Бесплатный фрагмент - Девяносто последних лет

Глава 1. У края леса

На многие километры вперед простиралась сырая травяная степь, а редкие перелески желтых берез и рощицы багряных кленов исчезая у туманного горизонта только усиливали ощущение ее бесконечности. Все вокруг дышало глубокой осенью, январские дни были все как один наполнены серыми низкими облаками, сыростью и промозглым ветром.

Среди черных прямоугольников полей, по которым деловито расхаживали грачи, которые больше не улетали на зимовку, и беспокойно прыгали воробьи, десяток человек с трудом тащили плуги, распахивая землю для начала посева кукурузы. Если впереди расстилалась степь, то за их спинами высился страшноватый черно-оранжевый лес, угрюмо смотрящий в затылки тысячами непроницаемых глаз. К общему ощущению промозглости добавился мелкий дождь, покрывающий все вокруг блестящим слоем мелких капель. Люди дрожали, кашляя и кутаясь в цветные драные пуховики, и ругали дождь изо всех сил. Но делать нечего: чтобы прокормиться, работать в поле нужно было круглый год.

Один из них, зло посмотрев на окружающих, процедил:

— Когда уже все это закончится?! Столько лет мы ковыряем эту грязь ради нескольких початков кукурузы! Придя на это место, мы ждали, что жизнь станет легче!

— Захотел легкой жизни — иди в бандиты, — ответил ему молодой черноволосый парень невысокого роста с темными глазами и линией упрямо сжатых губ на кругловатом, рыхлом лице. Он тащил плуг особенно ожесточенно, ноги в истоптанных сапогах еле двигались из-за налипших кусков грязи, а плечи оттягивало старое самодельное ружье. Отложить оружие даже во время работы теперь не решался никто.

— Заткнись, Риф, — сказал его сосед — Все давно уже на пределе сам знаешь. Сколько можно так жить? Неужели мы так и подохнем, цепляясь за клочок земли и озираясь в страхе на этот чертов лес? — Дрожащий человек остановился пар из его рта выходил в такт тяжелому дыханию, красные от холода руки сжались в кулаки.

Парень, счищая комья липкой грязи с сапога о блестящий лемех плуга, едва посмотрел на его. — Цени, что имеешь, Влад… Какие у тебя еще варианты? Если не в бандиты, то попытай счастья в старых городах, только сам знаешь, оттуда еще никто не возвращался.

— Хорош собачиться, пошевеливайтесь, скоро стемнеет! — надтреснутым голосом окрикнул их древний старик, сидевший на краю поля рядом с ветхой повозкой. Это был Наиль, глава их небольшого поселения — десятка скромных домиков в кольце гнилого частокола, зажатых между лесом и степью где-то в долинах бывшей Болгарии. Он родился незадолго до Катаклизма, и вся его жизнь была бесконечным полуголодным путешествием по этим долинам, наполненным постоянным ожиданием смерти. Шесть лет назад Наиль вместе с кучкой таких же оборванцев обосновался в этом уголке, далеком от торговых путей и других поселений, в надежде, что они сумеют избежать набегов многочисленных местных банд. Расчет оправдал себя, жизнь стала длиннее, но не легче. Единственным светлым пятном в ней стала его семья, и особенно сын — Риф. Он как будто рос вопреки всему, всегда болезненный и слабый, с самого детства возделывал землю, работал по дому, ухаживал за больными. Как и все остальные, он часто испытывал злость и отчаяние, терпел голод, дрожал от страха при виде медведя и волка, но тем не менее откуда-то черпал силы, словно впитывал их из черной земли. Сейчас ему было уже двадцать пять, Риф обзавелся красавицей-женой — Мией, маленьким сыном Ариком и во всем поддерживал своего старого отца.

Думая о том, что было и что будет, старый Наиль отвлекся и не сразу заметил отделившиеся от северного края леса мохнатые силуэты.

— Волки, мать их, волки! — закричал он, одновременно судорожно копаясь в содержимом тележки в поисках древней двустволки. Наконец среди мешков и тряпок мелькнул отполированный десятками лет приклад и патронташ с несколькими патронами.

За последние десятилетия, потеряв своего главного врага, дикие звери смогли вернуть себе власть и уверенно теснили остатки человечества, нападая не только на одиноких путников, но и на караваны и даже целые поселения. Волки, и медведи, крупные кошки, росомахи, дикие собаки, кабаны, — даже обезьяны теперь водились в этих местах в огромных количествах. Более мягкий климат нового мира, словно сухой хворост брошенный в костер, с невиданной прежде силой позволил разгореться яростной борьбе миллиардов живых существ за право на жизнь и продление своего рода.

Двести волков — огромная стая, наблюдали за людьми из леса уже несколько часов, поскуливая от голода, пока старая волчица, улучив момент, не сорвалась с места. За ней последовало около пятидесяти громадных зверей, мощными прыжками стремительно сокращая дистанцию между ними и группой людей. Те заметили опасность слишком поздно: путаясь в одежде, они вскинули ружья и открыли беспорядочную стрельбу. Двоих тут же сбили с ног, волки рвали их шеи и лица, страшные крики умирающих смешивались с рычанием. Десяток хищников валялись застреленными вокруг, оставшиеся люди сгрудились в кучу, патроны закончились, тесаки и кинжалы были выставлены в сторону волков, скалящих зубы в ответ.

— В деревню! Отступаем все в деревню! — слабым голосом скомандовал потрясенный старик, сжимавший оружие, стволы которого еще дымились. Дважды повторять не пришлось: спиной вперед, фермеры, так быстро, как только могли, пятились к воротам, оскальзываясь в грязи, крича от страха и делая ложные выпады в сторону зверей. Волки, почувствовав, что элемент неожиданности потерян, следовали за людьми на почтительном расстоянии, страшно оскалившись и глухо рыча. Позади их сородичи уже рвали трупы несчастных на части, визжа и огрызаясь друг на друга. Еще горячая кровь дымящимися брызгами летела на сырую землю и жутко хрустели людские кости.

Глава 2. Время сделать выбор

Беспросветная ночь сменила хмурый день, в густой темноте, за частоколом еле-еле светились огни домов, тесно прилепившихся друг к другу. Старый дизель в сарае давно стоял без топлива и запчастей, электричество вырабатывали только лениво крутящиеся ветрогенераторы, потрескавшиеся провода от которых черной паутиной расходились по домам через батарейный блок. Само собой, скудного источника электричества не хватало на водоснабжение или обогрев: воду носили из колодцев, а благодаря близости леса из труб всегда поднимался теплый дым. Между домами в грязи виднелись деревянные мостки, сами же дома были просто темными коробками, опутанными проводами, безо всяких изысков, с коническими крышами и маленькими окнами. На украшения или обустройство поселка у людей, вечно озабоченных пропитанием, не хватало сил.

Мрак ночи уверенно разрезал только мощный прожектор дозорного поста — самая большая ценность и гордость деревни, его древний механизм и, главное, лампу оберегали как зеницу ока. Возле прожектора толпилось несколько десятков человек, мостков на всех не хватало, мужчины и женщины, стоя по щиколотки в холодной грязи, раздраженно обсуждали, что им делать, фоном звучали тихие рыдания тех, кто потерял близких минувшим днем. Риф с Мией тоже стяли здесь, обнявшись: девушка тихо плакала на груди мужа, зарывшись лицом в ворот его куртки, Риф же предпочитал пока молчать, обычно упрямое выражение лица сменилось мрачностью, перед глазами все еще мелькали серые тени и слышались обреченные крики людей.

Громче всех говорил Влад — тот самый поселенец, что ругался днем в поле. Его голос с истеричными нотками разносился в ночном воздухе, отражаясь от соседних домов:

— Нам здесь не выжить, как вы не понимаете?! Хватит слушать старика! Чего ради мы прозябаем в этой грязи? Будем смотреть, как волки вломятся через главные ворота и сожрут наших детей? Каждый год мы ждем, что станет лучше, но становится лишь тяжелее! Наиль ошибся, приведя нас сюда. Это его вина! Все, что здесь творится это его вина! Вокруг Влада раздалось несколько одобрительных возгласов, основная же масса, тупо замолчав, никак не реагировала, втянутые в плечи головы были опущены вниз.

— Говорят ведь, что на севере жить легче, — вторил другой голос из темноты, — там и торговля, людей больше. А тут дикий угол! Сожрет нас зверье, как пить дать сожрет! Попросимся в большое поселение, нас точно примут! — вторил другой голос из темноты.

— Говорят, что кур доят, — отрезал Наиль древней глупой поговоркой, с трудом поднимаясь на ноги, чтобы его лучше слышали. Обращаться к людям было тяжело, подступившие к горлу слезы душили, весь прошедший день старик горевал, оплакивая потерянные жизни. Его коротко стриженную седую голову овевал ветер, челюсть, обтянутая сухой морщинистой кожей, непроизвольно подрагивала. Однако, несмотря на все беды, Наиль выгодно выделялся на фоне остальных, обычно грязноватых и неопрятных жителей: подбородок чисто выбрит, аккуратно подшитый красный пуховик, брюки из грубой ткани и даже сапоги были чистыми.

— Люди! Я не святой и… и не мудрец. Как и все на жизненном пути я ошибаюсь, — задумчиво пожевав тонкими губами начал он. — Да… Можете проклинать меня за то, что не оправдал чьих-то надежд, но поверьте старику: мы стоим у самого начала новых времен, и в начале времен мир всегда суров к своим детям! Наша земля полна ужасов, но это наша земля уже многие годы! Куда нам бежать, где искать спасения? Все теперь сами за себя! Стучась в ворота богатого поселения вы рассчитываете, что вас примут как братьев? Когда богатый делился с бедным землей и хлебом из жалости, ответьте мне?! Если на пути к этой, лучшей жизни, вас не сожрут звери и не перебьют бандиты, то, может быть, и впустят чтобы дать работу батрака у богатых поселенцев, и вы будете проклинать уже их, грызя черствый хлеб под дырявой крышей сарая, мокрые до нитки! Сегодня я признался, признался самому себе, что нельзя жить так, как прежде, хирея и угасая за частоколом горя, упреков и обвинений, но и бросать все, что мы строили, и бежать в ночные земли ради пустых надежд мы тоже не будем!

Толпа слушала, не пропуская ни звука, затихли даже самые недовольные. Надежда на мудрость старика была велика у всех поселенцев. Наиль сжал шапку в руках, не решаясь сказать следующую фразу. Старики становятся более трусливыми со временем, это правда… К концу жизни прервать привычный образ мыслей, кажущийся тебе таким правильным и логичным, особенно тяжело, словно жевать слабыми старческими челюстями черствый хлеб вместо овсяной каши. Раньше Наиль верил, что изоляция его поселка даст добрые плоды, люди будут жить скромно — да, но в безопасности, радуясь тому, что имеют, вдали от широких торговых дорог, где без конца рыщут хищники-бандиты, пройдохи, сектанты и просто сумасшедшие одиночки. За свою долгую жизнь он этого насмотрелся. Боязнь потерять то, что они обрели тяжким трудом, слишком долго держала его разум в плену, но сейчас следовало признать ошибку: где бы ты ни прятался от мира, он всегда последует за тобой. Невозможно жить в пузыре, вакууме, угнетая все органы чувств и требуя того же от других. Отрицание необходимости изменений ведет за собой стагнацию, а потом и смерть. Как и все живое, даже крохотное человеческое общество должно развиваться, таков закон жизни. Двигаясь вперед, ты живешь. Остановившись — умираешь.

— Я, как и вы, остро чувствую тяжесть сегодняшних потерь! — голос Наиля дрожал от эмоций. — Кости наших людей мокнут в поле за воротами, а у нас уже не хватает сил и смелости даже забрать их, чтобы похоронить по-человечески! Вы правы, вы все правы… Нам нужны перемены, иначе, возможно, через год на полях будут лежать кости каждого из нас! Как бы я ни хотел сберечь поселок, долины не спросят разрешения слабого старика и однажды заберут вас у меня, если позволить им это сделать… Мы не уйдем, нет, но отправим лучших бойцов за помощью в большой мир, чтобы они принесли новые инструменты, оружие и привели сюда нужных людей! — Возвысив голос в конце последней фразы, старый глава сделал паузу, чтобы перевести дыхание. Немощная грудь тяжело вздымалась и опадала. — Но прежде чем пойти туда, мы наведем порядок у себя дома! Напомним всем тварям, рыскающим в поисках поживы, что хозяева здесь мы, — уничтожим волчью стаю!!!

Мия не отрывала взгляда от разгоряченного оратора. Слова свекра взрывались в ее груди искрами, разжигали надежду, рассеивали ночную тьму, словно деревенский прожектор. Риф, однако же, был скорее озадачен таким поворотом дел. Он нервно оглядывал оживший поселок и людей, которые смотрели на освещенную фигуру старика в красном пуховике: их глаза больше не отражали осеннюю грязь, а горели волей к жизни, мышцы ныли от желания действовать. Мия тихо вздохнула и взяла мужа за руку, а когда Наиль спросил, все ли с ним согласны, она закричала вместе с остальными, выражая свое одобрение.

Жители расходились по домам, на ходу обсуждая речь головы. Гнилые доски мостков прогибались и хлюпали грязью в такт шагам, повсюду разносились возбужденные разговоры, даже смех. Мужчины чистили и смазывали изношенные обрезы и дробовики кустарного производства, точили тесаки, пополняли запасы самодельных патронов, осторожно пересыпая драгоценный порох в картонный цилиндр, затем добавляли дробь из резаной проволоки и запрессовывали боеприпас специальной машинкой. Женщины готовили нехитрую броню, нашивая суровой нитью металлические пластины на плотные штаны и куртки. Железяки были продырявлены в местах крепления и кое-как согнуты в попытке придать им изгибы тела. Облаченный в полный комплект человек выглядел довольно комично, словно потасканный жизнью Железный Дровосек, но даже такая защита была лучше, чем ничего. Приготовления и перемещения, как всегда, происходили почти на ощупь, дохлых генераторов едва хватало на прожектор, но люди не могли ждать утра, они чувствовали резкий ночной ветер, который вместе с обычным пронизывающим холодом принес запах перемен.

В доме Наиля, где умещались пара комнат и кухня с большой, грубо сделанной печью, также жил Риф с семьей. Изба из круглых, грубоотесанных бревен выглядела несколько мрачноватой внутри, зато была теплой, пропитанной запахом пыли, сухих трав и кукурузной каши. После нехитрого ужина, за дощатым кухонным столом, при свете единственной тусклой лампочки, мужчины продумывали план предстоящей атаки. Наиль оставил сына и подошел к своему сундуку, где все шесть лет в полной тайне хранилось его главное сокровище. Открыв замок и откинув крышку, он торжественно достал обернутый мягкой тряпкой предмет и положил его перед Рифом. В ответ на вопросительный взгляд сына старик аккуратно развернул тряпку, и Риф ахнул: он смотрел на армейский автомат Калашникова одной из последних модификаций АК-103, матово-черный, с прикладом и цевьем из оружейного пластика, коллиматорным прицелом на прицельной планке и россыпью маслено блестевших пуль калибра 7,62. Легендарный судья, в любых условиях выпускающий шестьсот приговоров в минуту, пусть даже не слишком точно. Три с небольшим килограмма воплощения смерти для врага.

— Ого, откуда он у тебя?.. — слова застревали в горле. — Почему раньше ты не пользовался им?

— Патронов всего два рожка, вот почему… Берег для особого случая, — сказал Наиль, оттирая ружейную смазку с рук. — С нашим хламом волков не перебить, тут без автомата не обойтись. Бери, чего смотришь, теперь он твой, э-это… попусту не стреляй, береги патроны для боя и… и не волнуйся, что оружие незнакомое, — управляться с ним проще, чем с твоим обрезом.

Почувствовав в руках приятную тяжесть автомата, парень дернул затвор: точно подогнанный и смазанный механизм приятно лязгнул, в тусклом свете шероховатая черная сталь отливала маслянистым блеском, глубокие тени играли на ствольной коробке, рукоятке, цевье, делая вид оружия еще более грозным. Осознавая, насколько мощь АК превосходит их убогий арсенал, Риф впервые почувствовал приятное чувство превосходства над известными и неизвестными врагами.

«А ведь когда-то все люди каждый день ощущали то же самое и ни один зверь на земле не мог оспорить силу человека», — подумал Риф. В те далекие дни уверенность и защищенность, возможно, казались обыденными и малозаметными, но сегодня для пары десятков человек в затерянной осенней деревне на краю леса они были опьяняюще новыми, как глоток прохладного горного воздуха после многолетней затхлости подземелья.

Утро выдалось холодным, но необычайно ясным, маленькое пятнышко солнца уже показалось над равнинами, с трудом пробиваясь через пелену ночного тумана. Риф с отцом сидели на бревне недалеко от главных ворот, пока участники их большого похода проверяли снаряжение и прощались с детьми. Перед ними расстилалась, слегка понижаясь к горизонту, спокойная и мирная равнина, за полями очертания бесконечного травяного моря размывались туманом, резко кричала какая-то птица, а воздух был неподвижен и пронзительно свеж, ободряя еще сонный разум.

Двадцать семь человек, участвовавших в походе, заметно шумели, обсуждая и споря как следует действовать. В отряде собрались мужчины и женщины, старые и молодые: все, кто был способен держать оружие. Вчерашнюю решимость еще более укрепил вид автомата, покоившегося на ремне поперек груди Рифа. Каждому хотелось подержать и потрогать оружие, и вскоре автомат начали передавать из рук в руки. Его рассматривали, восхищенно цокали языками и целились через коллиматорный прицел в сторону поля. Мия с Рифом, присев, крепко обнимали Ари. Малыш улыбался, перебирая своими пальчиками отцовские волосы, и во все глаза смотрел на необычную деятельность вокруг.

— Вы собираетесь наказать плохих волков, да, папа? Чтобы они нас больше не обижали? Я не боюсь, я тоже хочу пойти с вами! Можно?

Риф улыбался, глядя в огромные светло-серые глаза сынишки и гладя его кудрявые волосы.

— Конечно тебе можно с нами, но кто же тогда защитит дедушку и остальных детей? Ты понимаешь, насколько это важно, воробушек? Я не могу доверить это задание никому кроме тебя.

Арик серьезно кивнул и отстранился, чтобы показать отцу пустые ладошки.

— Но как же я буду защищать их без оружия? Мне нужно!

Риф переглянулся с женой и, секунду подумав, достал из нагрудного кармана складной нож.

— Вот, Арик, твое оружие. Будь с ним осторожен и не направляй в сторону друзей, понял?

Глаза малыша вспыхнули радостью, он моментально выхватил нож из руки отца и помчался показывать деду, крича на бегу от радости. Посмотрев ему вслед Миа и Риф вернулись к толпе. Люди перестали шуметь и теперь лишь негромко переговаривались между собой относительно дальнейшего плана действий.

Спустя еще час обсуждений, решили пустить в лес две группы одна за другой, в том месте, где вчера вышли волки: звери очень умные и обычно не ломятся через бурелом, а значит, там наверняка есть тропа. В лесу первая малая группа, состоящая только из мужчин, перестроится в цепь и пойдет вглубь. Расчет был на то, что волки соблазнятся легкой добычей и проглотят наживку, ведь из-за огромного размера стаи они наверняка голодают. Голодают настолько жестоко, что даже решились напасть на многочисленную группу людей довольно далеко от леса. Как только вторая группа, следующая на дистанции, услышит выстрелы, они поспешат на помощь и вместе с первой перебьют хищников.

Тепло попрощавшись с отцом и окликнув Мию, которая никак не могла отпустить сына, Риф присоединился к отряду, весьма пестрому из-за нелепой защиты, нашитой на разноцветную одежду, и разномастного оружия. Тесаков на всех не хватило, и в качестве последнего аргумента часть людей взяли молотки, топоры и дубины, утыканные гвоздями. Однако у каждого был либо обрез, либо длинноствольный дробовик, пусть самодельный и не вполне надежный, но хорошо подходящий для боя на коротких дистанциях.

Наконец собравшись, люди построились в неровную колонну и двинулись к далекой северной окраине леса. В поселке остались лишь две совсем юные девушки, девять детей и Наиль, который уже еле ходил. Освещенный слабым осенним солнцем старик слезящимися глазами смотрел вслед уходящим поселенцам, обнимая маленького кудрявого мальчика действительно похожего на взъерошенного воробья своей буйной шевелюрой, дутой коричневой курточкой и черными резиновыми сапожками.

Пронзительную желтизну солнечного света, простор равнины и зелень пожухлой травы под ногами внезапно сменил зябкий полумрак леса. Узкая тропа среди клубов непроходимого гнилого бурелома, усыпанного коричневыми и красными листьями, вела в темную глубину, почти черные мшистые стволы деревьев обступили людей, словно молчаливое угрюмое воинство, намекая, что им здесь не место. Разговоры притихли, подавленные мрачностью обстановки люди гуськом шли по звериной тропе, иногда прорубая себе путь через бурелом клинками. Все шло не по плану, ни о каком продвижении цепью не могло быть и речи. Первое время все были очень напряжены, ожидая нападения в любую минуту, но через километр, затем другой, затем третий по бесконечной тропе, окруженной, словно стенами, непролазным кустарником и стволами деревьев, напряжение сменилось скукой и усталостью. Мертвую тишину нарушал только звук шагов и хруст ломаемых веток, сильно пахло влажной листвой и мхом, одежда и ноги промокли от бесконечных капель влаги, смахиваемых с растений при ходьбе, никто не понимал, как найти волков в этом огромном враждебном царстве. Постепенно тропа пошла на подъем, и в какой-то момент завалы кустарника вокруг исчезли, сам лес как будто стал реже, появились просветы. Выйдя на относительно свободный участок, отряд остановился: вокруг них по-прежнему в буйстве красных, золотых и черных красок стояли деревья, но земля перестала быть ровной, она вздымалась небольшими холмами и опадала неглубокими распадками, а вдали виднелась лесная поляна.

