскучила тебе своими депрессивными речами, что ты готов пропустить через себя ток!

06.10. Рой:

Не подумай, что я жалуюсь на свою никчемную жизнь. Хочется поделиться своими проблемами, хотя самому мне наплевать на проблемы других. Практически.

Я не могу любить многих, но это, наверное, даже хорошо. А людей в целом, как класс живых существ, я ненавижу. По-моему, люди — самые отвратительные создания на свете.

Ты? Чем ты могла разочаровать меня? Ты совершенна настолько, насколько тебе позволяет твоя человеческая природа. Даже среди трупов есть такие, которые не подвержены тлению.

06.10. Я:

Странно, но это даже красиво.

06.10. Рой:

Я так рад, что ты снова онлайн! Ответь мне, ты когда-нибудь наблюдала за своим мыслительным процессом? Мысли, мечты приносят удовольствие или терзают твой мозг? Мне очень важно знать для подтверждения своей теории.

06.10. Я:

Терзания неизбежны.

06.10. Рой:

Прости. Я не могу и не хочу тебе врать. Я бы хотел сделать тебя счастливой, неважно каким способом. Но смысл жизни в страдании на потеху богу, который также страдает, потешаясь над нами, и поэтому его душа так черства. Как и души всех его порождений — нас, трупов, которые при рождении забыли, что они мертвы, и пытаются оправдать свою смерть, находя в ней фальшивый смысл.

06.10. Я:

Но тогда, разве аборты — это грех?

Убить то существо внутри, которое, так или иначе, подвергнется неминуемой гибели? Может, это милосердие?

06.10. Рой:

Когда ты счастлив, ты видишь скорбь повсюду, а скорбь вызывает в душе милосердие — самое мучительное из чувств. Вот почему христианство — это культ мученичества, и за это я так ненавижу эту религию. Когда ты несчастен — тебя окружают лишь счастливые, и их лица вызывают отвращение и зависть. Счастье так же мучительно, как и боль, и познавший это обречен на вечные муки. Грани чувств стерты. Эйфория, разрывающая душу, напоминает незримую плеть, что выбивает из груди отчаяние, потому что я не могу поделиться ею с другими. С Тобой…

06.10. Я:

Боль во всём. Даже создавая нечто прекрасное, человек испытывает нестерпимую боль. Так что же есть счастье? Дорога, сулящая боль и страдания, ведёт к чему-то эфемерному. Счастье — иллюзия?

06.10. Рой:

«Мысль изреченная есть ложь» — сказал кто-то из философов. Мир стремится от совершенства к ничтожеству.

06.10. Я:

В детстве всё казалось таким радужным, безоблачным.

А сейчас мелочи могут убить в тебе желание жить.

06.10. Рой:

Прости меня и не читай мой бред. Оставайся в детстве и будь счастлива. Придумай смысл жизни, стремись и достигай своих целей, ищи удовольствие в существовании. Я желаю, чтобы вся мельчайшая доля прекрасного, которое только есть в нашем разлагающемся мире, сосредоточилась в тебе. Запомни: мысль — зло. Чтоб жить — убей в себе мысль. Всё ничтожно, все незначительно. Просто я мертв душой, и потому моё зрение обострилось.

06.10. Я:

Это не бред. Это правда.

Чем больше мы общаемся, тем больше я понимаю. Я хочу понять всё.

Помоги мне в этом!

06.10. Рой:

Я ненавижу себя за те мысли, которые наполняют моё сознание. Научиться бы их забывать.

Так вот, давай поговорим о приятном. О чем угодно, даже о самой последней глупости. Расскажи что-нибудь, я хочу наполниться позитивом. Давай станем просто людьми, такими как все? На время…

06.10. Я:

Я училась на отделении журналистики. Поработала в производственной газете и поняла, что повсюду враньё. Какой наивной нужно было быть, чтобы не понимать, как устроен мир?

Но у меня открылись глаза.

И я не понимаю, чем можно заниматься по жизни, если всё такое иллюзорное.

06.10. Рой:

Не хочу, чтобы ты разлагалась душой вместе со мной. И я бы давно обратился к психиатру и добровольно лег в психушку, только нейролептиками меня не вылечить. Это образ мысли, философия саморазложения. Это вера, которую я придумал сам и сам же в ней увяз.

Тебе просто необходимо заняться тем, что будет приносить тебе удовольствие! Насколько я понял, творчество тебе приносит радость, так продолжай творить!

06.10. Я:

Ты прав, писать — вот что мне нравится! Писать правдиво и открыто. Может, мне стоит всерьёз заняться написанием книг? Масштабных и захватывающих. В отличие от лживых лицемерных заметок в газетах.

06.10. Рой:

Ненавижу себя! Наверное, мне это нравится. Я безнадежно ничтожен, и мне нравится это произносить! С тобой я могу признаться во всех своих прегрешениях! Завтра мне будет за это стыдно. Теперь ты знаешь обо мне всё, но мне хотелось бы когда-нибудь об этом рассказать тебе лично. Может быть, ты даже меня поймешь.

06.10. Я:

Я сама себя ненавижу. Так хочется быть кем-то другим. Лучше. Или хуже. Но только не собой.

Мы можем ненавидеть самих себя, но при этом быть вместе. И тогда ненависть уже не имеет смысла, так?

06.10. Рой:

Прости, что я указал тебе путь к несчастью. Надеюсь, ты пойдешь по другому пути.

06.10. Я:

Когда я, наконец, перестану себя жалеть и думать о своих недостатках, всё изменится. Тогда я буду счастлива.

06.10. Рой:

Зато есть в мире человек, который тебя любит и понимает.

Скажи мне всю правду обо мне, прошу! Скажи, насколько я ничтожен и отвратителен. Насколько смешон мой сегодняшний порыв. Мне важно услышать это, и именно от тебя. Насколько я отличаюсь от других людей. Умоляю, скажи, но только правду! Это никак не повлияет на наши отношения, точнее на моё отношение к тебе. Это позволит мне выйти из замкнутого круга.

06.10. Я:

Я вижу, как мысли разъедают тебя изнутри. Мысли — это истинное зло, и их нужно искоренять. Ты же сам так считаешь!

Ты слишком дорог для меня. Не позволяй самоуничижению, алкоголю и наркотикам взять над тобой верх.

Я люблю то, каким ты стал для меня. Отдушиной. Спасением. Пожалуйста, продолжай.

Мне нравится пытаться разобраться в тебе. Это помогает и мне понять себя.

06.10. Рой:

Это замечательный способ забыться, изобретенный людьми давным-давно! Я люблю людей за их гениальность в изобретении счастья. Я хочу быть одним из вас! Но я — тупиковая ветвь эволюции. Я вымру и не оставлю за собой потомства. И мои будущие дети скажут мне спасибо за то, что я не позволил им родиться! Все мы трупные пятна на теле господа нашего. Я люблю обращать свою ущербность в цинизм. Одно из немногих приятных чувств! Я необыкновенно счастлив, любовь моя.

8

07.10. Рой:

Как ты вообще? Расскажи о себе, я хочу, чтоб ты была хоть чуточку счастливее!

07.10. Я:

Мне грустно.

07.10. Рой:

Нет, забудь об этом! Твои произведения прекрасны, потому что их написала ты и получила при этом удовольствие. Твоё удовольствие стоит потраченной бумаги! Твою книгу я хочу прочесть к твоему приезду, чтобы обсудить лично.

07.10.Я:

Сейчас ты кажешься безнадёжным романтиком. Ведь все мои слова на бумаге — не больше, чем сгусток негативной энергии. Это не принесёт человечеству счастья.

07.10. Рой:

Я мёртвый романтик. Я начинаю разлагаться. Тебе, наверное, уже противно слушать про бесконечное разложение.

Если бы я только мог попросить тебя перерезать мне глотку! С какой радостью я бы покидал мир у тебя на коленях, от твоей руки! Но мечты не сбываются… И я довольствуюсь простой человеческой радостью — общением с тобой.

07.10. Я:

Ещё немного и я рвану к тебе навстречу. И знаешь, зачем?

Чтобы взять нож и приставить к твоему горлу. Посмотреть, действительно ли ты доверяешь мне.

Доверишь ли ты мне свою смерть?

Это ещё одно проявление любви.

07.10. Рой:

Извини, что я все время о себе, я, наверное, эгоист. Но мне кажется, что есть особые сущности, которые вселяются в человека и становятся частью его души. Соединяются с ней и становятся паразитами души. А сама душа чиста, и со смертью она освобождается от негатива и становится вновь чистой, лишенной страданий. Хотелось бы хоть на секунду поверить, что со смертью всё закончится.

Наверное, эта сущность во мне и разрушает всё позитивное. Если удастся её изгнать, я начну жизнь с чистого листа. Даже в наркотиках я начинаю видеть страдание, хотя для других это чистое удовольствие.

07.10. Я:

Может, наркотики и есть те самые паразиты души, что не дают тебе возможность стать счастливым?

Я ненавижу наркотики за то, что они делают с тобой.

И одновременно я люблю их за это.

Но моё сознание должно быть чистым, чтобы иметь возможность писать.

Ты знал, что наркотические вещества блокируют вдохновение и возможность выйти в те слои Вселенной, откуда твоей рукой будут написаны гениальные произведения?

07.10. Рой:

Ты слишком мало знаешь о наркотиках, чтобы утверждать это наверняка. Многие художники специально принимали препараты, чтобы написать свои шедевральные работы.

9

08.10. Я:

Рой, расскажи, почему вы уехали с фермы?

08.10. Рой:

Тот взрыв, помнишь? А, может, ты была слишком маленькой, чтобы помнить это.

Мои родители. Они погибли. А меня определили в детский дом.

Много лет меня кидали из одной семьи в другую, но я нигде не приживался. Новоиспечённые родители чувствовали мою отстранённость, холод. Это их пугало. Я был ребёнком, неспособным дать им ответную любовь. Ведь я любил только своих настоящих родителей и не мог себе позволить полюбить кого-то другого. Это было бы предательством. Поэтому было проще вернуть меня, словно какую-то вещь, обратно в магазин.

08.10. Я:

Мне очень жаль!

Поэтому ты стал полицейским?

08.10. Рой:

Я был беспомощным ребёнком, которого шпыняли. Решали дальнейшую судьбу, несмотря на моё мнение. Я хотел стать тем, у кого будет достаточно власти, чтобы поступать так, как этого захочется мне. И чтобы никакие службы опеки или законы не могли у меня этого отнять.

Что насчёт твоих родителей, Анабель?

08.10. Я:

Когда я была маленькой, они подсунули мне старую печатную машинку. Как сейчас помню, она была тяжеленной. С белым корпусом, на котором уже был желтоватый налёт времени, а печатная лента была совсем протёртой. Тогда я и начала печатать свои первые рассказы. Короткие, с ошибками. Они были такими наивными и глупыми. Но мне нравился сам процесс. Было неприятно, когда мои маленькие пальчики застревали между клавиш.

А в выпускных классах я уже печатала на ноутбуке: это был большой и довольно мрачный роман о девушке, которая застряла в городе, расположенном высоко в горах. Там был только снег и полная безнадёжность. Именно так я себя и ощущала. Одинокой и загнанной в угол.

Но родители просто не верили в меня.

Они сами дали мне эту злосчастную печатную машинку! Но утверждали, что писательство — это несерьёзно. Это только мой переходный возраст и не больше. Все подростки склонны писать, но за этим ничего не последует, говорили они.

Это повлияло на меня. Я верила в то, что это правда. И что я не наделена никаким даром. Что это просто гормоны играют во мне, и рано или поздно этот запал пройдёт.

Но боль, причинённая отсутствием веры в меня, никуда не делась.

Я разочаровалась в реальном мире. И решила, что отныне буду жить только в вымышленном. Придуманном мной самой.

08.10. Рой:

Тогда этот придуманный мир должен быть счастливым. Сделай его счастливым для себя. Это твой наркотик, который даёт тебе эйфорию. И ты сама можешь контролировать свой приход. Не дай депрессии поглотить себя полностью.

10

30.10. Я:

Я контролирую свой приход.

Мой придуманный мир будет счастливым.

Рой. На моих руках билет в один конец.

11

Я никогда не писала на ходу, как было свойственно многим авторам, стремящимся найти вдохновение где-то в парковой зоне на скамейке или за ноутбуком в маленьком кафетерии. У меня был свой ритуал. Я обнажалась, сбрызгивала выдающиеся ключицы приторными духами с ароматом шоколада, ставила сваренный кофе рядом с нетбуком Packard Bell с нежно-фиолетовой крышкой и белой клавиатурой, и в тишине дома начинала писать. Я погружалась в густые воспоминания и лишь слегка приправляла их художественным вымыслом, совсем чуть-чуть.

За окном сплошным пятном растянулись деревья на много миль. Солнце жгло через стекло, но лбом я ощущала прохладу поверхности окна поезда.

Да. Я всё ещё в поезде. Хоть мыслями я в прошлом.

Колёса стучали ровно и монотонно, баюкая. Смена обстановки — не миф, я чувствовала, что становлюсь другим человеком, менее зацикленным на негативе и с неподдельным воодушевлением. Я ожидала чего-то прекрасного. Рой запал мне в душу своим притягательным чёрным мировоззрением. Как писатель я была влюблена. Мне хотелось написать новую потрясающую книгу. Не что-то среднестатистическое, а что-то по-настоящему стоящее! И Рой мог мне в этом помочь. Я знала, что судьба неслучайно нас свела. И я, наконец, осознав это, без колебаний собрала вещи первой необходимости и села на поезд, который на полном ходу нёс меня к неизбежному.

Девин

1

Мои лучшие друзья, Кетон и Бэккер, с шумом влетели в раздевалку. Потные, чрезмерно весёлые, они громко смеялись и шутливо били друг друга.

— Эй, Девин, — обратился ко мне Кетон, — отлично сыграли!

— Да, неплохо, — согласился я, торопливо натягивая футболку.

Парни были ресиверами, а я квотербеком, благодаря этому мы так плотно и сдружились.

В этот момент из душа вышли и другие игроки. Все веселились и поздравляли друг друга с победой. Я быстрее всех принял душ и уже зашнуровывал кеды, когда к нам присоединился и тренер. Он хлопал парней по спинам и смеялся вместе со всеми.

Его взгляд устремился на меня, и он одобряюще мне подмигнул. Конечно, он возлагал на меня большие надежды и предрекал звёздное будущее. Бэккер запрыгнул на скамейку и, дурачась, бросил полотенце Кетону в лицо. Тот засмеялся и столкнул друга со скамейки.

Я быстро собрал спортивную красную сумку в надежде смыться, пока команда занималась самовосхищением. Тренер, со словами «Отличная игра, парни!», скрылся из раздевалки, где полуголые качки, не торопясь, натягивали майки на не успевшие высохнуть после душа тела. Не все пользовались полотенцами. Кетон и Бэккер ещё только вальяжно стягивали с себя сырую форму. Из душа валил пар, оттуда доносились голоса и смех парней.

— Девин, идёшь отмечать? — поинтересовался Бэккер, доставая из шкафчика гель для душа с древесным запахом.

— Что-то не хочется, — безразлично ответил я, перепроверяя содержимое сумки.

— Да что с тобой? Ты же отлично сыграл. Всё не можешь забыть свою рыжую? — беспардонно заметил он.

— Сходи лучше помойся, ты воняешь жутко, — перевёл всё в шутку я.

Они переглянулись и, хлопнув меня по плечу напоследок, отправились в душ.

Я подошёл к зеркалу и мельком взглянул в отражение. Попытался рукой уложить взъерошенные чёрные волосы, но, как всегда, это не принесло результатов. Все парни завидуют моей внешности, интересно, почему? Во мне не было ничего выдающегося. Тонкий нос, орехового цвета глаза, широкие скулы, аккуратная борода. Я такой же, как и все остальные — обычный. Единственное, чем я и отличался от них — это то, что переживал разрыв с подружкой чуть дольше, чем положено обычному парню, познавшему все радости секса. И, казалось бы, сейчас самое время отведать новый кусочек вишнёвого пирога, но мы расстались с Лилит только позавчера, и запах её слегка надушенных запястий всё ещё не давал мне покоя. Я так и не снял её фотку с дверцы шкафчика. Она там просто великолепна: ярко-рыжие волосы спадают на плечи, светло-голубые глаза сверкают, а соблазнительные губы сложились в кокетливую улыбку. Конечно, в глубине души я надеялся, что в один прекрасный день она позвонит мне и… Я так и не смог придумать, что она мне скажет. Наверное, потому, что, так или иначе, понимал, как глупо на это надеяться. Но снять её фото у меня не поднималась рука.

Я покинул стены раздевалки и уже направлялся к выходу, когда понял, что в коридоре есть кто-то ещё. Закинув сумку на плечо, я равнодушно прошёл мимо женского силуэта.

— Эй, — окликнула она.

Я нехотя повернулся. Начался сезон, и, наверное, спортивный корреспондент хочет взять интервью у лучшего квотербека всех времён. Девушка расплылась в улыбке:

— Я, кажется, разминулась с Кетоном.

— Он в душе, хочешь присоединиться? — хмыкнул я.

— Пожалуй, подожду, пока он смоет с себя пот, — улыбнулась она, не показывая, что мои слова каким-либо образом её задели.

Я проигнорировал её замечание и двинулся к дверям. Из кармана тёмно-синих брюк я достал брелок с ключами от машины и вышел на свежий воздух, который так легко проникал в грудь. На парковке стоял Ford Focus I насыщенного синего цвета. Отец подарил мне его совсем недавно за выдающиеся спортивные достижения. Я уселся в салон, бросив перед этим сумку на соседнее сидение, врубил магнитолу. Машинка просто улёт, она словно была выпущена с конвейера прямо для меня. Стильная, с грациозными линиями и приборной панелью, выполненной под дерево. Я настолько был влюблён в эту модель, что даже ремонтом занимался самостоятельно, не доверяя никому другому, изучив вдоль и поперёк техническую литературу. Я даже сам заменил ремень газораспределительного механизма, что было непростым дельцем. В случае оплошности это грозило бы серьёзной поломкой двигателя, что могло привести к аварии и даже смерти водителя. После дела, конечно, замена ремня ГРМ показалась уже не таким сложным процессом, и даже чем-то напомнила замену велосипедной цепи. Машина была уже далеко не новой, но та атмосфера, которая царила в салоне, действительно была какой-то волшебной. Эта любовь к авто была в духе романа Стивена Кинга «Кристина».

Начался мелкий дождь: чуть слышно забарабанил в стекло, я включил дворники. В машине было так уютно: пахло кофейным ароматизатором, слышался скрип работающих дворников. Я глянул в зеркало заднего вида, на дороге в нерешительности стояла та самая девушка. Но сейчас мне показалось, что она мало чем напоминала спортивных корреспондентов. Она поспешно достала сигарету из пачки и проверяла карманы на наличие зажигалки, но, кажется, не смогла её найти. Я подавил в себе порыв предложить ей огня, ведь завести знакомство с девушкой Кетона было бы не по кодексу дружбы. Она нервно засунула сигарету обратно в пачку, не догадываясь, что я следил за ней в зеркало. Спустя мгновение она уже двигалась в противоположную от меня сторону, волосы её стали влажными.

И всё-таки странно: она была совершенно не во вкусе Кетона, насколько мне было известно. Я, конечно, сразу не рассмотрел её, но выглядела она не так, как все девчонки из нашего колледжа. Я оглянулся и пристально посмотрел на неё. Она была в простых поношенных кедах, рваных джинсах и простой куртке. Но лицо её после нашего короткого диалога я запомнил хорошо. У неё был пирсинг — монро, и чёрные брови, ярко выделяющиеся на фоне бледной кожи.

Могла бы сходить позагорать что ли, бледная кожа не в тренде. Какие же у Кетона странные нынче предпочтения.

Я попытался выбросить её из головы и тронулся. До дома было недалеко, дождь всё набирал обороты. На улице уже было очень темно, я глянул на светящиеся в темноте синим цветом цифры: 20:07. Тротуары были пусты. И хоть я пытался сосредоточиться на дороге, у меня не получалось. Эта девушка не выходила у меня из головы. Интересно, почему она не дождалась Кетона?

Она была абсолютно не в моём вкусе. Совсем другое дело моя Лилит — идеал красоты, сама женственность. Она бы не позволила себе прийти в колледж в поношенных кедах. И я снова вспомнил её. Так захотелось всё вернуть, как было. Мы не виделись всего пару дней, и я уже соскучился. А если так подумать, я так толком и не понял, почему мы расстались. Я закричал, что она надоела любить мне мозги. Она крикнула что-то типа «а не пошёл бы ты на х…й», что было ей совсем не свойственно, и понеслось. Так мы разругались, и она порвала все контакты. Всячески избегала меня, удалила из друзей в Facebook, перестала отвечать на телефон. Сейчас всё это казалось таким глупым. Ссора ни о чем. Интересно, где она сейчас? Может, дома?

Глупо было поддаваться эмоциям, но я свернул на развилке в сторону её дома. Думал я о том, что в такое время Лилит практически всегда была дома. Она была прилежной ученицей, насколько мне было известно. Разве что она в тайне вела двойную жизнь, я рассмеялся этому глупому предположению.

Сердце учащенно забилось. То ли это гормоны так во мне играли, то ли это были мои первые серьёзные отношения на веку. Хотя первое легко могло стать катализатором для второго.

2

Передо мной пролегала тихая улочка с ровными газонами и аккуратными деревьями. Они ароматно плодоносили и создавали особое настроение этой улице. Этот район давно стал моим самым частым пунктом назначения благодаря Лилит. Её родители принадлежали к элитному сословию, поэтому не было ничего удивительного в том, что впервые я побывал на улице богачей только благодаря своей девушке. Я выключил фары и остановил «Форд» в тени ветвистых деревьев, куда едва пробивался свет недавно загоревшихся фонарей. Мошки стремительно рвались к свету, не понимая, какой удел их ждёт. На втором этаже, из комнаты Лилит, лился тусклый свет. Потом показалась и сама девушка, распахнула окно настежь. Она была великолепна. От порыва ветра, смеси запаха спелых яблок и свежести вечернего дождя, волосы её взметнулись. Она вдохнула полной грудью и снова скрылась. Дождь всё также спокойно накрапывал, не спеша разродиться яростным ливнем.

Я тяжело вздохнул и положил дрожащие руки на руль, его кожаная обшивка успокаивала. Взял себя в руки и решительно вышел из машины. Пригнувшись, чтобы никто не заметил меня, я подбежал к дому. Подпрыгнул и зацепился за выступающий карниз лоджии, где каждое утро завтракала семья Лилит, и вскарабкался на него. Цепляясь за выступы, я в миг добрался до окна своей Лилит практически бесшумно. Родители девушки были весьма консервативны, поэтому мы никогда не давали им повода думать о том, что состоим в интимных отношениях. Поэтому предаваться бурному сексу нам чаще всего приходилось у меня дома, помня, конечно же, о её комендантском часе. Но если так подумать, чаще всего мы скрывались в её комнате, стараясь особо не экспериментировать, а, в общем-то, быть такими же консервативными, как и её родители, ну вы понимаете, о чём я.

Я осторожно заглянул в комнату. Она сидела на стуле вдалеке от окна и читала толстенную книгу в тёмно-синем переплёте. На ней была свободная белая майка и чёрные узкие джинсы. Не отрываясь от книги, девушка собрала волосы резинкой, по бокам остались забытыми несколько прядей. Пока она сидела спиной к окну, я быстро влез в комнату, приземлился бесшумно на пушистый ковёр. Подойдя к ней, я почувствовал ненавязчивый запах фруктово-цветочных духов. Чувствовалось вишнёвое послевкусие. Я наклонился, вдыхая родной запах, и опустился к её шее. Но меня опередила моя же тень: она упала на страницу. Девушка резко вскочила со стула:

— Девин?… Ты меня напугал.

Она с укором слегка ударила меня в плечо, села обратно на стул и убрала книгу в сторону.

— Что читаешь?

— Ты залез ко мне в окно, чтобы спросить, что я читаю?

— Честно говоря, я не знаю, зачем я залез.

— Ммм, — протянула она, рассматривая моё лицо, словно на предмет изменений.

— Как у тебя дела? — вымученно улыбнулся я.

— Обычно. — Пожала она хрупкими плечиками, хотя и так было ясно, что раз мы расстались, то это уже означает, как минимум необычно. — А у тебя?

