Бесплатный фрагмент - Дневник профессора Гаросса

Кохрана, 2005 год

1

Мотор внезапно зачихал и задёргался, словно в агонии. Этого только не хватало! Но прежде чем двигатель заглох, водитель успел включить нейтральную передачу. Затем свернул вправо и съехал с дороги. Если машину придётся бросить, то лучше сделать это в укромном месте, чтобы её не смогли обнаружить сразу. «Джеджар Форз», по инерции продолжая движение, на большой скорости проскочил обочину, углубился в лес и там, наехав на куст акации, остановился. Стоило лишь глянуть на приборную панель, как сразу стало понятно, что случилось. Топливный бак был пуст, так что пытаться запустить мотор не имело смысла.

Недовольно выругавшись, водитель выключил зажигание, чтобы потушить фары и бортовые огни: никто не должен его видеть. Затем вылез из джипа, с досадой захлопнув за собой дверь, и тут же очутился в объятиях колючего вечернего холода. Зябко поёживаясь, он огляделся. Оказалось, ему всего-то чуть-чуть не повезло. Вдали в сгущающихся сумерках отчётливо виднелись огни пригорода.

Он понятия не имел, где находится, не знал, что за город раскинулся перед ним, и, вообще, в какую страну его занесло. Но это для него в данный момент было и не важно. Всё, что сейчас ему было нужно, так это незамеченным добраться до этого города и найти там телефон, чтобы связаться со своим дядей. Тогда придёт конец его проблемам. Он сможет свободно вздохнуть, успокоиться и расслабиться. Хотя бы на время.

Приняв решение, он достал из машины заплечную кобуру, быстро надел её и сунул в неё пистолет системы братьев Броверз. Затем извлёк из салона тёмного цвета пиджак, владелец которого, похоже, был великаном, так как он оказался настолько велик, что больше походил на пальто. А для того, чтобы дать свободу кистям, пришлось несколько раз подвернуть рукава. Последней он забрал оставленную кем-то из гангстеров на заднем сидении шляпу. На удивление она пришлась впору. Удовлетворённый этим, водитель двинулся на огни, держась так, чтобы с дороги его никто не заметил. О брошенной машине он нисколько не сожалел — ведь она была не его, а гангстеров из Всемогущего Синдиката, у которых он её позаимствовал, — больше сокрушался тому, что не успел проехать каких-то полтора-два километра, и теперь приходится идти пешком и тратить на это драгоценное время.

Вскоре, кутаясь от холода в пиджак, он уже вышагивал по мрачной и пустынной улочке пригородного района. Чувствуя под мышкой пистолет, шёл уверенно, не боясь возможных посягательств со стороны местной братии. Он понимал, что наряд его был более чем странным — потрёпанные штаны и поношенная хлопчатобумажная рубашка никак не вязались с дорогим пиджаком и шляпой, — но надеялся, что этим он вряд ли значительно отличался от одеяния здешних обитателей. Быть может, армейские ботинки могли бы вызвать у кого-нибудь лёгкое изумление, но и только. Скорее, всех удивило бы не то, как он одет, а то, что одет не по сезону.

Ему было далеко за сорок, сколько точно — он не знал, но выглядел намного старше. Убегая от погони, он успел рассмотреть себя в зеркало заднего вида. Когда-то чёрные, как смоль, волосы поседели и отрасли настолько, что ниспадали на плечи. За время многолетнего анабиоза отрасли бакенбарды и усы. А лопатообразная борода почти доходила до живота. Он походил на старца, прожившего долгую и трудную жизнь. Возможно, если постричься и побриться, он помолодеет лет на двадцать, но вряд ли вернёт свои годы. Тяжёлое бремя, которое ему пришлось пережить, навсегда оставило печать на его по-мужски красивом, преждевременно состарившемся лице. Но если кто-нибудь надумал бы сейчас пристать к нему, с целью ограбить или просто поглумиться, купившись на внешний вид, то его постигло бы большое разочарование. Так как под одеждой скрывалось мускулистое, тренированное тело.

Пройдя ещё полквартала, странник, наконец-то, наткнулся на светящуюся вывеску бара, в которой не горели три первых буквы. Какой-то умник на его входных дверях небрежно написал белой краской: «Заходи — не бойся, выходя — не плачь».

— Смешно! — оценил он эту фразу и толкнул дверь.

В баре было полно народа, словно это было единственное увеселительное место. В воздухе висел густой коктейль из табака, алкоголя и человеческого пота. В глубине зала за металлической сеткой вовсю старались очумевшие от собственной игры музыканты, а около них в неистовой пляске бесновалась полупьяная толпа. У входа он остановился, чтобы привыкнуть к здешней атмосфере. Потерев нос, который защипало от такого амбре, он недовольно обронил:

— Н-да, пещерный червь тут бы не выжил. Он бы сдох сразу после первого же вдоха.

Стоявший рядом молодой метис прервал затяжку косяка и, тупо уставившись на вошедшего, спросил заплетающимся языком:

— Ты что там несёшь, мужик?

Бородач окинул его презрительным взглядом и молча стал пробираться к стойке. Метис обескуражено пожал плечами и вернулся к косяку. Больше на вошедшего никто не обратил внимание. Впрочем, он на это не обиделся.

Уже немолодой бармен, судя по лицу, прошедший огонь и воду, вздрогнул, когда перед ним неожиданно возник новый клиент: обросший, бородатый тип со шрамом на левой щеке. Странный прикид пришельца его нисколько не удивил — здешний сброд одевался и почище, — просто для столь ранних осенних заморозков он был одет слишком легко. Маленькие цепкие глазки бармена изучающее уставились на старика, словно вопрошали: «Кто ты, парень, и откуда такой взялся?» Тот не отвёл глаз и твёрдым взглядом ответил: «Не твоё собачье дело, старый пердун». Так они играли в гляделки несколько минут. У стойки никого больше не было, и никто не мешал им наслаждаться обществом друг друга. Первым нарушил молчание старик.

— Мне нужно позвонить, — требовательно заявил он.

Бармен о чём-то подумал, наверное, о том, что не стоит связываться с незнакомыми людьми, особенно, такими дерзкими, как этот, и, достав из-под стойки телефон, молча поставил его перед посетителем.

— Спасибо.

Тот поднял трубку, проверил, работает ли телефон, и, как бы между прочим, поинтересовался, в какой стране он сейчас находится. Бармен посмотрел на него как на идиота, но всё же ответил. «Повезло, — обрадовался водитель, — „Бриджитта“ приземлилась на территории родной страны». Он быстро набрал код Данкары, после домашний номер и с нетерпением стал ждать. Скоро всё образуется, и он снова вернётся в свой кабинет, к своей работе, к своим друзьям… Послышались длинные гудки, затем щелчок. На том конце провода подняли трубку. Он напрягся: неужели сейчас всё закончится?

— Приёмная господина Кректа, — услышал он приятный женский голос.

«Что такое? — не понял он. — С каких это пор в моём доме появилась его приёмная?»

— Алло! Я слушаю.

Голос был отработано мягким, но произнесённые слова ударили его как кувалда.

— Позовите Орсона, — недовольно буркнул он в трубку.

— Господин Крект сейчас занят и…

— Я сказал, позовите, и немедленно! — разозлился старик.

— Хорошо, раз вы настаиваете. Тогда, пожалуйста, назовите себя. Кто вы?

— Гаросс. Тони Гаросс, — он взял себя в руки и продолжил как можно спокойнее, — хозяин приёмной господина Кректа.

Лёгкое замешательство на другом конце провода, затем растерянный голос произнёс: «Минуточку…»

Ждать пришлось долго. Бармен за это время успел дважды налить ему газированную воду — у Гаросса в горле пересохло от нетерпения. Наконец, на линии опять щёлкнуло, и до него донёсся знакомый голос его дяди, но какой-то сухой и жёсткий.

— Слушаю!

— Ну здравствуй, Орсон! — он был озадачен таким тоном, и всё же не смог скрыть радость, услышав его.

— Это кто?

Это было уже слишком. Не узнать его! Глухое раздражение как гремучая змея зашевелилось в груди. Захотелось немедленно одёрнуть задаваку и поставить его на место. Кем там возомнил себя дядя за время его отсутствия? И он ответил, также сухо и жёстко.

— Это Тони Гаросс. И ты мог бы быть повежливее со своим боссом.

Услышав последнее слово, бармен бросил на странного посетителя пытливый, оценивающий взгляд.

— Так это, в самом деле, ты, малыш? — голос дяди резко изменился.

— Я рад, что ты сразу меня узнал, — съязвил старик.

— Но, Тони, малыш… с тех пор как ты удрал из дома, прошло больше восьми лет. У тебя изменился голос. Вот почему…

— Сколько, ты сказал, прошло? — изумился он.

— Если хочешь, я могу сказать точно, — Орсон зашелестел бумагами. — Вот. Восемь лет, пять месяцев и двенадцать дней.

— Подожди, — попросил его Гаросс и, зажав трубку ладонью, повернулся к бармену. — Какой сейчас год?

— Ты что, с Луны свалился, что ли? — удивился тот.

— Угадал, именно оттуда. Так какой сейчас год?

— Две тысячи пятый.

Теперь бармен точно знал, что от этого чокнутого старикашки нужно держаться подальше и поспешил на другой конец стойки, куда как раз подсели две молодые пары.

Вот это да! Гаросс озадаченно потёр лоб. Восемь лет! Конечно, за это время мог измениться не только он сам, но и его голос. Тут дядя прав. Но ведь секретарша доложила ему, кто его спрашивает.

— А разве тебе не сказали, что это я тебе звоню? — голос у него опять стал жёстким.

— Сказали, конечно, — отозвался Орсон, — но я посчитал, что это чья-то нелепая шутка. Ведь столько времени прошло… Но теперь я точно знаю, что это звонишь ты, и очень рад тому, Тони, что ты, наконец-то, объявился.

— Я тоже рад тебя слышать, дядя.

Он не лгал. Он действительно был счастлив услышать голос родного человека, на чью помощь так рассчитывал. Но начало разговора ему не понравилось. К тому же, Джолтон наговорил столько всякого про Орсона, что не мудрено заподозрить своего родственника в нечестности. Гаросс решил разобраться в этом до конца.

— Объясни мне, Орсон, что твоя приёмная делает у меня дома?

— Всё очень просто, Тони, — услышал он в ответ. — Пару лет назад я решил перестроить свой домишко, сделать его более современным. Вот и переехал на время к тебе. Но ты не волнуйся на этот счёт. Дом уже практически готов, остались кое-какие дела с правым флигелем. Так что тебе недолго придётся меня терпеть.

Объяснение удовлетворило его. Подозрение, возникшее было на счёт дяди, исчезло. Не хотелось верить, что близкий человек может тебя предать. Да и Джолтон перед смертью мог наговорить всё, что угодно о нём, лишь бы переманить его, Гаросса, на свою сторону.

— Тони? — беспокойно напомнил о себе управляющий.

— Мне нужно добраться до дома, Орсон, но у меня нет ни денег, ни документов. Так что мне нужна твоя помощь.

— Ты же знаешь, Тони, я всегда готов тебе помочь, — в голосе управляющего просквозила фальшь, но тот почему-то не придал этому значение. — Ты где сейчас?

Старик знаком подозвал к себе бармена и спросил у него, что это за город. Тот посмотрел на него как на ненормального, но, чтобы не связываться, ответил сразу, с некоторым апломбом, показывая этим, что такой вопрос оскорбил его:

— Кохрана, папаша. Этот город называется Ко-хра-на. Штат Коррекода. Слыхал о таком?

Этот город был известен всему миру своими сталелитейными заводами и находился на юго-западе страны, в двух тысячах километрах от столицы. Пожалуй, далековато.

— Я буду там завтра, — заверил его Орсон, узнав об этом. — Встретимся в двенадцать в баре «Карпенния». Это на западной окраине, на улице Святой Маргариты. Там нам никто не помешает.

В это время на стул рядом с Гароссом плюхнулся толстенный верзила, килограммов за сто тридцать весом, и бесцеремонно осмотрел его. Он был изрядно навеселе и теперь искал приключений. Увидев незнакомца, он сразу понял, что это то, что ему нужно. Предвкушая весёленькое развлечение, он удовлетворённо облизал губы и нарочито громко, чтобы слышал Гаросс, спросил у бармена:

— Что это за говнюк такой тут объявился, а, Джот?

— Какой-то псих, — отмахнулся тот, но тут же спохватился.

Дерзость незнакомца ему пришлась не по вкусу, и, зная задиру Клета как облупленного, он решил с его помощью проучить старика. Наклонившись к толстяку, Джот с важным видом, словно по секрету, прошептал ему на ухо:

— Похоже, сбежал из тюряги и теперь качает кому-то права. Называет себя боссом.

— Боссом? — хрюкнул от удовольствия Клет: сейчас он неплохо повеселится. — Ну-ну, посмотрим.

Он повернулся к Гароссу и сильно пихнул его в плечо, отчего тот едва не упал, успев в последний момент удержаться за стойку.

— Эй ты, мерзкий старикашка, кажется, я тебя здесь раньше не видел, а? Откуда ты здесь взялся такой наряженный?

Гаросс слушал дядю, не обращая внимания на верзилу. То, что он повидал и натерпелся на Чиккории, научило его подавлять в себе страх и смело смотреть в лицо опасности. Толстяк нарывался на неприятности, ну и пусть нарывается. Сейчас ему не до него, сейчас важнее уладить свои дела. Но на всякий случай он всё же переложил трубку в левую руку, чтобы при случае воспользоваться правой.

— Ну, ты, ублюдок! — продолжал доставать его верзила. — Тебя разве не учили, что на вопросы нужно отвечать? Или ты, может, такой крутой, мать твою, а? Крутой, да? Тебе наплевать на Клета Скоута, да? Ну-ка скажи мне, кто ты такой? Я здесь всех педиков знаю.

Гаросс смолчал, едва сдерживаясь, а любитель острых ощущений заводился всё больше, набирая обороты. Сидящие рядом посетители бросили свои дела и с нетерпением ожидали, чем всё это закончится.

— Ты ведь педик, верно? — Скоут захохотал и снова хлопнул незнакомца по плечу.

На этот раз тот был начеку. Он успел увернуться и через секунду в переносицу Клета упёрся здоровенный пистолет.

— Нет, не верно, — услышал толстяк спокойный голос старика, — я твоя смерть.

Верзила мгновенно преобразился, побледнел, крупный пот выступил на жирном лице. От страха он икнул и издал задницей характерный звук. По бару, перебивая и без того жуткий запах, стала распространяться специфическая вонь. Известный всем задира Клет Скоут наделал в штаны. Бармен зажал нос и отошёл подальше.

— Я… я з-знаю, кто ты, — жалобно залепетал перепуганный верзила, сползая со стула. — Т-ты хо-о-х-хороший парень. И ты… ты ж-же не будешь в меня стрелять, д-даже?

— Если только ты не уберёшься отсюда немедленно.

Подождав, когда посрамлённый забияка под презрительные вопли исчез из бара, Гаросс спрятал «броверз» и вернулся к прерванному разговору.

— Ты меня слушаешь, Тони? — в который раз переспросил его Орсон.

— Да, я всё понял, дядя. Завтра я тебя жду. Всё.

Он положил трубку и удовлетворённо посмотрел на бармена. Тот подобострастно глядел на него и прилежно улыбался. Джот всегда уважал людей, которым удавалось осадить таких беспокойных парней как Клет Скоут, и теперь, чувствуя за собой вину, готов был исполнить любое пожелание незнакомца, даже абсурдное. Гаросс понял это и не преминул воспользоваться этим.

— Мне нужна комната, Джот, что-нибудь пожевать и новая одежда, — он сказал это так, словно бармен был обязан ему, по меньшей мере, жизнью.

— Сейчас, сэр, — с готовностью отозвался тот и, оставив вместо себя кельнера, повел его за стойку.

2

Утром, после завтрака, Гаросс отправился на поиски бара «Карпенния», перебирая в памяти рассказанный Джотом маршрут. Он не сомневался, что его уже ищут и «кроты», и «синди», возможно, полиция тоже, и потому решил передвигаться по городу пешком. В крайнем случае, на метро. При возникновении опасности так будет легче уйти от погони. По дороге он забрёл в парикмахерскую, и хотя, как и предполагал, свои сорок с лишним лет не вернул, вышел оттуда значительно помолодевшим. Так что предстань он сейчас перед Джотом, тот ни за что не признал бы в нём вчерашнего визитёра, нагнавшего столько страха на верзилу Клета Скоута.

Шёл конец октября. Деревья стояли голыми и некрасивыми, а дома были серыми и угрюмыми, отчего улицы выглядели мрачными и неприветливыми. Было жутко холодно, но Гаросса это уже не беспокоило, как вчера. Джот поделился с ним своим гардеробом. И теперь в тёплых ботинках, пусть не в новом, но чистом твидовом костюме, в демисезонном пальто и шляпе он чувствовал себя вполне уютно и комфортно. А дующий в лицо ледяной ветер, предвещавший перемену погоды, возможно, снег, был ему даже на руку. Натянув шляпу на глаза и подняв воротник пальто, якобы для того, чтобы укрыться от ветра, он тем самым почти полностью скрыл лицо от посторонних взглядов. В таком виде вряд ли кто смог бы разглядеть в нём Гаросса. Но чтобы не испытывать судьбу, при виде джипов «Икс-космос», на которых разъезжали «кроты», и «Джеджар Форз», в которых могли находиться гангстеры из Всемогущего Синдиката, а также полицейских машин он всегда старался уйти с их поля зрения.

В бар «Карпенния» Гаросс зашёл ровно без пяти двенадцать и выглядел как человек среднего достатка в возрасте шестидесяти лет. Место действительно было малолюдным, полицейские, похоже, заглядывали сюда редко, а вопросы здесь вообще никто не задавал. Он выбрал столик подальше от двери и сел лицом к выходу. Чтобы не выделяться среди посетителей, заказал пиво.

Как только официант, принёсший заказ, удалился, к нему сразу подсел тип с пропитым, изуродованным оспинами лицом. Один из тех любителей выпить на халяву, которых можно встретить в любом баре. «Везёт же мне на идиотов», — неприязненно подумал Гаросс, глядя на него.

— Брось притворяться, парень, — без всяких предисловий начал пропойца, — я тебя сразу узнал. Понял, да? Шныря не проведёшь. Ты был сегодня ночью у Форна.

— Какого Форна? — опешил Гаросс, не ожидавший такой атаки.

— Сукин ты сын! — возмутился тот. — Тогда о чём же вы так долго трепались, а, если ты его не знаешь? И потом, куда он тебя сразу увёл? Нет, приятель, Шныря не проведёшь, — он навалился грудью на стол и многозначительно зашептал. — Уж что-что, а то, что Форн не чист на руку, мне хорошо известно. Но ты не бойся, я не побегу в полицию…

Завизжали тормоза. Кто-то подъехал к бару. Гаросс посмотрел на часы: двенадцать. Должно быть, это Орсон. Тот любит пунктуальность. Но в помещение вошёл молодой небрежно одетый парень с лицом законченного наркомана и остановился у дверей. От него исходила явная угроза. Впрочем, он этого и не скрывал. Гаросс напрягся, почуяв опасность, и потянулся за «броверзом».

— А что это ты вдруг побледнел, когда я упомянул полицию, а? Ты тоже с ними не дружишь, да? Ну-ну, успокойся. Тебе-то нечего бояться.

Забулдыга не видел, как вошедший шмыгнул носом, словно нюхнул кокаин, и внимательно осмотрел зал, затем, видимо, выбрав жертву, мерзко ухмыльнулся и направился в их сторону, и потому отнёс волнение собеседника на свой счёт.

— Со мной всегда можно договориться, — доверительно продолжил он, довольный произведённым эффектом.

Посчитав, что его жертва вымогательства достаточно запугана, он уверенно забрал бутылку пива, к которой Гаросс так и не притронулся, и, откинувшись на спинку стула, с удовольствием сделал несколько глотков.

— Закажи мне ещё выпивку и пару бутербродов, — приказал он, — и я забуду про тебя, парень.

А тем временем, не дойдя до них пару шагов, наркоман выхватил из-под пальто пистолет с глушителем. Гаросс среагировал на это мгновенно: упал на спину вместе со стулом и откатился в сторону.

— Что за дерьмо…

Возмущённый вымогатель подскочил со стула, чтобы посмотреть, что это задумал его новый дружок, и тут же с простреленной головой свалился на пол, стянув со стола скатерть. Бедолагу угораздило подняться именно в тот момент, когда киллер нажал на курок. Шум, поднятый падением его тела, не смог заглушить ответный выстрел из «броверза». Пуля попала убийце в лицо и отбросила того к двери.

Поднявшись на ноги, Гаросс не раздумывая выскочил из бара и бросился бежать вдоль улицы, расталкивая прохожих. Чёрный микроавтобус, на котором приехал стрелок, набирая скорость, последовал за ним. В нём сидело ещё двое. Один из них, высунувшись из окна, открыл по нему стрельбу.

Достигнув перекрёстка, Гаросс свернул направо. Преследователи, игнорируя красный свет светофора, повернули следом и едва не столкнулись с грузовиком, проезжавшим перекрёсток на зелёный. Водитель грузовика хотел было начать с ними разборки, выбрав для этого самую тяжёлую монтировку, но, завидев у них оружие, поспешил убраться. Воспользовавшись этой заминкой, Гаросс прибавил ходу, чтобы оторваться от погони, но тут кто-то внезапно поймал его за руку и рывком затащил в проулок. Этим «кто-то» оказался молодой, лет шестнадцати, негр, одетый в старую кожаную куртку и такие же штаны.

— Я всё видел, — сказал он, — беги за мной.

Оказалось, что этот шустрый малый знал все подворотни в округе. Они легко оторвались от преследователей и, пробежав ещё два квартала, остановились в глухом, захламлённом дворе.

— Ну вот и всё, теперь мы в безопасности, — тяжело дыша от быстрого бега, объявил парнишка, — теперь колись: ты кто?

— Тони Гаросс.

Негр не смог сдержать улыбки, приняв ответ за шутку.

— А я тогда президент Дауслойд, — весело заявил он.

— Меня, в самом деле, так зовут, — улыбнулся Гаросс.

— Ты чего, мужик, с головой не дружишь? За такую шутку «кроты» враз тебя уделают. Ты разве не понимаешь…

— Не кипятись, — дружелюбно прервал он подростка, — лучше скажи, от кого мы убегали. Кто это был?

— А разве это не твои дружки, с которыми ты забыл поделиться? — искренне удивился тот.

Прежде чем ответить, Гаросс немного подумал.

— Хм, пожалуй, так оно и есть.

— Кстати, — юнец достал из кармана пачку сигарет, протянул её собеседнику и, когда тот отказался, достал сигарету, и закурил, — ты любишь читать утренние газеты?

— Вообще-то я их читаю, но последние лет восемь мне было некогда. А что такое?

— А то, что имя Гаросса уже не котируется. Этот чувак натворил таких дел, что «Спейсер» пообещал за его голову целый «лимон». Так что, мужик, если по иронии судьбы тебе досталась такая же фамилия, то тебе лучше её поменять.

— Ты так думаешь?

— Поверь мне, так тебе будет спокойнее.

— Хорошо. Том Бромс подойдёт?

— Да хоть Дауслойд, — рассмеялся парнишка, — главное, не Гаросс. А то, услышав твоё имя, кто-нибудь ненароком может пришлёпнуть тебя… Ну-ка, подожди! — спохватился он вдруг и, отбросив сигарету, осторожно отвёл у Гаросса полу пальто, в которой зияла дырка. — Да тебя никак уже продырявили, а?

— Серьёзно, что ли?

Гаросс расстегнул пальто, затем пиджак и удивлённо посмотрел на рубаху, пропитанную кровью. Пуля пробила левый бок и застряла где-то в рёбрах. Вот гады, попали всё-таки! А он был так взбудоражен, что даже не почувствовал этого и умудрился с таким ранением на предельной скорости пробежать несколько километров. Но сейчас, немного успокоившись и увидев рану, он вдруг почувствовал жжение в боку и всевозрастающую слабость.

— Чёрт! — недовольно выругался он. — Лучше бы ты не говорил мне об этом.

— Почему?

— Кажется, я начинаю слабеть.

— Похоже, ты успел потерять много крови, — подросток озабоченно покачал головой, — но ты держись. Я отведу тебя к своему деду. Вот тогда ты сможешь расслабиться.

3

Дед, старый, страдающий какой-то неизлечимой болезнью негр, жил неподалёку, на втором этаже заброшенной пятиэтажки, где ещё год назад отключили и воду, и электричество, и отопление. Лет десять назад он неплохо процветал, оказывая услуги парням, по тем или иным причинам нарвавшимся на неприятности. Когда-то в молодости он долго работал у одного доктора и научился у него не только лечить насморк и принимать роды, но и извлекать из тел пули и штопать ножевые раны. Но годы брали своё, болезнь тоже, к тому же, в соседнем квартале объявился конкурент, и Хирург, как его тогда называли, остался не у дел и лишь время от времени проверял, не потерял ли он сноровку, на тех, кого приводил к нему его непутёвый внук.

В квартире, куда притащили Гаросса, царили холод и полумрак. Бледные лучи солнца лишь в нескольких местах проникали в помещение сквозь уцелевшие стекла, потому как в основном все окна были забиты одеялами, которых, как и матрасов здесь было очень много. Они заменяли здесь всё: и мебель, и одежду, и отопление. Раненого уложили около окна поближе к свету.

— Кого ты опять притащил, Клайд? — недовольно пробурчал вошедший старик, одетый в импровизированное пальто, сшитое из разноцветных одеял.

— Не шуми, дед, — ответил ему тот, — этому парню срочно нужна твоя помощь.

— Да он ещё и белый, — презрительно пробормотал Хирург и, развернувшись, зашагал прочь.

— Я заплачу… — прошептал Гаросс.

— У него есть деньги! — выкрикнул в спину деда Клайд. — Ты должен ему помочь, чёртов старик. Он мой приятель.

— Ну хорошо, Клайд, — старик вернулся, — раз у него есть деньги… э-э, раз он твой дружок, я посмотрю его, будь он хоть трижды белый.

Хирург присел рядом с Гароссом, который изо всех сил старался не потерять сознание, распахнул пальто, после откинул полу пиджака и осторожно убрал с раны окровавленную рубашку.

— Пулевое ранение, — спокойно констатировал он, — свежее, тридцать девятый калибр. Так… Пуля застряла в теле. Это уже хуже. Придётся оперировать.

Он потрогал раненому лоб, пощупал пульс и сокрушённо покачал головой. Затем велел внуку развести газовую горелку и приготовить инструменты и ушёл. Пока он в соседней комнате тщательно мыл руки в эмалированном тазу, Клайд извлёк из-под кучи матрасов армейский нож и стал прокаливать его на огне горелки. Через несколько минут дед вернулся с поднятыми руками, как заправский хирург.

— Инструмент готов? — спросил он внука.

— Готов! — ответил тот.

— Тогда принеси «Джерри». У меня там осталось.

Клайд убежал, а Хирург присел около раненого.

— Не волнуйся, приятель, — сказал он Гароссу, — всё будет хорошо. Ранение пустяковое, так что нечего переживать. В Анкаруке я помогал профессору Дюва. Тогда мы спасли жизни не одной сотне солдат. И, скажу я тебе, многих мы буквально вытащили с того света. Твоя рана, парень, по сравнению с теми, что мне приходилось штопать до сих пор, — мелочь. Так что успокойся и расслабься.

В это время вернулся внук с початой бутылкой «Джерри», дешёвого, но крепкого алкогольного суррогата. Больше половины её содержимого он влил в рот Гароссу, а остальное вылил на рану и руки деда.

— Наркоз! — скомандовал Хирург.

Клайд от души врезал раненому по челюсти, и тот отключился.

— Готово, док!

— Тогда приступаем.

Старик взял в руки нож и внимательно осмотрел его на свет…

4

По заверению Хирурга операция прошла успешно. Пуля была извлечена, рана зашита и забинтована. Когда Гаросс открыл глаза, Клайд снова влил в него «Джерри» и набросил сверху ещё пару одеял.

— Спи, Том Бромс, — сказал он ему, — теперь тебе надо много спать. Большая потеря крови — это тебе не шутка.

Гаросс боролся за жизнь недели две. К сожалению, старик где-то допустил ошибку — на третий день рана начала гноиться. По наказу деда Клайд купил нужную мазь, но она мало чем помогала. Шов почему-то не хотел затягиваться. Хирург лишь с недоумением разводил руками и уходил, ничего не объясняя, но заставлял внука менять повязку каждый день.

Не имея сил подняться, Гаросс вынужденно лежал в постели. В основном спал или дремал, а в минуты бодрствования обдумывал план спасения планеты. Днём к нему наведывался Клайд — покормить, сменить повязку — и делился свежими новостями. Оказывается, недавно в пустыне Фитра всего в двухстах километрах от Кохраны был зарегистрирован неизвестный взрыв большой мощности. Полицейские, приехавшие на место взрыва, обнаружили там останки десятка внедорожников и какого-то неизвестного летательного аппарата, и зарегистрировали повышенную в несколько раз радиацию. Правительство хотело направить туда комиссию для расследования, но Космическое Общество заявило, что по их предположению произошло столкновение спускавшегося космического аппарата с проезжавшими машинами. А это было по их части.

Как-то после очередной перевязки, Гаросс неожиданно вспомнил о пилюле Морриса, лежавшей в кармане его рубашки. Когда-то она восстановила работу его, давшему сбой, сердцу. Возможно, и сейчас выручит.

Подросток выполнил его просьбу — достал из кармашка контейнер, где в одном из отсеков лежала жёлтая желатиновая капсула. Затем извлёк пилюлю, с любопытством осмотрел её и сунул в рот раненому.

Чуда не случилось. Гной не исчез, и рана не затянулась, как он надеялся. Зато обессиленный организм заполнился энергией, и прекратилось жжение в боку. Это дало ему толчок для действия. Под изумлённым взором Клайда, он попытался встать. Но рана резкой болью дала знать, что он поспешил с выводами. И всё же он поднялся, потихоньку, не спеша, чтобы не теребить рану. Затем осторожно добрался до окна. На улице лежал снег, укрывший хлам и мусор и сделавший двор более привлекательным. Наступила зима…

Эта картина непроизвольно вызвала у него мысли о кейсе, который он закопал, спрятав его до лучших времён. В нём хранились документы, способные превратить Землю в пепел. Это ради них он рисковал жизнью, боролся со смертью и стремился выжить. Эти документы обязательно нужно обнародовать. Только тогда планета Земля будет спасена. Кейс, пока его окончательно не занесло, и пока не промёрзла земля, нужно было немедленно забрать и, раз он собирался переждать здесь зиму, спрятать где-нибудь поблизости. Так будет спокойнее. Но сам он был ещё слаб для этого, и тогда, после недолгих колебаний, он обратился за помощью к Клайду.

— Это двенадцатый километр, если ехать в Кохрану, — объяснял он ему, когда тот согласился, — сразу за указателем направо. Ровно через сто метров свернёшь опять направо. Через пятьдесят метров…

— Прям, как в кино про пиратов, — улыбнулся мальчишка.

Гароссу понравилось такое сравнение, и он тоже улыбнулся.

— Там, слева, увидишь три дерева. Они растут особняком, треугольником. На пересечении их вершин закопан кейс…

— Там деньги? — оживился Клайд.

— Нет, — разочаровал он его, — так важные документы. Очень важные. Настолько важные, что ты можешь поплатиться за них жизнью. Видишь ли, на самом деле есть кое-что дороже денег.

— Дороже денег ничего нет! — уверенно заявил тот.

— Когда-нибудь ты убедишься в обратном. А сейчас запомни: не пытайся открыть его, иначе тебя разнесёт на куски.

— О, боже! Ты что, агент, что ли?

Во избежание расспросов Гаросс не стал разубеждать нового друга, что к шпионскому ведомству он не имеет никакого отношения.

— И последнее, — втолковывал он Клайду как матёрый разведчик, — постарайся, чтобы этот кейс никто не увидел. Иначе из-за него у тебя будут огромные неприятности.

— Хорошо, шеф! — весело отозвался тот. — Сегодня же вечером этот опасный для моей жизни чемодан будет у тебя. А сейчас ложись, я обработаю рану.

Поздно вечером, когда в комнате царила непроглядная тьма, а Гаросс по обыкновению дремал, зарывшись в одеяла, кто-то вошёл в их квартиру, скрипнув дверью. Он не ожидал Клайда так рано и решил, что это вернулся старик. Но обычно, когда в дом заходил кто-нибудь из своих, тот всегда голосом предупреждал об этом. Так было заведено. Для того чтобы какой-нибудь пройдоха не проник в дом и не унёс последнее, что в нём имелось. Не услышав сигнала, Гаросс мгновенно проснулся. Стараясь не делать резких движений, вылез из-под одеял, вытащил из-под подушки пистолет и, добравшись до двери, замер, прислушиваясь. Немного погодя, послышались тихие, вкрадчивые шаги, приближавшиеся к его комнате. Тогда он снял пистолет с предохранителя и приготовился. Шаги стихли. Дверь осторожно приоткрылась, и чья-то голова просунулась в щель. Гаросс тут же ткнул в неё ствол.

— Не дёргайся, — предупредил он, говоря тихо на тот случай, если вор забрался не один. — Ты кто?

— Я от Клайда, — так же тихо ответил незнакомец, и было видно, как в бледном свете луны заблестел пот на его чёрном лбу. — Меня зовут Бирго. А ты и есть Бромс?

Это имя Гароссу было знакомо. Клайд не раз произносил его, когда рассказывал о своих друзьях.

— А где Клайд?

— Там, на двенадцатом километре. Мы нарвались на «кротов». Они увидели, как мы тащили этот… чемодан, и открыли по нам пальбу. Клайду прострелили череп… Чёрт! — возмутился он вдруг, не выдержав напряжения: кто чувствует себя спокойно, когда к виску приставлен пистолет? — Да убери ты свою поганую пушку, урод!

Гаросс убрал.

— Где кейс?

— На, забери!

Парень хотел зашвырнуть чемодан в угол, но Гаросс вовремя заметил это и успел перехватить.

— Аккуратнее! Он же может взорваться!

— Ну и что с того! — с вызовом отозвался Бирго. — Клайда всё равно уже нет. А он был мне как брат.

— Успокойся, парень, — Гаросс положил руку ему на плечо, — я понимаю, что тебе сейчас нелегко, но поверь мне, со смертью друзей жизнь не кончается. Уж я об этом знаю, — он тяжело вздохнул. — Только трусы и мямли падают духом и считают, что для них всё кончено. Ты ещё молод и за свою жизнь сможешь не раз совершить такое, за что Клайд порадуется за тебя на небесах.

Бирго притих. В полумраке Гаросс не видел его лица, но потому, как тот несколько раз всхлипнул, понял, что парнишка плачет.

— Не надо падать духом, парень, — он снова тяжело вздохнул, вспоминая своих погибших товарищей, — иногда жизнь преподносит нам такие сюрпризы.

— Ладно, я пойду, — буркнул в ответ Бирго и, вытерев нос, направился к выходу.

Когда вернулся старик, притащив что-то с собой в мешке, Гаросс рассказал ему о гибели внука, ни словом не обмолвившись о кейсе, который спрятал под матрасами, служившими постелью старику.

— Сукин сын! — только и сказал на это старый негр. — Я так и знал, что он так кончит.

Он ушёл в свою комнату, и уже через час был пьян и пел какую-то грустную песню.

Несмотря на то, что чуда в день приёма пилюли Морриса не случилось, процесс выздоровления всё-таки сдвинулся с места и стал резко прогрессировать. На следующий же день гной пропал, и рана стала затягиваться. Через день Гаросс уже не только спокойно вставал, но и легко перемещался по комнате. Боли не было, чувствовался лишь небольшой дискомфорт в простреленному боку. Когда, по его мнению, настала пора снимать швы, Хирург всё ещё заливал горе алкоголем. Пришлось проделать это самому, позаимствовав у него нож.

Одна беда прошла, но подступила другая. Заканчивался запас провизии, и Гаросс, живший на иждивении Клайда, не знал, как быть дальше. Он как раз ломал голову над тем, где взять деньги, когда к нему снова заглянул Бирго, оказавшимся подвижным шестнадцатилетним подростком. Он без стука вошёл в комнату и встал в дверях. Помялся немного, а затем протянул ему деньги.

— На вот, возьми…

Тот непонимающе посмотрел на парнишку.

— Бери, старик, это тебе, — буркнул тот и, спохватившись, тут же поправился, — то есть, вам на двоих. Когда мы пошли за чемоданом — будь он не ладен! — Клайд сказал, что, если с ним что-нибудь случится, то мы должны будем помогать тебе и Хирургу. Мы с Дивом дали слово. Так что держи…

— Отдай Хирургу.

— Нет, он их сразу пропьёт. Клайд сказал, деньги отдавать тебе.

Гароссу было неудобно принимать деньги у мальчишки, но выбора не было. Как только банкноты перекочевали в его руки, Бирго тут же исчез.

На эти деньги он купил провианта на несколько дней. Проходя мимо магазина канцелярских товаров, он через витрину увидел, как родители покупали мальчику школьные принадлежности. Это навело его на одну интересную мысль. Он зашёл в этот магазинчик и купил себе несколько толстых тетрадей и десять авторучек. Теперь он знал, чем будет заниматься долгими зимними вечерами.

Возвращаясь домой, он увидел на противоположной стороне улицы огромный баннер со своим портретом. Под ним крупными буквами было написано: «Внимание». Далее более мелким шрифтом шёл текст, который он издалека не смог прочитать. В самом низу жирно красовалось число «1000000». Выходит, Клайд не лгал, когда говорил, что на него открыта охота. Что же в «Спейсере» такого придумали, чтобы сделать его врагом общества? Ему было очень любопытно это узнать, но он не стал переходить улицу, чтобы прочитать текст. Теперь он должен быть вдвойне осторожным. В его руках судьбы двух планет, и он не имеет права рисковать. Надвинув на глаза шляпу, он поспешил в своё убежище. По дороге купил газету «Новости дня» и, как только оказался в комнате, тут же принялся за неё.

Его фотография и статья занимали всю первую страницу. Прочитав, что о нём пишут, он понял, как жестоко и изощрённо действуют в Космическом Обществе против тех, кто встал им поперёк дороги.

Вечером, когда после ужина старик захрапел на своём ложе, Гаросс достал тетрадь и аккуратно написал на её обложке: «Дневник». Затем подумал и подписал: «Тони Гаросса, профессора Данкарского университета».

Стивз Харрис, 2006 год, май

5

Дневник профессора Гаросса попал ко мне случайно, при обстоятельствах, достойных самых крутых киношных боевиков, и перевернул мою и без того головоломную журналистскую жизнь с ног на голову. Итогом сумасшедших гонок, стрельбищ, мордобоев и моего подорванного здоровья стали полный крах Космического Общества и бурные с перестрелкой похороны Всемогущего Синдиката, самоубийство одной влиятельной персоны, покусившейся на чужое добро и вскоре лишившегося его, и моя женитьба. Конечно, ради этого стоило послужить боксёрской грушей, движущейся мишенью, перенести несколько потрясений и похудеть за день на пять килограмм. В конце концов, вес я набрал заново, расшалившиеся нервишки восстановил с помощью хорошего психолога, но зато «Спейсер» уже никогда не сможет восстановить свою политическую власть и былое могущество, а рухнувшей империи «Синди» не выползти из-под своих обломков. Всё это произошло после того, как я опубликовал дневник профессора. Узнав об их замыслах, поднялась общественность не только в нашей стране, но и во всём мире. И это мировое возмущение как разрушительный торнадо так прошлось по двум мощным и влиятельным организациям, что не оставило от них камня на камне.

Что и говорить, поработал я неплохо, дел натворил немало и теперь, купаясь в лучах тропического солнца и тёплых водах Южного океана, поправляю здоровье на маленьком райском островке под неусыпным контролем очаровательной жёнушки. Время от времени я беру в руки дневник профессора и, перечитывая его, с иронией и грустью вспоминаю те дни, которые ещё два месяца назад считал кошмаром. Они и сейчас проходят передо мной с ужасающей реальностью, и я заново переживаю эти события. Но я знаю, что всё это уже в прошлом и воспринимаю их уже не так остро.

Вот я снова закрываю глаза и в который раз сажусь за руль своей «Джесси», и, выжимая из неё всё, мчусь в Данкару, чтобы успеть к утру смонтировать фильм, как я тогда считал, а как оказалось, навстречу своей нелёгкой судьбе.

Широкая бетонная полоса надвое рассекает огромную, некогда цветущую, а теперь мёртвую, захваченную песками равнину и кажется тонкой ненадёжной нитью среди этого безжизненного пространства. Ничто не радует здесь глаз, кроме самой автострады, каждый километр которой раскрашен яркими цветами. Её выкрасили специально, чтобы водитель не сошёл с ума за те пятьсот километров, что длится эта пустошь. Хочется как можно быстрее проскочить это паршивое место, но вот уже несколько часов я вижу один и тот же удручающий пейзаж.

Жара. Раскалённое добела солнце, кажется, задалось целью всё испепелить. Стальной кузов «Джесси» нагрет до предела. В салоне пекло, не помогает даже кондиционер, включённый на полную мощность. Через пару часов я прибуду в Данкару уже в готовом виде: дичь, запечённая в собственном соку, духовкой которой послужил салон автомобиля. Оригинально! Эта мысль забавляет меня, и я даже повторяю её несколько раз, чтобы лучше запомнить.

И всё же, несмотря ни на что, настроение у меня прекрасное. Пять дней мы провели в Аделоне, где сняли фильм о забастовке рабочих автомобильного концерна «Джигуди», хозяева которого объявили о тридцатипроцентном сокращении рабочих мест на своём заводе в этом городе. Мы — это я и мои верные помощники: оператор Таррен Ходли и ассистентка Сьюзи Каттерс. Без них я был бы ничто. Так — дырка от бублика, ноль без палочки, ну, и так далее. В общем, все мои фильмы стали популярными не только благодаря моим стараниям. А на этот раз Сьюзи превзошла самую себя по авантюрным решениям, и нам с Тарреном пришлось изрядно попотеть, чтобы воплотить её абсурдные, на первый взгляд, идеи. Чёрт побери! Она была так прелестна в своём творческом запале, эта милашка Сьюзи, что я, если бы не Таррен, с первого дня знакомства с ней положивший на неё глаз, непременно приударил бы за ней и, кажется, с самыми серьёзными намерениями… Так что фильм получился у нас классный, и шеф обязательно придёт в восторг, когда просмотрит его.