«Уютное место для волчьего логова», — сказал сам себе Риф, затравленно озираясь и поправляя автомат, ремень которого уже изрядно натер шею.

Стараясь не шуметь, отряд, направляемый жестами, разделился. Одиннадцать мужчин растянулись безмолвной цепью и вскоре исчезли из поля зрения, скрывшись за ближайшей возвышенностью. Перешептываясь и пригибаясь, женщины, чуть погодя, осторожно пошли за ними, изо всех сил прислушиваясь, чтобы не пропустить звук выстрела. Шаг, еще шаг, еще и еще — внезапно накатывает чувство беззащитности, они изо всех сил стараются не перейти на бег чтобы не подвести своих мужчин. В какой-то момент напряжение достигает высшей точки и словно разряд тока их встряхивает треск выстрелов автомата, а затем нестройныйе глухие залпы нескольких дробовиков.

Риф первым увидел волка, когда отряд спустился с холма в большой овраг. Контролируя боковую сторону группы, он обливаясь потом от напряжения, изучал сумрачное пространство между деревьями, как вдруг оно внезапно наполнилось тенями. Из темноты прямо на него уставились два желтых кружка, через секунду превратившиеся в летящую морду с оскаленными зубами. Автомат всю дорогу смотрел туда же, куда и глаза, палец был на спусковом крючке, предохранитель давно снят. Оружие, сухо рявкнув, послало короткую очередь навстречу зверю, будто бы само по себе, и волк, коротко взвизгнув, пролетел по инерции, рухнув окровавленным мохнатым мешком у ног человека.

Спустя долю секунды за спиной раздался крик, полный боли: молодой парень опрокинулся на спину, увлекаемый тушей огромного зверя. Разворот — одиночный выстрел, и волк откатывается с простреленной головой, но юношу уже не спасти: ужасные зубы хищника буквально за один укус вырвали нижнюю челюсть и гортань, розовый язык нелепым червем болтается в страшной ране в окружении разорванных мышц и сухожилий, тело выплясывает жуткий танец агонии, заливая все вокруг потоками ярко-красной артериальной крови. Ее запах тут же заполняет все вокруг и сводит хищников с ума, вой сотни глоток разрывает пространство, один за одним волки врываются в битву, чтобы тут же быть разорванными зарядами дроби из стволов примитивного оружия. Люди инстинктивно образуют кольцо, всех лихорадит от адреналина, сквозь рычание они почти не слышат собственных криков, вокруг сплошной серый водоворот, волки нападают и отскакивают, хватают людей за ноги и пытаются опрокинуть. Уверенный треск АК выручает тех, кто задерживается с перезарядкой или сбивает хищника с безумно извивающегося под ним тела человека.

Старый Карел, увидев трех зверей, одновременно прыгающих на него, рефлекторно выстрелил дуплетом, но слабые руки не удержали стволы и дробь ушла вверх, никого не задев. Переломив оружие для перезарядки, он никак не мог вогнать патроны в казенник, руки тряслись как у эпилептика, пот заливал глаза. Поняв, что уже не успеет перезарядиться, и волки вот-вот прыгнут снова, старик в приcтупе паники развернулся и выскочил прочь из круга обороняющихся так внезапно, что никто не успел его остановить. С треском проломив кусты, в кровь раздирая лицо и руки, он в ужасе бежал от места схватки, бросив ружье вместе с остатками своей храбрости. Холодный воздух обжигал легкие, Карел бежал, не видя дороги, спотыкаясь о корни и хватаясь за деревья, чтобы не упасть.

Наконец шум боя стих и обессиленный мужчина, останавился, согнувшись пополам в страшном приступе кашля вместе с одновременными попытками глотнуть немного воздуха. Через пару минут, когда кровь перестала оглушающе стучать в ушах, а глаза, ослепленные ужасом, вновь обрели способность видеть, Карел кое-как разогнул спину, но лишь затем, чтобы услышать рык множества зверей вокруг и увидеть бесчисленные желтые глаза, горящие голодом.

Сердце Мии, казалось, вот-вот проломит грудную клетку, пока она с остальными женщинами бежала к месту завязавшегося боя, огибая деревья и кустарники. Тишина леса взорвалась невнятными криками, выстрелами, порханием неведомо откуда взявшихся птиц и воем стаи, даже деревья гневно зашумели ветвями, будто отгоняя человека от своих лесных детей. Летя вниз с холма, они уже видели кольцо мужчин, образовавшееся вокруг неподвижно лежащего человека с разорванным горлом, и десятки поджарых волков, серыми вихрями кружащихся вокруг.

Можно сказать, что замысел удался: ряд женщин буквально вспорол окружавшее пространство беспорядочными выстрелами, уничтожив изрядную часть чудовищ, опьяненных брызгами горячей человеческой крови.

Новый взрыв волчьего визга, тонкие пальцы с трудом вгоняют свежие патроны в ствол обреза, краем взгляда Мия видит своего Рифа, во вспышках скупых очередей автомата его лицо выглядит страшной неподвижной маской с дикими глазами.

Несколько женщин, под действием безумия, творящегося вокруг, застыли глубоко шокированные, стволы их ружей безвольно опустились, дрожащие руки не слушались. Ни крики других людей, ни смертельная опасность не смогли сдвинуть их с места. Словно парализованные, они наблюдали, как мохнатые тела зверей вперемешку с людскими катаются вокруг них, разбрасывая металлические пластины брони по земле и поднимая бурю опавших листьев.

Цепь прикрытия, которую составлял второй отряд, из-за паники лишилась правой стороны всего на пару минут, но хищники, прекрасно чувствуя страх, этим воспользовались. Из-под низких ветвей деревьев вылетели волчьи силуэты, они сбили оцепеневших людей с ног, оскаленные пасти рвали и жевали стальные пластины, яростно рыча в безумной попытке добраться до мягкой плоти. К упавшим тут же подскакивало больше зверей, которые до этого не решались напасть, и безумная пляска смерти троекратно усилилась. Предсмертные крики разрываемых на части женщин затопили разумы их мужей, братьев и сыновей волной первобытной ярости. Забыв о перезарядке, несколько человек выхватили клинки и с воплем отчаяния принялись рубить лапы и спины волков, но тут же сами стали жертвами более трусливых хищников. Отряды уже соединились в общей свалке, и Рифу с его стороны стало видно, как к Мие подкрадывается огромный почти белый волк. Он замер у дерева, все его тело сгруппировалось, готовясь к прыжку, рисунок могучих мышц проступил даже сквозь шкуру. Автомат беспомощно щелкнул пустым затвором и тут же полетел в кучу мертвых тел, валяющихся вокруг, но литры адреналина в крови позволили совершить отчаянный рывок в сторону жены, и за долю секунды встретить собственным телом прыжок ужасного зверя. Страшные челюсти смыкаются на правом плече парня, и он отчетливо слышит хруст собственной кости, в полете они переворачиваются и вот уже волк на земле под ним, его задние ноги бешено дергаются, зверь, пытаясь подняться, в клочья рвет защиту на животе человека, но левая рука уже исступленно бьет волчью шею ножом, не останавливаясь и ничего не чувствуя. Пелена с глаз спала только когда зверь затих под ним, так и не разжав челюсти, но обрушившаяся следом боль милосердно отключила сознание.

Сначала Риф почувствовал прохладную нежность рук на своем лице и мокрые от слез губы, осыпающие его поцелуями. Сознание медленно возвращалось, рука и живот горели как в аду, а язык прилип к пересохшей гортани. Веки задрожали, сил хватило только чтобы чуть приоткрыть глаза и увидеть лицо Мии в грязных дорожках от слез, обрамленное копной светлых растрепанных волос. Риф хотел сказать, чтобы она не плакала, но из груди вырвался только сдавленный хрип. Девушка радостно вскрикнула и поднесла к его губам фляжку с водой.

— Пей, родной, пей! Боже, как я испугалась, так много крови, я думала, ты умер! Я даже не знала, что у человека бывает столько крови! — Пережитый шок вылился в бессвязный поток слов, нежностей и девичьей суеты вокруг раненого.

Кто-то подложил под спину мешок с бинтами и Риф смог наконец сесть, пораженно уставившись на сраженного противника. Убитый им исполинский волк лежал рядом. Без сомнения — это была главная самка. Искаженная предсмертным оскалом морда вся в старых шрамах, шея в крови. По всей видимости, именно ее смерть была последней каплей, заставившей волков отступить. Урон, нанесенный стае, был воистину ужасающим: в распадке валялись бездыханными не менее ста двадцати хищников, их вечный поиск еды и борьба за выживание окончились сегодня, только около пятидесяти волков сумели пережить этот бой и скрыться в лесной чаще.

Остальные члены отряда тоже постепенно приходили в себя, рассматривали поле битвы, помогали друг другу перевязать раны, поили водой. Риф слабым голосом окликнул парня, бинтующего порванную ладонь: он выглядел менее потрясенным, чем остальные.

— Эй, Серафим, подойди на минутку.

— Да, Риф, что такое? Выглядишь, как будто на тебя волк напал.

Риф слабо усмехнулся.

— Очень смешно. Я видел, как Кераль покинул отряд и бросился вглубь леса прямо в разгаре боя, и сейчас его не видно среди мертвых.

— Да, другие тоже видели, как он метнулся в сторону. — Серафим указал на заметный пролом в кустах неподалеку, отмеченный каплями крови на листьях.

— Послушай, Серафим, нам нужно узнать, что с ним. Прошу тебя, посмотри, может ему нужна помощь, волки уже не вернутся.

Понимающе кивнув, Серафим поднялся, и пошатываясь, скрылся в кустах. Проследить путь Кераля оказалось нетрудно: старик в панике ломал кустарник и ветки деревьев, орошая все вокруг своей кровью. Пройдя несколько десятков метров парень замер, увидев место, где волки настигли беглеца: спасать было уже некого. Изжеванные, словно консервные банки, пластины металла, обрывки одежды да огромное пятно крови, пропитавшей землю на пару метров вокруг — вот и все, что осталось от Кераля. Пробормотав проклятия этому лесу, Серафим уже собрался уходить, как вдруг боковым зрением увидел слабое движение.

В полутьме между деревьями кипела какая-то серая грязь, матовая и не отражающая свет. Подойдя ближе, парень увидел, что эта грязь не что иное как гигантское количество трупных мотыльков, плотно облепивших похожее на оленя тело. Скорее из любопытства, чем из страха, Серафим ткнул в скопище насекомых палкой, и потревоженные трупоеды тут же взвились смерчем, облепляя руки, лицо и шею юноши. Ужасный запах разложения ударил в ноздри, кожа покрылась какой-то гадостью, обильно разносимой мерзкими насекомыми на своих серых крыльях и лапках. Серафим замахал руками, закрутился на месте, разгоняя насекомых, а накативший следом приступ рвоты немедленно заставил его согнуться пополам.

Наконец гадкие мотыльки рассеялись, но то, что они скрывали под собой до этого, заставило парня снова упасть на четвереньки и сосредоточится на том, чтобы не выблевать свои кишки. В трех метрах от него лежал полностью разложившийся труп какой-то твари, отдаленно напоминающей взрослого человека: остатки гнилой черной плоти почти не скрывали желтый череп с огромными провалами глазниц, жутким оскалом ублюдочного ротика, полного мелких острых зубов, и двумя мощными винтообразными рогами. Тело существа с непропорционально длинными руками и кривыми ногами было страшно изъедено насекомыми, между ребер петлями висели черные кишки, изливаясь столь же черной слизью. Шокированный парень отвернулся от ужасного зрелища, и словно во сне поспешил обратно к отряду, всхлипывая и размазывая грязь по лицу.

Многочисленных жертв недавней битвы перенесли в одно место и уложили в ряд. Уже слышались сдавленные рыдания: люди, пережившие потрясение, не могли сдержать слез. Все сидели, в оцепенении глядя перед собой, лишь редкие всхлипы мужчин и причитания женщин нарушали лесную тишину. Неизвестно сколько времени так бы еще прошло если бы один из окровавленных мужчин, мрачно смотря на трупы, не произнес:

— Не тяготите души умерших своим плачем, отпустите горе, дайте ему улететь в небо. Лишние терзания только мешают им упокоиться… И начинайте копать могилы.

Руки крепко вбили грубо вытесанные кресты в серую лесную землю, а черные пасти глубоких могил скрыли в своих недрах истерзанные тела.

Похороны закончились глубокой ночью. При свете костров люди безмолвно оплакивали двенадцать мужчин и женщин, которые уже никогда не вернутся по темной лесной тропе обратно к своим домам. Черный лес навсегда стал их прибежищем, страшные деревья, получив обильную жертву, будто бы успокоились и застыли. Во тьме могил почва впитывала кровь и мясо павших, утоляя жажду корней черных исполинов, стоящих вокруг. Кто знает, быть может, призраки мертвых останутся здесь и незримыми стражами лесной тропы будут охранять близких им живых от новых хищников, ищущих свежей людской плоти.

Глава 3. Пугающий мир

Прошло уже десять дней после того, как поредевший отряд вернулся в деревню с победой. Стены внутри многих домов украсили волчьи шкуры, над кроватью Рифа и Мии тоже была прибита белая шкура волчицы, закрывавшая собой почти всю стену, а поверх нее на ремне висел смазанный и почищенный автомат, бывший в отсутствии боеприпасов просто украшением комнаты. Многие члены отряда все еще отходили от полученных ран, сам Риф три дня после возвращения провалялся в горячечном бреду пока молодое тело не побороло грязь, занесенную в рану. Мия с Ариком не отходили от него ни на минуту: девушка прикладывала мази из трав и меняла прохладные компрессы на лбу, а мальчишка без конца болтал о том, как он охранял деда, и осторожно трогал ручками рваный полукруг отметин от волчьих зубов на отцовском плече и исполосованный когтями от ребер до паха живот.

Наиль в эти дни много времени проводил в поле. Деревне, потерявшей столько жителей приходилось туго, работать было почти некому. За воротами в осенней мгле, теперь, надрываясь, тянули плуг в основном женщины, а простуженные дети, словно маленькие нахохлившиеся птицы, еле-еле ходили за ними по черной, размокшей земле полей и бросали зерна кукурузы в неглубокие борозды. Вернувшись на исходе десятого дня домой, он с трудом снял сапоги, облепленные грязью, и хромая прошел в кухню, где его ждал сын. Погрев руки у печи, старик сделал пару глотков воды из кувшина и вздохнув присел за стол, где уже сидел Риф, задумчиво смотрящий в затертое стекло окна с кружкой горячего отвара шалфея в руках. Он перевел взгляд на бессильно опущенные плечи старика, острыми углами, торчащие из-под ветхого серого свитера:

— Отец я не могу больше слышать о том, что в поле работают одни только женщины и дети. Хоть мы и отогнали зверье, поселку тяжело как никогда: людей нет, половина домов пустует, техника разваливается, а если что-то сломается то наших умений едва ли хватит даже на мелкий ремонт.

Наиль оперся спиной и бревенчатую стену и закрыл глаза. — Битва ослабила нас, это верно… все дни напролет люди только и говорят о том, чтобы отправить кого-нибудь на поиски помощи. Мы уже заканчиваем собирать провизию и заготавливать картечь для дробовиков, но никто понятия не имеет куда нужно идти.

Они помолчали несколько минут, слушая треск огня и разглядывая пляску оранжевых языков пламени в глубине печного устья. Согревшись, Наиль подумал, как все же хорошо просто сидеть рядом с сыном, наслаждаться живым теплом огня и вкусом душистого варева в мятой алюминиевой кружке. Однако долго расслабляться ему не пришлось: как обычно в таких случаях, входная дверь затряслась от настойчивого стука. Понося на чем свет стоит незваного гостя старик хрипло гаркнул: — Ну кто там, чего барабанишь? Заходи!

В проеме скрипнувшей двери, влажно пахнувшем слякотью и серостью зимнего дня, показалась рожа их соседа, принюхивающегося и вытирающего грязным рукавом мокрое от дождя лицо: — Там это, торгаш приехал! Не было его уже считай года два как, а тут это, вдруг р-раз и появился, у ворот слоняется! Даже, это, дозорный не понял откуда он выскочил! Менять будем или чего? Только это… амбар уж наполовину пустой — самим бы дотянуть до лета!

Услышав новость Наиль немало ободрился, и встав с лавки, принялся с кряхтением натягивать пуховик, сердито ворча в сторону вошедшего:

— Да, а стрелять чем будешь? Овсом? А одежонку, провода, инструмент? Пилы все уже беззубые вон, ни петли дверной, ни гвоздя — суетился старик, ища в потемках свои сапоги — Чего ты смотришь, Дору, собирай людей пусть тащат продукцию! — голова Черницы раздраженно махнул на соседа рукой и посмотрел на сына. — Пойдем Риф, заодно поспрашаем, может этот слизень торговый что-нибудь посоветует.

Оскальзываясь в вечной грязи и проклиная мелкий холодный дождь, Наиль и Риф выбрались за околицу, кутаясь и пряча лица за широкими воротниками старых дождевиков. Зябкий, мглистый день уже клонился к закату, топя в ранних сумерках пологие холмы долин и угрюмо-сонливые домишки за спиной. У перекошенных ворот, приветственно машущих открытой створкой, замер разваливающийся, кашляющий двигателем грузовик, весь в сизом дыме и бесчиленных заплатах свежего металла поверх сквозных дыр старого, гнилого кузова. Едва пронзая одинокой фарой сумеречную морось дождя, он был до самой крыши перемазан коричневой глиной, а грязь на лобовом стекле усердно растирал ржавый дворник. У откинутого заднего борта стояла угловатая фигура человека в длинном черном дождевике и широкополой шляпе с которой ручейками стекала дождевая вода, а вокруг диковинными броненосцами вяло двигались односельчане в своих прорезиненных, выцветших от времени плащах с мешками на спинах.

Завидев Наиля с сыном, он поднял голову показав старое лицо с резкими чертами и множеством глубоких, словно вырезанных ножом морщин. В углу волевого рта торчала короткая трубка, пыхтящая отвратительным дымом самосада, а глубоко запавшие глаза сверкали внимательностью из-под косматых бровей.

— Не поеду я больше в вашу глушь, — скрипуче проворчал торговец, — мало того, что от дороги, в самую распутицу, тащусь в эту забытую Богом деревню целые сутки, ради дрянного овса и кукурузы, так еще и олень напал, представь себе, олень а? Я понимаю шакалы там, или лев, но это… Громадина такая, как, гм… ну как олень, самец в общем, подумал, что я на территорию его покушаюсь или что… Еле отогнал картечью, совсем эта дичь с ума сошла, — распалялся старик яростно пыхтя своей трубкой.

Наиль притворно нахмурился, едва сдерживая улыбку — он был чертовски рад видеть старого друга.

— Слышь Тодор, а куда ж ты поедешь тогда? Может ордер у тебя есть другой или отряд лихих охранников с автоматами? Нету ничего, кроме этих дремучих окраин, Союз не дозволяет тебе нигде работать, да и колымагу эту способен ограбить даже подросток с палкой. Мы твой единственный заработок как-никак, так что не корячься.

— Да видал я в гробу такой заработок, — беззлобно огрызнулся торгаш, устало улыбаясь. — Я рад тебя видеть старина.

— Я тоже рад, — ответил Наиль похлопывая друга по спине и приглашая пройти в ворота.

Внутри дома было маловато света и Риф, кряхтя от боли в плече, поставил оплывшую свечу на выскобленный шершавый стол, после чего подсел к беседующим старикам.

Пока Наиль делился последними новостями и планами, часто моргая слезящимися глазами, и будто бы извиняясь за неудачи в устройстве деревни, Тодор жевал кукурузные зерна, по привычке постукивая по полу деревянным костылем, заменявшим ему стопу, и только иногда крякал.

— Мда… дела конечно… Тут и сказать больше нечего, надо искать помощь, а то загнетесь совсем, — ответил он наконец, доставая из-за пазухи страшно изношенный атлас дорог старой Болгарии. Сдвинув на край стола нехитрую закуску, состоящую из печеной кукурузы и грубого овсяного хлеба, он расстелил поверх дряхлую карту.

Риф, молча слушающий пространный, неторопливый разговор старых друзей уже немного злился, однако, увидев карту, сразу повеселел. Парня всегда интересовало наследие старого мира, кровь будоражили его загадки и легенды, а еще мечта однажды воскресить хотя бы малую толику того чем когда-то обладали люди. Глядя на ветхий лоскуток мертвой цивилизации, освещаемый погребальными бликами свечи, он вполне понимал какую ценность представляет собой эта бумага. В последние годы перед Катаклизмом, электронные документы повсеместно вытеснили своих печатных сородичей, и сегодня найти древнюю бумажную карту было крайне сложно, ведь новые аналоги, начерченные монахами или фабрикантами, были куда менее точными. Быть может только технозвери в точности сохранили знания предков, но что скрывается за стенами их баз-крепостей почти никто не знал, да и они не спешили делиться знаниями с остатками человечества.

«Сосуды и артерии прекрасного старого мира», — подумал Риф глядя на тонкую паутинку дорог, расползавшуюся по истрепанной поверхности старой карты. «В прежние времена путешествовать было так легко… В голове не укладывается как это так, взять и проехать на машине сотни километров в день, мимо десятка городов и тысяч людей. А сегодня… сегодня все потеряно, человечество бродит по земле, как вор, страшась каждого шороха в ночи…»

Тодор прервал плавное течение его мыслей, ткнув узловатым пальцем далеко на северо-восток.

— Здесь помечены все поселения долин о которых мне известно, — с этими словами торговец провел пальцем по нескольким десяткам населенных пунктов с подписями, выведенными аккуратным игольчатым почерком: Албена, Крайнево, Бургас, София, Добрич, Арат-Теке, Балчик… Было и множество настолько крохотных, безымянных поселений, что они удостоились лишь тычка шариковой ручки, еще больше зачеркнутых, а целые области вокруг крупных городов были густо заштрихованы красными чернилами. Тодор хмурился постукивая желтым, пропитанным никотином ногтем по поверхности карты, словно не мог найти верного решения.