— Паршиво, — выдохнул я и по-домашнему рухнул на кровать, стоящую неподалеку и так бережно застеленную розовым мягким пледом.

— Почему?

Показалось, или я увидел интерес в ее глазах?

— Я всё-таки ухожу из спорта.

— Окончательно решил?

— Да, — кивнул я, подтверждая свои намерения.

— Уже сказал?

— Нет. Сегодня мы выиграли, я не хотел их расстраивать. Понимаешь? Думаю, моё настроение они списали на наше с тобой расставание, — мимоходом задел скользкую тему я.

— Всё будет хорошо. Ты же знаешь.

Она поднялась со стула и подошла ко мне. Я снова ощутил волнующий запах сладких духов.

— Лилит… Если хочешь, я уйду, ты только скажи.

— Нет. Останься, Девин, — она ещё выдерживала дистанцию.

Я решительно прижал её к себе, примкнув к её груди, слушая чуть ускоренное биение её сердца:

— Я люблю тебя. Ты же знаешь.

— Девин…, — прошептала она, неловко поглаживая мои волосы тонкими пальчиками.

Я обнимал её за хрупкую талию, чувствовал её тепло. Стало так уютно и хорошо, словно всё было по-старому. Перед глазами внезапно возник образ девочки с пирсингом-монро, и на секунду мне показалось, что я обнимаю её. Я отстранился от Лилит.

— Что не так? — спросила она.

Что могло быть не так? Она была прекрасна, мы были самой популярной парой в колледже. Лучшая ученица, вдобавок красотка с огненными волосами, и успешный спортсмен, достояние колледжа. Не сказать, что красавчик-спортсмен, скорее моя красота была следствием моего успеха, но, тем не менее что-то во мне было, как отмечали многие.

— Хочешь прокатиться?

— Давай.

От дождя крыша стала скользкой, и я помог девушке спуститься, принимая её в свои объятия. Я накрыл её своей курткой, и в обнимку мы перешли на бег, чтобы дождь нас не настиг. Я галантно открыл перед ней дверцу своего «Форда»:

— Прошу.

— Как мило, — она улыбнулась.

Мы сидели в салоне, окружённые звуками дождя. Мелкие капли приглушённо стучали по крыше. Было так спокойно: ничего не предвещало. И Лилит была превосходна. В прочем, как всегда, в этом она была предсказуема до корней волос. А дождь создавал томную ностальгию, ведь в последние дни мы то и дело сидели в машине вот так просто, слушая ненавязчивую дождевую дробь. Словно нам было нечего сказать друг другу.

— Куда ты хочешь? — спросил я, повернувшись к девушке.

Она приблизилась ко мне. Я снова почувствовал манящий запах её волос, я знал, что тот же запах исходит от её тонких запястий. Её глаза горели, губы сложились в соблазнительной улыбке. Она поцеловала меня. Сначала нерешительно, потом всё более настойчиво. Снова и снова наши губы встречались. Такие родные, но уже успевшие за последние дни стать чужими. Странное чувство. Я больше не ощущал нас единым целым. Что-то разорвало нашу связь. Девушка резко отстранилась и сказала:

— Я уезжаю завтра.

— Что? Куда?

— Ты же знаешь. К тёте. Она пригласила меня погостить. Это та влиятельная женщина, про которую я тебе рассказывала, она даст мне необходимые рекомендации. С их помощью я смогу попасть на практику в престижное место, — она словно пыталась оправдаться, но плохо скрываемый восторг застыл в её глазах.

Я устало выдохнул. Внезапно я понял всё. Это эмоциональное расставание было неслучайным. Я начал ощущать масштабы надвигающегося неизбежного будущего.

— Может, перекусим? — предложила Лилит, пытаясь вырвать меня из молчаливой задумчивости.

— Конечно, — глухо ответил я.

Всю дорогу Лилит держала руку на моём колене. Этот жест был таким неправдоподобным после её слов. Раньше мне это нравилось. Но сейчас я ощутил лёгкий налёт отвращения.

Миновав ароматную улочку типичного пригорода, мы подъехали к молодёжной забегаловке, где мы частенько любили брать кофе с собой. Когда я остановил машину, вылез из неё и открыл девушке дверцу, она кокетливо выскочила со словами:

— Мерси.

Я бережно закрыл дверцу, и приобняв Лилит за талию, повёл её к входу. К моему удивлению, Лилит больше не казалась мне легкомысленной кокеткой, образу которой она так стремилась подражать. Наверное, так она хотела скрыть от окружающих свою серьёзную натуру. Как только я мог этого раньше не замечать?

Вывеска Loved by you горела неоновым светом, приглашая посетителей погрузиться в атмосферу 50-х годов.

В зале было людно, уик-энд только начинался. Мы сели за столик у окна, выходившего на парковку, полную машин, послушно ожидавших своих владельцев. Наш столик был несколько отдалён от других, что позволяло спокойно общаться, не понижая тон, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание. Лампы над небольшой барной стойкой мерно гудели. Из автомата ненавязчиво звучали хиты 50-х, среди которых были полюбившиеся всем Elvis Presley — Love Me Tender, Louis Armstrong — Go Down Moses, The Animals — House of the Rising Sun и многие другие, которые неизменно волновали сердце, ибо эта музыка вечна.

К нам незамедлительно подошла официантка с бейджиком, на котором было выгравировано «Лора». Лора была в коротком бордовом фартуке, из кармана которого она достала потрёпанный блокнот с ручкой. Девушка приветливо улыбнулась, поправила локоны в стиле Мэрилин Монро и принялась любезно рассказывать о блюдах дня, но мы, как и большинство посетителей в этом зале, заказали пиццу на двоих и по стаканчику колы.

Лилит расположилась напротив меня, облокотив локти на стол, и положив лицо в ладони. Её волосы отдавали золотом на свету. Она улыбнулась и принялась бегло изучать стойку с фирменными коктейлями от заведения.

— Знаешь, Девин, мы ведь хорошая пара.

Звучало как начало долгого неприятного разговора.

— Мы подходим друг другу, — добавил я.

Она игриво встряхнула волосами, как будто ожидая очередного комплимента, но я не торопился тешить её самолюбие или помогать ей выстраивать этот диалог.

Нам очень быстро принесли пиццу: в выходные здесь готовили на опережение. Мы поблагодарили официантку, локоны которой были в ретро-стиле и выглядели шикарно. От пиццы исходил манящий аромат плавленой моцареллы, начинка сочно водрузилась на тонком тесте. Я наблюдал за тем, как Лилит сосредоточенно промокнула свой кусочек пиццы салфеткой, убирая тем самым лишний жир. Затем она разрезала кусочек на более маленькие составляющие и аккуратно отправляла их в рот, не забывая каждый раз обмакивать губы салфеткой. Эта чрезмерная аккуратность начинала меня раздражать. Это же просто пицца! А не королевский званый ужин!

— Ну так что? Расскажешь о своей поездке?

Она нехотя отложила вилку с ножом. Вряд ли она собиралась рассказывать мне всё в деталях. Ей проще было свести всё к ссоре и, не объясняясь, расстаться. Это так по-женски, если честно. И эгоистично.

— Это известная юридическая фирма, за меня уже замолвлено словечко. Через два дня назначено интервью, меня готовы взять на три месяца в случае удачно пройденного собеседования. За эти два дня мне нужно освоиться и, конечно, получить консультацию от своей тёти по всем интересующим вопросам. Ну ты и сам всё понимаешь.

Три месяца — не такой уж большой срок, но что будет дальше? Её тётка жила в Нью-Йорке, городе полном возможностей. Особенно для Лилит. Дела в учёбе у неё шли отлично, юриспруденцию она всегда изучала с большим интересом и схватывала всё на лету. Лилит была из тех, кто всегда знал, чего хочет от жизни, не тратя время попусту. Я был всегда горд за неё, ведь она стремительно развивалась и добивалась целей на «раз-два».

А что я? За моими плечами были лишь спортивные достижения, но, как и большинству парней, мне казалось этого более чем достаточно. Но буквально недавно я вдруг понял, что спорт — это не самое главное в жизни. Мне хотелось достичь чего-то, не гоняя всю жизнь мяч в угоду болельщикам. Я хотел чего-то другого, но не знал пока, чего именно. Когда я впервые заговорил на эту тему с Лилит, она была не очень-то довольна. Было престижно встречаться с выдающимся спортсменом колледжа, учитывая, что у неё была блестящая успеваемость, и она подавала большие надежды на будущее. Помимо спорта у меня бы не осталось ничего, чем стоило бы гордиться. Без футбола я никто. Именно так она и думала, я понял это сразу без слов. За неё всё сказало её поведение. Мы стали много ругаться по пустякам, отношения накалялись и уже были не такими радужными, как последние четыре года. Я осознавал, чем это может быть чревато, но не думал, что она всерьёз подумывает о расставании. Сейчас оказалось, что она уже наперёд продумала всю свою жизнь, и в ней не было места для меня. Как пафосно это звучит, прямо фразочка из очередного женского романчика. Ясно было, что она собирается после колледжа переехать в Нью-Йорк, иначе она не уезжала бы туда на практику. А мне что делать там? Терпеть не могу большие города, она это знала. Жизнь в пригороде меня целиком и полностью устраивала. Так что, в каких мы отношениях? Создаём видимость счастливой пары? Но каждый из нас уже всё решил для себя. Лишь привычка делает своё дело. И остаётся призрачная надежда.

— Рад за тебя. Кажется, это то, чего ты действительно хочешь.

Я не хотел, чтобы мои слова звучали предосудительно, но так и вышло.

— Девин, ты же знаешь, как много я трудилась, чтобы достичь таких высоких показателей в учёбе.

— Знаю. Небось «Право» — твоя настольная книга, — усмехнулся я.

Она пропустила моё замечание и скептически спросила:

— А ты, уже определился, чем теперь хочешь заниматься?

— Нет, — отрезал я и схватил стакан с колой, на котором выступил конденсат.

Вот и настал неловкий момент, когда нечего сказать двум столь близким людям, между которыми всё быстрее вырастает непробиваемая стена. Аппетит пропал, и я достал из заднего кармана деньги и кинул на стол, не забыв о чаевых для улыбчивой официантки — копии Мэрилин Монро. Правда, как по мне, лицо Лоры было куда более красивым, чем у секс-символа 50-х годов. Но общественная любовь была столь высока, что со всех уголков страны посетители этой закусочной привозили в подарок статуэтки с Мэрилин Монро, и теперь барная стойка напоминала алтарь поклонения, пестря куклами с одинаковыми лицами. Эта дама стала одним из наиболее культовых образов американского кинематографа и всей мировой культуры. Но мало кого заботит, что она отдавалась всем подряд.

— Уже уходим? — Лилит недоумённо посмотрела на меня.

— Тебя довезти до дома? — грубо спросил я.

Она обиженно встала из-за стола, снова промокнула губы салфеткой, скомкала её и небрежно бросила на стол.

— Будьте так добры, — решительно двинулась в сторону выхода она.

Проходя мимо официантки, я улыбнулся и сказал ей:

— Спасибо за отменное обслуживание, Лора.

— До скорой встречи? — с надеждой улыбнулась она, и озорные искорки зажглись в её глазах.

Я улыбнулся в ответ и кивнул.

Лилит зло проскочила между нами и направилась решительной походкой к моей машине.

Да она ревнует!

Я последовал за ней, натянув маску безразличия. Всё лил дождь, но уже с новой силой, подобно моей всё нарастающей злости. Но в этот раз я не предложил Лилит куртку, она стояла у дверцы пассажирского сидения и вся сжалась, холодные капли заставляли её тело дрожать. Эта нелепая гордость вызывала только жалость. Волосы намокали и уже не горели ярким пламенем.

Я не спешно подошёл к «Форду» и только тогда разблокировал двери. Она с негодованием села в салон. Ей было не по душе, когда что-то шло вразрез с её планами. Я включил радио, в салоне заиграла Iggy Pop — The Passenger. Я молча поехал в сторону дома своей уже, видимо, бывшей девушки. В самый последний момент, поддаваясь всё нарастающей злости, я резко свернул в противоположную сторону. Мы помчались на скорости 140 км/ч, оставляя деревья позади сплошным размытым пятном.

— Что ты делаешь? — запаниковала девушка, на ходу пытаясь пристегнуться, скользящим сквозь дрожащие пальцы, ремнём безопасности.

Но я молча ехал прочь от её дома, не думая при этом, что подвергаю опасности нас обоих. Во мне ярким пламенем, подобно огненным волосам Лилит, всё сильнее разгорался гнев. И я вжал педаль газа в пол. Сейчас Лилит казалась мне эгоцентричной пафосной сучкой, которая даже не может пиццу съесть без лишнего высокомерия. Никогда ещё я не испытывал столь негативные эмоции по отношению к ней. Машина всё набирала скорость, а я хотел выбить из этой девки всю дурь. Она не на шутку испугалась и нервно вжалась в сидение, не задавая больше вопросов. Минуя тихие улочки, я вёл машину туда, где кончалась черта пригорода, и начиналась пустынная в ночное время трасса, ведущая в большие города-миллионники. В города, куда, такие как Лилит, стремились, чтобы исполнить свою американскую мечту. У моста, отделяющего два таких разных мира, я резко притормозил и съехал вниз, где равнодушно текла небольшая речка.

Здесь было спокойно и темно. Нетронутая девственная природа, заросшие дикие берега. Я молча вышел из машины, обогнул её и с силой вытащил Лилит с сидения. Она была бледна, но не выказывала никакого сопротивления. Она впервые встретила грубость с моей стороны и не знала, как реагировать. Девин, отвешивающий комплименты и галантно открывающий двери, героически заползающий в окно к любимой, перестал существовать. А я, настоящий Девин, прятавшийся в тени любезности и слащавости, притащил этот для всех девчонок идеал красоты к капоту, стянул резинку с её волос, попутно выдрав небольшой клочок, стон тут же слетел с её губ. Схватив её за шею, стремительным движением я нагнул её лицом к капоту, руками она еле успела смягчить удар:

— Что ты делаешь? — закричала она.

Одной рукой я продолжал прижимать её к капоту, чувствуя неожиданный прилив сил, а другой грубо стянул с неё штаны и резко вошёл в неё, отодвинув розовые стринги в сторону. Она вскрикнула, попыталась вырваться, но я сильнее сдавил её шею.

— Думаешь, ты самая умная? — я схватил её за огненные волосы и вошёл в неё во всю длину, не обращая внимания на всхлипывания. — Хочешь в Нью-Йорк? Вперёд!

Я впервые так жёстко её взял. Никогда раньше по отношению к ней я не применял насилие. Но сейчас я почувствовал, что давно уже надо было показать ей, кто в этих отношениях главный. Одной рукой я устремился к её груди, а второй придерживал за поясницу, от чего движения были резкими и порывистыми. Она протяжно простонала, и тело уже стало податливым. Дыхание её стало прерывистым, и если сначала она неохотно постанывала, то чем больше я ускорялся, тем быстрее она переходила на крик. Я резко вышел из неё, а она продолжала призывно лежать в нагнутом положении. Я развернул её к себе, и, глядя в её глаза с размазанной тушью, с лёгкостью посадил на капот. Дождь с силой барабанил по машине, и это был единственный звук за много километров, который разрывал тишину. Мы слились в грубом поцелуе, и она сама притянула меня к себе за ягодицы. Я снова вошёл в неё, и сквозь шум дождя слышал, как она надрывно дышала мне в самое ухо. Её тонкие пальцы проворно скользнули мне под одежду, сцепились на спине, оставляя глубокие ссадины, и тем сильнее я входил в неё.

Странно, но кроме злости, я не испытывал к ней больше ничего. Наверное, это и есть ущемлённое мужское самолюбие. Она шептала что-то, но я не отвечал. Её запыхавшийся голос разрывал тишину криками «Ооо, Девин!», но я оставался безразличным и агрессивным. Она скрестила ноги у меня на ягодицах и продолжала стонать, закатывала глаза и жадно хватала воздух ртом. Поддаваясь импульсу, я кончил прямо в неё, не дожидаясь, пока она получит свой регулярный оргазм. Сейчас мне было абсолютно наплевать, что я не довёл её до кондиции. Также молча застегнул ширинку и прыгнул в тачку, моментально завёл её и резко дал по газам. Лилит с трудом отскочила, так как попутно пыталась натянуть свои штаны «в облипочку». Она попыталась побежать за машиной, что-то при этом крича, но у неё получалось плохо. Я поддался порыву, и решил бросить её ко всем чертям под этим мостом ночью в ливень. Вырулил на дорогу и притормозил, давая себе возможность ещё раз подумать над тем, что я делаю.

Нельзя же её так просто бросить здесь?

Я со злостью колотил руль, ведь я совершенно не хотел за ней возвращаться. Но простая человечность подсказывала, что я сейчас далеко не прав. Я посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что бешеная Лилит вылетела на дорогу. И на секунду замешкался.

Тут её осветил свет фар подъезжающего авто, она решительно не захотела бежать за моей машиной и принялась стопить ту. И, к её счастью ли, машина покорно остановилась, приглашая её внутрь тёмного салона. Я со спокойной душой и совершенным облегчением рванул обратно в город. Меня немного отпустило, но я понял одно.

Пусть она валит уже в свой Нью-Йорк, раз решила всё в обход меня. Мне нужен новый кусок вишнёвого пирога. Может, не прямо сейчас. А, может, и прямо.

3

В черте пригорода я уже снизил скорость и сделал парочку кругов по окрестностям, в надежде окончательно прийти в себя. Пелена сумасшествия начала спадать, и спустя час-полтора я уже решительно направлялся в спортбар, где мои парни отмечали победу. Я был решительным настолько, насколько никогда себя не ощущал. Нужно сказать им сейчас о своём уходе, пока эта решительность не иссякла.

Я подкатил к бару с кричащей вывеской «Пьяный енот», припарковался и присоединился к своим друзьям, которые как раз в этот момент курили на парковке.

— Девин, ну наконец-то! Мы уж думали, ты совсем сник из-за этой рыжей, — сказал Бэккер, хлопая меня приветливо по плечу.

Кетон предложил мне сигарету, и я вспомнил, что не курил уже много часов. Я благодарно кивнул и подкурился. Из бара вышла та самая девушка, которая интересовалась о Кетоне. Она пробуравила меня своими тёмными глазами.

— Угостите даму сигаретой.

Мы расположились под навесом недалеко от крытых мусорных баков, принадлежавших бару.

Кетон взял сигарету в рот, подкурил её и только потом протянул девушке.

Я не мог отвести глаз от её монро, которое однозначно вызывало у меня отвращение.

— Давно вы вместе? — поинтересовался я, ведь друг даже не упоминал о новой пассии.

— О, нет, мы не вместе, — усмехнулась она и сделала затяжку.

Кетон приобнял её и подмигнул мне, сигнализируя, что у него всё на мази.

Бэккер в свою очередь прокомментировал:

— Это называется свободными отношениями, братан.

Девушка засмеялась:

— Это называется, мне просто хочется повеселиться.

Друзья изрядно накидались, и в ход пошли сальные шуточки. А закончилось всё тем, кто какие позы предпочитает в сексе.

— Я только что трахнул рыжую сучку прямо на капоте под дождём, — внёс свою лепту я.

На мгновение я забыл, что среди нас девушка, так она влилась в нашу компанию и наравне с мужиками обсуждала непристойности. Не дай Бог при Лилит обсуждать такие интимные вещи: она всегда была такой нестерпимо правильной, самой настоящей ханжой. Скупой на ласки.

— Красавчик, — отметил Кетон, шутливо толкая меня.

А Бэккер с насмешкой заметил:

— Я думал, вы только умеете заниматься любооовью. И то только в миссионерской позе.

Ещё днём ранее я бы разозлился, что порочат честь моей девушки, но сейчас мне самому хотелось над ней насмехаться, так сильно она меня задела. Ну и его правда, секс наш был далёк от мечтаний парней, так и источающих тестостерон.

— Выдрал её напоследок, будет что вспомнить, — улыбнулся я.

— Значит, всё ништяк, братан? — уточнил Кетон, с сомнением глядя на меня.

— Всё круто, я официально в активном поиске.

Девушка внимательно на меня посмотрела, словно изучая потенциальный вариант, хотя Кетон недвусмысленно её обнимал.

— Не познакомишь нас? — встряла она, обращаясь к Кетону.

— Без проблем, Девин, это — Анабель, моя спутница на ночь, если я смогу её споить, — пошутил он, но, как известно, в каждой шутке есть доля правды.

— Девин, с бо́льшим успехом я уйду домой вместе с тобой, чем с этим парнем, — улыбнулась она и ткнула Кетона в бок.

Все засмеялись, хотя и так было понятно, что Кетону сегодня однозначно перепадёт. Эта девчонка неспроста интересовалась им у раздевалки, что не оставалось никаких сомнений. У меня дак точно. Кетон засобирался внутрь и уже на крыльце оглянулся с немым вопросом, потому как из нас никто за ним не двинулся. Я ждал, что Анабель пойдёт за ним следом, но она ещё не докурила и продемонстрировала Кетону полсигареты. Я думал, что смогу спокойно поговорить с Бэккером наедине, рассказать ему о своих намерениях, ведь вдвоём они бы сразу на меня насели. Но расклад получился иным, Бэккер бросил мне на ходу:

— Рад, что ты снова с нами, ждём внутри.

Мы остались вдвоём с этой нетипичной девушкой, и я бы тоже пошёл, но у меня также было полсигареты, и было бы глупо срываться за парнями.

— Кстати, можно просто Ана, — девушка протянула мне руку для рукопожатия.

Я невольно улыбнулся этому жесту, ведь Лилит считала, что здороваться с девушкой рукопожатием — это неприемлемо. Я сжал руку Аны, все пальцы которой были в тоненьких серебряных колечках, включая и фаланги пальцев.

— Ну что, Ана, дождалась своего хахаля?

— Я его знаю чуть дольше тебя.

— Где же вы успели познакомиться?

— Я его заприметила во время вашей игры, конечно, как игрок он уступает тебе, но мне подсказали, что он совершенно свободен. Да и мышцы его очень даже неплохо играют под формой.

— Не похоже, чтобы ты интересовалась спортом, — она и правда не смахивала на типичную болельщицу, во всяком случае, на ней не сидела короткая юбка и майка с глубоким вырезом.

— Считай, убиваю время, — пожала она плечами.

— Ну и что было дальше? Кажется, я видел, как ты уходила, не дождавшись Кетона. Удиви меня, — сказал я, продолжая пялиться на её монро, в котором отражался блик от фонаря.

— Дошла до бара, а там и ваши подтянулись отмечать. А ты почему отделяешься от коллектива?

— Вряд ли ты захочешь выслушать историю о том, как я поехал к своей бывшей.

— Ну похоже ты рассчитывал на что-то большее, чем прощальный секс, — язвительно заметила она.

Как точно она уловила суть. Может, она не так глупа, как кажется.

— Скажем, я не люблю, когда меня ни во что не ставят.

— Насколько у вас серьёзно? — сказала она, докуривая.

— Четыре года.

— Недурно. И что, вот так просто расстались и всё? — кажется, ей всерьёз было интересно. Хотя, может, она просто так «убивает» своё время.

— Парни особо не драматизируют.

— Далеко не все, — улыбнулась она.

Я стряхнул уголёк с сигареты и чётким щелчком попал окурком в урну.

— Идёшь в бар? — спросила она.

— Затем я и здесь.

Мы перебрались из-под навеса на крыльцо «Пьяного енота», я следовал за ней. Джинсы облегали её красивые ноги с крепкими икрами. В отличие от стройных доходяг, её сочные ягодицы хотелось даже потрогать. Я одёрнул себя, ведь во-первых, она предназначалась Кетону, а во-вторых, мне не нравилось, что на её лице красовался этот пирсинг.

— Ты же знаешь, что тебе не идёт эта железяка? — спросил я, догоняя её.

— Ты же знаешь, что у тебя идиотская причёска? — в свою очередь спросила она.

— Девчонкам нравится.

— Утешай себя этим, — бросила она, исчезая в дверях.

Как знать, возможно, уйдя из спорта, я потеряю свою «клиентскую базу» поклонниц.

Я зашёл в зал, продолжая думать о том, что она нетипичная девушка, и явно не в моём вкусе. Ну а Кетону, кажется, без разницы с кем проводить время, да и она сама создаёт впечатление вечно скучающей особы, которая ухватится за любой движ.

