Бесплатный фрагмент - Дневник училки

Фигура первая. Активная

1

Откуда-то из мрака доносится щебет птиц и плавные звуки музыки. Я дотягиваюсь до прикроватной тумбочки и выключаю будильник. Беру телефон в руки, щурюсь впотьмах, чтобы рассмотреть, который час. Почему 5:30?

Ах, да! Сегодня же пятница! Мы с Аллой Константиновной дежурим у входа. Вот уже два года, как официально закончилась пандемия, а термометрию в школах ещё не отменили. Изволь раз в неделю приходить на работу на полчаса раньше, мёрзни на сквозняке возле входа и измеряй школьникам температуру. Что?! Какая переработка? Какая доплата? Это входит в ваши учительские обязанности!

Отчаянно прорываясь сквозь сон, головную боль и тошноту, всё-таки встаю с кровати, плотно закрываю за собой дверь в спальню, чтобы не разбудить Льва (прошу не путать с хищником, это мой муж!), и плетусь на кухню.

Нащупываю на стенке выключатель. Щёлк! Пучок электрических волн резко бьет в глаза. О, Зевс-громовержец, за что ты так со мной?! Пару секунд я ещё морщусь от яркого света, но этот толчок заставляет меня тут же проснуться и основательно ускориться.

Быстро ставлю на плиту чайник и кастрюлю с гречкой. Пока будет закипать, успею посетить удобства! Запрыгиваю в душевую кабину, поливаю голову теплой водой, энергично втираю шампунь и снова направляю на себя горячую струю душа. Тепло окутывает, расслабляет, головная боль слабеет, и я на минуту замедляюсь, млея от удовольствия.

Когда шум воды смолкает, слышу, как на весь дом разрывается свисток чайника. Блин, разнежилась!

Вслед за этим из спальни раздается истерический крик моего благоверного: — Да выключите же его кто-нибудь!!!

Тут чайник неожиданно стихает, и из кухни подает голос сын Васька: — Мам, я чай заварил и газ под гречкой уменьшил. Она всю плиту забрызгала! Не задерживайся, пожалуйста, мне тоже сегодня к первой паре.

Хорошо, что дети уже взрослые. Вытираясь полотенцем, придирчиво рассматриваю себя в зеркале. «Да, не шишнадцать!» — подбадриваю себя голосом Раисы Захаровны. Похудеть бы только килограммчиков на десять… И всё же я ещё ничего: в меру упитанная женщина под полтос, самочка Карлсона без пропеллера. А жаль! Это я про пропеллер, он бы мне с утра не помешал. Так, а про самочку Карлсона — откуда? Тю, да это ж мои любимые «Сваты»!

— Изверги! Вы, наверное, всю девятиэтажку на ноги подняли своим чайником! — выводит меня из оцепенения очередной Левушкин вопль.

Высовываюсь из ванной уже в халате и с полотенцем на голове:

— Прости, я не специально. Просто очень спешу. Сейчас ещё феном шуметь буду. — Понятно, — обреченно заключает супруг, выбрасывая ноги из-под одеяла. — Кофе будешь? Я сейчас сварю.

— Кофе? — на секунду задумываюсь. — Нет, не надо. Я и так на взводе. Дежурю сегодня. Лучше чай с лимоном, а то тошнит, как всегда, с недосыпу. Вась, а гречку кто будет есть?

— Мам, я лучше бутерброд.

— Кстати, помнишь, что мы с тобой сегодня вечером идем слушать хор Валаамского монастыря? Не задерживайся в универе.

— Точняк, мам! Я забыл.

Как можно о таком забыть? Я уже неделю хожу в радостном предвкушении. Это ж как повезло: сами к нам в Краснодар пожаловали!

Так, прическу сделала. Легкий макияж, чтобы народ с утра не распугать. Сумочка Гермионы Грейнджер на месте, пакет с тремя пачками тетрадей тоже. Ноги в кроссовки — и я полетела!

Возле лифта свободно. Не все ещё проснулись.

Везёт Лёве! Не торопясь на кухне кофеёк попивает. Думаете, бездельник? Не тут-то было: он — главный добытчик в семье! Хорошая вещь — удалёнка.

А я кручусь за три копейки… Надо было в молодости профессию инженера-проектировщика осваивать: с утра встала, компьютер включила и работай себе спокойно. Что-то непонятно? Можно для разнообразия в офис съездить, проконсультироваться, на людей посмотреть — себя показать.

Эх, подвела меня любовь к Пушкину, подвела… Скачу теперь, чтобы температуру кому-то мерить. Как будто я для этого школу с золотой медалью закончила, а потом на филфаке всякие постмодернизмы изучала!

Чпоньк! Раздался звук мобильного сообщения. «Юлия Викторовна! Саша сегодня приболел. Пропустим.»

Это уже 7 часов? То-то, я смотрю, родители активизировались.

Чпоньк! «Юлия Викторовна, доброе утро! Отпустите, пожалуйста, Лену после 3-го урока. Нам к зубному,»

Я на ходу читаю сообщения и нервно ускоряю шаг, понимая, что на дежурство уже опаздываю. Чтобы немного успокоиться, начинаю напевать про себя:

Нам песня строить и жить помога-а -ет,

Она, как друг, и зовёт, и ведё-от!