— Хм, ну смотри. Здесь, здесь и здесь не пройти, дороги давно замыты, поглощены лесом или там пропадают люди. Почему точно не знаю, причин может быть сотни, но лучше туда не соваться.

И действительно почти все дороги на этой странице атласа были перечеркнуты короткими поперечными штрихами, лишь несколько ниточек, подведенных зеленым цветом, оставались нетронутыми.

— Вот видишь, всего пара путей на север все еще проходимы. Там, где красные пятна, вот они повсюду вокруг городов, туда нельзя подходить ни в коем случае, сам знаешь почему! Верная смерть! Ну да ладно, все равно они будут слишком далеко от вас, а вот жёлтые области видишь? Это примерные территории появления бандитов, и от них тоже нужно прятаться изо всех сил, уж этих-то мерзавцев можно встретить повсюду, — закончил Тодор, тыкая ногтем в желтые пятна на бумаге, словно оспа, покрывающие вообще всё, кроме ломаной линии на юге, где, собственно, и ютилась Черница.

— Каждый слышал что из городов не возвращаются, но почему, что там? — горячо спросил Риф жадно разглядывая обширную зону вокруг древней столицы Болгарии, густо заштрихованную красным.

— Там смерть юнец, что тебе еще хочется знать… За минувшие годы еще никто не смог разведать, что кроется в метрополиях… Я знавал пару лихих парней, настоящих бойцов… которых однажды нашли на обочине тропы, ведущей в Варну… Знаешь, от них осталась лишь оболочка, просто безмозглые истуканы годные лишь на то чтобы гадить в собственные штаны, — закончил Тодор, с отчетливым хрустом проводя ладонью по жесткой щетине на щеке, после чего полез в карман за своей трубкой.

— Откуда ты все это знаешь? — едва дыша спросил парень.

— Ох Риф, Тодор исколесил дорог больше чем кто-либо другой, он стоял у истоков того, что сейчас зовется Торговым Союзом, больше тебе скажу, он когда-то был одним из трех основателей! — воскликнул Наиль, которого переполняла гордость за друга.

— Ладно тебе Наиль, хватит былое ворошить, все уж давно поменялось, — серьезно сказал торговец глядя темными провалами глаз на трепещущий огонек свечи и задумчиво почесывая массивный, словно вырубленный из камня подбородок.

— Хватит так хватит, — согласился Наиль с уважением посматривая на костистую фигуру друга, — но ни один другой каваран не сможет пройти там где проедет Тодор на своей старушке. Все тайные тропы и укрытия знает!

Тодор, откинувшись на спинку колченогого стула, ничего на это не сказал. Он почти скрылся в полумраке клубящемся у стен, лишь разгорающийся уголёк в трубке освещал его лицо. Выпустив через нос два густых дымных шлейфа, он заворчал из темноты сверкая искорками глубоко посаженных глаз.

— Думаю, что четверо ловких деревенщин смогут пробраться практически везде, не привлекая лишнего внимания, но далеко не везде они найдут помощь. Я бы посоветовал идти в Каварну, главный город Союза, здесь в долинах, но топать до нее не меньше двухсот километров. На ногах такое расстояние не одолеть, поэтому главная для вас надежда не Каварна, а несколько мелких поселений, вот здесь и здесь, — старик вновь придвинулся к столу, указывая на еле заметные обозначения шариковой ручки.

— Многие годы пока я странствовал по миру, это были просто кучи грязи с живущими внутри людьми. К сегодняшнему дню они должны были окрепнуть или… раствориться в степи. Обычно там можно найти переселенцев и что-то на обмен, плюс встретить агентов Торгового Союза, которые, может быть, включат вас в реестр регулярных поселений.

— Не похоже на четкий план, — разочарованно протянул парень, осторожно ощупывая повязку, прикрывающую саднящую рану на животе.

— Не похоже что у вас есть выбор, — сварливо пикировал Тодор, яростно пыхнув вонючим дымом прямо в лица сидящих.

— Я бываю много где, юнец, и везде нахожу бедолаг, которые ищут лучшей доли, а с людьми у вас здесь беда. Ничего, постепенно вытянете, а если Союз включит вас в реестр то и заживете нормально. Координаты-то знаешь свои?

— Знает, он как не знать, — улыбнулся Наиль. — Ну, что же, решено, раз Риф поправился достаточно чтобы вести отряд, то отправляйтесь завтра вечером.

Миа задумчиво слушала разговор из соседней комнаты, зашивая одежду в мерцающем свете масляной лампы. Сердце переполняли дурные предчувствия, ей хотелось бросится к мужу просить его остаться, послать кого-то еще… Но, размышляя о том кто может отправиться вместо Рифа, она с горечью признавалась самой себе, что идти больше некому: в живых оставалось одиннадцать взрослых, девять детей и старик Наиль — мужчин, из которых минувшие события сделали надежных бойцов было всего четверо… Страх перед неизвестностью словно черная тень выползал из углов тесной комнаты угрожая раздавить робкую надежду на будущее. Наконец будто бы приняв какое-то решение Миа посмотрела на спящего сынишку, и по ее лицу снова побежали слезы.

Сгорбленные спины мужчин, рассматривающих карту в тусклом свете единственной лампочки, при звуке ее голоса выпрямились, как по команде.

— Я иду с вами.

Глубоко затянувшись своей трубкой, Тодор пристально посмотрел посмотрел на ее изящную фигурку, облаченную в старенькое домашнее платье с широким поясом выгодно подчеркивающим осиную талию девушки, но ничего не сказал.

— Нет, — мягко ответил Риф, — нас уже четверо, этого вполне хватит чтобы отбиться от зверей и одиночек в степи. Мы будем идти ночами, избегая оживленных дорог и не привлекая внимания.

— Вас только трое, на Серафима не рассчитывай, он подхватил какую-то инфекцию и сейчас не может даже встать, лихорадка и дикие головные боли мучают его уже неделю.

В ответ на вопросительный взгляд сына Наиль печально кивнул головой. Перспектива потерять сразу двоих близких людей отдавалась глухой болью где-то глубоко внутри.

— Конечно я не смогу рубиться на ножах или участвовать в рукопашной, но зато неплохо стреляю, могу нести дозор или быть разведчиком. Помни, мы на равных разделяем тяготы войны и мира, — горячо настаивала девушка.

— Она права Риф, вам нужен хотя бы еще один человек, — подтвердил Наиль, а я слышал, что Мия убила немало волков из своего обреза. Толк от нее будет и в долине, только прошу — береги жену. За Ариком я присмотрю, не беспокойтесь, опыт уже есть. Выходите завтра на закате, а сейчас, пока есть время, идите отдыхать.

— Я подброшу вас до старого тракта, но дальше поехать не могу — есть свои планы, — пробурчал Тодор, не сводя глаз с Мии. — Показывайте где у вас тут можно склонить голову.

Спать не хотелось, Риф лежал в темноте обнимая спящих жену и сына, гладил их мягкие волосы, слушал шум дождя на улице. В доме было тихо и тепло, явной угрозы деревне больше не было, но тело парня все еще беспокоили раны, а разум страшили новые грозные события, на пороге которых они стояли.

Он представлял себе их путь: километры ходьбы по старым едва различимым среди высокой травы дорогам, ночные переходы под луной и звездами, зимний холод и влажность долин, дикие звери которые могут им повстречаться, их рычание и горящие в темноте глаза, очертания и запахи новых деревень, как они выглядят, какие люди в них живут, добрые они или злые. Думал и думал, и думал… пока очертания медведей, волков и степных кошек постепенно не потеряли четкость, бандиты на своих причудливых машинах и мотоциклах тоже потихоньку расплылись в завесе дождя, все смешалось в круговороте цветов и звуков: человек наконец заснул.

Следующим вечером четверо одинаковых силуэтов в плащах, словно тени загадочных средневековых монахов, скользнули в тесноте домов за окраину деревни. Помимо плащей люди были облачены в темные куртки и штаны без какой-либо защиты, за спинами у каждого длинноствольный дробовик и мешок на лямках с кукурузными лепешками, банками квашенной капусты, жареными голубями и запасом боеприпасов, о бедра тихонько постукивают острые тесаки в грубых кожаных ножнах. Спать предстояло в драных и засаленных спальных мешках, хранившихся в доме Рифа еще со времен их бродяжнической жизни. Идя по темной деревне в старинных темно-зеленых прорезиненных плащах с капюшонами, тяжелых и сильно потрескавшихся, дававших больше маскировки чем защиты от дождя, шагавший последним Риф, вдруг посмотрел в сторону неясного источника света в ближайшем доме. Отражаясь в стекле окна с той стороны на него смотрело лицо человека, освещенное пламенем свечи, кажущееся жутким и потусторонним, почему-то впечатывалось в разум с небывалой отчетливостью всех деталей. Блестевшее испариной оно было искажено чудовищной гримасой боли, огромные темные глаза, будто бы лишенные души, невидяще пялились на проходящих темно-зеленых призраков, а по щекам бежали широкие полосы желтого гноя. Вздрогнув от дурного предчувствия кольнувшего под сердцем, Риф поплотнее запахнулся и заспешил прочь. В темной-темной ночи остался стоять маленький грубо сложенный дом, с одиноким стариком внутри, сжимающим руки безутешно плачущего ребенка.

У ворот их ждала громада грузовика, сотрясаемая конвульсиями старого мотора, и Тодор собственной персоной, похожий в своем черном одеянии на могильщика. Риф еще раз взглянул на гнилое, носатое чудовище, носившее когда-то гордое имя «Форд F-650». «Должно быть, так же выглядит судно, поднятое со дна морского после давнего крушения», — хмыкнул про себя парень. Печальный облик машины немного разбавляли разве что здоровенные арочные колеса с внушительными грунтозацепами, которые немало удивляли диковатых жителей глухой деревни.

Ну!? Чего рот открыл, полезай скорее! — сварливо поторопил парня Тодор, и тот, споро забравшись внутрь, с изумлением обнаружил, что в казалось бы насквозь ржавом кузове оказалось сухо, из решеток в передней части струился теплый воздух от автономки, а мрак рассеивала яркая лампа. Погладив рукой необычный серебристый металл борта, Риф присел на откидную лавку, встретившись глазами с не менее удивленной Мией. Через секунду, машина мягко взяла с места и неожиданно плавно, не испытывая никаких видимых затруднений, пошла, переваливаясь на своих диковинных колесах, через ужасное бездорожье окружающее деревню.

Перед самым рассветом, грузовик, преодолевший за ночь десятки километров по влажной, расползающейся под колесами целине, наконец выбрался на еле заметное в зарослях кустарника асфальтовое полотно, и бодро пробуксовал широченными покрышками, из-под которых веером полетели ломти налипшей жирной глины и колтунов мокрой травы, словно радостный пес после прогулки под дождем. Риф проснулся от толчка, а затем послышалось жужжание шнура притягивающего полог заднего борта и знакомый голос хрипло прокаркал:

— Вытряхивайтесь бродяги, дальше нам не по пути. Шагайте по дороге, как объяснил, лучше ночами. Зверья берегитесь, да ночью караульного выставляйте. Хм.. Скоро вы вступите во владения одной опасной банды, но это единственный путь на север, так что думайте трижды, прежде чем бежать сломя голову к первому попавшемуся поселению, — Тодор старался напустить на себя безразличный вид, но Риф заметил как внимательно он осматривает нехитрое снаряжение маленького отряда и сочувственно поглядывает на его жену.

— Все хотел спросить: если на север идти так сложно, то может легче будет на юге или востоке? — негромко вымолвил парень.

— Глупость говоришь юноша, если бы был другой путь… На юге дикари, дикие места пропадете и всё, там степи сплошные, — сочувствуя неопытности Рифа проворчал торговец, почесывая подбородок и что-то обдумывая.

— Эх, бедолаги, — наконец вымолвил он запуская руку за отворот плаща и неожиданно протянул Мии свой драгоценный атлас.

— На, не потеряй смотри, на остолопов этих надежды мало. Не дай Бог заплутаете еще.

С этими словами он передал девушке карту, завернутую в плотную полиэтиленовую пленку. Коснувшись своей заскорузлой рукой, больше похожей на лапу черепахи, ее нежной ладошки в драной митенке, он задержал ладонь чуть дольше положенного.

— Спасибо вам, — ответила немало удивленная девушка, беря карту из грубых рук торговца, — но как же вы без нее?

— Я не пропаду милая, — странно мягким голосом ответил Тодор, стрельнув взглядом из-под косматых бровей. — Поспешите с поиском укрытия, днем даже мне нужно прятаться.

— Эмм, разве сейчас есть от кого прятаться? — удивленно спросила Миа разглядывая абсолютно пустынную местность вокруг.

— О-о-о, дитя, эти равнины полны тайной жизни, — загадочно произнес Тодор, ловко и как-то по молодому садясь в свой причудливый транспорт.

«Он не так прост как хочет казаться», — подумал Риф провожая взглядом корму грузовика, мягко уползающую в глубокую балку обрамленную невысокими деревьями и совершенно незаметную до этого. Удивительно, но машина, мигнув на прощание красным кормовым фонарём, бесшумно, даже сверхъестественно, исчезла в темных зарослях, не предполагавших вообще никакой дороги или тропы, чем немало озадачила парня.

Было холодно и ветрено, в лицо летели листья и мелкие ветки, по ночному небу бежали, клубясь тяжелые фосфецирующие тучи, пронзенные ослепительными разрядами редких молний: все дышало ожиданием осенней грозы. Проклиная противное время года, они двинулись вперед, одновременно с накрапывающии дождем, который через несколько минут перешел в настоящий ливень. Словно в ином измерении, путники брели, согнувшись под его тугими струями по уходившей вдаль стреле заросшей дороги, обрамленной покосившимися опорами электропередач, прямо туда — в пасть бури, освещаемую всполохами молний. По бокам, а иногда и в центре дороги стояли остовы автомашин: проржавевшие за шесть десятков лет в решето, никому не нужные развалюхи, вросшие растрескавшимися шинами в древний асфальт. Кроме того, недалеко от дороги тут и там маячило что-то, казавшееся сначала холмами: присмотревшись Риф увидел остатки стен, перегородок, крыш и труб словно редкие зубы торчащие из скрывавших все остальное массы растений, и представил себе эти места в старые времена полные жизни и солнца. Контраст его фантазий с реальностью только усилил ощущение заброшенности, ничто в этом мире уже не сможет возродить прежнюю жизнь, ничто. Нужно перестать сожалеть о прошлом, напомнил себе человек, и бороться здесь и сейчас, пусть даже за то, чтобы чувствовать на лице только холодный дождь и тревогу перед темной далью дороги.

Гроза закончилась ближе к полудню, и люди, помня совет мудрого торговца, начали осматривать окресности в поиске укрытия. После недолгих поисков они остановились в одной из заросших развалин домов — обрушившаяся стена открыла зев трех стен комнаты, относительно сухой и надежно укрывавшей ее постояльцев от посторонних наблюдателей. После недолгого спора было решено развести костер — они слишком продрогли чтобы думать об осторожности, да и сухие ветки бывшие частью новых, древесных, хозяев дома давали ровное и бездымное тепло, отогревшее наконец тела и мысли. Сидя в своих спальных мешках и с аппетитом поглощая пищу, путешественники негромко разговаривали и рассматривали набросок карты, который оставил им Тодор. Судя по нему им удалось пройти около пяти километров. Окружающий полумрак неярко подсвечивался оранжевым светом костра, Риф, лежа позади Мии в двойном спальном мешке, обнимал ее погрузив лицо в мягкие женские волосы и думал в полусне о том, что ее участие в походе было хорошей идеей: не прося помощи у мужчин и не отставая в переходах девушка находила силы чтобы улыбнуться и ободрить каждого, лучистые зеленые глаза делали мрачность дней не такой тягостной.

Следующие три дня пути они следовали карте идя по едва заметным дорогам и старясь держаться в тени растительности. Меры безопасности казались излишними: степь будто вымерла, лишь однажды в придорожной траве мелькнула песочного цвета спина крупного степного кота, спешащего убраться с пути отряда. Остатки поселков и городков старого мира по-прежнему иногда встречались вдоль дороги или маячили далеко в долине, пару раз попадались свежие следы от шин заставлявшие путников замедлять шаг и тщательно осматривать окрестности. Одолев третий десяток километров Риф все пристальнее вглядывался в горизонт: где-то рядом должна была быть их первая цель — крупная деревня Белек. Очередной день уже вступал в свои права, опухший шар солнца, разрезаемый тонкими перистыми облаками, вставал над горизонтом. Люди шли по дороге уже почти просохшей, с облегчением чувствуя, как ночной холод постепенно оставляет равнины. В поисках места для дневного сна отряд наткнулся на перекресток со второстепенной дорогой. Факт наличия перекрестка не удивлял, удивляла наезженная колея, убегавшая на основную дорогу и исчезавшая в ее мгле дальше на север, а также несколько едва заметных дымных столбов у горизонта, недвусмысленно намекающих на присутствие человека.

Оглянувшись назад, туда откуда они пришли, Риф осознал четкую границу между относительной безопасностью их мирка и началом огромного неизвестного мира, принадлежащего тысячам и тысячам чужих людей. Колея и дым конечно пугали, никто не знал как изменился большой мир за долгие годы их изоляции, и какие новые угрозы ожидали маленький отряд, однако вместе со страхом чувствовалось обещание новой жизни и новых возможностей.

Мысли Рифа прервал Влад, известный своим дурным нравом и заносчивостью.

— Давайте, что стоим? Пошли, цель уже близко! У них есть транспорт значит этот Белек уверенно стоит на ногах и там будет чем разжиться! Может наконец отдохнем в нормальном доме, а не в сыром подвале, у меня одежда уже три дня не просыхает, сил больше нет!

— Не спеши Влад, — прервала его Мия — мы не можем быть уверены, сначала нужно выслать разведчика.

Голос мужчины был полон раздражения на девушку, которую он считал слишком глупой чтобы обсуждать решения мужчин.

— Обойдемся без разведчика, пойдем как обычно осторожно по дороге и в случае чего спрячемся на обочине. Раскрой глаза, в той части долины сплошная топь, подойти к поселку можно только по дороге.

— Да, карта говорит нам что это мирное поселение земледельцев, но кто знает, что с ними произошло за эти годы, — снова возразила Мия. — Нельзя рисковать, если будет нужно я пойду и через топь.

— Отлично, прекрасного тебе воспаления легких, я на такое не согласен — выплюнул Влад.

— Я пойду на разведку, как только стемнеет — вклинился Риф, сопровождаемый презрительным взглядом Влада и его раздраженным вздохом.

— Нет Риф ты не можешь, раны откроются, и болотная вода убьет тебя новой инфекцией за неделю. — Мия тревожно смотрела на него, сжимая в изящных руках ствол дробовика, приклад которого упирался в землю. — Я легче и быстрее вас, пройду там, где вы завязнете, к тому же не подхвачу заразу из-за какой-нибудь царапины.

Несколько томительных минут Риф молчал, затем сделав шаг привлек к себе жену, и нежно обхватив ладонями ее лицо произнес, глядя в глаза: — Мне больно признавать, но ты права любимая. Прошу будь осторожна, прячься даже если кажется, что впереди просто птица или шорох травы, не разжигай огня и помни, что рассвет не должен застать тебя посреди болота. Остальные — ищите укрытие.

Люди разбрелись в стороны а Влад, убежденный в глупости пары, картинно закатив глаза, направился к очередным развалинам домов в поисках сухого угла.

Темное пространство болот и едва различимые огоньки вдали, темные болота и огоньки, болота и огоньки… Миа много часов брела по мягкой мшистой земле иногда проваливаясь по колено в мутную, пахнущую гнилью воду. Она была уже совсем без сил, топи будто высасывали энергию с каждым шагом когда девушка с усилием выдергивала ногу из цепких объятий вязкой почвы. Однако, несмотря на усталость, ее глаза, бездумно, опираясь в основном на рефлексы, рыскали во тьме впереди и справа — там, где должна быть полоска дороги. Пару раз потревожив спящих болотных птиц, которые испуганно брызгали из-под ног, Миа моментально падала лицом прямо в болотный мох и долго лежала, боясь пошевельнуться, чувствуя, как ледяная вода затекает в рукава, сапоги, напитывает одежду. Затем, дрожа, она с трудом вставала на ноги, вонючая вода ливнем бежала с ее лица и одежды, и шатаясь брела дальше. Где-то на границе сознания билась мысль о том, что ей нельзя оставаться на открытой местности, когда наступит рассвет и девушка, стиснув зубы упрямо двигалась вперед.

Наконец огоньки поселения выросли уже до размеров спичечной головки, а вокруг вдруг стали появляться какие-то невысокие руины, остатки крыш, бетонных столбов, даже зияющий провалами церковный шпиль — по всей видимости Белек когда-то был подтоплен, а потом и вовсе погрузился в болотную трясину полностью. Обычная судьба наследия человеческого — загнивание, запустение, забытье… Прикинув, что до конца пути оставалось меньше километра, Мия увеличила осторожность, что замедлило продвижение еще больше. Она часто замирала прислушиваясь, а иногда и ползла на животе, раздвигая руками высокую траву — здесь стало немного суше и вообще появилось больше спасительных укрытий. Чем ближе она была, тем больше появлялось сомнений насчет благополучной судьбы городишки. Еле угадываемые очертания зданий вдали не были похожи на амбары для хранения зерна или жильё, оборонительные стены — явно серьезнее частокола их родной деревни, как будто иззубрены провалами, из пары десятков наблюдательных вышек признаки жизни подавали всего четыре, единственный прожектор освещал только внутренний периметр. Выбравшись ползком из грустного скопища руин городка, девушка достигла открытого пространство. «Место явно расчищено… Поле?» — подумалось ей с надеждой. — «Хотя болото близко…» — засомневалась Миа, продвигаясь вперед. Спустя некоторое время стало окончательно ясно что в поселении не выращивают больше ничего: пальцы девушки наткнулись в темноте на шершавое лезвие плуга, брошенное и забытое уже долгие годы, на таком же брошенном и подтопленном поле. Остатки энергии покинули измученное тело вместе с осознанием того, что помощи они здесь не найдут… Мия со слабым стоном растянулась в зарослях высокой травы и отключилась.

