Бесплатный фрагмент - Девятая жизнь Освальда

Пролог

Меня зовут Освальд. Я жгучий брюнет с янтарными глазами. Молодой, холостой и красивый, вернее, прекрасный. Нет, Великолепный! Это признают даже мужчины. А женщины при виде меня сразу теряют голову. Девушки одаривают нежными поцелуями, дамы постарше — смелыми ласками, а маленькие девочки начинают лепетать милые глупости.

Если вы еще не поняли, я — КОТ и горжусь этим. А чего достигли вы? Что видели в жизни кроме вечной гонки за счастьем? Бегаете, суетитесь, а все очень просто, даже элементарно. Надо всего лишь найти человека, который с радостью наполнит вашу тарелку вкусной едой, а затем еще будет уговаривать вас ее съесть. Вот я, например, умею правильно находить людей, и предыдущие восемь жизней прожил в полное удовольствие, прямо как сыр в масле катался (никогда не понимал, почему говорят «сыр», а не «кот»). Все, кого я выбирал, честно служили мне. Кормили, холили, купали, убирали. А тем, кто небрежно относился к своим обязанностям, я всегда оставлял маленькие «сувениры». Кто же еще наставит их на путь истинный? Кот ведь в ответе за тех, чьи тапки стоят в его квартире.

Вот и Берта — девятая служанка, которая мнит себя хозяйкой, с радостью выполняет все мои желания. Я изредка поощряю ее за усердие и позволяю погладить меня. Так, слегка, без фанатизма. Хватит и того, что она спит на моей кровати, где-то там с краю. Одним словом, жизнь у меня потрясающая. Была… Пока злодейка судьба не подкинула Берте очередного альфонса.

***

— Зайка, давай, поработай немного, ­– томно произнес блондинистый качок, сбрасывая полотенце с бедер перед рыжеволосой красоткой, призывно облизнувшей пухлые губы.

С широкой кровати, стоявшей в глубине комнаты раздалось презрительное «фее» и некие подозрительные звуки.

— Влад, кот твоей старухи всю постель заблевал! Выгони его отсюда. Он так пялится на меня, словно хочет напасть.

— Да заколебал уже. Берта носится с ним, как полоумная. Как же они меня достали, и кот, и его хозяйка. Эй, кастрат, иди сюда. Подождешь свою притырённую «мамочку» на балконе.

«Слышь, это твоя мамочка притырённая, если родила такого придурка. А за кастрата ответишь. Мои-то „бубенцы“ звенят, а твои сегодня вряд ли порадуют „зайку“ перезвоном».

— Тварь! ­–­ заорал блондин, пытаясь отодрать кота, намертво вцепившегося в предмет его мужской гордости.

Визжащая от страха девушка попыталась помочь любовнику, но острые когти не торопились расставаться с добычей. Тогда она схватила со стола вилку и ткнула ею в черную мохнатую лапу. В одну, а затем во вторую.

«Ай, больно! Козел, куда ты меня бросил? Я же не умею плавать!»

Живой черный снаряд вылетел с балкона пятнадцатого этажа и со свистом устремился вниз. Туда, где солнечные зайчики красиво играли с бирюзовой водой роскошного бассейна.

«А-а-а-а-а!»

Глава 1

— А-а-а-а-а!

Я выныривал из грязной воды, лихорадочно хватал несколько глотков воздуха и вновь камнем шел на дно. Легкие прямо разрывало из-за нехватки воздуха, а уши едва не лопались от противного звона. Все, конец, подумал я, последний раз уходя под воду. Свет померк и наступила темнота.

— Ваша милость, вы живы?

— Ваша милость, вы меня слышите?

— Откройте глаза, ваша милость.

«Чего они так орут? Ну оглохла там чья-то милость, не вопить же об этом на весь мир?» — с тупым раздражением подумал я, медленно выплывая из вязкого тумана, наполнявшего мое сознание. Голова раскалывалась, а эти озабоченные голоса — звонкий женский и низкий мужской словно молотами били по ней.

— Чарльз, барон умер. Его родители убьют нас за это, — зарыдал женский голос.

— Не каркайте, Молли, может еще обойдется. Вы же знаете, какая у него крепкая башка. Сколько раз с лошади падал и ничего, жив-здоров был.

— Так раньше он просто головой об землю ударялся, а сегодня в пруд упал и захлебнулся.

— Сейчас попытаюсь привести его в чувство.

Меня перевернули на живот, резко встряхнули, а затем вновь положили на спину и пару раз хлопнули по морде.

«Эй, если я кот, так меня можно по мордасам бить? Сейчас всех покусаю!»

Я одновременно открыл глаза, выпустил когти и вскочил на лапы.

И тут же рухнул на землю.

— А-а-а! — заорал я от ужаса, глядя на лапы. Которых у меня не было…

Их заменили две длинные тощие ноги в нелепых штанах и руки, торчавшие из широких рукавов, расшитого золотыми нитями необычного пиджака. А на пальцах, о ужас, были короткие, обкусанные ногти.

Не веря глазам, я прикоснулся этими странными не лапами к голове, а потом провел ими …по морде? Где моя чудесная мягкая шерстка? Неужели я стал одним из тех, кого мы — коты снисходительно зовем кожаными? То есть ЧЕЛОВЕКОМ??? Как такое могло случиться? За что ты так со мной поступила, матушка Природа?

Я завыл во весь голос, не представляя, как комично выглядел со стороны мужик в грязном аляповатом наряде, который сидел на земле и обиженно плакал, гладя себя по лицу.

­– Ваша милость, не плачьте, все же обошлось, — ласково произнес женский голос, и изящная ручка ободряюще провела по волосам, теперь уже моим.

Я повернул голову влево и увидел хорошенькую шатенку в белой шапочке на голове и в длинном синем платье с передничком. Наверно, горничная из отеля. Хотя, обычно у них платья короче и проще, без всех этих оборок, да и шапочки они не носят. Девушка больше напоминала служанку из второй жизни, когда при мне жил не то граф, не то князь. Золотое было время. Меня даже кормили с позолоченной тарелки.

— Погодите, Молли, что-то мне не нравится его взгляд, — произнес мужской голос.

Я скосил глаза на мужчину, озабоченно глядевшего на меня. Темноволосый, лет тридцати, приятной наружности и среднего телосложения. Судя по одежде он мог быть кем-то, типа, управляющего все из той же, второй моей жизни. Тот тоже всегда ходил в черных или коричневых сюртуках.

— Ваше милость, вы помните свое имя?

— Освальд… — еле выдавил я из себя.

Как странно шевелить губами. Они такие толстые, словно надутые воздухом, и ужасно неповоротливые. А голос, идущий откуда-то из нутра, драл горло словно когтями. Как эти люди, вообще, говорят? А некоторые еще и болтают без умолку. У моей Берты, например, рот никогда не закрывался. Она постоянно разговаривала со мной, жаловалась на мужчин, просила советов. Впрочем, все предыдущие «хозяева» тоже любили посвящать меня в свои проблемы и тайны. Наверное, потому, что я намного умней их всех вместе взятых. Сколько раз я давал им блестящие советы, разрабатывал гениальные планы действий и хитроумные интриги, но разве эти кожаные когда-нибудь слушают голос разума? Да никогда! Вот и эти двое сейчас пялятся на меня как на уродца с двумя головами. Девчонка даже рот открыла от изумления. Так и хочется сказать ей…

А почему хочется? Я ведь теперь могу прямо сказать этим людишкам, какие они дураки. Заодно еще и водички попросить, чтобы горло промочить. Может тогда не буду «каркать», как старый ворон моей первой «хозяйки» — настоящей ведьмы, которая так полюбила меня, что активировала сразу все мои девять жизней, чтобы я очень долго жил с ней. Вот я и прожил свои долгие восемь жизней, причем не только с ней одной, но еще и с остальными моими служителями. А в девятой жизни как-то угораздило самому стать человеком. Но будь я неладен, если начну служить кому-нибудь. Надо сразу указать этим двоим, что они обязаны мне подчиняться.

— Молли, хватит таращиться на меня. Подай воды, — медленно проговаривая каждый звук, произнес я. — А ты, Чарльз, объясни, что случилось.

Ха, а у меня неплохо получается «косить» под человека. Только надо меньше болтать, а больше слушать. Уж чего-чего, а слушать и анализировать я умею. Главное говорить уверенно и высокомерно, как это делал то ли граф, то ли князь. Короче, тот «хозяин» из второй жизни.

— Ваша милость, вы ничего не помните? — осторожно спросил мужчина, протягивая девушке флягу.

Возможно служанка должна налить воду в стакан и подать мне, но терпеть ужасное царапание уже не было сил. Я выхватил флягу из ее рук и припал губами к горлышку. Пока вода благодатно булькала в горле, я зорко смотрел на людишек. Что-то они темнят.

— Ну, если спрашиваю, значит, не помню, — брюзгливо произнес я и ткнул пустую флягу служанке. — Быстро сказали кто я, кто вы, где мы находимся и что произошло. И хватит пялиться на меня, как на диковинку в цирке.

Получив «пинок под зад» мужчина быстро по-военному отчитался:

— Ваша милость, вы –Даниэль Освальд Дорванд, барон Бранвейн. Я ваш камердинер — Чарльз Коупман, а это Молли Вайн — служанка из вашего замка, которую вы специально взяли в Маденну, чтобы она жарила ваши любимые пончики.

— Маденна — это у нас что?

— Маденна — столица Аскандии.

— А Аскандия где находится? Чего ты тянешь кота за хвост? (Надо же, дурацкая поговорка сама собой выскочила. Терпеть ее не могу). — Называй все подряд, вплоть до планеты Земля.

— Не пойму, о чем вы говорите, ваша милость. Какая земля?

Ни фига себе! Получается, я еще и инопланетянин? Нормальненько. Нырнул котом в бассейн на Земле и оказался человеком в …Где?

— Неужели так трудно понять, что я ударился головой и все напрочь забыл? Давай, уже рассказывай, а не задавай глупые вопросы.

Правильно говорят, что лучшая защита — это нападение. Мой категоричный тон мгновенно подействовал, и вскоре я узнал много интересного о бароне Бранвейне.

Оказалось, что все зовут его Даниэлем, а не Освальдом. Поэтому слуги и удивились, когда барон назвал свое второе имя. А еще их поразило, что после удара по голове он не только перестал картавить, но и начал вести себя непривычно разумно. Удар не отшиб ему последние мозги, а каким-то чудесным образом вправил их на место. Это настолько шокировало, что челюсть отвисла не только у простодушной Молли, а и у трезвомыслящего Чарльза.

Впрочем, когда я узнал, что барон был третьим сыном короля, то лицо уже вытянулось у меня.

А теперь расскажу все по порядку. Как выяснилось, я оказался на планете Циннара, в королевстве Аскандия, а конкретно в ее столице — в городе Маденна. Именно сюда король соседнего королевства Ласкания прислал своего третьего сына Даниэля. Первый сын был наследником престола, второй — герцогом, владеющим третьей частью королевства, ну а третий — уже обычным бароном, которому досталось процветающее баронство с прекрасным замком.

— Понятно. «Старший умный был детина, средний сын и так, и сяк, младший вовсе был дурак», — скептически произнес я, неожиданно вспомнив слова из сказки, которую читала внуку старая учительница из моей четвертой жизни. Из той жизни я еще хорошо запомнил стихи про кота, который идет налево — песнь заводит, направо — сказку говорит. И сейчас прямо физически ощутил, насколько ученым котом оказался. У меня даже получается прикидываться человеком, пусть и не слишком умным.

— Что вы такое говорите, ваша милость. Все не настолько критично, чтобы называть вас столь грубым словом, ­– поспешил заверить камердинер. — Вам всего лишь не даются семейные заклинания. Но ведь большинство людей живет без всяких заклинаний. И никто из них не страдает, что он не анимаг.

— Анимаг — это тот, кто превращается в животных? Я правильно понял, что в моем роду есть волшебники? И в кого же у меня не получается превратиться?

— Ваша милость, волшебники есть только в детских сказках. А вы из рода магов. Ваше родовой зверь — рыжая рысь.

— О, как интересно. Рысь –это круто. Ты случайно не знаешь, что я делаю не так?

— Всем магам в пятнадцатилетнем возрасте передается родовое заклинание, но вы никак не можете его выучить. Вам даже специально его выгравировали на браслете.

Я быстро закатил рукава и увидел на левой руке витой золотой браслет с широкой пластиной, на которой были какие-то знаки. Повернув руку и так, и сяк я все равно не смог ничего прочесть и огорченно спросил у Чарльза:

— Неужели я такой тупой, что даже читать не умею?

— Конечно, умеете, ваша милость. Просто вы забыли, что заклинание написано в зеркальном отражении. Надо повернуть над ним зеркало под определенным углом, чтобы прочесть.

— Ага, и это я тоже не умею делать.

— Нет, умеете. Просто вам не удается его правильно произнести, поэтому заклинание звучит несколько иначе и превращает вас не в рысь… — камердинер тщательно подбирал слова, чтобы не рассердить барона В гневе тот мог и поколотить его.

— А в кого? Чего ты мямлишь?

— В кота, ваша милость. И это вас очень огорчает.

Я не мог поверить в такую удачу. Надо срочно выучить заклинание, чтобы вновь оказаться в родном кошачьем теле, пусть даже и на другой планете. Кот везде кот, и в отличие от людишек всегда знает, что ему делать и как жить.

Вот только оказаться в теле придурка, который не может ни выучить заклинание, ни правильно его произнести — это уже настоящая подлянка.

— Почему огорчает? Чем плохо быть котом?

Чарльз непроизвольно втянул шею в плечи, ожидая взрыва эмоций барона, но тот явно отбил последние мозги, если сейчас недоуменно пялился на него.

— Как же так, ваша милость? — всплеснула руками Молли. — Вы всегда злились, что удается превратиться лишь в обычного кота, наподобие тех, какие бегают по замку, а не в большую красивую рысь, в какую оборачивается ваш батюшка и братья.

— Они стыдятся меня? — тихо спросил я. Хотя, как еще могут относиться к недоумку в королевской семье?

— Нет, что вы! Все вас любят, — одновременно и вполне искренне заверили слуги. — И ваши родственники, и слуги.

Я с иронией посмотрел на них. Ну родственники — допустим, а вот слуги — сомнительно. Навидался за свои жизни «преданных» слуг. Все лживые, жадные и подлые.

— Живо ответили — кто вы мне? Ясное дело, что не друзья. Меня интересует — враги или нет? И не врать! Мне отшибло память, но обман я чувствую нутром.

— Ваша милость, да мы верой и правдой… всегда за вас… никогда не злословим и другим слугам не позволяем… — начали сбивчиво заверять Чарльз и Молли, и я неожиданно им сразу поверил.

— Ладно, верю. Чтобы и дальше служили верой и правдой. Мне нужна ваша помощь. Вы же видите, что я почти ничего не помню. Даже мать родную не узнаю. Кстати, она у меня есть?

— Есть, ваша милость. Мы вам все расскажем, не беспокойтесь. И никому не скажем, что с вами приключилось.

— Тогда договоримся — вы помогаете мне, а я даю вам… Вот ты, Чарльз, например, чего хочешь? Ну, денег, понятно, а еще чего?

— Меня вполне устраивает должность камердинера, ваша милость.

— А ты, Молли, чего желаешь? Только учти — жениться на тебе не стану, даже не проси, — засмеялся я собственной шутке, но заметив, как одновременно покраснела девушка и побледнел мужчина, заподозрил неладное и озабоченно спросил: — Надеюсь, я не приставал к тебе?

— Приставали, ваша милость, два раза, когда были пьяным, но я отворачивалась и убегала.

— Извини, больше такое не повторится, обещаю. Чарльз, а какое отношение ты имеешь к Молли? ­Она тебе нравится? — прямо спросил я у камердинера.

Тот посмотрел на зардевшуюся служанку и правдиво ответил: — Очень нравится, ваша милость. Я бы женился на ней.

— А я бы вышла замуж за Чарльза, — быстро произнесла горничная, пользуясь моментом, чтобы на будущее оградить себя от притязаний барона. — И еще я хотела бы стать старшей горничной.

— Хорошо. Разберемся и со свадьбой, и с должностями, мне только надо немного прийти в себя. А для начала я хочу, чтобы вы перестали постоянно твердить «ваша милость». Меня это утомляет. Обращайтесь ко мне «герр барон».

Слово «герр» я услышал в каком-то из сериалов, которые так любила смотреть прокурорша из моей шестой жизни. Оно звучало, как сокращение слова «герой» и очень понравилось мне тогда. А геройства сейчас, в новом человечьем обличье мне, ой как не хватает.

Судя по глазам слуг, словечко было им явно незнакомо. Хорошо, что все можно списать на отшибленные мозги этого Даниэля. Мало ли, что ему в голову взбрело. Вот на этой амнезии я и буду играть, пока не выучу заклинание. А там махну хвостом, только все меня и видели.

Но это в далеко идущих планах, а сейчас лучше подумать о делах насущных. И первое, что надо сделать, так это скорее снять пропитавшуюся тухлой водой странную одежду, расшитую золотыми нитями и драгоценными камнями. Она переливалась на солнце, словно перья павлина и была ужасно тяжелой. Странно, как я вообще не оказался в ней на дне. Кстати, а на дне чего? Реки? Моря?

Я покрутил головой вокруг, чтобы сориентироваться и понял, что нахожусь на небольшой лужайке возле искусственного озерца, через которое перекинут изящный мостик. Это с него Даниэль плюхнулся в воду? Интересно с чего бы вдруг? Может утопиться хотел, а я помешал, вселившись в его тело?

— Ваша милость, герр барон, давайте пройдем в дом. Вам надо переодеться, умыться и отдохнуть, чтобы прийти в себя, ­– словно разговаривая с ребенком ласково произнесла Молли, деликатно подхватывая меня под локоть.

Прикосновение Чарльза было более крепким и уверенным. Видимо, ему часто приходилось поддерживать барона, а может даже и тащить его на себе.

Через минуту в окружении слуг я уже шагал по мощеной дорожке к красивому дому, походившему на сказочный замок своими многочисленными башенками с красными черепичными крышами и золотыми шпилями.

— Чей это дом? Мой? — осторожно поинтересовался я

— Нет, сестры вашей матушки, маркизы Кантер. Миледи предложила вам пожить у нее на время смотра женихов для принцессы Авроры.

— Чего? Кастинг что ли?

— Что? — в один голос удивленно спросили мои провожатые, и я поспешил найти другое слово.

— Ну, типа выставки котов. Конкурсы там всякие — кто красивее, ухоженней, или лучше бегает и больше съест.

— Какой вы шутник, герр барон, — засмеялся Чарльз. — Так смешно описали смотр женихов.

— И много желающих жениться на принцессе?

— Герр барон, ну как можно было так все забыть? — всплеснула руками Молли, на мгновение выпуская мой локоть. — Вы ведь тоже участник смотра.

— А принцесса Аврора хоть красивая? — игриво подмигнул я девушке, и она залилась смущенным румянцем.

— И этого не помните, ваша милость? ­– смущенно кашлянул камердинер.

— Сколько еще надо повторить, что у меня отшибло память? — разозлился я. — Хватит сердить мою милость. Запоминайте три слова. Понять, принять, подсказать. Что означает: понять, что я забыл все, кроме имени. Принять этот факт. И подсказать мне все, о чем буду спрашивать. Если справитесь со всем этим, то получите денежки.

Я блефовал, потому, что понятия не имел водились ли у Даниэля деньги, чтобы обещать их. Но, видимо, барон не бедствовал, судя по загоревшимся глазам моих новых слуг.

— Все понятно?

— Да, герр барон. Не сомневайтесь, все расскажем и подскажем. Мы ведь вам верой и правдой, — посыпались на меня с двух сторон заверения в преданности и почтении.

Я нетерпеливо прервал их взмахом руки.

— Работаем в команде. Чарльз, постоянно крутишься рядом со мной и тихо даешь подсказки. Молли, доносишь мне все сплетни, а затем рассказываешь всем то, что я прикажу.

Вид у слуг был довольно смышленый, и я слегка приободрился. Может и получится некоторое время прикидываться Даниэлем. Не хотелось даже задумываться о том, что сделают со мной в этом мире, узнав, что я попаданец, причем, даже не человек, а кот.

Мы медленно плелись по дорожке. Слуги считали, что я еще не пришел в себя, а мне с невероятным трудом давался каждый шаг. Идти на двух ногах было настолько непривычно, что спина выгибалась дугой, а плечи сводило назад так, что лопатки почти соприкасались.

Наконец, мы доползли до замка и вскарабкались по ступенькам до входной двери, которая тот час же распахнулась, как только Чарльз ударил по ней дверным молотком. На пороге появился какой-то тип в напудренном парике и с невозмутимой физиономией. Но его равнодушие тотчас же сменилось недовольством.

— Что с его милостью, Коупман? — строго спросил он у камердинера, увидев барона в столь плачевном виде.