Мои помощники задержались на пару дней в Аделоне у родственников Таррена, а мне нужно непременно попасть в Данкару. Несусь как сумасшедший. Чертовски хочется пить. Рука в который раз привычно тянется к заднему сидению, и в который раз одёргиваю её, вспомнив, что питьевые запасы давно кончились. Ладно, потерпим. Скоро Мондакорра — маленький посёлок, выросший около заправочной станции и третьесортной забегаловки. Там я сделаю небольшой привал: заправлюсь, слегка перекушу и снова в дорогу.

Конечно, как всякий здравомыслящий, я мог бы переждать там эту жару и вечером продолжить путь, но мне нужно срочно попасть на студию, чтобы сделать монтаж фильма и утром предоставить его смотровой комиссии. Кларк, мой шеф, не любит сбоев, а сегодня истекает срок нашего задания, и, конечно, он предпочтёт запечённую дичь с готовым материалом, чем живого и невредимого сотрудника своей телекомпании с незаконченной работой. Старая вешалка! Впрочем, я привередничаю, старикашка он не плохой.

Натужно гудит кондиционер, не справляясь со своей работой, мелькают под колёсами разноцветные полосы автострады, а за окном — убитая человеком земля. Уныние, навеваемое пейзажем, разгоняет ритмичная музыка и мелодичный голос Резогины. Я даже сделал громче, чтобы насладиться голосом популярной певицы. Но песня скоро кончается, как и всё, имеющее начало, и приятный баритон начинает делиться последними новостями. В первую очередь, разумеется, сенсационной. Тони Гаросса видели три дня назад в местечке Кнотти, что недалеко от Аделоны. Диктор настойчиво рекомендовал, чтобы никто не пускал в дом незнакомцев и не подбирал мужчин на дорогах, движущихся автостопом.

Тони Шаррок Гаросс. Владелец могущественного Уником-банка, председатель Объединённых Национальных банков страны, крупнейший учёный-натуралист, профессор Данкарского университета, самый богатый человек в стране обвинялся Космическим Обществом в том, что преднамеренно уничтожил их космический корабль, на котором вместе с другими членами экипажа совершил многолетний космический полёт. По заверению «Спейсера» сделал он это, находясь в состоянии сильного психического расстройства. К тому же, начальник Службы Безопасности Космического Общества предположил, что у профессора, вероятнее всего, имеется оружие. Отсюда следовало, что вооружённый псих опасен вдвойне. Это заявление Космического Общества вот уже восемь месяцев держит всю страну в страхе. За это время в разных городах нашли не меньше десятков трупов с огнестрельными ранениями, которые приписывали одному и тому же маньяку — Тони Гароссу.

На него была объявлена охота, обещалось огромное вознаграждение, и на поиски самого известного человека в стране бросились все, кому не лень, начиная от шарлатанов и бездельников и кончая полицией и самим Космическим Обществом. Было поймано немало Гароссов, но все они оказались не настоящими. И вот теперь ещё одного Гаросса видели три дня назад в районе Кнотти. Эту сенсационную новость передают каждый час по всем радиоканалам.

На горизонте появляется Мондакорра. Наконец-то! С удовольствием выключаю надоевший приёмник и сворачиваю с дороги. Автостоянка забита до отказа, на заправке — никого. Такое ощущение, что всё замерло в ожидании чего-то неприятного. Это ощущение усиливается, когда замечаю на окраине стоянки несколько огромных чёрных внедорожников «Икс-космос». Неспроста они здесь. Быстро осматриваю стоянку. Так и есть. Между автомобилями шныряют «кроты» — накаченные парни в чёрных кожаных костюмах с эмблемами Космического Общества на левой стороне груди. Не обращая внимания на жару, они внимательно осматривают каждую машину, заглядывают в салон, кузов, контейнер. Опять что-то вынюхивают подонки!

Подъезжаю к бензоколонке и глушу мотор. Не успеваю вылезти из машины, как попадаю в окружение двух парней из обслуги в зелёных униформах. Сую им деньги, прошу заправить полный бак и сделать небольшой ремонт: что-то стало постукивать сзади.

— И всё как можно скорее, ребята, — говорю им напоследок.

— Вы собираетесь продолжить путь в такую жару? — искренне удивляется один из них.

— Увы, это не моя прихоть, — отвечаю ему и повторяю свою просьбу.

— Будет сделано, — заверяют они, и я спешу спрятаться от жары в баре.

Там столпотворение, невозможный гвалт и духота. Здесь тоже замечаю несколько «кротов». Они не спеша протискиваются сквозь толпу и внимательно рассматривают лица. Чувствуется, что всех раздражает их присутствие, но толпа безмолвствует и расступается при их приближении, стараясь держаться подальше. Но вот какой-то нерасторопный пожилой дядька не успевает это сделать и тут же отлетает в сторону от грубого толчка, вылив на себя содержимое кружки, которое только что купил. Никто не заступился за него. Напротив, все отворачиваются, пытаясь заглушить голос собственной совести.

И всё же один парень не выдерживает. Судя по одежде, водитель-дальнобойщик. Здоровенный такой детина. Он демонстративно встаёт на пути этого «крота» и выставляет вперёд могучую грудь.

— Может, ты попробуешь со мной? — с вызовом спрашивает он. — Или ты предпочитаешь стариков?

«Крот», не сводя с него глаз, ухмыляется, с наслаждением поглаживая свой лысый череп, и вдруг неожиданно сильным ударом сбивает здоровяка с ног. Тот удивительно проворно для своей комплекции поднимается на ноги, но атаку его останавливает куцый ствол автомата, приставленный к его груди. Водила бледнеет, но по глазам видно, что останавливаться не с обирается. Тогда лысый передёргивает затвор и, гадко улыбаясь, смотрит на реакцию соперника. Бар замирает в ожидании самого страшного. Ведь от подонков-чернокоженников можно ожидать что угодно. Над ними не властен закон. Они сами — узаконенное беззаконие. Но «крот» не стреляет, его забавляет растерянность здоровяка, мокрого от обильного пота. Не убирая от его груди автомат, он кричит через весь зал своему приятелю, стоящему у дверей:

— Эй, Грэг! Выпусти этого засранца! У него в сортире появилось срочное дело!

Напряжённую тишину разрывает громкий, злорадный смех его дружков. Водила презрительно посмотрел на самодовольного «крота», затем на автомат.

— Мы ещё встретимся, — говорит он лысому.

— До встречи, засранец, — щерится тот в ответ, обнажив стальные зубы.

Парень обходит «крота» и направляется к выходу.

После такого мирного исхода толпа облегчённо вздыхает и возвращается к прежним занятиям. Я так же, как и все, делаю вид, что ничего не произошло, протискиваюсь к стойке и заказываю стакан томатного сока, небольшой обед и несколько бутылок «газировки». Как не велико желание поскорее удрать отсюда, всё же ем не спеша, смакую сок, давая ребятам время повозиться с «Джесси». Проходит полчаса. Пора! Беру бутылки и с пакостным чувством пробираюсь к выходу. У двери натыкаюсь на презрительно-колючий взгляд «крота», которого лысый назвал Грэгом. Невольно внутри у меня всё сжимается от предчувствия неприятного. На секунду замешкиваюсь и тут же слышу его грубый голос:

— Проваливай, скотина!

6

Точно оплёванный выскакиваю из бара и начинаю лихорадочно высматривать свою машину, так как на заправке её не оказалось. «Джесси» уже готова, и стоит на краю стоянки, призывно сверкая свежей полировкой. Так и хочется подбежать к ней, завести мотор и тотчас умчатся отсюда подальше. Но на стоянке по-прежнему шныряют «кроты», и я беру себя в руки. Спокойно, как будто ничего не произошло, направляюсь к «Джесси» и пытаюсь насвистывать при этом какой-то весёленький мотивчик.

Слева внезапно взревел мотор. Это завёлся огромный бензовоз, за рулём которого сидит тот самый неудачный заступник. Было видно, что ему ещё до сих пор не по себе. Он поддаёт газу и на больших оборотах срывается с места. Бензовоз проносится мимо, обдав меня пылью и гарью, и, не сбавляя хода, выруливает на трассу в сторону Данкары. Лихо! Выделывать подобные выкрутасы на такой махине под силу только асам и сумасшедшим.

Подхожу к «Джесси», открываю дверцу и спиной чувствую на себе пристальный взгляд «кротов», отчего на душе становится ещё мерзопакостнее. Сажусь за руль, и в нос сразу бьёт неприятный запах. Резко оборачиваюсь. Сзади никого. Краем глаза вижу «кротов», наблюдающих за мной. Ну и шутки у этих козлов! Раздражение настолько велико, что даже не возникает желания узнать, какую гадость эти сволочи подбросили мне в салон. Захлопываю дверь и вдруг явственно, всеми внутренностями ощущаю, что в салоне кто-то есть. Тело мгновенно, словно ртутью, заполняется страхом. От липкого пота взмокла рубашка. Предметы вокруг меня начинают размываться, терять очертания и, сливаясь воедино, сгущаться во тьму, будто неизвестно откуда взявшаяся чёрная туча специально обволакивает «Джесси», чтобы скрыть от посторонних нечто ужасное, которое вот-вот должно произойти внутри неё. Вот это запугали меня «кроты»!

Так в оцепенении, не решаясь оглянуться и посмотреть, кто там сзади, я сижу несколько минут. За это время на меня никто не набросился, не растерзал на кусочки мою плоть. Всё так же тихо и спокойно, хотя сзади по-прежнему чудится чьё-то тяжёлое дыхание.

— Тогда какого чёрта! — наконец осмеливаюсь открыть рот, и темнота тут же, словно испугавшись, начинает быстро растворяться.

Вскоре яркий свет снова заполняет салон, и уже через несколько секунд я могу отличить руль от панели приборов. А чуть позже ловлю себя на том, что до сих пор держу в руке три бутылки «газировки», которые собирался положить на заднее сидение. «При случае, Стивз, ты можешь ими воспользоваться», — подсказывает мне внутренний голос, и я решил последовать его совету, если это понадобиться. Приготовившись к обороне, осторожно оборачиваюсь и смотрю вниз. Между сидениями лежит старик в странном одеянии, сшитом из шерстяных одеял (в такую жару-то!), мокрый от пота, и под собой прячет чёрный кейс, пристёгнутый к левой руке стальными наручниками. Таких чемоданов я ещё никогда не видел. Интересно, откуда он взялся у бродяги?

— В чём дело, старик? У тебя проблема с транспортом?

Спрашиваю, едва сдерживаясь. Старик нагнал на меня такого страха, что внутри у меня сейчас всё клокочет от негодования и готово извергнуться наружу. Почему-то сразу появляется предчувствие, что из-за него меня ждёт немало неприятностей.

— Так в чём дело-то? — переспрашиваю, не дождавшись ответа, но уже повышенным тоном. — Или, может, это я сел в твою тачку, а?

— Ну зачем же так громко? — тихо отвечает старик, и в его голосе слышится тревога. — Или вы хотите, чтобы вас услышали «кроты»? Я вам всё объясню… потом. Немного позже, когда нам никто не будет мешать. А сейчас, пожалуйста, уезжайте отсюда быстрее.

— Да ты что, старикан? — кажется, я уже не способен больше себя сдерживать. — Что ты себе возомнил? Чтобы я…

— Тише, говорите тише, — перебивает он; голос его всё ещё взволнован, но стал твёрже и решительней. — Я прошу прощения за то, что выбрал ваш автомобиль и тем самым подвергаю вас смертельной опасности, но поверьте мне, у меня не было другого выбора. Вы единственный, кто не стал ждать, когда спадёт жара.

— Так мы ещё и торопимся? — язвлю я.

— Да.

Этот простой и искренний ответ ошарашивает меня. Пока соображаю, что сказать, вслушиваюсь в его голос и чувствую, что раздражение начинает потихоньку спадать.

— Да, я очень спешу. Меня здесь ищут — вы знаете — кто, — и мне как можно скорее нужно покинуть это место. И вы вольно или невольно поможете мне в этом.

— А ты…

— Вы не сделаете этого.

— Да?

Спрашиваю с иронией, но чисто машинально, так как он прав. Просто не хочется так легко сдавать свои позиции.

— Да. Вы же не меньше моего знаете, что «кроты» не любят оставлять свидетелей. Если сомневаетесь, можете их позвать.

Вот чёртов старик! Всё продумал. Никто и ни при каких обстоятельствах не станет связываться с этими ублюдками — это точно.

— Ты прав, бродяга, — сдаюсь я, — тогда…

— Тише! — снова обрывает он меня, прислушиваясь. — Кажется, они идут сюда. Не пора ли нам в дорогу?

Осматриваюсь. В боковое стекло вижу «крота». Он стоит через пять машин и подозрительно смотрит в мою сторону. Потом делает знак рукой, и к нам, лавируя между автомобилями, заспешили сразу несколько человек. «Ну вот, запахло жареным, — невольно мелькает у меня в голове, — пора сматываться». Бросаю бутылки на заднее сидение и быстро завожу мотор. Затем включаю передачу, резко, с пробуксовкой трогаюсь с места и сходу набираю скорость. Слева двое с автоматами бегут наперерез. Сейчас начнётся! Эти бравые ребятки наделают кучу дырок в отполированном боку «Джесси», а меня со стариком превратят в кровавое месиво. Странно, но именно сейчас меня это меньше всего волнует. Я словно пьянею от собственной смелости. Такое бывает иногда, когда перестаёшь бояться и отбрасываешь в сторону врождённые комплексы. Если при этом ещё не думать о последствии, о том времени, когда всё закончится и придётся вновь вернуться в обыденность с её страхами и заботами, то чувствуешь удивительное упоение и спокойствие. Может быть, это чувство свободы, а может, пренебрежение опасностью. На мой взгляд, скорее всего, последнее.

Выворачиваю вправо и с рёвом проношусь мимо «кротов». Вслед доносится автоматная очередь, но я уже далеко. Впрочем, стреляют в воздух. Наверное, для острастки, а может, для того, чтобы я остановился. Но я лишь сильнее давлю на педаль акселератора. В зеркало заднего вида замечаю, как «кроты» заскакивают в подъехавший «Икс-космос» и устремляются за мной в погоню.

Конечно, «Икс-космос» — это крутяк и потягаться с ним в скорости сможет не каждый, не говоря уже о простых смертных из среднего класса. Но моя «Джесси» не простая смертная. Спасибо моему школьному товарищу Додди Скэйли за то, что он основательно её переделал. И движок, и коробка, и мосты — чудо техники, как он утверждает, большой шаг в будущее автомобилестроения. О, Додди Скэйли — это гений, великий изобретатель — самоучка. И если бы его страсть к технике не заглушалась бы страстью к алкоголю, он давно бы сколотил себе состояние на своих изобретениях, а не промышлял бы случайными заработками.

Как-то года два назад я не успел вовремя доставить материал, заявленный в эфир, хотя выжал из «Джесси» всё, что она могла дать — 200 км/ч. Шеф, разумеется, закатил скандал и чуть не уволил меня сгоряча. После этого на одном из мальчишников я и посетовал на это Додди. Тот предложил усовершенствовать мою малышку, и я спьяну согласился. На следующий день он её забрал и через месяц вернул с полностью обновлёнными агрегатами.

Мне понадобилось два дня на запоминание того, что нужно сделать, чтобы моя «Джесси» в мгновение ока стала спортивным болидом. После я испытал её, разумеется под чутким руководством Додди, и мы чудом тогда не разбились. С тех пор я больше ни разу не пользовался форсажем. Просто, чтобы не опаздывать, стараюсь выезжать пораньше. Но сейчас, похоже, пришло время испытать на деле изобретения Додди.

Огромный джип быстро догоняет нас, без всяких усилий вырывается вперёд и, громко сигналя, начинает прижимать к обочине.

— Что такое? — обеспокоенно приподнимается старик. — Они нас что, уже догнали?

— Не высовывайся! — не оборачиваясь, кричу ему. — Они не должны тебя видеть!

— Так они нас догнали?

— Да, шустрые ребята.

— Тогда придётся пострелять, — спокойно и как-то обыденно, словно ему приходилось делать это каждый день, изрекает бродяга и вытаскивает из-под одеял огромный пистолет.

— Не вздумай! — испуганно ору я, лишь на мгновение представив, чем всё это может кончиться.

— Так надо, парень.

Он завошкался, готовясь к стрельбе, а меня прошибает пот.

— Не высовывайся, чёрт тебя побери, идиот! — снова кричу ему. — Мы обойдёмся и без твоих штучек!

— Твоя машина умеет летать?

— Нет, но она может внезапно увеличивать скорость.

— И тогда мы сможем обогнать велосипедистов?

Вот гад, а! Свалился мне голову и ещё издевается над моей машиной!

— Ну держись, старик! — злюсь я не на шутку. — Сейчас увидишь, на что способна моя малышка!

Тут краем глаза замечаю, как стекло в заднем окне «Икс-космоса» приспускается и из него появляется ствол автомата. Пора! Жму на кнопку форсажа и переключаю коробку передач на новый режим. Ну-ка давай, старушка! «Джесси» резко вырывается вперёд, и автоматная очередь прошивает пустоту. Со всей силой вжимаю педаль газа в пол. Скорость бешеная, аж дух захватывает. Но «Икс-космос» не отстаёт, висит на хвосте в метрах ста от нас. Поэтому хочется ещё быстрее, хотя понимаю, что возможности «Джесси» не безграничны.

Впереди показывается бензовоз. Тот самый, за рулём которого сидит униженный «кротами» водитель. Не включая поворота, иду на обгон, «Икс-космос», не отставая, следом. А дальше всё происходит как в круто закрученном боевике. Только «кроты» поравнялись с цистерной, как тягач резко разворачивается влево и встаёт поперёк дороги. Чёрный джип сходу влетает под цистерну, о чём я сужу по тому, как вздрогнула и зашаталась на подвесках многотонная махина. Через некоторое время в боковое зеркало замечаю, как её охватывает пламя. Не успеваю подумать, чем это может закончиться, как резервуар с топливом взрывается, разбрасывая горящую жидкость на сотни метров вокруг себя. В такой кутерьме водитель бензовоза вряд ли выжил. Жаль парня, конечно. Эти подонки не стоят того, чтобы из-за них лишать себя жизни. Но у него, видно, было своё мнение на этот счёт. Впрочем, я ему благодарен: он избавил меня от неприятных хлопот.

Долго ещё перевариваю случившееся, пока, наконец, не вспоминаю о бродяге. Пора разобраться с ним. Выключаю форсажную установку Додди и сбавляю скорость до ста двадцати. От погони мы отделались — правда, какой ценой! — так что теперь можно собраться с мыслями и определиться, что делать дальше. За десять лет журналистской работы я побывал в разных передрягах, но на этот раз, кажется, влип основательно. С Космическим Обществом шутки плохи. Хорошо ещё, что Таррен с Сьюзи не поехали со мной. Счастливчики! Сидят себе в мягких креслах и потягивают вино, а тут… стоишь на лезвии ножа. Одно неверное движение и можешь получить рану. Смертельную, чёрт возьми! Теперь как-то надо выпутываться из этой истории. Прежде всего, конечно, нужно как следует расспросить бродягу. Где он там? Оборачиваюсь. Тот с тревогой смотрит назад. В руке у него по-прежнему зажат пистолет.

— Успокойся, пока мы в безопасности, — говорю ему, делая ударение на слове «пока», — но, чтобы избежать неприятности и в дальнейшем, мы с тобой должны хорошенько поработать мозгами. А чтобы работа была продуктивней, тебе придётся ввести меня в курс дела. Итак, начнём. Что вы там не поделили?

— Ну? — переспрашиваю, устав ждать ответ. — Что ты там натворил? Судя по всему, уголовщиной здесь не пахнет, хотя личность для этого ты самая подходящая. Так что они от тебя хотят?

Старик молчит. Проклятье! Втянул меня в историю, а ведёт себя так, словно мы на увеселительной прогулке. Раскрываю рот, чтобы выплеснуть скопившуюся во мне злость, и вдруг слышу:

— Очень многого.

— Исчерпывающий ответ, — ехидничаю. — И какой же глубокий вывод я должен из него сделать?

Опять молчание, и это выводит меня из себя.

— В общем, так, старик, мне надоела игра в молчанку. Ты толкнул меня в пасть «кротам», и я вправе знать из-за чего рискую, не так ли? Или ты считаешь, раз у тебя пушка, ты можешь делать всё, что хочешь? Так вот, ты ошибаешься. Если ты будешь продолжать изображать из себя немого, я вышвырну тебя вон, и тогда ты сможешь найти себе такого попутчика, которого вполне устроит твоё молчание. А я не намерен жертвовать своей шкурой ради идиота, который не хочет говорить. Я ясно выразился?

— Вполне, — он убирает пистолет, отчего я незаметно вздыхаю с облегчением, и говорит. — Поверьте мне, я искренне сожалею, что всё так получилось. Впрочем, если бы вы не стали разыгрывать из себя оскорблённого сноба, а сразу бы тронулись в путь, как собирались, то…

Он осекается, наткнувшись на мой возмущённый взгляд.

— Ещё раз прошу меня извинить, — продолжает он, — за то, что теперь у вас из-за меня будут неприятности…

— Неприятности? — рассерженно фыркаю я. — Бесследно исчезнуть или, в лучшем случае, остаться на всю жизнь калекой — это ты считаешь неприятностями?

— Простите? — переспрашивает он.

— Ладно, — говорю примирительным тоном, — у нас не так уж много времени, чтобы тратить его на пустые разборки. Выкладывай в чём дело.

— Хорошо, я расскажу вам, — соглашается, наконец, бродяга. — Рано или поздно всё равно придётся кому-нибудь это сделать. Так почему бы не вам?

Старик смолкает. В зеркало вижу, как он о чём-то напряжённо думает. Это подстёгивает моё любопытство. Кто же ты такой, старик?

— Ну? — поторапливаю его.

— Я не рассказал вам сразу только потому, что не хотел лишать вас покоя. Да, да, обыкновенного душевного покоя. Разумеется, притом условии, если бы нам повезло. Я хотел остаться для вас одним из беспокойных попутчиков, которые, в конце концов, забываются. Но нам не повезло. И раз вы настаиваете, а вы, конечно, вправе это делать, я расскажу вам. Но знайте, когда-то я тоже был молод и даже богат, и то, что вы сейчас видите, результат излишнего любопытства.

— Очень трогательно, — перебиваю его, — но не отвлекайся от темы.

— Хорошо… Кстати, а как вас зовут?

— Стивз Харрис, — отвечаю машинально. — А что?

— Стивз Харрис… Стивз Харрис… — несколько раз повторяет он, стараясь что-то вспомнить, и вдруг оживляется. — Харрис! Тележурналист?

— Да.

— Телекомпания «Би Эрн», кажется… Верно?

— Верно, — всё больше удивляюсь я.

— Я вас помню. «Пустыня» и «Мёртвые города» — кажется, это ваши работы?

— Мои…

Моё удивление бесконечно. Он назвал фильмы, которые я снял почти десять лет назад, будучи начинающим и амбициозным журналистом и благодаря которым стал известным. Тщетно пытаюсь вспомнить, видел ли я когда-нибудь этого старика? Я уже не сомневаюсь, что под неприглядной экипировкой скрывается отнюдь не бродяга. Незнакомый по конструкции кейс и пистолет — подтверждение этому.

— Впечатляющие фильмы, — слышу тем временем его усталый голос. — Ну что же… это удача. Вам я могу доверить всё. Кстати, мы с вами знакомы. Довольно-таки давно и неплохо. Но не удивительно, что вы меня не признали. Уж слишком я постарел и изменился за последние годы.

— Да кто же вы такой, а? — не выдерживаю я и тут с ужасом понимаю, что знаю, кто он.

— Я — Тони Гаросс…

7

Я догадываюсь об этом раньше, чем он открыл рот, и всё же его ответ приводит меня в шок. Миллиардер-психопат, самый богатый и самый опасный человек в стране, и у меня в машине! Неуправляемая «Джесси» едва не съезжает в кювет, и лишь моё экстренное вмешательство позволяет избежать аварии. Я потрясён, растерян и понятия не имею, как вести себя дальше. Впрочем, парень я битый и минутная слабость скоро проходит.

— Тони Гаросс? — всё же ошеломлённо повторяю я.

— Тот самый, — кивает головой бродяга. — Вы удовлетворены?

— Да… Нет… То есть я… Проклятье! — злюсь на себя за свою растерянность.

— Ну вот, — укоризненно говорит профессор, — а ведь я, в сущности, ещё ничего не сказал.

— Вы так считаете? А, по-моему, вполне достаточно.

— Ну зачем же так, Харрис?

Действительно, зачем? Беру себя в руки. Во мне вспыхивает профессиональный интерес, и я, как можно спокойнее, спрашиваю:

— Тогда пару вопросов, профессор. Можно?

Вместо ответа он кивает на лежащие бутылки с газировкой.

— Очень хочется пить. Вы позволите?

— Конечно, берите… Так как на счёт вопросов, профессор?

— Кажется, у нас мало времени, — напоминает тот.

— Это займёт всего несколько минут, — заверяю я. — Скажите, а как вы догадались, что я не буду пережидать жару в Мондакорре?

— Я прятался под машиной, припаркованной около заправки, и случайно подслушал ваш разговор с обслугой.

— А откуда вы держите путь?

— Из Кохраны.

— Ничего себе! — удивлённо восклицаю я, так как отсюда до Кохраны почти две тысячи километров.

— Я попал в этот город после приземления. Там я решил переждать зиму, чтобы потом, когда спадёт снег, попробовать добраться до Данкары. Но в конце марта умер хозяин, у которого я столовался. Пришлось срочно менять планы, так как я понятия не имел, что делать с трупом. Я позаимствовал у него тёплую одежду и оправился в путь.

— Как же вы добрались до Мондакорры?

— Это очень долгая история, — он тяжело вздыхает, и я понимаю, что рассказывать об этом он не собирается.

— Тогда скажите, профессор, — перехожу к другой теме, — то, что о вас пишут и говорят — это правда?

— Разумеется, нет. Никого я не убивал и ничто не уничтожал. Это сделали те, кто хотел скрыть от общественности наш полёт. Мне повезло: я не только остался жив, но в мои руки попали все результаты нашего полёта.

— Тогда к чему вся эта шумиха?

— Чтобы не дать мне обнародовать эти материалы. В моих руках их смерть. Дело в том, что это очень ценные документы, и о них непременно должно узнать всё человечество, так как они непосредственно касаются его дальнейшего существования.

— А «их» — это кто?

— Заправилы из Космического Общества. Понимаете, если эти документы предать огласке, то их существованию придёт конец.

— Понятно. Впрочем, не совсем, — сознаюсь я и делаю предположение из услышанного. — Вы нашли в космосе что-то такое, что может погубить Космическое Общество?

— Не только…

Профессор вдруг смолкает. Какая-то тревожная мысль внезапно овладевает им. В это время, разглядывая его в зеркало заднего вида, я мысленно сравниваю его с тем Гароссом, которого знавал раньше. Лет тринадцать назад, когда я учился в Данкарском университете, он читал нам лекции по естествознанию. Тогда это был энергичный, не знающий предела своим возможностям молодой человек. А сейчас позади меня сидит старец. Когда-то чёрные, всегда уложенные в элегантную причёску волосы, теперь белее снега и жидкими прядями спадают на плечи. Живое выразительное лицо покрылось морщинами и приняло земляной оттенок. Отросшие седые борода и усы, а также шрам на правой щеке делали его не узнаваемым. Не понятно, как «кроты» распознали в нём Гаросса. Наверное, по голубым глазам, которые по-прежнему выражают твёрдость духа и ясность мыли. Любой, посмотревший ему в глаза, скажет, что он не сумасшедший…

— А знаете, Харрис, — обрывает он вдруг мои мысли, — пожалуй, я бы поговорил с вами на эту тему. Но в другой раз. А сейчас мне пора. Остановитесь, я сойду здесь.

Мы только что проскочили указатель, извещавший о том, что до Данкары осталось десять километров. Ничего не понимая, удивлённо спрашиваю:

— Что-нибудь случилось?

— Вы забыли о рациях, которыми снабжены все автомобили «Спейсера». Я уверен, что все дороги в Данкару сейчас перекрыты «кротами». Так что будет лучше, если я сойду здесь. Без меня вам легче будет отвертеться. Ведь меня они не видели. Верно? А отсюда напрямик — не так уж и далеко. Остановите.

— Вы правы, — соглашаюсь я и несколько раз жму на педаль тормоза.

«Джесси» сбавляет ход и плавно останавливается. Прежде чем выйти, профессор немного медлит, раздумывая над чем-то. Затем раскрывает кейс, достаёт из него три толстых тетради в синих обложках и протягивает мне.

— Вот, Стивз, возьмите их и сохраните. Со мной всякое может случиться. Когда прочтёте, вам всё станет ясно. Правда, это всего лишь дневник, и без документов он больше похож на фантастическую повесть. Но вам придётся удовольствоваться только этим. Документами я займусь сам. Если я останусь жив, вы вернёте мне их. А если… то постарайтесь его опубликовать. И помните, пока об этих тетрадях никто не должен знать. Ну вот, кажется, всё.

Он открывает дверку и, прижимая к груди кейс, собрался выходить.

— Профессор, — останавливаю его в последний момент, — а вам не приходило в голову, что этот чемодан можно у вас отнять?

— Это исключено самой конструкцией кейса. В любом случай я успею нажать на кнопку взрывателя, и тогда кейс уже не достанется никому. Прощайте!

— Подождите, профессор! — опять окликаю его. — У вас слишком приметная одежда. Я дам вам другую.

Достаю из багажника свой второй костюм и протягиваю ему:

— Правда, вы немного повыше меня, но, согласитесь, в нём вам будет удобнее. Во внутреннем кармане лежат деньги. Они ваши.

— Я вам очень благодарен, Стивз, — он прижимает пакет к груди. — Сегодня мне необыкновенно повезло — я встретил вас. И мне очень хочется, чтобы вы благополучно выпутались из этой истории, в которую я вас втянул.

— Не думайте об этом, — легкомысленно отмахиваюсь я.

— Прощайте, Стивз Харрис! — он протягивает мне руку. — И будьте осторожны.

— Прощайте, профессор Гаросс! — жму в ответ его твёрдую сильную ладонь и тут же спохватываюсь. — Э, одну минуточку, профессор!

— Да?

— А когда же мы с вами встретимся?

Прежде чем ответить, он на секунду задумывается.

— Давайте завтра. Скажем, в баре «Белонга». Кажется, это на семнадцатой улице. Когда-то мой телохранитель возил меня туда показать, как живёт самая многочисленная прослойка нашего общества. Вы знаете, где это?

— В Силларгерее?

— Тогда вечером. Часов в семь.

— До завтра, профессор!

Жду, когда он скроется за холмами, мысленно желаю ему удачи и возвращаюсь в машину.

8

Профессор оказался прав: меня уже поджидали. При въезде в город сразу замечаю «Икс-космос» и полицейский «Бульдог», стоящих на обочине. При моём приближении люди в машинах зашевелились. Из «Бульдога» вылезают трое полицейских и спешат мне навстречу. Двое из них вооружены автоматами. Третий, лейтенант, взмахивает жезлом, приказывая мне остановиться.

Беру вправо и торможу прямо у квадратной фигуры, облачённой в новенькую офицерскую форму. До меня доносится густой бас, требующий документы. Открываю окно и протягиваю их полицейскому, при этом не свожу глаз с «Икс-космоса». Четверо её пассажиров, облокотившись на отполированный до блеска кузов джипа, с тупым любопытством смотрят в нашу сторону. Понятно. Полиция здесь лишь для видимости законности. Ну что ж, я готов к этому.

Даже для порядка не глянув в мои бумаги, офицер прячет их в боковой карман и внимательно осматривает салон.

— В чём дело, командир? — стараюсь изобразить из себя простака, и, кажется, мне это удаётся.

— Откройте, пожалуйста, багажник. Мы должны осмотреть вашу машину, — басит тот в ответ, пытаясь придать расплывшейся физиономии строгое выражение.

— Какого чёрта! — возмущаюсь я, но не сильно. — С чего это вы решили, что можете вот так запросто остановить меня на дороге и осмотреть мою машину? Покажите ордер.

— Умный, что ли? — толстяк недобро усмехается, а я парирую:

— А что в этом плохого?

— Если ты действительно умный, то тогда открывай быстрее багажник.

— Да что случилось-то? — сдаюсь я и тут же любопытствую. — Кого-то ищете, да?

— Да.

— В багажниках?

— И там тоже, — лейтенант старается быть спокойным, но, похоже, моя тупость его достала, и он не выдерживает и переходит на крик. — В конце концов, вы откройте его или нет?

— Конечно, конечно, офицер! — спешу его успокоить, продолжая изображать себя недалёким и болтливым журналистом. — Раз вы так настаиваете, я открою вам багажник. Но вы должны знать, офицер, что вам повезло, — выхожу из машины и направляюсь к багажнику. — Я — Стивз Харрис, тележурналист из «Би Эрн». Уверен, вы смотрите мою передачу «Честное расследование» по второму каналу. Так что у вас появился реальный шанс попасть на моё телешоу. У него очень высокий рейтинг, и о вас узнает вся страна. Для этого вам всего лишь надо будет ответить на несколько вопросов. Итак, первый вопрос, офицер: кого вы ищете?

— Особо опасного преступника. Маньяка — убийцу.

— Ого! — притворно восклицаю я. — Да вы даже представить себе не можете, как это заинтересует нашего зрителя. Мужественный лейтенант, рискуя жизнью, разыскивает маньяка — убийцу. Да вы сразу станете знаменитым, уверяю вас! Теперь второй вопрос: кто этот маньяк? Вы его знаете?

Я знаю, кого они ищут, и, чтобы скрыть волнение, продолжаю играть роль бестолкового журналиста — трепача.

Вопрос остаётся без ответа. Видно, известность лейтенанту не нужна. Открываю багажник. Там ничего нет, кроме видеоаппаратуры и прочего вспомогательного барахла. Полицейский даже не скрывает разочарования. Гаросса нет, а, значит, денежного поощрения от «Спейсера» он уже не дождётся — это точно. Его помощники, всё время стоявшие наготове, расслабляются; им тут делать нечего. Лейтенант недовольно морщится, затем поворачивается в сторону «кротов» и отрицательно качает головой. Те делают ему какой-то знак, и он снова поворачивается ко мне.

— Вы не ответили на второй вопрос, офицер, — напоминаю я ему, как ни в чём не бывало, словно не видел всех этих его шпионских штучек. — Вы так и не сказали, как зовут маньяка. К тому же, имейте в виду, телезрители обязательно спросят вас, что он натворил.

Тот поначалу теряется, но потом быстро приходит в себя и, слепив из студня серьёзное, даже грозное выражение, спрашивает меня:

— Куда вы его дели?

— Кого? — не понимаю я. — Вы о чём, офицер?

— Я о маньяке. Куда вы его дели?

— Вы что, с ума сошли?! — возмущаюсь, как взаправдишный. — Вы что тут себе позволяете, а? Вы хотите сказать, что я, честный гражданин, имею какие-то дела с маньяком?

Тот недобро косится в сторону «кротов». Отведённая роль в этом спектакле ему самому была не по душе, но он исполняет её как прилежный ученик, и продолжает далее более грубым и бесцеремонным тоном:

— Не пудри мне мозги, сынок. Из Мондакорры сообщили, что ты подобрал там одного старика…

— Чушь собачья! — заявляю решительно. — Я действительно останавливался в Мондакорре, но и что с того? У меня на студии срочная работа и поэтому я не мог, как другие, остаться там и подождать, когда спадёт жара. Я заправился, выпил сока и снова поехал. Надеюсь, за это у нас ещё не привлекают к уголовной ответственности?

— Однако, — уже не так оптимистично бурчит лейтенант, — это сообщил человек, которому мы…

— Плевать я на это хотел!

Резко захлопываю багажник и в тайне радуюсь, что у меня получается лучше, чем у полицейского. Тот явно не справляется со своей ролью, и ребята в чёрном начинают проявлять недовольство. Офицер растерянно молчит, не зная, что сказать, а я добиваю его своей напористостью:

— К тому же, там были парни из «Спейсера». Они видели, как я уезжал из Мондакорры, и смогут подтвердить, что у меня в машине никого не было. Так что ваш осведомитель либо осёл, либо специально вас дезинформировал.

— И всё же, умник… — начинает он без энтузиазма и ту же осекается, уловив шум со стороны «Икс-космоса».

— Подожди минутку, ладно? — бросает он мне и неуклюжей походкой заторопился к внедорожнику.

Он что-то сказал одноглазому блондину, сидевшему на переднем сидении, и затем, выслушав его ответ, красный и потный возвращается ко мне.

— Хорошо, парень, можешь проваливать, — раздражённо сообщает он мне и, вернув документы, вместе с помощниками направляется к «Бульдогу».

— Эй, офицер! — кричу ему в след. — Мне жаль, что вы не стали сегодня знаменитым!

Сажусь за руль и прячу документы в перчаточный ящик. Только собираюсь завести мотор, как в открытое окно просовывается голова одноглазого. Увидев перед собой его отталкивающее лицо, вздрагиваю от неожиданности. «Крота» такая реакция на его появление вполне устроила. А видок у него был ещё тот! Лоб, левый глаз и всю щеку пересекал страшный красноватый шрам, делая выражение лица зловещим и пугающим, взгляд единственного глаза леденит душу, а от усмешки тонких мёртвых губ меня охватывает озноб. Банда молодчиков в Аделоне, у которых по капризу Сьюзи мы брали интервью, ничто по сравнению с этим чудовищем. «Крот» долго, молча разглядывает меня и, наконец, разлепляет губы:

— Так говоришь, в Мондакорре никого не подсаживал, так что ли? И наши ребята тому свидетели, да?

Как только «Бульдог» исчезает, «Икс-космос» вплотную подъезжает ко мне. Из неё вываливаются четверо. Вид у них весёлый. Избить человека для них всего лишь небольшое развлечение.

— А ты ничего не напутал, придурок?

Одноглазый вертит в руках что-то блестящее, похожее на кастет, тон угрожающий, и я спешу ответить:

— Клянусь своим шефом! В Мондакорре я только выпил фруктовый сок и всё. Я даже ни с кем не разговаривал, кроме ремонтников на заправке.

— Ой ли? — его кривая усмешка не обещает ничего хорошего. — Подумай хорошенько, у тебя есть ещё время. А я дам подсказку. Старичок с таким чёрненьким чемоданчиком.

— Старичок? — я делаю вид, что пытаюсь что-то вспомнить. — Может там и были старики, но мне было не до них, честное слово. Такая жара! У меня пересохло в горле, и я спешил утолить жажду. К тому же, у меня срочная работа на студии, и поэтому я торопился.

Изо всех сил стремлюсь не показать своего страха. Перед глазами всё время стоит профессор, и это придаёт мне силы. Желание помочь ему заставляет меня лгать и изворачиваться. Сейчас, когда наступил самый главный момент, хочу только одного, чтобы моя ложь как можно больше походила на правду.

— Да ну? — одноглазый недоверчиво ухмыляется. — Откуда же тогда у тебя в салоне такая вонь?

Этот неприятный запах оставил профессор. Вернее, его странная одежда. Вначале теряюсь, но ответ нахожу быстро.

— Ах, это, — говорю, улыбаясь, — я настолько к ней привык, что уже и не чувствую её. В Аделоне мы снимали в гетто. Иногда приходилось подвозить кое-кого из их обитателей на съёмки, вот и провонялось. Чего только не пробовал, чтобы избавиться от этого аромата, но ничего не помогло. Умные люди посоветовали поменять обшивку. Как вы думаете, это поможет?

Одноглазый хмыкает, затем берёт у одного из «кротов» газету с огромным портретом по середине и встряхивает её.

— Я ищу одного папашку, — как бы доверительно сообщает он мне.

— Своего, что ли? — пробую шутить.

— Вот этого! — он сует мне в лицо фотографию Гаросса. — Я его очень люблю.

— О! — оживляюсь я. — Этого папашку я тоже люблю! Ещё бы! За него обещают большие денежки!

— Заткнись!

Блондин, не глядя, возвращает газету подручному и снова устремляет на меня свой единственный глаз. По нему вижу, что он мне верит. Значит, я неплохо играю тупицу — журналиста. Но что ему ещё от меня надо?

Сзади слышится шум и визг тормозов. Подъехал ещё один «Икс-космос». Так вот кого он ждал! Подмогу. Хлопают дверцы. И по лицам здоровенных парней, выскакивающих из него наружу, догадываюсь, что меня ожидает.

Выслушав доклад одноглазого, уже знакомый мне по Мондакорре лысый детина с квадратной челюстью резко распахивает мою дверцу, хватает меня за шиворот и сильным рывком вытаскивает из машины.

— Тогда какого чёрта ты удрал оттуда? — в бешенстве шипит он мне в лицо.

Выходит, и он мне верит. Отлично! Лихорадочно соображаю, что ответить.

— Ну! — сверкает он стальными зубами и так встряхивает меня, что на моей рубашке отлетаю все пуговицы.

— Так там началась стрельба, и я решил поскорее смыться, — нашёлся я.

— Кретин!

Сокрушающий удар в лицо отбрасывает меня за обочину. В глазах мгновенно темнеет, а рот быстро наполняется кровью. Пробую подняться, но сил не хватает даже оторваться от земли: нокаутированный мозг был не в состоянии управлять телом. Но тут чувствую, как несколько крепких рук подхватывают меня и ставят на ноги.

— Спасибо, парни, вы так любезны, — благодарю их и тут же от удара в живот переламываюсь пополам.

Воздуха катастрофически не хватает, пытаюсь разбитым ртом сделать вдох, но не успеваю. На меня один за другим посыпались удары…

9

Прихожу в сознание и сразу радуюсь: жив! После уже осматриваюсь. Лежу в сточной канаве, что тянется вдоль обочины по всей автостраде. С трудом поднимаюсь. В голове невыносимый шум, перед глазами всё плывёт: и дорога, и проезжающие мимо автомобили, и моя «Джесси», стоящая неподалёку. Тело саднит и ноет. Без острой боли невозможно пошевелиться, словно переломаны все кости. Я не раз слышал о способностях «кротов», теперь вот испытываю это на себе.

Темнеет. Из сумрака то и дело выныривают автомобили, на мгновение ослепляют меня зажжёнными фарами и, с рёвом промчавшись мимо, вновь растворяются в темноте. Недалеко разноцветными огнями искрится Данкара. Жара спала. Прохладный ветерок приятно холодит пылающее и ноющее от боли тело. Подставляю лицо под его освежающий поток и вдруг чувствую влажные прикосновения к нему. Вытираю щеку ладонью и подношу её к носу. Неприятный аммиачный запах защекотал ноздри. Так и есть, начинается туман. Чёрт, как не вовремя! Придётся поспешить, чтобы попасть в машину раньше, чем он сгустится. Иногда эти туманы, благодаря работе местных химзаводов, содержат в себе примеси различных кислот, и, если не принять меры предосторожности, можно запросто приобрести болезненные, долго не заживающие язвы.