Чувство дикого холода, словно удар тока заставило ее дернуться, звуки и запахи дня внезапно обрушились в сознание, будто душа рывком вошла в спящее тело. Ночь уже давно отступила, девушка все также лежала в траве, ее глаза видели только густой лес крупных, словно увеличенных стеблей темно-зеленой травы в каплях воды и мелкую живность, спешащую по своим делам среди этого травяного леса. Забавно — подумала Миа, — для них эти десятилетия, крушение цивилизации, войны и бедствия, для них это все прошло бесследно, их микромир оказался куда прочнее ее собственного, такого казалось бы большого и надежного. Вторая вещь, которую она осознала после болезненного пробуждения — карканье тысяч ворон в отдалении, наверняка над местом, где летала стая гомон стоял просто оглушающий.

Окончательно проснувшись, Мия принялась осторожно осматриваться, одновременно изо всех сил дуя на ладони в попытках немного согреть посиневшие пальцы.

На расстоянии полукилометра впереди, на равнине, вытянулось на добрый километр нечто бывшее прежде мирным поселением Белек. С этой стороны были видны очертания домов и других некрупных построек, обнесенных когда-то единой стеной из бетонных блоков. Судя по тому, что здания были в основном каменными, часть материалов поселенцы взяли с руин, как и металлические фермы, из которых было сооружено множество наблюдательных вышек, торчащих из-за стен: с маленьким помещением наверху, они были неряшливо обшиты снаружи железными листами. Среди всех вышек выделялась одна — крупнее остальных, сверху установлена вращающаяся тяжелобронированная платформа с каким-то длинноствольным, грозного вида оружием, а по углам, словно усы огромного жука, смотрящего в небо, топорщились антенны дальней связи. У подножия этой вышки целый сегмент стены был разрушен, открывая виду, помимо ее мощного основания, внутреннюю жизнь лагеря: сразу за стеной открытыми воротами слепо таращился в степь большой полукруглый ангар, внутри которого сверкала искрами сварка, слышался визг шлифовальных машин и вой токарных станков. Питание, судя по всему, поступало из небольшой пристройки с высокой трубой, внутрь которой нескончаемой вереницей шли люди неся охапки дров. Движения их были несколько скованны будто что-то мешало идти, но с такого расстояния не было видно, в чем дело. Перед распахнутым настежь ангаром земля была изъезжена до состояния сплошного грязного месива, и заставлена не менее чем тридцатью разнообразными машинами и мотоциклами. Миа не знала моделей, это были в основном ржавые и грязные донельзя пикапы, несколько бортовых грузовиков да пара ржавых автоцистерн, как и всё до самого верха забрызганных черной жирной грязью. Довершали образ множество разобранных на части автомобилей и остатков другой техники, рассеянной вокруг на расстоянии нескольких десятков метров, а радужные разводы бензина и масел на поверхности многочисленных грязных луж были видны даже отсюда.

«Может быть все-таки мирные… Не получается выращивать еду, так зарабатывают на металлоломе и ремонте техники» — подумала девушка, разглядывая ближнюю сторону базы. Шевельнувшуюся было надежду убило зрелище, открывшееся на другом конце поселения, вид которого заставил Мию прикусить губу и вжаться глубже в заросли мокрой травы. На дальнем от нее конце поселка, было видно какое-то крупное двухэтажное строение даже с башенкой, наполовину скрытое стеной и массивными воротами из черного металла. На уровне второго этажа, полностью открытые наблюдателю, покачивались десятки длинных металлических шестов с перекладинами в верхней части на которых были распяты тела людей. Темные силуэты на тонких прутиках, раскачивались на ветру словно камыш, а вокруг черным ураганом носились тысячи воронов галдя и сражаясь за гниющую плоть несчастных. Миа, обессиленная сыростью и холодом только тихонько завыла понимая, что теперь в поселке хозяйничают бандиты. Внезапно черные ворота, содрогаясь на гнилых петлях, открылись и показалась целая процессия: три медленно едущих пикапа, практически невидимые под массой облепивших их бойцов, воинственно размахивающих оружием и непрестанно что-то кричавших. Выкатившись за ворота в грязь небольшой площадки, транспорт выстроился в ряд, где их уже поджидало несколько человек в ярко-красных плащах, резко выделявшихся на фоне сумрачного дня, черного месива грязи под их ногами, и темно зеленых волн травы долин. Резко вскинув руку с зажатым в ней ножом, фигура в центре что-то начала говорить, ритмично рассекая лезвием пространство и иногда указывая на маленькую грязную фигурку, стоявшую на коленях перед ней. Не понимая в чем дело, Миа затаив дыхание смотрела на непонятный ритуал. Фигура все говорила и говорила, люди в пикапах словно замерли, было ощущение что и все остальное вокруг, включая кипучую деятельность ангара, движение людей с дровам, и даже водоворот ворон вдруг впало в какой-то транс, подчиняясь движению руки с ножом… а потом взорвалось мельтешением и болезненной суетой когда фигура в красном резко вонзила нож в шею человека стоящего на коленях и, сопровождаемая страшными конвульсиями последнего, в несколько тошнотворных движений отпилила ему голову словно огромной рыбе. Руки сидящих в машинах бойцов были воздеты к свинцовому небу ладонями вверх, выхлопные трубы извергали клубы черного дыма, а главарь в красном, с поднятой вверх отрубленной головой, подошел к первой машине и плавным, даже торжественным движением насадил ее на огромный металлический шип, торчащий из переднего бампера. Колонна вздрогнула, выпустив особенно большие клубы дыма из выхлопных труб, кажущиеся на фоне низких, темных туч мрачным обещанием мести, и медленно двинулась по дороге, подскакивая на ухабах и поднимая колесами потоки жидкой грязи.

За несколько километров от логова бандитов трое мужчин провели всю ночь и следующий день в одном из нескольких десятков домов старого времени, которые окружали перекресток, полностью скрытые растительностью, просто зеленые холмы, увенчанные щербатой короной стен второго этажа. Дом, внешне полностью утративший первоначальный облик, внутри сохранился на удивление хорошо, два этажа комнат, несмотря на отсутствие крыши, хранили отдельные сухие участки, изобиловали топливом и давали безопасный обзор на перекресток и поселение вдали. Несмотря на отсутствие дождя, холод и сильная влажность делали даже просто дозор крайне неприятным делом, Рифа не оставляли болезненные мысли о том, что он сам отправил Мию в этот холод и топь болот, не смог защитить любимую от сурового испытания. Его переживания усилились видом трех пикапов, нагруженных вооруженными людьми, которые показались со стороны поселка после полудня. Они выползли на основную дорогу, явно страдая от перегруза и направились на север, буксуя в грязных лужах. Никаких признаков того, что они обнаружили девушку не было, отряд явно двигался на заранее запланированную цель, хотя, просидев у остатков окна ночь и весь следующий день, парень уже начинал паниковать, успокоения остальных членов отряда не действовали, а едкие замечания Влада, откровенно бесили. Прожевав кукурузную лепешку и запив ее водой из лужи, Риф свернулся у сухой стены в дрожащий комок и ненадолго погрузился в беспокойный сон, оставив в дозоре вечно недовольного Влада.

Был третий час ночи, абсолютная темнота покрывала долины, лишь на горизонте ярко светились точки Белека. Сейчас дежурил Риф, отчаяние уже полностью завладело его душой, он проклинал себя за то, что поддался трусости, не настоял, не остановил ее. Изо всех сил пялясь в темноту и прислушиваясь до боли в ушах, он наконец услышал долгожданный шелест и всплески воды. Едва не переломав ноги на разрушенной лестнице парень уже через минуту был у кромки болота бережно обнимая дрожащую, ничего не соображающую от холода девушку.

Через пару часов Миа, облаченная в сухую одежду мужа, спала на руках Рифа, ее измученное лицо с потеками грязной воды освещалось теплым светом огня от небольшого костра, который был разведен несмотря на страх быть замеченными. Пережив шок от тяжелого возвращения и поев, она ожила достаточно для того, чтобы поведать об увиденном в рейде. Рассказал сильно обеспокоил мужчин, даже Влад, признав свою ошибку, угрюмо заявил о необходимости идти дальше на поиски мирных деревень.

Зимние сумерки снова упали на долины мелким дождем и шумом травяного моря, последние, ярко оранжевые лучи солнца пробившись через пелену темных туч осветили грязную полосу дороги, и четыре едва различимых силуэта людей, покидающих приветственно раззявленный пролом стены древнего дома. Через полчаса их шаги окончательно стихли вдали, осталась только ночь и унылое шептание дождя, растворяющего последние следы людей на этой земле.

Отряд шагал с максимальной скоростью, отдавая себе тем не менее отчет, что эта часть мира гораздо более обитаема, следы проехавших днем машин уже расплылись, но были все еще хорошо различимы, они уходили в том же направлении, что и пятнышко следующей деревни на их карте.

Риф шел рядом с женой, беспокойно осматривая хрупкую фигурку в непомерно огромном плаще, шагавшую уверенно, но как-то неровно что ли, иногда слегка шатаясь.

— Родная, ты плохо себя чувствуешь? Лихорадит? Я так и знал, что чудес не бывает, нельзя не простудиться ползая два дня по пояс в ледяной воде!

Он скорее почувствовал, чем увидел ласковый взгляд серых глаз из-под капюшона, бодрый голос жены успокоил и развеял тревогу.

— Не волнуйся Риф, лихорадки нет, сама не знаю почему, но я чувствую себя очень хорошо, видимо отдых и пища помогли. И твоя забота, конечно — закончила она мягко. — Хотя есть кое-что необычное, знаешь какой-то странный шум в голове, будто звук далекого водопада. После того, как я проснулась с тобой в доме, он звучит постоянно. Наверное, я стала болотной русалкой — хихикнула она, протягивая руку мужу.

Километр за километром люди упрямо шли сквозь бесконечную завесь мелкого дождя, разбрызгивая грязь дорожных луж, распугивая мелких и не очень мелких зверей по пути. Преодолев около десяти километров от памятного перекрестка, пару раз свернув на еще более заросшие и разрушенные дороги, которые только изредка, будто стыдясь показывали путникам куски асфальта, они неумолимо сокращали расстояние до следующей деревни, судя по наброску Тодора, оставалось еще километров пятнадцать. Выдвинувшись в очередной раз после дневного сна, на этот раз просто в придорожной канаве, члены отряда заметили впереди, на расстоянии около четырех километров, толстые столбы черного дыма, в сгущающейся мгле подсвеченные снизу оранжевым. Не переговариваясь, люди быстрым шагом направились к его источнику, сомнений быть не могло: отряд бандитов из Белека достиг своей цели.

— Как будем действовать, Риф? Опять пошлешь разведчика? — с издевкой спросил Влад, — подождем пока местных сожгут эти мародеры?

— Нет Влад, сейчас ты прав, медлить нельзя, но подход к деревне со стороны дороги может охраняться, нужно будет обогнуть поселение и зайти с тыла, благо земля здесь твердая. Рассредоточимся на окраине, понаблюдаем, как действовать дальше решим на месте: проверьте оружие и патроны.

На расстоянии двух километров группа свернула с дороги и исчезла в россыпях больших валунов, обильно покрывавших здешние уже совсем не степные просторы. Ночь была в разгаре, взбудораженные приливом адреналина люди быстро шагали в темноте, не обращая внимания на дождь, их глаза были прикованы к уже заметным очертаниям поселка, хорошо различимому огню пожаров и мельтешению людских силуэтов на их фоне.

Какой бы ожесточенной ни была битва, подошедший отряд Рифа застал ее окончание, заметно поредевшая команда бандитов ожесточенно избивала около тридцати уцелевших человек, стоящих на коленях возле пылающего амбара. Другие грабители грузили на пикапы и древний деревенский грузовик все, что могли найти ценного: испуганных коз, мешки с зерном, домашнюю утварь, кур и гусей, дизельный генератор, и еще что-то из техники. В темноте, под крытым навесом внезапно зажглись фары и в ярко-оранжевый свет пожарища выехал, бодро рыча двигателем гусеничный болотоход, блестевший боками крашенной кабины и длинным кузовом с высокими деревянными бортами. Полыхала вся деревня, ревущее пламя охватило каждый дом, постройки и сеновалы, пляшущие отблески огня придавали общей картине трагедии инфернальные нотки. Пятеро ублюдков подошли к пленным и взяв двух женщин потащили их в темноту, как раз в сторону притаившегося отряда. Возбужденно переговариваясь, они скрылись от основной группы с намерением поразвлечься. Грязные руки шарили под одеждой жалобно скуливших девушек, пару раз Риф расслышал звуки звонких пощечин и приказ заткнуться. Рука парня сжала рукоять длинного ножа, но нападать было еще рано, его соратники также замерли в предельном напряжении, ожидая команды к атаке. Миа со своим дробовиком должна была прикрывать отряд из-за кучи камней на самой границе поселка: до группки бандитов было не больше двадцати метров. Между тем перед глазами затаившихся людей разворачивалась жестокая и древняя, как сам мир, сцена насилия: двое ублюдков уже овладели своими жертвами, их грузные, ритмично двигавшиеся тела слабо освещались пожаром, а утробное рычание удовлетворения вызывало нетерпеливые вскрики их подельников. Пальцы Рифа, сжимающие нож истекали потом, по спине струился целый водопад, тело снова охватывала предательская дрожь перед рывком в неизвестность схватки: все ли получится, достаточно ли бандиты отвлечены своим занятием, не будет ли слишком много шума или случайного выстрела? Несмотря на то, что его отряд состоял сплошь из земледельцев, шансы на успешную атаку были высоки: непростая жизнь заставила Рифа и его людей хорошо овладеть ножом и топором, грубым копьем и примитивным самострелом, а недавнее сражение с волками уложило в могилы тех, кто паниковал и впадал в ступор при виде вражьих клыков.

Улучив момент, когда похоть бандитов достигла пика, три тени отделились от земли, и пригнувшись, понеслись к месту оргии, длинные ножи ярко блестели в желтом свете огня. Расчет был верным: животную страсть троих наблюдателей охладили холодные лезвия на шеях, а потом их сознание сразу поглотила мгла. В следующее мгновение лица несчастных девушек обагрил поток крови нависших над ними насильников, и те повалились набок, словно мешки с песком, открывая жертвам вид на спасителей с окровавленными ножами. Приложив дрожащий палец к губам, Риф отвел переставших плакать от удивления девиц в тень, и приказал им сидеть тихо пока они не вернутся. Весь его отряд уже был здесь, тяжело дышащие люди скинули тяжелые прорезиненные плащи, сковывающие движения, и остались в темных плотных куртках и забрызганных грязью штанах, подрагивающие руки сжимали заряженные дробовики. Потратив минуту чтобы прийти в себя после расправы, они легкими тенями, прячась в тени догорающих строений подбирались к месту, где хозяйничали основные силы грабителей. Повсюду все еще стоял треск дерева и рев сгорающего кислорода, поэтому приближение отряда осталось незамеченным. Жирный бандит, втиснутый в армейский бронежилет и черную тактическую каску, в тенях которой играло самодовольное звериное лицо с хищным блеском маленьких глазок, что-то с важным видом объяснял огромному мрачному мужчине со связанными руками, который стоял перед ним на коленях. Необъятный живот, помимо грязных разводов, украшал знак их банды: огромный, грубо нарисованный красный цветок в окружении лезвий. Дряблый подбородок с многодневной рыжей щетиной дергался в такт неслышной отсюда речи повелителя зверинца, а вокруг сновали, готовясь к отправке, пятнадцать человек напоминая черных демонов в блеске пламени. Выстрелы, разорвавшие ночь были полной неожиданностью для завоевателей мирных деревень: первыми рухнули трое ближайших к Рифу бандитов, загружавших грузовик, еще двое вскинули было стволы помповых ружей, но тут же упали изрешеченные картечью из ружья, прикрывавшей отряд Мии. Главарь издал душераздирающий визг и попытался сдернуть с плеча свою роскошную винтовку, но тут же получил сокрушительный удар головой в живот, от того самого огромного мужика, и завалился на спину нелепо дергая ногами. Прочие пленники, осознав присутствие третьей силы, прыснули во все стороны, под пули бандитов угодили только двое, замерев посреди блестящей оранжевым грязи кучами тряпья с вывернутыми назад, связанными руками. Еще трое грабителей упали, сраженные дружным залпом дробовиков Рифа, но оставшиеся семь человек сумели спрятаться позади своих пикапов и начали отстреливаться: сражение неизбежно затягивалось.

Риф укрылся за грузовиком, Влад и еще один член их отряда вели огонь из-за кучи массивных деревянных ящиков, ответный огонь бандитов выбивал из них вихрь щепок и древесной пыли, откуда-то из темноты позади ухал дробовик Мии. Бандиты, из-за укрытий изрыгали ужасные проклятия и обещали легкую смерть если нападавшие сдадутся, а их жирный предводитель уже лежал куском окровавленной плоти, демонстрируя громадную рваную дыру сбоку шеи и наполовину погруженный в большую грязную лужу, блестевшую в пламени словно огненное озеро. Еще через пару минут противостояния Риф заметил, что на фланге позиций противника мелькнула тень огромного человека, вслед за этим раздались отрывистый лай мощного оружия и вопли умирающих. Одновременно, из темноты, уцелевшие жители деревни, освободившие свои руки и вооружившиеся чем попало, от палок и вил, до захваченного в бою оружия грабителей, бросились в атаку обуреваемые жаждой мести. Все было кончено за считанные минуты, хотя победа и стоила жизни еще нескольким жителям разоренного поселения. Некоторое время победители осознавали исход схватки, обессилено бродя между трупов и разглядывая пепелище своих домов, Риф же выбрался из-за истерзанного кузова грузовика, истекающего топливом и, взяв наизготовку дробовик, обшаривал поле боя в поисках скрытых опасностей.

Обойдя изрешеченный пикап с намалеванным знаком банды, он увидел, что один ублюдок все еще жив: стянув с себя пробитый бронежилет он ощупывал темные дыры от дроби на мускулистом животе и груди. Настороженный взгляд Рифа встретился с затуманенными болью голубыми глазами, наполненными тем не менее, вовсе не паникой и страхом смерти, а презрением и ненавистью.

— Кто вы такие и почему напали на этих людей — холодно спросил парень.

Бандит ответил не сразу, было видно, что силы покидают его. Но, отдышавшись и издав невнятное ворчание, он все же произнес низким, полным боли голосом:

— Ты и сам знаешь кто мы такие, червь. Ты пришел на чужую землю… рано или поздно эта ошибка убьет тебя. От этой деревни нам нужно то же что и всегда — люди и пища. Они могут жить только платя нам людьми и пищей. Таков закон… — дыхание сбилось он болезненно поморщился и прижал руки к израненному животу.

— Вонючие землекопатели долго испытывали наше терпение придумывая отговорки про неурожай и болезни их жалких детей, но они разве не знали, что, отказываясь дать немногое сегодня, однажды придется отдать все? Разве в их тупых, набитых свиным дерьмом башках не закрепилась эта мысль? Мы берегли их как могли, разве нет? Клану Огненного Цветка нужны земледельцы, а земледельцам нужна сильная рука клана, как может быть по-другому? Они овцы — мы волки. Волкам не нужна пустая степь им нужна еда, но, когда еда кидается на волка — она мучительно умирает. Скоро умрете и вы, ни одному грязному крестьянину долин нельзя оспаривать однажды установленный порядок… Жалкий слепец… ты… ты ведь не представляешь, что за силы направляют нас…

Произнесенная в порыве ярости тирада совсем обессилила мерзавца, судорожно сглотнув он закашлялся, орошая кровью собственную могучую грудь. Риф смотрел на него искренне удивляясь и даже немного завидуя убежденности этого существа в своей правоте: его мир был так кристально ясен…

— Нет — произнес он наконец — ты не хищник, не волк, не гордый воин и не то, что ты еще о себе воображаешь. Ты просто паразит… паразит, пьющий кровь долин и поедающий ее детей. Ты недостоин даже колоска, выращенного руками этих людей… Что бы ни говорили ваши главари, вся твоя жалкая жизнь лишь преследование слабых и игра в прятки с сильными. Подыхай здесь, в грязи, как того заслуживаешь, и слушай вой степных койотов, которые придут на запах твоей крови.

Не глядя больше в бешеные глаза умирающего грабителя, пытавшегося удержать собственные кишки, Риф выпрямился и оглянулся вокруг. Его окружили выжившие жители деревни, около двадцати человек, в основном мужчины. Лица, освещаемые их догорающей жизнью, были неподвижны, у многих огненными каплями блестели на щеках слезы.

Первым к нему подошел тот самый гигант, молодой мужчина ростом под два метра с огромными, бугрящимися мышцами, руками, и необычно тонким лицом с высоким лбом, и проницательными глазами. Держа одну руку на бритой голове и смотря на парня, он словно не верил своим глазам, а затем резко смахнул ею по лицу будто умываясь, показал ровные зубы в вымученной улыбке, и просто сказал: — Меня зовут Вэйн — спасибо что спасли нас.

— Я Риф, мы с отрядом уже много дней идем по равнинам в поисках поселения, с которым можно было бы договориться о взаимопомощи. Мы такие же земледельцы, наш поселок, мал и беден, а еще истощен бесконечными набегами диких животных, мы ищем помощи или торговли, а еще готовы принять новых жителей — многие наши дома пустуют!

