Бесплатный фрагмент - Дневник двух времен

Санкт-Петербург. 14 марта 2008 года

Санкт-Петербург встретил меня дождем со снегом. Неприветлив был ко мне город. Мерзкая погода, слякоть, холод, ветер, пронизывающий до костей. Радовало одно: гостиница «Октябрьская» располагалась рядом с вокзалом. Зарегистрировавшись и получив ключи, я оказалась в одноместном номере, который находился на третьем этаже. Кровать, стол, одно кресло, шкаф — стандартный номер. Окна выходили во двор, пейзаж был унылым, впрочем, как и мое душевное состояние. Я села на широкий подоконник и прислонила лоб к окну, от моего дыхания стекло запотело, рука сама написала знак вопроса, потом еще несколько.

Вопросы, вопросы, вопросы. Неделю назад я уволилась из дизайнерской студии «Макс» и приняла решение переехать в Питер. У меня была неплохая работа, друзья, родственники, но это — с одной стороны. С другой же — пустота, ощущение, что жизнь проходит мимо. Ведь в жизни каждой женщины наступает такой момент, когда нужно что-то менять — работу, мужчину, город или все сразу. Друзья и родственники уверяли: переезд не изменит ситуацию, — но это их мнение, их страхи, а не мои, мне и своих хватает.

Итак, приняв решение переехать в Питер, я заполнила несколько анкет на должность дизайнера и разослала потенциальным работодателям. На следующий день раздался звонок:

— Здравствуйте. Это Кира Релина? — поинтересовался женский голос.

— Да, это я.

— Меня зовут Раиса Леонидовна, я сотрудник отдела кадров рекламного агентства. Вчера вы прислали нам резюме на должность дизайнера. Мы хотели бы пригласить вас на собеседование.

— Когда?

— Сегодня с 14:00 до 18:00.

— Видите ли, в чем дело, в настоящее время я в Москве.

— Понятно, а завтра в это же время?

— Пожалуй, смогу.

— Если вы не сможете приехать, пожалуйста, предупредите меня. Записывайте адрес.

— Подождите, сейчас возьму ручку.

Раиса Леонидовна продиктовала адрес, и я поехала покупать билеты в Санкт-Петербург. Вчера я еще была в солнечной, морозной и заснеженной Москве, а сегодня — в промозглом, сыром и сером Питере. Определенно, Санкт-Петербург нравится мне больше. Будильник пропищал, сигнализируя, что пора собираться на собеседование.

Рекламное агентство располагалось в трехэтажном особняке, который был окружен парком. Рядом с особняком находились два дома и длинное одноэтажное здание. Широкая круговая дорога вела в агентство и к постройкам, образуя овал, который был разделен крест-накрест дорожками, вымощенными брусчаткой. Идти по брусчатке на шпильках было тяжело, поэтому, проигнорировав табличку «По газонам не ходить», я пересекла газон и вышла на более удобную дорогу. На здании не было никаких табличек, вывесок или какого-либо другого идентифицирующего знака, свидетельствовавшего о том, что я нахожусь около рекламного агентства. Хотя нет, на воротах вроде бы была табличка с адресом, который продиктовала мне Раиса Леонидовна. Буду надеяться, что я нашла рекламное агентство, иначе пришлось бы считать эту поездку исключительно туристической, так как других звонков от работодателей, пусть и потенциальных, не было.

Войдя в здание, я оказалась в просторном и светлом холле. Я посмотрела на часы: никогда не умела приходить вовремя, всегда приходила раньше времени. Вот и сейчас часы показывали 13:45, а встреча назначена на два часа дня; что же, попробую найти отдел кадров самостоятельно. Оглядевшись, я увидела, что к кофейному автомату подошел мужчина.

— Что-то ищете? — поинтересовался мужчина, нажимая на кнопку автомата. Мужчина говорил с легким акцентом, на вид ему было лет тридцать, блондин, среднего роста, худощавый, с приятной улыбкой и насмешливыми карими глазами.

— Да, отдел кадров.

Мужчина кивнул головой и взял кофе.

— Хотите кофе?

— Нет, спасибо.

— Напрасно, здесь великолепный кофе, молотый. Чай тоже неплох, особенно мятный и имбирный. Может быть, чаю?

— Я ищу отдел кадров. Вы не подскажете…

— Ну, нет так нет. А может, шоколад? Я не любитель шоколада, но думаю, что он тоже хорош. Попробуйте, не отказывайте себе в этом удовольствии. Выбирайте, а я не буду вам мешать принимать столь судьбоносное решение.

— Вы так и не сказали…

— Ах, простите ради бога. Удачных вам поисков.

Мужчина улыбнулся, поднял стакан с кофе вверх и быстро удалился в сторону лифта.

Замечательно, придется искать отдел кадров самостоятельно. Что это за организация? Рекламное агентство и все. Сама виновата, нужно было сначала все разузнать об этом «рекламном агентстве». Я огляделась вокруг: справа от меня находилась большая лестница, напротив два лифта, а слева коридор. По коридору задорно бежала миниатюрная девушка с двумя рыжими косичками.

— Здравствуйте, вы Кира? — спросила девушка, поправив одну из косичек.

— Да.

— А я Раиса Леонидовна, — представилась девушка и поправила вторую косичку. Ну надо же, а я Раису Леонидовну представляла несколько по-другому.

— Очень приятно.

— Это хорошо, что вы приехали так рано, — Раиса Леонидовна дежурно улыбнулась и предложила провести меня на собеседование.

— Почему никого нет в здании? — спросила я у девушки, поднимаясь по лестнице.

— Я же вам сказала, сегодня пятница.

Как будто мне это о чем-то говорит. Может быть, в пятницу у них сокращенный день? Хотя сейчас только два часа дня, но, с другой стороны, в каждом монастыре свои уставы.

— Собеседование будет проводить Питэр Дарк, — пояснила Раиса Леонидовна, указывая на дверь кабинета. — Удачи вам.

Я поблагодарила девушку и вошла в кабинет. В кабинете сидел тот самый мужчина, которого я видела в холле.

— Здравствуйте, — не смотря на меня и делая какие-то пометки, поприветствовал меня Питэр. — Как вас зовут?

— Кира Релина.

— Что вы умеете делать? — не отрываясь от бумаг, поинтересовался он.

— Я делаю эскизы рекламных проектов, реализую компоновку и проработку элементов рекламы…

— С какими программами работаете? — перебил меня Питэр.

— CorelDraw, Adobe Illustrator…

— У вас есть портфолио?

— Да, — я положила на стол папку и флешку.

Питэр небрежно отбросил папку, вставил флешку в ноутбук и со скучающим видом просмотрел мои работы.

— Ну что же, — сказал Питэр, кинув на меня свой взор. — О, здравствуйте. Вы нашли отдел кадров?

— Нет. Продолжу поиски попозже, если это будет еще актуально.

Питэр кивнул головой, философски заметил, что, быть может, мне и не понадобится искать отдел кадров. Я пожала плечами. Видимо, придется считать данную поездку в Санкт-Петербург туристической.

— Отдел кадров показать не смогу, так как сам не помню, где он находится. Однако позвольте, я вас провожу.

— У меня есть шансы получить эту должность? — поинтересовалась я у Питэра.

— Шансы есть всегда, но данный вопрос не в моей компетенции. Я лишь могу дать вам рекомендации.

— А вы их дадите?

— А вы выпьете кофе?

— Это обязательное условие?

— Кто знает.

Мы стояли с Питэром в холле около кофейного автомата. Я нажала на кнопку «двойной капучино». Кофе оказался действительно хорошим.

— Понравился кофе? — спросил Питэр.

— Да. Все три этажа принадлежат рекламному агентству?

— Ага.

— Вам здесь нравится работать?

Питэр кивнул головой. Разговор у нас явно не получался, поэтому, попрощавшись, я вернулась в гостиницу.

Погода окончательно испортилась, ветер завывал, снег вместе с дождем беспощадно бил по людям, мостовым, проезжающим машинам. Одинокие прохожие спешили укрыться от непогоды, под ногами месиво из грязи и снега, ветер пробирал до костей. В такую погоду хорошо гулять, водная стихия звучит во всей своей красе, хаос рождает тишину и спокойствие внутри. В такую погоду хочется наслаждаться особой атмосферой пустоты, но не гнетущей пустоты, а той, которая помогает отключиться от насущных проблем и почувствовать себя абсолютно счастливым. После такой прогулки приятно вернуться в номер, забраться в кресло и выпить горячего чая с шоколадкой.

Около шести мне позвонила Раиса Леонидовна и обрадовала известием, что меня утвердили на должность дизайнера.

Санкт-Петербург. 17 марта 2008 года

В выходные я пыталась найти информацию о рекламном агентстве. Должна же я знать, где буду работать. Хотя об этом нужно было подумать раньше. Информации немного: корпоративный сайт, несколько отзывов, статей — и все. Агентство существует с 1993 года, имеет внушительный список клиентов, участвует в конференциях, выставках, конкурсах, не были, не состояли, не замечены. Директор рекламного агентства — Генрих Наварро. В агентстве семь отделов: исследовательский, аналитический, творческий, научно-технический, финансовый, реализационный (в котором работает Питэр Дарк, ну и я тоже), финансовый, а также отдел безопасности. Да, внушительная организация, такой и три этажа будет мало.

Не знаю, насколько мне поможет данная информация в мой первый рабочий день, но уверенности она мне явно не прибавила. Раньше я работала в небольших организациях типа «ты, да я, да мы с тобой», в корпорациях я никогда не работала, это немного пугало, однако отступать было уже поздно.

Итак, в понедельник в холле агентства меня уже ждала женщина лет тридцати пяти, хотя я плохо умею определять возраст, точнее, вообще не умею. Высокая, худая, черноволосая и черноглазая; речь ее была четкой и эмоциональной. Она представилась Эмилией Мартинес. Ей определенно подходили ее имя и фамилия, не хватало только bata de cola, веера и розы в волосах. Тогда образ был бы завершенным.

Эмилия проводила меня в кабинет №319.

— Это ваш кабинет.

— Здесь только я работаю?

— Да. Можно на «ты»?

— Можно.

— Ты готова приступить к работе сегодня?

— Да.

— Отлично. Вот договор, должностная инструкция, анкета. Ознакомься, заполни и подпиши. Сегодня в течение дня передашь их в отдел кадров. Кстати, где ты остановилась?

— В «Октябрьской».

— Как я понимаю, постоянного жилья у тебя нет?

— Нет, но я собираюсь заняться этим вопросом.

— Не стоит, у нас есть служебная квартира, которая в настоящее время совершенно свободна. Подожди секунду.

Эмилия вышла из кабинета. Я осмотрелась. Кабинет был небольшим, но уютным. Мне он понравился — стол, рабочее кресло, тумбочка, на которой стояла кофеварка, стеллаж и диванчик. Все складывалось как нельзя лучше — работа, казенная квартира, осталось только решить проблему с машиной. Мой прежний автомобиль приказал долго жить, стареньким был.

— Держи, — Эмилия протянула мне брелок с тремя ключами и какой-то пластиковой полоской.

— Когда я могу переехать?

— Да хоть сегодня. Адрес на брелоке. Круглый ключ — от домофона, большой — от входной двери, а маленький от сейфа.

— А полоска для чего нужна?

— Потом объясню, но не выкидывай ее.

— И не собиралась, просто поинтересовалась.

— Ну что же, приятно было познакомиться с тобой. Вот моя визитка. Подожди, я сейчас тебе запишу домашний телефон. Если будут проблемы, звони. Удачного дня.

— Спасибо.

Прочитав и подписав договор и инструкцию, заполнив анкету, я поняла, что не знаю, куда их отнести. Ведь я так и не выяснила, где находится отдел кадров. Пойду искать. Итак, мой кабинет находится на третьем этаже. Поиски я начала с осмотра третьего этажа и установила, что здесь располагается кабинет Генриха Наварро, то бишь директора агентства. А вот и кабинет самого Питэра Дарка. Точнее, так было написано на табличке кабинета 317:

«Питэр Дарк

Руководитель отдела по СПиЛ»

С учетом того, что Питэр Дарк проводил собеседование, напрашивается вывод: он мой непосредственный начальник. Я, наверное, так бы стояла и смотрела на дверь кабинета 317, пытаясь отгадать, что значит аббревиатура СПиЛ, если бы эта самая дверь не открылась и из кабинета не вышел Питэр Дарк собственной персоной.

— Доброе утро. Как я понимаю, вас утвердили на должность. Поздравляю.

— Спасибо. Для соблюдения протокола и субординации хотела бы уточнить: вы мой начальник?

Питэр покачал головой. Меня это обрадовало: если честно, он мне не понравился с самого начала. Следовательно, мы могли в дальнейшем с ним подружиться, а дружить со своим начальником — это уже не комильфо.

— А вы не поможете найти отдел кадров? Мне нужно отдать документы.

— Кира, я же говорил, что не знаю, где он находится. Но давайте думать логически. На третьем этаже находится отдел, в котором работаем мы с вами, то есть реализационный отдел.

— А мы работаем в одном отделе?

— Да. Точнее, на третьем этаже располагается его лучшая часть. Другая часть находится на втором этаже, а отдел снабжения на первом этаже.

— Эк его разбросало!

— Точно. Наш непосредственный начальник находится также на третьем этаже.

— Это вы о Генрихе Наварро?

— О нем. На третьем этаже также находится весь исследовательский отдел.

— Я поняла, на этом этаже отдела кадров нет.

— Ага. Научно-технического отдела тоже нет.

— Нет в принципе или на этаже?

— Нет в этом здании. Пойдемте к окну. Видите дом и зал? Там и находится научно-технический отдел. Так, с третьим этажом мы разобрались. На втором этаже у нас программисты и хм-м-м… — Питэр потер подбородок.

— А сколько вы здесь работаете?

— В смысле в агентстве?

— Ну да.

— Пятнадцать лет.

— С самого основания?

— Да. И не надо на меня так смотреть. Здание у нас, как вы видите, очень большое, отделов много, а подразделений еще больше. К тому же я не любитель проводить экскурсии.

— Не злитесь, я думала, что вам лет тридцать.

— А я думал, что вы интеллигентная и вежливая особа.

— «Что можешь знать ты обо мне…»

— Твоя правда, ничего. Не спал и не пил.

Вот так мы с Питэром перешли на «ты».

