МАРТОСЬКИНО УТРО
Мартоська проснулась со свежей идей бизнеса и решением покорять просторы интернетной родины. Нет, она хотела, как обычно записать все свои необычности на листке, и присвоить им номера, но решила, что это как-то устарело.
Началось все прошлым утром, когда Мартоська случайно обнаружила свое могучее «денежное» дерево, лежащим со сломленным толстенным стволом, на комоде. Дереву было пятнадцать лет, оно мужало вместе с семейным бюджетом Мартоськи. И вот этот символ сломлен! Повержен! Сказать, что Мартоська была в шоке — это не сказать ничего! Она быстро вспомнила как ночью услышала шум, подбежала и выглянула в окно. Ничего! Но подумать, что ее могучее дерево, которое она лелеяла целых пятнадцать лет супружеской жизни, дерево — символ, вот так рухнет!
«Вот началось», — подумала Мартоська, — это знак, теперь нам со Славкой надо искать новый бизнес!»
Надо сказать, что «Старого» бизнеса у Мартоськи со Славкой тоже не было, поэтому тут она замахнулась. Славка был «мент»! Нет он был, конечно, очень интеллигентный полковник, который занимался исключительно информационными технологиями, но Мартоське нравилось его дразнить и называть: «мой Мент». Сама Мартоська была частушечница — это по правде, а на бумаге она заведовала культурным центром небольшого городка в южной провинции могучей нашей Родины.
На этом описание жизни первого дня Мартоськи закончилось — надо было вернуться в реальность. Она посмотрела на жалкие остатки дерева — символа семейного благополучия и потопала на работу.
МАРТОСЬКИНЫ ПРИЧУДЫ
Утро било солнечными лучами в окно, раздирая плотные шторы.
Мартоська открыла глаза, поворочалась и ринулась на кухню рассказывать Славке о новом знаке Судьбы. Новый знак явился во сне! Мартоська снам верила. А как не верить, если сны эти сбывались раз через раз.
«Славка, мне такой сон приснился! Это — Знак! — Мартоська налила кофе и многозначительно посмотрела на мужа.
Сон и правда был необычный: в духе приключений Гарри Поттера. Роль злодея выполняла Мартоськина свекровь, роль искусителя брат Славки — Владик, а главное там была — Магия! Да, все так искрилось и бахало, когда змей-искуситель Владик пытался гладить Мартоськино бедро под столом. Про Владика Мартоська рассказывать не стала, а вот про Магию и срочную необходимость искать новый бизнес обязательно!
Вот дерево благополучия рухнуло в реальности, Магия полыхнула во сне — значит надо действовать!
Зная Мартоскины причуды, Славка только улыбался. У Мартоськи всегда так: живет, живет спокойно, а потом вдруг начинает брызгать безумными идеями как новогодний фейерверк.
«Вот уволят меня, тогда и будем искать новый бизнес, — улыбнулся Славка. Славка был большой пессимист. Это было славно, иначе с идеями Мартоськи, они бы уже жили на международной космической станции, а не в добротной двушке в зеленом районе.
Мартоська погруснела, стала скучно смотреть в окно. Думала!
КАК МАРТОСЬКУ НАЗВАЛИ МАРТОСЬКОЙ
«Раечка, — зашептала Мартоська, лежа на мягкой зеленой травке, и наблюдая как солнце пробивается сквозь листву, — ты помнишь моего деда Ивана Степановича?»
«Помню, конечно,» — отвечала вяло и разморено подруга Раечка.
«А бабушку Марию Федоровну помнишь?» — не унималась Мартоська.
«Помню, у нас что вечер воспоминаний», — перекатываясь на спину, вздохнула Раечка.
— Вот и имя мое ты помнишь, то что дед мне придумал — «Маркс то самое»! Представь только, если бы бабушка меня не переименовала, я бы сейчас могла бы точно партию возглавить!
— Какую партию, Мартоська? Ты что перегрелась сегодня?
— Какую, какую, конечно коммунистическую с таким-то именем! Вот сидела бы сейчас я в Думе, законы писала…
Раечка только вздохнула, с Мартоськой всегда так: ее фантазии как гейзеры кипятком до неба бьют, хорошо хоть не обжигают.
А Мартоська, закрыв рыжими ресницами свои пламенные революционные очи, напевала очередную частушку:
Вот я в Думе главная,
умная и славная,
только скучно там сидеть,
лучше людям песни петь!