Тот еле переставлял ноги, его одежда была грязной, а насквозь промокшие сапоги оставляли влажные следы на безукоризненно чистой мраморной плитке, украшавшей затейливым узором пол просторного холла.

Чарльз только открыл рот, чтобы ответить, как в холл поспешным шагом вошла невысокая женщина средних лет, одетая в прелестное платье цвета лаванды. Прядь светлых волос выбилась из высокой прически, а красивые брови озабоченно хмурились на круглом приятном лице.

— Даниэль, мальчик мой, что случилось? ­– воскликнула дама, а я еле слышно спросил у камердинера: — Кто?

— Ваша тетя — леди Летиция, маркиза Кантер, — тихо ответил Чарльз и порадовал меня сообразительностью, тут же добавив: — Вы зовете ее тетушка Летти.

— На «ты», на «вы»?

Чарльз недоуменно приподнял брови. Я подумал, что он не понял вопрос, но слуга удивленно шепнул:

— На «ты» обращаются только к младшей прислуге.

И так посмотрел, что прямо захотелось пнуть его или наступить на ногу. Ну не знаю я ваших местных этикетов, так что нечего таращиться на меня! Может к нему и Молли тоже следует обращаться на «вы», а я так панибратски веду себя с ними? Ладно, проехали. Но правила хорошего тона надо обязательно разузнать. Даниэль ведь был сыном короля как никак. Память он еще может потерять на время, но стать при этом неотесанным чурбаном будет уже слишком подозрительно.

— Я случайно упал в воду, тетушка Летти, — прохрипел я осипшим голосом.

— Вы простудились, мой дорогой. Вам надо срочно принять горячую ванну.

— Спасибо за заботу, тетушка. Я так и сделаю, — вновь просипел я, стараясь говорить невнятно, типа нахлебался воды, а на самом деле лихорадочно вспоминал, что Чарльз говорил о речи барона. Тот вроде картавил. Или шепелявил?

Я незаметно толкнул слугу в бок, и тот поспешил отвести меня в комнату Даниэля.

Глава 2

Никас Занкадис, полковник в отставке, подъехал к роскошному отелю на новой машине, которую он решил подарить очаровательной Сюзанн. Они встречались три месяца, и Ник был готов сделать ей предложение. Собственно говоря, ради создания семьи он и оставил службу в армии, сменив военный госпиталь на практику частного врача. Достав из машины изысканный букет роз полковник направился к отелю, как неожиданно какой-то черный предмет прямо с неба упал в бассейн и, разбив безмятежную бирюзовую водную гладь, обдал его прохладными брызгами.

— Ничего себе шуточки, — возмутился Занкадис, поднимая голову вверх и пытаясь определить, кто же вышвырнул пакет с мусором прямо с балкона пятизвездочного отеля.

Но тут неожиданно «мешок» всплыл и жалобно мяукнул. Никасу стало уже не до выяснений и возмущений. Не раздумывая ни секунды о своей модной одежде и туфлях ручной работы, он бросился в бассейн.

В отчаянных попытках спасти свою жизнь кот брыкался и извивался, нещадно царапая спасителя, но потом вдруг силы покинули его, и он безжизненно повис на руках мужчины.

Прижимая к себе животное полковник неловко выбрался из бассейна. А затем положив кота на бортик, внимательно осмотрел его. Вроде цел, ничего не сломал. Огромный «британец» был просто великолепным. Вода скатывалась с его плюшевой угольно-черной шубки, даже не промокая ее. А толстая цепь из чистого золота на крепкой шее говорила о том, что котик явно живет не в подвале отеля.

— Хватит прикидываться дохлым. Давай уже, открывай глаза, — нарочито сердито проворчал мужчина, переворачивая кота и бережно сжимая его бока, пытаясь избавить легкие от воды.

Видя, что его усилия тщетны Никас решил, что кот тот же человек, и начал делать ему искусственное дыхание и массаж сердца, чем вызвал восторженные возгласы зевак, столпившихся вокруг него.

Берта заметила оживленную группу людей у бассейна и движимая профессиональным любопытством, решила выяснить, что произошло, хоть и торопилась в номер, чтобы взять забытые в утренней спешке документы.

Какого же было ее удивление, когда она увидела своего любимого «сыночка», распростертого перед стоящим на коленях мужчиной. Растолкав любопытных Берта бросилась к коту и, не думая о безумно дорогих новых колготках, тоже опустилась на колени.

— Освальд, миленький, что с тобой? — размазывая по щекам слезы хрипло прошептала она.

— Это ваш кот, мэм? — охранник отеля просочился сквозь толпу. — Купание животных в бассейне строго запрещено. К тому же мужчина, вытащивший вашего кота, даже не снял обувь при этом. Вам придется оплатить внеплановую замену воды.

Берта окинула его непонимающим взглядом. Все ее мысли были о любимце, который не открывал глаза. Но охранник не отходил и все бубнил о деньгах.

— Да отстаньте от нее, — властно произнес спаситель Освальда и протянул охраннику тысячную купюру. — Надо еще выяснить, кто выбросил из окна несчастное животное. Может кто-то из вашего персонала?

— Выбросили? — растерянно спросила Берта, но заметив алчный огонь в глазах охранника, охотно взявшего у мужчины деньги, мгновенно пришла в себя и начала действовать. Профессионализм, как всегда, не подвел ее.

Она резко поднялась с колен и выхватила купюру из рук жадного мужика.

— Я заплачу только после того, как мне предъявят график чистки бассейна и анализ состава воды, которой наглотался мой кот.

— Мисс Стивенсон, я приношу извинение за возникшее недоразумение. Ничего оплачивать не надо.

Главный менеджер отеля решительно оттеснил охранника–идиота, который позарился на тысячу, даже не подозревая, кого он сейчас хотел развести на деньги. Да эта адвокатесса выставит им многотысячный иск, если выяснит, что в целях экономии воду меняют в два раза реже, чем положено.

Подобострастный тон менеджера не обманул Берту. Прищурив глаза она окинула его цепким взглядом и жестко сказала:

— Я камня на камне не оставлю от вашего отеля, если узнаю, что это кто-то из ваших сотрудников вышвырнул Освальда.

— Но котик мог и сам выпасть. Гулял на балкончике и оступился, ­– предположил было менеджер, но мужчина, спасший животное, уверенно возразил:

— Если бы он выпал сам, то лежал бы в нескольких метрах от бассейна.

Его реанимационные действия возымели успех. Кот жалобно мяукнул и открыл свои янтарные глаза.

— Смотрите, смотрите, он ожил, — раздались возгласы в толпе зевак. Кто-то даже зааплодировал.

Мужчина поднялся с колен и бережно подхватил довольно увесистого «британца».

— Давайте я донесу этого парня до вашего номера, мисс..

— Можно просто Берта. Ой, я даже не успела вас поблагодарить за спасение Освальда, мистер…

— Занкадис, но лучше просто Никас.

Белоснежная улыбка озарила мужественное загорелое лицо, и Берта неожиданно смутилась. Спаситель Освальда был чертовски хорош собой, хоть и выпадал из рамок ее «формата». Красивая, успешная сорокалетняя Берта предпочитала тридцатилетних накаченных парней. А стоявшему перед ней мужчине было явно под пятьдесят. Морщинки лучиками расходились в уголках карих глаз, а седина уже посеребрила виски. Но таких глаз, до края наполненных добротой и сочувствием она еще не встречала ни у кого из мужчин.

Симпатия вспыхнула мгновенно и обоюдно. В лифте они уже болтали легко и свободно, словно знали друг друга сто лет. Хотя, оно и не мудрено, ведь у полковника тоже была кошечка Медония, такая же «британка», только палевая. С которой, к большому сожалению, вероятно, придется расстаться. У его невесты аллергия на кошачью шерсть. Она категорически требует избавиться от Медонии, но Никас никак не может на такое решиться.

Берта искренне посочувствовала. У нее аналогичная проблема. Ее избранник постоянно ревнует к ней Освальда и предъявляет претензии. Вот и приходится делать ему подарки, чтобы не цеплялся к коту.

Никас громко рассмеялся. Он ее отлично понимает, потому что тоже откупается за Медонию подарками.

Берта открыла ключом дверь номера и широко взмахнула рукой, предлагая гостю зайти. Он внес Освальда в прихожую, но хозяйка попросила отнести кота в гостиную. Так втроем они перешагнули порог комнаты и…

Обнаженный красавец сидел на диване, широко расставив ноги. А девушка в откровенном шелковом белье склонилась над ним, держа в руках бутылочку с антисептиком.

— Что здесь происходит, Влад? — строго спросила Берта, не ожидавшая увидеть любовника в столь компрометирующей ситуации. Да и вообще застать в номере. Он ведь сказал, что весь день проведет в яхт-клубе. Она лично отвезла его туда два часа назад.

— Сюзанн? — раздался удивленный голос Никаса.

— Это не то, что ты подумал, милый, — защебетала девушка, отставляя в сторону флакон и быстро надевая платье. — Я совсем не знаю этого парня. Просто он громко просил о помощи, а я шла мимо и…

— Сюзанн твой номер на десятом этаже, а это пятнадцатый.

— А что ты здесь делаешь, Никас? — сразу пошла в наступление красотка.

— Да вот выясняю, кто сбросил кота с пятнадцатого этажа, — спокойно ответил мужчина и насмешливо посмотрел на «качка». — Ты бы прикрылся, парень.

Он решительно направился к дивану, намереваясь уложить на нем кота. Ему даже в голову не пришло опустить его на пол.

— Уберите от меня этого гада, иначе я его сейчас придушу! Видите, что он со мной сотворил?

Влад без малейшего стеснения указал пальцем на пах. Он безумно гордился своим безукоризненным телом, на котором сейчас багровели глубокие царапины.

— Освальд? А может это твоя подружка так проявила страсть? — издевательски произнесла Берта.

Измена Влада сейчас волновала ее куда меньше, чем состояние кота. Она привыкла к тому, что мужчины приходят и уходят, а Освальд уже три года был для нее всем — и любимцем, и верным другом.

— Нет, это твой бешеный котяра вцепился мне в яйца! И теперь я требую солидную компенсацию. А иначе подам на тебя в суд, Берта. Не думаю, что ты хочешь стать участницей процесса.

— Ты вышвырнул его с пятнадцатого этажа! Он мог разбиться!

— А ты докажи. Кот сам выскочил на балкон и упал вниз, ­– с победоносным видом заявил Влад.

— Это ты еще докажи, что именно он поцарапал тебя.

— У меня есть свидетель, — наглый изменник указал на Сюзанн, которая под шумок незаметно продвигалась к двери, намереваясь тихо ускользнуть.

— Я ничего не видела, просто случайно шла мимо и услышала…

— Чего ты врешь? Сама настаивала, чтобы я убрал кота.

— Заткнись, придурок. Не мог в лифте сразу сказать, что твоя «старуха» — Берта Стивенсон? Я бы тебя десятой дорогой обошла.

— Конечно обошла бы, Моника, она же Алтея и Сюзанн. Я тебя предупреждала, что в третий раз ты сядешь уже надолго.

— Мисс Робинсон, я не виноватая! Это ваш дебил хотел котика убить!

— Я с удовольствием стану участницей процесса, Влад. Так что встретимся в суде. И с тобой, Моника, тоже, если ты сейчас же не уберешься отсюда, а заодно и из номера на десятом этаже.

Девица выпорхнула из комнаты даже не попрощавшись с женихом, который так и стоял с котом на руках и с открытым от удивления ртом.

Никас никак не мог разобраться во всей этой ситуации. Сюзанн оказалась не Сюзанн, а Моникой, которая была хорошо знакома с хозяйкой кота, причем на какой-то криминальной основе. Впрочем, долго гадать не пришлось.

— Предупреждаю, что каждое твое слово будет использовано против тебя, — четко выговаривая фразу, произнесла Берта в ответ на угрозы, которыми фонтанировал взбешенный Влад. Разжалованный альфонс лихорадочно собирал вещи и сулил бывшей любовнице кучу проблем, а напоследок еще и оскорбил, пожелав лизать ж… своему коту.

Полковник никак не мог допустить, чтобы так разговаривали с женщиной в его присутствии. Пристроив Освальда на диване он уже хотел наброситься на наглеца и заставить его извиниться, но Берта придержала его за руку и выразительно покачала головой, что лишь сильней распалило Влада. И тот с удовольствием прошелся еще по защитнику «старых нимфоманок».

Как только за ним хлопнула дверь Берта достала из нагрудного кармана жакета миниатюрный диктофон, который включила еще полчаса назад, когда подходила к бассейну, и тихо сказала, нажимая кнопку:

— Мальчик забыл, что второе имя нимфоманки — «пиранья», а зря.

Затем она посмотрела на Никаса и виновато улыбнулась:

— Я слишком много взяла на себя, приказывая вашей девушке покинуть отель, но оградить от брачной аферистки — это самое малое, чем я могу отблагодарить вас за спасение моего Освальда.

— Вы еще можете предложить мне чашечку кофе, Берта. Я немного продрог.

Глава 3

Я с любопытством разглядывал ванную комнату. У Берты были клиенты по всему миру, и она всегда брала меня с собой во все поездки. Так что «президентских» роскошных номеров я насмотрелся. Но эта комната была достойна королевского дворца. В ней все сверкало мрамором и позолотой. Маркиз Кантер, муж моей «тёти» Летиции был не только первым советником короля, но и самым богатым человеком в Аскандии. Правда, я узнал об этом много позже, а сейчас почти с испугом смотрел на бассейн, заменявший обычную ванну, в которой клубилась некая чернильного цвета жидкость. Возле него суетилась Молли, раскладывая на стоявшей рядом кушетке большие мягкие полотенца

— Ваша милость, герр барон, разрешите помочь вам раздеться, чтобы немного освежиться, — произнес Чарльз, привычно протягивая руки, чтобы развязать затейливый узел сбившегося набок некогда белоснежного шелкового галстука.

Да, освежиться явно не мешает. От одежды исходил неприятный запах застоявшейся воды и тины. И весила она прямо целую тонну. Расшитый драгоценными камнями костюм сам по себе немало весил, а сейчас он еще и насквозь промок. Мне не терпелось сбросить мокрые тряпки. Но я не собирался раздеваться на глазах у посторонних. Хотел сначала сам посмотреть, какое тело мне досталось. А Чарльз, как, впрочем, и Молли явно не торопился уходить. Наверное, здесь заведено мыть хозяину задницу. Придется отучать.

— Я сам разденусь, Чарльз, — высокомерно заявил я камердинеру, а потом приказал Молли: — Принеси какой-нибудь таз. Я не собираюсь лезть на глубину после того, как чуть не утонул в том пруду.

— Сию минуту, ваша милость. Простите, что не подумала об этом, — виновато произнесла служанка и выбежала из комнаты.

— Прощаю, ­– милостиво произнес я, позволяя Чарльзу снять с моей шеи галстук. А затем решительно отвел в сторону его руки, принявшиеся было расстегивать пуговицы на одежде.

— Сказал же — сам.

— Как скажете, ваша милость, –­ отступил в сторону слуга.

— — Что еще не так, Чарльз? Я должен обращаться к тебе на «вы»? — спросил я у поджавшего губы камердинера.

— И называть Коупманом, а не Чарльзом, ваша милость. А Молли — Вайн.

— Как хочу, так и называю. Считай, это особым знаком доверия к вам. Или ты не хочешь быть моим доверенным слугой?

Я свысока посмотрел на камердинера, и тот испуганно закивал головой.

— Нет-нет, очень хочу, ваша милость. Просто это так необычно.

— Ладно, при посторонних буду звать тебя по фамилии. Но когда мы наедине, ты — Чарльз, а я ­– герр барон.

Камердинер почтительно поклонился и тут же бросился помогать Молли, пытавшейся втащить небольшую, вероятно, детскую ванночку.

Еще несколько минут ушло на то, чтобы наполнить ее обычной теплой водой, а затем я вытолкнул слуг из ванной комнаты и велел не входить, пока не позову. Но для надежности все равно подпер дверь стулом.

Подрагивавшими пальцами я нетерпеливо стягивал одежду и уже вскоре стоял полностью обнаженный перед огромным зеркалом и критичным взглядом оценивал свое новое тело.

Даниэль не был Аполлоном. Ноги и руки довольно тощие, а живот, наоборот, уже начинает свисать по бокам. Да и лицо уже начало расплываться. Барон явно был любителем нездоровой пищи. Даже Молли специально взял сюда, чтобы она жарила его любимые пончики. Впрочем, если сбросить несколько килограмм, подстричь длинные лохмы и сбрить неопрятные усы, то внешность Даниэля станет вполне приятной. А если еще отрастить двухдневную щетину, так и вовсе приобретет брутальный вид. Но я решил подумать об этом завтра, а сейчас с трудом уместившись в маленькой ванночке, начал усердно тереть себя мочалкой.

То, что люди не стесняются животных и в их присутствии занимаются разными вещами, даже сугубо личными всегда безумно раздражало меня — кота. Но сейчас все те наблюдаемые непотребства сослужили прекрасную службу мне ­– человеку. Да и память тела Даниэля, к счастью, сохранила основные физиологические навыки. Руки, впрочем, не слишком умело управлялись с мылом и губкой. Похоже, барона действительно купали, как малое дитя. Да и обтирали тоже, судя по тому, как я чуть не упал, запутавшись в огромном полотенце.

Хорошо еще, что с более интимными процедурами эти ручки были неплохо знакомы. И пока я в размышлении пялился на этот, гм, орган, они привычно обхватили его и направили струю в некое подобие современного унитаза. Правда, с точностью подкачали. Ну, что взять с бывшего кота? Впрочем, в прошлых жизнях встречавшиеся мне мужики тоже отличались некой косорукостью и косоглазием, и обычно этим не заморачивались.

Порядком насвинячив в ванной комнате я, наконец, закончил свои банные и туалетные занятия и, накинув длинный бархатный халат, вышел из нее. Чарльз, просидевший все это время в коридоре, живо подхватился и, поддерживая меня под локоток, повел в гардеробную, которая оказалась столь же роскошной, как и ванная комната.

А в ней меня ожидал очередной сюрприз. Нет, меня поразили не огромные шкафы, забитые одеждой, и не расставленные вокруг круглого стола удобные пуфики. И вовсе не размер комнаты, хотя я привык, что гардеробные даже в номерах люкс — это обычные большие кладовки. Меня удивило обилие одежды, которое предстояло надеть. Сначала я подумал, что камердинер разложил на длинном комоде несколько пар штанов для того, чтобы я выбрал, какие хочу надеть. Но оказалось, что надевать надо все! Какой бред! Да, я кот, и в штанах никогда не ходил, но все мужики, у которых я жил, и те, которые приходили к моим «хозяйкам» носили только трусы и штаны, а некоторые обходились даже без трусов, чтобы не тратить лишнее время на свиданиях.

Этот никчемный Чарльз явно потешался над бароном. Тот ведь дурачок. Ему и бабские панталоны с ленточками и кружевами подсунуть можно. Ну, погоди! Я тебе не Даниэль!

— Снимай штаны, — резко приказал я камердинеру.

— Бить будете, ваша милость? — побледнел слуга. — Но в чем я провинился?

— Сначала покажи, что у тебя под штанами. А там посмотрю бить, или нет.

— Ваша милость, умоляю вас. Говорят, что сейчас новая мода повелась, и некоторые занимаются такими делами. Даже поговаривают, герцог Картис с друзьями иногда позволяют себе подобные развлечения. Но я не из этих самых.

Я внимательно посмотрел на блеющего Чарльза и заподозрил, что говоря о моде, тот имел в виду вовсе не панталоны. Живя среди людей я много чего повидал, правда некоторые забавы только по телевизору, в фильмах для взрослых. Все мои служители придерживались традиционных взглядов. А вот среди котов встречались экземпляры, пытавшиеся навязать мне свое внимание. И тут же получали за это удар по морде или укус за хвост. А сейчас похоже мне самому дали бы по морде, не будь я бароном.

— Да зачем вам это надо, ваша милость? Ну, не приласкала вас Молли, так найдёте другую девушку. Давайте, я поговорю с Тильдой. Она благосклонная ко всем.

— Не мели глупости. Еще с «давалками» я не связывался, — прошипел я, но видя, что Чарльз уже чуть не плачет, смягчился: — Просто покажи свое нижнее белье. Хочу знать, все ли мужчины носят подштанники с кружевами.

— Только аристократы, ваша милость, а остальные носят кальсоны из полотна.

— А трусы у аристократов тоже с кружевами?

— Какие-такие трусы? — удивился Чарльз, приспуская штаны и тут же быстро натягивая их обратно.

— Понятно, каменный век, ­– недовольно скривился я. Ну и планета мне досталась. На ней даже трусы еще не придумали. Но пусть меня убивают, я в жизни не надену кружевные тряпки.

— А зачем ты разложил столько кальсон? Их, что надо все надеть?

— Да, так ноги выглядят мускулистей.