— Знаешь, я думаю, что отдел кадров находится на первом этаже, — сказал Питэр.

— Похоже на то.

— Но ты можешь спросить у Меланьи, это секретарь Генриха. Она в курсе всех событий.

Питэр проводил меня до кабинета директора, постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь.

— Привет, Питэр. Вы Кира, — обратилась ко мне секретарь, — а я Меланья.

— Ну все, девушки, оставляю вас, работа. Болтайте, — сказал Питэр и вышел из кабинета.

— Меланья, подскажите, где находится отдел кадров?

— Давай на «ты», — предложила Меланья. Я кивнула головой. — Отдел кадров находится в 105-м кабинете, точнее та часть, которую ты ищешь. Так значит, Питэр сказал, что не знает, где он находится. Вот поганец. Ты ничего такого не подумай, он неплохой, но девушки на него сами вешаются, ты же видела, какой он.

Меланья вздохнула, а я подумала, что у каждого человека свое представление о красоте.

— А девушки из отдела кадров проявляют особое рвение. Не скажу, что ему это не нравится, очень даже нравится. Он данным обстоятельством активно пользуется, даже чересчур активно. Отсюда все проблемы. Одна из девушек не совсем правильно поняла совместное времяпрепровождение в нерабочее время и сделала неправильные выводы. Питэр ей сразу же объяснил, что она заблуждалась, даже слишком хорошо объяснил. Вот поэтому он старается не появляться в районе отдела кадров. Он предпочел забыть, где отдел кадров находится.

Я поблагодарила Меланью за полученную информацию. Отдел кадров я нашла достаточно быстро. Он представлял собой просторный зал, в котором стояли восемь столов, несколько шкафов, тумбочек. То, что в отделе кадров работали женщины, не удивляло, странно то, что все восемь девушек были блондинками. Даже оттенок их волос был идентичным — платиновым. Работа в этом отдела не била ключом. Несколько девушек раскладывали пасьянс, несколько сидели в социальных сетях, одна девушка вязала.

— Здравствуйте. Подскажите, кому я могу отдать договор и анкету?

— Раисе Леонидовне, — не отрываясь от подсчета петель, сообщила мне блондинка, которая вязала свитер.

— И где я ее могу найти?

— Там, — девушка спицей показала на дверь, находящуюся между двумя шкафами.

— Спасибо.

Так значит, Раиса Леонидовна и есть начальник отдела кадров. Она разительно отличается от своих подчиненных. Только я хотела постучаться в кабинет, как дверь открылась и появилась сама Раиса Леонидовна с теми же двумя косичками.

— А, здравствуйте, — ее две косички смешно подпрыгнули, ничего не могу с собой сделать, но мне захотелось их подергать, я сдержала улыбку и сказала, что принесла договор и анкету. — Замечательно, проходите, можете сесть на этот стул.

Она свалила со стула на пол стопку бумаги, задвинула ее под тумбочку и выбежала.

— Девочки, почему не работаем? Чего ждем? Лишения премии? Так могу сказать, уже сейчас, в этом месяце у вас ее не будет! — бушевала Раиса Леонидовна. Вот уж не думала, что у такой малышки окажется столь внушительный голос. — Таня, Ира, подготовьте анкеты. Если еще раз увижу, что вы не работаете, напишу заявление на лишение вас и тринадцатой. Понятно говорю?

— Раиса Леонидовна, я за анкеты не отвечаю, поэтому вы не можете мне угрожать, — возмутилась одна из девушек.

— В библиотеку — разбирать картотеку.

— Я только…

— На неделю.

Раиса Леонидовна вернулась в кабинет с увесистой пачкой бумаг.

— Вот анкеты, но это не все.

Еще две пачки принесли Ира и Таня. Видимо, у меня вид был настолько кислый, что Раиса Леонидовна решила меня успокоить:

— Не обязательно сегодня, да и завтра не к спеху. Как заполните, так и принесете. Ира поможет вам донести анкеты. — Я кивнула головой. Тут дверь открылась, и в кабинет вошла женщина.

— Раиса Леонидовна! Где мой второй помощник? — спросила женщина.

— Маргарита Викторовна, к концу недели у вас будет второй помощник, — спокойно ответила Раиса Леонидовна.

— А мне он нужен сегодня. Ваши блондинки занимаются всем чем угодно, только не работой.

— Маргарита Викторовна, ваши манеры оставляют желать лучшего. Подождите, я сейчас отпущу человека и займусь вашим вопросом.

Не дав опомниться скандалистке, Раиса Леонидовна усадила ее на стул. Дала нам с Ириной по пачке анкет, попрощалась, еще раз напомнила, что заполнение анкет не цель моей работы, и выпроводила за дверь.

— У вас так всегда? — спросила я у Иры. — Кстати, меня Кира зовут.

— А меня Ира, но вы это и так знаете. Нет, только по понедельникам. На каком этаже вы работаете?

— На третьем.

— Тогда лучше подняться на лифте.

Я предложила Ирине выпить кофе, но она сказала, что всему свое место, и отказалась.

— Может быть, время? — поправила я ее.

— Место, — холодно повторила Ира.

Я расстроилась, не столько отказом, а сколько тем, что у меня не было объективных причин для отсрочки моей каторги в виде заполнения тестов. В кабинете я с отвращением смотрела на две большие стопки анкет, лежавшие на диванчике. Ненавижу анкеты, тесты, опросы и прочие психолого-социологические штучки. Я вздохнула и взяла крайнюю правую стопку. В ней тесты состояли из стандартных вопросов на определение темперамента и прочей фигни. Сначала я ответственно уделяла внимание каждому вопросу, затем стала отвечать не столь ревностно, а где-то через два часа я вообще ставила галочки где попало, даже не читая вопрос. Несмотря на то, что я не поднимая головы заполняла тесты, стопка уменьшилась лишь наполовину. Вот интересно, это во всех крупных компаниях нужно заполнять такое огромное количество бумаг? От рутины меня спас стук в дверь.

— Войдите, — с радостью пригласила я.

— Привет. Обедать идешь? — спросил Питэр.

— Да, а здесь есть столовая?

— Есть, но, если тебе претит кушать в столовой, могу сказать адрес одного неплохого ресторана. Туда ехать минут десять.

— На машине? — уточнила я.

— Ага.

— У меня нет машины. Поэтому пойду кушать в столовую, моя сущность не против.

Я заперла кабинет, и мы с Питэром пошли к лифту.

— Тебе нужна машина? — нажав кнопку лифта и не дожидаясь моего ответа, продолжил он. — Не новая, но и не очень старая — полтора года, Nissan.

— А сколько стоит?

— Хозяйка автомобиля — милая особа, поэтому думаю, что вы с ней по поводу цены договоритесь. Сейчас направо. Вот, собственно, и наша столовая.

Столовая меня поразила. Я-то думала, что она представляет собой унылое зрелище из нескольких обшарпанных столов и колченогих стульев, однако я ошибалась.

Столовая, хотя язык не поворачивался ее так называть, представляла собой огромный светлый зал в стиле классического барокко. На полу светло-бежевый ковер. Лепнина цвета слоновой кости на потолке и стенах придавала столовой помпезный вид. Потолок украшал плафон с изображением сцены из греческой или римской мифологии, точно не скажу. По краям плафона свисали хрустальные люстры. Зеркала вдоль стен, французские окна и тяжелые жемчужные шторы прекрасно вписывались в стиль барокко. Круглые столы были покрыты кипенно-белыми скатертями в два слоя, а стулья с подлокотниками были обиты атласной тканью с орнаментом-арабеской. Единственное, что указывало на то, что это помещение все-таки столовая, — это деревянные витрины с едой, на которых располагались: супы, гарниры, салаты и десерты. Рядом с витринами стоял мраморный стол с подносами, которые оказались пластиковыми. Ну слава богу, это все-таки столовая.

Выбрав блюда, я спросила у Питэра:

— Откуда такое богатство?

— Это здание до революции принадлежало графу, какому — не спрашивай, не знаю. После революции здание было национализировано, а потом долгое время пустовало, вплоть до второй мировой войны. После второй мировой войны здесь располагалось НИИ, а после распада СССР оно было выкуплено нашим Агентством. Время было милостиво к зданию, некоторые помещения остались в первозданном виде, столовая в том числе.

— Я так понимаю, что мой кабинет не сохранил свое первозданное состояние.

— Правильно понимаешь. Но не расстраивайся, практически все кабинеты выполнены в современном классическом офисном стиле, исключение составляют кабинеты Генриха, Кёнинга, Оберакера — и вроде бы все. Да еще Заосимова.

— И в связи с чем упоминается всуе фамилия великого инквизитора? Можно к вам? — спросила невысокая миловидная блондинка.

— Можно. Это Кира, — представил меня Питэр. — Рассказываю об интерьерах нашего Агентства, попутно знакомя с его наиболее значимыми фигурами.

— О да, Заосимов — это фигура. Меня зовут Иоанна, — представилась девушка. — Питэр нас представил наполовину. Это его вторая натура — делать все наполовину.

Питэр хмыкнул и махнул рукой.

— Почему великий инквизитор? — поинтересовалась я у Иоанны.

— Он начальник отдела безопасности, — вместо нее ответил Питэр.

— А еще у него жуткий характер. Я и про Заосимова, и про него, только у первого — страшно-жуткий, а у этого, — Иоанна кивнула головой в сторону Питэра, — невыносимо-жуткий характер.

— Кто бы говорил.

Во время обеда в столовую вошли две девушки, одна из которых была Ира из отдела кадров. Я улыбнулась ей и махнула головой, она улыбнулась, но потом улыбка сползла с ее лица. Она побрела к столу, где сидели три блондинки, вид у Ирины был горестный.

— Видите четырех блондинок у окна? — спросила я.

— Ты про доблестных сотрудниц отдела кадров говоришь? — уточнила Иоанна.

— Про них. С одной из них я познакомилась сегодня с утра, ее зовут Ирина, приятная девушка, но странная. Я предложила выпить кофе, а она отказалась, мотивируя это тем, что всему свое место. Может, время? — неуверенно повторила я.

— Место. Место. Всему свое место. Это первое правило Агентства, — рассмеялся Питэр.

— В Агентстве есть правила? Сколько их?

— Всего семь. Первое правило гласит, что у каждого свое место.

— Правда, оно неправильно толкуется, — пояснила Иоанна, — здесь не имеется в виду, что каждый сверчок должен знать свой шесток…

— Не согласен, — возразил Питэр, — это тоже подразумевается, однако главная мысль правила другая: каждый сотрудник Агентства имеет важное значение для его деятельности именно на своем месте. А вовсе не то, что первый этаж ниже второго, а третий — самый главный этаж.

— А я-то думала, что первый этаж всегда ниже второго, а тут оказывается, — язвительно сказала Иоанна.

— Говоря «этаж», я имел в виду сотрудников того или иного этажа.

— Да ты что.

Я решила прервать их перепалку и спросила:

— Какое второе правило?

— Всему свое время, — сказала Иоанна, — первый этаж не ниже второго.

Ну что же, второе правило я так и не узнала, видимо, каждый день я буду узнавать по новому правилу, так через полторы недели я буду знать все правила. Иоанна и Питэр продолжали препираться по поводу этимологии понятия «этаж». Я же закончила обедать и решила вернуться к тестовой каторге:

— Спасибо за компанию, но у меня много бумажной работы, поэтому покидаю вас.

— Забей на тесты, — посоветовал Питэр.

— Это тот редкий случай, когда я тебя поддерживаю, — согласилась Иоанна.

— Я все-таки постараюсь прикончить тесты.

— Смотри, как бы они тебя не прикончили, — предупредила Иоанна.

Я попрощалась и вернулась в свой кабинет. Там меня ждали тесты. Я с небывалым «энтузиазмом» принялась заполнять нескончаемые листы с вопросами, рисунками и таблицами. К своему удивлению, я прикончила первую стопку и половину второй в течение нескольких часов. Ну что же, все не так уж и плохо.

Тесты из второй стопки существенно отличались от первой партии. Открыв папку с очередным тестом, я вздрогнула. Картинка не для слабонервных: мужчина в робе и фартуке мясника разделывает мясо на небольшой кухне. Вроде бы ничего, однако мясо человеческое. В одной миске глаза, в другой руки, в третьей языки, в четвертой так сразу не разберешь, что это, какие-то мохнатые шары, фу-у-у. Зрелище не из приятных.

В кухне идеальный порядок, веселенькие шторки, милая утварь, забавные прихватки, салфеточки украшают подоконник, да и сам «повар» неплох. Но вот содержимое мисок и разделочный стол, точнее то, что на нем, вызывает отвращение. Под картинкой был вопрос: «Понравился ли Вам рисунок?» И варианты ответов: «да», «нет» и «не знаю». Выбрала — «нет».

На следующем листе теста тот же рисунок, но другой вопрос: «Понравился бы Вам рисунок, если бы Вы знали, что расчлененные люди при жизни были педофилами и маньяками?» И так же три варианта ответа, выбираю все тот же второй вариант.

Следующий лист теста: тот же самый рисунок и опять другой вопрос: «Изменилось бы у Вас отношение к рисунку, если бы Вы знали, что люди умерли естественной смертью и завещали, чтобы их тела расчленили?» Ожидаемые три варианта ответа. Даже не знаю, что ответить.

Очередной тест-рисунок производил неизгладимое впечатление. Главное, чтобы рисунок ночью не приснился. Итак, на рисунке изображено кафе, в котором мужчина во фраке вливает в горло испуганной женщины напиток ярко-красного цвета, при этом женщина привязана к стулу, а в ее глазах виден страх. Надо отдать должное художнику, он мастер своего дела: несмотря на неприятную картину, написана она великолепно. Но я отвлеклась. В кафе много людей. Каждый столик кофейни занят. Посетители лежат на столах, хотя вон та парочка около входа на кухню расположилась под столом. Светло-зеленый цвет лица, пена вокруг рта и рвотные массы свидетельствуют о том, что они чем-то отравились или были отравлены. Художник прекрасно отобразил предсмертные конвульсии на лицах посетителей кафе. И что самое невероятное, их лица спокойные и умиротворенные, что несколько дисгармонирует с общей картиной. Умиротворенная смерть в конвульсиях. М-да, художник, написавший эту картину, любитель контрастов.