В зале стоял полумрак, посадка была полная. Из колонок раздавалась песня Survivor — Eye of the Tiger, которая уже много лет ассоциировалась в первую очередь с сериалом «Сверхъестественное». Наши парни вели себя громче всех, постоянно выкрикивая что-то и гогоча. Симпатичные девушки сновали между круглых столиков с подносами, полных мужицких пивных кружек. Я подошёл к парням, сидящим всем скопищем и обсуждавшим яркие моменты игры. Среди толпы на диване из кожзама тёмно-зелёного цвета сидела и Ана с одной из таких пивных кружек и о чём-то весело говорила с Кетоном и Бэккером. Со стороны казалось, что они сто лет знакомы, и не было совершенно никакой неловкости между ними. Я бы ни за что не подумал, что они только что познакомились. Я вскинул руку, подзывая мимо проходящую официантку, которая торопливо пробегала к очередному столику. Заметив меня, она сменила маршрут и с улыбкой устремилась ко мне:

— Добрый вечер, чего желаете?

На бейджике с логотипом «Пьяный енот» было написано её имя — Тара.

— Тара. Будьте добры фирменное тёмное 0,5.

— Отличный выбор. — Кивнула она. — Вы тоже из команды победителей?

— Считайте, они победили только благодаря мне, — похвалился я.

— Я не сомневалась, — звонко засмеялась она и как бы невзначай потрогала меня за бицепс, рельефно выделяющийся сквозь тонкую ткань куртки.

Я встретился взглядами с Анабель и кивнул ей в знак того, что моя идиотская причёска только что привлекла официантку, но та лишь усмехнулась.

Тара появилась молниеносно и уже ставила мою кружку на картонный подстаканник, на котором был изображён енот с бокалом пива, откуда с горкой возвышалась пена.

— Заказ для победителя, — расплылась она в улыбке.

— Чем занимаетесь после смены, Тара? — подхватил её игру я.

— Уже скоро заканчиваю и абсолютно свободна, — её рука снова оказалась на моём плече.

Ана наблюдала за нами и, смеясь, комментировала что-то Кетону.

— Присоединяйтесь к нам, — предложил я, на что она любезно согласилась, чем удивила меня, мне казалось, что это не в политике заведения.

Я сделал большой освежающий глоток ледяного пива, и мой гнев совершенно сошёл на нет. Я уже начал забывать о событиях минувшего вечера, и уж тем более решил поставить жирный крест на Лилит и её высокомерии. Видимо, она возомнила, что она выше меня. Ну так что ж, пусть будет так. Но, может, раз она была со мной только потому, что я был хорош в спорте, то, как личность я её никогда и не привлекал? А, может, и она как личность меня не особо-то и привлекала. Ну да ладно. Она слишком серьёзная для своего возраста, и уж тем более для молодого горячего парня, которому хоть иногда хочется заняться сексом далеко не в миссионерской позе — что так точно подметили парни — а также в полнейшей тишине, чтобы вдруг не услышали родители.

Я наблюдал за развитием отношений Кетона и Аны: они мило шушукались, а девушка смеялась над его грязными шутками. Кетон был высоким, накачанным блондином с аккуратной щетиной, правильными чертами лица, и, конечно, суперпривлекательным для девушек. Я же был противоположностью ему: чёрные как смоль волосы, которые всё время торчали в произвольном направлении, такая же борода, из-за которой порой у нас с Лилит возникали разногласия. Но хотя бы сейчас мне не надо будет выслушивать её укоры.

Только сейчас я снял куртку, изрядно промокшую: ткань внешне напоминала кашемир, но, конечно, являлась лишь дешёвым аналогом. Я открыл всеобщему взору два крупных бицепса, украшенных татуировками — полинезийскими мотивами, торчащими из-под рукавов чёрной футболки. Конечно, для меня данные татуировки имели смысловое значение. Восход солнца символизирует пробуждение энергии. Может, и глупо верить в то, что тату пробудило во мне какую-то силу, но мои успехи в спорте не заставили себя ждать. Не так уж много я и тренировался, чтобы стать абсолютным лидером в игре. Но я, как никто другой, верю в то, что тату может влиять на жизнь человека.

Взгляд Аны упал на меня, и она одобрительно кивнула, похоже, мне удалось вызвать у неё интерес. Кетон с его девственно чистыми руками однозначно упал в её глазах на ступень ниже.

— Ты на самом деле решил замутить с официанткой? — презрительно спросила она.

— Я свободный парень, почему бы и нет?

— Я думала, ты игрок. Неужели тебе по вкусу такая лёгкая победа? — искренне удивилась она.

Кетон осушил свой стакан и выдвинулся в сторону WC, оставив спутницу в моём распоряжении. Я подсел к ней, чтобы продолжить нашу беседу уже не через стол, а с глазу на глаз. Сейчас я рассмотрел необычный цвет её глаз: карие, переходящие в зелёный.

— Я наигрался в примерного мальчика за четыре года, и сейчас мне хочется расслабиться. Что в этом предосудительного?

— Ничего, просто разве тебя удовлетворит подобная связь?

Она в очередной раз показалась мне очень проницательной.

— Ты хорошо разбираешься в парнях?

— Скорее в людях в целом. Я увлекаюсь психологией.

— Учишься на психолога? — удивился я, так как среди моих знакомых психологи не числились. По мне это бесполезная профессия, и сидеть в офисе и выслушивать чужие проблемы — верх скуки. Хотя эта девушка вряд ли удовлетворится таким раскладом. Интересно, если пациент кончает жизнь самоубийством, несёт ли ответственность за это его психолог?

— Это одно из направлений, которое я рассматриваю для поступления в следующем году у вас.

— Ты не отсюда?

— Приехала на разведку. Убиваю время, как и говорила.

— Чем занималась до этого?

— Училась на корреспондента в своём городе, он промышленного типа. Прошла практику в производственной газетёнке, и поняла, что это не моё. Можно сказать, что сбежала, куда глаза глядят. Остановилась пока у вас.

— Вот это поворот. У родственников остановилась? — кажется, она пробудила во мне неслабый интерес. Точнее не она, а её история.

— Познакомилась с парнем, он предложил к нему приехать, если появится желание. Живу пока что у него.

— И где же этот парень? — поинтересовался я.

— Он на дежурстве.

— Врач? — спросил я первое, что пришло мне в голову.

— Скорее легавый.

Вот это поворот. Странно, что такая ветреная девушка остановилась у блюстителя порядка.

— На нём ты решила не останавливаться? — спросил я, намекая на Кетона.

Она засмеялась:

— Это несерьезно.

Несерьёзно с легавыми или с Кетоном?

Тут вернулся Кетон, словно почуял, что речь зашла о нём.

— Друг, я всё понимаю, но это мой трофей. Разве твоя официантка не должна подойти?

Прямолинейности ему не занимать. Но, кажется, Анабель относилась к такому обращению с юмором.

— Аккуратнее, друг. Твоя подруга корешится с легавыми, — в шутку предупредил я.

— Мы пока не нарушаем законы нашего штата. Ну а в случае чего, я всегда могу вывести её в другой и сказать её другу, что это не в его юрисдикции, — пошутил Кетон.

Мы выпили за победу, за нашего тренера, друг за друга. После этого показалась Тара, уже в обычной одежде, а не в форме, и с распущенными волосами.

— Скучаешь, красавчик?

— Кажется, пора проветриться. Не составишь компанию?

Кетон начал откровенно приставать к Ане, и я посчитал деликатным оставить их вдвоём, учитывая, что Бэккер с остальными парнями отошли покидать в дартс.

— Пожалуй, — она взяла меня под руку, чтобы не потеряться в толпе.

Мы вышли на парковку, дождь прекратился. Ночь стояла тёмная, из-за облаков было не видно звёзд, но ярко-белое расплывчатое пятно указывало на наличие полной луны. Пахло свежестью после дождя, и откуда-то доносился запах скошенной травы.

— Ты не сказал, как тебя зовут, — сказала Тара, доставая тонкие бабские сигареты.

— Зови меня красавчик, мне понравилось, — улыбнулся я и вдруг почувствовал, что её общество мне в тягость.

Не мог только понять, связано ли это с нелестными комментариями Анабель.

— Хорошо, красавчик. Мне нравится твоя причёска, — она провела пальцами по моим волосам. Когда так делала Лилит, по моему телу проносилась дрожь, сейчас я не почувствовал ничего кроме раздражения.

— Не поверишь, но буквально только что одна особа сказала, что она совершенно идиотская, — сказал я, вспоминая замечание Аны.

— Не верь ей, это неправда.

Она ждала, пока я деликатно её подкурю, чем напомнила мне Лилит: хотя та не курила, но очень любила такие галантные жесты с моей стороны. Хотя пару раз Лилит пробовала курить, но ей не понравилось. И я считал, что курить — это чисто мужская прерогатива.

Я поднёс к её лицу зажигалку, чем на мгновение подсветил в темноте её черты лица. Она была в меру симпатичной, но через пару бокалов пива я забуду, как она выглядит.

— Ты не будешь курить? — поинтересовалась она.

— Хочу просто охладиться. В зале так душно.

— Рядом с тобой мне тоже становится душно, — как-то фальшиво прозвучала эта фраза, позаимствованная ею из жёлтой литературы. Если она, конечно, прочитала хоть одну книгу в своей жизни. Сам я не любил читать, но длительное общение с Лилит приучило меня к мысли, что читающие девушки — это круто.

Я не заметил, как Тара вторглась в моё личное пространство, забывая о том, что это она трезвая, а я — выпивший.

Она медленно поцеловала меня в губы, словно ждала, что я подхвачу. Но от неё резко пахнуло куревом, и я подумал о том, что сто лет не целовался с курящей девушкой. Она вела себя более чем вызывающе, учитывая, что была трезва. Или я в своих консервативных отношениях пропустил момент, когда девушки начали сами проявлять активность. Она не стала навязываться и продолжила курить, как ни в чем не бывало.

— Итак, красавчик, у тебя кто-то есть?

— Думаю для прикола замутить с потенциальной девушкой друга, — пошутил я.

Но намёк был не понят, и она снова полезла ко мне, обвивая мою шею одной рукой, а второй держа сигарету, словно уличная девка, заманивающая дальнобоя. Снова её губы коснулись моих, но в этот раз она решила не ждать особого приглашения, и вот уже страстно целовала меня в засос. Не сказать, что мне понравилось или не понравилось, просто я хотел понять, как целуются другие, не Лилит. И заодно понять, что я при этом испытываю. Как будто пытаюсь выйти из зоны комфорта. Но определённо мне это не нравится, ведь лучше родных губ нет ничего. Пробовать новое всё время неприятно. Зачем заказывать блюдо дня, если знаешь, что пицца, которую ты заказываешь из раза в раз, снова будет отменно приготовлена? Но тут был иной расклад. Ты понимаешь, что повар сменился, и твоя любимая пицца уже будет совершенно другой на вкус, так стоит ли портить воспоминания о ней?

Этот поцелуй длился вечность, и я всё пытался прочувствовать его: вдруг рано или поздно мне бы понравилось. Но для начала я пытался хотя бы выкинуть из головы Лилит с её нежными губами. Они словно были созданы специально для того, чтобы упоительно сливаться с моими.

И тут меня словно ударили по голове. Я вдруг понял, как я размяк. И даже мыслить стал подобно девочкам, зачитывающимся детскими романами о первой любви. И сразу дело пошло. Я грубо схватил Тару и прислонил к кирпичной стене. Теперь я впивался в её рот, не думая совершенно ни о чём, и знаете, это было моим освобождением. Я словно сбросил привычные настройки и был близок к тому, чтобы запустить новую программу. От Тары пахло табаком и какой-то жирной едой: запах за смену пропитал саму кожу. Мои руки скользили по её телу через одежду, и я был близок к тому, чтобы перейти от поцелуев к чему-то большему. Но именно в этот момент вышли мои друзья, и их насмешливый свист сразу привёл меня в чувство. Я отстранился.

Вся компания: Бэккер, Кетон и Анабель пришли на перекур. Я забыл про Тару, которая стояла рядом.

— Эй, Дон Жуан, ты такой быстрый, научишь меня? — засмеялся Бэккер, который совершенно не стремился снять девку на ночь, в отличие от Кетона, которого победа в матче всегда раззадоривала.

— Боюсь, это талант от рождения. — Подхватил я, совершенно забыв, что Тара всё ещё стояла рядом. — Кетон, а ты совсем уже хороший, сколько ты выпил?

— Счастливые кружек не считают, — пробурчал он, но я уверен, что в оригинале говорилось про часы.

Анабель очевидно устала от навязчивого Кетона, и уже не знала, куда деваться: её кондиция была скорее аналогична моей. И вот мой диагноз: слишком трезв для всего этого дерьма.

— Тара, ты за рулём? — спросил Бэккер, которому, видимо, становилось всё больше стыдно за друга, который нахально лез к Анабель.

Тут я вспомнил про её существование, и мне стало как-то мерзко что ли, от воспоминания о нашем «страстном» поцелуе. И я мысленно поблагодарил друзей за то, что прервали нас.

— Да, вон моя машина, — указала она на старенький пикап голубого цвета с явными следами коррозии.

— Отлично, не могла бы ты довезти нашего друга до дома? Честно говорю, ещё немного, и его выпроводят из бара. А мы, как видишь, все выпившие, нам за руль нельзя, — веско заметил Бэккер.

Лицо Тары омрачилось, ведь это означало, что нашей маленькой интрижке пришёл очевидный конец. Но возразить у неё не хватило духу.

— Ладно, пошли, — сказала она Кетону, но тот не хотел отпускать Ану.

Я освободил Ану из пьяного захвата и помог Бэккеру дотащить нашего общего друга до голубого пикапа Тары. Там мы его усадили и попытались вразумить. Но буквально через секунду он уже захрапел.

— Интересно, как вы прикажете мне его потом вытаскивать? — разозлилась Тара.

— Я поеду с вами. — Вызвался Бэккер, хотя Тара, очевидно, намекала на моё присутствие. — А Девин заплатит по счёту.

— Ну, естественно, старый еврей, большего я от тебя и не ждал, — рассмеялся я, хотя в душе ликовал, что друг меня снова отмазал от Тары.

Тара залезла на водительское сидение и хотела ещё что-то мне сказать сквозь полуопущенное окно, но Бэккер недовольно крикнул:

— Вперёд, крошка, чего ты ждёшь?

И они уехали, оставив на парковке только нас двоих с Аной.

— Ну и как тебе лёгкая победа? — поинтересовалась девушка, закуривая.

— Благодаря твоим едким комментариям я не получил ровным счётом никакого удовольствия.

Она улыбнулась, почувствовал значимость своих изысканий.

— Прошу прощения, иногда стоило бы оставить свои мысли при себе.

— Это факт, — я тут же закурил, пожелав скорее избавиться от привкуса неудавшегося поцелуя с Тарой.

4

— Какой план?

Привычность этого мира пошатнулась, и я всё больше ощущал дискомфорт от нового неведомого мне чувства полной свободы. Я чувствовал себя уязвимым от того, что в принудительном порядке стал открыт для новых интрижек, а также для нового увлечения. Словно начинал жизнь с чистого листа, но при этом уходил в никуда. Глупо менять привычки на что-то совершенно неопределённое. Но всё больше я чувствовал себя несчастным и знал, что пора что-то менять. Обстоятельства вынуждали меня отрекаться от привычного, и мне от этого было не по себе.

— Хочешь кофе?

— Я бы выпила большой стакан американо. В вашем городе есть хорошая кофейня?

— На заправке стоит отличный автомат с кофе.

Она кивнула, и я направился оплачивать счёт, удивившись изрядному количеству выпитого. Что-то мне подсказывало, что по большей части пил Кетон, иногда он слишком не сдержан в алкоголе. Или почти всегда.

— Моя машина там, — махнул я рукой в дальнюю сторону парковки.

— Синий «Форд», я знаю. А ты не отличаешься галантностью, раз позволил девушке мокнуть под дождем, — вспомнила она, как я отъезжал от спорткомплекса.

Не думал, что она обратила на меня внимание.

— Ты и не представляешь, насколько я был галантен в отношениях с бывшей, самому тошно.

Мы подошли к машине, и я не посчитал нужным открыть дверь для Аны. Это могло стать очередным аргументом в доказательство моей не галантности, но кто мы друг для друга, чтобы проявлять учтивость?

Мы уселись в машину, я вставил ключ в зажигание и раздался приятный звук, ласкающий ухо: моя машина готова рвануть в ночь.

— Часто садишься за руль в нетрезвом состоянии? — кажется, её издёвки не имеют границ.

— Как мне повезло, что ты подружка легавого, он спустит мне это с рук, правда же?

— Давай это проверим.

Она пристегнулась, явно не доверяя мне. Да и с чего бы ей с лёгкостью доверять свою жизнь незнакомому человеку? В отличие от Лилит, которая никогда не пристёгивалась в моей машине, до сегодняшней ночи, правда.

Мы поехали по ночному пригороду вдоль ажурных фонарей, что отбрасывали круги света на дорогу.

— Ну так что с тобой произошло, Девин? — спросила она, уже готовая вынести свой вердикт.

— Это психоанализ, доктор Фрейд?

— Пользуйся случаем, пока у меня нет сертификата на частную практику, а то, как знать, будут ли потом мои сеансы тебе по карману.

— Доктор, обещаете, что наш сеанс будет строго конфиденциален?

— Будьте в этом уверены, — поддержала она мою игру.

— Ну если так, то хорошо. Сказать по-честному, не знаю, что и творится со мной последнее время. У тебя никогда не было ощущения, что всё бренно? И совершенно не имеет смысла?

— Постоянно.

— И что ты с этим делаешь?

— Ищу себя. А по факту, лишь убиваю время, силясь найти то, что было бы действительно мне по душе.

— Вот и я годами убивал время, полностью посвящая себя спорту.

— Зачем ты начал им заниматься, если чувствовал, что это не твоё?

— История стара как мир. Будучи ребёнком, мне хотелось впечатлить отца. Он вечерами просиживал перед телевизором, уделяя слишком много внимания матчам. И слишком мало времени мне. Я хотел обратить его внимание, и в какой-то момент понял, что только спортивные достижения смогут его заинтересовать.

— Так и вышло?

— Буквально недавно он признался, что невероятно горд мной, и как результат — подарил мне эту машину.

— И как тебе результат? Стоил тех трудов?

— Я столько лет ждал одобрения отца, и вот наконец-то это свершилось! Но, как ни странно, я не испытал ни доли удовольствия. Новой машине я обрадовался больше, чем тёплому отношению отца. Не знаю, кто из нас в итоге оказался более меркантильным. Тот, кто подкупил меня столь щедрым подарком, или тот, кто его с радостью принял?

— В каких вы сейчас отношениях?

— После того, как я поступил в колледж, я съехал от родителей. Мы стали редко видеться, и мнение отца перестало быть важным. Всё чаще я понимал, что пошёл в спорт по негласному принуждению. И каждая игра оставляла неприятный осадок. Я знал, что неталантлив от рождения, а мои показатели — результат тренировок на износ, ведь у меня не было иного выбора.

— Но тем не менее ты продолжаешь играть.

— Я всё решил для себя. Меня тормозило только отношение Лилит, ну моей бывшей. Я видел, как упал в её глазах. Глупо уходить из спорта в разгар сезона, да и когда мной уже заинтересовались из хороших клубов. Вот уже церемония вручения дипломов на носу… Но стоит мне подумать, что я навсегда останусь в спорте, и моим уделом будет только играть, я начинаю сходить с ума.

— Ты уже говорил кому-нибудь из друзей?

— Хотел сегодня, но не смог. Думаешь, они поймут?

— Они твои друзья. А друзья будут с тобой до конца, несмотря ни на что. А в ином случае, что это за друзья такие?

— И то правда.

Мы остановились на заправке, где на парковке в своём грузовике спал дальнобой, а за исключением его, не было никого. Мы вышли из машины, и зашли в ярко-освещённое помещение, изобилующее фастфудом за бешеные цены. Мы оба взяли американо с молоком, я — повинуясь стадному инстинкту. Обычно я пил просто чёрный кофе. Но сейчас для меня открывался новый мир, и в глубине души мне всё же хотелось пробовать всё новое. От старого остались одни воспоминания, тупая ностальгия, не приносящая ничего хорошего.

Мы вернулись в машину, я открыл свой стаканчик и высыпал два пакетика сахара, на что получил удивлённый взгляд Анабель.

— Что?

— Ты извращенец, если добавляешь в кофе сахар.

— Ты извращенка, если, и правда, села в машину к незнакомому парню.

— Сейчас я знаю тебя гораздо больше, чем твои собственные друзья.

И снова подкол. Подобно иглоукалыванию: точно в нужное место.

— Ну а ты. Почему всё-таки сбежала из своего города?

— Думаешь, всё-таки стоит это расценивать, как побег? — засмеялась она.

— Очевидно, что человек не бросает привычную жизнь, если не случается только что-то на грани апокалипсиса.

— Может, в этом мы и похожи. Меня тоже всё порядком задолбало. Годы идут, а я не понимаю, зачем я здесь.

— Может, и нет никакого смысла?

— Тогда почему его непременно так хочется найти?

— Чтобы оправдать своё бесцельное существование. Проще думать, что ты несчастен только потому, что не знаешь, в чём твоё предназначение. Чем признаться себе в том, что ты просто слишком слаб, чтобы приспособиться к такой жизни.

— Разве ты был недостаточно силён, когда всю свою жизнь добивался уважения отца?

— Тогда почему я от этого несчастен?

— Потому что это не твоя жизнь. Тебе нужно срочно перестать быть кем-то другим и начать жить для себя.

— Звучит, как шаблон. Но с чего начать? Я даже не знаю, к чему лежит моя душа.

— Достаточно для начала понять, к чему она у тебя не лежит. Считай, ты уже на правильном пути.

— Но разве это не верх маразма — бросать всё ради ничего?

— Девин, никто не может сделать тебя несчастным, только ты сам. Всё в твоей голове. И если ты думаешь, что верх маразма — бросать всё ради ничего, то так оно и есть. Но что если ты на пороге чего-то большего, чем то, что есть у тебя сейчас? Разве не заманчиво перестать делать то, что пусть и стало для тебя привычным образом жизни, но приносит одно лишь разочарование? Какая разница, что думают об этом другие? Для тебя должно быть важно только твоё собственное мнение!

И тут я понял, что никогда за прошедшие два года мы не вели с Лилит подобных разговоров. Была только сплошная мотивация бездумно достигать высот, но речи о счастье и не было. Не знаю, счастлива ли сама Лилит от того, что станет рано или поздно судьёй. Но что, если у неё просто не было времени остановиться в этой безумной пляске законов и правовых актов, чтобы подумать, приносит ли в действительности ей это удовольствие?

— Как ты понимаешь, что двигаешься в правильном направлении? — спросил я Ану, внимательно наблюдая за ней.

— Я чувствую это изнутри. Как будто электрический импульс. Я просто знаю, что это именно то, что нужно.

— Так ты поняла, что хочешь посвятить себя психологии?

— Ну как вариант. Мне не захотелось всю жизнь писать заметки о других, при этом вырезая горькую правду и создавая видимость красивой жизни. Это нечестно. А всю жизнь изучать мотивы людей, разбираться в экспрессии, эмоциях: вот то, что действительно искренне завораживает меня. Но это далеко не всё.

Я почувствовал зависть к этой девушке с пирсингом над губой. Она понимала, чего хочет её сердце. Но связывала нас одно: оба мы прекратили делать то, что нам не по душе. Повинуясь настроению, я достал свой телефон и настрочил своим парням и, в том числе, тренеру, что ухожу. Было ли это правильным поступком? По-детски откладывать разговор тет-а-тет, и уж тем более сообщать всё по телефону. Но я побоялся, что подходящего момента может просто и не быть. А потом я могу поддаться силе разума, кричащей, что, и так, всё отлично, не надо ничего менять! Да и согласитесь, бред полный — бросать колледж за пару месяцев до выпуска!

— Ты молодец. Чувствуешь, что тебе действительно по душе. Почему же я не чувствую никакой тяги к чему-либо?

— Просто ты ещё не попробовал то, что тебе понравилось бы в полной мере. Или раньше тебе это казалось неважным. Тебе нужно хорошенько подумать.