— Спортом заниматься надо, а не напяливать сто одежек, — проворчал я, откладывая в сторону подштанники, на которых кружева были пришиты только снизу. — Ножницы есть в этом доме? — и увидев утвердительный кивок, коротко приказал: ­– Неси.

Камердинер решил, что барон окончательно рехнулся, когда я лихо кромсал штанины и приговаривал:

— И брюки превращаются в элегантные шорты.

Пока Чарльз от изумления таращил глаза я напялил некое подобие удлиненных шорт и почувствовал себя хоть как-то защищенным. Как же мне не хватает моей уютной мохнатой шкурки. Надо срочно искать способ возвращения обратно в свой мир. Долго морочить голову этим инопланетянам вряд ли получится. Да что там долго! Меня могут разоблачить в любую минуту. Как же мне узнать заклинание?

Я машинально потер браслет на руке и едва не взвыл от пробежавшей по телу горячей волны. Хватая воздух, я опустился в кресло, так удачно стоявшее в гардеробной.

Чарльз, горестно вздыхая, поднял с пола лоскуты с кружевами и огорченно произнес:

— Ваша милость, ну что вы творите? А если вам придется где-нибудь раздеться, то что все подумают о вас? О моей репутации я, вообще, молчу. Меня сразу понизят до должности младшего садовника. И кружева такие дорогие, зачем вы их столь безжалостно порезали?

— Ладно, не нуди. Раздеваться я нигде не собираюсь, так что не переживай, никто тебя не выгонит. А если тебе жаль кружева, тогда сам отрежь их и отдай Молли. Пусть пришьет их на платье, ­– великодушно произнес я, уже полностью приходя в себя. Надо осторожней обращаться с волшебным браслетом. Он сразу почуял самозванца. Надеюсь только, что жаром обдал и все. А то вдруг говорить начнет? Тогда я точно пропал.

— Спасибо, герр барон, за щедрость, — низко поклонился Чарльз, проворно хватая самые расшитые кальсоны. Он аккуратно отпорет кружева и подарит их Молли. Она просто ахнет от такого роскошного подарка, и конечно позволит сорвать поцелуй, а может дело дойдет и до… Но его смелые мысли о благодарности девушки прервал категорический голос барона.

— Я не желаю быть павлином. Найди мне среди этого барахла что-нибудь нормальное, вроде того, что сам носишь.

— Но это одежда слуги, а господа носят шелка и бархат.

— Пусть будет бархат, но без всяких камней и оборок. Хочу синий или серый костюм, или как вы там его называете.

— Но синий и серый — это королевские цвета, ­– смутился Чарльз.

— А я сын короля, ты же сам мне это сказал. Короче, придумай, что-нибудь. Ты ведь камердинер, а не я. Но никакого коричневого и желтого, — недовольно произнес я, брезгливо откидывая тряпки этой расцветки. Такие цвета порядочный кот согласен видеть только в лотке.

Я вошел в раж и забросал Чарльза своими хотелками. Бедный слуга краснел, бледнел, хватался за голову, выслушивая мои указания. А потом твердо заявил, что увольняется, потому что сшить новый камзол невозможно не только к завтрашнему утру, но и через неделю.

Не знаю, до чего бы мы договорились, но в дверь гардеробной постучались и не дожидаясь ответа в комнату вошел высокий светловолосый мужчина. Судя по одежде это был явно не слуга.

— Ваше сиятельство, — низко поклонился камердинер и заметив удивленный взгляд мужчины, быстро набросил на меня шелковый стеганный халат, шепнув при этом на ухо: — Это ваш дядя, маркиз Кантер.

Я скрипнул зубами. А имя какое? Или мне его по фамилии называть прикажете?

— Мальчик мой, что с вами произошло? ­– взволнованно спросил мужчина, участливо обхватывая меня за плечи и пытливо вглядываясь в лицо.

Пронизывающие насквозь серые глаза смотрели тревожно и внимательно. Похоже, маркиза действительно заботило состояние Даниэля, то есть мое.

— Случайно упал с моста, дядюшка, головой вниз, ­– старательно обходя звук «р» ответил я.

— Как вы себя чувствуете, Данни? — встревожился маркиз и строго спросил у Чарльза, рассматривая мои «шорты»: ­– Что за странный наряд на его милости, Коупман?

Тот начал было оправдываться, но в этот момент его господин вдруг начал валиться на бок, и он едва успел подхватить барона, не дав свалиться ему на мраморный пол и вновь ударить свою многострадальную голову.

Глава 4

Я открыл глаза и уставился в незнакомый потолок. Очередной отель, куда меня притащила Берта. Голова гудела. Она опять накормила меня таблетками, чтобы я легче перенес полет в самолете. Берта моталась по всему миру по делам клиентов, и мне приходилось мотаться вместе с ней, ведь она и на день не желала расставаться со мной. Похвальная преданность. Хотя я предпочел бы ждать ее в каком-нибудь приличном «кошачьем» отеле, но разве ее переубедишь? Вот и приходится глотать противные таблетки, после которых потом так хреново себя чувствуешь. А в этот раз их еще заменили на новые, более убойные. Мне даже привиделось, что я стал человеком. Фу, какая жуть была!

Ай! Жуть продолжается!

Я посмотрел на волосатые руки и пальцы с обкусанными ногтями, и заплакал. Да, я ­­– хладнокровный и уравновешенный кот постыдно плакал на широкой мягкой кровати в огромной роскошной комнате. Безутешно и горько. Дверь скрипнула и послышались тихие голоса. Поспешно вытерев слезы я закрыл глаза. Но потом слегка приоткрыл их, услышав шелест юбок и осторожные мужские шаги.

Мои «родственники» склонились над племянником и тихо зашептались.

— Коупман сказал, что Данни ударился головой и потерял память. Смог вспомнить только свое имя, и то второе, — тихо сказал маркиз жене.

— Но он узнал меня. Так и сказал — тетушка Летти, — возразила женщина и нежно погладила племянника по голове. — Бедный мальчик. Смотрите, Эдмунд, он плакал. Наверно, ему очень больно.

Маркиза сама чуть не плакала, и муж поспешил ее успокоить.

­– Дорогая, лекарь сказал, что с Даниэлем все в порядке, и память к нему скоро вернется. Мы все поможем ему.

— Ах, Эдмунд, я опять не уберегла мальчика.

— Летти, я знаю, вы до сих пор упрекаете себя в том, что произошло двадцать лет назад в нашем доме. Но кто же мог подумать, что Максимус Картис окажется настолько жестоким, что нападет на мальчика много младше себя и попытается его утопить? Такое даже в голову никому не могло прийти. Но сегодня это был обычный несчастный случай. Даниэль просто поскользнулся на мостике.

Маркиз не стал тревожить жену своими подозрениями. Коупман сказал, что видел какую-то серую тень, мелькнувшую за спиной барона. Камердинер сразу не предал ей значения, бросившись спасать хозяина. Он даже не уверен не показалось ли ему.

А Эдмунд сразу понял, что ничего слуге не показалось. Злобный десятилетний мальчишка вырос, стал герцогом, но ненависть в нем так и осталась. Он был из рода серебристых волков, и вполне мог обратиться зверем, чтобы незаметно подкрасться к Даниэлю и столкнуть его в пруд, закончив дело, начатое двадцать лет назад. А именно –­ избавиться от соперника.

Но маркиза была умной женщиной, и даже не зная всех подробностей, сразу заподозрила, что несчастный случай вполне мог быть подстроен герцогом Картисом.

— Эдмунд, надо рассказать Карлу и Элизабет о случившемся. Может хоть теперь Карлу удастся убедить императора освободить Даниэля от этого смотра? Я так переживаю за него.

— Мы все переживем за него, дорогая. Этот смотр — полнейший фарс, все и так прекрасно знают, кто женится на принцессе Авроре.

— Непонятно, зачем император настоял на участии Даниэля. Мальчик ведь никому не мешал, жил себе тихо в поместье. К чему выставлять его на посмешище перед всеми королевскими дворами? Карл ведь в почете у императора, тогда почему тот так жаждет растоптать его сына? — всхлипнула Летиция, вытирая слезы.

— Вы же знаете, Летти, что у императора из детей и внуков есть только три внучки — вы с сестрой и Агния, королева Нардании. Потомки мужского рода имеются только у Агнии и Элизабет. Вот император и пожелал, чтобы один из правнуков стал королем Аскандии, а в будущем, возможно, занял бы и его трон.

— Но ведь Светлейшему известно о состоянии здоровья Даниэля. Уж он точно не станет преемником! ­ — возмутилась маркиза. — Хотя лично я предпочла бы пусть и не блещущего умом, но доброго императора, чем жестокого тирана, каким явно станет герцог Картис.

— Я тоже, моя дорогая. Боюсь, что при новом принце Аскандии я буду опасаться уже не за должность главного советника, а за жизнь ­– свою и моих близких. Картис не забыл, кто ударил его за подлый поступок.

— Да, этот негодяй нам точно отомстит. Но я всегда гордилась вами, Эдмунд. И тогда, и теперь. Ничего, мы выстоим. Я попрошу Элизабет приютить нас.

— Летти, мы с Карлом давно уже договорились об этом. И я рассчитывал, что мы переедем в Ласканию до начала смотра, но желание императора видеть на нем Даниэля изменило все планы.

— Но сейчас планы могут опять измениться. Надо поговорить с его родителями.

— Поговорим прямо сейчас из библиотеки, я уже направил запрос в Ласканию.

Услышав удаляющиеся шаги, я открыл глаза. И поняв, что в комнате один, вскочил на ноги, подбежал к двери и осторожно выглянул в коридор. Увидев, как за мелькнувшим подолом платья захлопнулась дверь, я понял, что вероятно это и есть библиотека, в которой должен состоятся (наверное, по телефону) разговор с родителями барона.

С радостью отметив, что память тела Даниэля полностью восстановилась, а навыки кота никуда не делись, я на «мягких лапках» подкрался к библиотеке и слегка приоткрыл дверь. Небольшая щель давала ограниченный обзор, но позволяла хорошо все услышать.

Библиотека была двухъярусная. Внизу располагалась роскошная гостиная с уютными диванчиками, пуфиками и изящными столиками. Винтовая лестница из красного дерева вела на второй этаж, весь уставленный огромными шкафами с книгами.

Тетя и дядя Даниэля не сели в кресла, чтобы удобно поговорить по телефону, а подошли к окну, завешенному тяжелой атласной портьерой. Маркиз потянул за витой золотой шнур и ткань разъехалась в стороны. О, да это не окно, а огромное, от пола до потолка зеркало. Мужчина приложил ладонь в специальное углубление на широкой бронзовой раме. Зеркальная гладь завибрировала и заискрилась разноцветными бликами. Прямо как экран телефона Берты, подумал я, только в тысячу раз больше него.

Через несколько минут рябь прекратилась и на гладкой поверхности появилось изображение мужчины и женщины. Я сразу понял, что это родители Даниэля. Женщина была почти точной копией маркизы, только белокурые волосы были уложены в затейливую высокую прическу, которую венчала маленькая королевская тиара. Такая же тиара украшала и голову крупного темноволосого мужчины с яркими зелеными глазами.

Но зеркало оказалось не просто экраном. Через мгновение королевская чета уже стояла в библиотеке. Ничего себе! Так это же портал!

Я был неплохо подкован во всех этих фантазийных штучках. Не зря же десять лет прожил с девчонкой, повернутой на фэнтази. Сколько фильмов пришлось увидеть, а еще столько книг услышать! Моя «хозяйка» не любила читать, и всегда включала аудиокниги. Потом засыпала под них, а я маялся, слушая весь этот бред. Но потом девочка выросла, вышла замуж, родила двоих кото-мучителей, и я еле вырвался из их цепких рук, когда они решили запустить меня в небо на воздушных шарах. Пришлось спасаться бегством. Хорошо, что во дворе стояла машина Берты. И у меня началась новая, девятая жизнь. Но что-то я отвлекся. Сейчас надо уши держать востро, а не предаваться воспоминаниям, не то еще опять заплачу от жалости к себе.

Я встряхнулся и оглянулся по сторонам. В коридоре было тихо, и припав ухом к двери я начал внимательно слушать.

Судя по взволнованным голосам родители Даниэля действительно любили сына и беспокоились о нем.

— Я немедленно потребую аудиенцию у императора и заявлю, что от имени сына отказываюсь от участия в этом нелепом смотре, ­– решительно произнес король.

— Карл, в таком деле нельзя действовать сгоряча, ­– осторожно произнес маркиз. — Надо хорошо все обдумать, чтобы не попасть в опалу. Вы же знаете насколько категоричен император. Он один решает, кто и когда покинет этот смотр.

— Тогда я воззову к великодушию Светлейшего. Жестоко выставлять беспамятного человека на потеху.

— Карл, у него нет великодушия, когда речь заходит об интересах империи.

— И что же делать, Эдмунд? — раздраженный от беспомощности резко спросил король Ласкании у маркиза, который был не только его свояком, но и старинным другом.

— Сначала надо точно узнать насколько пострадала память Даниэля, а затем уже будем решать.

— Я хочу увидеть нашего мальчика. Вдруг, он забыл и нас? — всхлипнула королева, прикладывая к глазам кружевной платочек.

Маркиза бросилась к сестре и обняла ее за плечи.

— Бетти, Данни узнал меня и Эдмунда. Конечно, он вспомнит и вас. Сейчас мы немного успокоимся и пойдем к нему.

Понимая, что вот-вот все покинут библиотеку, я бесшумно бросился обратно по коридору и спустя несколько мгновений уже лежал на кровати, укрывшись до ушей одеялом и притворяясь спящим.

Дверь тихо открылась, и через минуту надо мной склонились четыре фигуры.

— Мой бедный мальчик, ­– прошептала королева Элизабет и нежно поцеловала сына в щеку.

Король молчал, но его сильная рука бережно гладила голову Даниэля.

Притворяться спящим и дальше не было смысла. Нельзя же спать бесконечно. Поэтому я открыл глаза и сонно похлопал веками, фокусируя взгляд.

Женская ручка так ласково погладила меня по щеке, что я инстинктивно чуть не лизнул ее, но вовремя остановился. И коснувшись губами ладони, растроганно произнес:

— Мама, — а затем посмотрел на мужчину, перебиравшего пальцами мои волосы, и сказал ему: — Папа.

Я думал родителя Даниэля обрадуются, что сын узнал их, но они неожиданно расстроились. Отец нахмурился, а мать поднесла ладонь к губам, заглушая рвущийся из горла вскрик.

Столь странная реакция удивила меня, но слова короля, тихо сказанные маркизу, все прояснили.

— Он так называл нас только в раннем детстве. Вероятно, разум настолько пострадал, что теперь соответствует уровню пятилетнего ребенка. Надо немедленно переправить Даниэля в Ласканию. А император пусть делает, что хочет. Хоть даже объявляем нам войну.

— Карл, если будет война, то император уничтожит ваше королевство, с его армией не сравнится никакая другая.

— А вы считаете, что пятилетний ребенок защитит наше королевство?

Я досадливо закусил губу. Не хватало еще, чтобы из-за моего незнания этикета началась война. Только появился в другом мире и на тебе — стал причиной раздора. Надо срочно вмешаться, пока дело не зашло слишком далеко. Плохо только, что я не знаю, как картавил Даниэль, но может никто и не будет сравнивать, как было до и после падения. Главное — картавить. Твердая «р» их точно насторожит, а честное признание, что в теле их сына теперь находится кот настолько выбьет из колеи, что оставшуюся часть жизни я точно проведу в комнате с решетками на окнах. Помню, как тот граф или князь свихнулся от водки, и три года прожил, считай, в клетке.

Поэтому я прочистил горло и произнес, тщательно сжевывая «р»:

— Папа, мама, я не сошел с ума. Пгосто сильно удагился и многое не помню. Вот как надо к вам обгащаться не помню, но то, что я ваш сын и люблю вас знаю точно.

— Вот видите, Карл, мальчик мыслит вполне здраво, ­– сразу бросился успокаивать короля маркиз, пытаясь предотвратить назревающий конфликт с императором. — До начала смотра еще несколько дней. Давайте пока оставим все как есть.

— Не помню, что надо делать на этом смотге, но если дядюшка Эдмунд (хорошо, что подслушал его имя) мне напомнит, то думаю, я спгавлюсь, — самоуверенно заявил я, надеясь, что смог убедить короля. Но тот еще выше вскинул брови от удивления.

— Даниэль, но вы же категорически отказывались участвовать в смотре, и нам с маркизом еле удалось уговорить вас приехать в Аскандию. Вы точно хотите здесь остаться?

— Я не хочу, чтобы импегатог воевал с нами. Я пгавильно понял, что лучше пгоигвать, чем отказаться участвовать?

— Да, мой мальчик, так будет лучше для всех. Вы приняли правильное и очень мужественное решение, — похвалил маркиз племянника и опасаясь, как бы тот не передумал, поспешил успокоить и его, и короля Карла. — Я уверен, что смотр займет всего несколько дней, но мы все это потом обсудим. А сейчас Даниэлю лучше отдохнуть.

Я хотел было возразить, что совсем не устал, но слабость вдруг накатила на меня и провалила в глубокий сон.

Глава 5

Какое счастье! Я дома!!!Моя любимая кровать, моя любимая Берта!

Я хотел привычно, с разбега прыгнуть на кровать и замер на месте. Рядом с Бертой лежал… большой черный кот британской породы. Она нежно обнимала его, а он тесно прижимался к ней, положив голову на плечо. Я бросил резкий взгляд на зеркало, висевшее напротив кровати, и увидел пялившегося на меня несуразного мужика, которого звали Даниэлем.

Понятно. Чудо не произошло. Ой, какой я недогадливый! Нужно разбудить этого самозванца, сказать ему, чтобы он произнес свое заклинание и опять стал Даниэлем. Для этого я здесь и оказался.

Так, надо быстро действовать. Прямо не терпится вновь оказаться в своей шкурке и привычно растянуться на кроватке. Я даже Берту не буду толкать лапами, спихивая на краешек. Пусть спит на середине. Сегодня. А там посмотрим.

Сейчас главное разобраться с Даниэлем, посмевшим забросить меня на какую-ту непонятную планету, а самому вселиться в мое тело. Я тихо, на цыпочках, чтобы не разбудить Берту, подкрался к кровати и осторожно высвободил кота из любящих объятий. Хорошо, что у меня имеются руки и прекрасное знание кошачьих инстинктов.

Чтобы кот не заорал и не вырвался, я мгновенно схватил его за холку. Наглец сразу повис беспомощной тушкой. Тяжелый он, однако! Неужели, я тоже был таким неподъемным? Но ведь Берта так любила носить меня на руках, а я, дурачок, всегда вырывался. Кстати о дурачках.

— Слышишь, ты! Немедленно произнес заклинание и быстро убрался на свою Циннару. Может тогда я не оторву тебе хвост за такую подлянку. Надо же додуматься — приличного кота превратить в полоумного кожаного! — со злостью прошипел я, даже не соображая толком свою угрозу.

Как я оторву хвост, если он вернет мне тело? Сам себя изуродую, что ли? Но раздумывать было некогда. Берта могла проснуться в любой момент. Представляю, что будет, если она увидит в своей спальне взлохмаченного придурка в обрезанных подштанниках.

Поддельный Освальд слабо пискнул и заплакал. Нет, реально, из янтарных глаз ручьями потекли слезы. Тьфу, вот что значит ненастоящий. Коты никогда не разводят сырость. Они орут, рычат, но не плачут.

Глубоко вздохнув я на носочках вышел из спальни. И усевшись на кухне, уложил самозванца на колени, прижимая руку к его спине, не давая сбежать.

— Успокойся, Даниэль. Ничего тебе не будет, ­– проворчал я, невольно начиная гладить его другой рукой за ушами. — Но пойми, поиграл и хватит. Пора домой. Тебя папа и мама ждут, и смотр вот-вот начнется. Ты ведь помнишь, что должен быть на нем?

— Простите, сэр, но я не понимаю, как оказался здесь. Я упал в пруд и начал тонуть, а потом, бац, все потемнело и конец. А когда очнулся, то понял… что ничего не понял, — жалобно произнес кот. — Но здесь так хорошо, лучше, чем дома. Хозяйка вкусно кормит и гладит меня. Даже спать с собой рядом разрешает.

— Не кот, а недоразумение какое-то. Запомни на будущее, малыш, может пригодится, если снова захочешь поиграть в котика. Не мы живем у людей, а они живут у нас. И делают только то, что мы им разрешаем. А именно — слепо обожают нас и преданно служат. А дело кота — это жрать, спать и ср…, — я вовремя вспомнил, что разговариваю типа с аристократом, сыном короля, — и гулять. Так что нечего тут Берту баловать.

— Мою хозяйку зовут Берта?

— Не хозяйку, а служительницу.

— Никто так ласково не относился ко мне, как она, — грустно сказал кот.