Превозмогая боль, выкарабкиваюсь из канавы и спешу к «Джесси».

— Ох! — восклицаю не то от боли, не то от увиденного.

Багажник «Джесси» открыт, и всё его содержимое, разбитое и изрезанное, валяется на обочине. Обе двери с правой стороны распахнуты, предоставляя для обзора вскрытую панель, содранную обшивку и вспоротые сидения. Капот тоже открыт. С тревогой заглядываю под него. Так и есть. Форсажная установка Додди Скэйли раскурочена и навсегда выведена из строя. Сам движок, к счастью не тронут. С чувством страха (а вдруг?) проверяю тайник в днище кузова. Слава богу, и дневник и кассеты на месте! На душе становится легче. Может, эти подонки и неплохие костоломы, но сыскари они никудышные.

Складываю обшивку на заднее сидение и с трудом, при свете фар мелькающих туда-сюда машин, начинаю собирать раскиданные вокруг вещи. Затем, скрипя от боли зубами, усаживаюсь за руль, завожу мотор и очень плавно трогаюсь с места.

Данкара живёт своей обычной, размеренной жизнью. Меня встречает знакомый шум мегаполиса: непонятный грохот, рёв моторов, вой полицейских сирен, доносящиеся откуда-то выстрелы. Всюду бросающаяся в глаза разноцветная иллюминация вывесок и реклам. Огромные электронные часы на здании нефтяного концерна показывают десять часов. Ого! Надо торопиться, иначе я так и заполночь не доберусь до кровати. Но от увеличения скорости начинает пронзительно ныть грудная клетка. Ладно, чёрт с ней, с кроватью. Сбрасываю скорость и еду не спеша.

Прохожих мало, почти не видно. В туман все предпочитают сидеть дома. Если он имеется, конечно. Бездомным в эту пору становится очень туго. Если не успеют найти какое-нибудь укромное местечко, вроде мусорных контейнеров, подвалов и теплотрасс, то их ждёт верная смерть.

Свернув направо, выезжаю на центральную магистраль города Корл-Ходда и вместе с потоком машин проезжаю мимо сделанного из стекла и бетона роскошного небоскрёба Хаймонт-билт — резиденции Космического Общества. Миную ещё один квартал и останавливаюсь у Главного корпуса телевизионной компании «Би Эрн».

Охранники, хотя и знают меня, всё же недоверчиво рассматривают моё удостоверение. Фотография на нём абсолютно не совпадала с оригиналом. Не отвечая на их вопросы, прячу жетон в карман штанов и вхожу в вестибюль. В это время здесь всегда тихо. Лишь где-то там наверху, в некоторых студиях идёт сейчас напряжённая работа. На лифте поднимаюсь на двадцатый этаж в свой отдел, запираюсь в монтажной комнате и долго вожусь с кассетами. Все движения приходится делать плавно и медленно, словно в воде, чтобы хоть как-то облегчить свои страдания. Наконец-то всё готово. На часах без четверти час. Пора домой. Сматываю готовую кассету, запираю её в сейф и спешу, если можно так сказать, к выходу.

Еду по Корл-Ходда. Из головы всё не выходит профессор Гаросс. Отчётливо вижу перед собой его постаревшее от невзгод лицо, жидкую, седую прядь, прилипшую к огромному морщинистому лбу, и этот странный нелепый наряд, к которому он прижимает поблёскивающий чёрным лаком кейс. Где он сейчас?..

Резкий сигнал и раздражённый крик: «Ты что уснул, идиот?» возвращают меня в реальность. Мимо, почти впритирку проезжает шикарный лимузин «Джигуди». Из него на меня смотрит гневная физиономия водителя. Только сейчас замечаю, что совсем не слежу за дорогой: «Джесси» выехала на встречную полосу. Останавливаюсь, пропускаю несколько автомобилей и возвращаюсь в свой ряд. Но через несколько минут сзади снова раздаются недовольные сигналы. Опять отклонился в сторону. Что это со мной? Прижимаюсь к бордюру и останавливаюсь. Надо немного отдохнуть и собраться с мыслями.

Перед глазами снова встаёт профессор. Прокручиваю в голове встречу с ним с самого начала. Надо признать, что вёл я себя с ним не совсем корректно. «Извините, профессор Гаросс, — говорю я вслух с виноватой улыбкой, как будто он мог меня услышать, — но ваш маскарад… да и ваше поведение. Они могли кого угодно вывести из себя. А я лишь всего-навсего простой смертный с расшатанной вконец психикой. Сами понимаете, бесконечные командировки, дни и ночи без сна и пищи, зануда — шеф, коллеги — завистники…»

Моё красноречие прерывают два глухих выстрела. С треском лопается заднее боковое стекло. Вторая пуля, пробив дверку, со свистом впивается в переднее сидение. В одно мгновение срываюсь с места и как сумасшедший несусь по городу, не обращая внимания на адскую боль во всём теле. Успокаиваюсь только тогда, когда добираюсь до старого трёхэтажного дома, где снимаю квартиру. Кто стрелял? «Кроты»? Поняли, что я их провёл? Нет, эти не промахнулись бы. Скорее всего, подростки, заимевшие оружие, решили попробовать на мне свои силы. В последнее время детская преступность приняла угрожающие размеры.

Поднимаюсь на последний этаж. Тело ноет так, будто разрывается изнутри. Это я особенно ощущаю, когда, тщательно заперев засовы и спрятав тетради профессора, не раздеваясь заваливаюсь на кровать. Умеют же бить, мерзавцы! Пытаюсь расслабиться и заснуть. Тщетно. Слишком много впечатлений на сегодня и слишком сильно болят намятые места. Завожу будильник и проглатываю две таблетки: обезболивающее и снотворное. Уже через несколько минут чувствую наваливающуюся на меня сонливость. «Чёрт бы их всех побрал, — ругаюсь, засыпая, — испортили „Джесси“. Придётся завтра нанимать такси или брать что-нибудь напрокат…»

10

«Белонга» оказалась препаршивым местом, притоном бандитов, пьяниц и проституток. Бар занимает подвальное помещение большого доходного дома на окраине Силларгереи, где появление полицейских очень большая редкость. Поэтому здесь частенько возникают потасовки со стрельбой, разбитой мебелью и бесследно исчезнувшими трупами.

Из-за подозрительного вида, который придают мне большие чёрные очки, меня здесь встречают настороженно и неприязненно. Впрочем, как всех чужаков. Но я быстро улаживаю это недоразумение. Сработала профессиональная привычка в любой среде держаться своим парнем. Заказ местного пойла, отказ от сдачи, пара комплиментов шлюхам и несколько жаргонных шуточек, которых нахватался в трущобах Аделоны, и я без всяких проволочек вливаюсь в полупьяный, получокнутый коллектив этого чертога. Правда, некоторые его завсегдатаи ещё минут пять недоверчиво пялились на меня, но затем, привыкнув к моей персоне, отстали и вернулись к своим проблемам.

Я приехал сюда рано, так как неожиданно быстро освободился от дел. Видно, провидение решило искупить свою вину за вчерашнее. Хотя день начался не совсем удачно. Но после всё сложилось как нельзя лучше.

А началось всё с того, что я проспал. После вчерашнего кошмара в этом не было ничего удивительного, и я воспринял сей факт как должное. Но, чтобы не опоздать на просмотр, пришлось отказаться от завтрака. Тело представляло собой сплошной синяк и ныло ещё сильнее и пронзительней. Я кое-как поднялся с кровати. И всё же сборы заняли у меня не так уж много времени, благодаря нескольким обезболивающим таблеткам. Больше провозился с косметическим ремонтом физиономии. Рассечённую бровь залепил пластырем, а синяк под левым глазом и мелкие ссадины замазал тонированным кремом. Затем надел огромные чёрные солнцезащитные очки и от вчерашнего мордобития почти ничего не осталось. Почти — громко сказано, конечно. Очки при всём желании не могли скрыть под стёклами распухшую, словно от зубной боли, щёку, отчего левая сторона, больше напоминала квадрат, чем овал. Впрочем, на зубы я всё и свалил, когда предстал перед комиссией: и свой внешний вид и своё опоздание.

Фильм прошёл на «ура», и комиссия единодушно одобрила его. Шеф, хотя и проспал половину показа, тоже оценил его по достоинству и велел включить в завтрашнюю вечернюю программу в самое престижное время. Это очень высокая награда для журналиста. После солидного гонорара, разумеется.

После просмотра ещё нескольких фильмов и бурного обсуждения планов на будущее я помчался к Додди Скэйли и, к своему счастью, застал его ещё в сносном состоянии: он только что разделался с одним денежным заказом и уже успел отметить это событие. Мы с ним быстро договорились, и уже через час я загонял в мастерскую истерзанную «Джесси».

Рассматривая машину, Додди стонал и охал, словно досталось ему, а не ей. Когда он со скрежетом поднял капот, я весь внутренне напрягся: сейчас начнётся. И точно!

— Дьявол! — послышался из-под капота его возмущённый голос. — Это что такое, а? Стивз, ты что сделал с моей форсажной установкой? Ты что, хотел с её помощью улететь на Луну, да? Или ты пытался преодолеть звуковой барьер? Ты что, спятил, что ли, мать твою так?

Додди разошёлся не на шутку. Если бы он видел меня впервые, он бы меня точно убил. По крайней мере, попытался бы. Я виновато молчал, а тот продолжал выражать своё мнение:

— Ты что, болван, настолько отупел, что забыл, для чего эта штука предназначена, да? Ты просто идиот, Стивз! Нет, ты не идиот, ты… — он попытался подобрать мне определение, но так и не смог, и бросил в сердцах. — Я её пять лет разрабатывал, тебе как лучшему другу одолжил, а ты…

— Ну успокойся, старина, — я попытался дружелюбно похлопать его по плечу, но Додди резко убрал его в сторону, — честное слово, это не моя работа. Так получилось. Понимаешь, я вчера за городом парочку кретинов обогнал. Знаешь, они ехали на такой чёрной шикарной тачке с блестящей эмблемой.

Увеличенные толстыми стекляшками очков глаза Додди стали ещё больше. Он даже протёр их, чтобы лучше меня рассмотреть.

— Ты точно идиот, Стивз, — резюмировал он.

— Они попытались меня догнать, но это оказалось им не по зубам.

— И тогда они тебе по зубам настучали? — гнев в его голосе сменился интересом.

— Ты очень догадлив, дружище, — не стал я отпираться, потирая распухшую скулу. — Короче, Додди, твоя форсажная установка им совсем не понравилась.

— И твоя физиономия тоже, — добавил он.

— Ну, в общем-то, да.

— Да уж… — недовольно пробурчал он и тут увидел расстрелянные двери с правой стороны.

— А это что такое? — его глаза опять удивлённо расширились. — Они что, в тебя ещё и стреляли?

— Нет, — успокоил я его, — это уже другие, когда я заехал в город.

— Ты их тоже обогнал? Ты что, Стивз, настолько тупой, что с первого раза не смог понять, что нельзя обгонять крутых парней?

— А я никого и не обгонял. Мне просто вдруг стало плохо, и я остановился, чтобы перевести дух. Вот тут они и открыли пальбу.

— Ты, наверное, позабыл с ними поздороваться, вот они и обиделись, — съязвил Додди.

— Я их вообще не видел! — огрызнулся я; я сам большой любитель поострить, но его шутки иногда доводили меня до белого каления. — Стреляли откуда-то из темноты.

— Ну да, — не поверил Додди и снова полез под капот, откуда вскоре донеслось недовольное ворчание. — Нет, ну разве это не сволочи, а! Так обращаться с машиной!

Продолжая возмущаться, он закончил осмотр «Джесси» и заявил, что раньше, чем через три недели мне ничего не светит. Это несильно меня расстроило, так как на это время он предоставил мне взамен свой старенький «Кваттор», весь нашпигованный его новейшими изобретениями.

— Только, Стивз, — попросил он на прощание, — будь человеком, верни мне его целым и невредимым, ладно?

Я поднял правую руку вверх и торжественно объявил:

— Клянусь, я буду любить и беречь её, как свою «Джесси»!

— Нет-нет, — запротестовал Додди, — вот этого как раз и не надо. Твоя любовь к «Джесси» больше смахивает на садизм. Ты лучше постарайся больше не связываться с кретинами.

Всё-таки неплохой он парень, Додди Скэйли, хотя и малость чудаковатый. Впрочем, как и все помешанные на изобретениях.

И вот я сижу в «Белонге», пью скверное пиво и жду профессора. Время — семь, а его ещё нет. Почему-то вдруг вспоминается одна из встреч с ним. Это было на день Независимости. Он выступал тогда перед студентами Данкарского университета, среди которых был и я. Свою речь, помнится, он начал так:

— Сегодня мы отмечаем юбилей независимости нашей страны. Я был бы рад говорить восторженные речи, если бы он не был ещё одним шагом к нашему самоуничтожению. Мы потратили не один десяток лет в пустых разговорах и призывах к охране окружающей среды, в то время как нужно было действовать. Причём, самым решительным образом. Теперь наступило время подумать о том, как спасаться нам самим, потому что скоро от Природы не останется и следа. Хватит ли у нас сил и ума оградить себя от радиоактивных бурь и химических дождей, от наступления пустынь и всевозможных неизлечимых болезней? И кто же виновник нашей грядущей гибели? На этот вопрос не так уж трудно ответить. Всем нам давно хорошо известно, почему воздух становится малопригодным для того, чтобы им дышать, вода — слишком ядовитой, чтобы её пить, почва — чрезмерно скудной, чтобы прокормить нас…

Конечно, профессор имел в виду крупных монополистов, которых ничто не волновало, кроме прибыли. Эта речь наделала тогда много шума. Кое-где полетели головы, один министр подал в отставку, другой застрелился. Кажется, после этого кто-то стрелял в профессора, но, к счастью, не удачно.

Пятнадцать минут восьмого. Профессора всё ещё нет. От нечего делать начинаю разглядывать посетителей, едва различимых в плотном тумане табачного дыма. У длинной стойки на высоких стульях сидят представительницы древнейшей профессии. Почти все они из юго-восточных стран, за исключением нескольких мулаток. Покуривая длинные сигареты и потягивая коктейли, они бросают томные взгляды то на вход, то в глубину зала в ожидании клиента. Слева от меня две их счастливые подружки весело болтают с бородатым верзилой, не забывая при этом уплетать пирожные и запивать их вином.

Дальше четверо негров о чём-то горячо спорят. Один из них всё время стучит кулаком по столу в доказательство своей правоты. На них никто не обращает внимания, кроме трёх крепких парней, что в правом углу лениво гоняют костяные шары по зелёному полю бильярдного стола. Это вышибалы. Они ждут знака хозяина, чтобы вышвырнуть вон через чур разгорячившихся посетителей. Но тот делает вид, что не замечает назревающего скандала. Видно, негры из банды, что «крышует» это заведение, и приходится мириться с их выходками.

Часы над стойкой показывают двадцать семь минут. Меня начинает одолевать беспокойство. Наверняка что-то случилось. А может, я зря паникую? Профессора могли задержать дела. Подожду ещё, торопиться всё равно некуда.

— Не занято? — слышу вдруг справа приятный голос. — Нет?

Около меня, мило улыбаясь, стоит одна из мулаток. Хм, она, конечно, ничего, особенно грудь, почти вся выставленная на показ, но мне не до неё. Я слишком обеспокоен долгим отсутствием профессора. Почему он опаздывает? Что могло его задержать? «А может, он просто забыл? Ведь всякое бывает», — утешаю сам себя.

— Привет, ненаглядный, — прерывает мои размышления всё тот же приятный голос.

Не дожидаясь ответа, она присаживается за мой столик, не забыв при этом продемонстрировать великолепные ножки.

— Привет, — неприязненно из-за её бесцеремонности бурчу в ответ и отворачиваюсь, давая этим понять, что со мной ей ничего не обломится; я всегда предвзято относился к таким девицам.

Но это её нисколько не смущает. Она не спеша достаёт из сумочки сигарету и, как бы между прочим, интересуется:

— Ты что, больной?

— Да. Как только вы появляетесь, у меня сразу начинаются почечные колики, — огрызаюсь я, с трудом отводя взгляд от шикарной картины, которую открывает непостижимо огромное декольте.

Та улыбается и многозначительно косится на сигарету, которую слишком долго разминает в руках.

— Тебе не повезло, дорогуша, — отвечаю ей на это, — я не курю.

— Правильный парень? — усмехается она и лезет в сумочку.

— Вот незадача, верно? — ехидничаю в свою очередь.

— Ну почему же? — спокойно говорит та и, достав из сумочки зажигалку, прикуривает сигарету. — Случается и такое. Лучше закажи мне что-нибудь. Только покрепче.

Неправильно истолковав моё недоумение, охотно поясняет:

— Пиво здесь больше смахивает на мочу.

При этих словах машинально заглядываю в кружку, где ещё осталось больше половины тёмной, непонятной на вкус жидкости. Пиво здесь действительно дрянь. Снова поворачиваюсь к мулатке. Та, заигрывая, пускает мне в лицо струйку дыма и продолжает напирать:

— У тебя проблемы?

Девица и без того раздражает меня, а этот вопрос просто выбивает из колеи.

— А по мне видно, что ли? — резко реагирую на это и тут же понимаю, что ляпнул глупость.

— А ты думаешь, очки помогли тебе их скрыть? — усмехается та, не сводя с меня больших чёрных глаз, и я невольно погладил заклеенную бровь.

— Не волнуйся, дорогой, — успокаивает она, вынимая изо рта сигарету, — это нам не помешает. Всего за двадцатку ты побываешь на седьмом небе. Можешь мне поверить.

— Я тебе верю, но… — я ловко уклоняюсь от её поцелуя. — На седьмом небе я бываю почти каждый день и, причём, бесплатно. Так что отстань.

Девица капризно надувает ярко накрашенные губки. Чёрт! Трудно что-либо противопоставить её профессиональной напористости, но меня неожиданно выручает шум, донёсшийся от стойки. Там находится телевизор, по которому транслировался футбольный матч между местными командами. Этот матч внезапно прервали, и появившийся диктор стал о чём-то взволнованно говорить. Видно, это сообщение заинтересовало хозяина, и он сделал звук громче. Вот это-то и привлекло моё внимание.

— …два часа назад группой террористов было взорвано помещение, где размещалась редакция газеты «Гедара»… — доносится до меня, и я подскакиваю как ошпаренный.

Мулатка испуганно вздрагивает.

— Что с тобой, дорогуша? Ты прищемил яйца?

— Нет, — успокаиваю её, — это всего лишь очередной приступ почечной колики.

Расплачиваюсь и бегу к телевизору, чтобы не пропустить самого главного. Что-то подсказывает мне, что эта акция связана с долгим отсутствием профессора.

— Мощный взрыв полностью разрушил офис и типографию, — продолжает возбуждённо вещать диктор, всё больше наполняя меня тревогой, — и под развалинами схоронил всех, кто в этот час находился там. Так же пострадало само здание. В частности, обрушилось несколько верхних перекрытий. Почти два этажа выведены из строя. Прибывшим пожарным удалось сразу локализовать начавшиеся пожары. Число жертв и пострадавших устанавливается.

Оператор крупным планом показывает искорёженные глыбы бетона, языки пламени, мечущиеся среди руин, и изуродованные трупы. В одном из них, к своему ужасу, узнаю профессора Гаросса. Он лежал в луже крови под обломками бетонной опоры. Я не мог ошибиться. Он был выбрит и пострижен, из-за чего изменился до неузнаваемости, но я его узнал. Узнал по своему костюму, который когда-то купил на Северном Взморье. Он, как я и предполагал, оказался ему маловат. Пытаюсь разглядеть рядом с ним кейс. Но только в последний момент, когда камеру стали переводить на другой объект, замечаю, что на правой руке профессора отсутствует нижнее предплечье. Значит, он всё-таки успел нажать на кнопку взрывателя…

Не в силах сдерживать охватившее меня чувство боли, спешу к выходу. Дойдя до двери, слышу грохот разбиваемой мебели и испуганный женский крик. Это четыре негра, наконец, от слов перешли к делу и уже успели разломать стол и два стула. Под конец замечаю, как вышибалы по знаку хозяина бросают игру и выскакивают из угла…

11

Дневник профессора и в самом деле смахивает на научно — фантастический рассказ. Если бы я не знал, кто его написал, ни за что не поверил бы в то, что там написано, несмотря на присутствие в нём непонятных мне изречений и научной терминологии. Ибо всё в нём слишком необычно и невероятно для нашего стереотипного восприятия, а планы Космического Общества так вообще поражают своей чудовищностью.

Лежу на кровати и в который раз перелистываю дневник. Я взялся за него сразу, как только вернулся из «Белонги», и, когда закончил читать, сказал себе: «Этого просто не может быть!» Межпланетные звездолёты, обитаемая планета в другой галактике. И это в то время, когда наши пилотируемые корабли не суются дальше земной орбиты! Но чем больше я осмысливаю прочитанное, тем сильнее убеждаюсь в его правдивости. У профессора были документы и материалы этой необычной экспедиции на далёкую планету Чиккория, которые он пытался обнародовать и за что поплатился жизнью. Если всё это бред, если ничего этого не было, то тогда зачем «Спейсеру» было нужно открывать охоту на самого богатого и известного человека в стране?

И всё же проходит ещё немало времени, прежде чем у меня исчезает последняя тень сомнения. И только тогда я до конца осознаю, от какой страшной катастрофы хотел спасти нас профессор Гаросс.

Но он мёртв. Документы уничтожены. А угроза-то, нависшая над нашей планетой, осталась! Рано или поздно «Спейсер» пошлёт на Чиккорию другой корабль и, в конце концов, узнает то, что нужно. И тогда — прощай Земля! Несколько мощных ядерных взрывов уничтожат тебя как ненужную, отслужившую свой срок вещь. Мысленно представляю себе, как наша маленькая планета вначале обволакивается огнём и газом, а затем со страшным грохотом разрывается на куски и по частям исчезает в чёрной бездне Вселенной. Картина получается настолько реальной, что я вздрагиваю и подскакиваю на кровати.

НЕТ!!! Боссы Космического Общества зря считают, что со смертью Гаросса у них развязаны руки. Им придётся изменить своё мнение на этот счёт. И помогу им в этом я! А почему бы и нет? Я единственный, кому профессор доверил свой дневник, а значит и жизнь нашей планеты. Потом, чем я рискую? О существовании этих тетрадей, вероятнее всего, не знает никто, и тем более никто не знает, что они находятся у меня. Меня никто не подозревает, никто не ищет, и я могу свободно добраться до редакции своего друга в Донтре и опубликовать там этот дневник. Пусть невозможно доказать, что события, изложенные в нём, происходили на самом деле, всё же они обязательно привлекут к себе внимание общественности. А это значит, что скандал неминуем. Правительство вынуждено будет назначить расследование таинственного взрыва в пустыне Фитра и как следует потрясти Космическое Общество. Достанется и Всемогущему Синдикату. А если что-нибудь, изложенное профессором, подтвердится, то тогда двум могучим организациям точно будет крышка.

Такой финал вдохновляет меня. Но, прежде чем отправиться в Донтр к моему другу Пролу Чиротти, придётся немножко поработать. Надо будет переписать дневник, чтобы он стал понятен для широкого круга читателей: убрать из него непонятную терминологию и скрупулёзное описание растений и животных. А для этого нужно время. Вскакиваю с кровати, хватаю телефон и набираю домашний номер шефа. Через минуту слышу в трубке его заспанный голос:

— Да, Кларк слушает.

— Шеф, это Харрис…

— Какого дьявола, Стивз, — недовольно набрасывается он на меня, — ты названиваешь мне посреди ночи!

Смотрю на часы: без десяти три. Вот чёрт!

— Извините, шеф, — оправдываюсь виноватым тоном, — я совсем забыл про время.

— Ну что там у тебя стряслось? Говори короче, я хочу спать.

— Мне нужен отпуск.

— Отпуск? — шеф в трансе. — Так срочно?

— Да. С завтрашнего дня. То есть, с сегодняшнего.

— А как же сюжет, который ты обещал сегодня? То есть вчера.

— Поручите это Хоксту. Он старательный парень и справится с этим заданием не хуже меня.

— Но, Стивз…

— Мне нужно срочно уладить кое-какие дела, — настаиваю я.

— Это связано с твоим мордобоем?

Теперь я в нокауте. Вообще-то, шефа трудно провести, и я чистосердечно признаюсь:

— Да.

— Ну хорошо, парень. Надеюсь, три недели тебе хватит, чтобы уладить свои проблемы?

— Вполне!

— Тогда спокойной ночи, Стивз. И когда надумаешь позвонить мне ещё раз, не забудь посмотреть на часы.

Бросаю трубку и довольно потираю руки. Ну всё, теперь за работу!

Из дневника профессора Гаросса

12

Вот уже месяц я скрываюсь в трущобах Кохраны. Не думал, что когда-нибудь буду прятаться от людей, но я вынужден это делать и не только ради своей безопасности. Сегодня, выйдя из супермаркета, я наткнулся на очень интересный плакат. С него на меня смотрел молодой и весёлый Гаросс. Таким я был перед полётом на Чиккорию. Надпись под портретом гласила, что я являюсь опасным государственным преступником, и обещала за мою поимку щедрое вознаграждение.

Чуть позже, купив местную газету, я узнал ещё более удивительные подробности своей биографии. Оказывается, по утверждению Космического Общества, я, по возвращении из продолжительной космической экспедиции, сошёл с ума и теперь вооружённый лазерным пистолетом, представляю большую опасность для населения. В связи с этим меня нужно было срочно поймать и изолировать от общества. Если исходить из суммы вознаграждения за поимку, то охота на меня началась не шуточная. Поэтому мне придётся быть крайне осмотрительным. Возможно, это будет излишняя предосторожность, так как я сильно изменился за то время, что не был на Земле, но в том положении, в каком я очутился, иначе нельзя. Слишком многое от меня зависит.

Итак, я — государственный преступник. Так Космическое Общество пытается исправить свою ошибку, которую оно допустило, взяв меня в полёт. Я сорвал их гнусные планы и надежды на райскую жизнь на далёкой голубой планете. А если мне ещё удастся обнародовать документы, которые я прихватил с корабля, то «Спейсер» может не только утратить своё могущество, но и полностью прекратить существование. А это, в свою очередь, вызовет большие перемены в стране.

Но опубликовать имеющиеся у меня материалы будет не так-то просто. Не каждая редакция или телекомпания сможет решиться на столь рискованное мероприятие. Замахнуться на «Спейсер», это заранее подписать себе смертный приговор, если дело не выгорит. Вдобавок, человек, на чью помощь я так рассчитывал, первым предал меня. Алчность и жажда наживы оказались для него сильнее родственных уз.

Я перебрал в памяти всех, кто мог бы помочь мне, и остановился на влиятельной и независимой газете «Гедара». Она часто печатала мои разоблачительные статьи и сама не раз подбрасывала мне интересные темы. Да и с её редактором Гиком Дерриком я был в дружеских отношениях.

Но «Гедара» находится далеко, в Данкаре, и добраться до неё сейчас, когда на носу зима, когда днём дуют холодные ветры, а по ночам выпадает снег, да ещё когда тебя разыскивает вся страна, будет очень трудно. И тогда я решил переждать зиму в Кохране. А чтобы не терять зря времени, написать этот дневник, в котором собираюсь рассказать об ужасных планах Космического Общества, о товарищах, погибших на Земле и в космосе, о неведомой цветущей планете в другой галактике, о том, как попали ко мне эти документы.

Документы… Они лежат в кейсе, запирающемся на электронный замок и оборудованном микровзрывателем на тот случай, если его будут открывать без хозяина. Сам кейс я спрятал под кучей матрасов. Больше всего меня беспокоит их судьба. Что если меня свалит какая-нибудь болезнь, и я умру? Или какой-нибудь пройдоха узнает во мне Гаросса, и меня схватят? Что будет с ними тогда? Они ни при каких обстоятельствах не должны попасть в руки Космического Общества или Всемогущего Синдиката. Иначе о последствии потом сожалеть будет уже некому.

Получилось так, что сейчас жизнь нашей планеты зависит от одного человека — меня. Если я не сумею предать огласке эти документы, то она рано или поздно погибнет. Хватит ли у меня сил выдержать эту тяжёлую ношу? Честно говорю: не знаю. Но я уверен в том, что не отступлюсь ни перед чем, даже если мне будет угрожать смерть.

И вот сегодня в холодный ноябрьский вечер, когда за окном, занавешенным одеялом, завывает ледяной ветер, я, поёживаясь от холода, начинаю этот дневник. В соседней комнате под кучей одеял тяжело спит мой спаситель, старый негр по прозвищу Хирург. Он безнадёжно болен, и это наложило определённый отпечаток на лице. К счастью, его болезнь не заразна, и всё же я всегда стараюсь держаться от него подальше и питаться отдельно. Он ничего не знает о кейсе, на котором спит, и ничего не должен знать об этом дневнике. Бережёного бог бережёт, любил говаривать мой отец. Поэтому вначале я дождался, когда он уснёт, а уж потом только достал письменные принадлежности и вот, прислушиваясь к храпу за стенкой, пишу эти строки…

13

Всё началось в тот памятный для меня день, восемь с половиной лет назад, когда ко мне в кабинет ворвался мой дядя Орсон.

Я жил тогда в роскошном особняке в центре фешенебельного района столицы, давал лекции в университете, вёл научную работу и активно боролся за угасающую природу. Мой отец, владелец Уником-банка, умирая, оставил мне, как единственному наследнику, не только весь капитал, но и почётный пост председателя Объединённых Национальных банков. Так что уже в тридцать лет я стал миллиардером и самым богатым человеком в стране. Я неплохо разбирался в финансах и с головой ушёл в банковские дела. Но вскоре мне надоели искусственные улыбки и услужливые физиономии партнёров, деловые встречи, на которых каждый норовил кого-нибудь обмануть, и потому я, не раздумывая, передал все дела дяде Орсону Кректу, младшему брату моей покойной матери, назначив его управляющим, а сам снова занялся наукой.

Это встреча произошла после завтрака. Помню, я только сел за изучение материалов о варварском использовании природы одной нефтяной компанией, предоставленных мне Обществом Защиты Природы, как в кабинет стремительным шагом вошёл мой дядя, коротко стриженный блондин невысокого, как моя мать, роста, но в отличие от неё, крупного телосложения: у него было, как минимум, килограммов сорок лишнего веса. Он был старше меня всего на десять лет, но всегда держался так, словно был мне отцом. Его широкое властное лицо выражало беспокойство. Меня всегда раздражали его манера входить без стука и привычка в любом пустяке видеть трагические последствия. Но переделывать Орсона было уже поздно и бесполезно. К тому же, нередко его бурные появления помогали мне избегать неприятности, и я смирился с этим.

Вот и в тот день он пришёл ко мне, чтобы из ничего, как мне тогда показалось, раздуть целую драму. Как обычно он начал издалека.

— Привет, Тони! — Крект взволнованно прошёлся по кабинету и уставился на бумаги, лежащие у меня на столе. — Ты опять собрался кого-то разоблачать? И кто же на этот раз твоя жертва? Надеюсь, не те компании, которые принадлежат Уником-банку, а? Молчи, молчи, по глазам вижу, что нет. Я рад, что у тебя ещё хватает ума не делать этого.

Я хотел ему возразить, но он продолжил в том же духе, не дав мне и рта раскрыть.

— Эх, Тони, Тони, малыш… Сколько раз я говорил тебе, брось ты эту ерунду и займись настоящим делом. С помощью твоего ума мы бы давно уже прибрали к рукам банки таких господ, как Торнель и Тагевере. А со временем, и все остальные… может быть…

— Но, Орсон, — воспользовавшись заминкой, вставил я, — то чем я занимаюсь, гораздо важнее…

— Разве? — усмехнулся тот и уселся в кресло напротив. — Так ты говоришь только потому, что никогда не подыхал с голоду.

— Но природа гибнет, и её надо спасать! — в отчаянии выпалил я. Его пренебрежительное отношение к окружающей среде вывела меня из себя.

Но Орсон даже не обратил на это внимание. Он достал из внутреннего кармана пиджака сигару и отточенным движением снял с неё обёртку.

— Э, брось, малыш, — сказал он, складывая целлофан в пепельницу, — твоя защита не приносит нам никаких доходов… — он сделал паузу, чтобы, с наслаждение понюхать сигару. — Наоборот, суммы взяток, которые приходится давать всё чаще, чтобы замять последствия твоих шалостей, возрастают с каждым разом, потому что уже многим людям надоело закрывать на них глаза. Ну пораскинь мозгами, кому вообще нужна твоя природа? Может нищему, который питается раз в день и спит на улице? Или бизнесмену, который, откликнувшись на твои призывы, рискует через неделю стать банкротом и уподобиться нищему? Конечно же, ни тому и ни другому. Природа нужна только тебе, чтобы попусту транжирить своё время и состояние отца, и твоим дружкам — «зелёным» из Охраны Природы, чтобы постоянно клянчить у тебя деньги на свои нужды.

Крект опять замолчал, на этот раз, чтобы прикурить сигару и дать мне возможность осмыслить сказанное им. Пока я думал, как бы повесомее ответить, он продолжил:

— Деньги, Тони, деньги и ещё раз деньги всегда и во все времена были и остаются главным смыслом жизни. Вот о чём думает каждый на этой грешной земле. Из-за них люди идут на крайности. А ты — природа. Да мы начали истреблять её с самого начала своего появления. И началось всё с того, что наш пращур сломал ветку, чтобы защититься от дикого зверя. Но мы растём, поднимаемся по ступеням цивилизации. И чем выше мы поднимаемся, тем больше мы истребляем. Это закономерность, Тони, и вам со своей болтовнёй ничего не изменить.

— Ты не прав, дядя, хотя в твоих словах и есть доля истины, — пока он разглагольствовал о своём мировоззрении, я смог взять себя в руки и успокоиться. — Но я уверен, что можно жить припеваючи и одновременно наслаждаться природой, если разумно ею пользоваться. А мы слишком по-варварски относимся к ней. И попомни меня, она отомстит нам за это. Очень жестоко отомстит.

— И как же она это сделает? — Орсон криво усмехнулся и, прикрыв глаза, блаженно затянулся.

— Сильнейшие землетрясения, цунами, ураганы, обильные снегопады летом и непрекращающиеся ливни и, как вследствие этого, страшные наводнения, и так далее.

— Бред, — невозмутимо изрёк он на это, выпуская дым. — В это никто не верит, даже сами «зелёные».

— И всё-таки всё будет именно так. Причём в недалёком будущем. Лет через десять — двадцать, если мы не переменим своё отношение к природе. Там, где это понимают, уже делают всё возможное, чтобы спасти этот всё ещё прекрасный и удивительный мир.

— Они зря стараются.

— Это почему?

— Потому что они хотят сделать природу вечной, но вечного, как ты знаешь, ничего нет. Следовательно, они только зря теряют время. А для нас время — это деньги.

— Господи! Да пойми же ты, наконец, Орсон! — я опять завёлся и от возбуждения соскочил с кресла. — В природе всё взаимосвязано. Понимаешь? Всё! Уничтожая её, мы уничтожаем самих себя! Потому что мы — неотъемлемая часть природы. Зачем нам тогда эти деньги, если нас всех ждёт скорый конец? Ты говоришь, что природа никому не нужна? А ты спроси об этом у тысячи матерей, у которых вместо нормальных детей родились уроды. Спроси об этом у…

— Ну-ну, завёлся, — остановил меня дядя, — я вижу, что тебя не переубедить. Лучше сядь, Тони, и успокойся. Давай поговорим о более важном.

Все наши с ним споры на эту тему всегда заканчивались именно так. Как только я начинал приводить неопровержимые факты в доказательство своей правоты, он сразу переводил разговор на другую тему, и спор получался как бы вступительной частью к ней. Дело в том, что мой управляющий не терял надежду на то, что я когда-нибудь всё же «брошу заниматься ерундой и займусь делом», и потому всегда начинал разговоры с этого, а уж потом, когда я распалялся в свою защиту, переходил к главному.

Поняв, что вступление закончено и сейчас начнётся основное, я вернулся на место.

— Мне уже пятьдесят, Тони, — начал Орсон, предварительно сделав затяжку, — и я уже устал вести с тобой подобные дискуссии. Бог с тобой, занимайся своей природой, пока у тебя ещё есть, кому беспокоиться о тебе. Но я ведь не вечен, малыш. А с твоим отношением к деньгам, ты в первый же месяц вылетишь в трубу после моей смерти. Если, кончено, перед этим я не успею найти какого-нибудь толкового парня, который также честно будет вести твои дела. А где его взять, этого толкового и честного парня, а? И ещё, Тони, не забывай, что и ты не бессмертный. И после твоей кончины, фамилия Гароссов может навсегда исчезнуть, а капитал, так старательно накопленный твоими предками, попасть в чужие руки. Это так и случится, если мы с тобой сейчас не побеспокоимся об этом. Есть только один способ избежать этого… — Орсон снова сделал затяжку, выдерживая паузу, — тебе надо жениться, Тони. Да, я уже не раз говорил тебе об этом и повторяю ещё раз. Ты должен жениться и обзавестись наследником, а уж я постараюсь, чтобы из него вырос человек с деловой хваткой. Тогда у нас будет, кому передать дело Гароссов… И не надо возражать, малыш! — предупредил он, заметив, что я открыл рот.

Я и не собирался, хотел только напомнить, что в прошлом месяце мы уже обсуждали с ним этот вопрос и пришли к единому мнению. Я не был ловеласом, наоборот, я был довольно стеснительным парнем по отношению к противоположному полу, и потому чувствовал себя довольно неуютно в компании женщин. Но, несмотря на этот недостаток, я всё же, как и все нормальные мужики, надеялся когда-нибудь встретить свою прекрасную половину и прожить с ней долго и счастливо. Мне самому давно хотелось обзавестись семьёй, родить детей и жить полнокровной жизнью семьянина. Но до сих пор мне почему-то попадались только охотницы за моей фамилией и моим состоянием. И вот, когда мне исполнилось сорок, а я так и не встретил свою любовь, я решил последовать совету дяди и дал согласие на свадьбу с дочерью второго по величине банкира в стране. Но дядя, видно закрутившись в делах, забыл об этом и продолжал развивать свою идею.

— Я уже всё продумал. У Тагевере есть дочь. Единственная наследница. Правда, она лет на пять тебя постарше и её не назовёшь красавицей. Зато у её папаши красивый капитал. И он будет твоим, Тони. И пусть Мекки не блещет умом, зато будет тебе преданной женой и, самое главное, не будет совать нос в твои дела. Да, я сегодня же займусь этим, — он поднялся и, не переставая говорить, заходил по кабинету. — Это решено, не так ли?

— Да, я же…

— Ну, тогда больше не будем об этом, — бесцеремонно оборвал он меня. — Я пришёл к тебе совсем по другому вопросу.

— Какому же?

Сколько лет я знал Орсона, и он всё время удивлял меня своей манерой вести разговор.

— Ты ведь знаешь, Тони, что наш самый крупный клиент — это Космическое Общество? — начал он.

— Разумеется.

— Так вот, его финансовый представитель в нашем банке Хук Хоуп — мой давнишний приятель. Вчера он случайно услышал разговор своего шефа с каким-то незнакомым парнем. Смысл разговора Хоуп не понял, но несколько раз слышал твоё имя.

— Ну и что? — не понял я.

— Идиот! — возмутился мой управляющий. — Твоё имя произнесли в стенах Космического Общества! И тебе это ни о чём не говорит? Запомни, мой мальчик, ТАМ просто так не произносят ни чьих имён. Тебе понятно?

— Что ты хочешь этим сказать?

— А то, что ты можешь влипнуть в неприятную историю. Им могла надоесть твоя стряпня. И, если это так, тогда… — он многозначительно развёл руками.

— А если… — хотел было предположить я, но он не дал договорить.

— Ах, если бы знать, что они против тебя затевают, Тони. Поверь мне, у них существует много способов избавления от слишком надоедливых.

— Чепуха! — не поверил я. — Они не посмеют! Как ни как, а я всё же…

— Эх, Тони, Тони, малыш, — Орсон сожалеющее покачал головой, — ты один не знаешь того, что известно всем. «Спейсер» — это огромная власть. И не только в нашей стране. Он как игрушкой вертит нашим парламентом, вмешивается в управление других государств и может сместить неугодное ему правительство в любой стране. А что им стоит разделаться с одним человеком, пусть даже с таким громким именем, как у тебя? Если им нужны только твои денежки, то это полбеды. Хотя, если они будут иметь дело с тобой, то обязательно постараются надуть тебя. Ну, а если дело не в этом?

— Ну зачем же так мрачно? Я думаю… — я попытался свести всё к шутке, но дядя был серьёзен как никогда.

— Я думаю, что тебе надо уехать заграницу. Под чужим именем, — заявил он. — На год, может, на два. Пока всё не уляжется. Куда-нибудь на юг или на запад за Океан. Поживёшь там среди своей природы, отдохнёшь. Там ещё есть на что посмотреть. У меня имеются связи среди контрабандистов. Они помогут мне устроить всё так, что в «Спейсере» будут долго ломать голову над тем, каким образом ты исчез с их горизонта. Пока я буду здесь устраивать твои дела, ты можешь там расслабиться. Хватит сидеть в кабинете и заниматься писаниной. Не стесняйся в расходах, но и особо не усердствуй, чтобы не привлечь внимание агентов Космического Общества. Позже я постараюсь переправить к тебе Мекки, дочь Тагевере. Там вы познакомитесь, пообвыкнете друг к другу. Там же и сыграем свадьбу. А когда я буду уверен, что тебе ничего не грозит, вы вернётесь.

— Но сейчас я не могу уехать, — я вовсе не разделял опасений дяди и совсем не собирался куда-либо уезжать. — У меня здесь много незаконченных дел.

— Речь идёт о твоей жизни, мальчик, — напомнил Орсон, — и ради этого стоит забыть о делах. К тому же, писанину ты можешь взять с собой, если тебе это так необходимо.

— Но у меня скоро международная конференция! На ней я обещал представить свою новую книгу, над которой работаю вот уже несколько лет. Я не могу подвести своих коллег.

— Боюсь, они не оценят твою жертву.

— Но ведь это только твои предположения, Орсон! С чего ты взял, что меня собираются убить? Ничего не понимаю. Я должен бросить всё и, сломя голову, тайком, как какой-то уголовник, бежать заграницу, только потому, что какому-то идиоту вздумалось назвать моё имя в стенах Космического Общества. Это же смешно! Моё имя известно всей стране. И его могут произносить где угодно, когда угодно, кто угодно и сколько угодно!

— Ты наивен, как младенец! Поверь моему чутью, Тони, малыш, это очень серьёзно.

