Бесплатный фрагмент - Дневники

Древние тайны фьорда

9 сентября

Ура! Олежек написал, что возвращается послезавтра! Переговоры успешно завершены, контракт подписан, все, включая парижских партнеров, довольны.

Замечательная все-таки вещь эти мессенджеры. Как вспомню мамины рассказы о том, что письма отца приходилось по две-три недели ждать — жуть ведь! А так у меня полно времени на то, чтобы подготовиться. Мужа буду встречать не только счастливая, но еще и красивая, и с борщом. Как говорит мама — набор «семейное счастье».

10 сентября

Олег намекнул, что меня будет ждать сюрприз. Что-то совершенно невероятное.

Так! Что мы имеем? Любящий муж возвращается из командировки. Командировки в Париж, что немаловажно.

Что же это может быть? Платье? Вряд ли, побоится напутать с размерами. Духи? Вполне возможно. Или же белье? Точно! Что еще мужчина пойдет покупать по собственной инициативе? Интересно, какое?

Вот же интриган! Ведь специально заранее сказал, чтоб помучилась. Как будто я без этого его не жду. Спасибо хоть не за неделю — извелась бы от любопытства.

13 сентября

С чего начать-то? Олег поехал на работу пораньше. У него там что-то вроде презентации. Публичный отчет о проделанной работе, так сказать. В общем-то, все верно, надо же убедить сотрудников, а главное — инвесторов, что компания развивается, закрепляется на рынке, а значит до светлого будущего предприятия в целом и каждого его сотрудника в отдельности — рукой подать.

Понятно, что Олег каждый день обсуждал с начальством ход переговоров, но на каких-то особо важных пунктах смог настоять именно он. Так что муж у меня умница.

С сюрпризом все вышло совсем не так, как я ожидала. Но Олег тут, по сути, ни при чем: сама придумала — сама поверила. Он же не говорил, что меня ждет подарок. В сообщении было именно слово «сюрприз».

Чуть не с порога муж вручил мне стопку документов, перевязанных лентой. Судя по желтому цвету бумаги, эта макулатура явно валялась в каком-то архиве не один десяток лет. Олег волновался, то и дело сбивался и перескакивал, но, в общем, история документов сводилась к следующему. На следующий день после подписания контракта к мужу подошел месье Антуан Ретиньи — глава парижского филиала — и вручил (я так и не поняла, от своего имени или от имени компании) эти бумаги. По словам француза, одна молодая пара получила наследство от дальних родственников. Часть унаследованного имущества супруги решили продать с аукциона, где Ретиньи и приобрел данные документы.

Итак, если верить парижскому партнеру, «бумаги сами по себе почти ничего не стоят, но представляют несомненный интерес для людей, подобных месье Игорев». Неужели Олежек и парижанам все уши прожужжал?

Все дело в том, что у мужа есть свой конек. Точнее, их два, но второй тесно связан с первым.

Олег страстно увлечен всем, что связано с викингами. Уже на одном из первых свиданий я выслушала пространную лекцию о том, что фамилия моего, как оказалось потом, будущего мужа — Игорев — во-первых, никак не связана со словом «иго», а во-вторых, родоначальником их был не Игорь, а некий Ингвар.

Если верить семейной легенде, варяг Ингвар поступил на службу в дружину одного из русских князей, женился, а фамилия его потомков, Ингваров, постепенно превратилась в более привычное для русского уха «Игорев».

Легенды легендами, но в Олежке действительно есть что-то такое… Высокий, широкоплечий, голубоглазый. А несколько лет назад он еще и волосы отпустил, и теперь, с этой гривой, один в один похож на Криса Хемсворта. Ну, того, который Тора в «Мстителях» играл.

В студенческие годы Олег исторической реконструкцией увлекался. Так мы, собственно, и познакомились. Парней из их группы попросили на день города провести несколько боев, вот на это шоу я и попала.

Жутковатое, скажу я вам, зрелище. Нет, красивое тоже, но как-то забываешь, что мечи не заточены. А потом Олег шлем снял. И все, я попалась.

Мне, если честно, повезло, ведь в то время девушки за ним стаями бегали. Но у меня внезапно проявились несколько редких и неожиданных достоинств: первое, я могла часами — не перебивая и не зевая — слушать истории о быте викингов и похождениях их богов, и второе, я не возражала, если Олег подолгу пропадал с друзьями, готовясь к очередному бою. Сейчас они с ребятами все больше на форумах общаются. У всех семьи, работа, разве что во время отпуска соберутся.

Второй конек Олежки — это теория о том, что языческие божества, кем бы они ни были на самом деле, действительно общались со своими почитателями. Египет и Греция мужа мало волнуют, а вот гипотезы о том, какие именно реально существующие места могли быть описаны в сагах, вызывают у него огромный интерес. Было время, когда Олег чуть спать не ложился с обеими «Эддами».

Интересно, что за головоломку подкинул мужу господин Ретиньи?

15 сентября

Вместе с мужем просматривали бумаги. Тетрадка (кажется, дневник), принадлежавшая Кэтрин Стоунер, несколько писем и газетная вырезка, приклеенная к куску картона. Я просмотрела письма. Странно все это. Кэтрин видимо была англичанкой, переселившейся во Францию. Какое отношение это может иметь к увлечениям Олега?

Вырезку я сразу вручила мужу. Он же у нас французский изучал. Престижная школа и все такое. Отчасти именно благодаря этому он работу и получил. Руководство, видимо, решило, что проще натаскать неопытного сотрудника, уже знающего французский, чем оплачивать другим соискателям языковые курсы.

Так вот, в той газетной статье тоже ничего интересного не было: что-то про открытие мастерской.

Олег тут же меня «обрадовал», что переводить дневник придется мне. Сам он английский со школы не вспоминал, посторонним не доверяет, так что настал мой час расплаты за обучение на ин-язе.