— Даже родители? Кстати, а как ты к ним обращаешься?

— Ваше Величество.

— А почему не «папа», «мама»?

— Так обращаются к родителям только простолюдины.

— Понятно. Ладно, хватить болтать. Давай, превращайся в Даниэля и возвращайся домой.

— Я не хочу возвращаться. Я боюсь.

— Кого? Чего?

— Герцога Картиса.

— Почему? Что он сделал?

— Герцог хотел убить меня двадцать лет назад, когда мы были детьми. Предложил поиграть в фонтане, а потом ударил по голове и начал топить. Меня тогда спас дядя Эдмунд. Я не хочу больше встречаться с. Картисом, но император настоял на моем участии в смотре.

— Но почему ты так уверен, что герцог опять захочет убить тебя? Тогда он был ребенком, а теперь повзрослел, поумнел.

— Я гулял в тетушкином парке, когда увидел огромного волка. Он подбежал и толкнул меня в пруд.

— Волк? А причем тут герцог?

— Герцог из рода серебристых волков, и может обернуться зверем в любой момент.

— Ну, да. Анимаги. Чарльз что-то говорил об этом.

Я гладил кота и слышал, как громко и быстро бьется его сердце, словно он мчался, убегая от своры разъяренных псов. Да и на мои вопросы еле отвечал, задыхаясь от страха. Нехило, однако, герцог напугал Даниэля.

— Тихо-тихо, успокойся, а то сердце сейчас выскочит. Я все понял.

— Сэр, пожалуйста, не возвращайте меня обратно, — вновь заплакал кот.

Эх, наивный малыш. Да если бы я знал и умел, то сейчас бы не гладил тебя, а сам сидел бы здесь и вылизывал лапу, а затем побежал бы в спальню, прыгнул на кровать, чтобы разбудить Берту, и потребовал бы свой любимый корм.

Почему, я сказал «малыш», спросите вы? Да потому, что полностью прожив восемь жизней, я был глубоким старцем по людским меркам. Но даже, если отбросить весь предыдущий опыт, мои нынешние шесть кошачьих лет можно сравнить с сорока человеческими годами. А Даниэлю хоть и было двадцать пять, как я успел выяснить у Чарльза, но он вел себя, как подросток, и в прошлой жизни, и сейчас. Вместо того, чтобы вместе искать решение, как вернуться на круги своя, он умолял меня оставить все, как есть. То есть позволить ему быть котом.

Взглянув в кошачьи глаза, наполненные верой в мое всемогущество, я понял, что придется действовать одному и любым способом самому выведать заклинание, хотя не факт, что оно сработает.

Только я открыл рот, чтобы все это сказать, как из спальни послышался испуганный голос Берты.

— Освальд, ты где?

Кот опрометью бросился на зов, я машинально хотел сделать тоже самое, но в этот момент раздался громкий хлопок, словно лопнул воздушный шар, и комната исчезла.

***

— Ваша милость, герр барон, просыпайтесь, пожалуйста.

Я лениво приподнял тяжелые веки и потянулся всем телом, потом перекатился с боку на бок и встав на четыре лапы, прогнул спину и помахал хвостом.

— Что вы делаете, герр барон? Осторожней, вы можете повредить себе спину, — засуетился камердинер, не решаясь прикоснуться к похоже окончательно свихнувшемуся хозяину.

Я полностью открыл глаза и понял, что стою на четвереньках и кручу некой частью тела, на которой, увы, нет хвоста. Я все тот же придурковатый барон Бранвейн.

— Чарльз, не ори так. Я просто делаю зарядку для рук и ног.

— Зарядку? Какое странное слово.

— Привыкай, теперь я буду делать ее каждый день. И зачем ты меня разбудил? Что за срочность такая?

— Ваши дядюшка и тетушка озабочены, что вы так много спите. Его сиятельство даже хочет опять пригласить королевского лекаря.

— Не надо никаких лекарей, я здоров. И ужасно хочу есть.

— Но завтрак давно прошел, теперь надо ждать обед.

— Не понял. Мне, барону Бранвейну, любимому племяннику маркизы Кантер не дадут даже кусочка хлеба с сыром и мясом? Или хотя бы стакан молока?

— Молока, ваша милость? — вытаращил от удивления глаза камердинер. — Вы, наверно, хотели сказать бокал эля?

— Я сказал то, что хотел сказать, — высокомерно осадил я слугу. — Зови сюда Молли.

Чарльз дернул за шнурок, висевший рядом с кроватью, и через минуту запыхавшаяся служанка вбежала в спальню.

— Ой, ваша милость, простите, — она стыдливо закрыла ладонью глаза, увидев полуголого барона.

Девушка смутилась не от того, что на нем были одни подштанники. Она уже видела господина в таком виде, когда он пытался заигрывать с ней. Правда, в последний раз ей пришлось толкнуть его, чтобы слегка охладить пыл, но сейчас в спальне находился Чарльз, и Молли не боялась, что придется вновь защищаться от притязаний барона.

Она засмущалась от вида голых мужских ног, торчавших из неприлично коротких штанин.

Чарльз чопорно поджал губы и набросил на барона тяжелый стеганный халат. Понятно, что головой треснулся, но надо же соблюдать хоть какие-то приличия.

Я надел халат и обвел требовательным взглядом своих слуг.

— Вы помните, что поклялись служить мне верой и правдой, и за это получите деньги и новые должности?

Те закивали головами и начали заверять меня в своей преданности, но я нетерпеливым взмахом руки прекратил их лепет.

— Значит, так. Молли, берешь иголку в руки и подшиваешь мне подштанники до той длины, которую я покажу. Заодно отпорешь все кружева, и можешь забрать их себе.

Я отметил, как радостно вспыхнули глаза горничной, и как недовольно нахмурился камердинер. Ну, извините, не знал, что этот шельмец задумал сам подкатиться к Молли с хозяйскими кружевами и урвать от нее несколько благодарственных поцелуев. Впрочем, нечего на чужое добро роток разевать. Самому надо девчонку умаслить, только не за поцелуи. На фига они мне. Сейчас нужна не любовь продажная, а покупная услужливость и преданность.

— Надеюсь, шить ты умеешь? — строго спросил я. — Мне не надо, чтобы посторонние руки копались в моем белье.

— Умею, ваша милость. Всю одежду сама себе шью.

— Ладно, посмотрю потом, какая ты мастерица. А пока раздобудь мне еду.

— Я попробую уговорить повара пожарить вам пончики, хотя он такой важный, прямо не подъехать к нему.

— Так, с сегодняшнего дня никаких пончиков и плюшек. Принеси мне хлеба и мяса. А еще молока.

— Молока? — вытаращила глаза Молли, подозревая, что после последнего падения барон окончательно сдурел. Где это видано, чтобы взрослый мужчина пил не эль, а молоко?

— Делай, что велено, и не болтай лишнего с остальными слугами. Ты ведь хочешь стать моей экономкой? Значит — рот на замок, а ушки на макушке. Все слушаешь, запоминаешь и мне докладываешь.

Преданно глядя мне в глаза Молли несколько раз кивнула и убежала выполнять данное ей поручение, а я уставился на камердинера и требовательно приказал:

— Рассказывай все подряд о королевстве Аскандия, принцессе Авроре и о смотре женихов. Только давай без вопросов «вы и это не помните?», «неужели и об этом забыли?» Говорю последний раз — не помню, не знаю, все забыл. Хотя, нет, кое что помню, — я многозначительно посмотрел на слугу и отчеканил: — Ты станешь намного богаче, если будешь верно служить мне.

Какая разница, Земля это или какая-то Циннара. «Кожаные» везде одинаковые. Главное их предназначение — это служить нам, «пушистым». О чем я в очередной раз и напомнил этим людишкам.

Через несколько минут Молли притащила поднос, уставленный тарелками. Она еще не успела расставить их на столе, как я уже схватил большую отбивную, откусил от нее кусок и чуть не замурчал от удовольствия. У-у-у, как вкусно!

— Ваша милость, что вы делаете? — испуганно пискнула горничная, и я, торопливо прожевав мясо, недовольно сказал ей:

— Иди, займись делом. Мне срочно нужны нормальные штаны. Чтобы через час они были готовы.

Молли выпорхнула из комнаты с охапкой одежды, а я спросил у Чарльза:

— Чего она орала, как потерпевшая? Что я опять сделал не так?

Камердинер мученически посмотрел на меня и глубоко вздохнул, а затем начал терпеливо объяснять правила этикета, а проще говоря, показывать, как надо пользоваться ножом и вилкой. И судя по тому, как неловко у меня получалось, предыдущий владелец тела тоже не был знатоком этого дела. Но я, пожалуй, оказался ловчее его, и через несколько минут уже довольно умело резал мясо, накалывал его на вилку и уверенно отправлял в рот. А еще внимательно слушал камердинера и мотал на ус все, что он рассказывал.

Глава 6

Вскоре я узнал много интересного из жизни Даниэля, да и самого слуги тоже. Оказалось, что камердинер был вторым сыном королевского дворецкого, поэтому не мог рассчитывать, что сменит отца на его посту. Такая почетная должность переходила только к старшему сыну. Но Чарльз все равно надеялся, что сможет «выбиться в люди», и когда десять лет назад отец сказал, что его назначили камердинером младшего принца, он воспринял это с энтузиазмом и пыжился от гордости. Стать в двадцать лет доверенным лицом столь знатной особы было очень престижно. К тому же сыну короля исполнилось всего лишь пятнадцать лет, и служить у юного лорда было намного приятней, чем у пожилого. Да и доходней тоже. Молодой господин часто обновляет гардероб и обычно легко расстается с уже ненужными вещами. А умный камердинер всегда найдет, куда их можно сплавить. Чарльз уже представлял, как будет помогать юноше разбираться в причудах капризной моды и ненавязчиво давать ему советы в выборе одежды, не зря ведь он был лучшим учеником в школе камердинеров.

Но действительность разбила его радужные мечты. Чарльзу пришлось стать не экспертом в вопросах моды, а, считай, нянькой для сына короля. Который оказался не то чтобы герцогом, но даже не маркизом или графом. А всего лишь бароном. И не потому, что королевство Ласкания было настолько мало, что на всех сыновей короля не хватило герцогств. Его величество мог даровать столь высокий титул и пятерым сыновьям. Вот только младший принц не способен был управлять ни герцогством, ни маркизатом, ни графством. Как, впрочем, и баронством. Но по традиции, когда принцам исполнялось пятнадцать лет, им возлагали на головы герцогские тиары и призывали к исполнению долга перед королевством. Став герцогом юный принц получал не только полную власть в своем герцогстве, но и огромную ответственность за его процветание. А еще обязанность активно участвовать в политической жизни королевства и достойно представлять Ласканию при императорском дворе.

Но о какой ответственности и обязанностях можно говорить, если младший сын короля так и остался ребенком? Держать его во дворце при себе король не мог. И речь тут шла не о любви или нелюбви. Король не стыдился своего отпрыска, наоборот, питал к нему даже более нежные отцовские чувства, чем к старшим сыновьям. Ведь его родила женщина, на которой он женился по любви, а не из политической выгоды. Но оставив Даниэля при дворце, Карл Первый перед всем миром признал бы его умственно-неполноценным. А так, передав ему баронство, лишь во всеуслышание заявил, что его младший сын — неисправимый мечтатель. И поскольку Ласкания уже имеет двух претендентов на корону, тогда почему бы не позволить третьему жить в удовольствие в своем уютном мирке? Так что, вот уже десять лет барон живет в замке в Бранвейне, вдали от шумной столицы и людских пересудов.

— И все поверили в сказку о мечтателе-отшельнике? — недоверчиво хмыкнул я. — Даже никто не приперся поглазеть на него?

— Баронство находится под личной магической защитой короля. В него могут попасть только члены королевской семьи.

— Понятно, заперли дурачка в темнице, от греха подальше и забыли.

— Зачем вы так говорите, герр барон? — искренне обиделся камердинер. — Ваши родители часто навещают вас, и братья тоже. Герцог Орланский следит за порядком в баронстве, а герцог Тиринейский занимается с вами магическими науками.

— Науками, со мной? — скептически ухмыльнулся я. ­– Ну, и какие у меня успехи? Ах, да. Ты говорил, что я умею превращаться в кота. Правда, заклинание никак запомнить не могу. А братьев как зовут? Или к ним тоже надо обращаться «Ваше величество»?

— Нет. Герцогам принято говорить «ваша светлость», — тут же поправил меня слуга. — Но у вас хорошие отношения с братьями, и вы зовете их по именам. Герцога Орланского ­зовут Джеймс, а герцога Тиринейского — Томас.

— Понятно, а чем я еще занимаюсь, кроме магических наук?

Я примерно представлял круг занятий Даниэля. Не зря ведь десять лет прожил с графом. Тот целыми днями курил трубку и пил вино, по вечерам ездил по гостям, чтобы перекинуться с приятелями в карты. Ну, а по ночам развлекался с хорошенькими горничными. Не думаю, что в этом мире барону приходится трудиться в поте лица, чтобы заработать на хлеб насущный,

Так и оказалось. Родные слишком жалели и опекали Даниэля. Тот прямо изнывал от безделья, и бедному Чарльзу приходилось постоянно придумывать ему развлечения. Для карточных игр у барона не хватало сообразительности, а для занятий живописью — усидчивости. Составлять рифмы и складывать пазлы он категорически не желал. Как, впрочем, и читать что-то иное, кроме сказок. Правда любил слушать рыцарские романы, который каждый день читал ему Чарльз. Верховая езда ему тоже не давалась. Он постоянно падал с лошади. Плавание и рыбалка сразу отпадали. Барон боялся воды. Об охоте даже говорить нечего. Кто же даст оружие в руки дурачку? Так что все, что оставалось делать Даниэлю — это есть, спать и ср.., пардон, гулять. Прямо настоящая кошачья жизнь. Такая привычная и любимая. И я впервые обрадовался, что оказался в теле дурачка, а не супергероя, все время скачущего на лошади, сражающегося с врагами и покоряющего прекрасных дам. Кстати, о дамах. Надо выяснить у Чарльза, как обстоят дела Даниэля с женщинами.

— Ты хочешь сказать, что я только отлеживаю бока на диване? Никуда не хожу, ни с кем не общаюсь? — строго посмотрел я на камердинера.

— Да вы общаетесь целыми днями. Правда, с не совсем подходящими людьми, — чопорно поджал губы камердинер.

— Не понял? С пьяницами и картежниками?

— ­ Помилуйте, герр барон, что вы такое говорите? Кто бы их к вам подпустил? Я имел в виду девушек-кружевниц.

— Каких кружевниц? Или ты так называешь гулящих, ну, то есть, доступных девушек?

— Нет, это вполне приличные девушки, хотя некоторые из них и хотели бы стать очень доступными для вас, но я строго слежу… и не допускаю…

Камердинер покраснел и заикаясь объяснил, что барон любит посещать мастерские, в которых плетут кружева молоденькие мастерицы. Да он практически пропадает там целыми днями. Ему нравится наблюдать за производством, а еще больше флиртовать с мастерицами.

Я иронично скривился, представляя неуклюжие ухаживания Даниэля. Девчонки явно потешаются над бароном, а он принимает все за чистую монету и верит, что нравится им. Не удивлюсь, если ушлые девицы беззастенчиво залазят ему в карманы, а возможно, даже и в штаны.

— Надеюсь, все заканчивается только шутками? Или нет? Ты же не скажешь, что у меня есть внебрачные дети?

— Ну, что вы такое говорите, ваша милость! Я строго слежу за тем, чтобы девушки не наглели и не приставали к вам, — пылко заверил камердинер. — И не только я, но и другие слуги. Нас строго предупредили, что сразу рассчитают, если мы допустим такую оплошность, и вы… то есть у вас…

Он бессвязно лепетал, пытаясь как-то прилично объяснить, но я уже все понял. Слугам приказали следить за тем, чтобы барон не наплодил дурачков. Мысль, конечная, здравая, но Даниэль был физически здоров, и естественно, испытывал определенные потребности. Тут не уследишь, если припечет. Природу ведь не обманешь. По себе знаю. Сколько раз я так сбегал от своих «хозяев», и только уже нагулявшись вволю, возвращался обратно. И никакие пилюли не помогали. Кстати, о пилюлях.

— Надеюсь, ты ничего не подсыпаешь мне в еду?

— Да разве я посмел бы дать вам яд, ваша милость?

— Не яд, а какой-нибудь порошочек от похоти?

Лицо камердинера прямо запылало, и я понял, что попал в точку.

— С этой минуты никаких снадобий и порошков, Чарльз, — повелительно произнес я. — Ты меня понял?

Камердинер часто закивал, но тут же робко возразил:

— Ваша милость, но его величество сами дали мне порошок и строго-настрого приказали…

— А сейчас приказываю я. Или ты не хочешь служить у меня и дальше?

— Хочу, ваша милость, но…

— Никаких «но». Я даю слово, что не буду набрасываться на все, что шевелится.

И видя, что слуга не понял расхожую фразу из иного мира, я уточнил:

— Меня абсолютно не интересуют женщины.

Чарльз стал совсем уже пунцовым и вспомнив кальсоны с кружевами, я поспешил его успокоить:

— И мужчины тоже. Мне сейчас не до любви. Надо думать, как этот смотр пройти. Давай, рассказывай все, что о нем знаешь.

Но ранг слуги позволял ему вращаться лишь в низших слоях общества, поэтому о дворцовых интригах камердинер почти ничего не знал. Зато рассказал много интересного о баронстве Бранвейн. Оказалось, что в нем производят пиво (которое здесь называют эль) и сыр, самые лучшие во всей империи. Но особенно славится оно кружевом, тем самым, которое я так категорично не желал видеть на своей одежде, и которое так легкомысленно отдал служанке. Хорошо еще, что это оказались «Летние грезы» а не «Хвост павлина». Оказывается, за один метр «Хвоста павлина» можно было купить несколько лошадей. Теперь понятно, почему Чарльз столь ревностно следил за мастерицами, пытавшимся расколоть барона на подарки.

Мне и в голову не могло прийти, что кусок тряпки может стоить так дорого, поэтому я не задумывался о последствиях своей щедрости. А она чуть не вышла для Молли боком.

Пока Чарльз распинался о безумной ценности бранвейнских кружев над головой горничной разразилась настоящая гроза с громом и молнией, раскаты которой донеслись даже до гардеробной.

— Ты еще смеешь впутывать в это дело его милость, воровка? — раздался возмущенный женский голос. — Господин барон не мог сделать тебе такой подарок. Ты просто украла кружево и сейчас ответишь за это.

Чарльз мгновенно побледнел и бросился к двери. Цвет его лица менялся с пугающей быстротой. Какой он, однако, впечатлительный. Так, гляди, и кондрашка схватит.

Все-таки люди очень странные существа. Постоянно фонтанируют эмоциями. То ли дело коты. Да нам все пофиг. Зачем накручивать себя и ждать худшего, если можно просто сказать неприятностям «проходите мимо» и лениво помахать им вслед хвостом? Но тут я вспомнил, что меня угораздило стать человеком, а значит, притвориться мохнатым ковриком не получится. Тяжело вздохнув, я поплелся к выходу и слегка приоткрыл дверь, чтобы выяснить, что там стряслось.

Оказалось, что горничная, делившая с Молли комнату, увидела, как девушка спарывала с мужских подштанников кружева и потребовала отдать ей половину. Иначе она все расскажет экономке. Но Молли не захотела делиться честно заработанным, и девица побежала с доносом к экономке. А та тут же кинулась к своему мужу-дворецкому, который сразу невзлюбил слуг барона, считая их дерзкими выскочками

Дворецкий не пожелал выслушивать оправдания Молли и высокомерно заявил, что она уволена и должна немедленно покинуть дом маркиза, если не хочет оказаться в тюрьме.

Чарльз бросился на защиту девушки, но его резко осадили и тоже порекомендовали убраться прочь.

А вот это уже настоящая наглость! Никто не смеет угрожать моим людишкам, кроме меня!

Настоящий кот одним взглядом может вызвать у человека чувство вины, а я владел этим умением в совершенстве. Поэтому «включив барона», высокомерно спросил, уставившись на дворецкого:

— В чем дело? Что за вопли?

Дворецкий смерил меня не менее высокомерным взглядом и подчеркнуто поджал губы.

Что? Ты еще смеешь смотреть на меня, как на помоечного кота? Слышь, дядя, за тапки совсем не опасаешься?

Стоп, я же не кот и не могу напрудить ему в эти расшитые туфли. А жаль. Забавно было бы увидеть физиономию этого невозмутимого чучела. Ну, ладно, будем действовать по-другому. Я ведь вроде, как аристократ, а дворецкий, сколько не пыжься, все равно слуга.

— Не слышу ответа, как там вас…? — я громко щелкнул пальцами, пялясь на напыщенного дворецкого.