Я внимательно посмотрел на его озабоченное лицо. Что-то шевельнулось у меня в груди, и я решил согласиться.

— Ну хорошо, я уеду сразу после конференции.

— Ты с ума сошёл! — возмутился тот. — Нет, вы только посмотрите на этого ненормального! Речь идёт о его жизни, а он мне одолжение делает! Оставайся, упрямец, и делай всё, что хочешь. Но когда у тебя возникнут проблемы, не беги ко мне за помощью. Я уже ничем не смогу тебе помочь. Тебе это понятно, бумажная твоя голова? Впрочем, у тебя есть ещё время. Думаю, дня два — не больше. Так что хорошенько подумай. А я пошёл. У меня нет времени, чтобы тратить его на пустые разговоры с тобой.

Орсон ушёл, но тревога его осталась и постепенно начала передаваться мне. Часто случалось так, что его, казалось бы, не обоснованные, предположения сбывались. Подозреваю, что иногда он нарочно облекал в форму предположений то, что знал наверняка. Поэтому к его словам стоило прислушаться. И всё же не верилось, что из-за такого пустяка мне может грозить опасность.

Прошёл час, а работа над статьёй всё не клеилась. В который раз просматривая материалы, я вдруг поймал себя на том, что в голове совершенно ничего не остаётся от прочитанного, и в ярости швырнул бумаги на стол. Чёрт знает, что такое! Ну что с того, что моё имя произнесли в «Спейсере»? Что тут такого, чёрт возьми? Нет, ему обязательно нужно было раздуть из этого целый детектив со слежкой, погонями и убийством в конце. Идиотизм какой-то! Ну что мне может угрожать за это? Что? Нет, конечно, я никуда не поеду, пока что-нибудь не прояснится в этом деле!

Тщетно я пытался себя успокоить. Чтобы хоть как-то отвлечься, включил телевизор и тут же очутился в каламбуре захватывающего фантастического боевика. Знаменитый супермен Том Бромс раскрыл грандиозные замыслы юпитерианцев по захвату нашей страны и теперь, мило улыбаясь, безжалостно расстреливал из двух крупнокалиберных пистолетов юпитерианских разведчиков. В предыдущей серии этот супермен спас нашу планету от нашествия марсиан. Другим инопланетным захватчикам в этом бесконечном сериале тоже пришлось несладко. Том Бромс всех вывел на чистую воду и уничтожил. Жаль, что этот Том Бромс не может разоблачить некоторых землян.

Я с досадой нажал на кнопку другого канала. Кабинет мгновенно наполнился грохотом и диким завыванием: выступала какая-то рок-группа. Никогда не понимал такую музыку, поэтому тут же переключил канал, и на экране появился заплывший жирком джентльмен, призывавший внести пожертвования на вооружение страны для защиты от агрессоров. На другом канале шла надоедливая реклама. Я ещё несколько раз щёлкнул пультом и остановился на новостях, где сообщали о возвращении на Землю космического корабля. Странно, но глядя на экран, я вдруг вспомнил другой репортаж, который видел месяца полтора назад. Тот корабль отсутствовал несколько лет, и теперь все с нетерпением ожидали его приземления. Точно также волновался управляющий полётом, суетились репортёры. Все с беспокойством ожидали, когда же, наконец, корабль коснётся земли. По связи слышался бравый голос командира, докладывающего, что полёт прошёл успешно и задание выполнено полностью. Затем показали, как пятеро парней в синих комбинезонах с эмблемами Космического Общества на груди хлопают друг друга по плечу и радостно улыбаются.

Но дальше произошло непредвиденное. После приземления никто не вышел из корабля, никто не отозвался по связи. Через некоторое время к кораблю подъехало несколько джипов «Икс-космос». Люди в чёрных одеждах, открыв каким-то аппаратом входной люк, проникли внутрь корабля. А несколько минут спустя к кораблю с включёнными сиренами примчались жёлтые фургоны «Скорой помощи». Вскоре, одного за другим, всех пятерых космонавтов, вынесли на носилках, разместили по машинам и увезли прочь. А ещё чуть позже из корабля вышли «кроты». Один из них держал в руках большой чёрный кейс.

После этого в прессе поднялась большая шумиха по поводу неожиданной гибели космонавтов. Эксперты объявили, что они умерли от нехватки кислорода, но такое объяснение никого не удовлетворило. Не знаю почему, но мне хорошо запомнился заголовок одной газетной статьи: «Космический корабль „Икс — 402“ — корабль смерти», в которой автор выдвинул свою версию гибели пилотов. И я, возмущаясь вместе со всеми, не знал тогда, что гибель экипажа корабля «Икс -402» не только напрямую коснётся меня, но и перевернёт всю мою жизнь.

Пока я вспоминал этот трагический случай, репортаж о посадке космического корабля закончился, и появившийся диктор стал передавать погоду на завтра. Тогда я выключил телевизор и вернулся к статье.

14

После того памятного визита Орсон ещё несколько раз наведывался ко мне со своим предложением, но я каждый раз отказывал, ссылаясь на предстоящую конференцию и неоконченную книгу.

— Ты глупее, чем я думал! — распалялся тогда он. — Твоя книга — блеф! Ты взялся описывать то, чего никогда не видел! Как ты можешь писать о каком-то расцвете Природы, если уже к твоему появлению на свет от неё почти ничего не осталось? Конечно, я понимаю, что переписывать из одной книги в другую это тоже дьявольский труд, но скажи мне: для чего всё это?

— Я хочу показать людям, какой была наша природа раньше, и какой она стала сейчас, благодаря нашему варварскому отношению к ней, — отвечал я на это. — Это нужная и очень актуальная книга на сегодняшний день. Она должна разбудить общественность и призвать воротил опомниться.

После этого дядя досадливо махал рукой и выскакивал из кабинета, сильно хлопая дверью. А я опять возвращался к книге.

До конференции, которая должна была состояться в Данкаре в конце мая и собрать сотню крупнейших учёных со всего мира, оставалось не так уж много времени, и, чтобы управиться до неё, мне пришлось работать по шестнадцать часов в сутки. Это была самая крупная моя работа, и я предавал ей большое значение. В ней я попытался проследить эволюцию животного и растительного миров. Но в основном делал упор на причины, превращающие цветущие края в пустыни.

Так в напряжённой работе прошёл месяц. Никто меня не беспокоил, и даже Орсон больше не отвлекал меня своими глупостями, и вскоре я напрочь забыл о его предостережении. Я был занят книгой. Мой разгорячённый мозг работал как компьютер, а мысли так быстро сменяли друг друга, что я едва успевал их записывать. В эту книгу я вложил всего себя без остатка, и вот, наконец, работа была завершена. Теперь дело оставалось за машинисткой, чтобы перепечатать её на чистовик, но этим она займётся завтра. А пока у меня было ещё время пересмотреть рукопись и критически оценить её достоинства. Но работать уже не хотелось. Творческий запал иссяк, и сейчас мой переутомлённый мозг требовал отдыха.

Отложив бумаги, я немного размялся, сделал несколько гимнастических упражнений. Да, теперь можно было и развлечься. Съездить в «Белую Розу», что ли? Это был мой любимый ресторан. Я выглянул в окно, и у меня пропало желание не только куда-либо ехать, но и вообще выходить из дома. День, как назло, выдался пасмурным. Серый, непроницаемый туман окутал особняк, обляпав окна мазутными пятнами. Ну куда ехать в такую погоду?

Тогда я достал из бара бутылку вина. Вообще-то, я не пью так рано, но надо же было как-то расслабиться! Наполнил бокал и с жадностью, словно меня мучила жажда, отпил половину. Затем, смакуя остатки, стал думать, чем же всё-таки заняться. Не придумав ничего подходящего, решил вернуться к книге. Заново просмотреть её и попытаться представить, какое впечатление она произведёт на моих коллег.

Дочитав последнюю страницу, я налил ещё вина и довольный откинулся на спинку кресла. По-моему, получилось неплохо. Особенно удачно показан процесс уничтожения природы. В этом мне здорово помогли материалы, предоставленные Обществом Охраны Природы и Центром Экологии Земли. Были, конечно, и свои впечатления на этот счёт. Нет, что ни говорите, но я без ложной скромности мог сказать, что книга вполне удалась.

Удовлетворённый, я отпил вина и тут вспомнил об академике Бортиссе Сосунза из Ойдана, который почему-то всегда выступал моим оппонентом. Конечно, этот старик и на сей раз не откажется высказаться по поводу моей работы. Представляю, что он скажет: «Вы, господин Гаросс, наверное, считаете работы других учёных, которые вы использовали в своей книге, своим гениальным трудом?» Проклятье! У меня сразу испортилось настроение. Я покинул кресло и в раздражении заметался по кабинету. Тут ещё некстати вспомнились слова Орсона: «Твоя книга — блеф! Ты взялся описывать то, чего никогда не видел», и это распалило меня ещё больше. Я долго сновал по комнате, пока меня вдруг не осенило. «Стоп! — сказал я себе. — Чего это ты, Тони, разнервничался? В конце концов, этот академик прав. И Орсон тоже. Ты ведь и в самом деле переписал то, чего не видел, да и не мог видеть. Ну и что с того? В чём тут твоя вина? К тому же, смысл книги совсем в другом. Он заключается в том, чтобы показать, как человек на протяжении своего существования уничтожил и продолжает уничтожать то, что его взрастило».

Эта мысль успокоила и вернула прежнее состояние духа. Плюхнувшись в кресло, я снова взялся за рукопись. Но, листая её, в мыслях был совсем далёк от неё. Конференция откроется через неделю во вторник и продлится три дня. Значит, недели через две я буду полностью свободен, и можно будет поехать куда-нибудь заграницу, отдохнуть, набраться силами. Жениться, наконец. Надо бы напомнить об этом Орсону.

Я потянулся к телефону. Но не успел набрать номер, как дверь открылась и меня окликнули:

— Сэр!

В дверях стоял Лони, один из охранников, плечистый, крепко сбитый парень. Он отлично владел всеми видами оружия и рукопашным боем. Превосходно водил машину и, самое главное, неплохо справлялся со своими обязанностями. Он поступил ко мне на службу лет десять назад, когда после одного из моих выступлений какой-то тип попытался меня пристрелить. Орсон тогда приставил ко мне с десяток телохранителей, которые должны были повсюду сопровождать меня. Мне это не понравилось. Согласитесь, не очень-то удобно ехать на какую-нибудь вечеринку или встречу с коллегами, когда за тобой следует отряд вооружённых парней. Но чтобы не раздражать дядю, я оставил себе одного, выбрав, на мой взгляд, самого сообразительного и расторопного, а остальных приставил охранять дом.

Лони был мне симпатичен. Он оказался интересным малым, и я очень к нему привязался. Но сейчас он зашёл не вовремя: не люблю, когда меня отвлекают.

— Ну сколько раз можно говорить, чтобы мне не мешали, когда я работаю? — накинулся я на него.

— Сэр, — невозмутимо ответил он, — к вам пришёл какой-то господин по очень важному делу.

— Важнее того, чем я занимаюсь, ничего нет! Ты разве до сих пор не понял это?

— Но, сэр, — возразил Лони, — этот тип сказал, что вы нуждаетесь в нём, и что он может быть вам очень полезен.

Я задумался. Лони прекрасно знал, что нельзя входить в кабинет, когда я работаю, и только исключительный случай мог заставить его пойти на это.

— Хорошо, — смягчился я. — Что это за тип?

— Понятия не имею, сэр. Но ребята говорят, что тачка у него шикарная — «Джигуди-президент». Он отказался себя назвать, но настойчиво просил передать вам, что дело очень важное и касается только вас. И я не решился выставить его за дверь, не передав его слова вам.

— Это уже интересно!

— Я его проверил, — добавил телохранитель, — оружия при нём нет.

Сообщение заинтриговало. Мне захотелось узнать, кого это там принесло, и что он от меня хочет, и решил встретиться с ним. Разве мог я тогда предположить, что этим уготовил себе совсем другую жизнь, полную опасностей и приключений?

В кабинет вошёл элегантный представительного вида мужчина в дорогом, серого цвета костюме, белоснежной рубашке со строгим галстуком. На вид ему было лет пятьдесят, хотя на самом деле, уверен, гораздо больше. Люди такого склада долго сохраняются. Круглое ухоженное лицо, крашенные в чёрный цвет волосы, подстриженные брови — всё говорило о том, что человек тщательно следит за своей внешностью. Он был надушен и разодет, словно пришёл на званый обед и этим мне сразу не понравился.

Незнакомец был невысокого роста — Лони называл таких «коротышками», — но держался так, словно это он был хозяином «Уником-банка». Он поздоровался, взглянув на меня как на неотъемлемую часть интерьера, затем скользнул глазами по книжным полкам и столу, заваленного бумагами, и, по-видимому, остался удовлетворён осмотром.

— Итак? — поторопил я его.

— Чолдрен Голд, — представился он, — председатель Большого Собрания и секретарь президента Космического Общества.

Я невольно вздрогнул. В голове молниеносно пронёсся разговор с Орсоном. Ну вот, его предсказания начинают сбываться. Этот визит встревожил меня, но, кажется, мне удалось не показать этого.

На приглашение присесть Голд кивнул и удобно развалился в кресле напротив. Странно, но я никак не мог встретиться с его взглядом. Эти блуждающие серые глаза производили неприятное впечатление и усилили антипатию к нему. Он достал из внутреннего кармана дорогую сигару в целлофановой упаковке.

— Можно? — спросил он и добавил виновато. — Дурная привычка, но никак не могу от неё отделаться.

Такие же сигары курил и Орсон. Я привык к их запаху, и потому не стал возражать. Вспыхнула зажигалка. Посетитель затянулся и медленно, как бы нехотя, выпустил дым. Нет, гости так себя не ведут. Не должны, по крайней мере. Коротышка нравился мне всё меньше и меньше. Несмотря на то, что он ни разу не остановил на мне своих глаз, у меня возникло ощущение, что он видит меня насквозь и заранее знает, что я скажу. От этого я чувствовал себя неловко, словно сидел перед ним голым.

— Так чем же моя персона заинтересовала вас?

Пауза затянулась, и я решил прервать её. Визитёр, судя по всему, никуда не торопился. Он чувствовал, что своим приходом вывел меня из равновесия, и, смакуя сигару, не спешил с ответом. Это разозлило меня. Ну и что, что он из «Спейсера», я ведь тоже не бомж безымянный!

— Надеюсь, господин Голд, вы пришли ко мне не для того, чтобы вдоволь насладиться здесь своей сигарой?

Я спросил слишком резко, и это ему не понравилось. Зато на секунду скисшая при этом его физиономия немало потешила моё самолюбие.

— Если вы пришли сюда относительно денег, то зря тратите моё время, — продолжил я тем же тоном. — Всеми финансовыми операциями занимается мой управляющий.

— Нам это известно, — Голд сделал нажим на первом слове, — но, видите ли, дело касается очень крупной суммы. А поскольку состоянием покойного и всеми уважаемого Шарокка Гаросса владеете вы, как полноправный наследник, то Большое Собрание поручило мне переговорить именно с вами, а не с вашим управляющим.

Слава богу, теперь-то я точно знал, что им нужны только деньги. Выходит, Орсон зря наводил панику. Я расслабился и теперь был готов стать любезнее со своим собеседником.

— Теперь вы понимаете, почему я пришёл к вам, а не к господину Кректу?

Этот вопрос, заданный самоуверенным тоном, точно он был задан швейцару, снова вызвал у меня волну раздражения. Ну и наглец же ты, Чолдрен Голд! Я никогда не кичился ни своим богатством, ни своей властью, но сейчас мне захотелось воспользоваться этим, чтобы поставить его на место.

— Тогда, господин Голд, думаю, будет уместно напомнить вам к кому и зачем вы пришли.

— Что? — вначале не понял тот, но тут же спохватился. — Извините… — он поморщился, словно попробовал свою сигару на вкус, и добавил. — Сэр.

— Ну вот, — удовлетворённо подытожил я, — всё расставлено по своим местам, и теперь я готов вас выслушать. Итак, господин Голд?

Он недовольно глянул на меня. На долю секунды, а затем глаза опять заблуждали по кабинету.

— Космическое Общество — самый крупный клиент Вашего банка, — начал он, и я с удовольствием отметил перемену в его голосе. — Вы должны знать это.

— Разумеется. Мне докладывали.

— Так вот, как я говорил, нам нужен кредит. Речь пойдёт об очень крупной сумме. Сто миллиардов.

— Сколько? — опешил я.

— Сто миллиардов, — Голд чуть заметно усмехнулся.

— Позвольте узнать, зачем вам такая сумма?

— Наши учёные разработали обширную программу исследования далёких планет при помощи пилотируемых космических кораблей. Это будет большой прорыв в космонавтике. Но, к сожалению, это не только перспективная, но и очень дорогостоящая программа. Поэтому мы решили взять у вас кредит.

— Ничего не понимаю, — разочарованно ответил я на это, — ведь это обычная финансовая операция. Для этого вполне достаточно моего управляющего. Разве нет?

— Вы правы, сэр, но в этом деле имеется один нюанс. Суть в том, что мы хотим взять у вас беспроцентный кредит.

— Беспроцентный? — опять опешил я.

— Ну, не совсем, — поправился Голд, — мы готовы выплатить половину процентов, но вот вторую часть…

— Мне думается, — я пришёл в себя и снова стал богатеем, к которому пришли на поклон, — мой управляющий справится и с этим. Если вместо процентов вы предложите нечто приемлемое, то он…

— В том-то и дело, что условие, которое мы хотим вам предложить, вашему управляющему покажется бредом, а вам нет.

— Потому что я меньше сведущ в таких вопросах? — улыбнулся я снисходительно.

— Вовсе нет, — серьёзно ответил Голд, — нам известно, что в финансовых вопросах вы разбираетесь не хуже своего дяди. Но нам так же известно, что вы можете по достоинству оценить красоту дикой первозданной природы. А для господина Кректа, как вы знаете, природа — пустой звук.

— Природа? — встрепенулся я. — Конечно, я люблю окружающий меня мир. Но причём тут природа?

— Она — один из основных пунктов нашего контракта, который мы хотим вам предложить.

— То есть? — я насторожился, так как интуитивно понял, что сейчас начнётся самое главное.

Голд, смекнув, что инициатива опять перешла к нему, не стал спешить с объяснением. Вначале он снова прикурил успевшую потухнуть сигару, а уж потом открыл рот.

— Мы знаем, что вы работаете, а, может, уже и закончили одну занятную книжицу. Без сомнения, она вызовет большой скандал, и всё же в ней имеется один изъян. Нехватка кое-какого материала. Вы это тоже заметили, не так ли?

15

Я был поражён его осведомлённостью, но, заранее приготовившись к возможным подвохам, сумел не подать вида. Голд явно хотел этим подцепить меня на крючок. Поняв, что я не клюнул, он продолжил:

— Мы не сомневаемся, что описание процесса истребления живности у вас получился гениально. Вы ведь сами являетесь свидетелем этого. Но вот в первой части вашей книги…

Он бросил на меня пристальный взгляд. Впервые за всё время нашего разговора, его скользкие серые глаза задержались на мне так долго. Я внутренне напрягся, но лицо моё осталось непроницаемым.

— Там у вас имеются кое-какие затруднения, верно, сэр? Те сведения, которые вы почерпнули из старых книг, вряд ли смогли удовлетворить вас, как учёного. И от этого ваша первая часть никогда не сможет получиться такой же впечатляющей, как вторая…

Здесь мне не удалось сдержаться. Он попал в больное место, и я поморщился. Голд заметил это, и на его лице промелькнула тень удовлетворения.

— Нет, — продолжил он, пыхнув сигарой, — вы, конечно, сделали всё что смогли. Ваши коллеги, разумеется, отнесутся с пониманием, но найдётся немало скептиков. Например, академик Сосунза, — при упоминании этой фамилии я вздрогнул, — потом ввяжется пресса… и начнётся пережёвывание…

Он словно читал мои мысли. У меня были точно такие же опасения. Но я старался держать себя в руках, внимательно слушая визави.

— Мы поможем вам. Мы хотим предложить вам материал, используя который, вы сможете значительно обогатить и свои знания и свою книгу, которая, в свою очередь, сможет удовлетворить любого скептика. И академика из Ойдана в том числе.

— А вам-то что до этого? — не удержался я от вопроса.

— Нам нужны деньги.

— Ах да, я забыл. Конечно, вам нужны деньги. А теперь коротко и ясно объясните мне, какая связь между моей книгой и вашим желанием взять у меня кредит?

— Мы даём вам вот это, а вы взамен гасите нам часть процентов по кредиту, — Голд достал из другого внутреннего кармана пиджака объёмистый пакет и положил передо мной на стол.

В пакете оказались цветные снимки древней экзотической растительности. Там были и пальмы, и кинкго, и хвощовые с папоротниковыми. Все они произрастали на Земле миллионы лет назад. В любом случае в те времена, когда не было не только цветной фотографии, но и тех, кто их мог сделать. Тогда откуда это всё? Как заворожённый разглядывал я снимки, затем, спохватившись, вопросительно посмотрел на довольно ухмыляющегося Голда.

— Это не обман, — заверил он и гордо добавил. — Космическое Общество имеет прочную репутацию и достаточно уважает себя, чтобы манипулировать фальсификациями.

— Тогда объясните, где вы всё это снимали? Нашли на нашей старушке забытый богом уголок?

— Прежде чем ответить на ваши вопросы, я хотел бы вначале кое-что вам сказать. Дело в том, что эти снимки и те сведения, которые мы хотим вам предложить ещё в придачу, содержатся у нас под грифом «совершенно секретно» и об их существовании знает очень ограниченный круг людей. Но нам понадобилась огромная сумма, и мы решили пойти на риск, и раскрыть вам наш секрет. В разумных пределах, разумеется. Вам достаточно лишь дать слово, что никому не расскажете о нашем сегодняшнем разговоре.

— Хорошо, — не раздумывая, согласился я, всё ещё оставаясь во власти этого яркого и захватывающего зрелища.

— Никому, — ещё раз подчеркнул Голд.

— Я же сказал, — отозвался я, не отрываясь от снимков, — я буду нем как рыба.

— Ну что ж, этого вполне достаточно, — удовлетворённо кивнул Голд. — Теперь я могу вам объяснить, откуда взялись эти снимки. Их сделал экипаж корабля «Икс — 402». Это был наш первый межпланетный пилотируемый корабль. На нём стоял двигатель, о существовании которого до сих пор никто не предполагает. Это наше открытие, и мы скрыли его ото всех. «Четыреста второй» побывал в другой галактике и там наткнулся на планету, очень схожую с нашей. Странно, правда? Другая галактика, и вдруг планета, очень похожая на нашу Землю. Мы сами вначале не могли поверить в это. Но факты — вещь упрямая. Не буду вдаваться в технические подробности, но экипажу удалось сделать только эти снимки и двухчасовую видеосъёмку. Для более тщательного исследования этой планеты нам нужны деньги, вот мы и обратились к вам.

Я задумался, продолжая любоваться буйством красок первозданного леса. Может те ребята, чью гибель я наблюдал по телевизору, и в самом деле нашли живую планету? Нет, бред, конечно. Ещё никто из космонавтов не летал дальше Луны, а тут сразу другая галактика. По-моему, в «Спейсере» малость перемудрили…

— Кстати, господин Голд, — я быстро глянул на него, чтобы поймать выражение его глаз, но мне это не удалось, — вы ничего не сказали о контракте.

— Контракт? В общих чертах он выглядит так. Вы даёте нам кредит под самый низкий процент. Половину этого процента мы выплачиваем, а вместо второй половины предоставляем вам эти снимки и видеозаписи о новой планете, растительность которой удивительно схожа с нашей, земной. Они помогут вам значительно обогатить вашу книгу, и не только в качестве иллюстраций.

Это предложение задело за живое. Они что, держат меня за полного идиота, раз пытаются таким примитивным способом раскрутить на огромную сумму денег? Тут ещё вспомнился Орсон, предупреждавший о том, что Космическое Общество запросто обманет меня, если начнёт решать финансовые вопросы со мной. Чёрта с два!

— Вы что-то сказали, сэр? — встрепенулся Чолдрен Голд.

— Да. Вам не кажется, господин Голд, что это слишком мало за те деньги, которые вы не хотите платить?

— Это ещё не всё. Как только мы закончим исследование этой планеты, которую мы условно назвали «Чиккория», все эти материалы мы так же предоставим вам. Согласитесь, что сведения о живой планете из другой галактики стоят гораздо дороже. Но мы пошли вам навстречу, как нашему постоянному инвестору.

— Оригинально! — усмехнулся я. — Оказывается, вы ещё делаете мне скидку.

— Именно так, сэр.

Я чуть не задохнулся от захлестнувшей меня злости. Кем они себя там возомнили? И я решил ответить так, чтобы сразу сбить с него спесь. Придумать что-нибудь такое, чтобы в «Спейсере» поняли, с кем они имеют дело. Но что можно придумать за те несколько секунд, что были у меня? И тут мне в голову пришла одна авантюрная мысль. Она была настолько абсурдна, что я даже не сдержал улыбки в предвкушении реакции на неё со стороны собеседника. Держитесь, Чолдрен Голд!

— Хорошо, я согласен заключить с вашим ведомством соглашение, — объявил я смиренно.

Голд даже не пытался скрыть свою радость, обнажив в довольной улыбке золотые коронки на коренных зубах.

— Но с одним условием, — добавил я.

— Мы готовы рассмотреть все ваши условия, — отозвался он, не ожидая подвоха.

— Надо полагать, что скоро вы отправите на эту планету свой корабль?

— Разумеется. Иначе зачем…

— Понятно, — я улыбнулся так, что Голд сразу же насторожился, — я так и думал. Так вот, господин Голд, моё условие таково: я должен быть членом экипажа этого корабля.

У председателя Большого Собрания от удивления округлились глаза. Я даже не представлял, что они могут стать такими большими. Зрачки застыли на месте, и я, наконец-то, смог разглядеть их цвет — серо-зелёные. В смятении он хотел было подняться, но потом передумал и плюхнулся назад в кресло. Моё заявление вызвало у него шок, и я получил огромное удовольствие, наслаждаясь этим зрелищем, и едва сдержался, чтобы не издать, подобно дикарю, победный клич. Получил, господин Зазнайка!

Прошло несколько минут, прежде чем тот пришёл в себя.

— Кажется, я вас неправильно понял, — наконец промолвил он.

— Ну почему же?

— Я же сказал вам, что после полёта мы представим вам все документы и материалы…

— Нет, господин Голд, вы поняли меня правильно, — я с наслаждением добивал поверженного противника. — Я хочу полететь на эту планету.

— Вы, должно быть, сошли с ума! Это же опасно! Зачем вам это?

— Всё, что изображено на этих снимках, я хочу увидеть собственными глазами. Согласитесь, после этого ценность моей книги возрастёт во сто крат.

— Из-за какой-то книги вы хотите рисковать жизнью? — растерянно пробормотал он. — Я вас не понимаю. Этот полёт связан с очень большим риском. Даже если вы удачно доберётесь до Чиккории, то и там вы не будете избавлены от всякого рода неожиданностей. И потому никто не сможет гарантировать вам хоть какую-нибудь безопасность. Вспомните участь экипажа «Четыреста второго». Ведь это экспериментальный полёт, и вероятность благополучного возвращения, к сожалению, пока мала. Так что, господин Гаросс, прежде чем ещё раз настаивать на своём условии, подумайте об этом. Эта ваша прихоть может стоить вам жизни.

Как он разошёлся, бедняга! Ещё бы! Надеялся так легко меня провести и такой облом! Моё условие поставило крест на их затее. В «Спейсере» никогда не смогут принять его, потому что и Чиккория, и полёт на неё — это чистой воды выдумка. Неужели, для того, чтобы выудить у меня деньги, они не могли придумать что-нибудь правдоподобнее?

Голд несколько раз нервно затянулся и продолжил:

— Поверьте, господин Гаросс, мы отправим на Чиккорию отличного специалиста. Кстати, вашего ученика. Я уверен, он всё сделает правильно. И делать он это будет не из-за любви к природе, а из-за денег. И рисковать своей жизнью он будет только для того, чтобы заполучить эти деньги. И другие члены экипажа тоже будут рисковать собой только из-за этих чёртовых денег. А вас я не понимаю!

Ха! Ещё бы ему меня понять! Внутренне ликуя, я не жалел слов, чтобы убедить его в том, что это моё твёрдое решение.

— Постарайтесь понять меня, господин Голд, — заливался я соловьём, — этот дикий зелёный мир для меня больше, чем деньги. И я не хочу, чтобы этот мир остался для меня только вот такими цветными фотографиями. Это очень мало для серьёзной работы.

— К сожалению, я не уполномочен решать такие вопросы. И я не уверен, что Большое Собрание согласится на это.

— Это моё непременное условие! — решительно заявил я.

— Хорошо! — с плохо скрываемой досадой ответил Голд, вскакивая. — Я передам президенту и Большому Собранию ваше непременное условие. А теперь, прежде чем уйти, я бы хотел напомнить вам, сэр, о вашем обещании молчать о нашей встрече и о нашем разговоре. Об этом никто не должен знать. Ваш дядя в том числе.

Голд с силой вдавил окурок в пепельницу и только сейчас заметил, что она из чистого золота и украшена резьбой и бриллиантами. Эта вещь принадлежала отцу, любившему окружать себя роскошью, и стоила ему полмиллиона. От удивления у секретаря президента «Спейсера» отпала челюсть, но он тут же принял невозмутимый вид и, попрощавшись, вышел.

Как только за ним захлопнулась дверь, я от души рассмеялся. Полная победа! Космическое Общество в лице Чолдрена Голда получила от меня мощный удар по физиономии. Теперь этим самовлюблённым кретинам больше не взбредёт в голову, что Тони Гаросса можно так легко одурачить.

16

Всё встало на свои места. Опасения Орсона оказались напрасными. Жаль, что я обещал молчать об этом разговоре. Представляю, как вытянулось бы лицо у моего управляющего, узнай он о нём. Сто миллиардов! Однако они ловко придумали сыграть на моей слабости. Фотографии были безупречными. По-моему, ни одна экспертиза не доказала бы что это подделка. Кстати, где же снимки? Я растеряно осмотрел стол. Их нигде не было. Странно. Я хорошо помнил, что положил их на середину стола. Видимо, пожиная лавры победителя, не заметил, как Голд перед уходом забрал их. Жаль, я бы ещё раз просмотрел их. Они были просто потрясающими!

Ладно, чёрт с ним, с этим Голдом. И погоду тоже к чёрту! Победа над представителем «Спейсера» подняла мне настроение, и день уже не казался таким хмурым. Я выиграл, и это событие просто необходимо было отметить. Вызвав по внутренней связи Лони, я велел ему приготовить машину на выезд и пошёл переодеваться.

Через полчаса бронированный «Джигуди», изготовленный по специальному заказу Орсона, выехал из особняка. Лони подождал, пока решётчатые железные ворота глухо закрылись за нами, затем включил правый поворот и вырулил на улицу. По привычке осматриваясь, я заметил, как от противоположного тротуара отъехал седан красного цвета и двинулся вслед за нами. Я не придал этому значение — мало ли тут машин разъезжает, — но Лони это почему-то сразу насторожило. Некоторое время он пристально вглядывался в зеркало заднего вида, затем неожиданно остановился. Легковушка, как ни в чём не бывало, показала левый поворот и, обогнав нас, скрылась в потоке машин. Удовлетворившись этим, Лони включил передачу и, пропустив несколько автомобилей, выехал на нужную полосу.

— Ты чего? — не понял я его манёвр.

— «Алекса-спорт» — тачка для молодёжи. Мощный двигатель, большая скорость и всё такое. А у вас соседи — одни старики. Что здесь делать такой тачке? — пояснил телохранитель.

— Ну-у, мало ли? — пожал я плечами, не зная, что ответить. — Может, к кому-нибудь приехали дети?

— Может быть, — согласился Лони, — но проверить не мешало.

— Проверить что?

— Не следит ли она за нами.

— С какой стати? Зачем?

— Не знаю, но Москли сказал, что она появилась вместе с «Джигуди» вашего гостя.

— Ну и что?

Я откинулся на спинку сидения и, глядя в окно, стал размышлять, кому это понадобилось за мной следить?

Туман к тому времени исчез, растворился среди множества небоскрёбов, оставив на них чёрные блестящие пятна, переливающие на солнце радужным цветом. Поток машин значительно увеличился. На улицах появились прохожие. Город после тумана начал потихоньку оживать.

Ехали не спеша. Туман оставил пятна и на дорогах, чем создал аварийную обстановку, так как из-за них стало скользко, как зимой при гололёде. Поэтому после туманов движение на дорогах напоминает похоронную процессию. Когда мы сворачивали на центральную улицу города Корл-Ходда, славящуюся дорогими магазинами, ресторанами и театрами, я снова заметил красный «Алекса-спорт». Седан ехал чуть поодаль от нас в соседнем ряду. Смутное предчувствие закралось в меня. Похоже, кто-то действительно устроил за нами слежку.

Лони тоже заметил старого знакомого и свернул на первую попавшуюся улицу. «Алекса» проехал мимо. Значит, всё-таки показалось. Миновав квартал, мы свернули на Ринтон-Хид, проехали три перекрёстка и на четвёртом повернули налево. Так, сделав крюк, мы снова выехали на Корл-Ходда и вскоре уже подъезжали к «Белой Розе».

«Белая Роза» — огромная пятиэтажная бетонно-стеклянная коробка — не смотря на дневное время, переливалась разноцветными огнями. С наступлением темноты загоралась дополнительная иллюминация, и тогда она выглядела вообще бесподобно. Это был очень дорогой ресторан с роскошно обставленными залами, собственным варьете и отличным меню. Для любителей азартных игр весь четвёртый этаж занимал казино.

Мы припарковались на подземной стоянке ресторана и на лифте поднялись на второй этаж. Здесь, в полусумраке резных мраморных арок отдыхали в основном почтенные пары. Высокая блондинка прохаживалась мимо столиков и мурлыкала песню о женском сердцееде Джанки. Моложаво выглядевший хостес показал нам пару свободных столиков. Лони выбрал тот, откуда сквозь балясины мраморных перил хорошо просматривался вестибюль первого этажа и вход. Я же хотел уединиться в нише, чтобы знакомые, если появятся на горизонте, не слишком донимали меня своей болтовнёй — не люблю шумные компании, — но Лони сказал, что у него из головы не выходит красный «Алекса», поэтому нужно быть на чеку. И я согласился.

Вскоре расторопный официант принёс заказ. С жадностью выпив коктейль, я почувствовал, как сознание начало заволакиваться алкоголем. После второго бокала стало значительно легче — улетучилась головная боль и многодневная усталость, — но тревожное чувство, охватившее меня с появлением красного седана, не исчезло. Нехорошее предчувствие свербело грудь и мешало сосредоточиться на отдыхе.

Блондинка наконец-то закончила свою бесконечную песню и под жидкие аплодисменты устало исчезла за кулисами. Её сменила шустрая брюнетка в непонятном наряде и запела о страстной любви русалки и рыбака.

Слушая ритмичную музыку, я не спеша расправлялся с третьим коктейлем и смотрел вниз на разноликую публику, снующую по вестибюлю. Изредка попадались знакомые лица. Завидев меня, они приветливо махали руками и звали с собой. Но я лишь ограничивался кивком головы и вовсе не собирался присоединяться к их веселью. Сейчас я хотел просто отдохнуть, а не повеселиться.

Лони, казалось, ни на кого не обращал внимания, но, довольствуясь соком, внимательно следил за каждым входящим в ресторан и особенно за теми, кто поднимался к нам на этаж.

Вот стеклянная дверь распахнулась, и внимание всех привлекла шумная компания молодёжи, которая тут же исчезла в танцевальном зале. Сразу же после них в вестибюль вошёл мужчина средних лет. Бросилось в глаза его атлетическая осанка и неторопливые движения. Он что-то спросил у метрдотеля и, не глядя по сторонам, поднялся к нам наверх. Зайдя в зал, внимательно осмотрелся и занял столик неподалёку от нас. Один из официантов тут же подскочил к нему и быстро записал в блокнот его заказ.

Я мельком глянул на него, при этом успев оценить его умение одеваться, и тут же забыл, вернувшись к коктейлю. Но Лони он явно пришёлся не по душе. Краем глаза я заметил, с какой насторожённостью он встретил нового посетителя, как напряглись при этом мускулы его лица, и моя тревога, убаюканная хмелем, вспыхнула с новой силой. Неужели это…

— Эй, Тони! — донёсся до меня вдруг чей-то радостный голос. — Ты где пропадал, дьявол?

Возле столика выросла мощная фигура.

— Хаддар! — обрадовался я, узнав своего друга по университету. — Вот это да! Какая встреча!

— Привет, дружище! — прогремел он и сходу шлёпнулся на стул, возмущённо заскрипевший под его тяжестью. — Я тебя не видел уже несколько месяцев. Где тебя носило?

Хаддар Стрейз был моим лучшим другом. Мы знали друг друга с детства, так как наши отцы были деловыми партнёрами, но сдружились только в университете. Да, когда-то в студенческую пору мы с ним такое вытворяли, что и сейчас стыдно было вспомнить. После окончания универа мы редко встречались, но если такое случалось, то наши встречи всегда проходили бурно и весело. Естественно, что заводилой всему этому был мой дружок. Вот и сейчас он был уже навеселе, и ему было наплевать на то, что его громкие реплики вызывали недовольство за соседними столиками. Он всегда вёл себя так. Всегда и везде. Хотя не везде такое поведение сходило ему с рук. Но здесь ему нечего было опасаться, этот ресторан принадлежал его отцу.

— Можешь не отвечать, скромник, я сейчас сам догадаюсь. Ты развлекался с девочками на Побережье. Верно, а, старый развратник? — он громко расхохотался. — Уж я-то знаю, что ногастые блондинки сводят тебя с ума. Но ведь не настолько же, чтобы так надолго забывать своих друзей. Ладно, старина, не скромничай, расскажи мне что-нибудь из своих любовных похождений.

— Ну что ты, дружище, — смущённо возразил я, — какие похождения? Я работал. Я писал книгу, и у меня совсем не было времени для развлечений.

— Ах да, работа… — разочарованно протянул мой друг. — Я забыл, что ты не можешь без неё прожить, как я без денег. Ты, наверное, и сейчас, накачиваясь этим пойлом, думаешь о ней. Но это же скучно, Тони! Давай-ка лучше выпьем за нашу встречу. Эй, официант! — крикнул он на весь зал. — Принеси-ка нам вина!

Певица от этого неожиданного выкрика запнулась, сбилась с ритма и, замолчав, стала испуганно озираться по сторонам. Благопристойные пары начали возмущаться столь хамским поведением Стрейза, но тому было до лампочки все их недовольные высказывания. Растерявшаяся было вначале певица, видя, что на неё никто не обращает внимания, махнула музыкантам и вновь запела. Почтенная публика успокоилась, и всё вернулось на круги своя.

Через минуту у нас на столе уже стояло несколько пузатых бутылок дорогого вина «Дядюшка Кло» и блюда с закусками. Первый тост, разумеется, был за встречу, второй — за мою успешную работу, третий — за удачное дело, которое недавно провернул Хаддар и по поводу чего он устроил себе сегодня праздник. Хаддару опять не понравилось, что Лони отказался присоединиться к нашему застолью. Но на этот раз не стал, как обычно, распространяться о своём мнении на счёт тех, кто не пьёт, а лишь махнул рукой, всем своим видом показывая, что не желает иметь с ним дела. Он прекрасно знал, почему мой телохранитель предпочитает безалкогольные напитки, и всё же никак не мог с этим смириться.

Надо сказать, что Хаддар был из тех людей, для которых слово «скучно» в обычном его понимании не существовало. Скучным для него было всё, что мешало ему смеяться во всю мощь его лёгких и громогласно произносить всё, что вздумается. Я всегда считал себя человеком серьёзным и уравновешенным, но когда встречался с ним, то был способен выкинуть любую проделку — так он заражал меня своим весельем. Я любил этого огромного неугомонного непоседу и был очень благодарен ему за то, что он всегда щедро делился со мной тем, что мне так не хватало — жизнерадостностью и весельем. Повторюсь, мы редко виделись, но при каждой встрече я безотчётно отдавался его влиянию и всегда испытывал от этого огромное удовольствие. Вот и сейчас я просто наслаждался общением с ним.

После очередного тоста за нашу дружбу, когда я тщательно пережёвывал закуску, он вдруг спросил меня:

— Ну-ка, скажи мне, Тони, о чём ты сейчас думаешь, а? — видимо, он решил вернуться к первоначальной теме. — Опять о какой-нибудь инфузории, у которой бессовестные люди украли её единственную туфельку?

— Ошибаешься, дружище, — улыбнулся я в ответ, — как раз сейчас я думал о тебе.

— Так я тебе и поверил. Нет, ты вот мне скажи, зачем тебе всё это нужно, а? Да если бы мой папаша доверил мне свой капитал, мне бы и в голову не пришло…

— Может поэтому он тебе его и не доверяет? — заметил я. — Вот если бы ты занимался чем-нибудь полезным…

— Ну что ты, старина, я же теперь бизнесмен, — важно заявил Хаддар. — Я приобрёл контрольный пакет одной автомобильной компании и теперь жду, когда денежки посыпятся в мой карман. А недавно я провернул такое дельце. М-м. Твой Орсон захлебнулся бы слюнями от зависти. Я тебе потом расскажу, а сейчас давай выпьем за то, чтобы твоя книга пришлась по вкусу любителям фантастики. Я правильно говорю, а, Лони? Твой босс — безнадёжный фантазёр. Пишет о том, чего никогда не видел и впустую бьётся над проблемами, которые никому не нужны.

Последняя фраза задела меня, и я не последовал его примеру, когда он залпом осушил бокал. К тому же, я был уже достаточно пьян. Но Хаддар никогда не знал в этом меры. Он мог пить сколько угодно и никогда не спивался. Нет, он не был пьяницей. Он просто любил прожигать жизнь и деньги своего отца. Любому делу он отдавался целиком и, может быть, поэтому ему всегда везло. Но с какой лёгкостью ему удавалось заполучать деньги, с такой же лёгкостью они спускались в ресторанах и казино или уходили на какие-нибудь чудачества, на которые он был мастер.

— Нет, дружище, эта работа тебя когда-нибудь доконает, — продолжил он, вероятно, решив всерьёз заняться моим воспитанием. — Из-за своей науки ты совсем отрешился от реальности. С виду ты вроде взрослый парень, а, в сущности, ты — ребёнок. Отправь тебя сейчас за покупками, и в первом же магазине тебя облапошат, как младенца. Подсунут неходовой товар, причём, за завышенную цену и ещё обсчитают вдобавок.