Хорошо хоть, если верить датам на письмах, все документы относятся к 1831—1833 годам. Язык, конечно, сложноватый, а манера изложения занудная, но не Шекспир же. Плюс придется помучиться, разбирая написанное. Почерк у Кэтрин, признаю, гораздо лучше моего, но я-то привыкла к печатным текстам, а тут пропись. Причем местами замысловатая.

16 сентября

Надо хоть что-то перевести. А то Олег ходит вокруг меня кругами и глаза у него как у кота из «Шрэка». Первым в стопке было какое-то письмо, с него и начну.

Дорогой мистер Норвуд,

Помните ли вы наш спор о привидениях и загадочных явлениях в целом? Вы утверждали, что все рассказы о них — плод воображения малообразованных, а то и склонных к пьянству людей.

Недавно я обмолвился о нашем споре в семейном кругу и неожиданно приобрел союзника. Вы наверняка помните тетушку моей жены Мэри — миссис Кэтрин Стоунер. Несмотря на свой почтенный возраст, она сохранила рассудительность и здравомыслие и, несомненно, обладала ими в юном возрасте. Согласитесь, что для молодой вдовы, не имевшей покровителей или знакомых, не считая дальней родственницы, открыть собственную мастерскую было настоящим подвигом. Но простите, я отвлекся. Миссис Стоунер рассказала нам о загадочных событиях, произошедших с ней в юности. К моему удивлению эту историю не знал никто из присутствовавших. Когда я осмелился поинтересоваться, почему она утаила такие необыкновенные страницы своей биографии даже от родных, она со смехом ответила: «Вы должно быть шутите, дорогой! Разумеется, я рассказала обо всем сестре и моей подруге Луизе: они хорошо знали и искренне любили меня, поэтому поверили каждому слову. Но посвящать кого-то еще? Боже упаси! Я только вернулась из Норвегии, утратив мужа, и хорошо понимала, что рассказ, подобный этому, несомненно заставил бы окружающих заподозрить, что потеря сказалась на моем рассудке, и я нуждаюсь в лечении, а Сальпетриер — ужасное место».

Миссис Стоунер была так добра, что согласилась ненадолго одолжить мне некоторые бумаги, включая дневник, которые я и пересылаю Вам.

Замечу лишь, что тетушка Кэтрин получила неплохое образование, а на момент написания дневника ей было приблизительно лет двадцать пять, поэтому она не подходит ни под одну из категорий людей, которые по Вашему мнению обычно рассказывают о загадочных происшествиях.

Искренне Ваш,

Джереми Уайт

Так, а Сальпетриер это что? Еле разобрала, кстати. Если верить Википедии, психиатрическая лечебница в Париже. Да уж, действительно безрадостное местечко.

Кто бы ни был этот Джереми Уайт, он обещает, что в дневнике будет что-то интересное. И это что-то связано с Норвегией. Не буду пока говорить Олегу, а то и сам не уснет, и мне поспать не даст.

Из дневника Кэтрин Стоунер 11 октября 18.. Вечер

Похоже, у меня появился новый дом. Пусть и ненадолго — меньше чем на полгода — но хоть какая-то почва под ногами.

12 октября. Утро

Всегда думала, что на маяках темно и мрачно. Рада, что заблуждалась. Кажется, весь солнечный свет — от первого рассветного луча и до последнего закатного — будет моим.

Видимо Гарольд не зря смеялся над моим легкомыслием. Гарольд. Гарольд Стоунер. Гарольд — мой муж… был моим мужем. И я пока не могу привыкнуть к этому «был». Он… был талантливым инженером и самым добрым и заботливым из всех, кого я знала. Гарольд рано лишился родителей, но его опекун оказался разумным и предусмотрительным человеком и не стал настаивать на юриспруденции или медицине, позволив своему подопечному заняться тем, что его действительно интересовало.

Гарольд был одним из лучших на курсе. Это (и небольшое вмешательство опекуна) позволило ему найти место сразу по окончании университета; хотя нам и пришлось ехать почти на край света. А именно — в Норвегию. Я не возражала: Гарольд должен был принять участие в постройке нового маяка, а мой муж страстно увлекался ими. Мы мечтали о его карьере, нашем собственном доме, детях… А потом… Потом был этот несчастный случай. Сорвавшийся груз. Гарольд оттолкнул стоявшего внизу рабочего, а сам… сам он не успел.

Главный инженер лично приехал рассказать мне о случившемся, выразить свои соболезнования. Помню, как он постоянно повторял: «Ваш муж не мучился… не мучился». Тогда мне это казалось нелепым: как это может утешить? как вообще получилось, что Гарольд, такой молодой и полный сил, погиб?

Сейчас понимаю, что это действительно утешение: если кому-то из ваших близких приходится покинуть этот мир, пусть это будет хотя бы безболезненно. Хотя бы для него.

Мой мир был разрушен. Я сидела в нашем номере в гостинице и буквально ощущала, как вокруг меня ширится пустота. К сожалению, судьба редко спрашивает, хотим ли мы взять себя в руки. Через несколько дней после похорон мне пришлось решать, что делать дальше. Оставаться я не могла: хотя главный инженер проявил участие и взял на себя все расходы, оставшаяся у меня на руках сумма была невелика. Нужно было возвращаться в Англию. А потом? Моя семья была против моего брака с Гарольдом. Юноша без имени и состояния. Как можно?! (Отец Гарольда был простым стряпчим). С самого детства все внимание и вся любовь родителей принадлежали моему брату Реджинальду. Он был первенцем, наследником состояния и продолжателем рода. Я и моя младшая сестра Джейн сперва были предоставлены заботам гувернантки, а затем отданы в пансион. Вернуться домой и ежедневно выслушивать лицемерные соболезнования вроде «умереть таким молодым и даже не обеспечить супругу» казалось невыносимым. Найти место? Я неплохо шила и вышивала, но этим много не заработаешь. Оставалась еще возможность найти место компаньонки; две мои подруги, с которыми я вместе училась в пансионе, уже пошли по этому пути. Изредка я получала письма от них, в которых, несмотря на все их попытки казаться жизнерадостными, между строк по капле просачивалась горечь. Заискивающе улыбаться в ответ на язвительные замечания, бросаться выполнять малейшие капризы, выслушивать упреки в том, в чем ты не виновата…

В любом случае сначала нужно было вернуться назад.