— Помощи? — Серые глаза гиганта не смогли сдержать слезу — нам ли предлагать сейчас помощь или торговлю? Клан Огненного Цветка держал нас в подчинении почти десять лет, отбирая все что мы выращивали и угоняя в рабство людей. Ни уйти, ни сражаться… Рабы там, рабы здесь… Так, наверное, продолжалось бы и дальше если бы их главари не захотели получить еще и наших детей! Они уверены, что лелея жестокость в человеке с детства можно получить превосходных воинов, у этих гадов, видишь ли, на все есть свой план и извращенное оправдание самым мерзким вещам. Мы восстали, сражались голыми руками и топорами, грызли глотки зубами, выдавливали глаза пальцами, но ярость наша была бессильна, винтовки против топоров, жестокость хозяина против ярости раба… Все было тщетно… В назидание другим владениям, всех детей, старых женщин и больных сожгли на костре, Бог мой, сожгли ты понимаешь… просто как вязанки хвороста… а наши шеи и запястья уже связывали одной длинной веревкой чтобы гнать впереди машин, гнать навстречу медленной смерти… Смерти, которую они называют жизнью раба…

Внезапно искорка безумия озарила его глаза. — Скажи мне Риф, скажи ты знаешь, как пахнут горящие дети, знаешь а? Я ведь все еще чувствую этот запах, он теперь со мной до самой смерти, от него не избавиться, как и не избавиться от мысли о том, что хозяева клана остались безнаказанными! Наверняка высокомерные ублюдки просто приказали отправить карателей и зачеркнули название нашей деревни на своих картах…

Риф смешался не зная, как искренне выразить свои чувства, ему сложно было поверить в слова Вэйна, ведь люди просто не могли творить такое!

— Я… я знаю каково терять близких, наверное каждый человек в долинах знает каково это… мы скорбим о вашей потере… Твоих детей уже не вернуть, и их убийцы возможно никогда не будут наказаны, но…

Нужные слова вылетели будто сами по себе, в ответ на обволакивающую всех общую мысль, которую никто не решался высказать первым.

— Послушай, я могу предложить тебе и твоим людям отправиться в нашу деревню, Черницу… Конечно, мы пока бедны и не сможем предложить многого, но обещаю, что примем вас как братьев, дадим кров и землю, разделим последнюю лепешку если потребуется! Вэйн, мне не понять глубину твоих ран, но прошу идемте с нами! Жизнь продолжается, еще можно начать все заново, тяжелый труд и время постепенно излечат тебя! То, что ты сейчас чувствуешь останется в душе навсегда, но позже боль притупится, и ты однажды сможешь снова начать жить, чувствовать что-то кроме страданий, завести семью, радоваться весне и всходам на полях… А если не сможешь… то хотя бы найдешь у нас тихое место, где укроешься словно раненый зверь, а затем накопишь сил, ярости и однажды уйдешь в долину чтобы совершить свою месть.

Мутные огоньки во взгляде его собеседника пропали так же неожиданно, как и появились, прочие жители разоренной деревни уже похоже все решили, и понемногу приходя в себя, начинали расспрашивать людей Рифа об их поселении, и как они туда доберутся. Снова начался дождь, природа будто бы выдохнула после задержки дыхания во время боя, вода постепенно побеждала огонь догорающих построек, жар и яркое пламя сменялось кислым запахом мокрых углей, место битвы заволоклось клубами густого пара, который понемногу окрашивался мутным рассветным солнцем.

Помимо вездехода не осталось ни единой исправной машины, джипы клана были изуродованы сотнями пулевых пробоин, пробитые радиаторы истекали влагой, на земле под двигателями растекались черные пятна масла. Автомобили будто смертельно раненые животные прильнули к земле на пробитых шинах, окончив наконец свой жестокий путь по ночным землям, как и их хозяева, в беспорядке валяющиеся вокруг. Деревенский грузовик, накренившийся на спущенных колесах на один бок, тоже напоминал кучу мусора, обшитые деревом борта и кабина ощерились бесчисленными щепками и рваными дырами, чудом сохранившаяся фара бессмысленно светила куда-то вверх и вбок. Осматривавший их Риф заметно приуныл, но Вэйн, снимающий черную блестящую винтовку с трупа свинообразного предводителя, сказал, что машины в любом случае были бы бесполезны так как все равно не проедут через топи.

— О чем ты говоришь? — спросил Риф не сводя глаз с останков техники.

Вэйн выпрямился, нежно поглаживая оружие, дождевая вода стекала по его лицу словно поток слез, твердый взгляд серо-стальных глаз был направлен сквозь собеседника через столбы пара, поднимающегося от пепелищ, в бесконечность серых далей.

— Я родился и вырос здесь Риф, знаю окрестные земли на десятки километров вокруг. Огненный Цветок не сможет взять след только если мы уйдем через болота: топкая почва скроет все следы уже через несколько часов, а вечный туман испарений не позволит разглядеть ничего дальше пары десятков метров. Эти псы не отличаются терпением и последовательностью, потеряв пару колымаг в топях они быстро сдадутся. Насколько я понимаю банда не представляет кто вы такие и откуда взялись, так?

Риф утвердительно кивнул. — Мы не попадались им раньше на глаза это точно. Когда ты говоришь о переходе через болота, то имеешь ввиду это? — вопрос подкрепился указательным движением пальца в сторону темной громады гусеничной машины, все еще стоявшей в отдалении перед обугленными остатками амбара.

Вслед за Вэйном, Риф подошел к глянцево-оранжевой туше болотохода. Округлые очертания кабины, переходящие в тупое длинное рыло капота с обратным наклоном радиаторной решетки и четырьмя фарами, мощная лебедка под узким металлическим бампером, широкие гибкие гусеницы — аккуратная и ухоженная машина не пострадала от выстрелов так как во время боя находилась в стороне.

Механик ласково провел рукой по высокой надгусеничной полке. — Это Шарлотта, я собрал ее по старым русским чертежам доставшимся мне от отца… Знаешь, ведь ее разработали около ста тридцати лет назад, но в этом вся прелесть: она жесткая и тесная, но простая как лист железа и может переварить любую дрянь которую ты сочтешь топливом, а широкие гусеницы несут ее тушу по зыбкой почве, как на крыльях. Целый год мы всем поселением работали, чтобы выменять у торговцев отдельные части двигателя, раздаток и коробки передач, которые я никогда не смог бы сделать в деревенской мастерской, затем следовали долгие ночи сборки под крышей ангара, бесчисленные подгонки и переделки каждой заклепки и шестерни во вспышках сварки и визге токарного станка… Знал бы ты каких усилий стоило убедить бандитов оставить машину в поселении, сколько десятков доводов приводилось в пользу того, что ее мирная работа здесь на земле им выгоднее, чем участие в скотских, позорных грабежах во имя великого Огненного Цветка…

Голос здоровяка теплел, когда он рассказывал о своем детище, взгляд затуманился: человек вспоминал прежнюю жизнь.

— Она столько раз выручала всех нас — была и трактором и транспортом и лесовозом… А какое восхищение испытывали все ребятишки, когда Шарлотта важно въезжала через ворота рыча восемью цилиндрами двигателя и распространяя сладкий запах бензинового выхл… — Вэйн внезапно осекся осознав, что все рассказанное им теперь не больше, чем воспоминания об умершей жизни, чьи кости и балки тлеют сейчас под зимней моросью. Глаза мужчины наполнились страданием, закрыв ладонями мокрое от дождя лицо он глубоко задышал, сдерживая слезы.

Собирались быстро, грязь поселковой площади месилась десятками ног людей, стаскивающих к болотоходу все что можно было погрузить: несколько бочек с топливом, слесарные инструменты, запчасти к генераторам, электродвигатели и лампы, небольшие насосные станции даже отчаянно кудахтающих кур и нескольких уток, представлявших особую ценность. Риф был особенно обрадован обретению подсумка с патронами 7.62мм для его драгоценного автомата Калашникова, Мия торопливо перетаскивала из разбитого грузовика рулоны ткани и кое-какую обувь, а Влад с явным удовольствием примеряя на себя роль спасителя, тем не менее довольно толково организовывал и торопил людей, таскающих прочий скарб на погрузку. От бандитов им достался весьма приличный арсенал — клан Огненного Цветка явно обладал солидными ресурсами для успешной защиты своих амбиций: два русских охотничьих карабина с коричневым деревянным ложем и укороченными стволами под патрон 7.62мм, несколько прекрасных винтовок Тигр того же калибра с внушительно длинными стволами и пламегасителями, десяток отличных немецких охотничьих карабинов Маузер и наконец оружие командира отряда — суперточная охотничья винтовка Sauer своими обводами и качеством изготовления напоминающая дорогую спортивную машину среди развозных фургончиков. Все оружие не производило вид древнего и было явным новоделом. Рифу было известно, что Дома технозверей способны делать реплики практически любого оружия пристойного качества, однако сложные части, такие, как например ствольная коробка, ударно-спусковой механизм или оптический прицел, требующие для изготовления высокоточных станков, обычно искали в заброшенных и укромных уголках старого мира и перепродавали нуждающимся как большую ценность. Поэтому, изучая оружие нового времени, можно было увидеть, как заводские маркировки сложных деталей турецких, российских или европейских заводов соседствуют с витиеватыми знаками и клеймами, вытравленными на стволах, прикладах и магазинах, указывающими на их происхождение из конкретной фракции или даже отдельных известных мастеров. Стоит ли говорить, что высшей ценностью сегодня считалось полностью оригинальное вооружение, все еще иногда попадающееся охотникам за сокровищами на законсервированных складах или удаленных базах военных.

В отдалении от остальных, Вэйн, перемазавшись в саже с ног до головы, уже час копался в руинах своей мастерской, в полный голос проклиная налетчиков, уничтоживших драгоценные станки и электроинструмент, но в итоге все же отыскал неповрежденной древнюю ламповую радиостанцию и с величайшей осторожностью разместил ее в кузове болотохода, сразу за кабиной, там где должно было поменьше трясти.

Наконец, по истечении нескольких часов все было собрано и увязано, погорельцы, увешанные оружием бандитов и закутанные для сохранения тепла в разномастные куртки, платки и тряпки, странными гусеницами начали неуклюже карабкаться по каткам и бортам машины оставляя грязные следы на металле. Все очень спешили, глаза опасливо обшаривали дорогу, уходящую в туман, а уши каждую секунду ожидали услышать рев моторов нового карательного отряда. Шарлотта была облеплена людьми словно жук голодными муравьями, они сидели вдоль бортов, между их ног и посередине кузова были сложены ящики, клетки и бочки. Пассажиры сидели так тесно, что даже не боялись упасть, надгусеничные полки, крыша, капот и даже узкий передний бампер с лебедкой были заняты людскими телами, всего двадцать один человек и около двух тонн груза.

Когда борт кузова с трудом закрылся, заставляя сидевших на лавках людей потесниться еще больше, Вэйн, ругая про себя перегруз, провернул ключ древнего стартера и легко завел двигатель, который заработал удивительно мягко, звуком напоминая урчание исполинского сытого кота. Немного прогрев мотор, водитель включил передачу и плавно нажал газ, однако при попытке тронутся болотоход только ужасно дернулся, качнув длинным телом и бессильно замер, отчего несколько человек сидевших спереди шлепнулись всем телом прямо в грязь перед гусеницами. Чертыхнувшись, Вэйн пробормотал что-то успокаивающее в адрес Шарлотты, еще раз завел заглохший двигатель и резче поддав газу заставив наконец транспорт медленно с натужным ревом двинуться сквозь грязь в сторону бывших ворот. Дождь усиливался, и опаленные руины деревни все больше погружались в грязно-белые объятия столбов пара, поднимавшиеся от испаряющейся в огне воды, становясь более призрачными и нереальными, как будто побуждая выживших скорее забыть пережитое горе и перевернуть эту страницу жизни. После того как напряженный рык перегруженного вездехода стих вдали, только шум дождя и его шипение на последних углях пожарища разбавляли мертвую тишину погибшего поселения.

Дыхание, едва заметное сиплое дыхание мучительными мелкими толчками, загонявшее холодный воздух в изорванные легкие, розовая кровавая пена, пузырившаяся сквозь раны на груди… Заплывшие глаза сквозь пелену боли следили за громоздкой кормой болотохода, медленно исчезающей в огромном столбе белого пара… В ушах только звук ударов сердца да бульканье в легких, каждый вздох взрывается в груди ослепительной вспышкой боли. От холода и потери крови уже не чувствовались конечности, лишь ярость поверженного зверя и какая-то злая сила удерживали душу в израненном теле последнего бандита из отряда карателей. Он дал себе клятву выжить во что бы то ни стало, клялся своим алым предводителям, в торжественной мрачности ожидающим своего бойца с победой, хищника взращенного и перекованного из степного бродяги, клялся черным тучам, холодному ветру и ливню обещая отдать даже свою душу за возможность еще раз встать на ноги и сражаться. Когда-то его звали Парс, что на старом турецком языке означало «пантера». И вот, умирающая пантера, вперив голубые глаза в темно-серое небо, несмотря на невероятную тяжесть ран, в очередной раз слабо дернулась от судороги, а затем будто вдохнув вместе с кислородом некий волшебный исцеляющий состав, со стоном перевернулась на бок, и обведя пространство вокруг себя мутным взглядом, медленно, опираясь на локоть, поползла по грязному месиву под днище истерзанного грузовика, обещающего хоть какое-то укрытие от дождя.

Глава 4. Эпидемия

Разгорающееся начало нового январского дня было холодно и богато на росу. Маленькая сипуха, сидя на одиноком кривом дереве, упрямо росшим посреди травяной долины, встряхнулась и с золотисто-струйчатых перьев полетели во все стороны алмазные капли росы, отсвечивающие розовым цветом восходящего солнца. Характерно быстрым движением всех совиных она развернула белую мордочку в форме сердца и посмотрела на почти готовое гнездо, устроенное в расщелине древесного ствола из травы, мелких веток и клочков ее собственного белоснежного пуха. Удовлетворенно заклекотав, она расправила крылья и захлопала ими, перед тем как отправиться в гнездо на дневной сон. Однако в последнее мгновение, что-то помешало ей, чуткий слух птицы засек необычный шум: шелест мокрой травы и приглушенный рокот доносящийся из длинного, многокилометрового распадка на краю которого и росло ее дерево. Вытянув голову на подвижной шее, она сперва увидела, как оттуда навстречу пробежал десяток испуганных полевых мышей, пара хорьков и даже крупный заяц, а через минуту в поле зрения появился диковинный двуногий зверь, темный от грязи. Непуганая птица никогда не видела людей поэтому не расценила двуного как источник опасности даже когда странное существо подобралось вплотную к ее дереву и обмотало вокруг железный трос с крюком на конце, бормоча проклятия утреннему холоду. Махнув рукой человек, отошел в сторону и в овраге что-то взревело, дерево вздрогнуло от мощного рывка натянувшегося в струну троса, спугнув маленькую сову с ветки и обдавая все вокруг желтыми мокрыми листьями. А затем словно из-под земли в небо ударил мутный свет фар, и разбрасывая грязь и изрыгая дым, на поверхности показалось металлическое чудовище, которое выбиралось из грязевой ловушки оврага наматывая трос лебедки на барабан, закрепленный в бампере. Невиданная машина встала на дыбы в верхней точке подъема, а затем взрыкнула двигателем и тяжело перевалившись на стальных гусеницах выбралась наконец через край оврага на мягкую равнинную почву. За ней, цепляясь за траву и оскальзываясь на крутом подъеме, устало поднималась пара десятков человек неотличимые друг от друга из-за покрывающей их черной жижи.

Среди них была и Мия, которая, оказавшись наконец на открытой местности, с удовольствием вдохнула утренний степной воздух, показавшийся ей таким свежим после сырого воздуха распадка. Ужасно болела шея, ощупывая пальцами позвонки девушка даже обнаружила несколько больших шишек, сковывающих движения головы и давящих на мышцы.

«Немудрено заработать такое если сотню раз приложишься головой об потолок кабины», — подумала Мия, разминая больное место и вспоминая как она, скрючившись сидела в тесной железной будке больше суток практически не шевелясь, пока болотоход упорно пер по целине осенней долины.

Вокруг нее люди рассаживались в траву умывая лица из поясных фляг с водой. Вид у всех был более чем жалкий, ведь путь беглецов протекал вне каких-либо дорог: десятки километров по болоту с его затхлой вонью и потоками мутной обжигающе ледяной воды которые в наступательном порыве болотохода иногда перелетали через капот и округлую крышу прямо в кузов, на съежившихся там людей, затем бесконечные косогоры долин, спуски и подъемы, ямы и русла мелких ручьев, все это болезненными ударами передавалось через примитивную дубовую подвеску машины прямо на кости и внутренние органы несчастных пассажиров. Ну и наконец, как вишенка на торте тридцатикилометровый бросок по дну грязного сырого распадка полного вязкой глины и воды от стекающих по его стенам потоков, где машина периодически застревала и всем приходилось спешиваться чтобы снизить ее вес.

Отовсюду до нее долетали реплики приходящих в себя людей, отчетливо слышался как всегда недовольный голос Влада, Риф бродил, неподалеку прикидывая вслух расстояние до их поселка, а некоторые лишившись остатков сил в непростом путешествии просто молча лежали, вытянувшись во весь рост на холодной земле.

— Оххх, и погнал же его черт в этот овраг! — слышался раздраженный тон Влада.

— Хоть и сырой, зато живой! Незаметно пройти добрых тридцать километров по плоской как блин равнине дорогого стоит — возражал ему кто-то из погорельцев.

— Ноги не держат уже и мутит словно по морю в шторм плыли… Хоть бы нас приняли поскорее дали выспаться и обсохнуть — жалобно произнесла молоденькая девушка, спасенная Рифом в памятную ночь от рук насильников.

— Все лучше, чем достаться бандитам и сидеть с ошейником на шее — вторил ей сухонький мужичок на что девушка улыбалась и устало кивала в ответ.

Вейн все это время не выпускавший рычаги управления из рук, вывалился с водительского места и с трудом ковыляя вокруг машины на затекших ногах осматривал болотоход на предмет повреждений. С его ростом столь долгий путь в крошечной кабине был форменным испытанием, а отсутствие хоть какого-то подобия сна вкупе с пережитыми событиями делало последние несколько часов пути каким-то сюрреалистичным кошмарным путешествием сквозь смесь реальности и галлюцинаций в которых темная растительность превращалась в языки пламени и из любой складки местности навстречу ему вылезали горящие люди с черными провалами вместо лиц и вытянув руки умоляли взять их на борт к живым. Сейчас, присев на твердую землю ему стало ощутимо легче, глаза с лопнувшими капиллярами сосудов смогли наконец без помех посмотреть вдаль, а пылающий череп остудила вода, которой поливал на него сверху Риф. Пробормотав слова благодарности, Вэйн закончил осмотр и не обнаружив никаких поломок удовлетворенно сказал себе под нос:

— Крепкая все же получилась малышка…

Он слышал отдельные недовольные возгласы окружающих относительно выбранного им маршрута, но не обращал на них никакого внимания так как знал, что и переход через болота, и зубодробительные гонки на предельной скорости по равнинам, и копошение в грязи глубокого оврага помогло им скрыть свое передвижение, просто пережить этот путь и не стать добычей бандитского клана, который уже возможно яростно рыщет вокруг их сгоревшей деревни силясь отыскать своих непокорных рабов.

Закончив свои расчеты и переведя взгляд с темной полоски вдали на место их стихийного привала Риф обратился к погорельцам пытаясь придать своему голосу самое бодрое звучание, на которое был сейчас способен:

— Друзья, послушайте! Мы все совершили невозможное! Благодаря нашему Вэйну мы преодолели больше сотни километров по этой распутице и всё еще живы! Да… вы измотаны, но, поверьте, еще пара часов и цель будет достигнута! Нужно последнее усилие, рывок, и мы въедем в ворота вашего нового дома! — говорил громко Риф обращаясь ко всем присутствующим, которые заметно оживились, подняли головы и услышав о скором завершении пути стали, отряхиваясь, подниматься с земли. — Прошу вас, вставайте и скорее грузитесь в вездеход, к полудню мы должны добраться до Черницы, где вы наконец сможете отдохнуть в теплых и сухих домах!

Охая и проклиная боль во всем теле, один за другим люди забрались обратно на свои места в машине, утрамбовываясь и теснясь среди гор поклажи, задний борт кузова захлопнулся и Шарлотта, мягко взяв с места с бодрым рыком двинулась навстречу видневшемуся на самом горизонте краю черного леса оставляя за собой лишь след примятой травы и раздраженные вскрики парящей в небе сипухи.

Тем временем, минула ровно неделя с тех пор, как Арик остался на попечении дедушки. В последние пару дней беспокойство мальчишки изрядно возросло, он все больше времени проводил верхом на частоколе окружающем поселок и вглядывался в обычно туманную даль, а еще изводил Наиля вопросами о том, когда вернутся его родители, от которых дед уже нервно подергивался.

В день их долгожданного возвращения Ари по своему обыкновению копошился в поле недалеко от ворот, в полной уверенности, что очень помогает взрослым, которые боронили сырую землю примитивными мотыгами, вычищая сорняки вокруг нежных побегов озимых. Утренняя каша уже была давно съедена и немного голодный мальчишка, устав, отошел от взрослых и присел у деревенских ворот наблюдая за мерными движениями работников в поле и поглядывая на хмурую долину, колышущуюся за их спинами. Все было как всегда: лес, спускающееся к горизонту травяное море, пара кречетов с пронзительными криками, кружащихся в поисках добычи. Ари грустно вздохнул и поплотнее запахнувшись в свою курточку опустил голову рассматривая травяной мусор под ногами. Это было совсем неинтересно и вновь подняв взгляд к небу он заметил, что на горизонте показалась черная точка, которой в знакомом пейзаже раньше не было. Сморгнув, мальчонка немедленно забрался на частокол по приставной лестнице и впился в точку глазами. Убедившись, что ему не показалось он издал торжествующий писк и закричал во всю мощь маленьких легких:

— Они, они это они едут!! Это мама с папой ура, урра, они возвращаются!!!

Прочие взрослые настороженно отнеслись к известию, но все же поднялись повыше чтобы посмотреть, что там увидел мальчик. Действительно, в направлении Черницы двигался необычный приземистый транспорт, то скрываясь, то вновь выныривая из складок рельефа.