Подружки захихикали, и стали наблюдать за облаками, которые мягкой ватой плыли по голубому небу.
Ах, хорошо-то как… — сказала Мартоська.
Да… — подтвердила подружка Раечка.
Чик… — вставил свое последнее веское слово воробей.
Раечка, перевернулась на спину и задумалась… А вот если бы Мартоську и в самом деле назвали Марксиной, я запросто могла бы стать Энгельсиной, что ли?
По щиколотке Раечки взбирался, как на пик Эверест, муравей. Раечка занесла над муравьем руку — спасательный вертолет, сняла покорителя вершин и опустила в траву.
А если бы Мартоська жила у моря? Её можно было назвать Матроська!!! Рядом лежало рыжее голубоглазое чудо и моргало рыжими ресницами. Мартоська, и есть Мартоська, подумала с нежностью Раечка.
МАРТОСЬКИНЫ СЛЕЗЫ
Мартоська плакала — ее обидели! Накричали, норугали не за что, ни про что. Теперь она сидела и плакала слезами внутри себя. Слезки капали и капали…
От маленького дождика разразилась целая гроза. Внутри Мартоськи гроза стрелялась молниями и крушила деревья.
Снаружи Мартоськи была подозрительная тишина.
Работа… спасай, помогай, — думала наша Мартоська, но противные мысли снова запускали воображаемую молнию в обидчицу.
Эхе-хе, что же делать, как достичь дзен-спокойствия?
Четверть шоколадки уже исчезла в Мартоське и не дала результата…
Блин, уволюсь, — подумал Мартоська и стала читать объявления о вакансиях, примеряя их как новое платье.
Столько труда, столько сил я положила, шмыгала внутри Мартоськи маленькая обиженная девочка, и что вот так все бросить…
Надо сказать, что грустить Мартоська умела. Грустить глобально, во вселенском масштабе! Чтобы все звезды засосало в черные дыры и Млечный путь стал половой тряпкой, чтобы океаны вышли из берегов и одна Мартоська взирала на это сверху вниз… Где вы там мои обидчики, где вы мои рыбки, козявочки…
После обиды на Мартоську накатывало упрямство, если честно оно и откатывало редко. А вот фигли, вам, — думала Мартоська, — еще посмотрим на вас!
Я девчонка хоть куда,
Мне обиды не беда,
Растопчу я вас на раз,
Ведь мой папа водолаз!
Папа Мартоськи водолазом не был, но частушка ей понравилась, глазенки ее слегка заблестели… и где-то вдалеке, внутри погромыхивал гром, посверкивала молния… но дождь прошел.
ЛЕТО ПРИШЛО!
«Батюшки, скоро Лето, — вскинулась Мартоська, — А на даче не пахано, не сеяно!»
«А все твоя работа разлюбезная, — ворчал муж Славка, — все твои праздники, да песенки! А морковку не посеяли, помидорки не высадили!»
Нет морковки, лука нет,
только мои песенки,
дай подруга мне совет,
куда ставить лесенки.
Я по лесенке взберусь
только вы и видели,
малой птичкой обернусь,
ах, почто обидели!
«Вот, снова поешь!» — улыбнулся Славка. Он был добрый и ворчал для приличия, для порядка, чтобы Мартоська не сильно ножками своими размахивала «сидя» на его голове.
«А давай вишню посадим, — мечтательно сказала Мартоська, — представляешь наступит лето, а у нас вишни! Спелые, знойные, сок тягучий, терпкий…»
«Да… наливка будет знатная», — мечтательно воздел глаза к потолку Славка.
Вишни, мои вишенки,
косточки да сок,
мой миленок Мишенька,
плюет в потолок!
«Это кто такой Мишенька, — притворно зарычал Славка, гоняясь за Мартоськой по комнатам.
Они смеялись, бодались, падали, вставали, забыли о даче, морковке и помидорках…
А, пусть, купят!
Главное они были счастливы сегодня, сейчас!
«РАССКАЗ О ТОМ, КАК МАРТОСЬКА ХОТЕЛА СТАТЬ ПОЭТЕССОЙ»
Раечка шла к Мартоське в гости, размахивая пакетом с духовитыми булочками. Ванильный аромат настырно лез в нос и щекотал, призывая откусить хоть малюсенький кусочек. Раечка прибавила шаг и звонко стукнула в зеленую дверь Мартоськиного домика. Дверь подалась и открылась, там в глубине как из пещеры доносился утробный вой. Раечка попятилась, но любопытство тянуло ее вглубь домишки.