И тогда я решилась на подлог. Мне предстоял долгий путь, языка я не знала, а путешествовать одной, без компаньонки, девушке не только неприлично (что мало меня беспокоило), но и небезопасно. К счастью, нужный мне паром отходил вечером, а словесное описание в паспорте так несовершенно. Поэтому на борт поднялся юноша, господин Стоунер. Подумать только, моя мальчишеская фигура, из-за которой я столько лет втайне горевала, сейчас оказалась даром свыше. Волосы, конечно, пришлось остричь, но это было наименьшей из всех бед.

Паромом мне посоветовал воспользоваться главный инженер, посетивший меня за день до моего отъезда. Он убедил меня, что, несмотря на большое количество пересадок, это самый безопасный и удобный способ добраться до Бергена, а уже там сесть на судно, плывущее в Англию.

О путешествии на пароме рассказывать нечего: как только мои попутчики понимали, что я не знаю языка, они теряли ко мне интерес, так что мне оставалось любоваться побережьем.

В одном из небольших городков мне пришлось заночевать — нужный паром отходил только утром. Маленькая гостиница оказалась уютной, ее хозяин — человеком обходительным и разговорчивым, к тому же неплохо знавшим английский, поэтому мне не хотелось подниматься наверх.

Мое внимание привлек один из постояльцев, настойчиво пытавшийся убедить в чем-то небольшую группу мужчин, пивших пиво в углу залы. В разговоре часто упоминалось слово «fir» — маяк — едва ли не единственное, которое я знала на норвежском, не считая приветствий. Я обратилась к владельцу гостиницы, который пояснил, что человек этот — господин Ольсен — ищет нового смотрителя на маяк, расположенный недалеко от города. В летнее время там требовались трое работников, зимой же лед делал залив несудоходным, и достаточно было одного. Вот только желающих, по-видимому, не находилось.

На мое счастье господин Ольсен сносно владел английским. Да, он ищет смотрителя. Молодой господин — инженер? Как замечательно! Нет, зимой работы совсем немного. Молодому господину не о чем волноваться, смотрителю предоставляется замечательный уютный домик рядом с маяком, и он, Ольсен, обеспечит молодого господина всем необходимым, включая уголь и продукты.

Я понимала, что рискую, но все равно отчаянно торговалась по поводу жалования: оставшаяся у меня сумма была невелика, а мой гардероб был слишком легким для здешней зимы. Подозреваю, что господин Ольсен согласился на мои требования, включая аванс, не из-за моих документов инженера и не благодаря моему упоминанию о линзах Френеля (спасибо Гарольду, бывшему в восторге от нового изобретения), а только лишь из-за того, что местные наотрез отказывались от этой работы.

Мы договорились, что господин Ольсен послезавтра отвезет меня на маяк, а затем будет приезжать раз в две недели, чтобы привезти припасы и узнать, не нуждаюсь ли я в чем-либо.

Владелец гостиницы прислушивался к нашей беседе все больше мрачнея. После ухода господина Ольсена он приблизился и вполголоса посоветовал мне быть осторожнее: об этом заливе ходят разные слухи. Работник, который должен был следить за порядком до наступления весны, почему-то бросил маяк. Его видели в городе… когда же? числа 24-го вроде. Кажется, он ушел с маяка пешком. На бедолаге лица не было.

Мне оставалось только пожать плечами: с господином Ольсеном я уже договорилась, мне нужны были деньги, а идти было некуда. Теперь у меня было пристанище. Даже если все этажи маяка заселены фейри и призраками, а рядом расположен мост с троллями, вряд ли эти соседи окажутся хуже родственников с их упреками и язвительными замечаниями.

17 сентября

Рассказала Олегу, что Кэтрин осталась на зиму на маяке в Норвегии — и на весь вечер осталась без мужа. Он несколько раз перечитывал мой перевод, потом полез на форум к единомышленникам.

Зато не танки. Мужа, конечно, точно так же не дозваться, но «занят обсуждением теории взаимодействия языческих божеств с приверженцами их культа» звучит лучше, чем «прокачивает артиллерию».

Из дневника Кэтрин Стоунер

13 октября

Понемногу осваиваюсь. Господин Ольсен не обманул, когда говорил, что домик смотрителя уютный. И работы немного: смазывать подъемные механизмы, следить за порядком на маяке. Хорошо, что я загодя подумала о досуге.

Я не рассказала о последнем дне перед приездом сюда. По большей части он прошел в хлопотах и сборах. Несколько подсказанных владельцем гостиницы слов помогли мне объясниться с приказчиками магазинов. Теплая одежда, плащ, обувь, несколько пар перчаток. А еще бумага, краски и карандаши: я хорошо понимала, что придется провести несколько месяцев в одиночестве. Удалось даже купить канву и нитки для вышивания. Пришлось, правда, притвориться, что я ничего в этом не понимаю, ведь молодому мужчине не пристало заниматься рукоделием. Сослалась на то, что «хотелось бы сделать подарок миссис Стоунер, которая ждет меня в Англии». Хозяйка магазина — миловидная женщина средних лет — была очарована моей заботой о супруге и пустилась в подробные разъяснения, большую часть которых я, разумеется, не поняла. Зато в итоге у меня было все необходимое, включая иголки и схемы нескольких национальных узоров.

На следующее утро к гостинице подъехала повозка господина Ольсена, который был настолько любезен, что помог мне погрузить вещи.

Дорога заняла несколько часов. Мой новый работодатель пытался — то и дело сбиваясь на норвежский — рассказать о постройке маяка, об истории городка, но странно замялся и умолк, когда я спросила о своем предшественнике.