— Что же делать с учёбой?

— Менять профиль?

Она пожала плечами. Какое-то время мы просто сидели рядом в темноте салона, с приглушённой музыкой. По радио транслировали песню Queen — I Want To Break Free, которая так точно совпала с моими чувствами к Лилит. Мы оба не решались нарушить успокаивающую тишину, ненавязчиво прерываемую лишь звуками из динамиков. Мы пили кофе. Ещё до недавнего времени совершенно незнакомые люди, и вдруг узнавшие все тайны души друг друга. Ну или почти все. Это было так волнительно, особенно от того, что подобный разговор мог и не повториться больше никогда. Странно, что к этой девушке я испытывал полное доверие. Возможно, из-за того, что она была здесь по чистой случайности, и как знать, могла уехать в любой момент. Я не испытывал к ней влечения, и даже в мыслях не было, например, сорвать с её губ поцелуй. Она по-домашнему скинула поношенные кеды и залезла на кресло с ногами. После разговора с Аной я вдруг ощутил, как она легко ко всему относится, как смеется в душе над каждой моей «проблемой», ведь всё это — не проблема вовсе! Кофе ещё был достаточно горячим, так что я делал небольшие глотки. Вкус американо с молоком до сих пор у меня ассоциируется с этой ночью: удивительной и необычной, и в то же время смертоносной до всего привычного.

— Какова вероятность, что вы снова сойдётесь с бывшей? — нарушила молчание Анабель.

— Вероятность равна нулю, — не задумываясь, ответил я.

— Категорично. Что же между вами произошло?

Я вкратце поведал ей события минувших дней, окрашивая повествование экспрессивными выражениями, чаще всего употребляя вместо «Лилит» более точное слово «сучка».

— Словно ты за эти четыре года не замечал, какой сучкой она была, — хохотнула спутница. — Четыре года! Это огромный срок!

— Ощущение, что я проснулся от долгого сна.

— И именно сегодня ты вдруг решил для себя, что всё кончено бесповоротно? Похоже, кто-то встал с утра не с той ноги, — она продолжала язвительно высказываться, но почему-то перестала раздражать этим.

— Иногда всё происходит само собой. Может, я повзрослел.

— Скорее из вас двоих взрослая она. Учитывая её амбиции и возможности. Ты обвиняешь её в том, что она чётко знает, чего хочет и добивается своих целей?

— Скорее в том, что столько времени она не видела меня настоящего. И подобно моему отцу, делала из меня другого человека в угоду своей прихоти.

— До последнего времени ты и сам не знал, кто ты. Да и сейчас ещё толком не знаешь. Это долгий путь.

— Сегодня я почувствовал впервые за долгое время себя настоящим. И знаешь, я хочу разобраться в этом. Я не хочу возвращаться на ту стадию, где какая-то девчонка считала, что ей виднее, к чему я должен стремиться.

— Детская обида, ей-Богу. Не морочь мне голову, скажи, в чём конкретно проблема?

— Она решила уехать в Нью-Йорк.

— Решила без твоего участия? — спросила она, хотя и так понимала ответ.

Я кивнул.

— И ты не хочешь поехать с ней?

— Самое смешное, что она даже не рассматривала этот вариант. И вряд ли это из-за того, что я не люблю большие города.

— Может, у вас уже давно не всё гладко? Поэтому она решила двигаться по собственному пути?

— Может, ты права, и она на самом деле взрослее меня. А в какой-то момент просто поняла, что переросла меня, и нужно двигаться дальше, а тратить время на какого-то мальчишку — бессмысленное времяпрепровождение.

— Вот ты сам всё и сказал. Ответ всегда на поверхности, не закрывай глаза на очевидные вещи. Да, порой от этого больнее, но самообман — штука мерзкая. Потом становится ещё хуже.

Густая ночь опустилась на пригород, и лишь ореол желтоватого света от фонарей освещал пустые улицы. Ветер беспокоил ветви деревьев, недовольно скрипящих от того, что их бесцеремонно отрывают ото сна. Мне стало интересно, где сейчас Лилит со своим крутым нравом. Скорее всего, она была дома, изучала конституцию и другие правовые акты. Запойно читала и не замечала, как летит время. Я немного завидовал её увлечённости, ведь она так самоотверженно посвящала себя юриспруденции, что порой забывала покушать. Наверное, в этом и есть цель существования человека — найти то, что будет опьянять тебя и без алкоголя.

Кофе поостыл, сахар на дне стаканчика сделал последний глоток приторным, даже для меня. Анабель обхватила коленки и смотрела вдаль. Свет фонаря вырвал из темноты силуэт чёрной кошки, которая грациозно сидела на бордюре и вылизывала лапу. Ана наблюдала за ней и думала о скоротечности жизни и ценности каждого момента. Сейчас мы сидели в машине и разговаривали на волнующие темы, и уже вскоре вкус американо с молоком будет отсылать к этому моменту. Что-то сакральное происходило сейчас. Как будто своими размышлениями мы приоткрывали завесу тайны человеческого происхождения. Ведь на всё есть свой умысел. Значит, и мы здесь не для бесцельного существования. Каждый раз тебе кажется, что вот-вот и ты раскроешь эту тайну, не дающую спокойно жить. Но она, как желанный оазис в пустыне, кажется легкодостижимой, а на деле — очередной мираж.

— Может, с нами что-то не так? — вслух сказала она, хотя её рассуждения были исключительно в её голове.

— Определённо.

Кошка продолжала свой ритуал умывания. Я любил кошек за внутреннюю силу. Это невероятно умные животные, поражающие своим глубоким взглядом. Они всегда знают что-то важное, чего не знаешь ты.

Мы решили прокатиться в ночь. Конечно, была в этом особая прелесть. Пустынные улицы, одинокие дома, тёплый ветер, врывающийся нам в окна. Огромный щит «Вы покидаете Mellow Foliage. До скорой встречи!» остался позади. Шоссе, подсвеченное высокими фонарями, простиралось далеко, к самому горизонту. Мы летели по идеально ровной дороге, вырванные из общей картины мира: вне всякого времени и пространства. Воздух опьянял, и было ощущение, что мы одни во Вселенной. Ехали без определённой цели, наслаждаясь мгновением, зависли где-то между прошлым и будущим. Сейчас не существовало проблем. Умиротворение. До тех пор, пока с оглушающим грохотом в лобовое стекло не влетела сова.

Анабель закричала. Я потерял управление.

В тишине раздался визг тормозов. Я с силой вывернул руль перед самым деревом, и только чудо помогло мне справиться с управлением.

Ана в ужасе закрыла глаза:

— Это что, сова?

— Похоже на то.

Я вылез из машины, увидел характерные следы торможения на шоссе. Мы были в глуши, где-то за деревьями на обочине раздавалось стрекотание, по всей вероятности, кузнечиков или цикад. Над головой из-за облаков показалась полная луна ярко-белого цвета. В её ослепительном свете я без труда определил, что в лобовое влетел неясыть. Длина его тела, навскидку, была около 60 сантиметров. Рыхлое оперение сероватого цвета с бурыми проблесками.

— Боже мой, — прошептала Ана, вылезая из машины.

Мы оба с отвращением уставились на останки птицы. Я почувствовал рвотный позыв, но кое-как сдержался. Девушка отвернулась и отчаянно сказала:

— Мы убили сову.

Та влетела на полном ходу и воткнулась клювом в стекло, от которого в момент по всей поверхности разошлась уродливая паутина. Расправленные крылья словно обнимали лобовое. Тёмно-бордовая кровь продолжала медленно стекать на капот, норовя проникнуть сквозь стык внутрь машины. Испытывая полнейший ужас от произошедшего, я нервно закурил. Анабель продолжала повторять, что мы убили сову. Я судорожно соображал, как убрать это мёртвое тело со своей машины. Прикасаться к нему я категорически не хотел. Вся сложность заключалась в том, чтобы отодрать птицу, так стремительно пробившую стекло клювом.

— Ана, успокойся ради Бога. Да, мы убили сову, мать твою!

Ситуация и так была накалена, и причитания девушки только нагнетали обстановку.

— Мы убили живое существо. Ты понимаешь?

— Мы не виноваты. Возьми себя в руки.

Она поспешно стёрла с лица слёзы и шумно выдохнула. Я был удивлён, что она так бесшумно заплакала. Лилит всегда рыдала так неистово и драматично. Но больше меня удивило то, что Ана расплакалась не из-за стрессовой ситуации в целом, а из-за того, что мы убили животное. Её лицо исказила гримаса боли и жалости.

Статус мужчины требовал, чтобы я всё сделал сам, мужественно и без колебаний. Я выбросил сигарету и начал действовать. Достал тряпку из багажника и решительно направился к стеклу. Девушка поспешно отошла от машины и, будучи на безопасном расстоянии от этого кошмара, закурила. Я накинул тряпку на туловище совы, собрался с силами и ухватился за голову. Преодолевая отвращение и тошноту, я рванул на себя, но клюв воткнулся слишком глубоко в стекло. Я предпринял ещё попытки и, наконец, у меня получилось. С мерзким скрипом я извлёк клюв из лобовухи. С отвращением я швырнул тряпку с останками птицы в сторону деревьев. Присутствие Аны придавало мне уверенности, я не мог поддаться слабости и выглядеть трусом. Стекло по-прежнему было всё в крови, перьях и ошмётках плоти. Я включил дворники, но они только размазывали эту жижу, катая куски мяса туда-сюда. Достал из бардачка бутылку воды и выплеснул её содержимое. Вооружившись салфетками я усердно отмывал стекло. Меня конкретно передёргивало, когда приходилось трогать ещё тёплые останки птицы, пусть и через микрофибру салфеток.

— Можем ехать, — сообщил я, наконец, девушке.

Она поспешила к машине.

В её лице по-прежнему была та некрасивость, которую вызвала волна жалости к птице.

Дворники оставались включенными, и нам приходилось слушать, как они поскрипывают по стеклу, цепляясь за то место, где только минуту назад торчал окровавленный клюв ночной птицы. Я развернул машину на 180 градусов и поехал обратно, в сторону пригорода.

— Вот это приключение, — вымотано улыбнулся я, стараясь подбодрить спутницу.

— Не то слово.

Она приходила в себя довольно долго, гнетущая тишина наполняла салон. Я включил радио, на рок-волне звучала AC/DC — Highway To Hell. Пожалуй, одна из самых известных композиций из репертуара группы. И мне повезло, Ана приободрилась, и мы даже немного подпели припеву. Чем дальше мы удалялись от злополучного места, тем спокойнее становилось девушка. Я старался не думать о том, как собирал останки мёртвой птицы руками, но так или иначе картинки сами по себе всплывали в сознании. И это мерзкое ощущение в пальцах, словно ты трогаешь внутренности ещё секунду назад живого существа.

— Думаю, на утро мы забудем об этом инциденте.

— Надеюсь.

Вот и разговоры о смысле жизни. В который раз я убедился в её скоротечности и осознал, что порой не мы решаем, как всё сложится, а воля случая.

Когда мы пересекли черту пригорода, всё произошедшее показалось дурным сном. Да и замечали ли вы, как меняется восприятие, когда слушаешь музыку? Ты приходишь в себя.

И я понадеялся, что в скором времени перестану видеть эти мерзкие картинки. Девушка попросила отвезти её «домой», и я покорно двинулся в направлении тихой улочки спального района.

Остановившись у дома, плотно заросшего с одной стороны плющом, мы вышли из машины.

— Рад был познакомиться, Анабель, — сказал я, протягивая руку.

— Взаимно, Девин, — сказала она, отвечая на моё рукопожатие.

Она больше не выглядела угнетённой внезапным убийством. Её лицо разгладилось, и я даже подумал, что она симпатичная.

— Прости за то, что пришлось пережить, — пытался я оправдаться, хотя в этом не было моей вины.

— Спасибо за памятную прогулку, — сказала она, устало улыбаясь.

Она пошла по узенькой дорожке, выложенной из крупной гальки, в сторону парадного входа. Я проводил её взглядом и сел в машину, как только она скрылась в темноте прихожей.

Двигаясь в сторону дома, я всё размышлял.

Определённо, эта ночь стала особенной в нашей жизни. И не только в нашей.

5

В комнату проникал лунный свет и нежно падал на кровать. В широко открытое окно врывался тёплый ветер, слегка касаясь полупрозрачных занавесок. Пахло сырой землёй, впитавшей щедрые дары пролившегося неба. В приятной полудрёме я вслушивался в тишину ночи, которая баюкала и обещала покой.

Сквозь приоткрытую дверь бесшумно проскользнула она. На ней была тонкая сорочка, облегающая юное девичье тело. Девушка подошла к кровати, и лунный свет, соперничая в белизне, скользнул по её молочной коже. Силуэт девушки неестественно белел на фоне чёрной ночи. Рыжие волосы крупными кудрями спадали на грудь, что вызывающе торчала из-под шёлковой ткани. Она провела руками по своим бёдрам, скользя вверх по тонкой талии. Легко коснулась груди. Провела рукой по шее и запустила бледные пальцы в ярко-рыжую копну волос. С её страстных губ сорвался стон, она закатила глаза и медленно спустила сорочку на пол. Шёлковая ткань скользнула по телу с едва уловимым шуршанием. В лунном свете её обнажённое тело словно мерцало. Искрилось.

Я никогда не видел Лилит столь соблазнительной и решительной. Она возлегла на кровать у моих ног, её медные волосы рассыпались по белой простыни. Полная желания, она принялась себя ласкать. Я не мог отвести от неё глаз. Странная похоть овладела мной. Девушка облизала губы и простонала. Её округлая грудь соблазнительно приподнималась при каждом её вдохе. Белая кожа переливалась на свету. Она насладилась тем, с каким вожделением я наблюдал за её ласками, и устремилась ко мне. Горячими губами она обхватила мою каменную плоть. Она прервалась, чтобы смахнуть медовые кудри с лица, а затем резко села на меня. В позе наездницы она быстро двигалась, постанывая от удовольствия и прижимая мои руки к своей груди. Я был уже на грани, но она, предчувствуя это, замедлилась. Потом снова ускорилась, и волна оргазма накатила вновь. Когда она была уже на пике, я внезапно почувствовал могильный холод и едкий запах: ил с примесью перегнивших водорослей. Лицо Лилит стало серо-зелёного цвета, кровоподтёки покрывали её кожу. Из гениталий сочилась кровь. Руки приняли синюшный оттенок от бесконечных гематом. И глаза! Самое кошмарное — это глаза. Они были покрыты белой плёнкой и мутно пялились на меня.

Я в ужасе отшвырнул её, но тут же проснулся и понял, что это был всего лишь кошмар.

6

Комната была полна утреннего света, вызывающего тёплую истому. За окном распевались птицы, и день обещал быть жарким. Я протёр глаза, убеждая себя в том, что это был просто кошмар. Но яркие образы не давали покоя. Смесь отвращения и ужаса тошнотой подкатывала к горлу. Но, как и любой кошмар, с наступлением утра, полного солнечного света, он показался не таким уж и страшным. Переживания из-за импульсивного ночного похождения, да и после того, как мы сбили сову, могли и не такие кошмары вызвать. Зато бодрое пробуждение было гарантировано.

Я натянул тёмно-синие слаксы, белую рубашку-поло и кеды. Взъерошил непослушные волосы перед зеркалом и зашагал на кухню. Включил фоном телевизор, по которому показывали «Шоу Опры Уинфри», и приступил к готовке. Достал бекон и яйца, поставил вариться кофе в турке: чёрный, щедро сдобренный сахаром. Хлеб закинул в тостер. Завтрак чемпиона, как говорил мой отец. С разницей в том, что теперь его готовила не мама, а я сам. Не сказать, что я плох в готовке. Но, по правде говоря, женской руки недоставало. Промелькнула мысль, что, если бы у нас с Лилит по-прежнему было бы всё хорошо, рано или поздно она бы переехала ко мне. После экзаменов, естественно. Куда уж она без своей профильной литературы и уютного тихого уголка, где можно спокойно заниматься. В моём доме спокойствие было на вес золота. Бэккер и Кетон проводили здесь уйму времени, пора было уже с них брать арендную плату. Но это было вряд ли возможным. Как и то, что Лилит мечтала разделить уют этого маленького домика со мной. В её планы входило завоевание мира. Не то чтобы у неё были замашки как у Гитлера, но тем не менее.

Плотно позавтракав, я вдруг ощутил остаточные тошнотворные запахи алкоголя и выкуренных сигарет: они пропитали мою бороду. Нет, лучше всё-таки принять душ. Чтоб наверняка. Я вернулся на второй этаж миниатюрного домика, что снимал за довольно символичную арендную плату. Скинул только что надетое шмотьё и влез под тёплый напор душа. Кошмар минувшей ночи испарился, как не бывало. И я с упоением понимал, что не многое и теряю от расставания с Лилит. Да, конечно, от утреннего секса я бы не отказался, но выслушивать лекцию о том, что родители внизу и могут нас услышать, мне не хотелось. Мне вдруг стало интересно, почему Лилит так сложно было уговорить прийти ко мне. Пару раз нас застали Кетон с Бэккером, что, конечно, стало отличным поводом обсудить мою технику и пластичность моей партнёрши. Но как им было объяснить, двум болванам, что я уже четыре года пытаюсь раскрепостить эту малышку, и пока что дела не намного и продвинулись. Конечно, мне хотелось насладиться своей девушкой в полной мере, но, видимо, я должен был радоваться и тому, что есть. Странно ещё, что за такой приличный срок времени, я не посмотрел налево. Виной тому моя глупая влюблённость.

Немного я всё же завидовал Кетону, который с такой лёгкостью снимал девочек после очередного матча. Если, конечно, не напивался в дрова, как вчера, например. Ох, уж эта тонкая грань, которую сам Кетон не научился ещё пока различать. Но список его похождений был внушительным. И если количеству его партнёрш я ни сколько не завидовал, то различным местам для секса можно было и впрямь подивиться. Вряд ли в моём «Форде» секс был бы таким же грандиозным, как по рассказам Кетона. У того был мощный внедорожник Toyota Fortuner. Ну, то есть это у его отчима была «Тайота», а Кетон всего лишь брал её попользоваться. До первой царапины, естественно. Но, удивительно, пьяным он за руль пока что ни разу не сел и водил крайне аккуратно. Наверное, боится гнева отчима, да и это нисколько не странно, ведь тот в своё время был надзирателем в тюрьме строгого режима.

Душ развеял все ужасы, взбодрил и поднял настроение. Голова была совершенно ясной, и я почувствовал себя готовым на многое. Достав из шкафчика над раковиной триммер, я принялся кропотливо ровнять бороду, которую теперь никто не посмеет осуждать.

Субботнее утро было в разгаре: электронное табло на часах показывало одиннадцатый час. Покинув стены холостяцкого гнёздышка, я побежал к моему любимому «Форду». Пусть он не такой вместительный, как внедорожник Кетона, зато он — мой, целиком и полностью. Занятий в колледже по субботам у нас не было. Это не считая дисциплин необязательных для посещения, в частности спортсменам, — типа русской литературы или экономической грамотности. Да, они сулили дополнительные баллы, но это отнюдь не было веской причиной для посещения.

Так что у нас с парнями все субботы начинались примерно одинаково. Мы пили кофе в той или иной закусочной, болтали о всякой ерунде. Решали, как проведём выходные и разбредались каждый по своим делам. Бэккер обычно отправлялся на тренировку или спортплощадку. Я забирал после учёбы Лилит, и мы проводили время вместе, в зависимости от её занятости учёбой. Иногда она предпочитала заниматься учёбой все выходные. Ну а у Кетона всегда были разные дела, но практически все они касались девушек.

Так что я поехал за парнями. Всё было традиционно. Но с одним только отличием. Сегодня мне нужно с ними объясниться. Рано или поздно всё равно придётся.

Я гнал по сонным улочкам, наслаждаясь тем, как просыпается природа после тяжёлой трудовой недели. Сады благоухали, цветы щедро раздавали пыльцу. Домохозяйки в фартуках проверяли почту, торопливо раскинутую запоздавшим мальчиком-рассыльным. В зеркале заднего вида мелькали неугомонные дети на своих первых велосипедах. Пенсионеры неторопливо бегали трусцой по обочине дороги, недоумевая, почему не делали этого в молодости. А молодые спали до упора, пока в миллионный раз не прозвенит телефон, или пока их не растормошат сварливые родители, забывшие о том, как сами по ночам гуляли в молодости.

Я поехал сначала к Бэккеру, ведь он вчера выпил немного, и ему проснуться не составило бы труда. Да и ежедневный бег трусцой не откладывался даже в самую мерзкую погоду. Похмельем парень не страдал, ведь всегда пил в меру. Такой вот был Бэккер. Не давал себе слабины. Он предпочитал по утрам пробежать кружок-другой, как и пристало добросовестному спортсмену. В отличие от меня. Как уже говорилось, спорт был моей жизнью лишь постольку-поскольку. Да, я мог выкладываться на тренировке, но никто не заставит меня с утра пораньше бежать трусцой.

Я зарулил на парковку рядом с домом друга и призывно погудел. В отличие от моих друзей, я не стремился фамильярно вваливаться в чужие дома. Я предпочитал просигналить о своём присутствии. С окна кухни выглянула мама Бэккера и призывно махнула мне, чтоб заходил.

Дом встретил меня ароматом субботнего вишнёвого пирога. Мама друга знала, что я от него ни за что не откажусь.

— Доброе утро, миссис Ричардсон, — нараспев сказал я.

Настроение стало ещё лучше в предвкушении сочного пирога по фирменному рецепту от идеальной домохозяйки. И даже завтрак не казался таким уж и плотным: для пирога миссис Ричардсон всегда найдётся местечко.

В светлой прихожей меня встретила женщина, выглядела она намного моложе своего возраста. Свежа и привлекательна. Щёки разрумянились от утренней готовки, а белый фартук в розовый горошек пропах выпечкой. Её лицо было загорелым: следствие работы в саду. Глаза полны жизни, губы сложились в мягкую улыбку. Хотел бы я, чтобы моя жена, спустя двадцать лет супружеской жизни, выглядела так же. Золотистые волосы были уложены в изящную причёску, на лице был лёгкий макияж. Платье под фартуком было красивого изумрудного цвета. Сложно сказать, во сколько встаёт эта женщина, если с самого утра выходного дня она уже в таком превосходном виде.

Она поспешно сняла прихватки, видимо, только-только достала пирог из духовки:

— Девин, милый, как дела?

Она приглашающим жестом указала на кухню, что от столовой отделяла лишь широкая барная стойка. Мы с Бэккером всё время сидели за ней, предпочитая её обеденному столу. Я устремился к ней и сел на высокий стул, обтянутый бежевой кожей. Кухня была выполнена в светло-коричневых оттенках, а фасады мебели были молочного цвета. Вместе это сочетание напоминало смесь кофе с молоком.

— Хорошо, спасибо. Миссис Ричардсон, вы выглядите просто потрясно! Как всегда.

Она широко улыбнулась, обнажив ровные белые зубы:

— Спасибо, дорогой. Бэккер в душе после пробежки. Отведай пока пирога, ты же знаешь, Бэккер на завтрак ест только каши да овощи.

Треугольной лопаточкой она отрезала ещё дымящийся ломтик пирога и положила на фарфоровую тарелку передо мной. Тут же уже стоял чай, словно только меня и дожидались на завтрак. Миссис Ричардсон была непревзойдённым кулинаром, так что я быстро стал уплетать пирог. Вот и думается, что ещё мужчине для счастья надо? Чтобы его женщина баловала вкусными блюдами и выглядела всегда на все сто. Ну и чтобы ублажала не только в миссионерской позиции.

— Невероятно вкусно, вы Богиня!

— Не преувеличивай, Девин! Каждый раз вгоняешь меня в краску! Жаль, что Бэккер не ценит мои старания, а ест только всякую постную дрянь.

— Спортсмен всеми фибрами души, — улыбнулся я, уплетая божественный пирог.

Бэккер находился на той стадии, когда ему казалось, что отсутствие у него постоянной девушки вызвано недостаточным размером его мышц. Хотя, по правде говоря, он был очень даже привлекательным малым. Высокий, подкачанный, а его смуглая кожа — результат уличных тренировок топлес. Русые волосы, по моде выбритые в стиле «Милитари», подчёркивали его сильный характер.