Как правило, в кино преступления подобного рода совершаются несколько в иных интерьерах. Например, в заброшенных ангарах, старых подвалах, подземельях, обшарпанных домах, то есть там, где гора трупов смотрелась бы органично. Но никак не на милой кухне или в уютной кофейне. Как и в прошлом тесте, после рисунка следует тот же самый вопрос: «Понравился ли Вам рисунок?» Варианты ответов те же, как и мой выбор. На другой странице теста после рисунка следовал вопрос: «Понравился бы Вам рисунок, если бы Вы узнали, что все посетители кафе ушли из жизни добровольно из-за смертельной болезни? Девушка пыталась помешать их планам, ее пришлось убить». Господи, да кто такие тесты писал? В первый раз встречаю подобное психологическое извращение. Отметив «нет», я перешла к последней странице теста. Рисунок уже не шокировал, если бы тест содержал еще десяток страниц, я бы смогла смотреть на подобные картинки спокойно. Может быть, в этом и состоит цель теста? Вопрос под рисунком был следующего содержания: «Понравился бы Вам рисунок, если бы Вы узнали, что это зарисовка к триллеру?» Нет.

Я отбросила тест в сторону и с отвращением посмотрела на небольшую стопку, которая лежала на диване. Заполнять оставшиеся тесты желания не было, вот если бы сейчас произошло чудо… И, к моей огромной радости, оно произошло. Чудо звали Эмилия. Она ворвалась в мой кабинет. Мне даже на секунду показалось, что я увидела нимб над ее головой. А, нет, ошиблась, это освещение в коридоре.

— Я стучалась, но ты меня не слышала, — Эмилия взяла тест и, посмотрев на изображение «очаровательного» кафе, отбросила его, однако до стола тест не долетел и упал куда-то под стол.

— Что за гадость ты смотришь?

— Это один из тестов, которые я должна заполнить.

— Откуда? Кто тебе их дал?

— Получила в отделе кадров.

— Забудь про эту мерзость. Хотела тебя пригласить в кафе, если ты не занята.

— Не занята. Но после заполнения тестов в кафе как-то не хочется идти.

— Да ладно, чего киснуть, пойдем.

— Что за кафе?

— Обыкновенное кафе, но там фантастическая пицца и кофе. Заодно я помогу с переездном.

Я согласилась.

Кафе было небольшим, с минималистическим интерьером. Мы сели в зал для некурящих, который находился недалеко от входа. Сквозняк, странный запах. Назвать уютным это кафе не получалось. Мы заказали пиццу «Четыре сыра» и кофе капучино. Во время ожидания нашего заказа я спросила Эмилию про второе правило Агентства.

— Всему свое время, — ответила Эмилия.

— Я серьезно.

— Я тоже, второе правило Агентства — всему свое время.

— Понятно.

— А остальные правила какие?

— Третье правило — кто был первым, тот станет последним. Четвертое — инициатива наказуема исполнением. Пятое — движение — жизнь. Шестое, шестое… Шестое не помню, да и седьмое тоже. Все эти правила — полный бред. Не стоит обращать на них внимание.

— Тогда зачем они нужны?

— Изначально правила придумали ради шутки. Со временем некоторые сотрудники Агентства придали им слишком большое значение, что сыграло с ними, в свою очередь, злую шутку.

— Спасибо за разъяснение.

— Как тебе новая работа?

— Не знаю. Я еще толком и не работала. Весь день занималась бумажной работой. Познакомилась с Питэром, Иоанной, Раисой Леонидовной и Ирой.

— Ирой?

— Она в отделе кадров работает.

Эмилия кивнула головой, однако было ясно, что она понятия не имеет, кто такая Ира. Видимо, разделение по этажам в Агентстве имеет место.

Нам принесли пиццу. Надо отдать должное, пицца в этом кафе была хороша. Из-под толстого слоя сыра теста не было видно. Три больших круга сыра горгондзола, три треугольника дорблю и кедровые орешки украшали пиццу. На вкус она была еще лучше, чем на вид. С хрустящей корочкой теста снизу и пропитанная сырной массой сверху, она была великолепна. Сама же сырная масса была пышной, не резиноподобной, а приятно-тягучей текстурой. Жареные орешки придавали особую пикантность пицце. Ну что же, изумительный вкус пиццы и кофе компенсировали непрезентабельный вид этого кафе.

Эмилия сдержала слово и помогла мне с «переездом», а точнее переносом дорожной сумки с вещами из гостиницы в квартиру. Однокомнатная квартира с большой кухней-гостиной располагалась на Гороховой улице, она была не по-казенному уютной. Мне мое новое, возможно временное, жилье понравилось. Сидя на широком подоконнике, я наблюдала за жизнью города. Из окна спальни был виден маленький кусочек канала Грибоедова, но мне и этого было достаточно. Да, если ты идешь своей дорогой, несмотря на страхи, как свои, так и окружающих, все складывается наилучшим образом. В реальный мир меня вернул телефонный звонок. Это был мой братец Андрюша, та еще заноза. Меня всегда интересовало, как ему удается звонить в самый неподходящий момент?

— Кира, я слышал, ты в Питере, сделай одолжение, сходи на свадьбу и подари от нашей семьи подарок.

Мой брат — пастор в одной протестантской церкви, а поэтому считает, что все обязаны ему. На чем зиждется эта уверенность, не знает никто, кроме моего братца. А этот секрет он хранит в строжайшей тайне.

— Андрюша, позволь поинтересоваться, с какой стати я должна идти к незнакомым людям и дарить им подарок.

— Кира, они не незнакомые люди, а наши братья и сестры, и наш долг помогать им. Они создают семью…

Затем он стал пространно размышлять на тему, что цель нашей жизни — служение другим людям и Богу, а не удовлетворение собственных желаний. Я попыталась прервать этот поток нравоучений и увильнуть от столь сомнительной миссии. Мотивы были следующими: мне завтра рано вставать на работу, вечер понедельника не самое лучшее время для бракосочетания, я не люблю свадьбы, ибо недавно сама развелась. Но все тщетно, мой братец меня не слушал, он «толкал» речь.

Поняв, что сей монолог может затянуться надолго, а безболезненно остановить словесный поток братца сможет только мое согласие, я решила поехать на бракосочетание. Купив в ближайшем магазине комплект постельного белья и дождавшись такси, через полчаса стояла около протестантской церкви.

Ну что сказать. Печально, что Питер атакуют новоделы. Небольшая протестантская церковь в готическом стиле смотрелась странно среди новостроек. И это я ее еще видела вечером, как же она выглядит днем? Страшно представить трехэтажное здание с готическим апломбом Кельнского собора при свете дня.

Внутреннее убранство церкви было скромным, можно сказать аскетичным. Собрание или бракосочетание (так сразу и не определишь, у отечественных протестантов это интегрированные понятия) уже началось.

Я была на многих свадьбах, включая свою собственную, но это была очень странная свадьба с необычной невестой. Невеста сидела рядом со мной в последнем ряду. Она переобувалась из кирзовых сапог в туфли, жених был ей под стать, постоянно жевал жвачку и хихикал. Наверное, это у него нервное.

И зачем я пришла на эту свадьбу, я же их практически не знаю. Вот сидела бы в новой квартире, читала книгу, уютно пристроившись на подоконнике, так нет, теперь должна сидеть в холодном помещении в окружении незнакомых людей. Сколько раз говорила себе, что нужно быть тверже с братцем, но все впустую.

Какая-то девушка вручила камеру со словами: «Ты будешь снимать», — и убежала. Я стояла в углу и снимала священное таинство. Освещение было странным, на экране у всех лица как у утопленников. Невеста была счастлива, даже приторно счастлива, жених был мрачен. Пастор затянул проповедь, я его не слушала, как, впрочем, и все присутствующие. Это его злило, поэтому проповедь получилась скомканной. В конце церемонии ко мне подошла жена пастора и пригласила на свадьбу.

— Спасибо, но мне завтра рано на работу, — я попыталась тактично отказаться от приглашения.

— Празднование свадьбы будет проходить в нашем доме, он находится в двух шагах.

— Я не могу, так как знаю Питер не очень хорошо и боюсь, что искать свою улицу и дом мне придется долго. А мне завтра на работу надо.

— На этот счет можешь не беспокоиться, — она взяла меня под руку, — я лично довезу тебя домой.

Я покачала головой: какая она прилипчивая.

— Не обижай меня, да и остальных, отказом. Я давно тебя не видела.

Она потянула меня к запасному выходу из зала. Я пыталась сопротивляться, но она вцепилась в мой локоть мертвой хваткой. Пришлось согласиться, хотя мое мнение ее вообще не интересовало. Я не верила ее словам, думаю, что она меня вообще не помнит, просто ей что-то от меня нужно, вот только вопрос — что?

Экстерьер дома пастыря был калькой протестантской церкви, однако интерьер не был столь аскетичным. Все указывало на то, что огромный холл — это гордость хозяев дома. Узорчатый паркет, дорогая мебель, камин, старинные канделябры, массивная хрустальная люстра и картины — все кричало о достатке пастыря. Не ту профессию я выбрала, вон как ловцы душ человеческих живут. Видно, дорого нынче берут за душу. Интересно, почем курс? Словно прочитав мои мысли, жена пастыря сказала:

— Всем этим, — она показала на холл, — нас благословил Господь, что бы кто ни говорил.

Я кивнула головой. Конечно, это «Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову», другое дело — сыны Божии.

— Свадьба будет проходить в зале на втором этаже, лестница по коридору направо.

На второй этаж я вскарабкивалась, так как угол наклона лестницы составлял градусов семьдесят пять, легче было бы лезть по канатной лестнице.

В свадебный зал я пришла первой. Он был огромным, пол в черно-белую шашечку, мраморные колоны и длинные резные столы, стульев не было, их заменяли лавки. Видимо, в этом дворце о таком достижении, как электричество, не известно, на стенах зала горели факелы. Да и на первом этаже я не видела ни одной лампочки, в канделябрах и люстре были свечи. Интересный зал, уютный и в то же время грубый, темный и солнечный, забавное место, спокойное. Я села на лавку и стала ждать гостей. Неожиданно сзади меня кто-то тронул за плечо.

Я обернулась, сзади меня стоял молодой человек.

— Бежим, — прошептал парень.

— Куда мы бежим? Кто вы такой? Что происходит?

— Все вопросы потом, сейчас главное бежать.

Ну, бежим так бежим.

Задумка в виде побега из зала была интересной, только, в какую бы дверь мы ни выбегали, все равно возвращались в зал, но были уже у соседней двери. Действия незнакомца, на мой взгляд, были лишены всякого смысла, но мне было интересно, чем же все закончится. В итоге мы оказались у двери около окна и спрятались за шторой.

— А мы не могли сразу здесь спрятаться, или это физподготовка? — поинтересовалась у незнакомца.

— Нет, не могли. Но с юмором у тебя все в порядке, это радует, — оптимистично заметил мой новый знакомый, — значит, воспримешь все адекватно, то есть без криков и охов. Несмотря ни на что, сиди молча, как зверь в пуще, когда пришли охотники. Если не сможешь молчать, вот тебе платок.

Хорошо, что не сказал: «Вот тебе тряпочка».

Мы сели на подоконник и стали ждать. Жениха с невестой не было. Зато была жена пастора, которая давала распоряжение слугам, проверяла, все ли на месте. Я пыталась вспомнить, как ее зовут, но, увы, в моей памяти она отпечаталась как жена пастора.

Через какое-то время стали прибывать гости. Имена этих гостей были потрясающими, впрочем, как и их внешность. Например, Жаба Задушевная была похожа на существо с золотыми крыльями и человеческим лицом, тела не было. Я внимательно рассмотрела ее. Наверное, я все-таки ошиблась, какое-то тело было, можно сказать, что его роль выполняла шея с огромными ступнями. На лице один глаз был огромным, а другой впал в глазницу. Само лицо было в царапинах. Мерзкое зрелище.

Второго гостя глашатай объявил как Память Отбивающего. На счет Памяти ничего не скажу, но то, что он Отбивающий, — это точно. От него шла такая вонь, что глаза слезились и было тяжело дышать, и это при том, что он находился в другом от меня конце зала. Вот тут очень пригодился платочек. Выглядел сей гость тоже не очень. Безобразный карлик с огромным носом, длинными крючковатыми ногтями и в грязных лохмотьях. Жаба Задушевная, видимо не выдержав амбре нового гостя, подлетела к нему, схватила пальцами ступней его за шкирку и кинула в чан, стоявший в углу зала. Дикий крик Памяти О. заполнил зал.

— Ничего страшного, это соляная кислота, — пояснил мой новый знакомый.

Действительно, что тут особенного.

— Память Отбивающий, — объявил глашатай.

— Как, опять? — спросила я у гостя.

— «Теперь все новое», — пояснил незнакомец.

И действительно, new-Память-Отбивающий был другим. Высокий благообразный старик в чистой длинной льняной рубашке, с посохом в руке, совершенно не был похож на вонючего карлика, так сказать «древнее прошлое».

Третьим гостем был Дель Прета, желеобразное, неприятно-коричневого цвета существо. Так с первого взгляда сложно сказать, что он собой представляет, так как постоянно видоизменялся.

Остальные имена и образы, для сохранения душевного спокойствия, я решила не запоминать. Хотя внешний вид гостей был идентичен их именам. Среди всей этой компании особенно выделялась Смерть Живая. Это была женщина неопределенного возраста, одетая в белое красивое платье, отороченное черными кружевами, ее щека перевязана бинтом так, словно у нее болели зубы. Не жирная, скорее студнеобразная, платье врезалось в ее тело, напоминающее обтянутую тканью шину. Несмотря на то, что платье было чудесным, смотрелось оно на ней ужасно. Кисти рук женщины напоминали сосиски, на которые были надеты кольца с драгоценными камнями.

Мой… скажем, союзник прошептал: «Сейчас придет самый главный». Вошел старичок, ну сущий божий одуванчик. Такой весь аккуратный, в белой рубашке навыпуск, подпоясанный красным поясом, в лаптях и с мешком за плечами. «А где наши гости?» — спросил старичок, все вскочили, стали искать. Это было забавно, они смотрели туда, куда человек в принципе не мог поместиться, и очень удивлялись, когда там никого не находили.

— Ничего страшного, не судьба, — философски заметил старичок, подходя к Смерти Живой и снимая с нее повязку. Без повязки она выглядела еще хуже, если такое можно представить.

— Кто это?