Я вспомнил сегодняшний визит Чолдрена Голда, его кислый вид, когда он прощался со мной, и улыбнулся.

— Ты зря лыбишься, — завёлся Хаддар, — я знаю, что говорю. Ты совсем не умеешь жить. Ты ни в чём не разбираешься, кроме своей науки, и ничего не умеешь, кроме как строчить заумные трактаты и диссертации. Быть миллиардером и добровольно запереться в четырёх стенах. С микроскопом… Нет, старина, ты законченный идиот, — заключил он под конец.

Я опять вспомнил недовольное лицо Голда и улыбнулся ещё шире.

— Кое-кто до сегодняшнего дня думал точно так же, — с вызовом заметил я.

— Ну и что?

— Он был сильно разочарован.

— Да ну? — удивился мой друг. — Тогда это дело надо обязательно отметить.

Он налил нам вина и поднял бокал.

— Если это действительно так и было…

— Это так и было, — подтвердил я.

— Ну тогда… тебе повезло. Тебе попался парень ещё тупее тебя. За это и выпьем…

17

И я выпил, и это была моя первая ошибка. До этого я ещё не исчерпал запас прочности противостояния алкоголю и держался вполне сносно. Но эта доза напрочь разрушила всю систему обороны, и мой организм перестал меня слушаться. Я осознавал, что говорил и что делал, но при этом не мог ни контролировать, ни, тем более, сдерживать себя.

— Так ты хочешь сказать, что секретарь президента «Спейсера» тупей меня? — полез я в бутылку, поставив пустой бокал на стол.

— Чолдрен Голд? — Хаддар так опешил, что даже забыл поморщиться, что всегда делал после выпивки.

— Ты его знаешь? — теперь уже я удивился, так как сам до этого дня даже не слышал о нём.

— Да так, пересекались, — отмахнулся мой друг, явно не желая об этом распространяться, и тут же с интересом спросил. — Ну, и чего он?

— Сегодня днём он был у меня.

— Да ну? И что старому педику от тебя было нужно?

— Вообще-то я обещал молчать. Но те басни, что он мне наплёл, этого не стоят. Вся эта секретность нужна была для того, чтобы я клюнул. А раз этого не случилось…

Я решил рассказать ему всё, чтобы он понял, как сильно он ошибается относительно меня, и это была моя вторая ошибка.

— Ну-ну, — поторопил меня Хаддар, от нетерпения подавшись вперёд.

— Ты помнишь эту нашумевшую историю с космическим кораблём «Икс — 402»? — начал я. — Так вот, Голд сказал…

— Извините, господа, — к нам подошёл мужчина с соседнего столика, который так не понравился Лони, — вы уже сильно пьяны, кричите, мешаете людям спокойно проводить время. Я готов помочь вам добраться до дома.

— Это ещё кто? — возмутился Стрейз и посмотрел на меня. — Ты знаешь его, дружище?

— Нет. А ты?

— И я нет, — Хаддар отрицательно покачал головой, затем уставился, не мигая, на незнакомца и грубо спросил. — Ты кто?

— Я ваша бесплатная помощь, — без всякого смущения спокойно ответил тот. — Я могу доставить вас куда угодно, как…

— А может, ты лучше расскажешь нам пару анекдотов, а, парень? — глаза Хаддара зло сверкнули, а руки сжались в кулаки.

— Запросто, — парень даже не обратил внимания на воинственный пыл моего друга. — По дороге я расскажу вам немало смешных историй.

С детства не любил, чтобы мне мешали. Играл ли я, работал ли или просто отдыхал — никто не смел меня прерывать. Даже мои родители, зная это, старались без необходимости не делать этого. Поэтому назойливость незнакомца, пусть даже корректная, разозлила меня, и я сорвался. Это была моя третья ошибка. Да, будь я тогда не так пьян, все эти три ошибки можно было бы ещё исправить. Но я был сильно пьян.

— Ну так что, господа, пойдёмте? — он говорил очень вежливо, но настойчиво. — Я на машине и с удовольствием отвезу вас куда нужно…

— Заткнись, идиот! — заорал я на него, да так громко, что меня услышали в дальнем углу. — Иначе я куплю тебя вместе с твоей грёбаной машиной и продам с аукциона… по дешёвке.

На зал обрушился громоподобный хохот Хаддара. Снова замолчала перепуганная певица, а за ней смолкла и музыка. Снова стали сердито возмущаться благопристойные пары, осыпая нас проклятьями.

— Ну, наконец-то, Тони, — сквозь смех произнёс Хаддар, — ты показал себя настоящим миллиардером! Правильно, купи его и подари мне. Он будет стирать нижнее бельё моим подружкам.

Можно было позавидовать выдержке этого парня.

— Вот видите, господа, ваше поведение не вызывает одобрения у окружающих, — сказал он, почему-то обращаясь ко мне. — К чему эти лишние неприятности? Я готов помочь вам избежать их…

— Лони! — в бешенстве крикнул я и ударил кулаком по столу. — Убери этого кретина! Разве ты не видишь, что он мне мешает?

Тот легко поднялся, нехотя приблизился к незнакомцу и сказал ему тихо дружелюбным тоном:

— Послушай, парень, я не сомневаюсь, что ты чемпион по боксу. Но у меня есть пушка сорок пятого калибра, и, если ты будешь продолжать, она может разнести в пух и прах всю твою славу.

Тот нисколько не испугался. Он уступал Лони в росте и мощи, но у него не дрогнул ни один мускул.

— Хорошо, Лони. Я только хотел как лучше, — спокойно ответил он и вернулся за свой столик.

Роковой смысл этой фразы я понял значительно позже.

— Итак, на чём мы остановились? — спохватился Хаддар, когда инцидент был исчерпан, и мы остались одни. — Ах да, в первую очередь, разумеется, на этом.

Он разлил вино по бокалам, поднял свой и объявил тост:

— За Гаросса — миллиардера!

— А затем, — продолжил он, морщась и возвращая бокал на место, — ты, кажется, хотел рассказать что-то о «Спейсере».

Ещё не успокоившись, я никак не мог вспомнить, на чём нас прервали и начал с первого, что пришло в голову.

— Голд утверждал, что этот корабль нашёл планету.

— И всего-то?

— Живую планету, дружище. И заметь, в другой галактике. Она очень похожа на нашу Землю. Он показал мне снимки, якобы сделанные на ней.

— Снимки? — удивился Хаддар. — Это уже интересно.

— Да. Похоже, на нашей планете ещё остались дикие места, и они нашли одно из таких. Они хотели сыграть на моей любви к природе, чтобы я купил эти фотографии, но запросили за это слишком дорого.

— И сколько же?

— Я не подсчитывал, но счёт идёт на миллиарды.

— Ого! — оживился мой друг. — Ты, конечно же, послал его к чёрту?

— В том-то и вся штука, что нет, — рассмеялся я. — Я поставил им условие, которое они никогда не выполнят. Я сказал, что соглашусь на их предложение только в том случае, если увижу эту планету своими глазами.

Я ожидал новую бурю смеха, но, как ни странно, Хаддар не разделил моего веселья. Он как-то сник и долго размышлял.

— В самом деле, дружище, — услышал я вдруг его голос, — с чего бы это они стали предлагать тебе эти снимки за такую цену? На что они рассчитывали? Может… — он снова задумался, но ненадолго и продолжил. — А что если они однажды придут к тебе и предложат лететь, а? Сможешь ты тогда отказаться от своих слов?

— Ха! — ответил я на это. — Ты что, всерьёз думаешь, что они летали в другую галактику, да? Вот это уже точно из области фантастики. Ты ведь не хуже меня знаешь, пилотируемые корабли никогда не летали дальше орбиты Земли.

— Это официально, — Хаддар сунул в рот кусок бифштекса. — А ты в курсе, что они творят в тихушку?

Такое заявление было для меня полной неожиданностью. Я удивлённо глянул на друга, сосредоточившегося на процессе пережёвывания мяса. А ведь он, кажется, прав. Действительно, посылая спутники на Венеру или Марс, почему бы не отправить туда людей?

— Что ж, может быть… — не стал я спорить, чтобы не встрять в бесполезную словесную перепалку, — они летали и дальше. Но, согласись, другая галактика — это уже через чур.

— Странно тогда…

— В смысле?

— Да, вот думаю… на что они тогда надеялись, затевая это?

— На то, что влюблённый в природу болван, увидев их снимки, так обрадуется, что сразу выложит им сто миллиардов, а вместо процентов заберёт эти красивые цветные фотографии.

— Сколько, сколько? — ужаснулся Хаддар, прекратив жевать. — Нет, старина, такие деньги не в моей компетенции. Давай лучше выпьем. Что-то сегодня вино на меня совершенно не действует. Наверное, этот прохвост — официант разбавил его водой. Давай попросим что-нибудь покрепче.

— А, может, хватит, дружище? Поехали лучше домой.

— Рано ещё, — отмахнулся тот. — Мы не так уж часто с тобой встречаемся, чтобы так быстро расстаться.

Он подозвал официанта и заказал ещё вина. После того, как оно было выпито, мы ещё долго болтали с ним о всякой всячине, вспоминали студенческие вечеринки, обсуждали коммерческие дела Хаддара и закончили где-то около часа ночи.

На мой взгляд, держался я неплохо, хотя и с трудом мог передвигать ноги, а равновесие держал с помощью телохранителя. Хаддар, выпивший больше меня, выглядел намного лучше, и потому на моё предложение отвезти его домой, рассмеявшись, ответил:

— Я вовсе не пьян, старина, так что можешь за меня не волноваться. Езжай, а я, наверное, ещё подружку навещу. Если хочешь, поедем вместе.

— Боюсь, что в таком состоянии я могу только разочаровать женщину, — отшутился я, еле ворочая языком; сейчас мне хотелось только одного — спать.

Глядя, как Хаддар тяжёлой походкой, держась за перила, направился к выходу, я повторно предложил ему помощь. Он опять отказался, но против того, чтобы мы проводили его до автомобиля, возражать не стал. Свой спорткар он оставил у входа. Там категорически запрещалось ставить машины, но ему, как сыну владельца этого заведения, было можно.

Первым на улицу вышел Лони, осмотрелся и разрешил выйти нам. Темнота, пронизанная разноцветной иллюминацией, плотным покрывалом окутывала город. Верхушки домов сливались с ночным беззвёздным небом. Прохлада приятно освежала хмельную голову.

С тревогой глядя вслед спортивному «Туруссу» друга, я невольно обратил внимание на его задний номер: четыре семёрки с буквами С и Х — Стрейз Хаддар. Ещё мелькнула мысль, что его легко запомнить. К примеру, номер своего «Джигуди» я не знаю до сих пор. Попытался его вспомнить, но Лони меня отвлёк, сказав, что и нам пора возвращаться. Мы вернулись в ресторан, чтобы через него попасть на подземную стоянку. Спускаясь в лифте, я попросил его покатать меня по городу. После такого количества выпитого мне просто необходимо было проветриться. Лони согласился. Подойдя к машине, он привычным жестом достал брелок и нажал на кнопку.

И тут случилось непонятное. Наш «броник», так между собой называли «Джигуди» телохранители, не откликнулся на сигнал брелока. Я ещё не успел осознать, что бы это могло означать, как встревоженный Лони тут же закрыл меня собой и прижал к автомобилю. Осматриваясь по сторонам, он потянул за ручку задней двери. Та почему-то оказалась незапертой. Тогда он распахнул её, быстро заглянул внутрь и, убедившись, что в машине никого нет, грубо запихнул меня в салон. Когда грозит смертельная опасность, тут уж не до церемоний. Это я понимал, несмотря на своё плачевное состояние, и поэтому нисколько не обиделся на телохранителя. Пока я пытался принять вертикальное положение и поудобнее сесть, он заскочил на переднее сидение и заблокировал остальные двери. Теперь нашим жизням ничего не угрожало. Если верить Орсону, наш «Джигуди» мог выдержать выстрел из гранатомёта.

— Ты забыл её закрыть? — сделал я предположение, с трудом выговаривая слова.

— Я никогда не забываю, сэр, — ответил Лони, перелезая на своё место. — Кто-то вскрыл «броник». Вопрос — для чего?

Я был слишком пьян, чтобы сходу ответить на такой вопрос, потому выдал лишь многозначительное «м-м-м». Не много подумав, Лони сунул ключ в замок зажигания и включил бортовое питание. Панель приборов не зажглась.

— Вот и ответ на наш вопрос, — резюмировал он.

— Какой? — пролепетал я.

— Похоже, что-то сотворили с аккумулятором.

Он нагнулся и потянул рычаг открывания капота. Щёлкнул замок, и капот подскочил, показывая, что он открыт. Прежде чем выйти из салона, Лони достал пистолет и взвёл курок.

— Пойду, посмотрю, — повернувшись ко мне, объяснил он свои действия и добавил. — Я сейчас выйду, а вы заблокируйте дверь. И если что, вызывайте полицию.

Как только он захлопнул за собой дверь, я сразу же её заблокировал. Затем попытался сосредоточиться и сконцентрировать свои мыслительные способности, чтобы проанализировать происходящее. Но это было нелегко сделать. И когда телохранитель, постучав в окно, попросил открыть дверь, у меня так ничего и не получилось.

— Ну и что там? — поинтересовался я, когда он сел за руль.

— Так и есть. Сняли клемму. Теперь, сэр, возникает другой вопрос — зачем?

Я откинулся на спинку сидения и повторил недоумевая.

— Действительно, зачем?

18

— Это сделали неспроста, сэр, — после некоторого раздумья сказал Лони, включая зажигание; мощный мотор утробно заурчал. — Может, нам лучше отменить прогулку и вернуться домой?

Тревога всё-таки пробила алкогольный заслон и просочилась в моё серое вещество. Я почувствовал, что начинаю трезветь, а значит, и здраво рассуждать. На ум почему-то сразу пришёл Хаддар, и меня охватило беспокойство. Он был слишком пьян, чтобы управлять автомобилем. В таком состоянии можно запросто попасть в аварию. Надо попробовать помешать этому. Без сомнения, за то время, что мы потеряли, Хаддар на своём спорткаре успел уже далеко уехать. Но Лони отлично знал город и мог попасть на Верд-Ходда раньше его — тот не мог не миновать магистраль, если, конечно, направлялся к себе домой, — и это был наш шанс.

— Позже, — ответил я, — а сейчас попробуй догнать Хаддара. Боюсь, как бы с ним что-нибудь не произошло. Если он поехал домой, ты сможешь догнать?

— Если повезёт, мы сможем перехватить его у перекрёстка на Хайд-Парк, — ответил Лони. — Я знаю короткую дорогу. Плюс нарушение скоростного режима.

— Едем! — скомандовал я. — Нарушения я беру на себя.

Выехав из стоянки, мы свернули на Корл-Ходда. Последствия тумана — маслянистые пятна — были уже ликвидированы специальными уборочными машинами, и шоссе теперь блестело, отражая огни фонарей и реклам.

— Я вот что думаю, сэр, — сказал он, набирая скорость, — как они открыли «броник»?

— Не отвлекайся, — посоветовал я, — и давай быстрее.

Лони прибавил газу. А я приспустил стекло, позволив прохладе выветривать из меня хмель, и, тупо уставившись на спинку переднего сидения, попытался заставить свой мозг работать. Кто-то снял клемму с аккумулятора. Но чтобы открыть капот, нужно попасть в салон. А как он это сделал? Завод-изготовитель уверял, что сигнализация изготовлена в единственном экземпляре, специально для моего «Джигуди», и что вскрыть её — это один шанс из миллиона. Кто же это такой ловкий? Красный «Алекса — спорт»? Тогда что ему от нас нужно? Для чего он это сделал? Но попытки ответить на эти вопросы были тщетны: мозг воевал с алкоголем, и ему было не до моих проблем.

Мы мчались по каким-то улочкам, иногда по тем местам, где вообще не разрешалось ездить, делая крутые повороты на немыслимой скорости. Потом миновали квартал, имевший дурную славу места сборищ всякого преступного сброда, и вот, наконец, выехали на Верд-Ходда. Широкая магистраль, всегда оживлённая днём, в столь поздний час была почти свободна, и мы быстро добрались до нужного перекрёстка. Но только собрались свернуть на Хайд-Парк, как нас остановил полицейский и вежливо объяснил, что дорога временно перекрыта, и нам придётся проехать в объезд.

Невдалеке в свете фар виднелось несколько полицейских «Бульдогов» и машина «Скорой помощи». А чуть поодаль от них — несколько легковушек, сбившихся у тротуара. Я почему-то не сомневался, что Хаддар остался позади, и чтобы помешать ему сделать какую-нибудь глупость, решил подождать его здесь. Опустив тонированное бронированное стекло пониже, я подозвал полицейского.

— Что случилось, офицер? — поинтересовался я у него.

— Авария, сэр, — будничным тоном ответил тот. — Один слишком быстро гнал, а другой был слишком уверен в себе, раз проехал перекрёсток на красный свет. К тому же, малый, что катил на «Туруссе», был в стельку пьян. Бедняга, он не выдержал такого поцелуя.

«То же самое может случиться и с Хаддаром, если его вовремя не остановить», — подумал я машинально, и тут меня словно током ударило.

— Как вы сказали? — словно безумный закричал я. — «Турусс»?

— Да, сэр, — опешил полицейский и отшатнулся от меня, — модель девяносто пятого года, красного цвета…

Я выскочил из машины и поспешил, как мог, к месту аварии. У Хаддара «Турусс» тоже был красного цвета. От страшной догадки сердце бешено заколотилось, хмель почти весь улетучился, и я уже вполне сносно держался на ногах, когда подошёл к месту аварии. Но Лони, следовавший за мной, всё же на всякий случай поддерживал меня под руку. Мы остановились около группы полицейских, которые не пустили нас дальше, и стали смотреть, как несколько человек в белых халатах осторожно вытаскивали из разбитого «Турусса» окровавленное тело водителя.

Прежде я никогда не был свидетелем подобных зрелищ и с тревожным любопытством следил за их действиями. Вот они вытащили его почти наполовину. Голова бедняги запрокинулась, и… Место аварии достаточно освещалось, как придорожными фонарями, так и проблесковыми маячками полицейских машин и «Скорой», и потому я прекрасно разглядел его лицо. Это было даже не лицо, а какое-то обезображенное до неузнаваемости кровавое месиво. Меня замутило. Я отвернулся и наклонился поближе к земле. Но тошнота, подкатившая к горлу, отступила. Я лишь сглотнул слюну и опять повернулся к машине. Труп уже уложили на носилки и накрыли простыней. Когда покойника покатили к «Скорой», одна его рука неестественно свесилась.

Автомобиль, откуда извлекли тело, тоже был основательно изуродован. Вся его передняя часть, встретившись с задним мостом мощного полуприцепа, сплющилась до самого салона. Крыша вздыбилась, словно кот, увидевший перед собой собаку. Целым остался только багажник, на котором, как ни странно, по-прежнему горели габаритные огни, и освещался номер. Знакомые цифры бросились в глаза. Мне стало дурно. Обезображенным трупом, которого только что увезли, был Хаддар.

— Не может быть! — вырвалось у меня, и я почувствовал состояние, близкое к обмороку. Ноги подкосились, и я чуть было не потерял равновесие.

— Вам плохо, господин? — поддержал меня проходивший мимо сержант.

— Ничего, офицер… — замотал я головой, — сейчас пройдёт…

— Вы уверены? — недоверчиво переспросил полицейский и, приглядевшись, узнал меня, и опешил. — Господин Гаросс, сэр? Одну минуточку, у меня есть отличное средство.

— Ничего не надо, офицер, — встрял в разговор Лони, — мы уже уезжаем. Верно, сэр?

— Да, Лони, едем, — с трудом вымолвил я. — Спасибо вам, офицер.

— Я помогу вам, — предложил он свои услуги, но Лони категорически их отверг.

Он буквально дотащил меня до нашего «Джигуди», так как ноги мои стали ватными и плохо слушались, и аккуратно усадил на заднее сидение. Устроившись за рулём, он с тревогой посмотрел на меня. Потрясённый случившимся, я находился в таком состоянии, что ничего не соображал. Мне ещё никогда не было так скверно. Даже гибель матери и младшей сестрёнки в авиакатастрофе я перенёс более стойко. Но эта трагическая смерть человека, которого я любил как брата… Возможно, если бы мне сообщили о его гибели, например, в моём кабинете, то это, наверняка, не произвело бы на меня такого впечатления. А потом всё бы забылось за многочисленными делами и, только очутившись в «Белой Розе», я, может быть, как всегда бессознательно стал бы ждать своего дружищу Хаддара. Но я видел. И ощутил смерть друга так явственно, что невыносимая боль острым лезвием насквозь пронзала мою душу.

— Это был он, да, сэр? — осторожно спросил Лони, запуская двигатель.

Я ничего не ответил, лишь мотнул головой.

— Всё-таки он опередил нас…

— Поехали… — с трудом выдавил я из себя.

— Посмотрите налево, сэр.

Я нехотя повернул голову и увидел красный «Алекса — спорт». Он стоял в густой тени дерева, которую изредка прорезала полоска света от мигалки ближайшей патрульной машины. Около него, облокотившись на открытую дверку, стоял человек в чёрном и курил сигарету.

— Эту машину мы сегодня видим уже не в первый раз, — напомнил мне Лони. — Смотрите, сейчас мы поедем, и он последует за нами.

И точно, только мы тронулись, как человек в чёрном выбросил сигарету и нырнул в машину. Через пару секунд «Алекса» не спеша двинулся за нами.

— В этой тачке ещё двое, — продолжил Лони. — Я видел, как они загружались. Сдаётся мне, что это парни из «Спейсера». Не понимаю только, что им от вас нужно. Может это связано с тем типом, что приходил сегодня днём?

— Не знаю, — нехотя ответил я.

Я все ещё не мог взять себя в руки, и разговор с Лони меня утомлял. Теперь-то я понимаю, что мне стоило прислушаться к своему телохранителю, чтобы избежать последующих ошибок. Но тогда я был слишком подавлен. Передо мной всё время стояло изуродованное лицо, залитое кровью. Больше я не проронил ни слова и почти не слушал Лони, сообщавшего мне о перемещении красного седана. На протяжении всего нашего пути эта машина, то исчезая, то появляясь, неотступно следовала за нами. Только когда мы стали подъезжать к дому, «Алекса» обогнал нас и скрылся в ночи.

Очнулся я, когда Лони плавно затормозил у железных ворот нашего особняка и дважды посигналил. В свете фар я заметил полицейский патруль. Ещё одна забота Орсона. Ему было мало личной охраны, и он настоял у начальника местного полицейского участка, чтобы по ночам здесь ещё дежурила патрульная машина. Медленно тянулись минуты ожидания, но ворота почему-то не открывались. Лони занервничал. Он ещё несколько раз нажал на сигнал. Затем не выдержал и вылез из машины.

— Эй, засони! — крикнул он. — Просыпайтесь, черти!

В этот момент из темноты сухо щёлкнул выстрел. Лони сразу откинулся назад, будто его ударили, и, пытаясь удержаться за дверку, сполз на асфальт. В наступившей тишине отчётливо послышались удаляющиеся шаги: кто-то бежал вдоль улицы.

Первыми опомнились полицейские. Их машина с воем пронеслась мимо. За ними в темноту бросились охранники, появившиеся из, наконец-то, открывшихся ворот. Несколько человек подбежали к нам. Они помогли мне выйти из машины и подойти к Лони, над которым уже склонились его товарищи. Лони лежал, раскинув руки, и глядел в ночное небо широко открытыми глазами, в которых застыло изумление.

— Он мёртв, сэр, — сообщил один из охранников, поднявшись при моём приближении.

— Мертвее не бывает, — мрачно подтвердил другой.

Я и сам это видел. Пуля попала в шею чуть выше пуленепробиваемого жилета. Из развороченной аорты ручьём хлестала кровь, заливая асфальт. Это была уже вторая смерть на моих глазах за последние полчаса. Но я отнёсся к ней более спокойно. Наверное, потому, что ещё не пришёл в себя от первой.

Охранники наконец-то перетянули Лони рану, чтобы остановить кровь, и потащили его в дом. В окружении телохранителей я последовал было за ними, как вдруг рядом с резким визгом остановился «Бульдог» с включённой сиреной. Из него выскочил здоровенный сержант со свирепым лицом и вытащил с заднего сидения перепуганного негра.

— Вот, сэр, — сходу стал докладывать он, — стрелял этот черномазый. Он пытался скрыться, но от нас редко кто уходил. Интересно, кто его так оснастил?

Я увидел в руках офицера крупнокалиберный карабин со странной конструкцией.

— Этот прицел ночного видения, — пояснил полицейский.

— Я… я не стрелял, сэр, — испуганно затараторил негр. — Это не правда, господин Гаросс, я здесь живу… Я возвращался домой с работы, когда…

— Молчать, скотина! — рявкнул на него сержант. — Эту сказку ты расскажешь своей бабушке, если останешься жив. С вашего разрешения, господин Гаросс, я отвезу его в наш участок. Мой напарник останется здесь и присмотрит за порядком.

Честно говоря, мне уже не было никакого дела ни до негра, который, возможно, и в самом деле был невиновен, ни до полицейских, ни до чего вокруг. Я ничего не видел, кроме двух улыбающихся лиц: Хаддара и Лони. Мне опять стало плохо: перед глазами вдруг всё поплыло, ноги подкосились. Я почувствовал, как телохранители подхватили меня под руки и понесли в дом.

Позже я не раз видел гибель людей, тех, кого я не знал, и тех, с которыми успел подружиться. Но больше это уже не вызвало у меня таких острых ощущений.

19

Ночь. Не спеша и беззаботно иду я по незнакомой и пустынной улице. Серые безжизненные дома этой бесконечной улицы, верхними этажами исчезающие во мраке, сжимают меня с обеих сторон и не дают возможности свернуть куда-либо. Вокруг темнота — ни света в окнах, ни звёзд на небе, ни сиянья луны, лишь редкие фонари тусклым светом едва освещают дорогу. И мёртвая тишина. В ней мои почти бесшумные шаги кажутся неестественно громкими. Воздух буквально пропитан жутью и страхом, но мне всё по фигу. Я всё так же беспечно продолжаю неторопливо отстукивать своими туфлями.

И тут навстречу из-за поворота выскакивает красный «Алекса-спорт» и, набирая скорость, мчится прямо на меня. За рулём водитель в чёрном. Не выпуская изо рта сигару, он злорадно усмехается.

Сначала теряюсь, со страхом наблюдая, как приближается автомобиль. Потом спохватываюсь и обращаюсь в бегство. Бегу изо всех сил. Мощный свет фар вырывает из темноты нескончаемый ряд домов, тянущихся плотной стеной до самого горизонта. Лихорадочно ищу среди них лазейку, но негде спрятаться от преследователя, и я продолжаю бежать. Я уже выбился из сил, но улице всё не видно конца.

А сзади настигает надрывный рёв мотора, превращённый акустикой в рокот реактивного двигателя. Этот рокот всё ближе и ближе и, наконец, он совсем рядом. Всё, бежать теперь бесполезно. В отчаянии останавливаюсь и поворачиваюсь навстречу легковушке. Успеваю заметить, что лицо водителя напоминает Чолдрена Голда, только теперь нет в нём той почтительности, с которой он сидел у меня в кабинете. Наоборот, он злорадно хохочет, и этот хохот заглушает грохот двигателя. В следующую секунду удар, и… я просыпался в холодном поту.

Этот кошмарный сон преследовал меня всю ночь. Я тогда проспал дольше обычного. Голова раскалывалась, тело было таким тяжёлым, словно его отлили из чугуна, в горле пересохло и саднило. Нестерпимо хотелось пить, но ночной столик вопреки обыкновению пустовал. Странно, Лони всегда был предусмотрительным. Я нажал кнопку вызова. Подождал немного и нажал ещё раз. Лони не появился. Это было так непривычно, что я не находил никакого объяснения такому поступку. Я ещё несколько раз с раздражением нажал на кнопку вызова. Наконец, дверь открылась, и в спальню вошёл Москли, один из телохранителей. Он хотел что-то сказать, но я накинулся на него, словно он был виновником всех моих бед.

— Это что такое, Москли? Я почти сломал эту чёртову кнопку, чтобы хоть кто-нибудь удосужился ко мне прийти. Это ещё что за отношение к своим обязанностям? Разве я за это плачу вам деньги? И почему здесь ты? Где Лони? Куда запропастился этот бездельник? Немедленно отыщи его, он мне нужен, и принеси сомей.

Москли терпеливо выслушал мою тираду и, когда я закончил, категорически заявил:

— Это невозможно, сэр.

— Невозможно — что? — не понял я. — Принести сомей?

— Нет, сэр, позвать Лони.

— Это почему же? У него что, сегодня выходной?

— Его убили, сэр. Сегодня ночью. На ваших глазах. Разве вы не помните?

— Убили?!

Я смолк, ошарашенный новостью. Неужели вчера я так напился, что сейчас ничего не помню? Напряг память, силясь вспомнить вчерашний вечер, но голова трещала и отказывалась работать. Наконец, с трудом удалось вспомнить, как мы гуляли с Хаддаром в «Белой Розе», его машину, расплющенную об рефрижератор, как окурок об пепельницу, окровавленное бесформенное лицо моего приятеля, красный «Алекса-спорт», неожиданный выстрел из темноты и удивлённый взгляд мёртвых глаз Лони.

— Сэр! — окликнул меня Москли.

Я оторвался от мрачных воспоминаний и уставился на него. Внезапно меня охватило какое-то непонятное чувство вины. Я ничего не знал о Лони, кроме того, что он отличный парень. Да, собственно, я никогда и не интересовался его жизнью. И он о себе рассказывал очень редко и скупо. Возможно, у него есть родственники. Если да, то нужно будет сообщить им об этом, помочь в похоронах и обеспечить на будущее всем необходимым. Да, не забыть бы ещё послать соболезнование родителям Хаддара…

— Как вы себя чувствуете, сэр? — снова обеспокоенно окликнул меня Москли.

— Где он сейчас? — вместо ответа задал я встречный вопрос.

— Ещё ночью увезли в морг.

— А у него есть родные?

— Не знаю, — ответил тот, немного подумав, — он никогда о себе не рассказывал.

— Поспрашивай у ребят. Может, кто-нибудь что-нибудь о нём знает. А сейчас принеси мне сомей и аррату. Да, и прихвати пару таблеток от головы.

— Хорошо, сэр.

Телохранитель ушёл и вскоре вернулся с небольшим подносом. Я тут же схватился за стакан с арратой, выпил его залпом и с удовлетворением ощутил, как огненная жидкость приятно обожгла внутренности. Затем проглотил анальгетик и взялся за сомей. Горячий напиток из трав с восточного высокогорья тоже обжог пищевод. Стало легче, но чувствовал я себя всё равно паршиво.

— Да, сэр, — спохватился вдруг Москли, — забыл вам сказать.

— Что-нибудь ещё произошло? — насторожился я.

— Нет, сэр. Просто там, внизу, вас ожидает один тип. Если судить по тачке и прикиду, какая-то важная птица. Может это и так, но в том, что он гомик, я уверен на все сто.

Я с удивлением посмотрел на Москли. Меня всегда поражала его манера выражаться. Но он не так меня понял.

— Можете не сомневаться, сэр, — заверил он, — этих голубых я чую за километр.

— И что ему нужно, этому… гомику? — я запнулся, произнося это слово.

— Он заливает, что вчера не закончил с вами один важный разговор, и сегодня пришёл его продолжить.

— Вот как? — я даже забыл о больной голове.

— Выставить его за дверь? — с готовностью предложил Москли. — Эти «голубые» такие ненадёжные.

И тут я вспомнил о Чолдрене Голде. Вчера Хаддар назвал его «старым педиком». Может это он и есть? Конечно! Космическому Обществу нужна огромная сумма, и так просто они от меня не отстанут. Интересно, что они придумали на этот раз?

— Нет, — остановил я телохранителя в дверях, — попроси его немного подождать и минут через тридцать проводи в мой кабинет. И приготовь нам сомей. В мой сомей налей аррату. И побольше.

— Слушаюсь, сэр! — по-военному ответил Москли, служивший раньше в армии и бесшумно закрыл за собой дверь.

20

Холодный душ взбодрил, но когда я подошёл к зеркалу побриться, то понял, что до идеального Гаросса мне ещё далеко. Лицо было опухшим и помятым, вместо глаз узкие красноватые щёлки — сказалась гулянка и бессонная ночь. Что и говорить, вид был ужасный, словно я только что вышел из недельного запоя.

Таким и увидел меня Голд, когда зашёл ко мне в кабинет. Сам он был в новом костюме, как всегда намазан, надушен и ухожен. На аккуратно уложенных волосах блестел лак. Сегодня он казался ещё моложе. Я внимательно пригляделся к нему. Действительно, если накрасить полные чувственные губы, наложить тени на глаза да надеть парик, то он и в самом деле будет похож на… Впрочем, так можно любого мужчину загримировать. Но вот его походка, этот взмах руки больше напоминает женщину. Неужели он и в самом деле гомик? От этой мысли мне стало неприятно его присутствие. Но я постарался не выдать себя. Вместо этого я приветливо улыбнулся и предложил ему сесть.

— Позвольте заметить вам, сэр, — начал он после того, как комфортно разместился в кресле и аккуратно положил на колени чёрную папку, — при вчерашней нашей встрече вы выглядели гораздо лучше. Видно, отдых, проведённый в «Белой Розе», не пошёл вам на пользу.

Настроение у меня было дрянь, самочувствие такое же, и, возможно, поэтому я никак не среагировал на его колкость и не сказал в ответ какую-нибудь гадость, например, на счёт педиков, а только съехидничал:

— Вы специально пришли сюда в такую рань, чтобы сообщить мне об этом, не так ли, господин Голд?

Тот опешил.

— Нет, — растерянно пробормотал он, — я только…

— Не трудитесь зря, — оборвал я его, — на этот раз вам не удастся удивить меня своей осведомлённостью. Я видел ваших парней, следивших за мной. Они разъезжали на красном «Алекса-спорт». Сказать номер?

Номер, разумеется, я не знал, да и не был уверен, что в машине находились люди «Спейсера». Я сказал это наобум, рассчитывая, что это не понадобится, и не ошибся.

— Не надо… — Голд недовольно поморщился и вдруг не сдержался. — Чёрт, эти бездельники совсем разучились работать.

— Извините нас, господин Гаросс, — спохватившись, продолжил он, — но вчера я сообщил вам нечто такое, что пока никто не должен знать. И хотя нам достаточно было вашего обещания, что вы будете молчать по этому поводу, мы были просто обязаны проследить затем, чтобы всё именно так и было. Надеюсь, не это так вас расстроило?

Ни о Хаддаре, ни о том, что я ему всё рассказал, он даже не заикнулся. Может, не знает? Вряд ли. Теперь я почему-то был твёрдо уверен, что тот незнакомец, вмешавшийся в наш разговор, работает на Голда. Так или иначе, но я должен был сказать ему о его гибели.

— Сегодня ночью в автокатастрофе погиб мой друг, — сообщил я.

— Хаддар Стрейз. Мне докладывали, — Голд скорчил скорбную мину. — Кажется, ещё какой-то черномазый убил вашего телохранителя? Мне очень жаль. Примите мои соболезнования, сэр.

Пришёл Москли с сомей на подносе. Я схватился за чашку как за спасительную соломинку, и сразу же сделал большой глоток. Судя по тому, как обожгло внутренности, сомей в чашке было только для запаха. Я кивком поблагодарил телохранителя за такой напиток. Тот понимающе улыбнулся и вышел.

Чолдрен Голд достал сигару. Но когда я бывал с похмелья, мой организм категорически не воспринимал запах табака, выражая протест болезненной тошнотой. Председатель Большого собрания с сожалением посмотрел на сигару и спрятал её в карман.

— Итак, с чем вы пожаловали на этот раз, господин Голд? — полюбопытствовал я, когда Москли ушёл

Прежде чем ответить, тот посмотрел на свои часы.

— У нас мало времени, господин Гаросс, — начал он, — поэтому с вашего позволения я сразу перейду к делу. Если вы помните наш вчерашний разговор…

— Конечно же, помню. Вы просили огромный кредит. А потом, рассказав мне красивую байку о живой планете в другой галактике, которую якобы нашли ваши ребята, пытались подсунуть мне вместо положенных процентов пачку фотографий. Надо заметить, весьма занимательных. Я принял вашу игру, но поставил вам своё условие.

— Именно по этому поводу я к вам и пожаловал, сэр. Вы не поверили тому, что я вам рассказал, и потому поспешили выдвинуть очень рискованное для себя условие. Я передал его президенту Космического Общества. Господин Таскерра долго размышлял над этим и…

Здесь секретарь президента «Спейсера» сделал паузу, играя на моём терпении. Я невольно напрягся в ожидании: что же решил господин Таскерра?

— Он разрешил ваше участие в полёте на Чиккорию, — словно отвечая на мой немой вопрос, продолжил Голд, — справедливо полагая, что вы, видный учёный с мировым именем, лучше справитесь с работой, чем наш специалист. Но прежде чем вы окончательно примите решение, я бы хотел ещё раз заверить вас, что вчера я говорил вам правду. Поверьте мне, сэр, и хорошо подумайте. У вас есть несколько минут, чтобы отказаться от этой затеи. Позже у вас такого шанса не будет. Сами понимаете, мы не можем допустить разглашения такой секретной информации.

Я растерялся, потому как рассчитывал, что они придумают что-нибудь новое. Настойчивость «Спейсера» выбила меня из колеи, и я просто не знал, как быть. Если допустить, что всё это правда, то отказавшись, я избавлялся от всевозможных хлопот и взамен получал снимки и материалы. Согласившись, я улетал, бог знает куда, в другую галактику. Другая галактика… Это-то и сбивало с толку. Человечество никогда ещё не летало так далеко. Орбита Земли — это пока наш потолок. А тут, на тебе — другая галактика. И даже если Голд не лгал, мой разум всё равно отказывался в это верить.

А если всё это выдумки, а? Хорошо продуманный ход в сложной операции по выуживанию у меня крупной суммы денег? Ведь недаром же они не стали связываться с Орсоном. Тот бы сразу послал их подальше. Какая к чёрту другая галактика? Какая живая планета? И причём тут фотографии, которые при любом раскладе не стоят таких денег? Этот сразу бы показал им, что такие вещи с ним не пройдут. Так чего ж тогда я терзаюсь? Неужели где-то в глубине моего подсознания теплится надежда, а вдруг Голд не лжёт? Нет, конечно, всё это чепуха. Эти ребята специально давят на меня, чтобы я отказался. А что им ещё остаётся делать? Ведь они не могут выполнить моего условия, потому что Чиккория существует только в их воображении. Ладно, к чёрту всё! Приняв решение, я посмотрел на Голда. Тот, прикрыв глаза, терпеливо ждал моего решения.

— В общем, так, — сказал я нарочито громко; Голд вздрогнул от неожиданности, — я не собираюсь отказываться от своих слов. Или я полечу или вы ничего не получите. Так и передайте господину Таскерре.

— Ну что ж, — вздохнул Голд так, словно произнёс «аминь» над моей могилой, — тогда давайте обговорим детали, а потом подпишем контракт в присутствии наших юристов.

— Отлично, давайте, — я решил поиграть в их игру, но с твёрдым намерением выйти из неё, как только она мне надоест. — Я начну первым. Хорошо?

— Пожалуйста, господин Гаросс, — не стал перечить председатель Большого Собрания.

Я поднялся и заходил по кабинету. Голова к тому времени уже перестала трещать, самочувствие улучшилось — сказалось воздействие анальгетика и арраты на голодный желудок, — так что я смог собраться с мыслями, чтобы правильно сформулировать свои условия.

— Во-первых, — начал я, — полёт должен быть гласным. Пресса, телевидение и всё такое. Истинную цель полёта вы можете не говорить, но страна должна знать своих героев. Меня вы можете представить как туриста. Обыкновенным туристом, который заплатил деньги, чтобы посмотреть на старушку Землю из космоса. Во-вторых, когда мы выйдем на орбиту Земли, я хотел бы пообщаться с представителями прессы. Причём с теми, которых я знаю лично. Это придаст мне уверенности в том, что я действительно буду участвовать в космическом полёте, а не в какой-нибудь авантюре, придуманной в стенах Космического Общества.

— Хорошо, мы принимаем ваши условия, — с готовностью ответил на это Голд. — Они вполне приемлемы. А насчёт космического туриста вы здорово придумали. Действительно, это сразу отметёт все лишние вопросы о присутствии вашей персоны на корабле.

— И ещё один вопрос, господин Голд, — прервал я его. — Хотелось бы узнать, как долго продлится этот полёт?

— Мы рассчитываем, что лет через шесть или семь вы должны вернуться назад.

— Так долго? — от удивления я остановился, словно наткнулся на стену.

— Не забывайте, эта планета находится в другой галактике.

— Хорошо. А когда же мы полетим?

— Этого я не могу вам сказать. Но прежде чем куда-либо полететь, господин Гаросс, вам вначале нужно пройти специальную подготовку. Как и всем космонавтам.

— Прекрасно! — мне всё больше нравилась эта игра, и я играл в неё с увлечением. — И когда вы собираетесь меня подготавливать? Дней через десять я буду свободен от своих дел и смогу приступить…

— Нет, сэр, — Голд покачал головой, — к сожалению, мы не можем ждать так долго. Мы подозреваем, что у нас идёт утечка информации, несмотря на то, что подготовка к полёту проводится в строжайшем секрете. Зашевелились наши конкуренты. Поэтому мы вынуждены торопиться с полётом. К тому же, господин Гаросс, хочу вам заметить, что полёт в космос — не поездка в метро. К нему надо готовиться долго и упорно. Подготовка космонавтов давно уже началась, и вам придётся догонять их. А если вы протянете ещё время, то, боюсь, ваше участие в полёте будет невозможным.

— Почему?

— Время, господин Гаросс. Мы очень ограничены во времени, в виду отдалённости исследуемого объекта. Поэтому господин Таскерра настаивает на вашем немедленном ответе, и, если он будет положительным, сегодня же составить все бумаги. А с завтрашнего дня вы должны приступить к тренировкам.

— Так скоро? Но я не могу. У меня конференция…

— Вы можете отказаться, сэр.

В его словах я почувствовал подвох. Так и хотят, чтобы я отказался! Ну уж нет, не дождётесь!

— Ну что вы, — поспешил ответить я, — я согласен. Какая конференция, если впереди меня ждёт уникальная планета. Итак, когда мне собирать вещи?

— В одиннадцать мы должны быть у господина Таскерры. Он очень занят сегодня, но специально для вас выкроил время для встречи. Поверьте, это было очень трудно сделать. Поэтому мы не должны опаздывать. После беседы с президентом вы останетесь у нас. А сейчас вы можете дать необходимые распоряжения своим подчинённым в связи с вашим отъездом на длительный срок. У нас ещё есть в запасе… — он посмотрел на наручные часы, — десять минут.