Буду надеяться, что предыдущий смотритель просто переоценил свои силы и не вынес одиночества. Не всем же по плечу подвиг господина Крузо.

Господин Ольсен пообещал проведать меня через несколько дней и предложил составлять к его приезду список нужных вещей, которые он непременно купит.

И стоимость которых будет вычтена из моего жалования. Что ж, постараюсь обходиться тем, что есть.

17 октября

Дни здесь похожи один на другой: завтрак, недолгая прогулка (холодный ветер отбивает желание уходить далеко), затем поднимаюсь наверх. В первое время я была зачарована открывающимся видом: скалистые берега залива, водная гладь, темная зелень леса вдали. Но есть и более практическая причина, которая удерживает меня на маяке, хотя в домике гораздо теплее: пока не наступят холода, можно в любой момент ждать посетителей, а мне не хотелось бы, чтобы меня застали за рисованием или вышивкой — слишком много вопросов может возникнуть.

19 октября. Поздно вечером

Я растеряна и подавлена. Сложно подобрать слова.

День был совершенно обычным. Писатели обычно в таких случаях используют фразу «ничто не предвещало». Вот только не предвещало чего? Беды не случилось. Но что именно произошло — я затрудняюсь объяснить.

Весь день небо было ясным, и ближе к вечеру я поднялась наверх — хотелось полюбоваться закатом. Сидя у окна в маячной комнате я задумалась: нужно было написать семье, уведомить их о смерти мужа, но ни в коем случае не следовало сообщать им, где я остановилась. Меньше всего на свете я ждала визита кого-либо из родственников с последующим разоблачением. Пока я ломала голову над решением этого трудного вопроса, окончательно стемнело, взошла луна.

В какой-то момент мое внимание привлекло входящее в залив судно. Первая мысль была о запоздавших рыбаках. Видимо, следовало предложить им ужин и кров. А мое «инкогнито» подвергалось лишней угрозе.

Но чем дольше я рассматривала приближающийся корабль, тем страннее он казался: низкий и длинный, с рядами весел вдоль бортов. Единственный парус свернут. Когда судно приблизилось, я рассмотрела резную фигуру на носу: какой-то чудовищный зверь с оскаленной пастью. Я бросилась вниз по лестнице: нужно было запереть дверь маяка. Не знаю, кем были пришельцы, но миролюбивыми они не выглядели.

Я заперла засов, подтащила несколько мешков с углем из находившейся в цокольной части маяка кладовой — откуда только силы взялись. Сейчас понимаю, что это наскоро созданное укрепление было нелепым, но тогда в моей голове была лишь одна мысль — хоть как-то задержать вторгавшихся в мой новый дом пришельцев. Затем вернулась наверх. Прозвучит смешно, но там было не так страшно бояться. К тому же была еще дверь, ведущая в помещение в верхней части маяка. Не то чтобы очень крепкая, но в тот момент любая преграда, отделявшая меня от незваных гостей, была утешением.

Стоявшую на столе лампу я погасила. Вероятно, это было глупо: вряд ли можно было надеяться, что прибывшие оставят без внимания такое высокое сооружение, вне зависимости от того, горит ли свет в его окнах.

Ночь была лунная, потому я отчетливо видела высадившихся людей, но не могла поверить своим глазам. Шлемы, кожаная одежда… мечи у пояса. Несколько человек, кажется, даже были облачены в кольчуги. Я поймала себя на мысли, что недавно видела что-то подобное.

На берегу горели костры, но пришельцы не торопились отходить от судна. В конце концов, усталость взяла свое, и я уснула прямо за столом.

Рассвет неожиданно принес облегчение: корабль уплыл. Я спустилась вниз, с трудом оттащила мешки обратно и направилась к берегу. Домой я вернулась озадаченная. Заварила чай, устроилась в кресле и надолго задумалась.

В произошедшем было что-то странное: на берегу не было никаких следов вчерашних «гостей». Найти на камнях отпечатки ног я, разумеется, не могла, но ведь от костров должны были остаться пепелища (так они, кажется, называются?). Мне все приснилось? Я бы с удовольствием поверила в это объяснение, но ему противоречили мешки с углем перед дверью маяка. Не могла же я перетащить их во сне?

Господин Ольсен приедет только завтра. Решила выспаться днем, а ночь снова провести на маяке.

В свое новое убежище я перебиралась «во всеоружии»: лампа, несколько одеял, горячий чай и даже ружье. Последнее, к вящему моему сожалению, незаряженное. Кто бы мог подумать, что умение обращаться с оружием может пригодиться женщине? А теперь вся надежда на то, что зима пройдет без происшествий.

Перед тем как подняться наверх я снова заперла дверь. Устроила себе подобие гнезда из одеял, закутала в край пледа чайник. Установила лампу так, чтобы ее свет был как можно менее заметен снаружи.

Мне остается только ждать. Ждать и думать. Мысленно вернувшись к событиям прошлой ночи, я осознаю еще одну странность произошедшего: с берега до меня не донесся ни один звук. Несмотря на расстояние, отделявшее маяк от кромки воды, я должна была услышать хотя бы голоса. Нужно будет расспросить господина Ольсена.

20 октября. Утро

Ночь прошла спокойно. Вернулась в домик смотрителя. Возможно и корабль, и те люди были просто сном. Хотя мешки…

ближе к вечеру

Господин Ольсен приехал около полудня. Привез продукты, несколько книг на английском; понятия не имею, где он их раздобыл.

Стараясь казаться равнодушной, поинтересовалась, что было раньше на месте маяка. И вот я во второй раз вижу своего работодателя смущенным.

Господин Ольсен пробормотал несколько фраз о каком-то древнем поселении, но его замешательство вынудило меня сменить тему. В любом случае маловероятно, что я услышу что-либо кроме смутных легенд или слухов. Единственный человек, с которым я могла бы обсудить произошедшее, — мой предшественник. Увы. Не знаю, чему он был свидетелем, но скорее всего он уже далеко отсюда и вряд ли вернется в эти края. Слишком уж напуганным он выглядел по словам владельца гостиницы.