И тот, кто с песней по жизни шагает,

Тот никогда и нигде не пропадё-от!

Раз, два! Раз, два! Шире шаг! Легко на сердце от песни весёлой! Всё просто, понятно и весело. А значит — на века!

2

На пять минут я всё-таки опоздала, и теперь мне неудобно перед Аллой Константиновной. Она-то, как всегда, пришла вовремя и уже стоит у входа с термометром. Я, опытный сотрудник, бывалый учитель-словесник, мать двух выпускников-медалистов нашей же гимназии, рядом с Аллой Константиновной чувствую себя жалкой троечницей.

Ровесница президента, она тоже из тех людей, на которых всё держится. Дети знают, что математичка никогда не бывает на больничном, хотя работает в две смены. При этом она отнюдь не робот. Алла Константиновна надежная, как автомат Калашникова, добрая, как сестра милосердия, талантливая и скромная, как Валентина Толкунова, и справедливая, как Фемида.

Последнее качество пару лет назад сыграло с ней злую шутку. Алла Константиновна проверяла очередную контрольную работу у семиклассников. Контрольная как контрольная, для средней, очень средней школы,.. Состоит из пяти заданий, чтобы было удобно оценивать.

Наша героиня труда привычно делала исправления, выставляла оценки. В очередной тетради из пяти заданий правильно было выполнено только два. Значит, и контрольная написана на «2».

Почерк был знаком. Алла Константиновна, не веря себе, посмотрела на титульный лист. Так и есть: это тетрадь отличницы Лены Свербыгуз! Низких оценок она раньше, конечно, не получала. Но справедливость превыше всего: если у плохиша Павленко за три неправильно решенных задания стоит двойка, значит, Свербыгуз надо ставить то же самое.

На следующем уроке всегда самоуверенная Ленка ревела белугой, не обращая внимания на увещевания Аллы Константиновны о том, что не стоит так расстраиваться из-за случайной оценки, что четверть ещё не заканчивается и всё ещё можно исправить.

— Вы не понимаете! — рыдала Свербыгуз на весь класс. — Меня же предки прибьют!

В конце концов у пострадавшей поднялась температура и её отпустили домой. А через три дня стало известно, что родители Лены в тот же злополучный вечер подали жалобу на Аллу Константиновну, да не в какой-нибудь департамент образования, а сразу президенту.

— Как будто ему заняться больше нечем! — возмущались обескураженные коллеги.

Возмущайся — не возмущайся, а прилетело всем: и департаменту, и директору, и, конечно, «вредной» математичке. Сначала её, самого прилежного и ответственного работника, заставили написать объяснительную о том, как она посмела сотворить такое неслыханное зло в отношении ни в чём не повинного ребёнка. Затем объявили, что в течение полугода департамент будет детально просматривать все проводимые ею уроки.

Надо сказать, что в век ЕГЭ почти в каждом школьном кабинете висят две видеокамеры, пишущие звук. Так что учителя могут чувствовать себя, как кинозвезды: всё время под прицелом объектива, даже почесаться нельзя!

В школьных коридорах (там камеры беззвучные!) не было конца обсуждениям.

— Хорошо хоть не оштрафовали! — радовались одни.

— Да за что? — удивлялись другие. — Законом двойки не запрещены!

— Это мы так думаем, а родители считают, что двойка — самое большое унижение для их дитяти, — поясняли третьи.

— Да президенту надо было самолично разобраться и обязать родителей за моральный ущерб Алле Константиновне миллион рублей выплатить! — шипели четвертые по углам.

Возмущались, жалели, шипели, но в открытую так никто и не выступил. Я тоже сидела, как страус, засунув голову в песок. Против ветра не плюют!

Но Родина-мать выстояла в лихую годину и подглядывающих из-за угла союзников милосердно простила. На участливый вопрос «Как вы?» Алла Константиновна спокойно отвечала:

— Как обычно! Хотят сериал из жизни учителя — пусть порадуются.

«Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя!» Я — то уж точно не богатырь. В лучшем случае, Ярославна над Дунаем.

3

Вот и сейчас Алла Константиновна с термометром в руках беззаветно и безропотно осуществляет медицински-безопасный прием детей в школу «за себя и за того парня».

Я залетаю в дверной проём с виноватым видом, быстро приветствую её, резко врываюсь в комнату охраны, швыряю на стул свою нелегкую поклажу, хватаю второй термометр и, не раздевшись, (ещё чего, на улице холодно, в дверях дует) встаю напротив Аллы Константиновны. Вход теперь оцеплен с двух сторон! Ни один микроб не проникнет!

Время раннее. Детки в школу не торопятся. В коридоре пока звенит всего несколько голосов разведчиков. На штурм пойдут минут за десять до звонка. Воспользовавшись паузой, проверяю исправность аппаратуры на себе. Термометр загорается, пищит и показывает 34 градуса.???