— Это Новокаин Ночной. Все вопросы потом, хорошо? — сказал мой спутник.

После этого вся честная компания устроила гулянку: вино и водка лились рекой, казалось, что ни первое, ни второе со столов не убывает, а только прибавляется, хотя слуги не появлялись. Гости сладко пили да много ели, некоторые уже валялись под столом, другие на столе спали, а у третьих оставались силы для продолжения пиршества. Только старичок Новокаин да жена пастыря не пили. Но со временем гости устали и уснули. Алкогольные пары и обилие гостей оказывали негативное влияние на качество воздуха, поэтому дедушка Новокаин и жена пастыря открыли большое окно и ушли в другую комнату.

Воспользовавшись шансом, мы выскочили в открытое окно, используя длинную занавесь в качестве лестницы, и побежали прочь от замка. Бежали мы до тех пор, пока замок не оказался далеко позади, вокруг была тьма, ноги мои болели. Мы сели около речки.

— Что это было? — спросила я молодого человека.

— Ты как сюда попала? — в свою очередь спросил он.

Я ему рассказала про свадьбу. Молодой человек сказал, что попал сюда после того, как был приглашен на день рождения лучшего друга, и вот уже два года не может выбраться отсюда.

— Самое интересное, — заметил парень, — куда бы я ни шел, всегда прихожу к замку.

— А в замке, куда бы ты ни шел, всегда приходишь в зал, — догадалась я.

— Точно, загадка. Кстати, меня зовут Марк.

— Я Кира. А Новокаин Ночной — самый милый из всей этой компании, — заметила я.

— Да, такой добренький старичок-боровичок, и мухи не обидит, а на самом деле он не так добр и мил. Ты думаешь, кто все эти чудовища? Они когда-то были людьми, но, попав в этот замок, их черное «Я» победило. Новокаин Ночной одурманил их, и все их отрицательные черты стали гипертрофированы. Та же самая Смерть Живая была красивой и умной женщиной. Она собиралась выйти замуж, но тут ее подруга предложила сходить к гадалке, узнать, а счастлива ли она будет со своим мужем, так, ради шутки. И эта, вроде бы неглупая, женщина решила: почему бы и нет. Гадалка сказала ей, что на ней — венец безбрачия. И она никогда не выйдет замуж. Для того чтобы снять его, ей нужно выпить зелье. И дала ей зелье, которое женщина выпила.

— Так она же собиралась замуж, при чем тут венец безбрачия? — удивилась я.

— Ни при чем.

— И зачем она выпила зелье?

— Ты меня об этом спрашиваешь?

— Ну, тогда не такая уж она и умная женщина.

Марк согласился со мной.

— А затем пришли гости, и она их видела такими, какими хотело видеть ее черное «Я». Страшна не Смерть Живая, а Мертвая Жизнь. Вот и у этой женщины была мертвая жизнь, и чем больше она находилась с гостями хозяйки замка, тем больше она становилась скорее мертвой, чем живой.

— Хозяйка замка — жена пастыря? — спросила я.

— Ага, и жена пастыря, и гадалка, и мать лучшего друга. Она может оказаться кем угодно. Принимает любую личину, дабы заманить и одурманить человека, завладеть его добрым «Я».

— Зачем?

— Знаешь пословицу: грехов много — в рай не пускают. Как себе добавить светлого да стереть грехи? Где взять чистоту? Отобрать у другого человека.

— А ты как сумел спастись?

— Меня слуги спасли. Спрятали, а так как я был не единственным гостем в этот день, то они решили, что не велика потеря.

— И как ты сейчас живешь?

— Брожу, помогаю слугам и местным людям. Здесь все работают на этот замок.

Я спросила, а когда будет утро.

— Никогда, здесь нет ни утра, ни дня, ни вечера. Здесь постоянная ночь, точнее сумерки.

— Жуткое местечко. И что, нет шансов выбраться?

— Я считаю, что безвыходных положений нет, — сказал Марк, — но другие не верят, что можно выбраться отсюда.

— Печально.

Марк пригласил к себе домой переночевать и перекусить.

Я посмотрела назад. Мне показалось, что замок врос в скалу, пустил корни и теперь возвышался над морем, угрожая ему, словно ворон. Множество маленьких башенок походили на пики, верхушки нескольких больших башен терялись в тучах, и от этого создавалось впечатление, что они бесконечны, а стоящая на территории замка мельница напоминала орудие пыток.

— Гнетущее впечатление производит замок, — сказала я.

— Ага. Я рад, что живу в городе, а не в замке, хотя многие хотели бы перебраться туда. Ну, вот мы и пришли.

Домик Марка находился на краю города, около моря. Сам город был очень интересным, ничего подобного я никогда не видела. Стиль городка можно охарактеризовать как разнокалиберный. Тут были и аккуратные дома бюргеров, и маленькие швейцарские шале, и русские избы, и традиционные крохотные японские дома. Казалось, что этот город состоит из кусочков мозаики, которую неправильно собрал нерадивый школьник.

— Проходи. Будь как дома и забудь, что ты в гостях.

Я поблагодарила Марка. Его дом состоял из кухни и спальни, все удобства были на улице. Хозяин дома отдал мне в распоряжение единственную кровать в доме, а сам сказал, что будет спать в кухне на полу.

— Может, возьмешь одеяло? Не будешь же ты на голом полу спать, — предложила я Марку.

— Я привычный. Не волнуйся.

Мы покушали и быстро легли спать. Несмотря на усталость, заснула я не сразу. Это был очень тяжелый и необычный день. Все казалось таким реальным и в то же время нереальным.

Вот зачем я поперлась на эту свадьбу? Нужно было отказать брату, сказать, что это не мои проблемы, и не идти на эту чертову свадьбу. Но я, как всегда, не хотела ссориться с братцем. А теперь я, скорее всего, лишусь новой работы, жилья и снова окажусь у разбитого корыта. Совсем недавно я обвиняла женщину в глупости, а сама ничуть не лучше ее. Размышляя о своей слабохарактерности, я погрузилась в сон.

Первый рабочий день в городе

Утром я боялась открыть глаза. Теплилась надежда, что это просто сон, страшный сон. Но реальность была всегда ко мне беспощадна. Беленые стены, деревянный стол и табурет вместо милых обоев моей новой квартиры. Вчера это было интересное, захватывающее приключение, но сегодня я четко осознала, что не знаю, где находится мой дом. Да и вообще вернусь ли я обратно? Увижу ли родных и друзей?

— Не паниковать, надо что-то делать, — сказала сама себе. Быстро оделась и вышла в кухню.

— Доброе утро, — поприветствовал хозяин дома.

— Утро добрым не бывает, — парировала я.

— Здесь да.

— Я думала, что здесь не бывает утра, вечера, дня, ну и соответственно ночи. Сейчас же намного светлее, чем было вчера ночью.

— Я фигурально сказал, что здесь вечные сумерки. За то время, что я здесь нахожусь, солнце ни разу не выглянуло.

— А луна?

— И ее не было, кстати, звезд тоже не наблюдал.

— И как ты здесь живешь?

— Привык.

— Ты прав, человек ко всему привыкнуть может.

— Ну, не будем унывать, позавтракай, и я тебя пристрою на работу.

Как оказалось, каждый человек в городе должен иметь работу. Хотя и работой это занятие назвать тяжело. Я, например, должна была каждое утро с девяти до десяти ходить к колодцу и дергать за рычаг, то же самое должна делать вечером с 16:00 до 17:00. Марк работал в поле. Он выходил в поле к часу дня и стоял на нем минут двадцать, вот и вся работа.

Со временем я поняла, что у меня была еще очень интеллектуальная работа, у многих она была тупей и бессмысленней. Например, топтальщик. Он должен выходить к определенному углу дома и топтаться на месте пять минут в день. Или вязатель, работа которого заключается в передвижении по городу с завязанными глазами.

У меня создалось впечатление, что не важно, чем ты занимаешься, главное иметь статус и занятие. Ты — нажимальщица на рычаг колодца, а ты выбиватель ковриков на улицах А и В. А вот он — слуга в замке — почтенный человек. И все в городе знали, какой у тебя статус. При этом в городе никто не работал больше двух часов.

В городе не было денег, но при этом можно было взять еды из амбара и фермы, и больше, чем нужно, горожане взять не могли. Но не потому, что людей ограничивали моральные принципы, а потому, что они физически не могли вынести еду. Я сама видела, как одна женщина решила стащить яблоко. Так вот, когда она выходила из амбара, яблоко само выскочило из-под полы и вернулось на место.

Названия улиц были простыми, например, улица А или улица B. Марк жил на улице L. Горожане говорили на разных языках — кто на английском, кто на немецком, испанском, итальянском или на каком-то другом языке. Вот «какой-то другой язык» был основным в этом городе.

Во время знакомства с городом и его особенностями Марк спросил:

— Ты какой язык знаешь?

— Немецкий и испанский, хуже английский.

— А я хорошо говорю на английском и плохо на итальянском.

— На русском много?

Марк покачал головой и добавил:

— Теперь ты поняла, почему тяжело найти человека, который был бы твоим союзником в побеге.

— Понятно, ведь все говорят на разных языках, ну прям Вавилонская башня.

— И это полбеды, у каждого свой менталитет, своя культура, я уж не говорю о взглядах на жизнь и о привычках. Вот там, — он показал на улочку, состоящую из пяти крохотных домиков, — живут немцы. Они вроде бы должны понимать друг друга. Ан нет. Того, что живет в доме с синей трубой, зовут Гюнтером. И он говорит своим соседям только пять фраз.

— Каких?

— Типа «Guten tag», а общается он с японцем, который живет на улице C.

— Он что, японский знает?

— Нет, да и японец знает только свой родной язык.

— Как же они общаются?

— Просто Гюнтер точно знает, что может рассказать Хикару все, и тот его не осудит, не будет давать бесполезные советы и сочувствовать не сочувствуя.

Мой первый рабочий день прошел без происшествий, как, впрочем, и второй, и третий. В городе не было календаря, но были часы, которые располагались на одной из башен замка. Часы были видны из любой точки города, а ходили только в течение рабочего дня. Утром, вечером и ночью время останавливалось в буквальном и в переносном смысле. Это связано с тем, что их заводили в 9 утра, а останавливали в 6 вечера. После рабочего дня город вымирал. Я никогда не думала, что тишину можно услышать. Но, прожив в городе несколько дней, я услышала тишину, и то, что я услышала, мне не понравилось. Тишина была везде: на улице, в доме, мне даже казалось, что она находится во мне. Жуткое ощущение.

Видимо, только я обращала внимание на такие мелочи. Город жил своей безликой и однообразной жизнью, которая затягивала, как болото. И многим нравилось сидеть в этом болоте. Им казалось, что они нашли то, что искали, и пусть их обманом сюда завлекли, но это для их блага. В этом городе никогда и ничего не происходило, никто не умирал, не старел, но и никто не рождался, детей было немного, но у них были невыносимо взрослые глаза. Все в городе знали друг друга, а число жителей увеличивалось за счет новых гостей замка, которые чудом сумели не потерять свое «Я».

Горожане рассуждали так: раз нельзя убежать из города и замка, то надо жить в нем и приспосабливаться, ведь не все так и плохо. Правительства нет, работаем по нескольку часов в день, кушаем то, что хотим, а вещи не изнашиваются — красота. «Да это просто рай», — утверждал Альфред с улицы N.

Ни школ, ни больниц, ни каких-либо других муниципальных учреждений в городе не было. А зачем, ведь никто не болеет, не умирает, все умеют читать и писать, а кто не умеет — ну так меньше знает — лучше спит.

— Как ты думаешь, сколько идти до замка? — как-то спросил меня Марк.

— Ну, минут десять, а что?

— Да, иногда минут десять, а иногда и час, а иногда и два. Создается такое впечатление, что ты идешь, а замок, как горизонт, все дальше и дальше.

— Что это за место?

— Не знаю, да и никто не знает, хотя некоторые уже и не помнят, сколько они здесь живут. Некоторые видели Наполеона. Следовательно, можно сделать вывод о том, что многие живут в этом городе сотни лет, но они сами этого не помнят, они забыли свой дом, и им кажется, что они живут нормальной и полноценной жизнью. Здесь никогда и ничего не происходит. Кстати, ты первая гостья за последний год.

— Депрессией здесь часто страдают?

— Новые да, но на них не обращают внимания. Ведь спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

Мы сидели на набережной, которая была вымощена желтыми камнями.

— А все-таки интересно, что это за место? — снова спросила я.

— Мне кажется, что ответ можно найти в замке.

Я посмотрела на замок. Меня не прельщала перспектива исследовать его. Однако Марк прав. Через замок я попала в город, логично предположить, что там же находится и выход из этого гиблого места.

— Согласна. Его необходимо исследовать. Когда мы пойдем в замок? — поинтересовалась я у Марка.

— Все не так просто. В замок нельзя просто прийти, словно в музей. В замке можно только работать.

— Каким образом я могу получить работу в замке?

— Для этого нужно обратиться к благодетелю.

— К кому? — не поняла я.

— Благодетель — это такой человек, который может предложить работу в замке.

— У тебя есть такой благодетель?

— Есть. Мне уже предлагали должность одевальщика в замке. Пожалуй, я соглашусь.

— А что должен делать одевальщик? Кого-то одевать?

— Нет, он должен раскидывать салфетки по полу. В принципе, он одевает пол.

И как я могла подумать, что работа в городе может иметь хоть какой-то смысл? Хотя «одевать пол» — в этом что-то есть. Интересно, а куда потом деваются салфетки? Их кто-то собирает? Вряд ли, ведь в этом есть определенный смысл. В городе самая тупая работа считается самой престижной. Например, стукальщик: он должен стоять около определенной вертикальной поверхности и стучаться об нее лбом. Идиотское занятие, но такое уважаемое. Итак, мы решили, что Марк после работы будет исследовать комнаты замка.

На следующий день я ждала возвращения Марка с нетерпением.

Замок. Марк

— Мусор, грязь, мрак, — вместо приветствия сказал Марк, вернувшись из замка. Я вопросительно посмотрела на него.

— Вонь, тряпье, — продолжил он.

— Это какая-то игра? Ассоциации?

— Ассоциации, — мрачно повторил Марк, — только это не игра.

Оказалось, что после того, как Марк аккуратно раскидал салфетки по полу третьего этажа, он исследовал комнаты на этом этаже. Комнаты были завалены хламом и мусором. Они жутко воняли.