Ночевать снова буду на маяке, но боюсь, что холод и неудобство скоро заставят меня отказаться от этого убежища.

21 октября

Никаких гостей — ни днем, ни ночью. Может это действительно был всего лишь сон? Говорят же, что сомнамбулы могут не только ходить во сне, но и прибираться, даже предпринимают попытки готовить…

22 октября

Просмотрела привезенные господином Ольсеном книги. Библия. Кларисса. Подозреваю, что о содержании последнего тома мой заботливый работодатель даже не догадывался.

Я неторопливо перебирала узоры для вышивания, раздумывая, с которого начать. Орнамент, небольшой пейзаж, воины, собирающиеся в поход. Внезапно мое внимание привлек корабль, расположенный в углу рисунка. Длинный и низкий, с рядами весел и большим четырехугольным парусом. Мое сердце забилось чаще: именно так выглядело судно ночных пришельцев. Фигура на носу была другой, а вдоль бортов не висели щиты, но очертания были те же. Название судна я не помнила. Что-то связанное с драконами.

Как это могло произойти? Эти корабли и воины давно стали сказкой, как они могли оказаться той ночью в заливе?

Я растеряна. То ли мне приснился сюжет, мельком увиденный мной на рисунке, то ли произошло нечто невозможное. Мысль, что это был просто сон, утешает и успокаивает, зато во втором случае понятно, почему сбежал смотритель, живший здесь до меня.

23 октября

События прошлой ночи сливаются, как в узоры в модной игрушке — калейдоскопе. Стоило взойти луне, как на берегу из ниоткуда возникло целое поселение. Огромные горящие костры, пиршественные столы, сражающиеся в поединках воины…

Очевидно, что я стала свидетельницей какого-то празднества. Не знаю, когда все исчезло — я уснула. Наутро на берегу снова не было никаких следов.

Попыталась вспомнить и нарисовать увиденное ночью. Пара — юноша и девушка — передают друг другу что-то на остриях мечей. Позже он на руках отнесет ее в один из домов, сопровождаемый толпой — друзей, родных? — несущих факелы и, кажется, кричащих какие-то приветствия, но голосов не слышно. Воины сходятся в схватке, и когда одному из них удается повергнуть противника, наблюдающие за боем соотечественники поднимают кубки и снова, по-видимому, оглашают побережье криками. Пламя костров… такое яркое, как будто горит целый лес.

Это странно, но я, видимо, привыкаю к новым «соседям». Возможно, я просто устала бояться. К тому же они явно не видят маяк, даже не поднимаются сюда.

Мне кажется, что прежний смотритель так испугался, потому что наблюдал их вблизи. Вероятно, даже был на берегу в момент их появления. Внезапно оказаться окруженным вооруженными людьми в странной одежде… Не удивительно, что он так поспешно покинул маяк.

24 октября

Холодно. Решила ночевать в домике. Не знаю, кто мои «соседи», но даже если они и опасны для меня, вряд ли маяк может послужить надежной защитой. Гораздо больше риск подхватить воспаление легких, оставаясь наверху.

23 сентября

История о появлении странного корабля вызвала настоящую бурю. Олег носится по квартире, вслух обдумывая события, которые описывает Кэтрин. То и дело раздаются его вопли «драккар, конечно!», «залив, скорее всего, узкий», «точно! шли на веслах».

Кажется, больше всего Олег сожалеет о том, что нет подробного описания шлемов, кольчуг и самого судна. Он что, серьезно думает, что женщина должна во всем этом разбираться? Бедная Кэтрин! Она, наверное, за всю жизнь не слышала столько нареканий.

Обидно, что среди бумаг нет ни одного наброска. Может тогда мой исследователь-энтузиаст отцепился бы от ни в чем не повинной девушки.

Впрочем, меня больше заинтересовала загадочная «Кларисса». Если кто не знал, Ловелас — это именно оттуда. Читать, признаюсь, не стала. Перевод был сделан в каком-то далеком году, со всеми ятями и ерами, присущими тому времени. Ограничилась тем, что просмотрела краткое содержание.

Итак, главная героиня была не только подверглась надругательству со стороны кованого соблазнителя, но еще и умерла, не выдержав такого бесчестья. Ни торжества добродетели, ни хоть какой-то справедливости. Для тех времен действительно ужас-ужас.

Из дневника Кэтрин Стоунер

27 октября

Я оказалась совершенно не готова к здешнему снегопаду: домик и маяк замело настолько, что требуется прилагать уйму усилий, чтобы открыть дверь и расчистить дорожку к двери маяка. И делать это приходится ежедневно, иначе я рискую оказаться замурованной. Неожиданно неприятными стали и мои обязанности в качестве смотрителя: прикосновения к металлу не доставляют удовольствия, даже если руки защищены перчатками.

Стараюсь утешить себя тем, что эта метель защищает меня от любого вторжения. Может что-то хорошее есть и в моих ежедневных «раскопках» — волей-неволей мне приходится выбираться из постели, готовить — и отогреваться, разбрасывая снег.

29 октября, полдень

Первый солнечный день за долгое время. Снег слепил глаза, но я все равно провела все утро во дворе — слишком соскучилась по дневному свету.

вечер

У меня был гость. Разнообразия ради — вполне настоящий. Пожилой крестьянин, живущий в соседней деревушке — еще крепкий и бодрый старик. Объясняться мы могли лишь жестами; хорошо хоть я догадалась достать карандаши и бумагу.

Пожалуй, со стороны мы смотрелись забавно: махали руками, чертили фигурки на листах, старательно поддерживали импровизированную беседу восклицаниями.

Если я все верно поняла, дочь этого старика, переехавшая после свадьбы в город, должна была недавно разрешиться от бремени. Вот он и не утерпел — воспользовался первым же погожим днем, чтобы увидеть внука. Или внучку. А ко мне завернул, чтобы согреться горячим кофе, поскольку день хоть и выдался солнечным, но мороз был беспощаден ко всем, решившимся покинуть тепло своего дома.