И тем не менее он решил и дальше наращивать мышцы, чтобы точно уж покорить всё женское население. А, может, он на полном серьёзе метил в NFL, надеясь своей мускулатурой и ежедневными тренировками переплюнуть такие «дарования», как я. Даже не знаю, может, у меня и правда есть предрасположенность к спорту, ведь я уже давно перестал так неистово тренироваться, как раньше. И всё же моя игра от этого не стала хуже.

— Как поживает Лилит? — поинтересовалась женщина, сервируя стол для Бэккера: омлет с овощным салатом, чай и сэндвич — постный хлеб со злаками и тонкими кусочками сыра.

— Собирается в Нью-Йорк на практику.

Кажется, теперь придётся часто говорить на эту тему, тем более объяснять, почему мы больше не вместе.

— Собираетесь практиковать отношения на расстоянии?

— Нет, мы решили не тянуть.

— Как жаль, вы были хорошей парой, — сочувственно сказала женщина, утешительно гладя меня по плечу.

— Всё в порядке, правда. Как ваши дела?

— Жизнь кипит, только и успеваешь удивляться, как быстро летит время.

— Это точно.

По лестнице спустился Бэккер с ещё влажными волосами и горящими глазами после пробежки и прохладительного душа.

— Здорово, братан, хорошо побегал? — спросил я, обмениваясь с ним рукопожатием.

— Отлично, погодка супер. Ну а ты, не хочешь вернуться к своей бывшей? — без тени злости спросил Бэккер, подтрунивать друг над другом нам никогда не надоедало.

— Бэккер, ты всерьёз? — удивилась миссис Ричардсон беспардонности своего сына. Но, возможно, все преувеличивали серьёзность моих намерений касательно Лилит. И в первую очередь я сам, до недавнего времени.

— Вот уж нет. Но всё нормально, не надо так смотреть на меня, — улыбнулся я.

— Ох уж эти рыжие, — друг присел рядом, рассматривая содержимое в своей тарелке.

Я был немного озадачен общением с Бэккером, ведь он никак не показывал свои эмоции по поводу моего ухода из команды. Может, он ещё не проверял телефон?

— Точно говорю, мам, эта двинутая совсем ему мозги промыла.

Миссис Ричардсон закатила глаза, сняла фартук и направилась к подоконнику с небольшой лейкой, чтобы напоить свои бегонии.

Это ведь бегонии?

— Бэккер, мы с двинутой расстались и точка.

— Ты хорошенько всё взвесил? — заботливо спросил друг.

— Я впервые так уверен в правильности своего решения.

Женщина одобрительно кивнула, словно от этого заявления ей стало за меня спокойнее. Мы закончили перекус, обсуждая погоду, ведь для миссис Ричардсон вчерашний дождливый день был просто манной небесной. Забота о саде для неё всегда стояла на первом месте. Погодка в последнее время выдалась слишком жаркой, а дождь с завидной регулярностью орошал сады нашего цветущего пригорода на радость садоводам. Участок Ричардсонов отличался изобилием цветов и плодовых. Женская рука ощущалась повсеместно. Мистер Ричардсон же старался сада не касаться, он помогал только стрижкой газонов. Мы попрощались с мамой Бэккера, а я так и не встретил отца семейства. Возможно, он занимался своим хобби — плотничеством на заднем дворе в сарайчике.

Махнув маме Бэккера на прощание, мы сели в машину и поехали к Кетону.

Я ожидал, что друг сейчас заговорит со мной на деликатную тему, но он лишь рассказал о том, как они вчера добрались до дома.

— По дороге Кетона ещё больше развезло. Он чудом не наблевал Таре в салон, — засмеялся парень.

— И как он только опять умудрился так быстро накидаться? — удивлялся я.

— Сам не знаю. Походу так сильно хотел напоить Ану, что сам невзначай напился.

Мы посмеялись, продолжая вспоминать события минувшего вечера. Оказалось, что после того, как Бэккер помог Кетону добраться до дома, Тара настояла, чтобы его довезти тоже. Ну а потом не побрезговала попросить её отблагодарить за помощь.

— Она как прилипла ко мне! Я не знал, как её угомонить! Мог бы хоть предупредить меня, друг, что целуется она неважно, — гоготнул парень.

— Значит, мне не показалось. А ещё от неё так пахло едой, — поддержал я.

— Это точно! Мне так после неё жрать захотелось. Посреди ночи в холодильник залез, представляешь? Хорошо ещё, что там были остатки варёной грудинки. Но запах жареного бургера преследовал меня остаток ночи.

— Вот это сила воли у тебя, друг! Завидую! Но знаешь, не в твоём положении разбрасываться женским вниманием! Ты давно видел женское тело? — подколол я.

— Ну, спасибо, друг! Я не довольствуюсь остатками роскоши. Пожалуй, подожду кого-нибудь получше.

— И то верно, мой друг. Целуется она реально плохо. Не знаю, сколько нужно было перебрать, чтобы захотеть её. Тут надо спросить Кетона, не показалась ли она ему привлекательной, — мы снова рассмеялись.

— Кетон был настолько близок к коматозному состоянию, что его устроила бы и коза.

Убедившись, что друг не коснётся темы моего ухода, я решил шутки ради проверить свой телефон. Смутное сомнение посетило меня. И правда, телефон по всем адресатам показывал «Сбой отправки». Ну что ж. Может, оно и к лучшему. Знаете, как это бывает. Когда подпирают к стенке перед расстрелом, и вдруг на тебе всё заканчивается. Образно говоря, конечно.

Мне стало совсем легко на душе.

И мы вволю посмеялись, по большей части над Кетоном.

7

Когда подъехали к дому Кетона, увидели, как тот стоял на подъездной дорожке, ожидая нас. С помятой причёской и в тёмных очках. Бэккер позвонил ему предупредить, что мы за ним едем. Были некоторые сомнения, что тот жив. После такой-то ночки. Выглядел он, честно сказать, не очень. И ещё вчера казавшаяся аккуратной щетина сейчас придавала его лицу схожесть с рок-музыкантом, перебравшим с наркотой. Он завалился на заднее сидение с нереальным амбре. Мы над ним подтрунивали всю дорогу до забегаловки, где собирались выпить по чашке натурального кофе и поглазеть на девиц в коротких передничках. Он же задал всего один вопрос:

— Пацаны, я хоть замутил с Анабель?

Тут мы ещё больше разошлись, ведь парень даже не помнил, как закончился вечер. Пока я парковался, пришлось в двух словах напомнить ему о событиях минувшего вечера. По общему согласию мы выбрали заведение с названием Lollipop, ведь именно там работали исключительно красотки в коротеньких розовых передничках. Лилит с ума бы сошла, узнав, что я здесь. Она жутко ревновала к девушкам с красивой внешностью, а здесь были все как на подбор.

И так мы устроились прямо за барной стойкой, которая располагалась в центре зала большим квадратом. Внутри него работали очаровательные бариста и мороженщица. Мы заказали три американо — по моему совету — под звуки Katty Perry, раздававшихся из колонок, висящих по периметру заведения. Конечно, это заведение имело немного девчачий налёт, но всё чаще здесь можно было встретить парней, которые так и норовили взять номерок у симпатичной официантки. Странно, но сегодня я был не столь внимателен к девушкам. Наверное, это связано с тем, что запретный плод сладок, а сейчас я был более чем свободен. Кетон по-прежнему не снимал очки, но всё более оживлялся под воздействием кофеина.

— Ну что, Девин, увёл мою девочку? — недовольно спросил Кетон.

— И в мыслях не было, друг, она твоя на все сто. Могу даже подсказать, где она живёт. Хотя тебя не порадует тот факт, что живёт она с парнем.

— Ох, ну и дела. Чуть не огрёб, походу, — с облегчением выдохнул он.

— Ну она говорит, что между ними ничего нет. Но как знать.

— Вряд ли она меня заинтересовала бы больше, чем на одну ночь. Но тем не менее жаль упускать такой лакомый кусочек.

— Ты в своём репертуаре, — заметил Бэккер.

— Ну так что с Лилит? — снова поднял тему Кетон, как будто не верил, что между нами всё кончено. — Звонила тебе после бурного секса на капоте под дождём?

— Нет, а должна была?

— Возможно, ты был не столь хорош, как рассказал нам, — хохотнул он, и мы поняли, что он наконец-то пришёл в чувство. — Эй, красотка, дай-ка мне сэндвич с ветчиной.

В нём проснулся аппетит, и он жадно вгрызся в пшеничный хлеб, набитый под завязку ветчиной и сыром.

— Как предсказуемо! Может, дашь один из своих советов?

— Я своих секретов не раскрываю. Но можешь спросить у любой цыпочки, я мастер своего дела.

Конечно, сейчас он по большей части красовался перед девчонками за барной стойкой. Они делали вид, что не слушают нас, но улыбки то и дело скользили по их губам.

— Так и что, вы теперь не увидитесь три месяца? — подытожил Бэккер.

— Ну да, сегодня утренним рейсом она отправилась в Нью-Йорк, и скатертью дорожка. Чувствую себя настоящим холостяком.

— Эй, как насчёт холостяцкой вечеринки? — предложил Бэккер.

Хотя было сложно назвать его любителем вечеринок, скорее это прерогатива Кетона.

— Надеюсь, вы не педики, — гоготнул Кетон, — что за вечеринка без девочек? Эй, девчонки, — обратился он к бариста и мороженщице, — приходите сегодня вечером на Silent Spring, 105.

— Это же мой адрес, друг! — воскликнул в негодовании я.

— Ну а где ещё мы можем собраться? Это же практически и наш дом тоже, — рассмеялся Кетон.

Отговаривать его не имело смысла. Я не думал, что вечером и правда будет вечеринка в моих апартаментах. У Кетона планы меняются мгновенно, если на горизонте наклёвывается интрижка. А учитывая его боевой настрой, можно было ожидать этого.

Мы выпили кофе. Кетон обзавёлся новыми номерами телефонов девчонок. Да никто и не сомневался, ведь он и вправду был самым симпатичным из нас троих. Немного слащавый, но эту самую слащавость разбавляли его сальные шуточки и непотребное поведение. Вот и сейчас, пренебрегая всеми правилами, блондинчик Кетон расплатился с девушками, перевесившись через барную стойку и запихнув купюру одной из них в декольте. При этом он ещё и успел смачно поцеловать её в губы. Кажется, его заряд со вчерашней игры не только не угас, но и разгорелся с новой силой. Мы с Бэккером понимающе посмотрели на друга и вышли из кафе.

Мы еще немного попялились на мимо проходящих девчонок, стоя на парковке. Мы с Кетоном курили свою первую утреннюю сигарету. Предложили Бэккеру, но он отказался, спортсмен, что ещё сказать. До первого стакана, конечно. Он старался вести более здоровый образ жизни, нежели мы. Но мы с Кетоном были не столь разборчивы как в куреве, так и в выпивке. Бэккер предпочитал пить скотч со льдом или виски с долькой лимона. Ну а Кетон и в девушках был не столь разборчив, хотя так или иначе вкус у него был сносным до вчерашней пассии. Но Анабель хоть и была нетипичной девушкой, как собеседница она мне очень даже приглянулась. Чем же она зацепила Кетона, я понять не мог. Возможно, эта железяка над губой не давала ему покоя. Наверное, ему хотелось поэкспериментировать. Как знать, может, у неё ещё где-то был пирсинг. От этой мысли у меня пробежала дрожь. Я в принципе не видел вживую голого женского тела, на котором были бы какие-либо аномалии типа пирсинга или татуировок. То ли я за четыре года отстал от жизни, то ли был таким же консервативным, как родители Лилит. Хотя имя Лилит несло в себе что-то дьявольское, никаких извращённых наклонностей в ней не наблюдалось. Кроме чрезмерной любви к юриспруденции. Хотя это извращение куда похлеще, нежели пирсинг.

Мы проезжали мимо открытой баскетбольной площадки, когда Бэккер попросил его высадить поиграть с парнями. Благо на нём были широкого покроя серые штаны и лёгкая майка. Но будь на нём костюм, он бы, наверное, даже не заметил. Кетон перебрался ко мне наперёд и стал шерстить магнитолу на наличие годной музыки. Наткнувшись на Maxximal — Super Bitch, он остался невероятно довольным и рассказал захватывающую историю о том, как в своё время под эту песню присунул очередной своей пассии посреди клуба за массивными портьерами на окне. Иногда я просто диву давался с подобных историй, но всё больше понимал, что мой друг и не на такое способен.

8

Я немного удивился, когда Кетон попросил подбросить его в колледж. Но он очень живо описал лекции по русской литературе. В частности, внешность преподавательницы, которая имела славянское происхождение и выглядела очень аппетитно, с его слов. Поражаясь тому, что друг смог меня уговорить прийти на факультативную лекцию по совершенно неинтересующему меня предмету, я припарковался в зоне, отведённой специально для спортсменов. Ничего удивительного, там было пусто.

Мы шли по территории колледжа с ветвистыми столетними деревьями, гладко выстриженными газонам, старинными корпусами. Мне было немного жаль потраченного времени, но я понимал, что отговаривать Кетона было бы бессмысленно. Хотя чего уж скрывать, преподавательница-красотка меня заинтриговала. Бросать колледж я решил явно не сегодня.

Я немного боялся наткнуться на Лилит, так как не знал её расписания. Вдруг прежде, чем уехать, у неё по планам были ещё лекции. Утренний рейс — понятие растяжимое. Не знал, как вести себя с ней. И пока Кетон громко что-то рассказывал, не претендуя на мои ответы, я обдумывал, как пройдёт наша гипотетическая встреча с Лилит. Куча вариантов проносилась в голове, но ни один из них мне не нравился. Игнорировать друг друга — глупо, поздороваться и разойтись — тоже. И я всё никак не мог определиться, что же буду делать, когда встречу её. Да и эпизод с сексом на капоте не давал мне покоя. Что-то животное во мне пробудилось вчера, но, определённо, мне это понравилось, чего не могу сказать о ней. Кажется, в какой-то момент она прониклась. Но то, как я её бросил в глуши, совсем меня не красило. Хотя какое это имеет значение, если так или иначе она захотела со мной порвать. А тут, можно сказать, последнее слово за мной. Моё ущемлённое самолюбие сейчас даже немного успокоилось. Хотя как бы в момент нашей встречи мне не вспомнить сон с её участием в главной роли и не блевануть ей на туфли. Интересно, какие на ней будут туфли? Мне всегда нравились её стройные ножки в туфлях на высоком каблуке. А ещё она последняя сучка, так что и думать о ней нечего.

Лекция уже началась, но Кетон, не стесняясь, прошёл на передние места в аудитории, напоминающей амфитеатр, всецело привлекая внимание к своей персоне. Вот уж кого действительно коснулась звёздная болезнь. Я же предпочёл сесть в самом конце, чтобы был близок путь к отступлению. Преподавательница и правда была очень симпатичной, с толстой косой пшеничного цвета. Её речь отличалась от остальных преподавателей, исконно англоязычных. Рассказывала она про какого-то Толстого и дамочку, которая прыгнула под поезд. Ох, уж эти русские, драматизма им не убавлять. Это ж надо было догадаться — бросить главную героиню под поезд. Не очень-то приятная смерть. Хотя, говорят, русские слишком много пьют, наверное, от этого все их проблемы, в том числе и с воображением.

— Не ожидала тебя здесь увидеть после вчерашнего разговора, — услышал я шёпот рядом.

Так увлёкся созерцанием необычной преподавательницы, что даже не заметил, как рядом со мной кто-то уселся.

— Анабель? — я был удивлён не меньше тому, что увидел здесь именно её.

Кажется, я бы меньше растерялся при виде Лилит.

— Ну а что? Я изучала расписание в фойе и увидела, что тут читают лекции по русской литературе. Говорят, русские классики — это совершенно что-то непередаваемое. Ты уже слышал про женщину, которая бросилась под поезд? Зовут её, кстати, Анна, почти как меня, — тихонько хохотнула она.

— Как ты сюда попала? Это же лекции только для студентов.

— Странно, но никто меня не остановил. Представляешь? Наверное, можно было даже бомбу пронести. С безопасностью тут, конечно, проблемы.

Она снова усмехнулась, а я, сидя впервые так близко к ней, почувствовал насыщенный запах шоколада. Интересно, так пахнут её волосы?

— И правда, им следовало быть осторожнее, даже я не знаю, стоит ли тебе доверять.

— Наверное, охранникам стоило всё-таки проверить меня на наличие запрещённых штучек: колющие и режущие предметы, алкоголь или, например, наркотики. Бомба вряд ли влезла бы ко мне в сумку, но я слышала, люди стали более изобретательными, — она подмигнула мне.

— Ну так и что же у тебя с собой есть запрещённого? — я почувствовал лёгкую дрожь в пальцах, но подумал, что это отходняк после вчерашней ночи, хотя выпито мной было совсем немного.

— Она порылась в своей тряпичной сумке и вынула маленький прозрачный пакетик с содержимым, напоминающим таблетки.

— Леденцы от кашля? — улыбнулся я.

— Это кое-что, что заставляет меня летать. Ну так что, полетаем? — её улыбка напомнила мне клоуна Пеннивайза, заманчиво предлагающего шарик со словами «Мы все здесь летаем».

— Вон там сидит Кетон, — указал я на друга, сидящего вразвалочку прямо напротив преподавательницы, — не хочешь ему предложить полетать?

— С Кетоном мне всё понятно. Он — типичный нарцисс, я не собираюсь быть очередной «одноночкой», которая только потешит его самолюбие.

— Кажется, ещё вчера тебе хотелось просто убить время.

— Ну а потом мне стало интересно, стану ли я камнем преткновения для двух лучших друзей.

— Что? — Засмеялся я. — С чего ты решила, что нравишься мне?

— Еще нет, но скоро так и будет.

Она заманчиво потрясла пакетиком перед моим носом и выскользнула из аудитории. Я посмотрел на Кетона, который ровным счётом забыл про меня. Взвесил всё, и понял, что ничего плохого не совершу, если немного развлекусь с девушкой, которая больше, чем на одну ночь, всё равно не заинтересовала бы друга. Вслед за Аной, я выскользнул из аудитории, но в холле никого не было. Я пожал плечами. Раз уж всё равно ушёл с лекции, пойду в машину.

9

Но, уже подходя к парковке, я увидел девушку, восседавшую на капоте. Только я хотел ей сказать, чтобы она слезала, как она по-детски наивно захлопала глазами:

— Ну так что, ты её трахнул прямо здесь?

— Если ты про капот, то да. А если про парковку, то нет.

— Отлично, считай, я всё представила. Уверена, ей понравилось.

Ана легко соскочила и распахнула дверцу, как только я снял блокировку. Она вела себя довольно-таки вызывающе. Я сел на водительское сидение и завёл машину. Повернувшись к ней, я посмотрел на неё вопросительно. Может, она хочет закинуться таблетками прямо на территории колледжа, чтобы меня быстрее выперли? На ней была чёрная открытая майка, и только сейчас я разглядел на её левой руке внушительную татуировку: ветка с чёрными бутонами орхидей.

— Увлекалась в своё время флористикой?

— Скорее тату-мастером. Хорошие были времена, — в ностальгии она закатила глаза.

Солнце било в окна, салон изрядно нагрелся, я опустил стёкла. Но взгляд то и дело возвращался к девушке, она продолжала с закрытыми глазами сидеть, откинув голову назад:

— Точнее у нас была любовь с его тату-машинкой, я могла испытать оргазм от одного только её прикосновения к моей коже.

Я оглядел её, силясь найти намёк хотя бы на ещё одну татуировку. Но в остальном её тело было закрыто. На ногах красовались те же чёрные джинсы с узкими прорезями, что и вчера, да поношенные кеды с пыльным налётом на носках. При свете дня я с лёгкостью разглядел её запутанные волосы: тёмно-каштановые с фиолетовыми прядями, торчащими из-под низу.

— Кажется, вчера я плохо тебя рассмотрел. Ты довольно необычна для девушки.

— Вот уж спасибо, — сказала она, открыв широко глаза: карие, плавно переходящие в зелёный, это я запомнил.

Солнце навевало тёплую истому.

— Кажется, твоя девушка была совершенно обычного типажа, — зевнула она, — не обижайся. Просто скажи честно, было в ней что-то особенное?

Я на секунду замешкался, но первое, что пришло мне в голову:

— Огненно-рыжие волосы.

— Рыжая чертовка, значит. Это хорошо, я где-то читала, что рыжие — страстные. Это правда?

— Не верь всему, что пишут. Конечно, согласно статистике, возможно, большинство и имеют такой грешок, но в Лилит я этого не заметил, к сожалению.

— Жаль. Хотя по твоей истории о вчерашнем похождении можно утверждать обратное.

— Нет, это была полностью моя инициатива, да и то, я впервые сделал всё так, как сам того хотел. Не обращая внимания на неё. Ну ты понимаешь.

— Понимаю. Рано или поздно наши демоны рвутся наружу, как бы ты их не сдерживал. А судя по всему, вчера ты знатно подкормил своих демонов, но что же будет дальше, как ты думаешь? Они насытились или их аппетит только разыгрался от этого?

Она томно посмотрела на меня, будто пытаясь что-то прочитать не только в моих глазах, но и в моей душе.

— Эм, я не знаю.

Она достала из пакетика таблетку и шутливо закинула её в рот:

— Ну что ж, давай это выясним.

И спустя секунду она уже целовала меня, запустив руки мне в волосы. Я ощутил яркий запах шоколада с ноткой спелой красной розы. Её поцелуй был горячим и таким настойчивым, чего я никогда не чувствовал от девушки. Она впивалась зубами мне в губы, но при этом практически не вызывая боли. Я забыл, как дышать, мне не хватало воздуха, но уже через секунду она была снова на пассажирском сидении, и я даже засомневался, что это было реально. Я ощутил во рту маленькое колёсико, которое она так незаметно передала мне. Значит, мне не привиделось. Сердце учащенно билось. Ана как ни в чём не бывало достала из пакетика ещё одну таблетку и снова закинула себе в рот. В этот раз она даже не обратила на меня ни малейшего внимания, отодвинула максимально сиденье и закинула ноги на приборную панель.

— Так и будешь сидеть? Может, двинем уже? — сонно проворчала она, не открывая глаз.

— Куда?

— Удиви меня.

Я шумно выдохнул, сбивая с себя спесь, и спокойно положил ледяные руки на руль. Кажется, вся кровь метнулась к одному только органу, хотя должна была циркулировать строго по кругу. Итак, действие таблетки наверняка скоро наступит, нужно срочно решать, куда ехать, иначе не миновать беды. Возможно, для этой ненормальной это и в порядке вещей, я же прощаться с жизнью пока не намерен. И я направил машину в сторону возвышенности, где была небольшая смотровая площадка с видом на весь наш пригород.

10

Ровные улочки с ухоженными домами и просторными участками раскинулись перед нами, словно карта на столе. Солнце отражалось от водной глади бассейнов, принадлежавших элитному сословию. Аккуратные пруды в парковых зонах сверкали ярче огня. В этом и была прелесть жизни в пригороде — красоты природы, тишина и покой. Размеренная жизнь, немного утопична в своей идиллии, но я уже не мог представить себя где-либо ещё. Я никак не хотел бы променять всё это на какой-то бетонный город, пусть и сулящий успех. Понятие успеха в наше время было слишком эфемерным, чтобы рискнуть всем, что так волновало сердце.

Забыв обо всех волнениях по поводу потенциальных вмятин на капоте, мы расположились на нём так, что спины облокачивались на лобовое стекло. Перед глазами было небо, бескрайнее и слишком яркое, чтобы смотреть на него без очков. Но таблетки начинали действовать, и я смотрел стеклянными глазами не в силах оторваться. Облака плыли слишком медленно, потом ускорялись. Потом снова текли и растекались, как пятно краски, шлёпнувшееся на влажный лист бумаги. Иногда облака сталкивались между собой с таким шуршащим звуком, как колёса, скользящие по мелкой гальке. Одни облака поглощали другие с немного утробным звуком. Другие сопротивлялись. Третьи были рады слиянию. Я мог расслышать, как льётся свет: он был таким тёплым и насыщенным, что его можно было без проблем разрезать, как ножом масло. Тело мягко покалывало, а сердце стучало в унисон плывущим облакам: тук-тук-тук…, а потом тууууук-тууууук-туууууук. Я мог поспорить, что оторвался от капота и был совсем близко к облакам, только руку протяни — и вот они: мягкие, но сухие, как вата. Я видел, как облака становились всё больше и больше, они раздувались, словно от большого напора воды. Мне стало страшно, вдруг они разорвутся мне прямо в лицо? Я протянул руку, чтобы пальцем проткнуть ближайшее облако и высвободить стремительную струю, так не хотелось, чтобы меня снесло напором, когда вот-вот произойдёт неминуемый взрыв. Но я не дотянулся. Я повис в воздухе и не мог больше двигаться. Свет ослепил меня окончательно, всё искрилось перед глазами, я не отличал настоящее солнце от тех бликов, что плясали то там, то тут. И я понял всё. Это была сама любовь.