— Мне кажется, что я насквозь пропах всем этим дерьмом, — жаловался Марк.

— Ты все комнаты исследовал на этаже?

— Издеваешься. Только четыре.

— Сколько их всего?

— Ну, штук двадцать.

— Устрой меня на работу в замок, буду участвовать в разборе завалов.

— Я постараюсь. Не думал, что путь на свободу столь вонюч.

Марк продолжил сетовать на судьбу, я его подбадривала как могла. На следующий день Марк пребывал не в столь угнетенном состоянии. Через день к нему вернулся оптимизм и позитивный настрой.

К концу второй недели моего пребывания в городе мы с Марком не могли похвастаться тем, что далеко продвинулись в поисках выхода из города.

— Не кисни, — я потрепала Марка по плечу, — ты изучил весь второй этаж…

— Там еще три этажа и подвал, — грустно пробурчал Марк.

— Подвал?

— Подземелье, катакомбы, не знаю, как правильно называется это место. Никто не горит желанием работать в… — Марк подбирал слова.

— Пусть будет в подвале. А почему?

— Это мрачное и неприятное место. Говорят, там пропадают люди. Мне кухарка рассказывала, что уже несколько открывальщиков сгинуло на рабочем месте.

— Так значит, должность открывальщика вакантна?

— Да, не хочешь ты сказать…

— Что хочу стать открывальщиком, — я подтвердила его догадку. — Разве ты не понимаешь, подвал — это именно то, что нам нужно.

Марк непонимающе смотрел на меня.

— Подумай сам: люди, которые спускаются в подвал, не возвращаются. А это значит, что они возвращаются домой.

— Еще они могли там умереть.

— Такое тоже может быть.

— Тебя не пугает такая перспектива?

— Нет.

Марк неодобрительно посмотрел на меня. Странно, но в городе я ни разу не испытала страха. Досада, раздражение, скука — посещали мою душу, но не страх. А ведь меня нельзя причислить к храбрецам, скорее наоборот. Интересно, какие еще изменения в себе я найду.

Подземелье. Третья неделя

Вход в подземелье или подвал (я так и не поняла, что это) располагался в кухне, которая представляла собой большое и грязное помещение. На столах стояла утварь с остатками пищи, толпы тараканов вольготно бегали по тарелкам, жуткий запах ударял в нос. Не хотела бы я отведать здешнюю стряпню. Было одиннадцать дверей. Вот интересно, какая из дверей «моя». Не могу же я открывать каждую. Хотя могу, только вот как проверить, что это дверь в подземелье?

— Удачи, — пожелал Марк и поспешил ретироваться.

— Подожди. А какая дверь в подземелье?

Марк пожал плечами и вылетел из кухни. Осуждать его не буду, вид у кухни был малопривлекательный, а у подземелья, наверное, и того хуже.

— Здравствуйте, — я поздоровалась с кухаркой, которая сидела в углу и «чистила» картошку. Кухарка мотнула головой.

— Я открывальщица.

Кухарка вопросительно посмотрела на меня.

— Я здесь работаю. Точнее не конкретно здесь, а в подвале, в смысле в подземелье.

Кухарка продолжала вопросительно смотреть на меня. Я чувствовала себя глупо.

— Не подскажете, где находится подземелье?

Кухарка мотнула головой в сторону одной из дверей и продолжила «чистить» картошку. Видя, как она обращалась с несчастными клубнями картошки, мне захотелось основать общество защиты овощей. Что же она будет делать с бедными останками? В целях самосохранения я решила не задавать этот вопрос. Силой ее бог явно не обделил.

Дверь в подземелье открылась тяжело, света не было. Нет, не так, наблюдался слабый отблеск света в конце туннеля. Про туннель — это я образно, так как меня ждало увлекательное путешествие по винтовой лестнице. Я ползла по ней вдоль стены, перила отсутствовали, стены были склизкими и противными, ступеньки высокими. Передвигаться было тяжело. Я ориентировалась на слабый огонек. Место не из приятных, но нужно искать выход. Я целую вечность спускалась по лестнице, и, преодолев сей путь, я увидела, что «свет в конце туннеля» оказался факелом.

Как мне объяснил Марк, я должна открывать и закрывать дверь в подземелье, которая располагается рядом с факелом. Подземелье оправдало все мои ожидания: высокий сводчатый потолок, корни вековых деревьев украшают старинную кладку стен. Слышно завывание ветра. Дверь была деревянной и массивной, без каких-либо украшений, ручки не было, однако в центре двери торчало кольцо. Да, это определенно подземелье.

Я открыла дверь и моему взору предстало… Так сразу и не скажешь, что это за место. Попробую описать. Длинный висячий мост соединял подземелье и небольшой пятачок, дальше же ничего не было видно из-за сизого тумана. Мост не внушал доверия.

По мосту было идти захватывающе и волнительно. Внизу виднелись языки пламени. Это что, вход в ад? Если бы это был ад, то мне кто-то должен сказать, что я умерла. Пятачок оказался не таким уж и маленьким, каким казался на первый взгляд. Туман рассеялся, и я увидела три огромные «дыры». Возможно, это вход в пещеру или туннель. Или это чистилище. Налево пойдешь — в ад попадешь, направо пойдешь — рай обретешь, а прямо пойдешь — обратно к прежней жизни придешь. Ну что же, для первого дня раза достаточно.

Вернувшись в мир света и тепла, а проще говоря, на кухню, я увидела взбудораженного Марка.

— Я должен тебе что-то показать, — он схватил меня за руку и потащил наверх. Я не сопротивлялась. Мне представилась возможность исследовать сам замок. Ну что же, внутри он оказался еще мрачнее, чем снаружи. Замок напомнил чудовище, если рассматривать его изнутри. Чрево — зал, в котором проводятся пиршества, кровеносные сосуды — коридорчики, лестницы, переходы, бродить по ним можно было бесконечно, они переплетались между собой и напоминали замысловатый лабиринт, выход из которого один — в зал. Сердце, пожалуй, подземелье. Да, странное строение у этого чудовища. Мы с Марком долго плутали по замку, пока не пришли к комнате на втором этаже. Он открыл дверь и впихнул меня в комнату.

— Ну, что скажешь? — восторженно сказал Марк.

Комната была средних размеров, в углу стоял колченогий стул, а в центре возвышалась груда хлама.

— И что я должна увидеть?

— Присмотрись внимательно, — Марк показал мне поднос.

— Похоже, он серебряный, — сказала я, после того как осмотрела поднос и увидела пару клейм.

— Точно тебе говорю, серебряный. А еще здесь есть куча золотых изделий, диадема, несколько жемчужных браслетов…

Марк еще долго показывал мне сокровища. Меня сокровища не вдохновили, что я с ними буду здесь делать, в этом богом забытом месте?

— Я была в подземелье, — и я поделилась с Марком результатами своих исследований.

— А, замечательно, — рассеянно сказал Марк, вертя в руках один из слитков золота.

— Значит, ты завтра пойдешь со мной исследовать туннели?

— Ага. Прости, что исследовать? — Марк с трудом оторвал взор от золота.

— Туннели, — он меня не слушал. Я еще раз рассказала о подземелье.

— Зачем? — спросил Марк.

— Что зачем? — не поняла я.

— Зачем мы пойдем в туннели?

— Ну как же, мы же ищем выход из города.

Марк нахмурился и грустно посмотрел на сокровища. Я его теряю. Нужно его как-то мотивировать.

— Ты можешь забрать с собой несколько золотых слитков, пару браслетов, диадему, ну еще чего-нибудь по мелочи. Подумай, все равно здесь эти сокровища бесполезны.

— Возможно, ты права. Мне нужно подумать. Пойдем домой.

А дома нас ждал сюрприз.

На двери дома Марка висел лист бумаги, на котором было написано:

«Вашей подопечной предоставляется отдельно стоящее жилье».

Не знаю, радоваться мне этому или нет. Вот чувствую, что здесь есть какой-то подвох.

Мой домик состоял из одной-единственной комнаты и крошечной уборной. Марк искренне радовался, что у меня есть свое жилье и я могу свалить, пардон, уехать в свой дом. Наблюдая, как Марк радуется моему отъезду, я поняла: он не хочет искать выход из города, он вообще не хочет его покидать. Но я все-таки решила его «вернуть на путь истинный». На следующий день я еще раз поговорила с Марком, но он постарался как можно быстрее от меня избавиться, сказал, что понял «истинную сущность пребывания в городе», мол, ничего просто так не происходит и, видимо, судьба ему жить здесь, мол, нужно покорно принимать испытания, которые нам шлет Бог.

Я выслушала тираду о «кротости и смирении» и пожелала ему счастья. А почему бы и нет, он же обрел свое счастье. Не стоит читать проповеди, взывать к голосу разума, все пустое. Это его выбор и его жизнь. Кто я для него? Пожалуй, никто. Он кивнул головой и ушел. Ну что же, хозяева замка держат руку на пульсе, знают, за какие ниточки потянуть, дабы отбить охоту сбежать из города.

Настроение было паршивое, так как я не знала, смогу ли в одиночестве осуществить побег. Я не боялась погибнуть или заблудиться в замке или сгинуть в подземелье. Мне не хотелось затягивать поиски выхода. Теперь мне придется выбираться из этого гиблого места одной. Можно, конечно, попытаться найти нового союзника, но шансы невелики.

К вечеру на ум пришел третий вариант — устроить революцию. Эта идея мне очень понравилась. Что я теряю? «Нам теперь терять-то нечего, кроме собственных оков». А что? Неплохая идея. Горожане скидывают с себя оковы страха, безразличия и безволия, а некоторые стараются покинуть город. Но мне будет достаточно, если они восстанут против хозяев замка. Я так и вижу, как толпа разъяренных горожан с факелами направляется к замку и сжигает его. На этой оптимистичной ноте я заснула.

На следующий день я продолжила исследование подземелья. С какой дыры начать? Вот не помню, какая дорога в сказках была верной, а жаль, может быть, мне это помогло бы. Решила начать с центральной. Дыра оказалась туннелем, как я и предполагала. Было темно, хоть глаз выколи, к тому же я постоянно спотыкалась о какие-то неровности и проваливалась в ямы. Пришлось идти вдоль стены, которая оказалась склизкой и вонючей.

Я шла, шла, шла, а туннель все не кончался. Мои глаза успели привыкнуть к темноте, но мне это ничего не дало. Пришлось вернуться обратно, в следующий раз буду исследовать левый туннель.

Во время «прогулки» по туннелю я размышляла по поводу революции. С чего начать? Ведь не могу же я подходить к горожанам с предложением: «А не устроить ли нам революцию, голубчик?» Нужно найти другой путь. Попробую понять, что волнует местных жителей. Чем они недовольны. Ведь что-то их не устраивает. Начать свою исследовательскую работу я решила с кухарки (или кем она там работает).

— Здравствуйте, — вежливо и дружелюбно приветствовала я кухарку, которая занималась уже привычным для меня издевательством над картошкой. Кухарка злобно посмотрела на меня.

— Меня зовут Кира. А вас как? — не сдавалась я.

— Ich verstehe nicht, — наконец-то ответила кухарка.

— Guten Tag. Mein name ist Kira.

— Grema.

А потом она очень быстро заговорила. Мой немецкий не настолько хорош, чтобы дословно понять ее монолог, но по тому, как часто она употребляла слово müde, я поняла, что ей все до чертиков надоело — работа, город, какой-то Джон или Джонс, картошка; может быть, и я ее достала. Я сочувственно кивала головой. Выговорившись, Грема с отвращением осмотрела кухню. Не думаю, что сейчас стоит продолжать разговор. Может быть, в следующий раз.

Дальнейшее исследование туннелей не приблизило меня к выходу из города. Они были братьями-близнецами центрального туннеля и не представляли для меня никакого интереса.

Четвертая неделя

Тишина, звенящая тишина — это основной звук города. В городе я ни разу не слышала ни тяжелого стука ботинок, ни цоканья женских каблучков, ни задушевной беседы пары забулдыг. Ничего. Сегодня утром все было по-другому. Я встала, сделала на доме зарубку, которая свидетельствовала о том, что идет 26-й день моего пребывания в городе. И только собралась обдумать дальнейшие действия по исследованию подземелья, замка, общению с горожанами, как услышала дикий крик. Я выбежала на улицу и побежала в сторону, откуда доносился крик.

Добежав до одной из площадей города, я стала свидетельницей сцены, которая потрясла меня. Две женщины внушительных объемов таскали друг друга за волосы, издавая при этом боевой рев бешеных самок. Они напоминали борцов сумо. Тут я заметила нечто болтающееся между округлостями двух женщин. Приглядевшись, я поняла — это причина ссоры. Все банально: шерше ля фам, точнее не фам, совсем не фам.

Голова мужчины была зажата между «соблазнительными» выпуклостями дам, а тело безвольно болталось. Интересно, он еще жив? В это время у одной из женщин в руках оказался трофей в виде клока волос соперницы. Соперница с диким криком отбежала назад и с остервенением набросилась на противницу. Мужчина естественным образом упал вниз и спешно уполз.

Окружающие подбадривали дерущихся, махали руками, аплодировали, свистели. Меня же эта картина не только позабавила, но и обрадовала. Моя деятельность принесла плоды. Горожане оживают. Однако почивать на лаврах еще очень рано, и я отправилась на «работу».

На кухне я встретила Грему и рассказала о той сцене, свидетельницей которой стала. Она посетовала на то, что не видела этого увлекательного зрелища, и предупредила о чудовищах, которые обитают в подземелье.

Ungeheuer? Что она имела в виду?

Город. Подземелье. Пятая неделя

Шел тридцать четвертый день. Тридцать четыре дня я живу в этом городе — и ни на йоту не приблизилась к выходу из города. Я уныло брела по мосту. Революция давала плоды, правда, они были горькими и несъедобными. На душе было мерзко и грустно. Неужели я всю жизнь буду бродить по этим туннелям и мосту, топтаться на пятачке, хлопать дверью? Хотя о чем это я, хлопать дверью уже не надо было. Горожане отказывались работать, ели прямо в амбаре, грабили замок, в общем, вели себя по-свински. Неожиданно я услышала деликатное «кх». Я обернулась.

— Ungeheuer, — растерянно сказала я.

— Ja! — радостно взревело одно из чудовищ и замотало головой. — Nein. Wir sind keine Monster.