Но тот молчал скорее не от заносчивости, а от удивления. Барон Бранвейн при первой встрече произвел на него впечатление весьма жалкого человека, который мог похвастаться только титулом, но не более того. А в остальном, ни представительной внешности, ни воспитания. Да и сейчас его внешний вид и манеры оставляли желать лучшего. Тело племянника маркизы прикрывал лишь небрежно наброшенный халат, из-под которого выглядывали голые ноги. А на голове, о ужас, не было парика, и длинные черные волосы торчали во все стороны, придавая барону довольно дикий вид. Дикий, но не смешной. Его глаза метали такие молнии, что дворецкому стало не до смеха.

— Хоггинс, ваша милость, — дворецкий наконец отмер и назвал свое имя, а затем неожиданно для себя начал оправдываться перед тем, кого еще минуту назад считал деревенским дурачком. — Младшая горничная Ралли заметила, как ваша служанка украла кружево и доложила мне об этом.

Я взмахнул рукой, приказывая ему замолчать и строго уставился на раскрасневшуюся девицу, стоявшую рядом с Молли.

— Ваша милость, Вайн отпорола кружево с вашего белья и спрятала его коробку, а когда я справедливо заметила, что так делать нельзя, она накричала на меня, чтобы я не вмешивалась не в свое дело.

— Ваша милость, Ралли потребовала отдать ей кружева, иначе она донесет на меня, что я воровка. Но я сказала, что не воровала их, а получила от вас в подарок.

— Да, так оно и есть, — твердо произнес я и свысока посмотрел на чужую горничную. — Не получилось поживиться, так побежала доносить? Честная девушка, ничего не скажешь. Пошла вон отсюда!

Девица всхлипнула и убежала прочь.

— Вы тоже свободны, — махнул я рукой дворецкому и экономке.

Те стояли с каменными лицами и поджатыми губами, молчаливо выражая осуждение столь грубому нарушению субординации. Гость не должен указывать старшей прислуге в доме. Этот барон в высшей степени невоспитан.

— Моих слуг могу уволить только я. Советую это запомнить, — заносчиво произнес я и считая инцидент исчерпанным, приказал: — Вайн, для вас есть новое задание. Коупман помогите мне одеться, — и с гордо поднятой головой вернулся в гардеробную.

Слуги просочились следом и начали горячо благодарить меня за защиту. Оказалось, что в доме маркиза прислуга их постоянно задирала и называла деревенскими выскочками. А они ведь никакие не выскочки, и прошли специальное обучение. Чарльз даже окончил школу камердинеров при дворе.

— Ладно, хватит себя расхваливать. Я и так знаю, что вы у меня самые лучшие. Если начнут сильно наезжать, то сразу говорите мне. Но сами не высовывайтесь. Потерпите немного. Надеюсь, мы тут долго не задержимся. А сейчас давайте разберемся с этим барахлом. Не могу же я постоянно ходить в халате.

Чарльз опять разложил передо мной несколько камзолов, и я грустно вздохнул. Прямо, как в анекдоте — три шкафа ломятся от одежды, а надеть нечего. Все пиджаки были расшиты лентами и камнями, да еще у каждого на лацкане была пришита золотая шелковая роза.

— А цветок здесь зачем? Или это все свадебные наряды? Так ты же говорил, что смотра еще не было. Не рановато ли розочки цеплять?

— Ваша милость, ну совсем все забыли, — всплеснула руками Молли. — Роза ведь особый знак, она указывает на то, что камзол сшил сам господин Галифье, и все окружающие это сразу понимают. Он задает моду во всей империи. И одеваться у него большая честь.

— Да мне пофиг, кто его сшил. Я не буду ходить, как размалеванное пугало.

— Герр барон, я не понимаю, почему вам так не нравятся ваши наряды. Вы же так долго ждали, когда господин Галифье найдет время и сошьет их.

— Прямо лично своими ручками шил. Не морочь мне голову. Да у него там целая фабрика, на которой к фуфлу розочки пришивают.

— Простите, ваша милость, но вы так странно говорите, я половину слов не поняла, — робко произнесла Молли, незаметно бросая взгляд на Чарльза. Она опасалась, что у барона приключилась горячка после купания в озере. Его речь напоминала бред.

— Тебе и не надо ничего понимать. Принеси мне теплого молока. Большую кружку, а лучше две.

Выпроводив служанку из гардеробной я вновь взялся за одежду. Ну и оттенки, прямо вырви глаз. И эти ужасные розочки везде!

О, вот что-то на куртку похожее нашел.

Я выудил из груды тряпья приталенный пиджак из черной мягкой ткани, напоминавшей замшу. Он был намного короче, чем остальные камзолы. Тот, в котором я вылез из пруда, был очень неудобным и доходил мне до колен. А ну-ка, сейчас этот прикину.

Я влез в рукава, а затем набросил пиджак на плечи. Гм, неплохо смотрится. Хорошо сел.

— Ваша милость, герр барон! — отчаяние, прозвучавшее в голосе Чарльза, отвлекло меня от верчения перед зеркалом, и я недовольно спросил:

— Что опять не так? Чего ты орешь?

— Простите, ваша милость, это мой сюртук. Не знаю, как он мог попасть в вашу гардеробную. Заверяю вас, больше такое не повторится.

— Не тарахти. Мне понравилась эта шкурка. Вот и буду в ней ходить. А ты себе другую купишь. Кстати, а кто ее сшил? Уж явно не придурок Галифье.

— Э… как вам сказать… это… ­– начал было мямлить камердинер, но я строго его прервал:

— Быстро назвал имя мастера. Мне срочно нужна еще парочка таких курток.

— Ваша милость, нет никакого мастера. Я сам шью себе сюртуки.

— Отлично. Значит и мне сошьешь синий и серый.

— Но, ваша милость, это одежда для слуги, а не для аристократа. Вы не можете в ней ходить. Все будут смеяться над вами.

— Ты мне уже надоел своими поучениями. Я сказал, а ты делай.

— Нет, я не могу…

— Спорить со мной будешь? Поколочу, — пригрозил я взъерепенившемуся слуге и вновь повернулся к зеркалу. Нет, мне определенно нравится. И цвет, и на ощупь.

Я прикрыл глаза и погладил мягкую ткань на рукаве. Как приятно. Словно языком прошелся по кошачьей шкурке. Так и хочется сказать «мяу».

Но мое увлекательное занятие прервал легкий стук в дверь. Я подумал, что вернулась Молли с молоком, но оказалось, это был лакей маркиза с поручением.

— Ваша милость, герр барон, — сказал Чарльз, закрывая за лакеем дверь. — Его сиятельство приглашает вас в библиотеку для разговора с их светлостями…

— Не беси меня. Скажи нормально.

— Ваш дядюшка настойчиво предлагает вам поговорить с вашими братьями в библиотеке.

— Ну, теперь понятно. Идем.

— Герр барон, вы не можете идти в этом. Переоденьтесь, пожалуйста.

— Нет, мне в этой куртке удобно.

— Но хоть наденьте под сюртук рубашку и кюлоты.

Тьфу, слово-то какое противное — кюлоты!

Я натянул рубашку на которой было меньше всего кружева и гаркнул на Чарльза:

— Дай штаны к куртке.

Камердинер, все причитая, нашел такие же замшевые брюки и чуть ли не со слезами протянул их мне.

— Теперь меня точно выгонят с позором и больше никуда не возьмут. Я умру от холода и голода где-нибудь под мостом, — заламывая руки стонал Чарльз, помогая мне одеться.

— Не ной, выкрутимся, — уверенно пообещал я, хотя самого била дрожь. Кто знает, какие у Даниэля братики. Может, сейчас отвесят несколько тумаков для взаимопонимания. А драться с ними у меня точно не получится. Тут еле наловчился на ногах стоять, куда уж кулаками махать.

Глава 7

На негнущихся ногах я вошел в библиотеку и осторожно огляделся. Но кроме маркиза в комнате никого не было. Дядюшка сидел в удобном глубоком кресле перед круглым столиком, на котором стояло три овальных зеркала.

— Даниэль, дорогой, мы уже заждались вас, — с улыбкой произнес мужчина, поворачивая голову на звук открывшейся двери.

Но его благожелательная улыбка сразу поблекла, когда он увидел племянника, одетого в костюм, более подходящий слуге, а не человеку, имевшему процветающее баронство. Маркиз нахмурил брови и протянул руку к колокольчику, намереваясь тот час же вызвать Коупмана и потребовать от него объяснений. Впрочем, чтобы тот не сказал в свое оправдание, с местом камердинера он уже может попрощаться. Хоггинс был прав, когда полчаса назад заявил, что барону надо заменить свою деревенскую прислугу, чтобы не выглядеть в столице посмешищем.

Маркиз не хотел, чтобы братья Даниэля увидели его в столь нелепом наряде, но не успел завернуть барона обратно. Тот прямо упал в стоявшее рядом кресло, словно ноги отказывались держать его.

«Все-таки мальчик еще не полностью восстановил физическую форму, чтобы там не утверждал лекарь, — с досадой подумал мужчина. — Надо было отказать принцам Ласкании в телепортической встрече сегодня. Прямо не терпится им поговорить с братом. Точно уже узнали о его плачевном состоянии. Не удивлюсь, если кто-то из моих слуг шпионит для них».

Маркиз Кантер был абсолютно прав. Старший брат барона Джеймс, герцог Орланский, заплатил кругленькую сумму дворецкому маркиза, чтобы тот докладывал ему обо всем. И вот полчаса назад Хоггинс доложил, что слуги барона, эти недоученные выскочки нагло обобрали хозяина, украв у него несколько костюмов. Джеймс знал, что челядь постоянно стремится нажиться на брате, поэтому привычно бросился на его защиту.

А Хоггинс был не против подзаработать на шпионаже и охотно согласился стать глазами еще и второго брата — Томаса, герцога Тиринейского. Так что глубоко оскорбленный отповедью барона в защиту своих слуг, дворецкий тут же доложил обоим герцогам о своем беспокойстве о душевном состоянии их младшего брата.

Ноги ужасно болели, и я прямо свалился в кресло, стоявшее рядом с креслом маркиза. Хорошо, что эти братья еще не подошли, и у меня есть время перевести дух и как-то подготовиться к встрече.

Но оказалось, что братишки уже были здесь, и сейчас смотрели на меня из двух зеркал, стоявших на столе.

— Здгасьте, — слегка поклонился я зеркалам, не зная, как обращаться к этим господам, высокомерно смотревшим на меня. В расшитых золотом камзолах (с розочками на лацканах), и в длинных завитых париках они выглядели, как близнецы, хотя от Чарльза я успел узнать, что Джеймсу было тридцать три, а Томасу– тридцать лет. Вот только бы узнать, кто из них, кто.

— Даниэль, что за маскарад? Почему вы одеты в эти лохмотья? — нахмурился левый герцог.

— Камердинер украл ваш гардероб и сбежал? Не переживайте. Я найду мерзавца и прикажу вздернуть его на ближайшем дереве, — властно произнес правый герцог и посмотрел на маркиза:

— Ваше сиятельство, ваш портной сумеет быстро подогнать камзол для Даниэля? Я сейчас пришлю несколько своих.

— Конечно сможет, ваша светлость. Но не думаю, что камердинер успел сбежать с гардеробом. А вот почему его милость одет в это убожество, я немедленно выясню.

Маркиз опять потянулся за колокольчиком, а я устало вздохнул, предчувствуя тяжелую битву и за свой новый облик, и за чувство собственного достоинства. Понятно, что они относятся к брату, как к большому ребенку и абсолютно не считаются с его мнением. Но только я — не дурачок Даниэль. И, вообще, даже не человек. Я — кот, и прогибаться под кого-либо не намерен. Пусть сначала проживут столько лет, сколько прожил я, а потом уже будут мне указывают. Вот так!

Но это я так смело рассуждал, а вот как им все это преподнести? Люди ведь странные существа, тем более, аристократы. И тут я вспомнил свою шестую хозяйку — профессоршу из МГУ. Это ведь только последние три жизни проходили в Европе, а первые шесть я прожил в России, где много чего узнал и повидал. И сейчас прямо услышал, как профессорша говорит своей внучке: «Настоящий аристократ не жалуется, не оправдывается и не пытается всем понравится. И всегда контролирует свои эмоции. Запомни, Мария. Никогда не позволяй дрожать верхней губе». Вот эти правила для аристократа я сейчас и применю.

Маркиз только поднял колокольчик, чтобы вызвать камердинера барона, как третье зеркало засветилось ярким зеленым светом и на его глади появились лица родителей Даниэля. И первыми их фразами тоже были вопросы, что случилось и почему на нем такая одежда.

— Интересно, сколько ваших шпионов работает в моем доме? — с деланной беззаботностью рассмеялся маркиз Кантер. Конечно, ему был неприятен данный факт, и после окончания беседы он обязательно переговорит с Хоггинсом и прикажет уволить болтунов.

Мне стало смешно от столь наивного вопроса. Даже коту понятно, кто из прислуги посмел бы войти в контакт с такими сиятельными особами. И я не удержался от замечания, хотя лучше промолчал бы.

— Так у вас тут один шпион, дядюшка — Хоггинс. Гнать его надо, а то он и вас сдаст кому-нибудь.

По выражениям лиц в зеркалах, я сразу понял, что прокололся. Никто не ожидал от Даниэля столь умного и категоричного ответа. Надо срочно спасать ситуацию. И надев глуповатую улыбку, я сказал:

— А платите лучше Коупману. Он знает обо мне все лучше всех, и ему очень нужны деньги на свадьбу.

— Кстати, о Коупмане. Сейчас я его вызову, и пусть он нам все расскажет.

— Не надо, дядюшка. Он ни в чем ни виноват, и чуть не плакал, когда я отказался надевать…

Я чуть не сказал: «Это барахло», но вовремя остановился. Аристократ явно не говорит таких слов. Да и еще надо постоянно помнить, что барон картавил.

— Пгедложенные им камзолы. Они все очень ягкие и слишком укгашенные. Все эти кгужева и гозочки мне не нгавятся

Картавить получалось так себе, и я сам с трудом понимал свою речь, но родные Даниэля вроде бы ничего не заподозрили. Хотя, о чем я говорю? Конечно заподозрили, только их смущало не как, а что он говорил. Но я решил не отступать. И когда левый брат ласково сказал:

— Даниэль, но вы же так радовались, когда Джеймсу удалось нажать на Галифье, и у вас появилось столько новых нарядов. Таких же роскошных, как у всех придворных.

А правый брат снисходительно добавил:

— И вы очень гордились, что теперь на каждом вашем камзоле есть знак великого Галифье, а значит, вы входите в круг избранных.

Я не удержался от ехидного замечания, правда, замаскированного под наивный вопрос, заданный с широко раскрытыми непонимающими глазами:

— Пгостите, я удагился головой и почти ничего не помню. Но неужели, так почетно носить знак какого-то костюмега? Я думал, только лакеи носят чужие гегбы.

Профессорша говорила эту фразу, под слезы внучки спарывая лейблы с импортной одежды, и я хорошо ее запомнил. И сейчас мне удалось задеть этих снобов. Братишки удивленно переглянулись между собой, а у короля слегка запершило в горле. Даже сидевший рядом со мной маркиз не удержался от легкого покашливания. И я решил продавить тему до конца.

— Не хочу пгославлять чужое имя и носить дугацкие гозочки. И кгужево тоже не хочу.

— А чем же кружево вам не угодило, Даниэль? — осторожно поинтересовался правый герцог.

Благодаря левому герцогу я узнал, что правого зовут Джеймс, но кто знает, как надо к нему обращаться.

— Коуптман сказал, что самое лучшее кгужево делают в Бганвейне, значит я могу обмотаться им с головы до ног. Пусть тогда его носят те, кому оно в диковинку.

Король не удержался от очередного хмыканья, а королева мягко произнесла:

— Даниэль, но все же не надо раздавать бесценное кружево служанкам.

— Матушка, я подагил ей небольшой клочок на свадебное платье, а Хоггинс поднял целую бучу.

— Бучу? Что это такое? — недоуменно спросил король.

Я прикусил язык. Иномирские словечки так и рвутся наружу.

— Ну, устгоил скандал. Пгостите, после удага у меня в голове какая-то каша из обгывков мыслей и непонятных слов. Я никак не сообгажу, как надо обгащаться ко всем. Можно я буду называть вас — батюшка, матушка, Джеймс и Томас? Дядюшка Эдмунд уже газгешил называть его пгосто дядюшкой.

Маркиз мне ничего не разрешал, но будучи дипломатом и хорошим человеком сразу подтвердил это:

— Да, пока Даниэлю трудно сориентироваться в титулах, но до представления императору мы все это уладим.

— Конечно, вы можете называть нас матушка и батюшка, Данни. Это так мило и трогательно, — расчувствовалась королева. — Но, мой дорогой, возможно вы в чем-то и правы, говоря о розах и кружевах, только это ведь такая мода. Ее все придерживаются.

— Если мода становится общей, значит она отжила, — выдал я очередную сентенцию профессорши.

Герцоги опять переглянулись. Малыш Данни выдал уже вторую остроту, которой вполне можно блеснуть при дворе.

— Мой дорогой, если вы появитесь в обществе в таком костюме, в который сейчас одеты, то вас поднимут на смех. Вы же не хотите, чтобы над вами все смеялись? — королева говорила нежным голоском, но с твердой интонацией, пытаясь наставить на путь истинный свое неразумное дитя.

— Да пусть смеются, если не умеет одеваться. Моду можно купить, а стиль надо иметь.

— Ну, а если ваш стиль не понравится императору? — иронично спросил Джеймс, а про себя несколько раз повторил последнюю фразу. Чтобы лучше запомнить. — Он ведь может сразу отстранить вас от смотра.

— Я могу ему не понгавиться по любой пгичине. Эта не хуже всех.

— Резонно, — скупо обронил король. — Но появиться перед императором в одежде слуги — это высказать ему неуважение. И тогда речь пойдет уже не о смотре, а об опале Ласкании. Не забывайте, что вы сын короля, — строго напомнил он.

— Я помню, батюшка, и поэтому пгошу вас разрешить мне носить одежду из синего и сегого багхата. Коуптман сказал, что это коголевские цвета Ласкании.

— И тогда никто не посмеет упрекнуть Даниэля в неуважении к императору, — деликатно вмешался в разговор маркиз.

— Данни, это ваше право по рождению. Все принцы носят эти цвета, –мягко напомнила королева.

— Носят, до пятнадцати лет, — недовольно проворчал король, — а потом сразу бросаются в крайности, и заказывают дюжины камзолов всех цветов, кроме этих двух.

Он недовольно посмотрел на старших сыновей, которые тратили безумные деньги на свои наряды. Хотя, чего греха таить, сам был таким же до принятия престола. Это положение короля уже потребовало сдержанности в одежде. К счастью. Иначе сейчас бы тоже с гордостью носил розочку Галифье. По сути, чужой герб. Как лакей.

— Хорошо, Даниэль. Я пришлю вам королевский бархат и своего портного, — сдался король.

— Спасибо, батюшка. Но мне нужна только ткань. Я знаю, кто сошьет мне одежду.

Спор с родственниками Даниэля сильно утомил меня. От вынужденной позы спина и ноги нещадно болели. А глаза так и норовили закрыться. Мне ужасно хотелось спать. Так бы и зевнул во все горло. Ну, не привык я еще к ритму человеческой жизни. Сон прямо валит с ног. И прикрываясь полученной травмой я виновато сказал:

— Пгостите, но у меня гезко заболела голова. Можно я пгилягу?

— Конечно, Данни, ­– сразу забеспокоилась королева, и маркиз наконец-то вызвал Коупмана и приказал ему уложить барона в кровать, а затем вернуться в библиотеку для разговора.

— После такой серьезной травмы Даниэль на удивление разумно рассуждает, ­ — задумчиво потер подбородок король. — А его высказывания о моде даже заставляют задуматься. Весьма необычно услышать столь умные мысли от моего младшего сына.

— Да, мальчик изменился, — согласился с ним маркиз. — Стал уверенней и рассудительней.

— И чувствительней, — сентиментально произнесла королева. — Он так трогательно попросил разрешить ему обращаться к нам без титулов.

— Ваше величество, может вы и нам с герцогом Тиринейским разрешите называть вас батюшкой? — с явной иронией спросил наследник престола, хотя в душе позавидовал непосредственности младшего брата.

Джеймс и Томас любили короля, и в детстве страдали от его прохладного отношения к старшим сыновьям. Они винили мачеху в том, что она похитила сердце отца, но став взрослее, поняли, что Элизабет здесь ни при чем. Просто их с пеленок воспитывали, как будущих правителей, не отвлекаясь на сантименты и чувства. Но так иногда хотелось получить не только королевское одобрение, а и отцовскую любовь. С годами это чувство притупилось, и сейчас Джеймс хотел лишь слегка поддеть отца, считая, что уже может себе это позволить. Но тот удивил его ответом.

— Мне очень польстит, если все мои сыновья будут называть меня батюшкой, — искренне сказал король.