— Понятно.

Я опять заходил по кабинету и никак не мог поверить в происходящее. Я всё ждал, что вот Голд встанет, улыбнётся с кислой миной и скажет: «Извините, сэр, это была всего лишь попытка одурачить вас. К сожалению, у нас ничего не вышло. Я прошу у вас прощения. Давайте пожмём руки и забудем об этом». Но Чолдрен Голд молчал, и я начал потихоньку паниковать: неужели всё, что он мне тут наговорил — правда?

— Вы можете отказаться, — напомнил мне Голд, наслаждаясь моим замешательством.

Это изречение, сказанное с лёгким сарказмом, подхлестнуло меня как бич. Я встрепенулся, решительным шагом подошёл к столу и взялся за телефон.

— Одну минутку, господин Голд, — успокоил я его, — я только свяжусь со своим управляющим. Надо же на кого-то оставить своё имущество.

— Разумеется, сэр, — согласился тот.

Пока я разыскивал по телефону Орсона, мой мозг лихорадочно оценивал ситуацию, в которую я попал. Что же это всё-таки такое: игра или они на самом деле нашли живую планету? Если это была игра, то она мне уже не нравилась. В ней мне отвели слишком глупую роль. А если Чиккория существует, что тогда? В памяти всплыли слова Хаддара: «А что если однажды они придут к тебе и предложат лететь? Сможешь ты тогда отказаться от своих слов?». Смогу ли я отказаться? Пожалуй, нет. Ведь впереди меня ждёт прекрасный и сказочный мир неведомой планеты. Какой учёный откажется от этого?

Дядю я нашёл в одном из отдалённых филиалов своего банка. Он сильно удивился, узнав о моём внезапном отъезде. Он столько времени потратил на мои уговоры уехать заграницу, а тут — на тебе. Это рушило все его планы.

— Какого дьявола, Тони! — раздражённо закричал он в трубку. — Что ты там ещё задумал? Я только что разговаривал с Тагевере. Этот старый скряга, наконец-то, согласился отдать за тебя свою дочь. После обеда я собирался тебя порадовать. В субботу мы решили провести смотрины. Уже половина пригласительных роздана.

— Придётся отложить их лет так на семь. Это будет достаточно, чтобы хорошенько обдумать правильность моего выбора.

— Брось свои идиотские шуточки! — рассердился мой управляющий. — Лучше выкладывай, что взбрело в твою дурацкую голову.

И я рассказал ему всё, опустив только то, что касалось Чиккории. Ошарашенный Орсон долго молчал, а потом накинулся на меня с новой силой.

— Ты совсем спятил, малыш! Надо быть круглым идиотом, чтобы пойти на такое. Сто миллиардов!

— Успокойся, Орсон, — меня так и подмывало сказать ему, что это всего-навсего игра и потому не нужно так волноваться, — это ведь не подарок, а кредит. А на половину процентов, которую они будут нам должны, я слетаю в космос. Посмотрю, каково там.

— У тебя от твоей работы крыша совсем съехала! Какой космос? Скажи мне, что ты пошутил.

— Это не шутка, мой дорогой дядя. Я лечу в космос, и это моё твёрдое решение. Сейчас мы поедем составлять контракт, а завтра я уже буду готовиться к полёту.

— Подожди меня, Тони. Слышишь, малыш? Я сейчас подъеду, — голос Орсона был уже не такой сердитый.

— Не успеешь, да и не к чему. Обойдёмся без слёз и взаимных упрёков. Лучше сделай для меня несколько вещей. Хорошо?

— Какие?

— Сегодня ночью разбился Хаддар Стрейз. Ты, наверное, уже слышал об этом. Пошли его родителям венок от моего имени. И ещё. Этой же ночью убили моего телохранителя. Найди его родных и помоги им.

— Хорошо. Но мы могли бы…

— Да, Орсон, — не дал я ему договорить, — извинись за меня перед господином Зеккером за то, что я не смогу присутствовать на конференции. Скажи ему, что книгу я предоставлю им чуточку позже. И главное, помни, на время моего отсутствия ты распоряжаешься имуществом и состоянием Гароссов. Я напишу доверенность и оставлю её у нотариуса.

Попрощавшись с Орсоном, я созвонился со своими юристами и объяснил, что мне от них требуется.

— Ну вот и всё, — сказал я нарочито весело, возвращая трубку на место, — теперь осталось только собрать вещички.

— Они вам не понадобятся, господин Гаросс, — Голд легко поднялся с кресла. — Всё необходимое вы получите у нас.

— Тогда вперёд, к звёздам, — пошутил я и первым шагнул к выходу…

Стивз Харрис, 2006 год, Данкара

21

Просыпаюсь от того, что меня неожиданно охватывает чувство страха: крупная дрожь внезапно пробежала по телу, а после словно окатили ледяной водой. С чего бы это? Быстро осматриваюсь в поисках какой-либо опасности и натыкаюсь на светящееся табло электронных часов — пятнадцать минут пятого. Вокруг темнота и какая-то подозрительная тишина. Или просто это я такой подозрительный? На всякий случай напряжённо вслушиваюсь в эту тишину, но ничего не слышу, кроме бешеного стука собственного сердца. Непонятно, с чего это я так перепугался? Нервы сдали, что ли? До этого я недели две безвылазно просидел над тетрадями профессора Гаросса. Даже телефон отключил, чтобы никто не мешал. Может, от этого у меня крыша поехала? Ерунда! Я и раньше работал сутками напролёт без еды и сна, и после этого, наоборот, всегда спал как убитый. Так в чём же дело тогда? Не знаю почему, но почему-то инстинктивно чувствую, что сейчас что-то должно произойти. Что-то очень неприятное. И от этого мне становится не по себе.

Отчаянно напрягаю слух. Есть! Со стороны прихожей раздаётся слабый непонятный звук, и затем опять наступает тишина. Уж не показалось ли? Нет. Звук повторяется, причём более отчётливо. Кто-то пытается открыть дверной замок. Проклятые воры! Бесшумно соскальзываю с кровати, надеваю штаны и на цыпочках выхожу из комнаты. По пути прихватываю со стола самую большую и толстую книгу — энциклопедический словарь. Сейчас я вас порадую, любители чужого добра!

Подкрадываюсь к входной двери и прислушиваюсь. По ту сторону тихо, и я замираю в ожидании. Проходит сотня лет, прежде чем опять услышал, как кто-то суёт ключ в замочную скважину. Щёлк! Замок открылся, и дверь начинает тихо и плавно раскрываться. Весь напрягаюсь и сосредотачиваюсь на словаре. В дверном проёме бесшумно появляется массивная фигура в чёрном одеянии.

— Получай, скотина! — кричу я и изо всех сил бью словарём по голове взломщика.

Заполучив убийственную порцию знаний, тот пулей вылетает из квартиры.

— Тебе добавить, урод? — рычу я, выскакивая за ним следом, и тут натыкаюсь на кучу таких же здоровяков в чёрных одеждах.

— О! — непроизвольно вырывается у меня. — Вы тоже ко мне, парни?

Ну что поделаешь, люблю я юмор, особенно, чёрный. Но уже через мгновение до меня доходит, что сейчас не до шуток и надо как можно быстрее сматываться. Грабители, видно, не ожидавшие встретить здесь идиота, на время теряются. Чем я и не преминул воспользоваться: заскакиваю назад в квартиру и захлопываю дверь.

— Очень сожалею, ребята, — кричу им через дверь, щёлкая замком, — но сегодня у меня не приёмный день.

Через пару секунд от пулевых отверстий дверь превращается в сито для просеивания фасоли. Самих выстрелов не слышно, только тихие хлопки и стоны израненной двери. Вот гады! Убегаю в комнату, закрываю дверь на ключ и начинаю строить баррикаду. Придвигаю к двери шкаф, затем массивный письменный стол, потом кровать и, наконец, закидываю всё это стульями и всевозможным хламом. За стеной раздаётся жалобный треск — входная дверь прекратила своё существование, — и тут же пули стали со свистом носиться по моей комнате, разбивая и сметая всё на своём пути.

Пока в комнате хозяйничают пули, отсиживаюсь в углу и лихорадочно соображаю. То, что это не грабители, я уже понял. Те не стали бы так шуметь. Но тогда кто они? Встреча с ними была такой скоротечной, что я не успел что-либо разглядеть, кроме здоровенных фигур.

— Что вам от меня надо? — спрашиваю их, как только прекращаются выстрелы.

— Тебя, засранец! — следует ответ.

Знакомый голос. Я его точно где-то слышал. И совсем недавно. Засранец… А сам-то ты кто, урод, не засранец, что ли? Стоп! Засранец. Мондакорра! Точно, это же Лысый! Вот это да! Тогда получается, что это «кроты» ломятся ко мне! От такого вывода пот прошибает меня до самых пяток. Вот так влип! Теперь я знаю, кто это такие, и что им от меня нужно. Но, кажется, они зря стараются. Дверь, хотя и стонет под их нажимом, но не поддаётся. Шкаф, стол и кровать помогают ей в этом. «Кротам» придётся ещё немало попотеть, чтобы попасть сюда. За это время я должен найти способ сбежать отсюда. Здесь мне подфартило. То ли патроны у «кротов» кончились, то ли устали стрелять, только пули перестали носиться по комнате. Зато натиск на дверь усилилась. Пользуясь затишьем, хватаю спортивную сумку и складываю в неё тетради профессора и свои работы по ним, затем деньги, права и журналистское удостоверение. Пока собираю вещи, у меня созревает план побега. Одеваюсь и выскакиваю на балкон, чтобы посмотреть, что нам внизу. Никого нет, но зато и очень высоко: третий этаж всё-таки. Напяливаю кроссовки и подбегаю к кровати. Сдёргиваю с неё простыню и прячусь в безопасный угол, чтобы не подстрелили, если начнётся пальба. Пока непрошенные гости пытаются прорваться в комнату, лихорадочно разрываю простынь на ленты, связываю их в верёвку и бегу на балкон.

Дверь давно уже вышиблена из петель и держится только благодаря упрямству и помощи своих партнёров: шкафу, столу и кровати. Но и те начинают потихоньку сдавать позиции. Щель между дверью и косяком увеличивается всё больше. Вот в неё просовывается чья-то голова, но я уже спускаюсь вниз. Прощайте, ребятки!

Но, оказывается, прощаться ещё рано. Верёвка получилась короткой. Зависаю где-то над первым этажом. Ну, три метра — это всё-таки не третий этаж. Собираюсь с духом и отпускаю руки. Проходит целая вечность, словно я спрыгнул с небоскрёба, прежде чем достигаю земли. От приземления на асфальт сотрясаюсь всеми внутренностями, лязгаю зубами и по инерции валюсь вперёд. Но тут же быстро, по-молодецки вскакиваю и бегу вдоль дома, прячась в его непроницаемой тени.

Благодаря мазям и таблеткам я почти привёл себя в норму. Синяк и ссадины на лице исчезли, бровь зажила, опухоль на скуле спала, правда, не полностью, и давала о себе знать редкой, но чувствительной болью, словно на время воспалялся нерв одного из коренных зубов. А главное, почти перестали болеть намятые «кротами» места. Иногда при резких движениях, которые я совершал, забыв о предосторожности, меня пронзала резкая боль где-нибудь между рёбрами или в конечностях. Но сейчас, когда адреналин бил через край, я не чувствовал ничего. Да и было не до этих пустяков. Я был одержим целью как можно быстрее унести отсюда ноги.

Добежав до угла дома, оборачиваюсь. «Кроты» уже спускаются по моей верёвке, но меня не видят. Вот теперь можно и попрощаться. «Пока, кретины!» — мысленно кричу им и заворачиваю за угол.

Но, похоже, я опять поспешил. Так как в ту же секунду из-за другого угла мне навстречу на бешеной скорости выруливает огромный джип и ослепляет мощным светом фар.

— О, господи! — непроизвольно вырывается у меня, и я замираю как заяц, попавший в луч света охотников.

Пронзительный визг тормозов выводит меня из оцепенения. Резко отпрыгиваю в сторону, в темноту, и пускаюсь наутёк. Сзади слышится натужный рёв мотора. Сноп света снова вылавливает меня в темноте, но я, как затравленный зверь, тут же отскакиваю вправо и резко меняю направление. Бежать всё время стараюсь задворками, специально пользуясь узкими проулками и проходными дворами, чтобы автомобиль не смог меня догнать. Но «кроты» отлично ориентируются в этом районе, и, когда я ускользаю от них через какой-нибудь случайный лаз, они почти всегда перехватывают меня в другом месте.

От быстрого бега и панического страха быть пойманным голова у меня совсем перестала соображать. Действую интуитивно, где-то на уровне подсознания. Такое чувство, что я — это не я, а робот, которым кто-то ловко управляет, нажимая кнопки дистанционного управления. Направо, прямо, назад, налево, опять прямо, прыжок вверх через забор. Эти команды я выполняю автоматически, не тратя даже тысячной доли секунды на размышление. Вот уж не думал, что на такое способен.

Начинается рассвет. Ну теперь-то мне точно крышка, почему-то без сожаления, как будто так и должно быть, прихожу я к выводу, на ходу наблюдая, как быстро таят сумерки. Если не смог скрыться от погони в темноте, то при свете это вообще безнадёжное дело. Первый луч солнца встречаю на окраине Марчертона. Это в десяти кварталах от своего жилища. Ничего себе порезвился! Набегался, наверное, на всю оставшуюся жизнь вперёд. Если, конечно, она у меня останется.

Помимо двух машин за мной ещё постоянно бегут трое верзил. Им хорошо, они всё время меняются с теми, кто раскатывает за ними на джипах. А я уже едва передвигаю одеревеневшие ноги, но бегу, не останавливаясь. Огромное желание выжить заставляет меня это делать.

Бегу по какому-то узкому бесконечному проулку между двумя высокими зданиями. Сзади слышится топот и тяжёлое дыхание преследователей. Не оборачиваясь, чувствую, что они настигают, но у меня уже нет сил прибавить скорость. Наконец-то, вырываюсь на улицу и тут же едва не попадаю под колеса, затормозившего передо мной «Икс-космоса». Не успеваю опомниться, как один из «кротов» подбегает ко мне сзади и крепко хватает за плечо.

— Ну всё, морда, тебе конец!

Голос злой, и я весь съёживаюсь в ожидании удара. Но тут кто-то невидимый, тот самый тип, который сидит перед телевизором и, играя в игру под названием «Спаси Стивза Харриса», управляет мной как роботом, нажал кнопку «бить». И я, не раздумывая, резко разворачиваюсь и наотмашь что есть силы бью «крота» в голову. Тот сразу падает, будто я ударил его битой. «Ого, вот это я даю!» — проносится у меня в голове, но тут поступает команда «бежать направо», и я уже бегу вдоль здания. Но не успеваю разогнаться, как дорогу перегораживает второй джип. Вот и всё, приехали: конечная остановка под названием «Всего хорошего…»

Из дневника профессора Гаросса

22

Возле ворот нас ожидал длиннющий лимузин «Джигуди — Президент», возле которого лениво прохаживались несколько накаченных парней в костюмах спортивного покроя. При нашем появлении они оживились. Открыли нам двери и, пропустив в салон, расселись сами. Последними в лимузин залезли трое моих телохранителей.

В салоне нас поджидали два пожилых джентльмена с портфелями на коленях.

— Это наши юристы, — представил их Голд.

Мои юристы и нотариус должны были ждать нас в Центральном банке, где мы собирались составить договор.

Лимузин с места набрал скорость и помчался по улице. Почти сразу мы очутились в кольце чёрных джипов «Икс-космос», которые сиренами расчищали нам дорогу.

Составление и подписание договора заняло всего полчаса. Юристы «Спейсера» подготовились основательно, и нам оставалось лишь кое-что добавить и внести некоторые изменения. Себе я взял три экземпляра. Один оставил в банке, второй распорядился отослать Орсону, а третий попросил своих юристов, которым доверял как себе, вручить лично в руки главному редактору независимой газеты «Гедара». Так я обезопасил себя от всякого рода недоразумений со стороны Космического Общества. После мы с нотариусом составили доверенность, по которой Орсон Крект на время моего отсутствия становился полноправным хозяином имущества Гароссов.

Спустя минут пятнадцать мы, съехав с Корл-Ходда, остановились во дворе огромного здания Хаймонт-билт. Внешний вид главного корпуса Космического Общества производил грандиозное впечатление. Сколько раз я проезжал мимо, не обращая на него внимания, и только сейчас разглядел его как следует. Это строение нисколько не походило на своих собратьев-небоскрёбов — серых, местами почерневших от времени коробок, скорее угнетающих, чем впечатляющих своими размерами. Видно архитекторы изрядно попотели над его проектом. Причудливо переплетающиеся линии, устремлённые вверх, казалось, доставали до самого неба. Солнце, которого сейчас почти не было видно из-за облачности, переливалось в них мириадами лучей, отражаясь в стеклянно-бетонных рифлёных стенах изумительным светом, и создавало впечатление, будто корпус светится изнутри.

Всюду, и во дворе и в здании, стояли вооружённые охранники с эмблемами Космического Общества на одежде. Позже я обратил внимание, что у всех работающих в «Спейсере» на левой стороне груди красуется этот знак — планета Земля с уносящимся в звёздное пространство кораблём и надпись: «Икс-космос».

Мы поднялись на лифте на семидесятый этаж, причём лифт этот Голд открыл личным ключом, и очутились перед дверью с цифрами 7337 на никелированной табличке. Возле неё стояли два охранника. Голд что-то сказал им, и мы, беспрепятственно пройдя внутрь, очутились в большой уютно обставленной приёмной. Нас встретила очаровательная секретарша, которая не поскупилась подарить мне одну из своих обворожительных улыбок. Она подняла трубку и доложила о нашем прибытии. Затем указала на дверь и мило сообщила, что нас ожидают.

Кабинет был просторным. В нём без труда поместилось бы футбольное поле. Стены и пол застилали толстенные ковры, поглощавшие любые звуки. По всему периметру была профессионально расставлена мягкая мебель.

В глубине комнаты за огромным столом сидел президент Космического Общества господин Таскерра, плотно сбитый старик лет восьмидесяти в строгом тёмно-синем костюме. Откинувшись на спинку кресла и сцепив на груди руки, он глядел на нас из-под кустистых бровей прищуренными глазами. Я помнил его молодым. Он часто приходил в гости к отцу и дарил мне, тогда ещё семилетнему мальчишке, дорогие подарки. Положив перед ним на стол папку с нашим договором, Голд что-то прошептал ему на ухо и бесшумно удалился.

Таскерра медленно встал, и я с удивлением увидел, что он, не смотря на сутулость, выше меня. Старик тяжёлой походкой подошёл ко мне и, устало улыбаясь, протянул руку.

— Здравствуйте, господин Гаросс, рад вас видеть, — произнёс он скрипучим металлическим голосом; для меня это было так неожиданно, что я вздрогнул. — Пожалуйста, не удивляйтесь моему голосу, у меня протезная челюсть. Присаживайтесь, прошу вас.

— Не буду скрывать от вас, господин Гаросс, — продолжил он, когда мы расселись: он за свой стол, а я — в кресло напротив, — поначалу я был сильно удивлён вашим условием и хотел отказать. Эта экспедиция будет очень долгой и рискованной. Но потом, хорошо всё взвесив, я пришёл к выводу, что ваше условие — это не блажь состоятельного человека, которому от скуки некуда себя деть, а стремление учёного исследовать неведомый мир другой планеты, и дал своё согласие. Ваш опыт, ваши знания и, наконец, ваше имя придадут большой вес нашим начинаниям.

— Вы правы, господин Таскерра, — подтвердил я, — так оно и есть. Именно исходя из этого я поставил такое условие.

Я, конечно, солгал, говоря такое. Причина была совершенно другая. Но зачем ему знать об этом? Я по-прежнему считал всё это розыгрышем.

— Мы придаём большое значение этой экспедиции, — голос Таскерры своей необычной монотонностью наводил на меня тоску, — и поэтому отбор её участников был очень строгим. И я рад, что вы изъявили желание принять в ней участие. Об этом, честно говоря, мы и не мечтали…

Внезапно он замолчал, как-то сразу весь обмяк и на глазах стал превращаться в дряхлого старца. Кожа на лице собралась в крупные морщины, щёки обвисли, глаза впали. Крупная голова стала нервно подёргиваться.

Я с ужасом наблюдал за этой метаморфозой, за тем, как трясущимися руками он, задыхаясь, с трудом дотянулся до старинной инкрустированной золотом и самоцветами шкатулки, достал что-то из неё и быстро сунул себе в рот. Затем облегчённо откинулся в кресле, запрокинул голову и закрыл глаза.

Это было настолько неожиданно и странно, что я даже не успел среагировать. Лишь когда Таскерра уснул, похрапывая с тяжёлым присвистом астматика, я нервно заёрзал в кресле. Это было уже слишком! Тон, с которым он ко мне обращался, учитывая неестественный голос, я ещё мог как-то перенести. Но эту выходку! С моим отцом он вёл себя совсем иначе. Заискивал, прыгал перед ним на задних лапках. Впрочем, как и все кредиторы. А теперь, видно, решил отыграться на мне. Нет, так не пойдёт!

Я раздражённо вскочил и собрался выйти, как увидел вещь ещё более странную. Лицо президента, только что бывшее земляного оттенка, вдруг стало розоветь, морщины разглаживаться, дыхание выровнялось, а голова и руки перестали трястись. Как в сказке господин Таскерра возвращался к жизни, но уже посвежевшим и полным сил. Вот он сделал глубокий вдох и захлопал глазами. Пока он приходил в себя, я вернулся на место.

— Извините меня, господин Гаросс, — продребезжал он, очнувшись, — я не успел предупредить вас. Вы, наверное, бог знает что обо мне подумали.

— Да, это застало меня врасплох, — признался я.

— Извините ещё раз, сэр, — президент полностью пришёл в себя и, увидев моё удивление, пояснил. — Очень много приходится работать. Выручает только это новейшее средство.

Он достал из шкатулки жёлтую капсулу в желатиновой оболочке, покрутил в руке и протянул её мне.

— У неё много достоинств. Одно из них заключается в том, что быстро снимает усталость, заменяя сон и релаксацию. У вас болезненный вид, господин Гаросс. Очевидно, вы плохо спали. Попробуйте и почувствуете себя намного лучше.

Сначала, по привычке, я хотел отказаться. Не люблю что-либо у кого-то брать. Иногда за это взамен просят такое, что пришлось бы пойти наперекор своим принципам. Но в данном случае большего просить ему у меня было нечего — я итак практически задаром отдал им огромную сумму денег. К тому же, мне действительно было плохо. Ни аррата, ни сомей не смогли восстановить подорванное вчера алкоголем здоровье. И голова, и тело страдали от болезненной тяжести и дискомфорта.

Я взял капсулу и не раздумывая проглотил. Внутри сразу вспыхнуло пламя и невыносимым жаром мгновенно распространилось телу. Стало трудно дышать, в глазах потемнело, и я потерял сознание. Когда очнулся, то ощутил колоссальный прилив бодрости и энергии. Голова была свежей и ясной. Похоже, в состав пилюли входил какой-то наркотик, потому что я испытывал даже некую эйфорию.

— Ну как? — проскрипел Таскерра.

— Невероятно! — я был просто поражён таким эффектом.

— Это наше последнее изобретение, — похвастался он. — Мы назвали её пилюля Морриса, в честь её создателя. Это был молодой и очень талантливый парень. Он мог бы сделать ещё немало открытий.

— С ним что-то случилось? — из вежливости поинтересовался я.

— К сожалению. Он был молод и горяч. Верил в честность и порядочность, и прочую чепуху. Его предупреждали, что жизнь штука сложная, и что нужно быть осторожнее. Но он всякий раз игнорировал это. Однажды в лаборатории произошла авария, и он умер, отравившись ядовитыми испарениями.

В этом рассказе я уловил намёк на то, что носом нужно пользоваться только как аппаратом обоняния, а не совать его во все дыры, и потому ответил так, чтобы он понял, что этот урок я усвоил:

— Да, эти молодые такие беспечные.

— Вот именно, — Таскерра одобрительно кивнул, затем посмотрел на часы и спохватился. — Прошу прощения, господин Гаросс, но, к сожалению, через пять минут у меня встреча.

Я поднялся.

— Нет, нет, сэр, подождите. У нас ведь есть ещё время. Надо кое-что уточнить. Дело в том, что вы очень известная личность, и не только у нас в стране. Вас знают и как самого богатого человека, и как маститого учёного, профессора Данкарского университета. Я хочу сказать, что наши парни никогда не имели дела с такой знаменитостью. Поэтому, я думаю, во избежание всяческих недоразумений будет лучше, если все будут называть вас профессором. Вы не против? Ведь на Чиккорию вы летите как учёный, не так ли?

— Я и сам хотел поднять этот вопрос, господин Таскерра, — солгал я опять, — но вы меня опередили. Конечно, так будет проще для всех.

— Отлично! Тогда не смею вас больше задерживать, профессор. Желаю вам удачи.

— А как на счёт экипажа? — полюбопытствовал я, прежде чем уйти. — Когда я увижу тех, с кем мне предстоит лететь?

— Это исключено. Их имена и численность держатся в секрете. Вы встретитесь с ними только на корабле в день старта, и привыкать к ним вам придётся уже между делом. Надо сказать, вы единственный, кто знает истинную цель полёта. Так уж вышло, что вам известно больше, чем им…

Он легко поднялся и, проводив до дверей, крепко пожал на прощание руку.

В приёмной, как верный пёс, меня ожидал Чолдрен Голд. Секретарша, на секунду оторвавшись от бумаг, встретила меня чарующим взглядом и, ослепив напоследок лучезарной улыбкой, повернулась к трём мужчинам восточной наружности, сидевших на диване у дверей.

— Прошу вас, господа, господин Таскерра ждёт вас, — ангельским голосом сообщила она им.

Выйдя из приёмной, Голд повёл меня по длинному коридору. Затем мы по лестнице спустились на нижний этаж, сели в лифт и поднялись наверх. Потом снова шли по бесконечным коридорам с одинаковыми дверями, спускались и поднимались по лестницам, катались на лифтах. Я не понял, для чего такая путаница и поинтересовался об этом у своего сопровождающего.

— Всё здание сделано из изолированных ячеек, как подводная лодка, — объяснил тот, заходя в очередной лифт и нажимая кнопку вниз. — В каждую ячейку можно попасть только в определённом месте, на определённом уровне и на определённом лифте. Это сделано для того, чтобы случайные люди не смогли ни войти сюда, ни выйти.

— А если пожар? Или бомба? Тогда как? — спросил я. — Как вы сможете эвакуировать людей из такого лабиринта?

Секретарь президента в ответ улыбнулся:

— Для экстренных ситуаций у нас имеется специальная разработка. Она засекречена, и о ней знают только первые руководители. А вот и ваше жилище, профессор.

Остановившись у двери с табличкой 3010, мой провожатый быстро набрал шестизначное число на кодовом устройстве. Дверь открылась, и мы вошли в трёхкомнатную секцию. Первая, самая маленькая по габаритам, была обставлена излишне скромно.

— Здесь будет находиться Клод, ваш помощник. Если у вас появятся вопросы или какие-нибудь проблемы, обращайтесь в первую очередь к нему. Если он сочтёт нужным связаться со мной, он это непременно сделает, — пояснил Голд и махнул влево. — А это ваши комнаты, профессор.

Я зашёл в первую и остолбенел, ибо очутился в своём собственном кабинете. Всё было именно так, как у меня дома. Даже книги на полках стояли в том порядке, в каком я имел обыкновение их расставлять.

— Мы воспроизвели ваш кабинет до мельчайших подробностей, — гордо объявил секретарь президента, наслаждаясь моей реакцией.

— Ошибаетесь, господин Голд, — отозвался я, оглядывая помещение, — здесь много чего не хватает.

— Не может быть! — самоуверенно заявил он.

— Да? — я лукаво посмотрел на него и язвительно спросил. — А где же тогда моя золотая пепельница с бриллиантами?

— ?

Лицо Голда вытянулось в недоумении, а непоседливые глаза забегали по комнате. Я удовлетворённо улыбнулся и тем же тоном добавил:

— Таких мелочей здесь наберётся пунктов двадцать.

— Да??

— Но для меня это непринципиально, — успокоил я его. — Мне больше интересно узнать, как за один день вы смогли такое сделать?

— Мы старались, — не моргнув глазом, солгал тот, но об этом я догадался спустя много лет, а тогда поверил.

— Не стоило себя так утруждать, — снисходительно ответил я на это и заглянул в другую комнату. — А это что? Спальня?

— Да. В шкафу вы найдёте всё, что вам нужно. И не забудьте переодеться. А то вы, учёные, народ рассеянный, ещё придёте на тренировку в этом костюме. Кстати, свою одежду отдадите Клоду. Мы её оприходуем и вернём вам после вашего возвращения.

— Благодарю вас за совет, господин Голд.

— Это не совет, профессор, — спокойно сказал председатель Большого Собрания. — С тех пор как вы переступили порог этого здания и до той поры, пока вы не вернётесь из полёта, вам придётся выполнять всё, что вам скажут. Мы будем готовить вас к полёту, а это в первую очередь дисциплина и строгий режим. Вас ждут большие нагрузки, и поэтому вы должны в точности выполнять все указания наших специалистов. Вы поняли?

— Старый педик, — недовольно пробурчал я себе под нос, вспомнив слова Хаддара.

— Что вы сказали? — не понял тот.

— Я сказал, что всё понял, сэр.

— Хорошо, — Голд одобрительно кивнул головой, — но прежде чем уйти, я хотел бы обратить ваше внимание на ещё один момент. Вы, профессор, очень любознательны. Для учёных мужей это вполне естественно, но, поверьте мне, в наших стенах вещь бесполезная, а иногда даже вредная. И поэтому я бы хотел попросить вас умерить свою любознательность. Вам всё равно никто ничего не скажет. Здесь каждый занимается только своим делом и знает только то, что ему положено знать по долгу работы, и… А вот и Клод.

В кабинет вошёл молодой человек лет двадцати пяти, одетый, как и все в «Спейсере», в чёрный кожаный костюм с эмблемой Космического Общества на груди. У него был средний рост, обыкновенное телосложение, правильные черты лица и, что меня удивило, умные глаза. Если судить по дурной славе, которая прочно закрепилась за «кротами», то они должны быть только тупыми и агрессивными личностями.

— Это и есть ваш помощник, профессор, — представил его Голд. — Он не будет вам докучать. Но, если вам вдруг захочется поговорить, то лучше собеседника вам не найти.

Парень дружески улыбнулся.

— Он что-нибудь смыслит в зоологии? — съязвил я.

Я ничего не имел против помощника, но Голд своим занудством меня уже достал. Я устал от него и желал только одного — чтобы он, наконец, убрался.

— Думаю, что не очень, но он достаточно умён, чтобы не говорить глупости, — парировал секретарь. — Его обязанность заключается в том, чтобы помочь вам соблюдать режим и график тренировок. Чтобы вы не заблудились или, не дай бог, не наделали глупостей, он повсюду и всегда будет сопровождать вас. А сейчас, профессор, располагайтесь и привыкайте к новому месту.

— И пожалуйста, помните, о чём я вас просил, — сказал он на прощание и вышел; автоматический замок на двери тут же защёлкнулся.

— Если что, профессор, я у себя, — напомнил Клод и ушёл в свою комнату.

Я остался один. Меня всё ещё не покидало ощущение, что я нахожусь в собственном кабинете. Письменные принадлежности, настольный календарь, несколько книг по ботанике и зоологии — всё это лежало на своих местах. На своём месте стоял и телефон, хотя у меня возникло сомнение на счёт того, можно ли им воспользоваться. Я поинтересовался об этом у Клода.

— Можете, — отозвался тот, — но только это телефон внутренней связи. Если вам что-то понадобится или вдруг станет плохо, а меня при этом поблизости не будет, просто поднимите трубку и скажите что вам нужно. И вам помогут. А о внешнем мире вам придётся забыть, профессор.

— Боюсь, мне придётся забыть не только об этом, — с горечью пошутил я. — О своих привычках и пристрастиях — тоже.

— Ну, это не самое страшное, — заметил Клод.

Я внимательно посмотрел на него. В нём чувствовался ум, и это мне нравилось.

— Вы где-нибудь учились? — поинтересовался я.

— В Ронджоне.

— Вот как? — я был поражён. — Вы закончили университет?

— Вы спросили, где я учился, а не что я оканчивал, — поправил он меня.

— И что же привело вас сюда?

— Знаете, профессор, это совсем неинтересно.

— А всё-таки?

— Когда-нибудь потом, ладно? А сейчас вам нужно переодеться. До обеда вы должны сдать все анализы, пройти кардиограмму и рентген. После обеда у вас будет тестирование, потом ужин и полный отдых. Это ваш распорядок на сегодня. Затем утром вы пройдёте медкомиссию, и, если она признает вас пригодным, после обеда вы приступите к тренировкам. Это ваш график на завтра. А сейчас у вас в запасе двадцать минут. За это время вы успеете принять душ и переодеться.

— Принять душ? — улыбнулся я. — М-м, не плохая идея.

— Да, кстати, профессор, — спохватился Клод, — в каждой комнате имеются кнопки вызова, на тот случай, если я вам понадоблюсь.

— Я обязательно воспользуюсь ими.

Кажется, я сказал это слишком иронично, и это его задело.

— Послушайте, профессор, — в его голосе звучала досада, — нам обязательно нужно подружиться. Хотим мы этого или нет, но нам очень долго придётся жить вместе. Я предлагаю дружбу.

Он протянул мне руку. Я посмотрел в его умные карие глаза — они чем-то напомнили мне Лони, — и ответил крепким рукопожатием и дружеской улыбкой.

— Я тоже за дружбу, Клод.

— Тогда у меня есть одна просьба к вам, профессор, — сказал он, — чтобы у вас не было никаких недоразумений с шефом, а у меня неприятностей, прошу вас, не пытайтесь выйти отсюда без меня, хорошо?

— Хорошо, — заверил я. — Тогда, Клод, у меня тоже будет к вам одна маленькая просьба. Я сейчас пойду в ванную, а вы приготовьте, пожалуйста, мне этот чёртов костюм, чтобы я ничего не напутал с одеждой.

— Не волнуйтесь, профессор, — улыбнулся тот в ответ, — это входит в мои обязанности — следить за тем, чтобы вы ничего не напутали.

После душа я оделся в белоснежную майку с короткими рукавами, на левой стороне которой тёмным пятном выделялась круглая бляха с эмблемой «Спейсера», спортивные брюки и курточку из серого трикотажа известного мирового бренда «Алиггри». Обувшись в лёгкие спортивные туфли, я был готов к подвигам. Как пояснил Клод, теперь это была моя повседневная форма одежды. Я оценил её по достоинству — лёгкая и удобная, — и вслед за помощником пошёл в медицинское отделение. Там мы пробыли до двух часов, а после отправились в столовую.

Обедали мы в специально отведённой для нас комнате. Там я снова попытался разговорить своего нового знакомого. Мне было интересно, почему человек, учившийся в Ронджонском университете, очутился в заведении, которое в народе давно стало нарицательным. Но тот отвечал либо общими фразами, либо переводил разговор на другие темы.

Послеобеденное время я провёл в напряжённом раздумье, пытаясь ответить на тысячу вопросов какого-то непонятного теста, а потом имел увлекательную беседу с психологом. Меня очень обрадовало то, что после того, как я ответил на такое количество идиотских вопросов, он не признал меня сумасшедшим.

За ужином я опять попробовал что-нибудь узнать о жизни Клода, но тот ловко ушёл от моих расспросов и перевёл разговор на животных. Оказалось, он неплохо разбирался в зоологии.

— Вы учились на зоологическом факультете? — удивился я.

— Всё гораздо проще, профессор, — засмеялся тот, — просто до вас я целый месяц общался с вашим коллегой.

После ужина Клод принёс мне несколько книг.

— Это вам для теории, — пояснил он и, уходя, добавил. — И помните, если что — я рядом.

Он ушёл к себе. Я слышал, как он плюхнулся на диван и включил видеомагнитофон.

Я же выбрал себе книгу по астрономии и так увлёкся ею, что не заметил, как пришло время сна. Когда Клод сообщил об этом, то я, памятуя наказы Голда, безропотно подчинился: разделся и, выключив свет, забрался под одеяло. Засыпая, подумал: ещё вчера я только пообщался с представителем Космического Общества, а уже сегодня лежу в их постели. Неужели они и в самом деле так далеко шагнули в космонавтике, что способны отправить пилотируемый корабль в другую галактику? Бред какой-то, мелькнуло у меня в голове, и я уснул.

Так прошёл мой первый день в стенах Космического Общества.

23

На следующий день, когда после прохождения медкомиссии мы с Клодом вернулись в свои пенаты, к нам зашёл Чолдрен Голд. Я был доволен результатами медицинского осмотра и пребывал в приподнятом настроении. Врачи не обнаружили во мне ни одного изъяна и признали абсолютно здоровым и пригодным для полёта. Голд же, напротив, был суров и мрачен, но я на радостях не придал этому значение. Он сделал знак Клоду, и тот вышел.

— Вы уже начинаете меня раздражать, профессор, — начал сразу секретарь президента, как только за моим помощником закрылась дверь, — несмотря на все мои предупреждения, вы опять за своё. Я же просил вас, чтобы вы не приставали ни к кому с вашими глупыми вопросами. Разве нет?

— Но должны же мы о чём-то разговаривать, — я попытался отшутиться, но тому было не шуток.

— Разве я не говорил вам, что ваше любопытство может закончиться очень плачевно, если не для вас, то для других? Вы что, идиот или с рождения такой безалаберный? Повторяю ещё раз, поверьте мне, последствия вашего легкомыслия могут быть очень печальными. Вот вам наглядный пример.

Он достал видеокассету и сунул её в моноблок. Затем взял пульт и включил телевизор, а потом видеомагнитофон. На кассете была запечатлена автомобильная авария, в которой погиб Хаддар. Кто-то старательно заснял, как мой друг на полном ходу врезался в выехавший на перекрёсток на красный свет рефрижератор. Просматривая этот видеоролик, я лишь убедился в том, что эту аварию подстроили. Теперь я знал, кто снял клемму с аккумулятора и с какой целью. Они не хотели, чтобы я помешал их замыслам.

— Убийцы! — не выдержал я.

— Нет, профессор, — со злостью ответил Голд, — это вы убийца! Это вы убили его!

Его лицо сделалось жестоким. Два маленьких вечно лихорадочно мечущихся зрачка вдруг замерли и уставились на меня. От них повеяло могильным холодом, и я весь внутренне сжался.

— И знаете, почему погиб ваш друг? — наседал он на меня. — Потому что вы рассказали ему то, что обещали хранить в тайне. Наш человек попытался вас остановить, но вы лишь оскорбили его. Я же предупреждал вас, что это секретная информация и об этом никто не должен знать. Вы дали слово. Мы вам поверили, но вы нас обманули.

— Но, — растерянно пробормотал я в оправдание, — я посчитал ваш рассказ блефом. Выдумкой, чтобы выудить у меня деньги. И поэтому…

— А какая разница, профессор? — грубо прервал меня Голд. — Правда — выдумка. Вы дали слово молчать, а слово нужно держать. Ваш телохранитель поплатился жизнью только за то, что сидел рядом с вами. Мы не уверены, что он слышал вашу болтовню, но мы не имели права рисковать. Ну, теперь-то до вас дошло, профессор, что эти люди погибли из-за вашего длинного языка? Что это вы убили их?

Вытаращив глаза, я с ужасом слушал его. Что за бред он несёт?

— Вам что, пришлась по вкусу роль убийцы? — продолжал Голд. — Как только вы попали сюда, вас косвенно и прямо предупредили, что ваше любопытство не приведёт ни к чему хорошему. Так или нет?

— Так, — вынужден был признать я.

— Но вы же не плебей какой-нибудь! Вы же человек, возглавляющий тройку самых богатых людей в стране, и вам начихать на то, о чём вас просят, не так ли? К счастью, Клод — парень не промах. И только благодаря этому, он ещё жив. Теперь-то вы поняли, что ваше высокомерие и легкомыслие стоит невинным людям жизни? Задумайтесь об этом.

Голд резко развернулся и вышел. Я же, потрясённый услышанным, остался сидеть перед телевизором, по которому показывали, как носилки с телом Хаддара заталкивают в карету «Скорой помощи». В голове набатом звенела фраза Чолдрена Голда: «Это вы убили их!» Я долго не мог поверить в это. Но после, проанализировав произошедшее, пришёл к печальному выводу: «старый педик» был прав. Я дал слово и не сдержал его. И этот мой необдуманный поступок лишил жизни двух близких мне людей. «Но разве мог я тогда знать, рассказывая о визите Голда, какая участь им уготована после этого? — попытался я реабилитироваться перед своей совестью, но тут же сам себе с горечью ответил. — Наверное, должен был».

ЭТО ВЫ УБИЛИ ИХ!

Эта фраза стала долбить меня как молот наковальню. Я, наверное, сошёл бы с ума, если бы не пришёл Клод и не позвал меня на тренировку. Физические нагрузки отвлекли меня, но ночью, когда я, расслабившись от усталости, стал засыпать, в ушах снова прозвенели эти ужасные слова: «Это вы убили их!»

Так продолжалось пару дней. Днём, загруженный до предела, я забывал обо всём, а ночью мучился угрызениями совести. Я стал плохо спать, пропал аппетит. Моё состояние обеспокоило Клода, и он показал меня врачу. Психолог вылечил меня за два сеанса. Ко мне снова вернулось спокойствие, сон и желание жить. Но до сих пор гибель Хаддара и Лони гложет меня как неизлечимая кровоточащая рана.

С Клодом мы подружились. Он оказался довольно общительным и отзывчивым парнем и, как я и предполагал, обладал редким складом ума. После разговора с Голдом, я перестал надоедать ему с расспросами, но он сам пошёл на контакт. Я воспринял это очень осторожно и, лишь убедившись, что это для него безопасно, ответил взаимностью.

Ничего не боясь и не таясь, мы могли разговаривать только в бесконечных коридорах, когда шли на тренировки или в столовую, потому как во всех помещениях были установлены высокочувствительные микрофоны и видеокамеры. Но, несмотря на краткость наших разговоров, мне удалось узнать о нём достаточно много.