— Так монстр или не монстр?

— А ти совьецкая? — уточнил монстр. Хотя какой он монстр, просто обросший мужик. Понятно, Грема приняла этих двух неандертальцев за чудовищ. Это не удивительно. Они обросли до такой степени, что видны были только глаза. Одеты они были в какие-то рубища, кожаные ленты оплетали их тела. У одного в руках был топор, а у другого что-то вроде кирки. Вылитые чудовища. Но это я отвлеклась. О чем это он лопочет?

— Нет, я не советская, в смысле я не из СССР. Я из России. Russland.

Мужчина растерянно смотрел на меня. Видимо, в городе живет он давно.

— СССР больше нет, — пояснила я.

— DDR?

— Тоже нет, Берлинская стена рухнула, советский режим пал, — зря я это сказала.

— Warum? — чуть не плача спросил мужик. Я даже не знала, что ему ответить. Когда распался СССР, мне было лет десять, в школе же больше говорили про путч да расстрел Белого дома. Наверное, какой-то одной причины гибели империи нет. Здесь комплекс причин. И межнациональные конфликты, и прилизанные СМИ, и кризис экономики, а еще я вспомнила строчку из песни: «им нечего больше хотеть». Но не могу же я все это выплеснуть на беднягу. Даже не знаю, что ему сказать. Вон как он убивается.

— Wenn? — задал следующий вопрос мужик, придя в себя.

— Лет пятнадцать-шестнадцать назад. Sechzehn. Меня зовут Кира, — представилась я, заодно сменю тему разговора.

— Ульрих.

— А как вашего спутника зовут? — я кивнула головой в сторону обросшего блондина. Ульрих пожал плечами. Я спросила блондина, как его зовут, он улыбнулся и закурлыкал.

— На каком языке он говорит? — спросила я.

— Ich weiß nicht.

Я попыталась выяснить, как зовут блондина, самым примитивным способом. Сначала показала на себя и сказала: «Кира», а затем ткнула пальцем в сторону блондина. Не скажу, что мои изыскания не принесли успеха, блондин что-то курлыкал, но произнести это я не смогу. Хотя могу попробовать.

— Догрлбы, дограрлаб, дарлаграл…

— До, га, ла, — прервал мои мучения Ульрих.

— А как ты его зовешь?

Мой вопрос поставил в тупик Ульриха. Он никак не называл блондина.

— Но ведь нужно как-то его называть. А сколько лет ты его знаешь? — поинтересовалась я у Ульриха, а он мне показал один палец. Один год, и за все это время он не смог понять, как зовут, скажем, его напарника. — Но ты к нему как-то обращаешься. Там, эй или что-то в этом роде.

— Du, — ответил Ульрих, а блондин радостно закивал головой. Ну что же, Ду так Ду.

После того как мы определились, как кого зовут, я спросила у Ульриха, как он попал в это гиблое место. Он жил в Потсдаме, работал на заводе, был активным членом СЕПГ, у него была распланирована вся его жизнь. Теперь-то я поняла, почему он так расстроился. Той жизни, ради которой он выбирался из города, нет. Его ждет чуждая ему страна. Пожалуй, не стоит говорить ему о евроинтеграции, толерантности и прочих изменениях. Вдруг он захочет остаться в городе. Я, в свою очередь, рассказала о себе, Марке, революции и моих поисках. Он одобрительно отнесся к моим затеям с революцией. Ему понравилась эта идея, так как это отвлечет внимание хозяев замка.

— Их нюжно ermorden, — подытожил Ульрих.

— Хозяев замка? — уточнила я.

Ульрих качнул головой. На мой вопрос — зачем? — сказал, что я сама пойму. А сейчас нужно искать выход.

Ульрих с Ду проделали колоссальную работу по исследованию подземелья. Три туннеля, которые я пыталась исследовать самостоятельно, оказались пустышками. Это путь в никуда, так как в конце они соединяются в единый туннель, образуя тупик. Есть также и другие туннели, вход в которые располагался рядом с мостом. Мы вернулись к двери, которая вела из подземелья в замок, и повернули направо. Этот путь не виден, по нему нужно идти на ощупь, спотыкаясь, но идти.

Новый туннель представлял собой систему разветвленных дорог, мостов, подземных коридоров. Господи, кто все это строил? И зачем? Ульрих сказал, что он не знает. У Ду я решила не спрашивать. Ульрих с Ду исследовали всю правую часть подземелья, центральную дорогу с ее ответвлениями, частично обследовали левую часть подземелья. Год-другой — и мы полностью исследуем этот подземный мир, оптимистично закончил Ульрих. Год, другой? А я-то думала, месяц-другой. Наивная.

От дома пришлось отказаться, как и от жизни в городе, спали мы на матрасах, позаимствованных в замке. Пищу брали с фермы. Да-да, в городе был не только амбар, но и ферма. В основном нашей добычей были курицы, которых ловко разделывал Ду. Я раздобыла соль, а Ульрих их жарил на костре.

— Fräulein. Жизн ваша била kein Zuckershclecken. Вы лишится голов, — обратился Ульрих к тушкам трех птиц, которые были нанизаны на импровизированные вертела и жарились в языках пламени костра.

— Да и смерть не принесла вам облегчения. Покойтесь с миром в наших желудках, — продолжила я.

— Аминь, — закончил Ульрих.

Столь обильный обед объяснялся теми изменениями, которые происходили в городе. Несмотря на революционный настрой горожан, хозяева замка смогли перехватить инициативу и встать во главу протестного движения. Началось строительство нового замка, каждый день появлялись новые законы, ужесточалась жизнь в городе. Именно поэтому мы брали столько еды, сколько могли унести, так сказать впрок. Ведь неизвестно, сможем ли мы раздобыть еще провизии. Теперь-то я поняла слова Ульриха об ermorden. Понимаю, но не разделяю.

Подземелье. Седьмая неделя

Мы уже несколько дней не выходили в город. Нам удалось раздобыть мешок крупы, пару куриц и петуха. У нас появилась импровизированная ферма. В городе произошли существенные изменения, тирания закона и праведности — новая жизнь. Хозяева замка снова взяли власть в свои руки. Старый замок практически разрушен, а вместо него строится новый. Теперь в городе регламентируется абсолютно все, каждый вздох. Все работают на благо города в течение 12—15 часов в день, выходных нет. И самое парадоксальное — жителям города это нравится. Они уверены, что вот она — лучшая жизнь. В городе я встретила Марка, который полностью поддерживает новую власть. Он считает, что теперь все будет по-другому, нужно только подождать.

— Еды меньше стало, — сказал Марк, — но, как говорится, не хлебом единым жив человек. Больше работать стали, так ведь для себя работаем. У нас теперь есть свобода. И это главное.

Я не стала разубеждать его. Свобода? Ха-ха-ха. Парадоксально. Горожане жили еще хуже, чем до революции. Но они были рады такой жизни. Мне даже не было их жалко.

В подземелье я вернулась в подавленном состоянии. Не такого исхода я ожидала. Идея была хорошей, а исполнение подкачало. Я надеялась на сознательность граждан. Наивная чукотская девочка.

Ульрих подбадривал меня, мол, первый блин комом, а следующая революция у меня обязательно получится так, как надо.

— Следующая? — возмутилась я. — С меня и одной хватит. Когда мы выберемся из этого подземелья, напоминай мне почаще, что организация революций — не мое призвание.

Ульрих кивнул головой, но сказал, что не стоит отчаиваться.

Подземелье. Девятая неделя

Мы продвинулись достаточно далеко. Дорогу расчищали киркой и лопатами, которые я экспроприировала у хозяев замка. В городе мы не были уже две недели. Тоска, отчаяние и усталость захватили меня. Мне хотелось покинуть это чудовищное подземелье. Хотелось выбраться отсюда как можно быстрее, но я понимала, что если сбегу, то никогда больше сюда не вернусь и шанса выбраться из этого города у меня не будет. Я буду вечно жить в нем. Со временем все вернется на круги своя, и каждый день будет похож на вчерашний, на позавчерашний и на тот, который был год назад, и десять, и сто лет назад. У меня даже не будет такой замечательной возможности, как сойти с ума или покончить жизнь самоубийством.

И если я вернусь в город, то, скорее всего, я привыкну к жизни, возможно, она мне даже понравится (Марк — яркий тому пример), и это болото затянет меня. В какие-то моменты мне становилось страшно: а вдруг я никогда не выберусь из подземелья. Буду вечно бродить в этих туннелях в поисках выхода. У меня даже промелькнула мысль: так вот ты какой, ад.

— Отдых, — сказал Ульрих. Но я не хотела останавливаться и продолжала расчищать очередной завал.

— Обед, — повторил Ульрих.

— Не могу, — ответила я.

— Warum? — спросил Ульрих.

— Понимаешь… Я не самый храбрый человек на земле. А этот город олицетворяет все то, чего я боюсь. Сейчас я хочу идти до конца.

Ульрих с удивлением смотрел на меня. А я осознала, что ко мне вернулся страх. Я ему даже обрадовалась: значит, выход рядом. У меня открылось второе дыхание.

— Здесь выход, — сказала я. Ульрих с опаской посмотрел на меня. Ду жестами пытался выяснить, что со мной произошло и почему я так странно веду себя. Ульрих покрутил пальцем у виска. Не знаю, понял ли Ду правильно этот жест, но он схватил кирку и кинулся расчищать вместе со мной завал. Ульрих поддержал наш порыв.

И мы добились своего, расчистили завал. Однако радости мы не испытали. Очередной тупик. И хотя меня никто не обвинял, настроение было паршивое. От злости я ударила ногой по тупику. Стена рассыпалась, и за ней я увидела… Аничков мост.

— Все чудаковатее и чудаковатее, — заметила я.

Ду рассмеялся и прыгнул. Мы с Ульрихом последовали за ним.

Место и время — понятия не имею

Руки, ноги целы. Я могу ими пошевелить, с трудом, но могу. А это уже неплохо. Дышать тоже могу, и вроде бы без посторонней помощи. Веки открываются с трудом. Слава богу, я в больнице. Никогда меня еще так не радовали белые стены этого заведения.

— How are you? — с радостью спросила милая медсестра, которая неожиданно возникла передо мной.

— Fine, — сейчас все fine. Кстати, а почему она говорит по-английски? И где я нахожусь? Встав с постели, я удостоверилась, что могу ходить. Медсестра таинственным образом исчезла из палаты. А ведь я хотела узнать у нее, что это за место.

К моему запястью были прикреплены какие-то провода, ведущие к аппарату. К моему удивлению, аппарат висел в воздухе. Каким образом — не знаю. Как, впрочем, и не знаю, что это за штуковина. Поэтому исследую местность вместе с ним. Выйдя из палаты, я очутилась в холле больничного номера. Да, неплохое место, только вот какое?

— Вы можете не таскать за собой аппарат. Вы на редкость здоровая девушка. Меня зовут Генрих, — представился мужчина. Выглядел он лет на сорок, может быть, был старше или моложе. Я никогда не могу определить точно, сколько человеку лет. Серые с зелеными прожилками глаза, каштановые волосы, широкий нос.

— Очень приятно, меня зовут Кира, — представилась я, но, скорее всего, он и так знает, как меня зовут. — Я могу позвонить домой?

— Попробуйте, но у вас вряд ли получится это сделать, — сказал Генрих и пультом открыл жалюзи. На территории больницы было множество маленьких домов, они располагались в шахматном порядке в… воздухе; казалось, что они парили. Из одного домика вышла медсестра, наступила на что-то вроде коврика и опустилась вниз, на огромное зеленое плато.

— Врачи утверждают, что это очень успокоительно действует на больных, — пояснил Генрих.

— Я в дурдоме? — на всякий случай я решила уточнить.

— Нет, — улыбнулся Генрих.

— Вот ваш чай, а вот свежая газета, — сказала медсестра и нажала кнопку на журнальном столике; появилась проекция газеты от 7 марта 2208 года. Она мило улыбнулась и вышла.

— Как ни банально звучит, но добро пожаловать в будущее, — сказал Генрих.

В больнице было установлено, что переход во времени мне не повредил. Я действительно на редкость здоровая девушка. Меня могут выписать из больницы хоть сейчас. В просторном холле больницы меня ждал Питэр.

— Привет, — Питэр махнул рукой.

— Добрый день.

— Тебя домой отвезти или на работу?

— А меня не уволили?

— С чего бы это?

— Ну не знаю… за прогулы, например.

Питэр рассмеялся.

— Так куда прикажете ехать?

— На работу. Кстати, а где я работаю?

— Ну ты даешь. В рекламном агентстве.

— Нет. Это я в 2008 году работала в рекламном агентстве, а где я сейчас, в 2208 году, работаю?

— Там же.

— Двести лет прошло, а оно все еще функционирует?

— Да, старушка.

Господи, я-то думала, что в городе пробыла несколько недель, а оказывается — двести лет. Меня так потряс этот факт, что я не заметила, как мы с Питэром доехали до Агентства.

Фасад здания Агентства не изменился. Старинный трехэтажный особняк, та же дубовая резная дверь. Как странно, я в Агентстве проработала всего лишь один день. И вот прошло… двести лет, а я все хорошо помню, как будто это было вчера.

Если фасад за двести лет не изменился, то интерьер поменялся кардинально. Это меня несколько расстроило, так как теплилась надежда, что это всего лишь розыгрыш, глупая шутка, и я нахожусь не в 2208 году, а в 2008, но нет. Парящие полки и исчезающие двери свидетельствовали об обратном.

— Кира, — сказал Питэр, нажимая кнопку лифта, — у тебя, наверное, много вопросов. Генрих сможет на них ответить.

— На самом деле у меня вообще нет никаких вопросов, — ответила я, заходя в лифт. И это была чистая правда. В моей голове был тихо и безмолвно.

В приемной Генриха меня встретила секретарша, проводила в кабинет, спросила, буду ли я чай или кофе. Я отрицательно покачала головой.

— Но я вам все-таки принесу чай. Располагайтесь, — и она показала на два кресла, стоявшие около большого стола. Я села и осмотрелась. Стены были обиты деревянными панелями темно-коричневого цвета, камин, журнальный стол, подзорная труба; винтовая лестница вела на импровизированный второй этаж, где располагалась библиотека.

— Извините, что заставил вас ждать.

Я кивнула головой: ничего страшного.