Королева приоткрыла рот, словно хотела сказать что-то подобное, но тут же сомкнула губы. А потом даже слегка прикусила нижнюю губу, чтобы она не задрожала, когда второй пасынок с таким же, как у брата, снисходительным видом обратился к ней:

— А вас, Ваше величество, мы даже не смеем обременять подобной просьбой.

«Конечно, вы же ненавидите меня, хоть как я ни пыталась завоевать ваше расположение все эти годы», — с горечью подумала королева.

— Нас все посчитают болванами, начни мы называть матушкой столь молодую и прекрасную даму, — заговорщицким шепотом произнес Томас, выразительно приподнимая брови.

— Вы могли бы обращаться ко мне по имени, — растерянно пролепетала королева. — Элизабет или Бетти. Я никогда не смогла бы заменить мать, но всегда старалась быть вам другом.

— Мы это знаем, Бетти, — тихо произнес Джеймс. — И поверьте, очень благодарны вам за все.

Неловкая пауза повисла в воздухе. Впервые за двадцать пять лет Элизабет почувствовала себя легко и свободно в обществе пасынков, но не знала, что ответить, чтобы не разрушить робкое взаимопонимание.

Маркиз довольно усмехнулся про себя. Как неожиданно все разрешилось. Сколько лет Элизабет жаловалась им с Летицией, что не может найти общий язык с сыновьями, но сегодня, благодаря Даниэлю, королевская семья наконец заговорила на одном языке.

Появление камердинера вывело всех из замешательства и вернуло к незаконченной теме об одежде барона. Все заметно оживились и засыпали Коупмана вопросами.

Слуга барона не растерялся и с достоинством рассказал о необычных требованиях своего господина, от которого досталось и кружевным подштанникам, и аляповатым нарядам.

— После этих разговоров мне уже самому не хочется щеголять с розами Галифье, — недовольно скривил полные губы Джеймс. — Но я не готов столь радикально отказаться от них, — честно признался он.

— Я тоже не готов стать белой вороной, — поддержал брата Томас. — Хоть Даниэль в чем-то и прав, но я даже не представляю, что началось бы, появись он в таком наряде, как сегодня. Все накинутся на него с насмешками, а мы даже не сможем его защитить. Кто нас станет слушать?

— Никто. Потому, что вас не пригласят на первый тур смотра, — произнес маркиз. — Император настоял, чтобы знакомство с претендентами прошло в узком кругу двора Аскандии. Из посторонних будет только главный советник императора — герцог Астарваль. Он проведет предварительный отбор и доложит Сиятельному о результатах. Так что Даниэлю придется самому отбиваться от недоброжелателей. Если я и смогу сказать пару слов в его защиту, то только королю Аскандии. Правда, не уверен, что он станет их слушать.

— Нам всем надо еще раз попытаться призвать Данни к благоразумию, — со всхлипом произнесла королева.

— Или смириться с его выбором, — твердо сказал король. — Даже к лучшему, если советник Светлейшего сразу отчислит Даниэля за несоответствующий вид, и ему не придется участвовать в этом заведомо нелепом фарсе.

— Точно! — Джеймс даже хлопнул в ладоши в одобрении столь простого решения проблемы. — Главное, что барон Бранвейн исполнил приказ императора и прибыл на отбор. А то, что вылетел прямо с первого этапа, так с этим ничего не поделаешь. На то он и отбор.

— И Даниэлю придется пережить всего лишь день в обществе этих «женихов». Все ж лучше, чем оказаться на балу, где будет весь цвет империи, среди которого найдется немало желающих поиздеваться над ним, — поддержал брата Томас.

— Уверен, что до этого не дойдет, — сухо произнес король. — Цель советника императора — довести до бала лишь одного претендента, и все знают какого. Так что не будем мешать самовыражению Даниэля. Коупман, я немедленно пришлю синий и серый бархат, и вы подготовите новый гардероб для своего господина. Не знаю, как вам это удастся, но чтобы через три дня все было готово. Да, и еще, — король строго посмотрел на слугу. — Будете докладывать мне обо всех делах барона.

— И нам с герцогом Тиринейским, — тут же вставил Джеймс.

— Но Ваше величество, ваши светлости, — посмел возразить бедный камердинер, — я ведь поклялся его милости, что буду правдой и верой служить ему.

— Его милость сам сказал, чтобы за шпионаж мы платили вам, а не кому-то другому, — небрежно отмахнулся от камердинера Томас. — Вы ведь копите деньги на свадьбу, не так ли?

И прямо перед зеркалом на столике появилась золотая монета. Камердинер вытаращил глаза от удивления, но когда перед другими двумя зеркалами тоже появились деньги, он уже едва стоял на ногах.

Маркиз сгреб монеты в руку и вручил их ошарашенному слуге.

— Идите, Коупман, и работайте, — приказал он, а сам еще немного пообщался с родственниками жены, а затем поспешил к ней, чтобы все рассказать.

Глава 8

Я чувствовал себя разбитым. Болело все — спина, ноги, шея. Но особенно донимало напряженное лицо и ноющие челюсти. Для меня, ленившемся лишний раз мяукнуть, столько болтать было сущим мучением. Говорить по-человечески оказалось трудным занятием, к тому же приходилось еще и картавить. Я устал, как собака. Опля! Уже начинаю выражаться, как человек. Вот так, не ровен час и вовсе стану кожаным. Нет! Не хочу! Как же узнать это дурацкое заклинание?

Я вцепился в браслет, пытаясь различить на нем хоть какие-то буквы, хотя, ясное дело, прочитать заклинание все равно бы не смог. Все-таки я кот, пусть и невероятно умный. А ведь на Земле мог уже десять раз научиться читать. Сколько детишек на моих глазах терзали буквари и кубики с буквами. Но я принципиально считал, что грамота ни к чему, ни мне, ни детям. И с удовольствием грыз кубики и рвал книги. А жизнь сейчас взяла и показала насколько правдива поговорка «Учение — свет, а неученье — тьма». От огорчения я даже ударил по браслету, а затем тихонько завыл.

Но потом решив, что вытьем делу не поможешь и надо на время смириться с судьбой, я применил свой любимый способ борьбы с неприятностями. А именно, завалился на бок и громко захрапел. Хорошо все-таки быть бароном. Никто не посмеет толкать меня в бок и шипеть, чтобы заткнулся. С блаженной улыбкой я растянулся на мягкой перине и сразу провалился в яркий, цветной сон.

Во сне я носился по зеленой траве, карабкался по деревьям и затем прыгал вниз, кувыркаясь в воздухе. Ах, какое блаженство! Но тут очередной кувырок приземлил меня в знакомую комнату. Но, увы, не на четыре лапы.

Хоть я и оказался в своем мире, но, к сожалению, в обличье Даниэля. А в гостиной, на широком диване сидел самозванец и испуганно пялился на меня.

Быстро оглянувшись, я понял, что в номере мы с ним одни. Поэтому не мешкая ни минуты, схватил кота и строго произнес:

— Так, Даниэль, погулял и хватит. Все уже соскучились по тебе. Сказали мне, чтобы я немедленно вернул тебя обратно.

— Я умоляю вас, сэр, оставьте меня здесь! Ну, пожалуйста.

Кот опять начал мелко дрожать от страха, и я понял, что надо действовать хитрее.

— Неужели ты не хочешь увидеть родителей и братьев?

— Нет, не хочу. Мне очень нравится здесь. Я никогда еще не был так счастлив.

Да, бедняга, жизнь тебя хорошо потрепала, если ты готов в чужой шкуре ходить. Какие бы испытания не выпадали мне в моих кошачьих жизнях, я никогда не хотел быть кем-то иным, а не котом.

— Давай договоримся. Я пройду смотр вместо тебя, а потом мы сразу с тобой поменяемся. Согласись, что это честно?

— Нет! Нет! Нет! — заорал кот и начал бешено вырываться из моих рук, нехило так царапаясь и кусаясь.

Я даже хотел его шлепнуть от злости. Надо же, какой гад! С ним по-человечески говорят, а он ведет себя, как зверюга. Стоп! Я уже совсем запутался, кто есть, кто. Но разбираться было уже некогда. В двери щелкнул замок и раздался взволнованный возглас Берты:

— Освальд, что случилось?

Какой-то приятный мужской голос начал успокаивать Берту, но кому он принадлежит я не увидел, потому что комната вдруг наполнилась белым туманом, и когда он рассеялся, я увидел озабоченное лицо Чарльза, склонившееся надо мной.

— Герр барон, просыпайтесь. Прибыл портной его сиятельства, чтобы снять с вас мерки для нового камзола.

Следующие дни стали сплошным кошмаром. Бесконечные примерки и споры до хрипоты измучили до невозможности. Я настаивал на удобной куртке, сшитой Чарльзом, на что портной маркиза лишь закатывал глаза и чванливо хмыкал. Камердинер вторил ему и настойчиво бубнил, что без украшений никак нельзя. Одна ткань, пусть даже и благородный бархат, не спасет костюм от убогости. Братья Даниэля тоже подливали масла в огонь, заявляя, что на фоне нарядов придворных я буду выглядеть нищим. Но когда в обсуждение моего гардероба включился уже сам король, я немного сдал позиции.

— Даниэль, я понимаю ваши принципы, но вы представляете Ласканию, и ваш вид должен свидетельствовать о ее процветании, — сухо сказал его величество, и я, как послушный сын и верный подданный согласился на некоторые излишества, а именно на витой золотой шнур и пуговицы с бриллиантами.

Постоянно стеная и жалуясь на судьбу, портной маркиза и камердинер барона за два дня все же сумели создать новый наряд. Хоть и весьма необычный, но вполне приличный. Это признали даже привередливые герцоги.

А бывшего кота новый костюм привел в настоящий восторг. Короткая куртка, обшитая золотым шнуром была намного удобней длинного, ниже колен камзола. К тому же и весила раза в три легче его, и не давила на плечи свинцовой тяжестью, от которой так болела спина. И брюки, в отличие от объемных, расшитых камнями кюлотов, были очень удобными и не сковывали движений.

Костюм представлял собой некое подобие гусарского ментика. Такой был у графа, моего второго «хозяина». Помню, как он еще бросил в меня сапог, когда увидел, что я сделал с золотыми шнурами. Ну, да, поточил тогда немного о них когти. Но, это ведь не означает, что в котика надо сапогами швыряться?

Кстати, о сапогах. Во что тут обуваются на балы? Оказалось, что у Даниэля было множество туфель разных расцветок, украшенных шелковыми бантами и драгоценными камнями. И ужас, все с высокими каблуками! Втиснув ноги в одни из них, я чуть не взвыл от боли. Ужасно неудобные они так стискивали ступни, что я смог сделать всего лишь несколько шагов, при этом так неприлично покачивал бедрами, что самому стало неловко от столь фривольной походки.

Увидев, как я дефилирую на каблуках, даже братья согласились с тем, что мне, пожалуй, лучше не следовать новой дворцовой моде. И я с благодарностью принял от дядюшки в подарок пару удобных черных туфель на низком каблуке и с консервативной пряжкой, украшенной несколькими черными жемчужинами. Герцоги с кривыми ухмылками, конечно, назвали их старомодными, но все же согласились, что в целом они неплохо гармонируют с костюмом.

Совместными усилиями всех родственников барон был одет и обут. Но теперь предстояло выстоять еще один бой. Чтобы там не долдонили братцы Даниэля, я категорически возражал против парика и козлиной бородки. И напялив на себя кудлатое убожество, воинственно произнес:

— Не хочу выглядеть, как пудель! Ай, да он еще чешется и воняет собачиной!

Я с брезгливым видом бросил на пол парик, который пахнул пусть и не собакой, а лежалой бараньей шерстью, но все равно аромат от него был еще тот. Да и про зуд я не обманывал, голова нещадно зачесалась, и я запустит обе руки в густую шевелюру. Не знаю, как там у братьев, а у Даниэля были роскошные волосы. Не понимаю, зачем их прятать, если можно просто аккуратно подстричь.

— Все придворные ходят в париках, — менторским тоном произнес Джеймс. — Согласен, некий аромат имеется, но от него легко избавиться с помощью духов.

— Угу, и будешь пахнуть, как собака, нагадившая под елкой, — скептически пробормотал я, вспоминая старый анекдот. — Вот и плохо, что пагики носят все. Не хочу никого обидеть, — прижав руку к груди, заверил я и тут же выпустил шпильку: — Но они делают всех на одно лицо. Я даже не могу понять, кто из вас Джеймс, а кто Томас.

И это было чистейшей правдой. Я знал их уже три дня, но никак не мог запомнить, кто из них, кто. Одинаково завитые блондинистые парики и расшитые камзолы делали братьев близнецами, хотя между ними было три года разницы.

— Может снимете эти дохлые волосы? — провокационно спросил я, но тут же опомнившись, по-детски пролепетал: — Ну, пожалуйста, хоть ненадолго, чтобы я запомнил.

— Что вы такое выдумываете, Даниэль? — недовольно поморщился Джеймс, но видя, как Томас, хохоча, стянул парик, и сам, нехотя, последовал его примеру.

На меня из зеркал сейчас смотрели не чопорные придворные, а симпатичные молодые люди. Всклокоченные темно-русые волосы абсолютно не испортили их внешность, а широкие улыбки сразу убавили возраст на несколько лет.

— Да тут я вижу веселье, ­– раздался глубокий голос Карла Первого, подключившегося к портальной связи. Его откровенно радовало, что сыновья так сдружились за последние дни.

Даниэль всегда побаивался старших братьев. Вернее, очень боялся и всегда терялся в их присутствии, не зная, что ответить им даже на простейший вопрос. Но после последней травмы, чуть не стоившей ему жизни, младшего сына было просто не узнать. У него появился некий тонкий юмор, который сразу даже не распознаешь. И такое упорство, перед которым не устоял даже он — отец и король.

— Батюшка, это Данни нас рассмешил, — весело сказал Томас. — Сравнил нас пуделями, которые все на одну морду.

— И потребовал снять парики, чтобы наконец запомнить наши лица, — подхватил Джеймс.

— Не поверю, что он сказал так грубо. Вы точно преувеличиваете, — строго сказал король, но его глаза смеялись. Даниэль хорошо поддел старших братьев.

— Не потгебовал, а попгосил, — обиженно уточнил я и пользуясь моментом, решил брать быка за рога. — И вас хочу попгосить, батюшка.

— Тоже снять парик, чтобы вы смогли меня лучше запомнить? — развеселился король.

— Я и так хогошо вас знаю. Вы ведь мой папа, — простодушно произнес я, сразу растрогав короля. — Можно не носить пагик? В нем так жагко, и он очень плохо пахнет.

Король немного растерялся под умоляющим взглядом сына. Да, парик ужасно неприятная вещь. Голова под ним постоянно потела и зудела, но дворцовый этикет четко предписывал его носить. Появиться при дворе простоволосым было сродни безумству.

— Даниэль, на вас сразу все набросятся, как коршуны, чтобы заклевать.

— Батюшка, неважно, в пагике я буду или без него, на меня и так все набгосяться. Я ведь дугачок.

— Даниэль! — одновременно раздались три возмущенных голоса.

— Ну, ладно. Скажем­ — сумасбгодный глупец или глупый сумасбгод. Суть одна — в голове ку-ку. Тогда зачем мучиться, потеть и чесаться? Да еще и пахнуть собакой.

— Нагадившей под елкой, — услужливо подсказал Томас.

— Сейчас не до смеха, брат, — строго одернул его Джеймс. — Надо иметь большую смелость, чтобы бросить всем вызов.

— Или большую глупость, котогая уже имеется, — флегматично произнес я. — Так и так вылечу с этого дугацкого конкугса, пусть хоть вонять и чесаться не буду.

Карл недоверчиво покачал головой. Он прекрасно понимал, что должен настоять и запретить, но уже точно знал, что уступит всем требованиям Даниэля.

Через час уже по накатанной схеме, со стенаниями и жалобами на судьбу камердинер барона начал колдовать над его прической. А вот брить хозяина он категорически отказался, не понимая, чего тот хочет. Тогда на помощь пришел личный парикмахер маркиза, который с большим интересом отнесся к пожеланиям барона, интуитивно почувствовал возможный новый виток барберской моды.

И уже в новом облике я был представлен кузинам барона Аннете и Беттине, которые только что вернулись домой, сдав последние экзамены в школе магии. Девушки видели барона последний раз, когда были совсем крошками и совершенно не помнили его, что было мне только на руку. Они оказались не только по-настоящему красивыми, но и очень добрыми девушками, которые отнеслись к более, чем странному кузену с участием и душевностью. Я всегда умел нравиться женщинам и уже через день во мне души не чаяли не только тетушка, но и сестрицы, которые искренне считали, что я лучше всех пройду смотр и женюсь на принцессе Авроре. Их наивная вера в мои силы умиляла и вдохновляла на подвиги. Да еще на такие, которые я и сам не ожидал от себя в этом новом и непонятном мире.

Нет, побеждать в дурацких конкурсах я, конечно, не собирался, а вот заставить всех относиться к барону с уважением, мне вдруг захотелось. Для начала я решил привести в порядок не только его внешность, но и тело. Поэтому напрочь отказался от всей той еды, которой он заглушал свои комплексы неполноценности.

А еще усиленно занимался гимнастикой, чтобы укрепить мышцы. Ходить на ногах было еще проблематично, я быстро уставал и спал днем по несколько часов, что кстати, не слишком удивляло моих слуг. Вероятно, барон был еще тем лентяем и лежебокой, так что я хорошо вписывался в образ любителя поспать. А вот неожиданно появившаяся предприимчивость озадачила слуг.

У Чарльза прямо челюсть отвисла, когда я приказал ему продать костюмы барона, причем быстро и выгодно. Даниэля явно никогда не интересовали деньги, ведь он даже понятия не имел, как ими надо рассчитываться. Я тоже этого не знал, но хорошо помнил слова ювелира из третьей жизни, что за деньги можно купить все. Насчет всего не знаю, но подпитать золотишком преданность слуг явно не помешает.

Услышав о премии, камердинер тут же сложил три костюма в мягкий чемодан. Только где в чужом городе найти желающих купить костюмы, да еще при этом не влипнуть в историю? Здесь ведь не было сайтов куплю-продам. Выход подсказала сообразительная Молли. Она предложила закинуть удочку в ателье, в котором шьют одежду для аристократов и вызвалась пойти на разведку.

В своем лучшем платье Молли выглядела очень хорошенькой и аккуратной. А уверенная улыбка и правильная речь придавали ей лоск, присущий старшей прислуге в аристократических домах. Продав за полцены кусочек кружева ей удалось завоевать доверие хозяйки небольшого, но очень приличного ателье для дам. И уже по ее протекции они с Чарльзом оказались в мастерской, где без всякой лицензии строчили камзолы «а ля Галифье», а заодно продавали и оригиналы, купленные по случаю у разорившихся господ.

Представившись сестрой Чарльза, девушка строила глазки управляющему и торговалась за каждый золотой. А Коупман только хмурился и скрипел зубами, понимая, что сам не продал бы столь выгодно одежду барона. А может и вовсе не продал бы, ведь управляющий мог отказаться, посчитав его скользким типом, укравшим гардероб своего хозяина. Принеся увесистый мешочек с деньгами, камердинер протянул его мне со словами:

— Здесь пятьдесят пять золотых, ваша милость. Пересчитайте.

— А мне точно надо это сделать, Чарльз? — вкрадчиво спросил я, впиваясь взглядом в его лицо.

Легко сказать — пересчитайте. Я бы так и сделал, если бы умел. Но увы, коты считать не умеют, зато имеют развитую интуицию. Вот сейчас я и применил ее на камердинере. Вроде не врет.

— Я тебе доверяю, — милостиво сказал я побледневшему от моего взгляда слуге. — Возьмите по монетке.

Слуга судорожно вздохнул, видимо рассчитывая на большее.

— За каждый костюм, — уточнил я и опять уставился на Чарльза. — Что? И этого мало?

— Нет, нет, ваша милость, достаточно, — сразу заулыбались слуги, а я облегченно вздохнул.

Вроде выкрутился, ответил, как надо. А чем я хуже кожаных? Так гляди через несколько дней и считать научусь. Хотя, а оно мне надо? Вот только узнаю заклинание, так сразу, как в старой комедии, скажу им «чао» и помашу на прощание лапкой.

Глава 9

— Привет, Берта. Это Никас. Извините за беспокойство, но я хотел бы узнать, как здоровье Освальда? Может вам нужна моя помощь?

— Здравствуйте, Никас! Как я рада, что вы позвонили! Нам с Освальдом действительно нужна помощь. И мы будем очень рады, если вы придете к нам, как только у вас появится время.

— Я готов прийти прямо сейчас.

— Ждем с нетерпением. Я предупрежу портье о вашем визите. Он проводит вас.