К тому моменту, когда перегруженный болотоход выполз на раскисшую площадку перед воротами, и замер, пощелкивая металлом натруженного двигателем и распространяя вокруг себя его тепло, к воротам высыпало все немногочисленное население деревни, включая детей и старого Наиля.

Прибывшие начали нерешительно сползать с бортов машины и оглядывались вокруг не зная, что делать дальше, встречающие их пара десятков человек тоже осторожничали до тех пор, пока из кабины не показалась светлая голова Мии, а затем знакомый силуэт Рифа, что вызвало настоящую бурю восторга среди жителей Черницы. Неловкая атмосфера исчезла, погорельцы ощутимо расслабились, и оказавшись на земле, начали растворяться среди встречающих, понемногу знакомились и рассказывали о своем нелегком пути в ответ на осторожные расспросы. Всеобщее изумление своими размерами вызвал Вэйн, который, вывалившись с водительского места, пошатывался на неверных ногах и усталыми глазами обводил незнакомый пейзаж словно уже прикидывая с чего здесь можно начать работу.

Мия тоже едва успела сойти на землю, как курчавой кошкой на нее прыгнул визжащий от радости Арик, заставив мать болезненно охнуть от прострела в шее. Через секунду она уже целовала личико своего малыша забыв обо всех трудностях минувших дней, столь редкое чувство абсолютного счастья захлестнуло сердце волной и Мия с Ариком на руках, широко улыбаясь, пошла навстречу к Наилю, раскрывшему руки в сердечном объятии.

После того как радость встречи немного улеглась, Риф подвел отца к Вэйну, вытирающему потное лицо какой-то тряпкой. Мужчины обменялись приветствием и Наиль, указывая рукой, с зажатой в ней шапкой, на болотоход горячо заговорил, блестя глазами:

— Весьма впечатлен вашей машиной Вэйн, поздравляю. Удивительно что она смогла проехать столь тяжелый путь не подведя. У вас должно быть золотые руки.

— Спасибо на добром слове отец, — ответил смущенный Вэйн, — мы оказались здесь только благодаря смелости ваших людей и надеюсь будем вам полезны.

— Не просто полезны, — воскликнул с воодушевлением Наиль, — спасительны! Наша Черница с радостью примет всех вас, ведь в последнее время судьба будто испытывает нас на прочность: беды сыплются одна за другой как из рога изобилия, множество жилищ опустели и ждут новых хозяев. Он указал на деревню, где из труб половины домов действительно поднимался сизый дымок: — Мы уже топим печи и прогреваем их, а вы оставьте любезности и идите скорее обедать — уже обращаясь ко всем прибывшим громко объявил Наиль. — Милош, эй Милош покажи гостям, где можно расположиться. — В ответ на его слова, вокруг новых поселенцев тут же засуетился немолодой чернявый мужичонка, пятясь задом к воротам, и напоминающий краба своими приглашающими движениями рук.

Риф, стоя рядом с отцом уловил тревожную интонацию в его голосе и пристально посмотрел тому в глаза. Наиль же будто не желая замечать этого снова обратился к Вэйну:

— Вэйн, друг мой, прошу дай себе отдых, ты еле стоишь на ногах.

Гигант вымученно улыбнулся и благодарно кивнув позволил увести себя вместе с группой новых жителей внутрь деревни. Проводив их взглядом Риф обернулся к главе деревни:

— Отец ответь, что-то еще случилось пока мы отсутствовали? Я вижу, что ты весь напряжен словно в деревенском амбаре сидит бешеный волк.

Наиль жестом указал ему на лежащее бревно у ворот, где они прежде любили сидеть. Парень сел, старик с кряхтением тоже опустился рядом и уперев в землю трость, которой в последнее время часто пользовался при ходьбе, уткнулся в ее рукоятку лбом смотря вниз на утоптанную темную землю так, словно ему было тяжело смотреть сыну в глаза.

— Все случилось еще когда вы вернулись из леса, Риф… Помнишь Серафима, который подхватил там лихорадку? Так вот… это оказалась не лихорадка, а что-то вроде энцефалита, мучительная опасная зараза… Он уже тогда страдал от горячки и головных болей, теперь же полностью обезумел и круглыми сутками воет, катаясь по полу. Он потерял человеческий облик, белки его глаз красны от крови, из-под век течет гной, который уже также сочится из ушей и носа. Пытаясь добраться до источника боли он сдирает ногтями собственный скальп…

— В день, когда ваша группа покинула Черницу, еще трое свалились с лихорадкой и приступами дикой головной боли. Я тогда быстро смекнул в чем дело, приказал изолировать заболевших в самом дальнем доме и прекратить с ними всякие контакты, а еду подсовывать под дверь. Сейчас же минуло более трех недель после окончания битвы с волками и несмотря на все наши меры предосторожности уже семь женщин и двое мужчин поражены неизвестной болезнью… Что делать дальше я не знаю, руки просто опускаются. Сегодня наконец вернулись вы… но куда? Что я скажу этим добрым людям завтра, когда они все узнают?

Риф молчал, уперев ладони в согнутые колени, горечь новой беды душила горло, губы сжались в едва заметную нитку от злости на этот несправедливый мир и испытания, нескончаемым потоком захлестывающие его близких.

— Начал хоровод — танцуй его до конца, — наконец задумчиво сказал он и, обняв отца за плечо, помог ему подняться на ноги.

Смотря сквозь щели заколоченного окна в едва освещенное электричеством нутро дома-изолятора, молодой человек ужасался тем страшным изменениям, что претерпели знакомые ему долгие годы люди: они словно болванчики ходили взад и вперед по комнате обхватив голову руками и громко крича от боли. В их движениях нет осмысленности: это просто механическое баюканье больной части тела бесконечное и бессмысленное. Среди прочих поистине ужасный вид у тех, кто болел дольше всех: лица до мяса изодраны ногтями окровавленные лохмотья кожи напитаны текущим из глаз и носа гноем на фоне вытаращенных глаз и пучков выдранных волос на голове.

— Двое женщин уже мертвы, по всей видимости слабые сердца не выдержали болевого шока — тихо произнес Наиль, глядя на вечернее небо и не имея больше сил смотреть на больных, — а один из мужчин, видишь, там в углу, не выдержав пытки перевернул табурет ножками вверх и с размаху насадился глазницей на одну из них, так и окоченев после смерти. Мы просили живых вынести тела мертвецов, но они уже не реагируют на наши призывы, ничего не едят и только жадно пьют воду, которую мы подаем снаружи через трубку. Мы исключили любые контакты с ними, но боюсь рано или поздно болезнь выскользнет, ведь шанс для непредвиденностей есть всегда.

Пара человек заметила их и бросилась к окну забитому снаружи крепкими досками, прижалась к стеклу гноящимися лицами пачкая их и громко стеная от боли, прося избавления от страданий ревущей, едва разборчивой речью. Это были совсем молоденькие девушки, которые, по-видимому, заразились одними из последних, и видя их страшную участь Риф закрыл рукавом лицо и отвернулся, не позволяя вырваться тихому рыданию.

— Нужно что-то срочно делать, так не может продолжаться долго… Я перепробовал уже все от лечения травами до заговоров, но ничего не помогло, тем более что даже прикоснуться к больным нельзя. В отчаянии мы думали и о том, чтобы сжечь их вместе с домом, но так и не решились на это… Мы не хотим пугать детей и пытаемся как можем скрыть больных, видишь даже забили дом наглухо досками… К счастью, это пока работает, даже Арик, несмотря на свое любопытство каким-то образом до сих пор ничего не узнал, видимо на этой стороне поселка у нашего мальчика нет срочных дел, — слабо улыбнулся старик, вспомнив о внуке.

Мрачное молчание окутало мужчин, пока оба медленно брели сквозь черноту ночи, не обращая внимания на проливной дождь и холод, забирающийся под одежду вместе с влагой. Все уже давно спали, и темнота меж домов была абсолютной, за исключением мощного снопа света прожектора шарящего по черной стене леса. Новички хоть и были заметно обескуражены окружающей убогостью и теснотой предлагаемых им жилищ, с большой благодарностью приняли заботу, которой их окружили взволнованные жители Черницы и сейчас тоже блаженно спали, наконец-то не чувствуя бесконечных зуботычин подпрыгивающего вездехода и вони его выхлопа.

Все дышало каким-то тревожным предчувствием, низкое невидимое небо давило на плечи, а в шуме дождя с порывами ночного ветра и поскрипыванием лопастей вращающегося ветрогенератора чудился странный заунывный мотив. Стряхнув морок, Риф, который так и не прилег за весь день, размял уставшие плечи, посмотрел как зевающий отец входит в их дом… но все же не последовал за ним, а зашагал прочь под проливным дождем смахивая с лица бегущую воду и увязая почти по колено в грязи когда его сапог промахивался в кромешной тьме мимо деревянной поверхности пешеходных мостков. Ноги привели его к домишке куда определили Вэйна, в окне которого, к своему удивлению, Риф увидел свет и массивный силуэт сидящего за столом мужчины. Постучавшись, он просунул голову и плечи в дверь. — Можно? — и вошел, уловив едва заметный кивок бритой головы.

— Вэйн? Что случилось почему тебе не спится? Видимо управлять Шарлоттой одно удовольствие, раз несколько десятков часов, проведенных за ее рычагами совсем не отняли у тебя сил?

— Я смотрю ты тоже полон энергии и развлекаешь себя ночными прогулками в такой ливень, — хмыкнул Вэйн, поднимая сонные глаза на вошедшего парня.

Риф позволил себе присесть, натруженные ноги гудели, перед глазами все плыло от усталости, но тем не менее он заметил, что его собеседник покрыт потом и даже в полутьме выглядит бледным, будто пробудился от кошмарного сна. Пристально оглядев еще раз Вэйна с головы до ног, словно силясь понять, что именно того гложет, ночной гость осторожно продолжил:

— Слушай друг, что бы там ни было, позволь времени все наладить. Еще вчера ты на коленях, в ошейнике просил быстрой смерти, а сегодня открываешь новую главу жизни в нашем диком угле, где голова идет кругом от количества работы.

— Нет, Риф что ты, — ответил со скромной улыбкой гигант, — мне ли задирать нос и не ценить шанса, подаренного Господом? Я ведь прекрасно понимаю, что спасся чудом и намерен отдать все силы этому новому дому. Земля здесь прекрасна, я вижу огромный потенциал, а ее удаленность от посторонних глаз обещает спокойствие всем нам…

Риф сидел, механически кивая и переводя невидящий взгляд в темную ночь за окном.

— Ты ведь пришел сюда ночью не для того, чтобы рассказывать мне о причудах жизни, правда? — Проницательность Вэйна заставила парня облегченно улыбнуться, он торопливо кивнул, после чего, немного запинаясь от усталости, вывалил все что узнал минувшим вечером.

Выслушав рассказ, гигант негромко усмехнулся, откинувшись на спинку стула, и посмотрел на парня с искоркой озорства в глазах, чего Риф совсем не ожидал: — Из огня да в полымя, да? Среди моих людей нет докторов, а из лекарств мы привезли разве что куриный помет, — задумчиво произнес Вэйн. — Вот что, достань-ка карту, которую ты мне вчера показывал.

Вэйн встал, и опершись ручищами о края стола, уставился на разложенную карту заняв своей тушей чуть ли ни все помещение. Его палец водил по замызганной бумаге под бормотание уверенного и спокойного голоса: так, мы с тобой сейчас здесь… на старых картах эта местность называется Крайново, здесь только леса, мало дорог и совсем нет поселений значит и бандитов, которым нечего грабить. Так-так… вот, твоя деревня, она находится на самой границе со старой Турцией… Хм, интересно посмотри сюда… проехав чуть больше шестидесяти километров по бездорожью на юг мы пересекаем границу и оказываемся здесь.

Палец легонько постучал по неприметной точке с едва различимой подписью Эдирнэ.

— Ты знаешь, что здесь находится? — спросил Вэйн, на что заинтересованный Риф отрицательно замотал головой.

— Здесь расположен город Одрин который является самой южной точкой владений Торгового Союза, его последним форпостом. Раньше, когда старый мир был жив, он назывался Эдирне и почти тысячу лет стоял на грани между османским, греческим и славянским мирами, переходя из рук в руки, осаждаясь и отстраиваясь пока в итоге вирусная чума шесть десятков лет назад не опустошила его. До того, как погибнуть в огне пандемии он был турецким и стоял на крупном шоссе, по которому когда-то можно было проехать от Стамбула до самой Софии всего за один день, представляешь? Теперь многим не под силу преодолеть такое расстояние и за всю жизнь. — Мужчина вздохнул, и мрачно оглядел скудное убранство дома, вернувшись из ослепительного мира прошлого в серую хлябь настоящего.

— Благодаря тому что Одрин стоит на главной транспортной артерии этого региона, вполне проходимой даже после стольких лет, люди с окрестных земель стали понемногу стекаться сюда для обмена товарами. Агенты зарождающегося Торгового Союза около сорока лет назад подметили это и основали здесь форпост, не самый большой быть может, но очень желанный для полудиких племен и забытых всеми общин из загадочных земель Северной Турции и Греции, куда они могут приносить свои товары для безопасного обмена под присмотром мощной охраны Союза. Насколько я слышал в Одрин стекаются удивительные вещи, которых почти не осталось в наших краях: вместе с зерном, овцами, картофелем и хлопком, в руки торговцев попадают бесценные технические артефакты прошлого, которые дикари отдают за копейки не осознавая всей их ценности. Неудивительно, что местные торговцы считаются одними из самых зажиточных в наших землях, а караваны, следующие из Одрина на север, это самый желанный приз для любой банды. И если здесь, на территории старой Болгарии и Румынии, колонна торговых грузовиков, курсирующая от одной деревни к другой, это обычное явление то дальше Одрина ни один караван Союза не идет. Там, друг мой, заканчивается известный тебе мир.

Отстранившись от карты, он посмотрел в блестящие глаза Рифа, в которых обреченность сменилась деятельной работой ума: парень уже понял, что хочет предложить Вэйн.

— Да, приятель, я думаю мы должны искать помощи там, ведь торговцы — это нить, соединяющая лоскутное одеяло современного мира, они бывают везде, а здесь к тому же еще и обмениваются редчайшими товарами и новостями с пришельцами из совершенно неизвестных областей. Если мы не найдем помощи в Одрине то не найдем ее больше нигде. Для большей достоверности загрузим вездеход мешками с кукурузой, так мы сойдем за крестьян желающих сбыть свой товар, что в общем-то недалеко от истины — горючего у нас осталось всего ничего.

Обсуждая план поездки мужчины, забыли про усталость: на улице постепенно светлело, дождь из невидимого ночного источника шелестящих звуков обрел форму серой завесы, за окном начали пробираться съежившиеся фигуры первых жителей, спешащих по своим делам.

Собрались в путь очень быстро: послушная руке Вэйна машина, мягко урча двигателем осторожно въехала в поселок и увязая по ступицы в грязи развернулась кормой к деревенскому амбару с трудом пронзая желтым светом головных фар сумрачное утро. Вокруг нее уже кружились люди, перегружая тяжелые мешки из полупустого сарая в транспорт, другие натягивали поверх груза старый брезентовый тент, который благодаря продуманным местам крепления идеально лег на кузов оставив дождь бессильно стучать по своей прорезиненной поверхности. Мия, с огромной тревогой отпускающая любимого в новую неизвестность, передала ему в руки полностью снаряженный АК, а Арик, уже уведомленный о секретной миссии отца, чрезвычайно серьезно наставлял его относительно опасностей, которые могут повстречаться тому на пути, на всякий случай придерживая маму за подол длинной юбки. Наиль сунул в руки сумку с едой и пару фляг с отваром из пустырника и календулы для Вэйна, который, как выразился глава Черницы, — «угробит всех вас если не поспит». Кроме главных героев похода под брезент кузова забрались и удобно расположились на сухих мешках с кукурузным зерном еще трое добровольцев из деревни. Несмотря на то, что теперь в распоряжении отряда было кое-какое обмундирование бандитов, все одели свои привычные истрепанные куртки, домотканые штаны и растоптанные грязные сапоги чтобы в глазах охранников Одрина не выделяться из толпы крестьян, прибывших обменять свой товар.

В девятом часу утра дождь пошел на убыль, небо немного прояснилось, чуть-чуть отодвинув темно-серое войско туч от земли и заправленный болотоход резво выехав из ворот поселения тут же, выпустив густое облако черного выхлопа, взял вправо и обдав внешнюю часть частокола целым фонтаном грязи из-под гусеницы, резко набрал скорость и вскоре скрылся за ближайшим крылом леса, выраставшим сразу за деревней.

Стена деревьев, вдоль которой осторожно ехал вездеход пропуская под днищем тугие космы жухлой травы и ветви скрежещущего голого кустарника, постепенно истончалась и исчезала, открывая путникам вид на нужное им южное направление. Местность здесь становилась гораздо более холмистой с заметными руслами мелких промоин, лощинами и взгорьями: из-за них, несмотря на выдающиеся качества машины, расстояние до цели сокращалось неохотно. После того как они оставили позади мрачное лесное царство, к тряске и обруливанию скрытых в траве кочек добавился постоянный штурм пологих холмов и спуск с них. Изрыгая клубы дыма и оглашая окрестности ревом двигателя вездеход поднимался в гору и тогда взгляд водителя упирался в серое небо с ручейками дождевой воды на стекле, а затем спускался вниз и сердце уходило в пятки от опасного заноса соскальзывающей по мокрой глине кормы. Ориентировались по компасу, который был укреплен на приборной панели, однако в движении было невозможно разглядеть куда показывает стрелка и приходилось часто останавливаться, чтобы свериться с картой и сравнить ее указания с ориентирами на местности.

Спустя пару часов дороги, гормоны, разгонявшие кровь во время поспешных сборов и прощания с близкими, постепенно улетучились и обоих мужчин начало клонить в сон. Риф сдался первым и привалившись головой к боковому стеклу засопел, обнимая автомат, пока Вэйн упрямо вел машину вперед кусая губы до крови и периодически отвешивая себе пощечины чтобы не уснуть.

Риф проснулся от того, что влетел головой в рамку ветрового стекла, когда болотоход получил глухой тяжелый удар в переднюю часть, содрогнувшись всем корпусом словно корабль, напоровшийся на скалы. Потирая ушибленное место, сонный парень недовольно посмотрел на водителя, который сидел, вцепившись руками в рычаги управления и тяжело дышал обливаясь потом. Вейн перевёл на него безумные глаза, еле видные под опухшими красными веками и тихо сказал: — Там была женщина я ее сбил, вся машина в крови повсюду брызги, она прыгнула из темноты прямо под гусеницы…

Рифа, спросонья напуганного такой новостью, словно ветром сдуло с пассажирского сиденья, даже дверь осталась распахнутой настежь. Прочие члены отряда тоже вылезли из кузова и ходили, вокруг удивленно обсуждая происшествие. Они все вместе осмотрели машину, залезли даже под облепленное желтоватой глиной брюхо, но кроме здоровенного камня, в который уперлась правая гусеница ничего не нашли.

— Это у тебя от утомления уже мерещится всякое, — сказал озабоченно парень и через секунду издал радостный возглас вспомнив о фляге с отваром. Вэйн сначала было сопротивлялся и храбрился, но затем сдался и, потратив несколько минут на то, чтобы показать другу как управляться с машиной, занял сразу два пассажирских места в кабине, расположившись наискосок, и блаженно заулыбался, вытянув ноги.

Риф раньше не управлял никакой техникой: оказавшись на месте водителя он благоговейно взялся одной рукой за рычаг управления, а другой плавно нажал кнопку зажигания, после чего машина ожила, задрожав своим металлическим телом и наполняя сердце трепетом. Осторожно включив передачу, он взялся вспотевшими руками за рычаги и надавил на газ. Шарлотта благосклонно приняла нового водителя, сразу же мягко стартовав, чем вызвала у Рифа короткий радостный смешок триумфа, а у Вейна, с подозрением нюхающего отвар во фляжке, снисходительную улыбку. Наконец, решившись, он резко выдохнул, а затем несколькими глотками наполовину осушил флягу и, откинув голову на спинку сиденья, стал ждать результата. Новоиспеченный водитель напряженно вглядывался в ветровое стекло, кое-как очищаемое скрипящими дворниками, и закусив губу очень старался вести машину как можно мягче, но все же, то и дело, проваливался в невидимые ямы или неправильно выбрав траекторию сильно кренил вездеход. Вэйн наблюдал и подсказывал пока не заметил, что ему стало невероятно сложно двигать языком и поднимать руки, предметы вокруг расплылись и начали погружаться во мрак — наконец воспаленные глаза закрылись и человек погрузился в желанный исцеляющий сон без сновидений.

Руки все увереннее направляли машину, пришло наконец понимание насколько сильно нужно продавить педаль акселератора чтобы получить желаемый отклик и Риф, по сути, еще мальчишка, с мальчишеским же восторгом отдался бурным эмоциям и упоительному чувству управления мощной техникой. Через пару часов казалось, что он водил болотоходы всегда, летел птицей с косогоров и смело бросал газ, выписывал изящные дуги по равнинами объезжая препятствия и не замечая, как пролетает время. Между тем лес, на окраине которого находилась их деревня, давно исчез за горизонтом и холмы, столь непросто дававшиеся тяжелой Шарлотте, уступили место плоской как блин степи. Было заметно что и сама природа изменилась: темно-зеленые волны травы, разбавленные перелесками, к которым он так привык, здесь сменились грязно-желтой полусухой растительностью с прозрачными рощицами тонких деревьев, объятых желто-красным огнем листвы и проплешинами каменистых гряд известняка, которые белыми костями выпирали из тела земли. До сих пор было заметно, что вся степь вокруг, до последнего клочка, когда-то была распахана и служила человеку, теперь же лес постепенно наступал, поглощая еле заметные границы полей и грунтовых дорог и образовывая заросшие островки посреди земли.