Вот и всё… Битва проиграна, ещё не начавшись. Нас предали, дорогой товарищ! Как обычно, нет средств на замену термометров. Весь этот спектакль рассчитан на камеры, висящие в фойе. Сверху спущен приказ: «Даешь термометрию!» «Рады стараться, дорогой товарищ Джабраил! — выстроившись в шеренгу звонко рапортуем мы. Зачем весь этот бред? Не нам решать. «На это есть вышестоящие инстанции!»

Хочется всё-таки увидеть хоть какой-то смысл в этом театре абсурда. Приятно думать, что мы с Аллой Константиновной представляем филиал программы «Доброе утро» в отдельно взятой гимназии. Она — вылитая Анна Шатилова. А я — милашка Сергей Бабаев. Маленькая, полненькая, в кроссовках на высокой плотной подошве (а как иначе я могу развивать такие скорости?), в кепке и пальто до колен, я чем-то на него похожа.

Сначала мы, как образцовые артисты перед спектаклем, разминаем речевой аппарат. Только у них «от топота копыт пыль по полю летит», а у нас учительские страдания.

— Хорошо, что обработку рук санитайзером отменили, — завожу я весело. — Такая вонь от них была, аж в горле першило. Вот так нанюхаешься с утра и весь день кашляешь!

— В советское время нам бы молоко за вредность давали, — бодро подхватывает моя напарница. — А сейчас… (всплескивает руками, как в танце). Кто мы такие? Обслуживающий персонал! Официант, почки царице два раза! (Щёлкает пальцами в воздухе, потом спохватывается.) Доброе утро, Милочка! (широко улыбается). Олег, ты почему вчера в школе не был? (шутливо сдвигает брови).

Дети начинают прибывать всё активнее. Термометры уже работают бесперебойно. Аппаратура, конечно, сломанная, а вот наши улыбки и приветствия самые искренние. Перешагнул ребёнок порог школы, протянул ручку — пи-ик! Здравствуйте! Доброго дня тебе, маленький человек!

Школьные двери уже трещат от напора буйной молодёжи. Ишь как они рвутся к знаниям! Я командую, как настоящий полководец:

— Выстраивайтесь в две шеренги! Одни к Алле Константиновне, другие — ко мне. Доброе утро! Доброе утро! Ксюша! (хватаю за рукав старосту своего родного 6 «Г»). Возьми ключ от кабинета. Откройте сами, готовьтесь к уроку. После звонка чтобы тишина была!

В фойе становится так шумно, что приходится постоянно кричать, чтобы тебя услышали хотя бы стоящие рядом. «Смешались в кучу кони, люди..» Подходит подкрепление.

— Доброе утро! — звенит молодым голосом и широко улыбается Анастасия Александровна, молодая модница и, по совместительству, учитель истории. — Если ваше дежурство, значит, конец недели. Вы вестники долгожданной свободы!

Молодежь у нас на вес золота. Оно и понятно: им надо жизнь обустраивать. Но тех, кто прижился, мы любим вдвойне.

— Юлия Викторовна! Я чуть не забыла, — оборачивается ко мне Настя. — Сегодня ждите маму Мущенко. Опять она чем-то недовольна.

— Настя, попросите её на третьем уроке зайти. У меня там «окно». Не при детях же отношения выяснять.

— Я ей сейчас напишу. Хорошего дня!

Да уж, «хорошего»! Лицо моё скривилось, как от оскомины. Снова госпожа Простакова к нам в гости пожаловать изволят-с!

Вошла и приветливо поздоровалась Гончарова, тоже русовед. Высокая точёная шатенка, с экстравагантной стрижкой, в длинном пальто молочного цвета, несмотря на уличную слякоть, безупречном. В свои 58 лет она несет себя, как по подиуму, только лицо умное, человеческое. «Чистейшей прелести чистейший образец»!

По-моему, Гончарова в гимназии единственный учитель, на которого ещё не писали жалоб. Ни у кого рука не поднялась. Все остальные «оклеветаны молвой».

Вот в дверном проёме появляется мальчик, который еле волочит ноги. Сзади молодая женщина держит его под мышки и усилиями своего тела аккуратно подталкивает вперед. Это наши любимцы: ученик третьего «Е» Прохор Фокин и его мама Светлана Петровна. Мы притормаживаем буйную толпу и даем им спокойно войти. Поприветствовав нас, они потихоньку продвигаются к своему кабинету.

С тихой печалью мы наблюдаем этот ежедневный подвиг матери ребёнка-инвалида. Сначала она доведет его до кабинета, разденет, усадит за парту. Учебники и тетради Проша достанет сам. Светлана Петровна поручает сына заботам учителя и выходит в коридор, чтобы не смущать весь класс.

Во время урока она сидит в фойе, на той лавочке, где все дети переобувают сменку. На перемене сбегает в кабинет, проверит сына (может, в туалет ему надо или просто засиделся, в коридор к детям рвется) и снова ждёт до следующего звонка.

Могла бы, конечно, и домашнее обучение оформить. Много в школе таких «домушников». Но Прохор любит общаться. Да и какой прок держать его в четырёх стенах с детства? От жизни всё равно не отгородишься. Где-то споткнется, кто-то обидит… Ничего, привыкнет ко всему и станет сильнее!