Уже через час полковник вошел в номер Берты с двумя внушительными пакетами и букетом прекрасных цветов. В пакетах оказалось не только вино и шоколад для очаровательной хозяйки, но и чудесный коврик для заточки когтей, несколько цветных шариков и две игрушки — серые мышки, почти неотличимые от настоящих. А еще множество вкусных вещичек, таких приятных для котика-гурмана.

Берту, как заядлую кошатницу, больше впечатлили подарки для ее питомца, чем изысканное вино и дорогой букет. Она сразу начала предлагать коту игрушки и с восторгом захлопала в ладоши, когда тот проявил к ним явный интерес.

— О, Никас, большое спасибо за то, что смогли расшевелить Освальда. Он целый день такой грустный. Я думала, что ему опять плохо и даже позвонила нашему доктору, но он вне зоны доступа. Я не знаю, что и делать, — озабоченно произнесла женщина.

Полковник подхватил кота на руки и внимательно оглядел его, а затем привычным жестом погладил по спинке и слегка прижал к себе. Громкое довольное урчание раздалось на всю комнату, и мужчина тихо засмеялся.

— Хочешь больше внимания и ласки, красавчик? Поэтому и прикидываешься больным?

— Так вы считаете, что с Освальдом все в порядке? Я сегодня даже все встречи отменила, боясь оставлять его одного.

— Я могу несколько дней понаблюдать за вашим сыночком, Берта, пока вы уладите все дела.

— Право, так неловко просить вас, но меня несомненно бы это выручило.

Обрадованная Берта предложила Никасу попробовать принесенное им вино, на что он с радостью согласился. Они прекрасно провели время, играя с котом и болтая обо всем на свете.

С этого визита и началась их дружба. Полковник приходил каждый день и несколько часов проводил с Освальдом, пока его хозяйка работала с клиентами, а вечером они ужинали в каком-нибудь ресторанчике.

Берта, привыкшая задавать тон в общении с молодыми любовниками, теперь с удивлением отмечала, как приятно, когда за тобой ухаживает зрелый мужчина. Причем так красиво и романтично. Жаль только, что неторопливо. Она готова была перевести их отношения в другую плоскость уже после второго свидания, но опасалась настаивать на близости.

Вдруг у Никаса не получится, начни она его соблазнять, все-таки ему не тридцать лет, как ее обычным жеребцам. А Берта не хотела терять в своей жизни такого славного человека. Поэтому предоставила полковнику всю инициативу. Получится стать любовниками — прекрасно, а нет, то и остаться друзьями — это очень хорошо.

Приятно, когда есть кто-то, на кого ты можешь положиться. С кем можно поделиться сомнениями и получить взамен дельный совет. А главное — ощутить себя с ним девочкой, а не бой-бабой, за чью спину прячутся инфантильные альфонсы.

Освальд купался в двойном море любви, чувствуя себя полностью счастливым. Правда, до того момента, пока через неделю не услышал, как полковник сказал его любимой Берте:

— Медония третью ночь не дает мне спать. Требует кавалера.

— А ты уже случал ее?

— Да, два раза. У моих знакомых был британец такого же окраса, но они уехали полгода назад в другую страну. И теперь Медонии надо искать нового жениха.

Полковник с робкой надеждой посмотрел на Берту.

— Хочешь предложить ей Освальда? — сразу поняла его женщина и негромко засмеялась: — Ну, а почему бы и нет? У него богатый опыт. Пять раз и все потом были с котятами. Причем, с очень красивыми. А у Медонии были детки, и куда ты потом их дел?

— У Медонии был только один котенок, и его забрали хозяева кота. Но, я думаю, мы с тобой легко разберемся с котятами, если они будут. Вот только захочет ли Освальд? Может он еще не полностью восстановил здоровье?

— Давай познакомим их, а там уже видно будет, — игриво промурлыкала Берта, и Никаса обдало огнем желания.

Он безумно хотел эту женщину, но боялся оскорбить ее прямым предложением, ведь они знакомы всего две недели. Вдруг она посчитает этот срок неприлично коротким и обидится на него? Это с Сюзанн все было молниеносно. Она быстро сумела запудрить ему мозги, разыграв внезапно вспыхнувшую любовь. Ну, а чего еще ожидать от брачной аферистки? У нее продуман каждый жест и взгляд. А Берта — она ведь настоящая, такая прямая и искренняя. Он не хочет потерять ее из-за глупой поспешности, продиктованной жаждой секса. Пусть сначала котики займутся любовью, а там гляди, и они с Бертой ближе познакомятся.

А Даниэль был просто в шоке, не зная, что делать. Он ведь понимал человеческую речь и прекрасно осознавал, о чем говорила хозяйка со своим приятелем. Предстоящая встреча с кошкой откровенно пугала и одновременно интриговала его. Как говорится — и хочется, и колется. Но, как же ему вести себя с ней? Что делать до процесса? А главное — во время процесса. Который еще надо как-то запустить.

И единственный, кто смог бы ему помочь был тот кот, живущий сейчас в его человеческом теле. Который уже приходил к нему два раза и решительно требовал вернуть ему кошачью шкуру. Но Даниэлю так понравилась новая жизнь, полная любви и счастья, что он категорически отказался меняться телами и не сказал незнакомцу заклинание.

А сейчас вот сидел и жалобно мяукал, призывая его вернуться.

***

Мне снился такой чудесный сон, что я даже причмокивал от удовольствия. Подушечки всех сортов, нежные кусочки филе, ароматные колбаски и пахучие печеньки окружали меня со всех сторон и сладостно умоляли: «Скушай нас, Освальд. Ну, очень просим». И я лопал, лопал все подряд, не в силах остановиться. У, вкуснотища-то какая!

И тут в мой безумно сладкий сон вдруг вторглась какая-то муха. Бесстыжая и наглая, назойливо жужжащая над ухом. «А ну, кыш, — махнул я лапой. — Пошла вон, а то разозлюсь и слопаю тебя».

Но она не думала улетать и настырно ныла: «Помогите мне, сэр. Ну, пожалуйста. Я вас очень прошу».

«Вот же, пакость какая, — встряхнул я головой, пытаясь отделаться от крылатой вредины. — Такой сон перебила».

Я бросился было вдогонку за уплывающими от меня колбасками и печеньками, и …оказался в знакомой комнате отеля. Черный кот сидел на диване и уставившись в одну точку, не переставая с надеждой бубнил:

— Ну, пожалуйста, помогите мне, сэр.

Я уселся рядом с ним и громко щелкнул пальцами перед его носом.

— Эй, очнись.

Кот вышел из транса и прыгнул мне на колени.

— Вы пришли, сэр! Я звал, звал, а вас нет и нет.

От жалости к себе у него потекли слезы. Я глубоко вздохнул и погладил кота по спине, а потом по голове и за ушами. В общем, весь ласкательный набор. Хотя в прошлый раз он так разозлил меня, что скорее заслуживал пинка под зад, а не обнимашек. Но негодник знал, чем можно растопить мне сердце. Устоять перед кошачьими слезами было выше моих сил.

— Ну, тихо, тихо, малыш. В чем дело? Сделал лужу посреди комнаты, и тебе погрозили пальчиком? Так надо быть аккуратней и добегать до лотка. Кожаные любят порядок. Радуйся, что с Бертой живешь. В другом месте и по мордасам мог бы схлопотать.

— Нет, нет, сэр. Я очень аккуратный. Берточка всегда хвалит меня за это.

«Берточка» полоснула по сердцу ревностью, и я уже резче спросил:

— Тогда чего хнычешь и меня зовешь?

— Понимаете, сэр, Никас– приятель Берточки хочет привести сюда свою кошку. Ну для этого… самого. А я боюсь, что не понравлюсь ей… и вообще не смогу… меня прогонят… а я, я не хочу уходить отсюда.

Слезы вновь потекли из янтарных глаз. Я глубоко вздохнул и ласково потрепал кота за уши.

— Так, быстро утри сопли и запоминай. То, чем вы будете заниматься называется спаривание. И слова «нравится», «не нравится» не имеют к нему никакого отношения. Это у кожаных «ах, как хорошо, хочу еще». А у котов все иначе. Схватил зубами за холку, сделал дело и отпрыгнул куда подальше, чтобы кошка не располосовала тебя от боли.

— От боли? — кот уже забыл о слезах и недоуменно таращился на меня.

— Да, сынок. При спаривании кошка истошно вопит не от удовольствия, а от сильнейшей боли. И когда все заканчивается, то может и набросится на кота.

— А коту тоже больно, когда все это самое происходит?

— Нет, но удовольствия он также не испытывает. Это только у кожаных все эти муси-пуси, любови и страсти. А у животных лишь голос природы, вынуждающий размножаться. И этот голос сейчас звучит для той кошечки, которую хотят к тебе привести. Не бойся. Весь процесс занимает всего несколько секунд, ты быстро отстреляешься.

— Но я… никогда раньше… а вдруг она мне не понравится… и у меня не получится этого самого…

— Кожаные любят говорить, что ночью все кошки серые. И поверь, малыш, так оно и есть. Когда кошка выгнет спинку и поднимет перед тобой хвостик, тебе будет абсолютно все равно — старая она там, или некрасивая. Ты сделаешь все без всякого напряга, даже не задумываясь. Природа позаботилась об этом, снабдив орган, который ты вылизываешь каждый день, специальными зубчиками-шипами. Они не дадут кошке сбежать до окончания процесса.

— Шипы? Но ведь они могут поранить кошку… там.

— Так поэтому она и орет, что шипы ранят ее, когда этот орган из нее вытаскивают.

— Ой, я уже не хочу встречаться с кошкой Никаса. Теперь Берточка меня прогонит? Да?

Кот хотел было опять заплакать, но я легонько встряхнул его и строго сказал:

— Запомни — кот всегда главнее кошки. Если не захочешь, так можешь даже не смотреть в ее сторону. Пусть себе катается по полу и призывно воет, а тебе будет по фигу. Кожаные ведь не станут маячить рядом, а оставят вас наедине в какой-нибудь комнате. Отсидишься там под кроватью или диваном, и все. Кошка ведь не расскажет этому Никасу, что ты отказался спариваться. А котята иногда не получаются, даже если и усердно трудился. Говорю же, здесь все решает природа.

— Так эта кошка хочет деток? Для этого ее и приводят ко мне? — умиленно спросил кот.

— Она просто хочет угомонить гормоны. У котов ведь нет семей, как у кожаных — папа, мама, дети. Даже постоянная пара — это редкость. Если кожаные и держат в доме кота и кошку, то чаще всего их сразу делают бесплодными.

Я не стал пугать кота жутким словом «кастрация». Мне восемь жизней успешно удавалось ее избежать. Надеюсь, что и в девятой жизни удача останется при мне, и этот самозванец сохранит мое тело в целости и сохранности.

— Или же, наоборот, поощряют их часто спариваться, чтобы заработать на породистых котятах.

Вполне вероятно, что новый друг Берты для этого и хочет привести свою кошку, подумал я, но не стал озвучивать мысли вслух.

— В любом случае кошачья семья — это кот и кошка. А котята приходят и уходят. Если у кожаных есть совесть, то они пристраивают их в «надежные руки», а если совести нет, то просто топят.

— Но почему люди не оставляют их себе?

— Сколько? Одного? Двух? Кошка ведь за всю свою жизнь может родить до двухсот котят. Всех не оставишь. Да они и одного-двух не хотят. Это ведь лишние неудобства и расходы.

— Жаль котят. Наверное, мама-кошка плачет за ними, — печально всхлипнул кот.

Я встрепенулся и вкрадчиво предложил:

— Твоя мама тоже грустит по тебе, давай возвращайся к ней.

Кот почувствовал опасность депортации и сразу отряхнулся от сентиментальных мыслей.

— Я не хочу домой. И моя мама не грустит. Она видит вас и думает, что это я.

Да, номер не прошел. Ну и пусть. Попробую в следующий раз. Возможно. Если получится. И чтобы самому не расплакаться от досады, грубовато сказал коту:

— Ладно, главное я тебе сказал — ничего не бойся и делай то, что хочешь. Если кошка опытная, то она сама тебе поможет. А не поможет, тогда пусть воет дальше. Это уже ее проблемы. Никто из-за нее тебя не выгонит. Так что не раскисай. А мне пора уходить.

— Может, еще посидите со мной? — робко попросил кот.

— Малыш, у меня много дел. Тебе хорошо — сейчас Берта придет, накормит тебя, приласкает. А мне надо думать, как смотр пройти. Что надеть, что кому говорить, — с тоской произнес я и решил все-таки надавить на его совесть. — А еще будет конкурс на превращение в животное. Король сказал, что если я его не пройду, то он меня накажет. Не знаю, как. Побьет, наверное.

Последние слова я произнес чуть не плача. А чем я хуже него? Я тоже хочу порыдать о своей судьбе. Только меня, к сожалению, никто не погладит за ушком.

— Ну, что вы, сэр! Его величество добрый, он никогда меня не бил, — кот трогательно погладил мою руку когтистой лапкой. — Я скажу вам заклинание, чтобы выполнить задание, только поклянитесь, что не отправите меня обратно.

— Я клянусь, малыш! — поспешно произнес я, не веря в такую удачу.

— Здоровьем вашей мамы, — строго уточнил кот.

— Да, я клянусь здоровьем мамы и папы, — торжественно произнес я.

Эх, ты — наивный кожаный детеныш. Да я тебе десять таких клятв дам. Это ведь для тебя мама самое святое, а я, как и любой кот, даже не помню, была ли она у меня когда-то. Поэтому, абсолютно не считая себя обманщиком, я внимательно слушал сбивчивые объяснения Даниэля и мечтал, что у меня все получится.

Скоро, максимум завтра, я верну себе прекрасное кошачье тело. А этот малыш пусть сам разбирается со своими проблемами на планете Циннара.

Глава 10

Кот уже привычно потерся о ноги приятеля своей хозяйки, ожидая угощения. Полковник всегда радовал его вкусными печеньками, которые приносил в небольших пакетиках. Но сегодня он внес в прихожую большую коробку и бережно поставил ее на пол.

Освальд подошел к коробке и обнюхал ее. Пахло печеньем и чем-то еще, таким приятным. Волнующе-призывным.

— Знакомься, котик. Это Медония. Она очень хорошая девочка.

Из коробки показались сначала подрагивающие нежно- бежевые ушки, а затем прелестная мордочка с ярко-зелеными глазками и розовым носиком.

Освальд сел на задние лапы и забил хвостом об пол.

— Ну, знакомьтесь, а мы ненадолго отлучимся за вкусняшками, — ласково произнесла Берта и подхватила Никаса под локоть. — Не будем им мешать.

С умильными улыбками они покинули номер, решив оставить кошачью парочку пока на часок, а там уже видно будет, что делать дальше. А сейчас почему бы не выпить чашечку кофе и не поболтать, ведь они не виделись два дня, и у них есть так много всего, что можно рассказать друг другу.

***

После ухода людей палевая красавица тут же покинула свое временное пристанище, грациозно выпрыгнув из переноски. Черный кот перестал бить хвостом, осторожно подошел и вытянув шею, обнюхал ее голову.

Ну вот еще! Что он себе вообразил? Думает, что стоит только хвостом взмахнуть, и он сразу все получит? Как же, сейчас. Она приличная кошка и так, прямо с ходу не предается любви. Все надо делать по правилам. Сначала должна быть длительная прелюдия, а там посмотрим. Впрочем, кого она хочет обмануть? Этот красавец сразу заставил ее задрожать от желания, и Медония прекрасно знала, чем закончится их встреча. Но традицию никто не отменял. И выгнувшись дугой она зашипела.

Кот в испуге отпрыгнул от гостьи. Почему она так рассердилась? Он ведь ничего еще не сделал. Просто подошел поближе и понюхал ее. Всего лишь понюхал. А если бы запрыгнул на нее, как советовал бывший Освальд, чтобы тогда вообще было бы?

Но долго рассуждать на тему «если бы да кабы» ему не довелось. Пришлая красотка ударила его лапой по морде, а затем прижалась к полу, готовясь к прыжку. Освальд не стал ждать атаки, чтобы доблестно отразить ее, а с быстротой молнии бросился под кровать. Только отсидеться в тихом уголке не получилось. Уже через мгновение злобная кошка нашла его и погнала дальше.

Кот трусливо метался по комнате, пытаясь укрыться от разъяренной фурии, но она, казалось, знала все тайные уголки этого номера намного лучше него.

Но тут йщелкнул замок в двери, и Освальд с облегчением выдохнул. Сейчас его ненаглядная хозяйка прекратит это безобразие и прогонит полковника вместе с его «девочкой». Ходил тут, понимаешь, подлизывался к ним с Берточкой, а потом взял и подкинул им бешенную кошку.

Только на пороге стояла не Берта, и даже не полковник Занкадис, а какой-то странный человек. Несмотря на безумно жаркий день, когда все вокруг ходили в майках и шортах, он был одет в плотную черную одежду, с длинными рукавами. На руках у него были перчатки. И не обычные тонкие одноразовые, а кожаные, и тоже черные. А венчала весь это кошмар глубокая шапка-шлем, с прорезями для глаз.

Грабитель (а кто еще это мог быть?) тихо прокрался в комнату и осмотрелся. В этот момент кот пытался пролезть под кресло, и ему уже удалось наполовину протолкнуть свое упитанное тельце, как его цепко схватила рука незнакомца.

— Вот ты и попался, зверюга, — ­злобно прошипел грабитель, пытаясь впихнуть кота в большую сумку, висевшую у него на плече.

Освальд заорал во все горло и попытался выкрутиться, но жестокие руки сдавили бока, не давая даже вздохнуть. Все что он смог сделать — так это выпустить желтую струю от страха.

— Ах, ты тварь! Еще и сумку обоссал. Ну, я тебе сейчас быстро башку отвинчу.

Грабитель схватил кота за шею и сжал ее. Он столько дней мечтал о таком моменте, что сейчас даже постанывал от удовольствия. Но его сладостный стон вдруг окрасился адской болью. Откуда-то с боку внезапно вылетел снаряд и ударил прямо ему в голову.

Мужчина заорал дурным голосом, не понимая, что происходит. Трикотажная шапка не спасла от острых кинжалов, и они безжалостно полосовали кожу, впиваясь болью прямо в мозг.

Медония наслаждалась процессом, гоняя жениха по номеру. Все как полагается. Сначала надо хорошенько помучить кавалера, потом дать ему немного успокоиться и прийти в себя, а затем уже сдаться на милость «победителю». Куда ж ей бедненькой деться? Придется покорно принять «наказание» от этого красавчика.

Но ее столь тщательно спланированная процедура знакомства была грубо прервана появлением какого-то мужлана. Услышав щелчок замка Медония подумала, что это вернулись Никас и Берта, и поэтому нырнула под кровать, чтобы разыграть перед ними испуганную невесту, целомудренно забившуюся в уголок.

Но увидев грубые ботинки вместо прекрасных кожаных туфель хозяина, Медония вылезла из-под кровати и задохнулась от возмущения. Какой-то придурок, весь в черном, схватил ее несостоявшегося любовника и пытался запихнуть его в большую сумку. Ну, нет! Она так долго старалась не для того, чтобы остаться ни с чем. И сейчас возьмет, и покажет этому козлу, как опасно оказаться на пути кошки к ее большой и светлой любви.

Наглый вор заорал, как резанный, когда Медония с разбега прыгнула ему на голову и вонзила в нее когти всех четырех лап.

Она и сама заорала:

— А ну отпусти моего мужика, гад, а не то я тебе сейчас глаза выцарапаю!

Прозвучало это, конечно, по-кошачьи, но очень грозно.

Берте и Никасу было очень интересно узнать, как поладили их «детки» между собой, и они решили на минутку зайти в номер и тихонько посмотреть, что там происходит.

А происходило там что-то явно неромантическое. Когда они вышли из лифта, то услышали громкие вопли — мужские и кошачьи, раздававшиеся, как оказалось, из номера Берты. Охранник и горничная стояли позади портье, лихорадочно перебиравшего ключи в поисках нужного.

Берта выхватила из сумочки ключ и протиснулась к двери.

— Мисс Стивенсон, мы услышали крики и хотели выяснить в чем дело, — начал оправдываться портье, но полковник решительно оттеснил его и забрав у Берты ключ, открыл номер.

Картина, представшая перед глазами была трагичной и смешной одновременно. На одной руке грабителя, словно сошедшего со страниц дешевого комикса, безжизненно повис большой черный кот. Другой рукой он безуспешно пытался столкнуть с головы палевую кошку, которая вцепилась в него мертвой хваткой. При этом они оба — и мужчина, и кошка отчаянно вопили.

— Девочка моя, иди к папочке, — ласково, чтобы успокоить любимицу, произнес Никас, протягивая вперед руки. — Отпусти коготки, а то еще сломаешь их об этого негодяя.

Услышав голос хозяина, кошка сразу успокоилась. Можно уже не беспокоиться о судьбе своего жениха. Сейчас его хозяйка сама поколотит этого сволочного черного мужика.