Перед отъездом он несколько раз повторил слово «Самайн», похоже, предупреждая меня о чем-то. Не сразу я вспомнила, что так раньше назывался День всех святых. Что же, некоторые суеверия гораздо более распространены, чем мы можем представить.

30 октября, вечер

Я планировала этот дневник как еще одно средство скоротать время — наравне с вышивкой и рисованием — возможность избавиться от скуки, погрузиться в воспоминания, поразмышлять… Но после первого появления моих «соседей» большая часть событий прошлой жизни стала казаться картинами в волшебном фонаре: то ли было, то ли нет, но точно не со мной.

Не знаю, виной ли тому пережитое потрясение, или же оторванность от общества других людей, но воспоминания кажутся снами. Привычка Гарольда гладить мои волосы, когда мы вместе мечтали о будущем, сидя у камина. Запыхавшаяся Джейн — она одета в короткое светлое платье, один из носочков сполз, а туфельки запорошены пылью — кричащая «подожди, Кэтрин» и тщетно старающаяся догнать меня. Долгие нотации нашей гувернантки, внушающей нам, что юным леди пристало чинно шагать по аллеям парка, а не носиться как бездомным сорванцам. А вот мы с подругами шепчемся в углу сада при пансионе: когда Луиза на Рождество ездила домой, за ней принялся ухаживать один из друзей её старшего брата. Теперь она хихикает над нашими шутками и предположениями, слегка смущается и немного — совсем чуть-чуть — задирает нос. А мы и завидуем, и радуемся — ведь внимание к ней означает, что мы из девочек-пансионерок, неуклюжих и невзрачных, превращаемся в юных леди, а значит близится время, когда за нами будут ухаживать, нами будут восхищаться и, ах, наконец сделают предложение.

Разве все это было со мной? И как могут эти страницы из жизни девочки, девушки, молодой женщины сравниться с тем непостижимым, что ждало меня на этом берегу?

Но, кажется, я увлеклась, пора спать.

26 сентября

Вчера взбунтовалась и потребовала два дня отдыха. В конце концов, имею я право провести нормальные выходные с мужем? На викингов, дневники и язычество был наложен запрет.

Олег на удивление легко согласился. Подозреваю, правда, что причиной «капитуляции» были последние несколько страниц дневника, на которых ничего необычного не описывается.

Так что мы погуляли, заказали пиццу и посмотрели несколько фильмов о Гарри Поттере. Олег, правда, предлагал сходить на «Дьявола», но я отказалась. Хватит с меня той мистики, которую я перевожу.

Выходные были отличными до позднего вечера воскресенья, когда Олежку озарило: внезапно ему в голову пришла мысль, что 22 октября, когда Кэтрин увидела поселение, викинги отмечали Ветрнэтр (вроде так) или Зимние ночи.

Не знаю, было ли это совпадением, но у Олега, кажется, появилась какая-то теория. Вроде бы это связано еще и со словами старика-крестьянина о Самайне.

Теперь от меня требуют продолжения перевода. Придется с утра засесть.

Из дневника Кэтрин Стоунер

31 октября, днем

Снова метель. Сегодня день всех святых, но вряд ли мне удастся разглядеть то непознанное, что поселилось в здешних краях, даже если оно соблаговолит появиться: пелена снега отгородила меня от всего, так что даже стоящий рядом маяк виден лишь как смутная громада.

1 ноября, вечер

Впредь буду более высокого мнения о непознанном: если оно желает дать о себе знать, то стихии его не остановить. Как впрочем и человеческой воле.

Вчера ночью, когда я оторвала взгляд от страниц Клариссы (нужно же воспользоваться случаем и прочесть заветный том, запретный для юных девушек и женщин), поселение соседей как никогда походило на картину волшебного фонаря: буря словно раздвинула завесу между моим домиком и деревней неизвестных, но продолжала бушевать в небе, над покрытым льдом заливом, над лесом. Двери домов были приоткрыты, несмотря на снег, лежавший у стен, но жители не показывались. Изредка казалось, что какие-то серебристые облака сгущались у входов и проникали внутрь, но может то была лишь игра света или моя фантазия.

Я потянулась за карандашами и бумагой, чтобы набросать этот пейзаж — мирный и загадочный одновременно: дома с крышами, засыпанными снегом, огромный костер в центре; дав волю фантазии, я наметила даже несколько облаков у дверей и темные тени, пляшущие в снежной пелене за гранью света.

Случившееся далее я не рискнула бы описывать вслух, боясь вызвать подозрения в безумии: мое уединение было прервано криками и громовым топотом копыт. Я резко вскочила, опрокинув стул и всматриваясь в небо над поселением. Пелена бури была разорвана кавалькадой всадников. Раздались звуки рогов, и ехавший первым потряс над головой копьем, а восьминогий конь его поднялся на дыбы, заржал, и звук этот сотряс берег. По небу пронеслись воительницы в крылатых шлемах, сжимавшие в руках мечи, окутанные бледным сиянием. Когда предводитель осадил своего коня и, окидывая взглядом берег, обернулся в сторону маяка, мне показалось, что лицо его пересекает повязка, закрывая один глаз. Пришпоренный скакун снова поднялся на дыбы, а на плечо всадника опустился огромный ворон. Через мгновение вся кавалькада растворилась в буре.

27 сентября

Кажется, теория насчет праздников подтвердилась. Теперь Олег строит предположения о том, когда таинственное поселение появится в следующий раз, и что за всадников видела Кэтрин.

Женщины в шлемах, насколько я поняла, — это валькирии. Они собирали и доставляли в Вальхаллу (тамошний брутальный аналог рая) души воинов, павших на поле боя. Ничего себе работа у девочек.

Тогда, если верить моему «аналитику», вся эта скачущая толпа — участники Дикой охоты, а их предводитель, соответственно, Один.

Надо будет попозже поймать Олега и заставить его рассказать обо всем подробнее.