Облако разошлось по швам со звуком рвущейся бумаги, меня окатило стремительным потоком. Я засмеялся. Моя рука так и тянулась к облаку, но теперь она не висела безжизненно в пустоте, её охватила своими пальцами Анабель.

Я очнулся от её прикосновения. Наши пальцы были сплетены, а с неба плотным занавесом лился дождь. Солнце ещё пробивалось из-за облаков, и где-то совсем вдалеке виднелась бледная радуга. Там дождь уже прошёл, но здесь лил так неистово, словно не собирался успокаиваться никогда.

Анабель смеялась, глядя на меня, я смеялся в ответ. Её волосы мокрой бахромой свисали под напором воды, а на кончиках замирали огромные капли.

— Этот капот определённо приносит удачу, — засмеялась Ана, продолжая сжимать мою руку.

Дождь барабанил так громко, что закладывало уши, но мы не сдвинулись с места.

— Хочешь заняться сексом? — повернулась она ко мне.

— Хочу, — это прозвучало так естественно, что я даже не задумался ни на секунду.

— Ну тогда нам срочно нужно найти тебе «одноночку».

Она соскочила с капота, так быстро вырвавшись из моей руки, что я почувствовал, как мир снова стал прежним. И вот я мокрый насквозь сижу на капоте, который так и подмывает прогнуться под моей тяжестью. Ана уже была внутри, и я вскоре тоже оказался в салоне. Мы словно были оторванными от бушующей природы, теперь звуки казались приглушёнными и ненастоящими. Озноб пробил моё тело, и мурашки выскочили на руках. Я включил печку и краем глаза заметил движение. Анабель лихо скинула майку и уже грациозно стягивала узкие джинсы.

— Ты раздеваешься?

— Странно, что ты нет, — она отбросила плашмя сиденье и раскинулась, практически в неглиже.

Я откровенно пялился, уловив яркие пятна татуировок, но она раздражительно пнула меня. Последовав её примеру, я стянул с себя шмотки и тоже откинулся на сиденье, наслаждаясь тем, как печка окутывает нас теплом.

11

Наверное, я задремал, потому как проснулся от того, что стало невыносимо жарко. На улице уже было совершенно темно. Я выключил печку и посмотрел на девушку. Она тяжело дышала, и мне не хотелось её будить. Я смотрел на её белоснежное тело, нарушаемое только яркими мазками краски, устремлённой внутрь кожи. Я включил тусклое освещение салона и придвинулся ближе, чтобы лучше рассмотреть волка. Крупное изображение морды зверя покрывало левый бок девушки. Можно было с лёгкостью рассмотреть ворсинки на его шерсти, а также блики на роговице глаз. Этот взгляд внушал опасность, но и гнетущее чувство одиночества.

— Что ты делаешь? — сонно проворчала Ана.

— Хочу узнать тебя поближе.

— Это не для твоих глаз, — безапелляционно воскликнула она и принялась натягивать свою ещё влажную одежду.

— Хотел бы я тебя узнать, — сказал я, натягивая противно-влажную ткань белой рубашки-поло.

— А что, по-твоему, всё всегда сводится к сексу? — она недовольно приподняла чёрную бровь, скользнувшую по лицу словно крыло птицы.

— Тебе ли не знать, что об этом думал Фрейд.

— Конечно, за тебя сейчас говорят твои потребности. Ты освободился от оков и чувствуешь себя альфа-самцом. Но твой секс-радар тебя обманул. В мои планы не входит заниматься с тобой плотскими утехами.

— Буквально вчера я ещё сходил с ума по своей бывшей.

— Возможно, ты и сейчас сходишь по ней с ума. Как ты думаешь, что в тебе играет? Потребность в сексе или действительно любовь?

— Мне бы хотелось верить, что любовь — это нечто большее, чем то, что было между нами с Лилит.

— В тебе говорит обида?

— Может быть. Мне не с чем сравнивать. Это единственное, что я могу назвать любовью. Большего у меня не было.

— Ты бы хотел дать ещё один шанс этим отношениям?

— При данном раскладе вряд ли есть какой-то другой исход. Но по законам утопии мы бы жили в одном из этих идеальных домов с бассейном, радуя друг друга завтраками в постель, теплотой тела и полной гармонией в отношениях. И естественно там бы не было места её юриспруденции и амбициям.

— Тогда стоит отпустить эти отношения и все мысли о них. Лилит для тебя пройденный этап. Это испитый сосуд, больше ты с него ничего взять не сможешь.

Я горько вздохнул. Привычный мир снова ускользал. Я снова был пустым. Как сосуд из приведённой аналогии Анабель.

Дождь кончился так же внезапно, как начался. Мы вышли из машины, повинуясь порыву покурить. Я подкурился и протянул сигарету девушке. Не так-то просто искоренить галантность. Её влажные волосы лежали хаотично, открывая лицо в совершенно новом свете. Я цеплялся за её образ в попытке запомнить черты её лица, но знал, что мы слишком мало знакомы, чтобы в точности воспроизвести Анабель потом в своей памяти. Вспомнится монро. И татуировки. А сама она будет расплывчатым пятном. В отличие от Лилит, которая день и ночь стоит перед глазами чёткой картинкой. Я проверил телефон, но от бывшей девушки не было ни звонка, ни сообщения. Может, Кетон был прав, и вчера я не доставил ей ни капли удовольствия, но почему меня это так вдруг взволновало? Почему-то я не задумывался раньше о том, испытывала ли она в принципе удовольствие со мной. Да, одно дело то, что она говорила. Но вдруг она врала? Порно — отличное доказательство того, что девушки — мастера симулировать свои чувства и эмоции. Как тогда узнать правду? Я спросил об этом Ану, на что она мне сказала, задумчиво глядя на сотни огней под нами:

— Почувствовать. Только так. Были ли вы духовно близки — вот в чём вопрос. Если нет, то ты не в силах понять.

— Ну что ж. Значит, мы не узнаем этого никогда.

— Какое громкое это слово «никогда». Звучит так пафосно и по-детски. Правда?

— Правда.

Мы докурили в тишине, наблюдая за тем, как постепенно разгораются огни домов вдалеке, а свет уличных фонарей пульсирует желтоватым цветом.

— Не знаю, как ты, а я мечтаю переодеться в сухую одежду, — я направился в сторону пассажирской двери, по привычке собираясь её открыть, но одёрнул себя. К чёрту галантность. Ана большая девочка, откроет дверь и сама.

— Поддерживаю.

Мы летели по серпантину так быстро, как позволяла на то видимость фар. Тишина иной раз сбивала меня с толку, и я забывал, что нахожусь в машине не один. Вскоре мы уже пролетали вдоль аккуратных улочек в сторону моего дома, расположившегося у нас на пути. Вот она Silent Spring: длинная, с маленькими домиками и слишком громоздкими для них участками. Конечно, название «тихая» было отчасти правдой, ведь здесь никогда не было слышно шума ребятни, эти домики были слишком малы для создания потомства. Издалека я увидел толпы народа, крутившегося рядом с домом номер 105. Не думал, что Кетон действительно проникся идеей вечеринки. Но глаза не врали, в моём доме была тусовка в самом разгаре, несмотря на то, что хозяин и вовсе отсутствовал.

— Итак, хочешь на вечеринку? — спросил я, испытывая смешанные чувства по этому поводу.

— Пожалуй, я буду следовать плану. Сначала переодеться. Можешь меня высадить, всё в порядке.

Я не успел ответить, а она уже была на улице. Я с трудом протиснулся между снующих людей, которые вряд ли удостоили меня хотя бы взглядом, и открыл крошечный гараж. Быстро припарковавшись, я рванул на дорогу, где всё ещё стояла послушно Анабель. Кажется, она заинтересовалась происходящим, только и всего.

— Ну так что, точно не хочешь остаться, убить время?

— Я вернусь, определённо.

— Может, всё-таки подвезти тебя? — глупо было спрашивать, когда я сам минуту назад припарковал «Форд» в гараже.

— Я позвоню своему копу, он меня заберёт, без проблем.

— Вы в довольно близких отношениях, не так ли?

— Если ты свои отношения с Лилит не мог назвать близкими, то эти — уж точно на них не похожи. Но это всего лишь простая логика. Как обстоят дела по факту — не твоё дело, — улыбнулась она.

— Ну а если он приедет, не будет ли это означать конец вечеринке? Легавые, кажется, любители разгонять тусовки.

— Не волнуйся, я пойду ему на встречу.

— Ждём тебя, — сказал я, махнув ей и направляясь к дому.

Не хотел говорить «жду тебя». Это было бы слишком интимно.

12

В доме стало ещё теснее, народу толпилось много. Как Кетон успел так быстро всех собрать? И самое интересное: кто все эти люди, вашу мать?

Среди незнакомых лиц я наконец-то разглядел Бэккера, распечатывающего на кухне бутылку виски. Он приветственно кивнул мне и протянул со столешницы низкий стакан.

— Не спрашивай, я сам только пришёл, — сказал он, опережая мой вопрос.

— А этот кретин небось уже расслабляется на моей кровати с очередной милашкой.

Мы звонко чокнулись и осушили стаканы.

— Я не нашёл в твоём доме лимон, — с удивлением отметил друг.

— Всё правильно, Бэккер, потому что это — мой дом. Ищи лимон в своём доме, — хлопнул я его по плечу, друг шутливо хлопнул меня в ответ.

— Кажется, ты сырой, что ты делал?

— Бегал, — отшутился я и пошёл в сторону лестницы, хотя сам и забыл совсем про мокрую одежду.

В моей комнате зажималась какая-то парочка. Но ни они, ни я не обратили друг на друга внимание. Я подошёл к шкафу и без лишних движений достал первую попавшуюся одежду: тёмные штаны и чёрную рубашку с коротким рукавом. Кетона нигде видно не было, поэтому мы продолжили с Бэккером пить на кухне, планировка которой имела сходство с квартирой-студией: плавно переходила в гостиную.

— Ну раз Кетон где-то пропадает, скажу от себя. Добро пожаловать в ряды холостяков, тут немного паршиво, но ты втянешься, — сказал Бэккер, пародируя фразу из сериала «Друзья».

— Ну, спасибо, друг! Снова быть под каблуком я точно не хочу! — мы за это выпили до дна.

Мы немного поднакидались, и я уже вовсю распылялся, почему Бэккер, по моему мнению, гораздо круче меня.

— И, в конце-то концов, твоя «Милитари» причёска — ну просто бомба! Не могу понять, как девчонки ещё на тебе не виснут! Может, побыть твоим вторым пилотом?

Я не нанимался на должность купидона, но у меня довольно-таки неплохо получилось. Рецепт оказался прост: много выпивки на один квадратный метр и во время выдернутая из толпы красотка, которая как раз потеряла свою подругу.

— Эй, привет! Как тебя зовут? — спросил я, хватая загорелую девчонку за локоть.

— Фейт. Кажется, я немного потерялась.

— Фейт, это просто чудесная новость! Предпочитаю верить, что сама судьба привела тебя сегодня сюда, — подмигнул я, придвигая девушку ближе к Бэккеру.

У неё были большие карие глаза, волосы цвета какао и большие полные губы. Девушка была по-настоящему привлекательна, и было в ней что-то статное. Надеюсь, что эта случайная встреча была не случайна, и моему другу наконец-то повезёт. Кажется, Бэккер был очень даже заинтересован, ведь перед ней была не среднестатистическая шваль, а очень даже приличная девушка. Я посчитал нужным удалиться, как только увидел, что разговор вошёл в нужное русло. Я взглянул на часы и понял, что прошло уже много времени, а моей новой подруги нигде не было видно. Я несколько раз прошёлся по своим скромным владениям, но не нашёл её. Как и Кетона. Но он по-любому был где-то здесь, и не было никаких шансов, что он с Анабель.

То ли алкогольные пары на меня так действовали, то ли запал никак не проходил, но я решил, что мне просто необходимо съездить за Аной. Я расценивал себя как вполне трезвого человека, поэтому смело сел за руль и поехал прямиком к дому копа. Наверное, только подумав на секунду об этом, можно было понять, что я совершаю большую ошибку. Но разум был отключен, а сердце мне подсказывало, что я должен отведать лакомый кусочек, который так расхвалил Кетон. Пока я ехал, я всё убеждал себя в том, что нравлюсь ей. Ведь она меня сама поцеловала, раздевалась при мне, а также держала за руку. Может, я пропустил и что-то ещё в этом списке.

Дорога показалась короткой, так как я уже вовсю представлял, как Анабель снова впивается в мои губы с дичайшей страстью. У дома легавого я сбавил ход и выключил фары. Привлекать внимание мне не хотелось, частички разума всё-таки остались.

13

Повинуясь первобытному инстинкту, я тихонько вышел из машины и направился в сторону дома, объятого плотным плющом с одной стороны. Как раз со стороны этой растительности в комнате на первом этаже горел свет. Я подумал, что не будет ничего такого в том, что я тихонько загляну в окно. Просто проверить: дома Ана, или мы с ней разминулись. Продираясь сквозь навязчивые побеги, я совсем чуть-чуть заглянул через стекло. Но то, что я увидел, повергло меня, мягко говоря, в шок. Потеряв всякую бдительность, я уже стоял в полный рост у окна, смотря во все глаза.

Перед моим взором открылась столовая с широченным кухонным столом, на котором в полном неглиже распростёрлась Анабель. Её руки были откинуты назад и скованы наручниками. Тело её призывно извивалось. Во главе стола стоял, без сомнений, коп: он был полностью одет по форме. Ноги Аны обвивали этого парня за ягодицы, его штаны были приспущены, и сомнений не оставалось, они занимались сексом. Кажется, я даже мог расслышать, как она постанывает от каждого его проникновения, а, может, это так сильно разыгралось моё воображение. Её высохшие волосы разметались по столешнице, хотя ещё недавно были мокрыми на расстоянии вытянутой руки, и я мог детально разглядеть каждую каплю в них. Сейчас, стоя в этих идиотских кустах, я ощущал, как набухает мой член. Но при этом чувствовал и глубочайшую досаду с примесью отвращения. Она была такая красивая и страстная, извивалась, кричала. Он был с ней таким решительным, резким, но ей это определённо нравилось. Я чувствовал себя полным извращенцем и боялся, что меня заметят. Но мне так хотелось смотреть ещё. Ей было хорошо, и не было в этом сомнений, в отличие от наших сексуальных отношений с Лилит.

Они выпускали своих демонов наружу. Я стремительно летел к машине.

14

И вот я уже был в салоне и с трудом представлял, что делать дальше. Наверное, логичнее всего было ранее прислушаться к голосу разума и не приезжать сюда вовсе. Но вот я здесь, тяжело дышу и тупо смотрю в никуда. Возвращаться в дом полный незнакомых людей, мне сейчас совсем не улыбалось. Да и, собственно, почему я так злился? Я знаю её второй день, и даже не могу воспроизвести черты её лица. Я даже подумать не мог, что когда-нибудь захочу девушку столь далёкую от идеала. Нет, я не хочу! Я схватил телефон с полным пониманием того, что единственная, кого я хочу — это Лилит. К чему все эти глупые разговоры и мысли о чём-то далёком. Взрослая жизнь, она ещё только впереди, ещё есть время пожить сегодняшним днём. Если меня устраивают отношения с девушкой, зачем думать о том, что может случиться, если…? Если что? Ну приняла она решение за нас обоих, ну и к чёрту! Она ещё не спросила моего мнения, верно? Так вот я хочу попробовать! Три месяца — это ещё не значит, что она будет жить в этом грёбанном Нью-Йорке всю оставшуюся жизнь. Может многое переменится, верно? Если только она возьмёт сейчас трубку, клянусь, я рвану на самолёт, даже не захватив сменного белья!

Звоню ей, ещё даже не знаю, что скажу, как слышу весёлый голос:

— Привет, это Лилит. Скорее всего, я занимаюсь зубрёжкой, так что оставьте своё сообщение, ну и так далее.

Звуковой сигнал, и я слышу свой голос как бы со стороны:

— Лилит, это Девин. Просто перезвони, хорошо? — и скинул звонок.

На что я рассчитывал? Я даже не знал, что именно хочу сказать. Зато я определённо знал, что она со мной разговаривать не намерена. Ведь она уже уехала, так? Почему-то меня посетила тень сомнения, и мне захотелось знать всё наверняка. Да, был уже поздний вечер, родители Лилит точно спали. У них в семье, как я уже упоминал, был установлен комендантский час. Но Лилит подолгу занималась в своей комнате, и, если она ещё дома, то я увижу свет в окне.

Только почему она должна быть дома? Не могла же она пропустить свой утренний рейс?

Улица богачей мелькала за окном: вычурные дома с большими чердачными помещениями и двухэтажными гаражами, бассейнами на заднем дворе, площадками для пикника. Я уже издалека видел, что дом семьи Лилит погружён во тьму, освещали его только уличные фонари да тусклый свет лампы над входной дверью. Скорее я был расстроен тем, что не увидел свет на втором этаже. Но этого доказательства отсутствия девушки мне показалось мало. Я заглушил мотор, оставил машину на противоположной улице, чтобы не привлекать внимание, и быстро просеменил к лоджии, на которую было так привычно взбираться. Не будь я спортсменом, наверное, не смог бы забираться сюда. Мои руки были довольно накаченными, не как у Бэккера, конечно, но девушки любили подержать меня за бицепсы. И вот я был уже у окна, которое оставалось закрытым, несмотря на тёплую ночь. Я легонько постучал, прислушался, но не услышал никаких признаков движения. Я глянул на защёлку, окно было не заперто, так что я, стараясь произвести минимум шума, приподнял раму. Оно поддалось без труда, и вот я уже мог спокойно залезть. Комната встретила меня пустой тишиной, но я принципиально двинулся к письменному столу, чтобы включить небольшую лампу. Помещение осветилось достаточно, чтобы понять, что тут и, правда, было пусто. Кровать аккуратно застелена, розовый пушистый плед лежал без единой складки. В целом тут было, как всегда, идеально прибрано. Все вещи знали своё место, и даже пахло чистотой и порядком. Такое скрупулёзное отношение к порядку меня всегда немного смущало, учитывая, что в моём доме постоянно вещи лежали не там, где я их оставлял, так как, можно сказать, жил с Кетоном и Бэккером. Про чистоту я вообще лучше промолчу. После Кетона постоянно оставались пивные бутылки, так что можно представить. Может, и правда брать с них аренду?

Наверное, нужно найти что-то, что прояснит ситуацию. Я открыл резной шкаф из светлого дерева, дёрнул за свисающую цепочку, и внутреннее пространство озарилось светом. Аккуратные стопочки одежды справа и идеально выглаженная одежда на вешалках слева, внизу парами стояли всевозможные туфли и совсем немного обуви на плоской подошве. Не знаю, о чём мне говорила одежда в шкафу, но точного ответа я не получил. Возможно, Лилит взяла совсем немного одежды в дорогу. А, может, и вовсе ничего не взяла, так как в официально-деловом стиле она не одевалась, а практика в серьёзной фирме вряд ли предполагала иной стиль. Может, она собиралась в большом городе приобрести всевозможную строгую одежду? Вряд ли этот нежно-розовый пиджак можно отнести к официально-деловому стилю. Да и эту ярко-красную юбку-карандаш. В моём понимании дресскод в юридической фирме предполагает максимум три цвета: чёрный, белый и, возможно, серый. Я выключил свет в шкафу и прикрыл дверцы. Что дальше?

Подойдя к книжному стеллажу, я ещё раз убедился, что моя девушка — бывшая, то есть — посвящала всё своё свободное время учёбе. На полках стояло огромное количество книг, внимание, в алфавитном порядке. Конечно, все эти названия мне ничего не говорили, хотя некоторые имена были даже на слуху, например, авторы книг «Риторика» и «Государство»: Аристотель и Платон — это же те самые ребята из античности? Не очень похоже на современные имена. Так и мелькали заумные слова типа: арбитражная практика, гражданское право, правовые системы, акционерное законодательство и бла-бла-бла. По мне, так это просто набор слов или какой-то выдуманный язык. Неужели Лилит действительно всё это понимала? Наверное, я просто недооценивал её. Да и сложно было представить ситуацию, что мне станет интересно, что стоит на её книжном стеллаже.

Я с большим облегчением отошёл от полок. Я чувствовал себя странно, впервые я был в этой комнате совершенно один. И мог спокойно рассматривать содержимое всех шкафов, увидеть то, чем жила моя девушка. Но пока что я испытывал только неподдельную скуку, ведь я и подумать не мог, что Лилит была настолько умная. Наверное, девушка не должна быть такой умной. Ведь что хорошего в том, что мужчина рядом с ней ощущает себя дураком? Пусть лучше будет в меру глупенькой, наивно хлопает глазами и говорит о недалёких вещах. Пусть даже рассуждает о глобальном потеплении или спасении каких-нибудь морских котиков, но только не щеголяет такими выражениями как правовая этика и другими нецензурными словечками. Что сказать, я был очень удивлён тем, что никогда не знал по-настоящему Лилит. Казалось, за четыре года можно было узнать всё досконально друг о друге, но сейчас я чётко видел пробелы в наших отношениях. Это была комната незнакомого мне человека.

Я подошёл к косметическому столику, сел на пуфик и стал изучать содержимое выдвижных ящичков. Тюбики и баночки стояли в идеальном порядке, вымеренном чуть ли не по линеечке. Моё внимание привлекли маленькие стеклянные сосуды, я открыл один из них и ощутил знакомый аромат полевых цветов. Этот запах заставил моё сердце встрепенуться. Я был уверен, что позади меня стоит Лилит, оглянулся, и, конечно, никого рядом не увидел. Я встал и с интересом подошёл к письменному столу, который лучше всего был освящён.

Моё внимание привлекла толстенная книга в тёмно-синем переплёте. Готов поспорить, именно её читала Лилит, когда на днях я проник к ней уже известным способом, через окно. Я открыл её в том месте, где была вставлена закладка — атласная синяя лента в тон переплёту. Карандашом, не совсем ровно, был выделен кусочек текста, я с интересом его прочёл:

Если вы не как все, то всегда будете одиноки — всегда будете стоять в стороне не только от ваших сверстников, но и от поколения ваших родителей, и от поколения ваших детей. Они никогда вас не поймут, и что бы вы ни делали, это будет их шокировать. А вот ваши деды, наверно, гордились бы вами и говорили бы: «Сразу видна старая порода». Да и ваши внуки будут с завистью вздыхать и говорить: «Эта старая кляча, наша бабка, видно, была ох какая шустрая!» — и будут стараться подражать вам.

Я недоумённо закрыл книгу и обратил внимание на обложку. Золотым тиснением было выведено: Маргарет Митчелл «Унесённые ветром». Мне показалось странным то, что Лилит читала художественную литературу, далёкую от того, что стояло на её книжных полках. Я положил книгу на место и огляделся. Странно это как-то всё. Я начал действительно понимать, что наши отношения были очень далекими от совершенства, мы оба казались друг другу не теми, кем являлись. Лилит же и вовсе казалась мне сейчас незнакомкой. Не мог представить, как она сидит здесь за столом, держит в руках книгу этой самой Маргарет Митчелл и читает её. Но закладка говорила об обратном. У Лилит были и другие интересы.

С привкусом ещё большего раздражения я выключил свет и, оставив комнату в точно таком же состоянии, в каком она и была до моего прихода, проделал обратный путь к машине.