Медония убрала когти и привычно прыгнула на плечо полковника. Он ловко подхватил ее и сказал: — А теперь иди к мамочке, — и передал кошку растерянной Берте.

А сам быстро подошел к вору и с силой разжал его пальцы, вцепившиеся в холку кота. Уложив животное на левый локоть, правой рукой Занкадис содрал с головы мужчины шапку и бросил ее на пол.

— Ты, сволочь! — закричала Берта. — Теперь ты точно сядешь.

Оказалось, это Влад решил отомстить бывшей любовнице и украсть у нее драгоценности. А заодно, убить кота, чтобы наказать и его, и хозяйку.

Пока Берта разбиралась с полицией и администрацией отеля, Никас занимался котом. Медония жалобно мяукала, наблюдая, как хозяин возится с чужим питомцем, давая ему лекарство и баюкая на руках. Нет, она не ревновала, а искренне волновалась, ведь после всего пережитого Освальд стал для нее своим. И когда полковник уложил сонного кота на лежанку, его любимица грустно устроилась рядом с ней.

Берта тоже была в растерзанных чувствах, и Никас не мог оставить ее одну в таком состоянии. Он заварил крепкий чай и начал успокаивать расстроенную женщину. Сначала словами, потом осторожными поцелуями, а затем и страстными объятиями.

Утром Берта робко посмотрела на Никаса, боясь, что душевная ночная близость улетучится с яркими лучами солнца, но увидев счастливые глаза, поняла, что это ее мужчина, и у них все надолго и серьезно.

Удивившись, что никто из любимцев не пришел их будить, они пошли разыскивать их и до слез растрогались, когда увидели, как те вылизывают друг другу уши, с трудом уместив свои тушки на одной лежанке.

Глава 11

Узнав заклинание мне не терпелось сразу применить его, но потратив полночи и целое утро, я не добился никаких успехов, и начал подозревать, что Даниэль обманул меня. Впрочем, он предупреждал, что заклинание очень трудное. У него несколько лет ушло на его освоение. И лишь благодаря настойчивости среднего брата Томаса, постоянно занимавшегося с ним, удалось получить пусть слабый, но все же результат.

Я тогда еще самонадеянно подумал — это у тебя долго не получалось. Ты ведь был здесь немного с приветом, поэтому и не мог долго запомнить. Но у меня то с мозгами и памятью все в порядке. Сейчас сосредоточусь, проверну на запястье волшебный браслет и произнесу про себя заветное слово. И прощай мой страшный сон, в котором пришлось быть кожаным и ходить на двух лапах.

Но сколько я ни крутил браслет и ни повторял заклинание — про себя, шепотом и даже громко в голос (специально для этого на рассвете вышел в парк, чтобы можно было покричать) ничего не получалось. Только руку натер браслетом и горло надсадил.

Ну, Даниэль, засранец, все-таки обманул меня. А такими чистыми глазами смотрел, когда говорил заклинание и объяснял, как обратно стать человеком (будто меня это интересовало), что я повелся и поверил ему.

Ничего, я тебе покажу в следующий раз, когда увижу. Не за ушками гладить буду, а тресну по упитанному заду, чтобы не обманывал.

Уже в совсем расстроенных чувствах я вдруг вспомнил, что у Даниэля была проблема с буквой «р» и представил, как бы прозвучало заклинание, состоявшее почти из одних рычащих, в его исполнении. И поцеловав браслет на удачу, я прокартавил заветное слово.

О, чудо! Не успел еще растаять последний звук, как я плюхнулся на четыре лапы и резво побежал по зеленой траве.

— Ура!!!Получилось! Я– кот!

Не было предела моему безудержному счастью. Как же радостно опять стоять, бегать, прыгать на четырех лапах. Вонзиться когтями в землю и потянуться во всю длину чудесного кошачьего тела. Гибкого и проворного, в отличие от неуклюжего и неповоротливого человеческого тела, в котором я провел целую неделю и почти смирился с горькой мыслью, что останусь в нем навсегда.

Я наслаждался своей силой и ловкостью. Не понимаю, почему Даниэль так огорчался, что кот получался беспородным. Главное ведь не внешний вид, а возможности.

Я нарезал круги по парку, как вдруг в воздухе взметнулось нечто большое и непонятное, что затем плюхнулось почти рядом со мной. Я дернулся в сторону и быстро вскарабкался на дерево. И оттуда увидел двух мужчин, которые подбежали к непонятному предмету и подняли его с земли.

— Убежал зараза. Ну, ничего, все равно поймаем, — пообещал невысокий кривоногий мужичок своему напарнику — молодому парню с глуповатым лицом. — Хоггинс приказал перебить всех котов. Повадились тут бегать по цветникам.

— Так сеткой не получается. Может, из рогатки их бить будем?

— Ха, ха, из рогатки. Тут ружье нужно. Или в сарай всех загнать, а там уже вилами заколоть.

У меня прямо шерсть дыбом встала от представленной картины. Всегда удивлялся жестокости людей. Судьба баловала меня, и жить на улице не довелось, но сталкиваться с бродячими котами приходилось. С некоторыми я даже дружил и часто делился с ними едой.

— Бросайте эту пустую затею с сетью. Три дня уже ловим и без толку, — произнес появившийся под деревом третий мужчина и оскалил в гнусной ухмылке гнилые зубы. — Экономка предложила подмешать крысиный яд в небольшие лепешки с мясом. Я уже разбросал их повсюду. Нам только останется завтра собрать кошачьи трупы и сжечь их в овраге.

— Давно бы так, а то носишься тут с сетью за этими кошаками, — проворчал кривоногий мужичонка, презрительно сплевывая на траву. — Тогда подождем до завтра, а сейчас винца хлебнем. Я его там, в сарае припрятал.

Слуги потеряли ко мне всякий интерес и неторопливо поплелись к большому сараю, в котором хранилось сено и садовый инвентарь.

А я спрыгнул с дерева и заметался по дорожкам парка. Кодекс кошачьего братства не позволял бросать собратьев на произвол человеческой жестокости. Поэтому мне надо было срочно найти здесь бродячих котов и предупредить их о грозящей опасности. Вот только как это сделать, ведь парк был огромным.

Я метнулся в густые кусты, как вдруг услышал плачущий девичий голосок:

— Хрюн, отпусти меня, пожалуйста. Я не хочу…

— Зато я хочу. Хватит ломаться, Мия. Привыкай.

— Я расскажу все Монти.

— Расскажи, расскажи. Да и остальным тоже.

Сначала я подумал, что это какой-то садовник пристает к девушке, но через пару секунд увидел, что огромный рыжий кот вцепился в холку белой кошечки, совсем еще подростка, и пытается влезть на нее. Ну, это уже беспредел!

Со всего разбегу я ударил кота в бок, а затем укусил его за ухо. Рыжий сразу выпустил свою жертву и с шипением бросился на меня.

— Беги, детка! — крикнул я кошке, и она юрко шуганула в кусты.

— Чего ты лезешь? Это наша девка! Вали отсюда!

— Это ты вали! У нее даже первого гона еще не было!

— Не твое дело! Кто ты такой, чтобы мне указывать?

Сцепившись в клубок мы катались по траве, но тут раздался хриплый окрик:

— Харэ! Стоять!

На наше живое колесо прыгнул кто-то еще, и оно сразу распалось. Я с трудом восстановил дыхание и увидел, что перед мной уже стоят четыре взрослых кота и один подросток. Вид у них был весьма потрепанный. Уши ободраны, шкуры в проплешинах. Только у самого молодого полосатого кота она была еще целой и даже довольно чистой.

— Хрюн, доложи, — просипел самый старый кот, вероятно главарь.

— Этот хотел тут территорию пометить, ну, а я его чуток проучил.

— Врет он все, ничего я не метил, просто за девчонку вступился.

— Да, он еще хотел шары подкатить к Мии.

— Что? — сразу вскинулся подросток и срывающимся фальцетом закричал: — Да я тебя сейчас порву за сестру.

— Стопэ, — резко оборвал я мальчишку, — потом сам у Мии спросишь. Вообще-то, я искал вас, чтобы предупредить.

Глядя в блеклые глаза вожака я постарался вложить всю искренность в голос, надеясь, что мне поверят.

— Вас хотят отравить крысиным ядом. По всему парку разбросаны лепешки с мясом. Это ловушки.

— А ты не врешь?

— Даю слово котана, — твердо произнес я самую сильную клятву в моем мире.

— Да какой из него котан, Фукс? Ты только погляди на его когти. Они же никогда не гребли сырую землю, — презрительно заявил Хрюн.

— Точно, на лоток ходит, — подхватил его слова одноглазый серый кот. — Братва, это же засланный котэ. Бейте его.

Для настоящего котана главное — не победить в драке с разъяренной бандой, а быстро сделать лапы, чтобы остаться живым. Я хорошо это усвоил в лихие 90-е. И сейчас даже не пискнул в оправдание, а сразу рванул по дорожке, пытаясь добежать до сарая. Хорошей новостью было то, что улепетывать надо сравнительно недалеко, а плохой –эти бандюги бегали не хуже меня.

Но все же я успел первым юркнуть в открытую дверь сарая. И уже там, кувыркнувшись в прыжке через голову, снова стал человеком. (Вот спасибо Даниэлю. А я еще не хотел его слушать).

Схватив метлу наперевес, я бросился обратно и, лихо размахивая ею во все стороны, быстро разогнал кошачью орду, а затем устало опустился на порог сарая. Да, не зря говорят: «Не делай добра, не получишь зла». Мои благие намерения оказались пустыми и бесполезными. Ну, и пусть. Я сделал все, что мог. Вот только Мию было жаль. Ей не удастся долго прятаться, и тяжелая взрослая жизнь начнется у нее очень скоро. Но такова судьба у бродячей кошки.

Я тяжело вздохнул и уныло поплелся в замок. А ведь как хорошо и радостно начинался этот день. Может, зря я тороплюсь вновь стать котом? Не так уж и плохо быть человеком, особенно, когда в нужный момент под рукой окажется метла. А не остаться ли мне им навсегда?

Но через несколько часов порядком устав от примерок и уроков по этикету я опять захотел стать котом. А, впрочем, выгодней всего — это уметь быть и котом, и человеком, и пользоваться этим при разных обстоятельствах. Только следует довести все действия до автоматизма, чтобы добиться мгновенного превращения. Утром малейшее промедление могло стоить мне жизни, а значит — надо учиться и учиться.

Поэтому я решил провести вечером еще одну тренировку и сказал Чарльзу, что желаю вздремнуть, и пусть меня не беспокоят часа два. Как только за слугой захлопнулась дверь, я выскользнул из комнаты через окно и опять побежал в дальний уголок парка. Рассудив, что безопасней тренироваться рядом с сараем, чтобы в случае чего сигануть в него котом и схватить метлу уже человеком. Но не добежав несколько метров до сарая я услышал такой отчаянный кошачий крик, что кровь застыла в венах.

***

— Миа, вот ты где, еле разыскал тебя. Надо быстро рвать когти! — взволнованно крикнул полосатый кот своей белой подружке, осторожно выглядывавшей из-за сваленных в кучу метел.

— Монти, я никуда не пойду с ними. Сегодня мне повезло, что какой-то чужак отогнал Хрюна, но если это уже началось, то их никто не остановит. Я не хочу быть походной кошкой. Лучше умру здесь от голода.

— Мия, они все мертвы — Фукс, Шокки, Хрюн, Бумбс. Наелись отравы и сдохли. Надо бежать отсюда, пока люди не нашли нас и тоже не убили. А-а-а!

Кот в пылу спора с подружкой не заметил, как в сарай тихо на цыпочках прокрался помощник садовника с вилами в руках, которые через мгновение он изо всей силы воткнул прямо в него.

Вилы резко рассекли воздух. Кот оглянулся и бросился в сторону, но не успел уйти от расправы. Острые зубья вонзились в хвост и пригвоздили его к земле.

— Мия, беги, спасайся! — сходя с ума от боли закричал Монти.

— Нет, я не брошу тебя! — отчаянно закричала кошка с ужасом глядя на мерзкого человека, который радостно засмеялся и протянул руку, чтобы взять другие вилы. Уже для нее.

***

Я влетел в сарай и на мгновение замер от увиденной страшной картины. Молодой идиот, который швырял в меня сетку, с садисткой ухмылкой надвигался с вилами на окаменевшую от страха кошку. А другие вилы словно гвоздем прибили к земле хвост полосатого кота, вопившего от страдания и бессилия спасти свою подружку.

У меня потемнело в глазах от ярости, и заорав во все горло, я выхватил из рук жестокого негодяя вилы и наставил их на него самого:

— Я сейчас сам тебе брюхо проткну, скотина!

Слуга сначала хотел было огрызаться, но увидев мои бешеные глаза, решил лучше не связываться со спятившим придурком, который судя по одежде был из господ, и выскочил из сарая.

А я коротко крикнул:

— Мия, быстро прыгай мне на плечо.

На удивление, кошка сразу подчинилась. И уже с ней на плече я опустился на одно колено перед обезумевшим от боли котом. Если сейчас выхвачу вилы, то он вложит все оставшиеся силы и бросится наутек. Забьется в какую-нибудь щель, откуда его не достанешь, и сдохнет там в мучениях. Поэтому я одной рукой вцепился в холку кота, а другой резко выхватил из земли вилы.

Кот заорал так, словно его режут, но потом безвольно повис в моих руках, а кошка не переставая, плакала на моем плече, намертво вцепившись в куртку. Благо в ней были подбитые ватой плечи, иначе уже я орал бы, как резанный от боли.

Вот так — с одним котом на плечах и с другим на руках я вбежал через черный вход в дом и тут же услышал презрительный окрик дворецкого:

— Зачем вы притащили сюда эту шваль, барон? Совсем уже из ума выжили? Смотрите, весь пол кровью заляпали.

— Ничего, отмоете! Прочь с дороги, или я вас покусаю! С сумасшедшего спроса нет!

Дворецкий побледнел и шарахнулся от взбесившегося барона, а я вбежал в свою комнату и заорал уже встревоженным от моих криков слугам:

— Молли, быстро тащи сюда бутылку с коньяком. Не знаю, где ее взять, — сразу предупредил я все возражения служанки. — Хоть укради, мне по фигу!

Служанка, видя мое состояние, сразу кинулась исполнять приказ.

А я влетел в ванную комнату и бросил на кушетку висевшее на крючке роскошное полотенце. Чарльз недрогнувшими руками помог мне его расстелить и даже глазом не моргнул, когда я уложил на белоснежное полотно грязного и окровавленного кота. Надо показать этому ослу Хоггинсу, как должен вести себя вышколенный слуга, а то орет, как потерпевший.

— Чарльз, немедленно найди лекаря. Но, если приведешь такого, который заявит, что не лечит котов, то я покусаю вас обоих.

Камердинер бросился выполнять поручение, а я грустно усмехнулся. Быть человеком, хоть и придурковатым, сейчас оказалось намного полезней, чем котом, даже самым умным в мире.

Пока не было слуг надо было определиться с котами и объяснить им что к чему.

— А теперь слушай меня, Монти, — строго приказал я, все еще придерживая его за холку. — Тебе надо вылечить хвост, иначе помрешь. Поэтому будешь вести себя смирно, когда я уберу руку. Ты меня понял?

Но он не понял и сразу попытался спрыгнуть с кушетки, и тут же вновь оказался прижатым за шею к полотенцу.

— Да хрен с тобой, — на манер Сереги-алкоголика из моей пятой жизни выругался я. — Беги, подыхай под забором, если тебе не жаль оставить Мию одну на белом свете. Ничего, найдет себе нового кавалера, красивее и умнее тебя.

Кошка, до сих пор так и сидевшая у меня на плече, недовольно мяукнула.

— Да я сразу понял, крошка, что он твой жених, а не брат. Это вы могли тем придурками, которые ядом объелись, втирать, что вы из одного помета.

Я снял с плеча Мию и посадил ее рядом с Монти, которого слегка все еще придерживал.

— На вашем месте, детки, я бы сейчас не дергался. Вы ведь домашние коты, выброшенные на улицу, и сейчас судьба дает вам шанс вновь найти дом. Не упустите его.

Я убрал руку и чуть отошел в сторону, демонстративно давая им право выбора — выпрыгнуть в открытое окно и сбежать, или смириться и отдаться на волю случая.

«Кто этот человек, Мия? Он говорит с нами так, словно уверен, что мы его понимаем».

«И знает наши имена. Откуда?»

— Оттуда, — недовольно проворчал я, в мгновение становясь котом. –Теперь узнали?

Мои новые приятели, или питомцы, я уже сам не понимал, кто они, сели на пушистые зады и уставились на меня во все глаза.

«Быстро объясняю, пока нет людей. Мое имя Барон, и я кот, который умеет становиться человеком. Я могу и хочу вам помочь. Скорее решайте, согласны или нет».

«Я верю Барону, Монти. Это он спас меня от Хрюна. Давай останемся здесь, хотя бы ненадолго, пока ты не выздоровеешь».

Кошка умоляюще посмотрела на кота. Ей так надоело спать на земле и голодать. А еще постоянно дрожать, не зная от кого ждать нападения — от крыс или от собратьев.

А кот посмотрел в прекрасные голубые глаза и сразу сдался. Его прекрасная Мия достойна жить, как принцесса. А с ним ее ждет полуголодная и опасная жизнь. Он не станет тащить ее на дно. Поэтому останется здесь ненадолго, подлечит хвост, если получится, а потом тихо уйдет, оставив Мию с Бароном. Все же ей будет лучше жить с одним котом, чем страдать от притязаний целой стаи. А стая точно станет приставать, и он не сможет защитить свою малышку.

Монти так сильно было жаль и Мию, и себя, что он жалобно замяукал.

— Ты принял правильное решение, парень, — вновь становясь человеком сказал я и потрепал его по шее. — Вылечишь хвост, а там видно будет.

В ванную комнату вбежала Молли с маленькой бутылкой из темного стекла.

— Мне действительно пришлось украсть ее, ваша милость. Я бы не смогла быстро разыскать Хоггинса, чтобы попросить у него коньяк, — только сейчас она осознала, что совершила преступление и схватилась за сердце. — Ой, теперь он не просто меня выгонит, а посадит в тюрьму.

— Не переживай, я скажу, что сам взял бутылку. Пусть только посмеет сказать мне, что я ее украл. А сейчас помоги мне. Предупреждаю, будет трудно, может даже страшно, но один я не справлюсь. Надо искупать кота, чтобы смыть всю грязь.

Лицо служанки стало белым, как мел. От страха она едва смогла вымолвить:

— Я боюсь, ваша милость, даже прикоснуться к нему. Он же исцарапает меня и покусает.

— Купать буду я. А ты только поливай его водой, когда скажу.

Молли сразу взбодрилась и быстро наполнила теплой водой небольшой медный таз и два кувшина.

— А теперь, Монти, ты закроешь глаза и смиришься с неизбежным, — сурово произнес я и начал его мучить, то бишь купать.

Кот вырывался и кусался, но я ловко подставлял под его зубы собственные лапы и продолжал намыливать, стараясь, чтобы мыло не попадало в глаза и уши.

Сколько раз я был на месте бедного Монти и проклинал блюстителей чистоты, чтобы им пусто было. И уж никак не ограничивал свою месть парочкой укусов и царапин. А сейчас я сам был кото-мучителем, но другого пути не допустить инфекцию в рану просто не знал. В той, пятой жизни мой «хозяин» как раз и загнулся от заражения крови. Старый доктор, приехавший к уже почти остывшему телу лишь укоризненно покачал головой и сказал не до конца протрезвевшим друзьям Сереги, что лучше бы он водку не вовнутрь принял, а хорошенько промыл бы ею рану, тогда бы и живым остался.

Поэтому, после того, как Молли вылила два кувшина воды, чтобы хорошо смыть со шкуры мыло, я вытащил из тазика уже смирившегося с горькой участью кота, уложил его на сухое полотенце и щедро плеснул на рану янтарную жидкость. Монти заорал так, словно ему отрубили хвост, но я крепко держал его за шею, прижимая к кушетке, не давая ни вырваться, ни укусить меня. Жалостливая Молли со слезами на глазах начала дуть на рану и ласково утешать несчастного котика, обещая, что сейчас придет добрый лекарь и вылечит его.

Словно услышав ее призыв на пороге появился солидный мужчина с кожаным чемоданчиком в руках, за его спиной маячил Чарльз.

— И где наш больной? — профессионально-снисходительным голосом произнес лекарь. Но весь его добродушный вид сразу испарился, когда я указал ему на кота.

— Я не лечу животных, да еще и дворовых, — желчно заявил мужчина и недовольно повернулся к Чарльзу: — Вы обманули меня, сударь, сказав, что помощь нужна благородному господину — барону из соседнего королевства, а сами притащили меня — мага высшего ранга к каким-то, к какому-то…

Он не мог сразу сформулировать мысль, что его оскорбило больше всего — то, что пациентом оказался кот, или то, что он тут явно не увидел иностранного барона.