Среди необжитой и дикой земли иногда проплывали и более явные следы деятельности человека: руины домов, коровников, больших потемневших от времени деревянных амбаров с мокнущими провалами крыш, пара десятков ржавых остовов тракторов, чьи широкие мощные колеса давно растрескались и погрузились в землю по самые ступицы. Растения здесь были не столь агрессивными как на севере, и даже через шесть десятков лет не смогли полностью скрыть под собой скелеты древних домов оставляя их открытыми всем ветрам и делая облик бывших поселений еще более печальным.

Еще через несколько часов гусеницы застучали по остаткам узкой бетонной дороги, виляющей между границ бывших полей, и новоявленный водитель поднажал, увеличив скорость до сорока километров в час. Относительно ровная дорога по которой приятно шлепали гусеницы, тепло от двигателя греющее ноги и унылый вид за окном настраивали на созерцательный лад, и задумавшись, он не сразу заметил, что у самого горизонта появились едва заметные рваные нагромождения, а навстречу плывут два черных мотоциклов со включенными фарами. От такой неожиданной встречи лоб мгновенно покрылся испариной, а сердце противно заныло, но нащупав рукой холодную сталь автомата он немного успокоился и взглянул на спутника, который развалившись на узком сиденье, насколько позволял его рост, храпел в полную мощь легких, не реагируя ни на что. Сбросив скорость, Риф включил пониженную передачу отчего вездеход недовольно заворчал, а затем плавно потянув рычаги на себя полностью остановил машину, которая со скрипом ленточных тормозов замерла на месте слегка качнув длинным рылом. Постучав по голому металлу крыши Риф крикнул остальным приготовить оружие и наблюдать за гостями, а сам высунулся наполовину из окна и с тревогой стал ждать приближения мотоциклов, надеясь, что это патруль из Одрина, а не разведотряд местных грабителей. К счастью, его ожидания подтвердились, на металлическом щитке, закрепленном в передней части мотоцикла, белой краской, был аккуратно нанесен логотип Торгового Союза: чаши весов, вписанные в круг автомобильного колеса. Мотоциклы, не видя угрозы в одиноком транспорте, смело подъехали и заглушили моторы: один за пару метров от них, второй на некотором отдалении. Подножка выбила маленький сноп искр, и поставив на нее слегка накренившийся мотоцикл, на землю слез человек в камуфляжной форме держа наперевес немецкий пистолет-пулемет МП-5, очень ухоженный и без явных следов износа. Риф оглядел его обмундирование присвистнув от восхищения — боец был экипирован отлично: крепкие песочного цвета высокие ботинки переходили в камуфляжные армейские штаны из плотной ткани с поясом, топорщившимся пристегнутыми магазинами, ножом, фляжкой и мощным фонарем-дубинкой. Грудь и выпирающий живот прикрывал широкий песочного же цвета бронежилет с воротником, защищающий туловище от шеи до паха сегментированными полосами, из-под которого выглядывала ладная армейская зимняя куртка с длинными рукавами, на плече вызывающе торчала рация с длинной антенной, а руки были затянуты в коричневые кожаные перчатки. Несмотря на то, что комплект был немного потрепан, кое-где залатан и покрыт рыжей грязью, общий вид был весьма внушительным, человек носил на себе целое состояние, вполне оправдывая молву о сказочном богатстве южного форпоста. Его аналогично экипированный напарник, остановившийся за сотню метров, уже снял с мотоциклетного фиксатора что-то похожее на легкий пулемет и, расставив сошки на седле, замер целясь в сторону прибывших и прикрывая коллегу от возможного нападения.

Сняв шикарный полимерный шлем, обтянутый коричневой пятнистой тканью, и широкие, на пол-лица, полимерные же маск-очки, охранник явил миру рыхлое бесформенное лицо с неожиданно внимательными глазами и губастым ртом. Первым делом он тяжело вздохнул и явно выполняя рутинную процедуру, не спеша подошел к удивленному Рифу, извлек из набедренного кармана блокнот и ткнул в него огрызок карандаша приготовившись записывать:

— Так господа хорошие откуда будете? Что везем, какое оружие при себе имеем? Давайте выходите из трактора вашего, посмотрим на вас и груз проверим. Интересная машинка у вас могу заметить — пробормотал он, окинув взглядом внушительный силуэт болотохода.

Услышав команду, из кузова вылезли остальные члены отряда и подошли к охране. Вэйна, который по-прежнему храпел в кабине, разбудить, казалось, не могло ничто.

— Так, любезные мои, оружие к осмотру готовим, показываем, показываем, что тут у нас, винтовочки Тигр, да? 7.62 тааак, маузеры старенькие, да? Неплохие для крестьян неплохие, этот здоровый там что при себе имеет? Пьяный что-ли? Будить? Не, не надо, да хрен с ним пусть спит, что у него там из оружия есть? Ого, Sauer да? Редкость, большая редкость сейчас, ага, а у вас что это за спиной такое? АК-103 как новенький, посмотри-ка, необычно все это конечно. Смею заметить, непохожи вы на ту рвань что тут вечно ошивается, — сказал он, довольно улыбаясь и с видом знающего человека включил фонарь, после чего, кряхтя, полез в кузов освещая темноту под брезентом лучом фонаря. Из-под брезента послышался глубоко разочарованный голос: — Ага, ага вижу, господа хорошие ничего интересного крупа какая-то, ну да ладно будем тогда кончать c вами.

При этих словах Риф нервно переглянулся с остальными парнями, покрепче взявшись за цевье автомата.

Охранник вылез из кузова задом вперед и сообразив, что сказал, поправился с виноватой ухмылкой: — Ох, ох прошу прощения не так выразился господа, заканчивать осмотр хотел сказать, теперь врите давайте откуда едете и с какой целью. С этой стороны редко кто заглядывает, подозрительно это все.

Собравшись с духом, Риф решил говорить все как есть.

— Наша деревня за пятьдесят километров к северу отсюда, привезли кукурузу на обмен, нам нужно топливо и порох.

— А чего ж вы любезные не меняетесь со своими караванами? Там ведь территория Союза, караваны ходят поди, как по часам?

— Нет у нас никаких караванов, места слишком дикие, и рации нет, а до недавних пор и транспорта не было. А теперь вот разжились и сразу к вам, продукцию менять.

— Блеклые бегающие глаза, не особо сочетающиеся с аморфной физиономией бойца, внимательно изучали лицо Рифа, пальцы выстукивали по шлему нехитрый ритм.

— Разжились говоришь… Хм ну допустим, допустим, — сказал патрульный больше самому себе, осмотрел еще раз одетый в тряпье отряд, прошелся взад-вперед внимательно оглядывая вездеход.

— Так-с-с-с ну хорошо, если там вон там, в траве, не прячутся ваши лихие подельники то поезжайте тогда, и не советую вам тут шутить. Берите левее и увидите там машинки наваленные, а за ними разрыв ограждения, потом по дороге немного, хм и увидите там значит, стоянку и главное здание, это когда-то школа была.

Охранник, искоса поглядывая на мужчин, топтался на месте словно конь и наконец выдал: — Ну и за услуги наши неплохо бы скромное вознаграждение получить…

Риф не был удивлен таким поворотом, редкий разговор с представителями Союза проходил без легкого элемента вымогательства.

— Чем помочь можете, вашим драгоценным, так сказать, защитникам? Стоящим, между прочим, между вами и ужасами диких земель, а? Ничем? Хм, эмм, ну да… кукуруза мне ваша и даром не сдалась… Давайте хоть патронов пригоршню тогда.

С явным презрением он разглядывал протянутые винтовочные патроны калибра 7.62.

— Ну что это за кустарщина, откуда вы их взяли, ими вообще стреляют или так, в зубах ковыряют? Ладно дикарям этим сгодится, все-все проезжайте, времени уже потрачено уйма, и так из-за вас пришлось крюк делать по этой грязище, все перемазались вон.

Находясь под впечатлением от встречи, все забрались в вездеход, Риф немного задумавшись и переваривая в голове ее детали, слишком резко надавил на педаль газа отчего вездеход, задрав морду, выстрелил в закат.

Подбираясь ближе к шоссе, он видел как вокруг появляются как отдельные ржавые кузова машин, так и целые агломераты. В центре такого скопища обычно находился скелет какой-нибудь длиннющей фуры, а вокруг, словно преданные рыцари вокруг своего павшего господина, были навалены трухлявые остовы легковых автомобилей. Из прогнивших крыш росли деревья, по кабинам и остаткам колес вились ползучие растения, кузова и капоты проржавели насквозь, обнажая окаменевшие двигатели с наносами грязи и зарослями мха внутри, или открывая вид на лонжероны и раму словно на кости гниющих мертвецов. Лавируя между этими причудливыми композициями, Шарлотта въехала в настоящий коридор, образованный нагромождениями автохлама разнообразного происхождения, высотой в несколько метров, спрессованного временем и занесённого грязью настолько, что уже с трудом можно было рассмотреть отдельные части. Из дыр окон, некоторые, из которых были на уровне четырех-пяти метров от земли, привлеченные светом фар выглянули с десяток грязных рож, по всей видимости принадлежавших местным нищим, которые, словно рыбы-прилипалы, следующие за акулой, всегда ошивались вблизи торговых городов в надежде ухватить какие-нибудь объедки. Укрытый брезентом корпус машины с сидящими на бортах вооруженными людьми не предполагал легкой поживы поэтому нищие, проводив транспорт голодными взглядами разочарованно втянули головы обратно, во тьму своей чудовищной реальности.

Своеобразный портал закончился, не успев начаться и Риф осторожно миновав разрыв изломанного дорожного ограждения высунул длинный капот вездехода на старое шоссе. За минувшие десятилетия ему, конечно, сильно досталось, процессы эрозии и выветривания точили плод рук человеческих без устали, но тем не менее в целом дорога сохранила свою форму, светло-серой четырёхполосной змеей широко огибая развалины старого города и устремляясь к горизонту, затянутому тучами, с пылающей прожилкой заходящего солнца у самой земли. Местами полотно разрушилось, образуя глубокие крошащиеся ямы с торчащими кусками истлевшей арматуры, повсеместно через трещины пробивалась трава, грязно-рыжая в это время года, был даже виден кусок, полностью скрытый нанесенной грязью, с глубокой колеей прорезающей ее слой. Но все же памятник человеческому гению даже после гибели своих создателей продолжал служить их потомкам, делая перевозки грузов гораздо более простым делом.

Негромко урчал мотор, в наступающих сумерках вправо и влево убегало серое полотно дороги, где-то на расстоянии километра виднелось с десяток огоньков и пара прожекторов, установленных наверху какого-то здания, на противоположной стороне дороги, до самого горизонта чернело море невысоких руин, словно каменный лес громоздясь остатками стен, заборов, столбов и крыш. Переведя взгляд на шоссе Риф первым делом увидел, как мимо носа его вездехода проплыла телега, переделанная из небольшого грузовичка, у которой вместо мотора была пара запряженных ослов. Немного поодаль медленно колыхалась корма какого-то хромого, колченогого грузовика с красным огоньком габарита, который опасно накреняясь на одну сторону на сломанных рессорах еле — еле вез на себе матерчатые тюки с хлопком. Виднелись еще несколько подобных повозок с зерном, овощами, какими-то железяками, скрытыми под тентом. Каждый транспорт сопровождала целая толпа дикарей словно все поселение отправилось в поход вслед за своей единственной телегой. Кто-то был одет в невероятно загаженную ветхую одежду с немыслимым количеством заплат и дыр, другие щеголяли в самодельных, кое-как сшитых накидок из плохо выделанных шкур, почти у каждого за спиной висел баул, рядом бежали собаки, из оружия наравне со ржавыми винтовками и дробовиками можно было заметить длинные копья, луки и колчаны со стрелами. Кроме организованных шествий по дороге плелись и отдельные путешественники с самодельными тележками и сумками за плечами, гонящие перед собой отчаянно блеющих коз и овец, усталая походка и слой грязи на их одеяниях указывал на трудный путь, который они преодолели чтобы достичь Одрина.

Среди однообразно бредущих людей Риф заметил пару необычных силуэтов, которых он сперва принял за каких-то животных: один громоздкий и шарообразный, без видимой головы, был облачен в белую лохматую шкуру, по всей поверхности которой десятками торчали длинные рога, придавая существу устрашающий и загадочный вид. Оно непрестанно кружилось и нараспев выкрикивало какие-то гортанные слова, едва видимые из-под шкуры руки вращали дымящиеся кадильницы распространяя удушливый запах каких-то трав. Другая фигура походила на человеческую, но одета она была в вывернутые шкуры животных, что делало носящего их похожим на багровый труп без кожи. Он не кружился и не пел, а просто важно вышагивал среди путников положа на плечо длинную, темную полосу стали, которая, по-видимому, должна была изображать меч.

Нерешительность изумленного водителя странной гусеничной машины видимо привлекла слишком много внимания и внезапно Рифа ослепил мощный сноп желтого света, а затем метрах в тридцати, с противоположной стороны, на шоссе бодро выкатилась небольшая колесная БМП с открытой вращающейся башней из которой хищно торчал длинный ствол 30-мм автоматической пушки. Со слышным даже отсюда жужжанием башня повернулась, уставившись грозным стволом прямо ему в бок, недвусмысленно намекая чтобы он пошевеливался. Опешив от вида столь грозной боевой машины, неожиданно вылезшей из придорожных развалин, Риф поспешно нажал на газ и болотоход буквально ворвался на шоссе изрядно напугав ближайшую к нему повозку с парой ослов. Под неразборчивую брань толпы полудиких охранников, сопровождавших свои сокровища на продажу, водитель погнал навстречу огням, огибая других причудливых участников движения.

Пару раз угодив в глубокие дыры на шоссе, которые, впрочем, благодаря широким гусеницам вездеход преодолел практически незаметно, Риф с замиранием сердца ждал, когда же из темноты перед ним предстанет легендарный Одрин. Рисуя в своей голове, что-то вроде величавой крепости светлого камня с высокими башенками и куполами, ярко освещенной, внутри и вокруг которой будут восседать нарядные торговцы предлагающие разноцветные удивительные товары, шелка, богато украшенное оружие, скакунов и прочее, парень был весьма разочарован когда мимо, в темноте, сначала проплыл ржавый дорожный знак с остатками синей краски, с едва различимыми названиями городов и надписью Е-80, по всей видимости обозначавшей трассу. Поверх всего этого белой краской была по трафарету выведена надпись «Одрин 200м» и стрелка, указывающая налево, вся конструкция подсвечивалась одинокой желтой лампой, висящей на кронштейне. Свернув с трассы и проехав немного вглубь, Риф уперся в огромную площадку, разъезженную до состояния болота, в слякоти которого замерли десятки самых пестрых средств передвижения. В основном они представляли собой либо гужевые повозки, бывшие в прошлой жизни грузовиками, со стоящими по колено в грязи ослами, лошадьми и быками, либо держащиеся на одной ржавчине и будто бы восставшие из мертвых грузовики, пикапы, и даже несколько автобусов. Их самодельный болотоход выглядел на общем фоне роскошным экипажем и Риф чувствовал на себе множество заинтересованных взглядов. Площадка с двух сторон была ограждена высокой стеной, сложенной из руин огромного количества домов, раскиданных дальше во тьме, с мощными воротами и белевшей свежей краской эмблемой Торгового Союза. Все действо освещалось парой прожекторов на высоких мачтах, несколькими кострами, хаотично разбросанными по стоянке, да светом из кабин, неярко озарявшим месиво вокруг, где их обитатели устраивались на ночлег. Сразу за стеной возвышалось двухэтажное здание бывшей школы, Н-образной формы, с бывшей когда-то красной черепичной крышей, но сейчас наполовину покрытой какой-то мешаниной из досок, листового железа и серого шифера. Окна верхнего этажа, заваленные мешками с песком, слабо светились, ощетинившись стволами крупнокалиберных пулеметов и короткими рылами автоматических гранатометов.

Приказав остальным членам отряда быть начеку Риф с умилением взглянул на спящего Вэйна и выскользнул из кабины в темноту, которая пахла жидкой грязью, перемешанной с запахом сотен людских тел, навоза животных и приготовляемой пищи, со всех сторон доносился гомон непонятных языков, пение, смешки и звон металлической посуды. Достигнув ворот Риф первым делом увидел огневую точку, водруженную на высокую бетонную опору с лестницей и сделанную из бетонного же кольца с остроконечной железной крышей, в тени которой вспыхивали угольки самокруток, а снаружи, из стороны в сторону, лениво поворачивалось длинное жало тяжелого пулемета «Корд».

Поежившись от ее вида он заспешил дальше и чуть не налетел на мрачного вида охранника у ворот. Тот выглядел не менее солидно: черная каска с объемными щитками, прикрывающими уши и затылок и широкие полимерные очки придавали лицу бойца вид бесстрастной боевой машины, усиливала ощущение мощная защита всего тела с большими наплечниками, рельефной защитой груди, паха и наголенниками, ниже которых виднелись штанины и высокие ботинки обильно покрытые рыжей глиной. Уперев в землю пластиковый приклад грозного немецкого пулемета MG-3, от которого к плечу тянулась снаряженная пулеметная лента, он неподвижно стоял, возложив руки на сложенные сошки дорогого оружия.

Оторопевший от такой концентрации огневой мощи Риф не сразу вспомнил за чем пришел. — Эй, друг подскажи как проехать внутрь? У меня товар! — возобладав с волнением, сказал парень.

— А никак. Оставляй все оружие и то, на чем приехал снаружи и проходи. Вся торговля внутри. — Голос был ровный безо всякой интонации, а грозный облик не пропускал наружу ни единой эмоции бойца. Не посмев, что-либо возразить, Риф сходил обратно к вездеходу, оставил свой АК и наконец был пропущен за ворота.

Местность здесь была более примечательна чем снаружи: сразу за зданием школы находился огромный пустырь, отсыпанный мелким камнем, дававшим относительную чистоту. У его ближнего края стояло около десятка грузовых машин с объемными крытыми кузовами, по всей видимости загружаемыми для отправки на север. Риф видел такие однажды: это были полноприводные грузовички немецкого производства, Мунго, состоявшие когда-то на службе бундестага в качестве легкого бмд, размером чуть больше минивэна, но очень неприхотливые, маневренные и чертовски дорогие в теперешние времена. Несмотря на свой почтенный возраст они выглядели ухоженными и исправными, однозначно благодаря зданию ремонтного цеха переливавшемуся вдали огнями сварки и окруженного полуразобранной техникой. В качестве охраны каравана здесь же дежурили несколько тяжелых военных джипов Ивеко с пулеметными люками на крыше и даже одна очень редкая десантная машина «Фенек», своими приземистыми обводами напоминающая рысь, прильнувшую к земле перед броском.

По периметру отсыпанного щебнем пространства, распахнув створки ворот находились несколько десятков крытых складов, имеющих древний каменный фундамент, но заново отстроенные дощатые стены и железную крышу, внутри которых горел свет, были видны какие-то тюки, ящики, горы овощей. Везде сновали люди. Держась пока в стороне и исследуя площадь, Риф забрел за склады, где обнаружил по меньшей мере двадцать двухэтажных домов вокруг которых словно серебристый лес высились здоровенные ветрогенераторы, каждый раз в десять больше, чем их деревенское убожество. Эти особняки, восстановленные из руин старого города по всей видимости, принадлежали местным купцам, и щеголяли красными черепичными крышами, застекленным окнами с решетками, парой, а то и тройкой помятых и исцарапанных, но все же комфортных джипов на подъездных дорожках из крупного острого щебня, а еще минимум одним пикапом охраны с пулеметной турелью в кузове. За домами также высилась стена, а за ней чернел обломками некогда красивый город с полутрасоттысячным населением, сгинувшим в пламени тотального заражения. Просто не верилось, что из огромной площади, занимаемой когда-то Эдирне, человек сумел отвоевать обратно жалкий клочок из двадцати домов, здания школы и пустыря.

Описав дугу мимо роскошных жилищ местных богачей, Риф вернулся на площадь и пару раз споткнувшись о крупные куски щебня погрузился в гомонящую толпу людей, беспорядочно курсировавшую вдоль открытых створок торговых ангаров. Под презрительными взглядами охранников Риф удивленно разглядывал как люди возбужденно договариваются о количестве и стоимости товара для обмена, показывают друг другу образцы, ругаются называя друг друга жуликами, выпрашивают лучшие условия у торговцев Союза, которые явно чувствовали себя здесь хозяевами положения. Зная, что конкуренции у них нет и этим оборванным странникам больше негде получить необходимое, они вели себя нахально и жестко, крича на втянувших голову в плечи степных партнеров, показывающих пальцами на бочки с топливом, горой стоявшие в ангарах, тюки с тканями, резиновые покрышки, стеллажи с различным оружием и инструментами. Все это менялось, заключались и разрывались сделки, после чего договорившиеся уносили на клочках кожи отпечатанный символ Союза разрешавший въезд на территорию для разгрузки. Над головами людей кружилась длинная стрела автокрана «Либхер», выгоревшего желтого цвета, густо покрытого потеками ржавчины и масла, ставя груз с очередной машины перед воротами складов, где его разбирали и утаскивали внутрь десятки худых изможденных рабочих, которые несли свою поклажу на спинах и скользили мертвыми взглядами по спинам суетящихся вокруг людей.

Собравшись c духом, Риф решил начать свои расспросы о лекарстве с ближнего края ангаров:

Робко войдя в раскрытые настежь ворота и вертя головой, он разглядывал просторное помещение с рядами высоченных металлических полок с множеством коробок, ящиков и свертков, уходящих куда-то в темноту и отгороженных от торговой зоны железной сеткой, где на обозрение клиентов были выставлены обширные стеллажи с винтовками, дробовиками, пистолетами, дубинками, ножами и мечами, неярко подсвечиваемые тускло-желтым светом ламп, висящих на длинных проводах. Возле прилавка стоял пластиковый манекен, облупившийся и выцветший, одетый в пятнистую военную форму, разгрузку, штаны с военными ботинками и каску. Из-за прилавка послышалась возня и навстречу ему выкатился низенький пухлый человек в свободного покроя красных шароварах и черной водолазке с жирными пятнами. Его пухлое лицо с мелкими чертами выражало интерес дельца, глаза оценивающе осматривали вошедшего парня.