Второй раз я чувствовал себя не в своей тарелке. Я наблюдал за людьми без их на то ведома. Что-то в этом было мерзкое, и липкий пот проступил под рубашкой. Я решил, что будет лучше немного послушать качественной музыки, это должно привести меня в порядок. Я заметил одну закономерность. Когда я в плохом настроении или меня что-то злит и раздражает, я слушаю Rammstein, и мне становится легче. Вот и сейчас композиция Ich Will, включенная на всю громкость, заставила моё сердце биться быстрее. Но уже не от навязчивых чувств, разрывающих меня вот уже несколько дней подряд, а от заряда адреналина, полученного от немецкого грубого вокала Тилля Линдеманна. Я летел по ночным улицам, подгоняемый одной и той же фразой Ich Will, и пусть моё знание немецкого оставляло желать лучшего, но тем больший отклик эта музыка находила у меня в душе. Единственное, что я знал наверняка, так это то, что повторяющийся крик Ich Will означает «Я хочу». И то, что я в действительности хотел, я проорал, что есть мочи:

— Я ХОЧУ ЗАБЫТЬ ЭТУ СУЧКУ!!!

15

Я очнулся, когда остановился у кафе с яркой вывеской Loved by you. Мне хотелось прийти в себя, и я решил, что чашка бодрящего кофе с этим справится.

И вот я захожу внутрь под огромной вывеской, которая горела неоновым светом и даже днём. В зале много людей, потребляющих алкоголь с гамбургерами или пиццей под песню Little Richard — Tutti Frutti, навязывающей весёлое настроение. Я подошёл к длинной барной стойке, где Лора крутила салфетки, улыбнулся ей и поприветствовал.

— Рада видеть вас в нашем заведении в столь поздний час, — ответила она взаимностью.

Её натуральные светлые волосы были уложены в соответствии стилю их заведения, а именно причёска а-ля Мэрилин Монро. На губах была неизменно красная помада.

— Приветствую, Лора.

Я уселся за баром, изучая кофейную карту.

— Чёрный крепкий с сахаром? — уточнила она, ведь именно такой кофе я всегда брал с собой, когда мы заходили сюда с Лилит.

Точнее отовариваться заходил я, а Лилит обычно ждала меня в машине.

— Я бы попробовал американо с молоком, — сразу вспомнил, как возмутилась Ана тому, что я решил подсластить, поэтому уточнил, — без сахара, пожалуйста. Недавно открыл для себя это новшество.

— Хороший выбор, что-нибудь ещё? — улыбалась она, и сквозь ярко-красные губы блеснули белые зубки.

— Может, составите мне компанию, Лора?

Девушка улыбнулась, как бы извиняясь:

— Я бы с радостью, но работа.

Я понимающе кивнул, эта преданность делу меня восхитила, в отличие от поведения Тары, которая пренебрегла правилами приличия вчера, вряд ли её смена заканчивалась, покуда народа в баре было больше, чем обычно. Сняться со смены ради какого-то парня? Вот на что это было похоже.

Я сразу расплатился. Взяв в руки лежавший на барной столешнице свежий номер газеты нашего пригорода Daily News, что приятно похрустывал в руках и как будто даже до сих пор пах свежей краской, я развернул его наугад. Горячий кофе дымился рядом. Лора недалеко от меня продолжала заниматься салфетками, терпеливо скручивая их одну за другой.

Я быстро перелистал страницы, газета так и пестрила объявлениями о поиске нянь, барменов и прочих людей сферы обслуживания. Пролистав мельком остальное содержимое, я отложил газету в сторону: она вызвала у меня скуку.

— Итак, Лора, расскажи, каково это — постоянно крутить эти салфетки? — я с осторожностью перешёл на «ты», но девушка этому лишь улыбнулась.

Мне хотелось завязать разговор, ведь пить кофе в одиночестве мне представлялось невыносимым. Наверное, Ана сейчас бы связала моё настроение с тревожно-фобическим расстройством, ведь навязчивые мысли повсеместно лезли в мою голову, стоило мне остаться наедине с собой. И, конечно, сейчас доминировал страх того, что я разрушаю привычную жизнь.

— Это моя работа, и мне нравится создавать уют в кафе. Я использую разные техники сервировки, так что рутиной это и не назовёшь, — улыбнулась она, демонстрируя мне лебедя из салфетки, которого она скрутила специально для меня.

— Отличная работа, — похвалил я, беря в руки лебедя и оценивающе его рассматривая.

— Спасибо. Что насчёт твоего имени? Я слишком часто тебя вижу здесь, так что придумала тебе вымышленное имя. Поэтому ты для меня всё время был Тони.

— Тони? Как Тони Старк? — улыбнулся я, очень обрадованный такому повороту.

— Некоторое сходство определённо присутствует: торчащие волосы, борода, деловая одежда.

— Что насчёт суперспособностей?

— Думаю, ты с лёгкостью покоряешь девичьи сердца, — засмеялась она.

Я шумно выдохнул и вымученно улыбнулся.

— Ну, то есть, конечно, у тебя есть девушка и всё такое, — попыталась она замять неловкость, чтобы я не рассматривал её слова как флирт.

И да, я же частенько приходил с Лилит. Как это, наверное, глупо выглядит сейчас. Словно я пытаюсь за спиной у своей девушки подкатить к другой.

— Мы расстались, так что…

— Это похвально. — Сказала она и тут же, поняв как это прозвучало, добавила. — Ну то, что ты, будучи в отношениях, ни разу не заговорил со мной. Я уж подумала…

— Да всё нормально, не бери в голову. И да, меня зовут Девин. Это, конечно, не так круто, как Тони, но так уж вышло, — улыбнулся я.

— Давай проверим, насколько круто твоё имя, — сказала девушка, доставая из кармана передника телефон.

— Что ты делаешь?

— Вбиваю в Google твоё имя.

— И?

— Даже не знаю, какой вариант тебе понравится больше. — Сказала девушка и искренне рассмеялась, её смех звучал очень заразительно, и я рассмеялся тоже. — Итак, Девин Рэтрей — жирный мужик с козлиной рыжей бородкой, но известен по своей роли в «Один дома». У него довольно большая фильмография, но это не утешает, ты только глянь на него, — сказала Лора, показывая мне фото вышеупомянутого кадра.

— И правда, не утешительно. Что насчёт второго варианта?

— Девин Бругман — горячая блондинка, основавшая компанию по производству дизайнерских купальников.

Мы рассмеялись в голос, не обращая внимания на полную посадку в зале. Да и кто мог обратить на нас внимание? Субботняя ночь, вряд ли кто-то сидит без дела и наблюдает за парнем у бара и официанткой.

— Есть повод прославить своё имя, — сказал я, делая глоток американо.

Признаться, у него был приятный нежный вкус за счёт добавления молока. Хотя сахар смягчил бы горчинку, но я воздержался. Может, я слишком ведомый?

— Насколько мне известно, из тебя вышел отличный спортсмен. Представитель американского футбола, если точнее.

— Откуда ты это знаешь? — подозрительно спросил я.

Мне не хотелось, чтобы моё имя и моя репутация шли впереди меня самого.

— Мы учимся в одном колледже, видела твои фото и кубки в спортивном уголке почёта. И даже была на нескольких играх, но спорт меня совсем не интересует.

— Меня тоже, — снова рассмешил девушку я.

— Так что ты уже отлично справляешься с задачей прославления своего имени, — подмигнула она мне. — Во всяком случае, в музее колледжа у тебя точно найдутся фанаты, загляни туда как-нибудь. Раздай автографы. Ну и всё в таком духе.

— Ну так, а как насчёт тебя? Кто убил Лору Палмер? — вернулся я к предыдущей теме.

— Отличная ассоциация! И отдаю должное, отличный сериал.

— Соглашусь, но только до 1991 года. Было ужасной ошибкой снимать продолжение, — выразил я своё мнение, дивясь тому, что наш разговор зашёл в такое странное русло.

— Говорят, Дэвид Линч разочаровался в кинематографе.

— Я бы сказал, что Дэвид Линч на старости лет сошел с ума, как и многие его герои.

— Тут ты прав. Честно скажу, я пыталась смотреть третий сезон, но это же совершеннейшая психоделика! Я просто не выдержала. Определённо, Линч сошёл с ума, я полностью согласна!

Пока я пил ещё горячий напиток, мы продолжали обсуждать вечный сериал «Твин Пикс». Его много раз транслировали по телевизору, и я каждый раз с удовольствием наблюдал за следствием по делу об убийстве молодой девушки по имени Лора Палмер.

— Итак, Лора. Что помимо работы и «Твин Пикс» тебя интересует?

— Чтение.

— Хм, чтение. И что ты читаешь? — кофе наконец-то начал понемногу остывать, и можно было пить его, не опасаясь за сожжённый язык.

Она из-под барной стойки достала книгу с закладкой примерно на середине, на тёмно-синей обложке золотом было выведено Маргарет Митчелл «Унесённые ветром».

— Не может быть, — сказал с придыханием я.

— Ну почему же. Это классика, — с одобрением сказала она.

— Я не имею никакого представления о содержании книги, — честно признался я, не выдавая истинной причины моего удивления.

До сегодняшней ночи я не мог предполагать, что когда-нибудь заинтересуюсь классической литературой. Но тут совпадения просто не могло быть, и мне было необходимо узнать содержание книги, которую взяла в руки Лилит.

— Это моя любимая книга! Периодически я перечитываю её. Она как машина времени, позволяет мне заглянуть в прошлое и увидеть своими глазами войну Севера с Югом. Там есть всё: политика, экономика, военное дело и, конечно, любовь! Там раскрывается вся суть понятия «быть женщиной».

— Ну и что же значит, быть женщиной? — не без интереса спросил я.

— Ошибаться, любить, быть собой. Невозможно в двух словах описать то, что написано на сотне страниц. Очень много говорится о понятиях долга, чести, гордости, желаниях, предубеждениях и возможностях! Наши поступки говорят о том, что мы из себя представляем. В каждом человеке свой набор качеств, он определяет его дальнейшую судьбу.

— Разве качества не могут меняться под воздействием тех или иных обстоятельств?

— Тут ты совершенно прав. Так и получается. Человек проходит длинный путь становления как личности. То, что было в прошлом — сделало нас такими. Понимаешь?

— А предубеждения?

— Они были и будут всегда. Но стоит ли заботиться о том, что о тебе думают другие? Поступай так, как ты считаешь нужным. Никто не сделает тебя счастливым помимо тебя самого.

— Хорошо сказано! — я сделал чашкой знак, что пью за эти слова.

Мне захотелось узнать, такая же ли она улыбчивая и позитивная вне работы. Наверное, можно пригласить её куда-нибудь. Почему нет? Новая жизнь, новая девушка. Не то чтобы я хотел начать новые отношения или тупо переспать с ней. Мне вдруг стало интересно от простого человеческого общения. Эта девушка казалась мне лёгкой и непосредственной. Наверное, я всегда это чувствовал. Её добродушная улыбка, встречающая меня каждый раз, когда я переступал порог этого милого тематического заведения, говорила об этом.

— Не желаешь встретиться как-нибудь после работы?

Она замешкалась, пытаясь верно истолковать моё предложение.

— Это необязательно должно быть свиданием, — пояснил я.

— Ты милый парень, Девин. Но мне бы хотелось оставить наше общение на платоническом уровне.

— Я понимаю. Я, наверное, создал у тебя неправильное впечатление, но обещаю, что исправлюсь. Рад был наконец-то познакомиться, Лора.

Я осушил чашку, махнул девушке на прощание, за что получил ослепительную улыбку, и вышел из кафе в отличнейшем настроении.

16

И вот снова дорога, но в этот раз мрачные думы меня не тревожили. Я мчался домой, чтобы встретить наконец-то Кетона и узнать, как обстоят дела у Бэккера с Фейт. Подъезжая к дому, я увидел всё те же толпы народа, музыка звучала по-прежнему громко. При входе меня встретил Кетон, на голове которого была стильная укладка, его волосы цвета блонд должны были возыметь успех у особей женского пола.

— Хэй, друг, ты, где запропастился? — хлопнул он меня по плечу.

— Я? Это ты закатил вечеринку, а я не мог тебя нигде найти.

— Я сбил с себя спесь. Ну ты понимаешь. Хочешь знать подробности? — ухмыльнулся он, предлагая мне свою бутылку для глотка.

Я отпил немного тёмного холодного пива, кажется, мои раны потихоньку затягивались.

— Не уверен, что тебе требуется мой ответ. Какова вероятность, что если я скажу «нет», ты не расскажешь?

— Нулевая.

— Вот и я о том же.

— Стоп. Может, я чего-то не понимаю. Но для чего ещё нужны друзья? — удивлённо покосился на меня он.

Мы стояли на небольшом крыльце, на границе двух миров: тёмная улица, где нас обдувал приятный ночной ветерок, и шумная гостиная, где толпились незнакомые люди, наверняка, с нашего колледжа.

— Просто расскажи мне всё максимально без подробностей.

— Это был самый улётный перепихон в ванне.

Я закатил глаза, предвидя целую серию подробностей.

— Мы специально оставили дверь открытой, а сами зашторились в ванне и принялись за дело. Сначала эта крошка порадовала моего дружка, ну ты понял, о чём я?

— Ну, конечно, Кетон, понял. Давай ближе к концу.

— Было прикольно заниматься сексом, когда тут же рядом кто-то заходил отлить, вот это класс, да? — он был ужасно довольным и по-любому гордился собой.

— Нет, чувак, это отвратительно! — со смехом сказал я и, бросив своего друга на крыльце, отправился в дом. Кетон был в своём репертуаре.

Сквозь густую толпу я различил Бэккера, который всё ещё чудесно проводил время с Фейт. Не то чтобы я сомневался, нет, между ними сразу возникла химия, я такие вещи чувствую: так же было у меня с Лилит. Я вышел на заднее крыльцо, облокотился на перила под фонарём, смотрел вдаль. Звёзды вдалеке светили мягко и лениво. Видя, как зарождаются чувства между Фейт и Бэккером, я вспомнил начало наших отношений с Лилит. И я невольно вновь подумал о том, что всё потерял. Как это произошло? В какой момент всё пошло не так? Наверное, тогда, когда я встретил её.

Время шло, но я продолжал стоять, силясь понять, что мне делать дальше. Что, если всё кончено? Означает ли это, что моя жизнь теряет всякий смысл?

Играла громко музыка, раздавался смех, пьяные вопли. Эта вечеринка была в самом разгаре, как в день нашего знакомства. Неужели вчера был наш прощальный секс?

Я вспоминал её запах: ненавязчивые нотки только сорванных цветов, немного фруктов. Её смех, который слишком редко срывался с её губ. Её кокетливую усмешку, которая всё чаще заменяла улыбку. Её огненно-рыжие волосы, роскошные под стать светло-голубым глазам. Я вспоминал её душистые тонкие запястья и как перестал их почему-то целовать. Правое запястье украшали три родинки, и если соединить их линиями, получится равносторонний треугольник. Это было так необычно и невероятно красиво. Я водил пальцем от родинки к родинке, мысленно соединяя их. Я вспоминал наш первый поцелуй, слишком поверхностный и короткий, чтобы запомнить его. Я вспоминал…

Я пытался понять, что же всё-таки было отправной точкой. Тот неловкий поцелуй или то, что я увез ее в Хэллоуинскую ночь далеко за пределы пригорода? Что заставило её тогда понять, что мы должны быть вместе?

17

Четыре года назад мы все только окончили школу и начали обучение в колледже. Я не мог нарадоваться своей свободе. Именно сейчас в моём окружении появились такие классные девочки. Я хотел показать себя во всей красе.

Была ночь Хэллоуина, мы оказались в одном клубе. Народу было слишком много, все были в костюмах, и даже какой-то придурок умудрился пронести настоящую бензопилу. В этом клубе вообще есть охрана, или это тоже парни в костюмах секьюрити? Мы с Кетоном и Бэккером тоже были в костюмах, того требовала политика заведения: в ночь Хэллоуина без костюма вход закрыт.

Я был в образе Элвиса Пресли — даже сходил к девчонкам, чтобы мне накрутили такую же крутую шевелюру. В солнцезащитных очках, расклешённых штанах и микрофоном в руке. Почему Элвис? Просто мне захотелось побыть хоть одну ночь королём. Элвис — король поп-музыки, обожаемый всеми девушками.

Бэккер был в образе легендарного ресивера Джерри Райса: в красной футболке, где красовалась огромная цифра «80», а на спине была выведена фамилия игрока «RICE». Он даже натянул обтягивающие шорты и гольфы. Дополнительным атрибутом у него был мяч для американского футбола. Он даже нанёс автозагар, чтобы больше смахивать на афроамериканца.

Ну а Кетон, естественно, был в образе Хью Хеффнера: в чёрных брюках, бордовом коротком халате, подпоясанным чёрным ремешком в тон манжетам и лацканам, сзади красовалась надпись Playboy, а в руке была трубка. Кетон был высокого о себе мнения, мнил себя альфа-самцом всех времён и народов. Признаться, в этот вечер он пользовался особенной популярностью среди девушек. Было ли это заслугой его костюма? Я не знаю. В этом клубе было не сложно найти девочек лёгкого поведения, вокруг кишели сексуальные медсестрички, девушки-легавые, горничные. Так что вокруг Кетона их крутилось много, под стать выбранному им образу.

Конечно, нам с Бэккером тоже перепадало внимание. И многих девушек цеплял образ короля поп-музыки, однако ни одну из них я не хотел так, как хотел эту. В особенности, когда она принадлежала другому. Поэтому Лилит была совершенно недостижима для меня.

Я не любил её. Она мне не нравилась. У неё просто было чертовски привлекательное тело. Она была горячей. В костюме стюардессы с вырезами на боках, спине, груди, в коротенькой юбке и вызывающих белых чулках. На рыжих волосах красовалась пилотка. Мне казалось, что она была способна на многое. Это было видно по ней, по её костюму, по ее диким глазам. Я просто хотел её. И никогда больше я так сильно не хотел её, как в ночь Хэллоуина четыре года назад, когда она была в белых чулках в сетку.

Она была почти как порнозвезда. Я хотел её, но я не мог её заполучить. И часто потом, занимаясь быстрым неумелым сексом с очередной мимолётной девкой, я представлял её. Мне хотелось знать, как она стонет, как извивается, как кричит во время секса и закатывает свои глаза, полные беспричинного холода.

Когда я встречал её после Хэллоуина, мой взгляд невольно скользил по ней, останавливаясь на губах. И я знал, что этими губами, которые она складывает в кривоватую усмешку, она целует этой ночью другого. Она улыбалась. Облизывала губы. А я всё смотрел…

Я думал, что у меня никогда не хватит смелости рассказать ей правду. Особенно когда она смотрела на меня глазами, похожими на две вечно холодные льдинки, не сулящими ничего хорошего. А мне было интересно, смотрит ли она на кого-нибудь влюбленными глазами. И какие они? Глаза Лилит полные любви.

— Давай уедем отсюда? — прокричал я Лилит сквозь музыку ночного клуба, название которого призывало вернуться в прошлое, в расцвет кинематографа, к черным перчаткам по локоть, держащим грациозно мундштук.

Хэллоуин был в разгаре, пьяная нечисть водила хороводы. Как бы они случайно кого не вызвали!

— Тебе невесело? — поинтересовалась она, ведь мой стакан давно уже был пуст, но я не торопился его наполнять, ведь моя рука согревала своим теплом её холодную коленку, на которой внатяжку были белые чулки в крупную сетку.

18

— Просто давай прокатимся, — моя рука уверенным движением скользила Лилит под юбку, которая смело обтягивала её бедра, сообщая всем и каждому, что девушка неробкого десятка.

Сложно было поверить, глядя на неё сейчас, что у неё нет парня. Она словно кричала о том, что она доступна. Я выпил, но был в том состоянии, когда голова еще трезва, а тело хочет расслабиться и позволить себе что-то более смелое. Но рука, которая так рьяно рвалась к цели, кажется, боялась, что ее так и не остановят. А что Лилит? Она также боялась. Но боялась того, что не узнает, что будет дальше. Она должна была поехать.

— Давай прокатимся, — вторила она мне и призывно поднялась.

Воспользовавшись моментом, когда Лилит отошла в уборную, я отправился в машину и переоделся в холодном салоне, взъерошил волосы, разрушая стиль Элвиса. Мне сейчас хотелось быть собой.

Девушка вышла на крыльцо клуба, накинув бежевое пальто на свой костюм стюардессы, я невольно обрадовался этому.

Я проводил её к авто, которое я взял без проса у отца пару часов назад, но намеривался вернуть, как только, так сразу. Конечно, она об этом не знала. Для неё — это была моя тачка. Черный внедорожник Toyota RAV 4 встретил нас холодной кожей салона. Девушка внимательно наблюдала за тем, как я умело обращался с машиной, и, кажется, её это не на шутку заводило. Я не спрашивал, куда бы ей хотелось поехать, просто повез её прочь, оставляя световой купол над пригородом далеко позади. Прочь от того места, где у неё кто-то был. За окном пролетал лес, и мы были одни в своей утопической реалии. Я начал чувствовать страх от предстоящей близости, и больший страх от того, что она откажет. Мы впервые вдвоем, нас не окружает толпа, барабанные перепонки не лопаются от громкой музыки, и мы относительно трезвы. Печка работает во всю, но её голые ноги не в силах согреться. Это была очень холодная ночь.

Я ехал нескончаемо долго, пока не понял, что мы по-настоящему вдвоём, вокруг нас только лес. Мы заехали в какой-то отворот без какого-либо опознавательного знака. Немного поплутали по узкой дороге и в итоге упёрлись в тупик: машина дальше не проехала бы. Я заглушил мотор.

— Хочешь покурить?

— Я не курю, спасибо, — сказала она, но лукавые огоньки плясали в глубине её холодных глаз.

Я вылез из машины и уже открывал пассажирскую дверь со словами:

— Не хочешь попробовать?

Без лишних слов она вылезла, опираясь на поданную мной руку. Мы прислонились к носу машины и выкурили первую на двоих сигарету. Здесь, в лесу звёзд было гораздо больше, так как уличные фонари не заглушают их свечение. Она с восхищением смотрела на гладь неба, усыпанную множеством ярких точек.

Я был слишком пьян, когда наши губы встретились на мгновение в толпе клуба несколько часов назад. Но я давно успел протрезветь и с сожалением думал о том поцелуе, который так и не отложился в полной мере в моих воспоминаниях.

Сейчас снова настал момент предвкушения от зависшего в воздухе поцелуя. Но ни она, ни я не спешили разрядить воздух этим смелым поступком. Мы не смотрели друг на друга, боясь той близости, что объяла нас так спонтанно. Я уже не думал, что у меня хватит смелости заняться с ней сексом. Она больше не выглядела так доступно, какой казалась мне в клубе.

Мне больше не довелось трогать её стройные ноги, обтянутые плотной белой сеткой. И я больше не видел её в столь откровенных нарядах. И, кажется, я так и не увидел глаза Лилит полные любви.

19

— Эй, привет, — услышал я знакомый голос.

Нехотя я развернулся и увидел Анабель. На ней была одежда. Как странно.

— Отличные шорты.

На ней были чёрные шорты, под которые она надела тёмные колготки, а наверху — тёмно-зелёная кофта с длинным рукавом. Волосы как-то хаотично лежали, создавая ощущение, что она не расчесывалась.

— Отличная рубашка. Кажется, я отвлекла тебя от размышлений.

Она оперлась локтями о перила рядом со мной и посмотрела куда-то вдаль. Что сейчас творилось в её голове, мне было совершенно неясно. Но я хотел знать, соврала ли она мне о своих отношениях с копом. Какова вероятность, что сегодня просто между ними что-то произошло? Случайный порыв страсти или что бы то ни было. Я чувствовал острую необходимость просто знать правду. Потому что я всё видел. Я всё видел и не имел возможности признаться в этом.

— Кетон интересовался у меня, что ты мне сказала о своих отношениях с легавым. Каковы шансы у моего друга, так сказать.

— И что ты ему сказал?

— Ничего. Ты мне ничего не рассказывала. Ведь тебе, правда, нечего рассказать?

— Ну да. Мы просто живём в одном доме, что в этом такого?

Кажется, кто-то платит за аренду натурой. А так, конечно, ничего в этом такого нет.

— Может, тебе просто неловко признать отношения с блюстителем порядка? Дак ты не переживай, мы к этому нормально относимся. Моя девушка — будущая судья, так что их даже можно поставить на одну ступень.

— Кажется, Лилит твоя бывшая девушка, если ничего не изменилось, пока я отсутствовала.

— Пока что так. Когда она мне перезвонит, я скажу наверняка.

— Ты ей звонил?

— Как ты красиво меняешь тему.