— Кира, можно на «ты»? — спросил Генрих. Я снова кивнула головой, почему бы и нет.

— Как ты заметила, у нас не совсем обычное рекламное агентство.

Он замолчал и посмотрел на песочные часы, стоящие на его столе. На всякий случай я еще раз решила кивнуть головой, чисто из вежливости. Хотя он прав, Агентство существует двести лет… Стоп. Пустота, царившая до этого в голове, исчезла, и вместо нее появились вопросы, много вопросов. Почему Питэр не изменился? Ладно я, но он-то почему выглядит так, словно этих двухсот лет и не было? Хотя и со мной не все понятно. И Генрих…

— Наша организация существует с 1945 года, — продолжил Генрих, — ее основная цель состоит в формировании общественного мнения.

— Никогда не слышала о такой организация.

— Официально такой организации нет, есть рекламное агентство, больница, колледж, школа танцев, пекарня, университет, но «Всемирной организации по формированию общественного мнения» — нет. Наша организация, — продолжил Генрих, — имеет филиалы во всех странах мира. Начиная с 1945 и до 2008 года наши ученые сделали огромный прорыв в науке, научились контролировать процесс старения, выяснили природу смерти, времени, пространства, мы обладаем знаниями, которыми постепенно делимся с этим миром.

— Почему постепенно?

— Потому что людям не нужно знать все и сразу. Они это не поймут. Это их испугает. Например, расскажи среднестатистическому человеку, что он может жить вечно. Да он сойдет с ума, он будет вечно жить с этой женой, вечно ходить на эту работу. Это ад, а не жизнь, так и до самоубийства недалеко. Людям, конечно, нужны подобные знания, но не сейчас. Человечество не готово к таким открытиям. Мы отслеживаем, что нужно людям, отдельной стране, ну и миру, взаимодействуем с правительствами отдельных страны. Если они не в состоянии дать своему народу то, что ему необходимо, мы помогаем, но стараемся не вмешиваться в государственные дела. Также мы регулируем технический и научный прогресс, мировоззрение и так далее.

Как я уже говорил, мы умеем управлять пространством и временем, а ввиду некоторых причин центральные агентства, всего их девять, находятся в двух временах — 2008-м и 2208-м, о причинах расскажу попозже. Почему ты здесь? Ответ простой: у тебя достаточно высокий уровень свободы выбора. По статистике, 50% людей делают выбор на житейском уровне. 45% людей умеют делать выбор на профессиональном уровне. 4% людей могут делать выбор на социальном уровне. 0,9% людей могут делать выбор в пределах одной страны или даже целого мира. И 0,1% людей могут делать абсолютный выбор. Правильный или нет — это другой вопрос, но они принимают решение, реализуют его и уверены, что оно необходимо здесь и сейчас. Пусть окружающие не понимают этого, но они берут на себя эту ответственность.

Обратимся к Библии, точнее к началу, которое, к слову, было совсем не плохо. Жить в раю — что может быть лучше, но потом появляется змей и предлагает Еве познать добро и зло. Она, подумав минуты этак две, приняла решение стать богиней, а заодно и своего мужа сделать богом, результат известен всем. И знаешь, из этой троицы один обладал абсолютной свободой выбора, и что-то мне подсказывает, что это были не Адам с Евой. Это был тот, кто не оправдывался и не сожалел о своем выборе. Так не будем искушать людей, не будем заставлять их делать выбор, который они не могут, да и не должны делать. Кира, есть люди, которые могут распоряжаться судьбами людей, даже если их решения приведут к гибели других людей. Эти решения основаны на свободе выбора, свободе от условностей, которые диктует мир.

— Мне кажется, что вы говорите про, как бы так потактичнее сказать, маньяков.

— Нет, это политики, ученые, кондитеры, журналисты, архитекторы, писатели, — улыбнулся Генрих. — Просто они умеют делать выбор за других людей. Мы же помогаем.

— В выборе?

— Возможно.

— А если появится человек, который захочет диктовать свой выбор? Вы его убьете?

— Зачем? — удивился Генрих. — Если человек может делать подобный выбор, значит, он либо в нашей организации, либо мы его контролируем, о чем он даже не будет знать. Ты же обладаешь высокой степенью свободы выбора и сама можешь принимать решения.

— Вы ошибаетесь, — я усмехнулась, — мой выбор зависит от мнения окружающих меня людей. Я пошла учиться в Строгановку, потому что этого хотели мои родители; работу — предложил преподаватель. Я была замужем за… в общем, я не умею делать выбор.

— Умеешь, — заверил меня Генрих, — ты просто этого не знаешь. Со временем ты научишься.

— Возможно. И если можно научить меня, почему же нельзя обучить остальных людей этому навыку?

— У них нет таких способностей, они умеют делать выбор в определенных пределах. Кстати, нацисты и коммунисты проводили эксперименты, цель которых — исследование особенностей выбора у людей и развитие способностей к абсолютному выбору. В результате исследований было установлено, что испытуемые сходили с ума, они считали, что над ними издеваются и подвергают страшным пыткам. Итак, я предлагаю тебе работу в нашей организации, ты можешь выбрать любое агентство.

Генрих нажал кнопку, и на маленькой стойке в виде проекции появились образы девяти агентств, которые находились в Лондоне, Кейптауне, Брисбене, Санкт-Петербурге, Нью-Йорке, Киото, Сан-Паулу, Александрии и Торонто.

— Выбирай.

Я выбрала Питер. Должно же быть хоть что-то знакомым в этом незнакомом для меня мире.

— У тебя есть еще вопросы? — спросил Генрих.

— Много. Почему прошло двести лет, и я еще жива, да и Питэр не изменился? Как вообще появилось Агентство или организация?

— В 1945 году, когда было основано Агентство, многие главы государств понимали, что нужна организация, которая может контролировать общественное мнение и людей, обладающих свободой выбора. Идея создания этой организации принадлежала Арно Жерве, он был идеологом одного из радикальных течений XX века, звали его тогда по-другому, но это не важно. Тогда ему казалось, что новая идеология — это новый виток в развитии человечества, выход на новый уровень. Он хотел подарить людям свободу, сделать их счастливыми, а получилось наоборот. Арно искал выход из этой ситуации и, дабы не повторить ошибки, предложил главам государств создать независимую и неофициальную организацию, которая контролировала бы общественное мнение. Это что-то вроде гаранта относительного мира на земле, никакая страна мира не пойдет против Агентства, зная, что оно обладает информацией об истинном положении вещей в стране, обнародование даже толики этой информации приведет к изоляции страны. В это время я входил в состав правительства Франко, а Испания находилась в дипломатической изоляции. Я предложил Франко поддержать Арно Жерве.

Мы с ним были двумя изгоями и хотели исправить положение, нас поддержала Элли Хадсон. У Элли особый талант: она может убедить любого человека. Она не гипнотизер. Она очень редко прибегает к этому, так сказать, дару, но в этот раз она решила, что правда на нашей стороне. Таким образом, в 1945 году была создана организация, которая прекрасно выполняла свою миссию. В ее состав входили двенадцать центральных агентств, которые располагались в разных частях света. В свою очередь, у агентств имелись филиалы. Они выглядят как обыкновенные организации — школа, больница, мэрия, универмаг и так далее.

Организация прекрасно справлялась со своей миссией, пока в 2205 году к нам не обратился глава ФС Российской Конфедерации с информацией об утечке данных из нашего центрального агентства, которое находилось в Нью-Йорке, его главой был Арно Жерве. Арно — основатель организации и, как жена Цезаря, был вне подозрений. Поначалу мы решили, что русские — перестраховщики, они зациклены на идее всемирного заговора. Однако я решил проверить Арно.

Как ни тяжело осознавать, люди не меняются. Они что в 2008-м, что в 2208-м говорят об одних и тех же проблемах: не хватает денег, приближается всемирный кризис, конец света и так далее, поверь мне, то же самое они говорили и в 1008-м, и в 1808 году, другими словами, но то же самое. Человек остается предан своим идеалам, его очень трудно изменить. Арно всегда хотел сделать мир счастливым, даже если мир этого не хотел. В 2008 году был совершен прорыв в науке и было выяснено, каким образом можно передвигаться в пространстве и времени. Сейчас этот аппарат напоминает лифт, который двигается со скоростью света, программисты определяют дату и точку перемещения, и мы попадаем в прошлое или будущее. Но через какое-то время ученые выяснили, что частое перемещение во времени влияет на пространство, оно его искажает, а поэтому перемещаться во времени нужно очень осторожно, необходимо рассчитывать временные периоды, они должны полным циклом совпадать, причем в двух временах.

Арно решил изменить историю, найти в прошлом людей, которые обладали абсолютной волей, но по тем или иным причинам не проявили себя, и помочь им выразить эту волю, он считал, что ничего серьезного не меняет, он лишь только подправляет историю. Ему не нравилась фраза «история не терпит сослагательного наклонения». Он естествоиспытатель, который хотел сам все проверить и изменить. Но в 2209 году произошло то, что заставило всех вспомнить Библию, точнее одну из глав Откровения. Люди проснулись утром и обнаружили, что их мужья, жены, дети, братья и сестры исчезли. Их не было, но появились другие люди. И тогда «пошел брат на брата, сын на отца», никто не думал, что библейское пророчество будет настолько реальным. Умнейшие головы человечества забыли о науке, о законах природы, поверили шарлатанам и предсказателям. Началась всеобщая истерия.

Изменив прошлое, Арно изменил будущее. Открыв всего лишь одному человеку в прошлом свободную волю, он подтолкнул его к тем действиям, которых не должно быть. Поэтому умирали люди, которые не должны умирать, и рождались те, которые не должны рождаться, произошел конфликт времен. В Нью-Йорке, в своем агентстве, Арно уверял меня, что он работал всего с одним человеком, но, видимо, и этого было достаточно. Мы могли перемещаться во времени, но не имели права влиять на ход истории. Клио мстит за вмешательства в ее дела. Мы можем все изменять здесь и сейчас, но не имеем право изменять прошлое или будущее. Плата за подобное вторжение в ход истории слишком велика. Был собран экстренный совет Агентства. Наши ученые обнаружили места раздвоения пространства и времени. Всего сдвигов оказалось девять, в эти места были помещены наши агентства, которые находятся в двух временных измерениях: одно в 2207 году, а другое в 2007, эти две точки постоянно будет разделять двести лет, и мы будем жить так, пока не найдем ответа, каким образом их можно совместить.

В 2007 году мы узнали о перемещении в пространстве и времени, а в 2008 году нами была получена вакцина, которая делала человека практически бессмертным, в 2012 году мы научились бороться с признаками старения. Об этом человечество узнало намного позже.

В начале 2008 года был взят на работу последний человек в центральное агентство, я говорю — последний, потому что была изобретена вакцина, и на совете было решено не посвящать новых людей в секрет организации. Этот человек знал о нашей организации абсолютно все и входил в совет Агентства в 2207 году. Но наше Агентство переместилось в 2007 год без него, точнее без тебя, Кира.

Генрих замолчал, посмотрел на камин, который успел потухнуть.

— Я понимаю, это сложно понять, но ты к этому привыкнешь.

— А сколько человек знает правду? — спросила я.

— Достаточно. Например, в Питере — 143 человека, с тобой 144 человека, — ответил Генрих. — Остальные люди находятся в счастливом неведении.

— Есть список таких людей?

— Да, — Генрих утвердительно кивнул головой. — Твой отдел — это люди, входящие в этот список, поэтому они с тобой и в том и в этом времени.

— Стоп, а зачем нужен был весь этот спектакль: замок, город, хозяева замка, Ульрих, Ду? Кстати, где они?

— В будущем будет разработана теория принятия. В соответствии с этой теорией, для человека можно создать мир, попав в который, он без ущерба для психики примет любой объем информации, как по качеству, так и по количеству. Именно ты создала такой мир.

Сказать, что я была потрясена, — это ничего не сказать. Я посмотрела в окно: замечательная погода, солнце ласкает голые кроны деревьев. Дорожки весело блестят. В сторону парка шли какие-то люди, чему-то радовались, хохотали.

— Так где же сейчас Ульрих с Ду? — спросила я у Генриха.

— Видимо, ты еще не поняла, что произошло. Со временем хаос мыслей пройдет.

Да не было у меня хаоса в голове, там царила пустота.

Генрих смотрел на песочные часы, я тоже посмотрела. Большие, я бы даже сказала, гигантские. На одном из оснований была выгравирована дата — 1751 год. Я перевела взгляд на настенные часы: было 18:24, рабочий день закончился. Мне не хотелось думать над сложившейся ситуацией, моему мозгу нужен был отдых. Он не принимал эту реальность. Я еще не привыкла к мысли, что буду жить в будущем, а тут нужно жить одновременно в двух временах. Это чересчур для меня.

В кабинет Генриха постучали, мой шеф очнулся от своих мыслей и пригласил войти в кабинет. Питэр Дарк появился вовремя.

— Держи, — сказал Питэр и дал мне полоску.

— Что это? — поинтересовалась я у него, вертя ее в руке. Полоска как полоска. Не металлическая, гнется. Неожиданно полоска изменила цвет с серого на голубой, а затем на розовый, потом окрасилась в глубокий темно-зеленый цвет. Я вопросительно посмотрела на Питэра. Он вздохнул, взял полоску и прикрепил к моему запястью. Полоска плавно обогнула мою руку и приобрела вид браслета. Я сняла браслет — и вот снова просто полоска. Затем я положила ее чуть выше запястья. Полоска снова обвила мою руку — и вот на моей руке опять браслет. Я еще некоторое время покрутила браслет-полоску и поблагодарила за браслет.

— Это не браслет, — пояснил Питэр. Он взял указательный палец моей правой руки и надавил на браслет, который на секунду засветился ярко-зеленым цветом, а потом потух.

— И что мне с ним делать? — спросила я у Питэра. Вопрос глупый, но других у меня сейчас нет.

— Что хочешь. Можешь задать ему любой вопрос, вызвать любого человека.

Я растерянно смотрела на браслет-полоску. Кому я могу позвонить? Все, кого я знала, уже умерли. Что я хочу узнать? Так сразу и не скажешь, например, «Who is who»? Или, по-русски, что представляет собой Агентство?