Его судьба оказалась типичной для молодёжи нашего времени. Его отчислили с последнего курса университета, где он учился на юриста, перед самой защитой дипломного проекта, за участие в студенческих манифестациях. Затем год бесплодных поисков работы: с бумагой, которую ему выдали в университете, его не принимали даже мусорщиком. Вдобавок к этому, из-за неблагонадёжного сына с работы уволили отца, а сестре пришлось бросить колледж, так как стало нечем платить за учёбу. Из-за него семья оказалась в трудном положении, и он не раздумывая направился в Космическое Общество, когда прочитал объявление, что туда требуются здоровые и крепкие парни. Клоду повезло. Благодаря университетскому образованию, пусть и незаконченному, после многочисленных тестов и проверок его зачислили в штат внутренней охраны и приставили к космонавтам, которых готовили к полёту в космос.

— Сначала мне не понравилось, — рассказывал Клод. — Меня приставляли к человеку, за которым я должен был следить и затем обо всём докладывать шефу. Но когда я получил зарплату, я перестал глупить. Такую сумму отец не получал и за год. Этих денег хватило на то, чтобы расплатиться с долгами, заплатить за лечение матери, за учёбу сестрёнке и прожить до следующей зарплаты. Чтобы быть здесь на хорошем счету надо выполнять всего два простых правила: держать язык за зубами и делать то, что тебе приказывают. Я сразу усвоил это и выполняю их уже пять лет. Теперь мой отец владеет собственным магазином, сестра закончила колледж и работает медсестрой в военном госпитале. Вот так, профессор, своей неприглядной профессией я вытащил семью из нищеты. И я знаю немало ребят, которые поступили точно так же. И нам безразлично, что о нас думают. Хотя вам, профессор, я могу сказать, что внутренняя охрана разительно отличается от «кротов», что шныряют по улицам. И по образованию, и по умственному развитию.

Мы с Клодом часто спорили, и, надо признать, не всегда я выходил победителем. Иной раз он задавал такие вопросы, что я не в состоянии был ответить. Получалось так, что молодой человек, год проживший на подачки благотворительных обществ, знал жизнь лучше меня.

Так шёл день за днём. Я уже настолько привык к своему положению, что стало казаться, так было всегда и будет продолжаться вечно. Я стал вставать раньше своего помощника и будил его, когда направлялся в ванную. Привык к изнурительным тренировкам, где на различных тренажёрах испытывал большие перегрузки, но, к удивлению специалистов, стойко переносил их. В этом мне, несомненно, помогало то, что я с детства занимался спортом. Не мог я привыкнуть только к тому, что Клод заставлял меня ложиться спать строго в установленное время, как бы я не был увлечён чем-либо.

Нет смысла описывать все дни моего пребывания в стенах Космического Общества, так как они были похожи один на другой: завтрак, тренировки, обед, двухчасовой сон, снова тренировки и ужин. Оставшееся до сна время я тратил на чтение книг, которые приносил Клод. Лишь однажды в этом хорошо отлаженном механизме что-то случилось…

24

В тот день я с самого утра почувствовал себя плохо. Видно, вчера на вечерней тренировке немного переоценил свои возможности, когда решил показать тренерам на что способен, и уговорил их увеличить нагрузки. Теперь тело моё было вялым и слабым, меня мучил озноб, а голова трещала как с похмелья. Моего помощника на удивление на месте не оказалось. По не заправленной постели я понял, что его куда-то спешно вызвали. Мне ничего не оставалось делать, как ждать его возвращения. Но прошло время завтрака, настала пора тренировок, а Клод так и не появился. Он и раньше, бывало, куда-то отлучался, но до сих пор мы ни разу никуда не опоздали.

Я прождал ещё час, потом вспомнил о телефоне и схватился за него как за спасительную соломинку. Но телефон безмолвствовал. Между тем мне стало хуже. Головная боль усилилась, озноб участился и стал продолжительнее: похоже, температура поднялась ещё выше. Мне срочно требовалась медицинская помощь. Если бы не это обстоятельство, я бы даже не стал и пытаться выбраться из своей секции. К тому же, я не знал точного кода замка. Несмотря на дружбу, Клод держал его от меня в секрете. Но за столь долгое пребывание здесь я не раз замечал, на какие кнопки он нажимал. Я знал, что код состоит из шести цифр, знал даже большинство этих цифр и некоторую их последовательность. Но и только. За всё время я ни разу не пробовал открыть эту дверь самостоятельно, так как обещал Клоду никогда этого не делать. И поэтому даже сейчас, когда голова вот-вот должна была развалиться на части, а слабеющее тело сотрясал сильнейший озноб, я просто подошёл к двери и стал стучать по ней в надежде на то, что кто-нибудь, услышав меня, откроет её и поможет мне.

Я нуждался в помощи, но никто не спешил её оказывать. А удары по двери лишь острой болью отдавались в голове. И вот только тогда я решился попробовать открыть замок сам. Напрягая память, стал нажимать на кнопки, пробуя различные комбинации. Провозился долго, и меня, наконец, постигла удача. Послышался лёгкий щелчок, и дверь бесшумно открылась.

В коридоре никого не было. Я пошёл по нему, стучась во все двери и взывая о помощи. Но никто не ответил. Когда добрёл до лифта, не раздумывая, шагнул в него: если здесь пусто, то, возможно, на другом этаже найду помощь. Нажал на первую попавшую кнопку, и тот помчал меня наверх. Никем не задерживаемый, я долго скитался по бесчисленным коридорам, тщетно стучась в попадавшиеся на пути двери. Я ничего не понимал и никак не мог объяснить происходящее. Обычно на каждом этаже всегда стояло несколько охранников, но сейчас я не встретил ни одного. Что же произошло здесь? Неужели в этом огромном здании все внезапно вымерли? Если это так, то тогда я, единственный уцелевший, был обречён на вечное скитание по этому бесконечному лабиринту.

Не знаю, сколько времени я бродил бы ещё, если бы не случай. В тот день он помог мне трижды.

Уставший и измученный недомоганием, я взбирался по лестнице на очередной этаж, когда вдруг услышал лёгкий шум открывающихся дверей лифта и чьи-то неторопливые шаги. Странно, но вместо того, чтобы обрадоваться этому, я почему-то перепугался и в страхе замер, прижавшись к стене. Может, в этот момент до меня дошла вся нелепость моего поступка, и я испугался за Клода? Может быть. Мне очень не хотелось, чтобы из-за меня опять кто-нибудь пострадал. Шаги стихли неподалёку. С бешено колотящимся сердцем я поднялся на несколько ступенек, высунулся из-за угла и обомлел. В двух шагах от меня стоял Чолдрен Голд и не спеша набирал на двери код замка.

Когда он скрылся за дверью, я стал лихорадочно обдумывать, как мне поступить дальше. Дело было в том, что я видел, какой код он набрал. Рассудок говорил мне, что нужно уходить отсюда как можно скорее во избежание неприятностей, а желание открыть дверь и посмотреть, что за ней, толкало меня на авантюру. В конце концов, второе одержало верх. Я осторожно подкрался к двери и, готовый в любой момент броситься наутёк, набрал код. Как только в двери образовалась достаточная щель, я юркнул в неё и оказался в небольшом кинотеатре.

В зале царил полумрак, лишь где-то впереди тускло горело несколько лампочек. Чтобы остаться незамеченным, я, сориентировавшись, спрятался за последний ряд сидений и оттуда стал наблюдать, как Голд подошёл к первому ряду, где уже сидело человек семь.

— А, Чолдрен, — донёсся до меня скрипучий голос господина Таскерры. — Чем порадуете?

— Всё находится под нашим контролем, сэр, — ответил тот, присаживаясь. — Я отправил туда ещё три бригады: Росса, Лысого и Крепыша.

— Да, это им поможет, — согласился президент Космического Общества и обратился к остальным сидящим. — Господа, извините за эту небольшую задержку. Но сейчас вы увидите такое, ради чего стоило немного потерпеть. Начинайте, господин Голд, покажите нашим гостям эту милую красотку, пусть посмотрят.

Голд достал из кармана рацию и что-то тихо сказал в неё.

Свет погас. На стене вспыхнул большой экран. На нём появились диковинные пейзажи, некоторые из них я уже видел на фотографиях, которые приносил мне Голд в первый день нашей встречи. Затем всё это исчезло, и на экране появилась планета, голубым пятном сияющая среди черноты космоса. Она была очень похожа на нашу Землю. Но я сразу обратил внимание, что у неё было всего три материка. Гости этого не заметили.

— Это что, Земля? — обескуражено спросил кто-то из них, и я по голосу узнал старика Торнеля, владельца Фаурворт-банка.

— Нет, господа, — торжественно отозвался секретарь президента, — это и есть та самая планета, о которой мы вам говорили. Её необычайное сходство с нашей старушкой лишний раз подтверждает, что на ней возможна жизнь.

— Вы хотите сказать, господин Голд, — вмешалось другое, не менее влиятельное лицо, миллиардер Микт Дигговр, разбогатевший на продаже нефти и её переработке, — что на ней могут жить люди?

— Мы очень надеемся на это, господин Дигговр, — уклончиво ответил тот. — Экспедиция, которую мы собираемся туда послать, и ради которой просим вас о помощи, проведёт детальное исследование этой планеты. Но мы уже заранее уверены в её положительных результатах.

— А кроме уверенности у вас имеется что-нибудь ещё? — ехидно поинтересовался Торнель.

Господин Торнель, несмотря на свои бессметные богатства, был известный жмот и по скупости уступал разве только Тагевере, моему будущему тестю. И мне было не понятно, почему Космическое Общество сделало на него ставку.

— Вы просите такую сумму, — поддержал его Дигговр, — поэтому мы тоже должны быть уверены.

Эти речи сеяли сомнения в умах других гостей и занозой вонзались в Голда. Отвернувшись, он недовольно сморщился, но ответил сдержанно:

— Немного терпения, господа. Сейчас вы увидите, почему мы уверены. Взгляните на экран. Видите этот великолепный лес? Разве он не похож на земные джунгли? Если эти гигантские пальмы так прекрасно там себя чувствуют, то, возможно, и мы там уживёмся.

— Но ведь это только ваши предположения, — не унимался Торнель, — а нам нужны гарантии.

— Господин Торнель, — пришёл на помощь своему секретарю Таскерра, — мы потому и собираем эту экспедицию, чтобы ответить на все ваши вопросы. Как мы можем дать вам гарантии, если мы знаем о планете только то, что она существует и на ней имеется растительность?

— Конечно, господа, — подхватил далее Чолдрен Голд, — доля риска в этом деле имеется. Но в случае успеха ваши состояния сразу увеличатся в сотни раз. Подумайте об этом. Вот посмотрите на эту живописную долину. Разве это не райский уголок? Здесь вы построите свои дворцы. Сотни рабочих, которых мы возьмём с собой, будут работать на вас и беспрекословно выполнять все ваши желания. Мы уже начали составлять дела на каждого из них.

Голд расхаживал перед экраном, на котором сменялись кадры, один эффектнее другого, и разливался соловьём. Он так убеждённо описывал перспективы освоения Чиккории, что я тоже поверил ему. Когда изображение на экране исчезло, и снова зажёгся желтоватый, не режущий глаз свет, он спросил присутствующих:

— Ну как, господа?

Первым подал голос Маккуорт, восьмидесятилетний старик со слезящимися глазами, владелец автомобильного концерна-гиганта «Джигуди».

— Очень заманчиво, — прокряхтел он. — То, что вы нам показали, господин Голд. Думаю, стоит вложиться в этот проект. Не правда ли, господа?

Все, кроме старика Торнеля, согласились с ним. Этого вечно сомневающегося скопидома пришлось ещё долго уговаривать. В конце концов, все вместе они убедили его, что эта экспедиция в любом случае выгодное дельце, и он согласился внести в неё свой пай.

После этого Голд по рации вызвал охрану и приказал им проводить гостей.

— Фу, — облегчённо вздохнул он, когда они с Таскеррой остались одни, — ну и нудный же старикашка, этот Торнель. Едва всё не испортил.

— Тогда зачем же вы связались с этим скупердяем?

Из-за тёмных штор, скрывавших второй выход, бесшумно появилась высокая плечистая фигура. В полумраке я не смог толком рассмотреть его. Незнакомец был одет в штатское, но от него за километр несло армией.

— Как видите, нам всё же удалось его уломать, — не без гордости ответил секретарь президента, — хотя и пришлось повозиться.

— О да, господин Голд, — незнакомец явно был в хорошем настроении, — вы сегодня были просто великолепны. У меня сложилось впечатление, что вы специально пригласили сюда одних скряг, чтобы продемонстрировать мне своё искусство убеждения.

— Нет, генерал Гонзало, мы специально подбирали тех, чья внезапная смерть ни у кого не вызовет подозрений.

Генерал Гонзало! Известная личность. И пресса, и телевидение давно уже промыли ему все косточки. Я не узнал его, наверное, потому, что в зале было темно, и он был одет в гражданскую одежду. Два года назад он возглавил военную хунту и захватил власть на одном из островных государств. Объявил себя диктатором и стал интенсивно торговать оружием и наркотиками. На этом сколотил себе огромное состояние. Так вот кто пожаловал в гости к боссу Космического Общества! Интересно, как он пересёк границу? Ведь сюда, как и во многие другие страны, путь ему заказан.

— Вы как всегда предусмотрительны, — оценил гость.

— Да, это наш стиль, — Таскерра засмеялся, и зал наполнился скрежетом ржавой жести.

Чолдрен Голд раскурил сигару, с наслаждением затянулся и вопросительно посмотрел на диктатора.

— Ну, а вам как наша демонстрация, генерал?

— Отличные картинки, — кивнул тот, присаживаясь рядом с Голдом. — Особенно мне понравилось одно плато, где я размещу свои ракеты и сверхзвуковые истребители.

— Так значит…

— Да, господа, я нисколько не сомневаюсь в успехе вашей затеи, поэтому вы можете целиком на меня рассчитывать.

— Мы тоже убеждены, генерал, что Чиккория не обманет наших надежд, — радостно проскрипел президент «Спейсера».

— Кстати, господа, а как вы её нашли? И как вам вообще удалось добраться до неё?

— О, эта долгая история, генерал, — отозвался Голд. — Всё началось с изобретения атомной бомбы. Наш родоначальник и основатель Космического Общества, господин Кай Дуорт, сразу увидел перспективы использования атома в космосе. Ему удалось переманить к себе одного из физиков — ядерщиков, занимавшихся созданием бомбы. Он-то и возглавил группу учёных, собранных Дуортом, которые стали работать над ракетным двигателем. Благодаря их усилиям лет тридцать пять назад были созданы первые три звездолёта с атомными двигателями. Их отправили в разные точки Вселенной и именно на поиски живых планет. Старик Дуорт уже тогда разработал план глобального уничтожения своих врагов, и для этого ему была нужна живая планета, куда бы он мог перебраться после взрыва.

Увы, ни один из звездолётов не вернулся. Мы до сих пор ничего не знаем об их участи. Но один из них, «Эвкалис — 3», видимо, попав в зону связи, всё же сумел сообщить нам, что нашёл такую планету. К сожалению, это была вся информация. С тех пор мы не раз посылали корабли в том направлении, куда улетел «Эвкалис», но только недавно «Иксу — 402» удалось обнаружить Чиккорию. Жаль, что старик Дуорт не дожил до этого: вот бы он обрадовался. Теперь мы знаем её координаты, её диаметр и вес. Знаем, как она выглядит, и даже знаем, что на ней имеется растительность. Но этого недостаточно. Необходимо провести детальные исследование атмосферы, грунта, воды. Эта экспедиция исправит ошибки, допущенные «Иксом».

— А почему вы назвали её Чиккорией?

— Её так назвал господин Дуорт, — ответил Голд. — В честь командира экипажа «Эвкалиса — 3».

— Однако! — усмехнулся Гонзало. — А не велика ли честь для этого командира?

— Он был внебрачным сыном старика, — продребезжал на это Таскерра.

— А, ну тогда…

Я слушал эти разглагольствования, и от возмущения у меня самопроизвольно сжимались кулаки. Так и подмывало подойти к ним и вспомнить студенческую пору, когда я успешно занимался боксом. Но теперь, узнав такое, я уже не имел права рисковать собой. Ведь кто-то должен рассказать о коварных замыслах «Спейсера». Но и оставаться здесь я больше не мог. Во мне скопилось столько злости и негодования, что я просто мог не выдержать и сорваться. Чтобы избежать этого, я стал потихоньку пробираться к выходу и тут услышал своё имя. Гонзало что-то спросил обо мне.

— Орсон действительно хорошо знает своего племянника, — заскрежетал Таскерра. — Всё вышло так, как он и предполагал. Гаросс настолько помешан на этой природе, что сразу проглотил крючок, как только увидел фотографии с Чиккории. Правда, чтобы всё выглядело естественным, Чолдрен вначале не был посвящён в наш план.

— И как он сейчас себя чувствует?

— Отлично! — Голд покрутил в воздухе сигарой. — Мне удалось убедить его кое в чём, и теперь он делает только то, что нужно.

— А что вы собираетесь делать с ним после? Ведь он всё-таки самый богатый парень у вас в стране.

— Ну, к тому времени, когда он вернётся, он вряд ли будет уже богатым. И потом, так или иначе, мы всё равно должны от него избавиться. Ради своей безопасности. Вы же знаете, он не умеет хранить секреты. Вспомните случай с его приятелем.

Жирный гомик! Он сказал обо мне таким будничным тоном, словно речь шла о ненужной вещи. Чтобы не сорваться, я сильнее стиснул зубы.

— И то верно, — согласился генерал, — мало ли чего может произойти в космосе.

— Вот именно! — подхватил Голд. — К тому же, у нас имеется одно испытанное средство, которое работает безотказно. Мы уже не раз использовали его. Последний раз применили его к членам экипажа «Икса».

— Этим вы разбудили спящую собаку, — напомнил Гонзало. — «Гедара» до сих пор не может успокоиться.

— Ерунда, — отмахнулся Таскерра, — она всё равно ничего не сможет доказать.

Чем дольше я их слушал, тем больше не верил своим ушам. О чём они говорят, а?

— И всё же, — услышал я вновь голос Гонзало, — Гаросс известный учёный с мировым именем. Может подняться столько вони…

— Это будет уже неважно, — уверенно заявил Голд, — к их прилёту у нас будет всё готово.

— Однако не мешало продумать все варианты. Возможно, он нам ещё пригодится.

— Нет, генерал, — Голд был непреклонен, — в любом случае он должен умереть. Гаросс никогда не перейдёт на нашу сторону. Или вы думаете, когда мы скажем ему, что после их удачного полёта, мы пошлём на Чиккорию грузовые корабли с техникой и оборудованием, а затем, когда сами вместе с ним отлетим на достаточное расстояние от Земли, взорвём эту чёртову планету, он согласится на это?

— Это вряд ли, — ответил Гонзало, — тогда, господа, будем действовать, как задумали.

Я ужаснулся. Не тому, как спокойно и безразлично была решена моя судьба, а чудовищному плану этих монстров. Уничтожить Землю, взрастившую человечество, и после преспокойно жить на другой планете. Что это? Бред трёх сумасшедших? А, может, это я сошёл с ума? Всё, я больше не мог здесь находиться, потому как моё терпение вот-вот должно было лопнуть. Я подкрался к двери и набрал код.

— Подождите, господа! — услышал я вдруг встревоженный голос генерала, и меня обдало холодом. — Кажется, мы здесь не одни. Господин Голд, прикажите включить свет…

25

Я успел закрыть за собой дверь раньше, чем зажёгся свет, и бросился к лифту, чтобы как можно быстрее убраться отсюда. К счастью, лифтом после Голда никто не пользовался, и двери сразу распахнулись. Заскочив внутрь, я нажал на первую попавшуюся кнопку, и лифт провалился вниз. Радуясь удачному бегству, я расслабился, и тут же усталость, болезнь и головная боль, о которых я напрочь забыл в кинозале, с новой силой навалились на меня. Я опять ощутил внутреннюю дрожь и почувствовал, как холод пробирает меня насквозь.

Пока лифт опускался, я постарался осмыслить то, что узнал сейчас о себе. Что же такого наговорил им про меня Орсон? В чём, собственно, он оказался прав, и на какую это удочку я попался? Я попытался ответить на эти вопросы, но в голове всё смешалось и получился сумбур. Сказалось ещё моё ухудшившее состояние, и я бросил эту затею, решив заняться анализом услышанного позже.

Лифт остановился. Я вышел и очутился в прохладном коридоре. Озноб усилился: я замёрз, точно очутился голым в морозильной камере. Трясясь от холода, я побрёл по коридору. Не знаю, сколько это продолжалось. Помню только, что я уже не соображал где я и кто я, когда меня окликнули. Оглянувшись, я смутно различил чьё-то знакомое лицо. Это был Клод. Он сразу поинтересовался, не видел ли кто меня, и очень обрадовался, услышав отрицательный ответ.

— Как вы открыли дверь, профессор? Или я вас не запер?

— Не знаю… — мне было тяжело говорить, но в то же время я просто жаждал узнать, что же такое случилось в «Спейсере»? — Я, кажется, заболел… Мне очень плохо. Я пытался звать на помощь, но… сегодня… все словно вымерли, — я перевёл дух, чтобы задать интересующий меня вопрос. — Что-нибудь случилось?

— Да. На заводах Космического Общества взбунтовались рабочие. Им опять урезали зарплату. Поэтому всех срочно перебросили на объекты.

— Ты… Тебя тоже? — почему-то мне не хотелось, чтобы Клод участвовал в усмирении бастующих.

— Нет. Меня послали на усиление внешней охраны здания. Сегодня в Космическом Обществе были очень важные гости. Пойдёмте, профессор, скоро включат камеры слежения и тогда нам несдобровать.

— Камеры слежения? — ужаснулся я и забыл о болезни.

Камеры слежения! Я упустил из виду их существование, когда бродил по коридорам Хаймонт-билта. Естественно, что они запечатлели и те моменты, когда я входил и выходил из кинозала. Теперь мне…

— Не беспокойтесь, профессор, — Клод просунул под мою руку своё плечо и быстро потащил меня к лифту, — в данный момент они выключены. Я же говорил вам, что нас посетили очень важные персоны, которых никто не должен был видеть. Поэтому убрали всю внутреннюю охрану, — он затащил меня в лифт и нажал на нужную кнопку. — Но мы с вами должны попасть в нашу комнату раньше, чем их включат.

Нам повезло. Мы успели добраться до нашей секции раньше, и нас при этом никто не видел. Весть Клода о том, что все камеры слежения были на время отключены, меня успокоили, но здоровье не восстановили.

Вызванный врач внимательно осмотрел меня.

— Ничего страшного, — объявил он нам, — обычное перенапряжение. Пусть поваляется денька два в постели, попьёт анальгетики, отдохнёт. Я доложу об этом господину Голду.

Но отдохнуть столько времени мне не дали. Через час к нам заглянул секретарь президента и без всяких объяснений выдал мне пилюлю Морриса. Уже через пару минут я почувствовал себя здоровым, полным сил и энергии. После обеда мы с Клодом пошли на тренировки, как предписывал режим дня. Лишь после ужина перед сном у меня выдалось время переварить то, что я услышал в кинозале.

Планы Таскерры и Голда мне были понятны. Они нашли планету, на которой существует жизнь и решили этим воспользоваться. За то время, пока наша экспедиция будет исследовать эту планету, они подготовят ряд грузовых кораблей, гружённых стройматериалами и рабочими. А после улетят сами и взорвут Землю. Для осуществления этих планов им, разумеется, понадобились деньги. Много денег. Вот они и собрали самых богатых стариков нашей страны, чтобы, посулив им место на Чиккории, попросить у них денежную помощь. А если кто-нибудь из старичков, узнав о планах «Спейсера», заартачится, ему была заранее уготована «естественная» смерть от старости.

Но вот какую роль во всём этом играл Орсон, и каким образом всё это было связано со мной, я пока понять не мог. Не понятна мне была и фраза, сказанная Голдом, что по возвращению я не буду уже богатым. Что он имел в виду? Что они меня разорят?

По раскладкам получалось, что Орсон был в курсе планов Таскерры относительно Земли. Это он рассказал ему о моей книге, которой я отдал всего себя, и, зная моё пристрастие к природе, надоумил того, как взять у меня большой беспроцентный кредит с помощью фотографий и материалов о Чиккории. Потому что, если бы они пришли за таким кредитом к нему, то он всё равно был обязан проконсультироваться по этому поводу со мной, как это было всегда, когда речь шла о крупных суммах. Зачем он это сделал? Надеялся на то, что я не вернусь, и всё состояние Гароссов достанется ему, как единственному наследнику? Тем более я сам написал ему доверенность на управление всем своим имуществом и заверил её нотариусом в присутствии адвокатов. Но это ведь только на время моего отсутствия. Если он надеется занять моё место после моей смерти, то здесь его ждёт большое разочарование.

Как-то лет пять назад мы с ним крепко повздорили по поводу одной финансовой операции, которую Орсон хотел скрытно провернуть за моей спиной. Я тогда так разозлился, что отстранил его от работы и сам взялся руководить делами. Тогда же в пылу гнева я втайне от него составил завещание, где в случае моей смерти ему доставались лишь десять процентов от всего моего капитала и пожизненная рента. Часть денег я распределил по общественным организациям и газете «Гедара», а львиную долю — шестьдесят процентов — завещал в свой Фонд помощи пострадавшим от природных стихий.

Вскоре Орсон опомнился, бросился мне в ноги, умолял простить его, обещал, что такого больше не повторится, и я сдался. Всё-таки, как ни как, брат моей матери, единственный родственник на этом свете, но завещания я не изменил. Так что ему достанется только толика после моей смерти. Но это в том случае, если планы Таскерра потерпят фиаско. А если нет? Тогда что ему помешает забрать состояние Гароссов с собой на Чиккорию?

Господи, о чём я думаю? Несмотря, казалось бы, на очевидные факты мой разум отказывался верить в это. Я не мог себе представить Орсона, возившегося со мной с колыбели, а после смерти родителей ставшего мне надёжной опорой в жизни, в роли злодея и своего убийцы. О моей книге в «Спейсере» могли узнать и из других источников: я ведь никогда не скрывал, над чем работаю. К тому же, там сидят не дураки. Они могли и сами додуматься, чем меня купить. Возможно, Орсон о чём-то догадывался, когда предупреждал меня об опасности, но истинной цели он мог и не знать. Нет, не мог я вот так запросто обвинить родного мне человека в предательстве.

Так я долго лежал и терзался в сомнениях, пока сон в конце концов не сморил меня. А на следующий день я снова окунулся в водоворот тренировок, лекций и строгого режима, и забыл обо всём.

После того случая, когда я узнал о страшных планах Космического Общества, прошло много времени. Мне уже казалось, что моя подготовка будет продолжаться вечно. Я ни с кем не виделся, кроме врачей, тренеров, учителей и охранников, от которых ни разу не слышал лишнего слова. Изредка меня навещал Голд, интересовался самочувствием и тут же уходил. Ни телевизора, ни газет, ни журналов, только видеофильмы и книги. Я был совершенно оторван от мира и понятия не имел, что творилось за толстыми бетонными стенами Хаймонт-билта. Это стало уже надоедать, и я как-то спросил у Клода, можно ли выбраться отсюда. Вопрос был чисто риторическим, но тот отнёсся к нему серьёзно.

— Верная гибель, — ответил он. — Во-первых, это трудно сделать из-за внутреннего лабиринта, а во-вторых, если удастся первое, во дворе вас обязательно поймают. Так что выбросите это из головы, профессор.

Разумеется, я не собирался бежать. То, что мне стало известно, заставляло мириться с моим положением. Я должен выжить в любом случае и сообщить общественности о зловещих замыслах «Спейсера». Конечно, я понимал, что одному мне не справиться с таким гигантом как Космическое Общество, что понадобиться помощь друзей из Общества Охраны Природы и газеты «Гедара». Я мог бы попытаться связаться с ними с помощью Клода, но меня смущал большой срок его службы в охране. Кто знает, как он отнесётся к этому? И не стал рисковать. Решил открыться экипажу, предварительно присмотревшись к нему во время полёта. Именно с его помощью я надеялся нанести Космическому Обществу смертельный удар.

Приняв такое решение, я успокоился и стал думать о предстоящем полёте на Чиккорию. Как бы ни бесконечно, по моим ощущениям, тянулось время, каждый пройденный день неумолимо приближал дату старта. И всё чаще таинственная планета захватывала моё воображение. Её первозданные просторы стали манить меня к себе, с каждым разом всё сильнее и сильнее. Я даже начал бредил ею во сне. Клод не раз будил меня ночью и тревожно спрашивал, что со мной. Я и не заметил, как это стало навязчивой идеей. Той идеей, от которой можно было избавиться, только осуществив её.

И вот, наконец, настал день старта. Но накануне, укладываясь спать, я ни о чём не догадывался и засыпал с теми же мыслями о Чиккории, что и в предыдущие дни. Ночью в комнате моего помощника зазвонил телефон. Ему нередко звонили по ночам, и поэтому я не обратил на это внимания. Но когда через минуту он заглянул ко мне, я понял, что что-то случилось.

— Вставайте, профессор, — сказал он, — через полчаса шеф ожидает нас у выхода.

Время было два часа ночи. Меня ещё никогда не поднимали в такую рань, и я посчитал естественным спросить, что всё это значит. Но Клод пропустил вопрос мимо ушей. Достав из шкафа лётный комбинезон, он положил его на стол.

— Оденете вот это, — сказал он в ответ и пошёл к себе одеваться.

Когда я был готов, он ожидал меня у открытой двери.

В коридоре царил полумрак. Лампы горели в полнакала, экономя электричество, и едва освещали серые невзрачные стены. Днём эти стены отражали мягкий голубоватый свет и вовсе не казались такими унылыми и мрачными, как сейчас. Вероятно, эти перемены происходили из-за какого-то особого состава краски и освещения. Эта мысль лишь на мгновение промелькнула у меня в голове и сменилась другой, более беспокойной: чтобы мог означать этот неожиданный ночной вызов?

Лифт остановился и распахнул двери. Миновав охрану, мы двинулись к другому переходу, где должны были спуститься на другой уровень. Здесь Клод чуть замедлил ход.

— У нас немного времени, профессор, так что слушайте меня внимательно, — тихо проговорил он, стараясь скрыть волнение. — Вы не первый, кому я помогал готовиться к полёту, и поэтому знаю, чем вызвана эта суматоха. Там, в комнате, я не мог ответить на ваш вопрос из-за подслушивающей аппаратуры, так что не обижайтесь. Сейчас мы с вами поедем на космодром. Да-да, профессор, через каких-нибудь три-четыре часа вы будете за пределами Земли.

Он говорил быстро, стараясь успеть высказаться раньше, чем мы доберёмся до лифта. Я понял это и не стал доставать его вопросами.

— Я уже говорил вам, что в «Спейсере» работает немало ребят, которым здесь не всё по нутру. Благодаря им я узнал, что ваш полёт будет выполнять какое-то особое рискованное задание. Поэтому я хочу предупредить вас. Ходит слух, что в ваш экипаж каким-то образом попал человек из Всемогущего Синдиката. Не знаю, как это служба безопасности просмотрела его. Может быть, это всё было заранее подстроено. К сожалению, я не знаю ни имени, ни примет этого гангстера. А, возможно, это просто слухи. Но всё равно, профессор, я советую вам быть всё время на чеку. И думаю, эта штука вам нисколько не помешает.

Встав на левое колено, он задрал правую штанину и быстро отстегнул прикреплённую к лодыжке кобуру с пистолетом. Пистолет был небольшим и мог свободно уместиться на ладони.

— Правда, он стреляет на небольшое расстояние, но этого будет достаточно для обороны в пределах корабля, — пояснил он и попросил. — Поднимите штанину, профессор.

Когда я сделал это, он так же быстро и ловко прикрепил кобуру к моей ноге.

— Ну, а теперь давайте попрощаемся, профессор. Внизу нам не дадут этого сделать.

Мы крепко обнялись, постояли так мгновение и двинулись к лифту.

Весь двор был оцеплен охраной. У входа стояли несколько джипов «Икс-космос», в одном из которых нас поджидал Чолдрен Голд. Когда я сел к нему на заднее сидение, он повернулся ко мне и вместо приветствия, не вынимая изо рта излюбленную сигару, поинтересовался моим самочувствием.

— Бодрое, — ответил я совсем не бодрым тоном.

Мне и в самом деле было не по себе. Сообщение Клода разрушило мой план. Если с нами летит гангстер из Всемогущего Синдиката, то я уже не смогу открыться экипажу. Потому что рассказать об этом «синди» — то же самое, что рассказать «кротам». Следовательно, все мои надежды на помощь экипажа рухнули. Я остался один.

Голд проницательно посмотрел мне в лицо и усмехнулся. Честно говоря, в этот момент я немного перепугался, словно он мог прочитать мои мысли. Чтобы отвлечь его, поспешил спросить, куда это мы так заторопились на ночь глядя. Спросил не потому, что не поверил Клоду, а потому что должен был сделать это.

— Потерпите немного, профессор, — таинственно ответил он, — скоро вы всё узнаете.

Он отвернулся и в ожидание чего-то запыхтел сигарой. Тут к нему подошёл «крот» и что-то шёпотом доложил. Тот внимательно его выслушал и отдал команду. Двор сразу ожил. Послышались приглушённые голоса, быстрые шаги, хлопанье дверок — охрана рассаживалась по машинам. Ко мне подсел Клод и ещё один охранник.

Ворота распахнулись, и мы выехали на Корл-Ходда. Два «Икс-космоса» обогнали нас и поехали впереди. Ещё два внедорожника на определённом расстоянии держались сзади. С таким кортежем мы на большой скорости помчались по ночному городу.

Наблюдая в окно за мелькающими домами, я мысленно прощался с Данкарой. Придётся ли мне когда-нибудь ещё увидеть её, услышать ворчание Орсона и встретиться со своими коллегами? И чем дальше мы удалялись от Космического Общества, тем мрачнее становились мои мысли.

Мы проехали несколько фешенебельных районов, утопающих в неоновом свете и живущих бурной, не всегда пристойной жизнью, и въехали в сумрак пригородных кварталов. Улицы здесь освещались слабо, а местами и вовсе утопали в темноте. Миновав очередную полосу мрака, мы попали на улицу, которую освещали всего два фонаря, висевших над входом в какой-то магазин. Возле этого магазина стоял старенький седан, видавший виды «Джеджар». Видно, собственность владельца.

Ничего не подозревая, мы мчались по этой улице, не сбавляя скорости. Но когда поравнялись с «Джеджаром», из-за него неожиданно выскочили вооружённые люди и, пропустив первый джип, стали в упор расстреливать второй. Тот вспыхнул, словно спичка…

26

Клод тут же притянул меня к своим коленям и накрыл собой. В эту же секунду наша машина, завизжав тормозами, резко, едва не перевернувшись, свернула вправо, проскочила тротуар и во что-то врезалась. Послышался грохот, треск ломаемого дерева и звон разбитого стекла. Лёжа на коленях Клода, я с тревогой прислушивался к беспорядочной стрельбе, свисту пуль и крикам. Одна из очередей угодила в наш внедорожник. С треском лопнуло заднее стекло, осыпав нас осколками. Кто-то закричал от боли, но его заглушил отдалённый мощный взрыв.

Выстрелы прекратились внезапно. Через разбитое стекло послышались ругань, крики и стоны. Убедившись, что нам больше ничего не угрожает, Клод отпустил меня. Поднявшись, я увидел страшную картину. Сзади, в шагах двадцати от нас, полыхали останки «Икс-космоса», принявшего на себя огонь нападавших. Несколько охранников пытались огнетушителями сбить пламя с другой машины, которая ехала за нами и, не успев сманеврировать, врезалась в горящий джип. Около изрешечённого «Джеджара» лежало несколько трупов. Нам тоже досталось. Избежав, благодаря великолепной реакции водителя, столкновения с загоревшимся джипом, мы на скорости влетели в стеклянную дверь какого-то акционерного общества и, вроде бы как, укрылись от начавшейся перестрелки. Однако это не спасло нас от пуль. Очередь, которая настигла нас, зацепила охранника, прострелила голову водителю и разодрала спинку кресла, на котором сидел Голд. Сам Голд, как ни странно, не пострадал, хотя был весь в крови. Это была кровь водителя. Он был бледен и близок к обмороку. Я понимал его как никто другой: в такой ситуации ни к чему строить из себя героя.

Что тут говорить, последствия стычки были плачевными. Из всего нашего кортежа уцелел только один автомобиль. Тот, что ехал первым. Не считая сгоревших в джипе, погибло и пострадало немало охранников.

— С вами всё в порядке, профессор? — с тревогой спросил меня Клод, стряхивая с себя и меня осколки стекла.

— Кажется, да, — неуверенно отозвался я, не отрываясь от неприглядной картины за окном. — Что это сейчас было?

— Тренировочный бой, — горько пошутил тот.

— Дьявол! — ожил вдруг Голд и достал радиотелефон.

Пока он с кем-то разговаривал, не сдерживаясь в выражениях, Клод перевязал простреленное плечо охраннику.

Минут через двадцать к нам подъехали сразу штук пять «Бульдогов». Из них, как горох, высыпались полицейские и спешно оцепили улицу. Чуть позже подкатили кареты «Скорой помощи» и труповозки. Эти, не медля ни секунды, быстро подобрали раненых и трупы и уехали прочь. Полчаса спустя понаехали всякие разные машины и люди из Космического Общества. Пострадавшие джипы эвакуаторами загрузили в грузовики, кровь засыпали опилками и после тщательно убрали. Всё делалось быстро, чётко, без лишней суеты и шума. Вскоре улица стала такой же, какой была до перестрелки, если, конечно, не считать повреждённых дверей акционерного общества и обстрелянного магазина, который теперь освещался лишь одним фонарём.

И что меня удивило, за всё это время ни в одном окне не зажёгся свет, никто не вышел узнать, в чём дело: видно, такие разборки здесь не редки. Исключение составил перепуганный директор акционерного общества, в чьи владения мы так бесцеремонно вторглись. Он жил в этом же здании на втором этаже и, когда закончилась стрельба, осмелился высунуться из своего жилища, и ужаснулся. Голд быстро успокоил его, пообещав всё восстановить.

Пока шла уборка места побоища, Голд с разрешения хозяина разгромленного помещения воспользовался его ванной, чтобы смыть с себя кровь и переодеться в привезённую ему другую одежду. Когда порядок был наведён, и полицейские, сняв оцепление, исчезли в ночи, мы покинули свой автомобиль и вышли на улицу. Там нас ожидали четыре внедорожника, включая уцелевший «Икс-космос», и человек пятнадцать вооружённой охраны. Секретарь Таскерры, ещё не отошедший от произошедшего, с раздражением отдал команду рассаживаться по машинам, и вскоре мы в сопровождении эскорта помчались дальше.

Когда выехали за город, начало светать. В предрассветном сумраке мы увидели простиравшееся вокруг безжизненное пространство, сожжённое химикатами и захваченное песками. Широкая бетонная дорога петляла между высокими песчаными барханами и то ныряла в ложбины, то взбегала неожиданно на пригорок, откуда перед глазами снова вставала панорама мёртвой земли. Стоит ли говорить, что этот удручающий пейзаж полностью соответствовал моему настроению?

Стычка с гангстерами из Всемогущего Синдиката (как выяснилось, это были они) ввергла всех в гнетущее состояние. Спокойствие и амбициозность, которые витали в нашем салоне, когда мы выехали из ворот «Спейсера», сменились нервозностью из-за ожидания нового нападения. Охранники были напряжены до предела и, сжимая в руках оружие, пристально всматривались в проясняющийся рассвет, чтобы не допустить повторной оплошности. Чолдрен Голд был мрачнее тучи. Оказывается, наш кортеж перевозил не только меня, но и ещё нескольких участников полёта. И все они пострадали, а один из них, что находился в сгоревшей машине, погиб. Клод успел рассказать мне об этом, пока мы ждали, когда секретарь Таскерры приведёт себя в порядок.

Меня же это происшествие навело на некоторые размышления. Почему гангстеры весь свой огонь сосредоточили именно на втором «Икс-космосе», дав тем самым возможность охранникам из других автомобилей применить оружие? Почему? Ведь они могли запросто разделаться со всем нашим караваном. Внезапность помогла бы им в этом. И хотя в перестрелке были выведены из строя почти все внедорожники, я нисколько не сомневался в том, что они пострадали случайно. Следовательно, нападавшие не задавались целью сорвать полёт. Уничтожив нужную им машину и убедившись, что никто из сидевших в ней не уцелел, они скрылись. Что они хотели этим добиться? В джипе сгорел один из пилотов… Стоп! А не связано ли это с тем, что на корабле появился человек из их организации? Возможно, этот пилот знал его…

— Вот мы и приехали, профессор, — оборвал мои размышления Голд и, с трудом улыбнувшись, с горечью добавил. — Правда, не без приключений.

Мы сбавили скорость у высокой металлической изгороди, тянувшейся до горизонта, и остановились возле небольших ворот пропускного пункта. Здесь, как и в Хаймонт-Билт было очень много охраны. Кроме того, их пикеты разъезжали на армейских машинах по близлежащим холмам. Впереди просигналили, и ворота открылись, пропуская нас на территорию, куда, как извещал огромный щит на ограде, под страхом смерти запрещалось входить посторонним.

Вот он — космодром. Впереди, на фоне светлеющего неба я увидел силуэт ракеты, напоминавший перевёрнутую бутылку, только с длинным горлышком и остроконечным дном. Неужели это не сон? Неужели я действительно скоро умчусь в космос? Странно, я так давно ждал этого момента, и вот, когда он, наконец, настал, мне почему-то стало не по себе. И чем ближе мы подъезжали к длинному трёхэтажному строению, тем сильнее волнение и тревога охватывали меня. Внезапно нестерпимо захотелось вернуться в свой кабинет и укрыться в нём от всего этого.

Мы остановились около широкой парадной лестницы, по которой уже торопливо спускался в окружении телохранителей какой-то важный тип. Его широкий полосатый галстук развивался как национальный флаг.

— Чёрт вас возьми! — закричал он, ещё не дойдя до нас. — Вы опоздали на два часа!

— В Партанте мы угодили в ловушку «Синди». Разве тебе не сообщили, Нив? — удивился Голд, вылезая из машины.

— Вот чёрт! — выругался тот. — Теперь я понимаю, почему у нас вышел из строя блок связи. Мы его только что восстановили. Поэтому, Чолдрен, я не в курсе. Так что там за заварушка у вас была?

— Ты бы только видел, Нив. Нас обстреляли, как котят. Погиб Свитта, а двое строителей вышли из строя.

— Проклятье! И что теперь?

— Босс сказал, полёт ни в коем случае не откладывать. Раз «Синди» пытаются нам помешать, значит, они что-то пронюхали. Поэтому надо торопиться. Вместо Свитты назначим Джакста. А с площадкой Бетчелл справится сам. В крайнем случае ему помогут.

— Хорошо! — Нив переварил информацию и с ехидцей поинтересовался. — А профессор-то хоть живой?

— В машине.

— Тогда вези его на место: остальные уже там. А я пока свяжусь с боссом.