Теперь мужа больше всего занимает вопрос, действительно ли Кэтрин видела что-то сверхъестественное, или же это чья-то шутка. Мало ли было мистификаторов во все времена. Один Калиостро чего стоил.

Странно, что Олегу еще не пришла в голову мысль проверить, действительно ли эти бумаги относятся к началу 19го века. Должны же быть какие-то эксперты в этой области? Если даты настоящие, то я уверена, что все описанное — правда. Какой смысл в том, чтобы создать поддельные документы — и никому их не показать? Нет, все подделки создаются для того, чтобы получить какую-то выгоду, ну или хотя бы подкинуть такую фальшивку в прессу и посмеяться, наблюдая за тем, как доверчивые люди поверили в вашу выдумку. А дневник и письма Кэтрин почти двести лет тихо пылились на какой-то полке.

Разве что это розыгрыш француза, подарившего Олегу дневник и письма. Но зачем это Ретиньи? Ладно бы в начале или в середине переговоров, чтобы, не знаю, рассеять внимание, отвлечь, в виде «взятки». Но договор-то уже подписан. Бессмысленно.

28 сентября

Посоветовала Олегу отдать бумаги на экспертизу. В конце концов, не все же могут похвастаться, что у них в библиотеке завалялись такие древности.

30 сентября

Вовсю наслаждаюсь заслуженным отдыхом. Через общих знакомых Олег нашел реставратора, занимающегося печатными изданиями, так что дневник и письма отданы специалисту. Не знаю, сколько времени займет эта процедура, поэтому буду пользоваться случаем.

1 октября

Сегодня сбежала из дому. Нет, не насовсем, конечно, только на вечер. Муж все равно занят тем, что перечитывает перевод и пытается решить, стоит ли говорить о дневнике и прочем кому-то из друзей.

Так что я созвонилась с Иркой и Яной, и мы вместе засели в нашем любимом кафе. Место там замечательное, вот только расположено не совсем удачно. С одной стороны, центр города, напротив парка, и все замечательно, а с другой, владельцы, когда выкупали помещение на первом этаже, не учли, что здание старое и с перепланировкой будут сложности. В итоге вид из окон отличный, а вот вход оказался во дворе.

Нам это, конечно, только на руку: когда не приди, всегда найдется свободное место.

С Яной и Ирой мы не то чтобы близкие подруги, просто когда-то работали вместе, но приятно бывает посидеть, поболтать и поделиться рассказами на тему «а вот мой недавно», и не важно, что я рассказываю о муже, Ира о муже и трехлетнем сынишке, а Яна о коте.

Вернулась я не поздно, часов в десять. Подозреваю, что Олег моего отсутствия толком и не заметил.

И как теперь оторвать его от этих тайн и загадок? Хотя есть у меня одна идея…

4 октября

Лучшим названием для этих выходных было бы «в гостях у сказки». Я потребовала, чтобы Олег подробнее рассказал мне обо всех этих праздниках, охотах и прочем. Сослалась на то, что перевод получится более точным, если я буду лучше разбираться в теме.

Женское коварство не знает границ: теперь мне оставалось лишь поудобнее устроиться на диване и слушать «мрачные сказки севера». (Откуда же эта фраза-то? Да, точно! Из «Призрака оперы»). Олег даже готовил сам, лишь бы я не отвлекалась.

Кое-что я знала и раньше, про драккары, например. Но большая часть того, что я услышала, была открытием.

Ветрнэтр, из-за которого Олег поднял столько шума и развил целую теорию, был праздником начала зимы. Хотя праздновать, насколько я поняла, было особо нечего. Зима в скандинавских странах — явление суровое, а в то время — тем более. Холодно, очень короткие дни, дороги засыпаны снегом. (Представляю. Брррр!) Короче, «Зима близко» из «Игры престолов».

Самайн по времени совпадает с Хэллоуином. Только если в американском варианте по округе шастают злые духи, то викинги верили, что в эту ночь умершие могут навестить своих близких.

С Дикой охотой все вообще интересно. Во-первых, рассказывают о ней не только в Исландии, Норвегии и Швеции. В Англии, Ирландии и Германии это тоже распространенная легенда. Во-вторых, рассказчики никак не решат, кто эти всадники. Вариантов уйма: Один с валькириями, король или королева эльфов со свитой, Геката в компании ведьм.

Мне больше всего понравился вариант с сэром Френсисом Дрейком. И правда, чем еще заняться старому адмиралу и пирату после смерти? Олегу, правда, эта версия не подходит: сэра Френсиса, говорят, видели едущим в карете, сопровождаемой безголовыми собаками. Чего не было — того не было.

5 октября

Олег вернулся домой довольный, как объевшийся сметаны кот. Пару месяцев назад я решила бы, что ему предложили повышение или подняли зарплату.

Мне повторно вручили дневник и письма, но теперь уже в качестве подлинных исторических документов. Понятия не имею, как можно определить возраст таких бумаг, но реставратор подтвердил, что они и в самом деле были написаны в тридцатых годах 19го века. Их лаборатория может даже выдать соответствующие справки.

Все, теперь Олег окончательно лишился покоя. С трудом убедила его пока ничего не говорить единомышленникам по «теории взаимодействия». Нужно сперва закончить перевод. Мало ли, вдруг где-то ближе к концу дневника выяснится, что Кэтрин страдала каким-то расстройством. Или сочиняла сказки для племянников.

Сама я так не думаю. По-моему эта англичанка была на редкость уравновешенным и здравомыслящим человеком. Меня бы после первой же ночи нашли как минимум поседевшей.

Но сама идея о том, что Тор или Один вообще существовали, многим кажется сомнительной, что уж говорить обо всем остальном. А у Олега нет сейчас никаких подтверждений, кроме записей в дневнике.