Неожиданно появилась проекция здания Агентства. Проекция была полупрозрачной и очень реалистичной. Спокойный женский голос сказал: «Питэр Дарк. Родился 23 декабря 1726 года в Англии. Является руководителем отдела по созданию легенд и персонажей. Вы с ним работаете в реализационном отделе, главою которого является Генрих Наварро. Генрих Наварро: дата и место рождения неизвестны, совмещает две должности: должность главы Агентства и должность главы реализационного отдела.

Всего в Агентстве шесть отделов (исследовательский, аналитический, творческий, производственно-технический, финансовый и реализационный отделы), каждый из которых состоит из нескольких других отделов. В состав вашего отдела входят: специалист по созданию мира (то бишь я), отдел по созданию персонажей и легенд, отдел реализации и отдел снабжения. Продолжить?»

— Нет. Я так понимаю, это, — я показала пальцем на браслет, — что-то вроде компьютера.

— А еще это визу…

— Чего? — не поняла я.

— Телефон, — коротко пояснил Генрих.

— Не совсем, — возразил Питэр.

— 10 отличий визу от телефона она найдет сама.

— Визу — что-то вроде визуализатора? — уточнила я, а Генрих одобрительно кивнул головой.

Питэр показал, как управлять инвиком, именно так назывался браслет-полоска. Надо сказать, очень функциональная и удобная штука. Управлять инвиком можно c помощью мыслей, глаз, дыхания. Также можно управлять и более привычным способом — голосом и руками. В общем, им можно управлять как угодно. Браслет выполняет роль идентификатора, визуализатора и компьютера, именно поэтому он и называется инвик в 2208 году, то есть в настоящем будущем.

Поясню эту путаницу во времени. Существует два настоящих времени, но одно датируется 2008 годом и в Агентстве его называют «настоящее время», а второе 2208 годом — то, которое еще должно наступить по отношению к 2008. Это время называется «настоящее будущее». Итак, в настоящем будущем таких документов, как паспорт, медицинский полис, соцстрахование, водительские права, банковская карточка, в привычном для меня виде нет. Они не имеют материального воплощения в виде бумажки или кусочка пластика, только цифровое. Хотя, как выяснилось, «цифра» — это уже прошлый век, как и я сама.

— Потерять его невозможно, — ответил Питэр на мой вопрос, что мне делать, если я потеряю столь ценный предмет, как инвик.

— А если я потеряю? Только не надо закатывать глаза. Как я восстановлю документы, то есть информацию?

— В него встроена функция prope, то есть он будет постоянно следовать за тобой. Например, если ты оставишь инвик на столе и уйдешь, он последует за тобой. Положи на стол и выйди из кабинета.

Я оставила полоску, и, как только направилась к двери, инвик последовал за мной, словно он держался на невидимых ниточках. Я даже провела рукой над инвиком и под ним, а затем вокруг. Инвик просто висел в воздухе. Куда бы я ни шла, он следовал за мной.

— Это какой-то фокус. Это точно фокус.

— Это современные технологии, — пояснил Генрих. — Думаю, что для начала информации достаточно. Если будут вопросы, приходи.

Я кивнула головой, и, попрощавшись с Генрихом, мы с Питэром вышли из кабинета.

— Мой кабинет там же? — спросила я у Питэра, наблюдая, как инвик следует за мной.

— Там же. Кстати, инвик — это еще и ключ.

— От чего? — рассеяно спросила я.

— От твоего кабинета, квартиры, машины, банковской ячейки. Это своеобразная ключница.

— И как он работает? — поинтересовалась я у Питэра.

— Надень на руку и отдай мысленно приказ открыть.

— Можно отключить функцию мысленного управления инвиком? Меня это несколько напрягает.

— Конечно, можно, но зачем? Ты сама себе усложняешь жизнь.

— Возможно, но сейчас я не готова к столь революционным для меня технологиям. Потом, когда-нибудь, может быть, я буду мысленно управлять инвиком, но не сейчас.

— Тогда заходишь в настройки и выбираешь режим управления. Только открой дверь сначала.

Я мысленно отдала приказ открыть дверь. Что-то щелкнуло и… ничего. Дверь не открылась.

— И? Что дальше? — спросила я у Питэра.

— Открой дверь. Кира, я за тебя начинаю волноваться. Ты забыла, как открываются двери?

— Не ерничай. Я думала, что она сама откроется.

— А ты быстро привыкаешь к новым условиям жизни. На этом этаже старые версии дверей. Поэтому их нужно открывать руками.

Я открыла дверь, и мы вошли в кабинет. Он практически не изменился. Кресло, стол, шкаф, стулья. Поразительно.

— Интересно, а руководители других отделов тоже являются… — я подбирала нужное слово.

— Переселенцами, — подсказал Питэр, плюхаясь на диван.

— Ага.

— Практически все, — продолжил Питэр. — Кира, если у тебя есть вопросы, задавай, я побуду справочным бюро и отвечу на все твои вопросы, причем совершенно бесплатно, то есть даром.

— Я бы предложила тебе чай или кофе, но не знаю, как его сделать.

Питэр кивнул головой в сторону небольшого черного ящика, который стоял на шкафчике. Насколько я помню, здесь стояла кофеварка году этак в 2008-м. Как ею управлять, я знала, а вот как управлять этим черным ящичком — нет. Поэтому я вопросительно посмотрела на Питэра.

— Скажи кофе. Громко и четко, — неохотно пояснил Питэр.

— Кофе, — недовольно сказала я. Ящичек ожил, засветился, черный цвет поменялся на приятный темно-голубой. Передо мной появился виртуальный список из наименований кофе. Список был огромным. Навскидку он включал видов сто кофе, не меньше.

— Тебе какой?

— Латте. Не ищи по списку, просто скажи латте. Мне любой.

Для себя я выбрала латте шоколадный, а для Питэра латте «Пина колада». Через минуту после моего заказа боковая крышка исчезла, и я увидела, что в ящике стоят две чашки с кофе.

— Пожалуйста.

Вот интересно, можно ли заказать чай. Я тут же проверила. Можно, на выбор предлагались классические черные и зеленые чаи, ароматизированные и с кусочками фруктов, ягод и цветов, мате и еще какие-то. Я не очень разбираюсь в чаях. Я выбрала зеленый чай с шоколадной мятой и апельсиновый чай. Первый чай был приятным, однако шоколадом там и не пахло. Второй чай представлял собой засушенные дольки апельсина, залитые кипятком, неплохо, но второй раз не закажу. Затем я проверила, можно ли заказать какао или шоколад. Можно — и какао, и шоколад.

— Тебе плохо не будет? — спросил Питэр, после того как я попробовала какао с имбирем и кардамоном.

— Возможно. Гадость, как такое может нравиться?

— Я не про это пойло. Я вообще.

— Ну так интересно же.

— Надеюсь, ты решила не все напитки попробовать. А то тут есть еще и снеки.

— Да ты что! А какие?

— О нет. Кира. Уже половина восьмого. Поехали. Я тебя домой отвезу.

— А где мой дом?

Питэр вздохнул и потянул меня к выходу.

— Подожди, надо вымыть чашки, убраться.

Питэр вытащил меня из кабинета.

По пути в Агентство я была настолько ошеломлена сложившейся ситуацией, что не обратила внимания на то, как изменился мир. Проще говоря, я не смотрела, что там за окном.

— В 2208 году автомобили мало изменились, — отметила я, когда мы вышли на улицу и сели в машину Питэра.

— Во-первых, аэромобиль, или просто аэро. Во-вторых, у меня ретромобиль. Он может лететь только на втором уровне. Для более высокого уровня у него мощности не хватает, зато у него автомат.

— Достаточно, — прервала я Питэра. Боже, как изменился этот мир. Слишком много информации, новшеств. И это я была только в двух местах — в больнице и на работе.

Мы сели в автомобиль, взлетели, сначала невысоко, а потом выше и выше. Земля сказала «прощай». Потом попрощались деревья, и вот мы летим в какой-то голубой дымке.

— Мы в космосе? — спросила я и тут же поняла глупость вопроса.

— Нет, — сдерживая улыбку, ответил Питэр. — Это второй уровень дороги.

— Понятно, — я кивнула головой. Однако я слабо представляла, о чем говорит Питэр. Я решила не вдаваться в особенности прокладки дорог в настоящем будущем.

Жила я в том же доме на Гороховой, что и в 2008-м. Конечно, в 2008 году я в этой квартире практически не жила, так, побыла там пару часиков, но и этого было достаточно, чтобы чувствовать связь со своим временем.

Мы подъехали, в смысле опустились, прямо во двор-колодец. Я огляделась. В принципе, мало что изменилось. Голые деревья, кустарники, припорошенные снегом, подъезды. Стоп.

— А где подъезд? — спросила я у Питэра.

— Парадная, — поправил меня Питэр.

— Ну парадная, — согласилась я с Питэром.

— Подожди, — Питэр порылся в бардачке аэро. Достал связку ключей, которые дала мне Эмилия. — Проведи пальцем по ключу.

Я провела пальцем по ключу — и ничего. Может быть, я чего-то не вижу? Я вопросительно посмотрела на Питэра.

— И? Что дальше?

Питэр усмехнулся. Неожиданно мы оказались внутри гигантского мыльного пузыря, который плавно поднимал нас вверх. Я осторожно дотронулась до стенки пузыря. Мыльный пузырь не лопнул, он был желеобразным. Забавно. На ощупь масса была холодной и гладкой, к рукам не прилипала, а как бы обволакивала. Сначала я погрузила в массу одну руку, потом другую, затем лицо. Войти полностью не удалось, дышать нечем было.

— Мы приехали, — сказал Питэр, наблюдая за мной. — Слушай, если ты так реагируешь на жидкое стекло, то мне страшно за твою психику. Даже не знаю, как ты примешь новый мир.

— Не волнуйся, я привыкну. Надеюсь.

Только сейчас я обратила внимание, что часть стены отсутствовала. Я точно помню, что еще пару минут назад она была на месте. После того как мы вошли в квартиру, стена снова появилась. Видимо, это что-то наподобие тех дверей, что я видела в Агентстве.

Моя квартира изменилась. В кухне (а именно через нее мы вошли в квартиру) стояли два стола и два стула. А в гостиной, которая была составной частью кухни, только маленький столик и диван. В спальне кровать и шкаф, в коридоре было пусто. Стены, потолок и пол были белого цвета. Я люблю минимализм, но не до такой же степени.

— Я бы предложила тебе чай, но у меня нет ни холодильника, ни чайника, да и чашек у меня нет.

— Все у тебя есть, ты просто не умеешь искать, — сказал Питэр. Он подошел к столу, который стоял около стены, и провел по нему пальцем. Выпал список, он сделал выбор. Через полминуты часть столешницы исчезла. Вместо нее поднялась другая вместе с двумя чашками чая.

— Круто.

— Вообще-то нет. У тебя старая версия интуитивного дома. Здесь инвик не действует. Нужен дополнительный ключ. Поэтому не потеряй его.

— Меня и эта версия вполне устраивает.

— У тебя есть вопросы?

— Каким образом я могу обогатить интерьер квартиры?

— Не понял, — Питэр удивился.

— Где я могу купить мебель, обои, краску? Интерьер аскетичный.

Питэр снова подошел к столу и провел по нему рукой. Выбрал из списка графу «Дизайн». Появилась длинная горизонтальная вереница вариаций моей квартиры с разнообразным интерьером. Я выбрала барокко. Но не потому, что люблю этот стиль, — мне было интересно. Я нажала на картинку.

Стены окрасились в песочный цвет, выросли вычурные настенные светильники. Стол около окна белый цвет поменял на темно-коричневый, да и ножки стали резными, золотыми. Пол также изменился. Вместо безликого покрытия — красивая, помпезная плитка. Вся квартира в один миг преобразилась.

Я вошла в ванную. Роскошная ванна на изогнутых ножках была главным украшением ванной комнаты. Зеркало в богатой оправе, изящный торшер, мраморный туалетный столик. Я провела рукой по бархатному пуфику, и меня поразила текстура ткани. Это был бархат, самый настоящий бархат. Я вернулась в кухню и ощупала стол. Поразительно. Столешница — деревянная, а ножки в виде львов металлические, хотя пару минут назад тут стоял обыкновенный белый стол.

— Ты в порядке? — спросил Питэр.

— Поразительно.

Я подошла к столу и в разделе «Дизайн» поменяла барокко на готику. Новый интерьер впечатлил, но не понравился. Слишком громоздко и мрачно. Античный стиль мне понравился намного больше.

— Ну что, наигралась? — поинтересовался Питэр.

— Это поразительно, — воскликнула я. — Как это работает?

— Кир, ты знаешь, как работает микроволновка? — поинтересовался Питэр.

— Нет.

— Вот и я не знаю, как работает интуитивный дом.

— Поразительно. А что еще он может?

— Твой словарный запас меня удручает. Ты знаешь другие слова, кроме слова «поразительно»?

— В данный момент нет. Так что еще может?

— Многое. Я не буду лишать тебя такого удовольствия, как исследование твоей квартиры. Даю подсказку: в меню есть раздел «Справка».

— Спасибо.

— Если у тебя нет вопросов, я поеду.

— У меня куча вопросов, но задерживать тебя не буду.

— А я не буду отвлекать тебя от новой игрушки.

Мы попрощались, и я вернулась к исследованию нового для меня мира в виде интуитивного дома. Я еще некоторое время поиграла с интерьером квартиры и остановилась на классическом варианте.

Раздел «Справка» предстал в виде виртуального лающего пса, который сказал, что ответит на любой мой вопрос. Говорящий пес. Это слишком.

— Можно поменять вид справки, или кто ты там?

Пес весело кивнул головой и превратился в дерево. Боже, говорящее дерево.

— Дальше.

Затем появилась девушка в фривольном костюме, облачко, цветок, солнце, рыбка, в итоге я выбрала Мону Лизу, но не выбирать же мне чудище с иглами.

— Извини, а ты можешь быть невидимой? — до чего я дошла: извиняюсь перед «Справкой».

— Могу, но я также могу быть вами или одним из ваших друзей.

— Давай.

В качестве гида по интуитивному дому я себе не понравилась. Поэтому попросила показать моих знакомых. Просматривая изображения моих друзей, я поняла, насколько незнаком этот новый мир. Кто все эти люди?

— Стой, — закричал я, увидев виртуальный образ Питэра. — Вот он.

— Это Питэр Дарк.

— Я знаю.

Питэр, точнее его проекция, рассказал о возможностях интуитивного дома. Попробую изложить их кратко.