«Тоська, где ты», — тонким голосом пискнула Раечка.
«Здесь», — донесся утробный жуткий вой откуда-то с чердака.
Раечка вздрогнула, но мужественно двинулась вперед.
«Где, здесь? Тоська, выходи, — пискнула еще тише Раечка. Ее храброе сердечко билось в районе горла и мешало говорить.
Вдруг с лестницы кубарем скатилась Мартоска, волосы всклокоченные, глаза зареванные, нос как помидор на грядке бабы Клавы.
Раечка сразу успокоилась и бросилась обнимать Мартоську.
«Тось, ты чего меня напугала, чего ты там на чердаке выла-то?» — настойчиво вопрошала ожившая Раечка.
«Ты б то же так выла, я может там умереть хотела, а ты приперлась, -Мартоська принюхалась. -Да еще и с булками моими любимыми.»
Мартоська опять взвыла так, что стропила на крыше дрогнули.
«Тось, ну хватит вопить, говори что случилось? Вот булочки съешь кусочек! — суетилась вокруг Матроськи Раечка.
«Я Раечка, бездарь! Ничтожество! Лишнее существо на этой планете!» — вдруг выдала отчаянно Тоська.
«Это почему ты так решила? Что за глупости! Ты же вот очень даже успешная! И в конкурсах ты побеждала и от твоих частушек у всех животы сводит от смеха или вон рыдают в голос», — затараторила Раечка, обмахивая Тоську своим платочком, и пытаясь запихнуть ей в рот булочку.
«Раечка, да причем тут эти конкурсы, — возмутилась Мартоська, — я на народный вокал пять лет училась в институте культуры и еще три в училище до этого. Ты не понимаешь — я бездарь! Без таланта я!»
Мартоська приготовилась выдать свой новый пронзительный вой одинокого кайота. Руки Раечки сами потянулись заткнуть уши, но она сумела все же пихнуть кусочек булки в открывшийся рот Мартоськи.
Тоська даже глаза выпучила.
«Раечка, ты что спятила совсем, что ты мне булку суешь. Я умереть хочу, а ты булку. Вот врачи будут потом смеяться: ха-ха страдалица бездарная натрескалась булок перед смертью…»
Тут уж Раечкино терпение лопнуло и она поволокла Тоську на кухню, плюхнула ее на красный диван, села рядом и требовательно сказала:
«Рассказывай!»
«Ну, что рассказывать… я стихи написала, — хлюпнула носом Мартоська, — и в интернете выложила». Слезы наполнили ее глаза и грозили вторым потом.
«И что дальше,» — спросила почему-то шепотом Раечка.
«Дальше мне написали, что у меня нет ритма, и рифмы тоже нет и вообще я дура набитая…» — Мартоська снова завыла, обхватив диванную подушку.
«И кто ж это написал?» — спросила удивленно Раечка.
«Да все! Все! Баба Надя написала, вот читай, — кинулась к ноутбуку Тоська, —
Нет автор определенно не Есенин!»
А это вот тетя Зина: " Блок прошел мимо этих стихов!»
Вот баба Клава: " Поэзия удел великих, и не стоит писать, если муза тебя не посещает!»
Раечка удивилась: «Это баба Клава так написала? Вот уж не думала, что она такой ценитель поэзии.»
Тоська замолчала и уставилась куда-то в угол мертвым взглядом. Почему-то эта перемена испугала Раечку еще больше.
«Тоська перестань, мы же знаем, что ты очень даже нужна! Ты ого-ого талантище какой! Да твои частушки вон вся область поет, скоро страна подпевать будет!»
«Раечка, — сказала замогильным голосом Тоська, — ты не понимаешь: частушки — это народное творчество, а поэзия -это…»
Тоська замолчала.
Раечка вдруг заметила, что она сама сжевала все булки и стала стряхивать крошки.
Я Ахматовой не стану,
не пишу как Блок я.
Только петь не перестану,
стану — руки в бок я!
Я девчонка хоть куда,
мои слезы не вода.
Подниму я вас на смех,
все равно я лучше всех!
Мартоська отбивала по полу пятками, подпрыгивала и крутилась. Рыжие волосы искрились на солнце, а Раечка задорно смеялась. Вместо булочек Мартоська испекла пряников и вечер вышел добрый, задушевный, с ароматным мятным чаем, с закатом в прикуску.