Из дневника Кэтрин Стоунер

2 ноября

Скоро должен приехать господин Ольсен. Я и с нетерпением жду его визита и слегка досадую. Приятно будет поговорить с кем-то (пантомима со стариком-крестьянином не в счет), на время отвлечься от здешних тайн. Но то, что я точно не знаю день его приезда, — крайне неудобно: я не могу заняться вышивкой или рисованием, не рискуя быть застигнутой врасплох. А мне весьма не хотелось бы метаться по дому подобно испуганному кролику, стараясь спрятать свое рукоделье.

3 ноября

Метель. Не думаю, что сегодня стоит ждать гостей.

Тропинка, ведущая от домика смотрителя к двери маяка, из-за сугробов по обе ее стороны все больше напоминает рвы вокруг тех королевских замков, что были нарисованы в книгах сказок. А нетронутое покрывало снега как будто говорит, что никого больше не осталось на всем свете.

В такую погоду хочется видеть у очага всю семью, слушать долгие рассказы, вспоминать былое, пока не закончатся зимние песни ветра и в мир не вернется тепло. Самое время для уютных историй о том «как тетушка Мэри, бывшая в те годы юной девушкой, отвергла своего воздыхателя», о том «как дядюшка Арти повздорил со своим приятелем», или «как дедушка Теодор потерял очки» — историй домашних и всем известных, знакомых до последнего слова и рассказываемых не для того, чтобы поразить слушателей необычайными приключениями, вовсе нет, но чтобы напомнить старшим о годах юности, поведать молодым о ждущей их жизни, сплотить и сблизить всех собравшихся. И когда вдали от дома вы заговорите о семье, то вспомните не фамильные портреты, не то, какие подвиги совершили ваши предки, и даже не герб, если таковой имеется. Нет, вспомнятся именно эти тихие вечера у камина.

К сожалению, в моей жизни их было мало, а вместо большого дружного семейства в этих воспоминаниях только Джейн, я и гувернантка. А позже Гарольд. Но это счастье было слишком коротким.

5 ноября

Мой работодатель еще не приезжал, но, думаю, никто не стал бы винить его в этой задержке: отправляться в дорогу в такой снегопад — безрассудство.

8 ноября

Наконец приехал господин Ольсен. Привез продукты, новости о городке, который я видела мельком, и сплетни о людях, которых я вовсе не встречала. А также — в качестве знака благоволения со стороны госпожи Ольсен и извинения за задержку — пучок зелени, лично выращенный в теплице почтенной супругой моего работодателя. И, разумеется, ту часть жалования, что полагалась мне за эти две недели.

Когда все мешочки и свертки были выгружены, господин Ольсен осмотрел маяк, проверил лебедку и, по-видимому, остался доволен. Пока мы пили кофе — еще один знак заботы и одобрения — он высказал похвалу моим стараниям, пообещал вернуться через две недели — увы, точнее сказать нельзя, эти снегопады! — и отметил, что домик смотрителя никогда ранее не содержался в таком образцовом порядке.

Задерживаться он не стал: благоразумие и знание здешнего климата требовали вернуться в город до того, как стемнеет.

Проводив господина Ольсена, я вернулась в свой домик и с улыбкой осмотрела его. Разумеется, в нем царил порядок: нравы в пансионе были строгими, а неряшливость считалась одним из смертных грехов. Я слышала, что в дорогих школах уставы были гораздо мягче, а наказывали девочек только в исключительных случаях, но наши с Джейн родители не считали возможным или нужным тратить значительные суммы на наше образование. Беспорядок в вещах, опоздания, неопрятность во внешнем виде или платье — все это были прегрешения, требовавшие немедленной кары в виде лишения обеда или нескольких ударов розгами.

Может еще и поэтому я не задумываясь приняла предложение Гарольда: в нем не было и следа присущей светским молодым чопорности, он обладал живым и любознательным умом и ценил во мне те же качества. По его мнению леди, разумеется, должна быть образованной и воспитанной, но при этом оставаться живым человеком, а не превращаться в марионетку, движимую лишь соображениями благопристойности.

7 октября

И забавно, и вместе с тем логично то, что интерес у меня и Олега вызывают разные фрагменты дневника. Муж с нетерпением ждет эпизодов, которые подтвердят или опровергнут его теории, так что последний переведенный мной кусок ему кажется скучным. Да и вообще… Не любит Олежек мелодрамы. И шарахается от подобных фильмов и книг, даже если они современные. Мне пары попыток хватило: сидит, вздыхает, глаз несчастные… А тут целый набор воспоминаний и рассуждений «лирического свойства». И деваться некуда! Прям месть за то, что отказался со мной «Гордость и предубеждение» смотреть.

А мне нравится. И еще, Кэтрин права. Когда Олег надолго уезжает, и мне приходится в одиночестве проводить вечера, память в первую очередь подбрасывает тихие и теплые воспоминания.

Самое любимое, пожалуй, то, как муж ухаживал за мной, когда я болела гриппом. Смотрелись мы просто замечательно: здоровенный широкоплечий верзила, которому для полноты картины не хватало только секиры и шлема, сидел рядом со мной на диване, по-турецки скрестив ноги, и вслух читал отрывки из «Мемуаров папы Муми-тролля». И время от времени ворчал, чтобы я не забывала пить чай, а то остынет.

9 ноября

Из дневника Кэтрин Стоунер

Идет снег. Немец сказал бы, что фрау Метелица, вероятно, ждет прихода гостей, и поэтому так тщательно взбивает все свои перины. Когда я просыпаюсь, в комнате царит полумрак из-за серых облаков, затянувших небо, и бесконечного танца снежных хлопьев. Самые светлые часы я непременно посвящаю маяку и ведущей к нему дорожке, а по возвращении приходится зажигать лампу, чтобы ее мягкий желтый свет разогнал полумрак раннего вечера. Царство сумерек.

Самой большой отрадой стали краски: красные яблоки в золотистых крапинках, солнечные букеты нарциссов и фиолетовые — ирисов, густая синева июльского неба и пестрые крылья бабочек — я пытаюсь перенести на бумагу все яркие воспоминания, чтобы не поддаться печали полумрака этих мест.