Голд вернулся в джип и отдал команду. «Икс-космос» резко рванул с места и на бешеной скорости доставил нас на стартовую площадку. Клод вышел первым, потом помог мне.

— Ну вот, профессор, — подошёл ко мне председатель Большого Собрания, — теперь вы можете считать себя счастливчиком. Ваша мечта сбылась: сейчас вы полетите в космос. Идите к лифту. Он поднимет вас наверх, а там вы сориентируетесь. Ну, что вам ещё сказать напоследок? Ни пуха, ни пера!

— К чёрту! — буркнул я и посмотрел на ракету.

Издалека она выглядела совсем небольшой, а сейчас казалось, что её белоснежный корпус упирается в небо. Это был челночный корабль многоразового пользования «Скудривейз» или «грузовик», как его называли промеж себя сами космонавты. Внутри него находился наш звездолёт, который он должен был доставить на орбиту Земли. Меня охватила дрожь и то непонятное беспокойное чувство, которое обычно возникает, когда надолго уезжаешь с насиженного места.

— Профессор, вам пора, — нетерпеливо напомнил Голд.

Я понимал, что надо было идти, но всё ещё топтался на месте, не решаясь сделать шаг. Тот самый, о котором так долго думал, томясь в стенах Космического Общества.

— Ну же, профессор, смелее, — усмехаясь, поторопил он меня. — Я помню, у себя в кабинете вы были намного увереннее.

Я раздражённо глянул на его ехидную физиономию. Этого педика забавляла моя нерешительность, и это меня задело. Захотелось напомнить ему, каким жалким он выглядел в Партанте после нападения. Но вместо этого я отвернулся, собрался духом и сделал этот первый и важный для меня шаг.

Лифт молниеносно унёс меня наверх. Пройдя коридор, я попал в ярко освещённое помещение, посреди которого на непонятной конструкции стоял на четырёх опорах тарелкообразный звездолёт. На его отражавшем свет сером корпусе темнела надпись: «Бриджитта». Входной люк, одновременно служивший трапом, был открыт, и я не спеша поднялся на борт. Пока мялся, стараясь унять бушевавшие во мне эмоции, люк закрылся, отрезав путь назад. Вот и всё. Сомнения, волнение и тревожные предчувствия сразу пропали. И я уверенно зашагал по коридорчику.

Внутреннее расположение корабля я знал, как собственный дом. Иногда на занятиях, шутки ради, я обходил его макет с завязанными глазами и безошибочно находил отсек, который мне называли. Свернув в другой коридор, я вскоре попал в рубку, где в удобных креслах сидело шесть человек. Когда я, переполненный чувствами, вошёл, они повернулись ко мне. Смутившись под их любопытными взорами, я скромно произнёс: «Здравствуйте».

— Здравствуйте, здравствуйте, господин Опоздальщик, — ответил за всех среднего роста толстяк, втиснувший свои сто с лишним килограмм в штурманское кресло; смуглая кожа и чёрные как смоль волосы выдавали в нём южанина. «Значит, любитель поговорить», — сделал я вывод и вскоре убедился в этом.

— Так вы и есть тот самый парень, которого мы с таким нетерпением ожидаем два часа? — желая поговорить, южанин уцепился за меня как за спасительную соломинку.

— Да, наверное, — дружеский приём меня взбодрил, и я стал чувствовать себя увереннее.

— Ну что ж, мы очень рады, что вы соизволили всё-таки прийти. Верно, братцы?

— Брось трепаться, толстяк. Что пристал к человеку? — прервал его высокий коренастый здоровяк.

Своей выправкой и стрижкой он почему-то напоминал мне военного. Если он и был старше меня, то ненамного. Но среди тёмного волоса на голове, особенно на висках уже блестела седина. Осадив болтуна, он повернулся ко мне.

— Ты последний или будет кто-то ещё?

Его фамильярность немного корябнула. Но я знал, что нам долгое время придётся быть вместе, и потому понимал, что лучше сразу упростить отношения.

— Не знаю, — пожал я плечами и, почувствовав себя увереннее, постарался ответить как крутой парень, — тут всё засекречено, даже цвет моего нижнего белья.

— Это точно, — подхватил толстяк, — я тоже ничего не знаю, кроме того, чем буду здесь заниматься.

— Ну тогда проходи, располагайся, — здоровяк вздохнул, видно, долгое ожидание тоже было ему в тягость. — Подождём, посмотрим, что будет дальше.

Прежде чем пройти к свободному креслу, я осмотрел остальных пилотов. Тут у меня ёкнуло в груди и обдало жаром. Между двух парней, сидящих у пульта, я увидел блондинку. Она не была красавицей, но её большие зелёные глаза, маленький аккуратный носик и смущённая улыбка почему-то заставили моё сердце биться чаще. Синий лётный комбинезон, облегая тело, подчёркивал небольшую грудь, узкую талию и широкие бедра. Я даже толком не успел её разглядеть, но уже точно знал — она мне понравилась.

Блондинка тоже с интересом смотрела на меня. От этого я опять смутился и поспешил спрятаться от её оценивающего взгляда, устроившись в кресле за толстяком.

— Садись, садись, приятель, — тот тут же повернулся ко мне, — давай хоть с тобой поговорим, а? А то все молчат, словно собрались сюда на похороны. Если они будут играть в молчанку весь полёт, то я сойду с ума. Мой язык не привык так долго оставаться без работы.

— Мы это уже поняли, — усмехнулся здоровяк.

Я тоже уже понял, что если его не остановить, то он может заболтать до смерти. Но толстяка не смутил сарказм коллеги. Он даже не обратил внимания на реплику.

— Давай знакомиться, — продолжил он, — меня зовут Пачард Роул. Но мне больше нравится, когда меня называют Пача. Просто и красиво. Даже? По образованию я физик, а здесь нахожусь в качестве инженера-механика, и двигателя висят на моей шее. А ты кто будешь?

— Я…

Мне не дали возможность представиться. Вспыхнул экран, встроенный в стену над пультом управления, и все переключились на него. На нём возник тот самый важный тип, что встретил нас с Голдом у здания Управления полётами.

— Привет, ребятки, — широко распахнулся он натренированной улыбкой. — Я — Ниввар Торн. И теперь я ваш босс. Отныне вы будете делать то, что я буду от вас требовать. Надеюсь, вы хорошо это поняли? А, чёрт вас побери! До старта осталось совсем немного, и я хотел бы узнать, как ваше настроение.

— Боевое, — живо отозвался Пача. — Нам так и не терпится попасть в космос, чтобы настучать по голове летающим тарелкам. Ведь именно для этого нас туда посылают, да, сэр? Эти инопланетяне так обнаглели…

— Это не входит в ваши обязанности, — прервал его Торн. — Воевать предоставьте армии. Вы должны попасть туда, куда вам скажут.

— Это же, конечно же, не далеко, верно, сэр? — сразу поинтересовался неугомонный инженер-механик.

— Верно. Это совсем рядом, — управляющий полётом как-то неприятно усмехнулся, — по космическим меркам, разумеется.

Пача обрадовался, что наконец-то нашёлся человек, с которым можно пообщаться и отвести душу. Но только собрался задать следующий вопрос, как тот резко заявил:

— Внимание, ребятки! Объявляю пятиминутную готовность, — и исчез с экрана.

— Ну вот, — недовольно надулся Пача, — только нашли общий язык…

Он повернулся ко мне, как бы надеясь на мою поддержку, но тут снова включился экран, и на нём возникли два космонавта в скафандрах и гермошлемах, сквозь стёкла которых было видно, что они улыбаются. Это они на своём «грузовике» должны были доставить нас на орбиту.

— Эй, путешественники! — весело крикнул один из них. — Что вы там притихли? Ого! Нокт, Видар! Привет, старички!

— Привет, парни! — отозвался за всех здоровяк.

— Эй, красавчик с бакенбардами! — встрял в эфир второй космонавт. — Ну-ка проверь свои штаны. Что-то они кажутся мне подозрительными.

Дружелюбный смех «водителей грузовика» поддержали ребята с нашего экипажа. Блондинка тоже не удержалась. Смеющейся она показалась мне ещё прелестней.

— Свои проверь! — раздражённо выпалил в ответ блондин, сидевший впереди меня. — Они, на…

— Остынь, приятель, — миролюбиво осадил его весельчак, — я же пошутил.

— До старта осталась одна минута! — раздался в динамике голос Торна. — Всем пристегнуть ремни!

— Ну, держитесь, путешественники, — крикнул первый космонавт, — сейчас попрём!

— Не унывайте, леди, — обратился к блондинке шутник, — подключаем вас к камерам. Любуйтесь на здоровье.

— Спасибо, мальчики, — улыбнулась она им, и я чуть не умер от зависти.

— Внимание! — торжественно завопил Торн. — Начинаю отсчёт! Пять, четыре, три, два, один… старт!

Послышался гул. «Скудривейз» вздрогнул, задрожал всем корпусом и сначала медленно, а затем всё быстрее и быстрее стал набирать высоту. Было грустно и вместе с тем интересно наблюдать, как космодром стремительно превращался в небольшой квадрат с крошечными зданиями. Ещё немного и вот уже полностью была видна искрящаяся иллюминацией Данкара, где среди прочих небоскрёбов отчётливо выделялся Хаймонт-билт. Всё выше и выше поднимала нас ракета, и всё больше пространства могли мы охватить взглядом. Ну всё, прощай, Данкара! Прощай, Земля. Да здравствует Чиккория!

27

Мы на околоземной орбите. Даже не верится! Я с восхищением разглядывал нашу планету. Какая же она всё-таки маленькая и хрупкая в этом безбрежном океане Вселенной! И такая красивая! И эту красавицу хотят уничтожить варвары из «Спейсера»! От злости у меня засвербело в груди при воспоминании о планах Таскерры. Сволочь!

— Эй, ребятки! — отвлёк меня знакомый голос. — Уделите-ка мне пару секунд.

С экрана в рубку смотрел сияющий Ниввар Торн.

— Я хочу вам кое-что сказать. Командиром «Бриджитты» я назначаю Нокта Джакста. Вы все слышали, что я сказал? Повторять не надо? Тогда давай, Джакст, действуй. Пора выходить в космос.

Экран связи погас. Этим Торн вконец разочаровал Пачу. Я это понял по его кислой мине. Но экипажу было не до него. Все замерли и с любопытством поглядывали друг на друга. Наверное, каждому хотелось быть командиром, но, к сожалению, не каждый носил фамилию Джакст.

— Ладно, ребятки, — передразнивая Торна, сказал здоровяк и поднялся с кресла. — Нокт Джакст — это я. Но совсем не обязательно так меня называть. Просто «сэр» меня вполне устроит.

Этот парень, поставленный вместо Свитты командиром, приступил к своим обязанностям без всяких предисловий. Я сразу признал в нём человека дела. В этом он напомнил мне моего дядю. Даже в выражении лица, упрямом и не терпящем возражений, он был похож на Орсона. Он приказал помощникам приступить к работе, милостиво разрешив остальным остаться в рубке.

Я, блондинка и парень, которого космонавт назвал «красавчиком», пересели на пассажирские места. У блондина и в самом деле было красивое с правильными чертами лицо, обрамлённое курчавой белокурой шевелюрой. А длинные бакенбарды и узкая полоска усов ещё сильнее подчёркивали это. По тому, как блондин нервно перебирал пальцами и ёрзал в кресле, я решил, что он раздражительный и вспыльчивый малый, и оказался прав. В дальнейшем пришлось не раз убедиться в этом.

Два коротко стриженных пилота — один долговязый и слегка сутулящийся шатен, другой брюнет, на голову ниже напарника, довольно-таки симпатичный, самый молодой в команде, — и Пача уселись за пульт управления, каждый на своё место.

Джакст неспешно занял командирское сидение и уверенно нажал какую-то кнопку на пульте. На экране вновь появились улыбающиеся пилоты «Скудривейза».

— Хватит дремать, парни, — сказал он им, — пора работать.

— Да, мы всегда готовы, — отозвался один из них и добавил. — С назначением тебя, Нокт.

— Спасибо, Снайп. Ну давай, старина, раскрывай свою пасть. Малютка хочет на свободу.

— А мы вас и не держим.

— Тогда поторапливайтесь, — проворчал Джакст и нажал другую кнопку.

Включился ещё один экран, на котором, по мере открывания шлюза «грузовика», раскрывала свои объятия мерцающая мириадами звёзд бездна. Когда шлюз полностью открылся, командир приказал запустить вспомогательные двигатели. Пилоты сосредоточенно заколдовали каждый над своим пультом. Загорели, замигали разноцветные лампочки, на дисплеях заплясали какие-то линии и изображения. Через несколько секунд откуда-то из глубины звездолёта донёсся еле слышный монотонный гул.

— Готово, сэр, — доложил долговязый, — двигатели в работе.

— С двигателями полный порядок, — добавил Пача, разглядывая непонятные мне какие-то схемы на своём дисплее, — ни каких отклонений. Сдаётся мне, что это я собирал их, когда лет пять назад работал в Ронджоне на заводе Пиркса. Если это так, сэр, то вы можете за них не беспокоиться. Мои руки — самая надёжная гарантия.

— Ты слишком много сказал, Пача, — Джакст недовольно посмотрел на него, — я уже забыл, с чего ты начал. Нельзя ли покороче, парень?

— Покороче? — искренне удивился тот. — Да вы что, сэр? Покороче я разговаривал только в грудном возрасте, когда ничего не мог выговорить, кроме «агу» и «угу». И то моя мать постоянно жаловалась соседкам, что я слишком много болтаю. Я сколько себя помню…

— Так что там с двигателями? — оборвал его Нокт, и в его голосе прозвучали стальные нотки.

— Я же сказал, сэр, полный порядок. Ведь…

— Это всё, что я хотел от тебя услышать, — тем же тоном отрубил командир, — остальное ты можешь договорить мысленно. Если тебе этого будет недостаточно, можешь записывать свои речи на диктофон. Но только в свободное от работы время.

Джакст выстрелил в него из пальца, сложив кисть в форму пистолета, затем повернулся к пульту и снова связался с «грузовиком».

— Эй, парни! — крикнул, появившийся на мониторе, Снайп. — Чем вы там занимайтесь, а? Пора бы отцепиться от нас и поработать самостоятельно.

— Ждём, когда вы выспитесь, — откликнулся Нокт. — Давайте отпускайте наручники, бездельники.

— А где волшебное слово?

— А может, вы всё-таки возьмётесь за работу? — буркнул Джакст, но волшебное слово всё же сказал. — Пожалуйста.

— Вот так-то лучше!

Вскоре мы почувствовали, как «Бриджитта», плавно закачалась в невесомости.

— Вы свободны, господа, — известил нас Снайп, — так что уматывайте.

— Сейчас мы так и сделаем, — заверил его наш командир и приказал убрать опоры.

Пилот, что помоложе, нажал на большую прямоугольную кнопку. На его дисплее появился контур нашего звездолёта. По нему было видно, как четыре телескопических опоры, складываясь, исчезали внутри днища. Когда они сложились до конца, кнопка вспыхнула зелёным светом.

— Опоры убраны, сэр.

— Теперь твоя очередь, Видар, — обратился Джакст к долговязому, — выводи нас отсюда.

Видар включил камеры и, ориентируясь по ним, вывел «Бриджитту» из отсека «Скудривейза». Затаив дыхание, мы наблюдали по монитору, как закрылся шлюз, и челнок, развернувшись, пошёл назад на Землю.

— Счастливо, путешественники! — пожелал нам на прощание Снайп.

— До встречи на земле! — ответил Джакст.

— Леди! — прежде чем отключиться, спохватился второй пилот. — Не дайте этим ловеласам себя одурачить. Вы мне очень понравились. Так что знайте, я буду вас ждать.

— Я очень рада! — отозвалась блондинка и опять так ему улыбнулась, что у меня от зависти вновь защемило сердце. — Не забудь встретить меня с цветами, дорогой.

— Непременно, дорогая!

— Да, детки, не вздумайте шалить, — встрял Снайп; его лицо был нарочито серьёзным, — будьте паиньками и слушайтесь своего папочку.

— Вали, пока есть такая возможность! — крикнул ему Пача и, повернувшись к нам, возмущённо изрёк. — Вот хамьё, а?

— Не принимай близко к сердцу, — едва улыбнувшись, заметил ему Джакст, — это вредно для здоровья. А ты нам можешь ещё пригодиться.

Он связался с Центром управления полётом и доложил о выходе в космос и о готовности продолжать полёт.

— Слушайте меня внимательно, ребятки, — сказал нам Ниввар Торн, — и не думайте, что вы сошли с ума. Вас всех предупреждали, что это будет секретный полёт. Очень длительный и не совсем обычный. Я правильно говорю?

Он уставился на нас прищуренными глазками в ожидании ответа. Джакст, внимательно слушавший его, сдержанно ответил:

— Правильно. Продолжайте, господин Торн, мы вас слушаем.

— Так вот, ребятки, — продолжил тот, — вы должны добраться до Плутона. И не говорите мне, чёрт возьми, что вы не знаете, где находится эта планета. Это, кончено, далековато, но вы справитесь. Я правильно говорю? Каждый из вас знает, что ему нужно делать, и этого вполне достаточно, чтобы выполнить это лёгкое задание.

— Лёгкое? — от удивления у парня с бакенбардами чуть не выпали глаза. — Вы хотите сказать, что попасть на край света — это легко?

— Не нужно так напрягаться, Бетчелл, — по-отечески посоветовал ему Торн и, усмехнувшись, добавил, — тебе ведь не придётся идти туда пешком.

Так вот кто такой Бетчелл! Я с удивлением посмотрел на красавчика. И этому неврастенику доверили строительство космодрома! Что они там, в «Спейсере», совсем спятили?

— Когда тебя доставят, куда нужно, вот тогда ты нам покажешь, на что способен, хорошо? — разобравшись со строителем, руководитель полёта повернулся к нам и сказал. — Это пока всё, чёрт возьми, чем я хотел вас сегодня порадовать.

Экран погас.

— Что он там наплёл на с… — раскрыл было рот ошеломлённый, Пача, но тут монитор снова включился, и он заткнулся на полуслове.

Это был опять Ниввар Торн.

— Да, чуть не забыл, — виновато сказал он, — Джакст, все расчёты лежат в командирском сейфе. Ключи от него — в твоём столе. На ознакомление с бумагами вам отведено три часа. Как всем этим пользоваться вы с Берронзом знаете. Когда управитесь, не забудь доложить. Я скажу вам, что делать дальше. Вот сейчас всё. Действуй, Джакст, время пошло.

Торн исчез, и в рубке воцарилась тишина, которую Пача больше не рискнул прервать. Конечно, они знали, что им предстоит длительный полёт, но эта новость ввергла их в шок, будто им сказали, что через час их расстреляют. Потому как длительный полёт и дальний — это не совсем одно и то же.

Командир сидел всё в той же позе и сосредоточенно смотрел себе под ноги, словно внутренне подготавливал себя к выполнению этого невероятного задания. Пача был подавлен. У него был такой вид, словно он проглотил язык и теперь страдал от вынужденной немоты. Бетчелл был бледен, и, казалось, вот-вот закатит истерику. Посмотреть, как среагировала на эту новость блондинка, у меня не хватило решимости. Краем глаза я заметил, что она растерянно, смотрит в мою сторону, и я, минуя её, перевёл взгляд на долговязого пилота. У того, с рождения вытянутое, лицо вытянулось ещё больше. Лишь самый молодой из нас с равнодушным видом лениво перемалывал жвачку. То ли он умел так ловко скрывать эмоции, то ли знал всё заранее, то ли ему было безразлично, куда лететь за такое огромное вознаграждение. А может он был из Всемогущего Синдиката? Прямой с горбинкой нос, узкие губы и меланхолический взгляд карих глаз придавали ему сходство с гангстерами из фильмов Броккерса.

Честно сказать, я тоже был удивлён таким сообщением. Но если моих коллег испугала фантастическая дальность полёта, то меня мучил вопрос: почему мы не летим дальше? Торн ни словом не обмолвился о Чиккории. В чём тут дело? Неужели меня обманули? Вряд ли. По договору со «Спейсером» я ещё должен поговорить с журналистами. Скорее всего, это дезинформация для СМИ. Ведь как-то они должны объяснить наше долгое отсутствие. Возможно, Плутон будет для нас отправной точкой в другую галактику. Если это так, то этим они убьют сразу двух зайцев…

Неожиданно рядом со мной раздался истерический хохот. Вцепившись в подлокотники, блондин сотрясался всем телом.

— Эти ублюдки, — выкрикнул он сквозь смех, — просто хотят от нас избавиться!

— Что такое? — встрепенулся Нокт и сурово посмотрел на возмутителя спокойствия.

— Вспомните, как кончил экипаж «Икса», — красавчик перестал смеяться, и на его лице появилось выражение страха. — Они тоже носились несколько лет неизвестно где, а потом сдохли при приземлении, как тараканы, от недостатка кислорода. Нас ждёт такая же…

— Заткнись! — резко оборвал его Джакст. — Лучше назови себя и свою специальность.

— Я — Джолтон Бетчелл. Инженер — строитель.

— Кто?

Командир удивлённо поднял широкие брови, недоумевая, зачем ему понадобился инженер — строитель, но ничего не спросил про это, а лишь сказал стальным голосом:

— Так вот, запомни, Джол, если ты ещё раз запаникуешь, я запру тебя в каюте до тех пор, пока ты не понадобишься. Кем ты себя возомнил, если решил, что тебя отправили в космос для того, чтобы там убрать? Не слишком ли дорогое удовольствие для такого идиота, как ты, а? Им было намного проще и дешевле сделать это на Земле. И ещё. Для тех, кто думает так же, как наш строитель, даю справку: запасы воздуха на «Бриджитте» неограниченны, и потому смерть от недостатка кислорода может наступить только при разгерметизации корпуса. Это всем понятно? Ну а теперь, — он внимательно осмотрел нас, — пока есть время, нам надо познакомиться поближе. Это, — он кивнул в сторону долговязого, — Видар Берронз, штурман. Болтуна Пачу мы уже знаем. Весельчака Джола тоже. Осталось только трое неизвестных. Итак, начнем с тебя, парень.

Нокт повернулся к молодому пилоту. Тот, не переставая жевать, едва разлепил губы и коротко бросил:

— Колот Статтерт, бортинженер.

— Так, а теперь представьтесь вы, э… — Джакст замялся, не зная, как обратиться к блондинке.

— Меня зовут Тетси Стедли, — помогла ему та. — Не замужем. По специальности я терапевт, и моя обязанность — следить за вашим здоровьем.

— Надеюсь, доктор Стедли, ваша помощь мне не понадобиться, — командир снисходительно усмехнулся и повернулся ко мне. — Так, а…

— Ошибаетесь, сэр, — возразила блондинка, — она вам понадобится. И не только вам. И очень скоро.

Джакст изучающее взглянул на неё, но ничего не сказал. Он понимал, что каждый из нас имеет своё задание, о которых он узнает из документов, лежащих в командирском сейфе.

— Я вам верю, док, — он снова улыбнулся ей, но уже как — то натянуто, и вернулся ко мне. — Ну, а теперь твоя очередь, господин Любитель Опаздывать…

28

Конечно, они знали меня, и не только имя, но и в лицо. Ведь я много раз выступал и по телевидению, и в прессе, печатался в журналах. Но за время пребывания в «Спейсере» я сильно изменился. Стал стройнее, шире в плечах и оброс мускулами. Вдобавок, сбрил усы и бородку, которые считал обязательным атрибутом для всех профессоров мира, и коротко подстригся, чтобы придать себе мужественный вид. Таким меня и Орсон не признал бы с первого раза. А что тут говорить о членах экипажа.

Выдержав испытывающий взгляд командира, я назвал себя. Моё имя вызвало у команды куда больший шок, чем задание Космического Общества. Все с нескрываемым удивлением воззрились на меня. Я с трудом сдержал вспыхнувшую во мне радость, когда поймал на себе ошеломлённый и одновременно восторженный взгляд блондинки.

— Тони Гаросс? — недоуменно пробормотал Пача, потирая затылок. — Ты случайно не однофамилец э-э…

— Нет, — не оправдал я его надежд, — я тот самый и есть.

— Вот это да! — не удержался Видар и, как бы ожидая поддержки от коллеги, посмотрел на Колота, который, забыв про жвачку, с откровенным интересом смотрел на живого миллиардера.

— Председатель Объединённых Национальных банков, владелец Уником-банка… Самый богатый и самый… влиятельный человек у нас в стране… — стал перечислять мои титулы Джолтон, загибая при этом пальцы, затем он изумлённо посмотрел на меня. — И здесь, в космосе? Вы обанкротились! — сделал он вдруг неожиданный вывод и снова закатился в истерическом смехе.

— Да заткнись ты, кретин! — заорал на него Джакст.

Без сомнения, он распалился так на блондина не из-за его выходки, а на самого себя, потому как оказался в дурацком положении. Вы можете назвать кого-нибудь, у кого в подчинении был бы миллиардер? Именно в этом и была вся загвоздка для командира. Он просто не знал, как теперь вести себя со мной. Я решил помочь ему и прервал напряжённую паузу.

— Ошибаетесь, Джолтон. Если верить моему управляющему, то это вряд ли когда произойдёт. А здесь я совсем не потому, что мне не хватает денег и известности. Перечисляя, так сказать, мои титулы, вы забыли ещё об одном, самом главном. Я — учёный, и всю свою сознательную жизнь занимаюсь изучением природы и её защитой. И этим я горжусь куда больше, чем богатством, накопленным моими предками. А потому, прошу всех вас, не надо обращаться ко мне «господин» или «сэр». Просто «профессор» меня вполне устроит, — перефразировал я командира.

— Ничего не понимаю, — занервничал Джакст, — строители, учёные… что вы собираетесь делать на Плутоне? Насколько мне известно, там природы нет.

— Вы не правы, сэр, — возразил я, обращаясь к нему как подчинённый, — природа существует во всём. Она вокруг нас, она внутри нас. Мы — тоже часть природы. И почему вы решили, что Плутон — наше основное задание?

Этим вопросом я выдал себя. Он понял, что о полёте мне известно больше, чем ему, и это разозлило его ещё больше.

— Ладно, — сказал он громко, чтобы хоть как-то себя успокоить, — хватит болтать. Мы познакомились, и теперь пора действовать. Так, парни, — обратился он к пилотам, — сейчас я принесу бумаги, и мы займёмся работой. А пассажиры, — он повернулся к нам, — могут разойтись по каютам и расслабиться.

— Сэр, а нельзя ли нам остаться? — попросилась блондинка.

Я видел, что она всё ещё не освоилась на корабле и не хотела оставаться одна. С каким удовольствием я составил бы ей компанию! Но на это у меня никогда не хватит смелости. С женщинами, которые мне нравились, я почему-то всегда вёл себя робко и нерешительно.

— В этом нет необходимости, доктор, — отрезал Нокт, — и, пожалуйста, не задерживайтесь.

Первым расстегнул ремень Бетчелл. Держась за подлокотники, он начал осторожно сползать с сидения.

— Ты чего-то боишься, Джол? — полюбопытствовал Джакст, с интересом наблюдая за его действиями.

— Невесомости, — ответил тот, красный от напряжения. — Не люблю висеть вверх ногами.

— Потому что содержимое штанов может скатиться тебе под мышки, да? — сразу подхватил Пача. — Я тоже впервые в такой заварушке, но я боюсь другого: уснуть на потолке. И знаете почему?

Он сделал паузу, чтобы дать нам возможность спросить: «Почему?» — и, не дождавшись вопроса, весело пояснил:

— Потому что одеяло упадёт, а я люблю тепло.

Он хотел рассмеяться своей шутке, но его никто не поддержал, и он обиженно смолк.

— Можешь не бояться, Джол, — усмехнулся командир, — наша машинка снабжена гравитационной установкой. Так что чувствуй себя как дома.

Красавчик недоверчиво посмотрел на него, с опаской разжал руки и, когда ничего страшного не произошло, слез с кресла, и молчком вышел. Сразу же за ним ушла и доктор Стедли. Последним покинул рубку я. Спешить было некуда, и потому я неторопливо направился к своей каюте. Подходя к ней, увидел Тетси, закрывающую за собой дверь. Прежде чем захлопнуть её, она глянула на меня. Вид у неё был расстроенный, и мне вдруг захотелось окликнуть её, поговорить с ней о чём-нибудь, как-то успокоить. Ведь сейчас она нуждалась именно в этом. Мысленно я написал целый рассказ, как я сейчас это проделаю. В действительности же я лишь потоптался в нерешительности около её закрытой двери и затем пошёл в свою комнату.

Как и на макете, она была небольшой и уютной. Стул, стол, кровать, полка с книгами за запертыми стеклянными дверками. На стене два экрана с кнопками — внутренняя и внешняя телерадиосвязь. В правом углу дверь в лабораторию. Осмотрев своё жилище и не найдя в нём ничего нового, я завалился на кровать и расслабился. Ранний подъём и треволнения, связанные с перестрелкой и полётом, сразу дали о себе знать. Я уснул, даже не успев ни о чём подумать.

29

Не знаю, сколько я проспал, когда почувствовал, как кто-то трогает меня за плечо. Я пробормотал что-то насчёт того, чтобы меня оставили в покое, и тут меня словно окатили ледяной водой. Прямо над собой я услышал знакомое сопение. Сон мгновенно улетучился. Открыв глаза, я увидел своего дядю, сидящего рядом со мной на кровати.

— Эх, Тони, Тони, — заметив, что я проснулся, укоризненно сказал он, — я же тебя предупреждал.

Я забыл, где нахожусь, и спросонья решил, что сплю у себя дома.

— Орсон? — ничего не понимая, пробормотал я. — Как всегда ты не вовремя… Ты по делу?

— Без дела я вообще стараюсь нигде не появляться, и ты это знаешь. Ты не послушался меня, и твоё ослиное упрямство привело тебя к гибели. Мне жаль, малыш, но теперь я ничем не могу тебе помочь.

— Не пойму, ты о чём?

— О твоём безумном поступке. Ты сделал большую ошибку, согласившись лететь. Я так и знал, что ребята из «Спейсера» одурачат тебя как мальчишку. Тебе надо было посоветоваться со мной.

— Я обещал молчать.

— Ты всё равно не сдержал слово.

— Откуда тебе это известно? — удивился я.

— Я много чего знаю, — проговорился Орсон, и я уцепился за это.

— Так ты знал, что они замышляют? — от злости я сел на кровати.

— Нет, — не моргнув, ответил тот, — но я предполагал, что с тобой может произойти что-то в этом роде. Потому и пытался уговорить тебя скрыться на время за границей. Но я не ожидал, что ты так легко клюнешь на их уловку.

— А я и не жалею об этом.

— А как же состояние, накопленное твоими предками?

— Разве можно оценивать всё только деньгами? В конце концов, это всего лишь бездушная бумага и холодный металл. Есть вещи, которые невозможно купить. Например, восход солнца или пробуждение спящего леса. Впереди меня ждёт то, что больше уже никто и никогда не увидит. Нет, Орсон, тебе никогда не понять меня, потому что ты живёшь только ради денег.

— Ты не исправим, Тони. Мне жаль тебя, — дядя тяжело вздохнул и поднялся. — Проводи меня.

Я встал и пошёл за ним. Около двери Орсон остановился и с грустью посмотрел на меня.

— Ты не вернёшься с этого полёта, малыш, — сказал он как-то странно. — Даже если тебе удастся добраться до Земли, ты всё равно погибнешь.

В глазах его на мгновение вспыхнул алчный огонь, на губах промелькнула зловещая усмешка, и он, не прощаясь, вышел из комнаты, пройдя сквозь дверь.

«Это что ещё за дела?» — не понял я, глядя ему вслед. — «Как он так смог?» Не успел я толком обдумать столь странное исчезновение дяди, как оживший зуммер вывел меня из оцепенения. Я очнулся и к своему удивлению обнаружил себя стоящим у запертой двери. Сделать какой-либо вывод из этого я тоже не успел — опять запищал зуммер: кто-то настойчиво вызывал меня на связь.

Подскочив к экрану внутренней связи, я нажал на зелёную кнопку. Передо мной тут же возник Джакст.

— Я разбудил вас, профессор?

— Нет, — солгал я, вспоминая странный сон.

— Тогда немедленно отправляйтесь в кают-компанию. Через час мы стартуем, и вам обязательно нужно подкрепиться.

— Хорошо, сэр.

Нокт исчез. Завтрак — это хорошо. Желудок уже не раз напоминал о себе. Но, прежде чем пойти, я присел на кровать. Впереди ещё час, так что можно было всё спокойно обдумать. Странный сон — или что это там со мной было? — я решил оставить на потом. Сейчас меня беспокоило другое. Итак, я в космосе, а, кажется, ещё совсем недавно шутя предложил Голду взять меня в полёт. Все эти дни, начиная с того памятного прихода ко мне Орсона, когда он сообщил, что мною заинтересовались в «Спейсере» и предложил скрыться за границей, передо мной вставали всё новые и новые загадки. Часть из них я уже разгадал. Я знал, кто и за что убил Хаддара и Лони, знал цель экспедиции, знал об ожидаемой участи нашего экипажа и обеих планет. Не знал только, как разрушить планы выживших из ума господ, возомнивших себя властелинами мира. Разумеется, одному выполнить такую задачу мне было не под силу. Но и открыться команде я не мог, пока среди нас находится член Всемогущего Синдиката. Не зря же боссы этой корпорации протащили своего человека на корабль. Давняя конкуренция с Космическим Обществом может толкнуть их на что угодно. Следовательно, первое, что я должен сделать, это вычислить человека «Синди» и изолировать его.

Я усмехнулся. Одно дело принять решение, другое выполнить его. Задача была очень сложной. Возможно, неразрешимой. В экипаже шесть человек, и любой мог оказаться им. Так кто же из них? Неужели доктор Стедли? Я ужаснулся от такой мысли. Если это она, то я этого не вынесу…

В дверь постучали, и это спасло меня. Чтобы избавиться от мрачных мыслей, я поспешил открыть. На пороге стояла она, доктор Стедли. От такого сюрприза меня парализовало. Она, не ожидавшая, что своим появлением произведёт такой эффект, смутилась и слегка покраснела.

— Я за вами, профессор, — сказала она, подняв на меня большие зелёные глаза. — Вам надо обязательно принять пищу. Джакст сказал, что предупредил вас. Но вы до сих пор не соизволили прийти. Я подумала, что с вами что-то случилось.

Я ничего не сделал в ответ, чтобы хоть как-то дать понять ей, что я её услышал. Просто стоял и смотрел на неё.

— Так мы идём? — спросила она.

Кажется, я ответил: «Да». Или это мне показалось?

— Тогда идёмте.

Доктор развернулась и направилась в кают-компанию. Это сразу вывело меня из состояния комы. Я захлопнул дверь и поспешил за ней. Когда догнал её, она, таинственно улыбаясь, посмотрела на меня. Блеск её глаз привёл меня в трепет.

— Профессор, можно задать вам один вопрос? — вкрадчиво поинтересовалась она.

— Да хоть двести! — с горячностью выпалил я и тем самым выдал себя с головой.

— Только не все сразу, — тут же поправился я, поняв оплошность.

Она довольно улыбнулась и зашагала рядом, стараясь не отстать.

— Сначала немного о себе, — сказала она, наконец, подстроившись под мой шаг, — Я окончила университет, год проработала интерном в военном госпитале, потом два года ведущим специалистом. А после меня переманил в Космическое Общество один такой симпатичный дядечка, за которого я мечтала выйти замуж. Но он, подлец, обманул мои ожидания. Смылся в неизвестном направлении, сославшись на свою работу, а я так и осталась в «Спейсере» и проработала там девять лет. Я занималась лечением и профилактикой здоровья космонавтов. И когда мне предложили участвовать в длительном космическом эксперименте, я сначала испугалась. Я на самолётах-то боюсь летать, а тут — космос. Но они меня убедили, что им нужна именно такая как я: классный специалист, смелая, хитрая и незамужняя, и наобещали золотые горы: славу, дом, кучу денег и так далее… Но я согласилась больше из любопытства. Когда-нибудь оно меня погубит…

Я шёл не спеша, чтобы продлить эти волшебные мгновения физического ощущения близости её молодого тела, и внимательно вслушивался в бархатный голос. Когда она, увлёкшись, нечаянно касалась меня рукой, электрические разряды большой мощности проникали в моё тело, неся с собой её теплоту и нежность. Иногда я сам, как бы случайно, прикасался к ней, чтобы ещё раз испытать это наслаждение.

Слушая её историю, я исподволь внимательно разглядывал её. Глупо, конечно, было сравнивать её с красотками из иллюстрированных журналов. Она уступала им во всём: и в росте, и в красоте, и в изяществе фигуры. И всё же она была недурна собой. Ни маленький рост, ни широкие бедра нисколько не портили её хрупкую стройную фигуру, а, наоборот, придавали ей своеобразную привлекательность и очарование. А во взгляде, в движениях, в манере держаться было что-то такое, что намертво приковывало к ней внимание и желание быть всегда с ней рядом. У меня, по крайней мере.

Она опять подняла на меня глаза, и я быстро, не без сожаления, отвёл свои.

— Теперь, профессор, вы знаете, как я попала на «Бриджитту». А вы не могли бы объяснить мне, почему вы здесь? — закончила она.

При других обстоятельствах я с радостью выложил бы ей всё. Но сейчас среди нас был враг, человек из Синдиката, и возможно (боже упаси!) это была она, и потому я должен быть осмотрительным. Я задумался, прикидывая, как бы проще ответить ей и, кажется, затянул паузу.

— Вам не хочется отвечать, профессор? — два изумруда выражали сожаление.

Опять «профессор»! У меня где-то глубоко внутри зашевелилось раздражение. Я бы предпочёл, чтобы она называла меня «дорогой», как того космонавта с «грузовика».

— Послушайте, доктор Стедли, — сказал я ей, — а просто «Тони» вы можете выговорить? В последнее время ко мне только так и обращаются «профессор», а это уже начинает вызывать у меня изжогу. Хотя бы для разнообразия вы могли бы называть меня «Тони»?

— Я же врач, — она улыбнулась, и в её глазах заплясали лукавые искорки, — и мой долг избавить вас от этой изжоги, Тони.

— Буду вам премного благодарен за это, — улыбнулся я в ответ и, остановившись, пропустил её в кают-компанию.

Там сидели Берронз и Бетчелл и молча доедали свои пайки. Над ними висела неприятная гнетущая тишина. Чтобы разрядить её, я спросил про остальных. Видар охотно ответил, что остальные уже поели и занимаются своими делами. Колот несёт вахту, командир запёрся с бумагами у себя в кабинете, а Пача, наверное, уже в сотый раз проверяет и перепроверяет двигатели и, особенно, главный реактор.

Доктор Стедли принесла две порции какой-то приятно пахнущей смеси, одну протянула мне, а с другой уселась напротив меня рядом с Видаром.

— Знаете, мальчики, а мне до сих пор не верится, что мы скоро полетим на Плутон, — призналась она. — Это настолько немыслимо, что я даже не могу испугаться. Потому что не могу себе представить такое огромное расстояние. Неужели в «Спейсере» смогли создать корабль, перемещающийся на миллиарды километров?

— На нашей малышке, доктор, можно запросто улететь в другую галактику, — пошутил Видар.

Джолтон недовольно покосился на него.

— Ну и шутки у вас, господин Берронз, — сказал он.

— Да брось, Джол, зови меня просто Видар. И вы тоже, — штурман посмотрел на нас. — Так нам проще будет работать.

— Доктор, а что это за непонятная, но приятная на вкус штука? — поспешил я задать вопрос, чтобы опередить стенания Джолтона.

— Это диетическая смесь, — пояснила она с готовностью, — состоящая из кучи витаминов, белков, жиров и углеводов, протеинов и так далее. С такой штукой в желудке вам будет легче перенести анабиоз.

— Перенести что? — сразу насторожился красавчик. — Вы меня пугаете, доктор Стедли. Нельзя ли объяснить, что вы имели в виду под этим словом?

— Давайте договоримся сразу, мальчики, — она улыбнулась, и в кают-компании стало намного светлее, — вы все будете звать меня по имени. А его… — она посмотрела на меня.

— Да, — подхватил я, не дав ей закончить, — зовите меня «профессор». Помнится, я уже говорил об этом. Я ведь учёный и к такому обращению привык больше.

Мне не хотелось, чтобы кроме неё кто-то ещё называл меня по имени. Эту привилегию я решил предоставить только ей, чтобы она поняла, как мне не безразлично её отношение ко мне. Но Тетси не поняла моего намерения. Когда она стала объяснять Джолтону что такое анабиоз, голос её зазвенел металлом. А это могло означать только одно — она обиделась. Такая неожиданная реакция на моё желание понравиться ей расстроила меня. Поглощая паёк и не слушая, о чём говорят за столом, я стал разрабатывать план реабилитации.

— Как дела, Статтерт? — раздался вдруг над головой голос руководителя полётом: это Колот, принимая связь с Земли, подключил к ней кают-компанию. — Как тарелочка?

— Всё в порядке, господин Торн, — доложил тот. — Двигатели и аппаратура работают нормально, без отклонений.

— Коленки не дрожат, а, парень?

— Мне не за это платят, — сухо ответил бортинженер.

— Молодчина! — похвалил его Торн. — Ты всё правильно усвоил, сынок. А теперь дай мне Джакста.

Статтерт подключил кабинет командира.

— Эй, Джакст! Ты что, спишь, что ли?

— Уснёшь тут, — угрюмо буркнул тот в ответ; чувствовалось, что он был не в духе.

— Тебе не нравится перспектива?

— Мне не нравится, когда меня водят за нос.

— Вот как! Не будь маменькиным сынком, Джакст. Чёрт возьми, ты же не в детском саду! Ты подписал контракт, и, следовательно, знал, на что идёшь. Так что давай перейдём к делу, командир.

— У нас всё готово к полёту, сэр, — как положено по уставу, стал докладывать тот. — Основной и вспомогательные двигатели проверены, аппаратура тоже, траектория рассчитана, корректировка произведена. Через полчаса включаем автопилот и ложимся спать.

— Отлично! — воскликнул руководитель полётом. — Я просто рад это слышать! Продолжайте готовиться к полёту, а я пока переброшусь парой слов с профессором. Господин Гаросс!

— Я слушаю вас, сэр, — с готовностью отозвался я.

— С вами хочет поговорить пресса. Вы не против?

— Я готов, сэр.

— Пять минут, господин Гаросс. Увы, у вас только пять минут. Ведь скоро старт. Надеюсь, этого вам будет вполне достаточно?

— Вполне, сэр, — я был доволен, что эти ребята пока выполняют все пункты нашего договора. — Если можно, сначала я хотел бы поговорить с Гиком Дерриком из «Гедары».