— Что ты хочешь знать, Девин? Тебя совершенно не должна трогать моя личная жизнь. Если мне захочется, я буду с копом, а если захочется — с Кетоном. Разве есть какая-то разница?

— Да, есть. Кетон мне как брат.

— Не думаю, что он будет убиваться по мне. Ему нужна была девушка всего на одну ночь, мы это выяснили.

Я начинал чувствовать себя глупо. Боже — если только ты существуешь — зачем я её допрашиваю, я же не коп. ХАХА.

— Скажи, ты давно здесь?

— Только пришла, а что?

— Зачем ты вообще пришла? — я начинал терять терпение.

— Убиваю время, помнишь?

— Отличная позиция, ничего не скажешь.

— Если я стала причиной твоего плохого настроения, то давай просто разойдёмся по разным углам и будем пить, окей? Но если ты, по каким-либо причинам, не можешь находиться со мной в одном помещении, то так и скажи, идёт?

— Всё нормально, просто у меня голова квадратная. Я словно на качелях: переживаю то взлёт, то падение. Почему так?

— Слишком низкий уровень алкоголя в крови. А если честно, то это нормально, когда тебя бросают.

— Это я её бросил, не забыла?

— Девин, кого ты обманываешь? Девушка, которая с таким упоением изучает юриспруденцию, никак не посчитает нужным советоваться с парнем. Она и закон — вот что важно. А ты — нет.

— Где твоя тактичность? — удивился её прямолинейной грубости я.

— Девин, спустись с небес на землю. Ты же взрослый парень, не веди себя как размазня, честное слово!

— Тебе не быть психологом, ты ведь знаешь это? Если ты будешь кричать на своих клиентов, они не будут тебе платить!

— Хорошо, твоя логика меня устраивает. Плати деньги, и я не буду кричать.

— Кажется, ты неквалифицированный специалист, чтобы платить тебе деньги.

— Да и у тебя нет никаких проблем, чтобы обращаться к психологу. Только жалость к самому себе. Избавься от неё. Сейчас же.

— Но как мне это сделать? Я всё время возвращаюсь мыслями к ней.

— Вот. Возьми этот камень. Это — твоя жалость к самому себе. Только ты можешь решить эту проблему. Что ты будешь делать со своей жалостью? Положишь её в штаны и будешь ворчать, что она оттягивает тебе карман?

Я перекладывал камень из руки в руку, пытаясь определить его вес. Но факт оставался фактом, он был тяжёлым. И эта аналогия «камень=жалость» мне начинала прочищать мозги. Я ещё раз оценивающе посмотрел на жалость и со всего размаху бросил её подальше.

— Ээээээй! — услышали мы крик из кустов, куда угодил мой камень.

Оттуда показался не в меру выпивший парень, держащийся за голову. Пошатался и снова распластался на земле.

— Правильное решение. Не убивать того парня, конечно, а выкинуть жалость, — сказала Анабель, еле сдерживая смешок. — Пойдём, проверим, жив ли он.

Парень оказался живым, но мертвецки пьяным. Мы вернулись в дом, где собрались узкой компанией: я, Анабель, Кетон, Бэккер и Фейт. Мы просто пили всю ночь, болтали обо всём и ни о чём.

Пьяная девушка залезла на барную стойку и под гиканье толпы задрала майку, и продемонстрировала всем свою немаленькую грудь. Кетон в восхищении признался нам, что эта именно та девушка, с которой у них был довольно-таки публичный секс в ванне.

— Вы стоите друг друга, Кетон, — сказал со смешком Бэккер.

— Сиськи просто блеск, — восхитился наш Дон Жуан.

— Говоришь так, словно впервые их видишь, — засмеялся я.

— Девин, ты кроме миссионерской знаешь другие позы? Так вот чисто гипотетически представь себя в ванне с тёлочкой. Как ты её оприходуешь? Подсказываю, твой взгляд будет упираться в её спину, — Кетон взъерошил мне волосы и возбуждённо попрыгал, словно готовясь к решающему броску.

— Тааак, Бэккер, кажется, сейчас мы можем наблюдать редкое явление, доступное человеческому глазу всего лишь раз в жизни. Кетон заинтересовался одной и той же особой во второй раз! — продекларировал я, но Кетон уже решительно залезал на барную стойку.

— Девин, когда-нибудь это обязательно должно было случиться! — Бэккер привлёк к себе Фейт, словно они были сто лет знакомы.

Мы стали наблюдать за нашим другом.

— Он же не собирается оголяться? — усмехнулась Анабель, но Кетон уже стянул свою футболку и бросил в толпу. — А нет, собирается.

Та девушка, не теряя времени, запрыгнула на Кетона, и они начали довольно-таки откровенно целоваться.

— Кажется, я вижу чей-то язык, — с отвращением сказал Бэккер.

— Ну, кажется, я видел на этой вечеринке всё, — сказал я, уже приняв довольно необычное решение по поводу дальнейших своих действий.

— Куда-то собираешься? — удивлённо спросила Ана.

— Время пять утра. Мне определённо пора.

Я уже направлялся к двери, но девушка настойчиво крикнула мне сквозь шум толпы:

— Но ведь это твой дом! Куда ты?

— Ана, все при делах. И мне тоже хочется сделать что-то грандиозное.

— И что же это?

— Позвони своему другу, если тебе станет скучно. Пока, — я не стал ждать ответа, её недовольное лицо говорило красочнее слов.

20

Я уже нёсся на всей скорости, объезжая все цветочные лавки в надежде, что в это время хоть одна да будет открыта. Я повиновался своему порыву, который подсказывал мне, что лучший способ перестать смаковать горькую ситуацию — сменить декорации. И если жизнь неминуемо становится другой, так почему бы самому не выбрать направление? Вечеринки в течение всего спортивного сезона, бары, алкоголь, пьяные выходки Кетона — вот что было моей привычной жизнью. Сейчас мне захотелось сделать то, чего я не делал никогда. Я искал цветы.

Но удача была явно не на моей стороне, мне не удалось найти ни одной круглосуточной цветочной лавки. И мой последний шанс встретил меня агрессивно-красной вывеской «ЗАКРЫТО».

Ну и ладно, подумаешь! Всё равно в цветах я не понимал ровным счётом ничего. Первым делом я подумал об орхидеях. Анабель, вероятно, сейчас провела бы психоанализ, объясняя мой выбор тем, что мой мозг зафиксировал татуировку на её руке, и поэтому я думаю об орхидеях. Но разве это имело значение? Магазин всё равно закрыт. Но на всякий случай я вышел, чтобы постучать. Нет, ответа не было.

Я сел обратно в машину, испытав долю разочарования. А, может, всё это глупости? Зачем я это вообще делаю? Пытаюсь её впечатлить? Поехал на заправку с небольшим круглосуточным магазинчиком. Побродил бесцельно между рядов и вдруг подумал, что было бы неплохо что-нибудь приобрести для девушки. Но что? Мои глаза скользили по бесполезным товарам. Я продвинулся к стойке с шоколадом. На самой верхней полке стояла одинокая коробочка, заполненная маленькими упаковками, похожими больше на пакетированный чай. Шоколад со вкусом мяты. Хм.

Даже не знаю, какой этот шоколад на вкус, я никогда сам его не пробовал. Но это сочетание мне показалось оригинальным. Не знаю тем более, любила ли девушка мятный шоколад, но почему-то я чувствовал, что нужно брать. Мой внутренний голос говорил, что это было то, что нужно. Я быстро бросил нерасправленную купюру, наспех вытащенную из кармана, оплатил шоколад и бензин. Заправившись, я сел в машину и ещё раз взглянул на шоколад, который положил на приборную панель. Шоколад со вкусом мяты. Никогда о таком не слышал.

Подгоняемый эмоциями, я в мгновение очутился под вывеской Loved by you. Не знаю, что это было: судьба ли, или просто обычное совпадение, но Лора как раз в этот момент выходила из закусочной.

Я выскочил из машины:

— Привет!

— И тебе доброе утро, железный человек, — улыбнулась она.

— Я не знал, любишь ли ты цветы.

— Поэтому ты мне их не купил? — засмеялась девушка.

— Можно сказать и так. Вот что я купил для тебя, — потупился я своей дурацкой идее и нерешительно протянул шоколад девушке.

Почему-то именно сейчас, а никак не раньше, мне вспомнилось, что Лилит терпеть не могла марципановые конфеты. Вдруг Лора точно так же, как раз не любит мятный шоколад? И почему я купил именно его? Мог бы купить совершенно обычный шоколад!

— Как ты узнал? — выдохнула она.

— Узнал что? — удивился я.

— Что я обожаю этот шоколад!

Лора буквально выхватила упаковку шоколада из моих рук и упоительно вздохнула запах сквозь картон.

— На, понюхай! Пахнет даже сквозь упаковку! — она сунула коробочку мне в нос.

И действительно пахло потрясающе. Так свежо и как будто даже морозно.

— Спасибо! Ты меня приятно поразил, Девин!

— Это круто! Знаю, ночная смена и всё такое, но, может, ты позволишь хотя бы довезти тебя до дома?

— Конечно! — поспешно ответила она.

Улыбка горела на её лице.

21

Мы ехали по Silent Spring, где я жил. Оказалось, что Лора арендует дом в том самом месте, где заканчивается Silent Spring номером дома 2018. Конечно, улица была довольно-таки длинной, чтобы случайно рано или поздно наткнуться здесь друг на друга. Мы миновали железнодорожный переезд, прежде чем её дом показался на горизонте. На окраине пригорода была брошена целая сетка железнодорожных путей, и дом стоял в непосредственной близости к ней. Её дом возвышался на небольшом угорке, но выглядел таким же миниатюрным, как и мой. Здесь он был в относительной изоляции от других домов, так как находился на участке, не совсем удачном по расположению — смежным с железной дорогой. Готов поспорить, слышимость тут была сумасшедшая. Но и арендная плата должна была быть ниже в связи с этим.

Солнце давно встало и озаряло ленивым, чуть тёплым светом этот дом, крошечная терраса второго этажа выходила с видом на пролетавшие мимо поезда. При подъезде к дому я видел рельсы вдалеке, обзор мне преграждал зелёный от травы крутой подъём к фундаменту, где расположилось деревянное крыльцо, выкрашенное в белый цвет, в тон ставням. Отделка фасада — типичный американский сайдинг, декоративные панели для обшивки стен были приятного светло-бежевого оттенка. Крыша была ярким пятном насыщенного красного цвета.

— Очень атмосферное местечко, — присвистнул я.

— Ты и не представляешь, насколько! — Лора уже тянулась к пассажирской двери, чтобы оставить меня в полнейшем одиночестве.

— Стой, погоди! Ты торопишься? — я почувствовал порыв её остановить.

— Кажется, тебе понравилось здесь? — она улыбнулась.

— Не то слово!

— Знаю место, откуда открывается самый лучший вид. Пойдём. Ты просто обязан разделить со мной эту трапезу, — сказала девушка, вертя в руке зелёную коробочку с ароматом мяты.

— Шоколад со вкусом мяты? Это не какое-то извращение? — усомнился я, хотя уже расстегнул ремень безопасности, намереваясь выйти из машины.

— Ты никогда не пробовал? — кажется, она была поражена этой новостью.

— Никогда. И, признаюсь, звучит это довольно сомнительно.

— Тогда зачем же ты его купил мне?

— Я подумал, что тебе понравится.

— Тут ты был прав. Не знаю, откуда ты так хорошо разбираешься в людях, но плюсик к карме ты заработал.

Я следовал за ней в недоумении, ведь она вела меня прямиком в дом. О каком самом лучшем виде она говорила? Девушка быстро перебирала вещички в своей небольшой сумочке в поиске ключей. И вот дверь открыта, я прохожу в крошечный коридор, который служит развилкой для лестницы наверх и прохода в гостиную, совмещённую с кухней. Широкие окна над кухонным гарнитуром нежного мятного цвета открывали вид на рельсы. Я поразился красоте: десятки маршрутов пересекались прямо передо мной, а яркий свет утреннего солнца отражался от горячего железа, раскинутого на много миль вправо и влево.

— Кофе? Я довольно-таки неплохо варю.

— Буду рад!

Я наблюдал за действиями девушки, она делала кофе особым образом. Помимо самого кофе она положила в турку ложку сахара, добавила щедрую щепотку корицы, а также поломала на мелкие кусочки тёмный шоколад.

Тут же была встроенная плита, куда девушка и поставила на средний огонь медную турку с ручкой, выполненной под дерево.

Пока мы ждали кофе, девушка распаковала подаренный шоколад и протянула мне:

— Знаешь, было бы странно мешать его с кофе. Думаю, этим двум вкусам лучше существовать раздельно.

Я нерешительно откусил маленький кусочек и тут же задохнулся от холода. Мята обожгла моё горло, и я от неожиданности закашлялся.

— Здорово, правда? — улыбнулась девушка, отправляя в рот большой кусок.

— Это странно. Казалось бы, эти вкусы несочетаемы.

Но за резкой мятой пришло мягкое успокаивающее шоколадное послевкусие.

— Это, действительно, странно! Ведь, кажется, это вкусно, — сказал с сомнением я.

— Это невероятно вкусно!

По кухоньке разносился густой запах свежесваренного кофе с ароматной шоколадной ноткой. Лора достала из шкафчика две большие матовые синие кружки и разлила содержимое турки по ним.

— Держи. — Протянула она мне одну из них и устремилась к лестнице. — А теперь обещанная панорама. Небольшая обзорная экскурсия даст фору нашим вкусовым рецепторам.

Я пошёл за ней следом, минуя лестничный пролёт и небольшую спальню, в которой я не успел толком ничего разглядеть помимо кровати с тёмно-синим постельным бельём и множеством подушек. Через спальню она провела меня прямиком к террасе, которая располагалась ровно над кухней.

И вот мы были на террасе с белоснежными деревянными перилами, где местами полопалась краска. Перед нами открывалось сочное зелёное поле, усеянное железными венами, вдоль которых вдалеке рос плотной стеной пушистый сосновый лес. Наполовину голые стволы возвышались стремительно вверх, заканчиваясь изумрудного цвета верхушками. Солнце озаряло пути, и это было самое необыкновенное зрелище из всех, что я видел! Нерешительный туман выскальзывал из леса в сторону железных дорог, он стелился по земле и уже касался своими прохладными руками первых рельсов.

— А теперь ты должен попробовать кое-что ещё в первый раз, — сказала девушка, поднимая кружку так, словно хотела со мной чокнуться.

Я стукнул своей кружкой по её, раздался глухой стук.

И даже этот кофе мне показался самым вкусным, что я пил в жизни! Не знаю, было ли это связанно с красотами вида или с тем, что мне его приготовила прекрасная девушка по своему фирменному рецепту, но это утро изменило меня навсегда.

— Отличный вкус! Это из-за корицы?

— В том числе. Насыщенный вкус получается благодаря тёртому шоколаду. А нотка корицы делает кофе немного пикантным. Ну и, конечно, всё дело в том, что это домашний кофе. Тот, что мы привыкли пить в кофейнях — дело рук кофейных аппаратов. В таком приготовлении мало души. Я всегда «за» турки.

— Здорово! Сегодня ты прямо открыла для меня новый мир! — без преувеличения заметил я.

— Я тоже была изрядно удивлена, увидев тебя на выходе из закусочной. И даже представить не могла, что приглашу тебя сюда. Но вот мы здесь, — сказала девушка, махнув рукой в сторону раскинутой внизу железной дороги.

— Ты счастливица, раз живёшь с таким видом! — завистливо сказал я.

Я даже подумать не мог, что где-то на моей улице открывается такой невероятный вид.

— Это правда. Я обожаю поезда. Есть в них что-то романтичное.

Девушка присела на перила, держа двумя руками кружку и смотря вдаль. Её волосы всё ещё были уложены как у Мэрилин Монро. В свете утреннего солнца они блестели. Её красные губы оставляли след от помады на кружке.

— Итак, Девин, что заставляет тебя не спать всю ночь?

— Мои друзья устроили мне холостяцкую вечеринку.

— Не очень-то вежливо было сбегать, — заметила она.

— Возможно. Но только благодаря моему побегу я сейчас здесь. Ничего прекраснее в жизни не видел!

Издалека приглушённо раздался гудок, предостерегающий о приближении поезда, но самого его ещё не было видно. Я с замиранием сердца ждал его появления, что пробудило во мне детские воспоминания.

— Мама водила меня на пути, когда я был совсем маленьким. Мы подолгу смотрели на пролетавшие мимо поезда. Кажется, я сейчас испытываю подобный восторг, что и в детстве.

Поезд медленно, но верно приближался. Издали его стальной покатый корпус отражал солнечный свет, а колёса мурлыкали «чучу-чучух».

— Каждый раз, глядя на проносящийся мимо поезд, я немного завидую. Мне словно хочется сбежать, — выдала задумчиво девушка.

— Эти воспоминания… Думаю, моя мама могла тогда испытывать нечто подобное. Учитывая, что отец был всю жизнь замкнутым, его было не оторвать от спортивных телепрограмм, напоминающих нам всем о его неудавшейся карьере спортсмена. Наверное, ей было очень одиноко.

— А я чувствую, как моё сердце замирает, и испытываю какую-то тоску.

Гудок раздался снова, только уже в непосредственной близости от нас, а стук колёс стал совершенно отчётливым. Поезд пролетал перед нами, и его пассажиры мчались туда, где мы, возможно, никогда не окажемся.

— Я тебя понимаю. Кажется, я мог бы вечно тут стоять и просто смотреть.

Мы пили кофе и смотрели в след поезду, который вот ещё только что был перед нашими глазами, а уже становился частичкой прошлого.

— Знаешь, Лора, у меня такое чувство, что всё, что было до этого момента, было нереально. Ты меня понимаешь? Вот это — вот что действительно реально!

Я прикоснулся к её руке, чуть сжал её пальцы, тёплые от горячей кофейной кружки. Она посмотрела на меня, а потом на наши руки.

— Девин, хочу признаться тебе. — Она выдержала паузу, прежде чем продолжить. — У меня довольно предвзятое о тебе мнение.

— Ну вот, пошли предубеждения, — улыбнулся я, вспоминая наш недавний разговор в закусочной.

— Я имею в виду то, какое впечатление ты производишь на девушек.

— Но ты же сама видела, что кроме Лилит у меня никого и не было. Я не такой, как мой друг Кетон, который уже, небось, собрал весь венерический букет.

— Я не это хотела сказать. Прости, если обидела.

Она чуть сжала мои пальцы в ответ и посмотрела мне в лицо:

— Я хочу быть особенной, понимаешь?

— Ты и так особенная, Лора! И даже не сомневайся в этом!

— Нет, я не хочу торопить события. Я ни в коем образе не хотела вырвать из тебя признание!

— Но послушай меня! Я и сам не думал, что смогу что-то почувствовать после разрыва с Лилит. Но здесь я чувствую: то, что происходит сейчас — это что-то настоящее. Чего никогда не было в моей жизни! Скажи, что ты тоже это чувствуешь! — я слегка прикоснулся к её руке губами.

— Я… я не знаю, что я чувствую.

— Прости. Я не хотел испортить момент.

Она улыбнулась так легко и естественно, что я понял — она не обиделась. Я убрал руку. Наверное, я и сам не хотел торопить события. Не хотел, чтобы Лора стала простой заменой Лилит.

— Я никого не приводила в этот дом.

— Странно, что ты держала это место в секрете, оно просто потрясающее!

— Это очень личное. Но почему-то тебе я захотела его показать. Вот так просто.

— Я очень этому рад.

Мы ещё какое-то время молча смотрели на пути, погружённые каждый в свои мысли. Я чувствовал воодушевление и волнение от происходящего.

Мне вспомнилась услышанная таким случайным образом лекция по русской литературе.

— Ты читала «Анну Каренину»?

— Это одно из лучших произведений русской классики. Мне очень понравилось.

— Глядя на пути, я сейчас подумал о том, как нужно довести женщину, чтобы она бросилась под поезд?

— Это всё от любви.

— Толстой не слишком драматизировал понятие любви? — мне показалось это малость скептическим.

— Смею предположить, что ты не переживал столь сильных эмоций, поэтому ты видишь в этом драматизм.

— Ты веришь в то, что можно любить так сильно, чтобы покончить с собой таким изощрённым способом?

— Верю. И даже в некотором роде хотела бы испытать что-то такое же сильное, как любовь Карениной к Вронскому. Любить так, чтобы задыхаться!

— Я всегда думал, что девушки мечтают обрести с мужчиной свою тихую гавань. А, оказывается, им нужен накал страстей.

— Тихая гавань — это не предел мечтаний. Всегда должно быть место для страсти. В рамках разумного, конечно же.

— Кажется, для Карениной было слишком много страсти.

— Нельзя полностью растворяться в партнёре. Это большая ошибка, за неё придётся расплачиваться.

— Разве любовь можно контролировать? — удивился я.

— Ты мне скажи. Поддавались ли твои отношения контролю?

— Ты про Лилит?

— Да. Мне кажется, именно она контролировала ваши отношения. Мне показалось?

— Да, наверное, нет.

— Думаешь, почему она это делала?

— Потому что её интересы всегда стояли превыше. Это правильная позиция, по-твоему?

— Всё всегда субъективно. Ты её любил? — она продолжала смотреть вдаль, словно этот вопрос не трогал её.

— Это была лишь иллюзия. Я бы хотел испытать что-то настоящее.

— Я тоже.

Мы замолчали.

Лёгкий ветерок долетал до нас. Пар от ещё горячего кофе устремлялся по велению ветра.

Время шло, и Лора устало потянулась.

— Ты хочешь спать, прости, я тебе мешаю.

— Мне кажется, что ты не очень хочешь возвращаться.

— Да, это так. Но я не могу и дальше надоедать тебе.

— Если хочешь, можешь остаться.

Я с сомнением посмотрел на неё. Эти слова шли вразрез тому, что она говорила до этого.

— Кровать большая, мы оба поместимся.

— Не хочу тебе навязываться. Не стоит, правда, — потупился я.

— Прошу, останься, — она с мольбой посмотрела на меня.

Я пытался понять в выражении её лица, что она пытается этим сказать.

— Мне немного одиноко. Я давно одна. Хочу почувствовать кого-то рядом. Останешься?

Я колебался. Она выжидающе смотрела, словно не видела ничего предосудительного в своей просьбе. Я улыбнулся и кивнул. Я занёс кружки в дом, Лора за мной зашторила окно с дверью на террасу плотной синей портьерой. Комната была приглушена тесным плетением ткани, несмотря на яркий утренний свет.

Девушка направилась к шкафу, и я понимающе отвернулся. Было несколько неловко, поэтому я воспользовался моментом и стянул с себя одежду, пропахшую табаком. Я остался в одних свободных боксерах чёрного цвета и уже намеревался залезть под одеяло, когда увидел, что девушка огибает кровать с другой стороны. Она увидела меня практически голым и смущённо улыбнулась. На ней были пижамные шортики и майка цвета аквамарин. Она откинула одеяло, присела на краешек кровати ко мне спиной и принялась вытаскивать невидимки из причёски. Я, как заворожённый, смотрел на это действо и понимал, что никогда не видел, как расплетается девушка и готовится ко сну. Салфеткой она стёрла остатки макияжа.

Я лежал рядом под одеялом, чувствуя дрожь в ногах и кончиках пальцев. Лора легла рядом и повернулась ко мне лицом. Её волосы раскинулись по подушке и бледно-розовые губы, которые раньше для меня были неизменно красными, сложились в лёгкое подобие улыбки.

— Почему ты так смотришь? — спросила полушёпотом она.

— Ты очень красивая.

Мы смотрели друг на друга. Рассматривали каждую деталь. Я видел у корней её белых волос маленькие подволоски. Видел её идеально-круглую маленькую родинку под дугой правой брови. Видел, что ресницы у неё растут так густо, что отбрасывают сплошную тень на щёки. На носу и щеках были редкие веснушки, чуть заметные. До этого момента я думал, что веснушки бывают только у рыжеволосых. Её глаза были светло-янтарного цвета, и при внимательном рассмотрении я увидел в левом глазу тёмно-карее пятно. Её глаза излучали тепло.

Тепло её необычных глаз и приглушённый свет в комнате создавали ощущение истомы, а нежное прикосновение чистого одеяла меня полностью расслабило. Я почувствовал, как мягко проваливаюсь в сон.

22