— Ну что смотрим, пещерная твоя душа, не робей, у меня лучший товар по эту сторону мира! Все для защиты твоего поселения за лучшую цену, ниже в Одрине никто не предложит!

Подойдя к стеллажу Риф прикоснулся к ствольной коробке ближайшего к нему охотничьего карабина, с которой, от первого же прикосновения, немедленно слетела краска, обнажая изрядный слой ржавчины.

— Эй не трогай товар, если не покупаешь — резко бросил коротышка, зло кривя лицо, но тут же осекшись и изобразив что-то вроде приторной улыбки.

— Что у тебя есть? Зерно, шкуры, солонина, а может какие-нибудь старые детали? — сделав на последнем слове акцент — спросил он. — С обменом не обижу, давно здесь торгую, клиентов своих ценю.

— Я-я… вообще-то хотел спросить…

— Что-о? Спросить? За сколько подшипников или поршней я уступлю тебе этот прекрасный Узи? — и он указал на старый, кривой пистолет-пулемет, одиноко висевший на гвозде и поблескивающий сильно вытертой рукояткой. — Всего ничего дорогой мой, ящик того, ящик того, и он твой.

— Поперхнувшись от объявленной цены Риф поднял руку останавливая словесный поток торговца, нахваливающего свою рухлядь.

— Нет, постойте! Послушайте я ищу лекарства… в моей деревне люди болеют какой-то заразой, которую мы не в силах вылечить. Я хотел спросить есть ли здесь лавка с лекарствами или может быть доктор, который знает, как лечить инфекционные болезни?

— Что? Доктор? — Торговец был предельно разочарован тратой времени на очередного бесполезного оборванца. — Нет здесь никаких лекарств, их тут никто не покупает, и доктора я никакого не знаю, все доктора на севере. Ты отвлекаешь уважаемого человека разговорами, ничего не покупаешь, а только расспрашиваешь, и вообще… может ты заразный! Эй охрана, давайте работайте, выгоните отсюда этого бродягу!

— Вы не понимаете, — начал было Риф, — мы заплатим чем только сможем, просто помогите найти человека… — но торгаш уже раздраженно махал на него руками и пара охранников, угрожая стволами, выгнала парня наружу.

Переходя от одного ангара к другому, он подходил к каждому продавцу на площади, но везде либо получал жесткий отказ и зуботычины от охраны, либо раздраженное «нет, не знаю». Несколько ухарей сделали вид, что заинтересовались и попытались склонить Рифа к обмену его груза на некие таинственные сведения, доставшиеся им по большому секрету, но парень, почуяв неладное печально покачал головой и отправился восвояси. Блуждая среди спешащих людей, он чувствовал опустошение и щемящий стыд за то, что не может помочь близким, все его надежды разбивались о равнодушие и хамство местных дельцов, многие из которых готовы были воспользоваться наивностью деревенского парня и раздеть его до нитки в обмен на откровенную ложь.

Дойдя в таких мыслях до двухэтажного здания школы Риф заглянул в окна первого этажа, где в ярком электрическом свете мелькало множество силуэтов, слышался мужской хохот, звон стаканов и пьяный женский визг. Подумав, что это отличное место, где можно добыть нужные сведения, Риф уже было занес ногу на выщербленную ступень перед входом, но навстречу ему из тени здания вышел здоровенный детина в черной форме с большой эмблемой Союза на груди.

— Куда собрался, дикарь? Тебе должно быть известно, что таким как ты доступ запрещен, здесь живет первый казначей Одрина, сам господин Боян.

— Пусти, у меня к нему очень важное дело.

— У тебя не может быть дел к господину, он общается только со слугами Союза.

— Послушай, я уверен, что только он сможет мне помочь. Мне нужны сведения о лекарстве, это очень важно, если я не найду их здесь, то не найду больше нигде. Наверняка к нему стекается информация со всех сторон света, такой человек должен знать многое. Пусти меня к нему всего на минуту, прошу, и я отдам тебе весь наш груз — сорок мешков кукурузы и еще… еще вездеход, гусеничный очень хороший, только позволь спросить его!

— Знаешь, что… — помолчав задумчиво сказал охранник. — Пошел-ка ты отсюда на хрен со своей кукурузой и байками про вездеход! Больше повторять не буду, ходит вас тут таких…

Внезапный приступ слепой ярости накрыл Рифа, и он бросился головой вперед намереваясь прорваться через охранника силой, но тут же кубарем отскочил, получив точный удар прикладом автомата в лицо. Не обращая внимания на кровь, заливающую правый глаз, Риф снова отчаянно кинулся на охранника, умудрившись пнуть его ногой в бок. Тот, охая упал на колено, и парень уже занес кулак для следующего удара как вдруг его оглушил тычок по затылку от подоспевшего напарника. Вдвоем они принялись ожесточенно пинать ногами оглушенное тело и через пару минут запыхавшимся голосом один из них процедил: — Убирайся отсюда падаль, убьем если покажешься еще раз.

Вэйн проснулся от того, что у него дико затекла нога. Морщась от уколов тысяч нервных окончаний, он поднял голову и огляделся вокруг. Среди ночной мглы не было толком видно ничего кроме десятка костров да тускло светящихся огоньков за драными занавесками окон грузовиков. Повсюду вокруг огня сидели десятки людей, их заросшие, усталые лица играли тенями в свете огня, когда они разговаривали, выразительно жестикулируя руками, или рвали зубами грубые мучные лепешки. С приятным чувством ясности отдохнувшего разума, подволакивая все еще онемелую ногу, Вэйн выбрался из кабины захватив узел с едой. Увидев, как ему машут руками люди из их отряда, мужчина двинулся к ним, чавкая сапогами по жидкой грязи и вдыхая сомнительный букет ароматов этой стоянки.

Вокруг большого костра сидело не меньше двадцати человек, кто-то ближе, кто-то дальше, все негромко разговаривали, поглядывая на огонь, где на металлических распорках было подвешено на цепях несколько внушительного размера котлов в которых булькало ароматное варево бараньей похлебки. Руководил процессом немолодой человек восточной внешности с короткими неровно обрезанными волосами и окладистой, черной как смоль бородой, закутанный в длинный, засаленный до состояния рогожи, халат с узорами, полы которого были обильно покрыты грязью.

Заметив огромную фигуру подошедшего Вэйна, он движением черпака, которым мешал содержимое котелка, отогнал сидящего у огня мальчишку уступая место старшему. Кивнув в знак благодарности тот сел к огню и первым делом развернул свой узелок, предлагая каждому угоститься жареными голубями, которые были внутри. Раздался одобрительный шепоток и отовсюду из темноты потянулись руки с невозможно грязными ногтями, расхватывающие ароматные тушки.

Человек у костра пристально смотрел на него некоторое время, а потом спросил: — Адын не ве нерелисин?

Вейн только недоуменно покачал головой ничего не поняв: незнакомец говорил на турецком.

— Как имя и откуда? — перевел выгнанный со своего места мальчишка на корявом болгарско-румынском суржике, сосредоточенно жуя тушку птицы, которую он держал в измазанных жиром руках.

— Меня зовут Вэйн, мы с товарищами приехали с востока из маленькой деревни за пятьдесят километров отсюда.

Выслушав перевод человек, понимающе кивнул головой и что-то ответил.

— Его звать Селим, говорит он ехать сто-пятьдесят километр на повозке. Две недель. — снова перевел пацан.

Прочие люди наперебой начали рассказывать кто откуда приехал и сколько времени это заняло, Вэйн же предпочел пока не раскрывать цели их путешествия и добавил только, что привез на обмен кукурузу, вызвав смешки окружающих, объяснивших ему, что ехать сюда с одной кукурузой невыгодно.

— А что сюда привезли вы? Что же тогда выгодно? — недоумевал гигант видя вокруг ту же кукурузу, картофель, какой-то металлолом и блеющих баранов с козами.

— Выгодно везти вещи старого мира, Вэйн — через переводчика сказал Селим доставая из-за пазухи тускло блестящий оптический прицел для снайперской винтовки. Удивленно присвистнув, Вэйн увидел, как все, кто были в кругу костра начали доставать оружейные стволы, новые армейские ботинки, экраны с пучками проводов, микросхемы, непонятные приборы со стрелками и книги, хвастаясь перед ним и друг перед другом.

Бурно обсуждая и сравнивая, кто что принес, сидящие у костра не заметили, как в круг света вошел Риф, опирающийся на плечо какого-то человека. Орошая землю вокруг кровью, он сполз на сухой участок, заходясь в кашле и держась за бок. Поднялся шум, многоголосье неразличимых людей, охающих и грозящих на разных языках мрачным охранникам, дежурившим у ворот вдали. Парень чувствовал себя не так уж плохо, но выглядел ужасно: совершенно заплывший правый глаз налился огромным синяком и почти закрылся, ухо порвано, сломанный нос кровит и распух, удивительно что все зубы остались на месте. Моральное состояние было куда хуже: он что-то бормотал окровавленным ртом и всхлипывал, закрывая лицо руками.

— Эй, эй друг, как же тебя так угораздило? С охраной что-то не поделил? Патрон что ли стащил или картошину? — попытался пошутить Вэйн.

— Нет Вэйн, эти надменные уроды даже слушать меня не стали, говорили со мной как с дерьмом. — ответил Риф сквозь сдавленные рыдания.

— Ты, молодой, не привыкай еще что ли? Как первый раз здесь… — удивился Селим, через мальчишку. — Они всегда говорят будто кость собака бросать, они сила большая иметь, мы нет. Осторожно, осторожно надо, злить нельзя, если не пускать будет плохо, бензин, порох, резина где брать тогда?

— Немного успокоившись Риф, представился и с трудом двигая разбитыми губами выложил все что с ним произошло… и все вокруг костра притихли внимательно слушая. Немного отдышавшись, и глядя уцелевшим глазом на тех кого Союз называл отбросами и дикарями Риф видел не безумцев и не дикарей, не животных и отбросы, а просто людей, таких же как и он сам, разве что с чуть более грязными лицами, изборожденными морщинами и натруженными грубыми руками, спины и плечи которых преждевременно согнула тяжелая судьба и ежеминутная борьба за еще один день под солнцем проклятого степного мира. Рассматривая сидевших вокруг, вполне реальных людей, обитающих в легендарных, неизвестных и диких южных пустошах Риф, первым нарушил повисшее было молчание:

— Как же вас много, кого здесь только нет… Я вижу столько непохожих лиц, вы же из разных народов верно? Ты вот, например турок, а там группа греков, есть и чернокожие и азиаты и все вы живете, сражаетесь и умираете вместе?

— Почва выше крови — тихо сказал мужчина, глядя на него своими блестящими карими глазами. — Главное это наш земля, неважно кто на ней жить, уже давно не знать кто есть турк, грек или болгар, все давно смешиваться. Сейчас зачем нация, кровь, великом прошлое предка? Сейчас важно только еда для детей, добрый винтовка и менять редкий товар. Каждый день думаешь только жить, жить, жить, важный разговоры о народах и прошлом совсем неинтересно.

— Почему бы вам не переселиться на север, если жизнь здесь настолько тяжела?

— Много раз хотеть ни разу сделать, — с грустной улыбкой ответил Селим. — Мы слышим, что и почва там богат и торговля лучший, но трудно, трудно уйти. Соберешься идти, но нельзя бросить поле который взошел, вернулся из пути, где обмен хороший — думать жизнь здесь хороший… Ты знать, еще наш земель часто находить сокровища старых? Вон, видишь мужик сидеть у тягача с покрытым? Там у него судовой дизель, большая цена, звать Тихомир, вожак деревни у древнего порта стоять. Двадцать лет разбирать и продавать механизм корабля, сталь, электрический запчасть, хороший, хороший доход, семья всегда сытые. Если уйдут на север, будет там корабли? У Лейлы отары овец хорошо плодится здесь, еще она найти под полем склад старый, одежда и обувь доставать и чистить, торговцы хорошо платить. На север есть такой?

— Вряд ли, почти все что у нас было от старого мира уже распилено и вывезено предприимчивыми дельцами — протянул Вэйн, под удовлетворенное кивание Селима, который стоял у котелков пробуя на вкус свою похлебку и жмурясь от удовольствия. Убедившись, что еда готова, он приглашающе махнул черпаком и стал наполнять подставленные плошки дымящимся ароматным варевом с кусками бараньего мяса. Досталось и отряду Рифа, и они, дуя на похлебку и обжигаясь, немедленно взялись за дело наравне с остальными.

— А грабителей у вас здесь много? Наверняка опасно путешествовать раз вы ходите такими толпами вслед за вашим грузом? — задал наконец Риф интересовавший его вопрос пока, морщась от боли в разбитых губах обгладывал баранью лопатку.

— Грабитель нас мучай, да — коряво перевел малец слова мужчины — их много, но пулемет нет, машин нет, бензин нет, они настоящий зверь, не говорить только рычать, совсем сумасшедший, жить в ямах в степь, но драться яростно как мертвый. Не нападать на деревню, только делать засаду на дорогах, как шакал, рвать одиноких и красть барана.

— А странно одетые люди, которых я видел сегодня на дороге они кто такие, ваши войны?

— У нас каждый человек есть воин — удивленно ответил Селим услышав перевод слов Рифа. — А это кади, колдуны, они защищать нас от степных духов юноша. Сам Аллах не сможет спасти, а они могут! — Заметив недоверчивую ухмылку на окровавленном лице парня, Селим торжественно поднял поварешку к небу и продолжил на турецком одновременно кивая головой переводчику. — Можешь не улыбать, в наших землях степные духи ходят среди человек, как волк среди овец, они есть реальны как этот огонь и жрать тех, кто не верить. Кади оберегают нас в пути и злым духам мешать напасть. Очень трудная работа и уважают все.

Риф не нашелся что ответить и решил промолчать, предпочитая не спорить со странными верованиями этих людей. Оглядывая притихшую толпу, озаряемую уверенным светом яркого костра, такую пеструю и непохожую на людей его родных долин Риф подумал, что ему, чужаку, не стоит делать громких заявлений, не зная кто и как живет на этих бескрайних варварских землях.

— Видимо каждый несет груз своих собственных бед: у нас неизвестная болезнь у вас жадные торговцы и степные духи, но мы… мы ехали сюда с надеждой, надеждой что удача нас не подведет и найдется помощь или хотя бы совет… И ничего не получилось… Одрин — это было все на что мы рассчитывали…

— Не терять надежды, друг мой, кто верит в свою удачу, удачлив — ответил ему Селем задумчиво глядя в пламя. — У Союза тебе найти помощь нет, эти люди жесток и их взгляд обращен только на себя, не слышать, не видеть такого как ты или я. Но есть место… место, где быть может тебя услышат и дать ответ… — глаза, обращенные к огню, сияли словно черные маслины. — Можно… можно пробовать спросить… у духов.

Риф отвернулся, поморщившись от такого предложения.

— Не спешить с суждениями юноша, послушать Селима: здесь в Эдирнэ на окраине стоять старая больница, огромная как дворец… и всеми проклятая. Ни один мародер уже много лун не подходить к ней, все знают она нехороший. Союз не ходить туда, мы тоже, говорят там жить могучий степной дух, убивать всякого кто приблизится чтобы поживиться сокровищами, но, если не побоишься, пойди и встань перед его. Ты не вор и хочешь помочь свой люди, кто знать может дух будет поговорить с тобой.

В темноте послышалось хихиканье, и немолодая женщина, остро пахнущая овчиной, громко зашептала растерянному такой перспективой Рифу. Он представлял всякое, когда думал на что готов ради получения лекарства, но к разговору с духами себя не готовил.

— Селем не знает, что говорит. В этой больнице нет никаких духов, просто сказки суеверных дураков. Пустое и мрачное здание, но знаешь парень, говорят там, где-то есть большая библиотека медицинских книг, и я не слышала, что кто-либо ее нашел. Говорят, она стоят целое состояние и находится в подвале, в специальном хранилище, укрытая от влажности и грязи. — Она особенно хитро посмотрела на парня словно намеревалась попросить себе долю от потенциальной добычи, но сдержалась. — Многие пытались отыскать вход, но никто еще не приходил обратно, чтобы поведать правда это или нет. Если найдешь книги, то обязательно узнаешь, как победить свою заразу, это верное средство, говорю тебе…

По другую сторону костра, Селем, слышавший слова женщины, лишь покачал головой поджав губы и пристально посмотрел Рифу в глаза.

Глава 5. Стамбул

Поскольку в незнакомое место, к тому же, судя по горячим заверениям большинства степных гостей Одрина, могущее быть обиталищем духов решили не соваться ночью, все стали укладываться на ночлег. Риф, постанывая и держась рукой за отбитые бока полез в кузов к остальным членам отряда оставив Вэйна спать в кабине. Ночной разговор с Селемом не шел из головы, раны беспокоили и не давали найти удобное положение, и Риф долго ворочался, прежде чем усталость победила, и он наконец смог забыться.

Во сне ему казалось, что он видит свою деревню, погруженную в багровые оттенки, неживую и темную. Он ходит по раскрытым настежь домам и не может найти никого из людей, везде пустота, но в сердце нарастает страшное предчувствие. Ускоряя темп, он все движется все быстрее пока не слышит крик Мии в следующем доме. Бросаясь туда Риф видит страшное: десятки зараженных людей, раздирая свои головы длинными когтями, подбираются все ближе к его жене и сыну которые обнявшись стоят на кровати и рыдают от ужаса. Он бросается на спины больных, колотит и оттаскивает неподатливые туловища, но их много, их слишком много. Невероятным усилием Риф расталкивает последних чудовищ, закрывающих от него родных, но тут фигура, стоящая ближе всех к кровати, внезапно оборачивается, показывая перекошенное страданием лицо вчерашнего охранника и правый глаз Рифа взрывается болью…

Получив легкий удар хлопающим от сильного ветра брезентом как раз в подбитый глаз, Риф вскакивает как ужаленный и сидит в темноте, некоторое время дико озираясь и силясь понять, где явь, а где сон. Вокруг на мешках, слабо ворочаются спящие тела его людей, глаз снова сочится сукровицей, а в сознании еще мелькают кадры ужасного сновидения. Глубоко вздохнув, он ужом выполз из-под брезента прихватив с собой автомат. Предрассветный час был неспокоен: по светлеющему небу бежали клочковатые черные тучи, резкие порывы ледяного ветра кружили мусор по пустой стоянке и пепелищам вчерашних костров, пробирая до костей. Дрожа всем телом, Риф подошел к кабине, намереваясь разбудить Вэйна, но заглянув внутрь буквально подскочил от неожиданности увидев, что тот сидит на водительском месте в той же позе что и вчера, сжав побелевшими руками рукоятки управления и напряженно смотрит в одну точку расширенными глазами.

— Опять не смог уснуть? — спросил громко Риф махая рукой, чтобы привлечь к себе внимание.

— Погода портится… думаю после рассвета начнется настоящая буря, я уже слышу ее грозные раскаты… а в них… в них голоса моих близких… — ответил чужим голосом великан, по-прежнему глядя перед собой немигающим взглядом.

Вид бормочущего околесицу друга только усугубил скверное состояние Рифа, и он постарался отвлечься, изображая кипучую деятельность. Засуетившись вокруг кабины, он принялся поправлять штаны, заправляться и застегивать разномастные пуговицы своей старой куртки, посмотрел зачем-то в дуло автомата и ощупал висящий за спиной подсумок с патронами.

— Так, если собираемся ехать в больницу, то нужно поторапливаться. До того, как погода окончательно испортится мы должны обменять наш груз на топливо и покинуть это место. Давай Вэйн, поднимайся, хватит пугать своей каменной рожей, мне и так жутко от дурацких снов и предчувствий. — с этими словами Риф решительно открыл дверь и взял товарища за плечо намереваясь помочь ему спуститься. Вдруг, тот резко, как от укуса змеи, дернулся всем корпусом и моментально развернувшись, схватил рукой Рифа за горло одновременно соскакивая на землю. АК сполз с плеча на землю, глухо звякнув сталью, и приподняв извивающегося и хрипящего парня над землей Вэйн уставился на него совершенно безумными глазами словно тот был не человеком, а какой-то тварью, вылезшей из глубин ада. Чувствуя, что железные пальцы сжимаются и гортань уже хрустит, Риф не нашел ничего лучше, как из последних сил замахнуться и влепить звонкую пощечину, едва сумев дотянуться лица душителя. Тут же будто пелена исчезла с лица здоровяка, который охнув от вида почерневшего лица парня и своей руки, сжимающей его шею, ослабил хватку, и словно потеряв опору, сполз по боковой поверхности вездехода, сев задницей прямо в холодную грязь.

— Что это мать твою было такое!? — с великим трудом втягивая в себя воздух прохрипел Риф. — Идиот, еще минута и я бы отдал Богу душу, да что на тебя нашло!!?

— Я…я, я не знаю, прости, прости друг, помню, что сидел в кабине, помню, как подошел ты и начал говорить, и это почему-то меня очень разозлило, я… я просто не мог спокойно слушать твой голос… А потом, когда ты открыл дверь и протянул ко мне руку все погасло. Когда я очнулся то… Господи… что же происходит с моей головой…

Сочувствие к страданиям Вэйна, смягчило взбешенного Рифа, и потирая шею, он присел на корточки рядом с ошеломленным другом, после чего, с некоторой опаской положив руку ему на голову, заглянул в синие глаза.

— Я бы очень хотел тебе помочь, правда, но не знаю как… Понимаю, что ты очень страдаешь… если честно, глядя на тебя я невольно благодарю Бога, что он милует меня от таких испытаний, не уверен, что, потеряв детей я бы вообще сохранил рассудок. Но послушай, тебе нужно… нет, ты должен, просто должен научиться с этим жить и побеждать это состояние, ибо я не знаю, что может исцелить тебя полностью.

Вэйн посмотрел в ответ, и невыразимая боль плескалась в его красных от бессонницы глазах.

— А кто… кто знает? — с глубокой печалью спросил он, перед тем как исчезнуть под открытым капотом вездехода.