Бесплатный фрагмент - Дежурный по чердаку

ДЕЖУРНЫЙ ПО ЧЕРДАКУ

все как всегда: бессонница напополам с вином

дурманит мозг и пробуждает душу,

склонна при переборе выворачивать наружу

вместе с неряшливым убористым письмом

предательской руки, что плохо держит ручку,

ведя ее с бумагою на случку.

я сильно тороплюсь поймать слова за хвост,

но часто не дописываю в целом

каракули свои, что слишком неумело

спешат занять доставшийся им пост,

чтоб выполнить свое предназначенье

под ночника тщедушное свеченье.

и те, кто после моих бдений за столом,

когда ночная мгла сражается с рассветом,

прочтут стихи, пропитанные светом,

и вспомнят, может быть, какой-нибудь псалом,

записанный, как водится, в скрижалях

на бедах и всамделишных печалях…

так вот, прочтут и уже собственную жизнь

с бессонницей, вином, разбродом и разладом,

болтающуюся где-то рядом с адом,

потащат вверх по лестнице, ведущей только вниз.

и я, дежурящий по чердаку,

на пару-тройку дней их удержать смогу…

МАРИЯ-АНТУАНЕТТА

знаешь ли ты, что в твоей деревне,

небольшой и уютной, как тепло камина,

когда на земле и в небе скверны

не выпадало больше чем с сотворения мира;

когда стучат барабаны и воют трубы,

и стали опасны партикулярные платья,

и не нужны парики, когда даже губы

кричат и шепчут одни лишь проклятья;

когда — где б не жил — в Гаскони, в Оверни,

под ногами сплошь острые камни и глина,

я не отчаялась так бы, наверное,

если бы смерть моя стала такою длинной…

теперь все ж о деревне; признай, едва ли

стоит нам горевать, если песня спета:

пастухи и пастушки — для них пасторали,

а я — королева. Мария-Антуанетта.

у обреченных все вмещается в ладонь

у обреченных все вмещается в ладонь:

только они умеют спрятать в пальцах воздух,

в замерзшем взгляде унести огонь

смертельную для жизни дозу.

у обреченных все вмещается в кулак,

в недонесенную до рта щепотку соли,

им от рождения написано не так

испытывать терпенье жуткой боли.

у обреченных все вмещается в искус

удариться в бега по краю общей плахи:

не остановит их от этого исус,

и полетят по ветру клочья рваные рубахи.

всех обреченных выдает их взгляд

он одинок и безопорен.

я также нынче беспризорен

и становлюсь в их бесконечный ряд.

дадим оплакивать врагам

дадим оплакивать врагам своих сынов, погибших в битве,

и предадим земле убитых ими своих единственных детей:

пусть скорбь и ненависть сольются в яростной молитве,

что помнит род людской с начала этих дней.

затем мы снова обнажим мечей отточенную сталь,

сожмем в руках убийственную тонкость копий, вскинем луки,

и снова в чистом поле мы кровью утолим и горе, и печаль…

дай бог, чтоб это поле распахали их и наши внуки…

ОДИНОЧЕСТВО, ГДЕ ТЫ ОПЯТЬ

одиночество, где ты опять свои бросило старые кости,

почему все сидишь в стороне, взгляд уныло роняя вокруг.

видно, что-то стряслось, раз никто не зовет тебя в гости,

если нет у тебя до сих пор ни друзей никаких, ни подруг.

одиночество, что же теперь — будешь мыкаться дальше по свету

или все же найдешь хоть кого-то, кто сможет помочь?

ну, а проще всего, воспользуйся чьим-то старым советом

и ко мне приходи скоротать эту длинную-длинную ночь.

ЖЕСТОКОСТЬ ПРОСИТ БОГА О ПРЕДЕЛАХ

жестокость просит бога о пределах,

чтобы не натолкнуться на любовь,

как зверь о закаленных стрелах,

что разом выпустят всю кровь.

бог не идет на эти компромиссы

и отрицательно качает головой;

однако две великие актрисы

всегда договорятся меж собой.